Окаянное дитя Гарри Поттера (джен)

Имя словно ставит человека перед ответственностью: не просто жить, а соответствовать.

Альбус, запрокинув голову, считал хрусталики на гигантской люстре. Девяносто пять. Девяносто шесть…

— Альбус Северус, — грозным шепотом прошипела ему в ухо мама.

Альбус вновь послушно уставился на сцену.

Не то что бы он не любил театр. Некоторые постановки, действительно, заслуживали размышлений. Но сегодня мама привела их на очередную сопливую романтическую историю.

“Ромео и Джульетта”.

Перед спектаклем Альбус зачитал ее в первоначальном варианте, и в варианте, адаптированном для магглов. Не смог дочитать. Вместо этого прочитал несколько критических статей на пьесу.

Примитивно. Романтическая история о любви.

Пожалуй, обдумывания из этой пьесы заслужила одна короткая сценка. Разговор между слугами, из которого становилось предельно ясно, что слугам двух враждующих семейств нравится оскорблять друг друга, драться и даже убивать, не из-за того, что их господа враждуют, а чисто ради самого процесса: споров, оскорблений, драк и убийств. Слугам явно нравилось проделывать все это.

Очевидно, что на более высоком уровне это работает также. Члены семей Монтеки и Капулетти враждовали не из-за чего-то, особого повода вражды не было. Им просто нравилось враждовать, ненавидеть друг друга, нравилось, что есть кто-то, на кого можно выплеснуть агрессию, а при удобном случае убить.

И, очевидно, в реальности войны происходят по той же причине. Повод не важен, люди сбиваются в группы и сообщества, чтобы ненавидеть, драться и убивать ради самого процесса.

— Альбус Северус, как не стыдно, — вырвал из размышлений шепот мамы.

Миссис Поттер довольно грубо отдернула руки сына от ушей. Размышляя, Альбус сидел с закрытыми глазами и, прикрыв уши руками.

Сидящая рядом с дочерью Молли Уизли погрозила внуку пальцем, а Лили прыснула.

— Я предупреждал, что не хочу идти, — сказал Альбус себе под нос.

— Тише. Не разговаривай, — прошипела мама.

Не разговаривай, не думай, смотри скучную пьесу — бездарно проводи время. Альбус сжал губы в ниточку, глубоко задышал, а глаза сузил в щелочки. Все это должно было показать маме его презрение и возмущение, но мама, не отрываясь, смотрела на сцену.

Несправедливо. Почему Джеймс может остаться дома, а он нет?

— Мам, какой театр? Ко мне придут Дик и Стив.

— Джеймс Сириус, если вы снова будете отрабатывать фигуры высшего пилотажа…

— Мам. У меня уже есть допуск на выполнение четырех фигур. Я досрочно сдал нормативы. Но! Мам, не перебивай. Мы не будем летать, не беспокойся. Нам нужно закончить копию доспехов Годрика Гриффиндора к началу учебного года.

— Ох, раз это для Общества реконструкторов… Так бы и сказал. Конечно, занимайтесь. Отдам билет бабушке.

Мама обожает Джеймса и все, что тот ни делает. Даже если он делает или говорит гадости, мама закрывает на это глаза.

— Мамочка, Джеймс толкнул меня и сказал, чтобы я не путалась под ногами!

— Лили, я слышала, что ты ему мешала. Джеймс учится, ему нужно сосредоточиться. Твой брат — отличник. Огромный труд так учиться.

Мама всячески выгораживает Джеймса.

— Ал! Что значит “это все он”? Когда драка — виноваты оба. Кого ты хочешь обмануть? Я росла с шестью братьями. Что ты ему сказал, что так разозлил? Вечно скажешь что-нибудь ужасное. Ведь до сих пор не извинился перед бабушкой за свою речь о вреде многодетности!

Конечно, Джеймс способен достать и маму.

— Джеймс Сириус, прекрати разговаривать со мной в таком тоне! Я все-таки — твоя мать. Что значит “я отстала от жизни”?

— Мать, сейчас двадцать первый век. Сейчас человек в тринадцать лет уже взрослый. Вы не имеете права мне что либо запрещать.

— Джеймс, ты доигрался! Все расскажу отцу.

Отца Джеймс побаивался. По-крайней мере раньше. Сейчас, похоже, уже нет.

— Пап! Не лезь в это. Ты ничего не понимаешь в семье. Раньше я на тебя обижался, а теперь вижу: ты не виноват, ты — сирота, сиротой быть тяжело.

У Альбуса не получалось разговаривать в таком тоне с родителями. Джеймс же был способен спорить с родителями на повышенных тонах и частенько добивался своего.

Однажды мама нашла под кроватью Джеймса и уничтожила стопку журналов с голыми женщинами. Но после затяжного скандала разрешила снова покупать и даже дала денег на новые.

Альбус тоже попробовал устроить скандал, когда мама уничтожила его книгу и…

— Альбус Северус, я ничего не хочу слышать! Это возмутительно!

— Мама, она была библиотечная! Что ты сделала? Ты не имеешь права!

— Я второй раз нахожу у тебя эту отвратительную книгу! Риты Скитер! “Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора”. Мы запретили тебе это читать.

— Нельзя запрещать читать. Это противоречит ценности просвещения. Вам кажется, что я не дорос до этой книги, а я уже дорос.

— Ах, дорос? Акцио — большая деревянная ложка!

Тогда мама учинила акт физической расправы бытовым предметом. С тех пор Альбус решил, что презирает эту женщину.

Унизительное физическое наказание ни за что? За чтение?

На памяти Альбуса большая деревянная ложка применялась к Джеймсу четыре года назад за действительно страшное преступление. Джеймс заставил их с Лили выпить зелье невесомости и вытолкнул в окно. Потом он клялся, что младшие сами захотели полетать, что он тоже летал и ничего. Но мама все равно вручила отцу большую деревянную ложку и потребовала выпороть.

Попытка избавиться от младших брата и сестры и чтение запрещенной книги одинаково наказывается? У Альбуса не укладывалось в голове.

Альбус пробовал донести до отца, как до более разумного человека, свои соображения о несправедливости наказания, но получил лишь в ответ:

— Ал, сколько можно вспоминать тот случай? Неужели ты забыл, что Джеймс раскаялся и просил прощения у вас за свою глупую шутку? “Хотел избавиться?” Я не могу это слышать. Прекрати видеть в брате врага. И в маме.

— Зачем она это сделала?

— Ал, мама наказала тебя за дело. Книга Скитер вредная и глупая. И тебе же запретили ее читать.

— Я уже могу понять…

— Нет, не можешь. Там нечего понимать!

— Почему я не могу прочитать и сам составить о ней вывод?

— Потому что ты ребенок. Некоторые книги не для детей.

— Я уже давно читаю серьезную литературу. Макиавелли…[1]

— Что? Что ты там читаешь? Почему я не знаю? Откуда ты это все берешь?

— Из библиотеки.

— Отныне прежде, чем читать, будешь показывать книги мне.

Тогда Альбус сильно напрягся. Он долго разрывался, размышляя, как поступить. Обманывать отца, показывая не те книги, которые читаешь? Показывать не все? Не обманывать, а попытаться доказать, что это нужные и полезные книги? Последнее представлялось трудной задачей, но было наиболее соблазнительным вариантом. Альбусу хотелось делиться прочитанным с отцом, обсуждать с ним серьезные темы.

Но тяжело обсуждать серьезные темы с тем, кто считает тебя за ребенка. Регулярно дарит очередные глупые детские игрушки. У отца была какая-то мания на волшебные игрушки.

— Ал! Ладно Джеймс, но ты почему не играешь? Смотри какой единорог. Ходит. Сам.

Альбус ничего не отвечал и мрачно размышлял, что его отец воспитывался магглами. Альбуса завораживали исторические книги, все старинное, его крайне интересовало, что за личностями были его предки. Он происходил из аристократических родов: Поттеры и Уизли, и у одиннадцатилетнего Альбуса Северуса были уже сложившиеся убеждения о том, что аристократия — лучшая форма правления. Само собой о важности чистоты крови у Альбуса было иное представление, чем у его менее образованных и благородных родителей. И о воспитании. И о политике. Вообще, о многих серьезных вещах.

Конечно, родители в какой-то мере благородны (знамениты). И образованы (отлично колдуют). Отец — глава аврората. Но… Они простые. Альбус видел, что он сделан из иного теста, нежели родители. Они знамениты, но… они обыкновенные. Средние. Посредственные. Мать строит из себя интеллектуалку, но она же не способна мыслить глубоко, не читает серьезных книг.

А отец постоянно занят на работе. В будни его даже не застанешь. Уходит из дома рано утром, приходит поздно вечером. Он столько работает, что ему некогда читать.

И некогда заниматься детьми. Опасения Альбуса оказались беспочвенны. Отец благополучно забыл о своем намерении проверять, что он читает.

Альбус одновременно и обрадовался и огорчился этому. Отец не вмешается в его дела, не будет тяжелых разговоров.

Но и увлекательных, доверительных, глубоких разговоров о прочитанном, о которых мечтал Альбус, тоже не будет.

Не получая контакта с отцом, Альбус начал мечтать о друге или учителе, с которым он познакомится в Хогвартсе.

У Альбуса не было друзей. Сверстники казались глупыми животными. Бегают, вопят, словно детеныши обезьян. Но Альбус много читал о дружбе и верил, что и в его жизни когда-нибудь появится родственная душа.

Скорее всего, это будет учитель или старшекурсник. Альбус разочаровался в сверстниках и тем более в тех, кто старше на год-два. Но вдруг и среди ровесников будет достойный? Из аристократической семьи. Потомственный слизеринец.

Учиться на Слизерине было другой заветной мечтой Альбуса. Его восхищал змеиный факультет, личность основателя и те, кто окончили Слизерин. Особенно Северус Снейп.

Если к Дамблдору Альбус испытывал мощный исследовательский интерес, как к величайшему волшебнику прошлого века, то Северус Снейп, человек, в честь которого ему дали второе имя, был его кумиром. Человек, бывший шпионом, работавший одновременно на две стороны. Альбус, привыкший сомневаться в общепринятых точках зрения, отказывался верить в то, что Снейп был человеком Дамблдора. Альбус с упоением строил в голове теории, что Снейп был человеком Тома Реддла. Или что не служил ни тому, ни другому, а обманывал обоих.

Единственное, в чем Альбус не сомневался так в том, что Северус Снейп любил их бабушку Лили.

Альбусу нравилось размышлять о том, как сложилась бы судьба их семьи и история в целом, если бы бабушка выбрала Снейпа.

Сестра тоже любила фантазировать на эту тему. Когда они с Альбусом были младше, то часто играли в “Снейпа и бабушку”.

Сестра была единственным другом Альбуса, они с малых лет проводили много времени вместе. Альбусу нравилось с ней общаться и проводить время, сестра — мягкая и спокойная, умеет слушать. Плохо, что не все понимает.

И она — слишком девочка.

— Я скоро стану такой, как Джульетта, — звонко объявила Лили в антракте. — Выйду замуж. Мам, а замуж можно только в тринадцать или раньше?

— Солнышко, сейчас другое время, теперь замуж можно только после семнадцати. А лучше после двадцати. Пяти.

— Джинни, что ты такое говоришь дочери?

— Мам, посмотри вокруг, сейчас ведьмы не выходят замуж, пока не сделают карьеру. У меня особый случай. Но второго Гарри Поттера уже не будет. Лил, ты должна вырасти такой же умной и успешной, как тетя Гермиона. Иначе сейчас нельзя.

— Нет, я буду, как Джульетта. В тринадцать полюблю мальчика. Мы с ним сбежим из дома.

— Лили, ты меня пугаешь.

— Он будет из вражеской семьи. Ммм… Малфой!

— Лили, что за фантазии? Малфой? Хуже не придумаешь. Ты забыла, что мы с папой рассказывали об этой семье?

— Почему Альбусу можно на Слизерин, а мне нельзя замуж за Малфоя?

— Никакого Слизерина и никакого Малфоя, — проворчала бабушка. — Алу можно на Слизерин? Кто это сказал?

— Мам, ты неправильно поняла. Ал боится, что попадет на Слизерин. Гарри успокоил его, сказав, что даже если он попадет на Слизерин, то ничего страшного.

— Я не боюсь попасть на Слизерин, — твердо сказал Альбус.

— Ну как же, Ал…

— И я не Ал. Альбус.

— Ал. Альбус… Ал! Мне тяжело называть тебя Альбусом. Я сразу вспоминаю Дамблдора. Альбус — очень взрослое имя. Ты до него еще не дорос.

— А Джеймс дорос? Его вы уже давно называете полным именем.

— Джеймс — простое имя. И Ал. А Альбус…

— Ал — отличное имя, Альбусом станешь, когда вырастешь, — перебила бабушка и, перейдя на шепот: — Джин, я предупреждала, что нельзя так называть.

— Ты же знаешь Гарри…

— Сам Гарри, а ребенка назвал в честь Дамблдора и этого…

— О чем вы говорите? — Альбус силился расслышать.

— О пьесе. Мама, ты согласна, что актриса, играющая Джульетту, ужасна?

— О да. Вульгарная. Ничего нет от невинной девушки. Ей явно больше тридцати.

— Я читала, что она же играет царицу Клеопатру. Очевидно, так и не вышла из роли. Я разочарована.

— Конечно. Привела меня и детей в Лютный театр!

— В брошюрах было написано: Декаданс-холл [2].

— Не знаю, что в брошюрах. Всегда он был Лютным. Здесь Лютный переулок за углом!

— Лютный переулок, — у Лили расширились глаза. Она схватила Альбуса за руку.

Альбус напрягся. Недавно мама наговорила Лили чудовищных сказок о Лютном переулке и Томе Реддле. Она сильно ее напугала. А все потому что обнаружила, что Лили играет в дочь Волдеморта. И что такого? Лили любит играть во всевозможных девочек и женщин. Конечно, ей захотелось поиграть в дочь Волдеморта, когда о ней пишут все газеты.

Проклятая Джесс. Ее исключили из Хогвартса. Она жила в Лютном переулке, а недавно ее поместили на принудительное лечение в Мунго. В желтых газетах писали, что Джесс занималась проституцей, но Альбусу больше нравилась версия, что эта девушка работала в букинистическом магазине, где продавались совершенно особенные книги. Магазин назывался “Древо познания” и располагался в глубине Лютного переулка. Альбус мечтал туда попасть.

— Мам, тут недалеко есть хороший книжный…

— Ал, в другой раз. Когда спектакль закончится, магазин уже закроется.

— Джин! В Лютном театре мне противно находиться. Скелеты на входе! Ты, как хочешь, а я пойду с Алом в книжный. Тебе же тоже не понравилась пьеса, да, зайчонок?

— Мне понравилась! Я хочу досмотреть, — быстро вставила Лили.

— Принцесса, вы с мамой досматриваете, а мы с твоим братом пойдем в книжный. Да, Джин?

— Но, мам…

— Я отведу его домой. Гарри дома?

— Дома Джеймс. По будням Гарри приходит после десяти…

— Уму непостижимо. Пошли, Ал.

* * *

— Здорово мы ее провели? — подмигнула Альбусу бабушка на выходе из театра. — Пойдем в кафе, Ал?

Альбус ничего не ответил. Он внутренне разрывался, как поступить. Что делать. Что сказать. Совсем рядом Лютный переулок. “Древо познания”. И бабушка. Бабушка явно не обрадуется, когда поймет, куда привел ее внук. Если поймет. Вдруг не поймет? А где “Древо познания” находится? Далеко идти? Конечно, поймет, что идем по Лютному. Альбус уже десять раз успел пожалеть, что необдуманно спросил про книжный.

— Пойдем в кафе, — выдавил из себя Альбус.

Бабушка рассмеялась и взлохматила ему волосы.

В кафе Альбус почти сразу отпросился в туалет. Внутренний голос говорил ему: нужно использовать возможность! Лютный переулок. “Древо познания”. Альбусу отчаянно хотелось пойти туда прямо сейчас. Внутренний зов и желание были настолько сильными, что заглушали всяческие доводы разума.

Не дав сомнениям и страху перебить его решимость, Альбус выскользнул на улицу.

Сердце Альбуса бешено стучало. Он крупно перенервничал, дожидаясь, пока бабушка отвернется, и можно будет проскочить на улицу незамеченным.

Уже темнеет. Сомнения вновь всколыхнулись неприятным комком в груди. Альбус сделал глубокий вздох и побежал обратно к театру.

Свернул за угол. Здравствуй, Лютный переулок.

---

Примечания:

1.Никколо Макиавелли — средневековый мыслитель, наиболее известен трактатом “Государь”, в котором описываются методология захвата власти, методы правления и умения, необходимые для идеального правителя.

2.Французское слово décadence обозначает упадок, культурный регресс. Характерными чертами декадентства обычно считаются отход от общепринятых культурных норм и отвращение к повседневной жизни, что проявляется в искусстве отрывом от реальности, модой на демонизм. Постоянными темами являются мотивы небытия и смерти, отрицание исторически сложившихся духовных идеалов и ценностей.

Детство — ужасное время, полное вынужденных унижений.

Альбус стремительно шел вперед. Страх так и трепетал в нем, но Альбус заставлял себя идти дальше.

Альбус внимательно оглядывался, чтобы не пропустить вывеску желанного магазина. Но нет, еще не видно. Может, у этого магазина даже нет вывески, а местоположение знают только посвященные? Альбус нервничал все сильнее.

Мама говорила, что в Лютном переулке живут вампиры, оборотни, темные колдуны и преступники. Вот зачем она пугала?

Альбус разглядел впереди группу из нескольких человек. Человек? Альбус остановился, почувствовав, что просто не в состоянии идти дальше.

Оглянулся назад. Еще один! Высокий человек в черном. Приближается!

Альбус стоял, не в силах пошевелиться. К горлу подступала паника. Силуэт черного человека проступал все отчетливее. Светловолосый. Не старый — возраста его родителей. Вроде не страшный.

Альбус разозлился на себя. Это просто прохожий. И это просто Лютный переулок, одна из улиц, а не филиал ада.

Альбус сказал себе, что нужно спросить у прохожего, как пройти в книжный.

Альбус сделал шаг навстречу незнакомцу, который теперь был уже совсем близко.

— С-сэр… Извините… Где здесь “Древо познания”?

Незнакомец скользнул по нему взглядом, шагнул ближе, даже наклонился, вглядываясь в лицо. Альбус остолбенел от этого долгого изучающего взгляда. Серые глаза пронизывали до костей. В бледном остром лице не было ни намека на доброжелательность.

Альбус засомневался, что перед ним человек. Мама говорила о вампирах!

— Что Альбус Северус Поттер делает один в Лютном переулке? — спросил вампир.

У Альбуса отсох язык. Не в силах ничего произнести, Альбус опустил глаза.

— Альбус Северус Поттер хочет найти “Древо познания”?

Альбус молчал и продолжал смотреть в землю.

— Нам по пути. Я направляюсь туда же.

Вампир сделал шаг в сторону, чуть постоял, ожидая. Альбус подчинился порыву и пошел следом.

Пока они шли, Альбус всячески убеждал себя не бояться. С чего он вообще взял, что этот мужчина — вампир? И он знает меня. А сам не представился. Альбус решился спросить.

