La sua cantante (гет)

Каталина верила, что умела убедительно лгать. Конечно, такой талант нельзя было назвать предметом гордости для благородной, воспитанной леди, но он время от времени выручал. Ситуации случались разные — от совершенно безобидных до абсолютно катастрофичных.

То нужно было доказать отцу, что ваза разбилась, потому что открытое окно распахнулось шире из-за сквозняка, а не из-за десятилетней девочки, решившей подглядеть за взрослыми на улице.

То всеми силами требовалось заставить дорогую подругу Лили уверовать, что прожженную нижнюю юбку у нового платья не видно под верхними слоями тонкой ткани, хотя при внимательном рассмотрении отчетливо чернел треугольный след от утюга.

То с клокочущим сердцем пришлось убедить ненавистного барона, что она не знала о кошмаре, произошедшем в гостиной собственного дома, несмотря на то, что перед глазами стояло нечеловеческое лицо отца, а в ушах застыл предсмертный крик Терезы.

Каталина умела лгать — делала это не часто, при необходимости, — и ей всегда верили. Но не существовало ничего вечного: даже у самых совершенных, слаженных механизмов случались сбои, чего уж тут говорить о простых человеческих эмоциях.

Возможно, на девушку так сильно повлияли жуткие приключения в лесу, полностью иссушив её морально. Как бы то ни было, Каталина ощущала себя вымотанной, невероятно уставшей, хоть и провела всю ночь в полнейшем забытье. Рука под повязкой ныла, голову словно набили опилками, и единственным желанием являлся сон — как минимум на пару часов, а в идеале ещё на целые сутки.

Состояние девушки одним словом можно было называть отвратным, и неудивительно, что её мастерство к убедительной лжи посыпалось как карточный домик.

Первым шагом к личному краху стала просьба к барону переговорить наедине. Ирвинг и Кристиан покорно покинули номер, а Эрих, закрыв за ними дверь, придвинул к кровати стул, чтобы быть на одном уровне с Каталиной, расположившейся в постели.

— Как вы себя чувствуете? — учтиво спросил Рифхогель, сцепляя руки в замок перед собой.

— Определенно не лучший день в моей жизни, — Каталина не удержалась от слабой усмешки.

Губы мужчины едва дрогнули, но улыбка в итоге на них не появилась.

— Вы меня напугали, — признался Эрих. — Это мало кому удается.

— Я настолько плохо выглядела?

Барон покачал головой.

— Моё беспокойство было вызвано не вашим внешним видом. Вы, наверное, ещё не до конца поняли степень опасности той ситуации, в которую вчера попали. Эта поездка… — было видно, что Рифхогель подбирал слова, чтобы ненароком не вызвать приступ раздражения у мисс Эстерхази. — …могла стоить вам не только здоровья, но и жизни. С вами могло произойти всё, что угодно. Вы могли погибнуть, — по лицу Эриха пробежала тень беспокойства. — А вашу гибель я бы никогда себе не простил.

Слова мужчины обескуражили девушку. Её бледные щёки слегка порозовели, а в груди ёкнуло.

— Барон, я знаю, вы дали обещание моему отцу присматривать за мной, — Каталина от лёгкого волнения нервно теребила низ жилетки. — И вижу, что это много для вас значит.

— Безусловно, я серьезно отношусь к просьбе Петера, — Эрих утвердительно кивнул. — Однако обещание — не единственная причина моего волнения за вас.

— А какая есть ещё? — совершенно не думая, выпалила девушка и мгновенно осеклась. — Прошу прощения, барон, иногда я бываю слишком любопытной.

— Не стоит извиняться, Каталина, — Рифхогель дружелюбно улыбнулся. — К тому же, никакого секрета тут нет. Я просто не желаю видеть, чтобы смерть получила в свои руки юное создание, которое ещё даже не вкусило эту жизнь, — взгляд его льдисто-голубых глаз заметно потеплел. — Мне бы не хотелось слишком утомлять вас нравоучениями в вашем-то состоянии, поэтому позволю себе дать вам совет на правах опекуна. Каталина, вы молоды, перед вами открыт весь мир, впереди вас ждет целая жизнь. Поэтому живите её: радуйтесь, злитесь, любите, чувствуйте, дышите, пробуйте. Поверьте мне на слово, нет ничего чудеснее, чем ощущать себя живым.

