О неразделённой любви и исполнении желаний (гет)

— Долго вы ещё будете готовиться? — нетерпеливо интересуется Игорь Николаевич, выстукивая колпачком ручки по столу торопливый ритм. Каждый удар эхом отдаётся в пустой Юлиной голове, уничтожая так и не сформировавшуюся мысль, нервирует и раздражает.

Она же пытается сосредоточиться изо всех сил — хотя пытаться нужно было дома, засесть за учёбу и учить до тех пор, пока не сможет рассказать вопросы наизусть. Нужно было, но какой толк задавать вопросы задним числом? Юля прекрасно знает, что, даже если бы время повернулось вспять, и была бы дана возможность прожить семестр заново, то она по-прежнему бы радовала преподавателя редкими появлениями и не учила до тех пор, пока не настанет ночь перед зачётом. А потом вновь бы жалела об этом и корила себя за недисциплинированность. Классика.

— Ещё немного, — просит она сквозь стиснутые зубы и опускает взгляд на листок с уже написанным ответом, мысленно проговаривая текст про себя: наивно надеется, что в воспалённом мозге что-то щёлкнет, и она чудесным образом выучит три страницы за несколько минут. Безуспешно. Ни через пять минут, ни через десять. Каждый раз читает одно и то же предложение, и каждый раз будто впервые его видит.

— На зачёт было выделено две пары, за три часа вы не смогли подготовиться к ответу? — несдержанно вопрошает преподаватель, и Юля понимает, что его безграничное терпение дало трещину. Продержался дольше, чем она ожидала.

Юля, тяжело вздохнув, хватает листок с ответом, поднимается и идёт к преподавателю, чтобы сесть рядом. Игорь Николаевич же беззастенчиво изучает её зачётку, задержавшись на первых двух семестрах — там, где оценки у неё, за исключением некоторых непрофильных дисциплин, отличные.

— Сколько ещё у вас не сданных зачётов?

— Этот последний.

— Всё сдали, значит, — задумчиво бормочет он, перелистывая страницу, чтобы просмотреть оценки за этот семестр. Юля размашисто кивает, и Игорь Николаевич, откидываясь на спинку стула, нетерпеливо просит: — если готовы, отвечайте.

Она демонстративно кладёт листок на стол и отворачивает голову к цветочным горшкам и обвешанной мишурой маленькой полуметровой елочке в конце аудитории, чтобы перевести взгляд обратно, боковым зрением уставившись на написанный текст. Не заметит откровенной наглости только слепой, и Юля уверена, что преподаватель тоже проигнорирует её выпад, поэтому начинает читать. Списывать она не умела: всегда полагалась на собственные знания и ум, вот только сейчас этих самых знаний не было, а мозг рядом с ним отключался.

В ответ на Юлины потуги выдавить из себя приемлемый ответ он лишь накрывает листок ладонью и подтягивает к себе, а Юля замолкает на полуслове, не в состоянии даже вспомнить окончание термина, о котором только что говорила.

— У нас была договорённость, — напоминает он вполголоса, оборачиваясь, чтобы бросить быстрый взгляд на закрытую дверь, — вы ходите на мои пары, я ставлю автомат. Вы же не ходите, не отвечаете, не пишете контрольные. Что мне с вами делать? — Юля отводит взгляд, сжимая в пальцах звенья туго сидящего на запястье браслета. — Раз не можете ответить подобающе, то я хочу услышать хотя внятное оправдание. Есть что сказать? Видимо, нет.

— Видимо, нет, — эхом отзывается она, нервно заламывая фаланги до хруста. Внятная причина у неё есть, только Юля не сможет и слова вымолвить, почему пропускала его пары. Как ему объяснить, что ещё не угасшие чувства к нему уничтожают её изнутри, нещадно бьют по нервам? Как объяснить, что ей невыносимо находиться рядом, невыносимо видеть его, чувствовать запах его одеколона и понимать, что всё кончено? Никак. Даже если она решится высказаться, ничего не выйдет: не сможет, закончатся слова, на глаза навернутся слёзы, а горло скуёт спазмом. И он, кажется, её вовсе не поймёт.

— И зачем вы пришли, если даже ответить на тройку не можете? — она пожимает плечами, сама не знает. Наделась на чудо, на везение, которое, казалось, забыло о Юлином существовании вовсе.

— Извините, что потратила ваше время. Я пойду, — холодно произносит она и разворачивается, чтобы вернуться к своему месту и собрать вещи. Ничего страшного, сходит в феврале на пересдачу, всё сдаст. И родителям объяснит, они поймут.

