Воспоминания (джен)

Флэш, закончив с введением препаратов в лежащего в коме Шрама, присел на самый краешек больничной койки, прикусывая нижнюю губу, чтобы не расплакаться. Сколько уже прошло времени с момента революции? И сколько пройдёт ещё до того момента, как лидер проснётся? Хотя, пожалуй, он теперь уже бывший лидер для него. Флэш отлично знает, что не имеет никакого права даже думать о себе как о части команды революционеров. Он предал их, и у него нет и уже никогда не будет пути назад.

Ему жаль. Он тосковал по братьям, тосковал по временам, когда всё было намного проще. По временам, когда они веселились и смеялись, когда Шрам ещё не стал таким трудоголиком, когда вся их команда собиралась вместе… Однако сейчас тела каждого из его братьев холодны. Эти беззаботные и счастливые дни уже никогда не повторятся, и осознание этого стискивало горло железными тисками, мешая вдохнуть. Он налажал. В очередной раз допустил ошибку, огромную ошибку. Но в этот раз масштаб этой ошибки так велик, что он никогда её не искупит. Уж тем более теперь, когда пиканье аппарата у койки Шрама отсчитывает оставшееся время жизни шустрика…* * *

Они смогли раздобыть немного шоколадных конфет. Разумеется, с помощью Флэша, который неловко хихикает, отводя взгляд в сторону, однако эту неловкость братья списывают исключительно на его скромность. Каждый тут знает, что шустрик, мягко говоря, очень недооценивает собственный вклад в их вылазки. И только сам Флэш понимает, что он совсем не заслужил их благодарности и похвалу. Впрочем, он не может объяснить им причину такого, и ему остаётся лишь улыбаться и предлагать разделить сладость между всеми.

Каждому досталось по две конфетки, и они садятся в гостиной, болтая и обсуждая сегодняшний день. Даже Шрам решил в кои-то веки добровольно оторваться от своих чертежей и присоединиться к ним. На его лице можно заметить иногда отстранённость, когда он погружается в свои мысли, но клон старается не отвлекаться от этих уютных посиделок.

Перец звонко и эмоционально рассказывает о том, как дрался с дронами и куклами, размахивая тростью, пару раз чуть не ударив Эля, который, благо, уворачивался так, что Алекс этого даже не замечал, продолжая до тех пор, пока не потерял равновесие и не упал, подхваченный Джеймсом. Ничуть не сконфуженный произошедшей неприятностью, острый на это лишь расхохотался, обнимая старшего братца за шею, который на это слабо улыбнулся, вновь опустив живую руку на макушку к Шизо, продолжив его поглаживать.

Боец и Пустыня читают — Пустыня держит книгу в руках, а Боец, развернув его конфету, аккуратно положил ту в рот брата. Он знает, как их поэт ценит книги, и понимает, что испачканные шоколадом страницы приравняются для него к катастрофе. Опустив взгляд на разворот, Боец кладёт в рот и свою конфету, медленно рассасывая, наслаждаясь сладким вкусом на языке.

Шрам, подсев к Элю, беседует с ним негромко, хваля за помощь по хозяйству на базе, на что испанец лишь краснел. Флэш, хихикнув, перевалился через подлокотник со стороны лидера, обнимая старшего брата за плечи и подтверждая его слова, тараторя всё так, что попутно терял некоторые буквы, вызывая беззлобный смех у остальных.* * *

Сейчас, сидя в холодной, тёмной и пустой камере, Шрам вспоминал это с горечью, чувствуя, как глаза в очередной раз начинает щипать, а в горле словно застрял ком. Вся его команда… Нет, вся его семья теперь мертва. Каждый из них… Даже Флэш. Предатель, которого он, по сути, должен бы сейчас ненавидеть… Но Шрам был бы рад и ему. Он хотел бы встретить сейчас озорного и неловкого шустрика вновь, мягко отчитать его, обнять и прижать к себе.

Флэш был всем, что у него осталось. И теперь, после его смерти, у Шрама больше не оставалось ничего. Лишь гнев. И этот гнев он собирался полностью направить на Диктора. Тот пожалеет о каждом своём действии…