В краю вечного солнца (джен)

Он давно уже проснулся, но не спешил открывать глаза. Просто лежал, вслушиваясь в приглушенные звуки, доносящиеся с веранды через неплотно закрытое окно. Звякнул металлический сосуд, плеснула вода и ударила в стенки бака с протяжным гулом. Сумрак любил этот звук, вот уже четырнадцать лет ежедневно знаменовавший для него наступление беззаботного тихого утра. Сейша — самая старшая самка гарема и вторая по рангу после его матери — переливала родниковую воду. В начале каждого дня она ходила к дикому источнику, упорно не признавая для питья жидкость из водопровода. Для нее это было что-то вроде особого ритуала, через который пожилая самка ощущала единение с природой или нечто подобное. Но вообще-то Сумрак точно не знал, так как ему никогда не приходило в голову расспрашивать Сейшу об этом. Просто он чувствовал: если утро начинается со звона ключевой воды, значит, все хорошо, а выяснять подробности ему не требовалось.

На растущем под окном дереве звонко чирикали пернатые, прыгая по веткам и суетливо перепархивая туда-сюда. В комнате жужжала какая-то букашка, раз за разом стукаясь об оконную раму — она никак не могла найти выход, бывший всего-то в двух взмахах крыльями от нее. В доме слышались монотонные отзвуки женских споров.

Солнце выглянуло их-за облаков, и сквозь смеженные веки детеныша настойчиво пробился яркий утренний свет. Малек заворчал и отвернулся от надоедливых лучей к стене, блаженно вытягивая конечности и уютнее зарываясь в теплую мягкую перину. Сумраку хотелось понежиться в постели хотя бы еще полчасика. За это время он мог обдумать свои нехитрые планы на день и точнее вспомнить подробности посещавших его ночью приятных снов. Другие мальку почти не снились — в его жизни пока было мало тревог и разочарований, потому и видения его были светлыми и безмятежными, почти как у новорожденного.

Например, сегодня ему снился океан. Огромный, глубокий, загадочно мерцающий. Сумрак нырнул в его мерно плещущие волны и устремился вниз, достигнув самого дна. Там его глазам предстал удивительный город, сверкающий мириадами огней. Над крышами и между улиц невозмутимо плавали глубоководные твари, лениво шевеля прозрачными плавниками и разевая зубастые пасти. Сумрак понял, что может свободно дышать, и с интересом начал осматривать город, двигаясь между строениями вместе с током прохладной воды. Почему-то жителей не было видно, хотя ощущения заброшенности не создавалось. Возможно, они спали или собрались в Храме на какой-то праздник…

С улицы донесся истошный вопль. Сумрак нехотя очнулся от своих грез и поморщился, забавно двинув коротенькими жвалами. Никак младшие сестренки опять подрались, не поделив какую-то ерунду… Охота этим самкам вставать в такую рань и сразу развивать столь кипучую деятельность?

Он сладко зевнул, протирая глаза, и потянулся, скидывая с себя покрывало. Пора было вставать. Двигаясь так медленно, насколько это было возможно, Сумрак слез с ложа и еще раз потянулся, уже стоя. На его коже стали проступать узкие темные полосы, сменяющие невнятную сонную окраску. Цвет чешуи малька не особо выделялся среди сородичей. Отец его был темнокож, а мать имела покровы золотистого оттенка, но ни то, ни другое потомку не передалось. Имя же свое Сумрак получил не за окрас, как могло бы показаться, а за мечтательность и мягкий, покладистый характер, лишенный пыла жаркого полудня, но и не обладающий жесткостью ночного холода.

Тело юного самца было тонким и гибким. Когда-то в незапамятные времена предки яутжей обитали на деревьях. Они были намного мельче и изящнее потомков, но, постепенно спустившись на землю, дали начало современному тяжеловесному виду. Тем не менее, легкость древесных пращуров все еще прослеживалась в молодняке, исчезая полностью лишь годам к шестидесяти.

Сумрак пока не вышел из того возраста, в котором почти отсутствовали отличия между детенышами разных полов. Аккуратные роговые щитки на его коже еще не огрубели, а гребни, слабо пробивающиеся на лбу, не начали костенеть. Грива не достигала его узких плеч, а голова лишь совсем недавно перестала казаться несуразно большой.

Задумчиво поскребывая когтями загривок, Сумрак подошел к окну, настежь открыл его и высунулся почти по пояс. Во дворе уже разворачивались нешуточные страсти. У Капели, впервые оставленной присматривать за младшими детенышами, благополучно разбежался весь выводок, и она, негодующе стрекоча, металась туда-сюда, пытаясь собрать зловредных мальков в кучу.

Отец Сумрака привел Капель пару лет назад еще совсем молодой самочкой. Так обычно не делалось, но, видимо, он как-то договорился с ее родичами. Гроза, соблюдая приличия, не трогал ее, поджидая, когда невеста подрастет. Через год ей предстояло наконец стать матерью, вот старшие жены и сбагрили ей всю мелочь, чтобы практиковалась… Сумрак, конечно, этих тонкостей не ведал, ему просто было весело наблюдать, как Капель истерит, собирая детенышей и раздавая бесполезные шлепки направо и налево.

Он заинтересованно повертел головой. Сейша уже куда-то ушла. На площадке для игр две сестрички делили какую-то тряпку, вырывая ее друг у друга и кусаясь. Чуть дальше Нега тренировала старший молодняк.

Вот Капель подняла голову и, завидев нахально наблюдающего за ней сына Главы гарема, разгневанно чирикнула:

— Сумрак, паразит ты эдакий! Все подушку давишь? А ну, немедленно спускайся и помоги мне изловить этих спиногрызов!

— С чего это? — небрежно возразил Сумрак. — Тебе их доверили, ты сама и лови…

— Я тебе сейчас наподдаю, если не спустишься!

— Вряд ли, — хмыкнул подросток и скрылся в комнате. С улицы донесся рассерженный визг Капели.

Ладно, придется все же помочь… Но торопиться он не будет.

Сняв со спинки кресла брошенную там вчера набедренную ткань, Сумрак повязал ее, аккуратно задрапировав, как учила мать, и закрепив сбоку узлом. Потом он нанизал на плечи и запястья несколько костяных браслетов, а на шею надел легкое ожерелье из зубов разного зверья. Эти незамысловатые обереги защищали от злых духов и приносили удачу. Также Сумрак прихватил с собой любимый нож — он должен был сегодня пригодиться.

