Словно одно целое (As One) (джен)

От автора

Предисловие

Когда я закончил(а) писать «На перепутье» (At a Crossroads), я был(а) убежден(а), что если она и не станет заключительной моей историей, то, по крайней мере, я надолго остановлюсь. Как ни странно, всего через несколько недель после начала публикации той истории ко мне прицепился сюжет для следующей (той самой, которую вы собираетесь прочесть). К сожалению, стоило мне написать пару страниц, как в семью пришла череда проблем: внезапная болезнь отца и мать, сломавшая лодыжку и ребро. Буквально за несколько минут у меня, единственного ребенка, папа оказался в больнице (где он находился более трех месяцев), а мама — с тяжелым остеопорозом и переломами костей, прикованная к креслу, осталась одна дома. Днем с отцом в больнице, ночью дома с мамой.

Я просто не знаю, как нам это удалось, но мы пережили две операции и месяцы реабилитации. Чудом мы начали видеть свет в конце туннеля, но я был(а) совершенно разбит(а) психологически после такого испытания, чтобы еще и думать о написании чего-либо, в то время как у меня не было времени даже сесть за компьютер.

Постепенно некий внутренний покой — и мое вдохновение — вернулись, и я попыта(лась) закончить то, что я начал(а) писать много месяцев назад. Я стал(а) иным человеком, но есть одна вещь, которую я узнал(а) или, скорее, знал(а) всегда, а несчастье только укрепило понимание, насколько важна семья и насколько жизненно важно никогда не переставать верить в них и просто держать за руку, когда они думают, что надежды уже нет. Мы тонули, но так и не пошли ко дну. По крайней мере, пока.

«Словно одно целое» — это отражение всего пройденного, мой взгляд относительно того, зачем нужно жить (как я это понимаю) и зачем бороться до конца.

Вот почему эта история так беззастенчиво сочится чувствительностью, аж до надоедливости. Я никогда не извиняюсь за свой стиль и, конечно, и сейчас не собираюсь. Просто это я, как я есть.

Кажется, ничто убьет моей одержимости сентиментальными, счастливыми концовками. В реальной жизни их почти не бывает, так почему не сбалансировать это с помощью фанфика?

Напишу ли я другую историю? Ну, одна у меня уже есть. Но на этот раз по фэндому «Звуки музыки». Фэндом, которого я не собирал(ась) бросать, просто Музы обходили его стороной. За последние десять лет я начал(а) парочку историй, но мне так и не удалось завершить их. И затем, внезапно, мне приходит в голову эта идея для десятистраничного фанфика длиной в одну часть, который «всего-то» занял три с половиной месяца (всего пятнадцать часов спустя загрузки «Словно одно целое»!)

Никто не знает, что будет дальше. Я полагаю, что написание фанфиков всегда будет частью моей жизни. Это может занять у меня шесть месяцев или шесть лет, но, пока я в здравом уме, а величайшая трагедия не произошла, мои Музы всегда будут рядом, искушать меня.

Если вы дочитали это «маленькое» вступление, просто знайте, что вы заслуживаете медали, как Люк и Хан в конце «Новой надежды».

Приготовьтесь к невинной басне о любви, прощении и беззастенчивой сентиментальности. Ну, как и во всех моих историях о «Звездных войнах», в какой-то n-ной степени.

Как вы знаете, английский не мой родной язык, и поскольку у меня нет корректора, я прошу прощения за любые опечатки и грамматические ошибки. Я перечитал(а) эту историю миллиард раз на протяжении этих семнадцати месяцев, но почти уверен(а), что некоторые вопиющие ошибки все же скрылись от моего взгляда.

Без лишних слов... Да пребудет с вами Сила и спасибо, что вы остаетесь со мной.

* * *

Широкие тяжелые шаги, летящий следом черный плащ. Темный лорд ситхов целеустремленно поднялся с нижнего яруса посадочной платформы. Дверь перед ним распахнулась, обнаруживая за собой трех штурмовиков и капитана, выстроившихся вокруг молодого человека в наручниках. Словно зная о предстоящей встрече, мальчишка тут же устремил немигающие большие глаза на него. И в этот момент мир для Вейдера перестал существовать. Он не мог отвести взгляда от маленькой фигуры; она точно приковала его к себе.

— Вот мятежник, который сдался, — по форме доложил капитан старшему по званию. — Думаю, он тут не один, хоть и отрицает это. Прошу разрешения продолжить прочесывание местности.

После секундного, но пристального разглядывания друг друга, Вейдер повернул голову от мальчишки к капитану.

— Он был вооружен только этим, — немолодой мужчина положил рукоять светового меча в ладонь, жадно сомкнувшуюся вокруг предмета.

— Отличная работа, капитан, — похвалил Вейдер, не придавая словам особого значения. — Оставьте нас. Продолжайте поиски и приведите его товарищей ко мне.

Легчайший наклон головы юноши явно выразил его неодобрение.

— Да, милорд, — капитан развернулся и ушел, уводя за собой штурмовиков.

Оставленные вместе, они с пленником пошли по коридору, причем юноша так легко попадал в каждый шаг, что Вейдер поразился правильности и непринужденности такой прогулки с мальчиком. Даже будь он более взрослым и опытным мужчиной, он бы споткнулся либо сжался от одного его присутствия, а этот юный джедай, даже скованный наручниками... Впрочем, этому-то молодому человеку опыта было не занимать. Он был юн, это верно, но уже закален в битвах, не говоря о других тяжелых жизненных испытаниях... словом, в том, чему Вейдер немало поспособствовал.

Не сейчас. Только не теперь.

— Император ждет тебя.

Смотря прямо перед собой, практически игнорируя того самого человека, кто дал ему жизнь, Люк кивнул.

— Я знаю, отец.

Он это сказал. Вслух признал их кровную связь. Теперь это стало реальностью — что-то дышащее и живое, бьющееся в груди и баюкающее странным утешительным теплом. Ничто больше не имело значения. Война. Свет или Тьма. Даже Сила. Только Люк Скайуокер и его отец, идущие бок о бок впервые в жизни. Что-то настолько простое, настолько... будничное, но о чем он мечтал столько, сколько себя помнил.

Вейдер резко повернул к нему голову, но, дав себе секунду на размышление, ответил отчасти самодовольно.

— Значит, ты принял правду.

Светлые глаза неодобрительно сверкнули в его сторону, готовые исправить заблуждение.

— Правда в том, что в прошлом ты Энакин Скайуокер, мой отец.

Непроизвольно резко Вейдер остановился и, взмахнув мечом, что по-прежнему держал в руке, сердито направил его сыну в грудь.

— Это имя больше ничего не значит для меня!

Он не смог бы сказать, что его обидело больше: что его дитя упомянуло имя человека, сгинувшего еще до его рождения, или собственная реакция на эти слова. Что бы ни было причиной, надо было разрушить любые нелепые надежды, которые мог питать малец. Это необходимо, чтобы сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас, и на том вопросе жизни и смерти, с которым он неизбежно столкнется в ближайшие часы. Ради себя самого, нельзя отвлекаться на сопливую сентиментальность, которая ни к чему не приведет.

Невозмутимый Люк, ничуть не тронутый вспышкой отца, спокойно остановился и повернулся к нему.

— Это твое имя. Ты просто забыл об этом, — со страстным убеждением выдал он. — В тебе еще осталось добро. Император не смог его уничтожить.

На него внезапно накатила безграничная тоска; чтобы скрыть это, Люк повернулся спиной к отцу, одновременно демонстрируя доверие к человеку, который его изуродовал считанные месяцы до этого.

— Поэтому ты не убил меня. Поэтому ты не отдашь меня Императору, — заявил он так, будто мог заставить эти слова сбыться одной только силой воли да силой своей убежденности. «Знал бы ты, как сильно я беспокоюсь о тебе, отец... что я что угодно бы отдал, лишь бы тебя освободить... Знал бы ты, как я тебе доверяю, и ты не стоял бы тут, пытаясь убедить меня в заведомой, как мы оба знаем, лжи».

Вейдер уставился на своего ребенка в недоумении, запутавшись в сыновних бредовых рассуждениях. «Неужели ничего лучше не придумал, чем доверять владыке-ситху, Люк? Я тебе отец, но это ничего не значит. Мы чужие друг другу, и какую бы немыслимую привязанность ты ко мне ни испытывал, ты еще осознаешь, что она неуместна до крайности. Мне. Доверять. Нельзя. Эту истину я усвоил, стоило мне задушить твою мать и тем самым предать то самое, что я рвался защитить. В твоих же интересах, отрекись уже от меня». Не умея выразить жгучих мыслей и зная, что будь он даже и в состоянии, только это не изменит наивных убеждений мальчишки, Вейдер с горечью посмотрел вниз. Световой меч, зажатый в руке, привлек его внимание, и в порыве гордости он зажег оружие, не заметив, как инстинктивно застыл и подобрался молодой человек.

— Я вижу, ты сделал новый световой меч, — он повертел его в руках, изучая. Изделие было изящным, и, несмотря на вспышку гнева, вызванного очевидным сходством этого меча с мечом Оби-Вана, Вейдер признал тот факт, что малыш, вероятно, других и не видал, так что было логично сделать такое же оружие, как у старика. И все же, получилось определенно лучше светового меча Кеноби. Даже в самом дизайне, в явной заботе о конструкции, было видно умелую руку талантливого художника. — Ты полностью овладел всеми навыками.

И очень скоро испытаешь эти навыки против меня.

