Примечания:
Родословная жены Куруфина:
Тэльмиэль Лехтэ — жена Куруфинвэ Атаринкэ. Кратко — Тэльмэ или Тэльма.
Ильмон (эпессэ Нэссион) — ее отец, эльф-нолдо, пробудившийся у озера Куивиэнен
Линдэ — ее мать, эльфийка из ваниар, родилась в Амане
Нольвэ — ее дедушка, отец Линдэ, эльф из ваниар, пробудившйся у озера Куивиэнен.
Нальтиэль — ее бабушка, жена Нольвэ, эльфийка из ваниар, пробудившаяся у озера Куивиэнен.
Тарменэль — ее старший брат.
Миримэ — ее страшая сестра.
Тьма и холод по обе стороны моря. Боль и смерть. Горечь потерь и тоска по былому.
Разлученные любящие сердца страдают почти одинаково — расстояние не разорвет связь фэар. И если один прячет все эмоции, то вторая и не думает скрывать порывы своей души.
Неужели Эру так и задумал свой мир? Или же он оставил им шанс? И не только им…
Эру, наш создатель, неужели
Было счастье и жила любовь?
Да, я помню: звонко птицы пели,
И быстрей бежала моя кровь.
Вспоминаю я его объятья,
Руки, губы… как же тяжело.
Не один он — с ним там сын и братья,
Мне же остается лишь одно.
Вспоминать счастливые мгновенья,
Жар ночей и нежность его рук…
В сердце поселилось вновь сомненье —
Догоню, успею… вдруг?
Поздно. Слишком долго
Собиралась вслед за ними я идти.
Как ты там, любимый нолдо?
Может, я смогла б тебя спасти…
Я б уберегла от зла любого,
Тьму бы прочь вовеки отвела
От тебя, от сына дорогого.
Защитила бы, согрела — все б смогла.
Только суждена, увы, разлука
До Второго хора, до конца…
Эру, ты скажи, такая мука
Отчего нам с милым суждена?
Я глаза прикрою и забудусь,
Словно в прошлое на миг вдруг попаду
И почувствую вновь мира юность,
Будто к мельдо своему бегу.
Поцелуи, его руки, губы…
Снова вместе, но, увы, во сне.
Никакие драгоценности не любы,
Только бы попасть к своей семье.
Эру, умоляю, дай мне силы
Не сойти с ума от боли той —
Пусть не станет внешний мир могилой,
Не грозит им вечной пустотой.
Может, чудо все же совершится —
Я увижу вновь семью свою.
Сможем мы как прежде веселиться…
Мельдо, милый, я тебя люблю!
* * *
Тьма и холод. Больно. Даже страшно.
Только не сознаюсь в этом я.
Неужели было все напрасно?
Почему должна страдать семья моя?
В то, что нет отца, почти не верю,
Но я ж видел сам, там был…
Старший брат в плену почти неделю…
Не за этим он сюда ведь плыл.
Мои руки поднимают вновь устало
Молот — надо лучшую броню.
Только самому мне очень надо
Горячо обнять свою жену.
Как она там? Тот же холод?
Кто поможет ей с едой?
Я теперь узнал, что значит голод,
Только меркнет он перед тоской.
Сын совсем измучен вечной ковкой,
Но не оставляет он меня.
И эмоции свои он прячет ловко…
Все равно грустит он, мать в ночи зовя.
Думает, не чувствую, как фэа
Тянется на запад, за моря.
И уверен он, что мне нет дела,
Что совсем забыл я здесь тебя.
Как он ошибается, родная,
Как желаю я тебя обнять.
И хоть невозможно это, знаю,
Все равно я продолжаю повторять
Каждый вечер твое имя!
Руки устало вздымали молот. Сил почти не было, но упрямство и необходимость заставляли Куруфинвэ продолжать работать. Набеги ирчей не прекращались, и требовалось больше оружия, брони и… нолдор. И если число последних он увеличить не мог, то с первыми двумя вопрос решался в построенных кузницах на берегу Мистарингэ.
— Атто, отдохни. Я принес воды, немного орехов и даже вот, кусок рыбы, — Тьелпэ осторожно коснулся плеча Искусника и поставил на небольшой столик маленькую тарелку и кружку.
— Я не голоден, поешь пока сам. Сейчас закончу эти наручи и пойдем отдыхать, — устало и как-то тихо ответил он сыну.
— Хорошо, заканчивай, я подожду, а лучше тоже возьмусь за молот.
— Нет! Тебе хватит. Ешь и иди отдыхать, — резко и строго раздалось в кузнице.
— Атто…
— Не возражай мне.
Молниеносно развернувшись, Тьелпэ буквально вылетел из мастерской, в которой вновь стали раздаваться удары молота.
* * *
— Я сегодня с вами в дозор, — голос Куруфинвиона заставил вздрогнуть и Амбаруссар, и верных.
— Кто приказал? — первым поинтересовался Тэлуфинвэ. — Без распоряжения Кано не возьмем.
— Пожалуйста…
— Кузнецы нужны в лагере, — веско заметил Питьяфинвэ, невольно копируя интонацию и позу брата.
— Я вас понял, лорды и дяди, — предельно вежливо объявил Тьелпэ. — Но смею заверить, что положенное количество наконечников для стрел, кинжалов и поножей я сделал.
Юный нолдо чуть ли не скрипнул зубами от досады, понимая, что скорее всего ему все же придется остаться.
— Сейчас вроде спокойно, — начал Питьо.
— Но Кано сказал…
— А когда ты его слушал?
— После той нашей вылазки, — ты понял, о чем я, — всегда, — жестко ответил младший из близнецов.
Амбаруссар вспомнили, как были пойманы отрядом, что брат послал на их поиски, и почти в буквальном смысле скручены и доставлены назад. Многое тогда было сказано, о чем после они все же пожалели, но с той самой поры слушались Макалаурэ беспрекословно.
Однако на этот раз близнецы решили уступить племяннику и взять в дозор. Что ими руководило, что заставило изменить принятому решению не нарушать боле распоряжений оставшегося старшим Канафинвэ, они после не могли ответить ни ему, ни Курво, ни друг другу.
* * *
Отложив тяжелый молот, Искусник взял кружку с водой и за пару глотков осушил ее. Орехи он съел сам, а кусок рыбы захватил с собой в шатер, где жили они с сыном — пусть поест.
Однако Куруфинвэ встретила лишь тишина — Тьелпэ на месте не было. Несмотря на усталость, беспокойство овладело им, но встреченный верный, что обходил лагерь, успокоил, сказав, что видел его с лордами-близнецами.
* * *
Засаду ирчей они заметили в последний момент, когда на небольшой отряд попытались накинуть сети, а невысоко над землей вдруг появились натянутые веревки. Не привыкшим к таким подлым уловкам нолдор, приходилось тяжко — приходилось рубить путы, отбиваться от врагов, уворачиваться от стрел.
Тьелпэ удалось избежать сетей, парировать несколько ударов ирчей, одного ранить, а второго, метившего в спину Питьо (или Тэльво) убить. Содрогнувшись от содеянного, он на миг растерялся и тут же что-то рассекло рядом воздух, больно толкнув в руку.
Предупреждающий о чем-то крик верного он еще слышал, но в тот же миг сильный удар по голове заставил мир вокруг закачаться и поплыть. Сделав пару неверных шагов, он упал. Как оказалось, сражение уже шло на самом краю глубокого оврага, вдоль которого и двигался дозор нолдор. Кто именно споткнулся о лежавшего на земле Тьелпэринквара свой или один из ирчей, так и осталось неизвестным, но этого хватило, чтобы он покинул место боя, скатившись вниз. Мир окончательно утратил краски, и нолдо провалился в небытие.
* * *
— Не нашел?
— Нет. Ни следа, — тяжелый вздох Тэльво разнесся по темному лесу.
— Как скажем-то?
— Может, сначала Кано сообщим? Пусть он решит.
— Струсил?
— Нет. Но не хочу, чтобы мы потеряли еще одного брата и кузнеца.
Как на зло, небо было затянуто тучами, и ни звезды, ни холодные серебряные лучи нового светила не рассеивали мрак. Факелов дозорные с собой не брали, а привезенные из Амана светильники оставались всегда в лагере.
Забрав оружие ирчей и наскоро перевязав раненых товарищей, нолдор в полном молчании вернулись к озеру.
Караульные, увидев лица Амбаруссар и сопровождавших их верных, молча пропустили нолдор, и лишь один вопрос нарушил промозглую тишину: «Кто?»
— Тьелпэринквар, — сдавленно выдохнул старший из близнецов, оказавшийся тут же впечатанным в деревянную изгородь.
* * *
Куруфинвэ после нескольких часов тяжелого сна решил все же найти сына, хотя и был уверен, что тот в лагере. Узнав, что Амбаруссар должны вскоре вернуться из дозора, он направился к воротам. Только шел Искусник не по проторенным тропинкам, а вдоль самой изгороди, заодно проверяя ее состояние и делая себе в уме пометки, не забыть еще раз проверить подозрительные участки, захватив светильники. Он даже успел решить, в какое время вместе с Тьелпэ успеет осуществить задуманное, когда услышал голос брата.
— Где. Мой. Сын? — казалось от ярости голоса Куруфинвэ рухнут не только пики Тангородрима, но и сама основа мироздания. Ему хотелось выть от боли и одновременно причинять ее другим. Странное, доселе неведомое ему, чувство захлестнуло с головой.
А потом пришла пустота. Искусник отпустил ворот брата, заметил подбитую скулу и искреннюю горечь в глазах.
— Прости. И… дальше вы сами, без меня, — не слушая возражений и оттолкнув тех, кто попытался помешать, Куруфинвэ шагнул за ворота во тьму.
Двое верных, переглянувшись, пошли за ним, держась однако на некотором расстоянии. Безусловно, любой эльда ощутил бы их присутствие, но Искусник сейчас сосредоточенно искал хотя бы малейшую зацепку, что могла бы подсказать, где найти Тьелпэ. В то, что сын мертв, он отказывался верить, да и не чувствовал этого — ниточка, что тянулась от его фэа к фэа его ребенка, была тонка, но не оборвалась.
К месту сражения Куруфинвэ вышел достаточно быстро и замер — в такой темноте что-либо разглядеть было действительно сложно.
Трупы ирчей никто прибирать не стал, лишь сложили в одну кучу, намереваясь, скорее всего, потом избавиться от них — оставлять рядом с лагерем эту падаль точно не стоило.
Искусник шел по самому краю оврага, рискуя оступиться и соскользнуть вниз, однако удаляться от него и не думал: найденная на краю фибула, на которую он по счастливой случайности наступил и таким образом обнаружил, принадлежала Тьелпэ, а характерные полосы на мягкой земле, тщательно ощупанной руками, говорили, что тот мог скатиться вниз.
Как ни торопился Куруфинвэ быстрее оказаться внизу, он все же понимал, что своим падением сыну точно не поможет. Напряженно всматриваясь в темноту, Искусник постепенно стал различать камни и корни на склоне, да и в самом лесу стало будто чуть светлее, словно где-то далеко полыхал огромный костер. Даже на небе, по-прежнему затянутым низкими облаками, отражались розово-золотые всполохи.
Времени на раздумья что горит, где и почему не было — пользуясь случаем, Куруфинвэ нашел место, где спуск становился возможным.
На дне оврага он очутился, преодолев последний отрезок пути на спине. Наспех отряхнувшись и убедившись, что ничего страшнее царапин с ним не произошло, он уверенно пошел к тому месту, где наверху нашел фибулу.
С каждым мгновением становилось все светлее. Искусник уже спокойно мог различить небольшие камешки и кочки, сплетения веток кустарников, росших на склонах, лужи и скользкие глинистые места. Он даже невольно отметил, как красиво смотрится папоротник рядом с серым валуном, но в следующий миг все мысли были оставлены и забыты.
— Тьелпэ! Йондо. Родной мой, — рухнув прямо в грязь на колени рядом с неподвижно лежащим сыном, он принялся осматривать своего ребенка.
Жив! Первое, что понял Искусник, непроизвольно выдохнув чуть шумнее обычного.
Тихий стон при попытке перевернуть лишь подтвердил, что Куруфинвэ не ошибся. Чем-то помочь прямо здесь, в овраге, он не мог, потому, не раздумывая, осторожно поднял на руки так и не пришедшего в себя Тьелпэ и начал нелегкий и небыстрый подъем.
* * *
Двое верных сначала терпеливо ждали лорда, не забывая вглядываться в темноту леса, чтобы не дать застать себя врасплох. Они видели, как Искусник спустился в овраг, а позже услышали, как тот позвал сына. Ответа не было, но стало ясно, что им следует помочь своему командиру — несмотря на то, что чудесным образом становилось все светлее, подъем с ношей мог быть опасным, тем более что ветер резко усилился.
Упавшая с дерева ветка вынудила их посмотреть вверх и… замереть. В разрывах облаков не было привычной уже темноты и звезд. Нечто голубое и манящее открылось их взору, а мгновенье спустя они прикрыли разом заслезившиеся глаза — огромный светящийся диск посылал такие знакомые золотые лучи, что казалось, они согревают и вселяют надежду. Или же так и было?
* * *
Шаг. Еще один. Уцепиться за корень рукой. Перевести дыхание. Снова шаг.
Последний участок подъема тяжело давался Куруфинвэ. Оставалось совсем немного, но нужна была вторая рука, а отпустить сына он не мог.
Заслышав шорох совсем рядом с собой, верные все же вспомнили, зачем пошли в лес. С неким сожалением отвернувшись от нового света, они бросились к месту подъема лорда.
Искусник смог бережно передать сына легшему на самый край нолдо и быстро подняться самому, сказав при этом лишь одно слово: «Жив».
Ветер тем временем разогнал почти все облака, и золотые лучи пробуждали давно застывший и почти умерший в бесконечной темноте и холоде мир.
Куруфинвэ уложил Тьелпэ на расстеленный верными плащ и принялся его осматривать.
Стрела в руке, пропитавшаяся кровью одежда, несколько сломанных ребер при падении, ссадина и сильная припухлость на затылке. Вроде ничего смертельно опасного. И словно бы в подтверждении этой мысли веки Тьелпэ чуть дрогнули, золотой луч сверкнул на ресницах, а губы слабо прошептали: «Атто».
* * *
Тэльмиэль Лехтэ стояла на кухне и с некоторым недоумением смотрела на руки, будто впервые в жизни их видела. Те были испачканы мукой.
В маленькой печи горел огонь, и к его уютному потрескиванию она почему-то никак не могла привыкнуть. Пламя напоминало о том, чего уже давно нет и больше никогда не будет, и от этих воспоминаний, печальных и светлых одновременно, делалось горько и больно, и так страшно, что хотелось выть. Может быть, поэтому ни разу с тех самых пор, как растаяли в морской дали корабли, увозящие ее семью, ни разу не разжигала Лехтэ печь?
Сколько лет минуло с тех пор, как любимый с сыном ушли в Исход? Долгих годов угасших Древ. Слишком много. Словно сон прошли они, пролетели мимо, а в памяти отложился лишь один бесконечный холод, пробирающий до костей.
Как там Атаринкэ? Как Тьелпэ? Конечно, у нее остался палантир, и она могла попытаться их вызвать, поговорить, но разум упрямо утверждал — бесполезно, муж все равно не ответит, и услужливо подсовывал все резкие слова, сказанные им при расставании.
Лехтэ разогнулась, отряхнула руки и подошла к окну. Сквозь чахлые кроны голых деревьев пробивался прозрачный серебристый свет. Ладья с последним цветком Тельпериона, ведомая Тилионом, одним из майяр, совсем недавно впервые взошла на небосклон.
Было странно думать, что где-то еще есть жизнь и кто-то радуется, кричит, указывая на серебристое небо.
Конечно, Исиль горел гораздо тусклее, чем погибшее Древо, и все же исстрадавшиеся от холода и тьмы эльдар даже этому были рады.
Лехтэ вспомнила свой собственный первый взрыв ликования, всколыхнувший сердце и фэа, и улыбнулась легко и чуть-чуть печально. Тот порыв очень быстро прошел, растаяв без следа, подобно туману, и все вернулось на круги своя.
Нолдиэ оглянулась и посмотрела на стол. Делать все же ей пирожки или лучше не надо? Странно, она никак не могла решить такого, казалось бы, простого вопроса. В конце концов она подошла к печи и затушила огонь. Потом как-нибудь, в другой раз. Мука и почти готовое тесто остались сиротливо лежать на столе, а Лехтэ, ополоснув руки, накинула на плечи теплый плащ и вышла на улицу. Лучше просто пройтись. А еда… придумается что-нибудь. Чем-то ведь она питалась все эти годы?
Затворив калитку, она огляделась по сторонам и пошла вверх по улице.
Память подсказывала, что чаще всего она ела в доме родителей или брата. Конечно, родные не могли спокойно смотреть, как чахнет дочь, и делали то, что было в их силах. Сама же она заглядывала сейчас в бездонные тайники фэа и не находила ничего из того, что прежде составляло смысл ее жизни. Ни мыслей, ни чувств. Ничего, на что можно было бы опереться и утешить плачущую от тоски фэа.
Она оступилась, и кто-то из эльдар услужливо помог, поддержав за локоть.
— Благодарю, — слабым голосом прошептала она.
Незнакомая эльдиэ кивнула, пристально глядя в глаза, словно спрашивая и сомневаясь, можно ли оставить ее, Лехтэ? Как она себя чувствует?
А той казалось, что внутри все покрылось патиной. Одеревенели мышцы, застыла кровь.
И вдруг в этот самый момент потрясенный вздох прокатился по группе нолдор, собравшихся на главной площади перед осиротевшим дворцом, растекся по улицам, и Тэльмиэль, подняв голову, выдохнула вместе со всеми, застыв от изумления подобно каменному изваянию. Ибо с восточного края неба, из-за острых пиков Пелори, поднимался свет.
Нет, не тот, к которому они уже успели привыкнуть, и не прежний свет Древ — ведь чудес не бывает. Но тот, который чем-то отдаленно напоминал Лаурелин, только в сотни, в тысячи раз ярче и жарче.
— Кто ведет ладью? — прозвучал вопрос.
Его сейчас задавали себе все эльдар.
— Цветок или плод?
Небеса светлели, окрашиваясь в фиолетовый, затем в розовый и, наконец, в пронзительно-яркий, нестерпимо-голубой цвет. Проходили мгновения, часы, а эрухини стояли, не в силах оторваться от удивительного зрелища.
А необычайный светильник все выше и выше забирался на небосклон, прогоняя с исстрадавшейся земли беспросветную тьму и холод. Все короче и бледнее становились тени, забираясь вначале под кроны деревьев, затем под кусты, ну, а после окончательно, со стыдом исчезая.
Зазвенела капель, безудержная и бурная, с шумом вскрылись реки в горах. Вспучился, покрылся ноздреватыми порами лед, побежал по полям говорливыми ручейками.
Лехтэ зябко поежилась, а потом вдруг скинула плащ и простерла руки навстречу светильнику. И тогда тепло, животворящее и звонкое, разбежалось по жилам.
Что случилось? Она никак не могла понять. Только сердце радовалось, что больше не нужны факелы с их колеблющимся, неверным светом. Хотелось бежать, и можно было подумать, будто сможет она догнать ушедших и разогнать тени.
Голова немного кружилась, и Лехтэ прислонилась к стволу ближайшего дерева.
— С тобой все хорошо? — спросила незнакомая дева.
— Еще не знаю, — ответила ей, покачав головой, Тэльмиэль.
И в вдруг в толпе нолдор кто-то запел. Слова о жизни и радости звучали необычайно, непривычно громко, но, странное дело, отчего-то не хотелось больше бежать и прятаться, словно мышь в нору, а мысли о прошлом вызывали в груди непривычное, странное чувство, которому она пока не могла найти объяснения.
Вздохнув глубоко, Лехтэ выпрямилась и, поблагодарив нолдиэ, подобрала плащ и пошла к выходу с площади.
Что случилось с ней? Может, новый светильник разогнал тени не только в городе, но и в ее сердце?
Мысли путались, и она решила, что стоит, пожалуй, просто немного пройтись пешком. Тэльмиэль всегда любила думать ногами.
Так она и поступила.
Мокрый снег то и дело налипал на туфли, и Лехтэ останавливалась, чтобы сбить его. Тирион, до сих пор пустой и покинутый, словно обретал второе дыхание. Переулки, совсем недавно темные и безжизненные, вдруг стали сияющими от яркого золотого света и как будто нарядными. Взошедший огненный шар разогнал густой, липкий мрак, и Лехтэ, идя вперед, уже больше не вздрагивала, выискивая взглядом тени.
Странное, непривычное чувство в некогда безопасном, благословенном Амане — страх. Искажение, как сказали бы мудрые? Возможно. Пусть так. Но разве они не допустили однажды, чтобы беда проникла в ее родной дом? И на кого теперь положиться ей, кому верить?
Тельмэ вздохнула. Нет больше с ней тех, кто, казалось, будет всегда — ни мужа, ни сына. Все ушло безвозвратно, как вода сквозь пальцы.
А вокруг так радостно звенели прозрачные ручейки! Крупная капля повисла на самом кончике ветки, качнувшись, дрогнула и упала вниз. Нолдиэ остановилась, чтобы полюбоваться на дивное зрелище — как играют на воде блик золотого светила.
Яркие лучи с непривычки слепили глаза, и она то и дело прикрывала их пальцами, но вернуться в дом, конечно, никак не желала.
Те эльдар, кто не успел воочию увидеть первый восход, теперь выходили на улицы. Дети бегали, радуясь, крича и хлопая в ладоши, а музыканты, настроив инструменты, начинали играть, и мелодия выходила на удивление радостная и легкая.
— Alаsse, Тэльмиэль, — услышала она добрые, приветливые слова и, обернувшись, увидела Арафинвэ.
— Рада видеть тебя, aran, — отозвалась она.
Король нолдор чуть заметно вздрогнул, и Лехтэ поняла, что он до сих пор никак не может привыкнуть к своему новому положению. Ей самой происходящее казалось нелепым сном. Все чудилось, что вот, сейчас дверь дворца откроется и Финвэ выйдет, и тогда все они смогут поприветствовать истинного короля, владыку нолдор. Однако ничего подобного, к общему великому сожалению, не происходило.
Они долго ждали и надеялись, но слухи вскоре подтвердились — Нолдоран решил навеки остаться в Мандосе. Было горько и больно, словно второй раз пережили они те ужасные дни. Арафинвэ тогда впервые надел по общему настоянию корону нолдор, и руки его дрожали. Девы плакали, а нэри стояли, опустив глаза и сжав кулаки. Это был самый странный праздник из всех, что видела Лехтэ.
— Как ты чувствуешь себя? — спросил Арафинвэ, и нолдиэ, вздохнув, стиснула ворот плаща.
— Не знаю, государь, — призналась она. — Как-то странно. На душе тревожно, и мысли путаются.
— Я могу помочь чем-то?
Лехтэ в ответ пожала плечами:
— Наверное, нет пока. Я должна разобраться.
— Если я смогу что-то сделать — скажи.
— Хорошо, государь.
— Телери прислали еще немного рыбы. Верные отнесут к тебе твою часть.
— Благодарю.
Они разошлись каждый по своим делам, и Тэльмиэль, проводив нолдорана взглядом, направилась в сторону окраины Тириона.
Впрочем, не успела она миновать первую улицу, как почувствовала серебряный укол осанвэ. Брат.
«Айя, сестреныш! — воскликнул радостный Тарменэль, едва она распахнула для разговора разум. — Ты это видела?»
«Ты о новом светиле?»
«О нем».
«Как раз любуюсь. Ты все еще в ущелье?»
Все эти годы брат с отрядом нес дозор в Калакирии, и его сестре доводилось, к великому сожалению, видеться с ним не так уж и часто.
«Пока да, — был ответ. Огорчиться она не успела. — Но уже собираю вещи, чтобы возвращаться домой».
Фэа вспыхнула в груди бурной радостью. Вот еще одна хорошая, светлая новость подряд! Быть может, и в самом деле теперь все наладится?
Мысль пришла, но тут же легким облачком набежала тень. Как исправить то, что случилось с ними? Она и мельдо теперь порознь. Или нет? Если все возможно?
Разговор завершился, и Лехтэ, коротко вздохнув, продолжила путь.
* * *
— Курво, можно? — вместо громкого и веселого голоса в мастерской раздался глухой шепот.
— Я занят. Или ты принес приказ короля? — неожиданно для себя Искусник впервые так назвал Макалаурэ.
— Нет. Я просто хотел…
— Тогда не отвлекайте, лорд Питьяфинвэ, — холодно и подчеркнуто вежливо раздалось в ответ.
— Позволь помочь… я правда очень сожалею…
Договорить ему не дали:
— Помоги. Сходи в Ангамандо и узнай, что за яд они используют на стрелах, — так же бесцветно и несколько отрешенно ответил Куруфинвэ.
— Ты так и не выяснил?
Вздох:
— Нет.
Молчание.
— Тьелпэ так и не приходит в себя, лишь изредка открывает глаза, зовет, а я… ничем не могу ему помочь, — Куруфинвэ вновь вдохнул, взял очередную колбу и добавил в нее несколько прозрачных капель.
Кажется, это означало, что разговор окончен. Что ж, на этот раз он хотя бы отвечал брату, чувствовавшему огромную вину за то, что произошло с племянником.
* * *
Она шла, вдыхая запах прелой земли, а в груди росло непонятное беспокойство. Счастье, ты было иль нет?
Тирион остался далеко позади, впереди расстилалась освободившаяся от тяжкого зимнего сна земля, и жизнь рвалась со всех сторон, утверждая свое неизменное, дарованное Единым, право.
Атаринкэ. Мельдо. Где он? Как он? Что делает? Счастлив ли? Нашел ли то, что искал? Или нет?
Вопросы, вопросы. Как их много, а ответов — нет. И не найти, даже если захочешь, ибо кто расскажет, какая судьба ждет впереди изгнанников?
Впрочем… Лехтэ остановилась и даже тряхнула головой, словно отгоняя надоедливо зудящего комара. Нет, к Намо Мандосу она, конечно же, не пойдет. Много чести, да и веры не может быть отныне его словам. Если видел будущее, отчего же не упредил, не предостерег? Не отвратил несчастье? Нет. Но есть другие, кто может ответить, и они — иное дело. А впрочем…
Лехтэ села прямо на влажную, остро пахнущую перегноем землю, и тяжко вздохнула, опустив лицо в колени. Не она ли сама, по собственной воле, отказалась идти и разделить утраты и тяготы? И о чем только думала?
Странно. Она точно помнила, что уйти собиралась. А потом отложилось в памяти, как лебеди-корабли уплывали, унося на крыльях тех, кто ей дорог — мужа и сына. А вот между… Был странный разговор, был майя, посланец Намо. Дескать, без нее ее любимые будут жить.
И были глаза мелиндо.
Лехтэ вскочила, сорвалась с места и побежала вперед, не разбирая дороги. До сих пор, несмотря на то, что минуло время, их выражение вспоминать было невыносимо тяжко. Столько боли отразилось тогда в них, столько, кажется, вместить не сможет ни одно сердце. И что же теперь? Навек расстаться? А как же клятвы? Как же счастье, что, несомненно, было у них? И, может быть, только оно и было? А все остальное лишь пустой сон.
Куда рвешься, сердце? Куда бежишь, тянешь? Зачем летишь за тем, кого уже не догнать? Или все же есть способ?
Лехтэ остановилась и осмотрелась вокруг немного странным, диковатым взглядом. Узлом стянула под горлом плащ. Ведь ушел же Нолофинвэ пешком через льды. Так неужели она, если захочет, не отыщет способ добраться?
Только полноте, нужно ль это? Кто ее будет ждать, когда она придет? Если придет. Атаринкэ. Мельдо. Распахнет объятия? Или оттолкнет, назовя предательницей? Но ведь если не приедешь, то и не узнаешь, так ведь? Нолдиэ она или нет? Она ведь не испугается?
«У кого бы спросить совета?» — подумала Лехтэ и, обернувшись, поглядела на Тирион, на его далекие крыши, непривычно сверкавшие в этих новых золотых лучах, так не похожих на свет Древа.
Земля дышала, пробуждаясь от сна, легко и радостно. Свежий воздух бодрил, но уже не было в нем того не проходящего, леденящего кровь и фэа холода, от которого не было спасения. Нолдиэ присела на корточки и стала смотреть, как бегут через поля говорливые ручейки, сливаясь, свиваясь в речушки, как разливаются они, питая влагой. И, может быть, это сама жизнь сейчас пела песню столь жизнеутверждающую и прекрасную, каковую даже квенди не пели еще ни разу? И не стоит ли ей самой чему-нибудь у нее поучиться?
Перед глазами вставали одно за другим видения. Что будет, если она дойдет в конце концов до Белерианда? Туда. Куда стремился попасть супруг? Неважно, каким путем, об этом можно будет подумать потом. Но вот нашла она, пришла и сказала. И что же? Может статься, он ей будет вовсе не рад? Хотя и представить-то такое невозможно, немыслимо. Но если?.. Что тогда будет делать она? Сможет ли вернуться назад, в Аман? Или обратный пусть будет закрыт ей после, как и всем прочим? Вопросы, вопросы… Как их много.
Лехтэ глядела внутрь самой себя, в глубину фэа, и сердце настойчиво, решительно говорило ей, что сомнения все напрасны, что слова Атаринкэ, сказанные при прощании — это только слова и ничего больше. Ведь приносил же он вместе с ней однажды клятвы? И не бывало такого еще никогда, чтобы эльда, раз выбрав суженого и принеся обеты любви, отринул их.
Птица запела прямо над головой, и Тэльмиэль вскочила, глядя на нее, как на неведомое пророчество. Все будет. Она найдет, справится. И обязательно посоветуется. Есть семья и друзья. А пока…
Она оглянулась на Тирион, и хрустальные башни сверкнули в лучах золотого светила, на миг ослепив.
* * *
— Мы дошли! Эндорэ, льды позади, — голос Нолофинвэ должен был быть радостным и уверенным, но вместо этого звучал хрипло и устало. Казалось, все силы, вся воля, что вели нолдор сквозь ледяную смерть Хэлкараксэ враз оставили его.
— Атто, сейчас отдохнем. На земле, держись, — неменее измученный Финдекано сразу же оказался рядом, незаметно поддерживая отца плечом.
Нолдор все прибавлялось и вскоре берег этого ледяного моря ожил: повсюду раздавались голоса, возводились походные шатры для отдыха, откуда-то даже доносились переливы небольшой арфы Артафиндэ.
Когда нога последнего эльда, что шел чрез Хэлкараксэ коснулась земли Белерианда, ослепительно яркий луч стрелой пронзил темноту неба, разогнал мрак и холод. Ладья Ариэн поднялась на небосклон под пение труб нолдор. Не было приказа — был единый порыв: эльфы славили свет, новый и знакомый одновременно.
* * *
Она отвернулась и пошла, не глядя, собственно, куда направляется, не выбирая дороги. Впереди простирались влажные от подтаявшего снега луга. Лехтэ тонула в грязи по щиколотку, но не обращала на неудобства никакого внимания. Ветер трепал волосы, студил лицо, но у него не получалось вымести из головы печальные мысли.
Скоро однако она поняла, что держит путь в сторону Пелори. Высокие деревья становились все меньше, а камни, наоборот, крупнее. Заметив далеко впереди ручеек, Лехтэ направилась к нему.
Вода весело прыгала по камням, рассыпаясь бурным каскадом, и можно было подумать, что она хочет рассказать о чем-то нолдиэ или поделиться интересной историей, услышанной на другом краю света — там, где берут начало все реки мира.
Лехтэ присела на блестящий от влаги покрытый мхом валун и прислушалась. Но, конечно, ничего не могла разобрать. Вокруг уже пробивались из земли подснежники, и сердце, измученное холодом и тьмой, радовалось этой незатейливой, но такой милой и одухотворяющей картине.
Хотелось спать. Широко зевнув, Тэльмиэль попыталась вспомнить, когда дремала в последний раз, но так и не смогла. Тирион остался далеко за спиной, а летать, к ее огромному сожалению, словно птица, она не умела.
Недолго думая, Лехтэ плотнее завернулась в плащ и устроилась прямо на земле, положив голову на камень.
Сны были тревожными. Ей виделся мельдо, который шел куда-то вперед, и на лице его застыло горе. Слышался звон мечей и чьи-то громкие, тревожные крики. Наползала тьма, опутывая щупальцами, и Лехтэ рвалась, пытаясь крикнуть что-то, но губы не в силах были издать ни звука.
Вот Атаринкэ сошел с тропы, наклонился и поднял сына. Точнее, она лишь по наитию поняла, что это Тьелпэ — тот сильно вырос. Но кем еще мог быть тот нолдо? Фэа чувствовала, что предположение верное.
Тьма метнулась в сторону Тьелпэ и обвила его плотным коконом. Атаринкэ выдернул у сына стрелу из плеча, а Лехтэ громко, пронзительно вскрикнула и… вдруг проснулась.
«Что это было?» — подумала она, садясь на земле и потирая лоб.
Вокруг как будто ничего не изменилось — все тот же ручей и цветы, вот только на ветке, с любопытством поглядывая на нее, сидит соловей. Лехтэ улыбнулась ему, протянула руку, а потом вдруг подумала, не достанет ли осанвэ до смертных земель? И открыла разум для поиска.
Мысль блуждала, разбирая увиденный сон на детали.
Тьма. Что значит она? Ничего хорошего, вероятно. Зло и беды. Там, в Эндорэ, они ходят вокруг да около, норовя выпростать в неподходящий момент смердящие лапы и схватить — это она хорошо помнила по рассказам отца и деда.
Но где тьма, там есть и свет, верно? Есть радость, веселье, музыка.
«Что же там произошло?» — размышляла Лехтэ.
Ясно ведь — что-то случилось. Однако оба они, — и муж, и сын, — живы. Нити, что связывают ее фэа и их, не оборвались. Хотелось полететь туда, вперед, помочь хоть чем-то. И тогда она распахнула разум для осанвэ. Быть может, она сможет дозваться Атаринкэ? Что, если он почувствует ее?
То, что надо было сказать, шло из сердца.
Это не было речью в полном смысле этого слова, скорее песня. И еще танец. Рождались слова о счастье, радости, и между делом она зачем-то вплетала в мотив названия трав и еще какие-то странные, непонятные ей слова. Было ли это предвидние? Возможно. Во всяком случае некоторое время спустя она сама не могла объяснить произошедшее никак иначе.
* * *
Неожиданно перед гдазами Искусника предстал образ смеющейся и танцующей Лехтэ. Его жена что-то пела о свете и счастье, об их любви и сыне, о травах и порошках, что стоило добавить в почти готовое противоядие.
Куруфинвэ замер, боясь прогнать видение и старался запомнить каждое слово, уделял внимание жестам и мелодии. Как только оно исчезло, он лишь вздохнул и принялся следовать только что полученной инструкции.
Формулу яда ему все же удалось установить, но на это ушли сутки, еще столько же понадобилось на подбор средств, что могли бы нейтрализовать его. Расчет был верным, но Искусник не учел одного — темной магии Ангамандо. Незнакомый с нею прежде, он не знал, как подступится к решению этой задачи, а, значит, и как спасти сына.
Куруфинвэ тщательнейшим образом повторил все слова и даже жесты любимой, но эффекта по-прежнему не было. Что-то ускользало, что-то важное, чему он не придал значения.
— Арфа! Там звучала арфа…
* * *
— Кано-о-о! Вставай!!! Нет, не ирчи. Быстро бери инструмент. Нет, не лютню. Да, важно. Сейчас. В мастерскую, скорее.
Встреченные ими нолдор были сильно удивлены взлохмаченным королем, босиком бегущим со своим братом в сторону мастерских и складов с арфой. Однако лишних вопросов не задавали, лишь пара верных предложила помощь.
Тем временем целители уже не знали, чем еще помочь Тьелпэринквару, которого лихорадило третьи сутки. Песни и травяные отвары поддерживали его, но исцеление не наступало.
Макалаурэ внимательно выслушал брата, уточнил и заиграл. Мелодия, идущая от сердца, сыгранная видевшим свет Древ и искренне желающим помочь, развеяла чары тьмы и золотой искоркой скользнула в сосуд с противоядием.
Оставив уставшего брата одного, Куруфинвэ бросился в шатер к сыну, где при помощи целителя смог влить несколько глотков только что приготовленного лекарства.
* * *
Дивный свет становился все ярче и жарче. Отвыкшие от тепла, усталые, познавшие боль потерь нолдор впервые за долгое время улыбались. Изредка даже звучал смех и тихое пение.
Не было известно, как долго золотые лучи будут согревать землю, но сомнению не подлежало, что эльдар нужен отдых.
Раздав все необходимые распоряжения и убедившись, что его помощь никому сейчас не нужна, Нолофинвэ буквально рухнул на расстеленное на земле одеяло — прятаться от нового светила в шатре не хотелось совершенно. Он не слышал, как старший сын заботливо укрыл сверху своим плащом, и немного позже дочь, оставив наконец племянницу с ее отцом, положила под голову свернутое несколько раз платье.
Голоса не смолкали ни на мгновение. Конечно, эльфы старались помнить, что они уже не в Амане, и где-то рядом враг, но они даже не догадывались, что уже давно не одни.
Несколько пар глаз пристально наблюдали за нолдор, а немногим позже их когтистые лапы поспешили донести вызнанное. Господин будет доволен, возможно, даже даст свежее мясо, которое еще способно ползать, хрипеть и всегда так забавно пытается оттолкнуть от себя или других «порций» морду и зубы.
* * *
— Финдэ, чего ждем? — Айканаро подошел к старшему брату. Нетерпение горело во взгляде, казалось, он готов был отправиться прямо сейчас, вместе с братом, сестрой, и как ни странно, Аракано, которые были неподалеку и явно знали о разговоре.
— Нолофинвэ объявил привал, — спокойно ответил Артафиндэ. — Почему бы тебе не воспользоваться случаем и не отдохнуть?
— Я хочу в новые земли, увидеть этот мир и наконец поквитаться с… Морготом, — в последний момент он все же изменил имя. Или же просто хотел назвать падшего валу прежним?
Старший сын Арафинвэ пристально посмотрел на брата.
— А теперь ответь мне честно, что или кто гонит тебя вперед? Я жду.
— Ты же знаешь, — раздалось после продолжительного молчания, — как я стремился сюда, как хотел достичь этих берегов… на корабле! Как они посмели?! Предать! Нас всех!
— Предать? Не торопись с выводами
— Как тебя понимать, торон?!
— Как хочешь. Но я запрещаю поднимать эту тему среди остальных эльдар. Смерь…те свой пыл, успеете еще за мечи взяться. Все мы успеем, — последняя фраза прозвучала как-то особенно тихо и даже горько.
Айканаро не ответил, а лишь чуть склонил голову, выражая свое вынужденное согласие со словом главы Третьего Дома нолдор.
* * *
Нолофинвэ торопился увести нолдор на юг — все же те земли, где они оказались, были мало пригодны для постоянного проживания.
Двигались эльфы в основном под серебристыми лучами холодного светила, предпочитая в теплое время отдыхать, если в том была необходимость, или же продолжали свой путь.
В тот раз было темно, почти как тогда, когда только погибли Древа.
И Нолофинвэ, и Артафиндэ потом долго думали, как же они не поняли, что дело было не только, да и не столько, в самой темноте. Злоба ощущалась в воздухе, сгущалась, готовая вот-вот вырваться на свободу. Из засады.
Первые стрелы заставили эльдар поднять щиты и подхватить раненых товарищей. Мерзкие твари сыпались со всех сторон, вынуждая пусть немного, но отступать. Эльфы храбро сражались, беспрекословно слушаясь своих лордов и командиров, но нападающие словно обезумели: лезли на мечи и копья, умирали, но неизменно успевали ранить забравшего их жизнь эльда. Злая воля властелина гнала их вперед и вперед, обещая за быструю победу глубокие норы, куда не проникали лучи жуткого нового света.
Бой продолжался, нолдор, несмотря на храбрость, опасно приближались к скалам, куда их теснили ирчи, в неистовстве вновь и вновь кидаясь в атаку.
— Норры! Норры нашшшиии! — орали твари, обагряя клинки кровью эльдар.
Эльфы давно перешли на мечи и копья — луки стали бесполезны почти сразу, однако изредка кому-то из сражавшихся сзади все же удавалось выбрать цель и поразить ее.
Аракано, бившийся в первых рядах рядом с отцом и братьями, давно уже пристально вглядывался во вражеские ряды, ища командира. Маленький и лохматый? Нет, просто очень наглый ирч, та неповоротливая верзила — опять не то…
— Не зевай! — крикнул рядом Турукано, успев ударить подобравшуюся к брату тварь.
— Прикройте. Мне нужно совсем немного. Времени. Почти вычислил, — отрывисто между ударами вдруг заявил младший. Возражать не стали, и Финдекано, чуть отдалившись от отца, закрутил смертельную стальную мельницу, не давая никому из врагов приблизиться к Аракано.
— Есть! Вот он — некрупный и не самый уродливый! Это он!!!
— Ты о чем? — не прекращая бой спросил один из братьев, кажется Турукано.
— Потом. Пропусти! — и он рванул вперед. Один. Яростно прорубая себе дорогу мечом, Аракано летел к своей цели, не замечая, что каждый шаг отдает болью, что руке повыше локтя стало странно мокро и горячо. Не знал он и того, что отец с братьями пробиваются за ним, но если одного эльда растерявшиеся и испугавшиеся ирчи еще пропустили, то пред войском встали намертво — норы должны быть их!
Командир тварей не сразу понял, кто и главное как, оказался перед ним. Привыкший прятаться за спинами своих подчиненных, он испуганно заозирался, а затем, хищно оскалившись, двинулся на Аракано.
Поединок был коротким. Ирч сразу же допустил ошибку — посмотрел в глаза эльфу. Свет Валинора горел в них, и жег он сильнее лучей нового мерзкого огня на небе.
Взмах меча. Свист рассекаемого воздуха. Фонтан черной крови.
Стрела в спину. Еще одна.
Аракано покачнулся и упал на поверженного им врага.
— Нееет! Йондо-о-о!!! Не-е-е-е-ет! — Нолофинвэ устремился вперед, прорубая себе дорогу к сыну. Финдекано не отставал, а Турукано прикрывал родичей, опасно отдалившихся от основного отряда.
Сопротивление тварей ослабло и вскоре, лившиеся командира, они побежали, преследуемые Ангарато с Айканаро и их верными.
— Йондо. Родной мой. Ара… — голос Нолофинвэ прервался, и он замер, ощутив, как бьется сердце сына.
— Он жив! Финьо, быстрее, целителя.
Окруженный верными, он снял доспех с Аракано, быстро перевязал тому руку и бедро и осторожно извлек одну из стрел, что прошла навылет. Подоспевший целитель занялся второй, достав которую с горечью произнес:
— На ней яд, аран, и следы тьмы.
Первое сражение закончилось победой, но радости она не принесла: многие были ранены, вновь приходилось прощаться с теми, чьи фэар уже принял Намо. Однако выводы были сделаны и теперь нолдор двигались осмотрительнее и тише. Во время привалов выставлялись дозоры, а впереди всегда двигалась разведка.
— Неподалеку озеро, аран, — доложили Нолофинвэ, — большое и… обитаемое.
— Что ты имеешь в виду?
— На противоположном берегу видны постройки.
— Вражеские?
— Даже не знаю, как их воспринимать, аран, — эльф замялся, но все же продолжил. — Уверен, что строили нолдор, понятно, какие…
— Остановимся на ближнем к нам берегу, а там поговорим. Давно уже жду этой встречи, многое хочется сказать…
— Атто, Арьо стало хуже, ты бы побыл с ним, может, сможешь помочь, — голос Финдекано был взволнован и обеспокоен. — Что впереди? Есть, где встать лагерем? — продолжил он.
— Да, йондо, у озера, скоро будем. Кто с ним сейчас?
— Ириссэ.
Нолофинвэ кивнул и поспешил к сыну.
* * *
— Что значит без нас? — не унимался Айканаро. — Финдэ, как ты мог забыть про родных братьев??? Да, забыл, раз собираешься вразумлять этих лишь вместе с Финдекано!
— И отрядом верных.
— А могли бы вместе. Прийти и разобраться!
— И разобрать их всех, а собрать потом криво, — вмешался Ангарато. — Мы с тобой, даже не думай уйти один.
— Это приказ Нолофинвэ, — спокойно ответил Финдарато. — И мы его не обсуждаем. Лучше займитесь обустройством лагеря, проверьте, не нуждается ли кто в помощи и поддержки.
Артафиндэ поправил плащ, проверил оружие и почти уже вышел из шатра, как решил обернуться.
— Ангарато, надо починить доспехи и наладить работу кузниц. Это по твоей части — так что займись.
* * *
Все еще в легком недоумении после произошедшего Лехтэ шла домой, в Тирион. Что же это было там, в полях, она до сих пор не смогла разгадать и в конце концов забросила это дело. Можно, конечно, посоветоваться с кем-нибудь из старших и мудрых и спросить совета, но не все ли равно, по большому счету? Когда-нибудь потом, если она все же увидит однажды мужа, то обязательно спросит, получил ли он то осанвэ. При условии, что он захочет отвечать…
Тирион красиво сверкал хрусталем и золотом в лучах нового светила, но теперь оттенки неуловимо переменились. Ладья постепенно начинала опускать к горизонту, и было очевидно, что скоро путь завершится. После, надо полагать, взойдет Тилион?
Лехтэ все прибавляла и прибавляла шаг, а потом побежала со всех ног. На улицах постепенно пустело, и все же до нее долетали обрывки фраз. Значит, новую ладью ведет Ариэн. Что ж, этого можно было ожидать. Кажется, новым светилам уже успели дать имена — Анар и Исиль.
«Так гораздо удобней, — подумала она и толкнула калитку, — с названием-то».
Сад еще спал, не успев пробудиться от холода, однако снег уже кое-где успел подтаять, и деревья темнели, оголив ветви. Вот еще забота, о которой непременно надо будет подумать — на кого оставить дом. Не бросать же его. За годы холода и тьмы она успела с ним сродниться, почти как с живым существом.
«Хотя, — пришла в голову благодатная мысль, — и думать не о чем — доверить либо брату, либо сестре. А теперь мыться».
После долгой прогулки и сна на голой земле горячая купальня была тем, о чем она действительно мечтала. Но, конечно, не все так просто и быстро. Сперва разжечь печь, натаскать и вскипятить воды.
Пока суть, да дело, она постирала порядком испачкавшееся за время прогулки платье. Лехтэ неодобрительно покачала головой при мысли о собственной беспечности и развесила наряд сушиться. Кажется, впервые за много лет ей снова стало небезразлично, как она выглядит. К чему бы это?
И перед брошенным на столе тестом было бесконечно стыдно. Как так можно поступать? Хлеб же ни в чем не виноват — ни в терзаниях ее, ни в физическом состоянии.
Приведя себя в порядок, она высушила волосы перед камином и вернулась в кухню. Огонь в печи плясал все так же ярко и жарко, и она протянула руки, позволив теплу радостно разбежаться по жилам. Теперь пирожки.
Вернувшись к столу, она решительно принялась раскатывать тесто и думать, какую бы им придать форму. Привычные действия — начинка, противень, масло. Все то же самое, что было прежде и будет потом. Но именно сейчас почему-то простые движения казались каким-то особенным откровением, чудом. Глаза по-новому смотрели, как золотится тесто в печи. Сердце живо откликалось на появление птиц, и их бесхитростное, незамысловатое пение под окном казалось посланием, смысл которого еще предстояло разгадать.
В тот момент, когда хлопоты были почти закончены, вдруг послышался во дворе топот ног. Лехтэ вскочила со стула, на котором сидела, отодвинула прозрачную занавеску и выглянула в окно.
— Тарменэль! — воскликнула она радостно, узнав старшего брата.
Должно быть, едва успел приехать!
Метнувшись к печи, она достала готовые пирожки, поставила их на стол и бросилась к двери. Однако брат уже и сам вошел, принеся с собой веселье и радость.
— Сестреныш! — громогласно воскликнул он, заключая сестру в объятия. — Как ты? Впрочем, можешь не говорить ничего — сам вижу. Очень рад за тебя.
Взгляд его остановился на пирожках, красующихся на столе, он выразительно приподнял бровь, и Тэльмэ кивнула, отвечая на безмолвно заданный вопрос.
— Ну и слава Единому. Расскажешь обо всем?
— Непременно, — пообещала она. — И сегодня же.
— Поедешь с нами? Мы с женой собираемся к морю — интересно же посмотреть, как оно выглядит все при новых светилах.
— Да, поеду, — ответила она просто.
Короткая прогулка в компании Тара и Россэ — что может лучше и правильнее в такой ситуации? Возможно, это сама жизнь ей посылает знак. К тому же столько пирожков, сколько напекла она, ей все равно не съесть. А вот на троих — в самый раз.
* * *
— Кано! Там… к тебе пришли. На переговоры, — сумбурно доложил Амбарусса.
— Что? Опять эти твари из Ангамандо?! — с болью в голосе яростно вопросил Макалаурэ. — Что на этот раз?
Рука менестреля сжала спинку стула так, что тот затрещал.
— Сам чинить будешь, — подошедший Искусник заметил брату. — Расслабься, там всего лишь Финдекано и Артафиндэ.
— Что? Уверен?
— Похожи во всяком случае. Хотя мне неизвестно все, на что способна магия Ангамандо.
— Прекрати язвить!
— Вообще-то я был серьезен. Но мечи их — работы отца я всегда узнаю.
— Зови остальных, — обратился к Амбарусса. — И надо бы пригласить кузенов.
— Выйди к ним сам, итак разговор будет нелегкий.
Кивнув, Канафинвэ откинул волосы и пошел встречать гостей и родичей.
— Приветствую Финдекано Нолофинвиона и Артафиндэ Арафинвиона здесь, на берегах Мистарингэ. Прошу вас, проходите и пусть эльдар, что сопровождают вас, смогут отдохнуть с дороги.
Однако никто не двинулся с места.
— Ты? Почему послали встречать тебя? Считают ниже своего достоинства выйти к нам? Или попрятались, вспомнив о делах рук своих? — Финдекано презрительно цедил слова, выплевывая вместе с ними и боль потерь, и холод льдов, и обиду на того, кого всегда считал своим другом.
— Прости кузена, Макалаурэ, не с этого стоило начинать встречу. И не так, — мягко, но строго произнес Финдарато. — Мы примем твое приглашение и пройдем, однако говорить хотели бы не только с тобой.
— Король сам вышел их встретить, а они еще и недовольны, — раздалось тихим шепотом среди стражи.
— Король? — еле слышно повторил Финдарато.
— Вам многое надо узнать. Как и нам, — тихо ответил Макалаурэ.
Финдекано кивнул, обдумывая услышанное. И оно ему не нравилось.
* * *
Комната, в которой оказались гости, совсем не походила на парадные залы дворца в Тирионе. Небольшая, просто обставленная и без каких-либо украшений, она не создавала впечатление тесной, хотя сейчас в ней собралось немало нолдор. Несмотря на дружелюбие со стороны хозяев, атмосфера накалялась, незримая плотина, что сдерживала эмоции обоих сторон готова была лопнуть в любой момент.
— Я бы хотел видеть лорда Фэанаро, — наконец произнес Финдекано, при этом несколько надменно вздернув подбородок.
— Я тоже…
— Лорда?! — одновременно раздались голоса близнецов и Куруфинвэ.
Гости несколько непонимающе посмотрели на них, а Финдарато поспешил поправить кузена.
— Короля нолдор-изгнанников Куруфинвэ Фэанаро Финвиона. Если теперь вам так важно соблюсти все правила, то, конечно же, мы не будем противиться… — эмоции играли на лице Артафиндэ. Казалось, ему одновременно хотелось ударить и обнять родичей. Но еще более он желал узнать правду, какой бы горькой она ни была.
— Он погиб, — перебил Макалаурэ.
— Что??? — два пораженных голоса. — Как?
Финдекано не дал ответить, задав еще один вопрос:
— А Майтимо? То есть лорд Нельяфинвэ Майт…
— Прекрати ты! Нельо тоже, — подал голос Искусник.
— Неправда! — Амбаруссар опять на удивление одновременно возразили брату. — Он жив!!!
— Исключено. Прошло слишком много времени, рыжики, — мягко и горько произнес Кано. — Но давайте по порядку.
— Когда мы преодолели шторм, — начал Макалаурэ, — и посчитали оставшиеся корабли, то сердца сжались от боли: слишком многие были потоплены яростью Уинен и Оссэ. Измученные мы продолжали путь, держа курс к берегам Эндорэ.
Финдарато внимательно слушал, тогда как Финдекано в мыслях был явно не здесь, и на лице его отражались странные эмоции.
— Когда же впереди показалась суша, пришлось со всей осторожностью следовать вдоль скалистого берега, ища подходящую бухту. Не сразу, но такое место было найдено. Нам показалось оно удачным — с одной стороны вход прикрывала скала, способная защитить от ветров и бурь, если такие последовали бы.
— Конечно, удобное, тяга как в трубе была, правда? Хорошо горели, ярко…
— Откуда узнал?
— Видел! Своими глазами. Все видели! Все!!!
— Финьо, пожалуйста, пусть Макалаурэ договорит, — успокоил кузена Финдарато.
— А смысл? Раз вы знаете про пожар, то и про отца должны были слышать. К чему тогда все эти вопросы?
— Кано, прошу тебя, продолжай. Я думаю, мы знаем не все. Или вообще не знаем, — тихо добавил Артафиндэ.
Искусник тем временем куда-то вышел, но быстро вернулся с бумагой и карандашом, сел один в углу и принялся что-то быстро писать, порой зачеркивая строки, задумывался на пару мгновений и вновь писал и писал.
— Мы успели разгрузить почти все вещи на берег и только начали ставить шатры для отдыха, как появились они — твари Моргота. Они нападали, убивали и пытались утащить с собой эльфят или дев. Сражались недолго — ирчи, как мы назвали этих слуг падшего валы, вдруг отступили, но подошли другие. Темным пламенем горели они все. Жар ощущался даже на расстоянии, а от удара их бичей вспыхивала даже сырая трава. Что уж говорить о кораблях. Они подожгли лишь несколько, остальные загорелись сами. Тогда отец и принял решение увести тварей за собой, подальше от остальных нолдор. Нам же оставалось сражаться с остатками отрядов ирчей, а потом броситься догонять.
Макалаурэ замолчал.
— Я не знаю, как он это вынес, как смог одолеть многих. Когда мы с братьями и отрядом подоспели в сторону Ангамандо удирали всего трое раукар. Да, решили так называть этих жутких порождений тьмы.
— Вы успели? — голос Финдекано прозвучал непривычно хрипло.
— Только проститься.
Тишина воцарилась на какое-то время. Лишь легкий скрип карандаша Искусника нарушал ее.
— А Нельо? Что случилось с ним?
— Обман. С трудом пережив потерю, мы начали обустраиваться, а также думать, как построить хотя бы пару кораблей, чтобы донести вести до оставшихся в Арамане. Нолофинвэ же не отвечал на вызов по палантиру.
— Отец оставил камень. А тогда мы были уже в пути по льдам.
— Но почему? Что помешало связаться с нами, узнать, где корабли? — поинтересовался Питьяфинвэ.
— Мы и без этого поняли, что преданы, — привычно отозвался Финдекано.
Макалаурэ вопросительно и пристально посмотрел на кузена.
— Мы решили, что лорд Фэанаро сжег их, чтобы мы не смогли достичь Эндорэ.
— Тогда б он просто их не посылал назад. Жечь-то зачем? — изумленно спросил Кано.
— Не знаю. Но мы видели. И поняли. Все разом поняли, что преданы…
— Исключено! — вмешался в разговор Куруфинвэ. — Смотрите, вот расчет. Даже если не принимать во внимание скалу, что закрывала нас с моря, то плотность воздуха, рассеивание, расстояние. Гляди сам, — он пододвинул лист кузенам.
— Атаринкэ, я не…
— Не стоит меня так больше называть, — то ли зло, то ли с болью произнес он.
— Прости. Не подумали, — извинился за двоих Финдарато.
Кузены недолго смотрели на записи Искусника.
— Предположим, ты прав. Я могу забрать этот лист? — поинтересовался Артафиндэ.
Куруфинвэ лишь пожал плечами. Однако Финдекано, воспользовавшись невольно возникшей тишиной, вновь обратился к Макалаурэ.
— Ты не договорил про Нельо…
— Зачем тебе? Разве мало уже знаешь? К чему?
— Расскажи, — продолжал настаивать Нолофинвион.
— Хорошо, но буду краток. Моргот затеял переговоры. Нет, не лично. Майтимо поверил и решил отправиться на них, но с отрядом, а не один, как предполагалось.
— Все погибли?
— Да. И брат тоже. Хотя к нам приходили послы… сказали, он пленен. В доказательство швырнули его меч и прядь волос.
— И вы?
— Прогнали прочь. Условия не приняли.
— Не об этом, — отмахнулся от очевидного Финдекано. — Спасти сколько раз пробовали?
— Ни одного.
— Что???
— Я не могу рисковать жизнями нолдор ради одного, тем более, когда уверен, что он давно с отцом.
— Трус!!!
На мгновенье повисла тишина. Качнулся воздух. Открылась дверь.
— Что происходит? Что за шум, атто? Ясного дня! — в комнату вошел Тьелпэринквар.
— Ты зачем встал? — тихо спросил Искусник, оказавшийся тут же рядом с сыном. — Я же просил тебя сегодня еще полежать.
— Рад видеть тебя, Тьелпэ, — приветливого произнес Финдарато. — Как ты?
— Благодарю, лучше, — немного удивившись, ответил Куруфинвион.
— Лучше?
— Его ранили отравленной стрелой, — вмешался в беседу Искусник. — Эти твари используют многокомпонентный яд и злые чары.
— Он долго был без сознания и его лихорадило? — неожиданно спросил Финдекано.
— Да. Почему ты спрашиваешь?
На лице Нолофинвиона отразилась непонятная борьба эмоций, казалось, он спорит сам с собой.
— Аракано ранили такой же, — наконец через силу сказал он.
— Противоядие осталось. Я принесу.
— А что взамен? — тут же уточнил воспрявший было духом Финдекано.
— А тебя тоже в бою задели? По голове?
— Курво!
— Теперь хоть похож на себя. Давно он ранен?
— Несколько восходов нового светила.
— Плохо. Отправляемся сейчас же.
— Ты можешь мне просто отдать противоядие…
— Нет, дольше объяснять, как его применять.
* * *
— Помнишь Нгилиона? — говорил Тар, когда они все втроем рысили по полю.
Лехтэ кивнула. Те короткие поездки к брату, когда он после Исхода нес в ущелье с отрядом эльдар дозор, забыть было невозможно, как ни старайся. Запах моря, темная, леденящая душу даль. Тельмэ вглядывалась тогда, забравшись повыше на один из хребтов, в безмолвный, бескрайний простор, и мороз бежал по коже от страха. Сверху и снизу, справа и слева — везде, куда ни кинь взгляд, лежала тьма. Она подкрадывалась, тянула щупальца, проникала в самую фэа и в легкие, и Лехтэ чудилось, что расслабься на миг, забудь, что надо дышать, и она задушит тебя, высосет и выкинет, как ненужную тряпку, вон.
Однако там, внизу, в лагере дозорных, горел костер, весело булькала в котелке жидкая каша, а иногда и уха, и Нгилион, молодой телеро, едва гостья-нолдиэ спускалась со своего поста, принимался рассказывать истории. Половину из них, как она подозревала, он выдумывал на ходу, чтоб ее порадовать. Тар говорил, что у его приятеля во время битвы в Альквалондэ пострадал кто-то — то ли отец, то ли дядя. Подробностей брат не знал толком, да Нгилион и не распространялся особо.
— Я помню его, — сказала теперь Тэльмиэль, отвечая на вопрос Тарменэля.
Остро пахло морем, далеко впереди виднелась пронзительно-голубая, пока еще узкая, полоска воды, и она размышляла, не в силах оторвать от удивительной картины глаз:
«Как же странно, что Единый в мудрости своей не подумал и не предусмотрел такой простой и жизненно необходимой всему живому вещи, как свет. Значит, он не так уж и мудр? И может ошибаться? Но если он ошибся в этом, значит мог ошибиться в чем-то еще? Что, если Создатель сущего так же молод, как сами эльдар, и еще не знает и не понимает очень много? И где еще он мог допустить просчет?»
Занятная мысль, прежде никогда не приходившая в голову. Вот взять, к примеру, любого мастера. Он создает вещь, вкладывает в нее частицу фэа. Но ведь это не значит, что он мудр и не может допускать ошибок?
«Рассуждения эти, кажется, не для дороги», — решила она.
Россэ весело рассказывала о шалостях младшего сына, Тар посмеивался, и можно было подумать, будто все еще длится Эпоха Древ, и ничего не кончалось, и жизнь идет и идет, как шла всегда.
Лехтэ вздохнула, и брат, посмотрев на нее, подъехал ближе и положил руку ей на плечо:
— Не грусти, сестреныш, выход всегда есть. Не один, так другой.
Та кивнула, но как-то неуверенно, однако брат пока не стал настаивать на разговоре.
* * *
Куруфинвэ уверенно шел по рядом с кузеном, аккуратно неся снадобье. Дружелюбные взгляды отсутствовали, равнодушных почти не было, а гневные или презрительные разделились практически пополам. Искусник делал вид, что не замечает их, продолжая идти к шатру, где по словам Финдекано располагался раненый Нолофинвион.
Когда же незнакомый нолдо, что шел навстречу, позволил себе грубо толкнуть и процедить сквозь зубы: «Предатель», тот лишь пожал плечами. Даже шагающий рядом кузен не догадывался, каких усилий все же стоил этот невозмутимо-равнодушный вид.
— Он же еще не знает, — мягко напомнил тот. — Все были уверены…
— Не продолжай. Это мы уже обсудили.
У самого шатра Финдекано простился, сославшись на то, что ему надо обойти лагерь. Слова прозвучали не очень убедительно, однако Куруфинвэ не стал возражать.
Внутри царил полумрак, позволивший лишь различить силуэты.
— Доброго… — договорить ему не удалось: в грудь уперся меч, чтобы в следующий миг скользнуть к горлу, немного оцарапав кожу. Капля стекла по клинку и скрылась в темноте.
— И каково оно, теперь самому стоять так? Нравится? Ничего не хочешь мне сказать?! — громыхнувший голос Нолофинвэ разом стих, едва с походного ложа донесся стон Аракано.
— Доволен? — уже тише, но не менее яростно спросил он.
— Нет. Я принес лекарство для Аракано, — сквозь зубы выдавил Искусник, рассчитывавший все же не на такую встречу.
— Курво? — меч скользнул в ножны. — Я…
— Перепутал. Но твой сын потом расскажет тебе много занимательного. Где вода? Мне надо приготовить питье.
* * *
Прежде море таким она не видела никогда. Если забраться на скальный уступ и заглянуть в бездну, то можно было разглядеть все происходящее, вплоть до самого дна.
— Осторожней, Тэльма! — крикнул брат, когда та, пристроившись поудобнее на карнизе, решила взобраться еще повыше.
— Все хорошо! — ответила она.
Россэ играла с выбравшимся на берег крабом, а Лехтэ увлеченно изучала придонную жизнь: пестрых рыб, разноцветные водоросли, актинии.
— Смотри, медуза! — ткнула пальцем она в прозрачный белесый купол, мерно раздувающийся и вновь опадающий.
Там, куда они втроем добрались, было пустынно, но Тэльмиэль и не рвалась сейчас видеть кого бы то ни было — присутствие посторонних только мешало размышлениям.
Ветер с увлечением трепал волосы, брат ждал, и сестра в конце концов решила поделиться с ним размышлениями. С кем же еще, если не с Таром?
— Скажи, — все еще задумчиво поинтересовалась она, — это нормально — столько лет спустя хотеть отправиться вслед за мужем?
Тарменэль хохотнул:
— Полагаю, ничего необыкновенного в подобном желании нет, при условии, конечно, что ты действительно хочешь.
Лехтэ спрыгнула на песок и отряхнула руки:
— А вот это вопрос, и ответ на него найти еще предстоит. Знаешь, с тех пор, как взошли светила, что-то внутри не дает мне покоя. Словно разрывает на двое. С одной стороны — очень тянет в Эндорэ, а с другой одолевают сомнения. Ведь если я уйду, то уже навсегда.
Брат кивнул сосредоточенно, внимая. Сестра продолжала:
— Готова ли я к такому шагу? Хочу оставить то, что тоже дорого — дом, вас с сестрой и родителей?
Тар задумчиво почесал бровь:
— Знаешь, Тэльма, тут нужен советчик мудрее меня.
— Ты знаешь такого? — обернулась к нему Лехтэ, пытливо глядя в глаза.
— Ты тоже, — улыбнулся Тар. — Наш дедушка Нольвэ. Скоро я как раз собираюсь в Валимар, тогда и поговорю с ним.
— Хорошо, — согласилась Лехтэ. — Спасибо тебе.
— Но если ты в конце концов соберешься, то как планируешь добраться?
— Еще не знаю, — пожала плечами Лехтэ. — Вряд ли я, конечно, дойду пешком через Льды.
— Об этом и думать нечего, — нахмурился Тар.
— Скорее всего я попробую уговорить Нгилиона — он разумный малый.
Оба замолчали, о обдумывая сказанное. Наконец, Тар сказал:
— Когда придет время, я вызову его в Тирион. Не стоит тебе ездить в гавань.
Рыбы играли на самом дне, и движения их напоминали некий замысловатый танец.
— Спасибо тебе, — поблагодарила сестра.
И оба они направились к Россэ. Наступало время обеда.
Аракано был очень слаб, и Искуснику пришлось провести намного больше времени в шатре у Нолофинвэ, чем он планировал. Вызванные целители стали слушаться указаний Куруфинвэ только после прямого распоряжения среднего сына Финвэ, притом не скрывая ни удивления, ни некоторого презрения в отношении к фэанариону.
Наконец из-за совместных усилий раненый нолофинвион стал дышать спокойнее, и жар существенно спал.
— Благодарю тебя, хотя и не думал, что скажу когда-нибудь подобное, — устало проговорил Нолофинвэ. — И я все же хотел бы увидеться с твоим отцом.
— Лучше б ты не торопился на ту встречу, — немного надменно прозвучало в ответ. — Но если настаиваешь, Ангамандо в той стороне, слуги Врага помогут приблизить ваше свидание. А теперь я должен вернуться к своим.
— Что ты хотел этим сказать?!
— Спроси сына. Или племянника. У меня нет ни сил, ни желания говорить об этом.
Искусник ушел, оставив озадаченного дядю одного. Никто не препятствовал ему, не пытался остановить, спросить или же высказать свое недовольство. Нолдор смотрели сквозь него, словно не замечали. Или не хотели замечать.
Мысли об отце сменились раздумьями о брате. Что если Финьо прав? Если Майтимо жив и страдает в плену у Моринготто? С другой стороны, Кано был прав — нельзя вести остальных на верную смерть из-за призрачной надежды. Разве что самому надо было, как почти сразу попытались Амбаруссар… Только он все равно б выбрал остаться с сыном, случись ему снова принимать подобное решение.
Тьелпэ… живой, вместе с ним, это главное. Память услужливо показала ему несколько ярких и таких светлых картин, что сердце невольно сжалось и почти пропустило удар. Лехтэ… как она могла? Почему оставила их, отказалась? И тут же иная мысль пронзила его — как она одна в Амане? Как пережила холод и тьму?
Вышедший из-за облака Исиль скользнул лучом по одинокому нолдо, ярко сверкнув на кольце, заставив путника посмотреть себе на руку и нежно погладить металлический ободок.
* * *
Шум нарастал. Становился не просто роем гудящих голосов, а толпой отчаянно споривших нолдор. Нолофинвэ вышел из шатра, оставив спящего Аракано на целителей:
— Что происходит?
К порядку призвать удалось почти сразу, но нелегко — собравшиеся в любой момент были готовы продолжить прерванную дискуссию.
Как оказалось, они узнал новости от Артафиндэ, вернувшегося вместе с верными чуть позже Искусника и Финдекано. Первым делом он поделился услышанным с братьями и сестрой. На возмущенно-яростные голоса Ангарато и Айканаро прибежали остальные. Рассказ повторили, и нолдор тут же разделились на поверивших старшему арафинвиону и сторонников идеи, что его обманули. Сам же Финдарато попросил его не беспокоить и, оставшись один, принялся вспоминать, что именно он увидел, находясь на берегах Арамана, и что успел подумать, прежде чем горькая мысль о предательстве вытеснила все остальные.
* * *
Финдекано мерил шагами опушку леса, куда направился, как только простился с фэанарионом. Беспокойство за брата сменилось другой не дающей покоя мыслью. Он был уверен, что Майтимо жив. Горькие, но разумные слова Макалаурэ убедили его лишь в одном — поддержки ни от кого не будет. Ни отец, ни братья, ни кузены не поддержат его, да и вообще вряд ли поймут. Значит, придется отправляться одному. От этой мысли стало немного жутко — идти в Ангамандо, не с армией, не с отрядом… но тайно, значит, и не должны заметить.
О том, что его могут схватить, нолофинвион старался не думать, предпочитая представлять, как обрадуется спасенный друг и уж точно расскажет ему всю правду о произошедшем по эту сторону моря. А если все услышанное им сегодня окажется правдой, то это поможет вновь сблизиться Домам нолдор. Решено — он уйдет один, тайно. Только заглянет к младшему брату на прощание и оставит отцу записку.
Меч, нож, лук, стрелы, фляга с водой, немного еды, арфа…
Финдекано с удивлением посмотрел на взятый с собой инструмент. Зачем его руки сами потянулись к нему? Кому он собрался играть?
Зато, если ее нести открыто — проще будет выйти из лагеря, меньше вопросов зададут, куда собрался в полном снаряжении.
Времени на долгие объяснения в записке не было, так что Нолофинвэ остались ожидать лишь пара строк.
«Ушел за Майтимо. Вернусь, как только представится возможность. Поверь, это важно для всех нас.
Финдекано»
Прикрыв небольшой дорожный мешок и лук плащом, нолофинвион вышел из шатра, который делил с отцом.
Ненадолго остановившись у палатки Аракано, он прислушался к голосам целителей, доносящимся из нее и, убедившись, что брату стало лучше, направился к выходу из лагеря, открыто неся арфу. Дозорные, конечно, поинтересовались, зачем ему нужно в лес одному и ночью, но, увидев инструмент и получив заверения, что ненадолго, пропустили.
* * *
Куруфинвэ вернулся к своим поздно. Или рано. До восхода Анара оставалось несколько часов. Искусник сразу направился к сыну — убедиться, что тот в порядке.
Тьелпэ спал, безмятежно и крепко, улыбаясь и ровно дыша. Захотелось как в детстве взять его на руки, покачать, спеть колыбельную. Поправив одеяло, Куруфинвэ чуть слышным шепотом начал, казалось, почти забытый мотив. Когда-то так Лехтэ укладывала их непоседу спать. Тьелпэ шевельнулся и, не открывая глаз, взял отца за руку.
— Не уходи.
— Хорошо. Я рядом. Спи, — ласково проговорил Искусник и завершил песню.
Сын так и не отпустил его пальцы, вынудив лечь рядом.
— Отдыхай. Я с тобой, йондо, — почти беззвучно произнесли губы.
Слушая мерное дыхание Тьелпэ, Куруфинвэ прикрыл глаза, засыпая. Мир для него тут же наполнился золотистым светом Лаурелина, журчанием фонтана и веселым голосом жены. Она смеялась, танцевала, убегала прочь, но неизменно возвращалась. К нему. В его распахнутые объятья. Они целовались, кружились вдвоем, пока любимая вдруг не исчезла. Он искал ее, ждал и звал, отчаянно и искренне, умолял вернуться. И ответ пришел, долетел из другого мира. Всего три слова. «Мельдо, я иду», — словно бы осанвэ услышал он. А в следующий миг его разбудил сын.
— Атто, ты в порядке?
Еще не до конца понимая, где он, Искусник кивнул и успокоил Тьелпэ:
— Все хорошо. Так, приснилось, — немного хрипловато со сна ответил он. — Еще рано. Отдыхай.
А вскоре и сам провалился в сон, на этот раз без воспоминаний и видений.
* * *
Мысли неслись в голове Нолофинвэ одна быстрее другой: Фэанаро мертв, какие-то огненные твари сожгли корабли, Нельяфинвэ то ли в плену, то ли со своим отцом и дедом в Чертогах, споры не утихают, ночь.
В очередной раз призвав к порядку и наконец просто приказав всем разойтись, он направился к себе в шатер, надеясь поговорить с сыном и узнать, что тот думает, кому верит.
Его фэа была в смятении, но в то же время уже знала правду — горькую и тяжелую. Нет иного у него врага, кроме Моринготто, убийцы отца. И брата. И еще многих оставшихся во льдах или же на дне моря, среди обломков кораблей.
В шатре Финдекано не оказалось, хотя двое верных уверяли, что он направлялся именно туда. Искать сына по всему лагерю было несколько бессмысленно, и Нолофинвэ тяжело опустился на тюки, заменявшие ему ложе, и уронил голову на руки, закрыв ладонями лицо. Думалось о разном: как теперь воспринимать все произошедшее по-новому, как избежать вражды между Домами, как заставить себя подчиниться Макалаурэ, хотя тот и показал себя достойным королем, удержав братьев от убийственного похода на Ангамандо. Чего ему стоило такое решение, он предпочитал не думать.
Время шло, а Финдекано все не было. Наконец подняв голову и откинув волосы, Нолофинвэ обвел взглядом шатер. Светлое пятно в изголовье своего ложа привлекло внимание, а в следующий миг он уже стоял у светильника, пытаясь убедить себя, что эти строки, написанные сыном, ему только кажутся.
Ярость и отчаянье, боль и гнев — как мог и как теперь?! Поддавшись эмоциям, Нолофинвэ схватил лишь меч и бросился прочь из лагеря, желая догнать и вернуть.
Турукано, бывший в ту ночь в дозоре крепко держал его и не желал подчиняться ему ни как отцу, ни как арану.
* * *
— Как ты? — спросил лорд Нольвэ внучку.
Та печально вздохнула:
— Не знаю. Я в смятении. С тех пор как взошли Светила, мне нет покоя… Словно тянет, манит куда-то.
Они стояли в саду дома ее отца Ильмона под цветущими вишнями, что раскинулись над головами роскошным бело-розовым пологом, и сквозь лепестки просвечивало небо — голубое, такое яркое-яркое, какого не видел никто из эльдар от начала мира. И к которому никто из них, несмотря на прошедшее время, еще не успел привыкнуть.
— Присядем? — пригласил дедушка.
Тэльмиэль послушно кивнула и, зачем-то расправив складки платья, села на деревянную резную скамью рядом с отцом своей матери.
Тот вздохнул, нахмурил брови сосредоточенно и посмотрел в небо. Лехтэ ждала. На лице ваниа, видевшего Воды Пробуждения, застыла задумчивая печаль вперемешку со светлым ожиданием, предвкушением… Чего? Это она не могла угадать. Да и кто бы проникнуть вглубь фэа Нольвэ, если он не захочет туда пустить? Впрочем, она и не торопилась — сам расскажет все, что посчитает нужным. Ведь для того и позвал.
— Расскажи, что гнетет тебя, — предложил дедушка, и внучка, склонив голову и собравшись с мыслями, повела рассказ.
О том, как супруг ее Атаринкэ пришел, чтоб пригласить последовать за ней, а она отказалась. Впрочем, об этом тот и сам хорошо знал, но разве не следует начинать историю с начала, от истоков? Поведала и о том, как еще раньше, вскоре после прибытия в Тирион, к ней подошел майя из свиты Намо и сказал, что идти ей в Белерианд по призыву Фэанаро не следует, ибо это приведет к гибели ее любимого мужа и сына Тьелпэ.
Нольвэ хмурился, а нолдиэ говорила ему о метаниях, о том, сколько слез пролила, проводив того, с кем расстаться казалось ей хуже смерти. Как провела все эти годы от Исхода до рождения Светил будто во сне. Что делала, о чем говорила? Сама не могла рассказать толком. Только помнились тьма и холод, голод и страх, гибель многих эльдар и постоянное ожидание нападения Моринготто. Но теперь, когда свет Анара разогнал мрак и согрел всех, поневоле стали закрадываться мысли. Что, если все не так, как могло показаться на первый взгляд? Почему она тогда так безоговорочно поверила? Почему не рассказала мужу обо всем? Теперь сама удивлялась. Но не поздно ли терзаться сомнениями? И как быть, если сердце рвется туда, за пролив, к землям, где теперь обитает ее супруг? Он жив, она чувствует это, хотя до сих пор еще ни разу не говорила по палантиру. Как ей быть и что делать?
— Что скажешь, дедушка? — спросила она и взволнованно всплеснула руками.
Нольвэ молчал, и Лехтэ в ожидании принялась осматривать сад. Эти дерева, и стены дома, что виднелись в просветах между стволами — все теперь ей виделось в новом, непривычном свете, словно со стороны. Если она решится в конце концов покинуть благой Аман, то, наверное, отчего дома уже больше никогда не увидит? Как же быть? Но ведь все равно придется выбирать и чего-то лишиться. Странно, до сих пор у нее не было ни малейшей возможности сесть вот так спокойно, ни о чем не думая, и перевести дух. Все куда-то бежала, спешила, делала… Кого-то звала. Впрочем, напрасно — не дозвалась.
Она вздохнула, а дедушка наконец заговорил, обернувшись и глядя прямо на внучку:
— Я бы мог сказать тебе многое, но ответы на все вопросы ты должна найти сама.
— Одна? — уточнила удивленная таким ответом Лехтэ.
Нольвэ серьезно кивнул:
— Да. Они должны быть только твоими и ничьими больше. Впрочем, помочь кое в чем я все же могу. Например, советом: забудь обо всем, что тебе кто-либо когда-либо говорил, советовал и просил. Слушай сердце.
Тэльмиэль подобралась и попыталась вспомнить дословно слова того майя.
— Дедушка, — вновь обратила она взор на Нольвэ, — у тебя дар предвидения. Скажи…
— Без тебя они погибнут совершенно точно, — ответил ей отец матери, — а с тобой есть шанс побороться.
— Но тот майя сказал совершенно другое.
— Я ваниа, и знаю Стихии лучше, чем вы все нолдор вместе взятые. Забудь обо всем, что он однажды сказал, и слушай себя.
Тэльмиэль склонила голову и, нахмурившись, прикусила губу.
— А почему ты раньше мне не говорил этого? Почему позволил отказаться уйти с супругом?
— Потому что ты бы не пережила Исход. Корабль, на котором ты должна была плыть, пошел ко дну; а если б вздумала идти с Нолофинвэ, то провалилась бы в полынью. А теперь доберешься.
Прямо над их головами на ветку опустилась птичка, и несколько лепестков, оторвавшись, закружились в воздухе, словно танцуя, а потом плавно опустились на волосы Лехтэ.
— Посмотри, — заговорил Нольвэ, жестом указывая на цветущие древа. — Вот эти вишни. Они уже отцветают, однако часть лепестков еще крепко держится. Но не все. Некоторые уже оторвались от корней своих, и их подхватил ветер. Подхватил и понес куда-то далеко-далеко, к новой жизни. Что с ними станет, куда они упадут? Никто не может дать ответ на вопрос, однако они уже не принадлежат прежней судьбе. А ведь им наверняка казалось, что так будет вечно — и эта ветка, на которой они росли, и цветки, и тонкий, неповторимый аромат, и визиты пчел. Но что было бы, останься они, вопреки природе, на дереве? Зачахли бы, засохли и в конце концов погибли. Так стоит ли жалеть, что тебе повезло и ты почувствовал зов судьбы? Впрочем, если попытаться оторвать листок, который еще крепко держится, то он тоже умрет.
Небо светило над головами невозможно ярко, дул легкий, теплый ветерок, принося откуда-то с лугов пленительный, тонкий аромат меда. Вдалеке слышалось пение птиц.
— Закрой глаза, — вдруг велел Нольвэ.
Лехтэ послушалась, а дедушка ей сказал:
— Забудь обо всем, что тебе говорил кто-нибудь прежде. Забудь о том, что тебя может ждать впереди. Отрешись от всего и открой разум.
Она послушалась, а ваниа продолжал, и слова его, текучие и плавные, словно тот самый мед, проникали в душу, убаюкивая ее, успокаивая и, казалось ей, указывая единственно верный путь. Все же деду она привыкла за всю недолгую жизнь верить больше, чем кому бы то ни было. И, конечно, гораздо больше, чем всем валар и майяр.
— А теперь, — говорил Нольвэ, когда Тэльмиэль послушно распахнула осанвэ, — прислушайся к себе, сосредоточенно и внимательно. Это то единственное, что имеет сейчас значение. Твоя фэа сама давно уже знает ответы на все вопросы, так позволь себе услышать этот тихий глас. Спроси себя, спроси землю, на которой стоишь и которая до сей поры кормила тебя и давала силы. Спроси деревья и камни. Пусть ответят тебе — по-прежнему ли ты крепко держишься корнями за бессмертную землю, или же давно уже оторвалась, готовая улететь навстречу неведомому, навстречу своей судьбе.
Голос Нольвэ в сознании становился все тише и тише, словно отдаляясь, уплывая куда-то далеко-далеко, быть может в страну снов. Ветерок вдруг усилился, подхватив, закружив фэа, и Лехтэ вскочила, не в силах противиться настойчивому и одновременно мягкому зову. И она пошла, по-прежнему не открывая глаз, туда, куда ее звал ветер. И ей чудилось, будто сама она превратилась в листок. В листок, который кружился, танцуя в воздушных струях, отдаляясь от земли, взрастившей его, все дальше и дальше. А синее небо становилось все ближе. Такое манящее, одновременно незнакомое и пугающее. Но столь восхитительное!
Она бежала, а лорд Нольвэ стоял и смотрел внучке вслед. Он уже знал ответы на поставленные Лехтэ вопросы, прочитав их в выражении лица, в стремительном, легком беге. Прочитал и кивнул сам себе, ответив удовлетворенно:
— Все правильно. Все именно так, как и должно быть.
А скоро и она сама их узнает. Однако тот, кто увидел мир под звездами у вод Куивиэнен, ни о чем не жалел. Ибо кто сказал, что поступая против воли своей, мы сделаем себе или кому-либо еще лучше?
А листок тем временем все летел и летел. Его кружило в воздушных струях, позади оставались лиги. Уменьшалась земля — земля Благого Амана. Море вздымало пенные шапки, будто силилось достать, но ему было весело — капли до него, конечно, не долетали. И когда впереди показался незнакомый берег, Лехтэ резко вздрогнула и распахнула глаза. Она стояла посреди огромного луга на высоком валуне, за плечами крохотной точкой сиял Тирион. Она не могла сказать, как попала сюда, но точно знала ответ на заданный самой себе и дедушке вопрос.
«Завтра надо будет поговорить с Таром, — подумала она и спрыгнула в траву. — Пусть зовет в гости Нгилиона».
Высокие травы Ард-Галена, что быстро поднялись и воспряли с восходом нового светила, тихо шелестели на ветру, убаюкивая, усыпляя. Они словно бы гнали прочь все мысли о Враге и зле, о тьме и горе. Это обманчивое спокойствие казалось вечным — ничто не могло омрачить его погожим днем, когда Анар дарил всем живущим свое тепло, а легкий ветерок вносил некое разнообразие в звучание долины. Аман… это мог бы быть он, Благословенный покинутый нолдор край.
Однако стоило взглянуть на север, как все сомнения исчезали без следа — Ангамандо, твердыня Моринготто и три пика Тангородрим как напоминание о его власти и короне.
Финдекано упрямо приближался к месту, от которого старалось держаться подальше все живое в Эндорэ.
Порой мысль о невозможности происходящего все же закрадывалась, но он гнал ее прочь — предать друга, обрекая того на вечные мучения, было намного страшнее. Временами нолофинвион злился, вспоминая тяжкий переход через льды, однако посчитать, что Майтимо заслужил быть пленником Врага, он бы никогда не смог.
Когда же ветер и травы начинали вновь свой умиротворяющий напев, картины прошлого невольно вставали перед глазами: были там и прыжки с обрыва в воду, что взметали брызги аж до Таникветиль (как им тогда казалось), и состязания в ловкости, и разговоры, общие дела и заботы. Он почти видел золотые лучи, что озаряли их беспечную юность.
Свет Лаурелина резко померк — перед Финдекано возвышалась громада Ангамандо.
Притаившись за обломком скалы, коих было немало, он принялся выжидать и внимательно изучать стены, ища возможность проникнуть в твердыню.
* * *
— Пусти меня сейчас же! Немедленно!!! — Нолофинвэ пытался вывернуться из стального захвата рук Турукано.
— Нет.
— Это приказ!
— И снова нет. Ты не оставишь нас одних… втроем.
— Аракано стало лучше, Турьо, — разом перестав вырываться, ответил Нолофинвэ.
— Я рад, атто. Пойдем к нему, успеешь еще с Моринготто поквитаться, — продолжал вразумлять он отца.
— Я должен, обязан вернуть его или… погибнуть с ним. Он же ушел один!
— Кто? Финьо? Так он же недалеко, с арфой в лесу… так сказали дозорные, — недоуменно спросил Турукано.
— Читай!
Записка задрожала в руках нолофинвиона.
— Ненавижу! Почему еще и брат должен погибнуть по их вине!!! Мало что ли осталось во льдах. Эленвэ моей им мало!!! — до хруста и боли он сжал кулаки, словно желая разорвать, смять пальцами всех врагов своих.
— Теперь ты успокойся. Возможно, — Нолофинвэ выделил именно последнее слово, — все было иначе. Во всяком случае Финьо и Финдэ, бывшие там, — он неопределенно махнул рукой в сторону противоположного берега, — рассказывают другую историю. Пока не знаю, верю ли в нее сам, но именно Атаринкэ помог Арьо.
Турукано презрительно хмыкнул и продолжил уводить отца в сторону шатров.
* * *
Долгие часы наблюдений результата не принесли — попасть незамеченным внутрь твердыни Моринготто было невозможно. Все было напрасно — ему не спасти Майтимо!
Однако отчаяние было незнакомо старшему сыну Нолофинвэ. Выждав, когда золотое светило будет высоко и его жаркие лучи загонят тварей внутрь мрачной громады, он решил подобраться к стенам и обследовать их вблизи, а если получится, то и обойти вокруг.
Конечно, Финдекано продолжал передвигаться от камня к камню, стараясь сливаться с ними, а открытое пространство пересекать быстро. Пару раз ему чудился чей-то очень недобрый взгляд, рука сама тянулась к мечу, а мысли вновь и вновь возвращали его в благие дни, озаренные светом Древ. Кажется, именно они, эти образы навсегда потерянного прошлого, заставляли незримого наблюдателя смотреть в другую сторону, не искать ничего там, где, пусть лишь в памяти, мир озарялся дивными лучами.
Стена была серой, словно покрытая копотью и пеплом, абсолютно неживая, словно и не возникла когда-то благодаря мелодии Аулэ, как и все горы этого мира. А впрочем, может, так и было, и своему появлению она обязана лишь внесшему диссонанс голосу Мелькора.
Финдекано продолжал идти и гнал прочь мысль о том, что на этот раз потерпел поражение. Он старался вновь вспомнить детство и юность, но почему-то память на этот раз показывала события менее отдаленные. Вот телеро накладывает стрелу, что в следующий миг должна отправить к Намо отца. Взмах меча. Алые капли на клинке, камнях и на нем самом.
— Осторожно! — крик Майтимо и стальной росчерк. Еще один эльда падает на брусчатку, а он, Финдекано, остается жив.
Нолофинвион даже потряс головой, прогоняя непрошеное видение. Не иначе как злые чары Моринготто, идущие от стен и скал, заставляют постоянно отвлекаться от цели — поиска пути внутрь.
Постепенно на идеально ровной серой поверхности стали заметны трещины и совсем небольшие уступы, а вскоре она превратилась в почти обычную скалу, на которую можно было забраться. Но только до определенного уровня — дальше, насколько удавалось разглядеть в вечном дыму и чаде, что окутывали твердыню Моринготто, начиналась отвесная и гладкая стена, словно падший вала своей злой волей взял и срезал кусок породы.
Финдекано решил подняться на ту высоту, какую позволит отсутствие снаряжения, и оглядеться уже оттуда. Подъем не был легким, однако и ловушек никаких не встретилось на пути нолофинвиона. Выбрав наиболее подходящий уступ, он принялся внимательно изучать окрестности.
Очень хотелось смотреть на зеленеющий Ард-Гален, однако необходимость заставляла до слез вглядываться в сумрак, царивший над Ангамандо. Нет, он не ошибся, когда внизу понял, что не суждено ему оказаться внутри крепости Врага.
— Прости, Майтимо, — прошептал он тихо и горько. И в этот миг что-то настойчиво толкнуло его в бок. Опустив взгляд, Финдекано увидел арфу. Решение пришло мгновенно, и тот час же скалы отразили и усилили лучи мелодии и свет голоса.
* * *
Боль. Есть только она. Больше ничего. Совсем. Нет. Есть Свет. И Клятва. Еще что-то? Возможно…
Порыв ветра. Холодно. До дрожи. Боль. Сильнее. Горячее. Не только в руке. Тело безвольно ударяется о ледяную скалу, которая почему-то словно обжигает. Кровь течет из старых ран, открывшихся от удара. Алые ручейки сбегают вниз и чертят странные узоры на скале. «Аммэ, а я неплохо научился рисовать и без красок…»
И тут же приказ себе: «Не думать! Ни о ком из родных. Не должен. Нельзя!»
Вновь порыв ветра и удар. Что-то опять лопнуло в правой руке. Должно быть больно, но он не чувствует уже ничего. Сознание медленно покидает Нельяфинвэ, услужливо напоминая, что стоит лишь признать Врага своим господином, как все закончится. «Нет», — твердо, но из последних сил в ответ.
И спасительное забытье приняло Майтимо в свои объятия.
* * *
Финдекано пел. Одна мелодия сменяла другую, восторг первых открытий этого мира сменялся задумчивым созерцанием творений Эру, страсть созидания превращалась в уют и гармонию отстроенных домов. Неизменным оставалось одно — свет Древ Валинора.
Голос то взлетал ввысь, пробиваясь сквозь злой дым и чад, то словно погружался в скалы и стены, желая дозваться до истинной сути камня, он становился шепотом, рассказывая о сокровенном, чтобы в следующий миг подобно морской волне разбиться о скалы тысячами сверкающих брызг-нот.
Нолофинвион пел, не зная, что за ним давно уже наблюдают две пары очень зорких глаз.
— Что ты задумала?
— Предупредить. Его схватят.
— И что?
— Мне жаль таких, как он.
— Всех не спасешь. Возвращаемся.
— Я останусь.
— Упрямая! Нас ждут наши дети.
— Я вернусь. Но позже. Мне нравится его фэа.
— Что???
— Прекрати. Ты смешон, когда так взъерошен. Но посмотри сам…
— Хорошо. Останемся вместе. Но ненадолго.
* * *
Что-то настойчиво тормошило, будило, возвращало к реальности из спасительного небытия. Звало и приказывало открыть глаза, умоляло вернуться. Порой нечто становилось грозным, пугающим, но не разрушительным. Странно… На этот раз это не были злые чары Врага, что порой продолжали мучить пленника и здесь, на скале. Майтимо был уверен, что знал, что это, помнил… когда-то давно, очень давно. Свет! — Воспоминание ярчайшей вспышкой пронзило его всего насквозь, навылет. Свет и песня! Аман. Дом. Финьо.
Собрав все силы и волю, Нельяфинвэ закрыл глаза, растворяясь в мелодии и запел.
Пересохшее горло сипело, сорванные связки почти не могли издавать нужные звуки, но фэа не желала молчать. Ее пламень, ее огонь придавали сил, на короткий миг позволив измученному хроа присоединиться к голосу друга.
* * *
В первый миг Финдекано не поверил услышанному и замер, замолчав. Песня продолжалась. Она доносилась откуда-то сверху. Неужели… Он завертел головой, ища.
— Нееет! — полный отчаяния то ли крик, то ли стон невольно вырвался наружу. — Нельо! Я иду.
Он бросился к возвышающейся громаде, надеясь взобраться и освободить друга. Финдекано цеплялся за мельчайшие уступы, всаживал свой нож в едва различивые трещины, ранил ладони и пальцы, не замечая боли. Ему даже удалось взобраться на достаточно приличную высоту, когда крошечный камешек, что немного выступал из стены, повинуясь злой воли своего господина, отделился от основного массива и упал вниз. Стоящая на нем нога нолдо соскользнула и тот, на мгновение повиснув на пальцах, сорвал ногти и полетел следом.
Удар о землю был сильным. Воздух со свистом вылетел из легких и оставил лежать нолофинвиона неподвижно. На небольшой осколок брызнуло алым, а налетевший ветер принялся трепать косы Финдекано.
Майтимо, увидевший падение друга, закричал так, как не слышали еще застенки Ангамандо. Его фэа рвалась прочь из хроа — это он, он убил друга, только его вина в этом! Пора уже услышать зов Намо… Кровь вскипела, пробежав по телу огненной волной, каждым ударом пульса выплевывая слова Клятвы.
Финдекано пошевелился и застонал, после чего попытался сесть. Со второй попытки удалось. Мир кружился, а все тело болело, но другу было во много раз хуже, а, значит, встать!
Покачиваясь, он вернулся к стене. Тогда ему казалось, что он был почти у цели. Теперь же видел, что не преодолел и трети пути.
— Финьо, — донеслось откуда-то сверху. — Уходи! Уходи немедленно!
Голос оборвался. Майтимо собирался с силами.
— Скоро… твари… обход… уходи!
— Нет, Нельо! Я спасу тебя. Держись.
Время шло. Анар опускался все ниже и ниже, а Финдекано так и не смог подняться выше площадки, на которой остались его лук, стрелы и арфа. Отчанье было совсем близко, оно уже сжимало своей безобразной лапой храброе сердце старшего сына Нолофинвэ.
— Пристрели. И уходи, — вновь ветер донес голос друга.
— Что? — неверяще переспросил Финдекано. — И не думай! Я смогу, найду способ.
— Уходи! Скоро… придут. Оборви… муки…
Слезы застилали глаза, а руки непривычно дрожали.
«Неужели Нельо прав? Должен же быть выход, должен», — размышления нолофинвиона прервал низкий гул, идущий со стороны врат Ангамандо.
«Кажется, выхода действительно нет».
Руки больше не дрожали, а вмиг заледеневшие пальцы оттянули тетиву.
«Прости, друг и брат», — шепот слился с сухим щелчком тетивы.
* * *
Осанвэ застало ее в гостиной.
«Он приехал!» — коротко сообщил Тар, и Лехтэ вскочила, не глядя кинула свиток с песнями на диван.
Ждать пришлось Нгилиона не так уж долго. Едва дедушка Нольвэ помог ей осознать выбор, брат послал осанвэ приятелю, честно предупредив, что приглашает не ради праздной прогулки, но для серьезного разговора, чтоб помочь сестре. Телеро имел все возможности отказаться, и его никто бы, конечно, не осудил, но он сказал: «Да, ждите». Решение свое тот сообщил не сразу, но Тар и не уточнял, как долго он ожидал ответа — просто сообщил результат. Впрочем, к легкой беседе Лехтэ и не готовилась.
Притворив дверь, она пробежала через цветущий сад и выскочила на улицу. В ранний час было довольно пустынно. Впрочем, в Тирионе теперь и днем можно было пройти весь путь от въезда до дворца и никого не встретить.
Она бежала, размышляя, что будет делать, если телеро не согласится. Конечно, Тар прав, и переход через Льды полностью исключен. Тогда что же? Строить корабль самой? Но сколько на это уйдет лет? Ведь, хотя мастера среди нолдор еще остались, конструировать суда никто не пытался.
«Значит, надо уговорить телеро, — в который раз сказала она сама себе. — Ждать сто или двести лет я, само собой, не могу. Уж проще пешком через Льды».
Но, ведь если он был бы настроен против, то не согласился бы приехать? С этой ободряющей мыслью она и вбежала в сад брата. Поднявшись на крыльцо, толкнула дверь и прошла внутрь.
— Alasse, Тэльмиэль, — поприветствовал Нгилион, поднимаясь на ноги.
Вид у весельчака-телеро был непривычно серьезный. Никогда прежде она его таким не видела. А он обернулся к Тарменэлю и сказал немного ехидно, приподняв брови:
— Ох послать бы вас нолдор туда, куда Мелькора не посылали. И всех вместе, и каждого по отдельности. Но уж раз приехал, то что же делать. Выйдем в сад?
Последние слова были обращены уже к Лехтэ. Она кивнула, и оба отправились на веранду.
— Ну, рассказывай, маленькая гордая нолдиэ, что случилось?
Та вздохнула и широким жестом указала на плетеный диван. Нгилион сел. Тэльмиэль встала, облокотившись локтем о деревянный столб, и принялась объяснять — все то, что уже говорила брату и дедушке, ничего нового.
Цвели деревья в саду, синело небо, легкий ветер доносил запах трав. Но на фэар беседующих было тяжело и муторно.
— Я не буду сейчас вспоминать, чья ты жена, — заговорил в конце концов Нгилион. — Я приехал к другу и разговор идет с его сестрой. Хотя, конечно, вы нолдор… такие нолдор. Однако Тару я не могу отказать. Но тебе придется нелегко.
Лехтэ обернулась и посмотрела вопросительно. Нгилион продолжал:
— Во-первых, корабля у меня, как ты понимаешь, нет. Откуда бы ему взяться, если ваши уже все забрали? Значит, надо его построить. И ты, малышка, будешь помогать. И не просто присутствовать и радовать пением или угощать вкусным обедом, а таскать доски и забивать гвозди.
— Согласна, — кивнула Тэльмиэль.
— Очень хорошо. И второе — когда прибудем в Эндорэ, корабль ты отдашь мне. Тебе он будет уже вроде как ни к чему, а я еще домой хочу попасть.
— Разумно. Согласна и с этим. Корабль после переправы будет твоим.
— Тогда договорились.
Нгилион встал, и Лехтэ подумала, что разговор получился не так уж сложен и страшен, как она ждала. А собственно, это и логично — ведь он друг брата.
— Потом решим, где устроим верфь. Но, само собой, подальше от Альквалондэ. А пока…
Телеро вздохнул, и на губах его заиграла уже привычная веселая, озорная ухмылка:
— Вернемся в дом? Зря я сюда что ли ехал? Должен же я попробовать пирога Россэ, что мне обещал твой брат.
— Добыча на этот раз небогатая, брат, но у нас есть припасы, — доложил вернувшийся из леса Тьелкормо. — Что ты решил им отправить?
— Многое — мясо, рыбу, орехи. Также стоит помочь с одеждой, утварью, инструментами. Если б я точно знал, что им необходимо, было бы проще.
— Так в чем проблема? Нужно ж просто спросить…
— Думаешь, не пробовал? Нолофинвэ вообще не желает разговаривать, а Финдекано, говорят, пропал. И мне это очень не нравится, — вздохнул Макалаурэ. — Артафиндэ заявил, что не он главный, не ему решать, а Турукано процедил что-то насчет подачек…
— Каких подачек, Кано?! Они там поморозились совсем что ли?
— Не знаю. Но это тоже работа Моринготто. Нельзя допустить разлада.
— Сам пойдешь?
— Да. Надо все же нам поговорить с Ноло — не ему одному сейчас тяжело, — Канафинвэ замолчал и нахмурился. — Ты останешься.
— Да ничего б я там никому не сказал, что ж ты так…
— За старшего здесь останешься! Не маленький уже, должен понимать.
— Лаурэ…
Ответа не последовало. Канафинвэ молча встал и направился к выходу, обдумывая предстоящий разговор с дядей.
* * *
Крутое пике и резкий разворот. Огромные крылья рассекли воздух и сильно ударили по нему, породив невидимую волну. Стрела, только что выпущенная Финдекано, врезавшись в скалу, рухнула вниз.
Майтимо несколько судорожно выдохнул, на миг прикрыл глаза и прошептал:
— Уходи…
Нолофинвион не мог слышать друга, но неотрывно смотрел на него, когда рука сама вновь оттягивала тетиву.
«Манвэ, кому подвластны все ветра, не откажи в милости! Направь стрелу. Пусть достигнет она цели… а Намо будет милостив. К нам», — мысленно воззвал Финдекано, целясь в брата.
«Не смей!» — подобно грому раздалось в голове. «Я еле успела. Второго раза не будет!»
«Кто ты? — также мысленно позвал нолофинвион. — Зачем помешала?»
«Твоя фэа. Ты не смог бы удержать ее».
«Знаю».
«Ты друг. Не хочу твоего ухода».
Орлица опустилась перед Финдекано.
Нолофинвион замер, любуясь величественной птицей. Лучи Анара, что золотили травы Ард-Галена, окрашивая полнеба в невероятные оттенки, играли в перьях, искорками вспыхивая на их причудливых узорах.
«Залезай», — вновь раздалось в голове.
Медлить Финдекано не стал, в следующий миг оказавшись в воздухе. Случись подобное при иных обстоятельствах, восторгу нолдо не было б предела. Мощные крылья несли его все выше, все дальше от привычной земли, даря чувство свободы и почти знакомое ощущение полета. Так когда-то парила его фэа?
Однако сейчас мысли нолофинвиона были иными.
Орлица замерла подле пленника.
«Быстрее».
Впрочем, Финдекано и не думал медлить.
— Держись, Майтимо, я сейчас, — меч высек искры, вызвав недобрый гул в цепи, и почти выскользнул из руки, словно выбитый невидимым противником.
— Цепь зачарована… не сможешь… убей, — хриплый шепот и обессиленно поникшая голова.
Финдекано упрямо продолжал попытки, на этот раз ножом, стараясь разжать браслет, глубоко впившийся в руку друга.
Неожиданный порыв ветра взметнул косы нолофинвиона — еще одна птица с гневным клекотом приблизилась к ним.
— Нам пора. Спускай эльда на землю и возвращаемся!
— Подожди немного. Сейчас все закончится.
— Он не разомкнет зачарованный металл, ты же видишь.
— Знаю. Помоги ему.
— Как?
— Пусть чуть дрогнет рука. Не-цепь он перерубит.
— И домой?
— Конечно, любимый.
Финдекано старался не отвлекаться на назойливый клекот орлов, надеясь, что птицы не передумают ему помогать. Нож все же сломался, и мерзкий хохот Врага разнесся над долиной. Пленник его! Никто не отнимет у Черного Властелина непокорившегося нолдо. Никто!
Почти в отчаянии Финдекано взмахнул мечом, надеясь все же рассечь цепь.
Сильнейший поток воздуха толкнул его руку. Эльфийский клинок легко перерубил встреченную преграду и ударился о скалу. Боль в плече была обжигающей, но она не могла сравниться с тем, что ощутил нолдо, когда осознал, как он освободил друга.
К его удивлению крови почти не было, а иссохшая рука нелепо качнулась и вывернулась под странным углом.
Оторвав кусок туники, нолофинвион перевязал друга, бережно держа на руках.
Кожа, измученная ветрами, копотью и осадками, сплошь покрытая язвами, шрамами и ранами, трескалась и рвалась от легчайших прикосновений пальцев.
Собственную боль Финдекано почти не ощущал, как не сразу заметил и то, что они стремительно удаляются от Ангамандо.
* * *
— Что им надо? Я же просил, никого ко мне не впускать, — устало и вместе с тем гневно взвился на верного Нолофинвэ.
— Аран, они привезли многое, и несмотря на наши возражения просто разгрузили в центре лагеря. Не обратно ж закидывать…
— Кто пропустил?
— Сейчас командует лорд Айканаро, а тогда, судя по всему, был лорд Артаресто.
— Ясно. Чего хотят?
— Никаких требований, только ло… Канафинвэ не желает уходить, не поговорив с вами, аран.
Нолофинвэ вопросительно поднял бровь.
— Лорд Ангарато уже пробовал — но тот отстегнул пояс с мечом и остался стоять на месте.
— И? Неужто больше никто не подходил к нему?
— Да в том-то и дело, аран, что… — верный махнул рукой. — Там теперь с ним лорд Артафиндэ. С арфой…
Нолофинвэ впервые за долгое время рассмеялся.
— Тогда я еще и выспаться успею, — разом посерьезнел и продолжил. — Зови. Обоих. И можно с арфой.
* * *
— Теперь ты веришь мне, Финдэ, — Макалаурэ отложил инструмент и посмотрел кузену в глаза.
— Музыка не умеет лгать, брат, — тихо промолвил Финдарато. — Прости, что сомневался в тебе. Но с остальными будет сложно — слишком тяжело дался нам этот переход, — вздохнул и сжал кулаки арафинвион.
— Не думай, что нам здесь было легко. Я не сравниваю — просто сообщаю, — Макалаурэ замолчал. — Мы привезли самое необходимое. И я повторю вопрос — что нужно еще? И что с Нолофинвэ?
— Финдекано ушел и пропал, — еле слышно произнес Инголдо.
— Что? Просто исчез???
— Нет. Из-за вас. Так решил Ноло, — поспешил добавить Финдарато, увидев непонимание вместе с гневом в глазах кузена.
— Что за бред? Он не появлялся боле в нашем лагере! Финдэ, что происходит?!
— Он ушел в Ангамандо. За Майтимо.
Макалаурэ вскочил и, напрочь игнорируя все попытки Артафиндэ его остановить, решительно направился к шатру дяди.
Верный только успел распахнуть полог, как был почти сметен менестрелем. Идущего за ним следом Финдарато тоже попросили зайти.
— Давно ушел? — вместо приветствия и несколько неожиданно для себя выпалил Макалаурэ, но тут же взял себя в руки. — Доброго вечера, лорд Нолофинвэ.
— Давно… — вздох. — Проходите и располагайтесь… аран.
Последнее слово нелегко ему далось, но произнес его все же с должной долей уважения.
— Значит, не догоним. Отряд посылать бесполезно, только привлечем внимание, — горько отозвался Кано. — Дядя…
Нолофинвэ вздрогнул.
— Не ищи врагов там, где их нет. Мы привезли самое необходимое. Но стоит наладить регулярное сообщение между лагерями.
— Это приказ?
— Может, прекратишь уже?! Я не собираюсь ничего приказывать! Пока. Как ты не поймешь, что нападение возможно в любое время. Если будет друг с другом…
— Я ему поверил, — голос Финдарато прозвучал неожиданно и разом притушил вспыхнувшие эмоции беседующих. — На берегах Арамана мы видели иллюзию. Я готов поделиться своими соображениями прямо сейчас или же потом.
— Думаю, не стоит ждать, — отозвался Нолофинвэ.
— Расскажи, пожалуйста, нам стоит больше знать о Враге, — поддержал Макалаурэ.
Однако послушать Артафиндэ не удалось — шум, доносившийся с улицы явственно сообщал о том, что происходит нечто важное.
Первым из шатра вылетел Финдарато и чуть не сбил пробегающего мимо нолдо.
— Целителя. Срочно, — выпалил тот и, заметив Нолофинвэ, вышедшего из шатра, тут же добавил, — Финдекано вернулся.
* * *
Птицы стремительно удалялись и, превратившись в две точки, скрылись на западе. Темнело. На небе проступали первые звезды, а до лагеря было еще идти и идти. Во всяком случае так казалось Финдекано, спешившему передать так и не пришедшего в себя друга целителям. Несмотря на собственную усталость и боль, он старался ступать беззвучно и передвигался осторожно, сливаясь с деревьями, что росли вдоль тропы. Скоро уже должны были показаться места, патрулируемые нолдор. Он так и не понял, почему жена Соронтаро опустилась на землю достаточно далеко от лагеря, однако оживленный клекот, предшествующий этому, позволил предположить, что птиц призвали домой. Ослушаться приказа великий орел не мог, а его супруга на этот раз решила ему подчиниться.
Тропа огибала небольшую полянку, на которой, как знал Финдекано, часто располагались на непродолжительные отдых дозоры.
Сейчас же что-то было не так — трава, кусты и деревья явственно говорили, что эльдар здесь были, и не только они.
Тщательно изучать место короткой стычки нолофинвион не стал, только поспешил достичь лагеря.
Хрустнувшую ветку он услышал и незамедлительно отпрыгнул в сторону, стараясь при этом не потревожить измученного друга. Метательный нож воткнулся в дерево, рядом с которым оказался нолофинвион. Досада и злость охватили его — он дошел до Ангамандо, смог вырвать Майтимо из очень цепких лап Врага, а сейчас их убьют почти у самого лагеря?! Нет! Никогда!
Ирч не успел бросить повторно (или же второго ножа у него просто не было) — двое нолдор вылетели перед Финдекано, одновременно отправив стрелы в полет.
— Последний, — сказал один из них. — Никто не ушел, можно возвращаться.
Второй кивнул, пристально глядя то на нолофинвиона, то на его ношу.
— Лорд, — начал первый. — Как же хорошо, что вы вернулись! И не один.
Второй молчал, все еще неверяще смотря на измученного эльда на руках у Финдекано. Лишь потом, в лагере, когда верные бросились звать целителей, а сам он направился к ближайшему шатру, понял, что на доспехе второго нолдо была звезда, чьи восемь лучей однозначно говорили о том, кому он служит. Удивиться, что встретил этих двоих вместе Финдекано не успел, потому как сначала был почти сметен целителем и влетевшим за ним Артафиндэ, сразу направившимися к ложу, на которое тот успел опустить кузена, а потом очутился в крепких объятиях отца. Нолофинвэ не сказал ни слова, но его взгляд передал все, не скрыв ни единой эмоции.
— Все будет хорошо, атто. Я поступил правильно.
Ничего не ответив, тот вышел из шатра к Макалаурэ, которого все же задержали верные Второго Дома, не дав сразу проследовать за их араном.
* * *
— Можешь зайти, — ровно произнес Нолофинвэ, а сам, распахнув полог шатра, пропустил племянника вперед и вновь подошел к сыну.
— Пойдем, тебе стоит отдохнуть, — тихо произнес он.
— Не сейчас.
— Оставь их. Ты сделал все, что смог.
— Я должен быть здесь. Я нужен ему.
— Ты сам ранен…
— Прекратить все разговоры! И выйдите отсюда, — голос целительницы заставил всех удивленно посмотреть на нее. Даже Макалаурэ, стоящий на коленях рядом с братом, поднял на нее глаза, однако не прервал песнь, что передавала его силы Майтимо.
— Ты останься, — сказала эльфийка. — Остальные здесь не нужны.
Артафиндэ хотел было возразить, но та была непреклонна.
— Мы уходим, Тинтинэль, — Нолофинвэ потянул сына за собой. А Финдарато, положив руку на плечо кузену, тихо произнес:
— Вы справитесь. Держи его.
Время шло, а Майтимо так и не приходил в себя, наоборот становясь все тоньше и невесомей. Кано пел, не жалея сил, хотя слезы порой застилали его взгляд.
— Продолжай, — устало произнесла Тинтинэль. — Я принесу необходимое.
— Скажи, что надо. Я пошлю верных, — немного хрипло произнес Макалаурэ.
— Не прекращай петь! Когда разрешу, отошлешь своих и вернешься. Я одна точно не справлюсь.
Эльфийка еще не закончила говорить, когда чистый голос вновь начал песнь о свете и добре, держа фэа брата и уговаривая не оставлять хроа.
В первый миг, когда Макалаурэ только оказался внутри шатра, то решил, что обознался. Не мог быть тот измученный эльда его старшим братом, не мог… но был. Наверное, стоило поблагодарить Финдекано и выразить то, что он восхищен его мужеством, однако сделать сейчас этого Канафинвэ не мог. Все помыслы, все силы он отдавал Майтимо, стараясь не думать, как именно тот получил ту или иную рану. Он еще успеет в очередной раз проклясть Моринготто, еще будет время обвинить себя в бездействии и оборвать свои же мысли, вновь напомнив обо всем, происходившем тогда. Сейчас же нужно было действовать!
Он не пел с того самого момента, как последний раз встретил взгляд отца. Эта потеря оказалась слишком горькой — голос не желал боле ему подчиняться. Когда же пленили Нельо, братья перестали слышать, как он перебирает струны лютни или арфы. Лишь сегодня, немногим раньше, взял он в руки инструмент, молча сыграв о том, что было и что есть. И Финдарато его понял, поверил — музыка всегда говорит больше, чем могут донести слова. В ней невозможно скрыть фальш и искажение, они выдадут себя, проявят неверной нотой, чуждым интервалом. И лишь прикоснувшись к брату, всей фэа ощутив его боль, Макалаурэ запел. Сильный и чистый голос гнал прочь тьму, ласково согревая брата, успокаивая и удерживая его в мире живых.
* * *
— Эй, Тэльмэ! — зычно крикнул Нгилион, свесившись с верхней балки, — я тебе как сказал эту доску класть?
Лехтэ опустила уже было занесенный молоток и посмотрела на телеро:
— А что случилось?
— С таким кораблем мы отправимся не в Эндорэ, а на корм рыбам. Я тебе велел ее класть наискось, а не вдоль!
— Ой, — пискнула виновато нолдиэ.
Действительно, такой приказ был, но она, заболтавшись с Сурионом, еще одним членом их будущей команды, как и прочие, участвовавшим в строительстве судна, его проворонила.
— Прости, пожалуйста, — повинилась она.
— Прости, — проворчал Нгилион, спускаясь вниз, — тут одними извинениями не отделаешься. Все, лопнуло мое терпение — постройка замораживается до тех пор, пока ты, моя маленькая настырная нолдорская звезда, не отчитаешься мне от и до по устройству корабля. Я тебя слушаю. Время пошло.
Сурион ухмыльнулся и направился к костру, где уже булькала вода. Наступал вечер, и со строительством на сегодня в любом случае пора было заканчивать. Просто для кого-то вечер окажется чуть более долгим, чем для остальных.
— Давай, начинай по списку: оснастка, обшивка и так далее.
Лехтэ стала вспоминать все, что ей когда-либо говорили на эту тему моряки.
Верфь они устроили южнее Альквалондэ. Ни нолдор, ни любопытствующие телери сюда не забредали, и им никто не мешал.
Лехтэ рассказывала, а Нгилион кивал, время от времени хмыкая себе под нос, и было совершенно не понятно, правильно ли она отвечает, или же нет.
От котелка начал распространяться аппетитный запах каши, и Лехтэ невольно сглотнула слюну.
— Не отвлекайся, — оборвал голодное бурчание в животе зловредный телеро, — меня таким не проймешь. Повтори лучше еще раз, что дает изменение угла обшивки.
— Продольную прочность.
— Молодец, запомнила. А куда мы собираемся плыть?
— В Эндорэ.
— Это далеко?
— Да.
— Наверное, бури бывают?
— Так точно.
— Так какого ж Мелькора?! — зарычал Нгилион.
Лехтэ виновато опустила голову:
— Прости, я поняла. Больше не буду.
Телеро вздохнул:
— Я понимаю, конечно, что вы, нолдор, очень гордые, но ты лучше спрашивай, если в чем-то сомневаешься. Я же не могу все время только и делать, что следить за тобой — так наша работа не сдвинется никогда. Все, пошли ужинать, пока там без нас все не съели.
Сурион и еще двое членов команды уже активно работали ложками. Лехтэ подумала, что после еды надо будет непременно послать осанвэ брату, сестре Миримэ и родителям — увлеченная постройкой корабля, она вчера и позавчера совершенно забыла об этом.
Анар постепенно опускался за горы, тени сгущались, небеса становились все темнее, и Нгилион, пользуясь тем, что Исиль еще не взошел, начал обучать Лехтэ искусству ориентирования в море по звездам.
— Вдруг нас всех до единого акулы съедят, — пошутил он, — и ты останешься на корабле одна. Не хочу после возрождения выслушивать от Тара претензии насчет того, что не сумел сохранить твою хрупкую жизнь.
Лехтэ хмыкнула и стала послушно повторять.
Нолофинвэ разрешил остаться пятерым верным, приехавшим вместе с Макалаурэ. Остальные же быстро отбыли назад, на противоположный берег Мистарингэ. Они торопились донести радостную и в то же время тревожную весть — лорд Нельяфинвэ спасен, но сможет ли их аран удержать его в мире живых…
Когда они уезжали, Канафинвэ лишь на несколько минут отлучился от своего брата, распорядившись, что следует передавать оставшемуся за старшего Тьелкормо незамедлительно и каких действий он ждет от него.
* * *
— Как думаешь, скоро вернется? — окликнул Охотник погрузившегося в чтение свитка Искусника.
— А? — тот нехотя оторвался и посмотрел на брата. — Меня больше интересует, с чем он вернется, а не когда.
— Договорятся. Не верю я, что Ноло будет настолько упрям.
Куруфинвэ не ответил, лишь вздохнув, встал с кресла, откладывая свиток на стол.
— Хватит мне лениться, пойду сына сменю. А то все утро прохлаждаюсь, читая.
Тьелкормо с любопытством взглянул на то, что занимало брата, и его брови удивленно и целеустремленно поползли наверх.
— И это ты называешь отдыхал? Я даже не понимаю, о чем здесь сказано.
— Не притворяйся. Все ты понял. И убери лучше в ящик, не хочу снова заниматься расчетами. Мне и проверять-то уже поднадоело.
Оставив брата одного, Искусник направился в кузницу. Лучи Анара приятно грели лицо, заставляя забывать о годах тьмы и холода. Незаметно для себя он стал улыбаться. И вспоминать. Все чаще его мысли возвращались в прошлое, а образ жены стоял перед глазами, вынуждая сердце больно сжиматься.
— Атто! — голос Тьелпэ заставил его вновь видеть мир, освещаемый Анаром. — Верные вернулись. Не все. Дяди Кано нет.
Ногти больно впились в ладони, и Куруфинвэ рванул к воротам.
— Что произошло? — сразу же спросил он.
— Ваш брат остался в лагере Нолофинвэ, лорд, — сообщил командир отряда и поспешил добавить. — С ним все в порядке, и он там не один. Простите, но я должен спешить к лорду Туркафинвэ, у меня приказ.
Искусник лишь кивнул и привалился к так удачно оказавшейся рядом стене. Ненадолго прикрыл глаза и вновь вспомнил Аман. А вскоре в кузнице раздавался уже и звон его молота.
Однако поработать сегодня ему было не суждено. Дверь распахнулась, гулко ударив в стену.
— Срочно к Ноло! Коня тебе уже привели. Бери, что надо и скачи!
— Тьелко, — Куруфинвэ положил молот. — Что…
— Некогда! Майтимо жив, и он там…
Дверь стукнула во второй раз, дополнившись через мгновенье перестуком копыт.
* * *
Финдекано нехотя открыл глаза. Происходившее в лагере он помнил смутно, но был уверен, что о Майтимо продолжают заботиться и без него. Финдарато дремал рядом, правда сидя, прислонившись к чему-то высокому и на вид не очень мягкому. Однако ему это не мешало, прикрыв глаза, быть в мире грез. Кажется, именно он вчера помог Финдекано залечить собственные раны. Или же это был отец? Решив, что выяснит это немного позже, нолофинвион сел и принялся одеваться.
Тело болело, но подчинялось, хотя временами и не очень охотно. Особенно не желало слушаться правое плечо, но выбора ему он не предоставил — приходилось шевелиться.
— Проснулся? — раздалось вместе с шелестом ткани. — Как ты, йондо?
— Все хорошо, атто, не беспокойся.
Открывший в это время глаза Финдарато, поприветствовал Нолофинвэ и его старшего сына и поспешил выйти, сказав, что должен проверить своих. По пути он все же заглянул к кузену, но был тут же выпровожен целительницей, которая выглядела уставшей, но не отчаявшейся. «Что ж, значит, по крайней мере жив», — подумал Артафиндэ, улыбнувшись.
— Ты не хочешь ничего мне рассказать? — спросил Нолофинвэ, присаживаясь рядом с сыном.
— Я не мог поступить иначе, атто, — порывисто ответил Финдекано. — И я же оставил записку…
— Об этом после. Я имел в виду рассказать об Ангамандо. Что ты выяснил, как смог проникнуть и, главное, выбраться из крепости Врага?
— Хорошо, — согласился Финдекано, понимая важность вопроса. — Ты только скажи…
— Жив. Но пока еще не пришел в себя. Так что можешь спокойно все мне поведать — Тинтинэль все равно никого не пускает.
* * *
Куруфинвэ перешел на шаг почти у самого лагеря, надеясь, что его пропустят без лишних вопросов. Верные Нолофинвэ смотрели несколько презрительно, но даже взяли коня, обещав позаботиться, однако проводить или указать путь дальше не спешили.
— Я к брату. Неужели не понятно, зачем я здесь? И почему не могу пройти сам, ожидая, пока вы спросите Нолофинвэ, Артафиндэ и вообще всех валар?! — вскипел Искусник, но удержал себя в руках, а некоторые слова на языке.
— Куруфинвэ, я так и не поблагодарил тебя, — спокойный голос по-доброму неожиданно прозвучал в этой напряженной атмосфере.
— Аракано? Рад, что здоров, — обернулся к подошедшему кузену.
— Пойдем. Я понимаю, зачем ты здесь, — сказал он и, отдав пару распоряжений дозорным и попросив еще одного эльда, в котором Искусник узнал верного, отправившегося с Макалаурэ проверить несколько подозрительных троп, быстрым шагом направился к шатру, где лежал спасенный.
— Нельо! — голос оборвался, а сам Искусник еле устоял на ногах, заметно качнувшись, когда увидел брата… братьев. Макалаурэ тоже не был на себя похож. Измученный, с залегшими под глазами тенями, он продолжал петь изрядно уставшим голосом. Кано даже не обернулся на вошедшего, но не сбился, не сфальшивил, не прервал мелодии, что сейчас так нужна была их старшему брату.
Тинтинэль подошла к Куруфинвэ и безэмоционально сообщила о критическом состоянии Майтимо.
— На нем долгое время был зачарованный тьмой металл. Остатки заклятий не дают нашим песням пробиться и исцелить. Все, что мы можем сейчас — не дать фэа уйти. Ты лучше понимаешь железо. Развеешь злые слова Врага, и я смогу вылечить Нельяфинвэ, нет — я бессильна. Учти, долго поддерживать его не сможем.
Искусник кивнул, понимая, что придется иметь дело не с добрым металлом, как он привык, а с искаженной сущностью, проникшей в брата.
Опустившись на колени рядом с менестрелем, он осторожно, почти не касаясь пальцами, дотронулся до сухой и истонченной кожи Майтимо. Но потянулся он своим сознанием не к брату, а к невидимым нитям, что еще опутывали несчастного. Шея, левое запястье… Единый! Искусник задохнулся от увиденного, но именно там, на изуродованной правой руке, злые паутины образовывали чуть ли не кокон, ноги… немного.
Дождавшись, когда Кано закончит песнь, он жестом попросил уступить, и начал свою мелодию, странную, больше похожую на звон металла, нежели на привычную мелодию.
Первыми сгорели нити, оставшиеся от оков на ногах. Возможно, их в свое время зачаровали только на прочность. Во всяком случае Искусник не видел в них желания мучить жертву, только удержать, не пускать из своих цепкий стальных объятий. Борьба с ними была недолгой, но даже она отняла силы. Искусник предпочитал не думать, что ждет его, когда вступит в схватку с тем, что намертво вцепилось в правую руку брата.
Песнь подобно алым и золотым языкам пламени горна поднималась все выше, уничтожая остатки тьмы, пытавшиеся спрятаться в страшных шрамах Майтимо. «Это тоже сделано металлом?» — успел ужаснуться Куруфинвэ, но мелодию не оборвал.
Когда он смог дотянуться до странных невидимых глазу пут, обвивших шею Нельо, то незамедлительно получил встречный удар. Удушающая волна злого жара и смрада сдавило его горло, пытаясь оборвать песнь. Он вкладывал все силы, всю любовь к брату и ненависть к врагу, но нити подобно щупальцам принялись душить и Майтимо. Тот выгнулся и отчаянно захрипел. Медлить было нельзя и Искусник, представив, что слова его песни — это расплавленный металл, щедро залил им отголоски искаженного железа, что некогда не давали нормально дышать его брату, дождался, когда оно растворит их и без сожаления выплеснул прочь. Они разлетелись, недобро мерцая, продолжая борьбу, но были пойманы вовремя начатой мелодией Макалаурэ и обращены в ничто.
Времени передохнуть не было — чары, почувствовав угрозу, перешли в наступление. Первая нота, и вспышка боли одновременно пронзила старшего сына Фэанаро и его брата. Вторая — и левая рука взметнулась, ища горло родича, третья уложила ее назад, четвертая нащупала узел, центр сплетения, и ударила пятой, сжигая его дотла.
Волосы прилипли ко лбу Искусника, его начинало знобить, но впереди была самая сложная схватка.
— Я с тобой, — раздалось сзади. — Не медли.
Руки Макалаурэ легли на плечи, делясь силами и вскоре оставаясь его единственной связью с реальностью.
Кокон не поддавался ни огню, ни свету, Искусник пробовал разбить его молотом, созданным песней его фэа, но тот лишь сильнее вцепился в старшего брата, не желая отпускать и отдавать. Злой голос шептал, убеждал отступить, уговаривал, запугивал. Он заявлял, что Майтимо жив благодаря этим чарам, что они поддерживали его, не давая уйти к Намо — продлевали муки, делая их бесконечными.
Сил уже почти не осталось, и Куруфинвэ несколько раз ощущал, как и сам уставший менестрель отдает последнее, помогая бороться.
Нападения Искусник все же не ожидал — нити хоть и медленно, но усыхали, рассыпаясь, становясь, как оказалось, не менее опасной пылью. Она взметнулась, черным облаком-птицей устремляясь к светящейся фэа, желая поглотить, уничтожить свет.
Кровь хлынула из носа, сердце замерло, болезненно сжавшись.
«Лехтэ, мелиссэ», — мысли Куруфинвэ унеслись к жене, к той, что навсегда теперь для него потеряна, но вечно будет любима.
Пульс стукнул в висках, и кровь снова побежала по жилам. Образ супруги, озаренный светом Лаурелина, придал сил.
Любовь. То, чего не ведает тьма. То, что она пытается исказить и растоптать. Та сила, что способна уничтожить и возродить.
От черной птицы не осталось и следа. Он сгорела, прикоснувшись к фэа, знающей любовь.
Куруфинвэ рухнул на пол, а Майтимо открыл глаза.
— Поем, — приказала Тинтинэль, начиная мелодию, которую лишь мгновением позже подхватил Макалаурэ.
* * *
Утро, как всегда, началось рано, с первыми лучами рассвета. Корабль гордо возвышался на фоне моря, готовый почти наполовину.
Лехтэ поставила на песок пустую кружку и принялась заплетать волосы.
— Я сама уберу, — объявила она телери.
— Добро, — откликнулся Нгилион, вставая и беря инструмет.
Собрав тарелки, кружки и ложки, она пошла к ручью. Тыльной стороной ладони почесала нос. С кожей после восхода светил произошли странные метаморфозы. Сначала она покраснела, потом вдруг стала слезать пластами, точно у змеи, а затем темнеть. В результате лицо ее, шея, ноги до колен, которые не были защищены штанами, и руки по локоть — все стало коричневым. И до сих пор слегка шелушились.
Усевшись на камнях, она принялась мыть посуду.
Ладони покрылись мозолями и загрубели, на ногах красовались царапины. И все же настроение Лехтэ было прекрасным. Стук топоров и молотков казался волшебной музыкой. Давно, очень давно не занималась она ничем подобным, и сейчас будто сбросила двести лет, вернувшись в пору юности. Туда, где работала на пару с отцом, и мир был юн, и не было никаких бед.
Закончив наводить в лагере порядок, она занялась конем. Небо светлело, обещая приятный, погожий день.
— Все, я в Тирион, — заявила Лехтэ, застегивая седельную сумку.
— Давай, хорошей дороги, — откликнулся Нгилион, отрываясь от работы, и помахал рукой с зажатым в ней топором.
— Вкусного чего-нибудь привези.
Это был уже Сурион.
— Обязательно, сластена ты наш, — улыбнулась нолдиэ.
Телеро хмыкнул.
Утро только начиналось, и до вечера она успеет преодолеть много лиг. Лехтэ вскочила на коня и весело крикнула, предвкушая дорогу.
Верфь осталась за спиной, а впереди ждали поля с травами по колено всаднику, реки, которые еще предстояло преодолеть, скорость и ветер в ушах и гриве.
Конь резво бежал, а эльфийка думала. Строительство корабля продвигалась бодрыми темпами. Но видел бы ее сейчас муж! При этой мысли она не удержалась и хмыкнула: все руки в мозолях и заусенцах, волосы вечно стянуты на голове в нечто жутковато-невероятное, штаны с рубахой.
«Пожалуй, Атаринкэ и не узнал бы, доведись ему меня сейчас увидеть», — в конце концов решила она.
Удивительно, но мысли о муже больше не причиняли боли. Наверное, дело было в том, что она собиралась отправиться туда, где он теперь находится, и если жив, то она его найдет, обязательно.
«А он точно жив. Уж гибель его я бы наверняка почувствовала».
Ведь невозможно не ощутить, когда тот, с кем связана фэа, уходит. Конечно, у нее не было случая убедиться лично, но Лехтэ была уверена.
«И хорошо, что не было», — подумала она.
В Тирионе ей предстояло пополнить припасы. Однако помимо этого ждало еще одно, не менее важное дело. Следовало сходить во дворец и поговорить с Арафинвэ.
* * *
— Не собираюсь я туда переселяться! Они что, хотят откупиться домом?! Заменить постройкой мне жену?!
— Прекрати, торон, ты говоришь лишнее, — сдержанно ответил Финдекано. — Никто не убивал Эленвэ.
— Но она мертва! Из-за них! Ненавижу!!!
— Турьо, прекрати! — рявкнул брат. — Ты сам сказал мне и отцу, что Финдарато веришь. Может, тогда не будешь помогать Врагу?
— Что??? Что. Ты. Сейчас. Сказал? Обвиняешь меня в измене? Или это твой обожаемый кузен тебя подговорил?
Удар был чувствительным, но сразу замолчать все ж не заставил.
— Так иди же к ним, отрекись от нас, от отца!
— Еще скажи от деда! Мало тебя приложил, — вздохнул Финдекано.
— Я добавлю, — неожиданно раздалось рядом. — Если кто смеет уверять всех, что поверил брату, а потом забывает о своих же словах, то мой кулак напомнит, — Ангарато неспешно подошел к Турукано и посмотрел тому в глаза. — Будем драться?
— Ах ты так решил все обставить? Значит, слова своего не держу?
Турукано резко развернулся, желая уйти, а потом, крутанувшись почти на месте, увесисто приложил кузена. Драка бы могла перерасти в нечто большее — проходящие мимо нолдор были готовы поддержать своих лордов не только словом.
— Прекратить! Тренировочная площадка не здесь! — грозный голос Нолофинвэ разнесся над площадью. — Ангарато, на охоту, сейчас же. Отряд уже у ворот. Турукано, на стройку. И не перечить.
Средний нолофинвион кивнул и молча удалился.
Работать ему пришлось вместе с Тьелпэринкваром, который весьма ловко справлялся с нелегкой в общем-то задачей.
— Атто, это будет наш дом? — подбежавшая Итарильдэ попыталась окликнуть отца. Тот ее не услышал, занятый заливанием раствора, скрепляющего камни.
— Вы уже сейчас можете жить на том берегу, — откликнулся куруфинвион. — Мы скоро закончим, и я вас провожу. Если твой отец не будет против.
— Хорошо, — ответила совсем юная эльдиэ, — я его попробую уговорить. Ему нужен дом, надежный, где будет тепло. А уютно сделаю я.
Итарильдэ вдруг резко развернулась и ушла, глядя под ноги и в свою фэа, вспоминая.
* * *
С Арафинвэ ей следовало обсудить кое-что важное. Конечно, сама она намерена уплыть, и больше никогда не вернется, ведь мелиндо путь домой заказан. И если она нужна ему, то останется там, где он. А если нет…
Тут Лехтэ всерьез задумалась, и на фэа набежало легкое облачко грусти. Если не нужна, и Атаринкэ ее прогонит, то возвращаться уже тем более не будет смысла. Потом решит, как поступить. В конце концов. Всегда можно оказаться в Амане через ворота Мандоса. Или просто начать новую жизнь, построив домик где-нибудь в глуши. Да мало ли вариантов… Но это все касается ее и только ее. А вот Нгилион и его команда — меньше всего она бы хотела, чтобы добрый телеро и его моряки потеряли дом по ее вине. На них не должно пасть никакого проклятия, или что там еще есть у Стихий в запасе. Для этого и нужен Арафинвэ Нолдоран. В конце концов, он наполовину ваниа и племянник Ингвэ. Пусть похлопочет!
Впереди показался Тирион, и Лехтэ остановилась, любуясь сверкающими в лучах Анара башнями. Уже совсем скоро настанет время прощания. Но это случится чуть позже, а пока она торопила коня, который и сам охотно мчался вперед, спеша на встречу с родным домом.
* * *
Нельяфинвэ сидел на кровати, сооруженной для него братьями. Тяжело откинувшись на немягкую подушку, он пытался есть, держа ложку левой рукой, а миску поставив на себя. Получалось неважно.
Карнистир, сидевший рядом, с трудом подавил желание забрать у старшего посуду и покормить его, как когда-то давно делал брат для него. Конечно, тогда Морьо сам был малышом, но разве Нельо не родился заново? Однако он помнил, как Руссандол сейчас старался все делать сам. И у него получалось! Медленно, но он справлялся, не показывая почти никому, каким сил ему это все стоило.
— Прогуляемся? — предложил Карнистир, когда пустая миска оказалась на небольшом столике. — Или поспишь?
— Я спал слишком долго, Морьо, — несколько сухо ответил старший. — Мне надо больше двигаться, вновь становится собой.
— Ты и так ты…
— Не притворяйся, все понял.
— Хорошо, садись, помогу одеться.
— Я уже сам смогу, — сказал он, вставая. — Лучше подскажи, где что лежит.
Рука слушалась плохо, правая пока еще висела плетью, но хотя бы не пыталась оказаться поднятой над головой.
Большая часть прежней одежды была пока велика сильно исхудавшему нолдо, и портным пришлось изготовить новую, простую, удобную, но с восьмиконечной звездой, вышитой на груди.
Морьо ждал, готовый в любой момент помочь брату, но тот упрямо продолжал бороться с пуговицами сам. Наконец, одолев последнюю, он с удовольствием присел на стул, но, не дав себе отдохнуть, принялся шнуровать сапоги.
Это была далеко не первая прогулка старшего фэанариона. Тогда он смог лишь выйти из шатра в сопровождении Макалаурэ и Финдекано, постоять немного, подставив лицо лучам Анара, сделать пару шагов и почти повиснуть на брате и кузене.
Сейчас же он шел рядом с Морьо, разговаривал, смотрел по сторонам и думал. Многие нолдор, что пришли в Эндорэ за Нолофинвэ, переселились в освобожденные для них дома на другом берегу Мистарингэ, но часть, конечно, решила остаться, так что строительство началось и здесь. Макалаурэ все же смог договориться с дядей, и сообщение между берегами было налажено. Сами эльдар работали вместе, разговаривали, делили пищу, ходили в дозоры и на охоту, однако стоило лишь кому-либо упомянуть о кораблях или же заговорить о льдах, искусно посеянная вражда вспыхивала моментально. И погасить ее удавалось одному Нолофинвэ.
«Возможно, это действительно выход. Да и причина звучит правдоподобно — он сын, а не внук Финвэ», — подумал старший фэанарион и даже, чуть кивнул, соглашаясь с собой.
— Морьо, я думаю, что нам пора уже вернуться к своим, — неожиданно для своего молчаливого спутника произнес Майтимо.
— Как пожелаете, аран, — со всей серьезностью ответил брат, а потом все же рассмеялся. — Нельо, я рад, что ты готов к этому путешествию, но мы должны сначала спросить Тинтинэль, это же она…
— Нет. Слишком много дел, и они не могут больше ждать. Не думай, что Враг даст нам время.
— Но Кано же не бездействует, посмотри вокруг!
— Думаешь, не вижу и не понимаю? Он отличный король, жаль, что боле не желает носить венец арана.
— Что? Ты о чем? Откуда…
— Образно, Морьо, образно.
И совершенно неожиданно для брата он рассмеялся, еще немного хрипло, но искренне.
— Ты чего?
— Да так, представил… не обращай внимания.
* * *
— Финьо, я попрощаться, — голос кузена вырвал того из размышлений. Отец попросил старшего сына составить подробную карту земель близ Ангамандо, и тот погрузился в работу, стараясь не упустить ни одной важной детали.
— Нельо? Куда это ты собрался? — удивленно ответил нолофинвион.
— Туда, — несколько неопределенно прозвучал ответ. — К своим.
— Можно подумать, здесь чужие, — обиженно произнес Финдекано.
— Нет, конечно. Извини. Но ты ведь понял, о чем я, — несколько тише произнес старший фэанарион.
Ответом послужил лишь кивок.
— К отцу заходил?
— Конечно, — Майтимо замолчал ненадолго. — Мы скоро увидимся. И ты прав, здесь нет чужих. Как и там. Береги себя, брат.
— Легкой дороги, Нельо.
До ворот фэанарион дошел вместе с приехавшим за ним Тьелко, который успел за недолгое время помириться с Ириссэ, вновь поругаться и договориться о совместной охоте, помочь советом тренирующимся юным эльдар, чуть ли не схватиться за меч, когда его со спины спутали с одним из арафинвионов, а потом хохотать над этим вместе с «обидчиком» и проходившим мимо Айканаро. Так что выходу за ворота он был только рад.
Амбаруссар чуть не сбили старшего с ног, когда попытались одновременно обнять его.
— Тише вы, — прикрикнул Турко, подводя брату коня.
— Я знаю, ты всегда предпочитал жеребцов, но сегодня прокатишься на кобыле Ат… Курво. Если что, это именно он настоял, чтобы я захватил ее для тебя.
— Хорошо, — чуть улыбнулся Нельяфинвэ, ласково погладив лошадь по шее. Та одобрительно фыркнула и ткнулась носом, разрешая на себя сесть.
Даже шагом ехать было сложно. Тело начинало ломить, мышцы ныли, голова немного кружилась.
Братья были рядом, готовые подхватить, прикрыть и просто поговорить, однако Майтимо молчал, погрузившись в раздумья.
Чем больше он думал, тем сильнее убеждался в своей правоте. Только как воспримут эту новость братья… и нолдор, что пошли за отцом? Не сочтут ли предательством? Однако других вариантов объединить пришедших в Эндорэ он не видел.
Неожиданно для самого себя он тронул кобылу ногами, вынуждая пойти рысью. Та радостно толкнулась, но быстро подстроилась под всадника, не став двигаться пружинисто и размашисто, бережно неся вверенного ей нолдо.
* * *
— Кано, — решив начать сразу с главного, повел разговор старший. — Я хочу передать власть над нолдор Нолофинвэ. Над всеми нолдор.
Долгий взгляд оценивающе смотрел на брата.
— Знаешь, я ожидал чего-то подобного… но думал, что отдашь корону Финдекано.
— А смысл? Он намного моложе, тоже внук Финвэ. Никто из наших и не подумает его слушаться.
— Тогда зачем? Постепенно раздор забудется.
— Не думаю. Да и нет у нас этого постепенно. Враг копит силы, чтобы ударить.
— Думаешь, дядя справится?
— Ты же с ним договорился… знаешь, я бы ничего и не менял, но ты сам не хочешь, почти сразу вернул мне… корону.
— Благодарю, но вновь откажусь. Не мне править нолдор, Нельо…
«А если и править, то недолго», — неожиданно подумал Макалаурэ, когда странное предчувствие впервые кольнуло его. Менестрель тряхнул головой, чуть откидывая волосы.
«Что ж, даже если это и правда, я не отступлю и не побегу».
Перед внутренним взором Макалаурэ горела трава и деревья вокруг незнакомой полуразрушенной крепости в узком ущелье.
— Вот ты где! — в комнату стремительно ворвался Куруфинвэ. Поймав на себе два удивленных взгляда, зачем-то решил уточнить совершенно ледяным голосом:
— Я так не во время?
— Курво, ты чего? Не ожидали просто. Еще же рано, сам целые дни пропадаешь в кузнице, — ответил за двоих менестрель.
Тот лишь пожал плечами.
— Нельо, можно твою руку? Другую. Да, серьезно. Если больно или неудобно, говори сразу, — с этими словами он осторожно застегнул на предплечье брата крепления металлической кисти.
— Как? — наконец решил прервать затянувшееся молчанье, пока тот рассматривал свою новую часть себя.
Майтимо молча обнял Искусника.
— Благодарю тебя, — сказал он, отпуская брата. — И я знаю, что еще ты сделал для меня…
— Кано рассказал?
Тот кивнул.
— Видно, мое пение его тогда сильно впечатлило, — в шутку ответил Куруфинвэ, стараясь не вспоминать, как потом плохо было самому, как сын работал за двоих, но находил силы позаботится и о нем.
— У меня еще есть разработки… боевых рук. Потом посмотрим вместе, если хочешь.
— Обязательно. Уверен, что пригодятся — все же удобнее будет, чем только одним мечом искоренять тьму. Курво…
— Да?
— Я решил отказаться от короны нолдор и передать ее Нолофинвэ.
— Повтори.
— Ты все слышал. Я передам корону отца его брату.
— Каким образом?
— А больше ты ничего не скажешь?
— Пока меня интересует, кто и как за ней вернулся в Аман.
— Не придирайся к словам!
— А ты представь себе, как будешь выглядеть, коронуя его ничем! Идеальное зрелище!.. Зачем, Нельо?
— Объединить нолдор.
— Ты и сам это сделаешь. Еще и лучше него. Но передать правление Ноло…
— Сыну Финвэ, а не внуку.
— Сыну Индис, — презрительно ответил Искусник. — Чего ты от меня-то хочешь? Тебя в любом случае поддержу, но присягать этому ваниа…
— И не надо. Мне достаточно знать, что по-прежнему будешь считать меня главой Дома Фэанаро.
— От братьев я не отрекусь никогда. Но учти, я еще спокойно воспринял эту новость. С некоторыми будет намного… интересней.
— Ты поговоришь, если понадобится?
— Только после тебя. Не мне доносить до них эту весть.
— Хорошо.
— Я у себя, в кузнице, дай знать, если решишь все же сковать копию короны.
— Нет. Захочет, пусть сам делает. Моих слов будет достаточно.
* * *
— Я дома! — крикнула Лехтэ, спрыгивая с коня.
С улыбкой огляделась. Ирония судьбы, но в доме родителей она почти не жила. Сначала отец ее, Ильмон, пробудившийся, архитектор и столяр, строивший в числе прочих мастеров Тирион, путешествовал по Аману долгие годы, и семья его странствовала вместе с ним. В старом домике их в скором времени поселился женившийся Тар, а родители, вернувшись с младшей дочерью в конце концов в главный город нолдор, построили себе новый. Но Лехтэ, которой в ту пору было уже сорок девять лет, встретила в скором времени и полюбила Атаринкэ. Так что в доме родителей ей пожить почти что не довелось. Однако комната своя у нее, конечно, была.
Ильмон вышел из мастерской, от души расцеловал дочь и хмыкнул, чуть отстранившись и оглядев ее:
— Хороша, нечего сказать. До чего ж чумаза.
Однако глаза отца светились лукавством. Он привык, конечно, видеть дочь такой. Ведь все время странствия она помогала ему строить, обучаясь. Обнявшись, они прошли в дом, где их уже ждала аммэ.
— Как там Тар? — спросила Лехтэ. — Как Миримэ?
Сегодняшний вечер она с удовольствием посвятит разговорам, а завтра с утра — во дворец.
* * *
Охотники тихо ступали по тропе, выслеживая небольшое стадо оленей. Ангарато раздражало буквально все — деревья, обычно нравившиеся ему, нолдор, что были рядом, даже сама идея добычи мяса казалась неуместной. Ему б в кузницу, уйти с головой в работу и прекратить злиться на Турукано… Однако ослушаться Нолофинвэ он не мог и потому угрюмо шел вместе со всеми, поглядывая по сторонам.
Неожиданно поперек тропы, неловко подкидывая задом, пробежал олень. Стрелу у него в крупе заметили все, но лишь Амбаруссар, которые тоже были в этом объединенном охотничьем отряде, не стали провожать животное взглядом, а несколько поспешно ринулись в кусты.
В первый момент они немного растерялись, однако поприветствовать встреченного не забыли. Тот похоже их не понимал и с нескрываемым любопытством и страхом смотрел на почти одинаковых нолдор.
— Он впервые видит близнецов? — поинтересовался Тэльво.
— Скорее уж рыжих, — ответил Питьо.
— Или вообще нолдор, — раздался третий голос, принадлежащий их кузену-полутелеро.
Ангарато тоже обратился к встреченному эльда на квенья и лишь потом перешел на телерин. Кажется, они друг друга начали понимать. Во всяком случае их обмен фразами уже походил на осмысленную беседу.
— Это Таварен, подданный Эльвэ, брата моего деда Ольвэ, что затерялся в Эндорэ, когда эльдар еще только собирались отправиться в Аман. Он жив, считает себя правителем этих земель…
Недовольных голосов раздавшихся среди собравшихся, было немало.
— Он также противостоит силам общего Врага и ненавидит его тварей, — закончил передавать суть разговора Ангарато. — К сожалению, Таварен отказался побывать у нас, но заверил, что расскажет своему арану о прибытии нолдор из-за моря.
Встреченный эльда ушел, буквально растворившись в негустом в общем-то кустарнике, оставив после много вопросов и почти не дав значимых ответов.
* * *
— Ты уже слышал? — появившийся Тьелкормо грозил разнести все, что встанет у него на пути. Первой оказалась несчастная табуретка, которая, немного жалобно скрипнув, тут же отлетела в стену.
— Поставь на место. Пожалуйста, — спокойный голос Искусника совершенно не соответствовал взгляду. В глазах мгновенно вспыхнуло пламя, готовое вырваться наружу как едкой речью, так и решительными действиями.
— К раукар ее! Я говорю, ты слышал…
— А меня ТЫ услышал?! Поставь табурет и сядь! Или считаешь, что стоит орать на весь лагерь?
На этот раз Охотник спорить не стал, поднял пострадавший предмет мебели и плюхнулся на него.
— Доволен?
— Вполне. А теперь послушай меня. Меня не радует перспектива подчиняться Нолофинвэ, но Нельо сказал, что наша присяга ему не потребуется. Сядь! Рано радуешься. Сам он точно заверит его в своей верности и останется старшим для нас. Против его решений поступать не буду, — Куруфинвэ замолчал, обдумывая сложившуюся ситуацию. — По мне так лучше бы я сделал корону Макалаурэ, но менестрель и слушать об этом не желает.
— А мне бы сделал? — неожиданно спросил Тьелкормо.
— Турко… ты правда готов потерять двоих старших ради… ради этого? — голос прозвучал растерянно и даже совсем немного испуганно.— Ты хоть понял, что бы означало, если?..
— Я не это имел в виду, — Тьелкормо вскочил с табурета и подлетел к брату. — Курво, я лишь хотел узнать, смог бы ты мне доверить управлять чем-то большим охотничьего отряда.
— Так думай все же, прежде чем сказать. Особенно, если говоришь не со мной, — Искусник еле заметно выдохнул и немного расслабился. — Остальные как? Морьо? Амбаруссар?
— Рыжикам все равно. Они сами об этом так и сказали. Морьо злится, но против решения Нельо не пойдет. Хотя и угрожает немного подпортить праздник коронации Нолофинвэ, как он сам назвал планируемое событие. Что Майтимо-то передаст дяде? Ты делаешь копию?
— Нет. Он решил обойтись словами. Да и где теперь венцы эти носить… поверх шлемов разве.
Куруфинвэ прошелся по комнате, несколько раз останавливаясь у окна и выстукивая пальцами одному ему понятный ритм.
— Турко, я думаю, мы все поделим земли и в каком-то роде станем аранами там… но знаешь, мне не хочется разлучаться с братьями, несмотря на перспективу быть хозяином своих владений. И… ты будешь мне соседом?
— Нет. Прости, но не хочу.
— Твое право. Выберешь другой конец Белерианда?
— Снова нет.
— Тогда что?
— Буду заведовать разведкой и следить за припасами в твоих.
Завершил свою речь он самоуверенной улыбкой и рассмеялся.
— Никуда ты от меня не денешься, не надейся!
* * *
Вернувшиеся охотники оживленно обсуждали неожиданную встречу в лесу. Ангарато и Амбаруссар тут же ушли доложить о подданном Эльвэ арану. Каждый своему. Беседа резко оборвалась, и еще совсем недавно единый отряд вновь разделился, направляясь в свои лагеря.
Майтимо воспринял новость с воодушевлением, тут же поделившись мыслями, что с Врагом можно и нужно бороться.
— Смогли же они, эльдар так и не познавшие Света, сопротивляться ему, не покориться, не бежать в ужасе, моля Стихии принять и их. Добрый знак. Надо бы отправить послов, желательно арафинвионов и кого-нибудь из наших. На всякий случай.
— Я могу, — тут же отозвался Морьо, присутствующий на семейно-государственном совете, собранном Амбаруссар.
Нельяфинвэ кивнул, показывая, что услышал, но соглашаться не спешил.
— Я думаю, мы еще успеем это обсудить. Да и не я буду назначать послов.
— Ты так и не передумал?
— Нет, торон. Завтра хочу собрать эльдар и объявить о своем решении.
— А если нолдор не захотят принять его?
— Сомневаюсь. В любом случае, разберемся на месте.
— И коронуем Иримэ, — хохотнул Тьелко.
— Она точно словами не обойдется. Придется делать корону. И не одну. Чтобы подходила к разным нарядам…
— Курво, прекрати!
Тишина воцарилась незамедлительно, однако Майтимо почувствовал суровый и одновременно печальный взгляд Искусника.
— Распоряжения будут?
— Явиться завтра в центр их лагеря.
— А кроме того?
— Никаких. Я уже отправил верных к Нолофинвэ с просьбой собрать нолдор и быть самому.
* * *
— Добрая весть, Ангарато. Я рад, что брат Ольвэ жив. Стоит наладить с ними связи… Думаю, ты справишься с этой задачей, все же он тебе родич, — Нолофинвэ мерил шагами комнату, в которой с недавних пор занимался делами.
— Как скажешь, дядя, но я бы хотел отправиться с Айкьо, — отозвался арафинвион.
— И не только с ним. В ближайшее время решим этот вопрос, не стоит тянуть время, — он замолчал и погрузился в свои мысли. «Нужно ли отправлять с послами кого-то из сыновей Фэанаро? Как отнесется племянник к самой идее договориться с Эльвэ?»
Насущные проблемы были почти решены, быт налажен — требовалось разобраться с дальнейшими действиями, а также тем, кто будет принимать решения и отвечать за них.
— Аран, — голос верного вернул Нолофинвэ в комнату. — Лорд Нельяфинвэ прислал гонца. Впустить?
— Конечно.
Ангарато встал и, кивнув дяде на прощание, быстро вышел.
— Приветствую вас, лорд Нолофинвэ, — с почтением поздоровался вошедший и протянул свиток.
— Присядь. Я должен решить, нужен ли мой незамедлительный ответ, — ответил, взяв послание, средний сын Финвэ и отошел к окну.
«Завтра… всех нолдор… самому… с семьей… необходимость… объединение Домов… общий враг… Что он задумал? Хочет объявить себя королем? Скорее всего…»
— Передай своему лорду, что я исполню его… просьбу.
* * *
— Нельо, ты не против? — дверь приоткрылась, но брат так и остался стоять на пороге.
— Заходи. Как раз думал о тебе, — легкий вздох. — О нас о всех. Об отце.
— Мне тоже его очень не хватает, торон, но ты же помнишь, что тогда происходило… Мы ничего бы не смогли сделать, только потеряли бы еще больше…
— Я сейчас не об этом, Кано… завтра я предам его, отказываясь…
— Нет! Ты решил, что так будет лучше для нолдор, мы вернее отомстим за деда и за него, вернем Свет, тот самый, что хранят его Камни. Это не предательство, Нельо, это… расчет.
— Ты правда так считаешь? Впрочем, не отвечай. Просто побудь рядом.
— Я с тобой, брат. Всегда.
— Знаю. Чувствую. И тогда чувствовал…
— Что?! Ты правда верил, что я… что мы… когда ты там страдал?
— Не верил, Лаурэ, знал. Знал, что ты позаботишься о нолдор, что пошли за отцом, и о братьях, что не дашь Врагу разгромить нас и… сломаться мне.
— Нельо…
— Не надо ничего говорить. Просто знай об этом. И… я решил завтра передать Нолофинвэ это, — Майтимо открыл ящик стола и извлек простой, без украшений кинжал.
— Нож деда?
— Да. Тот самый, что был с ним тогда в Форменоссэ, когда он преградил путь Моринготто. Пусть станет символом нашей общей борьбы.
Макалаурэ молча кивнул, соглашаясь.
* * *
Утро следующего дня наступило быстро. Анар был скрыт облаками, а потому и рассвет был немного тусклым, и алые оттенки преобладали над привычными золотыми.
Нельяфинвэ облачился в нарядные, но строгие одежды, прибрав отросшие волосы простым медным венцом. В последнее время по понятным причинам он не заплетал кос, а на предложения братьев помочь всегда отвечал отказом.
Нолофинвэ мало спал в ту ночь — странное беспокойство не давало ему смежить веки. Сам он был готов принести присягу Майтимо, но как отреагируют пошедшие за ним? Не случилось бы беды.
Не добавил ему спокойствия и средний сын, заявивший, что ни при каких условиях не станет подчиняться убийцам. Мгновенно вышедший из себя Финдекано тут же напомнил, что и на его руках есть кровь эльдар. И совершенно неожиданным стало ответное признание:
— На моих тоже. Но я тогда тебя спасал… от стрелы того телеро!
Только прямой приказ отца разойтись смог утихомирить разошедшихся братьев. Однако сам он после услышанного долго не мог успокоиться.
Хмурое утро не улучшило настроение Нолофинвэ, и он, одевшись просто, но с символикой Дома, вышел на улицу, где ему тут же доложили, что прибыло много нолдор «из тех», но пока все спокойно.
* * *
— Что ты задумал? — Финдекано удалось незаметно для остальных подобраться к кузену.
— И тебе доброго дня, Финьо! Скоро узнаешь.
— Майтимо, ты невыносим!
— Ты вроде донес тогда… за что вновь благодарю.
— Прекрати уже, сколько ж можно. Я хочу знать, что должно здесь случиться.
— Исторически важное событие. Финьо, не начинай. Пожалуйста. Поверь мне, это поможет всем нам достичь общей цели.
— Доброго дня, Финдекано, — раздался рядом голос Макалаурэ. — Рад видеть тебя.
— Я тоже. Но вынужден временно проститься — мне стоит быть рядом с отцом.
— Однозначно. Ты ему можешь пригодиться.
— Что? Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что ты его старший сын и помощник. Более ничего.
В некотором смятении нолофинвион вернулся к семье, надеясь, что ничего дурного не случится.
— Ты ему не говорил? — удивился Кано.
— Нет. Знают только братья.
— Да, пожалуй, я был прав, Финдекано может и пригодиться своему отцу… оправиться от потрясения, когда услышит.
— Ты же знаешь, что я собираюсь сказать.
— И все же…
— Пора, Лаурэ.
— Идем.
* * *
Утренние лучи, осторожно пробравшись в комнату, разбудили Лехтэ. Тирион уже просыпался, с улицы долетали отдаленные голоса.
Вскочив, нолдиэ умылась, привела себя в порядок и поспешила на кухню, откуда уже доносились восхитительные ароматы свежей выпечки. Вот плюсы того, что гостишь в доме родителей! О еде совершенно не нужно думать — тебя непременно накормят чем-нибудь вкусным.
— С добрым утром, папочка, — поздоровалась она, целуя Ильмона в щеку.
— Ясного дня, малышка, — улыбнулся в ответ тот.
Скоро пришла аммэ, и завязался разговор. Лехтэ обдумывала, каким словами выскажет Арафинвэ свою просьбу, но в конце концов мысленно махнула на все рукой. Родич он или нет? Пусть даже формально. Родич. Значит просто выскажет обычными, простыми словами, и все.
Время летело незаметно. Из комнаты вышел серый в полоску кот, остановился у ножки стола задумчиво и, посмотрев на Тэльмиэль, укоризненно мявкнул.
— Все верно, — согласилась она. — Мне пора бежать во дворец.
— Удачи, милая, — пожелали родители.
— Спасибо!
Сунув напоследок в рот еще один пирожок, она выбежала из дома. Нужную дорогу она пока не забыла, а вот блуждать внутри в поисках одного-единственного эльфа как-то не очень хотелось. В конце концов она просто послала ему осанвэ. Король удивился, но сказал, что сидит пока в кабинете и в ближайшее время уходить никуда не собирается.
«Хотя был бы рад», — добавил он совершенно неожиданно.
Лехтэ хмыкнула и прибавила шаг.
Пустынный сад встретил ее угнетающей, непривычной тишиной. Не слышно было ни смеха, ни музыки, ни пения. Деревья, впрочем, стояли уже вполне ухоженные, и как будто ничто не напоминало о долгих годах непрекращающейся зимы. Вот только эльфийский глаз замечал то тут, то там прогалины, на первый взгляд совершенно не отличающиеся от окружающего пейзажа, но она-то совершено точно знала, что на этих местах до гибели Древ росли яблони, груши и вишни.
Она вздохнула тяжело и вошла во дворец. Такие вот раны земля, залечит, конечно, еще не скоро. Вон и звери в лесах, как говорит брат, начинают заводить постепенно потомство. А сколько времени нужно дереву, чтобы вырасти? Гораздо больше!
— Доброго дня, государь, — сказала она, входя в кабинет.
Арафинвэ с видимым удовольствием оторвался от свитков:
— Рад видеть тебя. Что случилось?
Он жестом указал на удобное, мягкое кресло, и Лехтэ села, по устоявшейся в последнее время привычке вытянув ноги и скрестив их.
— Вижу, времени даром ты не теряла, — заметил он, взглядом выразительно указывая на загоревшее лицо и загрубевшие руки.
Та не стала спорить и просто кивнула.
— Мы строим корабль, — пояснила она.
— До меня доходили слухи.
— Тем лучше. Понимаешь…
И она принялась излагать идею. Арафинвэ сидел, хмуря брови, потом встал и принялся ходить, заложив руки за спину.
— Почему ты думаешь, что меня они послушают? — наконец спросил он.
— Кого, как ни тебя? — ответила Лехтэ, пожав плечами. — Ты вернулся и был прощен. Тебе скорее пойдут на встречу, чем кому-либо другому.
— Хм…
Он подошел к окну и посмотрел в сад.
— Хотел бы я, чтобы кому-нибудь удалось покинуть Аман вот так, без шума, клятв и «добрых» пожеланий вслед. Наверное, это означало бы, что еще не все потеряно и надежда есть. Для всех.
Он некоторое время молчал, вспоминая, и наконец сказал:
— Хорошо, попробую. Я попрошу Стихии не препятствовать вам и позволить телери вернуться.
— Спасибо тебе, — ответила Лехтэ просто, но от всей души.
Тут, словно почувствовав окончание разговора, вошла Эарвен и поприветствовала их обоих.
Пока возвращаться к строительству ей, Лехтэ, было рано. Осталось еще одно дело, которое, по хорошему, следовало сделать. Но это уже чуть позже. Завтра. Сейчас же надо поспешить домой, чтобы побыть с семьей, пока есть возможность, зайти в гости к Тару...
* * *
Нолдор собралось немало — все свободное пространство в центре поселения было занято ими. Четкого разделения на лагеря как в первые дни уже не наблюдалось, но и сказать, что невозможно определить, кто за кем пришел, было бы неправдой.
Гул голос стих, как только Нельяфинвэ вышел в центр площади и встал напротив дяди. Братья и племянник расположились полукругом чуть сзади.
— Храбрые нолдор, что не убоялись пойти ни за Фэанаро, ни за Нолофинвэ! Мы здесь, чтобы избавить мир от зла, имя которому Моринготто! Мы здесь, потому что возжелали свободы и мести! Мести за нашего короля и родича, за Финвэ! Каким бы путем ни пришли в Эндорэ, мы стоим по эту сторону моря и боле не смотрим на запад, ожидая помощи и защиты! Мы готовы сражаться за свою свободу! Мы готовы мстить за всех павших! Мы готовы строить новый мир! Кто поведет нас в бой? Кто возглавит всех пришедших на эти берега?
Когда-то Финвэ привел нолдор в Аман, они пошли за ним и посчитали своим королем. И они не ошиблись! Он мудро правил и не отступил, не убоялся одного из валар, что встал на путь тьмы. И хоть он пал от его руки, но и сам смог ранить злодея! Кому как ни потомку Финвэ вести за собой нас? Пусть же сегодня его сын станет для нас королем!
Нельфинвэ сделал шаг вперед, чуть склонил голову и протянул дяде кинжал деда.
— Будь же нашим королем, Нолофинвэ Финвион! Пусть нож моего деда и твоего отца послужит напоминанием о делах прошлого и зароком для дел грядущих! Айя, Нолдоран!
Эхо еще повторяло слова, сказанные Нельяфинвэ, когда кто-то из собравшихся первым подхватил:
— Айя, Нолофинвэ!
— Айя, Нолдоран! — раздалось с другой стороны прежде, чем сотни голосов принялись славить короля.
Пришедшим за Фэанаро эльдар было нелегко, многим хотелось назвать иное имя, но пойти против решения своего арана, точнее уже лорда, никто не пожелал.
— Айя, нолдор! — донеслись голоса, очень похожие на Куруфинвэ и Тьелкормо.
Кажется, они нашли выход из сложившейся ситуации.
Сам Нолофинвэ молчал, глядя на протянутый ему нож отца и стоящего напротив племянника.
— Атто, — шепот Финдекано вернул к реальности. — Не молчи. Сделай уже что-нибудь.
— А что я говорил — чувствуют свою вину, вот и…
Несильной тычок в бок заставил Турукано замолчать и не очень добро посмотреть на младшего брата.
— Дядя, — неожиданное осанвэ кольнуло, побуждая к действиям.
Ноловинвэ протянул руку и принял нож, глядя в глаза племяннику.
— Я держу оружие, что принадлежало моему отцу и королю. Он не отступил и остался верен себе и нолдор, хотя мог бы скрыться и остаться жить. И никто не посмел бы и слова сказать ему, но… Но он не сделал этого, он преградил дорогу Врагу! Теперь его внук, старший сын старшего сына отдает мне этот нож, как память и зарок. И я приму его. И принесу свою клятву, здесь и сейчас. Я буду верен памяти Финвэ и не отступлю, не убоюсь тьмы, защищая и мстя, уничтожая и возводя, объединяя и сохраняя. И пусть услышат меня нолдор, пусть они станут свидетелями моих слов!
Нолофинвэ замолчал, еще раз внимательно посмотрел на Майтимо, державшегося уже из последних сил прямо, и мысленно обратился к племяннику:
— Надеюсь, не зря ты так решил. И… Мог бы предупредить заранее.
Ответом стала лишь немного грустная полуулыбка-полуусмешка, сделавшая Нельяфинвэ на миг таким похожим на своего отца, что Нолофинвэ невольно вдрогнул.
Майтимо вдруг качнулся, пытаясь удержаться на ногах. Звон в ушах все усиливался, мир вокруг плыл перед глазами, вынуждая их прикрыть, и что-то неумолимо тянуло назад, грозя падением. Макалаурэ и Финдекано одновременно, но с разных сторон бросились к брату и кузену. Тьелкормо же просто сделал полшага вперед и подставил плечо, давая возможность опереться на него.
— Держись! Мы с тобой, — раздался рядом голос Искусника, тут же положившего ладонь ему на плечо, чтобы поделиться силами.
— Курво, только не пой! — с притворным ужасом проговорили Амбаруссар.
— Ко мне ближе всего, — сказал подошедший Аракано.
— Я провожу, — тут же отозвался его старший брат.
— Да я в порядке, — попытался возразить Майтимо.
— А сейчас? — Куруфинвэ убрал руку.
— Если рядом — дойду, — отозвался Нельо.
Искусник хмыкнул и вернул свою руку.
— Еще немного и пойдем, — сказал он. — А дальше пусть Линдо споет, Амбаруссар правы.
Нолофинвэ тем временем окружили нолдор разных Домов, спрашивая, советуясь, славя. Однако Артафиндэ беспрепятственно подошел к дяде и увел того на пару слов, затянувшихся на несколько часов.
* * *
— Как думаешь, долго пробудем на этих берегах? — вопрос Тэльво не стал неожиданностью для близнеца.
— Как решат, — тут же отозвался почти таким же голосом Питьо.
— Ты хотел сказать «решит»?
— Нет. Сам же знаешь, что Майтимо и Нолофинвэ вчера весь вечер провели за разговорами, — напомнил Тэльво. — Последнее слово, конечно, будет за дядей, но он прислушивается к Нельо.
— Пока. Пройдет время…
— И мы будем лордами в своих землях.
— В наших будет два лорда!
— Судя по разговорам, не только, — многозначительно заметил младший.
— Не уверен, что понял тебя, — несколько озадаченно произнес Питьо.
— Ты и не слышал?! Ну даешь! Всегда говорил, что лучше выслеживаю добычу, внимательнее, осторожнее и…
— Стой!
Развеселившиеся братья моментально сделались собранными и серьезными.
— Что?
— Мы сейчас не к себе идем, поворачивай налево, внимательный, — хохотнул Питьо и все же уточнил. — Так кто еще не пожелал властвовать единолично?
— Именно этого я не знаю, но Турко с Курво уйдут вместе.
— Морьо?
— Этот сам. Уже строит планы.
— Пусть сначала вернется от Эльвэ.
— И от Ангарато.
Амбаруссар рассмеялись и спокойно зашли в дом, где продолжался начавшийся вчера совет Нолдорана и глав Домов нолдор.
* * *
— Впереди неспокойно, — начал доклад один из разведчиков отряда, направляющегося в королевство Эльвэ или, как его называли оставшиеся в Белерианде эльдар, Элу.
— А именно? — тут же спросил Ангарато.
— Непонятно, лорд, мы не видели ни самих тварей Врага, ни их следов, но деревья и камни предупреждают об опасности.
— С кем тогда будем сражаться? — подъехавший к кузену Аракано был озадачен и огорчен. С самого первого дня ему не терпелось избавить Эндорэ от ирчей и прочей дряни.
— Со всеми, кто служит Моринготто, — этот голос уже принадлежал фэанариону. — Что еще удалось вызнать?
— Птицы и звери избегают этих путей, их нет в том ущелье, через которое мы собирались идти.
— А разве передумали? Ирчей нет, не сам же Моринготто там сидит? — воскликнул Аракано.
— А если и сам, то тем лучше! — начал было Морьо.
— Не уверен, — тихо сказал Ангарато, но вернулся к обсуждению пути.
* * *
— Чем я могу порадовать свою ненаглядную? Почему мое сокровище грустит? — Элу, прозываемый также Тингол, встал с богато украшенного трона и двинулся навстречу жене, безрадостно и даже обреченно вошедшей в залу.
— Все хорошо, любимый. Разве могут каки-то беды нас коснуться здесь, где твои воины и мои чары стерегут границы? — Мелиан бросила быстрый взгляд в зеркало, и в глазах на миг отразилась совсем иная эмоция.
— Но ты грустна, — повторил сереброволосый эльда, не сводя глаз со своей супруги. — Только скажи, что сделать, чтобы вновь твой смех и песни зазвучали в королевстве?
Майэ плотно прижалась к мужу, положив голову тому на грудь и замерла, словно бы решаясь сделать отчаянный шаг.
Близость супруги всегда однозначно действовала на Эльвэ — его руки тут же заскользили по спине Мелиан, почти неконтролируемо подбираясь к шнуровке ее платья. Майэ не двигалась, выжидая и позволяя супругу ласкать себя все настойчивее.
— Ах, нет, — неожиданно воспротивилась Мелиан, когда платье все же поползло вниз, позволяя ее мужу целовать шею и ключицы, ласкать грудь.
— Что не так, мой птенчик? — хрипловато спросил Элу, однако отстранился, с удивлением заметив, что супруга тут же укрыла себя накидкой, сотканной из лесных туманов.
— Прости, любовь моя, но… убийцы здесь! — почти выкрикнула майэ.
— Что?! Почему сразу не сказала о нападении?
— Тише, тише, родной, ты не так понял, — Мелиан придержала мужа за пояс, «случайно» соскользнув рукой пониже. Туманная вуаль скрыла довольно сверкнувший взгляд от Тингола, а нежный голос продолжил рассказ.
— Ты же знаешь, я постоянно разговариваю с водой и деревьями, камнями и цветами, птицами и облаками. Они и сообщили мне, что прибыли эльдар, подобные тебе, но, конечно же, уступающие, и в мудрости и в красоте… — майэ взглянула на мужа и осталась довольна, тот слушал, но отвлекался на руку супруги, что продолжала держать его пояс.
— Они пришли с запада, из-за моря.
— Так это же, — начал было Тингол.
— Шшш, да, родной, это потомки твоих друзей и даже родичи, но они… убийцы!
— Не может быть. Откуда…
— Смотри. Это показала мне вода в реке.
/—…Значит, ты не отдашь нам свои корабли?! — яростно кричал эльф, так похожий на Финвэ.
— Сейчас отдаст, — уверенно отозвался другой, тоже имеющий сходство с потерянным другом. — Наши старшие с отрядами уже у входа во дворец.
— Нет! Корабли принадлежат народу телери!
— Принадлежали! — раздался еще один голос, когда дверь рухнула под натиском нескольких нолдор. Залитые кровью, с мечами и в доспехах, они волокли за собой на веревках других эльдар, в которых Ольвэ с ужасом узнал своих внуков и внучку.
— А теперь? — оба эльфа, что первыми ворвались в зал, резко вздернули на ноги золотоволосых собратьев и пристали мечи с их шеям. Артаресто и Артанис стояли не дыша, умоляюще глядя на деда.
— Скажите своим сыновьям, чтобы отпустили их, я…
Договорить он не успел — вперед вышел только что прискакавший от причалов нолдо, которого легко можно было спутать с одним из стоявшим напротив Ольвэ.
— Твое слово теперь ничего не решает. Корабли уже наши, — довольно заявил он. — Атар, сопротивление сломлено, защитники перебиты, и мы грузимся.
Ни слова не говоря, два брата развернулись и направились к выходу.
— Этих куда? — указав на внуков Ольвэ, спросил тот, кто был пониже ростом.
— С нами прокатятся, — ответил его отец. — Работы им хватит./
Эльвэ неверяще посмотрел на Мелиан.
— Как… Как это возможно? Такое сотворить с родичами? Любимая, мы не должны допустить их сюда!
— Конечно, мой король. Ты мудр и дальновиден. Но птицы сказали мне, что в отряде, идущем к нашим границам, есть и внук твоего бедного брата. Прошу, будь милостив к нему, приюти несчастного, — голос майэ незаметно изменился, а в воздухе разнесся запах сладких трав и цветов.
— Как скажет моя королева! — Эльвэ вновь привлек супругу к себе, словно и не видел только что всех ужасов, что произошли в Благословенном краю.
Туманная накидка бесследно растаяла, а пальчики Мелиан наконец расстегнули пояс мужа.
* * *
Отряд нолдор остановился дать отдых коням и решить, каким путем продолжить двигаться к королевству Эльвэ.
Карта, нарисованная Финдекано, мало могла помочь кузенам в выборе дороги. Старший нолофинвион точно начертил все, что видел во время пешего похода к Ангамандо и что успел заметить, находясь на спине орлицы. Майтимо также помогал ему, добавляя некоторые детали, которые рассмотрел в свое время со скалы. Однако путь послов нолдор был иным, и все чаще лордам приходилось выбирать дорогу, доверяясь своим чувствам.
— Впереди еще одна река, ее придется пересечь в любом случае, но стоит ли идти через незнакомый лес? — рассуждал вслух Аракано. Ему не терпелось увидеть родичей, узнать, как они живут и противостоят Врагу, однако неоправданно рисковать, зная о важности возложенной миссии, не хотелось.
— Я же говорил, надо идти через ущелье! Пересечем реку на равнине, пройдем немного на восток и к югу должны быть земли Эльвэ, — Морьо принялся рисовать на земле возможный маршрут, напрочь игнорируя карту.
— Но разведчики же доложили… — начал Ангарато.
Карнистир лишь возмущенно фыркнул.
— Ты зря, звери порой умнее нас, — задумчиво произнес Ангарато.
— За себя говори! Полурыба-четверть пташка!
— Повтори! Как ты посмел, ты…
— Оба замолчали!
— А ты не командуй! Не Нолдоран, — рявкнул Морьо, из последних сил удерживая себя в руках, чтобы не пустить в ход кулаки или еще чего посерьезней. Арафинвион, откинув назад волосы, словно готовясь к драке, сурово произнес:
— Извинись!
— И не подумаю!
Сигнал тревоги прозвучал, когда они уже встали и были готовы двинуться друг на друга.
— Ирчи! Большой отряд с севера.
— Уходим к лесу, — тут же оценив обстановку, скомандовал Морьо.
— Вот и решили, как и где перейдем реку, — неожиданно сказал Аракано, буквально заставлявший себя уходить от тварей Моринготто, а не бить их.
Нолофинвион ошибся — лес не укрыл их, а разразился звериным воем и хриплым лаем варгов. Нолдор оборонялись и даже порой теснили ирчей, но численный перевес был не на их стороне. Лорды, начавшие бой вместе, теперь рубились на разных участках. Варги налетали на Аракано, желая повалить того на землю, но нолофинвион твердо стоял на ногах, и его меч пел песню смерти для рискнувших сунуться слишком близко. Лишь двое тварей смогли прорваться и оставить пару царапин на его доспехе, прежде чем были зарублены или заколоты. Карнистиру приходилось сложнее — основной удар ирчей был направлен именно в это место отряда. Твари боялись его, но продолжали переть. Усталости еще не было, но отступать все равно приходилось. Понемногу, почти незаметно, их оттесняли к реке и ущелью.
Большая часть коней, что родилась в Эндорэ, быстро убежала прочь, лишь заслышав вой варгов. Несколько же скакунов, прибывших из Амана, остались со своими нолдор, не желая бросать тех в беде.
— Придется переправляться! — крикнул Ангарато, оказавшийся рядом с Морьо.
— Где брод?
— Не знаю, — рявкнул тот, попутно снося голову подобравшемуся слишком близко ирчу. Горячая струя черной крови оставила еще несколько пятен на доспехах кузенов.
— Рррыба! Ищи брод! — проорал Карнистир. — Еще с севера идут!
Верные Морифинвэ бились рядом со своим лордом, представляя собой почти единое многорукое существо, не дающее врагу столкнуть нолдор в воду, пока Ангарато и его воины искали место для переправы и тоже отбивались от тварей.
Аракано со своими эльдар успешно справлялся с варгами, но он не знал, что они в лесу не одни. Летучие мыши мешали сражаться, лезли в лицо, закрывая обзор, позволяя волкам Моринготто яростней и успешней атаковать. Поднятые щиты помогали, но затрудняли работу мечей.
Жеребец Морьо настойчиво звал к себе, тогда как сражающиеся эльдар не обращали на него внимания. Конь бил копытами, рвал зубами и давил своим весом осмелившихся подойти ирчей. Оцарапавшая его стрела лишь разозлила, заставив еще яростней уничтожать тварей. Видимо, именно из-за них ни его нолдо, ни другие не слышали, как он зовет, как хочет показать путь на другой берег. Наконец, терпение коня иссякло. Осторожно взяв зубами за руку, он потянул Ангарато, исследующего берег и прикрываемого своими эльдар, и развернул к найденному им броду. Жеребец подталкивал носом арафинвиона, пока не загнал в реку, а затем достаточно легко и быстро перебежал на другой берег сам.
Впрочем, конь тут же вернулся, а отряд начал переправу. Ирчи боялись воды и не лезли к реке, но заметив, что добыча вот-вот ускользнет, вновь ринулись в атаку.
Сталь нолдор крушила железные мечи и ятаганы тварей, пробивала их броню, сносила головы, рубила ноги и руки. Тела ирчей валялись повсюду, порой мешая двигаться с необходимой быстротой. Ноги скользили по залитой кровью земле, но выхода не было — пока все не переправятся, лорды не покинут этот берег. Во всяком один, как решил для себя Морьо. Первым переправился Ангарато, тут же организовавший оборону и помощь раненым на том берегу.
Аракано не сразу смог пробиться к берегу — варги делали все, чтобы не дать добыче уйти, а летучие мыши принялись бросаться в лицо, метя в глаза. Их острые когти и зубы больно впивались в незакрытые шлемами участки кожи. Волков удалось смести совместными усилиями — верные Морифинвэ, получив приказ своего лорда, обеспечили отход эльдар Аракано. Именно они подняли щиты, когда ирчи принялись обстреливать уходящих из луков, позволив им почти беспрепятственно оказаться на том берегу.
Аракано убедился, что его воины живы, хотя несколько были без сознания, и рванул назад, к кузену.
Морьо держался из последних сил. Какой-то сильный и достаточно ловкий ирч сумел ятаганом сбить шлем, содрав еще и кусок кожи. Кровь заливала глаза, а каждое движение отдавалось болезненным гулом в голове. Бившийся рядом верный вскрикнул и чуть не пропустил удар, грозивший ему гибелью. Убив ту тварь, Карнистир подхватил раненного стрелой друга из верных, продолжая работать мечом и осыпая ирчей проклятьями.
— Брось, — твердо, но через силу произнес нолдо. — Мешаю.
— Заткнись, — коротко рявкнул Морьо.
Продержаться оставалось немного — переправлялись уже его эльдар.
Тряхнув головой, чтобы смахнуть мешающую видеть кровь, Морьо понял, что мир закрутился и что сам сейчас рухнет.
— Уходи! — голос Аракано вернул к реальности. — Я прикрою.
— Вместе уйдем! Лучше ему помоги.
Карнистир передал раненого друга кузену, и они, как и другие оставшиеся эльдар, вошли в воду. С противоположного берега на тварей Моринготто обрушились стрелы, не давая тем помешать уйти последним из отряда послов.
Убедившись, что все эльфы на том берегу, командир ирчей развернул отряд в Ангамандо: задание выполнено — эльдар измотаны и в ущелье.
* * *
Лучники, патрулирующие границы королевства Тингола и Мелиан, получили приказ не пропускать, не вступать в долгие беседы, не оказывать содействия эльдар, которые бесчестным путем проникли в Эндорэ. Элу лично разговаривал с их командиром, сообщив настолько ужасающие подробности, что тот поначалу даже отказывался верить.
— Моя супруга сообщила мне об их злодеяниях. Стоит ли сомневаться в словах майэ? — гневно и несколько спесиво завершил аудиенцию Тингол. — Исполнять! И не забудьте отбить у них внука моего брата!
На границе было спокойно — даже пауки не пытались подойти близко к Завесе, желая полакомиться сочным мясом и горячей кровью эльдар. Однако некое напряжение ощущалось постоянно — что-то должно было случиться, неизбежно произойти. Словно некий рок, подобно низкой туче, навис над Дориатом.
Синдар перебрасывались краткими фразами, в основном предполагая, как ужасны должны быть пришельцы из Заморья, раз способны на столь мерзкие дела.
— Отбить бы у них того несчастного, — то и дело доносилось в лесу.
— Думаешь, легко отдадут? А я не желаю стрелять в квенди!
— Как считаешь, его так и водят на веревке?
— Заковали в железо, небось…
— Да какие это эльдар! Хуже орков.
— Тихо!!! Готовьтесь к бою!
— Идут?
— Пауки! И эти… пришлые.
* * *
Когда все эльдар пепеправились через реку, первым делом были выставлены дозоры, следящие и за противоположным берегом, и за окрестностями этого.
Раненые получали необходимую помощь, а для двоих, что пока так и не пришли в сознание, спешно сооружали носилки.
Ангарато по сравнению с кузенами выглядел до неприличия целым — царапины и синяки во внимание не принимались.
Морьо, как только его голова была перевязана, развил кипучую деятельность по организации временного лагеря, так что никакие уговоры не могли его заставить лечь и немного отдохнуть.
Дозорные сменялись чаще обычного, давая друг другу возможность привести в порядок оружие и броню, набраться сил.
— Надо бы отойти подальше, — задумчиво предложил Аракано, когда наконец предоставилась такая возможность. Сам он был сильно исцарапан летучими мышами, и маленькие, но глубокие порезы не желали затягиваться, кровили, болели и заставляли отвлекаться.
— Не стоит, — отозвался арафинвион. — Разведку вперед не выслать, да и нам всем нужен отдых.
— Запомни этот день! Я согласен с ры… с Ангарато, — торжественно заявил Морьо и рассмеялся, правда тут же болезненно поморщился, но сделал вид, что все в порядке.
Его жеребец, так удачно нашедший переправу, тем временем собрал разбежавшихся коней и обследовал окрестности небольшого лагеря, но далеко не уходил и старался держаться ближе к реке, а не к горам.
Из ущелья тянуло гнилью, не болотом, а сладковатым душком тухлятины, словно где-то околела небольшая лань. Запах тревожил, но из-за него одного менять место стоянки было бы неосмотрительным.
— Думаешь отправиться дальше завтра? — спросил Ангарато.
— Да. Оставаться здесь опасно. Мы не знаем, как нас встретит Эльвэ, но раз он противостоит Врагу… больше шансов, что раненых не оставят без помощи. Да и нести надо лишь двоих, — непривычно спокойно рассуждал Морьо.
Аракано молчал, задумчиво глядя в темный провал ущелья, куда им с восходом Анара предстояло ступить.
Однако пробудиться эльдар пришлось еще в темноте. Сигнал тревоги заставил вскочить и схватиться за оружие. Кони метались и испуганно ржали — на нолдор надвигались пауки.
Конечно, они не были столько огромны, как Унголиант, породившая их, но несомненно также злобны и ненасытны, как и их мать. Покрытые твердым панцирем тела приближались, подобно единому мохнатому многоногому организму.
Эльфийская сталь с трудом пробивала почти бронированные туши тварей, но отлично справлялась, когда речь шла об их конечностях. Пауки лишались ног, но продолжали стрелять клейкими нитями в эльдар. Острые жвалы потомков Унголиант справлялись даже с доспехами, впрыскивая в отчаянно сражающихся нолдор яд.
Несмотря на сложности, несколько тварей уже лежало неподвижно на земле, не представляя более опасности, еще три лишились почти всех ног и, окруженные эльфами, вскоре издохли от их мечей.
Ангарато первым нашел еще одно слабое место пауков помимо брюха, добраться до которого и остаться невредимым было почти невозможно. Глаза тварей были уязвимы и прямой удар убивал порождение тьмы. Однако это знание недешево далось арафинвиону — острые жвалы успели сомкнуться на руке, смять стальную защиту и прокусить плоть, которая незамедлительно начала неметь.
За время боя пауки вынуждали нолдор продвигать все дальше и дальше в ущелье, выглядевшее даже в рассветных лучах Анара серым и неживым. Полузасохшие чахлые кустики, кривые хиленькие деревца, мрачные камни и лоскуты паутины, свисающие повсюду.
— Кажется, нас гонят в логово, — прокричал Аракано.
— Вперед и направо! — неожиданно раздался громкий голос Карнистира. — Под деревья!
Морьо был прав — немного дальше лес переставал выглядеть больным, его пышная зелень радовала глаз и внушала чувство безопасности. Измученные схватками нолдор, поддерживая раненых собратьев, устремились под защиту деревьев, откуда в следующий миг полетели стрелы. Метили лучники правда в пауков, которых и отогнали еще парой залпов. Показываться, однако, они не спешили, и Моринфинвэ с Аракано решили первыми шагнуть навстречу неожиданным союзникам.
* * *
Проснулась Лехтэ еще с рассветом. Едва новое дневное светило позолотило восточный край неба, она вздрогнула, заслонила лицо руками и открыла глаза. Откинув одеяло, встала и подошла к окну, распахнув створки. Свежий утренний ветер радостно влетел в комнату, мгновенно пробрав до костей.
На сердце было тревожно и муторно. Странно, мать мужа она не видела с того самого дня, когда Фэанаро изгнали из Тириона. Не то чтобы намеренно ее избегала, вовсе нет, однако дороги их больше не пересекались. Даже в долгую ночь накануне Исхода Лехтэ наблюдала ее только издалека — подходить не стала. Зачем? Что они могли бы друг другу сказать? Да Нерданэль и сама не искала с невесткой встреч. Однако теперь Тэльмиэль вдруг поняла, что уехать навсегда из Амана и даже не сообщить об этом Нерданэль было бы нечестно.
Одевшись в одно из платьев, которые всегда хранились в доме родителей, она привела себя в порядок, тщательно расчесалась, заплела волосы и спустилась вниз.
На кухне было тихо, однако в очаге стоял, дожидаясь ее, горшочек с кашей. Значит, атто уже ушел по делам, но позаботился о дочке. Лехтэ улыбнулась и, достав свой завтрак, разожгла огонь. Следовало вскипятить воду и приготовить травяной напиток.
Несколько лет назад по Аману стали гулять странные слухи. Фэанаро погиб. Нолдор удивлялись, перешептывались — неужели так скоро? Они ведь должны были едва доплыть до Эндорэ.
— И разве стоило все это таких усилий? — пожимали плечами некоторые.
Вначале Лехтэ не знала даже, чему верить. В конце концов, сплетни могут быть и ошибочными. Однако потом стало известно, что Нерданэль заперлась в своих покоях и больше не выходит, и тогда она поняла, что все правда.
Допив настой, Тэльмиэль убрала посуду и, накинув плащ, выскользнула за дверь.
«Как много пробудившихся теперь осталось в Тирионе, кроме отца и Махтана?» — вдруг подумала она.
Вот кого, пожалуй, стоит расспросить о том, что ее может ждать по другую сторону пролива. Но с атто они, конечно же, еще побеседуют вечером, а вот увидеть Аулендиля, может, больше и не доведется.
Пели птицы, славя жизнь, и Лехтэ остановилась на некоторое время послушать их ласковые голоса. Самые чистые, самые прекрасные и удивительные создания. О чем они думают, созерцая мир? Жаль, что она не может узнать ответа.
За спиной раздались шаги, и она, обернувшись, заметила, что вдоль по улице идет куда-то по делам группа эльдар. Очень уж сосредоточенным был их вид.
«Пора и мне продолжать путь», — подумала она.
Дойдя до перекрестка, Лехтэ оглянулась немного растерянно, совершенно не представляя, куда теперь направляться. За короткое время брака в доме родителей Нерданэль ей бывать как-то не доводилось. Некоторое время она топталась на месте, выспрашивая у редких прохожих, и в конце концов, спустя значительное время, один нолдо смог ей указать путь.
— Благодарю, — ответила она ему и поспешила в нужном направлении.
Дойдя до калитки, она вошла и в некотором задумчивом недоумении огляделась. Обстановку в доме она знала только по рассказам мужа. Осанвэ слать кому-либо из семьи было бы как минимум странно. Но Махтан ее, должно быть, и сам заметил. Выходящая на веранду дверь отворилась и хозяин вышел, приветствуя гостью:
— Здравствуй, Лехтэ. Что привело тебя?
— Нельо, ты уверен, что это правильное решение? Может, лучше мне расположить там свою крепость? — Макалаурэ который день всячески пытался переубедить брата, давая понять, что и сам не против иметь окно с видом на Ангамандо.
— Нет, — твердо донеслось в который раз в ответ. — Это уже решенный вопрос.
— Мы еще не знаем, какие вести принесут послы, — задумчиво проговорил менестрель.
— Верно. Но не думаю, что Дориат воспротивится нашим крепостям, что возьмут в кольцо твердыню Врага, — тут же парировал Майтимо. — Ты же был на совете, слышал, что задерживаться здесь боле не стоит.
— И, как ты помнишь, настаивал на скорейшем отбытии, — понемногу начал заводиться Кано. — Но это не означает, что я одобряю этот пункт твоего плана!
— Хватит! — не повышая голос, строго произнес Нельяфинвэ. — Иначе отправишься на юг вместо Амбаруссар.
— Я подчинюсь тебе, но знай, что по-прежнему против, — завершил разговор Макалаурэ и чуть тише добавил. — Я не хочу, чтобы ты все время рисковал собой.
* * *
Искусник откинулся на стуле и ненадолго прикрыл глаза.
— Тьелпэ, — позвал он сына.
Погрузившийся в чтение свитка куруфинвион вздрогнул, но тут же подошел к отцу.
— Атто?
— Посмотри, что не так, — попросил Куруфинвэ и пододвинул сыну чертеж с планом будущей крепости.
Тьелпэринквар удивился, но потянул свиток к себе и, присев на край стола, принялся изучать.
Искусник смотрел, как чуть хмурятся брови и прищуриваются глаза, как рука сама тянется к уху, а пальцы начинают закручивать прядь волос… Лехтэ! Сын так похож на свою мать, что у Куруфинвэ невольно защемило сердце, заболело, в то же время заставив кулаки сжаться так, что заломило пальцы — она отказалась от него и Тьелпэ, она предпочла безопасный Аман (и хвала Эру), она… так любима и так дорога, что каждую ночь вторгается в его сны, делая пробуждение мучительным и горьким.