Собравшись, подросток не спеша покинул комнату и отправился умываться, надолго застряв в купальнях. Во дворе он появился лишь минут через сорок. К его огорчению, Капель до сих пор не переловила всех мальков. Звать на помощь старших самок ей было стыдно, вот и вздумалось втихаря привлечь Сумрака. Знала же, что не откажет, хоть и повыделывается для начала.

— И что бы ты без меня делала? — с важным видом поинтересовался юный самец, спускаясь с дерева и вручая Капели последнего детеныша, чуть брезгливо удерживаемого им за загривок. Малыш вырывался, пыхтя, и топорщил малюсенькие, но уже острые жвалки, пытаясь цапнуть. Забирая его, Капель вздохнула. Нехотя ей пришлось признать, что Сумрак справился с ее задачей куда быстрее, пробежавшись по ближайшим кустам и нижним веткам деревьев и собрав «урожай» из шестерых оставшихся мальков.

— Ну, хоть какой-то от тебя прок, — фыркнула самка. Нет бы просто сказать: «Спасибо, дорогой Сумрак, и впрямь, что бы я без тебя делала?» Ай, от них не дождешься…

В дверном проеме показалась Сияние — самка среднего возраста и среднего же ранга.

— Вот ты где, сорванец, — пророкотала она, увидев Сумрака. — Мать тебя обыскалась.

— Иду уже, — проворчал тот. С самого утра он был просто нарасхват, куда и деваться…

Примечания:

Ощущения: «Deep Forest» — «After The Rain» — там нудный проигрыш, но дальше стоит послушать))) Есть даже звук того самого бидона))))

В главном зале слышалась неторопливая беседа. Самки отдыхали после плотного завтрака, вольготно раскинувшись на мягких подушках и узорчатых коврах. Несколько младших мамочек занимались рукодельем, разместившись вдоль стен. Они редко говорили и еще реже поднимали глаза от работы. Для них уже одно то, что старшие допустили их в зал и позволили находиться рядом, было огромной честью — выделяться как-то еще было бы уже неприличным. Сейша и Загадка расслабленно полулежали, опираясь на локти, и увлеченно обсуждали какие-то новости. К ним присоединилась Сияние — она села подле них в более скромной позе, подобрав под себя ноги.

Верхушку гаремной иерархии по традиции занимали самые старшие и плодовитые самки. Они же, как правило, были и самые крупные. Своим телосложением эти дамы могли вполне дать фору некоторым воинам. Они обладали узкой грудной клеткой, но мускулистыми руками и мощными широкими бедрами. Головы самок были в целом более гладкими, чем у самцов, и несли лишь один выраженный узкий гребень, клиновидно уходящий назад и придающий представительницам прекрасного пола некую утонченную зловещесть, заставляющую уважать и благоговеть. Непредсказуемые и опасные, старшие самки полностью оправдывали свой внушительный внешний вид, но, будучи сытыми и умиротворенными, особой угрозы ни для кого не представляли. Иное дело, когда что-то выводило их из себя — тогда от них стоило держаться подальше не только подчиненным и молодняку, но даже и их собственному самцу.

Из трех присутствующих главных матерей самой большой была, конечно, Сейша. Обычного зеленовато-бурого цвета, с загрубевшими от возраста чертами, она, кроме размеров, пожалуй, визуально ничем не выделялась среди остальных жен Грозы. Тем не менее, ее мудрость была велика, кроме того, в свои немолодые годы она по-прежнему оставалась превосходной производительницей, и многие втайне гадали, почему же главная самка не она, а Загадка. Объяснение было простым — Гроза отвоевал Загадку самой первой, когда в юности только начал строить свой гарем; она была и оставалась любовью всей его жизни, потому ее авторитет был непререкаем, а статус незыблем. Загадка имела кожу желтоватого оттенка с очень светлыми полосами. Черты ее лица были изящными, точеными, а весь облик столь величественным, что казалось, будто она сошла с какой-то древней фрески, изображающей великую богиню или царицу. Сияние, четвертая по старшинству и значимости самка, была немного похожа на нее окрасом (Гроза вообще явно питал слабость к светлокожим девам), но гораздо меньше ростом, хотя, младших самок, вроде Капели, все равно по размерам превосходила.

Сумрак проскользнул в помещение вслед за Сиянием и с тихим пощелкиванием устремился к матери. Увидев его, Загадка перестала говорить и привстала, любовно протянув к сыну руки. Он немедленно оказался в ее ласковых объятиях и тонко заурчал, устраиваясь головой на родных коленях. Мать взъерошила его гриву и начала неторопливо поглаживать детеныша по спине, вновь возвращаясь к прерванной беседе.

На лице созерцающей мурлычущего подростка Сейши отобразилось молчаливое осуждение.

— Ты кого из него растишь, дорогая? — все-таки не выдержала она через десять минут, видя, что этому безудержному потоку нежности как всегда нет конца и края. — Воина или диванную подушечку?

Сумрак резко перестал урчать и поднял голову, обиженно уставившись на старшую самку. Та лишь презрительно рыкнула в его сторону. Мать легонько надавила рукой на его лоб и уложила обратно, вновь начав успокаивающе поглаживать.

— У меня один сын, Сейша, не лишай меня радости подольше побыть с ним, — спокойно проговорила Загадка.

— Так кто тебе мешает произвести других? — фыркнула собеседница.

— Ты знаешь мои убеждения…

Сумрак застрекотал и повернулся на спину, развалившись с довольным и расслабленным видом и подставляя под материнские прикосновения шею и грудь. Он увел голову вбок и зажмурился, задирая максиллы в счастливой улыбке и являя собой поистине умилительное зрелище.

— Нет, ну ты глянь на него, — не сдавалась Сейша. — Нормальный мальчишка спозаранку вскочит, и до вечера только его и видели, а этот…

— Никто не виноват, что ты не следишь за своими сыновьями! — резко оборвала ее Загадка, давая понять, что разговор окончен.

Сейша отвернулась, что-то недовольно бормоча себе под нос, а главная самка склонилась над сыном и проворковала:

— Радость моя, иди покушай, и потом можешь погулять. Только недалеко — помнишь, у нас уговор был?

Сумрак тем временем, уже полностью игнорируя брюзжание Сейши, с наслаждением изогнулся на материнских коленях, позволяя почесывать себе животик. На предложение Загадки он также не отреагировал и вставать в ближайшее время, похоже, не собирался.

