Свет Амана в глазах (гет)

Ворота Нарготронда, скрипнув слегка, опять отворились. Келебримбор оглянулся. Конюхи как раз выводили им трех лошадей, недобро посматривая при этом в сторону феанариони.

Взяв своего коня под уздцы, он ласково потрепал его по морде, тихонько прошептал что-то прямо в ухо. Конь в ответ благодарно фыркнул и нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

— Келебримбор, тебя мы не изгоняем, — в воротах, сложив руки на груди, стоял Ородрет. — Ты можешь остаться в городе, если захочешь.

Мужчина в ответ тяжело вздохнул, перевел печальный свой взгляд с нового хозяина Нарготронда на отца и дядю. Деяния их ужаснули его, он искренне считал, что им не может быть оправдания, и уже сказал им обоим об этом. Вместе с горожанами он скорбел о смерти Финрода, с грустью думал о дориатской принцессе, в злосчастный час встретившейся с его дядей. Больше всего на свете ему хотелось бы сделать что-нибудь, чтобы исправить случившееся, и именно поэтому он должен был уехать сейчас.

Он еще раз посмотрел на отца, медленно окинул взором его гневно сжатые до побелевших костяшек кулаки, напряженную позу, потухший взгляд. Какие еще безумства способен он совершить в таком состоянии? И кто удержит его от них? Не Тьелкормо точно. Этот скорее уж помогать будет.

Вспомнил он и ту ласковую улыбку, что так часто видел на лице отца в Амане, его смеющийся, задорный взгляд.

«Я тебя люблю, атто», — подумал Келебримбор, и обернулся в сторону все еще ждущего его ответа Ородрета.

— Они моя семья, — ответил он. — Я не могу оставить ни моего отца, ни его брата.

В глазах правителя он увидел понимание:

— Я тоже хотел бы хоть что-нибудь исправить, Тьелпэ. Но каждое слово должно быть сказано вовремя и каждому деянию свое время. Только тогда они принесут добрые плоды. Надеюсь, ты не упустишь должного времени для того, что должен сделать.

Ородрет грустно улыбнулся племяннику на прощание, и врата Нарготронда закрылись за ним.

Отец и дядя уже сидели верхом, поэтому Келебримбор не стал больше задерживаться.

Так сыновья Феанора, изгнанные из Нарготронда, покинули город, сопровождаемые лишь Келебримбором и псом Келегорма Хуаном. Больше никто не поехал с ними.

_________

Атто (квен.) — папа

Братья держали путь в Химринг, к Маэдросу. Когда проезжали они северной окраиной леса Бретиль, то повстречались с Береном и Лютиэн.

Дориатскую принцессу и ее спутника человека он заметил слишком поздно, когда поворачивать уже не имело смысла. Сердце Келебримбора тоскливо сжалось. Меньше всего на свете он сейчас хотел бы встретить именно ее. Ведь как раз теперь он совершенно не мог предсказать реакцию на ее появление отца и дяди. Впрочем…

«Да что ж за напасть-то такая? — с болью в душе подумал он. — Только минует одно несчастье, как тут же другое случается. Ну почему они не могли поехать другой дорогой? Или мы свернуть?»

Берен и Лютиэн тоже заметили их. Человек вышел на шаг вперед, загораживая собой девушку. Тьелкормо уже направлялся в их сторону, искоса поглядывая на брата, словно ища его поддержки. И вдруг Хуан, что всегда следовал за ним, остановился, зарычал на хозяина и одним могучим прыжком оказался между ним и странниками, прикрывая их собой.

— Предатель! — Келебримбор не знал, чего в голосе дяди больше: гнева или растерянности. Но гнев перевесил, Тьелкормо потащил из ножен оружие. И Куруфинвэ тронул поводья, догоняя брата.

Тьелпэ даже плюнул с досады.

«Ну уж нет, — сжав кулаки, с ожесточением в душе подумал он. — Отца я тебе не отдам. Хватит».

И тут же позвал:

— Атто!

Атаринке вздрогнул. Зловещий блеск в его глазах погас, едва он посмотрел на сына.

— Ты же не причинишь женщине вред, отец? — спросил тот. Помолчал немного. — Мой отец ни за что не стал бы поднимать руку на нис. Представь, что кто-то вот точно так же захотел бы обидеть маму.

Куруфинвэ внутренне содрогнулся. Обрисованная его сыном картина слишком четко предстала перед его мысленным взором. Жена. Любимая, оставшаяся теперь в Амане. Вот она идет куда-то по своим делам. О чем-то думает. Возможно, как всегда, вполголоса напевает. И тут появляется на ее пути совершенно чужой незнакомый эльда, чтобы…

— Нет! — вырвался из его груди тихий рык. Сжал кулак с такой силой, что заболели пальцы.

Лицо Келебримбора слегка просветлело. Он понял, что голос его достиг отцовского разума. Он услышан. Но взгляд молодого мужчины все еще оставался напряженным, ведь ничего еще не окончилось.

Атаринке перевел взгляд на сына. Мысль о том, что он только что чуть было не сделал, ужаснула его, обожгла душу. Но еще сильнее его мутило от мысли, что мог подумать о нем и о его поведении сын. После всего, что уже случилось, он внезапно испугался того, что мог предстать в его глазах негодяем.

Куруфин потрепал по шее коня, успокаивая взволнованное животное, и повернулся к сыну.

— Ты прав, — сказал все еще ждущему ответа Келебримбору отец. На миг склонил голову, о чем-то задумавшись. Посмотрел снова. — Спасибо тебе.

— Значит, и ты предашь меня, брат?! — Тьелкормо, выехавший было вперед, развернул коня, вперив горящий сумасшествием взгляд в спутников.

— Ты сам предашь себя, брат. Если сделаешь то, что задумал.

— Наша Клятва…

— Наша Клятва не говорит, что мы должны уподобиться оркам ради ее исполнения. У них нет Сильмариллов, и тебя сейчас ведет только гнев на ту, что предпочла тебе другого. Достойно ли это для сына Феанаро? Достойно ли это для эльда?!

В воздухе просвистел кинжал, воткнувшись в землю в нескольких шагах от Хуана. Плечи Тьелкормо понуро опустились, огонь во взгляде погас — теперь он сидел в седле сгорбившись и смотрел на своего пса, рычащего на него.

За спиной Берена Лютиэн было совсем не видно, но, услышав последние слова Куруфинвэ, она вышла вперед:

— Сын Феанаро, я плохо вижу нити судеб, но я знаю, что сейчас ты расплел сложный узел.

И добавила, обращаясь к Келибримбору:

— Клятва твоих родичей ведет и тебя тоже, но она не поглотила тебя, как это случилось с сынами Феанора. Возможно, тебе суждено стать той опорой, которая поможет им не пасть в бездну. Пусть звезды осияют ваш путь.

— И ваш, — пожелал Келибримбор.

Они развернули коней, и вскоре опушка леса, на которой чуть было не разыгралась трагедия, осталась далеко позади.

Они не видели, как Хуан вытащил кинжал из земли, и как рассматривала его дориатская принцесса, прежде чем передать человеку.

Келибримбору было легко. Так легко, словно с его плеч упала Таникветиль, а он и не знал, что держал ее. И он чувствовал, что сейчас должен обязательно сказать что-то. Подъехал ближе, положил руку на судорожно сжимавшую поводья ладонь. Произнес тихо:

— Папа, — не секунду умолк, подбирая слова. Наконец прошептал, еще тише, чем раньше, — я люблю тебя.

И услышал в ответ простое, но такое нужное: «Я тоже люблю тебя, сынок».

Берен и Лютиэн отправились дальше в Ангбанд. Келегорм же с Куруфином, сопровождаемые на этот раз одним лишь Келебримбором, вернулись на восток, к своим братьям.

_______________

Атто (квен.) — папа

Нис (квен.) — женщина

Преодолев множество испытаний, Берен и Лютиэн добыли в конце концов Сильмарилл. И случилось так, что выбрала Лютиэн путь людей, отказавшись от своего бессмертия, и, когда настал их с Береном час, оба умерли. Погиб так же от рук гномов и король Тингол. И стал Диор, внук его, новым королем Дориата.

