Между разумом и сердцем (гет)

— Пап, а мама скоро вернётся?

— Когда твой брат появится на свет и, их выпишут. Он уже должен был родиться, — мужчина бросил взгляд на часы и нахмурился, что-то прикинув, а потом посмотрел на сына, — одевайся, и поехали.

— Но я не хочу никакого брата, — фыркнул мальчик, глядя на отца.

— Бобби, это не обсуждается.

— Ты не имеешь права меня так называть, это не моё имя! И никуда я не поеду!

— Ну что за строптивый ребёнок, — покачал головой мужчина и покинул комнату.

— И мне не нужен никакой братик! Я не буду любить его! — прокричал мальчик, выглядывая из комнаты, а потом захлопнул дверь. Взял с кровати игрушку и оторвал ей голову. Швырнул ненужный предмет в сторону и сел на кровати.

Прошло три часа, и из коридора на первом этаже послышались голоса, а потом тишину разрезал крик. Мальчик закрыл уши руками и зажмурился. Крик не умолкал, к нему добавились голоса родителей. Какое-то улюлюканье матери, которое мальчику не нравилось. Она улюлюкает с этим кричащим комком?!

Крик прекратился, снова стало тихо. Мальчик встал с кровати и подошел к двери и открыл её. Увидел поднимающуюся по лестнице мать, держащую на руках этот свёрток.

— Робби, дорогой, — сказала женщина, посмотрев на сына, но он резко захлопнул дверь перед её носом, — открой, пожалуйста.

— Я не хочу, чтобы это жило в нашем доме!

* * *

Роберту не нравилось присутствие рядом с мамой этого орущего существа. Мама была раздражительной и нервной, и пятилетний мальчик быстро понял, что может успокаивать маму по вечерам. Он заходил в её комнату, забирался на колени и прижимался к груди, стараясь не обращать внимания на запах молока. Он был отталкивающим, и ему это совсем не нравилось. Он гладил маму по руке и щеке, заглядывал в её глаза и шептал что-то на ухо. Кончалось всё тем, что мама его обнимала и уносила в комнату, где укладывала и пела колыбельную или рассказывала сказку. А это существо лежало одно в соседней комнате. Но к нему подходили только когда оно начинало кричать. Роберт тоже иногда заходил к нему, даже пару раз помог маме его понянчить.

* * *

Семилетний Роберт ходил в самую лучшую школу, считался самым способным учеником и старался все свободное время проводить дома. Ведь там жили мама и младший брат, который в свои два года показывал отвратительный характер. Видя, как Роберт разговаривает с мамой, Мортис начинал капризничать, орать и требовать внимания. Мама бросалась к нему, и он её изводил своими капризами. Роберт видел, что маме тяжело, что она срывается на Мортисе, но старался иногда играть с братом. Вот только любая игра превращалась в какие-то ужасы, в которых страдал Роберт.

— Он мне карандаш чуть не ткнул в глаз, — всхлипывал мальчишка, сидя у мамы на коленях.

— Он еще маленький, не понимает ничего.

— Все он понимает! Он специально хотел мне причинить боль! Мама, я боюсь его!

И мама верила Роберту. В отличие от Мортиса он был добрым, очень нежным. Он даже старался найти общий язык с братом, но ничего не получалось. Любое общение с братом оканчивалось для Роберта плачевно. Мама начинала ругать Мортиса, оставляла его одного в темной комнате, без игрушек и сладостей. Кормила четыре раза в день, три раза выводила в туалет. Иногда выпускала его, и тогда жизнь самого лучшего и способного ученика школы превращалась в ад.

Однажды Роберт делал рисунок на день рождения мамы. В центре он нарисовал маму, с одной стороны от неё папу, а с другой себя. А потом пришел Мортис. Роберт не сразу его заметил, а когда увидел, то было уже поздно. Мортис взял ножницы и бросился на брата, а потом стал резать рисунок. За этим занятием его и нашла мама.

— Мама, он испортил мою работу! Он чуть не убил меня! — Роберт спрятался за маму.

— Зачем ты это сделал? — в голосе женщины была строгость.

— Мне Боб сказал...

— Иди в свою комнату, ты наказан! — в голосе была строгость.

Мортис заплакал, он боялся, когда мама злилась, и посмотрел на маму. Мама никогда не была доброй, она всегда злилась. Малыш не мог понять, почему именно она злилась, ведь он ничего не делал. Но приходилось подчиняться.

Последней каплей стал случай, в котором Роберт чуть не лишился руки. Мама услышала сначала грохот на кухне, а потом истошный крик сына. Прибежав на кухню, она с ужасом увидела, что у Роберта рука покрыта жуткими волдырями, а у Мортиса в волдырях было все лицо. Роберт сказал, что захотел посолить воду, но этот мелкий подлетел неожиданно, толкнул его и уронил кастрюлю. Женщина отвезла детей в больницу...

* * *

Стук в дверь. Скрип.

— Роберт Данилович, можно войти?

У окна стоит высокий стройный мужчина с длинными каштановыми волосами, в тёмно-бордовом рединготе и черных брюках. Медленно оборачивается, и можно рассмотреть его лицо. Он красив и хорош собой. Идеально гладкая кожа тронута лёгким загаром, тонкие губы с необычным изгибом, острый подбородок и впалые щёки. Каре-зелёные глаза внимательно скользят по потревожившему размышления человеку, лицевые мышцы начинают работать, и на лице появляются мимические морщины. Нахмурившись, мужчина развернулся и подошёл к своему креслу.

— Вы уже вошли, Кристина, — мягкий и тихий голос, но в нём чувствовалась власть, разлетелся по кабинету, а глаза уставились на девушку.

Это была молодая и красивая девушка. Миловидное личико, большие карие глаза, длинные черные волосы распущены, падают на спину. Аккуратные брови, подчеркнуты нужные контуры лица, пухлые губы и тонкая изящная шея. Одета женщина в белую блузку, юбку-карандаш и туфли на высоких каблуках. По постановке ног мужчина понял, что на каблуках она стоять не может.

— Вы можете снять каблуки, — властно сказал мужчина, присаживаясь за стол. Посмотрел на ладонь, которая почти вся была в жутких шрамах. Сжал в кулак, поморщился, а потом разжал.

— Но ведь вы не разрешаете ходить без каблуков.

— Верно. Я уволю сразу, как только вы нарушите дресс-код, — хмыкнул мужчина, и его глаза холодно сверкнули. — Вы что-то хотели?

— Роберт Данилович, я могу завтра уйти немного пораньше?

— Какая причина? Неумение ходить на каблуках не является причиной невыхода на работу.

— Ко мне завтра приезжает брат... точнее, он не совсем брат. Так, дальний родственник. Его сюда пригласили на стажировку, к Дмитрию Витальевичу Гончарову.

— Это не такая важная причина уходить с работы пораньше. — мужчина вздохнул и пристально посмотрел на секретаршу. — Уйдёте в пять вечера. И чтобы через час были на рабочем месте. У нас отчеты. Вы мне завтра будете нужны! А сейчас принесите мне кофе. Черный с лимоном.

Когда секретарша ушла, мужчина снова посмотрел на свою руку и прикрыл глаза. Он не любил вспоминать именно этот эпизод своего детства, но почему-то именно он преследует его уже на протяжении очень многих лет. Это был самый последний эпизод, связанный с братом. После этого инцидента мама поссорилась с папой и уехала на другой континент, к себе домой, оставив там Мортиса и отца. Роберт пошел в школу. Сначала из-за минимального знания русского языка было сложно, но уже к девяти годам мальчик научился говорить на нем ничуть не хуже своих сверстников. Он не был обделён разумом, в отличие от своего брата, умел учиться и применять свои знания на практике. С братом и отцом, оставшимися там, на другой стороне шарика, он больше не виделся, но знал, что отец помогает им с мамой материально.

Раздался стук в дверь. Совсем не такой, как несколько минут назад. Мужчина открыл глаза и посмотрел на дверь, за которой стоял человек, не решавшийся войти. Крикнув "входите", он увидел, как в дверной проём просунулась сначала голова, а потом и сам посетитель. Это был мальчик лет десяти-двенадцати, одетый в чистую, но бедную одежду. Через плечо висела сумка, в которой он покопался и вытащил несколько писем.

— Вот ваши письма, Роберт Данилович, — у мальчика был тонкий и слегка неуверенный голос, да и весь его вид показывал неуверенность.

— Ты опоздал на три минуты, — покачал головой мужчина и протянул руку.

— Меня задержали в школе.

Мужчина ничего не ответил, только качнул головой и протянул руку, в которую легла увесистая пачка писем. Мальчик остался стоять.

— Ты можешь идти, — благосклонно сказал мужчина и, когда тот собирался закрыть дверь, кашлянул, — хотя нет. Вечером погуляешь с моими мальчиками.

— Но...

— Ты сказал "но"?! — рявкнул мужчина и ударил ладонью по столу, заставив мальчишку вздрогнуть и побледнеть.

— Но я...

— Два, — мужчина сощурился и пристально посмотрел на мальчика.

— Н... Я не смогу сегодня, — пробормотал ребёнок дрожащим голосом.

— Роберт Данилович, я сама могу погулять с вашими мальчиками. И вот, я принесла вам кофе.

В кабинет вошла секретарша и поставила на стол поднос с кофейной парой, молочником, сахарницей, в которой лежал колотый сахар, и розеткой с дольками лимона. Мужчина посмотрел на это безобразие и покачал головой.

— Кристина, вы, наверное, не в курсе, что когда просят кофе с лимоном, то не добавляют на поднос молочник. И если вы не наденете туфли, то сейчас же останетесь без работы! Что же касается тебя, мой дорогой мальчик, еще одно слово "но", и работы лишится твой брат. Кстати, передай ему, что завтра жду его в восемь утра в кабинете. Свободен. И ты убирайся!

Когда мальчик и секретарша ушли, мужчина подвинул чашку, бросил туда дольку лимона и помял его. Потом взял чашку за ручку и поднёс к губам. В нос ударил приятный аромат свежесваренной арабики средней обжарки с раскрывшимися нотками лимона, кисловато-горьким послевкусием и пряными нотками цитруса, и мужчина почувствовал, что начинает успокаиваться. Начавшаяся в душе буря постепенно утихала, возвращая ему спокойствие и тонкий холодный расчёт. Сделав ещё один глоток кофе, мужчина отставил чашку и начал просматривать письма. В основном это были какие-то счета, оплатой которых занимался помощник, предложения сотрудничества, был даже один штраф. Все обычно, кроме штрафа, разумеется, но за него он спросит по полной. Но вот одно письмо привлекло внимание мужчины намного больше всех остальных. Взяв нож для бумаги, он открыл конверт и вытащил сложенный втрое лист бумаги. Пробежался по тексту, нахмурился, посмотрел на календарь и убрал письмо во внутренний карман своего редингота. Конверт убрал в ящик стола, закрыл его на ключ, который был в связке, и допил кофе. Съел лимон и встал из-за стола. Взял свою трость с набалдашником в виде головы орла и вышел из кабинета. В приёмной стояли всё те же личности.

— Меня завтра не будет до обеда. Доложи своему брату, чтобы он написал объяснительную по штрафу за вождение транспортного средства с непристёгнутым ремнем безопасности. На столе осталось много счетов, он все должен оплатить. Что же касается вас, Кристина, — мужчина снова посмотрел на девушку и остановился на ее босых ногах и увидел на колготках пятно крови в районе мизинца, — у вас есть больше восемнадцати часов, чтобы научиться стоять на каблуках. То, что вы раньше этому не научились, меня не интересует. Соблюдение дресс-кода — визитная карточка нашего завода. Мы должны быть лучше, чем остальные. Если Вы не справляетесь со своими обязанностями, то рекомендую вам искать новую работу.

И мужчина ушёл, не удосужившись услышать хоть что-то. А Кристина обессиленно опустилась на диван и закрыла лицо руками. Мальчик подошел к ней и положил руку на её плечо. Легонько сжал.

— Ну почему он так резко изменил форму дресс-кода? Раньше был небольшой каблук, а сейчас пятнадцатисантиметровые шпильки. Зачем так усложнять жизнь? — проворчала девушка и посмотрела на мальчика. — Ладно, иди домой. Как Никита себя чувствует?

— Уже немного лучше. По крайней мере, утром температуры не было. Надеюсь, он завтра сможет выйти на работу. А то если Роберт Данилович уволит...

— Не уволит. Он немного перегибает палку, чтобы его боялись, но не будет увольнять из-за такого пустяка. Не переживай. Иди домой.

— Спасибо. Просто я его побаиваюсь, он какой-то страшный. — сказал мальчик, вздохнув. — Спасибо, что согласились погулять с его монстрами.

Через некоторое время мальчик вышел из здания единственного в посёлке рыбного завода, который снабжает регион самой вкусной и качественной речной рыбой, и отправился по тропинке к дороге. Было пасмурно, накрапывал мелкий дождь, изо рта шёл пар. Забывший на почте шапку мальчик несколько раз чихнул и накинул капюшон на голову, а ворот водолазки натянул на лицо, чтобы было теплее. Начался ветер, и дождь стал хлестать в лицо. Мальчик пошел быстрее, стараясь обходить лужи, но все равно ноги очень скоро промокли. А проезжавшая мимо машина окатила его водой. Было мокро и холодно, а еще страшно из-за этого прессинга. Хозяин этого завода отличался скверным характером, был достаточно вспыльчив, но и отходил быстро. К работе относился ответственно, сотрудники перед работой проходили очень строгий отбор, а потом каждые несколько лет повышали свою квалификацию. Роберт Данилович много лет назад приехал сюда и возродил этот погибающий завод. Мальчишка не знал всех подробностей, но его бабушка и дедушка работали там, а теперь их место занял брат.

Из-за высокой влажности по земле клубился туман. Мальчик поёжился и свернул на тропинку. Пройдя немного по ней, он вышел на параллельную улицу и подошёл к двухэтажному домику с покосившимся забором и калиткой. Поднялся по крыльцу и открыл дверь. Вошёл в помещение и снял сумку. Кинул ее на стоящую справа от двери скамью и снял куртку и обувь. Надев тапочки, он вошел в коридор.

— Я дома, — крикнул он.

Такая тишина была непривычна в доме, и мальчик нахмурился. Послышались шаги, заставившие его вздрогнуть, и вскоре к нему вышла пожилая женщина. Несмотря на достаточно почтенный возраст, в её походке сохранилось изящество и лёгкость. Роста чуть ниже среднего, с короткими седыми волосами, большими приветливыми серо-голубыми глазами, аккуратным чуть вздернутым носом и тонкими губами на круглом лице, тронутом возрастными морщинами. Взгляд выразительный, приветливый, а губы растягиваются в улыбке.

— Кир, не кричи. Никитка спит. У него снова поползла вверх температура. Иди умывайся, переодевайся и мой руки. Как дела в школе?

— Все хорошо. — мальчик взял рюкзак и поднялся на второй этаж. Проходя мимо комнаты брата, он услышал стоны. Сначала хотел остановиться и пройти к нему, но потом решил не нарушать его покой. Если Никита так сильно разболелся, то не стоит его беспокоить. Роберт Данилович вряд ли уволит своего помощника, ведь Никита работает у него официально, и если мужчина его уволит, то может быть скандал. Кирилл в силу возраста не сильно разбирался в кодексах, но знал, что официально устроенного человека нельзя уволить в период болезни.

Войдя в свою комнату, мальчик быстро переоделся, а потом спустился на первый этаж. Бабушка уже поставила на стол тарелку с картофельным пюре и вкусной говяжьей котлетой.

— Как дела в школе? — послышался голос дедушки, высокого стройного человека с короткими седыми волосами, одутловатым лицом и глубоко посаженными каре-зелёными глазами. Голос был хриплый, глубокий и низкий.

— Всё хорошо. А вот у Роберта Даниловича не очень. Он ругался сегодня. И сказал, что уволит Никиту, если он завтра не придет на работу. А ещё он сказал, что Никита должен оплатить штраф за езду без ремня.

Мальчик не обратил внимания на то, как переглянулись бабушка с дедушкой, когда он сказал о штрафе. Бабушка вздохнула и ушла с кухни. Кирилл недоумённо посмотрел ей вслед и, кажется, услышал всхлип. Дедушка ушёл за ней, оставив мальчика непонимающе смотреть на свою тарелку. Что он не так сказал? На что они так отреагировали?

— Что, Кирюх, совсем начальник зверь? — хриплый болезненный голос брата заставил мальчика подскочить и обернуться.

Около двери стояло нечто похожее на Никиту, только от брата осталось совсем немного. И без того худой и стройный парень сейчас казался тростинкой, которую трясёт на ветру. Длинные тёмные волосы торчали в разные стороны, блестели от пота. Глаза были уставшие, взгляд рассеянный. На щеках и лбу проступал нездоровый румянец. По лицу струился пот. Мальчик сочувственно посмотрел на брата и указал на стул. Никита оторвался от дверного косяка и пошатнулся, но добрался до стула. Сердце бешено колотилось в груди, начало потрясывать. Кирилл притронулся рукой к его лбу и присвистнул — судя по всему, температура зашкаливала.

— Ты зачем встал? — послышался строгий голос деда.

— Я есть хочу, — жалобно прохрипел Никита, — и пить. — он обнял кружку с горячим чаем, которую отжал у брата. — А вообще, мне завтра надо на работу.

— Какая работа, идиот?! У тебя температура зашкаливает и сердце, кажется, сейчас выскочит. Ты хочешь там всех перезаражать и сам сдохнуть? — проворчал дедушка, ставя перед внуком тарелку с куриным бульоном. — Нет, ну дело хозяйское. Хочешь себя угробить — валяй!

— Дед, ну ты чего? — удивлённо проговорил Никита, откашлявшись. — Ты из-за штрафа так разозлился? Ну ничего же не случилось, чего так нервничать?

— Не случилось?! Да я тебе покажу, как не случилось! Думать иногда нужно, что ты делаешь. А тебе, — дед кивнул на Кирилла, — иногда надо думать, что ты говоришь. Не маленький уже, нужно мозг иногда включать. Идиоты. Оба!

И дедушка, прокричавшись, скрылся на застеклённой веранде, где сидела бабушка. Кирилл понял, что на сегодня у него слишком много потрясений, почувствовал неприятный комок в горле и быстро доел то, что лежало на тарелке. Поставив её в мойку, он убежал на второй этаж. Почему-то хотелось плакать, но нельзя. Он же мужчина, а мужчины не плачут. Лить слезы позволительно только женщинам и мальчикам до трех лет, а мужчины никогда не плачут. И он не заплачет. Но сейчас было обидно, очень обидно. Почему дедушка так разозлился сильно на сообщение о том, что Никите пришел штраф? Почему бабушка после этого заплакала? Она ведь заплакала — это он точно слышал. Но почему? Почему Роберт Данилович спустил на него всех собак, хотя он просто помогал брату и приносил почту этому человеку?

Вздохнув, мальчик решил делать уроки, чтобы хоть как-то отвлечься. С пониманием материала у него проблем почти не было, только страдал иностранный язык, что несколько расстраивало и печалило, но с этим он тоже старался справиться. Никита несколько раз предлагал ему поговорить с начальником, чтобы тот помог с языком, но Кирилл не хотел лишний раз отвлекать человека от работы. К тому же мальчик прекрасно знал, что за все в этом мире придется платить, а у семьи денег было не так много, чтобы раскидываться на всяких репетиторов, да и Никите нужны деньги больше, чем ему. Брат ещё учится на платном, не смог на бюджет пройти, и денег, которые он получает за работу у Роберта Даниловича, с трудом хватает на обучение. И вся семья живёт на пенсию бабушки и дедушки. Кириллу приходится подрабатывать везде, где только можно, но платят совсем немного.

Расправившись с уроками и сложив рюкзак на завтра, мальчик открыл книгу, решив немного почитать. Но слова не складывались в текст, а избавиться от мыслей, почему же всё так произошло, не получалось. Вероятно, всё это связано с аварией, в которой давно погибли родители и бабушка с дедом. Кирилл не особо знает об этой трагедии, но родные не любят об этом разговаривать. Ему только рассказали, что в тот роковой день папа нарушил скоростной режим, пошёл на обгон и устроил жуткое ДТП, столкнувшись лоб в лоб с другой легковушкой. В результате аварии погибли шесть человек, а семилетний Никита и двухмесячный Кирилл остались без родителей. Другим бабушке и дедушке было очень тяжело, ведь в той аварии они потеряли свою дочь, зятя и сватов, а также им пришлось разбираться с похоронами, судами и воспитывать мальчишек. И если с Кириллом не было особо проблем, — в силу своего младенческого возраста он не понимал ничего, — то вот с Никитой они намучились. Мальчик тяжело переживал смерть родителей, устраивал скандалы, пробовал пить и курить, а также дрался с другими детьми и воровал. Вероятно, в этом была вина Анны Яновны и Николая Николаевича, ведь они были убиты горем и всякими судами и штрафами.

К сожалению, люди в большинстве своём жестоки и не любят влезать в чужие проблемы. Когда всё это случилось, Анну Яновну уволили с работы, так как она начала опаздывать, отпрашиваться раньше с работы, а иногда и вовсе не приходила на работу из-за кого-то из внуков. Начальнику надоело это, и буквально через пару недель он её уволил. Она просила оставить её, дать ей другую работу, но он уже нашёл претендента в недостающее звено, объяснив, что "ничего личного, только бизнес". Анна осталась без работы, и у Николая тоже было всё непросто. Фабрика закрылась на ребрендинг, а бухгалтера уволили. Начиналась эра компьютеров, искусственного интеллекта, и люди становились не нужны. К тому же Николай работал с цифрами, а они любят точность, а в такой стрессовой ситуации, в которую попала семья из четырёх человек, было далеко до точности. Так, они остались совсем без денег, в маленькой двушке в хрущёвке, с огромными долгами. Жизнь заканчивалась, не было сил бороться. Затяжная депрессия, непонимание дальнейших действий. Оставался один выход — продать квартиру. Но куда уехать? Это единственное жильё, другого у них нет. Да и периодически к ним наведывалась опека, грозились забрать мальчишек.

Но соседка однажды рассказала про маленькую деревеньку в соседнем регионе, дала телефон рыбного завода, и Анна с Николаем и мальчиками поехали туда. Никите понравился домик, а старикам понравилась цена. Они продали свою квартиру, рассчитались с долгами и на оставшиеся деньги купили этот домик, и уже через полгода после трагедии начали новую жизнь.

Было непросто. Николай устроился бухгалтером на завод и долгое время просто жил там. Начинались проблемы в семье, ведь Никита снова начал срываться и скандалить, а Кирилл ночами не спал из-за зубов, каких-то проблем и страхов. Анне уже было сложно справляться с двумя внуками, заниматься хозяйством и обустраивать дом. В магазине на них смотрели как на пришельцев, с ними не хотели заводить знакомство, их домик обходили стороной. Анна сильно переживала по этому поводу, Николай старался её поддерживать, но чёрный цвет, в котором жили они, никак не проходил. Это угнетало. Кто-то говорил, что нужно жить дальше, отпустить прошлое, но это так легко сказать, чем понять и сделать. Возможно, если бы тогда зятя не признали виновным, то было бы проще. Но он был виновен, и старикам пришлось за все платить. Ладно, если бы они были родителями этого урода, тогда да. Можно было списать на то, что они неправильно воспитали сына. Но они были родителями его жены, которая влюбилась в этого отморозка. Для них отец мальчишек был отморозком. И они старались всеми силами воспитать Никиту так, чтобы он не стал таким же.

Не получилось...

Из комнаты брата раздалась музыка, и Кирилл закрыл книгу и встал со стула. Вышел из своей комнаты и подошел к двери. Она была приоткрыта, но мальчик постучался. Получив приглашение войти, он переступил порог комнаты и посмотрел на брата.

— Малой, ты что, ревел что ли? — спросил Никита, пристально посмотрев на брата. — Если это из-за них, то забей. Они слишком переживают из-за этого. Но я не считаю это чем-то страшным. Я же не нарушал правила дорожного движения, даже соблюдал нужный скоростной режим. Что может случиться?

— Они волнуются. Им тяжело...

— Ой, да брось. Ну ничего же не случилось...

— Никит, а вдруг случится...

— Душно стало. Я проветрю, ладно? — Никита отставил гитару.

— Они заботятся о нас, Никит. Надо уважать их.

— Все-таки проветрить надо. В кого ты такой зануда, Кирюх? Будь проще, и к тебе потянутся люди. Ничего ведь не случилось, все живы. Я завтра оплачу штраф, и все всё забудут. А баба с дедом... ну, не обращай на них внимания. Они слишком зашоренные и им нужно, чтобы все было правильно. А так жить скучно.

Кирилл ничего не ответил и пожал плечами. Он не был согласен с братом, но тот, судя по всему, не хотел ничего слышать. Он всегда был таким — строптивым, наглым, самоуверенным и всегда нарушал запреты. Кирилл помнил слёзы бабушки, ругань деда, когда Никита что-то вытворял, но потом всё было тихо. Сам мальчик старался доставлять как можно меньше проблем, был обычно тихим и спокойным ребёнком, хотя в детском саду и начальной школе было тяжело. Всё-таки любому ребенку нужны родители, какими бы они ни были. И у Кирилла, лишённого этих моментов, были проблемы. Зависть, ненависть, грусть, печаль — весь спектр эмоций.

— Тебе Кристина желала скорейшего выздоровления. И передавала привет. — Кирилл нарушил неуверенное молчание.

— Что же ты молчал? Мне нужно к ней, я соскучился. Прикрой меня, братишка, скажи старикам, что я сплю.

Никита быстро оделся и подошёл к окну. Открыл его и, посмотрев на брата, который хотел что-то сказать, показал ему язык и залез на подоконник. Рядом с окном росло дерево, на которое молодой человек с лёгкостью перебрался и слез на землю. Перепрыгнув через невысокий сетчатый заборчик, он помахал брату и скрылся в наступивших сумерках. А Кирилл вздохнул и закрыл окно. Обернувшись, он вздрогнул — на пороге комнаты стоял дедушка.

— Снова сбежал? — покачал он головой. — Я скоро решётки на окна поставлю и врежу замок в дверь. Весь в своего папашу, мерзкий щенок. Старая не давала его избить, а надо бы.

— Дедушка, ну ты чего?

— А ничего! Он отправился к Кристине? — Кирилл кивнул. — Бедная девочка, он ей пудрит мозги. Он же не любит её, а просто издевается над ней! Господи, ну какой же идиот! Всё, передай ему, что если он вернется сюда, то я его познакомлю с ремнём!

— Дедушка, успокойся...

