Легенда (джен)

Кружилось с криком воронье, костлявая взяла свое.

На поле брани он лежал и тихо-тихо умирал.

Уж свет померк в его глазах, гримаса боли на устах.

И тут явилась вдруг она, из света солнца соткана,

Златые кудри по плечам, а дивной синевы очам

Завидовать бы небесам.

— Другому буду я жена, тебя забуду навсегда.

Ее прекрасная рука коснулась хладного чела.

— Пусть будет жизнь твоя длинна.

И вмиг исчезла вдруг она, а он с земли багряной встал

И меч свой быстро подобрал, от поля прочь он зашагал.

Лилось вино, чадили свечи, хмельны и дерзки стали речи.

Шатаясь, старый Конунг с трона встал и громко на весь зал сказал:

— Сегодня дочь свою отдал берсерку Олафу, рубаке храбрецу!

Пусть с ним Брунхильд идет к венцу!

И свет в том зале ярче стал, был озарен красою зал.

Брунхильда к жениху пошла, с улыбкой кубок поднесла.

На миг лишь дрогнула рука, и в алой глубине вина

Вдруг отразились тьмы века.

— Коль в жены ты меня возьмешь, и власть и силу обретешь.

Она промолвила чуть слышно.

— Обряд обставлен будет пышно! — провозгласил Конунг хмельной.

— Хочу безделицу одну, тебе под силу одному.

— Проси что хочешь! Не солгу, я за ценой не постою!

Был Олаф уж мертвецки пьян, был бреда в голове бурьян.

И золото волос, и синеву очей забыл он средь хмельных речей.

— Коль не напрасно ты в моей судьбе, ты принеси дракона сердце мне!

Слова ее он слышал, как во сне, хмельной, поклялся на мече.

Очнулся Олаф уж в седле.

— Ты принеси дракона сердце мне.

Брунхильда повторила на прощанье, ответом было ей молчанье.

И стук копыт растаял в серой мгле, хотелось, видно, пошутить Судьбе.

Невесел предрассветною порой, Олаф унесся прочь, к пещере под горой.

Был быстрым конь, ровна дорога, и времени прошло немного.

И Безымянная Гора уж сквозь туман была видна.

А там ждала его она, печальная, как снег бледна.

— Силу мне дает гора. Ведьма, ведьмой рождена.

Хэйльри я наречена, пока кровь не пролита,

Повороти назад коня! Тебе не сделали здесь зла!

— Пред тобою я в долгу, ведь спасла ты жизнь мою,

Но коня не ворочу, нарушить клятву не могу.

— Что ж помочь бессильна я, видно, такова судьба

Ждет в пещере смерть тебя! — и исчезла прочь она.

Веками в тьме пещеры той лежало золото горой.

И спал на золоте дракон, глубок и мирен его сон.

А злато было проклято, слезами, кровью багряно,

Лишь смерть и горе в мир несло, владеть смертным не дано.

Злобно зарычал дракон, человека чуял он.

Полыхнул огонь во мгле, скребли когти по земле.

Олаф был предельно быстр, меч оставил сполох искр.

Только шкура, как броня, сверкает сталью чешуя,

Неуязвима для меча.

Вновь и вновь он ударял, огонь драконий опалял,

Но меч лишь искры высекал. Зверя когти кровь багрит.

Проклятья человек цедит, дракон в ответ лишь зло рычит.

Он сильнее и мудрее, злее, в сотни раз быстрее.

С храбрецом играет зверь, хитростям его не верь!

Берсерк смерти ожидал, быстро кровью истекал,

Очень медленным он стал, удар его ослабевал,

Только в холоде клинка, отразилась вдруг рука

Бледна, тонка и в кольцах вся.

Брунхильды дерзкие глаза отразила сталь меча.

Меч вспыхнул колдовским огнем, проснулась злая сила в нем.

Ударил Олаф, только не своей рукой, он стал силен Брунхильды ворожбой!

И кровь дракона потекла, смертельной рана та была.

— Ты принеси дракона сердце мне! — услышал Олаф, как во сне.

Зарычал и захрипел дракон, в агонии забился он.