Диор задумчиво повертел письмо в руках, плохо представляя себе, что теперь в сложившейся ситуации ему следует делать. Феаноринги просят его о встрече. Прекрасно. На каком основании, он догадывался. О чем пойдет речь, тоже подозревал. Он хорошо знал историю Сильмарилла, но понимал так же, что не отдаст его. Но это ведь еще не повод не выслушать их, ведь правда? Вдруг он ошибается в своих предположениях и им нужно от него что-то совсем иное?

И Диор, наскоро набросав несколько слов прямо под письмом, передал его назад ожидающему гонцу.

— Пусть едут, — сказал ему король Дориата.

И гонец, взяв послание и кивнув, вышел.

— А ведь только их крепости защищают Семиречье от орд с Севера, — Имринэль собирала волосы Эльвинг в высокую парадную прическу и, конечно же, говорила о том, что занимало всех обитателей Дориата вот уже который день: с тех самых пор, как от высоких лордов нолдор прибыли гонцы с просьбой о встрече. Впрочем, тех, кто думал так же, как нандэ, в Дориате было мало: нолдор здесь не жаловали. Эльвинг никогда не понимала почему: госпожа Галадриэль, жена лорда Келеборна, всегда казалась ей мудрой и отважной эллет. А ее подарки, сработанные мастерами ее народа украшения и светильники, поражали воображение тонкостью работы. Эльвинг не застала времен, когда квенья был запретным языком в Дориате, и, хотя и слышала, отчего так произошло, но не стеснялась использовать выученные от Галадриэль слова, когда ей казалось, что они лучше передают ее чувства. Хотя Эльвинг никогда не призналась бы в том отцу, но думала она скорее, как Имринэль.

Нандэ закончила с прической и встала за спиной принцессы с зеркалом в руках, давая ей рассмотреть себя со всех сторон. Эльвинг заинтересованно вгляделась в свое отражение в большом настенном зеркале: очень нечасто она позволяла себе тратить столько времени на свой внешний вид. Гребни в волосы или простая лента — такова была обычная прическа принцессы Дориата. Наряд также подбирался обычно из соображений простого удобства. Ведь нужно было торопиться, открывать для себя отцовы владения. А посмотреть там было на что: не смотря на то, что майа Мелиан покинула Средиземье, чары ее все еще отражались в зеркалах небольших лесных озер, прятались в гротах, полных диковинных светлячков, способных превратить день в ночь, смеялись в брызгах Семи Водопадов. В Дориате было столько всего, о чем нужно было непременно узнать, что времени на пышные платья и прически у принцессы просто не оставалось. Эльвинг видела, что мать не всегда понимает ее, но отец был на ее стороне: наверное, считал, что такой неугомонной ее делает его кровь. А еще его кровь была, несомненно, виновата в том, что платье, сшитое всего лишь год назад ко дню Пробуждения, жало Эльвинг в плечах и в груди. Впрочем, мастерица Сильвин неплохо справилась с этой проблемой, и сейчас Эльвинг была похожа на настоящую принцессу: прекрасную и неприступную.

Была похожа, пока, вдоволь не налюбовавшись собой, не сорвалась с места, словно испуганный зверек. Впрочем, испуганный вскрик Имринэль: «Эльвинг, шпильки!» напомнил ей о том, что бежит она не к друзьям, а на важный прием. «Что ж, поиграем», — подумала Эльвинг и вышла из комнаты важно, как подобало бы особе королевской крови.

В тронном зале Менегрота, казалось, собралось пол-Дориата. Зал был полон шепотов. Благо тема для обсуждения была благодарной.

— Трусы они, вот кто! Как же: в Черный Замок дорога и длиннее, и опаснее, а у нас теперь защиты, кроме стрелков Маблунга, и не осталось вовсе.

— Как раз после гибели тогдашнего короля, брата Белой леди, это случилось. Другой ее брат, что теперь в потайном городе правит, он когда-то приезжал и сюда, все леди Мелиан о чем-то спрашивал, грустный такой… Так вот, этот брат, правитель, посчитал, что они в той смерти повинны.

— Да уж, им не привыкать… Но орки их боятся, говорят, больше, чем нас. Говорят, что свет Запада пугает их.

«Наверное, так же шумно здесь было в тот день, когда Лютиэн привела Берена к своему отцу», — подумала Эльвинг, усаживаясь в кресло, стоящее рядом с креслами родителей. Малышей на прием, конечно, не взяли. Хотя вряд ли они были против этого: разве мальчишек в семь лет интересует политика? Эльвинг, конечно же, тоже не было до нее дела, но очень уж хотелось посмотреть на тех, о ком в Средиземье ходили самые невероятные байки. И они не подвели. Когда внезапно стало тихо и родители поднялись, приветствуя вошедших, Эльвинг чуть не забыла встать сама. Потому, что там, среди гордых воинов с резкими и холодными чертами лица, стоял тот, кто порой снился ей ночами: молодой эльда с грустными глазами. Видно было, что ему не нравится делать то, зачем они пришли сюда. Но было понятно, что он сделает все, что, как ему казалось, было его долгом.

Вот один из нолдор вышел вперед, обвел всех прибывших рукой, представляя себя, брата и сына.

Сына? Так значит тот грустный эльда его сын? Как оказалось, она уже слышала о них от отца, и они были для нее в некотором роде не совсем чужие. Кажется, Келегорм был влюблен в ее бабку. И внук Феанора. Эльвинг, задумавшись, мысленно произнесла эти слова еще раз. Они звучали для нее как-то странно. Волнующе?

Разговор, между тем, уже начался.

— Мы хотим вернуть Сильмарилл, — говорил блондин. Келегорм, кажется.

Диор понял, что угадал со своими предположениями. Покачал головой.

— Мы считаем Камень своим и я вам его не отдам, — прозвучал ответ.

Келегорм напрягся, гневно сдвинул брови и открыл было рот, но тут брат его, положив руку ему на плечо, заставил того замолчать и вышел на шаг вперед, взяв слово.

— Я думаю, вы знаете о том, что мы поклялись, — заговорил он.

Диор кивнул.

— Знаю.

— Знаете и содержание нашей Клятвы. — Новый кивок. — Так зачем же искушать судьбу?

Пальцы Диора медленно сжались в кулак. Эльвинг испуганно посмотрела на отца.

— Не нужно нам угрожать, сын Феанора, — медленно проговорил он.

Куруфин сделал предостерегающий жест рукой.

— Я не угрожаю вам, я лишь поясняю ситуацию. Больше всего на свете мне хотелось бы избежать кровопролития. Достаточно уже народу пострадало из-за тех слов. Мой брат, которого сейчас здесь нет, Макалаурэ, которого вы зовете Маглором, и мой сын, — кивок в сторону Келебримбора, — уже не раз нам говорили об этом. Не один год предостерегали они от исполнения наших замыслов. Но мы все же должны исполнить нашу Клятву, тут мой брат Келегорм совершенно прав. Мы должны потребовать наш Сильмарилл. Верните же его. Добровольно.

Диор устало вздохнул, на миг прикрыв глаза ладонью. Прошло едва ли более получаса, а ситуация уже порядком вымотала его. Он не отдаст им Сильмарилл, это ясно. А они не отступятся, у них своя правда. Ситуация зашла в тупик, это было очевидно, и он не видел из нее выхода.

— Поймите же и вы нас, — как можно спокойнее обратился он, наконец, к сыновьям Феанора. — Мои родители ради него рисковали жизнью. Он слишком много значит для нас.

Все, что скажет дальше отец, Эльвинг прекрасно знала, а потому перестала вслушиваться в его слова и вновь обратила свой взор на Келебримбора.

С интересном разглядывала она его, его фигуру, его лицо, его черные волосы. Принцесса неожиданно поймала себя за размышлением, а какие они на ощупь. Мягкие ли? Или нет? Она пыталась поймать взгляд этого грустного эльда. И ей это удалось! В какой-то миг он все же почувствовал, что кто-то рассматривает его, и тоже посмотрел не нее. В его глазах, и правда, был свет. Нездешний, но отчего-то такой привычный, что уже через секунду Эльвинг стало казаться, что она всегда видела его. Или что всегда мечтала увидеть. И он улыбнулся ей! Только ей одной — она знала это. Эльвинг почувствовала, что краснеет. Отчего-то захотелось отвести взгляд, но пошевелиться она не могла, будто зачарованная им.