Юля наспех засовывает тетрадь и исписанные черновики в сумку, краем глаза замечая, что все листы помялись, закидывает её на плечо и берёт со стоящих вдоль стены стульев зимнюю куртку. Идёт к преподавателю она быстро, забирает протянутую ей зачётку, прощается, тихо и уныло, и выходит в коридор.

Сжимая в пальцах зачётную книжку, бредёт к деканату. Вот и исчерпала Юля всю удачу, не хватило на последний зачёт. Впрочем, поделом — заслужила, впредь будет ответственнее подходить в подготовке. Она, усмехнувшись на абсурд собственных выводов, ускоряет шаг. Конечно, будет и учить, и читать, и готовиться заранее. Сама-то хоть поверила?

Юля открывает зачётку, аккуратно перебирая пальцами странички так же, как это делал Игорь Николаевич, и тяжело вздыхает: ни одной тройки, — а ведь надеялась, что диплом будет четвёрочным. Когда она доходит до третьего семестра, рассматривая отличные оценки за предыдущие зачёты, застывает посреди коридора: в строку вписана биофизика и… Стоит «хорошо». На обветренных губах растягивается слабая улыбка, а щёки обдаёт жаром. Юля неверяще листает назад, вглядывается в номера семестров, пытаясь понять, не ошиблась ли она, правильно ли всё поняла. Игорь поставил ей четыре?

Она, совершенно обессиленная, бредёт в деканат, едва переставляет ноги, но желание оказаться дома сильнее усталости, поэтому старается двигаться быстрее. Дверь приоткрыта, и Юля, постучав о дверной косяк, чтобы привлечь внимание суетящейся возле принтера секретарши, здоровается и протягивает её зачётную книжку. Валерия Сергеевна улыбается ей устало, но искренне, спрашивает, как прошла неделя, и поздравляет с наступающим. Юля отвечает безжизненным эхом, растягивая губы в подобии улыбки, и, прощаясь, спешит на первый этаж. Шок уже отступил, осталось лишь непонимание. Ошибся? Или пожалел? Впрочем, какая теперь разница, если можно уйти на праздники без долгов?

Юля невольно усмехается: Игорь совсем не изменился. Такой же добрый и понимающий, даже несмотря на вечно недовольную мину, из-за которой он обычно производит ошибочное первое впечатление.

Одевшись, она поправляет шапку, кутается в любимый пушистый шарф, натягивая его на нос, и выходит из корпуса.

Половина пятого, на город уже опускаются сумерки, а погода меняется в лучшую сторону: стихает пронзающий холодный ветер и начинается снегопад: снег плавно ложится на землю крупными пушистыми хлопьями, укрывает деревья, дороги и тропы. Юля задерживается посреди университетского дворика, глядя на ряд фонарных столбов, тянущихся вдоль жилых домов, под которым танцуют подсвеченные снежинки. Красиво и умиротворяюще. Но на душе кошки скребут. Двадцать восьмое декабря, а настроение у Юли в том месте, которое в приличном обществе не упоминают. И даже шанс претендовать на стипендию уже не радует.

Домой Юля возвращается, когда окончательно темнеет. Дельта — собака породы корги — сонно моргая, выбегает встречать уставшую хозяйку, цокая коготками по полу, и садится у порога в предвкушении вечерней прогулки. Юля не раздевается, опускается на корточки и тискает питомца. Всего четыре часа прошло с её ухода из дома, а она уже безумно соскучилась.

* * *

Тридцатое декабря наступает быстро.

Пары закончились, долги закрыты, зачёты сданы, и Юля наконец может выдохнуть, но успокоения долгожданный покой не приносит. Предыдущие дни проходят однообразно: быстрая встреча с друзьями перед тем, как они разъедутся по родным городам, неспешные прогулки по вечернему городу за продуктами и гордое одиночество, убивающее атмосферу, старательно наведённую развешенными по квартире яркими гирляндами, пушистой мишурой на окнах, горящей разноцветными огоньками искусственной елкой, ящиком душистых мандаринов и исконно новогодними фильмами. И ни оливье, ни шоколадки в форме деда мороза и зайчиков, ни новогодние вкусности: имбирные пряники и лимонно-маковые кексы, которые по традиции готовит мама — не спасают ситуацию.

Не помогают даже походы в магазин, ничего не ёкает, пока она рассматривает пестрые ёлочные игрушки на витринах и яркие гирлянды, не увлекают стенды с выпечкой в подарочных коробках. Она ещё больше тонет в унынии, глядя на весёлых людей и слушая громкие разговоры и смех.

