↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Сколько Гарри себя помнил, иногда по пути к магазину или обратно, к дому родственников на Тисовой, его останавливали странно одетые мужчины, жали ему руку, глупо улыбаясь… и уходили.
То, что такой маленький мальчик таскает на себе огромные сумки с продуктами, мужиков не интересовало. Даже то, что ростом зеленоглазый мальчик был мал настолько, что днища сумок порой волочились по асфальту, угрожая протереться и тогда — о-о-о, ему не хотелось думать о том, что последует потом дома. Тётя Петуния будет визжать какой он недотёпа, ни к чему не способный, криворукий, дрянной выродок. Кузен-ехидина Дадли, этот свинёнок, будет гаденько ухмыляться и ждать вмешательства своего отца.
А вот дядя Вернон — это страшнее Второй мировой войны, о которой на прошлой неделе рассказывал учитель истории в начальной школе. В наказаниях дядя не сдерживал свою силу и бил наповал. После каждого наказания маленькому Гарри приходится лежать в своём чулане или покалеченным, или изломанным, одним словом — избитым. Иногда до потери сознания. И восстанавливался Гарри сам, без какой-либо медицинской помощи, порой в течение нескольких дней.
За время, пока он бредил с высокой температурой, избитый и с кровоподтёками, к нему никто из родственников мужского пола, если можно так назвать этих тюремных палачей, не приходил проверить, жив ли Гарри или уже преставился. Кроме тёти Петунии, которая заглядывала два раза в день, принося ему кое-что из остатков трапезы, бутылку воды и пускала мальчишку в туалет. Иногда расщедривалась и бросала ему упаковку аспирина. Как говорится — совесть успокаивала.
Выздоравливал Гарри таинственным образом, сам себя излечивая. Быть может, поэтому дядя мутузил его, как мальчика для битья. А через определённое время его опять отправляли отрабатывать свой кусок хлеба: прополкой или поливом цветов, закупкой продуктов, наведением чистоты в доме и далее по списку.
Этим вечером мальчику-подсвинку Дадли захотелось на ужин торт, который он видел после школы в кондитерской. Избалованный до крайней степени своими родителями, Дадли не знал в своих внезапных хотелках отказа. Закономерно, что в восемь с чем-то часов вечера никого из живущих на Тисовой и на ближайших к ней улицах взрослых, не говоря уже о малолетних детях, не было на открытом воздухе. Нормальные люди сидели дома, ужинали, смотрели новую мыльную оперу — про Луизу-Марию или кого-то ещё из девушек с судьбой, не лучше Гарри — и своих детей никуда не отпускали.
Но Гарри не свой в семье родной тётки. Тут он числится в качестве бесплатной рабочей силы, поэтому отправить его ночью в кондитерскую, чтобы угодить своему сынишке — дело обычное, не из ряда вон выходящее.
А темноты Гарри жутко боялся. В темноте ему мерещился страховитый образ, неведомо как возникший в его уме, одетого в чёрный балахон мужчины, злобно хохотавшего и светящего в его глаза зелёной лампочкой. И вскрик девушки, предшествующий появлению агрессора…
Расстояние от дома номер четыре на Тисовой до кондитерской мальчик пробежал, гонимый ужасом, шарахаясь от каждого куста, за которым ему виднелся спрятавшийся чёрный силуэт монстра со светящимся зелёным лазером. Благо, что целые четыре огромных фонаря уличного освещения горели на его пути. Их свет был не пугающе зелёным, как в его кошмарах, а лунным бледным сине-зелёным. Учитель естествознания говорил, что в таких лампах светились нагретые электричеством ртутные пары.
Гарри естествознанием очень интересовался и с огромным интересом слушал и запоминал уроки.
Заказанный кузеном торт продавщица поместила в специальную коробку с ручками и вернула мальчику несколько шиллингов сдачи. Гарри взял монетки, опустил их в карман брюк, запахнул огромную прошлогоднюю куртку Дадли, чтобы не замёрзнуть на обратном пути и аккуратно понёс, держа за ручки, неожиданно тяжёлую коробку. Торт, наверное, был вымочен в сахарном сиропе под завязку и, вероятно, был сказочно вкусным.
Ступая внимательно шаг за шагом, стараясь не споткнуться, он всё-таки спешил, потому что в ноябре рано становилось темно. А быть на улице в темноте… ну, вы понимаете.
Внезапно, через перекресток Тисовой и улицы Магнолий, где недалеко от Дурслей жила знакомая всем в округе кошатница миссис Арабелла Фигг, пробежал бомжеватого вида костлявый мужчина. Гарри поспешил спрятаться за ближайшим кустом. Ну, «пробежал» — это сильно сказано. Быстрый шаг мужика был каким-то нестабильным, он двигался зигзагом, пошатывался и спотыкался в собственных башмаках и в подоле своего разорванного с одной стороны зимнего плаща. Вдруг, охнув, он всё-таки споткнулся и всем телом распластался на асфальте. Крякнув, он стал ползти дальше, достиг тротуара и частично залез головой вперёд в живую изгородь вокруг дома миссис Фигг. Там и отключился.
В ноябре листьев на ветках почти не осталось и, если мужчина хотел найти себе убежище на ночь, то куст ему мало чем мог помочь. Тем более, как место для сна после нехилого такого «принятия на душу». Гарри медленно, на цыпочках приблизился к лежащему незнакомцу, с намерением обойти его, ничем не выдавая себя.
В его нос ударила вонь спиртного.
То, что мужчина был пьян — это к гадалке не ходи. Поэтому Гарри осмелел, намереваясь пройти и не интересуясь этим бомжом. Мужчина нуждался в помощи, это Гарри определил по рвотным позывам, которым тот давился. Запахло таким убойным перегаром, что мальчишку затошнило и тоже чуть не вырвало. Его нога что-то на тротуаре задела и Гарри посмотрел вниз, чтобы заметить валяющуюся недалеко странную деревяшку.
Это была не простая деревяшка, непонятно как оказавшаяся здесь. Она привлекала к себе внимание и, забыв о блюющем в кусте пьянчуге, Гарри приблизился к ней.
