Зов зелёных скал (гет)

Первозданный, нетронутый мир. Край земли. Здесь повсюду бескрайние поля, объятые белизной снегá, айсберги из голубых льдов, море, заволочённое тёмной синевой, ослепляющее, свободное от облаков солнце. И тишина, такая уже привычная, спокойная, нарушаемая только порывами ветра да редкими криками поморников. Полярник со станции «Мирный», биолог Геннадий Травкин, стоял на холме и внимательно смотрел на раскинувшееся под ним поле. Припорошённая снегом коричневая земля, голые серые камни, редкие сугробы.

«Поле ждёт своих хозяев — пингвинов Адели. Так было, так и будет всегда», — думал Геннадий, поглаживая рыжую бороду.

Собачий лай оборвал тишину, окутавшую человека. К нему подбежал большой косматый пёс подпалого окраса, залаял, завыл, запрыгал и радостно завилял хвоста.

— Что, Дон? — улыбнулся Геннадий. — Тоже ждёшь возвращения пингвинов?

Дон гавкнул, соглашаясь с хозяином.

Пришёл октябрь. Скоро к родным гнёздам вернуться Адели, сперва это будут самцы, позже приплывут самки. Дон чувствовал, что это произойдёт со дня на день. Последние дни, с наступлением утра, он убегал со станции на холмы, с которых открывался хороший вид на пингвиньи земли, лаял, звал за собой Геннадия и выжидающе смотрел вдаль. Будучи щенком, Дон подружился с маленьким пингвинёнком и часто приходил к гнёздам, чтобы с ним поиграть. Дон и пингвинёнок, которого Геннадий прозвал Смельчаком за храбрость и любопытство перед людьми и собаками, остались друзьями и после того, как выросли.

Геннадий тоже любил пингвинов, но эта стая особенно сильно привлекала его из научного интереса. Вот уже три года с Адели жил пингвин Маккуори. Он появился во владениях снежной Антарктиды ещё пингвинёнком, когда возле её берегов затонуло судно браконьеров, и прибился к стае чужаков. Маккуори рос рядом с молодняком Адели, одна из самок, мать того самого Смельчака, даже кормила его рыбой и крилем как и своего сына. А потом закончилось антарктическое лето, и Адели отправились в море. Пингвинёнок Маккуори не пошёл за ними, он побрёл вглубь материка на верную смерть. Геннадий, покидая Антарктиду, думал, что больше никогда не увидит его. Но какого было его удивление, когда сослуживцы рассказали Геннадию, что в октябре Адели вернулись вместе с Маккуори. На следующий год, когда Геннадий сам приехал на полярную станцию, жёлтые волосы Маккуори виднелись среди сотен чёрных голов, возвращающихся домой самых южных пингвинов Адели. Чужестранец спокойно жил с Адели, вместе с ними отправлялся в море за едой, ссорился с поморниками, лазал на скалистые холмы и даже выходил к полярной станции, чтобы посмотреть на людей и поиграть с Доном.

«Маккуори покинет стаю, когда закончится лето, — думал полярник, уезжая в марте домой. Так не бывает, чтобы пингвины считали чужака своим. Инстинкты позовут его на родину. Он уйдёт. Или погибнет в безжалостной буре. Маккуори живут в тепле, среди зелёной травы. Холод погубит его».

Снова стоял октябрь, снова Геннадий был в Антарктиде и ждал прибытия пингвинов Адели, гадая, будет ли с ними Маккуори.

Вдруг Дон громко залаял и бросился вперёд, перепрыгивая острые камни. Внизу, вдали, появилась длинная вереница чёрно-белых птиц. Кто-то полз по снегу на белом брюхе, кто-то неуклюже бежал, переваливаясь с ноги на ногу.

— Адельки! — обрадовался Геннадий, глубоко вдохнул морозный воздух и последовал за Доном, скрипя сапогами по сверкающему насту снега.

Шествие пингвинов сопровождалось шумом, гвалтом, гоготом и криками. Разрушилось ледяное безмолвие. Дон, лая, бежал, не оглядываясь на хозяина. Завидев несущегося на них пса, птицы встрепенулись, загалдели, некоторые пригнулись к земле, но Дон даже не смотрел на них. Он добежал до вожака, который шёл впереди стаи, это был самый крупный, самый сильный пингвин из них. Дон залился радостным лаем, прыгнул на пингвина, облизал его перья, хвост вилял как метла. А птица, крича и махая крыльями, хотела клювом дотронуться до морды пса. Как мог, пингвин пытался крыльями обнять Дона. Собака и пингвин крутились друг возле друга, суматошно лая и крича.

Геннадий, подоспев к птицам, улыбнулся. Дон скакал возле своего друга, Смельчака, узнав его после полугода разлуки. Другие Адели тоже вспоминали пса и обступали его со всех сторон. В стае крикливых птиц показалось жёлтое пятно. К Дону вышел чёрно-белый пингвин с золотисто-жёлтыми перьями на голове. Он прокричал что-то на птичьем языке и прижался к Дону, а пёс облизал его светлую голову.

«Маккуори с ними. Он всё ещё жив!» — удивился Геннадий.

Ещё одна антарктическая зима подошла к концу. Пингвины возвращались домой, чтобы строить гнёзда, дожидаться самок и создавать семьи. Как и тысячу лет назад, круг жизни замыкался.

* * *

Солнце, яркое и сильное, окрашивало льды, мелькающие на горизонте, в голубые, желтоватые и даже розовые тона. Вдали виднелось море, его спокойная гладь воды. На берегу в полуденном дрёме отдыхали морские слоны и леопарды. А на поле Адели стоял гвалт, шум, крики, редкий снег хрустел под лапами птиц. Сотни самцов на земле и в скалах искали для гнёзд камушки.

Лоло, как вожак, внимательно наблюдал за стаей, смотрел, чтобы не было драк и склок, чтобы никто не лез в опасные места.

— Лоло! Лоло! — закричал Мак. — Скоро Дон прибежит! Пошли играть! Лоло, ну что ты копаешься в земле?!

— Я занят! — ответил Лоло.

Дел было у него невпроворот. Среди сотен разнообразных камней нужно отыскать правильные: ровные, большие, способные удержать гнездо и создать колыбель для яйца. Лоло обходил поле, двигал камни. Этот слишком маленький и острый, самка может уколоться. Этот громадный, неудобно будет на нём лежать. Этот поломанный, с края сыплется песок. А вот тот в самый раз: камушек серый, для поморников неприметный, углы гладкие, удобно удержит основание гнезда, и самке будет приятно лежать возле него. Взяв камушек в клюв, Лоло потащил его в круглую ямку, в которой высиживал яйца ещё его покойный отец Тото, а до Тото отец его отца.

Скоро вернутся самки. Надо поспешить. Пройти вдоль чужих гнёзд было трудно. Гнёзда жались друг к другу, чтобы надёжнее было защищаться от атак поморников, пингвины копошились, ходили туда-сюда, не стыдясь наступать на чужие гнёзда. Лоло положил камушек к основанию гнезда и довольно расправил крылья. Красота! Гнездо почти готово! Осталось найти для середины более мелкие и гладкие камушки.

— Лоло, пошли на берег! Поохотится на рыбу! — прискакал Мак. — Так… А это чем ты занят? — он изумлённым взглядом окинул камни.

— Строю гнездо! — важно нахохлился Лоло.

— Э-э… для кого? — Мак продолжал удивляться.

— Для самки.

— Для какой самки?

— Ну так… — Лоло смущённо отвернулся. — Которой понравится моё гнездо.

— Лоло, ты в кого-то влюбился? Почему же мне ничего не говорил?!

— Да я… не знаю, захочет ли она вступить в моё гнездо. Мак, я не хочу раскрывать свои секреты раньше времени.

— Ты стал ужасно серьёзным, Лоло! — Мак взмахнул головой, распушив жёлтые волосы.

— Повзрослел… — вздохнул Лоло.

— Эй! — неожиданно закрычал Мак. — Он крадёт у тебя камни! Вор! Вор!

Пока Лоло и Мак разговаривали, Зизи тихо, ловко подкрался к гнезду, ухватил клювом камень и побежал к своему гнезду. Кража оказалась удачной, он вернулся за вторым, только-только подцепил его, но его заметили. Лоло больно клюнул Зизи и выхватил свой камень.

— Ах ты вор! — воскликнул Лоло. — Не смей воровать! Сам ищи камни!

— Я просто проходил! — нарочито обиженно пропищал Зизи. — Моё гнездо по соседству с тобой!

— Я могу охранять твоё гнездо, пока ты ищешь камни, — сказал Мак.

— Спасибо, друг, но нужды нет. Я справлюсь сам.

— Если что, я рядом, Лоло.

— Бедняга, — проворчал Зизи. — Своих птенцов высиживать не может, приходиться чужие гнёзда сторожить. Что? Что ты смотришь на меня сурово, Лоло? Сам знаешь, что Мак не построит гнездо. Он чужак. К нему ведь не сядет наша самка. Пингвины разных видов не могут создать семьи. Мы, Лоло, строим гнёзда, ждём самок, а Мак… бедняга за чужими гнёздами хочет присматривать. От обиды, наверное.

Лоло подпрыгнул к Зизи и клюнул его за шею.

— Иди отсюда! Попадись у меня ещё! — угрожающе сказал он.

Лоло повернулся к Маку, но друга рядом не было. Мак скакал мимо рядов из гнёзд Адели, кричал весёлую песенку и тряс золотоволосой головой. Он пел про скалы и море, про морских слонов и поморников, заметил Лоло и помахал радостно крылом.

— Мак только с виду счастлив, — за спиной Лоло прокряхтели. Старый пингвин подошёл к вожаку и задумчиво посмотрел на прыгающего и поющего Маккуори.

— Знаю, — ответил Лоло. — Я знаю, дедушка Пиго…

Он и хотел бы забыть, что Мак чужестранец, но не мог. Три года назад, когда Адели покинули гнёзда и пошли в море, Мак с ними попрощался, отправившись на поиски своей семьи. Он говорил, что обязательно найдёт родных. Но чутьё подсказывало Лоло, что Мак не сможет в одиночку справится с антарктическим холодом. Это чутьё не покидало его. Лоло, взяв с собой лучшую подружку Пепе, оставил стаю и пошёл за Маком. Друзья нашли Мака, продрогшего, полуживого, засыпанного холмом из снега. Ещё бы полчаса, Мак бы умер, замёрзнув в немилосердной буре. Лоло и Пепе согрели его своими телами, отдали часть еды из зоба. Вопросов, чтобы Мак продолжил свои поски, больше не было. Мак отправился за друзьями. Там, в море, самцы и самцы путешествуют раздельно. Мак всегда держался рядом Лоло, плавал возле айсбергов, находил редкие маленькие острова, возле которых можно было прокормиться. Лоло замечал, что Маккуори ныряет не так глубоко как Адели, он не может погружаться на их глубину. Порой Лоло заманивал стаи рыб ближе к поверхности, чтобы Мак смог поймать их, а то и вовсе приходилось делиться с Маком своей едой. Перья Мака были тоньше, запасов жира меньше. В холодные времена Мак мёрз. «Что будет, когда мы вернёмся?» — думал со страхом Лоло. В детские месяцы его мама, Лала, прижимала к себе Мака, грея своим телом подобно императорским пингвинам, живущим в Антарктиде в лютую зиму. Лоло тоже подходил к Маку и отдавал своё тепло другу. Он не думал про игры, про потехи, только бы согреть Мака. Но Мак вырос, покинул гнездо Лалы и ему пришлось справляться с холодом в одиночку.

Он продолжал обещать себе, что найдёт своих родителей. Мак говорил, что нарастит побольше жира и отправится на родной остров Маккуори. Вот только надо преодолеть холодные антарктические воды. В его обещания Адели сперва верили, потом перестали. Потом и сам Мак как будто смирился, что никогда не увидит дом, отца и мать, и всё меньше рассказывал про свою семью и про неизвестную никому из Адели зелёную, густую траву, сочную и прекрасную.

Для Лоло, Лалы, Пепе и близких друзей Мак был своим. Но сейчас, когда ровесники, вылупившиеся с ним из яиц в один год, начинали строить свои гнёзда, разница стала ощутимой.

— Дедушка Пиго, — сказал Лоло. — Маку нужно вернуться домой. Я готов ему помочь. Готов отправиться с ним.

Пиго посмотрел на Лоло чёрными глазами, которые немного посерели из-за возраста.

— Ты знаешь лучше меня, вы не сможете. Путешествие долгое, трудное. Мак не справится, даже если будет с другом. Не пытайтесь. Мак — часть стаи Адели.

— Но ведь он не сможет создать семью.

— Не сможет, — утвердительно кивнул Пиго. — Однако Мак будет жив.

Дедушка Пиго тронул крылом Лоло.

— Пройдёмся, поговорим.

— Я не могу оставить гнездо. Многие норовят утащить мои камни, — Лоло неодобрительно взглянул на гнездо Зизи.

— Лоло, кого ты видишь возле себя?

Лоло присмотрелся. Поле Адели было сплошь заполнено шустрым и крикливыми пингвинами. Они рыскали по земле и снегу, отбирая лучшие камушки. Шумели, галдели, передразнивали друг друга. Поиски камушков занимали важную роль в жизни пингвинов. От прочности и формы камня зависела устойчивость гнезда. А самые гладкие и красивые камушки самцы подбирали на особый случай: для подарка понравившейся самке. Если она примет камень, то войдёт в его гнездо. Поле погрузилось в чёрно-белое покрывало из пингвинов. Только и слышны крики, что очередное гнездо готово, похвалы друзей, а ещё шумные задорные песни, делающие работу весёлой и дружной.

— Нас много, — сказал дедушка Пиго. — И поэтому мы выживаем. Мы стая, мы держимся друг за друга. Пингвин, оставшийся в одиночестве, умрёт. Мак не переплывёт море. Его место теперь с нами, он часть нашей стаи. Мы его никогда не бросим, согреем в самый страшный холод. Но если он останется один… Лоло, ты видел, как умирал Мак под завалами снега. Он спасся, потому что его нашли друзья — ты и Пепе. Если ты друг Маку, то не разрешай ему покидать нашу стаю. Пингвин пингвину друг, Лоло. Мы никогда не дадим Маку умереть. Пингвин пингвину…

— … друг, — закончил за дедушкой Пиго Лоло. — Это древний закон всех стай и видов пингвинов.

— Пора что-то делать с этим законом, отменить его! — вдруг Зизи влез в их разговор.

Лоло и Пиго удивлённо обернулись на Зизи. Сосед напыщенно оттопырил грудь и показал крылом на стаю императорских пингвинов. Большие птицы важно шли по полю Адели, высоко задрав головы, переливающиеся в желтоватом отливе. Они смотрели только вперёд, маленькие пингвинята любопытно тянулись к Адели, но родители щипками подгоняли их, не позволяя детям даже поглядывать на чужаков.

— Всех бы императоров заклевал! — воскликнул Зизи. — Надутые выскочки.

— Они тоже пингвины, — ответил дедушка Пиго. — Мы не должны считать их врагами. Пингвин пингвину…

— …друг, друг, друг! — Несколько раз повторил Зизи. — Но не императоры! Лоло, забыл, что они оставили вас с Пепе на льдине, когда вы звали на помощь?

— Мы не будем уподобляться им, — сказал Лоло. — Пингвины бывают разными. Заносчивыми, высокомерными, злыми, равнодушными. Но мы не должны враждовать с ними. Наши враги не пингвины.

— Дедушка Пиго, ты такой ерунде научил Лоло, — проворчал Зизи. — Слушать стыдно!

Пиго и Лоло переглянулись, старый пингвин тихонько сказал:

— Некоторые в три года ведут себя так, словно не вылупились ещё из яйца. Лоло, эти глупцы тоже пингвины, помни об этом.

Лоло кивнул. Он знал, почему Зизи так сердится. Зизи хотел стать вожаком, вести за собой стаю в море и охранять её на суше. Но дедушка Пиго избрал новым вожаком Лоло, когда умер прошлый вожак Тото. Зизи тогда злился, страшно ругался с дедушкой. Почему Лоло? Лоло и сам был удивлён решению воспитателя. Он был беззаботным, безалаберным птенцом, который постоянно шалил и искал приключения на свою голову. Самые последние приключения, когда Лоло и Пепе по его вине оказались на льдине, а потом попали к браконьерам, едва не стоили им жизни. Но стоявшая возле клюва смерть и трагическая гибель отца закалили и изменили Лоло. Он уже не искал неприятностей, был серьёзен, думал про каждый свой шаг, усердно заботился о стае, которую ему доверил дедушка Пиго, и старался быть таким же хорошим вожаком как отец.

Но Зизи не мог это принять. Он встал возле Лоло. Напыжился, нахохлился, расправил крылья. «Заняться нечем, как в драку лезть?» — вздохнул Лоло. Как сильно ему хотелось заклевать Зизи, но в стаях Адели не принято биться до крови как у морских слонов.

— Зизи, отойди. Мне нужно строить гнездо. Пока будешь фыркать, останешься без гнезда и самки.

— Повтори! Что ты сказал?! — прошипел Зизи.

Он вступил вперёд, грозно клокоча. И вдруг затих. Замерли и Лоло, и дедушка Пиго. Послышался пронзительный хруст снега и громкий пингвиний крик. Ветер летел на стаю, а с ним перья, шерсть. На холме показалась чёрная тень и стремительно взлетела слово птица, которая в разы больше поморника.

И вдруг собачий лай. На поле нёсся Дон, а на его спине сидел Мак и держался клювом за красный ошейник. И при этом умудрялся кричать и трещать.

— Лоло! Запрыгивай на Дона! — орал Мак. — Лоло, давай к нам!

Пингвины с гоготом бросились врассыпную. А Дон перепрыгнул одно гнездо, второе, третье. Сделал в воздухе кувырок и приземлился на лапы. Мак, сидящий на его спине, даже не дрогнул.

— Дон, здесь императоры! Давай за ними!

— Будет сделано! — гавкнул Дон и помчался за императорскими.

Важные птицы бросились наутёк от лающей собаки. Дон и Мак с завыванием и криком устремились за ними. Гул пронял поле. Пингвины, что Адели, что императоры, бежали, куда глядят глаза, Дон гнался за ними и прыгал уже не через гнездо, а по гнезду. Мак свалился с его спины и только смеялся над лихим прыжком. Стаи перемешались, лишь подпалая шерсть выделялась в хаосе чёрных перьев, и лишь собачий лай был различим на фоне крика и гогота. Когда Дон перестал беситься и остановился, то императоров и след простыл. Гнездовые камни были разбросаны по всему полю, а гнёзда… Про их существование напоминали только круглые ямки.

— Наши самки придут сегодня или завтра! — плакали самцы.

— Дон, мы увлеклись, — Мак виновато почесал крылом крыло.

Весь оставшийся день и пришедшую на его смену ночь пингвины Адели достраивали гнёзда. Мак и Дон усердно им помогали отыскивать и волочь камни. Даже гордый Зизи не отказывался от помощи. Он уже не ворчал, силы уходили на строительство разрушенного гнезда. Времени было мало, но Лоло внимательно отбирал камни, не брал, что попадётся под клюв. Хоть и гнездо нужно было строить с начала, он радовался, что в кучке земли остался самый заветный камушек. Отшлифованный самой природой, круглый, с пурпурным отливом. Именно этот камень Лоло хотел подарить самке, чтобы пригласить в гнездо.

Утром, когда солнце купалось в розовых облаках, а снег искрился яркими блёстками, Гугу закричал:

— Самки! Самки возвращаются!

Пингвины заликовали и заняли свои гнёзда. Уже скоро они услышали голоса пингвиних. Матери, дочери, сёстры возвращались на родные земли. Их голоса были ещё громче, чем у самцов. Крики и песни самок эхом разносились по долине. Лоло стоял возле гнезда и следил, чтобы никто не утащил ни камушка. Мак и Дон были рядом. Им тоже не терпелось поскорее увидеть подруг.

— Мама! — воскликнул Лоло.

Пингвиниха Лала подбежала к сыну. Лоло даже ничего больше сказать не мог, мама обняла его крыльями и обтрогала всего клювом.

— Сынок, как долго мы не виделись! Как же ты вырос! Такой большой.

— Мама, ты три года мне это говоришь, — засмеялся он.

— А где Мак? — спросила Лала.

Пока мама поклёвывала и разглядывала Мака, Лоло раскопал камушек.

— Лоло! — его окликнул нежный голос Пепе.

Подруга тут же подскочила к Лоло, он прижал её к себе так сильно, насколько мог. Пепе выросла, вытянулась, чёрные перья переливались синеватым отливом.