Вечереет. Юля, подложив руку под голову, без интереса смотрит иронию судьбы, изредка прокручивая в мыслях заученные наизусть реплики, опережая актёров, а другой ладонью поглаживает сопящую под боком Дельту. Она, прижав ушки к голове, посапывает и дергает поджатыми лапками, уткнувшись лбом в Юлино плечо.

Тридцатое, тридцать первое декабря и первое января она проведёт одинаково, а со второго начнёт готовиться к сессии. Родители, решившие встречать новый год в кругу родственников, звали её с собой, но Юля, ссылаясь на подготовку к экзаменам, осталась у себя: не хочет портить настроение кислой миной, а улыбаться и выдавливать из себя жалкое подобие радости нет ни сил, ни желания. К тому же семейные застолья её всегда утомляли.

Маясь от скуки, она заходит в мессенджер, задумчиво глядя на дисплей телефона, листает список каналов, на которые подписана, но ничего не привлекает внимания — посты неинтересные, скучные, однообразные, такие же как её предпраздничные будни, — пока не доходит до конца, замечая тот самый диалог с Игорем. Для неё теперь уже — Игорем Николаевичем. И никак иначе.

Они больше не в тех отношениях, чтобы Юля могла писать ему по вечерам, но благодарность за благосклонность лишней не будет. Пусть они и расстались, но воспринимать его помощь по учёбе за должное — неправильно. Тем более, что их отношения ни к чему его не обязывают, и Юля до сих пор благодарна за то, что он не отыгрывается на ней после разрыва. Два года назад она сделала верный выбор: он и правда хороший человек, — хоть и боялась, что Игорь может сделать её существование в универе невыносимым, но он относился к ней даже мягче и добрее, чем к её одногруппникам. Ей так казалось.

Юля открывает диалог с Игорем Николаевичем — она переименовала контакт, когда он забрал свои вещи и на ночь глядя уехал, — пролистывает их переписку, ранее пестрящую сердечками, пожеланиями спокойной ночи и доброго утра, предложениями встретиться и сообщениями об окончании часовых звонков, а теперь — фотографиями Дельты и просьбами увидеть её, — и пишет до боли нелепое:

«Здравствуйте. Я не сразу заметила неверную оценку в зачётке. Если вы ошиблись, сообщите в деканат»

«Если поставили намеренно, то спасибо»

На фоне предыдущих сообщений это смотрелось как издевательство, глупая шутка. Юля нажимает на кнопку отправки и выходит из диалога, но ответ приходит почти сразу же, она даже не успевает закрыть мессенджер и отложить телефон.

Сердце, кажется, пропускает удар, Юля медлит, тяжело сглатывая, но интерес пересилить не может: вновь заходит в диалог.

Игорь Николаевич: Я не хотел портить вам новогоднее настроение. Хотя, зная вас, нетрудно догадаться, что его попросту нет.

Юлиных губ касается печальная усмешка: он слишком хорошо её знает, — и исчезает, сменяясь вымученной ухмылкой, а сердце частит от того нежного трепета в груди, что пробивается сквозь отрицание очевидного. Первая влюблённость — бесспорно, сильное чувство, а первая любовь — похожая на лихорадку, намного страшнее влюблённости, от которой, как Юле казалось, возможно с лёгкостью избавиться. А от того, что чувствует она к Игорю — избавиться получится вряд ли, раз не получилось за прошедшие восемь месяцев.

«Вы правы»

Читает сообщение Игорь Николаевич сразу, в диалоговом окне мелькает интригующее «печатает…» и вскоре пропадает. Он выходит из сети, следом закрывает мессенджер и Юля, посчитав, что обмен любезностями завершён. И только когда она с тяжёлым вздохом поднимается с постели, чтобы сесть, приходит очередное уведомление.

Игорь Николаевич: Я хочу навестить Дельту.

Игорь Николаевич: По закону отец имеет право видеться с ребёнком. Так ведь?

Юля застывает, перечитывая сообщение, и пытается побороть расцветающую на губах улыбку: общается он, как и раньше, в шутливой манере. Только зачем всё это? Видеть его она не хочет, не хочет снова плакать в подушку после встречи, мысленно прокручивая мучительные воспоминания, не хочет вновь размышлять о том, как вернуть всё обратно, но вопреки желаниям пишет:

«Конечно. Как любящая мать не могу запретить вам видеться. Она по вам скучает»

«Как и я» остаётся ненаписанным крутиться в мыслях.