От непрошеной мысли сердце Вейдера пропустило удар. Безысходность. От судьбы не уйдешь, и она вела их предписанным путем. Их лишили любой возможности выбора, а на доске, где могут быть только две переменных, сейчас было три. Простое математическое уравнение с одним возможным исходом. Ни один из них не прорвется. Император стравит одного с другим так, чтобы победитель был одним... среди живых.

Судя по оружию, его сын в расцвете сил. Сильный и гибкий. Даже без нормального, надлежащего обучения, он ухитрился стать грозным противником. Противник со Светлой стороны, с которым нужно считаться до тех пор, пока хозяин этой силы не будет смущен и совращен, пока от его сияния не останется совершенно ничего.

Сожаление, непохожее ни на что, испытанное им за целые десятилетия, обожгло ему горло. Неверно принятые решения тяжелым бременем обрушились на него и ошеломили, стоило Темному владыке представить, чего они будут стоить его ребенку. Погасив клинок, Вейдер повернулся, неосознанно возвращая своему сыну тот же дар, что и сам получил от него. Доверие.

— Ты обладаешь огромной силой, как Император и предвидел.

От молодого человека не ускользнуло сожаление Вейдера, ведь природное чутье Люка уловило настроение отца. Медленно обернувшись к нему, почти боясь нарушить это настроение, прекрасное в своей мучительной пронзительности, он всю душу вложил в три слова, прозвучавших чисто и невинно:

— Идем со мной.

Простая просьба, не предложение джедая ситху, а мольба сына к отцу, обращенная ко всему тому, чем они могли бы стать и не стали друг для друга, пронзила сердце Вейдера, мертвое уже не одну вечность, — это он так считал.

«Я подвел тебя, Энакин. Я подвел тебя».

«А я подведу тебя, сын. Я не что иное, как мертвый и пустой каркас. От твоего Энакина ничего не осталось, как и от Дарта Вейдера. Не осталось ничего, что стоило бы спасать. Я всего лишь тень без плоти».

— Оби-Ван когда-то думал так же, как и ты.

Он призвал всю свою силу, чтобы взглянуть в безмятежное лицо, на котором были написаны ожидание знака, ответа, любого ответа, на тот призыв, и приготовился раз и навсегда разрушить несбыточную мечту юноши.

— Ты не знаешь мощи Темной стороны. Я должен подчиняться своему Повелителю.

Как ни странно, не в послушании было дело. И уже давно. Ему просто некуда было идти. Его всего-то дергали за ниточки, как марионетку, коей он и был всю жизнь. Сначала Орден джедаев им помыкал, потом Палпатин. Больше не за что бороться. И уж точно не за свою душу, ведь ее нет с того дня, как он поддался Темной стороне. Ни надежды больше нет, ни причин верить хоть во что-то.

Вспышка — если не разочарования, то, по крайней мере, решимости — показалась в чистом светлом взоре.

— Я не подчинюсь, — Люк предупреждающе покачал головой. — Тебе придется убить меня.

— Значит, такова твоя судьба… — Вейдер огорченно пожал плечами. Его поражение. Он замолчал, безразличный к тому, закончить предложение или нет. Эти обмены репликами совсем износились и обветшали...

Люк, прищурившись, рассматривал отца, попытавшись сконцентрироваться только на сигналах, которые мог уловить.

— Вот значит как, да? — слова вырвались помимо его воли. — Ты больше ни во что не веришь. Ни в себя, ни в меня. Ни даже в Силу.

Вейдер с шипением втянул воздух.

— Ты уверен, что больше ничто невозможно изменить, и верить больше не во что. Ты сдался на милость Императора, потому что он все у тебя отнял. Ты не представляешь свободной жизни, где ты бы не был рабом, исполняющим его желания, даже если это приведет к гибели твоего собственного сына.

И его глаза вдруг стали еще больше, неотвратимо перехватывая его взгляд. И смотрели так сочувственно-ласково...

— Что же он с тобой сделал? — тихий голос был наполнен бесконечной грустью и состраданием. — Как ему удалось тебя сломать?

Дыхание Вейдера, рваное и неровное, было единственным ответом Люку. Вот и все, что мог ответить Темный лорд.

А потом мальчик позволил себе сдержанную, горькую улыбку. Словно уязвленный своим же поведением, он покачал головой и снова повернулся к бескрайнему лесу, опираясь локтями на перила.

— Не могу тебя винить, — вздохнув, прошептал он словно сам себе. — Оби-Ван предупреждал, чтобы я не верил и не надеялся... на тебя.

Закрыв глаза, Люк усилил свою восприимчивость, охватывая ею все вокруг. Платформу, лес перед глазами, бьющую ключом жизнь. «Союзник мой моя Сила. Могучий союзник это. Жизнь создает ее и растит. Энергия ее окружает нас. И связывает. Созданы из Света мы, не из материи грубой». Легкая улыбка осветила приятные черты лица, когда молодой джедай понял, что общается с окружающей реальностью, как никогда раньше. Его восприятие преодолело пределы его физического существа, более того, даже пределы его чувствительности к Силе. Оно усилилось до такой степени, что могло показаться пугающим, но вместо этого оказалось безмерно умиротворяющим. «Созданы из Света мы», — да, Йода был прав, хотя Люк и посчитал, что его старый учитель имел в виду другое: их души, оставшиеся живыми даже без материальных оболочек. Так ему каждый раз являлся Оби-Ван.

Чему бы его ни учили, то, что Люк Скайуокер теперь постиг, было гораздо большим. Будучи простыми смертными, они также обладали исключительной мудростью, их и только их, пока они существовали в этом мире. Плоть сделала их поддающимися манипуляциям, восприимчивыми к эгоистичным мирским соблазнам; но эта слабость также заставила их осознать, как легко и в мгновение ока все это теряется. В их стремлении преодолеть эти рамки заключалось их благородство и... целостность, которая была столь же светлой, как и их ныне бесплотные души. Это ведь было недостижимо. И все же они пытались.

Он ощущал себя совершенно спокойным. Улыбнулся, сознавая, что должен сделать. Постарался дотянуться каждым нервом до необъятного дикого леса, частью которого был и он, воспринимая и удерживая его силу. Это его стихия, это дар джедая; его Предназначение.

О, как медленно он открыл глаза, чувствуя, как от расцветающей в сердце красоты подступают слёзы. Этой красотой он хотел поделиться с отцом. Теперь его путь наконец-то понятен…

— Вот моя Судьба, — почти в трансе пробормотал он, — показать тебе, что с Темной стороны можно вернуться; что судьба твоя неотделима от моей, что верил я в тебя не напрасно. Мне остается лишь наглядно это продемонстрировать и доказать тебе. Да будет так.

Глубоко вздохнув, Люк объединил свою сущность с Силой, доверившись ей и всему, что она сделала возможным. С тем, что ему довелось познать, с тем, чего он не мог даже вообразить.

Во что бы то ни стало.

Ради Энакина.

* * *

Колебание Силы, которое ощутил Вейдер, было беспрецедентной вспышкой Света. На какое-то мгновение опоздав, он шагнул к сыну, но Люк уже перескочил через перила с такой скоростью, что заметить это было невозможно. Единственным свидетельством его безумного трюка были раскрытые наручники, с громким лязгом упавшие на пол. Вейдер в изумлении подошел к перилам, вгляделся в лес. Мальчишки и след простыл.

Грохот, с которым бросились следом штурмовики, с бластерами наизготовку, вернул его к действительности.

— СТОЯТЬ! — гаркнул он и предостерегающе поднял руку. — Кто выстрелит, не увидит света дня!

Оборачиваться и проверять, будет ли его приказание исполнено, было бы излишним. Вейдер активизировал все функции маски, чтобы обнаружить присутствие сына. Сломанные ветви, осыпавшиеся с них листья, все, что указало бы, в какую сторону он убежал.

И ничего.

Прошло несколько секунд, и оглушительная тишина стала невыносимой.

— Люк! — позвал он.

— Папа, я тут, — отозвался довольный, радостный мальчишеский голос.

— Где?!

— Найди меня! — теперь в голове раздался еще и смех.

— Не вынуждай меня отправлять за тобой штурмовиков, молодой человек, — холодно пригрозил он.

— А что такое? Неужели могущественный ситх сам не найдет скромного джедая-недоучку?

— Не до твоих детских забав, малец. У тебя нет шансов, тебе не спастись, и ты это знаешь.

— Я не собираюсь спасаться, отец. Но если я тебе нужен, иди ищи меня сам.

— Я не дам тебе такого легкого преимущества.

— Я ближе, чем тебе кажется. Гарантирую, что все равно тебе достанусь… в конце концов. Давай. Я жду.

От такого подначивания Вейдер почувствовал щекочущую веселость в сознании.

— Я же тут, только руку протяни. Ну, не бойся, я же тебе подсказываю.

И опять смеется.

Сколько бы Вейдер ни крутил головой, но безрезультатно. Он в отчаянии хлопнул рукой по перилам.

— Иди назад, лицемерный болван, или…

— Что, страшно стало?

Вконец завязавшиеся узлом мысли лорда ситхов зашли в тупик, когда он все же осознал, что в своем гневе оставил сознание полностью беззащитным перед сыном. Но по-настоящему его шокировало даже не то, что он неосознанно предоставил сыну полный доступ к своему разуму, а то, что Люк этой возможностью не воспользовался. Это уважение Люка к отцу потрясло последнего до глубины души. Контраст с его случаем налицо.

