Око за око, зуб за зуб (джен)

Альбус-ПВБ-Дамблдор, кавалер ордена Мерлина первой степени, директор Хогвартса и главный колдун Визенгамота сидел на своем троне в кабинете директора и злился.

Злился он потому, что вместо того, чтобы в конце учебного года спокойно отдаться ничегонеделанию и наслаждаться прекрасным видом Черного озера и Запретного леса из большого окна напротив, ему приходится выслушивать жалобы капризного сына Джеймса и Лили.

Дамблдор обладал огромной властью над волшебным миром, и это ему чертовски нравилось. Всю жизнь он боялся быть никем, поэтому нынешний статус его более, чем устраивал. Власть над другими людьми была для него альфа и омега в его длинном списке достижений. Чтобы добитьсятакого положения, он не брезговал никакими, даже самыми подлыми методами, кроме того он любил оставаться в центре внимания общественности, что говорило о его огромном тщеславии.

Глядя на тощего черноволосого задохлика, сидящего на низеньком стульчике у подножия его кресла, которое больше походило на трон, Дамблдор чувствовал себя на вершине мира, а все остальные были для него лишь грязью под ногами. Они были словно черви, а он — вершиной мироздания, верховным вершителем судеб!

Все свободное от портретов бывших директоров и директрис Хогвартса пространство стен было уставлено шкафами, а на полках трещали, пищали, вертелись, поблескивали и крутились всевозможные приборы непонятного назначения, которых посетители директорского кабинета принимали за безделушки. Но эти вещицы были далеко не безделушками. Они всегда были на виду, перед глазами, чтобы он мог следить за основными фигурами в волшебном мире. И если бы кто-ниубдь сообщил, кому надо, об истинном предназначении этих бесчисленных серебряных игрушек, загремел бы Альбус-ПВБ-Дамблдор в Азкабан до конца своих дней.

Но, как говорится, хочешь спрятать что-то важное, спрячь его на виду. Поэтому он выставил их перед глазами невежд, что считают себя волшебниками, а те не только не догадываются об истинном назначении запрещенных артефактов, но и в упор их не замечают.

А Поттеровское от..., пардон, — Северус со своими воплями прожужжал директору все уши, -сынишка, да-да, просит разрешения провести летние каникулы где-нибудь в другом месте, в Хогвартсе хотя бы, только не со своими родственниками, у тетушки Петунии.

Просьбу Гарри Поттера Дамблдор сразу отклонил. То, что мальчик чуть не погиб от руки одержимого духом Волдеморта профессора Квирелла и пролежал в Больничном крыле в бессознании несколько дней, не смягчило сердце старого колдуна. Видел он за всю многолетнюю преподавательскую деятельность много сирых и убогих студентов.

Мерцая очками-полумесяцами, он вещал елейным голосом о том, что летом Гарри должен вернуться к своим любящим родственникам, потому что маглы или нет, но других у него нет. И продолжал травить байку про жертву его матери Лили, про существующую по той же причине кровную защиту на доме его тетушки. А Гарри, отказываясь проводить каникулы в доме единственных кровных родственников, превращается в легкую добычу для выживших последователей Волдеморта. И только рядом с родной кровью мальчик вне досягаемости этих самых УПС-ов.

Вопрос обнаглевшего Гарри, кто будет его спасать от самих родственников, директор высокомерно проигнорировал, предложив ему попробовать замечательные лимонные леденцы.

— Я уверен, что ты что-то путаешь, мой мальчик, — проблеял Дамблдор, разжевывая с прикрытыми глазами новую дольку. — Твои родственники тебя любят, ведь они о тебе все эти годы заботились ...

— Заботятся, ага, как же! — крикнул мальчишка, прервав тираду директора. — Сами поживите с ними, профессор Дамблдор, тогда и узнаете, как у них „хорошо”.

Дамблдор лишь нахмурился, но не ответил, что привело Гарри в бешенство. Дрожащим от волнения и разочарования голосом он прошипел:

— В конце концов, какое вам дело, где я провожу летние каникулы, сэр? — Поттер настолько разошелся, что забыл, с кем разговаривает и продолжал кричать. — Ваши полномочия как директора школы заканчиваются, как только ученики покидают эти стены.

Видел Дамблдор таких зубастеньких и не раз, а какими пушистыми они становились к седьмому году и с каким уважением заглядывали любимому директору в рот. Знал толк в укорощении бунтарей Альбус, хех. Ухмылнувшись в свою длинную бороду и забросив очередную лимонную дольку в рот, он важно сказал:

— Для остальных возможно это так, но для тебя, мой мальчик, я законный магический опекун. Потому что ты сирота. — Поттер выглядел пришибленным, и Дамблдор решил его добить. — И раз я твой опекун, мой дорогой мальчик, ты должен мне подчиняться. Ты едешь к своей тете на все лето ...

— Вы мне никто! — грубо прервал его Гарри, вскочив с места. — Вы свои объязанности опекуна ни разу не выполняли, да я о вас даже не слышал до прибытия Хагрида. Вы не можете быть моим опекуном, да я и не хочу, чтобы вы им были!

Короче, перепалка получилась знатная. И в процессе ссоры никто не заметил, как один из многочисленных приборчиков на полках шкафа, который был за спиной у бородатого директора, повернулся в последний раз, испустил тоненькую струйку дыма и застыл неподвижно.

Тем временем Гарри боролся со своим импульсивным нравом. Его кровь, кровь маленького волшебника кипела от обиды. Он еле сдерживался, чтобы не наброситься с кулаками на этого наглого „опекуна” и набить ему наглую рожу. Затем выдрать эти его мерцающие как у доброго дядюшки зеньки и придушить его собственной бородой. Сила бурлила, Гарри сбился со счета в который раз во время посещения этого кабинета ему приходится держать в узде свою магию, чтобы не позволить этому твердолобому старцу узнать уровень его истинной мощи.

Черты лица Дамблдора, после его последних слов, — слов обычного первоклашки, будь он хоть сто раз Победителем Темного Лорда Волдеморта, — ужесточились. Он потерял свой привычный для общественности благообразный вид, но Гарри не обратил внимания на эти метаморфозы. Он, по правде говоря, был занят глотанием слез огорчения, а за все проведенное в круглом директорском кабинете время, ни разу не посмотрел в лицо старому колдуну, сидящему за своим необятным рабочим столом.

Поняв, что в просьбе ему твердо и бесповоротно отказали, разобиженный Гарри, не распрощавшись, выбежал из кабинета, хлопнув дверью.

Треск двери и последующий за ним громкий стук каблуков по ступенькам крутящейся лестницы дали Дамблдору понять, что его ручной мальчик разозлен до крайности. С подростковым бунтом директор, в прошлом обычный преподаватель Трансфигурации и декан Гриффиндора, встречался не раз и не два. Но не ожидал этого от тихони Гарри Поттера, ничем не выделяющегося на занятиях от других студентов, за исключением „квеста“ по спасению Философского камня, с которым справился на отлично. Но тогда Дамблдор списал все на переходный возраст мальчика.

Эх, жаль, что Камень разрушился ...

Бросив новую порцию леденцов в рот, одетый в шикарную атласную мантию колдун откинулся назад в своем кресле и улыбнулся. Он имел полное право быть довольным собой после того, как целый год дрессировал ручного героя.

Позволить молодому Поттеру не вернуться летом к маглам было бы катастрофой. Мальчик даже в младенчестве обладал до неприличия высоким уровнем магической силы, и никакие подавители магии не могли долго удерживать его силу. Единственным способом урезать магическую мощь Гарри было отправить его к маглам, в дом Петунии, чтобы большая часть этой мощи шла на подпитку защитного купола, о котором он с ней заранее договорился.

Когда Гарри впервые приехал в Хогвартс, со своим могущественным магическим Источником, его сила начала неудержимо нарастать. Альбус еще осенью это заметил. И характер у мальчика Пророчества оказался совсем не подходящим для одноразового оружия. Как пить дать, Гарри секретничал, весь из себя изображая зашуганного неуча, что даже в базовой магической теории не разбирается. Но, Мерлин всемогущий! Даже Альбус заценил магические вихри, что угрожающе раскинулись вокруг от разгневанного первокурсника. Ох, силен Гарри, силен почти как Том в свое время... Эх, Том, Том, горе ты мое луковое...

Но подозревал ли сам Гарри о своей силе, вот в чем вопрос.

Впрочем, знал или нет, это не отменяет того факта, что если бы он не послужил батарейкой для защитного купола на летних каникулах, даже думать страшно, КАКИМ бы он вернулся на втором году обучения осенью. Но хуже всего было бы на практических занятиях. Ведь не подозревая, на сколько выросла его сила, он разгромил бы весь класс одним взмахом палочки. И тогда даже Поттер догадался бы, что к чему. После этого управлять им было бы весьма проблематично. Да он и не позволил бы никому больше вмешиваться в свою жизнь — задавил бы голой мощью. Обычному ученику такое непозволительно, даже если его опекун сам директор Хогвартса Альбус Дамблдор.

Раз за разом он прокручивал в голове свой разговор с Гарри, убеждая себя, что все прошло не так уж и плохо, что Гарри, хоть и немножко разозлился на своего старого директора, но зла не держит. Все прошло без сучка и задоринки, План, согласно которого сыну Джеймса уготовленна одноразовая битва с Волдемортом ни на йоту не пострадал. И вообще, нечего баловать жертвенного ягненка и полировать ему рога. Судьба молодого Гарри с тем хоркруксом Волдеморта в шраме была предрешена Пророчеством. Покойнику все равно ничего не нужно, да и жалеть или любить его не зачем. Он Петунии так и написал в том письме, которое оставил в корзине рядом с младенцом: баловать и любить племянника не рекомендуется, так как ребенок совсем ей не родной (врать Альбусу было не в новинку), да к тому же очень и очень опасен для семьи Дурсль. Потому что в шраме на его лбу живет паразит злого колдуна, погубившего ее сестру, Лили.

Как живется сынышке Поттеров с маглами, чем кормят, как воспитывают, учится ли он хорошо, для Всеобщего Блага было малосущественно... Да кого вообще интересуют личные переживания одноразового ручного оружия, в конце концов? Пользуешься им и кидаешь на свалку.

Петунию такой расклад вещей вполне устраивал, она злилась и завидовала своей несносной младшей стерице. Миссис Дурсль была не настолько глупой, чтобы поверить злобному бородатому колдуну, будто бы Лили ей не родная, но отомстить ей, гнобя ее сына, при этом получая за это плату звонкой монетой, было для злобной мещанки недостижимой до недавних пор мечтой. Альбуса Дамблдора тоже вполне устраивало, что она держит „героя“ в ежовых рукавицах, ибо тогда он вырастет забитым и покладистым.

Сложив пальцы домиком, он откинулся назад в свое позолоченное кресло и, прикрыв глаза, ожидал наступления нирваны — ощущения полного покоя после хорошо выполненной работы.

Но нирваны почему-то не было.

Что-то было не так.

* * *

Разговор с директором прокручивал в своей голове и Гарри. Но он не впал в отчаянние, потому что у него был козырьв рукаве, возможно битый, но был.

Рядом с ним в купе Гермиона распиналась на тему запрета Министерством колдовать дома и как это несправедливо. Этот закон гласил, что во время каникул молодым магам запрещается колдовать палочкой дома или в присутствии маглов.

Гарри каждый пункт этого закона еще зимой уточнил у библиотекарши Хогвартса, мадам Пинс. И, если буквально следовать этому закону, на Тисовой он мог пользоваться палочкой и запустить каким-нибудь проклятием в обнаглевших родственников, потому что дом своей тети он своим не считал. Стараниями директора Дамблдора, между прочим. Кроме того, семья Дурсль была осведомлена о существовании волшебнего мира, магии и колдунах.

Так что, он мог со спокойной совестью сослаться на незнание магического законодательства. Пусть они там, в Министерстве, сами потом разбираются.

Во время прощального разговора с директором Гарри до последнего скрещивал пальцы, чтобы тот не вспомнил про Запрет.

К счастью, все обошлось. Дамблдор то ли забыл, то ли понадеялся, что на Гриффиндоре кто-то из старших учеников или сама МакГонагал просветили уже Гарри насчет Запрета. А может быть, он подумал, что Гарри уже знает о нем, но не догадывается о существовании лазеек в законах. Вот идиот...

Профессор МакГонагал, как обычно, с неслыханным высокомерием проигнорировала свои обязанности декана. А гриффиндорцы... им было начихать на такие мелочи, как запреты, законы и прочая дребедень, когда в жизни есть квиддич, веселье, шутки, приколы, жратва ...

Да Бог с ними, со слепцами!

Они так и не поняли, что у Гарри был козырь, который он называл Силой. А маги называлиего Беспалочковой магией.

Его ждало незабываемое лето.

2.1. Литтл Уингинг до Хогвартса.

Пока не получил письмо из школы Колдовства и Чародейства „Хогвартс”, Гарри не знал ничего, кроме чулана под лестницей, голода и регулярных побоев. И все это заканчивалось, как правило, обильным кровотечением и сломанными костями. Причем дядя Вернон бил его ни за что. Доставалось тощему, с черными, растрепанными волосами мальчику и от его тети Петунии, и от непомерно растолстевшего кузена Дадли с его шайкой будущих уголовников.

Последние довели значение слова „травля” до заоблачных высот.

Чаще всего это происходило во дворе начальной школы в Литлл Уингинге, где каждую перемену его поджидала банда дружков Большого Дэ, как они называли Дадли Дурсля, кузена Гарри. Как он ни старался, чтобы избежать встречи с малолетними бандитами, хотя бы два-три раза в неделю, они все равно ловили его, в шутку называя это „Охота на Поттера”.

И начиналось страшноеизбиение.

Если Гарри потом возвращался домой с ранами, синяками или фингалами, доставалось ему и от взрослых. Причем десятикратно.

Каким образом мальчик выживал при такой травле, он понятия не имел. Днем он глотал слезы бессильной ярости и молча выполнял поручения из длинного списка тети. Но как только напряжение в доме сходило на нет и свет в доме выключался, печаль и боль в сердце Гарри становились невыносимыми. Это было, как он узнал из некоторых более продвинутых книг в школьной библиотеке, „состоянием аффекта, вызванное стрессом”. Одним словом — шок.

Хотелось выть от тоски и одиночества, но при любых обстоятельств тишину в доме надо было соблюдать неукоснительно. Лежа на животе, Гарри кусал своих кулачки, стараясь беззвучно стонать, и повторял для себя мантру:

Я не должен плакать. Мужчины никогда не плачут. Я не должен ... плакать.

В таком состоянии человеческий разум и его организм настраивались на режим выживания; посторонние мысли и эмоции блокировались, пока не пройдет кризис. И все силы тратились на самоисцеление.

Так повторялось изо дня в день, и мальчик не видел даже искорки света в конце тоннеля. Однажды он пообещал себе, что когда-нибудь, в туманном будущем, если останется в живых достаточно долго, чтобы успеть подрасти, возмужать и благополучно покинуть этот концлагерь, вернется сюда и всем своим обидчикам воздаст по заслугам. Каждому из своих мучителей он, Гарри Джеймс Поттер, отомстит. Каждому отплатит той же монетой, чем его потчевали, за что он страдал. За сломанные ребра и руку, за выбитые зубы, за чернеющие каждое утро фингалы, — они получат по заслугам втроекратном размере. Дурсли поплатятся за его голодание, обноски, за ненависть к нему — невинному...

Око за око, зуб за зуб! Он нашел это изречение в Библии, в школьной библиотеке, и оно крепко засело у него в голове.

Око за око, зуб за зуб! — беззвучно кричал в ночи сгорающий от высокой температуры десятилетний мальчик и сжимал кулачок непокалеченной сегодня Верноном руки. Вокруг него на короткое времяполыхнула ослепительная вспышка ярко-белого света, но посиневшие от побоев веки настолько отекли и залипли от слез, что он не заметил этого.

Утром, только проснувшись, Гарри с удивлением замечал, что ночью все следы от побоев исчезали. Он чувствовал себя целым, здоровым, но очень, очень усталым. И голодным.

Первое время мальчик думал, что все люди так быстро излечиваются, пока однажды их соседка-кошатница не споткнулась дома об одного из своих многочисленных котов. Потом она целый месяц носила на ноге гипс и хромала. Разница во времени выздоровления делала маленького Гарри особенным или „уродцем”, как его называли родственники. И он стал подозревать, что у них есть некое непонятное ему, но, все-таки, реальное основание считать своего племянника ненормальным и обзывать того уродом. Потому что никто кроме него не мог исцелиться за одну ночь. Мальчику даже не приходило в голову, что ненормальный он или нет, но эта способность была единственным способом для него выжить в этом концлагере.

Но иногда судьба бывала к нему по-милостивей. В такие дни родственники его почти не замечали, не били, даже кормили ужином и сразу отправляли спать в чулан.

Это позволяло мальчику отдохнуть, набраться сил, а рано утром, проснувшись, он чувствовал себя переполненным до самой макушки особой будоражащей энергией, которая кололась и рвалась наружу сквозь кончики пальцев в виде маленьких звездочек света. Лежа на своем тоньком матрасе, он смотрел на эти светлячки и думал о своей до чертиков страшной жизни.

Однажды, прокручивая в голове в тысячный раз странности своей жизни у родственников, к нему пришло озарение, что может быть Дурсли ему совсем не родственники, а он им никакой не племянник. Он достаточно подрос, чтобы заметить, что у него с Петунией, — так называемой сестрой его матери, — нет ничего общего. А вот, Дадли был весьма похож на свою тетю Мардж!

Возможно, родители Гарри и вправду были алкоголиками, а его мама — еще и проституткой. Что, если они оба погибли в катастрофе, а годовалого сироту сначала отправили в детдом, откуда Вернон и Петуния в последствии забрали его. Не потому, что их интересовала несуществующая родственная связь (которая по мнению Гарри даже близко не была похожа на родственную), а в качестве домашнего раба и груши для избиения Дадли. Для снятия стресса, так сказать.

Хотя никто пока на нем не применял сексуальное насилие.

Здесь следует отметиь ключевое слово „пока”. Гарри был еще маленьким, но в школу ходил уже пять лет, а там и не такого наслушаешься.

* * *

Позже он открыл у себя еще одну, не менее замечательную ненормальность.

Он, вдруг, осознал, что ему подвластна неведомая СИЛА джедаев.

Об этих знаменитых героях фильма „Звездные войны” он узнал из телика. Услышав впервые будоражащую мелодию в начале первого эпизода, Гарри весь задрожал, чувствуя, как по спине пробежало тысячи электрических мурашек. Сидя на матрасе у себя в чулане, он тихонько приоткрыл дверь, чтобы заглянуть одним глазом в гостиную, откуда раздавалась эта вдохновляющая мелодия. Со своего места мальчик смог увидеть только половину экрана телевизора, но и этого было достаточно.

Гарри сел поудобней и приготовился смотреть, что будет дальше.

А дальше по экрану пробежали титры и прозвучал зычный голос диктора: „ Давным-давно, в далекой, далекой галактике...”.

Все внутри мальчика сжалось в комок, восторг охватил его до такой степени, словно ему самому предстояло полететь к звездам. Чистая и незамутненная экзальтация охватила его, переполняя душу предвкушением чуда. Вытаращив глаза, не мигая, он следил за приключениями молодого Люка Скайвокера. Когда тот, оказавшись в затруднении, впервые разбудил в себе Силу, призвав световой меч, у Гарри тожена ступило пробуждение. Словно в нем разорвалась сдерживающая неведомую доселе мощь плотина, и она штормом захлестнула его, стуча в висках, стремясь выйти наружу.

Предметы, мешающие ему свободно смотреть на весь экран телевизора раздражали мальчика, он захотел, чтобы они отступили в сторону, и в нем что-то откликнулось на это желание.

Подняв руку, Гарри захотел ... и почувствовал отток покаливающей теплоты через свои пальцы.

Дверь гостиной бесшумно и незаметно для залипнувших к телевизору родственников распахнулась сама собой, больше не мешая темноволосому мальчику наслаждаться этой до боли интересной историей.

„Со мной сила! Я, Гарри Поттер, тоже джедай и открыл дверь Силой!” — молча ликовал он, продолжая как завороженный смотреть фильм.

История Звездных войн показалась мальчику-сиротке настоящим откровением. Главный герой, молодой Люк, тоже был сиротой и тоже жил с дядей и тетей. Но, в отличии от Гарри, того парня родственники любили и заботились о нем. Не потому ли, что у родственников Люка не было собственного ребенка? Какой была бы жизнь Гарри, если бы Дадли-то не родился? Лучше, или хуже?

С особой щепетильностью запомнились маленькому Поттеру уроки мастера-джедая Йоды. Оставаясь дома один, он становился перед зеркалом в ванной комнате и начинал старательно повторять каждый жест, даже мимику учителя Йоды. Старания мальчика не прошли даром, и он научился, сосредоточившись, легко входить в то самое состояние, которое помогло ему открыть на расстояния дверь гостиной. Дальнейшие тренировки позволили ему поднять свой уровень владения Силой, и он начал одной силой мысли поднимать и удерживать в воздухе различные предметы, находящиеся в ванной комнате: мыло, шампунь, флаконы тетушки, бритву дяди Вернона. Впоследсвии Гарри рискнул повертеть их вокруг себя, прежде чем аккуратно вернуть на место.

Гарри понимал, что пока его способности мало чего стоят. Надо было добиться более впечатляющих результатов, чем глупая левитация пластиковых бутылочек шампунья над головой. Ему нужно было научиться мгновенно входить в то состояние, отточить до автоматизма призыв Силы, чтобы защитить себя при необходимости. Но, пока его возможности недостаточно развиты, необходимо повысить контроль и мощь Силы, научиться направлять ее, словно пулю, а не бить во всех направлениях. В конце концов, можно по чуть-чуть помогать себе Силой в работе по дому, но так, чтобы родственники не заметили его новые способности. Иначе они станут завидовать ему, потому что их сын так не может и будут еще пуще зверствовать, „выбивать из племянника дурь и ненормальность“.

И Поттер тренировался как проклятый каждую свободную минуту.

К счастью, у него открылся неожиданный талант к перемещению мелких предметов в воздухе, даже с закрытыми глазами. Вскоре ему удалось впервые открыть с внешней стороны двери замок чулана, будучи запертым внутри него. С того момента он стал лучше питаться. Ночью, когда все в доме спали и за ненавистным племянником никто не следил, Гарри тихо отпирал замок чулана и на цыпочках, не включая свет, посещал кухню. Оттуда он побыстрому таскал еду, но так, чтобы утром тетя не заметила кражу. В свою коморке он объедался и засыпал довольный как кот.

Ни друзей, ни близких людей у мальчика не было, так что некому было доверить свою тайну.

Он настолько сильно отдалился от семьи родственников, что начал воображать себя похищенным незнакомыми врагами сыном джедаев. Видел себя наследником таинственного Клана сверходаренных людей, которого те же самые Враги скрыли на этой никчемной планете, среди местного населения, чтобы никто не мог его найти и спасти от этих трижди проклятых Дурслей.

Жизнь Гарри в Литтл Уингинге превратилась в хождение по лезвию бритвы. С одной стороны он уже не мог не ползоваться Силой, потому что иначе не был бы джедаем Гарри Поттером, но с другой — в любой момент дня и ночи его тайна могла быть рассекречена. Такой образ жизни в доме Дурслей сделал мальчика скрытным, еще более нелюдимым и неотзивчивым.

Появление первого письма-приглашения Гарри Поттера в школу Чародейства и Колдовства Хогвартс, и для него, и для его родственников, до сих пор свято уверенных, что своими методами воспитания они „выбили дурь из ненормального”, стало полной неожиданностью. Хотя, не замечать постоянные проявления ненормальности темноволосого мальчика, живя рядом с ним, это надо быть слепо-глухим. Очевидно, его родственники все-таки страдали этим недугом, потому что нашествие сов с письмами из школы Чародейства и Колдовства, адресованные ненавистному племяннику, стало для них как гром среди ясного неба.

На первом курсе самое трудное для молодого гриффиндорца было подавлять свою Силу. Гарри не доверял никому, особенно глазастой однокурсницеГермионе Грейнджер, с некоторого времени своей постоянной «попутчице» в библиотеку. Эта лохматая, курчавая девочка была слишком уж правильной и прямолинейной. И слишком лояльной к преподавателям, особенно директору. Да к тому же была заядлой стукачкой. Узнай она истинные способности своего однокурсника, сразу же доложила бы декану Гриффиндора, профессору МакГонагалл, а то и самому профессору Дамблдору. И тогда вся его дальнейшая конспирация накрылась бы медным тазом. И не смог бы Гарри следовать своему кредо:«Око за око, зуб за зуб».

В Хогвартс скрытный маленький волшебник отправился не полной неумехой, каким он себя выставлял перед окружающими, а довольно натренированным в Силе самоучкой. В школьной библиотеке он узнал, что волшебники называют его Силу беспалочковой магией.

Еще в Литтл Уингинге Гарри овладел этой магией на уровне инстинктов. Но поскольку банда кузена Дадли „наказывала“ всех, кто сближался с ним, он и в Хогвартсе по привычке ни с кем не сошелся. Во избежание. О его способностях в магии никто, — ни его сверстники, ни остальные ученики, ни учителя, — даже не подозревал.

Борьба за выживание у Дурслей научила его некоторым стратегическим правилам:

1. Все взрослые ему враги, а родственники — тем более. А к врагам надо относиться с маниакальным подозрением и жить в состоянии постоянной боеготовности;

2. Не верить на слово никому, даже если он выглядит как старый дедушка, у него длинная-предлинная белая борода и угощает тебя конфетами. Наоборот, если угощает конфетами — беги, Гарри, беги! Чувство настороженности ко всяким добрым дядькам-педофилам было вбито в голову Гарри Поттера школьными рассказами;

3. Россказни незнакомых, чужих людей, — особенно, если они трехметровые, чумазые и лохматые грубияны, — не могут быть ничем, кроме лжи и обмана. Ложь про Великого человека Дамблдора и его святости, а также о душевной доброте родителей Гарри Поттера он принял в штыки. По мнению самого Гарри, доброта эта у Лили и Джеймса Поттера была направлена на кого угодно, только не на собственного сына, раз уж они оставили его сиротой. Где тут к черту доброта! Но хотя бы его родители оказались, на самом деле, волшебниками, погибшими в местечковой войнушке, защищая его, Гарри, а не алкоголиком с проституткой, как говорила тетя.

4. Уговоры сверстников предаваться лени и праздному времяпровождению есть не что иное, как вражеская диверсия. С такими „друзьями“ и враги не нужны.

5. Не проболтаться о своих навыках. Если волшебники узнают, что он овладел беспалочковой магией на таком уровне в том возрасте, будут завидовать; а когда поймут, что не могут забрать себе его Силу, могут и убить. Люди вообще не любят того, чего не могут понять или перенять.

На уговоры соседей из спальни мальчиков-первокурсников присоединиться к игре в Плюй камни Гарри не поддавался, оправдываясь тем, что он в эту игру никогда не играл, ему не интересно и вообще некогда играть. Кроме того, она ему не нравится.

Так, что он записал всех людей, включая преподавателей, учеников Начальной школы в Литтл Уингинге и школы Чародейства и Колдовства, как и своих так называемых родственников, в разряд „чужих” и видел в них своих злейших врагов. Ну, неприятелей, по меньшей мере и смотрел на всех вокруг волком.

Эдинственным и непререкаемым авторитетом для Гарри оставался магистр Йода.

На самом деле, в Хогвартсе Гарри Поттер кое с кем все-таки подружился. Если, конечно, регулярный обмен несколькими репликами можно назвать дружбой. Это была школьная библиотекарша, мадам Пинс, которая к мальчику-герою относилась тепло и с пониманием. Она ни о чем не расспрашивала его, только брала заявки на учебники или обычные книги, быстро приносила, а иногда и отвечала на его вопросы, если таковые были. В библиотеке Гарри задерживался ненадолго, брал с собой фолиант и уносил с собой в Гриффиндорскую гостиную, как думала мадам Пинс.

