Keine Sonne, keinen Nabel (джен)

Очнувшись на берегу рядом с разбитым кораблем иллитидов, чувствуя лучи солнца на лице, она была счастлива.

Первый, за долгое время, увиденный рассвет стал знаком новой жизни, в которой не было места неудачам и отчаянию. Горячая клятва Латандеру, принесённая многие годы назад никогда не грела её так сильно.

До тех пор, пока дорога не привела их в обитель Розиморн.

* * *

Напряжение нарастало с каждым найденным скелетом, с каждой прочитанной записью от прихожан, но, похоже, никто в отряде не замечал этого. Они были слепы к своему лидеру, чьи движения и мимика холодели и замыкались, как река в жестокие морозы.

Пока остальные искали что-нибудь ценное на продажу, Заря опустилась на колени у обезглавленной статуи Латандера, и склонила голову, касаясь лбом своих молитвенно сложенных рук. Со стороны могло показаться, что её ведет печаль. Скорбь по убитым монахам и людям, когда-то пришедшим за помощью к Утреннему богу, и попавшим прямо под вычурные мечи гитов.

И отчасти это было правдой.

Но с каждым найденным скелетом, с каждой прочитанной записью от прихожан та часть, которую Заря сдерживала с тех пор, как сбежала из дома, поднималась из глубины сознания отвратительной порослью. Как гниющий заживо плющ, жажда убийства оплетала мысли, растекалась по ним холодной склизкой массой, подступала к горлу вместе с тошнотой, мешая мольбе к Латандеру сорваться с губ. Внутренний свет её клятвы сиял, но был бессилен. Борясь с мерзостью, дроу сжималась всё сильнее, боясь лишний раз пошевелиться. Казалось, стоит неаккуратно вздохнуть, и она набросится на тех, кто повернулся к ней спиной, чтобы пожрать их тела и искупаться в их крови.

Заря пришла в себя, задыхаясь, как неудавшийся утопленник. Кто-то, буквально за секунду до непоправимого, вытащил её из зловонного болота мыслей за шкирку, как несмышлёного щенка.

— Это становится проблемой, — Салазар, дроу с взглядом дракона, дорогой братец, сидел рядом с ней на корточках, будто и не совершал никаких магических манипуляций с чужим сознанием. И как всегда, никаких глупых вопросов, вроде «Могу я через личинку залезть тебе в мозг?», «А ты не против?». Ничего лишнего.

Заря попыталась выровнять дыхание, привычно отгоняя ядовитые мысли о сводном брате.

— Знаю, Зар.

— Тебе придётся убить, — продолжал он, сверля её внимательным взглядом, — и чем скорее, тем лучше. Ты не сможешь бороться с этой тягой, только не здесь.

Салазар распрямился легко, как клинок рапиры, и помог сестре подняться.

— Все эти старые кости, — он кивнул на очередной скелет, — ослабляют тебя. Ты смотришь на них, видишь умирающих людей, и жажда мести поднимает голову. А вместе с ней… Ты сама почувствовала.

— Но я не хочу убивать!

— Тогда кровь прольется в лагере. И на этот раз не будет залётного барда, который примет на себя удар, — Салазар усмехнулся и подмигнул. — Я забрал последнего, извини.

— Ты убил невинную девочку, — возмущенная Заря ткнула брата в грудь, будто надеясь, что он изменит свой тон, — и так спокойно шутишь об этом?!

— Невинную?! ХА! Её существование оскорбляло мою честь, как барда, а песни были преступлением против Музыки, — дроу наклонился к ней и так улыбнулся, что воображение легко дорисовало острые зубы и капающую с них слюну. — Но даже будь она гением с голосом сирены, я бы убил её ещё раз. И ещё. Столько, сколько нужно, возможно даже с большей жестокостью. Потому что я не могу сказать, или даже предположить, кому повезло бы проснуться после той ночи, а кому — нет. Потому что, на месте девчонки мог оказаться твой любимый сосунок. Или наш мальчик-который-стал-бомбой, и в этом случае мы бы распрощались с половиной Побережья. А ещё на её месте могла оказаться ты.

Острое лицо Салазара расслабилось, будто опустело. Впервые за время разговора он отвёл взгляд и ссутулился.

— И вот этого я уже не смог бы себе простить.

Заря отступила. В голове паладина появилось и окрепло подозрение, что в кровавых кошмарах, терзающих её брата почти каждую ночь, она занимает почётное место на худшей дыбе.

— Хорошо, я поняла. Но хотя бы не шути над её смертью.

