Куклы маленькой принцессы (джен)

Джинни была последним и самым желанным ребенком Артура и Молли Уизли. Появилась она после шестерых родившихся один за другим мальчиков, поставив этим точку на дальнейшем прибавлении в этой семье.

Ей позволялось все. Ей доставалось все, что она захочет. Ей ни в чем не отказывали. Ей приносили подарки, она получала все самое хорошее, что было дома. Ей уделялось все внимание родителей, старших братьев, родственников — тех, которые все еще снисходили до общения с зараженной ветвью отступников, презрительно названной мерзкой кличкой "Предатели крови". Для всей семьи она стала золотой девочкой, папиной и маминой принцессой.

Потому что на Джинни возлагалось много чего, не меньше чем возвышении рода Уизли обратно в общество уважаемых двадцати восьми.

Для Молли рождение близнецов и последнего из мальчиков, Рональда, было сплошной потерей времени, здоровья и нервов. Она так долго ждала появления доченьки, а нарисовались опять и опять одни мальчики. Не то что Молли не любила и их тоже, любила конечно. А как же, все-таки мама, но ценила она только своих старшеньких — наследника Уильяма, второго, Чарльза и в некоторой степени третьего, Персиваля. Младшеньких она старалась игнорировать. Как матери ей было достаточно знать, что те здоровы, плотно накормлены и во что-нибудь одеты. Как они проводят свой досуг вне периода сна, приема пищи и тех редких моментов, когда ей была нужна их помощь по хозяйству, Молли не особо волновало. Лишь бы не вешались, лишь бы не травили Рончика, не покалечили его или друг друга и более-менее соблюдали правила приличия во время их появления семьей в обществе: на Косом переулке, в Хогсмиде или в Министерстве магии, где работал Артур, ее супруг.

Все свое свободное время Молли уделяла воспитанию драгоценной доченьки Джинни. Ее одну надо было хорошо натаскать всяким женским премудростям и особым штучкам. Например, как надо себя преподнести самым лучшим образом, чтобы у выбранного в супруги парня не было ни единого шанса не заметить Джинни, убежать от нее и, не дай Мерлин, сойтись с какой-либо другой девчонкой. Часами обе представительницы женского пола, оставшись домой без постоянного присмотра многочисленных мальчиков, стояли перед зеркалом в ванной комнате и девочка тренировала взгляды любого характера — от смущенного до заискивающего. Молли учила дочку как улыбаться, чтобы веснушчатое личико Джини выглядело привлекательно и задорно; учила как говорить, чтобы голосок выходил милым и ласкающим слух...

Урожденная Прюэтт, миссис Уизли знала толк в правильном воспитании дочери добропорядочной семьи, но сама она давно растратила все свои, вбитые ей собственной матушкой хорошие манеры. Годы жизни под одной крышей с Предателем крови, в „Норе”, его что называется доме, в окружении безудержного выводка мальчиков, в воспитании которых она мало разбиралась, а Артур ей никак не помогал и, вот она самая нищая из нищих, самая визгливая из визгливых ведьм волшебного мира.

Но как должна воспитываться дочь благородной семьи Молли хорошо знала и помнила. Поэтому и старалась как могла.

Кроме того, дочке, и только ей, мать могла и должна была передать все тайны женского колдовства, завещанное ей ее собственной матушкой, леди Прюэтт. Секреты на то и секреты, чтобы унаследоваться только самыми близкими людьми. А кто самые близкие на свете люди, если не мать с дочерью.

Ввиду своей глубочайшей избалованности, Джинни ленилась вникать и запоминать премудрости, которые пыталась впихнуть ей в голову мама. О себе маленькая конопатая девчушка думала не иначе как об особе королевской крови. А королевишне незачем марать холеные ручки и учиться хлопотать по дому, если в данный момент это делает мать, а в будущем забота ляжет на плечи мужа.

О нем и были все старания многострадальной миссис Уизли, о том, уже выбранном ею зяте. Гарри Поттере. Молли долго думала и перебирала в своем уме всех известных и неизвестных мальчиков-волшебников, подходящего для Джинни возраста. Не кого-либо, а только тех, из хороших, обеспеченных семей. Свою, Молли, ошибку дочке она не позволит. Видит Мерлин, парнем Артур был прикольным и напористым, но если бы она знала...

Ээх, не срослось у Молли, не самый лучший выбор она сделала, но для своей маленькой дочурки она видела только одну подходящую кандидатуру в мужья — только Гарри Поттер. Только у него было все необходимое для возвышения ее, Молли, семьи — сирота, без родителей, которые могли бы вправить тому мозги насчет проклятия Уизли. Вряд ли кто осмелится, если он сам себе представляет что это такое сестра при шести братьев, предупредить того не путаться с Джиневрой. Сирота, при этом богатенькииийй!... И никто пальцем не шевельнет обучить его самого руководить своим капиталом.

Находка, не зять!

Но Молли дурой не была надеяться, что другие мамаши для своих же дочерей так же не стараются. Конечно, стараются. Но у миссис Уизли был особый козырь в рукаве — четверо сыновей, учащиеся одновременно с будущим зятем и своей сестрой в Хогвартсе. На одном с ними факультете. И тяжелая артиллерия в лице директора школы, профессора Альбуса Дамблдора.

Но было еще что-то, что знала миссис Уизли от своей матери — та, сугубо ведьминская магия, которой она учила только свою единственную дочь, Джинни. Магия, которая сыновьям была неподвластна и по этой же причине, не надобна.

Именно светлый образ Мальчика-который выжил Молли использовала в качестве флага, которым только чуть-чуть помахала перед носом у доченьки, и та с головой бросилась изучать специфические премудрости колдовства у своей матери.

* * *

Первое дело у миссис Уизли было научить Джинни создавать куклы.

Отправилась самая младшая из отпрысков Артура Уизли в Хогвартс на первый взгляд стеснительной замухрышкой. Но это была только часть образа, который обе представительницы женского пола рыжей семейки, оставшись на целый год одни, составляли, сидя за кухонным столом в Норе. В действительности она была во всеоружии и в готовности плести вокруг Мальчика-который-выжил паутину, которую тот заметит лишь тогда, когда повиснет на ней закукленным в виде кокона.

Но это должно было случиться в будущем, когда Джинни подрастет и округлится там, где положено. До того отдаленного момента она должна была затаиться и изображать краснеющую в присутствии Гарри Поттера пай-девочку.

К счастью, в этом деле ей будут помогать не только ее старшие братья, которые учатся на старших курсах в Хогвартсе, для чего они были старательно проинструктированы; не только ее родители, в особенности миссис Уизли, но и сам директор школы чародейства и колдовства, профессор Альбус Дамблдор. Узнав ее тайные и далеко идущие планы, он долго смеялся над маленькой затейницей. Но ее гриффиндорская отвага так интересно сочеталась с, в некоторой степени, слизеринской хитростью, что длиннобородый директор восхитился характером этой многообещающей рыжеволоски. Пообещав ей всяческое содействие и потворство, он, уходя из Норы после ужина, вручил ей в руки подарок на день рождения — дорогую магловскую тетрадь-дневник в черной кожаной обложке.

Эта тетрадь оказалась с изюминкой. В ней жил некто, кто называл себя Томом.

Том был мальчиком особым, который сам себя заколдовал жить в дневнике, чтобы никогда не умереть. О причине Тома так поступить Джинни навоображала себе всякую всячину, вроде того, что он был смертельно больным. Она часами сидела под сенью дерева во дворе, прижимая к себе черную тетрадь и думая наедине с собой о несчастном Томасе.

Однажды, наконец-то набравшись достаточно смелости спросить напрямую у запертого в дневнике мальчика, она стала писать внутри.

И он ей ответил.

С этого момента у Джинни появился тайный друг, который не был ее братом. Честно говоря, ни с кем из сыновей своих родителей она не дружила. Трое старших были слишком взрослыми, чтобы видеть в малышке Джинни кого-то другого, кроме маленькой несмышленой девочки. Сестренки, которую можно баловать, дарить ей подарки, заботиться в случае чего, но дружить — вы шутите?

С младшими она сама не хотела проводить время. Близнецы были настолько неуправляемыми и шумными, что даже мама не хотела быть с ним в одной комнате дольше, чем нужно было, чтобы накормить или отругать их. А Рон, ээхх... Рон был пустышкой. Ошибка календаря у мамы. Лишь бы тот сыграл правильно и вовремя свою роль, когда для Джинни наступит время решительных действий. Пока что он справлялся с этим на удивление хорошо. Самое главное — он еще в Хогвартс-экспрессе познакомился и подружился с объектом ее матримониальных планов — с шрамоголовым героем магмира, став тому первым, самым лучшим и единственным другом в школе.

Ааа, там нарисовалась еще и некая лохматая зануда по имени Грейнджер, которая тоже крутилась вокруг ее Гарри, но разве мама не дала указания братьям — чтобы те не увиливали от своих обязанностей, а быстро и вовремя устраняли лишние препятствия на пути к величию своей сестры?

Так что, распределившись на Гриффиндор, как все ее братья до нее, как и ее зеленоглазый герой, Джинни немедля начала свою охоту.

В этой охоте пришлась очень кстати помощь Тома из дневника, который давал ей дельные советы, помогал ей писать свои эссе, чтобы та не теряла время на исследования в библиотеке, учил ее усваивать практическое колдовство. Кроме того, он указал ей путь в Тайную комнату и научил ее шипеть на парселтанге, чтобы пробудить личного василиска самого Салазара Слизерина.

А потом рассказал девочке, как попасть в Выручай-комнату.

Выручай-комната для Джинни Уизли приняла вид огромного склада потерянных вещей, где она стала прятать свои новые куклы.

Свои куклы Джиневра создавала сама.

Куклы у маленькой ведьмы получались отменные. Как их создавать, мама показала ей еще зимой, когда последний из братьев отправился в Хогвартс. В своей маленькой комнате в Норе у Джинни была целая полка игрушек. Кукол, обычных старых и особых новых, она хранила в шкафу, бывшем единственной новой мебелью, которую миссис Уизли позволила себе „закупить” в магловском магазине летом, перед отправкой мальчиков в школу, боясь, что дополнительные траты на Рона плохо скажутся на и так скудных финансах многодетной семьи.

Впрочем, миссис Уизли не впервой было затыкать дыры бюджета путем прогулки по магловским рынкам, откуда она приносила домой не только предметы меблировки, но и пополняла там запасы пищи. Ей, с ее семерыми вечно голодными оболтусами, пользоваться неиссякаемыми и легко доступными „охотничьими угодьями” маглов было не в новинку.

Джинни пробежки мамы „по магазинам” одобряла, а иногда и сопровождала ее, чтобы подучиться кое-чему. В результате таких посещений магловского мира она выбирала сырье для своих особых кукол.

Обычно после обеда девочка удалялась в свою комнату, оставляя маму одну творить свои сугубо ведьминские вещи в подвале Норы.

Приходила пора играть.

Джинни вынимала выбранную на сегодня куклу из шкафа, и начинала мучить ее. Игры рыжей девочки были специфическими, но она была уверена, что узнай мама о том, что с куклами вытворяла ее маленькая дочурка, то не стала бы ей выговаривать. Как говорится, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось.

Сначала Джинни возвращала кукле способность двигаться и чувствовать, но не ее истинный рост и силу. Что бы девочка не вытворяла с игрушкой, в каждый момент контроль должен был оставаться в руках маленькой ведьмочки, а то мало ли что могло бы случиться.

Как только кукла приходила в себя и начинала судорожно глотать воздух, Джинни привязывала ее веревками к специально придуманной ею и сколоченной отцом в его мастерской деревянной раме. Несессер с приборами вытаскивался из-под стопок белья, и игра начиналась. Тоненькими иголками девочка колола кукле живот, резала острым ножиком мышцы рук и ног безмолвно кричащей от боли игрушке, стягивала ей ручки и ножки веревками... Накладывать „Силенцио“ Джинни научилась первым делом, как только создала первую куклу. Не тревожить же отдых мамы бессвязными криками объектов своих игр, не так ли? Но страдальческие мордочки, которые те корчили во время манипуляций Джинни с приборчиками из несессера, смешили рыжеволосую девочку, такими потешными были дерганья кукол, привязанных иногда в невозможных позах к рамке.

С другой стороны, безраздельная власть над своими игрушками, их горькие слезы и безмолвные просьбы о пощаде тешили ее самолюбие и подтверждали ее высший в сравнении с их положением статус. Она была их строгой и взыскательной рабовладелицей, а они — ее подневольными рабынями, и наказание они получали за свое непослушание, за незаконченные дела, за неисполнение приказов своей госпожи-государыни. Да мало ли за что она их карала? Могла — наказывала.

Устав через некоторое время играть в игру под названием „страшная госпожа — многострадальная рабыня”, девочка подлечивала кукол зельями, мазями, одевала их, кормила объедками с обеденного стола, опять замораживала и укладывала обратно в шкаф до следующего раза.

В Хогвартсе без своих кукол она маялась вечерами от скуки. Джинни плакалась и просила маму разрешить ей забрать с собой в школу хоть одну из игрушек, но мама ей не разрешила. Говорила, что это слишком рискованно — играть в свои игры в замке, среди множества всюду сующих свой нос детишек и студентов постарше и поглазастей.

Джинни Уизли, выросшая любимой дочкой родителей, у которых куча мала старших сыновей, о себе любимой думала как о принцессе, не меньше. На девочек своего курса, не только из своего алознаменного факультета, но и из остальных трех, Джинни смотрела свысока и ни с кем из них так и не подружилась. Достойных не только ее уникальной по внешним данным красоты, как она считала, но и таких же уникальных магических способностей, как у нее самой, девочек в Хогвартсе не было. Для нее все они были обычными серыми мышками с заурядными знаниями, то есть крайне бесполезными и безынтересными. Луну Лавгуд, соседскую девочку, с которой Джинни, пока не научилась создавать свои куклы, иногда играла, она еще летом выгнала из своего дома, так как та стала слишком опасной из-за своей неосознанной проницательности. Встретившись в тот день взглядом с серыми навыкате глазами подружки, Джинни поняла, что та ее раскусила. Слишком резко всполошилась Луна, побледнев и сделав шаг назад от порога Норы. Сморщив носик, словно от рыжей девочки пахло чем-то дурным, она сразу раскричалась, что не хочет больше дружить с Джинни и назвала ту злой душегубкой, промышляющей темным колдовством.

Джинни сразу ее выгнала. А вечером, после ужина, когда мистер Уизли отправился в свой сарай, заполненный натасканными магловскими вещичками, она призналась маме, что сегодня поссорилась с Луной Лавгуд и больше не будет ходить в гости к бывшей подружке. Мама тогда долго-долго обнимала плачущую дочку, воркуя и успокаивая ее тем, что соседская девочка не последняя в волшебном мире маленькая ведьмочка, что Джинни найдет себе настоящую подругу в Хогвартсе.

Вещью, в действительности успокоившей мисс Уизли, была подаренная мамой новая кукла — светленькая, беленькая, в розовом платьице. С ней Джинни играла вечером допоздна, назвав ее мисс Луной, пока не утопила в чужих муках все свое сегодняшнее огорчение и обиду на соседскую девчонку.

Слава Мерлину, распределилась Луна на Рейвенкло, и таким образом с рыжей первокурсницей она вне времени приема пищи пересекалась очень редко в коридорах замка и никогда во время занятий. Впоследствии это окажется огромным везением для маленькой ученицы факультета Ровены.

Единственным другом гриффиндорки был Том из дневника, с которым она постоянно переписывалась. Кем был этот странный мальчик, который в Хогвартсе уже не учился, но с секретами замка был хорошо знаком, она не задумывалась. Ну не учится, не посещает занятия, с кем не бывает — падаешь с метлы с огромной высоты и колдовская медицина не в состоянии вылечить тебя полностью, а тебе приходится остаться дома, на домашнем обучении!

Том знал фамилии всех чистокровных студентов и сплетничал обо всех и обо всем напропалую. Порой Джинни обуревали сомнения, что Том не мальчик, а в действительности девочка, таким болтливым был он моментами.

О своих чувствах к герою магического мира, Мальчику-который-выжил, Гарри Поттеру, Джинни призналась Тому в преддверии праздника Всех Святых, Хэллоуина. Надо сказать, что ее друг из дневника принял эту новость в штыки. Сначала он молчал и не отвечал на призывы девочки объясниться в течение нескольких часов. А потом вдруг предложил собеседнице познакомить ее с Царем змей, который спал тысячелетним сном в Тайной комнате, ожидая появления в замке Наследника Салазара Слизерина. Но чтобы разбудить василиска и подчинить его своей воле, она должна была на некоторое время впустить Тома в себя.

Джинни беспечно согласилась, чувствуя полное доверие к незнакомцу, считая того своим самым близким другом.

А через неопределенный промежуток времени она пришла в сознание, увидев перед собой надпись на стене:

„ТАЙНАЯ КОМНАТА СНОВА ОТКРЫТА! ТРЕПЕЩИТЕ, ВРАГИ НАСЛЕДНИКА!“

Рядом валялось испачканное чьей-то кровью ведро, кисть и на крючке висела окаменевшая миссис Норрис, кошка завхоза Аргуса Филча.

Такая неподвижная, но пушистая кошка была очень похожа на игрушку и Джинни почувствовала дикую тоску в сердце по своим куклам, оставшимся до летних каникул в Норе.

И она тут же пообещала себе создать хоть одну, чтобы было с кем коротать время длинными зимними вечерами в замке. Узнав об ее намерениях и способах достижения цели, Том из дневника повеселел и захотел узнать тайну изготовления ее кукол.

Джинни обещала подумать, хотя была убеждена, что фамильные секреты разбалтывать каждому встречному, а в ее случае — даже не встречному, а незнакомому, она не будет. Мама давно уже впихнула эту истину ей в голову, хорошо все разъяснив.

* * *

К исчезновению маглорожденной Салли-Энн Перкс из Хаффлпаффа первоначально отнеслись спокойно. Та была на год старше Джинни и ровесницей Рона. Мисс Перкс обладала внешностью, о которой говорят „неприметная”. Двигаясь, она как бы тенью скользила, промелькнув на периферии зрения, не задевая внимание окружающих. На ее факультете знали, что у них числится девочка с этим именем; когда спотыкались о нее, узнавали и даже здоровались. Но как только Салли-Энн выходила из поля зрения, ее сразу выбрасывали из головы, забыв до следующей встречи лицом к лицу. Как звучал ее голос, мало кто помнил, даже девочки из общей с ней спальни за весь первый год обучения вряд ли слышали от нее больше пары слов, а уж вспомнить и рассказать о сокурснице что-нибудь те не смогли бы даже под прицелом палочки. Вечером, увидев, что ее кровать занавешена, они ее не беспокоили, утром занавески были собраны, а постель застелена. На завтраке с ней не встречались, потому что она, отправившись первой в Большой зал, уходила, поев раньше появления девочек. На уроках садилась за самой последней партой и с первыми звуками звонка, вставала и быстро уходила.

Отсутствие маленькой серой мышки Салли-Энн Перкс первой заметила ее декан, мадам Помона Спраут, во время еженедельных посиделок по субботам, на регулярной основе проводившихся на барсучьем факультете. Дойдя до ее имени по списку и не услышав ответное „здесь”, мадам Спраут озадачилась. Ведь в прошлую субботу девочка отозвалась. С тех пор прошло аж семь дней. Распросив ребят, внятного ответа от них, когда в последний раз те видели Салли-Энн, не услышала. Мадам Спраут сразу организовала поиск на своем факультете, сначала уведомив директора об отсутствии своей подопечной, чтобы тот дал задание портретам, привидениям и, наконец, школьным домовикам искать пропавшую девочку.

Подопечная так и не нашлась.

Она уже два дня как сидела куклой на полке шкафа в Выручай-комнате, рядом с бронзовой головой, что стояла покрытой тряпкой.

* * *

В замке Джинни гуляла свободно только ночью, когда луна, заглядывая сквозь тесные оконные проемы вдоль коридоров, создавала сказочные узоры из теней и сумрачных пятен бледного света. В лунном свете тускнел и становился серым всех оттенков цвет предметов, и те выглядели нереальными. Даже ее яркие днем рыжие волосы ночью казались обесцветившимися.

Джинни не боялась ночного Хогвартса с его привидениями, таинственными звуками и подвываниями, скрипами и бегущими по коридорам нарушителями правил школы и могла часами напролет блуждать по его этажам никем незаметной, неузнанной.

Ее мама передала дочке еще один из секретов своей семьи, изгнавшей Молли после ее неудачной помолвки и быстрой свадьбы с Артуром Уизли. Изгнанная родителями из рода или нет, но миссис Уизли в детстве хорошо выучила свои уроки и помнила их до сих пор. Кроме изготовления особых кукол, она могла и, соответственно, научила Джинни передвигаться по теням, полностью растворяясь в них. Бросив на себя чары тишины, чтобы никто не слышал ее шаги, рыжеволосая первокурсница, ведомая указаниями своего друга Тома из дневника, двигалась совершенно бесшумно и незаметно для дежурных старост, и никто из них девочку после отбоя не обнаружил.

Зато она много чего видела. Видела и слышала. Она стала свидетелем того, как ее брат Перси впервые поцеловал девушку из факультета Рейвенкло.

Поинтересовавшись личностью этой девушки и узнав, что та, хоть и староста факультета умников, происхождением не совсем вышла, так как была полукровкой, то есть в плане огромнейшей для членов семьи Артура Уизли проблемы с печатью Проклятия крови бесполезной, Джинни попыталась заговорить об этом со своим старшим братом. Перси, однако, рявкнул на сестру, выставив ту наглой дурочкой, и отшил ее в самой грубой форме. Ее брат-староста назвал сестру в каждой бочке затычкой и запретил ей совать свой длинный веснушчатый нос не в свое дело.

Джинни не могла поверить своим ушам. Это случилось впервые в ее жизни, чтобы ее так отругали и даже не наедине, а в присутствии не менее чем двадцати студентов всех факультетов и возраста. Она хлопала рыженькими ресницами, опешив до такой степени, что не могла понять: он, Перси, ей нагрубил или ей показалось? Никто из ее братьев никогда в таком ключе с ней не разговаривал!

Девочка обиделась. Девочка решила настучать маме о проколе старшего брата. Она сразу написала ей, что Перси завел себе подружку из полукровок, напомнив о полной ее бесполезности семье Уизли в связи с их проблемой, а ночью отправилась в совятню, чтобы на завтраке следующим утром насладиться вопиллером миссис Уизли. Ведь Джинни права, Уизли была нужна в невестки только маглокровка, которая, теряя постепенно свою магию при общении с одним из проклятых братьев, своей свободной от всего плохого чистой силой уничтожила бы постыдное клеймо на выводке Артура.

А эту, как там ее — Пенелопу Кристалл... ну, что в общем? О ней маленькая сестренка позаботится, если ее брат настолько близорукий...

Одновременно закроет и проблему с лохматой занудой Грейнджер, которая совсем близко подобралась к разгадке Тайной комнаты. Вот-вот растреплет о василиске остальным членам Золотой троицы — ее, Джинни, будущему суженому Гарри и младшему из ее братьев, Рону.

Гермиона Грейнджер. Мисс Я-все-знаю. Ходячая энциклопедия.

Угроза, одним словом.

Она не замолкает ни на минуту, трещит и трещит обо всем прочитанном ею в книгах, о содержании своих домашних работ, о своих наблюдениях, о своих размышлениях... Словно кого-то волнует, какими тараканами заполнена черепная коробка грязнокровки. Но мало того, она, вообразив себя вершиной учености, репьем пристает к мальчикам из Золотой троицы и настаивает, чтобы те не только ее слушались, но и выполняли все ее указания. Набивается к ним в помощники, но без их на то просьб, лишь бы показать всем, какая она продвинутая и умная. Вроде как остальные ученики из Гриффиндора одни придурки и неумехи.

Но самый главный минус Грейнджер в глазах Джинни — это то, что в прошлом году, пока мисс Уизли прохлаждалась в Норе с мамой, ТА УСПЕЛА подружиться с Гарри Поттером на год раньше приезда в школу самой Джиневры! И теперь на правах подруги везде таскается вместе с ним и забалтывает того до такой степени, что у него нет ни малейшего желания общаться с кем-нибудь из остальных девочек, с Джинни, например. Ээ, по правде говоря, такую же роль, но в отношении мальчиков принял на себя Рон, но кому нужны эти придурки, если существует ее герой, МКВ, Гарри Поттер? Но из-за доставучей зануды Грейнджер мисс Уизли никак не может подкатить к будущему суженому и подружиться со своим зеленоглазым героем.

Посоветовшись с Томом из дневника, она устроила тем двоим доставалам — Грейнджер и рейвенкловке Кристалл — персональную встречу с королем змей, василиском из Тайной комнаты. После встречи те обосновались в Больничном крыле окаменевшими статуями, как кошка Филча раньше.

Джинни Уизли так обрадовалась своей удаче застать одновременно, на одном месте обеих не-подруг, что проглядела маленькую подробность в кулачке Грейнджер, белым уголком поглядывавшую у той между пальцами. Кто бы мог подумать, что этот книжный червь в попытке выпендриться упадет до уровня оторвать листочек у одной из своих любимых книг? Но маленькая подробность в виде вырванной из книги страницы с текстом, указывающим на василиска, впоследствии оказалась тузом в ее рукаве. Потому что его нашел Гарри Поттер и, прочитав содержание написанного, еще пуще затосковал по грязнокровке Грейнджер.

Смотреть спокойно на это Джинни просто не смогла. Она боялась, что Гарри полезет в библиотеку искать лечение для своей бесценной подруги. Мог бы найти. Мог бы, ради оздоровления Гермионы, вспомнить, что у него пылится сейф, полный золота.

И Джинни сделала свой шаг.

На этот раз тревогу забила школьная медиведьма. Ведь на ее территории случился инцидент с изчезновением окаменевших девушек: второкурсница и отличница алознаменного факультета мисс Гермиона Грейнджер и пятикурсница-староста Рейвенкло мисс Кристал.

Перед сном школьная медиведьма заглянула в палату, где на твердых койках лежали окаменевшие девушки. А утром их койки пустовали, только простыни были смятыми.

В Больничном крыле собрался весь деканский состав воглаве с директором Дамблдором.

— Поттер снова отличился, — завел шарманку декан Слизерина, профессор Снейп. — Как всегда, не может быть в сторону всяких приключений...

— Северус, — зыркнула на коллегу Минерва МакГонагал, — каким боком здесь замешан мистер Поттер? Или ты все еще не вырос из детских передряг с его отцом?

— Я уверен, что...

— Ты его видел как он утаскивает тела девушек, что ли? — насмешливо спросила мадам Спраут. — У тебя есть веские на то доказательства?

— Доказательства не нужны. Когда дело доходит до Поттера, я ничему не стану удивляться, — вскинулся декан Слизерина. — И он, как свой отец, падок на славу...

— Я, например, не заметила, чтобы молодой Поттер стремился к известности, — продолжила Помона Спраут. — И как ты себе это представляешь, чтобы худосочный второкурсник сам вытаскивал из Больничного крыла обеих девушек без их на то согласия и участия. Участвовать в своем собственном похищении больные не могли, конечно. Не больные — окаменевшие, практически неподвижные. Они не могли без настойки мандрагоры даже пошевелиться, не то что встать и уйти. В школе достаточно выросших для варки зелья особей мандрагор еще нет, их все еще пересаживаем по горшочкам. Я тебя не понимаю, Северус!

— Для Поттера невозможных вещей нет.

— Есть! — прервала своего молодого коллегу Минерва Макгонагалл. — Сварить эту настойку Гарри не может по двум причинам. Первую Помона уже изложила, школьные мандрагоры еще не созрели. Вторая — из Гарри выдающегося зельевара не выйдет, не при твоих к нему придирках. А может быть, тебе, Северус, известен другой способ оздоровить пострадавших?

— Коллеги, — прервал бессмысленную перебранку директор. — Что будем делать, где нам искать исчезнувших учениц?

Деканы переглянулись в недоумении, ведь ни у кого не было ни малейшего понятия, как могла бы осуществиться подобная операция. Мадам Помфри, подумав, что школьная администрация снова сделает максимум дежурное пожатие плечами в знак того, что дельного предложения не будет, решила действовать напролом.

— Все! Я вызову Аврорат, пусть займутся работой, за которую им платят жалование.

— Спешить не надо, Поппи, мы справимся сами. Что они такое могут сделать, что не сможем сделать мы? — сказал директор и резко встал с кресла, наколдованного им сразу по приходу в Больничное крыло. Вплетенные в его бороду колокольчики прозвенели. — Мы справимся одни! — настоятельно повторил он, и деканы четырех факультетов понурили головы. — Я предлагаю каждому произвести допрос на своем факультете, чтобы узнать, не видел ли кто-нибудь из учеников что-то странное вчера вечером, ночью или сегодня утром.

— Ночью? — искривил брови Снейп в знак удивления. — Мои ученики не разгуливают ночью по коридорам.

— Да, да! Так-то оно и есть, мой мальчик, но ты пораспрашивай. Возможно кто-то что-нибудь видел.

Крякнув, Снейп крутанулся вокруг своей оси на каблуке, словно готовился к аппарации, его мантия взлетела почти до поясницы, и в два шага он достиг двери, резко открыл ее и хлопнул ей за собой, уходя.

— Пойдем что ли? — обратился к деканам Дамблдор. — Минерва, сопроводишь меня в мой кабинет, хорошо?

— Конечно, Альбус, — вздохнув, ответила она, нутром чувствуя, что ее факультет замешан, все-таки, в этом загадочном инциденте.

* * *

В своих письмах к маме о своей коллекции кукол в Хогвартсе Джинни ни словечком не обмолвилась, потому что огребла бы люлей от ней по полной. Потому что мама строго-настрого запретила дочке вне дома особой женской магией Прюэттов пользоваться. Чтобы никто не узнал, не догадался. Родовое достояние, была Молли или не была отвергнутой от своего отчего рода, разбазаривать боялась.

Но девочка в школе так скучала, ей было так одиноко, все было так неправильно — не так, как обещала ей мама. Маленькой Джинни говорили, что вот она приедет в Хогвартс, а там все ее братья станут о сестренке заботиться, ухаживать за ней, помогать... В частности, подружиться с кумиром детства, Гарри Поттером.

Все оказалось не так уж радужно. Ее, Джинни, героя давно уже застолбила как СВОЕГО друга лохматая зануда Грейнджер. А старшие братья, Рональд и близнецы, вдали от Норы о маленькой сестренке и ее мечте совершенно забыли. Порой ей казалось, что те вообще запамятовали, что у них есть сестра — она.

И она стала искать себе отдушину.

Самой простой из всех было собрать себе новую коллекцию кукол, раз мама запретила принести с собой хоть одну из старых, что создала под ее руководством.

После еще одного ночного похода до Больничного крыла, когда учителя об исчезновении окаменевших девушек подзабыли, коллекция Джинни Уизли пополнилась еще одной куклой. На сей раз это была кукла-мальчик.

Одновременно с этим из больничного крыла снова загадочно испарился окаменевший маглорожденный мальчик Колин Криви, первокурсник и соученик рыжей девочки на Гриффиндоре. Мальчик этот начал раздражать Джинни тем, что на правах факта, что они с Гарри Поттером оба будущие мужики и могут как таковые договориться, стал сближаться с ним. И своим веселым характером отвлекать того от дурных мыслей после исчезновения Гермионы. Колин, а не она, растопил лед отчуждения Мальчика-который-выжил от всех остальных гриффиндорцев и постепенно стал с ним хорошим приятелем.

И Джинни устроила и ему игру в гляделки с василиском.

Опять школьная администрация замяла дело и не позвала на подмогу авроров, так как мальчик был из простецов, а протокол, как справиться с маглами, уже давно был разработан и много раз применен — Обливиэйт, и нет никаких проблем.

До конца учебного года новых пропаж учеников не случалось, пока неожиданно на стене напротив туалета Плаксы Миртл не появилась пугающая надпись:

«Её скелет будет пребывать в Комнате вечно»...

Декан Гриффиндора определила, что жертва пропажи на этот раз не малозначимая маглокровка, а чистокровная дочка министерского служащего Артура Уизли — Джинни. Замять дело и не допустить огласки, возможно, не получилось бы, если бы на том же Гриффиндоре не учился мальчик Гарри Поттер — в каждой бочке затычка, потому что родился с шилом в з... где там положено быть этому шилу, ответственному за его безбашенное поведение и синдром спасать все и всех.

И он спас ее. Чем и уничтожил причину огласки инцидента с сестрой своего лучшего друга. Но никто из окружающих не счел нужным просветить мальчика, что спасать незамужнюю девицу — дело не простое и не без последствий. И получилось бы — „О, как Поттер ошибся”. Спасти девушку от смерти в глазах волшебников было все равно что провести с ней ночь в постели. Выход после этого был всего один — быть мужчиной и жениться на ней. Наличие в природе шестерых ее старших братьев хорошо мотивировало бы Гарри, узнай и откажись он от женитьбы на Джинни.

Сегодня из Больничного крыла должен был выписаться ее суженый, Гарри Поттер, который, рискуя своей собственной жизнью, спустился в Тайную комнату вслед за монстром Подземелий — василиском, фамильяром одного из Основателей Хогвартса, Салазара Слизерина, и освободил ее. В основном, из лап Того-которого-не-называем. Василиск ее жизни не угрожал, все шло пучком, пока не оказалось, что Том-из-дневника и Тот-которого-не-называем были одним и тем же лицом. Схитрил ее друг из тетради, злой он был, как оказалось. Но и это не испугало бы девочку, если бы ее „друг” не оказался вдруг энергетическим вампиром и не стал высасывать из нее жизнь и магию, обрекая „подружку“ на верную смерть.

Джинни Уизли была уверена в готовности к жертве своего героя Гарри и давно планировала заставить его по незнанию провести ритуал магической помолвки. Она старательно плела свою сеть вокруг него, заманивая того в западню.

Мама и папа уговаривали ее не спешить с задуманным, объясняли дочери, что летом профессор Дамблдор обо всем позаботится, но она сгорала от нетерпения. Момент для воплощения мечты в реальность был выбран самый подходящий, а значит, пора испробовать свое секретное оружие. Как не раз говорила ей мама, Джинни, происходя из Прюэттов и будучи седьмым ребенком-девочкой при шести старших братьях, обладала особой силой, о которой мало кто из посторонних знал — одним обычным поцелуем в щечку могла приворожить к себе любого мальчика. Ну, не каждого, конечно. Сначала тот мальчик должен был спасти ее от смертельной угрозы. И потом поцеловать; он ее, а не она его. Маленькое уточнение, но с огромным для срабатывания ритуала последствием.

Чтобы Гарри захотел поцеловать Джинни хотя бы в щечку, она должна была его чем-то привлечь к себе.

Джинни маме верила, но сильно сомневалась в том, что пока она еще маленькая и плоская как доска, она будет интересна мальчику. То есть, этой особой силе пока никак не проявиться. Но потом, когда она подрастет и станет красивой девушкой — тогда да, она была уверена, что заманит его и одним-единственным поцелуем сможет заворожить любого кавалера.

Но попробовать ничто не мешает, правда? Да даже если эта сказочная сила возьмет и не проявится, к ней на помощь — дай, Мерлин, чтоб они запомнили инструкции мамы на этот счет — ринутся все ее братья, чтобы вправить мозги Гарри и приведут его к ней на веревочке.

