Тот попадет на лед (гет)

У нее легкая поступь и быстрые, смертоносные движения. Из нее бы вышел превосходный противник, но как с ней воевать, если она машет мечом без толку — удары не достигают цели, ему даже не приходится уклоняться. Неудивительно, что Синьора, поначалу считавшая ее серьезной угрозой и страхующаяся соответственно, после встречи сочла ее обычной городской забиякой. Люмин может лучше. Определенно может. Аякс же видел ее в настоящем бою. Там она не церемонилась, за считанные минуты превращала врагов в окровавленный фарш. А сейчас… Так скучно! Интересно, устала или специально поддается? Почему?

Глупая. Но он обещал не убивать ее. Он обещал.

— Это все, на что ты способна, — фыркает Аякс. Конечно, подначка, но такая глупая и детская, что чудом будет, если она поведется на нее. Хотя после истории с козой... Священное животное, надо же! Такая несусветная чушь, как в нее вообще можно поверить? Зато теперь его, кажется, уже никакой поступок Люмин не удивит. А она ведь так храбрилась, так храбрилась… Остановит она его, как же. — Ты не стараешься.

Люмин меняется в лице и замирает всего на долю секунды, но он успевает заметить. Чуть подается вперед, думает: неужели получилось? Неужели она… О боги, девочка, как ты можешь путешествовать по Тейвату? Как ты вообще могла путешествовать по мирам? Ты же наивнее ребенка!

Удивительно, что она так ничему и не научилась.

— Сам напросился, — он скорее читает по губам, чем слышит. Улыбается сам себе — какое счастье, что Люмин разозлилась и больше не станет считать ворон, промахиваться и играть с ним. Люмин будет драться. Целиться лучше, бить сильнее и увереннее. Почувствует азарт.

Достойная соперница.

Но ей с ним не справиться.

С ним никому не справиться.

Никогда.

Но как же легко оказалось ее раздразнить! Так легко, что даже неинтересно. Хотя, Аякс думает, его бы такое замечание тоже задело. Она доверчива, а не глупа, и понимает, что без усердия не достигнуть совершенства. Все закономерно.

Он тянется к Глазу Порчи.

Вот теперь…

Теперь прохладный металл жмется к шее, и рука Люмин не дрожит. Лучше бы дрожала. Лучше бы сразу вспорола ему глотку, потому что это — несмываемый позор. Он, Чайльд Тарталья, номер одиннадцать из Предвестников Фатуи, видевший Бездну, одаренный Глазом Бога и Глазом Порчи, повержен и пощажен?

Невероятно.

— Я в восхищении. Тех, кто стремится стать сильнее, я считаю своими друзьями, — хрипло шепчет Аякс и склоняет голову.

Она заслужила.

За ворот медленно стекает теплая струйка.

Он видит, как Люмин кривит губы. Он читает презрение в ее глазах. Он с достоинством — по крайней мере, ему так кажется — выдерживает этот взгляд. Ухмыляется.

Лжет ей — и сам себе.

Он не хочет, чтобы обычно доброжелательная и улыбчивая Лу на него так смотрела.

— Ты безумен. Ты… — она отшатывается, как от чумного, прячет руки за спину. — Ты не заслуживаешь даже этого.

То, что он все-таки заслуживает, остается тайной — как спросить у того, кого уже нет? А ее летучая обжора задерживается только чтобы показать ему язык.

Когда и она исчезает за дверью, Аякс медленно поднимается с колен. Сдавленно охает, закрывает глаза. Больно. Он забыл, насколько это может быть больно. Но это мелочь, это не помешает. К тому же, если Люмин не брала Гнозис, если его здесь нет и не было, как не было и Властелина Камня… Что ж, он знает, как заставить Моракса выйти из тени. Жаль, конечно, что до этого дошло. Он, видят боги, хотел отделаться малой кровью, но раз уж Архонт не оставил ему выбора...

На этот раз все сработает.

А здесь ему больше делать нечего.

Ли Юэ превратится в море.

Фатуи вернутся домой.