— Атто… атар! — юный нолдо удивленно и немного взволнованно смотрел на отца, погрузившегося в свои мысли.
— Прости, йондо, задумался, — он потер переносицу и спросил. — Нашел?
— Мне не нравится расположение подъемного механизма для моста. Я бы перенес его сюда, — он изящным жестом указал на чертеж.
— Нельзя. Рядом будут насосные станции для подачи воды, — ответил он. — Разве что… разве что вот так. Дай-ка на минутку.
Получив свиток, Искусник принялся исправлять чертеж, временами советуясь с сыном. Руки работали, голова думала, а фэа тянулась на запад, желая вновь соприкоснуться с душой Лехтэ.
* * *
— Приближаются. Выстрелить? — шепотом спросил один.
— Ждем. Завеса их не пропустит, — откликнулся другой.
— На всякий случай буду держать на прицеле, — ответил первый и наложил стрелу на тетиву.
Морифинвэ и Аракано, сопровождаемые верными приближались к границе Дориата.
— Какого ррррауко?! — возмущенно воскликнул фэанарион, когда он сделал шаг под деревья, а в следующий миг обнаружил, что удаляется от леса.
Аракано и двоих верных не было видно. Еще раз выругавшись, Карнистир ломанулся в желаемом направлении, выставив перед собой меч. По клинку пробежали искры, раздался звук разрываемой материи, а в следующий миг стрела почти уперлась в грудь Морьо.
— Не пробьешь, — несколько самоуверенно заявил Карнистир и попытался начать беседу, вспоминая телерин, который неплохо знал.
— Вам нет здесь места, убийцы! Отдайте вашего пленника и убирайтесь! — прозвучало в ответ.
Аракано обнаружился рядом, окруженный тремя лучниками. Как оказалось, он тоже пытался разъяснить, что тварей они убивали, а не брали в плен.
— Мы выйдем за пределы нашего королевства, — заявил командир синдар. — Проводите в ваш лагерь, и мы заберем несчастного.
Нолдор не возражали и несколько обескураженные, но оба сильно раздраженные повернули назад.
— У нас есть раненые, — начал Аракано по пути.
— Ваши сложности. Король Элу не желает помогать братоубийцам!
— Та-а-ак, — протянул Морьо, сжимая кулаки. — Тебе повезет, если я не так тебя понял!
— Угрожаешь? Зря. Лучники держат вас на прицеле — один неверный жест, и вы отправитесь вслед за нашими несчастными собратьями! — гневно ответил синда.
— Да как ты смеешь?! — взвился Морьо, а рука Аракано непроизвольно потянулась к мечу.
Стрела со свистом рассекла воздух, коснувшись доспеха нолофинвиона лишь опереньем.
— Первое предупреждение! — изрек командир синдар.
— Что происходит? — голос подошедшего Ангарато заставил вздрогнуть и замереть всех.
— Ты внук Оллу? — спросил подданный Тингола.
— Ольвэ? Да, — уточнив, ответил арафинвион.
— Мы пришли тебя освободить! — гордо заявил лесной страж.
Лицо Ангарато отразило массу эмоций.
— Морьо, ты его точно не бил по голове? — все же уточнил он и тут же обратился к синда.
— От кого ты хочешь меня спасти? Мы — послы нолдор к твоему королю Эльвэ, Элу, — поправился Анагарато.
— Послы? Ты сам шел с ними, никто не принуждал тебя? — удивился синда.
— Конечно, — отозвались три голоса.
— Принудишь его, — добавил один.
Другой лишь возмущенно фыркнул.
Несколько затянувшееся молчание прервал Аракано.
— Нам неизвестно, что послужило причиной слов, что были адресованы нам и всем нолдор, однако повторю вслед за своим кузеном — мы послы к королю Элу. Доложите же ему о нашем визите.
— Владыка Белерианда знает обо всех, кто вторгся в его владения! Он велел спасти своего родича и доставить к нему в Менегрот…
— Куда? — бесцеремонно перебил Морьо. — И что значит доставить?!
— В Ме-не-грот, — повторил синда. — Там он предстанет пред тронами Владык. Они решат его судьбу.
— Я несколько иначе представлял себе задачи послов, — начал Ангарато, но синдар не дали ему договорить.
— Остальные нолдор не имеют права пересекать границы Дориата! Таков приказ короля.
— Не только он отправлен араном Нолофинвэ, — Морьо немного скривился, но продолжил. — Почему вы готовы пропустить лишь одного?
— Приказ.
— Не горячись, — попытался успокоить фэанариона Аракано, который, правда, и сам уже кипел от гнева.
— Да как они смеют!
— Пусть хоть он поговорит с этим заблудившимся. Мы не должны вернуться ни с чем.
— Про пауков отцу доложишь! — рявкнул Карнистир, осекся и обратился к синда.
— У нас раненые. Им вы предоставите убежище и уход?
— Нет, — незамедлительно раздалось в ответ. — У нас приказ.
— Да я вас сейчас, — заорал Морьо, выхватывая меч из ножен.
— Стой!
Двое синдар успели выстрелить, прежде чем получили рукоятью меча по голове.
Доспех Карнистира выдержал, и стрела, не причинив вреда упала на землю. Вторая же задела шею Аракано, к счастью, лишь слегка, но все равно заставила нолофинвиона вскрикнуть и дернуться от боли.
— Остановитесь! — раздался громкий голос Ангарато, вынудивший замереть всех. — Я один отправлюсь к Эльвэ, раз такова его воля. Дары нолдор для короля Дориата тоже останутся здесь, с моими кузенами. Сколько времени займет дорога до Менегрота?
— Дня два, — ответил один из синдар.
— Ждите через неделю. Если не вернусь, отправляйтесь назад, Нолофинвэ должен узнать правду об этом сокрытом королевстве.
* * *
— Покажи шею, — Морьо устало подошел к кузену.
— Ерунда, — быстро отозвался нолофинвион, раздраженно передернув плечами. И тут же скривился от боли.
— Держи, — фэанарион протянул баночку с мазью. — Обработай все же. Не ирчи, но…
Нолдор расположились недалеко от того места, где впервые встретили синдар. Отправляться дальше по ущелью не имело смысла — неизвестно, кто еще прятался в тени от гор. К тому же уставшим и раненым эльдар нужен был отдых.
* * *
— Держи, поешь, — Годреф протянул Ангарато лепешку, завернутую в лист какого-то растения. — Тебя ж, поди, давно не кормили.
Арафинвион удивился формулировке, но от еды не отказался, списав на различие в языках.
— Благодарю, — он чуть склонил голову. — Давно у нас не было времени спокойно отдохнуть и подкрепиться. Надеюсь, мои родичи, что остались за пределами королевства, смогут безопасно провести время, ожидая меня.
— Почему тебя это беспокоит? — удивился синда. — Я думаю, ты их больше не увидишь, можешь не волноваться.
— Что? — Ангарато резко развернулся к собеседнику. — Что вы задумали?
— Насколько я знаю, владыка Тингол решил предоставить тебе убежище в своем королевстве.
— А меня он спросить сначала не пробовал? — возмутился арафинвион и замолчал, не желая продолжать этот бессмысленный разговор.
В глубине души тем временем росло беспокойство, заставляя раз за разом проигрывать в голове возможные варианты встречи со странным правителем не менее странного Дориата.
* * *
— Лорд Морифинвэ, Раумону стало хуже, — верный разбудил спящего фэанариона. — Мы ничем не можем помочь ему.
— Как остальные раненые? — спросил Карнистир, вставая и направляясь к навесу, под которым расположили пострадавших.
Большинство спали, но некоторым меняли повязки, другим давали целебный отвар. Раумон же тяжело и редко дышал, словно заставляя свои легкие проталкивать воздух. Бледный и в испарине, он порой пугал целителя, прекращая дышать, а затем резко втягивал воздух.
— Я не знаю, чем ему помочь, — горько произнес Морьо, взяв раненого нолдо за руку и желая поделиться силами. Тот не отзывался.
— Бесполезно. Его фэа почти оставила хроа, лорд, вы зря…
— Замолчи! Я должен.
Внезапный шум и появление Аракано с неизвестной девой заставили всех отвлечься. А мгновением позже Намо принял еще одну фэа у себя в Чертогах.
Скорее почувствовав, чем увидев, уход верного Карнистир резко развернулся и, на миг зажмурив глаза и сдав кулаки, произнес.
— Ненавижу! Тварей и этих! Отказавшихся помочь! — он с болью выплевывал слова, глядя на неподвижно лежащее тело.
— Морьо, послушай…
— Чего тебе? И кого ты приволок?! — теперь фэанариона злил не только кузен, но и неизвестно откуда взявшаяся дева.
— Морьо, — еще раз позвал его нолофинвион. — Это Лантириэль, она пришла помочь.
— Кому? Ему?! Где она раньше была, коли правда знает, как исцелять такие раны?
— Мне грустно, что этот нолдо ушел, но мне было… я не могла сбежать раньше.
— Сбежать? — удивился Аракано. — Я полагал, тебя послал Элу.
— Хватит трепать! Пусть поможет, а там решим, — резко отозвался Морифинвэ. — Что требуется?
— У меня имеется все, — тут же ответила дева, пытаясь говорить медленнее и вспоминая старый синдарин, который понимали пришедшие из-за моря.
* * *
Лес постепенно светлел, деревья росли реже, тропы становились шире. На ветвях попадались предметы причудливой формы, которые Ангарато принял за светильники. Были ли они таковыми на самом деле, он не знал, тем более, что не имел представления о том, есть ли мастера подобного рода в Дориате.
Годреф замер, жестом показав остановиться и арафинвиону.
— Пред тобой Менегрот! Мало кому довелось увидеть прекраснейшее из творений в Белерианде! Тебе же выпала честь войти и предстать пред Владыками, — с трепетом и гордостью произнес синда.
«Неплохо, в некотором роде даже симпатично, — подумал Ангарато. — Но почему все встреченные им синдар так преклоняются пред своим араном и его женой? Он не испытывал подобного даже когда в Валмаре встретил Тулкаса с супругой. Странные они…»
Годреф сопроводил гостя до выделенных ему покоев, детально пояснив, как пользоваться купальней и что следует надеть после — в шкафу было много разной одежды, хотя вся она на первый взгляд показалась арафинвиону не слишком удобной.
«Кем же меня здесь считают? Почему пытаются жалеть? И самое главное — почему Эльвэ стал таким напыщенным? Или это мне кажется…» — размышлял Ангарато, отдыхая в теплой воде.
Он еще только отжимал волосы, когда Годреф вновь оказался рядом.
— Ты еще не готов? — удивился синда. — Я же тебе показал, как пользоваться кранами… ты говори, если что непонятно, не бойся, я еще раз объясню.
На этот раз терпению Ангарато пришел конец. Будучи неплохим кузнецом и в некотором роде мастером, он не стерпел подобного отношения и восприятие его способностей. Особенно же его задела мысль, что он боится. Да, один, но даже не у врага. Или же нет?
Годреф тем временем достал первый подвернувшийся под руку наряд.
— Одевайся, тебя уже все ждут, — поторопил он гостя.
* * *
Парадная мантия, расшитая драгоценными камнями, была решительно отвергнута.
— Не стоит, любимая, — он итак будет потрясен окружающим его великолепием, — пояснил Тингол удивившейся Мелиан. — А для наших подданных это не повод видеть своего короля в столь богатых одеждах, кои надеваются мною лишь по большим праздникам, будь то день нашей встречи или день звезды Лютиэн.
Майэ ничего не ответила, лишь кивком головы выразив свое согласие с супругом. Ее собственный наряд постоянно изменялся, переливался, перетекал. Как клубы тумана, он становился то плотнее, то представлял собой полупрозрачную дымку, не скрывающую, а лишь размывающую контуры тела. На этот раз ее окружал легкий и свежий аромат, отдаленно напоминающий брызги моря с привкусом цветов, что растут на побережье. Заботливая улыбка не покидала лица майэ, однако взгляд оставался холодным и сосредоточенным — ей предстоял нелегкий прием.
В тронный зал супруги вошли под музыку, заигравшую как только королевская чета покинула свои покои.
Заняв места на тронах и поискав глазами дочь, Элу приготовился говорить — ему надлежало многое сказать своим подданным до того, как они увидят его несчастного родича.
— Приветствую вас, эльдар великого Дориата, чья красота и сила не знает равных ни в Белерианде, ни в Заморье! Да, вы не ослышались, наши дальние родичи, что пожелали оставить нас, вернулись, — Тингол выдержал паузу, наблюдая, как отреагируют синдар, а также довольна ли супруга происходящим.
— Я знаю, что вам известны трагические события, что произошли там, на западе, но призываю вас не видеть во всех, — он особо выделил это слово, — во всех пришедших врагов. Скоро мы окажем честь и примем в свой дом внука моего брата — пусть он обретет долгожданную безопасность и покой после всех пережитых событий. Вы только представьте, какого это оказаться плененным своими родичами!
Своего короля синдар слушали в полной тишине, даже менестрель Даэрон оборвал новую балладу, которую традиционно посвятил прекраснейшей Лютиэн, стоящей у одной из колонн и снисходительно смотревшей на влюбленного в нее певца. Мысли девы были отнюдь не о поклоннике — ее заинтересовал диковинный гость, о котором было столько разговоров. Удастся ли влюбить его, пополнив и без того немалые ряды эльдар, готовых ради нее на все… Глаза дочери Мелиан сверкнули, на темно-синем платье, мерцая, зажглись звездочки, а сладкий аромат летнего луга окутал Лютиэн — в тронный зал вошел Ангарато, не подозревавший о том, что просто обязан заметить прекраснейшую, но услышавший короля Дориата.
Вместо приветственных слов арафинвион удивленно и громко произнес:
— Что? Какие родичи пленили меня? — опомнившись, добавил: — аран Эльвэ.
Тингол поморщился, а Мелиан недовольно сверкнула глазами.
— Наглец! — подумала майэ. — Впрочем, тем интереснее.
— Я понимаю, гость мой, внук мой, — приторно-ласково произнес Элу, — что тебе неприятно вспоминать о тех днях. Но знай — тебе нечего стыдиться, и верь — тебе не угрожает опасность, ты в Дориате!
Ангарато рассчитывал на совсем иную встречу, кроме того его не покидало странное чувство, будто кто-то пытается украдкой проникнуть в его мысли, несмотря на аванир. Решив быть предельно внимательным и не терять бдительности, арафинвион начал заготовленную речь.
Король и его приближенные откровенно скучали, словно его слова ничего для них не значили.
— Ты хорошо говоришь, внук брата, — наконец произнес Элу. — Что ж, я не против присутствия нолдор у себя в Белерианде, особенно если они смогут хотя бы не мешать моему противостоянию Врагу.
«Хорошее противостояние, — подумал Ангарато. — Ирчи так и шастают, как у себя в Ангамандо».
— Я разрешаю занять вам земли, но не позволю пересечь границы своих непосредственных владений! Убийцам здесь не место! — грозно произнес Тингол.
«Откуда он узнал о событиях в Альквалондэ?» — удивился арафинвион.
«Кто-то очень поспешил донести, кому-то на руку… Моринготто! Или его слугам… нет, не то, все же нет, но близко», — размышлял Ангарато, чувствуя, что нить ускользает. Или ее умело выдергивают прямо из его рук.
— И я запрещаю отныне использовать язык братоубийц! По всему Белерианду! — владыка Дориата был суров и величествен. — Вы обязаны, да, это мой приказ, изменить даже свои имена! Никто боле не посмеет произнести слова на, — Тингол сделал видимое усилие и пренебрежительно выплюнул: — на квенья!
Синдар восторженно приветствовали решение своего короля, тогда как Ангарато лишь успел порадоваться, что рядом нет обоих кузенов. Иначе синдар тоже стали бы братоубийцами, как только что выразился Эльвэ.
— Гость наш, родич супруга моего, — певуче обратилась Мелиан. — Теперь, когда ты услышал решение мудрого короля, которое наш гонец донесет до границы и передаст тем, кто остался обделенным милостью владыки Дориата, прими же новое имя Ангрод и начни иную жизнь с нами, забыв о тяготах и лишениях прошлой.
Увидев, что арафинвион собирается ответить и отнюдь не исполнен благодарности, майэ незамедлительно продолжила.
— Отдохни на пиру, отринь заботы, ты в безопасности, в безопасности, в безопасности, — эхом гуляло в голове.
— Веселись с нами, танцуй с нами, живи с нами, — вторил иной голос, а музыканты, повинуясь жесту Тингола, заиграли одну из излюбленных мелодий принцессы, которую арафинвион уже кружил в танце.
Все плыло перед глазами, мысли улетучились подобно легким облачкам, в голове пульсом билось: «Она прекрасна! Ей нет равных!» Довольная Мелиан неспешно потягивала вино из кубка, позволяя супругу восхищаться ее умом и красотой.
Ангарато почти тонул, захлебываясь в захлестнувших его чувствах и эмоциях, голос прекрасной Лютиэн не умолкал, а ее глаза сверкали так близко, ее губы чуть приоткрылись словно в ожидании поцелуя, ее пальчики сжали его плечо во время танца…
«Она совершенство! Никто не сравнится с ней! Любл…» — фэа, не выдержав, оборвала поток мыслей, подбросив одно лишь имя: Эльдалоттэ.
Совсем иначе взглянул он на принцессу Дориата, с удивлением обнаружив ее некоторую досаду и растерянность от произошедшего. Лютиэн не ожидала, что безотказно действующие чары не сработают: тот, кто действительно любит, не обманется, воспротивится, как взбунтовалась душа Ангарато, почти сдавшаяся чарам.
— Благодарю вас за танец, леди, — церемонно и вежливо произнес арафинвион.
Прием продолжался, эльдар пили, веселились и боле о делах не говорили — король сказал все, что посчитал необходимым.
Ближе к утру, насколько Ангарато мог судить о времени здесь, в Менегроте, он отправился в отведенную ему комнату, дабы забрать хотя бы оружие — еще на пиру он принял решение как можно быстрее выбираться к своим.
* * *
Несколько секунд Лехтэ раздумывала, как начать, а потом ответила просто:
— Я собираюсь в Эндорэ.
Эльф выразительно хмыкнул себе под нос, потеребил бороду и наконец пробормотал:
— Медом вам там что ли всем намазано? Что ж, давай — проходи, поговорим.
В гостиной на удивление оказалось темно и сумрачно. Махтан резким движением отдернул занавески, и ворвавшиеся радостно утренние лучи осветили стол, кресла и обширный квадрат на полу.
Лехтэ медленно и подчеркнуто степенно села в одно из кресел.
— Я так понимаю, ты уже все решила? — уточнил Махтан, остановившись напротив.
— Верно, — кивнула та. — Атто не возражает, и дедушка Нольвэ тоже.
— Что ж, если даже этот ваниарский лис не против, — хмыкнул себе под нос отец Нерданэль, — то мне и вовсе, собственно говоря, возражать странно. Однако, если ты пришла, чтобы поговорить с моей дочерью, то я очень сильно сомневаюсь, что тебе это удастся.
— Почему? — в искреннем удивлении приподняла брови Лехтэ.
Конечно, жители Тириона болтали всякое, но чтоб она совсем не хотела ни с кем общаться…
— Понимаешь, — продолжил Махтан, усаживаясь напротив и задумчиво глядя в окно, — она вообще сейчас больше напоминает одну из собственных статуй. Если бы мать ее не заботилась о ней, то давно бы уже переселилась в Мандос. Кормить и поить приходится буквально с ложечки, как в младенчестве. Если Нердаэль и оживает, то только для того, чтобы чего-нибудь изваять. Так что не думаю, что твой приход увенчается успехом. Да, а Курво-то там хоть как, жив? Есть, зачем плыть? Я ведь правильно понимаю, что ты не приключений искать собираешься?
Вопрос был, кстати, удивительно нужный и своевременный. Она прислушалась к ощущениям и поняла, что ниточка, связывающая их с мужем фэар, пульсирует, полная жизни и сил.
— Он жив, — кивнула она.
— Это хорошо, — ответил Махтан и поднялся рывком. — Что ж, пошли, убедишься сама.
С этими словами он сделал широкий жест, выразительно указывая на одну из дверей. Лехтэ встала, и они прошли во внутреннюю часть дома. Она ступала осторожно, словно опасаясь подсознательно потревожить кого-то, однако, когда хозяин дома распахнул дверь в мастерскую, стало ясно, что можно топать сколь угодно громко — ее не услышат.
Она вошла и остановилась на пороге. Свекровь сидела на стуле посреди комнаты, уставившись в пустоту куда-то перед собой и совершенно очевидно ничего не видя.
— Нерданэль, — позвала она.
Реакции не последовало. Казалось, в комнате было трудно дышать. Воздух словно был пропитан отчаянием и болью.
— Нерданэль, — вновь позвала она уже громче. — Я собираюсь в Эндорэ.
Махтан стоял, облокотившись плечом о косяк, и терпеливо ждал. Должно быть, он уже давно привык. Однако она-то сама живая! И смотреть на это было невыносимо тяжело.
«Ни за что не хотела бы такой стать», — подумала она и невольно вздрогнула.
Даже если бы она до сей поры и сомневалась в своем решении, то визит к Нерданэль ее бы окончательно убедил. Она не хочет и не должна превратиться в нечто подобное!
Свекровь сидела, и по ее неподвижной щеке катилась слеза.
— Прощай, — сказала невестка и вышла из мастерской.
Махтан покинул комнату вслед за ней и закрыл дверь. Огонь светильников разгонял по углам клубящиеся тени. Вся обстановка в доме давила.
«Даже у телери в Альквалондэ куда как веселее», — подумала она.
Они вернулись в гостиную, и Махтан спросил:
— Ну как, рассказать тебе об Эндорэ?
— Да, я была бы благодарна.
— Тогда давай я сейчас быстренько заварю нам чего-нибудь попить, и мы приступим.
— Папочка, а ты научишь меня праэльфийскому? — попросила Лехтэ и забралась на качели.
Длинный, сложный день подходил к концу, и она была тому рада. Из дома Махтана она ушла с тяжестью в сердце и по дороге назад, кружа неспешно по улицам, все думала и думала. Странная штука — жизнь. Когда кажется, что все налажено и от будущего стоит ждать только хорошего, когда ты строишь планы — вдруг происходит нечто непонятное и пугающее, и все идет кувырком.
Она без цели бродила бульварами и проулками, и лишь когда начало смеркаться, очнулась от дум и пошла домой к родителям. В саду было тихо. Но не так, как у дальнего родича, нет. Тут царила совсем другая тишина, умиротворяющая и вдохновляющая. Тонко пели цикады, мягко шелестела над головой листва и казалось, что ветер поет какую-то нежную, лиричную балладу.
Эллет закрыла глаза и прислушалась. Ей чудились рассказы о дальних землях, о тех живых существах, что он видел там — с его, ветра, точки зрения весьма странных и интересных. Он пел о жарком дыхании пустыни и холодных льдах, о необычных животных, не похожих ни на что, виденное Лехтэ ранее. И ей вдруг невыносимо захотелось поглядеть на все своими глазами.
Чуть слышно скрипнула калитка, и Тэльмиэль, обернувшись, увидела отца.
— Здравствуй, папочка, — поприветствовала она, подходя и целуя его в щеку. — Как твои дела?
— Хорошо, — улыбнулся в ответ нолдо и привычным движением, словно маленькую, потрепал дочь по голове. — Буду строить беседку тут неподалеку. Один мой товарищ решил сделать сюрприз жене. А ты чем тут занимаешься?
Они прошли в глубину сада, где на дереве висели старые веревочные качели. Лехтэ любила их, но кататься на них приходилось, само собой, не часто. Усевшись, она с удовольствием оттолкнулась, и отец, подойдя ближе, привычно тронул их рукой, помогая дочери. Тут-то и была высказана просьба насчет языка.
— Праэльфийский? — заметно удивился Ильмон. — Зачем тебе?
— Буду говорить на нем в Эндорэ, — охотно поделилась планами дочь. — Ведь квенья там наверняка не знают.
— Хм, — протянул задумчиво пробужденный. — Тогда, я полагаю, тебе нужен эльдарин. Праэльфийский слишком примитивен — ты не сможешь вести длинных и увлекательных бесед, а на нем квенди стали говорить к началу Великого Похода, и его поймут, конечно, быстрее.
— Значит, эльдарин, — покладисто согласилась с отцом Лехтэ. — Научишь?
— С удовольствием. Посмотри на звезды…
Она послушно подняла голову к небу, обратив свой взор наверх. Яркие огоньки, которым эльфы в первую очередь дали имя. А так же деревья, цветы, букашки и все-все-все, чего касался их восторженный взгляд.
Она старательно повторяла за отцом слова, запоминала длинные конструкции и правила грамматики, а Ильмон между тем протянул дочери руку и начал напевать.
— Эту балладу мы сложили одной из первых, — пояснил он. — Наверное, тебе она покажется примитивной и странной, но нам она виделась такой же прекрасной, как тот мир, что нас окружал.
Ильмон сделал шаг и повел дочь в танце. Необычном, как сама песня, но увлекательном. От него сердце поднималось куда-то ввысь, к звездам, и хотелось лететь. Куда-то туда, за океан, где жизнь казалась ей сейчас настоящей, а отличие от теней прошлого, что ее теперь окружали.
Сначала немного неловко, путаясь в словах, а после все более уверенно она принялась подпевать. Атто смеялся, когда она допускала какие-нибудь нелепые ошибки, и поправлял ее, и Лехтэ хохотала вместе с ним.
Когда баллада закончилась, они пошли в дом и принялись готовить ужин. За этим не менее увлекательным занятием урок продолжался. А вскоре к ним присоединилась мама, и Лехтэ подумала, что было бы, в самом деле, чудесно, оставить родителям палантир. Тогда бы она взяла тот самый, что хранился у нее самой, и она могла бы из Эндорэ беседовать иногда с ними, с сестрой и братом.
Тельмэ задумчиво прикусила губу и посмотрела в окно. Идея казалась стоящей и требующей немедленного воплощения. Вот только провизию телери завезет и отпросится у них, чтобы съездить в Форменос. Надо будет покопаться там — вдруг искомое и столь нужное ей найдется!
— Звездных снов, атто, аммэ, — попрощалась она и поцеловала каждого из родителей в щеку.
— Звездных снов, милая, — пожелала Линдэ, и Лехтэ, подобрав юбки, побежала к себе в комнату.
Распахнув окно, она посмотрела на звезды и вдруг отчетливо представила, как мысль ее летит, словно птица. Через океан, и она за ней следом. Может, Атаринкэ смог бы получить от нее весть и без всяких палантиров? Почему бы и нет? Возможно, она никогда не узнает, вышло ли у нее, но не попробовать она не могла.
Сосредоточившись, она послала мысль-осанвэ в полет и, отчетливо представив себе тот танец с отцом в саду, запела балладу на эльдарине, которую только что выучила. Ей всем сердцем хотелось, чтобы весть дошла, несмотря на расстояния и те обстоятельства, при которых они с любимым расстались. Зачем, она и сама не смогла бы внятно сказать, но желание от этого не становилось менее горячим.
Она пела, и мысленно кружилась с отцом под звездами, славя жизнь и любовь. Любовь к миру, ко всем населяющим его живым существам и, конечно же, к мужу. Любовь, которая, несмотря на их с Атаринкэ последнюю ссору, не стала менее сильной.
* * *
Лантириэль устало отставила флакон со снадобьем и улыбнулась подошедшему Морифинвэ.
— С ними все будет хорошо, лорд-нолдо, — тихо промолвила дева.
Ночь минула, начинался рассвет, появлялись длинные тени, прятались, забивались в свои норы злобные твари — Ариэн выводила свою ладью на небосклон.
— Отдохнешь у нас или вернешься к своим? — спросил Карнистир.
Лантириэль вздрогнула и даже немного сжалась, как от удара.
— Мне некуда возвращаться, — тяжело вздохнула она. — Я нарушила приказ и помогла вам. Дориат — не дом мне боле, да и небезопасен уже.
Морьо удивился сильно, однако его лицо не дрогнуло, лишь только во взгляде зажегся мрачный пламень.
— Вот как? Что ж, я провожу тебя в шатер и принесу еды. Раз нельзя назад, отправишься с нами, — практически не терпящим возражения голосом закончил фэанарион. — Но если решишь уйти, предупреди. Искать же будем.
— Я не хочу быть наказанной. Мне страшно подумать, что сделает Владычица Мелиан с ослушавшейся приказа ее супруга, — голос девы дрогнул.
— Да что такого она бы с тобой могла сотворить? Покричала б сильно? Или отправила исполнять нелюбимые задания? — усмехнулся Карнистир.
«Какие же синдар робкие, — подумал он. — С другой стороны, пришла же помочь… Надо разобраться».
— Заперла б в темницу. Надолго, — спокойно рассуждала синдэ.
— Куда? — не понял Морьо.
— В тем-ни-цу, — по слога произнесла дева.
— Я не знаю, что это, — честно признался фэанарион.
Удивлению Лантириэль не было предела и ей пришлось достаточно долго объяснять непонятливому нолдо.
— Да как вы до такого додумались-то? — рявкнул Морьо, чем озадачил верного, принесшего целительнице завтрак.
— Мне остаться? — тихим шепотом уточнил он.
— Не обязательно. Лучше позови Ар… лорда Аракано, — ответил Морьо, вновь поворачиваясь к синдэ.
— Мы? — переспросила та. — Так решила Мудрая Мелиан, мы лишь исполнили ее замысел.
Лантириэль замолчала.
— Позволь и мне спросить, — она опустила взгляд, а затем резко вскинула голову. — Каково это убивать других эльдар?
Аракано, в этот момент заходивший в шатер кузена, на миг замер, а потом, не удержав себя в руках, решительно спросил синдэ:
— Хочешь сравнить?
— Что? — опешила Лантириэль. — Я не убивала… нет!
— Да неужели? Приди ты раньше…
Морьо, увидев слезы в глазах целительницы, решил немного осадить кузена
— Прекрати! Мы не знаем, почему Ланти, — фэанарион умышленно назвал ее сокращенным именем, — не пришла раньше. Но она помогла.
Карнистир посмотрел в глаза деве.
— Я отвечу на твой вопрос. Это гадко, мерзко и очень больно. Но я заставил себя вынуть меч и убить тех телери. Смерти брата и племянника я бы себе не простил.
Морифинвэ замолчал.
— Отдыхай, считай, что все в шатре — твое, — фэанарион направился к выходу, Аракано, не проронив ни слова, последовал за ним.
— Ты не говорил, — начал он, когда оба остановились, подставив лица теплым лучам.
— А должен был? — начал заводиться Морьо. — Мне что, следовало отчитаться пред тобой?! Предоставить доказательства, что тот телеро собирался застрелить Тьелпэ? Или мне стоило подождать, а потом отомстить?! — Мрачный выдохнул. — Этого бы я себе не простил.
— А еще? Не задались же тогда телери целью убить юного куруфинвиона?
— Нет, конечно. Дальше я прикрывал рванувших вперед, к кораблям, Амбаруссар… Что ты ко мне привязался?! Сам что ли там не был?
— В том-то и дело, что был, — вздохнул Аракано.
— Прекрати терзаться. Ты бы тоже не смог поступить иначе.
Аракано промолчал.
* * *
Мясные кусочки аппетитно шкворчали на сковороде. В глиняных горшочках томились овощи, а сам кулинар придирчиво отбирал травы для напитка.
— Курво, готово? — голодным голосом вопросил Охотник.
— Почти, — отозвался Искусник. — Садись за стол, нетерпеливый. Сейчас уже принесу.
Куруфинвэ извлек из печи горшочки, разложил по ним мясо и, поставив их на поднос, довольный отправился в столовую, где собрались почти все братья и сын.
Вестей от Морьо не было — палантир он брать отказался, сославшись на то, что тот, случись что непредвиденное, не должен попасть Врагу. Братья попытались настоять на своем, однако Майтимо сразу согласился с Карнистиром. И спор был прекращен.
Несмотря на вкусный ужин, атмосфера за столом была нерадостная.
— Скоро так не будет, — тихо произнес Тэльво.
— Мы впервые расстанемся надолго, — поддержал близнеца Питьо. — Не именно мы, конечно, но…
Негромкий вздох Искусника, чуть склоненная голова Макалаурэ, решительный взгляд Майтимо.
— Но мы же будем приезжать друг к другу в крепости, — начал Турко. — Да и палантиры есть…
— Дел много будет у всех. Так что на частые встречи не рассчитывай. Разве что со мной, — Куруфинвэ встал из-за стола.
— Не против? — спросил он Макалаурэ, беря в руки его инструмент.
Не дожидаясь ответа, Куруфинвэ начал незамысловатую мелодию.
— Баллад сегодня не будет, — нарочито весело произнес Искусник. — Я играю для себя.
— Атто…
Пальцы Куруфинвэ тронули струны. Звук прошелся по комнате и отразился от стен. Мелодия звала, увлекала, словно приглашала на танец. Искусник уже видел одну пару, кружащуюся под его мотив… Лехтэ! Но с кем?!
Пальцы почти сбились и лишь немного поменяли ритм.
Со своим отцом. Весело ей там? Радостно? Хочется танцевать? Что ж, неплохо… Еще б слова разобрать… О чем она поет…
Жена кружилась, смеялась и… Была так прекрасна. До боли, до судорожно сжатых пальцев, до отброшенной в сторону лютни.
— Тьелпэ, пройдемся? Кано, не кричи! С твоим инструментом все в порядке. Он цел. Он — не я!
Дверь хлопнула. Рука молча прижала сына.
— Ты со мной, йондо, все будет хорошо.
— Атар, что… произошло? Ты как будто увидел кого-то, когда играл. Я прав?
Куруфинвэ кивнул.
— Маму?
— Да, — через силу ответил Искусник.
— И как она? — обеспокоенно поинтересовался Тьелпэ.
— У нее все хорошо, йондо…
— Так это же здорово!
— Поет, танцует… Если правильно понял, изучила эльдарин, чем очень гордится. Зачем он ей там? Квенья надоел что ли? — зло выплюнул Искусник.
— Атто, не надо так! — он умоляюще посмотрел на отца. — Ты же не хочешь, чтобы она там плакала?
— Мне все равно.
— Не правда!
— Да. Она отказалась от меня.
— Нет! Я сам слышал.
— Что? Мы были тогда одни, — холодно произнес Куруфинвэ.
— Прости. Я мимо шел, — печально произнес Тьелпэ. — Я не хотел бы слышать этих слов. Но аммэ… Аммэ сказала, что остается, а не то, что боле не считает себя твоей женой.
— Что было дальше тоже знаешь?
— Нет. Я не стал задерживаться у двери. Это… недостойно.
Искусник посмотрел сыну в глаза и кивнул, соглашаясь.
//— Ты уверена?
— Да. Я… Остаюсь.
— Тьелпэ уйдет со мной.
— Но может…
— Не выйдет. Даже если у меня теперь нет жены, сына у меня никто не отнимет!
— Атаринкэ! Что ты сказал?! Как… Как нет жены? А я?
— Ты решила остаться. А путь назад для меня закрыт. До конца этого мира мы будем разделены. Как иначе я должен понять тебя?
— Я… Я…
— Кольцо отдать?
Лехтэ в отчаянии замотала головой.
— Только если сам того желаешь…
Атаринкэ долго смотрел в глаза жены, а затем молча развернулся и вышел.//
* * *
Лес был странным. Огромные деревья росли ближе друг к другу, чем в каком-либо ином месте. Кустарники порой так тесно переплетались между собой, что приходилось работать ножом, прокладывая себе путь.
Ангарато не помнил, сколько времени он пытался выбраться из Дориата. Ему стоило немалых усилий провести стражу Менегрота, что стерегла все ходы и выходы. Возможно, даже тайные — иначе как можно объяснить тот факт, что несколько лучников доблестно охраняли ничем не примечательную на первый взгляд полянку. Однако он допускал, что ему просто позволили уйти. Ангарато был уверен, что за ним следят, он постоянно чувствовал на себе чей-то взгляд, не злой, но насмешливо-надменный. Вот и сейчас, увязнув в этих кустарниках, он словно бы услышал ехидный шепот: «Что на этот раз предпримешь, Ангрод? Так ли плохо тебе было здесь, гость заморский? Еще не поздно передумать, ты можешь вернуться».
Арафинвион лишь на миг поддался искушению, взглянув на оставленный позади лес — просторный бор лежал пред ним, светлый, ясный и величественный. Внутреннему же взору невольно предстал образ принцессы, что кружилась с ним в танце. Ах, если б можно было его повторить! Вновь ощутить ее дыханье, так рядом, так близко…
Его ноги сделали шаг в сторону Менегрота.
«Я жду тебя, Ангрод. Я скучаю», — голос Лютиэн звал все настойчивее и уверенней.
Еще шаг, еще и еще… Арафинвион не замечал, как незримые им сейчас ветви больно хлещут по лицу, пока одна, особо проворная, не зацепилась за кольцо, пытаясь его сдернуть с пальца Ангарато.
— Нет! — разнеслось эхом по лесу. Он боле не скрывался, не желая покидать Дориат как трусливый ирч, прячущийся от лучей Анара.
— Прощай, Лютиэн! Танец был хорош, но мое сердце отдано другой.
Решительно развернувшись, он, не снимая, прижал кольцо к груди, словно так Эльдалоттэ могла слышать его сердце, а он ее.
«Я проведу тебя, мельдо, — словно осанвэ донеслось до него, — доверься мне».
Ангарато на миг зажмурился, а когда распахнул глаза среди густых зарослей виднелась узкая, но проходимая тропинка.
— Мелиссэ, — нежно прошептал он и, ведомый образом любимой, уверенно направился к границе Дориата.
* * *
— Сегодня шестой день, как Ангарато отправился к Эльвэ, — начал Аракано, обращаясь к кузену.
— Я помню. Послезавтра на рассвете тронемся в обратный путь, — не терпящим возражений голосом ответил Морьо.
— Ты серьезно? — не унимался нолофинвион. — Мы не будем ждать его возвращения?!
— Я все сказал, — кулаки фэанариона сжались, а на лице проступили пятна.
— Раненые выздоровели, лорд Морифинвэ, запасы продовольствия пополнены, воду наберем непосредственно перед отбытием, — холодно произнес Аракано.
— Ты что? Сдурел докладывать мне, словно верные!
— Нет. Лишь соблюдаю почтительное отношение к тебе, как старшему, — не раздумывая отозвался нолофинвион.
— Ваниарская кровь, — сплюнул Карнистир.
— Не смей так отзываться о жене деда!
— Второй жене! Как только посмела она…
— Ясного дня, лорды, — верный подошел к кузенам, делая вид, что не слышал всех слов, что те в запале произнесли. — В той стороне неспокойно.
Он показал на границу Дориата. — Словно там… сражение.
— Ангарато! — Морьо первым рванул к деревьям, предоставив право думать нолофинвиону.
Когда Карнистир добежал до цели, там уже собрались верные и Лантириэль. Дева переговаривалась с невидимыми посланниками стражами границ.
— Почему вы не отпускаете нолдо?
— Приказ Владык.
— Он не пленник. Он посол и гость.
— Распоряжение Элу!
— А если ты его просто не заметишь? Белег, пожалуйста.
— Слово короля…
— Не с тобой говорю! Так что?
— Он поднял на нас оружие, Ланти.
— Кто пострадал?
— Честь Маблунга.
— Что?
— Получил по голове рукоятью, что. Лежит отдыхает теперь.
— Так, может, отпустишь?
— Тебе-то он зачем? Ты же…
— Замолчи!
— Значит, я был прав.
— Белег!
— Не кричи, вынесу сейчас этого нолдо.
— Вынесешь? Что вы с ним сделали?! — Морьо рванул в лес, не желая считаться с охранными чарами Мелиан. Они и в этот раз пропустили фэанариона, искрами осыпаясь на землю, с лезвия его меча.
— Анг… — Карнистир замер, увидев опутанного веревками кузена, чье лицо было сплошь покрыто царапинами.
— Твари! — закричал он и кинулся на синдар, занося меч.
Чей клинок принял удар, он понял не сразу, стараясь достать неведомого противника, зашедшего со спины.
— Неплохо! — прокомментировал удар Аракано. — Покажем им, как бьются нолдор или сразу заберем кузена?
— Биться им на потеху не буду, — Морьо вложил меч в ножны. — Отдавайте!
— Держи! — сереброволосый синда, перекликавшийся с Лантириэль подтолкнул арафинвиона. — Сам тащи этого здоровяка. А я лучше границу обойду дозором.
Вышедшие, а точнее вывалившиеся из леса кузены, заставили верных невольно охнуть, а Лантириэль рассмеяться.
— А моя ловушка хорошо сработала! — задорно проговорила дева. — Сейчас освобожу.
Анар уже клонился к горизонту, когда нолдор были готовы отправляться в обратный путь. Ждать утра никто не хотел, тем более что до наступления полной темноты отряд успел бы преодолеть значительное расстояние.
— Лантириэль, — обратился Морьо к целительнице. — Я помню, что назад тебе дороги нет. Ты согласишься поехать с нами, оставив Дориат?
— Правда? Вы зовете меня с собой? — искренняя радость отразилась на лице синдэ, глаза засверкали, а серебряные волосы водопадом рассыпались по плечам.
— Ну… Да, — Карнистир несколько растерялся, не ожидая столь бурной реакции девы. — Прибудем в лагерь, а там решишь, за кем пойдешь, кто тебе глянется.
Взгляд Лантириэль разом померк.
— Вы гоните меня от себя, лорд? Я… Я поняла, не буду боле вам досаждать, — опустив голову, синдэ подошла к лошади, что подготовили для нее верные Первого Дома.
Отряд послов удалялся от королевства Эльвэ, оставив приготовленные еще на берегах Мистарингэ дары под сенью приграничных деревьев.
* * *
Узнав от дозорных о приближении отряда нолдор, что были отправлены Нолдораном к Эльвэ, Финдекано радостно поскакал навстречу. Тепло поздоровавшись с кузенами, он крепко обнял брата и в тот же момент ощутил на себе чей-то пристальный взгляд.
Косы взметнулись от резкого разворота, и нолофинвион увидел незнакомую деву.
— Это Лантириэль. Она теперь с нами.
— Ясного дня, — поприветствовал ее Финдекано и оглядел отряд. — Морьо, кто не вернулся?
— Раумон, — тяжело вздохнув, отозвался фэанарион. — Его тяжело ранили ирчи.
— Это и моя вина. Лорд, — я поздно смогла сбежать и помочь ему. Орки часто используют этот яд, — голос девы звучал непривычно и не все слова были ясны.
— Орки?
— Ирчи, — пояснил брату Аракано.
— И что значит сбежать? Откуда?
— Долгая история, а ворота уже здесь, — отмахнулся Карнистир. — Как я думаю, завтра Нолофинвэ точно всех соберет…
— Атто хотел созвать совет сегодня.
— Передай ему, что мы будем на нем завтра, а сегодня он может совещаться сколь угодно долго и с кем угодно! Я же хочу… Много чего я хочу.
— Морьо! Он король!
— Финьо, не бушуй, — успокоил брата Аракано. — Есть причина для такой спешки?
— Нет. Просто ему не терпится.
— Вот пусть и расспрашивает своего младшего сегодня, — хохотнул Ангарато.
— Э нет, я тогда к вам.
— К Артанис?
— Уговорил. Я к отцу.
Уставшие, но довольные, что наконец их миссия закончена, нолдор начали расходиться по своим домам.
— Ланти, ты пока со мной, — сообщил деве Морьо и двинул коня в ту сторону, где заприметил братьев.
— Кано, как я рад, что они вернулись, — тихо сказал младшему Майтимо.
— И вернулись вместе, — согласился менестрель.
— Даже если их встреча с Эльвэ не привела ни к каким союзам, то что они вновь едут рядом многое значит.
— Согласен с тобой. Морьо!
— С возвращением, торон!
Лантириэль стояла в стороне, наблюдая за встречей братьев.
* * *
— Я тебе все рассказал, большего не знаю сам, — проговорил Морьо, направляясь вместе со старшим братом к Нолдорану.
Совет проходил в переделанной по такому случаю столовой. Было немного тесновато, но нолдор не обращали внимания на незначительные неудобства.
Приветственная речь Нолофинвэ была лаконична: он позволил себе напомнить о важности миссии, которую исполнили послы, и о необходимости обрести как можно больше союзников для борьбы с общим Врагом.
Первым докладывал Морифинвэ, как старший. В непривычной себе манере Карнистир сухо и беспристрастно описал все, что происходило с отрядом до достижения границ Дориата. Лишь несколько раз он позволил себе проявить эмоции, сообщая о мерзких тварях Моринготто.
— Далее мы пройти не смогли. Стоит ли мне сейчас рассказать об ожидании Ангарато или же передать слово ему?
Нолофинвэ решил сначала дослушать фэанариона. Лантириэль несильно заинтересовала Нолдорана, он лишь удостоверился, что о деве позаботились, и она теперь его подданная. Решив встретиться с ней лично, он поблагодарил Морьо и кивнул Ангарато.
— Расскажи, как Эльвэ встретил тебя? И что за странное требование пропустить тебя одного?
— Для начала хочу сообщить, что не рассказывал о некоторых событиях даже остальным участникам посольства, так что прошу внимания.
Анагарато слушали, почти не перебивая, но атмосфера постепенно накалялась.
— Да что он себе позволяет! Король Белерианда?
— Морьо, держи себя в руках, — пальцы Майтимо сжали локоть Карнистира.
— Кузенов мы пленили?! Имена иные должны носить?! Не буду я подчиняться!
— Прекратить! — голос Нолдорана прозвучал строго и грозно.
— Что, хочется и от языка отказаться, и признать его власть? Впрочем, я не удивлен, при такой-то ма…
Майтимо успел первым. Не то, что бы он вмазал брату, но Морьо замолчал и даже буркнул подобие извинений.
— Нельо, это унизительно! Как ты не понимаешь…
— Они не враги. Эльвэ не помешает нам строить крепости. Возможно, мы убедим его стать наши союзником. Так что потерпишь новое имя. Тем более, что у себя в крепости будешь зваться и говорить, как пожелаешь.
Ангарато закончил докладывать, позволив в конце выразить свое собственное мнение, а не беспристрастное суждение посла.
— Эльвэ мог бы стать нашим союзником, но его супруга того не желает. Она майэ. Служит ли она Моринготто, или же Морготу, как теперь будем его называть, я не знаю, но ее дочь…
Ангарато образно и в красках описал все, что думал о прекраснейшей Лютиэн, чем вызвал смех своей сестры.
— Артанис! — неожиданно хором вскричали Морьо и Финдекано.
— Что такое? Мне кажется это весьма забавным. Кем эта дикарка себя возомнила? — фыркнула Нервен.
— Нет, кузина ты не поняла. Если согласится Нолдоран и Артафиндэ, ты могла бы стать нашим главным осведомителем о жизни Дориата, а возможно… — к голосам кузенов, дружно позвавших арафинвиэн подключился и Аракано.
— Да, я бы научила ее манерам!
— Это интересная мысль, промолвил Нолофинвэ. — Ее надо еще раз обдумать. Пока же, — он достал карту, — решите, есть ли вопросы по землям. Аракано, ты со мной, это не обсуждается. Ангарато, Айканаро выбрал вам двоим это. Ты согласен с братом?
— Рядом с Ангамандо? — арафинвион задумался. — Неплохо. А здесь уже занято?
— Да, — тут же раздалось рядом.
С Майтимо он спорить не стал, одобрив выбор брата.
— Морьо?
— Нельо выбирал? — спросил он Нолдорана, не глядя на карту.
— Да.
— Согласен.
Карта была свернута, а решение принято — время покидать берега Мистарингэ настало.
Финдарато ответственно подошел к предстоящим сборам. Записав и даже пронумеровав все важные предметы, он лично руководил переездом лагеря Третьего дома с берегов Митрим, как теперь нолдор называли озеро, чьи окрестности служили им домом.
Артаресто, а точнее Ородрет, который должен был отправиться вместе с Артафиндэ на выбранный братом остров, окончательно приуныл. Он до последнего надеялся, что Нолофинвэ не одобрит замысел старшего арафинвиона, но Нолдоран решил иначе.
— Атрад, почему у Третьего дома будут только два королевства? Это же несправедливо.
— Во-первых, не два, а три. Скоро Дориат присягнет Нервен, — рассмеялся он.
— Она же должна просто наблюдать. Или я неправ?
— Ты сам-то понял, что только что сказал? — удивился Финдарато. — Когда это сестра могла «просто наблюдать»? Она единственная отказалась даже изменить свое имя. Правда теперь предпочитает зваться Артанис, — добавил старший арафинвион. — И, Ресто, я просил не называть меня Атрад.
— Почему? Ты же сам придумал это имя.
— Я тогда не знал, что оно означает брод.
— И что с того? Вон с Морьо… с Ка-ран-тиром рядом дева-синдэ. Ее зовут «водопад».
— Я не синда! Я… — пауза немного затянулась. — Ресто, не называй меня так!
— А мне нравится. Символично же — крепость будет на острове, воду любишь, везде сможешь брод найти. Хоть в тех непролазных болотах, о которых нам рассказала Ланти, тропу отыщешь.
— Зачем мне соваться в топи? Я еще из ума не выжил.
— Мало ли. Всякое может приключится.
— Всякое… Ты прав, брат.
//Запах гари и тлена. Боль в плече и ноге. Кровь заливает глаза. Трясина рядом. Она ждет и жаждет принять его в свои ледяные и смертельные объятья. Странные создания, похожие на эльдар, рядом. Они пытаются отогнать ирчей, что загнали его в болото. Больно. Глаза закрываются. Он слышит… смех жены Курво?! Огненный калейдоскоп. Снова ее голос.
— Разбили, государь, отбросили тварей в топи. Продолжаем двигаться дальше?
— Да.//
Пол качнулся под ногами, и Артафиндэ еле успел опереться о стол, единственный оставшийся предмет мебели в комнате.
— Брат, что с тобой? Что ты видел?
Дверь с грохотом отворилась.
— Финдэ! Что ты только что пытался сделать?! Ты менял будущее? — Артанис бушевала, обеспокоенно глядя на побледневшего брата.
— Нет, — Финдарато попытался качнуть головой, но лишь крепче уцепился за стол. — Я не менял. Точнее не я только что изменил рок нолдор.
— Что?! — два удивленных голоса прозвучали в неожиданной тишине.
— Возможно, я ошибся, но… — старший арафинвион замолчал.
— Да, меня теперь зовут Финрод, — неожиданно произнес он. — Продолжайте сборы. Скоро мы покинем берега Митрима.
* * *
— Лорд Карантир, позвольте отправиться собрать целебные травы. Всякое может случиться в пути, — проговорила Лантириэль, низко склоняя голову.
— Ланти, я просил, не надо так опускать взгляд и бояться меня, — спокойно ответил Морьо, подумав, что уже хорошо, что дева перестала преклонять колено, обращаясь к нему.
— Простите меня, лорд!
— Лантириэль, мы договорились! Я не люблю, когда меня называют лордом. Мы не на совете, — строго произнес фэанарион. — Иди, но у тебя есть только сутки, мы скоро отправляемся.
— Да, ло… Морифинвэ.
Целительница вышла, оставив Карнистира размышлять над картой, изучая предложенный братьями маршрут.
Вскоре дружный хохот близнецов отвлек Карантира.
— Да, Тьелко, мы сделали это специально! — провозгласил Тэльво.
— Теперь у нас и имена похожие, — согласился с младшим Питьо.
С грохотом и шумом трое охотников ввалились к Карантиру.
— Познакомься, торон, — начал Турко. — Это Амрод и Амрас. Или наоборот. Кто их разберет.
— Неужели ты не можешь отличить нас?
— Или упомнить?
— Как так-то?
— Брат наш Брегорм*?
— Да я вас сейчас мелких! — Тьелко бросился на Амбаруссар, но чуть не налетел на вставшего Карнистира.
— Я Келегорм! Сколько можно повторять-то?!
— Да? — удивился Амрод. — А нам казалось, ты говорил Брегорм.
— И это имя тебе походит…
— Морьо, держи их! Сейчас проучу!!!
— Пора взрослеть, лорды. Здесь не Аман, — раздалось от двери.
— Кано, не будь занудой, — разочарованно протянули Амбаруссар.
— Через несколько дней мы отправляемся в путь. Вам отвечать не только за себя, но и за тех, кто пойдет за вами, — серьезно произнес Маглор.
— Мы знаем, торон, просто захотелось… Напоследок, — голос Питьо прозвучал совсем иначе.
— Прости, — присоединился к нему близнец.
Макалаурэ посмотрел на младших братьев и кивнул, принимая их ответ.
— Слушай, Кано, а ты знаешь, что Курво со своим именем сотворил?
— Нет. Я был уверен, что он откажется его менять. Сам же понимаешь, как он теперь к нему относится, — рассуждал менестрель, глядя в окно.
Было пасмурно. Ладью Ариэн скрыли плотные облака, грозящие дождем.
— Или ты хочешь сказать, он решил вновь обратиться к имени, что дала ему аммэ?
— Нет, — в разговор вступил Келегорм. — Он по-прежнему не позволяет никому называть себя Атаринкэ. Тем более он бы никогда не поменял его.
— Тогда что так удивило Амбаруссар?
— Вероятно, то, что теперь я лорд Куруфин, — несколько неожиданно раздалось рядом. — Семейное собрание? Где Майтимо?
— Сейчас позову, — откликнулся Питьо и потянулся осанвэ к старшему.
— Почему без сына? — спросил Морьо.
— Занят в кузнице. Нужен?
— Просто удивлен. Ты же стараешься всегда быть рядом.
— Тебе не понять.
— Так ты серьезно Куруфин теперь?
— Я похож на шутника, Кано? — бровь пятого фэанариона поползла вверх. — Или ты думал, что я позволю себе исковеркать имя отца?!
— Опять спорите? — Майтимо уверенно подошел к столу с картой. — Лучше делом займитесь.
— Но мы… — начал Турко, однако Курво почти незаметно задел того локтем.
— Морьо, что тебе не понравилось в предложенном мной маршруте? — Нельо склонился над картой. — Этот участок?
Карантир кивнул.
* * *
— Смотрите, мы же все на «кано», — начал старший нолофинвион.
— А вот и нет! — радостно перебила его сестра.
— Ириссэ, помолчи, пожалуйста, — попросил Турукано. — Ты уже легко и блестяще справилась с поставленной задачей, леди Аредэль.
— А нам мало того, что свои имена изменить нужно, так еще и отцу сообщить, что Наллафин — это не совсем то, что нужно.
— В чем проблема? — звонко воскликнула дева. — Я спрашивала у Лантириэль, она подтвердила, что «а» у них встречается чаще, чем «о».
— А ты не уточняла, сестренка, — влез Аракано, — что означает «налла»?
— А оно означает? — озадаченно нахмурилась Ириссэ и немного сморщила свой носик.
— Представь себе! — ответил за брата Финдекано. — И теперь наш отец прозывается «плачущий Финвэ».
— Ну, дед и впрямь мог бы всплакнуть, увидь он…
— Тихо! — прикрикнул старший. — Хватит болтать, думаем.
Тишина в комнате продержалась недолго.
— Есть! — радостно сообщил старший нолофинвион. — Финдекан, Турукан, Аракан. Как?
— Торон, ты серьезно? Решил обойти Куруфинвэ? — хохотнул Аракано.
— Подождите, — вмешалась Арельдэ. — А если еще немного поменять? Финкан, Туркан и Аркан. Как вам?
— Неплохо, дочка, братьям ты удачнее подобрала имена, — произнес вошедший Нолофинвэ.
— Атар, прости, я не знала, — искренне расстроилась Ириссэ.
— Не переживай. Я уже поправил имя.
Четыре пары глаз в немом вопросе смотрели на Нолдорана.
— Голфин.
— Точно! — хлопнул ладонью по столу Финдекано. — «Г» вместо «к». Фингон, Тургон, Аргон. Как вам?
— Атто, Финьо отвлекся, прости его, — дипломатично вмешался Турукано. — Фингол не лучше?
— Мое мне не нравится, — тихо сказал старшему брату Аракано.
— Почему?
— Звучит как-то вяло… Инертно.
— Тогда сам придумывай! И вообще, что там с именем отца? Фингол или Голфин?
— Предлагаю компромисс! — вновь подал голос Турукано.
— Что ты задумал, сын?
— Финголфин!
— Его точно не роняли? — шепотом спросил Аракано.
— Скорее сам о притолоку сильно тюкнулся… Сейчас отец ему задаст!
— Фин-гол-фин… — медленно, словно смакуя, произнес Нолофинвэ. — Мне нравится. Благодарю, йондо.
Ласково улыбнувшись детям, он покинул комнату, оставив после себя вопросительную тишину, которая через мгновенье взорвалась дружным смехом.
* * *
Родительский дом Лехтэ покинула на рассвете. Над землей клубился легкий полупрозрачный, словно фата, туман. Было стыло и зябко.
Она поежилась и посмотрела в небо. Там плыли пышные кучевые облака. Неторопливо, словно никуда не спешили, в отличие от нее самой.
Коротко вздохнув, она тронула коня и направилась вдоль улицы. Нет, не сразу к границе Тириона. Сперва нужно было заехать к брату. Тар обещал подкинуть им вяленого мяса.
Похоже, к пустынному городу она уже постепенно начала привыкать. Взгляд больше не выискивал фигур эльдар, так же как и кошек с собаками.
«Однако любопытно будет взглянуть на перемены через две-три Эпохи, — подумала она. — Совсем ли город падет, и ветры сравняют его прах с землей, или вновь наполнится голосами и смехом? Значит, надо дожить, чтоб выяснить».
Остановившись перед знакомой калиткой, она спрыгнула на мостовую и послала осанвэ. Брат появился через несколько минут с мешком в руках.
— Привет, сестреныш, — поздоровался он.
— Ясного дня, братишка.
— Уже уезжаешь?
— Да. Стройка ждет, да и палантир поискать все же надо.
— А если не обнаружишь?
— Значит, оставлю свой. Вдруг там, в Эндорэ, удастся найти еще один? Тогда смогу говорить с вами.
Тар встрепенулся, словно ему пришла на ум какая-то мысль.
— Кстати, ты с мужем своим связаться не хочешь? — спросил он.
Лехтэ честно задумалась над вопросом и решительно покачала головой:
— Нет. Зачем? Ничего хорошего он мне все равно не скажет, только наговорим друг другу резкостей и окончательно разругаемся. Да и не поверит он, реши я вдруг сказать, куда направляюсь. А вот если увидит уже там, в Эндорэ, то у него уже выбора не будет.
— Ну, а если он не захочет мириться?
— Хороший вопрос.
Тар сложил руки на груди и облокотился о столбик ворот. Конь неспешно щипал траву, пользуясь случаем.
— Тогда, наверно, я просто поселюсь где-нибудь, — в конце концов ответила Лехтэ. — Например, в лесу. Заберу у него палантир и буду с вами по нему разговаривать.
Тар хохотнул, должно быть представив, как сестра забирает у младшего Куруфинвэ видящий камень. Та продолжала:
— Стрелять я умею, буду охотиться понемногу. Разведу огород.
— Почти идиллия, — вставил брат. — Только прирученных зверей не хватает.
Сестра, совсем как в детстве, сморщила нос и улыбнулась:
— А, может, и заведу. Медведей или волков приручить не обещаю, а вот зайцев вполне могу. И, например, косулю.
— А почему не дикого кабана? Мне кажется, ты б смогла.
— Приятно знать, что в тебя так верят.
Они замолчали, потому что говорить больше было не о чем.
— Что ж, хорошей дороги тебе, сестреныш, — проговорил брат и, наклонившись, поцеловал в щеку.
— Спасибо. Я постараюсь путешествовать по северу не слишком долго. Делать там мне нечего. Найду камень, и сразу назад.
— Ждем тебя. Если что — шли осанвэ.
— Обязательно!
Она приторочила к седлу сумку и вскочила на коня. Туман поредел, и Анар, вскарабкавшись немного повыше по небосклону, осветил дальний путь к верфи.
— До скорой встречи! — помахала Лехтэ рукой Тару.
— Счастливой дороги! — ответил он.
«Теперь только вперед!»
* * *
Лучи Анара золотили воду. Ветра не было, и зеркальная поверхность отражала облака, небо, деревья и опустевшие постройки лагеря нолдор.
Уходили эльдар Амана все вместе, словно не желая показывать ни деревьям, ни камням, что не все противоречия разрешены, не все обиды забыты.
Первым, как ни странно, отделился Финголфин с сыновьями. Однако Турукано пожелал сопроводить и помочь с возведением крепости Финдарато, а потому оставил на время отца и братьев. Непоседливая Ириссэ увязалась за ним, тем более что своих земель она не возжелала.
Владения Нолдорана были севернее Митрим. Его старший сын решил обосноваться западнее и южнее, а потому должен был последовать за ним. Остальные нолдор уходили на восток.
— Подожди, — неожиданное осанвэ кузена заставило Майтимо вздрогнуть.
— Что такое? — тут спросил он, останавливаясь.
— Я кое-что забыл. Сейчас к тебе подъеду.
— Хорошо.
Маэдрос скомандовал остановку. Если братья и удивились, то виду не подали.
Все понимали, что впервые расстаются надолго. Возможно, навсегда. Никто, конечно, не хотел произносить это вслух, но все понимали, что теперь окончательно можно забыть о прежней жизни. Один Куруфин внешне спокойно относился к происходящему — разлучившись навсегда с любимой, он стал иначе смотреть на мир. Взгляд с каждым днем становился все тяжелее, улыбка редко озаряла его лицо. Только сын иногда видел в нем прежнего отца, которого знал в Благом краю.
— Нельо, — Финдекано резко остановил коня. — Чуть не забыл. Держи.
Он протянул небольшой мешочек.
— Что это?
— Потом. Как доберешься до своих земель, так и посмотришь.
Майтимо улыбнулся другу.
— Благодарю. Береги себя, Отважный.
— Счастливого пути!
Лучи сверкнули золотом на косах удаляющегося всадника. Маэдрос бережно убрал подарок друга и дал сигнал отправляться.
* * *
— Прощаемся, — спокойно произнесла Артанис. — Да не с тобой, Ресто! Нам еще предстоит пройти часть пути вместе.
— Держись, сестренка, — то ли в шутку, то ли серьезно сказал Аэгнор.
— Айкьо, я тебе уже говорила, что понимаю всю серьезность возложенной на меня миссии… Или ты про то, что мне и дальше идти с Ородретом? — рассмеялась под конец Нервен.
Прощание немного затягивалось, и нолдор решили дать коням отдохнуть.
— Артанис, подожди, — остановил тетю Тьелпэ. — Твой заказ. Я успел доработать его.
Увидев непонимание в глазах арафинвиэн, он напомнил:
— Ты же хотела кольцо. С белым камнем. Помнишь? Еще на берегах Мистарингэ.
— И ты сделал? — дева приняла украшение и тут же надела на палец. — Тьелпэ, это потрясающе.
Она покрутила кистью, подставляя камень лучам.
Казалось, на пальчик к Артанис присела отдохнуть звездочка, маленькая, но яркая.
— Благодарю тебя, мастер, — серьезно сказала она юному племяннику.
Тьелпэ довольно улыбнулся и пожелал Нервен легкой дороги.
Трое золотоволосых всадников удалялись вместе с последовавшими за ними нолдор, а среди них выделялась макушка Турукано.
— Что? Уже отправились? — охнула Ириссэ, быстро обняла кузенов, звонко чмокнув их в щеки, вскочила на коня и унеслась.
— Арельдэ ничуть не изменилась в Эндорэ, — с улыбкой произнес Келегорм.
— Считаешь, что это хорошо? — спросил брата Куруфин. — Здесь не Аман.
— Да что ты говоришь! Можно подумать, мы еще не поняли этого.
Искусник промолчал.
Дни сменяли друг друга. Позади остался переход через горный хребет, что тяжело дался нолдор и их коням. К счастью, тварей Моргота по пути им почти не попадалось. Было несколько стычек, закончившихся абсолютной победой эльдар. Однако привкус горечи оставляло каждое сражение — если не убитые, то раненые были всегда. Целителям приходилось нелегко, ведь надолго останавливаться было не только небезопасно, но и бессмысленно.
На закате многочисленные отряды нолдор спустились с отрогов гор. Впереди простирались сосновые леса, что шумели на ветру подобно морю. Эльдар замерли, любуясь открывшейся им красотой. Один Нельяфинвэ смотрел на поросшую травами равнину, что лежала севернее лесов. Казалось, его взгляд пронзал даже неприступные скалы, что неясными очертаниями проступали вдали.
— Это там? — тихо спросил оказавшийся рядом Маглор.
Маэдрос кивнул, не отрывая взгляд. Черный властелин вздрогнул на троне — заговоренный им самим металл короны резко нагрелся, но, словно спохватившись, тут же остыл.
— Они там, Кано. Камни отца, — тихо произнес Майтимо. — И он там. Убийца и Враг.
— Двигаемся дальше? — просил подъехавший Тьелкормо.
— Да.
Нолдор Первого дома уже въезжали в сосновый бор, тогда как будущие лорды этих земель вместе со своими верными все еще стояли на возвышенности.
— Там и построим крепость, — показав на северную оконечность лесов, произнес Ангарато.
— Согласен. И будем надоедать Врагу одним своим видом! А потом, — Айканаро непроизвольно сдал кулаки, — мы разрушим его твердыню, отомстим за деда и залечим раны, что он нанес земле! Там тоже будет сосновый лес!!!
— Не подожги тут ничего, Ярое Пламя, — немного остудил брата Ангрод. — Ты же не прямо сейчас собрался идти на Ангамандо?
— Нет. Вот построим крепость…
— И дождемся приказа короля.
Айканаро кивнул. Солнце, клонящееся к горизонту, полыхало закатом на полнеба. Казалось, будто вспыхнул золотом Ард-Гален. Или не казалось? Но что за пламя тогда это было? В нем не чувствовалась воля Врага — в нем плавился Рок, меняясь, перетекая подобно расплавленному металлу, из одной формы в другую.
Видение исчезло также внезапно, как и возникло. Арафинвионы въехали в сосновый лес, нагоняя кузенов. Предстояло еще одно прощание.
* * *
Дорога вилась юркой лентой меж полей и холмов. Лехтэ торопилась, потому что итак изрядно в Тирионе подзадержалась. Еще не хватало получить от Нгилиона с Сурионом выговор! Еще решат, что она от работы увиливает!
«Хотя нет, — одернула она тут же сама себя. — Так они не подумают — ведь оба меня уже неплохо знают».
Успокоенная последним соображением, она поехала еще быстрее.
Время от времени она делала короткие привалы, но старалась не разнеживаться уж слишком долго. Питалась лембасом, прихваченным из дома, и водой, что встречалась в пути. Такой же чистой и вкусной, как и при свете Древ.
«А ведь если подумать, — размышляла она, глядя на проплывающие над головой облака, — то самое важное-то и не изменилось. Ни мягкость трав, ни журчание родника, ни песни иволги или соловья».
Мысль была интересной и требовала обдумывания.
Верфь быстро приближалась, и сердце начинало все быстрее и радостнее колотиться в груди. Работа — вот то, что излечит любую хандру и усталость! Казалось, она могла бы сейчас построить не один, а пять кораблей!
«Хотя, конечно, Нгилион бы посмеялся над подобным энтузиазмом, — напомнила она себе. — А, может, и нет».
Еще один последний поворот — и перед взором ее раскинулся берег моря, совершенно такое же, как в день расставания. Вот только корабль стал гораздо более завершенным. Теперь он готов был на две трети.
— Привет, эльфенок, — обрадовался Нгилион и, помахав ей рукой, спрыгнул на песок. — Как дела?
Лехтэ продемонстрировала сумки с провизией, за что получила свой вполне заслуженный поток похвалы.
— Чем занимаетесь тут? — спросила она, жадно поглядывая на молоток. — Для меня работа найдется?
Дело ей друзья, конечно, нашли. Она провозилась вместе со всеми до самой ночи, а потом помогла приготовить ужин.
— Значит, за палантиром? — спросил Сурион.
Лехтэ кивнула:
— Да. Больше не знаю, где искать. Конечно, далековато ехать, но что поделать. Отпустите?
— Само собой, — проворчал Нгилион и потянулся за куском лепешки. — Твое присутствие нам, по большому счету, уже и не нужно. С оснасткой и внутренней отделкой мы справимся сами. Езжай, остались пустяки.
— Вы самые лучшие друзья на свете! — сообщила с энтузиазмом нолдиэ и улыбнулась широко.
Значит, завтра!
* * *
Лехтэ собрала сумки и прямо с утра, попрощавшись с добрыми телери, отпустившими ее так великодушно, тронулась в путь.
Солнышко светило, и настроение было мирным и благодушным, даже несмотря на нелегкие думы, что одолевали ее. Еще бы, ведь цель пути — Форменоссэ! Ни разу с тех пор, как Враг напал на крепость, и был убит Финвэ, не была она там.
Так получилось, что сама она в тот момент находилась в Тирионе, куда ездила навестить родителей, поэтому о трагедии узнала, как и все — из рассказов. И, как и все, долго не могла поверить в произошедшее.
Она остановила коня и, спешившись, подошла к ручью. Вода серебрилась, весело прыгала по камням, и Лехтэ, присев на камень, невольно залюбовалась ее красотой и совершенством. Она зачерпнула полную пригоршню и, улыбнувшись, выпила. Вкус свежести напомнил о лесах севера, и нолдиэ вновь взгрустнула, подумав, как изменился, должно быть, с тех пор край.
Она вновь села на коня и пустила его рысью через поля. Короткие остановки днем ради отдыха, долгий путь, привал и ночной сон. Одно и тоже изо дня в день. В сумке лежало несколько хлебцев лембас, но Лехтэ все равно ходила на охоту, чтобы сэкономить припасы. Кто знает, что ждет ее впереди?
Думы раз за разом неизменно возвращались к конечной цели ее длинного путешествия. К тому, что будет, когда она наконец увидит мужа. Ведь рано или поздно это случится? Быть может, Тарменэль прав и стоит просто вызвать его? Но если бы он хотел поговорить, то сам достал бы видящий камень. Нет, Атаринкэ явно зол на нее. Но хорошо хоть кольцо не бросил при расставании. Значит, надежда есть.
«И, как бы то ни было, а все же я еще хотя бы один разок, но увижу его. Значит, путешествие уже затеяно не зря».
Как ни странно, мысль ободрила. Она остановила коня и, достав из седельной сумки карту, принялась сверять путь. Как будто не очень долго осталось ехать, но впереди лес, а значит все же лучше сделать привал до утра.
Устроив лагерь и отпустив коня пастись, она разожгла костер и нанизала добытого днем фазана на самодельный вертел. Ехать вперед отчего-то было немного жутко, ведь там побывал Враг! Во что превратились теперь их с Курво покои и комната сына? Она не видела еще, ведь муж отказался взять ее с собой, когда поехал с братьями, чтоб похоронить деда. Сказал, что теперь темно, и неизвестно, кто там еще может прятаться. Теперь же бояться как будто нечего, и все же…
Лехтэ поежилась то ли от ужаса, подступившего к горлу, то ли от вечернего холода, и протянула руки к костру. Тепло проворно разбежалось по жилам, согрев душу и сердце.
И да, где же искать теперь палантир? Те, что хранились в покоях, они уже наверняка забрали, тут можно даже не сомневаться. Если, конечно, там было, что забирать. В библиотеке разве поискать? Или кто случайно свой личный в спешке забыл?
Решив, что в конечном итоге гадать бесполезно, она вздохнула и, поужинав, завернулась поплотнее в плащ и закрыла глаза. Где-то далеко в лесу ухал филин, шуршала в траве полевка. Лехтэ представила, как танцует с мужем, словно в мирные, счастливые дни, и на сердце стало легко и спокойно. И она уснула, проспав всю ночь без всяких сновидений.
Утро встретило ее прозрачным, словно шаль на плечах у девы, туманом. Широко зевнув, нолдиэ не без труда запалила слегка отсыревшие за ночь ветки, и пошла умываться. Конечно, стоило бы подождать, пока распогодится, а потом уже продолжать путь, но ждать не хотелось. Позавтракав орехами и сыром, а так же последним, остававшимся у нее, маминым пирожком, она затушила огонь и свистом подозвала коня. Тот посмотрел на дорогу с явным неодобрением, но Лехтэ решила, что вполне найдет тропу, и вскочила в седло.
Впрочем, скоро ей все равно пришлось спешиться. Густой подлесок тонул в тени, а ноги — в опавших иголках. Она прищурилась, вспоминая дорогу, ободряюще похлопала коня по шее и решительно двинулась в путь.
* * *
— Что-то неприветливые тут совсем земли, брат, — зябко кутаясь в плащ, сказал Макалаурэ.
— Не начинай. Мы уже все решили, — отрезал Маэдрос. — Моя крепость будет здесь.
— Тогда… Удачи! Помни, что я рядом, мы вместе.
— И не только он, — подошел Куруфин. — Мы с Турко уходим сегодня.
— И куда так торопитесь? — проворчал Карнистир, подходя к братьям.
— Как куда? — притворно удивились подбежавшие Амбаруссар. — На юг, где потеплее.
— Мы будем вместе, Нельо, даже когда разойдемся, — непривычно серьезно произнес Тьелко.
— Чувствуешь ее в своей крови? — неожиданно шепотом спросил Охотник стоявшего рядом Искусника.
— Ты о чем?
— О Клятве.
Куруфин задумался, прислушиваясь к себе.
— Ты прав, здесь на севере я слышу, как она требует от меня действий, как желает, чтобы я отправился дальше, туда, — он махнул рукой, указывая на ту сторону Ард-Галена.
— Тоже ощутили? — спросил Майтимо и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Скоро. Скоро мы исполним ее!
Куруфин скептически ухмыльнулся, а Маглор тяжело вздохнул.
— Прощаемся! Время отправляться. Иначе в крепости на этом холме будут все семь лордов.
— Я б не возражал, — еле слышно проговорил Тэльво.
Примечания:
Breg (синд.) — неукротимый, дикий
Чем дальше шла Лехтэ, тем все более странным казался ей лес. Поначалу она даже не поняла, что с ним не так, только было отчего-то неспокойно на сердце. Однако нолдиэ продвигалась вперед, не сказать чтоб уверенно, но скорее настойчиво.
Вскоре она поняла, что лучи светила не спешат пробиться сквозь густую крону. Время шло, но вокруг было все так же уныло и хмуро, как ранним утром. По-прежнему клубился легкий туман, скрывая ноги по щиколотку, звуки шагов тонули в густом, влажном мареве. Лехтэ ежилась, оглядываясь по сторонам. Конь сердито фыркал и бил копытом, словно призывал покинуть поскорее это странное место.
А в памяти стоял совсем другой Форменоссэ. Конечно, свет Древ на север проникал слабо, однако пели птицы, то и дело слышался чей-то рев, визг, лай. Росли грибы и ягоды. Теперь же словно все поросло паутиной. С тех пор, как она перешагнула невидимую границу, не пискнула над головой ни одна пичуга.
— Ты тоже это чувствуешь? — спросила Лехтэ коня.
Тот немного подумал и, мотнув головой, сердито заржал.
— Согласна с тобой, — кивнула она.
«Веселенькое мне предстоит дело», — мелькнула тревожная мысль. Впрочем, это еще не означает, что она отступит.
Остановившись прямо посреди тропы, нолдиэ прислушалась. Так и есть — ни одного голоса вокруг. Молчание. Ни писку, ни воя.
«Что ж такое? — удивилась она. — Может быть, звери чувствуют зло, что побывало в Форменоссэ?»
Она достала из седельной сумки лук и стрелы и, закинув колчан за плечо, на всякий случай приготовилась. Кто знает, что им еще может встретиться в этом «дивном» месте?
— Идем дальше? — спросила она коня, и тот вновь решительно и грозно заржал.
Она осторожно переставила ногу, и ей показалось, что движение отдалось гулким звоном в ушах. Хотелось бы знать, когда лес вернется к нормальной, привычной жизни?
Этой самой дорожкой она не так давно ходила вместе с мужем! А кажется, что пара Эпох с тех пор прошло…
Лехтэ остановилась, неловко моргнула, и по щеке одиноко поползла слеза. Сердце защемило, и почему-то стало очень трудно дышать. Они шли с Атаринкэ с той стороны, из крепости. Светили звезды, так хорошо видимые здесь, на севере, и Тэльмиэль любовалась, разглядывая их сквозь кроны. Журчал ручей, и из травы выглядывали первые робкие ягоды, едва успевшие появиться из цветов. Они разговаривали, строя планы, потом пили воду, и она принялась брызгаться, стараясь залить побольше мужу за воротник. А потом они целовались.
Лехтэ вздохнула и опустила глаза. Теперь казалось, что все, что было тогда, произошло не с ними. Или это просто атмосфера мертвого леса так давила? Кстати, и ручья отчего-то не было слышно.
— Пойдем, проверим? — предложила она.
Жеребец покосился неодобрительно, но пошел.
Родник, конечно же, никуда не делся, однако тек как будто медленнее, неторопливей. Будто спал на ходу. Вдруг хрустнула ветка, и Лехтэ испуганно подняла глаза. Из самой глубины чащи прямо на них шел облезлый, худющий волк, сверкая глазами.
Нолдиэ сама не заметила, как вскинула лук и натянула тетиву. Конь сердито заржал, а Лехтэ пустила одну за другой стразу три стрелы. Две из них вонзили зверю в шею, а одна в глаз. С облегчением выдохнув, она опустила оружие, однако совсем убирать все же не стала.
— Ты был прав, — сказала она коню, — идти сюда было не самой хорошей идеей. И ждать нельзя. Кто знает, сколько лет пройдет, пока зло покинет эти места.
Конь подошел к туше волка и, презрительно всхрапнув, ударил его копытом в лоб. Тот не пошевелился.
— Давай поскорее покинем лес, — предложила Лехтэ, и жеребец, кивнув, первый двинулся по направлению к крепости.
Они шли вперед все так же осторожно, оглядываясь по сторонам, но больше ничего до самых развалин Форменоссэ с ними не происходило.
* * *
Свет костров отражался в темной воде. Звезд не было видно — тучи плотно скрывали их от глаз нолдор, что остановились переночевать на берегу Сириона.
Стража дозором обходила лагерь. Почти невидимая даже своими, она бесшумно ступала среди деревьев, оберегая покой спящих.
— Поговорим? — тихо спросил Турукано Финрода.
Тот кивнул, соглашаясь, но предложил немного отойти, чтобы не мешать остальным.
Кузены опустились на траву. Неподалеку пела одинокая птица. Ветер шелестел колосками и листьями. Вода еле слышно плескала о берег.
— Скажи, ты доволен местом, где планируешь жить? — начал Тургон.
— Я его еще не видел. Ты же помнишь, как и исходя из чего мы выбирали.
— Я немного не об этом, — нолофинвион закинул руки за голову.
В небольшом разрыве облаков показалась звездочка.
— Добрый знак.
— Ты о чем?
— Да так. Не хочу к отцу и братьям, — неожиданно резко произнес Тургон, нарушая тишину.
— Так выбери себе подходящие земли. Места всем хватит, — Артафиндэ повернул к нему голову и удивленно посмотрел на кузена. — О чем ты молчишь? Что скрываешь?
— Я хочу… хочу обустроить тайное, сокрытое королевство, — выпалил Тургон.
— Зачем?
— Спрятать Итарильдэ.
— Прекрати. Ты знаешь, что я тебя понимаю, как никто другой.
— Не понимаешь! Никто из вас не терял любимых!
— Но Амариэ осталась…
— Осталась жить! Разницу видишь?! Жить!!! — почти кричал Турукано, вскочивший с травы и принявшийся нервно расхаживать вдоль берега, по самой кромке воды.
Финдарато зевнул. Странно. Он же собирался возразить кузену, убедить того не замыкаться, не прятать дочь и не скрываться самому.
— Поздно уже, — совершенно неожиданно сказал Турукано. — Давай спать.
— В лагерь? Подожди, сейчас чуть-чуть полежу, — сонно отозвался Финрод.
— Угу, — пробормотал Тургон, укладываясь рядом.
Кузены спали, а дозорные отвлеклись на странный звук, оказавшийся непривычно громкий журчанием воды на перекатах одного из ручейков, что впадали в Сирион, чьи волны сейчас приняли обличье огромного и величественного вала. Ульмо вышел на берег и расположился рядом с кузенами.
— Меня молили помочь одному. А их тут двое.
* * *
Форменоссэ. Не руины, конечно, но все же пострадала крепость от визита Врага сильно. Ворота были разрушены, так же как и часть стены, и Лехтэ, вновь передернув плечами, словно от холода, вошла внутрь.
— Тебе со мной туда идти не обязательно, — заверила она коня. — Я сама сбегаю и скоро вернусь, долго задерживаться не стану.
Тот покосился вопросительно, и она погладила его по густой, черной гриве. Наверное, когда она будет покидать Аман, стоит оставить беднягу брату. Отец не так уж часто уезжает из города, а конь привык к движению и простору. А Тар с недавних пор начал часто наведываться в горы, так что ездить ему теперь приходится много.
Насыпав ему овса, который нолдор вновь стали выращивать после восхода второго светила, она еще раз заверила жеребца, что не станет мешкать, и ступила во внутренний двор.
Часть построек оказалась разрушена. Конюшни, оранжерея, а так же две или три башни. Площадка перед воротами была вытоптана. Казалось, будто ее выжгли, а сверху еще и присыпали пеплом. Она наклонилась и хотела было потрогать то, что осталось от травы, рукой, однако передумала и, не оглядываясь больше по сторонам, вошла в холл центральной башни.
Сквозь разбитые витражи все так же жидко светил скудный свет этого странного серого дня. В сожженную дверь залетал резкий, порывистый ветер и трепал наполовину оборванные занавеси и гобелены, гонял по полу сухую листву.
Лехтэ тяжело вздохнула и потерла виски. Смотреть оказалось больно и жутко, как будто кто-то неведомый растоптал все, что было дорого, включая саму жизнь, и умчался, а она стоит над осколками былого и старается понять, что же ей теперь делать.
Впрочем, тут как раз все ясно — надо идти и осуществить то, ради чего пришла. Расправив плечи, Лехтэ взбежала по ступенькам на второй этаж и прошла в библиотеку, где обычно лежал один из видящих камней.
— Та-а-ак, — пробормотала она, уперев кулаки в бока. — Забрали.
Значит, надо двигаться дальше, в их с Атаринкэ покои, в одну из башен. Подойдя к лестнице, она вдруг неловко споткнулась, но быстро взяла себя в руки и продолжила путь.
Один этаж, второй… Подниматься отчего-то было тяжело. Словно воздуху не хватало, и сердце давило. Она открыла рот и стала дышать чаще и глубже. Вроде бы отпустило. Остановившись перед дверью комнат, Лехтэ протянула руку, но сразу отдернула, будто обжегшись. Она не была тут с тех самых пор, как уехала к родителям. Что изменилось внутри? Что она найдет?
А впрочем, чего гадать? Надо просто сделать еще один шаг. В конце концов, нолдиэ она или кто?
Толкнув дверь, Лехтэ переступила невидимую черту и сразу как будто окунулась в прошлое. Послышался смех, ее и мужа. Или ей только показалось? Она бросилась вперед и огляделась. Нет, ничего. Безжизненно и мертво, как и везде в этой крепости. Вот только беспорядка не наблюдалось — все лежало на своих местах, где было всегда. И расческа на зеркале, и шаль, которую она кинула на кресло, и подушка… А это что?
Лехтэ стремительно подбежала к кровати и схватило то, что на ней лежало. Серебряный кулон: ландыш на цепочке с прозрачным, будто светящимся изнутри листиком. На чуть отогнутом лепестке застыла капля росы, и чудилось — еще мгновение, и она упадет, рассыпавшись веселым хрустальным звоном. Атаринкэ. Никто, кроме него, не мог сотворить такое. Подарок словно светился любовью, вложенной мастером.
— Должно быть, оставил перед трагедией, — прошептала она и развернула листок.
Знакомый почерк заставил сердце болезненно сжаться.
«Хоть я теперь и далеко от тебя, мелиссэ, — писал супруг, — но вот, прими. Это сделано для тебя, и пусть ты отказалась последовать за мной в Эндорэ, я все же не смог его уничтожить, ведь это означало бы вырвать часть своей собственной души. Надеюсь, он дождется тебя».
Лехтэ судорожно вздохнула и, сложив записку, спрятала ее в карман, чтобы после перечитать. Это послание стало той последней каплей, которая рассеяла еще остававшуюся тень сомнений. Он не разлюбил ее, и хотя, надо полагать, все же сердится, однако смысл отправиться в Эндорэ навсегда есть. Определенно есть!
Она еще раз осмотрела дар со всех сторон и уверенно надела себе на шею. Пусть будет с ней. Что бы ни случилось. Вот так.
Лехтэ посмотрела на себя в зеркало и вдруг представила, что это он сам застегнул кулон у нее на шее. И может быть, не так уж далека от истины была та фантазия?
Еще раз осмотрев покои, она убедилась, что палантира тут тоже нет, и перешла в комнату Тьелпэ.
Там все находилось в гораздо большем беспорядке, однако оставлен он был не рукой Врага, как внизу, а самим сыном. Вещи вперемешку валялись на полу: по-видимому, он второпях искал что-то. Лехтэ нахмурилась, покачала головой неодобрительно и поддела груду носком. Внутри что-то блеснуло. Нагнувшись, она вытащила палантир. Есть! Цель достигнута! Можно возвращаться!
* * *
Государь Арафинвэ молча спускался с Таникветиль.
— Спят! Опять не пожелали даже взглянуть на меня, не то что бы услышать!
Эарвен терпеливо ждала мужа внизу, у подножия, где под величественными деревьями расположилась уютная резная беседка. Что удивительно, принцесса Альквалондэ не помнила ни ее, ни рощу в благие дни Валинора.
— Ну как? — спросила она супруга, хотя по его глазам уже догадалась, что придется идти снова.
Арафинвэ вздохнул, удержал порыв гнева и спокойно ответил, что планирует вновь побеспокоить Стихии через неделю или две.
— Может, заедем к атто с аммэ? — неожиданно попросила Эарвен.
— Ты думаешь, меня там будут рады видеть?
— Тебя же не было в Гавани, когда…
— Именно что не было! — рявкнул Арафинвэ. — А ведь мог бы помешать.
— Кому? — вкрадчиво спросила его жена.
— Не знаю, — честно признался младший финвион.
Эарвен промолчала.
Супруги неспешно шли среди деревьев, когда телерэ вспомнила, о чем хотела спросить:
— Мельдо, я совсем не помню эту рощу тогда, до всех тех событий. Неужели тьма так изменила мои воспоминания?
— Ее не было в те времена. Этими деревьями занималась Йаванна лично, как только взошли новые светила.
— Теперь понятно, почему они выросли так быстро. Раз сама Кементари помогала им.
— Да. Но сейчас они вновь отстранились от дел.
Королевская чета, держась за руки, вышла на полянку, где их дожидались, неспешно пасясь, кони.
— Знаешь, что? — заговорщицки произнес Арафинвэ. — Поехали к морю. Погуляем.
— Спасибо, любимый, — тепло улыбнулась Эарвен, решив, что немного позже уговорит мужа навестить и ее родителей.
Тем временем Амариэ, что незадолго до короля нолдор побывала на Таникветиль, стояла на пустынном берегу, и море волнами плескалось у ее ног, то ли зовя к себе, в глубину, то ли наоборот, отталкивая.
Златоволосая дева взмолилась вале Ульмо, единственному, чей трон был пуст. Амариэ пела, рыдала и просила помочь Финдарато. Тяжкие сны одолевали невесту Финрода. В них она видела любимого на грани жизни и смерти, но не могла спасти его, не успевала. Каждую ночь он умирал, незадолго до ее появления. Измучившись, дева решила просить валар помочь Артафиндэ в смертных землях, не оставить его одного перед лицом неизвестной ей опасности.
Ульмо откликнулся не сразу. Внимательно выслушав несчастную ваниэ, он призадумался. С одной стороны, Намо велел не помогать покинувшим Аман, с другой — его уже одолевала скука, да и не отстанет ведь дева, будет приходить и молить. Это Мандос спокойно взирает на страдающие фэар, а он все же не такой, хоть и суров, что к эрухини, что к своим майяр. Уинен после содеянного так вообще на глаза боялась ему попасться. Или все же окончательно переметнулась? Решив разобраться с нею позже, он в меру торжественно изрек:
— Я услышал тебя, дева Амариэ. Я помогу твоему любимому, подскажу, что нужно сделать. Но не более — вмешиваться в его дальнейшую судьбу я не имею права.
— Благодарю тебя, Владыка морей и рек, Повелитель вод Арды!
Дева прижала руки к груди и склонила голову.
— Теперь у меня появилась надежда. Он будет жить…
— Этого я не знаю, — прошелестела волна, пеной оседая к ее ногам.
Без сил Амариэ опустилась на песок, где ее, плачущую, но улыбающуюся, обнаружили Арафинвэ и Эарвен.
— Ты вся дрожишь, — телерэ сняла свой плащ и укутала возлюбленную сына.
— Ульмо был здесь? — переспросил Арафинвэ и, получив утвердительный ответ, направился к воде.
— Постойте! — крикнула ваниэ. — Я уже попросила его помочь Финдарато.
— Вот как? — король нолдор остановился и резко повернулся к ней. — Значит, не забыла моего сына…
— Нет. И никогда не забуду. Ни его, ни своих слов.
Арафинвэ долго смотрел на Амариэ, а Эарвен держала ее за руку.
— Но у меня не один сын, — нарушил тишину финвион. — И не только о своих детях я должен говорить с валар.
Море бушевало, ревело, пытаясь волнами и ветром сбить с ног короля нолдор.
Противостояние Арафинвэ и Ульмо длилось долго, вала не желал уступать, а государь стоял на своем. Наконец наступил штиль.
— Пропущу, уговорил. Ты выдержал испытание, — произнес вала. — Но запомни — больше исключений не будет!
Владыка вод исчез. Арафинвэ медленно развернулся, сделал пару шагов к эльдиэр, что ждали его в отдалении, и рухнул на песок.
* * *
От чего именно он проснулся, Турукано сказать не мог. Однако увиденное ему однозначно не понравилось: некто заходил в реку все глубже и глубже, держа спящего Финдарато на руках.
— А ну, стой! — нолофинвион сорвался с места. — Верни его!
Незнакомец обернулся, и Тургон с ужасом узнал вала Ульмо. А в следующий миг он со своей ношей скрылся под водой.
Волна возмущенно плеснула на берег, когда еще один эльда оказался на дне Сириона.
— И как мне это понимать, Турукано Нолофинвион? — пророкотал Ульмо. — Разве я звал тебя?!
— Вы унесли моего спящего кузена, — начал отвечать Тургон и тут же удивился, что говорит и дышит под водой.
— Заметил? Это я для него сделал, — вала кивнул на сидящего рядом Финдарато. — Временно.
Ульмо призадумался. Ничего не говорить им? Слово дал той деве помочь Артафиндэ. Просто отпустить второго? Несолидно.
— Финдарато, — наконец раскатисто донеслось до арафинвиона. — Иди к реке Нарог. Там в скалах ты…
Грохот тысяч водопадов не позволил Турукано слышать, что же дальше сообщил вала его кузену.
— Теперь ты, Турукано. Хоть меня и не просили помогать тебе, но хочу посоветовать — укройся в долине Тумладен, — голос Ульмо звучал мощно и внушительно, словно Внешний океан катил свои воды, омывая материки Арды. — Там будет тайный город, что поможет низвергнуть Врага этого мира.
Артафиндэ же слышал в это время журчание воды на перекатах ручейков, что бегут с гор куда-то вниз, стремясь влиться в большую реку.
— Понял теперь, где место? — напоследок уточнил вала.
— Да, благодарю тебя, — ответил Тургон, склонив голову.
Лучи Анара скользнули по волосам спящих рядом кузенов, переместились им на лица и, разбудив, продолжили свой путь.
— Ты тоже видел этот странный сон? — путанно спросил Финрод.
— Об Ульмо? — уточнил Турукано.
— Да.
— Тогда это был не сон, брат, — задумчиво произнес нолофинвион. — И знаешь, я последую его совету.
— Как хочешь. Возражать не стану, — ответил Финдарато, все еще думая о любимой, что просила Стихии помочь ему.
Мысль Финрода была далеко. И не знал он, что там, на Западе, улыбалась во сне Амариэ, чувствуя своего мельдо.
* * *
Ветер дул нещадно. Свистел, завывал, выгонял остатки тепла, леденя и нолдор, и их коней. Даже лохматый Хуан зябко вздрагивал при особо сильных порывах.
— Мы так не дойдем до конца ущелья, надо сделать привал, — прокричал Келегорм брату, стараясь голосом перебороть ветер.
— Не выйдет! — донесся ответ Куруфина. — Не за чем укрыться. Скалы отвесные и гладкие. Идем дальше!
Отряд продолжал путь, радуясь, что ледяные порывы ударяют в спину, а не в лицо.
— Зимой тут не пройдешь, — озвучил свою мысль Тьелпэ.
— А кому здесь ходить, сын? — удивился Искусник.
— Может, дядя Майтимо в гости приедет, или мы к нему, или…
— Йондо, — тяжело вздохнул Куруфин. — Нам очень долго будет не до встреч. Мы теперь сами по себе.
— Но цель-то общая, атто!
— Да, ты прав, — согласился он. — Но что-то мне подсказывает, что не гостей будут стражи высматривать в этом проходе, а вражеские отряды.
— Но севернее же встанет крепость дяди…
— Конечно. А наша задача — стеречь этот проход.
— Справимся, — решительно произнес Келебримбор. — Вместе, атто, одолеем Врага.
Странная уверенность поселилась в сердце Тьелпэринквара, словно понял он, что так и будет. Его ладони почти осязаемо ощутили Камни деда, будто он только что их вынул из проклЯтой короны, о которой говорил дядя.
Помотав головой, он прогнал это виденье и выслал коня рысью — догнать едущих впереди верных.
— Какие будут распоряжения, лорд Тьелпэринквар? — спросил один из них.
Вздрогнув от непривычного обращения, куруфинвион спокойно произнес:
— Продолжаем движение. Привал будет в долине, когда выйдем из ущелья.
Минули еще сутки. Тьелкормо уже хотел настоять как старший на остановке, как проход среди скал стал резко расширяться.
— Здесь точно надо ставить сторожевые башни, — сказал Куруфин.
— Да погоди ты, нам бы коней уже накормить, напоить и отдых дать.
По-прежнему ехавший впереди Тьелпэ первым из семьи увидел земли, которым предстояла стать их домом.
Химлад. Бескрайняя долина лежала перед ним и верными. Мысленно поприветствовав травы и камни, деревья и кусты, воды и даже сам воздух, Келебримбор развернул коня и поскакал сообщить радостную новость.
Нолдор немного проехали по самой долине, прежде чем встать лагерем.
— Здесь проведем несколько дней — стоит отдохнуть и разведать обстановку. Не следует откладывать строительство крепости, — рассуждал Куруфин, беседуя с братом.
— Не торопись, время есть. Не все из наших добрались даже до своих земель, а ты за свое, — возразил Охотник.
— Враг ждать не будет, — отрезал Искусник. — С кем связывался?
— С Морьо, — буркнул Тьелко. — Кано на месте, Карнистир и Амбаруссар — еще нет.
— Что ж, значит, мы тремя крепостями первыми перекроем доступ Врагу на юг.
Турко махнул рукой, оставив брата размышлять дальше, и вышел из шатра.
Куруфин погрузился в раздумья, а затем достал свой палантир. И почему первой мыслью было вызвать Лехтэ?! Кто она ему теперь? «Жена, как и раньше», — тут же подсказал внутренний голос. Рыкнув от досады, он связался с Маэдросом и быстро доложил об их с Турко прибытии в Химлад. Разговор был коротким — старший брат руководил строительством лагеря, который позже должен был стать неприступной крепостью на холме.
Тьелпэринквар, вызвавшийся с небольшим отрядом верных обследовать близлежащие территории, остановился у небольшой группы деревьев. Красивое место, уютное. Хотелось вновь, как в детстве, послушать рассказы отца или песни аммэ. Келебримбор скучал по ней, хотя никогда и ни за что б в этом не признался. А еще его мучило любопытство — нашла ли мама оставленный для нее палантир. Он не был уверен, что она побывала в Форменоссэ, но вдруг…
Тогда, в спешных сборах, со слезами, которые он старательно удерживал в глазах, многие вещи были им оставлены случайно, но только не видящий камень, бережно укрытый одеждой от посторонних, но не маминых глаз. Это позже, уже на корабле, он вспомнил, что у нее был свой, и оставлять палантир не было необходимости. Однако Келебримбор ни разу не пожалел о сделанном.
— Лорд, стоит ли нам продолжить изучать территорию или же возвращаемся в лагерь? — голос верного выдернул Тьелпэринквара из воспоминаний.
Он посмотрел на небо — ладья Ариэн уже спускалась по небосклону, но была еще достаточно высоко.
— Доедем до тех камней и повернем назад, — решил он.
Как оказалось, добираться до намеченной цели пришлось немного дольше, чем планировал куруфинвион. Из-за этого их отряд вернулся в лагерь уже в сумерках, чем вызвал явное недовольство отца. Или же это было беспокойство?
— Зато мы обнаружили два ручья, пригодные для пастбищ луга, а в небольших рощицах прятались косули. Это хороший край, атто.
— Я рад, что это так. Но запомни, йондо, ты отвечаешь не только за себя. Твое любопытство и азарт не должны стать причиной гибели нолдор. Ты меня понял? — сурово произнес Куруфин.
— Да, — с горечью и немного упрямо ответил Келебримбор. — Не волнуйся, я сделаю все, чтобы защитить наш народ! Могу идти?
— Свободен! — рявкнул Искусник, удивившись самому себе: вроде хотел побыть с сыном, поговорить.
Он давно уже начал замечать перемены в себе, но списывал их то на усталость, то на горечь потерь. Но именно там, на южных границах Ард-Галена, он понял, осознал, что именно гнетет его и сжигает изнутри. Решив, что стоит лучше себя контролировать, ведь за братом он таких изменений не замечал, Куруфинвэ отправился к себе в шатер.
Увиденное заставило его замереть на пороге — кто-то рылся в его вещах! Бросившись к мешку, Искусник обнаружил пропажу палантира.
«Турко или Тьелпэ?» — размышлял он, ища родичей. Сын нашелся неподалеку: сидя под деревом, он держал в руках видящий камень.
— И кому ты собрался жаловаться? Кто пожалеет племянника, несправедливо обиженного своим злым отцом? Дядя Кано? Или Майтимо?
— Я не их хотел увидеть, — ответил Келебримбор, вставая и отдавая отцу палантир. — Да, я оставил свой в Форменоссэ, но это не значит, что не имею права пользоваться твоим.
— Тьелпэ, — уже мягче продолжил Куруфин. — Я же не запрещаю тебе брать его. Но стоит уже понять, что ни один из палантиров не должен попасть в лапы Врага.
— Конечно. Не сомневайся во мне…
— Поэтому, — продолжал он. — Не уходи к границам лагеря для разговоров. Мы не знаем, чего ждать и когда.
— Хорошо. Я понял тебя, атто. Прости, — Тьелпэринквар мотнул головой, откидывая волосы назад. — Я буду где-то через час. Сегодня моя очередь позаботиться о конях отряда.
Куруфин кивнул, глядя вслед удаляющемуся сыну.
— Так ты мне скажешь, кого хотел вызвать?
— Аммэ, — донеслось в ответ.
И более не оборачиваясь, Келебримбор направился к навесам, сооруженным для отдыха лошадей.
— С чего начнем? — бодро осведомился Питьо у близнеца.
— Ты старший — решай, — Тэльво быстро напомнил брату их очередность появления на свет.
— А если серьезно?
— С чего ты взял, что я шучу? — пожал плечами младший.
— Та-а-ак, — протянул Амрод, — ты тоже не представляешь, чем стоит заняться прежде всего.
Амрас кивнул и ободряюще улыбнулся:
— Справимся, торон. Мы дошли до этих земель, пополнили запасы, разбили временный лагерь.
— Дозорные исправно стерегут наши границы, охотники заботятся о еде, — поддержал его брат.
— Значит, время строить крепость, — подвел итоги Питьо.
— Я же говорил, ты старший, тебе и решать, — рассмеялся близнец. — На том холме, как хотели?
— Да, — кивнул Амрод. — Чертежи и расчеты Курво у тебя?
— Конечно. Я не готов нестись к нему в Химлад и сознаваться, что все потерял.
— Или попасть в грязные лапы Врага, — тихо добавил старший.
Наметив план действий, лорды Амбаруссар собрали совет, где и распределили обязанности и наметили сроки, когда на вершине Амон Эреб должна появиться надежная и неприступная крепость нолдор.
* * *
Обратный путь в Тирион оказался на удивление приятным и легким. Едва Лехтэ отъехала от леса на пару лиг, как гнетуще-тревожное чувство отпустило ее, мгновенно улучшив настроение. Впрочем, на то имелись все основания: в одной из седельный сумок лежал заботливо завернутый в мягкую ткань палантир, цель ее поездки, а на шее теперь висел прощальный дар супруга.
Эмоции переполняли нолдиэ, она весело разговаривала с конем, делилась с ним планами, смеялась и порой гладила по шее.
— Знаешь, я думаю, когда мы вернемся в город, то первым делом следует хорошенько отдохнуть. Ты согласен? — Лехтэ посмотрела внимательно на жеребца, явно рассчитывая на его ответ, и тот согласно кивнул головой. — Отлично! Очень рада, что ты одобряешь. Но на этом, разумеется, занятия не закончатся. Раз уж телери нас отпустили и сказали, что мы можем не спешить возвращаться назад, значит, следует проведать Арафинвэ и узнать, позволят ли валар покинуть нам Аман, а телери потом вернуться. Все-таки общаться осанвэ с дальним родичем, мне кажется, будет чуточку неуместно.
Лехтэ весело сморщила нос и вновь рассмеялась. Однако, вопрос, что они будут делать, если стихии не поддадутся на уговоры нолдорана, не переставал ее занимать. Конечно, всегда можно попробовать выучиться управлять судном единолично, но Тэльмэ подозревала, что, если все же и отважится на подобное путешествие, то попадет не в Эндорэ, а во владения Ульмо, а точнее на самое дно. Она, конечно, всегда сможет возродиться, но… Оказаться в Мандосе по собственной глупости хотелось не сильно.
Лехтэ посмотрела на небо и задумчиво покусала губу. Безусловно, если она все же угодит в гости к Намо, то семью вряд ли обрадует такое известие. Тар так вообще может сказать, что был лучшего мнения о ее умственных способностях, скрывая за колкими словами боль. А муж… Про воссоединение с Атаринкэ придется забыть: ее не отпустят вновь в Эндорэ, да и будет ли нужна ему столь неумная жена?
Подивившись собственным мыслям, она опустила взгляд и вдруг заметила в траве гнездо. Среди цветов виднелась рыхлая постройка из сухой травы, выстланная темными былинками.
— Жаворонок, — прошептала она с умилением.
Хозяев, правда, поблизости не наблюдалось, но кто сказал, что они не могут прийти? Гнездо не выглядело брошенным и ощущалось, как живое и обитаемое.
— Поедем дальше, — шепнул она коню, не желая невольно отпугивать птиц от их дома. Жеребец охотно продолжил путь, и до самого Тириона с ними ничего интересного боле не происходило.
* * *
— Проверь, все ли подохли, — устало и зло бросил Канафинвэ верному, вытирая свой меч.
Небольшой, но организованный отряд ирчей напал на занятых строительством нолдор. Дозорные успели подать сигнал тревоги, так что тварям не удалось застать эльфов врасплох. Однако и времени облачиться в доспехи не было. Схватив оружие, эльдар остановили орков, не дав им пройти южнее — во временный лагерь.
— Странно, что их так мало, — сказал Маглор, убирая свой меч.
— Думаете…
Тот поморщился и укоризненно взглянул.
— Считаешь, что еще затаились? — принялся рассуждать Вайвион, друг и командир ударного отряда нолдор. — Но где?
Он указал на равнину, что простиралась перед ними:
— Твари не могут так укрываться в траве, а больших валунов или рощ севернее нет, мы же вместе проверяли.
Макалаурэ кивнул:
— Теперь не только дозорные будут охранять остальных эльдар. Как думаешь, пятнадцати воинов хватит?
— Немного. Но и незаметно не подкрадутся ирчи, — поразмыслив, ответил Вайвион. — А будут отстроены башни и стена, что перекроет проход, так вообще оставим лишь дозорных на стенах.
— И разведчиков, — напомнил Макалаурэ. — Нам нельзя полагаться лишь на прочность камней.
— Согласен с тобой. А что если…
— Тихо! — оборвал его Канафинвэ.
Оба прислушались. Где-то на западе вздрагивала равнина.
— Что там происходит?
Маглор замер, стараясь уловить вибрации и эмоции земли.
— Бегут. Ирчи, — сообщил он. — Страх. Я чувствую их ужас. Что-то или точнее кто-то гонит их сюда.
На этот раз орков встретила конница Врат. Нолдор буквально сметали несущихся в панике тварей.
— Нескольких взять живьем! — прокричал Макалаурэ, желая узнать причину такого поведения порождений Моргота.
Приказ был выполнен — два раненых ирча дожидались своей участи, трясясь от страха. Они не понимали квенья, не знаком им был и синдарин, однако Канафинвэ помнил некоторые слова мерзкого наречия, что использовали в Ангамандо. Майтимо долго отказывался учить ему брата, но согласившись с необходимостью таких знаний, поведал все, что знал сам.
Говорить было омерзительно, словно приходилось пить болотную жижу, но Маглор продолжал настаивать на своем, требуя, чтобы орки сообщили, от кого неслись в таком ужасе и куда.
— Белое Пламя. Боль. Смерть. Бежать, — прохрипел один из ирчей.
— Рыжий. Высокий. Жуть, — вторил ему другой.
— Вот как, — подумал Кано, — испугались брата, над которым столько лет издевались. Нет пощады!
Рука непроизвольно дернулась к мечу при мысли о том, что такие же, как эти, твари делали со старшим.
Однако разум победил.
— Ты так боишься хозяина, своего господина, даже не побежал назад… Что помешало вернуться к нему?
— Нельзя! Гнев. Боль. Нет еда. Темно. Работа, — орк подозрительно задергался, словно судорога прошла по его телу.
— Лорд, что это с ним? — спросил стоявший все время рядом Вайвион.
— Не знаю. Его раны незначительны, — ответил Макалаурэ, за размышлениями не заметив даже, что друг опять принялся за старое.
— Расскажи теперь про крепость господина. Все, что знаешь, — решив получить ценную информацию, спросил Маглор.
— Стена. Ворота, — большего сказать орк не успел, забившись в конвульсиях. Второй лишь прохрипел: «Хозяин» и обмяк.
— Моринготто, — зло выплюнул слова Вайвион.
— И это предусмотрел, — согласился с другом Маглор.
* * *
— Ясного утра, папочка, мамочка, — пропела счастливая Лехтэ, вбегая в дом. — Вот, это вам.
С этими словами она поставила на стол свою недавнюю добычу — видящий камень.
Родители как раз занимались приготовлением завтрака. В распахнутое окно щедро врывалось солнце, и эльдиэ, раскинув руки, довольно зажмурилась, поставляя лицо его лучам.
— Значит, у тебя все-таки получилось, — ответил Ильмон и с улыбкой потрепал дочь по голове. — Поздравляю.
— Спасибо, атто!
Она облизала палец и сунула его в вазочку с прозрачным яблочным вареньем.
— М-м-м, как вкусно, — прокомментировала она.
— Лучше сядь и поешь нормально! — одернула ее леди Линдэ.
— Это уж непременно!
Из них двоих именно аммэ была поборницей приличных манер, атар же охотно прощал дочери маленькие причуды: хочет бегать в штанах — пускай, нравится лазать вслед за ним по стройкам, изучая эту нелегкую науку — что ж, он весьма охотно обучит младшенькую.
Лехтэ проворно ополоснула руки и уселась за стол в ожидании завтрака. Жизнь начинала уверенно входить в привычную колею. Вот только мужа не хватало. Все казалось — сейчас откроется дверь, и Атаринкэ войдет широким шагом, позовет на какую-нибудь прогулку, как это часто бывало вскоре после их знакомства. Здесь. В этом самом доме.
Воспоминания нахлынули вдруг остро и бурно, но вызвали не приступ тоски или боли, а только счастливую, умиротворенную улыбку.
— А это что? — спросила вдруг аммэ, указывая на висевший на шее кулон.
— Прощальный подарок мужа, — пояснила она охотно и принялась рассказывать.
Линдэ некоторое время задумчиво рассматривала ландыш, а потом сказала:
— Что ж, раз так, то отправляйся, куда тебя зовет сердце.
Лехтэ посмотрела вопросительно на отца, и тот в ответ, пожав плечами, кивнул.
«Выходит, мамуля до сих пор была против поездки в Эндорэ, — поняла нолдиэ. — Но вслух, правда, ничего не говорила. Ох уж эта загадочная ваниарская натура — не всегда и поймешь ее. Наверное, аммэ думала, что муж меня не любит больше, а, значит, и делать мне там нечего. А вот отговаривать меня ей, наверное, отец запретил».
Решив не гадать зря, она просто послала ему осанвэ:
«Спасибо, атто».
На что получила ответ:
«Да не за что, малыш. Плыви себе спокойно. У нас-то тут точно все будет хорошо».
* * *
Куруфин зевнул и неприязненно посмотрел на недавно сколоченную кровать. Спать хотелось сильно, однако в последнее время ночи не радовали Искусника. Нет, ни твари Моргота, ни дикие звери не нарушали покой нолдор в Химладе. Дозорные исправно несли службу, охраняя лагерь, да и временные укрепления не позволили бы оркам беспрепятственно ворваться под покровом темноты.
Сны. Именно они были причиной, по которой Куруфинвэ предпочитал засиживаться за расчетами и чертежами допоздна. Каждую ночь Ирмо посылал ему видения, разные, но всегда странные, запутанные и горькие. Неизменным в них оставалось одно — Лехтэ. Она то замерзала в занесенном снегом Тирионе, то тонула в море среди обломков корабля. Однажды даже вновь вышла замуж за какого-то телеро и родила ему сына и дочку.
На утро после таких снов Куруфин был разбит и подавлен, и только полностью погрузившись в работу, он забывал о своих кошмарах. Пока не приближалась ночь.
Неспешно раздевшись, Искусник откинул одеяло и, вздохнув, лег. Усталость взяла свое, и он мгновенно уснул, лишь голова коснулась подушки.
//Куруфинвэ стоял на берегу озера. Когда-то он действительно там бывал. Давно. В благие дни, озаренные дивным светом. Сейчас же над зеркальной гладью висела луна, серебря воду, деревья и самого Искусника. Тихий плеск волн и блики Исиля завораживали — ему не хотелось покидать это место. Повинуясь какому-то внутреннему чутью, Куруфин подставил ладонь холодному свету, и тот же миг лучи причудливо переплелись, искрясь и сверкая. Дивная птица сидела на руке Искусника и глядя ему в глаза, видела фэа нолдо, все его тревоги и радости, все заботы и горести, всю любовь, что несмотря на расставание и расстояние продолжала жить.
Создание света встрепенулось и расправило крылья, готовясь улететь. Куруфин сжал пальцы, не желая отпускать птицу. Чуть склонив голову на бок, она протяжно запела. Знакомые ноты слышались в этом плаче, словно его душа рыдала и билась в оковах. Резкая боль пронзила сердце, рука дрогнула, и ладонь раскрылась, выпуская поблекшую от тоски птицу. Ярко сверкнули ее перья, лишь обрела она свободу. Куруфинвэ чувствовал все, что ощущала она, и видел мир ее глазами. Он так и остался стоять на берегу озера, а крылатое создание тем временем опустилось на ветку дерева, что росло у окна небольшого домика в Тирионе, заглянуло сквозь него внутрь и, довольное, принялось неотрывно смотреть на спящую нолдиэ, лучась от счастья.//
* * *
Так сладко и безмятежно Лехтэ не спала, наверное, уже давно. Ей снилась аммэ, что пела колыбельную, украшенный цветущими деревьями сад, серебряный свет Тельпериона. Она не хотела закрывать глазки, и мама не стала настаивать. Они танцевали вместе, взявшись за руки, и малышка Тэльмиэль счастливо смеялась, радуясь жизни. Звенели колокольчики где-то вдали. Она никак не могла понять, где именно, но нежная мелодия от этого не становилась менее чистой и жизнерадостной. Танец кончился, и Тэльмиэль побежала и, присев на корточки, дунула со всей силы на белую головку одуванчика. Пушинки поднимались и поднимались, подхваченные ласковым ветерком, и вдруг оказались так высоко, как, должно быть, парят птицы. Малышка летала вместе с ними, ловила руками, танцевала в мягких одуванчиковых облаках и махала почему-то тоже не спящим ласточкам.
Вдруг они начали опускаться, но не в сад, а к окну. И неожиданно, уже присев на подоконник, Лехтэ заметила, что там, внутри, спит она-другая, взрослая. Малышка заглянула с любопытством в комнату. Ей очень захотелось узнать, как же она будет выглядеть, когда вырастет.
На ветку дерева, что качалась рядом с нею, села какая-то незнакомая птица. Необычная, белая, почти прозрачная, она буквально светилась, чем-то напоминая Тельперион. От нее исходили тепло и любовь, поэтому маленькая эльфийка, поразмыслив, не стала звать маму. Им же с той, второй, Лехтэ не грозила опасность. Наоборот, хотелось обнять, погладить и никогда не отпускать это дивное создание.
Спящая нолдиэ пошевелилась, заворочалась и, словно почувствовав чье-то незримое присутствие, проснулась, резко вскочив на постели.
— Странно, — пробормотала она и недоуменно потерла лоб.
Ощущение, что кто-то был за окном, казалось почти реальным. Лехтэ даже проверила, но, само собой, никого не обнаружила.
Занималась заря, и Тэльмиэль, широко зевнув, встала и оделась. Пора было, пожалуй, начинать день и, ради разнообразия, самой приготовить родителям завтрак. А еще стоило сходить в их с мужем тирионский дом и решить вопрос с драгоценностями. Как же хотелось взять с собой их все, хранящие любовь Атаринкэ и ее теплые воспоминания! Но вряд ли такое решение можно было бы назвать разумным.
На столике у зеркала стоял еще один ящичек с украшениями, привезенными из Форменоссэ. Лехтэ не смогла оставить их там, где побывал Враг. Подняв крышку, она несколько минут любовалась ими, но решила не трогать, не брать в руки, не касаться.
Спустившись вниз, она разожгла очаг и принялась делать блинчики.
«Пора уже, наверное, узнать у Арафинвэ о результатах», — подумала она, разливая тесто по сковородам.
Сейчас пока еще было рано, но на обратном пути можно будет заглянуть во дворец.
Позавтракав с аппетитом, она оставила родителям целую гору румяных блинов, заботливо укрытых, чтобы не остыли и не подсохли. Лехтэ накинула на плечи легкий плащ и выбежала на крыльцо, осторожно притворив за собой дверь.
Птицы уже успели проснуться, и их радостный щебет сопровождал Тэльмэ всю дорогу до дома мужа.
Заметив собственную оговорку, она покачала головой и сама себе задала вопрос:
«А где же тогда твой, скажи-ка?»
И в самом деле — есть жилье родителей, есть построенное Атаринкэ. Но что такое дом, если разобраться? Это не просто четыре стены и крыша над головой, нет. Это место, куда тебе хочется возвращаться.
«Значит, и дома у меня пока нет», — подвела она итог своим размышлениям.
Эта мысль, как ни странно, не огорчила: ей не приходится спать на траве под открытым небом, есть, куда вернуться, и это факт. А свой дом… Может, когда-нибудь потом она его обретет. Или, в крайнем случае, проживет и без оного.
Лехтэ прибавила шаг, потом еще, и, в конце концов, побежала быстро-быстро, стараясь обогнать ветер. Пожалуй, надо будет сразу собрать вещи в дорогу, чтобы потом не возвращаться. Влетев в садик, она огляделась и, убедившись, что не ошиблась случайно, вошла.
* * *
— Что решил? Сразу отправишься, куда… тебе посоветовали, или же вместе строим крепость Ресто? — спросил Финрод, глядя на Сирион, мерно кативший свои воды.
Было ясно, но прохладно, от реки веяло свежестью и совсем немного тянуло тиной, что скопилась у заросших осокой берегов.
— Я умею держать слово, — немного обиделся Турукано. — Обещал помочь, значит, так и сделаю. Но потом, как будут готовы укрепления, сразу же покину вас.
Финдарато кивнул:
— Ириссэ?
— Что? — не понял Тургон.
— Она знает о твоих планах?
— Частично, — поморщился нолофинвион. — Не разделяет она мое желание укрыться. Но и бросить ее не готов.
— Идти дальше с Артанис ей было нельзя, оставаться здесь — неинтересно. Куда она рвется-то? — решил уточнить Артафиндэ.
— В новые земли, — проворчал Тургон. — А также в Химлад.
Голос кузена не понравился Финроду, злость и досаду слышал он в нем.
— Прекрати, пожалуйста, — спокойно сказал он. — Твоя сестра всегда была дружна с ними. И если горе затмило твой разум, то не настраивай и ее против родичей. Не на них следует обратить свой гнев.
— Что-то ты разговорчивее стал, как Артанис попрощалась и продолжила свой путь в Дориат, — раздраженно заявил Турукано. — При сестре ты был тих и во всем со мной соглашался…
— Турьо! Нарываешься, — рявкнул Финрод. — Или тебе не хватает ссоры, а то и драки? Не на ком сорваться?
Турукано хотел возразить, но заведенный Финдарато не унимался.
— На плоты! Шестом поработай, а не языком, камни потаскай, а не с чертежами сиди!
Наконец он выдохся, сам удивившись вспышке своего гнева. Всегда рассудительный и сдержанный, он не смог обуздать свои эмоции, ощущая за каждым недобрым в отношении родичей словом и даже мыслью кузена хохот Врага.
«Раздор — вот что может сгубить нолдор, — подумал он. — А, значит, нельзя допустить подобное. Раз поверили на берегах Митрим — стоит доверять и сейчас».
Турукано незамедлительно ушел, решив заняться расчисткой, а после и разметкой территории, на которой предстояло построить крепость. Он переправился на плоту, захватив с собой инструменты и мешки с провиантом для уже работавших там нолдор.
Основной лагерь пока был разбит на берегу, остров еще только предстояло сделать обжитым. До самого вечера Тургон не видел Финдарато, который, по-видимому, так и не пересек реку, предпочтя найти себе занятие подальше от него. Ородрет же старался не попадаться кузену на глаза, увидев в каком настроении и как тот корчует пни. Самый робкий из братьев, Артаресто решил подготовить места для отдыха занятым стройкой нолдор. Верные оценили такой ход своего лорда и были даже благодарны, потому как возвращаться в лагерь хотелось не всем.
* * *
Косуля стремительно убегала, однако ускользнуть от всадницы ей было не суждено. Пара метких выстрелов быстро забрала жизнь животного, дав нолдор сытный ужин. Конечно, этой туши на всех не хватило бы, но имелись припасы, да и не одна Ириссэ охотилась в лесах, что росли вдоль Сириона. Как только заканчивались северные скалы и каменистые равнины, начинались тенистые рощи, в которых в изобилии водилась дичь. Туда, на юг, и пролегал каждый день путь отряда охотников, неизменно возглавляемый Аределью.
Вернувшись в лагерь, дева переоделась, ополоснувшись в реке, а затем предпочла немного полежать на берегу, подставляя лучам Анара свое лицо, согреваясь и отдыхая.
Ириссэ понимала, что, будучи дочерью короля, она не имела права ограничивать свои обязанности лишь охотой, но находиться все время при брате было тяжко. Его идеи запереть ее и верных в одному ему известном месте, разорвав любые контакты с родичами, претили ей. Аредель желала познавать новое и самой отомстить Врагу за смерть деда. Она не раз представляла, как Моринготто падет именно от ее стрелы, как рушатся стены его твердыни, как братья и кузены на развалинах высаживают так ненавидимые падшим валой деревья, и она, спустя годы, охотится там, вспоминая свой меткий выстрел.
Вынырнув из мечтаний, Ириссэ вернулась в лагерь, желая найти Финдарато. Дева решила поговорить с кузеном и выяснить, что же произошло той ночью, после которой ее брат и слышать не хотел о других местах, кроме загадочной долины, куда были направлены все его помыслы. Она решительно подошла к шатру кузена, однако он был пуст. Тянуться к Артафиндэ осанвэ нолофинвиэн не захотела, предпочтя немного прогуляться. Поиски не дали результатов, и это могло означать лишь одно — Финрод переправился на остров. Решив все же удостовериться в своих предположениях, Аредель подошла к месту переправы. Верные подтвердили ее догадки, предложив перевезти ее к брату и кузенам, ежели она пожелает. Еле слышно фыркнув, она не стала сообщать им, что сама способна управиться с плотом, а лишь кивком поблагодарила и вернулась к себе в шатер, решив отложить разговор до более подходящего случая.
* * *
Дом, порога которого она не переступала с начала строительства корабля. Ей не хотелось запоминать его таким, каким он был теперь — пустынным и одиноким. Нет, пусть останется в памяти светлым, полным жизни и радости. И чтобы не изменить случайно решения, Лехтэ быстро и, не глядя по сторонам, прошла в спальню.
«Надо будет все же попросить Тара и Россэ заботиться о нем, пока меня нет, — подумала она, и тут же поправила себя, — пока нас нет».
Все, как и прежде, было на своих местах. А в общем-то, куда бы оно могло деться? Врага больше нет в Амане, а гостей здесь она давно не принимала. Открыв одну из шкатулок, Лехтэ взяла диадему. Атаринкэ преподнес ее вскоре после их знакомства. Первый дар зарождающейся любви. Пожалуй, было бы смертельно жалко ее потерять. Ведь кто знает, что может с нею случиться там, куда она направляется? Морская ли буря отправит их корабль на дно, или же в Эндорэ на нее нападут твари Моринготто. Она непроизвольно зябко поежилась, от одной только мысли об этих созданиях тьмы. Она-то сама скорее всего возродится, а украшение и то, что оно хранит в себе, будет потеряно навсегда.
Она даже головой мотнула, отгоняя случайно посетившее видение. И муж, если вдруг им когда-нибудь удастся все-таки помириться, его воспроизвести не сможет — ведь тех чувств, что вложены им в венец, уже больше нет. Первый восторг внезапно нахлынувшего влечения остался в сердце и в памяти, но заново его в венец не вложить.
«Значит, оставлю его в Амане», — наконец решила она.
По тем же мотивам она одно за другим отложила и все прочие украшения. Да, без них будет немного одиноко, словно без какой-то части души, но лучше уж пусть они останутся здесь, в безопасности. И тогда рано или поздно она вернется к ним. Возможно.
Вдруг посетила внезапная, ни на чем не основанная на первый взгляд уверенность, что так будет. Она еще возвратится в Аман. Скорее всего, не скоро, но неизбежно, как морской прилив. Она прижала к груди кольцо с ромашкой, которое только что достала из шкатулки, и улыбнулась.
«А значит, и думать больше не о чем! А впрочем…»
Она посмотрела на подарок, который как раз держала в руках. Он был преподнесен через несколько дней после свадьбы. Потерять его будет сложно, оставить здесь — немного труднее. Лехтэ нежно провела пальцами по лепесткам — каким же теплом и любовью наполнилось ее сердце. Ромашки… Ее любимые цветы. Перед глазами вновь встала та небольшая полянка близ Тириона и любимый, что всего несколько часов назад стал ей мужем. Его руки и взгляд, его глаза и губы, и она счастливая и немного растерянная от переполнявших ее чувств, и ромашки среди которых… Тэльмэ чуть качнула головой, крепко зажмурилась, резко распахнула глаза и надела кольцо на палец.
— Решено! — сама себе объявила она. — Возьму кулон с ландышем, который висит на шее, и там же останется, и его. Взгляд вновь задержался на руке и, повинуясь внезапному порыву, она поцеловала украшение, подумав: «Мельдо, скоро увидимся».
Затем она упаковала в шкатулки прочие драгоценности и решила, что отдаст на хранение родителям. Они сберегут до их с мужем возможного возвращения.
Теперь сборы. Впрочем, по сравнению с драгоценностями это были сущие пустяки. Лехтэ быстро покидала в дорожную сумку разные необходимые мелочи, горсть камней на случай, если понадобится потом что-нибудь выменять, сапоги, три пары штанов и рубашек.
Платьев по зрелом размышлении она решила не брать. Что ей там с ними делать на корабле? Нгилион, этот коварный телеро, скорее всего велит работать, а этим гораздо удобнее заниматься в брюках. Ну, а в Эндорэ ей для скрытного передвижения, чтоб не привлекать ненужного внимания врага, тем более лучше всего ехать в штанах.
Порывшись в гардеробной, нолдиэ вытащила оттуда две куртки мужа и еще котту на всякий случай. Засунула туда же перевязи и два кинжала.
— Все, кажется, ничего не забыла, — пробормотала она, еще раз оглядывая комнату. — А платья только место занимать будут.
Захватив еще один брючный комплект, чтобы сразу надеть его, когда придет время, она подхватила сумки со шкатулками и вышла на улицу.
Теперь путь ее лежал во дворец. Перехватив поудобнее все-таки весьма существенную поклажу, она решительно направилась в сторону площади.
«Ох уж это твое нолдорское упрямство», — частенько говорила ей старшая сестра, золотоволосая Миримэ, когда маленькая Лехтэ в очередной раз лезла туда, где ей, по-хорошему, и вовсе нечего было делать. Младшая же вместе с братом Таром, два нолдо, смеялись в ответ.
Верные у входа во дворец удивились, но на вопрос гостьи с готовностью ответили, что государь уехал из города по важным делам, и сообщили, что он разрешил общаться с ним осанвэ в любое время.
Арафинвэ обрадовался зову, сказав, что и сам собирался ей сообщить, только дел накопилось много. Он поведал, что Ульмо, в конце концов, дал согласие пропустить их корабль в Эндорэ, а потом не препятствовать возвращению телери. Радостный крик Лехтэ слышало, должно быть, пол улицы.
«Благодарю тебя!» — ответила она, и король послал видение, где он и его жена махали ей руками, желая легкой дороги.
Тэльмэ уже приближалась к дому родителей, когда почувствовала серебряный укол осанвэ. Нгилион.
«Привет, эльфенок, — радостно поздоровался телеро. — Чем занимаешься?»
«Несу свои украшения. Отдам на хранение аммэ и атто».
«Давай заканчивай с этим безобразием, — весело фыркнул телеро. — Тебе будет задание».
«Это какое же? — заинтересовалась Лехтэ. — Да, кстати, валар дали вам разрешение вернуться».
«Что, конечно же, радует, — не стал спорить Нгилион. — Но все же лучше перестраховаться. По этой самой причине мы с Сурионом посовещались и решили оставить команду в Альквалондэ. Если не сможем прорваться назад, то пусть только мы. А чтоб управляться с кораблем, возьмем наших жен. Опять же, если стихии нарушат обещание и нам придется остаться в Эндорэ, то хоть не расстанемся».
«А они тоже умеют управлять судном, да?»
«Разумеется. Так что нас будет четверо. И, конечно, ты — пятая».
Лехтэ даже осанвэ услышала, как отчетливо хмыкнул телеро, предвкушая.
«Точно, загоняет», — поняла она, и широко улыбнулась.
А Нгилион продолжил:
«Так что завтра с утра встречай Солмиэль и Фалассэль и проводи их к нам на верфь».
«Слушаюсь, капитан!» — радостно ответила Лехтэ.
— Что это у тебя? — с интересом спросил Ильмон, поднимаясь навстречу дочери.
Лехтэ застала родителей на веранде. Они сидели, любуясь цветущим садом, и о чем-то негромко разговаривали. Взбежав по ступеням, она поставила шкатулки одна за другой на столик и с видимым облегчением вздохнула.
— Это мои украшения, — пояснила нолдиэ. — Все, какие есть. Я бы не хотела везти их с собой в Эндорэ, вдруг что, поэтому прошу вас их для меня сохранить.
Ее отец поднялся с дивана и, подойдя с дочери, по очереди поднял крышки и с любопытством заглянул внутрь.
— Да уж, такой груз ваш скромный кораблик вряд ли выдержит.
Аммэ улыбнулась при этих словах светло и понимающе. Правда, снова предпочла промолчать. Леди Линдэ вообще высказывала свои мысли не слишком часто. Для Лехтэ, по большому счету, так и осталось загадкой, как же умудрились влюбиться друг в друга ее родители — до того они были непохожи. Отец, нолдо, пробудившийся у озера Куивиэнен, но потерявший почти сразу предназначенную ему жену, веселый и жизнелюбивый, и мама — ваниэ, увидевшая свет уже в Валмаре, тихая и задумчивая, словно река на равнине. Нет, сама по себе их история ей была хорошо известна, и все же…
«А впрочем, на то она и любовь. Никому не известны ее законы».
Покончив на этом с бессмысленными размышлениями, Лехтэ снова посмотрела на атто:
— Почему ты думаешь, что не выдержит?
Ильмон рассмеялся:
— А что, вы умудрились построить такое большое судно?
— Хм, — неопределенно промычала она.
— Да и потерять их по какой-нибудь глупой случайности было бы жалко, тут ты права.
— И думать не о чем, — прервала их вдруг всех Линдэ. — Конечно, мы позаботимся о твоих вещах. У моих родителей они будут в полной безопасности.
— Спасибо вам, — от души поблагодарила их дочь и расцеловала каждого по очереди.
* * *
Двух дев из морского народа Лехтэ встретила за чертой Тириона. Солмиэль и Фалассэль, жены Нгилиона и Суриона, ехали со стороны Калакирии.
— Ясного утра! — поздоровалась нолдиэ.
Те в ответ улыбнулись, и одна из них взмахнула рукой в знак приветствия.
Пробудилась Тэльмиэль в тот день рано, еще до света. Оделась, позавтракала плотно и, дождавшись, пока проснутся родители, принялась прощаться.
— Я еще заеду перед отплытием, — пообещала она. — Тогда и с Таром, и с Миримэ повидаюсь.
— Хорошей дороги, малышка, — ответил отец и, крепко обняв, поцеловал в лоб.
Уходить из родительского дома было тяжело. Вроде и не насовсем пока, а все равно на сердце лежал камень. Осталось ведь всего два шага!
Вскочив на коня, она направилась к окраинам Тириона и тогда уже пустила его быстрее.
За спиной оживал город, впереди занимался рассвет. Свежий ветер бодрил, и Лехтэ, поежившись зябко, плотнее закуталась в плащ. Когда же со стороны Калакирии показались две всадницы, Анар показался над горизонтом, ярко озарив поля и скалы, деревья и травы, трех наездниц и башни Тириона.
После взаимных приветствий они втроем развернули коней и направились в сторону верфи. Завязалась беседа, и нолдиэ принялась рассказывать спутницам, как себя чувствуют и чем занимаются их мужья. На привалах телерэ угощали ее морскими деликатесами, что они захватили в дорогу, и Лехтэ их с удовольствием хвалила.
Глядя на небо, она пыталась угадать, что ее ждет там, по другую сторону пролива. Занятие в общем бессмысленное и даже вредное, ведь, понадеявшись на счастливый исход, будет больнее убедиться в обратном. Безусловно, надежда по-прежнему была, и немалая, однако лучше заранее душу не тревожить, а просто прямо и решительно встретить будущее.
Когда стемнело, они остановились на очередной привал и, позаботившись о конях, отпустили их пастись. Поужинав и попив травяной отвар, улеглись спать, а Лехтэ вдруг подумала, что было бы в самом деле интересно узнать, что же это за птица посетила ее тогда во сне. Она вдруг представила, что держит ее в руках, нашептывая, поведывая о том, что они уже сделали, и о грядущих планах. Уже на границе яви и сна ей привиделся сад, и нолдиэ, держа призрачное создание в руках, все рассказывала ей. Потом, уже, должно быть, пребывая в грезах Ирмо, переоделась, захватила сумки и вскочила на коня. Приехав на верфь, увидела, что их кораблик уже покачивался на волнах, полностью готовый к смелому путешествию. И тогда, убедившись, что команда из двух отважных телерэ и их жен уже погрузилась, широким движением подкинула птицу ввысь, и та полетела, тая в вышине и что-то все крича на прощание. Куда она держала путь, Лехтэ уже, разумеется, не узнала.
Утром нолдиэ проснулась в прекрасном настроении, а к полудню они втроем и в самом деле приехали на верфь.
* * *
Водопад переливался, искрился и грохотал, приветствуя мощным ревом потоков новый день. Карантир замер, любуясь дивным зрелищем — над водой одна над другой красовались три радуги.
— Добрый знак, — решил Морьо и посмотрел на озеро. Анар, еще поднимавшийся по небосклону, золотил его воды, приятно согревал лицо лорда.
Он любил приходить один на берег, неизменно утром, желая таким образом настроиться на новый день. Мало кто знал, что суровый и неразговорчивый Морифинвэ может с тихой улыбкой смотреть на многоцветный, яркий и не очень, мир, созданный Единым. Взгляд фэанариона остановился на том месте, где скоро должна была подняться его крепость, его гордость и надежда нолдор, что последовали за ним. Он сам проектировал ее, тщательно рассчитывал и чертил планы.
Карантир еще немного постоял, глядя, как лучи Анара скользят по камням стен, что уже возвышались на берегу, и отправился во временный лагерь, служивший сейчас домом. Он не хотел признаваться даже себе, но все же сильно скучал по братьям. Ему порой не хватало ехидных комментариев Искусника или задорного смеха Тьелкормо. «Как они там, в Химладе? Уже завершили работы или еще нет?» — размышлял он, приближаясь к стройке.
Как только Карантир вернулся в лагерь, двое верных тут же доложили ему об удачной охоте и пополнении припасов. Кивнув, он принялся заниматься подсчетами. Выходило неплохо — продовольствием нолдор обеспечены. Однако требовалось добывать больше камня для возведения крепости, а, значит, сократить число охотников. Кроме того, следовало организовать посадку овощей. Сам он никогда не занимался подобным, легко находя все необходимое в садах Тириона или Йаванны. Здесь же приходилось рассчитывать лишь на свои собственные силы и верных помощников.
Дверь его маленького деревянного домика отворилась, Лантириэль поприветствовала своего лорда.
— Ты по делу? — как-то не очень вежливо начал разговор Карантир.
— Простите, что отвлекаю, лорд… — начала дева.
— Прекрати! — сорвался он и тут же добавил. — Это я должен извиниться за собственную неучтивость.
— Что-то стряслось? — синдэ быстро взглянула ему в глаза, однако тут же опустила взгляд.
— Нет, — немного задумчиво протянул Морьо. — Нет. Все хорошо.
— Тогда что тебя печалит?
Ответа не последовало. Карнистир и сам не мог сказать, отчего порой ему так тревожно, что именно вызывает у него сильную грусть одновременно с почти неконтролируемым желанием единолично взять штурмом Ангамандо.
— Морьо, — тихо произнесла синдэ.
Карнистир вздрогнул и улыбнулся. Лантириэль первый раз решилась позвать его на квенья.
— Я правильно произнесла? — тут же спохватилась она.
— Все верно, — ответил он. — Но если тебе неприятно, не надо, не заставляй себя. Ланти…
Продолжения фразы не последовало, однако Карантир подошел ближе и осторожно взял ее ладошку в свои руки. Пальцы девы чуть дрогнули.
— Еще болит? — обеспокоенно спросил он, осторожно погладив ярко-розовую полоску, что пересекала руку синдэ.
— Н-нет, уже не беспокоит, — быстро ответила Лантириэль. — Благодарю за беспокойство, лорд.
Удивившись, Морьо отступил на шаг, чем и воспользовалась Лантириэль, легко выдернув свою ладонь.
— Простите, что отвлекла вас от дел. Я должна сообщить, что целебные травы, посаженные мной на отведенном месте, хорошо прижились и принялись в рост. Также в близлежащих лесах мною примечены полезные растения и нанесены на специальную карту.
Она протянула свиток, добавив:
— У меня есть ее копия.
— Ланти, — непонимающе взглянул на нее Морьо.
— Что-то еще?
— Нет. Можешь идти, — резко ответил он, и как-только дверь за девой закрылась, со злостью врезал кулаком по столу. И вновь его мысли потянулись к северной твердыне Врага, заставляя кровь гневно вскипать, отдаваясь в висках и ушах эхом Клятвы.
* * *
— Привет, эльфенок! — бодро помахал рукой Нгилион, спрыгивая на песок.
— Рада видеть вас обоих, — ответила Лехтэ и отошла в сторонку, чтобы не мешать встрече супругов.
Корабль стоял на стапелях, уже почти готовый. Белоснежный, изящный, в самом деле напоминающий птицу. И это было делом и ее рук тоже!
Лехтэ подошла и погладила его по обшивке. Тот отозвался теплом, и нолдиэ улыбнулась мечтательно.
Над костром висел котелок, в котором что-то крайне аппетитно булькало. Подойдя, она заглянула внутрь и обнаружила там кашу. Но не простую, а пахнущую чем-то совершенно невероятным. Морским!
— Кажется, такого мне еще пробовать не приходилось, — прокомментировала нолдиэ и, обернувшись к друзьям, спросила: — Ну как, мне еще работа осталась?
— А как же, — ответил Сурион. — Не переживай, эльфенок, найдем, чем тебя озадачить.
Кажется, манеру обращения он подхватил от Нгилиона. Да Лехтэ, в общем, нисколько не возражала. По большому счету, оба были много старше ее и годились молодой эльдиэ в отцы.
Они уселись и наконец с аппетитом пообедали. После же и в самом деле началось веселье: все впятером, включая только что приехавших дев, принялись натягивать оснастку. Конечно, за один день со столь сложным делом они не управились, поэтому продолжили на следующий, сразу после рассвета.
* * *
— Когда собираешься отправиться на юг, йондо? — спросил Финголфин, прислонившись к дереву, что росло на самом краю обрыва.
Отвесная скала почти не имела уступов, делая подъем невозможным. Именно здесь и было решено заложить крепость, чьи окна будут обращены не только на восток, где вдалеке, почти на горизонте зеленели сосны Дортониона, но и на север, где за яркими травами Ард-Галена уродливым пятном нависала громада Ангамандо.
— Прогоняешь? — в шутку ответил Финдекано. — Или это приказ?
Нолофинвэ внимательно посмотрел на сына, удивившись такому ответу.
— Не говори глупостей, Финьо, — наконец произнес он. — Но ты же сам решил обустроить земли к югу от Хиссиломэ.
— Успеется, атто, — уже серьезно проговорил Фингон. — Надо быстрее возвести укрепления здесь. Аракано, конечно, помогает, но все же он больше занят охраной границ.
— Да, ему трудно долго оставаться на одном месте, — проговорил нолдоран. — Но согласись, дозорный из него отличный.
— Кто же спорит! Как он тогда обнаружил вражеский отряд, что хотел тайно пересечь Ард-Гален, прячась в клубах едкого дыма и тумана, что выполз с севера и долго не желал рассеиваться, удерживаемый не иначе как злой волей Моргота.
Финголфин вздрогнул, вспомнив, как верные доложили ему об исчезновении сына и еще нескольких эльдар. Тогда он сам чуть не пропал в том смоге, но был вовремя удержан Финдекано, напомнившим, что он теперь отвечает за всех нолдор в Эндорэ. Правда это не помешало Фингону потом самому ринуться за братом. В результате того сражения, что шло почти вслепую, эльдар разгромили немалый отряд ирчей, не позволив тем помешать возведению крепости. Но не все эльфы вернулись тогда в лагерь, и эти, пусть и незначительные, потери еще одним шрамом легли на сердце Нолофинвэ и его сыновей.
— Так что, атар, позволь остаться с тобой, пока гордая Барад-Эйтель не возвысится здесь, среди скал и деревьев, что, как и мы, одним своим существованием напоминают Врагу о неминуемой расплате за содеянное!
— Я рад, сын, правда рад, что ты остаешься, — ответил Нолофинвэ и обнял Финдекано за плечи. — Мы отомстим за отца, короля Финвэ, за утерянный и украденный свет, за бра… за всех погибших по его вине нолдор!
— Мы выстоим. Я в это верю.
И как знак, что, возможно, послал им сам Единый, в плотных облаках образовалась прореха, и луч света вырвался из невольного плена, ярко сверкнув в косах Финдекано.
* * *
Настал день, когда корабль, уже полностью готовый к отплытию, был спущен на воду. После короткого совещания было решено назвать его «Lossambar» — «Роза мира».
— Что ж, теперь с подготовкой как будто покончено, — сказал Нгилион, с легкой грустью взирая на аманский берег. Словно прямо сейчас собрался попрощаться с ним. — Отправляйся в Тирион, мы будем ждать тебя здесь.
Лехтэ хотела что-то ответить, но так и не смогла, лишь просто кивнула: слова отчего-то не хотели покидать горло.
Был поздний вечер, и она решила не откладывать сборы, чтобы прямо с утра и пуститься в путь.
Дорога была уже привычна. Все те же поля, много раз виденные за последние дни и месяцы. Казалось, так много времени прошло — должно быть, несколько лет! А на самом деле всего… почти ничего.
Она всматривалась в горизонт, боясь увидеть Тирион. Было отчего-то страшно подумать, что она его больше никогда не увидит. Или, по крайней мере, еще очень долго.
«Если, конечно, смогу остаться в живых. В противном случае поездка станет весьма короткой».
Глядя по ночам на небо, она пыталась запомнить, как оно выглядит. Отчего-то казалось, что там, в Эндорэ, оно совершенно другое, хотя вроде бы понимала, что это совершенно не так.
Город постепенно рос перед глазами, и, пересеча невидимую границу, она спрыгнула с коня и пошла пешком. Дома, фонтаны, мостовые — все казалось сейчас миражом, призраком из сна. Пройдет совсем немного времени, она пробудится — и все исчезнет, словно и не было никогда.
Закрыв глаза, она толкнула калитку, ведущую в родительский сад. Поселившаяся в сердце тоска никак не хотела проходить. Родители спустились с веранды и по очереди молча обняли дочь. Лехтэ поцеловала их, стиснув в объятиях настолько крепко, насколько хватало сил, и плечи ее дрогнули. Расставаться оказалось куда тяжелее, чем она могла представить.
— До свидания, — прошептала она.
— Хорошего пути, дочка, — ответил Ильмон и еще раз крепко ее расцеловал.
Они еще немного помолчали втроем, а потом Лехтэ развернулась и вышла за ворота. Теперь на очереди была сестра Миримэ.
Странно — с братом они всегда были настоящими друзьями, а Мири, самая старшая из них, казалось младшей неким дивным созданием, которым можно только восхищаться и любоваться. Может быть, именно поэтому они так и не подружились по-настоящему? Ну и, разумеется, разница в более чем триста лет сыграла роль.
Однако это, конечно, не значило, что теперь Лехтэ расставалась с ней с легким сердцем. Переступив порог дома, она поздоровалась с ее мужем и старшим сыном. Те, поприветствовав родственницу, пожелали ей доброго пути и сразу удалились.
— Уже отправляешься? — спросила сестра, входя.
— Да, — тяжело вздохнула младшая.
Некоторое время Мири молчала, а потом серьезно заговорила:
— Мне кажется, что мы еще так или иначе увидимся, и не только по палантиру, поэтому я не буду прощаться навсегда. И что-то мне подсказывает, что путь будет успешным.
— Да, дедушка Нольвэ говорил, что на это есть шанс, — подтвердила Лехтэ.
Миримэ кивнула:
— Ему можно верить. Поэтому вместо слов печали я тебе дам вот это.
Она протянула свернутый в рулон пергамент, и младшая с любопытством взяла его в руки.
— Думаю, тебе пригодится, когда ты доберешься так или иначе до своей цели. Ибо, зная тебя, могу предположить, что ты не взяла решительно ничего, что может понадобиться леди.
Младшая с любопытством повертела свиток в руках, но раскрывать не стала. Так ведь интересней! Узнает на месте, когда придет время.
Решительно запихав подарок поглубже в сумку, она снова посмотрела на старшую:
— Ну что, до свидания?
— До встречи, сестренка, — пожелала ей та. — Береги себя.
Они сердечно обнялись, и Лехтэ вышла, отправившись теперь уже к Тару.
— Только не говори, что собралась проделать весь путь до верфи пешком, — заявил ей он, выходя навстречу.
— Почему ты так решил? — полюбопытствовала она.
— Потому что тебе куда-то надо деть твоего коня.
Тэльмиэль озадаченно оглянулась на скакуна.
— И то верно, — пробормотала она.
— Так что давай-ка я тебя провожу, сестреныш, — решительно закончил он.
Разумеется, сопротивляться у нее и в мыслях не было. Чья компания могла оказаться более приятной, да еще в такой ситуации? Пока брат готовил себе лошадь, она простилась с его женой Россэ и с племянниками.
Уже вдвоем они вновь вернулись в дом к родителям, и Лехтэ долго-долго сидела рядом с ними, слушая загадочную тишину сада. Брат стоял, подпирая плечом один из столбов, и тоже молча хмурился. Наконец, обняв родных второй раз, она расцеловала их, с трудом удерживая слезы, и отправилась в путь.
Обратная дорога прошла в гнетущем молчании, только присутствие Тара скрашивало беспросветную тоску.
— Уезжать всегда тяжело, — сказал он. — И неважно, расстаешься ты на некоторое время или навсегда. Я надеюсь, что у тебя все будет хорошо, но если что — просто помни, что мы любим тебя, что бы ни случилось.
— Спасибо тебе, — с благодарностью в голосе откликнулась Лехтэ.
Она слушала голоса ручьев и речушек, вдыхала ароматы трав. Было почти невозможно поверить, что видит это все в последний раз. Можно ли было представить когда-нибудь, что так будет?
* * *
Инструмент неожиданно выпал из рук, звонко стукнув о пол, эхом прокатившись по мастерской.
— Мои дети… мои сыновья… что же… как же… — Нерданэль, словно очнувшись ото сна, подхватилась и выбежала, хлопнув дверью. Она плохо понимала, куда несут ее ноги, но точно знала, что должна спешить.
— Дочка, ты куда? — охнул Махтан, когда та пробежала мимо него.
Ответа не последовало — нолдиэ уже была на улице.
На ее счастье, навстречу ехал всадник.
— Прошу, помогите, — прошептала Нерданэль. В ее глазах полыхало пламя и отчаянье.
— Чем? Что случилось, леди?
— Коня. Мне нужно к морю, — произнесла Мудрая. — Я слышала… Да, точно, не в Гаванях… Пожалуйста…
Нолдо спешился, собираясь помочь ей запрыгнуть на его лошадь, но жена Фэанаро уже оттолкнулась от земли и оседлала скакуна.
— Я отпущу его потом! — донеслось до растерянного нолдо, замершего посреди улицы.
— Куда она направилась? — голос рыжего кузнеца прозвучал весьма неожиданно.
— Не знаю, — печально ответил эльда. — Ваша дочь ничего не сказала. Она очень спешила. К морю. Зачем-то…
— Неужели успеет? — подумал Махтан, кивнул на прощание и вернулся в дом.
* * *
Прощались на берегу. Лехтэ переоделась в те самые штаны и рубашку, что приготовила себе заранее, и, заплетя волосы, уложила их вокруг головы венцом, чтобы не мешали работать. Взбежав по сходням, она закинула сумки на корму, где ей была выделена одна из трех кают, затем вернулась и долго-долго стояла, глядя брату в глаза.
— Я буду связываться с вами по палантиру, что хранится у родителей, — сказала она ему.
— Хорошо, — ответил тот. — До свиданья, сестреныш. И не грусти — все непременно будет хорошо. Вот увидишь. Мы с тобой нолдор, а, значит, сильные.
Она крепко, до хруста в руках, обняла Тара, и тот ответил ей не менее горячо и искренне.
— Мне пора, — прошептала она.
— Тогда беги, — ответил он. — Зачем оттягивать неизбежное? Потом будет только больнее.
Они еще раз обнялись крепко, и Лехтэ, поднявшись на корабль, остановилась у бортика и стала махать Тарменэлю обеими руками.
— Все будет хорошо, малыш! — повторил он ей. — До свиданья!
— До свиданья, брат!
Корабль чуть заметно вздрогнул, и Нгилион закричал:
— Ну что, эльфенок, давай, принимайся за дело! Поднять якоря!
* * *
Нерданэль летела. Мощные мышцы коня работали на пределе, повинуясь воле нолдиэ. Мысль пульсом билась в висках: «Успеть! Успеть!» И они неслись вперед. Однако вечно эта скачка продолжаться не могла, ее сменяла рысь, а затем и шаг. Безусловно Нерданэль смиряла себя, давая отдых им обоим.
На одном из недолгих привалов, она потянулась осанвэ в невестке. Безрезультатно! Нерданэль повторила попытку, но сил не хватило, и нолдиэ устало опустилась на траву.
— Почему так? Что за насмешка? Если не дано уже обнять мужа, то неужели нельзя увидеть сыновей? За что, Единый?
Она вскочила на ноги, полная решимости все же уплыть в Эндорэ вместе с женой Атаринкэ.
Нерданэль не знала, что в это же время из Валмара к морю, а точнее к небольшой верфи, скакали две всадницы.
— Не успеем. Слишком долго ты тянула с отправлением, — произнесла темноволосая, когда их кони пошли рысью.
— Ты же знаешь, я не могла поступить иначе. Отец бы запер меня, узнав, на что я решилась, — ответила ехавшая рядом ваниэ.
К опустевшей верфи все три всадницы выехали одновременно и замерли, неотрывно глядя на удаляющийся корабль.
— Верни их! — простонала Нерданэль, обращаясь то ли к двум другим эльдиэр, то ли к валар.
— Не выходит, — недоуменно произнесла Амариэ. — Мне не дотянуться до Лехтэ.
— И мне никак, — тихо согласилась с ней Анайрэ. — Словно стена или иная преграда.
Жена Фэанаро опустилась на песок, впившись в море невидящим взглядом.
— Для эльдар боле нет пути на восток! — неожиданно прогремел голос, заставив вздрогнуть Анайрэ, а Амариэ замереть в шаге от Нерданэли, которую она собиралась утешить.
— Пробудились! Стихии проснулись! — воскликнула ваниэ. — Мы сможем попросить…
— Ты же слышала, — ответила Анайрэ. — Нет дороги. О чем с ними говорить? Что мы услышим?
— Новые проклятья, — тихо отозвалась Мудрая.
Тишину нарушал лишь мерный плеск волн, да редкие пронзительные крики чаек.
— Это расставание не навечно, — неожиданно и тихо произнесла Амариэ. — Я чувствую… нет, знаю, мы еще обнимем любимых, а вы — своих детей.
— Но мой муж… ты же знаешь, — еле слышно и немного хрипло произнесла Нерданэль.
Ваниэ чуть закатила глаза и начала говорить:
— Двери во тьму откроет один и шагнет без света за тот порог. Та, что с фэа его соединена, сможет проникнуть в мрачный чертог. Светлый посланник примет дар от наследника, но не сына. Новая звезда взойдет как знак его возвращения!
Очнулась Амариэ в тени кустов жасмина, заботливо укрытая плащом. Обе нолдиэ были рядом и каждая думала о только что услышанных словах. И если Анайрэ не сомневалась, что речь в них шла о старшем сыне Финвэ, то Нерданэль беспрерывно произносила: «Наследник, но не сын…» Она резко замолчала, когда ваниэ распахнула глаза и попыталась сесть.
— Что произошло? — спросила она.
— Ты ничего не помнишь? — удивилась Анайрэ. — Смотри.
И она потянулась осанвэ.
Амариэ долго молчала.
— Не знаю, что и сказать…
— Да ты и так многое… наговорила, — ласково ответила ей жена Нолофинвэ. — Отдыхай. До Тириона ближе, вернемся вместе.
— Тьелпэ! — вскрикнула Нерданэль.
— Что? — одновременно отозвались Амариэ и Анайрэ. — Где?
— Наследник, но не сын. Это про него. Я знаю. Уверена. Мой внук найдет решение.
Анайрэ улыбнулась и кивнула.
— Обязательно, — а про себя подумала, — как хорошо, что она не пытается понять, кто из ее детей шагнет во тьму и как.
* * *
Уже несколько ночей Куруфин спал спокойно. Кошмары отступили, вместо них он часто видел картины прошлого, делавшие сны приятными и радостными, а пробуждение — горьким и тяжелым.
Он улыбался, лежа под деревом, плотно завернувшись в походный плащ. Звезды еще ярко светили, хотя на востоке уже начало светлеть.
Искусник спал, но смотрел на это небо, небо Эндорэ, а не Амана. Он даже видел себя, лежащего рядом с верными, что отправились в глубь земель, исследовать, какие минералы и строительные материалы можно найти на просторах Химлада. Удивления не было — Куруфин знал, чувствовал, что не просто сон он увидит сегодня. Неожиданно знакомая мелодия поманила его прочь от лагеря, только где он слышал ее вспомнить не удавалось. Однако противостоять ее зову он не мог, да и не хотел. Прекрасная, немного грустная и щемящая, она влекла за собой, заставляя фэа тянуться к свету. Серебристому, яркому и чистому, что сидел на ветке и пел. Знакомая птица из прежних снов легко вспорхнула на плечо Куруфину. Тот осторожно погладил дивное создание и, повинуясь внутреннему порыву, осторожно взял в руки и прижал к груди.
Мелодия в тот же миг взорвалась радостным аккордом, а птица, вспыхнув, серебряным светом впиталась в державшего ее Искусника.
Куруфин резко распахнул глаза. Нет, не тревога или надвигавшаяся опасность пробудили его. Он чувствовал во сне свою любимую, будто она была рядом, здесь, с ним, и наяву это ощущение не исчезло.
— Мелиссэ, неужели? — спросил он утренний туман вслух. Ничего он не ответил, но в груди все ярче разгоралось серебряное сияние, уверяя, что скоро, что нужно лишь немного подождать.
— Люблю тебя, — тихо прошептал он, глядя на еще горящие на западе звезды.
— Приветствуем вас, леди! — синдар вежливо склонили головы, встречая золотоволосую родственницу своего короля. — Эрухини всегда помогут попавшим в беду.
Артанис сделала вид, что последняя фраза прозвучала для нее вопросом.
— О, конечно, не беспокойтесь. Я и мои верные сделаем все, что в наших силах, — серьезно и доброжелательно произнесла Нервен. — Мы обязательно поможем жителям Дориата.
Стражи границ замерли, несколько растерянно глядя на гостью из Заморья, пытаясь понять, верно ли они услышали ее, или же дева еще недостаточно хорошо овладела их языком и оттого допустила ошибки.
Молчание затягивалось.
— Помощь нужна лично вам? — наконец звонким голосом спросила дочь Арафинвэ.
— Нет, госпожа, благодарю. У меня и моего отряда все хорошо, — ответил синда, с долей понимания глядя на Нервен. — Позвольте представиться, я Белег, командир приграничной стражи. Точнее одного из отрядов.
— Артанис Арафинвиэн, — произнесла дева, хотя и не сомневалась, что ее имя уже известно собеседнику.
Несколько синдар должны были сопроводить гостей в Менегрот, где им предстояло провести некоторое время в качестве гостей и, разумеется, наблюдателей. Нервен ни на минуту не забывала, ради чего отказалась от своих земель в Эндорэ. Однако не только чувство долга руководило ею — деве хотелось справиться с, казалось бы, непосильной задачей. Во всяком случае Ангарато именно так назвал ее затею сделать Тингола настоящим союзником нолдор в борьбе с силами Моргота.
Путь до дворца был неблизким, и за это время Артанис успела понять, что сколь бы то ни было серьезной армией Дориат не располагает, всецело положившись на защитную магию Мелиан, которую они, как и ее супруга, чтят сильнее, чем ваниар валар. А еще ей очень хотелось поскорее увидеть ту, что иначе как прекраснейшей из детей Эру и не называли. Все без исключения синдар, что встречались им по пути и какое-то время следовавшие вместе с отрядом, говорили о несравненной красоте принцессы. Нервен внимательно слушала, с каждым разом все больше убеждаясь, что Лютиэн многое унаследовала от своей матери. Полумайэ явственно желала чуть ли не поклонения подобно обитателям Таникветиль. Да и то, те скорее бы предпочли, чтобы их оставили в покое и не досаждали своим вниманием.
Дивные правители, дивная архитектура, дивные песни… Артанис уже немного устала «дивиться», когда их отряд наконец-то вступил в Менегрот.
* * *
— Крепче! Крепче тяни, эльфенок! — крикнул Нгилион и что-то тихо, но явно выразительно добавил, когда корабль подкинуло на очередной крутой волне. — Солми, дорогая, покажи ей, пожалуйста, как надо правильно вязать узлы.
Жена их сурового капитана улыбнулась, заговорщически подмигнула нолдиэ и принялась ее учить. Та старательно повторяла вслед за наставницей.
Аманский берег уже почти растаял в дали, превратившись в тонкую ниточку у горизонта. Туман сгущался, а волны становились с каждой минутой все круче. Нери настойчиво, упорно боролись со стихией, Фасси им помогала, а Солми с Лехтэ были уверенно отправлены Нгилионом на ванты. В перерывах, когда ветер немного стихал, телерэ начинала учить подопечную хитрой морской науке.
Анар окончательно скрылся за тучами, небо покрылось мглистой серой мутью, от которой фэа начинала настойчиво одолевать глухая тоска.
Корабль снова качнуло, Лехтэ ухватилась за фальшборт, и в этот момент ее обдало с ног до головы мощной волной.
— Ambar-metta, — выругалась она.
— Вот уж неправда, — флегматично отозвался Сурион. — Эта погода еще вполне приличная, поверь моему опыту.
Лехтэ мотнула в ответ головой и вытрясла воду из уха:
— Нисколько не сомневаюсь.
В желудке голодно булькнуло, и она вытащила из кармана порядком подмокший лембас.
— Как думаешь, что ждет там? — спросила она у Солми, указав куда-то на восток.
Та в раздумьях пожала плечами:
— Честно сказать, не берусь гадать. До нас в Альквалондэ, конечно, доходили слухи о препятствиях, воздвигнутых стихиями, однако в чем они заключаются, никто не знает.
Лехтэ задумчиво закусила губу. Если она выживет и достигнет Эндорэ, это путешествие по морю станет хорошим опытом.
— Мы еще не миновали Тол Эрессэа? — спросила она громко.
— А Враг его знает, — пробормотал Нгилион. — Сама видишь, какой туман. Ночью постараюсь определить по звездам.
— Если мы сможем их разглядеть, — добавил Сурион.
— Верно.
Туман висел на реях рваными серыми клочьями и с каждой минутой, казалось, все больше сгущался. Их маленький кораблик несло куда-то вперед, и Лехтэ, как ни старалась, так и не могла понять, как телери разбирают хоть что-нибудь в этой пелене.
— Не грусти, эльфенок, — улыбнулся Сурион. — Куда-нибудь мы доплывем точно.
Фалассэль звонко крикнула мужу:
— Хотелось бы только знать, куда именно!
— А тебе-то не все равно? — не остался тот в долгу.
— Представь себе, нет!
Скоро начало смеркаться. Постепенно начинался штиль, и Солми с Лехтэ распустили дополнительные паруса в надежде поймать хоть немного ветра.
— Если к утру погода не изменится, достанем весла, — решил Нгилион.
Лехтэ зевнула широко и ответила ему:
— Как скажешь.
В разрывах туч показались слабые огоньки звезд, и нолдиэ попыталась определить местоположение их суденышка.
— Кажется, острова мы еще не миновали, — наконец объявил капитан.
* * *
Холодный ветер неприятно контрастировал с теплыми лучами Анара, который своим появлением на небосклоне радовал нолдор уже третий день подряд. В лесах, что росли к югу и востоку от холма, на котором уже возвышались стены крепости, звенели птичьи трели, радуя эльдар, поселившихся в этом суровом краю. Дичи тоже хватало, а летом должны были поспеть ягоды — кустики черники, голубики и розетки морошки в изобилии попадались эльфам, обещая вскоре вкусные лакомства. Однако с посадками фруктовых деревьев пришлось повременить — скудные северные почвы не подходили южным культурам, к которым привыкли жители Амана.
Встреченные как-то в окрестностях мориквенди подсказали пришедшим из Заморья, что и как можно вырастить в этих краях. Маэдрос в свою очередь предложив им переселиться к нему в крепость или хотя бы поближе к ней, пообещав защиту и помощь. К его удивлению эльфы Эндорэ отказались, сказав, что не смогут принять обычаи нолдор и в привычной им манере буквально растворились среди деревьев. Старший фэанарион знал, где в основном обитают дружественные соседи и оттого часто посылал дозорных приглядывать и за тем поселением.
Тот вечер был особенно холодным и сырым. Майтимо подбросил дров в очаг и зябко поежился. Вроде бы все тихо, разведчики, недавно вернувшиеся в крепость, не заметили ничего подозрительного. Дозорные на башнях неусыпно следили за подступами к холму. Так почему же внутренняя тревога начала возрастать? Неожиданно сильно заныли старые шрамы, отозвавшись болью во всем теле, словно вновь проклятый Моринготто направлялся к нему.
Внезапная догадка осенила Нельяфинвэ. Забыв про усталость и неприятные ощущения, он покинул комнату и влетел на крепостную стену, обратив свой взор на север. Дым клубился над Ангамандо, меркими щупальцами расползаясь в разные стороны. Временами на пиках Тангородрима вспыхивали и гасли колдовские огни — Моргот творил очередное искажение. И отвлекал внимание воинов Химринга.
Несколько отрядов ирчей, спрятавшись в смоге и тумане, пересекли Ард-Гален, обогнули одинокий холм с крепостью страшного высокого лорда и скрылись среди деревьев, где жили намного менее опасные, но нужные их господину эльфы.
Сигнал тревоги донесся из лесу, где пролегали маршруты дозорных.
Менее пяти минут понадобилось ударному отряду, чтобы покинуть ворота Химринга. Несмотря на уговоры Норнвэ, друга и командира, Майтимо решил возглавить спешивших на помощь нолдор. Он не чувствовал угрозы для крепости, но был уверен, что понадобится там.
Мирно спящих мориквенди разбудили крики собратьев, которых темные твари пытались связать и пленить. Стрелы, отлично служившие им для охоты, были слабы против брони ирчей. Лишь самые меткие могли попасть в глаз врагу.
Происходившее невозможно было назвать сражением — орки убивали самых непокорных, подгоняя копьями остальных, где тех уже ждали путы и кнуты.
Ирчи собирались уже праздновать победу, алчно глядя на юных эльдар, чье мясо, как они знали, отличалось особой нежностью, когда сразу несколько тварей рухнули на землю, пронзенные стрелами нолдор.
Врагов было много для пятерых дозорных, чей командир тут же подал условный сигнал, предупреждая крепость об опасности. Однако они успешно уменьшали численность ирчей, поражая противника из-за деревьев или кустов.
Главарь темных был не самым глупым орком. Быстро сообразив, что так их скоро перебьют, он схватил за волосы ближайшего мориквенди и перерезал тому горло, как только еще один ирч упал, пронзенный нолдорской стрелой.
— Раз! — прокаркал он, выразительно глядя куда-то за деревья.
Пленники испуганно зашептались, понимая, что их жизни не столь важны для пришедших из-за моря, чтобы прекратить уничтожать врагов.
Они ошиблись. Пораженные такой жестокостью, аманэльдар замерли, не зная, что им предпринять. Тем временем орки, прикрываясь схваченными эльфами, собирались уходить на север.
— Где же лорд? Почему все нет подкрепления? — размышлял командир дозорных, глядя, как покидают лесную полянку ирчи и их жертвы. Когда скрылся последний из тварей, тащивший за собой юную эльдиэ, что смотрела прямо в глаза нолдо, словно умоляя спасти, тихо подъехало десять всадников.
— Что так долго? Еще успеем нагнать и освободим! — заторопился дозорный.
— Доложи, что произошло, — прервал его командир ударного отряда Химринга.
Выслушав, он улыбнулся, подумав, что в очередной раз лорд оказался прав, решив разделить силы. Маэдрос направился на равнину, которая простиралась от опушки чуть ли не до самого Ангамандо, желая конницей смести врагов. По понятной причине такой удар был невозможен в лесу, а, значит, следовало быть уверенными, что ирчи захотят выйти из-под защиты деревьев. В том числе и за этим была отправлена часть отряда — убедиться, что дозорные живы и выгнать орков на основные силы северной крепости нолдор.
Похоронить убитых мориквенди не было времени, так что, решив вернуться позже, эльдар легко нашли путь, которым шли ирчи, и проследовали за ними.
Орки безжалостно гнали пленников вперед, торопясь скорее доставить их в крепость своего господина. Они сумели схватить многих, а это означало, что все будут награждены — кто едой, кто вином, что пьют лишь повелитель и его приближенные, а самые отличившиеся, к коим, безусловно, командир отряда относил себя, могут получить и эльфийку, из пленных, для разных утех. А если господин будет настроен особенно благостно, то позволит не отдавать ее сразу, разрешив попользоваться подольше. Или же вообще съесть, как надоест!
— Шевелись, сдыхоть! — гаркнул он на еле плетущихся мориквенди, примечая, кого бы выбрать себе по возвращении в крепость.
Полностью уверенные, что более проблем в виде стрел из-за деревьев уже не будет, ирчи вышли на равнину. Как только лес остался позади, орки почувствовали себя уверенней, а мориквенди потеряли, казалось, последнюю надежду на спасение.
Земля вздрогнула, когда конный отряд во главе с Маэдросом ринулся на врага. На этот раз трюк с пленниками не прошел — ирчи просто не успели притянуть к себе хоть кого-то из них. Кони опрокидывали орков на землю, топтали копытами, рвали зубами устоявших на ногах, а мечи и копья нолдор разили без промаха.
Однако твари Моргота не желали подыхать, не сопротивляясь. Осознав, что бегство невозможно, они старались достать если не всадников, то хотя бы их коней ятаганами, кинжалами, мечами.
Рассвирепевший же командир орков, лишившись своего топора, выхватил кинжал и принялся убивать пленных. Все еще связанные мориквенди не могли оказать ему достойного сопротивления.
В третий раз замахнулся ирч, желая распороть горло совсем юному эльфенку, когда сильный взмах руки отделил его собственную голову от плеч, залив фонтаном черной крови и без того перепуганного малыша и Маэдроса, разворачивающего коня в поисках уцелевших тварей.
Когда бой был окончен, объединившиеся во время сражения отряды нолдор вновь разделились — части предстояло вернуться в крепость, сопроводив раненых и освобожденных пленников в Химринг, остальным же предстояло вернуться в лес, похоронить убитых эльдар и сжечь тела ирчей.
Майтимо сначала порывался отправиться в лес, однако рассудил, что верные там справятся и без него, а встретить мориквенди в крепости стоит все же лорду, тем более что многие из них смотрели на него не только с благодарностью, но и опаской, а, значит, предстояли еще и нелегкие разговоры, чтобы убедить их в том, что враг у эльдар из-за моря один — тот, что скрывается в северный твердыне.
* * *
За ночь погода лучше не стала. Проснувшись с первыми лучами рассвета, с трудом пробивавшимися сквозь серую мглистую муть, Лехтэ обнаружила, что море окутал абсолютный, какой-то неестественный штиль.
Выглянув в окошко, она нахмурилась, широко зевнула и, проворно одевшись, заплела волосы и вновь уложила их вокруг головы венцом.
— Хорошего утра всем, — поздоровалась она, выходя на палубу.
— О, эльфенок проснулся, — обрадовался ее появлению Нгилион. — Давай, завтракай скорее и принимайся за дело. Тебя уже рулевое весло заждалось.
— Ага, сейчас, — вяло согласилась она.
— И мирувор захвати с собой, — посоветовал неожиданно Сурион. — Иначе с этой сонливостью практически невозможно бороться.
Приглядевшись, нолдиэ заметила на поясах всех четырех телери фляжки. Кивнув, она последовала мудрому совету и действительно ощутила себя гораздо бодрее.
Нери со своими супругами сели на весла, Лехтэ же была поставлена у руля. «Lossambar» пробудился наконец и заскользил по волнам.
— Возьми немного левее, — скомандовал Нгилион, и Лехтэ послушно повернула весло.
— Как думаешь, этот туман естественный? — спросила она.
Телеро пожал плечами:
— И туман, и этот практически непреодолимый сон вызывают у меня, если честно, большие сомнения. Может быть, это и есть та самая преграда, о которой говорили?
— Нас ведь обещали пропустить, — напомнил Сурион.
— Верно. И заметь — мы так или иначе все равно плывем.
— Полагаешь, в противном случае все было бы намного хуже? — уточнила Лехтэ.
Нгилион кивнул:
— Почти уверен.
Нолдиэ вновь зевнула широко и, достав из кармана флягу, сделала глоток мирувора. Муть в голове рассеялась. Телери с удвоенной энергией налегли на весла. Пару раз им казалось, что ветерок вот-вот начнет дуть и облегчит им хоть немного дальнейший путь, однако ничего не происходило. Днем они пообедали прямо там, где находились, и вновь принялись грести.
Туман из серого вскоре стал белесым, похожим на прозрачную кисею. Фразы, казалось, повисали в воздухе, тщетно силясь преодолеть вязкое сопротивление, и таяли, становясь все более прозрачными, будто облака в летний полдень.
Анар медленно полз по небосводу, делать было решительно нечего, и Лехтэ, стоя у руля, предавалась размышлениям о том, что же ее ожидает в Эндорэ. Как далеко ей придется ехать, чтобы найти Атаринкэ? Насколько опасны дороги? И главное — у кого бы выспросить все интересующие ее подробности?
— Мне кажется, или пелена впереди в самом деле редеет? — спросила вдруг Солми, и нолдиэ вздрогнула, выныривая из собственных дум.
На море опускался золотисто-розовый вечер. Почти такой же, какие она неоднократно наблюдала в Амане на берегу. Далеко позади виднелась тонкая темная полоса, и Лехтэ, еще раз присмотревшись, поняла, что ей не кажется. Туман в самом деле почти растаял.
— Тол Эрессэа теперь позади, — уверенно объявил Нгилион, и Лехтэ широко, не скрывая бурной, неподдельной радости, улыбнулась.
— Вот только хотел бы я знать — мы уже прорвались, или впереди уготованы иные препятствия?
На несколько секунд повисла глухая, плотная тишина. Фасси проворно забралась на рею и вгляделась в горизонт.
— Сушите весла, — наконец объявила она. — Ветер усиливается!
Четверо телери, а вместе с ними и одна нолдиэ, в ответ на эти слова радостно закричали.
* * *
Айканаро легко спрыгнул с ветви раскидистой сосны, которую облюбовал для непродолжительного дневного отдыха. Ему нравилось обозревать окрестности, сидя достаточно высоко на дереве. Конечно, дел в Дортонионе было немало, но если брат находил себя в кузнице, полностью отдаваясь любимому делу, то ему же милее были леса, высокие сосновые боры, мягкий мох и склоны холмов, поросшие вереском.
Аэгнор представлял, как будет бродить здесь после победы над Моринготто, когда не станет необходимым жить начеку, в постоянной готовности отразить удар или нанести его самому.
Пока же Айканаро вернулся в частично построенную крепость, выслушал доклады разведчиков и занялся подсчетами имеющегося у них вооружения. Такая кабинетная работа никогда не радовала арафинвиона, унаследовавшего свой характер скорее от деда, нежели от отца или матери. Ему не терпелось вступить в схватку с Врагом, повергнуть убийцу, уничтожить темную цитадель. «А для этого необходимо оружие. И броня», — напомнил себе Аэгнор.
Неожиданно засветился оставленный Финдарато палантир. Прощаясь на берегах Мистарингэ, Тьелкормо отдал свой Нолофинвэ, а один из Амбаруссар, кажется, Питьо, оставил видящий камень Артафиндэ, как старшему среди арафинвионов. Когда же решено было отправить Артанис в Дориат, Майтимо вручил ей свой палантир. Многие удивились, что старший фэанарион, которому предстояло жить ближе всех к Врагу, останется без связи с остальными лордами и королем. Ситуацию прояснил Макалаурэ, сказав, что камень отца, что он сберег, теперь перейдет Нельяфинвэ.
«Интересно, кто вызывает? — подумал Айканаро подходя к палантиру. — Скорее всего снова Курво — они же с братом так и не пришли к согласию насчет идеального сплава для доспехов, решив испытать каждый свой и сравнить результаты. И что-то мне подсказывает, что Ангарато все же забыл учесть какой-нибудь фактор».
Аэгнор положил ладони на камень, открываясь вызывающему.
— Артанис! Как ты, сестренка?
— Со мной и отрядом все в порядке, добрались без потерь, — начала Нервен. — Путь до Менегрота ничем не отличался от рассказанного братом. Вооружение стражей плохое — луки слабые, стрелы годятся для охоты или поражения противника без брони. Дисциплина имеется, но синдар мне показались ленивыми. Сегодня первая встреча с королевской четой. Я должна им понравится, чтобы иметь возможность подольше оставаться в Дориате. При правильном руководстве армия выйдет неплохой, их много, и они обучаемы, — Артанис замолчала ненадолго. — Вы в порядке?
— Да.
— Финдэ? Ресто?
— Известий пока не было. Но все спокойно.
— Хорошо. Да, передай Ангарато, что я беру свои слова назад. Нет, ты не ослышался! Она правда просто невозможная дева. Но ничего, — она глубокомысленно замолчала. — Справлюсь. Ты представляешь, она пыталась внушить мне, что я менее красива, чем она! Мне даже на пару мгновений стало невыносимо грустно от этой мысли, пока не вспомнила, как я однажды нарядилась на праздник во дворце у деда. Хорошо, что ты тогда меня увидел раньше остальных и вернул в комнату.
— Да, тот наряд из одних только ракушек произвел бы неизгладимое впечатление. И как тебе пришло в голову залезть в секретный сундучок мамы?
Нервен улыбнулась, рассмеялась и… быстро попрощалась с братом.
— Мне пора. Стерегите границы, куйте оружие. И берегите себя.
Палантир погас, оставив Айканаро одного с бумагами и недоделанными подсчетами.
— Атто, тебе пора отдохнуть, — тонкая изящная ладошка коснулась локтя Турукано. — Уже совсем поздно. Завтра продолжишь.
— Итариллэ? — несколько удивленно взглянул на дочь Тургон. — Да, ты права. Пойдем.
У костра их ожидали добрый ужин, Артаресто и Финдарато, неспешно перебирающий струны арфы.
Едкие слова в адрес старшего кузена уже готовы были сорваться с языка, однако что-то остановило нолофинвиона. Продолжать утреннюю ссору совершенно не хотелось. Или это сработал предложенный Артафиндэ метод? День, проведенный за раскорчевкой, напрочь отбил желание спорить.
Ответив на приветствия кузенов, Тургон сел поближе к огню, с улыбкой принимая ароматный горшочек из рук дочери. Арфа продолжала нежно петь, и мелодия звала за собой, уводила прочь от горестей и тревог Эндорэ.
Время шло, теплое лето радовало нолдор, позволяя быстро возводить крепость, а также пополнять запасы. Однако чем выше становились стены, чем больше построек возникало внутри них, тем тревожнее становился Турукано, тем сильнее ему хотелось покинуть остров, омываемый водами Сириона, и отправиться в долину Тумладен.
— Когда уходишь? — спросил кузена Финдарато.
— Надоел? Прогоняешь? — в шутку ответил Тургон.
— Тебя прогонишь, как же! — в тон ему откликнулся Финрод, но тут же серьезно продолжил. — Я же вижу, что находиться здесь для тебя уже в тягость. Мы справимся сами, ты очень помог нам. Так что…
— Тогда, — перебил его Турукано, — завтра объявлю верным, что мы собираемся. Пусть решат, последуют ли дальше со мной или же предпочтут остаться здесь.
— Хорошо. А Ириссэ?
— Поедет со мной, — отрезал Турукано.
Финдарато лишь покачал головой.
* * *
Небольшой, протяженностью всего в пару лиг, скалистый островок гордо возвышался посреди моря, вызывая своим видом искреннее недоумение четырех телери и одной нолдиэ.
— Так далеко мы еще ни разу не заплывали, — наконец задумчиво сообщил Нгилион.
— Охотно верю, — откликнулась Лехтэ.
— А вам не кажется, что мы тут могли бы пополнить запасы воды и мяса? — высказала мысль Солмиэль, и ее супруг почесал в затылке.
— Мяса да, — наконец ответил он. — Но вода? Есть ли она тут?
Фалассэль пожала плечами:
— Но ведь птицы что-то пьют?
— Тоже верно.
Корабль стоял на якоре ввиду островка, и команда гадала, стоит ли им сходить на берег.
— Что ж, решение принято, — наконец подвел итог рассуждениям Нгилион. — Мы с Сурионом отправляемся на охоту, а леди ищут воду.
Все разом весело загомонили. Не только «сухопутная» Тэльмиэль, но и телери были рады ступить после столь долгого пути на твердую землю.
Нэри достали луки со стрелами и скоро скрылись за нагромождениями камней, а Лехтэ с Солми стали оглядываться по сторонам.
На столь небольшом пятачке суши было довольно тяжело заблудиться, и все же эльдиэр решили не разделяться. Оставив Фасси присматривать за кораблем, они подхватили опустевшие бурдюки и ступили на сходни.
Вдалеке послышались радостные возгласы Суриона и Нгилиона, и нисси с улыбкой переглянулись. Конечно, питаться лембасом или рыбой было чрезвычайно просто, однако хотелось хоть какого-нибудь разнообразия.
Бакланы, чистики, олуши… Со всех сторон неслись гам и крики.
— Может, соберем немного яиц? — предложила Лехтэ.
Телерэ подумала и охотно согласилась:
— Давай.
Они проворно набрали немного добычи и тут, завернув за очередной камень, услышали тихое журчание.
— Вода! — обрадовалась Солми.
Лехтэ принялась наполнять бурдюки, не забыв прежде сделать несколько глотков — не хватало еще набрать соленой.
— Ну что, на корабль? — спросила она, покончив с делом.
— Да, идем, — согласилась подруга.
Разделив поклажу, они двинулись обратной дорогой. Нгилиона и Суриона, порядком увлекшихся охотой, пришлось ждать практически до самого вечера, поэтому на ночь решили остаться у островка. А поутру, едва заря позолотила восточный край неба, команда весело подняла паруса и отправилась в путь.
* * *
Флейта умолкла, и тяжкий вздох вырвался из груди менестреля. Он отложил инструмент и взял лютню, что располагалась рядом, на траве, прислоненная к широкому дереву, удобно устроившись под которым, Даэрон заиграл новую балладу. Он написал ее ночью, когда пробудился ото сна. В мире грез он вновь видел ее, прекраснейшую, самую желанную и по-прежнему недоступную. Лютиэн, принцесса Дориата, отвергала его снова и снова, однако не лишала несчастного надежды, что когда-нибудь его мечты осуществятся.
Синда восхищался обликом возлюбленной, ее голосом, гибким станом, глазами, что драгоценнее звезд Элберет и тех заморских камней, что украл Враг. Или же их ему отдали, выкупив свои жизни… Разное говорилось в Дориате, одно он понял точно: если взглянуть на них, то увидишь истинный Свет и подлинного себя. Впрочем, зеркало справлялось с этой задачей неплохо, так что дивные творения Феанора интересовали менестреля мало. Как, впрочем, и все остальное, не связанное с принцессой.
Как-то Даэрон заметил за собой такую особенность и призадумался. Будучи всегда любознательным и стремящимся самому услышать или даже увидеть земли за Завесой, он успевал удивляться, что всякий раз, как встречал Лютиэн, утрачивал эту черту.
Красивый сильный голос прославлял возлюбленную, страдая от невозможности быть вместе с ней. Сочиненная баллада закончилась, но пальцы продолжили перебирать струны. Мотив изменился, с каждой нотой превращаясь в мелодию пробуждения, полную надежды и радости.
— Неужели это все, Даэрон? — сладкий голос раздался над ухом. — Ты не споешь о том, как я танцевала тогда, на той самой поляне, когда ты осмелился ступить на нее и взглянуть на меня?
Мелодия оборвалась, струна обиженно зазвенела, чем-то напомнив тетиву.
— Прошу простить, принцесса, — Даэрон спешно поднялся с травы. — Не знал, что вы здесь. Чем могу усладить ваш слух?
— Ни-чем. Я не желаю сейчас слушать баллады. Тем более просить исполнить их! — сверкнув глазами, Лютиэн резко развернулась и ушла, оставив менестреля одного, с вновь нахлынувшей тоской. Опустившись, почти что рухнув на траву, он со злостью сжал стебли, смял их пальцами, дождавшись пока сок потечет по ладони, и запел, не притрагиваясь к инструменту.
Его фэа рыдала от боли, желая освободиться от того, чему не знала названия.
* * *
— Что ты делаешь, дочка? — спросил Махтан, застав Нерданэль за сборами. — Куда ты?
— В наш дом в Тирионе, — ответила та и улыбнулась. — Хочу прибрать там, подготовить.
— Нерда, ты так поверила Амариэ, что уже ждешь? — с болью в голосе проговорил ее отец. — Понимаешь, даже если она не ошиблась…
— Ваниэ права! Я знаю. Я чувствую это, атар. Он вернется! — нолдиэ под конец почти кричала, силясь донести свои мысли до собеседника.
— Дочка, успокойся. Пожалуйста, — мягко сказал Махтан. — Я не сомневаюсь, что твой муж рано или поздно покинет Чертоги, но может пройти немало времени, прежде чем ты вновь увидишь его.
Мудрая прислушалась к своей фэа, что жаждала встречи, но готовилась ждать.
— Ты прав, атто, это случится не завтра. И не через сто лет. Но намного быстрее, чем того желают валар, — Нерданэль замолчала, пытаясь уловить то, что некогда открылось Амариэ.
Махтан кивнул.
— Пусть будет так, — наконец произнес он. — Ты надолго туда?
Нолдиэ задумалась.
— Нет. На несколько дней, — она улыбнулась, быстро обняла отца и, подхватив сумку с самым необходимым, вышла из комнаты, а затем и на улицу.
Дом встретил Махтаниэль тишиной и удивлением, если это слово можно применить к строению. Он как будто бы отказывался верить, что хозяйка решила вернуться или навестить его.
Лучи Анара приветливо заглядывали в окна, делая комнаты уютными, несмотря на пыль. Нерданэль прибралась в гостиной и на кухне, протерла перилы лестниц и решительно отворила дверь в их с Фэанаро спальню. Ничего не трогая, она присела на край кровати, провела рукой по одеялу и тихо-тихо произнесла:
— Я жду тебя, мельдо.
И не знала она, что в это время в Чертогах Намо вспыхнула огненная фэа, полыхнула, силясь побороть незримые оковы и пробиться наружу, вырваться из стен. Однако майар Мандоса были начеку, не позволив душе покинуть обитель, но они не заметили маленькую искорку, что подобно светлячку полетела в Тирион и, безошибочно найдя нужный дом, опустилась на раскрытую ладонь Нерданэли, сверкнула и растворилась в ней.
— Мельдо! — нолдиэ вскочила с кровати. — Где ты, родной?
Тишина была ей ответом. Только фэа ее от чего-то ликовала и рыдала одновременно, радуясь прикосновению и желая большего. Неожиданно для самой себя нолдиэ вновь опустилась на кровать и уснула.
Проспав несколько часов, Нерданэль пробудилась, бодрая и отдохнувшая. Она спустилась вниз и налила себе воды, не желая готовить травяной настой. Ее ждали комнаты сыновей и странная уверенность, будто очень скоро она поймет нечто, до сих пор упущенное ею из пророчества Амариэ.
Дверь беззвучно открылась, впуская нолдиэ в комнату старшего сына. Идеальный порядок. Хотя нет, на столе остались эскизы, не убранные в ящик. Цветущий сад, пасущиеся кони, летящие на морем чайки, задумчивая дева… Бережно сложив работы Майтимо, Нерданэль поместила их в папку и положила в стол. Пусть дождутся.
В комнате Макалаурэ не было инструмента. Эта неправильность заставила ее вздрогнуть и на миг прикрыть глаза, чтобы услышать нежный перебор струн и глубокий голос сына, который неожиданно оборвался, заставив сердце болезненно сжаться.
В спальне Тьелкормо было очень пусто, словно сын забрал с собой в изгнание, а затем и в Эндорэ абсолютно все свои вещи. Нерданэль протерла пыль и быстро вышла в коридор, желая помнить это место совсем иным.
Комната Карнистира долго не хотела открываться, подобно не очень общительному хозяину, не желала никого в себя впускать. Вновь защемило сердце, заболело, словно предупреждая о беде, которой не удастся избегнуть.
Покои Атаринкэ, в которых сын жил до свадьбы, встретили ее ярким солнечным светом, что вспыхнул, отразившись от стен, и резко погас, словно вдруг наступила ночь. Нолдиэ вскрикнула и подбежала к окну — небольшая туча скрыла ладью Ариэн от ее глаз, но день от этого не стал хмурым или темным. Решив, что ей показалась, она спешно вышла, решив не трогать ничего в комнате пятого сына, и сразу же открыла дверь к Амбаруссар, чтобы навести там порядок.
* * *
— Мы справились! — разнеслось над Амон Эреб. — Посмотри, брат, ты только глянь!
Амбаруссар остановили коней, любуясь крепостью, стоящей на холме. Конечно, предстояло еще много работы, следовало наладить быт, обустроить и сделать комфортной жизнь нолдор, что отправились за младшими фэанарионам на юг. Однако мощные стены, готовые при необходимости сдержать врага, стояли, на башнях развевались флаги, в мастерских работали, дозорные следили за рубежами, охотники пополняли запасы, а некоторые эльдар занимались выращиванием овощей и фруктов на полях рядом с ней.
Юные и веселые лорды переглянулись, еще раз посмотрели на холм и пустили коней вскачь. Все меньше времени у них оставалось на подобные забавы. Близнецы часто разлучались и порой не видели друг друга неделями. Особенно тяжело было, когда Питьо решил уйти обследовать дальние земли их владений, оставив Тэльво в строящейся крепости. Амрас понимал, что так правильно, даже необходимо, но тяжело переживал вынужденное расставание, хотя ни дня не провел праздно или бесцельно.
— На охоту бы сходить, — произнес Тэльво, когда кони перешли в рысь.
— Я вчера проверял — припасов хватает, — начал отвечать Питьо, но остановился и рассмеялся. — Что-то я совсем лордом стал, брат. Я за! Еще бы Курво с Тьелко позвать.
— Не приедут, — отозвался близнец. — Ты же знаешь, они только отстроили крепость в Химладе и завершают сторожевые башни в проходе Аглон. Или они уже тоже готовы оберегать рубежи. Я связывался с Турко дней пять назад. Помнишь?
— Да-да, — быстро бросил Питьо. — Ты рассказывал. Еще Тьелко пожаловался, что Курво стал очень… строгим что ли. Старается держать все под контролем, напрочь забывая об отдыхе.
Тэльво вздохнул:
— Тьелпэ жалко.
— С чего бы это?
— Да замучает он его. Ты сам вспомни, чем мы занимались в его годы.
— То было в Амане, безопасном и надежном, как нам тогда казалось.
За разговором Амбаруссар въехали во двор крепости, спешились и завели лошадей в просторную и светлую конюшню. Пока Тэльво занимался амуницией, Питьо укрыл легкими попонами горячие спины животных и принес свежескошенной травы.
— Знаешь что… — начал Тэльво.
— Ага. Согласен, — откликнулся Питьо.
Оба рассмеялись и отправились к себе, попутно прихватив из припасов кувшинчик ароматного медового напитка.
* * *
Ветер все больше крепчал.
— Убрать паруса! — закричал Нгилион, и команда бросилась было к мачтам.
Впрочем, вскоре пришлось снять и их самих, закрепив получше на палубе.
— Знаешь что, эльфенок, — сказал вдруг Сурион, — привяжись-ка ты к кораблю какой-нибудь веревкой. Еще не хватало, чтоб тебя смыло.
Лехтэ хотела сначала возразить, но по зрелом размышлении поняла, что друг прав. Буря явно надвигалась нешуточная. Небо почернело. Волны вздымались такой высоты, что нолдиэ поневоле делалось жутко. Кивнув, она поспешила выполнить указание и заметила, что Солми и Фасси делали то же самое.
Нгилион прокричал что-то, но за воем ветра Лехтэ не смогла ничего понять. Впервые в жизни от нее не было решительно никакого толку. Все, что было в ее силах — это постараться не мешать.
Однако Сурион явно понял капитана и, кивнув, отправился вниз, в трюм.
Можно было подумать, что вода вдруг разом превратилась в живое существо, которое по каким-то причинам решило отомстить маленькому хрупкому кораблю.
Лехтэ ухватилась изо всех сил за фальшборт и принялась размышлять. С каждым днем конечная цель пути становилась все ближе. То, что еще недавно казалось сном, вот-вот станет явью. Неужели она так или иначе все же увидит мужа? Еще хотя бы один раз? Восхитительная мысль, но так боязно в нее поверить!