— Если тебя это так задевает, не буду. Тут ты в чем-то даже права, — дроу пожал плечами, и, не успела девушка выдохнуть, добавил, — Отпускать в ее сторону шутки, равно давать ей славу, которую она не заслужила. И насчёт… Своего состояния не беспокойся. Обещаю, я найду решение.

Сказав это, Салазар, напевая, направился к остальным членам группы, на ходу оповещая их, что привал окончен.

* * *

— Дело пахнет темным заговором, — пробормотал Астарион, наблюдая за негласными лидерами их пёстрого отряда. Он видел, как Заря опустилась на колени в молитве, видел как её цепной пёсик подскочил на месте, и чуть ли не вприпрыжку побежал к своей «хозяйке». Жаль, что их диалог вампир услышать не смог, из-за некоего раздражающего, как слепень, дроу.

Кстати говоря, с каких пор у подземных эльфов появились драконьи глаза?

— Всё никак не успокоишься? — Шедоухарт, будто прочитав мысли вампира (возможно, и вправду прочитав), протянула вопрос особенно мерзким тоном.

— Прошу прощения?! Я спокоен! Просто интересно, что задумал этот… Дроу. Вряд ли что-то хорошее, в конце концов, он уже нападал на нас дважды.

— Ты наверное хотел сказать, нападал на тебя дважды, — даже не поворачиваясь, Астарион знал, что она улыбается своей обычной саркастично-ироничной улыбочкой. — Когда ты пытался укусить его сестру.

— С ней бы ничего не случилось, а меня проткнули колом насквозь! Ты хоть представляешь, как это больно?!

Дроу, закончив разговор, вернулись к отряду, и, конечно, Салазар влез в разговор, в который его не приглашали, как только подошёл достаточно близко.

— Боль — привилегия живых, я думал, тебе понравится, — произнес он. — Но если моя реакция так сильно тебя обидела, я готов извиниться.

— Хмпф! Если бы мне нужны были твои извинения…

— И все же, я скажу.

Салазар ехидно сверкнул глазами.

— Извини. Мне так жаль, что я промахнулся.

«Маленький гадёныш», подумал Астарион, сжимая руки в кулаки и старательно уговаривая себя не кидаться на цепного пса. Возможности победить сейчас стремятся к нулю, не столько из-за умений дроу, сколько из-за лишних глаз. Если он хочет воспользоваться в дальнейшем помощью этих людей (и нелюдей), они должны в нем видеть как минимум товарища.

В такой ситуации можно было бы попытаться изобразить жертву. Сместить фокус внимания, выставить своего врага отвратительнейшим на свете существом, а себя — невинным и незаслуженно страдающим… Вампиром. Да.

Что, разве вампиры не могут незаслуженно страдать?

Играть на жалости просто, даже проще, чем на похоти, но что-то удерживало Астариона от воплощения этого плана. Он даже не мог с точностью сказать, что: нежелание снова чувствовать себя беспомощным и слабым, пусть даже в рамках манипуляции, отвращение к чужой жалости? Или же ненавистное, презрительно-насмешливое выражение лица Салазара, с каким тот всегда смотрел на вампира, будто знал, какие мысли бродят в кудрявой голове.

Астариона это не устраивало.

Он хотел видеть удивление, шок. И ужас. Тот же самый, что вампир ощутил, лёжа на земле с деревянным колом, толщиной с руку, в животе. Чтобы дроу на своей шкуре испытал каково это, когда тебя тащат за волосы к костру и выставляют на всеобщее обозрение шрам на шее, оставленный хозяином. Свидетельство недавней не-жизни, в которой ты был не больше, чем перчаткой с нарисованными глазами на руке. Куклой, которую нет смысла спрашивать — все равно не сможет отказать.

И в момент поиска подтверждения того, что прошлое над тобой не властно, его одноглазый призрак протаскивает тебя через весь лагерь, нисколько не заботясь о том, что торчащая из тебя деревяшка плугом пропахивает землю, расширяя и без того огромную рану. А затем, отбрасывает в сторону, как бесполезный мусор.

— Этот кровосос приведёт тебя к гибели, сестра.

Но, хоть жажда мести периодически застила взор, Астарион успокаивал себя тем, что его час придёт. У личности с такими наклонностями, как у Салазара — даже для дроу чересчур кровожадными — всегда есть что-то, от чего они бегут. Что ненавидят. Чего боятся. И в этом случае задача упрощается до невозможности — оказаться и в то время, и в том месте, где правда всплывёт наружу. Нужно лишь немного подождать.

А дожидаться подходящего момента вампир умел просто отлично.