Ведь после всего пережитого ею с Темным Лордом Волдемортом из дневника за этот год, Гарри один из всех гриффиндорцев понял ее и бросился спасать, рискуя жизнью. Ведомый Рональдом, надо признаться, но бросился ведь! Должен же после этого на ней жениться, да? Да, говорила себе рыжая девочка, по-другому не бывать.

Только-только очнувшись в Тайной комнате, она кинулась обниматься со своим спасителем.

Однако Герою это совсем не понравилось, напротив! Оставаясь таким же холодным к ней, как и весь прошедший год, он оттолкнул ее от себя и охрипшим голосом велел пробираться наверх, к туалету Плаксы Миртл. С ее родителями, как сказала ей мать, пока Джинни лежала в Больничном крыле, Гарри поздоровался сквозь стиснутые зубы, отказываясь общаться и выслушивать благодарности расстроганных родителей девочки.

Как же заставить мальчика целоваться, если за весь прошлый год, встречаясь с ним в одной гостиной по нескольку раз каждый день, она ни разу не посмела к нему приблизиться просто поговорить, не то чтобы предлагать ему целоваться. Она была ему совершенно чужда, всего лишь сестра друга. Если Рональда вообще можно было назвать другом с его беспрерывным нудением о сне, еде и дурацких играх.

Но существовало еще одно препятствие на пути к успеху для маленькой Джинни — досадное приложение к отряду Поттера с Роном в лице Гермионы-чтоб-ее-унес-леший-Грейнджер. Хоть бы брат Джинни, Рон, отвадил эту лохматую, грязнокровную приставалу от своего самого близкого друга, чтобы она отстала от Гарри и перестала везде таскаться за ним. И чтобы перестала садиться рядом с ее будущим женихом!

Но нет! Едва только брата впустили в Большой зал первого сентября, как его словно подменили, и Рон, начисто забыв наставления мамы Молли, набросился на еду, и безразличны ему стали мечты младшей сестренки.

Пожаловалась Джинни только своему второму из старших братьев, Чарльзу. Именно он был к сестренке самым добрым и самым щедрым из близких ее людей. Из Румынии он каждый раз привозил сестре дорогие подарки, из-за чего Рон ей очень завидовал, потому что ему доставалось самое обычное — сладости, какие-то книжки.

После случившегося в Тайной комнате Чарльз единственный из братьев посетил пострадавшую сестру в Больничном крыле и ласковыми словами вытянул из нее самую ее сокровенную тайну.

Об ее несостоявшейся, но долгожданной магической помолвке с героем волшебного мира Чарли слышал впервые. Вытерев горькие слезы, текущие рекой по веснушчатым щекам Джинни, он заверил ее, что сестре не стоит ни о чем волноваться, потому что у нее есть старший брат, который обо всем подумает, обо всем позаботится.

И вчера вечером, вернувшись в спальню девочек-первокурсниц из Больничного крыла, она нашла у себя на кровати некий сверток. На свертке была записка от Чарли, что внутри находится мантия для Джинни с вплетенным в материю однократным заклинанием „Сокровенное желание”.

Увидев подарок, Джинни зарыдала от восторга. Мантия была из блестящего шелка самого насыщенного цвета фуксии, который переливался серебристыми отливами. По подолу, рукавам и груди мантия была украшена вышитым узором из зеленых веток с белыми цветочками, в сердцевине которых сверкали маленькие драгоценные камушки.

В следующем году ее одноклассницы просто обзавидуются, увидев ее новую мантию. А сейчас, чтобы сработало заклинание, надо было дотронуться рукой до того места на груди, где бьется сердце, и высказать свое пожелание.

Она несколько раз, стоя перед зеркалом в спальне, повторила слова заговора:

„Ты должен меня поцеловать, потому что я этого очень хочу!”

* * *

Гостиная алознаменного факультета пустовала, потому что сразу после окончания учебного года и успешной сдачи экзаменов студенты разъехались на лето кто откуда. Директор Дамблдор допустил исключение из школьных правил только для пострадавших от затеи с Тайной комнатой учеников — для Джинни и Гарри Поттера, чтобы те закончили курс лечения у мадам Помфри. Рону директор позволил задержаться в школе, чтобы его маленькая сестренка не скучала в Больничном крыле одна. В Хогвартсе на несколько дней дольше остальных задержался только тот второкурсник из Хаффлпаффа, имени которого Джинни не знала. Но он, так и не познакомившись с мисс Уизли, отбыл сегодня ранним утром из школы каминной сетью.

Об остальных пострадавших от встречи с василиском — полукровке Кристал и двоих гриффиндорских грязнокровках, Грейнджер и Криви, администрация школы не заикалась и старательно стремилась изменить тему разговора, если кто-нибудь упоминал имена исчезнувших ребят.

Джинни только ухмылялась, заметив неловкость профессора МакГонагал каждый раз, когда Гарри спрашивал ее об успехах в расследовании пропажи окаменевших студентов и Гермионы Грейнджер, в частности.

Джинни Гермиону презирала и люто ее ненавидела. Да, да — лишь презирала и ненавидела, а никак не завидовала ей глубокой черной завистью из-за ее близких дружеских отношений с Мальчиком-который-выжил. Неет!

Потому что давно уже царствование этой Грейнджер закончилось, а сегодня утром начиналось восхождение Джинни Уизли. Своего она не упустит, ведьма она или кто?!

То есть, в настоящий момент в замке, не считая ее особых кукол, все еще находились она, ее брат Рон и Гарри, которого мадам Помфри должна была уже выпустить из больничного крыла. Пока плотно позавтракавший Рон летал верхом на школьной метле над квиддичным полем, забыв и о сестре, и обо всем остальном на свете, Джинни, нарядившись в свою новую, невиданной красоты мантию, ждала появления Гарри Поттера в гостиной Гриффиндора. Чтобы выглядеть привлекательней, она распустила свои рыжие, надушенные парфюмом матери волосы, и в полной расслабленности сидела на диване напротив входа.

Более уверенной в своем успехе она никогда себя не чувствовала.

Наконец, входной проем открылся и в гостиную вошел Гарри, худенький, бледный и взлохмаченный. Пожирая его выпученными от длительного ожидания глазами, Джинни обследовала его взглядом на наличие всех внешних примет национального героя. Очки-велосипеды — есть, зеленые глаза, две брови — есть, черные волосы торчат в беспорядке, не прикрывая его шр... А! Что за!.. Шрам, шрам-то где?

Джинни аж подскочила от удивления. Парой быстрых шагов она добралась до опешившего от такого напора мальчика и дрожащей рукой отодвинула мешающую хорошему обзору прядь темных волос.

Нет, шрам там был, ей просто показалось, что лоб Гарри был чистым. Но был этот шрам настолько бледным и еле заметным, что даже для нее, выросшей в мире волшебства, это показалось настоящим чудом. Чудом неприятным, лишившим ее кумира знака выдающегося героизма.

Джинни приблизилась еще больше, не обратив внимания на то, что Гарри дернулся назад, и вгляделась в этот такой выздоровевший на вид шрам, стараясь не пропустить ни одну деталь.

Делаааа... А еще форма у него была какой-то новой и незнакомой! Как такое возможно?

Из того, что произошло в Тайной комнате, Джинни ничего не помнила, ее сразу после освобождения отвезли в Больничное крыло, где мадам Помфри приводила ее в чувство лечебными заклинаниями, пока миссис Уизли билась в истерике. Нет, помнила, конечно, как ее тащил наверх по трубе канализации феникс директора Дамблдора, но что было раньше — в памяти не сохранилось. Было смутное воспоминание про то, как Гарри ее тормошил, крича ее имя. Был на грани восприятия и глубочайший ужас от пробуждения в темном и страшном месте, и тот зеленый, идущий отовсюду пугающий свет, но ни как именно она оказалась там, ни что конкретно там искала, Джинни не помнила.

Между тем, судя по радикальным изменениям шрама, в Тайной комнате с Гарри случилось что-то очень значимое. Джинни изменение формы, цвета или степени выздоровления этого шрама не то чтобы очень волновало, ее насторожило внезапно возникшее желание дотронуться рукой до лба мальчика. Поддавшись влечению, девочка снова подняла руку, но Гарри опять дернулся назад, словно от нее несло не парфюмом, а дурным духом, тем самым избегнув прикосновения. Джинни с досады зашипела и встретилась с ним полными ядом глазами.

„Целуй, целуй...” — набатом звучало у нее в голове, но мальчик не шел на ее зов. Поэтому она, забыв о ритуальных словах, инициирующих вплетенное в шелк ее мантии Пожелание, вытянула вперед руки, чтобы обнять любимого, и прикрыла глаза в предвкушении поцелуя.

Джинни с раннего детства думала, что целоваться с закрытыми глазами очень романтично. В книжках, которые ее отец таскал с магловских помоек домой маме Молли, говорилось, что героиня, целуясь с любовником, томно прикрывала глаза, чтобы тот восхитился тем, „как ее пушистые черные ресницы оттеняют неземную белизну ее румяных от смущения щек”.

Черными ресницы Джинни быть не могли, так как они были одного оттенка с ее волосами, то есть были рыжими. Оттенять белизну ее щек ресницы также не могли, по той простой причине, что на щеках существовала россыпь из тысяч маленьких веснушек коричневого цвета, в данный момент на фоне ярко-красных пятен смущения. Эффект опущенных ресниц все-таки проявился, но не в нужном направлении. Прикрыв глаза, девочка не могла увидеть реакцию отвращения на лице суженого, когда до него дошло, чего добивается Джинни. Целоваться с этой девочкой он наотрез отказывался, поэтому, чтобы избежать нежелательного взаимодействия с ней, молниеносно присел. В результате чего губы Джинни Уизли встретились не с губами Гарри Поттера, а с поверхностью входной двери. Затем она глупо споткнулась о присевшего мальчика и упала на пол, подол мантии взметнулся наверх, обнажив ее по-детски тощие, веснушчатые ноги, между которыми мелькнули хлопчатобумажные белые трусики, и Поттер застенчиво отвел глаза.

Стерев кровь из ранки на верхней губе, полученной от поцелуя с дверью, Джинни уставилась пылающими от гнева глазами на сидящего на полу мальчика. Всполошенная, осмелевшая и доведенная поведением Гарри до бешенства девочка вскочила с места и двумя руками схватила того за воротник мантии в попытке дотянуться до него губами, чтобы завершить задуманное. Однако Гарри оказался увертливым и шустрым малым, не пожелавшим идти ей навстречу и соглашаться на поцелуй с неприятной ему девочкой. Он задергался и толкнул ее. Джинни опять рухнула на пол, застонав от боли, но мальчик, освободившись, вскочил и бросился наутек, даже не думая помочь ей подняться. Ни она, ни ее неприличные намерения Поттеру не нравились.

— Стой! — крикнула ему вслед конопатая сестра Рона, еще пуще покрасневшая от гнева. — Я просто должна тебя отблагодарить, поцеловав в щечку!

Проворно поползя на четвереньках вслед за ним, она успела схватить подол мантии мальчика. Тот выдернул ткань из ее цепких ручек, но потерял равновесие и упал недалеко от напавшей на него девочки.

— Я не хочу с тобой целоваться, Джинни! — воскликнул он, шарахаясь назад, пока не уперся спиной в стену за собой. Подтянул коленки к себе, обхватив их руками и застыл, надеясь, что отбиваться от настырной поклонницы не придется.

— Почему? Ты пришел в Тайную комнату спасать меня, значит, ты меня любишь! Почему бы нам не поцеловаться и не подтвердить этим нашу с тобой помолвку?

— Что-что? — дал петуха Гарри. — Какая еще помолвка, Джинни, ты с ума сошла, что ли? Волдеморт тебе все мозги сгрыз. О какой любви ты грезишь, а? Да я, честно говоря, и не хотел отправляться искать тебя в Тайную комнату, но твой брат мне устроил такой мозговынос, что я согласился, лишь бы тот замолчал. Рон все время ныл как заведенный, что ты умираешь, что мы должны пойти за тобой... Уволок и Локхарта, между прочим, и сразу привел нас в туалет Плаксы Миртл, чтобы искать вход в Тайную комнату. Все получилось так, как будто он заранее знал, где она находится. Мдаа? Сейчас, подумав, я уверен, что все так и было. Он знал, где вход в Тайную комнату! Выходит, что все было заранее подстроено, чтобы именно я тебя спасал! Но и Локхарт отправился за тобой, почему же ты не с ним пошла целоваться, а, Джинни?

— Я хочу тебя поцеловать...

— А я целовать тебя не хочу. Ты некрасивая и веснушчатая, рыжая и конопатая. Мне такие не нравятся, мне нравятся другие. Кроме того, благодарность твоей семьи выглядит уже по-другому в свете моих новых размышлений...

— Иди сюда!

— Нет, не приду, ты мне чужда, мне Гермиона нравится. Она честная и правдивая, не строит мне подставы и не заставляет меня с ней целоваться. Прошлым годом, когда я спас ее от горного тролля, она могла бы..., я не отказался бы... Отстань от меня, Джинни! — крикнул мальчик, заметив, что конопатая слишком близко приползла.

— Ах ты, гадина! — вспыхнула рыжая девочка, услышав последние слова Гарри Поттера. — Чтоб ты в куклу превратился, сволочь противная, и онемел бы навсегда! — выкрикнула она и от вытянутых вперед рук девочки отделилось бледно-золотистое сияние, которое накрыло собой мальчика, окутав того коконом.

Гарри сразу стало плохо, словно ему перекрыли воздух. Гостиная Гриффиндора закрутилась перед его глазами бешеной каруселью, превращаясь в единое красное пятно. Темные круги закрыли ему обзор, затем исчез свет, стихли внешние звуки, он перестал дышать.

Мальчик застыл неподвижным в той же позе, в которой его настигло проклятие Джинни, а затем его тело стало уменьшаться, пока не достигло размера большой, в полметра куклы, и окончательно затвердело. Его, минутой раньше, полные жизни изумрудные глаза потеряли свой блеск и уставились в одну, только ему известную точку на противоположной к входу стене.

Гарри Поттер превратился в куклу.

Одну из кукол Джинни Уизли.

В своей маленькой комнатке дома, рядом с особыми куклами — теми, которые делала она сама под присмотром своей мамы, на полочке у Джинни были пять обычных, купленных в магазинах Косого переулка, куколок Гарри Поттера в самых разных нарядах, разных размеров и в героических позах. Но то были просто куклы, которых ей дарили на день рождения. И были они заметно меньше от изготовленных ею дома, и той, что была только что создана ею. Везти конкретно эту куклу героя магмира с собой в Нору было бы огромнейшим промахом с ее стороны. Мама сразу бы вычислила проделку дочки и всыпала бы ей по первое число.

Рыжая девочка схватилась руками за голову. Ведь создавать из живых людей кукол она могла, мама научила ее прошлой зимой. Возвращать им изначальный человеческий вид, чтобы поиграться с ним, она могла. Можно ли то же самое проделать с куклой Гарри Поттера, получившаяся срабатыванием вплетенного в материи нарядной мантии заклинания? Не обычным, выученным у матери заклинанием. Джинни не знала как вернуть обратно зря потраченное „Сокровенное желание”.

Ей нужна была помощь мамы. Но как сказать маме, что, не совладав с собственной вспыльчивостью и гневом, Джинни превратила в куклу самого Гарри Поттера, Мальчика-который-выжил, собственного возлюбленного? Ой-ей-ей, что она наделала! Она выпустила свой дар так не вовремя, колданула, и вот что получилось. Ее дрожащие пальчики погладили пока еще теплые щеки Гарри. Те были гладкими, твердыми и бесчувственными. Могла ли вернуть им и мягкость, и чувствительность, пожелав этого? У нее перед глазами прокрутилось воспоминание о корчившемся от боли личике куколки белокурой магловской девочки, над которой Джинни любила вовсю издеваться, когда была дома, в своей комнате. Зуд желания воткнуть в грудь несносного и неверного возлюбленного длинную иголку захлестнул ее с головой. Она стала судорожно теребить воротничок мантии, в шов которой ранее вставила коротенькую стальную иголку, на всякий случай. Нащупав ее головку, дрожащими пальцами вытащила ее и, обняв фигурку Поттера другой рукой, приготовилась вонзить иглу прямо в его холодное сердце.

Но остановилась.

Да что она делает, ошалела, что ли?

Взгляд любимых глаз изумрудного, очень насыщенного цвета, смотрел на нее с таким разочарованием, что Джинни аж передернуло. Сделай с ним то, что она, не стесняясь, вытворяла с остальными своими игрушками, и он был бы потерян для нее навсегда.

Не надо, не надо...

Разревевшись, она прижала к себе скорчившуюся в три погибели фигуру Гарри и покрыла гладкую поверхность его лица тысячами поцелуев, надеясь на чудо из сказки о спящей красавице. Чуда не случилось. Он, сколько ни целуй его, как был куклой, так ею и остался.

Бросив в угол ненавистную игрушку, Джинни с криком отчаяния прыгнула на самый близкий к выходу из гостиной диван, прижала кулачки ко рту и начала лихорадочно перебирать в воспаленном уме действия, которые ей нужно предпринять дальше.

Привезти куклу Гарри домой, в Нору, ей хотелось больше всего на свете, но это было тем, что никак нельзя делать. При первом же взгляде на эту большую, такую настоящую игрушку, все ее родственники впали бы в подозрительное сомнение. А мама бы сразу раскусила проделку девочки.

А может быть, ей помогли бы быстро вернуть ему обычный человеческий вид, заобливиейтили бы... Но мама будет ой как недовольна! Обучая Джинни этому ремеслу, первым делом она предупредила дочку не подставляться перед братьями, потому что это сугубо женские штучки рода Прюэтт.

Да-а-а, в Нору нельзя.

Самым правильным решением было бы оставить куклу Гарри здесь, в замке, а осенью, узнав от матери, как возвращать куклам первичный облик, но не упоминая ей, почему надо спешить с наукой, самой справиться с проблемой.

К сожалению, исчезновение Гарри в тайне от директора Дамблдора не останется. Будет знатный переполох, но вряд ли ее, пострадавшую от длительного общения с дневником Того-которого, с этим исчезновением свяжут. А дома она во всем, сначала потихонечку, признается маме и попросит ее помочь. Мама лучше всех знает, как правильно разговаривать с профессором Дамблдором, с этим добрым и могущественным благодетелем семьи Уизли.

Она, мама, все исправит. Ни с кем из своих последователей директор не был так добр и заботлив, ведь Джинни не раз видела, как он, приходя каминной сетью по вечерам в гости, оставлял на кухонном столе кошелек, битком набитый золотом. После его ухода мама, подпевая себе под нос, с улыбкой пересчитывала золотые монеты, распределяя их по пунктам семейного бюджета. Миссис Уизли с таким удовольствием не перебирала руками даже зарплату своего мужа.

Оставался только один выход — оставить куклу Гарри Поттера там, где прятала Джинни остальные свои игрушки, а именно, в Выручай-комнате.

* * *

Спрятав куклу Гарри в складках своей шелковой мантии, цвет которой почему-то заметно потускнел, Джинни выбежала из гриффиндорской гостиной, оглядываясь, нет ли поблизости ее брата Рона, ведь он в любой момент мог бы появиться на этаже и увидеть сестру.

Как говорится, вспомни волка и... Из-за поворота лестницы, с нижнего этажа донесся крик Рона, который звал ее:

— Джииинниии, где ты? Мама приехала забрать нас, отзовииись!

Услышав голос брата, девочка пустилась наутек к восьмому этажу, не оглядываясь назад, чтобы не спугнуть удачу и спастись от назойливого Рональда, который мог всю конспирацию сестры развалить в одно мгновение. Стиснув куклу, она, запыхавшись, добралась до картины с танцующими троллихами и быстро пробежалась несколько раз туда и сюда, думая о шкафе, где сидели ее новосозданные куклы. Резная деревянная дверь с железными ставнями появилась на стене. Джинни, не медля, резко выступила вперед, схватилась за холодную ручку и открыла дверь.

За дверью ее ждал знакомый уже сумрачный, пыльный склад. Длинные, захламленные полки, нагруженные всевозможными вещами, которые она, было бы на то свободное время, осмотрела бы в поисках чего-нибудь интересного, заполняли помещение. В следующем году будет в самый раз порыться в этих кучах. Но не сейчас, сейчас у нее времени заняться сокровищами склада не было, и она быстро отправилась к шкафу во втором ряду, где девочку встретили ее куклы. Кукла Салли-Энн, кукла Гермиона рядом с куклой Пенелопой и кукла-мальчик Колин. Остекленевшими глазами они пялились на свою жуткую хозяйку и Джинни показалось, что она видит в них искру угрозы и ненависти. Мороз пополз по ее спине бесчисленными муравьиными ножками, и девочке захотелось быть отсюда далеко-далеко.

Одной рукой она задвинула поглубже фигурки, чтобы освободить место новой игрушке и увидела за ними пропущенную ранее бронзовую голову, поверх которой была брошена старая грязная тряпка.

Джинни поднялась на цыпочки и поставила перед этой головой сидящую фигурку Мальчика-который-выжил, толкнув ту назад, насколько это было возможно.

Потянув за тряпку, она накрыла ей все свои игрушки, не заметив, что завернутая внутри женская диадема из потемневшего серебра, перевернувшись, упала, хоть и набекрень, поверх головы куклы Гарри Поттера.

Новость о том, что с второкурсником Гарри Поттером что-то не так, до находящегося все еще в замке персонала школы дошла не сразу. Все они знали, что сегодня утром пострадавшего мальчика выпустили из Больничного крыла, и он отправился в гостиную факультета собирать свой багаж. Сразу после обеда троих учеников, оставшихся в замке — Гарри, Рона и Джинни, должны были отправить во внеплановое путешествие Хогвартс-экспрессом в сопровождении миссис Уизли.

Родственников мальчика об его опоздании специальным письмом заранее уведомила декан Гриффиндора, профессор Макгонагалл, и они должны были встречать его на вокзале Кингс-Кросс.

За накрытым школьными домовиками единственным обеденным столом в Большом зале сидели и болтали почти все учителя школы. На центральном месте, на своем позолоченном троне выделялся своим величавым видом и красочной синей мантией директор Дамблдор. За столом также находились еще утром приехавшая миссис Уизли, а за ней — ее самый младший сын, Рональд, который ел как привык, загребая обеими руками и пихая в рот все, что находилось съедобного в рамках досягаемости его захвата. Трескал за обе щеки, ничего и никого не замечая.

Гарри Поттер в Большом зале не появился. Неожиданно для преподавателей и для своей вовсю болтающей матери, обедать не явилась и спасенная им Джинни.

В какой-то момент трапезы Молли ощутила, что рядом с ней отсутствует кто-то очень важный для нее. Она лихорадочно стала озираться, ища глазами свою драгоценную дочурку и темноволосую голову очкарика, намеченного в зятья. Их обоих здесь не было.

— Альбус, — крикнув, она привстала со своего места, привлекая к себе внимание всего присутствующего персонала школы. — Джинни с Гарри-то нет!

Директор моргнул из-за очков-половинок, оглянулся и быстро убедился, что миссис Уизли права — названных учеников за столом и вправду не было. Взгляд его мерцающих из-за стекол очков глаз остановился на сидящем на самом краю стола завхозе и Дамблдор отправил его на поиски:

— Аргус, прошу тебя, иди и поищи наших двух героев в башне Гриффиндора!

Тот поднялся, кряхтя и ворча себе под носом, что не помешало бы просто отправить Патронуса, а не прерывать ему, старому уже человеку, обед. Тут же вскинулась сама Молли:

— Альбус, не надо дергать мистера Филча! Пусть мой Рончик отправится, он уже поел, не так ли, дорогой? Иди, поищи своего лучшего друга и сестренку!

Упомянутый Рончик, он же Рональд Билиус Уизли, не очень-то обрадовался предложению матери. С обедом он еще далеко не закончил, а ведь предстоит долгое путешествие до Лондона на Хогвартс-экспрессе, словно каминная сеть в школе не работает. Но кто-то же должен сопровождать героя волшебного мира, шрамоголового Поттера, да? Всегда семья Уизли на первой линии фронта. А ведь те привлекательные, так вкусно пахнущие кексики только и ждут, чтобы кто-нибудь их съел. Почему бы их не съесть Рону? Но нет! Придется оставить их кому-то другому, а самому идти за вечно находящим на свою пятую точку приключения приятелем. Пусть бы тот хоть трижды был национальным героем.

Но не подчиниться матери — это все равно что самому себе стать врагом. И Рон, вздохнув, встал с места, надел на лицо свою фирменную обиженную маску и вальяжно поплелся к выходу.

— Подожди, сынок! — догнал его крик матери. — Возьми с собой несколько этих нежнейших кексиков, знаю, что они тебе очень нравятся.

И всучив повеселевшему Рональду целую охапку сладостей, она вернулась за стол, а ее сын, уже вполне довольный жизнью, отправился выполнять поручение директора.

То, что грянет в самом ближайшем будущем, даже всем известная правнучка Кассандры Трелони, на данный момент пребывающая в высших эмпиреях, налакавшись с утром пораньше хереса, не могла бы предугадать.

Началось с того, что Рон Уизли, ушедший искать своих сестру и друга, Гарри Поттера, не застал в общих и доступных ему помещениях башни ни одну, ни другого. Оформленная в красно-золотых цветах гостиная факультета Гриффиндора была пуста. В спальне мальчиков-второкурсников рядом с кроватью Гарри нашелся его сундук, уже полностью собранный, но самого Гарри там не было. Не нашел приятеля Рон ни в уборной, ни в душевой.

В спальню девочек он пройти не мог из-за запрета Основателей, который из лестницы в женское крыло башни, ступи ученик мужского пола на первую ступень, сразу делал непреодолимо скользкую поверхность.

Так что, не найдя ни Джинни, ни Гарри, Рон додумался до того, что те гуляют где-то на территории замка, будучи при этом вместе.

Рон даже взревновал немножко, что они не пригласили его прогуляться вместе с ними.

Достигнув таких высот логики, шестой Уизли хмыкнул, довольный тем, что его сестренка по всем признакам прекрасно справляется сама с тем самим сближением, о котором все лето талдычила им мать. А раз все само-собой получилось, и его усилия в этом направлении не нужны, кто он такой, чтобы путаться под ногами у собственной сестры и разрушать ее матримониальные планы?

Лучше всего подождать сладкую парочку здесь, прилечь на этом мягком диване и отдохнуть после утренних полетов и вкусного сытного обеда.

Этот самый диван Рон приглядел для собственного единоличного использования с первого взгляда на него, первого сентября позапрошлого года. Стояла эта прекрасная обитая красивым темно-красным бархатом мебель напротив камина. Но для первокурсника Рональда полежать на нем до сего дня оставалось далекой, недостижимой мечтой.

Теперь, наконец, в гостиной нет старшекурсников. Здесь был только он, самый младший из сыновей Уизли, и диван оказался в полном его распоряжении! Такой огромный, мягкий, с большим количеством божественно пахнущих подушек!

Недолго думая, Рон бухнулся на него, прижал к себе одну из подушек и блаженно прикрыл глаза. Эх, вот это рай и никак иначе! Ощутив себя на седьмом небе, размякшим и сонным, он вытянул ноги. Не достав ими до другого конца дивана, все еще зажмурившийся от счастья Рон улыбнулся своей удаче, вздохнул и мгновенно заснул, забыв о приказе матери.

В скором времени гостиную Гриффиндора полностью заполнил мужественный храп Рональда, достигая эпической громкостью верхних спален учеников.

В этом храпе утонул тихий шелест входной двери, открывшейся в помещение ало-знаменного факультета. Вошла сестренка Рона, заплаканная, с выражением ужаса на лице, но, понятное дело, ее возвращение он пропустил. Джинни, увидев и услышав дрыхнувшего без задних ног брата, прошмыгнула на цыпочках мимо него и побежала наверх к своей спальне девочек-первокурсниц. Хлопнув за собой дверью, она упала поверх заправленной кровати и позволила панике захлестнуть ее с полной силой.

В скором времени навстречу храпу шестого Уизли слышны были сдавленные всхлипы его сестры.

Но Рон спал. Делал он это основательно, со вкусом и мастерством. Даже грохот разрушений после Бомбарды Максима, если бы ее кто-нибудь наколдовал рядом с диваном, поверх которого он спал не разувшись, вряд ли нарушил бы его покой. Однако тихие девчачьи подвывания, доносившиеся сверху, пробились через барьер храпа и, проникнув в сознание мальчика, в некоторой степени насторожили его. Настолько, что на какое-то время шум, издаваемый им, затих. Левое ухо Рональда, то, на котором он не лежал, чуть-чуть встрепенулось, пытаясь определить, откуда доносится плач. Мозг Рона сонно осознал, что плакать могла только сестренка Джинни. Потом во сне мальчик совершил неслыханный подвиг — сделал роковое заключение, что раз она плачет, значит она жива, здорова, и находится в спальне девочек наверху.

Это полностью успокоило Рона. Потому что ни душевные переживания, ни сердечные проблемы Джиневры его не касались.

Проблемы сестры на данный момент не его, Рональда, проблемы... они уже были ничьими, чужими... И снова воздух в помещении завибрировал от его громоподобного храпа.

* * *

Прибытие взрослых волшебников, явившихся по его душу, разительно отличалось от тихого, незамеченного Роном появления Джинни в гостиной чуть ранее.

Портрет Полной дамы резко дернулся в сторону, открывая вход в башню. Входная дверь с треском ударилась о стену и внутрь помещения ворвалась громко галдящая компания из преподавателей и миссис Уизли впридачу.

Впереди всех, почти переходя на бег, двигалась возмущенная до крайней степени и покрасневшая от гнева Минерва Макгонагалл. За ней по пятам следовала, пылая праведным возмущением, тоже разгоряченная миссис Уизли, на высоких тонах споря с первой. Директор Дамблдор догонял этих двух дам, пытаясь сохранять необходимое для своего положения и возраста достоинство.

За ним процессию завершал семенящий... нет-нет, плывущий в воздухе маленький профессор Флитвик, которого перебранка женщин весьма раздражала. Слушая их острые замечания, он часто, при особо едких, по его мнению, обвинениях миссис Уизли, закатывал глаза к потолку. Молли Прюэтт он еще ученицей переносил с большим трудом, настолько неуместно громким был ее смех и ее повседневное общение со сверстниками. Зато во время уроков надо было неприлично близко подойти к девушке, чтобы услышать ответы на его вопросы, настолько неразборчиво и тихо говорила она в эти моменты.

Но сегодня миссис Уизли была просто отвратительна. Все профессора, если верить ее обвинениям, были сплошь и рядом во всем виноваты. Как в отношении неуспехов в учебе ее шестого сына, так и в отсутствии дисциплины у ее близнецов. Как во внезапном интересе Персиваля к бесполезной для семьи Уизли полукровке Кристал, так и в отсутствии интереса к ее "несравненно прекрасной" доченьке Джинни у Гарри Поттера.

Прекрасна? Это Джиневра-то прекрасна? Даже для него, гоблинского полукровки, мисс Уизли была не просто непривлекательной. Она была отталкивающей. Не внешностью, нет-нет! Характером. Заискивающая, хныкающая, прилипчивая и в то же самое время хитрющая злюка, ревнивая, завистливая, подозрительно опасная и иногда странно пахнущая. Животным запахом.

Даже будучи ребенком-подростком, она всех от себя оттолкнула. Непонятно, зачем ей подыгрывал директор школы, но что творится в голове Альбуса, не смогла бы угадать пасьянсом Наполеона даже Сивилла Трелони. Филиус Флитвик не смел себе представить даже с научно-познавательной целью, что из этой рыжей прилипалы вырастет через год-два. Хотя, как говорится, для каждого поезда найдутся свои пассажиры.

Рональда Уизли все они увидели сразу. И возмутились. Хотя заранее его слышали.

Какой храп, какая мощь! Бедные гриффиндорцы из общей с этим чудовищем спальни! Этим героям-второкурсникам надо поставить памятник терпеливого страдальца в центре гостиной к следующему учебному году.

Появление взрослых медленно проникло в сознание отдыхающего мальчика и он, лежа на диване, с непониманием взирал на нависающих над ним декана и мать. Сонно хлопая глазами, он стал невнятно бормотать какие-то извинения.

— Мистер Уизли, — с визгливыми нотками разъяренной кошки в голосе начала профессор Макгонагалл, — вас отправили не отсыпаться, а искать своего друга и собственную сестру. И что вы в это время вытворяете, а? Валяетесь на диване и прохлаждаетесь?

— Но, но... мэм! — промямлил Рон, смотря сонными глазами на маму, ища и не находя в ней поддержку. — Я их не нашел. Их тут нет.

— Удивительное наблюдение, мистер Уизли, я вас поздравляю! — растолкав остальных, чтобы посмотреть на это убожество, младшего сына замечательной в молодости Молли Прюэтт, сказал прибывший последним профессор Снейп, самый ненавистный из всех преподавателей для Рональда. Насмешливо растянув губы в ухмылке, встретившись взглядом с округлившимися из-за очков-половинок лазурного цвета глазами Альбуса, декан Слизерина продолжил:

— Альбус, нам надо продолжить поиски или мне можно удалиться? Я должен собираться в поездку. У меня на носу конференция зельеваров.

— Подожди еще несколько минут, Северус, сейчас расспросим мистера Уизли и все выясним, — ответил директор и повернулся к покрасневшему от смущения Рону. — Скажи нам, мой мальчик, где ты искал молодых Гарри и Джинни?

— Я, эээ... по пути все время озирался вокруг и звал сестру, но мне никто не отвечал. Она не отзывалась. А Гарри в спальне нет, в душевой и туалете тоже.

— Вы и там посмотрели, мистер Уизли? — саркастично заметил Снейп. Скрип зубов пылающей от гнева Молли вызывал у него только внутреннюю ухмылку. Не пристало ему, декану факультета самого Салазара Слизерина, показывать при Альбусе свое пренебрежение и плохо скрываемое отвращение как к этой рыжей дуре, так и к представителю ее выводка. — А вы не догадались посмотреть в других местах, мистер Уизли? В библиотеке, например?

Отрицательно покачав головой, Рональд потупился. Мог бы сам догадаться заглянуть туда, а не слушать ехидные замечания этой летучей мыши!

Минерва со своей стороны подумала, что надо не болтать и слушать необоснованные претензии мамаши, то есть миссис Уизли, а побыстрей найти опаздывающих на поезд учеников. Ее, Минервы, студентов. Макгонагалл подталкивал спешить заказанный еще вчера и уже проплаченный ею портал к ее маленькому домику, оставшемуся в наследство от невовремя умершего супруга, мистера Уркхарта.

Подсознательная тревога за своих студентов, Гарри Поттера и первокурсницу Джинни Уизли, терялась на фоне возмущения от их безалаберности. Как так можно? Для них планируется экстренная поездка Хогвартс-экспресса до Лондона, а они!.. Все время одни проблемы от этого Поттера: то не может попасть на платформу 9 ¾, якобы домовик виновен, то на пару с шестым Уизли крадет летающий автомобиль Артура, тем самым подставив того перед Министерством магии, что угрожает отцу семейства штрафом, то чуть не уничтожает Дракучую иву... И это еще новый учебный год не начался! Все еще предстояло, все было впереди. Эти окаменения, ползающий по трубам василиск, надписи, Джинни... Молли рядом трещит и трещит, не умолкает...

