Проверено на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— За нами после Миранды и без того гоняется весь Альянс, а ты предлагаешь несколько дней провести на планетке, где даже укрыться негде. Более того, на планетке-экспортёре, которая битком набита не только ребятками из Торговой Гильдии, но и бравыми вояками, которые сопровождают их грузы. — Мэл, последние десять минут сосредоточенно терзавший протеиновое нечто, в обиходе именуемое омлетом, отодвигает тарелку и резюмирует: — Паршивая идея.
Джейн к «омлету» за ужином даже не притронулся. Если бы не их с капитаном спор, это вполне потянуло бы на главное событие вечера: Кобб сегодня проявлял поразительное безразличие к еде… по крайней мере, поразительное для человека, который не только всегда не без гордости заявлял, что всякий белок годится в пищу — но ещё и регулярно подтверждал этот тезис на практике. К огромному, прямо-таки глубочайшему сожалению (а порой и к лёгкой тошноте) всей команды «Серенити».
Но сейчас тарелка с ужином стоит нетронутой, а сам Джейн не слишком-то вежливо тычет палочками для еды в сторону Рейнольдса.
— Мы обсуждали это ещё месяц назад, до Миранды. И кто ж тогда знал, что эта буйная…
— Не нужно называть так Ривер, — наконец не выдерживает Кейли, — пожалуйста.
— Хорошо, — легко соглашается наёмник, — эта тихобуйная!
— Джейн!
— Я написал маме, что мы будем на Рождество. Пообещал! — Кобб как-то совсем уж недобро зыркает на капитана. — И с учётом того, что я летаю на этой жестянке без отпусков и отгулов уже пять лет…
— …о чём все мы успели неоднократно пожалеть… — подхватывает Уош.
— «Серенити» не жестянка! — голос Кейли полон возмущения.
— …короче говоря, я имею полное право провести Рождество с семьёй. — Джейн опасливо косится в сторону задумчивой Зои, переводит взгляд на Уоша и полушёпотом добавляет: — А я им говорил, что надо тебя добить, чтоб не мучился.
— Я всё прекрасно слышу, — негромко отзывается Зои, и Кобб отодвигается от стола. Просто на всякий случай.
Уош примирительно вскидывает ладони и тут же болезненно морщится, осторожно потирая бок. Переделка на Миранде едва не стоила их пилоту жизни: если бы не огромное, прямо-таки нечеловеческое везение, та пожирательская хренотень наверняка прошила бы его насквозь и пришпилила к пилотскому креслу. А так — отделался не очень-то лёгким испугом и довольно внушительной дыркой в правом боку, которую Саймон латает уже третью неделю.
— Милый, осторожнее, — мягко говорит Зои мужу и поворачивается к Мэлу. — Сэр, мы не можем прятаться вечно.
— Альянс…
— Альянс пока не давал о себе знать, сэр. У них сейчас другие проблемы.
— Думаю, они сейчас увлечены попытками удержать под своим контролем Парламент, — кивает пастор. — Капитан, мне кажется, мы можем позволить себе ненадолго расслабиться.
— «Позволить себе расслабиться», — медленно повторяет Малкольм за Буком. — Ну да. Вы уже расслабились на Хэйвене — напомнить, чем бы кончилось дело, если бы мы с Зои не настояли на том, чтобы ты увёл свою паству подальше в горы? Альянс — сборище беспринципных ублюдков… ну, просто напоминаю. Вдруг кто-то из присутствующих забыл.
— Но Оперативник обещал…
— Ni ta ma de!(1) — Рейнольдс изумлённо смотрит на гениального механика, выдавшую отнюдь не гениальную мысль. — Кейли, ты сейчас серьёзно? Предлагаешь поверить на слово человеку Альянса? Кстати, он сказал мне, что они рано или поздно спустят на нас всех собак, так что нам нужно линять отсюда, да подальше.
— А ещё нам нужна новая катушка зажигания.
— Renci de Fozu!(2) — Мэл обречённо роняет голову на скрещенные руки. — Снова?
— Кейли права. Нам придётся покупать запчасти, покупать топливо, покупать еду. Мы не сможем прятаться вечно, сэр, — повторяет Зои. — Нам придётся искать работу. Неделей раньше, неделей позже…
— Лучше бы неделей раньше, — негромко добавляет Кейли. Лицо у механика виноватое, как и всегда, когда дело касается ходовых частей «Светлячка», которые она не может привести в порядок своими силами. — Капитан, если катушка накроется, а она накроется…
— Ну да, не жестянка, — Джейн довольно хмыкает. — Летающий кусок gousi(3).
— Она не gousi!
— Заткнулись оба! — Мэл трёт лицо ладонями и переводит взгляд на своего заместителя. — Зои, мы подставляемся. И ты это знаешь.
— И что вы предлагаете, капитан, сэр? — В голосе Зои сквозит неприкрытая ирония. — Подадимся в глинокопы?
— Я пробовал, — бурчит Кобб, — и не советую.
Саймон издаёт какой-то странный звук, который можно было бы назвать попыткой подавить хохот — ну, если бы только кто-то попытался бы замаскировать смех отчаянным бульканьем тонущей в болоте свиньи, — и, чтобы скрыть неловкость, торопливо делает большой глоток из кружки с чаем.
Зои не сводит испытующего взгляда с капитана.
— Я уже предложил, — Мэл снова переключается на ни в чём не повинный омлет, давно превратившийся в совсем уж неаппетитное месиво. — Пришвартоваться где-нибудь на Синоне, законсервировать корабль и уходить по одному... ладно, в вашем с Уошем случае — по двое. Ну, и Ривер с Саймоном, конечно же, тоже вдвоём.
— Втроём, — тихо отрезает Кейли и в упор смотрит на Саймона. Тот, кажется, колеблется, но в конце концов лишь молча кивает.
— Я говорю, что пора уносить ноги. Теперь у нас на хвосте весь Альянс.
В кают-компании повисает напряженное молчание. Разумеется, все они понимают, что в такие переделки, как с Мирандой, команда «Серенити» ещё не попадала. Даже стычка с Нишкой была по сравнению с этим мелкой дракой в подворотне — теперь их врагом стал Альянс. И не привычная игра «мы нарушаем их законы и обводим их вокруг пальца, а за нами гоняются как за мелкими контрабандистами». Нет, теперь «Серенити» и её команду будут искать целенаправленно — а мощи Альянса им противопоставить нечего.
— Вся королевская конница… — задумчиво бормочет Инара.
— Что?.. — переспрашивает Рейнольдс. Компаньонка тяжело вздыхает и поднимает глаза к потолку кают-компании, не удостаивая Мэла ответом, зато тишину прерывает Зои:
— Ну и чем это нам поможет?
— Зои, ты прекрасно знаешь, что при таком численном превосходстве врага можно только отступать.
— В битве за долину Серенити мы не отступали, сэр.
Все взгляды теперь устремлены на Мэла. Все знают, почему их корабль носит такое название; все знают и о том, чем закончилась та битва. И, хотя порой Зои упоминает об их с капитаном прошлом и войне с Альянсом, про Геру на «Светлячке» не говорят — как не говорят о верёвке в доме висельника.
— Не отступали, — соглашается Рейнольдс. — И толку?
— Мы сейчас не на той войне, сэр, — мягко отвечает Зои.
— Да ну?
— Хорошо, допустим. — Зои даже не пытается спорить. — Но Саймон ранен… чёрт возьми, капитан. Вы ранены, Саймон ранен, Уош ранен, да даже Джейн ранен. Кейли гражданская. Инара?..
— Я с вами, — быстро говорит компаньонка.
— Вот это точно лишнее! — Мэл хмурится. — Здесь только…
— Только попробуй сказать что-нибудь про то, что здесь только шлюхи и не хватало! — немедленно вскидывается Инара.
— Я хотел сказать, что здесь только ты можешь вернуться к своей нормальной жизни на Синоне и не бегать от Альянса по всем планетам Периферии, — Рейнольдс делает до невозможности невинное лицо.
— Инара тоже с нами, — спокойно резюмирует Зои, игнорируя их перепалку. — Насчёт того, что она сможет так вот запросто вернуться на Синон, я бы не была настолько уверена. Как вы это себе представляете, капитан? Это была не мелкая кража барахла с пустого корабля — мы на всю Систему обвинили Альянс в убийстве целой планеты.
— Боюсь, они решат, что игра стоит свеч, — подаёт голос Бук, — и вполне могут рискнуть и пойти на открытую конфронтацию с Гильдией ради того, чтобы раз и навсегда закрыть нам рты.
— «Нам».
— Оперативники Альянса не будут делить нас на правых и виноватых. У них другая работа.
Мэл, отметивший, что Зои так и не назвала пастора в числе гражданских, мрачно молчит, обдумывая ситуацию и понимая, что его заместительница права: из них сейчас действительно те ещё беглецы. И пусть Зои вполне в состоянии позаботиться и о себе, и о муже, да и о Буке с Джейном беспокоиться особенно не стоит, — но Саймон и Кейли действительно гражданские. Да и на чудо-способности Ривер полагаться нельзя — девочка всё-таки не слишком-то их контролирует и может попросту впасть в ступор в самый неподходящий момент. Как это ни смешно, Инара наверняка сможет скрываться успешнее всех: найдёт себе какого-нибудь богатенького мужика, подключит свои компаньонские штучки — и поминай как звали. Раз уж Саффрон смогла провернуть этот фокус — Инара тем более справится.
Опустив взгляд, Мэл обнаруживает, что задумался настолько, что даже не заметил, как в щепки разломал злополучные бамбуковые палочки. Почему-то сейчас ему совсем уж тошно. Видимо, потому что для него этот корабль — не просто груда обшарпанного металлолома, а нечто большее. Да ещё и Кейли, чёрт бы её побрал, будто читает его мысли — к счастью, не те, что про металлолом — и добивает своей бесхитростной прямотой:
— «Серенити» — наш дом, капитан.
И они с ней согласны. Мэл видит, что они все с ней согласны, потому что каждый из них даёт ему это понять — по-своему. Бук на мгновение и словно невзначай опускает голову. Саймон кивает — нервно и неуверенно, но кивает. Ривер наконец выходит из своей отрешённой задумчивости, Джейн недобро усмехается и начинает поигрывать ножом, а Уош даже не пытается скрыть улыбку. Что на уме у Инары, как обычно, понять невозможно. А вот Зои выжидающе смотрит Мэлу прямо в глаза — и он понимает, что пора бы ему хоть что-то ответить.
— Так, значит, бунт на корабле… опять, — хмурится Мэл. — Уош?
— Капитан? — приподнимает брови пилот.
— Вот именно, что капитан! И неплохо бы вам иногда об этом вспоминать, — ворчит Рейнольдс. — Поднимай задницу со стула и иди прокладывать маршрут до Мьюра. И второго пилота с собой бери, пусть учится.
— Так точно, капитан! — Уош шутливо прикладывает пальцы к воображаемому козырьку и снова морщится: движение оказывается слишком резким.
— Будешь так размахивать руками — швы разойдутся, — сообщает пилоту Саймон и тут же улыбается, глядя на сестру, которая вся — воплощенное предвкушение.
Девочке — с невольным удивлением отмечает Мэл — действительно нравится летать. Он даже не рассчитывал на это, усаживая Ривер за штурвал «Серенити»: в тот момент это было не то чтобы продуманной стратегией, скорее уж — единственным возможным в той ситуации вариантом. Их всех и правда здорово потрепало: сам Мэл едва на ногах стоял, а уж о том, чтобы Уош уводил корабль с Миранды, и вовсе говорить не приходилось. Док на все вопросы только отводил взгляд и упорно отказывался давать хоть какие-то прогнозы.
Так что пришлось отдать управление «Светлячком» Ривер, и это оказалось неожиданно удачным решением, причём не только потому, что она действительно неплохо управлялась со штурвалом — девчонка за эту неделю и сама как будто ожила и уж точно заметно повеселела. Как будто и для неё «Серенити» стала якорем. К тому же Уош, первым делом из медицинского отсека потащившийся, разумеется, на мостик, её одобрил — хоть и бурчал, что у Ривер на уме одна техничность и ей ещё учиться и учиться… бурчал, но одного из своих драгоценных динозавров ей подарил. И самое удивительное — оценила, поблагодарила и бережно поставила на вторую приборную панель.
Один чёрт этих пилотов разберёт.
Сияющая Ривер упархивает из кают-компании вслед за Уошем, а не менее сияющая Кейли торопливо чмокает Мэла в щёку и уходит к двигателю — видимо, уговаривать катушку не разваливаться до прилёта на Мьюр или практиковать ещё какую-нибудь специальную инженерную магию, с помощью которой она держит на лету их красавицу. Ну, или — с учетом того, что Саймон выходит из-за стола спустя тридцать секунд — скорее уж отправляется целоваться с корабельным доктором в машинное отделение — они друг от друга теперь вообще не отлипают.
В камбузе остаются он сам, Зои, пастор и Джейн. Да и Инара явно не планирует никуда уходить — и вот это, пожалуй, самый главный показатель того, что дело приняло по-настоящему серьёзный оборот: прежде она всегда избегала разговоров о делах и планах команды «Серенити» — это могло стоить ей лицензии и членства в Гильдии… впрочем, кажется, никто в команде так до сих пор и не понимал толком, что компаньонка забыла среди контрабандистов — слишком уж неподходящая компания для женщины, чья профессия подразумевает вращение среди представителей высшего общества, а не полёты на видавшем виды кораблике класса «Светлячок» между планетами Периферии.