И ей нестерпимо захотелось услышать его голос. Но, к ее немалому огорчению, он пока не заговорил ни разу.

Диор был занят, что-то отвечая посланнику, но Нимлот видела все: и улыбку юноши, и румянец, вспыхнувший на щеках дочери. И она знала, что это судьба. «Стены Менегрота уже видели такое. Изгнанник и принцесса. О, Валар, пусть в этот раз с них не потребуют цену крови!»

— Тьелпэ, пойдем, — неожиданно ворвался в мысли Эльвинг голос лорда Курфина, и девушка вздрогнула. Перевела взгляд на Диора, тут же все поняла и огорченно, устало вздохнула. Они, как и ожидалось, не смогли ни до чего договориться, и теперь сыновья Феанора покидали Дориат. Насовсем.

Насовсем. От этой мысли Эльвинг ощутимо вздрогнула, так что даже ее мать обернулась, вопросительно приподняв брови. Девушка почувствовала, как перехватывает дыхание. Захотелось вдруг броситься за ними вслед, что-то сказать, удержать. Не всех, нет. Но хотя бы его. Зачем?

Эльвинг судорожно вздохнула, впуская внутрь струю воздуха. Опустила еще ниже голову. И, не посмотрев на родителей, выбежала вон из тронного зала.

Диор и Нимлот встревоженно переглянулись. На такой эффект от этого посещения они не рассчитывали.

В тот же день сыновья Феанора и Келебримбор покинули Дориат.

Следующее после отъезда гостей утро выдалось тёплым и ясным. Принцесса проснулась, потянулась в своей постели, улыбнулась было поднимающемуся из-за деревьев солнышку. Как вдруг словно темная тучка набежала на ее чело. В груди вновь, уже привычно, заныло. Приезд гостей, а точнее их быстрое отбытие, снова омрачили ей душу. Образ того печального эльда вновь встал перед ее глазами, разрывая сердце.

«Как я вчера вообще заснуть смогла, непонятно», — подумала Эльвинг.

Но долгая ночь и глубокий сон сделали свое дело. Теперь принцесса была настроена решительно.

Вскочив со своего ложа, она быстро оделась и, наскоро перехватив с принесенного кем-то из слуг блюда фрукты и сыр, отправилась искать Галадриэль. Девушке необходимо было задать ей один деликатный вопрос.

На пороге ее покоев она замерла на миг, словно раздумывая о чем-то, но потом решительно толкнула дверь.

— Привет. Не помешаю? — Эльвинг заглянула в комнату жены Келеборна.

Галадриэль обернулась. Лучезарно улыбнулась, увидев девушку.

— Нет, конечно. Заходи, дорогая.

Эльвинг присела на край изящного, расшитого цветами и птицами, кресла. Задумалась на несколько минут. Потом подняла взгляд на Галадриэль и выпалила:

— Келебримбор! — И продолжила, отвечая на вопросительный взгляд женщины: — Расскажи мне о нем.

Галадриэль задумалась. Медленно прошла по комнате из конца в конец, замерла перед гобеленом, мыслями обратившись к событиям минувших дней, и, наконец, присела напротив девушки.

— Вряд ли я смогу тебе чем-то помочь, дорогая.

— Но ведь он твой родич, — удивилась Эльвинг.

— Верно, — согласилась с ней Галадриэль, кивая. — Но когда я видела его в последний раз, он был еще юношей, не справившим совершеннолетие. И я не знаю, увы, того мужчину, каким он стал.

Эльвинг задумчиво потеребила косу. Начала было заплетать ее, потом вдруг распустила одним движением пальцев. И сразу начала заплетать вновь.

Наконец она посмотрела на Галадриэль и сказала:

— Тогда расскажи мне то, что знаешь.

Леди нолдор кивнула.

— На своих родичей по отцу, горячих и вспыльчивых, он всегда походил мало. Впрочем, фамильная гордость их ему все же досталась сполна. В остальном же характером он скорее похож на свою мать, очень нежную и чуткую леди. — Галадриэль улыбнулась. — Она мне всегда напоминала лилию посреди шиповника.

Эльвинг улыбнулась Галадриэль в ответ. В глазах ее загорелись первые робкие огоньки радости. Казалось, она вполне довольна полученным сейчас ответом.

Галадриэль продолжала:

— Еще у него уже тогда были все задатки хорошего мастера. — Глаза девушки вспыхнули. — Ты знаешь, что его дед по отцу, Феанаро, был величайшим Мастером среди эльдар?

— Нет, — помотала ей в ответ головой Эльвинг. Затаила дыхание. Все, кто упоминал Пламенного Духа в её присутствии, повествовали о совсем других событиях. Галадриэль улыбнулась, снова задумалась на миг о чем-то, завела тонкую золотую прядь за ухо и заговорила вновь.

— Сильмарилл, что сияет в Наугламире, его рук дело, — продолжала пояснять своей юной подруге женщина. — Это лучшее из его творений. И отца его тоже прозвали Искусным. И, думаю, со временем единственный внук Феанора так же развил свое мастерство. Ему есть у кого учиться и на кого равняться.

Эльвинг вскочила, взволнованно приложив руки к груди.

— Спасибо тебе, о, спасибо! — со слезами радости на глазах от всего сердца поблагодарила Галадриэль она. — Теперь я знаю, что мне надо делать.

— Я люблю его. И я добьюсь своего. Ты не сможешь мне помешать, отец.

Эльвинг стояла напротив Диора, гневно сжимая кулаки. Глаза ее метали молнии. Сам воздух между отцом и дочерью, казалось, искрился от напряжения.

— Ты в своем уме, скажи, дочь? — Разъяренный Диор расхаживал по комнате, с трудом удерживая себя в руках. — Нолдор, убийцы родичей. И ты полюбила одного из них?

— Он не такой! — горячо воскликнула Эльвинг. — Он не похож на свою родню.

— Это тебе Галадриэль сказала? — остановился напротив дочери отец, вперив в нее гневный взгляд.

— Не важно кто, — гордо выпрямилась в ответ девушка, отбросив за спину так и не доплетенную до конца косу. — Важно, что это правда. И ты знаешь меня, я своего добьюсь.

У отца ее даже дыхание перехватило, взор его стал ледяным и пронзительным.

— Ну так и ты меня знаешь, — с убийственным спокойствием в голосе проговорил он. — Я запрещаю тебе даже думать о нем. Забудь его. Навсегда.

Эльвинг подошла к отцу еще ближе, посмотрела в глаза, сжав губы. И внезапно Диор испугался того, что он может сейчас от нее услышать.

— Ты не сможешь мне запретить любить, отец. Он нужен мне. Или ты будешь на моей стороне, или я убегу, как это сделала когда-то твоя мать Лютиэн. Решать тебе, папа.

У короля Диора похолодело в груди. Слишком хорошо он знал историю своей матери, и ни за какие блага на свете не хотел бы повторения для дочери ее судьбы. В предостерегающем жесте он поспешно поднял руку, но Эльвинг все же успела увидеть неподдельный испуг у него в глазах.

— Подожди, дочь моя. Воздержись пока от необдуманных решений и дай мне время хорошо обо всем подумать.

Девушка смерила его гневным взглядом.

— Хорошо, отец. Я дам тебе время.

И выбежала из его апартаментов вон.

Разъяренной кошкой металась по своим покоям Эльвинг, то начиная беспорядочно кидать свои вещи в сумку, то опять прерывая сборы. Щеки ее лихорадочно пылали, волосы окончательно растрепались. Служанки старались обходить девушку стороной, чтоб не попасть ей под горячую руку. Кто-то, не выдержав, решил сбегать за королевой.

В таком состоянии и застала свою дочь Нимлот, появившись неслышно в ее покоях.

Увидев мать, Эльвинг остановилась посреди комнаты, выронив из рук уже готовую сумку. Плечи ее бессильно поникли, на глазах проступили слезы.