— Вот и увиделись мы снова, Лоло, — тихо, с привычной застенчивостью сказала Пепе.

— Да, — ответил Лоло. — Я рад, что ты вернулась. Я очень скучал.

— Где мой папа, Лоло? Я его не нахожу.

— Дядя Попо за тремя гнёздами дальше, — сказал Лоло.

Пепе прижалась к нему клювом, немного постояла, отпустила и пошла к своему отцу. Лоло посмотрел ей вслед, убедившись, что Пепе найдёт своего отца — он с детства имел привычку опекать Пепе — и взял в клюв камушек.

В соседнем гнезде ворковал счастливый Зизи. К нему вернулись мама и сестра Гиги. Лоло, держа в клюве камень, подошёл к их семейству, дотронулся крылом до Гиги и, когда она развернулась, положил перед ней камень.

— Хочешь… посмотреть моё гнездо?

Гиги, высокая самка, с чёрно-чёрной спиной и белоснежным животом, застенчиво отвела пронзительно чёрные глаза. И сказала:

— Хочу, Лоло.

Зизи даже споткнулся, стоя месте.

— Это моя сестра! — замахал он крыльями.

— Лоло… — пролаял Дон, который побежал за ним. — Она же…

Лоло не слушал ни Зизи, ни своего друга. Он и Гиги, несущая в клюве подаренный камень, шли к гнезду. Лоло рассказывал, как внимательно он отбирал камни, как выкладывал ими дно для удобного лежания и как усердно он искал самый красивый камушек, отправившись за ним за несколько километров. Гиги вникала в каждое его слово, кивала головой и ворковала, не выпуская из клюва подарок.

— Лоло! Лоло! — лаял Дон.

Лоло старался не обращать на пса внимания. Что, слушать удивления Дона? Ведь Гиги в детстве любила ябедничать взрослым на Лоло и его друзей. Так то было в детстве. Гиги повзрослела, как и Лоло. Он думал о ней каждый день, пока кормился в открытом море. Об их детских играх и о совместной охоте на криль и рыбу, когда они повзрослели. О её красивом крике, о чёрных крыльях, о внимательной заботе за чужими пингвинятами в яслях.

— Лоло! Оглянись! — Дон схватил его за хвост.

— Я занят! — Лоло сердито расправил крылья.

— Посмотри… На Мака…

Пингвин Маккуори нёс во рту камень и шёл к гнезду Попо. Мими и Пепе обнимали и поклёвывали вернувшегося мужа и отца. Мак подошёл, потоптался на месте, осторожно, боязно тронул крылом Пепе. Она, не ожидая никого, повернулась. Мак аккуратно положил перед её лапами гладкий, сверкающий желтизной камень.

* * *

Мак спал и видел короткий пингвиний сон. Всё было зелено: пляж, узкие дорожки, холмы и склоны, даже пики скал утопали в траве. Сочная, душистая, одни стебли тянулись к небу, другие наклонились и изгибались, словно резвились, припадая к земле. Маленький Мак, спрятавшись в кустах, гладил тонкие, только что вылупившиеся из-под земли ростки. Они были нежно-салатового цвета, мягкие на ощупь и такие слабые, что Мак бережно касался их, боясь причинить вред. Рядом росли потемневшие кусты, твёрдые и сильные, часть стеблей пожелтела и напоминала Маку его голову — такую же копну золотых непослушных перьев. На берегу возле ползучих бурых водорослей кричали пингвины, обсуждая предстоящую ловлю криля. А другие птицы, грациозные и свободные от земли, летели к скалам, в рощу зелёной травы. С этих могучих гор текли ручьи и несли пахучие светлые листики. «Что там, на высоте? — думал Мак. — Что прячут кусты, которые растут на самой вершине? Что там находится?». Поднимая голову вверх, Мак видел синее небо и тёмно-зелёные скалы, покрытые мхами и густыми травами. Мама и папа запрещали покидать пляж, на котором было их гнездо, но скалы, они звали Мака, тонкие запахи холмистой растительности витали возле него, словно говорили: «Пошли, пошли».

И Мак побежал на запах трав, на звуки ветра, живущего в расщелинах скал, на высокие и зелёные вершины.

Он бежал, всё дальше удаляясь от дома, всё тише были слышны крики пингвинов, всё гуще становилась трава. А потом он встретил людей и сети.

Мак проснулся. Кругом был снег, даже голубой горизонт соприкасался со снегом.

— Я проснулся, — пробормотал он.

— Ну и сон, — Дон вилял хвостом. — Я если сплю, то несколько часов. А ты на несколько мгновений закрыл глаза и тут же открыл.

— У пингвинов короткий сон, — туманно ответил Мак и задумчиво посмотрел вперёд. Они с Доном были далеко от поля Адели, здесь только один белый снег, слепящий глаза. И коричневое пятно — Дон. Мак вздохнул. Сон, всего лишь новый сон о прошлой жизни, в которую он не вернётся никогда. «Помнят ли меня ещё на острове? Как живут мои мама и папа?».

— Что снилось? — потягиваясь, спросил Дон.

— Трава… Зелёная, пышная…

— Я люблю траву! Мне нравится валяться в поле, так, чтобы потом от меня всего пахло травой. Мы с Геной часто ходим в поле. Он бросает мне палку, а я ловлю. Очень люблю, когда палка залетит в гущу травы и я ныряю за ней.

Мак подошёл поближе к Дону и сел рядом с ним.

— А что вы ещё делаете, в траве?

— Барахтаемся с Геной, играем в охотников. А когда устанем, то ляжем на примятую траву, смотрим на солнце и отдыхаем. Так мягко, когда под тобой трава. Особенно летом. Осенью она жёсткая, но всё равно приятная.

— Дон, расскажи мне ещё… Расскажи про траву.

— Она зелёная, светлая, в ней растут цветы, самые разные! Жёлтые, красные, синие…

Мак, слушая радостный лай Дона, засыпал. Он снова видел траву, слышал призрачные голоса родителей, ищущих сына по всему пляжу, перед лицом были скалы. Затем появлялись сердитые и злобные люди.

— Скучаешь? — Дон толкнул заснувшего Мака в бок.

— Да, — протянул он. — Дон, я ведь только с тобой могу обсуждать прошлую жизнь. Пингвины не понимают, что такое зелёная земля. Их мир это снег и вода.

— Ты пробовал ещё раз вернуться домой?

— Пробовал, но воды слишком холодные, чтобы плыть одному, без отдыха. Дон, я тебе завидую.

— Чему же? — пёс дёрнул ушами.

— Ты каждый год возвращаешься домой.

Дон вытянулся в высоту и взглянул на холмы, за которыми была полярная станция.

— Мой дом рядом с Геной. Я его пёс, он мой человек. Мне всё равно, где жить, лишь бы со мной были Гена и тепло. Ты скучаешь по семье, а я нет. Я уже забыл про маму и папу, моя семья это Гена. Собачья жизнь проще пингвиньей. Раз тебе не вернуться домой, попробуй жить как я. Еда есть, защита есть, друзья есть, стая есть. Ты счастливчик.

— Дом, он стал чаще мне сниться. Он зовёт меня.

Мак расправил крылья в глупой попытке почувствовал себя летающей птицей. Если бы он только мог летать. Дон смотрел на него с грустью и пониманием. Пёс тоже желал помочь Маку, но он уж точно не может переплыть с ним море. Дон ткнул носом Мака:

— Пойдём на поле Адели. Тебя заждались. Лоло и Гиги женятся.

На всеобщий пингвиний праздник Маку мало хотелось идти. В последнее время он чувствовал себя чужим. Все Адели относились к нему как своему собрату., но тоска принялась душить его, когда Мак с другими пингвинами приплыл к берегам Антарктиды. Многие самцы, его ровесники, за эти дни уже построили гнездо и выбрали себе пару. Намечались первые свадьбы.

Когда Мак и Дон пришли в поле, молодые парочки уже полукругом встали возле дедушки Пиго и ждали, когда старейший пингвин объявит их мужьями и жёнами. Возле ног самок лежали красивые гладкие камушки, которые намедни подарили им возлюбленные.

— Мак, Дон, я уже вас обыскалась! — заохала тётя Лала. — Становитесь возле меня! Скоро дедушка Пиго подойдёт к Лоло и Гиги!

Мак встал возле тёти Лалы. Он пытался смотрел только на лучшего друга, который, как вожак, ждал первым благословения дедушки Пиго. Но взгляд всё время уходил в право, за тётей Лалой и пятью другими пингвинами стояла семья Пепе: её мама Мими, отец Попо и она сама. Родители, любуясь свадьбами, весело ворковали, а Пепе печально отводила глаза в сторону, хотя тоже хотела ворковать с ними, радуясь за друзей.

«Зря я подарил ей камень» — думал Мак.

Он и сам не понимал, как так вышло. Когда самцы отправились встречать вернувшихся самок, Мак отошёл в сторону и случайно споткнулся о выступ маленького камушка. Пригляделся и увидел, что из-под земли торчит верхушка камня. Мак раскопал, достал его и поразился: камень был идеально гладким, крапинки на серой поверхности переливались в лучах солнца жёлтым цветом. Неизвестно сколько этот камень пробыл в земле и сколько бы там лежал, если бы Мак с Доном не разрыли, играясь, землю. Полярник Геннадий называет это инстинктом, пингвины считают это чувством. Мак просто взял камень в клюв и пошёл к Пепе. Положил перед ней и только потом понял, что совершил. Пепе приняла его камень, однако в пингвиньих стаях камень без гнезда ничто не значит. А у Мака гнезда не было. Он услышал слова благодарности Пепе и ушёл. Слишком разные, пингвины двух видов не могут отложить яйца. А зачем камень без гнезда? Зачем гнездо без яиц?

— Ты мой пингвин! — радостно прощебетал Лоло.

— Ты моя пингвиниха! — повторила, сияя от счастья, Гиги.

— Будет благословен ваш союз! — поздравил их дедушка Пиго.

Дон лаял во весь голос, тётя Лала и тётя Лили, мама Гиги, любя клевали сына и дочь. Отцов на свадьбе детей не было: Тото и Зозо погибли, когда спасали птенцов от браконьеров. В тот день Мак стал частью стаи Адели.

Свадьбы продолжались. Мак, поздравив от души Лоло и Гиги, отчаянно делал вид, что с удовольствием продолжает наблюдать за церемонией. Лоло и Гиги стояли за его спиной и мило чирикали.

— У нас будет два яйца и два птенца, вот увидишь, Гиги.

— Мак! — вдруг к нему обратилась Гиги. — А сколько у вас в кладке яиц бывает?

— Два, — ответил Мак. — Но самка высиживает только одно, второе погибает.

Лоло насторожился и тихонько отозвал его в сторону.

— Что с тобой? Ты, как мы вернулись домой, сам не свой.

— Не свой, Лоло, — хмуро ответил он.

Маку вдруг так захотелось рассказать лучшего другу про траву, про преследующие его сны, про странный голос, зовущий домой. Но вдруг его внимание привлёк Зизи. Когда дедушка Пиго благословлял другие пары, Зизи стоял возле своей сестры Гиги, но стоило свадьбам закончится, он медленно начал отходить от родных и, пока Мак разговаривал с Лоло, Зизи распушил перья и принялся кружиться возле Пепе. Она отворачивалась, делала вид, что разговаривает с мамой и папой, но Зизи ещё больше ворковал и звал её. Издалека, среди криков других пингвинов, Мак услышал слово: «гнездо». Пепе оглянулась за него и тихо заговорила с Зизи. Родители кивнули ей, отпуская Пепе к Зизи, и она пошла с ним.

Мак всё смотрел и смотрел на них. Не может быть! Куда они пойдут? У Зизи ещё не готово гнездо. Он говорил, что старое оказалось плохим, и он его переделает. У него нет даже подарочного камня. Пепе и Зизи отошли к высоким холмам, подальше от стаи, и просто заговорили. Мак не слышал их разговор, но видел, что радость возвращается к Пепе, она махает крыльями, а перья как будто ярче переливаются под лучами солнца.

— Надо было тебе всё-таки сделать гнездо, — под ухом пролаял Дон. — Ну, я побежал! Меня Гена ждёт!

Мак взглянул на стоящего рядом Лоло. Вожак смотрел на него пронзительно и молчаливо. Он ничего не говорил, но Мак понял, что своим молчанием Лоло соглашается с Доном. «Выбор за тобой», — как бы говорил Лоло, а потом развернулся и пошёл к стае.

«Глупая затея!» — закричал про себя Мак.

Он сел возле камней, попытался расслабиться, подумать о криле. «Может быть, прогуляться до станции людей? Авось, развеюсь?» Мак даже попытался уснуть, чтобы снова погрузиться в сны о траве. Но сны не шли. Он лежал на животе и смотрел на пингвинью рутину. Гиги изучала их общее с Лоло гнездо. Тётя Лала чистила пёрышки. Дедушка Пиго и Лоло с холма смотрели за порядком в стае. А Пепе… Она сидела с родителями и смотрела в сторону Зизи, который старательно обустраивал новое гнездо. Камень, подаренный Маком, был рядом с ней. Она держала его в своих ногах, как птенца, но на Мака даже не смотрела.

«Пепе ждёт меня!»

И Мак отправился за камнями. Он боялся, что его заметят, поднимут на смех, за ним будут наблюдать и обсуждать единственного пингвина из рода Маккуори, который строит гнёзда на антарктическом берегу. Мак ушёл на пределы поля Адели и нашёл свободную ото снега ямку. Камней за полем было мало, но Мак лез за ними на скалы, не страшась упасть. Чем выше идёшь, тем лучше камни. Солнце светило, облака исчезли, Мак пробирался на скалы за камнем, точно в детстве, когда мечтал узреть мир, но оказался в клетке браконьеров. Но он не останавливаться, чтобы насладиться видом снежной долины, он перебирал, отбирал камни, отыскивая самые правильные, слезал вниз и шёл к яме, избранной стать гнездом. Мак не считал сколько раз поднимался и спускался, прошли часы или дни. Иногда он засыпал, сознание вновь уносилось в тёплый край, свободный от снега, он вновь слышал мольбы родителей вернуться домой. Когда Мак просыпался, снизу его звали Лоло или Лала, он кричал им, что занят, и продолжал носить камни.

Наконец, гнездо было готово. Мак сомнительно оглядел его. У Адели и Маккуори свои представления о доме и гнёздах. Даже к яйцам и птенцам они относятся по-разному. Мак в последний раз вспомнил утраченные дни и родителей, и пошёл на поле Адели.

Пепе лежала на животе и любовалась желтоватым камушком, она наклоняла голову, стараясь рассмотреть рисунок на нём. Мак подошёл и проворковал, чтобы на него обратили внимание. Пепе сразу встала на ноги и мило прощебетала:

— Здравствуй, Мак, а я вот смотрю на твой камень. Его жёлтые крапинки, они как звёздочки.

— Пепе, я… Построил гнездо. Посмотришь?

— Я несколько дней не покидала поле, не видела, чтобы ты строил гнездо.

— Оно… Не в поле. — «Надо было строить здесь! Она не пойдёт так далеко!»

— Я хочу посмотреть, — неожиданно ответила Пепе и взяла в клюв недавний подарок «с крапинками в виде звёздочек».

Они шли, и Мак не знал, что говорить. Без того беспокойное птичье сердце стучало сильно, что, казалось, его слышит вся стая.

— А у нас тоже живут морские слоны, — сказал Мак первое, что пришло в голову.

Пепе, занятая камнем, могла только кивнуть. «Наверное, я говорю глупости», — подумал он.

Они подошли к холму, за которым было гнездо, Мак хотел уже было подтолкнуть Пепе, как вдруг услышал голос Зизи:

— Пепе! Пошли со мной!

Зизи подобрал свой камень и уверенно направился к Пепе. Остановился он возле самого туловища Пепе, гоготнул, зыкнув на Мака, и положил перед ней камень. Гладкий, круглый, угольно-чёрного окраса.

— Пепе, этот камень теперь твой. Я хочу, чтобы ты приняла мой подарок!

Он сильно застучал ногами, Пепе вздрогнула и подарок Мака упал из её клюва. Приглядевшись, Мак вдруг увидел на своём камушке неровности и зазубрины. Не то у Зизи — идеальная форма!

— Пошли со мной, Пепе! Он чужак! Я сделаю тебя счастливой, Пепе!

Пепе обняла ногами камень Мака.

— Зизи, я…

— Зизи, она выбрала меня! Уйди! — закричал Мак.

— Выбрала, — передразнил Зизи. — Пепе наивно повелась на твои сказки про какую-то дурацкую траву! Она пойдёт со мной!

— Зизи, прекрати! Мне неприятно! — громко вскликнула Пепе.

— Видишь, ты раздражаешь её! — хлопнул Зизи крыльями. — Ты чужак! Пришелец! Только в сказках старого Пиго пингвин пингвину друг! Уходи, чужак!

— Я не уйду! — Мак грозно встал перед ним.

Зизи выпрямился, нахохлился, застучал лапами по земле.

— Пепе! Лоло и Мак привели на наш берег браконьеров. Мой отец погиб по их вине, а меня, мою сестру и других птенцов чуть не отвезли в зоопарк! Пепе, тебе нравится этот чужак? Ты только взгляни на его гнездо, построенное за пределами поля Адели! Вы погибните с первыми холодами!

— Зизи, замолчи! Я не хочу тебя слышать! — закричала Пепе.

Она выскочила перед самцами, но Зизи и Мака, кажется, уже не интересовала Пепе. Зизи отодвинул её и крикнул сопернику:

— Ты чужак, Маккуори. Ты мёрзнешь от слабого порыва ветра. Ты не умеешь глубоко нырять. Ты бы давно умер, если бы не Лоло и Лала — твои няньки. Уверен, ты даже драться не можешь.

Зизи подскочил и набросился на Мака. Он клюнул его прямо в голову, затем больно ущипнул за шею. Мак отбежал назад. «Нельзя поддаваться. Он меня дразнит!» Мак снова дал назад, увернулся от новой нападки Зизи. Ничего страшного, не заклюёт. А боль… Когда он был с браконьерами, было ещё больнее.

— Ты не вернёшься домой! Чужак! — зашипел Зизи. — Твоя семья уже попрощалась с тобой, а новой никогда не будет! Ты не вернёшься домой!

Слова Зизи врезались в сознание Мака. Он закричал и кинулся на противника. Мак вонзился острыми зубами в шею Зизи и повалил его на землю. Зизи попытался встать, но Мак вспомнил, чему учил его отец, и начал вертеться. Зизи вращался вместе с ним, а Мак только и успевал клевать его, кусать и нещадно бить крыльями и ногами. Да, Мак плохо нырял и был слаб к холоду, но клюв его в разы был сильнее и больше клюва Адели. Он только и успевал наносить новые удары Зизи. Где-то кричала Пепе, умоляла остановиться, её голос был слышен как в тумане, как во сне. Мак был занят Зизи. Вращаться, клевать, не дать сопернику подняться на ноги.

Наконец, он отпустил противника. Мак тяжело дышал, сердце взрывалось, крылья продолжали возбуждённо хлопать. Изнемождённый Зизи лежал в луже крови и не двигался.

Больше всего Мак запомнил то, как отнеслась к нему Пепе: изумление во взгляде, отвращение в голосе и страх, который объял крохотное птичье тельце, когда она собой закрыла Зизи. А дальше к израненному товарищу примчались пингвины. Тётя Лили и Гиги чуть было не накинулись на Мака, их едва остановил дедушка Пиго. Лоло больно ткнул друга клювом и прокричал:

— Убирайся отсюда! Чтобы крыла твоего не было на нашем поле! Убирайся, Мак!

Пингвины уводили истекающего кровью Зизи, а Мак смотрел на Пепе, которая даже не обернулась на него.

Уже который час он сидел за холмами, за пределами поля Адели, в одиночестве возле своего пустого гнезда, который припорошил снег. Рядом с гнездом валялись какие-то лишние камни. Мак распинал их, и камни отлетели на несколько метров. Медленно с посеревшего неба падали хлопья снега, Мак размахивал головой, прогоняя снежинки со своих волос, фырчал, покрякивал. «Что я наделал? Как я мог поддаться злости? — корил себя он. — Меня больше не пустят на поле. А Пепе… Я потерял её навсегда». С поля были слышны оханья и аханья самок, которые узнавали, что Мак сотворил с Зизи. Никогда ещё Адели не дрались с такой жестокостью. Пингвин пингвину друг… Эти слова постоянно повторяет дедушка Пиго. Но Зизи никогда не был другом Маку.