Палпатин копался в его разуме, раз за разом прорывая защиту, когда бы ему ни вздумалось. Присутствие его сознания было сравнимо с топким, вязким болотом, затягивающим и поглощающим все, до чего дотягивалось. Это было похоже на вонючие, жадные щупальца, готовые задушить вокруг все живое. Обычно Вейдер пытался противостоять ему, но каждый раз на уже изуродованной душе появлялся новый шрам, оставленный щупальцами. Он осквернен не только мраком в душе и тяжестью совершенных преступлений, но и порочным, отвратительным прикосновением его властелина.

А теперь этот ребенок, этот юный джедай. Его голос был таким хрипловато-ласковым, что Вейдеру до боли захотелось его исцеляющего прикосновения к своей испорченной психике. Глубоко потрясенный интуицией сына, он снова посмотрел в лес, пытаясь разглядеть силуэт Люка среди разросшейся повсюду пышной зелени и древесных стволов.

— Тебе нечего бояться, отец. Забери мою силу. Пойдем со мной.

Душу Вейдера подхватило неожиданным, хотя и легким, ветерком, буквально выбивая почву из-под ног. Он ахнул, пронизанный насквозь. Когда волна возбуждения отступила, лорд ситхов не мог не ухватить какого-то мерцающего завитка энергии, который остался видимым.

Нет, это был не просто завиток. Больше похоже на пуповину. Канал. Золотая линия связующей нити. Она соединила его с сыном. Да и со всем вокруг.

— Тебе нечего бояться. Только доверься мне. Доверься воле Силы, как и раньше.

Вейдер в последний раз огляделся, пытаясь заметить, хотя бы мельком...

— Пожалуйста, верь мне. Пожалуйста.

И Темный владыка почувствовал, как последняя просьба мальчика что-то пересилила в нем. Его сознание по-прежнему было его собственным, оно было лишь... ничем не обременено. Оно отринуло все сомнения и неуверенность, без конца давившие на него. Все это теперь было отброшено, осталась лишь одна цель. Он сделал выбор.

В следующий момент Вейдер перелетел через ограждение, и даже его плащ взметнулся, как единое с ним проявление стремления к жизни. Мягко опустившись на землю, он поспешно встал в полный рост. Повернулся на все 360 градусов, вглядываясь в вековые деревья, вершин которых он даже не мог разглядеть. Впервые за многие годы он показался себе крохотным, потрясенный открывшейся ему красотой. Которая показала, насколько пустым и безумным было его смехотворное стремление склонить перед собой всю вселенную. Его сердце замерло от благоговейного ужаса.

— Тебе это кажется унизительным, да? — бархатистый голос Люка подчеркнул это внутреннее наблюдение. — Но ты ведь тоже часть всего этого, отец. Ничтожный, но единственный в своем роде. Ты никогда не одинок, — он ненадолго замолчал. — Ты это чувствуешь? Ощущаешь связь? Деревья. Камни. Крохотные существа повсюду. Ты и я. Чувствуешь, как мое сердце бьется внутри тебя? Потому что я чувствую, как твое бьется в моей груди. Они словно одно целое.

Унимая дрожь, вызванную этими словами, Вейдер резко вздохнул.

— Где ты? — строго спросил он, пытаясь вернуть себе власть над мальчиком.

— Здесь незачем демонстрировать твое ложное превосходство, — любезно посоветовал Люк. — Здесь это неуместно. Просто оглянись вокруг. Хотя бы раз. Почувствуй. Открой сознание торжеству жизни, позволь ему исцелить тебя.

С усталым вздохом Вейдер пристегнул световой меч сына подле своего.

— Ты мне не покажешься, пока не поделишься специфическим ускоренным курсом по Силе? Забыл, что ли, мне эти бесполезные уроки преподали в десять лет.

— Может, и преподали, но принял ли ты их близко к сердцу? Ты же их ни разу не прожил, как я. Что же до того, где я нахожусь, если бы ты открылся Силе, я бы оказался у тебя руках, как я и говорил.

Вейдер обернулся и вытаращил глаза. В двух метрах от него стоял Люк и снисходительно улыбался. Он инстинктивно протянул руку, но, к его удивлению, ребенок отстранился. Неизвестно почему задетый таким отвержением, ситх опустил руку, сам удивлялась, почему он вообще что-то до сих пор ощущает.

— А теперь что? — спросил он, и его покоробило от собственного механического голоса после стольких минут телепатического общения.

— Теперь? — глаза Люка весело блеснули. — А теперь все решать тебе.

Вейдер презрительно фыркнул.

— Типичный джедайский ответ. Всегда говори загадками. Всегда вводи неясные, абстрактные понятия и забивай мне ими голову. Самоотверженность, бесстрастность... А с живыми существами как общаться, если надо от них отстраниться? — он раздосадовано покачал головой. — Послушать тебя — все равно, что вернуться назад на тридцать пять лет. Те же старые банальности и догматические точки зрения, те же слова, что ничего не значат.

Тишина длилась, пока в лесу не прозвучало короткое хихиканье.

— Приятно, что не я один бился над этой философией, — Люк слегка отвлекся, но потом снова уставился на отца. — Но если уж я чему и научился, оказавшись наедине со своими конфликтами, так это тому, что учения наших магистров — это начало, отправная точка, а не ответ на каждую дилемму, с которой мы в жизни столкнемся, — его лицо на секунду омрачилось. — Встретить тебя, принять тебя таким, какой ты есть, принять, что ты сделал, и все, что ты значишь для меня, — вот мой главный, величайший урок. И я бесконечно благодарен за это, — его взгляд смягчился. — Я благодарен, что так многому у тебя научился.

Вейдер скептически моргнул.

— Да, я серьезно, — полуулыбка Люка чуть не заставила ситха забыть, что их мысли, как представляется, были синхронны.

— Ты научил меня, что реальность зачастую отличается от мечты. Что весь мир может взорваться и превратиться в новый за считанные секунды. Ты — тот урок, который мне был нужен, чтобы стать тем, кем мне суждено быть.

Лорду ситхов словно дали под дых.

— Вот почему я не оставлю тебя страдать одного. Я тебя никогда не оставлю. Ты пойдешь со мной, потому что у нас нет выбора.

«Я тебя никогда не оставлю». Когда-то он был готов умереть за эти слова, сказанные близким человеком. Да кем угодно, если честно. Но теперь... Теперь уже слишком поздно.

— А почему не наоборот? — вызывающе бросил Вейдер.

— Потому что твоя душа так же важна, как и моя, и я не откажусь от нее. Я не сдамся, не отдам тебя, — глаза Люка сверкнули убеждением и преданностью. — Ты обижен на свои неправильные решения во время учебы, из-за которых ты оказался сегодня здесь. Ты винишь своих учителей, винишь Императора, даже Силу, — он решительно шагнул вперед. — Ты даже меня винишь. За то, что тебя рядом со мною не было, когда я рос, за то, что ты вообще о моем существовании не догадывался. И, прежде всего, ты зол на самого себя. За то, что потонул в этом позоре, разрушившем всю галактику и жизнь, которую ты мог прожить, и нашу семью.

И все-таки он буквально светился неприкрытой симпатией.

— Но больше так не должно быть. Ты достоин прощения, ведь ты так отчаянно этого хочешь. И я прощаю, — голубые глаза были до краев искренни. — Я прощаю тебя, — Люк вздохнул и проглотил ком в горле. Его черты лица стали решительными. — Я отказываюсь. Меня не используют как орудие против тебя. Я стал бы им, если бы позволил отвести себя к Императору. Ты знаешь это так же хорошо, как и я.

Его рука умоляюще протянулась к собеседнику.

— Ты хочешь пойти со мной, а я говорю, что это возможно. Пока ты в это веришь, я буду тебя защищать всеми возможными способами.

Ситха пробрал озноб. Сила, да неужели этот ребенок и впрямь за него переживает?

— Ну зачем ты все так усложняешь? — сожаление в голосе Вейдера было сопоставимо только с его усталостью. — Почему цепляешься за такие наивные убеждения и ждешь неизвестно чего? Взгляни на меня и попробуй сказать, что я небезнадежен.

Молодой джедай так откровенно уставился на ничего не выражающую маску, разглядывая ее и человека за ней, что Вейдеру стало как-то неловко. Небо, да почему Люк так смотрит на него, зная, что он сделал, кем он был и за что боролся?

— Ты сам подтвердил все мои убеждения и ожидания, раз не стал отрицать ничего того, что я сказал, — милейшая улыбка осветила молодое лицо. — Ты найдешь внутреннюю силу, которую раньше мог контролировать, и увидишь, что я прав. Это вопрос времени и терпения, а мне не занимать ни того, ни другого. Хватит на нас обоих.

До Вейдера начало доходить, что сыночек найдет контраргумент к любой фразе. Просто мастер прокрастинации. А самое худшее было то, что Вейдеру даже это показалось очаровательным.

— И что предлагаешь? — в конце концов, он все же уступил. Ему было очень любопытно узнать, как далеко пойдут бредовые фантазии мальчика.

Люк небрежно пожал плечами.

— О, да ничего такого. Просто посиди и помедитируй со мной, — он кивнул на пустое пространство перед собой.

Вейдер уставился на сына с полным недоверием. Никто не может быть таким спокойным и уравновешенным, зная, что судьба галактики решится через какие-то часы. Не считая того, что именно они находились в самом эпицентре всегалактического бедствия.

— Предлагаешь посидеть здесь и помедитировать, как на пикничке?

— Да, — Люк серьезно посмотрел на него, сел и скрестил ноги.

— Зачем?

— Потому что я тебя прошу.