И всё-таки Инара здесь — сидит за столом вместе со всеми, баюкая в ладонях кружку со сколотым краем и явно планируя участвовать в разговоре, которому всё ещё далеко до завершения. В компании вояк — кажется, никто уже не сомневается насчёт тёмного прошлого пастора, а уж о Джейне и Зои с Мэлом и говорить не приходится — компаньонка выглядит достаточно… экзотично.
Первым голос подаёт Бук, который явно думает о том же.
— Конечно, я сам посоветовал остаться в стороне. Но стоит ли компаньонке вмешиваться в политику? — осторожно спрашивает Бук, поднимаясь с места и разливая чай по кружкам. — Ваш устав…
Инара грустно улыбается, глядя почему-то не в сторону Бука, а на Зои. Покачав головой, она ставит кружку на стол и придвигает ближе к чайнику.
— Это мудрый совет, пастор, но немного запоздавший. Все мы здесь замешаны в политику, ведь так?
— Так, — помедлив, соглашается Бук.
— Теперь-то уж точно все. — Джейн жизнерадостно хмыкает. — Что дальше-то делать будем?
Мэл косится на Джейна и молчит. У него на языке вертится несколько ответов (ни одного не издевательского), но ведь на самом-то деле наёмник задал вполне резонный вопрос. Знать бы ещё на него ответ — было бы совсем хорошо.
Если «Серенити» и правда их дом — а значит, и правда их крепость — то сейчас эта крепость осаждена.
— Мы вроде отправляемся в отпуск на Мьюр. А дальше как обычно, — усмехается Рейнольдс. — Драпать.
1) Твою же мать! (кит.)
2) Боже милосердный! (кит.)
3) дерьма (кит.)
Мьюр встречает откровенно нелётной погодой: на подходах к планете они видят воронку здоровенного циклона — Джейн немедленно называет циклон одним из тех слов, что заставляют приличных барышень из Ядра картинно морщиться. Ривер к этим самым барышням явно не относится: она пропускает трёп Кобба мимо ушей и что-то ласково бормочет приборной панели «Серенити», явно уговаривая их девочку не выделываться в столь ответственный момент.
— Кейли, — Уош связывается с машинным отделением, — поддай там огоньку, ага? Мы со вторым пилотом собираемся…
— …испробовать очередной затейливый способ угробить всю команду, — заканчивает за него Мэл. — Кейли, золотце, с меня эта твоя катушка или как там её. Не подведи.
Рейнольдс переключается на динамики интеркома и привычно рекомендует своей команде пристегнуться и помолиться, а сам усаживается в пустующее кресло штурмана — дурацкая привычка, почти суеверие, но уходить с мостика во время посадки он не любит. Контроль, конечно, иллюзорный — так что Малкольму остаётся лишь наблюдать, как Ривер под руководством Уоша (руководством слегка нервным, но — надо отдать пилоту должное — лишь слегка) проводит кораблик по самой границе грозового фронта, чтобы наконец нырнуть под тучи и оказаться посреди потопа, вполне достойного любимой книжки пастыря.
— А теперь давай пла-а-а-авненько, — тянет Уошбёрн, не прикасаясь, впрочем, к штурвалу. Вот ведь выдержка у человека.
«Серенити» легонько — у капитана клацают зубы — встряхивает, после чего следует несколько неприлично долгих и до ужаса неприятных секунд болтанки. Когда корабль наконец перестаёт трястись, точно припадочный, Ривер тихонько смеётся и бормочет что-то про число Рейнольдса — Мэл в курсе, что это за число такое и какое оно имеет отношение к нему, но прямо сейчас капитана это заботит мало и вовсе перестаёт его интересовать, когда через две минуты они приземляются на краю какой-то большой — в самый раз для посадочной площадки — лужайки.
— Видал? — Уош с заметной гордостью кивает на девчонку. — Моя школа.
Мэл только хмурится: это сейчас их бессменный прежде пилот с трудом держится в кресле вертикально. Что будет, когда Уош наконец придёт в себя и сообразит, что Ривер хочет летать не меньше, чем он сам… одному Будде известно. Ревность Уоша к Зои была нелёгким испытанием для команды, но — не в обиду Зои будет сказано — к штурвалу, приборной панели и прочим пилотским приблудам у Уошбёрна совсем уж особые чувства.
Это, впрочем, проблемы завтрашнего Малкольма Рейнольдса.
Ох и не завидует Мэл ему.
— Ты уже можешь принять погодную сводку? — негромко спрашивает он, глядя, как по лобовому стеклу пилотской кабины струится довольно убедительное подобие водопада.
— В процессе, — рассеянно отзывается Уош и тут же качает головой, глядя на бегущие по одному из экранов столбцы цифр. — Tian fan di fu(1)… мы, кажется, здесь застряли на пару недель, капитан.
Мэл косится в сторону дверного проёма — но Кобб уже благополучно испарился из кабины. Впрочем, чего теперь коситься: решение лететь на Мьюр было, в конечном счёте, именно его, Мэлово — как и всегда.
— В случае чего придётся тебе учить нашего гения фигурам высшего пилотажа, — пожимает плечами Мэл. — Но баз Альянса тут нет, а мы прошли незамеченными — пока можно рассчитывать на полноценный отпуск. Свежий воздух, домашние овощи…
— Пастораль, — отзывается пилот, не переставая щёлкать тумблерами на приборной панели, — простые человеческие радости. Сплошной восторг. Ты имей в виду, Кейли права — новая катушка нам нужна позарез. Я уже собственными ушами слышу, что временами мы идём исключительно с божьей помощью… не хотелось бы снова оказаться без кислорода в самый неподходящий момент. Овощи овощами, но куда большее удовольствие мне доставляет возможность ну, знаешь… дышать.
— А ты не в курсе, откуда бы нам взять четыреста кредитов на это удовольствие?
— Мэл, — в голосе Уоша появляется отчётливый нажим, — это не придурь Кейли. Катушка вот-вот накроется — и мы с ней заодно. Так что уж будь добр, капитан, придумай что-нибудь… dohn-ma(2)? Ривер, уже можно разрывать цепи. Начинаем с системы жизнеобеспечения.
Пилот отворачивается к приборам, давая понять, что разговор окончен.
Малкольм даже не пытается спорить: он и сам прекрасно понимает, что во второй раз им так не повезёт. Если можно, конечно, считать везением то, что случилось в прошлый раз, когда «Серенити» решила показать характер — полное отключение этой самой системы жизнеобеспечения, спешная эвакуация команды и он сам, словивший пулю. Вовсе не зубами словивший.
Уошбёрн прав. Но вопрос о том, где взять деньги на ремонт их кораблика, остаётся открытым: половина их контактов трудами Оперативника мертва, а те дельцы, что посообразительнее — вроде Бэджера — теперь скорее будут сидеть на мели, чем станут связываться с капитаном Рейнольдсом и его… осложнениями. Да и, в общем-то, не только команда «Светлячка» готова развозить по Системе контрабанду.
Легальные заказы им, разумеется, не светят.
Впрочем, это тоже проблемы завтрашнего Мэла. Мэл сегодняшний переключает интерком на машинное отделение и говорит Кейли, что она умница, лучший в Системе механик и отлично справилась.
Это и правда так. Кейли отлично справляется, вся его команда — даже чёртов Бук, пастор на корабле контрабандистов, — отлично справляется. Если уж кто-то и не справляется — так это сам капитан Рейнольдс.
Он понятия не имеет, что будет делать со всей этой ситуацией через две недели. Разгонит команду к чертям собачьим и продаст «Серенити» за бесценок? Пойдёт на совсем уж нечистые дела, за которые они не брались даже в худшие времена? Попытается залечь на дно на несколько месяцев — и будет старательно молиться всем богам, надеясь, что рано или поздно какой-нибудь торгаш будет вынужден воспользоваться их услугами, а у Альянса короткая память? У Бука и впрямь заметные успехи по возвращению заблудших овец в стадо: Мэл уже давно ни в каких богов не верит, никогда не молится и уж тем более не считает себя овцой — но всё-таки последний вариант импонирует ему больше прочих.
И вот что самое паскудное: он уже знает это ощущение растерянности, смешанной со чувством вины перед людьми, за которых ты — то ли по воле случая, то ли по собственной воле — отвечаешь. Всё это уже было.
Восемь лет назад, на Гере, в долине Серенити.
— Go Hwong Tong(3), — бормочет Мэл себе под нос. Чёрта с два. Как заметила Зои, они сейчас не на войне… да если даже и так — он всё равно не даст всему окончательно пойти по известному месту.
И ведь сколько же всё-таки ерунды можно передумать по пути с мостика до капитанской каюты.
Спустя десять минут он выходит в грузовой отсек с рюкзаком, перекинутым через плечо: кое-какая одежда, бритва… ну и так, по мелочи. Джейн говорит, что все они смогут разместиться в доме — а раз так, Мэл не видит ни малейшей необходимости оставаться на корабле: их каюты — форменные консервные банки, десять футов по длинной стене. Если есть возможность провести пару недель в нормальной комнате с потолком, о который не бьёшься макушкой, и окном, отказываться от неё Мэл и не подумает.
Команда, видимо, рассудила так же: Зои уже стоит возле шлюза с сумкой, в которой явно умещается барахло на двоих. Следом подходит пыхтящий Саймон: док нагружен, как вол — рюкзак Кейли, сумка со шмотками Ривер, его собственные вещи, докторский саквояж… Мэл негромко хмыкает: как есть рыцарь. Достойное уважения качество, которое на периферийных планетах жизнь только усложняет — там ты должен не сумки за барышнями таскать, а иметь свободные руки, чтобы держать в них оружие.
Не стой сейчас «Серенити» на земле матушки Джейна, Мэл уже выдал бы поучительную историю о незаменимости господ Кольта и Уокера в ряде жизненных обстоятельств — но вместо этого просто просто жмёт на кнопку открытия шлюза.
И немедленно замирает, глядя в дуло — нет, не Кольта. Самой обыкновенной двустволки с укороченным стволом.
— Да вы совсем охуели, звездолётчики сраные!
За ружьём — милейшая старушка в чепце лет эдак… вполне почтенных, в общем, лет, считать которые Мэлу сейчас совершенно недосуг. Мэл слишком занят другими вычислениями: у него достаточно хорошее воображение для того, чтобы представить, что может сделать с лицом невооружённого оптимистичного кретина двенадцатый калибр.
Уворачиваться от картечи, что ни говори, будет ну уж очень несподручно.
— Вам что, некуда больше было приземлить этот кусок говна? Только на мои трёхлетние персики, а, сукины дети?
Капитан Рейнольдс благодарит небеса за то, что на этот раз Кейли предпочла не вступать в дискуссию — и как-то очень уж отстранённо размышляет о том, что двустволка обращает к вере гораздо успешнее их пастора.
— Простите, мэм, — осторожно говорит Малкольм, уповая на то, что отсутствующий пока в трюме Джейн с его неразлучной «Верой» сможет немного охладить градус беседы, — мы…
— Не хотели, что ли? — на переговоры идти «мэм» явно не планирует. — Вот утешил!
— Твою ж мать… — очень-очень тихо, но с выражением, шепчет Кобб за его спиной. Подняв руки и попятившись на пару шагов назад, Мэл с огромным сожалением обнаруживает, что преимущества в виде «Веры» у них нет. — На её персики…
Да хоть на мандарины, Lao Tien Fu(4)!
— Мы правда не хотели, ма, — покаянно бубнит Кобб, выходя вперёд. — Ма, это «Серенити». И она не говно!
1) Ах ты ж ёбаный свет (кит.)
2) Я понятно выражаюсь? (кит.)
3) Не неси ерунды (кит.)
4) Господи (кит.)
— Ты кушай, кушай, деточка, — миссис Кобб подкладывает его жене второй кусок сливового пирога.
«Деточка» — это Зои. Уош никак не может определиться, что же изумляет его больше всего: что кому-то в принципе приходит в голову назвать их старпома деточкой (что там, это и ему-то в голову приходит отнюдь не всегда), что Зои никак на «деточку» не реагирует и беспрекословно придвигает поближе к блюду с пирогом свою тарелку… или что эта пожилая женщина, собравшая их за своим огромным кухонным столом, и впрямь матушка Джейна.
Нет, Уош всегда подозревал, что у Джейна есть мама… ну, чисто теоретически. Практически же он с огромным трудом мог себе представить родительницу человека, который больше денег любил только большие деньги, а больше больших денег — только, собственно говоря, свою маму.
А вот поди ж ты.
Миссис Кобб кладёт кусок сливового пирога, сладко пахнущего корицей и ванилью, и Уошу тоже — и он невольно вспоминает свою мать. Уж от неё-то дождаться домашней выпечки было не проще, чем снега зимой — мама вообще была плохой хозяйкой, что, впрочем, ничуть не тревожило отца: у ма было достаточно и других достоинств, которые вполне компенсировали её неспособность — или, точнее, нежелание — возиться на кухне с пирогами или лепить шу май. Мать была отличным логистом, руководила огромным департаментом и умела приструнить зарвавшихся подрядчиков одним взглядом, а они с отцом… они с отцом — коммивояжером мелкой фирмы по продаже запчастей для фильтров очистки то ли воды, то ли воздуха — не имели ничего против такого положения дел.