— Он мне не друг! Он оскорбил меня! — проорал Мак в пустоту.

— Мак, может быть ты извинишься?

Внезапно на вершине холма показался Лоло. Вожак съехал с пологого склона на животе и встал перед Маком, вздыбленный, рассерженный. Следом за Лоло спустилась его мама. Тётя Лала громко хлопала крыльями, тяжело вздыхала.

— Мак, ты не ранен? — запричитала она.

Тётя Лала побежала к Маку, попыталась его обнять, но Лоло быстро преградил ей дорогу и властно крикнул:

— Не трогай его, мама. Он не заслужил твоих переживаний. Ну, Мак, долго будешь здесь сидеть? Зизи и его семья ждут твоих извинений.

— Ты меня выгнал, — нахохлился Мак.

— Будешь жить в изгнании или попытаешься наладить отношения со стаей и извинишься перед Зизи за свой безобразный поступок? — произнёс Лоло.

Вожак стаи стоял перед Маком с широкой прямой спиной, крылья были расправлены, голос ожесточился. Глаза Лоло, без того чёрные, потемнели ещё больше. Всем своим видом он показывал, что сейчас не на стороне лучшего друга. И Мак взбесился ещё сильнее. Лоло же должен знать, каким засранцем может быть Зизи! Он воевал с ним с самого детства!

— Зизи оскорбил меня, Лоло! — Мак решился объяснить. — Он сказал, что я чужак, что я слабак, а моя семья меня не ждёт и я никогда не вернусь домой!

Лоло кивнул.

— Я знаю, что он наговорил тебе. Пепе пересказала мне вашу ссору. Но поведение Зизи не снимает с тебя вины.

— Он меня оскорбил!

— А ты едва не убил его.

— Что я должен был делать? Терпеть его насмешки? — сильнее вспылил Мак. — Зизи первым полез в драку. Я пытался до последнего её избежать. Он первым меня клюнул!

— Тебе нужно было сразиться с Зизи по-честному. Как я сражался с ним несколько раз. Пингвины Адели никогда не дерутся до крови. Это запрещено.

— А Маккуори дерутся! — гордо ответил Мак.

Лоло долго с недоумением смотрел на друга и медленно, выговаривая каждое слово, сказал:

— Ты находишься в стае Адели и должен жить по нашим порядкам. А если забываешь, что мы не Маккуори, то помни хотя бы об общем пингвиньем законе — пингвин пингвину друг. Возможно, твоя стая и забыла его, но здесь, в снегах Антарктиды, его чтят и хранят.

Тётя Лала ласково положила крыло на плечо сыну.

— Лоло, пожалуйста, не дави на него.

— Я не давлю, я указываю на его ошибку, которую он совершил, мама, — сказал Лоло. — Ты сильно поранил Зизи. Возможно, он останется калекой. Возможно, он не сможет ловить криль и умрёт от голода.

От неожиданности Мак крякнул:

— Тётя Лала, это… Правда?

— Правда, Мак, — вздохнула Лала. — Зизи не может ходить, его ноги и крылья очень пострадали. Мак, ты подрал его словно морской леопард.

Мак в ужасе закрыл глаза и представил судьбу, которую он подарил Зизи. Тело окутала странная противная дрожь, кровь прилила к голове. Он этого не хотел. Он… Он просто не удержался, он не смог слышать, что назад дороги нет, что дом… Дом, семья навсегда останутся во снах.

— Так ты будешь просить прощения? — настойчиво повторил Лоло.

Мак поднял на Лоло глаза. Красные, глаза настоящего Маккуори.

— Нет! Зизи заслужил, его давно пора было проучить! Вспомни Лоло, как он ябедничал на тебя ещё в детстве! Вспомни, как вы сами дрались с ним, когда выросли!

— Помню.

Лоло сделал шаг вперёд.

— Мальчики, не надо! — закричала перепуганная тётя Лала, напомнив Маку Пепе.

Пингвиниха встала между самцами, но Лоло не спешил нападать. Он, отодвинув мать, лишь вплотную подошёл к Маку и ровным голосом сказал:

— Я всё помню. Я помню наши ссоры с Зизи. Я помню, что он винит меня в смерти его отца. Но я также помню пингвиний закон. Я не забываю, что Зизи член моей стаи, а с недавних времён он брат моей самки. При всём моём неуважении к Зизи я буду его защищать. И от поморников, и от морских леопардов, и от пингвинов, которые забыли древние устои. Мак, ты в нашей стаи не первый день. Моя мать выкармливала тебя, когда ты попал в нашу стаю. Дедушка Пиго воспитывал тебя и учил жизни в наших суровых краях. Каждый пингвин Адели оберегал тебя словно сородича. Ты давно стал своим. И вот так ты оплатил нам? Так ты относишься к нашим законам? Последний раз спрашиваю — ты извинишься перед Зизи?

— Нет.

Лоло покачал головой и тронул крылом тётю Лалу.

— Пошли, мама. Он не понимает. Пусть живёт один.

Лоло потопал на холм. Тётя Лала не спешила за сыном, она несколько раз оглядывалась назад, надеясь, что Лоло передумает и смилуется к Маку. Но вожак был строг. Лала обняла Мака, заглянула ему в глаза и тихо, так, чтобы Лоло не услышал с холма, сказала:

— Мак, извинись перед Зизи. Тебе не примут в стаю, если ты гордо будешь считать себя правым. Зизи виноват, он много дурного наплёл, но, Мак, его слова не стоят крови.

Мак ничего не сказал тёте Лале. Огорчать пингвиниху, которая заботилась о нём, пока он был птенцом, не хотелось, но про себя промолвил: «Зизи хочет услышать моё прощение — пусть первым извиниться за дрянной клюв. А мне хорошо и здесь одному».

Тётя Лала ушла. И больше никто не приходил к Маку. Он поселился в своём гнезде, в которое мечтал привести Пепе, и все дни проводил, как и пожелал — один. Иногда Мак встречал Адели, когда отправлялся в море порыбачить. Лоло, дедушка Пиго, друзья детства — никто к нему не подходил. Только тётя Лала здоровалась и спрашивала, как он поживает. А дни были похожи одни за другим. Наловить криля, поесть, вернуться в своё гнездо, зарыться в холодный снег, смотреть на облака и думать, когда же небо встретиться с землёй, когда же мир перевернётся и он сможет увидеть что-нибудь ещё кроме до тошноты белого снега.

А снега намело так сильно, что скрыло гнездо. Мак видел только серые точки, напоминающие о камнях. Он ходил вокруг да около, чистил гнездо, но этого не помогало. Снег, не прекращаясь, падал на землю. Мак мёрз, протирал свои перья, но согреться плохо удавалось. «На Поле Адели мне бы помогли тётя Лала и Лоло». Но возвращаться не позволяла гордость.

Мак слышал с поля весёлые пингвиньи голоса и лай Дона. Даже пёс не забегал к нему в гости. Наверное, уже и высокомерные императорские пингвины, и поморники, и тюлени знают, как приёмыш Адели поступил с Зизи.

Он посмотрел на вершины холма, сделал робкий шаг на первый камень. Может быть, всё-таки принять совет тёти Лалы? Хотя бы ради себя… Уж сильно начинало холодать. Мак замечал пар своего дыхания.

Нет. Он не может признать, что Зизи был прав. Мак развернулся и уселся в снег, поджал ноги под живот и притянул к себе пару камней, чтобы было не так холодно. Замкнул глаза. Вечная белизна сменилась зелёным заревом травы.

Сзади раздался хруст шагов. Мак сразу проснулся и стремительно развернулся — а вдруг хищник? Но за его спиной стояла Пепе. Она провела лапой по твёрдому насту снега, выловила какие-то лёгкие снежинки и взмахнула их в воздух.

— Мак, возвращайся, холодает.

— Меня выгнал твой вожак, — ответил Мак.

— Наш вожак. И наш лучший друг. Возвращайся. Тебя ждут. Я, Лоло, тётя Лала.

— Мне ясно сказали, что меня не ждут, пока не извинюсь перед этим негодяем.

Пепе подошла к Маку и улеглась рядом с ним на снег. Маку стало не по себе. Холодно же… Столько снега. Пепе мирно лежала, повернула голову на Мака. Осуждение, его больше не было в её сияющих чёрных глазах.

— А ты просто вернись. Ведь наше поле это твой дом.

— И стать изгоем?

— Здесь за пределами поля ты разве не изгой?

Пепе лежала, падающий снег окроплял её чёрную спину, которая под лучами солнца отдавала синевой. Мак прилёг рядом с Пепе, стоять, пока она лежит, ему было крайне неловко.

— Зизи охромел. Ему трудно ходить, — сказала Пепе.

— Он поправится?

— Дедушка Пиго говорит, что сил у него много. Он верит в Зизи. Но нужно, чтобы небо дало своё добро. Если усилятся холода, Зизи не справится. Главное, чтобы не было бурь.

Мак задумчиво замолчал, не зная, что ещё сказать. Всё нутро кричало ему — «ты виноват, ты покалечил такого же пингвина». Но слова Зизи… «Ты не вернёшься домой!» Они были больнее зубов морского леопарда. Никто из всех Адели не может понять, как тяжело Маку их слышать и осознавать, что Зизи говорил правду. Мак лежал возле Пепе и невольно касался её. Её тело было тёплым, перья нежными. Мак хотел прижаться к ней сильнее. Но он чужак. Пингвин другой породы. А с недавних пор изгнанник.

— Пепе, почему ты пришла ко мне? Тоже будешь просить, чтобы я извинился перед Зизи? Тоже назовёшь меня виноватым?

— Хочется, но не буду, — сказала Пепе. — Лоло тебе уже высказал всё, что думаю и я, и наша стая. Остальные Адели своим молчанием говорят громче слов.

— Пепе, что ты хочешь от меня?

— Хочу, чтобы ты рассказала мне про зелёную траву, — сказала Пепе и дотронулась клювом до головы Мака.

Мутное небо осыпалось снегом, Маку даже внезапно стало чуточку теплее. Но Пепе… Она неуютно прижалась к земле, поджала под себя крылья.

— Вернись домой, Пепе. Замёрзнешь.

— Проводи меня, Мак.

— Я не могу…

— Можешь, — Пепе поднялась на ноги. — Я зову тебя к себе в гости. Ты просто побудешь со мной. Обещаю, тебя никто не заставит извиняться перед Зизи, если сам не захочешь. Я хочу, чтобы ты рассказал мне о своём острове у меня в гостях. Пошли, Мак, или я не уйду.

И Мак поднялся. Пепе полезла на холм, он потопал следом за ней. Удивительно, но на поле Адели было мало снега, хотя поле находилось в низине между холмами. Снег одиноко и незаметно лежал возлей камней, прятался в ямах и в падинах. Всё поле было обустроено гнёздами, где-то уже лежали яйца. Все Адели внезапно затихли, когда увидели вернувшегося Мака и вновь погрузился в привычный гвалт, делая вид, что ничего не происходят. Никто не поздоровался с Маком.

Он думал, что Пепе поведёт его к своему гнезду, но Пепе уже там не жила. Мими и Попо отложили новые яйца, а Пепе нашла уголок возле валунов. Она села у грозных, больших камней и сказала Маку:

— Расскажи про траву.

Мак смотрел на стаю. Дон и Лоло о чём-то говорили. Неподалёку учился ходить Зизи. Давний противник сам и шага не мог сделать. Он опирался на крыло своей сестры и потихоньку ковылял от своего гнезда до гнезда Лоло. Дон всегда замечал, что гнёзда пингвинов расположены слишком близко. Но для Зизи, который медленно, вздыхая, кряхтя делал один шаг, расстояние казалось непреодолимым. Мак чуть не закричал ему: «Зизи, выслушай меня!». Но вовремя взял себя в крылья. Нет, он пришёл не за этим.

— Пепе, трава… — мечтательно заговорил Мак. — Она такая сочная! Зелёная! Порой она бывает такой яркой, вот как ошейник у Дона. Это ранняя молодая трава. А тёмная, жёсткая — это уже старая, умирающая. Но от любой травы пахнет свежестью, жизнью и водой. Ты принюхиваешься, улавливаешь тонкие струйки запаха и чувствуешь океан, запах которого остался с росой.

Мак глубоко вздохнул, забыв, что падает снег. Пепе повторила за ним, но запах она, конечно, не почувствовала.

— Расскажи, как выглядит трава.

— Пепе, представь комок снега. Липкий, целый, но длинный и тонкий, а ещё зелёный. Зелёный… Ну, как ошейник Дона или куртка Геннадия, в которой он был у нас в последний раз. Трава нежная. Она не растает в крыльях, но ты всё равно будешь бережно держать её стебель, потому что она слабая как птенец. Она может извиваться как струйка воды, а может расти высоко и прямо как… Как пингвинье перо, но самое длинное, какое только может быть. Каждая травинка переливается зелёным светом, но на кустах могут расти цветы: красные, синие, оранжевые. У Геннадия и Дона нет столько тонов в одеждах, как на стеблях, растущих на моём острове.

— Хватит врать!

Мак скривился, услышав этот голос. Зизи, обхватывая крыльями Гиги, шёл к нему. В маленьких, полузакрытых глазах, через которые проходили шрамы, по-прежнему играл огонёк войны.

— Травы не существует! — грубо крикнул Зизи. — Что это за ерунда такая, которая извивается водной струёй да растёт как перо? Покажи нам хоть одну травинку. Не можешь? А её нет!

Мак поднялся с камней. Пепе поспешила встать между ними. Но Мак не собирался больше драться. Уж не с покалеченным им же соперником. Он пошёл навстречу к Зизи, чтобы тот не утомлялся. Хоть и шагать до Мака было всего ничего, но каждый шаг отдавался Зизи болью. Мак подошёл к нему и как можно тише сказал:

— Я вырос в гуще травы. Она зеленее всех одеяний полярников. Она выше всех наших холмов.

— В мире только снег, камни и вода! Травы нет! — крикнул Зизи.

— Есть! — гавкнул Дон. — Я тоже видел траву и резвился в её кустах. Мы с Геннадием проехали пол мира, я видел самую разную траву, цветы и деревья. Мак говорит правду.

Пепе взяла Мака за крыло, чтобы посадить на землю.

— Расскажи про траву, Мак. Дон, пожалуйста, расскажи тоже. Что такое пляж с водорослями? Что такое зелёные горы?

Мак хмуро взглянул на Зизи и уселся возле Пепе и Дона. Он не знал, с чего начать. На него смотрел воинственными глазами Зизи, озлобленно фыркала Гиги, Лоло стоял в суровом молчаливом ожидании. Почему они собрались возле него? Ждут прощения? Ждут, что он начнёт извиваться либо открыто признает свою вину? Этому не бывать! Пепе повернула голову Мака к себе, как бы говоря — «не обращай на них внимание, ты пришёл ко мне».

Мак заговорил. Он начал рассказ про тонкие, только что родившиеся стебельки, которые вылезают из-под земли и тянутся к солнцу, выбираясь из толщи тяжёлых тёмных трав. Они как дети рвутся к неизвестному, красивому. А родители, толстые травы, влажные от росы, с белыми, лиловыми и синими цветами на голове, осторожно отодвигаются и дают дорогу маленьким стеблям. Запах разный — сладкий, горький, у некоторых кустов похож даже на аромат криля — он разносится по округе и пьянит.

— А есть ещё деревья! — добавил Дон. — Кора у них твёрдая, она вся в кольцах, по которым можно определить возраст дерева. Летом листья зелёные, а осенью желтеют, багровеют и осыпаются. На их ветвях летающие птицы строят гнёзда, чтобы не достали хищники.

— Деревья настолько высокие? — удивилась Гиги.

— Выше Геннадия в несколько раз!

— У нас на острове трава везде, — сказал Мак. — На берегу только водоросли, а вот дальше — мхами и лишайниками трава выслала землю, листья и стебли перекручиваются, порой они превращаются в непроходимые зелёные заросли. Только яркие цветы или ягоды краснеют наверху.

— Ягоды, что это такое? — спросил Лоло.

— Полезные и вкусные плоды трав, — облизнулся Дон. — Они очень маленькие. Пуговицы. Пуговицы у Геннадия видел? Вот такие ягоды растут на травах. Их очень любят есть и собаки, и птицы, и люди.

— И ты ел? — вдруг подал голос Зизи.

Он пронзительно смотрел на Мака и повторил:

— И ты ел ягоды? — немного погодя, он добавил: — Мак.

Мак притих. Не послышалось, Зизи обращается не к Дону, а к нему.

— Ел. Но для пингвинов рыба вкуснее.

Он замолк. Воспоминания побледнели, когда он посмотрел на Зизи и снова увидел кровавую драку, в которой чуть не убил пингвина.

— Расскажи ещё про свой остров, — Пепе затормошила Мака за крыло. — Ну, расскажи.

И Мак продолжил. Он говорил про маленькие листья, налитые росой, на которых растут красные горошинки ягод, спрятавшись в зелёную оправу травы. Говорил про крупные, тяжёлые, тянущие стебелёк вниз. Чем ближе к земле, чем трава молодее и нежнее, чем выше — чем темнее цветом, тем твёрже стебли. Но где-то далеко, возле вершин гор трава яркая и сверкающая, хотя ей уже много лет. Кусты и деревья купаются в свете солнца и голубизне небес.

— Ты был там? — поинтересовался Зизи. — Ты видел самые яркие травы?

— Видел, — ответил Мак и продолжил рассказывать, как он побежал в горы.

Травы тянулись к небу, а он тянулся к манящей на вершинах зелени. Пока он шёл, ему попадали кусты, которых не встречал возле берега. Под шагами Мака пригнутые к земле травы выпрямлялись и вытягивались. А насекомые взлетали ввысь.

— Кто такие насекомые? — Зизи устало сел на землю.

— Они похожи на криль, но живут на земле, — пронёсся вздох Мака.

Он рассказывал про насекомых, про их крылья, их самые разные формы, звуки — жужжащие, стрекочущие — а потом говорил про воркующих, кричащих птиц, которые могут гулять по песчаному горячему песку на берегу и подниматься до самых гор, строя там гнёзда. Он рассказывал про королевских пингвинов, так похожих на императоров, про ленивых морских слонов. И про чудных запах свежести и свободы, который доносится с гор.

Дон разбавлял его рассказ отрывками из своих наблюдений. Пепе, Лоло и Гиги слушали Мака. Рядом с ним сидел Зизи и с любопытством расспрашивал о траве.

* * *

Погода ухудшалась. С каждым днём становилось холоднее, метель, внезапно пришедшая в летние антарктические земли, дула с беспощадной жестокостью. Императорские пингвины говорили, что зима пришла на полгода раньше, а старожилы вроде дедушки Пиго давно не помнили столь холодного лета и сильного ветра, который не переставал погружать поле Адели в снег. Даже Дон не навещал друзей, он сидел в тёплой станции и через окно наблюдал за снегом, застилающим землю.

В бушующем буране самцы Адели терпеливо и стойко высиживали яйца, самки уже как две недели ушли кормиться в море и не возвращались. Голод сводил мышцы, холод пробирал до костей, но пингвины не сходили с яиц. Когда у кого-то заканчивались нервы и он собирался пойти к морю, чтобы поесть, Лоло отважно кричал:

— Крепись! Мужайся ради своей самки и невылупившихся птенцов! Осталось продержаться недолго! Если сойдёшь с гнезда, яйца погибнут. Что скажешь тогда своей самке? Не сходи с гнезда. Голод закаляет пингвинов. Не сходи с гнезда!

Самок на поле осталось не так уж много. Это были пожилые пингвинихи, или слишком юные. Пепе не принадлежала ни к тем, ни к другим. И всё же её уделом оказалось стонать от холода на поле вместе с самцами и ждать, когда покажется солнце и стихнет ветер. Попо не грел старшую дочь, все силы отца были направлены на сохранение яиц, он сказал Пепе, чтобы она не надеялась на его помощь. Тепло нужно пингвинятам, которые и минуты не проживут в своих яйцах, если отец уйдёт из гнезда. Мими не возвращалась. Пепе хотела отправиться на поиски мамы, но Попо запретил ей уходить с поля. Вьюга заметёт насмерть, если она в одиночку покинет поле.

— Пепе, нам нужно верить в твою мать, — говорил Попо. — Она вернётся. Я верю в это. Только ты не уходи с поля. Я однажды ушёл, когда меня сломил голод, и одно из наших яиц, в котором спал твой брат или сестра, погибло. Больше я не оставлю гнездо. Пепе, пожалуйста, не уходи.