Бесхитростность и откровенность в голубых глазах что-то сломала внутри Вейдера. Ему не хотелось подчиняться, он не должен был подчиняться; и все же он медленно опустился, положив руки на колени.

Люк не сделал ничего. Он просто посмотрел на отца, сидящего прямо перед ним. Что-то такое мирное, приземленное. Не оставалось ничего, кроме как улыбнуться. Он не понимал, почему в этот миг вдруг почувствовал себя счастливым. Он не сомневался, что так и было, не сопротивлялся, это осознание просто грело его.

Сыновья улыбка пронзила ситха, будто ножом. Он сомкнул глаза, пытаясь закрыться от шквала непрошеных воспоминаний.

— Все нормально? — щемящая нежность мысленного голоса выдернула Вейдера из атаковавших его горестных картин прошлого.

Он неторопливо выпрямился и подумал:

— Да… Только нет настроения медитировать.

Люк этого, кажется, не учел, но только пожал плечами и предложил:

— Тогда всего лишь попробуй очистить сознание от всех назойливых мыслей. Лично мне помогает, когда я концентрируюсь прямо на том, что вижу, — он прикинул, что может находиться прямо перед глазами отца; тот как раз должен был смотреть поверх его головы. — Вон, видишь тот сучок, на нем листочек…

Неотвратимо, как морской прилив, взгляд Вейдера снова обратился к неописуемо красивым глазам, глядящим на него. Такие кристально-чистые и всевидящие. Все ответы, которых он жаждал, должно быть, таились за этой чистотой невинности.

Если бы только…

— А теперь?

Бесцеремонно прерванный, Люк собрался с мыслями и сконцентрировался на том смятении, которое пожирало душу отца. Безысходное, неиссякаемое, не прощающее.

— Закрой глаза и слушай меня, — совершенно неожиданно потребовал он.

Вейдер замер и уставился на сына. Сын склонил голову набок, считывая неуверенность собеседника.

— Не бойся доверять мне, — как изысканная ласка, раздалось у Вейдера в мыслях. — Я тебя никогда не обижу. Я никогда не предам твое доверие.

— С чего ты взял, что ты сам можешь мне доверять?

Люк задумчиво улыбнулся.

— Я тебе доверяю с того момента, как меня привели к тебе. Я доверяю тебе мою жизнь, придется тебе принять это, — Люк пожал плечами и упрямо дал понять, что решение это окончательное. — Просто позволь себе прожить эту минуту в гармонии, отец. Дай передышку своему духу. Позволь стать тебе опорой и защитить тебя.

Секунды тикали, а Вейдер все сидел, в молчании, без движения и лишенный всякой возможности сделать последний шаг. Больше нечего дать, нечем поделиться, ничего не осталось, кроме развращенной души и непостижимого уродства. Ядовитая пустота пожрала все. Он не хотел, чтобы сын это видел, чтобы почувствовал на себе…

…И ты еще заявляешь, что готов привести его к Императору, уничтожить его, а не себя, в то время как сидишь и откладываешь неизбежное? Пытаешься пощадить его, не дав увидеть, что ты такое? Ты пытаешься его пощадить, потому что тебе все еще небезразлично. И даже более того. Ты его любишь. Любишь его.

НЕТ!

НЕВОЗМОЖНО!

НИ ЛЮБВИ, НИ ПРИВЯЗАННОСТИ!

ТЫ ПОКЛЯЛСЯ, ЧТО НИКОГДА НЕ СТАНЕШЬ ДОБЫЧЕЙ ЭТОЙ ОТВРАТИТЕЛЬНОЙ СЛАБОСТИ!

БОЛЬШЕ НИКОГДА!

А на самом деле — ты любишь его. И всегда любил. Он твоя плоть и кровь. Твоя душа. Он твоя жизнь.

Он твое всё.

Твое солнце. Твои звезды. Целая вселенная.

Все вращается вокруг него одного.

Ты все ради него сделаешь, лишь бы защитить. Даже если придется погибнуть. Даже если придется вернуться на Светлую сторону.

Ради него. Ради твоего малыша. Ради твоего Люка.

Красота, очищающая и сияющая, заставила его вскочить на ноги, все еще яростно отрицающего произошедшее. Он был словно могучий дикий зверь, которого подло одолел устроивший засаду тщедушный соперник. Лорд Вейдер нанес удар по ближайшему пню. «Нет, нет, неееет!» — закричал ситх и начал с чудовищным треском колотиться шлемом о дерево снова и снова, очень желая и самого себя разбить в щепки. Он же чудовище. Он монстр, ошибка природы. По большому счету, он ничего кроме разрушения не принес. И себе. И тем, кто когда-то его любил. И в целом галактике.

НИКОГДА. НИКОГДА. НИКОГДАНИКОГДАНИКОГДА…

— Папа! Папа, остановись! Ты себе навредишь! Прекрати! Прекрати сейчас же!

Недрогнувшие руки подхватили его и попытались притянуть к себе. Вейдер мог бы их легко оттолкнуть. Мог бы размазать мальчишку, как простую муху. Но стоило рукам дотронуться до него, под веками будто что-то взорвалось.

Сила.

Сила в своем чистейшем виде. Она была между ними не только физически, она соединяла их души. Создавала неразрывную связь, ту, что ждала этого часа всю его жизнь. Его словно прошило электрошоком. Он откинул голову и беззвучно закричал, и этот крик, казалось, прошел через все пространство и время, изменяя все на своем пути. «Папа, все хорошо. Все будет хорошо, тише», — бархатистый мысленный голос на этот раз звучал как будто тоньше и дрожал. Он снова погрузился в мысли, а ласковая успокаивающая рука продолжала похлопывать его по спине. Лишенный самой возможности на прикосновение другого человека и живший так десятилетиями, Вейдер теперь потерял всякое чувство самосознания. Он просто существовал, а его, словно крылатым коконом, окутывала всепрощающая беззаветная любовь.

— Пойдем со мной. Иди сюда. Я люблю тебя, папа. Всегда любил и всегда буду. Я никогда от тебя не отказывался, ты мне нужен. Теперь, когда я тебя нашел, я не могу жить без тебя. Пожалуйста, пойдем со мной. Отпусти свою ненависть и прими Свет. Обними меня. Я всегда буду с тобой. Мы отправимся, куда захотим. Будем помогать людям, поможем восстановить эту галактику. Мы будем скрываться, если захочешь, пока ты снова не найдешь свой путь. Всегда будем вместе, обещаю! Верь мне, отец, я тебя умоляю! Верь в Силу. Поверь!

С хрипом, едва не теряя сознание, чувствуя, как сердце колотится о грудную клетку и готово ее проломить, Вейдер обернулся и обнял сына в ответ.

— Люк... — его мысленный голос дрожал в полном изнеможении. Он поднял руку к мягкой щеке, нежно дотрагиваясь впервые за двадцать лет. — Люк, помоги... — он не смог даже закончить мысль. Он совершенно не заслуживал, был совершенно недостоин...

А юноша не колебался.

— Я здесь. Возьми у меня все, что нужно. Все, что тебе нужно, твое.

— Ты... Ты... — вот и все, что мог сформулировать Вейдер, даже мысленно, — ты — это все, что мне нужно. Навсегда… Сын, помоги мне! Ты мне так нужен... Так же, как мне нужны были моя мама и твоя мама, которых я обеих лишился. И тогда же потерял себя. Я стал невменяемым и бездушным. Помоги мне все вернуть. Не дай снова потерять себя. Если я лишусь и тебя... Сила, больше надежды не будет! Её просто не останется... Люк, скажи, что я могу все вернуть!

— Ты уже вернулся, — мысленно всхлипнул сын. — Ты не чувствуешь, как вокруг нас клубится Сила? Мы едины, отец. Ты позволил сбыться моей единственной за все это время мечте, — за этими словами последовал судорожный плач молодого человека. — Ты смог, это все ты, спасибо, спасибо тебе!

И вслед за этим Вейдер уже обнимал своего сына. Мальчик словно обернул его крошечным живым одеялом, теплым и требующим такого же тепла. Он уткнулся лицом в нагрудную пластину, глубоко вдыхая аромат кожаного костюма. Отчаянно соскучившись, он сжимал его в объятиях, так сильно, что даже ткань начала трещать по швам.

С громким вздохом Темный лорд осознал, что внутри него наконец-то что-то освободилось. Каждое рыдание сына, каждая его слеза, становящаяся и его частью, распутывала и заставляла растаять все внутреннее противоборство. Не то чтобы он сознательно сопротивлялся, просто он успел забыть, каково это — обниматься, отдавать, отдавать себя...

С некоторой неловкостью он снова поднял руку и положил ее поверх светлых волос, разок погладив их. Рыдания Люка превратились в слабый смех, полный понимания. Не ожидая ничего в ответ, он был и так безумно счастлив, просто обнимая своего отца, ему было достаточно знать, что он заслужил это прикосновение, что спас отца и что они наконец-то нашли друг друга. Рука на его голове дрогнула, и пальцы в перчатках скользнули по волосам вниз, замерев, чтобы прижать его к большой груди. Он захлебнулся воздухом, застонал и крепче сжал руки, цепляясь за спину отца. Вторая неуверенная рука обвила его вокруг талии и растопыренными пальцами покрыла половину спины.

— Прости, что не могу обнять тебя настоящими руками, — Люк от такого заявления чуть не грохнулся в обморок. Так вот, что беспокоило отца? Что его отвергнут за это...?

