Побег длиною в жизнь (гет)

Самое солнечное утро в Бостоне обернулось самым ужасным событием в их жизни. Никто из этих двоих и не подозревал о том, что станется с другим, но каждый всю свою жизнь желал это знать. Но не знал. А незнание порождает свои несчастья.

Она тихонько прокралась на цыпочках, как крадётся кошка, заприметившая мелкую добычу. Но тут дело было не в добыче. Дело было в её задумке. Она собрала одежду, спокойно натянула её и подошла к окну. Он спал как младенец. Он устал, сильно устал. Она это знала. Ведь именно она отпаивала его чаем ближе к вечеру, она целовала его плечи, укладывала спать. Она помогла ему. Но в тот же вечер она разочаровалась. Не в нём. Но в его убеждениях. Снова он пришёл с кровью на руках. С кровью, которую ей было дурно видеть уже который раз. Кого он убил? Её соплеменника, своего конкурента, врага или простого жителя?

Его звали Хэйтем Кенуэй. Её называли Дзио. Она так просила, потому что выговорить её полное имя мог не каждый. Даже он, этот Хэйтем. Гадзидзио привыкла к этому и вполне сносно воспринимала сокращённую форму своего имени. Он был для неё жителем совершенно другого мира, но она принимала его. А он не стыдился её ни при ком. Он был горд, горд во всех отношениях. Чем этот бледнолицый захватил сердце девушки из племени? Наверное, своей правдой. Он не лгал ей при знакомстве. Для него ложь была непозволительна. Но в дальнейшем лучше бы он врал, врал много и стирал кровь с рук. Знать это было невыносимо больно. Чем меньше бы Дзио знала, тем меньше бы ярости она видела в глазах Хэйтема. Но нет, она знала слишком много.

Но с другой стороны, хорошо это, когда два разных мира сталкиваются на одной почве. Их почвой стал Фронтир да некоторые бостонские ночлежки. Америка подарила им замечательную встречу, головокружительную страсть и сокрушительное понимание того, что они никогда не смогут быть вместе. Кто бы принял в светское общество дикарку? Да и никто бы не пустил бледнолицего в племя. Да и дикарка не желала килограммов пудры. А бледнолицему было неплохо и без племенных ритуалов. Им было хорошо вместе, тут без сомнений. Но они не были готовы абстрагироваться от внешнего мира, просто сказать всем «Нет» и жить сами по себе. Окружающий мир давил. У них были такие разные взгляды, такие сложные жизни. Сложные, по мнению одного к другому. Дзио не понимала всех этих разговоров о Лондоне. Хэйтем же просто не понимал её родного языка. Да и не особо старался. Как, собственно, и она не вникала в беседу о повозках и коварных извозчиках.

Что держало их вместе? Хм… её — его сильные руки и бархатный голос. Его — её дикость и фонтанирующая от раза к разу нежность.

Ей было сложно решиться на этот шаг. Очень сложно, но ничего не оставалось. Если бы эта чёртова старуха, хозяйка этого домика, да по совместительству никакая, по сути, горничная, сказала ещё слово в адрес Дзио, то та бы ответила сполна. Вырвала бы этой старой твари последние седые волоски. Не избежать бы драки. А Хэйтем так не любил все эти истеричные разборки. Он предпочитал спокойно сложить руки за спиной и говорить. Тихо, размеренно. Дзио же часто срывалась. Особенно с Хэйтемом она стала замечать то, что её контроль куда-то девается, исчезает. Странно так, она думала, что сильная. А, оказалось, она тоже зависима от мужчины. И вот сегодня эта зависимость должна была закончиться. Так было нужно. Так, и никак иначе!