Хотя Синьору было бы неплохо утопить в ближайшей бочке. Погибла, выполняя волю Царицы, ха! Достойная смерть абсолютно недостойной женщины. Это ему-то следовало бы относиться к ресурсам Снежной несколько бережливее? Это ей следовало бы оповещать его о своих действиях! Вот это — совместные действия Предвестников? Это — сохранить все в тайне от любопытного Чайльда? Да она просто-напросто сплела за его спиной такую паутину для Архонта, что не только Ли Юэ — даже Аякс угодил и не заметил! Возмутительно! Мерзавка! Как она посмела! Да и Чжун Ли хорош… Эти-то двое друг друга переиграли и получили желаемое, а он сам? Остался в дураках.

Это нечестно. Это неправильно. Этого не может быть!

А Люмин… Кажется, своим правом обижаться она воспользовалась.

Все зашло слишком далеко.

В перевернутой вверх дном комнате Аякс забивается в самый дальний угол — обнимает колени, прячет горящее лицо. Остается только завыть от бессилия. Разве ему после такого есть место в рядах Фатуи? Разве он оправдал доверие? Разве он достоин?

Предвестник не может быть так слеп.

Предвестник не может…

Где он ошибся?

— Прекращай уже убиваться, Чайльд. Ты ведешь себя как невоспитанный ребенок. Хотя кто ты, если не он? Какой из тебя Предвестник? — Синьора смеется за дверью, но по ощущениям — прямо в голове. Не замолкает даже после глухого удара. Сука. — Ее величеству следует пересмотреть свое мнение.

Аякс зло смеется в ответ. Ее величество? Царицу все устраивает, Царица ничего не изменит. А он? У него будет время обдумать все по пути домой. Наверное, все-таки имеет смысл увезти семью куда-нибудь подальше от Снежной, а потом подать прошение, и если его отпустят…

Может быть, Люмин позволит пойти вместе с ней. А если нет — он попробует жить как все и не сдохнуть при этом от скуки. Если его, конечно, после такого вообще оставят в живых.

Если… Смешно.

Развалившийся от удара фолиант остается валяться на пороге.

Синьора покидает город утром, первым же кораблем — разумеется, без него. Теперь он единственный Предвестник в Ли Юэ, хотя здесь больше не нужен — во-первых, если раньше его с трудом, но терпели, то теперь подозревают в убийстве (и, раз уж на то пошло, еще паре десятков других преступлений, в половине из которых он точно не виноват), а дипломат-убийца портит репутацию страны. А во-вторых, его миссия уже завершена. Он должен вернуться домой — ни с чем, в отличие от Синьоры — и его сменит Кукла или Капитан. Потому что он провалился. Потому что он проиграл. Потому что они бы не допустили подобного.

А Люмин продолжит поиски. Когда-нибудь она доберется и до Снежной. Будет здорово встретиться с ней там снова.

А до этого — здесь, в Ли Юэ. В последний раз в этом странном месте, где люди запускают в небо змеев и не едят камней.

Но она бесследно исчезает. Может быть, уплывает в Инадзуму, или уходит далеко в горы, или снова возвращается под крылышко Барбатоса — он не знает и не может узнать. Агентов в городе осталось немного, и никто из них не видел, куда направилась светленькая чужеземка с мечом и цветами в волосах. А если бы и видел — как долго она там задержится? Где искать ее потом? Она же Путешественница, бездействие ее тяготит.

Его присутствие ее тяготит.

Хотя Цисин тоже в экстазе не бьются. Но, в отличие от Путешественницы, им некуда бежать и негде прятаться. На свое недовольство они намекают вежливо и прозрачно, призывают к благоразумию, но Предвестник номер одиннадцать Чайльд Тарталья тянет с отъездом. Если бы Цисин знали о причине этого упрямства, они бы Люмин на аркане приволокли.

Впрочем, Люмин, Цисин и жители Ли Юэ не единственные недовольные. Вестей из Снежной Аякс ждет с ужасом. Он давно должен был встретиться с Синьорой и предстать перед Царицей, но…

Ничего, переживут как-нибудь. А если Люмин не объявится в течение еще пары-тройки дней, он скажет, что снова провалился в Бездну.