Иногда он задумывался о том, какой была бы его жизнь, если бы не папа. Если бы не въевшаяся с детства привычка ждать каждого нового путешествия так, как многие дети и Рождества не ждут. Вместе они, кажется, исколесили весь Триумф — планетку крошечную и мало чем, в общем-то, примечательную. Но отец Уоша, Матиаш Уошбёрн, умудрялся из любой такой поездки делать небольшое, но всё-таки событие: новые городки, ярмарочные чудеса, удивительные — как ему тогда казалось — знакомства… и, хотя прошло два десятка лет и повидал с тех пор Уош ой как немало, отцу он всё-таки был благодарен. Благодарен за это ожидание дороги, за рассказы о далёких звёздах, за умение видеть красоту даже там, где по мнению других красотой и не пахло — без всего этого Уошу тяжело пришлось бы в жизни. За любовь к матери — потрясающей, блестящей, сильной женщине, рядом с которой многие мужики сдувались и чувствовали себя слабаками. Матиаш умел быть на вторых ролях, при этом оставаясь рядом. Наверное, это тоже передалось Уошу. По крайней мере, он на это надеялся.
Уош смотрит на смеющуюся Зои, его сильную великолепную жену, до ушей перепачкавшуюся в сливовой начинке пирога, и думает о том, что полюбил её вовсе не за способность уложить на лопатки даже Джейна — невелика наука, в конце концов: Саймон даже без кулаков управился, но не женился же он на Саймоне. Нет, он полюбил свою тогда ещё не жену за всё и сразу — и вот что главное: не испугался того, что она совершенно невероятна во всех отношениях.
Порой Хобан даже сам этому удивляется. Всё-таки безукоризненность (нет, не в том смысле, что у вышколенных синонских гувернанток) миссис Уошбёрн доведёт до белого каления даже святого — а уж святым-то Уош точно не был: ни нимба, ни крылышек, ни даже самой завалящей арфы… впрочем, на Миранде у него были все шансы обзавестись всем комплектом, отчалив в мир иной. Повезло. Спасибо вовремя выдернувшему его из кресла Мэлу — теперь у Уоша перед этим засранцем нефиговый такой долг… да и перед самим собой, кажется, тоже.
До Миранды Уош ни разу толком не задумывался о бренности всего сущего, краткосрочности жизни и прочих подобных штуках — в конце концов, такие размышления были вотчиной скорее уж пастора Бука, чем обычного пилота. Почему-то Уоша на подобные мысли не навели ни сбитый над Ду-Кхангом флаер, ни год в концентрационном лагере «коричневых», ни весёленькое приключеньице на станции Нишки. Но на чёртовой Миранде что-то — рёбра, не иначе, — в Уоше всё-таки хрустнуло и надломилось, и теперь он то и дело проваливался в размышления экзистенциального, так сказать, свойства.
Ну там, знаете, кто мы такие и куда мы идём.
Уош, как выяснилось, терпеть не мог экзистенциальных размышлений. Они наводили на него тоску и острое желание что-нибудь изменить — да хоть бы и уволиться с треклятой «Серенити». Это вообще пришло ему на ум первым делом после того, как он очухался. Но была одна малюсенькая проблемка: Зои с этой жестянки — от её дражайшего «капитана, сэра» — вынести можно было только вперёд ногами.
А без Зои он, разумеется, никуда отсюда не денется.
С другой стороны, Уош не был конченым идиотом и прекрасно понимал, что Зои не место на какой-нибудь захудалой планетке. Чем она там будет заниматься, ферму держать? Гусятами жонглировать? Эта женщина была рождена на борту космического корабля, в двадцать два уже вовсю воевала за Независимых в компании Рейнольдса, а к тридцати оказалась выброшенной на обочину — как и все они — и нашла свой дом на «Светлячке». Нашла семью — и речь сейчас даже не об Уоше. Совсем не о нём.
Нет, мирная, спокойная, простая жизнь для Зои совсем не годилась. Вероятно, не годилась она и для Уоша — иначе после войны он пошёл бы работать на Альянс, а не вписался бы пилотом на полуживой кораблик под руководством человека в подозрительно коричневом плаще. И уж точно ему бы не нравилась — ну, за редкими исключениями, но всё-таки — такая жизнь. А она Уошу всё-таки нравилась. Наверное.
Просто дырка в правом боку как-то неуютно побаливала, наводя на размышления о том, что его трудовой и жизненный путь мог бесславно закончиться на Миранде — и никаких тебе дома, сына, дерева и чего там ещё причитается сделать нормальному мужику к тридцати с неплохим таким хвостиком. Наверное, в этом и заключается главная проблема: он ровным счётом ничего не добился и не сделал ничего значимого — и задумался об этом, только когда его чуть не пришибло обломком пожирательского корабля. Или что это вообще было-то.
— Хобан, с тобой всё в порядке? — выдёргивает его из размышлений голос матушки Джейна.
Вот же, заметила. Удивительная она женщина, эта Рэдиант Кобб — то встречает гостей на пороге своего дома с двустволкой, то ласково так интересуется, всё ли у тебя в порядке.
— Простите, миссис Кобб, задумался, — отзывается Уош. Нормально врать он всё равно не умеет, а полуправда вполне может прокатить.
Он с удивлением смотрит на Зои, которая прижимает ладонь ко рту, пулей вылетает из-за стола и несётся на улицу. Мать Джейна провожает её задумчивым долгим взглядом, а Уош только разводит руками (больно, чёрт возьми) и поднимается из-за стола, чтобы выйти вслед за женой в мокрый после ливня сад.
* * *
Дерриал Бук — или, по крайней мере, человек, которого все считают Дерриалом Буком — с интересом слушает текущую за столом беседу и размышляет о тайнах. Больших и маленьких тайнах, которых, он готов дать руку на отсечение, достаточно у каждого, кто сидит в этой гостеприимной столовой.
И, возможно, Бук здесь единственный, кто знает — или, по крайней мере, догадывается о большинстве из них. Или хотя бы предполагает, что эти тайны в принципе есть.
Вот что самое поразительное: Малкольм Рейнольдс умудрился раскрыть и вытащить на свет Божий самую большую тайну Альянса — да что там, самую большую тайну всей Системы — и при этом совершенно не знает собственных подчинённых. А ведь это не глупость и не слепота — капитан, судя по всему, не слишком-то и рвётся раскрывать тайны своего экипажа, большие и малые. Удивительный человек.
Бук не может не уважать решение не лезть в чужое прошлое — в конце концов, его собственное прошлое было… интересным. Можно сказать, чрезмерно интересным. Как воспринял бы его рассказ капитан? Поверил бы? Впрочем, он и без того прекрасно понимает, что возит на своём корабле не просто пастора — слишком уж резво зашевелились офицеры Альянса, увидев удостоверение «человека божьего»… нехорошо вышло, конечно, но кто же знал, что так получится с этим ранением. Рейндольдс, впрочем, не более предсказуем, чем сама жизнь. Дерриал предполагал, что после столь любезного приёма у людей, которых капитан по сию пору считал своими заклятыми врагами, ему светит только высадка на ближайшей планете — но нет: ничего не изменилось. Бук покинул «Серенити» сам — после безобразной ссоры с Рейнольдсом, в ходе которой умудрился врезать тому по лицу.
И, тем не менее, капитан умудрился спасти Буку жизнь. Ему — а заодно и всей его пастве на Хэйвене.
Возможно, Инара права и он должен быть именно здесь, на «Светлячке», рядом с этими людьми. По крайней мере, именно так он рассудил после того, как увёл своих людей в горы из лагеря — а потом передал их на попечение пастора Лоуренса и, собрав скромные пожитки, вернулся в свою каюту. А потом была Миранда.
Возможно, вера нужна не только их капитану, но и всей Системе.
После Миранды он задумывается об этом особенно часто. То, что они увидели там, на убитой планете, повергало в ужас — и, если бы не его вера в божий промысел и происки Сатаны, за которую он так дорого и так долго платил, Бук наверняка разуверился бы в том, что Бог есть. Как окончательно, кажется, разуверился их капитан — и Дерриалу было сложно его за это судить: если для него самого случившееся с Мирандой стало свидетельством происков Дьявола, то Рейнольдс в который раз получил подтверждение того, что Господу наплевать на людей и на то, что эти люди творят друг с другом.
Пастор Дерриал Бук был с ним не согласен. Генри же Эванс, бывший лазутчик Независимых в стане Альянса и бывший Оперативник, насмотревшийся — и натворивший — такого, что даже долгие годы, проведённые в молитвах и усмирении плоти, не помогали, в целом прекрасно понимал, что творится на душе у Малкольма Рейнольдса.
Поразительно, как они похожи — при том, что после войны капитан отвернулся от Бога, а Дерриал к нему всё-таки пришёл.
Бук задумчиво смотрит на смеющуюся над шуткой доктора Инару. Она тоже верит — в своего, буддийского, Бога, но всё-таки верит. Интересно, помогает ли ей это мириться с памятью о случившемся на Фидллерс Грин? Пастор очень сомневается.
Мать Джейна принимается убирать со стола — и Дерриал поднимается, чтобы помочь этой очаровательной во всех отношениях даме, относящейся к нему до забавного почтительно. Впрочем, это не почтение чрезмерно набожной женщины с Периферии, о нет: скорее уж уважение прихожанина к пастырю — что-то из тех далёких времён, когда первые поселенцы причаливали на своих кораблях к новым берегам на Земле-Которая-Была.
Бук становится возле раковины и принимается мыть посуду — мирное спокойное занятие, за которым хорошо приводить в порядок слишком уж беспокойные мысли. В конце концов, — думает он, — пока они летят, даже секреты не мешают им оставаться командой.
* * *
Капитан Рейнольдс сидит на террасе в кресле-качалке и слушает, как по крыше лупит чёртов ливень. Лупит что есть мочи — и останавливаться, судя по всему, не планирует. Мэлу приходится признать, что Уош, возможно, прав, и они застряли на Мьюре надолго — то есть до тех пор, пока не…
Ну, положим, до тех пор, пока циклон не уймётся. Это на самом деле не такая уж и проблема: конечно, циклоны здесь такие, что две недели — минимальный срок, на который стоит рассчитывать, но «Серенити» — здоровенная железяка, способная преодолеть не только какой-то там дождичек, но и нормальную такую снежную метель. Но… не сейчас, когда катушка зажигания дышит на ладан вместе с термостатом обратной тяги и бог весть чем ещё. Выйти на таком корабле за пределы атмосферы сложно, но можно; но вот входить в неё — чистое самоубийство.
И хотя по части самоубийственных мероприятий они были известными на всю Систему специалистами, лететь на подыхающем термостате и честном слове было перебором даже по более чем скромным меркам Мэла. Он, конечно, не такой знаток всех этих технических штучек, как Уош, Ривер или Кейли, — особенно Кейли, — но за семь лет на борту «Серенити» поднабрался кое-какого опыта и это прекрасно понимал.
Кстати об опыте… после той незабываемой ситуации, когда они оказались посреди гребучего чёрного Нигде без запасов кислорода, у Мэла не было совершенно никакого желания игнорировать предупреждения его пилота и механика. Кейли панику без повода поднимать не станет.
Главное — не давать ей понять, что он так считает: иначе они будут спускать на запчасти всю выручку.
Впрочем, пока о выручке и говорить нечего: они на мели. Они, чёрт возьми, практически в минусе — и Мэл едва ли не впервые в жизни понятия не имеет, что с этим делать. Сходить, что ли, к Буку и предложить помолиться боженьке за то, чтобы с неба на них упал ящик с запчастями?
— Капитан? — на террасу выходит их механик, и Мэл вздыхает: легка на помине.
— С утра был капитаном, — соглашается он. — Сейчас уже не очень уверен: как я понимаю, мы никуда не летим.
Девушка вздыхает и морщится. Садится на свободное кресло, подбирая под себя ноги.
— Ну… я могу попробовать подкрутить катушку, но термостат… да и стабилизатор… простите, капитан.
Взгляд у Кейли виноватый и усталый; Мэл невольно задумывается о том, что переделка на Миранде дорого обошлась его команде — и дело даже не в том, что его люди физически измотаны, нет. Правда в том, что все они побывали на войне — кто-то ещё раз, а кто-то, как Кейли или доктор, впервые.
Может быть, и хорошо, что они полетели на Мьюр. Команде надо отдохнуть — даже привычной к жестокости и смертям части команды, не говоря уж об их «гражданских»… которых, вероятно, гражданскими больше называть нельзя. Пусть отдохнут хотя бы эти две недели, пока он раздумывает о том, где бы выцарапать денег на запчасти… попробовать одолжиться у Барсука, что ли? Так ведь пошлёт дальше, чем Пожиратели летают.
— Не извиняйся, Кейли, — выныривает он из своих мыслей. — Если нужны запчасти — будем покупать запчасти. Ты уже прикидывала, во сколько они нам обойдутся?
— Прикидывала, — отзывается их гениальный механик, и Мэл тайком скрещивает пальцы в кармане. — Четыре тысячи… три шестьсот, если нам повезёт с поставщиком, но я бы не надеялась — вряд ли на Мьюр часто залетают «Светлячки», и хорошо, если здесь вообще найдутся все нужные нам детали.
М-да. Скрещённые пальцы точно не помогли делу.
Четыре тысячи — огромная по их меркам сумма: за очень хорошее дельце они обычно выручают вдвое меньше, а с такими делами в последнее время у них туго. Мэл, конечно, пытался что-то откладывать, но приключения последних месяцев здорово истощили его и без того скудные запасы. Сколько он наскребёт сейчас — пятьсот? Ну, даже тысячу?