— Это руки моего отца, и я люблю их, — словно клятву, произнес он. — Я люблю тебя. Пожалуйста, не отпускай меня. Пожалуйста, обними меня крепко-крепко.

И милая голова зарылась в одеяние Вейдера, стыдливо целуя то место, под которым скрывалось сердце. Отец и сын опустились на колени, с сердцами и душами, наполненными такой безграничной любовью и преданностью, что Сила победно пела, приветствуя Избранных: отца и его настойчивого, упрямого отпрыска.

Обоих, словно одно целое. Сейчас и на всю грядущую жизнь.

«Нет! Нет! Не может этого быть!»

Палпатин сорвался с трона на Звезде Смерти и повернулся к массивной прозрачной панели, на которой было полностью видно спутник Эндора. Как в огромном окне, Император хотел бы рассмотреть, что произошло внизу, под облаками. Хотя реальные изображения были и не нужны.

— Идиоты, сентиментальное дурачье! — презрительно выплюнул он. — Я недооценил силу этих нелепых эмоций! Двадцать лет подчинения Темной стороне, и все совершенно напрасно.

По-змеиному шипя и обнажая зубы в рыке ненависти, он сразу же начал обдумывать альтернативы. Воссоединившиеся отец и сын, чьим союзником является Сила, будут непобедимы. Этой угрозы для Империи и себя самого он допустить не может. При таких врагах выжить бы не удалось. Без сомнения, это серьезное препятствие. Но его Империя это переживет, пусть, как ни печально, окончательное уничтожение Альянса придется немного отложить. Прикидывая шансы, Император вернулся к трону, сел и активировал комлинк.

— Коммандер.

— Да, ваше величество, — поспешно отозвался бестелесный голос Моффа Джерджеррода.

— Приказываю сейчас же запустить боевую станцию ​​и уничтожить луну Эндора!

— Но ваше величество, — судя по голосу, имперца терзали тяжелые сомнения, — повстанческий флот еще не прибыл, а у нас на луне размещено несколько батальонов.

— Исполнять! Нужно ее уничтожить! — его решения непререкаемы. Он Император галактики. Жизнь и смерть в его власти. Включая жизнь офицера, посмевшего игнорировать его приказы.

— Есть, ваше величество, — полуобморочным тоном уступил коммандер.

Отключив связь, Палпатин откинулся на спинку трона, готовясь созерцать захватывающую сцену. Жаль, что он не увидит выражений лиц обоих Скайуокеров, когда те поймут, что их гибель неминуема. Да, очень жаль. Он бы предпочел неторопливо прикончить мальчонку прямо на глазах у отца, но, увы, похоже не судьба. А с другой стороны, он же четыре года назад пропустил уничтожение Альдераана. Он давно ждал подобного удовольствия.

Зло хихикая и нетерпеливо постукивая пальцами о трон, он приготовил все органы чувств, чтобы в полной мере насладиться миллионами смертей, которые должны были вот-вот произойти. Он на пороге того, чтобы избавиться от двух самых опасных и непосредственных врагов и нанести удар по этой ничтожной банде. Не говоря уже о том, чтобы продемонстрировать настоящий боевой потенциал новой Звезды Смерти. Следующим отчаянным партизанам придется попробовать что-то гораздо более смелое, чем небольшой группкой деактивировать ее дефлекторный щит.

Да. Поистине незабываемый день.

* * *

Казалось, прошла целая жизнь. Целая жизнь прощения, взаимного исцеления, затерянности в тихой гавани, приюте, который дали одна другой их души. И все же этого недостаточно. Никогда не будет достаточно.

Отец и сын все еще неподвижно стояли на коленях, удобно устроившись в объятиях друг у друга, дыша одновременно, лениво поглаживая по спине и плечам и чувствуя, как любящие отцовские пальцы запутались в светлых волосах сына. Теперь родное прикосновение стало знакомым и запечатлелось в сознании таким образом, словно так было всегда. Они ощущали, что с удовольствием всю жизнь проведут так. Именно так. Едиными с Силой и друг с другом.

Абсолютное совершенство. Полное блаженство. Невообразимый покой.

Никогда не теряющий головы, весь в мать, Люк заговорил первым. Его голос звучал хриплым шепотом, и он прочистил горло.

— Теп… теперь мы…

— Теперь, — Энакин обхватил ладонями голову любимого сына и отодвинул назад, чтобы разглядеть красивое лицо. Он попытался дотянуться пальцами до мокрых щек и смахнуть слезу, которая портила видимость. — Теперь я пойду за тобой, куда бы ты ни направился.

Люк изумлённо посмотрел на отца.

— Ты сам определяешь свою судьбу, папа. Это я пойду за тобой, — поправил он отца.

Горькая улыбка коснулась губ Энакина, и он потрепал сына за щеку, которую тот инстинктивно подставил навстречу ласке.

— Ты мудро сказал, что наши судьбы теперь связаны. Навсегда. Но повстанцы... в отличие от тебя, меня они никогда не примут, — он намеренно смягчил краски, избавляя мальчика от того, что на самом деле должен был сказать.

Люк на мгновение посерьезнел, затем повернулся лицом к черной маске.

— Но в Альянсе нет смертной казни, и, учитывая твой имперский чин, твой переход на нашу сторону станет огромным преимуществом для Верховного командования. Твой шаг станет решающим и положит конец этой войне и Императору. А что касается твоей личности... Ну, стоит тебе сменить костюм и протез, и из тебя получится Энакин Скайуокер, — захлестнутому эмоциями молодому человеку на глаза снова навернулись слезы. — Мой Энакин.

Всё внутри сжалось от переизбытка чувств, так, что и в самом деле стало больно.

— Твой, — пообещал он. — Навсегда.

Люка бросило в дрожь, мотнув головой, он снова обрел теплое убежище в объятиях отца. Словно щит, они защищали его от всего остального мира.

Энакин вздрогнул, когда его вновь обхватили руки сына; от них исходило то же ощущение защищенности. Десятилетия прошли без этого! Без единого человеческого прикосновения, ласкового, поддерживающего. Такое существование было изнуряющим! «Ты мой родной, — не отдавая себе отчета, подумал он. — Я всю жизнь ждал тебя, — Люк прижался, укрепляя их телесную и духовную связь. — Сынок, я люблю тебя. Несказанно. Это сильнее, чем плоть и кровь. Чем жизнь и смерть. Даже чем Сила… Если бы я мог… я бы свою жизнь…» — «Знаю. Знаю! — юноша мысленно прижал к себе искореженную психику отца. — Верь воле Силы. Она покажет нам нашу судьбу, не позволит нам проиграть».

— Хорошо. Я верю! Верю! — воскликнул Энакин. — Я верю... тебе, мой ангел.

Не отрывая глаз, Люк поднес к губам перчатку отца. Поцеловал один раз. Потом второй…

— А-а-а-а-а-а-а-а! — оба содрогнулись и схватились за первое, что попалось под руку, чтобы обрести равновесие. Сила вопила, предупреждая о самом страшном, так громко, что их мозг был готов взорваться.

— ОТЕЦ! — попытался перекричать оглушительную боль Люк.

У Энакина даже не было сил успокоить сына. Он замер на месте, со стоном приподнимаясь; все в нем, что было и от человека, и от машины, грозило развалиться на куски. Точно парализованные, оба мужчины отчаянно старались вернуть способность двигаться, а Сила продолжала ментальный вой; ее предупреждение было неистовым, бешеным по интенсивности, безумно срочным.

Мучительно хватаясь за отца, чтобы удержаться, Люк все же смог поднять голову и посмотреть вверх, спрашивая небеса, что же такого произошло. Взгляд выхватил Звезду Смерти, бледно-серо светящуюся в рассветном небе. Похоже, она поворачивалась, поскольку впадина становилась все более видимой. Вяло, но неотвратимо, она переводила прицел на них. Поняв ужасающе очевидный смысл этого действия, Люк вытаращил глаза.

— П-п-па-ппа, — запинаясь, пробормотал он, коченея от ужаса.

— А-ага, вижу, — похоже, Энакин себя чувствовал не лучше.

— Он же не станет…

— Станет.

Непоколебимая уверенность в голосе отца убедила Люка на сто процентов. Они умрут. Не только они, но и все остальные живые существа на этом спутнике.

Луну разнесет на кусочки.

Лея! Хан! Чуи! Дроиды!

Его ужас и отчаяние не знали границ. Впрочем, именно любовь к отцу, сестре и друзьям наконец-то стрясла с него паралич.

— Надо что-то делать! — с мукой в глазах он обратился к тому, кто дал ему жизнь. — Надо дать отпор!

Мучительно беспомощный, Энакин вскочил на ноги, задрал голову и послал гнусному дьяволу на Звезде Смерти все проклятия ситхского ада.

— Папа! ОТЕЦ! — тоже поднявшись, Люк потряс его за руку. — Ну есть же что-то, что мы можем сделать!

Энакин покачал головой и посмотрел на человека, которого любил больше всего на свете. На лице мальчика было написано абсолютное неприятие немыслимого преступления, которое должно было вот-вот совершиться. Сердце Энакина разбилось. То, что Император посягнул на эту невинность, было худшим грехом. Сжав руки в кулаки, он машинально потянулся к световому мечу. Сразу же понимая тщетность своего порыва, снова опустил руку, вспоминая миллион увещеваний, полученных от Оби-Вана за горячность и теперь эхом отозвавшихся у него в мыслях.

«Мы не станем вновь возвращаться к этому, Энакин».

«Тогда почему ты меня не слушаешь?»

«Терпение, используй Силу. Думай!»

«Личные чувства не должны мешать делу!»