Деревяшка была странно притягательна собой, старательно кем-то вырезанная определённым образом, украшенная вьющейся спиралью с металлической нитью и у неё имелась рукоять. Для удобства, наверное. Мальчик нагнулся, чтобы рассмотреть получше этот необычный предмет. Его сильная близорукость мешала разглядеть что-либо находящееся дальше, чем на метр. Поэтому, на его носу красовались очки-раритеты начала века с круглыми металлическими кольцами оправы. Присев на корточки, Гарри сконцентрировался на необычном валяющимся на улице предмете. Мысль, что палочка выпала из кармана пьяницы, не остановила его желание протянуть к ней руку. Мальчику казалось, что не впервые в своей короткой жизни он видит такую палку. Обхватив рукоять пальцами, он внезапно присел от удивления.
По его руке вверх пробежал импульс жара к одному месту, находящемуся у Гарри в животе, почти у сердца, которое он всегда ощущал в себе. Это особое место иногда выплёскивало наружу некую силу, способную делать неожиданные и неконтролируемые пакости. А потом дядя его избивал и ему приходилось, пока не излечится, оставаться запертым в чулане под лестницей.
Импульс отозвался острым ощущением жара, попав в этот комочек неприятностей. Зеленоглазый мальчик прикрыл веки, чтобы представить себе, что сможет вытворить теперь этот вовсю сияющий шар огня. И что ему от дяди достанется после первого же устроенного им бедлама.
Но ощущение от этого горячего шара, само по себе, было очень приятным и с ним Гарри почувствовал себя наконец полноценным. Шар этот чуть-чуть пульсировал, разгоняя этим настолько сладкое тепло по венам мальчика, настолько знакомое, что Гарри, начисто забыв про торт, про Дурслей и прочую нечисть, весь утонул в счастливых ощущениях…
Тихий стон изгнал его из мира грёз и мальчику показалось, что он упал с небес на землю.
— Воды-ы-ы… — простонал пьяница и Гарри замешкался, что будет правильно делать. Постучаться к миссис Фигг и предупредить её, что в её огороде есть кто-то пострадавший или пустить всё на самотёк и бежать домой. А этот пьянчуга пускай сам встретит свою судьбу.
Поколебавшись целую минуту, Гарри принял Соломоново решение: вернуться домой, но уже там сообщить тёте Петунье, что по пути встретил упавшего в кусты и нуждающегося в помощи мужчину. То, что это какой-то напившийся алкоголик, говорить не надо.
А вот эту странную палку, её он заберёт с собой и оставит себе. В конце концов, что потеряно — то потеряно навсегда. Ничто в ней, ведь, не указывало на то, что палка принадлежит пьянице.
Дурсли приняли сообщение племянника с удивительным безразличием. Но Гарри два раза повторил, что пострадавший, по его мнению, направлялся в гости к миссис Фигг. Это включило шестеренки в голове практичной Петунии, она подумала, подумала и позвонила соседке.
Что там дальше предприняла миссис Фигг, Гарри не спрашивал. Он продолжал жить в чулане под лестницей в доме своей родной тётки. До конца учебного года родственникам жизнь племянника, навязанного — «теми-самыми» — ранней ноябрьской ночью им на воспитании, была крайне неинтересна. Живёт и живёт. Ест как котёнок, донашивает за сыночком Дадли все его надоевшие предметы одежды, ходит в школу, дома работает за троих… Мелькает ненавязчиво.
Пока в конце учебного года Гарри не принёс свой табель с оценками.
Увидев стройную колонку «Отлично» у уродца и сравнив с табелем Дадли, где почти все оценки были «Удовлетворительно», Вернон вскипел. Разорвав табель ненавистного нахлебника в клочья, он, стиснув кулаки до белых косточек, начал ими размахивать…
Остановил свою месть лишь когда Петуния бросилась с воплями на мужа, пытаясь всеми силами ухватить того за руки. Взвывая к его разуму, что следующий удар может оказаться фатальным для дохлого, ничтожного и неблагодарного крысюка Поттера. Который, в любом случае, смошенничал, забрав лавры Дадлика.
Но труп племянника создаст проблемы семье, а оно им надо? Вернону лучше пойти в ванную смыть кровь с себя, поужинать и увезти Дадли к тёте Марджори на недельку-две, пока этот очухается. А он очухается, всегда так бывает…
И Вернон услышал свою жену.
Бросая избитого до состояния полутрупа ребёнка на его тонкий детский матрасик в чулане, они никак не догадывались, насколько неожиданно могущественное оружие находится там, в постели «крысюка». Найденная ещё в ноябре темноволосым мальчиком деревяшка пьяного бомжа оказалась настоящей волшебной палочкой. Сидя в одиночестве в чулане в свободное от работы по дому время, Гарри изучал её возможности и они всё больше и больше его удивляли.
В руках мальчика она становилась продолжением его организма, наделяя Гарри воистину необычными возможностями. С её помощью мальчик творил по настоящему волшебные вещи. Для начала, он научился помогать себе исполнять, тайком от зоркого присмотра тётки, быстро и качественно возложенные ею задачи. За считанные минуты газон пропалывался, почва вокруг роз рыхлилась, дом блестел от чистоты. Даже его чулан стал похож на нарядную коробочку. Палочка и желание сделали внутреннее пространство каморки чуть-чуть другим, более развернутым вширь и ввысь. А дверь изнутри заклинивалась каждый раз, когда кто-то из Дурслей хотел заглянуть внутрь.
Потом пожелал быть более здоровым. Он не знал, как именно сделал это, просто пожелал не болеть и обычные болезни зимой прошли мимо. А, думая о тех болячках, которые усиливались в дождливое время, которые появились в местах, где неправильно срослись кости — следствие особо злостных избиений Верноном — он почувствовал идущие из палки горячие потоки лечащей энергии. И боль ушла из его организма навсегда.
С некоторых пор Гарри стал предполагать, что близорукость, и только лишь она, мешает ему хорошо учиться. Тогда горячие струйки из палочки устремились к его глазам, жар там задержался на всю ночь. А утром — о-ё-ёй! Он уже видит прекрасно и без очков. Но, чтобы злобные родственники не заметили этих изменений, дома он продолжал при них носить опостылевшие очки-«велосипеды». На улице, в школе или в библиотеке, где он скрывался от погони Дадли сотоварищи, он снимал их и прекрасно без них справлялся.