Это всё равно не решает их проблему. Чёрт знает, что вообще её решит — хоть выходи на большую дорогу и грабь жестянки с поселенцами.
Нет, лучше уж сразу лечь в дрейф. И Мэл знает — с ним согласится вся команда… за исключением, может быть, Джейна.
— Спасибо, Кейли. Мы обязательно что-нибудь придумаем.
Кейли наконец улыбается — улыбка у неё всё такая же усталая, и Мэл думает, что, возможно, провалил работу, которую взял на себя несколько лет назад. Их механик — ей, чёрт побери, всего двадцать один, — по сути ребёнок, которому точно не стоило ловить пули или ходить по усеянной мертвецами планете. Или пробираться через заслон из пожирательских кораблей на «Серенити», обвешанной человеческими скелетами. Или… да много чего ей не стоило делать и видеть.
— Иди отдыхать, механик, — мягко говорит Мэл. — Это приказ. Завтра будем думать и решать. Всё завтра.
Кажется, гениальная идея по спасению команды от голодной смерти так и не приходит в голову кэпа ни завтра, ни на следующий день. Зои приходится признать это после очередного «я пока думаю», которое было хорошо знакомо ей по их с капитаном — тогда ещё сержантом — Рейнольдсом общему военному прошлому.
Означала эта фраза «я понятия не имею, что делать с gousi, в которое мы влипли», а следовало за ним обычно что-то отчаянно безрассудное — например, та выходка в долине Серенити, когда Рейнольдс с голыми руками попёр против истребителя. Зрелищно, конечно, но не совсем то, что хочется видеть от своего непосредственного руководителя. Точнее, совсем не то, что видеть хочется.
Особенно сейчас.
Вчера она едва отговорилась от Уоша, заинтересованного причинами её бегства из-за стола и последующего экстренного прощания с ужином — да простит её миссис Кобб, но пришлось сослаться на червяка в её безукоризненном яблочном варенье. Конечно же, это было чистой воды враньём: кого смутит дополнительный белок после просроченных консервов и плесневелых галет, которыми им частенько приходилось перебиваться во время войны. Нет, истинная причина её тошноты куда проще: первый триместр.
И, видит бог, Зои не даст Малкольму Рейнольдсу ввязаться в очередную самоубийственную авантюру — по крайней мере, до тех пор, пока она не примет окончательное решение по поводу… по поводу… по поводу своей беременности, чтоб её. Но до «окончательного решения» ей ой как далеко — а проблемы с кораблём вот они, здесь и сейчас. Так что Зои решает заняться делом, раз уж… раз уж всё ещё думает.
Она умудряется спровадить капитана в город на ярмарку вместе с миссис Рейнольдс (отговорить Джейна от помощи любимой маме получается с трудом), а сама собирает команду на кухне. За окном льёт как из ведра. Прокашлявшись, Зои излагает диспозицию: запчастей нет, и обойдутся они в кругленькую сумму. Кейли краснеет так, словно она собственноручно портила этот поганый термостат, который обойдётся в две тысячи кредитов.
— Итого, — задумчиво тянет Уош, — четыре. Плюс наценка местных хапуг — накиньте ещё процентов тридцать… плюс горючка. Плюс свежая астронавигационная база — летаем на трёхлетнем старье, а астероиды с Пожирателями, уж поверьте, на старых местах не стоят и не сидят. Итого…
— Итого мы в жопе, — жизнерадостно резюмирует Джейн.
Несмотря на сомнительную форму подачи, с содержанием этого заявления Зои абсолютно согласна. Гильдия астронавигаторов дерёт за свои карты так, словно каждая — последняя, если не вообще единственная. Три года назад они отдали за базу три тысячи кредитов, и едва ли расценки этих Wang Ba Dan(1) вдруг стали милосерднее.
— А отложить покупку базы мы не можем, милый? — с надеждой спрашивает Зои. — Хотя бы на пару месяцев?
— После того, как мы растревожили Пожирателей у Миранды? — хмыкает Уош. — Да я бы вообще от Ядра не отлетал, милая. Нет. Нам нужна свежая база — напоминаю, регулярно обновляют её только в первые три года, а сейчас мы слепые, как землеройки… землеройки же слепые, да?..
Последний вопрос присутствующие оставляют без внимания.
— Мы можем попробовать скинуться, — осторожно предлагает Инара и обводит взглядом команду. — У меня, конечно, после взноса в Гильдию осталось не так много…
— У меня тоже, — соглашается Бук, и команда начинает хихикать. Сообразив, в чём дело, пастор страдальчески возводит глаза к потолку и поясняет: — Я почти всё отправляю на Хэйвен, но пара кредитов у меня найдётся.
Кейли, Уош и доктор бормочут что-то в том же духе. Все взгляды обращаются к молчащему Джейну.
— А что сразу я? — возмущённо спрашивает наёмник. — Я отдал всё маме… ну да ладно, чего-нибудь наскребу.
Они подсчитывают свои сбережения — которые, как назло, оказываются довольно скромными. Зои досадливо думает о том, что последний год и появление на корабле Тэмов обошлось команде ох как недёшево… впрочем, Саймона и Ривер винить незачем — это решение принимали все вместе, хотя формально это и сделал капитан.
— Три тысячи восемьсот сорок, — вздыхает Кейли, переводя свою долю на счёт Зои. — На запчасти, может, и хватит…
— …но без горючего мы никуда не долетим, — отзывается Уош и жёстко добавляет: — А без карт долетим, конечно, но не очень далеко.
— Мы поняли, Уош, — устало говорит доктор. — Вы лучше скажите, мне вас тоже порадовать или достаточно на сегодня паршивых новостей?
Ривер ободряюще тычет брата в плечо кулачком.
— Давай, — решает Зои. — Мы уже поняли, что нужны ещё деньги.
— На лекарства, — отзывается Саймон, — и шовный материал… как минимум. Остальное пока есть, но в обозримом будущем придётся пополнять запасы.
— Сколько?
— Сейчас — около тысячи, если найдём… ну, дилера. В магазине такое не купишь.
Зои устало проводит по лицу ладонью. Да уж.
Голос неожиданно подаёт Джейн:
— А если не скопидомничать?
Глаза у доктора округляются. Да и не только у него.
— Две с половиной, может быть, три.
— Хер с тобой, док, я вложу из своих, — бурчит наёмник и, подумав, добавляет: — половину.
Команде, кажется, действительно вот-вот понадобятся услуги доктора. Зои и сама смотрит на Джейна, как на… да как на Джейна, решившего поделиться баснословной суммой, вот как. Явление совершенно немыслимое.
— Что? — спрашивает тот как ни в чём не бывало. — Мы с вами вечно в какие-то заварушки вляпываемся. Хреново будет без лекарств.
Коммуникатор издаёт тихий писк, и на экране Зои видит информацию о переводе полутора тысяч кредитов Альянса на свой счёт от некоего Джейна К.
— Нечем крыть, — наконец выдавливает она. Нет, понятное дело, что интерес у Джейна шкурный. И всё-таки щедрость для него просто потрясающая.
Так и в человечество заново уверуешь.
— Итак, чтобы выйти из дрейфа, нам нужно наскрести двенадцать тысяч… двести, — быстро суммирует Зои, — набрали мы пять триста сорок… капитан добавит ещё тысячу — больше у него просто нет. Вопрос: где взять ещё пять тысяч восемьсот шестьдесят кредитов?
Кухня погружается в задумчивую тишину, разбавленную только тихим стуком капель о подоконник. Прерывает молчание саркастичный — и откуда в нём что берётся? — голос Джейна:
— Можно, например, попробовать поработать. А?
1) сукиных детей (кит.)
Кейли любит «Серенити» как, наверное, не все любят своих детей. Но что поделать, если её девочка (а она, конечно же, девочка) — самая лучшая?
Кейли может часами рассказывать о том, какая «Серенити» умничка — но объяснить у неё всё не получится: слишком уж сложно… да и не все готовы слушать, что там. Впрочем, вот Саймон слушать умеет — достаточно было однажды сравнить мотор с сердцем, а гидравлику с сухожилиями и суставами. Саймон слушает и понимает — хочет понимать! — но дело даже не в этом.
Их «Светлячок» — золото, а не корабль, вот что. Достаточно ухаживать за ней и вовремя менять детали — и пролетает «Серенити» ещё и сто, и двести лет.
Проблема заключалась в том, что за последний год у Кейли было маловато возможностей хорошенечко заняться корабликом. Нет, она следила за их девочкой, конечно же — в конце концов, это её работа, — но… можно было и лучше. Просто то она отлёживалась в лазарете с пулевым, то они удирали от Альянса, то от Пожирателей… а хуже всего — что чинить «Серенити» было категорически не на что. Хорошо хоть, что после инцидента с катализатором Мэл перестал игнорировать настойчивые просьбы Кейли дать денег на замену той или иной запчасти.
Одна беда: деньги были отнюдь не всегда. Что там: чаще их не было.
Иногда Кейли казалось, что она знает об финансовых проблемах команды даже больше Зои — слишком уж часто они обсуждали их с капитаном в ключе «нет, мы не можем позволить себе эту деталь». Так что она прекрасно понимает, насколько у них паршиво с деньгами и почему: кэп исправно выплачивал им зарплату, но ничего на чёрный день отложить у него не получилось. А чёрный день всё-таки наступил.
— У тебя есть какие-нибудь идеи? — негромко спрашивает она у Саймона, — Насчёт денег.
Они сидят на давешней террасе — на улице продолжает лить как из ведра, и Кейли уныло размышляет о том, как славно было бы разлечься сейчас на травке под яблонями на пледе и позагорать. По возможности — рядом с Саймоном. Но, кажется, ничего такого им не светит: Уош сказал, что погодная сводка грозится парой недель дождей, на фоне которых сегодняшний покажется отличной погодкой. А потом они улетят с Мьюра — и всё: ни травки тебе, ни солнышка. Только тесная каюта и чуть менее тесный машинный отсек.
Нет, не то чтобы ей всерьёз хотелось сойти на какой-нибудь планетке с яблонями и настоящей травой. Но на Абердине, родной планете Кейли, были только сухой песок и пронизывающий холодный ветер. В таком климате классно консервировать корабли и технику, а вот всё остальное… не очень. Это была одна из причин, по которой Кейли так запросто согласилась отправиться в путь с командой «Серенити» — да и папа, услышав о предложении капитана Рейнольдса, чуть ли не пинками выставил её из дома. Из самых лучших, между прочим, побуждений.
— Нет, — качает головой Саймон, — мои счета заблокированы, сама знаешь… а то, что получилось скопить, я отдал Зои.
Кейли вздыхает и подходит к перилам террасы. Над ними низко склоняются ветки деревьев, и Кейли осторожно прикасается кончиком пальца к алому восковому боку одного из яблок. Хочет сорвать — но не решается: всё-таки они в гостях, и как-то нехорошо обдирать чужие яблони, даже если очень хочется.
Некоторое время она так и стоит, задумавшись о том, откуда бы взять почти шесть тысяч кредитов. Мьюр — планета, конечно, славная, но всё-таки застрять здесь вместе с «Серенити» совсем не дело… по крайней мере, не сейчас.
— Девочка, да сорви ты уже это яблоко, — окликает её миссис Кобб, и она вздрагивает от неожиданности.
Смущённо улыбнувшись, Кейли кивает. Яблоко, тяжёлое, прохладное и мокрое, ложится в ладонь.
— Спасибо, миссис Кобб.
— Да вообще-то совсем не за что, у нас тут десять акров такого добра, — вышедшая на террасу мама Джейна усмехается. — Ешьте на здоровье. Над чем задумались, дети?
Саймон с Кейли переглядываются. Вроде бы они уже достаточно взрослые — Саймон так точно — для того, чтобы быть «детьми», да и совета у мамы Джейна просить было как-то неловко. С другой стороны…
— Миссис Кобб, — неуверенно говорит Саймон, — может быть, вы сумеете нам помочь.
— Давай попробую, — Рэдиант опускается в одно из плетёных кресел, — рассказывай, в чём дело, милый.
— Нам надо заработать деньги… — продолжает мяться Саймон, — много денег за пару недель… почти шесть тысяч. Здесь, на Мьюре. Может быть, у вас есть какой-то совет? Всё-таки вы местная и лучше нас знаете, где нужны готовые взяться за любую работу руки.
Кейли оборачивается к ним, продолжая сжимать яблоко в ладонях. Она готова услышать смех миссис Кобб, увидеть, как она качает головой или виновато разводит руками — дескать, у неё нет волшебной идеи, которая спасла бы их шкуры и помогла бы «Серенити» выйти из дрейфа, в который та легла после Миранды. Но мама Джейна не смеётся — только хмыкает:
— Саймон, детка, если мне память не изменяет, ты доктор, а эта вот барышня — механик, — в голосе хозяйки дома Кейли чудятся те же нотки, какие бывают у Джейна, когда тот пытается быть саркастичным. — Какая ещё «любая работа»? Уж поверь, помощь доктора в наших краях многим нужна, да и от ремонта всякого хозяйственного барахла соседи бы не отказались… да я и сама бы заплатила пару сотен за отремонтированную косилку. А ещё… после того, как местный пастор, мир его праху, скончался в марте, молодых-то честь по чести и обвенчать некому.
Некоторое время Кейли ошарашенно молчит, обдумывая слова миссис Кобб. Она права: они ведь и впрямь кое-что умеют. Остаётся только найти клиентов.