Голос Эриха звучал негромко, прерывисто, но между тем пылко. Каталина вдруг смутилась: как такой отстраненный, равнодушный, вечно хмурый человек, как барон Рифгохель, был способен на столь проникновенные речи? И куда пропал колючий холод из голубых глаз, уступив место тихой, застарелой грусти?

В районе сердца что-то дернулось струной, и девушку накрыла необъяснимая волна нежности к мужчине. Она никогда не задумывалась, что вся эта неизменная отрешенность выступала маской, щитом от внешнего злобного мира.

И Каталина с удивлением призналась себе в стремлении узнать, что именно скрывалось в душе Эриха, каким он был на самом деле. Однако на поиск ответов требовалось время, и, преодолев смущение, мисс Эстерхази приняла решение продолжить разговор как ни в чем не бывало.

— Вас послушать, барон, и кажется, что вы чувствуете себя мертвым.

Каталина понадеялась, что её невинная шутка не задела Эриха, — тот отрывисто хмыкнул.

— Временами так оно и есть, — он, призадумавшись, опустил глаза на свои руки. — Иногда приходится вспоминать, что я по-прежнему существую.

— Существуете? — выбор слов резанул по ушам Каталины. — Звучит не слишком радостно.

— Пожалуй, более ёмко я не способен описать то, что я всё ещё хожу по этому свету.

— Эрих, что вас гложет?

Очередной вопрос сорвался с уст девушки опять необдуманно и чрезмерно эмоционально. Каталина, чувствуя, как вновь загораются от стыдливого румянца щёки, отвесила себе мысленный подзатыльник. О чём она только думала! Барон и без того не был лестного мнения о Каталине — чего таить, с высоты его лет и опыта невольная подопечная казалась глупым, несмышленым, капризным ребенком, — а теперь отношение к ней наверняка ухудшилось бы.

Каталина только хотела открыть рот, чтобы вновь произнести неловкие, скомканные извинения, но Эрих её опередил.

— Боюсь, если я начну перечислять предметы своих горестей, то только утомлю вас больше, — Рифхогель позволил себе криво улыбнуться, но его взгляд по-прежнему был наполнен печалью. — А в вашем состоянии этого хотелось избежать.

Взгляд барона невольно скользнул к девичьему плечу. Эрих пристально вглядывался в повязку, словно искал в ней что-то, и внутри у Каталины всё сжалось. Следуя какому-то сиюминутному порыву, она слегка повела рукой — этого слабого движения хватило, чтобы на белой ткани проступило крошечное алое пятно.

Лицо мужчины тут же окаменело: он резко сжал челюсть, на виске от напряжения проступила вена. Руки, до этого расслабленно переплетенные, вцепились друг в друга, а всегда ровная осанка показалась настолько неестественной прямой, будто в спину мужчины вбили кол.

Столь поразительное изменение в поведении барона не укрылось от Каталины. Тогда, в похоронном бюро, она отказывалась верить Ирвингу. Будучи натурой скептической, девушка искала объяснения увиденному и списывала всё то на блики света, то на собственную усталость, то ещё на что-либо, но только не на истинное положение дел. В ушах оглушительно отдавался сердечный ритм, и через него доносился голос Ирвинга. Молодой человек в мыслях девушки говорил негромко, но чётко, и его вывод звучал как приговор.

Вампир.

Это слово кидало Каталину то в жар, то в холод. По спине бежали мурашки, и девушке пришлось приложить усилие, чтобы не поддаться дрожи. Сердце застучало быстрее, разгоняя по сосудам чистейший страх. Внезапно в голове у Каталины возник леденящий душу вопрос: а насколько был хорош вампирский слух?

От осознания, что Эрих слышал, как сильно трепыхалось её сердце, ритм стал только чаще, а испуг — ярче. Наверное, Каталине следовало отвести глаза в сторону, но почему-то она посмотрела на барона и встретилась с его цепким взглядом.

И Эрих фон Рифхогель моментально понял всё.

Она не знала, что именно он обнаружил в её глазах. Однако ему оказалось увиденного достаточно, чтобы сложить в голове подлинную картину происходящего.