Сурион вновь показался на палубе и жестами о чем-то дал знать капитану. Тот кивнул и крепче вцепился в штурвал.
Ветер все свирепел, и Лехтэ принялась вглядываться в горизонт, пытаясь рассмотреть, куда же их несет. Впереди что-то темнело, но было непонятно, мнится ли ей, или…
— Кажется, там скала!
Солми ее услышала и, скользя по вздымающейся палубе, побежала к мужу. Тот, выслушав, обернулся, и Лехтэ даже со своего места услышала образную речь телеро. Саму нолдиэ накрыло с головой очередной крутой волной, руки ее заскользили, и она чуть не перелетела через борт, больно ударившись животом, так что чуть не вышибло дух.
Когда она через некоторое время пришла в себя, стало ясно, что коварная скала осталась наконец позади.
Эльдар боролись со стихией так долго, что почти потеряли счет времени. Однако все рано или поздно заканчивается. Настал момент, когда небо постепенно начало светлеть.
— Неужели прорвались, — прошептала Фасси, вглядываясь в горизонт, и Лехтэ, посмотрев на нее, облегченно вздохнула.
* * *
— Не помешаю? — Вайвион толкнул дверь, заходя к другу и лорду.
— Проходи, — откликнулся Макалаурэ. — Ты же знаешь, я тебе всегда рад. Ты по делу или поговорить, вспомнить благие дни?
— И так, и так, — ответил нолдо. — Только знаешь, нет у меня сейчас желания думать про Аман.
— Найдутся и другие темы, — сказал Маглор. — Давай сначала о делах.
Вайвион кивнул, удобно располагаясь в кресле напротив лорда.
— Давно я тебя не слышал, Кано, — начал он, глядя в темные глаза менестреля.
— Вай… — вздох. — Вайвэ, ты хотел начать с важного.
— А это по твоему ерунда? — несколько резко ответил он. — Ты когда последний раз брал в руки инструмент? А пел?
— Не помню, — честно признался Маглор. — Так ты пришел послушать баллады?
— Скорее напомнить тебе о них, — отозвался Вайвион. — Пишешь что-нибудь?
— Планы, расчеты, один раз письмо с гонцом отправил. Но ты ведь не об этом?
— Конечно.
Вайвион задумался и замолчал.
Исиль деликатно заглянул в окно. Убедившись, что не помешает двоим нолдор, скользнул лучами по подоконнику, спустился на пол, потянулся к подставке, на которой была закреплена арфа, и легко пробежался по струнам, серебряными искорками сверкая на струнах.
Макалаурэ как завороженный смотрел на игру света, воображая, какую именно мелодию исполняли лучи. Менестель медленно поднялся с кресла, не отрываясь смотря на арфу, подошел к инструменту, бережно взял в руки и начал играть песню серебристого света. Вайвион слушал, замерев, опасаясь пошевелиться, чтобы не вспугнуть, не рассеять лунную магию и волшебство пальцев и фэа Макалаурэ.
Когда же воцарилась тишина, нолдор еще некоторое время молчали, однако вскоре Маглор отложил инструмент и подошел к столу, намереваясь записать ноты. Вайвион ждал, не отвлекая друга и тихо улыбаясь. Когда Макалаурэ отложил свиток, он поднялся с кресла и подошел к другу.
— Уже поздно, а завтра нам рано выдвигаться, — начал нолдо.
— Я не забыл, Вайвэ, — ответил Канафинвэ. — Нам правда нужно выбрать места для застав, чтобы не только крепость могла сдерживать силы Ангамандо.
Он зевнул и усмехнулся.
— Ты как всегда прав, друг мой. Звездных снов.
— Добрых снов, Кано. И вот что еще, — он обернулся на пороге. — Тренировки с мечами, копьями, кинжалами являются обязательными, не так ли? Твой голос и руки, держащие арфу, тоже оружие. И, возможно, намного более опасное для Врага. Подумай об этом.
Вайвион вышел, оставив Макалаурэ одного. Вдохновение к нему пришло минутой позже.
— Неужели прорвались? — повторила Фасси.
Далеко впереди, у самого горизонта, виднелась узкая темная полоска суши, настолько широкая, что даже при всем желании нельзя было бы ее принять за остров.
— Поскольку на благой Аман эта земля не похожа, во всяком случае я таких мест не припомню, — задумчиво сощурившись, проговорил Нгилион, — то следует предположить, что перед нами все-таки Эндорэ.
Лехтэ оглянулась на их бравого капитана и с веселым удивлением приподняла брови.
— Давно ли ты стал столь осторожен в предположениях? — спросила она.
— С тех самых, как связался с вами, нолдор, — в тон ей ответил он. — Эгей, вперед! Ночевать будем уже у берега, а путь не близок!
Вся небольшая, но слаженная команда кинулась ставить на место мачты и поднимать паруса, желая поскорее достичь края, куда Лехтэ так стремилась попасть.
За спинами эльдар, казалось, прямо в море опускался огромный золотой шар Анара. Ветер обдувал лицо, но это был уже не разрушительный ураган, а ласковый бриз. Белые пенные барашки набегали на отлогий берег, и Лехтэ, вглядываясь, с удивлением качала головой. Такая же точно земля, как в Благословенном Крае, такие же деревья вдалеке, скалы. Ничем не лучше того, к чему она привыкла дома. Однако и не хуже, кажется.
Гордый кораблик бодро летел вперед, рассекая волны, берег стремительно приближался, и нолдиэ чувствовала, как фэа ее раздирает нетерпение пополам со страхом. Ведь это был совершенно новый для нее мир! Чужой и, возможно, очень опасный! Что ждет ее там? Какие беды могут подстерегать? В родном, спокойном Амане все было гораздо проще. А тут…
— Эй, эльфенок! — крикнул Нгилион. — Ты чего загрустил?
— Да так, — неопределенно пожала плечами Лехтэ, — подумалось тут о разном.
— Все будет хорошо, я уверен, — чуть помолчав, высказал мнение капитан, и настроение ее, как ни странно, в самом деле поползло вверх.
Подойдя к берегу на расстояние в пол лиги, они бросили якорь. Было тихо и спокойно, волны мерно плескались о борт судна, чайки изредка проносились над мачтами, пронзительно крича о чем-то своем. Привычно, однако в то же время как-то почти неуловимо, но иначе.
— Сходить не будем, — пояснил Сурион. — Тут совершенно незнакомый для нас край, и никто не представляет, чего нам следует ожидать. Заночуем на корабле, установив дежурства. Эльфенок, ты первая.
— Хорошо, — бодро ответила Лехтэ.
Телери, поужинав, легли спать, а нолдиэ, усевшись на корме, принялась всматриваться в темнеющий берег. Несколько раз ей казалось, что она видит в подлеске какое-то движение, но парой мгновений позже выяснялось, что это всего лишь животные.
Вскоре заметно посвежело, и Лехтэ плотнее запахнулась в плащ. Уже в ближайшие дни друзья ее покинут, и она останется совершенно одна.
«Что делать? Искать города местных квенди? Или какие-нибудь другие их поселения?» — думала она. — «Где все живут? И как узнать, где найти мужа и сына?»
Атто перед отплытием перечислял ей имена своих прежних друзей, к кому она могла бы обратиться, но легко ли будет их встретить… Ведь столько лет прошло! Пожалуй, слишком много. Однако, где искать одного из них, ей, возможно, подскажут быстрее прочих. Кирдан.
Услышав за спиной легкий скрип досок, Лехтэ вздрогнула и обернулась.
— Иди спать, — сказала Солми и, зябко поежившись, зевнула. — Теперь моя очередь. Добрых снов.
— Спокойного дежурства, — ответила нолдиэ и скрылась в своей каюте.
Море мерно толкалось в борт корабля, едва заметно его покачивая, и можно было вообразить, если закрыть глаза, что ты плывешь по воздуху в какой-то диковинной, необычной лодке. Лехтэ сама не заметила, как вскоре погрузилась в мир грез, и на губах ее играла легкая, очень светлая улыбка.
Проснулась она от крика чаек. В окошко радостно, щедро лился свет, и нолдиэ, подбежав, прильнула к стеклу, вглядываясь в бескрайнее, пронзительно синее небо. Птица парила в вышине, выписывая круги, словно приветствовала их или ждала чего-то. Полюбовавшись ею, Лехтэ привела себя в порядок, переменила рубаху со штанами на свежие и вышла на палубу.
— Ясного утра, — поздоровалась она с телери.
— И тебе тоже, — охотно ответили они.
Фасси достала лембас с печеными яйцами, а после завтрака Нгилион спросил у всех:
— Ну что, куда держим путь? На север или на юг?
Тут чайка над их головами закричала пронзительно и, прервав танец, полетела к югу. Нолдиэ проводила ее задумчивым взглядом и сказала вслух:
— Давайте отправимся туда, куда она указывает.
Нгилион поднял взгляд и, помолчав немного, ответил:
— Что ж, ничего не имею против. Поднять якорь!
* * *
Сквозь тонкую белую пелену облаков щедро пробивались лучи Анара, и воды залива красиво серебрились, будто усыпанные мириадами бриллиантов.
Владыка Бритомбара и Эглареста стоял в своих покоях на балконе, отделанном мраморной балюстрадой и увитом плющом, и смотрел в даль. Между бровями его залегла едва заметная складка.
Издалека доносились нежные звуки арфы, и можно было подумать, будто само море поет.
— Неужели еще один? — задумчиво пробормотал себе под нос Кирдан и покачал головой.
В этот самый момент в глубине комнаты тихонько отворилась дверь, и высокая среброволосая нис, супруга Корабела, проговорила, остановившись у широкого, во всю стену, окна:
— У тебя было видение.
Ее муж оглянулся, несколько долгих минут безмолвно смотрел прямо перед собой, словно мысли его все еще витали где-то очень далеко, в невообразимых глубинах времен, а затем кивнул:
— Да. Завтра на вечерней заре к нам прибудут гости из-за моря.
Жена нахмурилась:
— Разве валар не закрыли путь?
— Насколько я знаю, да. Но, похоже, кому-то все же было дано разрешение. Я вглядывался и увидел в гостье черты своего доброго друга, который в свое время отправился в Аман. Она похожа на Ильмона.
Дева в ответ на эти слова радостно произнесла:
— Хорошие вести!
— О да. Но подробности узнать мне бы и самому хотелось. Пойдешь завтра со мной ее встречать?
— Разумеется!
Кирдан улыбнулся и, подойдя ближе, ласково обнял супругу:
— Благодарю.
* * *
Нолофинвэ в раздумьях опустился на камень, которому вскоре суждено было стать бортиком фонтана. Конечно, Барад-Эйтель задумывалась как крепость, неприступный рубеж, сдерживающий Моргота и его приспешников. Однако Финголфину хотелось воплотить воспоминания о Тирионе — и вскоре по его плану внутри стен зазеленели деревья, нарядные клумбы и вазоны украсили улицы и лестницы домов. Наконец дошла очередь и до фонтана.
Большинство нолдор одобряли замысел короля, хотя находились и те, кто не желал видеть никаких напоминаний о прошлой жизни в Амане. И если средний сын в свое время с энтузиазмом воспринял его план, желая сделать все поселения эльдар, пришедших с запада, похожими на города Валинора, то старшему виделось больше функциональности в постройках, возводимых в землях Нолдорана. Нет, принципиальных разногласий у Финдекано с ним не возникало, он поддерживал Финголфина. Лишь вечером, беседуя с ним не как с королем, он позволял себе критиковать и даже настаивать на определенных изменениях в жизни крепости. Порой он оказывался если не мудрее своего отца, то находчивее, иногда предлагая неожиданные решения проблем.
Нолофинвэ подставил лицо лучам Анара, вспоминая, как удачно сын выбрал места для дозорных вышек, как подсказал, предварительно обследовав все окрестности, места для застав. Фингон готов был без устали ходить в разведку, присоединяться к охотникам или рудознатцам, проводя долгие дни вне стен Барад-Эйтель. Его любили многие нолдор, и он отвечал взаимностью своему народу, не оставаясь равнодушным или безучастным к проблемам и бедам любого эльда. Любого.
Нолофинвэ нахмурился. С одной стороны кандидатура Финдекано была идеальной, с другой… ему не хватало некой настороженности или даже недоверия Турукано, всегда на первое место ставившего интересы семьи и ближайшего окружения.
О фалатрим Финголфин узнал давно и даже как-то получил приглашение посетить Бритомбар, однако времени на дальние поездки у Нолдорана не было. Теперь же, когда строительство почти завершилось, стоило наладить отношения с гаванями. Самому познакомиться с морским народом Белерианда не позволяли возложенные на него обязанности, поэтому Нолофинвэ решил отправить послов во главе со старшим сыном. Теперь же, когда до отправления отряда оставались всего лишь сутки, Финголфину пришла мысль связаться с Тургоном, если тот, конечно, еще не покинул кузенов и не отправился строить свою тайную крепость, чье местоположение оставалось для него загадкой. Окончательно убедившись, что идея отправить двух сыновей неплоха, он поспешил в свой кабинет, где хранился палантир, и вызвал Артафиндэ.
* * *
Мысль, что она совсем скоро останется один на один с неизвестностью, вселяла в сердце Лехтэ откровенный страх. Неизведанное доныне чувство. Она ведь нолдиэ! Этот корабль, его доски и палуба — за время путешествия успели стать ей родными. Сколько сил, любви и надежды было вложено в это судно, что доставило ее к смертным землям. К мужу и сыну. К своей судьбе. В конце концов, это последнее, что у нее до сих пор оставалось от родины! Как решиться покинуть ее, шагая в неизвестность?
«Что ждет там, на приближающемся берегу? Как встретит Белерианд? Муж? Что скажет сын?» — Лехтэ тряхнула головой, прогоняя ненужные мысли и сомнения, ведь не угадаешь никак. Надо решиться сделать этот шаг, ведь ради него она и прибыла сюда. Тяжело вздохнув, она опустила взгляд и, заметив играющих у самой поверхности серебристых рыбок, улыбнулась.
— А ты ведь уже бывал тут, в Эндорэ? — спросила вдруг Солмиэль у своего мужа, и Лехтэ, обернувшись, с интересом посмотрела на Нгилиона.
Тот пожал плечами:
— Да я и не помню почти ничего — слишком мал был на момент Великого Похода. Первые сознательные воспоминания связаны уже с Аманом.
— А я и вовсе там родился, уже когда был построен Альквалондэ, — сообщил Сурион. — так что про меня и говорить нечего.
— Эй, капитан, куда дальше? — раздался откуда-то с реи голос Фасси.
Суденышко их как раз обогнуло мыс, и слева перед моряками раскинулся достаточно широкий и явно глубокий залив. Нгилион подошел к борту и некоторое время всматривался в горизонт.
— Вообще, тут удобное место для гавани, — наконец сказал он. — Так что если мы ищем местных сородичей, то стоит исследовать этот залив.
— Йоо-хоо! — весело крикнул Сурион. — Поворачиваем!
* * *
Турукано стукнул кулаком по стволу дерева — опять придется отложить строительство! Теперь его помощь понадобилась брату. Точнее, так считал их отец, а что думал на этот счет Финдекано, ему было неизвестно.
«Если сейчас отправиться к морю, то потеряется не один год. Надо спешить и успеть посторить город, укрыть в нем дочь, сестру. Как же поступить?» — размышлял Тургон, несколько нервно прохаживаясь по берегу Сириона. Он и сам не знал, отчего так торопился, что за силы подгоняли его, лишая покоя.
— Вот ты где, я уже обыскалась своего брата, думала, отправился он к фалатрим, один-одинешенек, — дурачилась Ириссэ, хотя взгляд ее оставался серьезным.
— Арельдэ, не смешно, — рассердился Тургон, насупился и замолчал.
— Турьо, прекрати, — изящная ладошка легла ему на плечо. — Поезжай в Бритомбар, как того желает отец, возьми с собой Итарильдэ, верных. Остальные же пусть отправятся туда, где должен быть воздвигнут твой город. Пусть разведают, начнут строить, — рассуждала вслух дочь Нолофинвэ.
— А ты? Что собираешься делать?
— Пока останусь здесь, — ответила дева. — Ехать на переговоры мне не хочется, да и не звали меня туда. Ты не против? — спросила Ириссэ, искренне надеясь, что брат одобрит ее план.
Подумав, взвесив все за и против, Турукано согласился, хотя и кольнуло сердце предчувствие. Недобрым его назвать было сложно, однако сулило оно не только хлопоты, но и обещало радость.
Посовещавшись с друзьями и узнав их желания, Тургон назначил Глорфиндела командиром отряда, которому предстояло отправиться в долину Тумладен. Эктелион же собрался последовать за своим лордом, чем сильно удивил его. Турукано был уверен, что тот ни за что не станет разлучаться со своим золотоволосым другом. Однако желание увидеть новые земли и вновь оказаться у моря пересилили, и нолдо, часто бывавшему в Альквалондэ и дружившему с телери, захотелось вновь услышать плеск волн и крики чаек.
* * *
Длинный причал, мраморные стены и башни города сверкали в золотых закатных лучах. Они казались сотканными из прозрачного тумана и будто парили над землей.
— Что ж, кажется, куда-то мы все-таки доплыли, — задумчиво прокомментировал Нгилион и, вдруг, сунув два пальца в рот, длинно, переливчато засвистел.
На берегу их явно уже заметили. Поднялась суета, и Лехтэ отчетливо разглядела даже со столь значительного расстояния, что это именно эльфы, а не кто-нибудь иной, неведомый.
Телери мастерски завели «Lossambar» в гавань и бросили якорь. Когда на пирс были спущены сходни, на борт проворно поднялись двое среброволосых нэри из числа береговой стражи. Повисла неловкая тишина.
Ни гости, ни хозяева несколько мгновений не могли сообразить, на каком из языков им следует изъясняться. Прибывшие совершенно очевидно не знали местных диалектов, у хозяев тоже, по-видимому, были проблемы с языком нолдор. Стражи проговорили что-то неуверенно, но Лехтэ и телери только пожали плечами — они не поняли ни слова, хотя отдельные сочетания звуков показались смутно знакомыми.
Недолго думая, нолдиэ решила применить полученные от атто знания в эльдарине и, сделав шаг вперед, поприветствовала:
— Ясного всем дня.
Один из стражей заметно обрадовался и, перегнувшись через бортик, закричал кому-то невидимому, очевидно остававшемуся до сих пор внизу. Сходни вновь заскрипели, и на «Lossambar» поднялся высокий эльда в сопровождении супруги. Длинные серебристые, под стать волосам, одежды спадали мягкими складками и чем-то неуловимо напоминали текучую волну.
— Так значит, я не ошибся, — проговорил тихим, чуть напевным голосом на эльдарине. — Рад приветствовать гостей из Благословенного Края в Бритомбаре, городе фалатрим. Я Кирдан, а это моя жена Бренниль.
Высокая, под стать супругу, нис мягко улыбнулась и поприветствовала, в свою очередь, гостей кивком головы.
— Мое имя Тэльмиэль Лехтэ Ильмониэль, — в тон им ответила нолдиэ. — А это мои друзья.
Она обвела широким жестом фигуры телери и представила каждого по очереди.
— Я знал твоего отца, — наконец ответил Кирдан. — Так он нашел, в конце концов, свою супругу?
— Он женился на Линдэ из ваниар, дочери лорда Нольвэ и Нальтиэль.
— Нольвэ я тоже знаю, — последовал ответ.
— Дорога вновь открыта? — уточнила Бренниль с ощутимой надеждой в голосе.
— Увы, — покачал головой Нгилион, — Аман отгорожен от прочих земель, как никогда прежде. Однако нашему кораблю было дано разрешение покинуть его и обещание потом пропустить назад.
— Что привело вас в Белерианд? — поинтересовался Кирдан.
— Я приехала к мужу, — ответила Лехтэ.
— Как его зовут?
— Куруфинвэ Атаринкэ.
Владыка фалатрим неопределенно хмыкнул и покачал головой. Нолдиэ застыла в тревожном ожидании, и сердце ее забилось часто и немного нервно. Телери, казалось, ждали ответа с не меньшим волнением.
— Один из сыновей Фэанора? — наконец проговорил владыка фалатрим, и Лехтэ отчетливо ощутила повисшее вдруг в воздухе напряжение. — Твой путь будет долгим, если ты хочешь добраться до его земель.
— Такова моя цель, — подтвердила она еще раз.
— Куруфин вместе с братом Келегормом правит весьма далеко отсюда, в Химладе. Но мы еще потом поговорим об этом. Пока же вам необходимо отдохнуть с дороги.
— Вы расскажете мне, куда следует ехать? — на всякий случай поспешила выяснить Лехтэ. — Где этот Химлад?
Кирдан нахмурился:
— Дороги крайне опасны. Там бродят банды орков, и леди не следует путешествовать по местным лесам и полям в одиночку. Я дам тебе отряд охраны.
— Благодарю вас, владыка.
Корабел кивнул и вновь чуть заметно приветливо улыбнулся:
— Дочери Ильмона и внучке Нольвэ я помогу с радостью. Ты же расскажешь мне подробней за ужином, как они поживают?
— О, разумеется, — обрадовалась Лехтэ и облегченно вздохнула. — Весьма охотно!
Что ж, кажется можно перевести дух. Ее проводят, а, значит, о части хлопот можно просто забыть.
Нолдиэ не могла не заметить, что имя ее мужа прозвучало иначе. Не так, как она привыкла, но все-таки узнаваемо. А вот второго не узнала вообще. О ком идет речь? С кем он правит? Решив про себя, что чуть позже она непременно разберется в вопросе имен, неожиданно оказавшимся столь сложным, она вместе с телери последовала за хозяевами.
— О корабле не беспокойтесь, — заверил Кирдан. — О нем позаботятся.
— Благодарю, лорд Кирдан, — ответил Нгилион. — Но мы не собираемся задерживаться и надеемся вскоре отправиться домой, в Аман.
Владыка Гавани обернулся и смерил отважного капитана изучающим взглядом.
— Мы непременно снабдим вас припасами на обратный путь, — пообещал он. — Пока же просто отдохните.
Все вместе — и прибывшие, и хозяева — направились в сторону возвышающегося в центре Бритомбара дворца, где им должны были выделить покои.
* * *
Финдекано готовился к первым переговорам с фалатрим и немного жалел, что его брат прибудет в Бритомбар только через несколько дней. Во всяком случае так он подсчитал, да и Кирдан вчера сообщил ему, что еще один отряд посланников Финголфина приближался к главному городу морского народа Белерианда. Фингон помнил, о чем говорил ему отец, желавший союза с народом Корабела, но как убедить их в необходимости поддержать армию нолдор, когда таковая пойдет войной на Ангамандо, если же сами фалатрим неплохо держали оборону и не желали, насколько он смог понять за несколько дней, проведенных в городе, переходить к более решительным действиям. Финдекано мерил шагами отведенную ему комнату, временами замирая возле окна и всматриваясь в морскую даль. Большинство кораблей, вероятно, находились у причалов или же были в плавании, потому как нолофинвион мог видеть лишь одно небольшое судно, что спешило пристать к берегу.
Его мысли вновь вернулись к предстоящим переговорам, когда в дверь постучали. Вошедший эльда был из числа приближенных к Кирдану — Финдекано не раз видел его рядом с правителем морского народа.
— Ясного дня, лорд Фингон. Владыка Кирдан просит передать свои извинения, ваша встреча не сможет произойти сегодня. Он сожалеет, но непредвиденные обстоятельства…
— Пусть не беспокоится насчет этого — мы не торопимся, — тут же ответил нолофинвион, задумываясь, что же такое произошло в гаванях. — Скажите, нужна ли моя помощь? Возможно, нолдор могут чем-то посодействовать?
— Благодарю вас, лорд Фингон, — эльда чуть склонил голову. — Мне не говорили, что вам следует сообщить о произошедшем, но также и не запрещали этого. Думается, вам стоит узнать о том, что отвлекло владыку и его супругу.
— Скажи, если считаешь это правильным, — ответил Финдекано.
— Хорошо. Только что причалил корабль с запада.
— Что? — вскричал нолофинвион. — Кто прибыл?
Первым делом Финдекано подумал о матери, которая могла изменить свое решение и последовать за отцом. Однако зная ее упрямый характер, он тут же усомнился в этом, хотя надежда и поселилась в его сердце.
— Я не знаю, кто те эльдар из Заморья, но владыка Кирдан безусловно расспросит их и предоставит кров, если таковой им нужен, — ответил он и тут же добавил. — Хотя не думаю, что после долгого плавания они пожелают ночевать на корабле.
— Я бы хотел встретиться с ними, — незамедлительно произнес Фингон.
— Думаю, такая возможность вам предоставится, — ответил эльда. — Однако владыкам первыми стоит поприветствовать их.
С этими словами он покинул покои нолофинвиона, оставив того в еще большем смятении чувств, чем было до его появления.
«Я должен срочно узнать, кто прибыл в Эндорэ», — с этой мыслью Фингон вышел из комнаты и отправился к выходу из дворца, надеясь если не застать их у причалов, так хотя бы перехватить по дороге. В том, что Кирдан пригласит гостей во дворец, он не сомневался.
* * *
— Атар, почему ты не отправил меня к морю? — неожиданно спросил Аракано, когда закончил обедать.
— Все просто — ты нужен мне здесь, — ответил Нолофинвэ. — Хотел увидеть гавани или соскучился по Турьо?
— Думал, смогу убедить фалатрим, показать, на что способны нолдор и к чему приведет такой союз, — ответил младший сын Финголфина.
Нолофинвэ чуть улыбнулся, про себя уверившись в правильности своего выбора. Однако говорить сыну, что темперамент посла должен быть иным, не стал, а предложил небольшую конную прогулку, правда в сопровождении верных. Он давно заприметил небольшую пещеру, находящуюся в скальном массиве примерно в часе езды от Барад-Эйтель. Чем привлекла она в свое время его внимание, Финголфин сказать не мог, но король счел необходимым обследовать ее в самое ближайшее время.
Аракано кивнул, соглашаясь с отцом.
— Когда отправляемся? — спросил он.
— Через полчаса, если ты готов, — ответил Нолофинвэ.
— Хорошо. Я поседлаю тебе коня, — сказал Аракано.
— Верные справятся. Мы едем не одни.
— Почему? Ты же сказал, что тут рядом? — удивился Аргон. — Да и нас двое.
— На всякий случай, — закончил разговор Финголфин и вышел из столовой.
* * *
Финдекано торопился, словно неожиданные гости могли исчезнуть, уплыть назад или вообще оказаться плодом фантазии того эльда, чье имя он, признаться, так и не запомнил. Фингон вглядывался в проходящих мимо фалатрим, которых было немало, стараясь заметить Кирдана и его супругу. Пройдя вдоль нескольких домов, нолдо усомнился, верное ли избрал направление — гостей из Амана могли провести и иной дорогой. В том же, что их поселять во дворце, он был абсолютно уверен. Вот только кто же добрался до смертных земель, кто?
Неожиданно из-за растущего раскидистого дерева, чья тень создавала причудливые узоры на земле, траве и даже стене чьего-то дома, показалась группа фалатрим. Они сопровождали своих владык, рядом с которыми шли незнакомые Фингону телери и жена Куруфинвэ.
Финдекано замер, глядя на супругу кузена, почти отказываясь верить глазам — неужели больше никто не пожелал воссоединиться с семьями? Только ли она рискнула пересечь море?
— Лехтэ! — звонко крикнул он, понимая, что пусть такой поступок и не приличествует послу, зато он искренний, настоящий. Впрочем, правителей Бритомбара он тоже поприветствовал.
— Финдекано! — весело, но несколько удивленно воскликнула Тэльмиэль. — Я рада тебя видеть. Не знала, что ты живешь здесь, у моря, — Лехтэ замолчала, глядя на нолофинвиона, а затем попросила. — Расскажи, пожалуйста, расскажи мне про всех.
— Курво жив. Тьелпэ с ним, — сразу же ответил он. — Твой сын стал отличным мастером.
Про то, что и воин из него получился неплохой, Фингон сообщать не стал. Он понимал, что еще успеет поговорить с женой кузена, расскажет ей про жизнь в Эндорэ и расспросит про оставшихся в Амане. Но не сейчас, ведь надо дать возможность ей отдохнуть.
Уже у дворца он познакомился с телери, которые смогли построить корабль и довезти жену Куруфинвэ. Он был удивлен и одновременно обрадован, когда узнал, что они планировали вернуться назад.
— Я смогу передать с вами письмо? Одно. Возможно, два, — спросил он капитана.
— Конечно! Если удастся вернуться назад — непременно вручим его. Не сомневайся.
Фингон поблагодарил, улыбнулся и подошел к Лехтэ.
— Скоро увидимся. Если что, зови, — произнес Финдекано и уже собирался отправиться в выделенные ему покои, как его остановил Кирдан, который был явно удивлен неожиданной встрече, однако не помешал беседе двух давних знакомых и в какой-то степени родичей.
— Думаю, совместный ужин будет приятен. Жду всех. Это относится и к вашим верным, лорд Фингон, — сообщил Корабел.
* * *
Тропа становилась все уже, так что всадники с рыси перешли в шаг, призвав своих лошадей быть внимательными — под ногами стали чаще попадаться острые каменные осколки. Нолофинвэ, несмотря на уговоры, ехал первым. Аракано, бывший всю дорогу по правую руку от отца, теперь сместился чуть назад, постоянно сдерживая коня, рвущегося, как и он сам, вперед. Аргон пытался понять, чем та пещера так привлекла Финголфина. Минералами тот никогда не интересовался, да и рудознатцы нашли не мало ценных месторождений. Если же организовать там еще один наблюдательный пункт, то место для него странное — скальный массив смотрел вглубь их территорий, а не на север. Хотя если допустить, что там будет разветвленная система подземных ходов, то…
Мысли нолофинвиона резко остановились, как и он сам, подчинившись приказу Финголфина.
— Спешиваемся. Дальше шагом и тихо, — распорядился Нолдоран.
Двое верных остались с конями на небольшой полянке, остальные же бесшумно проследовали за своим королем.
Пещера встретила нолдор тишиной и чувством опасности. Аракано тут же заглянул внутрь, но не заметил ничего подозрительного.
— Стой! — твердо сказал его отец. — Надо достать веревки, чтобы без проблем найти выход, если все же заблудимся.
Финголфин проверил оружие, удобно закрепил светильник и сделал шаг под каменные своды.
Сначала потолок был достаточно высоким, так что эльфы могли идти, не наклоняя головы. Затем стены стали немного сужаться, а пол пошел под наклоном — они не только углублялись в каменный массив, но и спускались, все время поворачивая. Определить направление здесь, под землей, Аргон не мог, но давящее тревожное чувство нарастало, из легкой тревоги превращаясь в ощущение надвигающейся опасности.
Нолофинвэ остановился у почти идеально гладкой и ровной стены, подождал сына и верных и спросил:
— Что думаете? Это то, ради чего мы сюда шли?
— Это просто стена, атар. Холодная, немного влажная, — начал Аракано. — Очень ровная…
— Именно. Ровная, — задумчиво произнес Финголфин, осматриваясь по сторонам.
— Не похоже, чтобы ее такой задумал Аулэ. Скорее всего кто-то приложил свою руку, — задумчиво произнес один из верных, отлично разбирающийся в скальных породах.
— И я даже знаю, кто, — сквозь зубы прошипел Нолофинвэ, потянувшийся мыслью к камню. — Следы его искажения невозможно ни с чем спутать.
— Осторожно! — вдруг закричал Аргон и оттолкнул отца в сторону, занимая его место перед загадочной стеной, которая бесшумно начала отодвигаться в сторону.
Нолдор выхватили оружие и замерли, готовясь встретить врага. Как только проем стал достаточно широким, Аракано ринулся вперед, несмотря на предупреждающий возглас отца.
Оказавшись по ту сторону, он не обнаружил ни орков, ни иных тварей, однако следы их присутствия были. Скорее всего этот тайных ход недавно закончили прокладывать и еще не успели им воспользоваться. А ведь вражеские отряды тогда бы тайно вышли буквально под стенами Барад-Эйтель!
Внезапно дуновение ветерка шевельнуло прядь его волос.
— Надо завалить этот ход, — произнес оказавшийся рядом Финголфин.
— Обрушить всю пещеру и внимательно обследовать другие, — согласился верный, вошедший следом за своим королем.
Начавшийся было разговор оборвался на полуслове — эхо донесло звуки тяжелых шагов. Нолдор притушили светильники, приготовившись бить в приближавшиеся громко топавшие огни. Луки они с собой не взяли, однако и метательные ножи неплохо справились с возложенной на них задачей. Каждый бросок увенчался успехом, если не убив, так выведя из строя, серьезно ранив врага.
Когда же в бой вступили мечи, немногочисленному отряду орков пришлось тяжко. Ярко вспыхнувшие светильники нолдор вмиг ослепили тварей, сделав их уязвимыми для эльфийской стали. Не прошло и десяти минут, как с ирчами было покончено. Двоих раненых Нолофинвэ распорядился прихватить с собой, дабы получить необходимую ему информацию о тайных ходах. Однако как только твари решились предать своего господина, их дыхание прервалось страшной судорогой и, так ничего и не сказав, они сдохли, корчась на земле.
Выругавшись сквозь зубы, Финголфин приказал возвращаться. У самого выхода из пещеры он остановился, удостоверился, что с его спутниками все в порядке и отослал Аракано с одним из верных в Барад-Эйтель. Сын должен был максимально быстро вернуться со специальной смесью, которую нолдор использовали для подрывных работ при добыче камня. Конечно, с ним следовало прибыть и мастерам горного дела. Сам же Финголфин с верными остался караулить вход, на случай если еще один отряд ирчей сунется в его земли.
Вернулись в крепость нолдор только перед рассветом, всю ночь проведя за работами по обрушению свода пещеры. Усталость валила с ног, но первым делом по возвращении Нолофинвэ распорядился сформировать специальные разведывательные отряды, которые в кратчайшие сроки должны были обследовать скалы близ Барад-Эйтель. И лишь после этого он поднялся к себе и, убедившись, что сын отправился отдыхать, а не ускакал единолично отыскивать тайные ходы, позволил себе забыться сном.
— Ты собираешься это надеть? — то ли удивилась, то ли возмутилась принцесса.
Артанис удержалась от едкого ответа, подразумевавшего, что она, в отличии от Лютиэн, умеет подбирать наряд. Однако в ее голове возник небольшой, но, возможно, полезный план.
— Собиралась. Но теперь понимаю, что выбрала что-то не то. Поможешь мне? — дружелюбно спросила Нервен.
— О, конечно, не беспокойся, — ответила обрадовавшаяся Лютиэн. — Я научу тебя всему, что следует знать нис.
— Благодарю тебя, — произнесла дева, пряча легкую усмешку.
Вскоре принцесса с любопытством и даже восхищением перебирала украшения, сделанные мастерами Амана. Одно колье с достаточно крупным опалом, переливавшимся и игравшим светом, подобно языкам пламени, она держала в руке дольше остальных. В глазах принцессы Дориата застыл восторг и удивление. Она замерла, глядя на прекрасную работу и великолепный камень.
— Нравится? — спросила Артанис.
— Это Сильмарилл? — неожиданно проговорила Лютиэн.
— Что ты, — рассмеялась Нервен. — Это огненный опал. Говорят, Аулэ создал их специально для своей супруги Йаванны. Хотя мне всегда казалось странным, что он спел для нее только один камень.
Синдэ слушала, но при этом не отрывала взгляда от украшения.
— Если так понравилось, возьми себе, — произнесла Артанис. — Пусть это будет мой личный подарок.
Безусловно, по прибытии Нервен вручила отобранные Нолофинвэ украшения, мечи и ножи, преподнеся их Тинголу, Мелиан и Лютиэн.
— Ты серьезно? — сначала не поверила дева. Она бы сама не смогла так легко расстаться с подобной вещью, хотя недостатка ожерелий, колье, серег, диадем и колец у нее точно не было.
— Конечно. Бери, — улыбнулась Арафинвиэн. — Помочь застегнуть?
Лютиэн кивнула.
— Мне нечем сейчас отблагодарить. Скажи, есть ли что-то, чем я могла бы ответить тебе?
Артанис задумалась лишь на мгновенье, а затем кивнула.
— Услугой, — произнесла она. — Ты поможешь мне, когда я попрошу тебя об этом. Договорились?
— Хорошо, — с облегчением выдохнула принцесса, испугавшись, что Нервен потребует часть сокровищ Дориата.
Артанис довольно улыбнулась, и девы вернулись к подбору наряда к вечернему балу во дворце.
* * *
Финдекано проследовал в покои и устало опустился в кресло. Нет, он не думал, что увидит мать, но надеялся.
«Что ж, хотя бы Курво сможет вновь стать счастливым. И Тьелпэ, — подумал он, глядя перед собой. — Теперь главное помочь Лехтэ добраться до Химлада. Если же переговоры затянутся, то пусть Турьо разбирается с фалатрим, а я вернусь к отцу, но сначала провожу ее хотя бы до границ владений Курво».
В том, что встреча брата с женой Куруфинвэ произойдет, он даже не сомневался. Как и был уверен в реакции Турукано: потеря Эленвэ сильно изменила его, сделав жестче и бесчувственнее по отношению к другим.
«А еще ведь с него станется и обвинить Лехтэ», — подумал он, вставая.
Следовало переодеться к ужину и подумать, какие вопросы удастся обсудить в неформальной обстановке.
Когда наступило время спускаться в зал, где уже были накрыты столы, Фингон решил заглянуть к Лехтэ. Найти ее покои не составило труда — фалатрим незамедлительно подсказали ему нужную дверь.
Он помнил Тэльмиэль в роскошных нарядах и удивительных украшениях, сработанных для нее мужем или свекром. Сейчас пред ним предстала нис, облаченная в штаны и мужскую котту.
— Необычный наряд, — прокомментировал он. — Ты не взяла с собой платья?
Лехтэ кивнула, соглашаясь.
— Разумно, но, — немного замялся Финдекано, представляя удивление кузена. — Впрочем, в Химладе тебе сошьют столько, что не будешь знать, какое выбрать, — наконец рассмеялся он.
Нолдиэ задумалась, пытаясь представить, как Атаринкэ может отреагировать на одетую таким образом жену.
«Главное, чтобы помирились, — решила она. — А там уж в платье или без…»
Лехтэ тряхнула головой, прогоняя будоражащие мысли, и собралась предложить Финдекано заглянуть к телери, чтобы вместе отправиться на ужин, однако их опередили. На пороге стояла Фалассэль и выжидательно глядела на нее.
— Отпусти уже королевского посла, — рассмеялась она. — Пойдем с нами.
О том, что Фингон здесь на переговорах, она знала, но почему королевский? Конечно, Майтимо всегда был с ним дружен, но не лучше ли было отправить одного из братьев? Ответ она получила почти сразу же.
— Леди Фалассэль, от имени короля Нолофинвэ приношу вам благодарность, что доставили супругу моего кузена в целости и сохранности, — церемонно произнес Финдекано, а потом сам рассмеялся.
— Короля Нолофинвэ? — ахнула Лехтэ и с удивлением посмотрела на Фингона.
— Да, — ответил он. — Потом расскажу. Долгая история.
Она кивнула и, дождавшись остальных телери, они отправились на ужин.
* * *
Владыки Бритомбара и Эглареста встречали гостей, улыбаясь каждому и приглашая к столу. Когда все заняли свои места, а кубки наполнились ароматным вином, Кирдан встал и произнес речь. Он говорил, что рад друзьям-нолдор, пришедшим из-за моря или из-за гор, что надеется на теплые отношения и взаимную поддержку (на этой фразе Финдекано весь обратился в слух, желая не пропустить ни слова и верно понять Корабела). Эльдар осушили кубки и принялись за угощения. Запеченная, маринованная, жареная рыба была одним из главных блюд. Однако не только дары моря, такие как мидии, устрицы, кальмары украшали стол. Фалатрим постарались добыть и привычной для нолдор дичи, а салаты приготовить не только из водорослей. Гости оценили радушие, пробуя разные блюда и не забывая хвалить.
Когда же настал черед ответной речи, Финдекано переглянулся с Лехтэ и, получив согласие произнести ее первому, поднялся со своего места, обвел собравшихся взглядом и заговорил:
— Владыка Кирдан и владычица Бренниль, уважаемые жители Бритомбара, друзья! Я благодарен вам за теплый прием, что вы оказали нам. Так же я несказанно рад, что встретил здесь жену кузена, которой вы также оказали поддержку. От лица короля нолдор Финголфина, спешу заверить вас в том, что наш народ придет на помощь фалатрим, ежели такая понадобится, а также в том, что в свое время мы приложим все усилия и, надеюсь, совместные, в низвержении Врага, что угнетает всех (он выделил это слово) жителей Белерианда.
Эльдар вновь осушили кубки. Разговоры тем временем становились все оживленнее, музыка стала чуть громче, некоторые фалатрим вставали из-за столов, подходили к окнам, любуясь догорающим золотым закатом.
Лехтэ в свою очередь тоже поблагодарила владык за гостеприимство и пожелала процветания гаваням.
Финдекано беседовал с Кирданом, явно обсуждая вопросы сотрудничества.
— Вы позволите, леди Тэльмиэль? — к Лехтэ подошел незнакомый эльда. Та кивнула, и он сел рядом с ней, не забыв наполнить ее кубок.
— Я Наерон, подданный владыки Кирдана, как вы могли уже догадаться. Так случилось, что я знаю, куда лежит ваш путь.
Лехтэ обратилась в слух.
— Хочу предупредить вас, леди, — он замолчал. — Возможно, ранее, ваш супруг был иным эльда, однако сейчас о нем говорят разное. Не знаю, слышали ли вы, что отец вашего мужа, лорд Феанор…
— Король Фэанаро, — тут же поправила его Лехтэ.
— Да-да, он. Собственноручно и при помощи вашего супруга сжег корабли, дабы его брат, ныне король Финголфин, остался навсегда на западе.
— Вы там были?
— Нет, но эльдар говорят…
— А им откуда знать?
— Спросите лорда Фингона, леди.
Она кивнула, желая прекратить разговор. Конечно, Лехтэ помнила о разногласиях между сыновьями Финвэ, но допустить, чтобы такое произошло на самом деле, она не могла.
— И еще, леди. Старший брат вашего мужа был пленен Морготом и долго томился в темнице. Однако никто из братьев не отправился его спасать. Как думаете, кто уговорил лорда Маглора, носившего тогда венец короля, бросить несчастного Маэдроса? Молчите? Так знайте, за этим также стоял ваш муж!
— Какие глупости! — фыркнула Лехтэ. — У Кано есть своя голова на плечах, и он в состоянии самостоятельно принимать решения. Я не знаю, что там происходило, но уверена, что это был его выбор, и весьма обоснованный, раз уж правил в тот момент именно он.
— Лехтэ, как насчет прогуляться по дворцу? Владычица Бренниль только что пригласила нас, — жизнерадостно произнес Нгилион, подойдя к ней, и чуть тише добавил: — Хорош слушать этот вздор.
Нолдиэ кивнула и, попрощавшись с Наероном, с удовольствием присоединилась к своим друзьям.
Дворец был великолепен. Лепнина, статуи, картины украшали залы, лестницы, галереи. Леди Бренниль показала гостям зимний сад и террасу с великолепным видом на море, которое стало темным, как и небо над ним.
Вернувшись, они обнаружили, что начались танцы. Лехтэ присмотрелась и поняла, что фалатрим предпочитали иную музыку, нежели нолдор Тириона или телери Альквалондэ. Она подошла к столу и, выбрав себе персик, встала у окна и продолжила смотреть на кружащиеся пары.
— Поведает ли леди о моих друзьях? — улыбаясь, спросил подошедший к ней Кирдан.
— С удовольствием, — откликнулась нолдиэ и начала рассказ.
* * *
Море вздыхало, шептало что-то и мерно плескалось, набегая на убранный в прозрачный белоснежный мрамор берег. Где-то позади, за крышами, постепенно восходил на небосвод Анар, и Лехтэ, стоя на балконе, любовалась постепенно светлеющими водами залива.
«Кажется, самое время поговорить с родителями», — подумала она.
Наверняка ведь волнуются! К счастью, вести их сегодня ожидают только добрые.
В памяти невольно всплыли слышанные вчера слухи, но Тэльмиэль, подумав, лишь упрямо тряхнула головой. Какой вздор! Умышленный пожар, брошенный Майтимо… За годы брака с Атаринкэ, пусть и не слишком долгого, она успела узнать и Фэанаро, и Канафинвэ достаточно хорошо, чтобы счесть подобные домыслы о них глупостью. И если именно Макалаурэ являлся на тот момент королем, то мотивы не идти за старшим братом в Ангамандо должны были быть вескими. Тем более никто не мог знать причин пожара. Кроме очевидцев.
Решительно отбросив посторонние мысли, Лехтэ подошла к палантиру и настроилась на камень, стоявший в доме родителей. Некоторое время ей никто не отвечал. У них там ночь? Или в гостиной никого нет? Разумеется, круглосуточно никто рядом с ним находиться не мог. И вот, когда она уже почти решила прервать вызов, тот засветился. Отец ответил. Сердце подпрыгнуло, и Лехтэ вскрикнула радостно:
— Атто!
На лице Ильмона появилось выражение облегчения, и он произнес заметно дрогнувшим голосом:
— Рад тебя видеть, дочка! Как ты там? Как у тебя дела?
Спустя буквально несколько секунд прибежала аммэ. Видимо, Ильмон послал ей осанвэ. И Лехтэ, волнуясь и сбиваясь, начала повесть. Конечно, некоторые детали путешествия она не стала расписывать во всех подробностях. Зачем родителям, к примеру, было знать, сколь суров и безжалостен оказался шторм? В конце концов, они ведь справились. А остановки на островках, прибытие в Бритомбар и встречу с Кирданом и Финдекано она описала во всех деталях.
— Тебе привет от владык фалатрим, отец, — улыбнулась она.
— Благодарю сердечно, — ответил тот. — И ты от меня передавай.
— Непременно.
— Куда теперь лежит твой путь? — спросила мама.
— В Химлад. Именно там теперь его земли. Да, представьте себе, тут случилась совершенно забавная и, на мой взгляд, крайне оскорбительная история с именами.
Лехтэ рассказала родителям о том, что всем нолдор пришлось сменить квенийские имена на синдарские.
— Но знаете, — добавила она в конце, — я решила, что не собираюсь зваться иначе. Пусть остальные делают, что хотят, но мое имя по-прежнему будет Тэльмиэль Лехтэ. И мнение местных надменных эльдар, не иначе как по недоразумению оказавшихся в короне, меня не интересует.
Ильмон рассмеялся, а потом одобрительно кивнул:
— Согласен, дочка, и полностью тебя поддерживаю. Это высшая степень неуважения.
— Однако справедливости ради стоит заметить, что фалатрим ничуть не смущались, обращаясь ко мне «леди Тэльмиэль».
Потом она сообщила, что телери отправятся в обратный путь через два-три дня, как только немного отдохнут.
— Им не терпится увидеть родной Аман, — добавила она и улыбнулась светло и немного печально. — А я, как только провожу их, тоже тронусь в дорогу. Кирдан обещал дать мне охрану, да и Финдекано настаивает на том, чтобы проводить меня. Так что не волнуйтесь, все будет хорошо!
О том, что возможный путь мог быть весьма опасным, она сообщать не стала. Зачем им это знать?
Еще немного поговорив, Лехтэ попрощалась с родителями, и палантир погас. Теперь ей стоило пойти в местную библиотеку и там в подробностях изучить карту. И только тогда уже решать, каким путем направляться в Химлад.
* * *
В глазах главного библиотекаря Бритомбара отражалась бездна прожитых лет, смешанная пополам с мудростью и пониманием. Сочетание, которое Лехтэ видела лишь у пробудившихся эльдар. Он расстелил на столе внушительных размеров карту, и нолдиэ подалась вперед, внимательно ее разглядывая.
— Смотрите, госпожа, — заговорил мастер хранитель знаний и выразительно ткнул пальцем в самый дальний угол, — земли Куруфина и Келегорма здесь.
— Хм, — прокомментировала она и прищурилась, — и впрямь далековато от берега.
Пламя свечи на столе уютно мерцало, в ее тусклом свете неспешно и плавно кружились пылинки. Библиотекарь продолжал:
— Прямой путь через Дориат для вас недоступен — Тингол ни за что не согласится пропустить кого бы то ни было. И потом, есть еще одна проблема — Нан Эльмот и его обитатель.
— А что с ним не так? — удивилась Лехтэ.
Собеседник в ответ пожал плечами:
— Он очень странный эльда — недружелюбный и замкнутый. Ни при каких обстоятельствах я бы не советовал забредать в его владения.
— Тогда расскажите про остальные пути.
— Охотно. Помимо прямого есть еще два — северный и южный. Первый пролегает через земли нолдор: Фингона, который как раз гостит у нас в качестве посла, потом через владения Финголфина, Ангрода и Аэгнора, ну, а там уже земли Маэдроса и его крепость Химринг.
Лехтэ хмурилась, пытаясь одновременно с рассказом переводить эти странные синдарские прозвища на привычный ей нолдорский манер. После, разобравшись наконец до конца в этом каверзном вопросе, еще раз внимательней пригляделась к карте:
— Кажется, я поняла. Но, судя по вашему выражению лица, есть какое-то «но»?
Библиотекарь кивнул:
— Совершенно верно. Этот маршрут пролегает слишком близко к владениям падшего валы, там гораздо больше его тварей, чем в иных местах, и этот путь лично мне представляется куда более опасным.
— А южный?
— Там тоже не безоблачно, но орков на юге встретится намного меньше. Вам нужно будет перейти Сирион, обогнуть холмы Андрама и пересечь владения Амрода и Амраса, рыжих близнецов. Объедете стороной леса Эола и окажетесь во владениях мужа.
— Благодарю за разъяснения, — откликнулась Лехтэ.
Теперь и ей самой южный маршрут казался гораздо более привлекательным.
— А почему вы не хотите просто сообщить о своем приезде супругу? Вы бы могли тогда подождать его прибытия здесь, в безопасности.
«Вызвать Курво? — подумала она и вновь нахмурилась. — Чтобы он велел мне убираться туда, откуда я приехала? Ну уж нет. До самого последнего момента он ничего не узнает. Там, в Химладе, увидев лицом к лицу, ему будет уже гораздо сложнее отослать меня, не сказав ни слова».
И она, покачав головой, решительно ответила:
— Нет. Я поеду сама.
И, тщательно запомнив все увиденное насколько это было возможно, добавила:
— Не мог поближе забраться…
Библиотекарь посмотрел на нее с некоторым удивлением, а после весело, заразительно рассмеялся.
* * *
— Турьо, как же я рад тебя видеть, брат, — наконец смог сказать Финдекано и обнял его.
Кирдан с супругой встретил отряд нолдор, приветствуя и приглашая во дворец. Турукано был вежлив, но холоден, учтив и одновременно немного язвителен. Владыки Бритомбара и Эглареста сочли, что средний сын Финголфина просто утомлен дорогой или же желает поскорее поговорить с братом.
Нолофинвионы вышли на террасу дворца, любуясь морем и кораблями. Все важные новости уже были переданы, планы на ближайшие дни обсуждены, и теперь братья отдыхали, невольно вспоминая Аман.
Турукано все смотрел и смотрел на суда, заходящие в гавань.
— Почему, ну почему так? Мы ведь тоже могли бы спокойно пересечь…
— Не начинай! Ты не знаешь, что произошло бы в море или во время высадки, — жестко ответил Фингон.
— Быстро же ты забыл льды Хэлкараксэ, брат, — сквозь зубы процедил Тургон. — И всех, оставшихся там.
— С чего ты это взял? — начал заводиться старший. — Я лишь напомнил тебе, что не все корабли смогли причалить в берегам Эндорэ.
— Ты в этом так уверен?
— Да! И хватит уже с меня твоих намеков, что у Моргота теперь есть небольшой флот, — почти кричал Финдекано. — Никто из нолдор не жег лебедей телери и тем более не отдавал их Моринготто! И Эленвэ никто из них в полынью под лед не толкал!
— Ты. Что. Сейчас. Сказал?!
Легкий звук шагов и приветливый голос произнес:
— Ясного дня! Но, кажется, я помешала…
— Рад видеть тебя, Лехтэ, — отозвался Фингон. — Ты как раз вовремя, а то мы с братом что-то сильно увлеклись спором. А погода сейчас чудная и можно было бы прогуляться. Всем вместе. Что скажете?
— Иди и радуйся жизни, пока можешь! — рявкнул Турукано, намереваясь уйти. — Я не собираюсь находиться рядом с женой убийцы!
— Что?! — гневно и с ужасом спросила Лехтэ, отступая на шаг, а потом решительно пошла на Тургона.
— Немедленно извинись! — приказал как старший Финдекано.
Тургон промолчал.
— Я повторять не буду, Турьо! Или забыл, кто приготовил и принес снадобье для Аракано?
Турукано замер, обдумывая ответ.
— Что-то сомневаюсь я, что Курво делал лекарство специально для нашего брата, — ядовито произнес он. — Скорее осталось. Сам же знаешь, что тогда его сын чуть не помер.
— Турьо! Ты хоть немного бы думал…
— Лехтэ, все хорошо, — поспешил он к жене Куруфинвэ. — С Тьелпэ все в порядке, он сейчас вместе со своим отцом в Химладе, живой и здоровый. Пойдем, прогуляемся немного, поговорим. Я покажу тебе дивный куст гортензии, вчера его обнаружил, — Фингон старательно уводил Лехтэ от брата, отвлекая ее разговорами.
— А с тобой я потом еще поговорю! П-посол, — обернувшись, бросил Финдекано, уходя.
Лехтэ молчала, пытаясь осознать только что услышанное. Ее сын был в беде, чуть не оказался в Чертогах, тогда как она продолжала жить в безопасном Амане. И ведь чувствовала же порой неладное что-то, но всегда гнала прочь такие мысли.
— Ты постарайся простить Турукано, — тихо сказал Фингон. — Понимаешь, Эленвэ погибла у него на глазах, и он ничего не успел сделать, только спас Итарильдэ. С тех пор его как подменили. В гибели жены винит всех, но только не Моринготто. А, может, и его тоже…
— Финьо, расскажи мне обо всем. Пожалуйста, — попросила Лехтэ. — Не утаивай ничего только.
— Хорошо. Только разговор будет долгим.
— Я никуда не тороплюсь.
Вечером тоже дня, когда Тэльмиэль была уже в покоях, в дверь постучали.
— Да-да, — отозвалась она.
— Я пришел извиниться, — с порога начал Турукано. — Мне просто тяжело осознать, что скоро Курво вновь будет с тобой, а я никогда, никогда не увижу ее! Но я не имел права срываться на тебе. Прости.
— Прощаю, — искренне ответила она. — Но впредь следи все же за языком! И… Турьо, мне жаль, что так вышло, но, возможно, она скоро покинет Чертоги, и вы в конце концов встретитесь.
— Для этого нужно сначала победить Моринготто, — горько произнес Тургон.
— Так за этим мы и здесь. Верь в нашу победу — в свою будущую встречу с женой!
Турукано ничего не ответил, лишь кивнул головой и вышел, оставив Лехтэ одну с невеселыми мыслями.
* * *
— Что ж, я думаю, мы поняли друг друга, — несколько устало произнес Кирдан. — Мы построим корабли, способные при необходимости перевезти воинов, защищаться и даже атаковать силы тьмы.
— Я рад, что вы согласились, владыка, — ответил Фингон. — В свою очередь наши мастера изготовят орудия для судов.
Кирдан кивнул.
— И не только, — добавил он.
Финдекано немного удивленно посмотрел на собеседника.
— Речь идет о сухопутной армии фалатрим.
— Неужели… То есть вы согласны готовить войско для совместного удара?
— Да, — однозначно ответил Кирдан. — Сегодня мне доложили о нападении на север моих земель. Увы, наши лучники не смогли отразить атаку…
Он замолчал.
— Эти твари многих угнали в плен! — рявкнул он. — И северные пути опять для нас закрыты, а мы ведь собирались наладить сообщение между нашими землями.
— Мы справимся, — заверил его Фингон. — Вместе мы одолеем Врага и освободим узников Ангамандо!
Корабел кивнул, но остался задумчивым.
— Владыка Кирдан, как вы смотрите на то, чтобы мой брат остался здесь и помог с подготовкой войска и изготовлением оружия? — наконец решил озвучить свою мысль Финдекано.
Прошлым вечером он чуть ли не до хрипоты спорил с Тургоном, что это единственный выход из сложившейся ситуации. Тот упрямился, рвался в свою тайную долину, боясь, что злой рок настигнет Идриль в Бритомбаре. На доводы брата, что можно пожить в ином городе, Тургон лишь пожал плечами, но спустя миг заявил, что если и останется среди фалатрим, то только Виньямаре. Фингон принял такой ответ за согласие, и их разговор на этом закончился.
Корабел тем временем прикидывал, как лучше поступить. С одной стороны, нолдор его народу не враги, с другой — перевозкой воинов и поддержкой с моря участие фалатрим в битве тогда точно не закончится, а рисковать доверившимися ему эльдар он не хотел. Но что он смог сделать, когда напали на северные поселения? Ничего. И теперь загубленные жизни погибших и пленных на его совести.
— Я согласен, — наконец сказал он. — Пусть будет так. Мы послушаем лорда Тургона и станем рядом с нолдор.
Фингон улыбнулся и еще раз заверил Кирдана в дружбе от лица короля Финголфина и от себя лично.
«Кажется, мои первые переговоры прошли успешно», — отметил про себя Финдекано, отправляясь после беседы с Корабелом на запланированную заранее прогулку вместе с владыками гаваней.
* * *
Финдекано знал, что телери не планируют задерживаться в Белерианде. Аман звал их, не отпускал, манил плеском волн и только им одним слышимой мелодией. Однако они нуждались в отдыхе перед дальним и, возможно, нелегким путешествием назад. А, значит, еще можно было отложить, чуть позже написать Арафинвэ и матери. И если Фингон отлично знал, о чем хочет поведать дяде, то со вторым письмом было намного сложнее: что сказать той, что предпочла вечную разлуку с мужем и детьми.
Утром после завтрака Лехтэ сообщила ему, что Нгилион и его команда собираются отправляться на следующий день. Немногим позже и сам капитан небольшой команды поделился с ним планами, напомнив про письма.
День шел: переговоры, встречи, совместные прогулки и беседы — у Финдекано не было и свободной минуты, чтобы подумать о словах, что он хочет написать матери, хотя нервное напряжение и даже тревога его не покидали.
Турукано не захотел передавать послания в Аман, сославшись на то, что старший лучше справится. Писать же родителям погибшей жены он не решился.
Вечером Финдекано рано попрощался со всеми и отправился в свои покои. Достав свиток, он задумался, стоит ли поприветствовать Арафинвэ, как короля или как дядю. Решив, что это все же неофициальное письмо, он остановился на втором варианте. Сжато и кратко он поведал о делах нолдор в Эндорэ, о предшествующих событиях, о надеждах и чаяниях. Не забыл он поподробнее рассказать о жизни его детей, не затрагивая, впрочем, самые волнительные моменты перехода по льдам. Не стал он также упоминать, что средние его сыновья из окон своей крепости видят Ангамандо, твердыню Врага. Не забыл Фингон рассказать и о том, что Артанис стала послом нолдор в королевстве Эльвэ. О сложных взаимоотношениях с синдар он распространяться не стал.
В конце письма Фингон попросил передать привет бабушке Индис и всем знавшим его эльдар, которые остались в Амане.
Когда он взял второй свиток, было уже поздно. Рука сама вывела первые строки и, не останавливаясь, продолжила.
«Здравствуй, аммэ. Мы все живы: братья, сестра, отец. Так сложились обстоятельства, что атар теперь король нолдор. Нолдор-изгнанников, аммэ, так что его распоряжения не для вас, оставшихся в некогда благом краю. Я не знаю, что тебе будет интересно, что нет, но мы строим крепости и готовимся отомстить. Возможно, после того, как мы низвергнем падшего валу, морской путь вновь будет открыт, поэтому скажу честно, что надеюсь на нашу встречу, а также на то, что твоя жизнь в Тирионе благополучна.
Мы любим тебя, думаем о тебе и никогда не забудем тех радостных дней, когда мы были вместе. Береги себя.
Твой сын Финдекано».
Не перечитывая письмо, Фингон запечатал свиток, погасил свет и, не раздеваясь лег. Звезды заглядывали в окно, убаюкивали, успокаивали, а он все слушал колыбельную матери вместо мелодии Варды.
* * *
Телери собирались в обратный путь. Проснулась в тот день Лехтэ еще до света. Тогда, когда восточный край небосвода как раз слегка позолотил поднимающийся Анар. Самые крупные звезды слегка побледнели, а слабых огоньков уже и вовсе не было видно.
Нолдиэ зевнула и потянулась к уже привычным штанам. Сейчас, после стольких дней пути, было почти невозможно представить, что она носила некогда платья и украшения. Последняя мысль заставила ее вспомнить о все еще висящем на шее кулоне. Она поднесла его к глазам, не снимая, и некоторое время с улыбкой рассматривала. Вложенные в него эмоции грели сердце, и страх перед будущим, перед неизбежной встречей с мужем слегка отступил.
Все те случайно вырывавшиеся то и дело из уст фалатрим обороты и эпитеты в его отношении рисовали весьма сурового, даже грозного лорда. Почти такого же мрачного, как упомянутый библиотекарем Эол. Этот образ столь разительно отличался от того Атаринкэ, что она знала в Амане, что она и сама, думая о лорде Химлада, поневоле называла его «Куруфин». Просто для того, чтобы хоть немного отличать от Атаринкэ. Но, странное дело, сам образ, нарисованный обитателями Белерианда, чуждым или пугающим ей отнюдь не казался. Непривычный — да, суровый — да, но от этого еще и заманчиво-интригующий.
— Хм, — произнесла она и сама себе улыбнулась.
Что ж, пора собираться, а то не успеет проводить в обратный путь друзей. Надев рубашку, она привычно заплела волосы в две косы и уложила их вокруг головы. Выйдя в коридор, она постучала в покои Солмиэль и Нгилиона и застала их уже готовыми к отплытию, как и Суриона с Фасси.
— Торопитесь? — понимающе и немного грустно спросила она.
Нгилион улыбнулся:
— Что делать, эльфенок. Наши сердца принадлежат Аману. Мы хотим домой.
— Я понимаю, — вздохнула она. — И все же жаль расставаться.
— Нам тоже, поверь, — отозвалась Солми.
Телери еще раз проверили, все ли захватили, и вместе они направилась к берегу. По пути к ним присоединились Кирдан с женой и серьезный, отчего-то то и дело хмурящийся Фингон.
— Вот, — заговорил он и достал из-за пазухи два конверта. — Письма для матери и для дяди Арафинвэ.
— Если стихии сдержат обещание и пропустят нас, то мы непременно передадим, — пообещал капитан и забрал послания.
Бритомбар постепенно просыпался. Окончательно поднявшийся Анар позолотил крыши. Листва деревьев нежно шелестела, колеблемая ласковым бризом, который весело надувал паруса их кораблика, уже ожидавшего у причала в полной готовности.
— Не забудьте сообщить о своем прибытии через Тара, — попросила их Лехтэ, и Нгилион заверил, что они обязательно дадут ей знать о своем благополучном возвращении.
Телери поднялись на палубу и принялись укладывать сумки, а нолдиэ стояла и смотрела на «Lossambar», который больше ей не принадлежал. В горле стоял тугой комок, а к глазам подступали нежданные слезы. То, что она любила прежде и чем дорожила, окончательно уходило от нее. Аман, родной дом, родительский сад и все годы счастливого детства, юности, замужества…
— Не грусти, — попросила ее Фасси, вновь спустившись на берег. — Уверена, что мы еще встретимся.
Лехтэ обняла сердечно ее и Солми, помахала стоящим на палубе Нгилиону и Суриону, и девы морского народа присоединились к мужьям, чтобы оставить ее один на один с грядущим. Неумолимым, как пророчества Намо.
При мысли о владыке Мандоса она вздрогнула и внезапно поежилась.
— Легкого вам пути, — пожелал отплывающим Кирдан. — Желаю вскоре снова ступить на родной берег.
— Спасибо, владыка, — поблагодарил капитан и громко крикнул, маша обеими руками: — Tenn' omentielva enta!
— Mára mesta! — прокричала в ответ Тэльмиэль, и маленький кораблик, очнувшись от сна, легко и свободно заскользил по волнам. — Прощай, Аман…
Белоснежные паруса постепенно становились все меньше и меньше, пока наконец не растворились среди золотых лучей и белых барашков волн.
Что-то ее теперь ждет…
Собирать в дорогу Лехтэ было, собственно говоря, и нечего. Те немногие вещи, что у нее имелись, она уложила в сумку за несколько минут.
Нолдиэ подошла к окну и посмотрела на виднеющуюся вдалеке стену. Там, за пределами города, начинался путь, который ей предстояло преодолеть. Одной или с чьей-либо помощью, но он уже начат, и обратной дороги для нее не будет. Как бы ее ни принял в конце концов муж, до самого приезда в Химлад свернуть ей уже не удастся. Да и не было у нее подобного намерения. Иначе зачем потребовалось тогда покидать мирный, спокойный Аман?
Украдкой вздохнув, Лехтэ еще раз осмотрела покои и убедилась, что не забыла ничего. Решив, что самое время пойти поужинать и отправляться спать, она уже направилась было к выходу, но в этот самый момент в дверь постучали.
— Входите! — крикнула она.
На пороге показались Кирдан с супругой.
— Мы принесли тебе кое-что, — сказала, улыбнувшись, леди Бренниль, и только тут Лехтэ обратила внимание, что та держит в руках кольчугу и плащ.
— В дороге тебе понадобится защита, — уверенным, твердым голосом заявил Корабел. — Полный доспех чересчур тяжел для леди, а вот кольчуга, я полагаю, будет в самый раз.
— Благодарю вас, — ответила нолдиэ.
Она подошла ближе и бережно, с уважением и возможным почтением приняла дар.
— Этот плащ поможет тебе в случае опасности стать незаметной для врага, — продолжила владычица и стала подробнее описывать его свойства, в конце несколько неожиданно спросив: — Ты точно не хочешь подождать приезда мужа здесь, в Бритомбаре?
Лехтэ уверенно покачала головой:
— Нет. Благодарю за заботу, но завтра я отправлюсь в путь, как было намечено.
— Что ж, ты лучше знаешь, что делать, — согласился Кирдан.
Владыки ушли, а Тэльмиэль, поужинав, уселась на балконе и некоторое время молча смотрела, пытаясь мыслью проникнуть в будущее. Безуспешно. Быть может, от волнения, от тревоги перед грядущим, но ей ничего не удавалось разглядеть в этой мутной пелене, плотно сомкнутой перед ее взором. Тяжело вздохнув, Лехтэ встала и, раздевшись, легла в постель и закрыла глаза. Ей надо было поспать — отъезд планировался ранним утром.
* * *
Был один из редких вечеров в Химладе, когда дел совсем не осталось. Хотя Куруфин никогда не любил праздно сидеть, созерцая окрестности или рассматривая в подробностях какой-нибудь причудливый цветок, он стал ценить ставшие редкими моменты, когда появлялась возможность отдохнуть у камина с книгой или же поговорить с сыном или братом. Искусник всегда был в движении: в мастерской, на охоте, на конных и пеших прогулках в далеком теперь Амане, а здесь, в Белерианде, ему приходилось строить, разведывать, ковать, сражаться, вновь возводить укрепления, опять изготавливать оружие и доспехи. Именно поэтому сейчас он решил взять интересную книгу и провести этот вечер за чтением.
Однако оказавшись в комнате, Куруфин понял, что часть вещей так и осталась не разобранной. На полках давно удобно расположились различные справочники, труды отца и других нолдор, но времени разобрать сборники стихов и сказаний у него не было, также как до сих пор стоял ни разу не открытым большой сундук с одеждой — Искуснику хватало той, что была сложена в их общую с сыном сумку. Вздохнув, он все же решил заняться делом. Бережно выложив книги и свитки на кровать, Куруфин разложил их по авторам, а затем отделил прозу от стихов. Конечно, часть следовало отнести в библиотеку, ведь многие работы могли быть интересны и другим нолдор, однако самые любимые он решил оставить в своих покоях. Вскоре еще несколько полок шкафа перестали быть пустыми, а вызванный верный аккуратно унес оставшиеся книги в читальный зал.
Теперь можно было и посидеть в кресле, погрузившись в мир интересных сказаний, но, начав разбирать вещи, Куруфин решил довести дело конца и впервые в Белерианде открыл большой сундук.
Судя по всему, собирал его тогда в Амане Тьелпэ, потому как он сам точно не мог бы положить тонкую шелковую рубашку рядом с шерстяной коттой. Искусник доставал и одежду сына, складывая ее в отдельную стопку на кровати, остальное тут же находило свое место в шкафу. Еще одни штаны отправились на полку, когда на свет показалась следующая вещь. Украшенное кружевами и расшитое бисером и камнями ярко-алое торжественное платье Лехтэ.
Куруфин замер и даже на миг крепко зажмурился, надеясь, что ему показалось. Когда он открыл глаза, вечерний наряд супруги все еще был в сундуке. Бережно взяв его в руки, Искусник провел рукой по материи, вспоминая, как когда-то давно она скрывала тонкий стан жены, что прижималась к нему в танце. Непрошеные картины прошлого оглушительным водопадом хлынули на него: тот бал в Тирионе, их прогулка по саду, поцелуи и объятья, и блестящие в свете Тельпериона глаза любимой, их покои во дворце и эта мудреная застежка… Не удержавшись, он перевернул платье и обнаружил обыкновенные в общем-то крючки — видимо, тогда он очень торопился, раз уж они показались ему сложными.
Горько улыбнувшись воспоминаниям, Куруфин аккуратно повесил платье супруги к себе в шкаф. А когда вещи в сундуке закончились, еще три оказались рядом с тем, алым.
Искусник сам занес одежду сына к нему в комнату и, пожелав хорошего отдыха, поднялся на стену крепости, где в одиночестве провел несколько часов, глядя на звезды и на запад.
* * *
На утро был назначен отъезд, однако Финдекано не спалось.
На Бритомбар уже опустилась ночь, и в отдалении тихонько перекликались стражи. В саду под окнами пели цикады, а если прислушаться, то можно было различить плеск моря, ласкающего каменный причал.
Отчего-то казалось, что он не сделал еще самого главного. Глядя в узорчатый, расписной потолок, нолдо раз за разом перечислял мысленно все дела, но так и не смог обнаружить промашки. Решив, что дальше мучиться бесполезно, Фингон встал и, проворно одевшись, вышел подышать свежим воздухом в сад.
Пронизанный серебристым светом Исиля воздух обволакивал, а в отдалении тихонько перекликались ночные птицы. Нолдо вздохнул и, сунув руки в карманы котты, пошел по дорожке, петляющей меж деревьев.
Задания отца все выполнены, указания Турукано оставлены. Тогда отчего так тянет, зовет фэа?
«Понять бы еще, куда именно», — подумал он отрешенно и, остановившись, ласково погладил ствол дерева — темный, шероховатый и чуть влажный.
Набежавшее было на ладью Тилиона облако растаяло без следа, и весь сад — трава, цветы и листья, чуть слышно шелестящие на ветру — засеребрился, так что даже на мгновение стало больно глазам.
— Я так и знала, что ты придешь, — услышал он поблизости тихий ласковый голос, и, обернувшись, увидел деву, еще совсем юную, лет примерно сорока.
— Армидель, — узнал он ее. — Дочь владыки Кирдана.
— Верно, — подтвердила она.
— Ты ждала меня?
Та в ответ весело пожала плечами:
— Хотела кое-что сказать. Будьте осторожны на подъезде к горам.
— Там что-что должно случиться? — нахмурился Финдекано.
— Не знаю, — ответила честно дева. — У меня нет дара предвидения, как у отца.
— Тогда почему предупреждаешь?
— Ветер нашептал.
Нолдо нахмурился, не совсем уверенный, что правильно понял ее слова, и все же подумал, что пренебречь ими было бы непростительным безрассудством.
Армидель посмотрела внимательно в его лицо, и Фингону вдруг на один короткий миг показалось, что у него закружилась голова.
— Не поймешь никак? — догадалась она. — Конечно, ты нолдо, нэр, вам тяжелее, чем прочим.
Она сделала приглашающий жест, предлагая вместе пройтись, и сын Нолофинвэ с готовностью пошел с ней бок о бок по направлению к морю. Армидель тем временем продолжала:
— Ваша проблема в том, что вы видите в Белерианде прежде всего противника, которого необходимо одолеть, а не доброго друга. Но если открыть ему свое сердце, то он станет твоим помощником. Нисси в этом смысле проще, а тебя я могу попробовать научить. Хочешь?
Он обернулся и серьезно посмотрел на спутницу:
— Да, конечно.
Ее серебристые волосы блестели, соперничая с лучами Исиля, а на юном лице легко читались мудрость и понимание.
— Тогда закрой глаза, — велела она, — так будет проще. Нет, разум открывать ни в коем случае не надо, этом может быть опасно. Распахни душу, сердце. Вот так, все верно.
— Это отчасти напоминает осанвэ.
— Так и есть. А теперь попробуй представить себя частью этой земли. Впусти ее в себя. Позволь ветру заглянуть в самые отдаленные уголки фэа. Проникни силой мысли в глубины земли, в толщу воды. Услышь их. Что они говорят тебе?
Ее голос журчал, словно ручей на равнине. Фингон старался дышать глубоко и ровно. Он и сам не мог бы сказать, сколько времени прошло, но вскоре ему начало казаться, что у него получается.
— Опасность. Горы, — сказал он резко, открывая глаза. — Орки.
— Вот и мне подробнее услышать не удалось, — вздохнула она. — Я спрашивала отца, но он не видит. У него есть дар предвидения, это правда, но он не всесилен. Будьте очень осторожны.
— Я постараюсь, — пообещал Фингон.
— Надеюсь, эта земля тебе станет другом, как и мне, — ответила Армидель, и сын Нолофинвэ, взяв ее ладонь, осторожно поднес к губам и поцеловал пальцы.
— Благодарю тебя.
* * *
Одевалась Лехтэ тщательно и вдумчиво, чтобы в спешке ничего ненароком не перепутать. Сначала штаны и рубаху, затем поддоспешник, кольчугу, наручи и перчатки. Натянув сапоги, она заплела волосы так, как это делают нэри-воины. С непривычки было странно и неудобно, однако укладывать их в женскую прическу она не рискнула, чтобы не выделяться из отряда слишком сильно, а оставлять их распущенными все же было опасно — за длинные пряди враг мог легко ухватить и стащить с коня.
Подойдя к зеркалу, она нахмурилась и еще раз придирчиво себя оглядела.
«Пожалуй, издалека меня и правда можно принять за юного нэра», — решила она. А большего и не требовалось.
Накинув на плечи дорожный плащ, подарок фалатрим, она оглядела еще раз покои и, убедившись, что ничего не забыла, подхватила сумки и отправилась во двор.
Там ее уже ждали. Владыка Кирдан с супругой, мрачный Турукано, исподлобья поглядывающий на происходящее, Итарильдэ, которая ей приветливо улыбнулась, Финдекано, о чем-то сосредоточенно беседующий с командиром отряда верных Тарионом, и десяток воинов-фалатрим под началом Острада.
Вместе с воинами морского народа в их отряде набиралось тридцать два эльда.
— Ясного утра, — поприветствовала она собравшихся, и в ответ ей раздался нестройный хор голосов.
На восточном крае уже начинало постепенно розоветь небо, и Финдекано, приторочив ее сумки, решительным голосом велел всем поторапливаться.
— Легкой дороги вам! — звонко крикнула Итарильдэ.
Лехтэ, вскочив на коня, помахала в ответ:
— Благодарю!
— Хорошего пути, — явно делая над собой усилие, проговорил Турукано.
Фингон нашел в толпе собравшихся брата и, задержав на нем на несколько секунд взгляд, улыбнулся.
— Будьте осторожны, — напутствовал владыка и добавил что-то на синдарине.
Слов его Лехтэ не уловила, однако Финдекано явно понял смысл сказанного и ответил на том же языке.
«Пожалуй, будет не лишним его выучить», — подумала нолдиэ.
Говорить на языке синдар она, конечно, не собиралась, но понимать сказанное в ее присутствии была должна.
— Владыка Кирдан сообщил последние данные разведки, — перевел Фингон. — На эльдарине это было бы затруднительно, извини.
— Все в порядке, — успокоила его Тэльмиэль.
Из-за спины отца вышла юная Армидэль, и старший Нолофинвион, увидев ее, широко улыбнулся и как-то даже посветлел лицом.
Лошади нетерпеливо гарцевали, явно желая поскорее отправиться в путь, и эльфы разделяли их стремления.
Густые тени, разгоняемые лишь пламенем светильников, стали менее плотными, и Финдекано после новых взаимных пожеланий и прощаний скомандовал отправление. Фалатрим поехали впереди, указывая дорогу, верные-нолдор по бокам и позади отряда.
— Долгий путь нас ждет? — уточнила Лехтэ.
— Весьма, — подтвердил Финдекано. — Несколько месяцев.
— Однако, — удивленно покачала головой она.
Вскоре впереди показались восточные ворота, и стражи, завидев их, поспешили выпустить отряд. Оказавшись за пределами Бритомбара, они перешли с шага на рысь.
Ладья Ариэн поднималась все выше, золотя расстилавшиеся перед ними поля, и нолдиэ с удовольствием вдохнула терпкий, густой аромат трав. Почти такой же, как дома, в Амане. Она повернула голову на северо-восток и посмотрела туда, где должен был находиться сейчас ее муж.
— Я еду, — прошептала Лехтэ тихонько, так что кроме нее никто не услышал, и широко, счастливо улыбнулась.
* * *
Стояли солнечные жаркие дни, радовавшие нолдор спокойной обстановкой на рубежах и отличной погодой. Эльдар помладше хотя бы на несколько часов в день убегали на небольшое озерцо, расположенное недалеко от крепости. Дозоры регулярно патрулировали прилегающие территории, так что такие прогулки не возбранялись.
Однако жаркое лето принесло с собой и новые хлопоты — временами из-за гроз, зноя или же по злой воле Моргота вспыхивали сухие травы Ард-Галена. Нолдор, как умели, боролись с пожарами, однако Маэдрос уже раздумывал озадачить Курво решением данной проблемы, тем более что и Маглор сообщал о подобных сложностях.
Несмотря на погоду, нолдор Химринга и некоторые авари, поселившиеся в крепости высокого лорда, продолжали тренировки.
— Суров он больно, — вздохнул Острый взгляд, утирая пот со лба. — Не щадит нас.
— Враг не спросит, когда нам удобно будет отразить нападение, — ответил ему друг и, облившись водой, принялся переплетать растрепавшуюся косу.
— Ты прав. Просто устал, — согласился он. — Теперь отдыхать?
— Нет, в лес.
— Соскучился по родным местам? — спросил он.
— Я в другую сторону собирался, — сказал Тихий шаг. — На болото.
— Задание?
— Нет. Хочу морошки набрать, — признался он.
— Ты ж ее никогда особо не любил, — озадачился Острый взгляд.
— И сейчас не очень жалую, — ответил эльда. — Хочу лорда порадовать. На себя-то у него времени и нет, весь в делах да забот. И к тому же не пробовал он ее никогда.
— Дело говоришь, — согласился друг. — Пойдем вместе?
— Согласен. Только надо доложить командирам, что мы ненадолго покинем крепость.
— Так свободное же время, — удивился Острый взгляд.
— Все равно. Они знать должны, где их воины, — настоял он на своем.
Лес встретил друзей гудением мошкары, редким пением птиц и легким шелестом крон высоких сосен, которые по мере приближения к болоту сменились достаточно густым ельником.
На болоте было жарко, однако красные, а кое-где и янтарно-золотые ягоды, радовали глаз, и двое авари с энтузиазмом принялись собирать морошку, отправляя самые спелые ягоды в рот, а не в привязанные к поясу корзинки — до крепости такие не донести. Авари обходили идеально ровные ярко-зеленые полянки топей, передвигаясь по мху и радуясь, что морошка не росла на гиблых местах, иначе можно было увлечься и хорошо, если друг окажется рядом и успеет вытащить.
Год выдался урожайный, ягодный, так что за пару часов они набрали полные корзины и, немного уставшие и изрядно покусанные мошками, вернулись в крепость. По дороге назад им встретился отряд дозорных. Нолдор удивились, но порадовались, что и на болоте было спокойно.
Готовить пирог и напиток друзья-авари решили сами, чем привлекли внимание абсолютно всех поваров, пожелавших научиться премудростям обращения с незнакомой им ягодой.
— Что-то ты совсем невеселый, Нельо, — сказал Норнвэ, заходя к другу и лорду. — Опять этот, — махнул рукой в сторону Тангородрима, — замышляет? Или болит что?
— Все хорошо, Норн, не беспокойся, — ответил Маэдрос и вяло улыбнулся. — Это все жара. Не люблю.
Тот позволил себе усомниться, вспомнив, как в Амане им нравились теплые лучи Лаурелина.
Майтимо не стал уточнять, что его сильно беспокоит не сама погода, а участившиеся пожары и некоторая апатия воинов, хотя он делал все возможное для поддержания боевой готовности и соответствующего настроения.
В дверь неожиданно постучали. Друзья вопросительно переглянулись, и Нельяфинвэ разрешил зайти неведомому гостю. Двое авари держали в руках подносы, на которых гармонично расположились пироги и кувшины с напитками.
— Ясного дня, лорд Маэдрос, — поприветствовал Острый взгляд, второй же почтительно склонил голову, вдыхая сладкий аромат.
— Мы хотели порадовать… угостить… вы же не пробовали еще… наверное.
Суровый лорд Химринга тепло и очень светло улыбнулся, приглашая авари к себе.
— Благодарю, друзья, — искренне произнес он. — Надеюсь, вы разделите с нами это ароматное угощение?
— Если вы пожелаете, — ответил Острый взгляд.
— С удовольствием, — отозвался Тихий шаг. — То есть если вы так того желаете…
Майтимо вновь рассмеялся.
— Норн, смотри, а лучше обоняй, что нам принесли, — задорно сказал он другу.
Пирог таял во рту, а сок солнечных ягод, казалось, дарил тепло и свет, радость и даже надежду на то, что тьма не устоит, рухнет под пламенным напором нолдор.
Маэдрос улыбался, авари были довольны, что сумели в некоторой степени удивить лорда, а Норнвэ смотрел на друга и был благодарен им, что тот вновь стал похож на себя самого.
* * *
Отряд все дальше и дальше продвигался на восток. Мимо мелькали ручейки, поля, холмы, рощицы. Над головами проплывало небо, высокое и бескрайнее, и Лехтэ, когда доводилось посидеть на стоянках у костра или же наоборот в прохладной тени, с удовольствием разглядывала его, ища в синеве знакомые формы. Ей виделся то олень, то конь со всадником, а иногда даже в вышине возникали целые картины.
— Как будет на синдарине облако? — спросила она Финдекано.
— Fan.
— А трава?
— Salab. Цветок будет loth или elloth.
Он, а еще фалатрим старались по мере возможности обучать ее, хотя нолдиэ и не нравился язык жителей Дориата. Впрочем, говорить она все равно продолжала на квенья или эльдарине, но подобное решение как будто ни у кого не вызывало неудовольствия.
— Завтра утром мы перейдем Нэннинг, — объявил Острад после того, как вечером они разбили лагерь на берегу реки.
Нолдиэ сняла седельные сумки и, напоив коня, почистила его и отпустила пастись. Воины уже привычно установили дежурства, Тарион занялся ужином, а сама она, облегченно вздохнув, подошла к реке и опустила ладонь в прохладную воду.
Искушение искупаться было велико, однако усилием воли она удержалась. Теперь для подобных вольностей настало не самое подходящее время. Кто б знал, что случится в следующую минуту? Отряд орков или иных тварей мог показаться в любой момент, хотя ни воины-нолдор, ни фалатрим как будто не проявляли признаков беспокойства.
Сорвав тростинку, она принялась делать из нее дудочку, просто так, забавы ради. Однако мелодия, которая вскоре разнеслась над водой, мало походила на ту, что звучала у нее в голове, хотя и была приятна на слух.
Когда от костра потянуло ароматами жареного мяса и пряностей, Лехтэ, вернувшись к огню, занялась приготовлением горячего травяного напитка. Эта обязанность к ее немалому удовольствию с первого дня как-то сама собой легла на ее плечи.
Вечер постепенно сгущался. Беседа текла неторопливо и плавно. Нолдор выспрашивали ее о жизни в Амане и, обнаружив общих знакомых, радовались, что могли узнать о них, хотя сильно удивлялись, что и благой край познал тяжелые времена. Им было сложно представить снег, лежащий на улицах Тириона, голод и почти что отчаяние некоторых эльдар из-за бездействия Стихий.
Вскоре показались первые крупные звезды, начали перекликаться ночные птицы. Прямо над травой зажглись крохотные огоньки светлячков, и Лехтэ, пристроив подбородок на колени, любовалась этой мирной, незамысловатой, но от этого не менее восхитительной картиной. Когда сменилась очередная стража, нолдиэ, вздохнув, решила, что пора уже укладываться спать. Устроившись поближе к уютно потрескивающему костру, она завернулась в плащ и закрыла глаза. Отдаленные голоса воинов убаюкивали, и она сама не заметила, как уснула.
Утром Тэльмиэль обнаружила, что берег окутал густой туман. Мрачный Финдекано объявил, что придется ждать. Он несколько раз обошел лагерь и, удостоверившись, что все эльдар были там, а не блуждали в странной густой пелене, прислушался к своим ощущениям. Нечто подобное Фингон чувствовал, когда приближался к пикам Тангородрима. Несмотря на то, что прошло уже немало времени, он не мог ошибаться — искажение рядом, близко, хотя самих тварей Моргота никто из дозорных не обнаружил. Брод находился от них всего в десяти шагах, однако ни он, ни Острад так и не решились начать переправу в столь плохую видимость.
— Я бы еще и дозоры удвоил, — проговорил Тарион.
— Тоже это чувствуешь? — поинтересовался Финдекано.
— Что именно? — решил уточнить верный. — Не должно быть сейчас такого тумана, не время.
— Уверен, что это дело рук Врага, — Фингон сжал кулаки, пытаясь разгадать замысел падшего валы.
Несколько минут Нолофинвион молчал, словно прислушивался к чему-то, а потом произнес:
— Опасности поблизости как будто нет, но ты прав — бдительность не бывает лишней.
Он отправил еще нескольких дозорных патрулировать границы их небольшого лагеря. На них по-прежнему никто не нападал, но в голосе реки, что несла свои воды совсем рядом, отчетливо слышалось негодование и желание скинуть с себя эту омерзительную липкую пелену.
Ждать отряду пришлось почти до полудня. Завтрак прошел в угрюмом молчании, да и дальше разговоры не шли. Лехтэ, сидя у самой кромки, нетерпеливо вглядывалась в противоположный берег, силясь угадать, что их там ждет. Туман навевал на нее грусть и даже тоску, словно вкрадчивым шепотом рассказывая ей, как может встретить муж, доставая из потаенных уголков ее фэа страхи и сомнения.
Анар все выше забирался на небосклон, и пелена постепенно начала рассеиваться. Ни орков, ни иных тварей на их счастье так и не появилось, но радоваться или расслабляться было преждевременно.
— Переходим! — решительно объявил Финдекано, когда все дозорные вернулись, доложив, что противник так и не объявился.
Тэльмиэль, подождав, пока разведчики перейдут брод, ступила в свою очередь в воду, оставив все сомнения на берегу, и поманила за собой коня. При свете солнца она даже удивилась, как такие мысли, странные, если не сказать искаженные, смогли появиться в ее голове. Лехтэ подставила лицо живительным лучам, а ласковые волны приятно холодили ноги, смывая все воспоминания о тумане и вызванных им картинах.
Последним переправлялся Финдекано, пристально взглядываясь в оставшийся за спиной берег. Он пересек реку и лишь тогда немного расслабился. Отряд, дождавшись командира, вскочил в седла и пустился рысью, стремясь поскорее покинуть эти странные места.
* * *
— Ириссэ, я надеюсь, нет, я рассчитываю на твое благоразумие, — произнес Финрод, стоя у окна в одной из башен недавно отстроенной Минас-Тирит.
Арельдэ сначала хотела отшутиться, но перехватив серьезный взгляд кузена, кивнула, соглашаясь с ним.
— Не переживай, я не оставлю Ресто одного. Во всяком случае надолго, — поспешила добавить она. — Когда уходишь?
— Скоро, — ответил он. — Мне следует поторопиться, еще одна крепость усилит позиции нолдор.
— Так и не скажешь, куда направляешься? — поинтересовалась она.
— Нет, — немного помолчав, ответил Артафиндэ. — Не стоит. Но я не собираюсь сидеть там безвылазно. Еще увидимся, сестренка.
Спустя несколько дней Финдарато и пожелавшие пойти за ним эльдар ранним утром, еще до восхода, отправились вниз по течению Сириона, в сторону великих водопадов.
Выбранный им водный путь оказался легким — река споро несла плоты, направляемые шестами подальше от берегов, отмелей и скалистых преград, что иногда возникали в ее водах. Лишь изредка эльдар делали остановки, чтобы пополнить запасы — Финдарато торопился и не желал искушать судьбу. Несмотря на то, что орков они не видели, присутствие искажения Моргота ощущалось порой сильно. Твари бродили в лесах, исполняя злую волю господина, вероятно, нападая на живших там авари. Во всяком случае, так считал Финрод, не зная, что в момент первого восхода в Белерианде пробудились атани, вторые дети Эру, которых первым обнаружил Враг, осознав, что получил ценнейший материал для осуществления своих планов. Именно их слуги Моргота и убеждали добровольно прийти в Ангамандо, чтобы обрести покровительство могучего господина, властелина Арды, как он сам себя называл. Атани поддавались искажению удивительно легко, лишь немногим удавалась противостоять ему. Однако и те испытывали недоверие ко всякому, кто не являлся их соплеменником, а потому и селились они в глухих лесах, где порой подвергались нападению странных существ.
Время шло, Сирион становился шире, полноводней, течение постепенно замедлялось.
«Пора», — решил Финрод и скомандовал причалить к западному берегу. Рисковать и подходить к водопадам еще ближе он не стал.
Предстоял длительный пеший переход. Конечно, с преодолением Хелкараксэ его сравнить было невозможно, однако к концу первой недели многие изрядно утомились. Желая поддержать уставших эльдар, Финрод взял в арфу. Тихая нежная мелодия легким шепотом разнеслась над равниной. Птицы замерли, прислушиваясь, звери уютно свернулись клубочком, засыпая, и лишь дикие кони, что паслись неподалеку, удивленно и настороженно подняли головы. Старшая кобыла стригла ушами, долго принюхивалась, и, уловив только ей понятный сигнал, повела свой небольшой табун к стоянке Финдарато.
— Андрам — это не горы, а цепь холмов, — рассказывал Острад на привале, крупной веткой лениво вороша поленья в костре. — Правда, довольно высоких. Гряда тянется на восток от Врат Сириона до самого Рамдала. Там она становится уже менее отвесной, поскольку долина Гелиона плавно понижается. С севера на юг ширина Андрама составляет три лиги.
Лехтэ мысленно представила себе карту и покачала головой. Объезжать им, безусловно, придется далековато.
— Может быть, мы сумеем найти удобный для перехода перевал? — размышлял вслух Финдекано.
Острад кивнул:
— Обязательно попытаемся.
Впереди лежал лес Таур-эн-Фарот, и командир их смешанного отряда с каждым днем волновался все больше и больше.
— Мне не дает покоя предупреждение Армидель, — признался он однажды в беседе с Тарионом. — Пока разведчики ничего не обнаружили, но это может означать так же и то, что от нас хорошо прячутся. И еще тот странный туман у Нэннинга… Я всей кожей чувствовал тогда искажение.
— Мы будем очень внимательны и осторожны, — заверил верный.
С некоторых пор можно было подумать, будто дозорные вообще не спят. Отряд продвигался вперед тихо и для посторонних глаз незаметно, стараясь придерживаться естественных укрытий. Лехтэ и сама, видя напряжение воинов, всегда была наготове — не отвлекаться, не удаляться от мест стоянок. Может, она и не помогала отряду, но уж, по крайней мере, старалась не быть обузой.
Достав свой лук и стрелы, Тэльмиэль тщательно их проверила и повесила за спину, а затем надела поверх кольчуги пояс с метательными ножами. Если однажды дело дойдет до боя, она сделает все возможное, чтобы забрать пару-тройку орочьих жизней. Вдруг это хоть кого-то спасет?
— В сам лес углубляться не будем, — решил Финдекано. — Объедем по краю.
— Хорошо, — кивнул Острад. — Я согласен.
Полоса деревьев впереди становилась все длиннее и толще, и нолдиэ гадала, сколь много опасностей им еще предстоит одолеть. На стоянках, во время кратких мгновений отдыха, рука сама тянулась к сумке с палантиром, но каждый раз останавливалась. Вызовет она мужа, и что скажет? Что создала ему своим появлением много дополнительных проблем? Как будто у него там и без нее их мало.
Она со вздохом убирала руку от камня и запрещала себе сообщать любимому.
Все так же реяли по ночам над травой светлячки, взлетали ввысь, в темное небо, искры, и можно было легко поверить, будто и не существовало никогда никаких бед и трудностей, что эта поездка вполне обыденная и мирная. Вот только серьезно всматривающиеся в темноту дозорные никак не вписывались в эту воображаемую картину.
Еще до света они теперь сворачивали лагерь и трогались в путь. Финдекано все больше мрачнел. Напряжение можно было почти что потрогать руками. В какой-то момент Лехтэ вдруг поняла, что давно уже не слышала пения птиц. И в тот же миг до ее ушей донеслись торопливые слова одного из разведчиков, спешно прискакавшего с докладом к командиру:
— Мой лорд, орки.
— Сколько? — резко спросил Финдекано, сдерживая коня.
Тэльмиэль напряглась и прислушалась. В лицо ударил упругий порыв почти ледяного ветра, и она поневоле поежилась, плотнее запахнувшись в плащ.
Разведчик был бледен.
— Много, — ответил он. — Около сотни.
* * *
Отряд Финдарато продвигался среди скал и камней. Кони, которым приглянулись нолдор, следовали за ними, стараясь осторожно ступать по земле, избегая острых осколков. Внутренний голос, раскатами волн Ульмо звучавший в голове, вел Артафиндэ к назначенному ему месту. У входа в одну небольшую, как показалось сначала, пещеру он остановился, объявив привал. Странные чувства одолевали Финрода — с одной стороны он был уверен, что достиг цели, с другой — жить под землей подобно странному народу, о котором говорила сестра, Арафинвион не желал. Кровь матери звала его к воде, к широкому Нарогу, к морю, которого он давно не видел, но чью песню волн ему уже было не забыть никогда. Нолдорское любопытство и упрямство заставляли самому построить подземный город, чья красота и величие затмили бы Менегрот Элу, возведенный умелыми руками детей Аулэ (во всяком случае именно так называла их Нервен). Ваниа же требовал незамедлительно достать арфу и воспеть сей момент, восславив свет Анара, чьи блики играли на водах Нарога, создавая удивительные картины, подобные искуснейшей мозаике.
Противиться слову Ульмо Финдарато не хотел, а потому, обустроив временный лагерь, эльдар принялись расчищать прилегающие территории, готовясь к долгой и нелегкой стройке, тем более что место действительно было удачное. Рудознатцы изучали минералы, определяя и рассчитывая возможности скал удержать вес пород, когда к естественным полостям внутри массива, добавятся еще и рукотворные. Охотники промышляли дичь в лесах, ученики Йаванны подготавливали места для посадок, желая, чтобы вокруг вскоре зацвели сады, укрытые от посторонних глаз лесами.
Что именно разбудило в ту ночь Финрода, он сказать не мог, словно привычную мелодию деревьев и камня попытался разбить грубый и злой мотив ненависти и желания убивать все живое.
Дозорные не трубили тревогу, вокруг шатров было тихо и спокойно, однако заснуть Финдарато уже не смог, а на утро выехал с немалым отрядом, желая обследовать лес дальше, чем пролегали тропы разведчиков.
* * *
Финдекано шумно выдохнул и коротко, но весьма цветисто высказался себе под нос. Прищурившись, он посмотрел на грозный, негостеприимный лес, и кулак его сам собой сжался.
— Что будем делать? — спросила Лехтэ, подъезжая ближе.
С минуту Нолофинвион молчал, обдумывая. Тарион и Острад не сводили с него глаз.
— Нам следует разделиться, — наконец сказал командир.
— Но нас и так слишком мало! — воскликнул верный.
— Вот именно, — подтвердил Финдекано. — Мы не можем рисковать. Что будет с леди Тэльмиэль, если мы не сумеем отбиться? Вы должны ее увезти.
Тарион хотел было явно что-то сказать, но передумал и, проглотив свои возражения, кивнул:
— Вы правы, лорд. Но как же вы? Мы не можем оставить вас.
— Со мной останется четырнадцать воинов, — ответил он. — Ты возьмешь с собой пятерых, и вместе с фалатрим и леди Тэльмиэль вы поедете вперед. Туда, куда планировалось. Вы должны доставить ее в Химлад во что бы то ни стало. Если я с оставшимися воинами не догоню вас до конца дня — не ждите нас. Мы постараемся тут задержать ирчей подольше.
— Но…
— Вы сумеете отбиться? — прямо спросила у родича Лехтэ.
— Должны, — ответил Фингон.
Она посмотрела на юг, туда, куда теперь лежал их путь, и прислушалась. Как будто все мирно и тихо. Пожалуй, даже слишком тихо.
— Они приближаются! — воскликнул Финдекано. — Я чувствую их. Ветер доносит до меня их шаги. Скорее, не медлите!
Тарион порывался что-то сказать, но командир не дал ему возможности:
— Это приказ!
— Повинуюсь, лорд Финдекано.
— Мы выполним долг, — заверил нолдор Острад.
Лехтэ, осмотрев сумки и убедившись, что все ее вещи при ней, вскинула руку в прощальном жесте и надела плащ невидимой стороной, готовясь при необходимости спрятаться даже на открытой местности.
— Удачи вам! — крикнула она.
— До встречи! — донесся до нее голос Финдекано.
Их сильно уменьшившийся отряд сорвался с места, стремясь как можно скорее покинуть место будущей схватки.
Фингон, бросив прощальный взгляд на жену кузена, огляделся и быстро оценил обстановку — бой придется вести на открытой местности, до гор доскакать они не успеют, а пасть с черной стрелой в спине он не собирался. Верные без страха смотрели то на приближающихся врагов, но на своего командира.
— Не дадим разделить нас! — прокричал Финдекано, перекрывая грохот, идущий от вражеского отряда.
Орки стучали кривыми мечами о щиты, гремели странными металлическими шарами, закрепленными не то на копьях, не то на алебардах. Они орали мерзкими голосами, угрожая жестокой расправой тем, кто не покорится воинам их великого господина.
— В круг! — приказал Фингон, понимая, что это их единственная возможность выстоять. А в следующий миг на них налетели ирчи.
Бой был тяжелым, приходилось отступать под натиском сил тьмы, но не дать врагам разорвать спасительное кольцо, не позволявшее ударить им в спину. Кони бились вместе с нолдор, копытами и зубами круша тварей, не разрешая им скинуть всадников на землю и добить.
Тела орков усеивали поле, но до победы было еще далеко. Неожиданно ирчи расступились и словно бы пригнулись, пропуская над собой черную хищную стаю стрел. Щиты нолдор взметнулись навстречу, но остановить всех они не смогли. Два коня, как подкошенные, рухнули на землю, и лишь отменная реакция их всадников позволила уцелеть, а не быть придавленными тушами животных.
Воспользовавшись некоторым замешательством, орки вновь кинулись в атаку, силясь добраться до их командира, в чьем плече уже сидела черная стрела, быстро обломанная здоровой левой рукой, которая теперь сжимала меч.
Почти все нолдор были ранены, но покоряться врагам не собирались, продолжая отчаянно биться.
Неожиданно орки по приказу своего командира остановились, и наступила странная, неестественная тишина.
— Сдавайтесь! — прокаркал высокий ирч. — Или отдайте нам своего лорда. Остальных, так и быть, отпустим — мы сегодня не голодные!
Злой смех разнесся над долиной. Финдекано было дернулся вперед, но рука верного тут же легла ему на локоть.
— Куда это ты? Вместе расправимся с этими и…
Договорить он не успел: черная стрела вонзилась в шею под подбородком.
— Не-е-ет! — Фингон спрыгнул с коня и кинулся к умирающему другу. — Держись, я сейчас!
Орки только и ждали этого момента, ринувшись всей толпой на небольшой отряд нолдор.
Меч Финдекано взлетал на встречу врагам, разил и защищал того, чья рука держала его. Взгляд нолофинвиона полыхал и обжигал, отбрасывая своей яростью тварей.
Кровь, алая и черная, но одинаково скользкая была повсюду. Распоротые и разорванные зубами коней тела орков создавали ощутимую преграду для атакующих. Однако и обороняющимся, измотанным нолдор приходилось нелегко: изнуренные сражением, многие уже еле держались на ногах, только все прибывающим оркам это не было заметно, и оттого в их ряды пробрался страх — эти эльфы не бежали и не сдавались, они стояли неприступными скалами, защищаясь, нападая и прикрывая раненых товарищей. Добраться же до их командира, как велел им повелитель, было невозможно — уже не один орк, желавший достать Нолофинвиона, валялся у его ног.
Ничто не предвещало беды — ни для нолдор, ни для ирчей, однако в очередной раз взмахнув мечом, Финдекано поскользнулся и запутался ногой в кишках им же убитого орка. Этой секундной заминки хватило, чтобы ловкая тварь обрушила свой ятаган на голову Фингона. Шлем раскололся пополам, но пригасил удар, сделав его не смертельным, хотя Нолофинвион и рухнул на землю, и его алая кровь смешалась с черной.
Ирч захохотал и победно занес клинок, чтобы в следующий миг рухнуть со стрелой в спине под пение труб отряда Финдарато.
* * *
Впереди серебрилась широкая лента Нарога, и Лехтэ попыталась прикинуть, где ее можно перейти. На первый взгляд это было непросто, тем более, что драгоценное время исчезало, как роса с трав Ард-Галена под жаркими лучами Анара.
Оглянувшись назад, нолдиэ обвела глазами равнину, порадовавшись отсутствию погони. Подъехав ближе, Острад торопливо заговорил:
— Леди, в паре лиг ниже по течению есть брод.
— Мы успеем до него добраться? — обрадовался Тарион.
— Да. Но есть одна проблема — он каменистый, и поскользнуться там довольно легко.
Командир верных что-то неразборчиво пробормотал себе под нос. Тэльмиэль покачала головой. Опасный или нет, а рискнуть надо. Не дожидаться же тут ирчей?
— Надо рискнуть, — наконец ответил он вслух.
Еще раз обдумав предложение, Лехтэ кивнула:
— Я согласна.
— Тогда за мной! — скомандовал Острад и, развернув коня, направил его вдоль берега.
Высокие травы колыхались, лаская ноги коней. Наверное, если спешиться и пригнуться, то их никто не заметит, но ведь с ними лошади. Нет, такой вариант не годился, каким бы заманчивым он не выглядел.
Прибрежный тростник тихонько пел, ему вторили голоса птиц, и было так удивительно мирно, что казалось почти невозможным поверить в беду, подстерегавшую их совсем рядом.
Воины сосредоточенно, внимательно оглядывались, хмуря брови, а Лехтэ с грустью думала, что они, по совести говоря, бросили сородичей. И неважно, что это был приказ командира, не оставивший им выбора. Все, что они могли — это надеяться, что оставшиеся нолдор сумеют отбиться и целыми и невредимыми вернутся домой.
Внезапно она всей кожей почувствовала вдруг разом вспыхнувшее в воздухе напряжение и, оглянувшись, заметила у самого горизонта крохотные фигурки тварей.
— Скорее, вперед! — скомандовал Тарион, который также увидел ирчей.
Кони ускорились, перейдя в галоп. Скоро Острад начал заметно забирать к берегу, и Лехтэ догадалась, что они приближаются к броду.
Вода опасно бурлила, перескакивая через камни, и нолдиэ невольно задержала дыхание. Однако выхода не было — только вперед! Она спешилась и, погладив коня по шее, ласково прошептала ему на ухо:
— Все хорошо. Мы справимся, вот увидишь.
Тот недоверчиво посмотрел на нее, словно сомневался в словах, потом фыркнул и покивал, соглашаясь. Острад первым вошел в воду, за ним, собравшись с духом, двинулась Лехтэ.
Влага мгновенно замочила сапоги. Подошвы немного скользили, и река, несущаяся под напором, так и норовила столкнуть ее. Нолдиэ не поддавалась. Она уверенно шла вперед, внимательно выбирая, куда поставить ногу, и конь, то и дело толкая ее носом в плечо, двигался точно по ее следам. Капли воды почти весело сверкали в лучах Анара, но Лехтэ не слышала ни ее плеска, не видела ни игры света, ни бликов. Звуки не долетали до ее ушей. Все внимание сосредоточилось на пути вперед: камень, еще один, очередной, на который необходимо было поставить стопу и удержаться. Еще шаг. К победе, к мужу.
— Мы справились! — выдохнула она, когда под ногами оказалась твердая земля противоположного берега, а не опасные скользкие камни.
Конь выскочил следом за ней и замотал головой, встряхиваясь. Один за другим начали переправляться остальные воины. Последним перешел Тарион. Однако совсем без происшествий все же не обошлось — самый молодой из верных упал и вывихнул плечо. Командир поспешил ему на помощь и уже на берегу вправил сустав. Тот поморщился, но процедуру вытерпел без звука.
— Ехать можешь? — спросил его Острад.
Тот, не раздумывая, ответил:
— Конечно.
— Тогда вперед. Нам нужно постараться до ночи уехать как можно дальше.
Отряд снова вскочил на коней, успешно справившихся с переправой, и сорвался с места. Теперь по правую руку тянулись поля, а по левую возвышался длинный хребет холмов Андрама.
«Что еще нам предстоит преодолеть, — подумала Лехтэ, — прежде чем я доберусь до мужа?»
Погони за ними не было.
* * *
— Лежи-лежи, куда это ты собрался? — Финдарато осторожно придержал кузена, намеревавшегося встать с походного ложа.
— Надо догнать остальных, — тихо произнес он.
— Никто не ушел, не беспокойся, — заверил его Финрод. — Мы справились со всеми, когда твари в панике побежали.
— Нет, — мотнул головой Фингон и тут же застонал.
— Ты косы свои береги, — по-доброму усмехнулся Финдарато.
— Что?
— Ляг и не шевелись, вот что, — уже строже ответил Арафинвион.
— Но Лехтэ… и остальные… они спаслись?
— Прикрой глаза, я тебе сейчас спою…
— Что с женой Курво и частью моего отряда?!
— Финьо, пожалуйста, успокойся. Она в Амане, там не должно быть орков, — тихо, но твердо произнес Финрод. — Твои верные получили помощь, погибших мы похоронили.
— Когда была битва?
— Вчера. И я рад, что ты наконец пришел в себя.
«Еще бы перестал путаться в происходящем. Причем здесь жена Курво?» — подумал Финрод, когда в шатер вошел его верный.
— Лорд Артафиндэ, — сказал он. — Разведка обнаружила конные следы, ведущие к Нарогу.
— Это они, — приподнялся, опираясь на ложе здоровой рукой, Фингон. — Скажи, они сумели избежать орков?
— Думаю, да, лорд Финдекано, — они двигались к броду, до воды мы проследили, но переправляться на другой берег у нас не было приказа.
— Хорошо, — Фингон с облегчением откинулся на свернутый вместо подушки плащ.
Дождавшись, когда кузен уснет, Финрод завершил песнь и вышел из шатра.
— Как же повезло, что вам тогда не понравился тот туман, что накрыл собой весь лес, — произнес верный.
Финдарато кивнул.
— Да, нам стоит доверять своим ощущениям, когда речь идет об искажении, — ответил он. — Враг может скрыть своих тварей, но не тот диссонанс, что привносит его магия в мелодию Арды.
Отдав необходимые распоряжения, Финрод придвинулся к костру, размышляя, как Лехтэ оказалась в Белерианде и только ли она решила проститься с Аманом.
Языки пламени жарко плясали, порой искрами взлетая к самым звездам. Запрокинув голову, Финдарато следил за огненными светлячками, что гасли в холодной темной вышине, так и не долетев до своих небесных собратьев.
— Амариэ, — прошептал он. — Ты не пришла, я знаю, но ты любишь, я это чувствую… Мы встретимся — я в это верю.
* * *
— Атто, куда мы поедем? — звонкий голос Итарильдэ разнесся по покоям во дворце Кирдана.
— Там будет безопасно, не переживай, — ответил Тургон.
Идриль вздохнула.
— Мне лишь интересно узнать, что за место нас ожидает. Я не мечтаю укрыться ото всех! Я… не на надо меня постоянно прятать и оберегать — здесь нет врагов!
— Дочка, что с тобой? Разве я желаю тебе зла? Наоборот, всегда беспокоюсь и забочусь о своей красавице, — Турукано подошел и ласково провел ладонью по золотым волосам Идрили. — Мы отправляемся в Виньямар, главный город Невраста. Там фалатрим начнут строить военный флот, а я займусь подготовкой армии. Возможно, тебе будет немного скучно, но так надо, поверь.
— Не переживай, я обязательно найду там занятие себе по душе! — она поцеловала отца в щеку и вышла в коридор.
Странное предчувствие возникло в ее фэа — в Виньямаре произойдет нечто для нее важное. Нескоро, пройдут года, или даже столетия, но именно оттуда, так говорило ей сердце, придет тот, кто станет судьбою. Дева желала рассмотреть черты, разглядеть того незнакомца, но тщетно — туманная завеса скрывала его лицо.
— Я буду ждать тебя, — тихо произнесла она и поспешила на прогулку с Армидэль.
Ждали они гораздо дольше суток. Верных не оставляла надежда, что лорд догонит их, да и сама Лехтэ, прежде чем продолжать путь, предпочла бы знать, что с родичами, оставленными в столь опасном положении, все в порядке.
Ветер гнал перед собой волны трав, доносил уханье ночных птиц и терпкий, густой запах меда. Воины старались не разжигать без необходимости костров, чтобы не выдавать своего присутствия, и поэтому в ночные часы было зябко, но Лехтэ не жаловалась.
Гряда высоких холмов закрывала от нее левую половину неба, и нолдиэ, глядя на преграду, пыталась представить, какие таинственные препятствия и опасности могут там поджидать их небольшой отряд. Наверное, нечто подобное рассказывал ей в далеком детстве атто, когда маленькая Тэльмиэль желала узнать о жизни квенди до Великого Похода. Однако если тогда бояться ей было, по сути, нечего, то теперь страхи получались слишком реалистичными, поэтому вскоре она оставила это занятие.
— Пора отправляться, — решительно заявил как-то поутру Острад, когда позади остались две долгие, муторные ночи ожидания. — У нас есть приказ.
Тарион сжал было челюсти, но потом кивнул отрывисто и ответил:
— Ты прав. Отправляемся.
Они позавтракали и свернули лагерь. Теперь впереди лежал долгий, извилистый, словно лента, путь. И неизвестно, что ждет их всех: возможно, впереди еще не один бой, а, может, все пройдет тихо и мирно. За холмами Андрама отряд должен был ехать через земли Амбаруссар, и Лехтэ не без основания надеялась, что там-то их не станут подстерегать никакие опасности. А те, что все же им могут повстречаться до владений близнецов, фалатрим вместе с верными Финдекано одолеют без труда.
Они ехали, стараясь не терять бдительности и давая по мере необходимости лошадям отдых, продвигаясь вдоль цепи холмов.
— Совсем скоро праздник Сбора урожая, — рассуждал Острад, — а там и до осени рукой подать. Дороги развезет, начнутся дожди. Не самое благоприятное время для путешествия.
— Ты предлагаешь переждать? — уточнил Тарион, внимательно глядя на дальнего родича телери.
Тот уверенно подтвердил догадку:
— Именно так. Леди Тэльмиэль, ведь лорды Амрод и Амрас ваши родичи?
— Братья мужа, — пояснила она. — Но мне бы не хотелось задерживаться.
— Почему?
Лехтэ нахмурилась, услышав столь прямой вопрос, но он был обоснован. И все же, как ни заманчиво звучало предложение, она решительно покачала головой:
— Есть обстоятельства.
Рассказывать им про те сомнения и беспокойства, что всю дорогу одолевают ее фэа, нолдиэ не собиралась. Однако воины и не стали настаивать на подробных разъяснениях, приняв ее позицию к сведению, и начали разрабатывать детали маршрута в соответствии с обстоятельствами.
* * *
— Это последняя большая река на нашем пути? — спросила Лехтэ, когда они остановились у бурного водного потока.
— Да, — подтвердил Острад, всматриваясь в даль. — Самая полноводная в Белерианде. От Ущелья Сириона до его устья ее протяженность составляет сто тридцать лиг.
— И как же нам перебраться на противоположный берег? — уточнил Тарион.
— Очень легко. Сейчас мы разобьем лагерь, отдохнем и начнем строить плот.
— А это не опасно? — встревожилась Лехтэ.
— Вы имеете в виду орков? — уточнил Острад.
— Да.
— По чести сказать, твари Моргота не слишком охотно приближаются к берегам Сириона, уж не знаю почему, поэтому нам, скорее всего, ничего не грозит. Но дозорных мы выставим.
На том и порешили. Конечно, постройка плота была делом не быстрым, и у реки им пришлось задержаться. Тэльмиэль предлагала воинам свою помощь в качестве плотника, заверяя, что хорошо знакома с этим делом, но те категорически отказывались. И ей оставалось только взять на себя обязанности по лагерю.
Лехтэ поднималась с рассветом, готовила завтрак, ухаживала за лошадьми. Работа доставляла ей удовольствие, и она с нежностью вспоминала, как дома, в Амане, помогала Атаринкэ с обустройством их недавно построенного дома. Как делала для него зеркала, шкафы, столики…
От подобных воспоминаний Тэльмиэль вздыхала и улыбалась светло и чуть-чуть печально. Однако мысли эти не доставляли боли, и она не старалась прогнать их прочь.
Наконец, настал день, когда два вместительных плота с бортами стояли на берегу.
— Конечно, за один раз мы все не переправимся, — сказал Острад.
— Значит, переберемся за два, — ответила Лехтэ.
Откладывать не стали. Погрузив вещи, они завели опасливо пофыркивающих коней и, когда Лехтэ с несколькими верными взошли на борт, оттолкнулись шестами.
Сирион бурлил, слабые волны иногда перехлестывались через край, и с непривычки нолдиэ первое время волновалась, однако вскоре перестала замечать воду, что оказывалась поверх бревен. Лошади не проявляли признаков беспокойства, доверившись своим друзьям, и спокойно стояли, мерно похрустывая скошенной для них травой.
Когда плоты пристали к противоположному берегу, двое фалатрим отправились назад, за оставшимися товарищами. Переправа прошла успешно, и вскоре весь отряд был в сборе.
— Жечь их не будем, — предложил Тарион. — Пусть остаются на берегу. Вдруг кому-то еще пригодятся.
— Согласен, — отозвался Острад.
Лехтэ так же, в свою очередь, поддержала идею. Они устроили плоты подальше от воды и, вскочив на коней, отправились вдоль холмов, надеясь до темноты преодолеть несколько лиг. Дозорные, как обычно, выехали вперед, разведывая дорогу.
* * *
В водах Хелеворна водилось много рыбы. Нолдор не были истинными ценителями таких яств, предпочитая готовить дичь, добытую в лесах или полях. Морифинвэ, друживший с кузенами-арафинвионами, смог оценить вкус блюд, которыми его угощали в Альквалондэ, а после он попросил Ангарато научить его готовить подобные вкусности. Процесс растянулся на долгое время, потому как больше походил на соревнование, нежели на приобретение новых навыков. Однако спустя несколько лет именно Карнистир смог приготовить блюда из даров моря так, что их с кузеном секрет не раскрыл ни один телеро.
Морифинвэ улыбнулся, вспоминая благие дни и направляя лодку к берегу, где возвышалась его крепость.
Улов был небогатый — Карантир провел с удочкой в руках всего лишь час или немногим больше, но Морьо и не стремился накормить рыбой всех верных, поселившихся на берегах озера. Он вообще не собирался отдавать ее нолдор, она предназначалась одной упрямой синдэ.
Карантир не мог сказать, почему так желал порадовать целительницу, которая сейчас большую часть времени проводила среди культурных посадок, заботясь о растениях и будущем урожае. Лантириэль нечасто приходила с докладами к лорду, но и не скрывалась от него, не избегала встреч. Морифинвэ же напротив желал видеть ее каждый день или даже чаще.
К приготовлению рыбы Карантир подошел основательно, заранее отобрав необходимые травы, продумав возможные соусы и подливы. Он улыбался, счищая чешую, представлял, как обрадуется Лантириэль возможности попробовать нечто новое. Разделывая тушки на филе, Морьо напевал незамысловатый радостный мотив, прославляющий легконогую Нессу. Имя прекрасной девы, правда, Карнистир изменил. Посыпая мясо душистыми травами, нолдо неожиданно для себя подумал о волосах синдэ, хранящих запах леса и цветов. Работа спорилась в умелых руках и вскоре сладкий аромат поплыл по кухне и робко выглянул в коридор.
Целительница, закончив осмотр находящихся на ее попечении эльфов, улыбаясь своим мыслям, которые все возвращались из родных ей лесов к лорду этой крепости, приближалась к кухне. Дивный запах заставил ее остановиться и мечтательно закрыть глаза — не только травы, но и эмоции готовившего говорили о чем-то большем, нежели желании вкусно пообедать. Не удержавшись от любопытства, Ланти приоткрыла дверь и обнаружила Карантира. Заметив деву, саму пришедшую к нему, Морифинвэ на секунду растерялся, но тут же пригласил ее зайти.
— Мой лорд, — проговорила она, — вашим талантам нет числа!
Дева принюхалась, гадая, ради кого так постарался нолдо.
— Лантириэль, рад, что ты… тебе понравилось, — проговорил он, краснея.
— Та, которой ты приготовил, будет счастлива, — вдруг ответила синдэ.
— Та? Ты так уверена, что это для девы? — зачем-то спросил Карантир.
— Мне показалось, что я уловила что-то в аромате, точнее, даже не в нем самом… словно магия, — принялась объяснять синдэ.
— А, ты об этом! — беспечно отмахнулся Морифинвэ. — Я пел про легконогую валиэ Нессу…
Лантириэль удивленно посмотрела на Карантира — слова и эмоции нолдо противоречили друг другу, а сам он сильно волновался.
— Кстати, ты не хочешь попробовать этой рыбки? — спросил он.
«Что я говорю?! Я же собирался пригласить ее разделить со мной этот обед, а после предложить прогулку…» — начинал сердиться на себя Карнистир.
— Нет, благодарю вас, лорд, — с некоторым сожалением ответила синдэ. — Я думаю, найдутся большие ценители ваших блюд.
— Как знаешь! — бросил вслед уходящей деве Карантир.
Как только дверь за синдэ хлопнула, Морьо словно очнулся и бросился следом.
— Ланти, вернись! Я для тебя готовил!
Однако синдэ словно растворилась в каменных стенах крепости и исчезла, а ароматная рыбка осталась остывать на кухонном столе, напоминая об ожидании и предвкушении, о радостном волнении и светлой мелодии, что совсем недавно были здесь.
* * *
Последние недели выдались жаркими. Золотое светило буквально выжигало травы в полях Химлада, делая рацион коней, пасущихся там, скудным. Равнинная дичь откочевала к лесам, прячась от палящих лучей на опушках.
Строительные работы замедлились, если не сказать, остановились — даже выносливым нолдор приходилось тяжело на таком пекле.
— Зачем ты усилил дозоры на башнях Аглона? — удивился Тьелкормо. — Ирчи не сунутся к нам по такой погоде.
— Нельо сообщал, что Ард-Гален часто укрыт дымовой завесой.
— Думаешь, твари хотят обойти Химринг? С его-то дозорами… Курво, ты решил прослыть самым жестокосердным лордом?
Куруфин недобро прищурился и пристально посмотрел на брата.
— Мне будет жаль Химлад, если в нем останется только один лорд. Ты, — процедил он сквозь зубы.
— Курво! Я делаю все, что в моих силах. Потрудись объяснить, зачем, — завелся Келегорм.
— Зачем?! Чтоб орды Врага не бесчинствовали на наших землях! Ты же знаешь, что они сотворили с поселением бедных авари, хорошо Нельо успел отбить плененных.
— Сравнил! Трусоватых лесных жителей и нас. Не рискнут сунуться, — не успокаивался Тьелкормо.
Куруфин сжал кулаки и… выдохнул.
— Турко, прекрати. Насколько я могу судить, жара очень скоро закончится, станет легче. Не дай своему желанию сделать как лучше, погубить нас всех.
Удивленный спокойным голосом брата, Келегорм кивнул:
— Хорошо, но я прослежу, чтобы отряды сменялись чаще — им необходим отдых.
Куруфин оказался прав, и через несколько дней тучи затянули небо, обещая дождь и прохладу. Нолдор радовались, подставляя лица приятному ветерку и первым каплям. Ливней, как ни странно, не было, однако в первую же ночь разразилась гроза, нехорошая, сухая. Молнии били без перерыва, грохот раскатов заглушал все остальные звуки, а земля просила влаги.
Странное беспокойство охватило животных: кони нервно пофыркивали и стригли ушами, собаки изредка выли, лишь Хуан порой глухо рычал. Все ожидали нападения, но твари так и не появились в проходе Аглона.
Еще несколько подобных бурь отгремели, заставляя нолдор готовиться к обороне.
Беда пришла, когда тихий вечер прогорел нежным золотисто-розовым закатом, и на темном безлунном небе загорелись звезды.
Орков пришло немало, но и укрепления Химлада, почти полностью построенные, взять было нелегко.
Бой продолжался до рассвета и закончился безоговорочной победой нолдор. Лишь единицам удалось спастись и бежать, уповая на то, что их господин простит сбежавших от мечей нолдор и пустит назад в темные норы.
— Курво, там! — крикнул брат, показывая куда-то на юг от сторожевых башен Аглона.
Уродливые фигуры пересекали открытое пространство, желая достичь тени деревьев.
— За ними! Не дайте тварям уйти!
Хуан, рвавший врагов зубами и когтями, сердито зарычал, а затем попятился — со стороны леса навстречу оркам неслись волки. Крупные, матерые хищники должны были легко справиться с ирчами, однако не спешили со смертельными бросками, подставляя им свои бока и позволяя себя оседлать.
— Молот Аулэ им в зад! Что за… — вскричал Куруфин.
— Так вот кого чуял Хуан, — отозвался Келегорм. — А ты: «Грома боится, молний»…
Он сплюнул от досады и потрепал пса по загривку.
— Прости, не понял, — шепнул Охотник.
Преследовать стремительно удалявшихся орков сейчас не имело смысла. Твари удирали и должны были забиться в норы, прячась от лучей Анара.
Отдав необходимые распоряжения, Куруфин со многими нолдор двинулся в сторону крепости, тогда как Келегорм остался на некоторое время у башен Аглона. Именно ему с отрядом позже предстояло найти и уничтожить сбежавших тварей.
Оказавшись в своих покоях, Искусник с явным удовольствием стянул доспех и уже собирался отправиться в купальню, как заметил засветившийся палантир. Быстро подойдя к камню, он ответил на вызов. Ему потребовалось некоторое усилие, чтобы ничем не выдать удивления и беспокойства.
— Доброго дня, аран Нолофинвэ, — произнес он, стараясь не показать, что до сих пор не смирился с решением своего старшего брата.
* * *
Жизнь в Менегроте была однообразна и скучна: танцы, где большую часть времени приходилось созерцать, как кружится пара владык, а также их дочь, осчастливившая очередного синду своим выбором, или же музыкальные вечера, на которых менестрели прославляли несокрушимый Дориат и мудрейших Элу и Мелиан, не забывая и о прекраснейшей Лютиэн.
Артанис не понимала такого показного веселья, откровенно скучая, но неизменно присутствуя — о своей цели она не забывала ни на мгновенье. Нервен уже несколько раз связывалась с Нолофинвэ, каждый раз заверяя, что не шутит и не пытается выставить Эльвэ напыщенным и недальновидным эльда — он и сам прекрасно справлялся с этой задачей.
Узнав от юных дев, которые по повелению Тингола прислуживали ей, что неподалеку есть озеро, Артанис задумала прогулку. Сопроводить гостью вызвались многие, в том числе и принцесса, пришедшая в покои гостьи.
И если верным Элу дева могла отказать без объяснения причин, то с Лютиэн было сложнее.
— Может быть, стоит тебя проводить? — с сомнением спросила принцесса дальнюю родственницу. — Ты еще плохо знаешь наши леса.
Та в ответ уверенно покачала головой:
— Не нужно, я вполне могу найти дорогу сама. Хочу погулять одна и немного осмотреться.
— Ну, как знаешь, — не стала настаивать Лютиэн, решив, что легко найдет тех, кто будет рад ее обществу. Артанис кивнула, давая понять, что уж она-то совершенно точно знала, что делать, и широким шагом вышла из комнаты.
Помпезный, крикливо-вычурный Менегрот наводил скуку, и она с удовольствием выскользнула из его жадных каменных объятий. Бессловесные, напоминающие тени стражи провожали гостью внимательными, изучающими взглядами, однако воспрепятствовать каким-либо образом не пытались.
Вздохнув полной грудью пропитанный медом и свежестью трав воздух, дева-нолдиэ улыбнулась умиротворенно и немного мечтательно, уверенно ступив на тропинку, петляющую между деревьев.
Солнечные лучи, проникая сквозь резную лиственную крону, окутывали воздух дрожащим золотистым маревом. Пели птицы, и можно было подумать, что мир прекрасен и светел, и в нем не существует никаких забот.
«Хотя это, разумеется, далеко не так», — напомнила себе Артанис.
Заметив немного в стороне куст малины, она сошла с проторенной дорожки и, набрав полную горсть сладких ароматных ягод, с удовольствием отправила их в рот.
«Интересно, ела ли так когда-нибудь Лютиэн?» — мелькнула у нее в голове мысль, против воли заставившая улыбнуться. Отчего-то Артанис никак не могла представить себе эту картину. Скорее всего надменная дориатская принцесса требовала, чтобы ягоды ей подавали в покои на блюде. «И чья неуемная фантазия рискнула назвать ее прекраснейшей?» — фыркнула Нервен. Аманская гостья, не задумываясь, могла перечислить с десяток дев гораздо милее и обаятельнее.
«Но что можно взять с этих лесных бедняг? — немного снисходительно подумала она и, сняв еще одну, самую сочную, ягодку, с удовольствием положила ее на язык и облизала пальцы. — Они ведь ничего не видели в жизни, кроме своего маленького мирка».
Оглянувшись по сторонам, она после недолгих раздумий решила вернуться на тропу, которая становилась все уже, ветвилась и вскоре привела нолдиэ к небольшому, круглому, как тарелка, лесному озеру.
Блеск его Артанис заметила издалека и, подобрав подол платья, побежала во весь дух, почти так же быстро, как в Тирионе на спортивных состязаниях, счастливо смеясь.
Деревья подступали к самой воде, оставляя лишь небольшую полоску вдоль кромки. Золотой Анар отражался в толще яркими бликами, и она подумала, что ничто не помешает ей искупаться.
Приняв такое решение, Нервен заплела волосы, уложив их вокруг головы венцом, а затем проворно разделась и вошла в прохладную, восхитительно бодрящую воду.
— Как же хорошо! — прокомментировала она вслух и сделала несколько мощных гребков.
Доплыв до середины, дева легла на спину и чуть прикрыла глаза, рассматривая небо сквозь тонкую сеточку ресниц. С лица не сходила улыбка. Все чудилось, что вот-вот должно произойти нечто удивительное, но было ли то предвидением или же просто следствием приятной прогулки, она даже не пыталась угадать.
Наконец, когда тени на берегу стали немного длиннее, Артанис поняла, что пора выбираться на сушу. Вокруг по-прежнему было мирно и тихо, однако, когда она уже встала в полный рост, а вода закрывала только колени, подлесок раздвинулся и на берег ступил высокий среброволосый эльда в сопровождении вороного коня. Остановившись, явно пораженный столь неожиданным видом привычного ему озера, он некоторое время молчал.
— Ясного дня, — наконец поприветствовал он ее и вдруг улыбнулся широко и ясно. — Так значит, я все-таки опоздал.
Артанис в ответ с легкой улыбкой приподняла брови:
— В самом деле? А мне кажется, ты успел как раз вовремя. Кто ты?
Нэр рассмеялся весело и непринужденно, и последние остатки напряжения ушли из его глаз, сменившись неподдельным восхищением.
— Я Келеборн, родич Тингола. Я был у южных границ, когда получил вести о твоем скором прибытии, но, к моему огромному сожалению, раньше приехать не смог. Ты ведь гостья из-за моря, верно?
Дождавшись кивка, он вдруг обратился к ней:
— Галадриэль.
Келеборн произнес это слово так, словно пробуя его на вкус, и дева еще раз, уже гораздо внимательней, оглядела своего нового знакомого. Красив, силен, молод. Должно быть, немногим старше нее самой. В глазах светился ум и не было заметно надменности или самодовольства, которые за столь короткое время, проведенное в Дориате, уже успели ей порядком поднадоесть.
Стоявший за его плечом конь с любопытством косился на нее, и Артанис спросила:
— Это из-за него ты здесь оказался?
Келеборн посмотрел через плечо на своего четвероного спутника и подтвердил:
— Да, он хотел пить.
Словно в ответ на его слова тот фыркнул, мотнул головой и направился не спеша к озеру. Нолдиэ проводила его взглядом и вновь обернулась к синде:
— Может, ты все-таки отвернешься и позволишь мне одеться?
— Я, конечно, могу, — вновь легко рассмеялся тот, — но ты уверена, что теперь в этом есть какой-то смысл? Постой…
Он подошел к коню и достал из седельной сумки одну из собственных рубашек.
— На вот, возьми, — протянул он ее Артанис. — Тебе ведь, кажется, нечем вытереться.
— Благодарю, — приняла предложение та и через некоторое время действительно смогла привести себя в порядок.
— Тебя проводить? — уточнил Келеборн. — Или предпочтешь уединенную прогулку?
Дева задумалась над вопросом. Казалось, ее новый знакомый может оказаться приятным спутником.
— Пожалуй, против твоей компании я не буду возражать, — наконец решила она. — Пойдем вместе.
— Благодарю.
И, подозвав коня, пошел с ней плечо к плечу.
— Да, кстати, — спросил он, — как тебя все-таки зовут?
Артанис обернулась и посмотрела лукаво, словно бы изучая:
— Имя ты мне только что сам дал. И оно мне нравится.
— Так значит, я могу называть тебя Галадриэлью?
— Да, — подтвердила она. — Возможно, я и сама теперь буду использовать его.
* * *
Финголфин напряженно вглядывался в даль — сегодня верные доложили о возвращении отряда Фингона, который по непонятной причине двигался с юга. Сразу отправиться навстречу помешали дела, и теперь, освободившись, король смотрел, как увеличиваются фигуры всадников, стремящихся в Барад-Эйтель. Нолофинвэ вцепился рукой в парапет, не замечая боли в пальцах.
«Что же случилось? Где остальные?!» — подумал он, резко развернулся и сбежал по лестнице вниз, спеша к конюшням. Нолдор, увидевшие торопящегося короля, приготовились следовать за ним, но Финголфин вскочил на оседланного жеребца одного из верных, и лишь эхо трехтактной дроби напоминанием о его присутствии прошлось по двору.
— Финьо! — почти на ходу спрыгнул он с лошади и бросился к сыну, помогая тому спешиться.
— Атто, прекрати, — попытался отстраниться Финдекано. Тщетно — отец не выпускал его из сильных рук, держа за плечи и не обращая внимания на то, что они были не одни.
— Что произошло, йондо? Почему идете с юга? И… что с остальными? — спросил Нолофинвэ, когда отряд вновь продолжил путь к крепости.
— Долгая история, атар, я расскажу тебе, как окажемся в Барад-Эйтель, — коротко ответил Фингон, но решил добавить: — С фалатрим договорились, Турьо остался с Кирданом — готовить армию.
— Хорошо, — кивнул Финголфин, теряясь в догадках, где на послов смогли напасть ирчи. В том, что это были твари Моргота, он не сомневался — повязка на голове сына красноречиво говорила за себя, да и многие верные, как он заметил, были недавно ранены.
Во дворе крепости прибывшим помогли с конями, и уставшие от боя и долгого перехода нолдор наконец смогли получить желанный отдых.
— Отец, не занят? — спросил Фидекано, заходя в кабинет несколькими часами позже.
— Рассказывай, остальное подождет, — ответил он, отодвигая свитки. — Про фалатрим основное понял. Где потерял половину отряда?
Фингон вздрогнул.
— Не надо так! Погибли двое, — его голос дрогнул. — Мне жаль, но выбора не было.
— Остальные остались в гаванях?
— Нет. Отправились в Химлад.
— Зачем? Я не отдавал такого приказа, — удивился Нолофинвэ.
— Проводить Лехтэ.
— Финьо… ты точно в порядке? — обеспокоенно произнес он. — Видишь ли, жена Куруфинвэ осталась в Амане… Не был ли то морок Врага?
— Нет, атар. Пришел корабль с запада… последний. Больше валар не пропустят никого, — тихо произнес Финдекано.
— Корабль… кто еще прибыл?! — вскричал, вскакивая со стула, Нолофинвэ.
— Больше никого, — еле слышно прозвучало в ответ.
— Она одна переправилась через море? — не поверил Финголфин.
— Нет, атто, с ней было четверо телери, — пояснил Фингон. — Но они вернулись назад.
— Я понял, — Нолофинвэ резко зажмурился и на мгновенье отвернулся от сына, пряча свою боль.
Желая отвлечь отца от тягостных мыслей, Финдекано принялся рассказывать о спасительном появлении Финдарато, о том, что кузен уже покинул Минас-Тирит и обосновался где-то на берегах Нарога, о пути до Барад-Эйтель, свободном от врагов, временами нелегком, но интересном.
Финголфин слушал, отмечая важные для себя моменты, но его мысли были далеки от Белерианда. Анайрэ. Не передумала, не пришла.
— Зато она там в безопасности, атто, — произнес Финдекано, подходя к отцу и беря его за руку. — Помни всегда об этом. Пожалуйста.
Разговор завершился, и уставший Фингон отправился к себе, оставив отца в раздумьях. Всю ночь Нолофинвэ не спал, вспоминая любимую и их счастливые дни. Лишь под утро он забылся недолгим сном, а по пробуждении, когда лучи Анара заглянули к нему в комнату, решил связаться с Куруфинвэ.
Вид племянника однозначно показал, что тот также провел ночь без сна, а испачканное кровью лицо объясняло почему.
— Буду краток, — после приветствия произнес он. — Вижу, что твари рискнули сунуться в твои владения.
— И поплатились за это! — ответил Куруфин. — Имей…те в виду, они теперь передвигаются верхом на волках-переростках.
— Понял. Учтем. Эта информация будет всем полезна. Курво, я хотел попросить…
Искусник удивился и обращению, и цели вызова.
— Хорошо… дядя.
— Дай мне знать, когда мои верные прибудут к тебе в Химлад. В том, что ты предоставишь им возможность отдохнуть, я не сомневаюсь.
— Об этом не беспокойся, я не загоняю гостей в кузницы. Но мне бы хотелось знать о цели их визита.
— Я думал, ты поинтересовался, кто сопровождает твою жену в походе по землям Белерианда. Выходит, тебе безразлична ее участь… что ж, твое дело. Просто выполни мою просьбу.
Куруфин успел только кивнуть, когда Нолофинвэ разорвал связь:
— Почему она, а не Анайрэ?!
— Почему ничего мне не сказала?! Как вообще здесь оказалась?! Лехтэ!
Два разных кулака одинаково ударили по столам, заставив вздрогнуть все стоявшие на них предметы.
* * *
Идриль сощурилась, посмотрев в пронзительно-синие, бескрайние небеса, и с улыбкой подставила лицо морскому ветру. Запах соли и водорослей дразнил, будил воображение, приглашал пройтись, и она решила не противиться зову. Проворно разувшись, Итарильдэ отбросила туфельки в сторону и, подобрав подол платья, пошла вдоль кромки прибоя.
Поблизости слышался звон молотов и звуки пилы. Пронзительно-остро пахло деревом. Работа на побережье Невраста шла полным ходом. Фалатрим строили боевые суда, а где-то неподалеку, всего в паре лиг, стояли мастерские нолдор, в которых верные атто ковали оружие.
Море с шипением пощекотало ступни, оставив после себя капли пены, и дева рассмеялась.
«Должно быть, навестить кузнецов и впрямь хорошая мысль», — решила она. Уже давно ей хотелось понаблюдать за работой оружейников, однако прежде не представлялось возможности. Теперь же явно был благоприятный момент — дева ничем не собиралась заниматься, и до конца дня еще оставалась масса времени.
Одна из карауливших в небе олуш, сделав стремительный разворот, спикировала и подобно выпущенной стреле вошла в воду. Вынырнула она вскоре с добычей в клюве.
«Хороший знак», — решила Итарильдэ и, вновь широко улыбнувшись, решительно направилась туда, где возвышались наскоро, но добротно собранные мастерские нолдор.
Она обходила сложенные кучей бревна, перепрыгивала через мягкую древесную стружку и, остановившись около одного из кораблей, уже почти готовых, погладила его ласково по вырезанному рельефному лебединому крылу. Корабль отозвался теплом и звенящей радостью. Итарильдэ вдруг показалось, что она слышит веселую, жизнеутверждающую песнь. Но, странное дело, она никак не могла разобрать слов. Взор ее словно заволокло туманом, а когда вскорости пелена рассеялась, то дева прямо перед собой увидела этот же самый корабль, уже полностью готовый и даже как будто потрепанный ветрами и непогодой. По сходням сбежал незнакомый высокий светловолосый нэр, чуть старше возрастом, чем она привыкла обычно наблюдать у эльдар. Сердце Идриль при виде него трепыхнулось, рванулось навстречу радостно, и вдруг картинка переменилась.
Она уже поняла, что это apacenye. Предвидение. Поэтому теперь, не отрываясь, опасаясь хоть на миг ослабить внимание, наблюдала.
Теперь нэр тот стоял на пустынном берегу, в котором Итарильдэ узнала Виньямар. Он был заметно моложе, одет в кольчугу, в руках же держал щит и меч, принадлежавшие ее отцу. Он оглянулся, заметил ее, и Итарильдэ, сорвавшись с места, побежала ему навстречу.
И снова картинка сменилась. Город. Похожий на Тирион и все же совершенно другой. Она и тот светловолосый незнакомец на площади, вокруг них толпа радостных, счастливых эльдар, ее отец стоит рядом. И тут Идриль поняла, что это свадьба. Ее собственная. Глаза той, другой Итарильдэ лучились счастьем и сверкали, словно сильмариллы, а нынешняя осознала наконец то, что до сих пор от нее ускользало — ее будущий муж не квенди. Не эльда.
Мысль не напугала, но заинтриговала, заинтересовала ее. Конечно, она больше не могла перепутать — другая форма ушей, закругленная, а не острая, иные ноты в звучании фэа. Ничего подобного она не наблюдала у сородичей. Но кто же он? Эрухино, это очевидно, а прочее она узнает потом, в свое время.
Над головой пронзительно закричала чайка, и облачко рассеялось, как туман поутру. Итарильдэ моргнула, медленно возвращаясь в привычный ей мир, а после подумала, что эти доспехи отец должен оставить в Виньямаре для ее суженого. Иначе как они смогут к нему попасть… Дева вздохнула, еще раз вспомнила все увиденное и, оглянувшись, со всех ног побежала туда, где должен был находиться атто.
Турукано удивился, заметив волнение дочери, а, узнав содержание видения, встревожился.
— Не бойся, — успокоила его Идриль и погладила по руке, — ты был не против и радовался за меня. Я не знаю, кто он и откуда придет, но происходить все будет с твоего согласия.
Тургон вздохнул и уселся на песок, задумчиво уставившись в даль.
— Доспехи, говоришь? — наконец сказал он.
— Да, — подтвердила дочь. — Кольчуга, меч и щит. Оставь их здесь, в Виньямаре, и если я права, то мы однажды еще увидим их.
Море шумело у их ног, словно о чем-то шептало. Дева напряженно ждала, а Турукано все молчал, время от времени покачивая головой и незаметно вздыхая.
— Что ж, я согласен, — наконец заговорил он. — Раз это предвидение, то нет смысла противиться. Когда мы будем покидать этот город, я оставлю в тронном зале то, что ты просишь.
— Спасибо, отец.
Она присела рядом на корточки и быстро поцеловала его в щеку. Тургон вновь замолчал, а Идриль подумала, что после, когда ляжет спать, еще успеет порассматривать видение в подробностях — отныне его бережно хранила ее память. Пока же, пожалуй, стоило все-таки пойти к мастерам и поглядеть, как делается оружие.
Перевала, удобного для прохождения конного отряда, они так и не нашли. Вместе с верными Лехтэ пытливо всматривалась в очертания холмов, но все, что им попадалось, дарило надежду на преодоление преграды лишь пешему, и поэтому их путь по-прежнему стелился вдоль гряды.
В воздухе временами отчетливо ощущалось неумолимое дыхание осени. В небесах надрывно, печально кричали птицы. Листва шелестела иначе — не звеняще-радостно, а медленно и будто бы неохотно. Даже воздух потяжелел и пах не цветами и медом, а грибами, кудрявым лишайником, теплой корой сосен, нежной осокой и дикими яблоками, нагретыми на солнце.
Дозорные докладывали, что впереди все спокойно, и нолдиэ ехала, впитывая в себя окружавшую их красоту, все богатство ее нот и оттенков. Холмы постепенно становились ниже, и однажды Острад сообщил, что они скоро повернут на север. И тогда где-то далеко впереди, почти на горизонте, появится Химлад. Неважно, что глаза еще долго не смогут его различить — фэа увидит, и этого Лехтэ было достаточно.
— Вот там, — старший из фалатрим указал на одинокий холм посреди равнины, — Амон Эреб. Завтра утром мы проедем между ним и Рамдалом, и повернем в сторону владений нолдор. Надеюсь, ваши родичи не примут нас за врагов.
Тарион усмехнулся, явно намереваясь что-то сказать, но после лишь выразительно фыркнул и принялся с демонстративным рвением точить меч. Острад весело рассмеялся.
Лехтэ вздохнула и, пристроив на согнутых коленях подбородок, принялась тихо напевать незамысловатый мотив, тут же про себя названный Тарионом мурлыканьем. Она глядела на весело пляшущие языки костра и вспоминала благой край. Песня о ветре, которую она любила еще в Амане, сама пришла на ум. Щемяще-грустная, тягучая, словно мед, она лилась, вела за собой. Фэа словно стремилась улететь за горизонт и посмотреть на неведомые дали, что скрывались там.
В котелке весело забулькал ужин, и нолдиэ, легко вскочив, принялась раскладывать его по мискам. Еще один вечер, такой же, как и предыдущий. И как все те, что последуют за ним.
* * *
Закатные лучи Анара вспыхнули на стволах сосен. Разогретые за день деревья пахли душистой смолой, и тень от них пока еще не дарила долгожданную прохладу. Птицы уже не пели, лето перевалило за середину, однако жара не желала покидать земли Дортониона.
Они шли по песчаной дороге, взявшись за руки, и тихо разговаривали. Абсолютно счастливые, что наконец-то могли побыть вдвоем, впервые за пять дней. Ангарато остановился и обнял любимую, целуя ее лоб, а потом и губы. Эльдалоттэ обхватила руками его шею, зарываясь пальцами в волосы, перебирая их. Невеста, пришедшая за любимым из Амана, вынесшая все тяготы перехода по льдам, готовая поддержать своего мельдо во всех начинаниях… Она не сомневалась в чувствах Арафинвиона, но порой ей становилось грустно, что в его доме она всего лишь гостья, хоть и всегда желанная.
Отпустив возлюбленную из объятий, Ангрод повел ее дальше, к холмам, посмотреть, как начинает зацветать вереск, еще лиловый, выстилающий ковром землю вдоль то поднимающейся, то опускающейся дороги.
— О чем задумался? — спросила дева, когда они остановились на третьем, самом высоком, холме. Эльдалоттэ уже не раз любовалась открывавшимся с него простором и очень любила это место. Дальний лес напоминал море, а шум ветра в кронах порой походил на прибой. Она вспоминала белоснежных рукотворных лебедей, что катали ее с женихом по волнам, летя подобно птицам. Ей захотелось расправить руки-крылья, оттолкнуться от земли и…
Голос Ангрода заставил ее вздрогнуть.
— Эльдалоттэ…
— Да? — дева удивленно посмотрела на Арафинвиона.
— Ты станешь моей женой этой осенью? — спросил он, глядя в дорогие ему глаза.
— Как решит мой возлюбленный лорд, — ответила дева, взяла Ангарато за руку и прижалась к нему.
Счастье переполняло их, а сосны и вереск разделили его с ними, бережно сохранив в песке и граните, на которых росли.
Ангарато вернулся домой ближе к рассвету, перед этим проводив счастливую невесту, которой уже совсем скоро предстояло стать женой.
— А ты сегодня рано, — с порога услышал Ангрод.
— Погода дивная. Сами не заметили, как пролетело время, — ответил он брату.
— И долго ты собираешься еще так гулять? — начал заводиться Айканаро.
— Я тебе помешал что ли? Спал бы лучше.
Аэгнор тяжело посмотрел на брата.
— Женись уже наконец. Сколько можно ждать, — мрачно произнес он.
— Ты-то чего такой нетерпеливый? — удивился Ангарато.
— Да так. Хочу, чтобы хоть у тебя была своя семья, — сказал Айканаро.
Ангрод прошелся по комнате и присел на подоконник.
— С Финдарато все понятно, Ресто, насколько я знаю, еще не встретил возлюбленную, Артанис… тут не угадаешь. Что у тебя произошло?
— Ничего. Просто сон, брат, — вздохнул Аэгнор. — Зря я затеял этот разговор.
— Как знаешь. Захочешь, расскажешь, может, вместе поймем, как избежать того, что увидел.
Айканаро кивнул и направился к двери.
— Да, свадьба этой осенью, — он решил закончить разговор радостной вестью.
— Хорошо, — ответил Аэгнор и еле слышно добавил. — Знаю.
* * *
Сердце набатом билось в груди, призывая незамедлительно отправиться навстречу любимой. Однако Нолофинвэ не сообщил, каким путем отправился отряд, сопровождавший Лехтэ. Поход через северные земли стал бы намного короче, но опаснее. Фалатрим не были опытны в боях, а верных Финголфина с ней отправилось немного, как Куруфин понял из беседы с дядей.
Он вновь взял в руки палантир, желая увидеть жену, а также место, где она находилась. Камень засветился, вмиг сделавшись горячим от порыва фэа Куруфинвэ, но показал Тэльмиэль, едущую верхом по равнине. У горизонта виднелась гряда холмов или же предгорья. Однако понять, был ли то Рамдал или скалы севера, Искусник не мог. Он неотрывно глядел на любимую, которая наконец полностью откинула капюшон и немного запрокинула голову, любуясь облаками. Лучи выглянувшего из-за туч Анара скользнули по ее лицу и спустились ниже, чтобы сверкнуть на кулоне.
Кровь застучала в висках, а желание оказаться рядом было так велико, что, казалось, палантир сможет переместить его к жене. Конечно, чуда не произошло и спустя какое-то время Куруфин заставил себя разжать ладони.
Решив не медлить, Искусник связался с Маэдросом, узнав от того, что ни один отряд фалатрим с верными Второго Дома в его землях не появлялся. Старшему он доверял — дозоры Химринга смогли бы засечь любого, перешедшего границы земель их лорда.
В дорогу Куруфин собрался быстро, однако покинуть Химлад, не сообщив ни брату, ни сыну, он не мог. Тьелпэ как назло должен был вернуться лишь к вечеру, а от Тьелко вестей пока не поступало. Зная Охотника, он не сомневался, что тот настигнет и уничтожит тварей, но это могло занять немало времени. А ждать Искусник уже не мог.
Оставив сыну короткое послание, в котором не сообщалось о причине столь спешного отъезда, но однозначно читался приказ не оставлять крепость и принять руководство до возвращения дяди, он привычно погладил большим пальцем кольцо и вышел из комнаты. Буквально сбежав по ступеням вниз, Куруфин вскочил на поседланного верными коня, и небольшой отряд направился на юг, к бескрайней равнине Эстолада.
* * *
Едва рассвело, верные с фалатрим свернули очередной лагерь и продолжили путь.
— На холме Амон Эреб стоит крепость нолдор, — пояснил Острад, заметив заинтересованный взгляд Лехтэ. — Полагаю, что нас могут остановить. Но вы, леди Тэльмиэль, если не хотите заявить во всеуслышание о своем присутствии, постарайтесь во время разговора не выезжать вперед.
— Я поняла вас, — отозвалась она. — Все сделаю.
Вскоре и в самом деле показался конный отряд. Увидев их, нолдиэ поспешила укрыться за спинами верных. Впрочем, прислушиваться внимательно к разговору это ей не мешало. Стражи спросили о цели визита, на что Тарион ответил весьма лаконично:
— Мы едем в Химлад.
— Вот как? — в голосе воина отчетливо слышалось удивление. — А что морской народ и верные Нолофинвэ забыли на севере?
— Это дело касается только лордов, но никак не тебя. Мы не враги вам.
Несколько долгих секунд длилось молчание. Наконец, все тот же строгий голос сказал:
— Хорошо, продолжайте путь. Но мы доложим о вас лордам Амбаруссар.
— Сколько угодно, — флегматично откликнулся Тарион.
Склонив голову как можно ниже, чтобы нечаянно не выдать себя, Лехтэ невольно вздохнула с облегчением. Что ж, путь свободен. Когда они отъехали на значительное расстояние, командир верных пояснил:
— Народ близнецов не столь многочислен, поэтому нам, вероятней всего, не станут излишнее досаждать присутствием. Проконтролировать наши перемещения — да, но за руку водить и держать на прицеле не станут.
— Спасибо вам, — поблагодарила спутников Лехтэ.
* * *
Тэльво шел по коридору и хмурил брови.
«Что фалатрим понадобилось в Химладе? Да еще и с верными Нолофинвэ? Или Финдекано — кто их разберет?»
Как назло Питьо уехал на восток, оставив крепость на младшего брата, который терялся в догадках — правильно ли поступили его воины, пропустив тот подозрительный отряд. Амрод знал, что Враг искусен в обмане, в создании мороков. Впрочем, их с братом верные узнали некоторых нолдор, что пришли в Белерианд с Нолофинвэ.
Потерзавшись сомнениями, он все же приказал удвоить дозоры и усилить бдительность, а сам направился в их общую с Питьо гостиную, в которой находился палантир.
Однако его вызов принял не Куруфин и даже не Келегорм. Племянник сообщил, что его отец с небольшим отрядом спешно сорвался куда-то к югу, а дядя преследует прорвавшихся через Аглон орков. Ни о каких посланниках из гаваней Тьелпэ также не слышал.
Понимая, что не может покинуть Амон Эреб, Тэльво мысленно потянулся к Питьо, прося того быть осторожнее. Это не было осанвэ в том понимании, как его использовали эльфы, а нечто более неразрывное. Все же фэа у них с братом была одна на двоих, хотя многие мудрые с этим утверждением и не соглашались.
* * *
Макалаурэ задумчиво посмотрел на небо, видневшееся между занавесей, не спеша встал из-за стола, отодвинув письменные принадлежности, и подошел к окну. Ночь была темной — Исиль не освещал смертные земли, предоставив право звездам напомнить эльдар об изначальных днях. Менестрель недолго любовался ими из кабинета, предпочтя ему вскоре крепостную стену.
Мелодия, грустная и щемящая, но прекрасная и нежная звучала сейчас только для него. Маглор слушал и запоминал, восторгался и удивлялся безупречной гармонии нот, что открывалась ему этой безлунной ночью.
Первый порыв запеть он подавил, опасаясь вспугнуть, прогнать мотив, что становился все ярче и многограннее с каждым аккордом. Как завороженный Макалаурэ смотрел в небо, и звезды будто бы танцевали, двигались, мерцая.
А потом пришли слова, бурным потоком хлынув в сознание, снося и поставленный аванир, и вытесняя прочие мысли. Так рождалась песнь, вспоминавшая былое и с надеждой глядевшая в будущее. Она рассказывала о боли и потерях, лишениях и страданиях, но в то же время восторгалась красотой мира, славила ум и отвагу, слагала гимн любви.
Маглор еле успевал записывать на клочке свитка, что всегда имелся у него в кармане. Не вчитываясь, не задумываясь, он переносил на бумагу услышанное и даже увиденное, показанное ему не иначе как самим Единым.
И мелодия, и слова оборвались резко, неожиданно, а сам менестрель устало опустился на камни, прислонившись к стене.
Светом творений Варды
Путь озаренным будь!
И до последних дней Арды
Дорог нам звездный луч.
Тьма, порожденная злобой,
Да убоится звезды.
В бой со Врагом идем, чтобы
Следовать зову судьбы.
Мир удивительный, светлый
Сможет Белерианд дать.
Надо не только быть смелым
За правду свою стоять.
Видеть прекрасное в мире,
Полном горя и зла.
Петь здесь не только лире —
Послушай, звенит как струна.
В бой идти нам иль строить
Крепости, замки, дома —
Прочтете вы нашу повесть
Про то, чем Арда жива.
Узнаете, как мы любили,
Как жить хотели всегда.
Эру верны только были
И не убоялись Врага.
Стихии от нас отказались,
Мы прокляты, но не сдались.
Под землю одни спускались,
Другие в мести клялись.
Мы выстоим в битве жестокой,
Чтоб на закате дня
Звезде улыбнуться далекой,
Ведущей тебя и меня.
Чтобы обнять, кто дорог,
Чтобы растить детей —
Мы разобьем Врага молот,
Но только не без потерь…
Изначально Амрод планировал добраться до берегов Гелиона и там уже принять решение двигаться дальше на юг или на север. В их с братом землях было спокойно, и Питьо не предполагал, что изменит свое решение, даже не достигнув реки.
Кони неспешно рысили, Анар стоял еще высоко для этого времени года — начиналось предосенье. Теплые дни сменялись холодными ночами, по утрам в низинах клубился туман, не спешивший исчезать с первыми лучами солнца. Жара, стоявшая несколько недель кряду, неожиданно ушла на север, но и там не задержалась надолго, постепенно уступая место приятной прохладе.
Неожиданно Амрод ощутил беспокойство близнеца — что-то произошло в крепости. Первым порывом было незамедлительно вернуться на Амон-Эреб, однако, прислушавшись к эмоциям Тэльво, Амбарусса передумал, вместо этого повернув на север, к Эстоладу.
Воины ехали молча, проверяя подозрительные скопления камней или группы деревьев. Однако ни самих врагов, ни следов их прибывания нолдор не обнаружили. Питьо недоумевал, что так взволновало брата, но поворачивать назад не спешил, решив доехать до небольшой рощи, где жили авари. Он надеялся, если не самому найти ответ, то хотя бы спросить у лесных эльфов, не проник ли враг в эти земли.
Нолдор встретили радушно и радостно — на следующий день был праздник урожая. Питьо даже расстроился, что ему нечем одарить гостеприимных соседей, однако верные помогли решить и эту проблему, за ночь собрав ягод и орехов. Сам же Амрод захотел смастерить деревянные игрушки для малышей-авари, подумав, что отдохнуть успеет позже.
* * *
Хуан уверенно шел по следу. Пес молчал, перестав даже изредка порыкивать, только шерсть на загривке дыбилась все сильнее. Келегорм беззвучно достал стрелу и положил ее на тетиву — враг был близко. Все воины отряда повторили действия своего лорда, готовые при первой же возможности поразить противника.
Волкодав резко остановился, замер перед громоздившимися валунами и грозно зарычал, больше не скрываясь. Орки не бросились прочь, как на то рассчитывал Охотник, а скорее всего попрятались среди камней, выпустив на нолдор своих ездовых волков. Сорвавшиеся в полет стрелы нашли свои цели, и несколько туш рухнуло на землю. Однако большинству варгов, как решили назвать этих тварей эльфы, полученные раны вреда не нанесли. В ход пошли мечи и ножи, и яростное рычанье сменилось жалобным воем или предсмертным хрипом.
Орки все не желали появляться, и когда с варгами было покончено, Келегорм обнаружил, что среди камней их нет, а, возможно, никогда и не было.
Выругавшись и почему-то помянув вала Оромэ, а точнее его подштанники, Тьелко подозвал Хуана, приказав вновь взять след. Волкодав понятливо ткнулся носом в землю, но вскоре вновь подбежал к хозяину, виновато опустив взгляд.
— Возвращаемся! — бросил Келегорм, решив, что сможет найти тварей, если они заново начнут поиск от башен Аглона.
Однако его планам не суждено было осуществиться: верные, дежурившие у входа в ущелье, доложили о спешном отъезде брата на юг. В очередной раз вспомнив своего учителя, а также вала Аулэ, разозленный Келегорм вернулся в крепость, где накинулся на племянника с расспросами. Тьелпэринквар, пожав плечами, показал дяде записку.
— Да что ж произошло-то? — вскричал он в порыве эмоций. — Орки не перебиты, брат сбежал, Хуан не смог взять след!
— Атар не сбежал! — не выдержал Тьелпэ. — Не надо так о нем говорить.
— Много ты понимаешь! — рявкнул Турко. — Решил сам перебить тех тварей, вот и все.
— Дядя, — спокойно, но твердо произнес Тьелпэ. — Я более чем сомневаюсь в такой причине его отъезда. Успокойся. Пожалуйста. Нам, то есть тебе, надо заняться делами в крепости, а не гадать. Вернется — сам расскажет.
Келегорм совсем иначе посмотрел на взрослого и серьезного племянника.
«И когда вырасти успел?» — подумал он, кивнув Тьелпэ.
— Хорошо. Ты прав, — признал он и вышел, а через мгновенье вновь заглянул в комнату, чтобы извиниться.
* * *
Ночи становились все длиннее и уже ощутимо прохладнее. Теперь Лехтэ не просто заворачивалась в плащ, но и старалась накидать побольше лапника, а сверху укрывалась тонким одеялом.
По утрам же, когда Анар забирался на небосвод и начинал припекать, снова казалось, что до осени им всем еще ехать и ехать. Примерно как от Амана до Эндорэ.
— Куда они летят? — поинтересовалась Лехтэ и указала взглядом на птиц, собравшихся в клин.
— На юг, — пояснил Острад. — Туда, где зимой им будет теплее и сытнее. А весной они вновь вернутся.
Нолдиэ задумалась. В прежние времена в благом краю ни в чем подобном у пернатых не было ни малейшей надобности. А тут им пришлось приспособиться.
На одной из стоянок Лехтэ изловчилась вымыть голову. Конечно, искупаться целиком ей хотелось больше, но эта радость пока была недоступна.
Высушив волосы у костра, она вновь заплела их на манер воинов-нэри и стала тем, кем казалась на протяжении всего пути.
Время от времени им встречались всадники, по одному или небольшими группами, по большей части нолдор, но иногда попадались и авари. Однако никто из них не беспокоил отряд излишним вниманием.
— Долго еще до Химлада? — спросила как-то поутру Лехтэ у Тариона.
— Весьма, — отозвался тот. — Мы еще даже не достигли середины Эстолада.
Тэльмиэль лишь вздохнула в ответ, немного взгрустнув.
Они позавтракали, собрались и, как всегда, продолжили путь. У самого горизонта начиналась рощица, в которой, по словам Острада, располагалось одно из селений лесного народа.
— Быть может, заедем, пополним припасы? — предложил Тарион.
Старший на фалатрим пожал плечами:
— У нас еще лембас есть и немного круп. Крюк слишком длинный, чтобы в нем был какой-то смысл. Леса еще будут. Там и поохотимся.
На том и порешили. Однако вскоре им стали попадаться нарядно одетые квенди. Они плели венки, несли собранные травы и ягоды. Воины сперва с недоумением провожали их взглядами, но Лехтэ вдруг сообразила:
— Так ведь сейчас праздник Сбора Урожая!
— И то верно, — откликнулся Тарион.
Через поллиги они доехали до полянки, где эльфы, разложив на земле дары Йаванны, водили хороводы, пели и угощались. Их заметили и, помахав руками, жестами пригласили присоединиться к торжеству. Острад с улыбкой покачал головой и ответил на синдарине, что они сильно спешат, потому как дело не терпит отлагательства.
Лехтэ сидела, небрежно облокотившись о луку седла, и с любопытством осматривалась. Конечно, тут было не столь торжественно, чем дома в Амане, и все же радости ощущалось отнюдь не меньше.
«Интересно, чем теперь занимается Курво? — подумала вдруг она. — Может, тоже празднует вместе с Тьелпэ у себя в Химладе?»
Один из авари подошел к ним и протянул связку тушек фазанов. Верные поблагодарили и, пристроив угощение, собрались уже продолжить путь. Кони тронулись, пока еще шагом, как вдруг ветви дальних кустарников раздвинулись, и Лехтэ увидела того, кого меньше всего ожидала бы тут встретить — Питьо.
«Хотя, — напомнила она себе, — мы ведь все еще на его землях».
Дальний родич смотрел на нее в упор, и нолдиэ могла бы поклясться, что он ее узнал. На лице его было написано неподдельное изумление, и нолдиэ поторопила коня, призывая ускорить бег.
— Лехтэ! — донесся до нее крик.
Но она предпочла сделать вид, что не слышит зова, и вместе со смешанным отрядом фалатрим и нолдор продолжила свой путь на север.
Амрод замер, не веря своим глазам — жена брата сидела на лошади и смотрела прямо на него, а после стремительно сорвалась с места. Даже окрик не остановил Лехтэ. Питьо пожалел, что его конь сейчас пасется немного в стороне, дабы не мешать празднику.
Тем временем авари вновь обступили Амбарусса, приглашая присоединиться к танцу. Лорд Амон-Эреба ссориться с соседями не желал и потому не отказал лесным эльфам, однако сам в это время потянулся мыслями к брату.
«Лехтэ в Эндорэ!»
«Уверен?»
«Да. Видел сам. С фалатрим. И кем-то из Второго Дома».
«Понял. Все в порядке. Домой не торопись».
Тэльво и сам не заметил, как назвал крепость на холме домом, возможно, впервые. Самое главное, он понял, что за отряд следовал в Химлад и почему Курво со слов Тьелпэ неожиданно сорвался на юг. И Враг тут был совершенно не при чем.
* * *
Ириссэ вышла на балкон, взглянула во внутренний дворик крепости, облокотилась о парапет, вздохнула и вернулась в комнату. Дева взяла со стола дорогую заколку, повертела ее в руках и зло швырнула в стену.
— Надоело! Больше так не могу!!! — прокричала Арельдэ, выскакивая в коридор.
Скука одолевала нолдиэ не первый день. Провизии хватало, охотничий отряд отдыхал или же был занят строительными работами, которые совершенно не привлекали деву. Прогулки по небольшому острову давно надоели, а на другой берег переправляться одной не разрешал Ресто, которого приходилось слушать — все же она находилась в его владениях.
Однако на этот раз терпения Ириссэ не хватило. Влетев в конюшню, она быстро поседлала своего коня и направилась к переправе, где и была остановлена кузеном.
— Куда ты собралась? — спросил Ородрет. — Тем более одна… не стоит, Арельдэ.
— Да что ты понимаешь?! Я не могу больше сидеть здесь, словно пленница!
— Ириссэ, — охнул он. — Что ты такое говоришь? У тебя же есть все, что только можно пожелать.
— Но нет свободы.
— Ты вольна делать все, что угодно. Я оберегаю тебя, но не стерегу, — ответил Артаресто.
— Тогда позволь мне переправиться на тот берег, — тут же нашлась дева.
Арафинаион задумался.
— Хорошо. Но не одной, — наконец согласился он. — С тобой отправится небольшой отряд верных.
Ириссэ вздохнула, но была вынуждена принять условия кузена.
Условившись, что они вернутся в крепость через десять дней, Арельдэ ступила на плот, решая, куда хочет направиться. Если изначально она не планировала свой путь, желая лишь скакать, быть свободной и не подчиняться никому, то сейчас стоило выбрать подходящий маршрут. С одной стороны, ей хотелось в Химлад, проведать кузенов, с другой — ее привлекал закрытый Дориат и возможность повидаться с Артанис, а еще она давно уже интересовалась таинственным лесом к востоку от королевства Эльвэ. Темный и мрачный Нан-Элмот, про который что только ни говорили.
Конечно, десять дней — это немало, но и не так много, чтобы успеть отъехать достаточно далеко, поэтому Курво с Турко она собралась проведать в другой раз. И когда весь отряд оказался на берегу, Арельдэ приняла решение двигаться на юг, желая все же пересечь границы Дориата.
* * *
— Нет, Артанис, я — король Белерианда и мне не с кем вести войну в своих землях, — важно произнес Тингол. — Волшебная Завеса моей супруги надежно оберегает наш народ.
— Но помимо синдар Дориата есть и другие народы! — вскричала Нервен. — Раз вы считаете весь Белерианд своим, то должны позаботиться и об остальных квенди. Нолдор обязательно пойдут войной на Ангбанд.
— Пусть. Разрешаю, — произнес Элу, поигрывая дорогим кубком. — И вот что, Артанис, хватит уже говорить нам об угрозах, что есть за Завесой. Здесь ты в безопасности. И, я думаю, тебе стоит увлечься чем-то подобающим твоему статусу — как-никак ты внучка моего брата. Вышивание или узорное плетение тебе понравятся.
Нервен собралась возразить, однако Тингол сделал упреждающий знак.
— После обеда в Перламутровом зале собираются девы, чьи умы не заняты неположенными мыслями. Приходи. Я часто бываю там, даю советы, иногда пою, — Элу сделал многозначительную паузу, — ожидаю хвалебных и благодарственных слов.
— Хорошо, государь, я обязательно побываю там, — Артанис чуть склонила голову, надеясь, что на сегодня беседа с Эльвэ закончена.
Она оказалась права, и король отпустил ее, добавив, что та может привести в Перламутровый зал одного гостя.
Поблагодарив, дева степенно вышла, а затем побежала по коридорам прочь, желая выплеснуть переполнявшие ее эмоции. Неожиданно она чуть не врезалась в одного эльда, вдруг появившегося из-за поворота.
— Галадриэль! Куда спешишь? — Келеборн светло улыбнулся деве, которую встречал в Менегроте все чаще и чаще. — Кто разгневал тебя?
Он уловил эмоции нолдиэ и понял, что бежала она не от радости или восторга.
— Элу, то есть владыка Тингол, — вздохнула она. — Мне теперь придется много времени посвятить вышиванию.
— О! Перламутровый зал?
Артанис кивнула.
— Если ты не против, я бы мог тебя туда сопровождать, — предложил синда.
— Буду только рада. Думаю, что отправлюсь туда через несколько дней, — улыбнулась Галадриэль.
Однако Келеборн решил не дожидаться срока, отыскав Нервен раньше, и спустя всего несколько часов они уже сидели вдвоем в одной из многочисленных гостиных Менегрота и ужинали.
— Что ты предлагаешь пойти искать?! — воскликнула изумленная Артанис и тут же закашлялась, подавившись глотком яблочного сока, который в данный момент пила.
— Цветок папоротника, — на диво спокойно и уверенно повторил Келеборн.
Она подняла взгляд и посмотрела на родича Тингола. В зеленых глазах его застыло лукавство, и Галадриэль поняла, что не все так просто, как могло показаться. Она вопросительно приподняла брови и чуть склонила голову на бок, всем видом давая понять, что внимательно слушает, и синда заговорил:
— Говорят, это было на заре времен. В ту пору, когда мир был юн, и никто еще не слышал ни о стихиях, ни о благом Амане. Конечно, в обычное время папоротник не цветет, но однажды это случилось. И утверждают, что чудо непременно произойдет вновь. Но когда — неведомо никому. И время от времени самые любопытные из лесного народа его ищут.
— И как, нашли? — поинтересовалась она.
Келеборн улыбнулся:
— Пока нет. Но мы не отчаиваемся. Ходит легенда, будто вместе с цветком можно обнаружить какое-то сокровище. Но в чем оно заключается — неизвестно.
— Хм… — неопределенно ответила Галадриэль и отложила в сторону печенье, которое до сих пор держала в руках. Те, кто накрывал им стол, утверждали, будто в состав его входили толченые лепестки роз, пыльца альферина, роса, собранная с нифредиля за час до рассвета, и еще какая-то дребедень.
«Должно быть, тот самый цветок папоротника, который эти несчастные бедолаги искали специально для меня», — мысленно ухмыльнулась она.
Келеборн смотрел на нее выжидающе. И он-то уж точно не походил на неслишком умного квенди, как его несчастный коронованный родич или зазнайка-кузина.
«Кажется, дело пахнет приключением», — поняла она.
И вслух уверенно ответила:
— Я согласна. Пошли искать!
— Отлично! — обрадовался синда. — Тогда отправляемся после полуночи.
— Почему именно в этот час? — удивилась Артанис.
Несколько секунд Келеборн таинственно молчал.
— Потому что именно тогда видны звезды.
Он встал и подал деве руку. Проводив Нервен до отведенных ей покоев, попрощался и напомнил:
— Я зайду за тобой.
— Буду ждать, — ответила она.
А когда за ним закрылась дверь, подумала, что, пожалуй, успела соскучиться по лесам в этой дыре, именуемой Менегротом, и что прогулка в компании приятного спутника ей не помешает.
Артанис переоделась в простое белое платье, украшенное лишь вышивкой в виде цветов, и заново заплела волосы, с тем, чтобы они по возможности меньше цеплялись в темноте за ветки. А ровно в полночь в дверь постучали.
— Ну что, готова? — спросил Келеборн, когда Галадриэль открыла ему.
— Полностью, — ответил дева.
Он оглядел ее с ног до головы изучающим, пристальным взглядом, и в глазах его зажглось восхищение. В груди же Артанис появилось необычное, непривычное для нее чувство. Но, странное дело, оно не было ей неприятно, а скорее наоборот, нравилось.
Келеборн выразительным жестом поманил ее, и они, словно два заговорщика, стали пробираться по коридорам Менегрота, стараясь выбирать наиболее пустынные. Наконец, Галадриэль смогла вдохнуть свежий, остро пахнущий травами ночной воздух, и посмотрела на спутника с благодарностью.
— Куда теперь? — спросила она.
Синда кивком указал на темнеющую впереди чащу леса:
— Туда.
И они отправились на поиски загадочного цветка.
С неба в полную силу светил Исиль, однако под кроны вековых деревьев лучи его проникали слабо. Подлесок становился все более густым, и Галадриэль пришлось вскоре подобрать юбку, чтоб не порвать платье.
— Я здесь любил гулять, когда был совсем юным, — сказал Кенлеборн.
— По ночам? — весело уточнила у него спутница.
— Именно так, — рассмеялся он. — Ночью легче мечтается. А еще в эту пору можно встретить меньше сородичей, что меня вполне устраивало. Осторожней, сейчас будет коряга.
Келеборн подал руку, и Галадриэль вложила пальцы в его широкую, твердую ладонь. Прикосновение оказалось приятным, и она охотно переплела свои пальцы с его. Перебравшись через корягу, они так и пошли дальше, не размыкая рук.
— А вот это, — он остановился рядом с высоким, довольно толстым дубом, — было моим любимым деревом. Я часто забирался и сидел, укрывшись в кроне. Наблюдал за жизнью леса, а после лазал по веткам.
Келеборн протянул руку и нежно, ласково погладил шершавый ствол. Галадриэль улыбнулась, и фэа ее дрогнула, потянувшись вдруг к этому сильному, уверенному, но, оказывается, такому тонко чувствующему нэру. Она пригляделась к стволу и, прислушавшись, ответила искренне:
— Он замечательный.
Они постояли некоторое время, слушая голоса ночных птиц, шелест листвы, тихое пение ветра, запутавшегося в кронах, а после пошли, углубляясь в лес все дальше и дальше. Временами Артанис даже забывала, что они ищут цветок папоротника, а после вспоминала и начинала почти что всерьез приглядываться.
— Он должен светиться, — говорил Келеборн.
— Вот так? — с чуть заметным лукавством отвечала она.
— Именно, — смеялся спутник.
Он отводил с ее пути низко висящие ветки и плети дикого хмеля, а гордая дева, в прежние времена уже давно возмутившаяся бы, теперь с благодарностью принимала знаки внимания. Они непринужденно болтали о разных пустяках, и она невольно любовалась, как сияет свет Исиля в серебристых волосах синды.
Вдруг деревья закончились, и Артанис увидела перед собой поляну, поросшую белыми цветами.
— Теперь нам туда, — пояснил Келеборн. — Но впереди есть ручей.
— Глубокий?
— Не очень, — признался спутник. — Но, если ты позволишь, я помогу тебе перебраться.
Она подумала, а затем кивнула, гадая, что он решил сделать. А Келеборн, получив согласие, подхватил ее на руки и понес. Артанис от неожиданности весело вскрикнула, а после рассмеялась. Она обняла его одной рукой за шею и с удовольствием прижалась к сильному теплому плечу.
Вода замочила сапоги синды, но он уверенно шел вперед и вскоре уже перебрался на противоположный берег.
Галадриэль показалось, будто она слышит музыку. Далекую и прекрасную. Ничего подобного не играл даже Макалаурэ в благом Амане. Келеборн застыл, глядя на нее вопросительно и взволнованно, и она, потянувшись, ласково коснулась ладонью его щеки. Тогда он осторожно поставил ее на ноги и, обняв за плечи, подался вперед. Дыхание Артанис сбилось, сердце заколотилось взволнованно, она приблизила лицо к лицу спутника и заглянула в глаза. Там плескалось небо. То самое, что раскинулось сейчас над их головами. С приоткрывшихся губ Артанис сорвался тихий стон, и тогда Келеборн завершил движение, коснувшись губами ее губ.
Та музыка, что прежде лишь отдаленно слышалась ей, теперь вдруг зазвучала в полную силу. Он крепко обнял ее, прижав к груди, и она запустила пальцы ему в волосы. Воздуха не хватало, но разомкнуть объятия не было никаких сил. Хотелось впитывать в себя этот вечер, это дыхание стоящего рядом нэра, и с губ Галадриэль сорвалось слово, которое она часто слышала у других, однако прежде и вообразить не могла, что однажды скажет сама:
— Мелиндо…
Келеборн выдохнул и, еще раз поцеловав шею девы, прошептал:
— Люблю тебя. Моя отважная золотоволосая нолдиэ.
Он расстелил на земле свой плащ, и они уселись, глядя на звезды, взирающие на них с небес. Галадриэль положила голову на его плечо, и Келеборн обнял деву, защищая от ночной прохлады. А она подумала, что хотя они и не нашли цветок папоротника, то уж сокровище им в эту ночь досталось.
* * *
— Лорд, темнеет, вы уверены, что нам следует двигаться ночью? — ехавший рядом с Куруфином верный решил все же озвучить вопрос, которым задавался и весь остальной отряд. Нолдор никак не могли понять спешки своего командира, рвущегося встретить посланников гаваней и Нолофинвэ. Истинной причины отбытия из Химлада Искусник не сказал никому, вынуждая воинов подчиняться, не требуя пояснений.
— Ты прав, — ответил Куруфин, распорядившись искать удобное для ночевки место.
Им стала достаточно большая поляна, окруженная кустами орешника, чьи плоды решено было собрать в дорогу про запас.
Кони немного нервничали, опасливо пофыркивая и постоянно вскидывая головы в направлении одного из кустов. Дозорные, несмотря на усталость, проверили заросли и то, что скрывалось за ними. Как оказалось, лошади волновались не зря — за орешником, в небольшом овраге, прятался орк.
«Видимо, избежавший стрел и мечей отряда Келегорма», — решили дозорные, когда вернулись в лагерь, больше не обнаружив ни одного врага.
Куруфину не спалось. Его, конечно, встревожил тот ирч, что посмел осквернять его земли своим присутствием, но не он являлся причиной бодрствования.
«Мелиссэ, где ты?» — невольно потянулся он сознанием к жене, желая прикоснуться к ее фэа, показать, что рядом, что любит, что не забывал ни на миг. Взглядом Искусник изучал орешник, словно именно он мог дать ответ на его вопрос — где сейчас Лехтэ. Конечно, кустарник ничего не знал о супруге лорда Химлада, но ему был крайне омерзителен предмет, закрепленный в его ветвях морготовой тварью. Все, что могло растение, это лишь шевельнуть ветвями так, чтобы неяркий свет Исиля подозрительно блеснул где-то среди листвы.
Куруфин быстро встал и направился к кусту, желая удостовериться, что враг не прячется в опасной близи от спящих товарищей, хотя и не ощущал присутствия орков. Он осторожно развел ветви, когда раздался сухой щелчок. Молниеносно отпрянув в сторону, нолдо тут же ощутил сильную боль в плече, а мгновением позже его меч перерубил ствол орешника, на котором был закреплен арбалет.
Его возвращение в лагерь не прошло незамеченным, да и он сам собирался сообщить дозорным об опасности.
До рассвета никто не покидал поляну, а утром, тщательно обследовав кусты и разрядив еще две подобные ловушки, отряд покинул место ночевки, возглавляемый хмурым лордом, чье плечо продолжало болеть под повязкой.
Скоро дозорные начали ощутимо волноваться. Сначала Лехтэ не обращала внимание на их хмурые взгляды, на то, что они теперь практически не убирали мечи в ножны, однако вскоре она все же сообразила, что что-то стало идти не так.
Едва ладья Ариэн в очередной раз скрылась за горизонтом, смешанный отряд фалатрим и нолдор вновь разбил лагерь. Командиры выбрали место, по возможности укрытое кустарниками и редкими деревцами. Когда ужин был готов, Тарион решительно приказал загасить костер.
— Что происходит? — поинтересовалась Лехтэ, подойдя к нему и присев рядом.
Нолдо вздохнул:
— Орки, леди. Твари Моринготто.
Тэльмиэль внутренне содрогнулась, однако виду постаралась не показать.
— Они тут, рядом? — уточнила она.
Секунду воин молчал, потом кивнул:
— Да. Разведчики теперь все чаще видят следы их присутствия: обломанные ветки, отпечатки ног на влажной земле.
— Насколько свежие?
— День-два, не больше.
Лехтэ нахмурилась и, закусив губу, уставилась в темноту. Не слишком быстро, однако неумолимо они приближаются к северу. Туда, где обосновался враг. И если раньше она могла себе позволить расслабленно смотреть по сторонам и мечтать, то теперь стоило быть вдвойне, или даже втройне осторожней.
— На всякий случай держите оружие под рукой, леди Тэльмиэль, — попросил Тарион. — Кто знает, что может случиться в следующую минуту.
— Хорошо, — послушно согласилась она.
Лехтэ вернулась туда, где совсем недавно горел огонь, где остались ее вещи и, устроившись по возможности удобнее, бездумно принялась смотреть в ночь.
Голоса осени звучали все ощутимей и громче. Не пели больше птицы, в воздухе витал запах прелой листвы. Вот-вот зарядят дожди, нолдиэ чувствовала это всей кожей. А им, по большому счету, и укрыться-то было негде. Но она сама потащила всех навстречу распутице, так что жаловаться теперь не на кого. Да она и не собиралась.
Усиленные дозоры часовых напряженно всматривались в темноту. Лехтэ собиралась уже лечь спать, как вдруг показалось, будто она слышит чей-то голос. Мельдо?
Нолдиэ встрепенулась, совершенно уверенная, что не ошиблась. Однако дозорные не подавали никаких признаков того, что тоже уловили звук, и она поняла, что это было нечто вроде осанвэ. Сердце гулко заколотилось. Лехтэ снова опустилась на землю и прислушалась. Конечно, снять аванир и открыть разум она не могла, и все же ясно ощущала теплое, ласковое чувство любви. Словно волна, однажды посланная в полет, искавшая ее, чтобы донести эмоции и мысли Куруфинвэ, наконец дошла.
Тельмиэль улыбнулась и ощутила, словно тяжелый камень упал с плеч: о ней думали и все еще любили. Совсем скоро они увидятся, а там, как бы ни прошла первая встреча, все будет хорошо. Просто обязано быть!
Лехтэ завернулась в плащ, пристроив под рукой ножи и лук со стрелами, и, прежде чем позволить себе провалиться в сон, попробовала послать такое же чувство любви в ответ, которое шло из ее сердца. Получилось у нее или нет, она не знала, и все же засыпала с улыбкой на губах.
Очередная ночь прошла спокойно. Воины свернули лагерь и после завтрака отряд продолжил путь.
Небо хмурилось. Сквозь плотную серую завесу не пробивался не единый животворный лучик, и Тарион, мрачно взирая на белесую муть перед глазами, ругался вполголоса себе под нос.
— Такая погода на руку врагу, — пояснил он в ответ на вопрос Лехтэ. — Твари Моринготто не выносят света.
Сырость пробиралась под одежду, и нолдиэ время от времени зябко ежилась. Дозорные ехали, высматривая что-то на земле, а после треть из них сорвались с места и ускакали далеко вперед.
— Что-то случилось, — предположил Тарион.
Впрочем, долго мучиться неизвестностью им не пришлось. Минуло едва ли четверть часа, как запыхавшийся разведчик вернулся и, подъехав к командирам, доложил:
— Там впереди бой. Примерно на расстоянии лиги. Эльдар и ирчи.
— Кто именно? — резко подался вперед Тарион.
Дозорный на долю секунды замялся:
— Мне кажется, я видел знаки Первого Дома.
Тарион и Острад тревожно переглянулись.
— Амрод и Амрас остались позади, — начал рассуждать нолдо, — земли Карантира за рекой справа, а до двух старших Фэанариони еще ехать и ехать. Подозреваю, что если это Первый Дом, то либо ваш супруг, либо его брат Келегорм.
— В любом случае нам стоит убедиться, что нашей помощи не требуется, — заметил Острад.
— Согласен, — поддержал идею Тарион и уже во весь голос скомандовал: — Вперед!
Кони стелящимся карьером полетели к месту сражения. Лехтэ старалась не отставать, и мысль о том, что, может быть, она совсем скоро увидит мужа, заставляла сердце взволнованно биться в груди. Однако нолдиэ никак не могла сообразить, что ей делать сейчас и как поступить. Поэтому, когда стал отчетливо виден бой, а ветер донес до них звон мечей, она резко остановилась, подумав, что ей не стоит, должно быть, соваться в самую гущу битвы.
Конь вдруг громко захрапел и принялся бить копытами, словно пытаясь ей о чем-то сказать.
— Что случилось? — спросила она его и погладила по шее.
В этот самый момент из-за кустов выскочили несколько орков. Лехтэ вскрикнула, и нолдор обернулись на ее голос.
— Проклятье! — услышала она Тариона, который уже развернул коня, чтобы ехать к ней на выручку.
* * *
Чем дальше к югу продвигался отряд Куруфина, тем мрачнее становился сам лорд. Конечно, равнина Эстолада просматривалась хорошо, но и на ней встречались рощицы и даже небольшие перелески, и он опасался разминуться с женой. Каждую ночь он тянулся к ней мыслями, не открываясь полностью, но однозначно давая понять, что любит и очень ждет встречи.
В тот вечер Искусник сидел у костра, задумчиво глядя на языки пламени и размышляя, каким путем отправиться дальше. Дело в том, что они подъехали к холмистой части Эстолада. Она была непротяженной, да и рельеф не создавал преград ни пешему, ни конному. Однако разминуться с супругой именно на этом участке не составило бы труда. Предугадать же ее маршрут Искусник не мог. Решив, что на время перехода через холмы разошлет верных по всем направлениям, он отправился спать, а на границе сна и яви ощутил легкое, но ласковое и нежное прикосновение к своей фэа — Лехтэ ответила на его зов. Она была совсем рядом, возможно, уже завтра он сможет увидеть, обнять и уже никогда не отпускать ее от себя. С трудом удержавшись от того, чтобы не поднять на ноги отряд и не продолжить путь ночью, Куруфин встал и сменил одного из дозорных, понимая, что все равно не сможет уснуть.
Утро выдалось хмурым и туманным. Нолдор зябко кутались в плащи, тихо переговариваясь друг с другом. Слова будто вязли в липком воздухе, не желая тревожить белесую пелену и то, что она могла скрывать. Несмотря на разболевшееся от сырости плечо, Куруфин не стал дожидаться, когда лучи Анара прогонят туман прочь, и скомандовал отправление. Он торопился, с каждым мгновением ощущая, что промедление может ему слишком дорого стоить.
Кони шли шагом, осторожно ступая ногами, и лишь изредка тревожно пофыркивали. Тишина становилась более напряженной и даже гнетущей, пока не прорвалась сигналом тревоги от одного из дозорных — орки.
Твари не спрятались на день, испугавшись яркого света, а использовали туман, как прикрытие и возможность для неожиданного нападения. Однако они не учли, что даже в этой пелене нолдор услышали их дыхание, а затем и тяжелую поступь.
Откуда взялись ирчи в его землях, Куруфину предстояло подумать позже — пока же его небольшой отряд атаковал тварей, самонадеянно из-за численного превосходства ринувшихся на эльфов, а не попрятавшихся среди поросших кустарниками холмов.
Туман постепенно рассеивался, позволяя лучникам-нолдор точнее целиться и доставать противника с одного выстрела. Большинство же предпочитало рубиться мечами, нанося удары сверху. Ирчи пытались ранить коней или скинуть эльфов на землю. Иногда им это удавалось, но другие нолдор незамедлительно бросались на помощь своим товарищам, подчас сами подставляясь под удар.
Неожиданный топот копыт и появление еще одного отряда эльдар удивили не только орков, но и нолдор. Куруфин, резко взмахнув мечом и наконец избавившись от одной настырной твари, рванул навстречу всадникам, понимая, кого среди них сейчас обнаружит.
«Мелиссэ, где же ты?» — вглядывался в лица Искусник.
Оставшиеся в живых орки спешно рассеялись по кустам, нападая на всадников из засады или же вовсе стреляя из арбалетов. Несколько тварей подлетели к зазевавшемуся эльда из прибывшего с юга отряда и попытались выдернуть из седла. Конь спас своего седока, резко развернувшись и метко лягнув одного из нападавших. Эльда дернулся и вскрикнул, а капюшон его плаща слетел с головы.
— Лехтэ! — непроизвольно крикнул Куруфин и поскакал к жене, опережая еще одного квенди, кинувшегося ей на подмогу.
— Мельдо! — не удержавшись, крикнула нолдиэ, в волнении прижав ладони к груди и словно забыв про окруживших ее тварей.
Ошибиться было невозможно. В фигуре всадника она узнала того, к кому стремилась все это время. И, хотя обстановка совсем не располагала к подобным размышлениям, она невольно залюбовалась его суровым видом. На губах Лехтэ расцвела улыбка, в глазах застыло выражение радости и восхищения, а в следующий миг она уже была на земле. Кривой ятаган взметнулся, чтобы расправиться с легкой добычей, когда на орка, держащего его в своих лапах, спрыгнул с несущегося галопом коня темноволосый нолдо. Куруфин понимал, что продолжить бой верхом и не задеть жену не сумеет, и не раздумывая, принял это решение. С первой тварью было быстро покончено, остальные же чуть отступили и потянулись за арбалетами. Первый болт Искусник отбил мечом, от второго увернулся, а третий полетел в только что поднявшуюся на ноги Лехтэ. Выбора у Куруфина не осталось — он дернул любимую в сторону и к себе, одновременно с этим разворачиваясь и закрывая ее, ожидая скорой сильной боли в спине. Однако вместо этого он услышал, как болт ударился в щит, поставленный подоспевшим Тарионом. Верные же Куруфина тем временем добили оставшихся тварей.
— Мельдо, — тихо произнесла Лехтэ. — Неужели это правда ты? Родной мой… Ты ведь простишь…
— Шшш, — тихо произнес он. — Молчи. Не надо слов. Ты здесь. Это главное.
Он так и стоял, не разжимая рук, обнимая любимую и закрывая ее ото всех, целовал ее волосы, вдыхая дорогой ему запах.
Однако как ни хотелось Искуснику замереть и остановить время, ему все же пришлось отпустить жену из объятий, еще раз быстро оглядеть ее, улыбнуться, заметив тот самый кулон на шее и развернуться поблагодарить так вовремя подоспевшего нолдо.
— Мелиссэ, мне сейчас надо будет отдать ряд распоряжений и помочь раненым. Кто командир отряда, что сопровождал тебя?
— Их двое. Острад из фалатрим и Тарион — верный Финдекано. Со вторым ты уже знаком. Это он прискакал, когда… когда…
— Я понял. И обязательно поблагодарю их обоих. А пока что, прошу тебя, будь рядом.