«Опомнись! Ты был Избранником! Предрекали, что ты уничтожишь ситхов, а не примкнешь к ним. Восстановишь равновесие Силы, а не ввергнешь ее во мрак!»

Избранник! И чего же он достиг за все эти годы? Ровно противоположного всему тому, ради чего он якобы был рожден. А теперь его полная несостоятельность и как личности, и как джедая будет стоить жизни его ребенку. Как и каждому живому существу на этой луне, как уже стоила Альдераану четыре года назад и многим другим до этого.

— Ты всё ещё слишком негативно все в жизни воспринимаешь, Энакин, разве это тебе хоть раз помогло?

Люк и Энакин синхронно обернулись на голос.

— Бен! — Люк не мог сдержать вымученной улыбки, когда увидел мерцание призрачной фигуры в лесу.

— Оби-Ван? — в голосе Энакина звенела сильная тревога, приправленная недоверием и изумлением.

Голубые призрачные глаза, устремленные на молодого джедая, были полны любви.

— Всё это время ты был прав, Люк. Пожалуйста, прими мои глубочайшие извинения.

Люк печально улыбнулся, потом кивнул. Затем старый магистр повернулся к бывшему падавану.

— С возвращением, мой друг, — несомненно, тон его обращения был теплым. Энакин состроил печальную гримасу:

— Сдается мне, мы скоро присоединимся к тебе, учитель.

Оби-Ван склонил голову набок, словно обдумывая ситуацию.

— Не факт, — он озорно усмехнулся, внезапно помолодев на несколько лет.

— Что ты имеешь в виду? — Энакин сделал шаг вперед, в движении читалась настойчивость.

— Вспомни тренировки: мы сами творим свою судьбу, каждую минуту каждого дня. Выбор есть всегда, даже в самых сложных обстоятельствах. Энакин Скайуокер, которого я знал, был готов сражаться до конца.

Поставленный в тупик, Энакин повернул голову к сыну. Юноша пожал плечами, так же, как и он сам, растерявшись; затем подошел к нему и взял за руку. Энакин пламенно сжал ее обеими ладонями. Оби-Ван заметил и одобрительно улыбнулся.

— Этот жест тебе очень подходит. Он определяет эту твою неистовую способность любить и быть глубоко привязанным. Двадцать три года назад это тебя чуть не сгубило; какая ирония, что этим же путем ты и вернулся. Люк пробудил в тебе ту же способность. В этом весь ты. И никогда не переставал быть таким. И это то, что унаследовал твой сын. Вместе вы пробуждаете друг в друге лучшие качества. Никогда не забывайте об этом.

Энакин прищурился. Он начинал понимать намек учителя. Не знал, хватит ли сил, но ради сына, равно как и других, пока еще благоденствующих, существ на этой луне он сделает это, либо преуспев, либо погибнув в бою.

Со времен Мустафара он жил не своей жизнью, но после дуэли с Люком на Беспине его прошлые и нынешние злодеяния — не считая самой природы Темной стороны — словно пожирали и то, что осталось от его тела, и саму его жизненную энергию. Молодость, жажда власти и мести поддерживала его лет двадцать... но не дольше. Если это будет последнее, что он совершит в жизни, он хотя бы умрет счастливым, зная, что спас лучшее в себе. Он должен знать, что все, напоминающее о Падме, будет жить. В последний раз он встретился глазами с магистром и решительно кивнул. Он был готов.

Оби-Ван торжественно кивнул в ответ. Затем он повернулся к преданно стоящему рядом юноше и подарил ему искреннюю, дрожащую улыбку.

— Прощай, Люк. Спасибо, что вернул моего падавана на путь истинный. Спасибо, что доказал мою неправоту и подтвердил, что и я жил не напрасно.

С глазами на мокром месте, Люк кивнул ему, прикусив губу, чтобы сдержать вихрь эмоций. А затем старый джедай растворился в пространстве. Быстро взяв себя в руки, судорожно сглотнув, отец и сын повернулись друг к другу. Люк протянул правую руку Энакину, и тот быстро схватил ее мертвой хваткой.

— Что будем делать? — спросил Люк, постаравшись быть сдержанным.

— Не знаю, будь я проклят, — с напускным спокойствием ответил Энакин. — Но ничего безумного не пробуй, малыш, на эксперименты нет времени. Время делать или не делать, но не пробовать.

Меланхолическая улыбка промелькнула на губах юноши.

— Вижу, кое-что никогда не меняется, — он покачал головой в знак светлой памяти.

«А разве можно иначе?»

Коротенькая пауза повисла за беззаботным диалогом, но тратить нельзя было ни минуты. Люк с легкостью считывал мысли отца.

Если не сработает...

«Мы вместе. Навсегда и навечно», — неистово поклялся он.

Едины навсегда. Навечно вместе. В жизни и до самой смерти. И после смерти.

Переплетая пальцы, они закрыли глаза, открывая друг другу ощущение мира, пока не осталось ни малейшего зазора, ни малейшей точки пространства, которая была бы скрыта от их доступа. Их воссоединение было настолько естественным, будто они медитировали бок о бок всю жизнь. Их души были созвучны, сердца бились в небесной гармонии. Они стали одним существом, одним целым, порождением чистой Силы. Чистым Светом.

Мгновенно ощутив, как время утекает сквозь пальцы, они начали бесконтрольное вращение. Они расширяли доступ к миру. Раздвигали границы живой материи, частью которой являлись. Внезапно они словно покинули пределы физических тел. Вернее, они были заключены не только лишь в физических телах. Они по-прежнему были на месте, но также плыли и над землей, поднимаясь все выше и выше. Они взмыли ввысь, минуя облака и верхние слои атмосферы спутника. Их полет замедлился только тогда, когда они оказались посередине между Звездой Смерти и Эндором.

— Ты все понял? — старшая часть единого сознания уточнила у энергичной младшей части.

— Да, отец, — прилетела в ответ огненная, живая мысль.

Энергия. Они были необработанной, изначальной энергией. Воплощением ткани мироздания. И любви. Безупречной и самоотверженной. Готовой пожертвовать всем ради защиты жизни как таковой.

Сыновья Силы расправили крылья, покрывая щитом неторопливо плывущую под ними зеленоватую сферу. Звезда Смерти завершила поворот и зажглась. Две бестелесных Светлых сущности пережили мимолетный, очень человеческий страх. Они бы смогли...?

— Люблю тебя. Вечно. Бесконечно. Навсегда и даже дольше, — белый свет, имя которому было Энакин Скайуокер, утешил сливающееся с ним ослепительное сияние возвышенной, священной любви. В этом царстве за пределами пространства и времени, за пределами плоти, он был всезнающим. И в этом всезнании он смог принять тот факт, что его физическое тело нагрузки выдержать не способно. Но они преуспеют, а это единственное, что имеет значение. Все в порядке. Даже лучше. Однако его снисходительная уступка судьбе вызвала бурную реакцию в молодой душе.

— НЕТ! Ты не погибнешь! Ты выживешь и будешь жить. И мы будем неразлучны.

— Ангел, сосредоточься. Нам нужно сделать это…

— Не вздумай сдаваться! Ты. Меня. Не оставишь. Я тебя не потеряю!

Старшее сознание резко ослабло, уступая горю младшего. Нет, это была не обычная «слабость». Его тело фактически умирало на поверхности луны. Этим актом самопожертвования он ускорил истощение своих биологических резервов, и теперь системы стали отключаться.

Теперь это необратимо.

— Нееет! Оби-Ван ведь сказал, что мы пробуждаем лучшее друг в друге. Зачем бы он это сказал, если бы нам не было суждено выжить обоим?

— Мое время пришло, малыш. Отпусти меня, — устало молила душа. — Это мое последнее геройство. Моя последняя попытка вернуть долг за отобранные жизни.

Не имея ничего общего с упомянутыми преступлениями, полный жизни и молодости золотой свет совершил дикое, самоубийственное движение, проникая в старшее существо и неразрывно связывая свое дальнейшее существование с его судьбой.

— ЛЮК! Нееет! — сущность Энакина взвыла и застыла от ужаса.

— Я стремился к тебе даже младенцем, еще не понимая, что я сирота. Теперь, когда я вернул тебя, я не буду снова жить без тебя. Твоя жизнь принадлежит не только тебе. Я заявляю, если тебе суждено умереть сегодня, то и мне тоже. Наша судьба будет общей. И это мой выбор.

— Мой родной, что же ты натворил…

— А теперь мы исполним, что нам предначертано.

Холодному безразличию юноши к только что принятому решению можно было только поучиться.

Лучшим джедаем мне и не стать, проживи я хоть тысячу жизней. И все же он хочет, чтобы я был рядом. Хочет видеть рядом эти джедайские обломки.

«Ты больше ни во что не веришь. Ни в себя, ни в меня. Ни даже в Силу».

«Вот моя Судьба: показать тебе, что с Темной стороны можно вернуться».

«Я же тут, только руку протяни. Ну, не бойся, я же тебе подсказываю».

«Тебе нечего бояться, отец».

«Открой сознание торжеству жизни, позволь ему исцелить тебя».

«Учения наших магистров — это начало, отправная точка».

«Ты найдешь внутреннюю силу, которую раньше мог контролировать».

«Я доверяю тебе мою жизнь, придется тебе принять это».

«Позволь стать тебе опорой и защитить тебя».

«Верь в Силу».

«Я тебя никогда не покину».

«Я не разуверюсь в тебе».

«Я здесь. Возьми у меня все, что нужно. Все, что тебе нужно, твое».