— Да я спокоен! Нет, я в бешенстве! Этот идиот весь день прикидывался больным и несчастным, а сейчас сбежал к этой девушке, которую он не любит.

Дед сильно раскричался, у него повысилось давление, и мальчик помог пришедшей на крики бабушке успокоить старика. Принёс карвалол и стакан воды, а потом помог ему спуститься на первый этаж в комнату. Посидел, пока тот не заснул, и ушел к себе. Было тревожно, ведь дедушке уже было почти девяносто лет, да и бабушка, хоть была моложе, тоже иногда мучилась с разными болячками и давлением. Мальчик боялся, что когда бабушка и дедушка уйдут, он не будет никому нужен. И никто не сможет повлиять на Никиту, чтобы он стал спокойным и перестал огрызаться. Кирилл видел, как Никита смотрит на Кристину и не был согласен с дедушкой, что тот не любит эту девушку. Хотя ему было всего двенадцать, и он много чего не понимал.

Ночь прошла тревожно, и следующим утром мальчик отправился в школу. Он переживал за дедушку, но уроки помогли ему немного отвлечься.

На окраине области, в тридцати километрах от посёлка, располагался небольшой городок. Многие поселковые жители ездили туда работать, в основном вахтой. Город был невзрачный, без особых достопримечательностей, но с красивым и большим торговым центром. Здесь было одно НИИ закрытого типа, и никто не знал, что там происходит. Кто-то говорил, что там занимаются разработками ядерного оружия, кто-то поговаривал, что космическая отрасль, но правды не было. Да и не особо он мешал, находился на отшибе, за лесом, экологии не вредил.

Сегодня с раннего утра сизо-серые плотные тучи нависли над городом, шел монотонный дождь, не было никакого намёка на ветер или перемену погоды, и жители, спешащие на работу под зонтиками, казались злыми. Погода совершенно не располагала прогулкам, но делать было нечего — нужно идти на работу. Не придёшь — тебя уволят, и никого не волнует, что нет зонта, боишься заболеть и прочее. Унылые деревья, не до конца сбросившие свои листья, лужи на тротуаре, сырость и мрачность.

По тротуару шёл человек. Роста он был выше среднего, худощавого телосложения, с длинными ногами и пружинистой походкой. Одет он был в тёмно-синие джинсы, болотного цвета куртку, которая явно была ему велика и болталась мешком на нём, и в черных ботинках. Руки почти не двигаются, из-за чего этого человека можно посчитать достаточно замкнутым и неуверенным в себе. Походка легкая и бесшумная. На плече висит большая спортивная сумка. Из рта тонкой струйкой вырывается пар. Ему холодно, но одежда скрывает дрожь его тела. Идет он быстро.

Наконец, он остановился около серой панельной пятиэтажки и подул на красные от холода руки. Пальцы сильно замерзли, были ледяными и почти не гнулись. Поправив ремень сумки, мужчина обошел дом и подошёл к одному подъезду. Набрал код, дождался звуковой сигнал и открыл дверь. В выкрашенном зеленой краской, где-то облупившейся, подъезде стояли разные запахи, на подоконнике лежали окурки, фантики, в целом было достаточно грязно, но мужчина не обратил на это внимания. Ему было не до этого. Сосредоточенный тяжелый взгляд скользил по стенам и дверям, и вскоре остановился на одной двери. Рука потянулась к звонку, и палец нажал на него. Вскоре послышались шаги, щёлкнул замок и открылась дверь. На пороге появилась не очень высокого роста женщина, не утратившая еще свою молодость. Она посмотрела на мужчину, и в её глазах выразился испуг, если не ужас. Она хотела закрыть дверь, но мужчина подставил ногу.

— Что тебе надо? — испуганно произнесла она, наваливаясь на дверь и пытаясь своей ногой отодвинуть его ногу.

— Я вижу, ты ждала меня? Даже не выбросила халатик, который я тебе подарил, — голос у мужчины был низкий, с хрипотцой. — Позволишь войти?

— Нет.

— Мне не к кому идти, Наташ. Я проделал долгий путь и устал. Позволь мне войти. Я... соскучился.

— Тебя выпустили? Я надеялась, ты сдохнешь в тюрьме! — в голосе женщины скользила ненависть, но мужчина за этими нотками уловил почти что животный страх.

Он толкнул дверь. Для него, высокого и сильного человека, было проще простого отолкнуть эту хрупкую маленькую женщину и войти в квартиру, и у него это получилось. Женщина тихо пискнула и отскочила от двери, что позволило мужчине беспрепятственно переступить порог и оказаться в теплом коридоре квартиры. Посмотрел на бледную и испуганную женщину и хищно ухмыльнулся.

— Что тебе надо, Мортис? — женщина испуганно посмотрела на мужчину.

— Я хочу отдохнуть в своей квартире.

— Это уже не твоя квартира! Только попробуй меня тронуть пальцем, и ты пожалеешь!

Рука мужчины потянулась к шее женщины, и мгновение спустя его пальцы сжались на ее горле. Кожа была горячая и такая нежная, а в глазах женщины плескался животный первобытный страх. Она рукой схватила его за запястье и стала давить, но этот прием вызвал лишь презрительную ухмылку на губах Мортиса. Наташа боялась его, и он упивался её страхом и ужасом.

— Ты делаешь мне больно, — прохрипела она, — отпусти меня, пожалуйста.

— Ты сказала, что квартира мне не принадлежит, — хриплым голосом холодным тоном спросил он. — Почему?

— Я не знаю, — пискнула Наталья, почувствовав, что рука монстра сильнее сдавила её горло, — мне больно, отпусти.

— Кто здесь живёт?! Отвечай! — рявкнул мужчина. — Почему квартира мне не принадлежит?!

— Здесь мы живем. С мужем и дочкой, — пролепетала женщина, всхлипнув.

По лицу женщины потекли слезы, и мужчина презрительно поморщился. Он не любил женские слёзы, считая, что в них всегда скрывается ложь. Когда обжигающие слёзы коснулись его пальцев, он разжал руку и отпустил горло Натальи. Она с ужасом смотрела на своего мучителя и дрожала, что вызывало на его губах ухмылку.

— Дорогая, кто это? — в квартиру вошёл среднего роста широкоплечий мужчина, по виду чуть старше женщины, подошёл к женщине и загородил её собой. Мортис отступил на шаг.

— Хозяин квартиры, — хрипло сказал Мортис, глядя на них. Женщина увидела в его взгляде промелькнувшие испуг и смятение, но буквально через мгновение его взгляд стал таким же жёстким, внимательным и холодным.

— А, да, мне Роберт Данилович говорил, что вы можете появиться. — Мортис поморщился и прикрыл глаза. — Вот постановление, что квартира вам больше не принадлежит. Так что уходите, если вы не хотите обратно в тюрьму.

Мужчина протянул Мортису бумагу, а потом обнял женщину. Наталья разрыдалась на его плече, а её муж просто выжидательно смотрел на стоящего в некоторой растерянности Мортиса. Мужчина пробежался взглядом по тексту, увидел, что квартира теперь принадлежит Роберту и вздохнул. Накатила ярость, но он старался сохранить самообладание. Сейчас всё было против него, и он, положив документы на тумбочку, развернулся, чтобы покинуть квартиру. Нужно уходить. Вот только случайно брошенный взгляд на зеркало заставил его сильно вздрогнуть. Из зеркала на него смотрел урод. Почти вся кожа лица была стянута, где-то виделось покраснение. Один глаз был сильнее закрыт веком, ресниц не было. Этот глаз видел чуть хуже. Взгляд серых глаз был презрительным и холодным. Страшный ожог кипятком сделал из него ужасного урода, со шрамами на лице и в душе. И хоть говорят, что шрамы украшают мужчину, то точно не такие. Из-за стянутости кожи он не может улыбаться, и в такие редкие моменты его улыбка превращается в жуткий оскал.

Рука сжалась в кулак, и он со всей силой полетел в зеркало. Послышался треск, потом осколки посыпались. Руку защипало, из раны на костяшках пошла кровь. Послышался вскрик женщины, и он, не обернувшись на это, вышел из квартиры. Спустился по лестнице вниз и открыл дверь на улицу. Там шёл дождь, было очень холодно и ветренно, но нужно куда-то идти. Нужно искать какое-то место, чтобы погреться и что-то поесть. Но денег совсем не было, жилья не было. Женщина, которую он когда-то любил, живет своей счастливой жизнью. Брат отнял у него квартиру.

Мортис направился к дороге. Проходя мимо лавочки, на которой сидел человек с газетой и тростью, он споткнулся обо что-то и потерял равновесие, что привело к позорному падению. Раздался шелест газеты, и он повернул голову. Увидел трость и ноги. Поднял голову и увидел брата.

— Я знал, что ты придешь сюда.

— Зачем? — Только спросил Мортис, поднимаясь и глядя на свои мокрые и грязные джинсы.

— Ты ведь мой любимый брат, хоть и чудовище. Я хочу помочь тебе.

Мортис внимательно посмотрел на Роберта и нахмурился. Эти слова ему казались лживыми, как и всё остальное, что относилось к брату. Мужчина не особо хорошо помнил его, ведь Роберт с мамой уехали в далеком детстве, и встретился Мортис с ними только через двадцать шесть лет. Он не жаждал общения, зная, что не нужен ему и что Роберт его сильно боится из-за того случая, в котором пострадали они.

Мортис приехал в эту страну после окончания школы. Поступил в институт по обмену и стал учиться. У него был острый пытливый ум, он хорошо разбирался в математике и физике, был лучшим иностранным студентом. Но у него не было друзей здесь, да и знакомых можно было пересчитать по пальцам. Никому не нравился этот застенчивый высокий, какой-то непропорциональный парень с маленьким размером ноги, большими ладонями и жутким лицом. Именно лицо было отталкивающим в его внешности, и когда-то, в раннем детстве и юности он даже хотел покончить с собой. Урод, монстр... Как только его не называли, но он научился всё проглатывать и не обращать на это внимания. Было непросто, но учеба и всякие разработки, к которым стремился его пытливый ум, помогали пережить буллинг. В институте он был самым закрытым студентом.

После учебы в институте, он устроился работать младшим лаборантом в закрытое НИИ, денег с большим трудом хватало на жизнь, к тому же отец начал болеть. Мортису приходилось работать грузчиком, уборщиком, чтобы были какие-то деньги на лечение. Ни о какой личной жизни речи не было. Да и кому он может понравиться, такой ужасный и нескладный?

Три года отец боролся с болезнью, но она оказалась коварной, и ранним весенним утром отец скончался. За несколько недель до своей смерти он попросил Мортиса связаться с матерью и братом и наладить с ними отношения, но та сторона не стремилась к этому. Похоронив отца, молодой человек ощутил гниющую пустоту в душе, ведь он остался совершенно один в этом мире. Было тяжело, и началось бесполезное существование. Иногда было невыносимо, и он начинал пить. Потом стал пропускать работу, и вскоре его уволили со скандалом. Все его разработки оказались украденными, а настоящий разработчик пожелал остаться анонимным. Но в отделе внезапно появилось новое оборудование, а руководитель странным образом исчез, и Мортису пришлось распрощаться с мечтой...

Осенью было полгода как умер отец. Его пригласили к нотариусу на оглашение завещания. Там уже были мать и брат. Мортис хотел подойти к матери, но она испуганно прижалась к Роберту, а тот тоже слегка испуганно и сердито посмотрел на брата. Они помнили, как Мортис чуть не угробил брата и сам чуть не погиб. Может быть, ему тогда надо было свариться в кипятке? Он не знал, но было неприятно. Роберт внимательно и обеспокоенно следил за ним, а мама прижималась к своему любимому сыну. Пришел нотариус и стал зачитывать завещание. Мортису отец оставил только маленькую квартирку в городе, а Роберту и матери досталось его состояние. Молодой мужчина в очередной раз почувствовал пустоту в душе, но уже ничего нельзя было изменить. Он уехал в квартиру и начал пить.

Но однажды зимним вечером он повстречал красивую девушку с яркими глазами, стройную и жгучую брюнетку. Она смотрела на него сначала настороженно, но потом смогла разглядеть в нём человека. Он был нежен, добр к ней, старался для неё, но она больше требовала, чем отдавала. Приходилось пахать на двух работах, чтобы хоть как-то удовлетворить ее запросы, но ей всегда было мало. То он поздно приходит с работы, то устает, то еще что-то. Сама она сидела дома, не работала, встречалась со своими друзьями, ходила в клубы и не отрицала, что заигрывает с другими мужчинами. Мортис не знал, почему не прогоняет её, почему общается с ней, зачем верит её лживым фразам, что больше ни с кем не будет общаться. Он был ослеплён любовью. Были разногласия, пару раз доходило до рукоприкладства, после чего она уходила ид дома, но всегда возвращалась. Один раз его вызвали в отделение полиции, где расспрашивали про ссоры, драки, но не предъявляли обвинений. Наташа после драк ходила жаловаться в полицию, и после нескольких раз Мортис просто перестал как-то реагировать на это. Он жил с тем осознанием, что всегда будет казаться монстром, и старался просто не реагировать. Было больно, невыносимо больно, а ещё и очень пусто в душе. Он не знал, что и как правильно делать, и если бы ему кто-то что-то подсказал... Но единственный человек, который хоть как-то его любил, умер. А больше он никому не нужен.

Снова бутылка, а после принятия алкоголя накатывала ярость. Он начал понимать, что ему нравится запугивать Наташу, делать ей больно и упиваться её страхом. В такие моменты он не хотел больше жить и надеялся, что его убьют. Но почему-то теперь Наталья не жаловалась в полицию, а старалась его успокаивать, и ему казалось, что пришло счастье.

Однажды они пошли гулять. Вместе за несколько лет совместной жизни они почти никуда не выбирались. Она сторонилась его раньше, но теперь Мортису казалось, что она приняла его. Однажды они зашли в ювелирный магазин, и женщина увидела золотое колечко с бриллиантами, а также цепочку и серьги к нему. Все из одной коллекции, и она попросила Мортиса купить ей это, но у него в данный момент не было денег, и Наталья обиделась и ушла, бросив, что всегда считала его жмотом и больше не хочет с ним видеться. В этот день она домой не вернулась, а телефон не отвечал. Мортис снова остался один. Выпив лишнего, он устроил погром в квартире, а потом, крикнув, что достанет это кольцо, покинул квартиру.

Через два дня его поймали. При обыске карманов тёмно-зеленой куртки нашли кольцо, серьги и цепочку, а также ещё несколько украшений. Мортис совершенно не помнил ничего, у него был провал в памяти, и вот он сидит в зале суда, а адвокат как-то лениво ведет линию защиты. Зато обвинение сработало очень четко, и Мортису не удалось доказать свою невиновность. К его ужасу, даже мать выступила против него, рассказав, что от этого монстра ожидать можно много чего и она желает, чтобы он сдох в тюрьме. Даже Наташа не сказала о нём ни одного доброго слова и тоже пожелала ему сдохнуть. Один только Роберт отказался давать показания, аргументируя это тем, что побаивается его и полагается на правосудие.

И вот, спустя шесть лет после суда, Мортис стоит перед своим братом.

— Мне на завод нужен уборщик, думаю, ты подойдёшь на эту должность. Жить будешь у меня, так уж и быть, я тебе уступлю комнату на третьем этаже. За съем возьму немного, кормить Настенька будет. Работать начнешь с вечера.

Мортис молчал.

— Если откажешься, то вернёшься в тюрьму. Кому ты будешь такой нужен? С судимостью, такой "красивый". Да тебя никто никуда не возьмёт, а я предлагаю реальную работу.

Была ярость. Хотелось отмутузить брата, врезать по его наглой холёной роже, но Роберт был прав — любое проявление агрессии — и Мортис снова окажется за решёткой. Лучше уж умереть, чем снова оказаться в тюрьме. Поразмыслив, мужчина согласился. Роберт похлопал его по плечу и отправился к своей машине. Когда его брат сел на заднее пассажирское сиденье, Роберт завёл двигатель, и машина тронулась с места...

Это была маленькая железнодорожная станция, расположенная на окраине достаточно большого транспортного узла. Каждый день мимо этой станции проходили десятки товарных составов, несколько электричек до ближайших городов и один поезд дальнего следования. Каждый день на рельсах стояли разные товарные составы, иногда шла разгрузка и выгрузка, но сама станция, у которой останавливались пассажирские поезда, казалась заброшенной. Здание вокзала было серым и невзрачным, с облупившейся штукатуркой, пластик на буквах названия в некоторых местах полопался, где-то переголели лампы, вход в здание вокзала был закрыт, а лавочки на станции были не в самом лучшем состоянии.

По мосту через железнодорожные пути достаточно быстрым шагом шёл человек. Роста он был среднего, круглолицый, с короткими светлыми волосами, пухлыми губами и прямым острым носом. Остановившись на середине моста, он посмотрел в сторону и увидел фонарь. Через мгновение послышался гудок, и вскоре раздался шум прибывающего поезда. Мужчина подошел к ограждению и облокотился о него. Постояв так немного, он сунул руку в карман куртки и вытащил из него пачку сигарет и зажигалку. С грустью посмотрев на висевший неподалёку знак "курить запрещено", он тяжко вздохнул и убрал сигареты обратно. Спускаться на станцию не хотелось, ведь потом снова придётся подниматься.

Оставшись на мосту, мужчина смотрел на приближающийся состав, который снова дал гудок и стал замедлять ход. Вот локомотив проехал под мостом и показался с другой стороны. Заскрипели колодки, поезд стал тормозить и вскоре остановился. Мужчина отошёл от ограды и посмотрел на часы. Поезд прибыл вовремя, что не могло не радовать. Получасовая стоянка позволила пассажирам выйти на перрон. В основном выходили те, кто хотел покурить, и мужчина вздохнул. Курить хотелось невыносимо, но он продолжил стоять на мосту и смотреть на людей. Вскоре его внимание привлёк человек. Он был единственный в верхней одежде и со спортивной сумкой, кто начал подниматься по лестнице. Мужчина внимательно его разглядывал, и тот, уловив взгляд, как-то встрепенулся и опустил голову. Подойдя к мужчине, он неуверенно помялся.

— Павел Олегович Смоленский? — поинтересовался мужчина.

— Так точно! Курсант колледжа полиции Смоленский Павел Олегович, прибыл к вам для прохождения практики! — голос молодого человека был несколько неуверенным, и мужчина покачал головой.

— Вольно. Добро пожаловать, Павел. Меня зовут Дмитрий Витальевич, я буду твоим начальником на это время. Пойдём, нам ещё ехать. Как добрался?

— Все хорошо, спасибо, — Павел поправил ремешок сумки и направился следом за мужчиной.

Разговор пока не клеился, и никто не хотел его начинать. Спустившись с моста, Дмитрий вынул сигареты и закурил, поинтересовавшись при этом, как к этому отнесется молодой помощник. Павел не был против, но сам не курил, и Дмитрий с наслаждением вдохнул в себя манящий сигаретный дым. Пока шли до машины, никто не начинал разговор. Павел не хотел нарушать молчание, а Дмитрий просто молчал и наслаждался вкусом и запахом сигареты.

Вскоре они остановились у автомобиля, Дмитрий открыл переднюю дверь, нажал на кнопку открытия багажника и забрался в салон. Включил мотор и печку. Сегодня на улице не было дождя, но все-таки на мосту было прохладно стоять, да и погода не располагала прогулкам. Было холодно, но безветрено.

Павел расположился на переднем пассажирском сиденье и прикрыл глаза. В салоне пахло ароматизатором, было как-то некомфортно. Да и к этому добавилась печка, которая работала очень сильно и согревала. Павел даже не мог предположить, что так замерзнет, идя от поезда до машины.

— Я местный участковый, и наконец-то мне прислали помощника. Сейчас же время такое — каждую бумажку надо написать, потом на эту бумажку написать ещё бумажку, и на следующую. Всё занести в базу, отправить, зашить. А ведь ещё есть люди, которым нужно чем-то помочь. Я полтора года ждал, чтобы ко мне кого-то прислали, — нарушил молчание мужчина, глядя на дорогу.

Павел молчал и внимательно слушал человека, с которым ему предстоит работать некоторое время. Голос у майора был мягкий, но чувствовался стальной стержень. Мужчина вёл машину очень аккуратно и плавно, и некоторое время в салоне было тихо.

— Я слышал, ты остановился у Кристины Олеговны? — Нарушил неуверенное молчание Дмитрий.

— Да, она моя... родственница.

Дмитрий услышал эту запинку и решил, что это не его дело. Он немного слышал от Кристины про её жизнь, но она особо не распространялась на эту тему, да и не был майор тем человеком, с которым можно об этом поговорить. Дмитрию вообще казалось, что эта девушка — смамый закрытыйчеловек в поселке. Никто не знал о ней ничего кроме её дня рождения и причины переезда сюда. А причина была банальна — она поругалась с матерью и уехала сюда. Сразу устроилась на работу к Роберту Даниловичу и уже лет двенадцать работает у него секретаршей. Собственно, большая часть посёлка, кто не ездит в соседний городок, работает у Роберта Даниловича. Даже жена Дмитрия, Алёна, трудилась на этом рыбозаводе, но потом ушла сначала в первый декрет, а потом и во второй. Отзывалась она о Роберте как о строгом, но справедливом человеке и начальнике. Он мог помочь делом, иногда советом, но был требовательным к своим сотрудникам, не терпел пререканий и мог только за лишний чих уволить. Его уважали, ведь он смог возродить этот завод, нанять людей, погрузить их в работу. Он действительно много сделал для посёлка, и теперь он стал центром туризма. Летом по протекающей неподалеку реке открыта речная навигация, и к небольшой пристани, отремонтированной на средства иностранца, который за двадцать лет стал своим, пристают как маленькие кораблики, так и большие пассажирские теплоходы. На личные средства он отремонтировал дороги, привел в порядок дом культуры, построил сцену и сделал удобную многофункциональную детскую площадку со спортивной зоной. Все его дела по восстановлению умирающего посёлка нравились жителям, и однажды ему предложили занять пост главы администрации посёлка. Но Роберт посмеялся и сказал, что не усидит на двух стульях, что в нём разочаруются и бросят.

Дмитрий свернул с шоссе и поехал по дороге в сторону посёлка. Вскоре показался указатель, что они въехали в него. Павел посмотрел по сторонам и вздохнул. Начало укачивать, было какое-то странное состояние, и он попросил разрешения открыть окно.

— Простите, меня, наверное, от запаха ароматизатора укачало, — виновато произнес он, вдохнув через приоткрытое окно глоток прохладного воздуха. Стало легче.

— Мы скоро приедем. Поедем сразу в участок, там можно попить кофе и немного отдохнуть, а потом я тебя введу в курс дела. А часов в шесть, когда Кристина вернется домой, отправишься к ней.

Павел кивнул. Вскоре машина остановилась около небольшого двухэтажного здания розово-персикового цвета, с тремя дверьми и широкой лестницей. Над одной дверью висела табличка "участковый", и Дмитрий, припарковавшись и выключив мотор, вышел из машины и направился туда. Павел последовал за ним, попутно бросив взгляд на две другие вывески. Центральная дверь вела в маленькое отделение почты, а крайняя — в офис банка. Из двери почты вышел статный мужчина в кашемировом пальто, цилиндре и с тростью с набалдашником в виде головы орла. Павел вздрогнул и остановился, чтобы пропустить этого человека, но тот словно и не заметил преграду. Толкнув стоящего на ступеньке Павла, мужчина будто бы только сейчас заметил какую-то помеху. Остановился и наклонил голову. Надменный взгляд уставился на молодого человека, и тот почувствовал, что заливается краской.

— Д-добрый день, — заикаясь пробубнил Павел, стараясь отвести взгляд от этого человека, который усмехнулся.

— В этот серпентарий прибыла новая рабочая сила? — на идеально выбритом, без единой морщины лице появилась наглая ухмылка, которая не понравилась молодому человеку. — Или новая жертва? — уголки губ человека дрогнули в наглой и презрительнойухмылке.

— Уважаемый Роберт Данилович, — к растерявшемуся от такого нападения Павлу подошёл Дмитрий, — вы вроде бы куда-то шли. Ведь так? Так почему бы вам не продолжить свой путь и не тратить время на, как вы выразились, работников серпентария?

Мужчина посмотрел на полицейского, потом перекинул взгляд на парнишку и, высокомерно ухмыльнувшись, направился дальше. А Павел отправился за Дмитрием по коридору, ведущему в маленькую комнатку со столом, большим сейфом и клеткой. На сейфе стояли кружки и чайник, подоконник был завален бумагами и папками, на столе дела обстояли не лучшим образом. Павел, любивший порядок, проворчал, хмыкнул и посмотрел на своего начальника, ожидая от него дальнейших указаний. Дмитрий объяснил, что надо делать, и вскоре в маленьком помещении развилась бурная деятельность.

Три с половиной часа пролетели незаметно, и за окном уже сгустились сумерки, отдав место наступающей тьме с запада. Мужчина оторвался от написания очередного отчёта и посмотрел на своего помощника. Тот выглядел уставшим, но продолжал рассматривать бумажки и перекладывать их в нужном порядке. За эти часы Дмитрий поведал о специфике работы, рассказал о посёлке, провел инструктаж по технике безопасности и решил провести небольшую экскурсию по посёлку. Он видел, что Павел устал, и решил ничего лишнего ему не рассказывать, оставив это на ближайшие дни, и просто довёл его до небольшого двухэтажного деревянного домика, выкрашенного в синий цвет, с резными наличниками, маленьким огородом и выложенной камнем дорожкой, ведущей к трем дверям. На одном крыльце, с торцевой стороны дома, стояли Кристина с Никитой. Девушка заметила подошедших людей и попрощалась с молодым человеком.

— Завтра жду тебя в девять. Будем совершать обход по посёлку. Не опаздывай. — Дмитрий протянул коллеге руку.

Когда Дмитрий уехал, Павел поправил ремень сумки и подошёл к хозяйке дома. Она молча скрылась за дверьми, и молодой человек последовал за ней. Не говоря ни слова, лишь один раз посмотрев на него, Кристина рукой указала на второй этаж, и Павел поднялся по лестнице. В одну комнату была открыта дверь, и он прошёл туда. Это была небольшая комната с письменным столом, небольшим шкафом и односпальной кроватью. Павел кинул около шкафа свою сумку и снял джемпер. Повесил на спинку стула и вышел из комнаты.

— Санузел на первом этаже. — по лестнице поднялась Кристина. — Если хочешь есть, то ужин готов.

Ужинали молча. Кристина смотрела на молодого человека, который ковырялся в тарелке. Разговор не начинался.

— Тебе привет от мамы, — сказал Павел.

— Не надо этого человека называть матерью, — фыркнула Кристина.