Пепе грелась, благодаря тёте Лале, которая прижимала её к себе. Овдовевшая Лала так и не нашла себе самца, она хранила верность погибшему Тото, хотя поклонников у Лалы было не мало. Лала, Пепе, дедушка Пиго, хромой Зизи, пожилые пингвины и молодняк жались друг к другу, пока самцы неусыпно охраняли будущих пингвинят от холода. Даже поморники не воровали яйца. От стужи летающие птицы едва могли поднимать крылья. Они тоже спасались, спрятавшись в камнях, в тесном круге из своих тёплых тел.

Ветер усиливался. Облака заволокли небо чернотой. Казалось, наступила полярная ночь.

«Мак, где же он?» — волновалась Пепе.

Он не жил больше на поле Адели, иногда лишь заходил в гости, и даже, когда пришла метель, и друзья позвали Мака обратно в стаю, он отказался возвращаться. Был слишком горд, чтобы признать свою слабость на антарктической земле, свою зависимость от других. Накануне прилёта метели тётя Лала ходила за Маком, но даже она не могла утихомирить обиженное самолюбие Маккуори.

— Тётя Лала, больше ты не видела Мака? — спросила Пепе, освободившись из-под нового снега.

— Нет. Я видела его только перед метелью, — покачала головой Лала. — Я не знаю, что с ним сейчас.

— Дедушка Пиго, а ты? Ты видел Мака? Вдруг он приходил к нам?

Старый пингвин вздохнул.

— Нет. Я бы тебе сказал, если бы увидел, что Мак спускается через холмы на наше поле.

Пепе вырвавшись из-под крыльев старших, побрела сквозь снег к Лоло. Авось, вожак знает. Лоло всё знает.

Чёрные крылья Лоло скрыл снег, он подрагивал, но не смел вставать с яиц.

— Лоло! — подскочила к нему Пепе. — Может быть, ты знаешь, что с Маком? Может быть, кто-нибудь из наших пингвинов видел его и сказал тебе, как он?

— Я не знаю, Пепе, — Лоло отряхнулся, так осторожно, чтобы ни одна не снежинка случайно не коснулась яиц. — Я не покидал своё гнездо, как Гиги ушла в море. Мне нельзя оставлять яйца.

Пепе задрожала: от слов Лоло ей стало ещё холоднее. Она побрела обратно к тёте Лале.

— Мак выживет! — закричал Лоло.

Пепе оглянулась, но в поникших глазах вожака не было веры. Она хотела присесть на прежнее место, в неглубокую ямку, которую смогла выкопать своим телом, но за эти минуты ямку засыпало снегом. Пепе поджала лапы и устремила взгляд к холмам, которые скрылись в темноте.

— Наверное, Мак умер, — над головой Пепе пронёсся голос Зизи.

Она подпрыгнула от неожиданности. Зизи, хромая, шёл к ней.

— Мак вряд ли выжил, — тихо произнёс он. — Такой снег, ветер… Он там один.

Зизи хотел дотронуться крылом до Пепе, она отмахнулась и закричала:

— Нет! Это всего лишь буря! Всего лишь холод! — Пепе подбежала к дедушке Пиго: — Пожалуйста, скажи мне, что Мак цел! Он замёрз, но он жив! Ты самый опытный пингвин, скажи мне, что Мак жив!

Дедушка Пиго кряхтел и покачивался, его сил едва хватало, чтобы смахивать с крыльев снег.

— Я не могу тебе ничего сказать, Пепе. Таких бурь лето ещё не помнит. Пепе… В нашей стае погибли несколько пингвинов за последние дни. Старики и одинокие самки, храбрые отцы и птенцы, ещё не вылупившиеся из яиц. Мы многих потеряли. Оперенье Мака хуже справляется с холодом, и он один… Я не могу тебе ничего сказать. Мак, может быть, ещё и жив. Но что будет дальше… Взгляни на небо. Грядёт самая страшная ночь.

Пиго поднял крыло, и Пепе увидела серую тучу, которая поглощала последние куски бело-грязного небо. Она шла со стороны холмов, за которыми жил Мак. Ветер с огромной скоростью гнал снег.

— Нет, Мак жив! Мак жив! — закричала Пепе.

Её голос стих в буране.

Перед глазами возник замёрзший, посеревший от холода и окоченевший Мак, которого Пепе с Лоло нашла так давно, когда он птенцом отправился на поиски своей семьи. Ещё совсем чуть-чуть, опоздали бы они на полчаса, Мак бы умер.

— Он жив! — закричала Пепе.

И она побежала к холмам, не оглядываясь назад.

— Пепе, вернись! — заорал Попо.

Дочь не отвечала отцу, а отец не мог встать с яиц, чтобы остановить её.

— Пепе! — отчаянно звал Лоло.

— Пепе, стой! — вдруг она услышала голос Зизи и шорканья снега.

Пепе перестала бежать и оглянулась. Зизи, как мог, пытался её догнать. Весь запыхавшийся, хромой Зизи взял Пепе за крыло, заглянул в глаза и промолвил:

— Ты любишь Мака?

— Люблю, — без тени сомнения ответила Пепе.

— Верни его в стаю, — настойчиво заявил Зизи.

Пепе обняла Зизи и пустилась бежать.

Она могла только неуклюже передвигать ноги. Глаза не видели ни камней, ни выступов, куда можно было встать. Ветер, летящий на Пепе, залеплял глаза снегом. Осторожно, выискивая пальцами камни, за которые можно уцепиться, Пепе лезла на холм. Ветер рьяно наступал. Как лютый зверь, как заклятый враг он бил по Пепе. Она падала, срывалась с холма и летела вниз. Хорошо, острые камни были засыпаны снегом. Сугробы ловили Пепе, она выбиралась и, не отряхиваясь, лезла снова на холмы, которые казались огромными горами.

Ветер завывал. Уже не снежинки, а целые комья летели в Пепе. Она лезла на холм, прислушиваясь к рёву ветра и звукам, несущимся на неё. Какие-то балки, куски металла, покрышки и стекляшки — они тоже нещадно кружились в вихре бури. Казалось, полярной станции тоже нет. Даже человек пал перед снежной смертью.

Почувствовал перед собой пустоту, Пепе поняла, что забралась на вершину холма. Но она не могла ничего увидеть. Мир погрузился в белую пелену снега.

— Мак! Мак! Мак, ты слышишь меня?

— Ма-а-ак… — завыло эхо и поглотилось в пляске вьюги и вое ветра.

— Мак! — снова закричала Пепе.

Вдруг ей показалось жёлтое пятнышко. Словно зажёгся огонёк, но как он был похож на волосы Мака. Пепе на мгновение зависла. Видения, мираж?

— Мак! Мак! — Пепе побежала вниз.

Ураган, полный снежными комьями, подхватил её, и Пепе сорвалась вниз. Она летела, пытаясь ухватиться ногой за какую-нибудь опору, порой получалось. Но едва Пепе переводила дух, она снова бежала вниз.

— Мак!

Жёлтое пятно не исчезало. Оно приобретало очертания волос. Под насыпью снега, вдали от своего гнезда, лежал Мак.

— Мак! — закричала Пепе, ухватившись крыльями за выступ на скале.

— Пепе?! — раздался удивлённый и отчаянный крик.

Сугроб зашевелился, Мак высунул голову. Красные глаза блекло горели в вихре белого жестокого снега. Пепе разглядела голову и ужаснулась. Мокрый, посеревший, дрожащий, с вырванными ветром перьями, Мак едва был похож на весёлого пингвина, которого знала Пепе.

— Мак! Вылезай из снега! Ты замёрзнешь!

Он старался. Он раскапывал клювом засыпанные снегом грудь и крылья. Но буря обрушивала на Мака новые комья.

— Пепе! Пепе! — кричал Мак.

— Мак, ты сможешь!

Пепе побежала вниз.

— Пепе! Я иду к тебе! — прокричал Мак, освободившись от снежных оков.

Внезапно вьюга схватила Пепе, закружила, затрясла в воздухе и с яростью швырнула её об землю. Пепе упала на твёрдый снег и закричала от боли. А буря продолжала наносить новые удары, обдавая пингвиниху холодом и снегом.

— Пепе! Я бегу к тебе! — где-то вдали орал Мак.

Пепе почти ничего не видела, белый вихрь кружился и бесновался вокруг неё, желая снова утащить в небо своими холодными лапами.

— Пепе! Жди меня! Пригнись к земле!

«Он так замёрз! Он не дойдёт до меня!»

Пепе расправила крылья и побежала вперёд, ведомая лишь голосом Мака. Пошатываясь, спотыкаясь, она изо всех сил держалась на ногах. Если упадёт, то больше не встанет, ветер победит её.

— Мак! — звала Пепе.

— Пепе! — отвечал Мак.

Нога вступила на что-то твёрдое.

Камень.

Ещё один. И ещё.

Через вихрь Пепе разглядела серые камни. Гнездо Мака. Нога нащупала гладкую поверхность голубого подарочного камушка.

— Пепе!

Так близко голос.

— Мак!

Крылья Пепе прижались к тёплому телу.

Мак, покрытый снегом, с висящими сосульками, с дрожащей от холода грудью, стоял перед Пепе, в своём гнезде. Он схватил её крыльями и прислонил к груди, а мощный клюв положил на голову.

— Я так боялась, что не увижу тебя, — сказала Пепе.

— Я почти умер. Мне снилось, что я тону под толщей снега, но вдруг я услышал тебя, — промолвил Мак.

— Возвращайся, пожалуйста. Ты мне нужен.

— Я пытался, — Мак гладил клювом нежную голову Пепе. — Но снег, ветер… Они преградили мне путь на холм. Я хотел вернуться. Но… Стихия, снег… Я не могу. У меня нет сил.

Пепе заглянула ему в лицо. Никогда ещё красные глаза Мака не казались такими бледными.

— Дедушка Пиго сказал, что надвигается самая страшная буря.

— Возможно, наша последняя буря, — понимал Мак.

Пепе и Мак прижались, биение сердец стало ещё громче. Оно слышалось даже сквозь дикий стон ветра. Пепе и Мак жались крепче, не выпуская тепло, которое окутало их слабые тела. Снег залепил глаза, но Пепе и Мак смотрели друг на друга и сомкнули клювы. А ветер больно хлестал им в спины, ударял по головам, выбивал камни гнезда из-под ног.

— Сегодня, стоя под вечным небом… — начал Мак.

—… Я приношу клятву любви, — повторила Пепе.

— Я клянусь любить тебя…

—… Тёплым летом и суровой зимой.

— Я клянусь и на суше, и в воде, и под водой…

—… Быть тебе опорой и защитой.

— Я клянусь уважать тебя…

—… И хранить тебе верность.

— Снег, покрывший эту землю, и небо, висящее над нами…

-… Будут свидетелями наших уз.

— Ты моя пингвиниха.

— Ты мой пингвин.

Мак притянул к себе Пепе, она спрятала свой клюв в гущу его перьев. И они застыли, обнявшись. Вьюга серчала. Небо из грязно-белого почернело. Снег безжалостно сыпался на землю. Он не сдавался, он, истинный хищник, хотел поглотить добычу. Через несколько минут две птицы по грудь погрузились в белый плен. Они стояли неподвижно и изо всех сил сохраняли любовь и исчезающее крохотное тепло.

На поле Адели стоял звонкий щебет. Недавно вылупившиеся птенцы пробовали себя в крике, ходьбе и прыжках.

— Папа, смотри, как я бегаю! — чирикала Тата.

— Мама, я махаю крылья, я почти летаю! — трещала Диди.

Маленькие пингвинята старались друг друга перегнать, перепрыгнуть, зарывались в сугроб и кидались снегом. Лоло и Гиги, обнявшись, наблюдали за первыми победами дочерей.

— Лоло, — сказала Гиги. — Ты молодец. Ты смог уберечь два яйца. Я боялась, что когда вернусь… то не увижу ни яиц, ни тебя. Эта буря… она многих погубила.

— Да, великое ненастье… — задумчиво ответил Лоло.

Его стая потеряла многих взрослых пингвинов, а сколько умерло яиц — было не сосчитать. Но Лоло, приложив все силы, не вставал с гнезда: под его телом таились две жизни, две будущие дочери.

— Папа! — закричала Тата. — Я уже так быстро бегаю, тебя обгоню!

— Ну, мы это посмотрим! — важно проговорил Лоло и отпустил Гиги.

Серая, пуховая Тата бросилась наутёк. Лоло поковылял за ней, делая вид, что изо всех сил хочет догнать. Но вскоре ему пришлось прибавить скорость. Двухнедельная Тата, вытянув спину и расправив крылья, бежала шустро. Она обогнула сугроб, перескочила через чужое гнездо, едва не сбила с ног дедушку Пиго, гуляющего по полю.

— Не догонишь, не догонишь, — визжала Тата. — Не дого… Ой!

Птенца остановило брюхо пингвина.

— Тётя Пепе, прости!

Пепе и Мак старательно переносили камушки со своего гнезда на поле Адели, когда в них влетела маленькая Тата.

— Тётя Пепе, я самая быстрая! — закружилась Тата. — Меня папа не догнал, а он вожак!

— Ты быстрее всех, — Пепе склонилась над пингвинёнком и ласково клюнула в голову.

— Дядя Мак! — за спиной Лоло слышался громкий и звонкий голос Диди.

Она бежала не так быстро как сестра, но движения Диди были более плавными и аккуратными. Диди остановилась перед соседями и выдохнула. Пробежка немного утомила её.

— Дядя Мак, ты сможешь научить меня летать? Я хотела бы посмотреть нашу землю, льдины, горы.

Мак оторвался от перестройки гнезда и подошёл к Диди. Он лёг на живот, чтобы оказаться с ней одного роста.

— Диди, пингвины не умеют летать. Но я смогу научить тебя нырять и быть самой ловкой, как ты подрастёшь.

Диди удивлённо заморгала.

— Дядя Мак, но ты же прилетел к нам с зелёного острова!

Мак грустно закрыл глаза.

— Нет, я приплыл сюда с зелёного острова на большом и страшном ледоколе.

— Я тоже хочу на ледокол! — восхищённо запрыгала Тата. — Дядя Мак, папа, посадите меня на ледокол!

Мак засмеялся, но Лоло почувствовал в его весёлом на вид смехе печаль и тоску. Мак встал, обнял шаловливую Тату и мечтательную Диди.

— На ледоколе очень скучно. Вам не понравился, так что не думайте о нём.

— Ну… я хочу, — Тата рассерженно топнула ногой.

— Хочешь, я буду твоим ледоколом? Забирайся на меня! — скомандовал Мак.

Тата вскарабкалась на спину Мака, а за ней и Диди. Мак запыхтел как водное судно и забегал вдоль гнезда с птенцами на спине. Лоло устало отошёл в сторону, за последние дни он замотался. Гиги уходила за едой, а он сидел с дочерями и следил, чтобы они далеко не убегали, были веселы и дружны, а ещё не забывал смотреть за стаей. Гиги недавно вернулась, Лоло уже чувствовал голод: скоро и он пойдёт в море.

— Тата неугомоннее тебя, — сказала ему Пепе.

— Ну нет, в неугомонности дочь меня не перегонит, — засмеялся Лоло. — Я был искателем приключений и зачинщиком проделок! Ни дня спокойно не проходило.

Пока Лоло с Пепе наблюдали за резвящимися птенцами и Маком, к ним подошла Гиги. Она наклонилась к уху Лоло и тихонько сказала:

— Отдохни. Я займу детей.

В животе у Лоло заурчало.

— Ты устал, Лоло, — Гиги обняла его. — Тяжело дышишь, медленно ходишь, в животе урчит. Я вижу, ты устал и проголодался, отдохни. Я недавно вернулась, я посижу с птенцами.

Лоло замотал головой.

— Я не устал, Гиги! Что ты! Завтра пойду в море за едой, а сейчас на мне дети, стая.

— Лоло, ты же без отдыха живёшь. Когда в последний раз, после вылупления Таты и Диди, оставлял поле Адели? То за птенцами смотришь, то за стаей. Вчера весь день искал потерявшегося Бубу. Я знаю, что ты голоден. Иди, покормись. Дети будут на мне. Лоло, ты их сильно опекаешь и боишься потерять.

— Тата и Диди с мамой тоже хотят побыть, — присоединилась Пепе. — А мы с Маком присмотрим за ними и поможем Гиги.

Птенцы веселились с Маком, но как только увидели маму, быстро слезли с него и побежали к Гиги с криками и объятиями. Лоло посмотрел на дочерей, прильнувших под крылья матери, и кивнул Гиги. Да, он очень устал. После бури прошло много дней, Гиги вернулась, но усталость нарастала. Лоло наказал дочерям слушаться маму и попросил Пепе и Мака помочь, если у Гиги возникнут трудности. А сам отправился к морю.

Покинув поле Адели, Лоло ощутил под ногами свежий мягкий снег, под лучами светлого солнца снег был даже немного тёплым, искрился, блестел, лежал аккуратными пушистыми хлопьями. Лоло вспомнил детство и нырнул с головой в сугроб, вынырнул, отряхнулся и поехал на пузе дальше. Вот бы такая чудесная, тёплая погода всегда стояла в их краях. Но нынешняя буря никогда не уйдёт из памяти и грозит когда-нибудь повториться.

Лоло немного порадовался приятному, щекочущему воздуху, и его снова охватило беспокойство. Со дня бури мысли постоянно занимал Мак.

Никто, даже Лоло, не мог представить, что Мак выживет. Перья Маккуори были тоньше, редее, слабее, он постоянно мёрз, даже в тёплые дни вроде сегодняшнего. Мак всегда скакал, бегал, резвился с друзьями, но не только из-за озорного нрава — движения помогали выживать. Когда Мак и Пепе вернулись на поле, Лоло не узнал ни подругу, ни тем более друга. Мак был объят снегом, перья посерели от холода, сосульки заледенели, их корни доходили до кожи. Если бы не Пепе, отдавшая часть своего тепла… Лоло по сей день изумлялся, как же они спаслись под леденящим ветром, засыпанные по головы в снег.

Мак нашёл свою любовь Пепе, но счастье снова обошлось жертвой: частью здоровья Мака. Жестокие браконьеры, завистливый и озлобленный Зизи, они не могли сравниться с главными врагами Мака — холодом, антарктической землёй. Сколько раз Лоло согревал собой друга! Он уже не мог припомнить. Каждый день, прожитый в краю снега и холода, Мак играл со смертью. Пока что побеждал, но пока что…

Лоло боялся оставлять его одного. Вдруг вновь придёт буря? Она стала самым страшным кошмаром, преследующим Лоло в коротких снах. Буря погубит Мака. Если бы не яйца, Лоло бы пришёл на помощь друга. Но яйца, дети… Теперь у него есть Гиги, дети, в следующем году будут ещё одни птенцы… А Мак, он северный пингвин, застрявший на самом суровом юге⁽¹⁾.

Он должен уйти. Он должен вернуться домой, где всегда стоит тепло, где нет убивающего холода.

В детстве Лоло так не хотел, чтобы Мак покинул его. Он уговаривал Мака остаться, а, когда нашёл его умирающем в снегу, даже обрадовался, что Мак не сможет выбраться из антарктических земель. Лоло обещал всегда быть с ним рядом и спасать от мороза. И он спасал, и его мама Лала тоже спасала Мака, и дедушка Пиго, и все друзья и соседи.

«Как здорово, мама, что Мак с нами!» — радостно кричал Лоло.

«Маку тяжело, Лоло. Но мы его не бросим», — отвечала Лала.

«Пусть он с нами всегда живёт!»

«Однажды он должен будет уйти»

Лоло не понимал — почему? Мака греют, Мака кормят, ему всегда рады. Он свой.

Покрытый льдом Мак, хватающийся за крылья Пепе, вновь возник кошмаром перед Лоло.

Свой в стае Адели. Чужой в Антарктиде.

Но как Маку вернуться?

И Пепе… Их пара неправильная. Лоло как друг искренне радовался за них. Он не мог бы и выбрать для Мака более заботливую пингвиниху чем Пепе, а Пепе предложить более храброго пингвина чем Мак. Но они из разных миров. Пингвины ворчали, что Мак и Пепе неправильная пара, они не смогут дать жизнь яйцу. Но суть не в яйцах. Снег и лёд — дом Пепе. Снег и лёд — медленная смерть Маку. Он рождён в зелёной траве, которую никто из Адели не видел и не увидит.

Как же выжить? Как же спасти его?

Лоло услышал писк пингвинят.

Он сразу насторожился и первая мысль: «Мои дочери!». Но писк был чужих птенцов. Совсем чужих птенцов. Императорских.