На данный момент, находясь в бессознательном состоянии, со сломанными руками и несколькими рёбрами, Гарри пролежал на тонком матрасе в чулане полных двое суток. Волшебная палочка заткнутая под матрас, на всякий пожарный случай, как бы сама почувствовала крайне опасное для жизни нового хозяина состояние здоровья. Мечущиеся туда-сюда усики из его магического ядра она зацепила, соединившись с ним. А дальше магические потоки, идущие из ядра по каналам маленького, но выдающейся силы волшебника, начали восстанавливать его сильно искалеченную тушку. Хотя и медленно по меркам волшебного мира, который и не подозревал, в каких условиях растёт их Спаситель и Герой, брошенный умирать мальчик восстанавливался. Срастались кости, соединялись разорванные сухожилия, дыра в лёгких закрылась и дыхание выровнялось, мышцы, хотя и уменьшились в размерах, стали цельными. Кровоподтёки по всему телу рассосались, а разъединённые нервы и местами содранная кожа регенерировали. Наконец, мозг, получив сигнал, что с телом всё в порядке, очнулся.
И проснулся Гарри, голодный как зверь. В животе рычал жадный до крови хищник и мальчик отправился утолить эту жажду. Шатаясь от слабости, держась за стены тонкими, как соломинки руками, он неуверенной походкой отправился на кухню.
Там его тётя Петуния принялась готовить сегодняшний ужин. Для этой цели, она достала из морозильной камеры в подвале целую заднюю баранью ногу. Та лежала в состоянии каменной твердости на кухонном столе.
Появление вновь выжившего после побоев уродца, Петуния встретила с округлившимися глазами. Он был похож на ходячий труп, но шагал он, не оглядываясь, прямиком к холодильнику. Не спросив у неё разрешения, он открыл его, забрав по пути из коробки с хлебом целую булку и начал поедать — нет, поглощать, не прожёвывая, всё подряд. Банка с малиновым джемом опустела за какие-то тридцать секунд. Потом Гарри заметил пакет с нарезанными в магазине копчёностями и набросился на них со звериным рычанием. Выпил целую бутылку молока, а потом стал грызть припасённый на вечер кусок шоколадного торта. Ел он не особо стараясь прожевать, потому что его организм, истощённый самолечением от огромного количества увечий, хотел энергию.
В первый момент Петуния очень возмутилась самоуправством нахлебника, но увидев с какой жадностью он пожирал всё съедобное, а потом присмотревшись к его внешнему виду, испугалась. Но жаба душила и она замахнулась ударить его. Безуспешно. Вокруг этого, выглядевшего как фото детей из Бухенвальда, концлагеря нацистов, стояла как бы стена неприкасаемости.
Она попробовала опять замахнуться, но её рука пролетала мимо лопающего, как не в себя, наглеца.
Словно что-то защищало его. Что ей оставалось делать? Только ждать, когда обжора поглотит всё, что сможет, и уймётся.
Вот он, вроде, насытился, рыгнул даже.
И когда она собралась наброситься с ударами, он сам к ней повернулся и посмотрел своими Лилькиными глазищами. Полными укора и недовольства. Угрозы!
Петуния застыла с поднятой для шлепка рукой. На лице этого, похожем на череп, обтянутый болезненно бледной с синеватым отливом кожей, светились глаза устрашающим зелёным светом. А на его истончившихся от слабости губах змеилась кривая ухмылка.
— Что уставилась, тётя Петуния, тебе страшно на свою кровиночку смотреть? — прошипел точно змея мальчишка. — Недосягаемую. А?
Петуния всхлипнула.
— Всё поправимо. Но я запрещаю тебе даже заикаться на эту тему перед твоим боровом Верноном. Иначе не отвечаю за себя. Пробудили вы во мне дьявола, тётя, заигрались в тюремных выбивал. Так что — никому ни слова, слышишь, тётя? Ни-ко-му. Иначе я сейчас пойду в больницу жаловаться на побои твоего муженька. Запомнила мои слова хорошо? То есть, молчишь и позволяешь мне есть столько, сколько мне хочется.
Петуния только согласно кивала головой, не понимая ничего, после каждого хриплым голосом сказанного племянником слова. Эти зелёные змеиные глазоньки племянника словно околдовали её.
Вдруг входной замок щёлкнул, впуская в дом вернувшегося на два часа раньше обычного Вернона. Он оставил свою кожаную, полную документов папку в гостиной и прошёл в кухню со странным выражением лица. Мельком взглянув на взлохмаченного, сильно исхудавшего мальчика, он шикнул ему и Гарри тут же исчез из кухонного помещения. Едва занеся ногу над порогом своего чулана, он услышал, что дядя начал что-то говорить своей жене каким-то необычайно смущённым голосом. Гарри, впервые услышав от Вернона такое, остановился с поднятой ногой.
— Петуния, нам надо поговорить серьёзно, — низким и каким-то неуверенным, виноватым что ли, голосом начал он.
— Ты обанкротился? — выпалила она. — Вернон? Говори, ничего от меня не скрывай! Ты должен мне во всех делах отчитываться. Всё-таки, «Гранингс» — это фирма, купленная на мои деньги, с продажи моего отчего дома в Коукворте!
— Нет, Петуния, я не обанкротился, — вздохнул обречённо Вернон. — Дело в другом. Как тебе сказать… У меня появилась другая женщина…
Наступила звенящая тишина и Гарри навострил слух, так и не перешагнув порог. Он стал лихорадочно размышлять, о чём же эти двое говорят? Что фирма «Граннингс» куплена на деньги от продажи отчего дома тёти, то есть, его — Гарри — дедушкиного дома… То есть, что выходило? Что половина фирмы по производству дрелей должна была быть его, Гарри?! Стоп, стоп!
Дядя сказал о появлении другой женщины! Боженька!.. Прошу, прошу…
— Не может такого быть! — вдруг крикнула тётя Петуния и что-то тяжёлое и металлическое зазвенело, упав на пол. — Ты не способен на измену, Вернон.
Вернон запыхтел, вздохнул глубоко несколько раз, стал вертеться на своём укреплённом стуле, который всё-таки скрипнул под его немалым весом.
— Она беременна, Петуния, на четвёртом месяце…
— Что-о-а-а? — Дальше голос тёти снижается до шипения. — Как так беременна, Вернон? Не позволяю! Ты. Мне. Ответишь. За. Это.
Дальше Гарри услышал глухие звуки ударов, сопровождающие последние её слова, и насторожился. На цыпочках он приблизился к узкому проёму кухонной двери, сквозь который он одним глазом посмотрел на то, что происходило внутри.
То, что он увидел, навсегда огненным образом свершившейся мести останется запечатлённым в его сознании.