— С-сэр, а вы кто?

— Мое имя тебе ничего не скажет.

Альбус замолк. Но спустя время спросил снова:

— А откуда вы меня знаете?

— Все знают семью Поттеров.

Альбуса бросило в жар. Ужасно. Ужасно родиться в знаменитой семье. Все знают, что он — Поттер. Все знают его родителей. А что если этот вампир — мистер — расскажет отцу, что встретил его сына в Лютном переулке. Сегодня. А вдруг он приведет его домой? Или в аврорат? По спине Альбуса прошел холодок.

Но пока что незнакомец привел его в искомый книжный. Альбус с трепетом уставился на вывеску. “Древо познания”. Сейчас он увидит книги, о которых столько слышал. Возьмет в руки. Сможет пролистать. Вчитаться.

Но чаяния Альбуса не оправдались. Вместо длинных стеллажей с сокровищами внутри оказалось тесное помещение с несколькими запертыми застекленными шкафами. За массивным прилавком сидел сгорбившийся старик, напоминающий ворона.

— Добрый вечер, мистер Рейвин, я пришел за заказом.

— Мистер Малфой… — скрипуче произнес старик, — ваш заказ готов. Вы сегодня с… — старик пригвоздил Альбуса взглядом.

— Друг моего сына, гостит сейчас у нас. Очень любознательный мальчик, крайне интересуется книгами.

— Как похвально, — проскрипел продавец. — А Скорпиус?

— Наказан.

Старик понимающе покивал и достал из-под прилавка внушительную картонную коробку с заказом.

Перед глазами Альбуса поплыло от осознания. Малфой. Пожиратель смерти. Недруг родителей. Он назвал его другом своего сына?

— Ты определился, что хочешь купить?

До Альбуса не сразу дошло, что мистер Малфой обратился к нему.

— Я… не знаю.

— Ты же хотел именно в этот магазин. У меня сложилось впечатление, что ты знаешь, какие книги здесь продаются и что хочешь купить.

Альбус опустил глаза в пол и ничего не отвечал.

— Дети, — рассмеялся Малфой, обратившись к мистеру Рейвину. Альбусу стало жарко от охватившей его волны стыда.

Альбус заставил себя сдвинуться с места, прошел к застекленным шкафам и принялся разглядывать книги, силясь разобрать названия. Неразборчиво. Без названия. Что-то на незнакомом языке.

— Мы уходим, — отвлек его голос мистера Малфоя.

Альбус замер. Уходим? Всё? Уже? Уходим из “Древа познания”, куда он так хотел попасть? Он даже не открыл ни одну из книг.

Альбус сжал губы, сделал глубокий вздох.

— Сэр, а можно?.. — не в силах сформулировать вопрос, Альбус красноречиво посмотрел на стеллажи и даже взялся за ручку.

— Нет. Не трогай. Мы уходим.

Альбуса снова бросило в жар, но он подчинился и направился за мистером Малфоем к выходу.

— Ты меня разочаровал, — сказал мистер Малфой на улице. — Я ожидал, что ты пришел за конкретной книгой. А оказывается, сын Гарри Поттера просто праздно шатался по Лютному переулку в поисках приключений.

Мистер Малфой говорил резко. Альбус понял, что хочет провалиться сквозь землю.

— И что мне с тобой делать? — довольно раздраженно спросил мистер Малфой.

— Я пойду? — выдавил из себя Альбус, смотря в землю.

— Нет. Ты пойдешь со мной.

Альбус не успел ничего ответить, как мистер Малфой взял его за руку и потянул за собой. Теперь он шел быстрее, Альбус едва поспевал за ним.

Альбус чувствовал себя ужасно. Только что он был он был взрослым и самостоятельным мальчиком, который искал малоизвестный магазин, чтобы купить там редкие книги. А теперь превратился в маленького глупого озорника, который в тайне от родителей решил погулять по Лютному переулку.

Мистер Малфой вел его в сторону главной улицы. Альбус внутренне паниковал, сейчас его сдадут в руки бабушки… Или мамы. Или приведут в аврорат.

Альбусу отчаянно захотелось остановить произошедшее, вернуться в недавние мгновения, когда они с мистером Малфоем только шли в магазин, были в магазине, мистер Малфой спросил, что он хочет купить, надо было сказать — что.

Альбус сделал глубокий вдох и попытался притормозить.

— Сэр,яхотелкупитьКнигуМертвых.

Руку Альбуса довольно сильно дернуло, мистер Малфой явно не хотел останавливаться.

— Я хотел купить Книгу Мертвых, — уже тверже повторил Альбус.

Мистер Малфой остановился, наклонился ближе, он смотрел так же изучающе, как при знакомстве. Альбус заставил себя выдержать этот взгляд. Альбус пытался смотреть твердо, но внутренне он разрывался от обилия чувств и мыслей. Альбусу хотелось реабилитироваться, перестать выглядеть маленьким глупым мальчиком. Хотелось сказать что-то важное, нужное. Хотелось дать понять мистеру Малфою, что он не такой, как родители, что у него другое мнение по многим вопросам. О войне, ходе истории, аристократии, самом мистере Малфое… Альбус был глубоко впечатлен, что мистер Малфой, как истинный аристократ, читает особые книги, является постоянным покупателем в “Древе познания”.

— Ты думаешь, в Книге Мертвых написано, как поднимать зомби? — спросил мистер Малфой с усмешкой.

Вопрос отвлек Альбуса от внутреннего раздрая.

— Я не думаю, что там есть про зомби. Я знаю, что это книга мудрости древних, там наставления живущим, объяснения устройства мира, Вселенной и магии.

— Тебя интересуют объяснения устройства мира древними? — на лице мистера Малфоя снова нарисовалась усмешка, но уже более слабая.

— В книгах древних зашифрованы тайные знания, — сказал Альбус в воздух, на мистера Малфоя он решил не смотреть.

— Безусловно, — протянул мистер Малфой. — Значит, Книга Мертвых. У мистера Рейвина она есть, но только на английском. Версию в оригинале я смог купить только в Греции.

Альбус вскинул взгляд на мистера Малфоя. В нем начало подниматься ликование: он разговаривает с человеком, который его понимает!

— Я считаю, такие книги нужно читать только в оригинале, — продолжил мистер Малфой. — Переводчик может неправильно понять, извратить написанное, изменить смысл намеренно, что-то упустить.

Внутреннее ликование Альбуса усилилось. Настолько эта фраза показалась ему правильной и интересной.

— Я с вами согласен, — с чувством кивнул Альбус.

К мистеру Малфою вернулась легкая усмешка.

— Ты знаешь латынь и древнегреческий, Альбус Северус?

Альбус спустился с небес на землю. Он не знал. И теперь понимал, что это ужасно плохо, что он не знает латынь и древнегреческий.

— Нет, — тихо сказал Альбус.

— Тогда тебе рано ходить по Лютному переулку в поисках антикварных книг, а стоит попросить своего отца купить тебе учебники по древним языкам, — мистер Малфой сказал это с какой-то веселой интонацией.

Альбус поднял на него глаза — насмешка мистера Малфоя стала уже просто открытой, а в глазах появилось какое-то предвкушение. Альбус только вздохнул: конечно, будет очень смешно, если попросить его отца купить ему учебники по древним языкам.

— Он не поймет, — тихо сказал Альбус.

— Я не сомневался, — весело ответил мистер Малфой. — Но, возможно, ты сможешь его убедить?

Альбус промолчал.

— В Хогвартсе есть учебники древних языков, но они никуда не годятся, с ними ты только потеряешь время. А хорошие стоят дорого, и их надо еще найти, — сказал мистер Малфой.

Альбус молчал, думая, что будет искать.

— А еще ты можешь одолжить учебники и пособия у моего сына, он как раз к концу лета должен закончить начальный курс.

Альбус вскинул на мистера Малфоя быстрый взгляд.

— Скорпиус — твой ровесник. Ты же в этом году поступаешь на первый курс, верно?

Альбус медленно кивнул. Ему представилось, что он просит книги у загадочного Скорпиуса, ровесника… С ровесниками у Альбуса складывалось плохо, он предпочитал вообще с ними не разговаривать. Но этот ровесник — Малфой. И ровесник, который уже знает латынь и древнегреческий. Альбус сказал себе, что с этим ровесником просто напросто надо познакомиться.

— Хотя, конечно, ты поступишь на Гриффиндор, — тем временем сказал мистер Малфой.

— Я хочу на Слизерин, — быстро перебил Альбус.

— Вот как? — протянул мистер Малфой и вновь скользнул по нему изучающим взглядом. — Удивительно. Значит, ты больше Северус, чем Альбус или Поттер?

— Да, — подтвердил Альбус. — Северус Снейп — мой кумир.

Мистер Малфой издал легкий смешок. Альбус залился краской. Зачем он сказал про кумира? Так по-детски. Альбус судорожно попытался сформулировать, что он думает о Северусе Снейпе. Срочно нужно реабилитироваться.

— Я запамятовал второе имя твоей сестры, — перебил мысли Альбуса мистер Малфой. — Не Беллатрикс ли? Полагаю, Гарри Поттер ввел традицию называть детей в честь Пожирателей смерти.

Альбус расслышал издевку, но не понял. Или почти понял? Что мистер Малфой хотел этим сказать? Альбус не понимал, но решил уточнить:

— Моя сестра — Лили Луна.

— Луна, — многозначительно повторил мистер Малфой.

Альбус был обескуражен. Только что мистер Малфой был потрясающе интересным взрослым. А сейчас он шутит? Издевается? Альбус ненавидел, когда взрослые шутили. Их шутки часто были непонятны и отдавали злорадством.

Альбус с подозрением посмотрел на мистера Малфой исподлобья. Мистер Малфой ответил ему очередным оценивающим взглядом.

— Значит, хочешь учиться на Слизерине. Прочитать Книгу Мертвых и изучать древние языки.

Альбус кивнул.

— Обычно мальчики в твоем возрасте мечтают о волшебной палочке и начать скорее колдовать.

У Альбуса было, что ответить на это.

— Джеймс постоянно воровал волшебные палочки родителей, а я нет. Когда Джеймс воровал палочки, я искал информацию, почему детям нельзя колдовать до школы. У Джеймса получалось плохо, и мне хотелось узнать: он — слабый волшебник или просто еще не дорос до волшебства.

— И что же ты узнал? — спросил мистер Малфой.

— Я хорошо изучил эту тему. Магия становится подвластна, когда человек взрослеет. На первом и втором курсе еще тяжело колдовать, нужна большая концентрация. Но чем ты старше, тем легче дается магия. А для серьезной магии нужно зрелое мышление и сильная воля, которые и не у всех взрослых вырабатываются, — Альбус говорил неторопливо, рассуждая, и, смотря в воздух, словно не разговаривал с собеседником, а проговаривал вслух внутренний диалог, который прокручивался в его голове неоднократно.

— Я могу думать, что уже дорос до магии, — говорил Альбус. — И до простых заклинаний, вероятно, уже да. Но простые заклинания становятся подвластны любому, о них можно не беспокоиться. А к сложной магии надо готовиться, накапливать теоретические знания. И сейчас, когда практическая магия мне недоступна по объективным причинам, самое время как можно больше читать, развивать свой ум, чтобы потом стала доступна серьезная магия…

— Твоя мама точно не Гермиона Грейнджер?

Альбус ответил не сразу. Мистер Малфой совершенно некстати задал какой-то глупый вопрос. Он опять издевается? Альбус хотел было так и спросить: “Сэр, вы издеваетесь?” но постеснялся и вместо этого ответил:

— Тетя Гермиона — моя не кровная тетя, а вот дядя Перси — кровный, с ним меня сравнивают...

На лице мистера Малфоя снова нарисовалась усмешка, Альбус нахмурился. Мысленно он пинал себя, что упомянул дядю Перси.

— Сомневаюсь, что Перси Уизли хотел учиться на Слизерине. И что ходил в одиннадцать лет в Лютный переулок за книгами, — протянул мистер Малфой.

Альбус приободрился и чуть улыбнулся.

— Твои родители знают, что ты собираешься на Слизерин?

— Да, они не против, — это была почти правда.

— И они знают, что ты сейчас в Лютном переулке?

Альбус опустил глаза.

— Знаешь ли, я думал привести тебя в аврорат, сдать Гарри Поттеру, увидеть, какое выражение примет его лицо от новости, что его сын шатался по Лютному переулку. Но раз ты говоришь, что твои родители сами тебя отпустили...

Альбус вскинул взгляд.

— Полагаю, надо просто показать тебе ближайший камин, чтобы ты мог переместиться домой? — спросил мистер Малфой.

На Альбуса напала немота, в голове стучал миллион мыслей и вопросов.

— Идем, — сказал мистер Малфой, не дождавшись ответа.

* * *

— Где ты был?!

— В книжном…

— Почему сбежал от бабушки?

— Джин, ума не приложу, как я его проглядела.

— Почему сбежал от бабушки?!

— Ал, я не ожидал от тебя такого глупого поступка. Ал! Зачем ты это сделал?

Альбус стоял посреди гостиной, окружаемый разгневанными родственниками.

— Хорошо, что ты додумался воспользоваться камином. Каким, кстати?

— В Министерстве…

— Когда ты там был? Почему не пошел ко мне? Почему затаился в своей комнате, не выходя? Мы должны были догадаться, что ты вернулся?

— Он хочет, чтобы мы поседели, а бабушка умерла.

— Джин, с ума сошла!

— Ал! Чтобы такого больше не было! Нельзя ходить по улицам без взрослых!

— Джеймсу можно…

— Джеймс старше. И он всегда спрашивает разрешения. Спрашивает, Джинни?

— Эм...

— Должен спрашивать!

— Пап, ты не в себе!

— Замолчи, Джеймс!

— Отец, то, что Ал тебя выбесил, не дает тебе права срываться на мне.

— Джеймс, замолчи! Ни слова! Ал! Ты все понял? Джинни… Джинни, моя дорогая, справишься тут без меня? Мне нужно вернуться в Министерство…

— Что?!!

— Джинни, необходимо.

— Гарри Джеймс Поттер! Твой сын только что потерялся!

— И нашелся. Джинни… Джеймс! Прекрати смеяться! Джинни… У меня расследование.

— Я думала, должность главы аврората подразумевает, что ты только руководишь, а работают другие.

— Ты же знаешь, что я не только глава аврората, но и старший эксперт. Как я смогу руководить, если потеряю оперативную практику?

— Гарри.

— Джинни, я должен.

— Кому?

Отец поцеловал мать и молча вышел в камин. Альбус проводил отца взглядом.

— Мама, сейчас я буду пороть Ала.

— Джинни, детка…

— Не вмешивайся. Ал! На кухню.

— Что я такого…

— Альбус Северус! Ты еще спрашиваешь! Сейчас же на кухню!

* * *

“Ненавижу. Презираю. Ограниченная. Глупая. Простая. Грубая. Чудовищная”.

Альбус лежал на кровати на животе. Место пониже спины зудело.

В дверной проем просунулся Джеймс.

— Вторая порка за месяц, Ал. Кто-то больше не пай-мальчик.

“Ненавижу. Отвратительный. Глупый. Чудовищный. Хоть бы его не было”.

Альбус отвернулся к стене.

Альбуса разрывало от чувства униженности. За что? Они даже не поняли, что я был в Лютном переулке. Бабушке могло стать плохо. Подумали, что его украли. А Джеймс ходит один и ничего.

Почему он еще мальчик? А она думает, что он совсем глупый ребенок, кто-то вроде дяди Перси в детстве. А она взрослая, высокая и сильная. Альбус не представлял, как можно ей сопротивляться.

Джеймс всегда сопротивлялся и громко возмущался, когда она его шлепала. Джеймс даже пытался с ней драться. Когда он начал это делать, шлепать его стал отец.

Альбус не представлял: как это — сопротивляться, драться и пытаться убежать от родительницы. Так ты еще больше ребенок, даже хуже — детеныш обезьяны. Дерутся животные.

Отец наверняка скажет: “Мама наказала тебя за дело”. Несправедливо. Альбус был уверен, что отец не стал бы его сегодня наказывать. Когда мама передавала отцу Джеймса с требованием отшлепать, тот не всегда это делал, иногда просто разговаривал.

Хотя, если бы он услышал от мистера Малфоя, что сын шатался по Лютному переулку в поисках приключений...

Альбус отогнал от себя эту мысль. Ужасно.

Альбуса накрыло чувство признательности к мистеру Малфою за то, что тот не отвел его в аврорат.

Но хотел отвести. Как-то неприятно шутил.

Но, не смотря на это, от встречи в Лютному переулке у Альбуса осталось крайне благоприятное впечатление. Альбус впервые встретил человека, который его понял.

Альбус понял, что завидует загадочному Скорпиусу, у которого есть отец, с которым можно разговаривать на серьезные темы, который ищет и покупает сыну редкие книги, который вечерами заходит в книжные магазины, а не работает до ночи.

И Скорпиус наверняка поступит на Слизерин.

Альбус тяжело вздохнул.

Покровитель Скорпиона — планета Плутон, он же — Аид, бог подземного царства, царства мертвых.

Скорпиус задумчиво смотрел вниз на воду. “Летучий Голландец” рассекал волны, приближая его к Англии. К их дому в Лютном переулке. К папе.

Перед глазами Скорпиуса представился отец. Высокий, похожий на дедушку. Но всегда в черном, наглухо закрытой мантии, строгий, мрачный и злой.

Мама была полной противоположностью папе. Сейчас она невдалеке хохотала, общаясь с каким-то типом.

Скорпиус в который раз порадовался, что в этот раз забирать его от бабушки с дедушкой приехала мама, а не папа. Папа еще на корабле начинал выспрашивать, сколько сын прочитал и выучил на каникулах. Конечно, мало. И Скорпиус, еще даже не достигнув Англии, был вынужден в усиленном режиме что-то учить, подстегаемый нотациями.

— Мы были и остаемся аристократами, — говорил отец. — Ты аристократ. У тебя не будет поместья, но ты должен знать и уметь все, к чему обязывает твое происхождение.

Происхождение обязывало знать десятки родословных древ, латынь, древнегреческий, три языка, историю (Бинс ничему не учит), азы рун и нумерологии, а также правила этикета.

Ужасно несправедливо — каждый день часами что-то учить и читать, словно ты аристократ, а поместья у тебя нет и не будет.

Поместье конфисковали за несколько лет до его рождения. Бабушка и дедушка эмигрировали в Бразилию. Папа остался в Англии и женился на маме.

Мама тоже аристократка. Бабушка и дедушка говорят, что не совсем. Но Скорпиус предпочитал не вслушиваться в их рассуждения о происхождении мамы. Мама — гораздо красивее любой леди.

Скорпиус обернулся и вновь посмотрел на маму. Мама теперь общалась не с одним, а с тремя типами.

Все три типа — расфуфыренные — в парадных мантиях. Мама тоже в вечернем платье. Рядом прогуливались такие же нарядные леди и джентльмены. Скорпиус с мамой ехали премиум классом.

Скорпиус впервые ехал в премиум классе. Папа всегда брал обычные билеты, не премиум, а общий класс. Общий однозначно лучше. Там нет всех этих напыщенных типов в парадных мантиях. Но если бы мама взяла билеты во общий — то общалась бы с типами в обычных мантиях. Мама очень общительная. Папа с мамой иногда ругались из-за ее общительности. Это был один из немногих случаев, когда Скорпиус был согласен с папой. Лучше бы мама общалась не с типами, а с сыном.