Когда, спустя почти неделю после церемонии, ее наконец замечают разоряющей лагерь хиличурлов в горах неподалеку, Аякс оживает. Люмин зайдет в город — непременно зайдет, ей нужно пополнить запасы, потому что подножный корм и скромная полевая кухня надоедают очень быстро. А пускать на суп монстров ей совесть не позволяет, так что…

Есть шанс.

Интересно, что-то может пойти не по плану, если плана как такового нет?

Шум празднований победы над Осиалом давно сменился скорбным молчанием по Мораксу — огромный город тихо шуршит листьями и бумажными фонариками. Над водой кричат чайки. Он тоже хочет кричать. Примириться со своим провалом почти получилось, но легче от этого не стало. Двойное поражение — слишком горький опыт. Он такого не ожидал.

Аякс приподнимается на носки. Там, далеко, за этим синим горизонтом, дом. Там его ждут. Он попрощается с Люмин — и не вернется сюда никогда. Какое облегчение.

Ли Юэ его разочаровал.

Наконец внизу мелькает знакомое грязно-белое пятно. Аякс ныряет с балкона вниз головой, раскрывает планер за секунду до того, как разбить себе нос и свернуть шею. Но к тому моменту фигура уже исчезает за поворотом. Каким-то из.

Может быть, это была не она? Или померещилось? Люмин и раньше перемещалась будто со скоростью света — ее видели то на одном конце Мондштадта, то на другом, совершенно противоположном, и разница между этими сведениями была в лучшем случае час — так что эти двадцать метров она вряд ли даже заметила. А он вдруг словно увязает во времени и пространстве. Страшно.

— Подожди…

Конечно же, она не слышит.

Конечно же, она не станет ждать.

На что он надеялся?

Где ее искать?

Но боги благосклонны, ему везет почти сказочно — она медленно бредет к порту, чуть прихрамывающая, с наспех перехваченным бинтами плечом. Не исчезла. Не показалось.

— Лу! — окликает Аякс. Оборачивается Паймон, оборачивается половина людей на площади, но не она. Она, кажется, вообще не слышит, хотя и шаг ускоряет. Ничего, догнать несложно. — Люмин, пожалуйста!

Это срабатывает. Она останавливается. Разворачивается медленно — сразу в стойку — смотрит исподлобья. От этого становится жарко и неуютно.

Маленькая злюка.

— Я надеялась, что больше тебя здесь не увижу. Что еще тебе от меня нужно, Чайльд?

Она не первый раз называет его так, но сейчас обращение сочится ядом, звучит издевкой — ранящей глубже стали. Хотя окружающие ненавидят его не меньше. Аякс чувствует это кожей. Он привык.

— Эй, ну что ты так сразу за оружие хватаешься? Я же просил, помнишь? — натянуто смеется, хотя это ни капли не смешно. Разумеется, он не против сцепиться с ней снова, все-таки прошлый раз был одним из лучших в практике, но он никак не думал, что Люмин посмеет первая обнажить меч посреди города, при миллелитах. Она же такая правильная, так дорожит своей репутацией… А нападение на Предвестника не шутка, оно страшнее убийства Архонта — хотя бы потому, что обвинение в нем не будет ложным.

— А за что мне еще хвататься?

— Я поговорить хочу, — он протягивает ей открытые ладони. У него нет оружия, он не собирается нападать — по крайней мере, сейчас. — Просто поговорить. Видишь, я…

А что она должна увидеть? Она все видела. Даже больше, чем он хотел показать. И она явно осталась недовольна этим. Жаль, очень жаль, они хорошо провели время.

— Напомнить, чем закончилась твоя последняя просьба позволить тебе высказаться? — зло шипит Люмин, но клинок все же послушно перекочевывает ей за спину. — Чем вообще все это закончилось? Нам больше не о чем разговаривать, Чайльд, я уже достаточно тебя наслушалась. Хватит. Уходи.