Его тётя Петуния только выглядела тощей слабачкой. В действительности, он знал это из фотоальбомов в гостиной, в колледже она упорно тренировалась и играла в сборной по теннису. Вот так она, хорошо поставленным бэкхендом, наносила замёрзшим ледяным куском бараньей ноги, одним за другим удары по голове дяди Вернона. Его черепная коробка прорубилась ещё от первого удара, но Петуния не унималась. Лупила и лупила бараньей ногой уже похожую на отбивную башку Вернона, та колыхалась вправо-влево на сломанной шее…
Тогда, в приступе бешенства, она взяла голову за уши и — как в романах Агаты Кристи — треснула ею в острый угол приоткрытой её же собственной ногой дверцы духовки. Два раза.
Потом уронила бездыханную тушу мужа мешком на пол.
Гарри несмело прокашлялся.
Петуния резко повернулась на каблуках и её огромные как чайные блюдца серые глаза, лишенные любой искры разума, уставились на такие же округлившиеся, но зелёного цвета глаза племянника. Она стояла истуканом, не шевелясь с открытым, готовым то ли к визгу, то ли к плачу ртом, продолжая держать в руках злополучное орудие убийства мужа профессиональным захватом матёрого теннисиста. То есть, теннисистки. Короче. Оставлять раскручивание щекотливой, если можно так назвать убийство мужа, ситуации в её руках означало конец всем троим — Гарри, Дадли и самой тёте.
Ей нужна была помощь, Гарри с первого взгляда определил это. Он ей поможет, конечно, но потом взыщет с неё сторицей. Ему, одиннадцатилетнему мальчику, надо взять ситуацию в свои тоненькие руки. Его собственная жизнь на кону.
— Тётя, отойди немножко в сторону и присядь, — успокаивающим тоном заговорил он, забрав баранью ногу из её окоченевших пальцев. — Не думай ни о чём, выпей лучше валерьянки или возьми таблетку транквилизатора посерьёзней. Оставь меня тут всё устроить. У тебя есть я — родной племянник, хоть и самый тебе ненавистный, но разгребать этот беспорядок тебе одной я не позволю.
Петуния, как во сне, на не сгибающихся ногах сделала нескольких шагов к находящейся тут же на кухне аптечки, вытащила какую-то коробку, достала из хитро закрывающегося флакона тёмного стекла маленькую розовую таблетку и проглотила её без воды. Потом подумала немного и достала вторую таблетку, которую она разделила пополам.
— Хочешь одну половинку таблетки? — спросила она монотонным голосом. Гарри отрицательно помотал головой.
Он уже достал из чулана свою так долго скрываемую волшебную палочку и стал ею безмолвно размахивать. Тело Вернона вернулось в сидячее положение на стул, потом, под взмахами палочки, что-то в шее и черепной коробке захрустело, возвращая целостность и надлежащий внешний вид, перестав выглядеть как отбивная. Кровь всосалась обратно, появившиеся синяки и внутренние увечья исчезли.
Вернон стал выглядеть как живой. Но мёртвый. Внезапно его тело качнулось в сторону, встретившись с тем же острым углом дверцы духовки. Потекла кровь из разбитого виска и окрасила белую глянцевую поверхность. Прядка светлых волосков зацепилась за ручку духовки, прежде чем туша Вернона опять рухнула на пол.
Петуния с половинкой таблетки на языке уставилась с открытым ртом и ошарашенным видом на вовсю колдующего племянника, следя за каждым его движением. Восхищаясь его здравым смыслом. И откуда взялась эта левая волшебная палочка, которой он орудовал заправской лёгкостью?
Гарри, тем временем, включил духовку на разогрев, достал противень и положил туда баранью ногу. Взмахнул палочкой и она в одно мгновение была уже не куском льда, а вполне себе размороженной. Дальше он достал специи, соль, подсолнечное масло и обмазал ими всю поверхность мяса. Сделав острым кончиком ножа надрезы, так же размахивая палочкой, запихнул туда очищенные дольки чеснока, кусочки морковки и зелень. Налил в противень литр горячей воды, накрошив в неё парочку бульонных кубиков и поместил заготовку в духовку. Закрыл дверцу и опять что-то наколдовал палочкой.
Оглянулся вокруг, не пропуская ни одной детали на кухне внимательным взглядом зелёных глазищ… («Без очков!» — мысленно воскликнула Петуния.)
— А теперь, тётя, иди оденься для выхода! — приказал он отрешённой тёте. — Будем ходить по магазинам.
— Ш-ш-ш…што будем заку-у-у-пать? — откликнулась она дрожащим голосом.
— Картошку, сметану, капусту, вино, хлеб. Всем встречным будем говорить, что я приболел гриппом, с высокой температурой, поэтому отправили Дадли к тёте Марджори. Но с сегодняшнего утра я чувствую себя уже хорошо и встал с постели. Как по заказу, дядя приехал с работы рано, захотел отпраздновать крупный заказ дрелей. О «Граннингсе» поговорим позже, понятно? Я всё услышал! Но, всё остаётся по-старому — никому ни слова. Мы спешим, потому что дядя ждёт не дождётся своего ужина, смотрит телик и приглядывает временами за жарким… Справишься? Думай о Дадли, только о нём. И обо мне. Я не могу потерять ещё и тебя. Если нужно, возьми и вторую половинку транквилизатора.
— Засну на ходу, — выдала Петуния. — Я тебя услышала. И хорошо поняла. Собираемся, чтобы пройти через бурю. Переживать будем позже, много позже.
Вернулись они с магазинов через сорок с чем-то минут, не преминув поболтать с продавщицами о рецептах приготовления баранины, о точности момента добавления картошки, о правильном размере картофелин, о марке вина, которая подходит именно для баранины. Вернон жареное мясо больше всего любит… А он сегодня у нас герой, такую выгодную сделку закрутил! Заслужил мужик всего самого лучшего. Возвращаясь домой, они остановились в кондитерской, чтобы забрать специальный торт с мороженым…
Входную дверь, специально оставленную ими незапертой, а сейчас распахнутую настежь, они увидели издалека и Петуния, бросив сумки племяннику, с криками побежала к дому. Нужное для этого эффекта воздушное течение создало открытое окно кухни, откуда неслись божественные ароматы жарившейся баранины со специями. Петуния бежала с воплями:
— Вернон, Вернон, что случилось? Ты дома? Где ты! — Петуния вихрем ворвалась в прихожую.