И случилось то, что Каталина никак не ожидала: Эрих заметно расслабился. Конечно, барон как и прежде напряженно сжимал пальцы и сидел так, словно прирос к стулу. Но в его позе начала сквозить лёгкая небрежность, а челюсть разомкнулась, делая мужское лицо не таким сосредоточенным.

Грусть в глазах Эриха моментом испарилась, сменившись привычной холодностью. Каталине стало не по себе.

— И как давно? — вопрос барона прозвучал обманчиво буднично.

Во рту моментом пересохло. Каталина медлила с ответом, но обжигающий взгляд льдисто-голубых глаз как будто гипнотизировал.

— С вечера вашего визита в похоронное бюро.

Эрих не ответил. Слегка покачивая головой, он обдумывал ответ девушки. Каталина же была готова вновь лишиться чувств, как накануне вечером в тёмном лесу.

— Я так понимаю, вам известно, кто остановил Петера в ту ночь. С учетом всего случившегося осмелюсь предположить, что здесь замешан мистер Торнби. Я прав?

— Да, — с ходу призналась Каталина, язык не поворачивался приврать даже на самую малость.

— И вы мне солгали, — на лице барона застыла привычная маска безразличия, но его негодование выдавало раздражение во взгляде. — О чём ещё вы успели умолчать, мисс Эстерхази?

Накатившее чувство страха внутри Каталины резко сбило волной негодования. Опять эта чёртова надменность в голосе Рифхогеля выводила девушку из себя, лишая её полностью самоконтроля.

— Что это за допрос? — резко ощетинилась Каталина. — Я не собираюсь ни перед кем оправдываться, особенно перед вами. И уж поверьте, барон, мне есть о чём спросить и вас.

— Неужели? — сквозь зубы процедил Эрих. — Тогда соберите крупицы своей хрупкой смелости и спросите, — он едко усмехнулся, увидев ошеломление на лице девушки. — Чего удивляетесь, мисс Эстерхази? Я прекрасно вижу, как вы боитесь меня и пытаетесь самонадеянно храбриться, как маленький котёнок, забитый в угол сворой псов.

Этот словесный выпад остался без ответа. Волнение только росло внутри Каталины, распирая грудную клетку и впиваясь в ребра, и девушка с трудом могла глубоко вдохнуть.

Каталина хотела заправить выбившуюся прядь волос за ухо — привычный жест, вызванный больше нервами, чем необходимостью. В моменты сильного эмоционального напряжения ей было необходимо куда-то деть свои руки, и девушка зачастую поправляла и без того идеальную прическу.

Совершенно забыв о ране, Каталина резко дернула левой рукой и в ту же секунду сдавленно прошипела — плечо поразило острой болью. На повязке проступили новые пятна крови, ткань стремительно окрашивалась в алый. Мрачное предчувствие моментально схватило все внутренности ледяными, скользкими пальцами, и Каталина с ужасом осознала, что могло произойти дальше. Она хотела быстро соскочить с кровати, но было уже поздно.

Глаза Эриха загорелись жёлтым пламенем, и их огонь подхлестнул страх внутри девушки. Ножки стула жалобно скрипнули — миг, и Каталина с ужасом обнаружила перед собой барона. Он навис над ней огромной тенью, уперевшись руками в спинку кровати. И если к горящему взору она была мало-мальски готова после увиденного у гроба ректора, то пара удлиненных клыков стала сюрпризом.

От неожиданности Каталина, сдавлено пискнув, сползла вниз по подушкам. Однако Эрих следом опустился за ней, его широкие ладони переместились на матрас, окружая девушку по бокам. К её облегчению, мужчина не пытался сокращать расстояние между ними.

В голове успели промелькнуть ужасающие картины, в которых барон вгрызался ей в горло. Затем в памяти всплыл вечер после похорон Петера Эстерхази, когда он неожиданно вернулся домой и с дикими голубым блеском в глазах набросился на бедную Терезу, а затем на собственную дочь…

Каталину передернуло, и это не укрылось от хищного взгляда барона.