Хэйтем часто просил Дзио остаться с ним, но уж сильно раздражала своими постоянными претензиями жена трактирщика. Своего дома Хэйтем не имел, предпочитал жить и проводить время с любимой женщиной в трактирах. Дзио и представить не могла, что бы могло быть, обзаведись Хэйтем собственным домом! Она бы не стала той хранительницей очага, которую ценят в английском обществе. Вместо тяги к вышиванию и светским беседам её тянуло к природе. А его… его тянуло к какому-то странному поиску. Поиску невесть чего невесть зачем. Для чего? Он не говорил. И это тоже оставляло в душе Дзио отпечаток. Его обходительность никогда бы не смогла заменить искренности, которой так и не хватало Дзио.

Они были хорошей парой. Сильной. Но очень колоритной, той парой, что бросалась в глаза. А Хэйтему не подобало бросаться в глаза, быть замеченным. И она всё это прекрасно понимала! Всё, что ей не было известно, это лишь один вопрос: что дальше? Что дальше, когда пройдёт страсть, когда любовные утехи и долгие разговоры перестанут быть первостепенными? Ведь в любом случае тот период должен был бы кончиться. Когда-то кончится всё. А потом? Дальше? Свадьба? Для чего? Хэйтем был не тем, кто бы ценил узы брака больше, чем свой долг перед… а вот перед кем? Неизвестно. Да и Дзио была далеко не принцессой Покахонтас. Её брак с чужеземцем не подарил бы Америке и «её сынам» очередной дружбы народов. Жить лишь настоящим было приятно. Но настоящее переходит в прошлое, неотъемлемо состоит из будущего. Когда-нибудь это несладкое будущее стало бы настоящим. А это было бы больно. Не только ей. Она думала совсем не о себе. Она думала о нём. А он… да, и он думал о ней. Только он не рассматривал будущее так пессимистично, как она. Он думал о своём долге. Откладывал всё остальное в сторону. Долг и только.

Дзио решила всё не так давно, чтобы быть уверенной в правильности решения. Но думать не было времени. Он крепко спал, настолько крепко, что скрипучий пол не мог разбудить его. Дзио обулась и оглянулась на Хэйтема. Так не хотелось подходить к нему… ведь один его вид мог остановить решительную особу. И всё же она подошла. Послушала его дыхание. Его нечастые хрипы. Взглянула на это острое аристократическое лицо и вздохнула. Нет, ну как же его можно бросить? Но он сам себя обрекает на что-то страшное. Его сила не победит то зло, с которым он связался. Дзио поцеловала Хэйтема в лоб, смахнула выступившие слёзы и тут же кинулась к окну. Момент, и девушки нет. Она мчалась по крышам прочь от спящего. Прочь, дальше и дальше. Чтобы никогда не увидеть его. Не ощутить его взгляда на себе. Не слышать его голоса и не знать… что с ним не так. Проще было не знать, чем осознавать и понимать, что этого не исправить.

Беглянка добралась до леса, забилась в дрожи под деревом и зарыдала. Это было опрометчивое решение, но возвращаться — поздно.

— Прощай, Хэйтем Кенуэй, мой невольник. Прощай, мой герой…

Мать Рода встретила Гадзидзио доброй улыбкой и ласковым словом. Иначе не было принято у них в племени. А вот у бледнолицых можно было бы встретить человека и пулей в лоб. Нет, тут, в месте, которое было родным для Дзио, она могла не бояться пули. Она могла не бояться ничего. Кроме смерти племени, кроме смерти рода. На самом деле, даже это не устрашило Дзио. Если её народ погибнет, то он будет гибнуть с честью в бою. Она точно знала это.

Первую неделю Дзио боялась появляться в родном месте, в лесах возле Бостона. Везде её мог найти Хэйтем, а вот его-то она видеть и не желала. Хорошо, что в день её побега не было дождей. Тут дело было не в том, что она могла промокнуть и простудиться. Теперь Дзио была в ответе не только за себя.