Когда декан уже была готова приписать сыну Джеймса и Лили прегрешения, которые ему не принадлежали, сверху, со стороны девичьих комнат, все услышали тихий голос:

— Мама, что вы здесь забыли?

Все повернули взгляды к верхней площадке лестницы. Там, взлохмаченная и заплаканная, в помятой розовой мантии стояла она, Джинни Уизли. Ее мама, увидев свою принцессу живой, целой, хоть и с припухшими глазами, забыла обо всем на свете и с криком: "Доченька, ты нашлась!", бросилась по ступенькам наверх. Добежав до девочки, она сжала ее в своих костедробильных объятиях и стала ей что-то тихо шептать на ухо. Та неуверенно кивала головой.

Зацикленность матери только лишь на дочери давно перестала возмущать Рональда, в этом не было никакого толка. Ну любит мама дочку, с кем не бывает. В конце концов, Рон довольствовался тем, что мама всегда вкусно и, самое главное, обильно готовит. Ему, Рону, всегда больше всего на свете нравилось это — вкусно и сытно покушать. А потом вдоволь поспать. В данный момент он хотел немедленно отбыть в Нору, чтобы как можно скорей усесться за обеденный стол. Но вопли чуйки говорили Рону, что без поимки Поттера до ужина им не добраться.

Тем временем присутствующие при счастливом воссоединении матери с дочкой зашевелились.

— Джинни, девочка моя, — донесся голос директора Дамблдора, — сегодня утром ты виделась с Гарри? Ты все время провела здесь или куда-то ходила?

Вопрос обожаемого всей семьей Уизли профессора Дамблдора почему-то довел девочку до нового приступа безудержного плача. Обняв шею матери, она залилась слезами и ничего не смогла ответить. А это по разумению директора школы могло означать только одно, что Джинни что-то знала. Знала, но скрывала и не говорила.

А зная характер всех отпрысков Уизли, кроме их шестого, Рональда, поди попробуй вытянуть у них их секреты. Тем временем Молли, подумав о том же, что и благодетель ее семьи, подмигнула тому одним глазом и сказала:

— Альбус, оставь девочку в покое, разве ты не видишь, как она переживает! — Погладив рукой тощую спину дочки, миссис Уизли посмотрела на старого колдуна полными страдания глазами. — Я думаю, нам лучше вернуться домой. Там Джинни успокоится и все-все мне расскажет, ведь так, доченька?

— Ладно, Молли, можешь отправляться с детьми домой, — согласился директор и вдруг ссутулился, словно возраст надавил на него всей тяжестью лет. — Я открою вам мой камин, раз вам не нужно сопровождать Гарри поездом. А с его поисками мы справимся сами. Я распрошу портреты, созову общину домовиков, посмотрю... Найдется, куда мог он деться.

Сказав это, он поманил рукой своих подчиненных, чтобы те последовали за ним и медленно шагнул к выходу из гостиной красного факультета. У самой двери он обернулся и с задумчивым видом сказал:

— Прошу всех вас держать свой язык за зубами и не болтать. Нет никакой необходимости оповещать обывателей об обычной пропаже мальчика. Это самая безопасная в мире школа. Думаю, он проведет в замке еще одну ночь, а назавтра сам объявится. Тогда я лично аппарирую его напрямую в дом его тетки.

— Конечно, Альбус, само собой! — кивнули головой трое Уизли и Макгонагалл.

Снейп давно отбыл из гостиной Гриффиндора, только Флитвик, задумавшись, с сомнением в глазах кивнул головой, с некоторым опозданием согласившись с директором Хогвартса. Но это опоздание никто из присутствующих не заметил.

Тишину помещения нарушил командный выкрик миссис Уизли:

— Ну, Рон, чего ждешь? Марш в спальню собирать вещи! Ты услышал обещание профессора Дамблдора, что тот откроет для нас свой камин? Нам не надо опаздывать. Быстро! Жду в общей комнате.

Она проследила глазами за вялыми движениями своего шестого сына, гадая, сколько времени ей ждать, прежде чем отправиться за ним и самой упаковать его багаж.

Когда Рон скрылся за дверью спальни мальчиков, ее взгляд перекочевал на продолжающую лить слезы дочку.

— Джинни, миленькая, давай соберем твой сундук, и пока мы собираемся, расскажешь мамочке, что стряслось, и почему ты в таком отчаянии.

Ее рыжая девочка покорно последовала за матерью, упорно продолжая молчать.

Когда Джинни прокричала ТЕ слова и отделившееся от ее руки сияние накрыло его, Гарри показалось, что пространство сжалось вокруг него железными тисками, не позволяя ему защититься от этой незнакомой магии. Более того, свет в глазах Гарри померк, в его ушах прозвенели колокола, и ему показалось, что он погружается куда-то в бездну. Он не мог шевельнуть пальчиком, он больше не мог дышать. Паника захлестнула его, и он окончательно взбесился. "Джинни, ты сука чертова! — про себя кричал он. — Что ты, тварюга, сотворила со мной? Откуда набралась этого премерзкого колдовства?"

Она специально готовилась сделать это, мальчик был на все сто уверен. Хотя от этой криворукой малявки никто не мог ожидать сотворения такого выдающегося колдовства, она даже услышать подобное ни у кого не могла. Ведь вся ее семья кичилась тем, что ненавидит все проявления Темной магии, что Уизли это равносильно Свету и Добру!

Но факт оставался фактом — рыжая прокляла его за то, что он оттолкнул ее. Отверг ее приставания, когда та нагло набросилась на него. Она, специально нарядившись в эту преотвратную вырвиглазную тряпку, поджидала его в гостиной. И не впервые. Весь прошедший учебный год первое, что видел Гарри, входя в гостиную, был сверлящий взгляд ее выпученных и остекленевших от безумия глаз.

А потом, когда он сконфуженный проходил мимо, стараясь смотреть в другую сторону, она вынимала из рюкзака ту черную тетрадку и писала, писала, писала... И дописалась.

Хотя, если подумать, есть у кого Джинни набраться знания Темной магии, есть! От Волдеморта, который жил в тетради и с которым она всю зиму плотно переписывалась.

Последнее, что услышал Гарри, прежде чем отключиться, было шквалом непристойных ругательств из уст первокурсницы, считающейся на Гриффиндоре невзрачной, зацикленной на Мальчике-который-выжил молчуньей. Ужас!

Теперь, когда время для него остановилось, и на неопределенный период его связь с внешним миром отрезана, Гарри представил себе, что присел на полу в своей тюрьме, среди окружающей его кромешной тьмы, и стал ожидать каких-либо изменений. Больше он ничего сделать не мог. Только ждать. Думать, вспоминать и ждать. И не позволить нарастающей в нем панике брать над ним верх.

О перемещении своего тела, в его нынешнем состоянии, убежавшей от своего брата Рона сломя голову Джиневрой в Выручай-комнату Гарри не подозревал. Ему казалось, что тьма, оглушающая тишина и неподвижность продолжаются веками.

Единственный раз он позволил себе дать волю своему гневу, когда поклялся, что если однажды ему удастся освободиться от этого загадочного плена, отомстит не только мелкой рыжей гадине, но и всем ее братьям, ее родителям и всем потомкам этой семейки. Как и каждому другому, кто станет ему мешать завершить предначертанное.

Он не забывал, что крокодилы сначала были маленькими, а вид у них потешный, невинный и кому-то даже нравился. Но потом из маленькой ящерки вырастает огромный зубастый хищник и начинает жрать все, что движется рядом.

* * *

Пока Гарри осваивался с, так сказать, "новым местом жительства" и думал, не поспать ли ему, рядом с собой, но как бы из-за толщи скал, он услышал приглушенные голоса. Голоса — мужской и женский — спорили между собой. Сначала звук был еле слышным, на грани слуха. То появлялся, и Гарри старался угадать, не плод ли это его изоляции. Но со временем громкость голосов возросла, и ему показалось, что они звучат не в его собственной голове, а извне.

Через некоторое время мальчик стал различать уже два голоса, которые о чем-то спорят. Женский голос на чем-то настаивал, мужской отговаривал, и согласие между ними в ходе спора не устанавливалось.

В определенный момент Гарри показалось, что некая разделительная пленка между ним и спорящими лопнула, и до него дошли слова незнакомцев.

"Надо к нему достучаться, Том, он там совсем одинок." — настаивал женский голос.

"А я и не возражаю, Ровена! — отвечал ей мужчина оправдывающимся тоном. — Я пытаюсь до него достучаться всеми силами, но с ним что-то не в порядке."

"С ним не просто что-то не так-то? — воскликнула женщина. — Да с ним все не так. Вокруг него полноценный кокон окаменения! Понимаешь? Я тебе об этом проклятии упомянула в связи с методами Годрика избавляться от пленных. Окаменение является сопутствующим эффектом от одного заклинания. К счастью, я знаю контрзаклятие."

"Да-да, теперь вспомнил. Заметь, все его чувства закрыты..." — продолжил мужчина.

"Но он нас уже слышит, — смеясь, прервала его женщина. — Я чувствую его интерес к нам. Он прислушивается. Осталось дело за малым — пробить кокон Легилименцией. Давай, Том, пробуем вместе!"

Гарри не знал, кто эти люди, как до него добрались, но им он был очень рад. Они старались помочь ему выбраться из плена, а на данный момент любая помощь, откуда бы не пришла, приветствовалась им. Потом будет разбираться, кто эти незнакомцы, лишь бы побыстрей выйти отсюда.

Внезапно в его голове вспыхнула дикая, разрывающая мозг боль. А потом извне донеслись постукивания по этому "кокону окаменения", как его назвали спасатели. Все тело волнами захлестывала обжигающая боль, принуждая Гарри корчиться и глотать слезы. Ослепляющей молнией в глаза Гарри ворвался яркий свет и он зажмурился, в ушах били колокола, и он закрыл уши двумя руками.

Через минуту или через целую вечность все мучительные ощущения прошли, и он с облегчением вздохнул и открыл глаза, чтобы встретиться с глазу на глаз со своими спасителями.

Перед ним стояли двое — высокая стройная очень молодая женщина, почти девушка, в красивой синей мантии с вышитыми бронзовой ниткой узорами. Густые черные волосы оттеняли белизну ее лица и синеву ее обрамленных такими же черными ресницами глаз. Девушка была ослепительной красавицей. Гарри задумался, видел ли где-то на улицах, в фильмах или во снах такую обворожительную представительницу противоположного пола. В школе не было ей подобной.

Ее спутник звал ее Ровеной. Что за?.. Гхм. Гарри знал только одну волшебницу с таким именем, и это была одна из Основательниц школы Хогвартс, Ровена Рейвенкло.

Разве это возможно?

Женщина смотрела на темноволосого и зеленоглазого парнишку с интересом и слегка ему улыбалась.

Он, конечно, был еще маленьким и кроме как в школе, нигде не бывал. Дурсли его с собой на отдых не забирали, оставляли его на попечении соседки миссис Фигг. В Литл Уингинге, в обычном пригороде Лондона, красавиц не наблюдалось. Хотя его тетя Петуния думала о себе не меньше, чем как о фатальной для мужчин женщине-вамп и красила свои волосы пепельным блондом.

Гарри думал, что его тетя дура, а у дяди Вернона вкус на женщин как у деревенского осла, раз выбрал себе в жены девушку с лицом лошади. Последним летом, прежде чем отправиться на обучение в Хогвартс, сравнивая свою внешность с внешностью что тети Петунии, что кузена Дадли, Гарри стал задумываться над этим, таким разительным, отличием. И его закономерно грыз червяк сомнения, родственники ли они ему или просто его в этом уверяют. Гарри старательно заталкивал этого червяка куда подальше, чтобы тот спокойно спал. Но червь иногда внезапно вылезал и снова начинал талдычить о том, рядом с родной ли ему по крови теткой он находится.

В Хогвартсе красавиц тоже не наблюдалось. Совсем. Ну, были некоторые симпатяшки, Гермиона, например, экзотичные сестры Патил или пара-тройка слизеринок и хаффлпаффок.

Но Ровена блистала на фоне знакомых ему дурнушек как солнце среди блеклых звездочек. Гарри пялился на женщину во все глаза, не ощущая, что это становится уже неприличным и назойливым.

— Кто ты, парень? Как тебя зовут? — голос мужчины выдернул Гарри из глубины его размышлений и он оторвал свой зачарованный взгляд от лица улыбающейся женщины, чтобы посмотреть на второго собеседника.

И отшатнулся назад от неприятного удивления. Увидев его лицо, мальчик сразу его узнал. И как можно было не узнать его? Ведь этого мага он в своей короткой жизни убивал уже три раза! Это был не кто иной, как сам Том Марволо Риддл, известный в волшебном мире как Лорд Волдеморт. Но это был не виденный им и уже уничтоженный в Тайной комнате шестнадцатилетний парень, а человек гораздо взрослее. Этот, в отличии от молодого, смотрел на Гарри с симпатией и легкой смешинкой во взгляде.

— Скажи, парень, как ты оказался в сфере воздействия Диадемы? — продолжил спрашивать он, и его голос не был угрожающим, полным ненависти и чувства превосходства. Это был голос спокойного, достигшего многого в своей жизни мужчины. И Гарри был ему интересен.

— Не поверите, мистер Риддл, но я и сам не знаю, — ответил, усмехнувшись, Гарри, заметив, как округлились от удивления глаза мужчины. — Последним, что я видел сегодня, была противная рожа сестры моего друга, Джинни Уизли. Она настаивала, чтобы я поцеловал ее, якобы, раз я освободил ее, значит, что-то ей должен. Представляете, я ее освободил — я ей должен.

— И это все? — поинтересовалась дама в синем.

— Не-а. Когда я увернулся, и она поцеловалась с дверью, она воспылала ко мне обидой и зло прокричала какие-то слова, вроде как „Превратись в куклу”, или что-то такое. Тогда от нее отделилось блеклое сияние, как аэрозоль, которое накрыло меня, я нечаянно вдохнул, и... дальше ничего не помню. Почему и как вы меня нашли, я не знаю. Мэм.

Взрослые переглянулись и стали перешептываться между собой, да так тихо, что мальчик не мог ничего разобрать в их разговоре. Наконец, они пришли к некому соглашению, и взрослый Том Риддл поднял взгляд на мальчишку.

— Скажи, парень, как тебя зовут? — спросил он. — Раз ты знаешь мое имя, представься нам и ты.

— Гарри, мистер Риддл!

— Гарри кто?

— "Некто". А почему вы не представились, мэм?

— Мальчик прав, Том, — вмешалась дама. — Мы старше, нам надо представиться первыми. Но он уже знает, кто ты, и думается мне, что и обо мне догадывается. Так ли это, Гарри "Некто"? — мягко продолжила она, сделала шаг вперед и чуть согнулась, чтобы ее взгляд был наравне с глазами Гарри. Встретившись с зелеными глазами взглядом, она твердо сказала. — Я Ровена Рейвенкло, дитя мое, ты ведь знаешь мое имя?

— Знаю, мэм. Но учусь я на Гриффиндоре, — отрапортовал ей мальчик. — Шляпа предлагала мне Слизерин, но я отказался, думал, там одни чудовища обучаются. Теперь уже так не думаю. — Потом Гарри отвел глаза в сторону, потому что хотел спросить даму о неприятном. — Мэм, но вы ведь давно... того? Как вы здесь оказались?

— Хехех, мой сладкий мальчик, я не являюсь живым человеком. Я отпечаток сознания Основательницы в ее любимой диадеме. А этот молодой человек, — указала она рукой на мага за собой, — тоже кусок души ученика Хогвартса, который спрятался в той же диадеме. Его зовут...

— Я знаю, как зовут этого мага, мэм. Это тот злой черный маг, лорд Волдеморт, который убил моих родителей и оставил меня сиротой. Но в действительности его зовут Томас Марволо Риддл, мэм. Если он сказал вам другое, значит, он вам соврал.

Женщина выпрямилась и повернула голову к спутнику с упреком в глазах. Мужчина развел руки в сторону, приподняв плечи, и отрицательно закачал головой:

— Не вини меня, Ровена, как мог я, сам являясь сиротой, сделать сиротой другого ребенка? Парень, ты что-то путаешь?

— Ничего я не путаю, сэр, я был еще младенцем, когда вы пришли к нам домой, и у меня на глазах убили мою маму. Я хорошо помню, как она падает и падает в замедленном темпе, после вашего крика "Абра Кадабра". Или что-то такое. И зеленый луч. — Рассказывая это, мальчик весь затрясся от волнения. Его голос становился все выше и тоньше. — Каждую ночь мне снится, как мама падает без единого крика на пол, а потом вы оборачиваетесь ко мне, смотрите на меня этими своими красными глазами и кричите в мою сторону опять "Абру Кадабру". Хотели, наверно, этой Абракадаброй убить меня, но мне только плохо стало, и я отключился. И в эту ночь умер не я, а вы! Я победил вас, так говорят все в волшебном мире. Хотя кто их знает, этих волшебников, откуда они узнали такие подробности, если там были только вы да я, маленький годовалый ребенок? Меня никто об этом никогда не расспрашивал. Я никому ничего не рассказывал.

— Ха-ха-ха, ну ты рассмешил меня, малец! — Мужчина веселился от всей души и ничем не напоминал злого колдуна, о котором говорили в школе. — Как ты сказал — Абра Кадабра? А-хах-аха-ха! Никогда не слышал ничего смешнее.

— Рассмешил, не рассмешил, но здесь, в школе, я вас уже два раза как убивал, но вы бессмертный, что ли, никак помирать не хотите! — крикнул Гарри Поттер и попятился назад.

Риддл поднял обе руки вверх ладонями, чтобы мальчик увидел, что они пустые, и сказал:

— Стой, стой, Гарри, не бойся меня. Я ничего плохого тебе не сделаю. — Потом повернулся к Ровене. — Я думаю, нам надо пригласить мальца с нами, здесь очень неуютно, пусто и неустроенно. А в нашем убежище мы расслабимся и позволим нашему другу, Гарри "Некто" все нам о себе рассказать.

Всю первую неделю июля Джинни не меняла свое поведение, продолжала молчать в тряпочку и не признавалась матери, в чем ее проблема. Сутками напролет она лежала в обнимку, как в детстве, со своими обычными куклами — Гарри Поттерами, что-то им шептала, а потом долго и жалобно плакала над ними.

Всем своим старшим братьям Джинни надоела до чертиков своим непрекращающимся хныканьем днем и ночью. В первое время они ей сочувствовали, еще бы! Ведь Поттера так и не нашли, ни в замке, ни в каком-то другом месте. Профессор Дамблдор проверял даже в доме-музее Поттеров в Годриковой Лощине. Он не был ни в отчем доме, ни на Тисовой, в доме тетки, более того, там о нем даже слышать не хотели. Узнав, что ненавистный племянник потерялся, единственный комментарий Дурслей был: "Туда и дорога этому мусору!"

Ошарашена этим ответом была не только декан Гриффиндора, Минерва Макгонагалл, прервавшая свои каникулы по настоянию директора Дамблдора, но и сам он. Если негативное отношение грязных маглов к маленькому волшебнику старого колдуна просто отвратило, то резкое исчезновение защитного купола над их домом после их же слов довело его до ужаса. Ведь пала кровная защита, созданная самопожертвованием Лили!

Кстати, к Дурслям, кроме Минервы директора сопровождала и миссис Уизли, которая потом громко возмущалась наглости этих животных, родственников Гарри. Узнав об условиях, в которых рос Избранный, Джинни стала надрываться еще громче. В Норе после тех открытий перестали упоминать имя Гарри Поттера при Джинни, чтобы не тревожить ее лишний раз.

А потом к круглосуточным завываниям сестры присоединился и запертый на чердаке упырь.

Находиться в Норе парням постарше стало уже невозможно. Всем надоело смотреть на скорбные лица матери и отца, на их бесконечное сюсюканье с этой самой подросшей телом, но с мозгом как у цыпленка, девочкой. Надоело ходить на цыпочках мимо ее комнаты, слушать целыми ночами ее всхлипы, а днем смотреть на ее покрасневшие глаза. Зато, стиснув зубы, сжав губы в тонкую линию, она молчала как рыба, никому не доверяя секрет своих непонятных жалобных стонов, горести, страданий.

Ее старшие братья стали перешептываться между собой, да так, чтобы родители не услышали, а не убила ли их сестра Гарри Поттера или как-то — ненароком, случайно — ему навредила?

Как бы то ни было, к середине июля всем им захотелось эмигрировать нах..., в Запретный лес, хоть куда-нибудь, только далеко и надолго.

Повезло близнецам. Ли Джордан отправил им приглашение погостить у него весь оставшийся период летних каникул. Как только прибыло письмо, Фред и Джордж с криками "Ура-а-а!" и со скоростью движения Ночного Рыцаря усвистали из отчего дома, в спешке начисто забыв о существовании каминной сети. Поступили они, по мнению их младшего брата Рона, бессовестно, даже не услышав просьбу забрать его с собой в гости хотя бы на недельку. Только потрепали по плечу мальчика, путающегося у них в ногах, когда они удирали куда подальше. Крикнули ему свое прощальное: "Ну бывай, Ронникинс!", даже не сочтя необходимым оповестить маму о своем отбытии.

Мистер Уизли ухитрялся каждым утром, опережая момент просыпания любимой доченьки, каминной сетью уноситься на работу в Министерство. Поздно вечером он возвращался домой, когда та уже спала. Для себя он нашел формальный, но благовидный повод не нагружать свою нервную систему лишними переживаниями из-за нее. Ну плачет. Ну горюет там, беспокоится. Главное, что жива, здорова и находится в безопасности дома.

Перси тоже нашел себе оправдание, чтобы не пересекаться слишком часто с зареванной сестрой. Он был обижен на своих родителей. А что? В этом учебном году потерялся не только возлюбленный Джинни. Его девушка тоже исчезла. Из Больничного крыла, что просто немыслимо! И никто из администрации не счел необходимым проводить поиски по поводу исчезновения Пенелопы. Словно ее в Хогвартсе никогда не было. Как и сверстницы Рона, заучки Грейнджер, девицы весьма полезной для престижа родного факультета в плане накапливания очков. О своей первой любви Перси нешуточно горевал, хотя не лил, как Джинни, реки слез. Хотя бывало такое, что, вспомнив о нежности своей девушки, Перси проливал скупую мужскую слезу тайком от всех. Полгода уже прошло, но мама почему-то о его, Персиваля, потере не говорит, не спрашивает о его собственном самочувствии. Действительно, помнит ли она, что у нее, кроме плаксивой надоевшей дочери, есть еще и сыновья? Почему в упор не видит подавленное состояние своего третьего сына? Но не только мама такая, папа тоже хорош. Даже не спросил Персиваля, почему он все свое свободное время проводит в своей комнате, почему уже перестал сопровождать отца в министерство?

Дошло до того, что свою дальнейшую судьбу Перси пришлось устраивать самому. И с некоторых пор он стал вести переписку с кем-то из внешнего мира посредством маленькой совушки, точнее сова, Эррола.

Общение третьего брата с кем-то неизвестным из всех остальных Уизли заметил только Рональд. Не зная, чем занять свободное время, он начал следить за таинственным поведением Перси. То, что тот отправлял кому-то письма, Рону было понятно. Этот его старший брат тоже был жутким заучкой, сдал свои СОВы на "Превосходно" и, наверно, имел право искать себе реализацию после Хогвартса. Странно было то, что Перси не только отправлял письма чуть ли не каждый день, он также и получал чьи-то ответы. Переписка шла, по мнению Рона, перспективно и устраивала Персиваля все больше и больше, потому что глаза у того во время его поспешных завтраков, обедов и ужинов горели как два Люмоса. В отличий от унылого вида и погасшего взгляда остальных Уизли.

В полудремотном состоянии сознания Рона, благодаря куче свободного времени и безделию, стали появляться некоторые раздумья и рассуждения, что немало того изумило. Он начал задаваться вопросом, кому мог писать и от кого, соответственно, получать письма Персиваль, если мисс Кристал, его официальная девушка, еще зимой потерялась? Разве у старшего брата-заучки появилась новая зазноба? Весьма вероятно.

В сердце Рона закралась дикая черная зависть по поводу возможного успеха Перси среди девушек. Эх, думал он, везет всем вокруг, кроме него, Рона! Только на него, Рональда, всем плевать с Астрономической башни. Близнецы усвистали, отец приходит домой только чтобы поспать, пряча спокойствие своего сна за Заглушающими Чарами. Билл и Чарли дома не появляются, оправдываясь своей работой.

Чарами тишины сон Рона никто не охранял, и ему приходилось общаться днем и ночью, один на один, за исключением мамы, с льющей реки слез сестрой и быть заложником ее тягостных, доставших его по самое не могу, страданий. Конечно, горемыку Джинни он любил, но так плакать по чужому мальчику, хоть и будущему мужу, по мнению Рона, было по меньшей мере весьма неприлично. Но мама и папа о личном комфорте младшего сына не задумывались от слова совсем и заставляли его терпеть все это и даже сочувствовать. А зачем? Ну потерялся Поттер — и что? Найдется он. Вот и профессор Дамблдор прошлым вечером подтвердил, что, по его сведениям, Поттер жив и здоров. А значит, к началу учебного года явится как миленький.

А Джинни вообще дура. Чего реветь ночи напролет, если такая хорошая погода снаружи. Могла бы полетать на метле вместе с братиком, позагорать на берегу речки... Рассказать, в конце концов, брату, что за незадача такая приключилась, что она портит каникулы всей семье. Но нет, давай реветь! Одним словом, дура!

Оставшегося единственным из всех братьев Уизли в Норе Рона, в который раз пробужденного воплями Джинни, стали посещать некоторые, порой очень кровожадные, мысли. Он стал фантазировать на тему как ночью, пока мама и папа спят за своими Заглушающими Чарами, он тихо и незаметно прокрадется в комнату Джиневры. И задушит ту ее же собственной подушкой, чтобы рева больше не мешала ему спокойно спать. И чтобы не разрывала больше маме душу своими беспрерывными слезами. Рон представлял себе, как после похорон сестры пройдет некоторый, не слишком затянувшийся, период времени, и однажды мама, в конце концов, проснется спокойной. И войдет в свое обычное командирское состояние. Зато опять начнет готовить регулярно, вкусно и в большом количестве. И Рон сможет, наконец, нажраться до усра..., вдоволь.

До этого злосчастного лета так все и было. Но теперь все пошло наперекосяк!

А если призадуматься, во всем виноват лишь ОН, ПОТТЕР!

В голове рыжего мальчика засветилась лампочка понимания. Прав оказался главный летучий мышь слизняков, Снейп, что всегда и во всем виноват только один человек в Хогвартсе — Поттер. Это он, шрамоголовый придурок, должен Рональду ответить за отсутствие обычного домашнего уюта этим летом. Герой-блин-волшебного-блин-мира!!! Дурак, он и в Косом переулке дураком останется. Как так можно оплошать и потеряться? Заметьте — по хорошо проторенной им же дорожке от Больничного крыла до родной башни, за час до отбытия из школы? Уму непостижимо. Скажи кому, засмеют!

И почему у Джинни этот слезливый приступ, почему? Поттер не единственный и не последний парень в Хогвартсе! Финнеган, например, чем хуже Поттера? Непритязательный, свой парень, не выскочка какая-то героическая.

Рона больше всего бесило то, что мама, вместо того чтобы с утра пойти на кухню, надеть фартук и заняться приготовлением еды, как до сего злосчастного лета каждый день делала, проводит с плаксой все свое время, продолжая и продолжая расспрашивать ее. Причем безуспешно.

Отчаяние шестого Уизли от неудавшихся каникул, в совокупности с учащающимися приступами злости к сестре, могло бы плохо кончиться для нее, если бы поздним вечером в Нору не вернулся, никого заранее не предупредив, их старший брат Чарли.

Увидев своего второго сына, усталая и изможденная мать увлекла того напрямую в комнату Джинни, не позволив донести свой полотняный саквояж до своей комнаты. Чарли был единственным из всех братьев Уизли, которому можно было входить в святая святых Норы — комнату сестры, не спросив на то разрешение у хозяйки. Только постучав. Чем тот и воспользовался.

Миссис Уизли осталась снаружи, прислушиваясь и сжимая пальцы в кулаки.

Всхлипы Джинни сразу затихли.

Чарли провел за закрытой дверью комнаты сестренки долгое время. Напрасно миссис Уизли пыталась услышать что-либо из разговора своих детей, изнутри не доходил даже звук. Очевидно, Чарли, зная привычку матери подслушивать, вовремя наложил на комнату Муффлиато. Наконец, поняв, что зря тратит свое время перед закрытой дверью, но окрыленная надеждой благоприятного развития событий, миссис Уизли спустилась на кухню, чтобы приготовить сытный ужин для своих детей и мужа. За передвижением матери в единственно правильном согласно мнению Рональда направлении тот, не евший ни крошки с обеда, проследил голодными глазами из-за приоткрытой двери своей комнаты.

Мама ушла на кухню. Ура! Наконец-то она взялась за правильное дело. Рон, довольно потирая руки в ожидании сытного ужина, вернулся в свою кровать к изучению последнего выпуска любимого журнала про квиддич.

На ужин Джинни вышла спокойная и вполне адекватная, но спустилась она одна, сказав маме и брату, что Чарли отправился куда-то по своим делам. Куда, она не знает. Однако виновато потупила взгляд, и все поняли, что она очень хорошо знает, куда отбыл Чарли.

Перси, спустившись последним, сам удивился тому, что кто-то из старших братьев был дома, но кто из них — Билл или Чарльз, он не спросил. Это посещение не слишком его взволновало. Его мысли были далеко отсюда. Он дрожащей рукой теребил карман своей мантии, где было спрятано последнее, важнейшее для него письмо от его респондента. Перси думал о том, что ему пора собирать чемоданы и под покровом ночи лететь на метле навстречу своей судьбе. Подальше от Норы, подальше от всей семейки Предателей крови.

Задумчивый и отсутствующий вид Персиваля миссис Уизли не заметила, она даже не посмотрела в его сторону, автоматически наполнив его тарелку едой, сама присев за стол.

Завороженно смотря на то, как ее дети принимают пищу, она лихорадочно размышляла. Поспешный уход Чарли она объяснила себе тем, что Джинни все-таки рассказала самому близкому ей старшему брату о своих проблемах. И тот отправился распутывать ее темные делишки. Молли была готова заложить все свои тайные сбережения, поставив на то, что волнения дочки связаны с исчезновением Гарри Поттера, с которым та как-то связана. Дай-то Мерлин, чтобы ЭТО было не из-за использования тайных знаний, переданных ей матерью. А пусть даже и так! Своему сыну-драконоводу миссис Уизли могла доверить такое важное секретное дело, как подчистить за сестрой ее промахи. Приняв такое решение, она, скосив взгляд на повеселевшую дочку, успокоилась, вздохнула и спокойно стала ждать возвращения Артура с работы, чтобы составить тому компанию за ужином.

Пусть дети пока покушают и пойдут спать. Ждать отца им этим вечером нет нужды. Она сама сообщит мужу, как только они останутся с ним наедине, о миссии Чарли.

Старший брат в любом случае должен помогать единственной сестре.

Но Чарли не вернулся домой ни этой ночью, ни утром следующего дня. Не появился он и следующим вечером.

И тогда Молли взбесилась.

Впервые Джинни ощутила тяжесть руки своей матери.

— Где мы? — воскликнул ошарашенный увиденным Гарри, вертя головой и таращась на окружающий его пейзаж. Окрестности мало чем напоминали территорию вокруг Хогвартса.

Двое взрослых магов, неуверенно переглянувшись, кивнули друг другу.

— В бутылке, — стала объяснять Ровена, но была прервана неверящим криком со стороны их молодого гостя.

— Где-где? Вы шутите, да?

Глаза мальчика округлились и стали напоминать чайные блюдца. Стиснув зубы, он обижено засопел и слегка отошел от своих собеседников. Но и основательница, и саркастично улыбающийся Том, который стоял рядом с ней, вид имели весьма серьезный. Ничего не говорило о том, что те шутят, хоть и было видно их хорошее настроение.

— Нет, мы не шутим, Гарри, — тряхнула длинными волнистыми волосами Ровена. — Это место действительно находится внутри особой бутылки. Бутылки Кляйна. Их изготавливают демоны, а я в свое время оказала одному из них кое-какую услугу, за что он заплатил мне тремя из своих самых выдающихся изделий.

— Вот как! — воскликнул Гарри Поттер и опять скользнул взглядом по окрестностям, наслаждаясь красивейшим пейзажем. — И что за бутылки такие? — продолжил он рассеянно, вглядываясь в окружающую местность.

Климат здесь был мягким, хотя вершины видневшихся далеко на грани горизонта гор были украшены искрящимися белыми шапками снега. Дремучий лес в подножии темнел на фоне белоснежных вершин, манил отправиться вглубь и затеряться в его чащах, чтобы узнать, какие деревья там растут, и кто из живности обитает под его сенью. Подумав о животных, он вспомнил обитателей Запретного леса, что рядом с Хогвартсом, и его передернуло. Драко Малфой во время ночного похода упомянул вервольфов. А что еще опасное могло бы завестись среди этих древнейших высоченных деревьев?

Гарри передернул плечами и подумал, что лучше не поддаваться лишней тяге к приключениям в одиночку.

Он прислушался к недалекому регулярному всплеску воды и задался вопросом, это что — прибой? Неверящими глазами он посмотрел на своих спутников, молча попросив у тех объяснение. Должно быть, создатель этой, как сказала Ровена, "бутылки" был кем-то вровень с неким божеством, раз мог вместить в объеме обычной посудины все это необъятное пространство с горами, лесами... Эвентуально, с морями.

— Я не понимаю, — сказал Гарри. — Кому под силу такое выдающееся волшебство, разве что богу? Тут целая планета?

Голос Тома прервал монолог мальчика:

— Не целая, но где-то близко к этому. По меньшей мере, здесь есть целый океан, горы, древний нетронутый лес, несколько полноводных рек, а между ними степь... Стада разных травоядных животных пасутся, а на них охотятся хищники. Которые, я должен тебя предупредить, и за нами с Ровеной гонялись, хе-хе! — Основательница весело засмеялась и потрепала рукой темные, лохматые вихры на голове мальчика, а потом опустила руку ему на плечо. Том продолжил. — У нас есть парусник, и если будешь хорошо учиться, устроим тебе пару экспедиций к далеким островам, где гнездится целая стая радужных драконов. Кроме того, русалки этого мира своим внешним видом в корне отличаются от тех, что обитают в Черном озере рядом с Хогвартсом.

— И все это в какой-то бутылке?

— Это не простая бутылка, Гарри, — вмешалась в разговор Ровена. — Мастерство ее создателя, Лорда-демона Кая Крапивника признано всеми. Он наполняет свои изделия душой и сердцем, и его работы становятся бесценными — это всем известно. Внешне его бутылки ничем не отличаются от обычной посуды, но они практически неуничтожимы. И у них есть особые свойства, из-за которых истинные ценители готовы на все, лишь бы заполучить хоть одну.

— А что в них такого особенного?