Тем временем, пока Астарион предавался сладким мечтам о возмездии, а отряд направлялся в подземную часть храма — ясли, как их назвала Лаэзель — с подземными эльфами творилось что-то странное. Цепной пёс вился вокруг своей хозяйки как приклеенный, сама же Заря, в любое другое время влезающая в перепалку, чтобы охладить пыл своего братца, на этот раз прошла мимо, уставившись в землю под ногами. Запоздало вампир вспомнил, что девчонка-дроу — служитель Латандера. Вероятно, ей непросто было видеть монастырь своего бога в таком состоянии. И всё же, Астарион кожей чувствовал неправильность. Нестабильность.

Его личный буфер от своего злого брата сейчас больше напоминала алхимический огонь в колбе. За секунду до приземления на бочку с порохом.

Подозрения подтвердились, когда, спустившись в подвал монастыря, их отряд встретился с часовыми гитьянки. Пока Лаэзель спорила с сородичами о праве на очищение, Заря, как-то незаметно перешедшая в «хвост» компании, вдруг вздохнула, будто тихо всхлипнула. Скосив взгляд, вампир увидел, что она смотрит на гитов с нездоровым любопытством. Салазар тоже это заметил, и наклонившись, что-то настойчиво зашептал сестре на ухо. Чтобы он ни говорил, похоже, это подействовало — Заря опустила голову вниз, и очень вовремя, так как один из часовых обратил внимание на странные шевеления в рядах незнакомцев.

— Эй, ты! Istik! Что там у вас?

— Всё в порядке, уважаемый. Просто у моей сестры, — дроу замялся, будто бы стесняясь говорить, — боязнь подземелий.

Незнакомые гитьянки недоумённо переглянулись между собой, в то время как Шедоухарт зашлась во внезапном приступе кашля. Астарион же ощутил острейшее желание пробить ладонью свой лоб.

Не найдя в путниках ничего подозрительного, часовые подсказали им где находится лазарет, и отпустили.

— «Боязнь подземелий», да? — крайне ехидно заметил вампир, как только они отошли подальше от дозорных.

— Не лучшая отмазка, признаю. Удивлён, что они поверили.

— Я бы предпочел узнать, зачем вообще понадобилось что-то придумывать, — протянул Астарион, а потом, будто невзначай, добавил вопросу остроты. — Или почему наша маленькая паладинша сейчас не может говорить за себя?

— То, что вы делите постель ещё не значит, что у тебя появились какие-то привилегии, отродье, — Салазар, несмотря на попытку вывести его на эмоции, оставался леденяще спокойным. — А твои потуги что-то разнюхать, сейчас только вредят общему делу.

Дроу произнёс это так, что в голове вампира эхом зазвучал голос Касадора: «Похоже, ты до сих пор не выучил урок. Придётся тебе вернуться в руки Гоуди, мальчик».

— Он прав. Мы в шаге от возможного исцеления, и, не знаю как вас, а меня больше интересует избавление от личинки, чем выяснение кто и почему чувствует себя не в своей тарелке, — Шедоухарт пожала плечами. — Без обид, Заря.

Паладин в ответ махнула рукой, но ничего не сказала.

— Предлагаю поторопиться. Лаэзель, похоже, скоро окончательно потеряет терпение, — заметил Гейл, кивая на недовольную гитьянки, прожигающую их взглядом.

— И упаси нас боги заставлять её ждать, — хмыкнул дроу. — Я хочу наведаться к местному торговцу, посмотреть, что там по припасам и оружию, так что не ждите меня.

— Уверен, что это хорошая идея? Здешние обитатели не выглядят дружелюбными. Или, хотя бы достаточно терпимыми к чужакам.

— Зря беспокоишься. Конечно, за нами будут следить, но пока мы ведем себя мирно, никаких проблем у нас не будет.

* * *

— Уточни-ка, приказ богини избавиться от нашей антиличинковой защиты и, следовательно, мгновенно стать иллитидами, входит в твое понимание проблем?

Гейл. Нервничает.

— Временная трудность… Х-ха… В лучшем случае. Да из чего вы сделаны, вашу мамашу?!

А это Салазар. Его голос раздаётся вместе со скрежетом, чавканьем и скрипом, звучащими всё быстрее и раздражённее. Заря пытается открыть глаза, и первое, что видит — её брат, пытающийся вытащить меч из старого гита с обручем на голове. Оружие крепко застряло в костях и в металле доспеха, но Салазар не сдавался. При каждой его попытке, голова гитьянки забавно мотылялась из стороны в сторону, влажно щёлкая расслабленным ртом, а пронзённые мышцы по-мясному хлюпали, брызгая остатками крови в уже натёкшую лужу. Паладин смотрела на это действо как загипнотизированная, не понимая, почему пустота на месте последних воспоминаний зудит, словно заживающая рана.