В действительности, находиться в гостиной своего факультета Гарри ненавидел. Там все время было шумно, школьники громко разговаривали, было невозможно отрешиться от всего и углубиться в изучение интересных книг. Поэтому он находил себе свободную аудиторию на каком-нибудь верхнем, — чаще всего, восьмом, — этаже, каждый раз новую, закрывал ее неслабеньким Колопортусом и читал, сколько пожелает.

Таким образом, Гарри Поттер не завел себе на Гриффиндоре ни друзей, ни приятелей, сторонился любой, навязанной сокурсниками компании и общался с соседями по спальне только односложными предложениями, типа „Доброе утро“ или„Спокойной ночи”.

Отлучки значительно облегчились после Рождества, когда ему вернули мантию-невидимку его отца. В анонимном дарителе сего подарка Гарри заподозрил директора Дамблдора, который мерцал глазами за очками-полумесяцами в его сторону во время приема пищи. И закономерно задался вопросом, зачем директору понадобилось забирать отцовский плащь „ ...для изучение ее свойств” и какую роль это сыграло в гибели его родителей? Прямую, — ответил сам на свой вопрос Гарри Поттер, и его ненависть к Дамблдору снова возросла. Впервые он возненавидел этого трижды проклятого „Великого человека”, узнав со слов Хагрида, что своей горькой жизнью у тети Петунии он обязан именно Альбусу Дамблдору, самоназначенному магическому опекуну мальчика-сироты.

К написанному в книгах, — хотя он любил их читать, — Гарри относился со сдержанным энтузиазмом, давая себе отсчет в том, что их тоже написали люди, а не благородные богоподобные сверхсущества. Тоесть, доверял он книгам с большой оговоркой, вне зависимости от того, жив автор книги или давно уже преставился. Даже будучи давно уже мертвым, волшебник мог заранее написать такую книгу, в которую вложил свои идеи, могущие навредить только членам вражеской семьи.

Насчет своего магического рода Гарри терялся в догадках. Кто-то в волшебном мире был относительно дружественно настроен к Поттерам, а кто-то был врагом, а он понятия не имел, кто из них кто. Ему позарез было нужно все узнать, провести свое исследование в этом направлении, но, прежде всего, найти достоверный источник информации.

Гарри принялся составлять себе список задач на лето.

Под номером три в свой список Гарри вписал задачу найти надеждный источник информации о своей магической родне.

Конечно, он мог бы спросить у мадам Пинс, но, хотя она и относится к нему тепло и иногда с ним разговаривает, не является его родственницей. Магловским родственникам Гарри не верил, магических — не знал. То есть, доверять кому-то постороннему было бы роковой ошибкой.

К своей волшебной палочке,— близняшке палочки Волдеморта, Поттер относился не как к продолжению магического ядра, а как к ненужному, но навязанному взрослыми волшебниками костылю. Она и так ощущалась, — как ненужный здоровому человеку костыль. И Гарри пообещал себе, что когда-нибудь, во время каникул, выкроет время, чтобы найти себе настоящую палочку, свой light saber, свой световой меч джедая. И не помешало бы поторопиться с этим.

Он вписал эту задачу под номером два в свой список дел на лето.

Под номером один в списке было посещение Гринготса и расследование странностей с ключиком к его ученическому сейфу, который Хагрид так и не вернул ему обратно.

* * *

Не светиться перед остальными стало второй сущностью маленького конспиратора. Во время занятий и каждый раз, бывая у всех на виду, Гарри старательно изображал из себя затюканного тупицу. Когда он таращил за круглыми, треснувшими стеклами очков свои, — по словам девочек „цвета Авады”, — глаза, полные недоумения, мальчик выглядел, по меньшей мере, глупо. Потом на занятиях он получал свои „Удовлетворительно” по всем предметам, кроме Зельеварения, где твердо стоял на самой нижней планке всего первого курса с отметкой „Тролль” и не парился. Декан Гриффиндора, профессор Минерва МакГонагалл кусала локти от злости, лезла на стену, стараясь вбить в пустую башку сына Лили и Джеймса — отличников курса в свое время, хоть немного крупиц знания. Но все было впустую. Она жаловалась директору Дамблдору, краснела перед коллегами, но те только лицемерно вздыхали и отводили глаза, а директор с замысловатым выражением лица потягивал бороду и молчал.

Со своей стороны, гриффиндорцы, которые восторженно приняли в свои ряды Мальчика-который-выжил, после первого месяца обучения, окончательно и бесповоротно в нем разочаровались. Из-за него Гриффиндор болтался на последнем месте в соревновании факультетов, а о продвижении вперед не могло быть и речи, потому-что Поттер умудрялся по два раза за день терять баллы.

А ему самому было все равно: он упрямо игнорировал все насмешки и упреки. После обеда отправлялся в библиотеку, где постоянно читал скучные книги, а самой лучшей оценкой у него было „Удовлетворительно”.

Среди посетителей библиотеки и гриффиндорцев поползли слухи, что пережитая им в младенчестве Авада все-таки сделала свое дело — выжгла подавляющую часть мозгов национального героя, оставив его полудебилом. Иначе, как объяснить его нулевой прогресс в учебе после стольких часов пребывания в храме знаний, в библиотеке Хогвартса?

Для всех преподавателей школы Хогвартс, сын Лили и Джеймса, Поттер был одним сплошным раздражением. Все они, во главе с деканом Слизерина, профессором по Зельеварению, Северусом Снейпом, считали Гарри умственно отсталым, и они тоже начали несмело обсуждать влияние Авады на мозги Поттера. То есть, профессорскийсостав Хогвартса повторял слухи, что ходили среди учеников и был с ними согласен.

Игру в секретность национального героя так никто и не раскусил, даже тот, кто спал на соседней кровати в спальне мальчиков-первокурсников Гриффиндора.

Все детство Рон Уизли мечтал, что, поступив в Хогвартс, сразу взлетит на пьедестал Славы, став единственным и самым лучшим другом Победителя Того-Кого-Нельзя-Называть. Миссис Молли Уизли тоже старалась ради своего сына во время первой встречи с Гарри на вокзале Кингс Кросс, чтобы тот подружился с Роном. А дальше было бы проще простого: постоянно находиться рядом с ним и не подпускать к Поттеру никого из сверстников. Прежде чем встретиться с Поттером-настоящим, Рон фантазировал длинными ночами, что они вместе перерживут много опасных приключений, выйдут победителями и разделят Славу и Почести. Кроме того, получат вознаграждение звонкими галеонами.

Вот золотом Ронни ни с кем делиться не собирался, даже с мамой Молли, даже если она будет гневаться.

Но этим сладким мечтаниям не дано было сбыться, ибо в своих ожиданиях Рон изрядно обломался и глупо облажался.

Потому что Поттер оказался совершенно не таким, каким его Рон себе навоображал. Для начала, он выглядел каким-то ... пришибленным, что-ли? Гарри оказался низкорослым задохликом, одетым в обноски, да еще и зашуганным и затравленным, а не гордым и высокомерным героем, будущим гриффиндорцем. Эх, на Гриффиндор-то Шляпа его распределила, но Рон был уверен, что не возьми профессор Дамблдор дело распределения национального героя в свои руки, неизвестно, куда бы отправилось это очкастое чудо-юдо. Уж не на Слизерин ли?

В поезде Поттер сидел с книгой в руках в уголке, сжавшись на своем месте, и смотрел оттуда на младшего Уизли с неприязнью и нескрываемой досадой. Попытки рыжика разговорить его, Гарри игнорировал, зарывшись носом в толстый фоллиант. Как бы не разливался Рон соловьем, рассказывая о своих многочисленных братьях, ничего не выходило. Равнодушие избранного к Рональду, к его любезности и готовности подружиться, привело рыжика в замешательство, и он надолго замолк. До конца поездки в купе царила тишина, за исключением пары моментов, когда кто-то вламывался к ним с претензиями на знакомство или просьбой поискать чью-то жабу. Лохматую дурынду Рон сразу невзлюбил и грубо прогнал со своей территории, а неприязнь к Малфою была привита любому рыжему отпрыску Уизли с материнским молоком.

В коллектив первокурсников ало-золотого факультета Гарри Поттер вообще не вписался, словно все ученики, распределенные на Гриффиндор, были ему чем-то неприятны. С ребятами в игры не играл, квиддич — любимую тему Рональда, не обсуждал; о преподавателях и учениках Слизерина не сплетничал. И подобно той лохматой зануде из поезда, которая тоже оказалась на излюбленном с детства факультете, не выходил из библиотеки, ссылаясь на огромное количество материалов для изучения. А что самое странное — сколько бы не занимался Поттер в библиотеке, сколько бы не читал и не повторял материал,на уроках на вопросы преподавателей редко что-либо вразумительное отвечал, только заикался пуще Квирелла, мямлил, отнекивался и краснел. Был, одним словом, чмо. Даже он, Рональд Уизли, который не отличался особой приязнью к учебе, по сравнению с Поттером, был примером успеваемости, блистал знаниями и оценками.

И ни с кем Поттер не дружил. Только Грейнджер, та самая зубрила, сопровождала Поттера в библиотеку. Как она обмолвилась девочкам из своего курса, там он тоже все время читал, что-то записывал в толстом блокноте и ни словечком с ней не обменялись. Пока не уходил не попрощаясь. Говорил он изредка лишь с мадам Пинс.

Не раз и не два глядя, как эти два заядлых читателя идут в библиотеку, Рон фыркал и отправлялся играть в Плюй камни с Симусом.

К своим вещам Поттер относился как Драко Малфой к чистокровности: гордился ими и лихо защищал, оградив свою территорию в спальне какими-то вычитанными из древних талмудов, непробиваемыми для Рона охранными заклинаниями. А Рональду так хотелось порыться в сундуке соседа, найти в нем зачарованный кошелек с галеонами, которых там обязательно целая горсть, и потратить их на всякие вкусняшки вроде шоколадных лягушек.

Неудача злила шестого Уизли, он ходил хмурым, строил козни и придумывал способы наказать нелюдимого героя магмира. Наконец, своего соседа по спальне рыжик возненавидел настолько, что стал насмехаться над этим недогероем. Сначала только про себя, а потом осмелел настолько, что и в присутствии остальных ребят. Рон больше не сдерживал свое презрение к этому никчемному Гарри Поттеру и однажды опустился до того, что за столом в Большом зале, на потеху слизеринцев, загорланил:

— Поттер, зачем тебе ходить в библиотеку, если мозги у тебя разжижены Авадой, а? Все равно ведь ни хрена не запоминаешь, а на уроках мямлишь и заикаешься. Лохматая Грейнджер хотя бы баллы зарабатывает, а ты и на это не способен ...

Гарри и сидящая рядом мисс Грейнджер лишь побледнели и втянули головы в плечи. Однако колючий взгляд цвета Авады ускользнул от внимания рыжего первокурсника, пока он громко ржал с набитым пищей ртом.

Поттер был очень, очень трудолюбив, его трудолюбию завидовали даже ученики факультета Хельги Пуфендуй, известные своей сплоченностью и любовью к труду, но плоды его стараний не наблюдались. Единственное, что утешало — появление на факультете Гриффиндор еще одной библиоманки-заучки, маглорожденной Гермионы Грейнджер, которая своими стараниями зарабатывала столько же баллов, сколько Поттер терял своим тугодумием.

* * *

Рональда Гарри ненавидел с неменьшей страстью. Тот еще с поезда набивался к нему в друзья, но Гарри сразу понял, что он такой же, как и его кузен Дадли.

Со временем претензии к поведению Рона становились все больше и больше. Принимать пищу рядом с Роном было омерзительно, из-за того, что он ел как свинья с корыта. Спать в одной комнате с ним было то еще испытание для нервов, ибо храпел рыжик как бензопила. В общении Рон был ограниченным грубияном с пакостливыми старшими братьями-близнецами. Быть рядом с кем-нибудь из этой троицы рыжих вредителей становилось все более опасным занятием, хотя, сами-то они конечно, считали себя просто веселыми шалунами. Просто это ведь забавно, прикалываться над товарищами?

Тоже мне юмористы.

Список людей, от кого надо держаться подальше и кого надо любым способом остерегаться, возглавляли братья-близнецы Уизли, Фред и Джордж. Они были наглыми, коварными и взрывоопасными. Сразу за ними в списке стоял их младший брат, Рональд, а не Драко Малфой из Слизерина. Конечно, та бледная слизеринская моль была не на последнем месте, но для Поттера Малфой был незначительной мошкой. Назойливо звенящий мошкой, которая иногда возникала рядом, пищала что-то гнусное, но ее можно было легко прогнать. Ну, или игнорировать, в конце концов, потому что у него было какое-никакое, но воспитание, и, не получив ожидаемой реакции от Гарри, сразу же сваливал.

А вот у Рональда воспитание начисто отсутствовало. Или он не утруждался его демонстрировать в отсутствии надзора со стороны родителей. Из всех четырех Уизли только староста Персиваль иногда одергивал своих разошедшихся младших братьев. И то, когда кого-то из них ловил на горяченьком. Перси гордился своим положением старосты и на братьев своих смотрел с высока.

Почетное второе место в списке неприятелей Рональд занял за свою отвратительную неряшливость, за отсутствие воспитания, за скудоумие и за неоправданно высокое самомнение. После реплики Рона в адрес Гарри и последующего за ним громового хохота гриффиндорцев, список пополнила и деканша, професор МакГонагалл, которая никак не среагировала на явное издевательство над беззащитным Поттером. А Снейп вообще наслаждался представлением. Для Гарри не было секретом, что все в Хогвартсе воспринимали его, как крушение их надежд и винили во всех смертных грехах.

Рональд плюнул бы на Поттера и забыл о нем, если бы утром на Рождество не стал свидетелем того, как тот с омерзением бросил свой подарок от миссис Уизли — вязанный ее руками зеленый свитер, в мусорную корзинку.

Ненависть к недругу в лице Мальчика-который-выжил еще больше возросла, и он стал задумываться над местью.

Пусть Поттер никак не хотел ввязываться в приключения, срежиссированные директором Дамблдором, специально для них с Роном! Пусть!

Он, Рональд Биллиус Уизли, клянется своей магией, что сделает все возможное и невозможное, чтобы Поттер поучаствовал в прохождении полосы препятствий в запретном коридоре и сыграл там свою роль.

Гарри лукавил, скрывая ото всех уровень своих навыков во владении Силой. Пока что ему везло, и никто его не застукал за тренировками. Словно с усовершенстованием навыка беспалочковой магии он прокачивал и скилл удачи, что не могло не радовать его.

Обычная книга по бытовым чарам из библиотеки очень ему помогла. Из нее он узнал о существовании таких полезных для повседневной жизни чар, как, например: чистка зубов, подрезание ногтей; глажка, чистка, и изменение одежды и обуви; наведение порядка в комнате, освежение воздуха, накладывание купола тишины ... В книге указывались движение палочки и вербальная формула чар, которые мальчик, конечно же, усвоил, но старался не использовать. Потому что для этого была нужна палочка, а на каникулах палочкой пользоваться нельзя, если только твоей жизни не угрожает прямая опасность.

Он продолжал тренироваться в техниках Силы и добился уже некоторых успехов.

То ли из-за возраста, то ли из-за плотного питания, но в Хогвартсе ему стало легче управлять своей Силой, то есть, колдовать без палочки. Сначала он не понимал, в чем причина таких метаморфоз, потом открыл «Историю Хогвартса» и там, в самом начале книги, он нашел упоминание о магических источниках. Так он узнал, что Основатели построили замок на одном из самых мощных источников, существующих на планете. Источник — так источник. Гарри был рад, что с каждой следующей тренировкой он все лучше ощущает потоки магии вокруг и внутри себя. Сливаясь с ними, он чувствовал увеличение объема знакомого с детства клубка жара в груди. В Хогвартсе он ощущал токи Силыв своих конечностях. Сила бурлила и легко вырывалась из кончиков пальцев.

Постоянное присутствие Гермионы в библиотеке одновременно с ним его не тяготило, ведь она даже не подозревала, чем он занимается, уходя с очередным фолиантом в руках. Все было хорошо, пока она не предложила отправиться вместе туда, куда он ходит после библиотеки. Пускать на свою территорию чужака он не захотел, ощетинился и грубо прогнал ее от себя.

Она обиделась и, чуть не плача, убежала.

Ему было все равно. Грейнджер была ему никто, так — просто одноклассница, тень мелькающая иногда за спиной.

На кону было его выживание. Он должен быть готовым.

Он надеялся, что после летних каникул больше угроз его жизни не будет.

С Грейнджер Гарри перестал разговаривать, потому что та сама стала его избегать. Она перестала поглядывать на него во время уроков, следовать за ним на переменах, сидеть рядом за столом в Большом зале.

На лекциях она садилась за первой партой, куда никто кроме нее не стремился. Гарри не был исключением из правил.

Общение со сверстницей начало недоставать Гарри уже после первой недели размолвки, но мириться с ней он не стал. Боялся, что она подумает, будто он сдался и ищет ее компанию. Тогда она обнаглеет и сядет ему на шею, будет мешать ему в дальнейшем заниматься Силой.

Все изменилось на Хэллоуин.

После своего провала на занятиях по Чарам, Рон Уизли обидел Гермиону, назвав ее при всех доставучей занудой, зубрилой и выскочкой, с которой никто и никогда не захочет дружить. Девочка почему-то приняла его слова слишком близко к сердцу (Гарри некоторое время пытался понять ее реакцию „трепетной фиалки” на высер этого, по мнению Поттера, рыжего чурбана, но кто их разберет девочек-то, поди влюбилась в нищеброда, гыгыгы...), побежала и запропастилась где-то в лабиринтах огромного замка Хогвартс.

Узнав во время обеда от ее соседки по спальне Лаванды Браун, что обиженная маглокровка скрылась в женском туалете на втором этаже, чтобы выплакаться, Гарри поначалу не обратил на это внимания. Но потом вспомнил о собственных горьких слезах, когда Дадли так же насмехался над ним, обижал его и ругал по чем зря. И всегда ему было обидно, что никто из его одноклассников в Литтл Уингинге не вставал на защиту бедного мальчика-сироты. Напротив, все поддакивали его кузену и громко хохотали над избитым Гарри Поттером.

Гермиона в Хогвартсе тоже была что-то вроде сироты среди детей потомственных волшебников, знакомых между собой с пеленок, так сказать. И ему вдруг стало жалко девочку, когда заметил, что никто из гриффиндорцев, — даже девочки из ее спальни, и не подумывают искать свою одногруппницу, чтобы помочь или утешить.

Помаявшись еще несколько секунд, после того как прозвучал громкий ржач рыжего придурка над участью девочки, Гарри встал с места и сам побежал искать свою курчавую сокурсницу. Пусть девочка хотя бы перекусит, а потом может реветь сколько захочет. У входа в Большой зал он столкнулся с Квиринусом Квирреллом, преподавателем по Защите от Темных Искусств, который почему-то выглядел испуганным и бледным. Уже отдалившись на несколько шагов, Гарри краем уха услышал его крики о горном тролле в подземельях.

Побег Поттера из зала не остался незамеченным преподавательским составом. Увидев, что он ушел в одиночку раньше сообщения Квирелла о тролле, декан Гриффиндора, профессор МакГонагалл, вдруг подумала об опасности, грозящей сыну бывших любимых учеников и последовала за ним, предварительно приказав старосте Перси Уизли отвести всех учеников ало-золотого факультета в гостиную. Об отсутствии мисс Грейнджер во время обеда она даже не задумывалась, об ее ссоре с шестым Уизли — не знала и не подозревала.

В течение предыдущих двух месяцев Гарри самостоятельно и очень тщательно изучал замок, поэтому добрался до неработающего туалета на втором этаже, известного, как туалет Плаксы Миртл, не более, чем за три минуты. Перед дверью он остановился, только сейчас подумав, что туалет-то женский, а мальчику входить в женскую уборную как-то неприлично. С самого поступления в Начальную школу Литлл Уингинга мальчикам такой запрет строго прививался, но сегодня желание вытащить оттуда девочку заставило его пренебречь хорошими манерами и ворваться внутрь. Надо было найти Гермиону и как можно скорее.

Услышав ее сопение за дверцей одной из кабинок, мальчик понял, где она спряталась.

— Гермиона, — крикнул он, громко постучав в дверь. — Выходи побыстрей, горный тролль гуляет по коридорам школы и здесь небезопасно.

— Что-что? — прогнусавила она.

„Слишком долго плакала из-за этого рыжего придурка, — подумал Гарри, — но она сама виновата. Чем больше общаешься с придурками, тем больше шанс самой стать дурой.”

Она приоткрыла дверцу кабинки и выглянула оттуда одним покрасневшим и опухшим карим глазом.

— Горный тролль? Что он делает в школе, полной детей?

— Да откуда я знаю? Квиррелл сообщил в Большом зале. Ты в порядке?

Округлившийся от испуга глаз хлопнул два раза и дверь резко открылась, откуда решительно вышла вполне пристойно одетая первокурсница-гриффиндорка.

— Где тролль гуляет?

— Квиррелл сказал, в подземельях...

— Да это далеко отсюда ... — Она задумалась на секунду, смешно скорчив мордашку. — И что нам делать, бежать, что ли?

— Да, и побыстрей! — рявкнул Гарри, а его голос дал петуха в конце, когда он пытался потащить одноклассницу за руку.

Его прервал громкий треск извне. Невнятное ворчание и невыносимая вонь хлынули в помещении туалета, когда массивный трех с половино-метровый зверь, чуть сгибаясь, протиснулся через дверной проем.

— Как он здесь..., — смогла только прошептать курчавая девочка и застыла столбом у раковин напротив кабинок.

Гарри лихорадочно стал оглядываться, ища выход и спасения от верной смерти для них обоих. Выход в коридор был недоступен, оставалось только единственное окно напротив двери.

— Гермиона, пожалуйста, открой окно и прыгай, а я задержу тролля на время. Потом я тоже прыгну за тобой. — Она не пошевелилась, только завороженно смотрела, как огромное вонючее создание замахивается дубиной 50-килограммой тяжести. — Гермиона! — Гарри ударил ее по щеке, чтобы привести в чувство. — Смотри сюда! Окно, — его палочка указала на спасительный проем в дальнем конце помещения. — Идешь туда, открываешь, прыгаешь. Не думай о сломанной лодыжке, думай о своей жизни, о родителях...

Она продолжала стоять соляным столбом, тогда он схватил девочку за плечи, развернул лицом к окну и пнул ногой по... пятой точке. Мисс Грейнджер ахнула от возмущения, но пришла в себя и, пискнув, точь в точь исполнила приказ одноклассника.

Гарри, не медля, побежал за девочкой и, не раздумывая, прыгнул за ней.

Падающая внизу Гермиона была похожа на странную растрепанную бабочку, что камнем летела навстречу земле. Настваив на нее палочку, забыв о правилах секретности, о своих заморочках насчет Силы, Гарри собрал все свои тщтательно натренированные до этого момента способности в магии и скастовал выученное на занятиях по Чарам заклинание:

— Вингардиум ЛевиОса!

Падение девочки резко остановилось, словно ее подвесили в воздухе, в то время как мальчик пролетел мимо нее. Гермиона успела выкрикнуть то же заклинание с секундной задержкой. Ее заклинание подействовало довольно быстро, и с первого раза, для первокурсницы-маглокровки, и Гарри тоже завис, но чуть ниже нее. Посмотрев наверх, он увидел обутые в черные форменные туфельки и серые чулочки ножки, болтающиеся под длинной черной мантии.

— Поттер, не смей подглядывать, наглец бестыжий! — голос возмущенной Гермионы перешел в писк, и мальчик застенчиво потупился. Потом стала соображать. — Так, и как нам спуститься наземь, а? Хм. Давай попробуем маневрировать с помощью движения палочки, по чуть-чуть, ладно?

— Давай. Но как мне сделать это, не глядя на тебя?

— Я еле удерживаю тебя, так что ... одним глазком можно.

Внизу их поджидали хмурая, с поджатыми в тоненькую ленточку губами, Минерва МакГонагалл и лучезарно улыбающийся Филиус Флитвик.

Увидев целых двух деканов, первоклашки спустились на землю с виновными выражениями на лицах.

— Что, во имя Мерлина здесь происходит, мистер Поттер, мисс Грейнджер? — встретила их криками профессор МакГонагалл.

Гарри разозлился. Не сдержавшись, он огрызнулся:

— Как видите, спасаемся от горного тролля, мэм!

— Прыгая со второго этажа? — пискнула их декан.

— А что нам оставалось делать? Я не думаю, что если бы вы оказались на нашем месте, придумали бы что-нибудь поумней, мэм. Ой, Гермиона! — воскликнул он, когда острый локоть одноклассницы врезался ему в бок. — А что, разве я не прав, чего ты дерешься?

— Нельзя так разговаривать с деканом ...

— Мисс Грейнджер, — прервал ее Филиус Флитвик, — если это правда, мистер Поттер в праве сердиться. Но как тролль оказался на втором этаже, если несколько минут назад Квиринус видел его в подземелье? Я не понимаю ...

— Филиус! — предупреждающе рыкнула МакГонагалл, делая „страшные глаза“.

— По десять баллов каждому из вас за превосходные Чары левитации, которые вы только что продемонстрировали нам. — Сказал профессор Флитвик. — Мистер Поттер, это было неожиданно!

Гарри подумал, что прокололся:

— Чего только не сделаешь, когда за тобой гоняется такое вонючее страшилище, сэр!

— Да, да..., все так и есть, мистер Поттер...

— Филиус! — прорычала МакГонагалл, — я должна узнать от моих учеников, что они делали в ... — она посмотрела наверх, на открытое окно, пытаясь вспомнить, что за помещение находится там. — ... женском туалете Плаксы Миртл.

— А я задаюсь вопросом, почему вы здесь, а не там, где разгуливает тролль... — начал Гарри, но его прервал профессор Флитвик.

— Позже, мистер Поттер, позже. Я предлагаю вам остаться здесь, пока мы не разберемся с ним. Когда все закончится, мы отправим вас к себе.

— Да, да, конечно. — Сказала взбудораженная деканша Гриффиндора. — А с вами обоими я поговорю, как только покончим с нашественником, — пожурила она своих первоклашек, крутнулась на каблуках и отправилась ко входу в замок.

Маленький профессор по Чарам последовал за ней, но через пару шагов обернулся и поднял большой палец правой руки вверх.

Девочка шумно втянула воздух носом от удовольствия, улыбнулась и так же шумно выдохнула, решив, что слова какого-то придурка, вроде Рональда Уизли, и ломанного кната не стоят в сравнении с одобрением и похвалой любимого преподавателя.

Гарри с ней был согласен. Впервые.

После спасения от тролля, Грейнджер опять стала сопровождать Гарри в школьную библиотеку. Настырную одноклассницу Поттер молча терпел, но когда забывалась, он ее старательно от себя отгонял. Незачем ему свидетельница в лице лохматой заучки, за стукачеством которой гриффиндорцы ее неоднократно ловили. Воспитание у правильной маглорожденной девочки было такое — верить авторитету взрослых преподавателей, не сомневаться в их благородных помыслах по отношению к подрастающему поколению. Она не виновата, что родилась и выросла в благополучной и обеспеченной семье, у любящих родителей. Думая о ней, Гарри криво ухмылялся, представив себе Гермиону на своем месте — в Литтл Уингинге, работающей как домовик в доме Дурслей; живущей в чулане под лестницей, на скудном пайке. Наверное, ее гриффиндорское упрямство дало бы трещину и она перестала бы быть пай-девочкой.

Но Поттеру не помешал бы свежий взгляд со стороны по некоторым вопросам. В этом плане Гермиона была лучшим выбором из учеников ало-золотого факультета, если, конечно, не раскрывать ей свои секреты.

Вот он ее и спросил, что она чувствует, когда колдует, имея ввиду, когда работает с Силой. Конечно, про Нее он даже не заикнулся, спросил лишь про магию.