— Например, если в них налить вино, оно останется безукоризненно свежим, как говорят знающие люди, — Ровена озорно улыбнулась Тому, — лет так двести, может быть. Или поставить в них цветы, тогда они не завянут примерно столько же. И даже если эта бутылка стоит пустой, само ее обладание приносит ее хозяину немалую удачу — в виде богатства, здоровья, счастья и долголетия. Чародеи со всего мира гоняются за ними и используют их в своем ремесле: эти бутылки чрезвычайно полезны в магической практике. А для таких как мы с Томом это единственное место, где мы можем существовать в материальном виде. Хотя бутылки в качестве убежища и места проживания для обычных людей и волшебников привлекательны по одной еще причине. Здесь нет времени.

— Что это значит, мэм? — удивленно захлопал глазами Гарри. — Я не могу себе представить, как так — нет времени.

— То и значит, — вмешался в разговор Том. — Посмотри, например, на меня. Я оказался в этой бутылке еще в пятидесятых годах. Сейчас который год, Гарри?

— Девяносто третий, — ответил озадаченный парнишка.

— Видишь, какое дело? Я вошел сюда тридцатилетним с хвостиком, во внешнем мире прошло около сорока лет. Как я должен, по-твоему, выглядеть сегодня?

— Ну-у, я не знаю, дедушкой? Не как тот же Дамблдор, например, но я не знаю, с кем сравнить. В волшебном мире я дедушек с бабушками, кроме тех оборванцев в Дырявом котле, не видел. Но вы выглядите совсем молодым, моложе нашего профессора Снейпа, скажем так.

— Снейп? Не знаю эту фамилию. Кто это? — спросил заинтересованный Риддл.

— Наш преподаватель по Зельеварению. Он меня ненавидит... почему-то.

Гарри повесил голову и призадумался. А потом вдруг встрепенулся и, восторженно сверкая зелеными глазищами, спросил:

— А вы меня научите делать такие бутылки, мэм? Я так хочу, хмм, мне надобно научиться творить такое волшебство.

Ровена скептически хмыкнула:

— Боюсь, что это будет невозможно. Нам, волшебникам, многое в мире дано, но создавать новые миры — увы! — нет. Такое под силу лишь богам и, соответственно, демонам. Но ты не парься, парень, вытащишь нас отсюда, получишь в дар все мои бутылки как плату.

* * *

Через некоторое время

— Вы сказали, что Лорд-демон отдал вами три своих бутылки, мэм, — спросил у своей хозяйки Гарри Поттер. — А что он устроил внутри других?

Одетая в темно-синее Ровена скосила глаза на темноволосого подростка, заметно подросшего за время своего здесь пребывания. На удивление парня, она мстительно оскалилась, показав свои внезапно удлинившиеся клыки. Гарри подвергся приступу когнитивного диссонанса, поскольку никогда раньше не замечал этих способностей Основательницы. Пока он пребывал в ступоре, в его голове пролетела шальная мысль о том, человек ли Ровена вообще. Возможно, она какое-нибудь волшебное создание. Мысль была, по его мнению, настолько безумной, что он поспешил задавить ее, по-быстрому отправив на задворки сознания, чтобы та не отравила его чистое восхищение от гостеприимной хозяйки бутылки.

— О-о, по-разному, Гарри "Некто", очень по-разному. — Она продолжала поддразнивать его этим шуточным обращением, чтобы потом посмеиваться над его досадой. — Одну из трех он изготовил как многоликую бутылку-тюрьму, куда я отправляю своих врагов. Твоих тоже могу, если понадобится.

Изумрудные глаза мальчика загорелись, когда он услышал об этом.

— А вы, оказывается, не белая и пушистая, мэм! — воскликнул он. Уголки губ Ровены мелко задрожали и слегка поднялись вверх. — И кстати, мое полное имя Гарри Джеймс Поттер, извините, что не доверился вам с самого начала.

Том Риддл, который до этого момента ходил с отрешенным и беспечным видом чуть позади, услышав фамилию подростка, вскинулся и побледнел. Поттеры были его дальними, как говорится, "седьмая вода на киселе", родственниками, и он сразу озвучил этот факт.

— Но как так! — воскликнул Гарри. — Это вы моих родителей... ну того... То есть, вы же их убили, уже став Волдемортом... — замялся мальчик, увидев виноватое смущение старшего волшебника. — То есть, не вы конкретно, а ваше будущее...

— Понял я, понял, малец. Оплошность совершил, хотя не я конкретно... — Том смутился и, не зная, как продолжить, сжал губы, остановился и стал разглядывать облака в области зенита.

Ровена молча слушала разговор между Томом и их маленьким гостем из внешнего мира, а ее взгляд был направлен вдоль вымощенной белыми мраморными плитками дорожки. Молчание затянулось, и Ровена взяла на себя инициативу, махнула рукой вперед и сказала:

— Давайте все обсудим, сидя вот в той беседке. Я позову Триппи принести нам охлажденные напитки, и ты, Гарри, все-все нам, наконец, расскажешь.

Сообщив это, она медленно зашагала по этой дорожке, а Том и Гарри последовали за ней.

Уже сидя за столиком в беседке, попивая сок, мальчик стал отвечать на заданные вопросы:

— Я уже говорил, что помню ваш приход, мистер Риддл. Когда вы засветили в меня Авадой, я потерял сознание. А проснулся уже в чулане под лестницей в доме моей тети Петунии.

— А шрам? — заинтересованно вгляделась Ровена в бледный след, оставшийся на месте знаменитого шрама на лбу мальчика.

— Шрам у меня с того самого посещения. Тетя говорила, что кровоточил он целый год, пока его края, в конце концов, не прилепили друг к другу медицинским клеем в больнице. Но периодически продолжал болеть, в особенности, когда вы находились в теле нашего профессора по ЗОТИ Квиринуса Квиррелла...

— Так-так-так! — остановил его Том. — С этого момента рассказывай поподробней, пожалуйста.

— Хорошо. Директор Дамблдор спрятал в прошлом году в Хогвартсе Философский камень...

— Что-о-о? — одновременно воскликнули оба его собеседника. — Такую мерзость и в школе? — продолжила только Ровена. — В моей школе?

— Ну, я не знаю, что там, в действительности, прятал директор, но легенда была такая. И мы, трое первокурсников-оболтусов из Гриффиндора, отправились его спасать. Якобы от Снейпа, нашего Зельевара. Но нашел я в конце полосы препятствий Квиррелла. С вашим лицом на затылке. Стоял он перед зеркалом Еиналеж и задавался вопросом, почему Камень не дается ему в руки. И поставил меня напротив зеркала попробовать его из Еиналеж вытащить. Я вытащил некий красный камень. Квирелл бросился отнимать его у меня, но, дотронувшись до моей шеи, стал тлеть как сигара моего дяди Вернона, когда он курит после хорошо заключенной сделки. Из пепла Квирелла вылетел ваш, мистер Риддл, дух...

— Прошел он через тебя? — подавшись вперед, спросил Том.

— Да, прошел.

— А дальше что ты почувствовал, что видел?

— Ничего, потому что потерял сознание.

Ровена и Томас переглянулись, задумываясь об одном и том же.

— А скажи, когда ты клыком василиска пронзил мой дневник, и мое молодое воплощение стало исчезать, случилось ли что-то подобное?

— Имеете в виду, не прошло ли ваше привидение сквозь меня? Отвечаю вам сразу — не знаю. Я потерял сознание.

— Мда, все интересней и интересней становится, — задумался Том, теребя пальцем нижнюю губу. — Ровена, посмотри, пожалуйста, чей хоркрукс был в шраме Гарри. Понимаешь, что я сам не могу этого сделать.

Она приблизилась к мальчику и, внимательно вглядываясь, коснулась пальчиком его шрама.

— Здесь до недавнего времени действительно была чья-то частица души, но теперь ее уже нет. Яд василиска ее уничтожил. Но через эту частицу тот, кто внедрил ее в твой шрам, тянул твою магическую силу и управлял тобой на расстоянии. Тот волшебник, который работал над твоим шрамом, Гарри, воспользовался не тем ритуалом, что мы с Томом, а другим, который довольно темнее нашего. Этот волшебник захотел, возродившись, напрямую занять твое тело. В живом тебе. Завладев при этом твоей родословной, твоим наследием, твоей жизнью.

— Как же так, мэм? — дрожащим голосом спросил Гарри.

— Люди всякие бывают, ребенок! Не ведись на слащавые речи и добрые глаза. Смотри на дела, а не слушай слова человека. Вот и здесь так. Создать хоркрукс — это жестоко, как для того, кто его создает, так и для преемника, понимаешь? — Увидев округлившиеся изумрудные глаза подростка, ей стало не по себе, что ему пришлось расти с таким порождением тьмы у себя в голове. Ровена слегка встряхнула рукой побледневшего мальчика, чтобы тот не падал духом и продолжила. — Чтобы освободить место для хоркрукса, нужна смерть, и не чья-либо, а самых близких.

— Мама, папа... — побелевшими губами чуть слышно прошептал Гарри и скосил глаза в сторону Тома, который смотрел обманчиво незаинтересованным взглядом куда-то в пустоту.

— Нет, это был не Том, Гарри. Не вали на него все проблемы в своей жизни, — тихо ответила на неозвученные Поттером обвинения Ровена. — Здесь, — она коснулась того места на лбу, где до вчерашнего дня находился его знаменитый шрам. Теперь его там хотя бы не было, боль при касании не чувствовалась, — я не чувствую магию Тома. Чувствую остатки незнакомых мне магических эманаций. Но подселенца уже нет. Он и не мог к тебе хорошо прилипнуть, раз ты говоришь, что шрам кровоточил долгое время.

Все трое замолчали на некоторое время, обдумывая ситуацию. Наконец, что-то решив про себя, Гарри поднял голову, и взрослые увидели, что его глаза блестят от непролитых слез.

— Мне показалось, что вы что-то не договариваете, мэм, — дрожащим голосом сказал он.

— Сама не знаю, надо ли тебе это говорить, — замялась Основательница. — Но если мы хотим освободиться от плена, нужно все обговорить. Так что... Том, скажи ему сам. Я посторонний человек, а вы какие-никакие родственники.

Взрослый мужчина стал сжимать и разжимать кулаки, ерзать на месте, тихо вздыхать. Наконец, он собрался и заговорил:

— Мы, то есть, я подозреваю, Гарри, что в тот вечер, когда мое будущее "Я" пришло к вам домой убивать, все прошло не по тому сценарию, о котором тебе рассказывали.

— Да мне ни о чем и не...

— Я о том же. Когда мое... другое "Я" произнесло Убивающее проклятие, ударив тебя...- Том весь покраснел от усилия, стремясь сдерживать свой нрав. — Короче, я думаю, что убил тебя, Гарри.

— Все говорят, что луч Авады развоплотил тебя, отскочив от моего лба! — возразил мальчик.

— Не отскочил, не верь брехне остальных. Авада так не действует. Не отскакивает от цели, не отражается, не наносит разрушения. Она делает только одно — у-би-ва-ет.

— Но я выжил!

— Выжил, но не Гарри Поттер. Выжил я. Покореженный, обезумевший, злой как черт. Но выжил, заняв место души ребенка. Поэтому меня развоплотило.

— Но я помню, как мама падала, убитая вами!

— Все возможно. Может, душа малютки Гарри ушла, но память осталась...

Мальчик задумался. Он не помнил, что последнее видел — лицо матери или ее волосы. Среди его воспоминаний мелькнул образ ее закрывающихся век, скрывающих под собой угасший свет зеленых глаз, но случилось это во время ее засыпания рядом с ним-малюткой или в тот ужасный момент, когда ее ударила Авада, он определить не мог. И он еще помнил голос, руки, улыбку отца... Большую черную собаку, себя на ее спине...

Он поделился своими воспоминаниями с Томом и Ровеной.

— А дальше что было, как вы думаете?

— Я думаю, что директор Дамблдор попытался внедрить в тебя частицу своей души в качестве якоря, чтобы занять твое тело во время твоей смерти.

— Том, полегче! — Прервала его Ровена. — С ребенком разговариваешь, все-таки.

— Ничего такого, мэм. Я готов услышать все, что угодно. Я услышал уже все самое страшное, что можно. Я умер, я неполноценный человек, Дамблдор злой старикашка, который жаждет омолодиться за мой счет, Уизли — гады... Все. Говорите, мистер Риддл. Объясните про эти хоркруксы.

Объяснение взяла на себя Ровена Рейвенкло.

— Изготовление своеобразной копии своего "Эго" и внедрение ее в предметы помогает сохранить себя после смерти. Впоследствии при помощи этих копий мага можно возродить, создав ему новое тело, чтобы тот прожил вторую жизнь: так сделала я в свое время; так решил сделать и Том. Я сделала один — в моей диадеме. Том сделал, очевидно, несколько. Но оба мы использовали в качестве вместилищ предметы. А ваш директор — тебя живого. Нет ему прощенья, Гарри.

— А почему вы настолько живо интересовались, прошли ли части души Тома сквозь меня, мэм?

— Потому что, парень, войдя в тебя, они присоединились к тому куску души Тома, что обитал в тебе.

— То есть, Волдеморт — это я. Ха-ха-ха! Шутите, да?

— Нет. Я не шучу. — взгляд Ровены встретился с глазами Гарри. — Давай проведем эксперимент. Вы с Томом возьметесь за руки, посмотрите друг другу в глаза, а я проведу над вами коротенький ритуал.

— Ровена, что ты предлагаешь? — забеспокоился Риддл, отгородив рукой Поттера от разошедшейся Основательницы.

— Что должно случиться, мэм?

— Если ты и находящийся здесь кусок Томаса являетесь частью одного и того же человека, вы соединитесь воедино. Ты втянешь в себя здешнего Тома, как это случилось с теми частями, что были на затылке Квиррелла и в дневнике Тома.

Гарри круглыми глазами посмотрел на взрослого мага, сидящего рядом. Он представил себе этот процесс. Представил себе результат. Результат ему понравился.

— Я согласен, мэм.

— Том? — тот вздохнул и кивнул. — Ладно-ладно! Прекрасно. Давайте, мальчики! — весело заторопилась Ровена. — Берем друг друга за ручки, смотрим в глазки, та-ак...

Она особым способом закрутила ладонями, и между ними стал собираться сгусток белесого свечения, который, медленно крутясь, увеличивался в размерах. По мере удаления ее рук друг от друга, светящееся облако начало вспыхивать искорками и гудеть на грани слуха. Внезапно Ровена сделала отталкивающий жест, облако переместилось и обволокло старательно смотрящих друг другу в глаза Поттера и Риддла.

— Reuniеt! (Воссоединитесь!) — закричала она, и Гарри от удивления открыл рот.

Хоркрукс Тома, который до сего момента выглядел вполне обычным взрослым мужчиной, постигла совершенно особая участь. Он вдруг расплылся, превращаясь в силуэт из дыма. Силуэт недолгое время сохранял форму человека с изумленным выражением лица, потом почернел и стремительно втянулся в раскрытый рот мальчика.

Глаза у того закрылись, и он упал навзничь в бессознательном состоянии.

По поверхности куклы Гарри Поттера, спрятанной первокурсницей Джинни Уизли в Комнате потерянных вещей, прошла рябь.

Зеленые, словно нарисованные прямо с очками-кругляшками перед собой, глаза куклы, зло сверкнув, начали медленно двигаться.

Она была оранжевой.

Окрас стекла был как заход Солнца.

Увидев ее, Чарли подлетел быстрыми кошачьими движениями к столу, на котором она стояла и, схватив бутылку обеими руками, стал ее разглядывать. Вблизи она оказалась покрытой пылью. Но из-за копоти на ее поверхности было видно, что оранжевое совершенство стекла украшают вспышки зеленых искорок и перламутровых бликов. Это делало бутылку завораживающей.

Взяв ее своими ладонями, почувствовав ее гладкую, теплую поверхность и ему захотелось погладить ее. Зажмурив глаза, прижав сосуд к себе, к нему пришло ощущение, что, найдя эту бутылку, он обрел все то, что ему нужно было до этого дня. Это озарение прошлось по его сознанию метлой, очистив от всего лишнего.

И Чарли полностью забыл свою миссию здесь, в Выручай-комнате. Он забыл не только свое задание — помочь сестре спасти куклу, в которую она превратила своего героя, Гарри Поттера — но и само существование сестренки, братьев, своих родителей. Забылся отчий дом под именем Нора, куда он должен был отнести эту самую куклу. Осталась одна бутылка.

Прижав ее к своему лицу, все еще с зажмуренными глазами поглаживая ее шелковистую на ощупь поверхность, молодой парень подумал: вот, нашлось оно — мое единственное счастье.

Через неопределенный период времени Чарли открыл глаза, чтобы снова насладиться внешней красотой своей находки и, округлив глаза, он стал поворачивать ее так и сяк, пытаясь в скудном свете помещения рассмотреть то, что там внутри так завораживающе искрилось. Широкой, местами в рубцах от ожогов драконьего огня ладонью, парень стал протирать пыль, время от времени дыша на ее поверхность. Бутылка чувствовалась живой, теплой, чуть ли не мурлычащей.

Внезапно, Чарли надавил нечаянно на что-то на дне бутылки, раздался тихий щелчок и горлышко стеклянного совершенства стало увеличиваться размером, раскрываясь, как бутон розы. Изнутри донесся дивный запах весенних цветов и парень, не сдержав любопытства, поднес сосуд к своему носу. Аромат был запредельным!

Не помня предостережений своих родителей, своих профессоров или коллег о том, что каждый волшебный артефакт мог таить в себе неведомую угрозу жизни, он заглянул в бездну.

Как говорится, когда глянешь в бездну, она ответит на твой взгляд.

Чарли ахнул. Там, внутри бутылки, крутился радужный калейдоскоп света, который ворожил и манил к себе. Долго не раздумывая, молодой человек поддался внезапно возникшему желанию присоединиться к безудержному полету разноцветных искорок. Стать одной из них.

И пропал в эту самую бездну.

Один миг и помещение опустело. На гладкой поверхности стола осталась лежать бутылка, сотканная как бы Солнцем. Еще миг — и этот образ начинает размываться, меняться, преобразоваться. Из сумеречного тумана, который заполняет пространство, начинают выступать знакомые ряды из шкафов, на полках которых лежат кучами старые, неведомые вещи, густо покрытые пылью.

* * *

Непреодолимый, как при аппарации, шторм затягивает Чарли во внутренности бутылки, вертя его, как перышко в трубе торнадо. Продолжается это падение недолго. И вот, не испугавшись так, как надо, он уже приземляется на ровный песчаный пляж у берегов моря, совсем у воды. Удар почти не чувствуется, и Чарли быстро принимает сидячее положение. Его продолжало крутить и шатать после полета вниз, поэтому он решает пока не вставать на ноги. Что не мешало ему оглянуться вокруг и узнать, куда занесла его нечистая. Тряхнув головой, чтобы шарики да ролики пришли в порядок, он сфокусировал свое внимание на окружающей действительности.

Вот это дааа… Вот это он удачненько попал!

Занесло его, как он сразу заметил, на песчаный берег моря. Что, в принципе, ни на что конкретное не указывало. Море, как любое другое. Огромное количество воды на одном месте и так далее… Волны этого спокойно плескались, обмачивая его ноги, обутые в магловские сандалии. Короткие до колен шорты при этом оставались сухими. Линия горизонта прямо по направлению взгляда светлела слабым багровым заревом — то ли восхода, то ли захода Солнца.

Наступили сумерки. Небо ближе к зениту темнело, и на его фоне звезды казались огромными алмазами, ярче тех, что он видел в своей жизни. Чарли повернулся в обратном к морю направлении, и ему удалось разглядеть темные контуры вереницы гор, занявшие весь оставшийся горизонт.

Равнину между берегом и далекими горами заполняло колыхающееся травяное море, которое наполняло воздух пьянящим запахом весенних цветов. Чарли, вдохнув глубоко сей аромат, почувствовал себя частичкой этого мира и в порыве блаженства распростер в сторону руки, бухнулся назад на спину и выдохнул.

Полежав некоторое время на песке, изучая незнакомое звездное небо и не находя там очертания знакомых созвездий, он неожиданно почувствовал себя глубоко счастливым. Словно наскитавшись вволю, пережив не одно разочарование, он, наконец, вернулся домой. Там, где изначально было его место. Вдохнув воздух, который одновременно пьянил и бодрил, он вскочил одним прыжком с места. Не сдержав в себе нахлынувший восторг, Чарли громко, по-ребьячи, захохотал и, зажмурив глаза, завертелся вокруг себя с распростертыми руками. Ему вдруг показалось, что вся природа вокруг него радуется вместе с ним долгожданному воссоединению.

Через некоторое время свет усилился. Стало понятно, что предстоит день, а не ночь, и он подумал о насущем. Первая его мысль была: с ним ли его верная палочка? Он потрогал кобуру на запястье левой руки и нащупал ее. Палочка не потерялась после сумасшедшего полета, была на своем законном месте, и Чарли вздохнул с облегчением. Он вынул ее и взмахнул рукой. С вершины палочки посыпался мощный фонтан разноцветных искр. Раз с ним магия, значит, не о чем беспокоиться.

Ему оставалось только выбрать направление своего дальнейшего путешествия. Выбирать можно было из трех возможных — идти налево, направо вдоль берега или отправиться к далеким горам.

Налево и направо от того места, где он до сего момента сидел, тянулись, буквально говоря, бесконечная береговая ивица и пляж. Ничего примечательного.

Зато вершины гор уже багрил розовый рассвет и Чарли решил — надо ему идти туда.

И, больше не раздумывая, он чуть вприпрыжку, широкими шагами отправился туда, где можно было поискать самое, по меньшей мере необходимое, чтобы выжить — еду, ночлег, возможно людей… Обычные вещи, но без них никак.

Становилось все светлей и светлей, небо обагрилось лазурью, и вот, впереди себя Чарли заметил свою тень, колыхающуюся вместе с по-весеннему зеленой травой. Двигаться среди невысокой — ему по колено — травы было легко, и он не стал искать ответ на вопрос: куда его занесло? Он был в Раю. Все остальное: всякие исследования и прочая чушь могут идти лесом.

Зап… забытым лесом?

Чарли остановился и почесал покрытую короткими рыжими кудряшками голову, пытаясь вспомнить, что за лес должен был знать. Но прошлое скрывал густой туман, скрывающий почти все.

* * *

Было раннее утро, а день в этом месте еще предстоял.

Когда зарево восходящего Солнца осветило склона горы, к которой он упорно двигался, Чарли смог увидеть незамеченные раньше белые строения на фоне темно зеленой растительности. Наличие строений означало, что здесь есть люди. Или были. Как бы там не было, в этих строениях он мог найти подслон и устроить себе ночлег.

Он ускорил шаг, надеясь найти там все-таки живых людей.

На его пути начали встречаться сначала реже, а потом все чаще кусты, некоторые из них все покрытые шипами, а некоторые — плодами и ягодами.

Не особо раздумывая, съедобные ли эти, размером с его кулак, красные, желтые и оранжевые шарики для человека, он попробовал один и вздохнул от удовольствия. Плод был сладким, как мед, и насыщал, как свежевыпеченная булочка. Чарли съел еще три такие ягоды, потом трансфигурировал из нескольких веток корзинку, наполнил ее плодами и продолжил свой путь к манящим строениям, петляя между кустами.

Ему повстречался новый куст, почти дерево, с зелеными плодами, под кожурой которых нашлась сердцевина, как у грецких орехов. Палочкой он сделал свою корзинку побольше и пошире, добавив внутрь несколько из этих фруктов и продолжил идти вперед.

Сытый, повеселевший Чарли стал напевать некую мелодию, саму по себе возникшую в его сознании. Даже начал пританцовывать на ходу. Впереди был долгий — откуда пришла к нему эта информация он не знал, его и не интересовало откуда — день, полный предстоящих открытий. Ожидалось встретиться с людьми, а это означало общество, компания, знакомства, девушки… Эээххх! Эта мысль вдохновила его, и он зашагал побыстрей. Его молодые, здоровые ноги, механически переступая друг за другом, несли его вперед, и он надеялся, что кого-то встретит, с кем-то познакомится и жизнь наладится.

Он думал только о настоящем и вероятном будущем, а прошлое… Прошлое было полностью забыто. Из его головы все испарилось, как утренняя роса — кем он был, какая у него фамилия, миссия, связанная с сестрой, семья, Нора, Хогвартс, братья. Существенным для Чарли остались лишь ощущение полной принадлежности к этому миру и нужда найти себе подобных.

Вблизи башни оказались не совсем белыми, а какими-то разноцветными. Свет Солнца отражался их стенами всеми оттенками радуги: розовым, фиолетовым, нежно-зеленым, лазурным. И чем-то дополнительным начисто отличались от всего, возведенного человеческими руками.

Это была их монолитность.

Откуда-то в голове Чарли возник образ огромного замка, который он раньше знал хорошо. Как назывался этот замок не имело значения для него. Он помнил его высоченные стены из отдельных, спаянных между собой, камней. Это воспоминание, возникшее внезапно в его сознании, было настолько неожиданно, настолько красочно, что он остановил свой ход, чтобы подумать, что за строение мерещится ему в голове. Ничего. Он почесал снова свою рыжую макушку в попытке разворошить память, но ничего не всплыло на ее задворках. А гадать это не дело.

Стены здешних башен были монолитными, сделанными из одного единственного камня. Чтобы сотворить такое великое строение, люди должны были быть по меньшей мере могущественными магами. Вот, тот замок, который мелькал перед его внутренним взором отдельными кадрами, маги-творцы строили кусками, да? Что-то особенное пощекотало сознание молодого человека, и он сам себя поправил — маги-Основатели. Хммм…

Внезапно, некое движение на вершинах строений вывело Чарли из его задумчивого состояния, и он сосредоточил внимание на башнях. Там, наверху, кто-то огромный закопошился, и назвать ЭТО человеком было невозможно. К первому созданию присоединились и другие, ему подобные, замелькали крылья, длинные шеи…

Это были драконы!

Целая стая. С этого расстояния Чарли не мог определить их принадлежность ни к одному из видов, известных ему. И не только своим необычным, радужным окрасом. Драконы — это для него было знакомо. Он их любил. Свою прошлую жизнь Чарли не помнил, но свое восхищение к драконам и свою работу с ними забыть не мог. Стиснув свою палочку покрепче и припомнив необходимые заклинания, помогающие ранее справляться с этими огромными летающими ящерами, он почувствовал себя увереннее. Все, что нужно, чтобы ужиться с любым из этих созданий, он знал. Подобравшись, он уверенно зашагал в направлении башен.

Оттуда, по мере приближения, все чаще стали слышны знакомые ему по работе трубные выкрики, при помощи которых драконы общались между собой. Чарли шел, не отрывая взгляд от наблюдающих сверху ящеров, чешуя которых блестела всеми цветами радуги. Их длинные, тонкие шеи заканчивались изящными, маленькими, по сравнению с их огромными распростертыми за спиной крыльями, головами, украшенными гребнями из длинных шипов. Все это искрилось и сверкало, как россыпь драгоценностей, и Чарли не мог оторвать взгляд.

Драконы, покрикивая, с любопытством протягивали вниз шеи, чтобы получше разглядеть своего незваного гостя. Ему было все равно в качестве кого — гостя или обеда разглядывают его драконы.

Вдруг одно из этих созданий спрыгнуло с места на крыше башни и, планируя огромными, переливающимися цветами крыльями, полетело вниз, к Чарли. Стиснув вспотевшей рукой свою, как ему показалось, бесполезную в присутствии такого количества и такого размера ящеров палочку, он приготовился к любому выходу встречи с ним. Гость или жертва, сама своими ногами пришедшая. Когда дракон, планируя кожистыми крыльями, спрыгнул с башни, первым порывом Чарли было немедленно аппарировать или, по меньшей мере, побежать обратно к морю. По возможности далеко за море. Но куда бежать?

Дракон, словно прочитал его мысли, спикировав вниз, приземлился у него за спиной, тем же отрезая ему путь к отступлению.

«Сейчас меня сожрут в один прикус» — подумал Чарли и зажмурился.

— Не ссссожру, госсссть, — прозвучало у Чарли в голове. — Мы хозяев не едим.

«Все-таки, он назвал меня гостем?» — пролетело в сознании мужчины и он открыл глаза, чтобы увидеть уткнувшуюся в его лицо морду зверя. И зверя ли, раз он с ним разговаривает?

Разговаривает?

Чарли попятился назад, чтобы мог видеть глаза дракона.

— Сссссссссс…ссдравссствуй, госссть, — снова прозвучало внутри черепной коробки мага, и он возрадовался, что наконец, после нескольких лет работы с этими прекрасными, наивысшей степени опасности созданиями, он впервые общался с одним из них. Даже если дракон этот был совершенно незнакомого ему вида — это был дракон! И он сказал, что людей он считает хозяевами. Почувствовав в себе волну восторга, Чарли не сдержался, протянул руку и погладил покрытый мельчайшими чешуйками нос рептилии.

— Привет, крылатый! — дрожащим голосом выдавил из себя Чарли. — Как я тебя могу звать?

— Зови меня Рамма, бессскрылый. Полетишь сссо мной! — рыкнул дракон, снизив голову, чтобы встретиться взглядом с этим красноголовым человеком.

Встреча взглядом с человеком была нужна дракону, чтобы образовалась так долго недостающая связь существа с истинным хозяином. Он не помнил, куда делись человеки, но вот, один из них появился — и не какой-нибудь, а настоящий маг!

Встреча с волшебником была самой удачной для дракона возможностью обрести хозяина. Наконец-то, наконец-то!!! Наличие волшебника среди стаи означало, что драконицы снова смогут откладывать непустые яйца. Будут маленькие дракончики и стая перестанет уменьшаться из года в год.

Дракон снизил голову до земли, чтобы новый хозяин-человек смог подняться по его шее и сесть между крыльями. Чарли даже не думал отказываться. Он быстро взобрался туда, где было самое удобное для сидения место — в основании шеи дракона. Схватившись обеими руками за растущие воротником из больших чешуй шипы, парень прокричал какие-то восторженные звукосочетания. Он приготовился лететь на крыльях ветра вместе с этим восхитительным существом. Лететь к небесам, выше облаков, выше звезд.

— Летѝ давай, Рамма! — крикнул он дракону.

И они полетели.

Стрелка особых часов с именем второго сына миссис Уизли внезапно дернулась и медленно передвинулась с отметки «В опасности» к совершенно новой и доселе несуществующей на циферблате отметке — «Счастлив в Раю».

Примечания:

После длительной остановки работа над фиком восстанавливается. Спасибо новой бете!

Текст не бечен, только проверила правописание. Ошибок не было найдено. Обе беты молчат, не помогают. Если новых не найти, буду самостоятельно работать. Как смогу.

На другой день после внезапного приезда вечером и такого же внезапного отъезда ночью её любимого старшего брата Чарли, Джинни появилась на кухне, чтобы позавтракать всей семьёй. Сидя за столом, она почему-то загадочно улыбалась. И все время посматривала то на камин, то заглядывала в окошко. К обеду даже Рон заметил, что она кого-то ждет и заподозрил, что всё это неспроста и не позднее, чем к вечеру, у них дома появится внезапно нашедшийся Гарри Поттер.

В том, что это будет он, Рональд не сомневался. А как же? Разве будет Джинни по кому-то другому так несдержанно тосковать, как не по Гарри Поттеру? Да никак нет. С другой стороны, Рон был уверен, что случись с ним неладное, например, исчез бы сам Рон на тот же период, что и Поттер, вряд ли она заметила бы. А? Тосковать по родному брату? Не-е-е, не к Джинни это. Ветреной пустышкой, вот кем была его сестра. Вертихвостка.

День медленно подходил к вечеру, миссис Уизли приготовила любимое кушанье Чарли и села за кухонный стол рядом с уже порядочно поникшей от продолжительного и безрезультативного ожидания дочерью. Миссис Уизли, пухленькая хозяйка Норы, тоже изнывала с нетерпением, о ее проголодавшихся сыновьях можно не упоминать. Но она сказала как отрезала, что ужин будет только после возвращения с миссии их второго по старшинству брата и их отца с Министерства. Она верила, что Чарли своё задание исполнит, долго скрываемый секрет раскроется и лишь тогда она позволит себе отшлепать дочку ниже спины за всё, что та устроила на днях.

Только вернутся наконец мальчики домой, живыми и здоровыми.

Завтра она должна посмотреть, как там её близнецы-затейники, и узнать, не пропищала ли там миссис Джордан от них.

Вспышка зеленого света в камине привлекла внимание всех заждавшихся вокруг кухонного стола, и миссис Уизли подумала, что, вот, все налаживается. Джинни даже, подскочив с места, бросилась навстречу, как она надеялась, старшему брату Чарли с куклой Гарри на руках.

Но через перегородку камина переступил Артур, её отец, который от неожиданности такого устремления дочки, распростер руки и приобнял её. По правде говоря, с начала каникул он впервые видел Джинни незаплаканной. Не долго думая, он потрепал дочку по тощей спине, тихо промурлыкав, как он делал, когда она была совсем еще маленькой.

Даже если это со стороны отца было неожиданно, Джинни ничего не сказала. Постояв в обнимку с отцом секунды две-три, девочка оттолкнула того руками, вернулась назад к столу и села на свое обычное место, понурив голову.

По лестницам с отсутствующим видом спустился Перси и, кивнув отцу, тоже уселся на свое место, скосив взгляд на маму. Та даже не заметила его появления, а молча следила за единственной дочкой взглядом голодной кобры. Все, с нее довольно. Ох, Джинни, получишь по первое число от мамы…

— Чарли куда-то уехал? — спросил Артур, вооружившись ножом и вилкой. Но его жена вроде как его не слышала, сверля гневными глазами побледневшую Джинни. — Молли, ужинать будем или кого-то ждем? Молли, — потрепал он ту по плечу. — Кого ждем, Чарли?

— Джинни пусть скажет, — уставившись на осунувшегося лицо дочки, она толкнула ее рукой. — Доча, куда отправила прошлой ночью своего брата, а? Говори! Заметь, я не спрашиваю по какому делу, только куда. И ждать ли его к ужину или он напрямую вернется в Румынию?

Джинни потупив взор, еще пуще опустила голову, закрывая своё лицо руками. Её плечи начали трястись, она пока что сдерживает всхлипы, но слёзы пробиваются сквозь сжатые пальцы и капают на ее платье.

Рон в этот момент уже полностью был уверен, что свою сестру ненавидит. Он взял себе в заметку, что помогать ей ни при каких-либо обстоятельств не будет никогда. Даже если ей его помощь будет спасением жизни. Эта мелкая козявка раз за разом у него все, что ему важно отнимает — его единственного друга, его удовольствие от летнего отдыха, внимание его родителей. Всё только для неё, для этой «королевы слезливых трагедий», из-за неё Рон стал совершенно невидимым для родных. Разразилась бы сейчас гроза и в него, Рональда, ударила бы молния, никто бы не заметил это, не бросился бы тушить огонь.

И ужинать они и не думают. Все вылупились в эту плаксу, сверлят её взглядами, а то, что Рон сидит тут голодный, как зверь кого интересует? Никого.

Ну и пусть. Рон берет тарелку и отправляется к плите, чтобы сам себе накласть еду из кастрюли. О-го-го! Внутри, под крышкой, он находит восхитительно пахнущие, огромные размером, прекрасно поджаренные отбивные, кучей нагроможденные поверх горы картофельного пюре! Облизнувшись, он подсыпает себе большой ложкой как он любил — с верхушкой, из этого нежного пюре в свою тарелку. Затем бросает туда два куска мяса побольше и с этим добром возвращается за столом, все время ожидая возмущенные крики матери.