* * *
— Ровнее как-то надо, — возмущённо ворчит Джейн, и Саймон привычно морщится, — иначе кто же нам поверит, что мы все из себя такие охреневшие профессионалы?
— Что охреневшие — факт, — док скептически разглядывает дело рук своих. Точнее, дело рук Ривер: та отобрала у него планшет и рисовала объявление добрых два часа — а когда закончила, была такой счастливой, что ни у кого язык не повернулся сказать, что результат получился слишком… слишком в стиле Ривер.
Впрочем, Будда бы с ними с удивительными цветами и прочими нетривиальными дизайнерскими решениями: за расценки на этот раз отвечал Джейн — и это было, чёрт побери, заметно.
— Венчание — пятьсот кредитов? Отпевание — тысяча? — на лице их пастора написано искреннее недоумение. — Не думаю, что мне пристало наживаться на имени Господа. Давайте-ка поправим.
Ривер, высунув кончик языка от усердия, перерисовывает цифры (венчание — две сотни, отпевание — бесплатно), и Саймон неожиданно чувствует себя почти счастливым. Почти как дома.
Точнее говоря, лучше, чем дома. Гораздо лучше. Сейчас, спустя полтора года после того, как они с Ривер оказались на борту «Серенити», Саймон может с уверенностью сказать, что эта семья гораздо лучше той, что у него когда-то была — по крайней мере, он просто не в состоянии представить даже гипотетическую ситуацию, в которой капитан или кто-то из экипажа отказался бы от них, как когда-то отказался Гэбриэл Тэм. Даже по матери Саймон, в общем-то, не скучает — и втайне радуется тому, что Ривер не задаёт вопросов о родителях. Потому что ответить ему было бы нечего.
— Саймон, а сколько ты собираешься брать за приём? — Кейли сидит здесь же, в гостиной, и с интересом разглядывает результаты работы Рив, повернув голову набок. — Хм… мне кажется, это «Серенити», да?
— Угум, — отзывается Ривер, — а это мы. Вот капитан.
Узнать капитана в расплывчатой кляксе у Саймона не получается при всём желании, но он продолжает улыбаться.
— Пока не знаю. Думаю, пятьдесят кредитов или около того. Я не на имени Господа наживаться собираюсь, конечно, но…
— Думаю, сынок, у тебя и клиентов будет побольше, чем у меня, — одобрительно кивает Бук. — Так что всё правильно. Но как ты собираешься быть с лекарствами? Как я понял, у нас и для себя-то не слишком много отложено.
— Буду просто выписывать назначения, — пожимает плечами Саймон. — Но если понадобится срочная помощь…
— Ну да, — хмыкает Джейн, — Гиппократу давал.
— Вроде того, — невозмутимо отзывается доктор. Он уже давно понял, что обижаться на наёмника — последнее дело: во-первых, он подобные реплики выдаёт, даже не задумываясь; во-вторых, всё равно не поймёт, что не так. Остаётся только игнорировать.
— А я буду чинить всякое, — как-то очень уж неловко говорит Кейли, явно пытаясь замять неловкий момент. — И там уж как пойдёт, конечно. Может быть, даже получится какими-нибудь деталями для нашей девочки разжиться. Ну там, знаете… по мелочи. Гайки лишними не бывают, да ведь?
— Угу, — а это уже Зои. — Мы с Уошем попробуем поискать какие-нибудь заказы на перевозку грузов. В атмосфере «Серенити» ещё полетает, так?
— Да, — Кейли твёрдо кивает, — точно полетает. Только на орбиту не поднимайтесь, иначе…
— Иначе пиздец, мы поняли, — Джейн потирает лоб. — Тогда я к местному шерифу подамся. Думаю, у него найдётся работёнка — ма писала, что тут какая-то шпана разгулялась и нормальным людям жить не даёт.
— Главное, чтобы эта твоя «шпана» была не заодно с шерифом.
— Это с мистером-то Уолтером? — скептически уточняет Джейн. — Да у деда эти… моральные принципы. Они бы с Мэлом спелись.
— Вот и посмотрим, — капитан наконец подаёт голос. — Познакомлюсь с шерифом этого очаровательного городка… глядишь, и впрямь споёмся. Зои, уверена, что не хочешь с нами?
— Пожалуй, воздержусь.
— Не то чтобы это действительно был вопрос.
— И всё-таки я воздержусь. Сэр.
Теперь вся команда изумлённо смотрит на Зои. На памяти Саймона такого — чтобы их старпом напрямую отказывалась подчиняться «вежливому приказу» капитана — не было; судя по реакции остальных, не случалось такого и прежде.
— Ладно, — неохотно соглашается Малкольм. — А где Инара?
— Взяла несколько заказов в Калтоне, вернётся через неделю, — Зои будто не замечает недоумения команды.
— О, — в голосе Мэла столько яда, что можно половину Мьюра отравить. — Ну разумеется.
Саймону очень хочется закатить глаза — что и без того делает Уош. Каждому, абсолютно каждому человеку на «Серенити» очевидно, что этим двоим давно пора поговорить и до чего-нибудь договориться… вот только самоубийц, готовых намекнуть на это капитану, пока не нашлось. Да и последний разговор — у них ведь был разговор, да? — Мэла с Инарой закончился тем, что она оставила команду и отправилась на Синон… где её вполне мог бы убить Оперативник или кто-то из его людей. Об этом никто не говорил, но все всё прекрасно понимали.
— Ладно, ребята, — хлопает себя по колену Мэл, — вроде бы, разобрались. Дел у всех невпроворот, так что начинаем прямо сейчас и работаем в темпе вальса, dohn mah(1)?
— Да чего уж непонятного, — ворчит Джейн. — Вот и отдохнули.
1) Понятно? (кит.)
Калтон — та ещё дыра, но выбирать не приходится. Впрочем, даже в столице Мьюра можно найти нескольких достойных мужчин, с которыми лицензированная компаньонка сможет разделить ложе и чашечку чая. По крайней мере, именно в этом Инара убеждает себя, просматривая сообщения от претендентов.
И дело даже не в том, что с этими мужчинами что-то не так. Просто пора признать: её интересует только один-единственный мужчина. Один. И он чёртов идиот.
Когда она поняла это окончательно? Вероятно, в то утро, когда Мэл вышел полуодетым из спальни Нэнди — и Инара сделала вид, что это её совершенно, ни капельки не трогает, а потом рыдала, словно обиженная девчонка, сидя на полу одной из комнат «Золотого сердца». Это было глупо, это было жалко — но почему-то боль была совершенно невыносимой. Хотя с чего бы ей, компаньонке, переживать о таких вещах? Ведь она делит постель со многими — мужчинами и женщинами — превращая обычный секс в искусство. Может быть, в этом всё дело: там, в весёлом доме, Мэл и Нэнди оказались в одной постели не потому что это было искусство, или работа, или что угодно ещё — о нет, они занялись любовью.
Вероятно, если бы хозяйка «Золотого сердца» не погибла в тот чёртов день, их ждал бы интересный разговор. А так Инаре остаётся только гадать, зачем Нэнди это сделала — потому что действительно хотела переспать с Мэлом или чтобы ткнуть подругу носом в её чувства, с которыми никак не получалось разобраться самой? Что же, если второе — у Нэн получилось. Инара разобралась — разобралась так, что теперь понятия не имеет, что с этими дурацкими чувствами делать.
Потому что теперь это совершенно очевидно: она любит Малкольма Рейнольдса. И это делает совершенно невозможной её работу.
Инара цепляется пальцами за простыню, пока какой-то мьюрский высокий чиновник усыпает поцелуями её шею, пока он спускается всё ниже и ниже, целуя в грудь, в живот, в лоно; она честно выполняет свою работу и отрабатывает уплаченные ей деньги, каждую секунду чувствуя себя именно той, за кого держит её Мэл — последней шлюхой, продающей себя и предающей его.
Когда клиент уходит из шаттла, Инара плачет под душем, смывая с себя прикосновения — неправильные, не его, прикосновения, — и чувствуя себя… грязной. Впервые в жизни чувствуя себя грязной просто потому что она выполнила работу, для которой была предназначена.
Теперь это даже звучит отвратительно.
Buhn Dahn(1) Мэл.
Инара ведь знала, что всё именно этим и кончится. Знала с того дня, когда под насмешливым взглядом ярко-синих глаз решилась снять шаттл именно на «Светлячке» — словно не было других вариантов, словно этот шаттл был последним на Синоне, словно… словно она влюбилась с первого взгляда. Нет, нет, это бред. Просто Малкольм Рейнольдс был честным. Живым. И ещё: рядом с ним было тепло. И хотя Кейли поспорила бы с этим утверждением — но порой Инаре казалось, что это Мэл, а не мотор, был настоящим сердцем «Серенити».
Рядом с Мэлом Инара чувствует себя так, словно она дома. И вот что хуже всего: никакие попытки оборвать эту связь не помогают — она ведь честно пыталась, когда оставила «Серенити» и снова поселилась на Синоне. Попыталась вести жизнь обычной жрицы своего медресе — в этом был и ещё один неоспоримый плюс: со дня, когда она столкнулась с Мэлом на пороге комнаты Нэнди, у Инары не было ни единого клиента.
До сегодняшнего дня — не было. А теперь она понятия не имеет, что делать. Какая из неё теперь компаньонка, если она больше не может прикоснуться ни к одному клиенту — а если и может, то чувствует себя после этого обыкновенной шлюхой? Или — кажется, это даже хуже, — просто женщиной, изменяющей любимому мужчине.
И всё-таки она знает, как с этим покончить: достаточно рассказать Мэлу о том, что она сделала. Рассказать о Фидллерс Грин. О, после этого признания он её, конечно же, возненавидит — возненавидит раз и навсегда — и это, разумеется, всё чертовски упростит. Вот только почему-то одна мысль о ненависти в синих глазах Малкольма Рейнольдса причиняет Инаре такую боль, что хочется забиться в самый дальний угол Системы и никогда, никогда не поднимать эту тему — каким бы логичным, правильным и разумным такое решение ни было.
Инара отменяет два взятых заказа, рассыпаясь перед клиентами в извинениях и списывая всё на недомогание. Тем более что эта отговорка недалека от истины — с утра ей и впрямь было нехорошо. Интересно, уже начинается или это обычная ничего не значащая головная боль?
Так или иначе, а у неё достаточно причин не признаваться Мэлу в своих чувствах.
Во всяком случае, гораздо больше, чем причин признаться.
* * *
Дождь ненадолго утихает, и Малкольм с пастором выбираются на поросший клевером холм, откуда отлично видны окрестности — бесконечные сады, поля и покрытые красной черепицей покатые крыши домов. Славная планета — с приятным мягким климатом, нормальным терраформированием… и потому зажиточная. Люди здесь совершенно точно не бедствуют. Если бы у Мэла осталась живая родня, он обязательно перевёз бы её сюда — или в какое-то похожее место.
— А Джейн-то у нас молодец, — говорит пастор, словно читая мысли Мэла. — Хорошее место для того, чтобы пристроить семью.
— Хорошее, — соглашается Малкольм, — и недешёвое. Начинаю подозревать, что наш наёмник запрашивает довольно скромную зарплату… ну, по своим джейновским меркам.
— Скорее всего, да. Ты раньше не был на Мьюре?
— Бывал… пролётом. Мелкие дела, мелкие грузы. Ничего такого, ради чего стоило бы задержаться. Ты?
— Несколько месяцев. Девять лет назад.
«Девять лет назад» — это в войну. Интересно, что заставило Бука в столь неспокойные времена покинуть аббатство.
— Не хочешь рассказать, чем ты занимался в те годы, пастор? — Мэл задаёт этот вопрос, заранее зная ответ на него.
— Не хочу, но тебя ведь такой ответ не устроит?
Малкольм пожимает плечами и дёргает уголком рта: конечно, он предпочитает знать о прошлом своей команды — это гораздо приятнее, чем об этом прошлом вообще не догадываться и потом чувствовать себя круглым дураком. Но…
— Скажем так: мне было бы приятно выяснить это сейчас, а не постфактум. Но клещами вытягивать не буду.
Пастор безмятежно улыбается и опускается на поваленный недавней бурей ствол старой липы. Хлопает ладонью по дереву, приглашая Малкольма присоединиться.
— Я расскажу, — говорит он после недолгого молчания, и Мэл садится рядом, не веря собственным ушам. — Но пообещай мне, что это останется между нами… по крайней мере, до тех пор, пока я не решу иначе.
Рейнольдс в ответ только кивает, словно боясь спугнуть это неожиданное желание Бука рассказать о своём странном и, несомненно, интересном прошлом. Интересном настолько, что догадки Мэла на этот счёт одна другой причудливее — и, что там говорить, не то чтобы лестны для пастора.
В конце концов, перед хорошими простыми людьми офицеры грёбаного Альянса на задних лапках не выплясывают. А значит, Дерриал Бук — человек как минимум непростой. Что до «хорошего»… умом Мэл всё прекрасно понимает. Но вот верить не хочет: слишком уж многое им с этим человеком довелось пережить и пройти плечом к плечу. Хрен бы с ней даже с Мирандой — Бук, в конце концов, наплевал на то, что говорит его святая книга, и пошёл с остальными вытаскивать капитана «Серенити» из застенок Нишки. И Альянсу не сдал ни команду с её сомнительными делами, ни Тэмов — хотя уж там-то сам бог велел. Или не велел. Мэл, хоть убей, сейчас не может припомнить, что именно Библия говорила насчёт доносов.