— О, глядите кто проснулся! — Астарион первым заметил её пробуждение. — Ну ты и соня! Тебя даже голос Влаакит не разбудил. В тебя попали каким-то психическим заклинанием, в самом начале боя. Кое-кого, — вампир выразительно покосился в сторону второго дроу, мучающего труп, — это вывело из себя, и теперь мы имеем то, что имеем.

На этих словах он развёл руки в стороны, визуально охватывая зал — поле недавнего боя — залитый кровью, а кое-где и внутренностями.

— Я не…

— Что, дорогая?

— Я не помню! — Заря прошептала эти слова, и отчего-то её мысли наполнились паникой. — Я ничего не помню!

Лицо Астариона вытянулось, но прежде чем он успел что-то сказать, Салазар, наконец-то вытащивший меч из тела, издалека заметил:

— Такое бывает. Редко, но бывает. С чем это может быть связано, я сказать не могу.

«Я говорю: «стой», и ты стоишь. Я говорю: «бей», ты бьёшь. Если я прикажу не дышать, ты не дышишь.»

Его же голос, но совсем другой, жёсткий, иссушающий, как ветер ночной пустыни, услышала Заря в своей голове, и это всколыхнуло подозрения.

— Врёшь, — отчего-то голос задрожал. — Ты всё прекрасно знаешь, Зар. Скажи мне!

Секунда, и дроу, отбросив меч, оказался рядом. Взял руки сестры в свои и нежно сжал.

— Память скоро вернётся к тебе. Может быть не полностью, но ты все вспомнишь, — в единственном оставшемся глазу Салазара горели забота и привязанность, столь сильные, что Заре стало стыдно. Брат бы никогда не причинил ей вреда.

Поняв, что буря миновала, дроу дёрнул уголками губ, что у него означало улыбку, и поднялся.

— У нас сейчас… Небольшая трудность. Влаакит поставила условие: мы должны убить нашего гостя из снов, чтобы суметь отсюда выйти. Двери не поддаются, я проверил. У тебя есть идеи?

Паладин задумалась. Исполнять волю богини, рискуя превратиться в иллитидов, или же отказаться и стать мишенью номер один для всех гитьянки? На первый взгляд весьма неочевидный выбор, только вот…

С гитьянки у них был шанс побороться. А без помощи незнакомца из снов, развитие личинки гарантировано.

«Великий Латандер, что же делать…»

Заря, рассеяно расхаживая по полуразрушенному залу, начала вспоминать всё, что знала о местах поклонения богу Рассвета. Вряд ли воля богини могла быть обойдена простой магией, или каким-то трюком.

И тут её озарило.

«В одном из монастырей», вещал когда-то архивариус храма, в котором обучалась Заря, «сокрыта наша священная реликвия. Кровь Латандера, пролитая им в бою с безумным Избранником Мистры, хранимая его преданнейшими монахами. Лишь тот, кто принял учение Рассвета сердцем, может быть удостоин чести увидеть её».

Воля Влаакит могла быть сильна, но этот храм строили монахи Утреннего бога. Они жили здесь, молились здесь. И отдали свои жизни, в бою или в пыточных, за своего бога, за свою веру.

Влаакит действительно способна на многое, в том числе, заблокировать все двери в этом зале, чтобы никак нельзя было через них выйти.

Но что насчёт дверей, о которых она не знает?

— Кому-нибудь попадалось что-то, где говорилось о Крови Латандера? Книга, может быть записка?

— Ты что-то нашла? — голос Шедоухарт был приглушен расстоянием.

— Пока нет, но у меня есть идея, — воодушевлению Зари не было предела. Она ощущала себя гончей, замеревшей в одном прыжке от желанной добычи. — Я думаю, что это мог быть тот самый монастырь, где хранилась бы Кровь Латандера.

— У меня есть записка. И как это нам поможет?

— А так! Такого уровня реликвию ни за что не выставили бы напоказ. К ней допустили бы лишь самых верных, а это значит! Что должна быть тайная комната, и, вероятно, она здесь. В самом сердце монастыря, за несколькими слоями обороны…

— Shka'keth! — Вдруг крикнула Лаэзель, разом обрубая взбудораженный шепот и шелест бумаги. — Мы должны исполнить волю Королевы, очистить артефакт от гнили ghaik'ов, а не трусливо трястись, пытаясь избежать приказа! Если у вас не хватает духу, я сама это сделаю!