— Иди-иди, — подтолкнула его в итоге мать, прекращая поглаживания. Медленно и нехотя Сумрак поднялся, направившись к остаткам трапезы самок. Он бы предпочел еще понежиться в теплых объятиях, чем набивать себе брюхо с утра пораньше…

— А почему ему не есть с другими детенышами? — недовольно спросила Сияние.

— Ну, завтра с ними поест, какая разница, — умиротворяюще проговорила Загадка, внимательно наблюдая за насыщением потомка.

По правде говоря, Сумрак совсем не был голоден, но доказывать что-то матери являлось занятием бесполезным и чреватым неприятностями, потому он демонстративно проглотил несколько довольно крупных кусков мяса и попросил разрешения идти. Все равно другие самки не дали бы сейчас Загадке спокойно с ним общаться… Глава гарема отпустила сына, крепко прижав его к себе напоследок, и он вприпрыжку помчался в сад.

День обещал быть теплым и ясным. Несмотря на то, что жара уже шла на убыль, и повсюду чувствовалось неотвратимое дыхание осени, солнце по-прежнему припекало, разливая в вышине красноватое дрожащее марево.

Сумрак вышел в сад и направился в свой излюбленный самый дальний его уголок, миновав все еще муштрующую старших подростков Негу. Откровенно говоря, ему по возрасту уже положено было присоединяться к тренировкам, но мать почему-то категорически запретила Неге даже любые намеки на это. Сумрак поглядел на взмыленных бедолаг с нескрываемым сочувствием. Ему самому очень не нравилось, когда кто-то пытался его к чему-то принуждать, потому дарованная матерью неприкосновенность не могла не радовать.

Нега, статная серокожая самка, бывшая примерно одного возраста с Загадкой, сердито зыркнула на проходящего мимо Сумрака. Он, кстати, со всей учтивостью поклонился ей. Сумрак вообще был достаточно вежливым мальком…

На всякий случай, он поспешил убраться с площадки побыстрее. А то, неровен час, кто-нибудь из единокровных братьев вновь поднял бы вопрос, почему это Сумрак до сих пор праздно шатается без дела, тратя время в свое удовольствие, тогда как они вынуждены бегать и упражняться до одури. Нега предсказуемо ответила бы на данный вопрос увесистой оплеухой, и наказанный затаил бы на Сумрака лютую обиду. Потом это могло вылиться в нелепую потасовку с последующим привлечением кого-то из старших самок и недостойным растаскиванием соперников за шкирку.

Скрываясь среди кустов, сын Грозы почувствовал спиной завистливые взгляды сверстников. Нет, ну, а кто же был виноват, что их матери совсем о них не заботились?..

Владения Загадки воистину потрясали своими размерами. Чтобы пересечь их от одного края до другого, требовалось более четверти часа, и то, если двигаться быстрым шагом. Не смотря на всю свою кажущуюся добродетель, главная самка весьма умело и агрессивно захватывала территории. Почти каждый год изумленный Гроза обнаруживал, что сад разросся на пару-тройку гектаров за счет каких-либо соседских угодий, сразу мысленно прикидывая, во что ему это обойдется…

Самая старая часть сада уже больше походила на лес. Деревья самых разных видов и пород высились, подобно гигантским колоннам, поддерживающим само небо; под густой сенью их ветвей поблескивала гладь многочисленных водоемов, заросших причудливой влаголюбивой растительностью. Дорожки, усыпанные мелкой галькой, петляли самым немыслимым образом. По ним было приятно ходить босиком, вслушиваясь в раздающийся под ногами шорох. Периодически встречались беседки и искусственные гроты, в которых самки обычно собирали молодняк для обучения или проведения досуга. В самое жаркое время года детеныши фактически жили там, оставаясь даже на ночь в присутствии кого-то из матерей. Сюда же молодняк отправляли и в Сезон, дабы не докучал отцу во время отдыха от межзвездных странствий и сражений.

Сумрак пересек сад и остановился под древним, широко раскинувшим свои корявые ветви деревом. Именно здесь было одно из его дневных убежищ. Стоило ему появиться, как молодого самца обступили давно уже поджидавшие его сестры. Малышки Бусинка и Искорка, шести лет отроду, подбежали первыми, галдя наперебой и толкаясь.

— Ты сделал? Сделал? — в нетерпении подпрыгивая, стрекотала Бусинка, дергая брата за край набедренной повязки.

— Прекрати, ты меня сейчас разденешь, — строго сказал Сумрак, отцепляя сестренку от себя.

— Ну, ты сделал, скажи?

— Да, — помолчав для пущего эффекта, с улыбкой ответил он.

— Где? Где-где-где??? — запищала Искорка, заглядывая брату за спину.

— Да, где? — присоединилась подошедшая Дымка — самочка, бывшая Сумраку ровесницей.

— Э, не так быстро! — хитро сощурился юный самец. — Сегодня будете искать сами!

— Что, и я тоже? — возмутилась Дымка.

— И ты, — подтвердил Сумрак нагло.

Младшие сестренки уже кинулись обшаривать все известные им тайники, а так же отыскивать еще неизвестные. Средняя сестра недовольно заворчала, но присоединилась. А Сумрак с видом полного превосходства расселся под деревом и стал наблюдать за разгорающимся ажиотажем. Незаметно к нему подсела старшая сестра по имени Мираж. Ей было двадцать пять, и она в братишке души не чаяла.

— А для меня еще что-нибудь сделаешь? — вкрадчиво спросила она.

Самочка чувственно приникла к Сумраку, обнимая его за плечи, и заискивающе поглядела ему в глаза.

— Мираж, ты в курсе, что ты самая жадная? — со смехом отозвался брат и добавил более спокойно: — Сделаю, конечно.

Затем он откинулся назад, окончательно попав под власть ее прикосновений. Мираж стала легонько водить когтями вдоль его ребер, потом подсунула одну руку снизу и принялась один за другим пересчитывать позвонки на тощей мальчишеской спине, отчего Сумрак выгнулся и замурчал.

Сумрак был единственным молодым самцом, позволявшим себя так тискать. Пока он был несмышленым мальком, Загадка почти не спускала его со своих колен, даже спать укладывала рядом с собой, в следствие чего у детеныша сформировалась насущная и непреодолимая потребность в тактильном контакте. Старшие сестры быстро это дело просекли, пользуясь слабостью Сумрака, дабы располагать его к себе и выпрашивать все новые и новые безделушки, на которые тот был настоящим мастером.