Но, так или иначе, ничего предосудительного — по меркам Мэла — Дерриал Бук не сделал, а вот наоборот — очень даже. И на крысу Альянса был совершенно не похож. Поэтому Мэл однажды мысленно внёс его в число своих — и менять это решение вовсе не хотел.
Так что насчёт «клещами вытягивать не буду» он душой слегка покривил, конечно. Не будет — но очень, очень хотел бы расставить все причитающиеся точки над i и прочими буквами.
Бук молчит, собираясь с мыслями. Малкольм не торопит.
— Что ты знаешь об «Александре»?
— Редкое имя, но не настолько, чтобы я понял, о каком именно…
— Я имею в виду межзвёздный крейсер Альянса, — мягко перебивает его Бук.
Мэл морщит лоб. Кое-что об этом «Александре» он и впрямь знает — здоровенная летающая дура, попившая Независимым немало крови в войну — впрочем, не больше и не меньше, чем другие аналогичные здоровенные летающие дуры. Вся разница между «Александром» и прочими межзвёздными крейсерами того же класса заключалась в том, что этот очень, очень плохо кончил. Вместе с четырью, кстати, тысячами человек экипажа — да ещё и не просто экипажа, а, можно сказать, элитного подразделения в составе межзвёздного флота Альянса.
Мэл излагает то, что ему известно. Подытоживает:
— Мы, помнится, здорово надрались в тот день с ребятами из моей части. Мало тогда было таких побед, а там… им хорошо вжарили. Повезло.
— А что, если я скажу тебе, что не просто «повезло», а результат тщательно спланированной операции Независимых?
— Я удивлюсь, — горько усмехается Мэл. — Наши, знаешь ли, были не сильны по части стратегического планирования. В противном случае мы не просрали бы войну всухую.
— А ведь так и было, — Бук качает головой. — Не думай, что Jone Yee(2) ничерта не могли. Просто нам не хватило людей и сил, но…
— «Нам»? — переспрашивает Мэл.
— Нам, — твёрдо повторяет Бук. — Нам, Малкольм. Так что просто послушай: я не всегда был Дерриалом Буком. Когда-то меня звали Генри Эванс, и я был… в общем-то, обыкновенным вором. Не таким, как ты, без этой твоей претензии на благородство, уж поверь. Не совсем то, чего ждёшь от жизни — по крайней мере, я ждал не этого, так что когда меня завербовали Независимые…
Мэл слушает рассказ пастора Бука — или, может быть, Генри Эванса? — с отвисшей челюстью. То, что он рассказывает, просто невероятно: обучение на секретных базах Независимых, внедрение в ряды Альянса, несколько лет работы «кротом»… и — как результат — потрясающее фиаско и гибель «Александра». А потом — потом почти смертная казнь с катапультированием в спасательной шлюпке в открытый космос, почти чудесное же спасение, жизнь в аббатстве Саутдаун… и, наконец, «Серенити».
— Вот оно как, — тянет Мэл, когда рассказ Бука заканчивается.
— Вот так, — соглашается пастор. — Так что у тебя есть все основания выставить меня со своего корабля.
— После рассказа о том, как благодаря тебе накрылся межзвёздный крейсер Альянса? — удивлённо уточняет Малкольм. — Кажется, ты забыл: я в той войне не за «серых» был, а за «коричневых».
Бук тяжело вздыхает:
— Ты же не думаешь, что они так запросто доверили руководство операцией, которая должна была переломить ход войны, случайному человеку с улицы, Малкольм? Я к тому времени давно уже был человеком неслучайным. Как думаешь, чего мне это стоило?
Мэл молчит, обдумывая его слова.
— Пытки. Убийства. Я пытал и убивал своих же, «коричневых», чтобы в мою историю поверили, Мэл, и к концу войны обзавёлся определённой репутацией. Это не делает мне чести, но это было.
Вот как. Это стоит обдумать. Обдумать и переварить. Скольких Бук прикончил — десяток, два, сотню? Стоили ли жизни этих людей четырёх тысяч «серых» и крейсера Альянса? Наверное, стоили. Или нет. Не Мэлу решать.
— И всё-таки зачем ты мне об этом рассказываешь? — наконец спрашивает Малкольм.
— Наверное, чтобы ты понял, что в той войне не было хороших и плохих.
— Да ну?
— По крайней мере, не было чёрного и белого… чаще не было, чем было. И люди принимали решения, исходя из тех карт, что были у них на руках — обычно весьма паршивых карт, Малкольм.
— И почему у меня такое чувство, что ты опять о чём-то недоговариваешь? — Очень раздражающее, надо сказать, чувство.
— Наверное, потому что я недоговариваю, — пожимает плечами пастор и поднимается с поваленного дерева. — Но пообещай мне, что вспомнишь этот разговор, когда… в общем, просто пообещай.
И Мэл обещает.
Ну а что ещё ему остаётся.
1) Идиотский (кит.)
2) Коричневые плащи (кит.)
— И когда ты планировала мне сказать?
Они с Уошем сидят в выделенной им небольшой комнате с окнами в сад… впрочем, тут все окна в чёртов сад с чёртовыми яблоками, и Зои не знает, нравится ей это или нет. Но если что-то ей и не нравится однозначно — так это не знать. Такая ерунда ей была совершенно не свойственна: Зои Эллейн Уошбёрн всегда твёрдо понимала, что происходит и как она к этому относится.
А сейчас вот — не знает, что думать по поводу ребёнка. И по поводу этих идиотских яблок тоже.
Яблоки, наверное, ей всё-таки скорее нравятся. Красивые. И ребёнок тоже, наверное, будет красивым… если вообще будет.
В чём Зои тоже, мягко говоря, не уверена.
Они с Уошем тысячу раз обсуждали эту тему — скорее в умозрительном ключе, чем в практическом — и тысячу раз каждый оставался при своём мнении: Зои чертовски хотелось поскорее обзавестись маленьким Уошбёрном (или даже несколькими), а её муж… ну, он считал, что это попросту безответственно — тащить в мир ещё одного человека, зная, что мир этот далековат от идеала. А уж их-то жизни и от идеалов этого неидеального мира ох как далеки.
Зои не торопила и не настаивала — в конце концов, у них была ещё куча времени: завести ребёнка никогда (ну, или почти никогда) не поздно, а вот назад его в случае чего не запихнёшь. Прибегать же к дамским уловкам она, разумеется, не планировала — хотя все их прекрасно знала: если что-то и было ценно в их с Уошем браке, так это полная честность друг с другом… полная. Без всяких там «но», «частично» и «насколько это возможно».
Уош знал о том, что после войны Зои вступила в ряды «Пыльных дьяволов» — и была, в общем-то, террористкой-подпольщицей, воевавшей против зажравшихся Союзных планет. Зои же было известно, что постель она делит с бывшим пилотом Альянса — да, совершившим всего один боевой вылет и весь остаток войны промариновавшимся в концентрационном лагере «коричневых», но всё-таки пилотом Альянса. Оба этих факта не были известны даже капитану Рейнольдсу — по крайней мере, Зои так полагала, потому что о «Дьяволах» ему не рассказывала. Что до прошлого Уоша… о, она определённо догадалась бы о том, что правда выплыла наружу: вопли капитана были бы слышны как минимум на четыре парсека окрест.
Но нет, у них с Уошем были свои тайны. А вот друг от друга тайн не было.
Так что она, разумеется, не собиралась беременеть тайком от мужа — как бы ей ни хотелось ребёнка. Просто потому что это было бы нечестно… так что теперь Зои сама не понимает, как так вышло, что это всё-таки случилось. Они ведь взрослые, чёрт побери, люди, и прекрасно знают, как делать так, чтобы не случалось.
— Сейчас. Планировала — и сказала.
Зои трёт лицо ладонью. Она понимает, почему Уош принял эту новость в штыки: ребёнка он категорически не хочет. Больше того: теперь, после Миранды, Зои с ним, в общем-то, согласна.
Муж прав: они живут в очень уродливом, извращённом и мало подходящем для появления маленького человечка мире. В мире, где Альянс мог отравить в порядке эксперимента целую планету — а потом сделать вид, что ничего и не случилось. В мире, где их команда посмела вытащить на свет эту подлость — и теперь будет вынуждена скрываться от гнева «серых» ещё долгие годы… если не вообще до конца своих жизней.
— Я знаю, что ты скажешь, и я согласна, — Зои опускается на кровать рядом с мужем и берёт его за руку. — Сейчас неподходящее время, время и место.
— А что, если я скажу, что сейчас самое время? — Уош как-то непривычно жёстко усмехается и смотрит ей прямо в глаза.
Зои становится не по себе от этого взгляда — удивительно спокойного и решительного. Такое выражение глаз она видела у мужа лишь однажды: когда он решил пойти спасать Мэла со станции Нишки — тоже самоубийственная затея, но и вполовину не настолько самоубийственная, как заводить ребёнка прямо сейчас, когда они в бегах и на мели… ещё более в бегах и на мели, чем обычно.
— Милый, — мягко говорит Зои, — ты же сам не хотел заводить ребёнка посреди всего этого Tzao Gao(1).
— Знаешь, милая, здоровенный кусок железа в правом боку неплохо так способствует пересмотру ценностей и планов на жизнь.
— Догадываюсь, — отзывается она, — но ты и сам говорил, что это плохая идея. Безрассудная. И теперь, когда я с тобой наконец соглашаюсь — передумываешь. Ты меня с ума сведёшь.
— О, — ехидно улыбается Уош, — я думал, я уже свожу тебя с ума, золотко.
— Муж, — вздыхает Зои. — Я серьёзна как никогда. Нам нужно принять… принять решение.
— Давай я объясню, что думаю по этому поводу, — отзывается он, — хорошо? А потом мы решим.
И он объясняет, да. Объясняет, что ему всегда казалось, что будет время лучше, место лучше, обстоятельства лучше — потому что маленький кораблик, который он то и дело уводит то от Альянса, то от Пожирателей, то от их собственных «коллег», не то чтобы здоровое место для воспитания ребёнка. Что он думал, что им нужно накопить денег, остепениться, где-нибудь осесть — и вот тогда…
— Но мы ведь не остепенимся и не осядем, так? — голос Уоша звучит странно: насмешливо и грустно одновременно. — Кейли права, у нас уже есть дом.
Отвратительно это признавать, но тут даже не о чем спорить. Зои кивает. Они действительно не осядут и не остепенятся — она, рождённая на космическом корабле, и Уош, влюблённый в небо едва ли не сильнее, чем в неё. Не такие они люди.
— Поэтому, — подытоживает Уош, — и «подходящего времени» никогда не будет, Зои. Мы всегда будем лететь, всегда будем бегать от Альянса, всегда будем в gorram(2) опасности. И я не хочу откладывать появление на свет нашего ребёнка до «подходящего времени», потому что в нашем случае это значит «никогда». А я хочу сделать тебе ребёнка, Зои Эллейн Уошбёрн, чертовски хочу.
— Ты уже сделал мне ребёнка, Хобан Уошбёрн, — смеётся она, закидывая руки мужу на плечи. — Так что до следующей возможности придётся подождать ещё как минимум месяцев… восемь?
— То есть ты… — он смотрит на неё с недоверием.
— Да, Ta Ma Duh(3). У нас с тобой будет ребёнок. Да.
* * *
— У вас с Зои — что? — недоверчиво переспрашивает Малкольм, чувствуя, как земля уходит у него из-под ног. — Повтори-ка.
— У нас с Зои будет ребёнок, — Уош и впрямь повторяет, и Мэлу приходится опуститься на стул. — Так что я настоятельно прошу тебя не таскать её в эти ваши вылазки в ближайшие месяцы… если тебя не затруднит.
— Эти ваши… наши вылазки обеспечивали нам хоть какой-то доход! — Не то чтобы это аргумент даже для самого Малкольма, но и настолько снисходительное отношение к «вашим вылазкам» его задевает.
— Ой, завали, пожалуйста, — беззлобно бросает Уош. — Если надо будет, сам пойду. Но от Зои на ближайший год отстань, будь добр.
— Уже «год»! Только что речь шла о нескольких месяцах, — ёрничает Мэл.
— После родов женщины, знаешь ли, восстанавливаются!
— Да уж получше твоего знаю!
— Откуда бы!
— На Шедоу такие вещи не считались чем-то предосудительным, — пожимает плечами Мэл, сбавляя тон. — Фермеры, знаешь ли, простая жизнь, простое отношение ко всем её… аспектам. Так вы с Зои решили?..
— Да, — твёрдо отзывается Уош.
Они сидят в камбузе «Серенити», на которую пилот увёл Мэла под каким-то надуманным предлогом в стиле «нам надо обсудить движки». Ну вот и обсудили — теперь у него будет болеть голова ещё и насчёт этих… «движков». Вот уж подвигали так подвигали.
И всё-таки Мэл с удивлением обнаруживает, что рад. Правда рад. Будто этот ребёнок — что-то нормальное посреди всей той зашкаливающей ненормальщины, что с ними творится в последний год. А самое удивительное, что его эта перспектива — ребёнка на «Серенити» — совершенно не пугает: отношение к таким вещам на Шедоу и впрямь было простым, Мэла и самого воспитывало добрых сорок человек, и сам он возился с малышнёй, когда подрос. Да, это непросто, но и не то чтобы ужас-ужас. Обычная жизнь.