Лоло увидел группу из девяти пингвинят, столпившихся между собой плотным кольцом. Они пищали и звали на помощь, а на них нападал буревестник, ростом приходившийся пингвинятам до головы.

— Помогите! Мама! Папа! — кричали птенцы.

Взрослых императоров поблизости не было. Потому буревестник, уверенный в своих силах, обозлённый от голода, яростно набрасывался на птенцов. Пингвинята встали в кучу, закрыли спины друг друга, но буревестник всё равно находил жертву и вытаскивал из круга. Птенцы клевали его, спасая друга. От их слабых клевков буревестник злился сильнее.

Птенцы сгруппировались. Самый рослый и сильный пингвинёнок распахнул крылья, вытянулся как мог и закрыл собой друзей.

— Уходи! Уходи! Я клюну тебя! — вопил он. И в то же время звал родителей: — Мама, папа, помогите!

Лоло, резко встав на ноги, помчался к пингвинятам что есть мочи. Он гоготал, кричал:

— Не трогай их!

Выскочил перед буревестником и закрыл собой птенцов. Враг опешил, отбежал в сторону. Лоло столкнулся с ним взглядом.

— Если не улетишь, я наброшусь на тебя! — сказал Лоло.

Своими словами он не разбрасывался. Лоло встал прямо перед птенцами и всем видом показал, что он не шутит. Буревестник, взглянув на него, поплёлся назад, а затем взмахнул крыльями и пустился сначала в бег, затем полетел в гнездо.

Пингвинята обступили Лоло.

— Спасибо, дядя, спасибо!

Они были выше Лоло на целую голову, но всё же это были дети. Напуганные, дрожащие, покусанные. Лоло погладил крылом каждого пингвинёнка.

— Успокойтесь, дети. Где ваши родители? Почему вы не со своей стаей?

Высокий и сильный пингвинёнок понуро ответил:

— Я хотел поплавать… Я повёл друзей к морю и…

— Ваше оперенье ещё не подходит для плаванья, — поучительным тоном сказал Лоло.

— Но я так хотел попробовать! А вдруг смогу?!

Пингвинёнок стыдливо и грустно отвернул голову. «Когда защищал друзей, он был храбрее», — усмехнулся Лоло и спросил:

— Как тебя зовут?

— Ална.

— Ална, я Лоло, вожак Адели. Тебе и твоим друзьям пора домой, я отведу вас. Не бойтесь, пока я с вами, буревестники не нападут.

Птенцы потопали домой. Лоло шёл за ними, он едва поспевал за высокими и быстрыми императорами. Лоло смотрел по сторонам, чтобы на детей не напал никакой враг, добродушно успокаивал их, когда пингвинята жаловались, что папа с мамой их накажут. Вскоре он увидел стаю императоров. Взрослые пингвины важно и медленно прогуливались по своей территории или нежились, лёжа на животе.

— Мама! Папа! — завизжали птенцы. — Представляете, что с нами случилось!

Оказавшись в объятиях родителей, пингвинята наперебой начали рассказывать о нападении буревестника и о внезапном спасителе. Лоло примостился в стороне и слушал рассказ пингвинят да вздыхания перепуганных родителей. В животе больше не урчало, голод сам по себе ушёл, а внутри поселилось странное тепло и радость за спасённых птенцов.

— Кто ваш герой? — высоким голосом произнёс император, отец Алны.

— Вот он — дядя Лоло! — закричал Ална.

Император вытянулся в лице, стоящие за ним пингвины притихли и отпустили своих детей. Воцарилась тишина, что слышно было только позёмку.

— Лоло, ты спас наших детей? — осторожно, будто боясь быть укушенным, император подошёл к Лоло.

— Им угрожала опасность, я не мог пройти мимо, — ответил Лоло. — Давно не виделись, вожак Арма.

— Ты спас наших птенцов? Почему? — опять проговорил изумлённый Арма.

— Я не мог пройти мимо птенцов, просящих о помощи, — также вежливо повторил Лоло.

— Папочка, вы знакомы? — спросил Ална.

— Однажды могли познакомиться, но я и…

—… И мы все… — продолжили стоящие за вожаком взрослые пингвины.

—… Оставили Лоло в беде.

— Что? Почему? — заголосили птенцы.

Императорские пингвины виноваты склонили перед Лоло головы.

— Да, мы с подругой просили у вас помощи, когда льдина уносила нас в море, а вы не пришли на помощь, — спокойно ответил Лоло.

— Если бы ты тогда погиб, наших птенцов сейчас бы съели, — вытянулась пингвиниха Исна.

Лоло стоял перед склонившимися, сжавшимися перед ним величественными пингвинами. Он был неподвижен, с расправленной спиной и прост, даже сложил крылья, чтобы не пугать птенцов.

— Арма, Исна, Авка, почему вы не помогли нам? Нас уносило в море, на смерть. Мы были птенцами, даже чуть младше ваших детей.

— Мы, императоры, не считали других пингвином равными нам, — ответил Арма. — Прости нас, Лоло.

— Лоло, почему же ты спас наших птенцов? Вы ведь чуть не погибли… А мы… Смотрели! — закрякал пингвин Авка.

Лоло прикрыл глаза и тихим голосом сказал:

— Пингвин пингвину друг. Я помню это.

— Прости нас! — завыл Арма и рухнул перед Лоло. — Ты выступил перед врагом, который был выше и сильнее тебя! Ради наших птенцов!

Лоло дотронулся до павшего пингвина крылом.

— Ну, встань же, Арма. Я шустрее и сильнее буревестника! Видел бы ты, как он от меня побежал!

Пингвины стояли друг против друга. Удивлённые, мало что понимающие птенцы не знали, что делать, и только крутили головками то в сторону родителей, то в сторону Лоло.

— Предлагаю сегодня покончить с вашей давней гордостью, императоры, и вступить в дружбу, — Лоло протянул Арме своё крыло. — Если готовы, то я вас приглашаю в гости на поле Адели. Вы увидите, что пингвин пингвину не соперник, даже пингвины по ту сторону моря могут быть друзьями и братьями.

Арма дотронулся до крыла Лоло и кивнул. Сразу гвалт объял императорскую стаю. Пингвины бежали, толкаясь к Лоло, чтобы взглянуть на него да поблагодарить за детей. Птенцы, боявшиеся возвращаться домой, потому что их ждёт наказание, теперь же хвастались, что их спас сам Лоло из рода Адели. А Лоло повёл императоров за собой, домой. Он шёл впереди, но императоры обгоняли его и задавали всё тот же вопрос — почему он бросился на врага, спасая птенцов тех, кто так презирал его, кто обрёк его в детстве на смерть?

— Пингвин не может быть врагом пингвину, — отвечал Лоло. — Буревестники, леопарды, браконьеры, буря — разве мало нам врагов? Я не видел чужака, когда буревестник напал на ваших птенцов, я видел только беззащитных пингвинов и хищника.

— Буря… — прошептал туманно Арма.

— Буря… — повторили императоры.

— Что для вас буря? — спросил Лоло.

Арма замедлил шаг.

— Мы живём в буре, Лоло. Когда Адели зимой уходят в море, мы откладываем яйца. Даже люди не выдерживают холодов и уезжают в тёплые края, а мы остаёмся и выводим птенцов. Вы, летние птицы, даже не представляете, что такое зима. Самки откладывают яйца и уходят в море питаться, а самцы, замерзая и голодая, держат яйца и кормят остатками своей непереваренной пищей птенцов. Мы — птицы зимы, птицы холода. Нам казалось, что летние пингвины не достойны называться пингвинами. Они не знают зимы.

«И не знают травы», — подумал Лоло и сказал:

— Природа уготовила каждому своё испытание. Но пингвином нас делает не зима или лето, не трава или лёд, а нечто более, что живёт в сердцах.

Лоло привёл императоров к своим землям. Они ахнули, когда увидели поле, свободное от снега, с коричневой землёй и серыми камнями. «Есть ещё зелёная трава», — подметил Лоло и закричал с холма, зазывая стаю. Его услышали все: птенцы, взрослые, старики. А когда за спиной Лоло те увидели императоров, то гогот пронзил поле Адели.

— Чужаки! Выскочки! Дураки! — послышалось со всех сторон.

Но Лоло быстро успокоил кричащих взбудораженных друзей.

— Так! Пингвины из рода Адели, послушайте меня! Сегодня стена между родом Адели и родом императоров пала! Мы заключили договор дружбы и взаимопомощи! С сего дня императоры наши друзья.

— От всей стаи и за всех наших предков я приношу прощение, — выступил Арма. — Ваш вожак Лоло спас наших птенцов и дал нам возможность продолжить род императоров. Мы обязаны ему до конца жизни. Как вожак императоров, обещаю, что стены между нашими стаями никогда не будет.

— Что ты сделал, Лоло? — выступил Зизи, грозно хмурясь. — Спас… Их птенцов?

— Сегодня один пингвин спас других пингвинов, — подтвердил дедушка Пиго и незаметно для других стукнул Зизи крылом.

Лоло зорко оглянул стаю и остановился на Зизи.

— Никто же не против, если поле Адели покажет своё гостеприимство?

— Я всегда ждал, когда союз между нашими стаями восстановиться, — дал добро дедушка Пиго.

— Конечно, спускайтесь к нам! — воскликнула Пепе.

— Это моя подружка, которая была на той льдине, — шепнул Лоло Арме.

Пингвины спустились на поле. В той же миг маленькие императорские птенцы побежали знакомиться с птенцами Адели и скоро бегали на перегонки и учили малышей карабкаться на камни, громко кричать и грозно махать крылышками, пугая врага. Взрослые пингвины знакомились не так охотно и быстро, они спрашивали имена, кратко интересовались рыболовными местами и залежами камней. «Сюда бы ещё Дона», — помечтал Лоло. Ничего страшного, как-нибудь и Дон присоединиться к пингвиньему празднику.

Спустя время разговоры стали громче, пингвины смеялись, гоготали и катались с холмов на брюхе,.

— А давайте устроим совместную ловлю рыбы! — предложил Арма. — Я вам столько мест покажу, где плавают серебрянки!

— А давайте! — воскликнули Адели.

— А давайте! — подхватил Зизи.

Лоло привычно покачал головой. Зизи, кажись, забыл о своём недавнем возмущении — вон уже с императором Авкой передразнивает крик буревестников.

Обратно императорские пингвины возвращались домой довольные, счастливые, несколько опьянённые весельем. На завтра они договорились с Адели встретиться у моря и порыбачить.

— Завтра и Дон придёт! — вспомнил Мак. — Лоло, какой же ты молодец. Как тебе удалось примириться с ними?

— Я всего лишь не прошёл мимо их птенцов, попавших в беду.

— И этим поступком ты открыл им глаза, — прокряхтел дедушка Пиго, подходя к Лоло.

Мак, увидев, что вожак и дедушка хотят поговорить наедине, бегло крикнул Лоло, что через несколько часов они увидятся, и пошёл к Пепе в гнездо. Пингвины утомились, хотели посидеть дома и отдохнуть. Гиги с девочками тоже притихли в гнезде. Лоло охотно бы присоединился к семье, но предстоял важный разговор.

Они с дедушкой Пиго отошли подальше от гнёзд, чтобы никому не мешать, и встали возле серых валунов у холма.

— Я горжусь тобой, Лоло, — сказал, кряхтя, дедушка Пиго. — Ты прервал многолетнюю чуждость между императорами и Адели. Спас их птенцов, хотя они позволили тебе с Пепе уйти в море на льдине.

— Я не мог поступить по-другому. Мой отец, моя мама, и ты тоже говорили мне, что пингвины едины.

— Я не зря выбрал тебя вожаком, Лоло. Ты хоть и был несносным птенцом, но твоё сердце всегда было чутким и отважным. Когда я узнал, что ты сбежал с браконьерского судна и помог спастись Пепе и незнакомцу Маку, я понял, что ты унаследовал храбрый дух своего отца. Адели — пингвины лета, это правда, которую говорят императоры. Мы были слишком расслаблены. А ты, Лоло, пережил беду и осознал, как важно беречь стаю.

— Дедушка Пиго, а когда императоры нас стали презирали? Ведь ты говорил, что ещё до твоего рождения разобщения между стаями не было.

Дедушка Пиго почесал голову.

— А никто и не помнит. Какой-то император решил, что Антарктида принадлежит им, они живут на ней самыми лютые зимами, а мы лишь пришельцы, приплывающие, когда теплеет. Он внушил это своим сородичам, и так повелось. Императоры и Адели — пингвины, но мы же не можем создать птенцов. Мы один вид, но мы разные, — Пиго хлопнул Лоло по плечу и засмеялся. — Но теперь будет по-другому. Надеюсь, императоры и их птенцы запомнят, что их спас вожак Адели. Потерянная дружба восстановиться. И Адели, и императоры, и Маккуори — мы часть одного мира.

Лоло не ответил смехом. Он молчал, подбирая слова, и, наконец, заговорил:

— Мак должен вернуться домой. Я помогу ему.

— Невозможно! Я же говорил тебе! — внезапно вспылил дедушка Пиго. — Невозможно!

— Я помо…

— Выброси из голову эту глупую затею! Мак не вернётся!

— Мы даже не пытались!

— Вóды! Они настолько холодные для Мака! — глаза дедушки Пиго сверкали. — А сколько плыть? Знаешь, сколько ему плыть? На пути исчезнут все льдины! Он утонет! Забудь, Лоло!

— Я ему помогу! — продолжал настаивать Лоло. — Мы будем вдвоём! Я буду держать Мака, я буду ловить для него рыбу на самом дне!

— Твоя жена? Твои дочери? Твоя овдовевшая мать? Ты их бросишь?

— Нет. Мы поплывём с Маком в марте, когда мои дочери вырастут и с другими самками отправятся в самостоятельный путь. Мы доплывём до его острова, и я вернусь домой.

Дедушка Пиго грозно воззрился на него.

— Пепе. Ты хочешь, чтобы Мак бросил её? О ней ты подумал?

— Я обо всём подумал и все тяжёлые моменты решил. Летом Мак будет жить на острове Маккуори, Пепе жить здесь. А зимой они будут видеться на айсбергах и на маленьких промежуточных островках.

Дедушка Пиго покачал головой и отвернулся. Он долго смотрел на камни, вглядываясь в узор, и вдруг зашагал кругами. Ходил вокруг Лоло, вокруг одиноких валунов, шаркал лапами, потирал клюв и хмыкал.

— Лоло, — произнёс дедушка Пиго со скрежетом. — Ты задавался вопросом, почему у меня странное имя, непохожее на имена, которые приняты в роду Адели?

— Мама что-то говорила… — задумался Лоло. Вдруг он поймал себя на мысли, что никогда не удивлялся имени дедушки Пиго, чуждому для их стаи. — Но я был ребёнком, я не слушал… Говорила, что в стае закончились имена…

— … И мои родители сочинили мне новое имя, — усмехнулся Пиго. — Славная байка! Я сам её придумал. Лоло, почему у меня другое имя?

Лоло взмахнул крыльями.

— Я не знаю!

— Позови Мака и Пепе. Я расскажу.

Спустя время Лоло, Пепе и Мак собрались у валунов. Они сели рядом и прижали к животу ноги, любопытно переглядывались, гадая, что задумал дедушка Пиго.

— Пепе, почему у меня не подходящее для Адели имя? — спросил он.

— В стае закончились имена? — с сомнением ответила Пепе.

Дедушка Пиго склонился над Маком.

— Моё имя, оно тебе что-нибудь напоминает? Встречал ты похожие имена?

Мак тихо и таинственно сказал:

— Королевские пингвины… У них схожие имена.

— Королевские? — переспросил Лоло.

— Да, королевские, — согласился дедушка Пиго. — Они подобны императорам: высокие, сильные, с жёлтыми шеями. Но ниже императоров и живут в тёплых краях.

Дедушка Пиго со вздохом сел рядом с Лоло и его друзьями. Хоть пингвинов возле него было трое, он смотрел только на Мака.

— Его звали Нико, а её Лино. Они родились на зелёном острове, похожем на твой, Мак. Однажды люди похитили Нико, Лино и ещё четверых королевских пингвинов и увезли в Антарктиду. Людям очень уж хотелось проверить, смогут ли пингвины, живущие среди трав, в тепле, выжить в мире снега и холода. Адели приняли чужаков в свою стаю, рассказали про борьбу с холодом, показали лучшие рыболовные места. А потом, когда самки Адели отложили яйца, пришла буря. Такая же страшная и смертоносная как эта. Четверо королевских пингвинов погибли сразу. Страшная была буря, умирали и Адели, и даже императоры. Мои родители тоже замёрзли: отец умер прямо в гнезде, а мать нашли на берегу. Но Нико и Лино выжили, они смогли сохранить тепло. И они взяли яйцо, в котором жил я, к себе. Я вылупился, Нико и Лино назвали меня именем из своего рода королей — Пиго — и я с первого дня считал их своими родителями. Мать и отец по очереди кормили и высиживали меня, учили говорить, ходить, бегать. У меня было счастливое детство. Но я всегда замечал, что мои родители страдают: они мёрзнут. Каждый раз они жались друг к другу, постоянно двигались, согреваясь, после ныряний в воду они дрожали как снежинки. Я, птенец, видел, что мои родители не живут, а выживают, каждый день борясь с нашим домом.

Дедушка Пиго примолк и тяжело вздохнул. Он сам немного задрожал, когда на него нахлынули воспоминания.

— Родители говорили мне: «Сынок, мы ненадолго уплывём. Мы вернёмся к тебе. Мы только-только навестим наших мам и пап, сестёр и братьев, скажем им, что с нами всё хорошо: они ведь очень волнуются, нас же похитили на их глазах. А потом мы вернёмся к тебе». В марте родители покинули меня. Я отправился в море с молодыми пингвинами, а они поплыли на зелёный остров. «Ты встретишь нас следующим летом! Мы вернёмся!» — обещали родители. Но они не вернулись. Я ждал их всё лето, и следующее… Они не вернулись.

— Они… — слова застряли в горле у Мака. — Они погибли?

Дедушка Пиго не отводил хмурый взгляд с Мака, смотрел долго, пронзительно.

— Выжили. Родители доплыли до дома. Но обратно они не вернулись. Мой друг, горбатый кит Авиил, плавал мимо зелёного острова и встретил моих родителей: они хотели, они пытались вернуться ко мне, но холод наших вод не давал им шанса. Сил родителей хватило, лишь чтобы доплыть до дома. Они каждый год говорили Авиилу, что вернутся, просили его передать мне, чтобы я не терять надежду. Но они не вернулись.

Дедушка Пиго прищурил глаза.

— Мак, может быть, ты и доберёшься до зелёного острова. Но больше ты никогда не вернёшься к нам. Никогда, Мак!

Лоло затаил дыхание и смотрел на Мака. Пепе сильнее поджала под себя ноги. Мак встал, взболтнул головой и замахал крыльями.

— Успокойтесь! Так, успокойтесь! Дедушка Пиго, Лоло, Пепе, успокойтесь! Я не вернусь домой!

Лоло даже присвистнул. Дедушка Пиго ахнул. Пепе подскочила. Только Мак не шелохнулся.

— Я давно понял, что путь домой мне закрыт. Мой дом в Антарктиде с моей семьёй, — Мак обнял Пепе и нежно уткнулся клювом ей в плечо. Постоял, наслаждаясь теплом её тела, отпустил и продолжил: — Я нашёл здесь Пепе — свою любовь, — и никогда её не брошу! Я хотел бы увидеть родину, траву… Маму и папу… Хотел бы сказать им, что я жив, что я связал себя брачными узами с самой прекрасной пингвинихой в мире… Но море слишком опасно для меня, а мой остров слишком далёк. Я смирился уже давно с этим. Дедушка Пиго, хоть я и страдаю от холода, но я счастлив. Пусть моя пингвинья жизнь будет коротка, я не смогу прожить так долго, как ты, но я нашёл Пепе, с которой готов провести отмеренный мне кусок жизни. Я не буду испытывать судьбу и рисковать. Я не уйду. Здесь мой дом. — Мак ещё сильнее стиснул Пепе и прошептал: — Я люблю тебя.

Мак и Пепе, окутанные любовью, замерли. Для них весь большой мир слился только в крохотном гнезде, в скалах, охраняющим поле, да в кормящем их море. Они заворковали и забыли про Пиго и про далёкие земли. Не услышали даже шум, доносящийся с холмов.

А шум рос, превратился в лай, в бешенный вой. Раздались звуки быстрого бега. На вершине показался Дон, который стрелой бросился вниз, будто удирал от погони. Пёс, скатившись кубарём с холма, задыхался, язык вываливался изо рта.