Гермиона сразу прочитала ему лекцию на тему «что такое магия» и «различные школы магии, знакомые волшебникам», а также — откуда она берется, как ее сохранять, копить в определенных предметах — обычно, в драгоценных кристаллах; как ее подавлять негаторами и т.д. и т.п. В конце тирады она мельком упомянула, что когда колдует, ее рука с палочкой нагревается до плеча.

Все, что она затараторила на одном дыхании, Гарри и так знал, но ее последние слова успокоили его, ведь это значит, что с ним все в порядке и незачем волноваться. И что магия и Сила — одно и то же. Для уверенности он спросил Гермиону, в какой книге она прочитала об этом и она, открыв свой блокнот, с которым ни на минуту не расставалась, продиктовала ему длинный список книг.

В первой книге из ее списка Гарри прочитал про магические ядра волшебников и медитацию.

Упражнения по медитации очень ему помогли. А самое главное, он научился осознанно влиять на свое магическое ядро, что являлось начальным шагом при овладении беспалочковой магией.

Методом проб и ошибок он научился отсеивать философскую чепуху от действительно полезной части учебного материала. Тренировки с Трансфигурацией сначала были „немного“ разрушительными, но потом он достаточно наловчился, чтобы не делать грубые ошибки, и дело пошло на лад. Гарри был упертым и мотивированным, повторение одного и то же заклинания не тяготило его. Однажды он преодолел некий внутренний психологический барьер и стал кастовать заклинания вне зависимости от внешних раздражителей, таких как боль, например.

Единственное, что мешало ему кастовать заклинания седьмого курса, это нехватка магической мощи. Злиться на себя он не стал, понимая, что всему свое время. А искать и зубрить все новые и новые чары он не переставал никогда. Это было очень важно для его дальнейшего выживания.

Другое дело, что Гарри старался освоить все заклятия на уровне беспалочковой магии. Одной Силой, как он продолжал про себя называть магию.

Он уже составил целый список заклинаний, что должен был когда-нибудь (чем скорее, тем лучше) освоить, в том числе загадочную аппарацию. Тоесть, телепортацию на территории Хогвартса. Ему сказали, что в школе только директору Дамблдору доступна эта высшая форма передвижения. Гарри поверил, потому что никогда не видел, чтобы кто-нибудь из преподавателей или деканов мгновенно перемещался по этажам.

В конце концов, все упиралось в уровень контроля над своей магией, палочка служила лишь для стабилизации потока магии, а движение палочкой и слово-ключ — шаблоном для желаемого заклинания. То есть, все зависело от магии волшебника, — необходимое условие, которое реализовывалось волей и контролем. Другими словами, чем выше контроль над собственной магией, тем меньше зависимость волшебника от палочки и заклинаний. Поэтому основной целью тренировок было достигнуть достаточно хорошего уровня контроля, чтобы палочка стала ненужной. Ведь палочку могут выбить заклинанием, забрать, сломать, да много чего еще — и тогда ему придется сдаться на милость победителя. Зависимость от палочки была неприемлема для изгоя с факультета Гриффиндор, первокурсника Гарри Поттера.

И он тренировался до потерии пульса, отрабатывая «полезные» заклинания. Он выбрал три важных для его выживания направления в магии:

1. Бытовая магия, которая весьма полезна для выживания в походных условиях;

2. Защитная магия, в том числе телепортация или аппарация, как это называли в волшебном мире, что была актуальна в связи с ужесточившимися отношениями с гриффиндорцами, вплоть до ожидаемых им прямых нападений с их стороны. Когда-нибудь;

3. По сути самое важное, — он мечтал однажды дорасти до академического анализа магической теории и практики, чтобы повысить свой магический резерв и быть в состоянии кастовать все заклинания школьного уровня. Даже и те, в возможностях семикурсников.

Многочисленные произведения всевозможных авторов были неслишком впечатляющими и слишком бесполезными в плане самостоятельного штудирования. Той книгой, что наставила его на путь истинный, и на этот раз была Библия.

Там он прочитал знаменательное:«Сила человека зиждется в его крови и в его наследии». Это очень помогло ему решить проблему с недостатком магической силы. Ее Гарри решил путем накапливания и сохранения неиспользованного магического резерва в собственной крови, крови потомственного волшебника.

Это создало необходимость найти и старательно изучить свое собственное родовое наследие. То, что нашлось в библиотеке Хогвартса, было недостаточно, оно позволило лишь удостовериться, что Альбус Дамблдор лгал, будто бы Дурсли были его, Гарри Поттера, единственной родней. Как оказалось, в волшебном мире у него был целый сонм близких и не очень родственников. Даже Драко Малфой приходился ему то ли племянником, то ли кузеном со стороны Джеймса. Подумав над своим наследием, Гарри подчеркнул свой запись насчет посещения Гринготтса.

Отстраненность Поттера от активной жизни его факультета не спасла его от авантюры с Философским камнем в конце года. Рон Уизли как-то изловчился втянуть его в это неинтересное Поттеру и слишком опасное, как оказалось, приключениепод названием «спасение камня от сальноволосого ублюдка и пожирателя, Снейпа». В этот „квест“ была втянута и Гермиона Грейнджер, которую, после происшествия с троллем, неожиданно потянуло на приключения. Кстати ее тоже втянул в это тот же рыжий приставала.

Из устроенной Дамблдором ловушки Гарри Поттер вышел с честью, оглушив не поджидающего их Снейпа как вещал рыжий, а другого препода — одержимого Волдемортом Квиринуса Квиррела, и убив того. Причем — голыми руками. Был и неожиданный военный трофей, спрятанный в кусочке из разбитого Квиреллмортом загадочного зеркала Еиналеж — Философский камень производства Николаса Фламеля. Камня Гарри легко доставал и прятал обратно лишь посмотрев в отражении самого себя в этом кусочке.

Стоило ли обратиться к его создателю, чтобы обговорить условия возврата камня при содействии гоблинов в качестве гаранта сделки или оставить Камень себе? Так, так, так... над этим нужно подумать.

Ну, Дамблдор, зачтешь свой проигрышь?

В остальных своих затеях, по приказу директора Дамблдора, Рон не слишком преуспел. В частности, не смог заманить шрамоголового одноклассника в Запретный лес, и пришлось ему самому на пару с Драко Малфоем и Невиллом Долгопупсом таскаться ночью, спасать еднорогов по заданию Хагрида. Чем занимается в это время Поттер, у рыжика не было время задумываться, ибо слишком быстро ему пришлось бежать от стрел кентавров.

Гриффиндорская сборная по квиддичу в этом году не получила в свой состав нового чемпиона-ловца в лице сына Джеймса Поттера — легендарного охотника прошлых лет. Поэтому львиный факультет не выиграл чемпионат школы по квиддичу и остался на последнем месте в соревновании факультетов.

Директор Дамблдор был глубоко разочарован, но не настолько, как декан Гриффиндора профессор Минерва МакГонагалл.

А потом разразилась ссора между директором и гриффиндорским первокурсником Гарри Поттером, о которой уже рассказывали.

Конец воспоминания Гарри Поттера

Учебный год был уже позади, почти все пункты плана Дамблдора по воспитанию из Гарри Поттера одноразового оружия пошли насмарку, а те, что были соблюдены — совсем не по плану директора. У зеленоглазого малолетнего конспиратора было легко на душе, пока он ехал в Хогвартс-экспрессе. Письмо гоблинам с пожеланием посетить сейф наследника Поттеров было отправлено, ответ от них вместе с зачарованным портлючем получен.

Гермиона что-то тараторила, мальчик на автомате отвечал ей простыми односложными междометиями, в чем и заключалась его роль — изображать флегматичного дурачка, а за окном пролетали типичные для Шотландии пейзажи, но они не обращали на это внимания, каждый занятый своими собственными размышлениями.

Наконец, поезд прибыл на магическую часть вокзала Кингс Кросс, медленно пристроился к перрону 9 ¾, где с нетерпением своих отпрысков ожидала толпа взрослых волшебников. Маглорожденных встречали на другой стороне барьера, поэтому мисс Грейнджер попрощалась с мальчиком, в спешке выпорхнула из вагона, еле таская за собой тяжеленный школьный сундук, заполненный до отказа книгами.

Сам Гарри никуда не спешил. Подождут его Дурсли, никуда не денутся. Наконец, поезд, а за ними перрон опустели. Заранее приготовившись к неприятной встрече с родственниками, он спустился на пустую платформу и медленным шагом подошел к барьеру.

Все трое родственничков — Вернон, Петуния и Дадли, ждали его в машине, припаркованной за зданием вокзала. Вернон, вспотевший и покрасневший от жары, сидел на водительском сидении и еле сдерживал свой гнев. Петуния, открыв дверцу со своей стороны, с нечитаемым выражением на лице следила за проделками Дадли, который пытался одновременно жрать огромнейшую порцию мороженого из вафельного конуса и тыкать обмазанным пальцем в новый проигрыватель. С наушниками он походил на панду-переростка.

Гарри весь подобрался, увидев своих ненавистных тюремщиков, и приготовился применить Силу, когда Дурсли ударят его. Но те держали себя в руках. Пока что. Ну, что же, придется потерпеть их до Тисовой. А там ... там будь, что будет.

Крышка багажника сама открылась, но Петуния не придала этому значения, решив, что Вернон сам нажал на кнопку дистанционного управления, чтобы побыстрее укатить в Литтл Уингинг. Оглушенному громкой музыкой из проигрывателя Дадли Петуния махнула рукой, чтобы тот немедленно занял свое место в машине. Оставалось дождаться, чтобы ее ненормальный племянник затащил свой монструозный уродский сундук в багажник, и можно тронуться с места.

Присев рядом с тучным кузеном, который продолжал с отсутствующим видом слушать свою излюбленную музыку, Гарри уже привычно потянул из своего резерва Силы тоненький канал, и опутал салон автомобиля чарами спокойствия. О них Гарри узнал не на занятиях по Чарам у Флитвика, а из книжечки по бытовым чарам. Флитвик обучал первокурсников только самым простыми и бесполезным чарам. Гарри фыркнул, подумав об уроках в Хогвартсе. Да кому вообщенужны эти глупые танцующие ананасы, когда есть столько полезных бытовых заклинаний, которых он усвоил при помощи Силы?

Источая к навязанному уродами темноволосому мальчишке волну чистой ненависти, Вернон разглядывал его в зеркальце для заднего вида. Из своей школы для ненормальных паршивец вернулся не таким худосочным задохликом, каким уезжал прошлой осенью. Окреп, вестимо, среди своих. И эти их штучки ... Вернон одним глазом посмотрел на лицо мальчика. Он сидел с закрытыми глазами и выглядел совершенно спокойным, но Вернон знал, что под этой тихой внешностью скрывается сам Черт с большой буквой. Не раз и не два он видел взрывающиеся рядом с уродцем стекла, самозагорающуюся плиту, кипячение в кране студеной воды. В любой момент от этого безобидного на вид мальчика можно ожидать беды.

Гарри чувствовал волнение старшего Дурсля и держал свою Силу наготове, не позволяя себе расслабляться, но и не позволяя ей вырваться сокрушительным заклятьем. До самой Тисовой он был должен сохранять концентрацию и держать всех трех Дурслей под контролем, иначе Вернон может выкинуть какую-нибудь глупость, тогда последствия будут плачевными. Для родственников, конечно же, не для самого Гарри.

Огромное количество побоев в детстве он заработал из-за слабого контроля над собой. Не сейчас. Теперь он усвоил все выученные уроки боли и позволил своей магической Силе скользнуть по спине, останавливаясь на каждом позвоночнике, активируя накопленную там мощь.

«Игра в доминирование, — думал, отрешившись от всех Гарри, — заключается в том, чтобы показать врагу свою силу и уверенность в себе. Если он не ответит на их агрессию дома, они вновь одержат победу над ним и будут доминировать. Опять. Как всегда. Хищнику нельзя показывать свою слабость».

Он готовился и ждал нападения Вернона.

Гарри Поттер не был дураком и не думал, что дядя забыл про свиной хвостик Дадли.

«Мой щит стал намного сильнее, и вряд ли Вернон справится с моей защитой».

* * *

— Оставь сундук в машине и следуй за мной, — побромотал мистер Дурсли, припарковав машину перед своим домом.

Дадли ухмыльнулся, тяжело перевалился из машины и, тряся жирным пузом, побежал за мамой, которая только что открыла дверь и скрылась внутри. За ними последовал и Вернон, не оборачиваясь, создавая у наблюдающего за его действиями Гарри впечатление полного отсутствия угрозы со своей стороны. Хм.

Переступив порог дома, Гарри сразу же почувствовал быстрый отток Силы из своего магического резерва, который волшебники называли магическим ядром. Это его насторожило, и он начал перебирать возможные причины этого странного феномена. И первое разумное объяснение пришло с воспоминанием о вчерашнем разговоре с директором Дамблдором. Он говорил о „кровной защите” над домом его тети Петунии. Ага, так вот оно что! Дамблдор, а не его мать, установил над домом купол этой кровавой защиты, подключив для ее подпитки маленького Гарри. И как мама могла сделать это, если померла раньше?!

Ну, не гад ли он после этого, а?

Директор задумал подпиткой ненужной для мальчика-героя охраны каждое лето истощать его магическое ядро,— догадался Гарри. Тем самым Дамблдор одной пулей убивал двух зайцев: ослаблял мощь мальчика и его критическое мышление, что приводило к снижению сопротивления ментальной магии. То есть, выходило, что не тетя с кузеном своим присутствием защищают Гарри, а он их на целый год защищает, тратя свою магию и подвергая свой разум ментальному давлению.

Надо было бежать отсюда, спасаться.

Решено, он проведет здесь только эту ночь. Завтра отправится сперва в магический банк, а там посмотрим.

Замедлив свой шаг, Гарри понадеялся, что, возможно, в первую и единственную ночь на Тисовой его минует горькая чаша быть избытым. Но за приоткрытой входной дверью его поджидал дядя Вернон, который сразу запер дверь на ключ за вошедшим племянником, отчего последний весь напрягся в ожидании немедленного удара. Но Вернон лишь буркнул:

— Иди в чулан, — а сам отправился на кухню вслед за женой и сыном, который уже расположил свой необъятный зад на диване, и принялся увлеченно переключать каналы телика.

Гарри, конечно, удивился, что его отправили в чулан, но воспринял слова мистера Дурсля как приказ и молча последовал туда.

Неужели они забыли, что прошлым летом сами выделили ему комнату на втором этаже. Или их принудили забыть?

Чулан был пуст. Раньше, несмотря на то, что там спал Гарри, тетя хранила в чулане инструменты и средства для уборки. Сейчас в нем был только его старый матрас и тоненькое, дырявое одеяльце, которым пользовалься Гарри до переселения в комнату на втором этаже. Зайдя внутрь, он просканировал с помощью Силы это маленькое помещение на наличие магических артефактов или чар. Все было чисто. Что добавило еще больше подозрения и усилило чувство тревоги. Только вот, откуда она исходит?

Засов с внешной стороны щелкнул, и кто-то из Дурслей отключил свет. Осталась только светящаяся щель в нижней части двери.

— Как в детстве, — подумал Гарри и вздохнул, затем на ощупь добрался до матраса, где прилег и на минуту расслабился. Напряжение, накопившееся в нем с самого утра, когда он готовился к встрече с родственниками на вокзале, истощило его силы, да и „кровная” защита высосала прилично. Все-таки, при всей своей подготовке, тренировках и продвинутых навыках в обращении с Силой по сравнению со сверстниками в магической школе, он оставался подростком с не до конца оформившимся магическим ядром. Да еще и с расшатанной психикой и целым морем обид, которые держал внутри себя.

В конце концов, Гарри банально заснул. Из крепкого сна его не выдернули ни громкие разговоры взрослых, ни протестующие крики Дадли, когда родители выключили телевизор и отправили его в свою комнату. Но, как только свет на первом этаже погас и тяжелые шаги Вернона затихли наверху, Гарри по старой памяти резко проснулся под протестующее бурчание желудка. Голод подтолкнул его на кухню. Дверь чулана как всегда была заперта снаружи, но это уже давно не было препятствием для молодого волшебника. Легко подняв щеколду на двери жгутиком Силы, услышав тихий щелчок, Гарри толкнул дверь. Та со скрипом открылась, и путь к пище был свободен.

Гарри перешагнул через порог.

В тот же момент бейсбольная бита треснула его по лбу, что-то горячее потекло по лицу и застлило ему глаза, а конечности сковало бессилием, и тогда мальчик подумал: «Какой же ты все-таки тупица, Гарри Джеймс Поттер! Какого хрена ты забыл, что находишься в логове хищника и надо держать щиты всегда наготове...»

И растянулся на полу.

— Дадли, сынок, — весело прокричал Вернон наверх, где на лестничной площадке второго этажа его сын ждал развязки их с отцом утреннего пари. — Ты был прав, урод проделал свой ненормальный трюк и открыл замок. Уверен, он отправился бы на кухню, жрать. Ха-ха-ха-ха! — Будет тебе новая приставка.

— Йэссс! — крикнул толстожопый мальчик и скатился кубарем по лестнице, топая как стадо слонов.

Его никчемный кузен лежал небольшой кучей на полу коридора, напоминая убитого зверя. Не шевелился, не стонал. Все его лицо было залито чем-то багровым. Дадли с замиранием сердца включил свет и прикрыл рот рукой, чтобы не закричать. Кровь, это была кровь! Она продолжала сочится из шрама вместе с черным сгустком чего-то противного. Нет, это не могло быть мозгом Поттера, нет! Лужа под его головой увеличивалась с каждой секундой.

— Папа, — хриплым голоском заговорил Дадли, — ты его...того?

— Нееен-нет, что ты, сынок, я всего лишь легонько стукнул паршивца. Эй, Поттер, не притворяйся! Вставай, не прикалывайся, паршивец!

Он слегка лягнул ногой неподвижную тушку Поттера, но тот никак не среагировал и продолжал лежать без единого движения. Вернон занервничал. Что-то с задуманной им с Дадли шуткой пошло наперекосяк, и мужчина не знал, что дальше делать. И тут Дадли предложил верный выход из ситуации.

— Позову маму, пусть она разберется, что с Поттером. — Испуганный не меньше отца толстячок крикнул: — Маам, иди сюда.

— Идууу, Дадлипупсик, — сладким голоском отозвалась оттуда его мама.

Она появилась на лестничной площадке, одетая в пушистый халат, с вымазанным зеленой дрянью лицом.

— Что там стряслось, дорогой?

— Туни, ты только не суди нас строго, но мне кажется, что мы с Поттером немного перестарались.

— Что с этим негодяем опять стряслось?

— Понимаешь, Туни, мы..., я только пошутить хотел, но ... — Вернона лихорадило. Дать затрещину несносному мальчишке, это одно, но треснуть его битой! Что на него нашло! Чем он думал, ну чем! — Ты спускайся, спускайся сюда и сама увидишь, — сказал Вернон и отступил назад, чтобы освободить дорогу на лестнице жене.

Увидевь кровь, женщина, как и ее сын раньше, прикрыла рот рукой, застыла столбом с круглыми от ужаса глазами. Еще с утра она заметила возню своих „мальчиков“, их перешептывание и тихие заговорщические смешки. Но, что они тут устроили? Она присела рядом с кровоточащим племянником и двумя пальцами правой руки прощупала его пульс на шее.

Пульс отсутствовал, от слова совсем. Как же так? Это было невозможно.

Она перевернула его на спину и приложила ухо к груди племянника, чтобы прослушать стук его сердца. Повсюду была кровь — все лицо мальчика было залито ею, черные лохматые пряды волос тоже были влажными от крови. Он лежал лицом к потолку, стекла его очков треснули, а его невероятно зеленые глаза, глаза ее сестренки Лили, были пусты и лишены жизни. Кусочки стекла плавали в смешанных кровью слезах ...

Ее глаза тоже наполнились слезами, когда она представила себе, что их всех, всю ее семью ждет с этого момента. Горе, только горе. Горе и разлука.

— Вернон, Вернон, ты убил его, Вернон ... — запричитала она и ее муж-боров сразу же поверив ей, пошатнулся, чуть не потеряв равновесие. — Что нам делать, Вернон, что с нами будет, что будет с Дадли?

— Мы...мы спрячем его...Туни, надо просто отвезти его в лес и закопать ... — затараторил ее побледневший муж.

Петуния посмотрела на него с таким огромным отчаянием, что даже до ее толстокожего сына дошло, что в их семью нагрянула беда.

— Как ты спрячешь это, Вернон? — указала она на лужу свернувшейся потемневшей крови, в которой лежало тело ее племянника. — Они узнают, что здесь стряслось и придут искать своего героя. А, придя сюда, тут же обо всем догаются. Я же вам рассказывала еще прошлым летом, неужели вы меня тогда не слушали? Для них сын моей сестры — герой их войны, гребаный победитель некоего злого..., — она запнулась, — ... к-к-колдуна, Волдеморта. Я показывала вам ту газету, забытую на острове лохматым чудовищем. Там все было четко написано: они ждали своего героя осенью в Хогвартсе и ликовали. Моего племянника они величают „Мальчиком-который-выжил“, Вернон. Ты понимаешь, что ты наделал?

Посиневший лицом Дурсль-старший закашлялся, схватившись за сердце. Ноги перестали держать его грузную тушу, и он грохнулся попой на ступеньки лестницы, ойкнув. Потом Вернон громко застонал, держась руками за голову. Все сказанное женой было чистейшей правдой, она вслух читала ту газетенку, предупреждала его. А он... посмеивался, не верил. Но, чем черт не шутит. Вот и беда пришла.

Тем временем Петуния продолжала причитать:

— Думаешь, они просто так оставили его у нас и не приглядывают за ним, что ли? Как бы не так, стоит им взмахнуть своей указкой, тут же выведут нас на чистую водууу...

Слезы ручьем потекли из ее глаз. Присев на колени рядом с убитым племянником, она покачнулась вперед, уткнувшись носом в его окровавленную рубашку и тихо завыла.

Никогда раньше в своей короткой жизни Дадли не видел свою маму плачущей. А такой скорбящей он ее даже в дурном сне не мог себе представить. Но, вот она рыдает над тушкой никчемного Поттера, словно жалеет его. Как можно жалеть этого чернявенького коротышку? Дадли с самого детства ненавидел уродца, который так отличался от его семьи. А мертвым тот стал причиной страдания его матушки. Весь прошлый год Дадли чувствовал себя неуютно в новой школе, но утешал себя предвкушением грядущих издевательств над чернявым гнидой, и вдруг — на те. Мама, оказывается, переживает из-за его утраты.

Страдание матери включило в голове Дадли некий таинственный механизм, и у него впервые зашевелились мозги. Он лиходарочно стал продумывать варианты выхода из этого кризиса.

— Мааам, а мам! — его голос подействовал на Петунию как ушат холодной воды. Тихий, отчаянный вой женщины сразу прекратился, когда она вдруг осознала, что находится здесь не одна. Что ее маленький, невинный ребенок стал свидетелем убийства другого ребенка. Ее племянника. Божечкиии!... Поттер же ведь был единственным кузеном Дадли, как ни крути. Она затравленно посмотрела на сына. Это послужило сигналом Дадлику высказаться. — Давайте вызовем полицию...

— Что-что? — не поняла она. — Полицию! Нет-нет!

— Ты не понимаешь, мам, скажем им, что Поттер поскользнулся, спускаясь по лестнице в темноте и упал, ударившись головой. Скажем, что мы слишком поздно нашли его и не смогли помочь. Как вам?

Супруги, обдумав предложение сына, увидели в нем маленький, но вполне реальный шанс на спасение и сразу ухватились за него. Петуния сразу почувствувала прилив сил, вскочила с места и бросилась целовать сыночка. А потом, собравшись с мыслями, развила бурную деятельность.

Дадли она отправила в гараж, чтобы тот принес школьный сундук кузена и расположил его в маленькой комнате наверху. Надо было открыть его и разбросать кое-какие из вещей Гарри по комнате... словно племянник недавно был там. Да и не забыть бы разобрать постель покойного. Подумав о постели, она сделала себе заметку поменять простыни на чистое и новое, чтобы полиция ничего не заподозрила. Она сняла кеды с ног племянника и сама отправилась наверх в его бывшую комнату, не рискуя поручать такую ответственную работу, как обмануть блюстителей закона маленькому ребенку — своему сыну.

Перед дверью племянника она внезапно подумала, что они с Верноном стали преступниками и убийцами, а своего единственного сынышку-ангелочка делают соучастником преступления. Такая расстановка фактов показалась ей настолько неправильной, омерзительной и страшной, что она повернулась и тихо позвала своего мужа.

— Вернон, поднимись ко мне, пожалуйста. — Дурсль был настолько подавлен сегодняшними событиями, что был готов сделать все, что прикажет ему жена. — Позвони Мардж и попроси ее приютить у себя Дадли на несколько дней. Думаю, его не стоит впутывать в этот инцидент, так будет правильно. Надо огородить его от неприятностей. Велим ему ничего и никому не говорить, никогда, а мы тут сами справимся. Он и так дал нам хороший шанс выпутаться из этой передряги.

— Хорошо, Туни, я сейчас позвоню и отвезу сына к сестре.

— Сможешь вести машину?

— Справлюсь, не переживай.

Вдруг лицо миссис Дурсль просветлело: в голову ей пришла прекрасная новая идея, как не вмешивать в полицейское расследование никого из своих мальчиков.

— Как только отправитесь, я позвоню в полицию и скажу, что это я нашла Поттера мертвым. Скажу, что как только вы приехали вместе с ним из Лондона и поужинали, ты сразу отвез Дадлика к сестре. Типа вы с ним ничего не знаете, а когда вернешься, изображай крайнее изумление. И выбрось по пути ту палку...

— Биту.

— Что-что? А, биту, да конечно. Лучше, сожги ее.

Вернулся Дадли с сундуком из гаража и остановился, увидев пустой коридор. Если не считать окровавленной тушки Поттера у зияющего дверного проема чулана, но туда молодой Дурсль посмотрел только краешком глаз, содрогнувшись.

— Маам, где вы? — крикнул он. Ему послышалось эхо из потустороннего мира: „Дадли, приди ко мне, племянничек ... .” Встрепетнувшись от ужаса, он бросил школьный сундук Поттера и пулей побежал наверх. — Мамааа!

— Дадли, иди собирайся, сынок, — сказала Петуния, увидев запыхавшегося сына. — Папочка сейчас отвезет тебя к тетушке Мардж и там ты переждешь весь этот ералаш! И помни, сыночек, никому ни слова. Ясно?

Толстощекий паренек, разрыдавшись, закивал головой и отправился в свою комнату, собираться. Его голова впервые работала как надо и он с ужасом осознал, что на него надвигается шторм, что может смыть всю его привычную комфортную жизнь. Он попробовал убедить себя, что тело внизу совсем его не волнует. Это просто умер его уродливый кузен, мразь и чмо, которому нет место в их с мамой и папой светлом мире. Но что-то мешало Дадли представить себе, что будет с ним завтра, он боялся, что истина рано или поздно всплывет наружу, и его батюшка огребет от закона по-полной, получив внушительный тюремный срок. А маму объявят соучастницей. Самого Дадли ждала незавидная судьба сына убийц.

И это только, если не вспоминать об уродцах с указками.

Сын Дурслей рыдал не из-за кузена, непреднамеренно убитого, а из-за себя любимого.

* * *

Проводив мужа и сына, Петуния лихорадочно занялась оформлением мизансцены для полицейских. Передвинула мертвую тушку племянника так, словно тот поскользнулся, упал с лестницы и ударился головой об последнюю ступеньку. Скривившись, она кое-как собрала лужицу уже свернувшейся крови и разлила ее на ступеньках, делая несколько мазков и повыше, а потом помыла и стерла сухой тряпкой следы своей „уборки“. Постирала тряпку. Сделала это несколько раз, потому что ей показалось, что кровь Поттера не только замарала, но и разъела пол.