Лехтэ кивнула, вновь быстро прижалась к мужу и осторожно коснулась губами его щеки.
— Мельдо…
— Не сейчас, родная, — взял себя в руки Куруфин, вспомнив, что лорду не пристало теперь оставлять ни свой отряд, ни приехавший с юга.
Оказав помощь раненым и очистив поле от орочьих тел, Куруфин решил вернуться на место их прошлой ночевки и там отдохнуть.
Разведенные костры уютно потрескивали поленьями. Целебные отвары сменились тушками подстреленных птиц, поджаривавшихся на огне.
Никто из квенди не погиб в этой стычке, однако они потеряли нескольких коней, а двое нолдор не могли из-за ран ехать самостоятельно. Понимая, что в Химлад они вернутся не очень скоро, Искусник хотел дать эльдар возможность отдохнуть и набраться сил, а потому лагерем встали они на несколько дней.
— Лорд Куруфин, могу я поинтересоваться, была ли наша встреча случайна, или же вы ехали, чтобы скорее увидеться с супругой? — спросил Тарион обходившего лагерь нолдо.
— Со мной связался Нолофинвэ, — ответил он. — И сообщил о прибытии леди Тэльмиэль.
— Значит, Финь… лорд Финдекано благополучно добрался до Барад-Эйтель, — с облегчением произнес верный Второго Дома, волновавшийся за судьбу своего командира.
— Вероятно, — проговорил Искусник. — Почему вы разделились?
Тарион рассказал обо всем, что происходило по пути, упомянув и о том, что именно леди Тэльмиэль не пожелала остаться на Амон Эреб и связаться с мужем. Решив по возвращении в крепость обязательно спросить жену, что же остановило ее от визита к Амбаруссар и возможности вызвать его по палантиру, Куруфин подошел к костру, рядом с которым расположилась Лехтэ.
— Не холодно? — заботливо спросил он, на всякий случай сняв свою куртку и накинув ее на плечи супруги, сидящей на плаще и любующейся яркими языками пламени.
Лехтэ уютно завернулась в нее и, улыбнувшись, взглянула на мужа, чтобы в следующий миг испуганно вскрикнуть.
— Мельдо, что с тобой? — она неотрывно смотрела на испачканную кровью из-под повязки рубашку.
Несколько недоуменно изучив себя, Куруфин пожал плечами, чуть поморщился и спокойно пояснил.
— Это старое. Забыл поменять повязку, не беспокойся, сейчас все сделаю.
Он встал, намереваясь ненадолго покинуть супругу, но та поднялась следом, потянувшись к его рубашке.
— Я помогу! Пойдем вместе.
— Тебе так не терпится раздеть меня? — ехидно проговорил Искусник, улыбнувшись. — Здесь не лучшее место, но в крепости…
Он выразительно посмотрел в глаза жене. Та немного смутилась, но настояла на своей помощи.
— Как хочешь, — уже серьезно ответил Куруфин. — Но плечо выглядит так себе.
Лехтэ вздохнула, но упрямо оставалась рядом с ним, пока он готовил, чем обработать рану. Она, внимательно выслушав, что нужно сделать, намочила в отваре чистую тряпицу, бережно смыла натекшую кровь, осторожно смазала края и перевязала. И лишь когда Куруфин надел рубашку, порывисто обняла его и быстро поцеловала.
— Все хорошо, родная, не переживай, — тепло ответил он. — Просто царапина.
Неожиданно она вспомнила слова Турукано, сообщившего, что их сын был в серьезной опасности.
— Скажи, Тьелпэ тогда также досталось?
Искусник резко остановился, словно налетел на невидимую преграду.
— Когда? — спросил он.
— Мне сказали, он чуть… чуть не отправился к Намо, — выдохнула она.
Кулаки Куруфина невольно сжались.
— Не волнуйся, сын в крепости, с ним все хорошо, — постарался улыбнуться он. — Отличным мастером стал.
— Что тогда случилось с Тьелпэ? — не унималась Лехтэ.
— Да кто тебе вообще об этом мог сообщить? — вспылил Куруфин.
— Турукано.
— Та-а-ак. Вот, значит, как он отблагодарил за спасение брата, — прошипел он.
— Он тогда сказал, что ты помог Аракано, отдав оставшуюся от лечения Тьелпэ мазь, или что-то еще…
— Нет. Я готовил новый отвар, — глухо произнес он. — Весь предыдущий мне понадобился для сына. Но я не хочу сейчас об этом говорить.
Лехтэ кивнула и ласково взяла мужа за руку.
Весь оставшийся вечер пришлось посвятить делам, обустраиваясь так, чтобы внезапно начавшийся дождь или сильный ветер не помещали отдыху ни эльдар, ни лошадей. Убедившись, что и фалатрим, и верные Финдекано ни в чем не нуждаются, Куруфин велел разбудить его во второй половине ночи, когда наступит его черед выходить в дозор, и направился к приготовленному лежаку.
Лехтэ уже ждала его там.
— Устраивайся поудобнее, с этой стороны, — подсказал Искусник. — И к костру поближе, и я от ветра закрою — дует оттуда.
Она кивнула и легла, напряженно ожидая чего-то. Куруфин расположился рядом и обнял жену, лицом зарываясь в ее волосы.
— Лехтэ, неужели ты мне не снишься, — тихо проговорил он, прижимая любимую к себе.
Она хотела повернуться и что-то ответить, но Искусник не дал ей это сделать, лишь крепче обнимая любимую.
— Спи, мелиссэ.
Лехтэ повозилась, устраиваясь поудобнее, и, прижав к себе руку мужа, улыбнулась.
— Я люблю тебя, — сказала она.
Вместо ответа Куруфин поцеловал ее волосы и, прикрыв глаза, уснул, спокойно и безмятежно.
— Есть новости из гаваней? — спросил Финдекано отца, заходя к нему в кабинет.
На Барад-Эйтель опустились сумерки, а потому на столе у Нолдорана стоял светильник. Нолофинвэ повернулся к сыну, и тени заплясали на свитках, разложенных королем.
— Беспокоишься о Турьо? — уточнил Финголфин.
— И это тоже, — кивнул Фингон. — Но еще хотел узнать, все ли в порядке у наших союзников. Ты же понимаешь, это важно.
Нолофинвэ улыбнулся и указал на палантир.
— Ты всегда можешь посмотреть, что происходит в Бритомбаре или Виньямаре. Пусть камень покажет тех, кто дорог тебе, сын.
— Благодарю, атто, но поверь, я беспокоюсь о владыке Кирдане и его семье. Я же докладывал тебе, что фалатрим — не лучшие воины.
— Не переживай, твой брат сможет подготовить их и обеспечить оружием, — уверенно произнес Нолофинвэ.
— Но он-то как раз в Виньямаре… А кто защитит Бритомбар, если на него нападут? — продолжал волноваться Фингон.
Финголфин постучал пальцами по столу и несколько раз поправил одну и ту же прядь волос:
— Не думаю, что на данный момент Враг способен незамеченным атаковать главный город фалатрим.
— И все же, атар, я бы хотел отправиться в свои земли, в Дор-Ломин. Так я смогу быть ближе к брату и… у нолдор появятся еще крепости.
— Хорошо, йондо, не держу тебя. Однако будь готов к тому, что однажды призову тебя, как и остальных лордов, пойти войной на Ангамандо, — строго заметил король.
— Не сомневайся во мне, отец. Я не собираюсь отсиживаться за твоей спиной, — несколько обижено ответил Финдекано. — Могу идти?
Нолофинвэ кивнул, но остановил сына в дверях.
— И напиши Армидель, мой тебе совет.
— Откуда ты… — начал было Фингон, но светлая улыбка отца невольно заставила его замолчать.
— Просто отправь ей письмо. Не жди особого случая.
— Хорошо, атар. Я так и поступлю, — ответил он, чуть склонив голову.
Оставшись один, Финголфин прошелся по комнате и вновь расположился за столом. Ему хотелось ударить по Ангамандо объединенным войском нолдор, но доклады верных однозначно говорили о том, что следует готовиться к зиме, а не к войне. Не все крепости были отстроены, не каждый из лордов имел возможность вывести войско против Моргота, который несомненно наращивал силы. Разведчики все чаще докладывали об орочьих отрядах, что испытывали эльдар, пытаясь найти слабые места в их обороне.
Пока что неприступным оставался только Химринг. Даже в Дортонионе, одним из первых построившем крепость и сторожевые башни, ирчи умудрялись находить лазейки и атаковать поселения нолдор и авари, хотя Арафинвионы усилили дозоры и занялись возведением еще нескольких укреплений.
Внимательно изучив доклады верных, Нолофинвэ принялся составлять план подготовки к зиме, предполагая, что в холодное и темное время нападения тварей участятся.
* * *
— Леди, позвольте напомнить, что с нашего отъезда минуло пять дней, — верный подъехал к Ириссэ, неутомимо следовавшей на юг. — Изволите повернуть назад сегодня? Или же завтрашний день станет началом пути домой?
Аредэль резко остановилась и посмотрела в глаза нолдо.
— Вы вольны возвращаться. Я отпускаю вас и намереваюсь ехать дальше, — твердо сказала она.
— Но лорд Артаресто велел…
— Я дочь короля нолдор Нолофинвэ. Ты считаешь, что мое слово менее значимо? — гневно произнесла Ириссэ. — Я желаю продолжать свой путь. Мое присутствие в Минас-Тирит не является обязательным. Крепость не пострадает, если одним охотником станет меньше!
— Но, леди, у нас приказ, — не унимался верный.
— Да, вы, — она умышленно выделила последнее слово, — отправитесь назад. Я же не сверну с намеченного мною пути.
— Позвольте напомнить, что скоро осень, леди Арельдэ.
— И что? Я не нежная ваниэ, — вспыхнула Ириссэ. — И довольно. Разговор исчерпан. Я приказываю вам вернуться к лорду Артаресто и сообщить ему, что южной дорогой я направляюсь к кузенам в Химлад. Там я приму решение, куда поеду дальше.
— Да, леди Ириссэ, — тяжело произнес нолдо. — Я подчинюсь вам, хотя мое сердце и говорит, что дорога, на которую вы вступили, не будет легкой. Берегите себя и доверяйтесь своим чувствам, они вас не обманут.
Верный развернулся и, больше не сказав ни слова, приказал остальным нолдор направляться вдоль Сириона к северу, к крепости, где его ожидал очень непростой разговор с младшим Арафинвионом.
* * *
Флейта пела, устало и измученно рассказывая миру о несчастной любви. Она то тихо плакала, то почти кричала, не в силах больше выносить чувства, что раздирало фэа ее хозяина. Тонкие пальцы менестреля нежно держали инструмент, ласково прикасаясь к нему, словно к возлюбленной. Одна мелодия сменялась другой, и Даэрон полностью отдавался музыке, не замечая, что давно уже не один. Две пары глаз издали наблюдали за ним. И если в первых читалось некое довольство и одобрение, то жалость вторых быстро сменилась гневом и истинно нолдорской решительностью. Впрочем, их обладательница вскоре удалилась, подумав, что потом непременно поговорит с менестрелем.
Лютиэн же приблизилась к Даэрону и притворно огорченно покачала головой.
— Что опечалило тебя, певец Дориата? Почему так грустна ныне флейта?
— Приветствую вас, принцесса, — он низко склонил голову. — Прошу простить, что вновь огорчил своей музыкой, но моя фэа не может радоваться — она любит и любит безраздельно.
— Только не это! — вздохнула синдэ. — Не начинай, пожалуйста. Ты знаешь, что я восхищаюсь твоими балладами, но мое сердце не тянется к тебе. Впрочем, я ведь не запрещаю тебе видеть меня, разговаривать и, помнишь, мы даже танцевали. Ох, как горячи были тогда твои ладони, — глаза Лютиэн сверкнули, заставив Даэрона вздрогнуть.
— Не надо, — тихо проговорил он. — Пощадите. Я… моя фэа почти сожжена этим чувством.
Принцесса внимательно посмотрела на менестреля.
— Ты ошибаешься, — почти весело сказала дева, — она сможет страдать еще очень долго.
Несчастный вздрогнул и взглянул на любимую глазами, полными слез.
— Почему вы так жестоки, принцесса? Что я вам сделал? — спросил он в отчаянии. — Моя фэа страдает с вами и без вас. А другие эльдар говорят мне, что любовь — это счастье. Оставьте меня, раз не желаете быть моей.
Даэрон развернулся и отправился прочь, не глядя под ноги и по сторонам. Ему было все равно, куда идти — измученная душа желала покоя и чего-то еще, чему менестрель пока не знал названия.
Артанис нашла его через несколько дней, одного, в лесу, безмолвно сидящего под раскидистым буком и смотрящего прямо перед собой.
— Ясного дня, Даэрон, — произнесла дева.
Молчание было ей ответом. Тогда Галадриэль села рядом и взяла менестреля за руку. Тот вздрогнул и посмотрел на нее с недоумением.
— Когда ты ел?
— Не помню.
— Держи, — дева протянула ему лембас.
— Не хочу, — безэмоционально ответил Даэрон.
— Надо. Ешь, — приказал Арафинвиэль.
Тот подчинился и принялся жевать.
— Лучше? — спросила она.
— Пожалуй.
— Хочешь добрый совет?
Немного подумав, Даэрон кивнул.
— Оставь Менегрот на какое-то время. Побудь на границах, порадуй стражей своим голосом, — посоветовала Артанис.
— Зачем? — поинтересовался синда.
— Знаешь, я порой словно вижу грядущее, — призналась Нервен. — Там, на рубежах тебя ждет счастье. Настоящее, подлинное. Но обретешь ты его через боль.
— Не хочу.
— Счастья?
— Боли.
Галадриэль задумалась.
— Нет. Боль принесет тебе спасение и счастье.
— Позволь сыграть тебе, дева Артанис, — попросил он.
Галадриэль кивнула и расположилась удобнее, прислонившись к широкому стволу. Она ожидала услышать очередную балладу, посвященную Лютиэн, но вместо этого менестрель исполнил новый мотив, который она назвала песней надежды.
Чарующие звуки еще не до конца растворились в лесу, когда Даэрон встал и, чуть поклонившись Галадриэль, скрылся за широкими стволами, двигаясь, как и сказала дева, к границе и своей судьбе.
* * *
— От верных, уехавших с нашими гостями, по-прежнему нет вестей? — как-то за ужином спросила Армидель.
Владыка фалатрим поднял голову, внимательно посмотрел на дочь и покачал головой:
— Ты ведь знаешь, прошло слишком мало времени, чтобы они успели добраться до цели и вернуться назад.
Армидель незаметно вздохнула.
— Я понимаю, — отозвалась она. — Но все равно волнуюсь.
— Если придут известия, я непременно сообщу тебе, — пообещал Кирдан.
— Спасибо, папочка!
Быстро покончив с ужином, дева вскочила и, поцеловав отца в щеку, побежала в сад. Остановившись перед широкими мраморными ступенями, она подобрала юбку и запрыгала вниз на одной ноге, пытаясь развлечь себя.
Вечер плавно перетекал в ночь. Взошедший на небо Итиль посеребрил травы, листву на деревьях и воды залива. Остановившись, Армидель подняла голову и, прищурившись, улыбнулась, но после вновь резко погрустнела. Все последние недели мысли ее неизменно возвращались к одному и тому же — к их недавнему гостю Финдекано. Конечно, раньше, чем воротятся верные, известий вряд ли стоило ждать, но это не означало, что дева оставалась спокойна.
Она вновь вздохнула и пошла по дорожке сада туда, где в ночь перед отъездом состоялся их разговор. Присев на траву под деревом, она пристроила подбородок на коленях и посмотрела вдаль. Перед глазами ее вновь, уже в который раз за последние дни, встало лицо посла, его улыбка и добрый взгляд, и дева ощутила, как на душе потеплело.
«Стоит, пожалуй, попробовать написать его небольшой портрет, — подумала она. — Вот так, по памяти. Заодно и попрактикуюсь».
Если пейзажи она умела рисовать достаточно хорошо, особенно море, которое, как и все фалатрим, беззаветно любила, то лица у нее выходили немного похуже. Однако Армидель не сдавалась, настойчиво тренируясь.
«И все-таки, как там Финдекано?» — вновь подумала она. Ждать известий больше не было сил. Кажется, настала пора прибегнуть к иному проверенному способу.
Армидель вскочила на ноги и побежала в сторону ближайшего холма. Обратив лицо к востоку, туда, откуда дул теплый, ласковый ветер, она закрыла глаза и распахнула фэа. Так, как совсем недавно учила его.
Сердце при мысли о Финдекано вновь трепыхнулось, а душа устремилась туда, где не так давно скрылся из виду отряд.
Ветер шептал, стремясь поведать о том, что видел во время пути, и дева старалась понять его речь. Перед мысленным взором ее представали видения: широкие поля и бескрайнее небо, места, где так хорошо резвиться, играя кронами деревьев и волосами редких путников. Эти забавы он-проказник очень любил. Однако скоро иные картины открылись Армидель, и она вздрогнула, тревожно нахмурившись.
Дрожала земля, и ветер испуганно метался, чувствуя приближение тварей Тьмы. Отряд нолдор, едущий на север, разделился, и тот, к кому стремились думы юной девы из фалатрим, остался, чтобы принять бой. Зазвенели клинки, и Армидель испуганно вскрикнула. Орков было слишком много! Ее нолдо бился отчаянно, яростно, но того, чем закончилось сражение, узнать было не суждено — ветер улетел, не в силах больше выносить присутствие тварей, и Армидель, открыв глаза, без сил опустилась на траву. «Как узнать мне, чем все закончилось?» — пульсом в висках билась мысль, но от волнения дева не могла сообразить, что следует сделать.
Тяжело поднявшись на ноги, она отправилась бродить по саду, затем неторопливо пошла к пристани и долго сидела на берегу, всматриваясь в серебристую ночую даль.
«Отправься к Сириону и спроси его воды», — шептали волны. Дева вздрогнула и постаралась вспомнить недавно увиденные картины. Кажется, река протекала неподалеку от того места, а, значит, сможет поведать о дорогом ее сердцу нолдо.
Когда на востоке забрезжил рассвет, Армидель поднялась и пошла назад во дворец. За завтраком она попросит отца дать ей сопровождающих и отпустить на прогулку.
* * *
Идриль сидела на берегу моря и удобной палочкой рисовала на песке. Чаще всего это были дома: высокие и низкие, с башнями и без, с садами и палисадниками. Иногда у нее получались и фонтаны со скульптурами.
Мысли девы все время возвращались к тайному городу, что замыслил построить ее отец. Она предполагала, что тот захочет сделать его похожим на Тирион. Несмотря на то, что Идриль любила то место, где родилась, она не желала видеть новое королевство нолдор точной копией Аманского града. Оно достойно иной судьбы, своей. И долина Тумладен не заменит никому Туны, что навеки осталась в памяти изгнанников.
Быстро затерев ладонью свои наброски, Итариллэ встала и отряхнула платье. Анар стоял в зените, и стоило принести обед отцу, который, как обычно, был занят военной подготовкой фалатрим. Насколько дева помнила, сегодня он планировал отработать парное ведение боя на мечах, а это означало, что ей придется немного прогуляться.
Турукано предпочитал проводить подобные тренировки подальше от берега моря, привычного фалатрим своим песком или же галькой. Намного сложнее им было сражаться на траве или же среди россыпей камней, в большом количестве имевшихся недалеко от скал. Воины Кирдана стойко переносили трудности, понимая, что встретить врагов рано или поздно им придется и готовым стоит быть ко всему.
На кухне дома, где поселился Тургон с дочерью, обнаружились двое верных, беседовавших за кружкой ароматного настоя, сделанного из местных трав, и обсуждавших планы будущего города. Идриль подошла ближе и заглянула одному из мастеров через плечо.
— Интересуетесь? — улыбнулся в ответ тот.
— Да, — не стала отпираться та.
Схемы, цифры… Она смотрела, и увиденное казалось ей с каждой минутой все более привлекательным и заманчивым.
— А вы не согласитесь научить меня? Мне многое непонятно, но очень хочется разобраться. Я буду стараться, — с волнением в голосе произнесла она.
Нолдо всего на одну секунду задумался, а после кивнул:
— Верю. И согласен. С радостью поучу вас, леди Итариллэ.
Поблагодарив и сразу же договорившись о первом уроке, Идриль проворно собрала корзину, не забыв положить любимый отцом козий сыр, и выбежала из дома, почти невесомо касаясь босыми ногами ступеней.
* * *
Узкий тоннель постепенно расширялся. Ровный рукотворный пол и почти нетронутые мастерами стены представляли собой волшебное сочетание спетого на заре эпох и недавно созданного. Искусно закрепленные светильники, помимо основной функции, подчеркивали красоту камня.
Финдарато в очередной раз остановился у небольшой ниши, в которой притаилась аметистовая друза. Большая и яркая, она стала истинным сокровищем коридора, ведущего в будущий парадный зал. Пока же он представлял собой огромную пещеру, щедро украшенную колоннами сталактитов и сталагмитов, интересными жилами в стенах, местами слагающими узор, напоминающий картины. Где-то угадывались птицы, летящие над волнами, в ином месте не иначе как сам Аулэ изобразил цветы, которых не найти даже в садах Йаванны, а в дальнем углу, словно спрятавшись от излишнего внимания, притаился загадочный глазастый зверек.
Финрод убедил мастеров оставить нетронутыми такие камни, а все рукотворное убранство будущего зала сделать гармоничным, не затмевающим естественную красоту этого места. Чтобы проявить себя, у нолдор была еще масса ничем не примечательных пещер и пещерок, к тому же, ориентируясь на недавно выполненные расчеты, они принялись вырубать в скальном массиве новые залы и коридоры, а также многочисленные воздуховоды и секретные тоннели, ведущие на поверхность. Обнаружить такой вход в тайный город было практически невозможным — даже эльдар, незанятые их обустройством, с невозмутимым видом шли мимо, приглядываясь к различным камням или кустам и не догадываясь, что скала в том месте не монолитна.
Намного сложнее было создать под землей подходящее для жизни освещение. Без живительных лучей Анара долго находиться в тайном городе было бы невозможно, а частые прогулки по поверхности могли стать роковыми. Финдарато не желал обращаться за помощью ни к братьям, ни к кузенам, ни тем более к королю Эльвэ, решив полностью самому построить королевство.
Идея с зеркалами пришла неожиданно, когда он застал нескольких юных эльдар, играющих в ясный день у вод Нарога. Лучи отражались от поверхности реки и яркими бликами резвились на ветвях деревьев, камнях и даже скалах, находившихся на некотором расстоянии. Финрод замер, любуясь светом, а потом к нему пришло понимание. Несколько дней он провел с зеркалами у реки, после чего переместился ближе к горам. Арафинвион не привлекал других нолдор к своему эксперименту, стараюсь разобрать в явлении и составить схему самому. Мастера не мешали лорду, который через некоторое время поставил перед ними непростую задачу — создать целую систему зеркал, разного размера и кривизны, чтобы осветить подземный город. Кроме того, ни единый блик не должен был послужить подсказкой ни другу, ни лазутчику о расположении королевства Артафиндэ.
* * *
Было теплое утро ранней осени. Лучи Анара ласково грели лицо юного нолдо, идущего от мастерских к жилым постройкам крепости. Казалось, лето еще нескоро покинет эти края. Однако ветер, что нещадно гнал тучи и сырость, говорил об обратном — холода уже близко.
Оказавшись в доме и немного передохнув после работы в кузнице, Тьелпэринквар решил, что пора заняться пополнением припасов Химлада к предстоящей зиме. За старшего в крепости, конечно, оставался Тьелкормо, однако дядя был занят иным. Охрана земель, тренировки верных, бесконечные доклады и указания лежали исключительно на плечах Туркафинвэ. По совести сказать, Куруфивион даже не подозревал ранее, как много времени и сил могли занимать самые обыкновенные, но от того не менее важные дела. Когда он был мал и еще плохо разбирался в жизни, то мир казался ему намного проще. Однако теперь Тьелпэринквар вырос и желал взять часть хлопот на себя.
В стекло неожиданно ударили первые крупные капли дождя, и он, подойдя к окну, выглянул во двор. На дереве, хмуро нахохлившись, сидела серая ворона и озиралась по сторонам, явно в поисках добычи. Безмолвными тенями ходили по крепостной стене дозорные.
Тут в прорехе туч вновь сверкнул яркий золотой луч, и Куруфинвион улыбнулся.
«Пожалуй, стоит поговорить с дядей», — решил он.
Нужно было предупредить его о своих намерениях и узнать, что уже сделано на данный момент.
Спустившись вниз, он поспрашивал верных и в конце концов отыскал Тьелкормо в оружейной. Тот с одним из командиров по имени Вилеон осматривал мечи.
— Это новые? — на всякий случай уточнил Тьелпэринквар.
— Да, — лаконично ответил Турко.
— Хотите подобрать себе? — улыбнулся верный.
Молодой лорд задумался. Предложение выглядело заманчивым.
— Чуть позже непременно, — согласился он. — Сейчас я планировал заняться кое-чем другим.
— И чем же? — заинтересовался наконец Турко.
— Запасами к зиме.
Дядя удивленно приподнял брови, а на лице Вилеона появилось выражение одобрения:
— Хорошо, что молодой лорд заботится о благополучии всех, кто пришел в земли его отца и дяди.
Тьелкормо посмотрел задумчиво сначала на племянника, затем на товарища, и наконец ответил:
— Не против. Снабжение крепости теперь на тебе.
И снова вернулся к прерванному занятию. А Тьелпэ незамедлительно отправился в кладовые, где и просидел до самого вечера, составляя списки того, что у них уже было в наличии, а так же того, чем стоило запастись. После же вновь отправился искать дядю, чтобы выяснить, что именно они смогут предложить авари для обмена, если добыть все необходимое своими силами не получится.
Когда порядком уставший, но довольный Тьелпэринквар вернулся в покои, на небе успели зажечься звезды. Он распахнул окно, впустив в комнату немного прохладный воздух, и с удовольствием вздохнул. Пахло свежестью и прелой землей.
В дверь постучали.
— Входите! — крикнул Тьелпэ.
В покои зашел Вилеон:
— Лорд Тьелпэринквар, лорд Туркафинвэ распорядился вас сопровождать.
— Отлично! — обрадовался Куруфинвион. — Тогда отправимся с утра, на рассвете. Возьмите с собой небольшой отряд, на всякий случай.
— Хорошо. Куда мы сначала направимся?
— В ближайшее селение авари. Узнаем, с кем можно договориться. Надо много чего выменять: сушеных грибов и ягод, орехов, меда, яблок, фруктов и овощей. А еще неплохо бы козьего сыра.
С минуту верный думал.
— Я понял вас, — наконец сказал он. — Они живут недалеко, в половине дня езды, поэтому заранее телегу брать не будем. Когда договоримся, тогда и привезем, сколько будет надо.
— Хорошо, так и поступим.
Вилеон попрощался, пожелав Куруфинвиону добрых снов, и Тьелпэ, довольный и немного уставший, лег спать. А на рассвете, едва ладья Ариэн показалась на небе, разогнав ночные тени, небольшой отряд во главе с молодым лордом покинул крепость.
«Да что ж такое-то?! Опять эти кусты с колючками!» — раздраженно подумал Глорфиндел, в очередной раз отцепляя свои волосы от настырных ветвей. Его отряд уже вторые сутки бродил вокруг неприступных скал, тщетно пытаясь отыскать проход, чтобы продолжить путь к намеченной цели.
Долина Тумладен. Чем именно она так привлекла друга и лорда, он не знал — Нолофинвион ни слова не сказал о причине выбора этого загадочного места, а во встречу Турукано с Ульмо ему верилось слабо — этот вала никогда не благоволил Второму Дому, а уж Тургону, чья жена погибла в воде, и подавно. Однако получив приказ, Глорфиндел, не раздумывая, отправился на север, хотя ни точного местоположения, ни тем более дороги ему известно не было.
Нолдор молча следовали за золотоволосым командиром, однако напряжение все нарастало — бесцельность хождения у подножия неприступных гор мало способствовала поддержанию боевого духа. Заметив подходящую полянку, Глорфиндел скомандовал разбить лагерь. Эльфы с энтузиазмом принялись его исполнять, стараясь обустроиться безопасно и комфортно. Он и сам бы с удовольствием растянулся на лежаке, но расслабиться одним из первых позволить себе не мог: назначить дозорных, проверить наиболее подозрительные кусты, помочь самым уставшим, подбодрить взгрустнувших и лишь потом рухнуть на заботливо подготовленные для него ветки, укрытые плащом.
Облака лениво плыли, подгоняемыми ветерками Манвэ, ладья Ариэн спешила на запад, но была достаточно высоко на небосклоне. Еще теплые лучи ласкали лицо прикрывшего глаза эльда.
Неожиданно быстрая тень закрыла собой солнце и тут же исчезла. Глорфиндел не придал бы ей значения, но она была слишком быстрой. Нолдо ждал, однако ничего подозрительного так и не заметил, а потому позволил себе вновь смежить веки. И опять его разбудило чересчур шустрое облако! Правда, на этот раз он успел заметить, что оно было пернатым и имело форму огромной птицы.
«Орлы Сулимо гнездятся на этих вершинах? Возможно, это знак мне», — подумал Глорфиндел и вскочил на ноги.
Велев остальным не покидать лагерь, он направился по земле вслед за великими птицами. Сначала нолдо шел по звериной тропе, которая закончилась небольшим ручейком. Вода весело журчала на каменных перекатах, словно смеясь над растерявшимся эльда — на том берегу не было ни намека на то, куда следует идти дальше. Глорфиндел все же перебрался на другую сторону и осмотрелся — на роскошном амаранте красовалось орлиное перо. Подойдя ближе, нолдо заметил, что трава в одном направлении была чуть примята — дальнейший путь нашелся.
Уже начинался вечер, когда Глорфиндел оказался перед небольшой пещерой или гротом, исследовать которую ему одному не хотелось совершенно, однако у входа также обнаружилось орлиное перо. Решив рискнуть, он шагнул под каменные своды. Подземный ход плавно поворачивал, и когда сзади абсолютно перестал проникать свет, нечто яркое показалось впереди. Сначала это выглядело как точка, светлячок, позже стало напоминать факел и, наконец, приобрело очертание выхода.
— Эру Единый! — воскликнул потрясенный Глорфиндел.
Внизу простиралась изумрудная долина, пересеченная в нескольких местах небольшой речкой. Горный хребет кольцом замыкался вокруг, делая место не только сокрытым, но и неприступным. Лучи Анара окрашивали пики в золото, немного отдающее розовыми и синевато-сиреневыми оттенками, а пара могучих орлов, парившая высоко в небе, молча взирала на достигшего цели нолдо.
— Благодарю тебя, владыка ветров! — произнес он.
Ответа не последовало. Заставив себя оторваться от захватывающего дух вида, Глорфиндел поспешил назад, в лагерь, стараясь не оставлять следов и запомнить путь в будущий дом.
* * *
— Мой лорд, срочное донесение, — верный влетел в трапезную, протянул свиток и устало прислонился к стене.
— Помогите ему, — тут же распорядился Карантир, погрузившись в чтение.
«… осанвэ не рискнули… невысокого роста… крепкие и сильные… хорошая сталь… чего-то требуют… на север плюют и грозят кулаками».
Морифинвэ перечитал доклад еще раз и велел отряду верных следовать за ним. Дозорные обнаружили странных коротышек немного южнее крепости в горах, до которых было несколько дней пути, а, значит, у Фэанариона еще оставалось время для размышлений.
Нолдор издалека услышали шум голосов и топот ног, а вскоре показались и те странные существа в сопровождении воинов крепости Карантира.
— Приветствую вас в своих землях, — Фэанарион произнес сначала на квенья, а затем повторил на синдарине. — Я Морифинвэ Карнистир, лорд Таргелиона.
Коротышки с любопытством и некоторым презрением смотрели на него, особое внимание уделяя гладкому лицу эльфа. Молчание затягивалось, а напряжение росло. Наконец один из незнакомцев шагнул вперед.
— Я Нордри, сын Нали. Мы пришли с миром и хотим говорить о делах.
Затем он достал свою секиру и положил ее на землю, рукоятью к Морьо, явно ожидая ответного хода. Карантир вынул меч из ножен и также опустил его на траву, эфесом к бородачу.
Глаза гнома вспыхнули, а его товарищи о чем-то зашептались на неизвестном эльдар языке.
— Скажи, лорд Таргелиона, кто ковал это оружие? — обратился все тот же бородач.
— Я, — спокойно ответил Карнистир.
— Ты неплохой мастер, лорд, — сказал гном.
— Ты прав, — согласился немного уязвленный Карантир. — А это работа моего брата.
В следующий миг в землю у ног имя воткнулся кинжал:
— Можешь посмотреть.
Бородач наклонился и, резко выдернув, взял в руки оружие, выкованное Куруфином.
— Сколько ты хочешь за него? — наконец спросил гном.
Морифинвэ не понял — чего он должен хотеть и что значит сколько, но решил ответить строго:
— Он мой. Верни.
Бородач подчинился.
На слуг Врага эти существа похожи не были, но что делать дальше, Карнистир не представлял. Эльдар он бы пригласил в крепость, но не будет ли такой шаг с незнакомцами опасным для обитателей его дома, он не знал. Поразмыслив немного, Морьо все же решил рискнуть, а по пути выяснить, кто же они такие, чьи лица частично скрыты густыми волосами, заплетенными самым причудливым образом.
По прибытии Морифинвэ уже знал, что имел дело не с эрухини и не с тварями Моринготто — детей Аулэ встретили его дозорные. Сами гномы своего создателя величали Махалом и очень скептически отнеслись к тому, что лорд Таргелиона видел его, а отец даже был учеником их божества.
Народ этот показался ему упрямым, смелым и хитрым, при этом они постоянно предлагали странный обмен. Карантиру не жалко было одарить новых друзей, но те хотели еще чего-то.
В таком непонимании прошли и первые дни пребывания наугрим в крепости, а Карантир все старался понять, что такое плата и как с ней стоит поступать.
Помощь пришла неожиданно и своевременно.
— Лорд Морифинвэ, я могу что-то для вас сделать? — желанный голос девы-синдэ вырвал Карантира из мрачных дум.
— Ланти… Лантириэль, если можешь, просто посиди рядом, я очень устал от странных переговоров с подгорным народом, — попросил он.
— Никак не сойдетесь в цене? — поинтересовалась дева.
— Ланти, ты знаешь, что это? — обрадовался Морьо.
Та кивнула.
— Да, я была в Менегроте, когда владыка Элу договаривался и после рассчитывался с детьми Махала. Сейчас расскажу, что мне известно.
Беседа затянулась. Карантир слушал, не перебивая, изредка задавая вопросы.
— То есть сразу никто не называет то, что хочет получить взамен? Принято говорить о большем, да?
Синдэ кивнула.
— Ну и придумали же они систему. Впрочем… кажется, я уже знаю, за что нам будут платить наугрим.
Он помолчал некоторое время, обдумывая и осмысляя полученную информацию и прикидывая пути выгодного для Таргелиона сотрудничества.
— Ланти, — наконец произнес он. — Чтобы я без тебя делал.
Неожиданно Фэанарион вскочил на ноги, подхватил деву и закружил ее. Сердце колотилось в безумном ритме, а руки не желали отпускать синдэ никогда, однако разум потребовал поставить ее на землю. Лантириэль не успела ничего сказать, потому как Карантир удивил ее вновь, быстро поцеловав в щеку и тут же оставив одну.
Скрывшись с глаз девы, Морифинвэ прижался к стене, стараясь выровнять дыхание и осознать, что только что произошло.
* * *
Артаресто никак не мог решить, чем ему, как лорду Минас Тирита, стоит заняться. Прежде он никогда не был главным и привык во всем оглядываться на старших братьев или кузенов. Однако и Финрод, и Тургон его покинули, оставив наедине с проблемами, сложностями и Аредэль. Впрочем, она тоже уехала, и, хотя собиралась вернуться со дня на день, вряд ли бы стала объяснять Арафинвиону принципы управления нолдор, разрабатывать и проектировать линии защиты поселений на острове и думать об обороне. Конечно, воды Сириона неплохо могли справиться с данной задачей, но Финдарато, когда еще жил здесь, неодобрительно отнесся к идее брата положиться исключительно на ландшафт. Вздохнув и поставив на стол чашу с ароматным травяным напитком, Ородрет встал и направился в одну из мастерских, где часто трудился Турукано. Найти необходимые свитки не составило особого труда — кузен любил порядок во всем, гораздо сложнее оказалось разобраться в его разработках.
Часы сначала утомительно тянулись, а после, когда он наконец разобрался в написанном, полетели с огромной скоростью, и только верные напоминали ему порой о необходимости отвлечься на более срочные дела.
— Добрый вечер, лорд Артаресто, — вошедший притворил за собой дверь и склонил голову чуть ниже и дольше обычного.
— О, вернулись! — радостно воскликнул Ородрет. — Леди Ириссэ у себя?
Арафинвион отложил свиток Тургона и свои записи, встал и намеревался покинуть кабинет, желая поговорить с кузиной.
— Нет, — ответ верного заставил его замереть и в полушаге от двери. — Она не вернулась. Простите, лорд.
— Что? — резкий разворот, и золотые пряди хлестнули по косяку и по лицу их же хозяина. — Как это случилось? Говори!
— Вы неправильно поняли меня, лорд Артаресто. Леди Ириссэ отказалась повернуть назад и приказала нам оставить ее.
— И вы подчинились? — чуть успокоившись, Ородрет вновь начал заводиться. — Послушали ее, а не меня?!
— Она дочь арана Нолофинвэ. Мы не могли заставить ее подчиниться. Она была вольна в своем выборе, — спокойно пояснил он.
— Тогда почему оставили ее одну? — гневно спросил Артаресто.
— Два приказа, лорд: ваш и леди Аредэль. Она предпочла дальше проследовать без сопровождения.
— Хоть сказала куда?
— Да. Южными землями в Химлад, к лордам Тьелкормо и Куруфинвэ.
— Сбежала! Бросила меня и поскакала развлекаться! — бушевал Арафинвион, однако поймав на себе взгляд верного, взял себя в руки. — Если больше новостей нет, то можешь идти.
Нолдо кивнул и поспешно вышел из кабинета. В стену, рядом с только что закрывшейся дверью полетело что-то тяжелое — Артаресто дал выход эмоциям и обессиленно опустился в кресло.
* * *
Отряд продолжал свой путь на север, двигаясь осторожно, но в то же время уверенно. Прятаться от кого-либо в своих землях Куруфин не желал, а потому его верные проверяли каждую подозрительную рощу или же поросшие кустарником валуны. Однако больше ни один орк не посмел осквернить равнину, и постепенно мысли и разговоры стали принимать мирный лад. Нолдор сблизились с фалатрим, делясь опытом и ведя беседы на отвлеченные темы, будь то стихосложение или же постижение замыслов Эру. Дозорные, как и прежде, неизменно охраняли спящих, пристально вглядываясь во тьму и вслушиваясь в шорохи и иные звуки ночного Эстолада.
Тем вечером лучи исчезающего за горизонтом Анара окрасили небо и даже землю в непривычные лиловые тона, затем сменившиеся алым заревом. Вместо полюбившегося нолдор золотого и нежно-розового они наблюдали темные и в то же время очень яркие оттенки. Лехтэ подошла к мужу, закончившему обустраивать место их ночного отдыха, и прижалась к нему.
— Мне страшно, — неожиданно для самой себя призналась она.
— Чего ты боишься, мелиссэ? — Куруфин обнял ее одной рукой, тогда как другая непроизвольно потянулась к мечу.
— Не знаю, Курво, — Лехтэ задумчиво покусала губу и взяла мужа за руку. — Так, показалось. Не обращай внимания.
Поцеловав жену в макушку, он увлек любимую за собой.
— Пойдем, кое-что покажу тебе, — Искусник улыбнулся и, посмотрев на небо, добавил: — Как раз должны успеть.
Супруги немного удалились от лагеря, и Куруфин помог Лехтэ забраться на достаточно высокий камень, находившийся на холме.
— Смотри, — он указал на север, где последние лучи вспыхнули пламенем на далеких башнях крепости. — Наш дом. Скоро уже будем там, где никто не посмеет тебя обидеть или напугать.
И, не дожидаясь ответа любимой, он поцеловал ее, долго и нежно, обнимая ту, которую, казалось, потерял на всегда.
— Атаринкэ, — привычно ласково позвала она мужа, проводя ладонью по его волосам.
Куруфин вздрогнул, словно от неожиданного удара.
— Я больше не зовусь так, — холодно ответил он и ощутимо напрягся.
— Ох, прости, — спешно ответила Лехтэ, ища взгляд супруга. — В Амане ты не возражал, даже наоборот…
— Здесь не Благой край, — резко ответил Куруфин. — И я не отец, маленький или большой. Я — не он! И никто не он!
Искусник замолчал, гневно выдернул руку, а потом горько и тихо произнес:
— А его больше нет…
— Мельдо, — Лехтэ печально вздохнула и прижалась к супругу, желая если не забрать, то разделить его боль.
Закат догорел, оставив только небольшую светлую полоску на западе. В разрывах облаков показались первые звезды, а промозглый и сырой ночной ветер выгнал с равнины остатки дневного тепла. Они так и стояли, вдвоем на камне, возвышаясь над своими землями, что стали новым домом.
— Как аммэ? Ты видела ее? — спросил наконец Куруфин, вновь обнимая любимую и закрывая ее собой от ветра.
— Да, — после короткого молчания несколько неохотно призналась Лехтэ. — Я хотела сообщить ей о своем решении переправиться в Эндорэ, но… она не была готова к разговору.
Искусник молчал, ожидая продолжения, и Тэльмэ пришлось рассказать правду. Она чувствовала, как вздрагивает фэа любимого, сжимаясь от боли, а затем разгораясь незнакомым ей огнем ярости и гнева. Клятва вскипала в крови, заставляя пальцы гневно сжиматься, призывая незамедлительно отомстить за деда, отца и вернуть Камни, хранившие свет.
Лехтэ охнула, когда муж неожиданно больно схватил ее за руку.
— Курво, — тихо произнесла она. — Ты что?
Словно очнувшись, Искусник с недоумением посмотрел на любимую.
— Прости. Я буду лучше контролировать себя, — он ласково погладил руку жены, прося прощения, а затем, резко выдохнув, порывисто прошептал: — Люблю тебя.
Они снова целовались, до головокружения, долго и болезненно-сладко, не желая отпускать друг друга ни на миг. И клятва, недовольно ворча, свернулась, спряталась, ожидая подходящего момента, чтобы вновь напомнить о себе.
* * *
Владыка Кирдан, к немалому удивлению дочери, идею о конной прогулке оной не поддержал.
— Понимаешь, дитя, — заговорил он и, подойдя ближе, обнял за плечи и доверительно заглянул в глаза, — наступает осень. Дороги станут трудно проходимыми, и нападения тварей Тьмы, по-видимому, участятся. До Сириона или его притоков путь по суше весьма далек. Но, если есть желание, можно доплыть туда по морю.
Армидель, уже собравшаяся возразить, задумчиво посмотрела на отца.
Свежий ветер, влетавший в распахнутое окно, доносил знакомые с детства соленые запахи, вселявшие в сердце покой и уверенность. Да, вода защитит ее. И моряки их весьма искусны.
На горизонте показался белый парус суденышка, входящего в порт.
«Должно быть, рыбаки вернулись» — предположила она и некоторое время просто наблюдала.
— Пожалуй, я соглашусь с тобой, — произнесла в конце концов дева. — Мы доплывем на корабле, и я узнаю ответы на свои вопросы.
— Надеюсь, они окажутся благоприятными, — пожелал Кирдан и, склонившись, поцеловал дочь в макушку. — Я отдам приказ, к утру судно будет готово.
— Спасибо, ада! — поблагодарила она и, крепко обняв отца на прощание, побежала в покои собираться.
Впрочем, много вещей она брать не стала: еще одно платье на всякий случай и некоторые необходимые мелочи — поездка не должна была продлиться долго. Сердце ее тревожно, взволнованно билось. Что ждет ее в конце пути? Кто знает?
«Если бы только отец мог заглянуть в будущее», — досадовала она.
Но владыка морского народа по-прежнему не мог разглядеть его. Что ж, значит — ехать.
Застегнув дорожную сумку, Армидель отправилась проститься с матерью. Должно быть, она уже обо всем знала, потому что молча подошла и обняла дочь.
— Удачи тебе, — пожелала леди Бренниль. — Пусть путь будет легким, а ветер попутным.
— Спасибо, матушка!
На месте по-прежнему не сиделось, поэтому сразу после ужина Армидель отправилась бродить по саду. Нежный шелест листвы успокаивал, вселяя надежду, что все непременно закончится хорошо.
«Главное, узнать, что он жив! — размышляла она, поневоле краснея. — Остальное не важно!»
Фэа рвалась вперед, и, если бы дева могла, то отправилась бы прямо сейчас, пешком, хотя это и было бы неразумно. Но тогда она подвергла бы себя опасностям и, возможно, подвела дорогого ей нолдо. Только эти мысли, а еще осознание, что она огорчит и встревожит родителей, останавливали ее.
Армидель привычно спустила к морю и уселась, свесив ноги в воду. Поднявшийся на небо Итиль серебрил воду, и дева принялась считать блики. Как ни странно, занятие успокаивало.
Укрывшийся толстым покрывалом сна Бритомбар опустел. Лишь лаяли вдалеке собаки, да молчаливые стражи, застывшие, подобно изваяниям, пытливо всматривались в даль. Армидель затянула песню, и ей показалось, будто чей-то голос ее подхватил. Хотя рядом никого, разумеется, не наблюдалось. Посидев еще немного, дочь Кирдана в конце концов встала и направилась в свои покои.
А утром, едва на восточном крае неба показалась заря, корабль, везущий Армидель в сторону устья Сириона, покинул гавань. Попутный ветер подгонял, и суденышко весело летело, распустив паруса. А на причале все так же стояли, провожая его, владыки Бритомбара.
— Должно быть, обратно доплыть им будет затруднительно, — предположила мать.
Кирдан кивнул и ответил жене:
— Доплывут на веслах. Все будет хорошо. Я чувствую, что поездка окажется успешной.
* * *
Минувший вечер, проведенный на холме вдвоем с мужем, задал Лехтэ больше вопросов, чем дал ответов. Во всяком случае, точно ясно было одно — им обоим придется заново привыкать друг к другу.
Долгий путь протяженностью в несколько лет заканчивался. Постройка корабля, путешествие по морю, визит в Бритомбар, а так же последняя часть пути по землям Белерианда — ее жизнь никогда не была такой насыщенной и разнообразной.
Вот и сейчас, после очередного дня, проведенного в седле, в только что разбитом лагере их с мужем уже ждал ужин. В котелке над огнем булькала закипающая вода, а рядом стояла емкость с холодной — ополоснуть руки или нехитрые приборы, задействованные в приготовлении пищи. Лехтэ склонилась над ней и принялась разглядывать свое отражение. Загар на лице и руках еще держался, равно как и мозоли, заработанные на верфи и в пути. Впрочем, они ей уже стали в некотором роде дороги. Волосы немного растрепались за день, на носу и скуле полосками осела дорожная пыль. Вздохнув, Лехтэ сполоснула ладони, намереваясь положить порцию тушеного мяса себе и супругу. Куруфин как раз подошел к любимой и немного устало опустился на лежак. Несильно ныло плечо, чуть отвлекая его от мыслей. Искусник все же беспокоился, как брат и сын справлялись без него, не упустили ли важного в преддверии приближающейся зимы.
Ужин прошел в молчании, лишь изредка они с женой перебрасывались малозначительными фразами, а после, когда был выпит горячий травяной взвар, который пришелся как нельзя кстати, он, быстро поцеловав жену, отправился в дозор, а нолдиэ задумалась о том, что стоило бы, пожалуй, подготовиться к въезду в крепость. Леди этих земель ее пока никто не объявлял, однако выглядеть неопрятно не хотелось. Скоро мысль окончательно оформилась, и она показалась ей крайне удачной.
— Знаете, Тарион, о чем я подумала? — задала она вопрос сидящему неподалеку у огня верному.
— Даже не догадываюсь, — признался он, а потом, посмотрев внимательно на собеседницу, добавил: — Впрочем, уже интересно.
Непринужденный разговор о пустяках смолк, и несколько пар глаз внимательно посмотрели на нее. Лехтэ набрала в грудь воздуха, а потом выдала:
— Я хочу помыться.
Несколько долгих секунд царило изумленное молчание, после чего верный Финдекано весело рассмеялся:
— Признаться, я ждал этого раньше — уж очень долог был путь. Ладно, леди, сидите тут, мы сейчас что-нибудь придумаем.
Вскоре верные развили бурную деятельность. Разумеется, о купанье в ручье не могло быть и речи, а ничего, похожего на бочку, в отряде не было. И все же выход из положения нашелся.
Пожертвовав одним котелком, Тарион проделал несколько небольших дырок в его днище, внимательно осмотрел и добавил еще штук пять. Довольный проделанной работой, он спустился к ручью, протекавшему недалеко от лагеря, и закрепил усовершенствованную утварь на ветке деревца. Набрал холодной воды в освободившийся и отмытый от тушеного мяса котел и, разложив рядом небольшой костер, нагрел ее, не доводя, впрочем, до кипения. Немного подумав, принес еще, если одного вдруг будет мало.
— Готово, леди, — позвал Тарион Лехтэ, и та, разобравшись в принципе этой купальни, с радостью разоблачилась и встала под теплые водяные струи.
Конечно, рядом никого не было, но Тэльмэ порой ощущала на себе взгляд, горячий и в то же время готовый защитить от любого, будь то хоть сам Моргот. Она резко обернулась, когда уловила, откуда именно за ней наблюдают, но ни одна веточка на кусте не дрогнула, да и не было уже за ним Искусника, охранявшего жену.
Переодевшись после в чистые штаны и рубаху, Лехтэ вернулась в лагерь и вновь расположилась у костра.
— От всей души благодарю, — обратилась она к Тариону.
— Не за что, леди, — ответил он.
Высушив волосы, она снова их заплела, но уже на манер нисси.
Время до рассвета пролетело незаметно. Лехтэ не спалось, должно быть, от волнения, или от долго отсутствия супруга, и она сидела, любуясь звездами и слушая далекие голоса ночи. Впервые Тэльмэ жалела, что не захватила ни одного платья — теперь оно было бы более чем уместно. Наутро она достала и надела нарядную котту, поправила висевший на шее кулон. Еще раз расчесавшись и придирчиво себя осмотрев, она пришла к выводу, что выглядит хоть и не самым лучшим образом, однако вполне прилично.
После завтрака, когда лагерь был свернут, отряд продолжил путь. Куруфин привычно ехал рядом с ней и был больше обычного немногословен. Тэльмиэль поглядывала на мужа, стараясь угадать, о чем он думает, однако не была уверена в правильности собственных предположений.
Крепость приближалась, и кони, почуяв скорый отдых, временами радостно ржали. Лехтэ с любопытством рассматривала детали местности и саму крепость, порой прося мужа разъяснить самые непонятные моменты в ее конструкции.
Дозорные на стенах заметили их, и началась некоторая суета, а через несколько минут ворота отворились, приглашая хозяев и гостей внутрь. Отряд въехал во двор, и нолдиэ с интересом огляделась.
Внезапно послышался поспешный топот шагов. Дверь в одной из башен с грохотом распахнулась, и глазам их предстал запыхавшийся, явно чем-то возмущенный Тьелкормо. Лехтэ собралась поприветствовать брата мужа, но тот ее опередил. Глядя в сторону Искусника и пока не замечая никого более, он выпалил:
— Курво, какого лысого и облезлого…
И вдруг осекся, заметив наконец, ту, увидеть которую в Химладе совершенно не ожидал. На лице его отразилось неподдельное потрясение, и только несколько мгновений спустя он смог закончить начатую фразу:
— …рауко.
— Лехтэ, с приездом! — как ни в чем не бывало радостно произнес он.
И, вновь обернувшись к брату, добавил:
— Курво, ты что, сразу не мог сказать?!
— Посмотрите, Вилеон, что на этот раз нам удалось раздобыть, — Тьелпэ не без гордости обвел рукой поляну, где расположился их отряд.
Взглянуть и правда было на что. Ягоды сушеные, в собственном соку и в виде варенья: брусника, малина, ежевика, морошка, черника. Яблоки свежие и моченые, засоленные и сушеные грибы, мед, чеснок, головы козьего сыра.
Нолдор навестили уже три поселения авари, и утром в крепость Химлада должен был отправиться очередной обоз.
— Выделите им охрану? — спросил Тьелпэ и посмотрел вопросительно на Вилеона.
— Разумеется, — подтвердил тот.
Со всеми лесными сородичами молодой лорд вел переговоры сам. Они отдали в обмен почти половину взятых с собой мечей и наконечников для стрел, однако результат, несомненно, радовал и взор, и сердце.
Верные у костра как раз грузили на подводы соленую рыбу. Куруфинвион подошел к ближайшему бочонку и задумчиво посмотрел на щучку.
— Надо бы, наверное, мясом заняться, — наконец задумчиво проговорил он.
— И то верно, — кивнул Вилеон. — До следующего селения авари два дня пути. Пока не уехали далеко от крепости, можно и поохотиться.
— Тогда завтра утром отправляемся, — решил молодой лорд.
Верные, услышав приказ, радостно загудели.
Очередной наполненный хлопотами день клонился к вечеру. Не занятые дозором и сбором провизии воины готовили ужин, и по поляне разносился терпкий, густой запах приправ, среди которых можно было различить перец, базилик и чабер. Тьелпэ невольно облизнулся и, улыбнувшись, устроился возле костра.
«Интересно, как там отец? — подумал он. — Вернулся уже, или пока нет?»
Он подобрал одну из припасенных для костра веточек и, достав нож, принялся вырезать какую-то фигуру. Скоро стало понятно, что выходит заяц.
«Совсем как аммэ когда-то дома», — подумал он, и на сердце набежала грусть.
По матери он очень скучал. Никогда прежде они не расставались надолго. Но отпустить отца одного в Эндорэ он тоже не мог, а мама все же осталась в безопасном Амане.
— Как думаете, Вилеон, — заговорил он и тряхнул головой, стремясь отогнать печальные мысли, — нам хватит этого, чтобы пережить зиму?
Тьелпэ выразительно обвел рукой поляну, и верный, подумав немного, покачал головой:
— Впритык, мой лорд.
— Надо больше?
— Да.
— Значит, охотимся, отвозим мясо в Химлад и едем дальше. Хлопотное это дело, оказывается, — признался Тьелпэринквар, а затем решил добавить, — но очень интересное!
Он оглянулся на Вилеона, поймал одобрительный взгляд и весело улыбнулся. Хотелось, конечно, чтобы его усилия оценили потом отец и дядя, но это он узнает только в конце пути.
* * *
По берегам Сириона шелестел камыш. Он пел протяжно и тоненько, словно о чем-то хотел рассказать. Быть может, о далеких местах, где довелось побывать потоку, будучи еще ручейком, или о тех, кого повстречал он на своем длинном, извилистом, полном препятствий пути.
Армидель вздохнула, и легкая, немного мечтательная улыбка мимолетно коснулась ее уст. Она не знала ответа этот вопрос, и все же ей было, о чем поговорить с рекой.
— Моя госпожа, — услышала она за спиной голос одного из верных и обернулась, посмотрев вопросительно, — прикажете пристать к берегу?
Дочь Кирдана задумалась, а после решительно покачала головой:
— Мне не потребуется много времени. Переночуем на рейде, а утром отправимся в обратный путь.
— Слушаюсь, принцесса.
Верный склонил голову в почтительно поклоне и отправился отдавать приказания. Фалатрим подвели судно ближе к устью реки и бросили якоря. Паруса свернули, и Армидель на миг показалось, будто огромная диковинная птица сложила крылья, намереваясь погрузиться в сон.
Закат прогорал, и дева, еще не успевшая привыкнуть к этому новому для всех, волшебному зрелищу, смотрела, не отрываясь. Скоро сполохи погасли, и синее небесное покрывало стало фиолетовым, а затем черным, проступили звезды, и тогда Армидель закрыла глаза, намереваясь свершить то, ради чего добиралась сюда.
Она распахнула фэа, прислушиваясь к голосу водного потока, и сразу же смолкла тихая песнь камыша, зато послышались иные, гораздо более громкие и грозные. Дочь Кидана вздрогнула и стала внимать. Топот ног, тяжелый и устрашающий, мерзкие крики. Размытыми тенями виднелись силуэты нолдор, словно спрятанные за пеленой тумана, однако фигуру Финдекано она смогла различить практически сразу: было в ней нечто, делавшее невозможным спутать его ни с кем другим. Завязался бой, тот самый, начало которого Армидель уже видела дома, в Бритомбаре. Вот показались и напали на малочисленный отряд ирчи. Фэа девы металась от ужаса и осознания того, что именно может сейчас произойти. Яростно ржали кони. Враг напирал, и вот уже за тушами темных тварей стало не различить горстки эльдар.
Армидель мысленно почти приготовилась к неизбежному, однако в этот самый момент картинка сменилась, и она чуть было не закричала от радости — еще одна группа квенди, на этот раз совершенно ей незнакомых, появилась на берегу Нарога и бросилась на выручку нолдор. Вновь зазвенел металл, брызнула в разные стороны орочья кровь. Дева не заметила, сколько минуло времени, однако настал момент, когда бой завершился. Тишина почти оглушила ее.
«Где же он? — подумала встревожено Армидель. — Что с ним?»
Невыносимо хотелось броситься вперед, чтобы самой выяснить. И только понимание, еще теплящееся на краю создания, что это видение из прошлого, удерживало ее на месте. А там, за пеленой водяного тумана, золотоволосый эльда спешился и кинулся к кому-то, лежавшему на земле, в котором мгновением позже она узнала дорогого ей нолдо.
Дочь Кирдана вскрикнула, уже не мысленно, а наяву, и верные встревоженно обернулись за зов. А незнакомец тем временем поднял голову Финдекано, вгляделся в черты, и по глазам его, по несомненно отразившемуся в них облегчению она поняла, что сын Финголфина жив.
Армидель в свою очередь ощутила, как с плеч упала гора размером с Тангородрим, и на бледном лице ее появился намек на первую, пока еще слабую улыбку. Воины же, как поведала вода, наскоро соорудили из копий и плащей носилки и бережно положили на них своего командира. Отряд тронулся, и вскоре фигуры их растаяли. Больше смотреть было не на что.
Дева провела ладонями по лицу, не без труда возвращаясь в реальный мир, и подумала, что сможет теперь, пожалуй, дождаться известий. Ведь окажись раны Финдекано опасны, его спутники не остались бы спокойными. Хотя, конечно, она желала сейчас очутиться с ним рядом — убедиться, помочь. Однако это было невозможно. Во всяком случае, пока.
Армидель присела на бухту каната и, обхватив колени, стала смотреть, как восходящий Итиль серебрит морскую гладь. Ветер дул с северо-востока, и легкого пути домой им ждать не приходилось. Однако такие мелочи никогда не останавливали морской народ.
* * *
На границе было удивительно спокойно: ни орки, ни иные твари Моргота в последнее время не пытались проникнуть за Завесу. Пришлых из-за моря эльдар тоже давно не наблюдалось.
Белег спрыгнул с граба, прислонился к его широкому стволу и мечтательно прикрыл глаза. Сегодня у стражей должен был состояться праздник — день звезды Маблунга. Конечно, пир подобно тем, что устраивали в Менегроте, в пограничье показался бы неуместным, однако на этот раз ожидались даже танцы — Даэрон, недавно прибывший из дворца владык к самому краю Завесы, обещал исполнить и веселые мелодии, и лирические, дабы все синдар могли порадоваться разным, но одинаково красивым песням.
Дождавшись, когда его сменят, Белег направился на поляну, которой суждено было стать праздничной залой. Цветы и листья в изобилии украшали импровизированные столы, представлявшие собой расстеленные на земле плотные плащи. Незамысловатые кушанья уже подавались, потому как состав гостей все время менялся: даже в праздник они не должны были забывать о службе и охране Дориата. Кубки наполнялись разбавленным ягодным вином, синдар смеялись легко и непринужденно, совсем иначе, чем то было принято в Менегроте. Даже за владык выпили всего один раз, а дальше словно забыли о них.
Сначала Даэрону абсолютно все казалось неправильным, чуть ли не искаженным — как можно в праздник не думать о великом Элу и мудрой Мелиан! Он попытался исправить ситуацию, подсказать, как стоит веселиться, однако в его руки тут же вложили горшочек с восхитительно пахнущим тушеным мясом с овощами, и менестрель на время забыл, что еще совсем недавно ему абсолютно ничего не нравилось из происходящего на поляне.
Еще одни стражи сменили других, обрадованно располагаясь рядом со столами. Однако постепенно яства перестали привлекать эльфов, и те порой начинали выразительно поглядывать на менестреля. А Даэрону вдруг стало так легко и светло, что захотелось рассмеяться, обнять весь Белерианд и даже Аман и подарить это чувство всем, каждому, кто живет в этом удивительном мире. Руки невольно потянулись к лютне, и чарующая мелодия полилась над лесом.
Синдар праздновали до рассвета: пели, танцевали, смеялись. Они слушали баллады менестреля, его пронзительные, цепляющие до самых тайных глубин фэа мелодии, исполненные на флейте, и, наконец, разошлись отдыхать, когда лучи Анара позолотили верхушки грабов. И никто не заметил, что сам певец направился к границе, к выходу из Дориата.
Даэрон замер, пытаясь понять себя, свою душу — сделать еще один шаг или же остановиться. Неожиданно для себя он запел, не доставая инструмента, и его голос далеко разнесся по просторам Белерианда. И не знал он тогда, полностью отдавшийся мелодии, что его слова достигли самого Единого, и донес Он его песнь до той, что должна была ее услышать.
* * *
Назад ввиду отсутствия попутного ветра шли на веслах. Армидель стояла дни напролет на носу корабля и всматривалась в даль, словно таким образом она могла попасть домой немного раньше. Ее тянуло, звало что-то, подталкивая вперед, в родной Бритомбар.
На закате одного из дней суденышко повернуло, входя в залив, и тогда на горизонте показались белые башни, будто парящие над водами в белесой, полупрозрачной дымке. Это было, разумеется, лишь игрой света, но величественность и красота момента потрясали до глубины фэа. Скоро судно причалило, на берег были брошены сходни, и дева, попрощавшись с командой, легко сбежала на берег.
— Моя госпожа, — шагнул ей навстречу один из верных, помощник отца, — владыка Кирдан просил передать, что ждет вас. У него известия.
— Спасибо вам! — поблагодарила она и поспешила во дворец.
Мелькали улицы, фонтаны, сады, но Армидель не замечала их, так же как не видела приветственных жестов и возгласов прохожих. Она, подобно выпущенной стреле, вбежала в сад и взлетела по ступеням. Холл, гостиная, коридор, поворот. Миновала еще одну лестницу и, преодолев длинную, во все крыло дворца, галерею, подобно урагану ворвалась в кабинет и радостно крикнула:
— Здравствуй, папочка!
Владыка Кирдан улыбнулся и, подойдя ближе, крепко обнял дочь.
— Пришло письмо, — сообщил он, и в углах его глаз показались добродушные, однако все же немного лукавые морщинки. — Два дня назад доставили из Барад Эйтель. Держи.
Он вынул из внутреннего кармана свернутый пергамент, и Армидель, еще раз поблагодарив, взяла его и, расцеловав отца, побежала в сад. Устроившись в своей любимой беседке, она на одно мгновение замерла, пытаясь унять волнение, затем прижала свиток к груди и наконец, поглубже вздохнув, распечатала.
«Здравствуй, Армидель, роса моя звездная, — писал ей Финдекано. — Поверишь или нет, что все мои думы в последнее время лишь о тебе?
Для начала спешу сообщить, что я жив и уже вновь здоров. Если бы не твое предупреждение, возможно, оркам и удалось застать нас врасплох, но мы оказались наготове.
Бой был тяжел. Не стану скрывать — меня ранили. Однако кузен Финдарато вовремя подоспел на помощь, поэтому обошлось малыми потерями.
Как ты? Все ли у тебя хорошо? Сам я пока вместе с отцом в Барад Эйтель, однако скоро переселяюсь в собственные земли, в Дор Ломин. Поближе к тебе.
Пока заканчиваю писать и очень жду от тебя известий. Хлопот навалилось в последнее время много, однако потом, надеюсь, будет немного проще.
До встречи, Росинка, надеюсь, что скорой. Знай, что мысли мои с тобой».
Она перечитала раз, а за ним другой, третий. Тон письма, каждое его слово отдавались внутри громкой радостной музыкой. Армидель вновь прижала к груди послание, а затем свернула его и убрала в карман платья. Пальцы непривычно подрагивали, но дева была почти уверена, что они смогут все же удержать перо, ибо отложить написание ответа было невозможно.
Она поднялась и, посмотрев на небо, туда, где с северной стороны возвышались похожие на горные пики сторожевые башни, еще раз широко и счастливо улыбнулась и, звонко рассмеявшись, побежала в покои.
Утром гонец отправился в путь, унося несколько посланий для короля нолдор Финголфина и его старшего сына, и в их числе было написанное Армидель.
Море все так же набегало на берег, будто ласкало, и пело вечную, тихую, лиричную песню. Лучи Анара отражались в волнах золотыми бликами, обещая нечто светлое и радостное. А дочь владыки Кирдана все шла и шла вдоль кромки прибоя, улыбаясь собственным мыслям.
* * *
— Не ворчи и не злись, — Куруфин хлопнул брата по плечу, — а лучше принимай гостей и встречай леди Химлада.
В это время ворота опять отворились, впуская несколько телег, груженых снедью.
— Это откуда? — удивился Искусник.
Подоспевшие верные тем временем забирали коней и отводили в конюшню, где в денниках уставших животных уже ждало ароматное сено и свежая вода.
Фалатрим и нолдор Финдекано сопроводили в гостевые покои, в которых спешно приготовили постели. На кухне тоже царило оживление — следовало сытно и вкусно накормить гостей, а также достойно встретить супругу лорда.
— Это? — зачем-то переспросил Келегорм, хотя иных объектов, чье происхождения было бы для Куруфина непонятным, не наблюдалось.
Искусник кивнул, ожидая ответа.
— Твой… ваш сын постарался, — ответил Турко. — Занимается запасами на зиму. Договорился с авари, организовал охоту.
— Тьелпэ здесь? — не выдержала Лехтэ.
— Увы. Уехал, — последовал ответ. — Но он скоро вернется, не переживай. Думаю, даже сегодня вечером или ночью.
Тэльмиэль кивнула и еле слышно вздохнула. Куруфин взял ее за руку и взглянул в глаза:
— Пойдем. Пока обустроимся, я покажу тебе крепость. Время пролетит — не заметишь, а там и сын вернется.
Он подхватил сумку с вещами жены, и они вместе переступили порог их дома в Белерианде.
Каменная лестница вела все выше, ее перила украшали незамысловатые фигуры, а на площадках Лехтэ не хватало статуй или картин. Однако от этой северной строгости и кажущейся простоты, веяло чем-то несокрушимым и надежным.
— Как красиво! — искренне воскликнула Тэльмиэль, залюбовавшись облицовкой стен.
Они немного прошли по коридору и остановились перед простой дверью. Куруфин поставил сумку на пол, распахнул створки и, подхватив Лехтэ, внес в свою, а теперь уже их, спальню.
— Вот ты и дома, мелиссэ, — сказал он, обнимая жену.
Нестерпимо хотелось не размыкать рук, целовать и ласкать любимую, но стоило хотя бы прикрыть дверь.
Куруфин внес сумку и распахнул шкаф, предлагая разместить немногочисленные вещи супруги.
— Кстати, смотри, что у меня для тебя есть, — он открыл другую створку и указал на платья. — Какое наденешь?
Лехтэ радостно вскрикнула, улыбнулась мужу и тихо произнесла:
— Ты сохранил их, мельдо.
Куруфин кивнул и расстегнул сумку, пока Тэльмэ выбирала наряд. Он бережно достал вещи жены, перенес одежду в шкаф, а ее гребешки, ленты, заколки и прочую мелочь устроил на полочке под зеркалом.
— Твои украшения, где они? — удивился Искусник, не обнаружив шкатулок.
Лехтэ вдохнула и объяснила ему, почему дорогие ее сердцу изделия остались в Амане. Куруфин слушал молча, но то и дело бросал взгляд на кулон, висящий на шее у супруги:
— И ты все-таки возвращалась в Форменоссэ, хотя она была разрушена и осквернена. Почему?
Тэльмиэль подошла к мужу и расстегнула потайной карман сумки.
— За этим, — ответила она, достав палантир.
Куруфин сначала не поверил своим глазам.
— Лехтэ, как так? Почему ты не сообщила мне о своем прибытии из Бритомбара или где вы там причалили? — Искусник недоумевал и одновременно начинал сердиться. — Ты подвергала себя опасности, тогда как могла просто вызвать меня, дождаться и отправиться домой под надежной защитой отряда нолдор. Почему? Отвечай!
— Я боялась.
— Меня?!
— Разумеется, нет. Твоего ответа. Мы расстались в ссоре, и я не знала, как ты воспримешь эту новость. А так… у меня был шанс увидеть тебя хотя бы еще раз, — честно и искренне ответила Лехтэ.
— Какая же ты у меня…
Он не нашел подходящего слова, да они и не нужны были Искуснику.
— Счастье мое, радость моя, моя, моя… — шептал он ей на ухо, раздевая.
— Не отпущу, не оставлю, никогда, — вторила ему Лехтэ.
Сил на долгие ласки у них, истосковавшихся друг по другу, уже просто не было, и потому их тела вскоре стали едины, а фэар переплелись в искрящемся танце, ликуя и торжествуя.
* * *
Тьелпэринквар, довольный удачной охотой, вернулся в крепость с отрядом верных. Уже привычно раздав необходимые распоряжения, он собрался поискать дядю, однако в конюшне обнаружил кобылу отца. Ласково погладив ее любопытный нос, доверчиво ткнувшийся ему в плечо, Тьелпэ поспешил в жилые покои, желая поскорее узнать, что послужило причиной столь спешного отъезда родителя.
* * *
— Теперь не сомневаешься, что также любима и желанна? — ладонь Куруфина скользила по телу жены, счастливо прикрывшей глаза и отдыхавшей.
— Верю, — прошептала она, — мельдо…
Ее руки потянулись к супругу, вновь разжигая желание.
Дверь оглушительно стукнула:
— Атто, ты вернулся!
Куруфин быстро накинул на Лехтэ покрывало. Получилось, что с головой, во всяком случае виднелась только черная прядь волос любимой, а с другой стороны — ее ступня.
Тьелпэринквар замер, осознавая открывшееся его глазам.
Куруфин встал и кое-как натянул штаны. Он собирался и обрадовать сына, и высказать все, что думает о его внезапном появлении. Искусник уже с улыбкой повернулся к нему, когда тяжелый кулак юного мастера впечатался ему в скулу:
— Предатель! Ты клялся ей в верности! Призывал в свидетели валар и Эру. Как ты мог забыть маму?!
Голова Лехтэ показалась из-под одеяла, и нолдиэ увидела сына, повзрослевшего, сильного и так похожего во гневе на своего отца:
— Тьелпэ, малыш мой!
— Аммэ?! — рванулся тот к узкой кровати Куруфина, желая поскорее обнять мать и убедиться, что это не сон.
Однако его остановили — Искусник удержал сына за плечо.
— Выйдем. Дадим маме одеться, — и не отпуская Тьелпэ, направился к двери. — Мелиссэ, платья в шкафу!
Как только они очутились в коридоре, Куруфинвион собрался принести извинения, но не успел.
— Молодец! — неожиданно сказал Искусник. — Правильно поступил.
— Прости, атто!
— Не извиняйся. Я рад, что ты вступился за честь мамы… Вот только жаль, что ты даже в мыслях смог допустить мое предательство.
— Прости, — повторил он. — Но что я мог подумать?
Ответить Куруфин не успел — Лехтэ в наспех надетом платье вылетела в коридор и обняла сына.
— Родной мой, йондо, любимый, — повторяла она, не отпуская его.
Куруфин подошел к ним, самым близким и родным, и прижал обоих к себе:
— Наконец-то мы вместе. Мы дома.
* * *
Время, проведенное у гостеприимного лесного народа, шло незаметно. Каждый день походил на предыдущий, но также был и неповторим. Амрод учил авари охоте, хотя они восприняли эту идею прохладно и даже попытались отговорить нолдор от употребления мяса в пищу. Менять свои привычки Питьяфинвэ не желал, впрочем и среди лесных эльфов нашлись сторонники разнообразия рациона, которые с интересом принимали новые знания, а взамен рассказывали о премудростях сбора дикого меда, грибов и ягод.
Ночи становились холоднее, темнее и звезднее. Сырые и туманные вечера дарили красивые закаты и делали беседы у костров особенно уютными.
По всем признакам зима ожидалась холодная, о чем авари не преминули сообщить нолдор, на что Амрод предложил им кров и защиту на Амон Эреб. Те поблагодарили, но для себя решили воспользоваться приглашением только в крайнем случае.
Утром, чистым, прозрачным и немного морозным, потянулись на юг дикие гуси, а за ними и немногочисленный отряд во главе с Амбарусса. Теперь Питьо спешил, осознав как долго не был дома и не видел Тэльво. А еще следовало сообщить Курво об удивительной встрече. Хотя, прикинув, сколько прошло времени с праздника урожая, он понял, что Лехтэ уже должна была прибыть в Химлад. Впрочем, поговорить с братом, а то и с двумя в любом случае стоило.
Амрас его встретил прохладно, если не сказать строго.
— Лорд Питьяфинвэ, рад вашему возвращению. Никаких происшествий за время отсутствия не было, однако столь долгий отъезд меня весьма обеспокоил. Думаю, нам есть о чем поговорить, не так ли? — предельно вежливо произнес Тэлуфинвэ и в это же время осанвэ обратился к близнецу: «Где тебя носило? Я тут чуть с ума не сошел от кучи дел и беспокойства!»
Замерший было от произнесенного вслух приветствия Амрод улыбнулся, хлопнул близнеца по плечу и, убедившись, что его спутники благополучно завели лошадей в конюшню и теперь намереваются отдохнуть, увлек Амраса наверх, в их общую гостиную, где вместо рассказа потянулся к палантиру.
Вызов принял Тьелкормо, уже знавший и даже видевший причину, по которой Питьо решил связаться с лордами Химлада. Также Турко ему сообщил, что Курво в первые дни после прибытия Лехтэ совсем пропал, днем работая в мастерской, а ночи неизменно проводя в спальне. Питьо удивленно хмыкнул, на что последовало пояснение — их брат делал украшения для любимой.
Еще немного поговорив с Охотником, он уступил камень близнецу, чтобы тот тоже мог переброситься парой фраз с Келегормом.
— И к чему была эта спешка? — спросил Тэльво, бережно укладывая палантир на место.
— Тьелко не сказал?
— Что именно?
— Лехтэ прибыла из-за моря.
— Как?!
— На корабле скорее всего.
— Я не это имел в виду… Ты-то откуда узнал? — озадаченно спросил Амрас.
— Встретил. Пока гостил у авари.
— Вот как… — протянул младший. — А аммэ? Ты ничего не знаешь?
Амрод лишь покачал головой.
В окно спальни заглядывало золотисто-розовое погожее утро. Лехтэ сидела перед трюмо, не спеша расчесывала волосы и между делом негромко напевала незамысловатую мелодию, одну из тех, которые любила прежде в Амане.
Взгляд ее лениво скользил по отражавшимся в зеркале стенам комнаты, и мысль, что неплохо бы попытаться сделать ее по-настоящему уютной, раз появившись, больше не покидала голову. Но чуть позже. Теперь же у нее имелись как минимум два дела, не терпящие отлагательств. Первое и главное из них — поговорить с родителями.
— Мельдо, — позвала она мужа, в это время как раз одевавшегося, и улыбнулась ласково, поймав его взгляд. — Я хотела бы связаться с Тирионом. Поприсутствуешь?
Палантир гордо возвышался на столе в покоях, поэтому далеко идти не требовалось. Получив согласие Курво, Лехтэ поблагодарила его и быстро закончила приводить себя в порядок. Надев на голову венец, украшенный узором в виде цветов и листьев, а также капельками росы, которую изображали бриллианты, она с удовольствием облачилась в одно из тех платьев, что столь терпеливо дожидались ее приезда в шкафу супруга. Подойдя к столу, нолдиэ положила ладонь на видящий камень. Тот покрылся туманом, в глубине его замерцали искорки, и вскоре, спустя всего несколько минут, показалось лицо Ильмона.
— Атто! — воскликнула радостно Лехтэ, и на лице ее расцвела широкая, ясная улыбка.
— Здравствуй, доченька! — ответил отец и, обернувшись, крикнул куда-то в глубину комнаты. Показалась мать.
— Как вы там? — продолжала дочь.
Отец рассмеялся:
— Это я у тебя хотел спросить.
— А у меня все хорошо. Наконец добралась туда, куда хотела.
Курво, до сих стоявший немного поодаль, подошел ближе, и нолдо в Амане увидел мужа дочери:
— Alasse, — приветствовал он лорда Химлада. — Рад видеть тебя.
— Я тоже, — ответил Искусник. — Ясного дня.
Завязался легкая, обоюдно приятная беседа. Отец Лехтэ вместе с присоединившейся вскоре к нему мамой были рады убедиться, что у их дочери все хорошо и она в полной безопасности.
— У Тьелпэ тоже дела идут замечательно, — сказала довольная Лехтэ. — Такой взрослый и красивый стал, весь в отца.
Она перехватила выразительный взгляд Искусника и, улыбнувшись, шутливо чуть сморщила нос и быстро поцеловала в щеку.
— Если он захочет однажды сам связаться, то скажи ему — в полдень мы будем стараться находиться поблизости от палантира.
— Хорошо, непременно, — пообещали Лехтэ. — Как Тар с Миримэ?
В конце концов они договорились, что завтра Ильмон позовет их обоих. Еще немного поговорив, они попрощались, и Лехтэ, обернувшись, с благодарностью прижалась к Курво:
— Спасибо тебе.
Пора было завтракать и начинать заниматься делами.
* * *
Споткнувшись об один из искусственных корней каменного дерева, украшавшего зал Менегрота, Артанис невольно поморщилась и высказалась так, как деве и дочери Арафинвэ выражаться, в общем-то, и не полагалось. Последний час она провела в компании Элу, а, следовательно, была зла.
Глубоко вздохнув, она попыталась взять себя в руки и погладила ни в чем не повинный ствол искусно вырезанного бука.
«Интересно, где Келеборн?» — подумала она, чувствуя, как внутри медленно, но неуклонно начинает нарастать беспокойство.
Они собирались встретиться и отправиться на прогулку еще с полчаса назад, однако он до сих пор не появился. Из-за этого и затянулась беседа с его коронованным родичем. До сих пор за любимым подобных промахов не наблюдалось, и это могло означать, что произошло нечто непредвиденное.
Решив, в конце концов, что блуждать по дворцу и никого при этом не встретить можно еще довольно долго, Артанис спросила одного из стражей, не видел ли тот своего командира.
— В гранатовом зале, госпожа, — сообщил он. — Доклад принимает.
— Хм, — неопределенно ответила дева и, поблагодарив, отправилась в указанном направлении.
Гранатовый зал ни она, ни Келеборн не любили — слишком уж он был помпезный и вычурный, мало располагавший к приятным беседам.
«И что там, интересно, за доклад такой?» — подумала она.
Приоткрыв осторожно дверь, Нервен заглянула внутрь и увидела, что мельдо стоит, уставившись в пустоту прямо перед собой. Лоб его прорезала задумчивая морщинка, а напряженная поза выдавала тревогу.
И тут в голову Артанис пришла мысль. Оглянувшись по сторонам и убедившись что, кроме них, рядом больше никого нет, она осторожно прикрыла дверь и тихонько подошла к погруженному в думы Келеборну со спины.
— Угадаешь, кто это? — спросила она, шутя, и закрыла ему глаза ладонями.
— Галадриэль, мелиссэ, — легко рассмеялся он и, бережно убрав ее руки, обернулся и заключил в объятия. — Разве я мог бы тебя с кем-нибудь перепутать?
Сразу стало тепло и уютно. Исчезли тревоги, словно их и не было никогда. Синда чуть наклонился и ласково коснулся губами ее губ.
— Мельдо, — прошептала Артанис, обнимая его за шею и с удовольствием отвечая на поцелуй.
Сердце билось взволнованно и часто. Оно до сих пор не могло привыкнуть к той буре чувств, от восхищения до откровенного восторга, которые вызывал стоящий сейчас рядом нэр. Да и стоило ли?
— Но что же произошло? — в конце концов спросила она.
Келеборн нахмурился:
— Стражи доложили только что о довольно крупном отряде орков, шнырявшем вдоль границ Дориата. Конечно, преодолеть Завесу они не смогут, и все же мне неспокойно. Сам не знаю почему, но я чувствую, что должен разобраться с ними. В общем, я беру отряд и отправляюсь.
— Завтра?
— Сегодня. Прямо сейчас. Прости, родная, но прогулку придется отложить. Я постараюсь не задерживаться дольше необходимого.
Галадриэль покачала головой:
— Все хорошо. Конечно, ты должен ехать. Тем более раз велит сердце. Но все же будь осторожен!
Ибо кому, как ни ей, было знать, что по сравнению с нолдор синдар не самые умелые воины? Да и не могли они тут, за Завесой, стать таковыми.
— Я постараюсь, — ответил Келеборн и, поцеловав ее еще раз на прощание, отправился собираться.
Не прошло и часа, как Менегрот покинул отряд воинов под его предводительством. Сидеть в покоях или вежливо поддерживать беседу с придворными Артанис не могла, а потому, накинув на плечи легкий плащ, она покинула пределы дворца и отправилась бродить по окрестным лесам.
* * *
День сегодня обещал быть солнечным, и Лехтэ собиралась этим обстоятельством воспользоваться.
Когда утром, после завтрака, Курво, поцеловав ее, ушел по делам, она, проводив его взглядом, спустилась в то крыло, где обитали верные, и попросила нисси принести в одну из гостиных и установить рядом с окошком ткацкий станок.
Свиток, на прощание врученный сестрой, она распечатала вскоре после приезда в Химлад. Наверное, чего-то такого Лехтэ и ожидала от утонченной и изысканной Миримэ. Ткань. Но не простая, а пронизанная светом Анара. В нем содержалась подробная инструкция, как именно следует вплетать лучи нового светила, не важно дневного или ночного, в основу. Результат должен был получиться великолепным, однако для этого необходимо было всю работу с начала и до конца проделать самой.
«Что ж, — подумала нолдиэ, — я ведь все-таки нис и умею ткать и шить. Тем более времени у меня сейчас достаточно».
Начать, пожалуй, следовало с золотой пряжи Анара. Ибо на ночь, когда восходил Исиль, у нее имелись совсем другие планы.
Еще раз улыбнувшись, на этот раз немного лукаво, Лехтэ подобрала юбку и прошла в гостиную, где ее уже ждала будущая работа.
Действия были привычными, хотя ей и не часто приходилось заниматься этим лично. Устроив свиток на столик поблизости, она придавила его по углам, чтобы не сворачивался, и расположилась перед станком. Свет падал сквозь окно прямо на натянутые нити, тем самым существенно облегчая мастерице задачу. Лехтэ сосредоточилась и, взяв первую нить, затянула тихую Песню. Ту самую, что поведала ей сестра. Уток плавно, словно лебедь в волнах, скользил по волокнам основы, и нолдиэ старательно плела узор, добавляя к нему золотой свет. Ряд за рядом, все дальше и дальше. Ткань светилась, будто сама по себе, нарядно и празднично, однако рукодельнице некогда было любоваться проделанной работой. Этим она сможет заняться потом, пока же была только эта нить и еще один ряд, который необходимо закончить.
* * *
Маэдрос вернул палантир на место и задумчиво опустился в кресло. С одной стороны, новости от брата были хорошими — Враг больше не пытался напасть на Врата и прорваться на юг, с другой — ему не понравилось настроение Макалаурэ. Менестрель признался, что давно не писал ни баллад, ни стихов, и лютня с арфой также не привлекали его уже многие месяцы. В основном же разговор с ним был о делах и планах, а хотелось как раньше отправиться на прогулку. Впрочем, проверить укрепления Врат и проведать брата было еще не поздно — как показали прошлые годы дороги становились труднопроходимыми позже и недолго оставались такими, быстро укрываясь снегом. К холодам, конечно, стоило вернуться в крепость и быть готовым отразить нападение Врага, всегда предпочитавшего для таких целей темное время.
Конечно, они могли бы встретиться с Кано на свадьбе у Ангарато, но в свое время оба вежливо отказались от приглашения, не желая оставлять северные рубежи. Конечно, верные с дарами были отправлены в Дортонион, а сами лорды продолжали готовить крепости к зиме.
Приняв решение, Майтимо встал и покинул кабинет, желая найти Норнвэ, на которого планировал оставить Химринг. Нолдо, как и предположил Маэдрос, принимал доклады разведчиков, только что вернувшихся с северных рубежей.
— Все спокойно, лорд Нельяфинвэ, — доложил он, заметив Фэанариона.
Тот кивнул и незамедлительно сообщил о своем решении.
— Когда отправляешься? — спросил Норнвэ, оставшись с Майтимо вдвоем.
— Через два дня.
— Что беспокоит? Ты ж не просто так решил наведаться к Кано.
Фэанарион серьезно посмотрел на друга и промолчал.
— Понял. Дела семейные, — ответил он. — Не волнуйся, не подведу.
— Знаю. Оттого и еду.
Вернувшись к себе, Маэдрос открыл ящик, в который предпочел бы никогда не заглядывать. С другой стороны, без его содержимого ему было бы намного сложнее. Курво с сыном тогда долго работали в мастерской, чтобы сделать ему несколько металлических правых рук. В крепости под перчаткой он носил обычную, с пальцами, для боя также имелась особая кисть, хранящаяся вместе с доспехами и мечом, откованным под его левую руку. Годы тренировок не прошли даром — его клинка твари Моргота боялись, как и пламени взгляда, что прожигал их гнилые души насквозь.
Теперь же ему следовало достать тот, который он использовал в мастерской, куда изредка наведывался. Как и все его братья, Майтимо в той или иной степени унаследовал талант отца, и хотя в Амане он больше увлекался живописью и скульптурой, обучаясь у матери, навыки, полученные в кузнице Фэанаро, порой пригождались ему в Эндорэ.
Отстегнув обычную кисть, он закрепил на правом предплечье руку-зажим и направился в мастерскую — изготовить простую флейту-дудочку для Макалаурэ. Раз лютня и арфа больше не радуют Кано, пусть попробует такой инструмент. В любом случае, испытать его брату придется, а там мелодия сама увлечет менестреля в только ему открытые края.
* * *
Ангарато отложил еще один свиток и стукнул кулаком по столу:
— К рауко все! Что за свадьба-то, если из родичей будет только брат, один, да несколько кузенов.
Конечно, он понимал, что оставлять крепости и собираться всем в Дортонионе неблагоразумно, но так хотелось, чтобы их с Эльдолоттэ праздник запомнился многим на долгие годы — ведь относительно мирное время могло в любой момент закончиться из-за нападения Врага или приказа Нолофинвэ. Впрочем, отказываться от решения жениться на любимой он не собирался.
Скрепить союз и выслушать их клятвы должен был Айканаро, потому как родители и жениха, и невесты остались в Благом краю. Аракано прибыл в Дортонион с дарами и поздравительным свитком от Нолдорана лично и от всего Второго дома. Деятельный кузен тут же принялся помогать готовиться к празднику так, как понимал это он — вместе с верными, приехавшими с ним к Арафинвионам, принялся патрулировать северные рубежи, дабы ничто не угрожало ни гостям, ни хозяевам. Братья чуть было не обиделись на него, решив, что тот не доверяет их воинам, но после недолгого разговора поняли, что Аракано устал быть постоянно рядом со своим отцом.
От Первого Дома должны были приехать лорд Таргелиона и старший лорд Химлада, везший, безусловно, поздравления и от младшего, а так же его жены и сына.
На свадьбу были приглашены все желающие в землях жениха, и поскольку многие просто не могли прийти и поздравить Ангарато и Эльдалоттэ, потому как жизнь в Дортонионе отличалось от привычного уклада, бывшего в Тирионе, то Арафинвион, посоветовавшись с невестой, решил устроить праздник на несколько дней. Конечно, гости, прибывшие издалека, планировали провести больше времени в крепости среди сосен.
Тем утром верные доложили о скором прибытии Туркафинвэ, который правда немного задержался в пути, отвлекшись на богатую добычу, которую чуть позже и доставил хозяевам крепости. Ангарато сам встретил кузена, правда почти сразу поручил заботу о гостях брату, потому как именно в тот день обещал особую прогулку невесте — они хотели провести несколько часов у озера, любуясь игрой солнца на его глади, восхищаясь могучими соснами и лакомясь рыбой, которую поймает жених для любимой. Конечно, согласно обычаю телери, народа матери Ангарато, следовало преподнести будущей жене и крупный жемчуг, и ветвь коралла, а также показать мастерство в управлении легким судном, чтобы она ни на миг не засомневалась, что ее избранник не обделен этими талантами.
Как гласили семейные предания, Арафинвэ в свое время смог поймать одну рыбешку, достаточно ловко увел корабль из гавани и даже причалил к берегу в пределах видимости, по пути назад насобирав красивых шлифованных волнами камешков. Эарвен была в восторге, не меньшем, чем от действительно красивых песен в исполнении любимого.
Келегорм отнесся с пониманием к желанию кузена и даже поинтересовался, скорее из вежливости, где же выстроенный им корабль. Однако этот простой вопрос вызвал излишнее оживление среди верных, готовых защитить и лорда, и его имущество. Турко беззлобно рассмеялся, заверив, что плавучие транспортные средства его более не интересуют, а вот погулять среди сосен он был бы однозначно не прочь.
Проводив гостей в отведенные им покои, Айканаро задумался, чем стоит занять Турко, однако когда он решил заглянуть к кузену и задать ему самому этот вопрос, комната оказалось пустой. Фэанарион обнаружился на конюшне. Он успокаивал молодого коня и уговаривал того дать осмотреть ногу, отекшую и горячую. После нескольких минут ласковых слов, жеребец сам поставил копыто на зацеп, позволив взглянуть. Острый и тонкий каменный осколок застрял в стрелке, вызвав воспаление. Келегорм выдернул мешавший животному предмет, острым ножом срезав поврежденные вокруг ткани, а затем залил березовым дегтем, принесенным верными Арафинвионов.
— Приготовьте ему горячий солевой раствор, скоро он снова будет здоров, — с этими словами Тьелкормо развернулся к выходу и заметил Айканаро.
— В лес? — задорно и словно бы не устав с дороги, спросил он.
* * *
То ли это была особенность камней, то ли так вызов воспринимал именно он, но Нолофинвэ каждый раз ощущал легкое покалывание в ладонях, а в голове начинала звучать незамысловатая мелодия, которую, как он помнил, часто напевал Фэанаро. Сейчас мотив звал громко и настойчиво, немного нетерпеливо, и Финголфин отчего-то решил, что есть новости с северных рубежей.
Он даже не скрыл своего удивления, когда оказалось, что связаться с ним пожелал Куруфин.
— Доброго дня, ар… дядя Нолофинвэ. Благодарю за помощь моей супруге, она невредимой добралась до Химлада, — начал он.
— Рад это слышать, Курво. Как мои воины и фалатрим? — некая обеспокоенность явственно ощущалась в вопросе.
— Отдыхают. И пробудут в гостях столько, сколько пожелают. Или же мне следует передать им иное?
— Нет. Пусть. Я лишь беспокоился о них.
— У меня есть хорошие целители — никого бы не бросили в беде, — за каждым словом дяди Искуснику слышалось недоверие.
«С другой стороны, его верные защищали Лехтэ, не бросили и не оставили в трудную минуту, понадеявшись на малоопытных фалатрим, — подумал он. — Хватит придумывать и хватит сожалеть о содеянном братом — решение Нельо я принял, а значит, придется смириться с араном Нолофинвэ».
Продолжительной беседа не стала, однако обсудить некоторые детали обороны восточных земель получилось. Во всяком случае Искусник заверил, что уже сейчас проход Аглона хорошо укреплен и что он продолжает работать над несколькими ловушками и защитными механизмами.
На этом они простились, и Финголфин в раздумьях опустился в кресло — недоверие сыновей Фэанаро могло в будущем обернуться бедой. Следовало убедить их или же повлиять иначе — через Маэдроса. Впрочем, с ним тоже вначале следовало поговорить и грамотно донести мысль о необходимости настоящего объединения сил нолдор. О том, что Нельяфинвэ мог с ним не согласиться, Финголфин предпочитал пока не думать, хотя и понимал, что сил Барад-Эйтель и Дор-Ломина не хватит, чтобы сокрушить мощь Ангамандо.
Морифинвэ довольно быстро собрался в Дортонион, когда гонец доставил пригласительный свиток. Поскольку путь лежал на запад, Карантир решил заехать в Химлад, а оттуда уже вместе с братьями отправиться на торжество.
Однако планы начали меняться практически сразу же. Неожиданно заявились наугрим, якобы заблудившиеся во владениях лорда Таргелиона и от того избежавшие въездной пошлины. Карантир сделал вид, что поверил и чисто по-соседски не стал взимать с них дополнительно, как, согласно договору, следовало поступить с избегавшими честной оплаты. Однако обставил все таким образом, что гномы оказались обязаны одарить доброго соседа, дабы не опозорить род свой. В итоге неудавшиеся хитрецы расстались с бОльшим, чем следовало, поступи они честно.
Затем Карнистир захотел дождаться возвращения Лантириэль, отправившейся вместе с отрядом разведчиков в горы на северные перевалы. То были места неизученные и, возможно, опасные, и именно поэтому синдэ, отлично знавшая целебные травы Белерианда, настояла на своем участии.
Морьо очень волновался и порой ругал себя, что дозволил, но ничего уже поделать не мог, лишь чаще срывался на привычных к гневным вспышкам лорда верных. Впрочем, просить прощения потом он также никогда не забывал и всегда заботился о своем народе, за что и был им любим.
Узнав о скором возвращении разведчиков, Карантир сначала развил кипучую деятельность — зачем-то надел нарядную котту, после набрал букет ярких осенних цветов самых разных окрасок — розовых, белых, сиреневых, желтых с пушистыми головками и стрельчатыми лепестками, делающими их похожими на небесные творения Варды. Он несколько нетерпеливо выслушал приветствие и краткий доклад командира, глазами ища целительницу, а после, подойдя к ней и убедившись, что ничего дурного с синдэ не произошло, потребовал подробный отчет о походе.
«Зачем я это спросил у нее? Зачем?! — мысли Карнистира заметались. — Ведь заготовил же другие слова. Совсем. Сейчас. Да. Именно. Сейчас».
— Ланти, — неожиданно перебил деву лорд. — Это тебе.
Букет перекочевал в руки синдэ.
— Насколько я знаю, они не обладают целебными свойствами, — начала она.
— Нет, они не для этого, — пояснил Морьо, краснея до кончиков ушей. — Это… думал… яскучалихотелпорадоватьтебя!
Несмотря на выпаленные на одном дыхании слова, Лантириэль поняла его и, улыбнувшись, взяла за руку.
— Благодарю тебя. Они красивые. Люблю астры, — глаза девы счастливо засверкали, отражая состояние ее фэа, что потянулась навстречу душе лорда Таргелиона.
— А завтра уеду я, — вздохнул Морифинвэ. — На свадьбу.
— Вы женитесь? — не веря своим ушам спросила Лантириэль.
— Не я, — тут же пояснил он. — Кузен, один из лордов Дортониона.
Синдэ выдохнула и вновь улыбнулась.
— Разве ж я могу жениться, — неожиданно признался он. — Клятва напоминает о месте, твердыня Врага еще не сровнена с землей!
— Видно, ты еще не встретил ту…
— Встретил! — грозно и громко заявил Карнистир, резко развернулся и ушел, чтобы спешно покинуть крепость с небольшим отрядом верных.
Дары для Ангарато и Эльдалоттэ он не забыл только благодаря тому, что собраны и упакованы они были заранее, как и розданы все распоряжения командиру, оставшемуся главным на время отсутствия Морифинвэ. Дня через два пути Карантир понял, что не связался с братьями, а палантир остался в крепости. Решив, что возвращаться он точно не станет, лорд Таргелиона продолжил свой путь.
* * *
Закрытые и запретные земли манили, но не пускали к себе. Деревья приветливо шелестели листвой, обещая уютную тень и укрытие от ветра, но лишь на расстоянии. Стоило деве приблизиться к ним, как могучие грабы принимали очертания оплетенных паутиной засохших елей, угрожающе выставивших острые обломанные ветви в сторону нолдиэ. Ириссэ пыталась преодолеть преграду с закрытыми глазами, запомнив расположение тропы на расстоянии, однако вновь магия Мелиан не позволяла ей проникнуть в Дориат, разворачивая и выводя по небольшому кругу за границу. Порой дева слышала голоса синдар и даже несколько раз пыталась позвать стражей. Ответом была тишина или однозначное предупреждение — стрела вонзалась в землю недалеко от ее ног. Верхом же пересекать Завесу нолдиэ не пробовала ни разу, опасаясь за жизнь коня.
Той ночью она решила не останавливаться и продолжила свой путь вдоль границы Дориата. Ветер все чаще доносил веселые голоса синдар и звуки музыки, а чуткий нос девы улавливал аромат жаренного мяса.
«Никакого представления об осторожности! — возмущенно фыркнула дочь Нолофинвэ. — А вдруг враги? Если нападение, а они празднуют? Не выйдет ничего у Артанис — какие из них воины!»
Ириссэ неспешно шагала, пользуясь тем, что свет Исиля озарял землю, а тропа была ровной. Постепенно воцарилась тишина, изредка прерываемая шорохом крыльев да уханьем совы. Дева остановилась, подняла голову и замерла, любуясь звездами и луной. Серебряный свет падал ей на лицо, холодными бликами играя на волосах и платье, немного выглядывающем из-под плаща. Казалось, время замерло, застыло, чтобы в следующий миг разбиться, разлететься на осколки и пуститься вскачь в бешеном ритме вместе с кровью Ириссэ, бившейся в висках, ладонях и сердце. Голос, незнакомый и прекрасный, полный боли и надежды донес до Аредэль ветер. Дева желала слушать и слушать его, наслаждаясь и открывая для себя доселе незнакомые ей свойства фэа, что устремилась к неизвестному певцу. Однако вместо того, чтобы отыскать менестреля, она, повинуясь какому-то странному порыву, выслала коня в галоп, быстро покинув это место.
Вскоре Исиль скрылся за небольшим облаком, и Арельдэ перешла в шаг.
С той ночи прошло немало времени, нолдиэ проехала много лиг и уже не обходилась без костра холодными ночами. Возможно, следовало внять голосу разума и если не повернуть назад, то хотя бы направиться в сторону Амон-Эреб, чтобы переждать холода у Амбаруссар, но вместо этого дева упорно держала путь на север. Странное чувство охватило Ириссэ — она словно вновь приблизилась к Завесе, ощутив неприятную холодную и липкую магию Мелиан. Аредэль удивилась и даже сверилась с картой — впереди простирались земли кузенов, Куруфина и Келегорма, Дориат остался южнее и западнее, а на востоке находился древний лес, Нан-Эльмот. Решив, что ей почудилось, Нолофинвиэн продолжила свой путь, постепенно и незаметно приближаясь к старым деревьям.
Низкие облака застилали небо уже несколько дней подряд, угрожая холодным дождем. Дева зябко куталась в плащ и желала поскорее оказаться в тепле, у огня и в безопасности. Однако все, что она могла сделать, это спрятаться от хлестких порывов ветра на опушке леса. Конь сначала неохотно и настороженно отнесся к идее приблизиться к Нан-Эльмоту, будто решил, что нолдиэ вновь оказалась у Завесы Дориата. Он точно также напряженно пофыркивал и стриг ушами, словно выискивал мороки среди ветвей. Однако вскоре настроение его переменилось, и он сам свернул на еле заметную тропку, уводящую вглубь леса. Ириссэ же задремала, оказавшись в относительном тепле — ветер гулял высоко в кронах и не пытался пробраться под плащ девы. Аредэль снился небольшой, но крепкий дом, надежный, безопасный, с хорошей конюшней рядом, с мастерской. Дверь его была приветливо открыта, а изнутри доносились ароматы трав и жареного мяса. Ириссэ лишь на мгновенье замерла на его пороге, как вдруг в ее видение ворвался он, Голос. Картинка разлетелась на куски, показав напоследок рассерженного сгорбившегося эльда и майю Мелиан, вмиг растворившуюся среди деревьев и посверкивавшую на них почти незримой паутинкой.
Аредэль распахнула глаза. Было душно и почти страшно. Развернув коня, она пустила его рысью, желая поскорее покинуть это место. Тропа то исчезала, то вновь появлялась, неизменным оставался лишь голос, услышанный ею всего раз, но ставший словно частью фэа и в то же время ее хранителем. Когда же показалась опушка, конь арбалетным болтом вылетел на свободу и достаточно долго не желал останавливаться. Наконец он решил перейти в шаг, и дева с удивлением обнаружила, что от туч не осталось и следа, а осеннее солнце несильно, но приятно грело, озаряя лучами равнину и водную гладь реки, которую предстояло пересечь. Ириссэ бросила взгляд на восток — над лесом клубились тучи, и она искренне удивилась, что смогла посчитать его надежным укрытием. Чем дольше Арельдэ смотрела, тем сильнее хотелось вернуться, убедиться в своей правоте, но стоило ей сделать лишь шаг в направлении Нан-Эльмота, как вновь раздался голос, поющий о надежде и любви. Тряхнув головой и откинув назад волосы, Ириссэ смело пересекла Келон и направилась к Эстоладу.
* * *
— Морьо! Рад видеть тебя, — поприветствовал брата Куруфин. — Проходи.
Верных, безусловно, пригласили тоже, и они, с любопытством озираясь по сторонам, проследовали за сопровождающими в крепость Химлада.
— Ты неожиданно, — произнес Искусник, поднимаясь с братом в гостиную. — Мы думали, что свяжешься по палантиру.
— Так вышло, — небрежно бросил Морьо.
— Турко уехал. Мне твой верный сказал, что лорд Таргелиона направился в Дортонион. Так что я даже удивлен, что ты все же решил навестить меня.
— Я уже сказал — так вышло! — начал сердиться Карнистир.
— Понял-понял, не кипятись, — добродушно усмехнулся Куруфин.
Дверь в гостиную неспешно отворилась, и на пороге показалась Лехтэ.
— Морьо! Добрая встреча, — приветливо произнесла она.
Карантир замер. Затем резко встал и молча посмотрел на брата. Словно опомнившись, сделал два поспешных шага навстречу вошедшей и несколько растерянно поздоровался с ней.
— Удивлен? — спросил его Искусник. — Впрочем, и так вижу. Присаживайся, это долгая история.
Ближе к вечеру к ним присоединился Тьелпэринквар, вернувшийся в крепость после почти недельного отсутствия. Начатое он привык доводить до конца, а потому охотился с отрядом верных, создавая необходимый запас.
В крепости у родичей Карантир провел пару дней, дав коням и своим спутникам отдохнуть перед не самой простой дорогой в Дортонион. Куруфин заверил, что ни одна морготова тварь за последнее время не пересекала охраняемых им рубежей, но в то же время предложил выделить небольшой отряд — проводить до границ Химлада, всячески помогая гостям. Морифинвэ хотел было отказаться, но вдруг решил, что брат сам поедет с ним.
— Прости, но нет, — немного погрустнев, ответил Искусник. — Я не оставлю крепость, ведь именно поэтому на свадьбу Тьелко отправился один.
— Да ты прямо скажи, что не хочешь вновь расставаться с женой, — хохотнул Карантир.
— И это тоже, — несколько прохладно ответил Куруфин. — Но повторюсь, безопасность Химлада для меня крайне важна.
— Атто, ты не против, если я доеду с дядей до границы? — спросил подошедший Тьелпэринквар. — Запасы сделаны, мастерские работают, так что…
— Конечно. Ты молодец, — улыбнулся Искусник, с гордостью посмотрев на сына.
Уезжали на рассвете.
— Береги себя! — напутствовал Куруфин.
— Обещаю, что буду осторожен — никого не побью и не перепью хозяев на празднике! — рассмеялся Морифинвэ. — Удачи, Курво!
Дни сменялись днями, Карантир давно уже попрощался с племянником, повзрослевшим и ставшим теперь серьезным нолдо, беспокоившимся о землях отца, умело поддерживавшим или даже начинавшим интересные беседы. Порой он вспоминал того крошку-Тьелпэ, с которым любил играть в Амане и иногда покрывал невинные шалости перед его строгим, на взгляд Карантира, отцом.
Отряд пересек границу Дортониона, и вскоре им повстречались светловолосые всадники, выехавшие навстречу гостям. Однако среди них были не только нолдор Третьего дома.
— Кого я вижу! Торон, неужели это и правда ты!
— Тьелко, быстрый ты наш! Не дождался брата, удрал куда-то, связался с подозрительной компанией…
— И чем это тебя не устроила компания? А, Морьо? — притворно нахмурил брови Айканаро, выезжая вперед.
— Боюсь, он тоже забудет, что существует гребень для волос! — рассмеялся Карнистир.
— Морифинвэ! Еще не надоело? — взревел Арафинвион. — Да вот моя расческа!
Рука Айканаро нырнула в карман, в другой, третий…
— А я про что говорил! — возрадовался Карантир. — Нет у тебя гребня, нет. Но не переживай, я сделаю.
Турко тем временем незаметно обследовал свои карманы, однако скрыть это от цепкого взгляда младшего так и не смог.
— Показывай.
— Что?
— Гребень!
— Нужен он мне в лесу, — фыркнул Охотник. — И нечего бубнить про дурное влияние!
Хохоча и беспрерывно друг друга подначивая, они добрались до крепости, где гостей приняли тепло и радушно.
* * *
В эту ночь в крепости спать никто не ложился. До самого утра шли последние приготовления, а едва на востоке показались первые лучи поднимавшегося из-за горизонта светила, ворота распахнулись, и свадебная кавалькада во главе с невестой отправилась в сторону ближайшего соснового леса.
Церемонию было решено провести на природе, среди высоких деревьев, упиравшихся зелеными кронами в небеса и словно поддерживавшими их своими могучими стволами. Всегда светлый, величественный бор нравился многим, но не было в Белерианде места милее для Ангарато. Он искренне полюбил сосны Дортониона, и те отвечали ему взаимностью, шелестом ветра в кронах порой напоминая о не менее дорогом море.
Сам жених уже ждал в украшенной верными части леса. Это место нельзя было назвать поляной, но все же деревья росли здесь немного реже, оставляя достаточно пространства для гостей, которые собрались на торжество.
Эльдар постарались как можно меньше нарушить естественную красоту и гармонию древних сосен. Однако на молодых деревьях на самых нижних ветках были развешены крохотные серебряные колокольчики, слегка покачивавшиеся от дуновения едва заметного ветерка и издававшие нежный, мелодичный звон. На мягком зеленом мху стояли украшенные цветами и лентами арки, а в тонких длинных стеклянных пластинах, вместе с колокольчиками закрепленных на ветках, отражались лучи Анара, рассыпаясь яркими, жизнерадостными бликами.
Птицы уже не пели, однако чуть в стороне весело журчал ручей, а музыканты настраивали инструменты, готовясь услаждать слух.
Столов окрест тоже не наблюдалось — вместо них были расстелены скатерти, а стулья заменяли мягкие подушки.
Когда вдалеке показалась едущая на игреневой кобыле Эльдалоттэ, между сосен поплыла музыка.
Лошадь, по-видимому осознавая важность своей миссии, ступала с поистине королевским достоинством. Ангарато вскочил на собственного буланого жеребца, который до сих пор послушно стоял рядом, и, взяв подъехавшую невесту за руку, обернулся к ожидавшему Айканаро. Тот улыбнулся и со всей возможной серьезностью приступил к церемонии.
Хотя обряды было невозможно соблюсти в точности, клятвы новобрачных от этого не стали менее искренними. Брат вместо отца соединил руки молодых, а после вручил Эльдалоттэ подарок. Ангарато посмотрел на ту, что теперь стала его женой, и, перегнувшись через шею коня, поцеловал ее.
Гости зашумели, послышались слова поздравлений. Молодой муж соскочил с жеребца и помог спешиться жене. Верные увели лошадей, а гости, вручив дары, поспешили рассесться, дабы приступить к праздничному застолью. До самого вечера среди сосен раздавался веселый смех эльдар и играла светлая музыка, которая звучала на подобных торжествах в Амане.
* * *
Карантир смотрел на счастливого кузена, его жену и улыбался. Келегорм, заметив мечтательное настроение брата, захотел съязвить, но передумал, ощутив серьезность чувств Морьо. Перед мысленным взором Карнистира встал берег полыхающего в лучах поднимающегося из-за гор Анара озера, стоящая рядом с ним Лантириэль, собиравшаяся произнести только что слышанные им из уст Эльдалоттэ слова. Морьо даже чуть подался вперед, желая лучше разглядеть синдэ и стоящего рядом с ней нолдо, когда неожиданно злое пламя поглотило их фигуры. Карантир сжал кулаки и вслух, но к счастью негромко произнес:
— Нет!
— Ты что творишь?! — тут же одернул его Келегорм. — Сначала смотришь на Эльдалоттэ так, что я б на месте Ангарато уже пришел бы разобраться, теперь тебя не устраивает, что их объявили мужем и женой. Морьо, тебе же никогда не нравилась эта телерэ, что случилось?
— А? Ты о чем? — словно проснулся Карнистир.
Последнее, что он увидел, был Аман. Он шел с Лантириэль по садам Йаванны и у них обоих на указательных пальцах сверкали золотые обручи колец.
— Я спросил, что тебя не устраивает в браке кузена?
Морифинвэ пожал плечами.
— Отстань. Не до них мне сейчас, — буркнул Карантир и быстро ушел.
Прислонившись к широкому стволу сосны, он задумался о смысле видения. Что показал ему Единый? Или же то были происки Намо?! Решив, что Враг заберет у него любимую, если он пожелает быть с ней до исполнения Клятвы, до получения права вернуться в Благой край, Морьо обещал себе ни словом, ни делом более не намекать деве о своих чувствах. И не знал Карнистир, что в этот миг свершился его рок — путь, на который он только что ступил, сам того не ведая, был прямым, без перекрестков и поворотов, и пройти его придется Фэанариону до конца. Впрочем, он никогда бы и не отступил.
* * *
Над головой Келеборна качнулась ветка. Звонко, жизнерадостно чирикнула пеночка, и эльф, подняв голову, посмотрел на нее укоризненно. Та, словно устыдившись собственного несвоевременного веселья, замолчала.
Сквозь ажурную прорезь листвы были хорошо видны холмистые пустоши, раскинувшиеся за пределами Завесы, и отряд из четырех десятков орков. Цель их поездки. Порождения Тьмы громко топали, яростно спорили друг с другом, и время от времени между отдельными особями возникали драки, впрочем, быстро пресекавшиеся командиром.
Оглянувшись на спутников, Келеборн тремя короткими жестами велел лучникам приготовиться, а половине отряда занять позицию западнее, с тем, чтобы взять тварей в клещи.
Один из помощников кивнул и поспешил выполнить приказание, уведя часть воинов. Сам же он достал меч и перехватил его поудобнее.
— Ну что, малыш, — прошептал Келеборн, наклонившись к самому уху коня, — ты готов?
Тот в ответ мотнул головой и нетерпеливо ударил копытом. Синда глубоко вздохнул и посмотрел на небо, плотно затянутое тучами — стояла благоприятная для тварей погода.
«Что ж, — подумал он, нахмурившись, — это их не спасет».
Он поднял руку и все так же безмолвно велел своим воинам приготовиться. Лучники подъехали вплотную к Завесе и натянули тетивы. Еще один резкий жест, и воздух прорезали тучи стрел. Один раз, за ним сразу второй.
Орки пронзительно завизжали. Синдар были умелыми стрелками, поэтому почти никто не промахнулся, попав в незащищенные доспехами части тела.
— Вперед! — закричал Келеборн, и отряд под его предводительством, покинув оберегаемые магией Мелиан земли, ринулся на врага.
Зазвенел металл, яростно захрапели, вступая в битву, кони. Синда поискал глазами того, кто мог быть командиром, и, пробившись к нему, вступил в бой.
Холодный северный ветер гнал по полю высушенную, пожелтевшую листву. Хотя за их спинами, в лесу Нельдорет, деревья до сих пор были одеты в зеленый убор, здесь, за его пределами, уже наступала осень.
Птицы всполошенно метались, стремясь покинуть поскорей место схватки. Меч Келеборна быстро потемнел, однако ему самому ранений пока удавалось избегать.
Снова послышались боевые выкрики, и вторая часть отряда синдар налетела на орков со спины. И хотя твари заметили их, но перестроиться не успели.
Некоторые кони заупрямились, и всадникам пришлось спешиться. Келеборн успел подумать, что дома, в Менегроте, надо будет непременно заняться тренировками животных. И тут же боковым зрением он заметил движение слева и едва успел вытащить кинжал, чтобы отразить нападение. Пригнувшись, он ударил снизу подкравшегося со спины орка, и тот сдавлено захрипел, заваливаясь на бок.
Скоро все было кончено. Воины смогли выдохнуть и осмотреть поле битвы. Пало трое коней, пятеро синдар были ранены, однако серьезных потерь удалось избежать.
— Возвращаемся в Менегрот, — произнес Келеборн и уже собирался было скомандовать отправление, как вдруг заметил среди орочьих тел… лису.
Точнее, лисенка. Насмерть перепуганный малыш сидел, сжавшись в комок и встопорщив шерстку, и со страхом в глазенках озирался по сторонам. В зубах он сжимал свою добычу, полевую мышку, которую, несмотря на страшные крики и грохот оружия, все же не выпустил.
Синда улыбнулся и, спешившись, снял перчатку и протянул к зверьку руку. Тот сперва вздрогнул, а потом посмотрел на эльфа доверчивым, чистым взглядом и, сделав несколько первых неуверенных шагов, положил добычу к его ногам.
— Благодарю, — улыбнулся Келеборн.
И вдруг ему пришла в голову мысль. Уж очень этот отважный зверек напоминал ему мелиссе.
— Пойдешь со мной? — предложил он неожиданно даже для самого себя. — Я знаю одну деву, с которой вы наверняка подружитесь.
Лисенок, разумеется, не мог ответить, и все же, когда эльф протянул руку, храбро вскарабкался прямо по рукаву куртки и устроился на плече, ловко уцепившись коготками за звенья кольчуги. Келеборн осторожно погладил зверька и, выпрямившись, скомандовал наконец отъезд.
Как только синдар оказались за Завесой, их командир распорядился остановиться, чтобы воины могли обработать раны, не опасаясь нападения. Помощь требовалась и тем, кто потерял в бою коней — они сильно горевали по убитым четвероногим друзьям. Тем временем Келеборн пытался понять, удалось ли тварям найти брешь в их обороне или же они успешно предотвратили нападение орков на авари или же выходивших порой за пределы Дориата синдар. Однако ответ на этот вопрос твари унесли с собой во тьму. Решив, что по возвращении ему стоит вплотную заняться проверкой обороны Дориата, Келеборн вздохнул, устроил себе место поближе к огню и, завернувшись в плащ, лег спать. Поужинавшая вместе с воинами лисичка устроилась рядом с ним.
Через несколько дней отряд вернулся туда, откуда и начал свой путь — в Менегрот. Ярко светил Анор, и было трудно поверить, что где-то совсем рядом бродила, поджидая беспечных путников, смерть. Мысль тенью полоснула сердце, и Келеборн нахмурился. Подоспели конюхи, и он передал своего скакуна одному из них. Оглядевшись по сторонам, синда заметил спешившую к нему навстречу Галадриэль. Та бросилась с разбега ему на шею, и он с удовольствием заключил деву в объятия:
— Здравствуй, мелиссе.
— Ты в порядке?! — вместо приветствия требовательным тоном спросила она.
— В полном, — уверил Келеборн.
Запах волос любимой, прикосновение ее нежных рук дарили мир фэа и радость сердцу. Он уже собирался было сообщить о новом пушистом друге, привезенном с границы, но тут дева и сама заметила рыжую спутницу любимого, терпеливо сидевшую на земле рядом с его ногой и настороженно взиравшую на Артанис.
Синда вновь улыбнулся и поведал историю ее появления. Галадриэль присела на корточки и осторожно погладила нежданную гостью.
— Как же мне тебя назвать? — спросила она, и животное, фыркнув, доверчиво ткнулось деве в протянутую ладонь.
— Может, Пелла? — предложил Келеборн, с непривычки слегка запнувшись на квенийском слове.
Нервен кивнула, а в следующий миг с удивлением посмотрела на любимого:
— Что ты сказал?
Келеборн немного смутился, предположив, что произнес не то слово. Или не так.
— Мне казалось, что на твоем языке…
— Вот именно, на квенья! — тихо, но эмоционально продолжила Артанис, перебив любимого. — На языке братоубийц, как изволил выразиться Эльв… Элу. На языке, запрещенном не только в Дориате, но и во всем Белерианде!
Тут она позволила себе презрительно фыркнуть, давая понять, как относится к подобным заявлениям Тингола.
— Я знаю и не забываю об этом. Но я выучу квенья, чтобы разговаривать с тобой на нем, мелиссэ.
Артанис улыбнулась и слегка покачала головой.
— Насколько я помню, меня ты не спрашивал, а я не нарушала этот запрет Элу. Во всяком случае здесь, в Дориате, — честно добавила она. — Кто помогает тебе? Я не хочу, чтобы верные, последовавшие за мной, навлекли на себя гнев вашего вздорного короля!
— Тише, мелиссэ, прошу тебя! Лучше мы поучим квенья, чем Тингол узнает об эпитетах, которыми ты только что его наградила, — обеспокоенно произнес Келеборн.
Галадриэль, согласившись с ним, кивнула, прижалась к любимому и прошептала:
— Буду ждать тебя на нашем месте каждый вечер, мельдо, — она замерла, слушая, как участилось его сердце. — И не забудь свитки и чернила — тебе придется не только разговаривать.
Келеборн удивленно посмотрел на Артанис, улыбнулся и торжественно заверил, что будет прилежным учеником.
Годы шли незаметно. Лета сменялись осенью, а за зимой неизменно следовала весна. Жизнь нолдор Химлада все больше и больше походила на мирную, почти такую же, какая некогда была в Благом краю. Этому, конечно, поспособствовало прибытие жены Куруфина, сразу же решившей сделать крепость по-домашнему уютной.
Несмотря на то, что первая зима, которую Лехтэ застала уже с семьей, была суровой и долгой, именно тогда нолдор смогли по настоящему оценить, как здорово возвращаться не просто в тепло, но и туда, где красиво, безопасно и надежно.
Остальные нисси поддержали начинание супруги их лорда, стараясь украсить дома по мере сил. Порой эльфийки собирались вместе ткать или вышивать, а некоторые, по примеру Тэльмиэль, увлеклись резьбой по дереву.
Конечно, Куруфину и Келегорму хватало забот и тревог — твари Моргота стали чаще пытаться проникнуть в Эстолад, но стражи прохода Аглон не дремали, и нередко сами Фэанариони с отрядами отражали нападения орков, не оставляя тьме ни малейшего шанса проникнуть на юг.
Некоторая суматоха началась с прибытием Ириссэ, подъехавшей к крепости в один из ясных, но морозных дней. Кузину радостно встретил Тьелкормо, и на некоторое время они почти что пропали. Зимние охоты и бешеные скачки по бескрайней заснеженной равнине, черные звездные ночи у костра под навесом, укрывавшим их от ветра, кратковременное возвращение и снова свобода!
Куруфин вначале пытался образумить брата, а потом решил не мешать тому радоваться встрече с подругой. Постепенно они оба подуспокоились, и прибывание Аредэль в Химладе больше не лишало его одного из лордов.
Дева достаточно долго жила с кузенами, иногда самостоятельно отправляясь на юг, проведать Амбаруссар, а точнее поохотиться и в их землях. Однако неизменно возвращалась в Химлад, не желая отправляться к братьям или отцу в Хитлум.
Тем утром она в очередной раз простилась с гостеприимными лордами, легкомысленно махнула на прощание рукой Лехтэ и удивилась, что среди провожавших ее нолдор не было Тьелпэринквара.
— Сын уехал, — пояснил Искусник. — Вернется нескоро: решил с отрядом выбрать места для нескольких скрытых сторожевых башен на самом севере Аглона.
Аредэль кивнула, легко вскочила в седло и направилась на юг, к близнецам, как предполагала тогда она.
* * *
— Владыка Кирдан, — немного смущаясь, обратился гостивший в гаванях Финдекано к отцу Армидель, — могу я воспользоваться вашей мастерской?
Тот улыбнулся в ответ светло и понимающе, будто в самом деле умел читать в глубинах фэар живых существ, а после кивнул:
— Разумеется. Любой из них.
— Благодарю.
Был поздний вечер, и сквозь распахнутые окна в одну из многочисленных гостиных дворца врывался яркий свет Исиля, обрамленный нежным, загадочным мерцанием звезд. Нолофинвиону не спалось. Он только что проводил возлюбленную в ее покои, однако волнение, бурлившее в крови, говорило, что самому ему уснуть сегодня вряд ли удастся. Перед глазами стояло лицо Армидель, окруженное серебристым сиянием, и ее улыбка, от которой начинала гулко биться кровь в ушах и кружилась голова. Чувства требовали немедленного выхода, грозя в противном случае разорвать изнутри, и Финдекано после недолгого размышления понял, что мастерская будет идеальным выходом.
Он прошел в свои покои и, достав походную сумку, вынул из внутреннего кармана бережно завернутый в тряпицу камень. Молочный опал. Он нашел его во время разведки месторождений в горах Ломинорэ и сразу понял, что блеск его напоминает ему о прекрасной дочери Кирдана, о ее ясных глазах и приветливой улыбке. Фингон сохранил его, а после постоянно возил с собой, веря, что настанет его час и камень сам подскажет, чем именно он пожелает стать.
«Ожерельем для Армидель», — понял наконец Нолофинвион, сжав опал в руках.
Покинув покои, он спустился на нижние этажи дворца. Уточнив у одного из фалатрим направление, он открыл нужную дверь и огляделся. Столы, верстаки, полки с инструментами. Все то же самое, что можно встретить в мастерских нолдор. Почти. Быть может, дети моря были не столь искусны, как их дальние родичи, однако и им, разумеется, приходилось постоянно что-нибудь делать для собственных нужд.
Фингон подошел к одной из полок и уверенно отобрал необходимый ему инструмент. Затеплив свечи, он устроился у стола и, глубоко вздохнув, задумался, каким должен стать подарок.
Исиль все так же светил в окошко и словно о чем-то шептал. Лицо любимой стояло перед глазами нолдо, и он, сжимая камень в руках, с каждой минутой все ясней осознавал детали замысла. Лилия — цветок, который напомнила ему сегодня Армидель, когда они гуляли в саду. Они сидели в беседке, и Финдекано играл мелодии на маленькой ручной арфе, чаще аманские, однако случалось и импровизировать. Тогда музыка шла прямо из сердца, из глубин фэа. Конечно, ему было не сравниться с тем же Макалаурэ, но он и не стремился. Фингон пел о чистом свете, что ярче Древ, указующем путь в ночи, и дочь морского народа улыбалась ему. И в ее лице, в сиянии голубых глаз читал он все то, чего еще ни разу не произнесли уста. То, что рвалось из глубин сердец, его и ее. Любовь.
Финдекано работал, и руки его действовали словно сами по себе, и вскоре из камня начали проступать очертания лилии. Закончив, он осмотрел ее и кивнул. Это было именно то, что хранил в себе опал, только что явивший свою истинную суть, а, значит, у него получилось. Теперь требовалось подобрать для него достойную оправу. Серебро. Тут даже сомнений быть не могло. Что еще лучше него подойдет и камню, и самой Армидель?
Убрав со стола инструменты, он достал другие, для работы по металлу, и процесс творения продолжился. Оправа напоминала веточки деревьев. Они оплетали лилию в изящную витую раму, соединяясь по бокам и превращаясь в колье. Закончив, Нолофинвион принялся закреплять камень, а когда поднял глаза, то увидел, что за окном из-за горизонта уже поднималась ладья Ариэн.
Вздохнув глубоко, он провел ладонью по лицу и, еще раз оглядев подарок, удовлетворенно улыбнулся и бережно завернул его в тряпицу — пора было искать Армидель.
Однако сперва все же следовало хоть немного привести себя в порядок и сменить одежду. Поднявшись в покои, он умылся и переоделся в чистую рубашку и новую нарядную котту. Повесив на пояс кинжал, остался наконец доволен своим внешним видом и спустился в столовую. Он чувствовал, что сегодня что-то произойдет. Слова любви. Они сквозили в каждом взгляде, в каждом жесте, которыми обменивались сын Нолофинвэ и дочь Кирдана Корабела. И все же до сих пор они не произносили их вслух. Словно ждали чего-то. Быть может, той самой заветной минуты, которая сделает объяснение неповторимым, запоминающимся? Или просто не пришел еще час для того, чтобы их сказать. Ведь каждому слову отведено свое особое время. Как ноты в музыке, которые должны следовать одна за другой, ни в коем случае не обгоняя, но и не задерживаясь по пути.
Фингон поздоровался с Кирданом и еще раз непроизвольным движением нащупал лежащий в кармане котты подарок.
Вновь отворилась дверь, и вошла Армидель. Глаза нолдо вспыхнули, и в их глубине отразились восхищение и восторг. Он подошел и, прошептав: «Ясного утра», взял деву за руку и поцеловал ее пальцы.
Завтрак прошел в молчании. Нолдо и дочь моря то и дело обменивались взглядами, и Владыка с женой, должно быть, понимая их состояние, не хотели мешать.
Чуть позже, встав из-за стола, Финдекано подал Армидель руку, и они направились в сад.
— Быть может, спустимся к морю? — предложила дева, и он кивнул в ответ.
— Давай.
Влюбленные переплели пальцы и пошли к причалу. Шумел прибой, набегая на каменный пирс и рассыпаясь веселыми солеными брызгами. Кричали чайки, и эти звуки проникали в душу, шепча о чем-то неведомом, но волшебном. Они обещали, и Финдекано, слушая их, с каждой минутой все отчетливей понимал, что больше не сможет молчать.
— Я люблю тебя, — сказал он, когда они шли по длинной песчаной косе, стрелой вдававшейся в залив.
Остановившись, он посмотрел дочери Кирдана в лицо. Та подалась к нему навстречу, глаза ее вспыхнули счастьем и радостью.
— Я люблю тебя, — повторил он, обнимая Армидель. — Ты будешь моей женой?
Ответ он угадал еще до того, как тот прозвучал. Дева протянула руку и, проведя пальцем по его скулам и губам, отвела одну особенно непослушную прядь за ухо.
— Конечно, да, — ответила она и, выдохнув, на одном дыхании повторила: — Да, я выйду за тебя. Я тоже люблю тебя, Финдекано Нолофинвион.
Тогда он достал из кармана сделанное ночью ожерелье и, чуть отведя в сторону локоны Армидель, надел подарок ей на шею. Она осторожно дотронулась до камня, и свет опала отразился в ее глазах. Фингон наклонился и, бережно коснувшись губами уст любимой, поцеловал ее.
Налетевший порыв ветра смешал их волосы, перепутав черное с серебром. Платье Армидель трепетало, словно крылья птицы. Они стояли, прижавшись друг к другу, не в силах разомкнуть объятия, и поднявшийся над морем Анар освещал их фигуры, и те казались портретом, заключенным в огромную золотисто-розовую раму.
Наконец Финдекано смог оторваться от губ любимой и, глотнув воздуха, счастливо улыбнулся. Армидель же положила голову ему на плечо. Они стояли и думали о том, что уготовила им судьба. Однако ни он, ни она не пытались заглянуть в грядущее, убежденные, что сумеют преодолеть любые невзгоды и смогут жить так, как они захотят.
* * *
На далеком Севере над Железными горами уже несколько дней курился дым. Орки, которых командиры согнали, ничего толком не объяснив, с тревогой и нетерпением поглядывали на пики, гадая, не ожидает ли их в ближайшее время большая битва.
— Я бы не отказался, — сказал один из молодых и, сплюнув сквозь зубы прямо на потрескавшуюся от жара землю, почесал грудь. — Война — это хорошо. Война — много добычи.
Стоявший рядом и слышавший эти слова десятник подумал немного и, размахнувшись, залепил говорившему подзатыльник. Тот тоненько заскулил.
— Не болтай о том, чего не понимаешь, — со знанием дела, веско заявил он, и все шепотки вдруг как-то разом смолкли.
Орки обернулись и посмотрели на ближайшую вершину. Поговаривали, что должен обратиться с речью Владыка Майрон, однако пока ни он, ни кто-либо другой из вышестоящих командиров не появлялся.
На равнинах Ангамандо горели сотни костров, на которых ирчи жарили пищу. Впрочем, многие предпочитали есть мясо прямо так, сырым. Небо закрывали густые черные тучи, и дымы костров, поднимаясь вверх, вливались в них. То и дело сверкали багряные молнии. Слышалось бряцанье оружия и редкие резкие крики. Однако, если бы кто-нибудь из тварей осмелился нарушить приказ и спуститься в подземелья, то он услышал бы совершенно другие звуки: вопли боли и ярости. Там, уже который месяц подряд, помощник Властелина самолично пытал доставляемых к нему эльфов, стремясь вызнать, какие планы имели их лорды и командиры. Однако, к его величайшему неудовольствию, нолдор попадалось мало, а лесные жители ничего не могли сказать. Впрочем, и те, и другие предпочитали скорее умереть, чем сдаться или сломаться. Саурон в раздражении мерил шагами подземелья, однако изменить ситуацию у него не получалось.
— Довольно пока, — отрывисто приказал он подручным и сделал нетерпеливый жест.
Те схватили терзаемых до сих пор эльфов и поволокли в камеры. Майрон постоял еще немного, размышляя, а потом направился в тронный зал. Там, опустившись на колени, он заговорил:
— Повелитель, они ничего не знают.
Тот, кого нолдор звали Моринготто, издал низкий гортанный рык, напоминающий звериный, и ударил кулаком по подлокотнику трона. С потолка посыпалась мелкая каменная крошка.
— Эти эльфийские твари строят крепости на самой границе наших владений и наращивают силы. Мы больше не можем ждать. Готовься к выступлению. Надо смести их, пока они не окрепли.
На губах Саурона появилась и почти сразу пропала тонкая змеиная усмешка.
— У меня все готово, мой господин, — доложил он.
— Отлично. Я позабочусь, чтобы дороги стали проходимы для наших воинов.
* * *
— Какие известия с севера? — обеспокоенно спросил Финголфин вошедшего командира разведки Барад-Эйтель.
— Плохие, аран, — ответил тот. — Дороги и тропы обледенели, несмотря на то, что еще осень и буквально на днях лили дожди. Всадникам почти невозможно доехать до Ард-Гален, которая сейчас похожа на застывшее море.
Нолофинвэ вздрогнул, вспомнив Вздыбленные льды, но ничего не сказал верному насчет такого сравнения.
— Думаешь, Моргот расстарался?
— Предполагаю, — после некоторого молчания последовал ответ. — Но зачем, не могу понять: его армия также не сможет преодолеть лед, а если будет продвигаться медленно, то наши лучники будут долго сдерживать такое наступление.
Финголфин кивнул и, постучав пальцами по столу, распорядился усилить дозоры, а сам принялся в очередной раз изучать карты, планируя возможные места боев. Он чертил схемы, предполагая, что основной удар Врага придется на Хитлум.
За этим занятием его и застал вызов Маэдроса, сообщившего, что почувствовал злую магию Моргота и что Железные горы выглядят немного иначе. Теперь ночами по ним то и дело пробегают темно-красные огоньки, а небо над Ангбандом светится неприятным мертвым заревом, словно в нем отражаются тысячи пожаров.
— Ноло, Химринг не даст Морготу проникнуть на юг Белерианда. Мои воины готовы вступить в бой каждое мгновение, — спокойно произнес Майтимо. — Но я не знаю, чего ожидать от Врага. Его магия сильна и опасна. Будь готов к любому коварству. И предупреди своих.
Финголфин кивнул, хотя и сам понимал все, о чем говорил племянник. Уловив эмоцию дяди, Маэдрос все же решил добавить:
— Звучит очевидно, понимаю. Но… Ноло, я правда знаю, как ощущается магия Моргота, разная, но всегда злая. Сейчас он готовит что-то серьезное, это будет не просто несколько отрядов ирчей.
— Мне рассчитывать на твою поддержку?
— И я, и братья будем сражаться с силами убийцы деда и отца. Не думай, что останешься один против Ангамандо.
Ровный и спокойный голос Нельяфинвэ контрастировал с эмоциями, что передавал камень. Белое пламя разгоралось, жаждя найти выход, выплеснуться на тварей, уничтожить все порождения тьмы и защитить, сберечь всех, кто был дорог Маэдросу.
Закончив разговор, Нолофинвэ незамедлительно вызвал гонца и распорядился доставить небольшой свиток Финдекано, гостившему в гаванях. Всего пара строк — это был срочный вызов лорда Дор Ломина, чье участие в обороне земель нолдор являлось необходимым. А еще Финголфин хотел, чтобы сын не находился от него так далеко, когда опасность неумолимо приближалась.
* * *
Тучи третью неделю к ряду застилали небо. Низкие, темные, они ежедневно проливались дождем или даже роняли отдельные хлопья снега, превращавшегося на земле в грязь. Резкий злой ветер быстро выдувал тепло из-под плащей нолдор, несших дозор на стенах крепости Маглоровых Врат.
Сам лорд в последнее время все чаще отправлялся с разведчиками на север. И если верные внимательно осматривали окрестности, то Кано порой даже прикрывал глаза, чтобы не мешать себе слушать. Что именно он хотел обнаружить, менестрель пока не знал, но однажды ночью, как раз перед затянувшейся непогодой, его разбудил фальшивый, крайне неприятный звук. Больше он не повторялся, но его эхо продолжало беспрепятственно гулять по Ард-Галену, отражаясь от Железных гор и возвращаясь к Вратам. Что породило его, Макалаурэ не знал, но из-за фальшивости и омерзительности он был уверен, что впервые тот возник в глубинах Ангамандо.
Канафинвэ удвоил дозоры на стенах и рядом с крепостью, а сам в очередной раз направился на север, силясь разгадать замысел Врага.
Неожиданно Макалаурэ вздрогнул, ощутив злую волю падшего валы, его силу и… самонадеянность. Моргот хохотал, предвкушая скорую победу, а ледяной ветер доносил его мерзкий смех до крепости менестреля, желая напугать нолдор и подавить их волю.
Не желая более скрываться, Макалаурэ запел, стремясь заглушить даже отголоски гадкого звука. Сначала было тяжело. Голос не желал подчиняться менестрелю, срывался, мешая чисто взять нужную ноту. Однако пламя фэа, дремавшее, но не угасшее, вспыхнуло вновь — светло и ярко. И стылое утро наполнилось удивительной мелодией, доброй, ласковой и беспощадной к силам тьмы.
Песнь Канафинвэ долетела до Эред Энгрин, ударила в пики Тангородрима и заставила хозяина северной твердыни в ярости стукнуть кулаком по своему же трону и незамедлительно зашипеть от боли, но не в руке, а в голове. Камни, плененные и скованные заклятой короной, ярко вспыхнули, отзываясь на призыв сына их создателя.
— Недолго тебе петь осталось, — прошипел Моргот. — Скоро встретишься со своим отцом!
Падший вала топнул ногой, вновь скривился от боли, пронзившей его виски, и раздраженно заявил вошедшему Саурону о необходимости увеличить число отрядов для атаки Маглоровых Врат.
— Да, повелитель! Мы изыщем резервы, господин. Как пожелаете, владыка. Этот выскочка-певец скоро замолчит навсегда!
Моринготто кивнул, чуть скривился и глухо приказал наслать холод.
— Заклинание ты помнишь, сил тебе хватит.
Майрон вздрогнул, осознав, что повелитель не желал потрудиться ради их победы. Однако эту мысль он постарался скрыть, почтительно склонившись перед черным троном.
— Это такая честь для меня, владыка! Я не подведу вас!
— Только посмей испоганить мой замысел! — рявкнул Моргот. — И никакой инициативы!
Тем временем, Макалаурэ, убедившись, что мерзкий звук более не беспокоит ни его, ни остальных нолдор, приказал возвращаться в крепость — холодало. Резко и несколько неожиданно вода луж превращалась в лед, делая путь назад более долгим и непростым.
* * *
— Я отправляюсь в Барад Эйтель, государь, — сказал Финдекано Кирдану. — Хочу обсудить с отцом предстоящую церемонию помолвки.
В гладких, словно зеркало, водах залива отражались звезды. Огни маяков таинственно мерцали, и можно было подумать, будто они о чем-то хотят рассказать. Ветер доносил острый соленый запах, будораживший воображение.
— Я очень рад за вас, — ответил отец Армидель и посмотрел на собеседника с отеческой улыбкой. — И еще раз от всей души поздравляю.
— Благодарю, Новэ, — произнес Фингон.
Однако Кирдан неуловимо нахмурился и подошел к разложенной на столе карте. Рука его заскользила по очертаниям рек, гор и владений нолдор, и словно внезапно налетевшая тень коснулась кончиком крыла сердца Нолофинвиона. В ушах раздался отчетливо звон оружия, и Корабел, посмотрев на будущего зятя внимательно, кивнул:
— Я тоже чувствую — приближается нечто. То, что закрыто от меня плотной темной пеленой.
Фингон встрепенулся:
— Магия Моринготто?
— Не исключено. Но ты за нас не волнуйся. Мы справимся — это я могу обещать. Что бы ни случилось.
Нолдо покачал головой и печально вздохнул:
— Теперь мне еще тяжелее, чем прежде, оставить вас.
— Однако придется. Мы будем ждать тебя назад с нетерпением.
— И я вернусь.
Как быстро пролетели наполненные счастьем месяцы рядом с мелиссэ! Но, так или иначе, теперь пришла пора покинуть Бритомбар.
Разговор завершился, и Финдекано отправился в свои покои собираться.
В комнатах было темно и тихо. Он подошел к окну и распахнул створки, впуская свежий, пахнущий водорослями и солью ветер. Затем достал дорожные сумки и принялся складывать вещи. Впрочем, много времени это не заняло. Рубашки, штаны, несколько котт, необходимые мелочи. Кое-что из одежды он решил оставить тут, во дворце — теперь он будет в Бритомбаре частым гостем.
Перед внутренним взором Финдекано встало лицо Армидель, и сердце его часто забилось, а фэа словно озарил луч света Лаурелин. Он оглядел комнату и подошел к дубовому столику, стоявшему у изголовья кровати. Тут лежали памятные вещицы, раздобытые за месяцы жизни у фалатрим.
Ветка коралла. Они с Армидель тогда отправились вдвоем на лодке и на одном из крохотных островов у входа в залив провели несколько чудесных часов. Они ныряли, а затем отдыхали на песке, жарили на костре выловленную здесь же рыбу, смеялись, целовались. А ветку коралла Фингон тогда забрал с собой на память о замечательной прогулке.
Рядом на мягкой тряпице лежала горсть жемчужин. В основном мелких, но имелась и парочка уникальных, крупных. Их он раздобыл в другой раз, когда Армидель ему показала место, где водилось много нужных ракушек. Финдекано загорелся идеей понырять, чем тут же и занялся. Часть добытых сокровищ он отдал любимой, а остальные забрал с собой, намереваясь сделать для нее какое-нибудь украшение. Однако до сих пор не решил, что ему следует изготовить.
А рядом лежала кучка самой обыкновенной гальки. Они шли тогда по берегу моря, и Фингон подбирал встречавшиеся камни необычной расцветки.
Теперь стоило решить, брать ли эти памятные вещицы с собой, или же оставить в Бритомбаре. Нолофинвион нахмурился и еще раз внимательно оглядел стол. Путь его лежал теперь не домой, а в земли отца. И эта тьма, о которой говорил Корабел. Кажется, у него не будет времени не только на создание подарка, но и на воспоминания. Тем более, что навсегда утратить дорогие его сердцу вещицы он не желал. После недолгих размышлений Финдекано принял решение оставить их в Бритомбаре до следующего своего приезда. Тогда он и украшение из жемчужин для любимой сделает.
Фингон бережно провел по перламутровым бусинам рукой и ощутил, как они откликнулись ему. И все же того, чем они хотели бы стать, пока не рассказывали, а, значит, еще не пришло их время.
Уезжал отряд на рассвете.
Все было почти так же, как в тот раз, когда они сопровождали Лехтэ. Нолофинвион спустился во двор, где его уже ожидали верные и Кирдан с супругой и дочерью. Он подошел к Армидель и, обняв ее за плечи, несколько долгих секунд смотрел в глаза. Затем, резко выдохнув, наклонился и порывисто, со всей страстью поцеловал, чтобы потом прижать Армидель к груди, вдохнуть с удовольствием медовый запах ее волос и прошептать:
— Я вернусь сразу же, как только это станет возможным.
— Я буду ждать, — ответила она. — Пусть звезды всегда подскажут путь.
— Люблю тебя.
Он еще раз коснулся на прощение губ мелиссэ и вскочил на коня. Ворота распахнулись, и отряд нолдор покинул гостеприимный Бритомбар.
Дорога широкой лентой убегала на север. Сперва они несколько дней ехали вдоль реки, затем обогнули холмы и повернули на восток. Совсем недалеко, за цепью гор, лежал Невраст, однако Финдекано решил не заезжать к брату, а потом письмом сообщить ему о своей помолвке.
Лето закончилось. Здесь, на севере, это ощущалось особенно остро. Чем дальше, тем более яркой и разноцветной становилась листва, а кое-где она уже успела облететь. Отцвел вереск, а после дождей тропы становились мало проходимыми. Однако в последнюю ночь их порядком подморозило, хотя до зимы было еще далеко, и Фингон, почувствовав неладное, приказал торопиться, но при этом быть предельно осторожными.
В один из вечеров разведчики, как всегда ехавшие впереди отряда, вернулись, и с ними пришел нолдо из верных Нолофинвэ. Фингон совершенно точно знал, что перед ним гонец из Барад Эйтель. Тот подошел и, поприветствовав сына своего государя, достал из-за пазухи письмо. Финдекано поблагодарил и распечатал свиток. Пробежав глазами по строчкам, нахмурился.
— Случилось что-то? — с тревогой спросил наблюдавший за происходящим Тарион.
Нолофинвион кивнул:
— Да. Отец просит нас поспешить.
Лучи восходящего Анара золотили пики гор и развевающиеся на ветру волосы лорда, стоявшего на склоне. Глорфиндел пристально вглядывался в тучи, клубившиеся далеко на севере, и улыбка, невольно вызванная солнцем, постепенно исчезала с его лица. Конечно, он не раз наблюдал ненастье в это время года, и продолжительные дожди, снегопады или неожиданно налетавшие бури, с громом и молниями не были для эльфа чем-то неизведанным. Однако эти громады, плотно затянувшие небо вдалеке, полнились магией, злой и темной, как и сам их создатель. В том, что за ними стоял Моргот, Глорфиндел даже не сомневался, лишь собственное бездействие тяготило его. Эльда желал присоединиться к Турукано, сражаться рядом с другом и лордом с войском падшего валы, а не прятаться в долине Тумладен. Однако у него был приказ, нарушать который он не собирался. Во всяком случае, пока. Для себя Глорфиндел решил, что покинет тайное место, если получит знаки, что его помощь необходима. Сейчас же великие птицы, что так благоволили ему, были спокойны. Такое поведение орлов удивляло жителей долины, ведь надвигавшееся зло здесь чувствовал каждый, но, видимо, любимцы Манвэ не считали его опасным для себя и своих гнезд. Они часто кружили над постройками эльфов, наблюдая, изучая, но более не призывая следовать за ними. Впрочем никто из отряда и не собирался оставлять еще не полностью обследованные и изученные земли, где с возвращением лорда, как все надеялись, возникнет большое и красивое королевство.
Еще немного постояв, Глорфиндел непроизвольно сжал кулаки и решительно направился вниз — к приходу Турукано, когда бы он ни случился, должны быть готовы дома и хозяйственные постройки, чтобы без спешки возводить город, не терпя лишений.
* * *
Шаги гулким эхом разносились по коридору. Финдарато торопился на совет, который сам же созвал не ранее, чем полчаса назад. Все входы-выходы в Нарготронд были спешно закрыты по его приказу, а несколько отрядов воинов готовились немедленно выступить. И хотя разведчики доложили, что в округе все спокойно, своего короля нолдор слушались беспрекословно.
Дверь за Финродом беззвучно закрылась, и лишь эхо, ворвавшееся в зал из коридора, доложило приближенным Артафиндэ о его появлении.
— Приветствуем вас, государь, — Эдрахиль поднялся с места, подавая пример остальным.
Финдарато кивнул и сделал упреждающий жест:
— Обойдемся без церемоний, друзья, — сказал он, располагаясь в кресле. — Враг пробудился. Быть войне!
— Но повелитель, — начал глава разведки, — согласно донесениям, ни одна тварь не оскверняет землю вблизи Нарготронда. Я верю своим воинам, они умеют распознавать следы, слышать деревья и камни, разговаривать с олвар.
— Я не сомневаюсь в этом, — спокойно и несколько примиряюще произнес Финрод. — Еще есть время. Мне было видение…
Арафинвион встал с кресла, прошелся по залу и, прислонившись к одной из резных колонн начал рассказ.
— Я гулял вдоль Нарога, когда неожиданно налетевший ветер поднял с воды сверкающие брызги, что сложились в картины. Я видел полчища ирчей, что нападали на Хитлум, перед моим взором твари пытались взять штурмом гавани Кирдана, атаковали Химринг и другие владения сынов Фэанаро. Но, — он замолчал ненадолго, — я узрел падение лишь одной крепости. Минас-Тирит не устоит, и мой брат Артаресто предстанет перед Намо, если мы укроемся здесь, в Нарготронде.
— Не бывать этому! — вскричал Эдрахиль. — Я иду с вами. Мы остановим Врага и отстоим Тол-Сирион.
— Благодарю тебя, мой друг, но нет, — ответил Финрод.
Возглас удивления прокатился по залу.
— Как так? Неужто не поможете брату?! — вскричал он. — Быть того не может!
— Ты не так понял меня, — пояснил Артафиндэ. — Я отправляюсь, и незамедлительно, ибо время не ждет. Но ты, мой дорогой Эдрахиль, останешься здесь. Кому, как не тебе, я могу оставить свой город, друг мой?
— Я не могу покинуть вас, мой король! — вскричал он, поднимаясь со своего места.
— Придется, — на этот раз жестко ответил Финрод. — Итак, я ухожу. На время своего отсутствия главным остается лорд Эдрахиль. Остальные исполняют свои же обязанности. Здесь ряд распоряжений и советов, — он достал свитки и раздал собравшимся. — Если же я не вернусь, хотя и не вижу этого в ближайшем будущем, решите сами, кто будет вами править.
— Нарготронд останется без армии? — глухо спросил Эдрахиль.
— Ни в коем случае! Со мной отправляется полсотни воинов, — ответил Финрод.
— Но государь, — раздалось сразу несколько голосов. — Это же так мало!
— Достаточно. Поверьте, в Минас-Тирит немало нолдор, готовых сражаться. Им, — Финрод резко замолчал, словно раздумывая, как сказать, да и стоит ли вообще пояснять, однако все же продолжил: — им нужен более опытный командир.
— И решительный, — чей-то шепот оглушительно прозвучал в наступившей тишине.
Финрод сделал вид, что не услышал и завершил совет, а через час его отряд тайными тропами по двое-трое эльдар покинул Нарготронд, чтобы собраться вместе уже на берегу Нарога, подальше от входа в пещеры, что стали им домом.
* * *
Ночь застала отряд Финдекано в предгорьях Эред Ветрин. Решив продолжить путь утром, нолдор разбили лагерь и принялись готовить нехитрый ужин.
Погода быстро портилась. Ветер неистовствовал, неся с севера мелкую снежную пыль. Она больно била в лицо, лезла в глаза, забиралась за воротник, и на высоком небе теперь невозможно было разглядеть слабых огоньков далеких звезд. Даже свет ладьи Тилиона с трудом пробивался сквозь мутную белесую мглу.
Нолофинвион хмурился и в нетерпении мерил шагами лагерь, отчетливо ощущая отголоски магии Моринготто. Тогда, годы назад, блуждая в окрестностях Ангамандо, он хорошо запомнил, как омерзительно она звучит.
— Грядет война, — проговорил Фингон, задумчиво глядя в небо.
— Ты уверен, мой принц? — уточнил Тарион, и, поглядев лорду в лицо, непроизвольным движением поправил перевязь.
Несколько мгновений Нолофинвион молчал, и наконец уверенно ответил:
— Да.
Верный негромко выругался сквозь зубы, и тот грустно улыбнулся.
— Нам нужно спешить, — продолжил он, и его собеседник вновь обратился в слух. — Завтра утром ты сразу отправишься в Ломинорэ готовить наших воинов. Понадобятся все, кого мы можем дать Нолдорану. А я поеду к нему — узнаю новости.
— Хорошо, — кивнул Тарион. — Я все сделаю.
— Благодарю тебя, друг мой.
Разговор завершился. Верные, не занятые дозором, улеглись спать, а Финдекано не мог сомкнуть глаз. Некоторое время он ворочался, а после, не выдержав, встал и, расположившись у костра, взял небольшую ветку и принялся прямо на снегу прикидывать, откуда и какими силами может ударить Моргот, а главное — что нолдор противопоставят ему. Конечно, не хватало данных, но он был уверен, что сможет получить их у отца.
Стерев сапогом результаты своих изысканий, он поежился и плотнее запахнулся в плащ. Ночь медленно тянулась, словно размазанное тонким слоем по хлебу масло. Отстояв свою стражу, Нолофинвион снова лег и на этот раз уснул, пробудившись уже с первыми лучами, пробившимися через тучи.
За ночь метель слегка улеглась, поэтому было решено отправляться в дорогу немедленно. Наскоро позавтракав остатками вчерашнего ужина, нолдор свернули стоянку и поманили за собой коней — горы они преодолевали пешими.
Дальше отряд, как и было запланировано, разделился. Финдекано взял с собой четверых верных и, попрощавшись с товарищами, отправился в Барад Эйтель. Теперь на дорогах ему часто попадались вооруженные нолдор. Завидев сына своего государя, те приветствовали его, и Нолофинвион махал им рукой в ответ.
Следующую ночь они со спутниками провели в поле, не желая терять драгоценное время. Наконец, в один из вечеров на горизонте показался главным город Хитлума. Подъехав ближе, Фингон протрубил в рог, и стражи на стенах поспешили впустить принца. Ворота крепости распахнулись, небольшой отряд быстро въехал внутрь, и Нолофинвэ, выбежав во двор, подошел к сыну.
Финдекано спешился и сразу же оказался стиснут в крепких объятиях отца. Лицо Финголфина вмиг посветлело.
— Быстро ты добрался, — сказал он. — Рад видеть тебя, сынок.
— Я тоже, атто. Твой гонец застал меня на середине пути. Я ехал, чтобы обсудить с тобой предстоящую помолвку.
— Так ты сделал предложение Армидель? — обрадовался Нолофинвэ.
Фингон светло и счастливо улыбнулся:
— Да.
Отец вновь крепко стиснул сына в объятиях и расцеловал:
— Поздравляю! Очень рад за тебя. За вас обоих. Правда, сейчас нам всем будет не до того, однако после войны я с удовольствием приеду в Бритомбар, чтобы от имени нашей семьи участвовать в церемонии.
Верные тем временем занялись лошадьми, а король, обняв сына за плечи, повел его внутрь. Там они заглянули на кухню и, взяв мяса, пирогов и ароматный травяной напиток, устроились в гостиной перед разожженным камином. Финдекано с удовольствием ощущал, как живительное тепло растекается по жилам роа.
— Какие новости с границ? — спросил он отца.
Финголфин вздохнул и начал рассказывать обо всем, не забыв упомянуть и про то, о чем поведал Майтимо во время разговора, и данные разведки.
— Значит, времени у нас почти не осталось, — проговорил Фингон, сложив пальцы под подбородком.
— Верно. Враг вот-вот ударит.
Нолофинвион вскочил и сделал несколько нетерпеливых шагов по комнате:
— Я отправляюсь в Ломинорэ завтра утром.
— Хорошо, — кивнул Финголфин. — Буду ждать вас. Только… не хочешь никому ничего сообщить?
Сын оглянулся и пристально посмотрел отцу в глаза.
— Ты прав, — наконец сказал он, и на лице его отразились отблески пламени. — Я сейчас же напишу Турукано. Отправишь гонца?
— Конечно, не беспокойся.
Они еще немного поговорили, и Финдекано направился в свои покои, где незамедлительно взялся за перо. Несомненно, младший должен знать, что ему предстоит защищать не просто союзников, но и невесту брата.
Строки легко ложились на лист пергамента. Он вкратце поведал о произошедшем в Бритомбаре, выразил надежду увидеть его на своей свадьбе, когда они совместными усилиями одолеют Врага, а так же попросил не медлить и отправляться со своими обученными воинами в путь.
Еще раз перечитав послание, он запечатал его и передал уже ожидавшему верному Финголфина.
За окнами успела сгуститься ночь. По-хорошему, следовало отправляться спать, однако оставалось еще одно незавершенное дело — он очень давно не говорил с другом.
Фингон прошел в кабинет, где отец хранил палантир, и вызвал видящий камень Химринга. С минуту ничего не происходило, но вскоре белесый туман где-то в глубине прояснился, и он увидел лицо лорда северной крепости.
— Айя, Майтимо! — воскликнул Нолофинвион, и на лице его появилась светлая улыбка.
— Рад видеть тебя! — ответил Маэдрос. — Темные времена настают, друг мой. Будь осторожен. Впрочем, кому я это говорю.
— Но даже в самые мрачные периоды есть место светлому и доброму, — задумчиво произнес Финдекано и пояснил: — Армидель ответила согласием.
— Что? — решил на всякий случай уточнить Нельо.
— Дочь Кирдана станет моей женой! — радостно прокричал Фингон. — Конечно, как только мы разобьем Моргота. И только попробуй сослаться на дела и не приехать на свадьбу. Иначе… иначе я устрою ее в Химринге!
Кузены на некоторое время словно забыли о нависшей угрозе, деля радость и счастье Финдекано. Они шутили и строили планы, представляя волшебную свадьбу и дальнейшую счастливую жизнь принца нолдор и дочери моря.
Вдруг Маэдрос вздохнул и тяжело произнес:
— Не хочу омрачать тебе этот день, Финьо, но я уже говорил твоему отцу…
— Я знаю, — перебил его Фингон. — И благодарен тебе, что не осудил меня и принял мое решение искренне и с радостью.
— О чем ты говоришь! Думаешь, мне хочется этой войны?! Считаешь, я жажду битв, а не возможности видеть, как растут и процветают наши королевства? — он замолчал. — А впрочем… впрочем хочу, очень хочу уничтожить того, кто желает нам всем гибели, того, кто оскверняет Белерианд, нет, всю Арду, одним своим присутствием! Да, Финдекано, я желаю битв, в которых мы одержим победу, но и страшусь того, что они принесут — я не хочу терять близких, ни друзей, ни родичей.
— Я понимаю тебя, брат. Ты не один в своих противоречивых чувствах и терзаниях, — ответил Фингон.
Маэдрос промолчал.
Они обсудили возможные тактики ведения боев, хотя сын Финголфина в первую очередь должен был подчиняться приказам короля и отца, а не разрабатывать собственные планы. Конечно, Майтимо принимал во внимание распоряжения короля, однако в том, что касалось обороны Химринга и земель братьев, он полагался исключительно на себя и свои решения.
Простившись, Финдекано отправился спать, а Маэдрос поднял на стену крепости и долго глядел на север, словно пытаясь разгадать планы Моринготто.
* * *
Все последние дни Лехтэ проводила на кухне. Разговоры о возможной войне тревожили, хотя она понимала, что та неизбежна. Здесь Эндорэ, а это значило, что битвы будут случаться постоянно, пока нолдор не одолеют Моргота. Однако меньше волноваться за близких от осознания этого у нее не получалось. Тэльмиэль хотелось помочь мужу и сыну, понимая, что одной поддержки им мало. Впрочем, кое-какие мысли у нее имелись. Если расчеты нолдор оправдаются, то скоро им понадобится лембас, и много. Лехтэ подозревала, а, точнее, была уверена, что готовить на войне некогда, а, значит, потребуется немалый запас дорожных хлебов. Тем более, что их выпекание — привилегия нисси.
С самого утра, едва успев привести себя в порядок и позавтракав, Тэльмиэль направилась на кухню и разожгла очаг. Конечно, воинов в армии Химлада было много, и одна она не могла обеспечить их всех пропитанием. Однако леди и не ставила себе такой цели — этим занимались девы из верных, владевшие тайным искусством. Сама же она пекла для семьи, не забывая помогать и подсказывать остальным мастерицам.
Замесить тесто, вылепить из них хлебцы, поставить их в печь. Затем внимательно следить, а когда приготовятся — вынуть и все повторить сначала. Готовый лембас завернуть в листья.
Свободными вечерами, когда небо темнело и зажигались звезды, такие же яркие и красивые, как и в мирном Амане, она пыталась вырезать из дерева или вышивать, но у нее не получалось. Все помыслы теперь стремились на север, в сторону границы, и тонкая серебряная нить никак не хотела ложиться на холст. Тогда Лехтэ вставала и, закутавшись в плащ, отправлялась бродить по небольшому садику, заботливо выращенному в одном из дворов крепости. Иногда она тихо напевала, но мелодия всегда выходила грустная.
* * *
— Чуть левее. Еще! — Тьелпэринквар неотрывно смотрел, как верные водружают крупный камень, пряча спусковой механизм только что установленной ловушки.
— Есть! Закрепляйте, — распорядился он, а в следующий миг все нолдор обратили свой взгляд на север. Курившиеся уже с месяц Эред Энгрин гудели, сотрясая окрестности, с темных туч, клубившихся над Ангамандо, били молнии, ударяя в горы и Ард-Гален. Грохотали камни, трещали разряды в небе, а ветер хлесткими порывами гнал дым от врат твердыни Моринготто к южным границам равнины, поросшей жухлой в это время года травой. Вдруг за особо яростным раскатом грома последовала тишина. Она оглушала, казалось, воздух исчез и легкие разрывались, страдая от его нехватки. Напряжение достигло пика — нолдор ощутили, что зло, копившееся все эти годы на севере, готово покинуть пределы Ангбанда, прямо сейчас, в это мгновение.
Ни один звук более не потревожил Тьелпэринквара и его отряд. В гнетущей тишине, темно-красная лава поползла по склонам Железных гор, устремляясь по Ард-Галену к Хитлуму, Дортониону и Химрингу. Потоки набирали скорость, гонимые магией Моргота, они не остывали, а, казалось, еще больше раскалялись при приближении к крепостям нолдор.
Тем временем, скрытые клубами дыма, по проторенному темным огнем пути, тут же остуженным до приемлемой температуры владыкой Майроном, двинулись полчища орков и иных тварей, взращенных падшим валой и его слугами.
Тьелпэринквар замер, осознавая только что увиденное, но в следующий миг приказал одному из верных, самому юному в их отряде, незамедлительно возвращаться в крепость и доложить обо всем, что они только что наблюдали. Затем он обратился к остальным.
— Мы на самом севере владений моего отца и дяди, лордов нолдор. Мы можем отступить на юг и держать оборону там, где стоят сторожевые башни Аглона. Но эта земля будет осквернена, а у воинов Химлада останется меньше времени на то, чтобы подготовиться к встречи с врагом, — Куруфинвион замолчал, собираясь завершить речь. — Я останусь здесь, среди только что созданных укреплений и ловушек, и буду сдерживать наступление ирчей, сколько потребуется или сколько смогу. Что решите вы, друзья?
— Надо быстро продумать, как лучше расположиться, — начал один.
— Я подсчитаю запас стрел, — отозвался другой.
— Мы зарядим камнями метатели и подготовим еще припасы, — чуть ли не хором отозвались два брата, друзья Келегорма по Аману.
— Кто вернется в крепость? — прямо спросил Тьелпэринквар.
— Зачем? — последовал ответ. — Гонец отправлен, вместе дольше продержимся.
— Благодарю вас, — тихо произнес Куруфинвион, но его услышали все. — Окажем тварям горячий нолдорский прием!
— Ну что, малыш? — спросил Линто и ласково погладил коня по черной шелковистой морде. — Отправляемся?
Тот в ответ согласно фыркнул и принялся часто перебирать ногами на месте, показывая готовность и даже нетерпение.
В кармане гонца лежали письма, которые предстояло отдать принцу Турукано, а впереди расстилались леса и равнины Хитлума, и их нужно было преодолеть, и быстро.
Ворота крепости распахнулись, и нолдо, вскочив в седло, покинул Барад-Эйтель. Дорогу он за прошедшие годы успел изучить хорошо, поэтому даже в столь скверную погоду не нуждался в указателях и подсказках.
Сначала он ехал шагом, однако потом, покинув населенные территории, пустил коня быстрее. Высокие сосны, упиравшиеся кронами, казалось, в самые небеса, печально шелестели ветками, словно на что-то жаловались, и бросали им под ноги иглы. В другое время Линто охотно остановился бы и прислушался, попытался понять, что происходит и чего хотят от него вековые гиганты, но теперь такой возможности не было. Он всей кожей ощущал, как наступает на пятки тьма. От нее волосы шевелились и словно пробегали мурашки, а растревоженная фэа металась, не находя покоя.
Останавливался он только затем, чтобы дать отдых коню, а после продолжал путь. Серые, мутные дни проходили мимо, послушно ложась под копыта бесконечными лигами троп, незаметно сменяясь беззвездными вечерами. Остался позади Митрим и холмистые равнины. По левую руку расстилался Ломинорэ, владения принца Финдекано, и гонец всерьез подумывал, не оставить ли там, на одной из застав, жеребца, чтобы не мучить его переходом через горы, а самому продолжить путь бегом.
— Что скажешь на это, друг? — спрашивал нолдо на привалах, глядя ему в глаза.
Тот возмущенно храпел в ответ, и Линто вновь и вновь отказывался от своей идеи.
Вскоре на горизонте показался хребет. Он рос, застилая небеса, и Линто начал искать перевал.
Погода все больше портилась. Порывистый северный ветер сек лицо. Нолдо закутался по самые глаза и с печалью в сердце гадал, как обстоят дела у товарищей, оставшихся в Барад Эйтель. Быть может, там уже полыхает война… Вдруг кто-нибудь из нолдор погиб?
Последняя мысль заставила содрогнуться, и Линто непроизвольно прибавил шаг. Следовало спешить, чтобы выполнить поручение и поскорее присоединиться к тем, кого он вынужден был оставить.
Наконец они с конем ступили на земли Невраста. Нолдо вновь вскочил в седло и поехал вдоль извилистого берега моря. Минуло еще несколько дней, и на горизонте показались башни, обнесенные высокой стеной.
— Виньямар, — в восхищении выдохнул Линто и остановился, чтобы немного полюбоваться.
Его заметили.
— Кто такой? — крикнул со стены один из стражников.
— Гонец к принцу Турукано! — ответил тот, и ворота приоткрылись, впуская их внутрь.
Ему выделили сопровождающего и предложили показать дорогу. Линто с благодарностью согласился. Он оставил своего верного спутника на попечение конюхов, а сам пошел дальше, с восхищением оглядываясь по сторонам.
Прибрежный город оделся в камень, на улицах появились нарядные дома, фонтаны и статуи. Нолдор миновали бульвар и несколько переулков и пришли в конце концов на центральную площадь, где стоял дворец.
— Лорду Турукано уже доложили, — сообщил провожатый, и Линто кивнул в ответ. — Быть может, хочешь перекусить?
— Благодарю, сперва вручу послание.
Долго им ждать не пришлось. Гонца провели в одну из нарядных гостиных и предложили присесть. Не прошло и четверти часа, как дверь рывком распахнулась, и высокий черноволосый нолдо в сопровождении двух верных торопливо вошел, спросив прямо с порога:
— От арана Нолофинвэ?
— Да, мой принц. И от вашего брата.
Он сунул руку за пазуху и достал письма. Турукано принял их и, сразу же распечатав, принялся читать, начав с послания отца. Он хмурился, торопливо бегая глазами по строчкам, но уже несколько минут спустя, когда дошла очередь до свитка от Финдекано, на лице его отразилось неподдельное потрясение. Однако сказать что-либо вслух Тургон не успел — дверь вновь отворилась, и в комнату вошла прекрасная золотоволосая нолдиэ. Итариллэ, как догадался Линто. Уже совсем взрослая дева, а не дитя, какой он помнил ее.
— Какие новости, отец?! — поинтересовалась она.
Тот поднял глаза и некоторое время недоуменно смотрел, словно впервые увидел.
Верные с отчетливо читаемым на лицах нетерпением ждали.
— Твой дядя Финдекано женится на твоей подруге Армидель, — наконец сказал он тихо, явно все еще пытаясь преодолеть собственное изумление. — И мы выступаем.
Его спутники тут же подобрались, и Тургон, стряхнув наконец оцепенение, уже совсем другим голосом продолжил:
— Будьте готовы к завтрашнему утру. Нам следует поторопиться, чтобы успеть на помощь Бритомбару. Война с Моринготто началась.
* * *
Аракано вернулся ближе к полудню, когда его старший брат уже отбыл в свои земли. Известие о будущей женитьбе Финдекано он воспринял спокойно, куда больше обрадовавшись, что воины Ломинорэ поддержат армию Хисиломэ, и что Турукано постарается помешать Врагу захватить гавани.
— Отец, позволь моему отряду встретить тварей! — с нетерпением произнес он.
— Мы с тобой уже неоднократно говорили — умерь свой пыл! Не первые мгновения решат исход битвы, — спокойно ответил Финголфин.
— Ты не прав! Надо сразу же ошеломить трусливых ирчей, чтобы в ужасе отступили, а потом добить, — постепенно заводился Аргон.
— А если не испугаются? Если ты напрасно подвергнешь риску себя и доверившихся тебе нолдор? Научись уже ценить если не свою, то чужие жизни! — под конец Нолофинвэ все же позволил себе немного повысить голос.
— Значит, я осуществлю задуманное один. Тогда сработало — выйдет и на этот раз! — прокричал Аргон, и направился к двери.
— Запомни, нарушение приказов и неподчинение мне, не отцу, а королю, может привести к гибели нолдор. Надеюсь, этого ты не желаешь, — спокойно и серьезно сказал Нолофинвэ.
— Я хочу того же, что и ты, атар, — развернувшись, ответил Аргон. — Но и ты пойми, что стены Барад-Эйтель не всегда будут надежным убежищем и гарантией мира.
Не желая более продолжать разговор, он закрыл за собой дверь и поднялся на стену. Ветер разметал его волосы, тучи швырнули в лицо мокрого снега, но Аракано упрямо продолжал глядеть на север, где занималось зарево пожара.
* * *
Топот копыт разнесся по двору крепости, и уставший взмыленный конь был спешно передан подбежавшему нолдо.
— Тише, тише, хороший мой, — прошептал ему Тьелкормо, шагая, а затем обернулся на его седока. — Что произошло?
— Война началась, лорд, — сипло произнес он. — Лава течет по склонам Железных гор, врата Ангамандо открыты!
— Значит, нам не придется ломать их, когда для Моргота настанет час расплаты! — Келегорм попытался подбодрить верного.
— Как вы можете шутить, когда ваш племянник с небольшим отрядом остался на самом севере Аглона?! — вскричал гонец и качнулся от усталости, тут же споткнувшись.
— Курво!!! — заорал на всю крепость Охотник, одновременно зовя брата осанвэ, а, дождавшись отклика, тут же поставил аванир — нельзя открываться, когда Враг близко.
Искусник был у себя и собирался в оружейную, когда услышал и почувствовал крик Тьелко. Не раздумывая, он поспешил во двор, но встретился с ним уже на лестнице.
— Моргот наступает. Тьелпэ на севере…
Договорить Келегорму не дали.
— На тебе южные башни Аглона и крепость. Не допусти ирчей в Эстолад. Готовься к обороне, время у тебя будет, — Куруфин говорил отрывисто и на ходу.
— А ты?
— Сейчас же отправляюсь на север.
— Но…
— Никаких но, Турко! — рявкнул Искусник.
Сигнал тревоги разносился по Химладу, командиры, только что получившие приказы от лордов, собирали отряды, вооружались, экипировались. Времени было мало — часть войска отправлялась на северные границы всего через час.
Куруфин, одетый по походному, но еще не в броне, быстро вошел в покои, где и застал жену.
— Мельдо…
— Тшшш, родная, мы расстаемся, но, надеюсь, ненадолго, — сказал он обнимая любимую.
Выпускать Лехтэ из объятий не хотелось, но мысль, что сын, возможно, уже бьется с тварями Моргота, гнала вперед.
— Не покидай крепость, какие бы известия ни получила! Ты леди Химлада, не забывай об этом.
Лехтэ кивнула, пряча взгляд и не к месту подступившие слезы.
— Я там положила… в твою сумку, — начала она. — Лембас. Должно хватить. И тебе, и Тьелпэ.
— Благодарю тебя, родная, — Искусник еще раз быстро поцеловал жену и направился к двери.
— Курво! Защити нашего сына! — не выдержав прокричала Тэльмиэль.
— Обещаю, — спокойно донеслось от порога, и дверь закрылась.
Лехтэ осталась одна.
— И о себе позаботься, — добавила тихо она.
* * *
— Nana, что происходит? Я словно чувствую нечто опасное, но в то же время очень знакомое, — обеспокоенно спросила принцесса, заходя в покои Мелиан.
— Магия, моя дорогая, — равнодушно ответила майэ. — Ты же сама владеешь подобной — убедить, подчинить, влюбить…
— Не такой! — возразила Лютиэн.
Королева Дориата рассмеялась.
— Это ты так думаешь. У вас просто разные цели, — пояснила она.
— Откуда ты знаешь?
— Ты желаешь править всей Ардой? — усмехнулась майэ.
— Нет, — пожала плечами принцесса. — Зачем мне это? Я имею все, что пожелаю — никто не смеет отказать и более того, считает за счастье исполнить мои просьбы.
Мелиан долго смотрела на дочь и наконец кивнула.
— Ты молодец. Получать желаемое силой — удел слабаков!
— Nana… почему так странно твое отношение к… северному властелину? — Лютиэн взглянула в глаза Мелиан, стараясь прочесть истинные мысли матери.
— Не смей! — прошипела та. — Никогда, слышишь, никогда не пытайся это делать! Не прощу!
— Тогда ответь, — спокойно произнесла принцесса. — Ты оградила Дориат Завесой, защитив всех нас от злобных тварей Врага, а теперь говоришь, что наша магия похожа.
— Хорошо, но ответ тебе не понравится, — вздохнула Мелиан. — Мы вместе с Мелькором пели в хоре, когда создавался этот мир. Мне нравилось, как он меняет Арду, не нарушая основу замысла создателя. Когда нам позволили облачиться в фану, то он покорил меня своей красотой, как до этого — умом и талантами. Но он был вала и не взглянул на преданную майэ, увлекшись этой выскочкой Элентари.
— Так ты просто прячешься здесь от него? — ахнула Лютиэн.
— Нет. Я живу в Дориате и мне тут неплохо. Твой отец весьма хорош… впрочем, не с тобой же мне его обсуждать.
— То есть не было великой любви майэ и эльда, о которой рассказывают менестрели?
— Лютиэн, — смеясь произнесла Мелиан. — Сними свои чары с Даэрона и послушай о ком и о чем он будет петь. Не хочешь? Вот и нас… меня устраивает послушный и обожающий муж, свободный от нолдор и войн Дориат, и я почти закончила один из своих магических опытов — результат превзошел все ожидания!
— Ты о чем? Что за эксперимент? — с недоумением поинтересовалась принцесса.
— Это ты, — просто ответила Мелиан. — Идеальное создание: красива, неглупа, обладает магией, способной сравниться с любым из валар, при этом ближе к низш… к эрухини, а, значит, тебя они будут слушать с большим желанием.
Лютиэн покачнулась и оперлась о стену:
— То есть я не любимая дочь короля и королевы, а результат опыта одной майэ?!
— Одно другому не мешает, родная. Я родила тебя, как обычная эльфийка, да и на свет появилась ты в результате тех же предшествующих событий, но уже к тому моменту, я наложила немало заклинаний, желая произвести совершенное дитя. И ты такая!
— А любовь?
— Что любовь, дочка? Ты сама-то любить умеешь?
Та покачала головой.
— Вот и не осуждай меня. Будь ты дочерью Элу и той, что была назначена ему в жены, не имела бы и половины своих способностей.
Мелиан замолчала, прислушиваясь к себе.
— На сегодня довольно. Мне пора появиться в тронном зале, пока мой муженек не принял опрометчивое решение воспротивиться воле великого Мелькора.
Дверь закрылась, и Лютиэн осталась одна в покоях матери. Сначала ей хотелось разрыдаться, а потом дева поняла, чего хочет на самом деле.
— Эру, создатель, прошу, дай мне возможность полюбить!
И не знала она, что слова эти были услышаны и что в тот самый миг свершился ее рок, а весь замысел Мелиан рухнул из-за искреннего, но необдуманного желания принцессы.
* * *
Совет продолжался уже час. Время от времени дверь в зал отворялась, впуская нолдор со свежими донесениями — враг приближался, хотя еще и находился на значительном расстоянии.
— Нельо, — пренебрегая условностями, начал Варнэ, старый друг и в какой-то степени даже учитель. Именно он, пробудившийся в Белерианде и познавший горечь первых утрат, в свое время учил Майтимо, как и его отца, премудростям обращения с оружием. Точнее, заложил основы, остальное они постигали сами.
— Ты уверен, что стоит выйти из крепости и дать бой в поле? — спросил он. — Стены крепкие, запасов достаточно…
— Но и они не вечны, — отрывисто ответил Маэдрос. — Моргот не станет жалеть ирчей. Даже если мы завалим их телами весь Ард-Гален, то по ним пройдут новые. Их нельзя допустить под стены Химринга.
— Зачем рисковать? — подал голос начальник разведки. — Будем обороняться со стен, а днем делать вылазки — твари ж ненавидят свет.
— Ты когда последний раз видел Анар на небе? — спокойно спросил лорд. — Тучи и клубы дыма надежно укрыли его, облегчая задачу армии Моргота. Нет, в крепости укроемся лишь в крайнем случае. Но это не означает, что мы не должны быть к нему готовы.
— Тогда посмотри на такой план расположения наших сил, — свиток быстро развернули и склонились над ним.
— Неплохо, Норнвэ, но конница ударит восточнее, с фланга. Уверен, они будут ожидать ее по центру, как ты и предложил, и однозначно подготовят соответствующую защиту. Восточнее двинутся более быстрые и легкие воины, спеша окружить холм. Удивим же их.
— Хорошо, будь по твоему.
— Позволишь мне возглавить всадников? — спросил он.
— Нет, — жестко ответил Маэдрос. — Их поведу я. Ты остаешься в крепости.
— Но…
— Возражения не принимаются, — отрезал лорд. — Тебе будет, чем заняться и здесь, в Химринге.
— Я… я надеялся, что ты… вы останетесь хотя бы на стене, командуя нами, — упрямо продолжал Норнвэ.
— Никогда! Никогда, — повторил он, — я не буду прятаться за вашими спинами. И это не обсуждается.
Переубедить Майтимо не удалось никому, и, закончив совет, нолдор отправились исполнять приказания, готовясь к скорой битве.
* * *
Страх вместе с удушливым дымом витал над полем. Он гнал вперед и вперед, туда, где на холме виднелась жуткая крепость высокого рыжего лорда, туда, где жила смерть. Хотелось поскорее вернуться в нору, темную, сырую. Получить от командира право на огненное пойло, приняв которое, можно и девку какую завалить, да не ельфу пленную, а настоящую ладную бабу, из своих, красивую, крепкую. Ее хоть и не с первого раза мордой вниз уложишь, зато удовольствия потом в разы больше — и побить, и трахнуть, и снова отколошматить. Но это все потом — пока же барабаны гнали туда, где ощетинившись копьями, уже показалось войско нолдор.
Варги без всадников неслись впереди, принимая на себя немалую часть стрел, отвлекая нолдор своим злобным рычанием и воем от маневров основного войска. Широким полукольцом наступала армия Моргота, и ее тяжелые барабаны грохотали все ближе, все громче.
Первые твари уже болтались на длинных копьях эльфов Химринга, щиты защитников были плотно сомкнуты, не давая оркам продвинуться ни на шаг. Однако для оставшихся варгов они не представляли собой серьезной преграды — звери находили малейшую брешь в защите и тогда вскоре доносился крик боли и лишь затем визг умирающей твари.
Командиры армии Моргота не жалели своих воинов — их достаточно наплодилось в норах, пусть дохнут, но забирают с собой проклЯтых нолдор.
Кривой ятаган нашел щель в броне, алая кровь залила доспех и землю, стоявший рядом подхватил, но подставился под удар шипастой дубины. Кто-то выставил щит над ранеными, а другой рукой закрутил смертельную стальную мельницу, не давая ирчам приблизиться к лежавшим на земле, но еще живым друзьям.
Лязг оружия, крики отчаяния и боли, вой варгов и четкие приказы эльфийских командиров уже многие часы разносились по Ард-Гален близ Химринга.
— Стрелометы! Поднять щиты!!! — раздалось над равниной.
Несколько тяжелых машин надвигалось на защитников крепости, и вскоре ударил первый залп. Второй. Третий. Уже меньше рук могло удерживать щиты, а варги неспешно тянули смертоносные громадины дальше.
— Факел есть?
— Да.
— Огниво?
— Зачем?
— Да или нет?
— Ну есть.
— Дай.
— Зачем?
— Дай! Если хочешь вернуться к семье!
— Ты что задумал?!
— Держи щит крепче и прощай!
Нолдо рванул вперед, немного пригибаясь к земле, на ходу сразив пару ирчей, он бросился мимо варгов, инстинктивно рванувших за ним к просмоленной деревянной махине, на которой был установлен стреломет. Быстро запалив факел, он запрыгнул внутрь. Орки сначала растерялись, совершенно не ожидая увидеть эльфа, а в следующий миг со злобным оскалом кинулись на него. Странный нолдо не пытался достать их мечом, лишь взмахивал факелом, но не стремясь задеть тварей, а словно рисуя им по стенам их укрытия. Орки гоготали, гоняя его по неширокой площадке, задевая мечами, но не убивая сразу. Эльф уже тяжело дышал и так смешно волочил за собой почти перерубленную ногу, что ради такой забавы отвлекся и стрелок — успеет еще, а такое вряд ли повториться.
Когда же обессиленный нолдо рухнул на неструганные доски, пытаясь протолкнуть в пробитые легкие воздух, истошно завизжал первый орк — дерево тлело, а единственный выход уже пылал. В ярости прикончив виновника, твари все же выскочили из огненной ловушки, чтобы горящими тушами рухнуть, пробежав лишь несколько шагов. Они истошно визжали, катаясь по земле в тщетной попытке сбить с себя пламя. Обезумевшие от страха варги рванули к соплеменникам, врезавшись во вторую машину со стрелометом, которая перевернулась и тоже вспыхнула.
Паника в рядах тварей нарастала — с фланга ударила конница Химринга, возглавляемая лордом, в чьих глазах горело белое пламя и чей взгляд нес верную смерть любому, кто служил тьме.
* * *
Бритомбар вооружался. Конечно, был шанс, что твари до прибрежных гаваней не дойдут, однако следовало подготовиться ко всему.
Днями напролет, с раннего утра и до позднего вечера, в мастерских слышался звон молотов. Мастера, не забыв уроки Тургона, делали стрелы, копья, мечи, коих вскоре могло понадобиться очень много. Ворота укреплялись, а в промежутке между внешней и внутренней стеной спешно копали углубления и втыкали колья.
Армидель с печалью в сердце смотрела на темно-серое море, тяжело набегавшее на опустевший берег. Корабли стояли, свернув паруса, и были похожи на осиротевших, сложивших крылья птиц. Мысли ее стремились вперед. Туда, где далеко на севере сейчас должен был воевать ее любимый. Увы, она ничем не могла ему помочь! И эта мысль ранила гораздо сильнее, чем любая другая.
Воины отца объезжали окрестные поселения, призывая фалатрим укрыться под защитой городских стен, и вот уже который день подряд в сторону Бритомбара тянулся нескончаемый живой ручеек.
Армидель подняла камешек и, размахнувшись, бросила его в воду. Насчитав шесть «блинов», вздохнула и, развернувшись, пошла во дворец. Вдруг мысль, посетившая ее, заставила вздрогнуть. Дева резко обернулась и посмотрела на побережье уже совсем другим, изучающим, взглядом.
Подобрав юбки, она со всех ног побежала в кабинет отца.
— Ада! — воскликнула принцесса с порога, и владыка Кирдан, оторвавшись от неведомых ей расчетов, посмотрел вопросительно. — У меня идея. Нам могут понадобиться камни.
Отец сделал приглашающий жест, и Армидель, устроившись по другую сторону стола, принялась излагать.
— Камни большого размера можно будет сбрасывать оркам на головы, если они явятся под стены города, — поделилась мыслями дева. — Ты как-то говорил, что у нолдор есть… такие приспособления, они используют их в горах, где добывают нужные им минералы, а негодную породу сбрасывают вниз. Помнишь?
— Да, дочка, и даже знаю, где взять чертежи — лорд Тургон оставил их нам, — ответил Новэ. — Но думаю, у нас не будет времени их собрать. Так что придется ограничиться самими булыжниками и досками.
— А еще надо созвать всех менестрелей, — продолжила она, и Кирдан вопросительно поднял брови. — Финдекано говорил — они заметили, что орки не выносят музыки.
— Что ж, твои мысли кажутся мне хорошими, — сказал Корабел и, встав, прошелся по комнате. — Хотя не уверен, что шум битвы не заглушит игру музыкантов. Впрочем, над этим есть кому подумать.
Сердце девы часто билось от охватившего ее воодушевления, отдаваясь в висках. Она с нетерпением следила за государем и отцом, а тот, остановившись наконец, посмотрел на нее и лукаво прищурился:
— Что ж, твоя задумка — тебе ее и воплощать. Я дам тебе небольшой отряд воинов для охраны, а ты возьми не занятых в обороне фалатрим и отправляйтесь в окрестности города собирать камни. Только не уезжайте далеко и при первых признаках опасности возвращайтесь. И менестрелей созови. Если нам удастся смутить орков музыкой, это существенно поможет обороне.
— Спасибо, ада! — воскликнула она и, поцеловав отца в щеку, побежала в казармы.
Приказ владыки фалатрим встретили с энтузиазмом. Взяв телеги, воины отправились немедленно за камнями. Добытые булыжники они привозили в Бритомбар и затаскивали на городские стены, а затем начали складывать про запас внизу.
Когда с этим делом было покончено, Армидель собрала самых искусных музыкантов и объяснила им задачу.
Город стоял, готовый к обороне, и больше всего теперь напоминал ощетинившегося ежа, причем не морского, но сухопутного, а не белокрылого лебедя.
Армидель стояла на стене, до боли в глазах всматриваясь в северный горизонт. Что-то несет им будущее? И главное — как там он, ее мельдо?
Руки Лехтэ мелко подрагивали от волнения. Вдруг оказалось — понимать умом, что самые родные и близкие, возможно, где-то там далеко сейчас воюют, и провожать их лично — совсем не одно и то же.
Увидев в окно, что за отрядом Курво закрылись ворота, она накинула на плечи теплый плащ и спустилась во двор. Взбежав на стену, поприветствовала кивком стражей и замерла, провожая взглядом уезжающих на битву.
Сердце в волнении билось, но разум, оставаясь удивительно спокойным, размышлял, чем она может помочь. Мыслей оказалось до обидного мало. Конечно, потом, когда с севера станут привозить раненых, она будет вместе с целителям ухаживать за ними, однако теперь в подготовке крепости от нее не зависело ровным счетом ничего.
Когда последняя темная точка исчезла на горизонте, Лехтэ спустилась вниз и отправилась к лекарям. Она нашла старшего из них, и вдвоем они решили, что в этот раз стоит подготовиться заранее — пострадавших скорее всего будет немало.
После короткого осмотра некоторые комнаты были переделаны под покои исцеления. Нужные травы, чей аромат способствовал доброму сну и гнал прочь тьму, расположили в изголовье каждой кровати. Кувшины для воды и кружки поместили на поставленные рядом табуреты. Настои, что требуют долгого приготовления, уже начали делаться помощниками целителей. В том, что уменьшающие боль и останавливающие кровь средства будут необходимы, не сомневался никто. Закончив тем, что она помогла застелить только что принесенные кровати чистым бельем, Лехтэ пошла в кладовые и стала отбирать те травы, которые могли пригодиться в лечении, но не являлись основными у целителей. Никто не знал, какое лихо изобретет искаженный разум падшего валы, а потому стоило подготовиться ко всему.
Бинтов, как показалось Тэльмиэль, было достаточно для мирной жизни в Химладе, ведь неприятности в мастерских или на охоте случались нечасто, но с учетом грядущих боев… Выбора не оставалось, и Лехтэ распорядилась достать некрашеные ткани, которые нисси потом прокипятили и высушили, предварительно разрезав на полоски.
Однако все дела рано или поздно заканчиваются. Попрощавшись с верными, она поднялась в донжон и, приготовив себе немного еды, поужинала. Теперь чем-то следовало себя занять, чтобы поменьше думать. Решив в конце концов, что стоит убраться в башне, Лехтэ взяла все необходимое и приступила к делу, предварительно велев держать ее в курсе всех событий.
* * *
Вторые сутки Артанис не было покоя. Не помогали даже встречи с любимым, что искренне старался отвлечь ее от тяжелых мыслей, несмотря на собственное все нарастающее беспокойство.
— Решено — я иду к Тинголу, — неожиданно заявила Галадриэль, увернувшись от Келеборна, попытавшегося ее обнять. — Тьма близка. Иногда мне кажется, что она уже здесь, рядом, в Дориате.
Синда покачал головой и сложил руки на груди.
— От проникновения ирчей Завеса королевы Мелиан защитит. Я сам проверял, и не раз. Однако…
Его собственная фэа вот уже несколько дней вибрировала, словно туго натянутая струна, и будто стремилась сбросить налипшую на нее патину. Тьма.
— Ш-ш-ш, — дева приложила палец к губам, но не своим, а возлюбленного. Тот напряженно стоял, ожидая продолжения. — Не стоит говорить об этом. Я еще сама не до конца уверена в своих подозрениях, тем более доказать Эльвэ точно не смогу.
— Я тебе верю, — наконец ответил синда. — Идем вместе к королю.
Конечно, Артанис, добившись аудиенции Элу лишь через несколько часов, начала издалека. Она говорила про пробудившееся зло, что угрожает всем эльдар без исключения, в том числе и синдар, особенно приграничья. Дева даже назвала его королем и защитником Белерианда, после чего тот немного оживился, сообщив, что в принципе может помочь лорду Финголфину парой советов.
— И отрядов? — уточнила Нервен.
Тингол замялся. С одной стороны, стоило кивнуть и согласиться — пусть эти убийцы из-за моря увидят силу и мощь истинных эльдар, с другой… воевать Эльвэ совершенно не хотелось. Наконец, он все же склонился в сторону своей первой мысли.
— Хорошо, дочь сына моего брата, я, король Белерианда и Дориата Эльвэ, прозываемый в землях сих Элу…
— Любимый! — приторно-сладкий голос и аромат разом наполнили тронный зал. Мелодия тысяч колокольчиков и вешних птиц ворвалась следом.
Тингол замер, и неуместная улыбка застыла на его лице. Артанис вздрогнула и невольно шагнула ближе к Келеборну, словно ища защиты — среди пения птиц она отчетливо слышала шипение змей и глухое рычание варгов. Синда положил руку нолдиэ на плечо и легонько сжал.
— Приветствую всех собравшихся, — почти пропела Мелиан. — Что происходит, любимый? Ты так взволнован. Не будь поспешен в своих решениях, а то уподобишься нолдор, — последнее слово она выплюнула достаточно презрительно.
— Да, — вдруг встрепенулся он, словно очнувшись от сна, и посмотрел на родича и его любимую пустым, ничего не видящим взглядом. — Ты знаешь, у нас ведь много дел, нам некогда заниматься пустяками. Артанис, я желаю, чтобы ты вышила гобелен. Покажи, как ты, изгнанница, видишь великое королевство.
Нервен в изумлении застыла, но, ощутив требовательное прикосновение любимого к ладони, чуть склонила голову, принимая распоряжение Элу. Несмотря на охватившую ее досаду и даже гнев, у девы появилась интересная мысль, как обратить нелепый приказ Мелиан, озвученный ею через Тингола, во благо эльдар.