— Дон, что случилось?! — испугался Лоло и побежал к нему.

— Ребята… Ребята! Ребята… — Дон пытался отдышаться. — Я такое вам расскажу!

Пингвины столпились возле пса.

— Не пугай нас! — взмолилась Пепе.

— В марте мы с Геной уплываем… Возвращаемся домой… Как всегда…

— Ну, уплываете, ну, в марте! Мы знаем! — не стерпел Лоло. — Говори же!

— В этот раз наше судно отправится домой мимо острова Маккуори! С остановкой на нём! — залаял Дон. — Мак, мы плывём на твой остров!

---

Примечания:

Настоящая история про спасённых птенцов императорского пингвина: https://www.youtube.com/watch?v=Z7PlUGbsXlQ

---

1) Относительно Антарктиды остров Маккуори находится на севере.

Вернуться к тексту

Мак не спал. Он думал о вчерашних словах Дона.

«Мы плывём на твой остров!»

«Как бы я хотел оказаться на месте Дона!» — мечтал Мак. Он ёжился от зимнего холода, а Тата и Диди скакали возле него и наперебой засыпали вопросами.

— Дядя Мак, а почему на твоём острове растёт трава?

— Дядя Мак, почему трава зелёная?

— Что такая трава?

— Тебя люди похитили?

Мак не успевал отвечать на сотню вопросов, а на некоторые он не знал ответа.

— Дядя Мак, что такое «люди»? — спросила Диди.

И Мак застыл в раздумье. Действительно, кто такие «люди»? Людей он видел немного. Те, что были на браконьерском корабле, оказались жестокими и злыми. Те, что назвались полярниками и приходили в гости, были добрыми великанами. Про Геннадия так вообще говорили, что он пингвин другой породы — рыжий и без перьев.

— Люди — противные существа, — мимо прошёл дедушка Пиго, пиная мелкие камушки. — Их нужно сторониться. Да, есть среди них достойные представители вида, как полярники, но таких мало.

Тата тут же прыгнула к дедушке Пиго.

— А что они нам сделают? Эти люди.

— Они… — дедушка Пиго задумался. Взглянул на Мака и, улыбнувшись любопытному птенцу, произнёс:

— Люди отправляют нас в зоопарк.

«Люди стреляют в нас и едят», — Мак понял, что хотел сказать дедушка Пиго, да не сказал, чтобы не пугать птенцов. Родители говорили Маку: «Остерегайся людей. Бойся людей. Они наши враги». Видимо, приёмные отец и мать тоже самое внушили и дедушке Пиго. На севере пингвины и люди — враги. Это антарктическим птицам повезло, хотя… Браконьеры и сюда добрались.

— Дядя Мак, а ты поплывёшь с Доном и людьми домой? — к Маку прискакала Диди, отстав от дедушки Пиго.

— Он не может! — встряла Тата. — Люди не понимают пингвинов. Почему, дядя Мак?

Мак пожал плечами. И на этот вопрос он не мог дать ответа. Почему? Пингвины и Дон понимали друг друга. Пингвины и их заклятые враги буревестники тоже. А вот люди…

— Они не понимают, потому что… Потому что они люди, — ответил Мак и усмехнулся своей глубокой философией.

— Девочки! Мы уходим! Идите к бабушке Лале! — закричала Гиги.

Тата и Диди тут же забыли про дядю Мака и побежали к маме. Он выдохнул, обрадовавшись, что больше ему не зададут сложных для пингвина вопросов, и можно будет чуточку поспать, увидеть зелёные кущи. Но лишь чуточку. Адели и императоры собирались на совместную, первую рыбалку.

Мак поудобнее присел на мягкую, разрытую землю и закрыл глаза.

— Мак, проснись. Мак, — возле уха проворковала Пепе.

Он протёр глаза.

— Ох, извини. Я долго спал? Не заставил других ждать?

— Нет, мы ещё не ушли, — Пепе села рядом.

Адели ещё собирались: отводили птенцов к тёте Лале и воспитательнице Нини и чистили свои перья.

— Скоро пойдём, — серьезно сказал Мак.

Пепе подтянулась к нему поближе.

— Я знаю, о чём ты думаешь. Ты хочешь увидеть людей. Я знаю.

— Может быть. Только что это мне даст?

— Мак, пойдём к людям. Тебе это нужно. Ты хочешь встретиться с людьми.

— Зачем? — снова возразил Мак.

Пепе своим крылом прикрыла его клюв.

— Я скажу Дону.

Дон неподалёку разговаривал с Лоло. Хвост и морда были в снегу после долгой дороги от полярной станции.

— Дон, у меня к тебе просьба, — к нему подошла Пепе. — Отведи нас с Маком на станцию.

Дон удивлённо пошевелил ушами.

— Зачем?

— Мак хочет узнать о вашей поездке на Маккуори.

Мак смущённо зашаркал ногой. Он не хотел вмешивать друзей в свои проблемы и доставать им хлопоты.

— Сегодня первая рыбная ловля Адели и императоров, — заскулил Дон. — Вы хотите её пропустить?

— Ты сможешь нас отвести? — настойчиво повторила Пепе.

Дон согласился. Мак попытался ответить, что он может и в следующий день сходить. Да и зачем… Люди не отвезут его домой. А дом, он же сам сказал, что его дом здесь. Мак надеялся, что Лоло сейчас отговорит Дона, но Лоло громко произнёс:

— Удачи вам!

До полярной станции дорога тянулась через холмы и сугробы. Недавние следы Дона скрыл свежевыпавший снег. До моря было ближе, чем до людей. Дон ловко перескакивал сугробы, ловко выпрыгивал из снежных ям. Он бежал мягко, аккуратно, чуть ли не скользил по снегу. Мак и Пепе не могли поспеть за ним, поэтому Дону пришлось идти медленно, оборачиваясь назад. За холмами поле Адели перестало быть видимым, станция полярников тоже не показывалась на горизонте. Дон, Мак и Пепе — три маленькие точки — чернели на белом полотне.

— А что ты скажешь людям? — спросил Дон. — Они тебя не поймут.

— Не знаю. Я ничего не знаю, — туманно ответил Мак. — Я только хочу их увидеть.

Пингвины то шли, то ползли на брюхе. Мак стыдливо отворачивался от Пепе. Вчера же сказал, что смирился с тем, что живёт в Антарктиде! Но теперь… Мака тянуло к людям больше, чем к Пепе.

— Вы на самом деле поедете на остров Маккуори? — спросила она. — Не передумаете?

— Нет. Научная исследовательская экспедиция одобрена. Карта пути составлена. Всё, мы пришли! — гавкнул Дон.

Огромные и серые постройки из камней, стали и железа величаво смотрели на пингвинов. Маку они всегда казались похожими на китов: большие, пыхтящие, немногословные. Пепе боязно прижалась к Маку: она первый раз оказалась в человеческом поселении. Мак погладил её по голове — не бойся, это просто высокие камни, в которых обитают люди.

Где жил Геннадий, Мак знал. Они с Лоло много раз ходили на территорию станции. Но тогда им просто было интересно посмотреть, как живут люди. Дон, чуя ответственность за гостей, повёл их за собой.

Люди хлопотали. Чистили от снега дорожку, забивали гвозди, включали странные приборы. Люди отрывались от своих дел и весело поглядывали на пингвинов.

— Смотри-ка, у нас гости!

— Маккуори опять к нам пришёл!

— С ним этот, Смельчак Геннадия?

Дон подошёл к коричневому зданию, перескочил ступеньки и надавил лапами на дверь. Она открылась. Дон подождал, пока по лестнице заберутся Мак и Пепе, и вместе с ним вошёл в дом.

Мака тут же обдал жар. Он невольно закричал, воспоминания нахлынули. Мама, папа, стая Маккуори, поля зелени и солнечное тепло восстали перед глазами. Пепе сжалась и испуганно мотала головой.

— Всё в порядке, — сказал Дон. — Это называется тепло. Не бойся.

Дом людей был причудлив. Везде стояли камни, самые разные. В форме квадратов, прямоугольников, камни висели на стене и на потолке. На ощупь тоже были разные. Мак потрогал стоящий у стены камень. Тот оказался сделан из дерева. Из другого громыхающего стального камня доносился запах еды.

— Холодильник, — сказал Дон. — Его не трогайте. Людям это не нравится.

Пепе разглядывала жилище людей, а Мак нежился в тепле. Он трогал каждую вещь, даже цветные камни были тёплыми и мягкими.

— Что там такое яркое на стене? — Пепе махнула рукой на большое полотно, похожее на сплетённые разноцветные перья.

— Карта Антарктиды и её окрестностей! — важно ответил Дон.

Карта… Мак слышал это слово от браконьеров. По карте они определяли, куда плыть, где находятся земли. Карта висела над так называемым столом. Мак подвинул стул, но даже на стул ему тяжело было прыгнуть. Дон подставил свою спину, и Мак залез сперва на стул, потом на стол.

Карта была в синих, белых и зелёных красках. Снизу лежал обширный белый кусок, он был окружён чем-то голубым, похожим на воду. Чуть выше он откалывался на белые маленькие точки, а там, дальше, проскальзывали зелёные пятна.

Дон забрался на стол и носом показал на маленькую зелёную точку.

— Это твой остров Маккуори. Мы с Геной на него поплывём, а потом домой.

— Мой дом… — прошептал Мак.

Вдруг послышались шаги. Дон тут же спрыгнул со стола и гавкнул Маку:

— Слезай!

Мак не слез. Он стоял напротив карты, только повернулся к двери. Зашла толпа. Рыжеволосый Геннадий и ещё пятеро людей.

— Как здесь пингвины оказались? — удивился Геннадий.

— Гена, их твой Дон привёл!

— И чего вы хотите? Рыбы?

Пепе, увидев так много людей, спряталась за спину Дона. Мак неподвижно стоял на столе. Пятеро полярников ахали и смеялись: пингвины к ним в гости ещё не захаживали. Но Геннадий заметил застывшего Мака и направился к нему.

— Маккуори, ты чего? Ты что-то хочешь? — он зашептал.

«Хочу! Хочу! Мой дом! Хочу увидеть дом!»

Мак еле сдерживал крик. Если закричит, Геннадий всё равно не поймёт его птичий язык. Он только пуще рассмешит людей.

«Хочу увидеть родителей! Хочу поехать с тобой!»

— Малыш, Маккуори, что тебе нужно? — ласково ворковал Геннадий, подходя к столу.

Под светом маленького солнца, который Дон назвал лампочкой, рыжая борода Геннадия светилась. Его яркие, голубые глаза встретились с красными глазами Мака.

«Хочу домой!» — взмолился Мак.

Геннадий погладил его по голове. Большая рука человека была тёплой и нежной. Мак даже не думал, что люди могут быть такими приятными наощупь.

— Тебе помочь слезть со стола, Маккуори? — спросил Геннадий и протянул руки.

Мак не выдержал и закричал.

— Отвези меня домой! Покажи мне дом! Он рядом! Это остров Маккуори!

И положил крыло на зелёное пятнышко на карте.

— Маккуори? — изумлённо прошептал Геннадий.

— Так! Выводите пингвинов! Им не место на станции — зычно и властно закричал человек сзади Геннадия.

— Дима, он хочет мне что-то сказать! — воскликнул Геннадий.

Но Дима, суровый черноволосый полярник, быстро снял Мака со стола и замахал на него и Пепе.

— Уходите! Уходите!

— Да… Дон, уведи друзей, — Геннадий чесал голову и смотрел то на карту, то на Мака.

Пёс и пингвины быстро выбежали из дома. Они пробежали ещё несколько метров и остановились.

— Мак, ну даёшь! — свистнул Дон. — С человеком заговорил!

Мак резко взял Пепе за крыло.

— Я тебя не брошу, Пепе! Я хочу только один глазом взглянуть на свой дом и семью. Я тебя не брошу! Я б вернулся! Если б только человек меня услышал!

— Я всё понимаю, — Пепе прижалась лицом к крылу Мака и затем обернулась назад. — Нас выгнали. Как жаль. У людей было так странно, но красиво. И запах… Вкусно пахло.

— Рыба пахла, — подтвердил Дон.

— Нет, не рыба. Что-то другое. Нежное, плавное, тонкое…

— На траву похоже. Будто она здесь растёт, — вздохнул Мак. — Когда я вошёл в дом, я словно очутился дома. Даже траву почувствовал.

— Трава у нас есть, — Дон зорко посмотрел на него. — Растёт в теплицах.

Мак аж подлетел к Дону.

— Почему ты мне раньше не сказал, что у вас есть трава?!

— Я думал, ты знаешь! — Дон недоумённо отскочил назад. — Ты же гулял с Лоло возле станции.

— Отведи меня! Сейчас же! — Мак задыхался от волнения.

Попасть в теплицу было потруднее, чем в домик полярников. Сперва нужно было успокоить людей и сделать вид, что пингвины уходят. Мак и Пепе отошли как можно дальше от домов и спрятались за валун. Дон сбегал, разведал обстановку и пролаял, говоря друзьям — можно. Они шли за Доном, хватаясь крыльями за его шкуру. Когда показывался человек, Дон садился, закрывая собой Мака и Пепе. Он шёл рядом со зданиями и камнями, чтобы стеной и своим телом можно было бы прикрыть друзей.

У небольшого сероватого здания запах травы источался сильнее.

— Прячьтесь за ящик и не двигайтесь! — скомандовал Дон.

Мак и Пепе так и сделали. Дон поскрёбся в дверь. Ему отворил мужчина. Дон тут же залаял и принялся прыгать возле мужчины.

— Дон, печенье захотел? — заулыбался мужчина. — Подожди, сейчас угощу!

Мужчина рыскал в кармане длинного свитера. Дон скакал возле него, быстро глянул на пингвинов и гавкнул:

— Вперёд!

Мак и Пепе побежали изо всех сил. Полярник отбивался от игривого пса. Дон намеренно уводил его от двери за угол.

— Я буду отвлекать, — крикнул он на прощании друзьям и захлопнул лапой дверь в теплицу.

Мир погрузился в зелёный цвет, тепло окружило пингвинов, влага посыпалась сверху. Мак обомлел, когда оказался в небольшой и влажной комнатке. Трава, деревья, кусты, плоды — они были повсюду. Ветви, заросшие большими листьями, струились по стенам. Красные, наливные плоды тянулись к полу. На тонких стебельках висели ягоды, которые так и лезли в клюв. Тысячи капель росы, как тысячи звёзд, сверкали на каждой зелёной веточке.

— Мой дом… — Мак вдохнул воздух, насыщенным ароматом листьев.

— Ой, что это?!

Пепе дотронулась до зелёного пупырчатого плода, он качнулся и свежайший запах заволок её.

— Огурцы, — в теплицу вошёл Дон. — Люди их выращивают для пропитания и для научных опытов. Мак, Пепе, у вас пять минут, пока не вернутся люди!

Мак не мог оторвать взгляд от растений. Как дома… Зелень была повсюду. Мирно спала в маленьких горшочках, стояла в высоких вёдрах под большими лампами, висела на потолке. Пол был усыпан листьями, которые загибались и чернели. Пепе подпрыгнула и тронула лист на дереве. Он качнулся, задел другие листья, и они задрожали. Закапала влага. Пошёл дождь.

— Ах! — закружилась Пепе.

Капель звенела, шелестели листья и цветы. Пепе бросалась к каждому кусту. Зарываясь в его светлые зелёные стебли, она приводила их движение и создавала музыку трав. Покров зелёных листьев хрустел под ногами.

— Мак, твой мир восхитителен! — кружилась Пепе, вдыхая нежный аромат молодых растений.

* * *

Пингвин Маккуори, ускользая в белую даль снега, спешно покидал антарктическую станцию. Он обернулся, что-то прокричал и исчез за горизонтом. Геннадий Травкин смотрел на него из окна.

Вот уже на протяжении двух месяцев пингвин Маккуори каждый день приходил на станцию «Мирный». Пингвин пробирался через километры расстояний и через горы снега, на коротких ножках поднимался по высокой и длинной лестнице в домик полярников, если дверь была закрыта, то звал на помощь пса Дона, залезал на стол, клал крыло на австралийские земли и смотрел без отрыва на Геннадия. Через минуту он соскакивал со стола и быстро уходил к гнездованию Адели. И так каждый день.

Иногда Маккуори приходил не один. С ним была самка Адели, с которой он жил в одном гнезде, или Смельчак, любимый пингвин Геннадия. Хоть птицы и были похожи один как один, но Геннадий различал Смельчака и самку. Смельчак, приходя к станции, тянулся к Дону и к Геннадию, он мог крякать без остановки и махать перед ними крыльями. А самочка держалась рядом с Маккуори, разве что обращалась к Дону с парочкой птичьих слов.

Геннадий зашёл в столовую, в которой сидели полярники, и присоединился к ним за стол.

— Товарищи, я хочу с вами поговорить! О пингвине Маккуори, который стал так часто нас навещать. Его нужно вернуть домой. Мы тем более в конце марта поплывёт на Маккуори.

Повисло молчание. Полярники переглянулись и отодвинули тарелки с овсяной кашей.

— Гена, ты чего? — удивился геофизик Юрий. — Маккуори живёт здесь и горя не знает!

— Он хочет домой, — сказал Геннадий.

— Пингвин тебе это сам сказал? — засмеялся инженер Дмитрий. — На каком языке?

— Он стал к нам приходить каждый день, как определился дальнейший маршрут нашей экспедиции.

— Пингвину заняться нечем, вот он и ходит гулять на станцию! — крикнул Дмитрий. — Что ж ещё птице делать?

— Маккуори показывает мне на карте свой остров и смотрит на меня, — сказал Геннадий и добавил громче: — Будто просит!

— Ты, Гена, его выдрессировал как своего пса, поэтому он ходит к нам и прыгает на стол. Мы не видим, но ты, небось, — Дмитрий усмехнулся, — потом его рыбой угощаешь.

— Я целыми днями у вас на глазах нахожусь! Когда я успеваю дрессировать пингвина?

Геннадий помолчал и сказал настойчивым тоном:

— Пингвин просится домой. Наша задача вернуть его.

— Мы не можем вывозить из Антарктиды животных, — произнёс гидролог Виктор.

— Для Маккуори необходимо сделать исключение.

— Запрещено вмешиваться в дикую природу, — отметила метеоролог Елена.

— Маккуори попал в Антарктиду из-за человеку! — голос Геннадия осерчал. — Если бы не браконьеры, его бы не было здесь. Приложив руку на сердце, скажу: мы должны были сразу забрать Маккуори к себе на станцию, когда увидели его в Антарктиде, и вернуть его в родную стихию. Но нам было интересно посмотреть, что же выйдет из совместного проживания Адели и Маккуори.

— Гена, у пингвинов образовался свой маленький мирок. Маккуори даже нашёл себе пару. Не разрушай их жизнь, — попросила Елена.

— Я бы не лез. Но он просит меня о помощи.

— Тебе кажется, Гена, — засмеялся Дмитрий. — Мозги отморозил.

— Дима, завтра не сиди у дизельной электростанции, а приходи и посмотри на пингвина, — потребовал Геннадий.

На следующий день полярники собрались в общей комнате за столом, над которым висела антарктическая карта. Маккуори, как правило, приходил в одно и то же время — в полдень.

— Ничего не выйдет, — буркнул Дмитрий.

Геннадий выглянул в окно. Улыбка сразу появилась на его лице. Не прогадал! Маккуори бежал на станцию со всей своей пингвиньей скоростью.

— Он идёт! — Геннадий оповестил сослуживцев.

Дмитрий встал, на губах показалась ехидная усмешка. Он снял карту со стены и спрятал в ящик стола.

— Повесь карту на место! — закричал Геннадий.

— Проведём научный эксперимент, — довольно ответил Дмитрий. — Мы же учёные! Объяснит ли нам пингвин, что хочет попасть на остров Маккуори?

Полярники услышали задорный лай Дона. Показалось, что пёс даже открыл дверь. Пингвин вошёл в дом. Он осторожно рассмотрел обстановку. Увидев большое скопление людей, отошёл назад. Но, заметив Геннадия, пингвин осмелел и двинулся к столу.

Как вдруг резко остановился и крикнул. Взгляд красных глаз оказался прикован на стене, на месте, где должна быть карта. Маккуори затряс головой и крыльями, закричал скрипучим голосом.

— Он не находит карту! — воскликнул Геннадий.

— Будем ему карта, — спокойно ответил Дмитрий.

Маккуори кричал, топал маленькими ножками и бегал. Он искал карту. За дверью пронзительно лаял Дон: почувствовал, что у друга стряслась неприятность. Пингвин смотрел на Геннадия, не отводя глаз.