— Не стоит сравнивать меня с тем, кем стал Петер, — внезапно промолвил Эрих, будто прочитав мысли девушки. — Я в силах себя контролировать, — кривая улыбка расцвела на его губах, и показались заостренные кончики клыков. — Но, признаться, и у меня есть свои пределы…

Рифхогель, бесспорно, не лгал: он даже на дюйм не приблизился к подопечной, а только устрашающе нависал над ней. Каталина не сразу поняла пикантность их положения: она, взволнованная до предобморочного состояния, лежала на кровати, а он, взвинченный до выросших клыков, находился сверху на расстоянии вытянутых рук. Такое было непозволительно для благопристойной девушки, и если бы кто-то зашел в комнату, то уж точно возникли некоторые сложности.

И вдруг Каталина спохватилась: её опороченная честь вряд ли стала проблемой, учитывая то, как выглядел барон. Что бы он сделал с тем, кто раскрыл его тайну? А что он собирался сделать с ней самой?

Возможность скорой кончины — уж точно страшной и крайне болезненной — согнала с лица Каталины всю кровь. Стремительно нахлынувшую бледность, безусловно, заметил и Эрих, чей взгляд не намеревался сдвинуться с лика девушки.

— Я тебя пугаю… Хорошо, — заключил Рифхогель. — Надеюсь, страх наконец отрезвит тебя, и ты будешь действовать разумнее, без прежнего детского безрассудства.

Очередной упрёк опять превратился в искру, что подожгла внутри Каталины слепую ярость. От возникшего возмущения лицо и шея начали покрываться размытыми красными пятнами, кожа буквально пылала, и появилось стойкое желание вцепиться ногтями в сияющие жёлтым глаза напротив.

— Вам не надоело сравнивать меня с ребенком? — дикой кошкой зашипела Каталина, не думая о том, насколько было самонадеянно ругаться с вампиром. — Если вдруг вы позабыли при вашем-то возрасте, то мне не четыре года, а двадцать два!

— Ты сама даешь повод к подобному сравнению, — Эрих прищурился, заметно посерьезнев.

— Вы с момента нашего знакомства не видели во мне взрослого человека, — никак не унималась она. — Для вас я была лишь малолетней дочерью друга.

Из груди барона вдруг раздалось приглушенное рычание — от неожиданности по всему телу Каталины прокатила волна крупной дрожи, и от гнева остался прах.

— Упёртости тебе не занимать, — пухлые губы мужчины вновь искривились, и клыки влажно блеснули. — Но раз у нас настал момент откровений, то послушайте правду, мисс Эстерхази: в нашу первую встречу я увидел красивую молодую девушку, увлеченную любимым делом. Она была готова озлобленной фурией выгнать незваного гостя из своей обители, однако что-то её остановило, — слова барона навевали воспоминания о дне, который буквально накануне вспоминала Каталина. — Ты всегда меня боялась, верно? Ещё с самого начала, — сияющий взор жёлтых глаз впивался пиявкой в лицо девушки, нагоняя больше краски на её щёки. — Почему?

— Я не знаю, — неуверенно ответила Каталина.

— Нет, знаешь, прекрасно знаешь. И не нужно лгать: сегодня у тебя нет сил обмануть меня.

— Барон, я действительно не знаю…

Но Каталина знала. Она понимала, что её ложь была очевидна для барона Рифхогеля, и всё равно не находила в себе сил сказать правду. Возможно, Каталина рассказала бы, что произошло в день их встречи, — когда-нибудь, но не сейчас.

— И снова барон, — мужчина измученно вздохнул, и его бледное лицо моментом исказила горечь. — Эрих, просто Эрих, я же просил…

Каталина ощутила укол вины за сказанное и прикусила язык. Чувствуя себя невероятно неловко, она подумала о том, чтобы ускользнуть из-под барона, пока тот предался мимолетной хандре. Каталина чуть двинулась в сторону, но откровенно неудачно: позабыв о ране, она напрягла левую руку, и вновь кожу под повязкой полоснул очередной приступ боли. Материя обагрилась сильнее, и нечеловеческие глаза барона засияли ярче прежнего.

Эрих резко подался вниз, прямиком к шее Каталины, и замер в нескольких сантиметрах от неё. Девушка чувствовала каждый выдох мужчины, трепетно ласкающий её нежную кожу.

— Каталина-Каталина, — тон голоса барона стал ниже и вкрадчивее. — Видишь, куда приводят твои поспешные, необдуманные решения?

— Простите, я не хотела вас злить, — робко пролепетала Каталина.