— Кристина, послушай...

— Ты сюда зачем приехал? Мне нотации читать или что? Если читать их, то почитай кому-нибудь другому. Анжелике, например.

— Нет, я не... — Павел осёкся и вздохнул. — Спасибо, что разрешила мне пожить у себя. Я устал, пойду отдохну.

— Ага, — только и сказала Кристина, глядя на поднимающегося по лестнице молодого человека.

* * *

Жизнь в маленьком посёлке сильно отличалась от жизни в городе. Первое, что бросалось в глаза, — это размеренная жизнь, спокойная и неторопливая. Если идти до работы десять минут, то не надо вставать за три часа и выходить за полтора. Здесь всё было по-другому, не так, как в городе. Для Павла было открытием, что в этом посёлке не только все друг друга знают, но и что помогают друг другу и доброжелательно относятся друг к другу. По крайней мере, никто за твоей спиной не обсуждает тебя. Может, конечно, это и происходит, но молодой практикант, приехавший сюда из столицы, этого не замечал. Он был ответственным, хотя поначалу Дмитрий сомневался, что парнишка привыкнет к этому ритму жизни, ведь в девятнадцать лет, а именно столько было Павлу, мозгов почти нет. В это время хочется дышать городом, наслаждаться им, а не работать с разными стариками. Но Павел не любил суету и здесь ему было комфортно.

Семь недель прошли интересно и насыщенно, и вот уже закончилась практика. Дмитрий Витальевич подписал все нужные документы и составил хорошее рекомендательное письмо. Через день поезд, билет был на руках, но почему-то так не хотелось садиться в поезд и покидать этот удивительный посёлок. Но ничего не поделаешь. Последний день подходил к концу, а завтра он окажется в поезде и поедет домой, где его никто не ждет. Хотя здесь тоже его никто не ждал и он никому не был нужен. У всех своя жизнь, все после работы спешат домой, а он идёт гулять, если не успевает прийти домой до Кристины. Потому что почти каждый вечер к девушке приходил Никита, и посторонних видеть они не желали. К Павлу Кристина относилась чуть лучше, чем никак, но в первые дни его прибытия поставила ряд условий, с которыми он был вынужден согласиться. Все-таки она его не приглашала к себе, это он к ней навязался, и нужно было соблюдать все правила.

Уже было темно, когда мужчина и его молодой помощник закончили работу. Дмитрий Витальевич закрыл дверь на ключ, спрятал руки в карманы куртки и спустился по ступенькам. Павел направился с ним, нужно было совершить последний вечерний обход. Прогулявшись немного, они распрощались около магазина, и Павел пошёл туда, чтобы купить продукты на завтра. В магазине ему встретился Кирилл, и молодой человек помог мальчишке принести пакеты с продуктами домой. Анна Яновна предложила Павлу поужинать с ними, и вскоре все сидели за столом. Было весело и смешно, и Николай Николаевич открыл бутылку крепкого алкоголя. Кирилл закатил глаза, что-то пробурчал, и Павел улыбнулся. Разговоры были интересные, весёлые, и молодой человек, достаточно скромный от природы, начал потихоньку раскрепощаться. Он рассказывал о жизни в Москве, узнал, что бабушка и дедушка с Никитой тоже жили в Москве, а Кирилл этого и не знал, ведь ему было всего пять месяцев, когда они переехали в этот посёлок. И мальчишка считал этот посёлок своим домом, да и старики уже привыкли к этому.

Жизнь на заводе текла своим чередом. Рыба выращивалась, отпускалась в реку для дальнейшего роста, потом ловилась и отправлялась в разные цеха. Все было слаженно, никаких проблем не было. Регион потреблял только эту рыбу, здесь не было конкуренции, а много других регионов еще не знало о продукции. В планах Роберта было занять нишу в столице, а потом вытеснить других производителей, но пока не сильно удавалось. Постепенно смежные регионы стали запрашивать продукцию, и от этого выросло производство. Были некоторые трудности, но пока завод справлялся. Люди были честными, исполнительными, толк от них был. Даже от брата был толк, хотя Роберт его по-прежнему побаивался, ведь один раз Мортис его толкнул так, что он чуть не упал с лестницы. От расправы над братом, который его чуть не убил, спасло лишь то, что в этот момент в поле зрения появилась Настенька. Она видела, как Мортис толкнул брата и пообещала, что если будет надо, то пойдёт к Гончарову и всё ему расскажет. Мортис побледнел и скрылся в отведённой для него комнатушке.

Здесь, в этом трёхэтажном особняке, не нашлось места для него. Совсем маленькая комнатка, старый матрас, дырявое одеяло и остатки постельного белья. Маленькая тумбочка для вещей и крохотное круглое окошечко. Питаться можно было только в определённое время и только тем, что оставалось с общей трапезы. Иногда ему приносила еду жена Роберта, а порой он оставался без еды. Роберт говорил, что его так наказывает за разные проступки. Если Мортис начинал спорить, то Роберт напоминал ему, что может сообщить куда следует, и он отправится в тюрьму. Уж Роберт найдёт причину.

Настя видела их взаимоотношения, слышала ссоры и ругань, но не понимала, почему Роберт так боится Мортиса. Этот человек с ужасным лицом, пострадавшим от ожогов, не был каким-то отморозком, асоциальной личностью и не делал ничего противозаконного. Но Роберт ей всегда говорил, чтобы она боялась тигра, который притворяется спящим. Потому что такой тигр намного опаснее. И если показать слабину, то Мортис может что-то сделать.

— А я люблю тебя и не хочу, чтобы он причинил тебе боль. Не общайся с ним, моя девочка, и мне будет спокойнее.

И Настя верила ему. Верила его фразам, обещаниям, объятиям. Она любила этого человека. Любила и чувствовала себя защищённой рядом с ним.

Но, как и в любой другой семье, у них были разные ссоры и разногласия. Сначала это касалось совместного быта, потом воспитания сына. Роберт хотел его в десять лет отправить учиться в Штаты, а Настя не хотела расставаться с сыном. Она проводила с ним много времени, но с каждым годом мальчик всё дальше уходил от матери, называя её занудой, а потом и вовсе сильно на неё обиделся, когда из-за её болезни отец отменил поездку с сыном и оставил его в этой тухлой деревеньке. Теперь, в свои двенадцать, Дениска не любит проводить время с матерью, хамит ей, ведёт себя нагло и прогуливает школу. Надеется сбежать из этого дома. Анастасия много раз пыталась поговорить с сыном и страдала, когда он хамил ей. Иногда она находила утешение в муже, но чаще справлялась сама. Роберту не нужны были её слёзы и плохое настроение, и приходилось делать вид, что всё в порядке. Роберта это устраивало.

Роберт поцеловал жену в щёку и сказал, что сегодня вернётся поздно, ему надо на какое-то мероприятие. Когда он ушел из дома, Анастасия занялась готовкой. Готовила она часто, и это её успокаивало от ненужных мыслей и печалей.

* * *

Сегодня день не задался с самого начала. Всё началось со вчерашнего вечера. Мальчики Роберта замёрзли в своей будке, и Роберт отправил их в маленькую комнату Мортиса, чтобы они согрелись. У младшего брата никогда не было животных, и никто и предположить не мог, что у него начнётся аллергия. Он стал чихать и кашлять, глаза покраснели. Анастасия дала ему антигистаминное, но оно помогло не сильно, и через несколько часов симптомы продолжились, только дышать стало намного сложнее, а голова закружилась и заболела. Роберт предложил брату отправиться в сарай спать, сказав, что для него это должно быть привычным делом. Поэтому к утру симптомы аллергии прошли, а её место заняла начинающаяся простуда. Жена брата хотела ему помочь, но Роберт отправил его на работу, считая, что тот просто симулирует. Мортис ушёл на завод. Сегодня был один из тех редких дней, когда работы почти не было. Нужно было убраться в приемной и в самом кабинете. Помыть полы, стереть пыль. Все как обычно, ничего нового. Ещё очистить шредер и перемыть все чашки, которые использовал брат. Его секретарша Кристина, узнав, что теперь будет работать уборщик, перестала мыть чашки, аргументируя это тем, что у неё маникюр. Никита сказал своей любимой, что у неё лапки и поэтому она не должна мыть посуду. Сказано это было при уборщике, явно с намёком, что это теперь его обязанность.

Помыв в приёмной полы, он открыл дверь в кабинет и вошёл туда. В кабинете как всегда был бардак. Мужчина вздохнул и начал уборку. Стирая пыль с очередной полки в шкафу, мужчина услышал в приёмной сначала шаги, потом ойканье, затем грохот и звон разбившейся посуды. Нахмурившись, он продолжил уборку, но фраза "ай, как больно", раздавшаяся из приёмной жалобным, почти плачущим голосом, заставила его пересмотреть свои принципы и отложить тряпку. Вытерев о рабочий костюм руки, он подошёл к двери и открыл её, чтобы увидеть сидящую на полу Кристину, растирающую рукой голеностопный сустав. Неподалёку лежал сломанный каблук и валялись осколки разбившейся чашки. Судя по расцветке, это была одна чашка из сервиза Роберта Даниловича, к которому он не разрешал почти никому прикасаться. Хмыкнув, мужчина привлёк к себе внимание. Кристина повернула голову и вздрогнула, увидев его. Постаралась сама встать, но опираться на больную ногу было невозможно, а на глазах выступили слёзы. Мортис подошёл к девушке и протянул ей руку, но она поморщилась и отвернулась от него. Он пожал плечами и решил поднять осколки, чтобы никто не порезался.

— Что же вы, дамочка, ходите по мокрому? Не видите, что ли, что тут не высохло? Или ваш мозг способен принимать только маникюр? — проворчал он, наблюдая за её слабыми попытками подняться.

— Ты не поставил табличку, что тут мокрый пол, — фыркнула Кристина, стараясь вложить в голос больше пренебрежения, — и вообще, это ты виноват, что я упала. Я пожалуюсь Роберту Даниловичу, что это из-за тебя я сломала каблук!

— А что насчёт чашки? — спросил мужчина хриплым голосом. — Ведь даже я, простой уборщик, прекрасно знаю, что предметы из этого сервиза никому брать не стоит. Но, вероятно, это знаю только я. Конечно, я же не трачу свой мозг ни на маникюр, ни на длинные шпильки. И кстати, Ваш высокообожаемый Роберт Данилович может разрешить Вам не ходить на шпильках, если Вы попросите его об этом. Но, видимо, Ваш мозг не способен на это.

— Да пошёл ты, — фыркнула девушка, показывая ему средний палец.

Мортис убрал несколько осколков, выкинул их в мусорное ведро и направился к кабинету, чтобы продолжить уборку. Увидел ещё один осколок и нагнулся, чтобы его поднять.

— Эй ты! Помоги мне подняться! — требовательно и немного истерично сказала Кристина, заставив его втрепенуться от неожиданности и порезаться острым осколком фарфоровой чашки.

— Вы уж определитесь, дамочка, чего Вы от меня хотите, — голос Мортиса был хриплый, но в нём чувствовались насмехающиеся нотки. Мортис действительно насмехался — это было какое-то разнообразие. Сейчас он не боялся эту девушку, зная, что если она пожалуется на него Роберту, то у него тоже будет козырь. Этот сервиз можно трогать только Роберту, и больше никто не имеет права прикасаться к нему. Вряд ли братец закроет глаза на это. Кристине тоже влетит. И за сломанный каблук.

— Мне больно, помоги мне подняться. — произнесла Кристина, посмотрев на него. — Пожалуйста...

Мужчина снова подошёл к ней и протянул ей руку, и она встала. Он приобнял её за талию и повёл к креслу. Но усаживать её не спешил, а просто стоял и смотрел в её глаза, и девушка не отрывала своего взгляда от него. Почему-то вспомнилась Наташа, её горячее дыхание на своей коже, её сочные губы и страстный поцелуй. Единственная женщина, которую он любил и которая его подставила и потом предала. В груди начала разрастаться ненависть. Жгучая, всепоглощающая ненависть. Хотелось поцеловать Кристину, сделать ей больно, зная, что она его боится. Ухмыльнувшись, он немного наклонил голову и поцеловал её. Она широко открыла глаза и захотела отстраниться от него, но мужчина был настойчив, нежен и как-то опытнее. Конечно, не настолько опытный, как Роберт Данилович, но намного лучше, чем Никита.

Внезапно открылась дверь. Мортис поднял глаза и увидел стоящего на пороге ошарашенного Никиту. Хитро ухмыльнулся и продолжил поцелуй. Но девушка, почувствовав, что на неё смотрят, отстранилась от мужчины, разорвала его объятия, толкнула руками в грудь, что он пошатнулся, и повернула голову.

— Никит, я не... это он всё...

— Вот, значит, как ты проводишь время на работе? А с Робертом Даниловичем ты тоже целуешься? Какой же я идиот, думал, что нравлюсь тебе. Но ладно Роберт Данилович, я всё понимаю. Но, Кристин, уборщик — это уже низко.

Голос Никиты был раздражённым, но в нём чувствовалась печаль. Он смотрел на Кристину, которая мотала головой и пыталась найти оправдание своим поступкам, и видел, как ухмыляется этот тип. С Мортисом у Никиты вечно были какие-то разборки. То уборщик не с того конца помоет пол, то Никита пройдёт по мокрому и на замечание пошлёт его куда подальше.

— Никита, послушай. Я упала, а он мне помог подняться, — наконец сказала девушка.

— Я не хочу вам мешать, Кристина Олеговна.

Мортис заметил, что голос Никиты стал каким-то грустным и тусклым. Снова мерзко ухмыльнувшись, он посмотрел на Кристину, наклонился, чтобы её поцеловать, но схлопотал от неё пощёчину. Никита покинул приёмную, а девушка снова посмотрела на уборщика.

— Да какое ты имеешь право лапать меня своим вонючими руками и уж тем более прикасаться своими мерзкими губами, урод?!

Урод. Это слово всегда было будто спусковым крючком для него. Рука потянулась к шее девушки и стала давить на горло. Кристина с ужасом смотрела на него, пыталась что-то крикнуть, но ничего не получалось. Через несколько секунд, увидев, что девушке уже почти нечем дышать, он разжал руку, посмотрел, как девушка опускается на пол, и наклонился к ней.

— Никто не посмеет меня назвать уродом! Ты пожалеешь об этом! — прошипел он и скрылся в кабинете. Продолжил как ни в чём ни бывало стирать пыль с полок шкафа.

Весь день Никита выполнял разные поручения начальника и других сотрудников, чтобы не думать о том, что произошло утром. И что бы ему ни говорила Кристина, он видел ту страсть, когда она целовала этого уборщика. Сначала хотелось сообщить об этом Роберту Даниловичу, но он отбросил эту мысль. Мужчина лишь посмеётся над ним. Конечно, он поможет, но сначала посмеется. Никита не хотел, чтобы над ним смеялись.

Домой идти не хотелось. Было холодно, но молодой человек предпочитал бродить по посёлку. Зашел в магазин и купил маленькую бутылочку виски. У него не было цели куда-то идти, но остановился он у причала. Сел на ступеньку и стал смотреть на замерзшую реку. Ветер играл с его волосами и забирался под воротник куртки, обнимая своими холодными и колючими лапами шею. Никита открыл бутылку и залпом выпил напиток. Виски был горький и кислый, с непонятным послевкусием. Хотелось чем-то закусить, но ничего не было. Поморщившись и спрятав бутылочку в карман куртки, он поднял голову и посмотрел на черное как будто бархатное небо, по которому плыли серые облака. Они были причудливой формы, и Никита поморщился, вспомнив, как совсем недавно, еще до того, как ударили эти непонятные морозы, сидел с Кристиной на крыше дома и смотрел на небо. Стало грустно, и он опустил голову и вздохнул.

— Никит, — послышался голос Кристины, и молодой человек обернулся. На верхней ступеньке стояла девушка. Он посмотрел на неё и повернул голову в изначальное положение. — Никит, ты сердишься?

— Да нет. Вы вольны делать всё, что вам заблагорассудится, Кристина Олеговна. Идите, там вас ждут...

— Никит, ну что ты такой дурачок, — Кристина спустилась и села на ступеньку рядом с ним. Прислонилась к его ледяной ладони.

— Конечно я дурак, — молодой человек посмотрел на её ладонь и вырвал свою руку. — Только дурак может верить, что такая красивая и эффектная брюнетка будет на него обращать внимания. Зачем ты ушла от этого уборщика? Он же такой замечательный. Хорошо он целуется, да?

Наверное, виски всё-таки ударил в голову. Сегодня с утра было плохое настроение, и алкоголь ещё сильнее понизил настроение. Кристина смотрела на этого парня и думала, что делать.

— Никит, ну ты чего? — Кристина прислонила тёплую руку к его холодной щеке и заглянула в его глаза. — Я люблю тебя. Это... Это он меня поцеловал, а еще он хотел меня задушить.

— Кристина, просто оставь меня одного, ладно?! — резко и громко вскричал Никита, заставив Кристину вздрогнуть, а сидящего на ветке дерева ворона гаркнуть и улететь.

— Зачем ты так, Никита? — пробормотала девушка, всхлипнув. — Я тебе всю душу открыла, а ты... Да и сиди здесь один, дурак!

И она встала и быстро поднялась по лестнице. Послышались удаляющиеся шаги, и молодой человек обернулся. Она уходила, и темнота будто поглощала её. Нужно побежать за ней, обнять, прижать к себе и никогда больше не отпускать. Ну или проводить до дома. Он встал и пошатнулся. Мир крутился перед глазами, и он несколько раз пытался подняться по лестнице, но никак не получалось. Голодный желудок не хотел принимать алкоголь, пытаясь вернуть его назад, и небольшая физическая активность способствовала этому. Никиту стошнило, и он всхлипнул. Стало себя жалко, и вскоре он заплакал, сидя на ступеньке.

Сосед нашёл его и помог подняться. Пока шли домой, дядя Ваня долго читал нотацию о вреде алкоголя и тупости молодого поколения. Подходя к своему дому все ближе, Никита начинал трезветь, представляя ругань деда.

— Я сам, дядь Вань. Я сам дойду,- заплетающимся языком бормотал Никита, отстранялся от него и позорно падал.

— Конечно дойдёшь. А я помогу тебе, — отвечал мужчина, поднимая парня и помогая ему идти.

* * *

Трапеза и разговоры за столом очень понравились Павлу, и время пролетело незаметно. Кирилл что-то ему рассказывал и показывал, Анна Яновна слушала его скромные рассказы о жизни и вспоминала жизнь в большом городе. Павлу было очень приятно такое общение, ведь раньше почти никогда такого не было — вся семья соберётся за столом, будет смех, музыка, веселье. Здесь, в этом маленьком домике, не было места печалям и грусти. Вот и сейчас молодой студент колледжа МВД, проходивший практику в этом малюсеньком посёлке, чувствовал себя самым счастливым человеком.

Он уже собирался уходить, когда дверь открылась и в прихожей появились два человека. Никита увидел Павла и отстранился от соседа, который, пожав полицейскому руку и кивнув Анне Яновне, покинул дом.

— Я хочу сообщить о нарушении. Уборщик Роберта Даниловича лапал своими мерзкими лапами мою девушку. Я хочу, чтобы его посадили! — пьяным голосом проговорил Никита.

— Завтра приходите в участок, там Дмитрию Витальевичу все расскажете.

— Опять нажрался? О, да еще и грязный пришел! Фу, ведёшь себя как свинья! Подумал бы о том, как ты на людях появишься! Весь в своего папашу! — к ним вышел дедушка Никиты.

— Дед, успокойся, а?! — Никита постарался отойти, но плечом больно впечатался в дверной косяк.

— Как ты со мной разговариваешь, мелкий гадёныш?! — рассвирипел дед и скрылся в комнате, чтобы через минуту появиться в коридоре с ремнём. — Да я тебя сейчас отлуплю так, что жопа месяц гореть будет! Иди сюда, гадёныш! Нет, старая, отойди. Не надо его защищать!

Когда они скрылись на втором этаже, продолжая ругаться, женщина посмотрела на Павла, извинилась перед ним и пожелала хорошо дойти до дома и завтра хорошей дороги. Павел ушёл.

* * *

Идя по улице, он увидел человека с пружинистой походкой, который шёл от домов. Человек прошёл под уличными лампами и свернул в небольшой лесок. А Павел подошёл к дому и открыл дверь...

Кристина вернулась домой. Настроение было паршивое, нога сильно болела, а на губах отчетливо ощущался вкус поцелуя, такого нежного и непривычного. А потом вспомнились полные обиды глаза Никиты, и девушка вздохнула и поморщилась. Она знала, что этот парень влюбился в неё без памяти, считает её самой красивой женщиной, старается делать подарки, но Кристина относилась к нему просто как к другу. Она не любила его и не была уверена, что сможет связать свою жизнь с парнем вроде него. Вроде бы из всех, с кем она встречалась, он был надёжным, умным и весёлым. Конечно, с Робертом Даниловичем он не сравнится, но вот было в Никите что-то домашнее. Эти посиделки дома, его иногда неуклюжие попытки что-то приготовить для неё... да много всего разного. С ним девушке было спокойно и уютно. Он был младше на пять с половиной лет, и эта разница в возрасте была девушке интересной и давала какие-то новые ощущения.

Сегодня Никита выпил виски. Он иногда мог напиться, но всегда в таком состоянии приходил к Кристине, и она отпаивала его чаем. А сегодня он даже не захотел с ней разговаривать. Он сильно обиделся из-за этого поцелуя. Но ведь она не хотела целоваться с Мортисом, это он её заставил силой. А потом этот урод сжал её горло, и она сильно испугалась. Она смотрела на его жуткое лицо, заглядывала в глаза, видела веко без ресниц и дрожала от страха. Ей в эти секунды было страшно. И Никита... Почему она не побежала к нему сразу? Он бы обнял её, высказал все Мортису, а потом... Сейчас бы они сидели дома, болтали и смеялись над этим недоразумением.

Темно, холодно, одиноко. Хочется обнять Никиту, зарыться носом в его ямочку под ключицей, почувствовать на своей пояснице и ягодицах его сильные руки. Не стоять сейчас посреди тёмного коридора.

Включив свет, Кристина посмотрела на календарь. Завтра уедет Паша, который был прекрасным соседом. Тихий, спокойный, ответственный, он не мешал ей и не приставал с разговорами о женщине, которую нужно считать матерью. В первый день они обсудили темы, которые можно обсуждать, и темы, которые обсуждать не стоит. И оказалось, что тем общих осталось не так много. Да и никто особо не стремился к общению. Они были соседями.

Вытащив из сумки телефон, она написала сообщение Никите, но потом его стерла. Выбрала другой контакт и стала писать сообщение:

— Роберт Данилович, сегодня произошел выпиющий случай. Я упала на мокром полу, а уборщик меня обхамил, а потом грубо поцеловал и стал лапать. Ещё он разбил чашку из вашего сервиза и сказал, что повернет всё так, что это сделала я. А потом он схватил меня за горло и чуть не задушил. Роберт Данилович, мне страшно находиться наедине с этим монстром.

Отправив сообщение, девушка направилась на кухню. Нужно сварить макароны, завтра отдаст Паше, чтобы было что поесть в поезде.

Звуковой сигнал о пришедшем сообщении раздался очень громко и неожиданно. Кристина разблокировала телефон и увидела сообщение от начальника. Оно как всегда было коротким, и девушка принялась писать сообщение Никите:

— Никит, мне очень жаль, что так вышло. Приходи ко мне завтра, я приготовлю пасту болоньезе. Паша утром уедет, и ты сможешь остаться у меня на ночь. Я люблю тебя.

Но отправить сообщение она не успела. Раздался стук в дверь, и девушка, отложив телефон на стол, направилась к двери, надеясь, что это пришёл Никита. Но это был не он. К сожалению, это был последний человек, которого она видела в своей жизни.

* * *

Паша открыл дверь и вошел в дом. Первое, что бросилось в глаза, — это разбросанные сапоги Кристины, хотя она никогда не поступила бы так. Сняв свою обувь и надев теплые мягкие тапки, Павел сначала хотел поставить сапоги девушки на место, но потом отдёрнул руку. Выпрямился и пошел на кухню, чувствуя, что произошло что-то неприятное.

На полу на спине лежала Кристина. Волдыри на лице, вода на полу, валяющаяся недалеко кастрюля. Волдыри были жуткими и страшными, и молодой человек несколько секунд стоял в ступоре, а потом осознал увиденное. Ругнувшись и побледнев, он подошел к девушке и прислонился пальцами к её шее. Пульса не было, и это пугало. Павел почувствовал, как нарастает паника, а по спине то и дело пробегает противный холодок. Нужно что-то делать. Сев на колени, он открыл её рот и зажал нос, наклонился к ней и стал делать искусственное дыхание. Вспомнились курсы, и он начал делать массаж сердца. Пять надавливаний, вдыхание воздуха в рот. Бесполезно. Всё было бесполезно. Она не дышала, и пульс так и не появился.

— Ну как так-то, Кристина?! — пробормотал молодой человек, почувствовав неприятный комок в горле. Понимание, что это конец, не хотело укладываться в сознании. — Что же делать?

Он сидел около погибшей и не понимал, что делать. Все знания разом вылетели из его головы, и он просто потерянно сидел рядом с ней, а потом будто очнулся. Вытащил телефон и набрал номер начальника.

* * *

Уже была почти полночь, но в доме Гончаровых никто не спал. Маленькая дочка из-за чего-то возбудилась и не хотела ложиться спать, вскакивая с кровати каждые пять минут то в туалет, то попить, то уложить свои игрушки спать или вспомнив, что какие-то очень важные детские дела не были сделаны. Например, нужно было срочно рассказать маме и папе, что они с подругой Ксюшей братаны и будут дальше братанами. А еще прям в двенадцать часов ночи нужно показать замученной маме и уставшему и злому папе танец, который они учили в садике.

Все это безобразие было прервано раздавшимся звонком телефона. Мужчина нахмурился, посмотрел на дисплей. Звонил Павел, и он бросил взгляд на часы.

— Да, Паш. Что-то случилось? — спросил он и стал слушать какую-то неуверенную прерываюдуюся речь молодого помощника. — Ты успокойся и скажи, что случилось... Что?! Да, я сейчас приду.

Отключив связь, мужчина стал собираться, сказав, что все объяснит завтра, когда будет что-то понятно. Алёна обиделась на него, и он попытался взять её за руку, но она вырвала руку и сказала, что он может идти. И маленькое чудовище сразу перестало кривляться и быстро убежало к себе. Мужчина про себя выругался и покинул дом. На улице было темно, холодно, ветрено. Висевшие вдоль центральной улицы на проводах фонари скрипели от ветра, несколько из них не работало, а по земле клубился туман. Мужчина прислушивался к посторонним шорохам, но был только шелест гравия от его ног. Дойдя до дома, он остановился и, посмотрев на окно, в котором горел свет, перевёл взгляд на крыльцо. Там стоял Паша, и мужчина поспешил к нему.