Но на корабле мама избегала его. Более того, попросила, пока они не сошли на берег, называть ее не мамой, а Асторией.

Скорпиус старался не обижаться на маму. Мама — актриса. И она тренируется играть юную девушку — Джульетту. В спектакле Джульетта воскрешает своего возлюбленного из мертвых.

Скорпиусу нравилось в театре наблюдать за мамой, но не нравились сами спектакли. Они дурацкие. Скучные. Джульетта воскрешает возлюбленного, они целуются, занавес. А где самое интересное? Где неконтролируемый зомби, отрывающий Джульетте голову? Не маме, конечно. А дуре-героине пьесы, которая создала зомби, не нарисовав вокруг себя защитный круг. Еще и поцеловалась с трупом. Пьесы пишут идиоты.

Скорпиус улыбнулся приятному воспоминанию. Как они с дедушкой создали зомби-кота. Зомби-кот ловил мышей, лазил по деревьям, сверкая красными глазами и душераздирающе мяукал.

А еще они создали зомби-мышь. Зомби-мышь была уморительно бесстрашной и бросалась на зомби-кота. Скорпиус с дедушкой здорово повеселились.

Скорпиусу очень понравилось поднимать зомби. Скоро ему купят волшебную палочку, и можно будет поднять кого-то самому. Правда, дедушка сказал, что поднимать зомби можно только с ним или с папой. Но дедушку он увидит только на Рождество. А папа не будет поднимать с ним зомби, Скорпиус был в этом уверен.

У папы миллион опасных темномагических вещиц — и ни одну он не дает даже потрогать, не то чтобы учить с ними обращаться. Правда, папа сам их тоже не использует. Он их покупает и перепродает. Вначале папа продавал только темномагические артефакты из поместья. А потом стал и покупать. Папа что-то с ними делает, трансфигурирует, маскируя под безобидные. Так они увеличиваются в цене.

Официально папа — агент по продаже антиквариата. Папа мастерски водит авроров за нос — может долго, занудно и с подробностями распинаться об истории какой-либо шкатулки, перечислить всех ее хозяев, рассказать о создателе вещи, перечислить с десяток других его работ, начать рассказывать уже о них.

Скорпиусу было мало родословных и истории магии — папа заваливал его еще и книгами по истории искусств. Конечно, учить бесчисленные факты о различных картинах и архитектурных памятниках — тоже обязанность маленького аристократа.

В книгах по искусству были красочные иллюстрации, но Скорпиус все равно возненавидел эти книги — еще один источник занудной информации, которую нужно запоминать.

Скорпиус издал тяжелый вздох. Папа хотел, чтобы он постоянно что-то читал или учил. И при этом отказывался учить магии. Даже не давал смотреть, как он работает — папа всегда запирался.

— Магии тебя будут учить в Хогвартсе. Начнете с простейшего — превращение спичек в иголки.

— Ты все время говоришь, что я должен быть лучшим. Значит мне нужно тренироваться в магии до Хогвартса. А у меня до сих пор нет палочки.

— Никакой магии раньше времени! Чтобы нормально контролировать магию, сначала нужно выучиться контролировать себя. И максимально развить память и интеллект. Ты же ленишься, учишься из-под палки!

Скорпиус ненавидел выражение “учишься из-под палки”. Папа же любил его повторять. Год назад даже привез из одной из поездок — антикварную трость для порки. И теперь регулярно ею грозил. Длинная тонкая палка черного цвета. Папа доставал ее из ящика стола, подносил эту ужасную палку под самый нос, со зловещим стуком клал на видное место, а иногда взмахивал с устрашающим свистом. У Скорпиуса шевелились волосы на затылке, сердце уходило в пятки и он безропотно утыкался в книги, от которых раньше отказывался. Перспектива быть побитым — палкой — была чудовищна.

Конечно, папа только грозит. Он никогда его не побьет. Но грозит он чрезвычайно убедительно!

Скорпиус не понимал. Папа столько говорит о его особом происхождении, о чести и достоинстве, о том, что он должен быть выше других. И при этом грозит палкой? Еще и говорит, что битье детей такими штуками — традиция в аристократических семьях? Битье палкой как-то совершенно не вязалось с честью и достоинством. А, конечно, не “битье”, а порка тростью. Но слово “порка” еще более унизительное!

Перед тем как уехать в очередную деловую поездку, папа высказывал:

— Не сделаешь хоть что-то из того, что я задал, — выпорю.

И если раньше поездки отца — были для Скорпиуса праздником, чередой свободных дней, когда можно было забыть о какой-либо учебе, то теперь приходилось заставлять себя сидеть над книгами самостоятельно. Что гораздо тяжелее. И дольше. Скорпиус обнаружил, что без контроля отца тратит на тот же объем заданий на несколько часов больше. Он то и дело отвлекался: смотрел в потолок, в окно, рисовал, начинал читать другие интересные книги, общался с мамой или соседями. Не говоря о том, что иногда он упирался в какой-нибудь тупик — особенно это касалось расчетов по нумерологии. Папа всегда разъяснял, как справиться с любыми сложностями. Без него приходилось туговато, а из мамы был плохой помощник.

— Скорпи, ты умный мальчик. Не утомляй меня этим. Я могу выйти из роли.

Сейчас над Скорпиусом давлело гнетущее тяжелое предчувствие. За два месяца, проведенных у бабушки с дедушкой, единственной книгой, которую он прочитал, была “Основы черной магии”, которую дал ему дедушка.

Стопка учебников, которыми нагрузил его папа, осталась нетронутой. Скорпиус только изредка делал вид перед бабушкой и дедушкой, что читает их. Задания папы вообще не делал — от них воротило.

В это лето заданий было много больше, чем в прошлые. К такой горе просто не хотелось приступать. И книг нужно было прочитать больше. Но “Основы черной магии” такая толстая! И написана тяжелым старинным языком. И в ней много глав, которые хотелось перечитать. И в Рио-де-Жанейро очень жарко. И дедушка звал на пляж каждый день. А иногда — в леса. Они с дедушкой провели в Затерянном городе инков неделю! Папа думает, что он в древнеиндейском городе должен зубрить латынь?

Очевидно, что так папа и думает. Скорпиуса это злило. Но больше пугало. Скоро на его голову обрушится грандиозный разнос. По коже Скорпиуса побежали мурашки.

В прошлые каникулы Скорпиус тоже всегда что-то недочитывал или не делал из заданного. Но это первый раз — когда он не сделал ничего.

Вначале Скорпиус обманывал себя мыслью, что возьмется за книги и задания — потом. А потом — понял, что сделать все уже не успеет, папа все равно будет его ругать. Тогда смысл заставлять себя что-то делать? Лучше пойти гулять по улицам.

Теперь на корабле, с каждый часом приближающим его к Англии, Скорпиус думал, что смысл сделать хоть что-то — все-таки был. А лучше половину. А еще лучше — все. Когда делаешь все, папа хвалит.

А когда ничего… Мурашки вновь побежали по телу Скорпиуса. Папа будет долго ругаться, наговорит ужасных вещей, заставит все равно все делать. А скоро Хогвартс. Скоро — волшебная палочка. Папа наверняка отдаст ее только первого сентября, запрет в свой стол. Конечно, ленивым мальчишкам рано заниматься магией.

А дедушка так не считает. Скорпиусу вспомнились поднятые зомби.

Но любые попытки обратиться к авторитету дедушки в спорах с папой заканчивались плохо. Папа как-то так ловко выворачивал, что железно доказывал, что у него с дедушкой — одинаковые мнения и жизненная позиция. А вот, ты — Скорпиус — ленивый мальчишка, на нас не похож, не ценишь, что принадлежишь к роду Малфоев. Но ты еще ребенок, я тебя воспитаю. Сейчас же делай то и то.

— Так мы теперь не аристократический род. Поместья нет. Бабушка и дедушка в Бразилии. Мы живем в Лютном переулке. У нас даже своего дома нет — снимаем. Я не жалуюсь. Но наши соседи живут также, как мы, и не заставляют своих детей учить родословные древа.

Папа тогда дал ему пощечину.

Мама видела.

— Правильно, Драко. Подумать только. Наш сын сравнил нас с соседями.

Скорпиус долго обижался на родителей. Но маму он решил простить. Мама просто была в роли царицы Клеопатры. В период, когда мама играла в театре Клеопатру, ее просто распирало от самовлюбленности. Конечно, она оскорбилась за сравнение с соседями.

Сейчас мама играла Джульетту, юную девушку, которой тринадцать лет. И мама, кажется, так вошла в роль, что решила позабыть, что она “мама”.

Скорпиус огляделся и мрачно обнаружил, что мама куда-то испарилась со своими типами в парадных мантиях, позабыв про сына.

Очевидно, Джульетта не будет защищать его от папы. Деметра, Золушка, Хельга Хаффлпафф еще могли. Клеопатра и Джульетта — нет.

В периоды, когда мама играла Джульетту, она была удивительно добра и ласкова с папой, постоянно лезла целоваться, восхищалась им, говорила, что он всегда прав.

— Скорпиус, папа знает, что делать, чтобы ты вырос таким же, как он. А наш папа самый умный.

Мама-Клеопатра обычно спокойно смотрела, как папа отвешивает ее сыну подзатыльники. Но от самого папы она была не в восторге.

В периоды, когда мама играла Клеопатру, ссоры между мамой и папой резко учащались. Обычно мама и папа переругивались ночью почти шепотом в своей комнате. Но то что в обычное время приходилось подслушивать, с трудом разбирая слова, в периоды, когда мама входила в роль Клеопатры — было слышно на весь дом.

— Когда я выходила за тебя замуж, я думала, что у нас будет много денег, что я буду леди Малфой!

— Я тебя не обманывал, в отличие от тебя! Ты строила из себя племянницу банкира Гринграсса!

— Нет, я должна была еще на первом свидании доложить, что Гринграсс — мой псевдоним!

— Ты преувеличиваешь.

— Ты меня не любишь!

— Прямо сейчас нет, ты меня злишь. Как можно было потратить за один день сбережения за полгода? Так мы никогда не накопим на нормальную жизнь.

— Нормальная жизнь должна быть сейчас!

После этих скандалов Скорпиусу не хотелось выходить из комнаты. Соседи начинали слишком жалостливо на него смотреть. А проклятая Джесс ухмылялась.

Скорпиус с родителями жили в четырех комнатах, которые снимали у миссис Горгульт. Миссис Горгульт владела домом, сама жила внизу и дополнительно зарабатывала, предоставляя жильцам услуги кухарки.

Помимо Малфоев у миссис Горгульт снимали комнаты: семейство Долоховых, молодожены Элис и Зухраб, хромая Мария с сыном, несколько одиноких мужчин разного возраста и проклятая Джесс — девочка, которую исключили из Хогвартса. У Джесс не было волшебной палочки, она не работала, доставала деньги неизвестно откуда и говорила про себя, что она — проклятое дитя Волдеморта.

Джесс — сумасшедшая грязнокровка и неудачница, — объяснял Скорпиусу папа. — И ни в ком случае нельзя называть Темного лорда по имени! А Джесс скоро выставят отсюда — он добьется этого.

Папа всегда умудрялся выживать новых соседей, если они ему не нравились. Ему не нравилось жить и в Лютном переулке, но он не думал переезжать — Скорпиус жил здесь, сколько себя помнил. Папа невдалеке снимает склад на совершенно выгодных условиях и с совершенно особенной магической защитой и маскировкой.

Размышления Скорпиуса прервала мама. Она неожиданно обняла его и развернула к себе.

— Скорпи, грустить в одиночестве — преступление. Ты должен познакомиться с другими детьми.

— Не хочу.

— У мистера Ричардсона двое сыновей чуть младше тебя. Я обещала познакомить тебя с ними. Правда, я сказала, что ты мой брат. Ты не обижаешься, нет?

— Я скажу им, что я твой сын.

— Скорпиус! Не вреди. Ты сломаешь игру.

— Мы не в театре.

— Скорпиус! Вот же ты… И в кого ты уродился? Совсем не похож на меня и папу.

Скорпиус нахмурился. Кажется пришел момент поделиться с мамой тем, что мучило его уже давно.

— Мам, а в кого я уродился? Я имею ввиду… ты очень общительная… и с папой вы часто ссоритесь… и папа тоже говорит, что я на него не похож… и… и… — у Скорпиуса не поворачивался язык, чтобы сказать “папа не любит меня”... — и… папа всегда строг, — эта фраза далась не менее тяжело.

— К чему это ты клонишь? — спросила мама с какой-то нехорошей интонацией в голосе.

— Я… я думал… а вдруг, папа — не мой папа, и у меня другой папа?

— Какой еще другой папа?

Скорпиуса бросило в жар. Мама испытывающе смотрела на него, наклонившись к самому лицу. Скорпиус решил объяснить на примере.

— У Антастейши и Влада был отчим. Их мама сбежала от него в Англию к дальним родственникам, не зная языка. Они рассказывали, что долго думали, что он был их папой, а на самом деле он — отчим, а их папа умер.

— Не удивлюсь, если этот отчим тоже сюда явится. Долоховы думают, что их квартира резиновая, — мама усмехнулась.

— Ты не поняла. Они думали, что он — папа, а он оказался отчим. А мой папа — это папа?

На лице мамы отразилась крайняя степень беспокойства, словно ее сейчас будут убивать на сцене, или словно к ним на дом нагрянули авроры.

— Кто тебя так настроил? Они?

— Они? — не понял Скорпиус.

— Бабушка с дедушкой. Что они тебе сказали?

Скорпиуса обескуражил вопрос. Что мама хочет услышать? Бабушка с дедушкой говорили о разном и помногу.

— Много чего…

— Много чего?!

Скорпиус нашел реакцию мамы очень странной и настороженно замолчал.

Мама тоже молчала. Вдруг она озабоченно его обняла.

— Скорпи, выкинь из головы все, что они говорили. Они старые. И сами не знают, чего хотят. Вначале были за наш брак с папой, потом против, потом снова довольны. Ты — сын папы. Конечно, он — твой родной отец. Совершенно точно. И ты очень на него похож. Такой же умный. Красивый. Вредный, — мама его ущипнула.

Скорпиус отодвинулся и мрачно прищурился на маму. Она только что говорила обратное: что он на папу не похож.

— А почему тогда у вас нет еще детей? Может, у вас не может быть детей? А я у тебя был еще до папы.От другого папы, у которого могут быть дети.

Мама открыла рот, чтобы что-то сказать, потом снова закрыла, тяжело пропустила воздух сквозь зубы, закатила глаза. Очень и очень странное поведение.

Сказала куда-то в сторону:

— Да, такого тебе они не могли сказать.

Скорпиус во все глаза рассматривал маму. Вероятно, мама удивлена, что бабушка и дедушка раскрыли какой-то секрет. Скорпиус про себя восхитился, что так правильно построил диалог, что мама сейчас сама во всем признается.

— Значит, это правда? Я был у тебя до папы?

Лицо мамы исказило раздражение.

— Нет! Сначала был папа, потом ты! И у тебя нет второго папы и не будет!

Скорпиус закусил губу. Мама кричит. И мысль о том, что родители разведутся — была одним из его кошмаров. Появится отчим. Так, папа — уже отчим. Но другой отчим еще хуже.

Мама напряженно на него смотрела. Нервно заломила руки. Когда снова заговорила, ее голос звучал жалобно:

— Скорпи, как ты можешь так думать? Говорить такие вещи. Папа — не папа. Что ты был у меня до папы. Конечно, нет. Я и так родила тебя очень рано. И после свадьбы. У нас с папой была прекрасная свадьба. И мы очень любим друг друга, — с чувством ввернула мама. — Мы — две половинки. Родственные души. Я не мыслю своей жизни без него. Мы связаны, мы никуда друг от друга не денемся.

Репетирует монолог Джульетты, — мысленно прокомментировал Скорпиус.

— Мама, если бы ты действительно любила папу, то не общалась бы с разными типами.

Мама вскинула на него быстрый взгляд, испустила протяжный вздох и прикрыла глаза рукой. Некоторое время так сидела, ее грудь высоко вздымалась. Мама утерла слезинку у края глаза.

Скорпиусу было одновременно стыдно, жалко маму и обидно, что мама отказалась открывать ему правду о настоящем папе.

— Ты ужасный мальчик. Ужасный и злой, — заговорила мама жалобным голосом. — И глупый, — это уже сказано резче. — Глупый и маленький. Ничего не понимаешь.

Скорпиус замер. Похожие фразы ему доводилось слышать от папы, но от мамы слышать такое — в сто раз хуже. Скорпиус мысленно заметался, не зная, как поправить дело.

— Мам… Я хотел сказать… Ты права. Я в любви ничего не понимаю, — Скорпиус хотел сказать это твердо, но получилось почти так же жалобно, как у мамы.

Мама удовлетворенно вздохнула. Улыбнулась. Приблизилась ближе. Погладила по щеке и с чувством сказала:

— Ты поймешь.

Скорпиус деревянно кивнул. Мама заключила его в объятия.

Скорпиус отдался чувству радости. Мама его любят. Они помирились.

Вскоре мама отстранилась, с счастливой улыбкой она погладила его по волосам, поцеловала в обе щеки, игриво щелкнула по носу.

Скорпиус слабо скривился.

Мама выпрямилась, встряхнула волосами — приняла вид королевы и принялась поучать:

— Скорпи, ты спросил про “разных типов”. Так не говорят. Все-таки ты — потомственный аристократ. Не типы, а благородные джентльмены, мамины друзья. Вернее, поклонники, — мама горделиво вскинула голову. — Я — актриса, если ты забыл. И, да, у меня много поклонников. Для актрисы множество поклонников-мужчин — совершенно нормально. Они делают мне комплименты, пишут письма, дарят цветы и подарки…

— Ты хочешь, чтобы эти три типа...джентльмена тоже тебе что-то подарили? — перебил Скорпиус.

— Да! Поэтому, Скорпи, не ломай игру, — голос мамы снизился до возбужденного шепота. — Пока не сошли на берег, я — Астория — твоя сестра, мне восемнадцать. Понял?

Скорпиус обреченно кивнул.

Мама довольно улыбнулась. Заинтересовалась своей сумочкой и вытащила оттуда драгоценный браслет.

— Смотри, что мне уже подарил один из ослов. Очевидно, вез это своей жене. Второй, кажется, без денег, но он меня веселит. А третий — полный болван, думаю сделает предложение еще на корабле.

— Предложение?

Мама вновь щелкнула его по носу.

— Конечно, я не соглашусь, глупый. Скажу, что подумаю.

— Подумаешь?!

— “Подумаю” — означает “нет”, — прошипела мама. — Ох, Скорпи, какой ты еще маленький.

Скорпиус оскорбился.

— Мама, а не будет ничего плохого, когда мы сойдем на берег, и эти три осла встретятся с папой?

Мама улыбнулась улыбкой человека, у которого все спланировано.

— Папа нас не встречает, я не говорила?

— Нет, почему?

— Прислал сову, что задерживается в Албании еще на неделю.

Сердце Скорпиуса забилось сильнее. Еще неделя без папы. Неделя лета. Неделя жизни.