«Приезжайте, когда хотите, я всё время буду дома. Только предупредите заранее»

Юля тяжело вздыхает, последний раз глядя на аватарку Игоря, берёт телефон и бредёт на кухню.

Говорят: как год встретишь, так и проведёшь. Наглая ложь!

Ничего положительного в году не было, лишь разочарование на личном фронте и абсолютное одиночество, от которого спасает разве что только Дельта — одна из немногих радостей в жизни. Правда, её Юле подарил Игорь, но она, после разрыва отношений, как ей самой казалось, полюбила собачку ещё больше. Может, потому что она напоминала ей о нём, а может, дело в желании дарить заботу и ласку?

Может, в этот раз всё будет иначе? Может, произойдёт чудо, и всё изменится? Юля кривится. Чудеса? Для инфантильных глупцов, которые верят в высшие силы. Она лишь хочет одного: чтобы все было хорошо, — но что для неё есть «хорошо» не понимает. «Как раньше» — подкидывает воспалённый мозг. Да, раньше было лучше.

Юля в слабых попытках поднять настроение решает приготовить глинтвейн. Быть может, хоть так получится окунуться в новогоднюю атмосферу? За распитием глинтвейна и просмотром «Одного дома», укутавшись в тёплый плед и обняв Дельту.

Она зажигает на кухне гирлянды, тянущиеся по навесным шкафам, включает музыку повеселее, и на удивление настроение действительно поднимается. Отблески огоньков отражаются в стеклянной посуде, в гладкой поверхности Юлиной любимой красной кастрюли, стоящей на плите, и в украшенных мишурой окнах, танцуют на кафельной плитке.

Очередное сообщение приходит, когда Юля лезет в холодильник за красным сухим вином.

Игорь Николаевич: Я заеду ближе к семи.

Усмехнувшись, она быстро печатает ответ:

«Мы с Дельтой будем ждать»

И, сделав музыку громче, идёт в ванную, откладывая готовку. Предстать растрепанной перед Игорем она не хочет, впрочем, он её видел любой: и в лучшем её виде, и простудившейся, и спросонья, и без макияжа, — но теперь желание выглядеть и казаться лучше, чем есть, только крепнет.

Она приводит себя в порядок и возвращается на кухню.

На хоккейной коробке под окном играют дети, то и дело слышатся мальчишечьи крики и надрывный скрежет решётчатого щита, установленного поверх коробки, когда в него попадают шайбой. Этот шум ей не мешает, напротив, даже нравится. Дельта крутится под ногами, лениво грызёт косточку, и Юля изредка опускается рядом с ней и тискает, не в силах сопротивляться её обворожительности, гладит и теребит кончики ушей, чешет пузо, которое она доверительно подставляет под Юлины руки, и вновь возвращается к готовке: качаясь на носках в такт музыке, чистит имбирь и режет на кусочки, скидывая в кастрюлю, следом отправляются кардамон, палочка корицы и несколько гвоздичек. Она наливает на дно воду, чтобы она покрыла специи, и берётся за нарезку фруктов. Добавив апельсины, Юля включает сильный огонь, а затем вливает главный ингредиент — вино — и закидывает чищенные яблоки.

Улыбается печально — год назад она думала, что совместная готовка глинтвейна станет их с Игорем традицией…

Когда Юля выключает газ под кастрюлей и оставляет глинтвейн настаиваться, три коротких звонка проносятся по квартире, она безошибочно определяет, что пришёл Игорь: все звонят по-разному. Друзья в большинстве своём зажимают кнопку на несколько секунд, родители ограничиваются двумя протяжными звонками, и только Игорь нажимает трижды.

Дельта, умостившаяся, как обычно, под ногами, бросает косточку, навострив уши, вскидывает голову и, обгоняя хозяйку, мчится в прихожую. Юля вытирает руки полотенцем и идёт вслед за ней, чтобы открыть дверь. Глубоко вдыхает и проворачивает ключ в замке. Сердце трепещет, и она, силясь не выдать гнусное настроение, растягивает губы в слабой улыбке: Игорь Николаевич не пробудет у неё долго, нужно немного потерпеть.

Преподаватель с промедлением шагает вглубь квартиры и неловко мнётся на пороге. Она скользит взглядом по его лицу: по румяным щекам, широко раскрытым глазам и припорошённым снегом русым волосам. Игорь, как всегда, обворожителен: в весеннем пальто — в такой-то холод? — а на шее висит шарф в тон, который ему подарила Юля. Она же в своей любимой растянутой футболке, сползающей на одно плечо и спортивных мешковатых штанах: решила ведь не сильно прихорашиваться и пожалела. Нужно было переодеться.