— Она там. Я делал ей искусственное дыхание и массаж, но всё было бесполезно. Дмитрий Витальевич, ну как же так-то?

— Иди к Надежде Викторовне, попроси её подойти в пункт. И попробуй Михалыча найти. И телегу, чтобы транспортировать тело в пункт.

Когда Павел, накинув куртку, выбежал из дома, мужчина прошел на кухню, чтобы убедиться, что всё, что говорил Паша, не плод его больного воображения. Осмотрев тело и место падения, мужчина сделал вывод, что это просто роковое стечение обстоятельств. Она, судя по всему, поскользнулась, упала назад, ударилась головой и вылила на себя кастрюлю с кипятком. Жуткая нелепая смерть. Оставалось надеяться, что она не чувствовала, как на неё пролился кипяток.

Хотелось курить, и Дмитрий вышел на крыльцо. Закурил и посмотрел на хмурое небо. Услышал приближающиеся шаги и перевёл взгляд на людей. Михалыч обменялся с участковым рукопожатием и подкатил тележку к крыльцу. Дмитрий докурил сигарету и вошел в дом, чтобы заняться транспортировкой тела до фельдшерского пункта, в котором есть холодильная камера. До утра продержат его там, а завтра приедет труповозка и отправит в морг соседнего города. Потом будут похороны, прощание и всё вернется на круги своя.

Когда трое мужчин занимались укладыванием тела погибшей девушки на телегу, появилось еще одно действующее лицо, которое Дмитрию видеть сейчас хотелось меньше всего.

— Кристина?! Что с ней? — увидев жуткие ожоговые волдыри на лице девушки, произнес Никита. — Что с ней?! Кто это сделал?

— Судя по всему, несчастный случай.

— Я не верю в это. Кристина, почему? — закричал Никита.

— Тихо, весь поселок перебудишь!

— Плевать! Она не могла... не могла. Ее убили! Это тот ублюдок, уборщик! Он лапал её и целовал! — Никита раскричался не на шутку. Алкоголь никуда не выветрился, появилась агрессия.

— Лагутенко, успокойся! — холодным тоном произнес Дмитрий, заметив, то от криков парня включился свет в соседнем доме. Только этого не хватало.

Но Никита уже успокоиться не мог. Видимо, из-за наличия в крови алкоголя, стресса и известия о том, что он больше никогда не обнимет Кристину, у него слетели тормоза. Он стал что-то неразборчиво кричать и не реагировал на совет участкового заткнуться и не мешать. Наоборот, ему это не понравилось, и он набросился с кулаками на Дмитрия. Но Михалыч скрутил его.

— Лагутенко, я не пойму, тебе жить надоело?! — холодным тоном процедил Дмитрий, стирая кровь с разбитой губы. — Отведёшь его в клетку?

Когда Михалыч с Никитой ушли, Дмитрий посмотрел на Пашу и попросил его помочь с транспортировкой тела до медицинского пункта.

Надежда Викторовна Черкасова, сельский врач, уже ждала их на своём рабочем месте. Это была уже не молодая, но всё еще активная женщина, с седыми волосами, морщинами на лице и руках, не очень высокого роста. Работала она врачом с тех самых пор, как окончила институт, а это было примерно шестьдесят лет назад, и все это время работала в своем посёлке. Её все любили, ценили и уважали, и она уже много лет является почётным жителем этого посёлка.

Когда мужчины уложили на стол тело погибшей, Надежда Викторовна посмотрела на тело и перевела взгляд на Дмитрия.

— Что случилось?

— Я её нашел где-то около получаса назад, — сказал Паша. — Пришел домой, а там она лежала. Я пытался сделать ей массаж сердца и искусственное дыхание, но было уже поздно. Потом я позвонил Дмитрию Витальевичу.

Женщина надела перчатки и потрогала волдыри на лице. Потом посмотрела на мужчин, задержала взгляд на Павле и попросила их зайти завтра.

— Что по поводу вскрытия? — Дмитрий заметил, как Паша побледнел, и кивнул в сторону двери.

— Я пока ничего не могу сказать. Если она погибла в результате несчастного случая, то вскрытие можно делать только с согласия прямых родственников.

— Вы полагаете, это не несчастный случай? — Нахмурился Дмитрий.

— Я пока еще ничего не полагаю. Но если это несчастный случай, то очень трагический. На лице очень много нервных окончаний, поэтому всегда больно, когда что-то дотрагивается до кожи. — женщина повернула голову девушки и увидела в волосах запекшуюся кровь. Раздвинула волосы и увидела ранку. — Вот, смотри, кожа на затылке рассечена. Возможно, она оступилась, упала назад.

— Она... — Дмитрий еще раз посмотрел на девушку, — она не мучилась пред смертью?

— Я не знаю. Для этого мне нужно её осмотреть. Хотелось бы получить разрешение на вскрытие, так мы больше узнаем о ней.

Дмитрий посмотрел на женщину и вздохнул. Покинул поселковый медицинский пункт, в котором кто-то начинал свой путь, а кто-то оканчивал. Оканчивали в основном старики, ведь в посёлке их было намного больше, чем молодёжи, и это было как-то частью жизни. Настолько обычной, что особо никто не волновался по этому поводу. Так, поплачут, соберутся всем посёлком на похороны и поминки, а потом вернутся к привычной жизни.

Павел стоял на крыльце, вида он был бледного, с растерянным взглядом. Мужчина внимательно посмотрел на своего помощника и заметил, что тот дрожит. Покачал головой и достал пачку сигарет. Взял одну и увидел, что помощник смотрит на сигареты, и протянул ему пачку. Тот отказался, и Дмитрий, пожав плечами, направился в сторону участка. Павел шёл за ним.

В кабинете за столом сидел Михалыч, а в клетке на скамье спал Никита. По размеренному дыханию было понятно, что спит он мертвецки пьяным сном. Отпустив мужчину, Дмитрий достал из шкафа плед и укрыл парня. Потом устало сел на стул и прикрыл глаза. Нужно немного отдохнуть, а потом заняться бюрократией. Написать кучу бумажек, утром вызвать криминалистов, с понятыми отправиться в дом, составить протокол. Передать всё в соседний городок. Дел было много.

— Можно покурить? — голос помощника выдернул его из тяжелых мыслей, и Дмитрий, не открывая глаз, вытащил из кармана куртки пачку с зажигалкой и положил на стол. — Спасибо.

— Иди на улицу.

Когда послышались удаляющиеся шаги, Дмитрий вздохнул и открыл глаза. Протёр руками лицо и зевнул. Со стороны клетки раздался протяжный стон, потом все стихло, и мужчина позавидовал Никите. Он бы сейчас не отказался отключиться и проспать несколько часов мертвецки пьяным сном, только бы уйти от этой неприятной реальности. Представив, как Кристина пролила на себя кипяток, он поморщился и встал со стула. Снял куртку и отправился умываться, надеясь хотя бы прохладной водой немного снять напряжение. Холодная вода успокаивала, и он вышел в коридор. Идя по нему, он услылал доносящийся с улицы судорожный кашель, смешанный со вздохами. Покачал головой и направился на улицу. Как он и думал, судорожный кашель был у помощника. Тлеющая сигарета лежала на ступеньке, а парень облокачивался о перила и кашлял. Дмитрий покачал головой, затушил сигарету и ушел за водой, ворча про безответственность и глупость молодых людей. Паша не курил, и, судя по всему, никогда не пробовал. Дмитрий подумал, что он, в принципе, и не обязан нянчиться со своим помощником. Тот уже как полтора года совершеннолетний, и мнение чужого для него человека он имеет право не учитывать. Дмитрий и не лез со своими нравоучениями, прекрасно зная, что слушать его обязан только один человек — его дочь.

Кашель прекратился, и Дмитрий нашел парня сидящим на ступеньке. Дрожь его была достаточно заметна, и вряд ли это была дрожь от холода. Да и если от холода, то тоже не очень хорошо. Утром нужно уезжать, и не хотелось бы заболеть в поезде. Дмитрий встал напротив него и протянул кружку с водой. Паша дрогнул и поднял голову. Глаза красные от слёз, на щеках соленые дорожки. Молодой человек взял кружку и выпил воду.

— Простите, я... я никогда не курил. Думал, мне это поможет не думать о ней.

Дмитрий никак не отреагировал и ушел обратно. Павел поднялся, пошатнулся и пошел следом. В комнате на скамье в клетке мирно спал Лагутенко, пачка сигарет сиротливо лежала на краешке стола, и мужчина убрал её в карман. Подошел к сейфу, на котором стояли чайник с кружками и сахарницей, и включил чайник. Достал банку кофе и открыл сейф. Посмотрел на початую бутылку коньяка и вытащил её. Вскоре вернулся Паша. Вида он был все еще бледного, с красными глазами.

— Будешь кофе?

От кофе парень не отказался, да и от коньяка тоже. Дмитрий долго и внимательно смотрел на него, думал о чем-то, но потом плюнул и добавил коньяк в кофе. Если парень начнёт после этого дебоширить, то он просто вырубит его и отправит в клетку к Лагутенко. А еще в сопроводительном письме напишет об этом. Он считал, что работающий в органах человек не имеет никакого права на срыв, тем более на своем рабочем месте и во время исполнения обязанностей. Сейчас Павел находился на практике, и эти два месяца за него отвечал наставник. Если за время практики парень что-нибудь учудит, то пострадать может и Дмитрий, а этого ему совершенно не хотелось. Не хотелось ни быть виноватым, ни слушать чужие сопли. Он в мамки не записывался.

Паша, вероятно, тоже понимал, что за срыв будет плохо, поэтому держался. Он совершенно не представлял, что делать, ведь со смертью он столкнулся впервые. Раньше не было такого, чтобы он что-то решал. Было страшно, непонятно, и это его пугало. Нужно собраться, что-то решать, но не было даже представления, что делать. Даже успокоиться не получалось, и дрожь все еще сотрясала его тело. А еще дрожали руки, и в какой-то момент кофе пролился, в том числе на тыльную сторону ладони. Парень вздрогнул и не смог сдержать судорожный всхлип.

Раздавшийся в тишине громкий хлопок ладони о поверхность стола заставил его подпрыгнуть на месте и испуганно вжать голову в плечи.

— Не веди себя как тряпка, — рявкнул Дмитрий. — Мне тоже тяжело из-за этого, но я же не зацикливаюсь на этом. Паша, ты случайно не ошибся выбором профессии? Ты — мент, а мент должен быть собран и сохранять ясный ум! Если ты так реагируешь на смерть, то может быть тебе не стоит дальше учиться? Выбери себе паправление попроще. Вон, в Главке много работы, наверняка какая-нибудь тебе подойдет.

Дмитрий ругался громко, и от его голоса на секунду проснулся Никита, но потом повернулся на другой бок, свалился со скамьи на пол и свернулся в комочек, где снова заснул, всхлипнув и что-то пробормотав. Но на него сейчас никто внимания не обращал. Павел постарался унять дрожь в теле. Слова мужчины тяжело доходили до сознания, терялись в нём, разбивались бессвязной речью. Дмитрий продолжал ругаться, и парень вскочил со стула и позорно выбежал из кабинета. Покачав головой, майор Гончаров продолжил заниматься насущными делами.

Надежда Викторовна, оставшись одна, принялась за осмотр тела погибшей девушки. Кристина лежала на холодном стальном столе с открытыми глазами и приоткрытым ртом, и женщина поднесла ко рту зеркальце. Глупость, ведь она прекрасно знает, что эта девушка уже мертва. Чудес не бывает, хоть иногда очень хочется, чтобы они были. Тело её холодное, дыхания нет. Смерть биологическая наступила чуть меньше часа назад. Мозг живет без кислорода недолго, да и потом, после выздоровления, вероятность, что человек станет дееспособным, достаточно мала. Со смертью мозга можно существовать, а вот когда наступила смерть биологическая — всё, никакого существования больше нет. Сейчас была биологическая смерть.

Разрезав ножницами кофту на девушке, женщина обнажила стройное и чуть загорелое тело и провела внешний осмотр. Провела по белой линии живота и нахмурилась. Провела пальцами ещё раз и покачала головой. Что-то ей показалось не то, чтобы странным, но не давало покоя. Появились некоторые вопросы, и она продолжила дальше осматривать тело. Внешних признаков насильственной смерти не было, но вот ранка на затылке казалась какой-то странной. Дальнейший осмотр показал наличие припухлости в голеностопном суставе, что могло послужить падением. Только, насколько Надежда Викторовна знала, падение от травмы ноги будет точно не назад. Осмотрев подошву ботинок, женщина не увидела ничего, что могло бы послужить опрокидыванию тела назад.

Укрыв погибшую простынёй, она покинула помещение, в котором было достаточно прохладно, и вернулась в свой малюсенький кабинет. Посмотрела на часы и решила позвонить Диме утром, чтобы рассказать о своих предположениях. А пока начала составлять протокол осмотра, думая о белой линии и где-то в глубине души жалея, что ей не дадут провести вскрытие. Скорее всего не дадут.

Скрипнула дверь, послышались шаги, а потом кашель. Надежда Викторовна оторвалась от печатанья и прислушалась, гадая, кто же мог к ней пожаловать в половину второго ночи. Шаги приближались, и вскоре в дверном проеме появился молодой помощник Дмитрия Витальевича. С этим парнем женщина общалась не так, чтобы часто, но, как и все в поселке, была осведомлена о том, кто он, откуда и кем является этой девочке. Да и с Кристиной она нечасто разговаривала, не любила она влезать в чужие души. Но умела слушать, и к ней часто приходили, чтобы поговорить. Частыми гостями были Марковы и их младший внук Кирилл, особенно в первые годы их появления в этом посёлке. С Анной Яновной у Надежды Викторовны сложились доверительные отношения, и она в свое время очень помогла им в воспитании и некотором залечивании ран.

— Ты почему без куртки? — строго спросила женщина, приглашая Павла в кабинет и указывая на маленький диванчик.

— Можно мне... посмотреть на неё? — Павел так и остался стоять, не обратив внимания на жест и не услышав вопрос.

— Пойдём, — Надежда Викторовна встала и направилась к соседней комнатке. — Но я еще ничего не делала, внешний осмотр ничего не показал.

Она откинула ткань с лица трупа и отошла, чтобы не мешать Павлу попрощаться с дорогим для него человеком. Эта процедура больше всего не нравилась пожилой женщине, да и плакальщицей она никогда не стремилась быть. Радовало только, что такие случаи были достаточно редки, обычно всё это проходило в соседнем городке.

Павел смотрел на обезображенное кипятком лицо Кристины и чувствовал, как противный комок снова подступает к горлу, а глаза начинает предательски щипать, делая из него тряпку. Протянул руку, чтобы закрыть глаза.

— Если в школах сейчас проходят Тургенева и ты читал его роман, то должен знать, что не стоит этого делать, — холодно произнесла женщина, на что молодой человек покраснел, убрал руку и смущённо опустил голову.

— Ей не было больно? — прошептал он, отходя от стола. — Я... я же не виноват в этом? Я должен был вернуться раньше. Что мне сказать ее матери? — Павел посмотрел на свои руки и увидел, как они дрожат.

Надежда Викторовна снова накрыла тело простынёй и поманила распереживавшегося парнишку за собой в кабинет.

— Несмотря на то, что у них были не очень хорошие отношения, мать любила её. Мачеха мне всегда говорила, что это я был виноват в их плохих отношениях. У нас с Кристиной разные матери, но один отец. Моя умерла после родов, и отец принёс меня к своей бывшей жене. Та была не в восторге.

Паша грустно вздохнул, стёр выступившие на глаза слёзы и хлюпнул носом. Надежда Викторовна молча слушала мальчика, не перебивая.

— Кристине было тогда семь, и я не помню, чтобы мы были хоть как-то близки. Я рос, и мы почти не пересекались с ней. Я только помню, что Кристина часто ругалась с матерью, пила, курила, хамила, а потом просто исчезла. Инна Вячеславовна винила отца, что он не занимался воспитанием дочери, и иногда срывалась на мне. Вернулась Кристина почти через год с новорожденным ребёнком, долго ругалась с матерью, а потом окончательно исчезла из нашей жизни, оставив ей ребёнка.

— Ребёнок? — Надежда Викторовна нахмурилась. — У неё был ребёнок?

— Да, девочка. Анжелика, — уголки губ молодого парня дрогнули в слабой улыбке.

Женщина села за стол и стала дальше печатать, не обращая внимания на молодого человека, который молча сидел на диване и изучал линии на своих ладонях. Горло саднило, глаза щипало, было холодно. Сильный стресс давил на сознание, начинала болеть голова. Нужно что-то делать, куда-то идти. Но куда? От мысли возвращения в дом становилось страшно и замирало сердце, оставляя неприятное чувство похолодения в груди. Вспоминались слова Дмитрия Витальевича, что он ошибся профессией и ему надо заняться чем-то другим, не работой в органах. Но чем он может заняться? Он ничего не умеет, поступил в этот колледж благодаря отцу и не оправдал его ожиданий. Он никогда не оправдывал ничьих ожиданий, хоть очень старался быть послушным и удобным пасынком и старшим братишкой для маленькой Лики. Он очень любил Анжелику и очень хотел, чтобы её мама вернулась. Но она уже больше никогда не вернётся.

Судорожный всхлип рвется наружу, но он с большим трудом его сдерживает и морщится от раздирающей горло боли. Нужно уйти куда-нибудь, побыть на улице, охладить голову, которая постепенно становится чугунной и какой-то горячей. Тело начинает пробивать озноб, пальцы рук становятся холоднее.

— Я, наверное, пойду, — прохрипел парень, вставая с дивана. — Спасибо, что дали... попрощаться.

Голос хриплый, сильно дрожит. Из-за перемены положения тела в пространстве начинается головокружение и накатывает слабость. Он снова опустился на диван и согнулся, обняв себя руками за плечи. Дрожь стала очень сильной, а голова начала разрываться от боли и огня. Надежда Викторовна прислонила ладонь к его лбу и протянула молодому человеку градусник. Пока он мерил температуру, она отправилась в небольшую комнату, в которой стояли две кровати, огороженные друг от друга непрозрачными занавесками, и постелила на одну кровать простыню и положила подушку. Вернулась к молодому человеку. Павел протянул ей градусник и поднял на нее совершенно больные глаза.

— Высокая температура. Пойдём. Я сейчас вколю жаропонижающее. Тебе надо поспать.

— Простите, я доставляю так много неудобств, — пробормотал парень, но женщина не отреагировала на это, ведь сейчас за него говорили высокая температура и стресс.

Когда пациент заснул, пожилая женщина укрыла его одеялом и откинула прядь волос с его огненного и влажного лба. Он пробормотал что-то и всхлипнул. С уголка глаза стекла слеза, и женщина осторожно пальцем стёрла ее. Потом вернулась к работе, но уже не смогла сосредоточиться на протоколе. Этот мальчик не выходил из её головы, и женщина прикрыла глаза. Своих детей у неё никогда не было, но она с детства нянчилась с сестрёнкой и братиком, а потом с племянниками. Лет в десять, впервые обрабатывая ссадину на коленке братишке, Надя поняла, что хочет быть врачом, и поступила в медицинский. Вернулась в саой посёлок и стала работать помощником врача. Постоянно проходила всякие курсы, работала в медицине катастроф, много всего знала и умела. И вот за активную жизненную позицию, вклад в развитие посёлка и оказание помощи она стала почетным жителем.

* * *

Павел так и не вернулся, и Дмитрий, посчитав, что не должен нести ответственность за эту тряпку, лег на диван и почти сразу заснул. Сон его был чутким и поверхностным, ведь по стседству в клетке спал Никита, и ему могла потребоваться помощь. Хотя Дмитрий считал, что ему нужна не помощь, а хорошая порка, чтобы больше не распускать руки. Разбитая губа болела, на скуле проступил синяк. Нужно наказать его.

Утром он проснулся от стонов. Никита сидел на полу и сжимал голову руками. Мужчина встал с дивана и отправился умываться. Потом выпустил Никиту из клетки, сопроводил его в туалет и отправил обратно.

— Можно мне попить?

Мужчина молча налил в кружку воду и протянул парню. Сел за стол и помассировал виски. Голова болела от напряжения, надо будет зайти к Надежде Викторовне.

— Почему вы посадили меня, а не этого урода? Он вчера лапал Кристину и своими мерзкими губами целовал её! — проворчал Никита.

— А ты не догадываешься, Лагутенко? Тебе напомнить, что вчера ты напал на сотрудника полиции, а это уже попахивает административкой. А еще можно нарваться на проблемы за клевету. Тебе так хочется сломать себе жизнь?

— Но она не могла упасть! Не могла! Почему сижу здесь я, а не этот урод? Да вы...

— Успокойся, — рявкнул Дмитрий, — если не хочешь усложнить себе и своим бабушке с дедом жизнь, то советую замолчать и успокоиться. Выйдешь отсюда только когла я посчитаю нужным.

— Да пошел ты, — Никита ударил рукой по клетке и сел на пол, отвернувшись от мужчины.

— Продолжай в том же духе, и вместо мозгов у тебя останется тряпочка.

Заварив себе крепкий кофе и добавив туда ложку коньяка, Дмитрий взял кружку и вышел на улицу. В посёлке уже, несмотря на раннее утро, кипела жизнь. Фонари ещё не погасли, но некоторые люди шли на утреннюю службу в расположившуюся неподалёку церквушку. Раздавался колокольный звон, и мужчина невольно заслушался им. Сделал большой глоток вкусного кофе и прикрыл глаза. Поморщился от жжения в разбитой губе и вздохнул.

— Дим, мне Михалыч сказал, что этот идиот вчера что-то учудил и ты его запер в клетке, — послышался голос Николая Николаевича, и мужчина открыл глаза. Посмотрел на подошедших к нему людей и кивнул. Отпил еще немного кофе и скрылся за дверью, поманив их за собой.

Дмитрий открыл клетку и выпустил Никиту, который фыркнул и, проходя мимо, намеренно задел его плечом. Дмитрий указал ему на стул и сел за стол. Протянул бумагу и ручку. Никита прочитал текст и поморщился.

— Еще раз такое повторится, и ты не отделаешься штрафом. Заведу административку, будешь улицы чистить. Сейчас просто оплатишь штраф, на его погашение даётся два месяца. И перестань пить, алкоголь еще никому не приносил пользу.

Молодой человек подписал бумагу, получил квитанцию и встал со стула. Дед взял его за ухо и потащил к выходу из полицейского участка. А Дмитрий допил кофе и посмотрел на оставшуюся женщину. Она стала извиняться за этого балбеса, но мужчина покачал головой.

— Он должен научиться сам отвечать за свои поступки. Вчера он себя вёл неадекватно, напал на меня, а это уже не только штраф, но еще и административка. Сомневаюсь, что Роберту Даниловичу будет приятно знать, что на его предприятии работает сотрудник, у которого проблемы с законом. Так что я не собираюсь больше закрывать глаза на чудачества вашего внука.

— Но он не специально. У него стресс, — попыталась встать на защиту женщина.

— Анна Яновна, при всём уважении к вам и вашему мужу, но я не потерплю больше таких закидонов. Примите меры, желательно срочные.

— Он переживает из-за того, что случилось с Кристиной.

— Мы все переживаем. И я, и мой помощник, и половина посёлка. Но это не повод нападать на представителя закона и хамить. Если так будет поступать каждый, то начнется анархия. Давайте все будем бухать, драться, срываться.

— Дим, ну что ты, — женщина положила ладонь на его напряженную руку, — успокойся, пожалуйста. Тебе нужно отдохнуть.

— Тут сейчас не до отдыха будет. Надо выяснить причину гибели Кристины, передать всё в город, подготовиться к похоронам. А Алёнка скоро должна родить. Ночью мы с ней поссорились из-за звонка Паши, и у меня пока не будет времени отдыхать. Если это всё, то, пожалуйста, покиньте помещение.

Когда женщина покинула кабинет, Дмитрий протер руками лицо и задумался. Допил кофе, встал со стула, надел куртку и тоже ушел. Догнал Анну Яновну, извинился перед ней и проводил её до дома. Попадавшиеся по пути соседи спрашивали про Кристину, и скрывать уже было нечего, все и без него всё уже знали. Дмитрий дошел до медицинского пункта и увидел сидевшего на диване Пашу и хлопочущую перед ним Надежду Викторовну. Павел увидел своего начальника и сглотнул.

— Дмитрий Витальевич, я связался с её матерью. Она не дала разрешение на вскрытие.

Голос у Павла был болезненный, да и вида он был больного. Мужчина покачал головой и забрал у женщины протокол осмотра трупа. Потом посмотрел на помощника и кивнул ему. Надежда Викторовна вколола очередной димедрол и дала пачку таблеток. Дмитрий подождал, когда Паша будет в состоянии идти, и попрощался с женщиной.

— Вы действительно думаете, что мне это не подходит? — спросил молодой человек, вздохнув. — Эта работа. Вы не подпишете мне практику из-за моего вчерашнего срыва?

— Подпишу. Но не советую тебе этим заниматься. Если действительно хочешь быть опером, то ты должен быть собранным и с трезвым умом. Такие закидоны могут быть неправильно поняты. Когда у людей случается горе, то ты должен быть смелым, чёрствым, прятать эмоции. Даже если это касается твоего родственника. Ты ничем не лучше Лагутенко.

— Простите, я... я растерялся.

— Я все понимаю. Но этот позорный побег из участка ночью — это глупо и по-детски. Я понимаю, если бы ты был ребёнком, но ты не ребёнок.

Паша ничего не ответил. Он шёл молча рядом с мужчиной и чувствовал, как постепенно поднимается температура. Появилась слабость, пальцы опять стали ледяными. Начальник вернулся в кабинет и сел за стол, Паша сел рядом.

— Надежда Викторовна не советует тебе пока ехать. Думаю, с высокой температурой тебе пока придется побыть здесь. Сейчас лекарство должно подействовать.

— Но меня выгонят из колледжа, если я завтра не появлюсь. Мне нужно сдать практику, — упрямо возразил парень.

— Ты совсем дурак или притворяешься? — Дмитрий не удержался от жеста "рука-лицо". — У тебя ночью температура зашкаливала. Ты хочешь сдохнуть в поезде?

— Нет, я... простите, — парень, кажется, готов был разреветься.