— Не надо так. Я не…

— Да-да, ты не собираешься злодействовать, я помню, — она передразнивает давно сказанное и тысячу раз забытое, рывком оборачивается к приоткрывшей было рот Паймон. — Вот только попробуй сейчас что-то вякнуть, консерва!

— Эй, ты на него злишься, а Паймон тут вообще ни при чем!

— Паймон, я предупредила. А ты… Почему я теперь должна тебя слушать? Хоть одна причина!

То, что Аякс видел в Золотой палате, оказалось даже не цветочками — только клюнувшимися ростками. Сейчас, когда Люмин в таком паршивом настроении, одно неосторожное движение, одно слово — кажется, он и моргнуть не успеет, как превратится в горстку пепла. Это не то, что нужно. Он, видят боги, хочет другого.

— Может, потому что я тебя не убил?

Ой…

— Это я тебя не убила, Чайльд, — хорошо, что она успокаивается так же быстро, как и загорается. Только успокоиться — не значит забыть. Все зашло слишком далеко. — Я. И это было большой ошибкой.

— Ты даже не представляешь, что бы с тобой после этого сделали.

— Я бы стала восьмой звездой, а не просто героиней, — хмыкает Люмин. Дергает надувшуюся Паймон за ногу. — Пошли, задабривать буду, раз уж так вышло.

Аякс машинально тянется за деньгами. Он готов отдать этой летучей заразе всю мору мира, лишь бы она исчезла. А Лу…

— Сама поест. Я прошу тебя. Очень прошу.

— Разговор окончен, Чайльд, — она склоняет голову и вдруг улыбается. Пусть прохладно, пусть едва заметно, но он видит эту трещинку в глыбе льда. Он видит.

— Пожалуйста?

Люмин клюет на это слово как рыбка на приманку — не зря в детстве твердили, что оно волшебное. Не соврали. Она скрещивает руки на груди.

— Ну что ты прицепился, как колючка? Вот, я слушаю. Доволен?

— Еще нет, но… Пойдем.

Подхватить ее под локоть, буквально потащить за собой — выходит слишком грубо и подозрительно, но Люмин не упирается, а Паймон не следует за ними. Теребит только в руках кошелек с морой, оставленный в качестве подкупа — он слышит, как позвякивают монеты. Какой же жадиной оказалась эта маленькая проводница, продала подругу с потрохами.

Это ему только на руку.

Лестницы и переходы кажутся бесконечным лабиринтом, но когда до цели остается совсем немного Люмин, как назло, вырывается. Трясет головой.

— Сама пойду!

Он не спорит. Нельзя позволить ей сбежать.

Аяксу немного стыдно за беспорядок в комнате — разобранная измятая постель, скомканные черновики писем на столе, упакованные к отъезду вещи — но Люмин даже не смотрит. Сразу же направляется к окну, распахивает створки. Путь к отступлению. Она боится.

Боги…

— Говори, Чайльд. Я тебя внимательно слушаю.

— Лу…

В ответ на надломленный шепот она предупреждает едва слышно:

— Не приближайся.

Другого он и не ждал. Хотя нет, ждал, конечно, но надежда теплилась настолько слабая, что гасла от одной мысли. Хорошо. У нее есть на это право. Если она хочет — пусть, Аякс послушно остается у двери. Только руки тянет — как маленький — потому что так можно. Так она не кувыркнется назад и не исчезнет. Не пропадет навсегда.

— Я… Я прошу, я… — проглатывает «я умоляю», и, кажется, зря. Ей нужно это услышать. Ему важно это сказать.

Или нет? Она и так соскальзывает с подоконника, подходит близко-близко — настолько, что ее тепло становится ощутимо. У нее такие длинные ресницы…

— Хорошо. Я тебя поняла. Что ты хочешь? Подраться? Давай, но знай, что на этот раз Предвестников обязательно станет меньше. Ли Юэ вздохнет спокойно, твои дружки тоже. Ну?

— Прости меня.

Люмин давится воздухом. Аякс скрещивает пальцы. Лишь бы получилось! Он не хотел, чтобы… так.