— Скорпи, ты улыбнулся? Ты, что, рад, что папа задерживается? — удивилась мама.

— Нет, я соскучился по папе.

— Он тоже по тебе тоже. Он еще переслал для тебя книги, я забыла дома. Еще просил проверить, точно ли ты прочитал остальные, которые он давал. Ты же все прочитал?

— Да… Я ему писал.

— Вот, даже писал. У нашего папы один недостаток — подозрительность, не считаешь?

— Да...

Скорпиус беззвучно плакал. Он тяжело дышал и закрыл голову руками. Плакать было стыдно. Он тысячу лет не плакал.

Но сегодня случилось страшное: папа его побил.

Папа назвал это наказанием и поркой. Но это не меняло сути — папа достал ужасную черную палку — трость для порки — и его побил.

Было дико больно. И стыдно. Порка была по голому телу — совсем как на иллюстрациях в книгах по истории.

Скорпиусу хотелось провалиться сквозь землю, убежать, улететь на метле в Бразилию — куда угодно. Оставаться на месте было невыносимо.

Но Скорпиус сидел, не шелохнувшись. В комнате еще находился папа, и Скорпиус старался не шевелиться, боясь привлечь внимание отца и встретиться с ним взглядом.

Пусть он уйдет. Уедет. Мама с ним разведется.

Скорпиус вздрогнул всем телом — папа положил руку ему на плечо.

— Ты знал, что я это сделаю.

Скорпиус замер, стараясь не дышать.

— Мне сейчас хуже, чем тебе.

Скорпиус заинтересовался, но подавил в себе желание поднять голову.

— Надеюсь, это больше не повторится.

“Папа раскаивается!” — пронеслось в голове Скорпиуса.

— Ты меня побил, — обвиняюще сказал Скорпиус, получилось совсем, как у мамы, когда она играла трагические сцены.

— Не побил, а наказал, — от этого резкого тона Скорпиусу вновь захотелось провалиться.

— И выпорю еще раз, если не возьмешься за ум. Посмотри на меня.

Скорпиус пристыженно поднял глаза. Быстро утер слезы.

— Ты меня понял?

— Да, отец.

От этой фразы что-то ёкнуло внутри у Скорпиуса. Он — не отец. Он — отчим.

— Я распишу тебе план, по которому будешь заниматься в оставшиеся две недели до школы. И я не буду над тобой сидеть, как раньше. Проверю через две недели. У тебя есть шанс выучиться самоконтролю.

“Жизнь ужасна. — пронеслось в голове Скорпиуса. — Жизнь ужасна, когда твой папа — отчим”.

Скорпиус во все глаза рассматривал этого высокого сурового человека. Бледный, как вампир. Худой. Глаза, как ледяные. Смотрит так пронизывающе, что страшно. Я совсем на него не похож.

— Пап, а ты — мой отчим?

Скорпиус сразу пожалел о том, что спросил.

— Что? Чтобы я этого больше не слышал! Мама рассказала мне, что ты захотел другого отца. Ничего не сделал за лето — и захотел другого отца, лишь бы избежать наказания.

— Прости… отец.

“Мой отец — другой. Почему они меня обманывают? Он так жесток, потому что меня не любит, потому что я от другого”.

“Смотрит так внимательно, подозрительно, словно понимает, о чем я сейчас думаю. Конечно, понимает. Его невозможно обмануть. Я зря всю неделю бегло пролистывал все эти книги. Все равно — побил”.

“Шагнул ко мне. Прижал к себе? Папа...”

— Скорпиус, ты — мой сын. Малфой. Никогда не сомневайся в этом.

* * *

Скорпиус долго плакал, уткнувшись в отца. Конечно, не в отца — в папу. Да, он — папа, пусть и отчим.

Теперь папа ушел по делам, Скорпиус умылся, успокоился, десять раз посмотрелся в зеркало, проверяя все ли еще он выглядит заплаканным. Уже нет. И хотелось есть. Мама будет дома ближе к ночи. Надо спуститься вниз к миссис Горгульт. Но как выйти? Вдруг соседи — слышали?

Скорпиус посмотрелся в зеркало в одиннадцатый раз. Не заплаканный, но все равно какой-то слабый и побитый. Скорпиус яростно выпрямился. Вглядываясь в зеркало, попытался принять уверенное выражение лица. Мама сотню раз репетировала перед зеркалом разные лица. А он на нее похож — одно лицо и волосы одинакового оттенка. Скорпиус принял надменную царственную позу — он сын мамы-Клеопатры. Тщательно причесался, обрызгался одеколоном папы. Он аристократ. Малфой.

Но на самом деле не аристократ. И не настоящий Малфой. Папа усыновил его ради мамы. Кто же его папа?

Настоящий папа. Отец. Скорпиус снова вгляделся в отражение, пытаясь найти что-то в чертах лица, не похожее на маму. Брови не такие. Но мама выщипывает брови.

От кого она меня родила? От какого-то типа? Поклонника? Женатого? Он старый? Умер?

Или он в Азкабане. Пожиратель смерти. Темный лорд.

Мой отец — Темный лорд?! Скорпиус одновременно испугался и восхитился этой мысли.

Вот почему мама и папа не говорят ему правду. Договорились сказать потом. И вот почему их так раздражает проклятая Джесс. Она — грязнокровка и неудачница. Но проклятое дитя Темного лорда действительно существует, это не просто газетная утка. И это он — Скорпиус.

Дедушка и бабушка, наверное, не знают. Хотя нет, знают. Дедушка говорит, что Темный лорд — великий волшебник. И мне говорит, что я стану очень сильным магом, особенным.

Конечно, особенным. Раз мой отец — Темный лорд.

Темный лорд умер до моего рождения.

Скорпиус сел на пол, подпер лицо кулаком и довольно долго размышлял, пытаясь придумать оправдание своей теории. Не хотелось снова возвращаться к мысли, что мама родила его от какого-то старого женатого осла.

В конце концов Скорпиус нашел обоснование. Папа не может иметь детей. Но дедушка и бабушка не могли вынести мысль, что их род Малфоев прервется. Нужен ребенок. Тогда они договорились с папой и отправили маму в прошлое. С помощью хроноворота. Дедушка сопровождал маму. Показал ее Темному лорду. И когда мама вернулась из прошлого, то через девять месяцев родила меня.

Скорпиус новым взглядом посмотрел в зеркало. Он — сын Темного лорда.

Скорпиус гордо вышел из комнаты. Какая разница, что подумали соседи? Когда ты — сын Темного лорда.

* * *

Слышала даже миссис Горгульт с первого этажа!

— Наконец-то мистер Малфой тебя выдрал. Давно пора. Я все помню. Дал моей кошке какую-то дрянь, что та неделю летала. Подсыпал другую дрянь в суп, что все жильцы позеленели.

— Миссис Горгульт, это было давно, и я извинился. И я уже несколько лет ничего такого не делаю.

— Тогда за что отец тебя выдрал? — старуха подозрительно прищурилась.

— Ни за что!

Маркус тоже слышал. То, чего Скорпиус и боялся.

Маркус Макнейр — его друг, сын хромой Марии. Он уже на третьем курсе. Обычно Скорпиус не замечал возрастного барьера, даже считал себя лидером в их дружбе — Маркус слишком замкнутый. Но сегодня Маркус дал понять, что считает его много младшим.

— В последний раз я слышал, что ты плакал, когда тебе было восемь.

— Ты ничего не слышал, понял?

— Но я слышал. И что такого? Я тоже в одиннадцать плакал.

— Почему?

— Не важно. Лучше расскажи. Он тебя той тростью?

— Не хочу об этом. Пойдем лучше к Долоховым. Я слышал, они вернулись.

— Не хочу. Они мне не нравятся, ты же знаешь.

— А мне нравятся. Пошли!

Конечно, Маркус пошел. Папа говорит про него, что он — ведомый. Характер такой.

А вот Долоховы не ведомые нисколько.

Скорпиус гордился, что у него такие друзья. Почти взрослые. Владу — пятнадцать, а Анастейше — четырнадцать.

Но выглядела Анастейша взрослее, чем Влад. У нее грудь почти, как у мамы! Скорпиус все никак не мог к этому привыкнуть. Два месяца назад у Анастейши еще ничего не выпирало. Помимо груди поражала воображение коса Анастейши — Скорпиус еще не у кого не видел такой толстой.

Когда Скорпиус вошел к Долоховым, Анастейша что-то возмущенно высказывала по-русски.

— Блять, заебало, пиздец.

Скорпиус не знал значения слова “заебало”. Но “блять” — это плохая девочка. А “пиздец” — катастрофа.

— Девочка — катастрофа? — удивился Скорпиус.

Влад и Анастейша засмеялись.

— Это она о себе, — разъяснил Влад.

— Не совсем, — сказала Анастейша. — Мы говорили о том, что еще неизвестно, возьмут ли нас в Хогвартс. Не возьмут — будем работать на дядю еще год. А он — сука — говорит, что нам в Хогвартсе нечего делать.

Майкл Долохов — “сука” — женщина?! Скорпиус очень удивился. Но лучше сейчас не переспрашивать значение слова “сука”. Это вообще не важно, по сравнению с тем, что Анастейшу и Влада могут не взять в Хогвартс.

— Сука! Уверена, он врет, что не получается сделать нам документы. Конечно, мы бесплатно работаем. Ненавижу мыть тарелки. Ненавижу кухню. Заебало.

Потом спрошу о слове “заебало”, — мысленно сказал себе Скорпиус. — И надо уточнить значение слова “сука”. Наверное, это не просто “женщина”, а “нехорошая женщина”. Но дядя Майкл — действительно нехорошая женщина! Не отпускает в Хогвартс? Атастейша и Влад и так работают в его ресторане с тех пор, как приехали.

Анастейша и Влад вместе со своей мамой поселились у Долоховых полгода назад. Их отчим — какой-то псих, и этой зимой окончательно слетел с катушек. Их мама сбежала от него к родственникам в Англию, Анастейша и Влад бросили свою школу. Они говорили, что учиться на родине уже не получится. Если они вернутся — их с мамой депортируют. Они пока еще здесь нелегально.

Влад что-то зло высказывал сестре по-русски. Та смотрела на него так, что словно сейчас кинется.

— Влад, так ты никогда не научишься свободно говорить по-английски, — высказал Скорпиус.

Действительно, Анастейша почти никогда не переходит на русский. Все старается объяснить по-английски. А Влад вечно халтурит. Скорпиус учил новых соседей языку с самого момента их приезда.

— Я говорил ей, что она дура. Дядя Майкл нас не обманывает. Он хочет, как лучше: провести так, чтобы у нас была фамилия “Долохов”. А маме дядя уже устроил фиктивный брак с одним из официантов. Полдела сделано.

— Фамилия — так важно? — спросил Скорпиус.

— С фамилией “Иванова” я — сраная иммигрантка, — прошипела Анастейша по-русски, но сразу перешла на английский: — А с фамилией “Долохова” — внучка Пожирателя смерти. И кому я объясняю? Ты — Малфой.

— Хитрая иммигрантка? — не понял Скорпиус.

Анастейша махнула рукой.

— Скорпи, некоторые наши слова нельзя перевести, — сказал Влад.

Скорпиус подозрительно на него сощурился.

В комнату вошли две женщины. Мать Анастейши и Влада и баба Ольга. Бабка что-то заворчала под нос, а мать Анастейши и Влада сказала пару фраз по-русски.

— Пошли отсюда, они собираются спать, — скомандовала Анастейша.

Анастейша, Влад, их мать и баба Ольга делили одну комнату на четверых.

Анастейша и Влад направились к выходу из дома. Скорпиус за ними. Маркус отстал по дороге. Он так и не проронил ни слова. Для Скорпиуса было загадкой, почему Маркус стесняется Долоховых. Правда, они тоже обычно делали вид, что его не видят.

Скорпиус вышел за Долоховыми на улицу. Уже стемнело.

— Пошли прогуляемся, Скорпи, — сказала Анастейша.

— Куда?

— До ресторана.

По пути им попался Облезлый Джек. Влад отбросил его заклинанием. Конечно, Влад еще несовершеннолетний и колдовать ему нельзя, но его и Анастейшу дядя Майкл снабдил дополнительными волшебными палочками — крадеными.

Влад открыл своим ключом дверь черного хода в “Долохофф”.

Скорпиус был здесь уже сотню раз. Брат и сестра держали путь в подвал.

— Скорпи, у нас для тебя сюрприз, — возбужденно сказала Астастейша. — Сейчас увидишь.

— Хороший?

— Конечно. Смотри, — Влад осветил палочкой одну из стен подвала.

Поросята. Мертвые.

— Ты хотел поднять зомби. Подойдут?

Скорпиус опешил. Вот так сюрприз.

Анастейша протянула ему свою палочку. Скорпиус машинально взял. Палочка! Но поднимать сейчас зомби? Поросят?

— А дядя Майкл не будет ругаться?

— Хрен с ним.

Скорпиус посмотрел на палочку, потом на поросят, потом на Долоховых, снова на палочку.

— Будешь поднимать? Ты же сказал, что научился.

— Да.

Скорпиус мысленно представил страницу “Основ черной магии”, посвященную поднятию зомби. Он столько раз ее читал, что помнил почти наизусть.

* * *

— Блять.

— Ты его зажарил, все нормально.

Влад что-то сказал по-русски, он озабоченно осматривал поросенка.

— Что не так? — спросил Скорпиус. — Ты его обездвижил.

В последние пять минут зомби-поросенок бешено носился по стенам и потолку.

— Да поросенок зажарился в неестественном виде и не выпрямляется, — объяснила Анастейша. — Смотри, ноги в разные стороны, пасть распахнута, как у крокодила. Влад, да обрежем ему голову и лапы, и все.

— В меню банкета — целые.

— Похуй.

“Похуй” — это неважно. А “хуй” — член. Русский — очень странный.

— Ладно, пора валить отсюда, — сказал Влад.

“Валить” — уходить. А все остальное — не понятно. Русский — очень сложный.

На улице вдали от ресторана Анастейша дала выход эмоциям. Она радостно завопила, выпустила в воздух сноп искр и обняла Скорпиуса.

— Скорпи, ты — супер! Ты — некромант!

Скорпиусу тоже хотелось прыгать от радости, но он сдерживался. Кричать на улице — неприлично.

Анастейша радостно побежала вперед, пританцовывая.

Едва не врезалась в гигантскую паутину. Влад чудом успел убрать ее Редукто.

— Настя, блять!

Анастейша отпрыгнула.

— Старая тварь! Заебала! Сраная паутина!

Скорпиус ничего не понял, но, видно, Анастейша вспоминает старуху Арахну. Чокнутая ведьма вечно ставила ловушки в разных уголках Лютного и окрестностях.

— Скорпи, а давай откопаем труп пострашнее, ты сделаешь зомби, и натравим его на эту старую дуру, — с предвкушением предложила Анастейша.

Скорпиус не ответил, ему в красках представилась эта перспектива и последствия.

— Мы бы сами сделали, но мы — не некроманты, — продолжила Анастейша. — Мы уже сотню раз пытались. А у тебя с первого раза получилось!

— У тебя это, наверное, наследственное, — сказал Влад. — А твой папа тоже поднимает?

— Нет… И я не думаю, что это наследственное… Дело в том, что мой папа — тоже отчим.

Скорпиус был так озабочен этой мыслью, что ею неудержимо захотелось поделиться.

Анастейша и Влад переглянулись.

— Ты не Малфой? — недоверчиво спросила Анастейша.

— Малфой. Папа меня усыновил. А ваш отчим вас не усыновлял?

— Нахуй его. Не будем о нем. А ты знаешь настоящего отца?

— Нет… Но я догадываюсь… Я думаю, это Темный лорд… — тихо сказал Скорпиус.

Влад рассмеялся. Анастейша ткнула его локтем между ребер.

— Заткнись. Скорпи, он тупой. Я тебе верю.

Влад высказал что-то по-русски. Скорпиус разобрал только слово “дура”.

Анастейша помрачнела.

— Скорпи, ты родился после смерти Темного лорда.

Скорпиус рассказал свою теорию о хроноворте. Долоховы очень внимательно его рассматривали.

Когда Скорпиус закончил — принялись обсуждать услышанное на своем языке.

— Эй! Прекратите! — возмутился Скорпиус. — Так вы никогда не научитесь английскому И в Хогвартс вас не возьмут!

— Извини. Просто мы в шоке. Знаешь, это похоже на правду, — сказала Анастейша.

— Даже, если не правда, то тебе больше подходит роль проклятого ребенка Темного лорда, чем дуре-Джесс, — усмехнулся Влад.

— Не проклятого, — перебила Анастейша. — Скорпи — просто его сын и унаследовал его магические способности. Род Салазара Слизерина не мог прерваться. Люциус Малфой был правой рукой Темного лорда. Он вполне мог устроить это приключение с хроноворотом. А у отца Скорпи целый склад этих хроноворотов. У отчима, то есть.

— И ты на него не похож, ты похож на маму, — вставил Влад.

Скорпиус задумчиво покивал. Долоховы тоже задумались.

Анастейша опомнилась первой.

— Пойдемте искать труп!

* * *

Труп пошли искать к реке. Конечно, не нашли. Но время провели очень весело. Выйдя из злачного района, Анастейша уже без опаски бездумно бежала по улице, пританцевывая, подпрыгивая, останавливаясь и вопя во все горло. Скорпиус и Влад шли сзади и здорово с нее веселились.

Ближе к реке Влад тоже заразился от сестры этим лихим сумасшедствием. Они наперегонки влетели в воду.

Скорпиус осторожно остался наблюдать с берега.

— Скорпи, прыгай к нам!

— Нет, темно и волны. Вы лучше вылезайте, а то превратитесь в трупы, которые искали!

— У-у-у как он черно шутит, проклятый ребенок!

— Малфой Волдемортович!

— Скорпион Темнолордович! Влад, помоги тащить!

Скорпиус завопил и попытался отбиться. Очутился в воде. Удивительно теплой. И его не топили, а заботливо придерживали, помогая плавать. Показали, как глубоко нырять, — оказалось это совсем не страшно. Скорпиус развеселился, а вот Долоховы удивительно притихли, синхронно замолчали и вытащили его на берег.

— Действительно, волны какие-то…

— Вдвоем еще можно было. За него нас убьют.

— По-английски!!!

— Ахаха, Скорпи! Отлично! А то никогда не кричишь, — Анастейша задрала голову кверху и издала громкий вопль, переходящий в вой.

— У-у-у-у-у!!! — завыли Анастейша и Влад на луну.

— У-у-у-у-у!!! — завыл Скорпиус.

Анастейша сорвалась с места и понеслась, широко расставив руки. Скорпиус и Влад за ней.

* * *

Веселость и задор не оставляли Скорпиуса почти всю обратную дорогу. Настроение упало, когда они уже стали подходить к дому. Долоховы шли быстро и сосредоточенно, Анастейша его едва ли не тащила, вцепившись в руку повыше локтя. Скорпиус не возмущался — в Лютном переулке чем позднее, тем опаснее.

Сколько же сейчас времени? Давно темно. Только бы меньше одиннадцати. Когда возвращаешься домой после одиннадцати, не только папа, но и мама начинала кричать.