— Нет, ты не злишь меня, ты изводишь, — промурлыкал Эрих прямо в девичье ухо. — Ты не представляешь, как сильно ты меня изводишь. Твоя кровь зовет, манит… Ты манишь.

Дыхание Эриха приятно щекотало, и по телу Каталины вновь побежали мурашки. Жилка на её изящной шее запульсировала чаще, и барон шумно вдохнул.

— Ты пахнешь столь сладко, что у меня кругом идет голова. Почему ты такая необыкновенная, объясни?

От подобных признаний Каталине показалось, что голова должна была закружиться у неё, а не у него. Никто ей никогда не говорил подобные слова — да, её называли очаровательной и милой, но не более. Понимание того, что подобные речи были от такого мужчины, как барон Рифхогель, пьянило сильнее любого вина, и Каталина решила, что хочет услышать больше.

Неужели её желания были вызваны вопиюще непристойной близостью к нему? Находясь на почтительном расстоянии, Эрих только одним взглядом влиял на юную мисс Эстерхази так, что она чуть ли не выла от переизбытка чувств. А сейчас их разделяло столь ничтожное расстояние, что отчётливо ощущался парфюм барона, который раньше Каталина не замечала. От Эриха приятно — даже чересчур приятно — пахло, и в этом аромате хотелось раствориться, как и в самом мужчине.

Подобные мысли тут же нашли свое отражение на лице Каталины: щёки, и без того красные, пылали так сильно, что на коже вот-вот появилось бы настоящее пламя. Низ живота вдруг начало крутить, но не от боли, а от странного чувства предвкушения. В районе бедер появился жар, который ранее Каталина ни разу не испытывала, и он бегло поднимался вверх по телу, оседая в груди.

То, что казалось первобытным испугом, было ничем не иным, как трепетом. Эмоции переполняли юную мисс, и она не сумела сдержать мелкую дрожь возбуждения.

— Как же ты боишься, Каталина, — в голосе барона прозвучали нотки искреннего сожаления. — Всего лишь одно твоё слово, и я избавлю тебя от тревоги.

Каталина опешила. Неужто Эрих подумал, что её бурная реакция была вызвана боязнью его настоящей сути? Она намеревалась возразить, но затем передумала. И что можно было сказать? Признаться в собственном безумии и желании почувствовать сильные мужские руки на своих плечах и талии? Рассказать о внутреннем порыве аккуратно коснуться пальцами его благородного лица, тёмных волос и притягательных губ?

Каталина не могла раскрыть правду — по крайней мере в этот самый момент. Она не была пока смелой, чтобы открыто говорить о подобном, да и как бы отреагировал сам барон?

— Как вы это можете сделать? — Каталина, нервно сглотнув, решила подыграть вере барона в её испуг.

— Лучшее средство в борьбе со страхом — отдаться ему, — Эрих внимательно посмотрел ей в глаза. — Я могу сделать так, что фобия растворится в нечто более приятном…

Предложение звучало заманчиво. Внутренний голос нашептывал, что следовало согласиться, но Каталину останавливало строгое благоразумие.

— Зачем вы это предлагаете? — девушка невольно облизала пересохшие губы, и мужчина жадно проследил за этим действием. — Разве паника не играет вам на руку?

В пылающем взоре барона внезапно появилась та тихая грусть, что удивила Каталину ранее.

— Я не хочу, чтобы ты меня боялась. Страх — не то чувство, что я бы хотел внушить тебе.

Девичье сердце забилось галопом — этот бешеный ритм был вызван сладким волнением, а не очередным приступом страха.

— А что бы ты хотел, чтобы я чувствовала, Эрих?

Барон, удивившись отсутствию привычной формальности в словах Каталины, недоуменно моргнул. Затем он моментом вышел из сиюминутного оцепенения и опустился чуть ниже, сокращая расстояние между их лицами.

Следуя внутреннему порыву, Каталина протянула руку к гладкой щеке Эриха. Когда её пальцы находились в непосредственной близости от его кожи, вдруг раздался негромкий стук в дверь.

Для Каталины он показался оглушительным, как первый раскат грома перед бурей. Девушка невольно задержала дыхание и с удивлением заметила, что мужчина над ней замер каменным изваянием. Эрих тоже не дышал, как она сама.