За ней, таща полные сумки — ничего нового и необычного для подглядывающих со своих веранд соседей — бежал худосочный темноволосый племянник женщины. Войдя за ней по пятам, он сразу приказал:
— А теперь, тётя, верещи во всю глотку!
И Петуния незамедлительно заверещала во всю мощь.
Соседи сразу почуяли неладное и один за другим стали выходить на улицу, спрашивая друг у друга, что такое могло у Дурслей случиться, что Петуния так отчаянно визжит.
А Петуния, дергая себя за волосы, выскочила на крыльцо своего дома, крича как резанная:
— Полиция, полиция! Вызовите полицию! Вернона, Вернона… Помогите… — и рухнула «в обморок», треснувшись головой о дверной порог.
Мистер Роджерс, самый смелый и решительный из соседей, бросился помогать упавшей женщине. Взяв её за талию, он закинул её безвольно опустившуюся руку себе на плечо и скрылся от взглядов невольных свидетелей происшествия.
Оставив обмякшую Петунию лежать на диване в гостиной, он отправился искать причину её испуганных криков. По пути на кухню он увидел дрожавшего всем телом, прислонившегося к дверной раме, бледного как смертник, её маленького одиннадцатилетнего племянника Гарри. Тот, посмотрев на мистера Роджерса огромными испуганными глазищами, полными слёз, всхлипывая, и указывал ему своим тоненьким пальчиком на кухонное помещение, густо заполненное ароматом жарившегося мяса.
Подле стола мистер Роджерс нашёл мёртвого Вернона Дурсля. Его труп лежал на полу с окровавленным лицом и маленькой, на первый взгляд, незначительного размера, ранкой на правом виске. Кровь текла беспрерывно оттуда и на плитках пола собралась немалая лужа красного цвета. Пальцем мужчина дотронулся до места на шее, где должен был быть пульс.
Пульса не было. Совсем. Но тело Вернона было ещё тёплым и мягким. По мнению мистера Роджерса, Вернон умер не раньше, чем несколько минут назад. Что могло случиться, что здоровый как бык мужчина так глупо и с печальной концовкой ударился о дверцу духовки? Быть может, уснул за столом и треснулся, упав на…ага-ага, вот здесь, в уголке дверцы духовки есть не спёкшаяся ещё кровь, а на рукоятке виден клочок русых волосков.
С воем сирен прибыли полицейская машина и машина скорой помощи.
Через открытую настежь входную дверь ворвались двое полицейских и пара санитаров, тащащих медицинские носилки. Дежурный парамедик последовал за своими подчинёнными, лихорадочно оглядываясь в поисках пострадавшего. Мистер Роджерс взял на себя роль свидетеля и сразу провёл группу мужчин на место происшествия.
Тощенький пацан, племянник Дурслей куда-то скрылся, потом к нему должны прибыть психологи, чтобы поговорить с ребёнком. Миссис Дурсль находилась в, как говорится, «состоянии шока». Одни охи, всхлипы и завывания. Соседки кудахтали вокруг неё, пока из машины скорой помощи не появилась женщина-парамедик, которая и занялась находящейся в неадекватном состоянии Петунией. Прибежала Арабелла Фигг, но её, воняющую кошачьим туалетом и гниющими овощами, не пустили на порог дома. Сколько ни уверяла она соседей, медиков и полицейских, что именно она очень помогала Дурслям с присмотром за племянником, когда почтенная семья отправлялась по своим делам в Лондон или куда-то ещё.
И никто не заметил скрытого за шторами гостиной Гарри, который взмахнул палочкой и пожелал, чтобы эта неприятная баба-страхолюдина навсегда забыла о своём нездоровом интересе к нему и к его семье.
У полицейских и медиков не появилось никакого сомнения, что смерть Вернона Дурсля была чистейшей воды несчастным случаем. Алиби у его жены было железное. Она почти час бродила по магазинам в сопровождении своего племянника, на виду у всех. Смерть её мужа наступила не более десяти минут назад. Несчастный случай чистейшей пробы. Висок — место слабое у каждого человека, а габариты пострадавшего таковы, что падая или нечаянно наклонившись и ударившись очень неудачно, погиб он на месте.
К усилиям санитаров подключились и оба полицейских, чтобы сообща поднять и поместить на носилки нехилую, почти сто пятидесяти килограммовую тушу умершего главы семьи. Скорая увезла труп, уже без воя сирен, в городской морг. Полицейские, оставшись на некоторое время для сбора улик — крови и волосков с острого угла и переключателя духовки — готовились тоже отбыть с места происшествия, когда за ними прозвучал тоненький детский голосок. Тощенький племяшек миссис Дурсль, которого та, от доброты сердца, растила и воспитывала, дёргал одного из дядек в форме за рукав.
— Уважаемые дяденьки полисмены, я не хочу наглеть. Но, сами видите, баранью ножку, — ручкой махнул он в сторону духовки, — которую тётя с таким удовольствием готовила для дяди Вернона, вряд ли кто-то из нас обоих куснёт её этим вечером.
Полицейские давно глотали слюну, упиваясь запахами готовящегося мяса. Ход рассуждений этого тощего «скелетика» им очень понравился. Пацан продолжил развивать свою идею:
— Не хотите ли откушать уже приготовленный ужин, а я пойду, помогу тёте подняться наверх. Дам ей таблетку какую-нибудь, чтобы она не переживала, не думала, а заснула. Сон ей поможет. Потому что на завтра ей надо звонить тёте Марджори, у который гостит мой кузен Дадли, пока я тут гриппом болею. Я вас очень прошу.
— Ну, Пит, — потёр руки первый из полисменов. — что скажешь?
— Почему бы и нет? Не пропадать же хорошей еде, да? Давай, малец, сам противень. Мы с напарником можем и без тарелок с бараниной справиться.
— Извините, что овощей к мясу нет. Мы за ними с тётей Петунией ходили, оставив дядю Вернона присматривать за мясом, поливать его ложкой… — пара всхлипов. — Полил он ложкой… Наверно, потерял равновесие и… того.
И он заревел, удаляясь в гостиную, чтобы отвести тётю в её спальню.
Соседки давно разбежались по своим домам звонить знакомым и распространять слухи о новом происшествии среди жителей Литтл Уингинга.
Оставшуюся половину баранины, после ухода полицейских, съел сам Гарри. С целой булкой хлеба. Подумав немножко, запил половиной стакана пива, початую банку которого нашёл в холодильнике. Оно ему не понравилось от слова совсем, но праздник надо правильно отмечать. Выпить нужно.