И она действительно сделала несколько решительных шагов к планридеру, пока не замерла, скованная заклятьем паралича.

— Никуда ты не пойдешь, — устало, но непреклонно произнесла Заря, утомлённая концентрацией, — Если бы речь шла только о тебе, никаких проблем. Но Влаакит своим приказом обрекла нас на становление иллитидами. И саму тебя в том числе. Даже если наш гость из снов врёт, я не готова идти на такой риск. А вы?

Она развернулась, встречаясь взглядом с членами отряда, и в каждом встречала согласие. С нюансами.

Гейл был огорчён подобием насилия, с которым ей пришлось объяснять позицию, Шедоухарт это насилие полностью одобрила. Как и Салазар с Астарионом. Брат сиял от гордости, а Астарион казался странно задумчивым. Словно бы увидел в Заре что-то, чего совсем не ожидал. Нечто приятно удивительное.

И лишь Лаэзель была недовольна.

Нет, не так.

НЕДОВОЛЬНА.

Но больше не пыталась мешать поискам.

Путём логических умозаключений, с капелькой божественной помощи было установлено, что странный кусок янтаря с тремя каплями чего-то засохшего внутри — не Кровь. Все вместе они обыскали, ощупали и даже обнюхали всё, что могли. Подозрительный поток воздуха шёл из-за стены перед двумя статуями, в левой части зала, но как её открыть, когда не было подходящей замочной скважины, а «стук», любезно наколдованный Гейлом просто стёк, как вода с гусиных перьев?

После очередного прочтения надписи на табличках статуй, дроу озарило.

«Латандер любовно прощается с заходящим солнцем».

«Латандер благословляет восходящее солнце, источник всяческих благ».

Статуи должны были смотреть в противоположные стороны. Но они смотрели неправильно!

— Нужно повернуть статуи! У кого компас?

Компас оказался у Лаэзель. И она его предоставила почти без возражений.

Некоторое время спустя, добыв легендарный моргенштерн, отряд двинулся обратно к выходу. Ловушка от воров — то самое Копьё, о котором кричал зачарованный бюст — и её преодоление добавило всем седых волос, но хорошо, что уничтожение энергокристаллов спасло их от взрыва всего монастыря. Минусом было то, что портал, открытый теми же кристаллами, схлопнулся, так что теперь им предстоял длинный путь назад.

Заря не выпускала Кровь Латандера из рук, зачарованная исходящим от неё сиянием. Мягкий свет совсем не слепил глаза и вдобавок делился силами, будто давал опору, которой она не ощущала с тех пор, как впервые увидела истлевшие тела прихожан и служителей. На секунду ей даже показалось, что сам Утренний бог дал благословение на владение его реликвией. По-крайней мере, отряд приключенцев зашагал бодрее, и усталые неспешные разговоры, как в начале путешествия, разогнали тишину.

Печальной нотой стал кризис веры Лаэзель, и то упорство, с которым она хотела верить в свою богиню, без особых сожалений обрёкшую её на позор и участь, что для гитов была хуже смерти. Невольно Заря примеряла всю эту ситуацию на себя и одна мысль, что Рассветный бог отвернётся от неё, наполнила сердце ужасом.

Как бы она поступила? Если бы исполнение клятвы, если бы сама её вера грозила их отряду потерей душ и превращением в мозгоедов?

— Нужно быть начеку, — взяв себя в руки, произнесла Лаэзель. — Все, кто в яслях уже знают о нашем вероломстве, и готовятся к атаке.

Благодушное настроение как ветром сдуло. У всех, кроме Салазара. Своей обычной, чуть развязной походкой, он подошел к двери покоев инквизитора и открыл без видимых усилий.

— Ты была права, сестрёнка. Похоже, как только мы вошли в потайной ход, заклинание спало…

— Или, — подал голос Гейл, — воля богини гитьянки была привязана только к нашему присутствию в этом зале. Как только мы вышли за его пределы, мы будто исполнили приказ, хотя на самом деле не исполняли.

— Хм. А я как сказал?

— Почти так же, с небольшой разницей в привязке событий. Я уверен, что важным было именно присутствие. Проще говоря, если бы мы все же вошли в призму, то двери зала точно так же были бы открыты, по нашему возвращению. А ты сместил фокус именно на наличие тайного хода, что в принципе, тоже верно. Но, — волшебник тряхнул головой, будто вынырнул из образа преподавателя. — сейчас это не важно. Разъярённые гитьянки ждут нас!