— Почему он так со мной поступает, мама? — Едва слышно спросила у нее она. — За что? Раз за разом он отказывает мне в этом праве, он запрещает мне даже думать, даже мечтать о нем. Он перехватил уже три моих послания. Тот, кто всегда говорил, что любит меня, мой родной отец. Я ведь даже не знаю, захочет ли он быть со мной, нужна ли я ему, Келебримбору. Ну чем я заслужила это, скажи, мама? Чем?

И девушка, не выдержав, закрыла лицо ладонями и разрыдалась.

Нимлот подошла к Эльвинг, ласково обняла дочь, погладила по голове. Заговорила тихо:

— Ты знаешь историю нашей семьи, — начала она. Эльвинг всхлипнула. — Знаешь и причины неприязни к нолдор. Твой отец просто жертва этих предубеждений. Но я поговорю с ним. И, возможно, вместе мы с тобой сможем сделать что-то, чтобы переубедить его. Не отчаивайся.

Эльвинг подняла свои покрасневшие от слез глаза на мать. Посмотрела на нее внимательно. Задумалась на несколько мгновений, кивнула.

— Хорошо, — проговорила она ей в ответ чуть слышно. — Поговори с ним. Но я не могу больше оставаться в этом дворце. Я должна уехать.

Схватила сумку, бросилась к двери. Остановилась внезапно, снова обернулась к матери.

— Ты знаешь, если что, где искать меня, — сказал ей. И покинула Менегрот.

Нимлот же отправилась известить Диора.

В раздражении Диор запустил пальцы в волосы, с силой дернул их. Прошелся по комнате.

— Только нолдо может наделать один столько шуму.

— Не говори глупостей, — грустно покачала головой в ответ Нимлот. — Просто она влюблена.

— Вот именно, и ее избранник…

— Только он сможет сделать ее счастливой.

Диор остановился, пристально посмотрел на свою жену.

— Быстро же ты встала на ее сторону.

Женщина усмехнулась.

— Она мое дитя, кого же еще защищать мне? — Подошла ближе к супругу, положила руку ему на грудь. — Не иди на поводу у семейных предубеждений, любовь моя. Подумай о дочери. Разве не важнее нам ее счастье? И если ты забыл, то напомню, что это именно он отговорил своих родичей нападать на твоих отца и мать, когда они встретились с ними в лесу.

Король Диор возмущенно уставился на жену. Та улыбнулась.

— Что было, то уже давно быльем поросло. А у нас есть дочь, и она любит. Подумай об этом, милый.

Так и не дождавшись ночью супруга своего в их общих покоях, поутру Нимлот отправилась его искать сама. И нашла в тронном зале. Устало сидел Диор на троне, опустив глаза и ничего не видя перед собой. Одежды его потеряли свежесть, под глазами залегли тени. Наконец, шум шагов пробудил его от того состояния полусна, полубреда, в котором до сих пор пребывал король, и заставил поднять глаза.

— Где твоя дочь, Нимлот? — спросил он безжизненным голосом, увидев свою жену.

— Я знаю, где, — отвечала мать.

— Покрываешь? — усмехнулся Диор. — Не волнуйся. Я не хочу быть для своего дитя убийцей. Можешь ей передать, что я согласен. Пусть делает, что хочет. Пусть любит, кого желает. Мнение мое остается неизменным, но того, что она задумала, я допустить не могу. Лучше принять в свой дом нолдо, чем допустить повторение той истории. Так и скажи ей.

Медленно Нимлот подошла к супругу, прижала к сердцу главу его, поцеловала в висок.

— Спасибо тебе, любимый, — едва слышно прошептала она. — Спасибо.

Тем временем в доме своем Келебримбор тоже не мог обрести покой.

Снова ему снился сон о ней. На этот раз шли они по полю, взявшись за руки. Под ноги им стелился ковыль. Вот она сорвала травинку, повертела в руках. Дунула, словно на головку одуванчика, рассмеялась. Обернулась, чтобы посмотреть на Тьелпэ, и вдруг бросилась бежать со всех ног.

В этот момент, к счастью своему, Келебримбор проснулся. Тяжело дыша, сел на кровати. Огляделся, пытаясь понять, где находится. Глубоко вздохнул, прижал руку к груди, унимая сердцебиение. Отер со лба выступивший было холодный пот, снова тяжело вздохнул, и, наконец, откинув одеяло, спустил ноги с кровати.

С некоторых пор ему стали тяжело даваться пробуждения ото сна. Ночные видения выматывали его, отнимая силы, и днем он бродил по дому своему, словно тень.

Келебримбор поднялся, и, накинув на плечи рубаху, подошел к окну. Отворил ставни, полной грудью вдыхая свежий воздух, напоенный ароматами весенних трав.

Никак не шла из его мыслей и из сердца юная дориатская принцесса, и он давно уже понял, что серьезно влюблен. Но что ему делать теперь с этой любовью, не представлял совершенно. Впервые в жизни он действительно растерялся.

Из-за облаков показалась молодая луна. Качнув рогами, осветила сад. Посеребрила листву на расцветших уже яблонях и ночные травы. Келебримбору даже показалось неожиданно, что она улыбнулась ему.

Нолдо рассмеялся, отбрасывая прочь наваждение и прогоняя последние грезы сна. На душе его стало легче. Осторожно, стараясь не разбудить спящего в соседней комнате отца, он оделся и вышел в сад.

Тем не менее, едва слышные шаги сына и тихий скрип входной двери разбудили Куруфина, спавшего очень чутко. Сразу поняв, что произошло, отец Тьелпэ сел на кровати, потирая со сна лицо. Дольше так продолжаться не могло. С самого возвращения их из Дориата сын его бродил по дому будто сам не свой.

Что было тому причиной, он догадывался лишь смутно. С расспросами в душу к сыну не лез, полагая, что тот сам ему обо всем расскажет, если будет в том нужда. Но время шло, Тьелпэ ничего не говорил ему, а сам, похоже, справиться со своими проблемами никак не мог. И вот теперь Курфинвэ почувствовал, что терпение его лопнуло.

«Пора брать это дело в свои руки», — подумал он, твердо зная, что обязан сделать хоть что-нибудь, чтобы помочь сыну, если то в его силах.

Одевшись, он вышел в общую залу и разжег там камин.

Атаринке очень хотелось пойти самому искать Тьелпэ, но он понимал, что тому необходимо побыть сейчас одному. И потому, расположившись у огня, терпеливо ждал.

Наконец входная дверь снова тихонько скрипнула. Тьелпэ замер на пороге, неожиданно для себя увидев отца.

Огонь весело потрескивал в очаге, разгоняя по углам тени, бликами ложась на его лицо и одежду. И на стоящую на столике рядом с Курво бутылку вина.

Келебримбор улыбнулся, легко и спокойно.

— Давно не спишь? — спросил он.

— Да нет, не очень, — ответил его отец, жестом указывая на второе кресло. — Садись, поговорим.

Брови Келебримбора поползли вверх. Послушно расположившись по другую сторону у камина, он снова вопросительно посмотрел на отца.

— Дольше так продолжаться не может. Что с тобой? — спросил тот.

Плечи Келебримбора в тот же миг опустились. Словно вся тяжесть Арды легла на них. Покинувшая было его тоска взяла сердце в свои тиски вновь.

Куруфин, между тем, терпеливо продолжал ждать ответа, не сводя с сына глаз.

«Открыться отцу? — размышлял сын. — Поймет ли? Но он отец. Кто еще поддержит, если не он?»

И Келебримбор решился.

— Я влюблен, — выдохнул он. Словно в воду прыгнул. Снова поднял голову, посмотрел на отца. Тот, казалось, был удивлен менее, чем Тьелпэ того ожидал.

— В принцессу из Дориата? — спросил он. Усмехнулся краешком губ, заметив изумленный взгляд Тьелпэ. — Понимаю тебя, она и впрямь удивительно хороша.

Встав с кресла, Курво наполнил оба стоящих на столе кубка вином. Протянул один из них сыну, из второго пригубил сам. Подошел к окну, посмотрел на звезды.