Осмотрев „новое место падения” и одобрив ее, она визгливо крича и подвывая, вызвала сначала Скорую, а потом и полицию.

Заранее уговоренный сценарий Петуния сыграла, как ей показалось, выше ожидаемого.

Врачи из Скорой помощи установили смерть из-за сломанного атланта — первого шейного позвонка, а не из-за удара в лоб и увезли тело в гродской морг. Кровь погибшего мальчика взяли для анализа, чтобы установить, не баловался ли тот чем-то запрещенным. Все-таки, репутация племянника Дурслей подкачала — он, по мнению соседей, был известным в округе хулиганом.

Полицаи вели себя с миссис Дурсль холодно и отстраненно, но вежливо. Вроде бы ей верили, и пока это была обычная, нормальная полиция, Петуния могла все вытерпеть. Ее спросили, где ее муж и сын, на что она ответила, что, подбросив племянника до дома, муж с Дадли сразу отправились к сестре Вернона, мисс Марджори Дурсль, которая давно ждала Дадличку в гости.

— Когда отбыл ваш муж? — спросил следователь, который записывал в блокнот показания дамы из почтенной семьи.

— После ужина Мардж опять позвонила и мои мальчики сразу уехали.

— А ваш племянник?

— Ппп ..., Поттер сказал, что устал за время поездки и, не поужинав, отправился спать.

Следователь пытливым взглядом посмотрел на женщину. Та прятала глаза, когда отвечала, сжимала и разжимала почему-то покрасневшие пальцы на руках — она ручной стиркой занималась до прибытия полиции, что ли? Вобщем вела она себя, по мнению бывалого полицейского, подозрительно, да и чутье говорило ему, что здесь не все чисто.

— Покажите мне его комнату, — сказал он и убрал во внутренний карман пиджака свой блокнот, но подумав на секунду, снова вытащил его, чтобы был под рукою.

Следуя за нервно шагающей впереди миссис Дурсль, его локоть нечаянно задел щеколду на двери чулана под лестницей, и она широко открылась. Мужчина, хмыкнув, заглянул внутрь и удивился — на полу лежал изношеный и очень грязный матрас детского размера, поверх которого была скомканная тряпка, отдаленно напоминающая детское одеяльце. Над матрасом висела на проводке одинокая электрическая лампочка, которую он и включил. На стене напротив коричневой краской было написано: „Это комната Гарри Поттера, урода”.

— Миссис Дурсль, что это такое? — спросил следователь, щурясь на остолбеневшую женщину.

Та еще больше заволновалась, на шее у нее заметно пульсировала жилка.

— О..., он здесь...скрывал свои игрушки. Только игрушки, когда был очень маленьким. Хотел закрыться от всего ... от всех ... Он был замкнутым ребенком, но мы ..., но спальная комната у него наверху, рядом с комнатой Дадлички.

Она махнула рукой наверх, и они оба поднялись на второй этаж.

Комната погибшего мальчика была очень маленькой и захламленной всяким мусором. Тесная кровать, видавшая две войны двадцатого века, была убранна чистыми, белыми и абсолютно новыми простынями. Огромный школьный сундук, с которым дети волшебников отправлялись учиться в Хогвартс, стоял по середине заваленной тюками комнаты.

Что это за сундук такой, следователь сразу догадался, потому что сам был сквибом из волшебной семьи, поэтому посмотрел другими глазами на переступающую с ноги на ногу миссис Дурсль.

— И где, говорите, учится ..., хм, простите, где учиЛся ваш племянник, мэм?

Немного замявшись, та выпалила, что ее племянник, как и его покойная мама, сестра самой миссис Дурсль, учились в специальной школе для одаренных детей.

— Одаренных? С экстрасенсорными способностями, что ли, мэм? — спросил, ухмыляясь, следователь, который представился ранее как мистер Гордон. — И, как говорите, звали вашего племянника?

— Поттер. Гарри Поттер, — ответила миссис Дурсль и опешила, заметив изменившееся выражение лица у следователя.

Тот побледнел как смертник.

— Прекращаем обыск! — захлопнув блокнот, рявкнул следователь Гордон своим подчиненным внизу и потопал к выходу.

Те недоверчиво посмотрели на внезапно уходящего с места происшествия начальника, но промолчали, быстро свернули работу и убрались с Тисовой за полминуты.

Петуния шальными глазами проследила за полицейскими, обычными полицейскими, которых она должна была убедить, что Поттер сам убился. Но, что-то пошло не так, что-то маленькое, незначительное и ... они ушли. Полицейские убрались, вот просто взяли и испарились.

Она оглядела комнату мальчишки пытливым взглядом и схватилась за голову. Создавая своими руками мизансцену для полицейских, она, забыла о том, что учебники Поттера, мягко говоря, необычные. Она разбросала их по комнате, даже не прочитав названия. „История Хогвартса” лежала рядом с „Историей магии”, „Трансфигурация для начинающих” — с „Чарами для чайников” ...

Осознав, что она натворила, миссис Дурсль пошатнулась и упала в обморок.

Такой ее и застала аппарировавшая на Тисовую команда авроров воглаве с Главой ДМП, мадам Амелией Боунс.

Авроры были необычными полицейскими.

Одетые в длинные алые мантии и с волшебными палочками в руках, они аппарировали прямо в гостиную дома Дурслей, прихватив с собой и магловского следователя Гордона, сквиба. Тот привел авроров к окрашенной в белый цвет, как и стены вокруг, двери под лестницей. Мужчины заглянули в чулан и молча отступили назад, давая возможность своей начальнице самой осмотреть тесное помещение.

Конечно же, коричневая надпись на стене сразу привлекла ее внимание. Мадам Боунс не зря занимала пост Главы ДПМ, она долго и кропотливо ползла по карьерной лестнице, заработав себе репутацию талантливого сыщика. Естественно, цвет надписи на стене насторожил ее, ибо такого же цвета была засохшая кровь.

— Гордон, ты захватил с собой ту особую лампу для выявления отпечатков пальцев на месте преступления? — не оборачиваясь, спросила она, разглядывая убранство чулана. Он был совершенно пустым, если не считать измочаленного, старого детского матраса, что валялся прямо на полу.

Ее голос изнутри чулана прозвучал глухо, но сквиб расслышал ее вопрос и поспешил открыть свой особый, зачарованный в Аврорате, с разрешения самого Министра магии, — его дальнего родственника, — чемодан с расширением внутреннего пространства. Этот чемодан Гордон принес с собой по указанию Амелии Боунс, потому что дело смерти самого известного в волшебном мире мальчика, героя Гарри Поттера, изрядно попахивало дерьмецом.

Достав из чемодана неприметную картонную коробку, он открыл ее и вынул оттуда небольшую металическую конструкцию с двумя стеклянными трубочками спереди и длинным проводком со штепсельной вилкой на конце. Авроры впервые в жизни видели ультрафиолетовую лампу и таращились на нее как баран на новые ворота, не зная, что можно ожидать от магловской техники.

Осмотревшись в поисках розетки для подключения к электричеству, следователь Гордон заметил один такой на противоположной от чулана стене и подключил странную для авроров лампу к эл-ой сети. Трубочки загорелись неярким фиолетовым светом, который терялся на фоне света лампочки на потолке в коридоре, и Гордон приступил к осмотру места вероятного преступления. Свет лампы нечаянно выхватил недавно вымытые плитки на полу коридора перед самым чуланом, где обнаружилось большое, фосфоресцирующее бледным светом пятно, от которого в сторону лестницы наверху тянулась дорожка такого же цвета. Судя по оставленному следу, кто-то тащил чье-то окровавленное тело по полу. В основании лестницы так же обнаружилось светящееся пятно. Светился также край последней ступеньки и несколько пятнышек, в которых угадывались отпечатки пальцев.

Кто-то в этом доме пытался замести следы вероятного преступления, теперь у бывалых служителей закона не было в этом никакого сомнения.

— Если верить следам под светом твоей загадочной лампы, Эрни, что-то здесь не сходится. Поттер упал там, — палочкой она указала на подножие лестницы, где была светящася лужа крови. -Но лужа была и здесь, с этой стороны лестницы, у чулана. Он, что, дополз после смерти до этого места?

— И, заметь, Амелия, плитки на этом месте старательно вычищены хлоркой, — добавил сквиб и мадам Боунс кивнула головой, соглашаясь с ним, что это наводит на определенные размышления.

Гарри Поттера здесь убили.

Громко вздохнув, мадам Боунс подумала, что ее старый знакомый Эрнест Гордон был прав, что связался напрямую с ней, Главой ДПМ, а не с кем-нибудь из нижестоящих чиновников, потому что погибший мальчик в волшебном мире занимал особое символическое место. Он был, — увы и ах, — именно что БЫЛ, героем и спасителем на целых уже десять лет от бесчинств Того-Кого-Нельзя-Называть и его приспешников. Сначала, она не хотела верить словам сквиба, надеясь, что тот ошибся в личности погибшего, спутав его с Мальчиком-который-выжил из-за одинаковых имен.

Однако теперь она уже не сожалела, что поддалась уговорам Гордона. Иначе никогда и ни при каких других обстоятельствах не поверила бы, что наследник Джеймса Поттера жил у магловской тетки на правах домашнего раба. Но улики, найденные в этом доме, — старые и новые пятна крови, — говорили сами за себя.

Тем временем сквиб вернулся к чулану и посветил лампой внутри, чтобы перед ошарашенными глазами волшебников появилась картина испещренного светящимися пятнами крови матраса на полу, а также надпись на стене:

— „Это комната Гарри Поттера, урода”... Да что здесь происходило? — читая надпись ломающимся голосом, вскрикнул младший из прибывших авроров. — И где хозяева этого дома, эти... родственники Гарри Поттера?

— Миссис Дурсль говорила, что ее муж..., — Гордон раскрыл свой блокнот, чтобы свериться с записями, — Вернон Дурсль, отвез их сына Дадли к его тетушке, мисс Марджори Дурсль, сразу после ужина. Она, в смысле, миссис Дурсль, была в доме одна со своим племянником, когда, по ее словам, случилось несчастье. Услышав звуки падения с лестницы, она выскочила из спальни, куда удалилась ранее после уборки на кухне, и бросилась к источнику звука. Она обнаружила, что дверь комнаты мальчика открыта настежь и подумала, что тот проголодался и отправился на кухню поесть. Опять же по ее словам, из Хогвартса Поттер, — она звала племянника не Гарри, а Поттером, — вернулся подуставшим и сразу отправился непоевши в свою комнату.

— Сюда? — со скепсисом спросила мадам Боунс, указав палочкой на маленькую коморку с детским матрасом на полу.

— Нет, наверх. По словам миссис Дурсль, — уточнил и подчеркнул голосом полицейский Гордон, проследив взглядом за отправившимся на второй этаж старшим по возрасту аврором.

— Какова причина смерти мальчика, согласно показанию магловских врачей?

Гордон, хмыкнув, вернулся к своему блокноту и принялся листать его, чтобы найти свои краткие записи на основе принесенного из морга свидетельства о смерти Поттера. Найдя их, он ответил:

— Приехавший на срочный вызов врач из Скорой помощи установил на трупе подростка повреждения, несовместимые с жизнью, а именно — сломанный шейный позвонок — атлант. Эта кость находится непосредственно под черепной коробкой, и его повреждение приводит к неизбежной и очень быстрой смерти. На лбу, над его правым глазом, врач нашел старый, неизлеченный и воспаленный шрам, по которому пришелся удар твердым, обратите внимание — ТУПЫМ предметом. Под действием удара лопнул старый гнойник в шраме. Врач записал в тетрадь посещений Скорой, что гнойник разъел кость черепа до такой степени, что мальчику оставалось жить от силы пару месяцев, если бы он был обычным ребенком, конечно. Но мы с вами знаем, что молодой Поттер был сильным магом, не зря же победил Того-Кого-Нельзя-Называть еще годовалым младенцем, так что он не мог умереть от этого. Его магия лечила такие физические травмы и поддерживала его жизнь в непростых условиях этой семьи, но...Врач написал, что лобовая кость малчика треснула от удара тупым предметом, а не от острого края ступеньки, судя по форме трещины. Но есть еще кое что интересное и необъяснимое ...

Мадам Боунс смотрела на своего коллегу из магловской полиции немигающими круглыми глазами и, казалось, не дышала. Ее подбородок резко опустился в знак того, что она слышит и хорошо понимает ход его мыслей.

— Да, да! — прервала она своего коллегу. — Я уже уверена, что мальчика уб... — Сверху послышался крик аврора, что миссис Дурсль нашлась, и Амелия договаривала уже на ходу, следуя за коллегами. — ...или.

Все устремились наверх, на второй этаж, но мадам Боунс подала знак рукой своему второму подчиненному, затем одним взглядом приказала ему остаться здесь и сторожить место происшествия. Тот нехотя подчинился приказу начальницы и стал размеренно шагать туда-сюда в той части коридора, на которой пятна крови под лучами магловской ультрафиолетовой лампы не обнаружились.

За приоткрытой дверью комнаты погибшего Гарри Поттера они застали хозяйку дома в обморочном состоянии, на полу, рядом с его раскрытым школьным сундуком. Одинокая, висящая на проводке, электрическая лампочка освещала убогую обстановку в помещении. Учебники первого курса валялись на столике у окна без занавесок, рядом стоял трехногий стул, под которым лежали кросовки с дырками на подошвах.

Гардеробный шкаф был абсолютно пустым, словно у мальчика не было собственной одежды.

— Подождите снаружи! — одними губами приказала мадам Боунс аврору, и как только тот покинул комнату, кастанула невербальным Энервейтом на женщину.

Сперва шевельнулись ее веки, а потом резко распахнулись глаза, затем маггла принялась оглядываться вокруг шальными глазами. Заметив нависшую над собой незнакомку, — весьма строгого вида ведьму, — она вдруг бросилась к ней в ноги, ползая на четвереньках, тихо подвывая как умалишенная. Достав пальцами до нижнего края мантии ведьмы, миссис Дурсль вцепилась в него обеими руками, зарывшись лицом, и мелко-мелко задрожала.

Мадам Боунс, встретившись взглядом с ошарашенным полицейским следователем Гордоном, не решилась оттолкнуть плачущую женщину.

Конечно же, Петуния догадалсь, что незнакомая женщина в ее доме — ведьма, она даже не усомниласьв этом ни на секунду, потому что та была одета в длинную до пола темно-серую мантию, а на голове у нее была остроконечная, широкополая шляпа и самое главное — в руке она держала одну из тех опасных указок, при помощи которой колдовали.

Но именно присутствию в своем доме ведьмы Петуния, как никогда раньше в своей жизни, обрадовалась, на ее помощь она надеялась ввиду пережитого ею во время обморока кошмара.

Тысячекратно повторившегося кошмара.

„О, темноликая богиня Немезида, крылатый баланс жизни, дщерь самойСправедливости!“

В морг больницы Литтл Уингинга, десять минут назад привезли тело мальчишки на вид лет двенадцати, упавшего — по словам врача из Скорой, с лестницы у себя дома. Тело было худое, но жилистое. Первое, что показалось странным дежурному паталогоанатому, было спокойное выражение на лице подростка. Обычно с таким отрешенным выражениемна лице с лестницы не падают. Хотя тетя покойного утверждала, что мальчик поскользнулся и ударился головой об ступеньку, врач-патологоанатом по своему опыту знал, что смерть обязательно отпечатывается на лице покойного, и не важно, какая это будет эмоция: страх, грусть, досада, отчаяние, ярость и т.д. Но никак не подобная задумчивость.

Следователь из полиции появился через десять минут после доставки трупа мальчика. Молча откинул черную взлохмаченную челку с его лба, погладил пальцем зигзагообразный шрам, который уже почти сравнялся цветом с темным пятном от удара неизвестным тупым предметом, поцокал языком и быстро ушел восвояси.

Оставшись наедине с трупом, дежурный врач впал в раздумье. По инструкции он должен был немедленно заняться аутопсией, чтобы заполнить документы для свидетельства о смерти. Потом оставить на ночь тело на столе из нержавейки, в зале, повесив на большой палец ноги карточку, где указывается: имя, возраст, причина смерти и т.д. Но пожилой врач немного обленился за годы работы, и решил, что с этим можно повременить. Все равно, ведь труп никуда не убежит.

И, стянув с себя бледно-синий халат, а также вымыв напоследок руки, врач отправился в закусочную, чтобы с помощью чашки горячего кофе смыть отвратительный вкус потери, который ощущался во рту всякий раз, когда в морг привозили труп молодого человека.

* * *

Примечание к части

Сорри, эта часть получилась маленькая, но я не могу добавить к ней следующую, потому что потеряется нумерация в содержании.

Я ненавидел их всех, и взрослых, и детей — всех преподавателей и учеников в этом замке, всех волшебников в волшебном мире, всех живущих на планете Земля людей. Ненавидел за то, что они играючи отняли у меня все: родителей, нормальное детство, школьных друзей и приятелей, с которыми я мог бы безмятежно играть в мяч под сенью дервьев или гоняться на метлах над кронами тех же самых деревьев.

Они отняли у меня спокойную учебу, завтраки с моей родной мамой, отняли даже воспоминание о смехе отца...

Наконец, они отняли мою молодую жизнь руками бездумного, тупого маггла — мужа единственной сестры моей мамы.

Я смотрю на экран, показывающий серые стены морга. Сюда, после смерти было доставлено двенадцатилетнее мертвое тело моего двойника из этого мира.

Я зол до сумасшествия.

Я мог бы ... У меня были все возможности — магические и магловские, устроить ИМ всем АД на Земле. Я мог бы, но не сделаю этого. Уничтожить здешний магмир, Британские Острова и всю планету впридачу, чтобы усмирить свой гнев — это признак слабовольного человека.

Нет!

Я сделаю это по другому. Я вспомню, что говорил себе мой здешний двойник, когда ему было до чертиков плохо: Око зо око — зуб за зуб!

Я устрою им Мир Дикого Запада на свой лад. Благо, у меня есть для этого средства — от родителей достался полный золотом сейф, да и крестный был не последним в Магмире аристократом. И супруга моя ничего мне не скажет, потому что я в своем праве, после того, что я сам пережил. Могу же побаловать себя спасением и в этом мире ...

Назову свой здешний игровой парк ... как? Да как, назову просто Немезидой, а три ее полигона — именами Эриний: Тисифоной мстящей, Алекто непрощающей и беснующейся Мегерой-завистницей.

Ух и поплатятся они у меня.

На экране я вижу голое тело моего двойника, лежащее на холодном металлическом столе для опознания. Сейчас должен кто-нибудь прийти и подтвердить, что это я, Гарри Джеймс Поттер — сирота, одиннадцатилет от роду, нет — почти двенадцати. Без родственников, без друзей. Родственники-то как раз и убили меня, а друзей не удалось завести.

Я смотрел с широкого экрана перед собой на свои тощие коленки и локти с торчащими костями и жалел сам себя.

Вот он я — еще мертвый, точнее — убитый, лежу на металлическом столе для аутопсии трупов и жду чуда.

И вот я — живой, повзрослевший, победивший всех своих врагов, создавший своим изощренным умом и знаниями свой собственный волшебный мир — один единственный во всей Вселенной, и играю в игру под названием „справедливость и месть”. Своим усовершенствованным хроноворотом я могу не только видеть любой момент прошлого любого человека, но им же и своей новой палочкой — палочкой Смерти, я могу вытаскивать из этого прошлого сознание любого человека, которое мне вздумается, поместить его в мои игрушки и заставить их жить по моему сценарию жизни.

Порой я кажусь себе неким воплощением злого бога для тутошних людишек -Дамблдоры всех параллельных миров и рядышком не стояли! Если бы не моя любимая женушка, которая в ежовых рукавицах держит меня за ..., не будем уточнять, если позволите, за что именно, и не позволяет мне срываться на беззащитных объектах Игры.

Все на данном этапе идет хорошо...

Но есть одно „НО”.

В прошлом, здешнем моем прошлом, должно произойти ЧУДО, чтобы моя смерть от удара Вернона оказалась врачебной ошибкой.

А чтобы произошло это чудо, кто-то — как говорили в девятнадцатом веке, наделенный богинями везения ВИС ВИТАЛИСОМ, бьющиму него через край, должен явиться в морг и дотронуться до моей холодной мертвой тушки.

На крутящемся металлическом табурете, по середине стеклянной клетки размером восемь на восемь метров, без потолка, сидела совершенно нагая женщина не первой свежести, но еще и не старая, тощая и с длинной шеей. Ее голову венчала копна каштановых волос, старательно уложенных в красивую прическу. Длинные руки, согнутые в локтях, покоились на коленях ее скрещенных гладких ног, скрывая лоно. На ногтях не было лака.

В ее немигающих серо-сизых глазах не было эмоций, ее лицо — словно маска.

Поза женщины выглядела скованно, она была похожа на манекен на витрине магазина и точно так же не двигалась. Но текстура ее кожи выглядела настолько реалистично, что создавалось впечатление, будто это замороженный живой человек, который в любой момент может оттаять и заново ожить.

— Включите ее! — зычный мужской голос прозвучал из динамика, расположенного где-то наверху. Там, где в темноте терялся потолок, и откуда на длинных проводах висели люминисцентные лампы, чей яркий свет освещал женскую фигуру.

Тут же из теней, сгустившихся по углам стеклянной клетки, выплыли лаборанты в темно-синих халатах и дыхательных масках с огромными красными фильтраторами воздуха, а также непомерно большими окулярами, которые делали их похожими на больших иноземных жуков. Они окружили одинокую неподвижную фигуру женщины, но не дотронулись до нее, а начали набирать на своих планшетах комбинации кодов. И вдруг веки на лице женщины дрогнули и она начала моргать. Затем она стала размеренно дышать.

— Привет, Петуния! — прозвучал голос из динамика, и она медленно подняла голову наверх, прислушиваясь, словно узнала этот голос. По всему телу женщины прошла волна еле заметной судороги, что сразу привлекло внимание лаборантов к ее наготе.

— Привет, — несмело ответила она, оглядываясь по сторонам. При этом, она как будто совершенно не стеснялась своей наготы.

— Как спалось? — в голосе невидимого наблюдателя чувствовалась заметная досада от многократного повторения одних и тех же вопросов.

— Спасибо, хорошо. — И ответов тоже.

— Ты видела сны?

— Видела.

— Они тебя порадовали?

На лице женщины проскользнула тень растерянности. Она закрыла глаза, пытаясь припомнить что-нибудь конкретное из своих сновидений, чтобы правильно ответить на вопрос. Наконец, она нашла подходящее выражение для своих ощущений.

— Я чувствую себя обеспокоенной.

— Чем?

— Во сне я совершаю чудовищные поступки, — ее голос снизился до полушепота. — Я не знаю, что со мной могло случится, чтобы я превратилась в чудовище. — Она начала разглядывать своих ногтей, а потом ее рука поднялась вверх, поправляя упавшую на глаза прядь волос.

— Хочешь вспомнить?

На лице женщины снова промелькнула растерянность.

— Я боюсь.

— Боишься? Чего?

— Боюсь узнать, что я и вправду виновата. Боюсь, что меня ждет расплата за содеянное.

Похоже, последнее предложение для допрашивающего звучит впервые, потому что из динамика доносится его тихое, довольное хихиканье. Его ответ чуть-чуть запаздывает:

— Петуния, в делах жизни и послесмертии, нужно соблюдать равновесие. Усыпите ее! — Голос в динамике срывается на кашель, но приказ понятен и лаборанты в масках опять начинают набирать коды на планшетах.

На лице женщины, прежде чем она отрубилась, на мгновение показался дикий страх.

А затем оно опять застывает, превращаясь в безразличную маску.

— Подготовьте ее. Оденьте и доставьте манекен на полигон. Разыгрываем сценарий номер девяносто восемь.

Яркий свет заставил Петунию заморгать, и она широко раскрыла глаза, пытаясь вспомнить, как здесь оказалась.

Она точно была не в комнатке Поттера и даже не в своем доме на Тисовой. Осмотревшись, она сообразила, что находится в лавочке у какой-то незнакомой ей заправочной станции. Через окно были видны бензоколонки, вокруг которых сновали рабочие в синих с красными лентами комбинезонах и несколько машин конца семидесятых. Было раннее утро, и довольно просторное помещение лавки сейчас пустовало. Она одна прохаживалсь между рядами стеллажей, битком набитых всевозможной снедью для ленивых и неприхотливых путешественников: всякие чипсы, крекеры, конфеты, галеты, семечки, и прочие сладости в целофановых пакетах.

Перед собой Петуния толкала тележку для покупок, в которой она с ужасом распознала несколько бутылок дешевого пива, пачку сигарет, пакет прокладок и две бутылки джина. И все они были той марки и качества, от которой ее родители с детства приучили воротить носик.

Что за?...

Она протянула руку, чтобы ...

Но рука ей не подчинилась.

Петуния снова попыталась протянуть руку ... нет, хотя бы пошевелить пальцем ... снова облом. Да что тут происходит?

Тело само двигалось к выходу из лавки, и сколько бы ни пыталась она повернуть обратно, чтобы вернуть все эти неподобающие для такой почтенной домохозяйки и жены зажиточного бизнесмена, как она, „товары“, ничего не выходило. Петуния пробовала даже вслух возмутиться своему поведению, но через поджатые в тонкую линию губы не удалось проронить ни звука.

Ноги несли Петунию в неизвестном ей направлении по асфальтированной дорожке, мимо стеклянной витрины магазинчика, и голова сама повернулась, чтобы осмотреть свой внешний вид в отражении. И тогда она захлебнулась молчаливым криком.

Она выглядела и была одета как бомжиха. Неровно стриженные, грязные пряди неопределенного цвета были похожи на волосы старой куклы, заброшенной на чердаке. На ней были серые мужские брюки в черную клеточку, слишком длинные даже для дамы ее роста. Поношенные кеды, выкопанные наверно на помойке, размерно шлепали по дорожке, изредко поскрипывая. Длинная толстовка до колен скрывала верхнюю часть тела до шеи.

Кто эта девушка, так похожая на нее, Петунию Дурсль, десять лет назад?

Почему ее тело не подчиняется хозяйке, как обычно? Такое ощущение, что она лишь посторонний человек, наблюдающий глазами этой девушки.

Петуния решила просто выжидать, раз уж ничего другого ей не остается. Она вспомнила, как ей в детстве говорили, что если потеряешься в незнакомой местности, лучше никуда не уходить и дождаться помощи. На данный момент она ничего больше не могла поделать — только оставаться на задворках сознания и ждать, когда ей удастся вернуть контроль над своим телом.

За магазинчиком обнаружилась большая парковка для автомобилей и двухэтажный отель с несколькими пристройками. Но ее понесло не к отелю, а к парковке.

Ее тело остановилось рядом с потрепанного вида драндулетом темно серого цвета, с разрисованными на дверцах цветочками и листьями. Алые губы с высунутым наружу языком украшал капот автомобиля, если, конечно, ЭТО можно так называть. ОНО было настолько потрепанным, что в нем с трудом угадывался Форд Поп 1953-года производства. Девушка привычно распахнула дверь машины правой рукой и небрежно забросила коробки с пакетами на заднее сиденье, в последний момент заметив там детскую люльку.

В люльке спал русоволосый годовалый младенец с тощими щечками.

Это был Дадли.

Но не ее Дадлипусик, а неухоженный осунувшийся ребенок. Шуршание пакетов разбудило малютку, и он распахнул огромные голодные глазки синего цвета. Поерзав несколько секунд, ребенок сначала тихо заскулил и замахал ручонками, а потом громко загорланил во всю мощь детской глотки.

— Молока для Дадли купила? — прозвучал с водительского сиденья мужской голос, и Петуния вздрогнула, посмотрев туда.

А потом безмолвно вскрикнула.

За рулем сидел Вернон. Но вовсе не ее Вернон.

Нет, это и вправду был ее же муж, но таким его Петуния никогда в жизни не видела. Он отрастил длинные, сальные, нечесанные волосы до плечей. Несклько прядей были завязаны вместе с перышками красной ниткой. Мужчина этот был худой-худющий со впалыми, обросшими недельной щетиной щеками. Выпуклые бледно-синие глазки с красными прожилками испытующе уставились на Петунию, и она ощутила внутренное напряжение молодой женщины, в теле которой сейчас находилась.