Салазар коротко хмыкнул, прежде чем первым пройти в раскрытые двери.

* * *

Ясли встретили их тишиной.

Никто не выпрыгивал из-за угла.

Не кричал угрожающе, не размахивал оружием.

Не слышались тихие переговоры часовых. Детские вопли жестокой радости, окрики учителя боя — всё это исчезло. Молчание поглотило их всех. Единственными звуками, сопровождающими отряд остались их шаги, шорох одежд и тихая капель где-то в глубине комнат.

— Как-то странно. Я думал нас ждёт горячий приём, а не… Это, — вампир изящно махнул рукой, обводя пространство перед группой.

— Рано расслабляться. Возможно, впереди засада, — откликнулась Шедоухарт, глядя на мир поверх выставленного вперед щита.

Решив для начала пойти прямо, чтобы исключить возможность удара в спину, путники осторожно направились в закуток, исполнявший роль склада. С первых же шагов их накрыл удушливый металлический смрад крови и вытащенных кишок.

Квартирмейстер лежала на куче доспехов, пришпиленная к ним мечом, как зелёная муха иглой, с кошелём между зубов. Её охранники бесполезным мусором валялись тут и там, пачкая пространство вокруг себя.

— Хочу вас предупредить, мои товарищи скоро довезут большой груз, который мы хотели бы сбыть вам, — бархатно низкий голос брата звучал бальзамом для ушей всех, кто его слышит. — Речь идет о снаряжении гитьянки, мы нашли их тела на тропе, в окружении нежити. К сожалению, спасти их самих не получилось, но может быть их мечи вам не раз помогут…

…не помогли.

А торгаш-гит до самого конца не понимала, что платит за доспехи своих только что убитых собратьев.

— Кхм. Салазар, разве не ты говорил, что собираешься поговорить с «местным торговцем»? — осторожно поинтересовался Гейл, разглядывая «экспонат».

— Уверяю, она была жива, когда я с ней разговаривал, — дроу казался таким же озадаченным внезапной и мучительной смертью гитов, как и все остальные в отряде.

— Как и бедняжка Альфира, я полагаю, — будто невзначай заметил Астарион, увлеченно разглядывая свои ногти. — Разве это не удивительно? Второй раз наш подземный друг остается без присмотра, и второй раз мы находим изуродованные трупы. Бывают же совпадения!

И коротко хохотнул, будто над удачной шуткой. Замечание вампира породило тяжёлое, душное молчание, накрывшее группу как внезапно упавшая на воришку бархатная штора. Салазар лишь закатил глаза.

— Неужели каждая твоя попытка притвориться умным будет настолько провальной?

Когда отряд дошёл до перекрёстка, дверь учебного зала открылась с тягучим скрипом. Чьё-то хриплое дыхание эхом отдалось в залах, а в следующий миг юный гитьянки вывалился в проём, как упавший с телеги мешок с картошкой. Заря тут же подбежала к нему, на ходу доставая лечебные зелья. Как только исцеление начало действовать, подросток открыл глаза…

И закричал. Истошно, отчаянно, как попавший в капкан заяц. Взгляд его не отрывался от паладина, все еще сидящей рядом, с флаконом в руках. Дроу попыталась показать, что не желает ему зла, подняв руки в всем известном жесте, но это будто ещё больше устрашило ребёнка.

Ничего не оставалось, кроме как отойти подальше, что Заря и сделала. В тот же миг Лаэзель заняла её место и начала говорить что-то на гитском, видимо, пытаясь успокоить подростка.

— Не думала, что я настолько страшная, — дроу неловко пошутила, желая скрыть свою беспомощность, но лишь вызвала косые взгляды. И тут же, как по команде, вернулась головная боль, такая же по силе как в покоях инквизитора.

Губы расползаются в плотоядной улыбке.

— Куда же ты так спешишь, лягушонок?

Щелчок металла, и острое резное ухо медленно, как первый осенний лист, сползает и шлепается на пол.

Заря зажала рот и нос рукой, будто надеясь, что это спасёт её от всплывших подробностей. И от непрошенной рвоты.

А молодой гит, несмотря на все ухищрения Лаэзель, не прекращал хныкать, и вскоре у Салазара кончилось терпение. Он грубо схватил подростка за подбородок и заставил его проглотить одно из зелий, которые всегда носил в специальной сумке. Секунда, две, затем глаза гитьянки закатились, а скулеж перешёл в тихое дыхание.

— Долго возишься, — дроу брезгливо вытер руку, которой прикасался к гитскому ученику и отошёл.

— Что ты ему дал?