Маленькие ночные светильники горели в эту ночь так же, как и сто, и тысячу лет назад. Такие красивые, и такие равнодушные. Ничего не меняется в этом мире.

«А ведь девочка действительно была хороша, — подумал он. — И разве мой сын не заслужил хоть немного счастья? Ездить, скитаясь, из края в край, отказаться от всего ради великой цели, — разве это его судьба? Или все-таки нет?»

Тяжело вздохнул, и, обернувшись, вновь приблизился к сыну, с тревогой ждущему его ответа. Присел на подлокотник его кресла, приподнял слегка лицо Тьелпэ за подбородок, чтобы лучше видеть, посмотрел в глаза.

— Так дерзай, — неожиданно произнес он вслух, весело блеснув глазами. — Отчего растерялся? Или ты не мой сын, не внук Феанаро? Давно ли ты стал таким нерешительным?

И вдруг, потрепав сына по голове, словно мальчика, поцеловал в лоб. Келебримбор рассмеялся. Из глаз его брызнули слезы радости. Великий груз свалился в этот миг с его плеч. Он и не подозревал даже, как много значит для него, оказывается, поддержка отца. И, в свою очередь, совершенно по-детски уткнулся лицом ему в грудь.

Куруфин ласково обнял сына и заговорил снова.

— Если ты любишь, то должен бороться за свою любовь.

— Но ведь она дочь Диора, — не поднимая лица, ответил тот.

— И что? — не понял Атаринке.

— Внучка Берена и Лютиэн. Что скажут твои братья? Что скажет дядя Турко?

— Кажется, тебя это не должно волновать. Впрочем, не думаю, — продолжал тот, — что Майтимо или Макалаурэ будут против. Тем более не станут возражать близнецы. А двух других, если они вдруг и скажут что-то, я беру на себя. Успокойся. И подумай, разве стал бы я ждать, чтобы завоевать твою маму, если бы вдруг кто-нибудь и был против нее?

Келебримбор отнял, наконец, лицо свое от груди отца и посмотрел ему в глаза. Он снова улыбался, легко и радостно. И Атаринке тоже улыбнулся ему в ответ.

— Представить не могу, чтобы кто-нибудь был против мамы. Но ты прав. Я должен бороться за свою любовь. Должен действовать. — Замолчал на миг. — Я женюсь на ней.

— Ну вот и прекрасно, — ответил тот с заметным облегчением в голосе. — Прямо утром и начинай, не откладывая. И ни о чем не думай, я с тобой. А теперь тебе надо хоть чуть-чуть отдохнуть. Иди спать.

— Спасибо тебе, атто, — ответил он, и, обняв отца, ушел в свою комнату.

А Курво, проводив сына взглядом, подошел к окну, задумчиво посмотрел на спящие, укрытые ночной тьмой деревья, и, облокотившись плечом о резные ставни, задумался.

Он всем сердцем желал своему сыну счастья, и это действительно была правда. Но одна мысль не давал покоя ему, глодая душу. Если девочка ответит его сыну согласием, они могут попытаться уговорить Диора отдать им двоим во владение Сильмарилл. Таким образом, камень перейдет во владение внука Феанора, и не будет необходимости нападать на Дориат, чтобы взять его силой, как предложил недавно Турко. Клятва будет выполнена без крови. Наконец ему было что предъявить брату на его уговоры. Они должны подождать.

Он совсем уже было собрался вернуться в свои покои, чтобы тоже лечь спать, как в дверь постучали.

— Простите, лорд Куруфинвэ, — обратился страж, — я вижу, что вы не спите.

Куруфин кивнул.

— Что случилось?

— Прибыл гонец с письмом из Дориата для лорда Тьелперинквара.

— Вот, возьми, — протянул ему Атаринке послание. — Тебе письмо пришло уже под утро. Прости, я не стал тебя будить, ты едва уснул.

Впрочем, раскаяния не чувствуется в голосе Куруфинвэ, так как он считает, что поступил правильно.

Но Келебримбор уже не слышит его. Он ломает печать, вглядываясь жадно в строки. От нее. Поднимает на миг глаза, прежде чем погрузиться в чтение, пытается вспомнить. Он должен был ещё сделать что-то? Кивает отцу:

— Спасибо, атто.

Отходит читать к окну. Прислонясь к резному наличнику, всматривается в строки.

Атаринке внимательно следит за сыном, пытаясь угадать, что несет с собой его мальчику это послание: радость или горе? От кого оно?

От Эльвинг. Это Келебримбор понимает сразу, еще даже не увидев первых строк. А увидев их, прочитав, убеждается — это ее слова, к нему обращенные.

Тени от листьев ложатся на белый лист, пляшут, повинуясь порывам ветра, но они не мешают ему читать.

«Келебримбор, — пишет ему в письме она. — Я ведь могу обратиться к тебе просто так, по имени? Я бы ни за что не решилась беспокоить тебя таким посланием, но я в отчаянии. Я влюблена в тебя, и у меня нет надежды. Прости.

Нет надежды видеть тебя, встречаться ненароком по утрам или в вечерние часы в Менегроте. О, если бы я могла слышать хотя бы изредка твой голос, видеть твое лицо, то сочла бы, наверное, себя почти что счастливой. Но увы, вряд ли ты когда-нибудь еще приедешь к нам.

О, как много хотела бы я сказать тебе о себе, о своей любви. О том, как я тоскую одна, как ты мне снишься ночами. Поведать о том, что ты мне снился еще до того, как мы встретились впервые воочию. Ты веришь в это? Веришь, что такое возможно? И это так.

Но, увы, не все слова можно доверить бумаге. Я пишу сейчас, и чувствую, что каждый взмах пера делает тебя еще более далеким от меня, чем ты был раньше. Я могла бы обратиться с просьбой к тебе? Ты позволишь?

Услышь бедное, глупое сердце несчастной девушки, влюбленной в тебя. Сжалься, даже если не чувствуешь в груди своей ответных чувств ко мне. Прошу, позволь мне увидеть тебя еще раз и сказать тебе это все лично. Приезжай. Я буду ждать тебя у границ Дориата.

Родичи мои, и отец особенно, предостерегли бы меня доверять нолдо, но я отчего-то уверена, что ты не обманешь моих надежд и не поведешь себя бесчестно. На этом заканчиваю и жду тебя. Теперь уже твоя навек, Эльвинг».

Словно громом пораженный, стоял Тьелпэ, сжимая в руках письмо и ничего, совсем ничего не видя перед собой. Медленно подошел к нему Атаринке, принял лист, отложил в сторону.

— Что написала тебе она? — вполголоса, словно опасаясь отпугнуть проснувшуюся надежду, спросил сына он. — Это ведь было ее письмо?

И, услышав голос отца, Келебримбор, наконец, очнулся. Моргнул глазами. Раз, другой. Неожиданно с силой сжал Куруфинвэ в объятиях и громко, от всей души рассмеялся.

— Я еду в Дориат, отец!

Диор протянул дочери письмо с ответом Келебримбора, но выпускать его из рук не спешил.

— Подумай еще раз, Эльвинг, не делаешь ли ты ошибку? — спросил он.

Заглянув отцу в глаза, девушка увидела в них искреннюю грусть и тревогу о ней. Покачала головой, улыбнулась нежно.

— Госпожа Мелиан и лорд Тингол, леди Лютиэн и воин Берен… Отец, ты же видишь, это судьба: женщины нашего дома вступают в браки, удивляющие всех.

— Дочь моя, и все же мне кажется, ты слишком юна, чтобы точно знать, что твой интерес не минутная прихоть, не погоня за недозволенным, не…

— Ты прав, отец, я — твоя дочь. Дочь человека. В моем возрасте женщины людей могут иметь и нескольких детей. Отец, пойми, я точно знаю, что это не прихоть. Ведь я еще и дочь моей матери. А эльдар никогда не ошибаются.

И, привстав на цыпочки, девушка поцеловала отца и забрала послание.

И вот теперь, несколько дней спустя, взволнованно ожидала она приезда своего любимого. Солнце в путешествии по небосклону уже достигло зенита.

Эльвинг прижала руку к груди, словно пытаясь унять сердцебиение. Он придет, он обязательно придет, раз обещал.