Поглаживая свой заполненный под завязку живот, ощутив тёплые пульсации своего огненного ядра, он счастливо вздохнул. Сегодня был последний из череды чёрных дней его жизни.
А с завтрашнего дня все трое Дурслей будут делать то, что он, Гарри, им скажет.
А он никому больше не позволит испоганить его будущее.
Две недели после похорон прошли как одно мгновение и вот сидят трое родственников — Петуния Дурсль, её осиротевший и сильно похудевший сын Дадли и родной племянник Гарри Поттер — за столом и молчат. Последний, кстати, выглядел воспрявшим духом, на его лице читалось довольство жизнью и не было и тени скорби.
— Мама, — вяло спрашивает Дадли, — тебе настолько было нужно выгонять тётушку Мардж? Она больше к нам ни ногой…
— Нужна она мне в моём доме, как… гхм… Пристала она ко мне со своими придирками, как банный лист. Ненавижу собак, ненавижу грубиянок и нерях, — сквозь зубы процедила Петуния. — Если ей хочется посетить братца, вот, пусть на кладбище и идёт. Ко мне лезть не позволю. Она мне уже никто.
— Но, но… — попытался возразить бывший свинёнок, но, вспомнив длинный список распоряжений тёти Мардж на время проживания с ней, сник.
Список начинался с ранней утренней кормёжки псов, продолжался двухчасовым выгулом одновременно четверых лающих собак — и так, по очереди, пока все двадцать не набегались, не обоссали все кусты по дороге. Заканчивался список вечером укладыванием псарни спать в клетках. Время на перекусы давалось между сменами четвёрок, стоя у загона.
Вспомнив своё пребывание «в гостях у любимой тётушки», Дадли уже был в состоянии представить себе весь ужас, который пережил его кузен в их семье. Перед его внутренним взором по очереди замелькали картины унижений, побоищ, голодовок, которые его родители — папа в основном — устраивали бедному, бедному осиротевшему братцу Гарри.
— Ладно, мама, ты всё правильно сделала. Твоё решение меня, по крайней мере, устраивает. Я просто… я просто не понимаю… Объясни мне опять, что здесь случилось.
Миссис Дурсль, с недавних пор женщина вдовая, прикрыла глаза и сжала губы в ниточку. Правда о случившемся на этой вот кухне, засела глубоко-глубоко на задворках её сознания — не без помощи её сверкающего зелёными глазищами племянника. Он уверял её, что в мире не существует силы, которая сможет достать оттуда её истинные воспоминания о том, как на практике она воспользовалась умениями играть в теннис.
— Я пришёл в себя, — принялся рассказывать уже в третий раз кузену Гарри. Дадли пристыженно потупил взгляд. Да-а-а… — Стал помогать тёте с ужином, но овощей не хватало. А твой отец хотел выпить вина, так, он что взял на себя поливку соусом жаркого и проводил нас с тётей в магазин. Вернувшись, застали его уже мёртвым. Сожалею, Дадли. Никто из нас не ожидал, что произойдёт такой вот несчастный случай.
Наступило долгое молчание. Через некоторое время миссис Дурсль, вздохнув, положила свою ладонь поверх пухлой ручки сына и тот поднял заплаканные глаза на маму.
— Завтра нам с твоим кузеном придётся отлучиться на целый день, сынок, — срывающимся голосом начала она. — В тот день твой отец вернулся домой с ворохом документов, которые нуждаются в тщательном изучении. Я пролистала бумаги и на мой поверхностный взгляд мне показалось, что… ну, как тебе сказать? — Петуния замялась и глазами попросила помощи у племянника, но тот пожал плечами и отвёл взгляд в сторону. — Придётся тебе узнать часть правды…
— Часть? … Правды? Что ты хочешь этим сказать, мама?
— Сынок, твой отец скрывал от меня большую часть прибыли «Граннингса». Мы вам, ребятам, подробностей не говорили, но фирма принадлежит нам с Гарри вместе. Пополам. Потому что приобрели мы её на деньги от продажи дома наших с твоей тётей Лили, матери Гарри, родителей и на их сбережения.
— Ох! — одновременно воскликнули оба мальчика.
— Да. Дело там непростое. Твой папа собственником «Граннингса» никогда не был, он был генеральным директором и получал зарплату, которую сам себе определял, сверяясь с прибылью. Остальная сумма делилась, согласно подписанному контракту в то время, когда моя сестра была ещё жива, а Гарри вот-вот должен был родиться, на три части. Одна часть шла на счёт Лили Розы Поттер, в девичестве Эванс. Этот счёт регулярно пополнялся и его унаследует твой кузен Гарри. Вторая часть перечислялась мне, Розе Петунии Дурсль, в девичестве Эванс, а третья часть шла на поддержку, расширение, обновление и так далее самой фирмы «Граннингс».
— И что? — приподнялся с места Гарри, готовый вскочить и пуститься в бег вокруг кухонного стола. Всё это предполагало и объясняло многие странности Вернона Дурсля.
— Моего мужа бесило то, что должен перечислять тебе такие суммы, а содержать тебя приходится мне. Из моей части денег. Он пересчитывал каждый потраченный на тебя пенс.
— А мою работу в расчёт дядя брал? — сморщил брови темноволосый мальчишка и глубокая вертикальная морщина легла на его лоб. — То, что я с утра до вечера рабом у вас работал, не считалось?
— Прости, Гарри, но… нет. Вернон смотрел на тебя, как на обузу. Нахлебником он называл тебя не за что иное, как за то, что он не имел права не перечислять на твой счёт твою часть прибыли, но эти деньги потратить мог только ты после совершеннолетия. А, а-а-а-а… Дамблдор уверил нас, что ты до маггловского совершеннолетия не доживёшь.
— Да кто этот грёбаный Дамблдор, имя которого звучит каждые десять минут, а? Скажи, тётя, кто он? — крикнул Гарри и вскочил с места.
Вокруг стола вихрем закрутился ветер и стал поднимать в воздухе всё, что плохо лежало — бумажные салфетки, кусочки салата, соль из солонки.
— Гарри, Гарри, наколдуй что-нибудь, не делай неприятностей! — взвыла Петуния, подвигая к нему волшебную палочку.