— Сонное, — Салазар усмехнулся, отвечая Лаэзель, — не бойся, травить твоих сородичей никто не собирается. Кроме того, я думаю, с ними уже случилось всё, что только могло.

Он, не заботясь о пострадавшем, распахнул двери учебного зала (юный гит безвольно ударился головой об пол), открывая всем вид на стаю гремишек, обгладывающих скинутые в кучу тела.

Почувствовав, что их пир потревожен незваными гостями, маленькие монстры дружно зашипели, но предпочли не начинать драку, а разбежаться по щелям и темным уголкам. Отряду это было только на руку — связываться с истерящими от магии животными в их состоянии было глупо.

— Выглядит так, будто их сначала убили, а гремишек запустили уже потом, — задумчиво пробормотала Шедоухарт, морща нос от отвращения, затем посмотрела вниз. — Или… Не совсем. Смотрите.

Носком сапога она указала на несколько отрезанных пальцев. А потом на лежащий рядом с кучей тел труп учителя боя, с характерно перегрызенной шеей. И несколькими отсутствующими пальцами на руках и ногах.

— Сначала ученики, потом — учитель, — пробормотал Гейл и отвернулся, не желая видеть искалеченные тела.

— Ему отрезали пальцы, чтобы он не мог стоять и держать оружие. Какая низость, — прошипела Лаэзель, — и какой позор.

…кружится, кружится по залу, как осенние листья на ветру, а все вокруг застилает закатно-красным.

Красное на желто-зеленом, отвратительное сочетание. Как кровь и гной. Оно режет глаз, как жалобный плач режет слух.

Из груди рвётся смех, подхватывается эхом и несется вверх, к небу, вплетаясь в звон металла и алых капель. Грозные воители, плачут от пары царапин. Недостойные имени. Недостойные звания.

Недостойные храма, который посмели осквернить и отнять.

Вынырнув из новых воспоминаний, Заря пару раз задержала дыхание, пытаясь прийти в себя, вернуть голове ясность.

«Неужели… Это я?», — подумала паладин, и от одной только мысли по сердцу пробежал холод. Ведь это слишком хорошо объясняло страшные видения в её памяти.

— Предлагаю осмотреться и пополнить припасы, раз они больше тут никому не нужны, — произнес Салазар. — Не знаю, как вам, а мне рыбьи головы уже осточертели. Да и путь до Лунных башен нас ждёт тот ещё.

В то время как в отряде забурлили разные эмоции, от недовольного согласия до брезгливости, Заря вложила в короткий взгляд на брата свой страх и мольбу одновременно — «Пожалуйста, скажи, что это не наших рук дело». Но тот лишь усмехнулся и вышел из бывшего учебного класса.

* * *

Когда сестра начала поддаваться кровавому бешенству, весь мыслительный процесс Салазара слился в паническое: «вот же срань».

Когда ущербный кровосос решил поиграть в крота и докопаться до «правды», Салазар начал строить планы.

Сейчас, когда всё прошло как задумано, и старательно нарисованный кровавый круг указал на настоящего злодея, Салазар довольно ухмылялся. Они с сестрой полулежали под деревом на краю обрыва. Спиной к лагерю, и всем, кто его населяет, лицом вслед ушедшему солнцу. Салазар сотворил свою любимую «тишину», чтобы можно было спокойно разговаривать, не боясь, что их подслушают.

Тем более, что сестра жаждала прояснить несколько моментов.

— Неужели нельзя было сказать всем правду?

Она сидела сгорбившись и обхватив колени, грустная-грустная, как обманутый ребенок.

— Можно. Но так проще, — дроу сел поудобнее, вытянув ноги к обрыву. — Они уже увидели «зло» в моем лице, и в будущем отреагируют спокойнее, если эпизод с гитами придётся повторить. Правда принесёт с собой трудности, с которыми у нас нет времени разбираться.

— А ведь Уилл только перестал от тебя шарахаться, — Заря смешливо фыркнула.

От воспоминания о колдуне и их недавних «разборках», Салазара перекосило.

— …ты вообще меня слушаешь?

— Перестал примерно на четвертой минуте, — честно сказал он. Судя по тому, как быстро колдун («Билл? Или Уилл?») нахмурился, и даже сделал шаг вперед с угрожающим наклоном, правда ему не понравилась.

— Но даже если бы я внимательно тебя слушал, то все равно бы не понял, — Салазар пожал плечами. — Участь гитьянки была решена в тот момент, когда мы переступили порог монастыря. Они не позволили бы нам уйти на своих ногах, вместе с Призмой, и я не думаю, что кто-то, кроме неё, — кивок в сторону Лаэзель, — подчинился бы.