И это как-то здорово успокаивает — хотя в теории Мэлу и полагалось бы паниковать.
— Поздравляю, — искренне говорит он наконец. — Тогда нам надо решить, как быть дальше.
— В смысле?
— В прямом. Не думал же ты, что я и впрямь потащу Зои на какую-нибудь работёнку от Барсука, пока она… в положении.
— С тебя бы сталось!
— Полегче, — Мэл хмурится. — Короче, я к чему клоню — нам бы решить, что сейчас безопаснее: лететь дальше или на некоторое время лечь в дрейф… контролируемый.
— Что ты имеешь в виду?
Уош подходит к ящику с консервами, выуживает из-за него пару бутылок синонского пива (и чего только нет у них на корабле!) и протягивает одну из них капитану. Вскрывает свою.
— Мы неплохо зарабатываем здесь, на Мьюре, — отвечает Мэл. — Вполне легально зарабатываем, заметь, а эта миленькая планета достаточно большая, чтобы на ней затеряться.
Уош демонстративно чешет в затылке — а потом протягивает капитану свою бутылку, чтобы чокнуться.
— Остаётся обсудить с миссис Кобб возможность припарковать «Серенити» на её поле ещё месяцев на…
— Восемь, — Уош делает глоток и устало трёт лоб ладонью. — Ai Ya Jwai Leh(4), мы и моргнуть не успеем.
— Надеюсь, миссис Кобб будет придерживаться того же мнения.
— М-да, — согласно крякает Уош. — Но говорить с ней тебе, капитан.
— Go shi(5), я боюсь эту женщину.
— Ещё бы. Она ведь, в конце концов, воспитала нашего Джейна.
1) Бардака (кит.)
2) Сраной (кит.)
3) Чёрт побери (кит.)
4) Твою ж (кит.)
5) Дьявол
Инара возвращается в Нью-Перт, небольшое поселение, где живёт мать Джейна, ближе к вечеру. Продолжает лить дождь, и компаньонка как-то очень отстранённо размышляет о том, что Рождество выдалось под стать настроению: серое, безрадостное и грустное. Она пристыковывает шаттл к «Светлячку» и выходит в пустующий в ожидании команды корабль.
Видеть «Серенити» без людей диковато.
И почему-то удивительно интересно. Будто Инаре вдруг позволили заглянуть в самую душу корабля — увидеть «их девочку», как сказала бы Кейли, такой, какая она есть: без отвлекающих от самой сути разговоров, без шума и суеты. И она прекрасна. А ещё почему-то это тоже грустно — просто потому, что «Серенити» предназначена для людей, а люди для неё. Наверное, именно это Мэл и увидел в ней, когда зашёл в корабль впервые — не то, какая она есть, а то, какой может быть.
Возможно, в этом и заключается его сила — в умении видеть возможности. Потенциал. То, что скрыто в людях.
Иногда Инаре интересно, что Малкольм Рейнольдс увидел в ней — и видит ли до сих пор.
Она заходит в кают-компанию и садится за стол — на место, которое обычно занимает Малкольм. Проводит пальцем по деревянной столешнице и тихо выдыхает, раздумывая над тем, как она вернётся в дом матушки Джейна — и как на это отреагирует Мэл. Впрочем, долго гадать ей не приходится: конечно, он ляпнет что-нибудь насчёт того, какая она, Инара, шлюха — а она должна будет как-нибудь отреагировать, чтобы не ударить в грязь лицом перед командой. Их любимая игра — играть в которую сегодня у Инары нет ни сил, ни желания. Ни малейшего.
Так что она просто сидит в тишине кают-компании и собирается с духом. Но повезти ей, конечно же, не может: в дверях появляется капитан Малкольм Рейнольдс собственной персоной — и хмыкает, увидев её. Впрочем, реагировать Инара не торопится.
Вот только промолчать Мэл, разумеется, не может.
— Посол решила почтить нас своим присутствием?
Инара закатывает глаза, мысленно умоляя Мэла оставить её в покое. Не сейчас. Просто — не сейчас.
— И когда тебе надоест? — спрашивает она вместо этого.
— Никогда, — он улыбается так безмятежно, словно не заведёт свою любимую шарманку с оскорблениями через три, два… — Кстати, как поживают ваши клиенты, посол?
— Прекрасно, благодарю, — Инара улыбается не менее лучезарно.
«Пожалуйста, просто помолчи».
— Надеюсь, ты скрасила их досуг своими шлюшьими штучками, — хмыкает он.
Ну конечно.
О да, она скрасила досуг ровно одного клиента — а потом рыдала под душем, пытаясь отмыться от этих своих… как он там выразился… шлюшьих штучек.
— Тебе обязательно вести себя со мной — так? — выдавливает Инара, заставляя себя посмотреть Мэлу в глаза.
— Как «так»?
— Как последний мудак во всей Системе, — на глазах всё-таки выступают слёзы, и Инара поднимает взгляд к потолку. Нервы ни к чёрту.
— Я не веду себя, как мудак, я просто называю вещи своими именами, — Мэл упрямо поджимает губы; верный признак — ни до чего хорошего они не договорятся.
Инара поднимается из-за стола. Желания продолжать этот разговор у неё нет ни малейшего — впрочем, как и всегда.
— Хорошего вечера, Мэл, — она пытается пройти мимо стоящего в дверях кают-компании Рейнольдса, но тот, чёртов мужлан, посторониться не торопится. Напротив: делает шаг вбок, перекрывая ей дорогу.
— Извини. Я не хотел.
— Да неужели.
— Инара, послушай… — мнётся он. — Ты и сама знаешь, что мне не по душе твоё дело.
— И что с того? — обрывает его компаньонка. — Ты хочешь, чтобы оно стало не по душе и мне? Напомню, я здесь единственный человек на легальном положении.
— Шутишь? После Миранды никто на этом корабле не остался на легальном положении.
— Что-то я не вижу здесь очереди из офицеров Альянса, которые хотели бы осуществить мой арест!
— Зато в коммуникаторе у тебя очередь из офицеров Альянса, которые хотели бы с тобой переспать!
Они уже перешли на крик, но никого это особенно не трогает. В общем-то, Инара даже слышит себя с трудом — только чувствует, как губы начинают мелко подрагивать.
— Так тебя это заботит? Что я сплю с шишками из Альянса?
— Меня заботит, что ты спишь с кем заблагорассудится! — Малкольм почти рычит. — С кем угодно, лишь бы не со мной, да? Понимаю!
— Ты ни черта — ни черта, слышишь! — не понимаешь, Малкольм Рейнольдс!
— Так объясни.
Он успокаивается так же внезапно, как вышел из себя — и Инара замирает под взглядом ярко-синих глаз.
— Объясни, потому что я люб…
— Не смей! — она перебивает его так торопливо, словно это может хоть что-то исправить. Хоть что-то изменить.
— …потому что я люблю тебя и хочу знать, что ты…
— Не надо, — по щекам Инары катятся слёзы, и она не может исправить даже этого. — Пожалуйста, не надо, Мэл. Если я объясню, в чём дело, это всё испортит.
— Что, сделает ещё хуже, чем есть? — усмехается Рейнольдс, наливая воды из кувшина в стоящую на столе кружку. — По-моему, хуже уже некуда, Инара. Если ты меня не любишь — просто скажи, и мы закроем эту тему раз и навсегда.
Она делает шаг назад. И ещё один. И ещё.
— Я не могу этого сказать.
По лицу Малкольма пробегает тень облегчения, и это разбивает ей сердце на тысячу крошечных осколков. Осколки режут грудь изнутри и царапают горло — и Инара молчит, не в силах произнести ни слова. Она ведь знала, что рано или поздно этот разговор случится, что кто-то из них скажет очевидное, но лишнее — и тогда ей придётся поднимать из небытия призрак прошлого. Призрак по имени «Фидллерс Грин».
— Мэл, — делает она последнюю попытку к отступлению, — давай сделаем вид, что ничего не было.
— Чёрта с два, — синие глаза смотрят в упор и не оставляют ей выхода. — Это было. Я люблю тебя, Инара, и тебе придётся с этим что-то делать.
— Послушай меня, — произносит Инара, чувствуя, что упрямые слова всё ещё не хотят проталкиваться сквозь горло, — Мэл. То, что я тебе расскажу, ничуть не упростит наши… взаимоотношения.
— Плевать. Они и без того непростые.
Мэл усаживается на один из стульев и вытягивает ноги. Смотрит прямо и насмешливо. Вся его поза говорит: я никуда не тороплюсь и вообще весь внимание.
Инара садится по другую сторону стола, будто отгораживаясь от Мэла. Это, конечно, не поможет: расстояние между ними можно преодолеть за считанные секунды — и Инара как-то очень безразлично размышляет о том, не сделает ли этого Малкольм, чтобы вцепиться ей в глотку.
— Это было в самом конце войны, — негромко начинает она, собравшись с духом. — Независимые уже терпели поражение за поражением и было ясно, что Альянс победит — вопрос был во времени, цене… но не в самой победе, понимаешь?
Она видит, как мертвеет лицо Мэла, и опускает взгляд на свои руки.
— У меня был клиент… нет, не так. Ты знаешь, наверное: у компаньонок есть принцип — нерушимый принцип, на нём держится вся работа Гильдии — о том, что мы никогда не рассказываем о том, что клиенты говорят нам в постели… и за её пределами. Это известно всем, кто хоть что-то слышал о компаньонках — и уж тем более всякому, кто пользуется нашими услугами. Поэтому клиенты спокойно рассказывают нам о… всяком.
Когда-то ей казалось, что она ни за что не сумеет заговорить об этом с Мэлом — а если всё-таки посмеет, её будет не остановить. Но всё оказалось не так: каждое слово приходится вытягивать из себя раскалёнными клещами. Потому что каждое слово приближает её к моменту, когда Мэл окончательно и бесповоротно её возненавидит. И всё-таки приходится:
— У меня был клиент из высоких чинов Альянса, который работал на Независимых… втайне передавал данные, в общем-то, шпионил. И… в одну из встреч он рассказал мне о том, что «коричневые» планируют наступление на Альянс. Жуткая бесцельная резня и бойня, Мэл, тысячи смертей ради… ради чего? Ради стратегических штабных причуд «коричневых», которые и сами прекрасно знали о том, что война проиграна?
— И что же сделала наша маленькая отважная компаньонка? — ледяным голосом осведомляется Малкольм.
Инара судорожно вздыхает.
— Ты уже знаешь, что я сделала.
— И всё-таки.
— Я рассказала об этом Альянсу. О планах по наступлению и о расположении базы Независимых, — она рассматривает свои руки, не отваживаясь взглянуть Мэлу в глаза. — Тогда мне казалось, что это правильно, что у меня нет выхода.
— Где находилась база? — она молчит, но Малкольм упрямо повторяет свой вопрос. — Где находилась эта база, Инара?
— На Фидллерс Грин.
В кают-компании повисает тишина — такая страшная, мёртвая, невозможная тишина, что Инара даже собственного дыхания не слышит. Только видит, как белеют костяшки пальцев Мэла, сжимающих опустевшую кружку.
— Скажи что-нибудь, — просит она и тут же жалеет об этом: Мэл говорит.
— Одиннадцать тысяч убитых.
— Мэл…
— В основном гражданские, — безжалостно продолжает он. — Беженцы. Женщины, старики, дети.
— Я знаю. Теперь — знаю.
Она заставляет себя успокоиться — и не плакать. Какой прок от её слёз? Мэл прав: одиннадцать с половиной тысяч убитых по её вине не оплакать и за всю жизнь.
— Уходи, — негромко говорит Мэл.
И Инара уходит.
* * *
Зои с тревогой наблюдает за расхаживающим по мокрому саду капитаном. Тот выглядит совершенно потерянным — и она прекрасно понимает, почему: новость о том, что сделала в войну Инара, застала её врасплох не меньше, чем Малкольма.
Фидллерс Грин. Вот, значит, как.
Это была бойня — начатая без предупреждения, без соблюдения хоть каких-то военных традиций и обычаев, без малейшего намёка на совесть… впрочем, какая у Альянса вообще может быть совесть. На Фидллерс Грин «серые» в очередной раз это доказали, смяв базу Независимых, как ребёнок сминает фантик от конфеты. Кажется, потом кто-то из высоких чинов Альянса сказал об этом: «Не разбив яиц, омлета не приготовишь».
Омлет получился чудовищным, а «яиц» было разбито одиннадцать тысяч. Приблизительно. Точное количество жертв никто не смог назвать тогда — и едва ли кто-то сумеет в будущем. Да и едва ли озаботится.
Независимые тогда даже не успели перебросить на базу основные силы.
— Капитан, сэр, сядьте наконец и перестаньте мельтешить. Меня начинает тошнить.
— Тебя не от этого тошнит, — огрызается Рейнольдс.
— Но и лучше вы не делаете. Сядьте.
Капитан послушно садится на небрежно сколоченную из нескольких досок лавочку, сгибается вдвое и запускает ладони в волосы.
Плохо дело.
Если бы он рвал, метал и грозился выставить Инару с «Серенити» прямо сейчас и здесь, в Нью-Перте, Зои не удивилась бы и сочла бы это хорошим знаком. А так… капитан был похож на утопающего щенка. Растерянного, несчастного, утопающего щенка.
— Можно мне начинать говорить, сэр? — интересуется Зои.
— И что ты скажешь? Что она не хотела? — усмехается он куда-то себе в колени, но всё-таки разгибается и смотрит ей в лицо со странной… надеждой.