— Возвращайся в медпункт, если тебе плохо. Мне не нужен больной помощник. Я тебе соберу твои вещи, когда будем осматривать дом и принесу их тебе. Больше до окончания следственных действий нельзя будет туда идти. Когда поправишься, поедешь домой.

Дмитрий надел куртку и вышел из кабинета. Посмотрел на часы и направился встречать криминалистов, чтобы вместе с ними направиться к дому Кристины.

Небольшой посёлок отличается от города не только тем, что все друг друга знают, но и тем, что слухи распространяются с катастрофической быстротой. Кристина умерла ночью, и утром уже об этом знало много соседей. В девять на пятиминутке Роберт Данилович почтил память о своей секретарше минутой молчания, устроил разнос некоторым сотрудникам и долго в своём кабинете кричал на своего брата. Как оказалось, уборщик вчера разбил чашку из китайского сервиза Роберта Даниловича, пугал Кристину накануне и плохо убрался в кабинете. Мортис вышел из кабинета очень быстро, он был в бешенстве и случайно толкнул Валентину Петровну, которая шла домой с ночной смены. Она сделала ему замечание, и он молча подошёл к ней и протянул к ней руку, но, едва пальцы коснулись её шеи, отдернул руку и так же молча ушёл. Женщина была напугана, она видела жестокий взгляд его холодных серых глаз. В них была похоть, жестокость, насмешка. Возможно, и ещё что-то. Работница цеха, как и многие на предприятии, знали, что Роберт Данилович когда-то давно пострадал от брата, но не осуждали его, что он нашел его и устроил сюда. О Мортисе Роберт отзывался неоднозначно, но иногда, впадая в лирику, говорил, что где-то в глубине души любит его. И что отец перед смертью просил его наладить отношения с братом. Он не мог пойти против воли отца.

Никите было плохо. У него сильно раскалывалась голова из-за вчерашнего алкогольного возлияния, а уставший мозг каждые несколько минут радостно подкидывал картинки с Кристиной, заставляющие его морщиться и злиться. А понимание, что больше никогда он не обнимет ее, не скажет ей слова любви, разъедало душу, так было плохо. Он сейчас даже не обратил внимания на ругань начальника.

А Роберт считал, что у сотрудников может быть одна причина невыхода на работу — смерть. В любом цехе, на любой должности должен быть порядок, так как даже минутное опоздание может сбить работу всех систем, а это непозволительно. И за такое мужчина мог если не уволить, то достаточно серьёзно наказать. Он наказывал и Кристину, и Валентину Петровну, и Эмилию Горячеву, которая работала рекламщиком, и еще много кого. Опоздал на пять минут — тебя лишат премии. Премии были достаточно часто, примерно раз в квартал, и, конечно, никому не хотелось их лишаться. Строго, но оно того стоило.

Мужчина завалил своего помощника работой и покинул кабинет, сказав, что вернётся к обеду и к этому времени нужно найти кандидаток на место секретаря. Никита посмотрел ему вслед и, вздохнув, стал работать. Голова не соображала, накатывала ярость из-за несправедливости. Он себя считал потерпевшей стороной, к тому же, как он полагал, Роберт Данилович наказал только его, а своего брата не наказал. Хотя все это случилось из-за того, что этот урод лапал его девушку. А потом и помощник мента тоже был виноват. Нечего ночами ходить по гостям. Ведь если бы тот вернулся домой вовремя, то сейчас Кристина была бы жива.

— Никит, я тебе принесла бульон, — в приёмную вошла тётя Валя, буфетчица, и поставила перед парнем пиалу с куриным бульоном. — Отвлекись немного и поешь.

— Спасибо, тёть Валь, — буркнул молодой человек и отпил немного бульона. — Спасибо, это очень вкусно.

Никита выпил бульон, ещё раз поблагодарил женщину и, когда она ушла, вернулся к работе. Но почему-то не хотелось работать, головная боль никуда не делась, и он, яростно захлопнув крышку ноутбука, вышел из кабинета. Увидел уборщика, который моет пол, и ярость взяла верх над разумом. Почему этот ублюдок спокойно работает? Почему он не сидит в клетке? Ярость обжигала, и молодой человек побежал к уборщику. Если участковый не в состоянии сам засадить его за решётку, то это сделает Никита. Он отомстит этой твари за Кристину!

Он подбежал к Мортису и опрокинул тележку с ведром. Грязная вода вылилась на пол и на серые рабочие штаны уборщика. Тот дрогнул и посмотрел на нарушителя, но увидел несущийся в лицо кулак. Не успел ничего сделать и почувствовал сильную боль в голове. Пошатнулся, поскользнулся на мокром полу и упал на спину. Никита подошёл к нему и начал избивать его ногами.

— Ублюдок! Больно тебе, да, тварь?! Ей тоже было больно, когда ты убивал её! Вставай, мразь!

Кто-то сильно схватил Никиту, и парень, дёрнувшись и повернув голову, увидел охранника, крепкого среднего возраста мужчину. Он крепко держал парня, и тот тщетно пытался освободиться. Мортис в это время молча поднялся и поставил на колёса тележку с ведром.

— Что здесь происходит, Лагутенко?! — рявкнул Роберт Данилович, подходя к ним и переводя взгляд со своего брата на Никиту и обратно.

— Его надо изолировать от общества, Роберт Данилович! Его надо отправить к дяде Диме, чтобы тот посадил его в клетку.

— Отпусти его, — сказал Роберт охраннику, и Никита освободился от хватки и помассировал затёкшую руку. — Отведи этого к Гончарову. И скажи, что жалоба уже составляется! Лагутенко, ко мне в кабинет!

Охранник подошёл к Мортису, который просто смиренно вытянул вперёд руки, чтобы заковали наручниками, и защёлкнул на его запястьях наручники. Толкнул к выходу, и Никита показал средний палец младшему из братьев. Роберт ухмыльнулся и направился в свой кабинет, и Никита пошёл следом.

* * *

На улице было холодно, с реки дул сильный пронизывающий ветер, и мужчина, которого вел охранник завода, сильно замёрз. Мокрые штаны заледенели, ноги замёрзли. Каждый шаг отдавался болью в спине и голове, но мужчина покорно шёл за охранником. Они поднялись по ступенькам крыльца, и охранник открыл дверь. Толкнул Мортиса и повёл его по коридору к кабинету Дмитрия Витальевича Гончарова.

Того на месте не оказалось, но за столом сидел его помощник, и охранник, сообщив о произошедшем, снял наручники и кивнул на клетку. Мортис покорно пошёл туда и сел на скамью. Только когда клетка была закрыта, охранник ушёл, сообщив, что произошла драка, и Роберт Данилович пишет жалобу на бездействие участкового. Павел позвонил Дмитрию Витальевичу, и тот попросил допросить подозреваемого, чем молодой человек и занялся.

Голос у Мортиса был хриплый и низкий, отвечал он спокойно, вот только алиби у него не было на момент убийства, и Павел нахмурился. Он помнил, что отсутствие алиби не равно совершению противоправных действий, но не мог понять, как с этим разбираться. Благо, вернулся Дмитрий Витальевич.

— Сделай мне кофе, — буркнул он помощнику и посмотрел на записи, — ты утверждаешь, что ты спал ночью. Кто-нибудь может подтвердить?

— Я уже говорил вашему помощнику, что нет. Я не знаю, как мне подтвердить, что я не совершал того, в чём меня обвиняют.

— Тебя пока ни в чём не обвиняют, — покачал головой Дмитрий и, взяв кружку с кофе, сделал глоток. Снова посмотрел запись допроса и кивнул. Увидел, как молодой человек улыбнулся, и вернулся к допросу подозреваемого, вручив помощнику протоколы осмотра места происшествия и трупа.

Пока Павел в соседнем кабинете разбирал документы, Дмитрий ещё раз опросил Мортиса. Тот отвечал уставшим голосом, чуть хриплым, и Дмитрий не узнал ничего нового. Выпустив человека из клетки, он дал ему расписаться и отпустил, предупредив, что покидать пределы посёлка ему нельзя. Мортис молча кивнул и вышел из кабинета.

— Ну что, как у тебя дела? — спросил Дмитрий, входя в соседнее помещение, которое было кладовкой для разного рода вещей. Дмитрий за двадцать лет работы никак не смог все разобрать, и всякий хлам накапливался. — Что ты об этом думаешь?

— Не знаю. Странно всё это. Но он подтвердил, что запугивал Кристину и сжимал её горло в кабинете. Но он отрицает свою причастность к убийству. У него на тот период нет алиби. Была ночь, в особняке все спали. Может, кто-то что-то видел?

— Но ты не забывай, что видел человека с пружинистой походкой, который шёл по улице ночью. На этот вопрос Мортис не находил ответа. Он отрицает это и говорит, что в это время спал в особняке.

— Думаете, он врёт? — с сомнением спросил Паша.

— Не знаю, — задумчиво сказал Дмитрий и отпил ещё немного кофе. — Когда будут готовы результаты осмотра, надо будет его ещё раз пригласить на допрос.

Павел закашлялся, и мужчина прислонил ладонь к его лбу. Он был очень горячий, с каплями пота. Снова поползла вверх температура, и мужчина отправил своего помощника в медпункт. А сам вернулся в свой кабинет и стал изучать документы. Эксперты-криминалисты облазили каждый миллиметр кухни, нашли отпечатки ботинок, сняли их и упаковали как вещдоки. Ничего необычного они не нашли, если не считать несколько одинаковых отпечатков на одном месте. Как будто человек топтался на одном месте. Дмитрий следил за их отточенными действиями и думал, почему не захотел связать свою жизнь с криминалистикой. Скорее всего, по характеру ему это показалось скучным. Вот бегать, расследовать, изучать — это как раз для него. А вот анализировать, долго сидеть на одном месте и не взаимодействовать с людьми — это, наверное, для Паши. Тихая и монотонная, очень спокойная работа. Нужно внимание к деталям, и у его практиканта и помощника это качество есть. А вот ему будет скучно. Да и сейчас он уже не представляет жизни без "Васька опять нажрался, поговори с ним, пожалуйста".

* * *

Через три часа сильно заболела голова, и он оторвался от работы, помассировал виски и сделал себе очередную кружку кофе. Позвонил Надежде Викторовне и узнал, что Павел совершенно расклеился и сейчас спит, сражённый высокой температурой. Мужчина обещал вечером принести одежду и положил трубку на рычаг. Допил кофе и зевнул. Нужно поискать свидетелей, вдруг кто-нибудь что-то видел. Паша сказал, что у человека была пружинистая походка, и у Мортиса на это время нет алиби.

Только он хотел выйти на улицу, как позвонил начальник отдела и сказал, что завтра приедет следователь из Москвы, поможет разобраться с проблемами. Дмитрий поговорил с начальником и положил трубку. Голова заболела сильнее, и он, налив ещё кофе, решил выйти на улицу. Около лестницы стояла Мария Ивановна, вечная сплетница этого посёлка.

— Дим, а это правда, что Кристиночку убили? — спросила она. — Как же так-то? Кому помешала эта красивая и умная девочка? Ты найдешь виновного?

— Мария Ивановна, — устало произнес Дмитрий, — вам больше заняться нечем?

— А ты за что вчера Никитку оштрафовал? Мне Анька сказала, что он всю ночь в клетке просидел, а перед этим подрался с тобой. Зачем ты так жесток с ним? Он переживает из-за Кристиночки. Ну напился мальчик...

— Если вам нечем заняться, то я сейчас быстро найду вам занятие! Не посмотрю, что вы пенсионерка! — неожиданно резко рявкнул Дмитрий.

— Хам! — крикнула бабка и начала ругаться, но Дмитрий закрыл перед её носом дверь и ушёл в тихий кабинет.

С улицы доносились крики ругани, потом к голосу Марии Ивановны присоединились еще два женских голоса, и Дмитрий прислушался. Кажется, там был какой-то очередной митинг, поторый нужно разогнать. Тяжело вздохнув и устало протерев лицо, мужчина вышел в коридор, а после на улицу. Как он и полагал, там стояли три бабки и ругались. Друг на друга, друг с другом или еще как-то, Дмитрию было неинтересно. Он рявкнул, чтобы они разошлись по домам и перестали нарушать общественный порядок, но бабульки не обратили на него внимания, продолжив ругаться друг с другом. Хотя Мария Ивановна продолжила поливать его грязью, но после очередного внушения она замолчала. Дмитрий холодным тоном сказал, что еще раз услышит подобное, и ей придется ответить по всей строоости закона. Мария Ивановна поджала губы, но потом продолжила разговаривать со своими подругами, и Дмитрий понял, что эти крики сейчас — это не ругань, склоки, а просто разговоры. Но ему от этого легче не становилось. Сильно болела голова, хотелось тишины и спокойствия, но его сейчас не будет.

Крики не прекращались, и Дмитрий хотел было выругаться и уйти в свой кабинет, там было потише, как увидел неуверенно подходящую к зданию Алёну. Она остановилась неподалеку от этих баб, и Дмитрий спустился с крыльца и подошёл к ней.

— Алёнка, — мужчина её обнял и прикрыл глаза, — как же я соскучился по тебе. Прости, что я так резко ушёл ночью.

— Я все понимаю. Ты меня тоже прости, — она прислонила ладонь к его покрытой щетиной щеке и заглянула в уставшие глаза. — Я не знаю, что на меня нашло.

Мужчина перехватил её ладонь и нежно поцеловал, на что она ответила искренней и доброй улыбкой. Дмитрию всегда нравилась эта улыбка, да и любая деталь в своей женщине, и он поцеловал её в кончик носа. Потом посмотрел на большой живот и хотел было прислонить к нему ладонь, но вспомнил, что стоит сейчас рядом с этими старыми каргами, которые не могут жить без ругани, и убрал руку. Все эти нежности носили чисто интимный характер и не были предназначены для публики.

— А знаешь что? — спросил мужчина, улыбнувшись и глядя на жену. — Ну её, эту работу. Основную часть я уже сделал, и могу пойти домой. Я действительно сильно устал.

Сказав это, мужчина снова скрылся в своем кабинете, чтобы через пять минут выйти оттуда, закрыть дверь и направиться с женой в сторону дома.

* * *

За эту драку, которую Никита устроил только что, Роберт Данилович лишил его премии, которая должна была быть достаточно хорошей. Молодой человек начал было возражать, но Роберт напомнил ему, что может одним словом перечеркнуть всю его жизнь и устроить так, чтобы нигде больше Никита не смог устроиться на работу. Если в трудовой книжке будет написана статья, то Никиту могут не взять на другое место. Никто не хочет связываться с драчуном, аморальной личностью, а Кирилл ещё слишком мал, чтобы работать. И бабушку с дедушкой не смогут взять на работу, даже уборщиками, так как со стариками, особенно перевалившими за пенсионный возраст, никто не хочет иметь дело. А семья и так не очень хорошо живёт, в основном на деньги Никиты. А ему ещё учиться несколько лет.

Парень тяжело вздохнул, выслушав версию будущего, если он продолжит спорить с начальником, и ушёл из его кабинета. Настроение было паршивым, но он взял себя в руки и продолжил искать новую секретаршу.

* * *

Оставшийся день Мортис молча мыл полы и убирался в помещениях, стараясь не реагировать на провокации и самому никого не провоцировать. С последним было сложнее, так как по заводу стали ходить слухи, что Никита не просто так набросился на него, а это он всё начал. В принципе, в этом не было ничего странного, так как за два месяца работы Мортис наслушался про себя не очень лестных вещей и просто не обращал на это внимания. Он понимал, что любое слово, действие или ещё что-то с его стороны повлечёт за собой разборки с братом, увольнение, а потом и снова тюрьма будет. Он больше не хотел в тюрьму, поэтому пришлось мириться.

Вечером кашель стал сильно душить, поползла вверх температура. Закончив работу, он ушёл с завода и направился домой. Тело пробивал озноб, дышать было тяжело, а мысль, что снова придётся спать в холодном продуваемом сарае, пугала. Но он ничего не мог поделать, и приходилось мириться. Мокрые брюки, которые так и не высохли за день, прилипали к ногам и доставляли дискомфорт. А дома ждала другая работа, и приходилось её делать. Нужно было убрать участок от опавших листьев, погулять с собаками и не попадаться на глаза брату.

А Никита, сильно уставший после работы, криков Роберта Даниловича и бессонной ночи, вернулся домой, где попросил у бабушки и деда прощения и сел ужинать. Они его простили, и молодой человек снова ощутил себя нужным и любимым. Он был любим, и он любил своих самых лучших в мире бабушку и дедушку. И младшего братишку.

Следующим утром Дмитрий перед работой решил зайти к Надежде Викторовне и узнать о самочувствии Паши. Потом вспомнил, что так и забыл сообщить его руководителю о болезни, и отложил посещение больного, отправившись в участок. Около здания всё было тихо и спокойно, в помещении было тепло, и мужчина, отмыв кружку с остатками кофе и заварив себе новый, позвонил в колледж и сообщил о случившемся. Потом отправился на почту, чтобы сделать скан документов, и снова увидел этих склочных бабулек. Им не пришла пенсия, и они с раннего утра терроризировали сотрудницу, свою соседку, а Диме сказали, чтобы он разобрался и уволил молодую женщину. Покрутив около виска пальцем и сказав Марии Ивановне, что у неё уже крыша уехала, он ушёл на улицу, оставив оператору документы.

Около двери с табличкой "участковый пункт полиции" стоял Никита, и Дмитрий выгнул бровь. Проводил парня в свой кабинет и сел за стол.

— Я это... хочу извиниться. Я вёл себя неадекватно.

— Постарайся, чтобы такого больше не было. Подумай о бабушке с дедом. Им уже ни к чему переживать из-за твоих закидонов.

— Я не знаю, что на меня нашло. Ревность? Дед мне всегда говорил, что не верит в мою любовь. Вы... вы тоже не верите в то, что я любил Киистину? Как мне быть теперь? Почему я не врезал этому уроду, когда он её лапал?

Дмитрий молчал, сложив руки в замочек и положив на них голову. Глаза его были прикрыты, но он все внимательно слушал, понимая, что парню надо просто выговориться. А Никита продолжал говорить, как-то бессвязно и постоянно теряя нить. Мужчина его не перебивал и даже не отвлекался от его монолога.

Скрипнула и хлопнула входная дверь, послышались шаги и удары тростью. Никита резко перестал говорить и вздрогнул, посмотрев на часы. Половина десятого, а он обещал сегодня не опаздывать. Дмитрий лениво перевел взгляд на остановившегося в дверях Роберта. Тот холодно и брезгливо осмотрел помещение, а потом увидел Никиту и ухмыльнулся, показывая свои острые и безупречно белые клыки.

— Он снова что-то натворил? — небрежно бросил он, переводя взгляд на майора. — Почему ты не на рабочем месте? Я так понимаю, зарплата тебе не нужна? Ну так я сделаю так, что ты ее не увидишь как своих ушей.

— Роберт Данилович, я... — замотал головой парень, чувствуя, как краснеет.

— Вы что-то хотели, уважаемый? — спросил Дмитрий, указывая рукой на стул, с которого вскочил Никита. — Иди на работу. Мы продолжим разговор вечером.

— Хотел, да, — мужчина опустился на стул и сложил руки на набалдашнике своей трости. Сидел он на краешке стула, с идеально прямой спиной, но в этой позе чувствовалась расслабленность. — Вы должны мне докладывать обо всем, что происходит в связи с расследованием гибели моей секретарши. Я знаю, что завтра к вам приедет следователь.

Дмитрий снова сцепил руки в замок и уткнулся в них подбородком. Посмотрел сначала на Роберта, а потом опустил глаза на кружку с остывающим кофе и вздохнул.

— Больше вам ничего не надо?

— Почему же? Надо. Наказать виновного. Я вас предупреждаю, Гончаров, что если вы спустите это дело на тормозах, то сильно об этом пожалеете. Вы же не хотите остаться без работы?

Дмитрий хмыкнул и расцепил руки. Взял кружку с кофе и сделал глоток. Хотелось туда снова добавить коньяк, но при посетителе, тем более таком важном, этого лучше не стоит делать. Да и обещал он жене, что не будет злоупотреблять. Вчера вечером из-за этого сердце побаливало и был скачок давления.

Нарушив молчание, Дмитрий объяснил посетителю, что ему будет известно только то, что он, Дмитрий, захочет рассказать. Единственный, у кого есть право всё знать, — мать Кристины, так как она является прямой родственницей. Все остальные такого права не имеют. Роберта это не устраивало, и он пытался найти рычаг давления на мента, но тот лишь усмехнулся.

— Вы можете жаловаться куда хотите и сколько хотите, — закончил бесполезный спор Дмитрий. — А сейчас, прошу, если у вас больше нет причин оставаться здесь, уйти. Вы отвлекаете меня от работы.

Роберт поиграл желваками на лице, холодно сверкнул глазами и встал со стула.

— Кстати, если вы хотите помочь в расследовании, то помогите разместить следователя, которая приедет сюда завтра. Я даже ума не приложу, у кого она может остановиться, а у вас, насколько я знаю, есть небольшой отель на окраине посёлка.

Роберт задумчиво посмотрел на Дмитрия, а потом молча кивнул. Когда покинул кабинет, мужчина всё-таки не удержался и налил в кружку с кофе коньяк и постарался успокоиться. Этот человек был одним из немногих, с кем у Дмитрия не получилось наладить отношения. С самой первой встречи общение переросло во взаимные оскорбления, и Дмитрий тогда получил выговор от начальства. На него поступила анонимная жалоба, но все прекрасно знали, от кого она поступила. Тогда Алёна остановила своего будущего супруга от необдуманных поступков, за что он ей благодарен, а с возрастом и сам Дмитрий перестал обращать внимание на хозяина этого рыбного завода, просто живя с ним по соседству. Роберт обеспечивал рабочие места в посёлке, а Дмитрий отвечал за безопасность.

Выпив кофе, он вышел на улицу. Там началась настоящая метель, ветер раскачивал висевшие вдоль дороги фонари, видимость была на нуле, и мужчина поёжился. Вернулся в свой теплый кабинет и позвонил в медпункт. Надежда Викторовна взяла трубку не сразу, и голос у нее был очень уставший, и это было связано с пациентом. У Павла ночью опустилось давление, и в данный момент он спит.

— Что-то нужно принести?

— Ничего не надо.

— Хорошо. Спасибо вам за помощь.

Когда связь разъединилась, он положил трубку на рычаг и посмотрел на часы. Было утро, нужно совершать обход по посёлку и поискать свидетелей. Но зазвонил мобильник, и в этом звонке было что-то тревожное. Алёна сказала, что ей только что звонили из больницы. Врач, которая вела беременность, заболела, и теперь неизвестно, как будет проходить госпитализация и роды. Дмитрий успокоил супругу и позвонил в больницу. Там сказали, что может так получиться, что места не окажется, и тогда придётся рожать в другом месте. Поругавшись, Дмитрий бросил трубку на рычаг и закурил. Из любой ситуации есть выход, просто его надо найти. А для этого надо успокоиться. В крайнем случае, есть Надежда Викторовна, она уже принимала роды у нескольких жительниц, последнему родившемуся сейчас два года. В женщине Дмитрий не сомневался, но его раздражала эта система. Если есть деньги, то ты родишь в нормальных условиях. А если нет, то как хочешь. Но лишних денег сейчас не водилось. Можно было, конечно, попросить у матери, но он этого никогда не делал, да и Машке нужны деньги тоже. Она платит ипотеку, воспитывает сына одна и иногда помогает родителям. Нет, в такой ситуации Дмитрий точно не будет ни у кого занимать денег.

Раздумья были прерваны звонком телефона. Номер был незнакомым, но мужчина все равно взял трубку. Звонивший человек представился Черновой Евгенией Владимировной, следователем, который сейчас едет в поезде, чтобы завтра часа в два выйти на станции. Голос строгий, со стальными нотками, и Дмитрий, подтвердив, что будет стоять на мосту через железную дорогу, отключил связь и задумался. По голосу было сложно сказать, что это за человек, но ему показалось, что эта следователь строгая, принципиальная. Дядя Витя вчера сказал, что это клещ, который не слезет.

— Что же, посмотрим, что вы из себя представляете, Евгения Владимировна, — вздохнул Дмитрий и потянулся.

Пообедав, мужчина направился совершать обход по посёлку. Сегодня надо было зайти в несколько домов к соседям, убедиться, что они ничего не нарушают, поговорить с жителями. Взяв папку с ручкой и одевшись, Дмитрий вышел из участка и закрыл дверь. Спустился по лестнице и поднял ворот куртки, а руки сунул в карманы. На улице было холодно, дул сильный ветер и шел снег. Видимость была низкой, и мужчина вздохнул, решив пройтись пешком. В такую погоду ему не нравилось садиться за руль, да и пользовался он машиной не так часто. Ветер задувал снег в лицо и спину, часто менял направление, и мелкие снежинки кружились в вальсе, а потом падали на поверхность. Этот ноябрьский день выдался снежным, да и вообще обещали до начала декабря снег, холод, а потом резкое потепление. И с атмосферным давлением было что-то странное — то оно высокое, то резко понижалось. Даже он, достаточно сильный и крепкий мужчина, у которого особо-то и не было проблем со здоровьем, чувствовал себя в такие моменты развалюхой.

* * *

Уже было темно, когда Дмитрий закончил работу и отправился домой. Снегопад не прекратился, и пришлось протаптывать себе тропинки. Где-то были лужи, где-то покрылось тоненькой корочкой льда, и вскоре промокли ноги.

— Дмитрий Витальевич, — послышался запыхавшийся голос младшего брата Никиты, и он обернулся, — ужасная погодка, не находите?

— А ты почему без шапки? — проворчал мужчина, неодобрительно глядя на него.

— Меня Роберт Данилович просил вам передать, что следователь может поселиться в отеле. Там отопление и свет есть. Во сколько она завтра приедет?

— Где-то часа в два. Почему он не хочет, чтобы этот отель работал? Это же прибыль для нашего поселка, мы должны развиваться.

— Роберт Данилович не любит посторонних. Он говорит, что не сможет тогда всё держать под контролем. А ещё он сегодня снова ругал Никиту, думая, что он снова что-то сделал. Дядь Дим, а Роберт Данилович не уволит Никиту?

— Я сомневаюсь, что он уволит твоего брата или ещё кого-то со своего завода. Кроме вас никто работать не будет, и он это прекрасно понимает. А Никита... я поговорю с его начальником, чтобы он более лояльно к нему стал относиться.

— А вас он может уволить?

— Нет, — улыбнулся Дмитрий, — жалобу написать может начальству, много жалоб написать, но у меня есть свой начальник. Также как у Лены и Надежды Викторовны. Он просто может подпортить нам жизнь, но не будет этого делать. Не бери в голову.