«Ты сам определяешь свою судьбу, папа».

«Мой Энакин».

«Выбор есть всегда, даже в самых сложных обстоятельствах».

«Вместе вы пробуждаете друг в друге лучшие качества. Никогда не забывайте об этом».

«Я люблю тебя, отец».

«Идем со мной».

«Да, я верю! Я верю тебе, сын мой. Я доверяю себе. Я доверяю Силе!»

Дрожащее, пульсирующее гудение в глубине становилось грохочущим ревом. Неумолимое и беспощадное. И с каждым ударом сознание отца и сына распалялось все сильнее, превращаясь в непоколебимую мощь, против которой бессильно все остальное.

Ничто не устояло бы против объединенной силы Избранника и его сына. Тонкие зеленые полоски лазерных лучей образовали единый световой пучок, и Звезда Смерти отправила его прямо в цель, провоцируя огромный взрыв. За одну миллисекунду луч покрыл расстояние между космической станцией и луной Эндора. Вот только достичь ее не смог. В экзосфере луч рассредоточился над луной, создавая красивейшее сияние из тех, что когда-либо наблюдали с ее поверхности.

А затем свечение снова собралось в единый луч, направившийся к своему первоисточнику и вдребезги взорвавший самое мощное оружие Галактической Империи.

— Люк. Люк!

— Переверни его на спину.

— Эй, ты как, малыш?

— Люк, ну давай, Люк. Очнись!

Странное сочетание грубости и нежности в трясущих его руках медленно привело молодого человека в чувство.

— Ааах… Уууу… Оооооййй…

Его конечности отказывались двигаться, а тело ощущалось вялым и полностью лишенным энергии. Словно он висел связанным несколько... столетий.

— Ну вот, остроумный Люк снова в своем уме, — пошутил низкий мужской голос. В нем явно звучало облегчение.

В неспешно просыпающемся мозгу шевелилось все больше ощущений. Звуки выстрелов… Кисловатый вкус грязи во рту, запах бластерной гари в воздухе. Внезапно в мозг ворвались долгие годы службы в Альянсе и, более того, джедайского обучения, он все понял и вспомнил, рывком сел, чуть не ударив человека, склонившегося над ним.

— Эй, ты, поаккуратнее с моей бесценной харей!

Он открыл глаза и поморщился от света встающего солнца.

— Чт... Что...? — он отплевался от налипшей грязи.

Маленькая женская рука вытерла темные разводы с его лица.

— С тобой все нормально? Ты нас напугал. Мы подумали, т… — она оборвала себя.

— Я… я… да, ничего… вроде, — сказал Люк и приподнял руку, стремясь облегчить обжигающую головную боль. — А-адская боль! — воскликнул он и рискнул снова открыть глаза. Перед ним предстали сестра и лучший друг с заботливыми, тревожными выражениями лиц.

— А что произошло? — спросил он.

Хан и Лея обменялись понимающими взглядами, обдумывая, кто скажет ему первым. В конце концов, к нему повернулась Лея.

— Мы не поняли, — начала она. — Занимался рассвет, мы обсуждали стратегию с местными жителями в деревне, и тут все небо вдруг загорелось зеленым светом. Всего на несколько секунд, так что мы почти ничего не успели рассмотреть из-за деревьев, а потом... вдруг взорвалась… — она покачала головой, совершенно озадаченная.

— Звезда Смерти, — продолжил Хан, видя, что Лея слишком взволнована. — Просто взорвалась сама по себе.

Люк вытаращил глаза; вся эта история ему что-то очень сильно напомнила. С гримасой он поднес руку к лицу, сжимая переносицу, и изо всех сил попытался очистить сознание от тумана.

— Т-та…

Лея протянула руку и схватила его за плечо, и, словно по волшебству, боль в барабанных перепонках, шее и затылке сразу уменьшилась. Он вздохнул, и его тело расслабилось. Хан смотрел на них в замешательстве. Связь между этими двумя вгоняла его в ступор. Иногда они вели себя так откровенно... интимно, что он не мог не чувствовать в Люке угрозы; вчера вечером он позволил ревности одолеть себя. Из-за этого он чувствовал себя ужасно. Он слишком любил обоих, чтобы позволить зависти разрушить то, что было у них троих. Нужно было что-то придумать, ведь ни Люк, ни Лея не заслуживали его гнева. Это все он со своей неадекватностью и ненадежностью, и ему придется как-то с этим разобраться.

Парень все еще выглядел каким-то потерянным, поэтому Хан продолжил ему объяснять как можно спокойнее.

— Лея вдруг решила, что что-то не так, и отчаянно рвалась искать тебя. Так что мы собрали, кого могли, и вышли из деревни, — он нахмурился, смущенный произошедшим затем. — Казалось, что она точно знает, где тебя искать. Совершенно точно, — он глянул на нее с благоговением.

Люк и Лея встретились взглядами.

«Потом», — решил Люк, не зная наверняка, услышит она его мысли или нет. Лея незаметно кивнула ему. Они вздрогнули, услышав громкий взрыв где-то поблизости. Люк огляделся и заметил бластерную перестрелку и вспышки небольших взрывов в отдалении.

— Что это? — спросил он.

— Здешних имперцев, похоже, застигло врасплох, как и нас, — пояснил Хан. — Несколько отрядов вышло из бункера, чтобы встретить нас. Мы с ними и столкнулись. Но они сейчас растеряны, раз у них больше нет командования. Наша ударная команда, с Чуи и меховичками во главе, с ними разберется. У них уже все под контролем.

Лея обеспокоенно подняла взгляд к небу.

— Наш флот прибыл пять минут назад, но их наверняка поджидал имперский флот. Скорее всего, Император подготовил нам западню. Но теперь они в том же положении, что и местный форпост. Без Звезды Смерти они будут сражаться, пока из двух флотилий не останется одна.

Люк проследил за ее взглядом. Между верхушками деревьев он увидел отблески лазерных пушек, турболазеров, торпед и вспышку от сгоревшего в атмосфере корабля. Он покачал головой.

— Будем надеяться, что они сдадутся прежде, чем в напрасной жертве погибнут новые люди, — произнес он вслух.

Лея оглядела брата со смешанным восхищением и печалью в глазах. Она подобрала то слово, которым можно было бы охарактеризовать Люка: сострадание. Воплощенное сострадание. Всегда готовый видеть добро в других, дать им второй шанс, даже если его самого задели и оскорбили до глубины души. Даже после всего этого он желает протянуть руку и надеется на чудо. К слову о чудесах... Она снова подняла глаза.

Хан и Люк сделали то же самое.

Перемежающиеся огнем сражения, в атмосфере быстро вспыхивали обломки Звезды Смерти, пылающие, как метеоры. Действительно удивительно, что ни один из обломков не был крупнее мяча для зонболла. Весь мусор сгорал еще на подлете, так и не оказываясь на поверхности, как того следовало бы ожидать после катастрофы такого масштаба. Как это и было бы. А было все так, будто... будто произошло не само собой.

Ее сердце замерло в груди, когда она поняла, что что-то нащупала. Она снова повернула голову к Люку. Он все еще смотрел вверх остекленевшим взглядом, как будто в трансе.

— Ты... Ты ведь знаешь, что на самом деле случилось со Звездой Смерти? — слова сами собой слетели с ее губ. Хан так и фыркнул.

— Да ладно тебе, дорогуша, — усмехнулся он. — Он же был тут, на луне, все это время. Как бы он мог...?

Тело молодого джедая прошило крупной дрожью, и он вышел из того полубессознательного состояния, в котором находился с тех пор, как пришел в себя. С криком он вскочил на ноги.

— О, ради Силы! Нет! — он начал неистово оглядываться. — Папа! ПАПА!

Лея подскочила и чуть не свалилась в объятия Хана.

Какого…? Кто...

— Папа, где ты?!

Обезумевший молодой человек начал поиски, отодвигая каждую ветку папоротника или куста. Он был вне себя, потерянно, бесцельно вертел головой во все стороны.

— Папа! Отец, пожалуйста! Ответь мне! — на грани срыва кричал он.

Хан и Лея стояли столбом, не реагируя от удивления, и просто наблюдали за тем, как любимый человек на глазах превращается в психа. Пират положил слегка дрожащую руку на предплечье Леи, желая задать вопрос, но будучи не в силах подобрать слова. Лея просто застыла на месте, и у нее кровь стыла в жилах от какого-то ужасного предчувствия.

Люк шатался по полянке, в истерике взывая к отцу, пока, наконец, обо что-то не споткнулся и не упал. Поспешно поднимаясь на колени, он заметил пару коричневых кожаных сапог. Они высовывались из-под особо пышного куста.

— ОТЕЦ! — с этим криком он голыми руками полез в куст. Когда оттуда показалось крупное мужское тело, лежавшее лицом вниз на земле, он схватил его за плечи и потянул на себя. Увидев, кого он на самом деле вытащил, Люк шумно вздохнул, задыхаясь.

Мужчина, которого он держал, не был наполовину человеком, наполовину машиной. Это был обычный мужчина лет сорока с волнистыми русыми волосами. Глаза были закрыты, а гладкое лицо вымазано в грязи. Люк без раздумий стёр пальцами грязь и внимательно изучил красивые черты лица. Сильное, волевое лицо. Прямой нос, пухлые губы, весьма знакомая ямочка на подбородке, хотя и не такая глубокая, как у него самого.

Лицо Люка озарила счастливейшая, ликующая улыбка. Он смотрел на человека, который дал им с сестрой жизнь.