Неожиданно где-то справа хрустнула ветка. Девушка оглянулась. Неподалеку, на самой границе света и тени, стоял он. Тот, кого она так ждала.

Губы ее беззвучно шевельнулись, словно силясь произнести что-то. Мужчина сделал несколько шагов ей навстречу и снова остановился. Посмотрел пристально, будто изучая что-то.

Тут же Эльвинг рванулась вперед.

— Тьелпэ! — сорвался с губ ее счастливый крик. Внезапно остановилась, посмотрела смущенно. — Я слышала, как твой отец звал тебя именно так.

Взгляд мужчины был спокоен и чуть-чуть насмешлив. Легкая улыбка на его губах заставила ее вспомнить о его отце. Они были чем-то неуловимо похожи.

— Имя, данное мне отцом — Тьелперинквар, — нарушил молчание он. И замолчал снова.

Девушка стояла, опустив взгляд, все пытаясь понять, о чем он сейчас думает. Но ничего не могла прочитать Эльвинг на его спокойном, удивительно сдержанном лице. Очевидно, он хорошо умел владеть своими чувствами.

Строки письма, где сказала она ему о своей любви, снова встали перед ее глазами. Она уже ему во всем призналась, не утаив даже малых движений своей души, но до сих пор еще не знала его ответа. Нужна ли она ему? Или… Но спросить у нее не хватало сил. Все они ушли на споры с отцом, с Диором.

Неожиданно Эльвинг почувствовала прикосновение его пальцев к своему лицу. Бережно, но настойчиво поднял он ее подбородок вверх. Посмотрел в глаза. Тревожно глянула на него Эльвинг. И вдруг увидела, что все изменилось, словно бы он отпустил себя, позволил расслабиться.

— Я тоже люблю тебя, дочь Диора, — сказал он.

И во взгляде его Эльвинг прочла всю ту нежность и любовь, о которых он еще не сказал словами. Но он скажет, обязательно скажет, поняла она. Не может промолчать о своих чувствах тот, кто так любит.

Они стояли в роще под сенью берез, и тени от листьев играли, отражаясь в их волосах. Просто стояли и смотрели друг на друга, как однажды, когда-то давно, смотрели Мелиан и Тингол. А потом, вечность спустя, или же всего пять минут, Келебримбор поднял руку, очертил пальцем контур губ девушки. А после склонился и поцеловал.

Много было исхожено ими с тех пор троп в дориатских лесах, много сказано нежных слов.

Вот бежит юная дева навстречу любимому, и чудится, будто стопы ее не касаются совсем ни земли, ни трав. Бежит она, и вот принимает он ее в свои объятия, и подхватывает, и косы ее взлетают ему за спину, и он кружится, кружится вместе с ней.

«Я люблю тебя», — говорит ей он.

«Я люблю тебя», — отвечает дева.

Я люблю — это шепчут им в ответ травы. Я люблю — это вторит ветер. Ветер-проказник подхватывает их слова и несет дальше. И разносит он по округе звонкий, заливистый и счастливый девичий смех.

Принимают их в себя, обнимают травы. Колыбельную поет в вышине щегол.

Вот сидит она, склонив голову на плечо любимому, улыбается нежно, задумчиво.

«Выходи за меня, — слышат речь его пробегающие мимо лисица с лисятами. — Будь моей женой».

И чудится в этот миг молодой женщине, будто мир сейчас здесь родился заново. Ярче сияет в небесах радуга, звонче поет по камням ручей.

«Я согласна», — шепчет ему в ответ она, и белки-сплетницы разносят по лесу эту весть.

Они счастливы, и счастлив с ними сейчас весь мир.

Во двор Менегрота один за другим въезжали всадники. Лорды нолдор в сопровождении воинов приехали в Дориат по приглашению короля. Получив известие об их прибытии, Нимлот сразу же отправилась искать супруга.

И нашла его, конечно же, в сокровищнице. Правитель Дориата стоял, рассматривая украшенный сверкающий Сильмариллом Наугламир, лежащий на специально для него сделанном постаменте, покрытом черным бархатом. Грани Сильмарилла отбрасывали на усталое лицо правителя разноцветные блики одинокого светильника нолдорской работы. Сейчас он как некогда раньше был похож на смертного. Он услышал ее, но не обернулся.

— Даже деда история с Береном научила не пренебрегать никем, сколь бы жалким и ничтожным тот ему не показался. Я помню урок. И мне было бы не жаль отдать Камень — я не жажду его света больше, чем хочу видеть счастливой мою дочь. Но Тингол принял Турина и Нарготронд пал. Что, если я, отдав Камень приведу к гибели если не Дориат, то другое королевство эльдар?

— Нарготронд пал не потому, что твой дед принял человека. Сорная трава не растет из доброго семени. — Подойдя, она обняла его сзади, желая показать, что хотела бы разделить с ним груз ответственности, гнетущий его. — Заносчивость Саэроса и стыд стал причиной того, что Турин покинул Дориат. Если бы не это, все могло бы быть иначе.

— А если это рок?

— Кто знает ответ, муж мой? Разве что лишь Владыка Судеб. Но Клятва слишком сильна. Они попытаются взять то, что считают своим, силой. Ты их слышал.

Он вздохнул. Он их слышал. И то, что сказано было, и то, о чем не проронили ни слова. Это не выглядело ультиматумом, но и он, и его собеседник тогда, в тронном зале, знали, что это им было. И Диор понимал, что они не отступят. Уже не сумеют. И снова эльдар будут лить кровь эльдар. Уже на этом берегу великого океана. Если только не произойдет чуда. Может быть, его юная дочь права? Может быть их любовь действительно спасение?

«О, Валар, — мысленно вознес молитву король Дориата, — помогите мне завтра найти верное решение».

В этот раз Эльвинг подбирала наряд особенно тщательно, и потому процесс одевания её затягивался. Имринэль добродушно ворчала, подавая девушке очередную шкатулку с драгоценностями, но глаза все же выдавали её, — она была искренне рада за девушку.

Каждое украшение, каждая лента придирчиво осматривались принцессой. Около дюжины платьев было отвергнуто прежде, чем девушка решила, что выглядит достаточно хорошо.

— Я должна быть безупречна сегодня, — говорила она, и Имринэль согласно кивала.

Возможно, именно нынче днем решится её судьба. Возможно, сегодня состоится её помолвка. Если только их семьи смогут договориться между собой. Хотя Келебримбор и говорил, что настроены они решительно, девушка все равно волновалась, ведь речь шла о её будущем.

Вчера лорды нолдор прибыли в Дориат. Все семеро в этот раз. Потрясенная, Эльвинг рассматривала их, спрятавшись за портьерой. И Келебримбор охотно рассказал ей о каждом из своих родичей.

Вот стоит Майтимо, называемый так же Маэдрос. Тот самый, что много лет провел в плену и потерял руку. А вон там Макалаурэ, или иначе Маглор, лучший певец Амана. А, возможно, и всей Арды. Эльвинг скептически посмотрела на возлюбленного, услышав последнее заявление. Но тот, обняв ее твердой рукой своей крепко и ласково, еще раз уверенно подтвердил, что это правда. И если им повезет, то она обязательно однажды убедится в этом. И задорно, по-мальчишески, подмигнул ей.

Отца любимого и его дядю-охотника она уже хорошо знала в лицо сама. Увидела так же девушка и вспыльчивого Карантира, и рыжеволосых близнецов Амбаруссар. Изумленно разглядывала двух практически ничем не отличающихся друг от друга мужчин она. Близнецы нечасто рождались в семьях эльдар.

Взволнованно следила она за ними, затаив дыхание. Если Валар будут к ней благосклонны, то скоро они станут и её семьей.

Неподалеку топталась, с интересом оглядываясь вокруг, их обширная свита.

«Если что-либо пойдет не так, — неожиданная мысль пришла на ум девушке, — то им даже не понадобится собирать дополнительно армию. Их и так слишком много. Отец серьезно рисковал, пропуская такую массу вооруженных до зубов нолдор в Дориат. Но нет, — тут же тряхнула головой она, — все будет хорошо, ведь они обещали. — Улыбнулась мыслям своим. — Келебримбор обещал».