— Каталина, могу войти? — за дверью оказался Ирвинг.

Ответом ему послужило молчание. Стук повторился вновь, но настойчивее.

Каталина моргнула и неожиданно увидела барона сидящим на стуле около кровати. Напоминанием о близости мужчины остался аромат парфюма, который буквально впечатался ей в нос. В груди распустилась буйным цветом досада, и с губ девушки невольно сорвался вздох разочарования.

— Каталина, ты спишь? — Ирвинг не унимался.

Момент был вероломно разрушен. Неожиданное появление Торнби за дверью окатило Каталину ледяной водой и утопило её скрытые, тёмные желания, зародившиеся в глубине души. Жар пока не покинул щёки девушки, и если бы Ирвинг вошел в комнату без разрешения, то застал свою спутницу в абсолютно неприглядном виде и положении.

Каталина аккуратно, стараясь не тревожить руку, приподнялась и села. Она с опаской посмотрела на дверь, под которой недовольно сопел Ирвинг, а затем обратила внимание на барона.

На его лице застыло совершенно не ясное выражение: Эрих выглядел так, будто его изнутри рвали сотни эмоций. Он, прикрыв глаза, нервно провёл по ним рукой, словно стараясь сбросить напряжение с себя.

Каталина понимала, что ей требовалось что-то сказать ему, но все слова застряли поперек горла. А что она могла сделать? Чем она могла его успокоить? Как она могла оправдать себя, своё поведение и то желание, разгоревшееся под её кожей?

Время тянулось до невыносимого медленно, хотя и прошла всего лишь минута или две. Эрих наконец вышел из оцепенения и распахнул глаза. Из них исчез жёлтый блеск, и взгляд стал привычно голубым. Клыков тоже не было видно — вампирская сущность оказалась полностью подавлена. Эрих выглядел как всегда, но его лицо приняло мрачно-тоскливый вид, от чего у Каталины больно кольнуло под ребрами.

— Каталина! Ты в порядке? Отзовись! — судя по голосу, Ирвинг испугался, что девушке могло стать плохо. — Если ты не ответишь, я буду вынужден выломать дверь.

Не дернувшись из-за очередного громкого стука, барон невозмутимо накинул на плечи пальто, которое до этого находилось на спинке стула.

— Приношу свои искренние извинения, мисс Эстерхази, — голос Эриха был абсолютно бесцветным, будто все эмоции моментально покинули мужчину. — Обещаю вам, что подобное больше не повторится.

— Барон… — начала Каталина, почувствовав неожиданный приступ паники. — Эрих…

Однако Рифхогель, даже не взглянув на неё, поспешно поднялся и стремительным шагом направился на выход из комнаты. Резкое открытие двери заставило Ирвинга сдавленно вздохнуть, но барон не обратил на это внимание.

Из коридора доносились отдаляющиеся шаги Эриха, которые молотом пульсировали в висках Каталины. Когда они затихли вовсе, монотонный, размеренный шум эхом по-прежнему стоял в голове, и девушка не сразу поняла, что это уже так сильно билось её сердце.

— Ну и грубиян этот твой барон, — на пороге комнаты стоял Ирвинг, недовольно смотрящий куда-то в коридор. — Чуть не зашиб и не извинился, — молодой человек презрительно фыркнул и зашел в номер. — Как себя чувствуешь? Ты не откликалась, я уже стал беспокоиться…

Торнби тарабанил без умолку, но Каталина и не пыталась его слушать. Речь Ирвинга превратилась в поток бессвязных звуков, на фоне которых в ушах гулко шумела кровь.

Рука больше не беспокоила: вся боль отчего-то устремилась в стремительно бьющееся сердце. Перед глазами стояло бесстрастное лицо барона Рифхогеля, побледневшее так сильно, что мужчина походил на мертвеца. Каталине стало стыдно, ведь именно из-за её неаккуратных действий Эрих сорвался. Ей было горько, что он обвинил себя в несдержанности по отношению к той, кого обещал оберегать и защищать.

Что же делать Каталине? Как всё исправить?

Первым вариантом было решение соскочить с кровати и побежать вслед за бароном. Однако что она могла сказать в своё оправдание, находясь в таком взбудораженном состоянии? Да и повязка пропиталась кровью настолько, что её требовалось сменить.