Дмитрий залез в ящик и вытащил завёрнутую в трубочку карту. Геннадию она тут же показалась странной. Другая бумага и другие цвета. Дмитрий разложил карту на полу и, сдерживая смех, сказал:

— Пингвин, покажи, куда ты хочешь с нами отправиться?

Геннадий пригляделся. Это была не карта Антарктиды. Даже не карта известных ему мест. Реки, горы, земли, но что-то совсем иное.

— Карта вымышленного мира, — разъяснил Дмитрий. — Вчера придумал и нарисовал. Пингвин, ну, где твой остров?

Пингвин встал на карту и опустил голову. Как он долго разглядывал! Полярники успели подойти к холодильнику и взять консервы с килькой. А пингвин ходил по карте, тёрся ногой, прижимался пальцами к зелёным островкам. Их было очень много на фальшивой карте. Но он искал свой остров. Неожиданно оторвался от карты и побежал. Трогал и клевал зелёную одежду полярников, зелёную обувь, сложенную у порога, пытался допрыгнуть до зелёной посуды, которая стояла на шкафу. Полярники принялись звать пингвина и махать рыбой перед его клювом. Он их не слышал, кильку даже не замечал.

Геннадий шустрым движением вытащил из ящика настоящую карту Антарктиды и положил на пол.

— Маккуори, иди сюда. Не бойся меня. Вот карта. Пожалуйста, подойти, — шептал он.

Пингвин недоверчиво остановился. Геннадий улыбнулся ему и присел на одно колени, чтобы казаться с ним одного роста. Пингвин медленно направился к карте. Посмотрел на неё, тут же отыскал крошечный остров Маккуори и поставил на него лапу.

Пингвин молчал. Тяжело поднималась грудь. Геннадий и Маккуори с пол минуты, не шевелясь, неотрывно смотрели друг на друга. Из красных птичьих глаз, казалось, пойдут слёзы.

Маккуори резко закричал и побежал. Он вынырнул из дома как из проруби и помчался обратно в земли Адели. Дон лаял ему во след.

— Пингвин вернётся домой, — вешая обратно на стену карту, в приказном тоне сказал Геннадий.

Пепе, проголодавшись, отправилась к морю. В последнее время она часто кормилась одна: Мак, не давая себе отдыха, каждый день навещал людей.

Ползя на животе по рыхлому, глубокому снегу, Пепе ловила на себе косые, порой сочувствующие взгляды сородичей. Пингвины при встрече вежливо кивали ей, но стоило ей уползти вперёд, шептались: «Бедняжка!»

А всё из-за Мака. Он собрался покинуть стаю, отправившись с людьми на поиски своих.

— Не успели пожениться, а уже расстаются.

— А я вам говорила, что пингвины разных видов не могут быть парой, — стараясь быть незаметными для слуха Пепе, сплетничали пингвины.

Мак пытается найти путь домой — Пепе это знала. И помогала ему. Не раз, когда полярники равнодушно выпроваживали Мака, и он терял надежду, Пепе твердила:

— Не сдавайся. Ходи каждый день. Люди поймут, что ты хочешь от них. Ходи каждый день. Не забывай, где на карте твой остров. Показывай его людям. Мак, ходи на станцию каждый день. Каждый день.

После её воодушевляющих слов Мак всегда обнимал Пепе и клялся:

— Пепе, я тебя не оставлю. Я вернусь. Я только увижу своих и попрощаюсь с ними. Я всегда буду с тобой. Преодолею море и вернусь к тебе.

Иногда печально добавлял:

— Если люди поймут меня…

— Поймут, — Пепе прижималась головой к его груди. — Непременно поймут. Ты увидишь семью, остров, траву. Мак, только вспомни, как прекрасна зелёная трава! Люди тебя поймут.

Подруги, родители, даже младшие братишки Вава и Роро и дочери Лоло, Тата и Диди, спрашивали Пепе:

— Он хочет уйти. Ты отпускаешь его?

— Мак хочет всего лишь отправиться в гости к своей семье, — ласково говорила Пепе.

— Но там же его дом. Дядя Мак называет зелёный остров домом, — однажды сказала Диди.

И Пепе не нашла подходящего ответа для птенца.

Снег был рыхлым, мокрым, он таял под ногами, что так не нравилось Пепе. Она любила пушистый снег, воздушный, чтобы в нём можно было слегла утонуть, а потом окунуться с головой как в море. Ещё и ветер разыгрался, он вздувал хлопья снега и бросал их в лицо Пепе.

Возле кромки льда рыбачили Адели, императорские и субантарктические пингвины. Пепе, помахав им крылом, прыгнула в воду и поплыла к отколовшимся льдинам. Сегодня уж что-то не хотелось ловить криль вместе со всеми. С берега доносились голоса императоров:

— Это самка Мака из рода Маккуори?

— Да, она, — отвечали Адели.

— А где Маккуори?

— С людьми.

Пепе, погружаясь и выпрыгивая из тяжёлых волн, мчалась к льдине.

— Пепе, не уплывай далеко! — закричал ей Лоло. — Опасно плавать одной! Не уплывай! Или подожди меня!

— Всё будет хорошо! — ответила ему Пепе и нырнула глубоко в воду, чтобы не слышать радеющего над ней друга.

Чрезмерная забота Лоло иногда надоедала Пепе. «Я уже выросла, я не птенец из птичих яслей, — хотела она объяснить. — Я не трусиха».

Трусиха. Все Адели знали Пепе как главную трусиху, которая в детстве боялась прыгать в сугроб, боялась быстро бегать, боялась шума и ссор.

«Я трусиха».

Пепе запрыгнула на льдину и принюхалась. Рядом один только мелкий криль. Но за льдиной плывёт косяк большой и сытной серебрянки.

«Я трусиха. Я боюсь потерять Мака».

Пепе покинула льдину и помчалась к рыбе.

«Я трусиха. Я боюсь сказать Маку, что не хочу его терять на зелёном острове».

Косяк серебрянки, как только увидел плывущего к ней пингвина, лихорадочно закружился, желая запутать противника. Пепе нырнула в него и тотчас схватила крупную рыбёшку.

Довольная, она выскочила на льдину. А день, кажется, становится лучше. Мороз крепчает, снег, перестав залеплять глаза, поёт под ногами.

Пепе снова прыгнула в воду. И вдруг, в полёте, уловила запах жирного, сального мяса.

В толще воды показался морской леопард, с открытой пастью плывущий к Пепе.

* * *

Мак понуро плёлся к морю, хотя желания поесть у него не было. Но Дон, прыгающий рядом по мягкому, пористому снегу упорно твердил, что Маку нужно развеяться, а для этого подойдёт хорошая рыбалка и хороший обед.

— Ты не бери всерьёз, — говорил Дон. — Дима плохо пошутил. Он главный на станции шутник, балагур. Шутка и всё. Не сдавайся!

Ветра не было несколько дней, снег шёл мокрым и колким. Мак, отряхиваясь от мелких липких снежинок, покачал головой:

— Люди не понимают… Мне не объяснить им, что я хочу увидеть свой дом. Дон, почему они такие?

Дон почесал лапой ухо.

— Люди глупы, так уж они устроены. Я часто иду на различные уловки, чтобы они меня поняли. Даже сделал вид, что выучил их команды. Ну, ничего, Мак! — Дон громко гавкнул. — Попытаем удачу в следующий раз!

— Попытаем… — вздохнул Мак.

У моря было шумно, бурно, пингвины крикливо хвастались на берегу пойманным крилем. Адели, императоры, субантарктические толпились и выглядывали в толще воды криль. Ленивые морские слоны дремали, похрапывая, подставляя пузо холодному солнцу. Поморники и буревестники молчали, они внимательно следили за пингвинами и старались отобрать у них пойманную добычу.

— О, Дон пришёл! Здравствуй, Дон! — заголосили пингвины и потопали к нему навстречу.

— Чудесная погода! — Дон с собачьей лёгкостью и беззаботностью помчался к приятелям.

Оставив стаю возле кромки льда, Лоло подошёл к Маку.

— Как успехи?

— Сегодня было ещё хуже, — уныло ответил он. — Надо мной уже не смеялись, а насмехались.

Лоло задумался, засмотревшись на сверкающий снег.

— А Геннадий?

— Он… хочет меня понять, но не может.

Лоло дружески толкнул Мака.

— Не бросай попыток, коли хочешь увидеть дом. Во время бури я говорил своим пингвинам: «Не сходи с гнезда». А тебе говорю: «Ходи к людям». Только они помогут вернуться домой.

— Спасибо, — Мак постарался с надеждой взглянуть на друга.

— Прыгай в море, пока криль не уплыл! — Лоло, взяв его за крыло, потащил к берегу.

Мак услышал голос своего желудка.

— Да, Лоло, ты прав. Нельзя мне раскисать.

Ветер взмахнул жёлтые волосы. Мак потоптался на месте. Снег стал крепче, вот и стужа приходит. Он дал слово Пепе, что будет бороться за свою жизнь. Пингвин Маккуори выстоял перед смертельной бурей, что ему люди? Нужно идти до конца. Завтра будет ещё одна попытка, и послезавтра, и так, пока люди не поймут его требований.

— Лоло, поплыли на середину моря, где много рыбы! — задорно воскликнул он.

— Вот такой Мак мне нравится, — усмехнулся Лоло. — Попробуем наперегонки!

Мак и Лоло вытянули крылья, приготовились к забегу. Вдруг раздался пронзительный крик Гиги.

— Там Пепе!

Жар вместо холода пробрал Мака насквозь. Не понимая, что стряслось, он, судорожно дыша, бросился к берегу, к толпе пингвинов. На небольшом сугробе стояла Гиги и кричала.

— Пепе! Там Пепе!

Глаза Гиги расширились, крылья суматошно махали.

— Что делать?! Где Лоло! Там Пепе и леопард!

Море бурлило, волны окатывали берег. В воде металась Пепе, а за ней гнался морской леопард. Он не давал ей ни единого шанса вскочить на берег или на одинокую льдину. Пепе прыгала глубоко под воду. Хищник стремительно бросался за ней. Она поднималась на поверхность, чтобы была возможность запрыгнуть на какую-нибудь льдину. Но леопард тотчас выныривал за ней и горой обрушивался на Пепе. Он знал, что нельзя добыче оказаться возле льда.

— Пепе! — закричал Лоло и приготовился нырять.

— Стой! — Мак крепко поставил свою ногу на ногу Лоло. — Стой. Не прыгай!

— Но Пепе съедят! — воскликнул Лоло.

— Опасно. У тебя есть Гиги, Тата и Диди. Не оставляй их, — резко сказал Мак.

— Но ты хуже ныряешь и плаваешь! Ты…

Мак не дослушал Лоло. Он сорвался с берега и поплыл на встречу к врагу.

* * *

Пепе выпрыгнула на талый лёд, но сил не хватило, чтобы закрепиться. Зубы леопарда клацали прямо перед её хвостом. Времени забраться на слабый лёд не было, Пепе нырнула вглубь и поплыла. Она видела перед собой берег, а на нём свою стаю. Если мчаться ещё быстрее, она успеет доплыть до берега и спастись на поверхности.

Леопард был близок. Пепе уворачивалась от его зубов, уплывая в сторону. Не сразу она заметила, что берег стал дальше, едва виднелся на горизонте. Она бросалась под воду, желая отвлечь леопарда, но он давно знал эти трюки и не вёлся на них. Пепе нырнула снова. Под водой увидела небольшую пещерку. Пепе ринулась в её маленький вход. Если спрячется под камнями, то сможет вылезти с другого конца и выиграть у леопарда время.

Но леопард оказался проворнее. Он преградил своим телом узкий пещерный лаз и обнажил рот, в котором торчали острые зубы. Пепе метнулась вправо, леопард ловко пресёк её попытку улизнуть. Она бросилась влево, пронеслась под серым брюхом хищника. Леопард извернулся и ударил её мощными задними лапами. Пепе, потеряв сознание, отлетела в сторону и упала на дно. Она очнулась мгновенно, пока ещё её тело не успело всплыть, но леопард мчался прямо на неё, был на расстоянии вытянутого крыла.

Пепе хотела броситься прочь, как вдруг крыло ощутило скользкие зубы. Дрожь пронзила Пепе. А леопард, промахнувшись с первым укусом, вновь раскрыл рот.

В воду что-то упало. Череда мелких пузырьков возникла перед глазами Пепе, заслонив леопарда.

«М-мак?» — не поверила Пепе.

Но эти жёлтые волосы нельзя было ни с чем спутать, даже в воде.

Мак, сделав оборот вокруг леопарда, чтобы сбить его с толку, клюнул противника в левый глаз. Он обернулся к Пепе, бегло посмотрел на неё и сказал взглядом: «За мной!». И бросился наверх. Пепе, не задумываясь, поплыла за ним.

Леопард быстро пришёл в себя. Он снова показался на поверхности воды и устремился в погоню за птицами.

— Мак? — едва удалось выкрикнуть Пепе.

— За мной, — сказал Мак, вновь погружаясь в толщу воды.

«Нам нельзя снова уходить на дно!» — хотела возразить Пепе, но слова Маком приказом отразились в её перепуганном сознании. Пепе последовала за Маком, поплыла на самое дно. Она с трудом уворачивалась от новых атак леопарда. Вдруг Мак остановился на мгновение и поднял крыло. Пепе инстинктивно остановилась за ним. Мак дождался приближения противника, и бросился на него. Снова клюнул в глаз, развернулся и поплыл назад. Обескураженный, раздражённый и взбешённый леопард помчался за Маком.

«Он же тебя поймает!» — чуть не завопила Пепе.

Она собралась уже поплыть к Маку на помощь, но сердце задрожало от увиденного. Мак кружился в воде, совершая невероятные трюки. Он гнал леопарда то наверх, то вниз, то заставлял его вертеться на одном месте. И всё быстрее и быстрее отдалялся от Пепе, уводя за собой леопарда.

«Он спасает меня. Я должна уйти», — поняла Пепе. Она быстро поплыла на берег, пока леопард не вспомнил про неё. Оказавшись на поверхности, Пепе с наслаждением вздохнула холодный запах снега. Внезапно появившаяся надежда на спасение рухнула вниз. Вокруг плавали только обмерзшие куски снега, который леопард расколет своими зубами. Рядом ни одной тяжёлой льдины. А берег в другой стороне. Не там, куда плывёт Мак!

«Он хочет спасти меня! Он знает, на что идёт! Я не могу подвести его»! — забилось в Пепе.

Тончащий запах молодой травы из воспоминаний, из снов уже самой Пепе всплыл в памяти.

«Мак никогда не увидит свой дом, если принесёт себя в жертву».

И она нырнула в воду.

Когда Пепе доплыла до леопарда, Мак барахтался на морском талом льду, пытаясь заскочить на него. Леопард нападал сверху. Как только Мак запрыгивал на более толстый кусок льда, то леопард разбивал его мощным ударом головы. Пепе, собрав все силы, устремилась на леопарда и клюнула его за ласты. Хищник пошатнулся и резко развернулся на Пепе. Она, не пытаясь уплыть, снова клюнула его, на сей раз в правый глаз. Леопард взревел, вода забурлила. И тут же раздался всплеск. Мак, оказавшись снова в море, схватил клювом противника за ласты. Леопард завертелся, глаза плохо видели, он хотел сбросить птицу с задних конечностей. А Пепе продолжала его клевать, пока Мак совсем не закружил врага. Морской леопард бессильно, в последней попытке избавиться от пингвина, взмахнул ластами.

Мак отстал. Он мельком взглянул на Пепе. «Плыви!». И устремился к берегу. Пепе, не уступая в скорости, плыла рядом с ним. Больше они не перебрасывались словами, оставив последние силы на путь домой. Леопард, потрясённый и раненый, быстро пришёл в себя и уже гнался за ними. Пепе и Мак перепрыгивали мелкие льдинки и снег, мутили воду, петляя между собой.

Припай казался всё ближе. На нём кричали испуганные пингвины. Пепе и Мак только ускоряли гонку. Под водой они разглядели лёд, толстый, уходящий на глубокое дно, в нём не было ни скважины, в которой могли бы спрятаться пингвины. Леопард вновь догонял их. Пепе и Мак переглянулись.

«У нас одна попытка заскочить на берег».

Они прыгнули, вырываясь из водяной пелены. Свежий ветер объял мокрые перья. Ноги ощутили отвердевший снег. Пингвиньи крики и собачий лай оглушили уши.

Пепе и Мак, не веря, что они на берегу, смотрели вниз. Вода кипела пеной, волны били об лёд. Морской леопард, повержено рыча, метался и пытался заскочить на поверхность.

— Мы спаслись! — заликовала Пепе.

Мак не ответил, он только подбежал к Пепе и крепко прижался своей головой к её голове. Пингвины обступили их, поздравляли с победой. Пепе и Мак не слышали даже радостных слов Лоло и Дона.

— На суше, в воде и под водой? — спросила Пепе.

— Опора и защита, — кивнул Мак, обнимая её сильнее.

— Пойдём домой? — Пепе вытерла с Мака холодные капли.

— Пойдём, на сегодня мы наплавались, — ответил он с искоркой радости в хриплом от воды голосе.

Они шли домой, пингвины топали за ними и засыпали вопросами да похвалами.

— Мак и Пепе! Ай да герои! — восторженно кричали пингвины.

— Оставьте их в покое! — тоном вожака воскликнул Лоло. — Дайте отдохнуть.

Пепе и Мак мечтали об отдыхе. Они представляли, как окажутся дома, в гнезде, лягут на живот и закроют глаза. Тишина окутает их, а снег сменится зарослями густой травы. Но вместо долгожданного покоя они заслышали человеческие шаги.

— Гена! Это же Гена! — завизжал Дон и побежал к хозяину.

Дон прыгнул прямо на полярника. Геннадий, потеряв равновесие упал, но тут же отряхнулся от снега и засмеялся.

— Малыш, я как чувствовал, что ты будешь с пингвинами.

Геннадий, сидя в снегу, распахнул руки: к нему уже торопился Лоло.

— Смельчак! Как поживаешь? — ласково спросил он, взяв пингвина на руки.

Лоло загоготал, рассказывая про недавнее приключения Мака и Пепе, хотя Геннадий ни слова не понял. Полярник потрепал чёрную голову Лоло, поцеловал и опустил на снег.

— Смельчак, я сильно хочу с тобой поболтать, но у меня серьёзный разговор к твоему приятелю.

Поднявшись на ноги, Геннадий подошёл к Маку и присел на одно колено. Он осторожно протянул руку и дотронулся до птичьего крыла. Мак замер, мрачным усталым взглядом всмотрелся в человека.

— Ну что, Маккуори? — улыбнулся Геннадий. — Мы тебя услышали. Ты возвращаешься домой.

Ветра трепали тающий, откалывающийся от припая лёд, световой день стал короче, зато вечернее небо заиграло синими, зелёными и фиолетовыми красками. Всему виной была наступающая зима. Киты чаще плавали возле берега, лакомясь крилем. Пингвинята Адели, освободившись от линьки, самостоятельно ныряли и добывали пищу. Да и взрослые пингвины спустя несколько недель голода, пока старое оперение сменялось новым, смогли окунуться в воду, насытиться до отвала и научить птенцов охоте.

Мак продолжал ходить к полярникам, хотя Дон уверял, что руководство антарктической станции согласилось с доводами биолога и разрешило отправить Маккуори на родину. Теперь люди сами навещали пингвина, наблюдали за ним и обсуждали, как везти его на ледоколе.

— Я хочу, чтобы ты жил со мной и Геннадием в одной каюте! — гавкал Дон. — Но тебя могут посадить в клетку. Ты всё же птица, не собака.

Мак, просидевший в клетке браконьеров около месяца, готов был в неё вернуться, лишь бы увидеть семью и дом.

А пока он наслаждался свободой и снегом. Вместе с Пепе они прыгали в сугробы, катались словно птенцы с горки, вдоволь объедались крилем и рыбой. Подросшие Тата и Диди не оставляли Мака в покое.

— Ты нам покажешь траву, когда вернёшься?

— Подаришь цветочек?

— А плыть долго?

— На ледоколе будешь есть рыбу?

— Возьми меня с собой, дядя Мак! — чирикала Тата.

— И меня! — поддакивала Диди.

Мак обнимал птенцов и ласково говорил:

— Возьму, когда разрешит ваш отец.

