Роковая Лаванда (джен)

— Мадам же предупреждала! Лаванда! Что теперь будет?! — из глаз Парвати катились слезы.

Лаванда, только что рассказавшая подруге, что Рон окончательно расстался с ней, пребывала словно в каком-то сне. Ей все казалось нереальным. С ней не могло произойти ничего подобного. Она бы справилась. Все шло отлично. Если бы не эта дура Ромильда Вейн! Если бы не эта зазнайка Грейнджер! И эта проклятая медовуха, предназначенная для директора Дамблдора! И Поттер! Если бы он не подсунул Рону подвернувшийся под руку безоар, то зелье, которым Лав-Лав потчевала Бон-Бона, то и дело угощая его клубничными карамельками, продолжало бы спокойно действовать, усыпляя его разум и подчиняя волю. Лаванда добивалась того, чтобы в нужный день и час Рон послушно пошел бы с ней, не спрашивая, куда и зачем.

Лаванде позарез нужно было, чтобы все получилось.

Для проведения ритуала требовалось принести в жертву волшебника. Мадам Трелони четко дала понять, что пол не имеет значения, но это должен быть именно носитель волшебной крови, ни в коем случае не маггл. И если Лаванда не сумеет никого завлечь к нужной дате, жертвой станет она сама или ее младшая сестра.

С виду обычная пьянчужка, бормочущая время от времени глупые пророчества, Сибилла на самом деле была могущественной ведьмой. Как-то раз, еще на третьем курсе, Лаванда забыла сумку на Прорицаниях и вернулась в класс во время обеда.

Вид профессора Трелони потряс ее. Сибилла, абсолютно нагая, безо всех своих бус и без очков, стояла посреди начерченной на полу пентаграммы, держа в руках золотую чашу. Она низким голосом нараспев читала странные заклинания, поворачивалась вокруг себя и плескала из чаши на пол темную жидкость. Волосы Трелони, не подвязанные пестрыми косынками, свободно спадали ей на спину и, когда Сибилла повернулась к Лаванде, ничуть не скрывали ни грудь, ни остальные детали фигуры колдующей ведьмы. Уверенная в себе, очень властная, она словно бы стала выше ростом. Лицо ее показалось Лаванде настолько одухотворенным и прекрасным, что поначалу девушка и не признала своего преподавателя.

Трелони не подала виду, что заметила студентку. Лишь повела рукой, и дверь в класс с грохотом захлопнулась. Продолжая свое колдовство, она подняла обе руки вверх и громко провозгласила последнюю фразу магической формулы.

Пентаграмма вспыхнула белым пламенем, которое сразу словно бы втянулось в хрустальный шар, как-то оказавшийся в руках Сибиллы. Она прижалась к нему лбом, застыла на минуту, не шевелясь. Потом колдунья разжала руки. Шар поплыл к столу и занял место на подставке.

В эту минуту Лаванда потеряла сознание и свалилась на кучу подушек, на которых студенты сидели во время уроков. Сейчас все они оказались лежащими у одной стены.

Когда Лаванда очнулась, перед ее носом покачивалась чашка с чаем. Одетая в свой привычный цветастый балахон профессор Трелони, поправляя очки, сказала будничным, немного безразличным тоном:

— Мисс Браун, вы видели то, что не предназначено для посторонних глаз. Или вы дадите клятву молчать и станете делать, что я вам велю, или же бесславно умрете — вам сказать точно, в какой день и час?

Лаванда заплакала. Она вовсе не хотела умирать. Преображение Сибиллы Трелони произвело на студентку сильное впечатление. Она собралась с духом и тихим голосом сказала:

— Мадам Трелони, я никому ничего не скажу, но я… тоже так хочу.

— Что ж, этого следовало ожидать, — задумчиво произнесла Трелони. — Запишитесь у декана на мои факультативные занятия. Станете изучать прорицания и еще кое-что.

Дополнительные уроки у Сибиллы включали в себя чаепития и чтение старинных книг. Третьекурсницы Лаванда Браун, Парвати Патил и Падма Патил стали послушницами древнего ведьминского ордена. Они должны были принять полное посвящение в возрасте семнадцати лет, а пока изучали демонологию, ритуалистику и темные искусства, в той части, что была отвергнута мужчинами-магами, а применялась исключительно колдуньями.