— Хорошо, это я могу понять. Но, во имя Балдурана, зачем? Зачем нужны были кровавые представления? Кошель во рту торговки, гремишки? Самовскрытие лекаря?..

— Я пытаюсь контролировать ущерб, — дроу примирительно развёл руками. — Чтобы мои проблемы с мозгом не касались вас, и хотя бы не мешали нашему делу с личинками, раз уж даже Омеллум развёл щупальцами и только удивился, почему я ещё жив, двигаюсь, и почти что в своем уме.

Ни слова лжи. Лишь смещение акцента.

И крохотная остринка, чтобы не расслаблялись.

— Кроме того, это был любопытный эксперимент. Я ожидал от детей Гит большего. Но они, — дроу рассмеялся, — они себя не смогли защитить на своей же территории.

Секунда молчания, и…

— Ты — худший лицемер из всех, кого я знаю, — казалось, Уилл («или все же Билл?») едва удержал себя от плевка в лицо дроу.

— Почаще смотри в зеркало. Гер-рой. — ощерился дроу. — Я обращался к каждому из вас. Я предупреждал. Я просил о помощи. «Если хочешь разорвать дьявола или демона — нет проблем» — вот что мне было сказано. А теперь, когда я нашел возможность, пусть и грязную, бороться со своими соблазнами так, чтобы не порешать вас всех за одну ночь — известный во всех мирах Клинок Сортира пришёл лично выразить мне своё «фи»! Научись, для начала, сам следовать правилам, которые пытаешься навязать другим. Дьяволицына болонка.

— Уж без дружбы Клинка сортира я как-нибудь проживу, спасибо большое.

— А остальные? Ты ведь только начал по-настоящему разговаривать с ними, вместо того, чтобы отсиживаться рядом с Иссохшим!

— Единственные, с кем интересно мне — Гейл и Хальсин. Оба достаточно умны, чтобы что-то заподозрить, и при этом держать соображения при себе. И вообще, ты не о том думаешь.

— Знаю-знаю. — Заря тоскливо вздохнула. — Надо думать о том, как избавиться от дряни в голове. Просто сегодня это уже выше моих сил, да и идей нет никаких. А у тебя?

О, у Салазара было несколько идей, каждая прекрасней предыдущей, но все мысли крутились вокруг одной.

Возможно ли, что это его собственное безумие каким-то образом распространилось на сестру? Способно ли оно пойти дальше? Учитывая, что почти все в отряде связаны между собой, благодаря личинкам, не настанет ли момент, когда в мире появится на пять жаждущих крови безумцев больше?

И все благодаря ему. Радость-то какая.

Несколько мучительно долгих секунд Салазар молчал, не спеша отвечать на вопрос сестры. Он смотрел в небо, неясно, прося совета и наставления, или же бросая вызов.

— Меня крайне интересует, способны ли мои… Соблазны как-то влиять на окружающих. Помимо внезапного выпадения кишок, конечно.

— Что? Ты думаешь… Зар, это бред!

— Мне бы твою уверенность, — невесело усмехнулся дроу. — Но обстоятельства говорят не в мою пользу. После наутилоида я был единственным в отряде с недобровольной потерей памяти, и неадекватной жаждой крови. И вот сегодня у нас второй случай кровавого бешенства, но уже у тебя. Будет ли повторение?

Заря открыла рот, чтобы что-то сказать, но осеклась.

— Ты тянешь факты за уши, — дроу отметил про себя, что она говорила совсем не то, что хотела изначально. — В твое объяснение не укладывается одна вещь. Кровавый круг, что ты нарисовал из… Из крови Альфиры. Поверь мне, это не может быть симптомом какой-нибудь болезни.

— Это ещё одна вещь, о которой мне не следует знать раньше времени? — Салазар подозрительно прищурился. По непонятным причинам сестра, отлично знавшая кем он был в прошлом, категорически отказывалась на эту тему разговаривать.

К её чести, на этот раз Заря виновато отвела взгляд.

— Что ж, я понял тебя. Посидишь ещё, или на боковую?

— Попробую заснуть. Ты тоже не засиживайся, — паладин ласково приобняла брата за плечи (он положил свою ладонь на её и нежно сжал), затем встала и направилась к лежаку, но остановилась на полпути.

— Скажи, — помедлив, сказала Заря, — твой… Соблазн ощущается так же, как-то, что было в моей голове?

— С одним отличием.

— Каким?

— В моей голове он почти не замолкает.