У Сумрака были умелые руки и поразительная усидчивость. Достаточно быстро освоив резьбу по кости и самые хитрые варианты плетения, он уже в раннем детстве начал баловать сестричек подарками в виде браслетов и ожерелий. Пока его сверстники только и знали, как носиться с обезумевшим видом, орать, мутузить друг друга и лезть, куда не прошено, он обычно тихонько сидел в уголке, вырезая костяные или роговые бусины под присмотром довольной матери. Позже подросший Сумрак не оставил этого занятия, а наоборот начал совершенствовать свое умение, приводя юное женское население гарема в восторг и часто далеко задвигая более характерные для самца его возраста занятия.

Впрочем, Мираж нравилось ласкать брата не только в виде платы за украшения. Мягкосердечный и податливый, хоть и временами капризный, Сумрак безмерно ее умилял, и одновременно взрослеющая самка, в голове которой уже вовсю блуждали мысли о замужестве, беззастенчиво им пользовалась, дабы лучше изучить мужское тело. Она исследовала брата как подопытного зверька, наблюдая, какие точки сильнее откликаются на касания, и беспрестанно экспериментировала над ним. Сам же Сумрак со всей присущей ему наивностью покорно доверялся ее нежным рукам и просто получал удовольствие.

Примечания:

Навеяло: «Deep Forest» — «Desert Walk».

Вконец утомившись обществом сестер, Сумрак покинул их под хитрым предлогом, будто бы ему срочно требуется пополнить запас материалов. Деловито удаляясь по направлению к границе сада, он краем глаза посматривал, чтобы неугомонные девчонки не увязались следом. Никакие материалы этот обманщик искать не собирался, а собирался незаметно сбежать с территории. Ему было строго запрещено отдалятся от угодий, принадлежащих гарему, но иногда Сумрак позволял себе нарушать данное правило, углубляясь в лес.

Это был один из тех немногих примеров, когда он осмеливался ослушаться указаний матери. Он просто ничего не мог с собой поделать, его влекло в дремучую чащу с неодолимой силой. Там росли высокие деревья, взбираясь на которые, можно было достать почти до самых облаков. Там так притягательно пахло смолой, прелыми листьями и влажной почвой. И там можно было остаться наедине с самим собой, ибо лес был настолько велик, что с любым из случайно встреченных сородичей не составляло никакого труда незаметно и легко разминуться. Заблудиться Сумрак не боялся, давно изучив эту местность как свои пять пальцев. Если же и случалось иногда заплутать, то всегда можно было подняться повыше и поглядеть, в какой стороне дом.

Сумраку нравилось путешествовать в одиночестве. Со сверстниками у него по ряду причин не особо ладилось. Многие откровенно завидовали привилегированному положению сына главной самки. Еще бы: у Сумрака была отдельная комната вместо койки в общей спальне, Нега не изводила его тренировками, и мать допускала его всюду, куда другим его ровесникам вход был заказан. С другой стороны, Загадка настолько четко отслеживала все действия сына, что близко общаться с ним было просто небезопасно — ей бы моментально становилось известно обо всех проказах молодых самцов, будь в них вовлечен Сумрак. Что правда, то правда, прежде он действительно настолько доверял матери, что честно и без всякой задней мысли рассказывал ей о своих приключениях, иногда невольно сдавая соучастников. Всякий раз после этого Сумрак получал от родительницы строгое внушение, а остальные мальки — жесткую трепку. Не удивительно, что после нескольких инцидентов остальные детеныши мужского пола благоразумно решили не иметь с ним ничего общего… Со временем Сумрак тоже начал понимать, что не все матери стоит рассказывать, а кое-где и вовсе следует приврать, но ситуации это уже не изменило.

Кстати, корни его странного увлечения резьбой по кости и нанизыванием бус крылись именно в вынужденной изоляции от свойственного его возрасту общества других мальчишек. Поневоле оставаясь в стороне от большинства нормальных для юного самца развлечений, он попросту не знал, чем еще занять себя. Нельзя сказать, что Сумрак чувствовал себя таким уж ущемленным — в целом, он был вполне доволен жизнью, а сформировавшееся под влиянием Загадкиных убеждений мировоззрение не позволяло ему разделять большинство грубых самцовых взглядов, вконец гася подсознательное стремление присоединиться к сверстникам. И все-таки, иногда было обидно становится изгоем. Временами в глубине души Сумрак начинал осознавать, что все идет как-то неправильно… Но разобраться до конца в своих чувствах подросток не мог, как и выразить их словами, дабы спросить совета у старших. Единственным выходом было — гнать невнятные мысли прочь. Именно тогда необычное, но творческое и одновременно весьма монотонное занятие помогало ему отвлечься.

Конечно, он не был лишен общения как такового, более того, иногда этого самого общения был даже переизбыток… Но женское окружение для молодого самца являлось по меньшей мере нехарактерным, а часто и отнюдь неблаготворным. Впрочем, Сумрак привык, научившись извлекать максимум пользы из этих странных взаимоотношений. И здесь способность изготавливать всякие нравящиеся самкам штуковины, опять же, приходилась как нельзя кстати, позволяя найти дополнительные точки соприкосновения со скандальным слабым полом.

Жаркий полдень был в разгаре, но в чаще царила неизменная прохлада. Сумрак залез на дерево и уверенно прошелся по горизонтальной толстой ветви на высоте метров десяти над землей. Потом оттолкнулся и легко перемахнул на соседний ствол, вцепившись в него когтями рук и упершись ногами. Удобнее расставив конечности, он вскарабкался выше и повторил прыжок, покрыв весьма приличное расстояние. И так еще несколько раз, с каждым прыжком все ускоряясь и незаметно теряя осторожность.

И вот уже, немало увлекшись, он понесся среди ветвей сломя голову, практически перейдя на четвероногое передвижение. Мысли мгновенно очистились, и разум опустел, воспринимая лишь скорость да свист в ушах и сосредотачиваясь на ежесекундном поиске новой опоры. Сумрак летел вперед, подобно счастливому идиоту, не думая ни о чем и ни о чем не вспоминая. Летел, пока не перестало хватать дыхания. Лишь тогда он вынужден был притормозить, устало плюхнувшись на ветку и хватая воздух широко раскрытой пастью. Ух, славно пробежался!