Целью, как поняла Лаванда, было «познание глубин познания», «управление женскими энергиями», «раскрытие тайн мироздания». Девочки не очень понимали, что это значит. Но осознание причастности к тайным знаниям объединяло их. На занятия к Трелони ходили еще две студентки с седьмого курса Хаффлпаффа. Они уже прошли посвящение и держались сами по себе, тем более, что их обучение в Хогвартсе заканчивалось.

На четвертом и на пятом курсе трио юных ведьм продолжило свое обучение у Трелони. Когда Долорес Амбридж посмела выгнать Сибиллу из замка, то девочки еле удержались от того, чтобы не выбежать из толпы и не встать на ее защиту. Сибилла, униженная, жалкая, заливающаяся слезами на виду у всей школы, бросила на них всего лишь один быстрый взгляд и отвернулась, пряча лицо на груди у профессора Макгонагалл. На выручку к Сибилле уже спешил сам директор Дамблдор. «Никогда никому не выдавать тайну ордена», — повторяли про себя Лаванда, Парвати и Падма, держась за руки. Сибилле официально запретили вести занятия, и любые студенческие кружки тоже были под запретом, так что подруги теперь приходили к своей наставнице лишь тайком, по одной, по ночам.

Вот и начался шестой курс. Приближалось время принятия полного посвящения. Всего через год девушки смогут стать настоящими колдуньями и полностью раскрыть свой потенциал. Трелони рассказывала все больше и больше о потусторонних сущностях, о ритуалах, предваряющих общение с ними. Лаванде было очень интересно и очень страшно. Сестры Патил испытывали похожие чувства. Но пути назад не было.

Мадам Трелони почти не покидала своих комнат. Изредка ближе к вечеру она попадалась на глаза кому-то из студентов. От нее несло хересом, походка была неровной, она время от времени взмахивала руками, безумные глаза ее скрывались под диковинными очками. Над ней, как всегда, посмеивались. Лаванда едва выносила эти разговоры. Но Трелони учила сдерживаться и терпеливо выносить все нападки. «Внешность не главное, важно то, что внутри», — наставляла она. Лаванда же любила покрасоваться и приодеться. Как ни странно, Трелони одобряла и это. «Внешность суть доспех, охраняющий сердце от ран».

Когда Лаванда стала встречаться с Роном Уизли, Сибилла моментально об этом узнала. Похвалила Лаванду, но велела не торопить события и не давать отношениям зайти слишком далеко — при посвящении ведьмы должны быть девственницами, иначе духи разгневаются.

Все шло очень хорошо, и Рон был уже в ее руках. И скоро, совсем скоро уже должен был состояться ритуал посвящения. Но все пошло не по плану Лаванды. «Отомщу вам всем! И Грейнджер, и Вейн!» — негодовала она. Парвати и Падма, у которых были свои роли в грядущем ритуале, ничем, кроме сочувствия, не могли ей помочь.

Мадам Трелони не посмела бы тронуть ни Парвати, ни Падму. Не потому, что питала к ним особую симпатию. Потому, что боялась мести со стороны клана Патил. Индийские маги, хоть и предпринимали попытки ассимиляции в британском обществе, и в течение нескольких поколений подряд жили в Лондоне, но связей с родиной не теряли. Наоборот, изо всех сил поддерживали и, отправляя детей учиться в Хогвартс, дома обучали традиционным магическим искусствам. Восток — дело тонкое, и там чтят традиции, например, кровной мести. Трелони не стала бы связываться с Патилами, нет-нет-нет.

За спиной Лаванды стояли не столь могущественные родственники, но, тем не менее, Брауны могли бы ее защитить. Ох, но тогда бы пришлось рассказать папе о связи с Уизли… Никакой связи, конечно, не было, но даже слуха о том, что старшая дочь встречалась с предателем крови, мистеру Брауну хватит, чтобы отравить Лаванде жизнь надолго. Нет. Лаванда все исправит сама. Разберется с Роном, и рассказывать папе будет не о ком. Офелия, младшая сестренка, запросто дружила с Джинни Уизли, и это не вызывало у папы протестов, а вот возможная любовная связь — совсем другое дело. К тому же, папа не должен был ничего знать об ордене.

Случай подвернулся неожиданно.