Юля встречает его не так тепло, как он. Игорь, широко улыбаясь, здоровается, а она, растерявшись, едва кивает в ответ.

Преподаватель, замечая послушно ожидающую внимания Дельту, быстро протягивает Юле крафтовый пакет, из которого вкусно пахнет выпечкой, и садится на корточки, чтобы обнять собаку, которая лезет в лицо, лижет ладони и скачет вокруг, пытаясь запрыгнуть на руки.

— И правда соскучилась, — довольно бормочет Игорь, целуя Дельту в макушку.

— Конечно, соскучилась, вы же её растили. А что это? — рассеянно спрашивает Юля, приподнимая руку с пакетом.

— Гостинец. Ты же любишь сладкое… Ещё там несколько игрушек для Дельты, — она подозрительно вскидывает бровь, и Игорь уточняет: — игрушки без пищалок, — в своё время Дельта, ещё совсем маленькая и шкодливая, вымотала все нервы не только им, но и соседям. — Приезжать с пустыми руками вроде как неприлично, — Юля приоткрывает пакет, разглядывая виднеющиеся сквозь прозрачную обёртку шоколадные маффины — её любимые, и три резиновые игрушки.

— Спасибо, — бормочет она, и губ её касается тёплая улыбка. Всё он помнит. — Если бы я знала, что вы решите заехать сегодня, то тоже бы что-нибудь прикупила, — пожимает плечами она, теребя в пальцах край футболки.

— Напоишь чаем, и мы в расчёте: на улице мороз, от тёплого я бы не отказался, — отмахивается Игорь, — и давай отбросим официоз, я сегодня не твой преподаватель, — Юля неодобрительно качает головой: она так старательно выстраивала стену меж ними, непомерными усилиями воли заставляя себя отречься от прошлого, но вот снова он врывается в жизнь снежным вихрем и несколькими словами всё ломает, переворачивает вверх дном. И неосознанно дарит Юле давно покинувшую её надежду.

Она вздыхает, его визит — знак, шанс поставить точку и встретить Новый год без тягот прошлого, отличная возможность, и ею нужно воспользоваться!

— Не преподаватель, а бывший, ага, — шутливо бросает она, — проходите, — и под холодным взглядом исправляется: — проходи… Чая нет, но есть кофе. Скоро будет готов глинтвейн. Пойдёт?

— В одиночестве пьют только алкоголики, — укоряет Игорь, следуя за Юлей на кухню.

— Он не крепкий. Да и я не одна: уверена, Дельта бы мне с удовольствием составила компанию, — отвечает в противовес, а Игорь, присаживаясь перед гарнитуром, чуть ли не падает на колени перед виляющей хвостиком Дельтой. Глазки её искрятся озорством, невозможно устоять.

— Не лучшую компанию ты выбрала, — замечает он скептически, качая головой.

Дельта хватает с пола игрушку и несёт Игорю, чтобы вложить в руку и приготовиться бежать, как только он сделает замах. — Я безумно по ней соскучился, — делится он, хватая её на руки, чтобы обнять, и сюсюкается. — Кто хорошая девочка? Кто моё солнышко?

Юля надрывно усмехается, подавляя грустный вздох, и возвращается к готовке: помешивает глинтвейн и достаёт сито, чтобы процедить напиток от специй, а Игорь, скрестив ноги, располагается удобнее. В прошлом году вечера они проводили так же, в тихой уютной обстановке: Юля стояла у плиты и, глядя в смартфон, искала рецепты выпечки, а Игорь, устроившись на тёплом полу с подогревом, держал ещё совсем маленькую Дельту на руках и жамкал до тех пор, пока она, похрапывая, не засыпала.

— Больше проблем со здоровьем нет? — вдруг спрашивает Игорь со свойственной ему строгостью. Они не виделись с тех пор, как Юля перестала ходить к нему на пары, но эта интонация плотно въелась в память. Точно так же он задавал вопросы на недавнем зачёте, таким же тоном он говорил с ней в ту роковую ночь. И она вновь робеет перед ним, резво мотая головой.

О травме Дельты Юля рассказала Игорю на следующий день после того, как она её получила: химикаты, которыми посыпают наледь, разъели кожу, — подумала, что ему нужно знать и написала сама. Он ведь просил рассказывать о ней и скидывать фотки.