— Эльвинг, — вдруг вырвал ее из грез голос Галадриэль, — скоро их позовут в тронный зал. Тебе следует поторопиться, если хочешь успеть.

— Уже иду, — взволнованно и немного поспешно воскликнула ей в ответ девушка. Еще раз придирчиво осмотрела себя в зеркало. Слегка нахмурилась.

— Ты действительно замечательно выглядишь, — заметив ее волнение, улыбнулась Галадриэль. — Можешь не беспокоиться.

Наконец Эльвинг встала и, выдохнув, решительно направилась к двери. Остановилась на пороге, оглядев подругу.

— А ты выйдешь сегодня к ним?

Супруга Келеборна слегка нахмурилась.

— Еще не знаю, моя дорогая. Потом решу.

Если в прошлый визит лордов нолдор в тронном зале собралось пол-Менегрота, то сегодня народу было намного больше. Можно было подумать, что половина Дориата пришла сюда. Кажется, были все, кто, так или иначе, не прийти не мог. Все, кто не был занят чем-нибудь действительно важным. Всем хотелось узнать из первых уст, чем окончатся эти, такие важные для обоих семейств, переговоры.

Трон короля Дориата на этот раз пустовал. Только Эльвинг и ее мать Нимлот сидели чуть в стороне в своих креслах. Диор же встречал гостей, стоя посреди зала. Он не решился хоть чем-то сейчас выказывать свое превосходство.

И вот лорды нолдор вошли. У Эльвинг перехватило дыхание. Что-то будет?

Но все обошлось.

Вперед выступил на один шаг Майтимо, самый старший в их семье. Вежливо склонил голову в знак приветствия. Заговорил спокойно.

— Кажется, теперь мы обязаны с вами договориться, — произнес он.

Диор кивнул, вздохнул устало:

— Да. У нас нет другого выхода.

Эльвинг слегка улыбнулась краешком губ. Даже сейчас не мог не показать ее отец, как ему не нравится вся эта ситуация. Но, увы, ему пришлось смириться.

Маэдрос, между тем, продолжал говорить:

— У нас есть предложение, которое, возможно, удовлетворит обе стороны. И вас, и нас.

Диор удивленно приподнял брови.

— Какое?

Тут рыжий лорд поднял взгляд и посмотрел прямо на Эльвинг. И она поняла. Поняла, и чуть не расплакалась от облегчения. Ну конечно, они нашли выход! Она не знала, кому первому из них пришла в голову эта мысль, но готова была броситься на шею и расцеловать.

Но она, конечно же, удержалась. Вместо этого девушка радостно улыбнулась Майтимо. И такой счастливой и светлой была эта ее улыбка, что он не мог не ответить ей, и улыбнулся в ответ.

Диор недоуменно перевел взгляд с гостя на дочь и обратно, перехватил их взгляды, и сам начал постепенно все понимать.

— Мы предлагаем, — озвучил вслух Майтимо мысль, что уже готова была сорваться у короля с языка, — в день свадьбы передать Сильмарилл молодой семье. Пусть Камень хранится у них, а после перейдет к их детям. Таким образом, им будет владеть потомок Феанора, и все-таки он не покинет при этом и вашей семьи. И мы выполним Клятву. Что скажете?

Все в зале затаили дыхание. Никто в Дориате не ожидал, что нолдор найдут такое решение, которое может устроить всех. Но они нашли.

Диор размышлял над предложением не очень долго. Согласно кивнув, он посмотрел на лордов.

— Я согласен, — ответил он. — Пусть этот камень, ставший причиной стольких бед и раздоров, послужит теперь ко всеобщему благу. Пусть моя дочь, ее супруг и их дети владеют им.

Не в силах дольше сдерживать свою радость, Эльвинг с визгом бросилась на шею отца и расцеловала его в обе щеки.

— Спасибо тебе, папа. — поблагодарила дочь. И, обернувшись к нолдор, улыбнулась Келебримбору тепло и нежно.

В ответ он полез за пазуху и достал откуда-то из кармана два тоненьких серебряных изумительной красоты колечка. Эльвинг от восхищение даже рот раскрыла.

— Какое чудо, — восхищенно прошептала она, бережно беря одно из них, большего размера, в руки. — Кто их сделал?

— Мой отец, — ответил ее жених. Теперь жених.

Девушка обернулась к Атаринке. На губах его играла едва заметная улыбка. Медленно он склонил голову, принимая похвалу принцессы, и по огонькам в глазах его видно было, что она приятна отцу.

— Мне показалось, что так будет правильно, — продолжил Тьелпэ.

Эльвинг посмотрела на жениха, снова обернулась к мастеру и благодарно кивнула.

— Ты прав, — согласилась она.

— Тогда пусть состоится помолвка, — провозгласил Диор. Обернулся к придворным и воинам нолдор, стоявшим невдалеке у стены. — Вы будете свидетелями.

— И я тоже, — услышали они чей-то звонкий голос. В нескольких шагах от них стояла Галадриэль, улыбаясь и сияя ослепительной своей красотой.

Супруга Келеборна подошла ближе, кивнула приветливо Майтимо, Макалаурэ и остальным.

— Рада вас видеть, братья, — сказала она.

И после этого Келебримбор и Эльвинг обменялись, наконец, кольцами.

— Ровно через год, в этот же самый день, пусть состоится свадьба.

И молодые скрепили помолвку свою поцелуем.

В самой глубине дориатского леса, рядом с одним из лесных прудов, в глубине которого мерцали таинственные разноцветные огоньки, праздновали жители Дориата свадьбу своей принцессы с одним из лордом нолдор.

Все вокруг утопало в цветах. Гирляндами спускались они с деревьев, перевитые лентами, в вазах больших стояли то тут, то там, а маленькие букетики украшали столы.

Сами же столы, богато убранные, ломились от яств. Повара Менегрота расстарались в этот раз на славу. Свежая рыба из окрестных рек, жареные поросята, тетерева, фазаны и лебеди, пирамиды фруктов услаждали взоры пирующих. Изысканнейшие вина из погребов дворца способны были удовлетворить, казалось, даже самый взыскательный вкус.

Отовсюду лилась негромкая, нежная музыка, услаждая пирующих. Музыкантов нигде не было видно. Небольшими группами скрывались они от гостей за разбросанными повсюду между деревьев кустарниками, и поэтому казалось, что это самый воздух поет, пропитанный светом и счастьем.

Девушки, взявшись за руки, водили хоровод между деревьев. Несколько пар встали из-за столов и начали танцевать.

Вот уже начал подходить к концу пир, и принесли десерт. Между ваз с фруктовыми пряниками, грушами в меду и многочисленными пирогами с ягодами и орехами гордо возвышались величественные резные сахарные дворцы, поражая воображение.

Как вдруг музыка постепенно стихла, и все поняли, что настал тот самый момент, ради которого все здесь в этот день собрались. Гости встали.

И вот в самый центр лесной поляны вышли родители молодых — Куруфин и Нимлот. Снова откуда-то заиграла музыка. С противоположной стороны лужайки медленно двинулись к ним навстречу виновники и главные участники настоящего торжества. А на середину озера выплыла пара белых лебедей, и Элуред с Элурином, выступив вперед, выпустили в небо двух голубей.

Молодые, счастливые и ослепительно красивые в своем счастье, неспешно ступали вперед, взявшись за руки, Келебримбор и Эльвинг. И всем казалось, что невесомо плывет, не касаясь земли, невеста, и только руки будущего супруга удерживают ее в этот миг на земле. И, глядя на них, даже те, кто оставался до сей поры настроен скептически, устыдились своих сомнений, ибо невозможно было не поверить в то, что брак этот не осенен высшей, неземной благодатью. И радостно перешептывались, глядя на них, эльдар, лепестками цветов устилая их путь.

И, взяв за руки детей своих, соединили судьбы их отец и мать, и обратились они к Валар, призывая их в свидетели. От всей души Нимлот просила Варду благословить сей союз, Куруфин же обращался с точно такой же просьбой к Манвэ, искренне надеясь, что в этот день и час забудет Сулимо о том, что давно минуло, и обратит к нему свой слух. Ради того, что свершается. И оба они призывали Эру быть свидетелем того, что с чистыми помыслами и совершенно искренне дают они разрешение своё и благословляют союз.