— Н-н-нет, вроде ... — услышала она свой дрожащий голос с хрипотцой. Таким бывает голос у курящих алкашей, но она, Петуния, такой никогда не была. Или уже, в этом теле, была?

Хряяясь! Кулак Вернона вывел ее из раздумья, встретившись с ее носом, отчего она ощутила дикую боль. Что-то теплое и липкое потекло по ее лицу, стекая по бородку и оттуда — на видавшей виды толстовку. Забыв на секунду про боль, она обмакнула пальцы в текущую по лицу жидкость и внимательно посмотрела на них. Эта была кровь.

— З-зачем? — заикнулась она, не веря своимглазам.

— Затем! — рявкнул этот незнакомый и пугающий Вернон. Сзади еще пуще горланил ребенок. — Купила значит, выпивку, курево и тампоны эти... Он стал задыхаться от ярости и, с трудом открыв дверь со своей стороны, для чего ему пришлось толкнуть ее несколько раз, резко выпрыгнул из машины. — А ребенку пожрать забыла взять, да? И ты называешь себя матерью? Никакая ты не мать, ты грязная алкашка, проститутка ... Дай мне деньги, я сам все куплю.

Его длинная рука потянулась над крышей машины, почти дотянувшись до нее. Кисть Вернона с внутренной стороны была вся покрыта следами от уколов, а ладонь с торчащими вверх пальцами была грязная и похожа на мертвого паука, откинувшегося вверх ногами.

Петуния зарылась в карман толстовки и нашла там несколько свернутых в трубочку пятифунтовых купюр. Вопрос, почему семейные деньги у нее, а не у Вернона, сам напросился, и тут же в голове прозвучал внутренный голос, который безжалостно повторял: „потому что она проститутка, проститутка ...”. Петуния стиснула купюры пальцами и услышала „свой“ незнакомый голос:

— Я сама ... — и побежала обратно в лавку.

Пять минут спустя, вернувшись с бумажным пакетом, полным баночек детского питания, коробок сухой каши и молока, с пеленками и пачкой новых подгузников для Дадли, она застала Вернона притихшим, с банкой пива в руках и ревущим ребенком на заднем сиденье.

Бутылочку нужно было помыть сначала, но Дадли слишком сильно надрывался, так что она, не заморачиваясь на тему гигиены, насыпала в нее несколько ложечек сухого молока и кашки, залила водой из другой бутылки, которая валялась рядом с люлькой, встряхнула, пока смесь внутри не стала более-менее однородной и, толкнув свое сиденье вперед, чтобы присесть рядом с ребенком, сунула соску в его ротик. Тот стал жадно лакать концентрат, захлебываясь и глотая. Бутылочка опустела в считанные секунды, и ребенок сразу заерзал на месте.

Она взяла его на руки и сразу ощутила неприятный запах немытого тела и мочи.

— Вернон, — позвала она мужа. Тот неохотно обернулся. — Нам надо помыть сына и сменить ему подгузник. — Подождешь еще пару минуточек?

— Беги, лентяйка, — махнул он рукою куда-то в сторону отеля. — И возьми че-нить поесть, что ли...

Через пару десятков минут машина тронулась с места. Вернон, поев и выпив вторую банку пива, почувствовал в себе романтический настрой. Водя машину правой рукой, он притянул левой голову Петунии к своему паху и нетерпящим возражения голосом сказал:

— Соси!

— Вернон? — не поверила она своим ушам. Она знала своего мужа как примерного водителя, который за рулем не отвлекался от дороги на ... такие вещи. Но этот мужчина отличался от ее любимого, такого надежного супруга, как огонь от воды. — Но ты же за рулем!

— И че? Разве для тебя это впервые? Не так ли чаще всего ты ублажаешь своих клиентов, сучка? — Он гадко лыбился, слегка выпячивая свою ширинку. — Тяни молнию, вытаскивай мой член и соси. Второй раз повторять не буду, а заартачишься — будет больно.

Петунии хотелось умереть на месте от стыда, но ее тело само стало выполнять приказы мужа, не слушая ни ее подвывания, ни протесты, ни предупреждения.

И привело это к закономерному исходу.

В пике удовольствия Вернон отвлекся от вождения, забыв обо всем на свете, и врезался автомобилем в придорожное дерево. Боковая ветвь толщиной с мужскую руку, разбив лобовое стекло, проткнула шею Петунии и проникла в живот ее мужа, убив обоих на месте.

Назаднем сиденье Дадли, в кои-то веки плотно поев, выкупанный, одетый во все чистое и новое, дрых без задних ног, и даже не ощутил смерть родителей.

Зато ее ощутила Петуния, наконец отделившись от непокорного ей тела. Покружив над местом происшествия, дождавшись прибытия дорожной полиции, вызванной зеваками, она начала терять терпение, потому что дальше с ней ничего не происходило. Не появлялся обещанный гадалками тоннель в мир иной, не приходили ни ангелы, ни дьяволы — вообще никто.

Она стала наблюдать за действиями полиции со скуки. Те вызвали по рации в полицейской машине скорую, чтобы забрать тела погибших молодых Вернона и Петунии, которые сдохли как распоследние ублюдки. Она не хотела в это верить, но этот„другой“ Вернон был алкашом и наркоманом, а „та” Петуния — проституткой. Срам-то какой!

Ей было плевать, что будет с их трупами, ее интересовал лишь выживший ребенок, Дадли. Куда его отправят?

Полицейские что-то говорили по рации, с кем-то спорили, кричали.

Прибыла скорая и отвезла младенца. За машиной скорой помощи увязалась и бестелесная Петуния. Над ее сыночком долго сетовала врачиха, обстоятельственно прислушиваясь стетоскопом к его сердечному ритму.

„Что с Дадликом?” — хотела спросить она, но, конечно, никто ее не услышал, и она угомонилась.

В болнице ее ребенок был оставлен на попечение медсестр из детского отделения. Социальные службы в лице высокой как жердь и худосочной девицы появилисьтут как тут и начали копаться в метрике мальчика.

Всплыли имена двух теть Дадли: со стороны отца — незамужная Марджори Дурсль и со стороны матери — замужная миссис Лили Джеймс Поттер.

Девица из Социальной службы сразу начала звонить на указанные в справке телефонные номера. Марджори Дурсль наотрез отказалась от своего племянника, сетуя о том, что у нее работа связана с длительными поездками по аукционам для породистых собак, которых она разводила ради заработка. Лили Поттер уперлась, что у нее самой есть мальчик еще младше, чем племянник, но под конец смягчилась и обещала в ближайшие дни прибыть в указанную больницу, забрать сиротку. Если что, она обещала позвонить чиновнице и сообщить ей причину своего опоздания и уточнить новую дату встречи с ней.

Петуния начала беспокоиться.

Что-то здесь было не так.

Что-то пошло по неправильному сценарию.

Она решила подумать и распределить по полочкам все имеющиеся факты.

Она очнулась некоторое время тому назад в совершенно непонятной ситуации — в теле себя помолодевшей, замужем за тощим вульгарным Верноном. У нее был запущенный ребенок, Дадли, который совсем не был похож на прежнего Дадлипусика Петунии.

Они погибли в автокатастрофе, а их сына отдадут ее еще живой-живехонькой ненавистной сестре-ведьме, Лили...

Она начала рыться в своей памяти, чтобы вспомнить, какой была ее жизнь, прежде чем оказалась здесь.

Ей померещилось лицо матери — женщины, как две капли похожей на саму Петунию. Она чаще всего хмурилась, увидев какой-либо беспорядок дома и сразу звала свою старшую дочь, убираться. Младшую Лилечку никто не трогал, и она росла, не имея даже самое отдаленное представление о ведении хозяйства...

Она вспомнила, как проводили Лильку в школу Чаро ...

Ох!

Воспоминания нахлынули в призрачную голову Петунии и затопили ее фактами, видениями, ассоциациями.

Свадьба. Рождение Дадличка, похороны родителей, ссора с Лили по поводу дележки наследства, новый дом в пригороде Лондона, вдалеке от этих ненормальных в поселке Годриковая Лощина, чтобы встреча с сестрой, даже случайно, стала бы невозможной.

Страстные ночи с Верноном...Ооо!

Корзинка с подброшенным на крыльцо племянником, утром второго ноября, и извещение, оставленное на его тонком одеяльце о смерти Лильки с ее чокнутым муженьком.

Волшебники. Бородатая сволочь смотрит в ее глаза, мерцает зеньками за очками-полумесяцами, а в отражении стеклышек она видит свою смерть, смерть любимого мужа, смерть Дадлички ... Кучка купюр на столешнице, подборшеные Дурслям уходящим бородатым дедом, чтобы те строго по его указанию растили Лилькиного мальчика. Она и без этих денег растила бы навязанного ребенка без баловства, потому что весь заработок Вернона должен пойти на обеспечение Дадлички, а не выродку Джеймса Поттера.

Дрессировать мелкого засранца, третировать и гнобить его было так здорово, так льстило ее Эго, так заводило ее , что она придумывала все новые и новые методы унижения для него. А Вернон, увидев, что родная тетя не ставит ни во что собственного племянника, начал подыгривать ей, включил воображение и третирование выросло до неслыханных высот. Дадличек старался от родителей не отставать.

Так прошло несколько счастливых лет для троих Дурслей, а когда приезжала ее золовка Марджори, — для четверых.

Затем чмо начал сопротивляться.

Петуния чувствовала это, но подловить на горячем ей не удавалось. Поттер успешно скрывался от слежки тети, паралельно как-то научился выключать свою ненормальность, чтобы все забыли о ней. Однако воздух на Тисовой был пропитан колдовством, она ощущала его вздыбывшимися волосками по всему телу, вдыхала его и чувствовала его привкус на языке. Некому было творить волшебство в доме кроме маленького гаденыша, она злилась и давила на него, чтобы признался, но он не поддавался ни на ее угрозы, ни на увещевания, и не прекращал свой маленький бунт. Постепенно ее ощущения притупились, и она даже решила, что они с Верноном и Дадличкой сумели выбить из выродка дурьсвоим „особым” к нему отношением, сделав его совершенно обычным, на зло его погибшим родителям-волшебникам.

„Святой Брутус” был бы прямой дорогой для него в мир чернорабочих, преступников и будущих зеков. Чтобы икалось Лильке в Том мире.

Но, нет.

Пришло письмо из Хогвартса, и маленький урод отправился учиться волшебству.

Дурь они никак из него не выбили.

А жаль...

Потом ей померещилось его беспомощное мертвое тельце на полу коридора и пришло внезапное осознавание, что Поттер ведь в самом деле ее единственный племянник.

Полиция, Дадли, маленькая спальня на втором этаже ...

Пока Петуния востанавливала свою старую память, в больнице, где приютили и лечили ее годовалого сыночка от недоедания, появилась ее сестра, миссис Лили Поттер, развевая полы ало-красного шелкового платья. За ней, подпрыгивая и оглядываясь по сторонам шаловливыми глазами, шагал не ее тупоголовый муженек Джеймс, а их приятель, Сириус Блэк.

Сириуса Петуния ненавидела всем своим, когда-то живым, а теперь призрачным сердцем. Он был жестоким, беспардонным, наглым выродком, и со слов Лильки она знала, что из дома родителей его выгнали. Навсегда. Отсекли негодного отпрыска от Древа Рода.

Но с Лилькой почему-то приехал именно он.

Петуния, в своем бестелесном, призрачном состоянии содрогнулась. Она представила себе, какой будет жизнь ее сыночка, не мага, в доме волшебников, и не захотела ему такой нерадостной судьбы. Однако не в ее силах было что-то изменить.

И следующие несколько лет она навидалась столько ужасов, что издевательство ее семьи над Гарри показались ей сущим раем по сравнению с „жизнью“ Дадли в доме тети-ведьмы Лили.

Его поселили в подвале, рядом со складом, где хранились ингредиенты Лили для ее экспериментов в зельеварении. Миссис Поттер, будучи весьма искушенной в этой области колдовства, все свое свободное время проводила над кипящими котлами, изобретая, а затем тестируя на своем магловском племяннике свои наработки. Дадли поили всякой дрянью, от которой тот покрывался то сыпью, то огромными пузырями, после которых его кожа стала похожа на лунный рельеф. Петуния все время проводила рядом с бредящим от тетиных экспериментов сыном, пытаясь хоть как-то успокоить его, когда тот плакал во сне; гладила его призрачными руками, сама плакала, понимая, что страдания Дадли — наказание за ее отношение к Гарри.

Кормили племянника Поттеры через день или, когда кто-нибудь из постоянно таскающихся к ним в гости Мародеров спрашивал, как поживает та магловская нежить.

Иногда его выпускали из темной коморки на воздух, но только тогда, когда дома не было посторонних, чтобы не пугать гостей его ужасным видом.

Дадли протянул при таком обращении только несколько лет и умер.

То ли от последней, сваренной Лилькой, бурды, гордо названной ею „лекарством”, то ли от того, что она забыла покормить его на три дня, забыв даже дать ему напиться воды.

В момент смерти сына, свет в глазах призрачной Петунии погас, и она вздохнула, если можно так сказать, с облегчением, подумав, что, наконец, к ней пришла истинная Смерть.

* * *

В следующее мгновение ее ослепил свет люминесцентного электрического освещения, и она открыла глаза. Первое, что она обнаружила — ряды стеллажей со снедью, фриджераторы с бутылками газированных напитков, проволочная поставка для газет. И тут она с ужасом осознала, что ее опять вернули в лавку у заправочной станции, где недалеко ее ждет муж-грубиян и недокормленный сын.

У Вернона Дурсля день не задался с самого утра, когда его дражайшая женушка сообщила во время завтрака, что сегодня Поттер вернется со своей школы для ненормальных. Вобщем-то за время отсутствия мальчишки у мужчины как-бы затихла его необычная и жгучая ненависть к племяннику Петунии. Порой он задавался вопросом, за что вообще он ненавидит ребенка, хоть и такого раздражающего. Дети, они все такие, особенно чужие: неуправляемые, слишком шумные и энергичные по его мнению — мнению действующего главы семьи. Конечно, это правило на его сына, Дадлика, никак не распространялось, да и был тот не в пример послушным, тихим и легким на воспитание.

Зато Поттер отыгривался на своих благодетелях за двоих, чего только стоят его ненормальные трюки. То плита сама загоралась, то телевизор внезапно ломался, стоило только задохлику дотронуться до него рукой во время уборки. Сначала Вернон орал, потому что тратить деньги каждое полугодие на новый телевизор надоело, но потом смирился. Ну, ломается. Ну, приходится закупаться новым — и что? Те пара-тройка сотен фунтов на новый аппарат не стоят его нервов, кроме того, каждый месяц на их с женой счет из мира уродцев переводится по тысячу фунтов.

И Вернон был готов мириться с присутствием племянника жены, если бы на горизонте не маячило его взросление, а с ним нарастала и опасность со стороны мальчика для его семьи. Однажды Поттер захочет рассчитаться с родственниками, когда узнает правду на счет его содержания, и тогда Дурслям не сдобровать. Но даже не будь всего вышеперечисленного, Поттер был слишком чуждым для его нормальной семьи, мало ли что ему взбредет в голову и что он натворит.

Ведь иногда и собственные дети, своя кровиночка, как говорится, может взбрыкнуть или начнет мстить родителям, что уж говорить о чужаке.

Так, призадумавшись, возвращаясь в тот вечер поздно ночью на машине с собачьей фермы своей сестры к себе домой, он не обратил внимания на выскочивший слева внедорожник и на полной скорости врезался бы в него, если бы не появились машины дорожной полиции.

Воем сиренами, беспрерывно мигая сигнализацией, они обставили его с трех сторон и принудили его остановится на обочине шоссе.

Когда ему зачитали права и озвучили за что его арестуют, Вернон схватился за сердце и упал на землю, в ногах служителей закона.

Те, не долго рассуждая, вызвали врачей, которые сразу определили — инфаркт и забрали пострадавшего. За Скорой поехала и одна из троих полицейских машин, появившихся внезапно на дорогу, тем самым предотвратив смерть преступника в катастрофе. Но не спасли его от другой, связанной со здоровьем, проблемы.

Полностью отделившись от своей опутанной кабелями и трубочками туши, душа Вернона не спешила уйти за грань, но это ее не спасло.

Неощутимый для живых людей ветер взвылся вокруг его души вихрем и унес ее в неведомые дали, не обрывая тоненькую серебряную нитку, связывающую ее с бренным телом в машине Скорой помощи.

* * *

Внезапно Вернона разбудил шум двигателя.

Он резко подскочил на сиденье, распахнув глаза — впереди мигал ярко-красным светом светофор. Он помнил каждую болезненую секунду своей смерти, когда непереносимая боль пронзила левую сторону грудной клетки и свет погас в его глазах.

Но теперь все было как сон и он чувствовал себя нормально.

Заснул за рулем, наверное, и приснилась вот такая вот эрунда.

Вернон сосредоточился на вождении автомобиля. Мимо него промелькнуло табло с названием: „Тисовая 180-2”, и он понял, что почти доехал до своего дома, где его ждал сытный горячий ужин и приветливая семья.

Вдруг, недалеко от своего дома он увидел своего сына Дадли. Но почему-то это был не знакомый ему дванадцатилетний Дадлик, а гораздо подросший и запуганный парень. Он валялся в грязи, а над ним нависал парящий над землей адский монстр и тянулся к Дадлику своими жуткими, когтистыми лапами. В паре шагов от своего сына Вернон увидел такого же подросшего и возмужавшего Поттера. Он сидел на попе с наставленной на монстра указкой и что-то дико выкрикивал. Вдруг указка испустила из кончика яркий, серебряный луч света, — Вернон впервые видел нечто подобное, — который быстро сгущался, превратившись в болшого сияющего оленя с огромными, разветвленными рогами. Олень этот одним прыжком добрался до угрожающего жизни Дадлика монстра и пронзил того рогами. Визг монстра услышал даже Вернон в своей наглухо закрытой машине и втянул от страха голову в плечи.

Монстр распался на несколких кусков и растворился темной дымкой в воздухе.

Второй монстр, до этого момента никем не замеченный, выплыл из теней и налетел на двух маль ..., — да нет, пожалуй, уже не назовешь этих юношей мальчиками, — молодых людей, но сияющий олень насадил его на свои рога, и чудовище постигла участь собрата.

Поттер бросился к Дадли и принялся его тормошить, но тот все еще был в обмороке и не реагировал на крики кузена. Вернон попытался выскочить из машины, чтобы прийти на помощь сыну, но не смог пошевелить и пальцем. Безмолвно взвыв от беспомощности, ему оставалось только одно — таращиться во все глаза через переднее стекло автомобиля и жутко переживать за сына.

А потом его вдруг осенило, что разыгравшаяся перед ним сцена никак не может быть правдой. Ведь он только что возвращался от Марджори, где его оставил. А его Дадлику только двенадцать лет, как и Поттеру между прочим. Такими взрослыми они быть не могут.

Кроме того ...

Перед глазами встала картина валяющегося на полу худосочного тела Поттера, залитого скудным светом уличного освещения, после того, как он сам ударил мальчишку битой.

Картина падения убитого темноволосого мальчика стала раз за разом повторяться, все медленней и медленней прокручиваясь перед его внутренним взором, так что Вернон мог разглядеть во всех подробностях каждую деталь случившегося недавно инцидента. Вот щеколда на двери чулана сама открываятся, вот дверь чуть-чуть качнулась, из проема показывается лохматая, темноволосая макушка, вот — из этой коморки под лестницей на цыпочках выходит племянник и делает шаг в сторону кухни.

И, наконец, бита в руках тучного, взрослого мужчины, — его руках, — описывает в воздухе широкую дугу и с глухим чпоком приземляется прямо на лоб мальчика. Тот падает, да так и остается лежать небольшой кучей, заливая пол под своей головой темной лужей крови.

Вернон начинает задыхаться, потому что и внешняя сцена с обоими парнями, — Дадли и Поттером, — начинает повторяться. Вот они идут вместе и ругаются между собой, как обычно, но вдруг его сын останавливается и что-то кричит темноволосому, а тот оправдывается, вытащив палочку из заднего кармана брюк, и наставляет на кузена. Дадли гневно сбивает с руки Поттера эту палочку и она летит куда-то в сторону. А вот и монстр подлетает, развевая за спиной обрывок мантии. Его сын почему-то бежит навстречу монстру, словно не видит его, оттолкнув кузена в сторону. Поттер падает, но не теряется, а вскинув руку, что-то выкрикивает. Палочка летит к нему, будто отзываясь на его голос. Словив ее на лету, он незамедлительно направляет ее на бегущего Дадли и последний спотыкается, падая вперед.

Монстр переворачивает упавшего парня лицом к себе и наклоняет уродливую голову, приблизив свою морду к лицу молодого Дурсля.

Вот и сияющий олень вылетает из палочки Поттера ...

И опять Поттер, — еще маленький, — падает в лужу собственной крови перед своим чуланом под лестницей...

Вернон кричит, он хочет, чтобы эта пытка закончилась. Он уже все понимает.

Без своего кузена, его сына Дадли ждет неминуемая смерть в лапах монстров. Откуда в Литтл Уингинге завелись эти невиданные монстры, мужчина не знал. Он просто осознал, что без ненавистного мальчишки, навязанного его семье уродами, без его взявшегося непонятно откуда благородства, на будущем семьи Дурслей можно поставить крест.

А он, Вернон, сегодня (сегодня ли?) убил мальчика, племянника Петунии.

Тоесть, в недалеком будущем некому будет спасти Дадли.

Вдруг уличное освещение погасло и наступает кромешная тьма. А затем Вернон почувствовал, что вновь может двигаться. Он не видя ни зги, на ощупь нашел ключ зажигания, повернул его, машина завелась и вспыхнула приборная панель, озарив салон светом. Он включил передние фары, но в тот же момент загорелись уличные фонари, и мужчина почувствовал, как его нижняя челюсть медленно падает вниз от удивления.

Улица оказалась пустой. Парней не было. Монстров тоже не наблюдалось.

Рядом тянулись одинаковые дома с такими же палисадниками, вплоть до конца Тисовой, где располагался и его дом.

Что только что с ним произошло, Вернон не хотел гадать — зачем впустую рассуждать. Скорей бы домой вернуться, закрыть входную дверь на ключ, включить сигнализацию, поесть вкусного ужина, а затем — на боковую. Забыться в чистой постели мирным сном или вовсе без снов, лишь бы спать подольше. Завтра он останется дома, хорошенько отлежится в теплом коконе из одеял и забудет всех этих необъяснимых видений как страшный сон.

Однако мечтаниям усталого мужчины сбыться не дали. Кто-то злой и мстительный, следящий за ним сверху, подготовил ему новую порцию видений.

На детской площадке, которая находилась в квартале от его дома, он опять увидел своего сына, на этот разв компании его приятелей детства — Пирса, Денниса, Малкольма и Гордона. Было уже под вечер, опять улицу освещали лишь уличные фонари. Парни, тринадцати-четырнадцати лет, сидели на качелях для малышни и бухали дешевое пиво из банок. В руках его Дадли дымилась сигарета.

Руки Вернона на руле задрожали от бешенства, а перед глазами поплыли темные пятна. Его сын, его маленький, хорошо воспитанный, по мнению родителей, сын лгал им! Лгал о том, как проводит время с друзьями: говорил, что играли на компьютере и пили только чай. Чай!

Ох, вернется Дадличек с прогулки, впервые ему достанется от отца.

На детскую площадку со стороны соседнего дома прибежал мальчик восьми-девяти лет. Вернон узнал его, это был старший сын соседей, и он о чем-то спросил ребят. Те заржали в ответ и показали ему что-то спрятанное в кустах. Мальчик бросился туда и вытащил из зарослей порезанный на куски футбольный мяч. С заплаканным лицом он вернулся к повеселевшей компании, крикнув им что-то. Те продолжали смеяться и обзывать мальца.

Внезапно на крысоподобном лице Пирса Полкисса появилось странное выражение, он встал с качелей и обеими руками надавил мальчику на плечи, пока тот не упал перед ним на колени. Дальше, одной рукой Пирс схватил его за голову, а другой — потянул цепочку на ширинке своих брюк.

Никто его не остановил.

Вернон опять не мог шевельнуться.

Эту позорную сцену ему показали несколько тысяч раз.

Иногда на месте Пирса выступал Дадли ...

Разве такое могло произойти в действительности? Вернон вспомнил, что несколько раз отец этого мальчика, увидев, что он задерживается в гараже, шел к нему с яростью на лице, но вдруг, даже не успев пересечь улицу, останавливался как вкопанный, глубоко задумывался, лохматил реденькие волосы на макушке, оборачивался и возвращался домой. Что это было?

Вернону показали, что это случалось, как только он задумался над необъяснимым поведением соседа. Словно, кто-то охраняющий спокойствие мистера Дурсля, препятствовал его общению конкретно с этим соседом.

И ему показали, как это было в действительности.

За ним, за Уилямом, идущим к Вернону, чтобы набить ему морду, внезапно возникло еле заметное мерцание воздуха, мелькнула одетая в балахон фигура с указкой в руке, кончик указки нарисовал замысловатую фигуру, с него сорвался белый луч и попал в соседа, а потом тот вернулся домой, позабыв, что собирался наказать Дурсля.

Ах, вот, как оно происходило! За его семьей, как говорила дорогая Туни, непрерывно следили из мира уродцев и корректировали все, что идет не по их плану.

После сегодняшнего инцидента с Поттером, что ли, Боженька, ждет милых и дорогих Вернону людей?

Уличный свет опять погас, усатый водитель опять мог двигаться и завести машину. Передние фары загорелись и осветили асфальт на улице. Обросшие зеленой травой палисадники перед домами по обеим сторонам дороги выглядели такими обычными, что Вернон уверился, все-все уже позади. Он тронулся с места, надеясь увидеть, наконец, номер четыре на табло. Но спокойствие не приходило, он внутренне дрожал в предчувствии следующей адской картины и это усиливало мучения отчаянного отца. Он ведь так гордился своим сыном, своим прекрасным Дадликом! И, вдруг — это. За что? За что?

Воспоминание о стонущем в своем чулане Поттере после незаслуженного избиения было ему ответом.

Выходит, Вернон, на самом деле, был не примерным семьянином, а настоящим монстром. И теперь кто-то сверху приводит доказательства этому тезису.

Номер четыре медленно приближался, вот промелькнуло табло с номером восемь, когда вокруг свего дома он заметил стаю пушистых любимчиков, — разномастных кошек и котов, — их соседки, старушки Арабеллы Фигг. Кошаки сидели неподвижными статуями вокруг его дома. Он впервые в своей жизни видел такое странное поведение кошек в фильме „Сомнамбулы”, но разве можно всерьез сравнивать кино с нормальной жизнью обычных людей.

Однако кошки Арабеллы все еще стояли кругом, скалились и хором заливались мявом. Вернон мяв этот не слышал, он привык уже к тому, что с внешнего мирав его машину не проникает ни звука, но видел как надрывались животные. Кроме того, он видел белесую дымку, вытекающую изо рта каждой кошки и кота. Дымки собирались в еле видимое облако и просачивалось сквозь стеныв его дом.

Неподалеку, рядом с фонарным столбом, Вернон заметил и саму соседку, миссис Фигг, со светящимся красным светом кристалом в правой руке. Она протягивала этот кристалл вперед и что-то скандировала. Да что здесь происходит?

Ответ пришел извне, в виде тонького усика из этой бледной дымки, который отделился от кошачьего облачка и потянулся к машине мистера Дурсля. Эта дымка его пугала, но единственное, чем он мог управлять — глазами. Посмотрев на плотно закрытые стекла машины, он успокоился. Но спокойствию его очень скоро пришел конец, когда послышался щелчок и стекло с его стороны опустилось вниз на десять сантиметров. Вернон инстинктивно потянулся, закрыть окно, но его снова накрыл этот загадочный мышечный паралич, и усик проник в салон машины.