От этого взгляда становится не по себе: редко ей доводилось видеть капитана настолько разбитым. Разве что в концентрационном лагере после долины Серенити; там, пока они охотно жрали просроченные консервы, дожидались конца войны и своих приговоров (как позже оказалось, оправдательных — небывалая щедрость), капитан — тогда ещё сержант — переживал какой-то невозможный личностный кризис, который его едва в могилу не свёл. Позже она поняла, что тогда религиозный до мозга костей Рейнольдс отказывался от своей искренней веры в Бога — но тогда всё это просто выглядело чертовски удручающе. Честно говоря, она вообще не была уверена, что Рейнольдс выживет в лагерных условиях, потеряв всю волю к жизни… или что он тогда потерял — веру в то, что он не одинок и есть что-то ещё, что-то выше? Неважно.
Ухнуть в ту же яму во второй раз Зои ему не позволит. Не сейчас.
Что она должна сказать человеку, который обнаружил, что его любимая — о да, несомненно, любимая, это видит и слепой — женщина оказалась по ту сторону баррикад в той войне, на которой они провели без малого семь лет? Уж не беспомощное «она не хотела». Хотя, вероятно, Инара и впрямь не хотела — она никогда не была похожа на слепо верующую в дело Альянса дурочку, а когда пришло время выступить против этого змеиного гнезда, без сомнений встала рядом с ними. Но это капитан знает и сам. А вот чего он не знает…
— Уош воевал за Альянс, — говорит она негромко.
Рейнольдс поражённо замирает. Поднимает на неё неверящий взгляд.
— Это ты меня сейчас так утешить решила? — в совершенно неживом до этого момента голосе капитана прорезаются ядовитые нотки, и Зои мысленно кивает: давай. Злись, ёрничай, кричи — да что угодно, только не это твоё отрешённое безразличие, из которого тебя потом будет невозможно выдернуть. — Мол, у тебя в экипаже не одна серая крыса, а целых две, капитан?
— Это я вас так ставлю перед фактом, сэр, — невозмутимо отзывается Зои. — А вот вам ещё один: сразу после войны я вписалась в компанию «Пыльных дьяволов». Это название вам о чём-то говорит?
— Две серых крысы и террористка, — подытоживает Рейнольдс. — Потрясающе!
Зои страдальчески поднимает глаза к небу.
— Речь о том, что у вас на корабле собрались очень разные люди, капитан. Точнее, так: это вы нас собрали, и мы не жалуемся.
— Но Фидллерс Грин, Зои.
— У Уоша был всего один боевой вылет, но я совершенно не уверена в том, что он не сбил никого из наших. Да и он не уверен, сэр. С некоторыми вещами приходится мириться, понимаете? Это была война, и каждый поступал… как получалось.
— Уж у неё-то получилось просто замечательно!
— А у нас?
Капитан морщится. Долго молчит, глядя в одну точку.
— Я не знаю, как с ней теперь разговаривать, Зои.
— Уж как-нибудь. Сэр, если вам нужен мозгоправ — сходите к Саймону. Хотя это, вроде бы, тоже не его профиль.
— Вот уж помогла так помогла. Прямо как пастор.
— А что он?
— Тоже военные байки травил, — мрачно отзывается капитан, — воздух здесь, что ли, способствует.
О чём именно были байки, Зои не спрашивает. В общем-то, не её это дело.
— Расскажите-ка мне, что ещё за ерунду вы с Уошем себе придумали насчёт ближайших месяцев?
— А что не так? — кажется, Рейнольдс начинает отходить потихоньку. По крайней мере, удивляется вполне искренне. — Деньги на выход из дрейфа мы уже заработали, но несколько спокойных месяцев команде не повредят, да и с радаров Альянса уйдём — есть надежда, что они забудут про наше существование. Тебе не кажется, что это оптимальный вариант? Неделю назад мы всерьёз обсуждали необходимость разойтись с «Серенити» в разные стороны.
— Не мы, а вы.
— И всё-таки. Зои, я хочу, чтобы мы немного отдохнули.
— Это приказ, сэр?
— Давай считать, что это дружеская просьба.
— Тогда я, в свою очередь, дружески прошу вас не слать Инару ко всем чертям, сэр.
Капитан прикладывает два пальца к виску и салютует в шутливом жесте. И тут же серьёзнеет:
— И всё-таки что мне делать?
— Попытаться с ней поговорить? — Зои вскидывает бровь. — Например. Я думаю, ей непросто было об этом рассказать; тем более — рассказать вам. Кстати, с чего это вдруг Инара вообще решила поделиться с вами столь яркими деталями своей биографии?
Она задаёт вопрос, уже прекрасно зная ответ на него. Всё-таки это было вопросом времени.
* * *
Инара не появляется в доме ни в этот вечер, ни на следующий. Мэл прекрасно знает, что она отсиживается в своём шаттле — и даже пару раз выходит на крыльцо, чтобы разглядеть сквозь завесу дождя тепло светящиеся иллюминаторы.
— Она рассказала? — пастор выходит на террасу и протягивает ему стакан с самогоном.
— У меня такое ощущение, что на этом корабле тайны есть у всех, кроме меня.
— У тебя всё на лице написано, сынок, — Бук хмыкает. — Пей.
Рейнольдс послушно пьёт. Самогон у матушки Джейна хорош — не какая-нибудь сивуха. Крепкий и чистый: через стакан читать можно было бы, вздумай кто-нибудь этим заняться.
— Так ты знал, — он не спрашивает, утверждает, — о ней и Фидллерс Грин.
— Знал, — соглашается пастор. — Но рассказывать тебе о таком — уволь. Каждый имеет право на секреты.
— Скажи, я круглый дурак, если думаю о том, как она там?
— «Всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит», — задумчиво отзывается Бук.
— В этой твоей книжке ещё было что-то про «не убий», — Мэл одним глотком допивает самогон.
— Ну, с этим-то мы все успели облажаться, не так ли?
Малкольм не отвечает — просто ставит пустой стакан на перила террасы и выходит под дождь.
— Ты теперь меня ненавидишь? — негромко спрашивает она.
Они с Инарой сидят за тем же столом, за которым сидели позавчера, и Малкольм с удивлением обнаруживает… нет, не так. Он с удивлением не обнаруживает в себе ни гнева, ни ненависти — только бесконечную грусть. Потому что война и впрямь оказалась непостижимым опытом. Пастор Бук — которого на самом деле звали Генри Эванс — сказал бы, наверное: «трансцендентным». Малкольм читал кое-какие книжки и тоже знает умные слова, но описать так называемую «Войну за Объединение» может только словами нецензурными.
«Объединительная» — а если по правде, то гражданская — до сих пор влияет на их жизни. На жизни каждого из них: Мэла и Зои, потерявших целый взвод; Бука-Эванса, пытавшего своих же и теперь замаливающего грехи; оптимистичного до тошноты Уоша, просидевшего всю войну в лагере «коричневых»… да даже младших — не распустись Альянс после войны окончательно, у Тэмов была бы нормальная жизнь, а Кейли не пришлось бы покидать семью в поисках лучшей доли — не от хорошей жизни двадцатилетняя девчонка на это пошла.
Война стала для каждого из них слишком сложным уроком — и Мэлу порой кажется, что урок этот не дошёл до него даже шесть лет спустя. Во всяком случае, сейчас он учится прощать других за то, что было там, тогда. Получается пока, честно сказать, со скрипом — но он правда старается.
— Нет, — негромко говорит он, автоматически вращая в пальцах палочки для еды. — Нет, я тебя не ненавижу. Я просто не знаю пока, что со всем этим делать.
Друг другу в лица они старательно не смотрят.
— Я не буду оправдываться, — вдруг говорит она. — Вот за это ты можешь меня возненавидеть, но оправдываться я не буду, Мэл. Сейчас бы я так не поступила — и тебе должно быть этого достаточно.
Это злит. Будто она снимает с себя ответственность этим своим «сейчас я бы так не поступила» — но какая, к чертям, разница, если она уже всё сделала? Впрочем, отчасти она права: в нём сейчас как будто сидят два Малкольма Рейнольдса, один из которых хочет встать и уйти раз и навсегда, чтобы никогда больше не увидеться с этой женщиной; второму же… второму и впрямь достаточно и того, что нынешняя Инара так не поступила бы.
И какой из них прав — чёрт знает.
— А тебе? — насмешливо спрашивает он.
— А мне с этим жить, — голос компаньонки звучит неожиданно жёстко. — Хватает за глаза, уж поверь.
В кают-компании становится очень тихо. Без привычного гула из машинного отделения, без фоновых шумов корабля «Серенити» кажется почти мёртвой — или, по крайней мере, впавшей в глубокий сон. Мэл в который раз задумывается о своём решении насчёт «контролируемого дрейфа»: их «Светлячок» создан (так и хочется сказать «рождён», как о живом существе) для полётов и побегов от Альянса, а не чтобы гнить на твёрдой и надёжной земле. Но есть обстоятельства… в общем, придётся им провести на этой очаровательной — в кои-то веки без иронии — планетке ещё несколько месяцев. Осталось только в известность Джейна поставить… да и всех остальных, кстати, тоже.
— Мы ложимся в дрейф, — говорит он, продолжая крутить в руках палочки, — эдак до августа. Так что если ты хочешь по своей старой традиции высадиться на ближайшей крупной планете, у меня для тебя плохие новости: придётся потерпеть меня ещё некоторое время.
— Почему? — удивлённо спрашивает Инара. — В смысле… почему в дрейф? Зои сказала мне вчера, что мы собрали деньги для того, чтобы «Серенити» могла лететь дальше.
— «Серенити» — это не только корабль, но и команда. А люди устали, Инара. Мои люди, — теперь непреклонно звучит голос Малкольма. — Здесь мы в относительной безопасности, у нас есть возможность отдохнуть и даже заработать неплохие деньги. Это больше, чем всё, на что мы могли рассчитывать в последние месяцы. Так что мы остаёмся — сегодня утром я переговорил с миссис Кобб, и она разрешила нам остановиться на её земле.
Даже жить в своём доме разрешила — что, в общем-то, не могло не радовать с учётом размеров кают в «Серенити». На Мьюре команду вообще преследовала какая-то невозможная по их меркам удача: отдых, заработок — чего ещё желать честным контрабандистам?
В ответ на его слова Инара понимающе кивает.
— Если ты действительно хочешь, чтобы я ушла с «Серенити», я могу хоть завтра…
— Не хочу.
Он впервые за этот вечер решается посмотреть ей в лицо — и видит, как глаза компаньонки изумлённо расширяются.
— Тогда чего ты хочешь, Мэл?
Голос Инары звучит устало, и Малкольм её понимает: ему и самому всё это остопротивело. Эти разговоры, эти попытки понять, кто виноват и виноват ли вообще. А теперь — ещё и попытки понять, чего он хочет. Кстати, чего?
— Честно?
— Честно, — она смешно морщит нос. — Хватит с нас недоговорок.
— Не бери клиентов, — говорит он, сам поражаясь своей смелости, — пожалуйста.
Он ожидает чего угодно — гневной отповеди, насмешки, пощёчины. Но уж никак не спокойного твёрдого кивка.
— Хорошо, — как-то неимоверно буднично отвечает Инара, и Мэл не верит своим ушам. — Что-то ещё?
— Ещё… ещё предлагаю — пойдём уже в дом, а? — Малкольм наконец откладывает злополучные палочки в сторону и поднимается из-за стола. — В конце концов, сегодня Рождество, и миссис Кобб с меня голову снимет, если мы не соберёмся за столом в полном составе.
Они выходят в пронизанный солнцем сад. Дождь наконец закончился, и на ветках яблонь висят крупные капли, которые то и дело срываются прямо им на головы. Малкольм стаскивает свой коричневый плащ и расправляет над ними — теперь приходится идти совсем близко, так близко, что он чувствует тепло тела Инары и лёгкий пряный запах благовоний, исходящий от её волос. Когда они наконец добираются до террасы, он даже немного жалеет о том, что приходится отстраниться.
Малкольм и Инара стоят рядом, заглядывая в окно кухни — за столом уже собралась семья Джейна и команда «Серенити», и Мэл наблюдает за смеющейся Зои, шепчущей что-то на ухо Уошу; за робко улыбающейся Саймону Кейли; за Ривер, что-то доказывающей пастору; за Джейном, который ставит на стол огромную запечённую индейку. Можно сделать всего шаг и оказаться там, в этом уютном тепле — но вместо этого Малкольм осторожно берёт за руку Инару и остаётся стоять на месте, чувствуя, как она в ответ легонько сжимает его ладонь.
Война закончилась восемь лет назад, — думает Мэл, — и им всем нужно научиться как-то с этим жить… или, по крайней мере, попытаться.
Он срывает с ветки краснобокое яблоко и впивается в него зубами.
— И знаешь, что самое смешное? — жалуется он Инаре. — Оно кислое!
 |
|
|
Мне вот кажется, что Ривер - то самое исключение, к которому Уош ревновать "Серенити" не станет. Скорее сделает все, чтобы воспитать из нее первоклассного пилота, и будет гордо улыбаться, глядя на то, как она выделывает безумные виражи, уходя от очередной погони.
1 |
|
 |
Zayworonавтор
|
|
Kairan1979, совсем не исключено! Но Мэл, конечно, пуганый — после сложной истории с Зои дует на воду и обдумывает worst-case scenario :)
|
|
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу