Соединенные / Joined (гет)

Он уже ненавидит эту игру.

Правила довольно простые:

«1. Выходишь на сцену.

2. Читаешь название объекта с планшета Дэмерона.

3. Находишь нужный объект так быстро, как только можешь.

4. Возвращаешься обратно на сцену».

Но очередь Фазмы уже прошла, и она сказала, что Дэмерон приготовил целое слайд-шоу слов составным шрифтом.

Замечательно.

Еще одна возможность опозориться, в этот раз перед всеми коллегами. Последний шанс в этом году, в конце концов — здесь, на рождественской вечеринке.

— Соло из команды А и Конникс из команды Б! — вызывает Дэмерон со сцены, его рот почти полностью скрыт густой белой бородой Санты. — Выходите!

Он последний раз глядит на Роуз. Но для нее этого достаточно, чтобы увидеть выражение ужаса, искажающее его черты.

Она единственная, кто знает.

Разве что Ниима тоже. И то совершенно случайно, когда у него возникли проблемы с чтением глупой брошюры два года назад.

И Ниима никогда не смотрела на него странно. Никогда не смеялась — хотя именно так обычно все и делали. Просто помогала.

И улыбалась — теплой, солнечной улыбкой.

— Все будет в порядке, — шепчет Роуз, похлопыванием по руке возвращая его мысли обратно к настоящему. — Просто повеселись.

Он следует за Конникс тяжелым шагом и тем, что может быть (а может и не быть) намеренным взглядом в сторону Ниимы за столом команды Б. Что ж, по крайней мере, он хотя бы не соревнуется против нее.

У команды А тогда не было бы никаких шансов: он намеренно бы проиграл только лишь для того, чтобы выиграла она.

— Готовы? — спрашивает Дэмерон, крепко прижимая планшет к груди, прямо к красному рождественскому костюму.

Он показывает им слово.

Теплота⁽¹⁾

…Что?

— Кто быстрее, тот победил! — выкрикивает Дэмерон. — Внимание, и…!

Конникс спускается по ступенькам, восклицая «нечестно», «Соло» и «преимущество».

Но…

Что, черт возьми, он должен принести Дэмерону?

Кофе?

Суп?

Картинку фальшивых дров, горящих в виртуальном камине офиса?

И тогда, бросив взгляд на стол команды Б, он ловит ее улыбку. Легкую и поддерживающую, хоть их команды сейчас и конкуренты.

Тепло.

Что ему терять?

Он спускается со сцены и берет ее за руку.

— Бен, что?.. — пораженно спрашивает Ниима, ее рот широко открыт, а глаза кажутся еще шире.

Но и тогда она встает, не протестуя. Ее рука в его руке: маленькая, теплая рука в огромной, дрожащей; так они заходят на сцену.

За костюмом Санты едва ли можно разглядеть самого Дэмерона, но его глаза и так все говорят за него. Он в полном замешательстве.

— Нашла! — вопит Конникс и забегает обратно на сцену, она запыхалась, ее волосы растрепаны, она размахивает венком⁽²⁾, который висел около ресепшена…

Ох.

Конечно же.

Конечно же, он облажался. Потому что он всегда так делает.

Он не может смотреть на Нииму. Или на Дэмерона.

Или на кого угодно.

Команда Б выиграла этот раунд без особого напряга.

И он уверен, что Дэмерон пожимает его плечо. Может быть, Конникс даже кидает ему сочувствующую улыбку. Но он не замечает ничего из этого, потому что по комнате прокатывается то, что, наверное, должно быть рассеянным смехом.

Он так же не замечает, что он уже не на сцене, едва ли понимая, как именно он оказался в пустом коридоре.

Но коридор не такой уж и пустой.

Не сейчас, когда она так и не выпускает его руки из своей.

Он все еще не может смотреть на нее.

— Какое слово ты прочитал? — шепчет Ниима.

— Слово было «венок», — вяло говорит он.

— Нет. Какое слово ты прочитал?

Он вздыхает, уже думая о том, чтобы вызвать такси до дома.

— «Теплота».

Наступает пауза, будто мир остановился, стал холодным и замерз.