Мальчик поёжился, и Дмитрий направился в сторону дома. Погода была мерзкая и очень холодная, и у мужчины разболелась голова и заломило виски. Мужчина проводил мальчишку домой и отправился к себе.

* * *

Сильный ветер, дождь со снегом, гололёд в этот осенний вечер загнал всех жителей посёлка по домам. Всех, но только не Эмилию Андреевну Горячеву, молодую девушку и талантливого дизайнера, работающего на рыбном заводе. Узнав о смерти лучшей подруги, девушка написала заявление на отпуск и умоляла Роберта Даниловича отпустить её на несколько дней. Внезапный уход Кристины сильно выбил её из колеи, и она не смогла сосредоточиться на работе. Роберт подписал заявление и дал ей три дня отпуска. Но это хоть что-то, и девушка, не дожидаясь утра, попросила своего молодого человека встретить её на автобусной остановке. Идти туда можно было двумя дорогами, и девушка выбрала короткую. Она проходила через небольшую лесопарковую зону, которая была достаточно цивильной, усыпанной гравием и даже с тремя лавочками. Заслуга Роберта Даниловича. Здесь никогда не было опасно, ведь все ходили по этой тропинке на автобусную остановку или на станцию. Да и сейчас была не ночь, чтобы чего-то бояться.

Молодая девушка была одета в тёмно-розовый плащ и черные кожаные брюки с сапогами на высоком каблуке. На плече сумка, в одной руке зонтик, в другой мобильный телефон. Она быстро пишет сообщение, отправляет его, потом пишет другое. Пальцы быстро бегают по экрану смартфона, человек идёт быстро. Свет уличного фонаря на мгновение попадает на её лицо, позволяя рассмотреть его. Лицо вытянутое, с чётко выраженными скулами; подводка глаз делает их большими и яркими. Тонкие губы в розовой помаде холодных оттенков. Волосы собраны в высокий хвост, который болтается в разные стороны при ходьбе.

Какие-то шорохи заставляют её остановиться и прислушаться. Показалось, это всего лишь гул ветра. Поправив сумку на плече, она продолжает путь, прислушиваясь к завыванию ветра. Но что-то постороннее есть в этом шуме. Шаги? Кто-то ещё идёт? Снова остановившись, девушка прислушалась. Галлюцинации? Почему кажется, как будто за спиной кто-то есть? Страшно оборачиваться, почему-то страшно смотреть назад. Но есть телефон, и можно сделать селфи. Так она увидит, что за ней никого нет. А это всё лишь больное воображение. Нужно меньше смотреть всяких ужастиков ночами. Вот и не будет сейчас смотреть их. Сейчас у неё есть три дня, чтобы отдохнуть, принять, что Кристи больше не будет в её жизни, поплакать на плече любимого, напиться до состояния нестояния, провести эти дни с парнем и любимыми Розой и Жанетт.

Поднимает телефон, включает камеру, переключает на фронтальную и смотрит в объектив. Делает снимок и разглядывает его. На втором снимке появляется лицо, и девушка вздрагивает. Но что-то заставляет её перевести режим и включить видеозапись...

* * *

Непогода разыгралась не на шутку, и сильный ветер качает из стороны в сторону голую сирень с раскидистыми ветками. Они периодически скребутся в окно, будто сообщая что-то, а ветер забрасывает в открытую форточку капли дождя и снега. Жительница дома посмотрела в окно и поплотней закуталась в шаль, которую ей привезла дочь из далёкой Англии. Улыбнувшись своим мыслям, она потянулась к форточке, чтобы закрыть её, но услышала какой-то непонятный звук. Доносился он из лесопарка. Пронёсся быстро и исчез. Женщина закрыла форточку. Только хотела задёрнуть штору, но увидела промелькнувшие силуэты. Человек с пружинистой походкой и две большие собаки вышли из лесопарка и пошли в противоположную от дома сторону и скрылись в темноте. Женщина пожала плечами, задёрнула штору и вышла из кухни, погасив свет.

* * *

Около автобусной остановки стояла машина с включёнными фарами, работающим двигателем и дворниками. По остановке нервно прохаживался мужчина, он смотрел на телефон, делал несколько звонков, всматривался в лес, но ничего не было. Прождав около часа, он сел в машину и уехал...

Дмитрий не помнил, когда ему последний раз снились кошмары, но точно знал, что такие липкие, неприятные и кошмарные ему еще никогда не снились. Он шёл по топким вязким болотам, каждый шаг отдавался хлюпаньем вязкой жидкости. Из рта вырывались клубы пара, по земле темного леса с причудливыми деревьями и торчащими корнями клубился туман, видимость была на нуле. Протянешь руку — и она не видна. Такой густоты и молочности туман пугал, делал из него маленького напуганного мальчика.

А потом пришли звуки. Из тумана доносились гудение, крики, визги; всё это давило на сознание, и он зажимал голову руками и куда-то бежал. Крики то становились тише, то раздавались громче, а гудение было невыносимым, заставляя его стонать, закрывать глаза и падать на колени...

— Дима...

Раздавшийся голос заставил его открыть глаза. Он был на поляне, которая не была затронута туманом. Светило яркое солнце, было тепло. Он встал на ноги и осмотрелся. Из тумана высовывались руки, костлявые, кривые, кровоточащие, были видны жуткие лица и черепа. Они не дотягивались до него, и он был в безопасности. Но эти странные существа были везде, они приближались, и вот уже туман подбирается к ногам. Сердце пропустило удар, а потом заколотилось как бешеное. По виску стекла капля пота, тело бросило в жар. Снова появилась вязкая жижа, а туман становился плотнее. Вот до ладони что-то дотронулось, что-то липкое, холодное, и он опустил глаза. В горле застрял крик ужаса.

Из растущего вязкого молочного тумана на него смотрела Кристина. Пласты кожи слезли с лица, открывая мышцы и кости. Глаза, лишенные век, смотрели на человека и светились красным. Челюсть была обнажена, и создавалось некое подобие оскала. Ледяная рука сжимала его запястье, и мужчина выдернул свою руку и с ужасом увидел, что костлявая рука отделилась от тела и продолжила сжимать его запястье, а потом поползла к горлу. Он оторвал от себя эту руку и швырнул в туман.

— Нет, — послышался голос. Голос этот он узнает из тысячи тысяч. Голос любимой Алёнушки. Её крик разрывал его сознание и заставлял бежать, увядая в липком и топком болоте. Каждый шаг давался с большим трудом, ведь его держала не только топь, но и призраки. Они цеплялись за его одежду, руки, волосы. Они держали его, визжали и кричали. А где-то там кричала Алёнка. Нужно бежать к ней.

Тело заливал липкий холодный пот, сердце бешено колотилось в груди, было страшно, но он все-таки вырвался из цепких лап химер и побежал к жене. Она лежала на поляне, живот её был распорот, а рядом лежали Вика и нерождённый ребёнок, которых пожирала рука.

— Нет... нет...

* * *

— Дима...

Нежный голос, любимый голос, вторгся в его сознание, и мужчина открыл глаза. Над ним склонилось испуганное и взволнованное лицо жены, и он сгрёб её в свои объятия и уткнулся носом в ямочку между грудями. Женщина провела руками по его мокрой спине и отстранила мужа от себя.

— Я... я тебя напугал? Мне кошмар приснился. Я... там вас потерял. Скажи, что я не потеряю тебя и нашего Марка...

Из груди вырвался всхлип, и мужчина снова прижал жену к себе. Алёна провела рукой по его волосам, опустилась на спину и провела по ней. Потом провела по рукам, очерчивая рельефность мышц. Отстранила мужа от себя и заглянула в его глаза, в которых были слёзы. Взяла его лицо в ладони и большими пальцами стерла слёзы.

— Можно мне воды попить? — пробормотал он. — Мне... плохо... Вы же не бросите меня?

— Я никогда тебя не брошу, мой родной, — женщина протянула ему стакан воды, а потом уложила на подушку и укрыла одеялом. — Спи, я побуду с тобой.

Мужчина взял руку жены, положил под свою голову и закрыл глаза. Когда он их открыл в следующий раз, на улице было уже светло. Электронные часы-будильник, стоящие на тумбочке, показывали девять утра. Мужчина дёрнулся, чтобы встать, но сильно закружилась голова, и он вынужден был лечь обратно. Закрыл глаза, надеясь не видеть этих маленьких кровавых мальчиков, которые плясали перед ним. Снова провалился в бездну.

Падал он недолго. Стук в дверь заставил его снова открыть глаза. Из соседней комнаты выбежал слон, сбежавший по ступеням. Дмитрий сел на кровати и спустил ноги на пол. Надел домашние штаны и футболку и вышел из комнаты. На первом этаже были слышны голоса и смех дочери.

— Он пока спит. У него ночью была температура. Если он вдруг проснется пока меня не будет, уговори его выпить куриный бульон.

— Да, хорошо, Алёна Игоревна, — послышался голос Паши.

Когда закрылась дверь, Вика взяла свою няньку за руку и повела в большую комнату. Вскоре оттуда раздался смех разбойницы и возглас "но, лошадка". Дмитрию стало интересно, что там делают с бедным парнем, и он тихонько спустился по лестнице и подошёл к комнате. Как он и предполагал, Вика заставила парня встать на четвереньки и села на его спину. Пятками тыкала его в рёбра и заставляла быстро передвигаться.

— Но, лошадка! Но! Мы будем первыми!

Паша вздохнул и поднял голову. Увидев стоящего у двери мужчину, он густо покраснел и опустил голову. А Вика, наоборот, увидев отца, слезла со своей лошадки и побежала к нему. Дмитрий взял дочь на руки и поцеловал в нос.

— Папа, тебя надо покормить. Мама сказала, чтобы ты съел куриный бульон. Лошадка, ты можешь налить куриный бульон моему папе? Ты же волшебная лошадка, да?

— Вика, что за тон и почему ты так обращаешься с посторонним для тебя человеком? Как тебе не стыдно? — Дмитрий говорил строгим голосом, и почему-то Паша весь сжался в комочек, но потом быстро встал и ушёл на кухню. — Почему ты не в садике?

— А мы с Ксюшей больше не братаны. Она скучная, глупенькая и маленькая.

— А ты, значит, большая? — Дмитрий строго посмотрел на нее.

— Да! Я в следующем году пойду в школу! А Ксюша останется в садике ещё.

— Если вы так рвётесь в школу, Виктория Дмитриевна, то советую вам почитать о правилах поведения. Вы меня очень разочаровали.

— Пап, ну какой же ты скучный, — девочка показала отцу язык и ушла в свою комнату. — Ничего, будет у меня братик, и мы будем играть. А ты скучный.

Дмитрий прикрыл глаза и вздрогнул, вспомнив сон. Руку, поедающую его детей, убитую Кристину и Алёнку. Всех этих монстров, скрывающихся в тумане. Сердце болезненно сжалось, и он открыл глаза. Это просто жуткий сон, кошмар, вызванный высокой температурой. Протерев руками лицо, он прошел на кухню и сел за стол. Поморщился от запаха курицы, но обнял руками чашку с горячим бульоном. Паша сел напротив.

— Утром в медпункт позвонила ваша жена и попросила Надежду Викторовну посидеть с Викой. Но она не смогла, и я вызвался. Мне уже стало лучше.

— А куда она ушла?

— В банк, вроде оплатить счета. Я не спрашивал...

— Понятно, — кивнул Дима и отпил еще немного бульона. — Ты когда уезжаешь?

— Я... можно мне не уезжать? Мне некуда идти. Её мать меня видеть не хочет, и теперь у меня нет дома. А колледж не даёт общежитие.

— Паш, ты же понимаешь, что это невозможно? Тебе нужно вернуться в колледж и закончить его. Ты поправился, и причин оставаться здесь у тебя нет.

— Но я могу помогать вам. Я хочу разобраться, почему Кристина умерла. — Паша сжал руки в кулаки с трудом сдерживался, чтобы не повышать голос. — Она ненавидит меня, она считает меня виноватым в её гибели. Я... я считаю себя виноватым в этом.

Почти выкрикнув эту фразу, парень вскочил со стула и выбежал на улицу. Дмитрий глубоко вздохнул, досчитал до десяти и выдохнул. Вроде стало полегче, и убить этого парнишку уже не хотелось. Посидев ещё немного, он встал со стула и направился ко входу. У крыльца стоял Павел.

— Ты совсем дурак? Ведёшь себя как девчонка! Да какой из тебя мент?! Если ты хочешь работать, то тебе нужно оставить истерики! Тебя не должно волновать, что о тебе думают и думают ли вообще! И в том, что случилось с Кристиной, ты не виноват!

— Простите... — пробормотал Павел, опуская голову. — Мне страшно. Я не знаю, что будет дальше. Я не смогу закончить колледж. Она выгнала меня из дома, а там никого это не волнует. — Павел сжал руки в кулаки и посмотрел на Дмитрия. — Да и вас тоже не волнует. Простите, что я... Вы не думайте, пожалуйста, что я хочу пожаловаться...

— Этим ты сейчас и занимаешься, — покачал головой Дмитрий, указывая рукой на помещение. — Ты именно жалуешься. Но я не совсем понимаю, что ты будешь делать дальше здесь. Пойми, что у нас нет рабочих мест, и никто тебя содержать не будет. Ты сейчас бросишь колледж, и что ты собираешься делать?

— Я не знаю, — шмыгнул носом парень и опустил голову. — Простите, я... я не должен был.

Мужчина покачал головой, поискал сигареты и тяжело вздохнул. Внимательно посмотрел на парнишку и увидел капли пота на его лбу. У Павла снова повысилась температура, и мужчина отправил его обратно в медпункт. Скорее всего, парню придётся ещё немного подлечиться.

— Иди к Надежде Викторовне, пусть она осмотрит тебя. Ты ещё не поправился, и я бы не советовал тебе в таком состоянии ехать домой. Мало ли что может случиться. Поедешь домой, когда полностью поправишься. — Дмитрий кашлянул и увидел подходившего к дому дворника Михалыча. — Михалыч, здорово! Как тебе погодка?

Павел вздрогнул и обернулся. Посмотрел на дворника, который остановился около дома и обменялся рукопожатием с Дмитрием. Паша тоже протянул руку и нахмурился.

— К тебе посетитель. Кажется, это жених Эмилии Горячевой. Он говорит, что она вчера не пришла с ним на встречу.

— Я скоро приду.

— Дмитрий Витальевич, можно мне пойти туда? Я постараюсь провести допрос.

Мужчина посмотрел на парня, который, хоть и смущался и переживал, не сводил взгляда с него. Голос был еще неуверенный, но уже чувствовалось в нем что-то. Покачав головой, Дмитрий достал связку ключей, отстегнул один и протянул парню. Сказал, что скоро подойдёт, и пропустил парня в дом. Стоять раздетым было холодно, и он тоже туда вошёл. Вика с любопытством выглядывала из комнаты, и Павел ей улыбнулся и помахал рукой. Девочка тяжело вздохнула и, когда лошадка ушла, потащила папу обратно за стол. Там стояла пиала с остывающим бульоном.

Вскоре пришла Алёна. Дмитрий поцеловал её в щёку, взял из её рук пакет с продуктами, а потом крепко обнял.

— Как ты себя чувствуешь? — женщина поцеловала его в лоб. — Ты покушал?

— Да, мы с лошадкой покормили папу. Потом пришёл дядя Михалыч, сказал, что к папе посетитель. И Паша пошёл туда. Папа сказал, что он ещё болеет и не может уехать. Мам, а можно он поживёт у нас, пока не поправится?

— Дим, ты как? — женщина посмотрела на мужа, и тот пожал плечами. — Мы подумаем об этом, Вик.

— Хорошо, вы пока думайте, а я пока пойду посмотрю, что он там делает.

— Папа, ты самый лучший! — взвизгнула девочка и обняла папу.

Дмитрий переоделся и направился к месту работы. Он думал об этом парнишке и понимал, что за эти недели работы привязался к нему. И почему-то не хотелось прощаться с ним. Это было весьма странно, ведь Дмитрий не помнил, чтобы привязывался к кому-то. И это странное предложение Алёнки. Но, может быть, его можно списать на беременность, да и кто знает, может быть оставить парня пожить в доме всё-таки лучше, чем он будет находиться в медпункте.

* * *

Когда Дмитрий пришел в участок, посетителя уже не было, а Паша сидел за столом и что-то записывал в блокнот. На столе был идеальный порядок, чем Дмитрий похвастаться не мог. На сейфе кипел чайник, и мужчина, дождавшись, когда он выключится, сделал себе кофе и добавил ложку коньяка. Сел на стул для посетителей и посмотрел на записи молодого человека.

— Дмитрий Витальевич, я провёл допрос этого человека, — сказал Паша, поставив точку и поднимая глаза на мужчину. — Дехта Михаил Денисович, живет в соседнем городе, по этому адресу, — Павел ткнул на написанный адрес, — прописан там же. Вчера вечером ему позвонила Горячева Эмилия Борисовна и сообщила, что взяла на работе мини-отпуск и сейчас собирается ехать к нему. Просила его встретить её у остановки. Последний раз выходила на связь в 20:27, после чего перестала отвечать на звонки. Он прождал её на остановке еще сорок минут, и в 21:10 уехал.

— И что дальше? — Спросил Дмитрий, лениво попивая кофе. — Если ответишь "не знаю", то моментально вылетишь отсюда. Хочешь работать ментом — начни думать.

Паша сглотнул и побледнел. Опустил глаза на свой текст и почувствовал, как бешено бьётся сердце. Пальцы рук стали холодными от напряжения, а по виску стекла капля пота. Он чувствовал себя на экзамене у строгого преподавателя, который за одну ошибку поставит неуд и выгонит из колледжа. Его должны были выгнать из колледжа уже год назад, когда пришло известие о смерти отца на задержании. Мачеха не дала Паше попрощаться с отцом, проведя церемонию прощания слишком быстро, а потом заявила, что ничего у него нет, тем более квартиры, но пока он учится в колледже, то, так уж и быть, оставит его в доме. А потом он должен будет собрать вещи и проваливать. И если три дня назад у него была Кристина, то сейчас уже нет никого. Анжелику ему никто никогда не отдаст. Девочку определят в детский дом, потом удочерят, и Паша никогда больше не увидит её. Сейчас его выгонят из колледжа, и всё закончится.

Он сглотнул и вздохнул. Прочитал написанное.

— Можно запросить камеры на дороге, чтобы узнать его путь?

Дмитрий покачал головой и загнул палец. Паша побледнел и втянул голову в плечи. Паника разрасталась, тело бросило в холодный пот. Дмитрий вздохнул и решил, что сильно давит на парнишку.

— Можно, конечно, запросить записи с камер. Но в данном случае это ничего не даст. Ты говорил, что она просила своего жениха встретить её на остановке. Но они так и не встретились.

Дмитрий кивнул на висевшую на стене карту местности и снова принялся пить кофе. Он успокаивал и приводил мысли в порядок. Проследил за тем, как Паша подошел к карте и стал изучать местность.

— К остановке можно выйти по тропинке. Может, она пошла в обход? — Пробормотал парень и посмотрел на мужчину. — Думаете, с ней могло что-то случиться? Надо отправиться на её поиски?

Дмитрий пожал плечами и допил кофе. Почему-то сейчас выпить кофе для него было важнее работы. Раз молодой человек вызвался поработать и хочет доказать, что не ошибся с выбором профессии, то мешать не стоит. Вот только уверенности у него не было, и это мужчине совершенно не нравилось.

— Думаю, для начала надо уточнить, что было вчера. Она работает у Роберта Даниловича. Надо сходить к нему и собрать информацию. Потом пойти домой, поговорить с соседями, может ее передвижения кто-то видел. Это всё зафиксировать. Можешь начинать своё расследование. Иди на рыбозавод, а я прогуляюсь к остановке и осмотрю местность.

— Можно я тоже... — начал Павел, но вспомнил, что приказы не обсуждаются, и встал со стула.

Одевшись и взяв свой блокнот, он вышел из помещения. Дмитрий допил кофе и тоже покинул участок.

С каждым новым шагом, приближающим его к высокому и невзрачному зданию рыбозавода, парень ощущал разный спектр чувств и эмоций. Самым главным была неуверенность, ведь сейчас он первый раз что-то делает сам, без своего наставника. А вдруг что-то пойдёт не по плану? А какие вопросы надо задавать? А если он не все вопросы задаст и не сможет понять точную картину произошедшего? А вдруг это что-то типа экзамена, не сдав который он будет вынужден уехать отсюда? Или Дмитрий Витальевич прав, и работа опера не для него?

Сердце стучало как бешеное, кровь приливала к голове, было страшно. А вдруг он действительно тряпка, которой не место в этом мире? Мачеха не будет его содержать, денег у него нет, работы тоже нет. Вряд ли его возьмут на работу в органы после окончания колледжа. А что тогда делать? Идти грузчиком работать?

Входная дверь. Павел остановился и сглотнул. Нужно сосредоточиться, откинуть все страхи и доказать, прежде всего самому себе, что он что-то может сделать. Набравшись смелости и храбрости, он вошел в здание и подошёл к охраннику. Сообщил о цели визита, но его не пустили из-за отсутствия документов. Паспорта у молодого человека с собой не было, что заставило в очередной раз занервничать.

— Как забавно, столько интересных эмоций, — послышался сзади насмешливо-пренебрежительный голос, заставив парня вздрогнуть и обернуться. — Что, Гончаров забыл вам объяснить, что нужно всегда носить с собой документы?

Взгляд этих холодных серых глаз гипнотизировал, давил на сознание, и молодой человек почему-то чувствовал себя кроликом рядом с этим удавом. Роберт Данилович оскалился, показывая свои безупречно белые и ровные клыки, а потом подошел к охраннику.

— На завтра на десять утра нужен автобус. Вот список сотрудников. — мужчина повернул голову и посмотрел на растерянного Павла. — Пропусти нас. Он со мной.

По длинному коридору шли молча. Павел сосредоточенно смотрел в свой блокнот и пытался унять бешено колотящееся сердце. Мужчина остановился около приемной своего кабинета и открыл дверь. Павел вошёл следом.

— Что же привело вас ко мне? — Роберт прошел в свой безупречно вылизанный кабинет и опустился в кресло. Павел остался стоять, так как приглашения сесть не было. — У вас есть одна минута, я не люблю пустые разговоры.

Он поставил на стол песочные часы и перевернул их. Молодой человек сглотнул и посмотрел на блокнот.

— Роберт Данилович, когда вы видели Горячеву Эмилию Борисовну в последний раз?

— Вчера днём. Она просила у меня мини-отпуск, и я подписал заявление. Она сегодня хотела уехать к своему жениху. — Роберт покопался в лотке для бумаг и вытащил заявление. Протянул Павлу и откинулся на спинку своего кресла.

Павел чувствовал на себе его гипнотический взгляд, но старался сосредоточиться на написанном. Получалось не очень, ведь этот взгляд никуда не делся. Прочитав заявление, Павел посмотрел на часы и задал ряд стандартных вопросов, касающихся Эмилии, а потом попросил разрешения поговорить ещё с кем-то на заводе. В этот момент время вышло, и Роберт перестал отвечать на вопросы бедного и неуверенного в себе парнишки, которому пришлось уйти. Разрешение на разговор не было получено, от Роберта он не узнал ничего нового, и он чувствовал, что Дмитрий Витальевич рассердится. Он провалил это задание и теперь придётся уехать.

Около входа стоял Дмитрий, нетерпеливо переминающийся с ноги на ногу. Увидев Павла, он кивнул ему, и они вышли на улицу.

— Роберт Данилович сказал, что она вчера писала заявление и говорила, что хочет поехать сразу. Я хотел поговорить с другими сотрудниками, взаимодействующими с ней, но он перестал на меня реагировать, сообщив, что время вышло.

— Что ж, негусто, — покачал головой мужчина, и молодому человеку показалось, что он сердится. — Соседи ничего не видели. Вчера разыгралась непогода, ты же знаешь.

— И что делать? — спросил Павел.

Дмитрий нахмурился и вытащил из кармана дребезжащий телефон. Звонил Михалыч, и Дмитрий ответил на звонок. Поговорив немного, он убрал телефон обратно и, кивнув парню, направился по дороге в сторону небольшой аллеи, по которой жители иногда ходили к железнодорожной станции и автобусной остановке. Павел пошёл следом, стараясь выкинуть из головы весь мусор и сосредоточиться. Он смотрел на наставника и видел, что тот чем-то озадачен, и хотел принести пользу, а для этого нужно перестать думать, что он где-то ошибся.

— Господи... — прошептал Павел, когда они остановились, сойдя с тропинки

Около дерева сидела женщина. Розовое пальто было в крови, земле и талых листьях, в широко открытых глазах навеки застыл ужас, а в горле зияла большая рваная рана. Мужчина выругался и посмотрел на своего бледного помощника. Паша несколько секунд стоял в ступоре, а потом отвернулся и, отойдя на несколько шагов, согнулся, и его стошнило.

— Когда ты её обнаружил? — спросил Дмитрий, присев около трупа на корточки. Рана на горле давала чёткую картину о произошедшем. И это не нравилось мужчине. О наличии в этой местности диких животных, способных порвать глотку, Дмитрию не было ничего известно. В оборотней, зомби и вампиров он не верил, и от этого становилось как-то не по себе. Вокруг было сыро и не было видно никаких следов.

— Минут десять назад. Я нашёл сначала телефон, трогать не стал, вот он лежит. А потом увидел её и позвонил. У нас мишка объявился?

— Не знаю, — покачал головой Дмитрий. — Надо оцепить место и пригласить криминалистов. Ты останешься здесь. Пойдём, — кивнул он бледному парню.

В полном молчании они дошли до участка. Дмитрий включил чайник и позвонил по телефону. Общаясь с начальством и передавая координаты для криминалистов, он заварил себе кофе и добавил коньяк. Паша умылся и остался стоять в дверях, следя за разговором.

— Они скоро приедут, — Дмитрий положил трубку на рычаг телефона и посмотрел на помощника. — Ты как?

— Первый раз такое видел, — передёрнулся парень. — Жутко очень.

— Да, жутковато, — Дмитрий выпил кофе и поставил чашку на стол. — Скоро ребята приедут, надо будет их встретить и проводить на место. И постараться сделать так, чтобы Мария Ивановна и иже с ней не узнали, что что-то случилось. Эта мегера потом на уши весь посёлок поднимет.

С улицы раздались голоса, потом открылась дверь, и Павел, выглянувший из кабинета в коридор, вздрогнул и побледнел. Дмитрий нахмурился и вздохнул, услышав повторяющуюся цепочку, состоящую из двух шагов и стука трости. Роберт Данилович вошёл в кабинет, не обратив внимания на бледного парня и без разрешения сел на стул. Сложил руки на набалдашнике трости и немигающим взором уставился на Дмитрия. Мужчина несколько опешил от такой наглости и даже не сразу нашёл, что сказать. Наконец, он мотнул головой.