— Чего?

— Прости меня, — повторяет тихо, наклоняется к ней, заглядывает в глаза — боги, девочка, ну за что? Откуда эта жестокость? Если ты пощадила раз, то почему… — Я прошу прощения. Я виноват, я признаю это. Пожалуйста, Лу, я не хочу оставлять все так. Давай я перевяжу нормально?

— Руки убери. Я нормально перевязала, — Люмин шипит и чуть не отпрыгивает, пряча раненое плечо. — Ты делаешь это, потому что так принято? Потому что ты считаешь, что я хочу это услышать?

Аякс пожимает плечами. Честно говоря, не так уж она далека от истины. Приказ Царицы нужно выполнить любой ценой, воспользоваться любыми средствами, и он бы ни в жизни не извинился за то, что обязан был сделать. Но это — Лу, такая светлая и такая хорошая, и перед ней как-то… не по себе. Как будто он мелко подло нашкодил, а не исполнил волю ее величества. Хотя и волю не исполнил тоже. Проклятье.

Нужно обработать рану. Если она достала бинты — значит, дело серьезное.

Люмин недовольно сопит, но, словно не помня о своих скачках и запретах, садится на край кровати, позволяет развязать узел и распутать повязку. Отворачивается. Отметины глубокие — четыре борозды от когтей — с запекшимися краями, но еще сочащиеся кровью и сукровицей. Отправить бы ее к нормальному доктору, чтоб зашил и обработал… Потом.

— Я бы не делал, если бы не хотел, — Аякс перебирает пузырьки и баночки в аптечке, мочит вату. Виновато улыбается в никуда. — Будет щипать. Потерпишь?

Как будто у нее есть выбор. Она дергается от первого прикосновения, морщится, но героически молчит — взрослым же не положено кричать в таких ситуациях. Хотя Тоня тоже молчала, даже когда лезла в колючий куст за игрушкой. И потом молчала. Только слезы катились градом на платье. Лу, кажется, тоже плачет. Или нет?

— Ты специально тянешь? — она поджимает губы. Ох... — У меня одна рука здоровая, если что.

Конечно.

Мятой несет на всю комнату. Густая жирная мазь холодит кожу, Аякс греет ее на пальцах, но даже после этого Люмин скулит.

— Так заживет быстрее, — обещает он. И слышит вдруг звонкий, заливистый смех.

— Это поэтому у тебя шея заклеена? Или тебя разъяренный народ прибить пытался?

Шея... Тревожить ранку нельзя, но он невольно прикасается к ней и тут же отдергивает руку. То, что порез начал затягиваться уже через неделю — достаточно быстро после Формы духа. Хотя в этот раз он пережил трансформацию лучше, шея — последнее место, которое только начало заживать.

— Нет, не поэтому. А народ решил, что уж лучше я, чем война со Снежной, — потому что смерть Предвестника — отличный повод для ввода войск. И не важно, что Предвестник довел до этого сам, защитник королевства условно мертв, а его Гнозис оказался у Царицы. Дипломатический иммунитет — это святое. Да и как бы они с ним справились... — Они трусы.

Может, война была бы лучше. Веселее точно.

Руки у нее тонкие, двумя пальцами обхватить можно, да и сама она хрупкая, как молодое деревце. Сожмешь чуть сильнее — сломается. Откуда в ней столько силы? Аякс плотно бинтует рану, морщится — на белом проступают алые пятна. Почему кровь до сих пор не остановилась? Времени прошло достаточно.

— Я хочу перед тобой извиниться. Честно. За то, что не поверил. И за никчемное ничтожество тоже.

Люмин хмурится, но руку — даже сейчас, когда он ее отпустил — не убирает.

— Надеюсь, ты издеваешься. Это все, в чем ты виноват? — с каждым словом ее голос звучит громче, злее. Аякс чувствует, что все еще ходит по натянутой проволоке — и она опасно раскачивается под ним. Терпение, только терпение. Вывести ее на новую драку, конечно, очень заманчивое предложение, но нельзя срываться в эту пропасть прямо сейчас. Они тут не для этого. — Ты натравил на Ли Юэ это чудовище! Ты чуть не уничтожил целую страну! И Паймон! И меня! Ты… Ты вообще понимаешь...