Он пересел удобнее и огляделся, пытаясь сориентироваться. Не сразу, но все-таки определив свое местонахождение, подросток довольно заулыбался и, успокоившись, растянулся на животе, свесив вниз все конечности и подставив спину пробивающимся сквозь листву солнечным лучам. Прижавшись скулой к потрескавшейся коре, Сумрак втянул ее горьковатый запах и закрыл глаза. Он долго лежал так и наслаждался моментом вновь обретенного умиротворения, больше не в силах заставить себя двинуться.

Вокруг шумели и поскрипывали, качаясь, деревья, повинующиеся внезапно поднявшемуся ветру. То и дело переговаривались какие-то лесные обитатели, прыгая по веткам или топая в подлеске. Чуткий слух малька улавливал даже самые мельчайшие шумы, выделяя их из общего природного гула. Сумраку нравилось вот так, зажмурившись, расшифровывать окружающие звуки, определяя, откуда они доносятся, чем воспроизводятся и далек ли источник.

Спустя некоторое время он уловил некие далекие отголоски, немало заинтересовавшие его. Прислушавшись к ним внимательнее, малек, наконец, привстал и повел головой. Так и есть, стая крылатых тварей… Неподалеку…

Он подобрал под себя конечности и поднялся на ветке, продолжая анализировать звук. Затем решительно двинулся в нужном направлении, уже не прыгая, как полоумный, а потихоньку перебираясь от дерева к дереву. Оказавшись в непосредственной близости от добычи, Сумрак затаился среди ветвей, наблюдая ярусом ниже кормящихся летунов. Приникнув всем телом к шершавому стволу, он начал бесшумно и медленно продвигаться вперед, подстерегая ни о чем не подозревающих существ. Метр за метром он подползал все ближе, пока не оказался на расстоянии броска. Примерившись, Сумрак внезапно громко рявкнул, перепугав пернатых и заставив их подняться в воздух. В это же мгновение он что есть силы оттолкнулся ногами и, в головокружительном падении врезался в самую гущу мельтешащей стаи. Взять пернатую тварь с места голыми руками было делом невозможным, но Сумрак все-таки после многочисленных попыток наловчился охотиться на них, придумав эту необычную тактику, позволяющую просто схватить то, что само окажется в когтях, пролетая мимо.

Мгновение, и молодой самец уже оказался на другом дереве, тяжело качнувшемся от его приземления. Когти ног и одной руки пробороздили кору, приостанавливая движение; во второй руке юного охотника отчаянно билась обреченная жертва. Стая с оглушительным гвалтом уносилась прочь.

Сумрак подтянулся в развилку и опустился на корточки, одновременно перекусывая добыче шею и слизывая выступившую теплую кровь. Вот это была настоящая еда, а не то, чем мать напичкает… Он чуть сдавил обмякшую тушку, жадно выпивая содержимое распоротых вен, после чего оторвался от нее и принялся ощипывать. Самые крупные и яркие маховые перья были предусмотрительно спрятаны им в ножнах — сгодятся на обновки сестренкам, а оставшиеся кроющие полетели, плавно кружась, вниз. Сумрак с аппетитом разорвал тушку и проглотил вместе со всеми косточками, выкинув только внутренности. Их он не любил — слишком пахли отвратно.

Лишь окончательно насытившись и облизав ротовые складки и пальцы, сын Грозы с досадой отметил, что сильно испачкал одежду кровью. Ну, вот, мать теперь заругает… Надо было, пожалуй, застирать, пока не засохло. Тем более, сегодня он собирался сказать Загадке, что весь день провел в саду, развлекая сестричек и мастеря для них поделки, а, устроив «разбор полетов» из-за пятен она, чего доброго, могла в итоге докопаться до истины.

Малек вздохнул, и, спустившись с дерева, поспешно направился к озеру.

Примечания:

Навеяло: «Deep Forest» — «Sing With The Birds».

Только по сюжету у меня вышло не «пой с птицами», а «жри птиц», но это мелочи)

Жара усиливалась, и небеса уже ярко алели. Нагретый влажный воздух поднимался от земли зыбкими трепещущими потоками. Сумраку всегда нравилось наблюдать за их изящным движением. Когда он был совсем маленьким, он пытался ловить их, всякий раз оставаясь немало озадаченным тем, что руки смыкались на пустоте. Мать, помнится, от души потешалась над этой картиной.

После полудня стало душно. Облака давно разогнало ветром, и солнце теперь вовсю слепило глаза, изливая на головы разомлевших яутжей нескончаемые волны обжигающего свечения. Впрочем, этот народ был на удивление хорошо приспособлен к высоким температурам. Длинные гривы взрослых успешно отводили лишнее тепло, не допуская перегрева, сложновато приходилось лишь детенышам, не обладающим пока ни столь же развитыми отростками, ни толстыми шкурами. Но у них был собственный, не менее эффективный вариант решения проблемы.

Озеро на окраине леса в летнее время пользовалось большой популярностью у местного молодняка. В отличие от степенных матерей, предпочитавших совершать омовение в собственных купальнях с максимальным комфортом и в спокойной обстановке, мальчишки были готовы плескаться тут с утра до ночи. К ним присоединялись и самые бойкие из молодых самочек. Малышня под присмотром старших сестер дурачилась на мелководье, а не обремененные на сегодня заботой о малявках самки открыто заигрывали с подросшими юнцами — в шутку, конечно, не серьезно. Девки то скопом набрасывались на какого-нибудь зазевавшегося самца и дружной толпой весело топили его, стрекоча над его беспомощным барахтаньем, то просто втихомолку спихивали кого-то из парней в воду, где поглубже. Самцы, конечно, тоже в долгу не оставались, гоняя сестер и приятельниц по берегу. Изловив самку, каждый юнец считал своим долгом зашвырнуть ее подальше в озеро, подняв максимальное число брызг, или же подмять под себя и как следует обслюнявить ей загривок, добиваясь пронзительного визга. Мальчишки помладше, не проявляющие еще столь явного интереса к женскому полу, в основном, боролись друг с другом или рыбачили, состязаясь в умении накалывать водных обитателей на острогу или вовсе хватать их голыми руками.

Сумрак пересек прибрежную зону и вышел к кромке воды чуть поодаль от всеобщего веселья. Развязав набедренную ткань, он опустился на колени и тщательно застирал кровавое пятно, после чего положил одеяние сушиться на камни, а нож спрятал под ними и отправился немного поплавать.