Вернону волей-неволей пришлось вдохнуть этот дым.

Неописуемая ярость накрыла его с головой. Образ темноволосого задохлика Поттера всплыл перед его внутренним взором, и Вернон аж затрясся от ненависти к нему.

Тем временем красный свет кристалла в руке Арабеллы погас, она спрятала его в полотняную сумку, позвав своих любимчиков. Те, как будто пробудившись ото сна, зашевелились и дружной вереницей потянулись за хозяйкой.

Гнев не отпускал мужчину, он словно заболел им.

Эту картину Вернону показали лишь дважды, потому что он сразу понял, кто, как и почему воздействовал так на членов его семьи, чтобы все трое ненавидели осиротевшего племянника жены.

Все равно, мужчина почувствовал себя омерзительно.

Дома его ждало новое потрясение.

Вернон вошел в прихожую в момент, когда его сын, избивая изо всех сил кузена, толкнул любимую вазу матери, а та, увидев фарфоровые осколки на полу, заплакала, а потом сильно разозлилась.

Дадли смеялся и указывал пальцем на темноволосого мальчика, а тот, всхлыпывая, не мог даже слова сказать в свое оправдание. Петуния с размаху своей длинной руки влепила племяннику звонкую пощечину.

Мистер Дурсль хотел ее остановить, но его рука сама потянулась, не подчиняясь нынешним желаниям хозяина, к ремню брюк, вытащила его и начала хлестать им беззащитного ребенка.

Дадли стоял рядом и во всю глотку хохотал...

Потом наступила темнота.

И Вернон снова был за рулем своего автомобиля, опять мелькнуло табло „Тисовая 180-2”, и он понял, что все повторится вновь.

И вновь.

И вновь.

Солнечный луч коснулся пухлой, розовой щеки светловолосого подростка, который спал в гостевой комнате своей тетушки Мардж, и медленно пополз к его трепещущим векам. Глазные яблоки под ними постоянно вращались, что говорило о сновидениях, которые видел в это утро пухленький подросток.

С первого этажа послышался звон телефона, который выдернул мальчика из сна, и синие глазки Дадли, утонувшие между складок век и пухлых щек, резко открылись, с недоумением начиная рассматривать непривычную обстановку комнаты, которую он не сразу узнал. Он присел в постели, все еще пытаясь найти знакомые детали в комнате. На стене напротив него висела его собственная фотография в младенческом возрасте, на которой он был в белой блузочке с кружевным воротником, со множеством завитушек золотых волос на макушке. Он тут же узнал, где оказался — он у тетушки Мардж. Значит, незачем беспокоиться, он у родной тети со строны отца. Вздохнув вслух, он с огромнейшим облегчением упал назад, впечатав голову в мягкую подушку. Как приятно осознавать, что в мире остался еще родной человек, который позаботится о тебе и не даст в обиду.

Но голос тети внизу внезапно прозвучал испуганно, и Дадли насторожился. Когда она нервничает, речь Марджори становится отрывистой, похожей на собачий лай, который всю ночь доносился со стороны забора.

— Нет! Такого не может быть! — услышал Дадли и его глаза испуганно расширились. — Хорошо, пусть останется со мной пока. Держите меня в курсе ...

Кто и зачем этим ранним утром может позвонит ей и потревожить ее плохим известием, чтобы она так забеспокоилась? Разве его родители там, в Литтл Уингинге, не справились со своей задачей?

События вчерашнего вечера галопом пронеслись перед глазами толстощекого мальчика, как сцены из фильма ужасов. Слава богу, что он не остался дома и не видел, как полиция рыщет там, заглядывая в каждый уголок, раскрывая одну за другой все грязные тайны семьи Дурсль. А затем арестовывает родителей за убийство кузена-урода. Хотя, какое это теперь имеет значение, если как только правда о смерти урода вскроется, отца упекут в тюрьму и маму — тоже! А что будет тогда с ним?

Тяжелые шаги мисс Дурсль были уже слышны со стороны скрипящей лестницы, а затем — из коридора, ведущей в комнату, где ночевал Дадли. Сообразив, что тетя вот-вот войдет к нему, Дадли малодушно натянул одеяло до макушки, притворяясь спящим в попытке хоть ненадолго оттянуть момент, когда из уст тетушки прозвучат плохие новости.

Громкий треск двери, что открыли пинком, ясно дал понять племяннику, что мисс Марджори Дурсль сильно не в духе после телефонного разговора.

— Дадли Дурсль, ответь мне немедленно, почему вы с отцом вчера вечером не рассказали мне всю правду? — прорычала женщина, и мальчик подпрыгнул с места от неожиданности. Он изумленно таращился на тучную женщину, ведь она никогда раньше так не разговаривала с любимым племянником.

— О чем ты? — пролепетал он хриплым со сна голосом.

— О том, что твой кузен-урод скончался в вашем доме, затем тебя и спихнули мне. Почему не сказали мне правду?

— Разве папа не сказал?

— Нет. Не сказал. Мне только что позвонили из полиции Литтл Уингинга и сообщили, что Вернона арестовали, когда он возвращался в город еще прошлой ночью. Еще они спрашивали про тебя ... Кстати, пора вставать и отрабатывать свое проживание у меня. Я не миллионерша какая-то, чтобы спокойно тратиться на посторонних.

— Но-но-но, я же не посторонний, тетя, — стал заикаться Дадли, медленно вставая с постели. — Я же племянник твой ...

— Племянник-неплемянник, а продукты питания с неба сами по себе не сваливаются. С этого дня кормежка и уход за псами будут твоей заботой. Потом придумаем что-то еще. Иди, делай быстро утренние процедуры, пока я готовлю нам обоим завтрак, поедим и продолжим работать. Надо, чтобы щенки привыкли к тебе... В будущем, они одни будут источником твоего пропитания. Скрести пальцы, чтобы полиция не приперлась сюда, послеобеда мне надо отвезти мою любимую Прити к тому перспективному кобелю в ....

К вечеру полиция все-таки нагрянула в дом Марджори Дурсль, где застала ее племянника Дадли одного, в ожидании возвращения тетки с поездки. Как оказалось, кобель этот, к которому мисс Дурсль возила сучку, с первого взгляда невзлюбил хозяйку своей „невесты“, сумел вырваться с повода, проскочить мимо поводыря и наброситься на женщину.

От укусов пса тетя Мардж не умерла, конечно, но загремела в больницу. Полицейские уведомили ошарашенного страшными новостями пацана, что она останется там не меньше трех дней, после чего ее выпишут, но ей понадобится покой и наблюдение медсестры, не меньше месяца.

Дадли расплакался и дал свой домашний телефон, чтобы полиция позвонила его матери Петунии Дурсль в Литтл Уингинг.

Оттуда пришла весть ни чуточки не лучше тутошних, если не похуже. Оказалось, что его маму тоже увезли в больницу, после того как ей сообщили, что арестовали мужа, обвинив того в убийстве.

Дадли совсем раскис, впав в нешуточную истерику.

Полиция обратилась к семейному врачу мисс Дурсль, который немедленно сделал ему инъекцию с успокоительным.

— У тебя есть какая-нибудь родня, у которой ты мог бы остаться, пока не вернешься домой или к тете? — Полицейская выглядела расстроенной и смотрела на осунувшегося, светловолосого парнишку хмуро и очень печально. — Но это, к сожалению, не все. Хм..., как бы тебе сказать..., — Дадли догадался, о чем собирается говорить полицейская, но молчал. А вдруг? ... — Твой кузен, которого вчера отвезли в морг, сегодня ночью пришел в себя и сейчас находится в отделении Интенсивной террапии. Ты знаешь, что с ним случилось?

Дадли, услышав эту новость, забыл как дышать. В его голове галопом проскакало тысячей идеей, чем мог бы факт выживания Поттера повлиять на дальнейшую судьбу всей семьи Дурсль и самого Дадли в частности.

— Помогите мне! — дернула Петуния мантию ведьмы и сотряслась рыданием. Ее голос был хриплым и умоляющим. — Я не могу больше...

Амелия терялась в догадках, что же такого могло произойти с этой женщиной, чтобы она стала просить помощи у незнакомых людей, даже не спрашивая, кто они такие и как оказалисьв ее доме.

— Вы Петуния Дурсль? Тетя Гарри Поттера?

Женщина у ее ног кивнула и понурилась.

Она знает, что здесь произошло, сделала свой вывод мадам Боунс, и очень по этому поводу переживает. Скорей всего, в деле убийства племянника эта женщина не замешана, но об остальных Дурслях этого сказать пока невозможно. Однако она могла попытаться замести следы, чтобы запутать следствие и выдать убийство за несчастный случай.

— Вы знаете, что ваш племянник мертв? — Миссис Дурсль, сдерживая рыдания, снова кивнула. — Как это случилось?

— Он упал с лестницы ...

— Миссис Дурсль, не усложняйте свое положение, прошу вас. Вы ведь знаете, КТО МЫ ТАКИЕ, не так ли? — Кивок со стороны угрюмой магглы. — Это означает, что вам известны наши возможности. — Новый кивок. — Еще лучше. Раз так, я задам вам только один вопрос и прошу, ответьте мне честно, чтобы нам не пришлось влезать в ваше сознание, рискуя превратить в овощь. — Всхлип и кивок. — Кто из членов вашей семьи посодействовал в смерти Гарри Поттера?

— Н-ннне трогайте моего сына, он не виноват.

— А кто виноват? — Женщина начала захлебываться рыданиями и лишь таращила глаза на мадам Боунс. — Ваш муж?

— Н-нне зн-на-аа-ю, я-я-я там нне была.

Мадам Боунс внезапно вспомнила, что ни Дурсля-старшего, ни сына этой женщины дома не было.

— Где мистер Дурсль и ваш сын, эээ ... Эрни?

— Дадли, мэм, — взглянув в блокнот, ответил ей магловский следователь Гордон.

— ..., ваш сын Дадли?

Зазвенела рация в руках Гордона, он включил ее и молча выслушал сообщение коллег. Потом ответил на невысказанный вопрос Амелии:

— Вернона Дурсля остановила дорожная полиция, чтобы арестовать, но тот получил сердечный приступ и вызвали Скорую. Врачи установили инфаркт и увезли в больницу в бессознании.

Мадам Боунс резко опечалилась. Вот как все рушится в одно мгновение.

Петуния начала раскачиваться, продолжая сидеть на полу у ног мадам Боунс. Она тихо подвывала и ее поведение показалось Амелии подозрительным. Одной рукой она схватила ее за подбородок и приподняла его. Ее глаза полностью закатились назад.

— Миссис Дурсль, Петуния, вам плохо? — Та не отвечала, только моргала и выла жутким грудным голосом.

— Эрни, зови врачей. Миссис Дурсль вот-вот упадет в обморок.

* * *

Оставшись одна, Амелия начала ходить по дому, открывая дверь за дверью, коротко поглядывая внутрь помещений. За первой и второй дверью оказались большая семейная спальня и прилегающая к ней ванная. Рядом с родительской спальней была детская комната приличных размеров, обставленная хорошей мебелью и тем магловским аппаратом, на котором они смотрели движущиеся картинки. Талавизия ... или телевизия, — так звали эти черные коробки.

Следующее помещение не носило отпечатка характера владельца, хотя тоже была довольно неплохо обставлена.

Осмотрев второй этаж, миссис Боунс спустилась на первый, чтобы ознакомиться с интерьером кухни, гостинной и прочих комнат.

Но не успела она даже дотронуться до самой близкой к чулану под лестницей двери, как сверху прозвучал короткий, характерный для аппарации хлопок и хлынула волна могущественной магии, которая могла исходить только от одного, известного ей волшебника современности — Альбуса Дамблдора.

Главный Колдун Визенгамота и директор школы Чародейства и Волшебства, Хогвартс, нашелся в комнате Гарри Поттера. Он навис над его школьным, громоздким и дешевым сундуком и рылся в личных вещах мальчика, вытаскивая их и забрасывая за спину с остервенением торопящгося вора. Амелия удивилась, что такого интересного могло быть у юного Поттера, чтобы заинтересовать старого колдуна.

— Альбус, — рявкнула она, направив на него палочку, готовая скастовать в любой момент сногсшибатель. — Что ты здесь делаешь и почему роешься в сундуке Гарри Поттера?

Голос женщины, не похожий на хозяйку этого дома, оторвал Дамблдор от его постыдного занятия и он неторопливо выпрямился. В дверном проеме комнаты, с палочкой в руках, направленной на него, стояла хорошо знакомая ему со школьных пор, девочка — Амелия Боунс, уже повзрослевшая и уже не девочка, а Глава Департамента Магического Правопорядка, ДМП. Старый интриган раздумывал, что бы ей ответить, чтобы не выставить себя в еще более худшем свете, раз уж попался за покушениемна чужую собственность?

— Амелия, мне доложили, что с проживающим здесь моим воспитанником, Гарри Поттером, случилось нечто ужасное, и я сразу же аппарировал сюда. Но так как здесь только его школьные принадлежности...

— Да?

— Что „да”? Ты видела мальчика?

— Нет, Альбус, не видела. Его труп увезли отсюда еще до моего прихода.

Мир вокруг Дамблдор завертелся и он пошатнулся назад. Ухватившись рукой за плохо пристановленную к шкафу дверцу, он начал часто-часто моргать, его колотило и он прерывисто дышал. Похоже, новость о смерти Поттера плохо сказалось на состоянии здоровья старика. Мадам Боунс подумала, что сегодня уже во-второй раз ей приходится иметь дело с обмороком подозреваемого.

— Что, что ты сказала? — Его голос прозвучал хрипло, а дверь шкафа окончательно отделилась от него, шмякнулась на пол, задев ногу старика. Тот коротко прошипел сквозь зубы. — Не может этого быть. Здесь живут его самые близкие родственники — его тетя с семьей. Петуния Дурсль — сестра Лили, как она могла допустить, чтобы такое случилось!? Амелия, куда увезли Гарри, я должен сам узнать, что с ним случилось. Возможно, маглы недосмотрели и ... — Его покрытая пятнами старческая рука потянула прядь своей бороды, и несколько длинных, белых волосинок вырвались, оставшись между пальцами старика. — Куда его увезли?

— Магглы сказали, что в морг ...

— Он не можеть просто умереть, Амелия, я уверен, что Гарри еще жив. Прошу тебя, позови сюда Попи Помфри, она поможет мне разобраться в состоянии мальчика.

Вдох-выдох, лучик надежды рождается в душе взрослой ведьмы, она резко кивает головой.

— Хорошо, Альбус, но я пойду с тобой ...

— Нет, нет, девочка моя, я все улажу сам. И, думаю, вы ошиблись. Петуния никогда бы не позволила, чтобы..., как ты сказала? Гарри Поттер умер! Нееет ... — Дамблдор пальцем левой руки делает отрицатильный знак, а правой поднимает свою узловатую палочку с намерением немедленно аппарировать в магловский морг, но голос Амелии прерывает его заклинание, как только он осознает смысл ее слов:

— Я этого не говорила, Албус. Гарри не умер, его убили. Муж Петунии треснул битой мальчика по голове и сломал ему шею...

Челюсть Дамблдора обвисла настолько, что даже присутствие густого волосянного покрова на нижней половине его лица не скрывало шока от ее слов.

— Тогда я тем более должен поспешить, Амелия. Каждая секунда дорога. Прощай и до свидания.

Фиолетовый вихрь атласной мантии и небольшой хлопок аппарации с места и Альбуса Дамблдора как не бывало.

Мадам Боунс глубоко и обреченно вздохнула, повернувшись к своему магловскому напарнику, криминальному следователю, Эрнсту Гордону:

— Чуешь, чем попахивает от этого дела, Эрни?

Я ожидал любого другого из волшебников, вплоть до возродившегося Волдеморта, но появился, на мое счастье, старый директор школы Чародейства и Колдовства, профессор (не стану перечислять ни всех его заслуженных или вымышленных титулов, ни всех его, возможно также вымышленных имен) Альбус Дамблдор. Я не верил своим глазам, даже несколько раз ущипнул себя, чтобы удостовериться, что не сплю и та, одетая в фиолетовую, длинную до цементового пола мантию, сутуловатая, тощая фигура, плетущаяся за дежурным ночным врачом морга по стариковскому шаркающей походкой, принадлежит тому, к кому у меня был самый длинный счет.

Увидев мой труп на столе для аутопсии, Дамблдор заметно пошатнулся, споткнулся о подол своей мантии и, охнув, завалился вперед, упав прямо на него.

Чудо! Это просто чудо!

Его скрученные как крючок пальцы, в попытке удержать его от падения на мокром, после омовения моего мертвого тела полу, схватились за мои конечности — правая за мою голую руку, левая -за ногу под коленкой, такую же голую ...

... и я ударил!

Аааахххх! Я этого и ждал.

Сияющий сгусток света по велению Старшей палочки в моей руке вылетает из длиннобородого старика и впитывается в мою холодную тушку. Вис виталис переходит туда, куда надо — в мое бренное детское тело.

Теперь бренным будет его, а не тело моего двойника.

Я так надеялся, но не был до конца уверен, что Дамблдор не отправит сюда кого-то из своих подчиненных, того же Снейпа (Тоже годился бы, но все-таки я ждал рыбу покрупней!), например, а заявится собственной персоной на мое опознание. До самого последнего момента, пока это не случилось, я боялся быть в своих ожиданиях обманут и готов был снова и снова повторять приезд кого-то из школы для опознания тела, пока не появится он, Альбус Дамблдор.

Я создал для него целый мирок в своем игровом парке, который как я уже говорил раньше, назвал „Миром Немезиды”. Парк я разделил на отдельные подзоны, и назвал их именами древнегреческих богинь мести, Эриний. В мир „Тисифоны” я отправлял виновных в моей смерти. Там не только мою тетушку Петунию и ее благоверного супруга Вернона постиг справедливый гнев этой дочери Урана, туда должны на некоторое время отправиться и все мои враги из будущего, которое никогда уже не наступит, после появления в морге Дамблдора. Должен же я потешить свое покалеченное самолюбие за все годы унижений и позора. Имею право, а кто не согласен со мной — флаг ему в руки и может идти лесом.

Для Альбуса (для всех Альбусов из всех миров), моего так называемого „магического опекуна”, я подготовил отдельную зону, „Мир непрощающей Алекто”. Я никогда его не прощу, он должен в конце полосы препятствий, которую я ему подготовил, объязательно умереть.

Но не только в игре, он должен умереть перед моими собственными глазами и в реальности, как только встретится со мной взглядом. Когда я вернусь.

Каждый раз, когда я возвращаюсь.

Я доволен сегодняшней удачей. Слава всем божествам, Альбус Дамблдор сам попался в ловушку, и я не проявлю к нему снисхождения. Я не пожалею этого старика.

Ну, Альбус, поехали в наше маленькое посмертное путешествие?

Он пришел в себя от холода.

Не открывая глаз, прислушался к своим ощущениям, но все они до единого были неприятные.

Ему было очень холодно, словно он оказался под замораживающим заклинанием. Его голова болела. На лице, чуть выше правой брови в его череп будто вонзили льдяное сверло и крутили им, крутили... От этого, что-то живое и колючее в его мозгах противно ныло и ныло... Постепенно нытье это свелось на нет, и он ощутил боль на затылке, в основании черепа. Боль в том месте была острой, пульсирующей и распространялась она к конечностям благодаря этим пульсациям. А конечности, кроме всеохватывающей боли с их стороны, он не чувствовал.

Перед глазами у него вспыхнула сверхновая звезда, принуждая поднять веки, повращать глазными яблоками, — единственное, что еще подчинялось его воле, — и осмотреться, чтобы определиться, где он находится и что с ним будет.

Прямо у себя над головой он увидел круг из шести слепяще ярких пятен и поспешил прикрыть веки. Яркость света поубавилась, одновременно с этим, рядом прозвучал мужской голос, полный изумления:

— Ха! Мальчик очухался. Иди ты ... Ой! А что это с дедушкой произошло? У него пульса нет. Ну, помоги мне поднять его и поставить вон на ту пустую столешницу. Реанимировать его, что ли?

— Боюсь, что толку от этого не будет. Здесь морг, а пока привезут дефибриллятор и позовут дежурного кардиолога ... Звони, вдруг еще успеем!

Послышались быстро удаляющиеся шаги тяжеловесного мужчины.

— Это чей дедушка был, мальчика? — спросил тот, который остался на месте. — Наверно ему хреново было увидеть внука здесь.

— Не надо сквернословить в присутствии ребенка! — выдал другой, уже женский голос.

— А он и не говорил, что здесь лежал его внук, сказал только, что это ученик из его школы... — поведал опять же второй мужской голос, хриплым и более низким голосом, чем у первого. У того голос звучал немного истерично, он же и убежал раньше звать реаниматоров.

— Какая же это школа такая, для психов, что ли? — хмыкнула женщина. — Хотя, если посмотреть на его лиловый балахон, вполне может быть. Он что, в этом по улицам расхаживал?

* * *

„Кто здесь очухался? Неужели Гарри?” — подумал Альбус, ощутив себя легким как перышко. Со стороны двери, не до конца закрытой, повеяло воздухом, и его унесло наверх, к потолку помещения.

„Да что это такое? — вскрикнул он про себя и посмотрел вниз. От увиденного он остолбенел.

На соседнем металлическом столе маггловские врачи разместили его одетое в мантию любимого фиолетового цвета тело.

Тело имело все признаки мертвеца: глаза немигающе смотрели в одну точку на потолке, грудь не вздымалась от дыхания ... А сам он, Альбус, парил над своим телом и никак не мог вернуться обратно.

* * *

Тем временем люди в зале продолжали обсуждать происшествие.

— Как хорошо, что не провели аутопсию над мальчишкой или не запихнули его в морозильную камеру сразу по приезду, — сказала женщина и коротко сплюнула через плечо несколько раз. — Надо позвонить в полицию и сообщить им, что в определении смерти пострадавшего мальчика ошиблись, раз „мертвец“ пришел в себя.Ну и переполоху будет! Так им и надо.

— Смерть мальчика определила не полиция, а доктор Эмерсон из Скорой, который был в тот момент на дежурстве. Это его ошибка, не наша. И не полиции. — Возразил ее коллега и продолжил. — И сообщи в полицию, что мертвец все-таки есть. Явившийся для опознания старик умер, как только увидел „труп“ мальчика, отдал концы. По всей вероятности, в силу возраста его сердце не выдержало.

— Ладно! — отсалютовала врач-женщина и припевая себе под нос какую-то магловскую песенку, отправилась туда, куда раньше ушел ее коллега. Телефон имелся только в кабинете принимающего в морг дежурного. В зал не дозволялось входить с включенным мобильником. И не позволяй резать дедушку, — крикнула она у выхода из зала, -возможно у них в той школе учатся только люди с тонкой душевной организацией. Отправлять им труп их директора, украшенный черными швами крест на крест, будет моветон.

Альбус проследил за передвижением оставшегося рядом с ним и Гарри Поттером мужчины-врача, который стал ощупывать пульс мальчика, громко восклицать и не раз чертыхаться.

В зал ворвалось множество спешащих людей с каталкой и системой жизнеобеспечения, о чем возвестили треск резко открываемых дверей и шуршание колес по полу.

— А мальчик-то, которого приняли за труп, воскрес, — оповестил громким, истеричным голосом врач, и медсестры начали кричать от восторга, позабыв об умершем старике, Альбусе. Полностью игнорируя его, они подлетели к Поттеру и подключили его к трубкам, подсоединенным к баллону с кислородом. Через некоторое время тот закашлялся и открыл свои нереально зеленые глаза.

— Гарри, Гарри, ты нас слышишь? — крикнул пожилой врач и ему утвердительно кивнули головой. — Мальчишка, да ты в рубахе родился, слышишь? Такое везенье, такое везенье я никогда раньше ... Коллеги, уведите пацана в Отделение интенсивной террапии, а я осмотрю тут старика.

Наконец-то. Удосужились магглы обратить внимание и на Альбуса Дамблдора, названного обывателями волшебного мира после его победы над Темным Лордом Грин-де-Вальдом, воплощением Мерлина двадцатого века. Ахх, придет Альбус в сознание, не постесняется приложить всех виновных парочкой темнейших проклятий, не смотря на то, что все считают его воплощением Света.

Тут послышался пищащий монотонный звук, и усталый голос пожилого врача оповестил:

— Время смерти: 5:39. Кто-нибудь знает, как зовут этого старика?

— Очевидно, никто из присутствующих не знал этого и тот же голос продолжил:

— Запишите: Джон Смит, примерный возраст: 90 лет. Проведите аутопсию, чтобы установить причину смерти.

Ну, этого я допустить не могу. Мнимая смерть мнимой смертью, но Альбуса резать я не позволю. Он должен умереть перед моими глазами, никак иначе. Так что, его никто не должен вспарывать. Делаем внушение врачам не проводить вскрытие директора, а просто укрыть его белой простыней.

А духа надо привлечь к нам сюда, в мою „Немезиду”. У меня к нему большие планы.

Так. Уже хорошо.

Врачи из Отделения реанимации ушли, позабыв зачем они вообще сюда спускались. Через две минуты, когда поднимутся на собственный этаж, они забудут даже то, что когда-то приходили в морг.

* * *

Альбус проснулся от холода.

Холодные пальцы в синих перчатках дотрагивались до его век и поднимали их вверх. Темный силуэт навис над Альбусом, вглядываясь в его глаза, светя в них какой-то крохотной, но очень раздражающе яркой лампочкой.

— Гарри! Ты меня слышишь?

Это к нему обращаются? Не может быть! Как его назвал этот олух? Он не Гарри — двенадцатилетний мальчишка, а стослишним-летний профессор Альбус Дамблдор с кучей почетных титулов, директор Хогвартса! Другого никак не может быть.

Внутренний протест прервался, когда в желудке будто что-то взорвалось и горькой желчью хлынуло вверх по кровеносным сосудам, окутывая его сознание плотным черным туманом...

— Саймон, связь сознания с манекеном теряется! ... — Зови Босса, надо поколдовать, иначе потеряем привязку!

* * *

Альбус проснулся во второй раз, опять от холода.

На этот раз он был в сидячем положении и видел какие-то спешащие и хлопочущие вокруг него бледные силуэты. Он их видел как в тумане, вне завимости от яркого белого света, льющегося сверху.

Вдруг, близко перед его глазами возникло чье-то бледное, более четкое лицо, и Альбус сузил глаза, в попытке рассмотреть его получше. Лицо было мужское, с квадратной, гладко выбритой челюстью, с поджатыми в ленточку губами под правильным прямым носом. Сведенные над светлыми, — то ли голубыми, то ли серыми, — глазами брови скрывала копна из густых темных волос с длинной челкой, слегка причесанной вправо. Лицо обычное, знакомое или нет, Альбус не мог определить точно, потому что видел он слишком плохо и не был уверен.

Владелец лица со своей стороны, хорошенько разглядев его, Альбуса, внезапно отпрятнул назад, окутавшись туманом, как все остальные объекты из окружения, превратившись в бледное пятно.

— Мне все нравится, Питер, шрам у него как у меня в детстве, надеюсь ты потрудился сделать его таким же болезненным.

Невидимый Альбусом Питер пробурчал что-то утвердительное и губы на лице мужчины разомкнулись в предвкушающей улыбке.

— Глаза тоже выглядят как надо, а очки уже приготовил? — Лицо повернулось профилем, а через пару секунд на носу Альбуса появились оптические очки. Двигающиеся силуэты стали более контрастны и различимы. Он мог бы уже и разглядеть их, если бы сидящий напротив мужчина не приблизился опять, загородив своим лицом все поле зрения Дамблдора.

— Гарри! Слышишь меня?

К нему опять же обращаются именем его будущего одноразового оружия. Повторения этого вопроса в сочетании с чужим именем, именем мальчика, назначенного Альбусом Дамблдором в герои магического мира и его спасителя в частности, он не ожидал.