Но не только она, никто из остальных даже не смотрит в его сторону. Забив на утонувшей в гнетущей тишине семьи, он начинает кушать. Поев, он поднимает взгляд на своих молчавших родителей, на брата Перси, теребявшего карман мантии, на трясущуюся рыданиями Джинни, вздыхает и ничего не говоря, отправляется наверх, в свою комнату наполнив во второй раз свою тарелку.

Но Рон был в корне неправ, думая, что никто за ним не следит. Миссис Уизли, ничем себя не выдавая, за своим младшеньким хоть одним глазом, да проследила. И одобрила его поведение.

— Перси, — обернулась она к третьему по старшенству сыну. — Дорогой, сделай как свой младший брат, набери себе еду в тарелку и иди наверх. У нас с отцом есть особый разговор к твоей сестре. Пора уже заканчивать с ней сюсюкаться и поставить точку на устроенном ею балаган.

— А? — не понял Перси, внезапно выдернутый голосом матери из только ему понятных глубоких размышлений. — Что? Мама, ты что-то сказала?

— Да, сказала! — повысила голос миссис Уизли. — Давай сюда свою тарелку, чтобы я положила тебе пищу. А ты забери ее и иди поесть к себе в комнату.

— Лааадно, понял. Все. — Он сочувствующим взглядом посмотрел на трясущуюся Джинни и продолжил. — Вы ее не сильно ругайте, мне жалко на нее смотреть.

— Иди давай уже, защитничек! — прервала его мать. — Если бы ты свою сестру защищал в Хогвартсе так, как надо было, ничего с ней плохого не случилось бы. Эх, ты, сынок! Иди, иди, оправдываться не надо.

Джинни встрепенулась и отпустила свои руки, проследив разговор мамы с её братом Перси. Когда он отправился по лестнице наверх, она подумала не побежать ли вслед за ним. Ей вдруг стало страшно оставаться наедине с собственными родителями. Особенно в такой момент, когда мама такая вот вздрюченная и угрожающая. Джинни даже сделала попытку привстать, но ее отец неожиданно прытко вскочил с места и двумя руками надавил ей на плечи, заставляя ее остаться там, где она сидела. Сгорбившись, девочка злыми глазами сквозь пряди немытых с начала каникул рыжих волос стала подглядывать на своего незнакомо и так необычно выглядевшего отца.

— Говори, Джинни! — неожиданно твёрдым голосом рыкнул мистер Уизли, и Джини вся встрепетнулась. — Как Глава рода я приказываю тебе, Джиневра Молли Уизли, ответить на мой вопрос. — Всем организмом она почувствовала тиски этого приказа, и ее воля сломалась. — Скажи, дочка, твой брат Чарли по чьим таким делам ушел из дома вчера вечером — по своим или по твоим? И куда?

Артур весь подобрался и перестал выглядеть как обычно размазней и подкаблучником. Впервые Джиневра поняла, что означает происхождение. Она вдруг вспомнила тот факт, что ее семья входила в число Священных двадцати восьми. И что то давление, которое она ощутила, и есть воля Главы рода. Она попробовала отгородиться от внешнего давления и не ответить отцу, но ее рот сам открылся и она выдавила:

— Я отправила Чарли в Хогвартс, по моим делам.

— По каким таким делам? — спросил мистер Уизли, пальцем приподняв ее лицо за подбородок, чтобы смотреть в ее глаза.

Мерзкий холодок потек по спине девочки, когда ей пришлось отвечать:

— Чтобы принести одну из моих к-кукол…

— Кукол? — не понимает мистер Уизли. — Каких еще кукол, Джинни?

Звонкая затрещина со стороны матери закрывает рот Джинни. Молли, столбом выпрямившись у стола, судорожно глотала воздух, побледневшая как смертница. Артур, заметив состояние жены, забыл о дочке.

— Молли, ты хорошо себя чувствуешь, дорогая? — поднимается со своего места Артур.

Его жена словно его не слышит. Прикрыв одной рукой свой рот, чтобы не закричать, другой она держится за сердце. Выпучив глаза, она с ужасом смотрит на свою дочку, боясь шевельнуться, чтобы не упасть.

— Джинни, скажи мамочке, что ты не сделала ЭТОГО с кем-то из учеников! — тихо спрашивает она, но выражение лица ее дочки подтверждает ее худшие подозрения. Как бы Джинни не ответила, именно ТО она весь прошлый учебный год делала. Создавала себе игрушки. Вопреки запрету матери.

Внезапно все части пазла занимают свои места и картина ужасных событий вырисовывается со всеми подробностями.

Ее дочь, ее маленькая принцесса, ничего лучшего не придумала, кроме как из Избранного волшебного мира, из Гарри Поттера создать себе ОСОБУЮ куклу. Что такое страшное могло между ними произойти, что именно из него она сотворила себе игрушку? Молли несколько раз прокрутила у себя в уме все возможные сценарии событий, но не могла себе представить, что или кто довёл бы Джинни до преступления такого рода. Хотя, что там гадать-то? Чтобы не случилось, Джинни по-всякому виновата. А Чарли, пожалев сестренку, отправился в Хогвартс один, даже не спросив заранее разрешение у директора Дамблдора!

А разве он мог, если это связано с необходимостью освещать темные делишки сестры перед этим святым человеком. Самым разоблачить перед ним всю свою семью.

А если он погиб? Её обезумевший взгляд забегал по комнате в поисках ответа и вдруг остановился на ее специальных часах. Стрелка Чарли указывала на раньше невиданную заметку «Счастлив в Раю». В Раю?

Миссис Уизли, хлопнув громко ладонью по столешнице, не терпящим возражения голосом отчеканила:

— Арчи, перестань расспрашивать Джинни. Дальше с ней займусь я.

И схватив ручку обескураженной злостью матери Джинни, даже не заметив ее скривившееся в болезненной гримасе лицо, она потянула ее за собой к лестнице.

— Давай, давай! Иди за мной, Джиневра Уизли. Сейчас мы с тобой обе сядем в твоей комнате и ты мне все-все расскажешь. Попытаешься снова улизнуть от прямого ответа, выдеру тебя ремнем, здорового места не останется. Иди давай, не мешкай, Джинни!

Артур растерянными глазами прослеживает уход своих самых любимых девочек, а потом тяжело опускается на стул. Повертевшись некоторое время и не дождавшись возвращения Молли на кухню, он решил, что может сам о себе позаботиться. Для начала, посмотреть что так хорошо пахнет из кастрюли.

* * *

Если кто-нибудь думал, что Мародеры первыми во всей истории Хогвартса, из всех поколений учащихся за его стенами узнали о связывающем замка со Сладким королевством тоннеле, то он был бы в глубоком заблуждении. О нем, рано или поздно узнавали все ученики, из всех факультетов. И девочки в том числе. Только те в одиночку туда не совались. Ночью, хотя бы.

Молли Уизли по этому тоннелю не раз рыскала, школьницей давно уже не была и ничего не боялась. Это от нее все должны бояться.

Аппарировать в Хогсмид, на задний двор Сладкого королевства; открыть дверь к подвалу и незамеченной спуститься вниз к длинному поздемному проходу, ведущему в Хогвартс, для ней было дело минутное. Ей было бы трудно топать по извилистому, темному и душному проходу, но на то она ведьма — махнуть палочкой и воздух чист, и пол сухой.

Наконец она достигла лестницы, которая вела наверх, к коридору на третьем этаже замка, где в горбе статуи Одноглазой ведьмы заканчивался лаз из Хогсмита в замок. Выйдя из горба статуи миссис Уизли оглянулась — не шествует ли мимо кто-то из замковых привидений или подлючий полтергейст Пивз. Никого видно не было и рисковая домохозяйка направилась наверх, к восьмому этажу, выбирая те коридоры, на стенах которых не было портретов. Миссис Уизли очень боялась нарушать установленный директором Дамблдором распорядок, хотя во время учёбы его запреты ее не останавливали. Но летом, во время каникул, все посещения посторонних, кроме ремонтных работников, прослеживались и она боялась, что ее застукают при нарушении. Вот будет стыдноооо…

Все равно. Ей дочку надо спасать, не просто так правила нарушать! А признаваться Дамблдору с какой целью приплелась без спроса в Хогвартс, она не намеревалась. Тем более, при таких-то обстоятельствах. Поэтому миссис Уизли тихой сапой кралась по самым что есть потайным лестницам, боясь даже дышать шумно, хотя ее сердце билось бешенным ритмом у нее в груди, а глубокие вздохи на каждой площадке ей не приносили облегчение.

Хогвартс тонул в тишине и темноте. На восьмом этаже окна были узкими и высокими от пола до потолка, что, к счастью, сегодня было на руку женщины. На дворе была безоблачная ночь полнолуния. Длинные, бледные прямоугольники, чередующиеся с темными промежутками неосвещенной мозаики пола очерчивали некий призрачный клавишный ряд. Шагая по этим темным и светлым полосам, Молли загадывала про себя, что если дверь Выручай-комнаты откроется на светлой полосе, все у нее получится, она найдет Чарли, найдет и куклу Гарри Поттера и заберет обоих дома. А там позволит себе отыграться на всех.

Наконец, еле волоча ноги она добралась до желанного, указанного дочкой место между портретом Варнавы Вздрюченного и картиной с танцующими тролихами.

Троллихи остановили свой нелепый танец и, увидев миссис Уизли, уставились оценивающим взглядом, признавая в ней персону вовсю достойную поучаствовать в их кружениях по нарисованной поляне. Молли стало не по себе от их внимания и быстро прошла положенные три раза рядом с картиной, чтобы дверь появилась.

На этот раз дверь возникла чуть в сторону картины, аккурат по середине темной полосы.

Какая незадача. Женщина плюнула три раза через левое плечо, открыла дверь и вошла, пренебрегая негативным прогнозом своего собственного гадания.

Зря.

Высокий, одетый в мантию, которая была ему уже коротка, с верхней полки шкафа на пол резво соскочил темноволосый мальчишка, поднимая облака пыли.

За ним, из старинного вида серебряной диадемы просочилась дымка, собравшись в призрак высокой, стройной девушки.

На полке сиротливо остались стоять четыре кукольные фигуры — трех девушек и одна мальчишеская.

— Выбирай, Ровена, — улыбнувшись, сказал парнишка и рукой указал на куклы. — Старшую зовут Пенелопи, она рейвенкловка. Была пятикурсницей и старостой. Её статус крови мне неизвестен. Лохматая шатенка, моя сверстница из Гриффиндора, магглорожденная. Зовут её Гермиона Грейнджер, заучка, зубрила и верная подруга. Всегда помогала. Бедная девочка.

— А эта? — спрашивает Ровена, беря в руки третью куклу из девушек.

— Эту я очень смутно помню. Распределилась она непосредственно передо мной, но я не помню ни как ее звали, ни куда распределилась. Лицо у нее, как видишь, невыразительное и ничем непримечательное…

— Потому что ее родственники наложили на свою дочь Чары незаметности, Гарри. Видно, что боялись за неё. Разбудим — распросим её. А мальчик кто такой, ты его знаешь?

— Знаю, — ответил Гарри. — Это наш местный папарацци, гриффиндорского разлива. Колин Криви, магглорожденный.

— То есть, беспардонный, наглый и пронырливый, да?

— Что-то очень близко. Да. Кого из девушек, все-таки ты выбрала?

— Гермиону, однозначно. Она шатенка, но с этим я быстро справлюсь. Но что делать с родителями этих бедных ребят? Вряд ли кто-то из администрации школы озаботился уведомить их о пропаже их детей. Триппи! — позвала Ровена и из диадемы вытянулась струйка дыма, превратившись в прозрачную, как ее хозяйку домовушку.

— Что прикажет моя добрая хозяйка Ровена! — пискнуло призрачное создание.

— Триппи, можешь связаться с общиной домовиков Хогвартса?

— Триппи попробует! — уверяет домовушка и просачивается сквозь стену помещения.

Ряд шкафов уходит, как казалось наблюдателю, в дальнюю даль, утонув в сумраке теней. Сквозь запыленные оконные стекла свет дня еле пробивался.

Вдруг, тихим хлопком рядом с двоих пришельцев появляется совершенно живой домовой эльф, одетый в ослепительно белую тогу с гербом Хогвартса на груди. Увидев призрак Основательницы, эльф, выдав душераздирающий всхлип, бросается к ногам Ровены, но не умерил свой энтузиазм, пролетел через ее призрачную фигуру.

— Миледи, моя миледи вернулась! — исправляет эльф свой промах, обежав ту спереди, продолжая ей кланяться. — Вся община в лице незначительного домового эльфа ликует, милостивая леди. Приказывайте, все будет выполнено дочерью Триппи.

— Послушай тогда, дочь Триппи, — улыбается призрак Ровены. — Мне необходимо узнать насчет этих замороженных в Коконе окаменения студентов, — она машет рукой за собой, чтобы привлечь внимание эльфихи к куклам. — Надо удостовериться, что с их родителями сделала сегодняшняя администрация школы. Эти двое маглорожденные — она указала на куклы Гермионы и Колина. — Я предполагаю, что с маглами не церемонились. Зачистили им память и — прости нас, девочка, и ты, мальчик! Таких детей у нас не было, нет и не будет. Эта из девушек, которая постарше выглядит, была старостой Рейвенкло и, по минимуму, полукровка. С ее магической родней такое не провернуть. О третьей девушке ничего неизвестно, но на ней были Чары незаметности, так что исходим из предположения, что она тоже полукровка.

— Сиппи проведёт расследование, миледи Ровена! Сиппи сразу доложит, как узнает, — пищит домовичка и с хлопком исчезает.

На ее месте появляется призрачная эльфийка Триппи, волоча за собой в воздухе посиневшее тельце крохотного создания, на первый взгляд готовое к уходу из этого мира.

— Миледи, миледи, подлечѝте малютку и дайте его мне, пожалуйста! Я могу быть опять живой и служить вам.

— Гарри? — обращается призрачная девушка к парнишке. — Попробуешь сделать это сам, как я тебя учила? Боюсь, пока я в этом состоянии, для Триппи я бесполезна.

Кивнув головой, темноволосый подросток выступает впереди, вскинув волшебную палочку и, сверкнув зелеными глазами, начинает колдовать над умирающим эльфийским бэбиком. Белые ленты заклинаний увиваются вокруг крохотной тушки, наливаясь постепенно синим окрасом гниения. Наконец, они спадают с тельца вниз, но ещё в воздухе растворяются и исчезают. Разносится запах смерти.

— Триппи, тебе пора, — шепчет парень и призрак домовички воспаряет над трупиком исцелённого, но мёртвого эльфёнка, постепенно всасываясь в него.

Трупик меняет мертвенную белизну на вполне здорово выглядящий для эльфа цвет. Потом вдруг его ручки-ножки пошевеливаются, огромные серые глазки открываются, осматриваясь, и молоденький эльфик, подпрыгнув, переворачивается и приземляется на упругих ножках. Весёлый смех заполняет пыльное помещение.

— Получилось, хозяйка! — восторгается возрождённая, помолодевшая Триппи.

— Конечно получится. А умирающего ребёночка откуда притащила?

— Мне на кухне его отдали. Он таким родился, болезный. Узнав, что дух леди Ровены в замке, хотя и в таком призрачном состоянии, сама мать эльфёнка отдала его мне. Всё по-честному, хозяйка. С этого дня я числюсь её дочкой-малюткой. Будут меня баловать, а учить ничему не надо, я и так всё, что нужно уже знаю.

— Ладно, ладно, балаболка.

Этот радостный разговор прерывает хлопок вернувшаяся с разведки Сиппи. Увидев эльфёнка, она округлила, если можно было бы так обрисовать ее и раньше очень круглые глаза, но Ровена жестом руки остановила дальнейший приступ общения между домовиками.

— Что узнала, Сиппи?

Эльфийка сосредоточилась на ответе:

— Как вы сказали, миледи, с маглами не церемонились. Подчистили им память и теперь родители мальчика уверены, что у них есть и был только сын Денис. С родителями кудрявой девушки поступили иначе. Нашли им другую, с похожей внешностью девочку-маглу и внушили им, что это и есть их девочка Гермиона. Третья из младшеньких — девушка чистокровная. Растила её бабушка по материнской линии. Салли Энн Перкс зовут. Её же бабушка подала иск против администрацию Хогвартса за исчезновение единственной внучки-наследницы. Администрацию школы ждёт жёсткое расследование, суд и всё из этого проистекающее. Девушка была последней из Рода.

— А что со старшей?

— Старшая совсем не полукровка, миледи Ровена. Очень даже чистокровная, но статус и девичье имя матери хранили в глубочайшей тайне, миледи! — глаза домовички яростно сверкнули, но голос она снизила. — Сестрой она была Джеймсу Карлусу Поттеру! Сквиб родилась.

— Хах! — мог выдавить из себя темноволосый. — Во, блин!

И разлохматил пятернёй достаточно выросшую и уже порядочно взлохмаченную иссиня чёрную шевелюру. Заметив реакцию парнишки, Сиппи, вся излучает удовольствие, почувствовав свою полезность.

— Вижу, есть ещё что-то, Сиппи. Говорѝ, не молчѝ! — приказала ей призрачная Ровена.

— Девушка Пенелопа была помолвлена со старостой Грифиндора, миледи!

— С Перси Уизли, что ли? — хриплым голосом спросил Гарри, а домовичка затрясла головку, соглашаясь с его предположением. — О как! Не быть этому, зарекаюсь!

Вспышка яркого белого свечения подтвердила его клятву.

* * *

Переступив за порог солидной деревянной двери, миссис Уизли, хмыкнув, начала вспоминать, что в этой волшебной Выручай-комнате она вытворяла с… (длинный списк тех, с кем бывала здесь, она мысленно сократила до одного имени), с Артуром. Но то было тогда, а теперь ей предстояло совсем другое занятие, а именно — помочь дочке Джинни и сыну Чарли.

За дверью она увидела то сумрачное место, с бесконечным числом шкафов, с завалами хлама и пылью на полках. Об этом складе должна была думать Молли шагая туда-сюда, как её предупреждала Джинни, выпроводив маму сюда. Вот она на правильном месте.

Потом миссис Уизли принюхалась. Среди шкафов этого странного хранилища прятали не только хлам и забытые кем-то вещей. О как жутко смердящей тухлятиной пахло! Убивали здесь кого-то, и то совсем недавно. Подумав о том, кого бы могли в этом хламохранилище убить напоследок, ее передернуло. Ведь, последним сюда был Чарли, не раньше, чем позавчера! Но запах ей показался застарелым, тяжелым. Каким-то выдохшимся, что ли! А это означало только одно — не её сын встретил здесь свою смерть. Кто-то другой был. Уж не Гарри ли?

Нет, с Гариком ничего такого случиться не могло. Джинни ведь его в куклу превратила, а не убивала?

Наверное крыса какая-то сдохла или некая другая живность. Нееет, никак это не мог бы быть Чарли.

Успокоившись и перестав обращать внимание на запах тлена в складе, Миссис Уизли оглянулась и её захлестнула внезапно возникшая жадность. Она мысленно потерла руки, нарисовав себе заманчивую картину, как однажды, зная уже это место, придёт сюда и зароется в этом хламе на целые сутки. И среди забытых, никому не нужных вещей найдёт настоящий КЛАД. Да как развернётся она потом…

Вдруг свет, с трудом проникающий сквозь засорённые стёкла окон, исчез и наступила непроглядная темень.

На ушные перепонки надавила звенящая в мозгу тишина.

Миссис Уизли несмело переступила вперёд, судорожно стиснув волшебную палочку в ожидании нападения.

Внезапно, темноту разогнал нахлынувший отовсюду ослепительно яркий свет, заставив ее зажмуриться на нескольких секунд. За ней, скрипнув, захлопнулась входная дверь и она встрепенулась, лихорадочно оглядываясь вокруг.

Что это такое? Куда полки-то пропали?

Вокруг себя она увидела не тот склад хлама, а настоящие царские хоромы. В залитом солнечным светом огромном зале живописными группами стояла позолоченная мебель, бархатные ткани бордового цвета и тюль красочно обрамляли целый ряд высоких от пола до потолка окон. На полу чередовались мрамор, начищенный до зеркального блеска и розетки из дорогой древесины. В огромных зеркалах, с такими же позолоченными, вычурно украшенными растительными мотивами рамками она увидела себя — невысокая, непричёсанная толстуха, в серо-буро-зелёной мантии, с провисшими щеками и краешками рта. А с портретов, висящих на стенах, на нее с укоризной и сожалением смотрят её предки. Под этими презрительными взглядами внутренне она вся стыдливо сжимается из-за своего неподобающе потрепанного внешнего вида.

Её всю трясёт от смущения и обиды. Вот они какие по царственному выглядящие особы, а вот она — ничтожная, бедная и многодетная домохозяйка. Жена министерского чиновника и Предателя крови.

Молли почувствовала себя маленькой, провинившейся девочкой, готовой получить наказание за оплошность. Понурив голову, чтобы нарисованные родственники не видели ее горящие от стыда щеки, миссис Уизли не заметила как из портрета её бабушки по отцовской линии отделяется призрак и медленно подплывает по воздуху к ней. По донёсшемуся запаху дорогих духов Молли понимает, что призрачная бабушка Прюэтт остановилась рядом с ней, своей внучкой.

— Молли, деточка, посмотри на меня! — Растрепанная рыжеволосая немолодая уже женщина несмело поднимает глаза и встречается взглядом с величавой леди Прюэтт. — Что ты натворила, скажи мне!

— Яяя, … — лепечет миссис Уизли. — Я так старалась, бабуль! Всеми силами, поверь мне, но-но-но… я не справилась…

— Вижу по твоему виду, что старалась очень плохо. И понимаю, что совсем не справилась. — Посмотрев высокомерно на съежившуюся от стыда внучку, призрак дамы, одетой в старомодную, но очень дорогую мантию, поджала губы в ниточку. — Ты опозорила всех нас, ты уничтожила наш Род, ты вошла в семью Предателей по крови и магии, ты сама стала такой! Ты забыла о своих сыновьях, не расспросив своего мужа-придурка, за что его выгнали из Священных двадцати восьми, назвав его этой премерзкой клычкой. Ты вскружила голову своей единственной дочки рассказами об её светлом будущем в качестве миссис Поттер. Ты научила её творить черную магию! Молли Прюэтт, что за заклинание ты передала дочке?

В конце отповеди призрак леди Прюэтт уже нависал над перепуганной, пристыженной Молли, пока та отшатнувшись назад, наступила на какую-то вылетевшей у нее из-под ноги вещь, потеряла равновесие и грохнулась пятой точкой на грязный пол. Уперевшись обеими руками на обмазанный противно пахнувшей жижей пол, она с отвращением дёрнулась, пытаясь встать. Запутавшись в свою мантию, она кувырнулась и уже всей тушкой плюхнулась в грязь.

Что здесь происходит? Минуту раньше пол блестел чистотой и древесина разного оттенка изображала красивую розетку. Но теперь не только пол был в ужасном состоянии. Её взгляд зацепился на потертые, обвисшие обои стен, точь-в-точь как в Норе. Куда ушли те царские хоромы, где её встретили портреты предков? Нависающая над ней суровая женщина не позволила ей разобраться в происходящем.

— Говори, мелкая потаскуха! — рявкнула разошедшяяся гневом леди Прюэтт.

— Я-я-я научила Джинни заклинанию Перевертыша… — промямлила миссис Уизли и скукожилась под горящими праведным гневом глазами бабушки.

— Перевертыша? Кто тебя научил этому тёмному заклинанию, Молли?

— Ммма-мма меня научила…

— Дура! А что ты здесь забыла? Ты, я вижу, давно не ученица Хогвартса.

— Нне я, бабуль, Джинни ос-ставила здесь иг-грушку… — стала заикаться миссис Уизли.

Призрак взмахнул рукой и кружевные манжеты обдали ароматом дорогих духов. Молли почувствовала себя пристыженной своей поддержанной мантией с запахом похлебки. И вдруг ей стало жалко себя, дуру. Могла бы, подчинившись воле родителей, сама, в такой же дорогой мантии, надушенная парфюмом, степенно дефилировать по Атриуму Министерства, как Нарцисса Малфой.

Не в этой жизни, Молли, не в этой жизни.

— Укажѝ, где!

Лишь сейчас миссис Уизли заметила, что Выручай-комната вернула свой первоначальный вид хламохранилища. Исчезли хоромы, исчезла Нора…

— Нам нужна вторая полка со стороны двери, — ответила она и стала оглядываться.

Действительно, на невысоком стеллаже, чуть слева того места где на полу среди мусора и непонятных отложений валялась она, рядышком стояли несколько кукол — троих девочек и один мальчик. Ни лица женских кукол, ни лицо светленького мальчика миссис Уизли не узнала. Но не они были ей нужны. Она искала глазами темноволосую куклу Гарри Поттера и не находила ее.

— Что уставилась, затейница ты наша? Действуй! — рявкнул призрак леди Прюэтт. — Оживляй всех! Натворила твоя дочка-предательница, Молли, ой как натворила! И огребёт от магии по полную катушку, тебе надеюсь это понятно.

— Но я-яаа, не за…

— Действуй, тебе говорят, дура!

Лохматая, не расчесанная голова мать многочисленного выводка скованно кивнула. Нескладно поднявшись, несколько раз наступив на подол своей грязной мантии, она приблизилась к полке и подобравшись, стала рисовать кончиком палочки необходимую для оживления фигуру. Произнесение голосовую формулу резко остановил крик рядом:

— Стой! Что ты творишь? Поставь сначала куклу на пол!

Ой! Надо же, как оплошала, чтобы в её возрасте напоминать ей правильный порядок вещей. Миссис Уизли еще более запунцовела, но послушно поставила первую куклу, маленькой белесой девочки, на пол и лишь тогда завершила заклинание.

Поверхность одетой в мантии факультета Хаффлпафф фигурки покрылась рябью. Она словно поплыла, увеличиваясь размером, пока не остановилась где-то на уровень груди Молли. Судорожно вдохнув воздух, вновь оживленная девочка стала оглядываться вокруг, не узнавая помещение.

— Где я… — начала она, но ее быстро прервали.

— Ступефай! Обливиэйт! Сомниум!

Тело маленькой девчушки барсучьего факультета вдруг обмякло и упало на руки миссис Уизли. Быстро сообразив что делать дальше, она наколдовала из валявшегося поблизости хлама легкую лежанку и положила на нее девочку. Подумав на секунду, миссис Уизли наколдовала еще три лежанки и принялась за дело.

Закончив с последней, что была постарше остальных учениц, боковым зрением миссис Уизли заметила движение с правой стороны. Она быстро посмотрела туда и увидела того, за куклой которого прибыла сюда. Но куклой он не был. И выглядел разгневанным и решительным. Прежде чем она могла всей грудью вдохнуть воздух, чтобы полным голосом крикнуть свое «Гарри, деточка!», мощное Силенцио заткнуло ее глотку.

И миссис Уизли поняла, что попалась. И придётся ей ответить этому зеленоглазому незнакомцу здесь и сейчас за все свои и своей дочери проделки.

Тихое хихиканье с левой стороны, там где чуть раньше парил призрак леди Прюэтт, привлекло внимание Молли и она повернула голову. Но на этом месте парила в воздухе не ее бабушка, а незнакомая молодая девушка с длинными ниже пояса черными волосами, одетая в приталенной синей мантии.

— Ровена, ты справилась блистательно, как всегда! — воскликнул Поттер, сверкая изумрудными глазами. — Дальше как, по плану?

— Да, Гарри, дальше по плану. Отключить её надо сначала, дабы не мешала, — ухоженным пальчиком она указала на округлившую глазами, ничего не понимающую из происходящего рыжую бабу.

На пятую, наколдованную уже Поттером лежанку опустилось тучное, оглушённое тело миссис Уизли.

— Ну, всё! — буркнул темноволосый парнишка. А потом указал на курчавую шатенку рукой. — Вот, о ней я тебе говорил. Гермиона Грейнджер, моя сокурсница и верная подруга, зануда и зубрила по совместительству, хорошая и добрая девочка напоследок.

— Глаза у нее говоришь какие? — разглядывала спящую мисс Грейнджер призрачная Ровена.

— Тёмные, вроде. Не помню. Карие или чёрные… Не знаю.

— Как можно не помнить цвет глаз понравившейся девочки, Т… Гарри?

— Она, … я ее любил за её дружбу и верность, за помощь и поддержку. И за её пушистые, пахнущие цветами волосы, — ответил мальчик, потупив взгляд.

— Ладно-ладно, не парься. Тёмные, так тёмные, постепенно изменим их на голубые. А иначе, девочка мне нравится, утончённый скелет, маленькие аккуратные кисти и ступни, пушистые густые волосы. Есть над чем работать. — Постояв в раздумьях ещё некоторое время, призрачная Ровена пошевелилась, привлекая к себе внимание мальчика. — Приступим, что ли?

— Приступим. — резко кивнул лохматой, черноволосой головой тот. — Жертвой выступит миссис Уизли?

— Она. Как самая подходящая. И единственно виновная.

Примечания:

Глава не беченная.

Молли не было уже больше двух часов, хотя она обещала, что управится в пределах одного. Артур устало помассировал виски, выпрямился, вздохнул тяжело и, хрустнув суставами, отправился наверх в семейную спальню.

Проснулся в несусветную рань, не найдя теплую, мягкую тушку жены у себя под боком в его сердце закралось беспокойство. Потом он подумал, что она может быть на кухне и, как был в пижаме, спустился вниз. Ее не было ни рядом с плитой, ни в уборной на первом этаже, ни во дворе, чтобы покормить кур.

Артур завороженно уставился на пеструшек, которые все еще не думали слезать с гнезд и заниматься своими важными куриными делами. Только петух, почуяв в присутствии мужчины соперника на внимание птичьего гарема, стал предупреждающе клокотать. А потом резко захлопал крыльями и кукарекнул оглушающе.

Мистер Уизли на автомате заполнил кукурузным зерном миски и пресной водой поилку и отправился внутрь своего дома, надеясь, что в его отсутствие Молли могла бы вернуться.

Ее нигде по комнатам Норы не было. Бесцельно шагая вдоль длинного обеденного стола, он собрал оставшуюся с ужина непомытую посуду и сгрузил в раковину. Потом начал кружить по кухонному помещению, думая чем ему заняться, чтобы заглушить нарастающее в груди напряжение. Его хаотические шатания привели его к кухонному шкафу, внутри которого Молли сохраняла свой очень дорогой, принесенный с собой из отчего дома во время бегства оттуда, набор на двенадцать персон из Мейсенского фарфора для сервировки стола, к которому никому из сыновей, дочке и самому Артуру доступа не было. На дверцах шкафа стояли запирающие чары, пароль к которым знала только она.

Поверх шкафа стояли специально заколдованные, также тайно утащенные Молли из дома родителей, часы с множеством стрелок. На каждой из них стояло имя одного из Уизлей. Рассеянным взглядом Артур прошелся по указаниям часов. Стрелка Уильяма говорила, что он отдыхает у себя в съемной квартире в Египте. Перси, Джинни, Рон и сам Артур, согласно часов, находились дома в Норе; близнецы в гостях, а вот то, на что указывала стрелка Чарли испугало Артура.

— „Счастлив в Раю”, — прочитал несколько раз вслух мистер Уизли, ничего не понимая. Раньше, такой надписи на часах не было. Он постарался вспомнить, смотрел ли прошлым вечером на указания стрелок — вроде, нет.

— Мерлин, что это означает? В раю,... Чарли погиб, что ли? — лихорадочно подумал он.

Вчера, готовясь перешагнуть в пламени камина, Молли по-быстрому сказала, что идет она вслед за Чарли, который по просьбе сестренки отправился в школу. Куда, не уточнила. Думала, наверное, что быстро его найдет и вернет домой. То есть, если они все еще не вернулись, оба сейчас находятся где-то в замке. Артур мысленно помолился всем высшим силам, что директор застукал их обоих, пожурил немножко, а потом оставил поужинать, поговорить с ним. А припозднившись, они остались переночевать в замке.

Наверно, так и было, а он тут бегает, беспокоится. Не о чем ему беспокоиться, да? В замке нет ничего угрожающего жизни взрослого волшебника.

Мистер Уизли опять помассировал, на этот раз, как бы обручем стянутую грудную клетку в области сердца. Начала в том месте появляться ноющая, иногда стреляющая резко между ребрами боль. Нет, повторил он себе для личного успокоения, ничего опасного в Хогвартсе для взрослого мага.

А потом перед его глазами возник образ его доченьки в Больничном крыле, настолько побледневшей и осунувшейся, что ее веснушки, обычно золотистого цвета, казались коричневыми. Представив себе пережитое его маленькой, драгоценной принцессой в школе, его сильней кольнуло сердце. После инцидента в Тайной комнате, Джинни лежала на койке испуганной и сломленной невзгодами жизни куклой. Быть одержимой Тем-самым — это не все равно, что выйти на улицу погулять!

Его сыновья, которые учились одновременно с сестренкой на одном факультете, все четверо! Четверо старших братьев должны были проследить за каждым её шагом, за каждым чихом. Проследили они, блин! А Джинни чуть не погибла. Если бы у сына Джеймса Поттера не раскрылся дар парселтанга, хрен бы кто-либо мог ее спасти.

Артур застыл неподвижно, думая о самом худшем, что могло бы произойти с его вторым сыном, признаваясь самому себе, что есть все-таки в любимой школе немало опасностей. А директор Дамблдор к происшествиям в прошлом учебном году по меньшей степени причастен. Если не сам все, по только ему известной причине, устроил. А как иначе! Ведь, что получается? Что если Дамблдор не с позавчерашнего дня директорствует в Хогвартсе, быть в неведении что там угрожающего внутри стен случается, невозможно, нет? А это значит...

А означало это, что лучше было бы, если бы Артур сам отправился вслед за Чарли. Не пристало главе семьи нагружать жену, хозяйку дома, своими мужскими делами. Кем он будет в глазах людей, если с ней-то случилось что-то, поранилась там, покалечилась или, не дай, Мерлин... Почему он позволил ей одной отправиться в Хогвартс, почему? Рыжий глава семьи задумался, стоит ли ему сразу прыгать в камин вслед за Молли или подождать некоторое время, пока, хотя бы солнышко взойдёт. Может, та сама вернется домой. Может, там ничего страшного нет и она сама разберется где их второй сын.

А где, собственно, надо Чарльза и Молли искать?

Артур засуетился над полупустой коробкой летучего порошка, стоя столбом перед собственным камином, не способный из-за нервов решить задачу что ему делать сначала — оповещать директора Дамблдора о своем прибытии в замок или, тайком от него, самому пройти путь туда по тоннелю через Сладкое королевство. Почесав в раздумье свою поредевшую, рыжую с проседью голову, не заметив, что после этого действия на плечах мантии рассыпался целый клочок волосинок, он рассеянно посмотрел на стрелку жены и мгновенно всполошился.

— „Жизнь в опасности”! — прочитал он, обомлел. Снова прочитал, уже вслух.

Миленький Мерлин, да что там, в Хогвартсе, происходит с его родными людьми? Надо спасать их и быстро! Надо будить Джинни и расспросить куда мама и старший ее брат ушли.