Посинели вдруг звериные глаза, сверкнула в них хрустальная слеза.

— Ты принеси дракона сердце мне! — услышал Олаф, как во сне

И меч по шкуре полоснул, и с ужасом Берсерк взглянул

На сердце чудища, оно еще живо и быстро билось все оно.

Берсерк дракона кровью, руки замарал, из раны сердце он достал.

Случилось с трупом превращенье, стремительно, на удивленье.

В отчаянье Олаф вскричал, он Хэйльри мертвую узнал.

Зияла рана у нее в груди, уж не было назад пути.

В суму он сердце положил, прочь от пещеры поспешил.

НО Хэйльри мертвой взгляд его заворожил.

— Ты принеси дракона сердце мне, — Брунхильды голос в голове.

Очнулся Олаф уж в седле.

Был быстрым конь, ровна дорога, и времени прошло немного.

Пред троном Конунга Олаф предстал и из сумы драконье сердце он достал.

— Я клятвы, данной на мече, не нарушал. Подарок Один твоей дочери прислал!

Брунхильда в Тронный зал вошла, сияла торжеством ее краса.

— Ну что ж, Берсерк! Тобой довольна я! Я буду верная тебе жена!

Берсерк молчал, он Хэйльри вспоминал. Глаза туман кровавый застилал,

А сквозь него трон конунга сиял.

Вино лилось рекой на свадьбе их, и воины конунга пили за троих.

Хмелел конунг и золото дарил, один Олаф невесел был,

Не ел, не пил и о Брунхильд забыл. И девы мертвой взгляд с берсерком всюду был.

И где-то в тьме ночной бродяга-пес завыл, и вой его знаменьем был.

В родные земли зло пришло, огонь и смерть оно несло.

Сжигал дракон деревни и поля, и кровью пропиталась та земля.

Лишь мести жаждала драконова душа.

Дружина с конунгом отправилась к пещере под горой.

Но глупо силой мериться с судьбой.

Дракон жесток и беспощаден был, кровь человечью щедро лил.

Один лишь воин выжил в бойне той, с смертельной раною вернулся он домой.

— Дракон посланье передал, берсерка Олафа он в гости ждал.

И будет литься кровь и пламенеть пожар, ведь долг дракон берсерку не отдал,

Сказал и замертво упал.

Простился с молодой женой, и не увидел горя он в очах зеленых той,

Олаф отправился к пещере под горой.

— Прощай Берсерк! Вернись или умри! Власть или смерть со мною раздели!

Был быстрым конь, ровна дорога, и времени прошло немного.

— Я здесь, дракон! — Олаф вскричал, и в свете лунном меч его блистал.

Дракон лишь грозно зарычал, он так давно берсерка ждал.

Был долгим и жестоким бой под Безымянною горой.

И озарялась ночь Луной, холодной, вечной, золотой.

Во тьме звучал протяжный вой.

Олаф приехал умирать, он не хотел вновь убивать

Под Безымянною Горой. Так предназначено Судьбой.

Драконьи когти завершили бой. И вечности замкнулся круг.

Меч выпал из берсерка рук, он мертвую увидел вдруг.

Растерзанный Олаф на камнях древних умирал

С раскаяньем он деву Хэйльри вспоминал.

— Ты подарила жизнь, я смертью отплатил.

Не ту я ведьму полюбил!

Дракон молчал, берсерка смерти ждал, он тоже Хэйльри вспоминал.

В глазах Олафа свет померк. В Валгаллу навсегда ушел берсерк.

И ввысь в чернильных небесах взлетел дракон, и крылья вмиг сложил без страха он.

Он жил восьмую сотню лет, звезд золото и лунный свет

Его не восхитили, нет. В тьме небытия ждала она.

Для мира смертных умерла, но для него всегда жива.

Упал в ущелье Безымянной он Горы, на зубья скальные, холодны и остры.

А утром зверя мертвого крестьяне там нашли.

Олаф героем был провозглашен и на костре огромном был сожжен,

И с почестью и золотом в кургане погребен.

Брунхильда не жалела ни о чем и правила коварством и мечем.

Но Скальда нового о Брунхильд не начнем, все скрыто вечности венцом.