Скорпиус попытался пригладить волосы. Долоховы высушили его и друг друга волшебными палочками, но расчесок ни у кого из них не было.

О, а вдруг папа еще не вернулся? И мама в театре. Пожалуйста.

Окна горят. Дома только мама. Только мама. Пожалуйста.

Нет.

— Первый час ночи! Где ты был? Я слабо тебя выпорол?

— Прости, отец.

— Неделю не выйдешь из дома! Где ты был?

— Долоховы позвали меня посмотреть на поросят. Мы ходили к ресторану.

— Ночью?

— Да, пока они живые. А завтра рано утром дядя Майкл их зарежет.

— Я спрошу у Майкла, правда ли это.

— Не надо… пожалуйста… Я не вру!

— Где вы еще были?

— Гуляли…

— Гуляли ночью по Лютному! Я точно поговорю с Майклом.

— Не надо… Дядя Майкл не пустит их в Хогвартс.

— И отлично! Только в Хогварсте мне их не хватало.

— Тебе?

— Да, Скорпиус, отличные новости. Сегодня МакГонагалл подтвердила приказ о моем назначении. Бинс уволен. Профессором истории магии буду я.

— Что?

— Скорпиус, как не стыдно, мог хотя бы изобразить радость. Думаешь, мне приятно видеть, как ты скривился? И я не шучу. Буду ждать тебя в Хогвартсе. Уеду тридцать первого, чтобы приготовиться к урокам, на поезд тебя проводит мама. Скорпиус! Что за гримаса? Планировал бездельничать в Хогварсте и гулять ночами в Запретном лесу? Я тебе этого не позволю — слышишь?

Скорпиус с мамой направлялись к вокзалу Кингс-Кросс.

— Мам, а вы с папой точно не разводитесь?

— Скорпи, сколько можно. Нет. Ты спросил уже в десятый раз. Папа прав, и ты действительно хочешь другого отца?

— Мам, но я не понимаю. Папа больше любит тебя, а времени будет больше проводить со мной.

— Скорпиус, папа будут профессором, это почетная должность, — мама понизила голос. — У нас будет меньше проблем с законом. Это как прикрытие, я пыталась тебе объяснить, неужели ты не понял?

— Я понял, — Скорпиус тоже перешел на шепот. — Но, мама. Это не только прикрытие. Папа решил испортить мне жизнь в Хогвартсе.

На лицо мамы легла тень.

— Скорпиус, ты заставляешь думать, что он правильно начал тебя пороть.

Скорпиуса содрогнулся. Настолько это звучало — ужасно.

Остаток пути до Хогвартс-экспресса прошли молча. Скорпиус мысленно убеждал себя, что сейчас мама — не мама. А Джульетта. И мама в образе Джульетты — невыносима.

Скорпиус мрачно уставился на поезд. Он столько мечтал о сегодняшнем дне. Прокручивал в голове, как его провожает папа, говорит, что гордится им, что его сын уже взрослый.

И что же. Папа ждет его в Хогвартсе. Вместе с черной тростью. Папа вчера демонстративно упаковал ее в чемодан.

— Скорпи, я сейчас заплачу, — отвлек Скорпиуса голос мамы.

Скорпиус позволил себя обнять. Мама. Неужели он не увидит ее несколько месяцев?

— Лучше бы ты поехала со мной в Хогвартс.

Мама ответила не сразу, когда она отстранилась, стало видно, что она действительно плачет.

— Скорпи, я не могу, я бы хотела. Но… Такое счастье, что с тобой будет папа. Уже одиннадцать… Ужасная школа…

Мама говорила с трудом, то и дело вытирая слезы. Скорпиус расстроенно на нее смотрел.

— Так плохо… Ты не любишь папу. Тебе плохо, что папа будет с тобой. Ужасно. А все так удачно складывалось. Папа будет твоим профессором…

Мама лепетала какие-то бредовые бессвязные фразы. Скорпиус смотрел на нее во все глаза. Мама на мгновение закрыла глаза, сделала глубокий вдох и сказала более внятным голосом:

— Скорпи, обещай мне, что будешь любить папу. Не будешь на него обижаться.

Скорпиус вынужденно кивнул. Ему было сильно не по себе. Скорпиус заставил себя проглотить фразу: “Я люблю папу, а он меня не очень”.

— Мам, конечно, я люблю папу. Он же — мой папа.

Мама заключила его в очень крепкие объятия.

* * *

Скорпиус мрачно шел по коридору поезда. Свободных купе не было. Мама плакала. Он целую вечность ее не увидит. Папа в Хогвартсе! Маркус — предатель.

Скорпиус встретил друга еще на вокзале. Они вместе сели в поезд. Вместе помахали своим мамам. А потом Маркус сказал:

— Скорпиус, встретимся в школе? Я пойду к своим. А ты поищи кого-нибудь из первокурсников, — говоря, Маркус смотрел в сторону и нервно заламывал пальцы.

— Маркус?! Ты пойдешь к своим? Не берешь меня? Я не свой?

— Скорпиус — ты первокурсник, а мне уже тринадцать. Меня не поймут, если я приведу тебя, понимаешь?.. — Маркус говорил тяжело, словно вытаскивая из себя слова.

Перед глазами Скорпиуса поплыло.

— Ты ведомый и ненадежный. Я не могу тебе доверять. Между нами не может быть никаких дел, — Скорпиус выпалил все это, и только потом понял, что точно такими же фразами его отец разрывал связи с ненадежными партнерами.

Скорпиус победоносно прищурился на Маркуса — тот явно впал в ступор и тяжело соображал, что ответить. Скорпиус протиснулся мимо него и прошел прочь.

Чтобы не впасть в окончательное расстройство, Скорпиус поддержал себя фантазией. “Я — сын Темного лорда”. “Да, Хогвартс начался тяжеловато. Но Тому Реддлу было еще труднее”. “Берегись, Маркус. Когда-нибудь к тебе придет армия зомби”.

Скорпиус уже несколько раз проходил мимо пустых купе. Ему пришла в голову идея. Тринадцатилетний Маркус его стеснятся. Посмотрим, как на его появление отреагируют четырнадцатилетняя Анастейша и пятнадцатилетний Влад.

Скорпиус открывал купе за купе, ища Долоховых. С ними он давненько не общался: то у них много работы, то папа дома и никуда не выпускает. Скорпиус только знал, что дядя Майкл только вчера сообщил им, что они поедут в Хогвартс, — скрывал до последнего. Папа еще назвал это издевательство — прекрасным педагогическим приемом.

В очередном купе обнаружилась просто толпа старших. Человек десять. И среди них Долоховы.

Анастейша курила в окно. Одета она была в одно из платьев его мамы. Мама отдала ей целый чемодан своих вещей. Тогда у них с папой был небольшой скандал — мама требовала денег: то, что он дал, хватило на два новых платья, а не на новый чемодан.

— Иди отсюда, мальчик, — грубо сказал один из старшекурсников.

— Эй, Ричи, полегче. Ты знаешь, кто он такой? — открысилась Анастейша. — Скорпиус Малфой.

— Всем привет, — Скорпиус буквально кожей почувствовал, что его изучают.

Один длинный парень вальяжно протянул такие же длинные ноги.

— Мое мнение — если и носить прокаженную фамилию, то лучше быть Долоховым, чем Малфоем.

Скорпиуса бросило в жар. Он смотрел на Анастейшу, по ее лицу было видно, что она судорожно соображает, пытаясь отгадать значение слова “прокаженный”.

— Ты сказал, что мы больные? — подсказал Скорпиус.

Анастейша молниеносно развернулась и нависла над длинным парнем.

— А в глаз?

Влад наблюдал за намечающимся конфликтом молча, но у него в руках почти сам собой материализовался кинжал. Влад покрутил его в руках и кинул сестре.

Анастейша с восторгом поймала кинжал и занесла над лицом обидчика.

— Не двигайся, — грубо проворковала девушка, когда ее жертва попыталась нащупать палочку.

Анастейша опустила кинжал почти к самому глазу. Присутствующие в купе старшекурсники смотрели на происходящее взглядами голодных волков. Жертва с трудом оторвала взгляд от клинка и скосила глаза куда-то в сторону декольте Анастейши.

— Кошечка, полегче. Я же пошутил.

— Я больная?

— Нет, ты не правильно поняла. Прокаженный — это как отверженный, проклятый. Художественная метафора, — попытался польстить длинный.

Анастейша самовлюбленно улыбнулась. Она явно сочла характеристики: “отверженный” и “проклятый” за комплимент.

Анастейша эффектно убрала кинжал за пояс. Обернулась к двери и вытащила Скорпиуса на середину купе.

— Он тоже проклятый, — зловеще объявила она. — Проклятое дитя Темного лорда.

Одна из девушек нервно хихикнула, но быстро опустила глаза под грозным взглядом Анастейши. Все остальные рассматривали Анастейшу и проклятое дитя почти с восхищением.

— Все слышали легенду о проклятом ребенке Темного лорда? Он перед вами, — торжественно сказала Анастейша.

Скорпиусу захотелось пнуть ее ногой, но он только принял гордый вид. Надел, как маску, словно мама на сцене.

К длинному начала возвращаться привычная наглая манера общения.

— Кошечка, с чего ты взяла? Не смешно.

Анастейша угрожающе вскинула руку с кинжалом. И в еще более зловещей манере объявила:

— Я знаю из достоверных источников.

Их пожирали глазами. Скорпиус сделал максимально надменное лицо.

Тем временем Анастейша тем же загробным голосом поведала всем легенду о хроновороте. А под конец добавила:

— Скорпиус — опытный некромант. Уже поднимает зомби.

— Это правда? — спросил у Скорпиуса длинный, наглая манера у него куда-то ушла.

— Да. В Лютном переулке всегда можно раздобыть подходящий труп.

Анастейша внезапно стиснула его в объятиях и громко прокричала:

— С нами сын Темного лорда!

Скорпиус старательно разыгрывал уверенную маску проклятого ребенка. Его рассматривали, ему улыбались, осторожно дотрагивались, одна из девушек погладила по голове и тоже прижала к себе.

— Пойду поищу первокурсников, — Скорпиус попытался высказать это в наглой манере длинного.

Уже в коридоре его догнала Анастейша.

— Как ты? В порядке?

— Зачем ты это сделала?

— Создала тебе репутацию, дурачок. Пусть любят и боятся, ты этого достоин.

Скорпиус помолчал.

— Но я сам не уверен, что мой отец — Темный лорд. Может быть, какой старый женатый…

— Конечно, ты — сын Темного лорда. А мы с Владом — внуки Антонина Долохова. В Хогвартсе никто не должен слышать другого. Ты видел этих шакалов? Они должны боятся. А то сожрут.

Последнуюю фразу Анастейша сказала по-русски, но Скорпиус ее понял. Жрут, как свиньи, клиенты в ресторане “Долохофф”.

— Уверена, на первом курсе такие же уроды. Только глупее. Ты быстро станешь среди них лидером.

Скорпиус ничего не отвечал. Он думал о другом.

— Тот тип сказал, что лучше быть Долоховым, чем Малфоем.

Анастейша ответила не сразу.

— Знаешь, Скорпи, я сама это еще плохо понимаю. Мы в Англии меньше года. Я знала только, что троюродный брат матери держит здесь ресторан. Ресторан открыл еще его дед. А брат этого деда был другом Темного лорда.

Скорпиус тяжело вздохнул. Он думал о том, что — он аристократ без поместья, а фамилия его приемного отца — прокаженная.

— Наверное, я, действительно, сын Темного лорда.

— Конечно! С твоими способностями. И Люциус Малфой — один из главных Пожирателей. И на свободе. И с деньгами. Был… У вас не сразу все отобрали… — Анастейша немного замялась. — Ладно! Я хотела сказать, что кому, как не Люциусу Малфою быть дедушкой сына Темного лорда?

Скорпиус согласно кивнул.

— И фамилия “Малфой” такая же крутая, как “Долохов”. Просто Антонин Долохов геройски погиб… И сидел в Азкабане… И…

— Я понял.

— Мы заставим их снова уважать фамилии: Долохов и Малфой.

— Да.

* * *

Скорпиус продвигался по коридору поезда гораздо более приободренный. Анастейша вселила в него мощный прилив уверенности. Конечно, она еще и ославила его, как сына Темного лорда.

Но вроде никто не смеялся. Даже поверили.

И явно не забудут. Скорпиус уже видел, как к нему подходит весь Хогвартс с вопросом: “Ты — сын Волдеморта?”

И, кажется, иметь славу Великого и Ужасного сына Темного лорда — совсем не плохо.

Скорпиус был увлечен и впечатлен идеей, что он теперь — Проклятое дитя Темного лорда — для всего Хогвартса. Теперь это не просто фантазия.

И встретив, наконец, в очередном купе первокурсников, Скорпиус сам поведал им о том, что владело его умом.

— А про меня говорят, что я — сын Темного лорда.

Высказать это хотелось. И, возможно, было просто необходимо высказать. Ведь его новыми знакомыми были не кто иные, как Поттер и Уизли. Дети героев. Дети врагов.

Еще только узнав их фамилии, Скорпиус напрягся. Вот они — шакалы и уроды с первого курса.

Уизли буравила его подозрительным взглядом, стояла, скрестив руки на груди и пыталась казаться храброй, но ее голос был каким-то слишком девчачьим, и в нем отчетливо слышались испуганные нотки.

— Ты имел в ввиду Волдеморта? Ты и Малфой, и Волдеморт?

— Волдеморт — это не фамилия, — довольно грубо оборвал ее Поттер. — А магическое имя. Его настоящая фамилия — Реддл. Роза, как можно этого не знать?

— Я знаю! Не учи меня, Ал! Но он сказал — Темный лорд!!! Как Пожиратель! — Уизли вопила, как грозная разгневанная мышка. Ее даже потряхивало, пышные рыжие волосы подпрыгивали.

— Как ты можешь быть сыном Реддла, когда ты Малфой? — серьезно спросил Поттер.

— Мои дедушка и папа служили Темному лорду, — начал Скорпиус, он улыбнулся — у Уизли раздувались ноздри, а лицо покраснело. — И когда выяснилось, что папа не может иметь детей, они отправили маму в прошлое с помощью хроноворота. Там она встретилась с Темным лордом и… — рассказывая, Скорпиус наслаждался лицами присутствующих.

— Ал, ты должен написать об этом своему папе, — сказала Роза.

— Еще чего, — фыркнул Альбус.

— А я напишу! У Малфоев хроноворот! Ребенок от Волдеморта!

— Это имя нельзя произносить, потому что он проклятое, — с улыбкой сказал Скорпиус. — Кто произнесет, попадает под проклятие.

— Какое проклятие? — живо заинтересовался Поттер.

Скорпиус сделал непроницаемое выражение лица.

— Лучше не знать.

Уизли смотрела на него широко распахнутыми глазами испуганного кролика.

— Он все врет! — испуганно взвизгнула она. — Специально нас пугает!

— А зачем вы пугаетесь? — с усмешкой спросил Скорпиус.

— Я не испугался, — Поттер сделал акцент на “я”. — Ты просто шутишь, верно?

— Нет.

Скорпиус уселся напротив Розы, приблизился к ней и сказал драматическим голосом:

— Лучше не произносить проклятых слов. И лучше не становится моим врагом.

Роза подпрыгнула.

— Ты глупый! И дурак! И Малфой! И Вол… Тем… Сам-знаешь-кто…

Роза сникла, явно чувствуя неловкость. Скорпиус широко улыбался. Он посмотрел на Поттера — удивительно, но тот смотрел на кузину с явным презрением. Так Анастейша иногда смотрела на пьяных посетителей.

Уизли открыла рот, чтобы что-то сказать, закрыла, ее ноздри снова раздулись, она огляделась и внезапно начала вытаскивать чемодан из-под сиденья. Открыла дверь.

— Ал, пойдем отсюда!

— Я не пойду, — отрезал Поттер. — И не называй меня Ал. Альбус.

— Ал!!! — это был почти крик мольбы.

Альбус усмехнулся Скорпиусу, словно извиняясь. Роза стремительно пошла прочь.

— Пошла отбирать друзей, — сказал Альбус.

— Отбирать? — удивился Скорпиус.

— Выбирать. Она думает, что с ней и со мной захотят дружить все, и мы должны их всех оценить и выбрать лучших.

— Она… неумная, — Скорпиус вновь улыбнулся.

— Дура, — уточнил Альбус. — Мы кузены, но она скорее дружит с нашей сестрой, а меня… утомляет, — Альбус не сразу подобрал слово, а, сказав, задержал взгляд на Скорпиусе. — Теперь ты можешь рассказать о проклятии на имени Реддла?

Скорпиус подозрительно прищурился.

— Нет.

— Почему?

— Ты Поттер.

— И что в этом такого?

Скорпиус скривился.

— Ты — Поттер. Считаешь меня врагом, проклятым, прокаженным, — последнее слово всплыло в памяти острой занозой. — И я — сын Темного лорда, — Скорпиус снова настроился на зловещий тон.

— Ты это выдумал. Тебе нравится смеяться на испугом других. Я видел, как ты улыбался, разыгрывая мою глупую кузину.

Скорпиус рассматривал Поттера с интересом. Тот говорил захватывающие воображение вещи. Когда распространился слух о проклятом ребенке, Скорпиус думал, что смеяться как разу будут над ним. А, оказывается, его даже стали больше уважать. Бояться. И всяких глупых Уизли еще и можно специально пугать, чтобы посмеяться. Поттер говорит интересные вещи.

Но все равно. Это же Поттер.

— Не я это придумал. Так говорят. Все.

— Говорят, но это не значит, что это правда.

— Правда. Я не похож на отца… приемного отца. Увидишь, он теперь один из учителей. И я владею магией, которой не владеет он. Например, поднимаю зомби, — Скорпиус не хотел, но снова сорвался на зловещий тон.

— Зомби? Интересно, расскажешь потом. Но, давай о другом. Хроновороты. Ты не можешь быть сыном Реддла, потому не существует хроноворотов, которые бы отправляли в прошлое на несколько лет.

— Существует. У моего дедушки такой… был. Твой отец отобрал у нас все.

Альбус тяжело вздохнул.

— Скорпиус, ты же умный. А тоже веришь, что во всем виноват мой отец?

Скорпиус занервничал, он уже пожалел, что поднял тему.

— Мой отец — не единственный, кто принимает решения. Он всегда на виду, знаменит, герой… Но он обычно только подписывает, что ему дают.

— Что даже не читает? — Скорпиус попытался усмехнуться, но получилось как-то криво.

— Я думаю, что, да — не все читает, — серьезно подтвердил Альбус. — Конечно, это только мое предположение, но подкрепленное убедительными доказательствами. Я уже несколько лет читаю несколько различных газет. Прочитал все книги о моем отце. Запрещенные тоже. И я слушаю, что говорят дома.

Скорпиус рассматривал этого странного Поттера во все глаза.

Тем временем Альбус с чрезвычайно важными видом произнес речь:

— Я считаю нужным, и в праве, как представитель одного из семейств победившей стороны, попросить у тебя прощения, как у представителя одного из семейств проигравшей стороны, пострадавшей от необдуманных действий победителей, пришедших к власти и оказавшихся не готовых к этой власти.