В тот момент его взгляд привлек образ отразившегося в стекле шкафа его собственного лика. Боженька, разве уже пора?

Рука Артура медленно сама потрогала его удлинившийся, заостренный к верху нос, переместилась на вдруг увеличившихся размером и ставших лопоухими ушами, на торчащий как рожок кадык под уродливым подбородком... Не может быть! Это ужасное лицо, которое видел лишь однажды, когда отцу Артура, Септимусу, пришлось сотворить с семьей то, что предстояло сделать самому Артуру.

Рука упала, как парализованная, а он сам в нерешительности стал переступать с ноги на ногу...

Громкий крик сверху разорвал утреннюю тишину:

— А-а-арту-у-ур, помо-ггиии....

Сердце мистера Уизли на мгновение остановилось, пропустив удар. Потом снова забилось, но уже с вдвое ускорившимся ритмом. Артур схватился за горло и задохнулся.

Значит, пора.

Предыдущий цикл закончился и, раз упырь снова заговорил человеческой речью, чтобы начался новый цикл, горькую чашу надо выпить до конца. Таковы были правила, не им, Артуром, придуманными. Таковы были условия договора между тварями из Преисподней и его возжелавшим золота, представительной внешности и успехов у понравившейся девушки, предком, родившимся уродливым, как сто чертей. Согласно этого контракта, чтобы получить все вышеперечисленное, уродец подписывал приговор всем своим братьям-красавчикам. То есть, уродливый старший сын забирал красоту и привлекательность своих многочисленных братьев, оставаясь единственным наследником одной из Священных Двадцати восьми. Но, взамен он и все его потомство обязывалось повторять и повторять судьбу своего предка. Женившись на красотке не из последней семьи, а чаще из всех тех Двадцати восьми, он получал в постель ненасытную в любви женушку. У них рождалась целая свора мальчиков-красавчиков от каждого из которых девушки были без ума.

Пока не наступал день „Х”.

В первоначальном договоре было прописано, но предок, который подписывал его, был настолько ослеплен похотью к одной, недопустившей к себе урода особе, что капнул кровью на пергамент, не дочитав его до конца. А там, внизу, было написано, что, чтобы жена ничего не подозревала и дети рождались хорошенькими, самый младший из братьев наследника должен брать на себя всю уродливость всех своих племянников.

А накануне этого трехклятого дня „Х”, вся семья, один за другим начинали погибать. Сначала по одиночке — при загадочных или при обычных обстоятельствах, но потом все становилось лавинообразным. В самый день „Х” Глава, как и его старший сын-наследник, возвращал свой истинный, уродливый, отталкивающий внешний вид, а превратившийся в упырья младший брат отца семьи Уизли начинал снова говорить. Тогда вступало в силу Проклятие крови — то есть, второй пункт незамеченной предком части договора с тварьями из Ада — чтобы вернуть божеский вид Наследника и следующего Главы семьи Уизли, упырь должен покусать младшенького из своих племянников, передав тому свое Проклятие. Тем самым запуская в действие машину смерти всех, кроме Наследника и эвентуально родившейся в семье дочери.

У этой дочке имелся шанс спасения Рода от позорящего контракта Осквернения. На одно поколение. Если ее с кем-то, хотя бы за день до дня „Х”, помолвили. А лучше — выдали замуж. Поколение этой девицы было бы спасено от действия контракта.

Артур был уверен, что Джинни ни с кем не помолвлена, раз завершение старого и начало нового цикла запустились.

Как во сне, стеная от неизбежности того, что должно было в скором времени произойти, он медленно, шатаясь, приблизился к камину, бросил ту последнюю горсть летучего порошка в магический огонь и не своим голосом выдавил:

— Уильям Артур Уизли...

Некоторое время ничего не происходило и подавленный горем мужчина думал снова повторить попытку вызова своего старшего сына. Вдруг, среди горящих углей проступило лицо Билла.

— Отец, это ты? — Артур упал на колени, лихорадочно кивая головой. С другой стороны Билл сдавленно крикнул. — Ты кто, урод?

— Билл, сынок, это я, твой отец. Не смотри на меня, наколдуй зеркало и на себя посмотри.

Через секунду Артур во второй раз услышал крик, на этот раз неподдельного ужаса.

— ПапА, что это такое? Что с нами случилось?

— Случилось, сын, Проклятие крови. Так, что, давай руку, чтобы я потянул к себе дома.

— Но я ... не одетый.

— Мне все равно, оденешься дома.

— Но я не один, отец. Что скажу д...даме?

— УИЛЬЯМ, ДАЙ РУКУ!

Явление совершенно голого Билла его отца никак не смутило. Но видеть того не тем красавчиком, известным среди женской половины волшебного мира сердцееда и любовника, а подобным гоблину уродом, для отца было больно и страшно. Бросив сыну кухонное полотенце в руки, он глазами указал ему на лестницу.

Минут две-три спустя отец и сын, оба пугающего внешнего вида, сидели вокруг длинного стола на кухне. Некоторое время Артур рассказывал своему наследнику семейное предание о предательстве их общего предка. А лишь потом то, что им двоим предстоит сделать, чтобы их семья продолжила свое существование в магическом мире.

Билл сначала не поверил своему отцу, да как тому не верить, если то, что глаза видели было тому подтверждение. Узнав, что им предстоит сделать, чтобы на одно поколение отсрочить действие Проклятия, парень стал биться головой об стол, громким голосом возражая и утверждая, что он не способен, что он не хочет, что не надо ... Что лучше Уизли вовсе исчезнуть навсегда, чем он, Билл, согласиться на такое. Тогда Артур бросил ему ту же наживку, которую в свое время бросил Септимус старшему сыну — объяснил ему роль дочерей.

— Найдѝ себе вейлу, Билл и женись на ней. Все знают, у вейл рождаются одни девочки. Очень редко у них появляются сыновья. Даже если вейла родит тебе сына, он будет первым и последним. А дочерей выдаешь замуж еще до того, как сын подрастет. Нет второго сына, контракт закроется и ты, и все следующие поколения Уизли будут свободными.

И Уильям на уговор отца согласился. Кроме того, он был старшим в семье и с младшенькими не особо общался. Даже Джиневра была ему пофигу.

Пока на кухне шел разговор, никому из двоих собеседников не пришло в голову, что тема обсуждения настолько секретна, что Полог тишины был не просто желательным, но абсолютно необходимым. Хотя никто из них Заглушающее не бросил.

А за приоткрытой дверью своей комнаты, навострив слух на максимум, прислушивался третий из отпрысков мистера Уизли — Персиваль. Отличник и староста Гриффиндора, он был единственным из рыжих мальчиков Артура, который задумывался над своим будущем и строил для себя некие, далеко идущие планы. Даже с Пенелопой Кристалл помолвился, никому не сказав об этом, чтобы не слушать ругань матери, что не допустит, чтобы в ее дом переступила нога полукровки.

Оказывается, останься он на долю секунду позже определенного, рокового момента — покусывания упырем Рональда, Уизли по крови и по имени, ему, Перси полный п — — ц. Короче, пипец котенку.

Перси не верил своим ушам. Этот, так называемый отец, на пару со старшим из своих сыновей, готовились сотворить наичернейший магический ритуал, несмотря на свою перехваленную приверженность к Свету и Добру. Несмотря на то, что этот самый ритуал пощадит только наследника, Билла. Но, как скажется это самое колдовство на Перси или на его младших братьев, никого не волновало. Перси поспешил опередить отца с братом, чтобы они не застали его на предмет подслушивания. И решил, что дальше медлить с Планом не стоит. У него было — сколько? Минут двадцать, меньше? Его жизнь стояла на кону, поэтому, забив на все, он открыл окно, сел на старенькую метлу Чарли как был в пижаме и взлетел навстречу восхода Солнца.

Выйдя за пределами защитного купола Норы, он в воздухе аппарировал на площадку для гостей большого, местами рушащегося дома.

* * *

Дверь чердака тихо скрипнула и за ней стояли двое, его брат Артур с наследником, а не та визгливая лахудра, которая приходила кормить его, как скотину.

Со вчерашнего дня он проснулся с ясным сознанием, что пришел конец его служения роду. Пора было кому-то из младшеньких племянников понести эстафету Проклятого.

Свое окружение, с того памятного дня, когда привели его на чердак и приковали цепью, он плохо воспринимал. Темнота всегда его окружала, а снизу доносились крики и вопли той женщины, которая регулярно и вовремя в большой лоханке приносила ему пищу. Еду он поглощал с животным аппетитом, потом спать. И приходили сны — яркие, заполненные волнением. Во сне он чувствовал, что люди внизу ему родные и не понимал почему с нижных этажей к нему шли тошнотворные волны, из-за которых сознание помутнялось. Но он старательно их поглощал, очищал и возвращал их обратно. Но со вчерашнего дня эти волны вдруг прекратились, он проснулся, вспомнил свое имя и имя своего старшего брата, который устроил ему все это.

Рональд. Его звали Рональд. А брата — Артур.

— Рони, думаю уже пора вернуться к нам, — затравленным голосом сказал Артур. Голос был тот же, который он помнил, но что за зверь, то есть два зверя стояли у ворот чердака?

Урод, что был помоложе, сделал шаг вперед и орудуя длинным ржавым ключом, отпер стальний замок цепи. Потом снова отступил в тень. И хорошо, что сделал это, Рональду было страшно смотреть на эту страхолюдину.

— Пойдем, Ронни, твой срок закончился. Я, Артур, твой брат и Глава семьи Уизли на данный момент, освобождаю тебя от твоей службы.

— Ты отпустишь меня? — его горло чувствовалось шершавым, но он успел задать мучивший его с утра вопрос.

— Не только отпущу, браток, не только ... Но ты сам все узнаешь. Пошли.

* * *

Комнату, куда его привели Артур и его наследник, он тоже хорошо помнил. Это была, сто лет назад как ему казалось, его собственная комната в доме отца Септимуса. На кровати спал, разметав вширь руки и ноги, мальчик с буйной рыжей шевелюрой и мощно похрапывал.

— Кто это? — одними губами спросил он у брата.

Больными глазами Артур смотрел на мальчика пока отвечал ему.

— Тот, который примет вахту и заменит тебя наверху. Покусай его, Ронни! — вдруг приказал его брат и внутри у него все застыло. Как так покусать? Но потом к нему вернулось воспоминание как его дядя, тоже звавшийся Рональд, кусает его, захлебываясь кровью. А тот же Артур, его самый старший из братьев, страшный как горный тролль вдруг начинает меняться, становясь красивей и привлекательней. И улыбается, довольно смотревшись в наколдованное напротив себя зеркало.

Бывшего упырья заполняет жуткая ненависть к брату и жажда мести перемешивается с жаждой крови. Горькая слюна заполняет его зубастый рот, в животе ноет от голода, а в голове нарастает гул взбесившейся Проклятием крови. Жажда прожигает огромную брешь в области желудка, которую может заполнить только кровь следующего Рональда.

И упырь прыгнул.

Примечания:

Спасибо ПБ!

Через несколько часов, вернувшись из больницы имени Святого Мунго, школьная медиведьма наткнулась на неожиданную находку в Больничном крыле.

На двух соседних койках лежали окаменевшие тела двух девушек, с испугом на бледных лицах. Первую из них Поппи Помфри совершенно не помнила, но на её мантии виднелся герб барсучьего факультета с двумя листиками на ветке, которую барсук держал в лапках. Второкурсница из Хаффлпаффа.

Другую девушку медиведьма знала как старосту девушек Рейвенкло.

Она замялась. Что ей надо было делать? Уведомлять директора Дамблдора о своей неожиданной находке или нет, если он всё равно в школе отсутствует? Его вызвали на неделю в МКМ и он, пыжась и красуясь в форменной мантии Конфедерации магов, отбыл туда два дня назад. Начисто забыв об исчезнувших в прошлом учебном году учениках и о Гарри Поттере, Мальчике-который-выжил, в том числе.

Поппи фыркнула сквозь зубы от омерзения. Согласно наблюдениям за долгие годы её работы в Хогвартсе, погряз Альбус в д — -е по самую макушку из-за своих игрищ. О чём он думает? Что он отправил Северуса делать вместо себя гадкие дела и подчищать память несчастным магглам, устраивая им подмену ребенка, а сам остался чистым, белым и пушистым, да? Нет, нет и нет!

Ну, а Северус что об этом думает? А ничего и не думает. Ему до лампочки, если всё ему прощается.

Поппи вынула палочку и, взмахнув, создала двух одинаковых Патронусов-чаек.

— Найдите Помону Спраут и Филиуса Флитвика и скажите им незамедлительно явиться ко мне в Больничное крыло. Нашлись их потерянные девчата, только окаменевшие.

* * *

Час спустя прибыли деканы факультетов Хаффлпафф и Рейвенкло.

Профессор Спраут прибыла первой и ворвалась в Больничное крыло в урагане развевающихся юбок, мантии и с ароматом свежесорванных цветов, которые несла в огромной корзине.

— Кого нашла, Поппи? ─ закричала она, едва переступив порог.

Мадам Помфри подвела её к койке второкурсницы и спросила:

— Узнаёшь? Она должна быть твоей ученицей, посмотри на герб.

— Да-да, моя она, но не могу вспомнить её имя. Ты Альбуса уведомила?

— Не чокнутая. Чтобы он опять наплёл мне с три короба, что я всё должна сама сделать, что всё должно оставаться за стенами замка. Нет уж! На этот раз, как только появится Филиус, сообщаем в Мунго, пусть забирают, возвращают к жизни, уведомляют семьи... О-о-о-о, вспомнила имя твоей второкурсницы! Салли-Энн Перкс она. Её бабушка против администрации Хогвартса дело завела. Забыла?

— Ой, не говори! Как я могла забыть? — Глаза пухленькой деканши барсуков округлились от промелькнувшего в её голове подозрения, что с этой девочкой не всё так просто. — Не заклятие ли на Салли-Энн наложено, Поппи? Сможешь в этом её состоянии проверить?

— Лучше не буду, а? Если есть какое, то бабушка этой Салли, миссис Перкс, его и наложила. Это её семейное дело. Я вмешиваться не буду. Только напишем имя девочки на кусочке пергамента и прикрепим на её мантию, чтобы не забывали дальше, кто она.

В этот момент дверь снова открылась и внутрь буквально влетел, не касаясь ногами пола, маленький декан Рейвенкло.

— Мисс Кристалл нашлась? Скажи, что она нашлась, Поппи! А то раскрылась жутко засекреченная информация о её происхождении...

— Филиус, откуда такие секреты узнаёшь? — поддела своего коллегу профессор Спраут.

— По своим каналам, — зубасто-клыкасто ухмыльнулся профессор Чар и обе женщины догадались, что эти каналы уходят глубоко в подземелья Гринготтса.

— Вот она, — указала мадам Помфри на лежащую каменной статуей девушку. — У нас есть вытяжка из мандрагоры, но я хочу вызвать целителей из Мунго. Но сперва расскажешь нам эту страшную тайну, Филиус!

— Ладно, так и быть, расскажу. Слушайте. Мама Пенелопы Кристалл — сестра Джеймса Поттера. Сквиб. Её рождение зарегистрировали в Гринготтсе, тут же оформили ей счёт и по достижении совершеннолетия тайно выдали замуж за магглорождённого. Не за абы кого, а за сына сотрудника адвокатской конторы "Стоун, Стоун и Кристалл", известной в двух мирах.

— Ого! Вот и нежданчик для всего волшебного мира и Альбуса нашего нарисовался.

* * *

В большое офисное здание, с маггловской его стороны, тем же утром вошли три посетителя-подростка — два мальчика и девочка.

Девочка была одета в длинное, до колен, синее приталенное платье, по спине её ниспадал водопад каштановых кудряшек. Её утончённое личико, белое с лёгким румянцем на щеках, украшала пара тёмных, неопределённого оттенка — коричневого или синего, а может быть, и зелёного — глаз с длиннющими, закрученными вверх ресницами и брови вразлёт.

Мальчики были на удивление разными. Один из них, постарше, был темноволосый и очень красивый по мужским меркам. Но привлекали к нему внимание прохожих его нереально зелёные глаза, которые смотрели на мир не самым дружелюбным взглядом. Подросток был выше девочки, худощавый, но не худосочный, держал спину прямой, а плечи расправленными.

Второй мальчик был белокурым, худеньким и очень подвижным. Всё время у него что-то двигалось: то руки взлетали туда-сюда, когда он говорил, то его голова вертелась, чтобы взгляд его синих глаз не пропустил что-нибудь интересное вокруг. Иногда он подскакивал на месте потому, что стоять неподвижно он не умел или не хотел.

Войдя в фойе, они попросили помощи, объяснив администратору, что им нужен, срочно нужен, адвокат. По возможности, АДВОКАТ.

Человек за стойкой регистрации сразу порекомендовал им контору "Стоун, Стоун и Кристалл".

Первые две фамилии оставили подростков индифферентными, но последняя подвигла сразу принять рекомендацию и позвать к ним их секретаря.

Вскоре из лифта вышел молодой мужчина, представился секретарём "С, С и К" и спросил сидящего за огромным рабочим столом с большим гроссбухом и одиноким телефонным аппаратом администратора, кто нуждается в услугах его конторы. На детей, сидящих в стороне за столами посетителей, он даже не посмотрел.

Но заметил указывающий кивок администратора и посмотрел в его направлении. Его удивлённый взгляд недоверчиво остановился на ребятах.

— Мы нуждаемся в услугах адвоката, сэр. А этот добрый господин порекомендовал вашу контору, — затараторила девушка, а мальчики согласно закивали головами.

— А ваши родители где? — спросил мужчина.

— Мы сироты, сэр. Все трое. И у нас есть проблема...

— ... и деньги, чтобы её решили вы, — закончил зеленоглазый подросток и улыбнулся краешком губ. Еле заметной улыбочкой. — Мы хотим встретиться с мистером Кристаллом.

— О! — округлив глаза, воскликнул секретарь. — А у вас к нему есть рекомендации?

— Нет, сэр, но нам всем он обрадуется. — Изумрудные глаза темноволосого парнишки сверкнули предупреждающе. — Мы с ним близкие родственники.

— А, понимаю... Нет, не понимаю, — замялся секретарь, ведя подростков к лифту. — Вы утверждаете, что вы сироты и, в то же время, родственники мистера Кристалла. Я что-то запутался.

— Я Гарри Поттер, сэр.

Услышав имя очень известного в волшебном мире Мальчика-который-выжил, секретарь "С, С и К" резко подобрался. По всей вероятности с существованием волшебного мира он был хорошо знаком.

Они остановились перед солидного вида дверью и секретарь, который так и не представился, постучался в неё согнутым пальцем.

— Войдите! — прозвучал изнутри мужской голос и секретарь открыл дверь начальника его новым клиентам и, как они сказали, родственникам.

— А, Джон, кого привёл ко мне? — воскликнул приятный на вид не очень молодой, но ещё и не старый мужчина.

Взгляд его светлых, сине-серых глаз, точно таких же, как у Пенелопы, остановился на детях, разглядывая их по очереди. Потом он на миг уставился на темноволосого парнишку, призадумавшись. Но сразу отвёл взгляд и посмотрел в ожидании разъяснений на секретаря своей конторы.

— Это наши новые клиенты, сэр. О себе сообщили, что все трое сироты и, я прошу прощения, но они утверждают, что родственники вам...

— Родственник только я, Джон. Я говорил только о себе, — прервал его темноволосый подросток. А потом обратился к мужчине за рабочим столом, который сидел, собрав пальцы домиком и слегка постукивая друг о друга указательными. — Мистер Кристалл, прошу, чтобы ваш секретарь дал обет Неразглашения. То, что мы обсудим с вами и, вероятно, с остальными вашими сотрудниками и с тем же секретарём, должно до поры до времени остаться тайной.

— Даже так?

— По меньшей мере. Обет, мистер Кристалл!

— Это Гарри Поттер, сэр, — тихо подсказал Джон.

— А! О! — Мужчина за столом резко встал и подался вперёд. И уже не стесняясь, внимательно начал разглядывать Гарри. — Я не вижу знаменитый шрам, парень, и очков-велосипедов на вашем лице нет. Но всё остальное при вас — внешнее сходство с Джеймсом Поттером и ведьминские глаза Лили Эванс. Та-а-ак, я должен сказать вам, молодые люди, что у каждой профессии есть свой кодекс. Мы даём обет Неразглашения при получении адвокатской лицензии и в этом мы сродни целителям. Но, если хотите отдельный обет для вас троих, вы, парень, должны доказать мне, что действительно передо мной стоит сын Джеймса Карлуса Поттера и его законной жены.

— Какой способ предлагаете, мистер Кристалл, чтобы вы полностью поверили мне? Клятву магией, проверку крови?

Мужчина за столом застыл, раздумывая. Если это действительно Гарри, которого его жена Авигея столько лет искала, а он облажается, принуждая её родного племянника доказывать кровным методом своё происхождение, она мужу не простит. И устроит ему по полной...

А если это самозванец?

— Я согласен на всё, мистер Кристалл, и не буду сердиться. И вашей супруге ничего я не скажу. Только, если вы сами всё ей не расскажете, — находит разрешение всех колебаний мужчины Гарри.

— Джон, пригласи к нам Золотограба со всем необходимым для проверки происхождения, — вздохнул с облегчением мистер Кристалл. — И скажи Вирджинии принести детям сок и закуски. Вы голодны?

— Как мантикоры, сэр! — выкрикнул мелкий светленький мальчишка. — Можно нам присесть, а то ноги уже не держат.

— Конечно-конечно, садитесь, ребята. Представьтесь для начала, чтобы с чего-то начать наше общее дело.

Внезапно дети начали переглядываться, не решаясь ответить на такой элементарный вопрос. Ведь каждый человек запоминает своё имя, впитывая его с материнским, как говорится, молоком. А эти с ответом затрудняются...

— Говори, Колин, — приказывает Гарри и это кажется мистеру Кристаллу дикостью какой-то.

Но мелкий мальчишка и не думает протестовать, а сразу начинает, как только ему разрешают старшие:

— Меня мои родители назвали Колин, сэр. Я — Колин Криви, магглорождённый. Но кто-то лишил моих маму и папу всех воспоминаний о моём существовании, вплоть до... до самого начала. Они помнят, что поженились и несколько лет у них детей не было, пока не родился Денис, мой младший братик. А я... а меня... мммм...

— А ты родился в этом промежутке, — пришёл ему на помощь взрослый мужчина.

— Да, я на год старше Дениса, но они меня не узнают. Прогнали. Назвали ненормальным, назвали меня психом и придумщиком. Даже документы показывали, меня там действительно нет.

Мальчик вдруг сорвался и начал всхлипывать, отвернувшись к двери, чтобы не видеть, как остальные ему сочувствуют. Мужчине сочувствовать не надо, он сильнее любых житейских невзгод! Но лёгкая рука девчонки, до этого молчащей, погружённой в свои мысли, легла на плечо переживающего Колина:

— Тише, тише, друг, мы все в одной лодке. Ты не один, Колин, мы рядом с тобой и всегда будем рядом.

— Ооо, Ровена, я всё понимаю, но мне так больно, так скучаю по маме, по отцу и брату...

Руки мистера Кристалла начинают дрожать от внезапно возникшего к этим детям сочувствия. Да что с ними произошло?

Но получить ответы ему не дали. В дверь постучали и в кабинет вошли давешний Джон, строгая с виду женщина средних лет с подносом и полностью лысый гоблин с металлической шкатулкой в руках. Женщина поставила поднос на столик перед кожаным диваном, на который раньше присели молодые посетители и выставила перед каждым из них стакан с апельсиновым соком и тарелку с тремя видами сандвичей. Напоследок она поставила перед своим боссом чашку ароматного кофе и ретировалась.

— Парень, — начал мистер Кристалл, но под взглядом гневных изумрудных глаз смутился и смягчил свою резкость. — Гарри, это мэтр Золотограб, он работает с нашей конторой, когда мы нуждаемся в помощи Гринготтса. Он проведёт проверку. Мэтр, подойдите вот к этому парню, проведите исследование на принадлежность к роду Поттер.

— Я и так вижу, что он последний из них, мистер Кристалл, — пробубнил гоблин. — Но, мы сделаем всё за ваши деньги.

И он распаковал обычный маггловский одноразовый шприц. Затем достал из шкатулки широкую, на невысокой ножке чашу из почти белого серебра, пустой пергамент и флакончик с тёмной жидкостью.

— Клятву, — рявкнул он и первый сказал, — клянусь, что не использую кровь Гарри Джеймса Поттера для вреда ему.

— Клянусь, что никому без приказа или разрешения Гарри Джеймса Поттера не расскажу о произошедшем сегодня в нашей конторе, — отчеканил секретарь Джон.

— Клянусь, что...

Час спустя

— Гарри, неужели всё то, что вы рассказали мне, это правда? О тебе, о Колине, о Ровене?

— Дядя Николас, всё правда. И то, что не только нас троих — меня, Колина и Гермиону из Гриффиндора — превратила в "куклы" Джиневра Уизли, но и кузину Пенелопу, вашу дочку, тоже. Там ещё была и девочка из Хафллпаффа, Салли-Энн Перкс.

— С Артура нечего взять, ребята. Они бедны, как церковные мыши.

— А нам этого и не надо, — ответила девушка, которая внешне была Гермионой, но внутренне — сама Ровена Рейвенкло. — Нам иное нужно, мистер Кристалл. Колина примите в свою семью младшим сыном, чтобы у него было другое имя, другая фамилия и его внешность изменилась. Чтобы он стал похож на Пенелопу.

— Для неё это будет, вполне возможно, неприятным сюрпризом, — задумался мистер Кристалл.

— Вряд ли. Пока та злюка Уизли над нами издевалась и мучила нас, называя это "игрой с куклами", выбранная ею "кукла" оживлялась. Я это помню из воспоминаний Гермионы. Было очень больно, унизительно и местами стыдно... хм. Но я хорошо помню лица остальных, на данный момент отдыхающих "кукол". Я уверена, с Пенелопой было тоже самое. Но об этом пусть она сама вам расскажет, когда приведёте её домой.

— Где она сейчас?

— В Мунго, наверное. Мы выбрали такой момент, когда директора Дамблдора в школе не было, чтобы провернуть "внезапное появление" пары потерявшихся зимой девчат. Я верю в профессионализм Поппи Помфри и в разум декана Рейвенкло. В любой момент вас уведомят об их прибытии из Святого Мунго.

Резкий телефонный звонок прервал их разговор и мистер Кристалл встал, чтобы на него ответить. В телефоне кричал возбуждённый женский голос:

— Ник, Пенелопу нашли. Окаменевшую. Из Мунго связались со мной, сказали, что она околдована чем-то, похожим на взгляд василиска, но успокоили, что это не он. Обычные замораживающие чары, только очень сильные. Сказали, что к вечеру допустят нас к ней.

— Я уже всё знаю, милая. Ты не волнуйся, мы заберём наш цветочек домой и я ещё кое-кого приведу. Обрадуешься, как не знаю кто! Попей Успокоительное, слышишь?

— Конечно, дорогой, выпью целый флакон, а то сама не своя. Бегаю по комнатам, кричу, как чокнутая...

— Ладно, милая. К трём часам приведу наших гостей, приготовь две, нет, три гостевые комнаты, закажи домовикам праздничный ужин, вино, огневиски и побольше Успокоительного.

— Ой, Ник! Что такое случилось?

— Молчу. Пусть будет сюрприз.

— Не расколешься, я знаю.

— Не расколюсь. До встречи в три часа! Пока! — Когда мистер Кристалл повернулся к соблюдающим тишину ребятам, они увидели слёзы в его счастливых глазах.

Отконвоировав учениц в больницу для волшебников, целители немедленно привлекли стражей правопорядка для охраны их палат до выяснения обстоятельств их неблагополучного состояния. Но волшебную прессу к самому факту допустили. Представители прессы быстро установили личности пострадавших, их состояние здоровья, примерный период восстановления, а прибывшая из Аврората начальник ДМП мадам Боунс взяла на себя уведомление и доставку близких и родственников детей. До этого не дошло, потому что те самые родственники почти одновременно с ней появились в больнице и запретили любой допуск посторонних людей к девочкам.

Вернувшаяся из школы племянница мадам Боунс, Сьюзан, долгое время ходила вокруг насупленная, сердитая и отказывалась разговаривать с тётей. Потом пожелала погостить у подруги Ханны Аббот и отбыла, так и не объяснив причину своего плохого настроения. Однажды вечером, только что вернувшись с работы, мадам Боунс услышала голос матери Ханны, раздававшийся из камина.

— Амелия, ты дома?

— Тут я, тут! — выкрикнула из кухни мадам Боунс и отправилась поговорить с миссис Аббот. — Что стряслось? Что-то со Сьюзи случилось?

— Ничего такого, Амелия, просто они наконец рассказали мне почему обе похожи на грозовые тучи. С нами они не разговаривают, шепчутся по углам, зыркают оттуда, а потом убегают. Я не выдержала и вынудила исповедаться мне, иначе напою их Веритасерумом. И знаешь что они поведали? Ты не поверишь, Амелия! Весь прошлый год по коридорам Хогвартса гулял василиск, запущенный первокурсницей-гриффиндоркой. Уизли её зовут. А потом, вдруг стали исчезать дети.

— Габи, не могу поверить! Почему они не уведомили нас? Почему меня не уведомили?

— Они писали, Амелия. Каждый день писали, но ни школьные, ни личные совы учеников не долетали до своих адресатов — родителей ребят. Кто-то закрыл совиную почту, представляешь?

— Кто-то... Что ты говоришь? Только директору это позволено, но на очень короткий период, день-два максимум. Но весь год!

— На весь учебный год, Амелия, поверь мне. Ты письма от Сьюзи получала?

— Нет.

— Я тоже. Ханна твердит, что написала мне не меньше пятидесяти писем, но я получила только первые два с начала года. Во время Рождественских каникул она так же молчала, как и сейчас, летом, но тогда я была занята выше крыши и не обратила внимание.

— Если подумать, с нами тоже такое было. Я тоже не зациклилась на плохом настроении Сью. Ну хмурится и хмурится, может, подарки не понравились. И кто из ребят исчез, они знают?

— Знают о четырёх. Сначала пропала их сокурсница Салли-Энн Перкс, потом Гермиона Грейнджер с Гриффиндора и Пенелопа Кристалл с Рейвенкло окаменели и пролежали статуями не меньше недели, прежде чем пропасть прямо из Больничного крыла. Та же судьба, но после девушек, ждала и мальчика-первокурсника, опять из львиного факультета, но имя этого мальчика они не знают.

То, что она узнала от своей приятельницы, давало основательный повод Главе ДМП сразу утром инициировать полную проверку в Хогвартсе. Окаменевшие дети, потом исчезнувшие из Больничного крыла — кто их окаменил, василиск? Кто их похищал или съедал? И как это связанно с дочкой Артура Уизли, начальника Отдела по злоупотреблению маггловскими вещами? Напрашивался вывод, что кто-то потакал девочке, тщательно заметая за ней следы, чтобы до общественности не дошло, что в школе Хогвартс не всё радужно. И тот же представитель Администрации сознательно воспрепятствовал общению детей с их родными, закрыв совиную почту. Эхххх, Альбус, доигрался наконец!

Первое, о чём Глава ДМП спросила пришедших в сознании девчат, было, где находятся остальные двое пропавших учеников. Присутствующий в палате девочек мистер Кристалл, отец Пенелопы, открыл рот с намерением ответить, но его опередила Салли-Энн. Переглянувшись с рейвенкловской старостой и получив заранее её молчаливое согласие, она начала говорить. Рассказывала монотонным, безэмоциональным голосом как по пути к туалету на втором этаже ей встретилась взбудораженная первокурсница с ало-золотым галстуком и длинными прямыми рыжими волосами. И для Салли-Энн наступила темнота.

А после пришла в себя в незнакомом месте, где она находилась в руках внезапно ставшей великаншей гриффиндорки. Начались пытки. Рыжая колола Салли длинными стальными иглами, стягивала её конечности в самом невозможном, неудобном и болезненном положении, душила её веревками, резала острым ножиком... Рассказ девочки из барсучьего факультета был долгим, мучительным и настолько страшным, что её бабушка, держась за сердце, несколько раз теряла сознание. Целители, присутствующие на этом неформальном допросе, наконец притащили для миссис Перкс дополнительную койку, уложили туда её и напоили Успокоительным, чтобы не осталась её внучка нечаянно совсем одинокой в мире.

Сама девочка Салли-Энн, пока описывала унизительные пытки со стороны Джинни Уизли, порой накрывалась с головой одеялом, чтобы поплакать и как-то успокоиться.

Наконец Пенелопа не выдержала и остановила её. Рассказ о пережитых мучениях продолжила она, но внесла новость. Игрушек маленькой монстрихи Уизли уже были три, включая гриффиндорку Грейнджер. Над ней рыжая издевалась чаще и изощрённей, почему-то ненавидя её больше всех остальных. А потом на полке, где они стояли и отдыхали до следующего сеанса пыток, появился первокурсник Криви, Колин Криви. Когда она играла с ним, он успевал задавать своей мучительнице вопрос — зачем, зачем та с ними так поступает?

— Потому что вы все мне очень неприятны и мешаете мне. Потому что ты, Колин, сфотографировал меня с моим василиском и мог выдать меня с потрохами. И потому что я могу. Делаю, потому что Я МОГУ ДЕЛАТЬ ЭТО! Поняли, придурки?

Родители Пенелопы, мистер и миссис Кристалл, держа дочку за руки, оба плакали и не могли поверить, что маленькая первокурсница, единственная дочка Артура Уизли — человека, который даже муху не обидит, способна на такое зверство.

— Я спрашивала где остальные ребята, мисс Кристалл, — вмешалась мадам Боунс, не забывая о своей работе следователя.

Ответил ей, почему-то, отец Пенелопы:

— Все трое находятся у нас дома.

— Как трое? — воскликнула мадам Боунс. — Я знаю о двоих.

— Тебе, наверное, племянница об этом говорила, да? Ты знала и не вмешалась, оставила наших детей страдать в руках этой ненормальной психички?

— Остановись, Кристалл! Я ничего не знала. Представляешь, совиная почта Хогвартса была заблокирована! Кто-то закрыл даже доступ семейным домашним эльфам к нашим детям. Меня Сью обвинила в том же самом, что и ты! А кто третий?

— Не поверишь, Боунс! Это родной племянник моей жены, Гарри Джеймс Поттер.

Мадам Боунс, все присутствующие на данный момент в палате целители, двое прибывших со своей начальницей авроров, как и миссис Кристалл, забыли как дышать. Наконец старший из авроров сумел вдохнуть и сразу крикнул:

— Что, что? Какой родной, кому? Как?

— А так. Моя жена Авигея, родная сестра Джеймса Поттера, отца Гарри. Она по рождению сквиб, поэтому о ней в волшебном мире мы не распространялись. Но с данным фактом не поспоришь.

— Но почему... — промямлила мадам Боунс.

— ... не мы растили и воспитывали своего племянника? Ты это хотела спросить, Боунс? Мы с тобой ровесники, учились одновременно в Хогвартсе. Ты методы давления Дамблдора забыла? Я о том же. Пока до нас дошли новости о гибели брата Авигеи и его жены, как и о сиротстве племянника, Дамблдор уже его скрыл. Мы подавали документы о своём родстве, о нашем желании принять родного ребенка в семью... Всё было напрасно. Как совиную почту могли закрыть, так исчезали наши заявления.