Сначала он купался в одиночестве, но затем ненавязчиво присоединился к группе подростков, обследующих дно озера. В ходе этого увлекательного занятия они сперва щеголяли друг перед другом умением надолго задерживать дыхание, а затем хвастались находками, сделанными на глубине. Вот один из мальков вытащил причудливый комок водорослей, вызвав одобрительные возгласы окружающих. Другой с трудом выволок корягу — в ней не было ничего такого, но уже одно то, что у мальца хватило сил понять ее на поверхность заслуживало уважения. Кто-то другой поднял гладко окатанный, почти идеально круглый камень, а два приятеля извлекли с немалым трудом какую-то ржавую цепь.

Наблюдая за сверстниками, Сумрак невольно припомнил сегодняшний сон. Конечно, никакого города на дне озера быть не могло, но, может, это был знак, что он просто обязан сегодня отыскать что-то исключительное? Наверное, стоило тоже попробовать… Сын Грозы нырял весьма неплохо, однако длительно обходиться без воздуха, увы, не умел, тем не менее, он все-таки решил вступить в игру, понадеявшись на удачу.

В мутной воде было почти ничего не видно. Еще и другие «искатели сокровищ» подняли тучи ила, так что видимость вообще снизилась до нуля. Сумрак достиг дна и, точно юркая рыба, скользнул вдоль него, изгибая тело и раздвигая водную толщу руками. Нащупав под собой топкую поверхность, он погрузил в нее ладони, ощущая, как песок и глина проходят между пальцами. Ничего. Он сделал несколько резких гребков всеми конечностями и повторил свое действие. Опять ничего, только грязь…

Начала сказываться нехватка воздуха — еще чуть-чуть, и малек бы рефлекторно глотнул воды… Надо было срочно всплывать. Но Сумрак упрямо совершил еще одну попытку и быстро засунул руку в ил по самый локоть. Когти скользнули по чему-то гладкому. Не разбираясь, он ухватил это нечто и, оттолкнувшись ногами, устремился наверх, с усилием выдергивая погребенный под слоем ила предмет. На остатках вдоха он торопливо всплыл, что стоило немалого труда.

Воды он все-таки умудрился глотнуть, причем, уже у самой поверхности. Кашляя и отплевываясь, Сумрак начал судорожно хватать ртом воздух, неуклюже плескаясь, но продолжая сжимать свое приобретение в когтях. Наконец, ему удалось отдышаться и выровняться на плаву. Наблюдавшие его мучения товарищи, злорадно и насмешливо застрекотали, но Сумрак даже не обратил на это внимания — ему скорее хотелось разглядеть загадочный предмет. Слегка прополоснув находку, он извлек ее и поднес к глазам. Наступившему вслед за тем изумлению не было предела. Остальные подростки тоже разом затихли. В руке Сумрака оказался почерневший череп доисторической твари, каких уже давным-давно не водились на свете. Он был небольшой, узкий, с большими глазницами и хорошо сохранившимися, все еще острыми клыками.

Мальчишки восторженно сгрудились вокруг Сумрака, и самые наглые тут же полезли лапать череп. Сумрак предупредительно рыкнул на них и, растолкав, быстро поплыл к берегу. Ему хотелось немедленно изучить находку, желательно, без постороннего участия. Оказавшись на суше, он сел и принялся внимательно осматривать ее. Могла ли она считаться настоящим трофеем? Он не убивал это существо, но добыл его голову нелегким трудом, так что формально…

— Ничего себе, ты где это взял? — нарушил ход его мыслей раздавшийся за спиной голос.

Сумрак обернулся. Старшие юнцы Штиль и Шквал стояли над ним и с интересом разглядывали его загадочное приобретение. Они были сыновьями Сияния. У этой самки прослеживалась странная манера называть потомство каждого Сезона в одном стиле. Например, у нее было несколько одновозрастных дочерей, названных в честь ядовитых растений, и сыновья с именами минералов. А самцы из выводка, готового в этом году отбыть на орбитальную станцию, все как один носили «воздушные» имена.

— Достал из озера, — честно ответил Сумрак.

— Что будешь делать с этим? — от братьев не исходило угрозы, лишь заинтересованность.

— Не знаю пока… Это же не трофей, так? — со слабой надеждой спросил младший детеныш.

— Нет, но вещица ценная, — задумчиво проговорил Штиль, опускаясь на корточки и забирая у малька череп. Он внимательно оглядел его со всех сторон и передал Шквалу, также присевшему рядом.

— А что в ней такого ценного? — не понял Сумрак.

— Она одна в своем роде. Гляди, — Шквал перевернул череп и указал на что-то, торчащее возле затылочного отверстия. Сумрак сперва не обратил на это внимания, но сейчас, приглядевшись, понял, что в черепе было необычного: глубоко в кости застрял каменный наконечник стрелы.

— Так-то вот, — усмехнулся Шквал. — Это трофей, да только не твой, а какого-то древнего охотника… Может быть, даже твоего далекого предка. Знаешь, я думаю, он не случайно к тебе попал.

Вернув младшему брату находку, Шквал хлопнул его по плечу.

— Что же мне делать с этим? — еще раз осматривая череп, проговорил Сумрак.

— Отдай Черному Воину, — предложил Штиль. — Это принадлежит ему по праву. И предок будет тебе благодарен. Может, даже возьмет тебя под свое покровительство, направлять будет…

— Мать не пускает меня в Храм, говорит, там детям делать нечего…

Штиль закатил глаза и хлопнул себя по лбу.

— Помяни мои слова, она тебя когда-нибудь обратно в яичную скорлупу запихнет, — негодующе проскрежетал он.

— Какие проблемы, сходи сам, без спроса, так трудно, что ли? — вмешался Шквал.

— Один? — ужаснулся Сумрак.

— Конечно, один! Что ты, как девка-то напугался? — Шквал презрительно дернул жвалами.

Сумрак потупился.

— Ладно, что ты, — примирительно сказал Штиль и обратился вновь к детенышу: — Послушай, мы как раз собираемся туда с парнями через несколько дней, ну, знаешь, перед отправкой… Если хочешь, пойдем с нами.

— А можно? — оживился Сумрак.

— Если канючить не будешь по дороге, — фыркнул Шквал, вставая.

— Я тебе сообщу, — добродушно сказал Штиль и тоже поднялся.

Братья отправились дальше куда-то по своим делам, а Сумрак остался на берегу размышлять. Сын Грозы просидел так еще долго, держа череп на коленях и думая о таинственном предке, сильном и кровожадном диком Охотнике. Кем он был? Как давно жил в этих землях? Чем прославился и как окончил свои славные дни? Увы, время сокрыло его историю за своей непроницаемой завесой. Следы бесстрашного воителя давно затерялись в веках, и имя его было забыто навсегда. Но тем важнее стало для Сумрака отдать последнюю дань его уважению и чести.

Примечания:

Навеяло: «Deep Forest» — «Noonday Sun».

Вечерело. Сумрак покинул озеро, унося с собой удивительную находку, бережно завернутую в широкие листья водных растений. Не следовало ее всем без разбору видеть. Особенно сестрам. И матери Сумрак тоже решил череп не показывать. Мало ли, что она могла подумать…

Пробравшись на границу сада, он спрятал дар Черному Воину в одном из своих личных тайников, после чего, утомленный впечатлениями и переживаниями, вскарабкался на дерево и, уютно устроившись в развилке, моментально заснул.

Ему снился древний лес с неведомыми тварями, загадочный и мрачный, наполненный странными звуками. Растения в этом лесу извивались и ползали, хватая колючими стеблями за щиколотки и пронзительно шипя. То тут, то там ухали бездонные болота, окутанные серыми марями. Сумрак шел по тропинке через эту негостеприимную чащобу, отодвигая руками завесы лиан и седые космы древесного мха, а из темноты на него пялились сотни святящихся глаз.

Вдруг вдалеке замаячил чей-то силуэт, и Сумрак ускорил шаг, пытаясь настичь неожиданного попутчика. Но, как бы он ни торопился, фигура неизменно обгоняла его, шагая размеренно и широко. Неведомый уверенно шел сквозь дебри, опираясь на украшенное перьями и подвесками копье; его стройный торс был обнажен, и кожа чуть золотистого оттенка поблескивала в тусклом лунном свете. Бедра его были повязаны черно-рыжей пятнистой шкурой, а грива, ниспадающая до пояса, перехвачена в нескольких местах пестрой тесьмой.

Сумрак уже отчаялся догнать его и остановился… В тот же момент воин тоже встал впереди как вкопанный и резко обернулся, посмотрев на преследователя в упор. Его неистовые ярко-желтые глаза сверкнули в ночи, словно бы прожигая оторопевшего детеныша насквозь. И тут же малька выбросило из сна…

Пробудившись, Сумрак в недоумении потряс головой и огляделся. Он был на своем привычном месте вечернего отдыха — никакого мрачного леса, никаких болот и тварей вокруг. Все тихо и спокойно. Правда, солнце уже почти закатилось за горизонт — он проспал слишком долго. Ощутимо повеяло ночным холодком; от влажности с листьев закапало. Юный самец слегка потянулся и размял шею, усаживаясь на ветке. Пора было возвращаться домой.

Но прежде Сумрак позволил себе немного задержаться, провожая этот удивительный день, преисполненный солнечным светом, яркими впечатлениями и новыми открытиями. Один из многих прекрасных дней в его пока еще беззаботной мальковой жизни. Подросток не жалел, что счастливое сегодня уходит в прошлое, ведь завтра в его понимании несло еще больше надежд, побед и приключений. И много самых разных удовольствий. И самую малость проблем. Смешных детских проблем, которые сперва кажутся очень серьезными, но забываются через пять минут.

Пока Сумрак так юн, каждый новый день будет являть для него своеобразное маленькое чудо, и ему будет казаться, что эта славная пора не закончится никогда. Всегда будет сиять в небе жаркое светило, плескаться теплое озеро, шуметь вокруг любимый лес. И сестры будут веселить его своими милыми выходками. И мать каждый вечер будет гладить его по голове, рассказывая захватывающие истории…

Некоторое время Сумрак задумчиво созерцал краснеющую на западе полоску, над которой слабо мерцали узкие облака, а затем, вздохнув, спрыгнул с дерева и пошел к зажигающему свои огни зданию гарема. Загадка, наверное, уже потеряла его и беспокоится…

…Незаметно прошел еще один из тихих безмятежных вечеров, которые Сумрак так любил. Самки собрались в зале, и молодняку было наконец дозволено присоединиться. Сейша в пятидесятый раз рассказала о временах своей молодости, и кто-то из сестер начал неспешно перебирать струны, извлекая из музыкальных инструментов слегка заунывные, но успокаивающие звуки. Загадка придумала очередную интеллектуальную игру, от которой парни очень скоро втихаря сбежали, и развлекать главу гарема остались только ее сын да младшие самки. Когда перевалило за полночь, все принялись расходиться по комнатам.

Перед сном Сумрак наведался в купальни, где долго стоял под душем, смывая накопившуюся за день, пусть и приятную, усталость — еще один неизменный ежевечерний ритуал. Ему нравилось ощущать на своей коже потоки теплой воды и слушать пение ее струй, ударяющихся о каменный пол.

Глубокой ночью он поднялся к себе. Окно все еще было открыто, и ветерок блуждал по комнате, шевеля полог над ложем и свисающие с потолка безделушки. Сумрак выглянул во двор. Сад за окном дремал, дыша прохладой, и от водоемов поднимался вверх густой туман. С высоты своих обшитых темным бархатом чертогов на спящий мир молчаливо взирали две полные луны — желтая и красноватая. Их рассеянный свет заливал комнату, придавая необычные очертания привычным предметам.

В такие ночи пробуждающиеся древние охотничьи и исследовательские инстинкты тянули мальков на улицу. Вот и сейчас группа подростков, прячась в тени, покинула западное крыло здания и цепочкой устремилась куда-то вглубь сада, совершая короткие перебежки. Они думали, что остались незамеченными, но Сумрак отлично видел их. Как всегда, его не позвали… Тому была объективная причина — Загадка имела обыкновение несколько раз за ночь проверять сына, и его исчезновение ни за что бы не скрылось от ее глаз. Ну, и ладно. Зато, если ему вдруг не спалось, он мог пожаловаться ей, и мать сама выходила прогуляться с ним по саду. И, кстати, беседовать с ней в это время было намного интереснее, чем с недалекими единокровными братьями.

Вообще, странно, что у Сумрака отсутствовали братья родные. Сестер была уйма, а братьев ни одного. Как знать, может, с другими, взращенными Загадкой молодыми самцами, у него сложились бы более доверительные взаимоотношения? Сумрак несколько раз пытался задать матери этот вопрос, но так и не получил вразумительного ответа. В зависимости от настроения, Загадка либо отшучивалась, либо отмалчивалась.

Вскарабкавшись на подоконник и упершись спиной в оконный проем, детеныш долго смотрел в ночное небо, пока не почувствовал, что его снова клонит в сон. Нет, пожалуй, сегодня он обойдется без поздней прогулки. Но укладываться Сумрак пока не спешил — ждал мать. Для полного спокойствия и счастья его день должен был заканчиваться лишь с ее приходом…

Примечания:

Навеяло: «Deep Forest» — «The Old Tree».

— Ты побудешь со мной?

— Конечно, милый, засыпай, я рядом, — Загадка присела на край ложа, ласково поглаживая сына по голове. Сумрак счастливо улыбнулся и закрыл глаза.

Как же он походил на отца… Тот же изысканный разрез глаз, четко очерченные скулы и углы мандибул. Уменьшенная и более изящная копия Грозы.

Ее возлюбленный самец сейчас был очень далеко… Где-то среди ледяных и безжизненных просторов космоса он бросал вызов собственной судьбе в нескончаемых сражениях, доказывая непонятно кому свое превосходство. Загадка знала, что он не терпит беспокойства и страхов за свою персону: он был доблестным и опытным воином, ответственным и рассудительным, какие не лезут на рожон, а тщательно просчитывают свои ходы. Тем более, от Грозы зависела жизнь целого клана, и он не мог рисковать понапрасну. И все же Загадка втайне переживала за супруга, с тревогой ожидая его возвращения каждый год, и каждый год отпуская от себя с болью в сердце.

Неотвратимо близилось то время, когда пришлось бы отпустить и сына… Но Загадка пока что трусливо отбрасывала эти мысли. До последнего она старалась оттянуть тот неприятный момент, когда пришлось бы себе признаться: пора готовить Сумрака ко взрослой жизни…

Она с обожанием и легкой грустью вгляделась в лицо детеныша, продолжая ласково перебирать его короткую гриву.

— Расскажешь мне?.. — уже в полудреме попросил он, не открывая глаз.

— Опять? — изумилась Загадка.

— Ну, пожалуйста…

— Хорошо… — и мать в который раз начала свой рассказ.

…Вначале была только кромешная тьма, и жестокие твари скрывались в ней, пожирая друг друга и чиня хаос. Однажды самая крупная и ненасытная тварь взяла верх над всеми остальными. Она хватала и проглатывала другие порождения мрака, раздуваясь и набирая силу. И вот стала она такой огромной и тяжелой, что уже едва таскала свое брюхо. Сделавшись неповоротливой, она не могла более промышлять себе пищу. Терзаемая голодом, начала тварь пожирать сама себя, пока не осталась от нее одна гигантская голова. Тогда раскрылась она, и явился из этой головы Черный Воин. Скрываясь во тьме, начал он свою Первую Охоту, истребляя тварей одну за другой, и не было у него иной цели и иного занятия. Но как-то раз постигла Воина неудача — его не знающее промаха копье отскочило от каменной шкуры темной дичи, и высекло искру, заронившую первый отблеск пламени во мрак. Полыхнул огонь и ослепил Черного Воина, и тварь нависла над ним, готовая разорвать… Но из алого зарева вышла прекрасная Воительница и объяла тварь жарким пламенем. Взвыло порождение мрака и закрыло уродливую голову бесчисленными лапами, пытаясь защититься. Но огонь был беспощаден, и каменная шкура треснула. Так из-под прочной скорлупы показался новый Мир. Пораженный и усмиренный поднялся Черный Воин и склонил голову перед Красной Воительницей. Он был пленен ее красотой и силой. Он молил ее остаться с ним, и Воительница согласилась, но с одним условием: он примет ее огненную суть и не позволит тьме поглотить Мир вновь. И, хоть ярок оказался Мир, и больно было привыкшим к темноте глазам Черного Воина смотреть на него, Воин дал клятву Воительнице. Тогда свет разлился по Вселенной, загоняя мрак в самые дальние ее уголки, и из этого света, родилась Золотая Владычица. И Черный Воин не устоял перед ней, взяв ее второй супругой. Владычица встала с ним рядом, попросив лишь об одном: не спорить с подвластными ей стихиями. Огонь же, неустанно поддерживающий сердце Мироздания, наращивал свою мощь, постепенно раскаляя его добела. И третья богиня явилась из него, имя ей было — Белая Мать. Черный Воин, обуреваемый чувствами, возжелал и ее. Белая Мать благосклонно пошла за ним, взяв взамен обещание чтить дарованную ею жизнь. Последней пришла с границы света и тьмы Серая Провидица, хозяйка времени. Черный Воин без колебаний забрал ее в свой гарем, а она испросила у него обещание не поворачивать события вспять. С тех пор Мир стал существовать по своим законам, созданный Красной Воительницей, пришедший в движение волей Золотой Владычицы, населенный детьми Белой Матери и покорный велению Серой Провидицы. А Черный Воин и впредь охотится за Гранью Мира, разгоняя темных тварей и поджидая тех из достойнейших, кто придет под его начало в конце своих дней…*

Тихий и глубокий голос Загадки звучал то нежно, то таинственно, то торжественно, пробуждая в сознании впечатлительного малька фантастические картины и незаметно убаюкивая. Рассказывать она была настоящая мастерица… Не прошло и десяти минут, как Сумрак сладко спал, трогательно свернувшись на мягком ложе в клубок. Его дыхание было спокойным и еле слышным, а веки чуть подрагивали, выдавая едва заметные движения глаз. Малек уже видел сны.

— Спи крепко, мой родной, — шепотом проговорила Загадка, вставая. — Со мной ты всегда будешь в безопасности.

Самка легонько прикоснулась ротовой перепонкой к гриве сына и бесшумно покинула комнату.

_______________________________________________________________________________________

* Мне всегда казалось странным, что Черный Воин одинок. Во-первых, психология разумных обоеполых существ, на мой взгляд, сколь бы она не отличалась от человеческой, должна требовать какой-либо комплементарности. Во-вторых, Черный Воин — покровитель самцов-охотников, ну, еще, возможно, самок-воительниц. Он — явное божество-разрушитель, но кто же тогда является созидателем при нем? И кого чтут обычные гаремные производительницы потомства? Кому поклоняются ремесленники и ученые? Ну, я попыталась ответить на эти вопросы, как смогла.

Примечания:

Навеяло: «Deep Forest» — «Tibet».