А что, разве плохо? Цель оправдывает средства. Но его грехи она может перечислять бесконечно, так что нужно действовать.

Он целует ее в уголок губ — смазано, неловко и невинно, но задыхающаяся от гнева Люмин мгновенно замолкает, смотрит непонимающе. Неужели ни в одном из миров у нее не было ничего подобного?

Неужели Лу…

— Мне правда жаль, — Аякс плавно стекает к ее ногам, прижимается щекой к худой острой коленке. На этот раз смотреть на нее снизу вверх намного приятнее. — Ты позволишь?

Он почти уверен, что теперь-то она вскочит и оттолкнет — и, по-хорошему, будет права. Паймон же сказала — не доверяй незнакомцам, не доверяй Фатуи, не доверяй Чайльду, потому что он из Фатуи и хуже всех незнакомцев вместе взятых. Но Люмин лишь удивленно округляет глаза.

— У вас в Снежной что, так принято извиняться?

Глубокий вдох.

Ее голос…

О боги…

— Считай, что так извиняюсь лично я.

Ему кажется, что под сапожками кожа будет снежно-белой, потому что плечи у нее, бегающей целыми днями под палящим солнцем, едва розовые. Но нет, абсолютно тот же оттенок, ни на тон не изменился. Она совсем не сгорает в своих похождениях, что ли? Интересно. Аякс оставляет длинный влажный след — от колена и выше. Под юбку.

Поднимает глаза. Люмин улыбается — мягко и снисходительно. Словно не было всех этих криков и обвинений.

— Тебе очень идет, Чайльд. Помочь?

Аякс так и замирает с высунутым языком. Дразнит? Издевается? Или серьезно ничего не понимает… Что ж, это будет сложнее, чем казалось.

— Не порть мне настрой.

— Ладно, — легко соглашается она. Откидывается на спину, возится, подползая к краю. — Мне переживать, что ты меня укусишь?

— Я подумаю.

Конечно, вот после такого вопроса грех ее не укусить. Ну просто потому что нельзя себя так вести! Нельзя! Хотя… У нее все ноги в мелких белесых росчерках и ссадинах. У нее разбиты колени. Наверное, они болят. Наверное, она пожалеет о своем решении. Потом. Аякс сдвигает кружевной край шорт, целует осторожно. Слышит сдавленный вздох.

От нее пахнет кровью, лотосом и тиной. Откуда она такая вылезла?

В любом случае, представление начинается.

Наряд у Лу божественно красивый, но абсолютно непрактичный — маркий, тесный, с сотней застежек в самых неожиданных местах. Как она вообще одевается самостоятельно? Как ее раздеть? Это поэтому она помощь предлагала? Аякс уже начинает закипать, когда наконец находит в складках ткани ряд пуговиц.

— А я предупреждала, — хихикает Люмин. Ее пальцы ловко и быстро скользят по застежкам — те легко поддаются. Вот так, не глядя?

И после этого ее не кусать? Терпение...

— Спасибо, конечно, но… Ты можешь помолчать?

— Зачем? Мне всегда казалось, должно быть наоборот.

Вообще-то она права, но, боги, с этими насмешливыми комментариями он теряется и чувствует себя сопливым мальчишкой, в первый раз затащившим взрослую женщину в темный угол. И хочется, и колется, и бродишь как слепой, натыкаясь на все углы. Аякс торопливо вытряхивает ее из шорт — только после этого можно со спокойной совестью скрыться от этого взгляда — а Люмин наблюдает за ним из-под полуопущенных ресниц, удобно устроившись на подушках. И улыбается. Улыбается! Только теперь в ее улыбке мерещится что-то хищное.

Очень мило.

Она вдруг ощутимо толкает пяткой в плечо.