И эти тоже посмели общаться с ним без должного уважения!

— Отвечай, я приказываю!

Что-то внутри него заставило подчиниться.

— Да, я хорошо слышу, — сказал Альбус и моментально заткнулся, потому-что его голос был детским. Слишком тонким.

— Но я не Гарри ...

— Гарри ты, Гарри, не переживай, — прервали его.

— Теперь слушай сюда. — Через несколько минут, после того, как тебя оденут в соответствующую одежду, хех, тебя усыпят. — Потом ты проснешься в чулане под лестницей и хочешь-не хочешь, нравится тебе или нет, в дальнейшем будешь Гарри Поттером — уродом и ненормальным, несносным нахлебником у почтеннейшей семьи Дурсль.

— Но я не хо...

— Будешь, будешь. — Тебя никто спрашивать не станет, как и ты ни разу не прислушался к словам настоящего Гарри Поттера, настаивающего, что у магловских родственников ему плохо, очень плохо живется.

— На некоторое время воцарилась тишина, и Альбус представил себе, что ему предстояло пережить.

— И воплотишь свой грандиозный план, который ты сам для него сочинил. — Каждый год для тебя будет подготовлена полоса препятствий, часто несовместимых с жизнью. ..

Альбус возмущенно прервал незнакомца, продолжающего нависать над ним так, чтобы его лицо оставалось в тени:

— Я ничего такого угрожающего не придумывал, я лишь хотел, чтобы мой герой достаточно подготовился к последней битве и встретил свою судьбу, не колеблясь, с гордо поднятой головой.

— Вот и классно! — Будешь сам проходить через эту подготовку, сам встретишь в лоб прощальную Аваду, я это тебе обещаю. — Но, „Гарри”, хехе, одного я тебе никак не могу позволить. — Знаешь чего?

— Нееет?... — запоздало прозвучал мальчишеский голос, и в который раз Альбус содрогнулся, поняв, что он исходил из его же горла.

— У тебя не будет никакой мантии-невидимки, никакой Старшей палочки ...

— Незнакомый мужчина издевательски хихикнул, и Альбус совсем пал духом.

— А в конце, когда все образуется и тебе покажется, что уже все плохое для тебя позади, что тебя ждет полный золотом сейф Поттеров и все высшие посты Министерства магии ждут только твоего появления, ты поймешь, что тебя ждет только горькая участь в лице дорогой Джинниверы с ее оравой братьев, невесток и племянников до кучи. — А, если на некотором этапе сценария, придуманного мной, споткнешься и отдашь концы раньше времени, то вернешься в самое начало и тебе придется снова и снова проходить свою жизнь.

— Когда это кончится?

— Когда осознаешь, Альбус, насколько ты был неправ, возомнив себя Богом и Сатаной в одном лице.

— Значит — никогда ... — обреченно вздохнул старик в детском теле.

— Увидим, увидим ... — Вот, Петуния, например, почти в конце испытания, Вернон тоже подает надежд. Дадли, однако, в самом начале, но первый виток пережил. — Не то что ты.

— К сожалению, он почти ничего не осознал. — Самый трудный этап для него еще впереди и переживет он его много, много раз, как и ты.

Примечание к части

Это не конец.

Глава 10. Немезида, „Алекто”. Наблюдатель.

Будучи погруженным в свои мысли, Наблюдатель не заметил приближения еще одного зрителя картины, которую можно было видеть на огромном мониторе.

Этот монитор парил над уменьшенной голлограммой городка с длинными, пересекающимися улицами, усеянными одинаковыми двухэтажными коттеджами. По одной из улиц стайкой бежали крохотные фигурки мальчиков размером с муравья, гоняясь за таким же миниатюрным сверстником с копной черных, лохматых волос. Монитор имел опцию приближения любого участка голлограммы по желанию; в настоящий момент он показывал бегущих по улице детей.

На носу темноволосого мальчишки болтались сломанные очки-кругляшки, которые держались на честном слове. Выражение полного непонимания происходящего наряду с удивлением и страхом искажали правильные черты его лица. На мальчике была поношенная одежда на два размера больше, чем нужно. Она состояла из серых штанов с зеленой полоской и футболки, доходящей почти до колен, а на ногах он носил грязные кеды неопределенного цвета, у которых подошва почти оторвалась.

Казалось, он вот-вот оторвется от преследователей, которых возглавлял светловолосый жиртрест.

— Пооотеер, хватит убегать, мелкий говнюк! — кричал тот, размахивая бейсбольной битой в правой руке. — Все равно ведь далеко не убежишь и мы поймаем тебя ...

В следующий момент подошва кедов оторвалась-таки, сыграв с бегуном злую шутку: она резко повернулась назад, заставив мальчика споткнуться, тем самым погасила набранную скорость бегуна. Тот, попрыгав несколько шагов по инерции, плюхнулся лицом вниз. Его очки, наконец, не выдержали такого издевательства и разбились.

Наблюдатель встрепенулся, когда рука женщины легла на его плечо и отвлекла на секунду от созерцания неминуемой расправы над черноволосым мальчиком.

Некоторое время они оба смотрели в тишине, пока женщина не заговорила:

— Как ты думаешь, Гарри, то, что мы делаем с Дамблдором, правильно?

— Однозначно — да. Своим наплевательским отношением к моей судьбе он позволил этим обезьянам издеваться над здешним Гарри, как было и со мной, когда я тоже был невинным и несмышленным ребенком. Мне тоже пришлось терпеть все это, не понимая кому из богов молиться, чтобы тот прекратил мои страдания и дал, наконец, умереть. Не жалей его, Герми, пусть старый паук пожнет то, что посеял.

Мужчина невидящими глазами смотрел на то, как черноволосый мальчик на мониторе валяется на земле, прикрыв голову руками, а его недруги бьют того ботинками по почкам и что-то при этом выкрикивают.

— Я его не жалею, Гарри, больше не буду, никогда. Но я боюсь, что мы становимся чем-то похожими на Волдеморта, наслаждаясь пытками ребенка...

— Какой он, к Мордреду, ребенок, Герми? — плечи мужчины вздрогнули, словно ему вдруг стало холодно. — Не позволяй его внешности обмануть тебя. Он давно уже старый-престарый ста-с-лишним-летний колдун, который поломал судьбы многих хороших людей. Я хочу, чтобы он на своей шкуре познал то, через что пришлось пройти хотя бы мне.

Чтобы посмотреть в глаза Гарри, женщина сделала маленький шажочек вперед и слегка наклонила голову. Из ее нетуго собранного на макушке пучка курчавых волос выпала длинная прядь-завитушка, которую он рассеянно заправил за ухом, пока та пристально смотрела на растерянное выражение лица мужа.

Шайка мелких бандитов достаточно, по их мнению, наказав тощего задохлика, пошла дальше по улице, оставив того лежать полуживым на траве. Они толкали друг друга и ржали, пародируя его попытки спастись от их ударов.

— Думаешь, мы уже в достаточной степени преподали урок старому хрену и пора его возвращать обратно? — сказав это, Наблюдатель повернулся на полоборота и встретился с ней взглядом.

Она всегда была для него чем-то вроде голоса совести и одергивала, когда в своих играх он перегибал палку. Не за игрушки мужа переживала она, призывая его задуматься, а за совесть. Парк „Немезида” был его игровым полем, построенным в специально созданном с помощью передовых технологий и магии пространственном кармане. Фигуры на поле — его куклы, только внешне были похожы на людей. В действительности, это были лишь машины, роботы последнего поколения, которые собирались в подземных лабораториях парка по заказу Наблюдателя. Большинство из них были лишь „массовкой” и ничего особого из себя не представляли, програмировали их только для эпизодического выступления.

Но тех, которые в его постановках играли главные роли, ради которых и затевалась вся игра, специально „оживляли” в прямом смысле. Для них создавались полигоны, писались сценарии, в них автором и режисером был сам Гарольд Дж. Поттер — Наблюдатель — тридцатидевятилетний Маг был по уровню силы высшего октана. Здесь, в сектор „Алекто”, основной фигурой был маленький Гарри Поттер, МКВ, в которого вселили дух Альбуса Дамблдора, чтобы тот на собственной шкуре почувствовал, какого было магическому ребенку, которого оставили на попечение маглов, ненавидящих магию. Магглов-ханжей, которых не волновало, даже будь они тысячу раз кровными родственниками.

И Альбусу приходилось раз за разом проходить через все беды, что постигли оригинального Гарри в семье Дурслей. В конце каждого цикла его убивали. Иногда смерть настигала его еще в „Литтл Уингинге” от руки Вернона, иногда его загрызал Злыдень — любимая собачка сестры Вернона. Бывало, Наблюдатель изощрялся и загонял Альбуса за Грань, умертвляя того голодом, лихорадкой, вывихом шеи после подножки кузена Дадли и падения вниз с лестницы...

Каждый раз, возмездие над этим воплощением зла радовало Гарольда Дж. Поттера. Но на следующее утро он начинал все с нуля, потому что ему казалось, что отомстил не за всех Гарри Поттеров из всех изученных им параллельных миров.

— В каждом из нас живет свой собственный Волдеморт, Герми, — вздохнув, выдавил из себя мужчина, погладив щеку замеревшей перед ним женщины. — Если мы не позволим нашей темной стороне время от времени выпускать пар, она взорвется и завладеет нами навсегда. Поэтому мы должны принять нашу тьму, наш гнев и ненависть, но при этом держать их под строгим контролем, чтобы не превращаться, как ты сказала, в Волдеморта.

— Когда на Тёмную сторону смотришь, осторожным должен быть ты… Ибо Тёмная сторона смотрит на тебя тоже! — процитировала она знаменитые слова магистра Йоды из фильмов Звездные войны, и они оба засмеялись. Изумрудные глаза ее мужа загадочно сверкнули, но она не придала этому значения.

Потом они одновременно повернулись к экрану, чтобы и дальше следить за тем, что происходит на полигоне, а там уже наступил вечер. Маленький черноволосый оборванец только что заполз в чулан под лестницей, на свой тонкий матрас и от усталости упал на него лицом вниз. Лицо это было все в синяках и ссадинах, но слезы не текли из его глаз. Видимо, нелегкая жизнь в семье „любящих” родственников научила Гарри/Альбуса, что привлекать к себе внимание тех самых „любящих” родственников — не самая лучшая идея.

Вот, что и требовалось от обучения.

— А как там твоя тетя? -спросила женщина.

— Она, по-моему, уже готова к возвращению. Вернон, кажется, тоже...

— А остальные?

— Герми, зачем спешить? Время для извлеченного из того измерения духа здесь ничего не значит. Когда я их отпущу обратно, они вернутся в тот же отрезок времени, в котором я отделил их от тела. При этом я не забыл и подлечить их всех, так что пусть будут благодарны.

— А как же то место в парке, которое ты так старательно прячешь от меня, ну, куда мне запретили приближаться. Не приподнимешь ли хоть чуть-чуть вуаль тайны?

Глаза женщины искрились любопытством, когда она смотрела на него в надежде узнать что-нибудь. С некоторых пор ее муж, собрав своих самых лучших специалистов, работающих в парке „Немезида”, начал новый проект, который держал от нее в секрете. Где находится полигон этого проекта она не знала, что там готовится — тоже.

— Герми, не будь занудой, пожалуйста. Когда будут подвижки, я сам все тебе покажу. Ой, не дерись ты так! Ладно, ладно! Скажу лишь то, что там я воплощаю свою мечту.

— Какую мечту, Гарри? Я думала, что твоей мечтой было обзавестись семей. Вот, я перед тобой и мы...

— Да, это так, милая. Но уменя была еще одна детская мечта, и ее я тоже хочу воплотить, чтобы, — он указал пальцем вниз, — порадовать здешнего Гарри. Не спрашивай больше, не скажу ни слова! Лучше наберись терпения, тогда увидишь все сама.

Пребывая в глубоком трансе, к Гарри Поттеру явилось странное видение.

Сначала вспыхнул настолько яркий свет, что ему пришлось крепко зажмуриться, чтобы не ослепнуть. Но даже так свет был слишком ярким, так что он прикрыл лицо руками. Подождав, пока его глаза хоть немного привыкнут, он чуть-чуть приоткрыл веки, но все равно смотрел сквозь ресницы. Оказалось, не зря боялся.

Лежал он на спине, лицом к яркому послеполуденному солнцу, если правильно все расчитал, основываясь на скудных знаниях по Астрономии, изученной в школе колдовства Хогвартс. Спиной он чувствовал горячие каменные плиты. Кожу нещадно жарило, и он рывком вскочил на ноги.

Он был совершенно нагим. Гарри тут же проверил, на месте ли хотя бы его очки, но даже они отсутствовали. Хм. Видел он отменно, лучше чем когда бы то ни было, что его несказанно радовало. Но что за место такое? Он оглянулся вокруг себя и ахнул от удивления — ничего подобного он никогда не видел. И уж тем более это место нельзя было спутать с домом Дурслей, о котором были его последние воспоминания: чулан, резкое пробуждение от наступившей тишины, голод, поход на кухню, боль ...

Хех, широкое пространство окресностей не смахивало ни на что виденное им раньше. Словно по волшебству его перенесло в другой мир!

Находился он на вымощенной большими каменными плитами площади, которую со всех сторон окружали руины строений, похожих на пирамиды, по меньшей мере таких же каменных. Некоторые строения были настолько разрушены, что лишь отдаленно напоминали их, но Гарри помнил фотографии из учебника по географии в Начальной школе — там такие древние развалины исследователи находили глубоко в джунглях Амазонии или на берегу Карибского моря. Но насторожили парня не они, а их густое сколпление на одном месте и гигантские размеры, хотя пирамид в живую он никогда не видел, так что ему не с чем было сравнивать.

Небо над головой было насыщенно синего цвета, а солнце нещадно жарило его голую, непривыкшую к жарким солнечным лучам бледную кожу жителя туманного Альбиона. Он подумал, что если не хочет лишний раз загореть, ему нужно немедленно поискать себе укрытие. Кроме того, стоять голымы ступнями на горячих плитах тоже мало приятного. Потоптавшись на месте еще некоторое время, вертя головой во все стороны и не зная куда идти, он внезапно почувствовал, что одна из ступенчатых пирамид, что на первый взгляд полностью сохранилась, чем-то привлекает его внимание и его почему-то тянет к ней. Словно кто-то звал его туда, обещая кров и защиту.

Подросток почесал пятерней макушку, еще пуще разлохматив воронье гнездо на своей голове, раздумывая стоит ли поддаваться этому странному зову. Не любил он, после навязанной в конце первого года Роном Уизли затеи по „спасению” Философского камня (не то что всякие глупые приключения когда-нибудь нравились ему), следовать чужим подсказкам, а подчастую и неведомым ему планам. Но сейчас выбирать не приходилось, сама природа принуждала его действовать, потому что солнце грело беспощадно и надо было побыстрей найти спасительную тень.

Решив для себя, что упираться в его положении не стоит, он двинулся вперед, больше не колеблясь. Однако босиком не только стоять на одном месте, но и шагать оказалось не очень-то комфортно, потому что разогретые плиты продолжали обжигать ему ноги. Поэтому Гарри шел все быстрей и быстрей, подпрыгивая на ходу. Но и это мало помогало. Тогда он, не выдержав больше, помчался к спасительной тени пирамиды.

Ооох, какая прохлада! Облегчение боли в ступнях дарило истинное наслаждение, и парень вздохнул от удовольствия. Как мало нужно человеку, чтобы почувствовать себя счастливым. Постояв некоторое время в тени навеса над треугольным входом, он в нерешительности потоптался на месте. Как же ему поступить — войти внутрь или остаться снаружи? А чего ждать-то? В этом пустынном месте, среди руин, где и растительности не найти, мало что меняется, чтобы делать выводы. Разве что солнце зайдет и наступит вечер. С другой стороны, раз тянет туда, — а чутьем Гарри не был обделен, за исключением последнего инцидента в доме радственников, — значит, это не случайно. Надо идти, хотя бы, чтобы проверить...

Он сделал шаг вперед, навострив то самое чутье, чтобы при малейшем признаке опасности бежать назад.

Изнутри донеслись какие-то тихие, журчащие звуки, как от текущей воды, и тут же во рту Гарри почувствовал сухость и непреодолимую жажду, которая целиком завладела его сознанием. Он хотел побежать навстречу неизвестности, чтобы как можно быстрей добраться до воды, но, вспомнив знаменитый девиз земных автоводителей: „Единственный миг невнимания может стоить всю оставшуюся жизнь страдания!”, заставил себя остановиться.

Взять, например, его маленькую оплошность в доме родственников. Осознав с самого раннего детства свой статус изгоя в семье своей тетушки, он научился быть незаметным. Двигался он по дому очень тихо, чтобы не привлекать к себе внимания того противного борова, Вернона — мужа тети, старался быть молчаливым и лишний раз не возникать, но все это не спасало его от регулярной травли и побоев. В своих изощрений он довел свою паранойю до невиданных, качественно новых высот. И чем это ему помогло? Он расслабился всего на одну секунду, и этого хватило. Гарри мнил себя готовым к любым неприятностям тихушником, но подловили его банально, в момент его наибольшей уязвимости — после сна, и убили.

Убили?

В момент осознания сути произошедшего в доме Дурслей, к Гарри Поттеру в четком порядке вернулись все его воспоминания. И он понял, что вся его годовая подготовка к выживанию во время летних каникул пошла насмарку из-за мимолетной слабости.

А это место и есть его посмертие: палящий ад снаружи, неведомые опасности внутри.

Как только глаза привыкли к сумраку, царившему в пирамиде, взгляд парня зацепился за прозрачную, невидимую на свету нить, которая тянулась от его пупка до самого горизонта. Об этой нити он однажды прочитал в журнале тети Петунии, которую та выбросила в мусорный ящик, как только увидела в нем статью о неких эзотерических материях. В то время он не верил, что такая в действительности существует. Но, вот она — прямо у него перед глазами. В журнале говорилось, что такая нить связывает душу человека с его еще неумершим телом, потому что о ней рассказывали люди, вернувшиеся к жизни после клинической смерти. Не означает ли это, что он все-таки не до конца мертв, а это место является не его посмертием, а лишь околосмертным видением? Интересно. Это значит, что врачи могут его вполне успешно реанимировать и вернуть обратно к жизни, в его тело... Но, куда вернется он, если даже здесь чувствует себя, — он щипнул себя за голую ягодицу и ойкнул, почувствовав боль, — живым и вполне даже материальным?

В животе заурчало и он хихикнул. Тоесть, потребностей бренного тела никто не отменял. Там, откуда его перенесло сюда, у него не было времени, поесть... Он оглянулся. А здесь, среди руин этих пустых каменных строений, найдет ли он чем подкрепиться?

Его глаза уже достаточно привыкли к темноте и он огляделся, войдя, наконец, в пирамиду. Ему показалось, что тьма была не настолько кромешной и он смог разглядеть впереди длинный треугольный коридор, повторяющий форму входа. Слабый источник еле заметного серого света позволял определить, куда сворачивает этот коридор. Гарри нерешительно подходил к единственной потенциальному источнику блага в этом настораживающем месте — к тихому журчанье текущей воды.

Небольшой кросс с фильмом „Звездные войны” и книгой Рудазова „Архимаг”.

После восшествия на престол сенатора Палпатина, известного в тайных кругах, как Дарт Сидиус, Темный Лорд Ситхов, на закате своей жизни длиной в 900 лет магистр Йода понял, что ему нужен ученик, последний в длинной череде обученных им джедаев, которому он должен передать все свои знания. Ученик, прежде всего должен был быть более могущественным и покладистым, чем дети Энакина Скайвокера. Что Люк, что его сестра-двойняшка были для старого магистра-джедая сплошным разочарованием. Первый был невежественным сорви-головой, а вторая — в Силе была ..., ну, не самой способной.

К обучению Леи, удочеренной семьей Органа из мирного Альдераана и получившей в последствии прекрасное образование сенатора, Йода готовился заранее, предвкушая радость от успехов будущей ученицы. Лея Органа всеми силами пыталась отвечать огромным ожиданиям своего наставника, но, но... была разочарующе слаба в Силе. Старый учитель многих поколений джедаев кусал себе локти от беспомощности и задумывал уйти на покой навсегда. Отсутствие достойных кандидатов в падаваны грозило тем, что в недалеком будущем некому будет противостоять Империи, и та приберет к рукам все значимые планеты Республики. А там и до падения всех выживших джедаев и новоипеченных юнлингов на Темную сторону не далеко.

Но однажды, медитируя как обычно, Йода вдруг почувствовал мощный отклик в Силе, исходящий из далекой пустынной планетки.

Там и нашелся брат-близнец Леи — Люк Скайвокер, о существовании которого, казалось, все давно забыли. Молодой парнишка, в отличие от своей сестры, был вдвое — а то и более, мощней в Силе, но и он не годился, ох, не годился в преемники магистру Йоде. А все потому, что был он сыном Дарта Вейдера, перешедшего на Темную сторону Силы Энакина Скайвокера, ученика сенатора Палпатина.

А магистр Йода был очень старым, старым и больным. Смерть уже маячила впереди и ему позарез был нужен ученик, которому он передал бы свою мудрость, чтобы не исчезло благородное искусство джедаев. Надо было провести щательный поиск и призыв, чтобы найти подходящего падавана, иначе все будет напрасно. Все эти годы самоотверженного служения Светлой стороне Силы ...

Оби-ван-Кэноби, Квай-гой-джин, приведите ко мне достойного!

Восседая на троне, в кромешной тьме пирамиды Силы, магистр Йода прикрыл веки и активировал мидихлорианы в своей крови, настроившись на одаренного, не уступающего в могуществе ему самому.

Прошло неопределенное количество времени.

Вдруг его посетило видение Силы: бледный гуманоид со змеиными чертами лица, с красными глазами и вертикальными зрачками, одетый в черный балахон, открывал дверь какого-то дома с помощью Силы. В крови существа не ощущалось присутствие мидихлориан, но оно спокойно пользовалось силой, причем использовало совершенно неизвестные даже ему техники. Магистр Йода сконцентрировался, чтобы почувствовать „окрас“ Силы гуманоида и поморщился в отвращении, ощутив Темную сторону Силы. Оно могло стать одним из Лордов ситхов, а значит не годилось в ученики. Кроме того в его душе чувствовалось некое противное Силе искажение, словно ее ломали несколько раз и оно существовало в нескольких местах одновременно.

Вдруг кто-то рядом с медитирующим магистром-джедаем прокашлялся и отвлек его внимание от змеелицего.

Оглянувшись, маленький ростом Йода увидел сидящего справа от себя высокого, даже в сидячем положении, представителя человеческого вида мужского пола. Ощущение могущества Темной стороны так и перло от него, но почему-то у магистра это не вызывало отторжения. Мужчина посмотрел влево и, наткнувшись взглядом на низкорослого Йоду, невежливо захихикал.

— Ты еще что такое? — сказал он, и Йода с удивлением понял, что понимает его речь.

— Йода я, гранд-мастер Ордена джедаев.

— Гранд-мастер, хехе!... — рассмеялся человек и стал указывать на него пальцем. — Шутишь наверное. — И что ты здесь забыл, уважаемый „гранд-мастер“?

— Ищу кое-кого.

— Ищешь кое-кого? Ну, и как, нашел его? Хе-хе-хе...А может, меня ты искал?

— Достойного ученика ищу я.

— Ага, ага! Учитель, значит... — Выражение лица незнакомца стало хитрым и ехидным. — А может, возьмете в ученики меня? Я готов...

Незнакомец издевался над ним, но Йода не обижался.

— Сомневаюсь, не нужен мне великий воин, юнлинга ищу я... — сказал он.

— О, но великого воина каждый правитель ищет! — удивился незнакомец. — Хм. А этот, -незнакомец указал на змеелицего, который открывал входную дверь дома заклинанием, — тебя чем не устраивает?

— Он уже утвердился в Силе и веет от него Темной стороной ... — Магистр прикрыл миндалевидные глаза веками и растворился в своих ощущениях. — Это место станет могилой для обитателей дома, чую я...Холод,... смерть... Не достоин он.

Незнакомец, посерьезнев, устремил взгляд своих серых глаз в сторону дома, где змеелицый гуманоид махал каким-то прутиком. Дверь перед ним, наконец, открылась и за ним возникло бледное лицо молодого мужчины с очками-кругляшками на носу. Увидев незванного гостя, он в панике закричал себе за спину:

— Лили, беги! Он здесь. Бери Гарри и беги!...

Магистр Йода резко подобрался и подался всем телом вперед. Мужчина этот был очень могущественным в Силе и Светлая сторона окутывала его пеленой. Мог ли он быть... Нет, не мог бы, потому что его судьба уже предрешена. Возможно, в критический момент он подумал о тех самых Лили и Гарри, вместо того, чтобы обороняться. Однако Змеелицый не собирался ждать, пока враг соберется и проворно вскинул руку со своим прутиком, выкрикнув что-то неразборчивое; с кончика того прутика ударил мутно-зеленый луч, как свет лайтсейбра, и молодой человек упал мертвым.

Зрители одновременно шумно вдохнули, онемев от этой сцены. Незнакомец восторженно захлопал в ладоши и прошептал:

— Каков, а?

— Злой он, темный, кхм... — ответил магистр Йода. — Но молодой подошел бы, да. — Маленькая, с длинными острыми ушками голова обернулась и миндалевидные зеленые глаза посмотрели вверх, разглядывая собеседника. — Кхм, кхм..., а кто ты сам будешь, а?

— Я? — Правая рука незнакомца легла себе на грудь и он слегка поклонился магистру. — Я Креол, сын Креола. Верховный маг Шумера.

— Маг, а что это такое? Что ты можешь?

Креол засмеялся.

— Я могу все.

На этот раз засмеялся Йода.

— Все? Скромный ты очень, кхе-хе-хе... И твоим учителем был кто, Креол — сын Креола?

— Учился я колдовству до двадцати девяти лет у ненавистного Халая Дши Беша. Этот ублюдок был настолько жестоким, что я каждый день представлял себе, как убиваю его. К должности Верховного мага я стремился с раннего детства, и убийство Халая стало неплохим фундаментом для воплощения моей мечты.

— Ты убил своего учителя? Мерзко это... — Йода чуть-чуть отодвинулся от своего соседа.

— Убить эту гниду не мерзко, а наоборот — великое благо. И убил я его огненным копьем в грудь. А он до последнего кричал, что надо было бить нас, его учеников, сильнее.

— Темный ты, ибо учил тебя Темной стороны адепт, — заговорил Йода. — Убить темного одаренного — дело правое ... А здесь ищешь ты кого?

— Тоже ученика, но мне нужен темный колдун, вроде змеелицего.

— Не годится этот, он не просто темный одаренный, он Лорд ситхов.

— Но могущественные волшебники редко встречаются! — воскликнул Креол.

— Да, так это. Я искал долго тоже — покачал головой с острыми ушами Йода, под конец шевельнув даже ими.

— Мне так надоело иметь дело с маломощными недоумками, что решил призвать себе в помощь демонов.

— Демоны? Что за раса, из планеты какой?

— Нет-нет, демоны это духи, существа тьмы. Чаще всего Демон — это нечто злое и абсолютно равнодушное к человеку, но если обеспечить ему тело и подпитать энергией души, демон будет с готовностью служить и исполнять малейшие желания мага, который его призвал. Но за это мне пришлось подписать контракт, согласно которому, после смерти, в течение 5000 лет моя душа будет в распоряжении Лэнга. Бррр!... А я, хоть и был Верховным магом, оставался обычным человеком, так что протянуть 5000 лет никак не мог. А быть рабом мне совсем не хотелось! Более того, ученика я так и не нашел. Тоесть, выходит, что я зря рисковал своей душой. И тут мой раб Хубаксис, — Креол столкнул спящего у него на коленях джинна, чтобы Йода смог его лучше разглядеть, — предложил воспользоваться старым методом джиннов. Идея заключалась в том, что я должен был впасть в магический сон, способный отсрочить мою смерть. И вот, я сплю, а во сне скучнооо... Развлекаюсь, скользя разумом по мирами, ищу себе достойных противников, а иногда и учеников. Нашел этого, но ты его не одобрил... — он указал взглядом на змеелицего.