Убежать полностью освобождённой и ничем Хэйтему не обязанной не получилось. И это удалось понять спустя пару недель после побега, когда к горлу начал подступать ком, а настроение менялось быстрее, чем успевали бежать стрелки на часах здешних патриотов. Одной тошнотой Дзио не отделалась, плохое самочувствие и ужасные подозрения преследовали её всюду. Как только она не смогла пробежать столько, сколько могла пробежать всегда, стало ясно, что что-то мешает ей. И Мать рода вполне доступно объяснила, что это «что-то» живое. «Кто-то», судя по всему. Да, Дзио была беременна. И именно это приземлило её ещё больше. Никакой речи о возвращении к Хэйтему не могло быть.

Он был слишком жесток для её понимания. Он был слишком чужим для понимания других. Так странно, сильная Дзио поддалась оковам бледного, холодного мужчины из Англии. Дзио никогда не увидит Англии, не услышит звона хрусталя и не выпьет английского чаю ровно в 5 вечера. Пожалеть об этом было бы глупо. Но вот не жалеть о расставании она не могла.

Как быстро мы привыкаем к тому, что нам приятно. Приятно же слышать ласковые слова в свой адрес, приятно прижиматься как можно ближе к тому, кто располагает к тебе симпатией. Как хорошо, что тебя не упрекают в твоём происхождении. Дзио, конечно, не утверждала, любил ли её Хэйтем, но надеяться на это хотелось. Он так часто окликал её, говорил с ней о многом. Даже просто помолчать с ним было приятно. Мужчины из племени Дзио стали для неё ничем большим, чем просто массовкой. Ходячими существами, которые добывали еду, защищали поселение и пытались рассуждать о том, чего не понимали. Хэйтем понимал то, о чём говорил. За это его и уважали. За это любили.

День за днём, неделя за неделей проходили в том темпе, в каком и всегда. Ничего не рухнуло в мире от того, что два человека, так пристрастившись друг к другу, как ребёнок к конфете, как джентльмен к табачной трубке, расстались. Дзио даже смирилась со своим поражением, успела о нём забыть на некоторое время. Всё было так, каким этого хотел кто-то свыше, наверное. Так, как мы не могли предугадать. Так было всегда. И лишь одно движение возвращало Дзио к новой жизни. Кто-то упорно пинался внутри неё.

Сдержать улыбку было крайне трудно. Что бы там ни думали соплеменники, но лишить жизни то чудное существо, которое с каждым днём становилось всё роднее для Дзио, она не могла. Да и не имела права. Ведь это не только её существо… это их ребёнок: Хэйтема и Гадзидзио.

Когда наступило время рожать, Дзио была готова к любой боли и неожиданностям. Но вот к чему она не оказалась готова, так это к тому, что взглянув на своего ребёнка, она вдруг поняла, что обрекает его на вечное существование без полноценной семьи. Она уже заранее видела, как он будет метаться между двумя мирами, не понимая, почему его не желают принять ни в одном из них. Дзио видела и понимала, что вот он, итог их с Хэйтемом любви: ребёнок, которому светит сомнительное будущее. Но она, как мать, надеялась на самое лучшее.

С каждым годом малыш по имени Радунхагейду напоминал ей отца всё больше. Во взгляде, в чертах лица, в его руках было что-то от отца. Только её сын был настолько добр и наивен, что Дзио могла не беспокоиться — он никогда не пойдёт по стопам отца. Только вот и в глазах Хэйтема было то тепло, что и у малыша… что же делать, что могло пойти не так, чтобы тепло сменилось обжигающим льдом?

— Мама, а у всех есть отец? — спрашивал по вечерам Радунхагейду.

— У всех.

— А у меня?

— Ты особенный, сынок. Поэтому тебе не дано видеть отца. Пока что.

Этими словами Дзио тешила себя в первую очередь. Но чего стоило ожидать? Что он приедет и заберёт её и сына спустя несколько лет? Он мог уже уехать, уплыть, погибнуть сотни раз, жениться и завести нормальную семью. А ей и малышу оставалось только мечтать.

Но этот малыш был лучшим подарком судьбы, и Дзио не жалела ни о чём, кроме, наверное, того самого побега. Возможно, стоило потянуть время, стоило остаться. Но был ли бы её сын таким добрым и понимающим, останься он с отцом? Дзио думалось, что нет. Хэйтем бы вырастил из него последователя своих идей, идей, которых так и не поняла дикарка.