Их отец. Энакин Скайуокер.

— Мой Энакин, — как молитву, прошептал он. Какие-то доселе неведомые эмоции, как вулкан, полыхнули в нем. Хотелось смеяться, плакать, обнимать этого человека, пока не начнут хрустеть ребра. В груди что-то вспыхнуло, раздалось сначала тихим рокотом, а вскоре стало эйфорическим, восторженным смехом. Он сдвинул светлую бахрому челки и, наклонившись, восторженно поцеловал отца в лоб. После этого он просто не мог остановиться. Все целовал это спящее лицо, а когда устал, то прижал любимую голову к груди, покачивая, а по щекам катились слезы безграничной радости.

* * *

Сознание Энакина возвращалось из глубины забвения. Первым его ощущением было то, что его окутали неописуемой теплотой и ощущением абсолютной безопасности. На мгновение ему показалось, что он в руках баюкающей его матери. Но обхватившая его голову рука и тихие рыдания в ушах напомнили ему о том, что произошло за последние несколько часов. Вздрогнув, он слабо попытался отодвинуться. Люк почувствовал и неохотно позволил.

И тогда отец и сын впервые смогли разглядеть друг друга. Говорят, что глаза — это зеркало души, и два могучих джедая убедились в правдивости этого утверждения, растворившись в бесконечности любви, отраженной в этих глазах.

Слова? Слова не нужны. Им без надобности.

Энакин стер влажную дорожку на лице своего ребенка. Люк вздрогнул и поцеловал ладонь отца. Полный обожания взгляд Энакина изменился; он в шоке рассматривал свою руку. Та самая рука из плоти и крови. Потрясенный, он повертел ею, разглядывая со всех сторон. Потом обратил внимание на светло-коричневый рукав одежды джедая. Аккуратно сев, он осмотрел обе руки. Затем засучил рукава и убедился, что предплечья тоже были из плоти и крови. В неистовстве начал ощупывать бока, бедра, колени и ноги.

Все тело целиком. Он снова человек из плоти и крови!

Наконец он коснулся своего лица и издал истошный крик. Это было чересчур. Невероятно. В это невозможно поверить. Он не заслуживал... Он такого просто мог заслужить!..

Сквозь слезы он размыто видел другие такие же глаза, тоже смотревшие на него сквозь слезы с таким удивлением, что все вместе это тревожило еще больше. Прикусив нижнюю губу, Люк кивал, как заводной, молча уверяя отца, что тот не грезит. Чудо свершилось на самом деле и было таким же реальным, как воздух, которым они дышали. Энакин помотал головой, не веря даже сейчас. Чувствовать собственную кожу, жить вне того гроба, где он провел столько же лет, сколько сейчас этому ангелу…

Как ребенок, впервые проверяющий свои способности, он неуклюже приблизил к своему лицу голову сына. Он нюхал, вдыхал запах и громко стонал от давно забытого ощущения.

— Люк. О, Люк! — надрывно тянул он. — Будь благословенна Сила. Благослови тебя Сила! Благослови тебя, мое сокровище!

Растрепав волосы отца, Люк положил голову Энакина себе на плечо и обнял так крепко, как позволили мышцы. Энакин чувствовал себя так, словно готов от счастья раствориться в Силе. Его руки с любовью обвились вокруг малыша (возмужавшего и сильного), цепляясь за него, словно ради спасения жизни. В то же время он постарался передать сыну то же ощущение комфорта и защищенности, которого юноша так жаждал. Было бы легко лежать так часами, свернувшись калачиком, не нарушая священного духовного общения, где никто не сказал ни слова и все же высказал все до конца, ведь они существовали и делили впечатления как одна душа. Как истинное целое.

И все же Люк ощущал, что пришло время отцу подняться и испытать свою вновь возрожденную сущность. Начать жизнь другим человеком. Уступая этому чувству, он ослабил хватку. Энакин отодвинулся на минимальное расстояние, чтобы рассмотреть своего спасителя. Именно в этот момент пылающая падающая звезда пересекла небо, освещая поляну краткой вспышкой, которая тут же привлекла их внимание к небесам.

Ошеломленные величественным зрелищем, отец и сын встали на ноги, как будто поднятые невидимыми руками. Энакин немигающе уставился на ужасающую картину, одновременно догадываясь, чем на самом деле было космическое сражение, развернувшееся у них над головами. Он отвел глаза и наткнулся на выжидательный взгляд.

— У нас получилось? — тихо спросил он, не смея в это поверить.

Люк энергично кивнул, по-мальчишески сверкая сапфировыми глазами.

— Да, отец, — подтвердил он. — Получилось!

До крови прикусив губы, Энакин снова обратил взор к небу, растворяясь в нем.

«Ты мудр и силен, Энакин, и я очень тобой горжусь. Я обучал тебя с малых лет, я научил тебя всему, что знаю. И ты стал могучим джедаем, я и не надеюсь стать таким».

«Ты Избранный. Помни об этом».

«Да пребудет с тобой Сила, друг мой».

Глаза Энакина затуманились слезами; он чувствовал, как шепот Силы пронизывает каждую клеточку его существа.

Он воспользуется этим вторым шансом и посвятит оставшуюся жизнь тому, чтобы стать всем, чем он должен был стать, чтобы оправдать все ожидания, которые когда-то на него возлагались. Он не сможет ни изменить прошлое, ни избежать того зла, что уже причинил, и будет жить в постоянных муках, преследуемый воспоминаниями об отобранных жизнях. Но если такова цена за возможность спасти столько же жизней, сколько он угасил, то он заплатит эту цену. С величайшей благодарностью.

Пока рядом с ним его неземной ангел, сделавший его нормальным, достойным, убедивший в том, что он заслуживает того, в чем было отказано миллионам...

— Я люблю тебя.

Энакин опустил взгляд на сияющее лицо. В глазах сына была гордость без всякой примеси стыда и такая почтительная нежность, что внутри него что-то умерло и снова воскресло. Теперь он и себя ощущал таким чистым и невинным... Рожденным заново. Это было в полном смысле слова его Искупление. Расплывшись в любящей, радостной улыбке, он смотрел на человека, который помог ему снова обрести свободу, в благодарности за свою обновленную душу, за возвращение к сострадательной жизни, к достоинству и целостности. Достаточно было взглянуть на этого необыкновенного молодого человека и вспомнить ту слепую веру, которую он имел, его абсолютную уверенность в том, что в отце все еще осталось добро, что его стоит спасти, и грудь Энакина наполнилась опьяняющим счастьем. Не способный сдержать его, он позволил ликованию захватить себя целиком, сгреб сына в охапку, подхватил и закружил, хохоча на весь лес. Люк ответил такими же крепкими объятиями и звонко смеялся, целиком и полностью отдавшись моменту.

Кто-то тихонечко, неловко кашлянул и вернул отца и сына к реальности. Они по возможности взяли себя в руки. Энакин опустил сына обратно на землю, но все же продолжал нежно обнимать за плечи; без этой близости он просто не мог больше жить.

Один-единственный взгляд на сестру подействовал на молодого джедая весьма отрезвляюще. Ничуть не паникуя, он приблизился к ней и к лучшему другу, который застыл с ней рядышком с такой озадаченной физиономией, какой Люку еще видать не приходилось. Понятное дело, кореллианец во все глаза пялился на высокого человека, внезапно свалившегося им на головы. Ну, на того, про которого Люк только что так старательно драл легкие на всю округу. Пугающее сходство во внешности сомнений не оставляло. Этот человек — Энакин Скайуокер, и где там его носило последние двадцать с лишком лет, — это вопрос на миллион кредитов, но парень с папашей на него ответят, гарантированно.

Необъяснимой была реакция Леи на этого человека. Она сжалась, как пружина, и чем ближе подходили те двое, тем сильнее она сжималась. Невзирая на поведение сестры, Люк мягко улыбался. Рука Энакина ободряюще сжала его плечо, и молодой человек подумал, что отец захватил бы ради него всю галактику, если бы это требовалось ради безопасности сына. После сегодняшнего подвига, разделенного на двоих, ничто уже не казалось невозможным.

— Хан, Лея, — он протянул им открытую ладонь, — я с радостью представляю вам моего отца, Энакина Скайуокера. Папа…

Мгновенно вспомнив, что по его милости пережили эти славные ребята, Энакин выдавил покаянную улыбку и протянул молодой паре руку.

— Да пребудет с вами Сила, — поприветствовал он их, на этот раз от всего сердца.

Прошло несколько секунд, все словно застыли. Люк закрыл глаза и мысленно произнес пылкую молитву.

Неотчетливое ощущение в глубине сознания заставило его отвести взгляд в сторону леса. Слабое голубое свечение сформировалось в две фигуры. Он задумчиво улыбнулся второму за день явлению Оби-Вана, а потом его брови изогнулись от удивления, когда он различил крошечную фигуру Йоды рядом с ним. Старый учитель выглядел практически так же, как и при жизни. Но он стоял прямо, не сутулясь, и на нем не было заметно ни следов болезни, ни опустошенности, которые наложила на него старость.

Он пересекся с призраками взглядом, отчаянно желая задать единственный вопрос, но не получил устного ответа. Вместо этого на губах Йоды заиграла озорная улыбка. Она наполнила сердце Люка надеждой. Повернув голову к Оби-Вану, он получил энергичный кивок и улыбку, так что теперь молодому человеку все было ясно.

И вот, снова обратив взор к своей семье, Люк наконец-то увидел, как Хан пожимает руку отца, и понял, что теперь все будет в порядке.