На просьбы дочерей отпустить их с дядей Маком Лоло мрачно и молчаливо качал головой. Близился отъезд, вожак Адели становился угрюмым, задумчивым. Хотя они с Маком развлекались как прежде — катались с горы, ловили рыбу, соревновались в беге — Лоло всё делал молчал.

А зелёные сны перестали сниться Маку. Засыпая, он видел долину, полную снега.

Как-то, когда другие пингвины мерно дремали в своих гнёздах, Мак, заметив, что Пепе тоже не спит, спросил её:

— Я перестал видеть траву. Может быть, это знак, что я должен остаться?

Пепе клюнула его в плечо, Мак от неожиданности даже вскрикнул.

— Не вздумай об этом думать! Ради чего ты каждый день проделывал столь долгий путь к людям и обратно? Ради чего залезал на стол и показывал им свой остров? Ради чего ты слушал насмешки того противного полярника? — Пепе утёрла на волосах Мака мелкие снежинки, которые падали с ясного безоблачного неба. — Другой возможности попасть домой не будет.

— Я не хочу расставаться с тобой, — сказал Мак.

Он посмотрел на Пепе и увидел её твёрдый, цепкий взгляд.

— Ты же вернёшься ко мне.

— Вернусь! — Мак не заметил, как закричал. — Я вернусь к тебе, Пепе! Вернусь!

Его крик разбудил пингвинов. Адели ворчливо загоготали, что их сны об огромной и сытной рыбе прервались. А Пепе внезапно задрожала и уткнулась лицом в живот Мака. С её клюва срывались бессвязные слова.

— Я вернусь! — воскликнул Мак, не обращая внимания на сон других пингвинов. — Я вернусь! Мы всегда будем вместе! Я вернусь!

В лучах яркого солнца он увидел чёрный силуэт дедушки Пиго, стоящего за высокими камнями. Дедушка Пиго вышел из-за укрытия и покачал головой.

* * *

Откармливаясь после длительной линьки, Лоло всё чаще и дольше находился в море. Через несколько недель наступит зима, а, значит, пингвины Адели покинут родные гнёзда и уйдут в открытые воды. Не скоро они увидят дом, не скоро вступят на широкую необъятную землю. Казалось бы, надо побольше быть дома и наслаждаться снегом, камнями и твёрдой почвой. Но Лоло предпочитал одиночество тягучим разговорам о ближайшем путешествии.

Наступал период расставания. Он поведёт самцов в море и расстанется с мамой, с Гиги и с дочерями, которые так недавно появились в его жизни. Расстанется с Доном и Геннадием, возвращающимися домой. И с Маком тоже.

Душащая печаль не оставляла Лоло даже на время коротких снов, она прокатывалась холодной дрожью по спине и заставляла содрогаться. Мак… Он был с Лоло всегда. Мама оставляла сына зимой и отправлялась в своё собственное путешествие. Дон и Геннадий были лишь гостями в антарктических землях, Лоло всегда это знал. Знал и то, что пути жены и дочерей разойдутся в море и соединятся только, когда придёт новое лето. Но Мак… С того дня, как Лоло привёл его в стаю Адели, они были неразлучны.

Лоло который раз проходил вдоль и поперёк поле Адели. Он должен следить за порядком и безопасностью — это его долг. Всё в стае оставалось спокойным и неизменным: старики спали и набирались сил перед долгой дорогой, птенцы играли и хвастались рыболовными успехами, солнце освещало безоблачное белое небо. Хотя задорные крики императоров напоминали, что кое-что поменялось: два разобщённых видов превратились в друзей. В гости к Адели пришли антарктические пингвины, и с ними тоже императоры охотно разговаривали и бегали наперегонки.

Лоло усмехнулся. Он превратил чужаков в друзей. Но своих настоящих друзей скоро уже не увидит.

На окраине стаи, возле кучки старых, ненужных камней Лоло заметил Пепе. Подруга лежала на пузе и наблюдала за стаей: за чирикающими птенцами, вернувшимся с рыбалки, за хлопочущими отцом и мамой, за играми императоров. Но она ни к кому не присоединялась, сидела одна, стараясь укрыться за сугробами выпавшего снега. Она повернула голову и внезапно встретилась взглядом с Лоло. Пепе тут же отвернулась, но от вожака не скрылась печаль, затаившаяся в чёрных глазах, как и зябкая, сжатая фигурка некогда весёлой Пепе.

Лоло сел рядом с ней и обнял крылом, чтобы у Пепе не появилось желания сбежать.

— Где Мак? — спросил он.

— У людей, — горестно выдохнула Пепе. — Он напоминает им о себе, чтобы они не забыли.

— Геннадий не забудет. Я знаю его как самого хорошего и честного человека.

Пепе вздрогнула от его слов, как от пощёчины. Лоло прижал Пепе к себе сильнее.

— Я слышал крик Мака, его обещания вернуться, и слышал, как ты дрожишь, зарывшись головой в его грудь. Пепе, я тоже не хочу, чтобы Мак уходил. Я бы тоже хотел поддаться чувствам, но мне нельзя — я вожак.

Пепе положила своё крыло на крыло Лоло и сказала мягко, как всегда тихо:

— Мак будет с Геннадием и Доном. Не переживай.

— Я не об этом переживаю… — Лоло замолчал, сдержав боль в голосе. — Я знаю, что Геннадий и Дон исполнят своё слово, они доставят Мака домой. Но что будет потом… Когда мы увидим Мака?

— Возможно, в следующем году Геннадий заберёт его и привезёт на наши земли, — как можно увереннее попыталась сказать Пепе.

— Ты веришь своим-то словам? — спросил Лоло.

Пепе покачала головой и снова сжалась, отстраняясь от Лоло и убирая крыло.

— Никто не знает, что будет в следующем году, — сказал Лоло. — Геннадий, Дон… Возможно, даже они не приедут. У Геннадия свой дом, своя семья, а Дон никогда не оставит своего человека. Мак один не сможет вернуться в Антарктиду. Родители дедушки Пиго…

— Замолчи, Лоло! — жёстко перебила Пепе. — Нужно верить! Верить и ждать! — Она протяжно вздохнула: — Что мы ещё можем сделать? Только ждать.

Лоло, сощурившись как дедушка Пиго, посмотрел на неё.

— Пепе, а ты как?

— Я буду его ждать, сколько потребуется. Верить и ждать, — вздохнула она.

— Пепе, я боюсь за тебя.

Пепе подвинулась поближе к Лоло, дотрагиваясь своим телом до него.

— Почему? Я же остаюсь со стаей.

— Как ты будешь без Мака? Пингвинья жизнь слишком коротка, чтобы ждать…

— Я справлюсь! — с вызовом вскричала Пепе. — Я перенесла зимнюю бурю, я спаслась от леопарда!

Лоло усмехнулся: до чего же храброй стала его подружка. Эх, видел бы тот маленький, боящийся прыгать на льдину птенец себя нынешнюю.

Мимолётная радость быстро улетучилась.

— Я не хочу, чтобы ты страдала. Ты же мне не чужая. Пепе, ты знаешь, что произошло, когда мы с тобой были ещё в яйцах?

Она кивнула.

— Когда матери кормились в море, мой отец, поддавшись голоду, оставил своё гнездо. Одно из яиц забрали буревестники, а второе, в котором была я, спас твой отец. Дядя Тото хранил моё яйцо как родное.

— Пепе, мы с тобой высижены одним отцом.

Замолчав, Лоло схватил глоток мёрзлого предзимнего воздуха.

— С Маком вскормлены одной матерью.

Горло сдавил рвущийся наружу крик. Лоло напрягся, чтобы сдержать его и не выдать свою боль всей стае, и сказал, как можно тише:

— Я боюсь вас терять. Обоих.

— Но я же остаюсь со стаей! — нахмурилась Пепе.

— Ты будешь встречать новый день смехом и песней, когда нас покинет Мак? — спросил Лоло, пронзительно смотря на Пепе.

Она неуверенно развела крыльями.

* * *

Солнце светило непривычно ярко и тепло. Пингвины, не пропуская столь редкого и короткого перед зимой явления, нежились под его лучами. «На моём зелёном острове солнце ещё теплее», — говорил раньше Мак. Но теперь он молчал. В последний раз Мак наслаждался антарктическим холодом, слабый ветер взъерошил его жёлтые волосы, обдал чёрную спину и белый живот.

За полем, на снегу собрались, отменив рыбалку, все Адели, императоры, антарктические пингвины, пришли даже морские слоны. Буревестники, заклятые враги, летали и кричали:

— Удачи!

Мак покидал Антарктиду.

Тётя Лала повисла на крыле Мака и давала последние наставления.

— Старую рыбу не ешь. Нюхай еду, которую дают тебе люди. На ледоколе не лезь в незнакомые щели. На остановках не сходи на берег.

— Да, да, так точно, — отвечал Мак как в детстве.

Пепе стояла рядом с ним и смотрела на прощания. За её спиной стоял Лоло и обнимал крыльями Тату и Диди. Пингвины по очереди подходи к Маку, говоря последние слова.

— Рад был тебя знать, — сказал вожак императоров Арма.

— Я тоже, — Мак похлопал Арму по спине. — Ты славный пингвин. Я рад, что подружился с императорами. Мы ещё увидимся, Арма, я вернусь.

«Останься!»

Пепе, как могла, распушила перья, стояла ровно, беспечно. Но внутри кричала: «Останься!» Она хотела сказать это вслух. Пока не поздно, пока не приехал Геннадий. «Но как же мечта Мака?» — спрашивала она. Пепе легонько касалась Мака перьями крыла. Солнце светило по-летнему, даже грело землю, заставляя небольшие куски снега таять. Для Пепе словно уже наступила зима. Казалось, никогда жизнь не будет прежней. Гладкая земля, нежный снег, вкусный криль, беседы и игры с друзьями — всё исчезнет, когда Мак заберётся в повозку людей. Наступят вечные ночь и зима.

«Останься!»

Но, если она скажет эти слова вслух, и Мак послушается её, лишит себя встречи с родными, она никогда не простит себе.

К Маку, окружённому пингвинами, медленно шли Гиги и Зизи. Гиги могла бы и быстрее, но она замедляла шаг, чтобы брат не отставал от неё. Зизи встал напротив Мака, взглянул на Пепе, и грусть, затаившаяся в его чёрных глазах, не ускользнула от неё. «Наверное, он предложит мне стать его самкой, когда Мак уедет с людьми», — внезапно предположила Пепе и посильнее дотронулась до Мака.

Нет, она не предаст! Она будет ждать столько, сколько потребуется! «Я вернусь!» — эти же слова ей постоянно твердит Мак.

— Зизи, — тяжёлым голосом сказал Мак. Он опустил голову вниз, но тут же поднял. — Прости. Я покалечил тебя. Прости.

Зизи легонько кивнул.

— Прощаю. Мак, счастливого пути.

Мак не смело обнял его. Отпустив Зизи, Мак прижал к себе Гиги. Она пыталась быть немногословной, пожелала удачи и быстро выпустила его из объятий: маленькие Тата и Диди тревожно смотрели на мать.

— Дядя Мак, ты же вернёшься? — прошептала Тата, сжимаясь в грудь мамы.

— Вернусь. Я обещаю всем вам, что вернусь!

Мак наклонился перед птенцами, чтобы погладить их, как вдруг Тата и Диди прильнули к его телу и закричали в один голос:

— Дядя Мак, не уезжай! Останься!

«Останься!». Пепе так же бы закричала, если бы могла. Она сама обняла птенцов и ласково сказала:

— Дядя Мак вернётся.

— Вернусь, — в тысячный раз пообещал Мак.

Пепе посмотрела него и склонила голову.

«Останься!»

Мак притянул её к себе, в тысячный раз стиснул в объятиях, в тысячный раз произнёс:

— Жди меня, Пепе. Я вернусь.

Раздался рёв снегохода и на горизонте показалась маленькая фигурка. Она ехала с большой скоростью и вскоре превратилась в машину. Дон спрыгнул, ещё когда снегоход был на ходу.

«Ещё одно прощание», — подумала Пепе.

Приветствуя друзей, Дон задорно пролаял:

— Всё готово. Мак, мы отправляемся в путь! Гена сдержал своё слово. Ух, как я рад! Я первый раз буду путешествовать с пингвином! Ну, Лоло, Пепе, давайте попрощаемся! Мы вернёмся через год.

Дон повалил на землю Лоло и облизал его с ног до головы.

— Обещаю, что буду отвечать за Мака.

Лоло, поднявшись, погладил Дона по длинной косматой шерсти.

— Береги его, мой друг.

— Лоло, не грусти! — лаял Дон. — После зимы придёт лето, и мы прилетим в Антарктиду.

— Верю, — без веры ответил Лоло.

Пепе не дала Дону прыгнуть на себя. Она заключила его в объятия, долго сжимала и, отпуская, промолвила:

— Береги Мака.

Геннадий, слезший с снегохода, молча наблюдал за пингвиньими прощаниями, и поглядывал на часы. У него было не так много времени, уже сегодня нужно улетать. Наконец, он пошёл к птицам. Почти все пингвины были для Геннадия на одно лицо, он различал только Мака, Лоло и Пепе. Взяв Лоло на руки, Геннадий улыбнулся и сказал:

— Ну что, Смельчак, мне пора. Твой товарищ будет в хороших руках. А ты береги свою стаю, ты очень храбрый пингвин.

Геннадий поставил Лоло на землю и дал пингвинам последние минуты. Лоло подскочил к Маку:

— Ты мой лучший друг. Удачи тебе. Найди свой дом. И помни о нас.

— Я вернусь, Лоло! — Мак сжимал его в объятиях. — Спасибо тебе за всё.

Он в последний раз обнялся с тётей Лалой и выслушал её наставления и заботы.

— Храни пингвиньи законы, — вдруг пробурчал дедушка Пиго.

Старый пингвин стоял в толпе птиц, он ещё в начале попрощался с Маком и не спешил повторно обмениваться любезностями и объятиями.

— Помни, что пингвин пингвину друг, — ворчливо сказал дедушка Пиго.

— Я вернусь! — с вызовом заявил Мак.

Он повернулся к Пепе, молча взял в свои крылья её крылья, долго смотрел на неё и прижал к себе. Пепе слышала стук его сердца, чувствовала дрожь, объявшую птичье тело.

«Останься!»

Но вместо заветных слов запела, стискивая Мака, песню. Пепе пела долго, будто надеясь, что Геннадий уедет без них. Она тонкими птичьими крыльями держала Мака несколько минут и затем отпустила. Ненадолго. Пепе дотронулась до его лица своим клювом и произнесла, вложив в последние слова всю любовь:

— Мак, береги себя. Пусть твои мечты сбудутся. Твой дом зовёт тебя. Найди его и будь счастлив.

— Пепе, я вернусь! — прокричал Мак и с нежностью клюнул в голову. — Я вернусь, Пепе!

Геннадий посадил Мака и Дона на снегоход. Заревел мотор, заорали в страхе поморники, машина тронулась.

— Я вернусь! — кричал Мак и махал крылом. — Я вернусь! Пепе, я вернусь! Я вернусь!

Он кричал и кричал, пока голос не стих на горизонте. Пепе молча закрыла глаза, чтобы не видеть тянувшуюся дорожку снегохода.

— Дядя Мак вернётся, — мечтательно выдохнула Диди.

— Нет, дитя, не вернётся, — резко ответил дедушка Пиго и потопал, не оборачиваясь, домой. — Они никогда не возвращаются.

В груди Пепе затрепетало. Тихие слова дедушки Пиго оглушили её. Сперва Пепе не могла издать ни звука, но, когда её спины коснулось крыло Лоло, она тихо вымолвила:

— Так не должно быть.

Пепе взглянула на широкую дорожку снегохода и ощутила непреодолимую тягу, ведущую в царство людей. Сладкий запах недавно молодой травы обволок тело, в голове родился неведомый голос и он, словно Мака в детстве, позвал за собой.

Пепе, скрывая в себе силы, тянущие её в небо, повернулась к Лоло и положила крылья ему на плечи.

— Лоло, я люблю тебя. Пожалуйста, живи счастливо.

Пепе бросилась к папе, маме и маленьким братьям. На счету было каждое мгновение. Пепе обняла свою семью, клюнула несколько раз клювом.

— Я люблю вас. Мама, папа, Вава, Роро, я люблю вас. Простите, что я делаю. Прощайте!

Пепе, дав волю силе, которая звала её ввысь, бросилась бежать.

— Дочь, вернись! — закричала изумлённая Мими.

Но Пепе бежала, не оглядываясь, на зовущий её голос. К Маку.

* * *

В жутком шуме крутился винт вертолёта, люди орали, чтобы слышны были из команды. На вертолёт заносили последние вещи. Скоро он взлетит, полёт будет недолгим. Потом полярники пересядут на огромный ледокол и пустятся в долгое плаванье.

Дон с шумом скакал вокруг Мака.

— Скоро ты увидишь Антарктиду с высоты птичьего полёта! Увидишь самые красивые места! Скучать не будем: ледокол такой большой, мы вдоволь разбегаемся. Потом я хочу отвести тебя в порт, это такое место, где много лодок, а ещё там много людей и разных вкусняшек.

Мак слушал его в пол уха. Вздыхая, он смотрел на снежную гладь, сковавшую Антарктиду. Перед собой он видел Пепе, смеющуюся, счастливую, танцующую на берегу и под водой. Её голос звучал сладко и красиво: «Мак! Мак!»

«Ма-ак!» — закричал голос вдали.

Мак заморгал. Неужто снова миражи или сны?

— Мак! Стойте! Стойте!

Голос был живым, он раздавался за постройками полярников.

— Стойте! — закричал Мак людям. — Стойте!

— Я их задержу! — гавкнул Дон.

Пилот уже садился в кабину, но Дон выпрыгнул из вертолёта, схватил пилота за толстые штаны и зарычал.

— Гена, забери пса! — завопил пилот.

Пока Гена вместе с инженером Дмитрием пытался совладать с Доном, голос становился сильнее.

— Стойте! Стойте! — просила Пепе.

Спотыкаясь, перепрыгивая через сугробы и людские вещи, она бежала к Маку. Вертолётный винт поднял ветер, который сдувал даже людей. Пепе неслась, не обращая на него внимание. Возле самого вертолёта ветер был ещё сильнее, Пепе расправила крылья, вытянула голову и прыгнула. Её немного закружило, словно летающая птица Пепе поднялась в воздух и вскочила в кабину.

— Мак, я с тобой, — с нежностью сказала она.

— Пепе? — Мак потерял дар речи, ноги подкосились, он чуть не упал.

— Так, а это что?! Уберите сейчас этого пингвина! — завопил Дмитрий.

Дон отпустил штанину пилота, Геннадий и Дмитрий опустили Дона. Дмитрий запрыгнул в вертолёт и расставил руки по бокам.

— Уберите! Мы договорились взять с собой только Маккуори.

Геннадий влез в вертолёт и загородил собой Пепе.

— У пингвинов другие планы, — ответил, улыбнувшись, он.

— Ты хочешь сказать, что мы увезём с Антарктиды Адели?

— Всё верно, — улыбался Геннадий.

— Но нам же нельзя! Руководство разрешило взять только Маккуори.

— А если они неразлучны?

Мак и Пепе не слушали людей, они смотрели друг друга и молчали. Пепе переводила дыхание, Мак обомлел от изумления.

— Пепе, ты оставила свой дом? — наконец, спросил он, не веря увиденному.

— Мой дом это твой дом. Мой мир это твой мир. Где будешь ты, там буду я. На суше, в воде и под водой.

Мак протянул крыло, коснулся щеки Пепе, провёл по нежным перьям и резко положил крыло ей на плечи, притянув к себе.

Вертолёт с рёвом и шумом взмыл в воздух, подняв снежную пыль. Земля становилась дальше, небо ближе. Мир снега и льдов с высоты казался таким большим и бесконечным, и таким крошечным по сравнению с воздушной стихией, в которой оказались пингвины. Мак видел сверкающее море, лежбища морских слонов, маленькие чёрные точки охотящихся пингвинов, серое поле Адели, ставшее родным. Мак прижимал к себе Пепе и не чувствовал холода. В Антарктиде наступала зима, а для него пробуждалось лето.

— Пепе, я покажу тебе траву, покажу скалы, утопающие в зелени, покажу тебе цветы, прекраснее которых нет ничего на свете. Мы построим новое гнездо. Я всегда буду с тобой, Пепе.

Вертолёт нёс пингвинов в неизвестное путешествие. Мак и Пепе смотрели в окно на льды и снег, боль, преследующая их в последний месяц, забывалась. Им навстречу играло солнце, яркое, лучезарное, оживляющее, предвестник бесконечного дня и бесконечного лета.