— Конечно, — усмехается Юля, это как само собой разумеющееся.

— Лапка зажила? — Игорь уже спрашивал об этом во время недавней переписки. И ей кажется, что он намеренно задаёт вопросы, чтобы разбавить тишину. Терпеть неловкость осталось недолго. Скоро он снова уедет, ссылаясь на работу. Так было всегда.

— Зажила, но она всё равно чуть-чуть похрамывает. Этого почти не видно, — дополняет она, наблюдая за тем, как сосредоточенно он ощупывает правую лапу. — Ветеринар порекомендовал пропить витамины и сменить корм, — Игорь понимающе кивает, он скидывает деньги — «алименты», как он это называет, каждый месяц, и о рекомендациях ветеринара тоже знает: Юля периодически отчитывается перед ним, — я уже перевела её на другой, да и витаминки она без проблем ест.

— Хорошо.

На этом разговор заканчивается, Юля гремит посудой, чтобы создать иллюзию суеты и занятости, и по итогу первая сдаётся:

— Спасибо… Ещё раз. За оценку. Благодаря тебе я, возможно, останусь на стипендии.

— Пожалуйста. Но я бы не отказался услышать ответ на свой вопрос: почему не готовимся? На госах что делать будешь?

— Уже поздно строить из себя строжайшего препода. Не думаешь? — улыбается Юля, снова чувствуя пропасть между ними. Вот он и показывает: он преподаватель, а она лишь студентка, и ни о каких отношениях и тем более любви речи быть не может. Всё в прошлом.

— Больше не впечатляет? — ухмыляется Игорь, вскидывая бровь.

— Не-а. Я-то знаю, какой ты добрый, — она достаёт кружку, прикусывая губу: и заботливый, и ласковый. И такой родной даже после бесконечно долгой разлуки, — так что меня ты уже не напугаешь. Ты тоже не ответил на вопрос: глинтвейн будешь? О, или ты на машине? — Юля оборачивается к Игорю, а он, почёсывая успокоившуюся Дельту за ухом, окидывает взглядом кухню.

— Раз ты настаиваешь, то не откажусь…

— Я не настаиваю, — скептически замечает она, надеясь, что встреча их наконец закончится. Одолели противоречивые эмоции: и хочется, и колется. А Игорь, напрочь игнорируя её слова, продолжает:

— Потом вызову такси, — она кивает, едва заметно улыбаясь, выкладывает глазированную выпечку и шоколадные маффины на блюдо, ставит его на стол и возвращается к плите, чтобы разлить глинтвейн по кружкам.

— Садись за стол, всё готово, — Игорь перекладывает голову уснувшей Дельты с руки на пол и осторожно выворачивается, чтобы подняться.

Он подчиняется беспрекословно, заглядывая Юле в глаза — садится напротив. Стол узкий, и она смущается окончательно, когда Игорь оказывается совсем близко. Он мнётся, беглым взглядом окидывая кухню, и Юля понимает: хочет что-то сказать. За этим приехал? Лишь бы не поднял вопрос о том, чтобы забрать собаку себе: они ведь после расставания всё решили, Игорь согласился оставить её Юле.

В воздухе виснет томительная тишина, и она, заправив прядь за ухо, спешит возобновить разговор нарочито насмешливым:

— У тебя разве нет планов на вечер? Уже тридцатое: пора закупаться продуктами, покупать подарки. Готовиться к новому году. Или ты так по нам соскучился, что всё отложил? — Юля натянуто улыбается, пытаясь разбавить обстановку, но Игорь, кажется, её настроения совсем не понимает. Медлит с ответом и задумчиво глядит в стол.

— С родителями подарками мы уже обменялись, — пожимает он плечами, — с друзьями встретились. На этом всё.

— А как же девушка? — вырывается у Юли прежде, чем мысль успевает окончательно сформироваться, и она пытается оправдать излишнее любопытство: — я имею в виду, что…

— Я свободен. Уже как восемь месяцев, — тоскливо тянет Игорь, она делает глоток глинтвейна. — Неплохо получилось. Вкусно.

— Восемь месяцев — это долго, — понимающе кивает Юля. Значит, после неё у него никого не было. Следующий вопрос застаёт её врасплох.