Мальчик взял её и взмахнул. С потолка начали падать двадцатифунтовые купюры, который обалдевший Дадли начал ловить руками, а упавшие на пол собирать.
— Вот это да-а-а-а… — восторгался светловолосый мальчик. — Ну, Гарри, ты даёшь. Мама, это не фальшивки?
Пачка перешла ко взрослой женщине и она, диковато улыбаясь, начала разглядывать банкноты.
— Да, вроде настоящие! Номера разные, разной степени изношенности, разного года производства… Надо в банк пойти и проверить. Скажем, что нашли в гараже. Якобы заначка Вернона. Сколько тут, тысяча с чем-то. Та-а-ак. Дадли, молчок, понятно?
— Не сомневайся, мама. — Потом он почесал макушку, призадумавшись. — Ты что-то говорила про завтрашний день.
— Ах, да. Я поговорила с миссис Полкисс и она согласилась присмотреть за тобой завтра. Ха! Да при таком раскладе, — она нежно положила ладонь поверх пачки денег, — я дам ей сто фунтов, чтобы она отвезла вас с Пирсом в Лондон поразвлечься. В кино сходить, в МакДональдс, в Детский парк. Отдельно дам ей на бензин и на побаловать себя. Ха-ха-ха! Хм. Ха-хах!..
Её начала бить нервная дрожь и она не могла остановить хохот, пока слёзы не брызнули из её глаз.
— Я дура, я дура, я дура, — повторяла она как заведённая.
— Тётя, успокойся! — резким голосом рявкнул её племянник и она как бы окаменела.
Икнув пару раз, она встала и налила себе чашку воды. Выпив её залпом, она вернулась на своё место и продолжила говорить уже поспокойнее.
— Мы с Гарри посетим нашего адвоката. Позже отправимся в «Граннингс» и устроим там полный аудит, пригласив с собой нашего поверенного из «Барклей», куда перечисляются наши деньги. Есть ещё одно дельце, которое надо уладить, и я увезу вас отдыхать на море. Хи-хих! Куда бы вы ни захотели.
Мальчики переглянулись, мысленно перечисляя названия самых крутых по мнению одноклассников курортов.
— Хогвартс! — приземлил свои мечтания темноволосый Гарри.
— Не бойся, они найдут тебя в любой точке планеты, — зло выдала его тётя. — Но, ох, как обломаются их планы!
Аферы Вернона оказались на порядок подлее, чем Петуния думала.
Аудит выдал последние переводы. Гарри Поттеру перечислялись в среднем по тридцать тысяч фунтов ежегодно последние десять лет. Столько же отправлялось и на счёт его тёте. Петуния ожидала, что такая же сумма тратилась или накапливалась, если в ремонте или расширении фирма не нуждалась, в отдельной ячейке — самому «Граннингсу». Плюс зарплаты, представительские и прочая — выходит где-то сто-сто двадцать тысяч чистой прибыли. Оказалось — втрое больше. И Вернон копил свои, на стороне, личные сбережения. То есть, поверенный в банке, прочитав всю документацию, а сам Акт смерти и список наследников чуть ли не прожевав, выдал следующий вердикт.
Сбережения Вернона делятся на три неравные доли. Петуния, как его законная жена, получала половину из двух с лишним миллионов фунтов. Остальная половина делилась поровну между ней и сыном Дадли Фредериком Дурслем, рождённым в законном браке.
Петуния мысленно разделила числа в уме, поёрзала на месте, подглядывая на ощерившегося племянника, который взглядом своих злых зелёных глазищ чуть ли не резал поверенного Дурслей на тонкие блинчики.
— Слушайте мои распоряжения, мистер Форд, — резко сказала она. — Мою часть из этого наследства я перепишу моему племяннику и совладельцу фирмы «Граннингс» Гаррису Джеймсу Поттеру, сыну моей погибшей в молодости сестры — Лили Розы Поттер, в девичестве Эванс. Так можно?
— Конечно, миссис Дурсль. Деньги ваши по праву, я просто исполнитель ваших указов, за что и получаю процент от каждой финансовой операции. Значит, так: у мистера Поттера уже есть у нас счёт, где до его совершеннолетия лежит сумма в триста тысяч фунтов, добавим туда ваш миллион… — щёлкая по клавишам последней модели компьютера, мистер Форд, поверенный, слегка шевелил губами. — Пункты договора меняем или оставим всё так, как подписала мама этого юного джентльмена?
— Оставляем, мистер Форд, — выдал, подобравшись, упомянутый юный джентльмен, широко улыбаясь. — Но я хочу половину из этой суммы пустить на инвестиции.
— Ого, ого! Маленький, да удаленький, а? И во что будем инвестировать, мистер Поттер?
— В предприятия, где производятся вот такие вот машинки, как у вас. И в производство мобильных телефонов. И туда, где производятся приставки для телевизионных и компьютерных игр. Через три-четыре года выводим все активы из телевизионных игр и переводим в компьютерные. Я думаю, так будет лучше.
— О! А вы интересный и очень дальновидный молодой бизнесмен, мистер Поттер. А вы, миссис Дурсль? Что будете делать с наследством?
— Я разговаривала с одним человеком, мистер Форд, и он посоветовал меня поискать подходящие контракты с военным ведомством. Что скажете?
Угловатый, весь поседевший мужчина, сдвинулся на своём стуле на колёсиках чуть в сторону, чтобы монитор компьютера не мешал ему разглядывать лица этих двоих своих клиентов.
Что за гениальные экземпляры человеческого вида достались ему в финансовые партнеры на закате его карьеры! Да они, как бы смотрели далеко в будущее и таинственным образом озвучили его самые смелые предположения!
— Я готов поручиться, что через шесть месяцев удвою ваши вложения! — воскликнул он.
— Пять, … нет — десять процентов от прибыли вам, если успеете. И будете с нами предельно честны, — вскочил зеленоглазый малёк с протянутой для рукопожатия рукой.
— Хи-хи-хи, ох! Ха-ха-ха! — впала в хорошее настроение недавно овдовевшая миссис Дурсль.
Чему она так радовалась — мистеру Форду было всё равно. Эта пара родственников — тётя и племянник — подтвердили его самые смелые, рождённые в фантастических предположениях мечты. Остальное просто — быть с клиентами порядочным и честным.
Взгляд смущающих умных зелёных глаз мальчика был очень уж испытывающим.