— Ирвинг, всё хорошо, — Каталина резко подала голос, перебивая молодого человека и заставляя его замолчать. — Спасибо, что навестил, но можем продолжить разговор чуть позже? — с каждым словом к ней возвращалась прежняя уверенность. — Я бы хотела привести себя в порядок.

— Да, конечно, — спохватился Ирвинг и лучезарно улыбнулся. — Зайду к тебе через час!

Когда за Торнби закрылась дверь, Каталина обессилено опустилась на краешек кровати. Устало потерев ладонями лицо, она взглянула на стул неподалёку. В голове опять всплыли глаза Эриха — то льдисто-голубые, то огненно-жёлтые, но неизменно тоскливые. Его изнутри что-то изматывало, и к причинами печали теперь добавилась сама Каталина.

Тишина вокруг давила тисками, и девушке некуда было себя деть. До сих пор в воздухе витал головокружительный аромат мужского парфюма, или это уже были иллюзии собственного сознания?

Недавняя близость барона ощущалась так явно, и Каталина с опозданием осознала, что Эрих к ней даже не прикоснулся. Он позволил взять эмоциям взять верх, но даже гонимый жаждой крови он не пересекал ту самую черту.

Это понимание заставило щёки вспыхнуть снова. Эрих пугал, волновал, но при этом не отнимал у неё выбор. Ему было бы легко прижать хрупкую девушку к кровати и вцепиться клыками в изящную, тонкую шею. Однако он ничего не сделал.

Многие мужчины упивались властью над беззащитными женщинами, а они были всего лишь людьми. Барон Рифхогель, чья истинная природа оказалась ужасной и чудовищной, вёл себя благородно, хоть и за пределом допустимых приличий.

И самым постыдным для Каталины казалось то, что она страстно жаждала ощутить его прикосновение — даже легчайшее, буквально на ничтожный миг! Но Эрих не посмел дотронуться до юной девушки, находящейся во всех смыслах в его власти, и это разочаровывало.

Каталина сидела на кровати и не двигалась, чего нельзя было сказать о времени. Час мог пройти до обидного быстро, и девушка с усилием заставила себя подняться и отправиться в ванную.

Она не солгала Ирвингу, что ей требовалось освежиться после насыщенных событий вечера и утра. К тому же, злосчастная рука требовала внимания — кто знал, насколько там сильно вскрылась рана?

Каталина, стянув с себя жилетку и рубашку, аккуратно размотала повязку. Бинт был безбожно пропитан кровью, и немудрено, что это пробудило вампирское начало в Эрихе.

Приняв душ, девушка начала чрезмерно тщательно обрабатывать рану. Новая перевязка должна была быть безупречной, чтобы разрез снова не закровоточил. Каталина искренне не желала изводить бедного барона своим присутствием. Ей казалось, что он и так терзался после произошедшего между ними, и не хватало, чтобы и кровь сводила его с ума.

Однако что же было делать самой Каталине? Как разговаривать с бароном, вновь смотреть ему в глаза?

Каталина пожалела, что не ценила тот страх, мучивший её каждый раз в присутствии Эриха. Было бы намного привычнее и комфортнее, чтобы она тряслась от ужаса перед неприятным бароном, чем горела запретной страстью к таинственному, по-своему пылкому мужчине.

И каким образом юное сердце девушки попало в столь замысловатую ловушку?

Каталина взглянула в зеркало и вновь встретилась с тоскливым взглядом — на этот раз с собственным. Окончательно запутавшись в сложной паутине чувств, она не выдержала и горько заплакала.

Всё-таки Эрих был прав: у неё в руках находилась целая жизнь, чтобы радоваться и злиться, любить и ненавидеть. Каталина должна была быть живой, но почему тогда внутри она не ощущала ничего, кроме горькой пустоты?

Примечания:

предпочитаю идти в темпе новеллы, поэтому извиняюсь, кто хотел непосредственных прикосновений ?

небольшой спойлер в качестве искупления: с большой вероятностью в следующем драббле мы поднимем рейтинг еще на один пункт...

канал, который должен был быть для анонсов и вдохновения, но по факту я там страдаю по VN и барону (а еще клепаю мемы на досуге): https://t.me/fabulousgodofmischief