Скорпиус поймал себя на мысли, что смотрит на Поттера с открытым ртом. Тем временем тот продолжал:

— Я… много думал… и пришел к выводу, что конфискация имущества у аристократов — Пожирателей смерти — чудовищное лицемерие. И политика. Что схоже. Под предлогом смягчения наказания: вместо Азкабана — конфискация, провели изменение миропорядка, практически уничтожили авторитет аристократии.

Скорпиус с трудом поспевал за мыслью. Он зажмурился и потер висок, как будто у него заболела голова.

— Ты звучишь, как мой отец.

— Что? — Альбус не расслышал или сделал вид, что не расслышал.

— Мой отец говорит то же, что и ты.

Альбус самодовольно улыбнулся. И продолжил:

— Я считаю уход от аристократии — преступлением против истории. Мы забываем традиции, культуру, магию древних родов. Выдающихся волшебников все меньше. История забывается. Родословные тоже. Даже мои родители. Представляешь? Они заинтересовались своими родословными только, когда я у них это спросил.

Скорпиус смотрел на Альбуса долгим взглядом и думал. Вот он. Вот идеальный мальчик-истуканчик, в которого отец стремился превратить его. Вероятно, отец Альбуса еще более строгий. Порол его тростью не один раз, а постоянно с самого детства.

Альбус все нес что-то про аристократию. Скорпиус уже давно привык проносить подобные речи мимо ушей.

— Тебе, наверное, очень тяжело жить с мыслью, что тебя и твою семью лишили поместья, — сказал Альбус не лекторским, а участливым тоном, поэтому эту фразу Скорпиус услышал.

— Нет, мне не тяжело. Поместье — дело наживное. А аристократ я и без поместья, — произнес Скорпиус любимую фразу папы.

Альбус жадно на него смотрел.

— А вообще мне даже нравится, что у меня не будет поместья. Когда у тебя поместье, все смотрят на тебя снизу вверх, общаться можно только с богатыми, обязательств еще больше: что ты должен делать, что тебе можно, что нельзя. Еще и знают тебя в лицо, все кому ни лень. Дедушку даже в Бразилии узнают.

— Я тебя понимаю, — горячо сказал Альбус. — Родиться в знаменитой семье — это как проклятие. Ты — не ты, а сын знаменитостей. Даже если ты сам станешь знаменит, часть твоего успеха все равно спишут отцу. Ах, это сын Гарри Поттера.

“Хочет прославиться, понятно”, — пронеслось в голове Скорпиуса.

— Я не хочу быть знаменитым. — сказал Скорпиус. — Я собираюсь стать некромантом. Мне совершенно ни к чему, чтобы меня знала в лицо каждая собака, — последняя фраза тоже была одной из любимых папы.

Остаток пути Альбус и Скорпиус с увлечением обсуждали черную магию. Альбус перестал казаться чванливым, больше слушал, всячески выказывал уважение — Скорпиус начал проникаться к нему симпатией. Когда в купе заглянула ведьма с тележкой со сладостями, скупил у нее добра почти на все карманные деньги.

— Бери, что хочешь, — щедро предложил Скорпиус.

— Не люблю сладкое, — Альбус взял одну горошину Берти-Борттс и почти сразу выплюнул.

— А я люблю. И моя мама говорит, что предложить угощение — лучший способ завести друзей, — Скорпиус хитро улыбнулся.

Альбус изменился в лице.

— Я хочу с тобой дружить и без всяких сладостей. Убери.

— Я пошутил, дурачок.

Альбус изменился в лице еще сильнее.

— Не называй меня так.

— Извини, — Скорпиус примиряюще поднял руки.

Альбус был очень интерсен. Поттер. Хочет с ним дружить. Много чего знает. Правда, важный какой-то. Наверное, папа в детстве был таким же. О, а дедушка рассказывал, что папа в детстве был задирой. Альбус не задира. На дурочка не обозвал в ответ, а скорчил обиженную мину. И Уизли на него, кажется, привыкла кричать. Альбус важный, но, кажется, ведомый. Как Маркус. Новый друг вроде Маркуса? Еще и Поттер? Хотя вряд ли мы будем на одном факультете.

Вскоре подозрения Скорпиуса о том, что Альбус — скромник вроде Маркуса, подтвердились.

— Ал! Иди сюда! — позвала Уизли. Она садилась в лодку.

— Ал Поттер! Иди к нам! — еще громче позвал мальчик рядом с Уизли.

Альбус весь как-то сжался и старательно делал вид, что не слышит.

— Ал! Оставь этого проклятого, пожалуйста! — прокричала Уизли. — Иди сюда!

— Поттер! К нам!

— Поттер! Не будь предателем!

Альбус попытался замешаться к толпе и направился к наиболее дальней лодке.

— Эй, ты куда? Они явно хотят с нами пообщаться, — Скорпиус дернул его за руку.

— Пусть хотят.

— Эти собаки обозвали тебя предателем. Пошли им чего-нибудь скажем!

— Нет, пошли к лодке.

— Первокурсники! По лодками! — раздался громкий бас Хагрида.

Уже на озере Скорпиус с восторгом осматривался. Лес, какие-то небольшие постройки, ворота. Замок. Хогвартс. Наконец-то.

— Северус Поттер — предатель! — прервал эйфорию Скорпиуса вопль.

— Заткнись, а то нашлю на тебя проклятие, растворяющее язык! Слышал о таком, придурок? — прокричал Скорпиус.

— Проклятое дитя Волдеморта!

— Первокурсники! Тихо! Вы испугаете большого кальмара, — прервал перепалку Хагрид.

Скорпиус обернулся к Альбусу. Тот сидел с очень сосредоточенным и напряженным видом.

— Что с тобой?

— Не хочу на Гриффиндор. Только не туда. Нет. Вдруг шляпа отправит меня туда только из-за фамилии?

— Перспектива так себе. Я бы хотел учиться с тобой на одном факультете. Но Гриффиндор — явно не мой вариант, из-за той же фамилии.

— Ты будешь на Слизерине. Я тоже хочу на Слизерин. Слизерин. Слизерин. Слизерин. Я потребую от шляпы, чтобы она отправила меня в Слизерин!

— И она послушает? — скептически спросил Скорпиус.

— Должна. Мой отец рассказывал, что шляпа хотела отправить его в Слизерин, но передумала, когда он отказался.

— Поттер на Слизерине… — задумчиво проговорил Скорпиус.

Альбус бросил в камин письмо от матери. Оно насквозь было проникнуто утешениями, что Слизерин — не конец света. Похожее письмо от отца пришло буквально на следующий день после распределения. От матери — через полтора месяца, до этого она упорно избегала этой темы в письмах. Но его распределение, очевидно, сильно ее взволновало, раз письмо все-таки пришло.

“Ал, ты не должен бояться, Слизерин — всего лишь один из факультетов”. “На Слизерине учился твой двоюродный прапрадедушка Раймонд, он был достойным человеком, строил первую магическую железную дорогу”. “Почти все коллеги дяди Перси закончили Слизерин, он может многое тебе рассказать, но, вероятно, ты ему уже написал. Он — твой любимый дядя, верно?” “Ал, ты должен больше времени проводить со своей сестрой — Розой”.

Альбус решил, что не будет отвечать на письмо. Отвечу потом, когда придет письмо от отца. Упомяну, что письмо от мамы прочитал, и передам ей привет.

“Ты должен больше времени проводить со своей сестрой — Розой”. Альбус скривился. Кузина вызывала в нем острое чувство неприятия. Если до Хогвартса она была просто надоедливой и глупой, то сейчас стала по-настоящему отвратительной. Наглая. Вечно в компании мальчишек с Гриффиндора. Никак не оставит его в покое. Регулярно подходит, то с просьбой помириться, то с обвинениями, что он — предатель.

Она — дура. Но больше всего в этой дуре Альбуса раздражало, что она учится лучше него. На каждом уроке зарабатывает очки для Гриффиндора! Оценки — почти всегда Превосходно. Даже на уроках полетах.

Уроки полетов стали, пожалуй, главным кошмаром Альбуса. Каждый такой урок — издевательство и пытка. Кто вообще придумал сделать их обязательными? Игровые квиддичные матчи почти на каждом занятии. Альбус еще с утра напрягался, если в расписании в этот день стояли полеты. Полеты. Иногда сдвоенные. Всегда с Гриффиндором. Квиддич. Бладжеры — ненастоящие, муляжи, но от них все равно надо уворачиваться. У Альбуса не получалось. Тупые обезьяны с Гриффиндора смеялись. Квоффлы — нужно попасть в кольцо. У Альбуса не получалось закинуть, даже если тренировались бросать без вратаря. Обезьяны с Гриффиндора смеялись, свистели и дразнились.

— Северус Поттер — змея-доходяга!

— Змея на метле!

— Он проклятый! Все Поттеры отлично летают. А на Северусе семейное проклятие за то, что он — предатель.

— Дженкинс! Как бы тебе самому не стать проклятым! Когда я в следующий раз пойду на кладбище, замолвлю за тебя словечко у мертвецов.

— Сын Волдеморта! Не думай, что мы тебя боимся!

— А зря, идиоты!

— Ты ничего не можешь!

— А вот увидишь, что могу!

После каждой такой стычки с гриффиндорцами Скорпиус становился мрачнее тучи, уходил в себя и тяжело что-то обдумывал.

— Ты хочешь им отомстить? — осторожно спрашивал Альбус.

Обычно Скорпиус в ответ описывал всяческие фантастические варианты мести, но однажды со вздохом сказал:

— В школе папа, он сразу узнает. Альбус, что может быть хуже, чем когда отец — учитель?

Альбус мог рассказать что, но он не привык говорить о личном. Тогда Альбус пытался донести до Скорпиуса, что отец-учитель — это не страшно, а даже хорошо, профессор Малфой отлично преподает.

“Идеалист” — самое мягкое, что слышал Альбус в ответ.

Скорпиус иногда высказывал очень обидные вещи.

“Альбус, ты слишком скромный”. “Альбус, конечно, ты этого не знаешь”. “Альбус, конечно, ты этого не скажешь”.

“Не знаешь” могло относится к нецензурным словам или к какой-то взрослой ерунде вроде того, в каких позах взрослые занимаются любовью. А “не скажешь” о применении заковыристых оскорблений и угроз к обидчикам.

Альбус, действительно, мог только удивляться тому, как Скорпиус отвечает гриффиндорцам. Скорпиус в такие моменты становился таким же задирой, как они. Альбус не мог сказать, что ему это нравилось. Скорпиус словно опускался до их уровня.

Вообще, если быть предельно честным, Альбус немного завидовал Скорпиусу, что того боятся гриффиндорские обезьяны. Сам Альбус так не мог. Не хотел. Скорпиус мог. Но Скорпиус вынужденно поддерживает репутацию Великого и Ужасного сына Волдеморта. Ученики других факультетов его боятся, а слизеринцы любят и хотят дружить.

Но у Скорпиуса один лучший друг — это, он — Альбус. Только с ним Скорпиус настоящий, а Альбус видел, что его друг на самом деле очень добрый и чувствительный. Например, любит жаловаться, говоря, что скучает по маме. Или, высказывая, что отец его не любит, что он — отчим. Альбус считал такое одной из фантазий Скорпиуса.

Альбус много размышлял о друге. Скорпиус умный, способный, много знает, с ним интересно. Альбус уже не представлял себя без Скорпиуса — они проводили вместе максимум времени. Могли часами обсуждать книги, магию, историю или какие-либо события — Альбус обожал эти беседы.

Но в тоже время Альбус видел, что он взрослее Скорпиуса. Друг иногда вел себя совершенно по-детски.

Например, Скорпиус списывал. Конечно, у Альбуса.

Альбус недоумевал. Неужели друг не понимает, что списывать — оказывать себе медвежью услугу. Списав домашнее задание, потом не сможешь написать контрольную работу. Списывая регулярно — не поймешь азы предмета, до конца школы предмет будет мукой.

Но, почти не делая домашние задания, Скорпиус умудрялся зарабатывать больше очков для факультета, чем Альбус. На уроках отвечал на вопросы учителей, приводящие в тупик даже выскочку Уизли. Роза всегда занимала первую парту, наиболее близкую к учителю, и на уроках то и дело задавала уточняющие вопросы, лезла со своими рассуждениями, высказывала комментарии, если обстановка в классе к тому располагала.

Почти все учителя любили заводить с классом беседы, постепенно сводящиеся в балаган. Альбус с трудом такое терпел. Он знал ответы на многие вопросы и мог ответить лучше, но не перекрикивать же всяких рыжих наглых выскочек?

Особенно нерабочей обстановкой отличались уроки трансфигурации. Альбуса это расстраивало. Серьезный предмет. Его когда-то вел Альбус Дамблдор…

Но сейчас трансфигурацию вел профессор МакГонагалл — не директор МакГонагалл, а ее внучатый племянник. Очень молодой, на вид он выглядел не старше крестника отца — Теда. Но Тед умеет казаться солидным, иногда прибавляет себе несколько лет, если не десяток. Тед работает в суде, ему нужно выглядеть представительным.

Профессору трансфигурации тоже нужно.

— Профессор, а у вас только одна татуировка, а есть те, которых не видно?

— Покажите, пожалуйста!

— Профессор, а вы их набивали или трансфигурировали? А нас научите?

— Профессор, а у вашей невесты тоже татуировки? Нет невесты?

— Профессор, мы не просто так интересуемся, просто вы — самый лучший профессор, и у вас должна быть самая лучшая невеста!

Альбус тихо ненавидел каждого, кто открывал на уроках трансфигурации рот. Шум отвлекал, в условиях балагана Альбусу тяжело было сконцентрироваться.

На уроках заклинаний тоже было шумно. Но к маленькому странному старичку профессору Флитвику, декану Рейвенкло, относились все-таки более настороженно. Не было такого:

— Профессор, как же “Выше ожидаемого”? Посмотрите получше! Все идеально!

К добродушному профессору Лонгботтому, декану Гриффиндора и преподавателю травологии часто обращались в похожей фамильярной манере.

— Профессор, вы должны пойти с нами в Запретный лес! Обязательно! Вы нас защитите, отрубите головы всем змеям.

— Что вы, девочки, профессор Стебль водит вас только в безопасные места.

Профессор Стебль — декан Хаффлпаффа, и она преподает зелья. Она преподавала травологию до профессора Лонгботтома. И Альбус не мог отделаться от мысли, что нынешние уроки зелий — не зелья, а вторая травология. Регулярные походы в лес за травами. Тщательное изучение не самих зелий, а наиболее распространенных ингредиентов. Экскурсии в больничное крыло, аптеки, больницы святого Мунго, музеи вроде музея магических минералов и веществ.

Зелья варили редко — профессор Стебль любила повторять, что даже от ошибки в простейшем зелье может взорваться котел. Часто варила зелье одна профессор, комментируя каждое свое действие, а ученики за ней конспектировали.

Альбус очень сильно жалел, что прославленный Северус Снейп, профессор зелий и декан Слизерина — погиб.

Нынешний декан Слизерина тоже не оправдывал ожиданий Альбуса.

Она — женщина. Женщин Альбус недолюбливал.

Профессор Лестрейндж, женщина неопределенного возраста, преподавала Защиту от Темных искусств. Идиоты с Гриффиндора были уверены, что она — та самая Пожирательница. Альбус только поражался их глупости: Пожирательница Лестрейндж погибла, а декан, как сказал Скорпиус:

— Она — наша дальняя родственница. Жена брата мужа сестры бабушки. Вроде того… или сестры дедушки… сестра мужа… у нас столько родственников!

Профессор Лестрейндж говорила тихим голосом, так, что с задних парт ее даже не было слышно. Объясняя, перескакивала с предмета на предмет: например, рассказывая о корнуэльских пикси, упомянула, что пикси когда-то испортили старинный гобелен в ее родовом поместье, и оставшуюся часть урока рассказывала уже о средневековых гобеленах и живописи. Ей неоднократно задавали провокационные вопросы навроде: “Почему вы на свободе?”, профессор делала вид, что их не слышит. Если кто-то настаивал на вопросах или в классе становилось слишком шумно, профессор молча надолго уходила, иногда возвращаясь с разъяренной директором МакГонагалл.

Защита от Темных искусств была одним из самых легких предметов. Простые домашние задания вроде конспектов из учебника, которые профессор разрешала начинать прямо на уроке и которые потом не проверяла. Проверяла контрольные, на которых можно было пользоваться теми же конспектами, но почти все неприкрыто списывали из учебников и друг у друга.

— Я каждый год предлагаю студентам, первокурсникам в том числе, брать темы исследовательских работ. Конечно, это никак не будет оцениваться ни баллами, ни оценками.

Альбус и еще несколько слизеринцев взялись писать. Скорпиус отказался, как Альбус его ни убеждал. Альбус знал от брата, бравшегося писать каждый год такие работы для “этой шибанутой”, что “шибанутая” дает реальные знания только тем, кто пишет работы.

Альбус пока не увидел никаких реальных знаний. Он несколько недель тратил свободное время на составление “Сравнительной антологии книг о чудовищах”, регулярно пытался добиться от профессора консультаций, но та словно старательно его избегала.

— Мистер Поттер, простите меня, я очень спешу.

— Пожалуйста, не забудьте мне об этом напомнить в другой раз.

— Очень, очень интересно, мистер Поттер. Жаль, я не могу вас полностью выслушать.

На переменах профессор Лестрейндж “всегда очень спешила”. После уроков и на выходных либо ее вообще нельзя было найти, либо она общалась с кем-нибудь из старшекурсников. Пару раз Альбусу удалось застать ее одну, расслабленно что-то читающую в учительской. Но, странное дело, оба раза, когда Альбус делал шаг в помещение, профессор словно испарялась. Вернее, не так: испарялась не мгновенно, на самого Альбуса находила секундная заторможенность, моргая, он открывал глаза словно не сразу, а когда открывал, профессора в помещении уже не было.

Консультации Альбус добился только недавно. Но, придя в назначенное время в кабинет декана, он обнаружил там трех однокурсниц, тоже взявшихся писать работы. Профессор налила всем чаю, достала пирожные, пролистала работы двух девочек, ловко увильнула от вопросов по работам и ударилась в одну из своих любимых тем: нумерологию (на уроках профессор то и дело съезжала то в живопись, то в нумерологию, то в астрологию). Альбус пил остывший чай и с ненавистью смотрел, как профессор высчитывает одной из однокурсниц подробный гороскоп.

— Профессор! Когда вы посмотрите…

— Не перебивайте нас, пожалуйста, мистер Поттер, это невежливо. Вы — прекрасный молодой человек, но портите о себе впечатление.

Альбус ничего не ответил. Что тут отвечать, когда и так ясно: декан относится к нему предвзято, потому что он — Поттер. А конкретно — брат Джеймса Поттера. А Джеймс успел ее “задолбать”.

— Шибанутая — самый ленивый препод в Хогвартсе, — учил Джеймс. — Чтобы она что-то проверяла — ее надо долбать. Редкостная овца. Но знает дохрена всего. И живет где-то на облаке, не шарит: кому и что дает. Недавно дала мне книгу из тысячи запрещенных с формулировкой: “Мистер Поттер, здесь наиболее полная характеристика защитных пиктограмм, я вам отметила закладочками. Нет, нет, всю книгу читать не нужно”, — рассказывая, Джеймс мастерски передразнивал голос профессора, но переигрывал, чересчур закатывая глаза.

Альбуса очень злило, что Джеймс “задолбал” декана. Альбуса, в принципе, злило, что Джеймс — передовик в учебе, за все берется, отличник. Когда брат еще не поступил в Хогвартс, Альбусу нравилось думать, что Джеймс будет проблемным слабым учеником, а он — Альбус — отличником и очень умным. Родители будут ругать Джеймса и ставить ему в пример младшего брата.

И что же? Джеймс — прекрасно играет в квиддич. Сдает досрочно нормативы на фигуры высшего пилотажа. Участвует в кружке реконструкторов, где рубятся на мечах и мастерят доспехи. Дружит с половиной Хогвартса. И отличник. Альбус злился. Джеймс кажется отвратительно идеальным. Когда он вообще не идеален!

Хогвартс тоже не идеален. Шумно. Дикие гриффиндорцы. Учителя толком ничему не учат. Ни одного хорошего учителя!

Раньше Альбус думал, что профессор Малфой — хороший учитель.

Но…

Долгая история.

Все началось с того, что Альбус, следуя методике Джеймса, “додолбался” декана до того, что та все-таки проверила его работу.

— Мистер Поттер, вы совсем не рассматриваете первоисточники. Как же “Эпос о титанах и чудовищах”? “Эпопея подвигов эллинов”?

— Эм. В библиотеке эти книги только на древнегреческом.

— Для вас это проблема, мистер Поттер?

— Нет… я изучаю древнегреческий.

— Прекрасно, мистер Поттер, этим вы выгодно отличаетесь от своего брата. Придите ко мне, когда изучите первоисточники. Мне очень интересно ваше мнение о них.

Пришлось обращаться к Скорпиусу за учебниками, о которых мистер Малфой когда-то отзывался, как о единственных хороших.

— Альбус, одумайся! Не делай этого! Подумай о сохранности своего мозга!

— Я решил, что хочу изучать.

— Альбус, будь уверен, ты пожалеешь уже на первом разделе.

— Не пожалею.

Альбус пожалел на третьем. И больше всего пожалел о том, что додумался попросить профессора Малфоя о индивидуальных консультациях.

— Конечно, древнегреческий тяжело изучать самостоятельно. А мой сын отказался тебе помогать? Что-что? Я прекрасно разбираюсь в древних языках и отличный учитель? Ты мне льстишь.

Альбус действительно тогда думал, что профессор Малфой — отличный учитель. На его уроках было тихо. Кузина Роза не лезла со своим мнением (после снятых двадцати баллов за вызывающее поведение). Профессор прекрасно читал лекции, не перескакивая с предмета на предмет, говоря только по теме. Домашние задания были тяжелые, но Альбусу льстило, что он, в отличие от однокурсников, справляется с ними без жалоб и проклятий.

— История магии, ненавижу! Альбус, дай списать?

— Я не даю списывать сочинения.

— Альбус, дай взглянуть?

Альбус “давал взглянуть” только Скорпиусу, зная, что друг мастерски переформулирует предложения. Уличая на списывании, профессор Малфой ставил “Отвратительно” и тому, кто списывал, и тому, кто дал списать.

Профессора Малфоя здорово боялись. Профессор снимал баллы направо и налево, мог отчитать перед всем классом, заставлял извиняться за опоздания, к его урокам приходилось тщательно готовиться — профессор задавал вопросы по прошлым темам и заставлял пересказывать изученное.

Альбус готовился к урокам очень тщательно. По истории магии у него всегда были “Превосходно”, реже “Выше ожидаемого”.

— Значит, консультации по древнегреческому. Мне не нравится формулировка “консультации”. Я не консультант, а учитель. Значит, ты просишь, чтобы я давал тебе дополнительные уроки?

Вообще-то Альбус предполагал именно консультации, но…

— Можно выразиться и так, профессор.

— Я буду с тебя требовать.

Альбуса резанула эта фраза и он успел уже сто раз пожалеть, что тогда смолчал.

— Позволяете себе халтурить, мистер Поттер? — отчитывая, профессор Малфой всегда переходил на “вы” и буквально прибивал официальным “мистер Поттер”.

— Я сделал все переводы, а учить отрывки наизусть не вижу смысла…

— Позволяете себе оценивать мои методы преподавания?

— Нет… да… я не понимаю…

— Мне помнится, вы считали меня отличным учителем, ваше мнение изменилось?

Альбусу не хотелось портить отношения с профессором.

— Нет, извините, профессор.

Альбус почти ежедневно делал тяжелые домашние задания по греческому и страдал. Он начал разделять мнение большинства однокурсников, что профессор истории магии — тиран, диктатор и псих.

Конечно, профессор Малфой — очень умный и знающий человек, Альбус не отказывался от этого мнения. Но он псих!

Очень несправедливый псих.

Альбус не понимал, почему на него — лучшего ученика и ученика, самолично вызвавшегося изучать древний язык, — профессор в принципе повышает голос. Ему мало действительно глупых и наглых гриффиндорцев?

Наверное, он просто устает. У него тяжелый характер. Альбус пытался оправдать когда-то любимого профессора. Получалось плохо.

— “Забыл” — очень жалкое оправдание, лучше бы вы вообще его не произносили.

— “Не успел” — не оправдание, а попытка прикрыть свою лень.

— Что это, мистер Поттер? Вы закатили глаза? Вы так показываете свое неуважение или неумение себя контролировать? Или то и другое сразу?

— Извините, я устал, профессор.

Альбус старался быть максимально вежливым.

До тех пор пока обида на профессора Малфоя в один момент не сменилась яростной злостью.

Лицемерный урод. Психопат.

Недавно Альбус решил зайти в выходной к профессору трансфигурации. За консультацией. На днях они начали изучать трансфигурацию цвета. Домашним заданием было вывести универсальную формулу преобразования одного любого цвета в другой. Альбус задался максимально сложной задачей преобразования серебряного в золотой. Задача почти алхимического уровня. У Альбуса получилось. Почти. В понедельник трансфигурация, нужно будет сдать домашние задания, и Альбус хотел до понедельника доработать свою формулу. Он решил найти профессора МакГонагалл, показать ему свои наработки и попросить совета.

Альбус нацелился отловить профессора после обеда, дождался, когда профессор выйдет из Большого зала, и последовал за ним в некотором отдалении.

Но профессор трансфигурации, кажется, имел схожую цель: “отловить” профессора истории магии. Альбусу было видно, как профессор МакГонагалл стремительно нагнал профессора Малфоя, и они вместе куда-то пошли, переговариваясь.

Альбус напрягся, но решил не отказываться от своего намерения получить у профессора Макгонагалл консультацию и направился за ними. В некотором отдалении. Альбусу не хотелось вклиниваться и перебивать учителей.

Он невольно подслушал то, о чем они говорили. Конечно, невольно.

— Дети постоянно мне на вас жалуются. Это потрясающе! Драко, вы — гений!

— Юлий, вы меня пугаете.

— Я думал, они неконтролируемые, их невозможно заставить слушаться. А у вас получается, у вас они делают все домашние задания!

— Что вам мешает так же наладить дисциплину?

— Тетушка тоже постоянно задает мне этот вопрос. Дело в том, что я работаю уже третий год и в начале был одержим неким юношеским идеализмом, хотел быть им другом…

— Можно, я не буду это комментировать?

— Да, да, понимаю. Сейчас я пытаюсь стать строже. С новым первым курсом. Вчера выгнал Дженкинса из класса. Но они всё превращают в балаган! Джинкинс упирался, пришлось тащить, специально упал на пол, все смеялись…

— Вам это нравится, я не пойму?

— Я их иногда ненавижу. А иногда очень люблю. Иногда… Нужно налаживать дисциплину. Да. Для трансфигурации дисциплина очень важна. Обязательно, чтобы делали все домашние задания! Не делают, переспрашивают на уроках элементарное. Я уже замучился объяснять по три раза.

— Чудовищно.

— Тетушка говорит также. Я понимаю, нужно стать строже. Но… Я давно хотел спросить… Вам не тяжело осознавать, что дети вас ненавидят?

— Мне абсолютно все равно. Раньше я еще переживал, что меня может возненавидеть мой сын. Но пришел к выводу, что даже если сегодня ненавидит — завтра полюбит. Или через несколько лет, когда уже не надо будет заставлять учиться.

— Да… Но… Мне нужно хорошо это обдумать.

— И, знаете ли, я думаю, меня ненавидят только тупицы. Хорошим ученикам даже нравятся строгие учителя.

— Хм…

— Например, Альбус Северус Поттер. Сказал мне, что я — отличный учитель. Конечно, отвратительное подхалимство. Поттер — подлиза, подумать только! Попросил меня учить его древнегреческому. С таким видом, словно я обязан и должен несказанно обрадоваться. С трудом выношу его самоуверенность. Я согласился его учить и собираюсь вышколить. Строгость отлично на него действует: выбивается последняя лень, раздутое чувство собственной важности. Правда, подхалимство так и не уходит…

Дальше Альбус решил не слушать. Его уже трясло.

“Подхалимство?” “Подлиза?!” “Вышколить?” “Раздутое чувство собственной важности?”

Лицемерный … Псих... Психопат! Почему он не высказал свои мысли в лицо такому отвратительному ученику? Нет, надо позорить его перед профессором трансфигурации!

Альбуса тогда оглушила злость, почти ненависть, смешанная с чувством униженности. Этот психопат его не уважает. Обсмеял перед другим профессором. Теперь совершенно невозможно пойти к профессору МакГонагалл, чтобы показать свои наработки. Совершенно не хотелось его видеть. А профессора Малфоя тем более! Но в понедельник трансфигурация. А вечером занятие по греческому.

Альбус решил, что на него не пойдет. Только унижаться. Он справится с древнегреческим и без уроков профессора Малфоя. И можно уже не беспокоиться, что подумает профессор — уже ясно, что он думает.

Альбус пропустил одно занятие. Второе. Альбус буквально запрещал себе идти. Каждый раз, когда приближалось время занятия, он испытывал муки совести и сомнения. Смешанные с сильной злостью и обидой на профессора. И со страхом. Скоро история магии, ее не пропустишь. И с профессором Малфоем можно столкнуться в коридоре. И он каждый день в Большом зале, Альбус упорно не смотрел на преподавательский стол, но не мог избавиться от чувства, что профессор на него смотрит.

И вот теперь, собираясь на ужин в Большой зал, Альбус нервничал. Там профессор Малфой. Будет смотреть на него и о чем-то думать. С профессором можно случайно столкнуться. Профессор сам может подойти.

— Альбус, идем!

Альбус еще сильнее внутренне напрягся, но направился за Скорпиусом. Скоро, так или иначе, все разрешится.

Хуже оставаться безнаказанным, чем нести наказание. — Платон

Мысли о уроках древнегреческого и о профессоре Малфое не отпускали Альбуса. Воспоминание о подслушанном разговоре то и дело ввинчивалось в голову сильной занозой. А еще Альбус почти каждую свободную минуту прокручивал в голове ответ профессору Малфою, на случай если профессор внезапно подойдет. Альбус успел выучить этот ответ наизусть, но постоянно домысливал: за несколько дней пара фраз превратилась в небольшую тираду.

В голове Альбуса звенела и мысль, что надо бы подойти к профессору самому, но Альбус каждый раз отказывался от нее.

“Наверняка разговор будет долгим, а мне сейчас нельзя терять время — нужно сосредоточиться на домашнем задании по трансфигурации”.

Но когда-нибудь этот разговор произойдет. Конечно, профессор Малфой задается вопросом, почему Альбус Поттер перестал к нему ходить.

Альбус уже привычно сел ужинать, постаравшись максимально развернуться спиной к преподавательскому столу.

Альбус еще не успел ничего взять из еды, когда услышал совсем рядом:

— Мистер Поттер, после ужина зайдите в мой кабинет.

Альбус пригнулся и замер, не в силах шелохнуться. Он со страхом ожидал, что произойдет дальше, сердце выпрыгивало.

— Альбус, чего это он?

Альбус медленно поднял голову и огляделся. Профессор Малфой ушел. Вокруг любопытные лица однокурсников.

Альбус секунду думал, как выкрутиться.

— Я договорился с ним о консультации и забыл о ней, — заставил сказать себя Альбус.

Кто-то присвистнул.

— Прощайся с жизнью, — мрачно прокомментировал Скорпиус.

Скорпиус знал, что проблема куда серьезнее. В первый день после подслушанного разговора Альбуса настолько внутренне раздирало от эмоций, что он не мог не поделиться с другом.

— Отвратительно, — прокомментировал Скорпиус. — Ты — лучший ученик. Тебе нравится история магии и этот долбанный греческий. Тебе действительно нравится… нравился… мой отчим. И он назвал это подхалимством?

— Даже хуже, не хочу вспоминать.

— Понимаю. Ненавижу его.

Альбус промолчал. Такое он слышал от Скорпиуса впервые. Очевидно, у Скорпиуса с профессором Малфоем были свои прогрессирующие конфликты.

— Злой и тупой, — высказал Скорпиус. — Да, тупой. Ничего не понимает!

В тот вечер Альбус со Скорпиусом здорово оторвались, перемывая мистеру Малфою кости.

Потом вместе думали, как спасти Альбуса.

— Скажи ему, что твой папа против этих занятий.

— Не хочу врать.

— Да, твой папа точно будет против этих занятий! Ладно, как хочешь. Но ему нельзя говорить, что ты подслушивал.

— Вот еще. Просто скажу, что решил заниматься сам. Не нуждаюсь в его помощи.

— Альбус, ты попал. Зачем ты у него попросил консультации, не посоветовавшись со мной?

Альбус в ответ только тяжело вздыхал.

— Альбус, что ты маешься? Иди к нему и скажи, что не будешь ходить на эти занятия. Временно. Что устал. Не успеваешь. Заболел. Родители не разрешают.

— Скажу потом.

— Альбус, ты же маешься. Не тяни. Скажи сейчас. И он только сильнее разозлится.

— Пусть злится. Мне все равно.

Но, стоя перед кабинетом профессора Малфоя, Альбус мысленно проклинал себя за то, что не сходил раньше. За то, что попросил о консультациях. Да, даже за то, что подслушивал.

Происходящее было тягостным невероятным кошмаром.

И самое ужасное еще не произошло.

Альбус мысленно еще раз прорепетировал речь, которую собирался сказать профессору Малфою, сделал глубокий вдох, постучался и вошел в кабинет.

— Мистер Поттер. Наконец-то вы соблаговолили обрадовать меня своим вниманием.

— Добрый вечер, профессор. Я… хотел сказать вам завтра… я решил отказаться от ваших дополнительных уроков...

— Почему же?

— Я уже узнал все, что нужно. Теперь хочу сосредоточиться на более важных делах. И, спасибо, профессор.

— Помнится, вы считали изучение древних языков — важным делом. Даже намеревались читать Книгу мертвых в оригинале.

В голове Альбуса ожило воспоминание, как он познакомился с мистером Малфоем в Лютном переулке. Мистер Малфой показался потрясающе интересным и знающим взрослым. Альбуса неприятно задела мысль о том, каким же он тогда был идеалистом.

— Я не отказываюсь от намерения изучать древние языки, просто решил делать это самостоятельно. Без вашей помощи.

— Вообще-то я вам не помогал. Мистер Поттер. А с вас требовал.

Альбуса оглушила жаркая волна. Комок крайне неприятных чувств. Стыд, робость, страх, напряжение от того, что единственное, что сейчас нужно ответить — сказать, что профессор Малфой — лицемерный негодяй.

Альбус сотни раз репетировал в голове эту фразу, но сейчас у него не поворачивался язык. “Вы — лицемер, вы не хотите меня учить, вам просто нравится издеваться”, — еще раз повторил мысленно Альбус. Сделал глубокий вдох, чтобы сказать… мысленно повторил фразу еще раз…

— Значит, самостоятельно. Как далеко вы продвинулись?

— Я… я был занят… целиком поглощен… трансфигурацией серебряного в золотой.

— Даже не попытались соврать, мистер Поттер. Вернее, соврали в том, что были слишком заняты! Решили отказаться от занятий из-за своей лени. Или вы изначально не хотели заниматься? А только похвастаться мне, что собираетесь изучать древнегреческий. Как сейчас хвастаетесь трансфигурацией в золотой. Профессор МакГонагалл второй день ломает голову, пытаясь понять, как сделать вашу формулу универсальной. А вы хотели, чтобы я ломал голову над вашими переводами? Чтобы похвастаться перед профессором Лестрейндж! Знание древних языков вам не нужно, вы только изображали рвение к учебе!

Перед глазами Альбуса плыло. Насколько это все было ужасно слышать. И, кажется, профессор только что обвинил его в лицемерии?

— А еще изображали уважение ко мне! Льстили, выдавливали из себя вежливость. Солгали, что я отличный учитель. Отвратительное подхалимство.

Альбус только настроился выдвинуть ответные обвинения в лицемерии, как это оказалось уже неактуальным. Профессор Малфой теперь высказывал свои претензии открыто.

Крайне несправедливые претензии.

— Я действительно считал вас отличным учителем, — Альбус попытался сказать это твердо, получилось не очень.

— А стал плохим учителем, когда вам стало тяжело учиться. Столкнулись с трудностями и сразу готовы отказаться от цели. Если, конечно, изучение древнегреческого для вас было целью.

— Была… Есть.

— Пока что у вас есть более важные дела, а о греческом радостно позабыли. И, полагаю, более важные дела будут находиться всегда.

Альбус молчал, думая, что надо было соврать, сказав, что уже начал заниматься самостоятельно.

— И хотя ваша самоуверенность превышает все границы, надеюсь, вы не настолько глупы, чтобы думать, что самостоятельно изучите древние языки быстрее и лучше, чем под руководством учителя. Что, в принципе, их изучите, а не забросите после перевода нескольких удачных абзацев для профессора Лестрейндж.

Альбусу было очень плохо. Обвинения и претензии крайне несправедливы. Но профессор Малфой как-то хитро их выдавал, что Альбус буквально не знал, что ответить. Не мог. В горле словно пересохло.

— Не смотря на ваши… всевозможные ошибки, — профессор Малфой не сразу подобрал слово. — Я не отказываюсь вас учить. Вы все еще отказываетесь от моих уроков?

Альбус встретился взглядом с профессором Малфоем. Профессор смотрел на него испытывающе. Вот сейчас точно нужно что-то ответить. Что?

Мысли Альбуса метались, в этот момент он действительно не знал, что ответить. Профессор продолжал испытывающе смотреть.

— Нет, — выдавил из себя Альбус.

— Нет — не отказываетесь?

— Не отказываюсь...

Перед Альбусом словно открылась бездна. Не отказывается? И что теперь делать?

Альбус безнадежно посмотрел на профессора Малфоя и мысленно обозвал того сволочью — словом, услышанном от Скорпиуса.

Профессор прищурился, словно прочитав мысли Альбуса.

— Дабы сегодняшний разговор больше не повторялся, мистер Поттер, я считаю нужным разъяснить: у вас нет права отказываться от уроков, о которых вы попросили, пропускать их без уважительной причины, что-либо не делать из того, что я задаю. Мне следовало разъяснить это еще в тот день, когда вы попросили о дополнительных уроках. Я этого не сделал, так как вы всегда казались очень разумным.

“Я просил о консультациях, сволочь”, — крутилось в голове у Альбуса. Альбусу хотелось заявить что-то такое и вслух, а, особенно, что он все-таки отказывается! Но какая-то сила останавливала, Альбус просто не мог вообще ничего произнести. И пошевелиться — окружающее пространство словно давило.

— Если вы еще раз мне заявите, что отказываетесь от занятий, я не буду повторять этот разговор, а просто вас накажу. Я хотел сделать это и сегодня, но профессор Лестрейндж попросила меня этого не делать.

Альбус и не предполагал, что может услышать что-то хуже. Упоминая слова “наказание”, “наказать” профессор Малфой обычно имел в виду отработки, но слово “наказание” звучало в сто раз хуже, чем “отработка”. И… профессор Лестрейндж тоже обо всем в курсе? Альбус понял, что ненавидит манеру учителей обсуждать друг с другом учеников.

— Скорпиус когда-то тоже заявил мне, что отказывается учить древние языки. Но стоило пригрозить ему тростью для порки… Вот, мистер Поттер, полюбуйтесь.

Профессор Малфой достал из ящика стола тонкую трость. Альбусу стало уже совсем нехорошо.

— Прекрасный инструмент борьбы с ленью, — профессор взмахнул тростью в воздухе совсем близко от Альбуса. — Лень — самый главный недостаток мальчиков вашего возраста, она обычно скрывается и за “более важными делами” и за “другими планами на жизнь”.

Альбус не понял при чем тут “другие планы на жизнь” — он ничего такого не говорил. Понял уже в разговоре со Скорпиусом.

— Ненавижу. Он и тебе грозил этой штукой? Про другие планы на жизнь я ему говорил. Он хочет, чтобы я знал и прочитал все, что и он. Например, Книгу мертвых в оригинале. Я зачитал ее на английском — полная дурь! Я не хочу читать его нафталиновые книги, не хочу ничего учить. В будущем я буду поднимать зомби и всё!

Альбус мог поспорить о важности Книги мертвых, но решил не ссориться со Скорпиусом. Они и так были на грани ссоры. Скорпиус требовал невозможного:

— Альбус! Напиши своему папе, что профессор Малфой пригрозил тебе поркой. Будет скандал, моего отчима уволят…

— Ты серьезно? Он же твой отец.

— Не родной. Я хочу, чтобы его уволили. У него была хорошая работа до Хогвартса. Он забросил ее, чтобы следить за мной. Портить мне жизнь. А теперь и тебе.

— Ему нравится издеваться, — сказал Альбус, он хотел добавить “сволочь”, но постеснялся.

— Он искренне уверен, что действует из благих побуждений, — поучительно возразил Скорпиус. — Тупой.

— Нет, он умный. И хитрый. И злой, — Альбус чувствовал, что говорит по-детски, но ничего не мог с собой поделать.

— Тупой, — настойчиво возразил Скорпиус. — Не понимает, что добивается только ненависти. Вообще ничего не понимает!

Альбус решил не спорить. В его сознании профессор Малфой был и оставался очень умным. Потрясающе умным. Вынудил сказать, что передумал отказываться от занятий. Как?! Альбус едва не плакал, вспоминая разговор. Не разговор — выговор. Как профессор Малфой умудрился так всё вывернуть? Просто дикие обвинения. Очень несправедливые… Почти. Хуже всего Альбусу было от того, что в этих диких обвинениях чувствовалась какая-то истина.

— Альбус, надеюсь, ты не думаешь продолжать к нему ходить?

— Он же сказал, что я не могу отказаться, — Альбус решил не признаваться, что и сам сказал, что передумал отказываться от занятий.

— Альбус! Не думай вестись на эти запугивания. Он этой тростью только грозит. Мне год грозил.

— А через год выпорол?

— Нет! — отрезал Скорпиус. — Я же говорю, он только грозит. Меня он не бил. Тебя тем более не будет.

Альбус промолчал — в голове ожило воспоминание о трости.

— Не бойся его. Просто не ходи. Подойдет — отвечай, что передумал учить греческий. Почему? Не пригодится в жизни. Угрожает — не реагируй. Начнет занижать оценки по истории магии — пожалуйся директору.

— Я не передумал учить греческий.

— Альбус, вот и охота тебе! Учи тогда сам. Потихоньку.

— Я продолжу к нему ходить.

— Альбус, не бойся, я же говорю…

— Не говори мне, что я чего-то боюсь! — довольно резко перебил Альбус. — Я его не боюсь. Или… Альбус запнулся. — Хорошо, ты прав, может быть, немного боюсь. Но, понимаешь: с ним я выучу быстрее.

На лице Скорпиуса отразилось очень сильное непонимание. Альбус понял, что они в шаге от смертельной ссоры.

— Он — сволочь, — быстро сказал Альбус. — Редкостный гад. Скотина. Агрессивный тупой осел.

На лице Скорпиуса расплылась улыбка.

— Альбус, не бойся, мы с ним справимся.

Альбус заставил себя промолчать и кивнул.

Скорпиус вместе с однокурсниками направлялся к квиддичному полю. Николас пересказывал последний номер "Всемирной магии". Идущий рядом Генри периодически бросал глухие: "Угу", "Ага", "Интересно". Скорпиус демонстративно шел в отдалении, позади однокурсников и наблюдал за этими двумя.

Генри выше Николаса на полторы головы, но ходит, втянув голову в плечи, сутулясь, так что выглядит каким-то пришибленным. Альбус, кстати, похоже ходит. Но у мелкого Альбуса сутулость почти не заметна, а Генри словно пришибленная доска. Убого. Скорпиус выпрямился посильнее.

Николас шагает размашисто, приноровляясь под шаг длинноногого Генри, но это выглядит даже круто. Николас в целом крут. Он ниже Альбуса, но это не заметно — Николас абсолютно уверен в себе. И в нем, казалось, уже нет ничего детского. Скорпиуса это восхищало и он даже частично копировал Николаса: манеру держать голову, заводить разговор, бросать колкие комментарии. Скорпиус не видел ничего предосудительного в том, что подражает. Во-первых, лучше подражать ровеснику, чем площадной брани Анастейши. А, во-вторых, Скорпиус был уверен, никому и в голову не придет, что он копирует Николаса — ведь самым крутым считают его — Скорпиуса Малфоя.

Проклятое дитя Волдеморта — так он был ославлен на всю школу. Скорпиусу нравилось — его боялись.

Должны были бояться. Скорпиус уже которую неделю задумывался над тем, что боятся недостаточно сильно. Он только угрожает проклясть или замолвить на кладбище словечко у мертвецов — но не исполняет угрозы в действие.

Скорпиус настраивал себя на боевой лад, но не мог решиться на активные действия.

Он опять его побьет. Он — это отчим — Драко Малфой — сволочь и тупая скотина.

Первая порка была за отказ заниматься дополнительно. Латынь, греческий, немецкий, французский и испанский.

— Невозможно выучить столько языков одновременно!

— Я учил, и твой дедушка учил. Ты от нас чем-то отличаешься?

— Вы учили, а я не буду.

— Скорпиус, ты должен и будешь. Ты принадлежишь к элите, у тебя не будет поместья, но ты аристократ.

Он постоянно говорит про элиту, и при этом бьет. Палкой. Как собаку, не человека.

Он называет ее тростью для порки, а побои — наказанием. Урод. Злой и тупой. Не понимает, что добивается только ненависти.

— Я твой отец, меня расстраивают твои домыслы, что я тебе не родной. И я тебя люблю, хотя, конечно, сейчас ты этого не понимаешь.

Он хочет ответных сыновьих чувств и при этом бьет. Тупой. И он врет. Он не любит. И не отец.

Отец — Темный лорд. Скорпиусу отчаянно хотелось верить в это. Ну или какой-нибудь старый женатый осел, один из поклонников мамы.

Вторая порка была вскоре после первой. Еще не успели зажить следы.

— Немыслимо. Что я узнаю? Ты сам разносишь эти позорные слухи. Что ты — сын Темного лорда.

— Это не слухи, я говорю правду.

— Говоришь правду. Что я слышу?

— Я уже давно знаю, что ты мне не отец.

— Замолчи. Тебя пора наказать за такие речи. И за разношение слухов. Акцио трость для порки.

Порка — больно и унизительно. Скорпиус их ненавидел. И ненавидел его.

И воспоминание о зуде пониже спины каждый раз настигало только при мысли о расправе над гриффиндорцами. Скорпиус уже сколько раз им грозил. И не воплощал угрозы в действие. Останавливала мысль о той боли и унижении.

Скорпиус злился на себя. Но заочно приговорить себя к еще одной порке не мог.

Взмах тростью, свист, боль. Взмах тростью, свист, боль. Острая боль. Невыносимая. И следующий удар настигает, еще когда не успел опомниться от предыдущего.

И он раздевает. Бьет по голому телу. Страшно унизительно.

Скорпиус пытался сопротивляться. Как же он сильнее. Ненавижу.

Скорпиус вспомнил, что когда-то называл его папой. Он рассказывал сказки перед сном, покупал игрушки, поднимал на руки.

Теперь у него нет папы. Есть злой и тупой отчим.

Детство закончилось.

И нужно что-то сделать с гриффиндорцами.

Скорпиус решил посоветоваться с Анастейшей и Владом. Он давно с ними не общался.

Они всегда были в компании других старшекурсников. А на Скорпиуса находила какая-то оторопь, чтобы подойти к ним. Чувствуешь себя сильно младше.

Скорпиус разозлился на себя на это.

Невдалеке как раз виднелась Анастейша с подругой. Скорпиус буквально приказал себе подойти к ним.

— Больная! — взвизгнула подруга Анастейши.

Скорпиус слышал, что ее зовут Франческа-Фредерика. Анастейша впилась губами ей в шею, эмитируя вампирский укус. Скорпиус остановился поодаль, наблюдая.

Анастейша улыбнулась, оскаливая зубы, достала помаду и принялась краситься. Ее подруга, повторяя, тоже достала помаду. Накрасив губы, поцеловала зеркало. У Франчески лицо, как у надменной болонки, нарисованные брови, смотрит презрительно. Скорпиус вновь напрягся, заставляя себя подойти.

— Сучка, — высказала Анастейша.

— Сама такая, — прокомментировала подруга.

Скорпиус все стоял поодаль. Вот зачем Анастейша с ней сдружилась? Они повсюду ходят вместе. Либо среди старшекурсников. За Анастейшей и Франческой толпами ходят парни. Они крутые девчонки. Роза Уизли, кузина Альбуса будет крутой, она тоже вечно среди мальчишек.

Скорпиус сделал еще два шага по направлению к девушкам, мысленно обозвал себя Альбусом.

— Скорпи! — завопила Анастейша, заметив его.

— Привет, я хотел бы поговорить наедине, — выдавил из себя Скорпиус.

— Я на минутку, — Анастейша чмокнула подругу в щеку.

Уже наедине Анастейша спросила:

— Скорпи, чем тебе помешала Франческа?

— Она мне не нравится, с ней ты стала какой-то другой.

— Мне не нравится, Альбус Поттер, и что?

Скорпиус подозрительно посмотрел на подругу.

— Он из породы предателей.

Скорпиус нахмурился. Анастейша наклонилась к нему ближе и заговорчески зашептала:

— Не бери в голову про Альбуса. Знаешь, что я узнала? Умер один из домовиков. Ты можешь поднять зомби.

— Меня исключат, — сказал Скорпиус, хотя на языке вертелось: "Меня накажут".

— Да ладно! Ты же сын Темного лорда. И ссышь? — усмехнулась Анастейша.

— Нет. И мертвый домовик очень кстати. Давно пора показать гриффиндорцам, кто здесь хозяин, — когда Скорпиус говорил это, сердце у него ёкнуло. Все назад дороги нет — придется, наконец, мстить гриффиндорцам.

— Во-во. Запусти зомби в их башню.

— Как запустить?

— Научить тебя чарам левитации?

Скорпиус охотно кивнул.

— А ты пойдешь? — спросил Скорпиус.

— Конечно, я хочу это видеть. И Влада возьмем.

— И ее?

— А как ты хочешь?

— Без нее. Но я возьму с собой Альбуса.

— Зачем это?

— Чтобы доказать, что он не предатель.

* * *

Хорошо сказано, но вот попробуй замани Альбуса на это дело.

— Альбус, ты должен пойти со мной.

— Преподаватели вычислят, кто это сделал.

— Ты мне друг?

— Друг… но…

— Тогда ты должен.

— Скорпиус, ты теперь серьезно?

— Серьезней некуда, ты должен, не будь предателем.

— Скорпиус, иногда мне кажется, ты меня много младше.

— Я серьезно. Ты не предатель? Пойдешь?

— Пойду.

Уже после всего Альбус корил себя за то, что так легко согласился. А как было не согласиться, когда у Скорпиуса тряслись губы от напряжения? Альбус всерьез обеспокоился, что Скорпиус может разорвать дружбу, если не согласиться.

И вот теперь их вызывают к директору.

Альбус изначально знал, что запустить летающего зомби-домовика в окно гриффиндорского башни — плохая идея.

Вначале он, Скорпиус и двое старшекурсников прошли на кухню. В подсобном помещении лежал мертвец. Старшекурсник — Влад — просто засунул его подмышку.

Уму непостижимо, как им удалось пройти не замеченными домовиками. Мертвеца, правда, аккуратно вытягивали чарами левитации, пронося под потолком. Колдовала старшекурсница.

Вышли на улицу. Мертвеца накрыли мантией.

Потом Скорпиус произвел обряд вызова зомби. Сказать, что Альбус был в шоке, ничего не сказать. Альбус и не догадывался, что друг такое умеет.

Зомби оказался говорящим. Причитая бессвязные фразы, зомби-домовик полетел в окно, леветировала опять старшекурсница.

Конечно, их увидели в окно. И вот они стоят перед кабинетом директора.

Там будут портреты предыдущих директоров. Альбуса Дамблдора, Северуса Снейпа… людей в честь которых его назвали. Как стыдно.

Конечно, оба они неодобрительно смотрят. Уже в кабинете Альбус не отрывал взгляда от портретов.

Старшекурсники взяли всю вину на себя. Мол, первокурсники просто наблюдали. Отца все равно вызвали в школу. Был тяжелый разговор.

И если раньше Альбус несомненно испытывал чувство уважения к отцу, то после этого разговора у Альбуса впервые пронеслась мысль, что он презирает отца. Раньше он презирал только мать. Теперь и отца?

Но как не запрезираешь этого человека, когда он требует отказаться от дружбы со Скорпиусом Малфоем!

— Ал, дружить с этим мальчиком опасно. Темная магия, поднятие зомби. В одиннадцать лет. Что будет дальше? Я хочу, чтобы ты перестал с ним дружить. Настаиваю.

Более того, отец узнал о занятиях по греческому с профессором Малфоем и тоже требует от них отказаться. Говорит о дополнительных занятиях по квиддичу!

— Ал, чему Малфой может тебя научить? Нет, я настаиваю, чтобы ты перестал ходить на эти занятия. Я лучше договорюсь о дополнительных занятиях по квиддичу. Не нужно бояться мячей, нужно работать над своими слабостями. Вот Джеймс...

Отец требует отказаться от занятий по греческому, только потому что фамилия профессора Малфой?

Сказать по правде, еще пару недель назад Альбус только бы обрадовался тому, что изнурительные занятия по греческому прекратятся. Профессор Малфой еще вчера казался извергом и тираном.

Но греческий хорошо пошел и Альбус решил, что переменил отношение к строгому профессору. Профессор Малфой суров из благих побуждений. Альбус даже был благодарен ему за недавний выговор — подумать только, он едва не отказался от занятий. Благодаря этим занятиям Альбус уже зачитал в оригинале "Эпос о титанах и чудовищах". И профессор снова начал называть его на ты.

— Ты стараешься, молодец.

— Ты подаешь большие надежды.

Конечно, такие приятные перемены произошли не сразу. Но Альбус действительно старался. Альбус решил доказать самому себе, что может и начал выполнять задания профессора Малфоя идеально. Иногда жертвуя выходными или засиживаясь над книгами до поздней ночи.

И теперь после стольких усилий отец хочет отменить занятия с профессором Малфоем? Хочет записать на дополнительные уроки по квиддичу? Настаивает на разрыве дружбы со Скорпиусом?

— Я ни за что не прекращу дружить с ним!

— Прекратишь! Никаких Малфоев! Они плохо на тебя влияют.

— Очень хорошо влияют. Скорпиус — мой единственный друг, а профессор Малфой — хороший учитель.

— Я поговорю с Малфоем, чтобы он перестал давать тебе эти уроки. И сказал своему сыну прекратить с тобой дружить.

Плохо то, что профессор Малфой действительно перестал давать уроки по греческому. Но Скорпиус остался ему другом.

— Не беспокойся, никому не разорвать нашей дружбы, — говорил Скорпиус.

* * *

Сказать, что Скорпиус был удивлен — ничего не сказать. Подумать только — мистер Поттер против их с Альбусом дружбы. Альбус сказал, что презирает своего отца. Как и мать.

— Они оба недалекие и неумные, — говорил Альбус.

У Скорпиуса это тоже не укладывалось в голове. Как это — презирать родителей? Ну да у мамы много женатых друзей, а отчим бьет палкой, но Скорпиус их не презирал. Страшное слово-то какое — презрение.

Да, отчим бьет палкой, но Скорпиус его не презирал. Тем более что он перестал бить.

После эпопеи с зомби-домовиком Скорпиус морально готовился к лютой порке. Однако ее не случилось.

— Я понимаю, что тебе нужно устанавливать авторитет во вражеской обстановке, но постарайся, чтобы тебя не выгнали из Хогвартса, — вот что услышал Скорпиус из уст злого отчима.

Следом была дуэль в башне привидений, — и вновь только довольно мягкий выговор на словах.

Дуэль в зале славы. Тоже ничего.

Скорпиус расхрабрился, устанавливая авторитет. Вновь задумался над тем, что когда-то называл отчима папой.

Нет, все-таки урод.

— Что я узнаю? Списываешь. У тебя и Альбуса Поттера несколько очень похожих абзацев.

— Похожих, а не одинаковых.

— Не держи меня за идиота. Смеешь списывать по моему предмету. По трансфигурации несколько "Слабо" подряд. Я давно тебя не наказывал?

У Скорпиуса похолодело под ложечкой.

— Я хочу для тебя будущего, чтобы ты выделялся, не был посредственностью.

Неужели сейчас побьет? Урод.

Вытащил палку из ящика стола. У Скорпиуса зашевелились волосы на затылке.

Взмахнул палкой перед самым носом.

— Ты будешь учиться или нет?

Сказать "буду" слишком позорно. "Не буду" — тоже.

— Я тебя не боюсь, — сказал Скорпиус внутренне холодея.

— Ах, не боишься?

Пытается поймать. Скорпиус ловко вывернулся из его рук.

Поймал. Сука. Раздел. Размахнулся и ударил.

— Сука!

Эта порка была дольше предыдущих. Скорпиус расплакался.

— Ты должен быть мне благодарен. Скажи: "Спасибо, отец".

— Спасибо… — отчаянно захотелось сказать — отчим, а вдруг снова побьет? — … отец…, — выдавил из себя Скорпиус.

Обнял. Ненавижу.