— Не спи — замерзнешь! — и заливается смехом. Проклятая девчонка, он ведь недавно то же самое ей говорил! — Ты такое чудовище, Чайльд, но такой хорошенький… Даже жаль.

Обида скользит вдоль позвоночника колкой электрической змейкой. Чудовище, значит? Ладно, ладно, может быть, но разве чудовище — даже хорошенькое, нашла же слово! — подпускают так близко? А час назад она чуть ли не в лицо ему плевала!

— Я не чудовище, — шепчет Аякс, прикасается губами часто и едва ощутимо, но Люмин живо реагирует даже на такую мелочь — всхлипывает, нетерпеливо разводит бедра. Превосходно. Только… Наверное, она будет очень недовольна, если еще сильнее расцарапает себе ноги. — Ну, разве что совсем чуть-чуть.

Ее вес не чувствуется — если бы он не трогал ее прямо сейчас, принял бы за бесплотный призрак, готовый вот-вот раствориться в воздухе и ускользнуть. Но он держит ее — крепко, не вырваться — больше дразнит дыханием и лижет слишком медленно, чтобы Люмин могла закричать. Это он чудовище? Да он последняя сволочь — хотя вряд ли она знает это слово — и он будет тянуть столько, сколько захочет. Пусть шипит и ругается сквозь зубы. Пусть пытается податься навстречу, пусть хватает его за руки, пусть. Ее даже не жалко.

Ни капельки.

— Думаешь, я тебя… — от первого ощутимого прикосновения она стонет на выдохе, замирает на секунду и только потом договаривает, — ах… в лоб не пну?

Аякса трясет от смеха. Вот так, значит? Хорошо, пусть попробует. Он не сомневается в ее гибкости, но локоть тоже близко — и не укусишь. Даже не лизнешь, а вот ее можно. На этот раз так, как хочет она. Все равно желания совпадают.

Лу громкая, солоноватая на вкус и очень, очень теплая. Аякс чувствует, как пульсирует кровь под тонкой кожей, и это просто… невероятно. Вот она, жизнь, которую легко отнять — под языком.

Но это слишком просто.

С ней должно быть по-другому. Не так быстро. Все же он хочет знать, где ее предел, чего она достигнет без Глаз Богов и прочих, совершенно ей ненужных, побрякушек. Как же ей повезло с таким потенциалом… Жаль, что она так редко правильно им распоряжается и предпочитает громить вместо врагов кристаллы, обворовывать огороды, собирать ракушки, сдувать цветы…

И не жалко ей тратить время на такие глупости? Даже от рыбалки пользы больше.

Если бы Лу на самом деле старалась, давно бы захватила весь Тейват и потеснила обитателей Селестии. Только ей это не нужно. И силы ей не нужны. А вот ракушечно-букетный запас у нее внушительный.

И ноги — ледяные. Аякс вдруг чувствует пальцы на загривке, под рубашкой — от этого начинает дергаться глаз. Холодно до мурашек! Интересно, она специально это сделала? Если он сейчас увидит ее хитрую улыбку, он, честное слово, начнет кусаться. Но он поднимает глаза — и видит только острый запрокинутый подбородок и приоткрытый рот. Сердце пропускает удар. Абсолютно расслаблена и податлива, не следит настороженно за каждым его движением... Нет, все в порядке. Все хорошо.

Такое безграничное доверие… Неужели получилось?

Боги, девочка, как же ты хочешь верить людям…

Это тебя погубит.

Хотя... Аякс не уверен, что она вообще смертна. И не уверен, что хочет проверять.

С ней хочется возиться бесконечно, но оставаться сосредоточенным все сложнее. Люмин мелко подрагивает под пальцами, дышит часто и рвано, стонет самозабвенно — и от этого сладко мутится в голове и становится трудно дышать. Но Аякс не испытывает ничего, кроме раздражения. Он хочет слышать ее. Он хочет чувствовать ее. Не себя.

Вот если бы у них было немножко больше времени…

Ничего. Переживет.

На проникновение Лу отзывается полузадушенным всхлипом и сворачивается в такую креветку, что Аякс замирает, напряженный. Прислушивается. Нет, показалось. Ей не больно. Неудобно, быть может, но не больно.