Всё проходит, и даже боль расставания. Поначалу сложно, а потом забываешься в других заботах и делах. Тем более таковых с появлением ребёнка становится много. И всё же частенько, именно в день своего побега Дзио смотрела в сторону Бостона и грустила. Она прекрасно понимала, что так до сих пор и не сбежала.

— Почему ты смотришь туда? Что ты не можешь забыть? Отпусти это бренное прошлое.

— Но я люблю его.

И Дзио кивала на все дальнейшие реплики, так как никакого иного выхода найти не удавалось.

Обычно покидать в полном неведении человека, с которым провёл немало времени, было прерогативой Хэйтема. Конечно, Хэйтему не составило бы труда забыть это происшествие, стереть его из своей памяти, как он стирал многих людей, оказавшихся на его пути. Но почему-то именно с дикаркой у него не хватало ни сил, ни желания.

Когда Хэйтем проснулся с утра и не обнаружил в своей постели Дзио, он не сильно удивился. Эта женщина свободного народа часто заставляла его удивляться. Она могла исчезнуть посреди ночи, появиться посреди дня. Хэйтем не знал, когда её нужно ждать. Но он был уверен, что ждать её стоит.

А теперь же она не оставила ему никаких знаков, ничего, на что он бы смог сориентироваться. Никакой записки, ни пера у кровати, как она любила делать при уходе. Ни-че-го. Да, мужчина понимал, что вечно держать Дзио невозможно. Да и, тем более, что он мог ей предложить? Ничего, пожалуй, из того, что бы она оценила и могла полюбить. Ни свободы, ни красот природы, ни счастья в будущем.

Хэйтем, признаться, и сам не знал, будет ли он счастлив. Да и это его не сильно волновало, если быть честными. Он думал только о том, принесёт ли он пользу своему Ордену. Будет ли он действительно достоин носить этот титул — Тамплиер. Сможет ли он сделать так, что мир никогда не скатится в бездну полноправия, туда, где любое право и любая обязанность может быть откорректирована в одно мгновение. В то самое место, которое люди называют абсолютной свободой.

То, что происходило в Америке, это всё наводило на Хэйтема смех. Борьба за независимость, построение нового государства. Да кому оно было нужно? Все мы кому-то подчиняемся, в любом случае абсолютной свободе не бывать! Но повстречав Дзио… хах, конечно же, Гадзидзио, Хэйтем вдруг понял, что ценность в этой свободе имеется. А если и не в самой свободе, то в её иллюзии. Некая особая ценность, которую не видят люди города, люди развивающиеся, забывающие всё, что связывало их с прошлым. Дзио жила иначе. Они жили так, как нужно было жить, а не так, как хотел жить король. Так, как природа считала правильным. И это не тяготило Хэйтема. Нет, нисколько. Эта врождённая свобода дикой женщины заставляла мистера Кенуэя думать и рассуждать немного иначе, чем он делал это раньше.

Но всех этих размышлений в упор не понимал товарищ Хэйтема — Чарльз Ли. Чарльз был человеком прямым, в чём-то жестоким и грубым, но верным. Этого у него не отнять. И это не могло не польстить Хэйтему. Он держался за тех, кто мог быть верен. Мистер Ли заметил перемену в Хэйтеме, заметил, что у того появилось больше свободного времени. Этого невозможно было не заметить. Но перемена заключалась не только в этом, но ещё и в том, что Хэйтем и без того улыбался не часто, теперь же он вовсе не поднимал уголков своих губ.

— Может быть, Вам плохо, мистер Кенуэй? Может быть, с Вами что-то случилось?

— Нет, Чарльз, спасибо. Всё чудесно.