— Теперь ты, Келеборн, мальчик мой…
Элу странно улыбнулся, словно увидел перед глазами нечто забавное, и тому вдруг показалось, что с губ его вот-вот закапает слюна, а от омерзения почти передернуло.
— Возьми мастеров и отправляйся к Сириону. Нужно навести несколько переправ. А то это становится серьезной проблемой каждую осень, — приказал Тингол.
Его родич выдохнул, и на лице заиграли желваки. Артанис набрала воздуха в легкие, явно намереваясь что-то сказать, но король предупреждающе поднял руку:
— Ты останешься здесь, в Менегроте. Деве не место в лесной чащобе. Тем более, что там у тебя не будет возможности исполнить мой приказ.
Галадриэль на этот раз ограничилась легким кивком.
— Повинуюсь, мой король, — наконец сказал Келеборн и стремительно вышел из тронной залы.
Стало ясно, что Элу не изменит своего решения. Только не сейчас, когда Мелиан была рядом, а она уже расположилась у супруга на коленях и, не обращая ни малейшего внимания на Нервен, немного задержавшуюся у трона, скользнула ладонью за пояс супругу.
Артанис нашла Келеборна в покоях. Тот собирал вещи в походную сумку и, хмурясь, что-то тихонько бормотал себе под нос, словно ругался.
— Уезжаешь? — спросила она, остановившись у дверей.
— Да, — ответил он. — Я не могу не подчиниться приказу владыки.
Он замер и, оставив в покое вещи, подошел к небольшому окну и распахнул его. Там, на темном небе, горели яркие звезды, было тихо и мирно.
«Интересно, — подумал он, — если я один незаметно отправлюсь на войну, это будет считаться нарушением приказа?»
Вслух он разумеется ничего не сказал, только плечи его напряглись, да взгляд потяжелел.
— Что ж, побуду немного строителем, — наконец проговорил он и, подойдя к сумке, застегнул ее и закинул на плечо. — До свидания, мелиссе. И … терпения тебе — Элу никогда не забывает своих распоряжений.
Он хотел еще что-то добавить, но только выдохнул и, махнув рукой, стремительно вышел из покоев.
Галадриэль побежала следом и увидела, как любимый вскочил на коня и оглянулся на спутников.
— Я буду ждать тебя! — прокричала она, и ее мельдо, обернувшись, наконец улыбнулся ей.
Вскоре отряд растворился в ночи.
До Сириона Келеборн с мастерами ехали вместе. Они торопились, стараясь делать как можно меньше привалов. Однажды вечером, когда до реки оставался всего один переход, родич Тингола расстелил карту и подозвал спутников.
— Переправы наведете здесь, на южной границе, и выше, где поток разделяется на несколько рукавов.
Он водил пальцем по листу, и мастера сосредоточенно слушали, запоминая. Наконец, самый старший из них поднял взгляд и посмотрел на того, кто должен был бы стать их предводителем.
— А вы? — наконец спросил он.
— Я присоединюсь чуть позже, — туманно ответил Келеборн.
Рассказывать, что намерен отправиться на войну с Морготом, он не собирался. Еще не хватало, чтоб разболтали по глупости.
С утра, едва взошедшее светило разогнало легкий туман, он вскочил на коня и, попрощавшись с товарищами, отправился искать брод.
Путь его теперь лежал на северо-запад через лес Бретиль. Дни сменялись днями, граница становилась все ближе. Иногда тропка становилась слишком узкой, или приходилось объезжать упавшие деревья.
Келеборн твердо решил отправиться туда, где обосновались пришедшие из Амана эльдар. Если они с Галадриэль правы, то еще один лучник лишним не будет.
Он вызвал перед мысленным взором карту нолдорских земель, которую однажды показывала ему Артанис, и решил, что до Барад Эйтель добраться он сможет. Конечно, еще была крепость на острове, но встречаться с братьями любимой он пока не желал.
Границу Дориата он преодолел под покровом темноты и в плаще, который позволял укрыться от излишне любопытных глаз. Такими часто пользовались стражи, что нередко совершали вылазки за Завесу, истребляя подобравшихся слишком близко орков.
«Когда вернусь — займусь вами», — мысленно пообещал он ничего не заподозрившим пограничникам. Но ему не суждено было узнать, что в этот самый момент беззвучно зазвенела нить-паутинка, невидимая основа колдовской защиты Дориата, сообщая Мелиан об уходе Келеборна.
Дальше он ехал берегом реки. С неба падали хлопья снега, устилая поля тонким белым ковром. Конь недовольно пофыркивал, а всадник размышлял, что о его решении Артанис, скорее всего, ничего и не услышит. Дориатцы были не в курсе его планов, а нолдор даже не подозревали о его существовании — мелиссе до сих пор им ни слова по своему видящему камню не рассказала, и сейчас ему это было даже на руку. Кто он для них? Синда и синда.
Келеборн усмехнулся и пустил жеребца быстрее.
Долину Тол Сириона он объехал, потратив еще два лишних дня, и вскоре увидел длинную цепь гор. Эред Ветрин.
Теперь он снял с головы капюшон и поехал шагом. Обнаружить заставы нолдор у него было мало шансов, но те скоро сами окликнули его.
— Кто таков? — спросил один из стражей, выходя из-за неприметного валуна.
— Синда. Хочу воевать вместе с вами с общим врагом.
Нолдо смерил его с ног до головы внимательным взглядом и наконец проговорил задумчиво:
— Ну, пошли, отведу тебя к командиру. Как тебя зовут?
— Телпетар, — перевел Келеборн свое имя на квенья.
Страж удивленно поднял брови, но промолчал.
Он передал своего коня другому нолдо, пообещав четвероногому другу вскоре вернуться, и отправился за провожатым. Они долго взбирались по камням, затем шли каким-то ущельем. Родич Тингола с любопытством осматривался, гадая, как его примут.
В конце концов они вышли на свет, если мутную серую мглу, лившуюся с небес, можно было назвать этим словом, и, увидев командира нолдор, остановился.
— Меня зовут Тарион. Кто ты?
Было видно, что его внимательно изучают. Пограничник вкратце рассказал о случившемся, и Келеборн еще раз повторил как его зовут и цель прибытия.
— Настоящее имя ты, как я понимаю, называть не хочешь, — подвел итог командир. — Твое право. Ты умеешь обращаться с мечом?
— Да. Хотя из лука стреляю лучше.
— Тогда проходи, занимай место у костра. Еще один боец нам всегда пригодится. Я доложу принцу Финдекано.
* * *
Удушливый черный дым грязными клубами вползал в проход Аглона, пряча в себе полчища тварей. Орки шли молча и без опаски, не рассчитывая встретить сопротивления раньше южных границ ущелья. Однако они ошибались.
Первых скосили стрелы, безошибочно найдя незащищенные броней места, как только видимость из-за ветра стала приемлемой. Тут же поднятые щиты оказались бесполезны против сбрасываемых на головы ирчей камней. Однако войско Моргота продолжало свое продвижение в сторону Эстолада, спуская тетивы наугад и не обращая внимания на тела погибших и стоны раненых, что оставались на земле и не замолкали, пока не были попросту раздавлены наступавшими.
— Они уже близко к повороту! Готовься, — приказал Тьелпэринквар держащему рычаг нолдо.
Как только ирчи оказались в нужном месте, часть каменной тропы ущелья резко накренилась. С визгом и руганью, орки, не устояв на ногах, покатились по земле, позволяя лучником воспользоваться неразберихой и усилить панику. Твари вновь принялись не глядя палить вверх и в стороны, порой попадая в собственных сородичей. Многие попытались бежать, но спотыкались об упавших, руша и без того уже не стройные ряды войска. Только окрики командиров, да свист плетей заставил ирчей подчиниться и продолжить продвижение уже более бдительно. Небольшой отряд Тьелпэринквара замедлял продвижение орочьего войска, оставаясь все еще не обнаруженным.
Нолдор передвигались по незаметным узким тропам, вырубленным ими же в скальном массиве. Они позволяли перемещаться и приводить в действие ловушки, однако не были протяженны. Северные башни Аглона еще только строились, но, как рассчитывал Куруфинвион, уже могли послужить нолдор.
Разрядив последнюю из действовавших ловушек, эльфы поспешили обогнать войско верхней тропой и занять оборону за возведенными стенами.
— Лорд, вы сами видели войско — оно огромно. Скачите в Химлад, мы задержим их, сколько сможем, — начал один из верных.
— Конечно, вы успеете прибыть в крепость и…
— Оставить такие разговоры! — строго произнес Тьелпэринквар. — Гонец послан, и лорды уже знают об опасности и предпринимают меры.
— Один так точно уже летит сюда, даже не сомневаюсь, — раздалось в тишине.
— Прекратить разговоры! Берем луки и наизготовку — мы ненадолго опередили врага, — он взял свой колчан и обнаружил в нем всего десять стрел. — А после в ход пойдут мечи.
— Еще есть копья, лорд, — доложил верный.
— Хорошо, — кивнул Тьелпэ. — Распределите и их.
Нолдор рассредоточились по небольшой и еще невысокой стене, когда первые ирчи приблизились на расстояние выстрела. Лучниками эльфы пробыли недолго — небольшой запас быстро истощился, проредив лишь авангард войска. Тьелпэринквар отложил ставший бесполезным лук и взял копье. Еще звенели тетивы, отправляя последние стрелы в полет, но вскоре установилась тишина, тут же вспоротая боем орочьих барабанов, топотом кованных сапог и мерзкими криками почувствовавших свою силу тварей.
Щитов было мало, нолдор впрочем тоже. Перегородив проход между возведенной стеной и отвесной скалой ущелья, отряд крепко удерживал копья, выставленные вперед.
Орки сначала чуть сбавили темп, но окрики командиров и чуть изменивший ритм барабанов погнали их вперед. Первые твари нашли свою смерть на копьях нолдор, однако не всех удалось скинуть, освободив оружие. Твари напирали, дробя шипастыми дубинами щиты, пытаясь прорваться сквозь преградивший им путь отряд.
Копье в руках Тьелпэринквара пронзило очередного ирча и сломалось. Тут же бросив кусок древка в голову ближайшему орку, нолдо выхватил меч.
— Айя Фэанаро! — воскликнул он, рубя тварей и в общем-то понимая, что скорее всего встреча с дедом не заставит себя долго ждать.
Все тело болело, рука уже не желала держать меч, но Куруфинвион не сдавался. Как никто из его отряда. Израненные, но на удивление все живые, они стояли, уже еле держась на ногах.
— Лорд… Тьелпэ, — раздалось вдруг рядом. — Я… прости, оставляю…
Бившийся рядом и старавшийся прикрывать его воин качнулся, последний раз взмахнул мечом, ранив тут же подобравшуюся тварь, и упал.
— Нет! Помогите ему! — приказал Тьелпэринквар, хотя в этом не было необходимости — над ним уже склонилось двое.
— Он уже у Намо, лорд, — произнес один пару мгновений спустя.
«Отступить за стену — спасти несколько воинов, но пропустить ирчей. Успели ли отец и дядя подготовиться? Добрался ли вообще до них гонец? Нет, уйти нельзя. Не ему».
Бой продолжался. Еще несколько нолдор оказались на земле. Раненые или убитые, Тьелпэринквар не знал, продолжая сдерживать тварей, гонимых вперед злой волей Моргота. Куруфинвион понимал, что сил у него и его воинов почти не осталось. Голова кружилась и ему даже показалось, что он слышал топот копыт и боевой рог Химлада. Или же это майяр Намо возвещали о своем приближении.
Твари кричали, рычали и перли, предвкушая скорую победу. Некоторые недвусмысленно облизывались, глядя на измученных боем нолдор. Один особо наглый орк рискнул пустить в ход свои клыки, меня в шею Тьелпэринквара. Сил оттолкнуть тварь почти не было, но он смог ударить ножом в незащищенное предплечье. Ирч взвыл и тут же захрипел, подавившись стрелой, как и многие другие твари, наседавшие на отряд.
— Уходите за стену и скачите к южным башням! Я разберусь с этими! — раздалось над ухом у Тьелпэ.
— Атто?! Но как…
— Исполнять!
— Мы отпустили лошадей в Эстолад, когда решили идти верхними тропами, — ответил он, продолжая отбиваться.
Куруфин кивнул и отдал приказ части своих воинов помочь уставшим и раненым воинам покинуть это место. Сам же он собирался перебить наглых тварей и отступить на юг, где можно было б сдержать оставшихся ирчей с меньшими потерями.
— Я не оставлю тебя, — попытался воспротивиться Тьелпэ, но возражения не принимались, да и не стоило ему оставлять своих воинов, что храбро бились с ним рядом.
— Береги себя! — прокричал Тьелпэринквар и, оказавшись верхом, поспешил к южным башням Аглона. Кони бережно и быстро несли новых седоков, особенно тех, кто порой хватался за гриву или же поддерживал раненого товарища. Тьелпэринквару не нравилось, что он все же оставил отца сражаться, а сам отступил, но выхода и правда у него не было.
У башен их встретили верные Келегорма, тут же забравшие раненых и подсказав, где могут отдохнуть остальные. В небольших комнатах воинов уже ждала вода и лембас, а также чистая одежда.
— Много орков? — спросил Тьелкормо, оглядывая племянника с ног до головы.
— Да. Несколько сотен точно, — прикинул Тьелпэ.
— Хоть не тысяч, — отозвался он. — Твой отец, надеюсь, не собирается расправиться с ними без меня?
— Нет, — мотнул головой Куруфинвион. — Не хочет, чтобы… надо поберечь воинов, а я… я не смог.
— У тебя выбора не было! Не задержи вы их, они б ворвались в Эстолад, перебив стражу башен. Не вини себя, — Турко осторожно обнял племянника за плечи. — Ты справился. Целители помогут раненым, не сомневайся.
Тьелпэринквар кивнул.
«Он уже у Намо», — вновь раздалось у него в голове. Вернуть того нолдо он не мог и невольно винил себя в его гибели.
— Ты меня слышишь? — голос дяди вернул его в мир живых.
— А? Да-да, — растерянно проговорил он.
— Тогда что стоишь? У тебя час на отдых, потом понадобишься, — строго произнес Келегорм и, убедившись, что племянник зашел в башню, занялся подготовкой к бою.
* * *
— Эта лава когда-нибудь остановится?! — хрипло из-за едкого дыма произнес Ангарато.
— Не понимаю, что гонит ее и почему она никак не остынет. У нас так скоро сосны вспыхнут, — согласился с ним брат.
— До предгорий еще далеко. Хотя если ветер переменится…
— На это Моргот все же не способен, — с долей сомнения произнес Аэгнор.
— А тварям хоть бы что — топают и топают, словно не видят убитых сородичей… Пора, — резко оборвал свои рассуждения Ангрод и надел шлем, быстро коснулся золотого ободка на пальце и натянул перчатки.
Воины Дортониона, возглавляемые обоими лордами, встретились с вражеским войском, изрядно прореженным лучниками, но от того не ставшим значительно меньше.
Лязг металла и крики, хрипы и визги тварей, ржание коней и вой варгов — все смешалось, перепуталось, однако и нолдор, и орки, что было весьма удивительным, слышали своих командиров и исполняли приказы. Что заставляло тварей переть на копья, идти по телам убитых и раненых, эльфы понять не могли. Трусливые ирчи словно обезумели, наступая и даже немного тесня защитников.
— Попробуем зажать? — прокричал Айканаро.
— Не выйдет, — прикинул Ангрод. — Их слишком много. Слева!
Резкий взмах меча, и голова орка шлепнулась чуть раньше туши. Разворот, удар, подставить щит, пригнуться, увернуться, прикрыть и разделаться еще с несколькими орками.
За время боя почти каждый эльф успел сразиться один на один и пара на пару, покрутить смертельную стальную мельницу, защищая стоявших рядом или уже лежавших на земле, ринуться на врага стенка на стенку, остановить атаку и увидеть, как твари, среди дыма и под непрекращающийся бой барабанов прорвались в ином месте.
— Ангарато, возвращайся в крепость. Ее так просто не возьмут, — прокричал вновь встретившийся с братом на поле боя Аэгнор.
— Сдурел?! Я тебя не оставлю!
— Уведешь выживших в Хисиломэ, — тяжело дыша объяснил он.
— Там наверняка не лучше. И я не побегу, — яростно отозвался Ангрод.
— О жене подумай! И других нисси, о мелких…
Договорить он не успел — сразу трое орков требовательно обратили на себя его внимание.
— Уходи! — рявкнул он, отбиваясь.
Удары сыпались один за другим, тело ломило все, но Аэгнор словно не замечал боли, разя, но не думаю о собственной защите. Доспех еще был цел, почти. Порой он чувствовал, как по спине то сильнее, то медленнее бежала горячая струйка, и голова уже начинала кружиться. Медленно, но как ему показалось неотвратимо, твари теснили войско Дортониона, заставляя отступать к крепости, которую рассчитывали взять в кольцо. А помощи Арафинвионам ждать было неоткуда. Их земли хоть и приняли на себя основной удар сил Моргота, но и другим крепостям нолдор досталось не меньше.
* * *
Финдарато спешил, чувствуя неумолимый бег времени, которого оставалось все меньше и меньше. Он не знал, когда должен прибыть в Минас-Тирит, но ощущал, что еще немного, и он опоздает из-за затяжных дождей, раскисших дорог и неожиданно ледяного ветра. Его отряд продвигался почти без отдыха, останавливаясь, лишь когда кони не могли более продолжать путь. Всадники устали, но понимали, что в конце их ждет бой, а не отдых. Однако поступить иначе никто из них не мог, а Финрод старался не думать, как утомленные переходом воины смогут помочь брату.
Той ночью ветер впервые донес до них запах гари, а спустя несколько лиг, они отчетливо услышали грязную орочью брань.
«Ресто решил дать бой на берегу? Зачем?! Твари бояться воды, они бы не сунулись на остров…» — размышлял Финрод, отправляясь с разведчиками к вражескому лагерю. Заняв удобную позицию, нолдор огляделись, и Финдарато чуть было не уподобился ирчам в их манере выражаться — Артаресто не убрал понтонный мост, ведущий на Тол-Сирион, и орки, хоть и частично, смогли высадиться на остров.
Бой шел под стенами крепости. Нолдор сдерживали врага и даже порывались добраться до воды, чтобы не дать бОльшим силам армии Моргота оказаться у Минас-Тирит. Однако сделать это им не удавалось — с берега в защитников летели немаленькие камни, а вскоре ирчи выкатили вперед машины со стрелометами.
— Что предпримем? — прошептал один из разведчиков.
Финрод сделал упреждающий знак и чуть высунулся из укрытия, желая лучше рассмотреть армию врага.
— Их не так много, — вновь спрятавшись, сообщил он. — Справимся.
— Государь, зажигательными стреляют! — ахнул другой спутник Артафиндэ.
— Медлить нельзя! Возвращаемся в наш лагерь и наступаем! — скомандовал Финдарато.
Ему не возразили, но явное неодобрение читалось во взглядах — полусотней атаковать силы Моринготто!
Однако Финрод не планировал открытый бой, как сначала подумали его верные. Рассредоточившись по береговым зарослям и взяв луки, они принялись уничтожать ирчей, перебиравшихся на остров, а затем Артафиндэ удалось убить одного из орков у стреломета. Конечно, ситуацию в корне это еще не изменило, но твари заволновались — легкая победа и лакомая добыча, что почти попала им в лапы, выскользнула в последний момент.
Арафинвион внимательно оглядел орочье войско. Твари не рвались в бой сами, скорее, они хотели еды и отдыха, судя по тому, как многие лениво прятались по кустам подальше от воды. Однако при приближении одного ирча, тут же вскакивали и рвались в бой. Чуть позже он заметил еще несколько командиров, кто пинками заставлял орков сражаться, но только при появлении того, главного, они вскакивали сами и как безумные неслись убивать.
Взяв лук, Артафиндэ прицелился и стустил тетиву. Стрела вместо того, чтобы пронзить горло, неожиданно полетела выше и упала позади ирча. Финдарато повторил попытку. Еще раз. Еще. К нему присоединились верные, однако он жестом приказал прекратить бессмысленное дело и не истощать запас.
Без магии Моринготто или его майар явно не обошлось. Значит, и оружие стоило использовать необычное. Решение пришло почти сразу, и Финрод, более не медля, раздал четкие приказы что, как и когда следовало делать.
— Но, лорд, пошлите любого из нас!
— Нет. Я справлюсь. Ваша задача не дать им захватить переправу, при возможности гонцу перебраться в крепость и передать Артаресто мои слова, — четко произнес Финдарато.
— Финдэ, — тихо произнес воин и близкий друг. — Не надо тебе туда. Одному.
— Я справлюсь. Другого выхода у нас нет, — ответил он и отстегнул меч. — Я не желаю погубить вас или же сдать крепость.
Он на мгновение прикрыл глаза, словно решаясь сделать шаг, и вышел из укрытия. Один. Финрод, не таясь, приближался к орочьему лагерю, надеясь, что его не пристрелят по пути, и он сможет осуществить задуманное. В какой-то степени ему повезло — несколько ирчей, обнаружив безоружного нолдо, накинулись на него, но никак не могли поделить свою добычу, а потому передрались между собой. На шум их возни подошел один из обычных, как их для себя назвал Арафинвион, командиров, и, оскалившись, отвесил пару чувствительных пинков и оркам, и Финдарато, которому тут же связали руки и, приложив разок по голове, поволокли к главному.
Цель Финрода была близка, но занята и очень зла.
— Убить его, — не глядя на пленника сказал главный. — И не отвлекать меня!
— Как скажете, посланник господина, — склонившись ответил «обычный».
— Схарчить можно? — пискнул обнаруживший Финрода орк.
— Жри! Позволя… аааа! — заорал вдруг, не договорив, главный, схватившись за голову. Он заметался, рухнул на землю и принялся кататься, словно испытывая сильнейшую боль, а Финрод продолжил тихо петь.
Орки, лишившись проводника злой воли господина, в панике бросились как можно дальше от вод Сириона и попали сначала под стрелы отряда Финдарато, а немногим позже познакомились и с их мечами.
Артаресто выслушал добравшегося гонца брата, и его верные, зарядив камнями метательные машины, принялись со стен обстреливать лагерь ирчей, отвлекая тех от переправы части воинов Минас-Тирит на берег.
Тем временем голос Артафиндэ звучал все громче. Он рассказывал о Свете и о Древах, о благих днях и мощи Стихий, о храбрости нолдор и о любви. Как только Финрод подумал об Амариэ, орки шарахнулись и скрючились, закрыв лица руками, испугавшись света, который исходил от эльфа. Возможно, это лучи Анара, ненадолго выглянувшего из-за туч, сверкнули на золотых волосах эльда, но разве тогда это было важно. Финдарато стоял один среди вражеского лагеря, пел о любимой и видел, как тот самый главный, ради которого он и затеял свою вылазку, дернулся в последний раз и затих. Артафиндэ устало замолчал, медленно развернулся и успел заметить уродливую лапу с кривым ножом почти у своего горла. Финрод резко принял в сторону. Горячая боль обожгла щеку. Вновь замах. Уклонился. Еще тварь. С ятаганом. Не успеть — или нож, или кривой клинок.
Кто именно толкнул его вбок, чья алая кровь залила ему лицо и руки, кто, падая, успел вложить ему в ладонь свой меч, Финдарато узнал позже, когда бой уже был окончен. Пока что же он без остановки убивал тварей, мстя за каждого погибшего нолдо.
* * *
Маглор устало прислонился к стене и снял шлем. Бой шел третий день к ряду, и это была первая передышка, которую позволил себе нолдо. Омерзительный грохот стоял в ушах, хотя тварей удалось остановить и даже немного отбросить от Врат. Кровь пульсом стучала в висках и от этого делалось неуютно, словно кто-то внушал мысль о скорой смерти.
Макалаурэ чуть качнул головой и ненадолго прикрыл глаза, пытаясь понять себя и свои чувства.
На этот раз навязчивый ритм и скрытый за ним смысл показался ему чужеродным. Пораженный собственной догадкой, Кано спешно направился к воинам, застав их в подавленном состоянии. Конечно, радостного в происходившем вокруг было мало, но даже в самые трудные периоды сражения его нолдор никогда не теряли веры в себя и своего лорда, отважно противостоя силам Ангамандо.
— Вайвэ, — обратился он к другу, — о чем задумался?
— Все тщетно, Кано, — бесцветным голосом ответил он. — Грядет наш конец. Посмотри, друг и лорд, войско Моргота огромно…
Договорить ему Макалаурэ не дал, неожиданно начав песню. Его голос разносился по крепости, пробуждая и буквально выдергивая нолдор из наведенного оцепенения. Чем больше воинов приходило в себя, тем сложнее становилось вести мелодию Макалаурэ. Чуждый, навязанный извне ритм мешал, грозя превратить ее в фальшивое подобие мелодии.
Тем временем войска Моргота пришли в движение, начиная новое наступление на Врата. Канафинвэ не мог прервать мотив, продолжая невидимую для других борьбу. Единственное, что он сделал, это написал приказ для Вайвиона и поручил командование ему. А голова тем временем начинала болеть все сильнее, и уже отчетливо слышался яростный шепот — колдовство Врага не желало отступать.
На этот раз Маглор не рвался вперед, да и не смог бы он просто сражаться и ни разу не сфальшивить. Однако он тоже покинул крепость и двинулся в сторону орочьего войска, обходя его основные силы. Его сопровождал лишь десяток верных, готовых прикрыть и поддержать своего лорда.
Их маневр удался — словно обезумевшие, ирчи перли вперед, на верную смерть, что несли им копья, стрелы и мечи нолдор. Гонимые командирами и барабанами, твари шли, спотыкаясь о тела убитых, но даже не пытались в привычной им манере трусливо убежать. Маглор прекратил петь, и в следующий миг апатия охватила и его самого, и спутников, а в основном войске лучники пропустили залп.
— Мы должны заставить замолчать барабаны! — приказал Макалаурэ. — Это они гонят тварей, лишая их страха, а нас заставляют сложить оружие, — через силу проговорил он. — Я буду петь и сдерживать магию Моргота, но если не уничтожим их, то долго не выстоим.
Кано глотнул из фляги воды, и вновь его голос заставил утихнуть гадливый шепоток.
По понятным причинам подобраться незамеченными они не могли, но и барабанщиков было немного.
Один из верных попытался испортить инструмент стрелой, однако она оказалась бессильна. Он успел спустить тетиву еще один раз, в ирча, когда подлетевшие к ним твари вынудили нолдор взяться за мечи.
Бой был недолгим. Последний орк уродливой тушей лежал на земле, но барабаны не прекращали звучать.
— Эру Единый! — воскликнул один из спутников Макалаурэ.
— Не подходи к ним, — хрипло произнес Маглор. — Я справлюсь. Следите, чтобы другие твари не подобрались к нам.
Перехватив удобнее меч, Канафинвэ двинулся на инструменты. Он пел об истинном Свете, о Камнях и об отце, когда его меч пронзил первый барабан. Тот издал странный звук, отдаленно напоминающий вой, а в голове, несмотря на не прерванную песнь, вновь раздался шепот.
— Ты многое возомнил о себе, менестрель! Тебе не одолеть меня, покорись воле моей!
Не обращая внимания на омерзительные слова, Макалаурэ двинулся к следующему барабану, а его спутники тем временем вновь взялись за луки — часть орков все же обнаружила небольшой отряд у себя в тылу.
Второй инструмент стоил Маглору бОльших сил — ноги начали подрагивать, а из носа хлынула кровь, мешая петь.
Оставался один, последний, от которого веяло тьмой, словно сам Моргот накладывал на него чары. Маглор взмахнул мечом, представляя, что поражает убийцу деда, а не инструмент. Страшный визг, переходивший в хрип, разнесся над равниной. Макалаурэ рухнул на колени, но не разжал рук, державших меч, не выдернул клинок из орущего барабана, но петь более не мог.
— Атар! — воззвал он, пытаясь вдохнуть и сглатывая собственную кровь. — Айя, Фэанаро! Айя, нолдор!
Нолдор подхватили клич своего лорда и еще десять мечей вонзились в инструмент, заставив его наконец замолчать. Обессиленный Маглор рухнул на землю, но тут же был заботливо подхвачен верными.
— Уходим! Скорее! — приказал один из них. — Иначе нас сметут!
Он указал куда-то в сторону крепости — темное войско бросало оружие и в панике бежало прочь.
Макалаурэ окончательно пришел в себя на полпути и, несмотря на возражения верных, подозвал коня, вероятно, лишившегося своего всадника, дабы присоединиться к основным силам Врат.
* * *
Армия Хисиломэ совместно с войском из Ломинорэ теснила тварей Моринготто, постепенно зажимая их в клещи. Все шло по плану, даже Аракано, вняв речам отца, подчинялся приказам и не рвался в одиночку вперед, дабы сразить как можно больше орков и прочих тварей. Финголфин ожидал гораздо больших сил Моргота, однако, судя по всему, основной его удар пришелся не на Барад-Эйтель, как он в свое время предполагал. Победа казалась скорой и легкой, однако Нолофинвэ был предельно внимателен и собран, ожидая какой угодно подлости от врагов.
Орки отступали, но еще не обратились в бегство, а некоторые твари даже предпринимали попытки прорваться вглубь войска нолдор. Большинство было незамедлительно убито, некоторым удавалось продержаться чуть дольше, но в итоге и они оказывались на земле. Никто не придал такому поведению тварей особого значения, ведь бой продолжался, и живых орков оставалось еще много.
Как именно это произошло, не видел никто, а все находившиеся поблизости погибли на месте и не могли рассказать ни королю, ни своему командиру, как по телам тех самых странных ирчей пробежали темные огоньки, а мгновением позже их туши разлетелись на клочки. Вместе с острейшими осколками незнакомого нолдор материала, вероятно, служившего им броней.
Паника, на которую так рассчитывал Моргот, не началась. Нолдор продолжили теснить тварей, пытаясь одновременно вычислить, какие ирчи будут опасны и после смерти, а какие останутся уродливыми телами на поле боя.
Аракано замер, внимательно приглядываясь к оркам.
— Атар, я понял! — прокричал он, пробиваясь к Нолофинвэ. — Метка на груди! Черная с красным!
В этот миг именно такой орк рухнул к ногам Финголфина, пронзенный мечом верного.
— Атто!!!
Крик Аргона и его прыжок заметили многие, двое попытались закрыть собой нолдорана, но не успели, остальные продолжали бой, не давая тварям воспользоваться секундным замешательством. Аракано же, пробежав мимо отца, рухнул на тушу орка, когда странный огонек от знака на груди побежал по темному доспеху.
Сухо щелкнуло, тряхнуло и во рту стало солено от крови. А в следующий миг пришла боль, но она не вырвалась стоном, а улетела вместе с угасшим сознанием. Вместо Аргона закричал его отец. Финголфин бросился к сыну и осторожно перевернул его.
Весь доспех был изрезан острыми темными осколками и залит алой кровью, что толчками продолжала выплескиваться из ран.
— Он жив! — закричал Нолофинвэ, и подоспевшие верные тут же забрали младшего принца, чтобы незамедлительно доставить к целителям, а Финголфину пришлось продолжать бой, оставаясь в неведении о состоянии сына — оставить войско на Финдекано, бившегося далеко и возглавлявшего армию Ломинорэ, он не мог.
Келеборн же, еще до боя поговорив с Фингоном, теперь занимался тем, что умел лучше всего — стрельбой из лука.
Накинув на плечи маскирующий плащ, он пристроился на высоком камне и принялся высматривать тех, что могли быть командирами ирчей.
Когда первые выстрелы нашли цель, синда спрыгнул и тут же сменил позицию. Очередной падавший без дыхания вожак сеял в рядах ближайших к нему тварей панику, однако скоро и у эльдар стало происходить нечто непонятное и тревожное.
Келеборн подошел ближе и прислушался к крикам. Вскоре стало ясно, что тех, что помечен красно-черным знаком, трогать не стоило, во всяком случае, когда они находились близко к нолдор.
Приняв новую информацию к сведению, синда вынул из колчана очередную стрелу и стал высматривать взрывавшихся после смерти тварей еще в рядах ирчей.
За воротами надрывно и как-то тревожно пропел рог. Лехтэ вздрогнула и, отбросив в сторону шитье, незамедлительно вскочила. Сквозь распахнутое окно до нее донеслись отрывистые команды стражей, и леди Химлада поняла, что привезли первых раненых.
Тэльмиэль спешно покинула покои и, на ходу заплетая волосы, бросилась в палаты исцеления. Там уже царила суета. Сквозь настежь открытые двери перепачканные кровью, землей, пропахшие гарью воины заносили своих товарищей. Они их клали на подготовленные кровати и сразу уходили. Лехтэ выглянула во двор, чтобы посмотреть, насколько велик обоз, и насчитала несколько переполненных телег.
— Леди! — окликнул ее немного недовольным голосом старший целитель, и та, извинившись, поспешила приступить к делу.
Они промывали и перевязывали раны, вправляли вывихи, накладывали при необходимости швы. Нолдиэ прежде и представить себе не могла, что плоть можно кромсать простыми ножницами, чтобы удалить омертвевшие части, не пожелавшие оживать даже после нужных песен, а потом сшивать обычной ниткой, как кусок холста.
От запаха крови порой делалось дурно. Немного подташнивало и неожиданно хотелось есть, но времени не хватало даже на то, чтобы сделать глоток воды.
Раненые, впав в забытье, начинали стонать. Те, что оставались в сознании, сжимали челюсти, стойко перенося все манипуляции целителей. Осунувшиеся, белые, словно снег, они порой пытались подбадривать не только друг друга, но и помогавших им нолдор. Счастливчики, травмы которых были относительно легкими, получив нужный уход, покидали палаты на своих ногах и шли в крыло верных отдыхать. Остальные же оставались на месте, и руки дев заботливо ухаживали за ними.
Лехтэ вздрогнула, заметив, как на востоке розовеет край неба.
«Уже рассвет? — удивилась она. — Но как?»
Она осмотрелась по сторонам и увидела, что добинтовываются раны последних двух верных.
— Устали, леди? — спросил ее все тот же старший целитель.
Она хотела было уверить, что вовсе нет, однако тут же поняла, что это не правда.
— Да, — кивнула она.
— Неудивительно. Шли бы вы теперь отдыхать. Новых могут привезти в любой момент, а вы вот-вот в обморок упадете, ведь и сами не заметили, как отдали много сил.
— Спасибо вам, — улыбнулась она и, добавив, чтобы ее звали при первой необходимости, вышла за дверь.
Она направилась к верным и попросила у них немного мяса с хлебом, понимая, что просто неспособна приготовить что-либо сама. Те охотно поделились то ли ранним завтраком, то ли поздним ужином, угостив помимо этого еще орехами в меду и горячим травяным напитком. Лехтэ тут же поела и, от души поблагодарив, отправилась в покои. Целитель был прав, она понимала, что теперь ей стоило поспать. Однако, увидев палантир, Лехтэ решила, что если прямо сейчас взглянет на мужа и сына, то уснет гораздо вернее.
Нолдиэ подошла к видящему камню и положила на него руку. Скоро туман внутри рассеялся и показал картинку.
«Огромная уродливая тварь в прыжке напарывается на меч. Хлещет черная кровь, а по оскаленным клыкам стекает вязкая слюна. Курво отталкивает только что убитого ирча, а мгновением позже его клинок находит иную цель».
Лехтэ непроизвольно сжала пальцы, чуть не прервав контакт.
«Значит, враг еще не остановлен. Надо немного поспать и снова отправляться к раненым. Но сначала увидеть сына. Почему камень не показывает мне Тьелпэ? Что с ним?» — волновалась нолдиэ, продолжая смотреть, как сражается муж.
Понимание пришло немного позже. Дело в том, что Тэльмиэль невольно искала взглядом невысокого юного воина, каким привыкла считать сына, и не сразу поняла, что тот всадник, который вел конницу в атаку, преследуя прорвавшиеся в Эстолад отряды орков, и есть Тьелпэ. Твари сминались лошадьми, гибли от мечей и копий нолдор, а те, кто сумел увернуться и выжить, в панике убегал к казавшейся спасительной каменной гряде, где их ожидали воины Келегорма.
Насколько Лехтэ могла судить, и сын, и муж были невредимы, а, значит, стоило отдохнуть. Она убрала ладони с палантира и уже не увидела, как рвущий порождения тьмы Хуан попал под орочий ятаган, а его хозяин, заметив, что пес ранен, пропустил удар шипастой дубины, оглушившей его и сбившей с ног. Окровавленный волкодав собрал силы и прыгнул на орка, чтобы сомкнуть челюсти на его горле.
Воспользовавшись случаем, часть ирчей сумела прорваться на юг, но уже не помышляла о нападении на поселения нолдор, а лишь желала унести ноги подальше от смертельных клинков эльфов.
Турко пришел в себя, когда бой уже завершился.
— Дядя, как ты? — тихо спросил находившийся рядом с ним Тьелпэринквар.
— Хуан… он жив? — прозвучало в ответ.
— Да, он здесь, рядом с тобой, — начал Куруфинвион. — Не поворачивай голову! Протяни руку. Левую.
Келегорм послушался и почти сразу ощутил знакомую жесткую шерсть, а мгновением позже и прикосновение языка. Нос Хуана был сухим и горячим. С еле слышным стоном волкодав перебрался ближе к нолдо, который, несмотря на протесты племянника, попытался повернуться к своему лохматому другу.
— Принеси ему воды, — попросил он, и, вздрогнув, посмотрел на Тьелпэ: — где Курво?
— Не знаю. Бой у башен еще идет, — ответил он. — Я хотел вернуться к атто, когда с ирчами здесь было покончено, но не мог оставить отряд без командира. И тебя… не бросать же было. Я отправил часть воинов к отцу, остальные сторожат здесь, если опять кто сумеет прорваться.
Во время разговора Тьелпэ наполнил миску с водой, поставил рядом с мордой Хуана и вопросительно посмотрел на дядю.
— Благодарю, но мне ничего не надо.
Турко замолчал, обдумывая какую-то мысль, и попытался встать.
— Куда?! Тебе нужно лежать! — воскликнул его племянник.
— Мне надо помочь брату и остановить ирчей, а не отдыхать здесь, — возразил он.
— Раз ты настолько в порядке, то принимай отряд, а я отправляюсь к отцу! — Тьелпэринквар оставил дядю под наспех сооруженным навесом и, сообщив о своем отъезде одному из верных, которого мог оставить в качестве командира, немного сомневаясь, что у Келегорма найдется достаточно сил, чтобы возглавить оставшихся нолдор.
Келебримбор и несколько воинов успели перехватить и уничтожить орков, преследовавших нолдор, что отвозили раненых в крепость. Однако к башням Аглона они приехали слишком поздно — бой завершился. Силы Ангамандо были остановлены и разбиты, однако без дела не остался никто.
Заметив сына, Куруфин спешно шагнул навстречу и обнял за плечи. Молча. Без слов. И оба друг друга поняли.
* * *
Приближение войска Моргота Армидель почувствовала еще до того, как его стало видно со стен Бритомбара. На первый взгляд как будто ничего не изменилось, и все же, если прислушаться, можно было уловить непривычные, незнакомые ноты в музыке мира. Неприятные, вгонявшие в дрожь, заставлявшие вспомнить о далеких северных твердынях Врага и минутах самой черной, беспросветной тоски.
Дочь Кирдана накинула на плечи теплый плащ и выбежала из дворца. По набережной гулял ветер, подхватывая опавшие до времени листья. Небо застилали плотные серые тучи.
В сторону городской стены спешили вооруженные воины, и Армидель присоединилась к ним. Взлетев по лестнице, она кивнула отцу и подошла к парапету. Там, на расстоянии нескольких лиг, слышался тяжелый отдаленный гул, и как будто дрожала земля. Стало неуютно, и дева содрогнулась, но тут же взяла себя в руки — не время робеть. Потом, после, когда все будут в безопасности…
Воины стояли, подобные каменным изваяниям, и лишь глаза, неотрывно следившие за приближающимся противником, говорили о том, что это все-таки живые, квенди.
Дева с беспокойством осматривала ряды противника. Ирчи, огромные волки. Несколько сотен точно наберется. Она невольно порадовалась наличию в Бритомбаре высоких каменных стен и, коротко вздохнув, посмотрела на защитников. Те сосредоточенно возились у конструкции, отдаленно напоминавшей огромный рупор. Некоторые воины с явно сдерживаемым волнением то и дело трогали тетивы луков.
— Не стрелять пока, — спокойным, уверенным голосом предупредил их Кирдан.
И Армидель ощутила, как начинает успокаиваться метущаяся в волнении фэа. Все будет хорошо. Они выстоят!
Войско тьмы замерло у противоположного края поля, раскинувшегося у стен города. Несколько орков вышли вперед и принялись рассматривать Бритомбар. С новой силой забили барабаны, кто-то из фалатрим скорчился, словно от невыносимой боли, и Корабел скомандовал:
— Начинайте!
Заиграла музыка. Не та, которой терзали слух эрухини твари Моргота, но нежная и немного печальная. Она полилась над городом и выплеснулась в поля, усиленная рупором. Орки содрогнулись, и по рядам противника словно прокатилась волна. Мелодия победно взвилась, и голос ее, громкий и радостный, ничто не в силах было более заглушить. Но самым главным, как поняла Армидель, стало то, что вновь расправили плечи и ободрились воины Бритомбара.
По длинной стене отчетливо прокатился вздох облегчения. Командиры начали отдавать распоряжения, одновременно не спуская глаз с войска тварей, а Армидель отправилась в Палаты исцеления. Конечно, все они надеялись на лучшее, и все же во время осады могут быть пострадавшие. Да и не следовало деве находиться среди воинов во время сражения.
Атаку враг начал на закате. Хотя, и день, и ночь с недавних пор уже практически слились в единое целое. Просто стало немного темнее, и только звезд, к немалому огорчению фалатрим, не наблюдалось из-за плотных туч.
Закончив с порученными ей целителем делами, Армидель все же поспешила на стену — узнать новости. Отец по-прежнему был там и принимал активное участие в происходящем. Дева посмотрела через бойницу на поле и увидела, как орки толкают впереди себя огромную деревянную башню на колесах.
— Похоже, они надеются забраться сюда с ее помощью, — догадался правитель, и громко скомандовал: — Постарайтесь уничтожить ее!
Командиры быстро распространили приказ, и вдоль стены стали появляться крохотные огоньки — это лучники зажгли специально подготовленные на такой случай стрелы. Фалатрим произвели залп, но особого эффекта они не достигли — махина была закрыта мокрыми шкурами. Один из защитников выругался сквозь зубы. Спустили тетивы еще раз. И еще. Наконец, одна из стрел угодила в колесо, и доски вспыхнули. Орки кинулись тушить, а по стене прокатился радостный возглас.
Фалатрим приготовили копья и багры на случай, если осадные машины все же приблизятся вплотную.
Армидель взяла один из запасных луков и колчан стрел и натянула тетиву. Пусть от нее не будет слишком большой пользы, но и стоять без дела она не собиралась, тем более что владыка не отсылал ее назад. Скоро орки приблизились, и командиры защитников прокричали:
— Пли!
Зазвенели спущенные тетивы. Зарычали на поле раненые ирчи. Бой за Бритомбар начался.
* * *
— И как это понимать? Почему мы не можем присоединиться к братьям? Чего ждем?! — возмущению Тэльво не было предела.
— Приказа, — ответил старший из близнецов, стараясь сохранять спокойствие.
— Чьего? Мы сами лорды и…
— Заткнись, — по-простому и доходчиво объяснил Питьо. — Если Майтимо сказал оставаться на Амон Эреб и патрулировать границу с Эстоладом, значит, так и поступим. Ему виднее.
— Он просто считает нас недостаточно взрослыми!
— А ты сейчас это подтверждаешь! — не выдержал Амрод. — Часть ирчей прорвалась через Аглон и скрылась в южном направлении. Тьелко с Курво сейчас хватает забот, они не смогут сразу же начать поиски тварей.
— И поэтому этим должны заняться мы, как ни на что более не способные, — мрачно согластлся Амрас.
Он замолчал и подошел к окну. Мирный, даже по-осеннему спящий пейзаж навевал тоску и внушал ложное чувство безопасности.
— Я думал, ты меня все же поддержишь, — с горечью произнес младший. — Но, видимо, это мне не терпится поквитаться с Врагом, а не тебе…
Сигнал тревоги прервал искренний монолог Тэлуфинвэ.
— А ты беспокоился, что всех ирчей до нас перебьют, — Амрод хлопнул по плечу брата и тут же сделался серьезным и собранным.
Амбаруссар одновременно сбежали с лестницы и выслушали доклад дозорных, уже облачаясь в доспехи.
— Тот всадник без сомнения эльда, но почему один и кто он, мы не выяснили, — сообщал верный.
— Возможно, гонец, — предположил Амрас, застегивая поножи.
— Но чей? У ваших братьев есть палантиры, использовать их надежнее, — ответил он и тут же добавил: — Кто бы он ни оказался, я отправил часть дозорных ему навстречу. Ирчи были близко и шанс, что его настигнут, мне показался значительным.
— Ты правильно поступил. Мы не бросим родичей в беде!
— Загоним тварей в овраг и перебьем, — предложил Амрод. — Если их и правда не более полусотни, то управимся быстро.
Ворота крепости распахнулись, выпуская несколько отрядов нолдор во главе с лордами-близнецами. Стоило думать о тактике боя, но почему-то Питьяфинвэ пытался понять, кто же тот одинокий эльда, что так стремился уйти от погони и попасть на Амон Эреб. Конечно, помимо братьев были еще кузены, которые могли попросить военной помощи или иного содействия в общей борьбе с Врагом, однако он был уверен, что никто не стал бы действовать в обход Майтимо. Разве что Нолофинвэ… Но у того имелся палантир.
* * *
Фингон не сразу увидел, кто к нему обращался, однако двумя мгновениями спустя перед ним предстал тот самый синда, что явившился перед самым боем. Нолофинвион опустил меч и отдышался.
— Прости, что отвлекаю, — заговорил Телпетар, — но я случайно услышал…
Сообразив, о чем идет речь, лорд Ломинорэ вздрогнул и окликнул сражавшегося поблизости Тариона. Тот поспешил передать приказ воскам.
— Спасибо, что предупредил, — поблагодарил Финдекано.
— Не о чем говорить, — отмахнулся синда и, накинув на голову плащ, слился с окружавшей их природой так, что стал почти не заметен.
«Удобная вещь, — невольно отметил сын Финголфина. — Надо будет спросить Армидель, не сможет ли она сделать мне такой же. Да и дозорным не помешал бы».
Мысль о невесте промелькнула, подобная свету Анара в ясный полдень, и Фингону показалось, что даже барабаны тварей грохотали не столь яростно. Однако это, конечно, было не так, поэтому он отбросил приятные думы и поспешил вернуться к бою.
Воины Ломинорэ отбили уже две атаки, однако ирчи не унимались и собирались предпринять третью. Острия их пик после подобной рыку команде обратились туда, где целители развернули свой временный лагерь. Фингон скрипнул зубами. Перехватить тварей они уже не успевали.
— Тарион, — вновь окликнул он товарища, — возьмите двух воинов и попробуйте скинуть на ирчей вон тот валун.
Внушительных размеров камень лежал на самом краю скалистого уступа, подходившего достаточно близко к позициям врага.
— Мы вас прикроем, — закончил Нолофинвион и скомандовал воинам: — Вперед!
Тарион исчез, словно его и не было, а нолдор Ломинорэ пошли за своим принцем в наступление на войско тьмы.
Крики на квенья, полные ярости, почти заглушили и темное наречие, и бой барабанов. Атака тварей на шатры целителей прервалась, и командиры врага начали спешно перегруппировывать войска, чтоб отбиться от наседавших на них эльдар.
Земля под ногами за долгие часы боя успела превратиться в чавкавшее месиво, пропитанное кровью и испражнениями. То и дело эльфы натыкались на отрубленные части тел, но переступали через них, давя в груди отвращение, и шли дальше. Несколько секунд спустя зазвенела сталь, а Финдекано старался как можно более незаметно наблюдать за скалой, чтоб вовремя скомандовать отход.
Крохотные фигурки быстро приближались к цели.
— Не вздумайте увязнуть! — напомнил командирам Нолофинвион и уже мгновением позже заорал: — Назад!
Нолдор спешно кинулись на прежние позиции, и ветер донес до них звуки грохота. Камень полетел вниз, отскакивая от острых выступов, и упал в центр левого крыла ирчей.
— Сзади, мой принц! — закричал над ухом молодой верный.
Финдекано резко обернулся и почти не глядя снес орку голову. Тот упал, и только мгновением позже лорд Ломинорэ увидел на груди мертвого противника ту самую метку. Однако тварь и не подумала взрываться. Поняв, что именно этот факт означает, он скомандовал:
— Отрубайте меченым головы!
* * *
Ночь сменилась мутным, серым днем, затем опять наступил вечер. Войско тьмы накатывалось на стены Бритомбара, подобно морю в прилив. Одна из осадных машин застряла на поле в сработавшей ловушке, но две других достигли цели, и разгорелась рукопашная битва.
Защитники города принялись стаскивать баграми мокрые шкуры, а когда им это удалось — скинули на деревянные конструкции бочки с гномьим спиртом и подожгли. Громады вспыхнули, словно два факела, и орки, уже успевшие забраться по ним, с визгами полетели вниз, объятые пламенем. Фалатрим продолжали биться с теми, кто сумел вскарабкаться, а лучники стреляли в тварей, стоявших внизу.
Заранее облитая водой, замерзшей теперь до состояния льда, стена сама мешала тварям подниматься по ней, цепляясь за неровности. Лестницы защитникам пока удавалось сбрасывать, но Кирдан гадал, не припасено ли у Врага какой-нибудь хитрости.
— Быть может, основной удар все же направлен не на нас? — предположил один из командиров.
Новэ пожал плечами и довольно резко ответил:
— Вряд ли нам станет легче, если другие эльфийские королевства падут, а мы уцелеем.
Армидель вздрогнула. Вновь, уже в который раз за эти бесконечные часы, ее захлестнуло волнение — дева опять подумала о Финдекано. Она прислушалась к ощущениям и поняла, что во всяком случае ее мельдо жив.
Дочь Кирдана нахмурилась и натянула тетиву. Только так она могла хоть как-то помочь и любимому, и своему народу.
Палаты исцеления уже давно начали заполняться ранеными, однако сама она в лекарском искусстве ровным счетом ничего не смыслила, поэтому предпочла остаться с защитниками и отцом на стене, где работы для ее лука было предостаточно.
Музыканты, сменяя друг друга, играли не переставая, и звуки арф и флейт помогали поддерживать боевой дух эльфов, заглушая в их ушах грохот барабанов. И те ирчи, которые подходили чересчур близко, тоже ощущали на себе силу мелодий фалатрим. Они начинали морщиться и кричать, словно от невыносимой боли.
Когда защитники уставали, они доставали фляги с мирувором, глотнув которого, снова вставали в строй. Среди тварей в отдалении началась подозрительная суета, и вскоре стало понятно, что они сооружают какое-то новое неведомое орудие.
Вдруг в один миг все переменилось. Запели рога, и вздох изумления и облегчения прокатился по стенам Бритомбара. В отдалении, за рядами ирчей, сверкнули знакомые доспехи и щиты.
— Нолдор! — воскликнул кто-то.
Армидель на мгновение отложила лук и закрыла лицо ладонями. Союзники пришли им на помощь.
* * *
Тусклый свет Исиля показался на небе.
— Дым рассеивается, брат. Мы побеждаем! — Карантир, ехавший рядом с Маглором, придержал коня и долго смотрел, как разгорается серебристое сияние.
— Ты прав, — кивнул Макалаурэ. — Второй день уже почти не попадаются твари. Только сбежавшие и спрятавшиеся среди камней трусы.
— И они могут быть опасны, — сказал Морьо. — Представь, если с таким десятком встретятся нис или совсем юные нолдор.
Карнистир вместе с воинами Таргелиона прибыл к Вратам, когда отразил нападение небольших отрядов орков на его земли. Конечно, его крепость не осталась без защитников, но не помочь брату, принявшему серьезный удар Врага, он не мог.
Карантир подоспел, когда темное войско дрогнуло и побежало, но при этом оставалось еще многочисленным. Они приследовали тварей долго, тщательно обследуя неприметные на первый взгляд овраги или небольшие группы камней. Скрываться среди деревьев ирчи не любили, но нолдор не оставляли необследованной ни одну рощу.
— Двинемся к Химрингу? — предложил Морифинвэ.
— Не стоит, — тут же ответил Макалаурэ. — Я не хочу сейчас оставлять свои земли. Мы не знаем, какими силами располагает Моринготто.
— Да откуда у него еще ирчи?! Что они там жрут в своих норах? — возмутился Карантир.
— Этого я не знаю. Но не надо недооценивать Врага.
— Еще скажи, что испугался! — окончательно завелся Морьо.
— Представь себе, — спокойно ответил Маглор и сделал знак брату, что еще не договорил. — Но не за себя, а за всех тех, кто обрел дом в моих землях, за кого я отвечаю и кого должен защищать.
— Быстрее разгромим — скорее вернемся к привычной жизни, — не унимался Мрачный.
— Палантир у меня с собой. Утром, — он посмотрел на небо, — а оно должно быть ясным, сделаем привал и вызовем Майтимо. Надеюсь, его приказы ты не собираешься оспаривать?
— Распоряжения короля не обсуждаются, — буркнул Карнистир.
— Морьо! Сколько можно?! Если Нельо так решил, то прими уже наконец и ты его выбор!
— Принял. Но не смирился, — он ненадолго замолчал. — Я со своими проверю те холмы. Встречаемся у начала длинного оврага?
— Да. И… будь осторожнее и осмотрительнее, торон.
Морифинвэ несколько раздраженно кивнул и вместе с воинами Таргелиона скрылся в темноте.
* * *
— Как он? — Финголфин спешно вошел в лазарет.
— Жив, аран, но в себя еще не пришел, — ответил с легким поклоном целитель. — Отдохните, мы не оставим ни вашего сына, ни остальных раненых.
— Я должен его увидеть, — не терпящим возражений голосом сказал он.
— Тогда вам следует переодеться, — строго произнес нолдо. — Здесь такие правила. Для всех.
Нолофинвэ кивнул и вышел, понимая справедливость слов целителя. Однако проведать спасшего его и других воинов Аракано Финголфин смог лишь спустя несколько часов.
— Гонец из Дортониона! — объявил верный и помог измученному дорогой и раненному нолдо зайти к Нолофинвэ.
Тот как раз собирался вернуться в лазарет и стягивал лентой свежевымытые волосы, с которых на рубаху еще капала вода.
— Вот, от лордов, — тихо и хрипло произнес гонец, протягивая испачканнвй кровью свиток.
— Присядь, — распорядился король и тут же обратился к своему верному. — Помогите ему. Пусть получит воду, еду. Наши целители сейчас заняты, но не оставят без внимания посланника племянников.
Финголфин развернул свиток. Строки были написаны рукой Ангарато, он не сомневался, но вместо красивых, ровных, даже изящных, тенгв, аран увидел несколько спешно и криво написанных слов.
«Еле держимся. Не отступаем. Будь готов, что Дортонион падет…» Дальше кровь гонца поглотила буквы. Лишь в самом низу читалось еще несколько слов: «Пока жив хоть один нолдо, крепость будет стоять».
— Вот куда Моргот обрушил основной удар! — воскликнул он. — Решил захватить нагорья и оттуда грозить нам и сыновьям Фэанаро. Не выйдет!
«Только бы Нельо смог, иначе… иначе сил Хисиломэ может попросту не хватить», — думал Нолофинвэ, направляясь в кабинет, где хранился палантир. В отказ племянника в помощи Арафинвионам он не верил.
— Никому не расслабляться! — скомандовал Кирдан, и воины, услышав голос владыки, снова подобрались.
Внизу, под самыми стенами Бритомбара, царила плохо понятная суета. Орки, увидев подошедших нолдор, бросили мастерить свою неведомую махину и начали спешно перестраивать войска.
Армидель чуть прищурила глаза, разглядывая знаки на щитах прибывших. Холодный ветер трепал плащ и подол платья, то и дело швыряя волосы ей на лицо. Дочь Кирдана сердито нахмурилась и, откинув их резким движением, быстро заплела в толстую косу.
— Мне кажется, я узнаю знаки Тургона, — услышала она голос отца и пригляделась еще раз.
Анор и Итиль.
— Да, это он, — подтвердила Армидель.
До защитников гаваней доносились отрывистые, резкие звуки — сигналы рогов эльдар. Впрочем, их то и дело заглушали выкрики тварей и грохот барабанов. Воины нолдор выстроились в какой-то незнакомый деве порядок, и стало понятно, что они вот-вот пойдут в атаку.
— Помогите им, — распорядился Кирдан.
— Слушаюсь, владыка, — ответил Острад и поспешил вниз.
Вскоре ворота города приоткрылись, выпуская отряд фалатрим. Увидели их нолдор или нет, Армидель понять не могла, однако союзники как раз в это самое мгновение вступили в бой. Лучники морского народа подошли насколько возможно близко и, прикрываясь щитами, стали посылать в ряды тварей тучи стрел.
По рядам орков прошло волнение, и они расступились, выпуская вперед огромных волков. Армидель вздрогнула, непроизвольным движением прижав руки к груди.
На стене от волнения никто не дышал. Защитники Бритомбара ввиду дальнего расстояния не могли ничем помочь товарищам, а Острад, хладнокровно оглядев нового противника, убрал лук и достал меч. Воины последовали его примеру. Те, кто стоял позади, прикрыли первые ряды сверху и по бокам своими щитами.
Вновь пропел рог нолдор. По стене опять прокатился вздох, на этот раз удивления — из ближайшей рощицы показалась конница. Острад закричал, и фалатрим, выстроившись в прежнем порядке, пошли в атаку. Темное войско оказалось зажато с трех сторон.
— Передайте во дворец, пусть приготовятся встречать нолдор, — приказала дочь Кирдана одному из воинов, и тот поспешил вниз.
Сама же Армидель никак не могла себя заставить уйти со стены. То ей казалось, что союзники и фалатрим побеждают, то твари вдруг начинают брать верх. Поле перед городом было усеяно телами, но много ли среди них квенди, пока было не разобрать.
Постепенно ночь просветлела, как будто кто-то плеснул в чернила молоко. Наступало странное, мутное утро. Мечи эльдар вздымались все тяжелее, это было видно даже неопытной деве. Однако и число тварей значительно сократилось. Наконец, немногие оставшиеся ирчи бросили оружие и обратились в бегство.
— Их нужно догнать и добить, отец! — порывисто воскликнула Армидель.
Новэ кивнул:
— Согласен, но кто бы мог это сделать? Острад самый опытный командир из всех. Да, он жив, но вряд ли способен пуститься в погоню прямо сейчас.
Дочь Кирдана пригляделась и заметила наконец, как тот, о ком они говорили, подошел к воротам, неловко придерживая левую руку. Стражи поспешили открыть створки, запуская в город фалатрим и всех прибывших.
— Посоветуемся с Тургоном, а после вместе решим, как лучше поступить, — закончил Корабел, и его дочь кивнула, давая понять, что услышала и согласна.
— Один, два, три, четыре, — принялась она вслух считать воинов, но скоро сбилась. Две трети из них вернулись точно. Оставалось понять, что с оставшимися — погибли они, или только ранены.
Она сбежала по лестнице вслед за отцом и наконец заметила своего будущего родича. В крови с головы до ног, со слипшимися волосами и перепачканным гарью и копотью лицом, меньше всего он походил сейчас на эльда из Амана. Он беглым взглядом осмотрелся и, заметив деву, кивнул в знак приветствия:
— Рад видеть невесту моего брата живой и невредимой.
— Много ли на поле осталось раненых? — первым делом спросил Кирдан.
Тургон задумался, а после кивнул:
— Да.
— Тогда нам стоит отправить за ними отряд. А после все обсудим, — завершил разговор Корабел.
К тому моменту, когда последний пострадавший был погружен на повозку и отвезен в Палаты исцеления, над южной башней как раз разошлись тучи, и первый тонкий луч Анора осветил воды залива, вмиг вспыхнувшие синевой. Армидель в своих покоях подошла к окну и, слабо улыбнувшись, в волнении закусила губу и посмотрела на север. Туда, где находился Дор Ломин.
* * *
— Лорд, видящий камень в библиотеке несколько раз принимался светиться, — доложил верный, только что вернувшемуся в крепость Маэдросу.
— Благодарю, — кивнул он, устало снимая шлем.
Его, как и доспех, предстояло долго чистить, но сначала стоило узнать, кто и главное что хотел ему сообщить.
Войско Химринга разбило темные полчища, не дав даже бежавшим оркам уйти и скрыться восточнее, в землях Макалаурэ. Однако сражения могли возобновиться в любой момент — разведчики, вернувшиеся из дальних земель, доложили о перемещениях ирчей на западе, ближе к владениям Арафинвионов.
Отстегнув боевую «правую руку», Майтимо тщательно протер ее и промазал специальным составом, полученным от Курво, чтобы дольше служила, и лишь после этого поспешил к палантиру. Он подошел к столу, на котором располагался камень, и уже собирался посмотреть, кто желал связаться с ним, когда теплое свечение озарило комнату. Левая ладонь тут же прикоснулась к гладкой поверхности, принимая вызов.
— Нельо, наконец-то! — воскликнул Нолофинвэ. — Я уже думал, что придется отправлять гонца.
— Слишком опасно — к западу от Химринга еще есть орки, — так же обошелся без приветствия Майтимо.
— И много, — мрачно добавил Финголфин. — Дортонион еле держится. Если не поможем Ангарато и Айканаро, то потеряем нагорья. И родичей.
— Хочешь, чтобы ударили с двух сторон, зажали и раздавили тварей?
Нолдоран кивнул.
— Хорошо, — Маэдрос замолчал, что-то подсчитывая. — Сегодня перед рассветом выступим. Но не рассчитывай, что придет все войско Химринга — крепость без защиты не останется.
— Понимаю. Барад-Эйтель тоже не лишится всех воинов, — ответил Финголфин.
Они обсудили возможные тактики ведения боя, способы связи в пути и во время сражения и завершили разговор.
Теперь Маэдросу предстояло сообщить командирам о скором походе. Те же нолдор, кому дОлжно было остаться, отлично знали свои обязанности и не нуждались в постоянном присутствии лорда.
«Может, зря я сказал Кано и Морьо, чтобы они стерегли и зачищали от ирчей земли восточнее Химринга? — размышлял он, вспоминая состоявшийся несколько дней назад разговор. — С другой стороны, их присутствие принципиально не решило бы ни одну проблему, а так буду спокоен, что со стороны Врат не придут ирчи».
* * *
— Гонец? — удивился и одновременно встревожился Финдекано, услышав рассказ отца. — Но ведь у них есть палантир.
— Верно, — согласился тот, и на лице короля нолдор совершенно отчетливо отразилась тревога. — И это значит, вероятно, что-то очень плохое. Может быть, они отрезаны от видящего камня?
Нолофинвион вскочил и прошелся по кабинету из угла в угол.
— Конечно, они не стали бы его возить за собой, — наконец предположил он. — А что говорит Майтимо?
— Он согласен с тем, что главный удар Врага пришелся, вероятней всего, на Дортонион, и поддерживает идею о совместной операции. Готовься, йондо, на рассвете мы выступаем.
Финголфин развернул лежащую на столе карту, и оба принялись обсуждать детали. За окнами крепости Хисиломэ, куда после боя возвратились нолдор, постепенно поднимался на небосвод Исиль, впервые за многие и долгие недели. Его свет, серебряный и холодный, но такой похожий на сияние Тельпериона, внушал нолдор надежду на победу.
— Ступай, Финьо, — проговорил Нолофинвэ и совершенно неожиданно вдруг потрепал старшего сына по голове, совсем как в детстве, а после ласково улыбнулся, — и отдохни. Устал, я же вижу.
— Сейчас, атто, — улыбнулся тот в ответ. — Уже иду. Скажи, а можно я?..
— Палантир? — догадался отец. — Конечно, смотри. А я пока пойду, проверю, как там верные. Ясных снов.
— И тебе, отец.
Финголфин ушел, а его сын подошел к камню и положил на него ладонь, вызывая. Внутри заклубился прозрачный туман, с каждой секундой все больше редевший. Бритомбар… Любимая… Сердце принца гулко билось, отдаваясь звоном в ушах. Казалось, что мгновения тянутся невыносимо медленно. Фэа его стремилась через горы и долины к морю, и вскоре шар, ответив на его призыв, показал Фингону желанную картинку.
Армидель сидела у распахнутого окна, в волнении кусая губу, и сжимала в руках его подарок, то порываясь надеть, то вновь кладя на колени и бережно, ласково поглаживая опал. Взгляд ее был устремлен в звездную даль, и дева что-то беззвучно шептала. Финдекано нахмурился, силясь разобрать, и вскоре понял, что она повторяет его имя. Сердце рванулось, и почти непроизвольно он воскликнул:
— Мелиссэ!
И в тот же миг Фингон увидел, как Армидель вскочила, словно и правда услышала его голос.
— Я скоро приеду к тебе, — прошептал он и убрал ладонь с палантира, прекращая связь.
Однако пару мгновений спустя, подумав, снова прикоснулся к камню и попросил его показать Турукано. Оказалось, что тот находился в кабинете Кирдана, и они совещались. Рядом был знакомый ему Острад, с перевязанной рукой, и еще несколько нолдор из верных брата. Фингон вздохнул с облегчением — Бритомбар устоит.
Покинув кабинет отца, он вышел из крепости и отправился к своим верным. Впрочем, те уже знали о предстоящем походе — Финголфин озвучил приказ, как только принял решение о помощи Дортониону.
— Все готово, мой принц, — доложил Тарион.
— Хорошо, — кивнул Нолофинвион.
Он еще раз оглядел комнату и заметил того синду, что пришел к нему перед самым боем.
— Ну, здравствуй, — улыбнулся Фингон. — Что, не уехал?
Тот, кто назвался Телпетаром, встал:
— Нет пока, война ведь не окончена. Я отправляюсь с вами в Дортонион на помощь тем двум лордам.
Нолдо внимательно посмотрел ему в лицо, пытаясь угадать мысли. Высокий сереброволосый воин глядел внимательно и серьезно.
— Почему мне кажется, что мы с тобой как-то связаны? — озвучил Финдекано одолевавшую его мысль.
На что пришелец вдруг в ответ неожиданно усмехнулся, но не зло, а по-доброму:
— Возможно, ты прав. И я убежден, что однажды ты обо всем узнаешь. Однако пока мне бы хотелось сохранить свою маленькую тайну.
— Не буду настаивать, — согласился Нолофинвион.
В конце концов, опасности синда не представлял и помощь оказал в бою заметную. А скрытность… Что ж, пусть, ведь делу она не мешала.
Фингон попрощался с верными и направился к выходу. На пороге оглянулся еще раз и всмотрелся в лицо высокого синды. Неожиданно ему показалось, что он видит знакомый блеск золотисто-серебряных волос Артанис. Он даже головой тряхнул, отгоняя видение.
— Хорошего отдыха всем, — пожелал Финдекано и направился наконец в свои покои.
С первыми лучами рассвета его отряд выехал вместе с Нолдораном из ворот Барад-Эйтель.
* * *
Крепость встретила своего лорда печальными вестями — раненых оказалось больше, чем он предполагал, когда уезжал с братом на поиски сбежавших тварей.
«А Морьо хотел еще отправиться к Химрингу… Видимо, до Таргелиона дошло меньше ирчей, раз он так спокоен за свои земли и нолдор, что живут там», — подумал Маглор, устало прислоняясь к стене.
Он направлялся к целителям — узнать, что им сейчас необходимо и может ли он лично помочь пострадавшим защитникам. Несмотря на то, что противостояние барабанам отняло много сил, Макалаурэ был готов петь воинам, делясь огнем своей фэа.
Целители встретили лорда с радостной надеждой, тут же сообщив, кто из их подопечных нуждается в помощи менестреля. И Маглор незамедлительно начал песнь.
Его голос, тихий и спокойный, уменьшал боль и придавал сил, твердый и властный — повелевал очнуться и сбросить путы тьмы, что удерживали сознание некоторых воинов, и лишь иногда он становился яростным пламенем, что выжигал яд, медленно убивавший раненых.
Дозоры успели два раза смениться на стенах, когда в палаты исцеления спешно вошел один из верных, только что вернувшийся в крепость.
Макалаурэ как раз закончил песнь и устало прикрыл глаза.
— Мой лорд, его так и не нашли, — тихо, еле слышным шепотом произнес он.
Канафинвэ вздрогнул и строго посмотрел на подошедшего.
— Почему я узнаю об этом только сейчас?! — жестко, но негромко, дабы не побеспокоить раненых, прозвучало в ответ.
— Мы только что вернулись, лорд, — пояснил верный. — Это не быстро. И тяжело. Почти невозможно находить их и понимать, что… что…
— Не надо, не продолжай. Главное, мы вынесли всех, кто нуждался в помощи, — сказал Маглор, вставая. — Завтра продолжите. Отдыхайте.
Он попрощался с целителями и вышел, не желая ничьего общества, кроме ветра и звезд.
«Подсади меня, ты же старше», — двое подростков приглядели себе старое раскидистое дерево вдали от оживленных улиц Тириона.
«Кто быстрее до озера?» — задорно подначивает друг, и их кони срываются с места, обгоняя ветер, облака и даже мысли молодых нолдор, что сидят на их спинах.
«Изгнание? На север? Подожди, предупрежу своих…»
Альквалондэ, первые битвы в Белерианде, плен брата — Оростель, он всегда был рядом, друг детства, которого, как ему только что доложили, так и не нашли.
Макалаурэ до боли зажмурил глаза, прогоняя видения прошлого, резко развернулся и, спустившись со стены, приказал страже приоткрыть ворота и выпустить его из крепости. Одного. Ночью.
Нолдор подчинились, правда несколькими минутами позже небольшой отряд отправился за своим лордом, на расстоянии, не мешая.
Исиль выглядывал из-за облаков, освещая места недавних сражений. Тела убитых тварей уродливыми кучами возвышались над привычным Маглору пейзажем. Обломки оружия и брони также лежали на поле, сложенные удобным для перевозки образом. Под ногами еще было скользко, неровно, а на душе тяжело и гадко.
Жалобный, но настойчивый писк привлек внимание Кано. Он доносился из-за небольшой группы камней, чуть правее намеченного лордом пути, с которого тот, впрочем, тут же отклонился. Макалаурэ осторожно приближался к валунам, ожидая встретить там как врага, так и друга.
Обнаруженный в конце концов источник писка никак не походил на уловку Моргота, а на перепуганного и, кажется, раненного, котенка очень даже.
— Иди сюда, бедолага, — Маглор наклонился к животному. — Не бойся, вылечим и отпустим. Никто не заставит тебя жить с нами, если сам не захочешь.
Кот обнюхал протянутую к нему руку, мявкнул и на трех лапах поспешил подальше от двуногого существа. Четвертая под странным углом безжизненно болталась.
— Как хочешь, — тихо произнес Кано. — Настаивать не буду.
Он уже собирался вернуться на прежний маршрут, когда кот остановился, посмотрел прямо в глаза Макалаурэ и опять позвал на своем языке. Не чувствуя в животном тьмы, Маглор решил проследовать за ним.
Идти пришлось не очень долго, но осторожно — зверь вел нолдо среди обломков скал и россыпей камней, забирая куда-то на северо-восток. Когда впереди показался один особо крупный валун, он заторопился, словно боялся не успеть. Через несколько шагов Макалаурэ понял, что перед ним не осколок породы, а около десятка орочьих тел, лежащих друг на друге.
— Ты ради этого привел меня сюда? — вслух удивился Кано.
Кот тем временем принялся то ли тянуть, то ли копать тушу одного из ирчей.
Озаренный догадкой, Маглор быстро оттащил в сторону несколько тел. Свет Исиля бликом прошелся по знакомым доспехам.
— Нет! — невольно вырвалось у Маглора, и он с яростью расшвырял мертвых ирчей, освобождая своего друга.
Тучи разошлись, позволяя серебристым лучам озарять бледное, некогда красивое лицо нолдо.
— Прости, что не был рядом. Не держи зла, — шепотом произнес Макалаурэ, когда заметил, что кровь еще текла из раны и тоненькой струйкой бежала по искореженному доспеху.
— Держись!
Он аккуратно взял на руки друга, стараясь причинить тому как можно меньше боли, однако тот все равно застонал.
— Еще немного. Потерпи.
Макалаурэ собирался начать петь, делясь силами с умирающим, когда отчаянный и обиженный писк остановил его.
— Карабкайся мне на плечо, — сказал он коту, подставляя ногу. — Поторопись, иначе все будет напрасно.
Умный зверик залез на плечо менестреля и принялся зализывать сломанную лапу.
— И тебе поможем, но чуть позже, — договорив, Маглор начал мелодию, что помогала удержать фэа в теле и уменьшала боль.
Вышедшие следом за Канафинвэ нолдор решили не беспокоить его своим появлением, а разобравшись в ситуации, поспешили предупредить целителей, чтобы подготовили все необходимое. Впрочем, часть все равно дождалась Маглора у врат крепости, но тот не отвлекся ни на мгновение, опасаясь испортить песню, что спасала его друга.
* * *
Уже несколько дней Галадриэль не могла найти покоя. Вроде бы все шло своим чередом, размеренно и неспешно, как это было заведено в Дориате. По утрам, позавтракав и погуляв немного в лесу, она шла в специально отведенные комнаты во дворце и вышивала до обеда по заказу Элу. Стежок за стежком на полотнах появлялись деревья и цветы, птицы и звери, что водились в сокрытом королевстве. День за днем дева вкладывала свои мысли и частички виденного ей истинного света, сохраненного в ее волосах. Она надеялась, что сможет, используя его, развеять тьму, что окутала, опутала и одурманила разум короля. Конечно, сил эльдиэ было недостаточно, чтобы одолеть чары майэ, но Артанис и не собиралась в открытую бросать той вызов. Главное, чтобы Эльвэ понравились ее работы, и он чаще смотрел на них или же просто находился рядом. И все же мысль ее уносилась куда-то в даль — туда, где за границами Дориата кипела жизнь, настоящая, а не призрачная, как за Завесой. Ведь с севера надвигались армии Тьмы, и орки пытались захватить владения нолдор, храбро противостоявших им.
Поняв, что вышивать, вспоминая благие дни, и петь прославляющие синдарское королевство песни она сейчас не способна, Артанис встала и несколько раз прошлась по комнате, нервно сцепив руки. Из мыслей ее не выходил Келеборн. Непонятное, ничем не объяснимое беспокойство овладело ею.
«Ведь он строит мосты через Сирион, разве не так? — успокаивала сама себя дева. — Что ему может там грозить?»
Но легче от таких уговоров не становилось. Поняв, что настала пора действовать, Галадриэль вернулась в свои покои и, убедившись, что двери плотно закрыты и подсмотреть за ней никто не сможет, достала палантир. Слишком долго она им пренебрегала.
Установив шар на столе, Нервен глубоко вздохнула и положила на него ладонь. Сначала камень молчал, но спустя несколько мгновений ожил.
Сердце девы гулко застучало, грозя вырваться из груди — в глубине мелькали очертания Дортониона, размытые, словно укрытые плотной, непроницаемой пеленой.
«Братья? С ними беда?» — взволновалась Артанис. Картинка резко сменилась, и взору ее предстал Келеборн.
— Ambar-metta, — сквозь зубы выругалась она, поняв, что именно видит.
Высокие сосны, залитые подсохшей лавой равнины Ард Гален, и ее мельдо… мирно беседующий с кузеном Финдекано и его верным. Впрочем, обстановка вокруг была неспокойная. Нолдор в палантире то и дело поглядывали в даль, а синда, отрывисто и сосредоточенно кивнув, накинул на голову маскировочный плащ.
«Так вот куда он сорвался!» — поняла она и непроизвольным движением схватилась за голову.
Ведь если о его отсутствии узнают, то ему могут грозить серьезные неприятности. И все же, вопреки всему, и в первую очередь здравому смыслу и логике, Артанис ощутила, как в сердце пробуждается восхищение и гордость за мельдо и его поступок. Не спрятался, подобно прочим синдар, под юбкой у Мелиан, а вступил в бой вопреки приказу.
В глубине палантира все пришло в движение, воины повскакивали на коней, и дочь Финарфина поняла, что там, на севере, началась битва.
О том, что упрямый родич Тингола где-то среди нолдор, она могла лишь гадать, а если напрягать внимание, то удавалось и видеть иногда его размытые очертания. В сердцах она представляла, как выскажет ему по возвращении все, что думает. О его безрассудстве, о бессмысленном риске. Как можно было сорваться вот так и ничего ей не сказать?
Однако мгновение спустя она себя со страхом одернула. Конечно, в отличие от братьев, Келеборн подобное обращение не стерпит. Перед мысленным взором предстала отчетливая картина, как он молча разворачивается и уходит. И это было много хуже любых, даже самых резких, слов.
Галадриэль резко убрала ладонь с палантира, разорвав связь, и вновь спрятала камень. О том, что произойдет вблизи границ Дортониона, она может узнать и позже. Пока же ей следовало позаботиться о том, чтобы с Келеборном ничего по возвращении не случилось.
Она невольно вспомнила Мелиан в тот злополучный день, когда они вдвоем с мельдо пошли к Тинголу, и плечи ее передернулись. Было ясно, что королева способна если не на все, то на многое. А значит, надо попытаться представить дело так, будто он не уезжал вовсе или же отправился куда-то по ее просьбе и быстро вернулся. Что бы ни случилось, стоило заручиться поддержкой и симпатией короля — с его супругой совладать будет трудно.
В раздумьях Артанис шла по коридорам дворца, пытаясь почувствовать, где должна быть и что сделать. Отчаявшись, она уже хотела отправиться на конюшню и ускакать на границу, когда у одной из многочисленных статуй заметила принцессу.
— Лютиэн, не желаешь отправиться на прогулку? — неожиданно для самой себя спросила Галадриэль.
* * *
Ни мыслей, ни чувств не осталось — только удары: нанести, отразить, прикрыть. Воины Дортониона бились из последних сил, не давая врагам прорваться к поселениям в нагорье. О возвращении в крепость и долгой обороне речь уже не шла — армия нолдор прочно увязла в сражении, не имея возможности перегруппироваться и дать хотя бы части укрыться за стенами и оттуда поддержать оставшихся, используя дальнобойные луки и иные орудия.
То, что их специально выманили на равнину, Ангарато понял слишком поздно, когда ему с братом и верными не осталось ничего иного, кроме как продолжать бой. Конечно, он надеялся на помощь дяди и короля, но если такие силы Моргот обрушил на их земли, то что же тогда творилось у Барад-Эйтель?
Ангрод давно уже потерял Аэгнора из виду, думая лишь о том, как уничтожить побольше тварей, прежде чем он обессиленно рухнет. В том, что рано или поздно это произойдет, он не сомневался, но от таких мыслей лишь еще яростней рубился.
Орки напирали, давили, теснили, и вдруг, будто обезумев, побежали вперед, словно спасаясь от огня или света. Они в слепой панике налетали на копья защитников Дортониона, подставлялись под их мечи, а выжившие продолжали бездумно нестись.
Конница Химринга сверкающей металлической лавиной налетела на войско Ангамандо, сметая, топча, рубя ирчей, но при этом не задевая ни одного нолдо.
— Майтимо… как он догадался? Или же гонец добрался до Нолофинвэ, и тот…
Додумать Ангарато не успел — надо было срочно перестроить свое войско, чтобы не помешать, а помочь.
— Уходите в крепость! — раздался рядом голос кузена.
— Нельо! Благодарю…
— Потом! Уводи своих воинов, мы сейчас сметем тварей с двух сторон, — судя по тону, Маэдрос возражений не принимал.
Не успел Ангрод спросить, кто еще подоспел на помощь Дортониону, как услышал пение рогов Нолдорана — армия Хитлума ударила с запада, позволяя державшему тот край Айканаро отступить и наконец помочь раненным и измученным долгим сражением воинам. Впрочем, он и сам-то еле стоял на ногах.
Несмотря на тяготы боя, нолдор Дортониона неохотно отступали, и только приказы лордов вынудили их укрыться за стенами, проход к которым для них освободили верные Финдекано, пришедшего к нагорьям вместе с отцом.
Когда последние твари прекратили сопротивление и бесформенными тушами рухнули на пропитанную кровью землю Ард Галена, Маэдрос с небольшим отрядом поспешил на встречу с королем. Оставшиеся воины четко исполняли приказ своего лорда и, помогая раненым, направились к крепости, в видимости которой и разбили лагерь.
Ангрод, заметив, что воины Химринга ставят шатры, вышел к ним и пригласил расположиться под защитой стен.
— Благодарим, лорд Ангарато, — ответил командир. — Но у нас приказ.
— Я уверен, что Майтимо не будет против, если его воины отдохнут в комнатах, а не на земле.
— Об этом он сам нам скажет, когда вернется, — строго произнес нолдо, давая понять, что убеждения бесполезны. От помощи целителей или иной какой они также отказались — нолдор Химринга привыкли во всем полагаться лишь на себя.
Маэдрос прибыл в лагерь лишь под вечер — разговор с Нолдораном был не быстрым. К тому же они с Финдекано решили немного прогуляться на север, но и там не обнаружили ни остатков армии Ангамандо, ни новых сил.
Конечно, им обоим хотелось, чтобы встреча произошла при других обстоятельствах, но даже такой, они ей были рады.
— Ты теперь в гавани? — спросил Майтимо.
— Да, — кивнул Фингон. — Волнуюсь, как она там, не случилось ли чего.
— Бритомбар устоит, тем более, ты сам говорил, Турьо с воинами обещал помочь фалатрим, — успокаивал друга Маэдрос, осматриваясь по сторонам.
— Поворачиваем, — наконец приказал он.
— А может… — Финдекано указал вперед, туда, где возвышались пики Тангородрима.
— И думать забудь! Не сейчас и не с десятком верных, — отрезал он.
— А вдруг? Ты только представь…
— В том-то и дело, что представил, — мрачно и тихо произнес Майтимо. — Поворачиваем. Ни шагу вперед!
Они ехали рядом, продолжая разговаривать и осматривать окрестности, выискивая укрывшихся тварей, и лишь один из них знал, насколько близко подошли они к черте, за которой не было возврата.
И оба они не ведали, как злился в темной твердыне Майрон, так желавший преподнести господину в дар дорогих пленников. Как красиво бы получилось! Может, тот соблаговолил иначе взглянуть на своего слугу, а не винить лишь его в поражении.
Нолдор уже видели крепость, что распахнула свои ворота, встречая Нолдорана и его воинов, когда Маэдрос наконец чуть расслабил плечи, перестав ощущать злой и очень знакомый взгляд в спину. Он остановил коня, развернулся и сделал несколько шагов назад, к северу, вновь нащупал ту невидимую глазом нить, что тянулась за ним и Финдекано, и пламя его гнева и ярости спалило темное колдовство, заставив падшего майа вздрогнуть и оступиться на ступенях подземелья.
— Мы еще встретимся. Ты познаешь сталь и гнев нолдор!
Майтимо рысью догнал отряд, ждавший его чуть поодаль.
— Я буду в лагере до утра, — на прощание сказал он Фингону, которого в крепости ждала встреча с кузенами и отцом.
Тот лишь вздохнул, но возражать не стал:
— Береги себя!
— И ты, Отважный. Будь осторожен.
Ириссэ летела, мысленно прося коня не сбавлять скорость, но быть осторожным. Тот и сам понимал, что их настигают. Не орки, конечно, но прорвавшиеся вместе с ними варги. Псов Ангбанда было немного, но вполне достаточно, чтобы разорвать одну излишне самоуверенную нолдиэ и ее скакуна.
Аредель краем глаза заметила тень, метнувшуюся под копыта коню. Резкий прыжок. Удар задними ногами. Визг. И снова вперед, к холму, на котором возвышалась спасительная крепость. Дева еще не видела, что навстречу ей спешат дозорные, и прикидывала, как и где ей принять бой — сдаваться и покоряться врагам и судьбе она не собиралась. Одетая подобно неру, с оружием при себе, Ириссэ была готова поквитаться с наглыми тварями.
Прыгнувший первым на нее варг подавился метательным ножом. Убить его она не убила, но волк Моргота остался на земле, харкая кровью. Однако этот успех стоил Аредель скорости, и несколько тварей сумели опередить коня, окружив деву.
Стрелы полетели в противников одна за другой, но лишь несколько нашли свои цели — волки крутились, уворачивались, плотнее сжимая кольцо.
Тем временем ирчи, ехавшие на более крупных варгах, из мелких точек на горизонте превратились в довольно большие и очень злые фигуры.
Мечом Аредель владела неплохо, но продержаться одной даже против десятерых она бы точно не смогла. Память услужливо и совершенно некстати подкинула образы кузена, спасенного братом. Тряхнув головой, Аредель стиснула зубы и достала клинок.
Дева успела отразить несколько ударов и даже ранить одного из орков, подобравшихся слишком близко и попытавшегося стянуть ее за ногу с коня, когда засвистели стрелы. Ириссэ успела удивиться и инстинктивно пригнуться к шее лошади, когда осознала, что целились не в нее. Дозорные Амон Эреб пришли на помощь.
Не присматриваясь к гостю, нолдор расстреляли опасно подобравшихся ирчей и занялись варгами, которые, до этого лишь не дававшие коню унести прочь своего седока, решили пустить в ход когти и зубы.
Бой продолжался. Ириссэ билась, однако подоспевшие дозорные Амон Эреб почти сразу же поняли, что рядом с ними не опытный воин, лица которого они, однако, не разглядели.
Амбаруссар с верными практически смели конями тварей, врезавшись в них на полном скаку. Дозорные успели крикнуть Аредель, чтобы та отступила с ними и не помешала лордам. Дева с радостью послушалась, до конца еще не веря в свое спасение. Впрочем, ей теперь ничто не мешало начать охоту и прицельно стрелять по оркам с относительно безопасного расстояния.
Как и планировали близнецы, ирчи были загнаны в овраг и перебиты. Варгов также не пощадили и очень надеялись, что больше тварей на юг не проникло, хотя Амрас тут же приказал усилить дозоры и быть всем предельно внимательными.
— Приветствуем тебя, друг, в своих землях, — начал, как старший, Питьяфинвэ, подъезжая ближе к незнакомцу в светлых одеждах, лицо которого было скрыто капюшоном от плаща. — Кто ты и откуда?
На мгновение повисла тишина.
— Благодарю за помощь, лорды и кузены. Я, Ириссэ Нолофинвиэн, не забуду ваших деяний, — в том ему ответила Аредель.
Дружных смех радостным эхом прошелся по полю, прогоняя тьму, исходящую даже от убитых тварей.
— Добро пожаловать, сестренка! — весело сказал Тэльво, однако после вернулся к отряду, оставив деву под присмотром близнеца.
— Поехали в крепость. Здесь нам делать нечего, — распорядился Питьо. — Отряд брата вернется позже — проверят все в округе в очередной раз.
И уже тихо, почти шепотом, когда они были в пути, добавил:
— Сама-то цела?
Аредель кивнула.
— Ты молодец. Но с одиночными прогулками придется повременить. Свяжешься с отцом и задержишься у нас в гостях.
Ириссэ вновь согласно кивнула.
— На охоту съездим, — продолжал Амрод. — Танцы устроим. А пока что, — он спрыгнул с коня во дворе крепости и помог кузине, — отдыхай.
* * *
Несмотря на то, что дни становились короче и в скором времени ожидался приход зимы, стало теплее и спокойнее. Исчезло злое колдовство, спряталось в подземельях Ангамандо, где раздосадованный поражением Моргот без малейшие жалости уничтожил перепуганные остатки армии, прибежавшие в свои норы.
Ветер с северного сменил направление на юго-западное, и закружили золотые листья, осыпая ими возвращавшихся в крепость нолдор. Куруфин поймал один, второй, третий… Четвертый выкинул, а пятый с шестым оставил.
— Атто, зачем они тебе? — спросил подъехавший ближе Тьелпэринквар. — Расскажи, что ты задумал.
Любопытство и азарт так и плескались в глазах юного нолдо, совсем недавно показавшего свою храбрость и непреклонность.
— Красивые они, йондо, — с легкой улыбкой ответил Куруфин, подставляя лицо лучам Анара, выглянувшего из-за облака. — Маме твоей подарю. А после сделаю похожие на них украшения.
— А-а-а, — несколько разочарованно протянул Тьелпэ, но тут же спросил: — Научишь делать такие, чтобы как настоящие выглядели?
— Конечно. Ты уже отличный мастер, а станешь… Тебя и твои творения запомнят. Возможно, их даже воспоют менестрели.
— Атто, прекрати, — рассмеялся он.
— А я серьезно. Так, показалось, — Куруфин тряхнул головой, потому как четко увидел, как его сын разглядывает только что созданные им кольца, а рядом стоит…
«Быть того не может», — сам себе тихо сказал Искусник и, выслав коня в рысь, вместе с пятью верными отправился вперед — убедиться, что тварей не осталось в Эстоладе.
* * *
— Теперь мне и в самом деле пора возвращаться, — сказал Телпетар.
Отряд Финдекано как раз готовился покинуть крепость в Дортонионе. Верные собирались, седлали коней, а на постепенно светлеющем небе уже начинали одна за одной гаснуть звезды.
Нолофинвион закрепил седельные сумки и обернулся к подошедшему:
— Домой?
— Да, — подтвердил тот. — Теперь, когда я точно знаю, что Дортонион устоял, мое сердце спокойно.
Фингон вздохнул и, прикрыв глаза, втянул полной грудью воздух. К запаху хвои примешивался аромат влажной земли, а морозной свежести, ставшей привычной за последние недели, больше не ощущалось.
— Я рад, что приехал к вам, — продолжал Телпетар.
— Я тоже, — кивнул принц. — И благодарю тебя за помощь.
Оба замолчали, не зная, по-видимому, что еще сказать. В воздухе витало ощущение легкой грусти, и им казалось, что при иных обстоятельствах они вполне могли бы стать друзьями.
Синда кивнул наконец и пошел собирать своего коня. Двор постепенно наполнялся звуками. Все громче становились голоса, звенело оружие и металл доспехов, чуть слышно скрипели кожи.
Ведущая в донжон дверь распахнулась, и показались Майтимо с Нолофинвэ, пришедшие проводить отъезжающих.
— Надеюсь, теперь у нас будет несколько спокойных лет, — сказал лорд Химринга, подходя к другу.
Финдекано кивнул и продолжил мысль:
— И возможности встречаться почаще — не только в бою, но и на праздники.
Он улыбнулся широко и напомнил:
— Жду тебя на свадьбу.
Фингон вновь стал серьезным: хотя основная угроза миновала, кто знает, сколько еще орков бродит по дорогам Белерианда. Расслабляться пока рано, да и можно ли, если Враг еще не побежден.
Друзья обнялись, а после сын простился с отцом, и лорд Ломинорэ скомандовал отправление.
Верные зашумели, и тот самый синда первым вскочил в седло. Нолофинвион проводил его задумчивым взглядом и вдруг подумал, что будет, если перевести явно выдуманное имя на синдарин? «Серебро» и «высокий». Разбить слово «Телпетар» на составляющие оказалось не так уж трудно — пришелец из белериандских лесов очевидно не пытался его намеренно усложнить. И что же получается в таком случае на языке лесного народа? Celeb — название металла, блеском сходного с Тельперионом, а orne — старое прилагательное, обозначающее высоту.
И тут у Финдекано кровь шумно застучала в висках. Вспомнился давний разговор с Кирданом в один из вечеров за бокалом вина. Они сидели на балконе и любовались закатом. Ладья Ариэн скрывалась в водах на западе, постепенно превращая день в ночь. После Анара на небо поднялся Исиль, и море ярко засеребрилось, точно кто-то неведомый щедрой рукой взмахнул и усыпал его бриллиантами. Тогда владыка Бритомбара и упомянул о родиче Тингола по имени Келеборн.
«Славный синда, — сказал он, — еще совсем молодой и иногда почти по-нолдорски горячий. Мне приходилось встречаться с ним».
Нолофинвион в ответ улыбнулся, и разговор плавно перетек на иные темы. Теперь же принц, с трудом уняв волнение, еще раз нашел среди своих верных Телпетара, ожидающего уже около самых ворот, и смерил его новым взглядом. Тот, почувствовав, должно быть, что его разглядывают, обернулся и, весело улыбнувшись, кивнул. Фингон выдохнул.
Вновь распахнулись двери донжона, и хозяева Дортониона в свою очереди вышли проводить родичей. Спустя еще несколько минут лорд Ломинорэ протрубил в рог, и главные ворота распахнулись, чтобы выпустить отряд.
Келеборн (а теперь уже не оставалось сомнений, что это именно он) первым выехал и пустил коня бодрой рысью. Финдекано хотел было последовать за ним, но замешкался и, обернувшись к Майтимо, проговорил задумчиво:
— Я знаю, кто был этот синда.
Когда часть воинов нолдор все-таки покинула крепость Дортониона, на восточном крае небосвода уже вовсю разгоралась заря. Их ждал долгий путь на запад, к морю. Туда, где на волнах покачивались белоснежные лебеди-корабли, и где Фингона ждала прекрасная дева. И дороги, полные опасностей.
* * *
Всю ночь ветер гнал по небу обильные серые тучи. Он рвал с деревьев пожелтевшую до времени листву, и настроение Лехтэ, по-прежнему помогавшей целителям, было под стать погоде.
Впрочем, раненых более не привозили, и это внушало надежду. Те же пострадавшие, что уже находились на их попечении, медленно, однако уверенно шли на поправку.
Она тщательно вымыла руки и, вытерев их мягкой тканью полотенца, вышла во двор крепости. На востоке постепенно светлело небо, возвещая, что скоро наступит новый день. Стражи на стенах стояли неподвижными изваяниями, и только редкие голоса нисси в крыле верных вносили хоть какое-то оживление.
Нолдиэ поплотнее запахнула плащ и подумала, не стоит ли пойти в донжон — поесть и отдохнуть. Однако после короткого размышления она поняла, что лучше чуть-чуть постоит на стене — восход обещал быть ярким и даже радостным.
Легко взбежав по чуть влажным от недавнего дождя ступеням, она встала у одной из бойниц и принялась разглядывать простиравшуюся перед ней равнину, порой прикидывая, какие особенности рельефа могли бы стать хорошими опорными пунктами на случай боя. Разумеется, выводы стоило обсудить хоть с кем-нибудь из командиров, однако поблизости стояли только те, кто нес дозор, а их отвлекать леди, конечно же, не могла.
Усталость и голод давали о себе знать, и Лехтэ, достав из кармана лембас, откусила кусочек — идти на кухню и начинать что-то готовить не было никакого желания.
Вдруг вдалеке показалась фигура всадника, которая быстро приближалась, и воины оживились, незамедлительно послав за командиром смены. Тот пришел и, оценив обстановку, приказал открывать ворота. Лехтэ сбежала во двор, чтобы одной из первых узнать вести, которые принес посланник.
— Лорды с войсками возвращаются, — доложил тот после короткого приветствия, спрыгнув на землю. — Они в половине дня пути.
Сердце ее подпрыгнуло, а дыхание перехватило. Значит, битва закончена. И стоит, пожалуй, приготовить замок к возвращению хозяев, ибо, занятые ранеными, обитатели его до сих пор не отвлекались ни на какие иные дела. Сама она заглядывала в спальню примерно раз в пару дней, исключительно для того, чтобы немного поспать. Очаг же и вовсе не разжигался, должно быть, с неделю — питалась Лехтэ тоже от случая к случаю, и чаще всего лембасом.
Поискав в крыле верных нисси, она передала им новости и попросила заняться комнатами воинов и покоями лорда Туркафинвэ, а сама отправилась в комнаты мужа и сына.
Смахнуть пыль, непонятно откуда постоянно бравшуюся в Белерианде, сменить постельное белье, распахнуть окна и проветрить комнаты. Покончив с этим, она направилась на кухню — следовало подумать о еде для возвращавшихся. И эта несложная работа заняла куда больше времени, чем Тэльмиэль предполагала.
Сначала она замесила тесто, потом отправилась в кладовые и принесла оттуда мясо, овощи, сыр и орехи с медом. Достав мясо, она хотела просто пожарить его, но потом передумала и потушила в горшочках с овощами. Испекла два пирога — с птицей и с вишней. Поставила воду под травяной напиток.
Когда все было готово, Лехтэ вернулась в покои и разожгла там камины, затем положила в постели сыну и мужу горячие камни, чтобы согреть их, и закрыла окна. Теперь, кажется, крепость точно была готова к встрече хозяев.
Вновь спустившись вниз, она накрыла на стол в обеденном зале, поставив, впрочем, мясо и пироги в очаг, чтобы подольше оставались горячими.
Наскоро ополоснув лицо, Тэльмиэль вышла во двор и в тот момент услышала, как за стеной трубят знакомые рога, возвещая о возвращении хозяев крепости. Дыхание снова перехватило, и уже мгновение спустя Лехтэ бежала к медленно открывавшимся воротам.
* * *
Эльдалоттэ пропустила золотистую прядь волос сквозь пальцы и принялась заплетать мужу косу, изредка прикасаясь к его шее, кончикам ушей или же очерчивая линию подбородка.
— Мелиссэ! — несколько раз Ангрод порывался встать и обнять жену, однако та настойчиво возвращала его назад.
— Сейчас я выполню все, что велели целители, и отпущу тебя, — по возможности строго сказала она.
Ангарато рассмеялся:
— Отпустишь? А я разве собирался уходить?
Арафинвион перехватил ее руку и быстро поцеловал запястье.
— Снимай рубашку, — требовательно произнесла Эльдалоттэ.
— Всегда пожалуйста, — откликнулся он.
— А штаны оставь, — поставив рядом поднос со всем необходимым заявила эльфийка. — Во всяком случае пока, — добавила она.
Ангарато шутил и заигрывал с женой, однако когда она крайне бережно и аккуратно принялась разматывать повязки, сцепил зубы и почти до боли сжал челюсти, чтобы ни единым звуком не показать, что на самом деле ощущает.
— Ш-ш-ш, расслабься, мельдо, пожалуйста, — Эльдалоттэ смочила бинты отваром, немного подождала и вновь принялась их снимать. — Еще немного. Я знаю, чувствую, как тебе плохо. Я с тобой, держись, — ласково шептала она.
Наконец грязные полоски ткани были отброшены, и эльфийка принялась обрабатывать раны мужа, как показал ей целитель, которого ее супруг решил более одного раза не беспокоить — раненых в Дортонионе было много.
— Выглядит намного лучше, — сообщила Эльдалоттэ, когда промыла и нанесла все предписанные мази. Сейчас перевяжу чистым и на сегодня закончим, — ее голос был уверенным и почти веселым, однако эльфийка до сих пор с ужасом замирала, стоило ей представить, что случилось бы, прийдись удар немного выше.
— Не туго? — спросила она, завязывая бинт.
Дождавшись ответа, что все в порядке и что совершенно не о чем беспокоиться, она занялась относительно мелкими порезами и ссадинами.
— Теперь совсем все, — сообщила она, помогая супругу надеть рубашку. — Выпей настой и полежи немного.
— Нет времени. Я же говорил, что должен…
— Всего полчасика. Просто немного отдохни — ничего срочного или такого, с чем бы Айкьо не справился без тебя.
Ангарато тяжело встал. Голова еще кружилась, хотя и несильно, тело болело, рана неприятно щипала и пульсировала.
— Хорошо, но только на полчаса, — согласился он с женой.
Та улыбнулась любимому и направилась к двери.
— Лоттэ, — остановил ее Ангрод. — Побудь со мной, если можешь.
Он понимал, что у его супруги, леди Дортониона сейчас более чем много дел, но нестерпимо хотелось обнять, зарыться лицом в ее волосы и никогда-никогда не отпускать от себя.
Эльдалоттэ улыбнулась и осторожно устроилась рядом с мужем.
— Хочешь, я спою тебе?
Тот кивнул, прикрывая глаза. Голос любимой прогонял боль, рассеивал тьму и горечь от потерь, придавал сил и в то же время погружал в сон.
Эльфийка пела и нежно гладила любимого по волосам, а когда тот задышал реже и глубже, замолчала, и прилегла рядом, обнимая, готовая сейчас закрыть и защитить своего любимого от тьмы и зла. Ангарато, не просыпаясь, повернулся удобнее, и крепко прижал к себе Эльдалоттэ. И свет их любви разрывал, сжигал уничтожал темные липкие нити, что тянулись от ран нолдо к самому Ангамандо.
* * *
Луч Анара заглянул в окно, скользнул по подоконнику, спустился на столик, сверкнул на сосудах с травяными отварами и наконец обосновался на осунувшемся лице нолдо, призывая того открыть глаза.
Аракано лежал неподвижно и практически безжизненно, несмотря на то, что его раны более не кровили, а некоторые уже начали затягиваться. Целители давно извлекли из него все осколки, проверив их после на наличие яда — ничего обнаружено не было. Кроме следов темной и очень злой магии, которая, как решили они, и не отпускала Нолофинвиона из своих пут.
Финголфин зашел к сыну в комнату, поздоровался с ним и уже привычно устроился в кресле рядом, взяв Аргона за руку. Он не расставался с надеждой, что однажды тот сумеет побороть колдовство Моринготто и вновь откроет глаза.
Тем временем золотой лучик нежно гладил щеки и скулы лежавшего нолдо, щекотал кончик носа и танцевал на ресницах до тех пор, пока Аракано не сделал резкий вдох, дернулся всем телом и увидел сидевшего рядом отца, чьи пальцы он непроизвольно сжал своими.
— Йондо! Родной мой, — Финголфин бережно обнял того за плечи и на мгновение прикрыл глаза, позволив лишь одной соленой капле сбежать вниз по щеке.
— Я сейчас позову целителей, они…
— Не стоит, атто, все хорошо, — Аракано слабо улыбнулся и сделал попытку приподняться на подушках.
— Я помогу, не торопись, — Нолофинвэ бережно устроил сына удобнее. — Чего бы тебе хотелось?
— Морошки, — неожиданно для себя сказал он, вспомнив о яркой светящейся ягоде, что привозили верные из Дортониона или даже Химринга, и которая почти не встречалась в Хитлуме.
Финголфин задумался, пытаясь вспомнить, есть ли такая в запасах крепости.
Подошедший в это время целитель быстро осмотрел Аргона и удалился, сообщив, что сейчас принесет принцу желаемое.
— От меня одни хлопоты, — вздохнул он. — Но я не хочу назад, во тьму. Свет. Атто, пусть никогда не угаснет свет!
— Мы не допустим этого, йондо. Никогда, — уверенно произнес король.
«Где же была твоя фэа? Что сотворил с тобой Моргот, что ты так страшишься тьмы?» — с горечью подумал Нолофинвэ. И, словно услышав его мысли, Аргон глухо произнес:
— Он словно отрезал пути фэа к хроа, не отделив ее, впрочем, до конца. Там пустота. Там нет совсем ничего. Вечный холод, с которым не сравнятся даже ветра Хэлкараксэ. Нет надежды. Нет никого и ничего. Ты лишен любой защиты, но постоянно, каждое мгновение ощущаешь его омерзительный взгляд. Стоит лишь захотеть — и все в миг завершится. Только цена, атто, меня не устраивала — он требовал за освобождение службу ему, — Аракано замолчал, переводя дыхание. — Но каждый раз я отвечал отказом. Искал иные пути вернуться. И наконец нашел.
Финголфин вопросительно посмотрел на сына.
— Память. Меня разбудил свет Лаурелина. Хотя, конечно, это был Анар. И ты. Ты ведь звал меня? Я слышал все это время. И тебя, и Финьо. Не мог ответить. А сегодня я увидел, нет, почувствовал золотой свет Древа и смог прорваться, услышав твой зов.
— Все верно, йондо, все верно, — шепотом произнес Нолофинвэ. — Я вспоминал нашу первую поездку в Валмар. Ты тогда был совсем малышом и так радовался, что увидишь золотой город. И Лаурэлин с Тельперионом. Помнишь?
Аракано кивнул и вновь сжал пальцы отца.
Дверь распахнулась, и верный, держа поднос с кувшином, в котором плескался янтарный напиток из северных ягод, улыбнулся Аргону. Рядом с сосудом на блюде лежали ароматные, только что выпеченные лепешки, к которым полагалось морошковое варенье, налитое в керамическую мисочку.
— Угощайтесь, лорд, — радостно произнес он. — С возвращением!
* * *
Крепость приближалась, а голову никак не желали покидать картины недавнего видения. Было ли это будущее, или же усталость сыграла с ним злую шутку, Куруфин не знал, однако, оглядев войско, а также не обнаружив даже следов присутствия тварей, решил оставить сына во главе и подъехал к брату, тут же улыбнувшемуся ему. Турко был бледен и, как понял Искусник, уже с трудом держался в седле, но сообщать об этом категорически не желал. Наоборот, продолжая несколько деланно улыбаться, Келегорм завел совершенно неуместный разговор о погоде, охоте и даже попытался пошутить. Впрочем, он был тут же раскрыт.
— Будет тебе и добыча, и танцы, и состязания. Ты только держись, подъезжаем уже, — Куруфин внимательно посмотрел на брата. — Осталось совсем немного, торон.
— Курво! Да я… — он опасно качнулся в седле.
— Тьелко, кого ты хочешь обмануть, а? — с легкой укоризной произнес он.
Хуан преданно продолжал трусить рядом, тяжело дыша и вывалив язык. Пес категорически отказывался оставлять хозяина одного, а взять его в седло перед собой Келегорм по понятным причинам не мог — размеры волкодава не предполагали таких поездок.
Тем временем в крепости заметили возвращавшихся воинов и, получив сигнал от лорда, распахнули ворота.
Первым во двор въехал Тьелпэринквар. Он же и раздал распоряжения верным, не дожидаясь отца и дяди, ехавших ближе к концу войска. События последних дней сильно повлияли на юного нолдо, сделавшегося намного серьезнее и в то же время внимательнее и заботливее по отношению к окружающим.
Выбежавшую навстречу мать он заметил сразу же. Быстро спешился, и обнял ее.
— Тьелпэ, родной мой, — проговорила Лехтэ. — Ты в порядке? Я так за тебя волновалась!
— Аммэ, все хорошо. Мы остановили ирчей, а скоро покончим и с теми, кто сумел все же прорваться к югу, — начал он. — Так что ни ты, ни другие нисси пока не покидайте крепость. Впрочем, отец тебе сам об этом еще скажет.
— А он…
Договорить Лехтэ не успела, заметив мужа, помогавшего брату спешиться. Тот сопротивлялся, ругался, но в итоге почти повис на руке Куруфина.
— Что с Турко? — обеспокоенно спросила Тэльмиэль. При этом она не сводила глаз с любимого, который, во всяком случае, выглядел хоть и усталым, но не таким бледным, как Тьелкормо.
— Дяде досталось в бою, — ответил Тьелпэ и поспешил к тому на помощь, чтобы дать возможность родителям наконец встретиться после относительно долгой разлуки.
— Мельдо! Я… — договорить она не смогла, тут же оказавшись в объятиях мужа.
Молча, без слов они поняли друг друга, стоя почти посередине двора, среди нолдор, занятых делами. Для них в тот миг не существовало никого. Впрочем, таких пар было не так уж и мало, а остальные эльфы с пониманием отнеслись к происходившему, и некоторые даже призадумались, что и в Белерианде, где враг так близко, стоило бы создать семью.
— Это тебе, мелиссэ, — Куруфин вручил букет из осенних листьев.
И этот простой подарок, но сделанный искренне и от всего сердца, растрогал Лехтэ. До слез, до жаркого поцелуя, до вырвавшегося признания:
— Люблю тебя!
* * *
Погода теперь все сильнее напоминала весеннюю, хотя безусловно никто не рассчитывал полностью избежать зимы. Однако солнце проглядывало чаще, чем в последние недели, освещая еще прятавшийся под деревьями снег, шире были и встречавшиеся в полях ручьи и разводья. Казалось, природа, сбросив наконец гнетущую тяжесть темной магии Моринготто, спешила вернуться в свое привычное, естественное состояние. И часто Финдекано, глядя на весело поблескивающие в лучах Анара капли, гадал, чего ждать дальше — цветения вереска и душицы, маков, ромашек и колокольчиков или же наступления холодов в положенные сроки.
На ветку неподалеку опустилась желтогрудая иволга и, обдав неосторожных наездников каскадом холодных капель, принялась прочищать горлышко. Воины было заслушались, но лорд поспешил им напомнить, что опасности еще не миновали, и расслабляться недопустимо.
Однако продвигаться вперед с каждым днем становилось все трудней. Дороги порядком развезло, и часто приходилось ждать ночи, которые все еще бывали прохладны, и тогда тропы немного подмораживало. Однако нередко они вынуждены были спешиваться и идти напрямик — через грязь и топи.
— Тут неподалеку, — заговорил подъехавший Тарион, — есть поселение авари. Заглянем к ним?
Фингон подумал немного и покачал головой:
— Еды у нас достаточно, а ради праздного любопытства не стоит — только время потеряем.
— Понял.
День клонился к вечеру, и очередной переход, порядком измотавший отряд, остался позади. Разведчики высматривали подходящее для стоянки место, и вскоре предводитель приказал направляться в сторону небольшой березовой рощицы, что виднелась в отдалении.
Разбив лагерь и выставив часовых, все с удовольствием наконец спешились и принялись расседлывать лошадей. Фингон тревожно посматривал на небо, сам плохо понимая, что его гнетет. Закат был в этот день немного ярче обычного — богаче краски, от золотого до темно-багряного и фиолетового, однако ухо не улавливало никаких подозрительных звуков. Он уже собирался послушать, что происходит в округе, с помощью фэа, тем самым способом, какому научила его Армидель, однако в этот момент еле слышно зашуршал подлесок, и два разведчика, выйдя на поляну, направились к нему.
— Мой принц, ирчи, — четко и лаконично доложил один из них и принялся излагать подробности.
Отряд голов в двадцать шел через поля, тяжело нагруженный — очевидно, что кто-то в окрестных селениях уже пострадал от нашествия тварей. Решение Финдекано принял мгновенно:
— По коням!
Воины спешно поседлали лошадей и, несмотря на усталость, скоро были готовы к бою.
— Ничего, — погладил принц по носу своего четвероногого друга, — еще немного, и мы с тобой оба отдохнем.
Конь кивнул, давая понять, что может продолжать путь. Оставив нескольких воинов для охраны лагеря, нолдор поспешили туда, куда указали им дозорные.
Вечер постепенно перерастал в ночь, и эльдар торопились. В темное время преимущество все же было на стороне тварей.
Деревья закончились, и Финдекано сделал знак рукой, призывая остановиться, а сам стал присматриваться. До ирчей оставалось не более полулиги, и их фигуры уже были четко видны на фоне прогорающего заката. Они двигались, выстроившись в рваную цепь. План созрел мгновенно.
— Разбить их отряд на мелкие части и окружить, — приказал Нолофинвион.
Тарион кивнул:
— Понял тебя.
— Тогда вперед.
Нолдор сорвались с места, и дальше, казалось, никому из воинов уже не требовались дополнительные распоряжения. Они двигались, как единый организм, каждый член которого точно знал, что намеревается совершить сосед.
Ирчи, разумеется, заметили эльфов, но тяжесть добычи замедляла их. Они не хотели ее бросать, и это сыграло на руку атакующим.
«Должно быть, разорили то самое селение авари, — предположил Фингон, и мысль эта неприятно кольнула фэа. — Что там с Бритомбаром и мелиссэ?»
Впрочем, начавшийся бой скоро оттеснил на задний план посторонние думы. Звон стали и крики ирчей — все смешалось в один нестройный, рваный гул.
Цепь тварей быстро оказалась прорвана, и нолдор, сменив мечи на луки, принялись их расстреливать, выискивая щели в доспехах. Орки пронзительно завизжали и сделали попытку прорваться. Впрочем, оная окончилась неудачей. Командир тварей кричал что-то на темном наречии, но распоряжения его действия не возымели. Прошло всего с четверть часа, как бой был кончен. Воины спешились и добили орков.
— Ну что, возвращаемся? — предложил Финдекано.
Нолдор охотно поддержали командира. Тарион подошел к одной из куч, куда была свалена добыча, и, осмотрев ее, пнул:
— Согласен, мой принц. Вряд ли мы чем-нибудь сможем помочь тем, кого они ограбили.
— И все же поселение авари стоит навестить. Утром.
— Слушаюсь.
И отряд эльфов, вновь вскочив на коней, вернулся в оставленный лагерь. Там их уже ждал горячий ужин, наскоро приготовленный заботливыми товарищами, и отдых. Дозоры были усилены, однако больше до конца ночи их никто не побеспокоил. Так же как и в последующие дни.
Вскоре выяснилось, что лесные жители, на которых напал отряд орков, не пострадали. Увидев тварей, они поспешили укрыться среди деревьев, и только приезд нолдор заставил их показаться и вернуться в разграбленные дома. От приглашения погостить эльдар отказались и, убедившись, что их помощь не нужна, продолжили свой путь.
Финдекано с верными уверенно и споро продвигался в сторону гаваней, и освобождавшаяся от преждевременной власти снега земля шептала ему, что они и правда покончили с темным воинством, что пока у нолдор есть возможность, чтобы подумать о более мирных и приятных делах, а не о войне.
Анар поднимался все выше и выше, золотя встречавшиеся по пути леса и поля. Или Анор, как говорили синдар и фалатрим. Финдекано чуть заметно усмехнулся, неожиданно для самого себя осознав, что с одинаковой частотой употребляет оба эти слова.
Долгий путь до Великого моря остался, наконец, позади. Еще немного, и впереди покажутся величественные шпили обнесенного высокими стенами города, поблескивающие золотом и хрусталем в предзакатных лучах. Сердце принца гулко билось, отсчитывая мгновения, остававшиеся до встречи с любимой. Мысль летела вперед, стремясь обогнать теплый резвый ветер и передать известие — он едет!
Этот мысленный порыв, подобно выпущенной стреле, устремился на запад, миновал поля, уже очистившиеся от слишком раннего снега и зазеленевшие, украсившиеся поздними осенними цветами, потом подлетел к Бритомбару, перемахнул через стены, словно юный озорной эльфенок, и, оставив за плечами вновь чисто убранные после боя улицы, залетел в сад. Там, среди величественных кипарисов, изысканных магнолий и нежных вишен бродила та, о ком думал все минувшие дни Финдекано. Армидель то и дело поглядывала на море, прижав руки к груди и подавшись вперед, как будто желала его спросить о чем-то, но не решалась. Или не хотела тревожить по пустякам. Дева чувствовала, что любимый жив, и с ним все в порядке. Требовалось лишь набраться терпения и ждать от него известий. Но это-то как раз и было тяжелее всего!
Пытаясь занять себя, она вышивала, но выходило нечто диковинное и непонятное. Какие-то странные цветы, которых никто никогда не видел, неведомые звери, причудливые лошади с рогом на лбу. Принцесса хмурилась, оставляла рукоделие и шла в сад, где придавалась размышлениям.
Нолдор в последнее время встречались не слишком часто. По большей части они в компании воинов-фалатрим уехали на поиски выживших тварей. Принц Турукано еще в день своего приезда поведал будущей родственнице все, что ему было известно о старшем брате и о битве, которая развернулась на севере Белерианда. Однако рассказать он мог, увы, не слишком много, поэтому естественное любопытство нис осталось неудовлетворенным. Зато он передал ей письмо от дорогой подруги Итарильдэ, и Армидель, от души поблагодарив, убежала читать его и писать ответ. Оказалось, что молодая нолдиэ успешно осваивает под руководством опытных мастеров ремесло архитектора. Дочь морского народа поздравила ее и поделилась некоторым опытом в возведении строений на зыбком побережье: как найти пригодный для постройки участок, а каких мест следует избегать.
Эти события на некоторое время отвлекли ее, но вскоре волнения, связанные с приездом союзников, улеглись, жизнь вернулась в привычную колею, и беспокойство с новой силой овладело Армиделью.
Каждый вечер спускалась дочь Кирдана Корабела в сад и подолгу бродила там, вглядываясь в далекий горизонт. Море шептало что-то ласковое и нежное, и голос его, как и всегда, успокаивал ее метавшиеся мысли. Вдруг в один из дней налетевший ветер донес до нее стук копыт коней, а так же запах цветущего разнотравья. Дева вскочила и словно наяву ее взору предстали развевающиеся лошадиные гривы, а так же черные волосы нолдор и знакомые черты.
— Он едет! — воскликнула она, и сердце птицей затрепетало в груди. Дыхание перехватило, Армидель хотела рассмеяться, но поняла, что не хватает сил. Тогда она подобрала юбки и со всех ног кинулась туда, где в последний раз видела отца — к нему в кабинет.
— Он едет! — повторила она, вихрем врываясь в комнаты Новэ.
Тот поднял взгляд от свитка, который в данный момент читал, и, догадавшись сразу, о ком идет речь, все же уточнил:
— Финдекано?
— Да! — подтвердила дочь. — Он уже совсем рядом, и я отправляюсь навстречу.
— Хорошо, — согласился отец и, поднявшись с кресла, подошел к ней и улыбнулся ласково, заглянул в глаза. — Только охрану возьми.
— Непременно.
Медленно опускавшееся к западному краю неба светило окрасило мир в густые золотые тона. Пели птицы, и можно было подумать, что вернулась весна.
Конечно, Острад, еще не вполне оправившийся от ран, не смог сопровождать принцессу лично, однако он выделил ей самых надежных воинов, опыту которых вполне доверял. Конюхи оседлали лошадей, ворота города распахнулись, и Армидель покинула Бритомбар, поскакав навстречу тому, кого так ждала.
Ветер играл в ее серебряных волосах, лучи Анора добавляли в них оттенки золотого. Ветер раздувал подол платья и широкие белые рукава, и можно было подумать, что всадница летит, подобно настоящей птице, быть может, лебедю или чайке, стремясь обогнать коня.
Фингон увидел кавалькаду издалека, но еще мгновением раньше почувствовал свою любимую, что так стремилась к нему и к которой рвался сам.
— Мелиссе! — воскликнул Финдекано, и ему показалось, что Армидель услышала его.
Вскоре ветер донес до него ответный радостный возглас, и нолдо пустил коня еще быстрее. Верные немного отстали, не желая мешать встрече, и охрана фалатрим поспешила последовать их примеру.
Нолофинвион спешился и, подставив руки, поймал подъехавшую Армидель.
— Любовь моя, — прошептал он и, отпустив любимую, крепко обнял ее и прижал к груди. — Росинка…
Губы ее шевельнулись, на лице отразился восторг и столь яркий, ясный свет, что был способен рассеять всю тьму мира. Он любовался ее чертами и чувствовал, что при всем желании не смог бы сейчас оторвать взгляда. Армидель улыбалась и ласково, нежно перебирала пальцами его длинные, немного растрепавшиеся от быстрой езды волосы.
Ладья Ариэн опускалась ниже, золотой с лиловыми прожилками свет становился богаче и гуще. Пели птахи, радуясь вернувшемуся теплу, и нежные бело-розовые головки душицы склонялись, приветствуя нолдо и дочь моря и славя встречу их и любовь.
— Родной мой, — прошептала наконец Армидель, и в этом слове ясно слышались волнение и тревога о нем, бессонные ночи, и звон стали, пение тетивы луков. Потом, чуть позже, он расспросит ее обо всем, что происходило в его отсутствие, пока же…
Пока же, вздохнув глубоко, Фингон с трудом разомкнул объятия и взял любимую за руку. Плечом к плечу, на ходу раздвигая травы, пошли они к блестевшему в отдалении морю. Воины нолдор и охрана фалатрим по-прежнему держались в почтительном отдалении, не желая мешать. А двое, дойдя до самой кромки прибоя, уселись на песке и, обнявшись, смотрели, как Анар медленно погружается в воду, а на темнеющем небе все ярче проступают крохотные разноцветные огоньки — творения Варды. Сил для того, чтобы говорить, не было, но фэар пели, ликуя, и лучше всяких слов говорили они. Обо всем, что было испытано порознь, о счастье и радости встречи.
Тарион в конце концов отправил большую часть отряда в Бритомбар, оставив лишь несколько нолдор. На всякий случай. Над городом поплыл колокольный звон, и верный воин, слушая его, глядел на лорда и его невесту и улыбался, тепло и по-доброму, словно любящий родитель при виде дитя.
Финдекано лег, откинувшись на песок, и, по-прежнему обнимая любимую, принялся рассматривать звезды. На сердце впервые за многие недели было легко и свободно. Ему казалось, что колокольный звон долетает из далекого Амана, из золотого Валмара или из его детских снов. А море шептало им, будто пело знакомый с юных лет мотив.
«Люблю тебя», — подумал он и, Армидель услышала. Тогда он приподнялся на локте и, посмотрев в родные глаза, склонился и сделал то, о чем давно мечтал — поцеловал невесту. И ощутил горячий, не менее страстный ответ.
* * *
Лантириэль вздохнула и продолжила готовить отвар. Большинство раненых уже покинули палаты исцеления, лишь некоторые еще нуждались в помощи. Однако деву волновало не это. В последнее время лорд Таргелиона перестал заводить с ней разговоры, кроме тех, что касались ее обязанностей в крепости. Изменения в поведении Карантира начались достаточно давно, с тех пор, как тот вернулся со свадьбы кузена. Он стал холоднее и сдержаннее, хотя синдэ чувствовала пламя, что вздымалось в его фэа при ее приближении. Решив, что чем-то обидела его, Лантириэль на время отдалилась сама. Как оказалось, Морифинвэ таким поведением девы остался только доволен.
Нападение тварей на Таргелион и сражения заставили ее на время забыть об изменившемся отношении Фэанариона. Однако не волноваться за него она не могла, каждый раз с беспокойством ожидая вестей. Впрочем, отлично исполнять свои обязанности это ей не мешало.
Теперь же, когда тень Ангбанда была рассеяна, а орки перебиты, дева хотела получить ответ от самого Морифинвэ, а не теряться в догадках.
Закончив с отваром, Лантириэль аккуратно разлила его по сосудам и разнесла раненым, напомнив, когда и как его стоит пить. Улыбнувшись, она попрощалась со своими подопечными и, немного устало и нервно поправив волосы, отправилась к Карантиру.
— Мой лорд, что происходит? — начала она.
— Что ты имеешь в виду? В крепости и землях Таргелиона все спокойно. Скоро ожидаем послов от наугрим — попробую заключить с ними договор, — ответил тот, пояснив: — Уж очень мне их металл понравился.
— Я не об этом. Вы недовольны мной. Что я делаю неправильно? — пальцы девы беспрестанно поправляли кольцо.
— С чего ты взяла? Я доволен твоей работой. Ты отлично справляешься! — Карнистир даже немного улыбнулся.
«Как, как сказать ей, что люблю больше жизни, но не готов погубить ее своим чувством?! Я же видел, понял тогда, что она попадет в Аман через Чертоги Намо, не по морю. И я был рядом. Значит, не уберег… Пусть тогда считает меня… да кем угодно! Лишь бы жила!» — мысли его неслись, обгоняя друг друга.
— Благодарю вас, лорд, — слова девы вернули Морьо к реальности. — Но я хотела бы знать, что мне следует делать, чтобы… чтобы вы вновь говорили со мной, как прежде?
— Ничего. Я не изменил своего отношения к тебе, Лантириэль. Ты прекрасная целительница, и знаешь это, — заставил себя произнести эти слова Карнистир.
— Я поняла. Прошу простить, но я немедленно покину крепость.
— Не смей!
— Не кричите, лорд. В ваших землях немало поселений эльдар. Думаю, я найду где применить свои умения!
Дева развернулась и решительно вышла. Слезы невольно брызнули из глаз, и Лантириэль побежала.
Дверь грохнула о стену, когда Карантир осознал, что только что натворил.
— Вернись! — прокричал он, бросаясь за ней, и, забывшись, позвал: — Ланти! Люблю тебя! Ланти!
Ответом ему послужил лишь стук копыт по двору крепости.
* * *
Ородрет молча глядел вслед удалявшемуся отряду брата. Финдарато. Старший, уверенный в себе и своих силах, готовый поддержать любого из семьи. Да и не только из нее. Не раз рисковавший собой в боях, но всегда доверявший соратникам, он так и не рассказал, где же располагается его королевство.
Артаресто чувствовал себя по меньшей мере странно. Почему-то он изначально был уверен, что Финрод если и не начертит ему карту, то уж точно подробно объяснит, где входы в сокрытый город.
Однако старший Арафинвион был неумолим, сообщив брату лишь направление, в котором следует отправить гонца и примерное время в пути, заверив, что дальше стражи сами его найдут и должным образом сопроводят. На этом их разговор закончился, а вскоре Финдарато с верными покинул остров, не забыв на прощание дать еще пару советов.
Холодный, но не ледяной, как раньше, ветер трепал золотые волосы лорда Минас Тирита, гнал прочь низкие тучи, но не мрачные мысли Ородрета.
«Как теперь быть? Родной брат не доверяет. Сам не справился с обороной. На острове! А если бы Финдэ не успел… Враг бы сделал неприступную цитадель, откуда грозил всем соседним землям…» — последний всадник скрылся из виду, и Ородрет, в очередной раз отбросив назад волосы, сжал пальцы в кулак.
«Моринготто не овладел Минас Тиритом. Значит, я превращу ее в надежную крепость, что не пропустит тварей на юг, а в случае необходимости придет на помощь. Решено! Вот только с чего же стоит начать?»
В раздумьях, Артаресто спустился со стены, и, перечитав оставленный ему Финродом свиток, призвал в зал совещаний мастеров и командиров различных отрядов, желая обсудить предложенное братом с ними.
«А еще я обязательно женюсь», — совершенно не к месту подумал Ородрет, начиная собрание.
* * *
Сквозь листву берез просвечивали яркие золотые лучи Анора, слепящими бликами отражаясь в воде. Сирион плавно, неспешно тек, словно всем своим видом говорил: «Мне некуда торопиться». Келеборн умиротворенно улыбнулся и замер, опершись на луку седла. Наконец-то он дома! Впрочем, до Менегрота оставались еще многие дни пути, но туда он пока что не собирался.
Позади осталась мрачная пустошь Нан Дунготреб, которую дориатский принц преодолел не без трепета в сердце. Опасаясь тьмы и ужаса, он не решался ложиться спать, предпочитая останавливаться лишь для того, чтобы дать краткий отдых коню. Много раз, вглядываясь во мглу и выискивая взглядом среди холмов потомство Унголиант, размышлял он, не стоило ли немного удлинить путь и вернуться более безопасной дорогой вдоль русла Сириона. Но снова и снова отвергал мысль — он и так задержался, чтобы помочь братьям любимой. Конечно, его присутствие по большому счету ничего не решало, однако он сам себе не простил бы, если такой момент переждал за Завесой.
Однако теперь все тревоги и опасности остались позади. Утром он перешел границу, спрятавшись под дорожным плащом, и теперь мог себе позволить немного передохнуть. Лишь на миг Келеборну показалось, что Дориат встретил его не только пением птиц, но и грозным шипением змей. Тряхнув головой, синда огляделся по сторонам и прислушался — ничего подозрительного.
Решив, что это ветер прошелестел по ветвям, он легко соскочил на землю и, погладив верного коня по шелковистому носу, расседлал его и почистив, отправил пастись. В дорожной сумке лежало еще немного мяса, однако прежде чем разводить костер и думать о еде, следовало и самого себя привести в порядок.
Проворно раздевшись, Келеборн прыгнул в воду и, прикрыв глаза, отдался блаженному покою и неге. Река чуть слышно журчала, словно ласково напевала о чем-то, шепот листвы над головой и звонкие голоса птиц навевали умиротворение. Он распластался на зеркальной поверхности и некоторое время просто покачивался, глядя в небо над головой и тихонько улыбаясь. Маленькую, еле заметную паутинку, что на входе в королевство прилипла к его плечу и необъяснимым образом проникла под одежду, Келеборн так и не увидел. Вода же смыть ее не смогла, и та словно растворилась в коже синда, лишь иногда проступая едва видимым узором.
Выйдя из реки, что никогда не была холодна на территории Дориата, он постирал вещи и, растянув их на берегу между двух сучьев для просушки, наконец развел костер и занялся обедом.
Анор уже понемногу начинал клониться к закату, когда неподалеку вдруг зашуршал подлесок, и на поляну выбежала давняя знакомая Келеборна.
— Пелла! — обрадовался он и вскочил на ноги, намереваясь подойти и погладить лисичку.
Однако у той, похоже, были иные планы. Выразительно фыркнув, она вдруг повернулась к эльфу хвостом и начала «закапывать», отбрасывая комья земли точно в его сторону.
— Та-а-ак, — раздумчиво протянул тот. — Ты, кажется, пытаешься мне что-то сказать?
Лисичка прекратила свое занятие, села и, посмотрев на друга, согласно тявкнула.
— Тингол узнал о моем отъезде? — предположил Келеборн.
Пелла промолчала.
— Мелиан по какой-то причине сердится? — продолжал он строить предположения.
Лиса совершенно очевидно ехидно усмехнулась. Эльф поднял брови:
— Неужели Галадриэль изволит гневаться на меня?
Пелла несколько раз оглушительно тявкнула в ответ.
— Ясно, — пробормотал Келеборн и потер подбородок. — А я-то намеревался сделать ей предложение. Как думаешь, может, стоит повременить немного?
Он сел на корточки и погладил маленькую подружку по шелковистой шее. Та, разумеется, не могла дать квенди никакого совета, однако на рыжей мордочке отразилось выражение довольства, и дориатский принц решил, что не вполне утратил еще расположение своей строгой аманской возлюбленной.
«Что ж, там видно будет», — в конце концов решил он.
А вслух предложил:
— Разделишь со мной трапезу?
Пелла отказываться не стала, и они вместе расправились с остатками оленины.
На следующий день, едва Анор проглянул сквозь густые кроны, Келеборн свернул лагерь и отправился вместе с лисичкой вниз по течению в поисках своих товарищей. Они шли, следуя изгибам реки, и эльф беззаботно переговаривался со зверем. Пелла по мере своих возможностей отвечала то фырчаньем, то тявканьем, а иногда выразительным молчанием. В полдень они остановились для обеда и краткого отдыха, а к вечеру, когда тени порядком сгустились, а светило стало уже не столь ярко, Келеборн заметил наконец за ветками лещины новый, хорошо оборудованный брод.
Мастера приветственно загомонили, увидев своего предводителя, и весь остаток дня прошел в обсуждениях предстоящих планов и в рассказах о том что и как было уже построено. Возвращение в Менегрот откладывалось на неопределенный срок — требовалось соорудить еще несколько переправ. Однако это, конечно, ни для кого из них не стало новостью.
* * *
— Нгилион, что это? — спросил Сурион и жестом указал на темную полосу прямо по курсу, с каждым часом все больше ширившуюся.
Долгие десятилетия. Путь домой оказался совсем не прост. Гораздо труднее, чем дорога до смертных земель. И лишь мореходное искусство телери вкупе с упрямством и решимостью так или иначе попасть в Аман не давали им сдаться и опустить руки. И все же самые отчаянные надежды с недавних пор понемногу гасли. Мысль, что валар обманули и достигнуть Благословенного края им четверым так и не суждено, росла и крепла.
Остались позади бесконечные туманы, не проходившие на протяжении многих лет. Тогда казалось, что само время остановилось, а дом, земля и все, что на ней живет и произрастает, просто приснилось им.
«Почти как в думах Единого», — шутили нисси. Нэри усмехались чуть-чуть печально, но вслух им ничего не говорили.
Остались позади крохотные скалистые островки, которые неожиданно выныривали из плотной белесой мглы, позволяя им хоть как-то пополнить запасы воды и пищи. Минули ураганные ветры и борьба со сном. И еще многое, многое другое, что было припасено для них Ульмо и его майяр.
Теперь же туман рассеялся, а на горизонте показалась земля. Нгилион не торопился радоваться, пытаясь понять, не очередная ли это уловка.
«Иллюзия? Или Благой край?»
Разобраться пока было невозможно. Однако капитан, немного подумав, скрылся в каюте и переложил за пазуху письма, полученные им в Бритомбаре от принца Финдекано. Быть может, пришла пора сдержать данное ему обещание.
Вернувшись на палубу, он распорядился убрать часть парусов, а сам до рези в глазах продолжил всматриваться в манящие очертания. Трое членов команды застыли у него за спиной, практически не дыша, а берег все рос и рос, как будто уплотняясь и разбиваясь на отдельные детали. Скоро стали видны очертания гор, до боли напоминающих Пелори, и ущелье Калакирья. А у подножия скал почти как прежде блистали башни и улицы. Хрусталь, драгоценные камни, жемчуг и золото.
— Все так же прекрасен, — прошептала Солмиэль, и Нгилион, обернувшись, с улыбкой посмотрел на жену.
Он обвел взглядом застывшие, напряженные лица товарищей и уже уверенно, радостно прокричал:
— Это Альквалондэ! Мы прорвались!
Все четверо зашумели, сами до сих пор с трудом веря в происходящее. А на берегу уже заметили их легкое, крохотное суденышко. Толпа на пристани все прибывала, и к тому моменту, когда нос «Lossambar», разрезав пышную прибрежную пену, встал на якоря, на берегу уже яблоку негде было упасть.
Вернувшиеся все смотрели, и город, знакомый с детства, казался таким родным и непривычно чуждым одновременно. Как будто это не они, а он скитался непонятно где, и вот теперь предстояло ступить, но было волнительно, тревожно. Вдруг он растает, подобно туману на рассвете?
Нгилион, как командир, сделал первый шаг, за ним второй, а после, вдохнув глубоко, проворно сбежал вниз по сходням и упал на колени, ткнувшись ладонями в песок. Плечи его вздрогнули. Сурион, а с ним и обе девы присоединились к нему, и жители Альквалондэ не мешали четверым. Однако вскоре толпа зашевелилась, раздалась в стороны, и Ольвэ подошел, склонив в приветствии голову.
На вечер во дворце был назначен праздник. Капитан переживал, порываясь отправиться в Тирион прямо сейчас, чтобы исполнить поручение, но владыка телери остановил его, сообщив, что Нолдоран Арафинвэ сам прибудет на торжество. Нгилион удивленно приподнял брови.
— Прошло много лет, — пояснил Ольвэ. — Мы залечили старые раны.
Друг Лехтэ ничего не сказал, однако принялся с нетерпением ожидать вечера.
Происходящее по-прежнему казалось ему каким-то сном.
«Должно быть, пройдет немало времени, прежде чем удастся свыкнуться с собственным возвращением», — рассуждал он, бредя по берегу и всматриваясь в закат.
Товарищи отдыхали во дворце, а ему не спалось. Не до конца исполненная миссия давила на душу, волнение бурлило, и он предпочел пойти размяться, чем маяться в четырех стенах без дела.
Закат пылал, переливаясь яркими красками, и Нгилион, усевшись на песок, все смотрел и смотрел, и где-то в самой глубине фэа постепенно росло чувство покоя и умиротворения. Он дома.
Когда ладья Ариэн почти скрылась за горизонтом, за спиной послышались тихие шаги. Нгилион вскочил и, обернувшись, увидел младшего сына Финвэ.
— Vandë omentaina! — сказал он.
— Alasse, — откликнулся Арафинвэ. — Рад видеть вернувшегося. Удачен ли был ваш путь?
— Мы зрели смертные земли.
— Прошу, поведай.
Нгилион склонил в знак уважения и согласия голову, и начался рассказ. Анар уже давно исчез, на небе проступили звезды. Устав стоять, телеро и нолдо пошли не торопясь вдоль кромки прибоя. Вдалеке играла музыка, горели огни дворца. Праздник по случаю прибытия команды «Lossambar» уже успел начаться, однако они не торопились. Капитан поведал о долгом, трудном пути, о встрече с Кирданом Корабелом и пребывании у него в гостях. В конце концов он достал письма и вручил их Нолдорану:
— От принца Финдекано.
— Благодарю от сердца, — отозвался Арафинвэ. — Послание Анайрэ я сам передам. Так говоришь, у моего брата есть палантир?
Нгилион кивнул:
— Так сказал ваш племянник.
— Хм, — неопределенно ответил Финарфин и о чем-то надолго задумался.
На небе сверкал холодным белым светом Исиль, наследник Тельпериона. Телеро и нолдо в конце концов закончили беседу и отправились во дворец. Но младшему сыну Финвэ казалось, что Анайрэ, узнав подробности, захочет сама побеседовать с мужем и объяснить ему…
«А может быть, и нет», — подвел он итог раздумьям и поспешил выкинуть бесплодные думы из головы.
Нгилион вошел внутрь дворца, а Финарфин, присев на скамеечку, распечатал письмо племянника и погрузился в чтение. Не будет большой беды, если он еще немного задержится. Новости важнее.
* * *
Чайки кричали протяжно и громко. Море с шумом набегало на отлогий берег, оставляя на песке пышные белые хлопья.
— Когда вернется папа? — услышала Идриль тонкий детский голосок.
Малышка Ненуэль, дочь Глорфиделя, родившаяся, несмотря на удивление многих эльдар, уже в Белерианде, вопросительно смотрела на свою старшую подругу и, казалось, готова была расплакаться. Принцесса присела на корточки, и ласково улыбнувшись, потрепала юную нолдиэ по золотистой головке.
— Уже совсем скоро, — заверила она ее. — Ты же знаешь, какое ответственное задание получил твой атто.
Ненуэль неуверенно кивнула в ответ. Итариллэ продолжала:
— Так вот, уже почти все готово. Место для будущего красивого города найдено, и все мы совсем скоро сможем туда переехать, чтобы начать его возводить.
Тут деве показалось, будто где-то в самой глубине фэа прозвенел крохотный колокольчик, будто хотел о чем-то возвестить, и она, вновь поднявшись, задумчиво посмотрела в небо. Неведомый град манил ее, но отнюдь не собственными будущими красотами. Идриль казалось, что чем скорее она до него доберется, тем ближе станет то самое видение, исполнения которого она так ждала.
Дева чуть склонила голову на бок, и лицо ее просветлело, обретя мечтательное выражение. Облака в небе разошлись, и яркий золотой луч блеснул, вмиг расцветив слегка поблекшую было природу.
— Давай поиграем? — предложила Идриль.
— Давай, а как? — мгновенно оживилась девочка, отбросив на краткое время тревоги и грусть.
— Вот так…
Принцесса развела руки в стороны, словно хотела обнять сразу все небо, и принялась объяснять правила:
— Я отворачиваюсь, а ты придумываешь какую-нибудь фигуру и пытаешься только с помощью своего тела ее изобразить. К примеру, на кого я сейчас похожа? Или на что?
Ненуэль задумчиво прикусила губу, но почти сразу выпалила радостно:
— Чайка!
— Верно, — звонко рассмеялась Итариллэ.
И игра началась. Потом они бегали, соревнуясь в скорости с волнами и ветром, и только под самый вечер, проголодавшись, пошли во дворец. На небе уже начинали зажигаться первые самые звезды, и Ненуэль, держа старшую подругу за руку, вслух рассуждала, на что похожи длинные темные тени деревьев и прибрежных построек.
— А ты скажешь мне, когда приедет гонец? — требовательным тоном спросила дочь Глорфинделя.
— Разумеется, — улыбнулась Идриль. — Сразу же прибегу и все-все расскажу.
Малышка сосредоточенно нахмурилась, засопела и вдруг сказала:
— Надо сделать подарок папе. Ты поможешь мне?
— Конечно. Давай начнем прямо завтра, с утра?
— Ура, давай!
Они еще немного поболтали, обсуждая, что именно стоило сотворить, и отправились в столовую, откуда уже доносились запахи жареного мяса и ароматной выпечки. Предчувствие чего-то удивительного и замечательного витало в воздухе, и обе девы с радостью и вдохновением прислушивались к его звону.
А еще Идриль хотела показать отцу чертеж дворца для Гондолина, который она наконец закончила вместе с мастерами. Но это уже немного позже, когда тот прибудет из Бритомбара.
* * *
Мелиан лениво и сыто потянулась, бросив взгляд на спавшего рядом мужа. Утомившийся Тингол улыбался и нежно обнимал подушку. Его серебряные волосы укрывали спину и плечи и немного щекотали супругу, располагавшуюся рядом.
Майэ неслышно встала и светильники, повинуясь воле госпожи, серебряными лучами заскользили по ее нагому телу.
«Вернулся, значит», — подумала она, вспомнив, как совсем недавно ощутила зов Завесы, сообщившей о возвращении одного синда. И Мелиан даже знала, какого. Конечно, легко наказать родича мужа она не могла, да и не одобрили бы остальные подданные такого отношения.
«Придется действовать тоньше. И жестче, — решила королева, поправляя волосы перед зеркалом. — Жалко, конечно, Элу во всех отношениях неплох: послушен, предан и весьма талантливо справляется с обязанностями супруга…» — Мелиан чуть прикрыла глаза, вспоминая недавние ласки мужа, а ее ладонь тем временем сжала грудь и скользнула по животу ниже. «Но рано или поздно мне все равно бы пришлось, а так выйдет очень удобно… Да, придется некоторое время побыть одной, зато после…» — майэ мечтательно прикрыла глаза, опускаясь на ложе рядом с Тинголом, ласками пробуждая супруга, тут же охотно отозвавшегося и ответившего ей.
— Мелиан, как ты прекрасна! — горячо выдохнул он наслаждаясь любимой, что так отчаянно желала его сейчас. О том, что мысли его королевы были далеко не о нем, Элу даже не догадывался.
Крепость встретила долгожданным теплом и стала спасением от ветра, который до этого легко проникал под одежду, стараясь выдуть остатки тепла. На широкой равнине Эстолада ему было где разгуляться, и небольшому отряду нолдор во главе с одним из лордов пришлось нелегко. Кони устало ступали по глубокому снегу, что укрыл землю около месяца назад, всадники зябко кутались в плащи, вспоминая Манвэ, который не мог немного подождать и дать им относительно спокойно добраться до дома.
Во внутреннем дворе было сравнительно тихо, хотя наверху почти по-волчьи пели дымоходы, трубы и металлические части крыш. Верные с радостью встретили отряд, взяв на себя заботу о лошадях, чтобы прибывшие могли сразу отправиться в свои комнаты и обогреться.
Куруфин привычно задержался, не желая никому поручать свою кобылу и заодно узнав обо всех событиях, произошедших во время его отъезда.
Искусник предпочитал сам отправляться на северные или западные рубежи, дабы азартный брат не увлекся охотой или же не устроил среди воинов отряда состязания в скорости и ловкости, тогда как требовалось тщательно обследовать границы. И хотя давно уже было спокойно, прекращать следить за северными землями никто из пришедших в Белерианд не собирался.
По пути к себе он заглянул в мастерскую, ожидаемо обнаружив там сына — еще до отъезда тот сообщил, что хочет получить и опробовать сталь иного состава. Решив не отвлекать Тьелпэ, Куруфин тихо прикрыл дверь, улыбнулся, понимая, что юный нолдо добьется своего и скоро войско Химлада получит более надежную броню. Речь во всяком случае тогда велась именно о ней.
— Мелиссэ, — поднимаясь по лестнице, окликнул он любимую, что шла немного впереди.
— Курво! Вернулся, — светло и радостно ответила Лехтэ. — Прости, не могу обнять.
В руках у нолдиэ был поднос с ароматными горшочками и прикрытым полотенцем пирогом.
— Мне сообщили, что ты приехал, вот я и поспешила. Встретить.
«Мог бы осанвэ поприветствовать ее, — подумал Куруфин. — Вроде давно уже вместе, а все не привыкну».
— Что-то не так? — уловила его настроение супруга.
— Все хорошо. Просто… Я буду сам тебе сообщать, что вернулся. Обещаю, — он открыл дверь, пропуская любимую.
Лехтэ поставила еду на стол и наконец смогла прижаться к мужу.
— Я рада, если будет так, — тихо произнесла она, обнимая его за шею.
— Дай хоть куртку сниму, она ж холодная. Замерзнешь, — чуть отстранил он от себя Лехтэ.
— Так будет лучше, — заключил Искусник, вновь обнимая жену и целуя.
Горшочки с едой, забытые вместе с пирогом, тихо стояли на столе, не мешая двоим, что были полностью поглощены друг другом.
— Остынет ведь, — Лехтэ все же сделала попытку накормить мужа.
— Разогреем. После.
Тихий шелест платья.
— Соскучился по тебе. Очень.
— За три дня? — рассмеялась нолдиэ, отбросив котту мужа в сторону.
— Не только.
Они поняли друг друга без слов и осанвэ, и долгий зимний вечер обещал быть не только теплым, но и жарким.
Ветер тоскливо и завистливо завывал за окном, швыряясь хлопьями снега, желая помешать влюбленным. Бесплотные посланники Манвэ гневались, выражая чувства своего господина — нолдор в изгнании не только не страдали, но и продолжали любить, творить и познавать.
Супруги, одевшись, перебрались на диван, расположившись напротив уютно потрескивавшего камина, чье яркое пламя гнало прочь завистников, завываших в дымоходе.
Лехтэ прижалась к плечу мужа, который тут же обнял ее, не желая отпускать ни на секунду.
— Мельдо…
— Да?
— Уже поздно. Не видел Тьелпэ? — несколько встревоженно спросила Тэльмиэль.
— Он был в мастерской. Возможно, задержится там до утра. Ты же знаешь его… нас, — по-доброму усмехнулся Куруфин. — Если хочешь, схожу за ним — когда он погружен в работу, на осанвэ не откликнется. Проверял.
— Не стоит. Лучше побудем вдвоем. Я тоже очень скучала по тебе.
Поцелуй был долгим и нежным.
— Курво…
— Мелиссэ?
— Нет, не стоит…
— Скажи. Пожалуйста.
— Мельдо, может… пусть у Тьелпэ будет брат! Или сестра, — тут же добавила она.
Искусник вздрогнул, прикрыл глаза и сильно прижал любимую к себе, целуя ее волосы.
— Родная моя, дорогая, бесценная… Лехтэ, я… Я бы очень этого хотел…
— Но? Что не так? — Тэльмиэль взглянула в глаза супругу.
— Враг. Мы на войне, мелиссэ. Я не могу, не имею права рисковать тобой и нашим будущим малышом. Тем более я связан Клятвой, — Куруфин вздрогнул, ощутив как в крови разгорается пожар ярости и жажды мести. — Я исполню ее. Камни отца будут наши! Ты вновь увидишь их свет — свет Древ, истинный свет Арды!
— Курво… успокойся, я поняла тебя, — грустно и тихо ответила Лехтэ. — Пусть будут Камни, а не ребенок.
— Ты ничего не поняла, — горько ответил Куруфин, вставая.
— Так покажи, поделись со мной тем, что чувствуешь, — спокойно произнесла она.
— Нет. Я не желаю, чтобы ты знала это. Тем более ощутила.
Он развернулся и подошел к окну. Довольный ветер стих. Крупные снежинки хлопьями падали, оседая на крышах, карнизах, деревьях. И это спокойствие, это ледяное безразличие, как и молчание Лехтэ за спиной подействовало сильнее иных уговоров.
— Я лучше покажу тебе иное, — решительно произнес Искусник, вернувшись к жене, и распахнул осанвэ.
Пламя, светлое и жаркое, опасное и опаляющее, грозное и тепло-нежное вздымалось в его фэа. Казалось ничто не в силах укротить, обуздать его, но в то же время оно чутко реагировало на малейшие изменения, движения души Лехтэ.
— Мельдо, — ахнула она, вновь оказавшись в его объятьях.
— Люблю тебя. Всегда. Где бы ни оказался, хоть за Гранью… Молчи, просто чувствуй меня, такого, какой я есть.
Резкий порыв ветра ударил в окно, но супруги его даже не заметили.
* * *
Никогда не думала прежде Нэрвен, гордая «мужедева», как ее назвала однажды мать, что так будет, что тоска по одному-единственному квендо окажется настолько острой и почти лишит ее сил, не будет давать есть и спать.
Галадриэль вздохнула и отвела с дороги укрытую пышной снежной шапкой веточку. Уже много месяцев она не видела своего мельдо. Келеборн до сих пор наводил переправы через Сирион, и дело это, сначала казавшееся ей не таким уж и сложным, несколько затянулось. Не пара-тройка плотов — упрямый, настырный синда решил возвести настоящие, полноценные мосты там, где это было возможно, а так же сделал несколько паромных переправ.
«Еще один, — написал он ей в последнем письме, — и задание Элу будет выполнено. Скоро я вернусь. Скучаю очень. Пелла передает тебе привет».
Галадриэль представила весело бегающую по стройке лисичку и с грустью улыбнулась. Счастливый зверек! Ей было доступно то, в чем отказали нолдиэ. Сотни раз порывалась эллет нарушить распоряжение Тингола и самой поехать к Келеборну. Но если возлюбленного еще могло спасти родство с королем, то ее саму за непослушание могли просто выслать из Дориата. И что бы она тогда стала делать? Ведь, помимо всего прочего, у нее есть тут незавершенные дела.
Дева нахмурилась и остановилась посреди утоптанной широкой дорожки, прикусив губу. План с вышивкой, до сих пор казавшийся весьма удачным, так и не был исполнен. Заминка возникла в сюжете. Он должен понравиться Элу, это непременное условие, а так же не вызвать подозрений у Мелиан.
Анар весело светил сквозь голые ветви, украшая землю россыпью разноцветных, пронзительно ярких искр, щебетали птицы, и Галадриэль замечталась, глядя по сторонам, как было бы замечательно пройтись тут вдвоем с Келеборном, держась за руки, и любоваться пробуждением земли.
На сердце Артанис потеплело, фэа будто согрелась от этих мыслей. Увлеченная мечтами, она сама не заметила, как сошла с проторенной тропы и споткнулась о выступающий корень вяза.
— Ambar-metta! — выругалась она и невольно взмахнула руками, стремясь вернуть утраченное равновесие.
Однако упасть ей не дали. В тот же миг чья-то сильная рука заботливо подхватила Галадриэль под локоть, и дева, подняв взгляд, увидела Трандуила, сына Орофера. Юноша, лишь недавно справивший свое пятидесятилетие, стоял и смотрел внимательным и немного насмешливым взглядом, в котором читалось понимание.
— Счастливая встреча, — проговорила наконец она и чуть склонила голову в знак благодарности.
— Но вовсе не случайная, — признался синда и улыбнулся, на этот раз широко и открыто. — Я искал тебя, дева из Амана.
Артанис вопросительно подняла брови.
— Что происходит в нашем благословенном королевстве, интересоваться не стану, — заговорил он, — хотя, признаюсь, весьма интересно. Спрошу лишь, долго ли еще Келеборн собирается строить из себя великого инженера? Когда он возвращается?
Дочь Арафинвэ не сдержалась и раздраженно фыркнула:
— Хотела бы я знать. Пишет, что остался последний мост. А почему ты спрашиваешь?
— Соскучился по товарищу, — рассмеялся Трандуил. — К тому же разбирает любопытство — Келеборн никогда не был строителем. Но раз ты говоришь, что конец уже близок, то о подробностях я расспрошу по возвращении его самого. Благодарю тебя.
Сын Орофера уже собирался было уйти, однако Галадриэль неожиданно для самой себя его задержала:
— Постой!
Тот послушно замер в ожидании. Дева нахмурилась:
— Скажи, что любит Элу?
— В каком смысле? — удивился Трандуил.
— В самом обыкновенном. Хочу сделать подарок, но не знаю, что выбрать.
Синда всерьез задумался.
— Кроме Дориата и Мелиан? — уточнил он наконец.
— Да.
— Хм, — неопределенно пробормотал он и почесал бровь. — Дочь свою любит, но для тебя это, конечно, не тайна. К тому же Лютиэн Тинголу не подаришь, она уже у него есть. А еще… Весну, пожалуй.
— Весну? — удивилась Галадриэдль.
— Да. Странно, правда? Но я сам много раз наблюдал, с каким удовольствием он наблюдает, как все расцветает и распускается.
— Спасибо тебе! — радостно воскликнула нолдиэ, озаренная внезапно пришедшей на ум идеей. — Ты мне очень помог.
— Я рад этому, — отозвался Трандуил. — Тебя проводить?
Отказываться от предложения Артанис не стала, и всю дорогу до Менегрота они с Ороферионом оживленно беседовали на тему скорого прихода весны. А, едва оказавшись во дворце, она распрощалась со спутником и прошла в покои, где незамедлительно достала чистый отрез ткани. Весна в Амане! Ведь он видел однажды благословенный край, а значит, сюжет вышивки должен оказаться ему приятен. Гобелен с изображением Дориата придется ненадолго отложить, но беды не будет — она управится быстро.
«Быть может, за работой время до возвращения Келеборна пролетит быстрее?» — подумала она и, вновь представив себе любимого, улыбнулась светло и нежно.
* * *
— Когда на охоту? — спросил Макалаурэ, широко улыбаясь.
— Да хоть сейчас! Даже не надейся, что обойдешь… меня, — голос неожиданно прервался, словно споткнувшись, а сам говоривший тяжело откинулся на подушки.
— Что? — вмиг посерьезнев, произнес Маглор. — Чем помочь?
Оростель лишь качнул головой, восстанавливая дыхание.
— Все почти нормально. Сейчас. Отдышусь.
Он прикрыл глаза и попытался унять боль, неожиданно прошившую все тело.
Несмотря на то, что времени прошло немало, нолдо, чью фэа Макалаурэ буквально вырвал из цепких рук Намо, еще не начал самостоятельно передвигаться по крепости, хотя в своей комнате чувствовал себя вполне уверенно.
Маглор присел рядом с другом, расположившимся в постели у окна.
Изрядно обожженный лавой Ард-Гален чернел до самого горизонта, упираясь в грозные пики Железных гор.
— Может, ты выберешь себе иную комнату? — предложил Макалаурэ, когда Оростель только начал приходить в себя. — Не самый жизнеутверждающий вид.
— То, что нужно, — возразил ему нолдо. — Не дает забыть, зачем я живу, кому должен отомстить, от кого уберечь остальных.
— Как скажешь, — согласился тогда Кано.
Больше они не заводили разговор насчет северного пейзажа.
— Знаешь, я ведь и правда хочу если не на охоту, то на прогулку, — тихим, но ровным голосом сказал Оростель.
Маглор оценивающе посмотрел на друга и кивнул.
— Хорошо, пройдемся немного, — улыбнулся он. — Но учти, там уже холодно.
— Справимся, — отозвался нолдо, вставая и принимаясь одеваться.
Нехитрая процедура заняла немало времени, однако Маглор, как ни хотел помочь товарищу, оставался немного в стороне, не желая подчеркивать его слабость.
— Готов? — наконец спросил Кано и, дождавшись кивка, предложил. — Давай как тогда, в Амане, возьмемся за руки. Помнишь, нам тогда было лет по пятнадцать — двадцать…
За разговорами и воспоминаниями друзья вышли во двор крепости. Приходилось часто останавливаться, однако Макалаурэ каждую невольную задержку объяснял необходимостью показать ему нечто интересное, требовавшее обязательного рассмотрения вблизи. Это мог быть уникальный камень в стене, которого до этого лорд и не замечал, или же дивная пичуга, расположившаяся на карнизе и смешно встопорщившая перья. Оростель тихо и благодарно улыбался другу.
Наконец они дошли до небольшого внутреннего садика, где имелись скамьи, на которые друзья тут же и опустились.
— Кано, это… это, — слов ему не хватило, лишь осанвэ он смог передать Макалаурэ все чувства и эмоции, тот восторг и искреннюю радость, что им владели.
* * *
— Ну что, матушка, куда поедем? — с энтузиазмом в голосе поинтересовался Тьелпэ и, слегка прищурившись, посмотрел в пронизанную яркими, слепящими лучами Анара даль.
Глаза его горели, пальцы нетерпеливо поглаживали шею лошади, и та, чувствуя настроение всадника, то и дело принималась перебирать копытами.
— Давай к ущелью Аглона? — предложила Лехтэ. — Давно хотелось посмотреть укрепления.
Сын оглянулся и заинтересованно приподнял брови. На лице его отчетливо читалось легкое ехидство, смешанное с пониманием — все же его аммэ отличалась от большинства нисси, которых он знал. Те бы никогда не занимались тяжелой работой по дереву, а для прогулок предпочитали сады или рощи.
— Ну что ж, давай, — ответил Куруфинвион.
Курво дела вновь задерживали на дальних заставах, и заскучавшая в крепости Лехтэ уговорила Тьелпэ отправиться на небольшую прогулку. Тот согласился, но только вместе с несколькими верными, на всякий случай.
Ворота за их спинами почти бесшумно закрылись, и небольшой отряд тронулся вперед, повинуясь сигналу молодого лорда.
Воздух был пронизан ожиданием весны и тепла. Снег под копытами коней уже успел потяжелеть и осесть. Пели птицы, и нис почти воочию представляла, как по полям уже совсем скоро побегут широкие, говорливые ручьи. А вскоре и деревья зазеленеют, распустятся цветы…
Она широко улыбнулась и тряхнула головой. Близкое присутствие тьмы уже не давило на фэа.
— Ты знаешь, — признался вдруг сын, поравнявшись с матерью, — мне нравится ущелье. Там красиво.
— Вот как? — невольно усомнилась та.
— Да, — кивнул он. — Это трудно объяснить. Там нет зеленых холмов и усеянных цветами долин, и все же… Впрочем, сама увидишь.
Заснеженные поля привычно ложились под копыта лошадей. Так далеко на север Лехтэ еще ни разу не заезжала, поэтому теперь она с интересом оглядывалась по сторонам. Леса, протянувшиеся тонкой темной лентой почти у самого горизонта, тени гор вдалеке, пока еще совсем небольшие и отнюдь не поражающие воображение.
Однако, чем ближе они становились, тем сильнее захватывало дух Тэльмиэль. Каменные громады росли, стремясь отвоевать пространство у неба, и хотя по высоте не могли сравниться с Пелори, однако все же внушали уважение.
Всадники остановились, и Лехтэ, задрав голову, принялась рассматривать остроконечные пики, глубокие, изрезанные выходами пород провалы, и она постепенно начинала понимать, что именно имел в виду сын.
— Красиво, — прошептала она и посмотрела на Тьелпэ.
Тот улыбнулся, явно довольный, и широким жестом указал вправо и вверх:
— А вон там одно из наших укреплений. Я сам его строил.
Прорезанные бойницами стены сливались с окружающим скалистым пейзажем, и для того, чтобы заметить их, приходилось прилагать очевидные усилия. По крайней мере, такому неопытному в военном деле наблюдателю, как она.
— Поднимемся? — предложил сын, и мать охотно поддержала идею.
Легко спрыгнув на землю, Лехтэ первая начала взбираться вверх по тропинке, однако внутрь самого укрепления заходить не стала, а остановилась у одной из лощин.
Обрамленное двумя почти отвесными стенами, ущелье Аглона убегало на север, однако того, что простиралось за ним, пока видно не было. Тэльмиэль посмотрела наверх и задумчиво прищурилась. Уцепившись за один из камней, она подтянулась и взобралась на очередную вершину. Сын последовал за ней.
Фигуры верных внизу становились все меньше и меньше, и вот настал момент, когда долина Лотланна распахнулась перед взором любопытной нолдиэ во всей своей суровой красе.
— Вон там, — прокомментировал сын, жестом указав на север, — Химринг. А дальше на восток владения дядюшки Макалаурэ.
— А на западе?
— Дортонион, а за ним Хитлум и Дор Ломин. Остальные владения нолдор гораздо южнее.
Лехтэ вздохнула мечтательно и протянула:
— Хотелось бы мне однажды там побывать и посмотреть своими собственными глазами.
Неведомые земли и суровая красота севера манили ее, разжигая любопытство, и мрачные скалы казались ей теперь куда красивее, чем цветущие поля юга.
Двое нолдор молчали, задумавшись каждый о своем, и лишь стук сердец напоминал, что это не изваяния.
Лехтэ смотрела и почти воочию представляла, как тут еще совсем недавно текли реки огня, а воинство тьмы шло вперед, движимое жестокой волей своего владыки.
— Где вы бились? — спросила она.
Сын заметно вздрогнул, выныривая из дум, и пустился в объяснения.
— Хотелось бы мне быть рядом с вами, а не скрываться за стенами, — сказала Тэльмиэль.
— Бойтесь своих желаний, матушка, — отозвался с улыбкой Тьелпэ. — В такой земле, как Белерианд, они легко могут исполниться. Конечно, это будет не скоро. Пока мы выиграли несколько спокойных, мирных лет. Но кто знает, как долго они продлятся?
— О чем ты? — полюбопытствовала нолдиэ, пристально вглядываясь в лицо сына.
— Мы разбили воинство, но не самого Врага, — пояснил тот. — Когда-нибудь он накопит новые силы, и мы опять сойдемся в бою. И так будет продолжаться из раза в раз. Нолдор будут нести потери, которые мы не сможем быстро восполнить. Я часто вглядываюсь в очертания будущего, но не могу разглядеть, что именно следует предпринять, дабы переломить ситуацию. Пока не могу.
Тьелпэринквар нахмурился, стиснул зубы и с силой ударил кулаком по ближайшему камню, и несколько крохотных осколков упали к его ногам. Молодой лорд проследил на ними взглядом и с видимым усилием заставил себя улыбнуться:
— Что ж, кажется нам пора возвращаться.
Лехтэ кивнула, решив, что они и вправду увидели вполне достаточно, а заходить внутрь укреплений и отвлекать стражей от службы не самая лучшая идея.
— Да, пойдем, — ответила она.
Сын подал руку, и оба проворно сбежали вниз. Вскочив на коней, они развернулись и тронулись в обратный путь.
— Давай заедем кое-куда, — предложил вдруг сын, когда до крепости оставалось совсем немного и на горизонте успели показаться пока еще крохотные башни. — Я знаю одно место…
Он не договорил, загадочно прервав себя на полуфразе, и этим разжег в груди матери любопытство. Они свернули в сторону леса, ступили под его сень, и Лехтэ залюбовалась открывшейся перед ней картиной.
На припеках с веток слетали первые весенние звонкие капли, лучи Анара играли в них, слепя, и этот свет вкупе с пением первых птах рождал в сердце радость, такую же бурную, как ожидавшееся вскорости половодье.
— Вот здесь, — прошептал сын, отводя с пути из толстую еловую лапу, и Лехтэ вскрикнула, увидев подснежник.
— Невероятно! Так рано?
— Да, — подтвердил довольный сын. — Я приметил это место вскоре после того, как мы переселились в Химлад.
— Еще до того, как приехала я?
— Верно. Здесь всегда раньше всех распускаются цветы.
Они спешились и некоторое время любовались, не в силах отвести от удивительной картины взгляд. Анар неспешно совершал свой ежедневный путь, и нолдор, выехавшие из крепости на рассвете, заторопились, стремясь попасть домой хотя бы к обеду.
А Лехтэ подумала вдруг, что еще месяц-два, и эти поля покроются первой робкой зеленью. Распустятся цветы. И тогда придет еще один праздник — очередная годовщина их с Курво знакомства.
«Кстати, тогда можно будет надеть золотое платье с лучами Анара», — подумала она.
Тьелпэ помог матери взобраться на коня, и маленький отряд уже не задерживаясь поскакал к крепости. Когда лес остался позади, молодой лорд пригляделся к далеким знаменам на башнях и радостно объявил:
— Отец вернулся!
Лехтэ радостно улыбнулась в ответ и пустила коня в галоп.
— Ну-ка, — прокричала она. — Кто быстрее?
И сын, словно маленький эльфенок, а не взрослый разумный лорд, охотно принял брошенный матерью вызов.
Вскоре ворота гостеприимно распахнулись, и Тьелпэ с Лехтэ голова к голове влетели во двор.
* * *
Весна уверенно шла по просторам Химлада, даря долгожданное тепло и свет. Зима, наступившая несколько позже обычного, оказалась снежной и суровой. Ледяные северные ветра врывались в Эстолад через ущелье Аглона в бессильной попытке сдуть прочь ненавистную крепость. Однако других действий со стороны Ангамандо не наблюдалось. Даже орки почти не беспокоили нолдор — с небольшими отрядами легко справлялись стражи, несшие дозор, но несмотря на это по распоряжению лордов эльдар даже в своих землях не передвигались по одному.
Теперь же, когда ладья Ариэн поднималась все выше, согревая землю, побуждая олвар очнуться ото сна, твари, боявшиеся жарких лучей, перестали попадаться даже ночным патрулям, попрятавшись в свои глубокие норы.
— Мелиссэ, только что получил послание из Ломинорэ, — сообщил с порога Куруфин, заходя в комнату.
Лехтэ отложила в сторону набросок и вопросительно посмотрела на мужа.
— Финдекано сообщает о своей помолвке с дочерью Кирдана… Забыл ее имя, сейчас, — он развернул свиток и принялся перечитывать.
— Не ищи. Армидель, — подсказала Тэльмиэль.
— Что?
— Дочь владыки фалатрим зовут Армидель, — пояснила она.
— Постараюсь запомнить, — буркнул Курво и продолжил: — он, Финьо я имею в виду, приглашает всех родичей на помолвку и потом на свадьбу. Что скажешь?
— Я рада за них, — тут же ответила Лехтэ.
— Я не об этом. Ты хотела бы поехать со мной? Вновь проделать неблизкий путь к морю?
— Конечно! — радостно воскликнула она. — Когда мы отправимся?
— Туда еще нескоро, — ответил Куруфин, — но сейчас можно съездить в рощу. Вдвоем. Мы давно с тобой не гуляли.
— С удовольствием, мельдо, — она подошла и быстро поцеловала мужа в щеку. — Только переоденусь.
— Накинь плащ потеплее. Все же еще не лето, — напомнил Курво, прикрепляя на пояс ножны с мечом и ножом. Без оружия он не покидал крепость.
Коней для себя и жены Куруфин собрал сам, не желая беспокоить верных, которым хватало работы и беспокойств — начинали жеребиться кобылы.
— Как вернемся, я напишу ответ, что мы обязательно приедем на свадьбу. Насчет помолвки я не уверен — нам надо многое успеть за это лето, — Искусник замолчал, обдумывая неожиданно пришедшую в голову мысль.
«Тьелпэ, просто увеличь температуру и добавь в сплав не только гномий металл, но и легкое серебро. Да, очищенное. Нет, не зайду. Мы с аммэ уедем ненадолго».
— Курво?
— Что?
— Все в порядке? — обеспокоенно спросила Лехтэ. — Если не хочешь, то мы вообще не поедем туда. Я же слышала о разногласиях, что возникли с прибытием тех, кто пошел за Ноло в Белерианд.
Куруфин рассмеялся:
— Я и не думал сейчас о кузене и его невесте. Так, пришла в голову мысль. Поделился осанвэ с сыном — пусть проверит.
Они вывели коней, и Куруфин, подсадив жену, запрыгнул на свою кобылу, не забыв погладить ее шелковистый любопытный нос, приказал открыть ворота.
Роща встретила супругов оглушительным пением птиц и нежно-зеленой молодой листвой деревьев. Анар пригревал все сильнее, так что Лехтэ сняла свой давно распахнутый плащ.
— А ты говорил, будет прохладно, — пожаловалась она мужу.
— Вечером пригодится. Мы же никуда не спешим. Или ты хочешь пораньше вернуться в крепость? — спросил он, спрыгивая на землю и протягивая руку жене.
— Я рада, что у нас есть почти целый день, — призналась она. — Мне очень не хватает таких прогулок. Помнишь, как тогда, еще в Амане?
— Конечно, — Куруфин улыбнулся, на миг показавшись жене тем самым юным Атаринкэ, которого она и полюбила.
Отпустив коней пастись, они ступили в кружевную тень деревьев.
— Когда мы бродили по полям и садам рядом с Тирионом, — начал Искусник. — Тогда мне казалось, что я понял, что такое счастье.
— Теперь ты считаешь, что был неправ? — Лехтэ остановилась и удивленно посмотрела на него.
Куруфин лишь покачал головой:
— Я думал, что потерял тебя. Навсегда. Теперь же, несмотря на боль и горе, что я познал в Белерианде, я вновь счастлив, даже сильнее, чем прежде, потому что уже понял, каково это — разлучиться с тобой.
— Атаринкэ… — забывшись, позвала она любимого. Тот вздрогнул, но промолчал, лишь крепко прижал к себе жену.
— Ты права, — наконец сказал Искусник. — Это был он. Иногда лорд Куруфин отступает на второй план. Но учти, Атаринкэ появляется редко и исключительно ради тебя.
Лехтэ с нежностью посмотрела на мужа, ласково провела рукой по его волосам и поцеловала. В тот миг лучи Анара нашли окошко в молодой листве, осветив супругов.
— Словно Лаурелин, — тихо произнесла Тэльмиэль.
— Да, может показаться, что ничего не происходило, что мы вновь у подножия Туны, только я-то знаю, чувствую его злобу и слышу зов. Камней и Клятвы.
Нолдиэ вздохнула.
— Ты только не забывай о той, другой, что принес намного раньше, — попросила она.
Куруфин резко остановился, внимательно посмотрел на жену и совершенно неожиданно подхватил ее на руки и закружил.
— Никогда. Никогда не откажусь от тех слов. Что бы ни произошло, мелиссэ, где бы я ни был, услышу тебя, почувствую тебя и…
Он не договорил — поцелуй и распахнутое осанвэ передали чувства точнее слов.
Они шли по мягкой зеленой траве, молча, держась за руки, и доброе тепло согревало фэа Куруфина, возвращая ему его же прежнего.
Птичьи трели постепенно стали стихать, а тени удлинились. Лехтэ зябко повела плечами и запахнула недавно надетый плащ.
— Скоро будет полянка, разведем костер, согреемся, — сообщил Искусник. — Или домой?
Лехтэ покачала головой.
— Давай еще немного побудем вдвоем. Ты же сразу убежишь в мастерскую к сыну, потом доклады, затем дальние рубежи… Я все понимаю, но очень скучаю по тебе… Я боюсь, что это всего лишь сон, что открою глаза в Тирионе, что никогда не смогу больше прикоснуться к тебе.
Тэльмиэль задрожала, прижавшись к мужу.
— Курво, не оставляй меня, — еле слышно прошептала она.
— Никогда.
Полянка оказалась даже ближе, чем думал Искусник.
— Сейчас, родная моя, сейчас, — он быстро развел огонь, расстелил свой плащ на земле и сел рядом с женой.
— Что случилось? Я чувствую твой страх, мелиссэ, — спросил он.
— Мне показалось, что… что тебя нет. Нигде нет, Курво, ни в Беленианде, ни в Амане, ни… в Чертогах. Это… это ужасно, мельдо.
— Я здесь, с тобой, — он нежно погладил ее по волосам и обнял за плечи. — Просто северный ветер донес отголосок очередного колдовства Врага. Не бойся, ты со мной. Здесь никого больше нет.
Жар рук Искусника, которые, как показалось Лехтэ, были повсюду, прогнали холод и липкий страх, разбудив в ней желание. Нолдиэ потянулась к губам мужа, одновременно проникая ладонями ему под рубашку.
«Вернемся утром», — подумал Куруфин и потянул вниз платье жены.
Костер давно прогорел, и Искусник плотнее закутал спавшую рядом Лехтэ в оба плаща, накрыв ее сверху своей курткой. Небо начинало светлеть, звезды гасли одна за одной — начинался новый день, с его заботами, проблемами, за которыми важно было не потерять главное — жену и сына. Впрочем, последний сам скоро потеряется в недрах мастерской.
Почувствовав на себе взгляд мужа, Тэльмиэль открыла глаза.
— Мельдо…
— Я здесь, — улыбнулся он. — Не замерзла?
— Разве с тобой это возможно? — счастливо проговорила она и потянулась.
— Не вылезай пока из плащей, — сказал он, вставая. — Сейчас вновь разведу костер, и тогда оденешься.
Тэльмиэль кивнула и огляделась по сторонам.
— Курво, ты видел?
— Что? — удивленно обернулся он.
— Цветы. Их не было вчера.
Зеленую поляну почти сплошным ковром устилали маленькие белые звездочки, в ранних лучах Анара казавшиеся золотыми или нежно-розовыми.
— Они расцвели ночью, мелиссэ. Не ромашки, конечно, но…
— Они прекрасны, мельдо! — искренне сказала Лехтэ. — Как и все, что было…
— И что еще будет, — поддержал ее муж. — Это добрый знак.
Супруги вернулись в крепость ближе к обеду.
— Атто, аммэ, наконец-то! — встретил их Тьелпэ.
— Ты нас потерял? — спросил Куруфин.
— Нет, но я получил сплав, как ты мне вчера подсказал. Хотел вместе испытать.
Искусник кивнул.
— А еще гонец из Ломинорэ ждет ответа. Дядя писать отказался, сказав, что это не его обязанности, и удрал с дозорными.
— Хорошо, что напомнил. Сейчас напишем. Вместе, — добавил он, улыбаясь.
Тьелпэ кивнул.
— Благодарю. Мне стоит этому поучиться.
Куруфин кивнул.
— А летом будешь представлять Химлад.
— Что? — удивился он.
— Поедешь к Финдекано на помолвку. Что потребуется обсудить с Ноло, я скажу, а сам займусь северными рубежами.
Лехтэ с любовью и одобрением смотрела на сына и мужа — наступали светлые дни.
Все чаще и чаще открывали теперь фалатрим главные ворота Бритомбара, чтобы впустить прибывавших на праздник помолвки нолдор. И хотя тварей Моргота в округе уже давно не было видно, владыка Кирдан не позволил держать створки распахнутыми на время приезда гостей. Так что дозорным приходилось раз за разом приводить в действие механизм, отвечавший за их движение.
В полях уже давно сошел поздний снег, подсохла обрадовавшаяся свободе земля, и зеленые травы вытянули пушистые метелки-головки навстречу Анару. Проклюнулись первые робкие цветы, и вот в один из дней вдалеке, у самой границы леса, послышалось звонкое пение уже знакомого каждому мореходу рога. Прибыл Финдекано. Впрочем, его ждали. Не успел отряд приблизиться на расстояние полета стрелы, как тяжелые створки начали открываться.
— Vedui’, cund! — приветствовал лорда Ломинорэ командир караула, и тот улыбнулся в ответ.
— Рад видеть вас!
За время прошлых визитов Нолофинвион успел познакомиться если и не со всеми жителями города, что было, конечно же, невозможно, то со многими. Стражи дворца и дозорные на стенах, рыбаки, возвращавшиеся с уловом в порт, а так же простые прохожие, встречавшиеся ему во время прогулок по Бритомбару — со многими Фингон имел возможность побеседовать, и все они теперь, завидев его, приветственно махали руками.
Конюхи забрали лошадей, чтобы позаботиться о них, и нолдор пешком направились во дворец. Но не успели они пройти и половины лиги, как вдалеке показалась спешившая к жениху Армидель. Тот, оставив товарищей, бросился к ней навстречу и крепко обнял, прижав к груди.
— Elen sila lumenn omentilmo, — прошептал он на синдарине и, обхватив лицо возлюбленной двумя ладонями, добавил: — Люблю тебя.
Глаза девы сияли, она порывалась и не могла найти сил ответить, но Финдекано и сам без труда читал то, что творилось в глубине ее фэа. Наконец, дочь морского народа прошептала:
— С приездом тебя. Очень рада видеть.
Они стояли посреди города, на них оглядывались прохожие, и только поэтому он не стал целовать любимую, а просто взял ее за руку. Уже вместе они продолжили путь во дворец, где принц нолдор приветствовал Новэ, владыку фалатрим и своего будущего тестя.
Спустя несколько дней из Амон Эреб прибыл Тэльво, а с ним и Аредэль.
— Мы первые, да? — спросил он кузена, весело блеснув глазами, и спрыгнул с коня.
Тот охотно подтвердил догадку.
— Ничего, это ненадолго, — успокоил его Амбарусса. — Из Химлада кто-нибудь приедет точно, я говорил перед отъездом с Курво. Насчет остальных не уверен, но на свадьбу многие собирались прибыть.
Ириссэ тем временем радостно обняла брата и несколько оценивающе посмотрела на Армидель, которая встречала гостей вместе с женихом.
«Хороший выбор, торонья, — донеслось ее осанвэ. — Смотри только, чтобы дети на тебя были похожи. Светловолосых у нас предостаточно. Представляешь, спутают, к примеру, с сыном Ресто, если таковой будет!»
Аредэль рассмеялась, неожиданно для окружающих, а Финдекано, на мгновение помрачнев, взглянул на невесту, улыбнулся и покачал головой.
«Нет, Арельдэ, не цвет волос определяет родство…»
Вслух же он добавил:
— Вечером поговорим. И, пожалуйста, не удаляйся от дворца.
Когда Ириссэ ушла, Армидэль удивленно спросила жениха:
— Твоя сестра приехала издалека, неужели ей захочется сразу же отправиться на прогулку?
— Ты совсем не знаешь Арельдэ. Она очень… не может она долго усидеть на одном месте, — наконец подобрал слова Фингон.
Следующими фалатрим встречали Турукано. Он приехал с дочерью, отрядом верных и двумя лордами, Эктелионом и Эгалмотом. Армидель и Идриль с радостью поприветствовали друг друга и провели за беседой весь остаток дня.
Тьелпэринквар лишь ненадолго отстал от Нолофинвиона и прибыл на следующее утро.
— Отец этим летом занят, — охотно ответил он на вопрос Фингона. — Но на вашей свадьбе родители непременно будут. Матушка уже с нетерпением ждет праздника.
Младший лорд Химлада улыбнулся и беззаботно рассмеялся вслед за родичем, словно юный эльфенок. Решив не откладывать поздравления, он посчитал нужным вручить дары, предназначенные лично Финдекано, в день приезда. На самом же празднике ему предстояло преподнести влюбленным их первый совместный подарок. Тьелпэ достал специально изготовленные и привезенные из дома венец, пару фибул, а также новую сбрую для коня Фингона.
— Твою невесту я поздравлю уже на празднике. Тогда же будет и общий дар, — сообщил он.
Нолофинвион от души поблагодарил младшего родича и поинтересовался делами в Химладе. Не теми, что планировалось обсудить на встречах лордов. Ему хотелось узнать, чем занимается Лехтэ, и как ей живется в Белерианде, какую добычу приносит в крепость Турко, чем сейчас увлекается Курво.
«Словно встреча в Тирионе», — подумал Тьелпэ, вздохнув.
Постепенно во дворце Бритомбара складывался новый, не похожий на прежнее течение дней, распорядок. С самого утра, сразу после завтрака, лорды нолдор отправлялись в один из кабинетов и до обеда обсуждали свои дела. Потом все вновь встречались за дневной трапезой, и лишь вечером Финдекано мог погулять с невестой.
Блестело море, радостно искрясь в лучах Анора, теплый бриз обдувал им лица, трепал полы одежд. Казалось, ничто не напоминало об отгремевших не так давно битвах, и все же нет-нет, а чудились принцу нолдор в пении птиц яростные крики и звон стали. Тогда он чуть заметно вздрагивал и, нахмурившись, смотрел на север. Армидель серьезно вглядывалась в его лицо, осторожно гладила по напряженному плечу, и глаза ее светились пониманием.
И все же гораздо чаще он замечал, как упоительно пахнет распустившийся олеандр, а чайки кричат, носясь над морем.
В тот же день, когда приехал Куруфинвион, прибыл и Ородрет. Он извинился от имени своих братьев, не пожелавших оставить тайный город или же занятых восстановлением Дортониона.
— В следующем году кто-то будет непременно, — заверил он.
Оба посокрушались, что давно уже не видели Артанис, и Финдекано повел гостя и родича во дворец.
Теперь все ждали лишь Нолофинвэ. Не желая терять времени зря, нолдор почти ежедневно всей компанией отправлялись на охоту. Ириссэ, Армидель и Идриль с удовольствием присоединялись к нэри, и стрелы их весьма часто находили цель.
Куропатки, фазаны, кабаны, лани. Охотники доставляли добычу в Бритомбар, и дворцовые повара каждый день радовали гостей новыми мясными блюдами.
Нолдоран себя ждать не заставил и прибыл через несколько дней на закате. Уже в который раз привычно распахнулись главные городские ворота, и отряд гостей из Хитлума въехал, блестя начищенной сталью доспехов.
Кирдан в сопровождении дочери и будущего зятя вышел встречать, и Нолофинвэ, спешившись, приветствовал Новэ, расцеловал Финьо и, обернувшись к будущей невестке, слегка склонил голову.
— Рад лично увидеть наконец ту, что покорила сердце моего старшего сына, — улыбнулся он, глядя на Армидель. — Alasse.
— Vandë omentaina, — ответила та, с непривычки слегка запинаясь.
Нолофинвэ полез за пазуху и достал оттуда нечто, бережно завернутое в мягкую тряпицу. Развернув ее, он достал весьма крупный, необычно ограненный сапфир в оправе в виде крыльев птицы и бережно повесил Армидель на шею.
— Кто знает, что может случиться потом, — пояснил он. — Времена теперь неспокойные. Прими от имени нашей семьи. Все мы рады, что ты скоро станешь ее частью.
Дочь Кирдана осторожно взяла камень в руки, ласково, с восхищением провела по его граням пальцем.
— Благодарю вас, — искренне произнесла она, переведя сияющий взгляд с Нолофинвэ на жениха. — Он прекрасен!
Присутствовавшие при встрече фалатрим начали оживленно переговариваться, а нолдор в сопровождении хозяев направились во дворец.
Было решено дать прибывшим на отдых три дня, а на четвертый на закате отпраздновать помолвку Финдекано и Армидель.
* * *
— Вы снова на совет? — спросила Армидель и, склонив голову на бок, посмотрела на жениха испытующе.
— Да, — подтвердил тот. — И скорее всего надолго. Пока мы здесь все в сборе, отец и кузены, надо обсудить много общих дел, которые не доверишь бумаге.
— Понимаю. Что ж, удачи вам. А мы займемся чем-нибудь с Итариллэ.
Финдекано, не сдержавшись, хмыкнул:
— Только сильно не увлекайтесь, пожалуйста.
Девы заговорщически переглянулись. Конечно, пока у них не было определенных планов, но кто знает, какая мысль может посетить их через минуту. Вчера они целый день провели в кузнице, где с усердием учились ковать, два дня назад увлеклись тренировкой на боевых мечах, а третьего дня дочь Кирдана учила Ириссэ и Идриль строить лодки. Накануне прибытия Нолофинвэ они нашли одного из рудознатцев-нолдор и настояли на уроке. Потом Армидель весь остаток дня с увлечением рассказывала будущему мужу о минералах, жилах и разнообразных породах. Поэтому теперь в глазах его она читала огонь настоящего любопытства, однако вслух Нолофинвион ничего говорить не стал. Поцеловав любимую и махнув рукой племяннице, он быстрым шагом вышел из залы и направился в один из кабинетов, который Новэ любезно выделил для гостей.
— Ну что, прогуляемся к морю? — предложила Армидель, и дочь Турукано охотно поддержала ее идею.
Ладья Ариэн уже успела подняться над горизонтом, высветлив морскую гладь и придав ей глубины и загадочности. Теплый, ласковый бриз обдувал лица, и эллет шли, всей фэа впитывая окружавшую их красоту и беспечно разговаривая. Идриль рассказывала подруге о своих успехах в архитектурной науке и строила планы.
— Я очень хотела бы построить что-то сама, — сказала она и, присев недалеко от кромки прибоя, подтянула колени и положила на них подбородок.
Армидель устроилась рядом и стала чертить пальцем фигуры на песке.
— Ты про дворец? — уточнила она.
Идриль покачала головой:
— Вовсе нет. Конечно, главное здание в будущем городе мне никто не даст возвести одной — слишком мало опыта. Но что-то такое… Не знаю. Быть может, фонтан или беседку.
Она задумчиво покусала губу и сердито нахмурилась.
— Надо подумать, — наконец проговорила дочь Тургона, а после продолжила: — Ты знаешь, я тут думала о тоннелях.
Армидель удивленно посмотрела на подругу:
— Что ты имеешь в виду?
Та принялась объяснять:
— Вот например, проход в горе. Он уже создан природой, и квенди остается только пользоваться им. А если такового нет?
— Надо в этом случае сделать искусственный? — предположила дочь морского народа.
— Верно. Вот только какой? Каким должен быть его размер, чтобы он выдержал вес породы и не обвалился?
— Хм…
— Вот именно. Надо где-то узнать.
Армидель с готовностью вскочила на ноги и отряхнула платье:
— Пойдем в библиотеку? А если там ничего не отыщется, поспрашиваем у мастеров.
— Давай! — поддержала Идриль.
Девы направились во дворец, на ходу гадая, в каком разделе может содержаться необходимая им информация.
Библиотека их встретила густой, обволакивающей тишиной. Падавшего сквозь окно скупого света едва хватало, и они, затеплив свечу, отправились на поиски хранителя знаний.
— Ты знаешь, — проговорила Армидель шепотом, не желая разрушать очарование, — мне всегда нравилось здесь. Есть тут что-то успокаивающее, дающее надежду.
Идриль с готовностью кивнула:
— Согласна.
Мастер обнаружился в самом дальнем зале. Он разбирал свитки, и девы решили, что мешать ему не стоит. Они вернулись в первую залу и принялись искать наугад, ориентируясь по табличкам на стеллажах.
— Баллады, травы, земля, реки, — бормотала себе под нос Идриль, переходя от одной полки к другой.
— Смотри, — окликнула ее подруга, — мы не это случайно ищем?
Нолдиэ с готовностью подбежала и взяла в руки внушительных размеров свиток.
— «Трактат о сопротивлении материалов, составленный мастером Кефионом», — прочитала она вслух и, подняв взгляд на Армидель, улыбнулась. — Кажется, оно!
Дочь моря и нолдиэ выбрали столик поближе к окну и, усевшись голова к голове, погрузились в чтение.
* * *
— Чтобы рассчитать устойчивость колонны, мы сначала должны разобраться с прочностью материала. Так?
— Да. Но ведь прочность гранита на сжатие и изгиб в любом случае должна быть выше, чем у мрамора.
— Ты уверена в этом?
Последовала пауза, а после нее нерешительный ответ:
— Нет.
Заинтересовавшись предметом столь оживленного обсуждения, Тьелпэринквар остановился у двери библиотеки. Вообще, он направлялся в данный момент в свои покои, чтобы принести на совет переданные ему отцом для Нолофинвэ расчеты, однако узнал голоса Армидель и Идриль и мимо пройти уже просто не смог. Толкнув дверь, он с накрываемым любопытством заглянул внутрь.
— Что происходит? — спросил он, входя.
Идриль встрепенулась, и на лице ее отразилась радость:
— Тьелпэ! Ты как раз вовремя! Мы тут решаем одну задачку…
Дочь Тургона принялась объяснять, а Куруфинвион, приблизившись к столу, развернул свиток.
— Было б странно, — в конце концов заявил он, — если б вы разобрались в таком предмете с первого раза и сами. Но ваше стремление весьма похвально.
— Ты поможешь нам? — уточнила Армидель прямо.
— Постараюсь во всяком случае, — согласился он.
Куруфинвион и сам увлекся предметом обсуждения, и, хотя ответ хорошо знал, требовалось донести его до весьма неопытных слушателей. А это было нелегко.
Он оглянулся по сторонам и, притянув поближе стоявший у стены стул, взял в руки перо и погрузился в расчеты. На листе стали быстро расти колонки формул и цифр. Молодой нолдо на ходу пояснял свои действия.
— Тьелпэ, — с едва заметной угрозой в голосе спросила Идриль, — ты для кого сейчас записал это все?
Тот распрямился и весело рассмеялся:
— Не торопитесь. Сначала мне самому надо вспомнить ход объяснения. Вот теперь смотрите…
Эллет послушно склонились, и Куруфинвион стал уже не торопясь, обстоятельно рассказывать весь ход вычислений.
— В конечном итоге, необходимая вам величина рассчитывается вот по этой формуле…
Когда он убедился, что родственницы действительно хорошо поняли объяснения, день уже перевалил далеко за середину. Нолдо встрепенулся и поспешно встал:
— Заговорился я с вами. Меня уже, наверное, и ждать перестали. Пойду, пожалуй.
— Спасибо тебе большое! — от всей души поблагодарили его нисси.
Тьелпэ широко улыбнулся:
— Не за что. И если всерьез хотите освоить эту науку, то без наставника никак не обойтись. Армидель, а ты вообще можешь своего будущего мужа расспросить. Он тоже нолдо и хороший мастер.
Махнув рукой на прощание, он бегом выскочил из библиотеки и, найдя в своих покоях необходимые документы, вернулся на совет. Все дружно обернулись на него, должно быть ожидая объяснений столь долгому отсутствию.
— Ты куда пропал? — спросил Фингон прямо.
Куруфинвион весело пожал плечами:
— Прошу прощения. Я объяснял твоей будущей жене и твоей племяннице сопротивление материалов.
Несколько секунд в зале царила глубокая, всепоглощающая тишина, разорвавшаяся от смеха расхохотавшегося в голос Нолофинвэ.
* * *
Расчеты Тьелпэ, так же как и сам трактат, Армидель и Идриль в конце концов захватили с собой. Когда они вновь вышли из дворца в сад, Анор успел уже проделать две трети своего обычного дневного пути. Небо обрело задумчивую, почти лиричную глубину.