— Ник, ты не о том ли секретничал, что Гарри нашёлся и он у нас дома? — воскликнула сквозь слезы жена мистера Кристалла. — О, Ник! Это правда?

— Да, дорогая. Они сами утром заявились в мою контору. Сами, понимаешь?

— Папа, Гарри Поттер мой кузен? — воскликнула их дочь и от восторга аж подпрыгнула. — Йеху-у-у-у-у! И будет с нами жить. Салли, Салли, представляешь?

Потом адвокат Кристалл обратился к целителям:

— Если вы утверждаете, что Пенелопа здорова и всё с ней в порядке, я забираю её домой.

— Я тоже забираю мою Салли-Энн, — вдруг выдала лежащая на соседней койке бабушка Перкс. — И, раз здесь находится Глава ДМП, я заявляю, что нога моей внучки не ступит на территорию Хогвартса, пока там директором работает Альбус Дамблдор. И пока хоть один из Уизли там учится. Мистер Кристалл, вы совладелец адвокатской канторы? Да? Если так, подготовьте совместный со мной иск на Администрацию Хогвартса для основательной финансовой компенсации нашим детям. Я подпишу, когда позвоните мне.

— Уже, миссис Перкс, уже. С утра у меня готов не только иск на финансовую компенсацию, но я готов подать в суд на этих пустозвонов. Я...

— Достаточно, Ник, пора уходить, — миссис Кристалл останавливает мужа, приготовившегося озвучить все угрозы к работающим в магической школе взрослым. — Хочу домой, я так хочу обнять Гарри наконец! Сын родного брата, мой родненький...

И обе семьи, забрав своих девочек, отбыли из Мунго, не забыв обменяться адресами каминной связи.

У мадам Боунс голова заболела от рассказа пострадавших и она совсем забыла спросить, как среди них оказался Гарри Поттер, Мальчик-который-выжил. Она сделала себе заметку в голове утром пренепременно связаться с Николасом Кристаллом, чтобы поговорить с ним об этом.

Уведомить директора Дамблдора об обнаружении двух его окаменевших учениц сразу не удалось по причине его отсутствия на территории замка Хогвартс, Визенгамота и Англии в целом. Когда, наконец, из прессы он узнал о случившемся, он немедленно вернулся в волшебную Британию. Но его подопечные, успешно и качественно приведённые в сознание и излеченные, уже отбыли из больницы Святого Мунго.

На следующий же день он ворвался в кабинет Главного целителя, Гиппократа Сметвика, как в свой собственный кабинет директора школы. Даже не постучав в дверь, он вошёл как король, не поздоровавшись ни с хозяином кабинета, ни с его гостями, присутствующими на данный момент в помещении, присел на кресло напротив и сразу спросил:

— Только девушки нашлись или там был ещё и мальчик?

Осторожное покашливание со стороны незнакомцев прервало напор одетого в мантию МКМ старика и он, вздрогнув, обернулся, чтобы посмотреть на них.

Мужчины были оба светловолосые, с пронзительно голубыми глазами. С одной стороны они были чем-то похожи между собой, но с другой, внешностью, они отличались друг от друга. Первый из них был могучим богатырем, если можно было так сказать. Природа или продолжительные тренировки одарили его широченными мускулистыми плечами и подтянутой осанкой. Странно белый, казалось бы огромный размером халат не скрывал его длинные, скрещённые по-мужски ноги и его неожиданно изящные кисти с длинными пальцами. От него волнами веяло мощью — и магической, и мужской. Это настораживало, но и, каким-то чудом, внушало доверие. Силач был русским, что ли?

Он был добрым. Как любой другой огромный мужчина. Дамблдор подумал о своём лесничем Рубеусе Хагриде и успокоился.

Но посмотрев на другого незнакомца, он вдруг насторожился.

Тот выглядел настоящим хлыщём — тощий, высоченный, с тонкими, словно нарисованными художником, чертами лица и с вихрем вьющихся кудрей на голове. Тонкие, более тёмные усики украшали его верхнюю губу, как у Бартемиуса Крауча. Его модная, тёмно-синяя мантия залихватски была распахнута и позволяла увидеть его высочайшего качества маггловский костюм-тройку, белоснежную рубашку и галстук с расцветкой английского государственного флага.

Хлыщ был хитрым. И никоим образом не был британцем. Или нет, был?

Оба они смотрели с одинаковым удивлением в глазах на самого известного в западном мире волшебника, победителя преступника мировой величины со времен ВМВ, Геллерта Гриндевальда. Пронзительный взгляд их голубых прищуренных глаз создавал у Альбуса-много-имен ощущение, что его рассматривают под микроскопом, как диковинную букашку, у которой внезапно выросли щупальца. То есть, сочли достойной немедленного уничтожения.

Неоднозначное мнение восточных волшебников о себе любимом Дамблдор знал давно. Его считали относительно светлым. Да как такое вообще возможно? Альбус думал о себе в самой превосходной степени, как о неком эталоне Добра, Света и Незапятнанности. Как о сверкающем сакральном Хранителе волшебной Британии. А ОНИ о нём рассказывают байки, что он "относительно" понимаете ли, "светлый и незапятнанный" не потому, что он такой и есть, а потому, что ещё не подловили его за тёмными делишками. И доверили ему возглавлять единственную магическую школу на островах потому, что он хоть уже старенький, но колдун ещё могущественный. Хотя смотрят на каждый его шаг под лупой.

— А вы, простите, кто будете? — спрашивает Дамблдор, посвёркивая стеклышками своих очков, не дождавшись ответа на свой первый вопрос.

Те, к кому были направлены слова, молча и с недоумением переглянулись. Тот, кто был более худым, взял на себя право ответить:

— Мы из гильдии Менталистов, мистер Дамблдор. Нас позвали помочь с удалением особо въевшихся в сознание ваших учениц ментальных закладок.

— Но менталисты есть и в Великобритании, господа! — вскинулся старый колдун, держась рукой за сердце.

— Есть. Но они с этим делом не справились. По-моему, у них самих были такие же закладки. При этом, наложенные той же рукой, что мы нашли в головках девушек. Вы осведомлены, кто в вашем мире мог провернуть такое с вашими ученицами, мистер Дамблдор?

Во взгляде незнакомцев Альбус прочитал насмешку. Они знали, у кого из здесь присутствующих волшебников был беспрепятственный доступ в сознания девчат и кто мог сотворить с ними такое.

Альбусу вдруг стало жарко. Он в полной мере осознавал то, что его раскусили. Ментальное воздействие на неокрепший детский ум — это так легко, можно без потерь создавать армию послушных будущих взрослых, которые всю жизнь продолжат верить каждому твоему слову! Как не взять эту власть, когда родители сами её дают тебе в руки? Сами отправляют своих детей на целых десять месяцев в году в твои руки — делай с ним, что хочешь! — и никогда не спрашивают, всё ли с ним в порядке было. Но это как в Большом мире, так и в Британии тоже, считается тяжёлым преступлением.

От осознания, что ему грозит потеря всего нажитого до сегодняшнего дня — авторитета, должностей, накопленного капитала, присвоенных богатств — Альбуса накрыла волна ужаса. Сердце в груди старого колдуна пропустило удар и стало трепыхаться в горле. Перед глазами всё поплыло и стало вихрем устремляться куда-то влево, туда, где в углах комнаты стремительно собирались тёмные шевелящиеся тени. Вот значит как происходило это, когда долгие годы ты идёшь чуть-чуть против тобой же принимаемых законов, устраиваешь всему миру Всеобщее ( гхм-гхм, кхе-кхе...) Благо... Ну, что говорить, у кого нет секретов и тайных грешков за душой — не выставлять же перед глазами обывателей некоторые из своих набегов в счё.., да-да, во имя Великого Добра, но что поделаешь? Кто и в какие времена старался бы за просто так, лишь за доброе словцо?

Вдруг, тебя ловят с поличным! Менталисты хреновы, приехали, понимаешь ли, из своих Сайберий и давай обвинять, не разобравшись в реалиях волшебной Британии. А он, Альбус, не для себя (важно, чтобы не признаваться) старался, а для Всеобщего Блага.

Но раскусили... И сейчас как прикажете отмываться, подтягивать План и спасать волшебный мир от Тёмного лорда Волдеморта?

— А вас как звать-то? — спросил он, подумав навести попозже справки об этих неожиданных врагах.

Те снова посмотрели друг другу в глаза. "Мысленно общаются", — решил Дамблдор.

— А знать наши имена вам не положено. Нас позвали, нам заплатили, мы своё дело сделали — умы девочек чисты как слеза, они здоровы и их забрали домой. Остальное сделают их семьи.

— Я их директор! — воскликнул внезапно разозлившийся директор Хогвартса. — Ты, Сметвик, должен был дождаться моего присутствия, чтобы я их расспросил. Только Я могу решать, не вы, когда можно и когда не можно отпускать учеников домой!

— Мда, Серж, как всё запущено в английском королевстве! — сказал менталист, который был похож на хлыща, и кривовато ухмыльнулся.

Названный Сержем качок с внезапно похолодевшими глазами мельком зыркнул на побледневшего в цвет своей же собственной снежно-белой бороды старика, как на возомнившего незнамо что о себе ничтожестве, и цокнул языком. От высказывания отказался.

— Их уже мадам Боунс допрашивала, Дамблдор. — Сметвик держал свою понурившуюся от стыда голову одной рукой. В другой вертел флакон, заполненный перламутровой жидкостью воспоминаний, вытянутых из головы неизвестного свидетеля. — А ты никому из Министерства ни словечком не обмолвился о пропаже своих учеников, Дамблдор. Боюсь, тебя ждёт расследование и суд.

— Как суд? За что?

— За то, что допустил в школу проклятый предмет, привезённый ученицей-первокурсницей. Что не проследил за тем, что она вытворяет на вверенной тебе территории, Дамблдор. За то, что, чтобы об ужасных происшествиях с твоими учениками не узнали родители остальных детей, ты закрыл совиную почту и запретил доступ личным домашним эльфам.

— Это неправда! Я не делал этого. Я ничего не знал! — голос старика истончился и он попятился назад, к выходу из кабинета Сметвика.

— Я врач, Дамблдор. Я не следователь, не аврор и не судья. Но, я тебя предупреждаю — если у тебя есть незаконченные дела, иди и заверши их. Потому что тебя ждут покрытые инеем стены Азкабана.

Альбус Дамблдор, носитель Ордена Мерлина первой степени, хотел аппарировать напрямую из кабинета Гиппократа или позвать Фоукса унести его из этого места стыда. Но больница Святой Мунго была накрыта специальным Куполом защиты и такое здесь не провернёшь. Поэтому старому директору пришлось уходить на собственных, подгибающихся в коленках ногах. Он почти закрыл дверь за собой, когда его достиг выкрик Главного целителя:

— И, наконец, ты врун и похититель детей-сирот, Дамблдор.

— С чего бы это? — удивился тот, чуть приоткрыв проём, чтобы посмотреть на своего бывшего ученика, Гиппократа.

— А с того, что ты похитил маленького Гарри от его родной тёти.

— Неправда это. Я отдал его родной сестре его матери...

— Маггле, Дамблдор, маггле.

— Но у него других тёть нет!

— Оказывается, есть. И она его искала, чтобы растить пострадавшего ребёнка в семье волшебников. Но ты сам всё решаешь, да? Всегда ТЫ решаешь, не спрашивая родных, не зачитывая законов, которые сам принимаешь в Визенгамоте.

— Какая тётя, Сметвик? Нет у Гарри другой тёти, кроме Петунии Дурсль.

— Есть.

— Как её зовут?

— Щаз как скажу тебе её имя... Нет. В суде узнаешь.

Чтобы окончательно не проиграть войну, Дамблдор был должен немедленно сворачивать своё посещение больницы Святого Мунго.

Ну, русские (или кто бы ни были ещё эти гадкие менталисты), вы рано или поздно уйдёте отсюда, и тогда волшебный мир Британии будет опять его единоличным владением! И все мелкие людишки и дальше будут плясать под его дудку.

— Ладно, ладно! Делайте как надо, но уведомите школьную администрацию, куда посылать письмо на третий год обучения молодому Гарри...

И он скрылся за прикрытой дверью.

Надо было спешить к Уизли, навестить их в Норе и чуть-чуть поменять план на лето.

Но в Норе его ожидал полный аврал.

Этой главе присваивается рейтинг NC-17

Неладное в доме Джинни почувствовала сразу.

Мама из похода не вернулась, как и старший брат Чарли.

А к вечеру её заперли в комнате, не позволив ей покушать или посетить уборную. За дверью что-то происходило, но что — девочка не могла понять. Вверх и вниз носились, громко топая, словно стадо слонов, её отец и самый старший из братьев, Билл. Она слышала их голоса, но не смогла различить слова. Голоса звучали отчаянно, она бы сказала даже истерично.

К ним присоединился незнакомый, ворчащий голос, после того, как упырь на чердаке стал звать её отца. Крик "Артууур..." был хорошо различим среди всего остального бормотания потом и такое случилось впервые в её жизни.

Из комнаты Перси ничего не было слышно, пока рядом с её дверью не послышались тихие, крадущиеся шаги, скрип его двери, а потом — опять скрип, но уже оконных ставен.

Джинни бросилась к собственному окну и увидела, что Перси на метле улетает в ночь, прочь из родного дома.

Что происходит? Трясущаяся, как листок на ветру, она попробовала открыть своё окно. Слава Мерлину и Моргане, Нора не была закрыта насовсем. Девочка тихо присела на кровать и задумалась. В тишине дома вдруг кто-то закричал, как на заклании.

Кто это был? Рон?

Не-е-ет, не может быть. С Роном ничего плохого не могло случиться.

Могло ли с ней что-то плохое в отчем доме произойти? Нужно ли ей, единственной дочке в большой семье, чего-то или кого-то бояться?

Кто-то пробежал рядом с её дверью, громко рыдая. Снизу донёсся звук открывшейся входной двери и она бросилась к окну, чтобы посмотреть, кто из её родных на этот раз такой горемычный, что сбежал из Норы куда глаза глядят.

Это бежал Уильям.

Вдруг замок на её двери щёлкнул и Джинни бросилась наружу, чтобы узнать, что там такое ужасное произошло. Тихо толкнув ручку и открыв проём, чтобы быстренько, одним глазом, посмотреть на площадку и быстро закрыть, если кто-то страшный ворвался внутрь, она, не дыша, выглянула.

Никого.

Она прошмыгнула на площадку и повернула голову наверх, прислушиваясь. Ни звука.

Джинни медленно, ступенька за ступенькой, стала подниматься, стараясь избегать мест, где лестница скрипела. Поднявшись на последний этаж, под самым чердаком, она увидела зияющий дверной проём комнаты самого младшего из своих братьев, Рональда, и направилась туда. Заглянув вовнутрь, чуть не вскрикнула от испуга.

На полу валялось в луже крови искусанное тело её отца. Мёртвого отца.

На кровати Рона дрых, распластавшись, незнакомый рыжий парень. Абсолютно нагой и весь окровавленный. Ему, очевидно, снилось что-то хорошее, потому-что спал он со счастливым выражением лица.

Она даже не подумала, кто это может быть. Зажав рукой рот, чтобы не закричать, она, пятясь, вышла из комнаты, а потом аккуратно спустилась вниз и тихо закрыла за собой дверь своей комнаты. Постояв минуту неподвижно, она вдруг спешно засобиралась. Открыла старую сумку Чарли, которую он, уходя, оставил ей и начала бросать туда все свои пожитки: бельё, мантии, обувь. Потом ключиком открыла свою личную копилку в форме садового гнома и собрала все сбережения. Собралось целых пятнадцать галеонов, горсть кнатов и девятнадцать сиклей. Их она положила в кошелёк, а его закрепила на поясе, рядом с ножнами для палочки. Палочку мама Молли держала в прикроватной тумбочке в родительской спальне.

Джинни немедленно отправилась туда. Наверху лежал труп отца, который больше не помешает ей входить в их с мамой комнату без спроса. Но там же, в кровати Рона, лежало и спало, сытое и довольное, опасное существо, которое только внешне было похоже на мальчика. Скорее всего, оно было зверем-людоедом и девочка его боялась.

Но в спальню родителей она проникла. Там, не зажигая света, она ощупью добралась до маминой прикроватной тумбочки и пошарила в ящике рукой. Внутри она нашла не только свою, но и Ронову палочки. Забрала обе. Её рука нащупала несколько коробок, позвякивающий монетами кошелёк и всё это она тоже забрала. Кто знает, возможно ей удастся найти маму и им обеим придётся бегать от того зверя-людоеда. Им будут нужны деньги. По этой причине она обшарила и тумбочку отца, забрав оттуда уже его кошелёк.

Тогда её вдруг осенило, что отец сохраняет в своём сарае целые банки с маггловскими деньгами. Надо забрать всё-всё.

Она вернулась в свою комнату, где лунный свет вовсю освещал полку с её любимыми игрушками. Взгляд Джинни задержался на них. Взять или не взять с собой?

Конечно — взять. Не оставлять же?

И она, собрав их в кучу, забросила всех, включая куклы Гарри Поттера, в сумку. Хорошо, что сумка эта не простая, а с расширенным внутренним пространством и всё уместилось. Осталось место даже для банок с маггловскими бумажками.

Взяв в руку саквояж и обувь, Джинни тихо спустилась вниз. Выйдя в кухню, она внезапно подумала, что совсем не поужинала и в животе заурчало. Но время поджимало, так что она опять открыла сумку Чарли и опустошила кладовку матушки. Хлеб, сыр, колбасы, консервы — всё полетело внутрь сумки.

Немного успокоившись, она обулась и, выйдя из дома, отправилась в сарай отца. Там быстро нашла все три банки, заполненные доверху маггловскими деньгами, и отправила их к остальным вещам.

Джинни глубоко вздохнула, вспомнив речи изредка посещающей их дом тётушки Мюриэль: "У волка шея толстая, потому что он сам о себе заботится". Пора звать "Ночного рыцаря" и самой отправиться обратно в Хогвартс. Самой найти тот проход в "Сладком королевстве", тоннель и вперёд.

* * *

В доме их друга Ли Джордана близнецам выделили общую комнату с одной, очень широкой кроватью. Они спали, как можно дальше друг от друга, с краёв кровати, укрываясь отдельными одеялами. Они чувствовали себя уже взрослыми парнями, выросшими из детских игр и близости. Они думали о девушках, у каждого из них была намечена своя пассия и они мечтали о близости с ними.

Этой ночью они отправились после сытного ужина, как обычно, в комнату спать, ни о чём странном не подозревая. Они были уставшими после игры в квиддич с кузенами Ли и ожидали, что, как лягут, сразу заснут. Так и случилось, но потом их залил колдовской свет яркой луны и они проснулись одновременно.

— Тебе луна мешает спать, брат? — спросил один из близнецов.

Другой захихикал:

— Не думаю, что Луна помешала бы мне...

— Ты не о Лунатичке говоришь, брат?

— А ты не о ней спрашивал, брат?

— Она ещё маленькая, я думаю...

— Маленькая, но смогла бы взять сосиску в рот.

— Ну, да. Могла бы... — мечтательно ответил другой из близнецов. — А давай представим себе, что она лежит между нами.

— Ладно, я представил себе, что её маленькая ручка проникает в мои трусы...

— А-а-а-а, о чём ты говоришь, брат?

— Дай руку, покажу. О-о-охххх...

— Так приятно? Покажи мне... Уххх... Продолжай, брат.

— Но я не Лунатичка.

— Я тоже не Лунатичка, но мне очень приятно то, что ты делаешь.

— И мне. Продолжай... А теперь, представь, как ты её прижимаешь к себе. Такую белую, такую маленькую... Э-э-эй, что ты делаешь?

— Представляю себе то, что ты говоришь. Прижимаю к себе белую попку Лунатички.

— Но это я, отодвинься!

— Поздно, брат. Я уже вошёл. Давай, потерпи, потом ты будешь прижимать попку Лунатички.

Луна бесстыдно смотрит сквозь окно и заливает холодным синеватым светом то, что происходит в этой комнате.

А происходит что-то за гранью понимания. Два одинаковых парня, голые, в чём мать родила, занимаются таким непотребством, что могла бы луна зажмуриться — зажмурилась бы.

Но странности не прекращаются на этом. Парни начинают постепенно, как две тени, накладываться друг на друга, объединяясь телами. Они охают и ахают, но две их головы, четыре руки и четыре ноги прикреплены не к двум отдельным телам, а к одному. Постепенно движения их рук и ног становятся синхронными и их конечности, как их торсы ранее, тоже соединяются, объединяясь воедино.

Наступает тот момент, когда они должны испытать два отдельных оргазма. Но они уже не два отдельных, а одно цельное, неразделимое тело, которое в пике наслаждения извергает из себя семя. Одновременно с ним, из общего органа выстреливается и некая сияющая субстанция, после чего объединившийся в одно целое парень теряет сознание.

Утром в комнате близнецов их общий друг Ли Джордан находит не Фреда и Джорджа, а похожего на них, но совершенно незнакомого рыжего маггла. На вопрос, куда делись его друзья, близнецы Уизли, маггл ответил, что таких не видел. Кроме того, он сам не знал, как в этой комнате оказался. Не помнил и своё имя.

Перепуганный темнокожий волшебник позвал своих родителей на помощь. Те таращились на незнакомца, тоже ничего не понимая, поэтому немедленно связались с Авроратом. Оттуда их направили в маггловскую полицию потому, что у этого рыжего парня не было и капли магии.

В дом Джорданов приехал полицейский-сквиб, чтобы не нарушался Статут секретности. Оформляя документы парня, он спросил хозяев, как записать имя незваного гостя. Мистер Джордан, переглянувшись с сыном, ответил:

— Я думаю, что его зовут Джофри Уизли, сэр.

* * *

"Я смелая, я очень смелая," — думала о себе Джинни, пробираясь по тоннелю, ведущему в Хогвартс. Светящийся шарик на вершине палочки едва-едва светил в непроглядной темноте, не больше, чем на два метра вперёд. Слава Мерлину, пол и потолок были чисты — кто-то, наверно её мама, выровнял почву и девочке было бы легко и быстро шагать, если бы внутри неё всё не колыхалось от пережитого дома ужаса.

Она боялась на каждом шагу увидеть труп то ли матери, то ли Чарли. Но пока проход был чистым и она продвигалась без происшествия. До выхода, ведущего наверх, к горбатой ведьме на третьем этаже, она пришла относительно быстро, подгоняемая нетерпением закончить все дела и отбыть с мамой куда подальше от Британии.

Выбравшись из тоннеля в коридор замка, она заметила, что ночь почти ушла и уже светлеет. Это было хорошо, потому что ранним утром вряд ли кто-либо из ремонтников станет шляться по замку. Она погасила свой Люмос, вложила палочку в ножны и побежала наверх, к Выручай-комнате.

Троллихи, почему-то, не танцевали. Они стояли кучкой и пялились на рыжую девочку с огромным любопытством. Джинни, хмыкнув, сделала положенные три пробежки туда-сюда, думая о Хранилище хлама. Когда дверь появилась и она схватилась за ручку, показала толстухам свой высунутый розовый язык и вошла вовнутрь.

Захлопнув за собой дверь, Джинни оглянулась вокруг. Правильно, она вошла туда, куда надо было. Длинный ряд шкафов оформлял собой уходящий в темноту коридор. А между полкам слева от него, она увидела свет.

— Мама, мамочка, ты здесь? — крикнула она и побежала в направлении света.

Но за первым рядом, полок уже не было. Неожиданно там был, откуда не возьмись, огромный зал, разделённый спускающимися с потолка и развевающимися под порывами ветра, врывающегося внутрь через открытые окна белыми полупрозрачными полотнищами. Окна были высокие, от пола до потолка, но очень узкие. Свет шёл от взошедшего уже Солнца.

Джинни обеспокоено побежала между этими длинными полосками полупрозрачной материи, ища свою маму.

Маму она не нашла, но нашла пылающий камин, мягкие кожаные диваны перед ним, длинный стол и шкафы с пустыми полками рядом со стеной. Она крикнула:

— Эге-ей, есть кто-нибудь здесь? Я Джинни, Джинни Уизли.

Никто не ответил на её зов.

Она поставила свою сумку на стол и продолжила свой тур по залу.

Это был необычный зал. Он был разделён развевающейся тканью на зоны — зону отдыха, где она была; дальше она нашла зону сна с кроватью. Рядом находилась зона купания, место, которое можно было назвать уборной. Но нигде не было стен или, хотя бы, перегородок. Не считая стен самого помещения.

Джинни стала двигаться вдоль внешней стены, чтобы найти входную дверь Выручай-комнаты.

Дверь исчезла. Она сделала вторую попытку, долго кружила по краям помещения. Нет. Выхода отсюда не было.

Но здесь было тихо, приятно и тепло. Не было многочисленных крикливых братьев, которые вечно ссорились и делили всё, что попадало им под руки. Не было родителей, которые ограничивали её почти во всём. Она была одна, сама себе хозяйка. С ней было всё необходимое, чтобы прожить спокойно хотя бы год.

И была внутри Выручай-комнаты, которой можно было управлять, только подумав о необходимом.

Но об этом Джинни будет думать завтра. Она так устала, всю ночь не спала, а там есть кровать. Ей нужно только перекусить, вынуть кукол, расставить их на пустующих полках шкафов и можно поспать. Здесь никто ей не помешает хорошо отдохнуть, играть и не думать ни о чём.

На кухне царил беспорядок, который смутно знакомый рыжий подросток не замечал, всё своё внимание сосредоточив на поглощении большой ложкой варённых макарон прямо из кастрюли. Рядом на столешнице лежало с десяток сосисок.

Дамблдор несколько раз моргнул, чтобы прояснилось зрение. Мальчик за столом был чем-то очень похож на каждого из выводка Артура, но одновременно отличался от них. И ни одним своим действием он не показал, что заметил появление высокого сутулого старика — директора школы волшебства и чародейства. Дамблдор прокашлялся, подумав, что таким образом рыжик перестанет жрать и переключится на гостя. Не тут-то было, парень, почти не прожёвывая мясо, грыз длинную сосиску, взяв её рукой. Соус тёк по его подбородку, капая и загрязняя его давно нестиранную мантию. Видно было, что он не менял её уже два-три дня.

Альбус не мог дальше ждать, поэтому, шагнув к огромному обеденному столу и покряхтев устало, отпустился на первый попавшийся под руку стул. Тот предупредительно скрипнул под ним.

— Где взрослые, мой мальчик? — Потом всё-таки поинтересовался: — Ты кому родня будешь, Молли или Артуру?

Рыжик на мгновение оторвался от поглощения пищи, чтобы посмотреть на говорившего, хмыкнул, шевельнув плечами, и вернулся к своему занятию, не снизойдя до ответа.

— Позови, пожалуйста, кого-нибудь из хозяев, — старый колдун не унимался. — У меня ко взрослым задание есть.

Парень с раздражением бросил ложку в кастрюлю, брызнув соусом, который ручейком залил перед мантии и часть столешницы, и в молчании отправился наверх по лестнице.

Через минуту с верхних этажей спустился Билл. За ним валяжной походкой — очень напоминающей Малфоевскую — тащился тот же незнакомый подросток, вслед им доносился вой упыря.

Первенец Артура выглядел осунувшимся и подавленным. И если бы его волосы от рождения не были очень светлыми, цвета соломы, то среди волосинок Альбус рассмотрел бы немало серебряных.

— Профессор Дамблдор, сэр! — голос молодого мужчины звучал глухо и незаинтересованно. — По какому поводу пожаловали в Нору?

Старый директор не был прошлогодним птенцом, чтобы не почувствовать еле сдерживаемое раздражение старшего сына Уизли.

— Билл, мальчик мой, что случилось? Ты выглядишь чем-то встревоженным...

— Папа умер, — коротко ответил Билл, и, не удержав эмоции под контролем, всхлипнул. — А близнецы пропали, мне мистер Джордан звонил...

Альбус подумал, что ослышался:

— Что, что? Кто умер?

Тонкими дрожащими пальцами Уильям стиснул переносицу, потому что голова у него нещадно болела. Кроме того, после всего, что уже два дня подряд он обдумывал и так, и сяк, ему было не до дипломатических расшаркиваний со старым и, самое важное, бывшим своим школьным директором.

— Мой папа умер два дня назад, профессор, я ещё не отошёл. Надо его хоронить, а маму я никак не могу найти. Её угораздило куда-то уйти в тот же вечер, когда с отцом это произошло, не оставив никому из нас весточки. Я ей нескольких Патронусов в день отправляю, но она не отзывается... В аврорат звонил, но оттуда отнекиваются, говорят у них аврал с потерявшимися и вдруг нашедшимися учениками... Но вы об этом должны лучше меня знать. На мне забота о младшеньких, близнецов найти, похороны, уведомление родственников, а матери нет и нет. Перси тоже уехал, оставив только невнятные записки. У меня сейчас дел навалом, вы простите, что не могу уделять вам больше внимания и времени.

Билл судорожно вздохнул и его взгляд зацепился на опять же прилипшем к кастрюле, облизывающем последние капли соуса с большой ложки подростке. Неведомое выражение брезгливости промелькнуло в его глазах, заменённое короткой дезориентированностью. Потом, словно в его голове щелкнул переключатель и он, придя в себя, рявкнул:

— Рональд, перестань жрать! Там, наверху лежит отец, мёртвым лежит, а ты тут устраиваешь поросьячие пиры!

Сверху упырь опять устроил жалобные подвывания. Подросток у плиты застыл статуей с ложкой в руке по пути ко рту и взглядом, устремлённым к потолку. Дёрнувшись, он робко переступил с ноги на ногу и медленно отпустил ложку, которая, упав, опять шлёпнулась, вызвав брызги соуса.

— Но... но я... тут голодный был, — хрипло ответил он. — Воот, я себе и приготовил... И всё так вкусно пахнет.

Дамблдор ничего не понимал. Этот парнишка мог бы быть любым из родственников рыжей семьи, но Рональдом никак не мог быть. Да, был похож на самого младшенького, но точно не мог быть им, шестым сыном Артура. Покойного Артура, если вспомнить озвученную Биллом печальную новость.

А потом, пока старый директор Хогвартса всё ещё смотрел на пацана затуманенным взглядом, что-то с воздухом вокруг веснушчатого лица рыжика случилось. Прошла короткая рябь, которая словно размыла всю фигуру мальчика, его внешность поплыла, словно сверяясь с первообразом, и резко застыла. И перед глазами незванного гостя Норы появилось знакомое лицо второкурсника Рона, единственного друга Гарри Поттера, с его хорошо знакомым, бесхитростным выражением.

Дамблдор несколько раз моргнул, чтобы прояснить свой взгляд.

Ну да, это действительно Рон и никто другой, как он мог усомниться в этом!?

Размышления Альбуса прервал резкий приказный тон Билла:

— Иди наверх в свою комнату, Рон! Помойся, переоденься в чистое. Через некоторое время Нора заполнится людьми, приехавшие на похороны от...ца. И позови вниз Джинни, я попробую связаться с мистером Джорданом, может, близнецы всё-таки появились. Отправлю Эролом сообщение Персивалю, хоть он приедет. Для мамы надо Поисковое зелья сварить, она могла в какую-то неприятность попасть опять же ...

— Но... но, Джинни в её комнате нет, я проверял, — сказал младший рыжик и, понурив голову, неторопливо отправился выполнять приказ старшего... хм-хм, брата. А с того дня, когда умер с перегрызенным горлом Артур — Главы фамилии Уизли. Он даже не заметил насколько побледнел его старший брат Уильям.

— Как так её нет! — воскликнул он и бросился наверх, не заметив, что Дамблдор последовал за ним.

Толкнув дверь комнаты сестры, Билл вдруг вспомнил, что действительно не видел сестрёнку с момента своего приезда в отчий дом. Куда та могла отправиться? К Лавгудам или куда-то ещё?

Шкаф и копилка Джинни были пусты. Её палочки в тумбочке матери тоже не было, отсутствовала и палочка Рона. В ящиках и матери, и отца не было ни кната.

Билл схватился обеими руками за голову и начал выть от бессилия. Всё пропало пропадом. Как ему дальше жить, с пережитым непереносимым горем на плечах? Как похороны устраивать, если денег-то нет? У кого просить взаймы, у гоблинов? При их же запредельных грабительских процентах? Другого выхода нет. Надо идти на невыгодную сделку, никак иначе.

Он толкнул в сторону следующего за ним по пятам Дамбдора и побежал в комнату Перси заново перечитывать разбросанные по полу скомканные записки.

Окно в комнате его третьего брата было второй день распахнуто настежь и ветерок развевал тонкую, в цветочках, занавеску. На полу валялись скомканые, прочитанные по верхам кусочки пергамента и Билл, взмахнув палочкой, собрал их в стопку на столешнице рабочего стола Перси, разгладив их. Текст самого верхнего из них, написанный корявыми, что было несвойственно для этого его брата, буквами был следующий:

Уважаемый Почитаемый мистер Прюэтт,

Я принимаю твои ваши условия. Ждите меня назавтра пораньше...

Деда,

О причинах сообщу по прибытии. Я что-то ужасное...

Перси подслушал их с отцом разговор, не иначе! Другого объяснения Биллу на ум не приходило. И у Перси была некая продолжительная переписка с лордом Игнатиусом Прюэттом, братом их дедушки по материнской линии. Билл почесал растрёпанную шевелюру, пуще разлохматив тянувшийся до середины спины хвост. На нижних пергаментах были ещё черновики писем третьего брата с тем же респондентом, дядей их матери.

Из содержания писем выходило, что Персиваль общался с родственником не впервые и вёл с ним некие переговоры. А родственник этот ставил условия, для Перси неприемлимые. Но было понятно, что в конце концов, тот согласился.

На самом последнем кусочке Билл и заглядывайщий у него через плечо Дамблдор, прочитали некие рассуждения Персиваля:

Чарли отправился в Хогвартс — (не вернулся, погиб?)

Мама отправилась за Чарли — (не вернулась, погибла?)

"Выручай-комната",

куклы,

Джиневра... (как они связаны между собой?)

Дамблдор проследил глазами метания парня, а потом подумал, что ему пора ретироваться, оставив того в покое, а самому взять след тонюсенькой ниточки, указанной в последней записке Перси. "Выручай-комната", как интересно...

— Уильям, маль... кхе-кхе, мистер Уизли, если тебе нужна помощь, я всегда... — он покачнулся к выходу, прощаясь с Биллом. Но тот, утонув в своих переживаний, упёрто молчал и не шёл на контакт. Даже не сказал "до свидания".

Не дождавшись ответа, Альбус бросил горстку дымолётного порошка в камин, крикнув "Кабинет директора Хогвартса", и шагнул во вспыхнувший зелёным пламенем огонь.

* * *

Дамблдор выскочил из камина в своих помещениях и с криком облегчения бросился на своё место за своим рабочим столом. Маленькую, по сравнению с громадой строения замка, директорскую башню он давно считал своей вотчиной и крепостью. Только здесь он чувствовал себя защищённым от агрессии внешнего мира, только на своём троноподобном кресле он мог быть Великим, Светлым Светочем... Добрым дедушкой, в конце концов.

Предатели! Все вокруг предатели!