Да, это единственное, что мог ответить Хэйтем. Ну, а что ещё оставалось? Ведь истинный аристократ не привык сочинять на ходу самый несусветный бред ни о чём. Но сказать Чарльзу правду… нет никакого желания. Да и ни к чему это было знать кому-то ещё, кроме двоих. Тех, кто был в этой истории ключевыми лицами: Хэйтем и Дзио. На такие вопросы был краткий ответ. Ни к чему было поддаваться сантиментам, которые растворялись с первыми лучами солнца. Настолько быстро отходил от впечатлений холодный англичанин.

С исчезновением Дзио что-то в Хэйтеме поменялось. Будто бы он стал ещё холоднее, ещё более непробиваемым. Всё-таки под вечер или ночью… да в любое время, когда с ним находилась Дзио, он был теплее. А теплее, не всегда конечно, но чаще всего означает, что и живее. Хорошо, когда рядом с вами живой человек, не только потому, что его организм всё ещё функционирует, а ещё и потому, что он чувствует свою жизнь, чувствует каждое мгновение рядом с человеком, которого… любит?! Скорее всего, любит. Как бы это банально ни звучало. Любит и не стыдится этого.

Правда, чужеземец ни разу так и не сказал о своей любви Дзио. Ни разу не сказал, как же сильно он успел её полюбить. Он не был уверен. Да и сейчас, если подумать, его уверенности не дополняло ничего.

Первую неделю Хэйтем честно искал Дзио. Оставляя своих товарищей в неведении под разными предлогами, он искал по лесам, спрашивал в разных забегаловках. Но всё без толку. Кому, как ни ему, лучше всего было знать, где обитает его дикая любовница? Но даже это не помогло отыскать её. Он хотел вернуть Дзио не для того, чтобы провести ещё несколько ночей вместе. Вернуть её было необходимо затем, чтобы спросить: почему? Почему она ушла так быстро? Спонтанно, скорее всего. Хэйтем не мог представить себе, как Дзио сидит над планом побега неделями или месяцами. Но у Хэйтема не было никакого права рассуждать о правильности шагов, сделанных Дзио.

Через пару месяцев совершенно случайно Хэйтема посетила удача. Он напал на след Дзио. Вот она — победа! Но… когда Хэйтем увидел Дзио вновь, он понял, что ему не вернуть её. Она не вернётся. Ведь не он её прогнал, она сама сбежала. Он понял все различия этих двух миров, в которых они находились. Его мир, его идеи, тяготившие бедную Дзио всё это время, ведь она, Хэйтем был уверен, не поняла сути всех великих начинаний Тамплиеров. Она не поняла ничего, естественно, ведь он не пытался ей доступно объяснить. Да и она не изъявляла пылкого желания объяснить бледнолицему устрой её жизни. Почему нужно идти так, а не иначе, почему нужно есть то, а не другое, почему, почему, почему?.. Они не постарались сделать друг друга частью своего мира. Видимо, поэтому-то Гадзидзио и испугалась. Да, она слишком долго была сильной. Он видел её ещё пару раз, но и то издалека. Может, это была и не она вовсе? Хотя, сердце не обманешь. А оно явно подсказывало Хэйтему, что это шла она, его «Гадидио»… «Гади»… «Гази»… его Дзио.

— Хэйтем, с Вами всё в порядке? — решился спросить одним из вечером Чарльз Ли.

— Всё хорошо, спасибо, Чарльз.

— Может, Вы всё-таки расскажете, что гложет Вас столько лет? Неужели та дикая женщина? Мистер Кенуэй, в мире столько женщин. Столько доступных женщин! Зачем Вам думать, о той… она же обычное животное.

— Чарльз, я бы мог, конечно, ударить Вас, но оставлю это на Вашей совести, — спокойно ответил Хэйтем. — Я долго думал над этим и решил…

Хэйтем вдруг замолчал.

— Что же Вы решили? — Чарльз был непреклонен и просто так отставать не хотел.

— Я люблю её.

И Хэйтем Кенуэй кивал на все дальнейшие реплики Чарльза, так как никакого иного выхода найти не удавалось, да и не в этом была высшая идея Ордена Тамплиеров.