И затем он чувствует ее губы на своей щеке, оставляющие на его коже непрекращающийся жар.

Нет.

Тепло.

Он встречается с ней взглядом, видит ее улыбку.

— С Рождеством, Бен, — говорит она, накрывая его щеку ладонью.

— С Рождеством, Рей.

Уже не так и холодно.

Примечания:

Прим. пер. У Бена дислексия — проблемы с чтением и письмом, и слово wreath (венок) он прочитал как warmth (теплота, тепло), ну и сразу же подумал кое о ком :)

1) Warmth

Вернуться к тексту

2) wreath

Вернуться к тексту

Она сделала привычкой читать ему вслух. «Истории перед сном» — в их случае это даже почти не ирония. Хоть и материал для чтения порой совсем не детский.

Они заканчивают день с очередной историей, триста шестьдесят пять дней в году без пропуска.

В прошлом году все это происходило через телефон.

Она выбирала что-то короткое на своей потрепанной электронной книжке. И он смеялся, фыркал и между делом вставлял свои едва слышные комментарии и вздохи.

Произнесенное шепотом «Нет!» из-за неожиданного поворота сюжета. Ворчливое «Серьезно?!» на самом интересном месте. Время от времени храп, но это только если по четвергам и пятницам, когда ежедневная суматоха слишком плотно брала его в тиски.

Вот так просто он потакал ей. Даже в те ночи, когда был слишком измотан, чтобы отдавать ей все свое внимание.

Ей всегда нравилось притворяться, изображать, делать то, во что можно было бы поверить... может быть, даже поддаваться фантазии, что когда-нибудь можно было бы делать это за деньги — когда она была маленькой наивной девочкой. Но мир больше, чем мечты Рей Ниимы. У реальности есть свой талант громкой трелью будильника вырывать из царства ночных грез.

Не такая уж большая потеря, особенно сейчас.

Сейчас, когда она нашла нечто более ценное.

Она всегда заканчивает свои истории перед сном словами: «Спокойной ночи, Бен».

Однажды, когда он храпел прямо ей в наушник, она нашла в себе достаточное количество смелости, чтобы прошептать: «Я люблю тебя». Но ей понадобится несколько больше, чтобы повторить то же самое в момент его бодрствования.

Но именно он был тем, кто нашел смелость спросить, могут ли они сделать следующий шаг.

— Мы много сэкономим на счетах… И я все время готовлю слишком много, было бы здорово, если бы не пришлось выкидывать столько еды… Мы могли бы найти местечко поближе к офису, чтобы тебе больше не нужно было менять ветки метро… О, и я храплю. Извини, это… Это все испортит?

Не испортит.

Она, возможно, порыдала немного, когда они получили ключи от их новой квартиры.

С тех пор их истории перед сном стали не просто рассказами, а полноценными представлениями — по ее настоянию. Скалка временно стала мечом для маленького пиратского приключения. Карандаш заменил держатель для сигареты в криминальном дельце 20-x годов. Деликатное нижнее белье — и только оно единственное — для чего-то более горячего.

Вход, конечно же, бесплатный. Но он всегда заплатит ей смехом, румянцем на щеках и расширенными от удивления зрачками. Конечно же, и аплодисментами тоже, и порой неожиданным волчьим свистом.

Некоторыми вечерами он предлагает сам быть рассказчиком. Он старается изо всех сил, хоть она и видит, как он сглатывает вздох или вынужден бороться с собой, чтобы не кривить лицо.

Она не против затянувшихся пауз. Или того, как он повторяет некоторые слоги несколько раз, прежде чем произносит все слово.

Это его самое лучшее, только для нее. И каждая попытка — подарок.

Прямо как его комплимент на рождественской вечеринке два года назад. Когда он объявил перед всей компанией, что она — его тепло.

Уголки ее глаз все еще становятся влажными от воспоминания, уголки ее сердца готовы вот-вот разорваться. Иногда это почти больно — жить в этой правде. Но он учит ее этому каждый день.

❆❆❆

Спустя три Рождества она просыпается от ливня поцелуев. Они на щеках, на носу, в волосах.

— С Рождеством, милая, — шепчет он в изгиб ее шеи, прямо туда, где знает, что щекотно.