— А… Как у тебя… — она качает головой: нет, он спрашивает из интереса, это ничего не значит, но он глядит на неё испытующе, жаждет ответа, и Юля робеет ещё больше. Она обхватывает двумя ладонями кружку и смотрит на то, как большой палец обводит ободок, — на личном? — голос его звучит совсем тихо и тонет в размеренном сопении Дельты. А Юля кажется, что в тоне его мелькает беспокойство, а сам он напрягается, застывает, так и не смяв салфетку в кулаке до конца. Она медлит, чувствуя, как накатывает удушливая волна горечи, и по итогу на одном дыхании выдаёт чистую правду:

— Никак, как и обычно, — она так и не смогла посмотреть на другого парня как «на парня», все, кто завоёвывал её симпатию, были лишь знакомыми, реже — друзьями, но ничего сродни тому, что она испытывала с Игорем, не было. Впрочем, пытаться забыть с помощью другого, играясь с чувствами, — низко.

— Нежели всё было настолько плохо? — он усмехается надрывно, тяжело сглатывает, она тоже нервничает. Откровения даются тяжело, тем более, когда мысленно решила поставить точку в отношениях, и снова всё по кругу: снова разговор возвращается «к ним», — настолько, что больше не хочется ввязываться в отношения? — губ его касается печальная ухмылка, Игорь делает несколько глотков и прикрывает рот рукой, больше на Юлю не глядя. А она молчит и пытается понять, чего он хочет от этого разговора. И догадки совершенно абсурдные заполоняют голову. Может, поглумиться хочет? Нет, он абсолютно серьёзен.

— Есть другая сторона медали, — осторожно начинает Юля, — было настолько хорошо, что до сих пор не получается отпустить, — она вспоминает о тех сладостных моментах, проведённых вместе. Да, было настолько хорошо, что теперь невыносимо от невозможности вернуться обратно и сказать «нет» на злосчастное «ты хочешь расстаться?». И от того, что сейчас её внутренней силы хватило бы преодолеть все невзгоды. Если бы только всё вернуть.

Но ей остаётся только вспоминать совместные вечера, его шутки и разговоры по душам, проведённые вместе жаркие ночи, и жалеть о той боли, что ему причинила. И ему, и себе.

— И у меня так же, — шепчет он, делая ещё один глоток.

И сколько слёз пролито от того, что он не рядом, от того, что не получится поговорить, как раньше, а разговоры ограничиваются обсуждением университетских работ и здоровьем Дельты. И сейчас он с ней соглашается? Юля не успевает задать новый вопрос: Игорь поднимается, словно в секундном порыве, чтобы обнять ладонями её лицо и прижаться к губам в поцелуе. У неё перехватывает дыхание от желанных прикосновений.

Игорь целует жадно, но осторожно, как будто пытаясь восполнить пробелы за те восемь месяцев, а она упивается моментом, совершенно не соображая, пытается запомнить чувство уюта и тепла на долгие годы, что придётся вновь провести одной.

Он прижимается к ней всем телом, обнимает за плечи, а Юля утыкается ему в шею и всхлипывает, чувствуя руки на спине и сжимая губы, чтобы не расплакаться.

— Я так давно мечтал тебя обнять, — шепчет Игорь на ухо, отстраняется и вновь подаётся к ней. Он мажет: поцелуй приходится на уголок губ, — и тут же исправляется: обнимает её лицо ладонями и льнёт к губам, чтобы уж точно не промахнуться. Целует так, что от переизбытка чувств вышибает воздух из лёгких, ноги слабеют, так, что Юля задыхается, кругом идёт голова, а жар охватывает всё тело, не позволяя сделать полноценный вдох. — Восемь месяцев прошло, а я до сих пор не могу жить без тебя.

Он мягко целует её щёки, подбородок, кончик носа, лоб. Целует и обнимает, целует и гладит по волосам, по шее, по плечам. Алкоголь даёт в голову, сметая остатки здравого смысла, и отчаяние и нерастраченная ласка наконец находят выход, но Юля, цепляясь за те дурные невыносимые невероятно болезненные воспоминания, находит в себе силы оттолкнуть. Мягко и нехотя. С титаническими усилиями.

— Стой. Достаточно. Я не хочу застыть в состоянии передружбы и недоотношений. Всё и так сложно, незачем ещё больше усложнять, — просит она, срываясь на едва слышный шёпот. Ведь хотела всё закончить!

Игорь сглатывает, дышит тяжело, а руки его дрожащие до сих пор покоятся на её талии. Она бы вырвалась, но на этом силы иссякли: не может больше противиться собственным чувствам и желаниям, и так сделала слишком много, поэтому стоит, прижимая ладони к его груди и сопя в шею.