В администрации «Граннингса» разрасталась суматоха. Явились собственники предприятия — вдова генерального директора миссис Дурсль и её маленький одиннадцатилетний племянник Гаррис Поттер. Обоих впервые увидели собравшиеся в столовой рабочие, чиновничий штат и две секретарши Вернона — пожилая и молоденькая.
Миссис Дурсль и ребёнок переглянулись как соратники, посмотрев на молодую мисс Клэр, назначенную секретарём шестью месяцами ранее происшествия с Верноном. Она принадлежала к ненавистной всем жёнам и любимой всеми мужьями группе разлучниц. Длинноногая, фигуристая, со смазливым и в боевом раскрасе личиком, с пышными платиновыми кудрями — она была воплощением богини Измены.
Выступив с речью, что работа «Граннингс» продолжается, даже расширится через некоторое время, миссис Дурсль успокоила рабочих, что они свою заработную плату не потеряют, если будут и дальше стараться производить на международном уровне качества свои дрели, свёрла, болгарки и так далее. И удалилась в уже свой кабинет, поманив пальчиком обеих секретарш.
Войдя в кабинет, она с омерзением посмотрела на диван, где, по её мнению, происходил процесс измены и, обойдя огромный рабочий стол, села на дорогое кожаное кресло на колёсиках. Гарри же приземлился на диван. Процесс измены дяди Вернона его не волновал. Его волновало что-то другое. Он ждал. Даже приготовил заранее специальную стеклянную банку с закручивающейся крышкой.
Петуния ударила рукой по звонку и в кабинет одна за другой вошли обе секретарши — старая и молодая. Обе — порядком смущённые, хотя вторая сохраняла на своём старательно загримированном лице тень вызова. Ну-ну.
— Миссис Пейдж, вы прошли обучение работе на компьютере? — спросила новая начальница. Увидев кивок взрослой, с внешностью типичной канцелярской крысы женщины, Петуния продолжила. — Раз так, вы продолжаете делать свою работу. Я найду молодого специалиста, который соединит ваш компьютер с моим поверенным из «Барклей», чтобы получать оттуда новости каждую секунду. Теперь, идите, делайте свою работу, пока я поговорю с мисс Клэр наедине.
Проследив глазами как плотно закрывается дверь за пожилой миссис Пейдж, взгляд Петунии взметнулся к её племяннику. Тот не отводил глаз от смазливой девушки с каким-то энтомологическим интересом на лице. Словно видел неприятного жука, которого хотелось бы приколоть булавкой в коллекцию ему подобных.
— Как ваше имя, мисс Клэр? — раздался полный льда голос тёти.
— Констанс, миссис Дурсль, — вальяжно ответила, как бы жевала жвачку, девушка.
— Присядьте, Констанс. В вашем положении тяжело стоять долгое время на ногах…
— Вы знаете? — воскликнула мисс Клэр и некрасиво раскрыла рот, в котором между зубами шевелился её розовый язык. — На диван можно?
— Нужно, мисс, нужно, — прошипела внезапно Петуния и племянник сразу отреагировал на изменение тона.
Взмахнул палочкой на присевшую, с высоко задравшимся подолом тесной юбчонки девушку и её глазки остекленели.
— Гарри, как будем проводить «процесс изъятия»? — встала из-за стола миссис Дурсль и приблизилась к дивану.
— Положим её в на спину с расставленными ногами. Ты снимаешь с неё трусики, прикрыв её причинное место салфеткой. Подставляешь под этим местом вот эту банку, а дальше действую я.
— Давай!
Пару-тройку минут спустя стоны введённой в искусственный обморок девушки закончились, а в банку упало нечто. Красноватый кусок плоти, из пупка которого выходила тонкая мягкая как кишка трубочка, плавал в заполненной да самого горлышка кровью стеклянной банке. Гарри завинтил крышку, взмахнул напоследок палочкой, чтобы всё в лоне разлучницы восстановилось.
Тем временем её трусики вернулись на своё законное место, тушка девушки заняла сидячее положение. В неё влетело желание Гарри, чтобы она забыла всё случившееся между ней и дядей Верноном и она, придя в себя, стала глупо моргать.
— Вы кто, миссис… — спросила она.
— Я миссис Дурсль, жена директора и одна из собственников фирмы. Вам, мисс Клэр, внезапно стало плохо и я помогла вам прилечь. Если уже оправились, можете на два дня остаться дома, попозже будем решать наше с вами дальнейшее сотрудничество.
Девушка неуверенно встала с дивана и по её ногам потекла струйка крови.
— Ой, миссис Дурсль, у меня, кажется, наступили те самые дни, а я к ним не готова… — воскликнула она, со смущением поглядывая на мальчика-племянника начальницы, который что-то делал спиной к ней. — Нет ли у вас?..
— Нет. Поищите у миссис Пейдж. До свидания, мисс Клэр. Увидимся через два дня.
— А где мистер Дурсль, мэм?
— Мы его похоронили. Несчастный случай дома. Идите, идите уже. У меня работа не ждёт. — махнула рукой Петуния и находящаяся в смущении молодая секретарша коротенькими шажками вышла из кабинета.
Гарри резко обернулся и уставился на свою тётю.
— Нам надо уходить, пока это всё ещё живое, тётя! — хриплым голосом сказал он.
В полночь, сидя за столом в темноте, Петуния с мальчиками держались за руки. Гарри что-то шипел себе под нос, пуская по кругу кровных родственников энергетические потоки из своего разбушевавшегося сияющего ядра. Дадлик тихо скулил, вспоминая, что они недавно вокруг дома делали. И чем. Но идущие от брата импульсы постепенно сводили на нет все его тревоги, сомнения в правоте их действия, и странно откликалось глубоко в его естестве. Жаром, покалыванием по всему телу, из глубины его сущности надвигалось нечто огромное, могучее и странно не пугающее.
Его мама сжимала его пальцы до боли, изредка, но одновременно с ним, вздрагивала с тихим писком, в котором он распознавал звуки триумфа.
Дадли терпел. И молчал. Предположения разного толка одно за другим пролетали синими птицами надежды, но он должен подождать до утра. Утром, во время поездки на машине к тоннелю под Каналом*, Гарри всё-всё им растолкует, покажет, научит.
Вернувшись с отдыха их будет ждать совершенно преобразившийся дом, куда никто с плохими намерениями, эх, даже с добрыми, намерениями сунуться неприглашённым не сможет.
Мама говорит, что Гарри ждёт учеба в каком-то Хогвартсе. Увидим, увидим.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|