— Чего изволите?

— Хочу подать жалобу. На вот это, — выделив последнее слово, сказал мужчина, перехватив трость и набалдашником указывая на Пашу. — Оно заявилось на завод и распугало всех сотрудников...

Дмитрий посмотрел на бледного парня, который дрожал словно осиновый лист на ветру, и указал ему на дверь. Когда молодой помощник ушёл, он вздохнул и снова посмотрел на посетителя. Сел за стол, покопался в ящике стола, вытащил несколько белых листов и положил перед посетителем.

— Пишите, — Дмитрий добавил ручку, — да хоть обвешайтесь этими жалобами.

— Ух ты, как много эмоций, — мерзким тоном с насмешливыми нотками произнёс посетитель, — прям захватывает дух. И что дальше, Гончаров? Что оно до сих пор делает здесь? Практика закончилась, болезнь, кажется, тоже. Почему оно разгуливает по моей фабрике?

— Если вы сейчас же не прекратите хамить сотруднику правоохранительных органов, Грэй, — сделав акцент на фамилии, сказал Дмитрий, — то я составлю протокол об административном правонарушении. Если это всё, то покиньте мой кабинет!

Дмитрий отпил кофе, потом вернул взгляд к посетителю. Услышал, как открылась входная дверь, и вошёл Павел, сказав, что приехали криминалисты, и он встал из-за стола и вышел в коридор. А Паша посмотрел на удава и сглотнул. От напряжения по виску стекла капелька пота, что не осталось незамеченным этим страшным посетителем. Роберт ухмыльнулся, обнажая свои безупречно белые и ровные клыки.

Дмитрий попросил ребят подождать на улице и вернулся в кабинет.

— Покиньте мой кабинет, — разболелась голова, и Дмитрий помассировал виски пальцами руки.

— Хозяин недоволен вашей работой, Гончаров. Кстати, — Роберт легко и грациозно поднялся со стула и подошёл к нему, — вам, наверное, надо уже выйти на пенсию, раз вам присылают помощников, без которых вы не можете обойтись. Ну или нужна замена во всем вашем серпентарии. Вы смотрите, Гончаров, может так случиться, что...

— Вон! — прошипел Дмитрий и почувствовал, как рука сжалась в кулак. — Убирайтесь! — вдох, выдох. — И хозяева есть только у рабов. Не знаю, как там в вашей Америке, может рабство и сохранилось, но здесь свободная страна.

Роберт ухмыльнулся. Ему нравилось унижать людей, особенно когда он понимал, что жертва не сможет дать отпор. Сейчас жертва в виде мента не сможет ничего сделать, так как это может сыграть против него. Мент должен защищать граждан, а не нападать на них. Это закон, который Дмитрий нарушать не будет.

Постояв несколько секунд напротив полицейского, который был в бешенстве, но из последних сил себя сдерживал, Роберт склонил голову и вышел из кабинета. Когда за ним захлопнулась входная дверь, мужчина протёр руками лицо и надел куртку. Кивнул парню и вышел из кабинета. Направился на улицу. Посмотрев на удаляющуюся фигуру Роберта, Дмитрий полной грудью шумно вдохнул воздух и спустился к ребятам, стоящим около полицейского уазика. Обменялся с ними рукопожатиями, представил Пашу, и они отправились на место обнаружения трупа. Там была уже Надежда Викторовна, которая сообщила, что по предварительным данным смерть девушки наступила из-за перегрызанной глотки. Криминалисты начали работу, и Павел наблюдал за ними, иногда что-то спрашивал или помогал. Дмитрию криминалистика в институте давалась очень тяжело, и он даже пообещал своему преподавателю, что никогда не будет работать в этом направлении. Благо, в этой профессии было множество направлений, специальностей, и Дмитрий нашел себя. Он достаточно неплохо разбирался в материалах, умел анализировать полученную информацию и был хорошим опером, а сейчас неплохим участковым. Поэтому, не мешая ребятам, он стоял за линией ограждения и перебрасывался редкими фразами с Михалычем. И наблюдал за Пашей, который как-то воодушевился и с интересом слушал криминалистов, спрашивая что-то.

Послышались голоса, и вскоре к месту трагедии начали подтягиваться Мария Ивановна, ее подружки, еще какие-то жители. Последними пришли Роберт Данилович и молодой мужчина с соломенного цвета волосами и серыми глазами. Как выяснил Дмитрий, это был жених Эмилии, Дехта Михаил Денисович. Он подтвердил, что убитая похожа на Эмилию, что заставило бабулек и еще нескольких зевак заохать, заахать и начать что-то громко обсуждать. Дмитрий с большим трудом разогнал их и прислонился спиной к дереву. Достал сигарету и прикурил. Голова раскалывалась, и он прикрыл глаза. Снова появились какие-то монстры, выглядывающие из тумана, и Алёнка с распоротым животом.

— Это не похоже на мишку, — сквозь туман в сознание ворвался голос, и мужчина открыл глаза. Почувствовал, что пальцы обожгло, и перевел взгляд на догорающий фильтр сигареты в руке. Кинул бычок на землю, растоптал его, а потом поднял и убрал в карман куртки.

— В принципе, мы все закончили. Документы пришлю вечером. Что за чертовщина у вас тут творится? Всегда всё было спокойно.

— Я бы и сам хотел это узнать, — покачал головой Дмитрий. — Вы труп заберёте?

— Да, скоро приедет машина. До нас, кстати, дошли слухи, что к вам должен приехать следователь? Ты нас познакомишь?

— Обязательно, — улыбнулся мужчина и посмотрел на часы. До встречи с этой таниственной следователем оставалось полтора часа, которые надо потратить на что-то. Только вот на что?

— Удивительно, — к Дмитрию подошёл Роберт Данилович, — удивительно получается. Вы не заметили странность? Как только приехал ваш, как вы называете, помощник, то в нашем посёлке начали происходить какие-то странности. Я бы порекомендовал вам присмотреться к нему. Из-за него уже погибло два человека и пострадал мой любимый помощник.

Дмитрий чувствовал, что начинает заводиться. Такой откровенной ереси он не слышал даже от своих дебилов-сокурсников, которые попали в институт просто потому, что их не взяли в другой. Но эта ересь была сказана для того, чтобы позлить Дмитрия, и он это чувствовал. Но желание врезать по этой мерзкой физиономии стало намного сильнее. Дмитрий понимал, что ни в коем случае нельзя реагировать на эти провокации.

— А то насчёт вашего брата, Роберт Данилович? — к ним подошел Павел и посмотрел на оппонента наставника. — Насколько я знаю, Никита Лагутенко видел, как ваш брат издевался над Кристиной.

— А вот вы, Павел Олегович, и найдёте ответ на этот вопрос, — Роберт прищурился и отступил от Дмитрия на шаг. — Займитесь делом, нечего тут кошмарить нормальных людей. — произнес он с такой интонацией, будто только что оказывали давление на него.

— Это ты-то нормальный? — прошептал Дмитрий, глядя вслед удаляющемуся Роберту и поднял вверх средний палец. Потом вспомнил, что это характерно для бурного подростка, а не для такого серьёзного мужчины как он, и опустил руку. Посмотрел на Пашу. — Молодец. Вот так бы всегда.

Паша засмущался и опустил голову. Некоторое время прошло молча, и вскоре приехала машина. Труп поместили в чёрный мешок и унесли. Михалыч ушёл к себе, а Дмитрий и Павел направились к железнодорожной станции, чтобы встретить следователя.

Они стояли на мосту и смотрели на прибывающий поезд. Дмитрий мучился от сильнейшей головной боли непонятной природы и думал, почему она раскалывается так сильно. Паша предположил, что это могло быть из-за высокой температуры или погоды, а Дмитрий больше склонялся к стрессу. Последние несколько дней выдались какими-то дикими на события, и он не помнил, чтобы что-то подобное было раньше. Обычно всё было спокойно и тихо, и убийств уж точно не было. И если насчёт Кристины не было четких данных из-за невозможности провести вскрытие, то вот насчёт Эмилии сомнений не было — это был не несчастный случай. Но кто стал причиной её убийства не было ясно. Нужно опросить жителей, может кто что видел. И, скорее всего, придётся это делать ему, Дмитрию. Он все-таки вызывает какое-то уважение, в отличие от Павла. За два месяца сложно привыкнуть к человеку, если просто встречаешься с ним в магазине или где-то на улице, а не плотно взаимодействуешь.

— Дмитрий Витальевич, вон кто-то идёт, — из неприятных мыслей его вывел голос Павла, и мужчина посмотрел в направлении и отошёл от ограждения.

К ним подходила молодая девушка в черных спортивных штанах, зимних кроссовках, яркой малиновой куртке и с распущенными рыжими волосами. Везла небольшой розовый чемодан на колёсиках. Подойдя к мужчинам, она остановилась и протянула для знакомства руку в шерстяной перчатке.

— Чернова Евгения, а вы, я так понимаю, Дмитрий Витальевич? — голос у девушки был доброжелательным и немного уставшим.

— Всё верно. Добро пожаловать в наш маленький посёлок, Евгения Владимировна. А это мой помощник, Павел Олегович.

— Ага. Я запомню, — девушка даже не посмотрела на молодого человека, но оставила чемодан ему. — Мне сказали, что у вас произошло убийство и вы не знаете, что делать.

Тон был спокойный, и напрягшийся сначала Дмитрий расслабился. Завязался небольшой разговор, в котором были обозначены какие-то границы, за которые заходить не следовало, действия, которые надо совершать. Павел шёл следом и вёз чемодан девушки. Дмитрий попросил его позвонить Роберту Даниловичу и узнать, что там с размещением следователя в отеле. Было тяжело, и молодой человек даже через трубку чувствовал этот цепкий взгляд холодных глаз. Но, как Дмитрий и надеялся, справился с заданием и вернул ему телефон.

— Мы можем сейчас заселить вас в отель, Евгения. А потом займёмся делами.

— Давайте уж сразу делами займемся. Я привыкла всё делать быстро и тщательно. Отвлекаться от работы я не хочу.

Мужчина пожал плечами и продолжил путь. Когда они проходили по аллее, Евгения увидела вдалеке в зарослях оградительную ленту, остановилась и достала из сумочки телефон. Дмитрий повел её к месту второго убийства, и Паша направился следом, оставив чемодан около лавочки.

— Почему вы убрали труп? — спросила она, неодобрительно глядя на него. — Надеюсь, на дверь первой жертвы вы налепили пломбу?

Дмитрий ничего не ответил и прислонился к дереву, прикрыв глаза. Помассировал виски пальцами, но это не сильно помогло. Голова сильно раскалывалась, даже сводило челюсть. Паша сочувственно посмотрел на начальника, хотел что-то сказать, но его отвлёк голос Жени.

— А где телефон, который нашли? — спросила девушка молодого человека после осмотра места преступления.

— Они все вещдоки и тело забрали. Я могу отвезти вас туда, — Дмитрий отлепился от дерева и посмотрел на девушку.

— Хорошо. А что с первой жертвой? Мне сказали, что родня не хочет делать вскрытие. Почему? Вы говорили с ними? Как они это аргументируют?

— Никак, — фыркнул Павел, сам от себя этого не ожидая. Снова покраснел. — Её мать отказалась от проведения этой процедуры, имеет право.

— Протокол осмотра места происшествия тоже есть? Он там? — спросила следователь и получила утвердительный кивок. — Мне нужно посмотреть его.

Дмитрий снова помассировал виски руками и, кивнув, направился дальше. Перебрасываясь незначительными и не всегда несущими смысл фразами, они добрались до участкового пункта полиции. Пока Павел относил чемодан девушки в помещение, Дмитрий сидел за рулём и прогревал мотор, надеясь, что сможет совершенно спокойно доехать до соседнего городка и вернуться обратно. Головная боль никуда не делалась, да и глаза от напряжения болели. Евгения села на переднее сиденье, а Паша на заднее.

Познакомившись с криминалистами, Женя взяла их в оборот и стала знакомиться с материалами. Вскрытие погибшей от нападения какого-то зверя еще не было готово, а к телу Киистины доступа не было. Но она всё-таки узнала, что на теле девушки были обнаружены странные пятна, а рана на затылке, которая, вероятно и привела к гибели, была достаточно серьёзная. Это казалось очень странным, но, как бы ни хотелось Жене добраться до причины смерти девушки, она понимала, почему мать этого не хочет. И осуждать женщину, потерявшую своего ребёнка, она не могла. Да и никто не имел права.

Уже начали сгущаться сумерки, по земле стал клубиться туман, когда был готов протокол вскрытия Эмилии. Но он ничего конкретного не показал, что сильно опечалило девушку. Однако эксперт смог вытащить записи с мобильного телефона жертвы, и трое посетителей подошли к монитору. На первом сэлфи кроме растерянного взгляда девушки не было ничего видно, а на втором появилось нечёткое лицо, стоящее позади. Рука дрожала, было темно, ничего необычного не было. Ребята пообещали к утру улучшить качество фотографии, а потом открылось видео. Камера болталась из стороны в сторону, снимала в основном ноги, а потом раздался крик, и телефон упал. Съемка продолжилась, но теперь были слышны шелест опавших листьев, всхлипы, жалобное "не надо" и крик. Потом послышались приближающиеся шаги, кто-то остановился и свистнул. Кто-то прибежал, послышалось рычание и шаги стали удаляться.

Запись продолжалась еще несколько минут, а потом выключилась. Мужчина, сидящий за компьютером, закрыл окно. Дмитрий задумчиво почесал подбородок.

— Вы тогда постараетесь обработать второе фото? — спросила Евгения и, получив утвердительный кивок, посмотрела на Дмитрия и его помощника. — Можно ехать, если вы не против.

Попрощавшись с коллегами, они вышли на улицу и сели в машину. Дмитрий завел мотор и стал выруливать с парковки.

— Значит, это не мишка, — сказал Павел. — В конце был свист, а свистеть, насколько я понимаю, может только человек. И рычание... у медведя не такое рычание. Собаки? Кто-то спустил на неё собак?

— Похоже на то, — кивнула Женя. — Она кого-то увидела, испугалась и побежала. Судя по всему, неосознанно включила камеру.

— Но кто мог спустить собак и каких? — спросил Дмитрий, сжимая руль и сосредоточенно глядя на дорогу. Он решил присоединиться к разговору, так как противотуманные фары не сильно помогали, а из тумана начали высовываться руки. — Явно это не йорки.

— Для этого я сюда и приехала, — сказала девушка и посмотрела на профиль мужчины. — Все хорошо?

— Все нормально, — ответил он и продолжил следить за дорогой и бороться со своими демонами.

— А что с её женихом? Надо бы допросить его ещё раз и проверить его алиби. И сотрудников завода, с которыми она хорошо контактировала. — девушка посмотрела на часы. — Давайте сейчас съездим на завод. Нужно поговорить со всеми, чтобы была ясной полная картина произошедшего. У нас слишком мало данных. Даже подозреваемых нет, это скучно.

— Если вам скучно, сударыня, то можете проваливать обратно, — неожиданно рявкнул Дмитрий, заставив девушку внимательно посмотреть на него. — Это вам не город, где всё движется двадцать четыре на семь. На заводе есть чёткое время для посещения, и это будет завтра. Сейчас мы уже никуда ехать и ни с кем говорить не будем.

— Хорошо-хорошо, не надо так нервничать. — девушка пожала плечами и отвернулась. Посмотрела в окно. — Но это скучно.

Оставшийся путь ехали в молчании. Остановив машину на стоянке у административного здания, он выключил мотор и вышел из салона. Девушка и Паша вылезли следом, и молодой человек сходил за чемоданом девушки, а потом все направились к отелю, стоящему на самом краю посёлка. Около него стоял Кирилл, а неподалёку сидели два добермана на поводках. Мальчик помог девушке заселиться в единственный открытый номер и на вопрос, можно ли будет завтра поговорить с кем-то из сотрудников, кто хорошо знал Эмилию и Кристину, ответил, что все уезжают на похороны, а потом можно будет. Девушка поблагодарила мальчика и посмотрела на собак.

— Красавцы. Твои?

— Нет, это Роберта Даниловича. Он просит меня выгуливать их. У нас тут нет площадки для выгула собак, и приходится гулять по посёлку.

— Не боишься?

— Нет. Они послушные, знают много команд и спокойные. Они ещё никого не обидели.

— Они чистые очень. За ними, наверное, очень хорошо ухаживают?

— Да.

— Ясно. Что ж, Кирилл, спасибо тебе за помощь. До завтра, — кивнула Женя стоящим неподалёку Диме и Паше и ушла в отель.

Кирилл потянул за поводок, и собаки встали. Грациозно подняв головы, они синхронно направились в сторону дома. Кирилл направился за ними. Дмитрий задумчиво посмотрел им вслед, потом кивнул своему помощнику, и они направились в участок. Дмитрий включил чайник и устало опустился на диван. Паша зевнул. Мужчина внимательно посмотрел на него и прикрыл глаза. Завтра нужно связаться с колледжем и рассказать о событиях. Это всё-таки нарушение, но Дмитрий считал участие в данных событиях неплохой практикой для молодого человека, которая ему поможет стать хотя бы более уверенным в себе.

— Ладно, пойдём, — Дмитрий встал с дивана, зевнул и протёр руками лицо. — Сегодня переночуешь у нас дома, а завтра посмотрим.

Закрыв дверь участка, Дмитрий спустился по лестнице и побрёл в сторону дома, изредка перебрасываясь со своим помощником незначительными фразами. Дома было спокойно и тихо. Вика спала, а Алёна выглядела уставшей. Отправив жену спать, Дмитрий постелил в гостиной и, оставив Павла одного, отправился в свою комнату. Вскоре в доме стало тихо.

* * *

На следующий день было пасмурно и очень холодно. На городском кладбище собралось много людей, среди которых были сотрудники завода и несколько жителей, в том числе Мария Ивановна и две её подруги. Дмитрий, Павел и Евгения стояли поодаль и наблюдали за происходящим. Дмитрий рассказывал девушке про людей, а Павел смотрел на женщину в широкополой шляпе с чёрной фатой, падающей на лицо, в огромных тёмных очках на ухоженном и подтянутом лице, в чёрной норковой шубе до колена, высоких сапогах на каблуке и в чёрных перчатках. В одной руке был клатч, а в другой она держала чёрную розу. Рядом с женщиной стояла девочка, одетая очень бедно и выглядящая неухоженно. Она держала сломанную красную гвоздику. У вырытой могилы стоял открытый гроб, неподалёку курили гробовщики, а Роберт Данилович, одетый во всё чёрное, опираясь на свою неизменную трость, толкал речь про Кристину. Павел не сводил взгляда с девочки, по щекам которой текли слёзы, но не решался подойти к ней.

Роберт Данилович перестал говорить и подошёл к женщине. Она отдала ему розу, достала из клатча черный шелковый платок и промокнула глаза, приподняв очки.

— Лживая лицемерка, — прошептал Павел.

В речь женщины он не вслушивался, продолжая смотреть на девочку. Анжелика, оставшись совершенно одна, чувствовала себя брошенной. Она смотрела на людей, но почти никто не обращал внимания на неё. Все слушали речь женщины, прерывающуюся всхлипами.

Когда она закончила говорить, Роберт подвёл её к открытому гробу, и она положила чёрную розу рядом с левой рукой Кристины. Потом посмотрела на девочку. Роберт поднял трость и указал набалдашником на неё. Она вздрогнула, но не сдвинулась с места, растерянно, потерянно и испуганно глядя на мужчину и женщину, не зная, что делать.

— Иди сюда и попрощайся со своей матерью! — взвизгнула женщина, заставив вздрогнуть девочку и Павла. — Давай, не тупи!

Вздрогнув ещё раз, Анжелика побежала к женщине и остановилась у гроба. Дрожащей рукой положила поломанную гвоздику к другой руке мамы и осталась стоять. Ей хотелось попрощаться с мамой, но женщина грубо взяла её за руку и оттолкнула от гроба, чтобы другие могли подойти. Теперь сотрудники завода, приехавшие попрощаться с Кристиной, подходили к гробу и клали цветы. Последними шли Анна Яновна и Никита. Парень положил большой букет розовых роз, её любимых цветов, и долго стоял около гроба. Бабушка его нежно обняла за плечи и увела. А Роберт Данилович дал приказ гробовщикам продолжить захоронение.

— Мразь! — Паша не выдержал и подошёл к женщине. — Что же ты за тварь такая?! Дай ребёнку попрощаться с матерью!

— Да как ты смеешь, гадёныш?! — прошипела женщина и дала парню звонкую пощёчину. — Тебя никто сюда не звал.

Женщина старалась сдерживаться, но все равно все пошло не так, ведь она хоронила свою дочь, с которой отношения были не очень хорошие, но которая все равно оставалась дочерью. Терять детей очень больно, и в этот тяжёлый миг могут слететь какие-то барьеры, показывая человека не с очень хорошей стороны. Но таким поступкам есть оправдание, и никто не может осуждать убитую горем мать, которая не может сдерживать эмоции. Особенно эти эмоции проявились в тот момент, когда гробовщики по приказу Роберта начали заколачивать гроб. Этот громкий глухой звук заставил женщину оттолкнуть девочку и броситься к гробу, чтобы обнять его руками и завыть в голос. Противное, постыдное зрелище, и некоторые свидетели просто сделали вид, что ничего не видят и не слышат. Анжелика встала с земли, всхлипнула и закрыла грязными ладошками лицо.

— Ну-ну, дорогая, успокойтесь, пожалуйста, — Роберт обнял женщину и оттащил её от гроба. — Её уже не вернёшь, а нам не хочется видеть ваши слёзы.

— Если у кого есть слёзы, то только у неё и у них, — Павел рукой показал на Анжелику и на Никиту с его бабушкой. — А у вас нет никаких слёз. Вы никогда её не любили.

— Да как ты смеешь, щенок?! Неблагодарная тварь! — женщина отошла от Роберта и подошла к Павлу. Снова дала ему пощёчину. — Я любила её.

— Успокойтесь, дорогая, — Роберт снова подошел к женщине и погладил её по плечам. Обнял и поднял трость. Уткнул набалдашник трости в грудь парня и хищно ухмыльнулся.

— Уберите его, Роберт. Он не должен был приходить сюда. Он опорочил честь мою и моей Кристиночки. Это из-за тебя она погибла! Это из-за тебя она поссорилась со мной! Если бы не твой отец, принесший тебя, мы бы с Кристиной не поссорились. Ты и твой отец виноваты в этом! И эта мелкая дрянь!

Женщина отошла от мужчины и начала колотить Пашу. А он стоял, понимая, что она права. Если бы не он... Было больно. Один удар куда-то в лицо повалил его на землю.

— Достаточно! — вмешался Дмитрий. — Примите мои соболезнования, но не стоит на кладбище вести себя таким образом.

— Уведите меня отсюда, Роберт, — женщина снова подошла к Роберту и завыла, уткнувшись в его кашемировое пальто. Мужчина ее обнял и, холодно посмотрев на лежащего на земле парня, увёл женщину.

— Вставай, — над ухом раздался холодный голос Дмитрия, и парень пошевелился. Встал с земли и прислонил руку к разбитому носу. — Ещё слово, и я за себя не ручаюсь! Марш в машину!

Павел посмотрел на разъярённого мужчину, а потом увидел Анжелику. Девочка стояла у могилы с крестом и ни на что не реагировала. Она выглядела маленькой и потерянной. К ней подошла женщина, и Павел отвернулся. Пошёл к машине и сел на заднее сиденье. Дмитрий завел мотор, и вскоре автомобиль уехал со стоянки этого кладбища.

Ехали в полном молчании. Женя что-то печатала в телефоне, Дмитрий вёл машину, а Павел страдал на заднем сиденье. Из носа шла кровь, и рукава куртки были испачканы. На светофоре мужчина открыл бардачок и вытащил пачку бумажных платочков. Кинул парню со словами "не позорься" и продолжил путь. Паша сглотнул и прислонил платок к окровавленному носу. Женя посмотрела на Дмитрия, а потом на парня в зеркало заднего вида.

— Какие дальше планы?

— Думаю, после обеда можно зайти к Роберту и уточнить у него всё, что тебя интересует. А пообедать можно будет на заводе. Тетя Валя, повар, по средам делает вкуснейшее мясо по-французски.

— Хорошо.

Вскоре машина остановилась на парковке около административного здания, и Дмитрий вышел из машины. Ушел в кабинет и достал все подписанные документы и паспорт парня. Достал из багажника машины сумку с вещами и поставил её на асфальт. Павел молча всё забрал и ушел, не говоря ничего. Растерянная Женя не успела ничего сказать, как Дмитрий позвал её обедать. Они пришли в столовую рыбного завода и купили поесть. Сели за один из многочисленных свободных столиков. Ели молча. Дмитрий был рассержен, думал об этом инциденте, а Женя не отвлекала его и думала о предстоящем разговоре с Робертом Грэем. Для неё все эти люди были просто людьми, биоматериалом, с которым нужно поработать, а потом забыть его. Она все восемь лет, как только поступила в институт, вела такую линию поведения и достигла больших успехов. Да и на работе следователем чувств не должно быть. Они отупляют и заставляют пропускать что-то действительно важное.

В столовую начали приходить люди, и девушка поняла, что вернулся этот автобус. Убрав поднос и сообщив Дмитрию, что хочет поговорить с Робертом, девушка покинула помещение. Сообщила охраннику цель своего визита и выслушала, как пройти в кабинет Роберта. Найдя его, она постучалась в дверь и, дождавшись утвердительного ответа, вошла в кабинет. Это оказалась приёмная, но в ней на диване сидел Роберт. Подбородок покоится на сложенных на набалдашнике трости руках, глаза закрыты. Идеально чистое лицо, без единой морщинки, выглядит умиротворённо. В кабинете была какая-то активность. Женя кашлянула, и мужчина открыл глаза.

— Следователь по особо важным делам, Чернова Евгения Владимировна. Мне надо задать вам несколько вопросов, Роберт Данилович.

— Да, конечно, сейчас — мужчина поднялся с кресла и вошел в свой кабинет. — Ко мне посетитель. Уберёшь позже. Проваливай!

Из кабинета вышел мужчина с соломенного цвета длинными волосами и обезображенным лицом. Посмотрел на девушку, склонил голову и, поставив табличку "мокрый пол" и выкатив ведро со шваброй, стал мыть пол в приемной. А Роберт пригласил девушку в свой кабинет и указал на стул. Сам сел в кресло.

— Как вы устроились, Евгения? Все ли вам понравилось?

— А вы всех приезжих отправляете в пустой отель, в котором не работает абсолютно ничего? — девушка услышала кашель в приёмной, задумчиво посмотрела на дверь, а потом вернула своё внимание к мужчине.

— Я видел вас на церемонии прощания и хотел бы извиниться за то, что вы стали свидетелем этой некрасивой сцены. Не понимаю, что этот помощник Гончарова себе возомнил.

Вопрос девушки остался без ответа, и она пожала плечами. В принципе, ей было удобно — тишина, соседей нет, никто дверьми не хлопает. Одни плюсы такого пребывания. Так что отбросив неотвеченный вопрос, девушка занялась насущными проблемами. Стала расспрашивать Роберта о его жизни и попросила разрешение на разговор с некоторыми сотрудниками, которые хорошо знали Эмилию. Мужчина охотно делился всеми данными, был доброжелателен и обаятелен. Он производил приятное впечатление на девушку, и она не была согласна с Дмитрием, который отзывался о Роберте не очень хорошо.

— Знаете, мне Кристина написала сообщение, в котором говорила, что мой брат её лапал и целовал. Никитка Лагутенко считает Мортиса виновным. Разберитесь, пожалуйста, с этим.

Женя внимательно посмотрела на мужчину и заметила, что он сильно переживает. Для него смерть Кристины была большей трагедией, чем смерть Эмилии. С Кристиной он был знаком много лет, дал ей приют, помог устроиться, стал её неофициальным опекуном. И она выросла на его глазах, из четырнадцатилетней девочки с поломанной психикой превратившись в красивую молодую женщину. И случилось с ней это роковое событие, от которого он оправиться не может.

— У вас есть какие-то основания полагать, что ваш брат может быть в этом замешан? Но ведь официальная причина смерти — несчастный случай.

— Да, я понимаю. И... вы правы, я не могу наговаривать на своего брата. Но вы всё равно можете поговорить с ним. Гончаров со своим помощником говорили с ним, но ничего не выяснили.

Роберт выглядел несчастным, и девушка понимала, что он всё еще переживает и не может отпустить эту ситуацию на кладбище. Павел повёл себя очень глупо, и девушка не оправдывала его и даже была согласна с Дмитрием, когда он прогнал Пашу. Какими бы ни были отношения у Паши с его мачехой, он не должен был так поступать и называть её лицемеркой и мразью. Не в этот момент. Но он не сдержался и получил по заслугам.

— Хорошо. Я поговорю с ним. Кстати, а можно личный вопрос?

— Смотря насколько личный.

— У вас такое безупречное произношение. Вы родились здесь?

— О, спасибо. Я родился в этой стране, а потом жил в Штатах. И снова приехал сюда в восемь лет, после травмы.

— А что произошло? Если это не секрет, конечно.

— Я не очень помню. Мне было семь, и я помогал маме готовить. Отойдя на секунду, все-таки мне было семь, а не двадцать семь, я увидел, как Мортис взял кастрюлю с кипятком. Хотел вылить на меня, но пострадал сам. На мой крик прибежала мама, отвезла нас в больницу. А потом подала на развод и уехала сюда.

— Почему вы думаете, что ваш брат хотел вылить кипяток на вас?

— К сожалению, это было и раньше. Он портил жизнь мне и маме. Отец верил ему, и маме пришлось развестись. Так и получилось, что я с мамой в восемь уехал сюда, а Мортис с отцом остались там.

— Что ж, понятно. Спасибо, Роберт Данилович, что позволили мне поговорить с вашими сотрудниками. Есть возможность начать сейчас?

— Хорошо. Я вам предоставлю свой кабинет. Располагайтесь со всеми удобствами, Евгения Владимировна. Я сейчас по громкой связи вызову сотрудников. С кого начнёте?

— Давайте с Лагутенко.

* * *

Часа два понадобилось Евгении, чтобы опросить сотрудников этого предприятия. Роберт Данилович её проводил до охраны и нежно поцеловал тыльную сторону её ладони. Девушка узнала, что Дмитрий всё еще сидит в столовой, и пошла к нему. Рассказала обо всем, пока они шли в пункт полиции. Мужчина думал о Паше и почти не слушал эту девушку. Ему казалось, что он поступил с парнем неправильно, прогнав его. Может быть надо было оставить его в кабинете или отправить к Надежде Викторовне, а вечером поговорить? Или он всё сделал правильно и теперь должен просто забыть об этом практиканте и заняться нынешними делами?

— Как думаете? — спросила Евгения, и он мотнул головой.

— Прости, Жень, я не слушал тебя, — виновато произнёс он, открывая дверь в участок и пропуская девушку. Оглянулся назад и вошел сам. — Ты можешь повторить, что сказала?

— Я поговорила с сотрудниками завода. И вот что странно. Многие говорили, что у них был конфликт с братом Роберта. Он то оскорблял кого-то, то явно кидался угромами типа "ты труп" или "я убью тебя". Я поговорила и с ним. На момент убийства Эмилии Горячевой у него нет алиби. Думаю, надо допросить его получше и всё исследовать. И у меня вопросы есть к гибели Кристины. Эти пятна, которые нашла ваша врач, и пролитый кипяток.

— Пятна... — Дмитрий задумчиво почесал подбородок, а потом поморщился. — Про них никто не знает?

— Нет. Я сказала Роберту, что официальная причина смерти Кристины — несчастный случай. Она подвернула ногу и упала. Мне показалось, что он сильно из-за её смерти переживает. И из-за того, что случилось на кладбище сегодня.

Дмитрий посмотрел в окно. Сгущались сумерки, начался ветер и пошёл дождь со снегом. Мужчина достал сигареты и включил чайник.

— Я закурю, не возражаешь?

— Да, конечно. Я тоже имею эту вредную привычку. А еще могу выпить. Я, кстати, вам бутылочку московского коньяка привезла и коробку конфет "Москва".

— Как мило, — улыбнулся мужчина. — Спасибо.

— Я вот что ещё подумала, — девушка чиркнула колёсиком зажигалки и посмотрела на огонь, — в её смерти что-то не сходится. Вот смотрите, если подвернуть ногу, то падение будет вперед или в сторону, скорее в сторону, а тут, как я поняла из того, что вы мне рассказали, она упала назад и вылила на себя кипяток. Мне Роберт Данилович рассказал, что в детстве Мортис схватил кастрюлю, но упал и вылил кипяток на себя. Но ему было два года, и я согласна, что такое может быть. Но не в двадцать шесть.

Дмитиий заварил себе кофе и снова добавил ложку коньяка. Потом подумал и посмотрел на остатки напитка.

— Будешь?

— Если ничего сегодня серьезного не намечается, то можно. Но я бы хотела осмотреть ее дом, если это возможно. Эти пятна... Дмитрий Витальевич, если бы она держала кастрюлю, то этих пятен не оказалось бы. Ее могли толкнуть, а потом вылить на неё воду.

— Но ребята осматривали помещение и ничего не нашли, — мужчина понял, что не сильно понимает, что делать, и сделал пару глотков коньяка прямо из горла. Выдохнул, мотнул головой и убрал бутылку в сейф. — Найденные отпечатки подошвы идентифицировать не удалось. Размер, судя по всему, не очень большой. Ребята изъяли всю её обувь, но похожего рисунка нет.

— Значит, надо определить круг подозреваемых и изъять у них всю обувь. А пока подозреваемый один. Надо с ним побеседовать хорошенько. Изъять всю обувь, которую он носит. И... — девушка поправила волосы, — я бы хотела осмотреть место происшествия.

— Ладно, пойдём, — Дмитрий достал своё удостоверение, которое лежало в ящике стола, и вышел из кабинета. Девушка направилась за ним. На улице шел дождь со снегом, дул сильный ветер. Мужчине не хотелось никуда идти, но пришлось заниматься расследованием. После коньяка стало тепло и хорошо, и некоторое время молчали. В доме, как он и предполагал, Женя не нашла ничего нового, но она не успокаивалась. Она уже хотела провести следственный эксперимент, но Дмитрий покачал головой и сказал, что всем этим можно заняться утром. Заодно позвать криминалистов из города. А сейчас нужно расходиться по домам. Евгения решила ему помочь писать отчёты, и Дмитрий был ей благодарен.

Работа продолжалась до десяти вечера, и, наконец, они вышли на улицу. Дмитрий закрыл дверь, проводил девушку до отеля и направился к себе. Дома все было тихо. Вика уже спала, а Алёна сидела на диване. Увидев подвыпившего мужа, хотела уйти, но он взял её за руку, нежно обнял и поцеловал. Сказал, что сильно её любит. Женщина оттаяла и принесла поднос с чашками чая. Дмитрий выпил немного чая и положил голову на её плечо. Она поцеловала его в макушку.

По лестнице спустилась Вика. Она весь день ждала Пашу, чтобы поиграть с ним, и расстроилась, что его не было. Дмитрий отправил дочь спать, сделал это достаточно резко, от чего она заплакала и сказала, что он плохой, и мужчина устало прикрыл глаза. Алёна отправилась укладывать Вику, а Дмитрий вздохнул и посмотрел на лежащий комплект постельного белья, на котором сегодня должен спать этот парнишка. Почему он выгнал Пашу?

— Дим, что произошло? — Алёна села рядом с ним и взяла его за руку.

— Сегодня были похороны Кристины, и Павел повёл себя совсем неправильно. Он прежде всего мент, а уже потом человек. Ему надо держать в себе свои чувства, эмоции, мысли, а он повёл себя как обиженный ребёнок. Ну я и выгнал его, отдав документы. Практика закончилась, делать здесь ему больше нечего.

— Бедный мальчик. Ему ведь теперь негде жить, поэтому он не хотел уезжать отсюда.

— Алён, он тут лишний. Чужой. Ему тяжело разговаривать с людьми, стрессоустойчивости никакой. Он следил за работой криминалистов, мне показалось, что ему это направление нравится. Почему бы ему не освоить эту науку?

— Ты разговаривал с ним об этом?

— Нет, зачем? Он уже не ребёнок и должен сам учиться делать выводы и что-то понимать. Алён, это пустое...

— Но вдруг с этим мальчиком в дороге что-то случится? Он ведь сегодня утром температурил и ночью плохо спал.

— Что ты предлагаешь? — фыркнул мужчина. — Усыновить его, что?! Алён, он — посторонний человек для нас с тобой.

— Ему негде жить, Дима. Что он там будет делать, в этой Москве? Городе, который не любит тех, кто отличается от большинства? А вдруг он свяжется с плохой компанией?

Дмитрий поморщился и встал с дивана. Взял со стола сигареты и подошёл к входной двери. Где-то в глубине души он надеялся увидеть стоящего за дверью парнишку, но понимал, что это глупое желание, показывающее его сентиментальность. Дмитрий не отличался сентиментальностью, он был обычным среднестатистическим мужчиной, достаточно строгим ко всяким нарушителям, справедливым, но проявлял нежность только к двум людям — своей жене и дочери. Алёна видела его разным, она научилась принимать его, и он тоже старался любить её всякой. Много разного было — и ссоры, и слёзы, и разговоры о разводе. Они прошли через многие испытания и научились доверять друг другу, уступать и много чего ещё.

— Вспомни Макса, Дим... — он уже открыл дверь, но, услышав голос жены, закрыл её обратно и повернулся.

— Не надо сравнивать его с этим чмом, — сквозь зубы процедил Дмитрий и вышел из дома, громко хлопнув дверью.

Выкурив сигарету в три затяжки, он поёжился от сильного пронизывающего до костей ветра и посмотрел на хмурое небо, которое идеально отображало его внутреннее состояние. Вздохнул, поднял сигаретный окурок и вернулся домой. Там все спали, и он посмотрел на сложенное постельное бельё на диване, вздохнул и отправился в ванную. После тёплого душа поднялся на второй этаж, зашёл в спальню и лёг на кровать. Прижался к жене и закрыл глаза.

Забрав документы и деньги, Павел ушёл. Покинул посёлок, поднялся на мост и остановился. Хотелось обернуться, но оборачиваться нельзя. Хотелось вернуться, но это глупо. Он и без того вёл себя как последний кретин и идиот, да и, наверное, всё его существование было идиотским. Наверное, Инна Вячеславовна была права, что он виновен и в смерти Кристины, и в том, что Кристина поссорилась с матерью. Зачем отец привел его туда? Почему не отдал в детский дом? Почему его не убили?

Он направился по мосту в сторону вокзала. Джинсы и куртка были грязными, на куртке были видны следы крови, руки тоже испачкались. Наверное, надо пойти обратно и попросить у Дмитрия Витальевича разрешение переодеться или хотя бы умыться. Или просто забыть об этом, вычеркнуть это время из памяти, перестать привязываться к людям и устроиться на работу, чтобы снимать маленькую комнатку. Без жилья прожить сложнее, чем без денег, тем более сейчас начинаются холода. Что же делать? Вариант приползать на коленях к мачехе и умолять её разрешить ему пожить до окончания колледжа в доме, он не рассматривал. После того, что он вытворил на кладбище, она просто его прогонит и даже не захочет с ним разговаривать.

Вокзал. Окно продажи билетов. Ближайший поезд, в котором есть место, будет через пять дней. Продавщица советовала добраться до Питера, там поездов больше. Но до Питера билетов тоже не было, и парень, узнав, откуда отправляется автобус до города, направился туда. Ближайший автобус был через пять часов. Павел вздохнул и сел на лавочку. Закрыл глаза и прислонился головой к стеклу.

Вероятно, он заснул, потому что не слышал ни голоса людей, ни звук работающего двигателя автобуса. Когда открыл глаза и встал, то увидел только удаляющийся силуэт автобуса. Поняв, что уехать не получится, а денег уже почти не осталось на дорогу, он почувствовал отчаяние, совершенно не представляя, что делать дальше. Вернуться в посёлок, попросить у Дмитрия Витальевича прощения? Ну а дальше что? Ему ясно сказали, что здесь его никто не ждет, тем более Дмитрий Витальевич. В соседнем городке теперь живет мачеха, Лику она забрала с собой, а квартиру в Москве быстро продала, чтобы купить себе жилье здесь, организовать похороны, а оставшиеся деньги тратить на себя. У Лики есть крыша над головой, еда в холодильнике и какие-то вещи. И убитая горем бабушка. А когда ей станет восемнадцать, то она тоже останется без дома, денег и будет жить сама. В принципе, это нормально, только вот у нормальных людей всегда есть родители, к которым можно прийти за помощью. А у Паши никого нет. И не было. Мачехе не хотелось вникать в проблемы пасынка, но за любые провинности она его строго наказывала. Отец редко с ним виделся, но тоже не особо желал вникать в его проблемы. Но хотя бы отец помог ему поступить в этот колледж, правда всё было бесполезно.

Было холодно, ветер проникал в кости, а дождь сильно намочил волосы и куртку. Подув на красные руки, молодой человек нырнул в магазин. Продавщица строго на него посмотрела, и он потоптался на месте и вытащил деньги. Купил бутылку водки и вышел из магазина. Он помнил, что водка помогает согреться, и сейчас это было в приоритете, ведь было очень холодно. О том, что водка может навредить или даже убить, он почему-то не подумал. Сейчас просто хотелось согреться.

Вкус водки ему не понравился, он был какой-то горький, обжигающий, но все равно эта жидкость попадала в его организм. Один раз он захлебнулся и закашлялся от першения в горле, и немного напитка пролилось на его куртку. Откашлявшись и шмыгнув носом, он допил напиток и направился в сторону моста. Почему-то хотелось вернуться в посёлок, навязчивая и зудящая где-то в мозгу мысль никак не отпускала, и он стал подниматься по лестнице. Где-то в середине началось что-то непонятное. Лестница задвигалась, и парень навалился на перила и стал аккуратно подниматься дальше. Живот начало крутить, в голове трещало, гудело, стучало, как будто чесалось, а перед глазами все плыло, расплывалось и качалось. С трудом поднявшись по лестнице, парень сосредоточился и направился по мосту. Один раз его занесло, и он по инерции прижался к ограде и опасно перегнулся через неё. На мгновение пришло осознание, что он только что мог свалиться с моста. Стало страшно, в груди появилось похолодение, и он сглотнул и всхлипнул. Отцепился от ограды, поймал равновесие и пошел дальше, стараясь, как ему казалось, идти прямо. Спуск с лестницы дался ему тяжелее, чем подъём, почему-то сейчас перила ускальзывали от него, а ноги жили своей жизнью и тянули его то назад, то вперед.

У лестницы стояла стайка парней и девушек, которые курили, громко ржали и пили пиво и что-то еще. Одна девушка заметила пьяного человека и указала парням на него. Они заржали и стали изображать его, а Паша даже и не заметил этого. Сейчас он включил автопилот и просто шёл, его мозг, сраженный высокой дозой крепкого алкоголя, нервами и болезнью, уже ничего не соображал. Живот крутило.

— Эй ты, пьянь, куда прешь? — грубо остановил его парень. — Тут проход платный.

— Мммм... — Паша абсолютно пустым взглядом посмотрел на него, что вызвало очередной приступ ржача.

Он пытался сдвинуться с места, но не мог. Постоянно утыкался во что-то. Стало страшно, голова сильно раскалывалась и болела, а понимания происходящего не было. Зато появилось осознание, что его сейчас начнёт тошнить.

Он не успел закрыть рот рукой, как началась рвота.

— Ах ты, мудак! — заорал один из компании. — Что ты сделал с моей одеждой?! Пьющее быдло, да от вас надо мир очищать!

Сначала был удар в паховую область, заставивший его упасть на колени, потом послышался взрыв смеха и последовал удар ногой по челюсти и другим частям тела. Удар по голове был последним, что он помнил. Уже теряя сознание, он почувствовал, что резко стало очень холодно и мокро, а потом его куда-то поволокли и швырнули. Удар головой о ледяной металл. Затмение...

* * *

В начале первого ночи обходчики железнодорожных путей обнаружили лежащего на рельсах голого человека со множеством гематом и ран на теле, который на первый взгляд не подавал признаков жизни. Но, присмотревшись, они заметили пар изо рта. В этом человеке ещё теплилась жизнь. Они вызвали скорую помощь и стали ждать, когда приедут врачи и полиция. Последняя служба приезжает всегда, как только есть какие-то подозрения или возникает непонятная ситуация. В этом случае у человека не было ни одежды, ни документов, и со всем этим обязана разбираться полиция.

Этот случай произошёл в непосредственной близости от поселка, в котором стоит самый большой рыбный завод в области, и единственный участковый в это время спал и не знал, что в его кабинете звонил телефон. Пришлось ехать ребятам из соседнего городка, но заниматься упившимся в усмерть бомжарой, который почему-то остался без одежды, им совершенно не хотелось. Но они зарегистрировали вызов и отправились на место, решив утром перевалить ответственность на своего коллегу.

В двадцать семь минут первого приехавшие медики осмотрели человека и уложили на каталку. Сделали запрос в больницу, дождались подтверждения и уехали. А полицейские собрали показания с обходчиков и тоже уехали.

Пострадавшему гражданину очень сильно повезло, что за это время, что он лежал головой на рельсах, не прошло ни одного поезда по этим путям.

* * *

На часах было начало второго, а Дмитрий не мог заснуть. Что-то его терзало, что-то связанное с помощником. Он не знал, правильно ли сделал, просто отдав ему документы и вещи и отпустив. Конечно, правильно, — ругал он себя, не понимая, почему так не хочет, чтобы Паша уехал. Практика у молодого человека закончилась, болезнь тоже, и смысла здесь оставаться нет. Он не мог здесь остаться, ведь его ждали в колледже. Если он тут останется, то его выгонят, и всё это будет напрасно. Дмитрий не хотел, чтобы из-за него парень сделал неправильные выводы и остался здесь, но без образования и работы. Содержать его никто не собирался, работать участковым Дима никому не позволит, так как это скажется на его зарплате, а сейчас этого допустить он не мог. Нужно забыть об этом парне и продолжить разбираться с этими странными делами.

По центральной дороге сначала в одну сторону проехала машина с мигалками, потом еще одна, а потом эти две машины проехали в обратную сторону, заставив Дмитрия нахмуриться и встать с кровати. И без того сна не было, а теперь из-за этих мигалок, свет которых осветил комнату, спать вообще расхотелось. Надев тапки, мужчина вышел из комнаты. В соседней комнате тихо всхлипывала Вика, и Дмитрий заглянул туда. Дочь спала, ей снился какой-то сон, а любимый мишка лежал на полу. Мужчина поднял игрушку и положил к девочке. Укрыл её одеялом и тихо вышел из комнаты. Спустился на первый этаж и налил в кружку воду. Подошёл к окну и задумался. Что-то случилось, раз проехали скорая и полицейская машины. Васька подрался и кого-то убил? Мария Ивановна отдала душу Богу? Нет, не это. Он бы уже об этом знал. Если бы что-то случилось в посёлке, то ему бы сообщили. Машины ехали в сторону железки, по времени вряд ли дальше. Судя по всему снова в районе железной дороги что-то произошло. Там всегда что-то происходит, но, к счастью, Дмитрия это чаще не касалось.

Он взял телефон и посмотрел на экран. Набрал номер. Телефон был выключен, заставив его нахмуриться. Снова и снова он набирал номер, а потом написал короткое сообщение с вопросом, всё ли в порядке и просьбой перезвонить.

Было тревожно. Он старался не думать о молодом человеке, но почему-то вспоминались его смех, когда они что-то обсуждали, застенчивось в первое время, разговоры. Вспоминались и полные боли и слез глаза на кладбище. Он не мог понять, почему он думает о Паше больше, чем о беременной жене. Ей скоро рожать, они поедут в больницу, и начнётся новая жизнь. Малыш Марк будет радовать их, Вика обязательно будет помогать маме с братиком, а он продолжит работать, а по вечерам проводить время с любимыми. Он должен забыть о Павле. У мальчишки должна быть своя жизнь.

Вернувшись в спальню, он лег обратно и обнял Алёну. Она прижалась к нему и сплела свои пальцы с его. Он закрыл глаза и постепенно заснул...

* * *

Утром в комнату ворвалось чудовище, но сквозь сон раздался пронзительный звонок телефона. В надежде, что это звонил Паша, мужчина выхватил телефон и посмотрел на дисплей. Звонил Михалыч, который сказал, что уже минут тридцать около кабинета ждёт Роберт Данилович. Пришлось срочно приводить себя в порядок. Алёна чувствовала себя не очень, и он попросил её отдохнуть и при ухудшении самочувствия звонить Надежде Викторовне или в скорую. Отвёл Вику в сад, чтобы она не мешала маме, выслушал недовольство дочери, наказал её, сказав, что она лишена сладостей до конца года, и направился на работу, думая, что рано утром нужно хозяину рыбного завода.

Роберт стоял около двери, и Дмитрий вытащил связку ключей, поднялся по лестнице и, даже не взглянув на посетителя, вошёл в помещение. Роберт бесшумной тенью пошёл за ним и без разрешения опустился на стул.

— Вы опоздали, Гончаров, на пятьдесят две минуты. — в тишине раздался холодный голос Роберта. — Как вы это объясните?

— Чем обязан?

— Что за чертовщина творится у нас в посёлке и почему вы ничего не делаете?

— Я работаю над этим, — спокойно сказал Дмитрий, — были небольшие трудности, но сейчас...

— То есть вы хотите сказать, Гончаров, что гибель двух моих лучших сотрудниц — это небольшие трудности? Да что вы себе позволяете?!

Дмитрий видел, что Роберт едва сдерживается, чтобы не начать размахивать своей тростью. Сам он постарался сохранять спокойствие и самообладание. Не нужно обращать внимания.

— Сейчас мы их уладили, — продолжил Дмитрий, когда кривляния Роберта прекратились.

— Вы же знаете, Гончаров, что наш посёлок считается центром туризма. Я делаю всё, чтобы развить это захолустье в развивающийся регион. К нам скоро должен приехать губернатор области. И вы сами понимаете, что вот такое безобразие непозволительно!

— Да, я понимаю, — вздохнул мужчина, думая над дальнейшими действиями.

— Как проходит расследование по поводу гибели Эмилии Борисовны Горячевой?

— Мы работаем над этим, — вздохнул Дмитрий, желая поскорее вернуться домой. Все-таки он зря оставил Алену одну. А вдруг что случится?

— Вот именно, что вы, Гончаров, не работаете. Я тут вчера разговаривал с новой следователем, очень приятная девушка, и подумал, что нужно вас, Гончаров, отстранить от работы.

— Хочу напомнить, многоуважаемый Роберт Данилович, — холодно процедил Дмитрий, едва сдерживаясь, чтобы не врезать по этой наглой и самодовольной физиономии, — что отстранить меня имеет право только мой непосредственный начальник. А вы таковым, насколько мне известно, не являетесь.

Роберт открыл рот, а потом закрыл его. Дмитрий посмотрел на чайник и снова ощутил жгучее желание выпить кофе с коньяком, а лучше без кофе. Чтобы немного успокоиться и не наделать глупостей. Потому что очень хотелось проехаться по этой наглой самодовольной физиономии.

— Вы же, насколько я помню, всё жаждете попасть на доску почёта нашего посёлка. — неожиданно спросил Роберт, рассматривая свой идеальный маникюр, — хотя туда могут попасть только коренные жители вроде Черкасовой, но уж никак не вы, Гончаров.

Дмитрий из последних сил сдерживался, чтобы не врезать этому напыщенному индюку, и Роберт чувствовал это. Он упивался его беспомощностью, ведь Дмитрий знал, что, стоит ему сказать хоть одно дерзкое слово в адрес этого индюка, как на столе начальника появится жалоба. Конечно, из-за такого пустяка ничего не будет, даже выговора, но рисковать всё равно не хотелось. Тем более сейчас, когда Алена должна вот-вот родить.

— О ходе расследования будете сообщать лично мне так как я являюсь потерпевшей стороной. Все рапорты должны быть на моём столе через неделю. — голос был спокойный, в нём чувствовался холод.

Дмитрия так и подмывало спросить, а с какой, собственно, стати, он обязан докладывать обо всем этому индюку, но не стал этого делать. Роберт ухмыльнулся, грациозно поднялся со стула и вышел из кабинета. Когда хлопнула входная дверь, Дмитрий ударил кулаком по столу. Немного успокоившись, он встал со стула и вышел на улицу. Около лестницы на лавочке сидела Евгения. Девушка курила тонкую сигарету.

— Эта дрянь вас погубит, Евгения, — устало произнёс мужчина, присаживаясь рядом и не нащупывая в кармане куртки сигареты. — Поделитесь со мной?

Сделав глубокую затяжку, мужчина откинулся на спинку скамейки и прикрыл глаза.