— Вот именно, — оживляется Игорь после её слов и отстраняется, чтобы заглянуть в лицо и погладить пальцами щёки, — всё сложно, и у нас есть возможность всё решить. Послушай меня, пожалуйста. Ты не можешь обо мне забыть, сама же сказала, мы ведь можем…

— Игорь… — обрывает Юля его лепет, — Ты уверен, что не пожалеешь об этом разговоре?

— Я жалею лишь о том, что не затеял его раньше. Мы так и не поговорили тогда, и нужно сделать это сейчас. Я был уверен, что мне хватит смелости лишь прийти сюда. Я так думал. Но если теперь уйду, то не смогу простить себя. Юль…

Юля кивает: не поговорили. Расстались импульсивно, после нескольких страшных слов. Два горделивых тормоза.

— Я боюсь, что всё будет, как раньше, — признаётся она тихо на выдохе.

— Не будет, — обещает Игорь, — я точно не наступлю на старые грабли. Я понял, что был полным идиотом, раз отказывался работать над отношениями и выбирал работу. Осознал. Я хочу попробовать снова, и, если ты этого тоже хочешь… — Игорь наклоняется и прижимает её руки к губам, целуя запястья, — я не прошу отвечать сейчас, но пообещай, что хотя бы подумаешь. Я понимаю, что ты чувствуешь, но главное признать ошибку и идти дальше, так ведь? — Всё верно. И Юля больше не может терпеть. Услышав то, о чём мечтала, она делает шаг, чтобы прижаться к нему, обвивая шею руками. Долго и мучительно прошли восемь месяцев разлуки, сколько было вымотано нервов, сколько вечеров, проведённых в печали… И бесчисленное множество попыток убедить себя в том, что он для неё ничего не значит….

— Ты и правда идиот, — отвечает Юля и тише добавляет: — и я тоже хороша.

— Это обещание подумать?

— Нет, — отрывисто шепчет она, — я согласна. Начать всё заново. Я до сих пор тебя люблю.

— Я тоже. И очень-очень скучал, — Игорь утыкается носом в висок, и хватка его становится крепче, а Юля тихо-тихо всхлипывает, — ты… Плачешь? — изумлённо выдыхает он, отстраняясь, чтобы обнять лицо руками и стереть слезу пальцем. Она шмыгает носом и отворачивается, снова прижимаясь к нему. Объятия сейчас лучше слов, тем более, главное она услышала. — Извини меня. Я многое переосмыслил за это время. Я обещаю, в этот раз… — Игорь замолкает. Юлю всегда бесило пустословие, но в этот раз она готова была слушать его и доверять каждому слову. Потому что хотела. Их отношения для неё были отрадой, она ещё никогда не встречала человека, подходящего ей настолько хорошо, который бы понимал её с полуслова, полувздоха, полустона, который бы искренне смеялся с её глупых шуток и смешил так, что болели живот и щёки. Изредка она с печальной улыбкой представляла перед сном их воссоединение, как он напишет, позвонит или придёт, как скажет то, что она хотела услышать, как обнимет и поцелует. И это наконец произошло. — В этот раз всё будет по-другому.

— Не плачу я, — всхлипывает Юля, — всё в порядке. Просто… — она фалангами больших пальцев смахивает слёзы и тянется за салфеткой, чтобы промокнуть глаза и не размазать наведённый макияж, — нервы, — но тем не менее Игорь сжимает губы, хмуря брови. Не верит.

— Извини. Извини… — снова выдыхает он и замолкает, поглаживая её по плечу, — Юль… — она пытается отделаться от прикосновений, но Игорь притягивает её ближе, и Юля утыкается носом в шею, силясь скрыть покрасневшие глаза.

— Знай, если всё повторится, то третьего шанса не будет, — бормочет она, стискивая ткань рубашки на его плечах. — Я тоже буду стараться.

— Я понял. Ты моё солнышко…

* * *

Игорь так никуда и не уехал. Остался на ночь, а затем ещё на одну, чему была рада не только Юля, но и Дельта. Они ещё долго целовались, а потом, обнявшись, с трудноскрываемой горечью разговаривали о том, сколько времени упустили. Точнее, говорила в основном Юля, а Игорь слушал. Слушал, кивал и, зарывшись носом в волосы на макушке, просил прощения за скверный характер и неумение признавать ошибки. Клятвенно обещал уделять ей внимание и «не косячить» в новом году.

Юля загадывала вернуть прошлое, встретить следующий год так же, как и предыдущий и наконец обрести счастье. И в этот раз её желание исполнилось.