Желая развеяться, девы вновь не спеша направились к морю. Волна с шумом набегала на песок, оставляя белые, пышные хлопья пены. У самого горизонта виднелись несколько возвращавшихся в порт рыбацких лодочек.
— Может, разомнемся? — предложила дочь Кирдана.
Нолдиэ с интересом на нее посмотрела:
— Давай. А как именно?
Армидель подняла руку и указала на видневшийся впереди островок:
— Сплаваем до него?
— Наперегонки или просто так?
— Просто так.
— Согласна!
На лице Идриль мгновенно зажегся неподдельный энтузиазм. Они скинули верхние платья, оставшись только в коротких нижних, и с разбега заскочили в море.
Вода приняла их и, словно резвый щенок, принялась играть, то подхватывая и поднимая ввысь, к небу, то накрывая пеной исподтишка. Девы смеялись и упорно, настойчиво мощными гребками плыли вперед.
Внизу, в морской толще, плавали рыбы, и эллет то и дело останавливались, чтобы полюбоваться их пестрой расцветкой. Остров уверенно приближался, а когда до него оставалось совсем немного, дочь Кирдана, дав знак подруге не ждать ее, нырнула особенно глубоко. Туда, где свет был уже не столь ярок. Отыскав там кусты кораллов, она отломила несколько изящных, причудливых по форме и цвету веток и поднялась на поверхность.
— Украсим ими завтрашний праздник, — пояснила она подруге.
Та осмотрела находки и согласилась, что они будут замечательно смотреться на столах. Девы быстро сплели из водорослей пару сумок и, немного передохнув, отправились в обратный путь.
Когда они ступили на песок, на небе стали загораться первые, самые яркие звезды. Вдалеке показалась идущая им навстречу фигура Финдекано, и Идриль, заметив дядюшку, понимающе улыбнулась и распрощалась с подругой.
— Что же вы собрались строить? — спросил он, подходя ближе и с улыбкой обнимая любимую.
Та охотно принялась объяснять.
Небо становилось все темней и звездней. Взошел Тилион, и море шептало о чем-то неведомом. Финдекано и Армидель все так же шли по берегу, обнявшись, и время от времени переговаривались, однако чаще молчали, наслаждаясь этим вечером и присутствием рядом друг друга.
— Пора отдыхать, — объявил наконец Нолофинвион. — Завтра будет не до сна.
— Да, вечером помолвка, — согласилась Армидель.
Впереди показался дворец, и они прошли через сад, где верные нолдор вместе с телери хлопотали, украшая его для предстоящего тожества, и, немного полюбовавшись, направились в покои.
— Звездных снов, — пожелал Финдекано, остановившись на пороге комнат любимой и, склонившись, с нежностью поцеловал.
Армидель с охотой ответила и, махнув рукой на прощание, скрылась в спальне.
— Ясных снов! — пожелала она.
Сквозь распахнутые окна влетал свежий ветер. Сон не шел, и дочь Кирдана, вновь надев платье, вышла в сад. Под деревьями стояли нарядные столы, на которых завтра разместят угощения, дорожки были усыпаны лепестками цветов. Изящные арки как раз украшали лентами. Горели светильники, загадочно поблескивая в темноте. И все же Армидель казалось, что чего-то не хватает. Она распахнула фэа и, закрыв глаза, обратилась к тем, кто мог сделать завтрашний праздник поистине незабываемым — к ветру, земле и морю. Она просила их помочь им, объясняя, как важен этот день для нее и для ее любимого, для всех собравшихся в эти дни в Бритомбаре. И ей ответили. На миг дочери моря почудилось, что ветер упруго толкнул ее прямо в грудь, а после горячо зашептал. Задышала земля, и волны запели у ног. Они обещали, и перед мысленным взором ее вставали видения. Армидель поняла, что просьба ее услышана.
— Благодарю вас, — прошептала дева, открыв глаза.
В небе и на земле стояла загадочная, звенящая обещанием чего-то необычайного тишина. Дева улыбнулась и со спокойной душой направилась наконец в покои. Теперь она была уверена, что все пройдет хорошо и праздник будет незабываем.
* * *
Конечно, на следующий день не было уже ни советов, ни прогулок. С утра в городе шли последние приготовления, и хотя должна была состояться еще только помолвка, а не сама свадьба, можно было подумать, что праздновать собрался весь Бритомбар, ведь главное торжество планировалось провести потом в Дор Ломине.
Фалатрим украсили цветами и лентами жилые дома и башни, фонтаны и статуи. Корабли в порту выстроились в ряд, словно на параде, и каждый из них команды постарались сделать возможно более нарядным. Верные нолдор, прибывшие вместе с лордами, доставали свои торжественные одежды и начищали пряжки и фибулы. Из окон дворцовой кухни доносились головокружительные ароматы, и Армидель боролась с искушением сбегать и посмотреть, что там творится.
Сквозь широко распахнутые створки балкона врывались яркие краски летнего дня, а так же свежие запахи моря. Дочь Кидана вдохнула полной грудью и широко улыбнулась. Уже совсем скоро!
Пройдя вглубь комнаты, она окинула еще раз внимательным взглядом приготовленное для вечера голубое платье и открыла шкатулку, ожидавшую своего часа на столике у зеркала. Простой серебряный венец лежал на бархатной подушке, поблескивая крохотными искрами бриллиантов. От мысли вплести в косы жемчуг она отказалась практически сразу — украшений не должно быть слишком много, и ожерелье с опалом ни в коем случае не должно было потеряться на их фоне.
День уже начинал постепенно клониться к вечеру, и Армидель, присев за столик, пообедала ожидавшими ее фруктами и запила их ароматным травяным напитком, заодно придающим сил.
Дверь распахнулась, и леди Бренниль с улыбкой вошла и, приблизившись, поцеловала дочь в лоб.
— Ну как? — спросила она. — Ты готова?
— Почти, — кивнула дева. — Осталось только одеться.
— Тогда поторопись — гости уже начинают собираться в саду.
Та и сама слышала разносившиеся далеко окрест оживленные голоса, среди которых легко узнала Тьелпэринквара и Амбаруссу, а еще, кажется, Ородрета, но на его счет уже не была уверена.
Кончики пальцев слегка подрагивали от сдерживаемого волнения. Хотелось увидеть Финдекано, но Армидель понимала, что тот сейчас тоже собирается, и его явно не стоит отвлекать.
Она надела праздничный наряд, и леди Бренниль проворно и ловко заплела дочери волосы, украсив их диадемой. Окинув ее в конце концов оценивающим, внимательным взглядом, она довольно кивнула:
— Ты выглядишь замечательно.
Из сада, террасами сбегавшего к самой воде, уже доносились тихие, как будто чуть робкие, звуки музыки. Западный горизонт окрасился в легкие золотые тона, и стало ясно, что пора спускаться.
Армидель поднялась и, слегка прикусив губу, закрыла глаза.
— Все будет хорошо, не волнуйся, — сказал отец, вошедший, как оказалось, совершенно неслышно.
Дочь Кирдана обернулась и увидела в глазах родителя, в самой их глубине, радость и свет. Такой знакомый и в то же самое время непривычный. Как будто владыка фалатрим видел в будущем что-то, пока неведомое всем остальным, и это знание доставляло ему удовольствие.
Он протянул руку, и дочь уверенно, с достоинством вложила пальцы. Мать подала ей букет полевых цветов, собранный еще с утра девушками, и они втроем вышли из покоев и направились вниз. Стоявшие на страже в дверях верные распахнули двери, и Армидель ступила на усыпанную лепестками дорожку. В глаза ударило брызгами яркой зелени. Музыка взвилась победным аккордом, и лица гостей осветились радостью.
Она приближалась вместе с родителями к специально отведенной для торжества поляне, а справа, на соседней тропке, уже показался ее мельдо со своим отцом.
К месту проведения церемонии они подошли одновременно — добрый знак. Кирдан и Нолофинвэ отошли на шаг, а Финдекано, стремительно приблизившись, обнял невесту и заглянул ей в лицо.
— Наконец-то, — прошептал он едва слышно, одними губами.
Та улыбнулась счастливо и эхом откликнулась:
— Наконец-то…
Звуки арф и флейт стали громче. Фингон глубоко вздохнул, и сам совершенно очевидно волнуясь, и оглянулся на Нолдорана. Тот обвел взглядом будущих жениха с невестой, гостей, широко улыбнулся и, наконец, начал:
— Мы собрались здесь, в Бритомбаре, в присутствии родных и друзей, чтобы объявить о помолвке Финдекано, принца нолдор, и Армидель, принцессы фалатрим…
Он говорил, и слова его, слетая с уст, казалось не растворялись без следа, а отправлялись прямиком в будущее. Туда, где непременно всех ждало что-то хорошее, а от зла или иной скверны не оставалось следа. Они звенели чуть слышно, сплетались, подобно нитям, и дочь Кирдана прислушивалась к их нежному эху, одновременно вглядываясь в глаза стоящего напротив Нолофинвиона.
«Нолдо, — думала она. — Удивительно. Кто мог подумать, когда я была совсем малышкой, что стану невестой одного из тех, о ком тогда упоминали только в легендах».
Следом за Финголфином произнес речь Кирдан, и наконец настала очередь Финдекано. Подняв взгляд, он оглядел собравшихся, учтиво склонил голову перед владыками, а после заговорил, глядя любимой прямо в глаза:
— Я, Финдекано Нолофинвион, объявляю, что люблю Армидель Мерил Новиэль и намерен ровно через год, в начале следующего лета, взять ее в жены.
Он протянул невесте руку, прижал ее ладонь к своей груди, и та ощутила, как часто и гулко бьется сердце нолдо. Подавшись навстречу, она ответила звонко и громко:
— Я, Армидель Мерил Новиэль, сегодня объявляю, что люблю Фидекано Нолофинвиона и намерена через год взять его в мужья.
— От имени всей нашей семьи даю охотное и полное согласие, — скрепил этот устный договор Нолофинвэ.
— Я тоже даю согласие от имени народа фалатрим и нашей семьи, — в свою очередь заявил Новэ.
Молодые переплели пальцы, и оба родителя накрыли их своими ладонями. Затем Финдекано, задержав дыхание, опустил руку в карман и достал оттуда два тонких серебряных ободка. Кольца, что сделал он в одну из долгих зимних ночей в Ломинорэ, думая о далекой возлюбленной и мечтая приблизить грядущий радостный день. Он протянул раскрытую ладонь, и Армидель осторожно и бережно взяла одно колечко, побольше размером. Фингон крепко сжал в ладони оставшееся, а после надел его на палец своей мелиссэ.
— Люблю тебя, — проговорил он.
Армидель взволнованно замерла на мгновение, потом посмотрела на то кольцо, что держала в руках, полюбовалась игрой последних лучей на гранях, а после протянула руку и надела его на палец жениха.
Собравшиеся разразились радостными криками.
— Я тоже тебя люблю, — ответила она, и Фингон, наклонившись, обнял деву и нежно, однако одновременно горячо и страстно поцеловал.
Музыка взвилась победным аккордом, и в этот самый момент ладья Ариэн окончательно скрылась за горизонтом. Небо укрыла темная бархатистая пелена, высветив первые яркие звезды, а ветер донес с далеких лугов густой, пьяняще-медвяный аромат цветов и трав. В морской толще заблистали таинственные искорки, и с каждой секундой они становились все крупнее и ближе, словно поднимались откуда-то из глубин на поверхность. На глазах собравшихся распустились в воде ночные лилии, и птицы запели, должно быть перепутав день с ночью.
Среди эльдар прокатился восхищенный вздох, а волны вдруг вспыхнули мириадом разноцветных огней. Они пульсировали, становились то ярче, то тише. И арфы смолкли, не в силах соперничать с окружающей красотой. Однако спустя несколько долгих минут вновь заиграли, и тогда Финдекано, взяв свою теперь уже официально признанную обеими семьями невесту за руку, повел ее в центр поляны.
Леди Бренниль подошла и надела на шею будущего зятя крупный изумруд в серебряной оправе на цепочке.
— От имени нашей семьи, — сказала она с улыбкой. — Мы рады, что станешь ее частью.
— Благодарю вас, — ответил тот, учтиво наклонив голову.
Мать Армидель отошла к супругу, и тогда старший Нолофинвион, обняв невесту, повел ее в танце.
Гости смотрели, думая о том торжестве, что должно было состояться всего через год, и на лицах их было видно ожидание чуда. Быть может, пришедшие из Амана и народы Белерианда в самом деле смогут жить в добром мире и согласии…
* * *
Танцы продолжались. Нолдор и фалатрим искренне и радостно отмечали помолвку, ведь они любили и дочь Кирдана, и Финдекано. Расходиться не хотелось никому, однако совсем юным эльфам все же стоило отправиться спать.
— Я не устала, — упрямо заявила Ненуэль. — Аммэ, я тоже хочу веселиться. Со всеми.
— Дочка, пора. Мы же с тобой говорили…
— Нет. Это малышам надо в кроватки, а я… я уже почти взрослая! И иду танцевать.
Роскошные золотые волосы дочери Глорфиделя, до этого собранные в замысловатую прическу, немного растрепались — волнуясь во время разговора с мамой, Ненуэль пыталась поправить непослушные пряди, но только усугубила ситуацию.
— Буду как папа, — решительно произнесла она и сняла все заколки и зажимы.
— Дочка! Мы уходим, попрощайся, — настаивала нолдиэ.
— Один танец, — непреклонно заявила малышка. — Пожалуйста…
Вилваринэ кивнула, но сочла нужным добавить:
— Этот. После мы уходим.
— Но с кем же? Аммэ, так нельзя! Я еще не решила… так нельзя, аммэ!
Нолдиэ оставалась непреклонной.
— Юная леди, позвольте пригласить вас на танец, — неожиданно раздалось рядом.
Глаза Ненуэль счастливо засверкали, и она кивнула, протягивая маленькую ладошку подошедшему Тьелпэринквару. Ее мать благодарно кивнула лорду, так кстати оказавшемуся рядом.
Когда музыка стихла, он с серьезным видом поблагодарил леди за танец, а малышка взглянула ему в глаза и увидела в них свое отражение. Только та дева была постарше. И покрасивее. Но такая же счастливая.
Попрощавшись, Ненуэль вместе с матерью покинули праздник, а Тьелпэринквар вернулся на поляну и вскоре забыл о юной нолдиэ.
Примечания:
Vedui’, cund! — Приветствую, принц!
Elen sila lumenn omentilmo — Звезда сияет в час нашей встречи
— Хорошо, я приеду. Мне надо самому посмотреть, докуда Моринготто смог дотянуться огнем и лавой, — Куруфин держал в руках палантир, беседуя с братом. — Нельо, на выходе из Аглона безопасно?
— Твари не рискуют гулять по моим землям. Но одному ехать не советую, — ответил тот.
— Я буду с отрядом. И с женой. Не хочу ее оставлять одну надолго.
— Понимаю, — по-доброму усмехнулся Майтимо.
— Вряд ли, — в тон ему ответил Курво.
— Я буду рад видеть вас обоих, приезжайте. Летом здесь красиво, — сменил тему Маэдрос.
— Хорошо, на днях выступим.
— Тьелпэ?
— Занят на строительстве новых укреплений, — ответил Курво. — Справлюсь сам. Но потом работать будем вместе. Ты не представляешь, насколько он легко и быстро проникает в суть любых явлений.
— Отчего же? — удивился Майтимо. — Это ожидаемо. Он похож не только на мать, но и на своего деда.
— Отец бы гордился таким внуком.
— Да.
— И учил бы его…
— Ты отлично с этим справляешься!
— Не уверен.
— Курво, прекрати. Жду вас с женой. Как отправишься, вызови меня, и я вышлю отряд навстречу. На всякий случай.
— Благодарю, торон.
Искусник убрал ладонь с палантира и посмотрел в окно. Анар ярко озарял земли Химлада, щедро делясь своим теплом. Лето. Зеленые поля и рощи. Леса, еще недавно звеневшие от пения птиц, наполнились приятной тишиной и прохладой. Сады, разбитые нолдор, цвели и благоухали. И это все может быть в один миг уничтожено Врагом!
Куруфин сжал кулаки, мысленно повторяя Клятву. Каждый раз, когда он думал о Моринготто и его злых деяниях, кровь вскипала, глухо ударяясь в висках. И в этом бешеном ритме он слышал произнесенные на площади Тириона слова.
— Враг будет повержен! Любой ценой, — вслух сказал он.
«Неужели? — вторил ему внутренний голос. — Ты согласишься обменять их жизни на возвращение Камней и месть?»
Искусник заскрежетал зубами.
— Никогда!
— Вечная тьма ждет тебя, — захохотало у него в голове голосом Намо.
— Пшел прочь! — рявкнул Куруфин и стукнул кулаком по столу.
— Мельдо? — удивленная Лехтэ приоткрыла дверь. — Все в порядке?
— Д-да, — тут же ответил Искусник. — Мы, кстати, скоро уезжаем на север. Ты ведь не была в Химринге, думаю, не заскучаешь.
— А Тьелпэ?
— Он останется здесь. Тьелко точно не справится один, — пояснил Куруфин. — Впрочем, если ты не хочешь…
— Я с тобой! — тут же ответила Тельмиэль.
— Хорошо, — кивнул он. — Отправляемся через несколько дней.
* * *
— Мне пора уезжать, — вздохнул Финдекано и заглянул в голубые, словно море в полдень, глаза Армидель.
Дни в Бритомбаре летели незаметно и были до краев наполнены счастьем, так что Нолофинвион временами хотел зажмуриться — до такой степени происходившее напоминало волшебный сон. Быть может, он уснул в Валиноре, на лесной поляне во время охоты, и майяр Ирмо послали ему чарующее видение? А если откроет глаза, то увидит все то же — бесконечные битвы, сталь доспехов, перекошенные от ярости лица нолдор и морды ирчей? И всюду боль и кровь…
«Но нет, — подумал Фингон, разглядывая хорошо знакомые, уже ставшие родными черты лица. — Любовь мне не пригрезилась. Все происходит в действительности».
И фэа вновь запела от счастья.
Однако больше лорд Ломинорэ не мог находиться вдали от своих земель. Долг звал его настойчиво и упорно. К тому же, только уехав, он мог приготовить собственный дом к приезду его будущей хозяйки.
Последняя мысль отозвалась в сердце новым всплеском радости. Армидель, должно быть, почувствовав настроение жениха, чуть заметно улыбнулась и прижалась к его груди. Финдекано глубоко вздохнул, усилием воли пытаясь привести мысли в порядок, и обнял любимую.
— Завтра? — спросила она, и в голосе ее отчетливо послышалась легкая грусть.
— Да, на рассвете, — подтвердил Нолофинвион.
Сад стоял, окутанный глубокой, всепоглощающей тишиной, и словно печалился вместе с влюбленными. Северный ветер налетел, растрепав их волосы и перемешав серебряные и черные пряди, и в прохладном дыхании его слышался шум далеких дождей, запах хвои и шелест дубовых рощ.
— Я буду ждать тебя, — проговорил Фингон.
— Я прибуду морем.
— Быть может, до свадьбы я еще смогу навестить тебя. Не знаю, а потому не обещаю. Но мысли мои останутся с тобой. И, если Враг не помешает, я непременно пришлю гонца с посланием.
— Буду ждать. Во всяком случае, потом-то мы уж точно не расстанемся.
— О да…
Нолофинвион вновь посмотрел в глаза возлюбленной, и в них отразились видения грядущего счастья. Мысли его перепутались, он наклонился и коснулся губами теплых, ласковых губ Армидель. Сначала слегка, но потом все настойчивей. От близости возлюбленной, от ощущения ее нежных рук в своих волосах кружилась голова, и было практически невозможно остановиться, и все-таки он заставил себя.
— Давай провожу тебя в покои, — чуть хриплым голосом предложил он.
На небе уже успели зажечься звезды, и, по большому счету, им обоим давно пора было идти отдыхать, но Финдекано чувствовал, что все равно не сможет уснуть.
Простившись с невестой у ее спальни и пожелав звездных снов, он некоторое время еще стоял, глядя на закрытую дверь, а после вздохнул и отправился к себе.
Распахнув окна, он подставил лицо прохладному ветру. В голове немного прояснилось, и он заметил, оглянувшись, что на столе лежит жемчуг. Тот самый, который он принес однажды, уже давно, с морской прогулки.
Перед мысленным взором вновь возникло лицо любимой, и нолдо, подойдя ближе, накрыл драгоценности ладонью и попытался поведать им осанвэ все мысли и чувства. Радость, счастье, тоску от предстоящего расставания. Образы летели вскачь, подобно табуну лошадей, сменяя друг друга без всякого видимого порядка. Знакомство, первая встреча в саду, прогулки, и снова самое первое расставание, которому предшествовало предостережение дочери Кирдана.
Нолдо уже собирался отнять ладонь и поискать мешочек, чтобы забрать камни в Ломинорэ, как вдруг те откликнулись. Он вздрогнул и вновь с силой сжал. А перед мысленным взором уже вставал роскошный венец из серебра, украшенный этими самыми жемчужинами. И Армидель, одетая в свадебный наряд.
Финдекано вздрогнул. Стало ясно, что камни подали ему знак, которого он так ждал. Они хотят стать частью праздничного украшения для его любимой.
«Очень удачно!»— обрадовался принц.
Оставшегося до отъезда времени как раз хватит, чтобы воплотить замысел. В крайнем случае, можно будет немного задержаться.
Фингон достал инструменты, которые привез в свой последний приезд, и разжег светильник. Устроившись за столом у окна, посидел несколько минут, собираясь с мыслями, и погрузился в работу.
Ладья Тилиона неспешно плыла по небу. Звезды сияли, и принц вплетал их блеск в свое творение. Из серебра постепенно рождалась заготовка, с каждой минутой все отчетливее приобретая черты венца.
Ночь вскоре уступила место утру, и дверь в покои тихонько отворилась. Вошел Тарион и, увидев, чем занимается лорд, проговорил чуть слышно:
— Понятно, значит сегодня мы никуда не едем.
Он постоял немного, наблюдая, потом тепло улыбнулся и прикрыл дверь.
А Финдекано все работал. Казалось, что пальцы слушались не воли мастера, а напрямую его фэа. Он в мыслях видел лозу, обвившую чело любимой, и сам с трудом понимал, откуда она берется в руках. Можно было подумать, что металл, так сильно напоминающий блеском Тельперион, оплывает, стекает вниз увесистыми, крупными каплями, и в руках Фингона остается то, что совсем недавно рисовало воображение — венец.
День промелькнул, подобно стае быстрокрылых птиц. Верный товарищ вошел еще раз на закате, оставил на столе лембас и воду и так же незаметно скрылся.
Когда наконец Нолофинвион встал и поднес готовое творение поближе к окну, вновь наступила ночь. Свет звезд отразился в гранях, и те вспыхнули как будто сами по себе, испуская теплое, ласковое сияние. Оно окутывало жемчужины, заставляя их переливаться, и радость рождалась в сердце при мысли, как будет выглядеть венец в волосах любимой в день свадьбы.
Небо уже постепенно начинало светлеть. На востоке погасли звезды, и Фингон понял, что об отдыхе в самом деле не стоит и думать.
Завернув дар в тряпицу, он убрал его, наскоро перекусил, привел себя в порядок, и, подхватив заранее собранные сумки, отправился вниз, во двор.
Там уже ждали верные. Тарион, напряженно оглядывавшийся по сторонам, увидел лорда и вздохнул с облегчением.
— Айя! — приветствовал он командира и, забрав сумки, начал их приторачивать.
Финдекано подошел к Армидель, стоявшей в стороне вместе с родителями, и крепко обнял ее.
— Пора, — проговорил он, и голос его чуть заметно вздрогнул.
Она обхватила его в ответ как можно крепче, и прошептала:
— Легкой дороги!
Они молчали, и только мысль, что через год будут вместе уже навсегда, придавала сил.
— Я сделал кое-что для тебя, — прервал молчание жених, и невеста испытующе, с интересом посмотрела на него.
Достав из седельной сумки венец, он развернул его и передал любимой:
— Из того самого жемчуга. Тебе. К свадьбе.
Армидель всплеснула руками, восхищенно выдохнула, и, приняв дар, порывисто расцеловала Финдекано в обе щеки.
— Благодарю тебя! — прошептала она.
Поднеся венец к голове, она примерила его, давая возможность мастеру полюбоваться работой.
— Очень красивый, — подтвердил Кирдан.
Жеребец за спиной нетерпеливо заржал, ударив копытом, и стало ясно, что пора отправляться.
— До встречи в заливе Дренгист, — проговорил Нолофинвион и, обхватив лицо Армидель ладонями, со страстью поцеловал.
«Должно быть, этот год будет самым длинным в моей жизни», — понял он.
Армидель на прощание еще раз коснулась ладонью его щеки, и он постарался запомнить это прикосновение.
Достав рог, он протрубил, и стражи далеко на стене откликнулись. Нолдор вскочили на коней, и Финдекано махнул рукой остающимся.
— Tenna’ ento lye omenta! — крикнул он.
— Aa’ menle nauva calen ar’ ta hwesta e’ ale’quenle! — откликнулся Новэ.
Отряд шагом выехал со двора и направился по сонной в столь ранний час улице в сторону главных ворот. За городскими стенами постепенно вставало солнце. Нолдор покинули город-гавань и повернули на север. И все же Финдекано еще несколько раз оглянулся, пока стены Бритомбара окончательно не скрылись за деревьями.
Он уже знал, в какой именно части Ломинорэ устроит свадьбу. И с нетерпением ждал этого пока еще далекого дня.
* * *
Жители Виньямара радостно встречали прибывших к их лорду нолдор. Однако их появление вызвало и некоторое беспокойство: возвращение Глорфиделя означало лишь одно — скоро им придется покинуть обжитые места.
Турукано был предельно собран, когда слушал доклад. Несколько раз он останавливал говорившего, но не столько для того, чтобы уточнить детали, сколько для сохранения полнейшей и строжайшей секретности.
Наконец он отпустил друга, который явно желал провести время с семьей, а не в кабинете Нолофинвиона.
— Атто! — радостно разнеслось по улице. — Приехал!
Малышка Ненуэль со всех ног бежала к дорогому ей эльда.
— Радость моя! Как же я по тебе соскучился, — сказал он, подхватив дочку на руки.
— Ты ведь больше никуда от нас не уедешь? — обеспокоенно спросила она.
— Теперь только вместе, — успокоил ее отец.
— А скоро?
— Думаю, да. Лорд Турукано настроен решительно, — задумчиво произнес он.
Ненуэль замолчала, немного загрустив.
— Мне здесь нравится. И в Бритомбаре тоже нравится. Там даже больше. Там весело. И танцевать можно, — щебетала малышка, идя рядом с отцом к их дому.
— Танцевать? Расскажи, где вы с аммэ были. Что делали?
Ненуэль кивнула и охотно начала говорить.
— А еще я танцевала с красивым лордом. Атто, можно он станет моим женихом, когда я вырасту? — серьезно спросила она.
Глорфидель удивился, однако кивнул, добавляя:
— Если вы оба этого тогда захотите. Кто он, радость моя?
— Не знаю. Но он особенный, — малышка хотела еще что-то сказать, но дверь их дома распахнулась и Вилверинэ выбежала навстречу.
— Вернулся!
* * *
Ветка дикой вишни над головой качнулась, обдав Келеборна каскадом брызг. Бежавшая рядом Пелла сердито зафырчала и отряхнулась. Эльф рассмеялся.
Спешившись, он от души умылся росой и, распрямившись, посмотрел на убегавшую вглубь леса тропинку. В конце пути его ждал Менегрот. Уже совсем скоро.
«И Галадриэль», — подумал он.
Мысль согрела, и на губах синды показалась едва заметная, но от того не менее радостна улыбка. Встреча с аманской возлюбленной — то, ради чего он вообще пустился в путь. Не будь ее, он бы, пожалуй, навсегда покинул Дориат, чтобы поискать свой путь в жизни. Может, съездил к морю, в гости к Кирдану. Да мало ли путей в Арде? Во всяком случае, встречаться с Тинголом, даже несмотря на родственные отношения, он отнюдь не рвался. То, что произошло во время последней встречи, он все чаще называл предательством. Хотя сам не мог пока четко сформулировать, кого именно предал Элу. Его, Келеборна? Или всех синдар? А, может, самого себя?
Он сравнивал того, кого видел на троне Менегрота, с тем эльда, о котором рассказывал отец, и с трудом верил, что речь идет об одном и том же квендо.
Нахмурившись, Келеборн решил не портить себе бесплодными размышлениями столь замечательный день и мысленно махнул рукой — потом, после.
Вновь вскочив на коня, он шепнул ему на ухо:
— Поехали?
Тот фыркнул, покивал радостно и побежал рысью по тропе.
Поручение Элу было наконец выполнено. Вдоль русла Сириона, протекавшего по территории Дориата, были наведены переправы. Несколько паромов, броды, а так же пара настоящих полноценных мостов.
Последним дориатский принц радовался больше всего. Минувшие месяцы существенно обогатили его запас знаний. Он учился у опытных мастеров делать расчеты, сам обтесывал и подгонял камни. Завершилось же их долгая и важная работа тем, что уставшие, но довольные синдар отметили окончание несколькими бутылками мирувора. И единственное, о чем в тот момент жалел Келеборн, это о том, что с ним не было Галадриэли.
«И товарищей, — добавил он. — Например Орофера и его юного непоседливого сына».
Тропа становилась все уже, а резной лиственный купол над головой — шире. Свет Анора, проникая под его своды, отбрасывал ажурные тени, и эльда любовался, гадая, какой прием ожидает его дома.
Из-под зеленой сени выступили стражи, но, узнав всадника, приветливо кивнули ему и снова скрылись.
Пела фыркнула и забежала вперед, сев перед мордой коня. Келеборн остановился.
— Покидаешь меня? — спросил он.
Лисичка кивнула.
— Прибегай в гости, — попросил эльф.
Та снова профырчала что-то, явно приветливое, махнула хвостом и скрылась. Синда вздохнул. Кажется, он остался с будущим один на один. По крайней мере пока.
В просвете деревьев уже виднелись очертания Менегрота, и Келеборн решил, что не стоит тянуть. Вновь пустив жеребца вперед, он выехал на поляну перед дворцом, поприветствовал стражей и, отказавшись от помощи конюхов, направился на конюшню. Почистив своего четвероногого друга, он напоил его, дал корму и пообещал, что непременно зайдет скоро навестить. За минувшие месяцы они успели неплохо сдружиться. Жеребец ткнулся носом в плечо, словно призывал не падать духом, и Келеборн улыбнулся:
— Кажется, мне и в самом деле стоит быть смелее.
Он закрыл глаза, и в памяти всплыл образ любимой, какой он видел ее в последний раз. Взволнованной, не на шутку встревоженной. Келеборн распахнул осанвэ и послал вперед мысль: «Я дома».
Мгновенно вновь накатил внезапный, на первый взгляд как будто необъяснимый страх. Он все эти месяцы мечтал о том, как сделает своей аманской возлюбленной предложение. Но что ему ответят? Сочтут ли достойным такой чести или с презрением оттолкнут? Характер девы не давал определенного ответа на этот вопрос. Хотя те чувства, что он читал в ее глазах, позволяли надеяться.
Он набрал воздуху в грудь, чтобы продолжить, как вдруг его до сих пор открытый разум захлестнуло волной неподдельной радости. Бурной, похожей на весеннее половодье. Он послал в ответ образ конюшни и с облегчением выдохнул — его в самом деле ждали.
За спиной мерно похрустывал сеном конь. В свете падавших сквозь дверной проем лучей Анора танцевали пылинки. Не было слышно ни голосов, ни иных звуков.
Фэа Келеборна постепенно успокаивалась, и вдруг в отдалении раздались легкие частые шаги. Он заметно вздрогнул, и через несколько секунд в конюшню влетел золотой вихрь.
— Мелиссэ, — воскликнул синда и бросился ей навстречу.
Галадриэль прильнула всем телом и порывисто коснулась губами его уст. Он обнял ее, настолько крепко, насколько это было вообще возможно, и принялся целовать. Лицо, шею, веки. Галадриэль смеялась, пыталась отвечать и все повторяла:
— Вернулся все-таки…
Он замер и подумал отстраненно, глядя нолдиэ в лицо:
«Она знала о моих намерениях, или это просто слова, сорвавшиеся случайно?»
Впрочем, здесь и сейчас это не имело никакого значения. Набрав воздуха в грудь, он спросил серьезно:
— Ты выйдешь за меня замуж?
Артанис застыла, будто не веря своим ушам, а после на лице ее расцвела счастливая улыбка.
— Да, — ответила она, не колеблясь. — Выйду!
Келеборн с облечением выдохнул и зарылся лицом в ее волосы. Конечно, он представлял себе эту сцену совершенно иначе. На реке, протекавшей неподалеку, имелся островок, густо поросший ивами. Там в полуденный час, когда лучи Анора падали отвесно, отражаясь в воде, было невероятно красиво. Он планировал пригласить Галадриэль на прогулку. И уже там… Но слова сорвались с его губ сами. Здесь и сейчас. И теперь он понял, что после они, возможно, уже запоздали бы.
— Благодарю, — прошептал он и со всей накопленной за время разлуки страстью поцеловал деву. — Тогда пойдем домой?
Артанис наконец внимательно посмотрела в глаза Келеборна, и одно короткое мгновение на самом дне зрачков мелькнул страх. Впрочем, она быстро овладела собой и отозвалась:
— Пойдем.
Он взял ее за руку, и уже вдвоем, бок о бок, они отправились в глубь Менегрота.
* * *
Эктелион прислонился к высокому гранитному парапету:
— Так говоришь большая там долина?
— Вполне. На много лет работы всем нам хватит, если ты об этом, — рассмеялся Глорфиндель.
— Даже не сомневаюсь, — фыркнул темноволосый. — Но хочу быть уверен, что смогу осуществить и все свои задумки.
— Все получится, — поддержал он друга. — Мы построили основное, так что в шатрах вновь жить не придется.
— И это означает, что Турьо захочет побыстрее возвести нечто неповторимое, — вздохнул Эктелион, представляя возможный размах.
— Насколько я знаю, именно повторимое.
— То есть?
— Наш лорд желает воссоздать Тирион в долине Ту…
— Тише ты! Еще услышит кто!
— Думаешь, здесь есть слуги Врага? — удивился и одновременно напрягся Глорфиндель.
— Я не о них, — нахмурился Эктелион. — Узнает наш лорд-башня и все, разгневается. Слышал бы ты, как он вчера сокрушался, что леди Ириссэ уехала не с ним, а с Финдекано!
— Повезло деве, — тихо произнес Глорфиндель.
Оба нолдо рассмеялись и вновь отпили из бутылок.
* * *
Дни были ясные и теплые, однако в ущелье лучи Анара проникали лишь на несколько часов, вынуждая нолдор запахивать плащи в остальное время. Коням не нравилось находиться среди скал и довольствоваться взятым с собой фуражом да скудной растительностью Аглона. Оттого они поддерживали стремление эльфийского лорда быстрее оказаться в более северных, но в эту пору теплых землях, покрытых зелеными травами и лесами.
Маэдрос, как и обещал, отправил отряд из Химринга к выходу (или входу, как уж посмотреть) из ущелья. О том, что он собирался сам его возглавить, Искусника заранее не известил, что сделало их встречу неожиданной, но не менее радостной.
— Майтимо!
— Курво!
Двое лордов на миг забыли, кто они и где, став вновь просто братьями, сильно соскучившимися друг по другу.
— Мы так надолго разлучились.
— Обстоятельства.
Тяжелый взгляд на север.
— Надо бы собраться всем.
— Нереально.
— И неосмотрительно.
— Но…
— После победы.
— Да. Только тогда.
Нельяфинвэ вновь запрыгнул на коня и, пригласил всех гостей проследовать за ним — в его крепость на холме.
Путь был не очень близкий, так что большинство нолдор Химлада с интересом смотрели по сторонам, изучая пейзаж и сравнивая его со своим, родным и знакомым. Воины Химринга хоть и вступали в беседы, но предпочитали отвечать кратко и не забывали следить за окрестностями.
— Как вам Белерианд, леди Лехтэ? — несколько официально спросил ее подъехавший поближе Маэдрос.
Тельмиэль посмотрела на него удивленно, но ответила в тон:
— Благодарю вас, лорд Нельяфинвэ, мне хорошо живется здесь. С мужем и сыном.
— Вроде ваниар рядом нет… или ты их где-то прячешь? — с предельно серьезным лицом спросил Куруфин.
— Ты о чем? Тут только нолдор, — удивился его старший брат.
— Тогда оставь этот тон. Помнится, в Тирионе вы общались иначе, — он кивнул на жену.
— То было там, на других берегах и в иное время, — тихо произнес Нельяфинвэ.
— Что тебя тревожит? — прямо спросил Искусник.
— Ты уверен, что это она? Намо же обещал…
Рука Куруфина привычно дернулась к мечу, но в следующий миг впечаталась в плечо брата.
Неизвестно, что бы сделали верные высокого лорда, не подай тот им сигнал оставаться на местах. Лехтэ же, не слышавшая, о чем говорили муж и Майтимо, влетела на коне между ними, желая одновременно и прекратить ссору, и закрыть собой любимого.
— Все хорошо, мы просто немного поспорили, — тут же произнес Курво, стараясь оттеснить жену.
— А ты все та же, — рассмеялся Маэдрос. — С возвращением, Лехтэ!
— С возвращением куда? — с недоумением уточнила она, но продолжать не стала и, решив, что все равно не поймет, отъехала немного в сторону, оставив Фэанарионов одних.
«Прости, но я должен был проверить», — донеслось осанвэ брата.
«То есть, по-твоему, я за столько времени не смог бы отличить?» — возмутился Куруфин.
«Враг хитер. И намного опаснее, чем ты думаешь».
Искусник кивнул и поискал взглядом супругу. Она была чуть позади, немного печальная и задумчивая.
— Мелиссэ, все хорошо, — улыбнулся ей Куруфин и, придержав коня, поехал рядом. — Ты же понимаешь, что ни с одним из братьев я никогда не подерусь всерьез.
— Все равно, я испугалась за тебя. Почему-то. Прости, — шепотом добавила она. — И этот странный прием…
Искусник молча взял ее за руку и нежно погладил пальцы:
— Забудь. Ты посмотри, какая вокруг красота!
Впереди виднелась темная зелень лесов, к северу раскинулся почти бескрайний Ард-Гален, чьи травы и цветы радовали глаз. Легкий ветер приятно обдувал лица всадников, а легкие облачка причудливыми фигурами плыли по голубому небу.
— Ты прав, мельдо. Но… я ощущаю нечто. В Химладе этого нет, — задумчиво произнесла она.
— Ты чувствуешь взгляд Ангамандо, — ответил вместо брата Маэдрос. — Мы уже привыкли к нему.
— Разве это возможно? — искренне удивилась она.
— Поверь. Иначе мы не смогли бы жить в этих землях.
Лехтэ посмотрела на север.
— Он там?
— Да. Те тени на горизонте — Железные горы, — ровно ответил Маэдрос. — А в той стороне — пики Тангородрима.
Тэльмиэль вздрогнула, но, пристально посмотрев в указанном направлении, уверенно произнесла:
— Они падут.
— Должны, — ответил Майтимо.
На закате через несколько дней они подъехали к подножию холма, на вершине которого возвышалась неприступная крепость.
* * *
Вечер был теплым и уютным. Сквозь открытое окно доносились голоса верных и тихий шелест деревьев за пределами крепости. Лехтэ с интересом разглядывала через окно гостиной открывавшиеся ее взору пейзажи, ожидая возвращения мужа, неожиданно покинувшего ее и своего брата.
— Расскажи, как живут оставшиеся? — нарушил тишину Майтимо.
— Хорошо, но ты же понимаешь, что я давно покинула Благой край.
Тот кивнул, а Тельмиэль задумалась, с чего ей стоит начать. Она понимала, что собеседник хочет услышать вести про мать, ее родителей, но начинать с таких тяжелых вестей она не решалась.
— Когда взошли светила, стало намного легче, — заговорила Лехтэ. — До этого, во тьме и холоде, было очень трудно. Впрочем, ты и сам ведь знаешь…
— Большую часть времени, когда с неба светили лишь звезды, я провел… под землей, — глухо ответил он. — Там были свои сложности.
— Прости, — спешно произнесла она. — Кстати, насколько я знаю, здесь суровые и долгие зимы. Возможно, тебя заинтересуют теплые дома для растений. Арафинвэ такие строил в Тирионе, чтобы у нас была пища.
Маэдрос кивнул и внимательно посмотрел на гостью.
— Это нужная вещь. Обязательно расскажи, но… после. Ты же понимаешь, я хочу знать, как аммэ.
— Прекрасные укрепления! И отличные мастерские! — с порога начал Куруфин.
— Уже успел все осмотреть? — усмехнулся старший.
— Не все. Но многое, — ответил Искусник, располагаясь на диване. — Я же должен знать, чем буду располагать. Как я понял, лава достигла середины Ард-Галена…
— Не сегодня! Курво, давай делами займемся завтра, сейчас… сейчас я хочу послушать про места нашего детства, — Майтимо вновь обратил взгляд на Лехтэ. — Так как там аммэ?
Куруфин на мгновение прикрыл глаза, чуть сжал пальцы жены и тоже попросил:
— Расскажи. Возможно, она почувствует, что мы думаем о ней, говорим, и ее фэа станет легче.
Примечания:
Tenna’ ento lye omenta — До следующей нашей встречи
Aa’ menle nauva calen ar’ ta hwesta e’ ale’quenle — Пусть все твои тропы будут зелены
Кони резво бежали, унося лордов на север. Отряд верных следовал чуть сзади и с боков. Утро было ясным и теплым, а день обещал быть жарким, оттого нолдор и торопились успеть осмотреть окрестности, прежде чем лучи Анара станут слишком горячи для лошадей.
— Здесь, — Маэдрос остановил жеребца. — Потоки лавы дошли до этих мест и начали застывать.
Куруфин спешился и пригляделся — травы, росшие всего в шаге к северу, отличались от тех, что были под ногами.
— Удивительно, что растения смогли принять такую искаженную почву, — задумчиво произнес Искусник.
— Мы им помогли, — признался Майтимо.
Куруфин вопросительно посмотрел на брата.
— В Химринге живут не только воины, торон, — пояснил он. — Многие владеют Песнями также хорошо, как и мечами. Они смогли выдавить злую магию, хотя, конечно, потребовалось время.
— Столько усилий, а кони, посмотри, не едят выросшую траву, — сказал Искусник.
— Пастбищ у нас хватает. Зато нет уродливо-черной полосы, что рассекла Ард-Гален. И… я не потерплю даже следов Моринготто на своей земле!
— Понял, прости, — спешно ответил Куруфин. — Проедем немного вперед?
Маэдрос кивнул и отдал приказ верным.
Они прошли еще пару лиг к северу и повернули на восток, к землям Макалаурэ. До них, конечно, еще было далеко, да и братья не планировали сейчас навещать Маглора — цели стояли иные.
— Так продолжается до владений Кано? — спросил Искусник.
— Не только. Его земли тоже пострадали от огня, как и предгорья Дортониона, — ответил Маэдрос и наконец спросил: — Есть идеи?
— Пока нет, — признался Куруфин. — Я понимаю, как задержать или вовсе остановить огонь, но на много меньших территориях. Ставить же какие-либо укрепления среди равнины… не знаю, оправдано ли, — поделился он мыслями с братом.
— Я планирую построить несколько сигнальных фортов. Небольших, скорее наблюдательных, чем оборонных, — поделился старший.
Куруфин кивнул, соглашаясь.
Он взял еще несколько образцов почвы, аккуратно сложив их в мешочек, и поставил пометку, где именно был добыт данный образец. Их набралось больше десятка, когда лорды решили повернуть к крепости.
* * *
Галадриэль в волнении ходила по своей комнате. Она часто останавливалась, вздыхала и невидящим взором глядела в пустоту перед собой. Счастливое признание и предложение Келеборна, высказанное им накануне, влекло за собой одну маленькую, но трудно разрешимую проблему — необходимо было получить согласие родителей.
В очередной раз замерев посреди спальни, она тяжело вздохнула и провела ладонью по волосам. Конечно, существовали еще и братья, да и союз вообще без одобрения родичей законы эльдар допускали, и все же Артанис мечтала, что их с мельдо брак будет не поспешным и тайным, словно они боятся промедления, а всеми признанный. А значит, стоило попытаться.
Она выглянула осторожно из покоев и, убедившись, что поблизости никого нет, заперла дверь; достав палантир, водрузила его на стол и положила на гладкую прохладную поверхность ладонь. Ответа на вопрос, имеется ли у кого-нибудь в Амане видящий камень, она не знала.
«Но если есть, то им ведь не составит труда сообщить атто?»
Однако дальше гадать было совершенно бессмысленно — время размышлений прошло. Дева коротко вздохнула и принялась вызывать. Поначалу шар внутри оставался мутным, словно подернутым пеленой. Перед внутренним взором Галадриэль проносились картины бушующего моря, высоких горных пиков и почти неузнаваемых из-за изменившегося освещения пейзажей родного Амана. Сердце гулко стучало, и при мысли, что возможно придется заключать союз без родительского одобрения, ее пробивал холодный пот. Однако отказываться от брака с Келеборном она, разумеется, не желала.
«А братья все же не родители».
Вдруг в этот момент картина внутри палантира начала проясняться. Она увидела незнакомый сад, затем гостиную, залитую светом Анара, и наконец появилось лицо незнакомого эльда. Хотя… Галадриэль чуть нахмурилась, вспоминая, и сообразила, что видела это лицо на свадьбе одного из кузенов.
«Отец Тэльмиэль? — догадалась она. — Конечно, мне следовало сообразить. У кого еще наверняка могла сохраниться связь? Хотя бы для того, чтобы беседовать с внуком».
— Айя, — приветствовала она. — Я Нервэн.
— Я узнал, — кивнул тот.
— Мне нужна ваша помощь.
Галадриэль вкратце обрисовала ситуацию и то, как ей важно поговорить с Арафинвэ, и Ильмон согласился.
— Я схожу во дворец сегодня вечером, — сообщил он.
— Благодарю вас, — просияла дева. — Тогда я буду ждать вызова атто завтра в полдень.
Разговор завершился, и она, с облегчением вздохнув, осторожно присела на самый краешек стоявшего поблизости стула.
Связь с домом была налажена, однако легче от этого ей стало лишь самую малость — следовало представить отцу Келеборна. А это означало, что потребуется открыться мельдо и поведать ему о палантире. И не только.
«Он узнает даже то, что я его видела, — подумала дева. — Кто знает, понравится ли ему это?»
Его возможного гнева Галадриэль опасалась сильнее всего. Хотя нет, кричать или как-то иначе бурно выражать свои эмоции Келеборн не станет — молча покачает головой, возможно, выйдет из комнаты. И исчезнет. Надолго.
«Однако отступать не годится».
Накрыв палантир, она вышла из покоев, вновь тщательно заперев за собой. Стражи Менегрота сообщили аманской гостье, что тот, кто отныне был ее женихом, а об этом знал уже почти весь дворец, на докладе у Элу. Галадриэль поблагодарила и, решив, что мешать разговору не стоит, стала ждать поблизости от тронного зала. Впрочем, аудиенция надолго не затянулась, и вскоре Келеборн вышел к ней.
Завидев любимую, он просиял и в несколько шагов пересек разделявшее их пространство.
— Все в порядке? — с волнением поинтересовалась она.
— В полном, — заверил Келеборн, обнимая невесту. — Во всяком случае, пока.
Он наклонился, и дева охотно подалась навстречу, с удовольствием отдавшись тем приятным ощущениям, что будили в ее фэа и роа поцелуи любимого. Волнение, трепет, и сладко-томное, ни с чем не сравнимое чувство, никогда не надоедавшее, а, наоборот, с каждым разом становившееся все острее.
— Нам надо поговорить, — сообщила она, когда смогла отдышаться.
Синда заинтересованно приподнял брови. Галадриэль покачала головой:
— Не здесь. Пойдем ко мне в покои.
Решив, что показать будет гораздо лучше, чем рассказывать, она, как и прежде, тщательно заперла двери и сняла с палантира тряпицу. Келеборн подошел, некоторое время с интересом разглядывал, а после обернулся к невесте. Та принялась объяснять.
Дева говорила, и в то же время пыталась угадать, о чем он думает, но безуспешно. Лицо любимого оставалось абсолютно бесстрастным, лишь в глубине серых, словно осенний туман, глаз, горел огонь.
— Я видела тебя в этом камне, — в конце концов призналась она. — Ты говорил с моим кузеном Фингоном. Теперь же я надеюсь получить согласие моего отца на наш брак.
Келеборн промолчал. Заложив руки за спину, он прошелся по комнате и остановился, чуть прикусив губу. Галариэль подошла и, положив руку ему на плечо, заглянула в глаза:
— Ты не сердишься?
Он удивленно посмотрел на нее и, покачав головой, ласково улыбнулся:
— На что же? Разумеется, нет. Но я надеюсь, мелиссе, что ты однажды научишься доверять мне немного больше, чем теперь. По крайней мере, настолько, чтоб сообщать о важных вещах и обсуждать их вместе.
Нолдиэ виновато опустила лицо, и Келеборн, улыбнувшись, снова покачал головой. Он наклонился и, проведя пальцем по щеке девы, поцеловал любимую. Галадриэль вздохнула с облегчением, обняла его за шею и с жаром ответила.
На следующий день ровно в полдень они стояли перед палантиром оба. Артанис то и дело в волнении сжимала пальцы, так что жених в конце концов взял ее за руку, погладив по ладони. Дева посмотрела на него с благодарностью.
— Здравствуй, дочка, — услышали они и вздрогнули.
Оба так увлеклись, что не заметили появления внутри палантира изображения Арафинвэ.
— Папочка! — воскликнула Галадриэль, рванувшись навстречу.
На лице отца отражались радость и боль одновременно. В глазах легко читалось, как он хочет обнять теперь свое дитя, но расстояние делали это невозможным, и им оставалось лишь смотреть друг на друга. Так мало и много одновременно!
Почувствовав, должно быть, что творится в душе любимой, Келеборн ласково, осторожно погладил ее по спине и положил на плечо руку. Та обернулась и глянула с благодарностью.
— Отец, — вновь заговорила она, собравшись с мыслями, — я хочу представить тебе того, кого полюбила. Это Келеборн, сын Галадона, внучатый племянник Эльвэ. Он сделал мне предложение, и я приняла его.
Она говорила, стремясь поведать в нескольких словах все то, что в действительности заняло многие годы и что родители ее пропустили — знакомство, совместные прогулки, зарождение чувства, и на лице младшего Финвиона радость все так же боролась с тоской.
— Как жаль, что я не могу обнять тебя и твоего возлюбленного, — сказал в конце концов он. — Но я охотно даю вам обоим свое согласие. И мама тоже. Она сейчас в Альквалондэ, но я только что связался с ней осанвэ. Будьте счастливы.
— Благодарю вас, — произнес Келеборн и, приложив руку к груди, в знак уважения опустил голову.
— Я буду надеяться, что судьба однажды позволит нам встретиться лично, — произнес Арафинвэ, глядя на будущего зятя.
Галадриэль хотела что-то добавить, но мысль улетела, и слова так и не смогли покинуть грудь.
— Я скучаю по вам с аммэ, — призналась она.
Оба замолчали, не зная, что еще сказать, и разговор вскорости завершился. Артанис смотрела на потухший камень, и лишь присутствие обнимавшего ее Келеборна не давало окончательно упасть духом и расплакаться.
Плечи девы поникли, она спрятала лицо на груди жениха и, обняв его, долго стояла, словно превратившись в статую.
— Мне понравился твой отец, — наконец заговорил синда, и голос его, уверенный и тихий, вернул ее к жизни, влив в роа силы.
— Очень рада этому, — улыбнулась в ответ она. — Кажется, ты ему тоже. Но теперь осталось еще одно дело.
— Какое? — полюбопытствовал Келеборн.
Галадриэль замялась:
— Понимаешь, в Дортонионе у братьев тоже есть палантир.
Она решительно вернулась к столу и вновь положила руку на камень. Тот вскоре засветился, и показалось лицо запыхавшегося Ангарато.
— Привет, сестренка! — воскликнул он. — Ну, как ты там? Как дела?
Несколько долгих секунд Галадриэль молчала, а после на одном дыхании выпалила:
— Я замуж выхожу. Отец уже дал свое согласие.
— Мелиссэ! — не сдержался Келеборн. — Разве можно так в лоб, без подготовки?
Дева обернулась, посмотрев на жениха одновременно виноватым и шаловливым взглядом, а потом легко рассмеялась. Вновь взглянув в палантир, она увидела ошарашенное лицо брата и пожала плечами.
— Но ведь это же правда, — заметила она.
Келеборн покачал головой и, подумав секунду, весело рассмеялся.
* * *
— Что это, атар? — спросил Аракано, заходя в кабинет.
— Присоединяйся, — Нолофинвэ указал кивком на кресло напротив. — Бери из той папки. Там доклады мастеров, которые я уже просмотрел. Хочу узнать твое мнение.
Аргон повиновался, хотя никогда не любил подобную работу. С другой стороны новые изобретения нолдор всегда привлекали Нолофинвиона, оттого он и погрузился в чтение с явным интересом. Впрочем, уже через несколько минут глубокая складка появилась между бровей, взгляд помрачнел и спустя совсем немного времен Аракано отложил бумаги.
— Ты готовишься к долгой обороне? От кого? — начал он, заводясь.
— Враг у нас один, — спокойно произнес Финголфин.
Аргон несколько презрительно хмыкнул.
— Твои предложения? — Нолофинвэ сделал вид, что не заметил гримасы сына.
— Наступление! — вскочил Аргон. — Мы ударим по Ангамандо со всех сторон и разобьем войско Моринготто! Он ослаб. А мы победили. Нельзя медлить!
— Сядь! — строго произнес Финголфин. — Нолдор не готовы выступить сейчас.
— Но должны! Тварей давно не видно. Мы легко одолеем Врага…
— А если ты просчитался? Если Моргот разобьет нас, что станется с оставшимися в крепостях? Как оборонятся они, чем защитятся?
— Я не желаю думать о таком исходе! — вновь вскакивая заявил Аракано. — Вот увидишь, я прав! Я докажу тебе, отцу и Нолдорану, что наш удел не прятаться, а биться.
— Мы уже говорили, что ты не имеешь права рисковать жизнями нолдор…
— Силой за собой никого не поведу. И союзников найду сам. Тех, которые не захотят прятаться в своих крепостях!
Аракано спешно вышел, оставив Нолофинвэ в тяжких раздумьях.
Несмотря на то, что еще недавно Аргон с трудом передвигался по цитадели, уже тогда он желал поквитаться с Врагом, отомстить, разрушить Ангамандо и лишь потом строить города и разбивать сады вокруг них. Оттого он, выйдя от отца, незамедлительно направился к себе, по пути сказав встреченному верному принести ему карты северных земель, имевшиеся в Барад-Эйтель. Как бы ни хотелось Нолофинвиону быстро осуществить задуманное, стоило все же подготовиться и разработать план, иначе неудача постигнет в самом начале — никто не последует за ним.
Финголфин немало удивился, когда узнал, что Аракано уже несколько дней почти не покидает своих покоев. Исключение тот делал только для тренировок, полагая, что должен как можно быстрее восстановиться. Хотя мастера порой советовали ему меньше нагружать себя, Аргон был неумолим, каждое утро упражняясь с мечом, копьем, топором и луком, а также порой успешно совмещая тот или иной вид оружия.
— Йондо, ты в порядке? — обеспокоенно спросил Финголфин, заходя к сыну и обнаружив того над свитком, который тот спешно свернул.
— Атто? Все хорошо, — ответил Аракано. — Сегодня мне удалось продержать десять минут против семерых!
— Надеюсь, ты не задумал бросить вызов всем сыновьям Фэанаро одновременно? — поинтересовался король.
— Нет, — несколько растерянно ответил Аргон, впрочем, тут же исправился и добавил: — А должен?
Нолофинвэ покачал головой.
— Нет, конечно, я не желаю с ними ссоры. Как и с другими родичами.
Взгляд Финголфина вернулся к свитку.
— Что там? — поинтересовался он.
— Атто, мне бы не хотелось говорить об этом, — уклончиво ответил Аракано. — Но отправлю уже сегодня. Так что, если тебе нужен, готов следовать. Только гонца отправлю.
— Далеко?
— Не близко, — мрачно произнес он. — Атар, сейчас не время обсуждать эту бумагу!
Финголфин кивнул, задумываясь.
— Хорошо. Жду тебя через час во дворе. Совершим небольшую конную прогулку — надо взглянуть на возводимые укрепления.
Аракано склонил голову, соглашаясь.
Когда Нолофинвэ оставил его одного, Аргон спешно дописал послание, перечитал и запечатал.
Гонец явился незамедлительно по зову принца.
— Это доставишь в Дортонион — лично в руки одному из лордов. Лучше Айканаро. Но не принципиально, — распорядился Аракано и извлек из ящика стола еще один свиток. — А это — в Химринг. Передашь только Ма… лорду Нельяфинвэ.
Гонец быстро склонил голову и вскоре покинул Барад-Эйтель.
* * *
Тьелпэ легко взбежал на крепостную стену и, приветствовав кивком головы стражей, подошел к парапету.
Вечерняя заря уже успеха поблекнуть, уступив место ладье Тилиона. На небе густо высыпали звезды, и молодой лорд, отметив мельком, что он опять заработался допоздна, неслышно хмыкнул себе под нос.
— Ну как, не сильно тебя замучили? — улыбнувшись, спросил Вилеон, как оказалось только недавно сменившийся и задержавшийся на стене, чтобы полюбоваться вечером.
Молодой лорд энергично мотнул головой:
— Вовсе нет, мне даже интересно. Правда, поначалу я никак не мог понять, как отец все успевает, но теперь разобрался — задача лорда не в том, чтобы самому лично хвататься за разные дела.
— А в чем же? — полюбопытствовал верный.
— Организовать процесс так, чтобы и без него все отлично работало.
Теплый ветер подул, принеся с собой аромат ночных трав, и Тьелпэринквар, прикрыв глаза, с удовольствием подставил ему лицо, отдыхая. После обеда прибыл гонец от рудознатцев. Оказалось, в горах удалось найти еще одну крупную жилу, а, значит, железа в Химладе будет много. Весь день до самого вечера Куруфинвион провел с мастерами, однако результатом остался доволен. Завтра с утра, когда посланец отдохнет, он отдаст ему письмо с указаниями и отправит в обратный путь. С дядей Турко, занятым какими-то другими хлопотами, они так ни разу и не пересеклись. Впрочем в верности своего решения Тьелпэринквар не сомневался — в горном деле он понимал лучше своего старшего родича.
На заднем дворе тихонько, протяжно запела флейта, и Тьелпэ, вздрогнув от неожиданности, прислушался. Зов тонкой тростниковой дудочки разбередил фэа. Он словно манил куда-то, в такие дали, где молодой нолдо никогда еще не бывал. Гораздо дальше, чем недоступный теперь Аман. Она смеялась и плакала, и молодой эльда удивлялся, отчего прежде подобные звуки не находили у него в сердце подобного отклика.
Решив, что ответа он все равно не узнает, по крайней мере пока, он вдруг подумал, что стоит пойти и поискать исполнителя. Махнув рукой Вилеону и дозорным, Куруфинвион сбежал со стены и отправился на звуки.
На заднем дворе играл один из верных, из тех, что помнили мир до Великого похода. Он расположился на одной из скамеек, и Тьелпэринквар встал немного в сторонке, не желая мешать.
Однако Асталион и сам вскоре заметил слушателя. Музыка прервалась, и Тьелпэ решился спросить:
— Не поучишь меня?
— Отчего нет, охотно. Это совсем несложно.
Он указал на место на скамье рядом с собой, и юный лорд, расположившись, взял в руки инструмент и принялся внимательно слушать нового учителя.
Тьелпэринквар держал в руках дудочку и вспоминал недавний праздник в Бритомбаре. Он улыбался.
* * *
Лехтэ легко ступала по мягкому мху, следуя за верными деверя. Пока супруг был в отъезде, ей очень хотелось осмотреть окрестности и, если получится, порадовать его по возвращении.
— На ярко-зеленые полянки не вставайте, леди, — предупредил ее нолдо, оглянувшись. — Следуйте точно за нами, мы скоро придем.
Небольшое болото, которое они преодолевали, постепенно повышалось. Уже показались высокие раскидистые ели, пришедшие на смену редким и чахлым соснам.
— Осторожно, тут очень неровно, — вновь предупредил верный, очевидно опасаясь, как бы с женой лорда Куруфина чего не случилась.
Та лишь улыбнулась в ответ, легко преодолев сплетенные корни давно поваленных деревьев.
Ельник оказался небольшим, и теперь они продвигались по тропинке среди травы и зарослей ольхи и осин. Однако и эти деревья вскоре расступились, приглашая нолдор на небольшую, но очень привлекательную полянку.
— Мы на месте, леди, — объявил один из спутников. — Желаете передохнуть, пока мы соберем то, за чем шли?
— Я не устала, благодарю, — ответила Лехтэ. — Мне тоже хочется поучаствовать.
С этими словами она пристегнула к поясу берестяной кузовок и осторожно шагнула в траву.
Земляники было много. Крупные спелые ягоды манили своим ароматом, так что порой отправлялись не в корзинки, а в рот. Лехтэ поначалу мысленно укоряла себя за такое, однако вскоре обнаружила, что и нолдор Химринга порой лакомятся душистым угощением леса. Впрочем, зеленая полянка аж краснела от земляники, поэтому она, успокоившись, решила, что может сначала от души наесться сама. Спелые ягоды таяли во рту, оставляя легкий привкус кислинки, и нолдиэ время о времени, довольно прищурившись, цокала языком. Однако и кузовок постепенно наполнялся.
Путь назад Тельмиэль показался более быстрым. Возможно, от того, что она уже не разглядывала с любопытством каждое деревце или кочку, а представляла, как угостит уставшего супруга. Как Лехтэ узнала от сопровождавших ее верных, в Химринге было принято отдавать долю добычи в общее пользование, и хотя на гостей это правило не распространялось, она твердо решила все же поделиться с хозяевами крепости — им с мужем хватит и половины.
Когда небольшой отряд подходил к крепости, на западной дороге показался всадник.
— Один, — приглядевшись сообщил верный. — Похож на нолдо.
— Скоро узнаем.
Реакция воинов удивила Лехтэ — незаметно отодвинув ее в тень деревьев, они рассредоточились, укрывшись за стволами, и двое уже держали в руках луки.
— Но вы же сказали, что нолдо, — произнесла она, недоумевая.
— Похож. Подъедет ближе — узнаем наверняка. Пока же надо быть готовым к любой встрече, — пояснил верный и жестом показал, что стоит замолчать.
Напряжение росло. Всадник поравнялся с отрядом и… беспрепятственно продолжил свой путь в Химринг.
— Гонец из Барад-Эйтель, — произнес вслух верный.
— Интересно, с какими вестями, — отозвался другой.
— Скоро узнаем.
Идти оставалось недолго, но радостное настроение куда-то улетучилось, словно рассеянное северным ветром.
— Вы всегда так настороженны? — решилась спросить она, когда отряд уже заходил в ворота.
— Да, леди, — последовал ответ. — Здесь нельзя иначе. Увы.
Посланника из Хисиломэ встретил Норнвэ, однако какие вести скрывали свитки, доставленные гонцом, он не знал — они предназначались не ему.
— Лорд Нельяфинвэ вернется через час. Возможно, чуть позже, — сказал он.
— Проходи и отдохни в крепости. О твоем коне позаботятся. Путь неблизкий, вам обоим нужен отдых.
Лишь этот короткий разговор услышала Лехтэ, когда направлялась на кухню — внести свою долю в запасы провизии Химринга.
«Что задумал Нолофинвэ? Или же его распоряжения касаются только Майтимо? — в волнении она проследовала в комнату, где поселили ее и мужа. — Скоро вернется Курво. Все будет хорошо».
* * *
Сквозь широкое распахнутое окно залетали далекие звуки арфы, примешиваясь к мягкому, мерному шепоту волн. Вместе с запахом соли и водорослей доносился и аромат лугов, раскинувшихся за стенами города. Армидель вздохнула и, улыбнувшись светло и немного мечтательно, села за стол и ласково провела рукой по разложенному на нем отрезу сияющее-белой ткани.
Платьем невесты для предстоящего торжества леди Бренниль решила заниматься сама. Выспросив подробно, что именно дочь собирается надеть из украшений, мать осмотрела ее долгим, изучающим взглядом, обошла со всех сторон, то и дело кивая в такт собственным мыслям, а потом добавила коротко вслух: «Понятно», и удалилась в одну из садовых беседок, где уже был приготовлен ткацкий станок. Армидель же решила, что сделает свадебный наряд для Финдекано.
Дни летели, словно птицы, незаметно и столь же быстро. Не прошло и месяца, как из Ломинорэ приехал гонец, и дочь Кирдана уведомила жениха в ответном письме о своем намерении. Потом, захватив альбом и писчие принадлежности, она пошла к морю и, утроившись на берегу, начала рисовать.
Впрочем, скоро стало ясно, что только своими силами ей обойтись не удастся — не все детали будущего наряда дева могла выполнить сама. Когда эскизы были полностью готовы, Армидель отправилась в дворцовые мастерские. Широкий кожаный пояс, пряжку к нему и два серебряных наруча — вот то, о чем намеревалась она просить.
Распахнув дверь, дочь Кирдана огляделась. Конечно, многие взялись бы выполнить подобную просьбу с радостью, но ей хотелось, чтобы детали торжественного наряда были изготовлены любящими руками. Отец, который был искусным корабелом и за это получил свое прозвище «Кирдан», совершенно не умел работать с металлом, однако…
— Мастер Мирион! — обрадовалась дева, увидев того, кого теперь искала.
Один из тех, кто впервые увидел звезды у берегов озера Куивиэнен. В его глазах отражалось небо предначального мира, и Армидель всегда с трепетом в сердце расспрашивала его о минувших днях. Он хорошо знал короля нолдор Финвэ в дни его юности, и, разумеется, вряд ли откажется помочь с нарядом для его внука.
— Здравствуй, — улыбнулся Мирион и, отложив деталь, с которой теперь работал, вытер руки и встал.
— Ясного дня. У меня к вам просьба.
— Какая же?
Он сделал приглашающий жест, и дочь Кирдана присела на стул у окна. Оглядев столы с разложенными на них инструментами, она собралась с мыслями и заговорила. В конце концов, достав готовые эскизы, протянула их мастеру.
— Вы поможете? — спросила она.
— Разумеется, — кивнул Мирион. — Не о чем и говорить.
— Благодарю вас! — воскликнула Армидель и порывисто прижала руки к груди.
Теперь предстояло самое приятное. Она отправилась в покои, где давно уже было подготовлено все необходимое, и принялась за работу.
Конечно, некоторые детали наряда приходилось изменять прямо на ходу. То части узора, задуманного изначально, не хотели гармонировать с уже сделанным, то фасон рукава начинал казаться ей не вполне удачным.
Стежки послушно один за другим ложились на ткань. Армидель вышивала, держа перед мысленным взором образ возлюбленного, и каждая ниточка, прежде чем занять предназначенное ей место, отвечала мастерице горячим и охотным согласием.
Анор и Итиль привычно сменяли на небе друг друга. Вечерами Армидель нехотя прерывала занятие, а поутру вновь к нему возвращалась.
Вскоре наряд был готов. На столе лежала рубашка чистого белого цвета, отделанная серебром, с широкими рукавами, собранными в манжеты и отдаленно напоминающими крылья птицы, а рядом голубая, под стать полуденному небу, котта.
Открыв ларец, Армидель достала наручи с выгравированными на них деревьями, восходящими светилами и лошадьми, пытающимися обогнать ветер. Осмотрев еще раз, она положила их на стол и присоединила к ним пояс.
— Очень красиво получилось, — заметил Кирдан, заходя в комнату.
Армидель просияла и обернулась к отцу:
— Как думаешь, ему понравится?
— Уверен.
Она снова бережно провела рукой по ткани и подумала, что, когда в следующий раз прибудет гонец, то вполне можно будет с ним отправить подарок. Однако Кирдан, с которым она поделилась этим соображением, вдруг отрицательно покачал головой:
— Лучше сама передашь перед самой свадьбой, когда приедешь. Конечно, на дорогах теперь спокойнее, чем было раньше, однако я не стал бы зря рисковать.
Армидель задумалась, а после согласилась:
— Да, ты прав.
Она подошла к балкону и поглядела на море. Анор постепенно опускался в воду, и небо потемнело, окрасившись в золотые тона. Мысли девы стремились на север.
«Интересно, чем занят он сейчас?»
Немного огорчало, что она ничем не может помочь ему, а так же то, что до следующей встречи еще так долго ждать!
Она вздохнула тяжело, и Новэ, неслышно приблизившись, положил руку дочери на плечо.
— Не грусти, — сказал он тихо. — Время быстро пролетит, не успеешь оглянуться.
Она прижалась к груди отца, и тот крепко, ласково обнял дочку и потрепал ее по голове.
— Кстати, — продолжил он после короткого молчания, — твоя мать закончила платье. Пойдешь мерить?
Армидель встрепенулась, и на лице ее отчетливо отразилось ожидание чуда. И счастья.
Один из многочисленных коридоров Менегрота, украшенный резными каменными буками, разветвлялся, и Келеборн остановился в раздумьях, решая, куда ему пойти. Если свернуть направо, то он вскоре придет к выходу из дворца, и тогда можно будет погулять в одной из близлежащих рощ и предаться неторопливым размышлениям. Если же свернуть налево, то он попадет во дворцовые кухни, что тоже само по себе было неплохой идеей — он успел изрядно проголодаться.
Последние дни поздравления сыпались на них с Галадриль, словно из прохудившегося мешка. Сказать хотя бы несколько слов по поводу их грядущей помолвки считали нужным все — от стражей в дверях до приближенных Тингола. Вчера они с мелиссе провели весь день с его родителями и Галатилем, младшим братом, а сегодня с утра прислал письмо с границы Маблунг. Хотя сами виновники торжества никак не могли понять, откуда он-то обо всем узнал.
Решив про себя, что при случае непременно расспросит стража, Келеборн все-таки выбрал прогулку на свежем воздухе.
Однако больше всего его удивили поздравления Лютиэн. Почему-то от кузины он этого совершенно не ожидал. Мелиан же пока молчала, и Келеборн был этому только рад — чем бы королева ни была занята, она хотя бы не выражала своего недовольства или несогласия.
Не успел он пройти и десятка шагов, как одна из боковых дверей распахнулась, и в коридоре показался юный Ороферион. Лицо его осветилось неподдельной радостью, и Келеборн, шагнув навстречу, крепко обнял товарища.
— Рад видеть тебя, — приветствовал Трандуил. — Какое лихо тебя задержало вдали от нас всех так надолго?
Сын Галадона нахмурился:
— Приказ Тингола, ты же знаешь.
Его собеседник чуть заметно усмехнулся, и в глубине глаз блеснуло ехидство:
— Ты был так увлечен строительством, что не мог приехать даже на день? Что происходит?
Келеборн вздохнул. Искушение поделиться с кем-нибудь было велико. Тем более что Трандуил, несмотря на веселый нрав, был верным товарищем. В конце концов, три головы лучше. Вдруг тот сможет подсказать что-нибудь дельное? Оглядевшись по сторонам, будто в раздумьях, он заметил:
— Это долгий разговор. Может, приготовим себе напиток и пойдем куда-нибудь посидим? Мне тут один интересный рецепт подсказали…
Ороферион оживился:
— Какой?
— Черноплодная рябина, шиповник, орехи, имбирь, — начал перечислять Келеборн.
Траидуил его прервал, с шутливой важностью подняв палец вверх:
— Ни слова больше — это звучит слишком вкусно. Пойдем заварим, а заодно поищем чего-нибудь съедобного. Например пирожков.
Они вдвоем отправились на кухню, где дворцовые повара, узнав о цели прихода, выделили им один из очагов, и Келеборн с Трандуилом приступили к действу.
Самой рябины, правда, не оказалось, и они взяли варенье. Добавив к нему изюм, шиповник, мускатный орех и специи, поставили кипятиться. Закончив с этим, накрыли кастрюлю крышкой и оставили настаиваться, а сами принялись делать пирожки.
— Давай с мясом, — предложил Траидуил.
— Согласен.
Конечно, опыт у обоих был не слишком богатый, и все же готовить они вполне умели.
«Нельзя все время полагаться на кого-то, — говорил Галадон сыну. — Однажды может статься, что тебе самому придется заботиться о своем пропитании».
Они поставили пирожки в печь, и вскоре те начали подрумяниваться. По кухне тем временем поплыл аромат специй, и Традуил выразительно потянул носом, хищно улыбнувшись. Келеборн рассмеялся.
— Ну что, куда отправимся? — спросил Ороферион.
— Давай наружу. Побудем на природе.
Они перелили получившийся ароматный горячий напиток в кувшин, сложили пирожки в большую корзину и, подхватив свой незамысловатый обед, поблагодарили поваров за гостеприимство и отправились к выходу из Менегрота.
День приближался к своей середине, и внутренний голос подсказывал Келеборну, что Галадриэль совсем скоро освободится. Он уже собирался предложить спутнику позвать ее, когда увидел саму деву.
— Ясного дня, — приветствовал он ее, улыбнувшись.
— Добрая встреча, — отозвалась та и с любопытством оглядела обоих, а так же то, что они несли в руках.
— Присоединишься? — предложил жених.
— Охотно, — не стала отказываться Галадриэль.
Траидуил сбегал за дополнительным прибором, и уже втроем они отправились в березовую рощу, располагавшуюся в полутора лигах от Менегрота. Устроившись прямо на траве, они разлили напиток по кружкам и, взяв по пирожку, принялись за трапезу. Некоторое время они предавались этому процессу молча, наслаждаясь вкусом напитка, а после Ороферион заговорил:
— Ну как, расскажете мне, что творится в нашем благословенном королевстве? Я ни в коем случае не настаиваю, если это тайна, однако крайне любопытно. Какие-то взгляды, намеки, перешептывания. Твой, дружище, загадочный поспешный отъезд, в результате которого ты на несколько месяцев запропал. И не говори мне, что вдруг решил освоить новое ремесло.
— Не веришь? — хмыкнул Келеборн.
Трандуил задумчиво покусал губу и протянул:
— Не то чтоб вовсе нет, ты все же квендо сообразительный и активный. Но как-то внезапно и радикально решил оное намерение осуществить.
Келеборн оглянулся на Галадриэль, а после встал и прошелся по полянке. Радостно чирикали в кронах деревьев птицы, светил Анор, и настроение в природе казалось благостным и мирным.
— Мне кажется, Трандуил может стать хорошим союзником, — проговорила Галадриэль.
Ее жених кивнул:
— Согласен. Что ж, слушай. Честно говоря, мы еще сами толком не понимаем, что происходит, но вот что случилось в день отъезда…
Ороферион внимательно слушал, временами почесывая бровь, сосредоточенно кивал, а после, когда друг замолчал, ответил:
— Да, скверно. И, честно говоря, я тоже считаю, что мы не можем отсиживаться за Завесой, прячась от воинства Врага. Если не остановить его сейчас, пока он еще далеко, то вскоре твари, может быть, явятся к нам домой. В окружении Дориат не продержится долго.
Келеборн кивнул и прислонился спиной к одной и берез.
— Что ж, я с вами, — решил Трандуил. — И тоже буду наблюдать за происходящим. Если что, можете на меня рассчитывать.
— Благодарим тебя, — величественно откликнулась Галадриэль и снова разлила по кружкам напиток.
* * *
Тьелпэринквар достал из футляра новенькую самшитовую флейту, недавно подаренную учителем, и с улыбкой погладил. Наконец было покончено с дневными хлопотами, и он мог уделить время самому себе!
Выйдя из покоев, молодой лорд сбежал по лестнице на первый этаж и, миновав гостиную, вышел в сад. С востока дул ласковый, теплый ветер, деревья чуть слышно шелестели кронами, будто приветствовали, и Куруфинвион, повернувшись к самому древнему вековому дубу, поздоровался с ним.
Ночь, после нескольких пасмурных дней подряд, выдалась на редкость звездная. Исиль щедро изливал свет, и весь сад таинственно мерцал, так что можно было представить при желании, что вновь вернулись дни уже далекого детства, когда Тьелпэ, дождавшись, пока все в доме уснут, убегал гулять, и долго бродил по пустынным и от того загадочно-манящим паркам и улицам.
Теперь же, пристроившись под раскидистой, пышной вишней, он покрутил в руках флейту и, снова улыбнувшись, поднес ее к губам. С каждым днем у него получалось играть все лучше, хотя мастер Асталион настаивал на частых тренировках. Его ученик, впрочем, нисколько не возражал. Новое дело увлекло Тьелпэ. Возможно, даже он сможет однажды порадовать родичей на каком-нибудь празднике. Но это потом, когда-нибудь…
Пока же Куруфинвион прислушался к собственной фэа и попытался извлечь первый звук. Инструмент откликнулся. Тьелпэ продолжил.
Флейта пела, и в памяти музыканта вставала картина весеннего праздника. Здесь, в саду крепости Химлада. Была такая же ночь, цвели вишни, и родители танцевали. Платье аммэ светилось собственным, идущим изнутри светом. Было так красиво, что сын любовался.
Флейта блеснула в лучах Исиля, и Тьелпэ подумал, не хочет ли ночь ему составить компанию и подыграть.
Пришедшая столь внезапно на ум идея встала в полный рост, заставив невольно вздрогнуть. Музыка, взвившись к небу в последний раз, оборвалась. Куруфинвион задумчиво посмотрел на инструмент в собственных руках и пробормотал:
— Что, если в самом деле получится? Усовершенствовать флейту так, чтобы она…
С минуту он размышлял, а после вскочил и огляделся с недоумением по сторонам, словно не мог решить, куда бежать. Такое дело, конечно же, требовало специальных знаний, но он не мог вот так сходу сообразить, с кем посоветоваться. Вот разве…
— Аммэ!
На лице его отразились радость и вдохновение. Вот кто сможет придать его мыслям нужное направление! Уже предвкушая грядущую работу, он пересек сад и вошел в донжон. Поднявшись в библиотеку, рывком сдернул ткань, закрывавшую палантир, и вызвал Химринг.
Пусть не сразу, но ему ответили. Конечно, верные Майтимо сперва позвали своего лорда, и уже ему Тьелпэ пришлось объяснять, что он хочет поговорить с матушкой, хотя и рад видеть дядю.
— Нет, ничего не случилось, — уверял он родича. — Это по личному делу. И жениться я тоже не собираюсь, точно. По крайней мере, пока.
Молодой лорд рассмеялся, и разговор постепенно перетек в шутливую плоскость.
— Хорошо, сейчас позову Лехтэ, — пообещал старший дядя, и через некоторое время Тьелпэринквар и в самом деле увидел ее в глубине палантира.
— Айя, матушка! — обрадовался он.
— Рада видеть тебя, йондо, — улыбнулась та. — Что случилось?
— Мне нужен совет.
Глаза Лехтэ блеснули интересом. Сын продолжал:
— Расскажи, как ты делала свои светящиеся платья? Точнее, как вплетала в них свет Анара и Исиля?
— А ты что, — в шутливом ужасе поинтересовалась она, — решил научиться ткать?
Сын рассмеялся:
— Нет, до этого дело пока не дошло. Мне нужен сам принцип. Что требуется, чтобы ткань и свет стали одним целым?
Теперь Лехтэ уже задумалась всерьез. Куруфинвион терпеливо ждал.
— Понимаешь, — через какое-то время заговорила она, — инструкцию мне дала твоя тетя Миримэ. Это какая-то Песня. Я только повторила. Думаю, она сама тебе объяснит лучше. В наших покоях на зеркале стоит большая шкатулка. Свиток с письмом лежит прямо сверху. Все необходимое внутри.
— Благодарю! Тогда я побегу.
— А все же, — вновь полюбопытствовала мать, — что ты задумал?
Но сын лишь загадочно улыбнулся и покачал головой:
— Если у меня получится, то по возвращении вы с отцом сами все узнаете. Привет ему!
— До свидания, йондо.
— Хороших снов, матушка.
Разговор завершился, и палантир погас. Тьелпэринквар прошел в родительскую спальню и скоро действительно нашел послание сестры аммэ. Пристроившись в кресле у окна, стал читать внимательно, и скоро принцип создания стал ему действительно вполне ясен — тетя объясняла более чем доходчиво.
Он вновь свернул послание в трубочку и, невидящим взглядом посмотрев в окно, постучал ею задумчиво по ноге. Конечно, Песню надо было переделать, и притом серьезно. В конце концов, ему было нужно нечто совершенно иное. И все же он теперь знал, в каком направлении следует двигаться.
Тьелпэ прихватил письмо с собой и опрометью выскочил из покоев родителей. Он спустился в библиотеку и, придвинув к себе перо и чистый лист, принялся за работу.
Конечно, оная заняла у него не один день — он вовсе не был мастером в той области, за которую взялся. И все же дело продвигалось. Днем Куруфинвион трудился, исполняя обязанности младшего лорда, которых до возвращения отца было по-прежнему достаточно много, а вечерами, после занятий с учителем Асталионом, доставал свои бумаги и продолжал создавать новую Песню.
Мысль о том, что он в любой момент может связаться с тетей Миримэ и посоветоваться с ней, вселяла уверенность. Он работал, представляя, как зазвучит по окончании инструмент.
Анар и Исиль, свет звезд и ветра… столь разнообразна природа, увиденная в мыслях Единым! И она могла стать его союзником, соавтором. Одна и та же мелодия в зависимости от того, что именно касается тела флейты, должна была звучать совершенно по-разному.
«И каждый раз это будет нечто совершенно новое и удивительное, — думал мастер. — Нечто, неведомое даже самому музыканту».
Наконец, настал вечер, когда Тьелпэринквар, закончив полностью работу, взял инструмент и спустился в сад. Последний этап отнял у него много сил. Вплести получившуюся Песню в инструмент, сделать их одним целым. Он просидел, не прерывая процесса, много часов. И у него получилось. Во всяком случае, Куруфинвион наделся на это.
Устроившись под той же самой вишней, он с облегчением вздохнул и поглядел на флейту. Что ж, следовало теперь выбрать что-то привычное и знакомое. То, что он уже хорошо научился играть, и что не сможет при всем желании перепутать.
Ладья Ариэн все ниже и ниже опускалась к горизонту, обещая с минуты на минуту скрыться, и Тьелпэ понял, что стоит поспешить с опытом. Он поднес флейту к губам, и лучи заходящего дневного светила упали на деревянное тело инструмента.
«Сейчас», — понял он.
Сердце дрогнуло. Один удар, второй, третий. Движение грудной клетки, и первый звук. Мелодия полетела ввысь, словно птица, все громче и увереннее. Но было это вовсе не то, что он обычно играл, а нечто другое.
«Неужели получилось?» — мелькнула первая робкая, но такая радостная мысль, и Тьелпэ с интересом прислушался к звукам.
Подул легкий ветер, заставив легкую трубочку сменить мотив, а вскоре Анар окончательно скрылся, и наступивший сумрак придал мелодии новую глубину.
Молодой нолдо был одновременно исполнителем и слушателем. Он хорошо знал, что услышал бы, если б играл на простом инструменте, но здесь и сейчас…
Мелодия и в самом деле менялась в зависимости от того, с чем входила в соприкосновение — со светом звезд или лучами Исиля. И ветер, каждый миг такой разный, придавал мелодии все новые и новые глубины, унося мысли в даль.
Пожалуй, стоило пойти к учителю и показать ему, что он создал, но, немного подумав, Тьелпэ решил, что и завтра не опоздает. А пока можно было поиграть для самого себя. И для птиц, что жили в саду крепости Химлада.
* * *
Мелиан неторопливо шла по дворцу, направляясь к покоям дочери. Птичье пение, привычно окружавшее королеву, постепенно смолкало, а сама майэ мрачнела и хмурилась. Впрочем, она не забывала приторно улыбаться подданным, попадавшимся ей навстречу.
Легонько толкнув дверь, она наконец оказалась в богато обставленной комнате.
Каменные вазы, стоявшие в углах, подчеркивали определенную строгость. Тяжелая вычурная рама, державшая огромное зеркало, служила символом надежности и вечности. Во всяком случае так в свое время думал Тингол, когда единолично планировал одну из комнат своей дочери. Бесчисленные же бабочки, цветы и птахи, искусно выполненные мастерами синдар, появились позже, по желанию самой принцессы.
— Лютиэн, рада видеть тебя, дочка! — Мелиан распахнула объятия. — Как ты? Давно мы не говорили с тобой не о делах.
— Все хорошо, nana, — ответила принцесса. — Как и прежде, я часто ухожу в лес и танцую. Жаль, свирель Даэрона не слышно. Да и его самого.
— Не обновляла заклинание? — поинтересовалась майэ.
Лютиэн покачала головой.
— Думала, в этом уже нет необходимости, — призналась та.
— Ты неправа. Ничто не вечно. Ничто… впрочем, не будем об этом. Если надоел — найдешь другого менестреля.
Мелиан замолчала, пристально глядя на дочь.
— Как наша аманская гостья?
— Хорошо. Предвкушает свадьбу. Все время проводит с женихом и только о нем и говорит. Впрочем, о приказе отца не забывает — скоро одна из работ будет закончена. Я видела ее, вышло красиво. Думаю, ада порадуется.
Мелиан кивнула.
— Не знаешь, как скоро они планируют свадьбу?
— Нет, мы об этом не говорили. Узнать?
— Необязательно. Ты же не думаешь, что подобное торжество состоится…
Лютиэн удивленно взглянула на мать.
— … без меня, — хохотнула майэ. — Чем одарить их, я уж точно придумаю.
— Артанис желает пригласить родичей… как думаешь, отец дозволит? — спросила Лютиэн.
Мелиан задумалась. С одной стороны нолдор не должны появляться в Дориате, с другой… если их удастся спровоцировать, то такой разлад будет очень, очень полезен.
— Посмотрим, дорогая. Но если ты хочешь помочь своей подруге, я постараюсь убедить Элу. Это будет нелегко, но весьма приятно.
Лютиэн, немного смутившись, опустила взгляд, чем вызвала еще один смешок майэ.
— Какая же ты у меня еще крошка, — нежно произнесла Мелиан и направилась к двери.
Оказавшись в коридоре, она слегка нахмурилась — стоило сначала проверить, насколько послушен жених заморской выскочки, или же ей предстоит доработать наложенное еще при пересечении им Завесы заклятие.
* * *
Айканаро еще раз внимательно перечитал доставленный свиток. Неожиданных вестей в последнее время было много. То сестра решила выйти замуж за какого-то синду, то прилетел призыв из Барад-Эйтель ударить по Ангамандо. И если первое все же радовало Аэгнора, хотя и было неожиданным, то второе вызывало более сложные и противоречивые чувства. С одной стороны разбить Врага хотелось не одному Аракано, с другой… Дортонион только начал оправляться после нелегкой битвы. Ангарато сразу после разговора с Нервен вновь уехал на север восстанавливать укрепления и возводить новые, оставив крепость на брата. Правда утром, после нескольких дней отсутствия, он вернулся, усталый, но довольный проведенными работами, еще далекими от завершения. В таких условиях готовиться к наступлению… Аэгнор был против. Ангрод обещал сообщить свое решение вечером.
Отложив свиток, он прошелся по комнате и внезапно замер, осознав, что именно беспокоило его, не позволяя сразу же согласиться.
«Почему Аракано подписал послание? Что с королем? С Финьо в конце концов?»
Не считая нужным более медлить, он рванул в покои брата.
К счастью для Айканаро дверь отворилась беззвучно и через несколько мгновений также закрылась, оставив Ангрода с Эльдалоттэ не потревоженными.
«Намекнуть брату, чтобы запирались, или не стоит? — подумал Аэгнор, удаляясь от коварной двери, что явила ему жаркую картину. — И почему я до сих пор представлял, что супруги для этого используют только кровать…»
Решив отвлечься от разных мыслей, что сменяли друг друга в бешеном темпе, Арафинвион направился в мастерскую. Хотя к кузнечному делу более тяготел его брат, Аэгнор тоже любил порой работать с металлом.
Постепенно нелегкий труд прогнал прочь непрошеные видения, оставив лишь неясное беспокойство о происходящем в Хисиломэ.
* * *
Лучи Анара приветливо заглядывали сквозь кроны деревьев на тропу, что вела к озеру. Они играли бликами на зеленой листве, отражались в каплях, оставшихся после недавнего дождя.
Лантириэль неспешно шла, погруженная в свои думы. С одной стороны, деве хотелось вернуться в крепость и продолжить служить такому дорогому, и одновременно ненавистному лорду. С другой, она понимала, что ей вряд ли будут рады. Нолдор, часто бывавшие у Карантира, рассказывали, что с отъездом целительницы серьезных изменений не произошло, разве что ее место занял один из пришедших из Амана эльда. Сам же Морифинвэ много времени уделял послам наугрим. Поговаривали, даже собирался к ним с ответным визитом.
«Может, уже и уехал в горы», — подумала Ланти, выходя к воде. На противоположном берегу возвышалась та самая крепость — так близко и одновременно так далеко.
Синдэ расположилась на песке, решив немного отдохнуть после долгого пути. Целительница возвращалась из удаленных юго-восточных земель Таргелиона, где нолдор начали обосновываться совсем недавно. Дева помогла им с обустройством, показав полезные травы и научив некоторым премудростям ухода за растениями в Белерианде. Некоторые из поселенцев знали синдэ, еще когда та жила в крепости, а потому порадовались ее прибытию, посчитав, что она исполняет распоряжение лорда. Разубеждать их Лантириэль не стала.
Теперь же она возвращалась в свое временное жилище, наспех сооруженное в прибрежном лесу.
Немного отдохнув у озера, синдэ бросила еще один взгляд на крепость и, развернувшись, направилась к деревьям.
Глухой раскатистый звук заставил деву остановиться и с тревогой посмотреть по сторонам. Земля под ногами ощутимо качнулась.
«Неужели горы? — охнула Лантириэль. — А если он и правда уехал к наугрим?!»
Подхватив лежавшую у ног сумку, синдэ поспешила к крепости.
Гул не стихал, птицы испуганно кричали в ветвях, а дева отчаянно потянулась осанвэ к Карантиру. Ответом ей была тишина.
* * *
Который день подряд Финдекано оставался в крепости. Необходимые укрепления возводились, сторожевые и сигнальные башни строились, броня и оружие изготавливались в мастерских — все шло в соответствии с планом Нолдорана. Продовольствия было в достатке, тем более что Ириссэ, оказавшись в Ломинорэ, тут же вызвалась пополнять запасы охотой. Правда Фингон сначала попросил, а после на правах лорда приказал сестре не выходить за пределы стен одной. В свое время, в гаванях, Амбарусса поведал ему о том, как именно он с братом встретил кузину. Обстоятельства тогда настолько впечатлили Финдекано, что он приставил к Аредэль охрану из нескольких верных. Дева возмутилась, однако перечить не стала, решив, что тот, убедившись в безопасности большинства территорий, отменит свое решение. Теперь же ее сопровождал небольшой охотничий отряд, однако против такой компании она ничего не имела.
Финдекано же решил воспользоваться случаем и подготовить покои к достаточно скорому появлению в них жены. Сначала он, осмотрев свои комнаты, сел за стол и набросал план. Стоило изготовить дополнительный шкаф для одежды, затем необходимо повесить большое зеркало, а рядом оборудовать полочки для разных мелочей, а также ящички для шкатулок с украшениями. Сам Фингон легко заплетал косы, не глядя на свое отражение. Так же он решил добавить пару стульев и кресло. Вспомнив, что Армидель любит вышивать, ему захотелось обустроить ей удобное для такого занятия место.
Финдекано ненадолго прикрыл глаза, представляя, как будет возвращаться с дальних дозоров, а любимая встретит его, обнимет, поцелует… Кровь быстрее начинала бежать по жилам, а пульс всегда отдавался в висках, стоило ему подумать о невесте, ее нежных и желанных губах, ее ласковых пальцах, что зарывались ему в волосы, о…
— Финьо, вот ты где! — голос сестры вернул его в кресло перед рабочим столом, выдернув из мысленных объятий любимой.
— Ириссэ, уже вернулись? — удивился Фингон. — Я ждал тебя лишь к вечеру.
— Решили пожалеть поваров, — усмехнулась дева. — Добычи было много.
— Это хорошо, — улыбнулся Финдекано.
— Чем занимаешься? — поинтересовалась Аредэль и тут же заглянула в свиток, лежавший на столе.
«Картины с видами моря… корабли на закате, отрезы серебристого шелка…» — прочла дева.
— Готовишься к приезду будущей супруги?
Фингон кивнул:
— Хочу поменять обстановку, чтобы Армидэль сразу ощутила себя здесь дома, — пояснил он.
Ириссэ оглядела комнату. Затем через гостиную прошла прошла в спальню брата, заглянув в купальню.
— Кровать ты уже заказал мастерам? — поинтересовалась она, вспомнив, что не видела ее в свитке.
Финдекано несколько недоуменно посмотрел на сестру, а затем на свое ложе.
— Вроде должны поместиться, — задумчиво проговорил он.
— Финьо! Я хоть и не замужем, но догадываюсь, что вы не только спать там будете, — сообщила Аредэль. — И знаешь, твоей жене должно быть удобно. Тебе, впрочем, тоже.
Фингон молчал, поражаясь тому, как легко его сестра рассуждает о некоторых моментах супружеской жизни.
— … и спинка кровати должна быть высокой и резной, — уверенно продолжала Аредэль. — Держаться руками или, наоборот, закинуть на нее ноги…
— Ириссэ! — голос Фингона оглушительно и неожиданно прозвучал в спальне. — Немедленно смени тему! И я даже не хочу думать, откуда ты узнала…
— От замужних нолдиэр, — тут же ответила она. — А тебе стоило б быть подогадливее, чтобы Армидэль…
— Мы сами разберемся! — отрезал Финдекано.
Аредэль недоверчиво фыркнула.
— И тебе все же следовало б сменить темы бесед с подругами, — назидательно проговорил Фингон.
— Это уже нам решать, мой дорогой брат, — с улыбкой, но строго ответила дева.
Нолдо кивнул и примиряюще попросил:
— Лучше подскажи, как удобнее расположить ящички рядом с зеркалом.
Аредэль что-то говорила, однако Финдекано по-прежднему представлял любимую на их будущем широком ложе.
— Что? — переспросил он, ощутив весьма чувствительный тычок в бок.
— Ты меня совсем не слушаешь! — возмутилась было Ириссэ, но, посмотрев на брата, улыбнулась и продолжила: — Ладно, я сама закажу мастерам. Тебе, думаю, есть чем заняться.
И, легко засмеявшись, она оставила Финдекано одного.
Сад дома Ильмона, где Арафинвэ бывал до сих пор лишь однажды, встретил младшего Финвиона тишиной. Но не гнетущей и тягостной, что царила в Тирионе в первые годы после Исхода, нет. То была тишина уютная и умиротворяющая. Она манила присесть на траву под деревом и, наблюдая, как падает лепесток с цветка, предаться ленивым, немного сонным размышлениям. И лишь заметным усилием воли он смог побороть этот соблазн.
Все чаще Арафинвэ ловил себя на мысли, что хотел бы жить в таком же небольшом, но уютном домике, быть может, даже вдалеке от города. И если бы не свалившиеся на него так внезапно обязательства перед нолдор, которые не пошли за старшими братьями, он бы, пожалуй, и осуществил намерение.
«Конечно, неизвестно, что сказала бы на это Эарвен, — подумал младший Финвион, — но на мое намерение ее ответ бы не повлиял».
Он чуть заметно нахмурился, подумав, что еще до Непокоя непременно попытался бы убедить жену, если б она не была согласна. Однако теперь… в случае отказа не стал бы уговаривать, уехав один. Возможно, что ненадолго, ведь супругу свою государь все же любил, хотя обида на жену, что та не пожелала последовать за ним, когда он еще собирался вместе со старшими братьями покинуть Аман, порой больно колола сердце. Пока же мысли эти оставались бесплодными, пустыми мечтаниями — Арафинвэ некому было поручить заботы о нолдор. И еще брат…
С тех пор, как телери, сопровождавшие Тельмиэль в Эндорэ, вернулись домой, он все чаще думал о разговоре с Ноло. Конечно, решился государь сюда прийти далеко не сразу. Долго сомневался, нужно ли вообще это делать. Однако последняя беседа с дочерью перевернула что-то внутри. Арафинвэ понял, что больше не может оставаться в полной неизвестности, и сегодня утром наконец пришел в дом, где хранился видящий камень.
Тесть Атаринкэ встретил его приветливо и сразу пригласил войти. Палантир, цель визита, стоял на столе прямо в гостиной.
— Я выйду пока, — сказал хозяин, — чтобы не мешать вам.
— Благодарю, — кивнул нолдоран, приложив ладонь к груди.
Дверь мягко закрылась, и Финвион остался один. С минуту он стоял неподвижно, а после сел на диван и сцепил руки под подбородком. Он так и не решил, с чего начать разговор, но, в сущности, не все ли равно?
«Быть может, Ноло еще и не ответит?» — подумал он и положил руку на гладкую, прохладную поверхность.
Палантир ожил. Довольно долго ничего не происходило, однако наступил момент, когда в самой глубине показалось изображение Нолофинвэ. Тот молчал, и на лице его было написано неподдельное изумление.
— Здравствуй, торон, — проговорил Арафинвэ и слегка, одними уголками губ, улыбнулся.
Старший брат как-то неловко дернул плечом, словно внезапно замерз или хотел стряхнуть чью-то руку, и кивнул.
— Как ты? — спросил он.
Младший вдохнул глубоко и потихоньку начал рассказывать.
Сперва слова отчего-то не хотели складываться в предложения, с трудом покидая пределы груди. Как будто плохо понимали, зачем им это надо. Кратко Арафинвэ обрисовал все, что происходило после Исхода, а в конце добавил совершенно неожиданно для самого себя:
— Знаешь, а ведь она передумала.
— Кто? — побледнел Нолофинвэ, должно быть сам догадавшись.
Младший спокойно пояснил:
— Анайрэ.
Теперь слова потекли легко и свободно, словно достигнув цели:
— Когда жена Атаринкэ собиралась отправиться вслед за семьей, она, в общем, не делала из своего намерения тайны. Я знал об этом с самого начала. Но девы медлили. Точнее, Амариэ. Они хотели поехать вместе, однако держали планы в секрете. Когда же решились, оказалось слишком поздно — корабль успел отплыть весьма далеко. Нерданэль, кстати, тоже не успела.
Арафинвэ опустил голову и некоторое время молчал, давая возможность брату осознать услышанное. За окном пели птицы, пусть не так звонко, как по весне, но не менее радостно. Мягко шелестела на ветру листва.
— Не знаю, торон, — вновь заговорил он, — но мне показалось, что ты должен знать. Твоя жена пыталась тебя догнать.
— Благодарю тебя, — чуть хрипло проговорил Нолофинвэ и судорожно вздохнул.
— Как у вас там дела?
Он, в общем, и не ждал ответа, однако старший, собравшись с мыслями, стал отвечать. О королевствах, возведенных в Белерианде Арафинвионами, о прошедшей успешной битве. Младший брат кивал, улыбаясь печально, и в глубине его глаз плескалось нечто такое, чему было очень сложно подобрать название, и от чего переворачивалась фэа.
— Вот так вот, — подвел итог рассказу Ноло.
Его собеседник кивнул, и оба поняли, что настала пора прощаться. По крайней мере пока.
— Был рад увидеть тебя и поговорить, — сказал Финголфин. — И еще раз спасибо, что рассказал…
— До встречи, — попрощался Арафинвэ, и разговор завершился.
* * *
«Придется все же везти их в Химлад», — подумал Куруфин, наводя порядок в мастерской, куда он направился сразу по возвращении в Химринг. Искуснику не терпелось исследовать образцы, привезенные с севера, и попытаться выделить магическую составляющую. Возможно, тогда ему удастся сконструировать надежную защиту от темного пламени Ангамандо. Однако чем больше он работал, тем однозначнее понимал, что потребуется не один день или неделя, да и помощь сына будет нелишней.
Оставлять образцы Куруфин не стал, решив сразу убрать к себе, чтобы случайно их не оставить у брата, которого, кстати, стоило найти. Верный, встретивший лордов, доложил Майтимо о прибытии гонца из Хисиломэ. Что было в послании Нолофинвэ Искусник не мог даже предположить, однако нехорошие чувства вмиг всколыхнулись в нем, но были незамедлительно подавлены: Финголфин — король, так решил Нельо, а с его словом он спорить не желал.
Мысль о жене мелькнула и исчезла, когда Куруфин увидел брата, спешившего ему навстречу.
— Курво, пошли в кабинет, — сказал Маэдрос. Желания возражать не возникло.
— Что там? Чего хочет Нолофинвэ?
— Дядя? — зачем-то уточнил Майтимо.
Искусник кивнул, закрывая дверь.
— Без малейшего понятия, — ответил Маэдрос. — Садись. Читай.
Он протянул брату недавно доставленный свиток.
«…разбили… Враг ослаблен… сокрушительный удар…»
— Он хоть понимает, что не только Моринготто нужно время восстановиться?! Или воины Барад-Эйтель не принимали участие в сражениях?!
— Ты читай дальше. Потом выскажешься, — спокойно ответил Майтимо.
— А смысл? Если это приказ Нолдорана, то… вариантов у нас почти нет. Откажешься — Враг будет рад нашему разладу, согласишься — обречешь нолдор на верную смерть, — Куруфин встал и горько вздохнул. — Турко, наверное, получил такое же… или Тьелпэ. Даже не знаю, кто лучше б…
— Курво, дочитай наконец этот свиток до конца! Ты можешь это сделать или нет?! — начал заводиться Маэдрос. — Вроде не такое сложное задание…
— Хо-ро-шо, — процедил сквозь зубы Искусник и плюхнулся в кресло.
В молчании он пробежал глазами по оставшимся строкам и уже собирался сказать, что ничего нового там не нашел, когда его взгляд задержался на подписи:
— Аракано?! Что с Ноло? И почему теперь самый младший отдает распоряжения?! — возмутился Искусник.
— Где ты их нашел?
— Кого?
— Распоряжения.
— Но…
— Посмотри внимательно. Аракано лишь призывает, пытается убедить и в то же время спрашивает мое мнение в самом конце. Это не приказ, Курво. Это… личное желание кузена, — произнес Маэдрос.
— А ты ведь прав… — пробежав глазами по строкам, согласился Куруфин. — Что ответишь?
— Вызову Ноло. По палантиру.
— Думаешь, он не в курсе?
— Почти уверен. Я говорил с ним недавно, ничего подобного в планах не было, — пояснил Нельяфинвэ.
— Стоит ли тогда его беспокоить? Ответь отказом и все, — удивился Искусник.
— Я думал об этом. Но… не хочу, чтобы Аракано в одиночку что-либо предпринял, — Маэдрос помрачнел и замолчал. — Не стоит ему попадать в лапы Моринготто. Никому не стоит.
— Прости нас, брат…
— Оставь этот разговор! — прервал его Майтимо. — Макалаурэ сделал тогда единственно правильный выбор. И… мы больше не обсуждаем события тех дней.
Куруфин кивнул.
— Подумай лучше над ответом Аракано. Ты порой обращаешься со словами даже лучше отца.
Искусник вздрогнул и на мгновение отвел взгляд.
— Хорошо, — он вновь посмотрел брату в глаза. — Завтра займусь. Или нужно срочно?
— Нет. Отдыхай, — Маэдрос задумался и замолчал. — А я, пожалуй, сегодня вызову Ноло. На всякий случай.
— Тебе виднее, — откликнулся Куруфин и поспешил к себе.
* * *
— Приветствуем лорда равнинных земель во владениях государя нашего Регина, — церемонно и торжественно произнес гном, оглаживая бороду и склоняя голову. — Да будет ваше пребывание здесь радостным, и приведет оно к долгим и выгодным отношениям детей Махала и нолдор. Да удлинятся ваши бороды!
Гном остановился, осознав, что последняя из традиционных фраз прозвучала не очень уместно и тут же поспешил исправиться:
— Приветствуем лорда Карантира и его спутников!
Ответная речь Морифинвэ была в меру длинной и образной. Во всяком случае, верные не успели устать, а наугрим не сочли себя оскорбленными недостаточно долгим вниманием.
— Кони дальше смогут пройти? — спросил Карнистир, когда со взаимными любезностями было покончено.
— Сомневаюсь, — честно признался гном. — Мы не ездим верхом, а из гостей — вы первые, лорд-из-за-моря. Но дальше будут крутые и узкие тропы. Да и чем кормить их, мы не знаем.
— Хорошо, мы сейчас снимет поклажу и отпустим лошадей.
— Мои спутники помогут вам. Вы можете смело доверить им часть вашего груза, — предложил гном.
— Благодарю, — отозвался Карантир и отдал приказ верным.
Нолдор поднимались и спускались по каменным тропам, пересекали быстрые и крайне холодные ручьи, берущие свое начало в ледниках, венчавших самые высокие пики. Порой им встречались достаточно широкие площадки, откуда открывались удивительные виды. Наугрим, хоть и привыкшие к подобным картинам, охотно останавливались, давая гостям насладиться красотами земель их народа.
— Идти осталось недолго, однако мы ступаем на… сложный участок, — гном старался подобрать подходящее слово, потому как даже между собой в присутствии гостей (или чужаков?) они предпочитали использовать синдарин, на котором говорили в Белерианде еще до появления нолдор.
Он был прав — передвигаться приходилось по одному, прижимаясь к почти отвесной скале. По другую же сторону находился провал. Неожиданно шедший первым гном остановился, сделав знак остальным. Путники напряженно замерли, словно прислушиваясь, однако ничего не происходило.
— Показалось, — пояснил главный из наугрим и отдал команду продолжать идти.
Оглушительный треск раздался всего через несколько мгновений. Горы вздрогнули, а подземный гул, который до этого уловил один из них, сделался громким и отчетливо различимым.
Морьо, шедший первым из нолдор, сделал несколько больших шагов, стремясь оказаться ближе к гномам и выяснить, что же происходит. Однако осуществить задуманное он не успел — сверху посыпались камни, сначала мелкие, почти пыль, а следом полетели большие обломки породы. Кто-то из наугрим бесцеремонно дернул Карантира за руку, и огромный камень пролетел мимо, лишь слегка задев нолдо. По голове.
Кровь незамедлительно потекла по волосам, а гном отчаянно старался удержать от падения в пропасть потерявшего сознание эльфийского лорда.
— Не смей отпускать! Тащи сюда, — то и дело раздавались голоса других наугрим.
На их счастье, узкий кусок тропы остался почти позади, и вскоре они смогли расположиться на земле, не опасаясь рухнуть вниз.
— Как думаешь, что с остальными? — спросил один из гномов.
— Закончит трясти — вернемся и узнаем. Сейчас мы им ничем там не поможем, — спокойно ответил их командир. — Главное, чтобы Махал не забрал душу лорда. Его братья нам этого не простят.
* * *
«Не успела, но стремилась… да что ж так задержало эту Амариэ?!» — Нолофинвэ одолевали сложные эмоции. Почти оборвавшаяся нить, что связывала их с Анайрэ фэар, вновь окрепла, засияла, наполненная любовью и теплом воспрянувшей души Финголфина.
Когда камень вновь засветился на столе, король почти бегом подлетел к нему, почему-то ожидая увидеть супругу. Однако это была не она.
— Приветствую, дядя, — раздалось в голове, а перед глазами предстал образ Нельяфинвэ.
— Ясного дня, — ответил Финголфин.
— Я рад, что ты в добром здравии, — неожиданно услышал он.
— Майтимо, что происходит? — озадаченно спросил Финголфин.
— Я получил с гонцом письмо…
Рассказ вышел недолгим. Маэдрос в общих чертах передал основную суть послания.
— И ты решил, что Аракано… вместо меня?
— Я не мог понять, что произошло в Хисиломэ, почему он, а не ты или хотя бы Финдекано, зовет нас на войну.
— Ты уже отправил ответ?
— Еще нет. Мне стоило убедиться, что это его личное желание, — честно признался Маэдрос.
— Что ты решил? — обеспокоенно спросил Нолофинвэ.
— Откажусь. Я не готов рисковать нолдор, не видя реальной возможности одолеть Врага, — он замолчал, задумавшись.
— Я поговорю с сыном, — ответил Финголфин.
— Как сочтешь нужным. Да, Курво сейчас в Химринге. Если в Химлад тоже доставлено подобное письмо, то и от него придет отказ.
— Хорошо. Придет время, и мы отомстим. За всех, — произнес король.
— Ангамандо будет разрушено! — согласился с ним Маэдрос.
* * *
— Владыка, можно войти? — спросила Галадриэль, осторожно приоткрывая дверь в тронный зал и заглядывая внутрь.
Тингол сидел один-одинешенек, подпирая щеку кулаком, и с отсутствующим видом изучал какую-то завитушку на противоположной стене. Мысли его явно бродили где-то далеко, однако, услышав голос посетительницы, он встрепенулся и даже как-то просветлел лицом, словно обрадовавшись возможности избавиться ненадолго от скуки.
— А, это ты! — воскликнул он. — Конечно, входи. Ну, как твои дела?
— Благодарю, весьма неплохо. Вышивка гобелена по вашему заданию продвигается, однако сегодня я хотела бы показать вам кое-что совершенно иное.
Нолдиэ на короткое мгновение задержала дыхание, а после осторожно развернула широкое, свернутое в трубочку тканое полотно, которое до сих пор прижимала к груди. «Весна в Амане».
— Это вам, — пояснила она, заметив в глазах Элу мгновенно вспыхнувший интерес. — Подарок от меня лично в благодарность за гостеприимство.
Казалось, король Дориата от волнения перестал даже дышать. Он встал с трона и, словно все еще не веря своим глазам, подошел к картине и провел по ней рукой.
— Но это же… — прошептал он и вновь замолчал.
Галадриэль кивнула:
— Верно. Вы видели Благословенный край, единственный из всех синдар, и именно поэтому я решила выткать для вас такой сюжет.
Два Древа, Тельперион и Лаурелин, искусно сработанные мастерицей, казалось сияли собственным, идущим из глубины полотна светом. На далеких вершинах Пелори таяли снежные шапки, устремляясь вниз бурными радостными потоками, а у самого подножия раскинулся широкий и пестрый цветочный ковер. Багряные амаранты и серебристые эдельвейсы, нежные золотисто-белые ромашки и небесно-синие колокольчики, анемоны, маргаритки и изысканные нарциссы. Наверное, только в Амане они могли цвести все в одно время.
— А это что? — спросил он, указав на яркое золотое сияние чуть в стороне от Древ.
— Многозвонный Валмар, один из городов Амана.
— А где Тирион?
— Жилище нолдор отсюда весьма далеко, владыка, однако если приглядеться…
Галадриэль указала на чуть заметную хрустально-белую точку у самого края полотна, и Тингол кивнул:
— Я вижу!
— А это замечаете?
Она указала на фигуру среброволосого квендо, стоящего посреди поля, и Элу вдруг внезапно переменился в лице, словно его окликнул кто-то издалека. Конечно, тут Артанис немного слукавила, ведь тогда, когда будущий король Дориата гостил в Амане вместе в посольством, никаких городов эльдар там еще не было и в помине.
«Но это не та подробность, за которую стоило бы цепляться», — решила она.
Картина дышала жизнью, и если прислушаться, то могло показаться, что где-то совсем рядом журчат ручейки и поют птицы. Тингол рассматривал подарок, и лицо его с каждым мгновением будто неуловимо менялось. Оно становилось моложе, а свет, идущий из глубины его глаз, чище. Казалось, еще чуть-чуть, и перед девой предстанет тот самый юный, полный жизни и радости синда, каким он был когда-то и который давно исчез, словно туман поутру.
Однако в эту самую минуту в коридоре послышались шаги, и наваждение мгновенно растаяло. Тингол тряхнул головой, приходя в себя:
— Благодарю тебя за столь чудесный подарок, дева из-за моря. Он мне очень нравится. Я прикажу его повесить здесь, в тронном зале, чтобы всегда иметь перед глазами и любоваться. Смотри, дорогая, какая красота.
Последние слова были обращены уже к вошедшей Мелиан. Галадриэль почтительно приветствовала королеву, а та, окинув вышивку беглым взглядом, благосклонно кивнула и больше не смотрела на подарок.
— Весьма прелестно. Вышло почти так же хорошо, как у Лютиэн. Я думаю, гобелен в самом деле станет неплохим украшением тронного зала.
— Благодарю вас, — склонила голову Галадриэль. — Позволите теперь уйти?
Глаза короля вспыхнули лукавством:
— Конечно, ступай. Тебя же Келеборн ждет. И позови мне кого-нибудь из мастеров, пусть придут и повесят на стену твой дар.
Дева поспешила покинуть зал и, передав распоряжение ближайшему стражу, с разбегу кинулась на шею ожидавшему ее возлюбленному. Длинные косы взлетели и немного хлестнули синду. Он обнял деву, провел ладонью по ее спине, словно дразнясь, и с улыбкой поцеловал.
— Ну как, понравился твой подарок повелителю? — спросил он с волнением в голосе.
— Да, — подтвердила она.
— Хорошие вести. Тогда идем гулять?
— С большим удовольствием!
Они взялись за руки и пошли прочь из Менегрота в одну из своих любимых рощ. Туда, где росли цветы и шелестела листва, где небо было пронзительно-синее, и можно было долго лежать в траве, обнявшись, переговариваясь о разных пустяках. И целоваться.
Галадриэль сидела, прижимаясь щекой к плечу Келеборна, вдыхала полной грудью пьянящий медовый аромат, и думала о том, что будущее, несмотря на все ожидавшие их сложности и тревоги, таит в себе так же много хорошего. И его у них никто не отнимет.
* * *
Весть о том, что король разговаривал с братом, постепенно облетела весь Тирион. Многие из оставшихся нолдор видели в том добрый знак — валар милостивы к изгнанникам, позволяя беседовать с родичами. Другими же овладело некоторое беспокойство — не решит ли государь Арафинвэ последовать в смертные земли, не корит ли себя за желание остаться. Однако последних успокаивали слова Стихий, что путь отныне закрыт.
Нерданэль сначала не придала значения новости, услышанной от отца, ведь Арафинвэ всегда был близок с Нолофинвэ, точнее тот являлся для него примером даже лучшим, чем их отец. Несмотря на внешнее различие, характер обоих братьев был не в мать. И хотя в юности Арьо многому научился у ваниарских родичей, интересы старшего брата… братьев он всегда одобрял, даже если не мог и разделить.
Озарение пришло к дочери Махтана, когда она перекладывала инструменты в мастерской, желая таким образом призвать вдохновение.
«Связь с Эндорэ есть! Он поговорил, а не попытался вызвать Ноло… как я сразу-то не поняла!» — резец от резкого движения руки слетел со стола и гулко стукнул о пол. Нерданэль же скрылась за дверью для того, чтобы менее чем через час стоять перед одним из творений мужа и несколько судорожно, но искренне протянуть руку к детям.
Ее мысли неслись наперегонки, обгоняя друг друга и бешено стучащее сердце.
«Майтимо, первенец… нет, Макалаурэ… что ему сказать… Тьелкормо… Карнистир… Атаринкэ… нет, его сейчас увидеть не готова… что я говорю, йондо, ты — это только ты… Амбаруссар…»
Образы близнецов становились все живее и объемнее, Нерданэль почти физически ощутила присутствие младших сыновей рядом, когда туманная муть в камне рассеялась и удивленный Тэльво радостно воскликнул:
— Аммэ!
* * *
Сложные чувства одолевали Искусника, пока он шел к себе. Усталость от поездки сменилась азартом в мастерской, гнев при прочтении письма — беспокойством. Как бы ни относился он к принявшему корону отца и деда Финголфину, Куруфин никогда не желал зла ни ему, ни его детям. Так прав ли был брат, когда решил, что Аракано действовал сам или же…
С мрачным выражением на лице и глубокой складкой меж бровей он шагнул за порог, где тут же услышал радостное:
— Мельдо! Вернулся.
Лехтэ что-то говорила, а потом резко замолчала и спросила:
— Что случилось?
— Ничего, родная, устал я, — ответил Куруфин, проходя в комнату. — Я расскажу тебе чуть позже, когда сам пойму и разберусь, пока же…
Лехтэ опустилась на диван рядом и прижалась к плечу.
— Хорошо, как решишь, — ответила она. — Поесть хочешь?
— Давай попозже, — попросил Искусник, не желая делать абсолютно ничего.
— Как знаешь, — ответила Тэльмиэль. — У меня есть свежая земляника. Для тебя собирала.
Куруфин обернулся и обнял жену.
— Благодарю, мелиссэ. Обязательно вместе ею угостимся, — он откинул немного спутанные волосы назад и прикрыл глаза. Лехтэ встала, прошла по комнате в спальню и почти сразу же вернулась. Она обошла диван и, встав сзади, обняла мужа за плечи, а затем ласково прошлась пальцами по волосам и лишь после достала принесенный гребень.
— Позволишь?
Куруфин перехватил ее руку и поцеловал. Ответ в виде теплой и ласковой волны пришел осанвэ, и Лехтэ, улыбнувшись, так же поделилась чувствами, что владели ею. Пальцы ласково перебирали волосы, немного массирую голову, деревянный гребень легко скользил, забирая напряжение и усталость. Казалось, комната наполнилась легким золотистым светом — отблесками любви их фэар, или же это отразились лучи Анара, что клонился к горизонту. Что бы это ни было, Куруфин каждым участком кожи, всем своим существом чувствовал заботу жены, ее искренность, ее желание помочь. Усталость отступила, сменившись легкой дремой, и он позволил себе откинуться на спинку дивана и немного поспать.
Примечания:
С наступающим Новым годом вас, дорогие читатели! Желаем вам счастья, удачи и исполнения самых заветных желаний! Спасибо, что были с нами в минувшем году и до встречи в году новом! Авторы.
Макалаурэ отложил лютню и вздохнул. Никогда прежде ему так недоставало братьев и… родителей. И если мысли об отце отдавали терпкой горечью и болью, которых не смогли притупить даже прошедшие годы, то воспоминания о матери вызывали щемящую грусть и почти непреодолимое желание вновь услышать ее колыбельные.
«Аммэ, как ты? Вспоминаешь ли нас, покинувших тебя, променявших родной очаг на смертные земли?» Впрочем, Маглор тут же одернул себя, напомнив, за кем и для чего проследовали они в Белерианд. «Жена Курво передумала, отказалась от Благословенного края ради мужа и сына, а ты? Неужели смогла забыть нас всех?»
Перед глазами менестреля встала гостиная их дома в Тирионе. Уже совсем взрослый Майтимо помогает матери в мастерской, а он приглядывает за маленьким Тьелко, которого доверил ему отец, вызванный за какой-то надобностью дедом во дворец. Начинается смешение света, и малыша нужно укладывать, но сначала накормить. Впрочем, с Турко в этом плане проблем не было. Братья разделяют вечернюю трапезу, после которой Макалаурэ помогает «большому и взрослому» Тьелко привести себя в порядок, а затем относит в кровать. Колыбельная выходит странная — словно менестрель грустит о чем-то, что обязательно произойдет, но еще очень нескоро. Убедившись, что малыш заснул, Макалаурэ вновь спускается в гостиную, где застает мать и старшего брата, сидящих на диване.
— Ты отлично пел, торон! Но что тревожит тебя? — спрашивает Майтимо.
Тогда он так и не смог ответить брату, однако много после не раз вспоминал тот вечер, разговор и колыбельную, которую Маглор более не пел. Лишь один раз он сделал исключение — когда выздоравливающий после плена Нельо попросил его.
Макалаурэ прошелся по комнате, прогоняя тяжелые воспоминания и немного удивляясь, что они пришли к нему именно сейчас. В голове непрошено крутился тот мотив, и сама песня невольно сорвалась с губ. Шепотом. В тишине. В одиночестве.
Распахнувшаяся дверь и вошедший верный словно силой выдернули Кано из мира воспоминаний.
— Лорд, палантир в кабинете. Вас вызывают лорды Амбаруссар.
Маглор встрепенулся, на ходу поблагодарил верного и устремился к камню.
— Добрая встреча, Тэльво, Питьо, — обратился он к близнецам.
— Мы говорили с аммэ! — вместо приветствия выпалил Амрас.
— Что?
— Наша мама связалась с нами, используя оставшийся в Тирионе палантир! — подтвердил Питьо.
— Как она? — тут же спросил Маглор, начиная понимать, что не просто так сегодня думал о ней.
— Сложно сказать. Но она любит нас. Всех своих детей, — уточнил Тэльво. — Думаю, она скоро свяжется с каждым из вас.
— Буду рад, — ответ Кано прозвучал несколько сухо.
— Ты чего, торон? — почувствовал его настроение Питьо. — Она еле пережила гибель отца…
— Нам было не легче!
— Она… она не хотела ни жить, ни уйти к Намо. Аммэ таяла, отворяя двери в ничто, но очнулась и сейчас живет, думая о нас.
— Ты не сказал главного, — перебил близнеца Тэльво.
— То, что аммэ жива, не главное?!
— Прекратите споры! Что по-твоему самое важное? — строго произнес и спросил Макалаурэ.
— Она хотела пересечь море, но опоздала, — выпалил он.
— То есть?
— Лехтэ звала ее, точнее сообщила о своем намерении, но та, как она сама нам сказала, не осознавала слов невестки. А когда поняла и пробудилась, было уже поздно.
— Что ж… пусть так. Там, в Амане, она в безопасности, — задумчиво произнес Маглор.
— Кано! Это все, что можешь нам сказать?! — голоса Амбаруссар одновременно раздались у него в голове.
— Пока да… я хотел бы поговорить с ней, но… наша встреча произойдет еще нескоро…
— Встреча? Кано, ты уверен?
— …нескоро, когда истинный свет обретет прежнюю форму, но иную суть. Тогда, но не раньше, и по открытому вновь пути пройдут эльдар…
— Кано! Что ты такое говоришь?!
Маглор качнулся, и ладонь соскользнула с палантира, а сам он не мог вспомнить, что говорил братьям.
* * *
— Готово! — крикнула радостно Ненуэль.
— Тогда поджигай! — ответила ей Идриль и протянула маленький полотняный мешочек.
Малышка торопливо развязала его, достала огниво и ударила кремнем по кресалу. Старшая подруга немного помогла, раздувая искры, и вот уже посреди лагеря нолдор, направлявшихся в долину Тумладен, весело затрещал костер, то и дело выбрасывая в темнеющее небо жаркие языки пламени.
Верные, наблюдавшие за ними, одобрительно загудели, а дочь Глорфинделя весело подпрыгнула и спросила требовательно:
— Ну, что теперь?
Еще днем она заявила отцу, что уже совсем взрослая, а, значит, будет помогать по лагерю. Тот растерялся, но Итариллэ пришла на помощь, заверив, что сама за ней присмотрит и всему научит.
— Теперь мы будем делать спальное место, — ответила она, и Ненуэль сосредоточенно кивнула.
Конечно, верные уже успели проделать значительную часть работ, оставив на долю маленькой помощницы самое легкое. Дочь Тургона указала малышке на кучу лапника, сложенную под деревьями, и сказала:
— Все это нам с тобой надо настелить на земле. А сверху положить мягких, теплых одеял.
Совсем юная нолдиэ побежала вперед и, выбрав самое привлекательное на ее взгляд место, укрытое с трех стороны от ветра, принялась за дело.
Идриль тем временем достала одеяла и, убедившись, что лапник положен достаточно толстым слоем, чтобы уберечь их от ночного холода земли, закончила приготовления.
— Теперь давай возьмем котелок и принесем воды для напитка, — предложила она.
Когда и с этим делом было закончено, Идриль посадила Ненуэль к костру и, вручив длинную толстую палку, наказала следить за огнем, и та сосредоточенно принялась смотреть на пламя.
Вечерние сумерки сгущались, и на небе все ярче и гуще проступали звезды.
— А как по ним определяют дорогу? — спросила дочь Глорфинделя старшую подругу.
Итариллэ уселась рядом и, обхватив колени, положила на них голову.
— Есть одна звезда, — заговорила она, — которая никогда не меняет своего положения…
От других костров, где верные занимались приготовлением ужина, потянуло ароматами мяса и приправ. Тихо фыркали кони, слышались отдаленные голоса дозорных.
— Дочка! — позвал Голорфиндель, весь вечер обсуждавший что-то с Тургоном. — Принеси, пожалуйста, из моей седельной сумки свернутые в рулон пергаменты.
Ненуэль подскочила и побежала искать необходимое.
— Ты долго еще? — спросила она у отца, чуть нахмурив брови.
Турукано рассмеялся.
— Нет, я скоро его отпущу, — заверил он.
— А после я пожарю тебе орешков в меду, — пообещал Глорфиндель. — Хочешь?
— Конечно! — воскликнула Ненуэль и, решив, что без нее отец управится с делами быстрее, вернулась к Идриль.
— Когда я вырасту, — заговорила она задумчиво, — я сделаю на какой-нибудь площади большую-большую звездную карту.
— Под открытым небом она быстро придет в негодность, — заметила та.
— А чем еще, кроме красок, это можно изобразить?
Принцесса задумалась и начала перечислять:
— Выткать гобелен, вырезать из дерева, выложить мозаику…
— А что это такое? — прервала ее Ненуэль.
Итариллэ вздохнула. Конечно, малышке, родившейся в Белерианде, негде было посмотреть дивные витражи и разноцветные каменные полотна, нередко встречавшиеся в Тирионе. Она расстегнула свою седельную сумку и, достав оттуда несколько разноцветных полудрагоценных камней, принялась объяснять.
* * *
Мысли Лантириэль метались, словно белки во время лесного пожара.
«Морьо, что с тобой? Где ты?! Я же чувствую, как тебе больно! Ответь!!!»
Дева бежала вдоль озера, стремясь быстрее попасть в крепость. Однако вскоре она осознала, что этим лишь отсрочивает встречу с любимым. Синдэ знала, где находятся владения Регина, хотя никто из эльдар там и не бывал. В том же, что Карантир отправился именно к нему, дева не сомневалась.
Через несколько часов бега, уставшая целительница оказалась на одной из застав лорда, где сообщила о взволновавших ее подземных толчках. Командир дозорных был знаком с Лантириэль и оттого охотно предоставил ей коня. Выделить же деве сопровождение было не в его власти, однако и воспрепятствовать гостившему у него нолдо не мог, а потому двое всадников устремились к горам.
— Ты знаешь тропы?
— Лишь примерно.
— Как поступим?
— Сориентируемся на местности.
Ее спутник кивнул и последовал за стремительной эльфийкой.
* * *
— Гроин, бери своих и отправляйтесь к месту обвала, — лично приказал Регин, когда посланные встречать гостей подданные вернулись только с раненым лордом, так и не пришедшим в себя.
— Слушаюсь, — ответил гном и, развернувшись, бросился исполнять.
— Целители уже осмотрели гостя? — обратился государь к советнику, сидевшему рядом.
— Безусловно, — ответил тот. — Осмотрели и оказали помощь. Однако лорд пока не открыл глаз. Удар оказался сильнее, чем подумалось встречавшим.
— Все в руках Махала, — проговорил Регин. — Но усилить границы стоит.
Советник понимающе кивнул.
Камни падали недолго. Скала гудела, дрожала, а затем вмиг затихла, посыпав на прощание мелкой крошкой сжавшихся на тропе нолдор. Почти все были ранены, однако серьезно досталось лишь двоим: одному попало по голове и плечу, а второму придавило ногу.
— Где лорд? — обеспокоенно пронеслось среди верных, помогавших друг другу и пытавшихся столкнуть камень, покалечивший их друга.
Морифинвэ на осанвэ не отзывался, чем вызвал серьезное беспокойство.
— Не Врагу ли все же служат коротышки?
— Лорд так не считал… не считает.
— В горах иногда случается… Говорят.
— Как-то очень уж «удачно» нас разделили…
— Помоги лучше. Почти сдвинул камень.
— Терпи. Сейчас. Еще немного, и освободим.
Как продолжать путь, нолдор не имели ни малейшего представления, однако из-за завала стали доноситься голоса, а вскоре один юный, а потому легкий гном смог вЕрхом перебраться к гостям из Таргелиона.
— Я рад, что вы все живы, хотя и не сказать, чтобы целы, — начал он.
— Что с лордом? — перебил его один из верных.
— Жив, но ранен. Наши целители заботятся о нем, — ответил тот.
Вздох облегчения пронесся по рядам верных.
— Я сейчас вернусь к своим, узнаю насчет завала. Ждите.
Впрочем что еще оставалось делать нолдор, не возвращаться же в крепость, бросив Карнистира.
Гном еще несколько раз появлялся на камнях, давая понять, что о гостях не забыли.
Когда в очередной раз его задорный голос раздался сверху, нолдор уже с некоторым раздражением посмотрели на него. Однако в этот раз их ожидало нечто новое — науг спустился к ним с мешком.
— Теперь мне одному выпала честь сопровождать вас! — произнес он. — Нам предстоит вернуться немного назад, и мы проследуем во дворец государя Регина иной тропой.
Нолдор пошли назад, слушая указания провожатого и поддерживая друг друга. Тяжелее всего приходилось покалечившему ногу эльфу, но товарищи помогали ему, как могли, обещая понести на более широком участке тропы, который вскоре и начался.
Отряд теперь не поднимался, а спускался к предгорьям. Как объяснил им проводник, они проследуют охотничьими путями наугрим, а также дорогами, ведущими к дальним рудникам.
— Некоторым из нас нужен привал, — произнес нолдо, подходя к гному. — Как насчет этой поляны?
— Подойдет, — ответил тот. — Сейчас помогу развести костер…
— С этим мы справимся. Лучше подскажи, где набрать воды.
— Конечно, — с готовностью отозвался гном. — Мне жаль, но я совершенно не разбираюсь в целительстве…
— Мы поможем нашим товарищам, но отдых им необходим.
Наугрим кивнул, а до чутких ушей эльфов донесся перестук копыт.
«Если гномы не ездят верхом, то кто бы это мог быть?» — забеспокоились нолдор.
Впрочем, вскоре на поляну вылетели двое. Целительницу и ее спутника узнали сразу же и очень обрадовались.
— Где Морьо? — выпалила она, спрыгивая с коня, заботу о котором тут же взял на себя один из отряда.
* * *
Громады гор приближались с каждым днем, вырастая из-за горизонта и постепенно закрывая собой небо. Отряд нолдор, возглавляемый Глорфинделем, давно свернул с проторенных дорог и троп, следуя по едва различимым следам зверей.
— Ты уверен, что нам туда? — Тургон придержал коня и спросил у золотоволосого предводителя.
— Конечно, лорд, — тут откликнулся он. — Мы проходили здесь, я не забыл. Сейчас преодолеем этот немного овражистый лесок и дальше пойдем полем.
Турукано кивнул, но от вопроса не удержался:
— А если объехать его?
— У меня нет ответа — я веду вас той же дорогой, которой следовал сам.
— О чем спор? — приблизившийся Эктелион охотно вступил в беседу.
— Мне не нравится этот лес, — ответил Тургон. — Однако наш проводник настаивает на пути через него.
— Нет, лорд, — холодно произнес Глорфиндель. — Не настаиваю. Если желаете, объедем его и разведаем новую дорогу.
Тургон ненадолго задумался, но конь решил за него, охотно устремившись к деревьям.
— Похоже лошади не бояться того, что скрывают деревья, — произнес он.
— Скорее они даже хотят попасть туда, нежели пойти в обход. Второй путь заставляет их волноваться, — добавил Эктелион.
— Что ж, тогда доверимся Глорфинделю. А другие дороги разведаем позже. Если будет такая необходимость.
Вопреки опасениям Турукано, отряд благополучно миновал лес, оказавшийся не таким мрачным и непроходимым, каким выглядел на расстоянии.
Покидали нолдор сень деревьев на рассвете. От гор теперь их отделяло небольшое зеленое поле, которое к их великому удивлению начинало менять цвет, покрываясь золотыми цветами.
— Они подобны Анару, посмотри, — с восторгом проговорил Глорфиндель, обращаясь к другу. Эктелион такого восторга не испытывал, но с любопытством разглядывал диковинные растения.
— Запомни это место и вернись позже, когда будут семена. Посадишь у своего дома и будешь радоваться, — посоветовал он.
— Хорошая идея, но лучше бы сейчас найти, — поддержал беседу Тургон. — Не стоит из-за такой малости покидать тайную долину.
Глорфиндель немного взгрустнул.
— Таких нет. Рано еще, видимо, — он тяжело вздохнул. — А я уже представил, как мой дом начнут называть Домом Золотого Цветка…
— Ты его еще на щите своем нарисуй! — хохотнул Эктелион.
— А это идея! — иначе воспринял шутку Глорфиндель. — Будет он на моем гербе отныне!
Турукано промолчал, пытаясь отыскать ту самую тропу, что в свое время показала его другу птица.
* * *
Откладывать изготовление кровати Финдекано не стал. Несмотря на острый язык, сестра была права, теперь он это хорошо понимал. Передоверить работу мастерам для него было невозможно — и Фингон решил сделать ложе сам.
Однако первые несколько дней он провел, работая над эскизом. Закончив с повседневными делами и хлопотами, он садился у окна в гостиной и, пристроив на коленях папку с листами, начинал рисовать. Каждый завиток будущего узора, каждая линия должны были откликаться на их с мелиссэ образы радостью. Дело продвигалось.
«Кажется, готово», — понял Фингон, когда последний росчерк узора лег на бумагу, и посмотрел в распахнутое окно.
День уже успел перевалить за середину, однако до вечера еще оставалось достаточно времени. Ветер гнал по небу низкие, набрякшие дождем облака, остро пахло прелой землей и хвоей.
Финдекано подумал, что стоило бы самому съездить в ближайший лес и выбрать подходящее дерево для будущей кровати, однако после недолгого размышления отказался от этой затеи. Свежая древесина потребует длительной подготовки — он может просто-напросто не успеть к сроку. А, значит, стоит спуститься в мастерские и попробовать выбрать что-нибудь там.
Подхватив листы, он вышел из гостиной и сбежал вниз по лестнице, по пути столкнувшись с Ириссэ почти нос к носу.
— О, братец, тебя-то мне и надо! — воскликнула та.
— Что случилось? — поинтересовался Финдекано.
— Скажи, какие цветы любит Армидель?
Он нахмурился, еще не вполне понимая, что задумала неугомонная дева, но принялся добросовестно вспоминать все, что когда-либо говорила на эту тему любимая:
— Анемоны, маки, а еще цветы яблонь и вишен.
— Благодарю, — обрадовалась Ириссэ. — Ты мне очень помог.
Брат не выдержал и вопросительно приподнял брови. Сестра пояснила:
— Хочу заказать мастерицам несколько новых диванных подушек и покрывало в тон. А еще совершенно необходимо оббить в твоей спальне стены. Извини, конечно, но голый камень, который я там наблюдаю сейчас, вряд ли вдохновит деву.
— Делай, как считаешь нужным, — покладисто согласился Финдекано и улыбнулся. — Я доверяю твоему вкусу.
— Благодарю!
Ириссэ убежала, а он, спустившись еще на два пролета, прошел до конца коридора и толкнул дверь склада.
В эту комнату, расположенную в подвале главной крепости, мастера приносили всю подготовленную для работ древесину. Береза и сосна, дуб, ясень. Финдекано шел вдоль стеллажей, рассматривая доски и природные узоры на них. Одни казались слишком светлыми, другие простыми. Он вызывал в памяти образ Армидель, но не получал ответного отклика от дерева. И шел дальше.
Перед привезенным откуда-то из южных областей ореховым деревом он надолго остановился, невольно залюбовавшись красотой естественного узора. Однако, положив руку, понял, что и он не откликается. Наконец, когда Финдекано провел на складе уже больше часа, он вдруг получил ответный яркий всплеск радости. Клен, найденный верными недалеко от крепости Ломинорэ, готов был стать ложем для лорда и его будущей супруги. Нолофинвион приблизился и, положив ладонь на древесину, понял, что не ошибся. В ответном осанвэ он выразил свою благодарность клену и, подхватив сразу несколько не самых больших брусьев, понес их туда, где располагались все необходимые инструменты.
И закипела работа. Он проводил в мастерской дни и ночи, прерываясь лишь на еду и краткий сон. Контуры ложа постепенно становились все более отчетливыми, освобождаясь от лишней породы. На пол летели стружки, а Финдекано то и дело невольно бросало в жар. Перед глазами вставали картины того, о чем так легко и свободно упоминала в тот день Ириссэ, и тогда дыхание мастера учащалось, а кровь гулко билась в висках. Тем более что фантазировать, как выглядит Армидель без одежд, ему даже не было надобности — он много раз видел ее во время купания в Бритомбаре.
Однако руки его, занятые вырезанием узора на будущей спинке кровати, ни разу не дрогнули. Среди морских волн распускались лилии, а птицы взлетали под самые небеса. Он почти наяву слышал шум прибоя, и мелиссэ, играющая в волнах, виделась слишком отчетливо. Хотелось обнять ее, прижать к груди, провести ладонью по нежной бархатистой коже. Следом обычно представлялось то, что должно было случиться только в брачную ночь. Пульс снова ускорялся, и пару раз Финдекано даже был вынужден прерваться, всерьез опасаясь, что может испортить будущую кровать.
И все же спустя несколько недель работа была закончена. Когда верные подняли ложе в покои лорда, там уже ждал подготовленный девами удобный мягкий матрас с чехлом под цвет обивки стен. Фингон посмотрел и, покачав головой, улыбнулся, подумав, что надо не забыть поблагодарить сестру.
* * *
С самого утра Тьелпэ волновался и никак не мог найти себе места. Его любимая кобыла Иримэ вот-вот должна была ожеребиться.
Едва взошедший на небо Анар позолотил край неба и верхушки деревьев, он встал, оделся, наскоро позавтракал, почти не чувствуя вкуса пищи, и отправился на конюшню. Там его заверили, что еще рано, и вообще молодому лорду стоит пойти погулять и не отвлекать любимицу своим присутствием. Куруфинвион, тяжело вздохнув, подчинился.
Возможно, при других обстоятельствах он волновался бы меньше, однако Иримэ жеребилась до сих пор всего один раз, и это было еще в Амане.
Они были одногодками и росли вместе — малыш эльфенок и жеребенок из королевского табуна, дочь Альдеона, жеребца Финвэ. Едва научившись ходить, Тьелпэ стал почти ежедневно навещать конюшню прадеда, и был совершенно счастлив, когда тот подарил ему на пятый день звезды необыкновенно красивую золотисто-соловую кобылку с черными чулочками. Увидев подругу, с которой уже так полюбил играть, он застыл от восторга прямо посреди поляны, а потом побежал и обнял за шею. Та тихонько заржала в ответ и ткнулась носом эльфенку в плечо.
Теперь необходимо было дать жеребуське имя, однако родители на семейном совете решили, что лучше будет, если Тьелпэ это сделает сам.
Стали ждать. Эльфенок и жеребенок росли, с каждым днем дружили все крепче, и уже в семь лет, освоив полностью ламатьявэ, Тьелпэ выбрал своей любимице имя. Иримэ.
Сначала он не понял, почему атто закашлялся, а аммэ пытается сдержать смех, но присутствовавший дядя Макалаурэ объяснил племяннику, что точно так же зовут дочь их дедушки Финвэ. Маленький Куруфинвион задумался и несколько минут спустя уверенно заявил, что совершенно не возражает, если дочь короля и дальше будут звать, как его любимую лошадку. Возразить на это было нечего.
Когда случился Исход, Тьелперинквар заявил, что не бросит своих лошадей, Иримэ и жеребца Калиона. Оба они, вместе с некоторыми другими конями нолдор, прибыли в трюмах кораблей в Эндорэ, дав начало новой породе. В отличие от местных коней, которых приручали потом те, кто пришел через Хэлкараксэ, аманские жили по двести пятьдесят, а то по триста лет, если считать по современным годам Анара. Век же белериандских коней был краток, почти как жизнь мотылька.
И вот теперь у Иримэ и Калиона должен был родиться сын. Или дочь. Чистокровный аманский жеребенок. В голове Тьелпэ крутилась мысль, но от волнения он никак не мог ее поймать и четко сформулировать.
Ладья Ариэн ползла по небу. Молодой лорд, как всегда с головой погрузившись в хлопоты, тем не менее не переставал думать о предстоящем радостном событии.
Уже вечером, в очередной раз поговорив с конюхами, Куруфинвион поужинал и, распахнув окно гостиной первого этажа, уселся прямо на подоконнике и стал смотреть на небо. Вид звезд успокаивал, вселяя уверенность. Нолдо улыбался, думал о скором приезде родителей, о предстоящей в будущем году поездке в Ломинорэ, и вскоре сам не заметил, как задремал.
Проснулся он внезапно, как от толчка. Казалось, кто-то звал его осанвэ. Уверенно и настойчиво. Тьелпэ вскочил и с недоумением огляделся. Положение Исиля в вышине говорило, что уже середина ночи. Во дворе слышались тихие голоса стражей. Как будто все было спокойно и тихо. Но тут зов повторился. Секунду спустя пришло ощущение боли, и тут Тьелпэ наконец сообразил, что это Иримэ. Его кобыла рожает!
Перемахнув прямо через подоконник, Тьелпэ выскочил во двор и побежал на конюшню. Вскоре к ощущению боли, долетавшему до него осанвэ, присоединилась радость, и верные сообщили влетевшему внутрь Куруфинвиону, что его кобыла благополучно ожеребилась.
Тьелпэ остановился, вдохнул глубоко, пытаясь унять волнение, однако понял, что это бесполезно, и осторожно толкнул дверь денника.
Иримэ как раз перегрызала пуповину, связывающую ее с жеребенком.
«Девочка», — понял он, приглядевшись.
— Какая ты умница, — прошептал он и, сев на корточки, погладил свою любимицу по шее.
Та подняла голову и посмотрела настороженно, однако убедившись, что это не кто-то посторонний, а ее нолдо, успокоилась и принялась вылизывать дочку. Тьелпэ взял в руку сена и стал ей помогать, обтирая новорожденную. Вскоре стало ясно, что та уродилась настоящей красавицей со шкурой глубокого янтарного цвета. Перед глазами Тьелпэ вдруг вспыхнуло видение Армидель, скачущей на взрослой уже лошади.
От неожиданности он потряс головой, а потом задумался. Пожалуй, жеребенок аманской породы действительно может стать превосходным подарком новобрачной. А для Финдекано можно подобрать жеребца-двухлетку из табуна.
«Пожалуй, стоит обсудить эту идею с отцом, когда он вернется», — подумал он.
Когда наконец Тьелпэ убедился, что с его кобылой и ее дочерью действительно все хорошо, он сам налил любимице воды и, велев верным будить его в случае чего, отправился спать.
Но даже задремывая, он продолжал думать о жеребенке и о том, что Армидель станет для новорожденной кобылки хорошей хозяйкой.
«Пожалуй, я назову ее Тари, — подумал он. — Королева».
И с улыбкой на губах уснул.
Эльвэ восседал на троне и… улыбался, прикрыв глаза. Нежный золотой свет так был заметнее. Король Дориата лишь недавно обнаружил эту особенность зала (или чего иного?), когда ненадолго смежил веки, устав выслушивать очередного влюбленного в дочь менестреля.
Теперь же Элу желал как можно больше времени проводить, впитывая загадочное сияние. Он мог часами находиться на троне, мыслями же пребывая где-то далеко. За морем. Там, где росли Древа. После пробуждения или возвращения из этих необычных странствий, Тинголу хотелось жить и ликовать. Он отправлялся на прогулки в лес, чем в первые разы несказанно удивлял стражу, посещал мастерские, где изготовил себе очень неплохой кинжал, а однажды был замечен с лютней под деревом. Конечно, подобные изменения не могли остаться незамеченными его супругой, к которой король слегка утратил интерес. Погрустневшая и изрядно озадаченная Мелиан опутывала мужа сетью новых чар, однако та рвалась снова и снова.
«Кажется, пора начинать действовать иначе. Дориат не должен выйти из-под моего контроля. Кто тогда нанесет решающий удар по потрепанным Властелином нолдор? Кто получит лакомую награду — милость Владыки?» Майэ бросило в жар при одной мысли, что она вновь будет принадлежать сильнейшему из валар. Память услужливо подбрасывала особенно будоражащие моменты: укус в плечо, кровь бежит по ее белой коже, а горячий язык Мелькора охотно повторяет ее путь. Огненные путы крепко держат, не позволяя даже выгнуться навстречу, желая скорее ощутить, заполучить его всего, а не рукоять плети, которой вала лишь дразнит, мучает, водя по грани. Таникветиль. И он на троне самого Манвэ, улетевшего куда-то по зову Аулэ. И она, на коленях перед ним…
Мелиан забыла, где находится, с силой рванув на груди платье.
— Ты так соскучилась по мне? — раздалось у нее за спиной. Горячее дыхание опалило шею, а ладони тут же легли на грудь.
— Да, Мелько… мельдо, — тут же опомнилась она, прижимаясь к мужу.
«Что ж, пусть развлечется. Напоследок», — подумала Мелиан.
* * *
— Что тревожит тебя, сестра? — обеспокоенно спросил Ингвэ.
— Не знаю, брат мой, — тихо ответила Индис, — но мне стоит покинуть Валмар.
— Ты хочешь навестить сына?
— Возможно, — задумалась она. — Да, пожалуй, ты прав. Мне стоит повидаться с Арьо.
Ингвэ был уверен, что сестре предстоят долгие сборы, однако она сильно удивила его, уехав на следующий же день.
— Аммэ! — Арафинвэ тепло встретил мать и обнял ее. — Я так рад тебя видеть. Как ты?
Индис улыбнулась, глядя на сына, и вновь погрустнела.
— Я очень тоскую по твоему отцу, — призналась она.
— Мне тоже его не хватает, — вздохнул Арафинвэ. — Но ты же была тогда вместе со мной и слышала ответ Намо.
— Вряд ли смогу его забыть, — горько произнесла Индис. — «Ваш супруг не желает покидать мои Чертоги. Его фэа не готова вновь обрести плоть. К тому же он наконец соединился со своей семьей». Словно я не его семья! Или ты не сын Финвэ!
— Аммэ, не надо, — попросил Арафинвэ. — Было б лучше, если бы атто там страдал?
— Нет, — качнула она головой. — Или да…
Король нолдор отпрянул, неверяще глядя на Индис.
— Тогда бы он захотел вернуться ко мне! А раз так… я поеду к нему!
— Ты хочешь вновь побеспокоить Намо?
— Нет. Я отправлюсь в северные земли, в Форменос, туда, где могила моего мужа.
— Но зачем?
— Я так решила.
— Хорошо, я подберу тебе надежный отряд, что сопроводит тебя, — ответил Арафинвэ. — Когда ты хочешь отправиться?
— Скоро. Но сначала хочу немного побыть с тобой.
— Буду только рад, — произнес он и вновь обнял свою мать.
* * *
В один из дней, когда ладья Ариэн уже постепенно начинала клониться к закату, в Минас Тирит неожиданно приехал гонец.
— Из Дортониона, — доложил он, протягивая Артаресто послание.
Вначале старший брат встревожился — не случилось ли что-то у младших. Что заставило их отправлять в путь посланника? Однако, сломав печать, он выяснил, что повод был не печальный, а радостный.
Отпустив гонца, он вышел на балкон и еще раз перечитал свиток.
— Замуж? — пробормотал он наконец, все еще с трудом веря собственным глазам. — Артанис?
Уж от кого, но от сестры Ородрет этого ожидал менее всего. Любовь ведь на самом деле вещь непростая. Это же не только радость, но и готовность уступать, подстраиваться под супруга. Сам он вовсе не был уверен, что способен на такое, а уж Артанис…
— С ее-то характером! А все-таки интересно, кто же тот синда? Сподвигнуть Нэрвен на подобное — уже само по себе немалый подвиг. Или как там она себя теперь называет? Галадриэль?
Улыбнувшись, он покачал головой. Что ж, как бы то ни было, а теперь ему придется ехать в Дориат — должен ведь кто-то от семьи присутствовать на помолвке. Финдарато еще попробуй найди, а два младших брата отправиться не могут. Значит, остается сообщить Нисимону, что он до возвращения Арафинвиона остается за главного, и ехать.
— Когда? — уточнил верный, услышав приказ лорда.
— Завтра с утра, — ответил Артаресто. — Путь не слишком дальний, однако опасный, ведь поблизости пустоши, поэтому стоит взять небольшой отряд воинов.
Правда, он сомневался, что их пропустят внутрь королевства, но шанс такой все же был. Ведь он, как и сестра, родич Тингола.
Нисимон ушел выполнять распоряжения, а Ородрет подумал, что сообщить старшему все же стоит. Как он тогда сказал — гонца его дозорные сами найдут.
Сев за стол, он придвинул к себе перо и чистый лист и стал писать обо всем, что узнал только что сам. О предстоящей помолвке, о том, что уже получено одобрение атто, о новом имени, которым пользуется та, что прежде звалась «мужедева». Закончив, он еще раз перечитал и, высушив чернила, запечатал послание.
Гонец к Финроду отправился незадолго до рассвета. Еще спустя четверть часа покинул крепость на острове и сам Ородрет.
Когда до границы пустошей оставалось всего две лиги, нолдор решили дать коням отдохнуть.
Смеркалось. На темнеющем небе начали проступать огни Варды.
— Разводите костры, — скомандовал лорд. — Потом до конца пустошей поедем без остановок.
Ночные дозоры на всякий случай усилили, хотя внутренний голос подсказывал Артаресто, что все обойдется без происшествий. И все же рисковать ему не хотелось.
Утром, едва на восточном крае небосвода забрезжила заря, они вновь тронулись в путь.
* * *
— Мелиссэ, тебя не затруднит принести мне из библиотеки пару свитков? Очень не хочу отвлекаться и потерять мысль, — попросил Куруфин, продолжая покрывать бумагу одному ему понятными знаками и символами.
— Эм-м-м, а где она? — несколько растерянно спросила Лехтэ.
Искусник обернулся и с удивлением посмотрел на жену. Всегда решительная и готовая помочь супруга смотрела несколько испуганно.
— Та-а-ак, — протянул он, быстро дописал пару слов и, отложив дела, подошел к жене. — Что происходит? Я был уверен, что ты уже хорошо ориентируешься в Химринге, тем более, что времени было много — мы же с Нельо почти все время куда-то ездили.
— Я ждала тебя в покоях, — ответила она. — За земляникой ходила как-то, помнишь?
Куруфин кивнул и ласково обнял любимую.
— Не бойся. Враг не проникнет в крепость, — успокоил он. — Ты даже не представляешь, насколько она хорошо защищена. Тебе надо было раньше сказать мне, мелиссэ.
— Я… меня не это страшит, — призналась она.
— Тогда что?
— Понимаешь, с того момента, как нас встретил Майтимо, меня не отпускает чувство, что он не верит мне… Курво, что происходит?
Искусник вздохнул, посмотрел в глаза Лехтэ и тихо заговорил:
— Понимаешь, так вышло, что Нельо больше всех нас знает про Врага. А тот способен, увы, на многое. В том числе и на личины. Увидев тебя, он решил проверить, ты ли это или же засланный Моринготто лазутчик.
— Что? — возмутилась нолдиэ. — Да как он…
— Тш-ш-ш, поверь, он правда знает, что и такое возможно. Понимаешь, когда там, на берегах Мистарингэ, он наконец пришел в себя, самым сложным было убедить его, что мы — это правда мы, а не мороки Врага.
Искусник замолчал, задумавшись.
— Нельо никогда не рассказывал о том, что пережил в плену, но его тело поведало нам о многом. Шрамы поверх шрамов, Лехтэ… это даже представить страшно, не то, что вынести.
Тельмиэль вздрогнула, кивнула и прижалась к мужу.
— Поверь, Майтимо первым закроет собой и тебя, и меня. Не задумываясь. Не медля.
Лехтэ в ответ несколько судорожно сжала ладонь супруга.
— А еще… ты чувствуешь тень Ангамандо. Это ее дыхание. Она стирает все краски окружающего мира, почти незаметно подменяя радость на тоску. Так Моринготто хочет убедить нас в невозможности победы нолдор.
— Ему это не удастся! — воскликнула вдруг порывисто Лехтэ.
— Нет, конечно. Ему недоступно то, что делает нас по-настоящему сильными.
Куруфин нежно поцеловал жену и предложил:
— Я покажу тебе крепость. Сходим вместе в библиотеку. И… не держи обиду на Нельо.
Лехтэ кивнула.
— Люблю тебя.
* * *
Только услышав от Арафинвэ, что ее старший сын собирается жениться на дочери Кирдана, и уже даже состоялась помолвка, Анайрэ до конца осознала, что теперь действительно все. Это не сон, не минутное настроение и не поездка к родителям — вся жизнь ее семьи отныне будет проходить без ее участия. Дети будут заключать браки, родятся внуки, и Единый знает что еще будет происходить — и все вдали от нее, без малейшего шанса увидеть и поучаствовать в этом.
Отложив в сторону письмо Финдекано, которое она в очередной раз перечитывала, Анайрэ накинула на плечи легкий плащ и вышла на балкон.
На Тирион постепенно опускался вечер. Со стороны Калакирьи долетал соленый запах моря. Или это ей только казалось?
Спустившись по ступенькам, она пересекла сад и пешком отправилась в сторону Альквалондэ. Может быть, прогулка вернет ясность мыслям?
Отчего-то до сих пор казалось, что разлука их ненадолго, и вся семья скоро так или иначе будет вместе. Теперь же разум подсказывал, что этого никогда не случится. Изгнанникам заказан путь назад, оставшимся запрещено покидать дом. Если только…
От пришедшей в голову мысли Анайрэ похолодела. Разумеется, если кто-то из ушедших погибнет, то после возрождения они вновь окажутся в Амане. Но это точно не выход! Уж лучше пусть она их больше никогда не увидит, чем такой исход.
Когда впереди, у самого края горизонта, забрезжили первые лучи рассвета, она наконец дошла до моря, и усевшись на берегу, положила голову на колени. Недалеко от этого места, во время одной из прогулок, они с Ноло впервые сказали о своих чувствах. Однако что ей делать теперь, она просто не знала.
Волны мерно накатывали на берег, ласково шепча что-то на незнакомом нолдиэ языке. То не был валарин — море не передавало жене Нолофинвэ послание Стихий, нет. Оно говорило о вещах более древних. Именно вода помнила и хранила изначальное слово, первую мелодию, заданную самим Единым.
Волны утешали Анайрэ, ободряли, но не могли они унять тоски, что рвала ее фэа.
Нолдиэ встала и медленно вошла в море. Все дальше и дальше от берега, все ближе и ближе к семье.
Мощная волна подхватила ее и с силой выбросила на берег. «Путь закрыт. Нет прощения ушедшим. Навеки прокляты дети твои и муж!» — суровый глас владыки судеб прозвучал на берегу.
— Нет! Не верю! Мы будем вновь вместе! — кричала Анайрэ.
— Только если они решат покинуть мои Чертоги, — холодно прозвучал ответ.
— Они… все будут там? — ужаснулась нолдиэ.
— Это не то, что ты знать должна, жена отступника!
Неожиданно тихий и незнакомый ей голос произнес:
— Твоя печаль уйдет. Даже брат мой не видит всего. Я плачу по каждому. И по твоим детям и мужу. И верь мне, Анайрэ, надежда есть всегда.
Голос исчез. Намо тоже не проронил более ни слова. Нолдиэ без сил опустилась на песок, в отчаянии, но молча, зовя любимого.
* * *
В последние дни Келеборн не находил себе места, словно неведомая ему сила куда-то звала, побуждая отказываться от привычных или запланированных дел. Вдобавок часто немело плечо, вызывая непреодолимое желание его почесать. Однако после легче не становилось.
— Ты сегодня такой мрачный. Что-то случилось? — раздался за спиной голос Галадриэли.
«Как она удачно, — промолвил тихий шепот. — Сейчас и проверим».
— Все хорошо, — бесцветно отозвался синда. — Только плечо меня тревожит. Может, глянешь?
— Конечно, мельдо. Где? — несколько взволнованно спросила Артанис. Что именно вызвало у нее беспокойство, дева сказать не могла, однако чувство волнения все нарастало.
— На плече, ближе к лопатке, — также безэмоционально отозвался Келеборн.
Нервэн аккуратно провела пальцами по прохладной коже любимого. Ни малейшей царапины, разве что… Она пригляделась: в глубине явно обозначилась темная сеть паутинки. «Неужели колдовство?» — подумала Галадриэль, начиная тихую Песнь, что слышали еще Древа.
Келеборн дернулся и впервые за несколько дней светло улыбнулся, повернувшись к любимой.
«Сделай ей больно! Сейчас же!» — раздалось у него в голове. Повиноваться не хотелось, и синда склонился поцеловать Артанис. Как только дева замолчала, ментальный приказ сделался в разы сильнее, и Келеборн прокусил губу Нервэн, с жадностью слизав выступившую кровь и тут же вздрогнув, осознав содеянное. «Я должен бороться! Не слышать этот голос, не подчиняться», — мысленно повторял он.
«Возьми ее здесь же! Сделай своей!» — раздалось в голове.
— Аккуратнее, мельдо, — растерянно проговорила Галадриэль, ощупывая вспухшую губу. — Что на тебя нашло, я…
Договорить ей не дали, рванув ткань богато расшитого платья, и тут же отступая.
— Нет! Прочь! Беги от меня! — закричал он любимой, стараясь как можно быстрее самому покинуть это проклятое место. Артанис же теперь не просто чувствовала — видела путы, что окутали Келеборна.
На этот раз слова ее песни звучали более властно и сильно, вынуждая совсем растерянного синду замереть. Нити паутины лопались, отпуская его разум, но удача в этот раз была не на стороне Нервэн.
«Беги! Прочь от нее! В Менегрот, скорее!» Эта команда совсем не противоречила настрою Келеборна, желавшему обезопасить мелиссэ.
Он устремился в лес, не задумываясь, зачем ему нужно попасть во дворец.
«Не успела! Она увела его! Уверена, это Мелиан. Кто еще способен на такое? Или же в Дориате есть иные союзники тьмы?» — думала Артанис, медленно оседая на мох. От пережитого потрясения деву начинало слегка колотить. Запахнув испорченное платье, она подтянула колени к груди и замерла.
— Галадриэль? — удивленный голос раздался совсем рядом. — Что тут произошло?
Артанис подняла взгляд и увидела Трандуила, замершего рядом.
— Я не знаю, — тихо призналась дева. — Но мне нужна твоя рубашка и помощь.
Быстро одевшись, Артанис взяла Орофериона за руку, поведав о странном поведении Келеборна и о чарах, что она ощутила.
— Значит, я не ошибся, — задумчиво произнес он. — Мне показалось, что я вновь в приграничье и что к Дориату приближается вражеский отряд.
— Куда он мог побежать?
— Не имею представления. Но я бы сейчас поспешил к королю — Тингол должен быть предупрежден.
— Но он тут же расскажет обо всем королеве и…
— А мы постараемся этого не допустить! Я знаю короткий путь ко дворцу. Ты со мной?
Галадриэль кинула и последовала за ним.
* * *
Едва отдышавшись, Келеборн замер у входа в тронный зал.
— Владыка сейчас занят, — церемонно произнес стоявший на страже синда. — Он просил не беспокоить.
— Это срочно, — рявкнул Келеборн и дернул ручку двери на себя.
Тингол был один. Он сидел, прикрыв глаза, повернувшись лицом к подаренной ему Артанис вышивке.
— Мелиан, я же просил меня не беспокоить, — с досадой произнес он.
— Это не она, — ответил Келеборн, тут же против воли добавив: — но ты прав, она здесь, со мной и во мне!
Почти мгновенно очутившись рядом с Элу, Келеборн выхватил кинжал и замахнулся, метя королю в грудь.
Лишь одного не учла майэ — синда не желал становиться убийцей, как и не хотел навредить Артанис. «Что я натворил? Что продолжаю делать?!» — собственные мысли прокрались к голову, когда он оказался рядом с вышитой картиной.
«Убей!»
* * *
— Как мы быстро! — проговорила Артанис, а Трандуил лишь улыбнулся.
— Скорее к королю! Мне кажется, я вновь чувствую это, — забеспокоился он.
Стража остановила их, сообщив, что Элу принимает сейчас Келеборна.
— Мы по срочному и важному делу, — наставительно проговорил Ороферион, но вновь потерпел неудачу.
Галадриэль начала петь, когда Трандуил еще только отворял дверь. Картина, представшая перед ними, была дика и ужасна. Келеборн повалил Тингола на пол и пытался дотянуться кинжалом до его шеи. Однако незадачливый убийца то усиливал нажим, то сам убирал руку.
— Это все нолдор виноваты! — эхом пронеслось по залам.
Стража натягивала тетивы на луки, а Галадриэль в отчаянии позвала любимого:
— Мельдо! Не сдавайся!
Путы рвались, не выдерживая искренней любви девы, но последняя паутинка, уже исчезая, успела отдать приказ — Келеборн направил кинжал себе в сердце. Трандуил смог лишь толкнуть друга, но не выбить оружие полностью. Лезвие глубоко вошло в грудь, но значительно выше.
Отчаянному крику Артанис вторил гневный возглас Мелиан, остававшейся все это время в своих покоях.
— Дрянь! Нолдорская выскочка! Посмотрим, что ты скажешь, когда я выставлю твоего ненаглядного Келеборна прочь! На границы, к паукам. Или ты сама не захочешь быть с ним после всего, что он посмел сделать? Жаль, не довел до конца. Но как же этот синда не желал причинить тебе вред, ведь я подталкивала его к тому, чего он сам так хотел. И Элу… почему не убил сразу же? Надо доработать. Отдам заклинание Лютиэн — пусть тренируется на поклонниках. А там я и обнаружу огреху.
— Лорд, палантир светится! — сообщил верный, вбегая в столовую.
Тьелпэ, как раз в этот момент примеривавшийся к вазе с яблоками, схватил самый аппетитный, желтый с красным бочком плод и бросился в библиотеку.
Оказалось, что вызывает атто.
— Мы возвращаемся, — сообщил он кратко.
— Наконец-то, — вырвалось у Тьелпэ.
Курво хмыкнул в ответ:
— Что, уже соскучился?
— Есть немного, — не стал отпираться сын. — К тому же не терпится поделиться новостями и кое-чем похвастаться.
— Мне тоже есть, что рассказать, — кивнул Искусник. — Потом, при встрече. Да, готовься — мне потребуется твоя помощь.
— Хорошо, мы ждем вас. Когда?
— Завтра. Скорее всего, после обеда.
— Принято. Передавай привет аммэ.
— Непременно.
Разговор завершился, и Тьелпэ, накинув на видящий камень покрывало, подумал, что к приезду родителей следует подготовиться.
«И первым делом, кстати, стоит сообщить дяде», — подумал он.
Турко нашелся в крыле у верных. Поделившись новостью, Куруфинвион отправился к нисси и попросил подготовить покои родителей к возвращению их хозяев.
— Хорошо, сейчас все сделаем, — откликнулись девы.
— Благодарю!
День стоял приятный — теплый и солнечный.
«Поехать на охоту сейчас? — задумался Тьелпэринквар, выйдя во двор. — Или лучше завтра с утра?»
Нетерпение призывало не медлить, однако здравый смысл напоминал, что у него еще есть незавершенные дела. Да и охота с утра будет лучше.
Решив таким образом, младший лорд отправился на конюшни.
Наутро же, едва первые лучи Анара высветлили восточный край неба, он вскочил с постели и, позавтракав наскоро, покинул крепость.
До приезда родителей оставалось не так много времени, а значит, охотиться придется где-нибудь поблизости. Память подсказывала, что как раз недалеко, в рощице, обитают рябчики. И если настрелять с десяток птиц, может получиться неплохой пир.
— Ну что, вперед? — прошептал Тьелпэ на ухо Калиону, и тот, согласно мотнув головой, свернул к деревьям.
Когда до цели оставалось совсем чуть-чуть, Куруфинвион спешился и, отпустив коня немного погулять, приготовил лук со стрелами и спрятался за деревом.
Анар уже успел позолотить макушки крон. Проснувшийся лес перекликался на разные голоса. То и дело слышался шелест крыльев вспорхнувшей птицы, стук дятла, треск веточек под чьими-то копытами. Тьелпэринквар улыбнулся и подумал, что при других обстоятельствах он бы просто присел на ближайшей кочке и с удовольствием послушал звуки. Однако теперь он приехал ради дела.
Сложив руки особым образом, он поднес их ко рту и принялся подражать крику самки-старки. На этот голос обычно откликались и молодые самцы-рябчики, и взрослые.
Долго ждать не пришлось. Когда среди ветвей обозначилась небольшая рябая тушка, нолдо вынул из колчана стрелу и послал ее в полет. Спрятав добычу, он вновь принялся подманивать птиц.
Не прошло и часа, когда сумка наполнилась добычей под завязку. Заглянув внутрь, охотник подумал, что этого уж точно хватит на всех. Подозвав коня, он вскочил в седло и отправился обратно в крепость. Впрочем, по дороге Тьелпэ решил навестить малинник.
«Ягоды станут хорошим украшением стола», — подумал он.
Правда, корзины или чего-нибудь похожего у него с собой не было. Подумав немного, Куруфинвион решил использовать для этой цели собственную куртку.
Ладья Ариэн поднималась все выше и выше, и эльда торопился. Следовало еще успеть приготовить ужин!
Пальцы быстро окрасились соком, самые спелые лопались прямо в руках, и тогда Тьелпэ отправлял их в рот. Однако и число ягод в куртке росло. В конце концов, набрав достаточное количество, он с удовольствием съел еще горсть и пристроил свою импровизированную добычу на спине Калиона.
— Вези осторожно, хорошо? — попросил эльф.
Конь в ответ заржал и топнул копытом.
Домой они вернулись уже после полудня, и Тьелпэ сразу отправился на кухню. Сунув в рот лембас и запив его водой, он выложил малину в миску и, с грустью обозрев испачканную куртку, решительно отложил ее в сторону и принялся потрошить рябчиков, предварительно сняв с них шкуры вместе с пером. Затем, натерев их солью и перцем, отправил на сковороду в кипящее масло и обжарил до появления румяной корочки.
Сходив в ледник, он принес небольшой горшочек жирной сметаны, добавил в нее измельченные, сушеные белые грибы, кедровый орех, соль и перец.
Достав с полки кастрюлю, он уложил в нее кусочки рябчика и, залив их получившимся соусом, отправил их томиться в печь. Туда же отправил запекаться картофель для гарнира.
«Кажется, все», — удовлетворенно подумал Тьелпэ и посмотрел за окно.
Похоже, у него еще оставалось время, чтобы привести себя в порядок. Выбежав опрометью из кухни, он направился в покои. Убиравшаяся там как раз дева из верных, увидев его куртку, даже руками всплеснула:
— До чего же она грязна! Давайте я хоть постираю.
Отказываться Тьелпэ не стал. Поблагодарив от души нис, он быстро переоделся и отправился на стену.
А вдалеке уже тем временем показался отряд Куруфина. Широко улыбнувшись, молодой лорд отправил верного с известием к дяде, а сам приказал:
— Открыть ворота!
Командир смены кивнул и передал распоряжение несшим дозор стражам. Медленно распахнулись створки, и отряд въехал во двор.
— С приездом, атто! — крикнул радостно Тьелпэ, сбегая вниз. — Здравствуй, матушка!
— Alasse, йондо. Рад видеть тебя, — ответил Искусник и, быстро спрыгнув на землю, помог спешиться жене. — Ну, как вы тут?
— Потом расскажу, за ужином, — ответил сын. — В двух словах тут не уложишься.
Доселе тихий двор наполнился гулом голосов, ржанием лошадей, звоном оружия. Тьелпэ улыбнулся и, остановив порыв матери заняться приготовлением еды, сообщил, что уже обо всем позаботился.
Прибежал немного запыхавшийся Турко и в свою очередь поприветствовал прибывших, внеся свою лепту в общую суматоху.
Приняв у аммэ лошадь, Тьелпэ вслед за отцом отправился на конюшню, пряча улыбку и в нетерпении поглядывая вперед в попытке угадать — состоится ли знакомство.
Он отстал на шаг и уже начал заводить предвкушающего отдых коня, когда увидел, как из соседнего денника высунулась любопытная жеребячья мордочка и требовательно заржала, словно предлагала представиться.
Куруфин остановился и, присев перед маленькой кобылкой на корточки, спросил:
— Это кто у нас тут?
— Тари, — ответил Тьелпэ. — Дочь Иримэ.
— Красивая, — произнес Искусник, оглядев жеребенка. — Будет радовать тебя не меньше, чем ее мать.
— Да, отец, но недолго.
— Почему? — удивился Курво.
— Видишь ли, когда она только родилось, мне было видение…
И он принялся рассказывать.
— Достойный дар, — немного помолчав, ответил наконец Куруфин. — Тут лишь тебе решать, готов ли расстаться с дочерью Иримэ или нет.
Тьелпэринквар вздохнул, но ответил твердо:
— Только если малышка примет хозяйку. Как и жеребенок для Финдекано. В любом случае, я изготовлю и иные дары.
Искусник, улыбнувшись, кивнул.
Ужин решено было устроить в саду, прямо на траве. Пока родители отдыхали в покоях после дороги, Тьелпэ расстелил под деревьями покрывало, накидал подушек и с помощью Турко, закончившего проверять дозоры, вынес и расставил угощение. Когда же Анар опустился к западному краю неба, и в вышине проступили первые крупные звезды, Курво с Лехтэ спустились вниз, и начался небольшой пир в семейном кругу.
Тьелпэ с Турко рассказывали, как они справлялись одни, Хуан бегал рядом, радуясь возвращению, играл и ластился. Вдруг Лехтэ спросила:
— А как то письмо? Пригодилось оно тебе?
Куруфин с недоумением посмотрел на жену, и сын понял, что аммэ ничего ему не говорила. Впрочем, она и сама не знала, что тогда затеял йондо. И Тьелпэ, достав из-за пазухи флейту, начал рассказывать с самого начала, а потом, поднеся инструмент к губам, заиграл.
Музыка разнеслась по саду, тихо, прошлась по листьям, ветвям и цветам. Она коснулась каждого живого существа, пробуждая и побуждая свершать лучшее, творить и любить.
Хуан передвинулся поближе к Тьелко и положил голову тому на колени, Искусник молча обнял Лехтэ, но продолжал неотрывно смотреть на сына. На какой-то миг всем показалось, что они вновь в Благословенном краю, что не было тьмы и зла, горя и потерь, что впереди много счастливых и безоблачных лет.
Однако постепенно угасающий свет Анара не сменился сразу же серебром Исиля. Древ не было, а нолдор предстояло жить в Белерианде. Жить и бороться. И кажется, Куруфин уже понял, чем поможет им дивная эта мелодия. Однако пока он молчал, глядя то на жену, то на Тьелпэ, пока Хуан, встав, не подтолкнул его к сыну.
— Ты молодец, мастер, — тихо произнес Искусник, обнимая Тьелпэринквара за плечи.
Несмотря на желание незамедлительно поговорить с сыном, Нолофинвэ пришлось отложить беседу с Аракано. Убрав палантир, король потянулся к нему осанвэ, однако с удивлением обнаружил, что тот поставил аванир. Вскоре выяснилось, что и в самой крепости младшего принца нет. Как сообщили Финголфину верные, тот отбыл на северные рубежи. Спешно разыскивать сына король позволить себе не мог, а потому и беседа состоялась лишь спустя немалое время.
В тот день как раз прибыл гонец из Дортониона, доставивший ответ лордов. Хотя Аракано возвратился еще ночью, Нолофинвэ решил все же дать возможность тому отдохнуть, наметив разговор на обеденное время.
— Здравствуй, йондо, — поприветствовал Финголфин, заходя к сыну. — Что так мрачен?
Тот как раз успел дочитать ответ кузенов и от досады ему хотелось если и не поскакать одному в Ангамандо, так хоть стукнуть стоявший перед ним стол. Однако при отце Аракано делать этого не стал, лишь сухо поздоровался с вошедшим.
— Что нового на заставах? Ты провел там немало времени, — начал издалека Нолофинвэ.
— Тихо. Очень тихо и спокойно, словно и не осталось врагов у нас, кроме одного — что на троне в Ангамандо, — недовольно ответил он. — А мы все попрятались. Как трусы! Сидим в крепостях и боимся даже нос высунуть или хотя бы взглянуть на север!
— Надеюсь, ты не в таком тоне отправлял послания кузенам? — поинтересовался король.
— Откуда ты знаешь?
— Я все же король, — ответил он, — мне положено быть в курсе всего происходящего в землях нолдор. А еще… получив странные послания, некоторые из родичей обеспокоились.
— То есть? — перебил его Аракано.
— Сам подумай. Письма из Барад-Эйтель, но за твоей подписью…
— Я бы не посмел подделать твою.
— Этого еще не хватало! — на мгновение Финголфин потерял терпение. — Ты итак позволил себе многое…
— Это почему же? Ты явно дал понять, что боишься выйти на Врага…
— Замолчи!
— Нет, отец! Я договорю. Ты испугался собрать войско и двинуться на Ангамандо. Я решил, что смогу это сделать вместо тебя. Но… как ты уже понял, только мне не дает покоя Враг. Даже Майтимо отказался. А сегодня получил послание из Дортониона — Айканаро и Ангарато тоже не разделяют моих стремлений. Один я мало что смогу… но знай, я не оставлю попыток лично дотянуться до Моринготто!
Нолофинвэ дал сыну выговориться, а после спокойно произнес:
— Наберись терпения, йондо. Ты даже не догадываешься, как мне хочется поквитаться с Врагом, но всему свое время. Я только надеюсь, что тебе хватит сообразительности не предпринимать одиночный поход. Ты ведь помнишь, должен, во всяком случае, каким Финьо принес Майтимо. Я не хотел бы, чтобы подобное сотворили с тобой.
— Если такова цена за победу…
— А если за поражение?! Ты так уверен, что сможешь скрыть все свои мысли от вала? Что ни на миг не поддашься его чарам? Ты об остальных подумал?!
— Я не трус и не предатель, атар, — холодно ответил Аракано.
— Поверь, я тоже. Но знаешь, сын, я не уверен, что вынес бы все, что только может прийти на ум Моринготто. И не забывай, про чары. Не возражай! Мне кажется, я понятно и доходчиво объяснил тебе, как отец, в чем ты неправ. Однако если понадобится, мне придется приказать тебе, как король. Но… йондо, поверь, я не хочу этого.
В комнате стало тихо. Оба эльфа молчали. Наконец, Аракано заговорил, медленно, словно подбирая слова.
— Благодарю, атар, что не стал сразу приказывать. Я… понимаю тебя, хотя это и противоречит моим устремлениям. Но я подчиняюсь. И… береги себя. Боюсь, если с тобой что случится, меня никто и ничто уже не удержит.
— Договорились, йондо. И не волнуйся за меня, — Финголфин обнял сына за плечи и впервые с начала разговора смог немного расслабиться.
* * *
— Мельдо! Мельдо! — закричала Галадриэль.
Подбежав к Келеборну, она упала рядом с ним и, положив голову его к себе на колени, всмотрелась в черты.
— Как ты? — с тревогой в голосе прошептала она.
Синда через силу, явно преодолевая боль, улыбнулся, и нолдиэ потянулась своей фэа к его.
В дверях все так же стояли онемевшие от произошедшего стражи. Где-то поблизости кричал, расхаживая нервно по тронному залу, Трандуил, настойчиво доказывая что-то Тинголу, но дева не могла разобрать его слов. Она сосредоточилась на том, кто единственный теперь имел для нее значение.
— …Власть Мелькора велика, — говорил тем временем Ороферион. Пожалуй, чуть громче, чем это на самом деле требовалось. — Это он действовал руками вашего родича, владыка.
— Ты думаешь? — переспросил Элу и, сосредоточенно нахмурившись, потер лоб.
Его собеседник остановился и, посмотрев прямо в глаза короля, кивнул:
— Да, повелитель. Ведь вы же не считаете, в самом деле, что Келеборн по собственной воле своей решился на это? Он, кто вырос у вас на коленях? Кто вас так уважает?
— А если это все же влияние нолдор? — выкрикнул кто-то из воинов.
— И, должно быть, именно по их указанию он сперва попытался напасть на собственную возлюбленную? — не растерялся Трандуил.
Он замолчал, очевидно давая возможность королю и остальным подумать над своими словами. Стражи так же внимательно теперь глядели на Келеборна, и в глазах их один за другим начали загораться огоньки сочувствия.
— Так значит, Мелькор? — произнес Тингол, очевидно раздумывая вслух.
— Не обязательно именно он, — уточнил свою мысль Трандуил. — Быть может, один из его майяр. Тот же Саурон. Или кто-то иной — прислужников тьмы, увы, немало.
— В твоих словах что-то есть, — признал Элу. — Но это значит, что все остальные синдар тоже в опасности?
— Не исключено.
— Тогда, — заволновался король, — я должен подумать, как обезопасить всех!
Тут он вздрогнул, словно очнулся от глубокого сна, и обвел взглядом стражей:
— А вы что стоите, словно статуи Пробудившихся? Не видите разве, что ему нужна помощь? Помогите деве отнести Келеборна к целителям!
— Нет, лучше ко мне в покои! — вскинулась Галадриэль, невольно закрывая собой любимого. — Я знаю кое-какие травы. И песни.
Тингол нетерпеливо махнул рукой, и воины подхватили раненого. Однако, едва они сделали первый шаг, в тронный зал вбежал запыхавшийся гонец:
— Повелитель, прибыл принц Ородрет с отрядом верных. Просит пропустить его.
Повисла тишина. Взгляды всех присутствующих обратились на короля.
— Много их? — уточнил Тингол.
— Нет, всего десять воинов.
— Значит… Конечно, он мой родич, как и Галадриэль. И скорее всего приехал на помолвку.
— Которая состоится! — тут же вставила та.
— Отлично. Оскорбить родича, оставив его свиту у границ, я не могу…
И он, посмотрев на гонца, приказал:
— Скажи Маблунгу, пусть пропускает. Но все же присматривает. На всякий случай.
— И пусть брат приведет ко мне целителя! — добавила Галадриэль, должно быть от волнения испугавшись, что тот может потеряться по дороге.
Гонец поклонился и убежал, а стражи вновь продолжили путь, неся раненого в покои аманской гостьи.
* * *
Несмотря на то, что Лантириэль стремилась к любимому, она все же немного задержалась, встретив нолдор Таргелиона. Ровно на столько, сколько понадобилось для оказания им помощи. От предложенного отдыха дева и ее спутник отказались, а юный гном помог им выбрать наиболее короткий путь.
Когда всадники ускакали, он неожиданно спросил одного из эльфов:
— Как так вышло, что столь юный эльда умеет исцелять? У нас этим занимаются опытные и немолодые гномы.
— Ты про Лантириэль? — удивился нолдо. — Так она не столь молода, как тебе показалось.
— Она?! — в ужасе отпрянул гном и схватился за голову. — Что теперь меня ждет?
Несколько удивленных пар глаз уставились на него.
— В каком смысле?
— Ты что-то ей сделал?!
— Не переживай, что перепутал. Ей точно было не до твоих познаний синдарина…
— Я видел и говорил с одной из ваших женщин… Я не знал. Клянусь Махалом, я не знал!
— Кажется, мы чего-то не понимаем или не знаем об их обычаях, — потянулся осанвэ один из нолдор к командиру.
— Надо успокоить его и продолжить путь. Еще не хватало лишиться проводника, — отозвался тот.
* * *
Оказавшись в спальне, Галадриэль попросила принести воды и, приказав синдар покинуть покои, достала из-под кровати сундучок с травами.
Конечно, в целительском деле она была не слишком искусна, но все же кое-что умела.
«Пока Трандуил им заговорил зубы, — размышляла она, в волнении покусывая губу, — но сколько это продлится? Как быстро Мелиан переубедит мужа? И что в таком случае ждет Келеборна? Темница?»
Она вздрогнула и, обернувшись, посмотрела на мельдо, почти такого же бледного, как простыня, на которой он лежал. Положив пучок трав на стол, она подошла и, присев рядом, отвела с его лица влажную от пота прядь.
— Прости, — через силу прошептал Келеборн.
— За что? Ведь ты устоял.
Она ласково улыбнулась и, наклонившись, коснулась губами губ синды. Тот медленно поднял руку и бережно провел пальцем по скулам девы.
— А платье? — напомнил он.
— Пустяки. Сделаю вставку, будет еще красивее.
Она подошла к шкафу и, достав другой наряд, наскоро переоделась. Тем временем принесли воду. Галадриэль разожгла огонь в камине и, поставив будущий отвар кипятиться, вновь села на край кровати.
— Что ж, по крайней мере у нас есть передышка. В присутствии моего брата королева не посмеет причинить нам вред. А после будет видно, что делать.
Келеборн закрыл и снова открыл глаза, очевидно таким образом выражая свое согласие со словами возлюбленной, и та, положив руку на его рану, тихонько начала одну из тех песен, которым выучилась у дев Эстэ.
* * *
Двоих всадников дозоры наугрим приметили давно, равно как и получили приказы: если это нолдор Таргелиона — пропустить и принять, сопроводить к их лорду, разъяснить ситуацию.
Лантириэль, готовившаяся чуть ли не штурмовать цитадель наугрим, была удивлена дружеским и даже теплым приемом. Коней гномы откровенно побаивались, опасаясь сильных и высоких животных, так что заботу о скакунах взял на себя спутник целительницы.
— Приветствуем вас, подданные лорда Карантира! Мы рады видеть вас в подгорном королевстве государя Регина, — встретил их один из советников. — Желаете ли отдохнуть с дороги или сразу же вас проводить к вашему повелителю?
— Мы хотели бы видеть лорда, — незамедлительно ответила дева, отложив приветственную речь на потом. Ее же спутнику пришлось все же сказать несколько церемонных слов, дабы наугрим не затаили обиды на излишне прямолинейную деву.
— Морьо! — подбежала она к любимому, когда перед ней распахнули дверь в покои, где находился Карнистир.
Бледный и осунувшийся, он лежал на постели, не шевелясь и, казалось, еле дышал. К счастью, это было не так, однако приходить в сознание он тоже не торопился.
— Расскажите, что произошло? — попросила целительница подошедшего длиннобородого гнома. — Вы же занимались его лечением?
— Я, — подтвердил тот. — Рори, к вашим услугам.
— Лантириэль, — назвала она свое имя, с нетерпением ожидая ответа.
— Был обвал. Один из камней задел голову лорда. Вот здесь. Извольте взглянуть.
Дева склонилась над любимым. Сама рана была скрыта повязкой, однако место удара говорило ей о многом. Узнав у Рори, как именно лечили Карантира, она поблагодарила его и попросила оставить их одних. Нужные травы у нее имелись, а слова песни уже сами слетали с губ. Целительница тянулась к фэа Морифинвэ, умоляя ее вернуться в тело. Нежные и ласковые слова сменялись властными и даже грозными. Порой песня превращалась в тихий шепот, чтобы в следующий миг взорваться бурей эмоций и страстей, пробуждающей огонь фэа Карантира. Когда же Лантириэль услышала ответ и навстречу ей взметнулось пламя души Морьо, дева не сдержала слез, но не оборвала песнь, которую стоило завершить немногим позже. Она дала приоткрывшему глаза Карантиру приготовленный ею отвар, оставив необходимое количество на стуле рядом с кроватью лорда, и, не дожидаясь окончательного возвращения любимого, спешно покинула покои.
Рори был неподалеку, и дева рассказала, как следует давать снадобье лорду.
— Вы сразу покинете его? — удивился он.
— Да, — тихо ответила целительница. — Я помогла Карантиру, теперь иные дела ждут меня. Надеюсь, я не обидела вас, почтенный Рори.
— Нет, — раздался другой голос у нее за спиной. — Но вы немного огорчили меня. Я ожидал, что в дальнейшем наши народы смогут поведать друг другу не только кузнечные секреты, но и иные, как, например, то, чем вы вернули лорда в мир живых.
— Прошу простить меня, государь, — Лантириэль догадалась, кто перед ней, — но я не имею права задерживаться. Среди сопровождавших лорда Карантира нолдор тоже есть неплохой целитель. Думаю, вас ждут долгие и интересные беседы. Я же еще раз благодарю вас за спасение лорда. Да будет правление ваше долгим. Пусть Махал благоволит вам.
С этими словами дева поспешила покинуть каменные чертоги, решив, что они со спутником найдут место для отдыха и под открытым небом.
* * *
Свет. Яркий и добрый. Тепло. Нежное и ласковое. Пламя. Горячее и искреннее. Песня, не подчиниться которой невозможно. Фэа тянется, стремится вернуться в тело, как просит та, которая так дорога, так любима. Он уже почти видит ее, чей образ, казалось, никогда и не покидал его. Он старается протянуть ей руку, но сил хватает лишь на то, чтобы шевельнуть пальцем и наконец полностью открыть глаза. Одному. В незнакомой комнате.
Первая попытка сесть была неудачной, зато вторая почти увенчалась успехом. Правда Морьо при этом уронил со стула кружку, к счастью, пустую. Звук разлетевшихся черепков привлек внимание гномов, шедших по коридору, и Рори заглянул в комнату.
— Лорд Карантир! Вам рано вставать, — начал он, пытаясь уложить Морифинвэ. — Ах да. Рори, к вашим услугам.
— Где она? Мне же не могло показаться…
— О ком вы, лорд? Я как мог лечил вас, а сегодня прибыл один из целителей Таргелиона. Он и смог вернуть вас. Не без воли Махала, конечно.
— Благодарю вас, досточтимый Рори. Где сейчас тот нолдо?
— Уехал. Он сказал, что имеет ряд неотложных дел. Вы не думайте дурного, лорд, мы уговаривали остаться, как подобает. Однако он был непреклонен, — тяжело вздохнув, гном в знак печали склонил голову и даже ущипнул себя за бороду.
— Она, — машинально поправил Карнистир. — Лантириэль целительница, а не целитель.
— Что? — охнул Рори. — Женщина-нолдо? Я… я не знал. И должен срочно сообщить государю.
— Постой!
Однако дверь за гномом уже закрылась.
— Позор, какой позор! Государь, выслушай и не гневись, — начал Рори с порога, однако когда они с Регином остались вдвоем, переменил тон на очень деловой.
— Беда пришла, откуда не ждали.
— Говори! Не медли.
— Целитель, что спасла лорда Таргелиона, не целитель!
— Что?! Она убила его? Посланник Врага?!
— Хуже. Она… эльфа.
— Не понял. Так Карантир жив?
— Да, — махнул рукой Рори. — Но вы не поняли меня. Лан-ти-ри-эль, — он медленно, дабы не ошибиться, произнес имя, — целительница! Мы видели и более того говорили с женщиной-нолдо!
Регин выругался, помянув злое пламя недр.
— Я поступлю так, как подобает, Рори. Твоя дочь должна понять.
— Почему она?
— Ты предлагаешь мне позвать свою жену?!
— Это излишне. Хотя… лорд первым делом спросил о ней.
— Не приведи Махал, это его супруга!
— Скоро узнаем.
— Да. Не посрамим же закона предков!
Тем временем раздосадованный Морифинвэ тяжело опустился на подушки. Голова болела, гудела и кружилась. В добавок ему нестерпимо хотелось пить. Вспомнив про разбившуюся кружку, Карнистир вновь сделал над собой усилие и сел. Стены, пол и потолок неслись в странном, только им понятном танце. Морьо перевел дыхание, чуть прикрыв глаза, а затем потянулся к кувшину. Снадобье пахло слабо, но очень приятно. Кроме того Карантиру показалось, что он улавливает эмоции приготовившей его целительницы.
«Так почему ты исчезла? Долго собираешься играться со мной?!» — кровь вскипела, побуждая Фэанариона к более решительным действиям.
Покачиваясь, он встал и медленно направился к двери.
— Вам не следует покидать покои, лорд, — вежливо, но строго произнес гном, оказавшийся поблизости. — Я позову досточтимого Рори, и он…
— Не надо. Я в порядке. Почти, — Морьо перевел дыхание. — Лучше скажи, что с моим отрядом.
— Насколько я знаю, все живы, хотя некоторые, как и вы, пострадали. И мне очень-очень жаль, что те камни сорвались вниз.
— Где они? — не стал дослушивать гнома Морьо.
— Сегодня должны прибыть нижней дорогой. Вам сразу же сообщат, не сомневайтесь.
— Вы уже на ногах, лорд Карантир, — охнул подошедший Рори. — Поспешно, очень поспешно. Однако похоже, что ваша замечательная целительница отлично разбирается в своем деле.
— Да, она такая, — суровый неожиданно для себя и окружающих улыбнулся, а неотрывно глядевший на него Рори вздрогнул.
— Простите, она ваша супруга? — решив не ходить в круг да около, спросил он.