Блин. В скором времени всё это канет в Лету, у него заберут всё-всё и, если отберут у него и Орден Мерлина Первой степени за победу над Гриндевальдом, действительно его ждут толстые стены Азкабана.

Перед ним сел прилетевший с своего нанеста Фоукс и стал тереться головкой с венчиком из перьев об его руку.

— Эхх, птичка, — горестно выдал старый колдун, — расставаться предстоит нам. Останешься ты здесь, в Хогвартсе и будешь служить следующему директору, а я... Я провалился, Фоукс, прошляпил все свои козыри, гоняясь за своей мечтой. Всеобщее Благо, какой это оказалась тупой идеей! Надо было после падения Тома от руки маленького Гарри закругляться и уходить на пенсию. Лежал бы я сейчас на пляже, сосал через соломинку различные коктейли и май-таи, смотрел бы на молодых, жил бы — не тужил... А я заигрался. Куда теперь мне идти, что делать, чтобы избежать заслуженное наказание?

Он замолчал, раздумывая о прошлом, ища в давно ушедших событиях хоть какой-то намёк-подсказку, который дал бы исход из безвыходной ситуации.

Когда-то, давным-давно, в те времена, когда он был просто молодым профессором по Трансфигурации, он дружил с Септимусом Уизли. У них с женой Седреллой была такая же свора мальчиков, как у Артура и Молли, с той единственной разницей, что у первых так и не родилась дочь. Однажды Септимус, перебравший горячительного, стал жаловаться Альбусу, что самой страшной бедой своей считает отсутствие этой самой дочки у них с Седреллой.

"Она была бы нашим спасением, Альбус, ты понимаешь это? Не-е-ет, откуда тебе понимать такое?" — вспоминал Дамблдор и вдруг подскочил. — "Джинни, надо поискать маленькую Джинни!"

— Фоукс, перенеси меня на восьмой этаж напротив портрета Варнавы вздрюченного! — крикнул он и схватился за хвост феникса.

Вспыхнуло алое сияние и кабинет директора опустел.

Появился Дамблдор в таком же сиянии, с Фоуксом наперевес, аккурат напротив указанного места. Увидев нового зрителя, тролихи начали толкать друг друга, указывать на него пальцем и весело обсуждать что-то для них смешное.

— Дуры, — сказал директор и совершил положенные перемещения туда-сюда перед картинами, думая о месте, где находится Джиневра Молли Уизли.

Появилась высокая деревянная дверь с массивной железной ручкой. Дамблдор сразу открыл её и быстро переступил порог.

* * *

Во сне она путалась среди спускающихся как бы с неба полосок полупрозрачной ткани. Те заплетались между её ногами, мешая ей бежать от чего-то угрожающего. Что-то гонялось за ней, но она не могла увидеть что, потому что эти дьявольские занавесы в самый ответственный момент, собирались и плотно скрывали затаившегося хищника.

Тихое девчачье хихиканье вперемешку с мальчишеским хохотком следовало за каждым её шагом и она хотела укрыться в укромном местечке, что бы те не могли её найти.

Но полотнища со временем словно сами оживали и стали с остервенением её хватать и с нарастающим нежеланием отпускать её.

Внезапно перед ней появляется стеклянная стена, за которой стоит и таращится в её сторону сам профессор Дамблдор. Увидев его, Джинни с облегчением начинает бить кулачками по стеклу и кричать:

— Директор, директор Дамблдор, спасите меня отсюда! На помо-о-ощь!

Профессор Дамблдор делает шаг вперёд и лбом упирается в разделяющий их твёрдый прозрачный материал. Потом место лба занимает его ухо, и она снова начинает уже пищать, потому что смех невидимых преследователей усиливается:

— На помо-о-о-ощь, помогите-е...

Директор взмахивает палочкой, но ничего не происходит. Стекло так и стоит между ними, целое и невредимое. Тогда он начинает оглядываться в поисках чего-то твёрдого и ударопрочного, но там, где он находится, появляется вторая стеклянная стена, за которой Джинни видит троих парней-подростков и девочку своего возраста. У одного из парней блондинистые, как у Малфоев, волосы, но не прямые, а вьющиеся. Остальные трое — рыжие, как семья Уизли.

Дамблдор, увидев новую картину, отлипает от разделяющего их с Джиневрой стекла и залипает на другое. Плачет. Вытирает слёзы рукавом, что-то говорит, но не слышно, что.

В этот момент девочку, наблюдающую за своим директором, сграбастали огромные человеческие, но пухлые, как у детей, руки и подняли с пола. Подняли её наверх, наверх... По пути перевернули её лицом к потолку и она увидела огромное лицо своей самой любимой в Норе куклы — беленькой, пепельно-русой. Той, которую она назвала Луной и играла с ней чаще всего.

Рядом с лицом "Луны" на Джинни смотрит кукольное, но внезапно ожившее лицо Гарри Поттера. И на этом лице злобно светится пара как бы нарисованных, но вполне живых и двигающихся изумрудно-зелёных глаз.

— Кольни её иглой, Луна моя, — шевеля губами, говорит Гарри. — Пусть она на себе ощутит все прелести игры с куклой. А потом я женюсь на ней, ха-ха-ха, раз она так меня хотела. Что скажете, братцы? Хотите себе куклу-соску?

Из-за полотнищ появляются ещё пять Гарри Поттеров, таких же искусственных и реальных одновременно. Огромных. И все они с ненавистью зыркают на неё, гадко ухмыляясь.

— Мы тоже хотим играть в эти игры, — начали наперебой кричать остальные ожившие её куклы, толкаясь, чтобы быть ближе к действию.

— Поиграем, вдоволь поиграем, сестры! — ухмыляется "Луна". — У нас есть целая вечность.

Более странной недели у Главы Департамента Магического правопорядка никогда не было. Как только она принялась расследовать события прошлого учебного года в Хогвартсе, исчезновение детей, внезапное появление в коридорах замка твари Пятой степени опасности, как ей доложили о внезапных загадочных смертях и исчезновениях в семье Уизли.

При этом, не одна и не две трагедии! Всех словно косой Смерть выкосила. Сам Артур погиб, укушеный фамильным упырём, который числился у Уизли тотемом, что ли. Исчезли Чарльз, второй сын; Молли — жена Артура, близнецы Уизли, младшенькая и единственная дочка. Персиваль сбежал из дома в неизвестном направлении и никто не мог с уверенностью сказать, жив ли он или тоже за ним пришла Госпожа с косой.

Остались только двое из многочисленных до вчера Уизли — старший сын и нынешний Глава семьи — Уильям и его самый младший брат Рональд.

В число происшествий можно было включить и внезапно объявившегося Наследника казавшейся угасающей фамилии Прюэтт. Некий Кристобаль Прюэтт, внук единственного оставшегося в живых Прюэтта, Игнатиуса. От кого он происходил было полнейшей загадкой, потому что жена Игнатиуса Лукреция, в девичестве Блэк, никого не родила. Откуда внук тогда? От бастарда? Но Кристобаль оказался чистокровным семнадцатилетним парнем, высоким и тощим, с туманно-серыми глазами и каштановыми волосами. Ничем он на своего пышнотелого рыжего деда не был похож. Но Гринготтские гоблины только подтвердили их родство по прямой линии и чистокровность парня, а по остальным вопросам молчали, как рыбы.

Амелия Боунс зашивалась: бегала по отделам в Министерстве, давала указания расследовать, допрашивать, арестовывать, если это нужно.

И тогда, как вишенка на торте, ей доложили, что феникса Хогвартских директоров заметили кружившим над Косой аллеей. Такое случалось только в том случае, когда директор школы был больше не в состоянии исполнять — по той или иной причине — свою работу. Умер, потерял доверие замка, потерял свою магию, его выгнал Совет деканов...

Короче, Фоукс искал подходящего кандидата на должность директора школы Колдовства и Чародейства Хогвартс.

Услышав это, мадам Боунс захотела сама вдруг оказаться профнепригодной для высокого поста в Министерстве магии. Столько происшествий произошло, а она ни на шаг не продвинулась в расследованиях. Одни загадки, ноль ответов.

Как бы про её неудачи не прознали обыватели. Вышвырнули бы из Министерства с громким улюлюканьем к такой-то матери.

Пока всё держалось, как говорится, на одной только магии.

И, вдруг, её позвали к Фаджу, откуда они переместились по Особому проходу, напрямую в кабинет Премьер-министра магглов.

Тот огорошил их известием, что в районе Оттери-Сент-Кечпоул, в течении двух последних лет исчезло девять девочек в возрасте около двенадцати лет. Отличительная их черта — внешняя красота, пышные волосы.

Мадам Боунс схватилась за голову, которая нещадно разболелась. Во вспышках болезненных пульсаций, в её мозгах зародилось подозрение, что все эти исчезновения людей — что из семьи Уизли, что из магглов — как-то связаны не только по географическому принципу, но и как-то ещё. На подсознательном уровне поняла. О своих подозрениях она промолчала и не поделилась ими ни с маггловским Премьер-министром, ни с Фаджем.

Вернувшись в свой кабинет в родном Отделе, она отправила помощницу за зельем от головной боли и Бодрящим, а сама засела за составление новой схемы расследования. Центром всех непонятных происшествий являлась на данный момент Нора, дом Уизли. Но там сейчас Уильям отходил от похорон отца и принятия главенства над сократившейся до двух членов семьёй. Там можно было повременить с недельку. Глядишь, кто-то из исчезнувших и объявится. Хотя...

Надо было собрать Совет Попечителей Хогвартса и там сосредоточить расследование. Недаром Фоукс жалобно пел, нарезая круги над Косым переулком.

* * *

Их встретил пригорюнившийся завхоз школы Аргус Филч. Замдиректора Минерва Макгонагалл лежала в Больничном крыле после тяжёлого инсульта. Пока она была в нетранспортабельном состоянии, но целители из Мунго каждый день её наблюдали и лечили.

Выяснилось, что сам директор, вернувшись с МКМ, даже не появился в замке, чтобы переодеться, а напрямую отправился в Святой Мунго проведать нашедшихся учениц. Которых там уже не было, потому что их родственники забрали.

Никто Альбуса Дамблдора с того момента нигде не видел. Последним, кто разговаривал — конкретней, устроил ему головомойку — был Главный целитель Гиппократ Сметвик.

Уже целая неделя прошла, все деканы вернулись из отпуска в экстренном порядке, но Альбус не нашёлся. Директорская башня была запечатана, горгулья отказывала каждому из приблизившихся в ходе наверх. Никто новый пароль не знал. И все ждали чуда.

А чуда не было и не было.

Подумав об образовавшейся проблеме, мадам Боунс и председатель Попечительского Совета Люциус Малфой решили, что надо звать министра магии Корнелиуса Фаджа, ибо только у него имелись полномочия открыть закрывшийся кабинет директора. И Фадж сразу прибыл, напялив на вспотевшую голову свою шляпу-котелок.

— Сколько времени прошло с того момента, когда Альбуса видели в последний раз? — начал он сразу. — А вы ремонтников расспрашивали?

— Ремонтники разошлись, как только выяснилось, что некому им заплатить за работу, — ответил Филч.

— А Совет Попечителей на что? — Фадж не унимался.

— Совет Попечителей деньги Альбусу перечислил, директор лично контактировал с ремонтниками, — сказал старенький мистер Тофти, который был не только членом Волшебной экзаменационной комиссии.

— Понятно. Давайте приступать, у меня не так много времени. Башню директора я открою, а там ты, Амелия, сама разбирайся, — согласился Фадж и бодро зашагал в направлении лестницы.

За ним последовали мадам Боунс, аврор Долиш, Люциус Малфой, декан Рейвенкло профессор Флитвик и Аргус Филч. Остальные господа из Попечительского, люди почтеннейшего возраста, предпочли остаться в Большом зале злословить за чашечкой кофе и свежайшей выпечкой.

Перед горгульей Корнелиус Фадж остановился и извлёк из-под завязанного бантиком шейного платка, тяжёлый золотой амулет на толстой, тоже золотой, цепочке. Подняв его на уровень глаз каменного существа, министр щёлкнул чем-то в амулете и оттуда ударил яркий белый луч. Горгулья отскочила в сторону, открыв вход к винтовой лестнице.

— Амелия, а зачем, что с Альбусом такое случилось, что пришлось взламывать его кабинет? — спросил, готовясь уходить министр. — Я тебе доверяю, но всё-таки, как-то это неправильно...

— Фоукс облетает Косой переулок, Корнелиус, ищет, — ответила ему мадам Боунс.

— Чего ищет?

— Не "чего", а "кого". Нового директора подыскивает.

— А! О! Тогда я останусь. Работа не кентавр, не убежит.

— Хорошо. Так даже лучше будет. Пошли наверх, что ли?

Кабинет Дамблдора не был похож на заброшенный. Всё стояло на своих обычных местах, только серебряные игрушки на полках не щёлкали, крутясь и дымя. Насест феникса пустовал, как и огромное величественное кресло Альбуса Дамблдора.

— С чего начнём? — Спросил Люциус Малфой, оглядываясь вокруг и уже не скрывая танцующие звёздочки в своих глазах. — Я там не Омут памяти вижу?

И он приблизился к не до конца закрытой дверце одного из шкафов позади директорского стола. Люциус открыл её и — да, там был заполненный воспоминаниями Омут.

— Будем смотреть? Кто-нибудь знает как включается одновременный просмотр воспоминаний в Омуте? Долиш? Прошу.

Большой каменный сосуд с низкими бортиками, опоясанными по краям таинственными рунами, поставили на рабочий стол директора и Долиш дотронулся палочкой до некоторых из них. Над Омутом вспыхнул сияющий столб и в нём появились фигуры Дамблдора и неизвестного мужчины, рыжего и очень испуганного.

Компания из прибывших министерских, профессора Флитвика, Филча и Люциуса разместилась в креслах вокруг стола и приготовилась смотреть воспоминания этой неординарной личности, занявшей самые высшие должности в волшебном мире.

Долиш подождал, пока последний из присутствующих устроился поудобней и палочкой коснулся последней из рун. Раздался треск, скрежет, а потом голоса из воспоминания стали вполне нормальными.

"- Альбус, — говорил незнакомец, — я совершил фатальную ошибку. Согласился на уговоры Седреллы, что больше четырёх детей мы рожать не будем. Я надеялся, что как-то с Проклятием справимся даже без дочки. И это будет наш конец. В живых останется только самый старший из моих — Артур. Все остальные — я, моя супруга и двое младших, без Рональда, погибнут.

— А с Рональдом что будет? — спрашивает Альбус.

— Лучше не спрашивай, мой друг. Его судьба хуже наших-то будет. Но я не за этим к тебе пришёл, а вот за чем. Хочу оставить Артуру сумму, которую ты ему отдашь, если у него родится дочка. Вместе с письмом. Я расписку подготовил в двух экземплярах. Могу я на тебя расчитывать, друг мой?

— Септимус, не надо себя хоронить. Ты ещё молодой, у вас с женой годы и годы жизни впереди...

— Я слышал его вчера, Альбус, он звал меня...

— Кто звал?

— Нечего тебе это знать. Вот деньги.

Мужчина, которого звали Септимус, вытащил из кармана мантии коробку, которую поставил на столе, увеличил её и открыл крышку..."

— Здесь не меньше пятидесяти тысяч галеонов! — восклицает лорд Малфой. — Я этого волшебника знаю, это Септимус Уизли, отец Артура.

Тем временем воспоминания показывали как Альбус пересчитывает кошельки, полные золота.

"- Откуда у тебя эти деньги, Септимус? — спрашивает он.

— Седрелла у меня Мастер Зельевар.

— Ааа, понятно. Давай расписку. Да, да, всё правильно... если у Артура Уизли и его жены родится дочь и её обручат. Есть условие такое, но почему? Почему не вернуть Артуру всю сумму как только у него родится наследник?

— Дочь очень важна, Альбус. И чтобы её быстро-быстро с кем-то помолвили, а лучше — выдали замуж..."

На этом месте воспоминание обрывается и, прежде чем зрители осознали о чём шла речь в разговоре Дамблдора с Септимусом Уизли, появилось ещё одно воспоминание. На этот раз в тёмной пыльной комнате за другим, уже очень грязным столом сидели два брата Дамблдора — Альбус и Аберфорт.

"- Я дам тебе нужную для открытия трактира сумму, Абби, но с тебя Клятву, — говорит Альбус.

— Я, почему-то, не удивлён, что ты ставишь условия, Альби. Ты всегда был ещё той гадиной.

— Был, но только у меня есть золото. Согласен?

— А куда мне деться? Говори слова Клятвы.

— Повторяй за мной: Я, Аберфорт.... клянусь отдавать своему брату Альбусу .... половину доходной части от моей прибыли и соглашаюсь вернуть ему всю сумму в количестве сорок тысяч галеонов, взятую под расписку у Септимуса Уизли."

— Ага-га, вот на какие деньги Аберфорт открыл свой Кабаний притон в Хогсмиде! — воскликнул Корнелиус Фадж. — Надо уведомить Уильяма, что, пока он занимал деньги у гоблинов, кругленькая сумма золотом пылилась в руках братца Альбуса.

* * *

Скандал разразился громкий. Расписка Септимуса Уизли в ящиках необъятного рабочего стола директора Дамблдора нашлась и Аберфорта прищучили моментально. Тот даже не отнекивался. В отличии от своего обладающего до сих пор аурой Великого Светлого мага брата Альбуса, не побрезговавшего дать родному брату чужие деньги под процент, о котором гринготтские гоблины не смели и думать, Аберфорт отсчитался Уильяму до последнего кната.

Но, было одно несоответствие. Септимус дал Альбусу, близкому другу своему, не сорок, а пятьдесят тысяч галеонов.

И расследования дел директора Хогвартса продолжились. У него оказался ломящийся от золота сейф в Гринготтсе. Откуда у него появились эти запредельные суммы выяснилось из маленькой синей папочки, так же нашедшейся в том столе. Под Фиделиусом. Но это охранное заклятие почему-то выветрилось и от него остались лишь отголоски.

Да, в этой папочке содержались документы, свидетельствующие о тупости волшебников старшего поколения. Джеймс Поттер, Сириус Блэк, МакКинноны, Лонгботтомы, Карадок и так далее. Все они отдали свои богатства, доступные им в возрасте, когда их принимали в Орден Феникса, руководителю этого Ордена и любимому директору по совместительству.

То есть, Альбус-много-имён-Дамблдор говорил, что этот его Орден создаётся якобы для борьбы с Пожирателями и их идейным руководителем Ввво... Тем-самым. В действительности, это было своего рода секта, поклоняющаяся Единственному и Недостижимому, Великому и Непревзойдённому, Мерлину двадцатого века, Победителю Гриндевальда, Самому Альбусу ПБВ Дамблдору. Светочу и Непререкаемому авторитету.

Ничего больше. И он обобрал всех своих последователей-сектантов до кната.

Хорошо, что у некоторых не было детей, а то познали бы эти дети судьбу Гарри Поттера, выросшего в маггловском мире, в доме своей тётки-магглы и её свиноподобного мужа. Или Невилла Лонгботтома, посещавшего каждую неделю своих, похожих на растений родителей.

Уильяму вернули всю сумму, которая ему причиталась и он вложил её в банковскую ячейку на своё имя. "Брату" Рональду он не выделил ни кната, но для школы его подготовил как надо.

Неизвестно, что бы с ЭТИМ Рональдом в Хогвартсе случилось, если бы не произошло ещё одно мрачное событие.

Билл, несколько раз прокрутив в голове наставление отца о знакомстве и желательной женитьбе на вейле, на два дня оставил этого Рональда одного в Норе. На столе оставил ему список задач, корзину продуктов и строгий приказ два раза в день кормить упыря. Последнее Билл написал на куске пергамента, несколько раз размножив записку и приклеив её на ключевых местах в Норе: на двери комнаты Рональда с внешней и внутренней стороны, на двери уборной, на двери кухни, напротив плиты, на шкафу. И отбыл во Францию налаживать знакомство с анклавом вейл.

С этим Рональдом всё шло прекрасно, пока не пришлось занести на чердак корыто сваренной им каши с фруктами для упыря. Дверь была заперта Колопортусом, но он уже достаточно освоился с новым телом, волшебство к нему вернулось, а старая палочка нашлась в комнате Артура. Он открыл дверь и посмотрел на дрыхнувшего племянника Рона, уже в ипостаси ужасного существа. Упырь был привязан к стене заколдованной железной цепью, которая подавляла магию бывшего Рона.

Новый Рональд, увидев распростёртое в позе пятиконечной морской звезды существо, спокойно приблизился к нему, чтобы взять пустую лоханку и оставить полную.

И это случилось.

До этого совершенно расслабленный упырь внезапно прыгнул взведённой пружиной и всеми четырьмя когтистыми лапами обвил тушку "подростка". Палочка нового Рональда улетела далеко на территорию старого Рона. Пока "подросток" с тоской следил за полётом своего волшебного инструмента, всё ещё очень длинные и очень острые зубы новообращённого упыря порвали его горло. Брызнул фонтан крови, которую бывший Рон стал жадно поглощать, постепенно возвращая себе прежний человеческий вид.

Удивлённый случившимся новый Рональд почувствовал, что проигрывает двойную битву — за жизнь и за сохранение человечности. К нему начали возвращаться старые упыринные способности вместе с прилагающимися бонусами, в виде острых когтей и острых зубов. Оттолкнув почти востановившего прежний внешний вид племянника от своего горла, он, в свою очередь, сжал вновь выросшими клыками чужое горло. Сжал и дёрнул.

Так и не заметив, что из раны на шее кровь продолжает брызгать во все стороны.

Закончилось всё за считанные минуты. На окровавленный пол чердака пали два одинаково не принадлежащие ни к человеческому, ни к упыринному племени тела. Мёртвые тела.

Уильям Уизли, вернувшись из поездки во Францию, в которой он познакомился с двумя очень перспективными вейлочками, которым история Предателей крови была до лампочки, вошёл в свой опустевший дом в приподнятом настроении. Для него всё складывалось более чем радужно. Без всей родившейся после него своры младших братев и сестры, ноющей целыми днями, канючущей подачки и подарки, ему было беззаботно и беспроблемно жить. Ни о ком он не жалел, даже о матери. Надо было только довести того Рональда до СОВ, отправить его работать куда-то подальше и забрать к себе домой одну из вейлочек. Она родит ему дочку, её быстро обручат, потому что та будет красавицей с вейловскими чарами и всё. Прощай, Проклятие на крови!

Он почти танцующим шагом, напевая, стал подниматься по лестнице. На площадке между вторым и третьим этажами, где была его комната — всё ещё его комната — он увидел подозрительное тёмное пятно. Согнувшись пополам он намочил палец в загустевшей жидкости и поднялся. Это была кровь.

Полный противоречивых мыслей он стал подниматься всё выше, дойдя до чердака.

Дверь была распахнута настеж, а внутри...

"Кому война, кому мать родна!" — подумал он и спустился на кухню, чтобы уведомить Аврорат.

Констанс должна была родить девочку. Каждый раз, когда встревоженный супруг заикался на эту тему перед целителями, они поглядывали на Уильяма, как на умалишённого. Ведь, не видала история — современная, хотя бы — рождённого от вейлы мальчика. Но червячок страха в сознании последнего Уизли так и не умер, продолжая периодически давать о себе знать. Что, если... Время рождения наследницы пришло и Билл нарезал круги по залу ожидания, кусая руки, губы, и думал, думал...

Наконец, одетый в форменную мантию лимонного цвета целитель появился и, только посмотрев на его обалдевшую физиономию, Билл ощутил, как все его надежды на спасение умирают.

— Мистер Уизли, — фальцетом восклицает врач. — Случилось удивительное чудо! Я бы сказал, чудо из чудес. У вас родился сын. Как вы его назовете?

— Но вы меня уверяли, что будет девочка. Мы с женой имя для дочки выбрали, для сына надо с ней посоветоваться, — дергает свою серёжку из клыка волка Уильям. — Как себя Констанс чувствует?

— Удивительно хорошо, но для вейл это нормально. После родов те восстанавливаются за считанные часы. Можете войти и посмотреть на мамочку и младенца. Я вас поздравляю с наследником, мистер Уизли! — говорит напоследок целитель и удаляется, оставив за собой странно выглядящего, по его мнению, отца. Отчаянного, что ли?

Билл несмело толкает дверь и из её проёма видит маленькую люльку у изголовья своей жены. Люлька белая, пеленки белые, а среди всей этой белизны покрытая рыжими волосками головка новорождённого похожа на странный кокос. Констанс лежит спиной к люльке, в которой похныкивает их с Биллом сын.

— Констанс, милая, — тихо зовёт её молодой отец и входит в комнату, закрывая за собой дверь Колопортусом. — Целитель сказал, что с тобой всё хорошо. Ты спишь?

Чёрные как ночь волосы его жены волной лежат на подушке и он, дотрагивается до их шёлковой мягкости одними пальцами. Но Констанс не спит. Она резко оборачивается к молодому волшебнику, её супругу, и тот видит её заплаканное лицо. Сразу бросает на комнату Покров тишины. Им предстоит тяжёлый разговор.

— Я убью его, Билли, придушу, как только вернёмся домой в Нору, — шипит, как на парселтанге она. — Больше в Мунго я рожать не буду...

— Замолчи, Констанс, даже не упоминай вслух такое. Мальчик и мальчик, наследником будет. Следующий ребёнок будет девочка, увидишь.

— Не будет, Билли! — зло возражает молодая роженица. — Детей у нас больше не будет. Это единственный выход для нас. Удочерим девочку, я и на сквибку согласна. Но этому, — она большим пальцем руки указывает на кряхтевшего младенца, — не жить.

Уильям поворачивает голову в сторону люльки, откуда на него смотрит омолодившееся лицо его отца. Один в один. Словно ни капельки крови истинной вейлы в его венах нет. Он ощущает текущие по его щекам горячие слёзы отчаяния. Вопрос с этим ребёнком должен решить он, мужчина, а не оставлять умерщвление нежеланного отпрыска в руках его матери. Но как, как? Как ему поднять палочку и перерезать нитку жизни собственного сына? Не за это ли их Род наказали так жестоко, назвав Предателями крови? Безвыходное положение: оставить жить этого младенца и начнётся новый виток Проклятия, убить собственную кровиночку — опять предательство.

— Так, слушай меня, Билли! Плакать ты перестань. Попробуем сделать следующее — ты отправишься в Нору и спалишь всё к чёртовой матери Адским пламенем. Когда всё сгорит и в стекло обратится, пока земля настолько горячая, что по ней не ходить, ты разденешься до полной наготы и босиком дойдёшь до того места, где был дом, и отречёшься от своей крови и своего имени. Потом обрызгаешь всё вокруг святой водой из церкви, но не обычной, здешней, а отправишься далеко на восток. Там есть другое христианство, православное, оттуда достанешь такую воду. Запомнил?

— Да, Констанс, запомнил. Восток — это насколько? Китай?

— Дурачок. Никакой не Китай, Украина там, Россия... Сербия, та же Болгария...

— А этот? — указывает подбородком Билл на округлившиеся голубые глазки рыженького младенчика. — Я ненавижу его...

— О нём не надо думать. О нём подумает наша вейловская община, когда отправимся к ним, закончив дела здесь в Британии. Хорошо, что ты со мной соглашаешься, Билли.

— О, Констанс, я никогда не забуду то, что с моими родными случилось. Каждое поколение косило до последнего. Я не смогу жить, зная, что я снова зачал и начал новый виток той трагедии.

— Ладно. Иди, давай. Решай задачи и не отклоняйся от моих указаний. Как закончишь, сразу отправляйся во Францию, в нашу общину. Там, сообща, всё решим. Если понадобится, того же самого демона призовём и принудим разорвать контракт. А сейчас поцелуй меня и отправляйся.

* * *

Нора встретила Уильяма тишиной и ощущением запущенности. Его жена права, надо сравнять это порождение больного мозга пращура, который во имя похоти отдал Родовой камень Уизли в обмен на внешнюю привлекательность. До чего могут дойти волшебники в своём эгоизме и зависти!

Билл поднял палочку, чтобы произнести Адеско файер, но в самом последнем мгновении, прежде чем из её кончика изверглось жуткое пламя, его рука дрогнула. В его голове прозвучали последние слова жены — "... если надо, призовём того демона..." Вот, с чего надо начать действовать, попытаться с тем созданием договориться.

Молодой мужчина вздохнул и отправился к строению, которым в детстве гордился, думая, что у любого сокурсника обычный, в маггловском представлении, дом. А у него, у маленького Билли, волшебная башня из сказок. Огород, полный шустрыми гномиками, на чердаке — страшный упырь, которого мама с папой спустят на любого врага или вора, осмелившегося ворваться к Уизлям с дурными намерениями.

Оказалось, что всё это — наоборот. Дом — кошмар архитектора, гномики в огороде в действительности вредители урожая, упырь... Лучше о нём не вспоминать, а то тошно становится. Чур-чур меня, жуть страшная!

Войдя в помещение, которое было одновременно прихожей, гостиной, кухней, кладовкой и входом в подвал, Уильям осмотрелся, гадая, где мог бы найти сведения про того демона. Тот спятивший предок так давно жил, что даже его имя не помнили. Но архив был в их семье. Никак иначе быть не могло. Но он всю башню целиком, включая чердак и подвал, перерыл и расчистил перед свадьбой с Констанс. Всю старую мебель, кухонную утварь, старую одежду, занавески, постельное бельё заменил на новое, чтобы даже духа затхлости в Норе не осталось. Благо, Аберфорт Дамблдор оказался честным человеком, вернул ему всю сумму, взятую у Альбуса. А из сейфа последнего в Гринготтсе ему доплатили оставшиеся десять тысяч галеонов от наследства деда Септимуса.

Но, как ни старались они с Констанс, в Норе всё буквально у них на глазах разваливалось, тлело, загнивало, если даже на день не наколдовать Сохранные чары.

Уильям поднялся на чердак с намерением провести осмотр сверху вниз, не пропуская даже слегка скрипящие под ногами доски на лестнице.

Чердак был пустым и очень чистым. В нём не поселился даже маленький паучок за те два года, когда единственный оставшийся в живых Уизли владел Норой. Запустив сканирующее заклинание, молодой волшебник начал кружить по помещению. Свет входил сквозь застеклённые амбразуры, шире чем выше. Но заклятие показало, что здесь нет ничего скрытого, типа тайника или чего-то другого.

Он начал спускаться вниз, надавливая на каждую ступеньку и тоже сканируя.

Лестница была чиста, хотя он оторвал несколько дощечек, которые подозрительно заскрипели. Под ними ничего не нашлось.

Комнаты были пусты без его многочисленных братьев и сестрёнки. Поиск в них тоже ничего не дал, тайников не было. Если не считать маленького углубления в комнате Джинни, где он нашёл спрятанный кусочек пергамента, на котором каракулями было выведено "Гарри".

Наконец он вернулся на кухню и стал медленно оглядываться — всё здесь было недавно купленным. Он сознательно обставил те немногие комнаты, в которых они с женой обитали, маггловской мебелью. Ничего волшебного в Норе не осталось, кроме...

Его взгляд зацепили волшебные часы его матери. Согласно её версии, она забрала их из отчего дома, когда тайно оттуда сбежала, чтобы выйти за их отца, Артура.

Рука не позволила Биллу выбросить волшебную вещь, единственное воспоминание от родителей. На данный момент на часах наблюдались три... Сколько? Уже?

В голове Уильяма промелькнула странная мысль, как-то связанная с теми часами. Чтобы не терять эту мысль из виду, он отменил прилипающие чары на часах и Левиоссой переместил их на небольшой круглый обеденный стол. Заметив прямоугольную дыру на месте часов, он их чуть не уронил на пол.

В тайнике нашёлся солидного вида сундучок. Он быстро последовал за предметом-прикрытием на стол.

Для разрушителя проклятий, кем Уильям продолжал работать в Гринготтсе, открыть сундучок проблем не составляло. Но крышка застопорилась и не поддавалась, пока он не капнул в маленькое углубление замка каплю крови.

Внутри нашёлся древний фолиант, на корке у которого стояла надпись давно высохшей кровью "Послание седьмому поколению сыновей Уизли". Он развернул обложку и начал читать историю своей семьи, историю мрачную, безрадостную, обречённую.

Выхода не было. Каждое поколение пыталось, как и он сейчас, после рождения первого сына, найти выход из будущего аппокалипсиса. Был такой предок, Джером, который нашёл себе в жёны вейлу, в надежде, что та, родив сперва девочку, обессилит Проклятие. Та вейла, далекая прабабушка Уильяма, родила, как Констанс, сына. И Джером Уизли, её муж, призвал из Преисподней того демона, который дал им красоту взамен на невинные души потомков. Исчадие Ада, выслушав Джерома и его просьбу, не только не отменило контракт — с чего бы! — даже ужесточило его, включив в договоренность семью осмелившейся выйти за Уизли девушки...

Действительно! Уильям помнил только судьбу Блэков и Прюэттов, которых тоже подкосило проклятие Уизли, вне зависимости того, что те семьи отрезали дочерей от своего Рода.

Спасения не существовало. Надо было или не жениться и не рожать/не удочерять/усыновлять никаких детей, а если сглупил и взял девушку в жёны, выбирать круглую сироту и опять не рожать и так далее.

У Констанс было много, много родствениц. Родственники тоже были, но мужчины в общине вейл не задерживались по непонятной причине. Уильяму тоже было не по себе в окружении стаи этих странных женщин-птиц, которые следили за каждым его шагом круглыми, немигающими глазами хищниц.

Взяв сундучок с фолиантом, Билл вышел, не оборачиваясь, из родного дома и, отойдя на достаточное расстояние от него, палочкой через плечо пальнул Адским пламенем на Нору и аппарировал в Мунго.

Констанс в палате не было.

Всё для Уильяма стало понятно. Она, отправив его на задание, сказав ему, что ждёт его в анклаве вейл во Франции, иносказательно запретила ему там появляться. Не искать не только её, не искать ребёнка, не интересоваться его судьбою. Когда говорила "Иди, давай!", она в действительности сказала ему "Катись куда подальше".

Билл аппарировал обратно на территорию Норы, где адское пламя оставило после собой кратер остекленевшей почвы, красной от жара. Констанс дала ему указание, что делать дальше.

Он снял обувь и носки, разделся догола и шагнул в сторону жара, взяв с собой только сундучок. Даже не ощутил боль в загоревшихся ступенях, настолько велика была боль в его сердце. С ним всё закончится. Его сына вейлы принесут в жертву тому демону. Бывший брат Перси давно уже не имеет ничего общего с Уизли, лорд Прюэтт выжег у него всю кровь Молли и Артура, заменив её своей, Игнациуса, и сохранённой кровью своей жены Лукреции. Он видел однажды издали бывшего брата. Тот был ему лишь кузеном, не пожелавшим поздороваться с Биллом. А близнецы — до них, а, конкретнее, до НЕГО уже никакое проклятие не доберётся. Смерть расчитывается до последнего кната, поставив за собой точку.

Остальные Уизли? Да, там остались одни лишь Молли и Джинни, но о них должен был отец подумать, не он, Уильям. Да и то уже поздно пить боржоми, когда лежишь плашмя на раскалённой плите посреди пустоты, а перед внутренным взором проносятся вереницей звёзды, а ты летишь вверх, вверх, к такую неизведанную и такую знакомую, не разу увиденную даль...

Примечания:

К О Н Е Ц