Во время нападения Пожирателей смерти на Хогвартс вопреки приказу декана оставаться в спальнях, Рон оказался в коридоре рядом с Лавандой. Укрытая Дезиллюминационным заклинанием, она пробиралась в класс прорицаний на очередной ритуал. Звезды сошлись так, что это была ночь пробуждения великих сил, и определенно могло произойти нечто поистине великое, ужасное, но великое. Столкнувшись с Роном, Лаванда, недолго думая, отправила в него заклинание Конфундус. После чего наколдовала ему кляп и повязку на глаза.

Вызывать Патронуса Лаванда почему-то не могла, и поэтому не могла сообщить подругам, что она приведет-таки своего бывшего парня на «дополнительное занятие к профессору Трелони». Лаванда надеялась, что Парвати и Падме удалось пробраться в класс.

Путь в класс лежал мимо лестницы на Астрономическую башню. К лестнице пробивалась группа людей в черных мантиях и серебристых масках, им противостояли профессора и несколько студентов старших курсов. Лаванда заметила две женские фигуры, спокойно беседующие поодаль от входа на башню. Высокая дама, одетая в черный плащ, властно, надменно обратилась к другой, в мягких цветных одеждах:

— Это ты, Сибилла?

— Да, мадам Лестрейндж, — Сибилла согнулась в глубоком поклоне.

— Ты знаешь, какой сегодня день. День великой жертвы, — с явным предвкушением проговорила Лестрейндж.

— Да, мадам. Все уже готово.

— Великолепно. Идем же!

И они удалились, не обращая внимания на летящие тут и там заклинания.

Лаванда, подслушавшая этот разговор из бокового коридора, пришла в ужас и восторг одновременно. Сама Беллатрикс Лестрейндж являлась членом ордена, какая честь и удача для Лаванды — возможность проявить свои таланты перед столь искушенной ведьмой.

Рон шел рядом с Лавандой, иногда спотыкаясь. Она краем глаза глядела на него и не могла понять, что же могла в нем найти. Не испытывала к нему никакой жалости, лишь досаду.

Скорей бы уж.

Падма и Парвати уже ждали в классе прорицаний. Они все приготовили: начертили пентаграмму, разложили чаши, зажгли благовония, держали наготове ножи. Когда в класс стремительно вошла Беллатрикс Лестрейндж в сопровождении Сибиллы Трелони, а минутой позже и Лаванда, ведущая Рона Уизли с кляпом во рту и черной повязкой на глазах, сестры Патил поняли, что час пробил и их посвящение состоится прямо сейчас. Столько раз оно уже откладывалось из-за отсутствия необходимых составляющих.

Присутствие Лестрейндж выводило происходящее на новый уровень. Трелони упомянула как-то, что глава ордена — весьма уважаемая и сильная ведьма, но имени не назвала. Теперь же все прояснилось.

Все ведьмы быстро приготовились к основному действу. Одежда разлетелась по углам, из причесок повыскакивали шпильки, ленты и заколки, обувь расползлась вслед за одеждой.

Девочки заняли свои места, принялись читать заклинания, концентрируясь на высвобождении магических сил.

Мадам Лестрейндж колдовала молча, но все тело ее было окутано вихрями клочковатого черного тумана.

Сибилла взяла в руки кривой нож.

Кровь Рона Уизли окрасила пентаграмму в красный цвет. Пламя, горевшее по ее периметру, полыхнуло белым, потом желтым огнем.

В ту же самую минуту где-то во дворе замка раздался глухой удар о землю. Там упало что-то тяжелое.

Лицо Беллатрикс озарилось безумной улыбкой.

— Свершилось! — громко провозгласила она.

Как была обнаженная, она высунулась из окна класса прорицаний и закричала, воздев в темное небо волшебную палочку:

— Морсмордре!

Огромная змея обвила светящимся хвостом огромный череп в небе над Хогвартсом.

Тело Рона постепенно исчезало в пламени, сменившем цвет на зеленый. Отвратительный запах смешивался с приторными ароматами горевших трав.

Лестрейндж заторопилась, проворно надела свою черную мантию и маску:

— Мне пора, и так задержалась тут. Сибилла, я довольна вами.

Сибилла поклонилась ей, девочки сделали то же самое.

Когда за Беллатрикс закрылась дверь, все с облегчением выдохнули.

— Поздравляю вас, девочки, вы отлично справились, теперь вы настоящие ведьмы, — проговорила Сибилла. — Завтра занятий не будет, а в сентябре жду на новый курс — управление стихиями.