Как же восхитительно она сжимается на скользких пальцах… Раньше подобное таких ярких эмоций не вызывало. Аякс ерзает, усаживаясь удобнее. Тесно. Жарко.

Невыносимо.

Жаль, что однажды это закончится.

Когда Люмин кладет ладонь ему на затылок, он едва удерживается, чтобы не заскулить. Наконец-то! Сколько он этого ждал? Почему она сразу не могла так сделать? Зато пинаться и угрожать она всегда готова.

А еще — применять элементальную силу. Сдувать одуванчики? Запускать в воздух монстров? Ха! Аякс чувствует, как у него шевелятся волосы. Какое счастье, что силы Гео Архонта ей не приглянулись! Вычесывание кусков камней и земли он бы не пережил.

Лу тянет его к себе, смеется или хнычет — не разобрать. Да и смысла в этом нет, потому что дрожит она более красноречиво. Ей нужно совсем немного. Всего одно маленькое усилие. Одно прикосновение. Или нет…

Нет-нет-нет… Это слишком хорошо, чтобы не заканчиваться. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Она беспомощно мотает головой, выгибается дугой на постели. Упирается пятками ему в плечи. Кажется, кричит, но крик затихает слишком быстро.

И так тяжело дышит…

Аякс отстраняется, скашивается на растянувшуюся между ними длинную прозрачную нить. Слюна и смазка собираются блестящими каплями, обрываясь. Холодно. Красиво.

Люмин восхитительная. Люди не бывают такими.

Наверное, у нее впервые со дня их знакомства такие румяные щеки. И ей так даже лучше. Жаль только, что румян такого же оттенка он пока не видел — это был бы хороший подарок. Нужно будет запомнить и поискать, а если не выйдет — попробовать предложить Тоне пошаманить, когда Люмин окажется в Снежной. За ними, как минимум, будет интересно наблюдать.

Лу медленно облизывает искусанные губы. Тянет руки — даже не глядя, куда. Но раз ей так хочется…

— Видела бы ты себя.

Она устало улыбается. Потягивается по-кошачьи на смятой простыне — белая звезда на темном небе — и, зажмурившись, метко лупит Аякса пяткой в лоб. Тот замирает над ней. Зараза, у проводницы своей таким фокусам научилась?

— Видел бы ты себя! — она усмехается и наконец приоткрывает глаза — мутные, потемневшие, с огромными чернющими зрачками. Радужки почти не видно… — Расслабься, я пошутила. Считай, я принимаю лично твои извинения. Но ты такой странный, Чайльд, такой странный...

— Аякс. Меня зовут Аякс.

В конце концов, если бы родители или кто-то из родни даже в шутку назвал его Чайльдом Тартальей, он бы расстроился. А Лу… Лу не хочется считать чужой.

Наверное, было бы здорово сказать ей об этом, а потом уйти вместе куда-нибудь далеко-далеко, а там, может быть... может быть, может быть…

Может быть, его мир понравился бы ей больше остальных?

Нет, в этом нет смысла. Люмин другая — неземная, нереальная — и брат у нее такой же. Их ничего не держит ни в одном из миров, они покинут Тейват сразу же, как найдут друг друга. Может быть, это случится завтра. Или через год. Или через всю его жизнь, которая для Люмин будет едва ли длиннее года. Для таких, как она, время течет иначе.

Люди для них — как бабочки.

А бабочки ничего не решают. Аякс не сможет — и не станет — пытаться ее задержать. И надеяться ни на что не будет. Божествами любуются. Их сопровождают. Их, может быть, даже любят — но не уходят за ними следом. Он должен вернуться домой. К семье. К Царице, которой поклялся служить верой и правдой. А потом он покорит мир и тогда…

Может быть, тогда Люмин вернется.

Это было бы лучшее приключение его жизни.

— Будто это что-то меняет, — Лу сонно щурится, прижимаясь крепче. Ее цветы и перья рассыпаются ворохом пестрых искр.