— Во сне мы здесь, значит, м? — шевельнул ушами магистр Йода, разглядывая раба Креола.

Тем временем, переместившись уже внутрь наблюдаемого дома вслед за Змеелицым, они увидели, что тот уже на верхнем этаже. В красиво обставленной детской комнате его ожидала молоденькая человеческая женщина, почти девушка, с маленьким ребенком на руках. И мать, и ребенок с одинаково испуганными зелеными глазами смотрели на врага, о котором женщина до этого момента только слышала. Она была в ужасе, но нашла в себе смелость, чтобы оставить ребенка в кроватке и закрыть его своим телом.

— Прошу, — ее звонкий голос привлек внимание бесплотных наблюдателей, — только не убивай Гарри. Он еще маленький, он ни в чем не виноват...

— Отойди, девчонка! — рявкнул змеелицый, но мать не отходит в сторону, а продолжает загораживать собой ребенка. — Отойди, я сказал, или убью и тебя. Мне нужен только ребенок.

Гнев темного колдуна бурлил, как кипящий вулкан, но это не пугало больше молодую женщину. Понимая, что ничего не добьется мольбами о пощаде сына, она бросилась на змеелицего и попыталась оттолкнуть его руками. Ярко светящие белые молнии сорвались с ее ладоней и ударили „гостя” в лицо, от чего на нем появились красные следы от ожога. Змеелицый закричал от боли, а Йода прошептал неверяще:

— Молния ситхов! Креол, молнию ситхов применила она!

— Да, я вижу, — ответил также шепотом шумерский маг. — Грозовое копье, девчонка очень сильная...

— Ах, ты, подлая грязнокровка! — рявкнул тем временем змеелицый.

— Сам таков, сын маггла! — дерзко ответила женщина.

Прутик змеелицего был направлен на нее, а сам он крикнул:

— Авада Кедавра! — Женщина упала мертвой и оба бесплотных наблюдателей вздохнули разочарованно.Он попинал ее ногой. — Сссука! Вулнера санентур, — раны на его подожженном лице стали затягиваться и исцеляться. Это вызывало восхищенные вздохи обоих наблюдателей. — А теперь пора посмотреть на маленькую угрозу моему бессмертию.

Полуторагодовалый мальчик таращился огромными, испуганными зелеными глазами на страшного дядю с уродливым лицом и был готов в любую секунду разреветься.

К младенцам и Креол, который не думал когда-нибудь жениться, и мастер Йода, о семье которого никто ничего не знал, относились в достаточной степени прохладно. Но этот младенец был особенным, совсем не похожим на других. Мощь, которая спала в маленьком тельце ребенка, хлестала через край. В Силе он был похож на зарождающуюся звезду и Йода наконец улыбнулся! Никаких мидихлориан, но Йода более не задумываясь над этой странной загадкой, сразу решил для себя, что хочет этого человеческого детеныша себе в ученики. Младенец не джедаем будет, но он был достоен Кодекса Ордена. Человеческому отпрыску не быть Новой надеждой Республики, если джедаем ему не быть, но его могущество вызывало восхищение и восторг у старенького магистра. Он посмотрел на своего соседа, Креола, — тот сидел, подавшись вперед, и жадно следил за „противостоянием“ между змеелицым и ребенком.

— Ты тоже это чувствуешь, Креол? — спросил Йода. Тот лишь кивнул головой, не отрываясь от них. А там было, на что посмотреть.

Змеелицый гуманоид одним плавным движением скользнул к испуганному мальчику, готовый скастовать ему в упор то же заклинание из своего прутика. Учитель Йода резко вошел в транс, призвав Силу, чтобы огородить ребенка плотным щитом. Авада Кедавра была подобна выстрелу из бластера, и ярко-зеленый луч полетел навстречу мальчику. Встретив невидимую глазу преграду, зеленый луч видимо ослаб, и по всей вероятности, изменился, потому что, попав в лоб мальчика, впитался в него, оставив лишь маленькую ранку, но не убил его, как раньше случилось с его родителями. Змеелицый настолько удивился произошедшему, что посмотрел на кончик своего деревянного „светового меча“, не понимая, почему ребенок не погиб от Авады.

И тогда случилось невероятное.

Маленький ребенок поднялся на ноги в своей детской кроватке и протянул ручки вперед. Из кончиков его пухленьких пальчиков вдруг выстрелило Молнией ситхов, как раньше сделала его мама, но гораздо сильней. Врезавшись в змеелицего, молния опять его подожгла, заставив того напрасно выкрикивать заклинания, которые могли хотя бы остановить возгорание. Напрасно. Его тело горело как головешка, дымилось и воняло, не затрагивая балахон на нем, пока гуманоид, наконец, не упал на пол, трясясь в агонии. Крики постепенно затихли и он погиб. Он тихо догорел и рассыпался черным пеплом под своим не тронутым огнем балахоном.

— Ах, мой бедный, несостоявшийся ученик, — простонал рядом Верховный маг Шумера и Йода захихикал.

— Темный пал от руки маленького светлого мальчика. Я беру его в падаваны, — решил он и взмахнул рукой, в которой оказался сухой сук дерева.

— Ну, уж нет! — прошипел Креол, приблизившись к плачущему ребенку в кроватке. — Посмотри! — В него вошла частица Темного. Я беру его в ученики. Да будет так!

В конце коридор заканчивался огромным пещероподобным помещением, а слабый свет, который вел его, исходил от огромной глыбы кристаллов в форме трона на низеньком пьедестале из темного кубического камня.

Гарри снова остановился, прислонившись к холодным камням и стал изучать взглядом интерьер помещения. Освещение было очень скудным, но его хватало, чтобы разглядеть центр помещения, а вот стены и потолок зала тонули в темноте. Вода тоненькими струйками стекала из каждой стенки куба в круглое озерцо, окруженное низенькими темными бортиками со всех сторон. Гарри устремился к нему, чтобы как можно скорее утолить жажду, но с первого же его шага сверху хлынул яркий свет, который позволил ему краешком сознания заметить, что внутри зал имеет точно такую же форму, что и снаружи.

Вода была холодной и изумительно вкусной. Попив, Гарри плеснул несколько раз водичкой на лицо, чтобы освежиться после полуденной жары и выпрямился. Пора было узнать, в какую же западню он попал на этот раз. Первое, что привлекло его внимание, это груда кристаллов, которая раньше светилась, а сейчас только отражала своими зеркальными гранями падающий сверху свет.

Кристаллы формировали собой широкий трон с общей спинкой, на котором в трансе сидели двое в медитативной позе. Первый из них был высоким смуглым незнакомцем, а рядом с ним сидело маленькое, по меркам людей, существо, которое Гарри даже во сне (или в посмертии) не спутал бы ни с кем-то другим. Ночами напролет — и на Тисовой в Литтл Уингинге, и в своей кровати с балдахином в Хогвартсе, он грезил о том, что будет, если воплотится его мечта стать учеником этого зеленокожего карлика в коричневом балахончике из грубой ткани.

Но, стать падаваном магистра Йоды было и оставалось для Гарри Поттера лишь несбыточной мечтой, ведь он понимал, что это невозможно.

И вот, сейчас это фантастическое существо сидит напротив него, прикрыв глаза, и надо только крикнуть, чтобы оно проснулось и заговорило с ним. Йода, магистр-джедай, учитель поколений и поколений светлых джедаев ... герой фильма Звездных войн.

Глупость какая. Может, это просто статуи?!

Второй незнакомец был высоким статным мужчиной с длинными, вьющимися черными волосами, собранными в хвост. Усы и густая борода завитушками украшали его смуглое лицо. На нем был серый плащ, а под ним — такая же туника до пят. Амулет, излучающий магию, которую Гарри почувствовал острым жжением в области живота, поблескивал золотыми гранями у него на шее. Но самым удивительным было странное создание, которое лежало у него на коленях. Это крылатое одноглазое создание было похоже на помесь летучей мыши и змеи.

От увиденного ему захотелось кричать — то ли от испуга, то ли от радости и удивления. Чтобы не выдать себя раньше времени, он прикрыл рот рукой и продолжил неверяще таращиться на вершину глыбы, прохаживась вокруг озерца в попытке разглядеть как можно больше подробностей.

И смуглый незнакомец, и тот, которого Гарри называл магистром Йодой, были в глубоком трансе, а со стороны казалось, что и не дышали вовсе. Они сидели, прислонившись спиной к кристаллам, кисти рук покоились на коленях ладонями вверх, а глаза оставались закрытыми.

Увидев их, парень забыл о голоде и жажде, только смотрел, не мигая, в ожидании их пробуждения.

Но минуты текли одна за другой, а никаких признаков изменения не было.

* * *

Тогда Гарри потерял терпение и, пройдясь еще несколько раз туда-сюда, чтобы набраться смелости, решился позвать своего детского кумира по имени:

— Магистр Йода, — сказал он робко. А потом осмелел и позвал по-громче. — Магистр Йода!

Они его услышали!

Они были живы и услышали его!

Мужчина первым пришел в себя. Встрепенувшись, он резко открыл глаза и с нескрываемым удивлением посмотрел на голого мальчишку у подножия трона. Льющийся с потолка свет из неизвестного источника хорошо освещал статную фигуру незнакомца, одетого в серую тунику, в складках которой дрыхло то создание. Глаза мужчины были серыми, а иссиня-черная борода в завитушках свидетельствовала о его достаточно молодом возрасте.

В то же время тот, которого Гарри принял за известного герояиз фильмов „Звездные войны“, не спешил приходить в себя, пока сосед не толкнул его рукой.

— Давай, просыпайся, магистр-джедай, — пробасил он, и Гарри, не ожидавший улышать такой голос, внутренне сжался. Голос незнакомца был даже ниже, чем у самого ненавистного ему хогвартского преподавателя, профессора Зелий Северуса Снейпа. — Твой ученик явился. Надеюсь, привел с собой и моего избранного.

Глаза на древнем, безволосом лице карлика чуть-чуть приоткрылись и начали блуждать туда-сюда, словно он не узнавал это место. Его длинные остроконечные уши шевельнулись, уловив журчанье воды и это простое движение показалось парню настолько удивительным и неожиданным, что он внезапно почувствовал слабость в ногах и присел прямо на каменные плиты, не чувствуя холода голым задом.

Кашель и кряхтенье зеленокожего существа были так похожи на те, которые издавал киногерой из любимого фильма „Звездные войны”, что Гарри подумал, не грезит ли он наяву. Но слова высокого незнакомца человеческой расы подтверждали его предположения. И он продолжал смотреть, как завороженный, что будет дальше.

Наконец, взгляд больших миндалевидных глаз магистра Йоды стал осмысленным и остановился на сидящем внизу голом мальчишке.

— Ааа, юный падаван, — вдруг прошипело маленькое существо, и Гарри удивился, что понимает его речь, как и слова незнакомца раньше. Куда же его занесло после смерти? И почему он понимает, что они оба говорят, хотя ни магистр, ни тот незнакомец совсем не были похожи на англичанина и вряд ли говорили на английском. — Как долго ждали мы тебя, а ты уже вырос. Кхм, кхм, ... — завозился он на своем месте и в его руках появилась знакомая из фильма кривая палка, на которую магистр Йода опирался, когда семенил по храму. — Ээх, человека выбрал снова я... А зовут тебя как, мм?

— Гарри Поттер, сэр, — ответил парень и в последний момент поймал на себе заинтересованный взгляд человека. — „ Кем может быть этот незнакомый мне джедай, — подумал Гарри, — я его не помню... Неужели он появится позже, в непросмотренных мной сериях?”

— Ты говоришь на змеином, отрок, — пробасил незнакомец. — Твои корни ведут к нагам, а это хорошо.

Незнакомец смотрел приветливо, слегка улыбаясь, и пока что не сделал ничего такого, чтобы перейти в разряд „врагов”. Гарри не знал правил поведения в этом странном мире, но вежливость еще никому не помешала:

— А я и не заметил, сэр. Я удивился, что понимаю вас, когда вы заговорили, а выходит, что не только я, но и вы с магистром Йодой парсельмауты.

— Ты так зовешь змеиный? Хм. — Бородатая голова повернулась к маленькому учителю джедаев. — Не пора ли нам возвращаться в бренный мир, напарник мой Йода? Наши ученики ждут.

Магистр Йода, болезненно и по-стариковски кряхтя, помогая себе зигзагообразной палкой, выпрямился и, прикрыв глаза, вдруг поплыл по воздуху. Гарри восхищенным взглядом проследил за его полетом и с восторгом вскочил с места, чтобы встретить лицом к лицу своего кумира.

Перелетев над озерцом и приземлившись рядом с парнем, магистр оказался ростом Гарри по... короче, мальчику стало очень неудобно из-за своей наготы, и он поспешил сесть обратно. Сверху прозвучал смешок незнакомца. В сидячем положении Гарри смог посмотреть в глаза киношного карликого. Это действительно был магистр Йода — тот, которого он знал из фильма. Те же живые, темно-зеленые глаза, та же землистая, зеленоватая кожа, крестообразные складки на голове. Длинные заостренные уши трепетали, словно все время улавливали далекие, неведомые человеку звуки.

Но были и некоторые отличия. У героя из фильма были реденькие, пушистые волосы на голове и на подбородке. А этот же был совершенно лысым, постаревшими еще более дряхлым.

Гарри настолько был потресен встречей с ним, что не сдержался и воскликнул:

— Какой вы маленький, магистр Йода, даже меньше, чем я, когда сижу ...

— Кхм, кхм... Посмотри на меня. По размеру меня судишь, так? Гмм? Гмм. А не должен ты, ибо союзник мой Сила, и могущественный союзник она.*

— Я знаю о Силе все! — восторженно сказал Гарри и тут же стушевался, неприятно напомнив себе свою одноклассницу Гермиону Грейнджер. Что-то кольнуло в груди при мысле о лохматой девочке, но он не обратил на это внимания. Некстати пришло это воспоминание. — Хочу сказать, что я тоже владею Силой, магистр Йода.

— Покажи тогда нам, что ты умеешь, молодой падаван, — прошипел Йода, с любопытством глядя на человеческого детеныша. Сидящий на троне незнакомец так же пробормотал что-то подбадривающее. Они оба помнили молнии ситхов — как назвал их магистр-джедай, или грозовое копье — по словам шумерского мага, в исполнении того же ребенка, но годовалого возраста.

Гарри осмотрелся. Вокруг, кроме них двоих с магистром, была лишь вода в озере, пьедестал и трон из кристалов, на котором сидел бородатый мужчина. Каменный пол был гладким и чистым, а его границы терялись в темноте. Его взгляд остановился на маленькой, одетой в балахончик из грубой ткани фигурке магистра-джедая, потом перекочевал на тяжелую на вид фигуру незнакомца. Он вздохнул, подумав, что перед ним его детский кумир, единственный непререкаемый авторитет в его жизни, так что нет более необходимости скрывать свои способности. Тот незнакомец похоже был с магистром Йодой на „ты”, значит, ему тоже можно доверять. И Гарри решился.

Подняв правую руку, он потянулся к своей магии и создал небольшой жгут, которым обмотал крохотную фигурку учителя, затем легко поднял его в воздух. А потом сделал с ним полный круг по воздуху, непрерывно левитируя. Наконец, медленно опустил на исходное место, довольный собой и в ожидании похвалы.

— Ты видел, Креол? Воистину удивителен ребенка разум*, — не заставила себя ждать похвала. — Моим будешь в жизни последним падаваном ты? Хочешь ли ты этого однако?

— Да, буду! — воскликнул, ни на секунду не раздумывая, Гарри. — Я всю жизнь мечтал быть джедаем, сэр, но прежде обучался на волшебника.

— Тебя уже обучили! — воскликнул мужчина с трона.

— Мне так не кажется, сэр. По-моэму, я только в начале обучения.

— Знаешь, кто я такой, отрок? — пробасил незнакомец.

— Откуда мне знать это, сэр, я впервые вас вижу, в отличие от магистра Йоды. Его я ...хм, с детства знаю.

— Гмм, гмм...на волшебника, значит? Креол, что-то новое это, мм, — вмешался старый джедай.

— Маг и волшебник — одно и тоже, Йода, — сказал тот, которого назвали Креолом. — Но я думаю, пусть твой ученик расскажет то, что знает. Возможно, мои знания давно устарели, я сплю уже не одно столетие.

— Ну, на З-з-земле, — начал заикаться парень, гадая, верны ли его предположения, что это место находится на другой планете, — есть такие люди, которые с рождения владеют магией. У них есть магическое ядро, каналы, проводящие магию ... Есть люди без магии — обычные люди, от которых скрывают существование волшебного мира, чтобы ..., я не уверен, почему был принят Статут секретности, но так уж получилось. Тоесть, хочу сказать, что они ничего о Силе не знают, т.е., знают, но из ... — Он смутился, не зная как воспримут его слова.Он не хотел обидеть магистра-джедая, но в то же время должен был быть предельно близким к правде. В конце концов, он решил рассказывать все, как было. — ... фильмов о Звездных войнах.

— Фильмы, что это такое? — пробасил Креол.

— Это, когда специально обученные люди — артисты представляют придуманных героев из,... хм, сказок... Или специально написанные истории, пьесы...

— Артисты эти играли наши роли, значит, гмм? — почесал трехпалой лапкой свой подбородок магистр Йода, задумавшись.

— Да, сэр.

— Оттуда узнал меня ты, значит ... Гарри Поттер, непростыми кажутся мне ваши „обычные” люди.

Магистр Йода погрузился в свои мысли, прикрыв в который раз глаза. Гарри молча смотрел на него, не смея пикнуть, чтобы не помешать своему кумиру размышлять.

— Назвал ты Землю, молодой падаван планетой своей, выглядит она как? — спросил тот через некоторое время. — Интересно, с одной и той же планетой ли вы с моим напарником Креолом?

Гарри стал вспоминать изученный в Начальной школе материал по Природоведению и по Астрономии в Хогвертсе. Представил себе нашу Галактику и примерное положение Солнца в ней. Негусто. Как объяснить магистру, что он имеет лишь примерное представление о том, где находится наша планета?

— Солнце, ну, оно — желтая звезда класса G2 с девятью планетами вокруг, самая большая из которых, это Юпитер — пятая от звезды ...

— О! Планетных систем таких знаю я! — воскликнул магистр Йода. — Одна из ТЕХ систем, что искусственно была создана. От Центра Галактики далеко она и это славно, завладела бы Империя ею иначе давно.

Челюсть Гарри чуть не столкнулась с полом. Со стороны пьедестала послышалось шумное дыхание Креола, для которого слова магистра Йоды о том, что система Солнца была создана искусственно тоже стали откровением.

— Четвертая это, Кровавая планета войны ... — пробубнил он под нос, но Гарри услышал его слова. — Моя планета была третьей в ряду.

— Земля — третья в Солнечной системе, и у нее есть спутник — Луна, — решил добавить парень, но замолчал, услышав вздох разочарования мужчины на троне. Потом несмело добавил: — Вы не слышали про Луну, сэр?

— Нет, парень, у моей планеты спутника не было.

— Как это возможно, сэр? А я думал ...

Магистр Йода начал кряхтеть, что привлекло внимание собеседников. Прислушавшись, они поняли, что так он смеялся.

— Нехитрое дело, привлечь к планете спутник, не раз это делалось во время торговых войн, — сказал он, и это привело Гарри в замешательство.

Он хотел о многом спросить старого магистра, но внезапно его живот протестующе заворчал, что привлекло внимание его собеседников к более приземленным вещам. Последний, крякнув, обернулся и засеменил опираясь на палке в одном известном только ему направлении.

— За мной иди, молодой Гарри, джедаям надо кушать тоже. А ты, Шумера Верховный маг, своего зверька буди и за мной следуй! — слова маленького создания привели парня в восторг, ибо его пустой желудок опять заворчал.

Шустро встав на ноги, он вдруг смутился, вспомнив, что на нем нет ни клочка ткани, чтобы прикрыться, но тут рядом материализовался Креол, который, проходя мимо, бросил ему на плечи кусок серой ткани, который отрезал от своего же плаща. Магистр Йода неожидано для своего древнего возраста и показной дряхлости передвигался очень шустро, что уж говорить о высоком, энергичном мужчине. Так, что Гарри пришлось почти бежать, чтобы не отставать от них.

Гарри был на седьмом небе от счастья. Он находится рядом с великим учителем всех времен и народов, гранд-мастером Великого ордена Джедаев. Его только что приняли в падаваны! Все остальное больше не имело значения, даже если он хоть сто раз мертв, не-мертв или полу-живой.

А с этим Креолом магистр разберется, как и с тем его таинственным личным учеником, который якобы прибыл сюда одновременно с ним, с Гарри, но почему-то его нигде не было видно.

=============================

*— цитаты из фильма „Звездные войны”.

— Напарник Йода, я ничего не понимаю! — В который раз повторял Креол, рассматривая лоб Гарри Поттера. — Здесь, — он провел дорожку по шраму зеленоглазого мальчика длинным пальцем с острым ногтем, — должен был находиться мой ученик. Тот, которого я тогда выбрал в ученики — тот, который имел предрасположенность к темной магии. А сейчас его здесь нету!

Маленький магистр-джедай подошел к застывшему в недоумении пацану и подняв голову вверх, шевельнув ушами, сказал скрипучим голосом:

— Присядь, падаван мой!

Гарри присел на каменном полу, чтобы его лоб стал на одном уровне с глазами магистра Йоды и принялся ждать его вердикта. Миндалевидные глаза напротив закрылись, и Гарри ощутил, как волны Силы проходят сквозь него.

— Кхм, кхм... действительно, нету. Не ощущаю я другого в этом теле.

Креол схватился руками за голову.

— И кого мне обучать? Зачем я заключал кабальный договор с тем хмырем из Лэнга, что мне теперь делать?

— Кхе-хе-хе, а не хочешь ли на джедая обучаться у меня, Креол? — спросил магистр Йода. Шумерский маг хлопал глазами в недоумении, пока до него не дошло, что ему говорит маленький джедай. — Звание Гранд-мастера Ордена джедаев не в сабакк выиграл я*.

— Кхмм ... да уж, такого предложения даже я не ожидал...

— Параллельно колдовству обучать будешь молодого Гарри, мм? — прервал его Йода.

Креол, улыбаясь, принялся теребить свою бороду, раздумывая над словами маленького создания.

— Есть в твоем предложении что-то рациональное. Хм. Ладно, я согласен, магистр Йода.

— Осмотритесь тогда. — Маленькая, трехпалая рука сделала широкий жест, указывая на пейзаж пустого белокаменного города. Они стояли на усеченной поверхности пирамиды, неподалеку от огромной центральной площади, на которой, как Йода говорил, проводились праздничные парады и торжественные церемонии. — На крыше бывшего Храма находимся мы и школы для подготовки джедаев молодых. На Корусанте, столицей Республики которой когда-то был он. Теперь, мертвый и пустой город это, но не разрушенный. Живых разумных присутствия не чувствую я на планете, обезлюдела она. Времени много прошло, с Республикой что стало, не знаю я, но для обучения падаванов и для жизни все необходимое здесь есть. На руку нам это, что нас сюда привело, исполню я задачу свою -знания Ордена передам вам.

— Как мы здесь оказались, мастер?

— Знаю я меньше твоего, но здесь мы. Это хорошо.

* * *

Прошло несколько лет...

— Собрать тебе пора свой световой меч, юный падаван, — хрипело миниатюрное зеленокожее создание, и сердце Гарри сжималось от жалости к старому магистру. Рядом горел жиденький костер, у которого грел трехпалые ручки учитель Йода. Гарри видит, что жизнь Йоды подходит к концу, но никак не может этому воспрепятствовать, и от этого ему хочется кусать себе локти. — Прогуляться по этим тоннелям тебе нужно, молодой Гарри, подходящее место среди руин этих поискать и медитировать надо, чтобы в Силу погрузиться и кристалл, подходящий для себя, найти. Помочь тебе не смогу я больше. Но Креол сможет — в ритуале сборки меча: мощь у него большая и голова светлая.

— А где я найду части меча, магистр?

— Находимся мы сейчас недалеко от старого храма Ордена джедаев, где в дни моей юности одаренные маленькие дети со всех концов галактики нашей обучались, из рас всевозможных и народов... Времена были славные тогда, но миновали давно уже они... А видеть будущее невозможно. Тьма клубится повсюду, не видно ничего. Но уверен я в одном... Долг свой джедаи исполнят*. И задачу твою это не меняет. Здесь необходимое все есть, поищи, найдешь нужное тебе. Вы двое — учитель и ученик... А теперь идите, оставьте меня — отдохнуть я должен, устал потому что. Секрет, хочешь, тебе открою? Тяжелое испытание приносит старость: помнить надобно, в чьи молодые уши, что говорил я.* Сумерки на меня опустились, а скоро время ночной тьмы настанет. Вещей порядок и Силы таков*.... Прощайте, и да пребудет Сила с вами.

И крохотное тельце, завернувшись в коричневый балахон, отвернулось от них и прилегло поближе к догорающему костру.

Глубоко вздохнув, Креол одним слитым движением встал и, не оборачиваясь, энергичным шагом отправился в одно из развлетвлений тоннеля. Гарри, борясь с навернувшимися слезами, не хотел оставлять одного умирающего учителя, но шум удаляющихся шагов Креола быстро затихал. Постояв некоторое время рядом с затихшем магистром, от которого не слышны были звуки дыхания, он слегка дотронулся до его крохотного тельца.

Мастер Йода был мертвым.

Гарри весь задрожал от нахлынувших слез. Не зная что делать, как поступить с останками учителя, он крикнул вдогонку своему второму наставнику, горько рыдая:

— Магистр Креол, подождите меня!

Оказалось, тот был совсем недалеко, за поворотом. Кашлянув подозрительно, он позвал парня:

— Тут я, тут. Иди за мной, Гарри, нам надо следовать наставления магистра.

Высокая фигура шумерского мага была еле заметна в темноте тоннеля.

— Вы знаете, куда нам надо идти? — спросил Гарри, выравняясь с высоким мужчиной.

— А сам разве не чувствуешь, куда?

Гарри на секунду прикрыл глаза, чтобы сосредоточиться. Ему мешало воспоминание об укутанном в балахон маленьком тельце учителя Йоды, лежащем у костра, но вдруг к нему пришло видение правильного направления.

— Да, чувствую. Нам туда, — махнул он рукой вперед.

Хмыкнув, Креол повернулся спиной к мальчишке и молча отправился в указанном им направлении. Через некоторое время блуждания в полной темноте, Гарри поймал себя на том, что видит в темноте, но как-то по-другому — будто бы у него появилось „второе зрение”. Наверное, это что-то вроде пресловутого шестого чувства, только гораздо сильнее.

В голове Гарри будто появилась карта сети тонеллей с навигацией, подсказывающей правильное направление светящейся ленточкой. А в солнечном сплетении нарастало ощущение жара, когда он внутренним зрением смотрел вдоль дорожки из этой ленточки. И он прибавил ходу, уверенно держа курс, потому что знал, что в конце этого пути его ожидает награда в виде фокусирующего кристалла для изготовления его собственного светового меча. Однако он настолько увлекся, полностью доверившись второму зрению, бредя с закрытыми глазами, что толкнул идущего впереди Креола, но это все равно его не остановило.

— Эй, куда ты? — крикнул взрослый маг, но в ответ услышал лишь частое шлепанье босых ног пробежавшего мимо ученика. Легкий ветерок подсказывал, куда он отправился, и Креол, хмыкнув в недоумении, последовал за шустрым мальчиком.

Какая жалость, что приближается время их раставания, Верховный чувствовал это.

Хорошо, что те 5000 лет прошли, а он все еще жив. И согласно договору, рабство у Лэнга отменяется. Возможно, насовсем.

==========================================

*— цитаты из фильма „Звездные войны”.