Она пищит, затем мычит от удовольствия, закидывая руки ему на плечи, скрывая его в уютном объятии.

— Хочешь открыть подарки? — спрашивает он.

— С удовольствием.

В этот раз она подарила ему подписку. На приложение с подкастами, которые он может слушать в спортзале, в поезде или там, где остается наедине с собой. Он всегда ей слишком льстил, говоря, что она лучше, чем все эти люди, кто зарабатывает тем, что начитывает книги. Поэтому она дарит ему подкасты вместо аудиокниг.

В конце концов, их истории перед сном — ее. Триста шестьдесят пять подарков в течении года. Она позволяет себе быть особенно довольной по этому поводу.

Оберточная бумага делает его подарок более очевидным, каждый изгиб блестящей бумажной лепнины представляет форму книги. Всего лишь два слова вжаты в маленькое пространство на открытке угловатыми печатными буквами, написанными его крупным почерком.

Счестливого Раждества!⁽¹⁾

Она аккуратно отрывает ее, проходясь губами по словам, прежде чем аккуратно засунуть открытку в карман пижамы.

Но, когда упаковка снята, она растерянно моргает. Книга является совсем не книгой… а деревянной коробкой, вырезанной в форме книги.

Ее содержимое мягко дрожит, когда Рей трясет коробку.

— Эй, аккуратней, — журит ее он. — Он драгоценный.

Она падает на колени, как только поднимает крышку и понимает, что он имеет в виду.

Бриллиантовое кольцо резко выпадает из подушечки, когда коробка выскальзывает из ее рук. Со скулящим возгласом он подбирает его с ковра.

Но она больше не видит кольца и не может разобрать его черт, когда весь мир превращается в нечеткую, размытую пелену перед ее глазами.

— Бен… — шепчет она.

Он встает перед ней на колени и берет ее на руки, укачивая, его губы прижаты к его уху.

— Это была шутка, понимаешь? Я хотел попробовать, я думал, тебе понравится… Но, видно, не сработ… Уф!

Она захватывает его рот в бездыханном поцелуе.

— Ты… — она шмыгает носом. — Ты хочешь, чтобы я вышла за тебя?

Он кивает. И когда она смаргивает слезы, черты его лица становятся искренними чуть ли не до боли, когда смотришь на них.

— Ты выйдешь за меня, Рей? Я… Я не могу обещать, что будет легко. Я знаю, что я не самый… Я имею в виду, мне нужно больше времени, чем другим людям, не только с чтением. Мне нужно будет, чтобы ты была терпеливой. И я знаю, что прошу многого. Я знаю, что это большой риск. Но… я буду готовить тебе каждый день, если хочешь. Буду массировать тебе ноги, потому что эти рабочие туфли просто самоубийственные. Буду слушать, если тебе нужно покричать о чем-то, может быть, конечно, не вплотную… И обнимать тебя. Столько объятий, сколько захочешь. Буду заниматься с тобой сексом, когда захочешь. Читать тебе истории перед сном, потому что ты их так много прочитала для меня…

Она снова целует его, сильнее, чем прежде, всхлип вырывается у нее из груди и тонет прямо в его рту. Но его речь еще не закончена.

— …смотреть, как поседеют твои волосы. Буду целовать все твои морщинки. Менять подгузники для стариков, если тебе они когда-нибудь понадобятся…

Смелость. Это он.

— Милая, я…

— Я люблю тебя, — признается она.

Наконец-то.

— Это… да?

Она смеется. И он тоже, их губы все еще покрасневшие, соленые и теплые.

— Да.

Он может спросить ее еще раз, триста шестьдесят пять раз задать один и тот же вопрос, по разу в день, каждый год, снова, и снова, и снова. Без кольца или с ним. Даже в присутствии разбитых грез и холодной реальности.

Потому что он здесь.

Смелость.

И ее ответ всегда будет тем же самым.

Примечания:

Прим. пер. В оригинале "Merry Christmas" — "С Рождеством". Бен написал "Marry" вместо "Merry". По неслучайному, я думаю, совпадению marry — выходить замуж/жениться. Вот такая вот непереводимая игра слов.

1) Marry Christmas

Вернуться к тексту