И вернули друг другу молодые серебряные кольца свои, надетые в день помолвки, чтобы отныне хранить их бережно, вместо них обменявшись кольцами золотыми.

И в тот же миг, как свершился союз сердец их, мириады бабочек устремились ввысь, взлетая, казалось, прямо из зачарованных глубин древнего озера, свидетеля давно минувших веков. И взлетали вверх золотые, белые, голубые создания, вылетали они на поляну, и, полетав окрест, прямо устремлялись затем в небеса. И восхищенно провожали гости это чудо взглядом.

Но едва лишь рассеялось это дивное наваждение, как чарующая, необычайная музыка зазвучала вдруг. Полилась песня. Это поздравлял молодых, подыгрывая себе на арфе, дядя жениха, Макалаурэ.

Восхищенно замерли, не в силах пошевелиться, гости. Изумленно распахнула глаза супруга Келебримбора, перестав дышать. Со времен Даэрона никто не слышал ничего столь же чудесного. И многие потихоньку потом спорили, кто же все-таки более из них велик, и не находили ответа. Хотя некоторые все же отдавали предпочтение лорду Маглору, сожалея лишь о том, что тот поёт не часто.

И вот тогда, когда смолкла музыка Макалаурэ, расступились все, пропуская вперед короля Дориата. В руках Диора сверкал снятый со своей подставки предмет стольких горячих споров — Наугламир со вставленным в него Сильмариллом.

Медленно подошел Диор к молодым, и, обняв зятя, передал ему из рук в руки драгоценное украшение. Бережно принял Тьелперинквар наследие своей семьи.

— Храните его, — проговорил Диор и отошел на шаг.

А Келебримбор тем временем восхищенно его рассматривал. Понял он внезапно теперь, что краса Сильмарилла начала было угасать в его памяти. Или поздние события заслонили от него этот дивный свет.

И тогда обернулся он, показывая Сильмарилл своим родичам. Каждый из них дотронулся рукой до творения своего отца. Первым взял его в ладони свои Куруфин, после передал Макалаурэ, а затем Майтимо. И сиял Сильмарилл, осеняя благословенным светом лица их, застывшие в восхищении. И почудилось Келебримбору вдруг, что и Свет тоже радуется вместе с ними, благословляет их.

У всех семерых в свою очередь побывал в руках этот Камень, пока, наконец, Питьо не вернул его назад нынешнему владельцу.

— Храни его, — проговорил Майтимо.

И показалось вдруг, будто громче зазвучала сама природа вокруг них, радуясь и ликуя.

И надел тогда Тьелпэ ожерелье на шею юной своей жене, и, склонившись, поцеловал.

И каждый из присутствующих не мог не верить в этот миг в лучшее.

Вскорости сын двух народов Эарендил отправился на поиски отца и матери своих, и так велико было его желание воссоединиться с ними, что вскоре, следуя советам Ульмо, он пристал к берегам Валинора. И, представ перед троном Валар, просил их за тех эльфов и людей, что живут в Средиземье. И было даровано ему, а так же всем остальным эльфинитам, право выбирать, к какому из народов родителей своих они будут принадлежать. И выбрал Эарендил род отца своего Туора, и стал человеком, и была ему дарована долгая жизнь. И основал он впоследствии островное королевство, названное Нуменором.

Эльвинг же, не желая разлучаться с супругом своим, избрала судьбу эльдар. Сыновья ее, рожденные в браке с Келебримбором, и названные отцом Аматирион («сын надежды») и Адертадион («объединяющий»), а матерью Элронд и Элрос, последовали примеру Эльвинг. Дочь же их Тьелпериэль, названная так за свои серебряные, как у Мириэль Тэриндэ и Элу Тингола, волосы, стала впоследствии супругой Эарендила и первой королевой Нуменора.

Вскоре после путешествия Эарендила привели Валар объединенные войска свои в Средиземье, чтобы сразиться с Морготом, и Первый Дом так же выставил для грядущей битвы своих воинов, уцелевших в сражениях. И возрадовались пришедшие из Амана нолдор, увидев заблудших братьев своих, и приветствовали друг друга Финарфин и Маэдрос, обнявшись пред своими войсками, и объединили они для грядущей битвы силы свои.

И началась Война Гнева.

И закончилась Война Гнева победой объединенных войск, и были захвачены Сильмариллы. Но разгорелись споры о том, кто должен владеть ими. И тогда предстал Финарфин пред тронами Валар, прося их отдать Камни родичам своим, рассказывая о том, как отважно они сражались. Валар же, посовещавшись, решили отдать Сильмриллы на хранение Келебримбору и Эльвинг, владевшим уже одним, поведав при том, что окончательная судьба этих двух Камней будет решена позднее, перед Дагор Дагоррат, и решит ее сам Феанор.

Возмужав, Элрос покинул отеческий дом и основал королевство Эрегион, а чуть позже следом за ним ушел из Дориата и Элронд, основав Имладрис.

Келебримбор же, пользуясь знаниями, полученными от отца, создал чудесные Кольца для народа эльдар и отдал их Галадриэли и своим сыновьям. И земли перворожденного народа, хранимые ими, процветали. И множество легенд пошло среди народов Средиземья о тех землях и их правителях.

Но Саурон, которому во дни Войны Гнева удалось избегнуть справедливого суда Валар, не дремал. Создав свои кольца, подобные эльфийским, раздал их вождям людей и предводителям гномов, пообещав, что станут они равны владыкам дивного народа славой и благостью. Но не сказал он им, что создал еще одно кольцо, Единое, что держало в подчинении все остальные.

Так стали вожди людей и предводители гномов слугами Саурона, хотя до поры не ведали о том.

С помощью колец совершил Саурон свое наихудшее преступление, совратив народ Нуменора, и восстали они против валар. И тогда был исторгнут Аман за пределы мира, и поднявшаяся волна захлестнула Нуменор. Но не все потомки Эарендила погибли, некоторым из них, не совращенным Сауроном, удалось спастись, и отплыли они назад в Средиземье, основав там королевства Гондор и Арнор.

Валар же, пожалев оставшихся в Средиземье эльдар, послали к ним на помощь майа Олорина. Вместе с ним прибыли в Средиземье славные воины, возвратившиеся из Мандоса, и среди них герои Гондолина Глорфиндель и Эктелион, Финрод, сын Финарфина и Фингон Доблестный, сын Финголфина. С ними же приплыли Нерданэль, жена Феанора, истосковавшаяся по сыновьям, и жена Куруфина.

И, встретившись с Келегормом и Куруфином, простил им свою смерть Финрод и примирился с ними.

И основали военный союз эльфы и люди с целью уничтожить, наконец, Врага — Последний Союз. И бились они с Сауроном, и срубил Исилдур Кольцо с руки Саурона, после чего дух его утратил свою физическую основу. Само же Кольцо посоветовал ему сын Келебримора Элронд бросить в жерло Роковой Горы, где оно было создано, с тем, чтобы уничтожить окончательно. Попытался воспротивиться тому Исилдур, но не позволил ему Элронд уйти просто так, убедив в конце концов последовать его совету. И подчинился силе его красноречия, унаследованной им от Феанора и Куруфина, Исилдур, и бросил, хоть и нехотя, Единое Кольцо в Ородруин. И был уничтожен отныне и навсегда Враг.

И зажили тогда в мире и благоденствии, наконец, эльфы и люди, деля между собой сей прекрасный мир. Но тяжка становилась со временем бессмертному народу жизнь в этих землях, слишком много зла сотворил тут Мелькор, и начали они отплывать один за другим в Валинор. Клявшимся же когда-то страшной Клятвой потомкам Феанора, а с ними всем, кто поддержал Исход, так же даровали Валар прощение, потому что отважно бились они и одолели Врага. И тогда тоже покинули сыновья Феанора земли, где постигло их столько горестей, а с ними и Келебримбор со своей семьей.

И только в древних легендах осталась память о том, как делили мир между собой два народа: Перворожденные и Пришедшие следом.