— Нет, — прозвучал честный ответ. — Но я люблю ее, и если с Лантириэль что-то случилось или случится…
— Когда она покинула нас, с ней было все в полном порядке. Уверяю вас, — успокоил лорда Рори, про себя понимая, что не только его дочери придется предстать перед гостем.
* * *
— Что происходит?! — первым делом спросил Артаресто, вбегая в покои сестры.
Сопровождавший его Трандуил вошел следом и встал у стены, скрестив руки на груди.
Галадриэль вскочила и бросилась на шею брату. Тот обнял ее и погладил по плечу. Келеборн, чуть морщась от боли в груди, попытался встать, чтобы приветствовать нолдо, который скоро должен был стать его родичем, но тот жестом велел ему лежать.
— Успеешь еще, — сказал Ородрет. — Я правильно понимаю, что ты и есть жених Артанис?
— Верно, — подтвердил синда.
— Галадриэль, — не преминула поправить брата дева.
Тот спорить не стал:
— Как скажешь. Так что случилось?
Сестра кивнула и сделала приглашающий жест. Двое воинов-нолдор встали у дверей внутри покоев, остальные расположились снаружи. Ородрет присел на стул, и Галадриэль заговорила. Она рассказывала обо всем, что довелось им тут пережить. Келеборн с Традуилом по мере необходимости дополняли рассказ, и Арафинвион, слушая их, все больше мрачнел.
— Ты не представляешь, какими долгими нам показались эти дни, — призналась Артанис, окончив рассказ.
Снова чуть слышно приоткрылась дверь, и в покои вошел Галадон. Галадриэль представила брату отца своего избранника, и Артаресто, поприветствовав его, заложил руки за спину и прошелся по комнате.
— Да уж, не такими я рассчитывал застать вас, когда отправлялся в путь, — признался он. — Обоим вам оставаться здесь, в Дориате, опасно.
— Я тоже так думаю, — согласилась сестра.
— Отлично. Тогда собирай поскорее свои вещи, мы отправляемся в Минас Тирит. Там и помолвку отпразднуем.
— Когда?
— Прямо сейчас. Сразу, как только вы будете готовы.
Ородрет обернулся и посмотрел на Келеборна. Тот кивнул, тем самым отвечая на невысказанный вопрос:
— Согласен. Трандуил, поможешь? Сложи мои вещи.
— Конечно, сейчас, — отозвался тот.
— А ты сам? — спросил вдруг Артаресто Орофериона. — Не хочешь с нами?
Тот в ответ улыбнулся и покачал головой:
— А кто останется присматривать за происходящим в королевстве, если я уеду? Нет, отправляйтесь одни. За меня не переживайте, я-то уж точно не пропаду. И, если возникнет необходимость, дам вам сигнал.
Ородрет помолчал, обдумывая услышанное, и наконец ответил:
— Согласен.
Было решено, что Галадон с женой и младшим сыном отправятся с Келеборном. Ведь должна же семья присутствовать на помолвке?
— Тинголу я сам скажу, — закончил импровизированное совещание Ородрет. — И всем закрыться аванирэ.
Обведя взглядом сестру, ее жениха и собственных верных, он твердым, не терпящим возражений тоном добавил:
— Никакого осанвэ, ни при каких обстоятельствах. Это слишком опасно.
Верные, а следом Трандуил и остальные синдар кивнули, а Галадриэль спросила встревоженно:
— Ты думаешь?..
— Да. Будь твой разум, — обернулся Ородрет к будущему родичу, — закрыт в тот момент, эффект от магии Мелиан не был бы столь разрушителен. Возможно, ты бы ощутил порыв, но все же контроль бы над собой не утратил и справился бы с ситуацией гораздо быстрее.
Келеборн тяжело поднялся, вновь чуть заметно поморщившись от усилия, и Галадриэль почти физически ощутила, как разум любимого закрыл сияющий купол защиты.
— Ты сможешь ехать сам? — с беспокойством спросил Артересто.
— Да. Если помогут сесть на лошадь.
— Хорошо, непременно.
Традуил, а следом за ним и Галадон вышли, и брат Артанис спросил:
— Сестра, где твой палантир?
Она достала видящий шар, до сих пор бережно спрятанный в ларце под кроватью, и стала укладывать вещи. Ородрет же, накрыв камень ладонью, стал вызывать короля.
Конечно, времени у них было исчезающее мало, и все же медлить со столь важным известием было нельзя. Вскоре внутри палантира показалась фигура Нолофинвэ, и Ородерт кратко поведал дядюшке о случившемся, добавив в конце:
— Мой совет — поставьте аванир. Осанвэ опасно.
— Согласен в тобой, — ответил Нолдоран.
Когда разговор завершился, Арафинвион вызвал Химлад, и показавшемуся внутри Курво поведал все то же самое.
— Мы тут на собственном опыте убедились, — добавил он, — и я не преувеличиваю опасность. В открытый разум может проникнуть враг и взять под контроль. К счастью, сейчас удалось быстро справиться, и последствия оказались не столь разрушительны, как могли быть. Мы больше не можем задерживаться. Я уже обо всем рассказал дяде, и сейчас свяжусь с Дортонионом. Остальным передайте, пожалуйста, сами.
— Непременно, — без раздумий ответил Искусник. — И благодарю за предупреждение.
Подошедшему в свою очередь к палантиру Ангарато Ородрет сообщил, что они все покидают Дориат, и помолвка сестры состоится в Минас Тирит.
Закончив с самым неотложным, Артаресто уложил видящий камень и вышел из покоев. Путь его лежал в тронный зал.
* * *
— Это и есть Тумладен, да, атто? — спросила Итариллэ, оглядывая простиравшееся перед глазами круглое, пересеченное родниками пространство.
Посреди долины возвышался скалистый холм, которому еще предстояло дать имя. Кое-где между высоких, склоняющихся трав виднелись гладкие валуны и озёра в каменных чашах.
— Да, — ответил Тургон дочери. — Там мы будем строить город.
С пронзительно-голубого, безоблачного неба ярко лился свет Анара. Легкий теплый ветер доносил густой медвяный запах алых, желтых, голубых цветов, усеявших поле. Вся долина напоминала перевернутую чашу.
— Очень красиво! — воскликнула Итариллэ и закружилась, подняв руки к небу. Маленькая Ненуэль засмеялась и присоединилась к подруге.
— Смотри, — оживился вдруг Эктелион, взглядом указывая Глорфинделю на что-то, — это случайно не твой цветок?
— Он самый, — радостно подтвердил тот, приглядевшись внимательней.
Тургон тем временем достал из сумки чертежи архитекторов, среди которых были и наброски его дочери, и принялся сверять с представшим перед глазами пейзажем. Он то кивал удовлетворенно, то качал головой и что-то правил. Наконец, широко подписавшись, свернул чертежи в трубочку и передал подошедшей Идриль:
— Ну что, мастера, за дело?
* * *
— Властью старшего брата я забираю сестру в Минас Тирит, владыка, — сообщил Ородрет Тинголу. — Мы с Финдарато думали, что здесь она будет в безопасности. Мы ошиблись. Ее жених отправится с нами — ему необходимы покой и хорошее лечение. К тому же будет лучше, если помолвка будет отпразднована в моей крепости. По этой причине его родные тоже поедут с нами. Ты ведь согласен, что они должны присутствовать на церемонии?
Бледный Тингол, до сих пор молча слушавший дальнего родича, кивнул:
— Да… Да, согласен. Конечно.
На мгновение Ородрету его стало жаль. Можно было подумать, что под ногами синдарского владыки разверзлась бездна, и он в нее падает.
— Когда вы отправляетесь?
— Прямо сейчас.
Не прошло и часа, как вещи были собраны. Келеборн, одевшийся с помощью Трандуила, обвел взглядом покои мелиссэ и прошептал:
— Это не бегство, а отступление. Мы еще вернемся, чтобы спасти короля.
— Приложим все усилия! — горячо поддержал Ороферион.
Верные-нолдор помоги вынести вещи уезжающих и, приторочив их к седлам коней, подсадили в седло Келеборна. Остальные не замедлили присоединиться, и маленькая процессия, не отдохнув даже дня, вновь тронулась в путь, спеша поскорее вернуться во владения нолдор. И лишь оставив Дориат позади, они смогли вздохнуть с облегчением. А отдохнули только тогда, когда за их спинами закрыли ворота островной крепости Минас Тирит.
И первое, что сделал Ородрет по прибытии — известил старшего брата обо всем произошедшем.
Последние несколько дней Майтимо почти не появлялся у себя в комнате, то присоединяясь к дозорным, то проводя немало времени в мастерских или же отправляясь с отрядом охотников. Уставший, он порой на несколько часов забывался сном у себя в кабинете, чтобы потом вновь погрузиться в жизнь своей крепости. Верные не раз советовали лорду отдохнуть, уверяя, что справятся сами, однако они даже не догадывались, что тот пытался забыть взгляд матери, увидевшей его в палантире.
Нерданэль ни слова не сказала про то, что лорд Химринга сильно отличается от Майтимо, которого знала она, однако полностью скрыть эмоции от первенца она не смогла. Ее боль, отчаяние и жалость, смешанные с ужасом и гневом заставили Маэдроса иначе посмотреть на себя. Братья и кузены никогда не испытывали подобного, когда говорили с ним. Аммэ же разбередила душу, хотя он и был несказанно рад увидеть ее.
Когда же усталость все же взяла свое, и старший Фэанарион смог нормально выспаться, чем несказанно порадовал Норнвэ, в крепость прибыл гонец из Минас-Тирит.
Маэдрос тут же распечатал послание.
«Печать тьмы… паутина… Откуда мне знать, как избавиться от подобной дряни? Не было на мне такого. Во всяком случае, не помню, чтобы Моргот рискнул посягнуть на мою фэа таким способом… Впрочем, тот синда все же устоял», — мысли неслись, одна обгоняя другую. Куда больше Майтимо взволновало то, что в Дориате был союзник Врага, причем достаточно сильный и хитрый, раз ни Эльвэ, ни его жена-майэ, что оградила королевство Завесой, не смогли его вычислить. С одной стороны, он был рад, что кузина и ее жених теперь в безопасности, хотя об их истории он уже знал от Нолофинвэ, правда без подробностей, о которых ему поведал Ресто. С другой, Нельо все же надеялся, что Артанис вернется в сокрытое королевство и продолжит наблюдать за происходящим за Завесой. Что-то подсказывало Маэдросу, что у истории с женихом кузины еще будет продолжение — тот, кто задумал убить Эльвэ чужими руками, не остановится, но затаится, чтобы потом нанести подлый удар.
«Хорошо, что несостоявшимся убийцей был синда, а не та же Галадриэль или кто-то из ее верных. Тогда бы жители Дориата… этого нельзя допустить!» — представив мрачную и страшную картину побоища с синдар, Маэдрос почти наяву услышал злой смех Моргота.
«Нет. Враг не одолеет нас!» — он сел за стол и принялся писать ответ кузену, решив поведать тому обо всех чарах и уловках падшего валы, которые испытал на себе, уделяя особое внимание тому, как противостоять им. Удивительно, но с каждым словом ему становилось легче, словно боль последних дней отступала. Майтимо будто вырывал из себя мелкие, невидимые глазу колючки, ранившие его фэа тяжелыми воспоминаниями. И хотя в письме речь шла лишь о темной магии, которой в свое время не ограничивался Моргот, Нельо становилось ощутимо легче.
«Главное, чтобы синдар достало внутренних сил противостоять Врагу», — подумал он, перечитывая написанное.
* * *
«Второе письмо. Почти сразу же. Что же у тебя произошло, брат?» — задумался Финрод, срывая печать. Эмоции, шедшие от послания, государю не понравились, и оттого он поспешил развернуть свиток, даже не переговорив с гонцом, отправленным отдыхать в отведенные ему покои.
«… напал. Не пострадала. Покусился на жизнь… чары Моринготто или его приспешника… осанвэ», — по мере прочтения Финдарато хмурился все больше и больше, не понимая, как Враг смог преодолеть Завесу, окружавшую Дориат.
«Разве что… нет, такого просто не может быть! С другой стороны все указывает именно на это, но кто? Не Эльвэ же?!» — за этими размышлениями Финрод сам не заметил, как достиг зала совета, где его уже ожидали. Как планировалось, им предстояло обсудить варианты защиты Нарготронда и не допущения полной осады, а так же разработать способы относительно безопасного пребывания на поверхности. Эльфы все же не могли обходиться без лучей Анара и Исиля, да и по свету звезд порой тосковали не меньше.
— Друзья! — начал Финрод. — Прошу простить за опоздание. Я принес вам невеселые вести от моего брата Артаресто. Нет, Минас Тириту ничто не угрожает в данный момент.
Рассказ получился кратким, непохожим на привычные советникам речи государя.
— Что ж, сегодня же оповестим всех жителей — осанвэ под строжайшим запретом, — откликнулся один из них, когда Финдарато замолчал.
— Благодарю. Меня больше беспокоит другое — как Моргот смог подчинить себе жениха Артанис?
— Государь, не подчинить, — поправил Финрода Эддрахиль. — Тот синда все же устоял.
— С трудом. И, возможно, лишь появление любимой спасло его и Дориат, — задумчиво проговорил он.
— Известно ли, кто был рядом, когда Телеборн…
— Келеборн, — поправил Финдарато.
— Простите. Келеборн пытался убить Эльвэ?
— Имен в письме не было, но думаю сестра сможет вспомнить, — Артафиндэ ненадолго замолчал. — Я не собирался быть на их помолвке, теперь же думаю, что мне стоит поговорить с Артанис и ее избранником. Возможно, я смогу узнать нечто важное.
— Плохо, что они покинули Дориат…
— Ты бы предпочел узнать, что моя сестра погибла?! Они правильно поступили, но, зная Нервэн, она еще вернется, можешь не сомневаться. Я даже уверен, что она поможет и нам, и синдар!
— Как скажете, государь.
— Теперь приступим к обсуждению того, ради чего изначально я вас и собрал.
Совет длился долго, дискуссии порой превращались в очень оживленные споры, и Финроду не раз приходить смирять пыл особо темпераментных ораторов.
— Я ценю расчеты наших мастеров, однако хотел бы обсудить их с родичами, — подвел итоги Финрод.
— С чего вы взяли, что Куруфинвэ лучше разбирается в камнях?!
— Я не называл имен. И повторюсь, ваша разработка интересна и будет полезна в каждой из крепостей нолдор, но я бы хотел быть уверен…
— Так и скажите, что ставите мои слова под сомнение!
— Не вижу причин для столь бурной реакции. Вы сами только что говорили, что некоторые моменты в свойствах кристалла вас смущают.
Нолдо склонил голову:
— Государь, позвольте мне еще раз проверить расчеты и провести дополнительные исследования!
— Хорошо. Я думаю, что до моего отбытия в Дор Ломин на свадьбу к Финдекано ты справишься.
— Благодарю.
— И… ты поедешь туда со мной. Кто лучше расскажет об изобретении, чем сам мастер? — улыбнулся Финрод.
* * *
Небо с утра было пронзительно-голубым и почти прозрачным. Накинув теплый плащ, Келеборн вышел на балкон и глубоко вдохнул зимний воздух. Горло обожгло приятным морозцем.
Анар сиял так ярко, словно пытался раньше времени разогнать укрывшие Минас Тирит снега, а те искрили, то и дело вспыхивая россыпями льдистых бриллиантов.
Пора было идти к целителям. С ранением легкого, полученным в тот злополучный день в Дориате, они справились довольно быстро. В бою нолдор порой приходилось труднее, потому и лекари научились справляться с гораздо более тяжелыми последствиями, чем простой удар ножа. Однако еще оставалось то, с чем совладать оказалось гораздо сложнее.
Плотнее запахнув плащ, Келеборн легко сбежал по запорошенной снегом мраморной лестнице и пересек широкий внутренний двор. На мгновение остановившись перед тяжелой дубовой дверью, он прислушался к взволнованному биению собственного сердца, а после решительно вошел.
— Ясного дня, — поприветствовал он мастера Мериона.
— Здравствуй, здравствуй, — ответил тот и, оставив в покое пузатую колбу, с которой в данный момент возился, обернулся к посетителю. — Ну, как ты? Вижу, что неплохо.
— Вы правы, — кивнул синда и, привычно сев на табурет у окна, разделся до пояса.
Целитель подошел и внимательно осмотрел тонкий, едва заметный рубец.
— Сегодня не болит? — уточнил он.
Келеборн покачал головой:
— Как будто нет. Только ночью немного ныло.
Нолдо нахмурился и, положив сухую, шершавую ладонь на грудь пациента, закрыл глаза и стал прислушиваться с помощью гораздо более чувствительного инструмента — собственной фэа.
— Следов тьмы внутри роа нет, это совершенно точно. Но ткани кое-где срослись не так, как задумал Единый.
— С этим можно что-то сделать?
— Да. Приходи завтра в это же время — я приготовлю один настой, и мы все вылечим. А вот насчет другого…
Мерион задумчиво покачал головой, потом глаза его на один короткий миг блеснули, и Келеборн не сдержался:
— Ответ из Химринга пришел?!
— Вчера вечером, — улыбнулся лекарь. — Целители принца Майтимо пишут, что им знаком похожий узор, но не совсем такой. Однако они дали несколько советов. Сам Нельяфинвэ тоже многое написал — Артаресто мне показал часть его письма. Вот только…
Мерион замолчал и, посмотрев за окно, задумчиво подергал себя за прядь.
— Понимаешь, — заговорил наконец он, — старшего Фэанариона лечили в основном братья. Здесь, в Минас Тирите, их, как ты сам понимаешь, нет. Однако через некоторое время мы дополним Песню необходимыми элементами и будем готовы приступить к лечению. Мы попытаемся убрать из твоего плеча те обрывки темной паутины. Госпожа Галадриэль молодец, изрядно постаралась — целостность заклинания нарушена, и восстановить ее при всем желании невозможно. Кем бы ни был тот приспешник Врага, ты для него более не послушный исполнитель. Должно быть, только влюбленная дева в порыве ярости способна на такое. Значит, окончательно исцелять теперь предстоит тоже ей. Если кто и способен освободить тебя от остатков темного заклинания, то это именно она.
— Благодарю тебя, — откликнулся Келеборн, и на лице его зажегся чистый, светлый огонь надежды.
С тех пор, как они покинули Дориат, остатки заклинания больше не беспокоили его, и все же было неприятно сознавать, что в твоем собственном теле есть нечто чуждое и враждебное.
Келеборн встал и, одевшись, послушно выпил настой, протянутый ему целителем. На мгновение поморщившись от едкой горечи, он перехватив немного насмешливый взгляд нолдо, склонил голову в знак уважения и, поставив опустевшую кружку на стол, покинул покой.
Собственное бездействие откровенно тяготило синду. Он не привык днями напролет слоняться из угла в угол, есть, спать и читать. Решив, что непременно стоит придумать себе занятие на будущее, он огляделся по сторонам и в этот момент заметил мелиссэ.
Галадриэль стояла буквально в двадцати шагах, у крыльца, и разглядывала что-то вдалеке. Проследив за ее взглядом, Келеборн заметил на ветке клена синицу. Подавив порыв окликнуть деву, он улыбнулся и наклонился, чтобы зачерпнуть немного снега.
Двор как раз пересекли двое стражей, возвращавшихся с караула, но сын Галадона решил, что возможные редкие прохожие не помешают им. Скатав в ладонях рыхлый снежный шар, он размахнулся и запустил его прямо любимой в плечо. Та вскрикнула от неожиданности и обернулась.
— Ах ты! — с притворным возмущением воскликнула дева, однако яркий, радостный блеск ее глаз с головой выдавал мгновенно вспыхнувшее веселье.
Долгое время они бегали по двору в азарте «боя», то прячась за колоннами и деревьями, то выходя на открытое место. Снег слепил им глаза, летел за шиворот. Скоро поднявшееся белое облако стало мешать видеть «противника», и Артанис с Келеборном стали подходить друг к другу все ближе и ближе. Дева заливисто смеялась, уже собственными руками пытаясь затолкать холодный комок любимому за ворот, тот не слишком активно уворачивался, а после, обняв Галадриэль, прижал ее к себе и коснулся губами ее смеющихся уст. Нолдиэ в ответ его обняла за шею и с жаром ответила. Оба стояли, с ног до головы усыпанные снегом, и, улыбаясь, смотрели друг другу в глаза.
— Я рада, что ты смеешься, — прошептала наконец Галадриэль. — Улыбайся почаще, прошу. Тебе очень идет.
— Я буду стараться, — серьезно пообещал Келеборн.
Он мотнул головой, стряхивая с волос налипший снег, и принялся помогать любимой очистить одежду от следов недавней забавы. Казалось, что фэар их переговариваются, и ощущение счастья, безоговорочного и полного, пришедшее впервые, пожалуй, за долгое время, было одно на двоих.
До обеда еще оставалось немного времени, однако в замок идти не хотелось. Взявшись за руки, Галадриэль и Келеборн неспешно пошли вглубь укрытого белым зимним покрывалом сада.
* * *
Ветер завывал за окном, метель швыряла снег в окна, вынуждая нолдор жарче топить камины. Запрет на использование осанвэ, объявленный Нолдораном, активно обсуждался эльфами, собиравшимися в общих залах, чтобы поделиться новостями или же просто поговорить. Близость Врага ощущал почти каждый, кто жил в крепости Врат, однако теперь многие задумались — знает ли об их чаяниях Моргот. Валар когда-то рассказали эльдар, что никто не сможет проникнуть в их разум, если тот огражден защитой аванира. Однако сейчас, в темное и холодное время, многие усомнились, и страх начал медленно, но верно сочиться, подобно сквознякам, пробираясь в жилые комнаты и залы, прячась среди стеллажей в библиотеке и даже порой заглядывая в мастерские.
В тот вечер было особенно неспокойно. Жар очагов согревал роар, но не фэар. Нолдор почти физически ощущали ледяную хватку Врага, что лишала воли и старалась погасить пламя их душ. Хотя вернувшиеся дозорные доложили, что в округе все спокойно, да и не сунулись бы ни ирчи, ни варги в такую погоду к ним — не дойти. Однако стражи ворот лишь недоверчиво посмотрели на возвратившихся и плотнее закутались в плащи. Почему-то нестерпимо хотелось потянуться осанвэ к отдыхавшим сейчас у огня, передать им свои чувства, а в замен ощутить тепло очага.
Однако дисциплина среди нолдор была великолепная, и никто не поддался искушению, за что и получил рассерженный плевок снега вмиг усилившейся метели.
Макалаурэ ощутил неладное, когда поднялся вопреки советам верных на стену. В воздухе носилось нечто темное, тщательно скрывавшееся за хлопьями снега. Однако как ни всматривался Маглор во тьму, различить так ничего и не смог. Решив, что все же ему показалось, он вернулся в относительное тепло помещений и, проходя мимо общего зала, уловил настроение сидевших там нолдор.
«Не померещилось, значит… что ж, не в первый и не в последний раз», — подумал он и отправился за лютней.
Своего лорда эльфы встретили тишиной и унынием — мерзкий сквознячок страха прокрался и сюда.
Маглор сел напротив огня, вздохнул, на мгновение прикрыв глаза, и начал петь. Он не призывал к борьбе, не напоминал о долге, нет. Его песни были полны света и в то же время легкой грусти и печали — знакомые каждому с детства мотивы, так любимые эльфами Тириона. Что побудило Макалаурэ исполнить именно их, он не знал, возможно, тому поспособствовал недавний разговор с матерью — Нерданэль теперь нередко связывалась с кем-либо из сыновей, или же сработало его непревзойденное ощущение настроения собравшихся. Во всяком случае к концу третей песни, многие нолдор словно пробудились ото сна, а некоторые даже начали подпевать. Настроение стремительно улучшалось, а злая вьюга постепенно превращалась в обычный зимний снегопад.
Поздно ночью Макалаурэ вновь поднялся на стену — медленно падавшие хлопья более никого не скрывали. Он долго смотрел, как кружатся и сверкают они, отражая лучи светильников, как укрывают землю, не зная, но догадываясь, как стремительно уносится на север темное нечто, испугавшееся пламени душ нолдор.
* * *
— Скучно! — несколько раздраженно произнес Амрас.
— Так займись делом, — тут же откликнулся близнец.
— Каким? — удивился он.
— Ну-у-у, — протянул Амрод, прикидывая, чем можно озадачить брата. Однако выходило, что нечем.
— Может, на лыжах покатаемся? — предложил он после некоторого молчания.
— Зачем? Тропы нахоженные есть, да и дозорные прекрасно справляются без нас.
— Просто так. Лично мне нравится сам процесс.
— А мне нет. Я б лучше поскакал, — отозвался Тэльво
— Так давай объединимся! — вскричал Питьо.
— То есть?
— Проще показать, чем объяснить. Иди седлай. Встретимся во дворе, — последняя фраза раздалась уже с порога, за который уже ступил Амрод, торопясь осуществить задуманное.
Тэльво же в легком недоумении подошел к деннику. Однако его не ждали — конь гулял. Верные, ухаживавшие за лошадьми, как раз заводили животных, чтобы те могли погреться и попить воды. Многие, конечно, жевали снег, но все же этого было недостаточно.
— Ты чего копаешься? — спросил Питьо, заглядывая в конюшню. — Я уже ждать тебя устал.
— Вуори гулял, — пояснил он, кладя седло. — Мы почти готовы, уже выходим.
— Подожди, мне нужны вожжи.
— Что ты задумал?!
— Увидишь. Выходите.
Анар висел низко над горизонтом, однако в распоряжении Амбаруссар еще было несколько светлых часов.
Братья покинули крепость, и, дойдя до ровного участка, Питьо попросил брата остановиться и прикрепил вожжи к пристругам. Придуманное в свое время Тьелко изобретение, не дававшее седлу съезжать назад, сделало задумку Амрода безопасной.
— Давай рысью, — наконец скомандовал он.
Вуори шел легко и широко, взметая снежную пыль, что окружала их подобно сверкающему ореолу. Тэльво глядел по сторонам, любуясь пейзажами, а Питьо радостно смеялся, скользя сзади на лыжах.
— Попробуй галопом! — прокричал он.
Снег летел из-под копыт, вынуждая Амрода щурить глаза и порой отплевываться.
— Тормози! — наконец смог он прокричать.
Амрас тут же перевел коня в рысь.
— Устал? — спросил он.
— Снег невкусный, — ответил Амрод.
Амбаруссар рассмеялись и продолжили прогулку.
Вскоре о новой зимней забаве стало известно почти всем нолдор Амон-Эреб, и радостный смех и заливистое ржание коней все чаще доносились с полей, прогоняя мрачные мысли, навеянные холодами, а также невидимых глазу сущностей, насылаемых владыкой Ангамандо, дабы подорвать волевой дух нолдор.
* * *
Лехтэ с грустью посмотрела на закончившуюся серебряную нитку и, вздохнув тяжело, воткнула иголку в ткань.
Запрет на осанвэ, объявленный мужем, хотя и был обоснован, доставлял немало неожиданных хлопот. Если раньше она могла просто попросить одного из верных принести ей недостающее, то теперь каждый раз требовалось оставлять работу и идти самой, порой отвлекаясь и возвращаясь далеко не сразу.
Лехтэ встала и, покинув гостиную, спустилась вниз. Погода с утра стояла приятная, солнечная и ясная, и нолдиэ подумала, что стоит, пожалуй, пользуясь случаем, немного прогуляться.
Она накинула на плечи теплый плащ и вышла во двор, направилась в сад и проследовала по ближайшей тропинке вглубь. Снег приятно похрустывал под ногами, и Лехтэ довольно щурилась. Вдруг путь ее пересекли следы — отпечатки лап маленькой кошки. Лехтэ заинтересовалась — обычно усатые обретались ближе к жилищам верных, кладовым, конюшням, а сюда не заходили, тем более зимой. Нолдиэ покачала головой и решила посмотреть, кто тут гуляет помимо нее. Следы ее привели в беседку. Там, свернувшись калачиком на запорошенной снегом скамейке, лежала незнакомая полосато-серая кошечка. Увидев эльфийку, она настороженно поджалась и зашипела — ее задняя лапка была порвана.
Лехтэ покачала головой и в который раз пожалела, что не может использовать осанвэ — с его помощью было бы куда как проще убедить зверька в собственных добрых намерениях.
Она осторожно протянула руку и тихонечко пропела:
— Здравствуй, маленькая. Я тебя не обижу.
Та замерла, но через некоторое время дала себя погладить.
«Должно быть, прошмыгнула в ворота, когда входил отряд», — предположила Лехтэ, раздумывая, как лучше поступить. Оставлять кошку на холоде не хотелось. К тому же стоило осмотреть ее лапу.
Хотя поначалу полосатая проявляла недоверие, но спустя немного времени все же пошла к Лехтэ на руки, и та отправилась вместе с ней к целителям. После, когда те сделали все необходимое, она, уже подлеченную, отнесла на кухню, где накормила. Довольная кошка устроилась дремать у очага, а Лехтэ, взяв наконец новый моток ниток, вернулась к вышивке и стала обдумывать неожиданно пришедшую в голову мысль.
Своей идеей она поделилась вечером, когда вся семья собралась за ужином. Отложив в сторону вилку, Лехтэ посмотрела сначала на мужа, потом на сына, и наконец объявила:
— С этим аванирэ надо что-то делать.
— Тебе не поставить защиту? — взволнованно спросил Куруфин, а Тьелпэ быстро проглотил только что оказавшийся во рту кусок мяса.
— Нет, — возразила Лехтэ, — но бывают ситуации, когда осанвэ ничто не заменит.
При этом она пристально и очень выразительно посмотрела на мужа, а Куруфинвион срочно принялся разглядывать кусочки овощей у себя в тарелке.
— У нас в семье целых два мастера, — продолжила она. — Может, выйдет сделать какой-нибудь кристалл или что иное, чтобы он создавал искусственный аванир сразу на двух-трех эльдар? Защитная сфера, например, внутри которой можно пользоваться осанвэ.
Она еще раз посмотрела на немного оторопело взирающего на нее Искусника, потом на задумчивого Тьелпэ, и, улыбнувшись, закончила:
— Такая вот просьба, чтобы вам двоим скучно не было.
Настроение с самого утра у Тьелпэ было совершенно нерабочим. Едва он поутру открыл глаза и, широко зевнув, распахнул створку окна, как на него дохнуло почти весенней свежестью.
«Странно, — подумал он и, подставив лицо лучам Анара, с довольной улыбкой прищурился. — До конца зимы еще месяц».
Однако фэа утверждала совершенно иное. В саду позади крепости звонко пели птицы, пахло прелой землей, и казалось почти кощунством отправляться в мастерскую, чтобы запереть себя там до самого вечера. И все-таки Тьелпэ ждали дела.
Решительно стиснув зубы, он усилием воли отогнал от себя непрошеные думы, проворно оделся, спустился вниз, позавтракал и уверенно направился в сторону хозяйственных помещений.
Однако мысли все же упрямо возвращались к тем восхитительным, будоражащим душу запахам, продолжавшим долетать до него сквозь распахнутые окна и двери.
Тяжело вздохнув, Тьелпэ кинул перчатки на стол и оглянулся. Собственно, выбор у него теперь был небольшой — продолжать заставляться себя и остаться недовольным результатом или же отложить инструмент и пойти погулять.
Аргумент, что отец дома, а, значит, его собственное время снова принадлежит по большей части лишь ему одному, в конце концов определил исход метаний. Куруфинвион загасил огонь в печи и, накинув на плечи куртку, вышел во двор.
Тихонько переговаривались на стенах стражи, сновали нисси, спешившие куда-то по делам, гуляли рядом с птичником обрадовавшиеся погожему дню куры.
Путь Тьелпэ шел по посыпанной гравием дорожке мимо мастерских, покоев верных и птичника в сторону левад.
Отяжелевший снег немного затруднял движение, однако все же не настолько, чтобы испортить прогулку. Дышалось легко и свободно. Тьелпэ щурился, разглядывая небо, и размышлял над вопросом, уже который день не дававшим покоя: какого жеребца выбрать в подарок Финдекано. Видений, к его огромному сожалению, больше не приходило, поэтому предстояло как-то решать самому. Куруфинвион приглядывался к молодняку, надеясь, что те ему однажды подскажут.
Тем временем он почти добрел до цели, и гулявшая в леваде Тари заметила эльфа. Весело заржав, она побежала к нему. Поблизости был вороной аманский двухлетка по кличке Рене. Прекратив жевать сено, он проводил Тари внимательным взглядом, но, заметив, что кобылка и нолдо дружески общаются, заметно расслабился.
Тьелпэ погладил Тари, поиграл с ней, и она вернулась к своему четвероногому другу. Куруфинвион проводил ее взглядом и задумался, не нашелся ли ответ на его вопрос.
«Кажется, стоит еще за ними понаблюдать. И если они действительно успели подружиться, то в подарок Финдекано, пожалуй, отправится именно Рене».
* * *
Весна на этот раз была затяжная. Зима не желала покидать земли Белерианда, продолжая порой сыпать снегом. Дороги сделались трудно проходимыми, так что Морифинвэ и его спутникам пришлось задержаться в подгорном королевстве.
Договоренности были достигнуты, переговоры давно завершились, так что нолдор могли просто приятно проводить время за чтением книг или же в одной из кузниц, любезно предоставленной наугрим в их распоряжение.
Дело в том, что гости из Таргелиона поделились некоторыми секретами, рассказав, что делает их сталь более твердой, но при этом нехрупкой. Гномы же в ответ предложили поставлять руду за существенно меньшее вознаграждение, чем планировали. Когда же Карантир обещал еще и показать, как стоит вести сам процесс выплавки, радости наугрим не было предела. Они незамедлительно предложили одну безвозмездную поставку в год, правда, меньшего объема. Однако Карнистира это абсолютно не огорчило — ему предоставилась возможность познакомиться с технологиями гномов. Иначе показать на практике весь процесс он не мог. Наугрим скрипнули зубами, однако детально рассказали о назначении и устройстве каждого предмета в кузнице. После того, как нолдор и дети Махала провели там многие часы, скрывать что-либо от гостей не имело смысла.
Чем ближе становился отъезд эльфов Таргелиона, тем больше нервничал государь Регин. Однажды утром он лично, но в сопровождении одного из советников и почему-то Рори, заглянул в комнату лорда.
— Сегодня мы исполним то, что велят предки! — начал он величественно и несколько скорбно.
— Доброго дня, — немного растерявшись, ответил Морьо, которому очень хотелось узнать, что же удумали эти коротышки.
Пробыв несколько месяцев в их королевстве, он понял, что обычаи и традиции двух народов разнятся, но вроде бы ничего непоправимого ни он, ни его спутники не совершали.
— Ждем вас, лорд Карантир в тронном зале. Через час. Никто не посмеет сказать про Регина, что он не чтит заветы Махала!
— И про Рори, лорд.
С этими словами наугрим вышли, оставив озадаченного Карнистира теряться в догадках.
Как только гномы покинули нолдо, тот незамедлительно направился к верным.
— Слушайте меня внимательно, — начал с порога Карантир, — будьте готовы в любой момент отправиться в обратный путь. Возможно, без меня.
— Что? — донеслось сразу с нескольких сторон.
Морифинвэ поведал своим спутникам о недавнем визите гномьего короля.
— Да мало ли какие у них там заветы. Мне кажется, вы зря волнуетесь. Не мог же Аулэ повелеть им убивать лордов нолдор, — начал один из них.
— Нет, конечно. Но прошло много лет. Наугрим могли позабыть его истинные слова, ежели таковые и правда были, — возразил Карнистир.
— Мы вас не оставим, лорд. Вы пойдете туда с охраной! — воскликнул самый юный нолдо.
— Звали лишь меня, но, думаю, против нескольких сопровождающих они возражать не будут.
Он назвал имена двух верных.
— Остальные слышали мой приказ. Будьте готовы незамедлительно отправиться в Таргелион.
Гномья стража пред тронным залом была непреклонна:
— Государь Регин велел пропустить лишь лорда Карантира. Вы же вольны ожидать его здесь или в ином месте, ежели получите такой приказ.
Дождавшись решения нолдо, велевшего эльфам находиться неподалеку, гномы распахнули двери перед Морифинвэ.
В зале было темно, даже немного мрачно. Пламя свечей и факелов чуть дрожало, повинуясь малейшему колебанию воздуха.
— Я вновь приветствую тебя, лорд Таргелиона, — начал Регин. — Ты гость и принадлежишь иному народу, однако это не дает нам право нарушать традиции.
Карантир прислушался к своим ощущениям — опасности не было. Пока. Однако Регин, Рори и еще один весьма юный гном заметно волновались.
«Какой странный выбор присутствующих», — подумал Морьо, продолжая внимательно слушать короля наугрим.
— Все собравшиеся сейчас здесь, в этом зале, знавшем немало радостей и горестей, волею случая видели и говорили с Лантириэль.
«И что?!» — удивился Фэанарион, начиная переживать за любимую.
— Никто б из нас не позволил себе начать беседу с эльфой… с женщиной-эльфом, — поправил он себя, заметив, как дернулись мышцы на невозмутимом лице нолдо, и решив, что допустил ошибку, возможно, оскорбительную.
— Посему, — продолжил Регин, — ты, лорд Таргелиона, увидишь наших женщин! Мою жену и дочь почтенного Рори.
— Ежели так велят ваши традиции, поступим согласно им! — произнес Карантир.
«Так вот оно что… гномы прячут своих женщин, но кто же знал, что они перенесут такое отношения и на нас. Теперь главное правильно поступить, такое чувство, что они что-то не договаривают…»
— Согласно традициям? — подал голос юный гном, распахнув в ужасе глаза. — Но вы же не убьете государя?!
«Даже так?! — ужаснулся нолдо. — Вряд ли Аулэ… впрочем, выход есть. И очень удобный для нас».
— Законы Махала говорят вам о праве убить обидчика, но не делают это обязательным. Почтенный Рори лечил меня и помог встать на ноги и вновь взять в руки и молот, и меч. Ты, мой юный друг, вывел моих подданных из завала, помог им в дороге. Они все живы благодаря тебе. Я не посмею забрать ваши жизни за то, что вы говорили с Лантириэль. Однако владыку подгорного королевства…
— Не-е-е-ет! — закричал гном.
— Не перебивай! — хором приказали Регин и Карантир.
— Так вот, владыку подгорного королевства, государя Регина я прощу и оставлю ему жизнь.
— Я не забуду этого. И буду должен, — серьезно произнес он.
— Да, — согласился Морифинвэ. — Вы поможете Таргелиону в войне с Морготом.
— Только с ним! Против других остроу… эльфов не пойдем!
— Мы не воюем друг с другом. Можете не беспокоиться, — заверил Регина Карнистир.
— Да будет так! Клянусь Махалом, — торжественно произнес он. — А теперь…
Король сделал знак лекарю, и Рори подошел к небольшой двери, расположенной почти за троном, и распахнул ее.
В зал вошли две гномки.
— Моя супруга, Трис, — Регин указал на одну из них, — и дочь Рори, Фиси.
Морьо старался пристально не разглядывать гномок, хотя ему и было очень интересно. Невысокие и коренастые, как и все наугрим, они носили богато расшитые платья, из-под которых выглядывали тяжелые кованные сапоги. Волосы, уложенные в замысловатые прически, украшали золото и самоцветы. Так же, неожиданно для эльфов, они имели бороды, подобно мужчинам их расы, заплетенные в косы и украшенные драгоценностями.
— Приветствую вас, леди, — произнес Карантир, надеясь, что этих слов достаточно.
Он не ошибся. Меньше, чем через минуту, Регин подал знак рукой, и обе гномки, еще раз быстро взглянув на эльфа, скрылись за дверью.
Традиции были соблюдены. Обменявшись взаимными любезностями, Карнистир и наугрим простились, и нолдо поспешил к своим, успокоить и поделиться новостями. А также начать собираться в обратный путь — крепость уже соскучилась по своему лорду.
* * *
Весна пришла в Белерианд окончательно и бесповоротно. Вскрылись реки, побежали по полям широкие, шумные ручьи. Дороги размыло.
Галадриэль же, несмотря на всеобщее радостное настроение, недоумевала и даже злилась. С тех пор, как из Химринга было доставлено письмо, прошло достаточно времени, однако целители не спешили назначать день окончательного излечения Келеборна. Дева не понимала причин и строила предположения, одно другого страшнее.
Глядя с городской стены на бурлящий у подножия острова Сирион, она часто с улыбкой ловила себя на мысли, что действительно хочет замуж. Но о какой же помолвке может идти речь, пока в теле любимого сидит эта дрянь! Торжественный день должен стать счастливым для обоих, а Келеборн по большей части серьезен и даже мрачен.
«Нет, нужно сначала вернуть ему радость жизни», — размышляла она.
Значит, пришло время действовать. Решив, что пора поговорить с целителями, Галадриэль сошла со стены и пересекла двор. И почти сразу наткнулась на мастера Мериона.
— А, госпожа, — обрадовался он, заметно просияв, — вас-то я и искал.
— У вас есть новости? — с надеждой в голосе спросила она.
— Именно так. Пройдемте, поговорим.
Она кивнула и прошла вслед за лекарем вглубь уставленного какими-то колбами и ретортами помещения.
— Присаживайтесь, — приглашающе кивнул хозяин на стул у окна.
Дева села и посмотрела выжидающе.
— Понимаете, — начал целитель и в раздумьях прошелся по комнате, — когда мы обсуждали паутину в роа вашего жениха, то не подумали об одном очень важном моменте. Ведь магия по сути дела вещь уникальная. Да, есть общие заклинания и тому подобное, и все же… Каждый вновь выполненный аркан несет отпечаток фэа своего создателя. Это как подпись на документе.
— Вы хотите сказать?..
Артанис встрепенулась в порыве внезапной надежды, но после, сникнув, печально покачала головой.
— Эта паутина — наш шанс доказать виновность того, кто ее наложил. В этом смысле неведомый нам майя совершил ошибку. Но его можно простить — просто до сих пор он не имел дела с нолдор.
— Но Келеборн не может и дальше в себе носить такую мерзость! — нахмурилась Галадриэль.
— Я и не собирался просить его о подобной жертве. Нет, есть иной выход.
— Какой же?
— Снять слепок паутины.
Нолдиэ подалась вперед, и лицо ее озарилось светом внезапной надежды:
— Это возможно?
— Разумеется, иначе я бы не предлагал. Мы создадим магическую копию того темного заклинания заодно с отпечатком фэа его создателя и сохраним до поры. Когда придет время — доказать виновность темной твари не составит труда.
Галадриэль встала и, подобно целителю, прошлась по комнате.
— Когда? — спросила она коротко.
— Завтра, прямо с утра. К тому времени мы завершим последние приготовления. Приходите вместе с господином Келеборном, его матерью и лордом Артаресто. И вы сами, разумеется. Вы все понадобитесь.
— С нетерпением буду ждать.
* * *
Мать Келеборна, леди Гвиритель, уговаривать не пришлось. Едва услышав от Галадриэль, в чем дело, она сразу же согласилась. Сам же он выслушал известие от любимой, немного нахмурившись:
— Мерион не сказал, когда уберут саму паутину?
Дева лишь грустно покачала головой:
— Нет пока. Но я уверена, что скоро.
— Что ж, буду ждать.
Они вышли на балкон и долго молчали, глядя на звезды, щедро рассыпанные по небу. Заметив, что любимая хмурится, Келеборн мягко обнял ее, прижав к груди, и та с благодарностью откинулась ему на плечо.
— О чем ты думаешь? — полюбопытствовал он.
— О том, что власть оказалась не столь желанной наградой, как мне представлялось в Амане.
— Ты имеешь в виду ответственность?
— Главным образом да. Это не только венец на голове и величие, это ежечасная, непрекращающаяся забота о судьбах тех, кто тебе доверился.
Родич Тингола с легким удивлением посмотрел на нее:
— Но разве для тебя это стало открытием? Ведь ты внучка Финвэ, ты должна была видеть.
— Согласна. Но все равно, пока не столкнешься воочию, не оценишь масштабов. Тогда, в юности, я не думала о тяжелой ноше ответственности, меня манил внешний блеск. Но сейчас я уже не уверена, хотела бы я править, или же нет.
Несколько долгих мгновений Келеборн молчал.
— Это все означает, — наконец сказал он, — что ты действительно взрослеешь, любовь моя.
Та легко рассмеялась:
— Благодарю за понимание, мельдо. Что ж, как бы то ни было, мне пора спать — завтра трудный день. Ясных снов, родной.
Галадриэль потянулась к его губам, и Келеборн с удовольствием поцеловал ее. Дева ушла, а он все стоял и смотрел на звезды и вдыхал пропитанный весной ночной воздух. Поднявшаяся поутру на небо ладья Ариэн встретила его на ногах.
— Ты готов? — спросила Артанис, входя в покои.
— Да, более чем.
— Тогда вперед.
Леди Гвиритель и лорд Артаресто их уже ждали. Они все вместе спустились и, выйдя во двор, отправились в покои целителей.
— Рад, очень рад видеть вас, — приветствовал их мастер Мерион, широким жестом указывая на стоящий в центре комнаты деревянный круглый стол.
Келеборн подошел и принялся с любопытством рассматривать разложенные на нем предметы. Золотой браслет, кусок горного хрусталя на цепочке и вода в расписной фарфоровой миске.
— Что это? — поинтересовалась Галадриэль.
— Будущие носители, — пояснил целитель. — Те предметы, на которые мы и запишем слепок заклинания.
— На трех сразу?
— Да, на всякий случай. Кто знает, сколько лет пройдет прежде, чем они понадобятся. Жизнь штука слишком непредсказуемая.
— Но вам не кажется, — нахмурилась дева, — что вода в этом плане чересчур ненадежна?
— Отнюдь, — покачала головой леди Гвиритель, — как раз нет ничего более надежного, чем вода.
Галадриэль вопросительно подняла брови. Ее будущая свекровь улыбнулась и пояснила:
— Металл может рассыпаться в прах, камень даст трещину, но воде ничто подобное не грозит.
— Ее можно вылить.
— Верно. Однако, попав на камень — она станет частью камня, упав в землю, станет частью земли. Испарившись, вода превращается в облака, а из увлажненной почвы вырастают растения. Они напитываются влагой, и та вместе с ними переходит в новое состояние.
— А если их сжечь?
— Тогда они станут золой, а та снова удобрит почву.
— Леди Гвиритель права, но мы делаем проще — мы выльем ее в Сирион. И тогда вся река будет знать, а вместе с ней и великое море, куда она впадает, про слепок, что мы собираемся снять. И в нужный час Сирион откликнется и засвидетельствует, где бы мы ни находились, неважно в устье или в истоке.
— А вместе с ним и море, — эхом откликнулась Гвиритель.
Галадриэль молчала, разглядывая сосуд, а после вздохнула:
— Я нолдиэ и не подумала об этом, но вы правы. Что ж, тогда начинаем.
Мастер Мерион дал Артанис, Гвиритель и Ородрету свитки, велел Келеборну раздеваться, а сам тем временем достал какой-то отвар. Усадив пациента в центр комнаты, дал выпить ему травяной напиток, неожиданно оказавшийся ароматным и приятным на вкус, и, положив руку на то место, где пряталась паутина, запел. Остальные подхватили, и синда почувствовал, как это место начинает настойчиво покалывать, с каждой секундой все сильнее.
Голоса нисси и нэри сливались в стройный хор, окутывавший Келеборна, словно уютный, мягкий кокон, а роа уже, казалось, резали изнутри на части. Остатки темного заклятья сопротивлялись. Песня звучала все громче. Он стиснул зубы, а мастер Мерион, взяв браслет, поднес его вплотную к темной метке. Следом пришла очередь камня и воды. Голоса стали стихать, а Келеборн ощутил, что боль отступает.
— У нас получилось? — наконец спросил он, когда смог отдышаться.
— Более чем, — ответил довольный Мерион.
Целитель протянул браслет Галадриэль, а горный хрусталь Гвиритель:
— Сохраните. А это…
Чаша с водой перекочевала в руки Артаресто. Тот кивнул и вместе со спутниками вышел во двор.
— Открыть ворота! — приказал он стражам.
Механизм бесшумно пришел в действие, и лорд, спустившись к реке, вылил воду из чаши в Сирион. Тот забурлил, начал переливаться разноцветными искрами, а через несколько минут вернулся в свое привычное состояние, будто и не было ничего.
— Ну вот, — улыбнулся довольный целитель, — дело сделано.
— Когда вы сможете убрать из меня эту мерзость? — спросил Келеборн прямо.
— Через несколько дней. Песня уже полностью готова, надо только еще раз все перепроверить. Держись, осталось ждать совсем немного.
Ородрет вернулся в крепость, и ворота закрылись.
Стражи все так же стояли на своих постах, безмолвно вглядываясь в даль, и можно было подумать, будто и не произошло ничего.
Галадриэль с Келеборном взялись за руки и все вместе отправились наконец завтракать, изрядно уставшие, но довольные.
* * *
Времени до столь важного события оставалось все меньше, а, значит, стоило приступить к изготовлению подарка. Конечно, Нолофинвэ уже заказал мастерам многие необходимые и красивые вещи, но ему хотелось преподнести сыну и его жене нечто, сработанное своими руками. Финголфин долго думал, чем именно желает порадовать Финдекано и Армидэль, пока не вспомнил свою свадьбу. В тот день и он, и Анайрэ получили в дар от Финвэ заключенные в причудливые оправы самоцветы, найденные отцом во владениях Аулэ. Когда эльфы только переселились в Аман, король нолдор любил навещать стихий, учась у них, узнавая новое и порой просто прогуливаясь и любуясь красотами Благословенного края.
Вспомнив о даре Нолдорана, он незамедлительно вернулся к себе и, открыв шкатулку, взял в руки кулон. Холод камня неожиданно сменился теплом, а синие искры лабрадора словно перетекли с самоцвета на державшую его руку Нолофинвэ и устремились по жилам к сердцу.
— Анайрэ, — шепотом позвал он.
Фэа рвалась на запад, туда, где неожиданно выронила перо нолдиэ и чернила залили свиток. Она вскрикнула и, сама не понимая, что делает, поспешила в спальню, к комоду, где хранились ее драгоценности. Пальцы сами скользнули к подарку Финвэ, и эльфийка почти наяву ощутила любовь и тоску мужа.
— Анайрэ, — прокричал Финголфин, прижимая камень к груди. Быть живыми, но навсегда разделенными — морями, обидами, валар.
Сердце билось, готовое выскочить из груди, оно рвалось туда, где снова сможет услышать, ощутить такой знакомый и родной стук — сердце любимой.
Нолофинвэ закрыл глаза и, думая о жене, он молил Эру послать сыну и его супруге иную долю. Он желал Финдекано счастья, хотел, чтобы тот никогда не познал горечи такой разлуки — до конца мира.
Когда Финголфин уже собрался убрать камень и заняться изготовлением подарка, пришел ответ-видение — его жена спускалась с корабля, ступая на земли Белерианда, а чуть впереди нее… Финголфин разжал пальцы. Картинка исчезла, но он еще успел услышать отчаянный крик Анайрэ:
— Люблю!
* * *
Дверь отворилась, и Куруфин, замерев на пороге, довольно подставил лицо теплым лучам. Весна наконец-то пришла в Белерианд. Снег почти весь стаял, хотя местами еще продолжали бежать ручьи, радуя нолдор своими голосами.
Хотелось прикрыть глаза, замереть и, впитывая долгожданное тепло, радоваться переменам в природе.
«Надо все же быстрее доработать с Тьелпэ кристалл», — подумал он, жалея, что не может сейчас поделиться осанвэ с Лехтэ своими эмоциями и позвать ее на прогулку.
Впрочем, последнее было вполне осуществимо. Поспешив в комнату, он застал супругу за вышивкой. Стежки ровно ложились друг за другом, делая нарядную рубашку еще красивее.
Куруфин некоторое время молча улыбался, глядя на жену, а потом ласково обнял ее за плечи.
— Пойдем на улицу, — предложил Искусник. — Отличное время для прогулки.
— Мельдо! Я так увлеклась…
— Заметил. Так что? Идем?
— Конечно. Сейчас, только пару стежков…
— Хорошо.
Лехтэ, завершив работу, накинула на плечи плащ и взяла мужа за руку:
— Я рада, что ты нашел время.
— Мелиссэ, ты же знаешь меня, — по-доброму усмехнулся он. — Во всяком случае я почти не задерживаюсь в мастерской допоздна.
Куруфин снова улыбнулся, и Тельмиэль на мгновение показалось, что перед ней вновь юный Атаринкэ. Она крепко стиснула его пальцы и прижалась к плечу.
— Мельдо…
Поцелуй на некоторое время задержал супругов. Впрочем, они и не спешили.
— Кстати, кристалл почти готов, — спускаясь по лестнице сообщил Искусник жене.
— Это замечально! — радостно воскликнула она и замерла, увидев, ощутив и вдохнув наступившую весну.
— Как только доработаем, мы с тобой обязательно проведем его испытания, невозможные в условиях мастерской.
Искусник призадумался и, лукаво посмотрев на жену, шепотом сообщил:
— Впрочем, если захочешь, можно и там.
Лехтэ ничего не ответила — только выразительно посмотрела на мужа.
— Кажется, кто-то передумал отправляться на прогулку?
— Нет. А вот после…
— План полностью одобрен, — он быстро подхватил Лехтэ на руки и немного покружил ее.
Верные делали вид, что не замечали лорда с женой, что так долго и необычно пересекали двор. Впрочем, когда супруги вышли за ворота, многие позволили себе светло улыбнуться, радуясь за их счастье.
Во дворе, устроившись на самой верхней ветке разлапистой, пышной ели, звонко пела зеленушка, радуясь наступающему теплу. В столбе света напротив окна танцевали пылинки.
— Возьмите, госпожа, — сказал Мерион и протянул Галадриэль свиток, — и заучите. Завтра во время лечения вам придется отдать много сил, и отвлекаться на чтение уже не получится. Кстати, не забудьте подкрепиться, прежде чем отправляться утром сюда.
— Хорошо, непременно все сделаю, — пообещала та. — Когда именно приходить?
— С рассветом.
— Благодарю вас, — тепло и искренне улыбнулась дева и в знак уважения перед мастером склонила голову.
Теперь следовало обрадовать Келеборна. Стремительно покинув покои исцеления, она остановилась посреди двора и слегка прищурилась, давая возможность глазам привыкнуть к яркому свету Анара после полутьмы помещения, а заодно раздумывая, где искать любимого.
Собственно, вариантов имелось всего два, и первым из них были мастерские. Там любознательный синда брал уроки, и верные охотно его учили. Однако теперь они заверили Галадриэль, что Келеборна с ними нет.
«Значит, он в библиотеке», — поняла она.
Там ее мельдо был готов пропадать часами, читая все, что могло представлять хоть малейший интерес, а так же ведя долгие, вдумчивые беседы с Мастером-хранителем знаний. Галадриэль тепло улыбнулась, вспомнив, что вчера застала своего синду за чтением указов ее деда Финвэ.
«Интересно, чем он занят сегодня?»
Любопытство подстегивало, и по лестнице она уже почти взлетела. Толкнув тяжелую дверь, осторожно вошла, чтобы не мешать тем, кто мог тут заниматься важными делами, и направилась вглубь, оглядываясь по сторонам.
Любимый обнаружился в соседнем зале.
— А, кажется, на сегодня нашу беседу придется закончить, — объявил Мастер-хранитель, увидев сестру лорда.
Келеборн обернулся и, просияв, подошел к возлюбленной и бережно, но крепко прижал ее к себе.
— Чем занимаешься? — поинтересовалась она и, обняв его за шею, оставила на губах быстрый невесомый поцелуй.
— Ничем важным. Просто обсуждали, из чего могут быть сделаны звезды.
От удивления дева округлила глаза. Келеборн рассмеялся:
— Любопытно же.
— Охотно верю, иначе какой смысл вообще вникать в подобное. Но я к тебе не просто так пришла, а с вестями. Готовься — завтра будем тебя исцелять.
Определенно, если бы радость Келеборна была рекой, то теперь в ней можно было бы запросто утонуть — столь широка и глубока она оказалась. Одну долгую минуту он молчал, глядя невесте в глаза, а той казалось, что она, не смотря на аванирэ, отчетливо слышит и ощущает, какие бури бушуют у него в груди.
— Наконец дождался, — прошептал он, и голос его сорвался.
— Да. Утром все закончится.
Он вздохнул глубоко и обнял любимую еще крепче. Потом коснулся ее лба своим и долго так стоял, а она гладила его по плечам и затылку, перебирала длинные серебристые волосы и изо всех сил старалась, чтобы он ощутил ее любовь и поддержку, несмотря на все преграды — напрямую от фэа к фэа, от сердца к сердцу.
— Спасибо тебе, — наконец прошептал он.
— Люблю тебя, — отозвалась она.
О чтении больше не могло быть речи. Они взялись за руки и отправились бродить по саду. Пели первые весенние птицы, возвращавшиеся из теплых земель. Галадриэль и Келеборн слушали их голоса и пытались угадать, что готовит им судьба. Однако будущее на этот раз было скрыто плотной, непроницаемой пеленой. И все же оба от всей души надеялись на что-нибудь хорошее.
Утром, едва ладья Ариэн начала всходить на небосклон, высветлив его восточный край, жених с невестой отправились в покои целителей. На этот раз на процедуре не было посторонних — лечение слишком интимный процесс, и касается он только больного и лекаря.
Для Келеборна у стены была приготовлена кушетка, и мастер Мерион велел ему ложиться. Синда послушно разделся, вытянулся на боку и прикрыл глаза.
— Вы готовы, госпожа? — спросил целитель.
— Да, — уверенно ответила Галадриэль.
— Хорошо, — кивнул тот. — Тогда садитесь вон на тот стул.
Она устроилась поудобнее и глубоко вздохнула. Еще раз мысленно повторила порядок действий. Тем временем Мерион налил из бутыли темного стекла густой рубинового цвета настой и протянул кубок со словами:
— Каждый выпейте по половине.
Выполнив и это указание, нолдиэ дождалась, пока целитель чуть отойдет, и прошептала:
— Люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, родная, — мгновенно отозвался Келеборн.
Она коснулась осторожно его плеча и ощутила под ладонью тепло. Любимый лежал, безоглядно вверив ей свою жизнь, и только частое биение жилки говорило о тщательно сдерживаемом волнении.
И тогда Галадриэль закрыла глаза и запела. Слова Песни, рождаясь в груди, проходили через сердце и фэа, напитывались ее любовью и только после этого проникали в роа того, чьего выздоровления она жаждала всем своим существом. Мотив сплетался в причудливый, замысловатый узор, горевший перед мысленным взором глубоким золотистым цветом. Нити пульсировали, опутывали черноту в глубине роа, которая болезненно металась, безуспешно пытаясь найти выход, постепенно затягивали и душили ее.
Наконец, когда аркан был полностью построен и тьма пленена, Галадриэль потянула нити и мягко извлекла из тела любимого. Тот с облегчением выдохнул, и, если бы она в этот момент могла его видеть, то непременно заметила, что черты Келеборна заметно расслабились, а лицо обрело спокойное, умиротворенное выражение.
Убрать из роа лишенные силы обрывки нитей тьмы уже не составило труда. Прошло еще четверть часа, и все было кончено.
Когда Галадриэль открыла глаза, по лицу ее струйками сбегали капельки пота. Мастер Мерион подал ей воды и целый лембас, а когда молодая целительница немного восстановила силы, просто прошептал:
— Это было великолепно.
И дева улыбнулась, слабо, но искренне.
— Благодарю тебя, родная, — прошептал столь же обессиленный Келеборн.
Лицо его теперь лучилось внутренним чистым и ярким светом, и Галадриэль подумала, что запросто могла бы ослепнуть. Ну, или влюбиться, если бы до сих пор по какой-то невероятной причине не испытывала таких чувств к своему синда.
Келеборн с заметным усилием поднялся и, отдышавшись, оделся. Подумал немного и, потянувшись, крепко, со страстью поцеловал мелиссэ.
— Теперь оба идите завтракать и набираться сил, — распорядился лекарь не терпящим возражений тоном. — Сможете сами дойти? Или вас проводить?
— Все в полном порядке, — заверил синда.
Впрочем, уже через пару минут выяснилось, что за дверями их обоих ждет Артаресто. Узнав, что исцеление его будущего зятя прошло успешно, лорд от всего сердца поблагодарил верного и вместе с сестрой и ее будущим мужем направился в сторону донжона.
— Я хотел просить тебя кое о чем, — заговорил Келеборн, обращаясь к будущему родичу.
Тот обернулся и посмотрел вопросительно:
— Я слушаю тебя.
— Понимаешь, я бы хотел получше изучить военное дело. Мне в общем уже приходилось командовать, но чувствую, что слабоват.
— Что ж, — отозвался Ородрет, — ничего не имею против. Но тогда изучать надо начинать с самого начала. То есть со службы рядовым воином. Конечно, на советах командиров ты тоже будешь присутствовать.
— Согласен. И благодарю за разрешение.
— В таком случае приходи завтра утром на тренировку.
Ородрет толкнул дверь, ведущую в столовую, и Келеборн, остановившись на мгновение, закрыл глаза и глубоко вздохнул. И снова на его лице Галадриэль прочла глубокое, безграничное счастье, и ощутила, как оно проникает и в ее собственное сердце и душу. Даже несмотря на аванирэ.
* * *
Магический удар пришел неожиданно и оказался почти что болезненным. Мелиан недовольно зашипела, чем вызвала недоуменный взгляд Тингола, нежно поглаживавшего ее пальцы.
— Пусти! Ты только для одного… об одном и думаешь! — в сердцах вскричала Мелиан, вставая со ставших такими привычными за многие века колен Элу.
— Потом продолжим, — опомнившись, ласково продолжила майэ. — Я постараюсь загладить свою вину, мой дорогой король.
Взгляд Мелиан обещал многое, очень многое взволновавшемуся было королю. И он же успокоил, рванувшегося следом за ней Эльвэ, погрузив в мир сладких грез.
«Келеборн потерян — даже если он и рискнет вернуться, больше использовать его нельзя. Его нолдорская подстилка умнее, чем хочет казаться!» — Мелиан зло покосилась на вышитый подарок Артанис и вышла из зала.
Неприятное чувство от удара, когда паутина заклинания оставила тело Келеборна, начало проходить, но вместе с тем росла досада и осознание того, что Тингол еще побудет королем и мужем.
«Жаль, что ему не понять всю прелесть тьмы, ее величие, боль и наслаждение ею», — в памяти Мелиан вновь непрошено возник падший вала, открывшей ей в свое время небывалые ощущения, которые позволяла ощутить эта фана.
— Naneth, все хорошо? — Лютиэн догнала медленно бредущую по Менегроту Мелиан.
— Конечно, родная, — отозвалась та. — Как твои дела? Мне кажется, ты хочешь о чем-то мне рассказать.
— Ты права. Знаешь, я вновь смогла влюбить в себя Даэрона!
— Умничка!
— Понимаешь, когда он вернулся из приграничья, я ощутила, что его фэа тянется к иной нис! Совершенно незнакомой мне…
— На ее счастье, — хохотнула Мелиан.
Лютиэн кивнула:
— Я немного поменяла структуру заклинания и теперь выходит так, что чем больше он стремится к той деве, тем сильнее желает меня! Забавно, не находишь?
— Покажи мне его!
— Даэрона?
— Да нет, — отмахнулась майэ. — Заклинание. Как я тебя учила. Помнишь?
— Хорошо. Вот оно, — Лютиэн представила структуру, каркас созданного ею колдовства, а затем наполнила его содержанием.
— Оно… оно прекрасно! Доченька, ты хоть понимаешь, что смогла создать? — в восхищении проговорила Мелиан.
— Нечто универсальное, naneth, — кивнула та. — Сейчас я наполнила каркас страстью и неразделенным желанием, завтра смогу заменить вечной преданностью или беспрекословным послушанием…
— Да. Он теперь навеки твой. Во всех смыслах.
— Не совсем. Заклинание разрушится, как только он окажется на грани смерти — зачем мне тратить силы на того, кто уже почти шагнул в Чертоги?
— Ты права, права… — в раздумьях проговорила Мелиан.
«Кажется, я знаю, кто станет идеальным исполнителем. Кто уничтожит Дориат, который есть сейчас, и его короля. Жаль только, что она не увидит результатов своих трудов, впрочем… на подготовку уйдут годы», — улыбнувшись, Мелиан взяла дочь за руку.
— Хочешь, подскажу, как можно интересно провести время с твоим менестрелем? — она загадочно улыбнулась и, дождавшись кивка Лютиэн, поделилась с ней одной занятной идеей.
* * *
Сквозь распахнутые окна одуряюще, головокружительно пахло весной. Едва полевые тропы просохли и стали проходимы для лошадей, в Ломинорэ прибыл Нолофинвэ.
— Решил воспользоваться случаем и провести со своими детьми побольше времени, — широко улыбаясь, заявил он выбежавшему встречать старшему сыну и крепко обнял его. — Аракано же приедет к самому торжеству. Он сейчас по-прежнему на северных рубежах.
Ириссэ тоже обрадовалась отцу, хотя и встретила его немного прохладнее, чем Финдекано — опасалась, что Финголфин решит потом забрать ее с собой и, возможно, запретит продолжительные прогулки. Брат же, хотя безусловно беспокоился о ней, всячески оберегая, но не пытался никогда запереть вольную Аредэль в крепости.
Пронзительно пели птицы, вернувшиеся из теплых краев и уже начавшие вновь обживать зазеленевшие леса.
— Надеюсь, ты не забыл о своем обещании приехать на мою свадьбу? — спросил Финдекано спустя несколько дней у Майтимо, воспользовавшись палантиром отца.
Ириссэ, сидевшая в этот момент поблизости и чинившая свой лук, ухмыльнулась и прокомментировала вполголоса:
— Ему же хуже, если вдруг не приедет.
Брат с любопытством обернулся, ожидая пояснений, но та развивать мысль не стала и вновь целиком погрузилась в работу.
Кузен заверил, что помнит о предстоящем тожестве и к началу лета обязательно прибудет. Разговор завершился, и хозяин крепости, заложив руки за спину, прошелся задумчиво взад-вперед по комнате.
— Как ты смотришь на то, чтобы устроить Большую охоту? — спросил он наконец у сестры.
У той в ответ даже глаза засверкали:
— Исключительно положительно. Давно пора пополнить запасы в кладовых — гостей ожидается много. Помимо родичей будут еще их верные.
— Раз так, — улыбнулся Фингон, — тогда отправляемся прямо с утра? С ночевкой.
— Давай! С собаками и загонщиками.
Ириссэ вскочила и принялась спешно собирать раскиданные вокруг стрелы, жилы, ножи и веревки.
Финдекано и самому уже давно не терпелось разогнать застоявшуюся за зиму кровь. Нетерпение в ожидании предстоящей свадьбы кружило голову, и хотелось выплеснуть его. И охота — самый подходящий вариант.
Верные, узнав о намерениях лорда, радостно загомонили и начали собираться: готовить лошадей, собак, съестные припасы, а так же все необходимое для ночевки в лесу. Нолофинвэ же от забавы отказался.
— Езжайте вдвоем, — сказал он детям. — А я пока делами займусь.
Поутру, едва взошедший Анар позолотил небо, затрубили рога. Ворота крепости распахнулись, и Финдекано с Ириссэ в сопровождении немалого отряда выехали и отправились в ближайший лес.
Пока егеря проверяли следы обнаруженного не так давно кабана, принц с сестрой подстрелили несколько рябчиков и фазанов. Спутники забрали их, с тем, чтобы после вместе с прочей добычей переправить в замок, как вдруг в этот самый момент где-то далеко заревел лось.
Аредэль расправила плечи и выразительно взглянула на брата. Собаки сделали стойку, выражая готовность немедленно броситься по следу, и Фингон, широко улыбнувшись, сделал знак рукой:
— Вперед!
В глазах его вспыхнул огонь азарта. Псы сорвались с места, и охотники поскакали за ними.
Лес зазвенел на разные голоса: звонкий лай, хруст ломающихся под копытами коней веток. Кровь радостно бурлила в жилах.
— Гоните его к солонцам! — велел Фингон верным и сделал знак сестре.
Те помчались дальше вслед за собаками, а принц с принцессой отправились прямо к месту будущей встречи, между делом позволяя себе любоваться высокими зелеными соснами, уже достаточно густой, хотя еще и низкой травой, искрящимися в солнечных лучах ручейками.
«Хотел бы я знать, — думал Финдекано, — понравится ли Армидель в Ломинорэ».
Конечно, заранее предсказать ни он, ни она не могли. В многочисленных письмах, отправленных за минувшую зиму возлюбленной, он много и охотно писал о собственном крае, что должен был совсем скоро стать и ее домом тоже. Мелиссэ отвечала, что описание ей очень нравится, и она с нетерпением ждет того дня, когда сможет увидеть все собственными глазами. И оба жалели, что не могут связаться друг с другом осанвэ. Расстояние, разделявшее их, было не настолько большим, чтобы для двух любящих сердец стать препятствием. Но увы, запрет был обоснован, и Армидель с ее родичами тоже решили следовать новому правилу.
Тем временем брат с сестрой достигли цели, и оба заняли позиции в укрытии и стали ждать. Не прошло и получаса, как в отдалении послышался лай. Звуки с каждой секундой все приближались, и они перехватили оружие поудобнее.
Собаки уверенно гнали зверя. Затрещали кусты, и на поляну выскочил матерый сохатый.
Копье Финдекано и стрела Ириссэ отправились в полет одновременно. Зверь упал. Верные радостно закричали и занялись добычей. Тем временем брат кивнул сестре и поинтересовался:
— Теперь займемся тем кабаном?
Глаза Аредель блеснули:
— Согласна.
Егеря как раз успели проверить обклад и прибыли к лорду с сообщением. До вечера они подстрелили трех секачей, а так же множество мелкой птицы. Когда Анар коснулся вершин деревьев, и подлесок накрыла густая тень, верные пригнали из крепости телеги и, погрузив добычу, весело переговариваясь, повезли, чтобы упрятать до поры в кладовые.
Финдекано выбрал поляну для ночевки и велел ставить палатки. Затрещали костры, забулькала вскоре в котелках вода. Далеко разнесся упоительный аромат готовящегося ужина — все охотники успели за день изрядно проголодаться. Он смотрел, как зажигаются в вышине первые яркие огоньки, и думал над пришедшей в голову идеей. Сестра подошла сзади и положила руку ему на плечо.
— Знаешь, — обернулся к Ириссэ брат, — я, кажется, понял, как именно и где устрою свадьбу. Только что посетила мысль.
Аредэль кивнула:
— Догадываюсь, о чем ты. И убеждена, что это будет красиво.
* * *
— Конечно, я буду еще внимательнее следить за рубежами, — заверил Макалаурэ старшего брата. — Поезжай, Финдекано очень обидится, если ты опоздаешь или же вовсе откажешься.
— Я обещал ему. Значит, приеду в Ломинорэ. Но я должен быть уверен, что, оставляя Химринг на верных, ты незамедлительно придешь на помощь, если возникнет такая необходимость.
— В этом не сомневайся. Мои дозоры не дремлют. Разведчики проникают далеко на север. Палантир остается в крепости?
— Разумеется.
— Я буду связываться с Норнвэ. Ты ведь на него оставляешь Химринг?
Маэдрос кивнул.
— Езжай и не забудь передать поздравления и от меня. Впрочем, я отправил небольшой отряд, он должен на днях достичь твоих земель…
— Я не забыл и обязательно дождусь. Не переживай, я позабочусь о твоих верных, Кано.
Теперь кивнул Маглор.
— Что-нибудь слышно насчет разработок Курво? — спросил он.
— Ничего нового. Увы. Он с Тьелпэ много времени провел в мастерских, но пока не смог даже до конца понять природу магии огня Моргота.
— Плохо.
— Он не успокоится, пока не добьется своего. Это лишь вопрос времени, — ответил Майтимо.
— А есть ли оно у нас?
— Пока тихо. Враг ослаб.
— Или создает очередных тварей, похуже ирчей.
— Не исключено. Но торопить Курво бесполезно. Впрочем, я увижусь с ним на свадьбе. Может, лично он скажет больше.
— Хорошо бы. Нам нужны добрые вести.
— Они и так будут. Свадьба Финдекано. А еще я слышал, что Артанис тоже собралась замуж.
— Да, до меня доходили такие новости, хотя, признаться, я сначала не поверил. Нервен и замуж?
Майтимо рассмеялся:
— Она изменилась. И сильно. Во всяком случае, со слов Ноло.
Маглор пожал плечами:
— Жизнь продолжается. Белерианд станет наконец неплохим домом всем нам.
— Как только рухнут пики Тангородрима! Не раньше. Помни, кто и что находится на севере, брат.
Макалаурэ кивнул. Они обсудили некоторые вопросы обороны рубежей и поделились планами по развитию укреплений. После чего, попрощавшись, Маглор убрал ладонь с палантира и в раздумьях подошел к окну.
* * *
— Уверен, что хочешь остаться? — в очередной раз спросил брата Куруфин.
— Я не меняю своих решений! — нарочито пафосно ответил Келегорм.
— А если серьезно?
— Да что я там забыл-то? — начал сердиться Турко. — Ты произнесешь правильную речь, повидаешься с братьями и кузенами, а я займусь делами.
— Это какими? — поинтересовался Искусник, не припоминая, чтобы брат говорил каких-либо важных планах.
— Молодняк объезжать надо. Это раз. Псами заниматься — два. Щенки подрастают, сам понимаешь. Опять же не стоит оставлять Химлад на верных — вдруг что.
Куруфин лишь пожал плечами.
— Вокруг все тихо. Никакого вдруг быть не должно. Но я тебя понял. Не хочешь — силой не потяну за собой.
— Правильное решение, мелкий! — Тьелкормо широко улыбнулся и хлопнул брата по плечу.
Куруфин рассмеялся и почти как в детстве схватил светлую прядь волос и легонько потянул на себя.
— Ты чего? — удивился Келегорм.
— Это за мелкого, торонья.
И оба заразительно рассмеялись.
Подготовка к отправлению на торжество в Ломинорэ заняла немного больше времени, чем изначально планировал Искусник. Хотя весна уже давно желала смениться летом, и ночи сделались короткими и теплыми, а днем лучи Анара ощутимо припекали, Куруфин все же дождался возвращения отряда разведчиков, заблаговременно посланных к дальним рубежам, дабы убедиться в безопасности выбранного им пути. Лишь удостоверившись, что воины не обнаружили даже следов ирчей или иных тварей Моринготто, он скомандовал отправление.
Отряд шел неспешно, однако, когда земли Химлада остались позади, Искусник напомнил, что они не на прогулке. Впрочем, нолдор и сами это знали, сделавшись собраннее и внимательнее.
Лехтэ с интересом рассматривала пейзажи, порываясь порой немного отдалиться от основной части отряда, дабы рассмотреть привлекшую ее внимание сосну или причудливую скалу. Однако приставленные к ней для сопровождения верные тут же следовали за леди и, если она собиралась излишне удалиться, просили ее вернуться. Хотя намного чаще рядом с ней оказывался муж, чуть реже — сын.
Тьелпэ в этом походе предпочитал приглядывать за совершавшими свой первый далекий переход лошадьми. Если Рене старался следовать за эльфами и их старшими конями, то любопытная, как и ее мать, Тари часто норовила куда-то ускакать. Не иначе как в поисках более вкусной травы.
Как-то раз он застал кобылку вместе с Лехтэ в сосновой рощице. Скрытые достаточно густым подлеском, они любовались белыми звездчатыми цветами, устилавшими в этом месте землю, подобно дивному ковру.
— Я думал, Тари тут одна, а выходит это ты ее сюда привела, аммэ? — удивился Тьелпэ.
— Не угадал! Эту полянку нашла она, — ответила Лехтэ. — Ты только погляди, какая красота.
— Кольцо на тебе? — неожиданно спросил он.
— То самое? С кристаллом?
Куруфинвион кивнул.
— Да, — Лехтэ протянула руку, показывая изящную веточку, оплетавшую чуть мерцавший камень.
— Зови отца. Он свое тоже не снимает. Думаю, ему здесь понравится.
Куруфин, недавно объявивший привал, с беспокойством, а затем с радостью откликнулся на осанвэ жены.
Тьелпэринквар же, завидев отца, поспешил к отряду, дав возможность родителям наконец побыть немного вдвоем.
— Они так похожи на звездочки Йаванны, что цвели у реки, помнишь? — вдруг спросила Лехтэ.
Куруфин сделал вид, что усиленно напрягает память, а затем, подойдя ближе, уточнил:
— Уж не там ли, где мы впервые поцеловались?
Тельмиэль кивнула.
— Ты думаешь, я мог бы забыть? Мелиссэ, есть то, что навсегда останется не то что в памяти, в самой фэа. До конца мира.
И, убедившись, что камень замерцал ярче, он позволил себе поделиться осанвэ такими моментами.
А вскоре и белоснежные цветы Белерианда стали свидетелями их поцелуя. И не только его.
Вдалеке, за линией сада, греясь в золотых закатных лучах, мерно, неторопливо дышало море. Оно ворочалось с боку на бок и словно шептало. Быть может, хотело о чем-то рассказать или просто прощалось.
Отплытие корабля было назначено на завтра. Армидель коротко вздохнула и еще раз оглядела полностью собранные сундуки. Разумеется, некоторые вещи она оставила, ведь они с Финдекано еще будут навещать ее родителей, и все же большая часть отправится вместе с ней в Ломинорэ.
Накинув на плечи легкий плащ, дочь Кирдана вышла из покоев и спустилась в сад. Вишни и яблони уже давно отцвели, и на веточках, если приглядеться, можно было рассмотреть крохотные зеленые завязи. Но вырастут и разрумянятся они уже без нее.
Она шла по дорожкам, всем существом впитывая окружающую тишину и умиротворение. Нежно шелестела над головою листва, слышался шум прибоя. Армидель пришла на берег и долго стояла, наблюдая, как Анор садится в волны, а небо темнеет, обретая глубину. Прощаться с домом было немножечко грустно.
И все же сердце при мысли о том, что в скором времени ожидало ее в Дор Ломине, начинало взволнованно и часто биться, а фэа рвалась вперед — туда, где среди дождей, дубов и сосен ее ждал любимый. А море… Что ж, там ведь есть залив, а еще озеро. Армидель широко и радостно улыбнулась, потом раскинула руки, словно стремилась обнять все небо, и заразительно, в голос рассмеялась. Подобрав подол платья, она побежала вдоль кромки прибоя, и набегающие волны ласкали ступни.
Чуть позже, когда Анор окончательно скрылся за линией горизонта, и последние яркие всполохи на небе погасли, она вернулась в покои и легла отдыхать. В распахнутые окна залетал ласковый, теплый ветер. Он доносил ароматы далеких трав, голоса полевых птиц, рычание зверей, и можно было подумать, будто юная дева спит не на мягкой перине в сердце дворца, а посреди поляны. Там, где тихонько потрескивает костер, а сосны рвутся в небо.
Армидель спала и видела во сне улыбающегося Финдекано.
Перед рассветом изящный, словно птица, серебристый корабль распустил белые крылья-паруса и отправился на север. На главной мачте развевались два флага. На первом было изображено суденышко на фоне сине-голубого моря, а на втором красовались цвета лорда Дор Ломина.
Фалатрим стояли на берегу и провожали дочь своего владыки — вернутся лорд Кирдан и леди Бренниль уже без нее. Силуэт постепенно таял, словно и правда улетал в неведомые, таинственные дали. Безмолвно замерли, вглядываясь в горизонт, стражи. Маленькая рыжевато-белая кошка сидела на перекинутом через канал деревянном мостике и ловила оттуда рыбу. Ветер прятался в зеленой, шелковистой траве, играя.
Начинался новый день и новая жизнь.
* * *
Отброшенная свирель упала на мох, мягко спружинив. Даэрон встал и от досады ударил рукой дерево так, слово именно оно являлось причиной всех его бед. Эмоции, переполнявшие эльфа, требовали выхода, и он запел. Слова сами складывались в куплеты, а фэа в который раз устремилась за границы Дориата, к той деве, что однажды приблизилась к Завесе. И в тот же миг душа была безжалостно поймана. Голос менестреля сорвался, перешел на хрип. Казалось, Даэрон вот-вот потеряет сознание. Однако в следующее мгновение он уже исполнял гимн прекрасной дочери Мелиан и Тингола. Глаза невидяще смотрели перед собой, фэа билась и сопротивлялась, но роа неистово желало Лютиэн, а в голове словно сами собой возникали манящие образы и картинки.
Неожиданно запнувшись о пенек, менестрель замолчал.
— Это все? Мне бы хотелось еще послушать твоих песен, о несравненный Даэрон, — приторно-нежно раздалось рядом.
— Лютиэн? — он развернулся, пытаясь понять, где прячется принцесса. — Где же ты?
— Я здесь. Рядом. Очень близко, — она прижалась сзади к не ожидавшему такого менестрелю.
— Пой! — приказала она, посылая невидимый импульс по нитям заклятия.
Словно послушная и покорная кукла, синда бесцветным голосом начал новую балладу.
Лютиэн же, заранее решив воспользоваться советами матери, ловко опутала руки эльфа, несильно стянув их сзади. От удивления тот замолчал, но получил весьма чувствительный магический укол:
— Пой! Только мне и обо мне! Славь мою красоту!
Лютиэн, всем телом ластясь к менестрелю, вышла из-за спины и проведя пальцами по его скуле. Чуть отступив, вскинула руки и изогнулась. Ее полупрозрачное платье едва скрывало действительно прекрасное тело принцессы. Она же все быстрее кружилась в неистовом танце, внутренне ликуя от невероятных ощущений, переполнявших ее. Все нарастающее желание Даэрона, его покорность и осознание собственной власти пьянили ее.
— Позволь обнять тебя, — прохрипел синда.
Лютиэн рассмеялась и, обойдя эльфа сзади, потянула за связанные запястья, усилив свои действия магией.
Даэрон неловко упал на мох. Принцесса склонилась над ним, держа в руке острую шпильку, вынутую из волос:
— Ты сделаешь все, что я скажу тебе…
Он кивнул.
— Ты не будешь противиться мне…
Эльф лишь на мгновение прикрыл глаза, выражая согласие.
— Умница…
Заколка, больше напоминавшая стилет, легко резала тунику менестреля, оставляя алые следы и на его коже. Лишь на миг, когда уже грудь и почти весь живот Даэрона были покрыты странными символами, Лютиэн замерла, словно со стороны увидев себя.
«Зачем мне это? Я же хотела узнать, что такое любовь… Что я творю?» — успела подумать принцесса, но в следующий миг вновь принялась наносить «узоры» на кожу Даэрона. Мелиан, вовремя подпитавшая дочь, облегченно вздохнула — первые шаги к своей цели она уже сделала.
Фэа менестреля билась в силках, желая пробудить Даэрона.
— Таким ты мне нравишься больше, — произнесла синдэ, оглядывая лежавшего перед ней певца. Все его тело покрывали легкие порезы, кровоточившие лишь местами. Взгляд Даэрона, по-прежнему не видевший ничего, говорил о полном подчинении бедняги. Лохмотья, бывшие некогда его одеждой, дополняли картину. Связанные руки давно затекли и онемели, он почти перестал понимать, где находится и что с ним происходит.
— Ты прекрасен, мой дорогой менестрель! — тихим шепотом проговорила Лютиэн. — Остался последний штрих, и… ты познаешь величайшее из удовольствий.
«А я активирую заклинание, нарисованное на твоем теле твоей же кровью», — мысленно продолжила она.
Склонившись над певцом, едва касаясь того своим телом, она шепотом, но властно произнесла:
— Сделай то, чего больше всего желаешь!
Фэа вздрогнула, вновь напомнив о себе и той, к которой стремилась все эти годы.
Даэрон дернулся и презрительно откинул руку принцессы, нежно поглаживавшую его. Не ожидавшая такого развития событий, Лютиэн на миг утратила контроль. Душе менестреля хватило этих драгоценных секунд — тот резко вскочил на ноги, чуть не уронив деву, которая, впрочем, тут же приняла решение удалиться. Торопясь к зарослям орешника, она невольно наступила на флейту, до сих пор лежавшую на мху. Инструмент жалобно хрустнул под ее ногой.
Оставшись один, синда устало прислонился к дереву — стоило освободить руки и отправиться на границу. Там, возможно, будет спокойнее. Фэа ликовала, мечтая оказаться ближе к тому месту, где впервые ощутила родственную ей душу. Однако основной силок, державший Даэрона возле принцессы, никуда не исчез. И спустя полчаса менестрель вновь повернул в сторону Менегрота.
* * *
— Alasse, торон! Ты приехал раньше всех!
Выбежавший во двор крепости Финдекано дождался, пока Майтимо спешится, и сжал в крепких, почти медвежьих объятиях.
— Я бы сам себе не простил, если б вдруг пропустил твою свадьбу, Финьо, — ответил тот.
Впрочем, голос его оставался серьезным и даже чуть-чуть печальным. Нолофинвион слегка отстранился и пытливо заглянул другу в лицо. Увиденное ему совсем не понравилось: несмотря на прошедшие со дня освобождения годы в глазах нолдо по-прежнему читалась тоска и боль. И еще что-то такое, чему он никак не мог подобрать названия. Словно кожа, которая вдруг перестала чувствовать все, кроме ударов тьмы, исходящих от того, кто по-прежнему оставался их главным Врагом. И происходящее было до такой степени неправильно, что рождало в сердце тревогу.
Покачав головой, Финдекано поспешил вернуть на лицо улыбку.
«Быть может, получится с этим что-то сделать? — подумал он. — Вот только что? Охота? Нельо наверняка ездил, и результата особого нет».
— Пойдем в дом? — предложил он, и, не дожидаясь ответа, обнял кузена за плечи и увлек за собой.
Тем временем верные старших Фэанариони поприветствовали лорда Ломинорэ и, спешившись, занялись лошадьми. Со всех сторон раздавались оживленные голоса, стук копыт, позвякивание металла, ржание лошадей. И звуки эти были столь умиротворяющими, что, поднявшись в библиотеку, Финдекано распахнул пошире окна.
— Что будешь пить, дружище? — спросил он, жестом указывая на мягкое, уютное кресло возле камина. — Вина? Или предпочтешь травы?
И, хотя вечер был вполне теплый, хозяин все же предпочел разжечь огонь. Уютно затрещали поленья, и Маэдрос, уставившись перед собой долгим, задумчивым взглядом, заметно расслабился.
— Давай вина, — ответил он.
Финдекано вышел и спустя некоторое время вернулся с бутылкой сидра.
— Недавно приготовили из прошлогоднего урожая, — пояснил он, расставляя на низком круглом деревянном столике тарелки с сыром и запеченными овощами.
Устроившись в кресле напротив, он разлил напиток по бокалам.
— Ну что, торон, рассказывай, как твои дела.
Майтимо вздохнул и, сжав пальцы в кулак, заговорил.
В распахнутые окна врывался воздух, пропитанный ароматами хвои и влажной после прошедшего дождя земли. В голове непрестанно крутился вопрос, как помочь другу, хотя бы попытаться, но идеи не спешили озарить разум. Финдекано невпопад хмурился, время от времени вставал и принимался ходить по комнате. Наконец, он решил начать с самого простого — с прогулки.
«А там поглядим, как пойдет», — решил он.
С предложением отправиться с утра пораньше Майтимо согласился, и Нолофинвион украдкой облегченно вздохнул.
За ночь снова прошел легкий дождь, однако к утру облака рассеялись. Сразу после завтрака оба кузена отправились на конюшню и вывели лошадей. Верных было решено не брать.
— Вокруг и без того полно моих дозорных, — пояснил хозяин Ломинорэ. — Давай отправимся вдвоем, как в Амане?
Майтимо погладил своего коня по шее, поднял на друга взгляд, и впервые с самого момента приезда в глазах его появился намек на улыбку. Который, впрочем, почти сразу испарился, как туман поутру.
— Давай, — легко согласился он.
Они вскочили в седла, и стражи поспешили распахнуть ворота. Всадники выехали на простор, и Финдекано с удовольствием вдохнул полной грудью свежий, пряный воздух.
— Забирай вон к той рощице, — указал он, пуская коня рысью. — Там, в паре лиг, есть одно замечательное местечко.
— Какое? — полюбопытствовал друг.
Однако Нолофинвион в ответ лишь покачал головой и загадочно улыбнулся:
— Увидишь.
Идея, робко постучавшаяся всего четверть часа назад, теперь оформилась и казалась весьма удачной.
«Во всяком случае, попробовать стоит», — решил Финдекано.
Они ехали, и он то и дело указывал другу на летающих в кронах деревьев птиц, на зеленеющие травы и пестрые цветы. Клевер, зверобой, лапчатка, донник стелились под ноги пестрым душистым ковром. Младший брат то и дело напоминал о поездках юности, и Майтимо все чаще отвечал с легкими нотками грусти в голосе.
Наконец, широкие поля остались позади, и они въехали в зону густого подлеска. Над головами раскинули пышные кроны сосен.
— Должно быть, твоей невесте тут и правда понравится, — заметил Маэдрос.
Нолофинвион улыбнулся:
— Надеюсь. А Химринг не такой?
— Нет, — уверенно покачал головой Фэанарион. — Он более суровый. Но я его люблю.
— Разумеется, — кивнул Финьо.
— А все-таки, куда ты меня везешь?
— А ты еще не догадался? Где же твоя проницательность?
Лорд Ломинорэ глянул на кузена с веселым вызовом, и тот, остановив коня, огляделся. Пейзаж вокруг как будто не изменился: все так же жужжали пчелы, обещая скорый обильный урожай меда, по-прежнему шелестела над головами листва. Однако ветер доносил совсем иные звуки, которых до сих пор не было.
— Шум водопада! — догадался Майтимо.
— Именно! — рассмеялся Финдекано и пустил коня быстрее.
Вскоре узкая тропинка раздалась, образовав прогалину. Там, впереди, плато круто обрывалось, и река, плавно текущая меж дубов и сосен, с грохотом срывалась вниз с высоты примерно шесть сотен футов. Братья спешились, и Финдекано, погладив своего коня по шее, начал быстро раздеваться.
— Решил искупаться? — спросил его Маэдрос, глядя с высоты вниз.
Вода падала, разбрызгивая вокруг себя густые пенные шапки.
Финдекано покачал головой, улыбнулся лукаво, и старший кузен заметно напрягся.
— Помнишь, за что меня в Амане прозвали Отважным? — спросил Нолофинвион, уже почти в голос смеясь.
Меньше всего он сейчас походил на взрослого серьезного нолдо — лорда, военачальника и без пяти минут мужа. Нет, он теперь снова был тем юным шкодливым эльфенком, который частенько ввязывался в опасные авантюры, заставляя своего друга и брата не на шутку переживать.
— Ты что задумал? — с тревогой в голосе спросил Маэдрос.
Но Фингон не ответил. Сорвавшись с места, он разбежался и, оттолкнувшись посильнее, прыгнул вниз.
— Финьо! — разнесло эхо отчаянный крик Майтимо.
Фэанарион рванулся вперед и успел увидеть, как тот, перевернувшись в воздухе, ласточкой вошел в воду.
Несколько долгих секунд ничего не происходило, и все это время он стоял, почти не дыша и не отрывая неподвижного взгляда от воды. Сердце гулко колотилось, норовя выскочить из груди.
«Только бы он не убился!» — крутилась в голове неотвязная мысль.
Вдруг у самой поверхности обозначилось движение, и Финдекано, живой и вполне невредимый, вышел на берег. Майтимо покачал головою и закрыл рукою глаза, только сейчас позволив себе выдохнуть.
— Выходка как раз в твоем духе, — сказал он подошедшему другу и сердито сдвинул брови. — Ты хоть понимаешь, что у меня чуть сердце не остановилось?
Нолофинвион промолчал, лишь с легкой улыбкой покачал головой. На лице его читалось полное удовлетворение результатом.
— Безбашенный, глупый эльфенок, — продолжал ворчать Фэанарион. — И ведь не скажешь, что вырос. Что бы я сказал твоей невесте, если бы ты… ты…?
— Не переживай, — ответил наконец Финдекано, — я все рассчитал. Там дно мягкое. А еще, если немного проплыть, то можно попасть в изумительной красоты грот. Ты точно должен его увидеть, так что раздевайся и давай за мной.
Спорить Майтимо уже не стал. Отпустив коней пастись, он скинул одежды и вошел вслед за младшим товарищем в реку. Они проплыли немного под водой и наконец вынырнули на поверхность.
— Как красиво! — воскликнул Фэанарион, смахнув капли с лица и оглядевшись.
Кузены оказались внутри высокой пещеры. Сквозь дыру в своде падал толстый сноп света, отражаясь яркими искрами от кристаллов голубого кварца, обильно проступающего из толщи стен.
— Я нашел это место недавно, — пояснил Финдекано.
Он подплыл к широкому уступу и, подтянувшись, уселся, давая роа отдохнуть. Майтимо устроился рядом.
Некоторое время они молчали, и фэар их переживали недавние события, впитывая заодно окружавшую красоту. Наконец Нельо глубоко вздохнул и положил руку на плечо другу.
— Благодарю тебя, — прошептал он.
Чуть, позже, уже вернувшись на берег, они развели костер, и Финдекано достал из седельных сумок пару бутылок вина — домой в этот день никто из них не торопился.
* * *
— Атар, скоро покажется небольшой отряд, — доложил Тьелпэ, в тот день ехавший впереди.
— Мы давно уже в землях Финдекано. Думаю, стражи доложили о нашем прибытии, — ответил Куруфин. — До крепости всего несколько часов пути, насколько я знаю.
Тьелпэринквар кивнул и, перестроившись, оказался рядом с матерью, которая ехала чуть позади.
— Скоро отдохнешь, аммэ, — сказал он.
— Я и не устала, — легко ответила та. — Рядом с вами у меня всегда много сил. И… не могу поверить, что тогда я решила отказаться от…
— Курво! — всадница практически врезалась в отряд нолдор Химлада, торопясь увидеть их лорда и своего кузена.
— Ириссэ! Не ожидал тебя встретить здесь. Точнее сейчас, — поправился он. — Свадьбу брата ты бы вряд ли пропустила.
Аредэль рассмеялась, но тут же, сделав серьезное лицо, произнесла:
— Приветствую гостей в землях моего брата принца Финдекано Нолофинвиона. Надеюсь, путь не слишком утомил вас. Также спешу заверить, что он занят приготовлениями к предстоящему торжеству, а также не оставляет без внимания уже прибывших родичей…
«Майтимо уже здесь, что ли?» — удивился Куруфин.
— … и потому не смог выехать встретить вас лично. Более того, нолдор гостеприимного Ломинорэ… Какая лапочка!
— Тари, иди сюда! — позвал малышку Тьелпэ. — Не видишь разве, леди Ириссэ занята.
— Уже нет, — быстро ответила та. — Будем считать, что я произнесла всю приветственную речь. В общем, рада всех вас видеть.
Налюбовавшись кобылкой, Аредэль подъехала к Лехтэ.
— Скажи, это правда, что вала Ульмо доставил тебя сюда? — прямо спросила она.
Тельмиэль удивилась и внимательно посмотрела на деву:
— Кто тебе такое сказал? Мы сами строили корабль.
— Значит, Финьо прав, — вздохнула она. — А я… мне хотелось поверить, что валар способны помочь тем, кто любит. Турьо мне всегда говорил, что Ульмо не отвернулся от нас. Хотя почему он в этом так уверен, я не знаю.
— Нет, Ириссэ, я лишь попросила Арафинвэ, чтобы тот уговорил Стихии позволить моим друзьям вернуться назад.
— А майар? Они не захотели помочь?
— Я не спрашивала их.
— Что ж, значит, сама найду его, — тихо и задумчиво произнесла Аредэль.
— Ириссэ?
— Не бери в голову.
— Твой любимый пропал?
— Никакой он не мой! Я даже на знаю, кто он. Но голос… его голос постоянно звучит у меня в сердце, — призналась она.
— Вы встретитесь. Поверь, иначе и быть не может, — поддержала ее Лехтэ.
— Леди, я вас перебью, — Куруфин подъехал ближе. — Ириссэ, та кобылка и еще один жеребчик — наши подарки Финьо и его будущей жене. Поможешь обустроить их так, что до он свадьбы не увидел малышей?
— Конечно. Он сейчас нечасто будет посещать конюшни и левады — не до этого.
Искусник кивнул и нежно взял жену за руку:
— Почти приехали, мелиссэ.
Крепость показалась уже через несколько минут, и не прошло и часа, как нолдор Химлада в сопровождении встретившего их отряда въехали в гостеприимно распахнутые ворота.
* * *
— Рад видеть вас, лорды и леди Химлада, — поприветствовал приехавших Нолофинвэ, когда те, уже приведя себя с дороги в порядок, проследовали в один из залов.
Куруфин немного удивился столь официальному обращению, однако ответил тем же. Тьелпэ, видевший Нолдорана год назад на помолвке, отметил про себя, что тот стал еще серьезнее, если не сказать мрачнее, а Лехтэ мило и тепло улыбнулась королю.
— Курво, не удивляйся. Я хочу пригласить вас, всех, — уточнил он, — включая леди Лехтэ, на совет.
— Так сразу? — удивился Искусник.
Впрочем, он понимал, конечно, что свадьба свадьбой, однако лорды разных земель давно не собирались вместе, а обсудить стоило немало.
— Просто семейный совет, — уточнил Финголфин.
— А главной темой станет, конечно же, женитьба Финдекано? — съязвил он.
— Увы, — мотнул головой Нолофинвэ. — Однако нам есть о чем поговорить в узком кругу.
Он сделал приглашающий жест рукой.
— Майтимо и Финьо скоро будут. А к вечеру, если я прав в расчетах, должен прибыть Артаресто.
* * *
— Ну что, готов к знакомству с моими родичами? — спросила у любимого Галадриэль.
Тот серьезно посмотрел на нее и уверенно ответил:
— Да.
Ехать в Ломинорэ решено было всем вместе, а Минас Тирит оставить на верного Нисимона.
— В конце концов, от нас до владений Финьо рукой подать, — рассуждал Ородрет. — Если будет необходимо, я быстро примчусь назад.
Одним погожим летним утром, когда Анар только восходил на небо, обещая ясный и жаркий день, небольшой отряд нолдор покинул крепость на острове и переправился через реку.
— Разумеется, прибудут далеко не все, — рассуждала дочь Арафинвэ, серьезно вглядываясь в пестреющую душистым разнотравьем даль. — Кому-то далеко ехать, иных удерживают дела. И все же я надеюсь хорошенько повеселиться. Нечасто нолдор в последнее время выпадают столь радостные поводы собраться вместе.
Она украдкой вздохнула и опустила взгляд, и ехавший бок о бок с ней Келеборн протянул руку и сжал ее пальцы. Дева посмотрела с благодарностью.
— Единственное, что слегка беспокоит меня, это то, что в прошлый раз я представлялся твоему кузену выдуманным именем, — признался он.
— О, я уверена, что Финьо охотно тебя простит, — откликнулась Артанис, которая уже знала подробности побега и последующей поездки.
Скоро они подъехали к горам, и дозорные Ломинорэ, уже заприметившие гостей, вышли вперед, чтобы проводить тех по безопасным тропам. День незаметно сменился ночью, а после вновь наступило утро. Вскоре перед ними вновь раскинулись поля.
— Ты бывал в этих краях раньше? — спросил Ородрет.
— Всего однажды и совсем маленьким, — признался Келеборн. — Так что я не увидел многого.
Они ехали и любовались окружающими красотами.
— Сколь разнообразен придуманный Единым мир, — рассуждала Артанис.
Путники принялись вспоминать, в каких краях им уже доводилось бывать, и чем те отличаются от всех остальных мест. Так за разговорами они доехали до крепости Ломинорэ. Келеборн остановился и некоторое время вглядывался в очертания стен и башен.
— О чем задумался? — полюбопытствовал Артаресто.
— О том, что такие цитадели гораздо легче защитить, чем поселения синдар. Не будь в Дориате завесы, он бы уже давно пал. А деревни авари то и дело подергаются набегам темных тварей.
Он нахмурился, и во взгляде дориатского принца появилась печаль. Однако вскоре он усилием воли отогнал несвоевременные думы и поспешил вернуться к спутникам.
Стражи на стенах заметили приближающийся отряд и распахнули ворота. Вышедший Финдекано сердечно приветствовал прибывших родичей. На среброволосом всаднике, державшимся поблизости от Артанис, взгляд его задержался дольше необходимого. Разумеется, Нолофинвион не мог забыть того, с кем сражался рядом еще совсем недавно.
Галадриэль приветствовала вышедших Фэанарионов и Нолофинвэ, а затем представила родичам своего любимого:
— Знакомьтесь, это Келеборн, сын Галадона и внук Эльмо. Мой будущий супруг.
— Так значит, я не ошибся тогда в своих предположениях, — откликнулся лорд Дор Ломина.
— Верно, — согласился с ним Келеборн.
— Вот только я не догадывался, что ты не только воин, но и жених Артанис.
— Тогда я еще не был им, — улыбнулся синда. — Мы объяснились позже.
— Теперь я Галадриэль, — не преминула прояснить та вопрос, каким из собственных имен предпочитает называться.
Фингон кивнул ей в ответ и представил Келеборну тех, кого тот еще не знал.
— Пойдемте в дом, — пригласил он прибывших. — Покажу вам комнаты, а после жду всех на ужин.
Поздний летний вечер еще только готовился укрыть окрестные леса и поля своим нежным полупрозрачным пологом. Жарко потрескивал огонь в камине, и разговор за общим столом становился все более оживленным. Воздух был так же легок и чист, как и думы…
* * *
Дни шли один за другим, похожие друг на друга и все же очень разные. Встречи, разговоры, совместные конные и пешие прогулки, советы. Нолофинвэ старался не превратить свадьбу старшего сына в бесконечное обсуждение проблем и планов, однако вопросов и правда накопилось много.
Когда наконец прибыли гости из Дортониона и Амон Эреба, а так же Аракано с небольшим отрядом, король попросил всех родичей, включая Финдекано, собраться в зале.
Вести из северных земель привезли Маэдрос и Ангарато. Новости, переданные верными Макалаурэ, также сообщил старший Фэанарион. О южных землях радостно и многословно поведал Амрод, которого Аракано то ли умышленно, то ли случайно несколько раз назвал Тэлуфинвэ.
— И как ты мог перепутать нас с братом?! — наигранно возмутился Амбарусса. — Мы с ним совершенно не похожи.
В установившейся на миг тишине раздался смех Куруфина, к которому вскоре присоединилась Аредэль и некоторые другие.
Аракано несколько обиженно замолчал, а Питьо продолжил свой рассказ.
Когда же очередь дошла до гостей из Химлада, Искусник достал несколько небольших кристаллов, отличавшихся от природных самоцветов каким-то особым блеском, выдававшим следы магии.
— Думаю, каждому из присутствующих хватит, — сказал он, пересчитывая камни.
Родичи охотно разобрали красивые «безделушки». Одна осталась лежать на столе.
— Финьо, советую взять и для жены, — пояснил Куруфин. — Поверь, пригодится.
Нолофинвион взял оставшийся кристалл и внимательно посмотрел на кузена и его супругу, мечтательно улыбнувшуюся в тот момент каким-то своим мыслям.
— Может, расскажешь нам, что это? — нетерпеливо произнес Аргон.
— Ни-за-что! — усмехнулся Курво. — Теперь мучайтесь в догадках!
Аракано шутку не оценил, и лишь ладонь Ириссэ, подошедшей сзади, удержала его от резкого движения.
— Куруфинвэ, — Финголфин непроизвольно вздрогнул, произнося имя, — уже рассказал мне об этих камнях. Прошу всех собравшихся снять аванир.
Нолдор переглянулись, но последовали слову короля.
— Вы можете использовать осанвэ, когда у вас есть кристалл. Если необходимо поделиться мыслями и эмоциями на более дальние расстояния, то у адресата должен быть такой же. В одном же помещении достаточно и вашего камня для защиты вас и собеседника.
— Так ты поэтому отдал мне два экземпляра? — спросил Ангрод. — Для меня и брата?
— Вообще-то второй предполагался для супруги, сидящей рядом с тобой, но если хочешь отдать его Айканаро, ничего не имею против.
— Курво, а ты сможешь сделать больше кристаллов? — тут же поинтересовался Нолофинвэ.
— Лишь немного — используемый нами с сыном минерал весьма редок. Пока не обнаружится еще одно месторождение, мы сможем изготовить не более десятка.
— Тогда пусть этот будет у Айкьо, — тихо произнесла Эльдалоттэ, отдавая камень мужу.
— Не советую, — остановила услышавшая ее Лехтэ. — Курво сделает еще, а с аваниром все же…
Она немного замялась, однако Эльдалоттэ поняла. Как и Ангарато, тут же предложившей супруге по завершении совета испытать новое изобретение кузена.
Под конец слово взял Аракано. Он, как и обещал отцу, воздержался от порицания родичей, отказавшихся незамедлительно атаковать Ангамандо. Не было в его словах и открытых призывов пойти войной на Моринготто, но личные стремления читались в каждом жесте и взгляде младшего сына Нолдорана. Аргон достаточно подробно рассказал о возведенных укреплениях на северо-западе, позволявших не только сдержать Врага, но и следить за ним, чтобы не допустить его внезапного нападения на земли нолдор.
Маэдрос одобрительно смотрел на Аргона, понимая, что тому все же нужна поддержка. Тем более, что в этих действиях кузена он не видел ничего, что могло бы навредить им всем.
«Если потом на таких укреплениях разместить то, что в итоге создаст Курво…» — размышлял он.
Разговор с братом состоялся накануне. Искусник ничем не мог порадовать старшего Фэанариона — работы велись, но пока ни он, ни Тьелпэ не понимали, как противостоять темному огню Моринготто.
« — Я знаю, ответ на поверхности. Чувствую это, — поделился он с братом, — но пока не вижу его.
— Ты сможешь. Вы, — поправил себя Майтимо. — Твой сын вырос прекрасным мастером.
Куруфин улыбнулся:
— Мы справимся. Лишь бы хватило времени. Только б нам не опоздать.
— Пока на севере все тихо.
— Пока. Именно, что пока, торон, — подвел итог Искусник».
Совет завершился поздно. Аракано опять что-то не поделил с Питьо, Ангарато и Эльдалоттэ поспешили проститься, чем вызвали незлую усмешку Курво. Финголфин продолжил начатую еще вчера дискуссию с Майтимо, пытаясь все же выяснить, насколько прочны темные врата Ангамандо, Ородрет, промолчавший почти весь совет, делал какие-то записи. Артанис же с женихом на этот раз отсутствовали. В последнее время деву все меньше интересовали планы лордов, а о своем личном задании она уже переговорила с королем, обещав довести начатое до конца.
* * *
Финдекано глубоко вздохнул и мечтательно улыбнулся, подняв лицо к небу. Теплый ветер ласкал в вышине зеленые пышные кроны, гнал по небу легкие белые облака. Гнедой конь, до сих пор нетерпеливо перебиравший копытами, нетерпеливо фыркнул, и Нолофинвион погладил его по шее:
— Не сердись, уже едем.
Он легко вскочил в седло, и Аредэль вместе с верным по имени Мерендил, а так же небольшим отрядом во главе с Тарионом последовали его примеру. Протрубил рог, и стражи поспешили распахнуть ворота. До залива Дренгист ехать было довольно долго, поэтому стоило поторопиться.
Подросшие травы упруго сминались, ложась под ноги коней. Ветер доносил головокружительные ароматы липы, кипрея, смолевки, таволги, подмаренника. Пели птицы, и путники всерьез боролись с искушением остановиться и побродить немного, впитывая окружавшую их красоту.
— Ты уже знаешь, какое место хочешь использовать для церемонии, торон? — спросила Ардеэль, подъезжая поближе к брату.
Тот кивнул:
— Луг рядом с оконечностью залива. Там еще грот есть.
— Да, помню.
— А подробности уже на месте.
Как раз накануне дозорные прислали птицу с сообщением, что кораблю госпожи Армидель остается два дня пути. Пора было начинать непосредственные приготовления. Впрочем, этим как раз и должен был заняться Мерендил, в то время как сам Финдекано, оставив указания, планировал отправиться дальше и встретить любимую у входа в залив.
Цветущие поля сменялись тенистыми лесами, а после всадники вновь выезжали на простор. Наконец, когда на горизонте показалась тонкая темнеющая линия гор, Нолофинвион воскликнул радостно:
— Мы у цели!
Ириссэ звонко рассмеялась в ответ, а лошади прибавили шагу.
Анар уже успел перевалить зенит, разогнав редкие облачка, и теперь воды залива ликующе искрились, будто кто-то неведомый щедро рассыпал вокруг бриллиантов.
Эльдар отпустили четвероногих друзей пастись, и Финдекано начал объяснять спутникам свои задумки.
— Значит, используем этот грот? — уточнила Ардеэль, оценивающим взглядом рассматривая темнеющий в отдалении зев пещеры.
— Да.
— Что ж, мы позаботимся о красоте, — наконец объявила она. — А еще я попробую кое о чем договориться с птицами. Пусть помогут нам.
— Шатры, цветы, ленты — это все будет, — вставил Мерендил. — Обоз с украшениями должен скоро нас догнать. Мы приложим все силы, чтобы сделать праздник незабываемым, мой принц.
— Спасибо, друзья, — от всего сердца поблагодарил Фингон.
И тут из грота вылетела небольшая птичка. Приглядевшись, лорд Ломинорэ заметил привязанное к ее лапке послание. Покружив над их головами, пернатая жизнерадостно прочирикала что-то на своем языке и села в протянутую ладонь Финдекано. Тот поспешил отвязать послание:
— Корабль всего в двух лигах от залива!
— Тогда поспеши! — воскликнула Ириссэ. — Мы тут без тебя вполне справимся.
— Благодарю вас.
— Увидимся на свадьбе.
Нолофинвион кивнул, обнял сестру, кивнул верным и, взяв Тариона, отправился в дорогу.
Ехали они длинной, извилистой пещерой, что шла параллельно гроту. Товарищ разжег факел, и кони осторожно ступали по камням. Стук копыт эхом отдавался под сводами. Наконец, впереди посветлело, и они ступили на берег. Дальше их путь шел уже по мягкому песку, и лошади побежали гораздо резвее.
Небо постепенно обретало глубину, наливаясь на западе золотом. Вечер готовился набросить на побережье свою густую вуаль. Финдекано непрестанно вглядывался в горизонт, и наконец заметил все больше увеличивающиеся очертания серебристого корабля, напоминающего птицу.
— Армидель! — воскликнул он. — Мелиссэ!
Разумеется, та не могла его услышать, а верный друг улыбнулся понимающе и отстал на полшага, очевидно не желая мешать.
На судне тоже заметили всадников — тот начал заметно забирать к берегу и скоро стал на якорь. Сбросили сходни, и Нолофинвион, увидев устремившуюся к нему любимую, практически взлетел на борт и заключил невесту в объятия.
— Как я скучал, родная, — прошептал он срывающимся голосом.
— Я считала дни до встречи, — ответила она и обратила к Финдекано сияющее от счастья лицо.
Он посмотрел на нее долгим взглядом, стремясь запечатлеть в памяти этот миг. Лучи Анара блестели в серебряных волосах, и голова казалась окруженной золотистым сиянием. Нолофинвион бережно взял лицо возлюбленной в ладони и, наклонившись, поцеловал. Армидель еще крепче прижалась к нему, хотя это казалось уже невозможным, и запустила ему пальцы в волосы, а Фингон ласкал любимую. Гладя ее по спине и плечам, и все целовал и целовал, не имея сил оторваться.
Владыки фалатрим стояли в отдалении на корме и вместе с командой делали вид, что не замечают происходящего. И все потихоньку улыбались.
Когда эльдар прибыли к заливу Дренгист, на небе еще ярко светили звезды, хотя на востоке уже постепенно начинала зарождаться заря. Свадьба должна была состояться на закате, а гостям после дороги, разумеется, требовалось отдохнуть. С этой целью немного в стороне, под сенью деревьев, были расставлены шатры, а непосредственно у воды, там, где виднелся переброшенный с одного берега на другой каменный грот, велись последние приготовления.
Верные сновали, украшая цветами и гирляндами обширную поляну, предназначенную для празднества, и на их лицах читалось ожидание чуда. На ветках деревьев рассаживались птицы, и некоторые из них держали в лапках и клювах ленточки. Колокольчики нежно звенели, даруя сердцам и фэар радость, а слабый свет разноцветных фонариков обещал с наступлением сумерек вспыхнуть множеством ярких огней.
Анар плыл по небосводу, и никогда еще его движение не казалось нолдор столь медленным, как в тот день. Наконец, когда две трети пути ладьи Ариэн остались позади, на берег начали подходить синдар.
— Это все жители Ломинорэ? — спросил Артаресто у Аредэль, как раз закончившей давать указания одному из верных.
— Да, они признали Финьо своим вождем, — подтвердила она. — Часть из знатных семей, а некоторые — простые охотники.
Лорд поблагодарил кузину и стал внимательнее приглядываться к лесным жителям.
Тем временем верные нолдор принялись расставлять на столах в сени открытых шелковых беседок угощения, а чуть в стороне в тени от густых крон деревьев расположились музыканты.
Отдохнувшие и нарядившиеся гости начали собираться в ожидании предстоящего торжества, когда со стороны оконечности залива показалась большая лодка, по форме напоминавшая лебедя. Увидевшие ее верные поспешили предупредить Нолофинвэ, и он незамедлительно появился, уже одетый в торжественный наряд:
— Приветствую тебя, владыка Кирдан, а так же твою супругу.
Сошедший на берег Корабел весело прищурился и ответил:
— Радости тебе и твоему дому, Нолофинвэ Нолдоран. Молодые вот-вот прибудут — их лодка уже отправилась в путь.
Весть мгновенно облетела поляну, подобно ласточке в небесах в июльский полдень. Гости выдохнули в едином порыве и стали неотрывно смотреть на украшенный фонариками и цветами грот.
Новэ тепло поздоровался с теми нолдор, с кем уже был знаком, леди Бренниль сердечно обняла Лехтэ. Нолофинвэ представил фалатрим остальных родичей и гостей, и оба заняли место у самой нарядной арки, стоявшей в ста футах от берега.
Небо на западе начинало окрашиваться в густые тона самых разных оттенков, обретая глубину. Музыканты тронули струны арф, и легкая, волнующая мелодия разнеслась над цветами, над кронами деревьев и поблескивавшей розовым и золотым водой. Светильники в траве и над головами собравшихся разгорались все ярче, кончики лент чуть заметно колыхались в такт колокольчикам, и можно было легко поверить, что дело происходит в Амане, а Благом краю, и что не было войны.
Несколько юных дев пробежали и рассыпали лепестки роз, образуя дорожку.
Музыка зазвучала громче, взвившись ввысь радостным победным гимном. Над водой показались крохотные темные точки, которые стали быстро расти, и нолдор не без удивления узнали дельфинов.
Лехтэ покачала головой и улыбнулась, обернувшись к сыну:
— Конечно же, я могла бы и сама догадаться, раз невеста — дочь моря.
Тьелпэ кивнул и принялся с удвоенным нетерпением всматриваться в даль. Мать некоторое время внимательно вглядывалась в его лицо, и ей показалось, что он пытается рассмотреть собственную судьбу. Или ей это только пригрезилось?
Фонари, украшавшие своды грота, вспыхнули особенно ярко, плеснули хвостами по воде дельфины, выскочив из воды и подпрыгнув к небу, и гости наконец увидели показавшуюся лодочку с женихом и невестой. Она росла, стремительно приближаясь, и скоро стало ясно, что ее тянут вперед за голубые ленточки четыре белобочки.
Финдекано был одет в белую расшитую серебром рубашку, рукава которой напоминали крылья птицы, и в голубую котту. В темных волосах сверкал серебром венец, а запястья стягивали широкие чеканные наручи. А невеста…
— Как она хороша! — воскликнула, совершенно не стесняясь, Лехтэ и перехватила веселый взгляд Кирдана.
Лодочка мягко ткнулась в прибрежный песок, и спрыгнувший Фингон подхватил на руки возлюбленную, помогая ей. Возможно, в этом и не было необходимости, но леди Химлада не могла не отметить, как загорелись глаза старшего Нолофинвиона, когда он посмотрел в лицо Армидель, и что его руки задержались на ее талии немного дольше положенного.
Наконец, принц отпустил невесту и подал ей ладонь. Она вложила пальцы, и глаза ее, когда она взглянула на него, загорелись любовью. Финдекано сжал их, ласково погладил запястье любимой, и они пошли к той арке, где ожидали родители, ступая по дорожке из розовых лепестков.
Играла музыка, разносясь над душистым ковром разнотравья. Из воды выглядывали любопытные мордочки дельфинов, даже не думавших уплывать, а над головами в вышине носились птицы, подчас выписывая причудливые пируэты.
Мягко ступавшая Армидель сама напоминала в этот момент прекрасную реку. Серебристое платье с длинным шлейфом текло и переливалось, и многим казалось, что они слышат журчание ручейка. Или и впрямь в наряде принцессы фалатрим шумело само море? На шее невесты сиял сапфир, подарок Нолофинвэ, в руках она несла букет голубых цветов — васильков и колокольчиков. Такого же оттенка ленты в серебряных волосах довершали образ, выдержанный в цветах Дома ее любимого. Заходящий за линию гор Анар блистал в ее прическе и на ткани наряда, отражаясь мириадом искр. Финдекано не отрывал от Армидель восхищенного взгляда, и она, ловя его, тепло и нежно улыбалась.
Когда молодые остановились перед родителями, музыка смолкла. Гости затаили дыхание, и Нолофинвэ с улыбкой вышел вперед:
— Мы собрались сегодня здесь, перед лицом родичей и друзей, чтобы соединить Финдекано и Армидель узами брака…
Он говорил, и слова его летели высь, к самому небу. Слова благословения, призывавшие счастье молодым, полные веры в их общее, совместное будущее. После заговорила леди Бренниль, и голос ее был полон тепла и нежности. И дважды из уст родителей прозвучало имя Единого.
— Радости вам, — закончила наконец она.
Тогда Финдекано и Армидель обернулись друг другу и сняли серебряные кольца, которые носили со дня помолвки. Жених, еще раз с любовью посмотрев на свою невесту, достал из-за пазухи коробочку с двумя золотыми ободками и, взяв одно, поменьше размером, надел его Армидель на указательный палец.
— Я люблю тебя, — прошептал он и крепко сжал руку девы.
— Я тоже тебя люблю! — горячо прошептала она и, взяв второе кольцо, побольше, надела на палец Фингона.
Гости радостно закричали и захлопали в ладоши.
— Будьте счастливы! — раздались крики.
Нолофинвэ и Бренниль накрыли руки молодых своими, и Финдекано Нолофинвион наконец стал мужем Армидель Мерил Новиэль. Посмотрев долгим взглядом в глаза возлюбленной, он бережно, но крепко обнял ее, прижав к груди, и, склонившись, поцеловал.
Запели птицы, сидевшие на ветках, и выше взмыли те, что летали над головами. Зазвенели колокольчики, и дельфины, трижды выпрыгнув из воды, выпустили в воздух радостные струи фонтанчиков. Заиграла музыка, и в этот момент окончательно погасли огни заката, уступив место густо усеявшим небо звездам и разноцветным, причудливой формы светильникам, горевшим под ногами и в вышине.
— Жизнь моя, — прошептал принц нолдор и коснулся лбом лба принцессы моря, своей жены.
— Надеюсь, эта свадьба объединит не только наши семьи, но и народы, — проговорил Нолофинвэ.
— Согласен, — ответил Кирдан. — Пусть будет так.
Настало время поздравлений. Первым подошел Майтимо и, обняв друга, вручил Финдекано и его молодой супруге привезенные из Химринга дары.
— Будьте счастливы, — добавил он, передавая их.
— Благодарю тебя, — ответил растроганный Финьо.
Он отошел, и лорд Ломинорэ не сразу сообразил, отчего повисла такая загадочная, звенящая ожиданием и предвкушением тишина. Нолдор начали переглядываться, затем кто-то улыбнулся загадочно. Наконец толпа расступилась, и по образовавшемуся проходу вышли лорды Химлада, ведя двух любопытно озирающихся по сторонам жеребят.
— От нас, — сказал просто Курво.
И Тьелпэ добавил:
— Аманские. А эта непоседа — Тари, дочь моей кобылы.
Армидель восхищенно посмотрела на лошадей и быстро подошла к Тари. Та доверчиво ткнулась в протянутую ладонь, и эллет ласково погладила малышку по шее:
— Какая красавица!
Финдекано тем временем знакомился с Рене, и можно было уже с уверенностью сказать, что жеребята приняли своих новых хозяев. Тьелпэ вздохнул с облегчением.
Наконец, были вручены иные дары, и тогда начались танцы.
Музыканты заиграли в полную силу, и волнующая, пленяющая фэар мелодия разнеслась над долиной. Молодой муж обнял ту, что стала теперь его женой, и они закружились по поляне. Влюбленные смотрели друг на друга, и в глазах их отражались звезды, что светили теперь над их головами. Те самые, что видели начало мира и что будут светить еще многие и многие эпохи. И оба искренне надеялись, что путь этот они совершат все вместе.
— Люблю тебя, — вновь прошептал он и, наклонившись, не прерывая танца, поцеловал.
* * *
Аредэль смотрела на счастливого брата, что вел в танце любимую, свою жену, и ей самой нестерпимо захотелось отыскать, встретить того эльда, чей голос пробудил в ее фэа доселе неведомые чувства. Задумавшись, дева сделала шаг назад. Еще. И неожиданно толкнула Тьелпэринквара, оживленно беседовавшего с ее отцом.
— Потанцуем? — внезапно вместо извинений произнесла она.
Куруфинвион кивнул и протянул ей руку.
Яркие звезды, словно улыбаясь, глядели на эльфов с небес, а развешанные по ветвям деревьев светильники создавали причудливые тени. Ночные птицы на разные голоса славили любовь и желали счастья. Всем, абсолютно всем собравшимся здесь эльдар. И, словно в подтверждение этого, до самых вершин могучих крон порой доносились то радостный смех, то песни, то нежные слова.
— Прогуляемся? — спросил Куруфин жену, когда они завершили очередной танец.
Лехтэ улыбнулась и взяла мужа за руку.
— С удовольствием! Здесь так хорошо, — мечтательно произнесла она.
Он понимающе взглянул на любимую, вспоминая их собственную свадьбу. С тех пор многое случилось, но чувства, что однажды зародились в их фэар в Благом краю, были столь же сильны и чисты.
— Мелиссэ, — прошептал он, привлекая супругу к себе для поцелуя.
— Родной мой, как я счастлива, что… — она замолчала, пытаясь подобрать слова.
— Я знаю, — осанвэ ответил Искусник. — И я, поверь, тоже. Пойдем. Еще успеем потанцевать.
Лес встретил пару нежным шелестом листвы, легким шепотом ветра и дивными пьянящими ароматами трав. Они шли по тропе, вспоминая и строя планы, радуясь имеющемуся и надеясь на будущее.
Неожиданно деревья расступились, пропуская супругов на небольшую полянку, покрытую белоснежными ромашками. Свет Исиля, показавшегося над кронами, отразился в глазах Лехтэ.
Куруфин шагнул к супруге:
— Я вновь сплету тебе из них венок. Как тогда…
Лехтэ кивнула и зарылась пальцами в волосы мужа.
— Успеешь. Чуть позже, — попросила она, прижимаясь к нему еще сильнее.
Супруги вернулись, когда ночь перевалила за середину, но их исчезновения никто и не заметил. Почти. Взглянув на родителей, Тьелпэ улыбнулся, сделав шаг в направлении одной юной девы, немного заскучавшей под раскидистым дубом.
Танцы продолжались.
* * *
— Потанцуем? — предложил Келеборн и протянул Галадриэль руку.
Стоявший неподалеку Артаресто спрятал улыбку и с облегчением вздохнул. Его будущий родич с каждым днем становился все живее и радостнее, и было очевидно, что уже недалек тот день, когда они с братьями будут провожать сестру под венец.
Дева посмотрела на жениха влюбленным взором и протянула руку. Собственный яркий свет фэа, идущий из самой глубины существа, озарял лицо Артанис. Келеборн обнял невесту, и они закружились. Некоторое время Ородрет наблюдал за ними, а после вдруг поймал себя на мысли, что тоже хочет присоединиться к танцующим под музыку нолдор и синдар. Которых, кстати, на празднике было гораздо больше, чем он прежде себе представлял.
В тени шатров стояли ломящиеся от яств столы, и Арафинвион, подойдя к одному из них, выбрал кусочек сочной оленины и отправил ломтик в рот.
— Вот это еще попробуйте, очень советую, — услышал он вдруг мягкий нежный голос и, обернувшись, увидел высокую среброволосую синдэ в желтом, похожем на распустившуюся маргаритку, платье.
Дева указала взглядом на кусочек фазана, соблазнительно пахнущего розмарином и апельсиновой цедрой.
— Благодарю, — ответил он, по-прежнему не отрывая взгляда от собеседницы.
В глазах ее без труда читался интерес, хотя было очевидно, что она не замужем. Дева снова улыбнулась обворожительно и, коротко склонив голову, отошла на край поляны. Артаресто проводил ее взглядом и, недолго думая, решил все же последовать совету и попробовать птицу.
Мелодия в очередной раз сменилась, уступив место плавной и волнующей.
«Под такую хорошо лежать где-нибудь в саду и мечтать, глядя на звезды», — подумал Арафинвион.
— А ты? — спросил его незаметно подошедший Нолофинвэ, — так и будешь тут стоять и скучать? Это даже неприлично.
— Вовсе нет, — с улыбкой покачал он головой. — Я просто выбираю, кого пригласить.
— А в чем проблема? — заинтересовался дядя.
Ородрет задумался и еще раз окинул присутствующих нисси оценивающим взглядом.
— Пытаюсь понять, какая из дев лучше всего подойдет на роль матери моих будущих детей, — ответил он, и было непонятно, шутит ли он не слишком удачным образом или же говорит всерьез.
Нолдоран с озадаченным видом покачал головой, а Артаресто спросил, указывая на свою недавнюю собеседницу:
— Кто она?
Дядя проследил за его взглядом и пояснил:
— Глоссерин, дочь одного из тех синдар, что присягали Финдекано. Кажется, ее отец — один из пробудившихся.
— Вот как? Не думал встретить таких на празднике.
— А почему нет? — улыбнулся Нолофинвэ.
Ородрет ничего не ответил. Взяв со стола кубок, он налил себе сидра и залпом выпил. Затем он нашел взглядом сестру и, убедившись, что она целуется со своим женихом и вполне счастлива, ополоснул в специальной чаше с водой руки и направился к Глоссерин.
— Аlasse, — приветствовал ее Артаресто и тут же поспешил исправиться, — то есть suilad. Можно тебя пригласить на танец?
Дева улыбнулась в ответ с заговорщическим видом, и нолдо подумал, что может быть, она для того и заговорила с ним, чтобы обратить на себя его внимание?
«А впрочем, не все ли равно, если наши намерения совпали?»
— С большим удовольствием, — последовал ответ.
Он подал руку, и синдэ вложила в нее тонкие, изящные пальцы. Пару секунд Артаресто любовался ими, а после сжал ладонь и повел спутницу в круг танцующих.
На мгновение оглянувшись, он заметил, как кузен Финдекано и Армидель, стоя у стола, едят с одной тарелки десерт и чему-то смеются.
— Чудесный праздник, правда? — заметила Глоссерин.
— О да, — согласился Арафинвион.
Они начали танцевать, а он вдруг подумал, что ему в самом деле легко и приятно находиться рядом с нею. И вновь, уже совершенно серьезно, подумал:
«А не нашел ли я наконец свою единственную? В самом деле, почему бы и нет?»
* * *
Когда поздравительные речи были произнесены, а приготовленные подарки вручены Финдекано и Армидель, наступило время всеобщего веселья и застолья. Эльфы радовались, поднимая вновь и вновь кубки, желая счастья супругам, играла музыка, пока негромкая, позволявшая легко разговаривать друг с другом.
— Финьо, прими еще раз мои поздравления, — Майтимо подошел и расположился рядом с товарищем.
Армидель тепло улыбнулась кузену мужа и продолжила разговор с Ириссэ, рассказывавшей ей про собравшихся гостей и родичей.
— Я не уверен, что тебе понравится еще один мой небольшой дар, — тихо произнес Маэдрос и сделал упреждающий знак, не давая другу возразить. — Мастера Химринга справились бы намного лучше, но я сам хотел изготовить его для тебя.
— Нельо, чтобы это ни было, я очень… очень рад, что ты…
— Что я смог что-то изготовить? — грустно проговорил он.
— Что ты нашел время! Я же понимаю, что на северных рубежах тебе не до работы в мастерских, — тут же возразил Финдекано.
Майтимо протянул ему небольшой тряпичный мешочек, который тот тут же развязал, достав из него необычный зажим для волос. На вид простой, без изящества и изысков, он в то же время даже выглядел удобным, а Фингон ощутил эмоции, вложенные в подарок другом.
— С ним будет удобно, когда потребуется надевать шлем, — пояснил он. — И еще. Никто не сможет схватить тебя за волосы — в нем есть небольшой секрет.
— Благодарю тебя! — искренне ответил Финдекано. — Нельо, это… у меня нет слов.
Вспомнив про полученный от Куруфина камень, он потянулся к кузену осанвэ. И Майтимо ощутил все тепло и любовь друга, а сам Фингон невольно узнал, каких усилий и эмоций стоило Маэдросу изготовление этого зажима.
* * *
Тилион уверенно продолжал путь по небу, готовясь в скором времени уступить место ладье Ариэн. На темном, пока еще густо-фиолетовом, бархатистом небе ярко сияли звезды, а у самой травы, вторя им, порхали светлячки.
Дельфины, покачав на прощание головами, уплыли в море, и Финдекано, взяв за руку Армидель, посмотрел на нее долгим взглядом. «Пора», — хотелось сказать ему, но это и так было понятно, без слов. В душе его горело нетерпеливое ожидание, смешанное с волнением. Щеки молодой супруги ярко пылали, под стать сияющим глазам, и он, наклонившись, легонько коснулся губами горячей нежной кожи на ее шее.
Музыканты смолкли, и над поляной повисла трепетная, одухотворенная, волнующая, как сама минувшая ночь, тишина. В свете звезд загадочно поблескивали воды залива, намекая на какую-то тайну. Быть может, ту, что должна была в скором времени совершиться?
Пальцы Финдекано и Армидель крепко переплелись, и муж повел возлюбленную к шатру, установленному верными в стороне, у самых вод залива, специально для них. Серебристо-алый полог был откинут, открывая взору столик с кувшинчиком родниковой воды и фруктами, а так же мягкие подушки, накиданные поверх ковров. Уютно горели светильники, отбрасывая на толстую ткань стен причудливые, замысловатые тени. Мягко шептала о чем-то плескавшаяся неподалеку вода, наползая на берег.
Супруги переступили порог шатра, и Финдекано с тихим стоном давно сдерживаемой страсти привлек к себе жену. Она откликнулась, прижавшись всем телом, запустила пальцы в его темные волосы, и долгое время они просто стояли вот так, не в силах разорвать объятия, и ничего не замечая вокруг себя.
Тем временем на поляне, уже порядком опустевшей, вдруг в голос запели рассевшиеся по веткам соловьи. Проклюнулись из земли ростки, и не прошло и нескольких минут, как вся она оказалась густо усеяна нежными перелесками — белоснежными цветами с золотой серединкой.
Небо бледнело, на востоке все ярче разгоралась заря.
Финдекано подхватил возлюбленную на руки и отнес ее на подушки. Армидель, подавшись вперед, помогла ему раздеться, распустив шнуровку штанов и рубашки. Отбросив одежды в стороны, молодой муж лег рядом с женой и прошептал, с восхищением глядя в ее лицо:
— Люблю тебя!
Горячий поцелуй скрепил его слова. Ладонью, покрытой мозолями от меча, он бережно провел по тонкой лодыжке Армидель, по ее бедру, по плоскому животу, а затем закончил движение и отбросил наконец уже давно мешавшее обоим платье.
Объятия стали теснее, а поцелуи с взаимными ласками горячее. Все так же шептавшее у полога платки море поглощало жаркие стоны, и громкий крик счастья, последовавший вскорости, смешавшись с тихим рыком, утонул в пении соловьев. Перелески склонили белоснежные головки, а после устремились к небесам с новой силой.
Финдекано, дождавшись, пока гулкое биение их сердец немного успокоится, провел пальцем по припухшим губам любимой и прошептал тихо:
— Мелиссе…
Поцеловал ее висок, собирая солоноватые капельки пота, и, поймав дыханием тихий выдох: «Мельдо», вновь поцеловал крепко и, накрыв себя и ее легким покрывалом, заключил в объятия.
Над заливом Дренгист, над землями Ломинорэ поднималась новая янтарно-розовая заря.
Финдарато понимал, что опаздывает, но ничего уже поделать не мог. Оставалось надеяться, что Финдекано и его невеста, точнее уже жена, простят.
Дело в том, что едва только небольшой отряд покинул Нарготронд и тайными тропами вышел на часто используемую нолдор и синдар дорогу вдоль Сириона, как мастер, везший пробные образцы кристаллов, сообщил о приближении врагов. Финрод сначала усомнился, потому как разведчики говорили об ином, однако пренебречь этой информацией он не мог.
Спутники Финдарато несколько долгих дней прочесывали местность, пока наконец не отыскали логово, следы вокруг которого говорили, что обитают там не обычные волки. Когда же все обнаруженные варги были истреблены, кристалл вновь засиял бело-голубым светом, и лишь в самой его глубине еле теплился алый огонек, до недавнего времени горевший тревожно-ярко.
К заливу Денгрист гости из Нарготронда прибыли к вечеру следующего после свадьбы дня, чем несказанно удивили, но и обрадовали родичей.
— Финьо, надеюсь ты простишь меня, — начал Финрод.
— Я только надеюсь, что ничего дурного ни с кем в пути не произошло, — ответил Фингон, выслушав объяснения, а затем и поздравления кузена.
Армидель, стоявшая рядом, также тепло поприветствовала родича мужа и с благодарностью приняла дары.
Нолдор Нарготронда отдыхали и наслаждались гостеприимством лорда и леди Ломинорэ, а также возможностью каждый день видеть Анар и Исиль. Каким бы ни был красивым их тайный город, мир, сотворенный Единым, в разы превосходил его.
— Тьелпэ, можно тебя отвлечь? — спросил Финдарато во время совместного завтрака.
— Конечно, — легко согласился тот.
— Мне очень нужно знать твое мнение. Как мастера.
— Может, лучше тогда позвать отца?
— Не стоит. Мне необходим именно твой совет, — однозначно ответил король Нарготронда.
Мастер тайного города сначала с некоторым недоверием отнесся к Тьелпэринквару, но волю своего государя выполнил и подробно рассказал о собственном изобретении. Куруфинвион внимательно слушал, не перебивая, но про себя отмечая требующие дополнительного разъяснения моменты. Через некоторое время они оба уже активно обсуждали, спорили, доказывая каждый свою правоту, чертили схемы, рисовали эскизы, а Тьелпэ даже напел мелодию, что могла быть полезна при создании улучшенного сигнального кристалла.
— Благодарю вас, Тьелпэринквар Куруфинвион, — на прощание сказал мастер из Нарготронда. — Я последую советам, что получил сегодня.
— А я, кажется, на шаг приблизился к решению очень важной задачи.
* * *
Ветер гнал по небу прозрачные облака, волновал воду в Сирионе, то и дело выбрасывая густые пенные барашки на берег.
Келеборн хмурился и часто, поднимаясь на стену Минас Тирита, смотрел в даль. Туда, где за лесами и пустошью Нан Дунготреб раскинулся Дориат — слишком близко, чтобы о нем можно было надолго забыть. По молчаливому соглашению они с Галадриэль старались о нем не упоминать, по крайней мере пока. Ведь, стоит завести разговор о минувших напастях и грядущих проблемах, как тут же понадобится действовать, общая дорога поведет их вперед… и помолвку со свадьбой придется отложить, а потом опять и опять. И тогда они, возможно, вообще никогда не поженятся.
Ветер донес горьковатый запах луговых трав. Послышались шаги, и на стену поднялась любимая. Келеборн улыбнулся и ощутил, как потеплело на фэа.
— Скоро ветер изменится, — проговорила она, становясь рядом с ним и глядя серьезным взором прямо перед собой, — и тогда снова станет тепло. Я чувствую.
— Быть может, уже этой ночью, — откликнулся Келеборн.
Артанис посмотрела на него прямо, словно ждала чего-то, а он сильнее сжал край парапета и стиснул зубы. Помимо всего прочего, для него Дориат был и оставался родным домом. И никакие катаклизмы не в силах были этого изменить.
И все же мысль стремилась вперед, едва успевая за полетом фэа. Сердце влекло то, что было гораздо важнее миссий и планов, поражений и побед. Важнее всех тварей тьмы.
— Как ты относишься к предложению, пока твои братья здесь, в Минас Тирит, — заговорил Келеборн, — отпраздновать нашу помолвку? Другого случая может не представиться.
Он сказал, и тут же с души его как будто с грохотом свалился тяжелый камень, расколовшись на мелкие кусочки. Сразу стало легко, и ожидание чуда мгновенно пробудилось, повинуясь тихому, однако настойчивому зову сердца.
Галадриэль просияла:
— С удовольствием, мельдо. Замечательная идея.
Келеборн протянул ей руку, она вложила пальцы, и в тот же миг он понял, что больше они не поодиночке в этой борьбе, но вместе. И сил у них теперь вдвое больше. Дориатский принц бережно, но крепко обнял деву и, чуть склонившись, поцеловал.
— Тогда поспешим? — предложил он. — Устроим обручение завтра?
— Согласна. Неизвестно, как долго пробудет в крепости Финдарато. Да и Ангрода дела зовут в Дортонион.
Они взялись за руки и, спустившись во двор, отправились искать Артаресто. Тот беседовал в библиотеке с одним из верных. Услышав весть, что сообщили ему сестра и будущий зять, он улыбнулся широко и радостно и объявил:
— Я ждал этого. Сейчас же начнем готовиться. Когда, на закате?
— Лучше в полдень, — предложила Галадриэль.
Ородрет кивнул и пообещал, что к назначенному времени все будет готово, а молодые отправились в собственные покои.
* * *
Неожиданно в крови стало горячо, словно по жилам прошелся жидкий огонь, а в голове эхом прозвучали слова Клятвы.
Куруфин отложил молот и стянул рукавицы.
— Атто, что случилось? — взволновался работавший с ним Тьелпэ.
— Не отвлекайся! — рявкнул он и вылетел за дверь.
«Камни у Врага. Месть не совершена. Пора! Пора! Время настало! Я должен вернуть сильмариллы!!!» — отдавалось пульсом в висках. Другие мысли и чувства сейчас просто казались лишними, а потому отметались.
Он сам не заметил, как поднялся в покои.
— Мельдо? Ты так рано, — удивилась Лехтэ, откладывая вышивку и подходя к мужу.
Однако тот ее словно не видел, продолжая что-то искать в комнате.
— Курво, что происходит? — уже встревоженно спросила она.
— Не твое дело! — резко ответил он. — Не мешай мне.
Лехтэ неверяще посмотрела на мужа, затем отступила на шаг и, поборов подступившую было обиду, присмотрелась внимательнее. Она не понимала, что происходит, но чувствовала нависшую над любимым опасность. Решительно нахмурившись, она вновь подошла к нему и осторожно взяла его за руку. Тот попытался стряхнуть ее пальцы и уже собрался отчитать настырную жену, как совершенно неожиданно с его глаз словно спала пелена, а жидкий огонь, готовый пожрать его изнутри, был усмирен одним тихим «Атаринкэ…»
— Лехтэ? — он вопросительно посмотрел на супругу.
— Все хорошо, любимый?
— Теперь да, — он обнял жену и тихо произнес: — Прости.
— Что произошло, Курво? — спросила она, когда муж перестал покрывать поцелуями ее лицо.
— Не стоит говорить об этом, — ответил Искусник. — Я постараюсь впредь держать себя в руках.
— Это твоя клятва, да?
Куруфин кивнул и, отвернувшись, долгое время смотрел в окно.
* * *
«Наконец свершилось!» — подумала Артанис, почти вбегая в комнату.
Конечно, из-за подлости и коварства Мелиан событию, которого они с возлюбленным так ждали, предстояло совершится гораздо позже предполагаемого в начале, однако теперь она не сомневалась в том, что оно произойдет.
Дева на мгновение представила, что из-за злых чар все оставшееся время до конца Арды она могла бы прожить одна, без Келеборна рядом, и фэа ее вздрогнула, а сердце обдало волной страха. Если бы ее мельдо тогда не устоял, или им бы не удалось очистить его роа от следов тьмы, то…
Галадриэль тряхнула головой, отгоняя непрошеные образы, и подумала о том, что произойдет завтра. Воображение сразу нарисовало яркие картины, почти столь же красивые, как те, что они видели на недавней свадьбе Финдекано, а на сердце стало легко. Конечно, следовало еще о многом позаботиться, но все это время, пока они ждали в Минас Тирит исцеления, она не сидела без дела. Собственное белоснежное платье, а так же рубашка и котта для Келеборна были готовы.
Она достала свой украшенный тончайшими кружевами и изящной вышивкой наряд и некоторое время любовалась им. Затем взяла серо-серебряные одежды для жениха и поспешила к нему.
Во дворе Минас Тирит становилось все оживленнее, в окна то и дело долетал смех и песни. Верные взялись за украшение крепости с неподдельным энтузиазмом, и не прошло и пары часов, как всюду стали виднеться цветы, гирлянды и ленты. Воины с самыми серьезными лицами начищали оружие, и Галадриэль подумала, что праздник, в самом деле, выйдет замечательный.
Она толкнула дверь в покои Келеборна и застала его разглядывающим широкий нарядный пояс.
— Тебе, — сказала она просто, протягивая одежды.
Любимый оставил свое занятие и, приняв дар, стал со все растущим восхищением рассматривать узор в виде листвы и деревьев.
— Благодарю тебя, родная, — наконец сказал он. — Они прекрасны.
— Скажи мне кто-нибудь еще сто лет назад, что я буду этим всем заниматься — ни за что бы не поверила, — призналась Галадриэль. — А теперь я шила этот наряд с большим удовольствием.
— Охотно верю, — светло улыбнулся синда. — Но ведь время не стоит на месте, и мы меняемся вместе с ним. И кто сказал, что мы, обретая новые увлечения, должны непременно отказываться от старых? Наша жизнь становится не беднее и ничуть не хуже прежней, но, наоборот, полнее и ярче.
Они смотрели друг другу в глаза, и взоры их одинаково ярко сияли, полные любви и надежды.
— Спасибо тебе, — прошептала она, и он, кивнув в ответ, привлек ее к себе.
Они стояли и смотрели на постепенно темнеющее небо, а фэар их о чем-то шептали, переговариваясь. Быть может, делились планами?
* * *
Ладья Ариэн скрылась где-то во владениях вала Намо, а Индис, тяжело вздохнув, отошла от окна и направилась в покои сына.
— Аммэ, что случилось? — спросил он, перехватив ее взгляд.
— Все хорошо, мой родной, — поспешила успокоить его ваниэ. — Просто мне пора. Я пришла попрощаться.
— Решила вернуться в Валмар? — зачем-то уточнил Арафинвэ.
— Нет. Ты же знаешь, куда я хочу попасть и почему, — спокойно ответила Индис.
Убедившись, что мать не передумала, Нолдоран кивнул и, обняв ее, сообщил:
— Я велю подготовить все к завтрашнему утру.
— Не стоит, Арьо, — ответила она. — Я отправляюсь сейчас. Одна. Это не обсуждается.
— Но…
— Мне нечего опасаться в Благом краю. Валар не допустили бы появления зла. Нет, йондо, не уговаривай.
Индис порывисто обняла сына и, резко развернувшись, покинула его покои, а затем и дворец.
У фонтана, как и было велено ранее, ее ожидал оседланный жеребец и двое спутников-ваниар, с которыми она намеревалась проделать часть пути до северных земель.
Мерный перестук копыт разнесся по пустым улицам Тириона, и лишь эхо проводило ту, что некогда была его королевой.
Дни сменялись днями, и наконец, настало время прощаться:
— Дальше я поеду одна.
— Но госпожа! Мы не оставим…
— Нет. Но вы можете подождать меня. Через три дня я вернусь.
— Хорошо. Ваше слово для нас закон, — ответил один из ее спутников и, проводив Индис взглядом, начал выбирать пригодное для временного лагеря место.
Ваниэ ехала в странной, немного гнетущей тишине. Не было слышно пения птиц, и даже листва не шелестела, и сам воздух замер, сделавшись немного липким.
Лишь изредка до ее ушей доносился странный металлический звук, становившийся все громче.
Когда показались башни Форменоссэ, Индис спрыгнула с коня и приказала жеребцу не следовать за ней. Тяжелая створка кованных ворот, держалась на одной петле и мерно покачивалась, задевая порой кладку стены, вторая же лежала на земле среди осколков камней.
— Столько лет прошло, а металл не сгнил. Действительно, мастером был твой старший сын, мельдо, — проговорила она тихо, переступая невидимую границу.
/ — Индис! Ты приехала? Зачем?
— Финвэ?!
— Разве ты не знаешь, как мне хорошо без тебя?
— Что ты говоришь? Как вообще это возможно? Ты жив?
— А ты сомневалась? /
Воздух сделался тяжелым. Она с усилием проталкивала его в легкие, но старалась не отставать от мужа, уверенно идущего чуть впереди по ухоженным дорожкам крепости, среди клумб с цветами и статуй.
«Но я же видела сквозь ворота, что ничего подобного здесь нет и не было! Или я не права… Что происходит? Почему Финвэ не вернулся в Тирион?»
/ — Потому что он в Чертогах Намо! — раздалось у нее в голове. — Ты так хотела увидеть мужа, так стань же ближе к нему! Всего один шаг, смелее! /
Призрачный Финвэ стоял перед Индис, и она лишь сейчас поняла, как же сильно ошиблась. Морок начал таять, оставив ваниэ среди каменных обломков и засохших деревьев, среди которых был один небольшой, но по-настоящему зеленый холмик.
Индис бросилась к нему, как к своему спасению, стараясь не слышать злой хохот, эхом разнесшийся по крепости. Она ничего не видела, кроме конечной цели, до которой оставалось уже несколько шагов. Не заметила королева и засохшего корня, коварно подвернувшегося ей под ногу.
Зеленая трава мягко спружинила, принимая Индис, и та поняла, что нашла мужа.
Могилу Финвэ древнее зло обходило стороной.
— Мельдо… родной мой.
/ — Я здесь, а не там/, — вновь раздалось рядом.
— Нет! Ты лжец! Не подходи ко мне! — вскричала Индис.
Тень приблизилась, но ступить на зеленую траву не решалась, придумав иной способ.
/ — Я жду. Иди же ко мне, коли приехала/, — донесся до нее голос мужа. Морок протянул руку, из которой выстрелила клейкая нить.
Ваниэ пронзительно закричала, пытаясь содрать с себя паутину, которой становилось все больше.
Страх леденил кровь, заставляя сердце бешено и болезненно колотиться.
/ — Иди ко мне! Ты же моя! Моя!!! — кричал дрожащий морок, являя Индис свою истинную омерзительную паучью сущность.
Жвалы клацнули в опасной близости, но, казалось, не причинили вреда. Однако нис побледнела и, прижав руку к груди, начала оседать на землю. В глазах потемнело, а боль разлилась по всему телу.
— Финвэ, — прошептала она, лежа на его могиле и делая шаг навстречу Намо.
Паучиха растерянно глядела на неудавшийся ужин, но ступить на живую траву не решалась. Издав нечто похожее на вздох, она поспешила убраться в логово, надеясь, что дождется своего часа и сможет отведать сочного эльфийского мяса.
Размышляя о собственных неудачах (сначала явилась та, что носила на руке метку пламенных, а, значит, приближаться к ней было опасно, то теперь эта спряталась на недоступном холмике), порождение Унголианты не услышало легкого треска, предшествовавшего падению большого камня со стены башни, где когда-то жил Нолдоран. Омерзительный хруст разнесся по двору, и в тот же миг свежий ветер влетел в Форменоссэ, выдувая затхлость и тлен, что так любила паучиха.
Ваниар, оставшиеся ждать Индис, решили проследовать по ее следам, когда минуло три обещанных дня. Крепость равнодушно встретила их, однако позволила по следам найти тело госпожи.
Поднять и придать земле его у них не получилось — трава крепко удерживала Индис, не отпуская ее от могилы мужа.
* * *
Когда на небо поднялся сияющий Итиль, а Галадриэль, попрощавшись, отправилась отдыхать, Келеборн переоделся в простую рубашку и штаны и отправился в мастерские — завтра им понадобятся два серебряных кольца.
Конечно, сделать их можно было попросить любого из верных, самого искусного, конечно. И все же синдарскому принцу, хотя он и не был слишком умелым в подобном деле, хотелось сотворить их самому. Как и свадебные, которые потребуются немного позже.
Найти кого-нибудь, кто помог бы ему указаниями, не составило труда.
— Тебе приходилось когда-нибудь прежде работать с серебром? — уточнил мастер, выслушав просьбу.
— Да, — уверенно ответил Келеборн. — Я пробовал, и даже кое-что получалось.
— Что ж, тем лучше. Тогда приступим.
Он достал необходимые инструменты и указал Келеборну на стол у окна.
Горели светильники, бросая чуть подрагивающие блики на стекла, потрескивал огонь в очаге. Во дворе снаружи было тихо и удивительно уютно.
Мастер принялся объяснять, а синда слушал его и сосредоточенно, в малейших подробностях повторял.
Мысли его витали вокруг той, что завтра наденет кольцо себе на палец, и ему от всего сердца хотелось, чтобы оно защитило невесту от всех бед. Он думал об их любви, и огонь ее пылал в его фэа все ярче и жарче.
Наконец, оба кольца были готовы.
— Ступай к себе, — велел ему мастер, едва заметно улыбаясь. — Может быть, ты еще успеешь немного отдохнуть.
Келеборн повиновался и, едва его голова коснулась подушки, погрузился в крепкий сон.
* * *
Теперь на месте будущего города, названного на языке нолдор Ондолиндэ, беспрестанно слышался шум молотов, переклички мастеров и веселый, жизнерадостный смех.
Скальное основание тяжело поддавалось обработке, поэтому возведение лестниц стопорилось.
— Атто! — ворвалась Идриль в дом, где Тургон как раз совещался с одним из верных. — Ты должен это посмотреть и одобрить!
Принцесса решительно подошла к столу и придвинула отцу свернутые в рулон чертежи. Вид ее был весьма причудлив и непривычен: волосы собраны в небрежный пучок, из которого в разные стороны торчали выбившиеся пряди, подол и лиф платья испачканы строительной пылью, а щеки глиной. Турукано смерил дочь оценивающим взглядом, весело хмыкнул и развернул свитки:
— Что это? Перила?
— Да. Мастера хотят из металла, а я считаю, что лучше мраморные. Железа в наших месторождениях не так уж и много — его стоит поберечь для чего-нибудь более важного.
Тургон кивнул:
— Согласен.
Он взял перо и размашисто подписался внизу свитка. Итариллэ быстро схватила план и, поблагодарив отца, выбежала из дома.
С голубого чистого неба ярко светил Анар, слепя глаза. Дева окинула взглядом строительную площадку, в которую превратился теперь холм Амон Гварет, и улыбнулась. План будущего города был уже готов в деталях. В южной части, богатой родниками, нолдор намеревались возвести множество фонтанов, а еще собирались насадить деревья — мэллорны, березы и сосны с елями. В восточной части планировали устроить многочисленные мастерские, а королевский дворец, как и полагалось, стоило разместить в центре. Украшением многочисленных площадей занималась уже заметно подросшая Ненуэль.
Идриль проворно взобралась по приставной деревянной лестнице, перепрыгнула через основание будущей городской стены и отправилась искать подругу. Та в компании мастера Ферниона сидела посреди изрядно утоптанной площадки и перебирала разноцветные полудрагоценные камни.
— Нет, этот тоже не подойдет, — покачал головой нолдо, и дева со вздохом отложила в сторону яркий и, безусловно, красивый аквамариновый камень.
Сдув в очередной раз с лица непослушную прядь, Ненуэль нахмурилась, а после развязала налобную ленту и заново уложила волосы.
— Узор с каждым разом становится все беднее! — пожаловалась она. — Теперь опять придется его переделывать, уже по третьему кругу. А ведь такая красивая была задумка!
Фернион тихонько вздохнул:
— Понимаю твою досаду, но что поделать, если мы ограничены в материалах? Окрестные месторождения не столь уж богаты или разнообразны. Хорошо хоть мрамора вдоволь, а вот всего остального, увы, не хватает.
— В Амане было не так? — спросила Ненуэль, и на лице ее зажглось вдохновение.
Она никогда не видела далекую родину своих родителей, и, может быть, именно поэтому та представлялась ей еще прекраснее, чем была в действительности.
— О да, — согласился мастер. — Там встречалось несметное множество самых разных камней, и весьма прочных при этом, потому мозаики создавались поистине великолепные.
— Тогда…
Юная мастерица нахмурилась и закусила губу. Взяв в руки папку, она открыла ее и принялась что-то быстро править. Наконец, закончив, нетерпеливым жестом отбросила чертеж и провозгласила:
— Когда я окончательно вырасту, я подумаю, что можно сделать с этой проблемой. Идея у меня уже есть.
Ненуэль принялась разбирать остальные камни, откладывая в сторону те образцы, которые могли впоследствии пригодиться, и то и дело возвращалась к исправлению схемы. Идриль же отправилась в мастерские, где отдала Сарниону подписанный чертеж. Пристроившись за столом у окна, она продолжила работу над одним из будущих фонтанов для Дворцовой площади.
Чуть позже, когда ладья Ариэн начала уверенно клониться к западному краю неба, она закончила эскиз и решила проведать место, где в последний раз видела юную подругу. Ненуэль сидела в тени мраморной глыбы и рисовала.
В котлах уже весело булькал ужин, и Итариллэ невольно сглотнула слюну, только сейчас ощутив, как сильно проголодалась. Нолдор подходили и рассаживались поудобнее, оживленно переговариваясь о дневных делах. Показавшийся Глорфиндель увидел дочь и подошел, намереваясь обнять, но заметил, как сильно та увлечена своим делом и не стал мешать, только с интересом заглянул через плечо. Через мгновение брови его поднялись.
— Тьелпэ? — наконец удивленно спросил он.
Ненуэль подняла взгляд и с недоумением посмотрела на атто:
— О чем ты, пап?
— Кого ты рисуешь? — спросил тот прямо.
— Эльду, с которым танцевала в Бритомбаре. Хочу чуть позже на этом сюжете опробовать новую технику. А что, ты его знаешь?
В глазах юной нолдиэ зажглось вдохновение и одновременно радостное ожидание.
— Конечно, — подтвердил Глорфиндель. — Да ты и сама прежде не раз виделась с ним у Митрима, только была еще совсем крохой, а потому не помнишь. Это Тьелпэринквар, сын Куруфина. Он еще делал тебе игрушки и возил на плечах. Похоже, в Бритомбаре вы оба друг друга не узнали.
Глорфиндель рассмеялся весело, а Ненуэль нахмурилась с досадой:
— Нет, не помню.
— Не удивительно. Но не расстраивайся. Главное, не огорчай историей о танце нашего короля — он Первый Дом не очень-то любит.
— Вот кстати, — оживилась дева, — никогда не могла понять, почему он столь сильно убивается по жене, она ведь наверняка скоро возродится, а лорд Турукано ведет себя так, словно потерял ее навеки. Или он думает, что она не захочет его более видеть?
Глорфиндель вздохнул и, сев рядом, обнял дочь:
— Поймешь потом, обещаю. Когда станешь старше.
Поцеловав Ненуэль в макушку, он сменил тему:
— А чем ты еще сегодня занималась?
Юная нолдиэ оживилась и принялась рассказывать.
* * *
На праздник пришли все, кто был в крепости: родители Келеборна и его младший брат Галатиль, Финдарато, Артаресто и Ангрод с женой; все верные, которые желали молодым счастья ничуть не меньше, чем родичи. Было шумно и весело. Со всех сторон неслись оживленные голоса, слышались звуки настраиваемых инструментов.
Келеборн, одевшись, подумал было, не прикрепить ли к поясу кинжал, но по некотором размышлении решил отказаться от этой идеи — оружию не место на помолвке, достаточно стражи из верных.
Вздохнув глубоко, он вышел из комнаты и отправился к любимой. Та его уже ждала. Жених окинул невесту восхищенным взглядом и заметил:
— Удивительно хороша.
Галадриэль улыбнулась с благодарностью и подала руку. Они спустились и, медленно, торжественно ступая, вышли во двор. Туда, где под балконом, украшенным знаменами дома Арафинвэ и самого Келеборна, их уже ждали Галадон с Финдарато.
Анар с чистых голубых небес светил ярко и жарко. Жители крепости надели свои самые нарядные одежды, и на фоне увитых цветочными гирляндами колонн и ваз казались пестрыми луговыми цветами.
Первым заговорил отец Келеборна, потом продолжил брат Артанис. Как подобает, грядущий брак должен был объединить не только самих молодых, но и их семьи, на что оба выразили искреннюю надежду, а заодно уверенность в будущем счастье.
— От имени семьи, а так же отца нашего Арафинвэ, даю охотное и безоговорочное согласие на брак моей сестры с Келеборном, сыном Галадона.
— Я так же даю охотное и безоговорочное благословение на свадьбу моего старшего сына Келеборна с Галадриэлью, дочерью Финарфина.
Гости радостно закричали, и со всех сторон стали доноситься многочисленные поздравления. С балкона посыпались лепестки цветов, и невеста, обернувшись, вопросительно посмотрела на любимого. Тот перехватил ее взгляд и улыбнулся лукаво.
— Не думаешь же ты, что я позабыл о них? — спросил он весело и полез за пазуху.
Увидев на его протянутой ладони два серебряных ободка, Артанис с облегчением рассмеялась:
— Конечно, нет.
И, быстро взяв одно, побольше, немедленно надела ему на палец. Келеборну осталось другое, поменьше, которым он тут же подтвердил свои слова и намерения, надев его на руку невесты и, обняв, поцеловал любимую. Та обвила его за шею, и новый вал радостных криков настиг их, закружил и понес, словно легкую лодку на морских волнах.
Заиграла музыка, и Келеборн, слегка поклонившись любимой, подал руку, приглашая на танец.
Встретив гонца из Минас Тирит, Макалаурэ сначала удивился, что тот передал ему два послания.
— От моего лорда и вашего кузена, — протянул верный первое. — От леди Артанис и ее жениха, — вручил он второе. И если свиток от Ородрета в принципе ничем не удивил Маглора, то приглашение на свадьбу от Нервен вызвало улыбку.
«Как неожиданно та, что менее всех нас стремилась к браку, нашла себе супруга. Впрочем, главное — она счастлива», — подумал он, прогоняя прочь мысли о том, что, возможно, где-то в Амане осталась дева, которая могла бы стать его возлюбленной.
Ехать в Минас Тирит Макалаурэ решил северным путем, чтобы повидать братьев и, конечно, уменьшить время в пути — оставлять крепость ему не хотелось. Разумеется, Майтимо обещал прийти на помощь, если таковая потребуется, однако сомнения все равно терзали душу менестреля.
— И даже не вздумай отказываться, — неожиданно веско заявил Питьо во время одного из разговоров по палантиру, когда они помимо прочих вопросов обсуждали предстоящую свадьбу Галадриэль. — Ты единственный из всех нас еще не ездил ни на один праздник! Думаю, стоит исправить это упущение.
Согласившись с младшим братом, Маглор на время своего отсутствия решил оставить крепость на Вайвиона; Оростель же вызвался отправиться в путь вместе с другом-лордом. Сами сборы не заняли много времени, однако Канафинвэ перед отъездом лично проверил северные укрепления и лишь после этого отправился во владения Ородрета.
Пусть Химлад и не лежал на пути отряда из Врат, однако Макалаурэ все же заглянул туда, хоть и погостил всего три дня, с удовольствием пообщавшись с братьями, племянником и невесткой. Маглор с радостью узнал, что кристаллы, создающие ментальную защиту, были уже почти у всех родичей, даже у тех, кто еще только собирался стать членом большой семьи — Келеборн и Артанис получили их, находясь в Ломинорэ.
— А с защитой от темного пламени до сих пор никак, — честно признался Искусник. — Хотя Тьелпэ и сказал, что у него появилась мысль, но пока он не проверит, мне не скажет.
Куруфин замолчал, оборвав речь почти на полуслове.
— Кано, — наконец произнес он. — Скажи, ты чувствуешь Клятву?
Менестрель в миг помрачнел и молча кивнул.
— И как справляешься?
— Я не позволяю себе ни на миг усомниться, что исполню ее, Курво. Эта вера не дает ей полностью овладеть мной.
Маглор замолчал, но, подумав, произнес:
— Почему спрашиваешь?
— Да так… не будем об этом. Время исполнить Клятву еще не пришло.
Братья более не говорили о мрачном и тяжелом, решив ненадолго окунуться в ту жизнь, что они вели в Благом краю. Охота, поездки в лес — пусть подобные занятия разительно отличались от тех, которым менестрель предавался в последние годы, но Макалаурэ мгновенно «вспомнил», как прекрасно отдыхать, не думая о проблемах и заботах.
Однако все же забывать о делах он не стал и по прошествии трех дней, попрощавшись с родичами, отправился с небольшим отрядом верных в Дортонион, где встретился с Аэгнором. Путь в Минас Тирит, до которого оставалось совсем немного, они продолжили вместе. Миновав горы Эхориат, нолдор выехали на равнину и увидели перед собой блестевший в лучах Анара рукав Сириона.
— Добрались, — с восторгом произнес Оростель, и Маглор, обернувшись, заметил на его лице восхищение и улыбнулся.
Тем временем в крепости уже обратили внимание на их отряд. Едва нолдор пересекли реку, как ворота Минас Тирита распахнулись, и Макалаурэ с Аэгнором, въехав во двор, приветствовали вышедшего встречать Артаресто.
* * *
— Вы ищете госпожу Армидель, мой лорд? — спросил Мерендил, заметив сосредоточенно оглядывающегося по сторонам Финдекано. — Она была в библиотеке.
— Благодарю тебя, — откликнулся тот и, покинув гостиную, взбежал по лестнице.
Леди Ломинорэ еще в прошлом году, осматривая вместе с любимым свой новый дом, с радостью обнаружила несколько пригодных для посадки пшеницы и ячменя мест, и теперь вместе с нисси из числа верных частенько пропадала именно там. Но сегодня он жены среди прочих дев не увидел.
Толкнув резную дубовую дверь, он с улыбкой шагнул в таинственный, волнующий полумрак библиотеки.
В распахнутое окно врывались густые, медвяные запахи лета. Пели птицы, и легкий теплый ветерок шевелил непослушную прядку на лбу эллет.
По большому счету, в том, что Армидель оказалась именно тут, тоже не было ничего удивительного — в последнее время она активно изучала родной язык мужа, а, значит, почти все свободное время читала самые разнообразные книги и баллады на квенья.
Однако сегодня она была занята чем-то другим. Неслышно ступая, Нолофинвион приблизился и с интересом заглянул жене через плечо. Склонив голову на бок и от усердия даже высунув кончик языка, она… исправляла карту. Заинтересованный лорд Ломинорэ положил руку супруге на плечо и всмотрелся в правки.
— Ой, мельдо, — встрепенулась та, мгновенно просияв. — Прости, я так увлеклась, что не заметила.
Финдекано наклонился и поцеловал Армидель.
— И много в наших картах неточностей? — полюбопытствовал он.
— Не очень, — успокоила дочь Кирдана. — И в основном там, куда вы ездили не слишком часто. Вот, смотри…
Она принялась водить пальцем по изображению, на ходу поясняя:
— Я обнаружила неточные линии на южном побережье. Складывается впечатление, будто берег оглядели издалека и набросали примерный план. Но я все поправила, не волнуйся, а заодно отметила мели и подводные скалы. А еще вот эта река на юго-востоке.
— Ее русло тоже неверное? — полюбопытствовал муж. — Туда наши разведчики точно ездили и составляли карту на местности.
— Охотно верю, — согласилась дочь моря. — Но есть проблема. Понимаешь, русло этой реки очень зыбкое — оно песчаное и весьма неглубокое, и по этой причине часто меняется. Во время весенних разливов рукава сливаются в одно большое озеро, а когда вода спадает, то нельзя угадать, где водный поток проложит себе путь. Иногда новое течение отстает от прежнего даже на лиги.
Нолофинвион поднял брови, не пытаясь скрыть изумления. О таких явлениях ему прежде и слышать не доводилась. А жена между тем с увлечением продолжала:
— Бывает и так, что подобные реки со временем заболачиваются. Фалатрим уже исправляли дважды это искажение и возвращали им первоначальный облик. Конечно, это стоило многих сил, а меня и вовсе в те годы еще не существовало на свете. Если захочешь, тебе потом при встрече расскажет отец. А еще в среднем течении Сириона есть топи.
— Да, о них мы знаем, — подтвердил Фингон. — Рядом с горами Андрама.
— Верно. Вот только территория топей маловата на картах — на самом деле она больше. Я тоже исправила. Еще есть не отмеченное озеро в горах и несколько мелких речушек.
Нолофинвион улыбнулся и, присев рядом, снова поцеловал любимую:
— Как хорошо, что я встретил тебя, мелиссе, такую замечательную помощницу.
Армидель зарделась, довольная похвалой мужа, а он тем временем поинтересовался:
— Закончишь до вечера?
— Да, вполне. Осталось немного. Когда мы отправляемся на свадьбу Келеборна с твоей кузиной?
— За час до рассвета. Так что стоит лечь пораньше, чтобы выспаться.
Она кивнула в ответ с готовностью:
— Все поняла и исполню в точности.
Финдекано посмотрел на жену взглядом, в котором легко читали любовь и восхищение.
— Отлично, — откликнулся он. — Тогда пойду, проверю наших лошадей. Когда закончишь исправлять карту, отдай ее художнику — пусть перерисует.
— Непременно, не волнуйся.
Они попрощались, и лорды Ломинорэ вернулись каждый к своим делам.
Через несколько минут из ворот крепости выехал отряд разведчиков, который должен был проверить безопасность пути до Минас Тирита.
* * *
Когда в Минас Тирит приехал Финдарато, настало время праздника.
Готовиться и украшать крепость нолдор начали заранее. Пусть все обряды в точности соблюсти не удастся из-за того, что родители невесты остались в Амане, однако это не должно помешать родным и друзьям от всего сердца порадоваться за будущих новобрачных.
Для церемонии единогласно выбрали сады позади донжона. Галадриэль за время, проведенное на острове, успела полюбить это место. В жару там всегда было прохладно, а в холод тепло и безветренно. Густые кроны, раскинувшись над головами, смыкали ветви наподобие арок, и когда листва тихонечко шелестела на ветру, могло показаться, что деревья поют. Птицы, летавшие с одного берега реки на другой, любили отдыхать в эльфийском саду.
— Согласен, лучше места мы не найдем, — ответил Келеборн на вопрос мелиссе и, оглядевшись по сторонам, тепло и немного мечтательно улыбнулся.
— Покидая Аман, — говорила Галадриэль, развешивая на ветках крохотные колокольчики, — разве могли мы подумать, что найдем здесь, в Белерианде, свою судьбу? Сначала Ангрод, потом Финдекано, теперь мы с тобой. Еще Артаресто, кажется, наконец встретил ту, на которой хочет жениться. И, может быть, это еще не все.
— Так думаешь? — улыбнулся в ответ Келеборн.
— Очень хочется верить.
Нисси из верных что-то шептали, склонившись то над одним кустиком, то над другим. От их усилий трава росла выше и гуще, и все чаще эльдар, проснувшись поутру, находили под окнами новые распустившиеся цветы, которых прежде в пределах крепости не росло.
Прибывшим на праздник гостям отвели самые лучшие покои. Юные воины из числа верных съездили на другой берег в ближайший лесок и набрали там несколько полных корзин ранней, однако от этого не менее спелой и ароматной малины.
Наконец, настал день, когда Ородрет объявил за семейным ужином:
— У нас все готово к празднику.
— Тогда не будем медлить, — откликнулся Финдарато.
Свадьбу было решено отпраздновать на следующий день, на вечерней заре.
За окнами постепенно темнело небо, все отчетливее проступали пронзительно-яркие звезды. Закончив есть, Келеборн и Галадриэль взялись за руки и вышли в сад.
Теплый ласковый ветер доносил из-за реки медвяные ароматы лугов и свежесть хвои. На сердце было томно и одновременно радостно. Словно фэа, с восторгом принимая грядущий день, пыталась угадать, какие препятствия и трудности ее ждут в будущем. Однако этого знать не мог никто.
Задумчиво остановившись посреди сада, Келеборн с Галадриэлью долго стояли, глядя на звезды, а после с упоением и восторгом целовались. Пели кузнечики, и воздух был словно напоен ожиданием чуда.
Наконец, когда ночь перевалила за середину, пришло время прощаться.
— До завтра, мелиссе, — прошептал Келеборн и, обхватив двумя ладонями лицо девы, осторожно, бережно поцеловал ее веки.
Галадриэль улыбнулась нежно и ласково и запустила пальцы в его волосы. Расставаться обоим не хотелось, но утешала мысль, что это их последняя ночь, проведенная порознь.
Все так же держась за руки, жених и невеста вернулись в дом, и Келеборн, дождавшись, пока Галадриэль скроется в своих покоях, отправился отдыхать.
* * *
— Я прошу… нет, требую! Я должен встретиться с сыном! — разнеслось по уныло-серому залу.
— Мы оба этого очень желаем. Владыка, почему отказано именно нам? — серебристый, как некогда ее волосы, голос фэа достиг ушей Намо.
— Я знаю — почти все, кто внял твоему зову, вольны проводить время в обществе тех, кто им дорог, — не унимался первый.
— Ты не прав, — глас Мандоса, казалось исходил не только от самого вала, но и от стен Чертогов. — Здесь каждый получает то, что нужно для восстановления фэа. Вашему сыну всегда недоставало покоя.
— Поэтому ты запер его одного? Чтобы изменить или сломать? — негодовал нолдо.
— Мне виднее. Не тебе ли не знать, что противиться нашей воле бесполезно? И даже опасно.
— Ты смеешь угрожать мне?
— Мельдо, прошу, не надо, — взмолилась фэа, что была рядом.
Намо тем временем выслушал доклад одного из майар, что подобно ледяным ветеркам и сквознякам шныряли по Чертогам, приглядывая за всем происходящим и сообщая своему владыке о любых изменениях. При этом они оставались невидимыми для душ, обитавших там.
— Переведите его в особые покои. Пусть познает Ничто, коль не может угомониться и понять раз и навсегда, каким дОлжно быть эльфу.
— Будет исполнено!
— Мы ждем ответ, владыка, — напомнила о себе с мужем Мириэль.
— Все еще здесь?! Я уже дал его — вы не увидите своего сына! Ни-ког-да!
— Ошибаешься, — тихо произнес Финвэ. — Не мы, так он найдет способ вырваться из твоего плена!
— Не дерзи мне! Впрочем, тебя ждет незабываемая встреча.
Намо приказал дверям распахнуться, чтобы впустить еще одну фэа.
— Мельдо!
— Индис?!
Душа Мириэль вмиг потускнела, но Финвэ незримой нитью, что связывала их, удержал ее, любимую и дорогую, рядом. Однако что делать дальше, Нолдоран не знал.
* * *
Когда лучи Анора коснулись шпилей белоснежных башен Минас Тирита, Маглор, Финдекано с женой и остальные гости, торжественно одетые, вышли в сад.
Деревья казались окутанными загадочной, мерцающей розовато-золотой дымкой. Таинственно перезванивались колокольчики, словно спешили сообщить новости. Какие? Должно быть, как хороша невеста, или же что-то иное, не менее важное. Птицы перелетали от стола к столу, накрытых чуть в стороне в тени деревьев. Пышным, ярким ковром покрывали землю цветы. Гости шептались, у Армидель восторгом и ожиданием горели глаза, и даже Маглор чуть заметно улыбался, вспоминая, как сам еще совсем недавно, каких-то двести лет назад, мечтал в Амане встретить свою возлюбленную. Увы, тогда не сложилось, а позже, в Белерианде, ему стало не до того. Но здесь и сейчас, всего один вечер, он мог себе позволить открыть сердце радости.
Музыканты тронули струны арф, Финрод, одетый в золотое, с серьезным видом вышел вперед, и Макалаурэ догадался, что час настал.
Гости вздохнули в едином порыве, подавшись вперед, и Фэанарион увидел, что на узкой, стелющейся меж цветущих кустов дорожке показались Келеборн и Галадриэль. Одетые в похожие серебряно-белые одежды, окутанные густым сиянием заходящего Анара, они казались одним волшебным, чарующим видением. И счастье на их лицах было одно на двоих.
Галадон вышел вперед, встав рядом с Финродом, и Маглор заметил у него в руках таинственно мерцавший опал. Должно быть, тот самый, что предстояло преподнести невесте.
«Как хорошо, что все же есть возможность соблюсти пусть не все, но многие свадебные обряды», — подумал он.
Увы, не всем нолдор, вступавшим в брак, везло так же, как Финдекано и Армидель. Однако печальная мысль, коснувшись сознания легким, прозрачным крылом, поспешила покинуть праздник, осознав свою неуместность. Келеборн и Галадриэль остановились перед родными и, обернувшись, посмотрели друг другу в глаза.
Музыка смолкла, и в наступившей торжественной тишине раздался голос сына Галадона, и дочь Арафинвэ вторила ему. Они говорили о своей любви, о намерении жить вместе, заботясь друг о друге, оберегая и защищая по мере сил.
— Люблю тебя, Галадриэль, дочь Арафинвэ Финвиона, — прошептал Келеборн, глядя возлюбленной прямо в глаза.
— Я тоже тебя люблю, Келеборн, сын Галадона, — откликнулась она эхом.
Они сняли свои серебряные кольца, чтобы после беречь их и хранить, и тогда жених достал из-за пазухи два других, золотых. Келеборн взял одно, поменьше размером, и заговорил:
— Перед лицом семьи и друзей беру тебя в жены, чтобы быть вместе до конца Арды и после него, в счастье и в горести, беречь, любить и оберегать. Прими это кольцо.
Галадриэль протянула руку, и тогда жених надел тонкий обруч на ее указательный палец. Она сжала руку, и Келеборн, наклонившись, коснулся ее губ быстрым, невесомым поцелуем. Дочь Арафинвэ подалась вперед, отвечая, а после, взяв другое кольцо, дословно повторила слова брачной клятвы, произнесенные Келеборном. Еще один миг, и вот уже на пальце его засветился, поблескивая в закатных лучах, золотой ободок.
Галадон и Финдарато скрепили клятвы молодых, соединив их руки и от всего сердца пожелав им счастья.
— Прими от имени нашей семьи, — сказал отец жениха, протягивая опал.
— Благодарю! — откликнулась Галадриэль и широко улыбнулась, закрепляя камень на груди.
Гости радостно закричали, а Финдарато, поднеся зятю в дар бриллиант в оправе, первым поздравил молодых.
Грянула музыка, веселая и радостная, почти как те поздравления, что слышались сейчас со всех сторон. Гости стали подносить дары, а когда и с этим было покончено, вперед вышел Макалаурэ.
Конечно, нолдор знали, что лучший менестрель Амана теперь поет нечасто. Тем радостнее стало для них, когда Маглор решил исполнить одну из баллад, что слышали еще земли Благого края.
Смолкли птицы, рассевшись в ожидании на ветках яблонь, музыканты осторожно тронули струны, стремясь поймать мотив, а Макалаурэ запел.
Келеборн сделал шаг назад, осторожно обнял возлюбленную, и та положила голову ему на плечо. Дориатский принц говорил на языке своей жены уже достаточно хорошо, чтобы понять слова. Теперь Фэанарион пел о предначальном свете, о счастье, что ждет молодых впереди, а еще об ожидании. Чего? Должно быть, чуда, в чем бы оно ни состояло.
Ладья Ариэн опускалась все ниже и вскоре окончательно скрылась за горизонтом. Взошедший Итиль осветил нежным серебристым светом сад, в траве показались светлячки.
Макалаурэ смолк, и Келеборн подумал, что такого дара, должно быть, не получал никто.
— Невероятно красиво, — прошептал он жене на ухо.
— Лучше Даэрона? — серьезно спросила она.
Муж, не колеблясь, ответил:
— Да. Дориатский менестрель поет только для Лютиэн, а твой кузен для всех. Так что, не сомневаясь, отвечаю — лучше.
Нолдиэ улыбнулась, и Келеборн, от всей души поблагодарив вслед за гостями нового родича, подал любимой руку. Та в нее вложила пальцы, и оба выступили вперед. Полилась музыка, на этот раз легкая и веселая, и начались танцы.
* * *
Лед. Злые иглы терзали душу, убеждая покориться. Боль от их прикосновений была почти физически ощутима, но именно она и не давала потерять связь с реальностью.
Недостойная мысль о том, что следовало не внимать зову Намо, давно была отброшена, как неверная. Вспоминая раз за разом события того дня, он все больше убеждался, что та сеть, тот ловчий крючок, что желали зацепить его фэа, не показались ему, а были страшным изобретением иного валы.
«Раз решение было правильным, то следует исходить из имеющегося на данный момент, — сделал вывод Мастер. — Холод владыки Мандоса не смог погасить пламя фэа, значит, Намо не всемогущ, хотя не раз утверждал обратное. Не во власти Стихий вмешиваться в суть эрухини».
Холод усилился, а цвет покоев из пепельно-серого превратился в ослепительно-белый. Настолько яркий и одновременно ледяной, что это противоречие вмиг заинтересовало душу Фэанаро, испытавшего при этом, правда, сильную боль, смешанную с восторгом — нечто новое за столько лет. И не только неизведанное, но и непонятное по своей сути, а, значит, теперь было то, чью суть стоило постичь.
— Рано радуешься, — голос Намо неприятно резонировал с вибрациями фэа. — Тебя ждут новые покои, Куруфинвэ.
Мир вокруг поплыл, будто расплавленный воск. Душа старшего Финвиона словно проваливалась в пустоту, в ничто, где не было ни тепла, ни холода, ни света, ни тьмы, ничего!
«Изнанка мира?» — успел подумать он, когда владыка Мандоса захлопнул «дверь» в это новое пристанище души.
— Ты покоришься мне, Фэанаро! — уверенно произнес Намо.
— Я смогу познать и понять суть места, где оказался, — твердо решил про себя тот.
* * *
Когда сестра с мужем покинули гостей, Финдарато наполнил кубок и залпом осушил его. Тяжело вздохнув, он встал из-за стола и направился к реке.
Финрод был рад за Артанис, искренне желая ей с супругом счастья, недоступного ему самому. Однако мысли об Амариэ, тяжелые, рвущие на части фэа, прогоняли короля Нарготронда прочь. Какое-то время он бродил вдоль кромки воды, и блики Исиля на волнах напоминали ему о прекрасных и далеких днях, когда они были вместе с любимой. Финдарато опустился на песок и принялся пальцем чертить замысловатые узоры. Лунный свет порой отражался от серебряного ободка на пальце, заставляя вздрагивать и мысленно слагать песнь.
— Вы обязательно будете вместе, — раздалось у него за спиной.
— Кано? Что ты тут делаешь? — удивился Финрод.
— Гуляю, — честно ответил Фэанарион. — Если мешаю — уйду, но мне показалось, что ты не будешь против.
— Тут ты прав.
Маглор светло улыбнулся кузену. Какое-то время они молчали, сидя на берегу и глядя на воду.
— Финдэ, ты помнишь, что нам говорили валар об устройстве мира? — наконец спросил Макалаурэ.
— Кано, ты сейчас о чем? — несколько растерялся Арафинвион. — Что именно тебя интересует?
— Волнует, — поправил его Маглор.
— Объясни.
— Помнишь, они упоминали про иных детей Эру, не эльдар?
— Смутно. А что?
— Да так. Меня одолевают некоторые беспокойства на их счет, — признался он.
— Думаешь, они станут нам врагами?
— Их попытаются сделать таковыми, в этом я уверен. — Макалаурэ замолчал, чтобы через мгновенье продолжить: — Будь осторожнее.
— Рассказывай, что ты сейчас увидел.
— Да так. Блики на воде.
— Кано…
— Не-эльда встретится тебе на пути, и его деяния приведут тебя к Амариэ…
— Правда?!
— Но сначала ты увидишь Намо.
— Пусть так. Я готов!
— Финдэ. Это не твой путь.
— Почему? Ты же знаешь, я не боюсь…
— Смех Врага — вот что я слышал в той мелодии, что сложили мне блики на водах Сириона.
— Ты не можешь знать наверняка, — заметил Финрод.
— И никто не может.
— Но знаешь, я сейчас почувствовал, что встречу ее, увижу, обниму и…
Финдарато запел. Его голос мягко стелился над рекой, чьи волны мерно катились к морю. И не знал он, что далеко на западе, стоя на берегу у самой кромки, Амариэ глядела на восток и тянулась душой и песней к любимому. Когда мелодии встретились, то закружились, порождая новую искреннюю и чистую мелодию, что растворилась в море и с волнами достигла как Благого края, так и смертных земель Белерианда.
— Верь. Просто верь, Финдэ. Ты же сам теперь все ощутил.
Финрод ничего не ответил, и Макалаурэ оставил кузена одного, наедине с водами Сириона, что невольно стали посланниками двух любящих сердец.
* * *
После пира, когда Тилион готовился скрыться за горизонтом, а небо изменило цвет, стремясь уступить место утру, Келеборн и Галадриэль покинули гостей и, взявшись за руки, углубились в сад. Они шли по тропинке, вдыхая ночной воздух, и сердца их часто, гулко бились — в волнении, но в унисон. Пальцы обоих слегка подрагивали, а дыхание перехватывало.
— Мелиссэ…
— Мельдо!
Возгласы сорвались с их уст одновременно. Остановившись, супруги посмотрели друг другу в глаза, и оба поняли, всей фэа, всем роа ощутив, что время пришло. Здесь и сейчас.
Муж протянул руку, коснувшись бережно щеки жены, и та прильнула в ответ всем телом. Тогда он подхватил ее на руки и понес в беседку. Укрытая кустами роз, увитая вьюнком, она стояла, осененная светом звезд, и словно ждала. Только их одних.
Келеборн отпустил возлюбленную, затем быстро скинул на пол подушки и обернулся. Галадриэль, вынимавшая как раз из волос украшения, перехватила его взгляд и улыбнулась. Он замер, подумав о том, что чуть было не случилось по воле Мелиан в Дориате, а жена вдруг одним движением сняла платье и отбросила его в сторону. Подняв к волосам руки, она замерла, осененная призрачным, мерцающим светом, такая прекрасная, что ни один язык, ни синдарин, ни квенья, не могли бы этого выразить словами.
— Мелиссэ… — прошептал он, и Галадриэль откликнулась эхом.
— Мельдо!
Тогда Келеборн уже уверенно шагнул вперед и, обняв ее, начал покрывать поцелуями. Сперва лицо, потом шею, трепещущую жилку; спустился ниже и ощутил, как жар в крови разгорается, охватывая их обоих с головы до ног.
Галадриэль нетерпеливо дернула его пояс, практически сорвав, и откинула в сторону. Тогда Келеборн поспешил раздеться, и ласки жены, отвечавшей ему, стали еще горячее.
Дыхания уже не хватало, ноги отказывались держать. Они опустились на подушки, и волосы их, громкие стоны, прерывистые, частые вздохи смешались.
Трещали сверчки, им отвечали ночные птицы. От Сириона тянуло свежестью, но ни он, ни она не замечали этого. Келеборн в очередной раз поцеловал любимую и лег, накрывая собой. Галадриэль обхватила его крепко в ответ руками и ногами, прижимая к себе, и тогда он, вздохнув глубоко, вошел.
Казалось, музыка в небесах, слышимая в этот момент им одним, заиграла громче. Фэар слились в единое целое, и восторг любви, биение сердец, отдававшееся гулом где-то в висках, а так же частое, прерывистое дыхание были одни на двоих. Галадриэль стонала все громче, покусывала губу, ласкала мужа и скоро, поймав ритм, стала двигаться в ответ.
Бледный свет звезд блестел на их разгоряченных телах, покрытых капельками пота. Келеборн сам уже с трудом сдерживал рвущийся из груди рык. И наконец, два громких крика, слившись в один, огласили сад. Птицы с шумом вспорхнули, однако уже минуту спустя снова сели на ветки.
Муж обессилено лег на спину, и жена, обняв его, устроила голову на груди. Говорить не хотелось, но фэар их шептались, и шепот этот летел к небесам, подобный самой прекрасной, дивной песне.
«Да уж, не хотел бы я так любить, — подумал Трандуил, скрытно наблюдая за Даэроном, исполнявшим очередной каприз Лютиэн. — И попасть под власть подобных чар тоже».
Вспомнив, как вел себя Келеборн, оказавшись под влиянием чужой воли, Ороферион содрогнулся. Он никак не мог понять, почему раньше не замечал, как тягостна сама атмосфера их лесного королевства. То ли прислужники тьмы вели себя не столь нагло и были более осмотрительны, то ли он сам, тогда совсем юный синда, ни на что не обращал внимания.
Несмотря на причину, теперь он не мог просто жить и лишь наблюдать. Хотелось действовать, чтобы хоть как-то исправить причиненное Мелиан зло, и только усилием воли он заставлял себя сдерживаться.
«Еще не время. Потом», — повторял сын Орофера.
Трандуил рывком поднялся с кочки, на которой заново натягивал «случайно» порвавшуюся тетиву, отряхнул одежды и не спеша отправился в глубь леса. Больше наблюдать на поляне было не за чем, а мясо к ужину и в самом деле бы пригодилось.
«Можно будет пожарить его на костре, — размечтался Ороферион. — Под звездами, под пение птиц».
Картина была настолько заманчива, что он невольно сглотнул слюну. Конечно, было бы лучше, если б рядом находились друзья, Келеборн и Галадриэль, однако пока об этом не приходилось даже мечтать. Им нельзя возвращаться, не зная, с чем именно придется бороться, а это означало, что его собственная миссия наблюдателя далека от завершения.
Лучи Анора падали сквозь резные кроны, и травы под ногами казались почти золотыми, светящимися. В Менегрот идти не хотелось, и эльф решил прогуляться к дальней роще — может, повезет подстрелить там косулю.
На куст орешника неподалеку уселась желто-зеленая пеночка и скосила черные глаза-бусинки на Трандуила. Тот остановился, улыбнувшись, тихонько свистнул. Та жизнерадостно прощебетала в ответ. Эльф скопировал ее звук. Пернатая явно удивилась, но потом приободрилась и ответила. Завязался своеобразный, понятный только двум участникам, разговор.
«С ней тоже надо будет подружиться», — решил Трандуил, поправляя на плече лук.
С тех пор, как беглецы покинули Дориат, он время от времени просил небольших животных, мышей и зайцев, пересекать Завесу. Разумеется, Ороферион не мог быть уверен, узнавала ли каким-нибудь образом ее создательница о подобных перемещениях, однако рисковать не хотелось, и потому он не торопил события. Когда настанет время отправить к друзьям гонца с докладом, его сигнал должен затеряться среди подобных. Однако и слишком часто «колокольчики» звонить не должны, дабы не вызывать подозрений.
— Здравствуй, Пелла, — обрадовался он и присел перед выбежавшей из подлеска лисичкой.
Та, уже знакомая с Трандуилом, приветственно фыркнула. Синда достал из кармана кусочек вяленого мяса и протянул рыжей знакомой, которая охотно приняла подарок.
— Пойдешь со мной за добычей? Ее, правда, еще только предстоит поймать, — предложил он.
Разумеется, лисичка не возражала. Вдвоем они подстрелили для Пеллы двух фазанов, а для себя Ороферион добыл лань. День клонился к закату, и на пути назад охотники распрощались.
— До новых встреч, — улыбнулся Трандуил и погладил пушистую знакомую по голове.
Та убежала, а синда продолжил путь в Менегрот, заодно обдумывая, кто мог бы стать посланцем.
В конце концов, по прошествии нескольких дней, его выбор пал на Пеллу. Она прекрасно знала Келеборна и Артанис, и уж ее, конечно, не проведешь. Дни сменялись днями, за ними следовали бесконечные ночи размышлений над увиденным. Будущее Дориата представлялось в самых мрачных красках, и сердце от этого болело все сильнее. Почему-то Даэрона в моменты полного подчинения злой воле Лютиэн ему хотелось от души ударить, чтобы тот наконец пришел в себя. Однако приходилось терпеть и делать вид, что ничего странного не происходит, и что он совершенно уверен в искренности чувств менестреля и принцессы, а также короля и королевы Дориата. Было сложно.
В один из вечеров, когда Итиль решил укрыться за набежавшими довольно плотными облаками, гулявший по лесу Трандуил пришел туда, где чаще всего видел Пеллу, и тихонько свистнул. Ответом ему послужила тишина.
Подтянувшись, он сел на ветку ближайшего дерева и стал ждать. Облака разошлись, потом опять сгустились, минула середина ночи, и вот тогда, держа в зубах пучок перьев, показалась Пелла.
Эльф спрыгнул и подошел к подружке.
— Ты можешь мне помочь? — спросил он тихонько на языке зверей.
Лисичка кивнула, и тогда эльф стал объяснять, что от нее требовалось. Покинуть королевство и двигаться на север, к городу на острове.
— Беги вдоль реки, — говорил Трандуил, — и только живой травой. Будь внимательна и осторожна — лучше задержаться, чем подвергнуться опасности.
Затем он сообщил ей, какие новости о происходящем в королевстве следует рассказать. Лисичка гневно фыркала, слушая. Ей явно не нравилось, когда на живых существ накладывают чары и лишают воли.
— Сообщишь только одному Келеборну, — велел он строго. — Или же Галадриэль. Никому больше. Их ты знаешь.
Пелла на лисьем языке ответила, что поняла и все исполнит в точности, и развернулась в сторону границ Дориата, стремительно запетляв меж кустов и деревьев. Трандуил постоял немного, провожая посланницу взглядом, и отправился в Менегрот.
* * *
— Я лучше оставлю вас, — тихо произнесла Мириэль.
— Нет. Ты же знаешь, что я люблю тебя! — спешно ответил Финвэ. — Вас. Обеих.
Он замолчал. Фэа бывшего Нолдорана взывала к Единому, желая найти ответ.
«Как вышло, что я люблю… так? Когда это искажение коснулось меня?»
Тем временем его жены уже вели разговор.
— Что опять произошло в Амане? — обеспокоенно спросила Мириэль. — Как зло проникло в Валмар?
— О чем ты говоришь?
— Я вижу тебя здесь, а это значит…
— Я ездила в Форменоссэ.
— Что?! — одновременно вскричали Финвэ и его первая супруга.
— Представь себе, мой муж, я решила посетить твою могилу.
Нолдоран вздрогнул бы, будь у него роа.
— Индис, зачем?
— Раз спрашиваешь — не поймешь и ответ.
— И все же, что случилось? Ты же не могла сама уйти сюда? По доброй воле, — сказал он.
— Нет. Я бы не оставила нашего сына! Пусть он давно вырос, а в Тирионе сейчас спокойно… слишком спокойно. Но бросить свое дитя…
— Индис! Мне не нравится то, что, и, главное, как ты говоришь! Не смей обвинять Мириэль…
— Ах, ты все об этом, — протянула она. — Я не имела ничего такого в виду. Прости, мельдо.
Фэа Финвэ вздрогнула и резко потускнела.
— Мы не можем отыскать душу Фэанаро. Ты, конечно, вряд ли знаешь, но вдруг… Индис, если ты любила меня…
— Что значит если?
— От тебя его могут так не скрывать. Прошу, сообщи мне, если заметишь хоть малейший намек, — продолжил он, не обратив внимание на возмущенный вопрос второй жены.
— Финвэ, я поняла, что должна сделать! — воскликнула Мириэль, и ее душу засверкала чистым серебряным светом.
— Рассказывай.
— Увы, но нет. Слишком велик риск…
Холодный ветерок, налетевший из ниоткуда, напряженно замер, ловя слова эльфийки. Ощутив недоброе, Мириэль строго посмотрела на мужа:
— Теперь ты не один. Я могу быть спокойна. И незамедлительно отправляюсь к валиэ Вайрэ!
Мириэль направилась к выходу, еле слышно шепнув Индис:
— Береги его!
* * *
Ветер, подувший с юга, отчетливо пах тревогой. Озабоченно нахмурившись, Келеборн отложил инструмент и, накинув куртку, вышел во двор.
Все так же стояли на своих обычных постах стражи, сосредоточенно всматриваясь в даль, лениво лаяли собаки, чуть слышно позвякивало оружие. И все же нечто чужое не давало дориатскому принцу покоя.
Взбежав на стену, он поприветствовал командира караула и, бросив взгляд на камень аванирэ, подаренный родичами мелиссэ, ослабил собственную защиту и прислушался.
«Так и есть!» — подумал он, сжав кулаки, и заставил себя усилием воли расслабиться.
Пахло гарью и тьмой, начисто заглушая такие привычные и родные, умиротворяющие ароматы цветов и трав. Фэа улавливала скрежет хитина, шорохи, витающую где-то вдалеке, над Нан-Дунготреб, пыль вперемешку с черным песком. Твари тьмы!
Распахнув глаза, Келеборн вновь наглухо закрыл сознание сияющими щитами и некоторое время до рези всматривался в даль, ища подтверждения своей догадке. И скоро нашел — ни одной птицы не летало над полями, и даже водный поток у подножия острова как будто потускнел.
— Давно исчезли ласточки? — спросил он у ближайшего стража.
— С полчаса назад, принц, — последовал ответ.
— Хорошо, — вздохнул с облегчением синда.
Значит, твари пока далеко и время еще есть.
Сбежав со стены, он спешно пересек двор и отправился искать Артаресто. Тот обнаружился в библиотеке за чтением каких-то записей, однако, увидев лицо родича, мгновенно вскочил:
— Что случилось?
— Отродья Унголиант расплодились и теперь приближаются к границам Нан-Дунготреб, — ответил тот. — Им стало тесно в пределах своей мертвой долины.
Келеборн рывком сел на подоконник и начал делиться подробностями. Нолдо расхаживал взад-вперед, скрестив руки за спиной, и хмурил брови.
— Ты точно уверен? — наконец спросил он.
— Да. Такое происходит не слишком часто, однако несколько раз дориатские пограничники уже отражали нашествия.
— Разве им за Завесой что-то грозило? — не сдержался Ородрет.
Келеборн не смутился:
— Возможно, и нет, однако зрелище шныряющих под носом гигантских пауков не самое приятное в этом мире и не способствует хорошему пищеварению. К тому же гордость воинов, не скрою, оскорбляет факт близкого соседства таких существ.
— Понимаю, — серьезно кивнул лорд Минас Тирита.
— Поэтому несколько раз мы собирались для отпора. Перебить мы всех тварей, конечно, не могли, однако проредить немного поголовье получалось.
Артаресто вздохнул и снова в раздумьях прошелся по комнате.
— Пожалуй, стоит собрать совет, — наконец объявил он. — Прямо сейчас.
Помимо командиров пришли мастера, а так же Галадриэль, сидевшая за длинным дубовым столом рядом с мужем.
— Только что дозорные прислали птицу с известием, — доложил Нисимон. — У границ пустоши в самом деле заметно непривычное движение. Твари пока далеко, но их много и они приближаются.
Командиры стали высказывать предложения, сколько воинов взять в поход и чем вооружить.
— Возможно, стоит связаться с Дортонионом и Химладом? — предложила Галадриэль. — Пусть знают и, если сочтут нужным, то присоединяются.
Артаресто, подумав несколько секунд, кивнул:
— Согласен.
Нолдор смолкли, обдумывая, а Келеборн, подавшись вперед, добавил:
— Нужно усилить оружие. Пусть мастера соберут свет Анора, Итиля и звезд, а после смешают и пропитают им оружие, скрепив результат Песней. Тогда раны, полученные тварями, будут гораздо более опасными. Долгое время синдар использовали только свет звезд, однако с восходом Светил заклинание удалось доработать, и эффект стал намного ощутимее.
— Ты знаешь, как это сделать? — спросил Артаресто прямо.
Келеборн кивнул:
— Да, меня учили.
— Тогда решено. Так и поступим.
Работа закипела. Несколько дней и ночей подряд провели мастера нолдор в кузницах крепости. Синда объяснял им, что следует делать, и сам активно участвовал, помогая.
Дозорные слали одно за другим тревожные сообщения, и небо постепенно темнело, сияя в полуденные часы уже не столь ярко, как будто подернутое пыльной пеленой. Галадриэль не скрывала волнения.
— Гораздо проще самой идти в поход и биться, чем ждать, — сказала она вечером накануне отъезда, глядя мужу в глаза. — Вот, возьми.
Она протянула серебряный венец, украшенный каплями горного хрусталя.
— Я напитала их тем же светом, что несет ваше оружие, — пояснила она. — Надеюсь, он испугает тварей, если те чересчур приблизятся к тебе.
— Благодарю, родная, — прошептал Келеборн, принимая дар.
Она положила ладони ему на грудь, и он, наклонившись, нашел в темноте губы любимой.
Влетевший в открытое окно ветер пошевелил занавеси, стало слышно, как волны с шипением набегают на берег, словно сам Сирион прогневался.
Перед рассветом отряд воинов во главе с Нисимоном и Келеборном собрался у ворот.
— Удачи вам, — сказал Ородрет, решением совета на этот раз оставшийся в Минас Тирите.
Синда кивнул, а Галадриэль подошла к мужу и, протянув руку, сжала его ладонь. Минуту они смотрели друг другу в глаза, и наконец он сказал:
— Я скоро вернусь.
— Буду ждать, — ответила она просто.
Протрубил рог, и стражи распахнули тяжелые створки, выпуская воинов.
* * *
— Что там, атто? — Тьелпэ заметил, как, по мере прочтения письма, отец хмурится все сильнее.
— Пауки, — ответил он. — Ресто сообщает, что в их краях они подошли к границам пустоши.
— А что наши дозорные?
— Пока не обнаружили. Но твари никогда и не стремились приближаться к рекам.
— Да, воды они бояться. Как и света, — отозвался Тьелпэринквар.
— Зови дядю — надо решить, кто куда отправится, — распорядился Куруфин.
Сын кивнул и оставил его одного за невеселыми размышлениями.
«На прошлой неделе объявились ирчи. Пусть немного, но давно не было даже их следов. Теперь пауки…» — думал он, когда дверь с грохотом распахнулась.
— Когда на охоту, торон?
— Тебе стоит отправиться к проходу Аглона. Пауками займусь сам, — ответил Куруфин.
— Неверное решение. На пустошах я буду полезнее. Да и что сейчас делать на севере?
— Мало ли…
— Тогда пусть Тьелпэ отправится туда. А мы с тобой поохотимся на расплодившиеся отродья Унголиант!
— Я хотел, чтобы он остался в крепости, — ответил Искусник.
— Брось! Верных хватит. Командиры тоже не все отправятся с нами. Здесь она будет в безопасности.
— Ты о чем, Тьелко?
— Я же понимаю, что не хочешь оставлять Лехтэ одну, — ответил он.
Искусник кивнул:
— Если с ней…
— Ничего не случится! А на севере сейчас безопаснее — только что говорил с дозорными. Пусть Тьелпэ будет там, — убеждал брата Турко.
Подумав и прислушавшись к собственным ощущениям, Куруфин согласился. На сборы лорды отвели несколько часов, и если Тьелпэринквар отправился с небольшим отрядом в сторону Аглона, то на запад выехало немало воинов и охотников, которых сопровождали псы, ведомые Хуаном.
* * *
Когда до пустошей оставалось не более полулиги, нолдор заметили, что от их оружия шло голубоватое свечение, немного напоминавшее сияние звезд. И оно становилось все ярче. Один из воинов, вытащив меч, внимательно оглядел его и задумчиво проговорил:
— Как будто сердится.
Нисимон хмыкнул.
Впереди подобно черным тучам клубилась пыль, и сколько эльфы ни напрягали взгляд, нельзя было заметить ни единого признака жизни, ни одной травинки.
Келеборн подобрался и, наклонившись к коню, зашептал ему что-то на ухо. Тот зафыркал и грозно ударил копытом.
— Аванирэ не снимать ни в коем случае, — сказал он громко уже для всех. — Магия этого места способна свести с ума. От призраков уходите, с ними вы ничего сделать не сможете. И ни в коем случае не вступайте с тварями в рукопашный бой!
Он оглядел сомкнутые ряды воинов, задержавшись на каждом лице, и продолжил:
— Мечи использовать только в крайнем случае — действуйте копьями и стрелами. Не приближайтесь. Не пытайтесь окружать пауков. Старайтесь нанести как можно больше тяжелых ран и уходите — твари сами потом сдохнут.
Внимательно слушавший речь Нисимон кивнул и ничего добавлять не стал. Келеборн закончил:
— Если кто увлечется погоней и будет ранен — дома еще от себя добавлю.
Воины заухмылялись, а синда вдруг подумал, что последние слова точно были лишними — все же стояли перед ним сейчас не дориатские пограничники, а нолдор. Однако извиняться за сказанное было еще более глупо.
Вдалеке внезапно раздался скрежет, а следом пронзительный, выворачивающий фэа наизнанку визг. Келеборн снял с плеча лук и скомандовал:
— Вперед!
Воины пустили коней, на ходу натягивая тетивы. Наконечники стрел сияли, подобные искрам светлого пламени, и вид их вселял в сердца надежду.
Скоро облака тьмы впереди стали обретать четкость, принимая вид гигантских пауков, отродий Унголиант.
— Разделиться! — крикнул синда.
Воины рассыпались, и смертоносные огоньки рванулись ввысь, словно стремились вырваться на свободу.
Келеборн выбрал себе ближайшую тварь и выпустил подряд несколько стрел. Паук пронзительно закричал от боли.
Черная пыль, поднимаемая копытами коней, застилала глаза. Слышались гневные выкрики нолдор, ржание лошадей.
Двое пауков, получив ранения, убежали во тьму, за ними еще один. Келеборн снова натянул лук, целясь новой твари в глаз, и тут услышал неподалеку слева тревожный крик. Один из воинов подошел слишком близко, и паук решил, что прежде, чем умереть, он успеет отомстить обидчику.
Келеборн и Нисимон рванули на выручку одновременно. Синда поднял копье и послал его в полет. Тварь закричала от боли, замахала передними лапами, силясь вынуть оружие, и, внезапно замерев, пала.
На один бесконечно долгий миг повисла почти непроницаемая тишина. Вдруг в отдалении вновь раздался то ли вой, то ли хрип — пауки издыхали от полученных ран.
Келеборн выхватил стрелу, желая покончить как можно с большим числом порождений Унголиант, а нолдор грозно и одновременно радостно закричали.
* * *
Лехтэ с волнением и грустью глядела вслед удалявшимся сыну и мужу, но ее фэа не чувствовала беды, а потому нолдиэ, проводив родных взглядом до горизонта, вернулась к себе.
Тьелпэринквара с отрядом встретили воины дозорных башен, сразу доложив, что враг в ущелье не был замечен, но мрачное и тревожное настроение порой приносит ветер с севера.
— Страхом веет, лорд. Мы не боимся, но все живое его ощущает и чахнет, — сообщил один из верных.
— Да. Дыхание Тьмы губительно… повтори! Ты сказал страх?
— Да, лорд. Но не подумайте, трусов здесь нет!
Тьелпэ кивнул и молча вылетел из комнаты, на бегу распорядившись поседлать ему коня. Пятеро воинов проследовали за ним — приказ Куруфина не оставлять его сына выполнялся неукоснительно.
— Куда мы так торопимся, лорд?
— На север. Я понял. Кажется, я понял, что подпитывает темный огонь Врага.
— Прошло много лет, мы вряд ли найдем следы. Вы же не собираетесь спрашивать у самого Моринготто?
— Нет. С ним я бы не стал разговаривать! Убийца и вор!
Кони резво несли седоков, верные внимательно смотрели по сторонам, а Куруфинвион погрузился в размышления.
Неожиданно для своих спутников он приказал остановиться и спрыгнул на землю.
Трава была зеленой и густой, но ее оттенок немного отличался от растущей южнее.
— Пламя остановилось здесь. Я знаю, нолдор Химринга многое сделали, чтобы очистить Ард-Гален от искажения, но память о нем не ушла из этих мест.
Проверив перстень на пальце, Тьелпэ снял аванирэ и потянулся к корням, что помнили многое.
/Огонь постепенно угасал. Даже ветер не мог вновь раздуть пламя. Растения, что были дальше, испытали радость, но те, к которым подобрались смертоносные языки, боялись. Они сжимались, скукоживались и… огонь оживал, поглощая сначала эмоции, а затем и тела олвар, насекомых и мелких зверушек./
— Как же просто! Ужасно, мерзко, но просто, — воскликнул он, а в следующий миг с удивлением вскрикнул — кристалл в кольце ощутимо нагрелся. Мгновенно поставив аванирэ, Тьелпэринквар почти наяву увидел перекошенное от злой досады лицо того, что в Амане звался Майроном. Его нынешнее имя Куруфинвиона интересовало мало.
— Возвращаемся, — скомандовал он. — Все, что мне было нужно, я узнал.
* * *
Мертвую гнетущую тишину нарушил омерзительный хруст и глухое рычание Хуана. Как только все воины преодолели брод, пес Келегорма вздыбил шерсть и ощутимо напрягся — твари были рядом. Сам Охотник чувствовал страх редких зверей, что попадались им по пути, а потому и не удивился поведению Хуана.
— Не приближаться к паукам! — приказал он.
Куруфин тем временем распорядился достать и приготовить небольшие сосуды, наполненные разработанной им смесью.
Когда он впервые решил создать подобные, и сын, и брат не одобрили его идеи, сославшись, что тот пытается воссоздать оружие Врага. Тогда Куруфин лишь пожал плечами и продолжил свои исследования. Однако, когда настало время проводить испытания, оба родича смогли воочию убедиться и в эффективности, и в его отличии от созданного Морготом. Теперь же предстояло впервые испробовать его в бою.
Рычание Хуана становилось все громче, а верхняя губа уже обнажила внушительные клыки пса. Келегорм подал ему знак, и тот, ведя за собой остальных собак, направился к ближайшим камням. Впрочем, как оказалось, выгонять пауков из-за укрытия не было необходимости. Твари сами поспешили навстречу добыче, показавшейся им легкой. Псы легко уворачивались от щелкающих жвал, а самых мелких из потомков Унголианты смерть ждала в мощных лапах и челюстях валинорского волкодава.
Стрелы воинов Химлада находили свои цели, и вскоре все встреченные пауки оказались перебиты.
— Идем дальше! Нужно избавиться от этой дряни! — приказал Келегорм. Куруфин чуть задержался, осматривая трупы. Что-то беспокоило его, словно была некая неправильность в происходящем, которую азартный брат не замечал.
Нолдор продвигались все дальше, без особых усилий уничтожая тварей.
— Ты только погляди, сколько тут было этой дряни, — воскликнул он, обращаясь к брату. — Уже почти все стрелы извели на них. Хоть возвращайся и…
В этот момент Хуан встал и даже сделал шаг назад. Все камни, скалы и редкие чахлые деревца были густо опутаны паутиной. В коконах кое-где болтались полуразложившиеся туши оленей, косуль и каких-то других животных, узнать которых было уже невозможно.
Неожиданно заскулили собаки, и лишь рык их вожака удержал свору на месте — со склонов спускались пауки. Не те мелкие, что встретились им у входа в долину, а крупные, хитрые и очень уверенные в себе твари. Стрелы не могли пробить их толстый покров, и эльфам приходилось метить в глаза. Первые ряды нолдор уже взялись за копья, когда Куруфин приказал им чуть расступиться. В пауков полетели сосуды, легко разбивавшиеся от соприкосновения с тварями, но остававшиеся целыми, если вдруг оказывались достаточно далеко от порождений тьмы. Густая жидкость вытекала и, попадая на пауков, вспыхивала ярчайшим пламенем, сея ужас в их рядах.
— Работает, — довольно подвел итог Искусник.
Уцелевшие в огненной атаке твари отступили, и нолдор пришлось последовать за ними в достаточно узкий проход между скал.
Келегорм ехал впереди, когда Хуан, словно обезумев, мощным прыжком выбил его из седла и повалил на землю. Конь, шарахнувшись, резко отпрыгнул в сторону, и огромный паук рухнул на камни, лишившись добычи.
— Какого рауко?! — крикнул рассерженный Тьелкормо, еще не видя тварь.
— Только их нам тут и не хватало! — ответил Куруфин, разрубая мечом липкие нити, сетью опускавшиеся на эльфов со склонов.
— Жги гадов! — вскричал Турко, вскакивая на ноги.
— Не докинем. Они высоко, — ответил тот, продолжая работать мечом.
Нолдор с омерзением шли дальше, прорубая себе путь. Приходилось смотреть и под ноги, и вверх, потому как порой пауки продолжали спрыгивать на всадников. Ни одна из их атак не увенчалась успехом, но несколько эльфов все же не смогли избежать укусов и теперь ехали, поддерживаемые товарищами. Яд не убивал мгновенно, но затуманивал сознание и ослаблял тело.
— Впереди на скалах что-то есть! — доложил один из верных.
— Проверим, — отозвался Келегорм, а Куруфин метнул еще один сосуд в показавшегося из-за поворота паука. Пламя осветило болтавшиеся на склоне коконы, скрывавшие в себе…
— Эру Единый! — воскликнули, как один, нолдор, обнаружившие страшное содержимое паутины.
— Как это могло произойти?
— Вероятно, синдар из Дориата, — глухо ответил Куруфин.
— Курво, скорее сюда! — голос Келегорма разнесся по ущелью.
— Что? — Искусник подлетел к брату.
— Помоги снять. Он еще жив, — ответил Охотник, пытаясь срезать кокон.
— Пауки! — закричал один из верных, берясь за копье.
Твари бежали, но на слаженную атаку это не было похоже. Скорее их что-то сильно напугало. Или кто-то.
Вновь полетели сосуды с жидким пламенем, а копья и оставшиеся стрелы разили уцелевших.
— Турко! Ты где? — крикнул Куруфин, оглядывая окрестности после недолгой, но яростной битвы.
— Здесь! — донеслось сверху.
Как оказалось, Келегорм сумел подняться на скалу и почти перерубил паутину, удерживавшую кокон с раненным эльфом. Верные внизу были готовы поймать несчастного.
— Осторожнее, — сказал спустившийся Тьелкормо брату, пытавшемуся освободить синду от пут.
Слабый стон бедняги поторопил Искусника.
— Сможешь ему помочь? — спросил он брата, когда паутина была снята.
— Постараюсь. Но еще хотел бы я знать, что или кто так напугал тех тварей, — Келегорм кивнул на обуглившиеся туши пауков. — И Хуан куда-то подевался…
Впрочем стоило ему подумать о псе, как его радостный лай огласил ущелье, а следом донесся стук копыт. Воины Дортониона, вскоре появившиеся в ущелье, радостно приветствовали собратьев.
* * *
Возвращение в Минас Тирит было тем более приятным и радостным, что серьезных потерь удалось избежать, а трех раненых целители быстро поставят на ноги.
С неба вновь ярко и радостно светил Анар, и отряд, переправившись через реку, въехал в гостеприимно распахнутые ворота.
Келеборн остановил коня, огляделся по сторонам и заметил бегущую к нему жену. Он уже хотел было ее поприветствовать, как вдруг увидел метнувшуюся прямо под копыта рыжую проворную тень.
— Здравствуй, милая, — радостно крикнул он. — Как я рад тебя видеть!
— Это ты мне сейчас сказал, — спросила Галадриэль весело, — или Пелле?
Лисичка, а это действительно была она, ехидно фыркнула и потерлась о ногу спешившегося Келеборна. А тот, подняв на руки рыжую подружку, погладил ее между ушей и подошел к жене.
— Добрый день, мелиссе, — улыбнулся он и, обняв, поцеловал.
— Действительно добрый, — согласилась нолдиэ и крепко сжала мужа в ответных объятиях.
В открытое окно врывалось лето. С Сириона тянуло прохладой, столь желанной в зной, по небу бежали легкие облака, а доносившийся с далеких полей запах трав кружил голову.
Пообедавшая Пелла присела на шкуру, лежавшую перед пока потухшим камином, и принялась умываться. Келеборн некоторое время с умилением разглядывал рыжую подружку, вспоминая их знакомство, и наконец спросил:
— Как дела в Дориате? Ты ведь не просто так прибежала, я прав?
Лисичка бодро тявкнула в ответ и принялась рассказывать. Разумеется, синда не прибегал к осанвэ — язык зверей и птиц он знал хорошо. По мере рассказа эльф все больше хмурился и в конце концов, не выдержав, заложил руки за спину и стал ходить по комнате. Галадриэль, сидевшая рядом и внимательно слушавшая мужа, постукивала пальцами по резному деревянному подлокотнику и чуть заметно покусывала губу.
— Да, неладно, — наконец проговорил Келеборн.
Остановившись у окна, он уставился невидящим взглядом в даль. Радостно поблескивала, играя в лучах Анора, вода, и щебет птиц внушал надежду и веру в лучшее.
— Мы знали, что в Дориате дела обстоят печально, но не предполагали, что настолько, — откликнулась нолдиэ. — Похоже, твоя родина целиком под властью Тьмы.
Ее муж не ответил, и только рука, сжавшаяся в кулак до побелевших костяшек, выдала обуревавшие его эмоции. В глазах Галадриэли отразилась боль. Рывком поднявшись, она подошла к Келеборну и положила руку ему на плечо. Тот оглянулся, посмотрев с благодарностью, и легонько сжал ее пальцы.
— Мы вернемся, — произнес он тихо, — но нужен предлог. В то, что мы соскучились и хотим навестить родичей, никто не поверит.
— Согласна. Но есть еще мой гобелен.
— То самое задание Тингола?
— Верно. Я захватила его. Конечно, работа в самом начале, и до ее завершения успеет пройти много лет.
— Сколько именно? — уточнил совершенно не разбиравшийся в шитье Келеборн.
— Если не отказываться от всей остальной жизни, то лет пятьдесят, — ответила Галадриэль.
Она чуть склонила голову на бок, выразительно провела пальцем по его груди, задержавшись на мгновение на широком поясе штанов, и муж широко улыбнулся в ответ. Обняв любимую, он неторопливо погладил ее по спине, затем ладонь спустилась ниже, и когда нолдиэ, запустив руки супругу в волосы, прижалась к нему всем телом, наблюдавшая за сценой лисичка фыркнула и демонстративно отвернулась.
— Потом, когда мы прибудем наконец в Дориат, — продолжил Келеборн, ухитряясь одновременно говорить и целовать веки жены, виски, скулы и кончик ушка, — нам нужно будет доказать причастность королевы к наложенным на меня чарам. А, значит, нужно будет снять слепок заклятия с Завесы.
Он коснулся шеи жены губами, затем медленно провел языком, и та, прикрыв глаза, задышала чаще.
— Хорошая мысль, — согласилась Галадриэль. — Мы докажем их идентичность, и тогда точно сможем убедить жителей королевства.
Руки ее забрались ему под рубашку и принялись ласкать живот.
— И получим союзников, — закончил он и накрыл ладонью грудь жены.
— Да, — выдохнула та.
Она рывком стащила с него рубашку, и Келеборн, подхватив супругу на руки, понес ее в покои. Пелла проводила их взглядом и, положив морду на лапы, закрыла глаза. Поручение успешно выполнено, а, значит, можно и отдохнуть.
* * *
— Приветствую вас, леди Вайрэ, — с достоинством проговорила Мириэль.
Валиэ кивнула и оценивающе посмотрела на фэа эльфийки.
— Вижу, ты желаешь вновь обрести роа? — наконец спросила она.
— Да, — честно ответила супруга Финвэ. — Я достаточно пребывала в Чертогах и теперь чувствую силы и желание жить вновь.
— Это не тебе решать, — в разговор вмешался третий голос, вслед за которым вскоре появился и сам Намо.
— Когда твой муж просил о втором браке, — продолжил владыка Мандоса, — ты согласилась с моим решением, что никогда более не сможешь обрести тело. Что изменилось?
— Мой супруг и та, что стала его второй женой, ныне в твоей власти. Мое появление в мире живых не приведет к… неловким и двусмысленным моментам, — спокойно разъяснила Мириэль.
Намо нахмурился. Он чувствовал, что эльфийка не договаривает об истинных целях своего визита.
«Неужели она решила, что мы возродили Фэанаро?» — усмехнулся хозяин Мандоса, а вслух спросил:
— Чем ты желаешь заняться, когда вновь обретешь роа?
— О, благодарю вас, владыка! — воскликнула эльфийка.
— Я еще не дал тебе свой ответ! Мне нужно знать, чтобы принять решение.
— Мне бы хотелось заняться вышивкой, как раньше. Если ваша супруга позволит, я бы могла помочь ей с гобеленами.
«Вот оно что… Значит, она так решила найти своего сына. Что ж, сама напросилась!»
— Вайрэ, что скажешь, моя прекрасная леди? — спросил Намо.
— Я была бы рада такой помощи, — ответила та. — Мириэль настоящая мастерица.
— Да будет так!
Намо повел рукой и произнес несколько слов на валарине. Мир вокруг эльфийки закрутился, размываясь до однородной серой массы. Исчезли все звуки и запахи, пропало чувство времени и пространства. Все сущее сжалось до невообразимо крохотных размеров и одновременно стало бесконечно большим.
Ресницы дрогнули, и Мириэль открыла глаза, обнаружив себя в той же беседке, где когда-то легла отдохнуть.
* * *
— Присмотрите за крепостью? — спросил Ородрет и, погладив коня по шее, поглядел на сестру, зятя и Нисимона.
Однако, к его немалому удивлению, Галадриэль покачала головой:
— О нет, только не я — у меня теперь много иных дел.
— Понимаю. Твоя вышивка?
— В том числе.
Она обернулась на мужа и улыбнулась ему так, что у Артаресто появилось желание отвернуться, чтобы не мешать супругам. Келеборн ответил любимой таким же взглядом и, обняв ее, чуть заметно погладил по бедру.
— Но на тебя я могу рассчитывать? — спросил лорд Минас Тирита у родича.
— Безусловно, — кивнул Келеборн. — Поезжай и ни о чем не беспокойся, мы с Нисимоном справимся. Ждем тебя с женой.
— Передавай от нас привет Финьо и Армидель, — добавила Галадриэль.
— Непременно. Я долго не задержусь.
Он вскочил на коня и протрубил в рог. Ворота распахнулись, и Арафинвион в сопровождении отряда верных покинул крепость.
Конечно, он заранее отправил к Финдекано гонца с сообщением о своем визите, и уже совсем скоро, едва впереди показались горы, окружающие территорию Ломинорэ, навстречу вышли дозорные и вызвались проводить.
— Благодарю вас, — ответил им Артаресто.
Где-то далеко за спиной шумел Сирион, над головой величественно высились пики Эред Ветрин, не самые высокие из тех, что ему приходилось видеть, и, тем не менее, впечатляющие.
Он думал о том, что скоро вся жизнь его, возможно, изменится, и самому эта мысль казалась удивительно странной. Такой непривычной.
«Интересно, как оно бывает, когда любишь?» — задавал Артаресто сам себе вопрос.
Однако узнать ответ пока было не суждено — его собственное сердце по-прежнему оставалось спокойным. И все же он ни секунды не сомневался, что Глоссерин — та, что предназначена ему в жены судьбой.
«Разве так бывает? — размышлял он и время от времени, глядя в небо, с недоумением пожимал плечами. — Выходит, что да».
Скоро впереди показались очертания крепости, и Арафинвион пустил коня быстрее.
— Рад видеть, кузен, — приветствовал его вышедший встречать Финдекано.
— Alasse! — воскликнул он радостно, соскакивая с коня.
Вновь, как и в прошлый визит, двор наполнился веселой суетой и гамом. Верные повели лошадей на конюшню, а кузены направились в дом, где Ородрет приветствовал хозяйку Ломинорэ.
— Я ждал тебя раньше на несколько месяцев, — признался Нолофинвион, наливая за ужином в бокалы вина.
Армидель, сидевшая рядом, обернулась к ним, даже не пытаясь скрыть охватившего ее любопытства.
— Я собирался, — признался Артаресто и потянулся за самым симпатичным, с его точки зрения, кусочком мяса. — Но все возникали дела. Теперь время пришло.
Финдекано несколько долгих секунд внимательно смотрел на него, но ничего не сказал. Арафинвион продолжил:
— Покажешь мне завтра дорогу к дому Глоссерин?
— Охотно, — отозвался кузен. — И от души надеюсь, что твое предложение будет принято.
В распахнутое окно врывались краски вечерней зари, слышался шелест листвы и стрекот сверчков. Закончился ужин уже ближе к полуночи. Хозяева ушли, а Ородрет вышел на балкон и еще долго стоял, пытаясь угадать, что принесет ему следующий день.
Впрочем, утро, не обремененное долгим ожиданием, наступило быстро. Внимательно выслушав указания Финдекано, Артаресто вышел из крепости и отправился через поле в сторону видневшегося вдалеке леса. Он шел не спеша, от души наслаждаясь красками и ароматами утра. Скоро тропинка привела его к спрятавшемуся меж кустов и деревьев двухэтажному дому, окруженному небольшим палисадником. Арафинвион остановился и мгновение стоял, глядя на закрытые окна, но уже через минуту дверь отворилась, и на пороге показалась Глоссерин. Она замерла, разглядывая гостя, и некоторое время он любовался ее правильными чертами.
— Я ждала тебя, Артаресто, сын Арафинвэ, — произнесла она.
— И я пришел, — откликнулся он и сделал шаг вперед.
Дева тоже пошла ему навстречу, и они встретились на середине стелющейся между цветов дорожке. Тогда оба остановились и еще какое-то время молчали, глядя друг другу прямо в глаза.
Вокруг пели птицы и тихо, умиротворяюще шелестела листва.
— Я пришел просить тебя стать моей женой, — сказал он и сглотнул слюну, борясь с внезапно охватившим фэа волнением. — Не скрою, я…
Он замолчал, не зная, как точнее выразить мысль. Глоссерин едва заметно улыбнулась краешком губ и ответила:
— Не пытайся подобрать слова — я знаю, что ты хочешь сказать, потому что сама ощущаю то же.
— И ты не боишься?
— Чего же?
— Того, что мы оба сейчас совершаем ошибку?
Глоссерин уверенно покачала головой:
— Нет. Любовь бывает такая разная, и не всегда похожа на удар молнии. Случается, что она напоминает половодье запоздало пришедшей весной.
— Что ты имеешь в виду? — удивился Артаресто.
Дева улыбнулась:
— Представь, зима прошла, и Анор уже поднимается все выше и светит все жарче. Природа ждет, что уже вот-вот… Но нет, поля укрыты снегами, однако ненадолго. Настанет час, когда жаркие лучи согреют холод белого покрывала, и тогда оно начнет стремительно таять. Побегут ручьи, и совсем скоро переполненные влагой реки выйдут из берегов.
— Я понимаю, о чем ты! — воскликнул он, чувствуя, как пересохло в горле.
— Любовь придет, — продолжила Глоссерин. — Я предвижу это. И она будет прекрасна. Но ей нужно время, которого теперь, в искаженном мире, у нас нет.
— Мы женимся с тобой по взаимному согласию, — откликнулся Ородрет.
— Верно. И мы можем быть твердо уверены, что это не ошибка — наши фэар уже точно знают это.
— А любовь?
— Она придет, я предвижу. Незадолго до рождения дочери.
Артаресто улыбнулся широко своей будущей жене и протянул руку. Она вложила пальцы, и они еще некоторое время стояли, глядя друг на друга, и во взорах их с этой минуты появилось нечто новое. То, чему пока невозможно было подобрать названия.
Окончательно показавшееся из-за крон солнце осветило поляну, и травы засеребрились в его лучах, радостно заиграв.
Ородрет и Глоссерин развернулись и пошли не спеша к дому. До вечера им предстояло сделать еще много дел. Вместе.
* * *
Чертоги Вайрэ встретили Мириэль тишиной, мягким светом и еле слышным шуршанием нитей. Эльфийка, желая найти валиэ, неспешно прошла вдоль станков и пялец, за которыми трудились ученицы. Когда она приблизилась к большому, почти завершенному, гобелену, ее остановила одна из майэр, сообщив, что леди уже знает о ее появлении и сейчас подойдет. И действительно, не успела Мириэль в деталях рассмотреть полотно, изображавшее уход нолдор из Амана, как сзади раздался тихий, чуть шелестящий голос.
— Приветствую тебя, Фириэль, — произнесла Вайрэ, и нолдиэ удивилась, почему ее назвали этим именем.
Валиэ, словно прочитав ее мысли, пояснила:
— Ты начала новую жизнь. Я подумала, что в твоей сути должно что-то поменяться.
Мириэль покачала головой, не желая вслух перечить той, от которой так многое сейчас зависело.
— Это ты поймешь не сразу, моя дорогая, — ответила Вайрэ. — Сейчас же тебе следует приступить к работе, если ты, конечно, не передумала.
Мириэль напряглась, понимая, что скоро узнает про внуков, а, возможно, и про сына.
— Проходи, располагайся, — валиэ указала ей на табурет. — Я сейчас принесу то, что следует вышить.
Она быстро удалилась, оставив супругу Финвэ одну. Мысли бежали, летели, а фэа трепетала, полагая, что вот-вот увидит сына.
Однако эльфийка ошиблась — Вайрэ положила перед ней набросок, на котором один из внуков ее мужа брал в жены деву из народа телери.
— Леди, не могли бы вы рассказать, кто эти квенди? — попросила она. — Так я смогу лучше передать эмоции…
— Это не имеет никакого значения! — голос владыки Мандоса показался ей весьма неуместным в этих уютных покоях. — Свадьбу Финдекано Нолофинвиона сможет вышить любая из учениц, — обратился он к супруге. — Я принес иное. Как оказалось, многие работы брошены, не доделаны, а я люблю во всем порядок.
Майа, стоявший чуть позади вала, положил на один из столов несколько гобеленов немалых размеров.
— Пока они не будут закончены, никаких новых работ!
— Что там? — отчего-то разволновавшись, спросила Мириэль.
— Это, — Намо взял в руки первый, — горят корабли, на которых прибыл в Белерианд твой сын. Несчастный случай, — поспешил добавить он.
— Здесь, — он развернул еще один, — существа, созданные Мелькором, ведут твоего старшего внука в гости к своему господину.
— Тут, — вала недобро усмехнулся, — его пытаются убедить, что интересная работа найдется везде. Однако твой внук оказался на редкость упрямым, — вала проглядел пять или шесть гобеленов, — судя по всему его не убедили, хотя аргументы Мелькора порой были железны.
Намо хохотнул, глядя в округлившиеся глаза Мириэль.
— И наконец то, что я приберег специально для тебя, — владыка Мандоса замолчал. — Ни одна из мастериц не справится лучше. Гляди, ты удостоилась чести вышить этот гобелен!
Эльфийка подалась вперед, неверяще глядя на набросок на полотне, чуть прикоснулась пальцами и закричала.
— Работай! Ты сама выбрала свою участь! — ответил Намо и исчез, оставив ее одну, склонившуюся над сыном, окруженным огненными демонами Врага мира.
* * *
Лучи Анара привычно отражались от блестящих шпилей башен Тириона, и уже никто из немногочисленных его жителей не вспоминал с тоской иной свет, что лился не с небес. Нет, никто из нолдор не позабыл Древа и благие времена, однако прошедших лет хватило, чтобы привыкнуть к новому укладу.
Анайрэ нехотя поднялась с ложа, теперь такого большого для нее одной, и, поправив волосы, подошла к окну. Как всегда ее взгляд устремился на восток, в те края, где сейчас жили муж и дети.
«Зачем я тогда решила ждать Амариэ?! Ну зачем?! Мы ведь никогда не были особенно дружны… Что мне стоило отказать ей?» — мысли вновь и вновь возвращали жену Нолофинвэ в тот день, когда она опоздала и навсегда потеряла возможность встретиться с семьей.
Конечно, государь Арафинвэ не раз говорил, что у ее супруга есть палантир, однако нолдиэ все не решалась увидеть любимого и поговорить с ним, хотя и безмерно желала этого.
Этот день не был чем-либо примечателен — такой же свет, тот же ветер залетал в покои и чуть колыхал занавеси, тот же город и те же нолдор вокруг. Однако что-то было не так. Нечто неуловимо изменилось, заставляя супругу Нолофинвэ решительно идти к дому, где жили родители Лехтэ.
Нолдиэ не договаривалась с ними заранее, она и сама не знала, что, как только ладья Ариэн начнет снижаться и направится на запад, непреодолимое желание увидеть мужа возьмет верх. Фэа Анайрэ трепетала, металась, предвкушая и боясь.
Леди Линдэ издалека заметила эльфийку, напряженно, но целеустремленно шедшую по дороге. Узнать в ней жену бывшего короля было легко и сложно одновременно. Внешне она почти не изменилась — те же одежды, прическа, даже походка, несмотря на явное волнение, осталась неизменной. Однако взгляд… глаза Анайрэ сделались почти что мертвыми. Лишь в глубине еще теплился огонек. «Которому или суждено потухнуть, или же он в самое ближайшее время вспыхнет, оживив ее», — подумала мать Лехтэ, приветствуя гостью.
— Мне бы только взглянуть, — тихо попросила нолдиэ.
— Проходи. Никто тебя торопить не будет, — ответила хозяйка дома. — Знаешь, как пользоваться?
Анайрэ кивнула:
— Ноло научил. Еще когда…
Голос ее споткнулся, словно налетев на невидимую преграду, и она спешно прошла в комнату, где на столе был палантир. Последние шаги дались с трудом, однако, когда Анайрэ почти вплотную приблизилась к камню, сомнения исчезли, и ее ладонь легла на гладкую холодную поверхность.
Финголфин работал в своем кабинете, внимательно читая свиток, доставленный гонцом из Ломинорэ. На этот раз Финдекано писал ему не как отцу, но как королю. Хотя, конечно же, не удержался и в конце позволил парой строк поделиться тем, как он счастлив со своей супругой.
Нолдоран погрузился в раздумья, размышляя над предложением сына отправить при помощи фалатрим корабли на север и, возможно, отстроить там еще несколько крепостей, дабы не только с южной стороны осаждать цитадель Врага. План Финдекано был отчаянно смелый и рискованный, но безусловно стоящий рассмотрения. Король потянулся к чистому листу, дабы набросать на нем приблизительную схему, когда заметил, что палантир, стоявший на том же столе, ярко и немного тревожно засветился. Более не медля, он положил ладонь на камень и принял вызов.
— Анайрэ?!
Жена вздрогнула, но промолчала. В ее широко распахнутых серых глазах замерли слезы, а губы беззвучно шевелились.
— Родная моя! Скажи хоть слово. Анайрэ, прошу, не молчи!
Нолдиэ подалась вперед, словно желая шагнуть навстречу, протянула руку, чтобы коснуться и замерла. Глядя прямо в глаза мужу, она наконец тихо прошептала:
— Прости. Люблю тебя.
Ее пальцы соскользнули с гладкой поверхности палантира, прерывая связь. Чуть качаясь, Анайрэ вышла из комнаты и без сил опустилась в кресло на веранде, наконец-то дав волю слезам.
Она не знала, что в это время в Белерианде Финголфин почти разбил столешницу ударом ладони после неудачных попыток вновь увидеть и услышать ее, а затем, резко опустившись в кресло, уронил голову на руки и долго так сидел, пытаясь понять, как ему дальше жить.
* * *
— Как же красив стал наш город! — воскликнула Идриль, обернувшись к своей уже совсем взрослой подруге.
Весна в этом году была особенно хороша. Прижившиеся мэллорны устремились ввысь, похожие на тонкие серебристые свечки. Едва на ветках распустились золотые бутоны — листва опала, покрыв землю толстым сверкающим ковром. Недалеко от дворца так же пышно цвели нежным бело-розовым цветом яблони.
На праздник по случаю окончания строительства Гондолина собрался весь город. Горели светильники, отражаясь разноцветными бликами в хрустальных лестницах и башнях. На темном бархатистом небе пронзительно-ярко мерцали огоньки Варды, и нежные звуки арф, плывшие в вышине над городом, волновали души.
Идриль хлопнула в ладоши, и музыка, словно ждавшая этого сигнала, сменилась, зазвучав жизнерадостно, озорно и бодро. Ненуэль рассмеялась и принялась пританцовывать в такт. Сегодня на ней не было ни кожаного рабочего фартука, ни толстых перчаток. Волосы, уже не стянутые на затылке в косу и украшенные цветами и лентами, свободно падали на плечи, а глаза сияли, подобные звездам.
— Дочка, поможешь мне открыть праздник? — с легкой улыбкой на губах спросил подошедший к девам Тургон, и Идриль, кивнув, протянула отцу руку, чтобы пойти с ним в центр выделенного для танцев круга. Разумеется, не единственного, но одного из многих в ту ночь.
Ненуэль проводила подругу веселым взглядом и подумала, не стоит ли направиться к столам и полакомиться чем-нибудь вкусненьким — уж очень дразнящим был аромат, но тут заметила направляющегося к ней высокого нэра в серебряных одеждах и широко улыбнулась, приветствуя:
— Айя!
Тот в ответ слегка поклонился, приложив руку к груди, и на лице его зажглось неподдельное восхищение.
— Alasse, heri, — ответил он. — Рад встрече, хотя она и не была случайной.
Ненуэль вопросительно приподняла брови, на лице ее зажглось ожидание.
— Потанцуешь со мной? — предложил ее собеседник, и дочь Глорфинделя просияла.
— С радостью, лорд Эктелион! — ответила она и вложила пальцы в протянутую ладонь.
Мелодия снова сменилась, зазвучав плавно и нежно. Словно река, она текла теперь вперед, в неизведанное, то задерживаясь на краткое мгновение на перекатах, то взрываясь ярким каскадом. Ненуэль танцевала, глядя на партнера, и смех ее, веселый и легкий, летел к небесам. Лепестки яблоневого цвета, кружась, опускались на камни мостовой, на плечи танцующих, на волосы Эктелиона и Ненуэль. А голос ее, подхваченный ветром, все летел и летел, словно жил сам по себе. Парили в вышине, над круговыми горами, птицы, огни светильников становились все меньше, будто отдалялись.
И в этот самый момент далеко на востоке, в крепости Химлада, до сих пор мирно спавший в постели Тьелпэринквар вскочил и потряс головой, прогоняя остатки сна. Сердце его гулко билось, на висках блестели капельки пота.
— Что за ерунда, — пробормотал он с недоумением.
Откинув одеяло, он встал и проворно натянул штаны, затем замер и, подойдя к окну, некоторое время стоял, с тревогой всматриваясь в даль, на запад. Хотелось куда-то бежать, что-то делать, только он никак не мог понять, куда именно его зовет фэа. Потерев ладонью лоб, он стал перебирать в памяти все, что видел накануне на заставе, но не мог припомнить ничего, что его хоть сколько-нибудь встревожило бы. Раздраженно скрипнув зубами с досады, Куруфинвион подхватил и надел первую попавшуюся рубашку, сапоги и вышел из покоев.
Сначала он хотел поседлать коня и проехать, пронестись по бескрайним полям Эстолада, однако вспомнил о намеченных на утро делах и понял, что эта поездка будет плохой идеей. В покои тоже возвращаться не хотелось. Свернув в гостиную, Тьелпэ распахнул окно и уселся на подоконник, по-прежнему задумчиво глядя в ночную даль.
Совсем рядом раздалось негромкое мурлыканье, и эльда, опустив взгляд, увидел полосатую серую кошку.
— А, это ты, — невольно улыбнулся он. — Тебе тоже не спится? Или пришла поиграть?
Он приглашающее похлопал ладонью рядом с собой, и зверек принял приглашение, запрыгнув и усевшись напротив эльфа, уставившись на него задумчивым взором, в котором читалась мудрость и понимание. Или же так только показалось ее взволнованному собеседнику?
— Ты знаешь, что с мной происходит? — спросил ее Куруфинвион. Кошка промолчала, и он вздохнул. — Вот и я нет. Не пойму никак, что тревожит. Знаешь, мне вдруг во сне почудилось, что я вот-вот что-то потеряю. Или уже потерял…
Тьелпэринквар тяжело вздохнул и опустил взгляд, бессильным жестом опершись рукой о колено:
— И главное — я ничего не могу с этим сделать…
Кошка спрыгнула и убежала во тьму, однако через несколько минут вернулась, неся в зубах… его флейту. Увидев ее, эльф вздрогнул, а зверек, положив инструмент на пол, тихонько мяукнул и подтолкнул его лапой. Тьелпэ спрыгнул и быстро поднял:
— Думаешь, стоит сыграть?
Кошка ничего не ответила, только принялась умываться. Куруфинвион вздохнул и, вновь устроившись на подоконнике, поднес флейту к губам. Мелодия, красивая и тоскующая, полилась в небо, уже начавшее покрываться на востоке нежно-розовым прозрачным флером. Она летела и словно плакала, зовя кого-то.
Далеко на востоке, в самом сердце тайной долины Тумладен, все еще танцевавшая Ненуэль вдруг остановилась и, положив руку Эктелиону на плечо, удивленно прислушалась.
— Ты это слышишь? — наконец с недоумением спросила она.
Лорд Дома Фонтанов прислушался и наконец уверенно покачал головой:
— Нет.
— Странно…
— А что случилось?
— Сама не знаю. Как будто играет флейта. Так красиво и грустно…
Она вздохнула и прикусила губу, прислушиваясь.
— Принести тебе что-нибудь? — наконец спросил он, догадавшись, что дева больше не хочет танцевать.
— Да, — обрадовалась она. — Если можно, яблоко, запеченное в карамели.
— Хорошо, сейчас, — улыбнулся Эктелион и ушел.
Ненуэль, отойдя в сторонку, присела на траву и положила подбородок на колени. Музыка, слышимая, похоже, только ей одной, все лилась и лилась, кружила вокруг, увлекая и зовя за собой.
Вскоре вернулся Эктелион и протянул яблоко. Дева поблагодарила и с аппетитом перекусила.
Ладья Ариэн поднималась все выше, и было очевидно, что веселый праздник подходит к концу. Но музыка, вместо того, чтоб потихоньку угаснуть, вдруг зазвучала ярко и жарко. Ненуэль встрепенулась и огляделась по сторонам. Со всех сторон полетели крики:
— Танец!
— Пусть станцует наша самая юная мастерица!
Стоявшая неподалеку Идриль обернулась к подруге и захлопала в ладоши, и Ненуэль наконец поняла, что зовут именно ее. Эктелион улыбнулся и, отойдя на два шага, тоже хлопнул приглашающее. Дочь Глорфинделя порозовела от смущения, но, отринув сомнения, вскочила и вышла в центр площади.
Гондолинцы одобрительно загудели, а Ненуэль вскинула руки и, замерев, прислушалась. Наконец, уловив ритм мелодии, она повела одной рукой, затем второй, и закружилась, стремясь в одном танце выразить все чувства, обуревавшие ее в этот момент. Всходившее светило играло в ее золотых волосах, на лице танцовщицы читались ожидание и восторг. Она двигалась все быстрее, и музыка, шедшая из глубин фэа, сливалась с той, что издавали струны арф, превращаясь в нечто новое, необычайное и чудесное, и, подхваченное ветром, летело вперед, встречаясь с пением далекой флейты.
Над Ондолиндэ все выше и выше вставало солнце.
С фэа Тингола происходило что-то странное и непонятное для самого эльфа. Чем больше он смотрел на так понравившийся ему подарок Галадриэль, тем более неправильным казалась атмосфера собственного королевства. Порой Эльвэ недоставало совсем немного, всего лишь крохотного шага, секунды, и… он бы понял, осознал, увидел причину. Однако всегда в такие моменты появлялась Мелиан.
Конечно, Элу был рад видеть супругу, но иногда ему становилось досадно, что никак не может понять, разгадать эту тайну.
— Дорогая, может, не сейчас? — он попытался отстраниться от льнущей к нему жены. — Мне подумалось, что я почти нащупал ответ…
— Ответ? Что так беспокоит моего ненаглядного? — приторно-сладко проворковала майэ, не спуская жадного и одновременно оценивающего взгляда с мужа.
— Понимаешь, я смотрел на Благой край, — Тингол кивнул в сторону вышивки, — и мне почти открылась правда. Ты же знаешь, как я желаю понять, кто наш враг.
— Кроме того, что сидит на черном троне?
— Разумеется. Но… знаешь, они очень схожи. Одной природы, я бы так сказал.
Мелиан еле уловима вздрогнула.
— Ты обязательно узнаешь, кто это, — прошептала она на ухо мужу и прочертила языком влажную дорожку по его шее. — Я это предвижу. Как и то, что сейчас я прогоню все-все мысли из твоей головы, любимый. Ты так много трудишься ради нашего королевства, позволь мне доставить тебе удовольствие. Я ничего не попрошу взамен. Только если сам того пожелаешь.
По велению ее магии двери в зал затворились, и майэ опустилась на колени, проворно расстегивая ремень мужа.
«Надо срочно избавиться от этого гобелена! Но так, чтобы ни малейшего подозрения не возникло», — руки, губы и язык Мелиан усердно трудились, тогда как мысли метались, подобно загнанному и от того крайне опасному варгу.
«Лютиэн еще не готова исполнить. Она воспротивится мне, а ломать ее нет никакого желания — слишком много сил вложено в нее», — майэ полностью расслабила горло и поймала первый стон Тингола.
«Если заберу его я, это однозначно вызовет подозрение. А раз он почти понял, то может случайно заподозрить… Прическу не попорти! Впрочем… пусть так — хоть не думает о врагах».
Элу наслаждался ласками жены, и лишь иногда в его сознание закрадывалась нехорошая, неприятная мысль о том, что не просто так Мелиан пришла к нему сейчас. Однако стоило ему об этом подумать, как язык супруги принялся так упоительно скользить, а жаркий мягкий рот заставил забыть обо всем.
Довольно и сыто облизнувшись, майэ поднялась с колен и, поправив платье и прическу, направилась к двери.
— Куда это ты? — спросил Тингол. — Мне кажется, нам стоит продолжить.
Супруга приглашающе улыбнулась — с проблемой гобелена можно немного повременить.
* * *
В воздухе, напоенное тяжелыми, пряными ароматами цветов и трав, дрожало лето. Стоило только открыть окна в покоях, как оно врывалось с веселым гамом и звоном. Пели птицы, славя тепло, носились над полями стрекозы. И оставаться в замке с каждым днем становилось все труднее.
Встав из-за стола, Лехтэ вышла на балкон и долго смотрела в укрытую знойным маревом даль. Хотелось гулять, однако муж и сын постоянно пропадали в мастерских, занятые важным делом, и отвлекать их ради пустяка было бы неуместно.
«Но я, в конце концов, могу поехать одна», — поняла она и широко, в предвкушении, улыбнулась. Многочисленные дозорные о возможной опасности все равно предупредят.
Быстро переодевшись, она сбежала по лестнице и прошла на конюшню. Сама оседлала Вагая, получая от этого занятия не меньшее удовольствие, чем довольно подставлявший блестящую шею жеребец, а затем, выведя его во двор, погладила бархатистый нос и вскочила в седло. Конь всхрапнул и покосился, словно хотел спросить, куда они направятся. Нолдиэ задумалась.
— А не все ли равно? — наконец ответила она. — Давай поедем туда, куда понесут нас ноги. Ну, или копыта.
Вагай согласно фыркнул. Стражи распахнули ворота, и Лехтэ выехала за пределы крепости, решив, в самом деле, доверить выбор дороги своему коню. Тот застыл на одно короткое мгновение в раздумьях, и, наконец, посмотрев направо, побежал рысью через поля, грудью рассекая высокие, сочно-зеленые травы.
Выехавших следом за ней верных она не заметила, или же только сделала вид, впрочем, те и не собирались досаждать назойливым вниманием, держась на почтительном расстоянии. Лехтэ с удовольствием глядела по сторонам и от всего сердца наслаждалась чудесным днем.
По небу плыли легкие, прозрачные облака, и она иногда останавливалась и начинала их разглядывать, фантазируя. То ей чудились в очертаниях небесные лодки, то диковинные звери. Вагай же, пользуясь моментом, начинал пастись и тянулся к самым сочным, вкусным травам и цветам. После оба продолжали путь.
Вскоре стало понятно, что конь стремится к Келону.
— Ты хочешь там что-то найти? — полюбопытствовала нолдиэ.
Жеребец подумал и помотал головой, словно хотел сказать: «Нет, мне просто очень интересно — я там никогда не бывал». Его всадница, впрочем, тоже, а потому она нисколько не возражала. Тем более что до вечера они уж точно вернутся домой.
Вскоре после полудня оба остановились, чтобы перекусить. Лехтэ достала из седельной сумки лембас, флягу с водой, а под ногами нашла спелую, ароматную землянику. Подкрепившись, она улеглась прямо в траву и некоторое время лежала, с улыбкой глядя в небо и не думая ни о чем. На фэа было легко и светло. Наконец, отдохнув, они с Вагаем продолжили путь, однако по обоюдному согласию решили повернуть немного севернее. Туда, где начинались холмы, постепенно переходящие в скалы — вдруг там найдется что-нибудь особенно интересное. Хотя на такое везение надежды, разумеется, было мало — разведчики уже неоднократно все поблизости изъездили.
Когда под копытами стали попадаться мелкие камешки, ехать пришлось медленнее. Наконец, оставив Вагая и попросив подождать ее, Лехтэ стала взбираться по узкой горной тропке пешком. Вдруг справа послышался шорох сорвавшейся гальки, и нолдиэ замерла, прислушиваясь. Однако никаких шагов слышно не было. Конь внизу тоже не проявлял признаков беспокойства. Подумав, она хотела уже было спуститься вниз, но заметила, как вверху в лучах Анара что-то блеснуло. Решив, что стоит непременно разобраться, она ухватилась за ближайший выступ и подтянулась. Впрочем, уже через несколько шагов обнаружился более удобный, хотя и длинный, путь. Добравшись до цели, Лехтэ увидела необычный камень довольно крупных размеров неровной конусообразной формы, словно вмурованный в скалу своим основанием. Нолдиэ его обошла кругом и в восхищении прищелкнула языком. Минерал был прозрачен, словно родник, и зелен, как полевая трава.
Лехтэ села прямо на гальку и, чуть сощурившись, принялась рассматривать сквозь породу плывущие по небу облака.
«Надо будет непременно поделиться находкой с Курво или Тьелпэ, — решила она. — Какая красота!»
Стоило взять образец, но для того, чтобы отколоть самый маленький кусочек, у нее не было никаких инструментов. С досадой закусив губу, Лехтэ фыркнула и принялась осматриваться в поисках того, что могло бы заменить молоток. Например, камень потяжелее…
Булыжника подходящих размеров поблизости не нашлось, однако, оглянувшись, Лехтэ увидела странное существо, по виду как будто разумное. Оно было невысокого роста и с волосами на лице. В памяти всплыли рассказы Карнистира о гномах, и тогда нолдиэ, недолго думая, решила, что если это и вправду науг, то у него должно быть что-нибудь подходящее.
— Vandë omentaina, — улыбнулась она приветливо и сделала шаг вперед. — У тебя случайно молотка не найдется?
Внизу послышались взволнованные голоса, и Лехтэ, поглядев вниз, увидела верных, подъехавших к самому подножию и с волнением наблюдавших за беседой.
На лице коротышки, который в самом деле был явно разумен, читалось потрясение. Однако квенья он очевидно понял. А, может, угадал смысл фразы по интонации и самой ситуации. Как бы то ни было, спустя пару мгновений он полез в сумку и достал оттуда небольшое кайло.
— Держите, госпожа, — ответил он на синдарине.
— Благодарю.
Примерившись, Лехтэ отколола небольшой кусочек камушка и убрала его в карман. Затем, вернув инструмент хозяину, еще раз поблагодарила его и спустилась вниз. Пора было отправляться домой.
— Пожалуй, к ужину мы точно доберемся до крепости? — спросила она верных.
— Даже раньше, — ответили они, явно вздохнув с облегчением.
Отдохнувший Вагай бодро бежал вперед, тоже очевидно предвкушая полноценный отдых и полную кормушку овса. Склоняющееся к западному горизонту солнце окрашивало небо в глубокие золотисто-розовые тона, и Лехтэ любовалась игрой красок.
«Каждый закат уникален и не похож на предыдущий», — размышляла она, глядя, как прямо перед глазами все больше растут очертания крепости.
* * *
— Жаркие Лучи ушли. Скоро придут Холодные. Что скажешь, Мудрое сердце? Ты обещал дать ответ, — подошедший к костру сложил руки, как подобало приветствовать уважаемого, но равного себе.
— Мы остаемся, — глухо донеслось в ответ. — Веди своих, раз так поверил Железному Охотнику.
— Он обещал много еды. Он уже дал нам мяса и огненной воды. Посмотри, что теперь имеется у меня, — он распахнул кожаный плащ, показывая простенькие стеклянные бусы, внутри которых правда иногда пробегал странный темный огонек, но вождь, носивший их, ничего не знал о магии.
— Что ты дал ему в замен?
— Ничего ценного — десяток женщин, трех лосей и шкуры.
Мудрое Сердце хмыкнул и пожал плечами:
— Я дороже ценю своих дев. Они не скот, Острый Клык.
— Ты прав, от них меньше пользы, — хохотнул он. — Время проститься, Мудрое Сердце. Мы уходим, как только Холодные Лучи спрячутся в нору.
— Прощай. Но помни, рано или поздно мы предстанем перед Великим Предком. Не опозорь Быстрого Волка.
— И ты. Не огорчи Могучего Медведя.
Исполнив ритуал, Острый Клык ушел и увел своих соплеменников на север, туда, где возвышались пики Тангородрима.
* * *
В распахнутое окно врывался яркий, радостный свет Анара, птичьи трели и звон оружия. Тренировочная площадка воинов располагалась совсем недалеко от мастерской, где обосновалась Галадриэль. Оглянувшись, она улыбнулась в предвкушении и торопливо завязала последнюю нитку. Гобелен, который она столько лет вышивала по просьбе Тингола, был наконец закончен.
Окинув быстрым взглядом довольно обширное полотно, занимавшее всю стену длинной галереи, нолдиэ от души потянулась и, проворно убрав инструмент, вышла во двор.
Все последние годы Келеборн, если не был занят беседами с Артаресто или учебой в мастерских, проводил все свое время за тренировками. И даже его жена, весьма далекая от военной науки, хорошо видела, насколько улучшилось умение любимого.
Теперь же было похоже, что ему устроили настоящую проверку. Во всяком случае, именно так можно было подумать, глядя на Нисимона и среброволосого синду.
Галадриэль тихонько, стараясь не привлекать к себе внимания, пересекла усеянную густой травой лужайку и встала в тени одной из яблонь. По краям длинного прямоугольного поля, покрытого толстым слоем песка, толпились верные, тоже с нескрываемым интересом наблюдавшие за спаррингом. Келеборн с Нисимоном, одетые в полный доспех, бились не тренировочными мечами, а боевыми.
Конечно, разумом Галадриэль хорошо понимала, что с мужем ничего случиться теперь не может, и все же сердце ее начинало учащенно биться, когда остро заточенный клинок рассекал воздух всего в половине дюйма от его лица. Келеборн защищался, а после, неуловимым движением переменив позицию, сам шел в атаку.
— Теперь бегом! — скомандовал вдруг Нисимон, и синда, не выпуская из рук оружия, устремился к виднеющимся вдалеке искусственным препятствиям.
Наблюдавшие за поединком нолдор принялись кричать, подбадривая его, а тот, пробежав почти лигу, не сбавляя скорости перемахнул через первое заграждение, высотой чуть ниже груди, и устремился ко второму.
Прыжки, подтягивания, кувырки через голову следовали один за другим. Нисимон, внимательно следивший, время от времени кивал, а после, когда вся полоса препятствий осталась позади, снова устроил спарринг. Наконец, суровый наставник остановился и, улыбнувшись, хлопнул дориатского принца по плечу.
— Ну, что скажешь? — весело спросил Келеборн.
— Что я доволен тобой, — последовал ответ. — И, наконец, могу действительно назвать хорошим воином. Только не прекращай тренировок, когда вернешься домой.
— Хорошо, обещаю.
Воины радостно закричали, а Келеборн, убрав меч в ножны, подставил лицо горячим лучам Анара и прикрыл глаза. Некоторое время он так стоял, словно пытался запомнить этот миг, а после медленно обернулся и, увидев жену, широко улыбнулся.
— Мелиссэ, — прошептал он и распахнул объятия.
Галадриэль с разбегу бросилась ему на шею и с удовольствием поцеловала, в очередной раз залюбовавшись его точеными чертами и серебряными волосами:
— Поздравляю, родной мой!
— Благодарю. Ну, как твои успехи? — спросил он, имея в виду гобелен.
Разумеется, Галадриэль всегда охотно делилась с любимым, как идут дела, и он знал, что работа подходит к концу.
— Наконец закончила, — похвасталась она.
— Покажешь?
— С удовольствием.
Келеборн быстро коснулся губами губ жены и взял ее за руку. Воины начали расходиться, Нисимон, попрощавшись, поспешил к Артаресто, а супруги, переговариваясь на ходу, отправились в мастерские.
— Как хорошо тут у тебя, — заметил он вслух, оглядываясь по сторонам и от души наслаждаясь окружающим умиротворением.
В золотом квадрате окна танцевали пылинки, листва нежно шелестела, отбрасывая резные тени.
— Хоть я и задержалась немного, — тем временем говорила Галадриэль, — но результат, мне кажется, того стоил.
Келеборн приблизился к гобелену и не спеша, останавливаясь взглядом на каждой детали, оглядел его.
— Несомненно, — ответил он значительное время спустя, и в глазах его сверкнуло восхищение.
Дориат. Возможно, на гобелене он был не такой, каким много раз являлся им обоим в действительности, но гораздо красивее.
— Когда я вышивала, — призналась Галадриэль, — то вспоминала наши с тобой прогулки. Иначе не представляю, как бы я смогла закончить работу и не показать всю охватившую королевство тьму.
— Удивительно, — пробормотал ее муж, по-прежнему не отрывая взгляда, и, подойдя вплотную, провел по узору пальцем.
Нолдиэ зарделась от удовольствия.
На шелковом полотне пели, рассевшись в кронах деревьев, птицы, свет играл, пробиваясь сквозь листву, в траве, и было острое желание зажмуриться, до того лучи Анара казались реальными. Можно было подумать, что птицы вот-вот вспорхнут, а разноцветные цветы склонят головки.
— Мне кажется — я чувствую аромат и слышу пение, — признался синда.
Из-за кустов орешника выглядывала лань, а ивы склоняли густые тонкие косы к воде и о чем-то шелестели, словно хотели рассказать историю о древних днях или спеть песню.
День на полотне постепенно сменялся вечером, все ярче загорались звезды в пламенеющих розовым небесах, и наконец в траве появлялись светлячки. Гуляли нисси и нэри, танцевали и пели, но самой красивой парой были, конечно же, Келеборн и Галадриэль.
— Я думал, честно говоря, что ты изобразишь короля с королевой или же Лютиэн, — не удержался сын Галадона и, обернувшись, весело прищурился и посмотрел на жену.
Та в голос фыркнула:
— Ни за что! Пусть хоть так, но я выкажу свое отношение к происходящему. Нет, их не будет на моем гобелене, только ты и я.
— Что ж, тебе виднее — ты мастерица. А я со своей стороны такое решение одобряю. Твоя работа действительно великолепная.
Он подошел и, обняв супругу, поцеловал ее ладонь.
— Благодарю, мельдо, — прошептала она.
— Значит, в путь.
— Да, пора. Твои родители отправятся с нами?
— Нет, — вдруг решительно ответил он. — Они, так же как и Галатиль, останутся тут, в Минас Тирит.
Нолдиэ в раздумьях нахмурилась:
— Но согласится ли твой брат с таким решением?
— Ему придется, — уверенно сказал Келеборн. — Я объясню. Конечно, если в Дориате со мной что-то случится, отец с матерью не должны потерять сразу обоих своих сыновей. Пусть хоть один останется жить.
Нолдиэ показалось, что само мироздание вздрогнуло и зазвенело, громко расхохотавшись.
«Наверное, тяжело возвращаться в родной дом и ждать от этого смерти», — подумала она.
Протянув руку, она погладила ласково мужа по щеке. Келеборн в ответ наклонился и поцеловал любимую в шею. Та шумно выдохнула и, потянувшись, развязала ремешок доспеха. Тогда он подхватил жену на руки и понес ее в покои. Начать собираться в дорогу они вполне могут и завтра. И в любом случае, сначала им нужно будет попрощаться с родными. Возможно, навсегда.
* * *
Лютиэн задумчиво и с несколько отрешенным видом шла по длинным коридорам Менегрота, иногда останавливаясь и словно удивляясь, почему и как она оказалась именно здесь. Мелодия, непохожая ни на одну из баллад Даэрона, настойчиво звала ее вперед, однако нечто внутри нее противилось и пыталось отторгнуть навязчивый мотив. Похожее чувство принцесса испытала в прошлый раз, когда осталась с менестрелем наедине. Тот, словно послушная кукла, исполнял ее капризы, терпел очередные порезы и болезненные ласки, однако пытался сопротивляться, пока не потерял сознание. Именно тогда дочь Эльвэ ужаснулась представшей ее глазам картине, словно и не видела до этого, будто не она сама еще пару мгновений назад находила особое наслаждение, причиняя боль и ловя стоны отнюдь не удовольствия. Однако и тогда, похожий мотив заглушил ее сомнения, а позже, когда Лютиэн поведала о своих тревогах матери, Мелиан развеяла все ее сомнения, убедив дочь, что та еще просто не привыкла и не ощутила всю прелесть подобных встреч, а чтобы у принцессы не осталось и тени сомнения, майэ научила ее, как и во что можно потом превратить выплескивающиеся из менестреля эмоции. Заклинания необычайно понравились ей, и вскоре мучительные для Даэрона встречи продолжились.
Теперь же Лютиэн с удивлением обнаружила себя у входа в тронный зал.
«Странно, впрочем, почему бы мне не поговорить с ада, если уж все равно я пришла сюда», — подумала она, и стража по ее сигналу распахнула двери.
Тингол замер перед вышивкой, подаренной ему Галадриэль, и его дочь была уверена, что никогда не видела на его лице такого покоя, гармонии и… счастья. Даже когда раскрасневшаяся и довольная Мелиан выходила из зала, глаза отца так не сияли.
— Рад видеть тебя, моя родная, — тепло поприветствовал он. — Ты только посмотри, какая красота!
Лютиэн что-то вспомнила. Какой-то разговор с Артанис. Она даже хотела чем-то помочь. Вроде бы. Навязчивый мотив зазвучал громче.
— О, ада, вышивка удивительно хороша!
Она подошла с другой стороны и, чуть наклонив голову, сделала вид, что смотрит, однако старательно отводила взгляд.
— Ты позволишь мне ненадолго забрать ее? Мне так хочется тоже любоваться ею почаще, — попросила она.
— Дочка, я буду рад видеть тебя здесь. Зачем ее уносить отсюда, ведь и другие эльдар тоже могут приобщиться к прекрасному.
— Всего на пару дней. Прошу тебя, ада, — легкая нить скользнула к разуму Эльвэ, и Лютиэн привычно потянула за нее.
Тингол кивнул, но все же сумел добавить:
— Не забудь вернуть, как обещала.
Принцесса согласилась и спешно покинула зал.
Сначала она собиралась отдать вышивку матери, но после передумала и, вернувшись в свои покои, убрала ее в один из сундуков.
По прошествии нескольких дней Элу так и не вспомнил, что обещала ему дочь. Точнее какое-то время странное чувство, словно он что-то позабыл, еще беспокоило его, однако Мелиан превзошла саму себя, и Тингола уже не интересовало ничто и никто, кроме собственной жены.
Закат Дориата начался.
* * *
— Сегодня прибудут, — сообщил Келегорм брату. — Мне только что доложили дозорные.
— Хорошо, — отозвался Куруфин. — Мы готовы к встрече гостей.
— Ты Лехтэ предупредил?
— О чем? Вроде же Морьо говорил, что наугрим перестали бояться увидеть нисси, хотя предпочитают не заговаривать с ними, тем более первыми.
— Она хотя бы знает об их визите? — не унимался Светлый.
— Если честно, то забыл ей сказать. Ты же знаешь, я в последнее время… предпочитаю проводить много времени в мастерской.
— Так, Курво, время у нас есть. Выкладывай, почему поругался с женой? — Турко плюхнулся на диван и приглашающе посмотрел на брата.
Куруфин лишь качнул головой и подошел к окну:
— Тьелко, все в порядке — мы не ссоримся. Просто мне сейчас надо доработать…
— Не выдумывай!
— Я не знаю, как тебе это объяснить… Порой я опасаюсь сам себя.
— Вот теперь поточнее, — подбодрил его брат.
— Гнев и ярость. Мне не всегда удается сдержать их, а срываться на любимой… я не готов к этому.
— Поэтому ты запер себя в мастерской? Не думаю, что это выход, — ответил Келегорм. — Постарайся понять, почему тебя так допекает Клятва.
— Понять… как? Как, торон, я пойму то, что уже давно часть меня?!
Тьелкормо вздохнул, нахмурился и подошел к Куруфину:
— Ты найдешь выход, не сомневайся! Я уверен в этом — верь и ты.
Искусник с благодарностью посмотрел на брата:
— Пойду и правда сообщу Лехтэ о приезде наугрим. Когда, ты говорил, они должны прибыть?
— Ближе к вечеру.
Куруфин кивнул и вышел из комнаты.
Любимой нигде не было, а тянуться к ней осанвэ почему-то не хотелось.
— Лорд, если вы ищите вашу супругу, то она еще утром отправилась на прогулку, — сообщил Искуснику один из верных, заметив некоторую растерянность Куруфина.
— Благодарю, — отозвался он и поспешил к конюшням.
Уже вылетев за ворота крепости, он понял, что совершенно не знает, куда именно направилась его жена, а потому пришлось прибегнуть к помощи своей любимой кобылы, всегда безошибочно находившей Вагая.
Так вышло и на этот раз — вскоре издалека донеслось приветственное ржание вороного красавца супруги.
— Лехтэ! Как я рад, что нашел тебя, — быстро сказал он.
— Что-то случилось? — полюбопытствовала она, ибо вид мужа говорил о тщательно скрываемом волнении.
— Пока нет.
— Пока?
— Сегодня прибывает делегация наугрим…
— А, так вот откуда взялся тот коротышка, что помог мне достать минерал, — догадалась Тельмиэль.
— Кто? Где ты их видела? — забеспокоился Искусник.
— Там, у берегов Келона, — ответила она и махнула рукой, указав примерное направление.
— Далеко же ты отправилась на прогулку…
— Не так чтоб очень, — пожала беззаботно плечами нолдиэ.
— Почему одна? — спросил он, поискав глазами верных. Однако они, спросив разрешения леди, отстали, желая собрать немного земляники для своих жен.
— Ты же все время занят, — напомнила она и выразительно прищурилась.
— Прости меня.
Куруфин спешился и помог сойти с коня жене.
— Лехтэ, я… — он уже готов был поведать ей о сомнениях, терзавших его фэа, но передумал — не хотел взволновать еще и ее.
«Мало мне Турко, который теперь приглядывает, как за маленьким», — подумал он, а вслух сказал:
— Я, даже работая, не забываю о тебе, мелиссэ. Ты же знаешь, чувствуешь это.
— Как и то, что тебя что-то гнетет, ест изнутри, родной мой, — ответила она.
— Не будем об этом, — оборвал ее Куруфин. — Лучше расскажи, как произошла встреча с отрядом наугрим.
— Отрядом? Я видела лишь одного, — удивилась она.
— Странно, — протянул Искусник.
— Может, он заметил нечто любопытное и отделился от остальных, чтобы проверить?
— Что ж, как бы то ни было, скоро узнаем — ближе к вечеру они будут уже в крепости.
— Тогда стоит поторопиться домой!
Куруфин кивнул и помог запрыгнуть в седло, не забыв перед этим обнять и поцеловать супругу.
Беспокойство с каждым днем все сильнее терзало Нерданэль. То ли разговор с Анайрэ служил тому причиной, то ли ее сердце чувствовало беду. Устав от сомнений, она вновь использовала палантир. С ее детьми все было в порядке. Во всяком случае пока.
Беспокойство даже на несколько дней отступило, сменившись довольно бодрым настроением, как всегда бывало после бесед с сыновьями. Однако затем захлестнуло нолдиэ вновь, намного сильнее и отчетливее. Она была нужна, ее почти что просили о помощи, но как-то невнятно, словно неосознанно.
Понимание пришло неожиданно и во сне. В грезах, ниспосланных Ирмо, Нерданэль вновь бродила по прекрасному, еще благому, краю, озаренному светом Древ. Она была юна и очень счастлива, ведь гуляла нолдиэ вместе со своим любимым мужем.
Сердце забилось быстрее и болезненней. Полдень Валинора сменился липкой серой паутиной, опутавшей весь мир, ставшей самим миром. Уродливые переплетения, грубые узлы, лишь отдаленно напоминавшие какие-то узоры.
«Изнанка. Словно вышивка с обратной стороны», — подумала во сне Нерданэль.
И озаренная этой догадкой стала пробираться дальше, силясь понять, что изображено на этой странной работе.
Фэа стремилась вперед, торопилась успеть, пока лучи Анара не пробудили нолдиэ. Она должна была пробраться сквозь омерзительно липкие нити, складывавшиеся в изображение грозных тварей с бичами, чтобы успеть достичь центра и…
* * *
Мириэль, продолжавшая саму себя называть именно этим именем, неожиданно вздрогнула и уколола палец. Капля алой крови упала на гобелен и мгновенно впиталась в ткань, в нити, складывавшиеся в изображение ее сына.
«Если бы я только могла помочь тебе, мой родной», — тяжко вздохнула она, не замечая, что кровь продолжает падать на полотно.
* * *
— Мельдо! — неверяще воскликнула Нерданэль и проснулась.
«Его я узнаю любым, — подумала она, открывая глаза и удивляясь пережитому во сне. — Что означали эти нити и почему я все же смогла разглядеть там мужа? Я точно чувствовала, что некие силы мешали, не давали мне понять, кто спрятан среди тех тварей».
В раздумьях Нерданэль встала и, приведя себя в порядок, решила вновь отправиться на запад, во владения Намо — пусть сам владыка Мандоса даст ей ответ.
* * *
— Что ж, и этот песок тоже совершенно никуда не годится, — вздохнула Ненуэль.
Подойдя к окну, она осмотрела получившийся образец на свету, словно лучи Анара могли превратить его из мутно-зеленого в прозрачный.
— Все дело в примесях, — пояснил Фернион и виновато пожал плечами, как будто в неудаче была его личная ответственность. — Это они дают стеклу такие оттенки.
— И с этим ничего невозможно поделать?
Ненуэль нахмурилась и пристально посмотрела на учителя.
Печь в углу дышала жаром, за окном сияло яркое, теплое лето, и дева, отерев со лба капли пота, решительно распахнула окно, впуская в мастерскую прохладу.
— Не знаю, — признался мастер. — В Амане у нас не было надобности решать такие проблемы — там можно было в любой момент набрать в любых количествах самого лучшего, чистейшего песка.
— Тогда, — задумалась она и закусила губу, — стоит объехать еще раз Тумладен. Вдруг где-то есть не замеченные ранее залежи.
— Сомневаюсь.
— Однако попробовать стоит. Или же…
Она не договорила, оборвав себя на полуслове, и, сбросив кожаный фартук, выбежала из мастерской. Остановившись на пороге, вдохнула полной грудью и, приставив ладонь козырьком к глазам, посмотрела сквозь резную крону липы на небо. Мысли летели куда-то вперед подобно табуну коней, и фэа стремилась за ними следом. В воображении вставали заманчивые картины того, как заиграют городские мозаики, если задуманный ею план удастся. Но для этого нужно суметь сделать в условиях закрытого от всего остального Белерианда города прозрачное, качественное стекло. Лишь тогда придет время для иных опытов.
Воодушевившись, Ненуэль, как в детстве, запрыгала вниз по ступенькам на одной ножке, а потом побежала к дому, смеясь и радуясь посетившей ее идее и отличному солнечному дню. Когда закончился квартал мастеров, она свернула на одну из уютных, обсаженных деревьями улочек, и, перемахнув через невысокий пока палисадник, влетела в дом.
— Атто! — закричала она, широко распахнув дверь.
Глорфиндель, читавший у окна какой-то свиток, вздрогнул от неожиданности и вопросительно посмотрел на дочь:
— Что-то случилось?
— В том-то и дело, что нет.
Ненуэль прошла к окну и, сердито сдув с лица выбившуюся из-под налобной ленты прядь, прислонилась к стене. Обстановку комнаты можно было назвать красивой. Деревянный стол, изящные стулья с резными спинками, мраморный камин, по случаю лета погашенный, полки со статуэтками. Правда, аммэ считала, что не хватало мягких диванов и подушек, но нисси Ондолиндэ пока не успели изготовить так много тканей, чтобы хватало на всех жителей города. Сама же Вилваринэ успевала только шить новые наряды для себя, мужа и дочери.
— А если чуть поподробнее? — полюбопытствовал Глорфидель, откладывая письмо.
Ненуэль заглянула внутрь оного, но ничего занятного, к своему огорчению, не обнаружила — всего лишь что-то про оружие и доспехи для Дома Золотого цветка. Отец проследил за ее взглядом и усмехнулся.
— Понимаешь, — наконец заговорила дева, — стекло из местного песка выходит плохое — или зеленоватое, или мутно-синеватое.
— А тебе какое нужно?
— Прозрачное.
— Да, проблема…
Глорфидель встал и прошелся по комнате.
— И что ты хочешь сделать? — наконец спросил он.
— Съездить поискать, не найдется ли еще какого-нибудь.
— Думаешь, есть смысл? По-моему, наши рудознатцы уже достаточно досконально все осмотрели.
— Но они искали камни и металлы.
— Тоже верно. Но тебе нужна компания.
— Позову Идриль.
— Даже вдвоем вы не сможете, к примеру, сдвинуть валун, если понадобится.
— Ты предлагаешь взять кого-то из нэри? — догадалась дочь.
— Как вариант, — кивнул Глорфиндель. — Или, если ты подождешь несколько дней, то я сам смогу с вами отправиться.
Ненуэль просияла и, подскочив к отцу, расцеловала его в обе щеки:
— Это был бы лучший вариант, папочка!
Тот рассмеялся и взъерошил волосы дочери:
— Тогда договорились. Зови Итариллэ, и будем собираться.
* * *
— Вот, госпожа, это вам, — среброволосый всадник из народа фалатрим свесился с седла и протянул Армидель запечатанное послание, — от владыки Кирдана. И второе принцу Фингону.
— Благодарю, — откликнулась та. — Теперь отдыхайте. Через день или два, я думаю, ответ будет готов.
Гонец кивнул и спешился. Верные Ломинорэ пригласили его в свои комнаты, а конюхи тем временем увели лошадь в денник.
Армидель же поспешила в донжон. Взбежав по лестнице на второй этаж, она на несколько минут остановилась перед открытым окном, любуясь низкими, набрякшими дождем облаками и высокими соснами, стремившимися к небу. За годы, проведенные в Дор Ломине, она успела полюбить эту землю с ее переменчивым, непостоянным климатом. И пусть здесь было меньше солнечных дней, а летом часто шли дожди — это совершенно ничего не меняло. Ведь густые травы пахли так восхитительно, а от величественного вида лесов захватывало дух.
Армидель толкнула тяжелую дверь и шагнула в полумрак библиотеки. Оглядевшись по сторонам, она заметила, что Финдекано что-то пишет у окна, немного склонив голову к плечу. Привычка, которая вызывала умиление в ее сердце. Она некоторое время любовалась, а после окликнула супруга:
— Мельдо!
Тот поднял взгляд и, увидев жену, просиял. Рывком вскочив, подошел и легко поцеловал:
— Доброго дня. Что-то случилось?
— Письмо от отца, — пояснила она и протянула одно из посланий.
— Отличные вести! — обрадовался Нолофинвион.
Сломав печать, он сразу погрузился в чтение, Армидель же отошла к окну и открыла собственное. Мать писала, что у них все хорошо, передавала приветы от Бритомбарских друзей и знакомых, отец же сообщал, что корабли, которые они строили по просьбе ее супруга, теперь готовы.
— Вы скоро отправляетесь на север, да? — спросила она любимого.
Нолофинвион посмотрел на жену, потом перевел взгляд за окно, словно видел там что-то, недоступное взору других, и наконец ответил:
— Да, время пришло. Места под наши крепости уже разведаны, и подготовка завершена. Теперь, с кораблями твоего отца мы сможем быстро доставить все необходимое и возвести твердыни нолдор, которые обезопасят Белерианд с моря. Оркам будет тогда гораздо труднее совершать вылазки. Однако командовать и руководить строительством будет Тарион.
— Что? — не сдержала удивленный возглас Армидель.
Финдекано широко и ласково улыбнулся:
— Я долго думал и принял решение остаться в Дор Ломине. Тарион справится, а я…
Он покачал головой, отложил письмо и, подойдя к любимой, посмотрел ей в глаза:
— Я не хочу покидать свои земли, пока не вырастет наш ребенок.
— Ему еще только предстоит однажды родиться, — напомнила Армидель.
— Верно, наше время детей еще не пришло. Но рисковать понапрасну я не хочу. Кто знает, сколько нам отпущено мирных, спокойных лет. Не потеряем ли мы с тобой драгоценное время, пока я буду возводить вдали от тебя крепости? Нет, решено — пусть отправляется Тарион.
Армидель протянула руку и бережно провела пальцем по щеке мужа.
— Согласна с тобой, — отозвалась она и тут же задумалась. — Интересно, как фэа чувствует приход времени детей? Мама говорила, что это ощущение ни с чем не спутаешь, а объяснить невозможно. Как будто сам воздух, мироздание вокруг меняется. Оно даже звучит иначе.
Фингон на миг задумался и признался:
— Не знаю. Дома меня не очень-то интересовали такие вопросы, а теперь не у кого спросить. Моя мать далеко, в Амане, а отца не хочу тревожить напоминаниями…
Он нахмурился, и по лицу его промелькнула тень боли, почти сразу исчезнув, однако жена ее уловила.
— Как жаль, — вздохнула она, — что я не могу познакомиться теперь с твоей аммэ. Но может быть, еще представится случай… Кто знает, какие судьбы нам уготовил Единый.
Нолофинвион вздохнул, и черты его лица разгладились. Он обнял любимую и погладил ее по плечу:
— Будем надеяться. А пока, не хочешь посмотреть, куда направятся корабли фалатрим?
— Очень хочу! — с энтузиазмом воскликнула она.
Муж рассмеялся и увлеку жену к столу. Расстелив карту, принялся показывать места будущих крепостей, поясняя намерения и планы нолдор. Дочь моря спрашивала, уточняла, на ходу давала советы, и обсуждение, поначалу казавшееся непродолжительным, затянулось до самого вечера. И только голос Аредэль, пришедшей, чтобы позвать увлекшихся родичей к ужину, вернул обоих к действительности.
* * *
Ириссэ проснулась среди ночи и распахнула глаза. Сердце стучало в бешеном ритме, отдаваясь пульсом в висках, а голос, так явственно слышимый ею, постепенно затихал. Он, как и прежде, пел о любви, но на этот раз деве показалось, что менестрель просил о помощи.
«Пора мне покинуть Ломинорэ. Здесь я его точно не найду, — размышляла Аредэль, собирая необходимые вещи. — Брат одну не отпустит, а верные мне только помешают. Придется убежать. Нехорошо, конечно, но… Другого выхода нет. А записку ему я оставлю. Финьо поймет. Должен».
На незаметную, как казалось ей, подготовку ушло около недели. Ириссэ собиралась днем отправиться на прогулку и, отдалившись на достаточное расстояние, забрать заранее по частям отвезенные вещи из охотничьего домика. Второго же коня она просто позовет из пасущегося на лугах табуна.
Однако ее планам не суждено было сбыться.
— Ириссэ, не расскажешь мне, что с тобой происходит? — остановил ее Финдекано.
— В каком смысле? — изобразила удивление дева.
— Сестренка, я ж отлично тебя знаю. Что ты задумала? Решила уехать?
Аредэль, поймав пронзительный взгляд старшего брата, кивнула и протянула ему письмо:
— Прочти завтра, когда я уеду на прогулку. Там все объяснено.
— Хорошо, но может, все же возьмешь с собой небольшой отряд?
Дева в ответ лишь покачала головой. Фингон нахмурился, но сердце подсказывало, что ему нельзя удерживать сестру:
— Что ж, как знаешь. Просто помни, что я всегда буду за тебя, поддержу и помогу.
— Финьо! — она растроганно обняла брата, ненадолго уткнувшись ему в плечо.
— Все собрала?
Ириссэ молча кивнула.
— Тогда ложись спать. Неизвестно, когда тебе еще предоставится возможность отдохнуть в постели.
— Знаешь, это глупость, конечно, но… расскажи мне сказку, как раньше, как дома, — неожиданно попросила дева.
— Хорошо.
Аредэль уютно устроилась на диване, брат сел рядом и, вспомнив ее любимую, начал историю про храбрых всадников, про мудрых мастеров и про то, как они нашли своих любимых. Ириссэ сидела, прикрыв глаза и положи подбородок на колени. Голос Финдекано, как и в детстве, убаюкивал, и вскоре она задремала, чтобы вновь услышать песню, что так всколыхнула ее фэа.
* * *
— Я на встрече с гномами присутствовать буду? — спросила Лехтэ у мужа, когда тот помог ей спешиться.
— Конечно. Уже не надеялась ли ты избежать одной из своих обязанностей? — пошутил он и весело улыбнулся. — Не выйдет — ты леди Химлада и должна быть рядом со мной.
— Тогда мне стоит поторопиться, — Тэльмиэль рассмеялась и поспешила к себе.
Нолдиэ всерьез задумалась, замерев у шкафа, и посмотрела в окно на закат. От того, какое впечатление она произведет на гномов, во многом будет зависеть их отношение ко всему Химладу и к мужу в частности. А это значит, что леди должна быть безупречно прекрасна.
Мысль озарила ее, как вспышка молнии в грозу, и Лехтэ просияла.
— Когда приедут наугрим, пришли ко мне верного с известием, а сами с Тьелпэ идите их встречать без меня. Я выйду после, буквально через пять минут. Вы не успеете заскучать, — потянулась она осанвэ к мужу.
— Хорошо, — согласился он, не ощутив ничего беспокоящего в просьбе жены, скорее наоборот, ему самому стало крайне интересно, что же задумала любимая. — А мне пока стоит найти брата и убедить его если и не произнести приветственную речь, то хотя бы присутствовать при встрече наугрим, желательно в надлежащем виде, а не в маскировочном костюме охотника.
Лехтэ, смыв с себя дорожную пыль, тщательно расчесала волосы и заново заплела их, неброско украсив нитью жемчуга, и потянулась к самому главному — самому наряду.
Должно быть, сестра Миримэ смотрела в будущее, когда составляла для нее свиток с указаниями. И теперь сияющее светом Анара платье придется как нельзя более кстати — такого подгорные гости точно не видели. Да и мужа стоило порадовать: что бы он ни говорил, она чувствовала тревогу и все нараставшее напряжение, которое порой прорывалось резким словом или сердитым взглядом. Сам он всячески избегал разговоров на эту тему, а Тэльмиэль не настаивала, стараясь лишний раз улыбнуться и тем поддержать любимого.
Уже успела прогореть заря, и на небесах стали появляться звезды. Лехтэ поднесла платье к окну, и ей показалось, будто в самом деле вновь показалось дневное светило. Нолдиэ оделась и подошла к зеркалу. Наряд сиял собственным светом, бросая золотые блики на лицо Лехтэ, и вся ее фигура казалась окруженной сиянием. Волосы поблескивали крохотными искрами, и витой серебряный венец в виде цветочной лозы стал прекрасным дополнением. На палец же она надела привезенное из Амана кольцо в виде ромашки — подарок мужа.
«Теперь я и правда готова», — решила Тэльмиэль и кивнула своему отражению.
В дверь постучали, и через мгновение в комнату вошел верный. Секунду он молча рассматривал открывшееся ему зрелище, а после приложил в знак восхищения ладонь к груди и объявил:
— Гости прибыли. Лорды ждут вас.
— Тогда пойдемте.
Они прошли по коридорам к главному крыльцу, и верный, опередив ее на секунду, вышел во двор и объявил:
— Леди Тэльмиэль, супруга лорда Куруфина.
Лехтэ замерла на миг, борясь с внезапно подступившим волнением, потом вдохнула поглубже и улыбнулась самой прелестной улыбкой, на какую была способна. И переступила порог, выйдя на крыльцо.
Из чуть подсвеченной светильниками темноты тут же выступил Курво и подал ей руку, на миг ободряюще сжав пальцы. Затем взгляд нашел сына и Тьелкормо, и только потом она заметила их гостей — коротышек из народа наугрим.
* * *
— Что там блестит? — спросил вдруг один из гномов по имени Фрар, самый молодой среди послов, у сопровождавшего их группу эльфа. — Зеленое такое.
— Камень, — пояснил тот.
Науг заинтересовался и некоторое время нетерпеливо ерзал в седле, пытаясь рассмотреть, однако скалы уже снова загородили то место, поэтому вскоре он не выдержал и попросил:
— А можно я сбегаю посмотрю? Я быстро!
Глаза юного гнома горели таким неподдельным любопытством, что дозорный не устоял, да и Балин, сын Малина, старший группы, не стал возражать.
— Только не задерживайся, — велел он.
— Я мигом!
Фрар мгновенно соскочил с пони, на котором ехал, и скоро затерялся среди скал. Седобородый Балин хмурился, поглядывая на небо, однако нолдо уверял, что они успеют добраться до крепости лордов до темноты.
В памяти его вставал разговор с Регином, состоявшийся незадолго до отъезда.
«— Пошлины, установленные лордом Таргелиона, чересчур высоки, и мы теряем серьезную часть дохода, — говорил тогда их повелитель. — Ваша задача найти другой путь, южнее или севернее, а заодно установить дружеские торговые отношения с владыками иных нолдорских земель. Их много появилось в Белерианде с тех пор, как взошли новые светила.
— Все сделаем, господин, — пообещал он тогда».
Теперь предстояло выполнить миссию. Впрочем, Фрара долго ждать не пришлось — скоро он вернулся, и на лице его читалось потрясение.
— Что случилось? — встревожился Балин.
Юноша с трудом отдышался и заговорил, чуть заикаясь:
— Я видел… Я видел эльфу! То есть, эльфийку, — поправился он, покосившись на провожатого.
— Правильно говорить на нашем языке «нис», — не преминул заметить тот. — Или «нисси», если дев несколько.
— Хорошо, я запомню, — согласился Фрар и, рассказав о произошедшем, тут же полюбопытствовал: — А кто она такая?
— Ну откуда же я знаю? — улыбнулся тот. — Приедем в крепость, может и встретите ее — наши девы не сидят взаперти и гуляют свободно.
Путь продолжился, однако теперь наугрим всю оставшуюся часть дороги обсуждали, как им быть, когда увидят женщин нолдор.
— Думаю, надо просто реагировать обыкновенно, как на появление мужчин, — в конце концов, решил Балин. — Раз у ушастых так заведено, то не нам менять их обычаи. Надо уважать. Тем более что наша задача — понять и установить отношения.
Все согласились.
Однако, когда они доехали до крепости лордов, на небе уже постепенно начали загораться звезды. Ворота открылись, и гости въехали, с неподдельным интересом осматриваясь по сторонам.
— Мы позаботимся о ваших лошадях, — сказал один из стражей, и наугрим доверили ему заботу о своих пони.
Их повели в сад, и Фрар жалел, что из-за темноты они не могут рассмотреть его получше. Впрочем, развешенных тут и там светильников хватало, чтобы разглядеть общую картину.
Открылась дверь, ведущая в большую башню, и на крыльцо, освещенное немного ярче иных мест, вышли трое эльфов-мужчин, двое темноволосых и один светловолосый.
— Добро пожаловать в земли Химлада, — сказал один из вышедших.
— Мы рады приветствовать вас, — ответил, как было принято у нагрим, Балин, — и обещаем чтить и соблюдать ваши обычаи.
— Хорошо. Мы рады этому. Я Куруфин, один из лордов Химлада, это, — он указал на светловолосого, — мой брат Келегорм.
Балин уже хотел ответить, как вдруг Куруфин обернулся к третьему эльфу, и на лице его, на один короткий мог изменившемся, мелькнула нежность.
— А это мой сын Келебримбор.
— Сын? — не сдержался Фрар. — Но вы… почти одинаковые!
И тут же, смутившись, добавил:
— Прости, господин.
Он все еще никак не мог привыкнуть, что эльфы выглядят не так, как гномы, и возраст их отражается на лицах иначе. Юноша ждал в ответ на его неосторожную реплику гнева, однако его не последовало. Куруфин лишь коротко ухмыльнулся, а сын его неожиданно весело рассмеялся:
— Благодарю. Я и сам никак не привыкну, что уже вырос.
Фрар робко улыбнулся, вздохнув с облегчением, а Балин откашлялся и спросил:
— Прости нам наше любопытство, но если у тебя есть сын, то где же его мать?
И насторожил уши в ожидании ответа. Разумеется, до гномов дошли слухи, что многие женщины народа эльфов, что пришли из-за моря, остались на родине. Однако ответ Куруфина удивил старика:
— Сейчас вы ее как раз увидите.
— Нам будет оказана такая честь?
— Да.
— С трепетом ждем!
Прошло несколько секунд, и верный, вышедший на крыльцо, объявил появление леди Тэльмиэль. Наугрим затаили дыхание, и им вдруг показалось, что вновь взошло дневное светило. Но нет, это была женщина. Точнее, нис, как недавно сказал провожатый. Балин себе напомнил, что у нолдор женщины живут и ходят свободно, и постарался выдохнуть. А Фрар вдруг толкнул его в бок и громко зашептал:
— Это она!
— Кто? — уточнил Балин.
— Та, кого я встретил в горах.
Спустя несколько минут эльфийка ненадолго ушла, оставив потрясенных гномов приходить в себя, а Балин, дождавшись удобного случая, спросил Куруфина:
— А что, твоя жена тоже разбирается в горном деле?
«А по виду не скажешь, — подумал он. — Такая хрупкая!»
Лорд Химлада кивнул:
— Да, в числе прочего. А еще она плотник, резчик по дереву и вышивальщица.
«Значит, эльфийки ничем не уступают нашим женщинам», — подумал он с уважением, невольно вспомнив свою сестру, которая в молодости была искусным кузнецом. Вслух же сказал:
— У тебя замечательная супруга!
Остальные гномы при этих словах согласно загудели. Куруфин кивнул в ответ:
— Благодарю.
Первая встреча с лордами была закончена, и эльфы показали гостям отведенные им покои, а после проводили в зал, где их уже ждал уставленный яствами стол. Однако гномы еще долго разговаривали, делясь впечатлениями об оказанном им приеме и о прекрасной жене одного из лордов.
* * *
Когда утихли наконец разговоры о появлении на встрече гостей Лехтэ, настала очередь обсудить цель визита наугрим в Химлад. Балин не скрывал, что подгорный народ заинтересован в хороших отношениях и хотел бы поставлять руды и самоцветы, коими так богаты их горы. «А так же все, что заинтересует лордов», — сказал старик и хитро прищурился.
— Быть может, господину понравится мифрил? — спросил он. — Это необыкновенный металл — гораздо лучше всех прочих по качеству. Уверен, что вы по достоинству оцените его, стоит лишь взглянуть на этот поистине дар Махала!
Куруфин кивнул в ответ, стараясь понять, что за дивные свойства придал тому металлу Аулэ и не слишком ли преувеличивают его достоинства наугрим.
Как ни хотелось Искуснику продолжать беседу в зале, рядом с супругой, чье присутствие делало порой трудные переговоры с гномами если не легкими, то намного более приятными, но стоило помнить и о договоренности. Легкий свет, исходивший от любимой, согревал его фэа, и Куруфин невольно улыбался, стараясь почаще смотреть на Лехтэ, однако все же именно он первым поднялся из-за стола и предложил продолжить беседу в мастерских, как они с братом изначально планировали. Балин охотно согласился.
Разговор продлился намного дольше, чем того можно было ожидать. Мудрого гнома явно удивил тот факт, что эльфийский лорд хорошо разбирался в кузнечном искусстве. И не только в нем.
«Похоже, он прежде был не самого высокого мнения о нолдор», — предположил Куруфин и был уверен, что недалек от истины.
Тьелпэринквар, подошедший немногим позже, охотно поддерживал разговор, задавая вопросы и подчас споря. Но только с наугрим. Отца он поддерживал всегда и во всем. Балин же со свойственной подгорному народу простотой несколько раз, не стесняясь, его похвалил.
Наконец, спустя несколько дней, Искусник вполне уверился, что мифрил и в самом деле тот металл, который стоит своей цены, пусть даже она и показалась ему сначала невероятной. Гномы же смогли убедиться, что и среди эльфов есть те, чьим мнением о рудах, минералах и всем том, в чем они себя считали непревзойденными мастерами, стоит дорожить.
Когда минула еще неделя, лорды решили порадовать гостей, да и самим немного отдохнуть, отправившись на прогулку.
Тьелпэ быстро спустился вниз, желая лично подготовить лошадей для отца с матерью и для себя с дядей, если тот еще не оседлал своего скакуна.
Вскоре Куруфин и Лехтэ уже гарцевали на нетерпеливо перебиравших копытами скакунах, гномы грузно взбирались на пони, а Тьелкормо все не было.
«Ты где, торон?» — потянулся к нему осанвэ Искусник, не забыв перед этим проверить кольцо с кристаллом.
«Отправляйтесь без меня», — отозвался Охотник.
«Что случилось?» — эмоции брата очень не понравились ему.
«Меня предали», — с глухой болью донеслось в ответ. Все дальнейшие попытки связаться с Тьелкормо блокировались аваниром.
Гномы загудели, чувствуя некоторое замешательство лорда, и принялись обсуждать происходившее на своем языке.
— Как жаль, что я ни слова не понимаю, — произнес сын, обращаясь к одному из наугрим.
Тот ответил ему на синдарине. Куруфинвион поблагодарил, однако добавил:
— Было бы здорово, если бы я мог понимать ваш родной язык.
Омраченный и обеспокоенный произошедшим с братом, Куруфин все же приказал отправляться, перед этим попросив сына остаться и по возможности выяснить, что произошло с дядей.
Гномы с любопытством осматривали окрестности, то и дело уточняя, что из увиденного ими дело рук нолдор, а что существовало еще до них. Куруфин старался делать вид, что в отсутствии брата нет ничего неожиданного или незапланированного, однако фэа не могла успокоиться. К тому же один из гномов по имени Дори постоянно хмурился, особенно когда речь заходила о девах нолдор и их трудах во имя процветания Химлада. Искуснику были крайне неприятны взгляды, какие порой тот бросал на Лехтэ. Презрение и неприязнь явственно читались в них, когда гном думал, что никто на него не смотрит. Не иначе как желая сгладить впечатление, Дори неожиданно спросил нолдо:
— Правильно ли я понимаю, лорд Куруфин, что по ту сторону реки также находятся ваши владения.
— Если ты имеешь в виду Келон, то нет. Там начинаются пустоши, а немного к северу лежит мрачный лес. Мы не любим его, это не лучшее место для прогулок или охоты, — ответил Искусник, не вдаваясь в подробности. Причины рассказывать наугу о следах темный магии, что Тьелкормо однажды ощутил, решив поохотиться в Нан Эльмот, он не видел.
— Лорд Куруфин, — Балин подъехал ближе к нолдо, когда прогулка уже подходила к концу и впереди вновь показались башни крепости. — Твоя земля так прекрасна, а твое умение столь велико, что я не могу не выразить свое восхищение. Красота же твоей жены сравниться же может лишь с супругой Махала! Хочешь ли ты, чтобы я научил тебя нашему языку? Пусть наши народы воистину хорошо будут понимать друг друга!
Гномы при этих словах потрясенно охнули, однако возражать не стали.
— Я согласен, — ответил Искусник. — И благодарю тебя! Вы же вольны оставаться в Химладе сколько пожелаете! И так мы сможем поучиться друг у друга секретам работы с металлом и камнями.
— Пусть Махал-создатель станет свидетелем нашего договора! — торжественно произнес гном.
Лишь вернувшись в крепость, наугрим обнаружили исчезновение одного из них — во время торжественной речи Балина исчез Дори.
— Попробуем отыскать его, — задумчиво произнес Куруфин. — У нас есть прекрасные псы. Они помогут.
«Остается только выяснить, что с братом. Все же лучше попросить Хуана помочь найти его».
Нерданэль продолжала упрямо двигаться на запад, несмотря на все возраставшее в ней желание поскорее вернуться в Тирион. Возможно, она бы так и поступила, вот только с каждым шагом в ней крепла уверенность, что не голос собственной фэа она слышит, не он зовет ее повернуть назад.
Когда нолдиэ достигла садов Лориэна, настойчивый шепот исчез.
«Значит, я была права», — подумала она и поспешила к Чертогам Намо.
Глухие серые врата встретили ее молчанием. Липкая гнетущая тишина клубилась возле них, с каждым мгновением все плотнее окутывая Нерданэль.
— Владыка Намо, к тебе взываю! — твердо проговорила она.
Никаких изменений.
— Лорд Мандоса и властитель душ, ответь мне!
Тишина замерла и словно отступила на шаг.
— А если я пришла сюда, чтобы добровольно отказаться от роа?! — гневно прокричала Нерданэль.
— Так ты за этим пожаловала, — раздался голос владыки. — Что ж, твой выбор…
— Нет! — воскликнула нолдиэ, отмахнувшись от особенно назойливого сгустка тумана, который, отлетев на достаточное расстояние, что-то обиженно проворчал.
— И майар своих странных незачем подсылать! Я желаю получить известия о своем муже!
— Как я и думал, — с досадой проговорил вала. — Сколько ж можно мне надоедать?! И сотни лет не прошло, как ты была здесь. Не покинет мои Чертоги Фэанаро! Не покинет!!! Разве что снова воссияют Древа!
— Но…
— Прочь! А в следующий раз, если таковой будет, я заберу твою фэа, как ты сама говорила. Только учти, мужа ты не встретишь, а дети твои еще пока не предстали предо мной.
— Пока?! — ужаснулась Нерданэль.
Намо ничего ей не ответил.
Тяжело вздохнув, она побрела по тропинке, что вилась по прекрасным и печальным садам Лориэна. Нолдиэ шла, погруженная в свои мысли, и тяжкие думы одолевали ее.
«Он просто желал напугать меня. С моими сыновьями все в порядке. Я сама с ними недавно говорила… но он сказал пока…» — терзалась она.
Где и когда Нерданэль свернула не на ту тропку, она не знала, но места, по которым шла нолдиэ, были ей незнакомы.
Ветви ив и берез склонялись до земли, так что дочери Махтана приходилось отодвигать их, подобно занавесям, чтобы продолжить путь. Неожиданное ощущение словно иглой кольнуло ее — переплетения ветвей так походили на странные нити из сна! Неужели она близка к разгадке…
Нолдиэ поспешила, ведомая своим сердцем и горячим желанием во что бы то ни стало помочь мужу. В том, что его фэа нуждалась в этом, она не сомневалась.
— Куда вы торопитесь? Здесь, во владениях леди Вайрэ, принято оставлять спешку и суету, — наставительно прозвучало откуда-то из-за дерева.
Нолдиэ собиралась принести извинения и спросить дорогу, однако замерла, осознав, что менее всего сейчас желает оказаться в Тирионе. Растерянно она посмотрела на вышедшую перед ней майэ, когда явственно поняла, куда зовет ее сердце.
— Леди поймет меня, — проговорила она и побежала вниз по тропе, чувствуя, что может опоздать. Только пока не знала, куда.
Светлый деревянный дом показался из-за поворота, и Нерданэль, не раздумывая, толкнула дверь. Вырвавшийся на волю воздух показался ей старым и мертвым, однако в нем все же были, теплились крохи жизни, подобно искрам, готовые возродить пламя. Нолдиэ перешагнула порог и прошла вглубь. Ткани, мотки нитей, пяльцы, сундучки для игл… Она шла, все ускоряя шаг, чувствуя, что скоро достигнет цели.
Дверь легко отворилась, и Нерданэль оказалась в просторной, однозначно обжитой комнате. У окна, склонившись над большими пяльцами, трудилась мастерица. Нолдиэ тихо подошла к ней и взглянула на работу через плечо. Вскрик удержать не удалось — на полотне, окруженный языками пламени и жуткого вида тварями сражался ее муж.
— Мельдо!
— Нерданэль?! — вышивальщица резко обернулась к жене сына. — Что ты здесь делаешь?
— Кто вы? — спросила она, хотя и понимала, что уже знает ответ.
Тяжело вздохнув, мастерица ответила:
— Мириэль. Та, что когда-то родила твоего любимого.
Нерданэль долго смотрела в глаза матери Фэанаро, а после резко метнулась к вышивке.
— Посмотри! Этих нитей не было, когда я только пришла. Я уверена!
— И я, — согласилась Мириэль. — Они постоянно появляются на этом гобелене, словно пытаясь скрыть от меня сына.
— Не выйдет!
Нолдиэ вспомнила сон. «Изнанка. Интересно, а что там», — подумала она и перевернула работу.
К ее удивлению она обнаружила лишь аккуратные стежки Мириэль.
«Значит, то, что мы видим, ненастоящее. Именно оно — отражение. Но не самого предмета, а иного отражения. Это как зеркало в зеркале. Сон во сне…» Нерданэль ощутила, как стало горячо ее роа, а кончики пальцев закололи тысячи иголочек. Почти. Ответ рядом. Он перед ней. Крайне близко и бесконечно далеко. Одновременно здесь и на другом краю Эа.
Не до конца понимая, что делает, она взяла ножницы и решительно вспорола серые нити паутинки, а затем полоснула себя по запястью. Позволив крови стечь в ладонь, она напитала ею обрезки пут, что окружали изображение мужа. Удивительно, но кровь не проникала на другую сторону гобелена, хотя обильно смачивала его.
— Да. Это должно сработать, — наконец заговорила пораженная увиденным Мириэль. — Я как-то уколола палец…
Нерданэль не слушала ее, а всеми силами тянулась к любимому.
Когда последнее мертвое волокно насытилось, а гобелен очистился от них, необычайно яркие искры пробежали по полотну и растворились в изображении Фэанаро.
— Ты смогла! — восхищенно проговорила Мириэль, когда в комнату ворвались майар.
— Слуги Намо, — ахнула мастерица.
Нерданэль же ничего не успела произнести. Ледяные руки подхватили ее, и нолдиэ оказалась в самом центре смерча, пришедшего словно из Хелкараксэ. Сознание покинуло ее, решив вернуться, лишь когда Махтан в очередной раз попытался влить в нее целительный травяной отвар.
— Доченька, — с облегчением выдохнул он. — Наконец-то! Ты же целых три дня не открывала глаз. Что произошло с тобой? Тебя принес на руках один майа…
— Что с Фэанаро? — слабо проговорила она.
— Нерди… ты разве не помнишь, доча? — с болью произнес он.
Нерданэль попыталась встать, но отец ей не позволил. Прислушавшись, она впервые за долгое время вновь ощутила фэа мужа.
— Все хорошо, атто. Я все помню. А теперь еще и знаю — все хорошо, — повторила она.
* * *
— Как сладко, как славно поют птицы, — мечтательно проговорила Ненуэль, глядя в окно, как крохотная пичуга, спрятавшись в гуще изумрудной кроны, славила зарю.
Дверь за спиной отворилась, и в комнату вошел Глорфиндель.
— Дочка, не возражаешь, если с нами отправится Эктелион? — спросил он и подхватил уже полностью собранные седельные сумки. — Ему надо осмотреть места, подготовленные для сторожевых башен, и нам как раз по пути.
— Нисколечко, — обрадовалась Ненуэль. — Лорд Дома Фонтанов — прекрасная компания.
Она закрыла окно и, взяв собственные вещи, вышла вслед за отцом.
Анар все выше поднимался над кронами, и хрусталь башен ярко блестел в его лучах, слепя глаза.
— Ясного утра! — приветствовал хозяев Эктелион и, увидев Ненуэль, тепло улыбнулся. — Здравствуй, красавица.
Дева смущенно улыбнулась, а он, соскочив с коня, забрал ее поклажу и приторочил к седлу. Идриль, стоявшая рядом и одетая для удобства, подобно дочери Глорфинделя, в тонкие легкие штаны и короткое платье чуть ниже колен с двумя разрезами по бокам юбки, приветственно помахала и вскочила в седло.
Лошади уже переступали на месте и время от времени мотали головами, словно торопили хозяев в дорогу. Те поспешили присоединиться к друзьям, и вся компания, оживленно переговариваясь, тронулась в путь.
— Куда направимся сначала? — спросил Глорфиндель у обеих дев. — Командуйте.
— К ручью неподалеку от Врат.
— Тому, что убегает в подземную пещеру?
— Да.
— Отлично!
Еще до отъезда Ненуэль и Идриль совещались, где можно найти в долине Тумладен то, что им нужно. Выбор был невелик, и все равнины в окрестностях Ондолиндэ полностью исключались — уж они-то были изъезжены вдоль и поперек. Оставались круговые горы.
Лошади резво бежали, и дочь Глорфинделя смотрела на изломанную линию вершин и провалов.
— …Охрану Врат в конце концов король решил доверить моему Дому, — донес теплый, ласковый ветерок радостный голос Эктелиона.
Ненуэль обернулась и воскликнула:
— От всей души поздравляю!
— Благодарю, — ответил он и, улыбнувшись, приложил ладонь к груди и слегка поклонился.
— А я надеюсь найти хороший кусок мрамора для своей беседки, — заметила Итариллэ. — Те, что мы добыли, уже все ушли на строительство города.
— Мне кажется, я видел нечто подходящее во время последней поездки, — откликнулся Глорфиндель и задумчиво сдвинул брови.
Идриль просияла:
— Покажете то место?
— Разумеется.
Горы быстро приближались, и скоро путешественникам пришлось спешиться.
— Подождешь нас здесь? — спросила Ненуэль у своего коня и ласково погладила его по бархатистому носу. Тот согласно кивнул и отправился к товарищам пастись.
Эльдар, прихватив снаряжение, отправились вдоль русла ручья.
— На поверхности мы вряд ли найдем что-нибудь интересное, — рассуждала вслух Ненуэль, осторожно ступая по влажным камням. Мягкие подошвы скользили, и Эктелион, шедший на шаг впереди, обернулся и подал деве руку.
— Благодарю, — откликнулась она.
Выглянувшее из-за утеса светило на миг блеснуло в ее золотых волосах ярким светом. Лорд Дома Фонтанов замер и неуловимо переменился в лице, словно увидел нечто удивительное. Дева вопросительно подняла брови и огляделась, желая понять, что именно случилось, и он тряхнул головой, приходя в себя.
— Идем скорее, — сказал Эктелион чуть хриплым голосом, и они с Ненуэль поспешили догнать ушедших вперед Глорфинделя и Идриль.
Русло круто убегало под землю, и скоро последние лучи Анара погасли. Глорфиндель достал небольшой светильник, и из подступившей было темноты выступили влажные каменные стены и неровный пол.
Они миновали два поворота, и на развилке нэри спросили дев:
— Куда теперь?
Ненуэль нахмурилась и, подойдя к стене, пригляделась к породе. Наскоро осмотрев оба входа, она решила:
— Идем направо.
Вскоре путь привел их в небольшую пещеру, образовавшуюся очевидно после того, как высохло подземное озеро. Бывшее дно было усеяно крупным песком.
— Вряд ли он чистый, — покачала головой мастерица, — однако пробу возьму.
Она проворно открыла сумку и достала заранее приготовленные для подобных целей флаконы. Набрав образцов из разных мест, все тщательно пронумеровала и записала в пергамент.
— Готово, идем дальше.
Эктелион протянул руку и помог ей встать с камня. На противоположной от входа стене виднелся еще один темнеющий провал, и девы решили разведать его. Сначала обнаруженный тоннель убегал ниже, потом круто поднимался. Один раз разведчикам даже пришлось достать из сумок металлические крюки и вбивать их в стену, чтобы было легче идти, однако нолдиэр решительно отказались возвращаться назад.
— Ненуэль, осторожней! — воскликнул Эктелион и торопливо обнял ее за талию.
Приглядевшись, дева разглядела тонкий карниз над провалом, по которому пройти без проблем могла разве что мышь. На той стороне, на расстоянии приблизительно половины лиги, виднелся свет, и после короткого совета было решено попытаться преодолеть преграду. Нэри вбили в стену страховочные крюки, и путь продолжился. Глорфиндель помогал идти Итариллэ, а Ненуэль двигалась вперед, крепко держась за руку Эктелиона.
— Благодарю тебя! — от души улыбнулась она, вновь ощутив под ногами твердую почву вместо узкой прослойки камня.
Он на несколько секунд задержал ее пальцы, и дева, приглядевшись, заметила в его лице что-то новое, непонятное. Нечто, от чего ее фэа вдруг сделалось грустно.
Эктелион откашлялся и с очевидным усилием заставил себя отпустить ее руку. Звонкий голос Идриль разрушил окутавшую было их неловкую тишину, и вскоре, пройдя всего несколько десятков шагов, Ненуэль ощутила, как под ногами похрустывает песок. Скоро путь их вывел наружу, в одну из укрытых среди отрогов небольших долин.
Дочь Глорфинделя присела и, взяв щепоть песку, просеяла, потерев меж пальцев.
— Это результат разрушения твердой породы, — наконец объявила она. — Еще одно искажение. Или так было задумано Единым?
— Кто знает, — отозвалась Итариллэ, одновременно присматриваясь к выступающим на поверхность жилам. — Однако нельзя все списывать на происки Врага, иначе мир, созданный и спетый однажды, был бы слишком однообразен и скучен. Вряд ли Эру желал его видеть таким.
Ненуэль набрала новых проб, и путешественники продолжили путь, который скоро привел их к подножию гор и небольшую долину, где и было решено пообедать. Глорфиндель свистом подозвал лошадей, пасшихся неподалеку, те прибежали, а эльдар тем временем развели костер и стали кипятить воду для ароматного травяного напитка. Итариллэ достала захваченные из дома фрукты, сыр, орехи и ломти вяленого мяса.
— Лорд Эктелион, сыграете нам? — спросила вдруг дочь Турукано, и Ненуэль вздрогнула. В памяти ее мгновенно всплыл праздник по случаю окончания строительства Ондолиндэ и тот мотив, что слышен был только ей одной. Фэа вновь, как тогда, полетела куда-то, будто снова слышала чей-то неведомый зов, а лорд Дома Фонтанов, неуловимо поникнув, покачал головой, и на лице его отразилась грусть.
— Нет, я не захватил с собой в этот раз флейты, — ответил он и, подняв взгляд, пристально посмотрел в лицо Ненуэль.
«Будто хочет в нем что-то найти», — подумала она.
Глорфиндель поглядел внимательно сначала на друга, затем на дочь, и чуть заметно с печалью покачал головой.
* * *
Мысль появлялась и тут же исчезала. Пламя фэа уже не могло уничтожать омерзительные путы, что не позволяли даже представить что-либо, кроме окружавшей липкой отвратительной серости. Душа Мастера продолжала сопротивляться, но все больше проваливалась в бесконечный тоннель отражений, пока не очутилась по ту сторону «зеркала». Во всяком случае Фэанаро именно так назвал то место, куда его заточил Намо.
Все изменилось, когда он впервые ощутил знакомое тепло, словно кто-то очень близкий обнял его, если бы такое было возможно.
— Аммэ, неужели это ты? — тихо пронеслась мысль и, в отличии от остальных, не исчезла — Мастер обрел способность рассуждать, рассчитывать, вычислять. И никто из слуг Намо, ни даже сам Владыка не знали, что помогла ему кровь матери, упавшая на зачарованный валой гобелен.
Фэа старшего сына Финвэ оживала с каждым днем, силясь познать окружавший ее мир. Мастер понял, что там царили иные законы, и если он мог точно сказать, движется или же нет, то был совершенно не в состоянии определить место своего расположения. И наоборот, чем точнее понимал, где обитает его фэа, тем меньше мог сказать о скорости своего перемещения в этом странном пространстве.
Чтобы понять и принять такое положение вещей, Фэанаро потребовалось время, которое вело себя весьма непредсказуемо. Финвиону ничего не оставалось, как составить и попробовать решить одно занятное уравнение. Как ему показалось, именно оно готово было дать ответы на все интересовавшие его вопросы. Однако те так и не были найдены. Одни допущения сменяли другие, но не привели к искомому. Мастеру не хватало чего-то. Какой-то скрытый компонент не позволял фэа пробить стены, разорвав нити созданного Намо мира.
Когда решение в очередной раз почти ускользнуло от него, жаркое пламя буквально сожгло путы, обнажив истинную суть изнанки Эа.
— Как же все просто! — воскликнул Фэанаро, восхитившись гениальности Эру. — Ответ всегда был предо мной, но я его не видел… зачем, зачем я пытался описать, построить схемы того, что есть в каждом из нас, в том, что основа всего!
Воспрянувшая душа воспарила, сжигая оставшиеся нити пламенем своей любви. К жене, детям, отцу и матери. Подобно ярчайшей вспышке, Финвион пронесся по Чертогам, согрев своими чувствами отца и, поняв наконец суть, ласково прикоснулся к фэа Нерданэли, убедив ее открыть глаза.
Создав идеальную, как он считал, ловушку, Намо сам стал ее заложником, ведь всегда есть вероятность, как сказал бы Мастер, не равная нулю, что фэа может находиться в любой точке Эа. Так почему бы ей не быть рядом с любимой.
* * *
Клонящаяся к горизонту ладья Ариэн спешила на запад и уже успела расцветить небо в небывалые, роскошные золотые тона, хотя до заката еще оставалось достаточно времени.
— Госпожа Армидель еще не пришла с поля? — спросил Финдекано у одного из стражей на воротах.
Тот отрицательно покачала головой:
— Нет, мой лорд.
— Отлично.
Нолофинвион улыбнулся — на осуществление его плана имелось время. Пока любимая помогает девам из верных пропалывать овощи и петь растениям, чтобы потом получить богатый урожай, он успеет испечь пирог с малиной на ужин. Поблагодарив воина, он быстрым шагом пересек двор и прошел на кухню.
Ягоды были набраны еще накануне — несколько принесенных из ближайшего малинника корзин стояли в кладовой и дразнили одним своим видом. Собственно говоря, как раз тогда у него и возникла идея порадовать жену, а заодно устроить им обоим приятный вечер.
Он разжег печь и принялся за дело. Повара Ломинорэ, уже привыкшие к его визитам, не мешали лорду, лишь время от времени старались положить поближе то, что ему может в ближайшее время понадобиться.
Финдекано взбил тесто, подготовил малину и выстлал дно специальной глубокой миски особыми листьями. Они почти не меняли вкус блюда, однако после позволяли легко вынуть его из формы. Вылив внутрь тесто, Фингон разровнял его, щедро добавил в начинку ягод и поставил в печь. Теперь можно было подумать и о напитке.
Открыв один из шкафов, он оглядел полки, на которых стояли баночки с цветами, смородиновым листом, баданом, душицей, чабрецом, мятой. Выбор был сложный — каждая из трав давала свой вкус, необыкновенный и ни на что не похожий. Прикрыв глаза, Финдекано представил, как вместе с Армидель, сидя в саду на расстеленном одеяле, будет отдыхать, разговаривать о том, что произошло за день, и понял, что лучшим выбором на сегодня станет чабрец, медуница и липовый цвет.
Пирог постепенно подрумянивался в печи, напиток заваривался, и Финдекано, выбежав из кухни, поднялся в покои. Захватив корзину и покрывало, спустился обратно и отобрал для ужина фруктов и сыра.
— Мой лорд, все готово, — позвал один из поваров.
— Благодарю вас! — ответил тот и вынул из печи румяный, ароматный пирог.
Перелив напиток в специальный кувшин, он добавил к нему две кружки и накрыл корзину. Теперь стоило дождаться жену.
Поднявшись в гостиную, он сел на подоконник и принялся смотреть в даль. Туда, где за границей крепостной стены виднелись распаханные поля, уже украсившиеся всходами. Осенью урожай соберут, заготовят варений, засолят, засушат и уберут в кладовые.
Нолофинвион улыбнулся, вспомнив, как хлопотала Армидель в предыдущие годы, и глаза его зажглись любовью.
— Мелиссе! — воскликнул он, увидев на тропинке, бегущей через поля, группу дев, и среди них фигуру жены.
Соскочив с подоконника, он спустился вниз и вышел во двор. Любимая, завидев его, побежала навстречу, а Финдекано обнял ее и, склонившись, поцеловал.
— Здравствуй, родная, — прошептал он, любуясь блеском ее ясных глаз, уже немного уставших к вечеру. — Ну, как дела?
Армидель принялась рассказывать, а муж внимательно слушал, а после предложил:
— Как ты смотришь на то, чтобы поужинать в саду? У меня уже все готово.
Глаза ее загорелись:
— С удовольствием! Я сейчас, только приведу себя в порядок!
— Жду тебя, — улыбнулся он и проводил ее взглядом.
Между тем, у него оставалось время на то, чтобы все подготовить. Забрав корзину и одеяло, он выбрал самый красивый и уютный уголок сада, укрытый от посторонних глаз кустами гортензии и глицинии. Расстелив покрывало на траве, положил сверху несколько подушек и поставил в центр корзину.
Сверху раскинулись ветви яблонь, уже украсившиеся плодами, которым, впрочем, еще предстояло вырасти и созреть.
Окинув получившуюся картину довольным взглядом, Финдекано кивнул сам себе и вернулся в донжон. Послышались торопливые шаги, и по лестнице сбежала сияющая предвкушением Армидель.
— Я готова! — объявила она.
На ней красовалось новое нарядное платье, глаза сияли, а в волосах сверкали звездочки украшений, подаренные мужем. Он подошел и, обняв любимую, поцеловал:
— Великолепна!
— Ты тоже, — эхом откликнулась она и посмотрела с нежностью.
Протянув ладонь, супруга провела осторожно по его волосам, как и прежде перевитым золотом, и, держась за руки, они покинули дом и вышли в сад.
Анар уже успел опуститься к самому горизонту, причудливо раскрасив крыши и кроны деревьев. Цветы и травы укрыли густые тени, и кое-где начали загораться светильники.
— Как красиво, — прошептала Армидель, и можно было подумать, что она видит эту картину в первый раз. А может, так оно и было? Ведь прежде были иные закаты.
Фингон обнял жену и помог ей сесть. Открыв корзину, достал пирог, и любимая, закрыв глаза, с удовольствием вдохнула дурманящий аромат.
— Тебе какой с какого боку отрезать кусочек? — спросил он.
Жена задумалась и выбрала, указав пальцем:
— Этот.
— Отлично.
Он разлил по кружкам напиток и взял нож. Армидель уже потянулась было к своей части, однако муж неожиданно покачал головой:
— Я сам.
Она с готовностью сложила руки на коленях, а он, взяв кусочек пирога, поднес его к губам жены. Та откусила и объявила с еще полным ртом:
— Очень вкусно.
— Благодарю, — отозвался муж.
Придвинувшись ближе, он обнял одной рукой Армидель, другой же по-прежнему продолжал ее угощать. Она запивала малиновый пирог травяным напитком, и оба беседовали, склонившись голова к голове и глядя на догорающий закат.
Когда с первым ломтиком было покончено, супруга облизала пальцы Фингона и в свою очередь взяла часть, чтобы муж не остался без ужина. Тот ел с удовольствием, не спеша, наслаждаясь каждым откушенным кусочком, и взгляд любимых глаз делал их еще слаще. Доев до конца, он наклонился и сделал наконец то, что давно хотел — поцеловал жену. Сперва коснулся ее губ, потом скул и шеи, а после вновь вернулся к губам. Когда же стало трудно дышать, он опустился на одеяло, увлекая ее за собой, и руки продолжили начатое, живя как будто собственной жизнью.
— Люблю тебя, — услышал он шепот Армидель и ощутил, как пальцы ее запутались у него в волосах.
— Я тоже тебя люблю, — ответил он, продолжая целовать.
Мироздание зазвенело, словно туго натянутая струна, и он спросил себя, не настало ли их время детей. Прислушавшись к голосу фэа, взглянул на кольцо аванирэ и потянулся к разуму жены. Она посмотрела ему прямо в глаза, и ответ предстал перед ними обоими ясно и четко — нет. Пока еще нет. Разумеется, за годы, прошедшие со дня свадьбы, они много раз обсуждали, что хотят однажды привести в мир ребенка. Но пока им для счастья вполне хватало друг друга.
Рука Финдекано опустилась ниже и медленно подняла подол платья жены, обнажив ее бедро. Казалось, что в отдалении звенит чей-то тихий, мелодичный смех, веселый и задорный. Чей это голос, узнать было нельзя, и Армидель, прислушавшись, спросила:
— Ты это чувствуешь?
— Да, — ответил он, не колеблясь.
— Уже скоро.
Фингон кивнул и наклонился, коснувшись губами виска жены:
— Согласен.
И оба надолго забыли об окружающем мире.
* * *
Мощные лапы волкодава уносили пса с каждым скачком все дальше и дальше от Химлада. Картины давнего прошлого то и дело вставали перед глазами Хуана. Он вспоминал, как маленьким щенком резвился и играл с Тьелкормо, как впервые загнал для него оленя, как… Много таких как было в их жизни. Не забыл он и то, что именно Охотник попросил брата отковать защитные пластины, что не раз спасали ему жизнь в бою. Что хозяин ни на шаг не отходил, когда все же его ранили. И это несмотря на то, что ему самому досталось в битве!
Муки совести обострялись и при воспоминаниях о маленьком лорде, которого он даже катал, словно конь.
«Что думают они сейчас? Простили ли? Или прокляли, подобно Намо?» — думал пес, устремляясь на запад, туда, откуда ветер доносил отвратительные запахи — вонь орков.
«Нет. Он на такое не способны, — убеждал себя Хуан. — Вернусь — все объясню. Даже заговорю! Но сейчас надо спешить».
Быстро напившись воды из Келона, Хуан поспешил дальше, надеясь, что не опоздает, и что его помощь действительно понадобится той, что приходится родственницей его драгоценному хозяину.
Не то, чтобы скитания надоели Ириссэ, но она порой терялась в догадках, где, а главное, как, найти любимого. В том, что тот неизвестный менестрель полностью завладел ее фэа, дева не сомневалась. Аредэль лишь не могла понять, почему он не предпринимает никаких шагов, не пытается отыскать ее. Неужели их пути пролегли в разных краях Белерианда? Иногда Ириссэ чудилось, что ее мельдо в плену. Тогда она устремляла свой взор на север, но никак не могла разглядеть его душу за мрачными пиками Тангородрима. Ее фэа звала на юг, но кто или что могло там удерживать менестреля, она не знала.
Почти отчаявшись, проделав долгий путь, Аредэль некоторое время вновь погостила у Амбаруссар, однако о цели своих странствий близнецам не рассказала.
— Ириссэ, мы не желаем оставлять тебя на Амон Эреб силой, но знай, тебе здесь всегда рады, — на прощание сказал Питьо, стараясь не показать, как тяжело у него на душе от этого расставания.
За него проговорил Тэльво:
— Мне… нам, — приглядевшись к брату, поправился он, — кажется, что ты стремишься навстречу неведомой опасности. Будь осторожна! Пожалуйста.
— Так ничего и не расскажешь? — немного не к месту спросил Амрод.
— Нет, — качнула головой Аредэль. — Простите меня, но нет. Я должна пройти этот путь. Он только мой.
Ворота за девой закрылись, и Ириссэ устремилась на север, туда, где лежали Химлад и Нан Элмот, что однажды уже привлек ее своими странными чарами.
Костер согревал и создавал уют. Поленья потрескивали, и то и дело взлетали ввысь огненные мотыльки искр. Аредэль неотрывно глядела на пламя, стараясь понять, что за сила прячет ее любимого. Прислушавшись к своей фэа, она ощутила неподалеку отголоски магии, очень похожей на ту, что поработила менестреля. Во всяком случае, Ириссэ была уверена, что это так. Не желая более медлить, она залила костер и решительно направила коня в сторону древнего леса, где когда-то Эльвэ встретил свою жену. Когда же дева достигла берегов Келона и уже собиралась войти в воду, огромная тень бросилась ей навстречу и, обдав холодными брызгами, повалила на землю.
Хуан успел. Удержал. Уберег. И, несмотря на явно выраженное недовольство Аредэль, с радостью вылизывал ей лицо, не давая подойти к реке.
* * *
— Ну вот, мы и на месте, — объявил Келеборн и, спрыгнув с лошади, протянул руки, чтобы помочь жене спешиться. — Почти.
Прямо перед глазами чуть заметно подрагивала Завеса из теней и чар, а за ней расстилались леса Дориата. Сердце щемило, а фэа металась, не зная, радоваться ей или грустить. Эти просторы — его родной дом, но сколь опасен и негостеприимен он стал!
Галадриэль, безошибочно угадав настроение мужа, подошла и положила руку ему на плечо.
— Мы справимся, — сказала тихо она. — Все будет хорошо.
— Я надеюсь на это, — откликнулся Келеборн. — Но все же как-то неспокойно.
— Мне тоже.
Он обернулся, посмотрел внимательно любимой в глаза и, потянувшись, поцеловал. Она нежно улыбнулась и слегка взъерошила его волосы.
Верные, сопровождавшие их от самого Минас Тирита, тревожно переговаривались и оглядывались по сторонам. Пора было сделать то, ради чего они приехали, и переступить черту.
— Что будем делать, если Завеса нас не пропустит? — уточнила Галадриэль, слегка нахмурившись.
— Разобьем лагерь здесь и попросим кого-нибудь из пограничников отправить гонца к Тинголу, — ответил синда.
Однако подобных мер не понадобилось — едва они сделали первый шаг, как стало ясно, что Завеса для них не преграда. Келеборн и Галадриэль провели коней и, обернувшись, дали знак верным. Те, подобно им самим, оказались на территории королевства без ощутимых или заметных глазу проблем.
— Рад вас видеть! — раздался звонкий голос справа, и лишь потом послышался легчайший шорох.
Сияя, словно Анар в ясное летнее утро, на поросшей болиголовом поляне показался Маблунг. Он в два шага преодолел разделявшее их расстояние и сгреб Келеборна в объятия:
— Наконец ты вернулся! Счастлив видеть тебя!
— Я тоже, дружище, — охотно откликнулся тот.
Галадриэль с улыбкой наблюдала сцену встречи двух давних друзей, а пограничник, в свою очередь, обернулся к ней и склонил голову в почтительном поклоне:
— С прибытием, госпожа. Могу вас поздравить со свадьбой?
Последний вопрос уже был адресован им обоим.
— Да, мы поженились, — подтвердил Келеборн.
— Тогда примите мои пожелания света и счастья. Но наши расстроятся, что не смогли присутствовать на церемонии.
Последняя фраза, впрочем, ответа не требовала — все трое знали, от чего так произошло, и им вдруг показалось, что на чистый лик Анора набежала тень. Повисло минутное молчание, которое прервал Маблунг:
— Я полагаю, нынешний вечер вы проведете с нами? Мы как раз подстрелили лань, так что угощения хватит на всех, а вашим коням необходим отдых.
Он обвел взглядом синдар и нолдор и вновь посмотрел на Келеборна в ожидании ответа. А тот, переглянувшись с женой, объявил наконец:
— С удовольствием!
Вновь, как много лет назад, над их головами шелестела листва, а кроны отбрасывали густые резные тени. Солнечные зайчики отражались бликами в прохладной воде Сириона, и птицы пели, словно и не было в мире никакого зла. И только чуткие сердца квенди различали тьму, нависшую над лесами Бретиль и Нельдорет.
Маблунг привел вновь прибывших на небольшую поляну, со всех сторон укрытую орешником, и жарко вспыхнувший костер разогнал печаль.
— Как там снаружи, за Завесой? — посыпались вопросы.
— Что вы видели?
— Как прошла свадьба?
— Поздравляем, хоть и с опозданием!
— С нас угощение!
Вслед за лордом нолдор постепенно расслабились и скоро включились в общий оживленный разговор. Они охотно рассказывали о жизни в Минас Тирит, о тех землях, где им довелось побывать, о битве с пауками Нан Дунготреб.
Маблунг нахмурился:
— Мы тоже тогда вышли на бой, но понесли большие потери. В конце концов я вынужден был отвести воинов назад за Завесу. Простите.
— Ничего, — ободряюще посмотрел на него Келеборн. — Все хорошо, мы справились.
Мысль, что от них не было в тот день никакого толку, угнетала синдар. Однако скоро запах ароматного мяса и специй развеял грусть. Нолдор достали три бутылки мирувора, и начался незапланированный пир.
Над головами радостно щебетали птицы. Ладья Ариэн все ниже опускалась к горизонту, постепенно укрывая лес сумерками. Вскоре в прорехах крон показались первые звезды, и Келеборн, омыв пальцы в специально приготовленной для этого чаше, встал и протянул руку жене, приглашая пройтись. Та охотно последовала за ним. Они направились по узкой, утоптанной тропинке, и скоро голоса пограничников смолкли.
Келеборн на мгновение опустил веки и поднял лицо к небу.
— Этот мир, — заговорил он тихо, — лес, земля и все звери и птицы, что его населяют, помнят нас юными влюбленными. Теперь мы изменились.
В глазах Галадриэль вспыхнул огонь понимания:
— Ты прав, любимый. Позволим же ему увидеть теперь мужа и жену. Тогда, узнав нас и приняв в этом новом качестве, Дориат поможет нам и поддержит.
Синда открыл глаза и подошел к супруге вплотную. Одно бесконечно долгое мгновение он стоял, любуясь светом звезд, отражавшимся в ее глазах, а после расстегнул пряжку ремня и крепко обнял любимую. Та прижалась к нему с чуть слышным стоном, и дыхание их смешалось, растворившись в подступающей ночной прохладе леса.
Где-то в отдалении пели соловьи. Светлячки летали, будто танцевали под неведомую, слышную только им музыку.
Стоны двух влюбленных становились все громче и жарче. Послышался слабый треск одежды, и Келеборн, уже с трудом различимый в темноте, отбросил в сторону испорченную рубашку. Галадриэль принялась ласкать его, обнимая так крепко, словно боялась потерять. Он целовал ее, с каждым разом опускаясь все ниже и ниже.
— Любимый, — прошептала она, перебирая пальцами уже порядком спутанные серебряные пряди.
Синда поднял голову и посмотрел долгим взглядом жене в глаза.
— Мелиссэ, — откликнулся эхом он и, рывком стащив штаны, прислонил Галадриэль спиной к ближайшему дереву.
Та обняла его бедра своими ногами, и два голоса любви наконец слились в один, устремившись к небесам. И леса Дориата наконец уверились и подивились силе чувств двух столь разных, но искренне преданных друг другу квенди. Огонь и вода, песня и буря вновь, уже в который раз стали едины, подарив миру нечто незабываемое и удивительное.
Утром Келеборн и Галадриэль продолжили путь. Они ехали не торопясь, наслаждаясь каждым проведенным наедине с лесом и друг другом мгновением, и спустя много дней наконец прибыли в Менегрот, вручив Тинголу в подарок гобелен, о котором тот уже почти забыл.
Теперь их ждали долгие, трудные годы.
* * *
Отношения с гномами раз за разом становились все лучше, земли Эстолада исправно приносили богатый урожай, а леса радовали изобилием дичи. Мастера трудились, создавая не только нужные и полезные вещи, но и крайне искусные, радовавшие глаз. Химлад процветал.
К лордам нередко приезжали братья. Чаще всех их навещали Амбаруссар, чуть реже — Карнистир. Старшие же, несмотря на мирные годы, предпочитали не покидать свои северные рубежи. Однако и они не раз и не два видели Охотника с Искусником — те сами приезжали то в Химринг, то во Врата, оставляя собственные земле на давно выросшего Тьелпэринквара.
На этот раз Куруфин возвращался вместе с сыном. Очередные испытания защиты от темного пламени Моринготто провалились. Хотя усовершенствованная конструкция и смогла на некоторое время остановить обычный огонь, Искусник был уверен, что она будет почти бесполезна, реши Враг вновь поджечь Ард Гален.
— Атто, я понимаю, что ты расстроен, но… что с тобой происходит? — обеспокоенно спросил Тьелпэ при подъезде к крепости. — Ты совершенно не желаешь разговаривать, уходишь от ответов, постоянно хмуришься. Что тебя гнетет?
Курво вздрогнул, услышав вопрос сына, и опустил голову.
— Ты не поймешь, — после некоторого молчания ответил он. — И это хорошо. Оставь меня, пока я не сказал чего лишнего!
Клятва вновь звала за собой, заставляя забывать о чем-либо, кроме нее. Гнев и ярость вздымались в душе Искусника, мешая мыслить, работать, жить. Фэа в такие моменты сжималась, словно испытывала сильную боль, а Куруфин больше всего на свете желал взять в руки сильмарилл и наконец исполнить ее, чтобы более никогда не ощущать этого тревожного зова.
Тьелпэринквар некоторое время смотрел на отца, потом тяжело вздохнул и, легонько тронув бока коня, поехал вперед, к радостно выбежавшей им навстречу Лехтэ.
— Аммэ! — он спрыгнул на землю и крепко обнял ее. — Как ты?
— Все хорошо, — улыбнулась она и ласково провела ладонью по щеке сына. — Но я скучала. А где твой отец?
Она с легким недоумением огляделась по сторонам. Тьелпэ нахмурился и неопределенно махнул рукой себе за спину:
— Там.
— Вы поругались? — насторожилась мать.
— Нет. Просто он… он опять…
Он отчего-то никак не мог подобрать подходящих слов, но Лехтэ кивнула и ответила:
— Я поняла тебя. Что ж, кажется, настала пора поговорить в ним. Я постараюсь помочь.
— Это вряд ли возможно, — предположил сын.
— И все же я попытаюсь.
Они еще немного поговорили, и Куруфинвион повел Иримэ в конюшню; Тэльмиэль же вернулась в их с мужем покои и стала ждать.
Она ходила по комнате, выстраивая разные варианты диалога и раз за разом их отметая. Анар постепенно опускался к горизонту, и вскоре небо начало темнеть. Зажглись первые звезды, и стало ясно, что время ожидания прошло.
«Пора брать дело в свои руки», — решительно расправив плечи, Лехтэ накинула плащ и отправилась искать супруга. Сперва она заглянула в мастерские, но там его не видели; в конюшне сказали, что он ушел уже давно, а в оружейной не появлялся. Нолдиэ терялась в догадках, а ее осанвэ все время натыкалось на аванир мужа.
— Леди, я могу вам помочь? — спросил один из верных, увидев ее несколько растерянный взгляд.
— Возможно, — задумчиво пробормотала она и покусала губу. — Вы случайно не знаете, где сейчас мой супруг?
— Если я не ошибаюсь, некоторое время назад он направился в сад…
— Благодарю!
— Но… лорд не желал никого видеть.
— Понимаю, — кивнула Лехтэ и, ни на мгновение не сомневаясь, поспешила в указанном направлении.
«Как мне жить, атар? Что делать? — молча взывал Куруфин, сидя на качелях в самом удаленном уголке сада. — Этого ли ты хотел, когда сам произнес Клятву? Я так не думаю. Впрочем, я никогда уже не узнаю, что двигало тобой тогда, кроме боли и гнева. Или же ничего? И от этого мне так… так тяжело?»
Ответа не было. Только звезды равнодушно глядели на Искусника, и их холодный свет не мог согреть уставшую фэа.
В дальнем конце дорожки показалась тень, скоро принявшая очертания Лехтэ. Она замерла и несколько мгновений стояла, рассматривая поникшую фигуру мужа, а после подошла и уверенно положила руку ему на плечо.
— Мельдо, — тихим, нежным голосом позвала она.
Тот вздрогнул, готовый вместо слов приветствия накричать на супругу от досады.
— Тш-ш-ш, — она приложила палец к его губам. — Не говори пока ничего.
Обойдя подвешенную на цепях скамью, Тэльмиэль села рядом и прижалась к любимому, положив голову ему на плечо.
— Курво… нет, Атаринкэ, просто знай, что я люблю тебя. Любого. И готова разделить любой груз, любую ношу.
— Ты не понимаешь, о чем просишь, — с болью произнес он.
— А ты объясни, — просто ответила она.
Куруфин молчал какое-то время, всей фэа ощущая тепло и заботу супруги.
«Как, как я ей расскажу? Показать? Дать почувствовать? Она же ужаснется, отвернется от того, кем я стал… становлюсь. А впрочем… рано или поздно…»
— Ты же не думаешь, в самом деле, что напугаешь меня? — спросила она. — Я знала еще в Амане, за кого вышла замуж.
Он посмотрел ей в глаза и, вздохнув, распахнул осанвэ.
Первое мгновенье Лехтэ почти захлебнулась — накрывшая ее волна ярости и гнева была так сильна и высока, но она выстояла.
Боль и борьба, ненависть и непреклонность, верность слову и… любовь. Она прожила все эти чувства вместе с ним, понимая, как порой мужу невыносимо сложно контролировать себя, когда в крови набатом звучит Клятва, призывая незамедлительно вернуть Камни и свершить месть.
Выбрав момент, когда он будет способен услышать ответ, она в свою очередь послала осанвэ, вложив всю свою уверенность в нем и в его силах.
— Я с тобой. До конца. И даже дальше, — произнесла она и сжала его пальцы. — Ты меня слышишь? Я никогда не оставлю тебя. Чтобы ни произошло.
Напряжение наконец оставило Куруфина, его фигура расслабилась, а дыхание выровнялось. Он обнял жену одной рукой и прошептал:
— Лехтэ, я… я себя боюсь, понимаешь? Опасаюсь причинить тебе боль. Словом. Делом.
— А ты не думай об этом. Любовь всегда сильнее. Ты же чувствуешь ее. Меня. А я тебя.
Она осторожно потянулась к нему, стараясь вложить в поцелуй все, что не могла сказать словами. Он судорожно вдохнул в ответ и прижал ее к груди так сильно, как только мог, не желая отпускать ее от себя ни на миг. Куруфин коснулся губами ее глаз, плеч, шеи и чуть подрагивавшей от волнения жилки над ключицами.
— Мельдо, — немного хриплым голосом прошептала она.
Искусник немного отстранился и, помолчав, признался:
— Я… я еще плохо контролирую себя. Не хочу…
— Да неужели? — лукаво фыркнула она.
— Не хочу сорваться.
Однако Лехтэ его уже не слушала. Пальцы одной ее руки перебирали волосы мужа, тогда как вторая настойчиво ласкала его грудь, живот и продолжала спускаться ниже.
— Я предупреждал, — хрипло произнес Куруфин, а в следующий миг раздался треск платья, распутывать чью шнуровку у него просто не было сил.
Качели долго поскрипывали в такт, а облако скрыло их от излишне любопытных глаз Тилиона, что вел ладью по небу.
* * *
— Нет, — хрипло и устало донеслось в ответ. — Я уже не один раз говорил — учить тебя готов, но служить владыке севера я не буду.
— Ты не знаешь его величия и богатства! — возражал ему невысокий собеседник. — Ты же по достоинству оценил то железо, что я принес тебе в дар. Тогда не сказал, но оно было получено мною от посланников Властелина Ангбанда!
— Какая мерзость! — ужаснулся первый. — И я отковал из него меч…
— Клинок вышел удивительно хорошим, разве ты так не считаешь?
— Теперь нет, — сокрушался кузнец. — Повторяю, я не буду ни служить Морготу, как зовут его мои сородичи, ни довольствоваться его подачками. Убирайся вон из моего леса!
Гном усмехнулся и вышел из кузницы. Во всяком случае, легенды об одиноком кузнеце оказались правдой. Уже за это господин наградит его. А уж то, что заговоренное железо осталось у этого Эола, можно считать маленькой, но победой. Скоро, скоро он примет нужную сторону и нанесет удар по ненавистному Химладу, если тот устоит. Впрочем, тот день придет еще не скоро. Однако мысль, что он, Дори, внес посильный вклад в несомненную победу севера, грела его мелкую душонку ничуть не меньше золота, полученного лично из рук Готмога. А такое доверие стоило не только заслужить, но и оправдать! Довольный собой, гном возвращался к своим соплеменникам, дабы продолжить искать среди них тех, кто не убоится пойти против не только остроухих, но и самого государя, что опозорил имя Махала, связавшись с прОклятыми нолдор.
* * *
Ненуэль отложила увеличительное стекло и ссыпала песок, который рассматривала только что, обратно в бутылочку. Анар стоял в самом зените, поэтому, подняв взгляд на острые, словно наконечники копий, пики, она приложила руку к глазам козырьком.
— Как думаешь, шансы найти что-нибудь стоящее у нас еще есть? — спросила нолдиэ у отца, искавшего что-то в седельной сумке.
— Полагаю, что они минимальные, — признался Глорфиндель. — Или стремятся к нулю. Мы объездили уже почти все местные горы.
— Да, это верно, — Ненуэль вздохнула и, встав, помешала в котелке аппетитно булькавший обед.
— У тебя есть какие-нибудь еще мысли, как добиться желаемого результата? Помимо качественного песка.
— Разумеется, есть. Правда не уверена, что они сработают. И потом, понадобится много опытов. Но я не отступлюсь.
— Это верно, — согласился Глорфиндель и улыбнулся дочери. — Когда это нолдор отступали?
Ненуэль рассмеялась и, подхватив полотенце, отправилась к ручью умываться. Хотя она и не смогла в этот раз достичь желанной цели, однако вовсе бесполезной их поездку назвать было никак нельзя. Итариллэ обнаружила большой кусок прозрачного розового мрамора, который вместе с мастерами везла теперь в Ондолиндэ, а лорд Эктелион нашел несколько подходящих мест для будущих сторожевых башен.
Последняя мысль опять, уже в который раз за минувшие недели, коснулась фэа, принеся с собой печаль и тоску. Тот свет, что разгорался в глазах главы Дома Фонтанов все ярче, не находил в ее сердце никакого отклика, кроме острого сожаления о тех днях, когда они были лишь хорошими, добрыми друзьями.
«Неужели теперь все безвозвратно ушло?» — размышляла она, разглядывая яркие золотые блики в воде.
Ручей жизнерадостно скакал по камням и будто что-то напевал — веселое и многообещающее. Ненуэль смотрела на собственное отражение, и ей хотелось плакать от бессилия при мысли, что она ничем не может помочь и вернуть счастье в душу того, кто был всегда с ней рядом. Всю ее жизнь.
Подувший легкий ветер донес чистый, ясный голос, и Ненуэль, оглянувшись, увидела подругу. Наскоро закончив умывание, она вскочила и подбежала к Идриль, приветствуя:
— Alasse. Как твои дела?
— Отлично!
Итариллэ спешилась и, погладив коня по бархатистому носу, принялась его распрягать:
— Мрамор доставлен в город, и я могу наконец начать работу. Это будет восхитительная беседка, я убеждена! Одна из лучших в городе. Она будет казаться почти прозрачной в лучах Анара и как будто парить.
— Представляю! — Ненуэль даже зажмурилась от удовольствия.
— А твои как дела?
Подруга смотрела с надеждой, но увы, порадовать ее было нечем.
— Значит, теперь запрешься в мастерских? — спросила Идриль по окончании рассказа.
Дочь Глорфинделя улыбнулась в ответ:
— Надеюсь, не безвылазно. И в любом случае я добьюсь того, что наши городские мозаики заиграют наконец яркими красками в полную силу.
Идриль кивнула:
— Уверена — так и будет.
Они закончили хлопотать и подсели к огню. Глорфиндель принялся заваривать ароматный травяной напиток, и все ждали только четвертого члена их маленькой команды, чтобы приступить к обеду. Наконец, послышались шаги, и легко перепрыгивая с камня на камень, Эктелион сбежал к ним. Взгляд его упал на Ненуэль, и на лице его опять вспыхнул свет, столь яркий и чистый, что захотелось зажмуриться. И снова на сердце девы легла печаль, что это чувство не находит в ней отклика, тем самым невольно причиняя боль и ему, и ей.
— Ну что? — полюбопытствовал Глорфиндель, поднявшись навстречу другу.
— Место для башни просто отличное — сверху хорошо просматривается пространство на много лиг окрест, тогда как сам сторожевой пост можно будет надежно спрятать между скал. Твари тьмы, вздумай они вдруг явиться, не смогут подобраться незамеченными. А еще…
Он вдруг замолчал и, бросив быстрый взгляд на Ненуэль, опустил руку в карман. Раскрыв ладонь, приблизился и посмотрел с надеждой. Дочь Глорфинделя встала и увидела округлый, почти идеальной формы камень. Темные, практически черные линии в нем чередовались с густо-золотыми, словно небрежно нарисованными блестящей краской.
— Это Тигровый глаз, — пояснил Эктелион, и Ненуэль, оглядевшись, увидела, как все трое внимательно смотрят на нее, ожидая реакции.
«В конце концов, — подумала вдруг она, — разве я непременно должна отказаться от дружбы? И будет ли хоть кому-нибудь легче, если вдруг я оттолкну того, кто всегда был ко мне добр, и вырву из души все хорошее, перестав общаться? Вряд ли».
Она опустила взгляд еще раз посмотрела на камень. Собственная фэа пела и словно звала куда-то. Но куда — дева по-прежнему никак не могла понять.
Ладонь Эктелиона дрогнула, и Ненуэль, подняв взгляд, прочла на его лице мелькнувшую и быстро исчезнувшую острую боль.
— Благодарю вас, лорд Эктелион, — прошептала она и взяла подарок.
Он чуть заметно улыбнулся и взглянул с благодарностью.
Дева, обернувшись к отцу и подруге, внимательно посмотрела на них и объявила:
— Я полагаю, мы возвращаемся в город?
Предложение это было встречено дружным одобрением.
Над горизонтом неспешно поднялся Исиль, осветив широкое колыхавшееся море трав, стремившиеся к небу темные громады сосен и крепость за спиной, с каждым шагом коней становившуюся все меньше и меньше. Звезды мирно светили, как сто или даже двести лет назад.
— Словно и не изменилось ничего с тех пор, как мы пришли в Белерианд, — проговорил задумчиво Фингон и, ласково улыбнувшись ехавшей рядом жене, пустил коня быстрее.
Поездку на озеро они планировали уже давно, однако пришедшие с северных морских рубежей известия заставили ненадолго отложить прогулку. Тарион докладывал, что крепости полностью возведены, а нолдор исправно несут службу, и первая добыча уже попалась им в руки. Дозорные разъезды за последнюю весну перехватили несколько орочьих вооруженных банд, очевидно направлявшихся в Белерианд. Теперь можно было с уверенностью сказать, что намерения Финдекано дополнительно обезопасить земли нолдор от шнырявших тут и там отрядов врага увенчались полным успехом.
Он, не откладывая, отправил несколько писем, в том числе отцу и Майтимо. Требовалось усилить гарнизоны крепостей, отправить им дополнительное вооружение и припасы. За хлопотами пролетело несколько недель, и вот теперь, когда последний тяжело груженый обоз покинул Ломинорэ и отправился в сторону гаваней Бритомбара, можно было позволить себе ненадолго забыть о делах и подумать о чем-нибудь гораздо более приятном.
Медвяные запахи трав плыли над полем. Деревья чуть слышно шелестели, словно шептались о неведомом и загадочном, и Финдекано вдруг захотелось остановиться и послушать этот разговор.
— Смотри, дрозд, — Армидель улыбнулась и указала на ветку ближайшей сосны. — Наш старый знакомый.
Нолофинвион проследил за ее взглядом и, заметив в густоте кроны крохотную пернатую пичугу, негромко свистнул.
Дрозд явно удивился и, подпрыгнув на ветке, скосил черный глаз на эльфов. На несколько секунд повисла задумчивая, непроницаемая для посторонних звуков тишина. Фингон снова свистнул, и птица, прочистив горлышко, вдохновенно запела.
Армидель рассмеялась и, подъехав ближе, взяла мужа за руку. Он сжал ее пальцы, между делом ласково погладив ладонь, и, потянувшись, поцеловал в плечо.
Едва заметная в свете Исиля тропинка вилась меж деревьев, и вскоре путники въехали под густые своды.
— Ты знаешь, — заговорила вдруг жена, — мне нравится, что мир меняется быстрее, чем мы успеваем к нему привыкнуть. Прошло всего чуть больше двухсот лет — а сколько всего появилось нового и интересного!
— Значит, самое время исследовать наши земли вновь, — отозвался муж.
Скоро лес расступился, и тропинка вывела их к лесному озеру. Серебряные лучи ночного светила отражались в воде, подобные россыпи бриллиантов, и Армидель, остановив коня, невольно залюбовалась.
Финдекано спрыгнул на землю и, протянув руки, помог жене спешиться. Сняв седельные сумки, он отпустил лошадей пастись, а сам подошел к воде и щедро плеснул себе на лицо. За спиной послышался легкий шорох, и, обернувшись, он увидел, как платье жены соскользнуло с ее плеч, мягкой волной упав к ногам. Армидель переступила через него и, улыбнувшись мужу, распела волосы, позволив им свободно спадать на спину.
— Ну что, — спросила она с веселым вызовом в голосе, — готов к купанию?
— Почти, — чуть хриплым голосом подтвердил Финдекано и, рывком поднявшись на ноги, стал проворно раздеваться, не переставая тем временем любоваться супругой.
Он было хотел направиться к более пологому южному берегу, плавно уходящему под воду, однако порывистая дочь моря первая побежала к высокому уступу. Нолдо ничего не оставалось, как последовать за ней. Теперь озеро блестело далеко внизу. Вспомнив собственный безрассудный прыжок, заставивший Майтимо изрядно поволноваться, он удержал рвущиеся с языка слова и не стал оскорблять дочь Кирдана Корабела просьбами об осторожности. Во всем, что так или иначе касалось воды, ей все равно не было равных. Среди нолдор уж точно.
Он подошел к самому краю обрыва и вслед за Армидель набрал в грудь воздуха. Прыгнули они почти одновременно. Ощутив упругий удар воды, Финдекано открыл глаза и огляделся. Заметив фигуру любимой, подплыл к ней и взял за руку. Она улыбнулась и свободной рукой указала на что-то.
Свет Исиля пронизывал водную толщу, заставляя ее сверкать серебром. Маленькие рыбки юрко сновали, у самого дна отбрасывали длинные смутные тени какие-то коряги и камни.
Нолофинвион приглашающе кивнул, предлагая рассмотреть подробнее, и Армидель последовала за ним.
Несколько раз они всплывали, чтобы глотнуть воздуха, а после вновь ныряли и продолжали изучать придонную жизнь. В конце концов, захватив причудливой формы окаменелую ветку, они, довольные, вышли на берег.
Есть не хотелось, однако, чтобы защитить любимую от ночной прохлады, Финдекано набрал поблизости лапника, сухих опавших сучьев и развел костер, расстелив рядом плащ.
— Благодарю, мельдо, — откликнулась жена и, сев, протянула руки к огню.
Пламя уютно потрескивало, отбрасывая длинные тени. Искры взлетали ввысь, к небу. Супруги вспоминали прогулки в Бритомбаре, и Нолофинвион, пользуясь случаем, любовался обнаженным телом жены — его совершенством, мягким изгибом линий.
Армидель наклонилась, и волосы густой волной упали вперед, скрыв ее от Фингона. Тогда он придвинулся ближе и, протянув руку, отвел за спину ее длинные серебристые пряди. Жена обернулась и, чуть заметно приподняв брови, понимающе улыбнулась.
— Жаль, что здесь не музыки, — заметила она. — А впрочем…
Поднявшись на ноги, она тихонько свистнула, а птицы, откликнувшись на призыв эллет, запели жизнерадостнее и громче. Вода в озере зашумела, набегая на берег, и легкие облака, набежавшие было на ладью Тилиона, разошлись. Серебряный свет щедро брызнул, вновь осветив ночную землю, и Армидель, подняв руки вверх, к небесам, замерла.
Нолофинвион застыл в ожидании, догадавшись, что сейчас последует, и ему отчетливо показалось, будто он в самом деле теперь слышит музыку. Любимая, прикрыв глаза и обратив лицо к звездам, начала танцевать, и языки огня, смешиваясь со светом Исиля, отбрасывали на ее безупречное тело причудливые блики. Нежная кожа сверкала серебром, и Финдекано казалось, что ничего прекрасней и удивительней он ни видал за всю свою жизнь. Да и не могло быть в мире большего совершенства.
Музыка, что звучала в его ушах, становилась все громче, и он уже не смог бы оторвать от жены восхищенного взгляда, даже если бы захотел. Но такого намерения у него и не возникало. Словно завороженный, он наблюдал за танцем, борясь с желанием присоединиться. Хотелось протянуть руку и коснуться чарующего видения.
«Интересно, — подумал он вдруг, — можно ли второй раз влюбиться в того, кого уже и так любишь? У кого бы спросить? А впрочем… кажется, именно это и происходит».
Скоро предположение переросло в уверенность. Сердце гулко билось, отдаваясь в ушах, горячая кровь нолдо бежала по жилам.
— Мелиссэ, — прошептал он, силясь подобрать слова. Но все мысли и чувства, что роились теперь у него в голове, теснились в груди, укладывались в одно единственное короткое: — Люблю…
Он повторял его, и казалось, что в этом слове уместилась вся суть мироздания, весь замысел Единого.
— Мельдо, — откликнулась Армидель и протянула руки.
Финдекано вскочил, потянулся ей навстречу, и вдруг отчетливо понял, что здесь и сейчас самый лучший момент, чтобы привести в мир того, кто сделает их с Армидель жизнь полнее и совершеннее.
Мысль гулким колоколом ударила в виски, словно призыв. Ребенок. Тот, без кого они уже никогда не будут счастливы, словно птица с одним крылом, которая не может подняться в небо.
Армидель прекратила танцевать и замерла, задумчиво посмотрев ввысь:
— Ты слышишь это?
— Да! Люблю тебя, родная моя…
— И я тебя люблю, мельдо…
Они одновременно сделали шаг друг другу навстречу, и Финдекано заключил жену в объятия.
Песнь, слышимая только им одним, зазвучала все громче, победным гимном устремившись к небу. Муж покрывал лицо жены поцелуями, затем подхватил на руки и бережно уложил на плащ.
Две фэар устремились навстречу друг другу, слившись в причудливом, замысловатом танце, неизменном от сотворения мира и все же каждый раз новом. Сердца их бились в едином ритме, и кровь, бежавшая по венам, соленый пот и жаркие стоны надежно связывали воедино.
— Любимая, — горячо шептал Финдекано, и собственная фэа все звала и звала его куда-то вперед. Мироздание — земля, звезды и сосны — кружились вокруг них все быстрей и быстрей. Ласки мелиссэ обжигали кожу, и он, откликаясь на их общее желание, двигался все быстрее.
Его собственный рык и крик Армидель слились воедино, и в это мгновение показалось, что от их фэар отделились две крохотных искры, а затем слились в одну, и этот огонек засиял стократ ярче и… растворился в роа жены.
Не сразу Финдекано смог прийти в себя. Глубоко вздохнув, он прислушался к голосу ветра, запутавшегося в кронах, и, наклонившись, поцеловал веки любимой. Он лег на спину и, обняв ее, помог удобнее устроить голову у себя на плече. Их пальцы переплелись, и фэар принялись умиротворенно шептаться.
— Мне кажется, — задумчиво проговорила Армидель вслух, — нет, я почти уверена…
— Я тоже, — откликнулся он. — Но отцу и твоим родителям мы сообщим чуть позже. Когда уж точно не останется никаких сомнений.
Прошло чуть больше месяца, и к очередным посланиям, отправленным в Хисиломэ, а следом в Химринг, и касавшимся вооружения и обстановки на северных рубежах, лорд Дор Ломина приписал в конце еще одну короткую фразу:
«Мы с Армидель ждем ребенка».
* * *
Королевство изменилось. Возможно, жители, никогда не покидавшие его пределов, и не замечали происходившего, однако пробывшие долгое время в Минас Тирит супруги не узнавали не только привычные им места, но даже и хорошо знакомых синдар. Особенно изменилась принцесса, ставшая еще больше похожей на мать. Но не только внешность Мелиан читалась теперь в ней. Черты, повадки и отношение ко всему, что ее окружало, утратили свойственные эльдар качества. Полумайэ по рождению стала истинной майэ по сути. Магия отныне была верным спутником Лютиэн. Именно она решала все вопросы, что порой возникали у принцессы. Менестрели, как и прежде, славили ее красоту, однако верного Даэрона нигде не было видно. Полностью покоренный, как считала дочь Мелиан, он ожидал свою госпожу в одной из многочисленных пещер Менегрота, где ученица своей матери отрабатывала все новые и новые заклинания, обретая могущество и теряя себя. Дочь Эльвэ спала беспробудным сном, убаюканная сладкими чарами, и не ведала, что творит другая ее часть — иная суть.
Даэрон же почти смирился с долей узника, чьи силы раз за разом насыщали обожаемую им принцессу. Вот только… тонкая ниточка, что протянулась от его фэа куда-то вдаль, за границу Дориата, звала за собой, побуждая жить и не сдаваться. Даже когда кожаные путы больно впивались в руки и ноги, а дыхание перекрывала магия, он продолжал верить, что однажды вырвется из плена, хотя его роа предательски выполняло все, что только могла пожелать весьма уже опытная волшебница. Мелиан научила ее многому и разному, убивая в дочери душу эльфийки и взращивая в ней жажду власти. Лютиэн теперь охотно следовала ее советам, научившись получать удовольствие и новые силы от таких встреч с Даэроном.
«Скоро, уже совсем скоро ты исполнишь свое предназначение! Не пройдет и ста лет, как ты будешь готова послужить Ему. И мне. Во славу Нового Дориата!» — размышляла Мелиан, узнав, как именно использует ее дочь своего подопытного, того, кто когда-то искренне славил ее красоту и был готов по-настоящему в нее влюбиться. Однако вовремя наложенные чары помешали фэа раскрыться, а то, что она порой куда-то устремляется…
«Неужели он думает, что та дева сможет дать ему нечто большее, чем он получает сейчас? Моя Лютиэн прекрасна! Особенно, когда наслаждается его мольбами, муками… но позволяет же прикоснуться к себе. Ах, сколько тогда получает силы! Не то, что я от своего Элу. Впрочем… скоро, уже совсем скоро я преподнесу Дориат Ему! И слуг. Нет, рабов! И тогда… да, да, Мелькор, я вновь испытаю это с тобой! И ни что меня не остановит. Я вновь буду твоей…» — мысли майэ в который уже раз унеслись на север. Мелиан представляла восторг властелина, когда тот узнает о присоединении Дориата к его землям. И награда, вожделенная награда будет ее! Она охватит своими губами, пройдется языком и начнет задыхаться. До слез и боли, пока он, ее владыка, не позволит сделать короткий глоток воздуха, чтобы затем вновь резко его перекрыть…
— Ах! — вздрогнула она.
— Любимая, с тобой все в порядке? — вошедший в их покои Элу ласково обнял разгоряченную мыслями жену.
Мелиан брезгливо скинула его руку.
— Пшел прочь, жалкий синда!
Одумавшись, она поспешила вернуть супруга, однако тот на удивление быстро исчез.
— Как так?! О, Мелькор, почему так не вовремя?!
Королева поспешила в тронный зал, рассчитывая застать мужа там, возможно, даже среди советников. Однако ее постигла неудача, и Тинголу на этот раз удалось скрыться.
На небольшой поляне своего короля уже ждали.
— Ты был прав, Келеборн, — с горечью произнес он. — Моя Мелиан… попала под чье-то дурное влияние.
— Элу, ты так и не хочешь поверить, что это она стоит за всеми бедами Дориата? — прямо произнес он.
— Ты забываешься! — рявкнул Элу. — Это она оградила нас Завесой…
«Которая тут же сообщает ей обо всех перемещениях».
— … это она, ее магия сотворила и приумножила красоту Дориата…
«Которую готова отдать Врагу!»
— … она… майэ! Родила мне дочь! Вы слышали, чтобы у майяр или валар были дети?! И я нет. А она родила! Мою дочь! Нашу прекрасную Лютиэн…
— Которая меня, по-моему, даже и не узнала, — тихо проговорила Галадриэль.
— Которая очень изменилась в последнее время, — согласился с ней до сих пор молчавший Трандуил.
— Довольно! Я думал, вы хотите поддержать меня, — с горечью произнес король. — А я… я лишь слышу, что во всем виновата моя семья. Такой помощи я не приму!
Тингол развернулся и решительно покинул поляну.
— Может, стоит рассказать как можно большему числу синдар о том, что с тобой сотворила королева? — предложил Ороферион.
— Не думаю, — ответил Келеборн. — Элу сейчас не на нашей стороне. Он еще не готов принять правду.
— Как бы мы не опоздали, — еле слышно произнесла Артанис, глядя прямо перед собой.
— Надо подождать. Тингол сейчас не главное. От него уже ничего не зависит.
* * *
Раскаленные печи дышали жаром, и Ненуэль, протянув руку, распахнула пошире окно. В мастерскую мгновенно ворвался шелест листвы и жизнерадостный гомон лета. Отбросив влажную прядь со лба, она широко, немного мечтательно улыбнулась и поднесла образец только что изготовленного стекла к мозаике. Кажется, соединения фтора наконец придали ему тот оттенок, который был нужен.
Более двухсот лет почти непрерывных опытов позволили, в конце концов, получить желанный результат. Перекись марганца сделала мутное стекло прозрачным, и жители Ондолиндэ с радостью заменили им в своих окнах использовавшуюся до сих пор слюду. И все же это было лишь начало пути, по которому стремилась пройти молодая мастерица. Она хотела придать стеклу прочность камня и цвет.
Целыми днями, а часто даже ночами над красной черепичной крышей вился дым. Нолдиэ работала, подбирала варианты, отметала неудачные, и скоро смогла с помощью меди получить голубые и бирюзовые образцы. Эти первые кусочки стали небом на небольшой мозаике, которую она стремилась сложить. Чуть позже с помощью кобальта был получен синий материал. Воодушевленная, она поделилась своей радостью с родителями и пошла дальше, вновь надолго поселившись в мастерской за химическими приборами.
Оттенок кожи — то, что ей никак не удавалось получить. То у нее получались лимонно-желтые цвета, то оранжевые. Разумеется, каждый из них сам по себе был ценен, и Ненуэль, тщательно записав ход опыта в специальный пергамент, складывала кусочки вновь полученного ею искусственного минерала в шкатулку.
И вот теперь, похоже, она сможет выложить лицо. Еще раз критически осмотрев образец, она встала и подошла к низкому деревянному столику, на котором лежала основа будущей мозаики. Темноволосый нэр улыбался, и дева словно наяву увидела свет его глаз, такой манящий и завораживающий. В ушах зазвучала музыка, и Ненуэль, вспомнив танец и свой детский каприз, легко рассмеялась. Приложив полученный только что образец к полотну, она удовлетворенно улыбнулась:
— Идеально подходит.
Теперь стоило попробовать создать нужный оттенок серого, чтобы изобразить глаза. Однако этим она решила заняться завтра, закончив на сегодня работу.
День клонился к вечеру. Высокое небо за окнами обрело глубину, и дева, удобно устроившись на ближайшем стуле, достала из кармана лембас и критически его осмотрела. Хлебец был выпачкан в золе и припорошен бурым порошком. Решив, что такой трапезой вполне можно и пренебречь, она вновь убрала свою находку в карман и выбежала в сад.
Деревья мерно шелестели, и Ненуэль, остановившись под самой раскидистой и пышной кроной, прислушалась к тихому, но отчетливо слышимому шепоту собственной фэа. Вновь она куда-то звала, манила. Далеко-далеко, возможно даже за круговые горы, ограждавшие, словно безмолвные стражи, долину Тумладен. Хотелось то ли плакать, то ли петь. А еще было невыносимо грустно от того, что она не может поделиться своими успехами с тем, к кому стремится душа.
«Но ведь так не бывает, чтобы не было выхода, — подумала она. — Нужно только как следует поискать — и способ решения непременно найдется».
Мысль воодушевила, и Ненуэль, погладив шершавый ствол дерева, подумала, что та самая нить, связавшая ее однажды с кем-то далеким, теперь вполне может доставить ему от нее известие.
В памяти всплыла музыка, которую слышала она однажды на празднике, и вновь шепот моря вторил той тихой, нежной мелодии. Дочь Глорфинделя закрыла глаза и запела, всем сердцем мечтая, чтобы ее желание осуществилось.
Песня, рожденная самой фэа, поплыла над садом, постепенно поднимаясь все выше и выше к небу. Она полетела над острыми каменными пиками, над полями, над мертвой долиной Нан Дунготреб и, перемахнув на своем пути через несколько рек, подобно освежающему ветру ворвалась в окна мастерской.
Тьелпэринквар вздрогнул и, оглянувшись на широко распахнутое окно, отложил инструмент.
— Отец, тебе тоже чудится? — спросил он взволнованно.
— Что именно? — уточнил Курво, с легким недоумением посмотрев на сына.
Тот несколько мгновений молчал, и на лице его читался чистый восторг, как будто он слышит прямо здесь и сейчас нечто прекрасное и удивительное.
— Кто-то поет, — наконец ответил он. — Дева. И еще музыка. Ты знаешь, мне кажется, она уже играла однажды на празднике в Бритомбаре.
Искусник прислушался и наконец уверенно покачал головой:
— Я различаю только ржание лошадей и голоса верных. Тебе показалось, должно быть.
— Нет, — уверенно покачал головой Тьелпэ.
Он был убежден, что ничего более восхитительного ему за всю свою жизнь слышать не доводилось. Волнение, родившееся в груди, живо напомнило непонятный сон, виденный давно, много лет назад. Но, увы, сейчас у него не было под рукой флейты, которая могла бы выразить охватившие его чувства.
— Так значит, это были не грезы, — невпопад пробормотал он и опрометью выскочил из мастерской.
Откуда прилетел этот зов, он никак не мог понять. Расспросив нескольких верных, он убедился, что голос различим лишь им одним. Птицей взлетев на крепостную стену, он замер, вслушиваясь и пытаясь угадать направление. Впрочем, получалось плохо. В конце концов, Куруфинвион стал просто внимать, пытаясь запомнить каждую ноту голоса.
«О чем же он мне напоминает? — думал он, то и дело безотчетно хмурясь и кусая губу. — Я словно знал, но забыл, а голос уверен, что помню. Впрочем, когда это нолдор боялись загадок? Я непременно разберусь!»
Дав себе мысленно такое обещание, он убедился, что кольцо аванирэ по-прежнему держится на пальце, и распахнул как можно шире осанвэ.
«Пусть фэа летит за песней и ищет», — подумал он.
Мелодия еще какое-то время звучала, а после стала затухать, становясь все тише и тише, и наконец смолкла. Однако Тьелпэринквар еще долго стоял, не шевелясь, и пытаясь угадать, не голос ли собственной судьбы он только что слышал.
* * *
Светильники привычно прогоняли темноту наступившей ночи, а Нолофинвэ все мерил шагами кабинет, изредка останавливаясь у палантира с протянутой ладонью, которую, однако, тут же убирал прочь.
«Ответит не Анайрэ. Зачем зря беспокоить… Но она узнает. Вызовет ли? Помнит ли сама? Что я говорю, такое невозможно забыть…»
Волны мерно плескали о берег, и мелодия, древняя и почти что изначальная, сливалась с песней любви двух нолдор. Кожа супруги сияла в серебристом свете, а в ее широко распахнутых глазах полыхало пламя, готовое охватить не только ее любимого, но и, казалось, дотянуться до самой сути Эа. Так и случилось. Именно тогда, в ту поистине волшебную ночь, в Благом краю, вдали от Тириона, при бледных лучах Тельпериона и звезд Варды, был зачат их старший сын. А теперь… теперь тот скоро сам станет отцом и будет качать на руках своего малыша или малышку.
«Но как узнает об этом Анайрэ? Или же… не сейчас. Я сообщу ей, если она вновь решит воспользоваться видящим камнем, но сам… пусть сначала родится. Тогда уже точно поговорю с ней».
Приняв решение, Финголфин немного успокоился, вновь перечитал письмо сына, уделив на этот раз больше внимания известиям о делах нолдор в Ломинорэ.
Тревога и смутное волнение поселились в его сердце. Несмотря на мирные спокойные годы, что-то подсказывало Нолдорану об их относительно скором конце, вызывая беспокойство за судьбу будущего внука. Он то и дело бросал взгляды на север, словно пытался разглядеть, что же происходило за Железными горами, казавшимися издали огромной и уродливой тенью.
Ни один всполох не озарял небо над твердыней Моринготто, что выглядела мертвой и покинутой. Однако сердце нолдо чувствовало злобу, что затаилась там.
«Скоро. Уже скоро он нанесет удар», — подумал Нолофинвэ и удивился своим мыслям — разведчики доносили о полном затишье на севере.
Ледяной ветер ворвался в открытое окно, чуть не выхватив только что доставленный свиток. Маэдрос тряхнул головой, поправляя разлохмаченные волосы, и вновь внимательно вчитался в строки, написанные дорогим и знакомым почерком:
«… морские крепости… не пропустили… перехватили… сотрудничество с фалатрим…
Мы с Армидель ждем ребенка».
— Что? Он хоть понимает, какое сейчас время?! А если… — то, что в былые времена вызвало б однозначную радость за кузена, сейчас сильно взволновало лорда Химринга. Он искренне желал Финдекано и его супруге счастья, но такое легкомыслие… «Впрочем, мой друг, ты всегда был немного безрассуден. И тебе везло. Пусть и на этот раз Стихии не отвернутся от твоего еще не рожденного малыша!»
С этими мыслями Маэдрос покинул кабинет — следовало отправляться.
Несколько дней назад, после беседы с Макалаурэ при помощи палантира, братья решили совместно обследовать крайние северные рубежи, а по возможности проникнуть и дальше.
— Нельо! — радостно приветствовал его менестрель, первым добравшийся до условленного места. Верные тоже делились новостями, спрашивая об общих знакомых или родичах, но при этом ни на мгновение не забывали следить за обстановкой.
Было тихо. Анар ярко освещал зеленые просторы Ард-Галена, и лишь немного отличный цвет трав напоминал эльфам о том, что некогда эти места сожгло колдовское пламя.
— Как добрался? Все спокойно? — спросил Майтимо.
— Да. Ни следа ирчей, — ответил Кано. — Вот только…
— Что?
— Мы встретили странных созданий.
— Лаурэ, давай точнее. Это может быть очень важно!
— Это не ирчи. Возможно, они нам и не враги.
— Они шли с севера?
— Скорее направлялись туда.
— Все слуги Моринготто должны быть уничтожены!
— Не торопись с выводами, Нельо. Мы не знаем, кто они, — твердо стоял на своем Макалаурэ.
— Добровольно идущий в Ангамандо не может быть нашим другом. Как ты этого не поймешь, Кано! — несколько резко ответил Маэдрос. — Никто в здравом уме не захочет оказаться там.
— Их могли обмануть…
— Окончим этот разговор, торон, — оборвал его Майтимо. — Встретим их — узнаем. Но что-то мне подсказывает, не к добру это все, не к добру. Замышляет Моргот что-то. Опередить бы его…
— Пока не готова защита от темного пламени — и думать забудь! — непривычно строго отозвался Кано. — Он сожжет нас и наши крепости. Лишь когда установим ее, сможем пойти в наступление. Я сам очень жду этого дня, Нельо. Поверь.
— Знаю, Лаурэ. Чувствую.
На протяжении нескольких дней нолдор двигались по своим землям, останавливаясь на ночь в фортах или иных укреплениях. Когда же они достигли самой северной точки владений лорда Нельяфинвэ, над пиками Тангородрима грозно сверкнул огонь. И тут же погас.
— Он видит нас, — спокойно произнес Маэдрос. — Ты со мной?
Макалаурэ кивнул, и нолдор двинулись дальше, желая приблизиться к стенам Ангамандо.
Двое разведчиков возникли перед лордами словно из воздуха.
— Впереди странные существа, — доложил один из них.
— Опиши, — распорядился Майтимо.
— Ниже нас, но сложением похожи. Не уродливы, как ирчи, но и не красивы. Как я понял, есть нисси и есть нэры. Но мог и ошибиться. Все.
— Нет. Еще у них уши круглые, — добавил второй.
— Это те самые, — быстро ответил Макалаурэ. — Во всяком случае похожи.
— Подойдем ближе, — скомандовал Маэдрос и спешился.
Высокие травы надежно скрывали нолдор от глаз неведомых созданий. Двуногие и достаточно смуглые, они в своей речи использовали лающие и грубые на слух слова, подгоняя уставших, а, возможно, раненных сородичей. Кто-то из эльфов поморщился, сравнив их с ирчами, а Макалаурэ посмотрел с жалостью и состраданием.
— Они ищут лучшей доли там, — он указал на север. — Их обманули, торон. Я чувствую это в их душах.
— Остановим?
— Попробуем. До врат Ангамандо еще далеко.
— А-а-а-а-а! — дикий крик разнесся над Ард-Галеном. — Остроухие людоеды!!! Прячьте малых!
В ужасе люди бросились к спасительным, как они считали, вратам. Камни полетели в опешивших нолдор, а злой огонь вновь вспыхнул над пиками.
Малыш, брошенный соплеменниками, бежал со всех ног, спотыкался, падал, но каждый раз поднимался и продолжал нестись к медленно открывавшимся черным створкам.
— Нельо, уходим! — указав на врата, сказал Кано.
— Уводи своих. Мы прикроем. Если будет погоня, хоть один из нас спасется.
— Тогда останусь я, — твердо произнес Макалаурэ.
В этот момент их разговор прервали. Обезумевший от страха ребенок врезался в менестреля и в ужасе застыл, удержав рвущийся из горла крик.
— Не ешьте меня! — пропищал он на своем языке.
Его не поняли, но ласково погладили по волосам.
Малыш удивился. Ни злобы, ни ядовитой слюны, что уже должна была капать с клыков чужаков, он не видел.
«Может, это другие остроухие? — подумал он. — Добрые, с севера».
Люди же покорным стадом неслись в Ангбанд и почти замертво падали от усталости, лишь преступив невидимую черту. Ненависть ко всему живому и ярость кипела в сердцах атани, что поддались искушению и выбрали свою судьбу. Вместо помощи и обещанной еды страшные создания волокли всех в клетки, где их ждала лишь миска воды и кусок гнилого мяса.
Огонь над пиками разгорался все ярче, вселяя безумие в тех, кто еще оставался за пределами Ангамандо.
— Не бойся нас, — тихо проговорил-пропел Макалаурэ. Ребенок улыбнулся, но в следующий миг выскочивший из травы человек резко и сильно ударил камнем малыша по голове.
— Не будет вам ужина, твари! — прокаркал он и кинул булыжник в одного из верных. Нолдо увернулся, а убийца соплеменника обмяк, получив удар кинжалом. Маэдрос брезгливо отер кровь с клинка.
— Ты еще сомневаешься, чьи это слуги? — с горечью спросил он Кано.
Тот лишь покачал головой.
К удивлению нолдор, ирчи не вышли навстречу их небольшому отряду, а врата закрылись, как только последний человек скрылся за ними. Моринготто было не до эльфов. Предстояло отсортировать новую партию: кого в шахты, кого в кузни, кто на кухню, а кто пойдет на племя. Майрон уже проверил на десятке подобных самок — их потомки меньше боятся солнца и так же боеспособны, как и нынешние орки. Стоило улучшить породу. И приумножить.
* * *
Дни один за другим пролетали мимо, подобные оторвавшимся от веток листьям, и исчезали где-то за горизонтом.
Отложив инструмент, Тьелпэринквар подошел к распахнутому окну и застыл, обхватив себя за плечи. Откуда прилетела та песня, он никак не мог понять. Голос казался смутно знакомым, а фэа вздрагивала и рвалась вдаль. Куда — он и сам не знал ответа.
Опускающийся за горизонт Анар расцветил небо в яркие, алые тона.
«Будет сильный ветер», — отстраненно отметил эльда и тут же выкинул мысли о погоде из головы.
Вернувшись к столу, он убрал золотой песок, с которым работал, в специальную коробочку, а затем в ящик, и вышел в сад. В отдалении, рядом с домами верных, перелаивались собаки, и некоторое время Куруфинвион стоял и слушал. На губах его играла легкая, умиротворенная улыбка. Глубоко вздохнув, он усилием воли привел собственные мятущиеся мысли в порядок и отправился бродить по дорожкам сада. Просто так, без определенной цели. Размеренные, монотонные движения успокаивали, а работы ума не требовалось. И то, и другое его вполне устраивало.
Достав из-за пазухи сложенную четверо карту, он присел на ближайшую скамью и, разложив ее на коленях, принялся вглядываться в тонкие линии. На пальце по-прежнему поблескивало кольцо аванирэ, поэтому Тьелпэ помогал себе с помощью осанвэ. В памяти всплывала та дивная песня, и он, наложив воспоминания на поля и горы Белерианда, пытался угадать, куда его зовут. Фэа рванулась на запад, мимо лесов Дориата, через равнины Эстолада, но в конце концов наткнулась на горы и растерянно замерла.
«Опять неудача», — подумал Куруфинвион и, подавив мгновенно вспыхнувшее раздражение, сложил карту и порывисто вскочил. Осанвэ оборвалось, а молодой мастер в который раз задал себе вопрос, чья именно фэа нашла в его сердце такой горячий отклик. Кого он пропустил, не заметив вовремя?
Над головой постепенно начинали зажигаться звезды, и эльда, обратив взгляд к небу, некоторое время рассматривал эти далекие яркие огоньки. Мысли успокаивались, и желание немедленно отправиться на поиски понемногу утихало.
По очереди он перебирал всех дев, виденных им на празднике помолвки Финдекано в Бритомбаре, но ни один образ, ни одно имя не встречало в его сердце отклика.
Тьелпэ нахмурился и потер лоб. Все эти размышления в который раз приводили его к одному и тому же выводу — та нис, к которой теперь стремилась его душа, лишая покоя и сна, в те дни была еще слишком юна, поэтому он тогда просто не обратил на нее внимания.
«Но это еще ничего не значит, — решительно заявил он сам себе. — Я обязательно все пойму и найду ее. Просто мне понадобится чуть больше времени. Я не сдамся!»
Возникла мысль посоветоваться с отцом, ведь, как бы то ни было, он однажды полюбил, а, значит, мог дать совет. Однако теперь час уже был достаточно поздний, и беседу все же стоило отложить.
Решив, что самое время пойти немного отдохнуть, Тьелпэ отправился в покои, по пути заглянув на кухню. Прихватив кружку с яблочным соком и несколько пирожков, он направился в купальню. После, распахнув пошире окно, взял свой импровизированный ужин и устроился на подоконнике. Взгляд лениво скользил по стенам, по верхушкам заметно подросших деревьев, которые эльда помнил еще совсем маленькими и тонкими, и эти перемены рождали в его душе веру в лучшее, даря ощущение света.
Увидев на столе зеленый прозрачный кристалл, подарок матери, Тьелпэ залпом допил свой сок и потянулся за самородком. Луч Исиля блеснул, пронзив породу насквозь, и мастер вдруг подумал, что стоит поехать наконец и взглянуть на тот большой камень собственными глазами.
«Прямо с утра, — подумал он. — А после можно и с отцом поговорить».
Решив таким образом, он спрыгнул на пол и отправился наконец спать.
* * *
Урожай год от года становился все скуднее и скуднее. Леса более не изобиловали дичью, а домашний скот нередко болел. От былого благополучия племени, что когда-то последовало за Мудрым Сердцем, не осталось и следа.
Нынешний вождь, Крепкие Ноги, делал все, что мог, взывая к праотцам и прося помощи. Однако северный ветер всякий раз обрывал его слова, словно напоминая об отказе переселиться в край, где они не знали бы бед.
Как и его далекий предок, вождь не желал союза с Господином Лютых гор, а потом решился на другой, на первый взгляд отчаянный, шаг.
— Сегодня я собрал вас здесь, на священной поляне, у костра, что когда-то зажгли наши прадеды! — начал он.
Люди молча внимали.
— Долгие годы мы жили в этих краях, но сейчас нам, потомкам Великого Медведя, не выжить в этих землях. Я призываю вас отправиться в долгий и опасный путь! Никто не знает, что ждет нас впереди, но если мы останемся, то погибнем от голода и болезней.
— Ты поведешь нас к Трем пикам? — раздалось в толпе.
— Нет! У нас, потомков Медведя, свой путь. Мы пойдем туда, где прячется огненный шар. Думается мне, там найдутся подходящие земли.
— Вспомни, посланник Вождя из Лютых гор говорил, что там живут опасные твари. Они едят младенцев и убивают стариков!
— Ты поверил ему?
— Нет. Но вдруг…
Гул пронесся по толпе. Люди принялись обсуждать предстоящий поход. Большинство поддерживало Крепкие Ноги, однако нашлись и те, кто не желал покидать родные края, предпочтя долгую смерть неизвестности.
К великому сожалению вождя, были и те, кто вознамерился попытать удачу на севере. И как ни пытался убедить он упрямцев, напоминая, что ни одной вести не пришло от родичей, от потомков Волка, несколько десятков покинули поляну, навсегда простившись с племенем.
Пять раз появлялся огненный шар на небе, прежде чем племя Великого Медведя двинулось на запад южной дорогой.
* * *
Едва над восточным краем неба забрезжила заря, а первые лучи поднявшегося Анара разогнали тьму, Тьелпэринквар вскочил и, наскоро приведя себя в порядок, начал собираться.
Сколько времени займет поездка, он знать не мог. Одевшись по-походному, он зашел на кухню и взял три лембаса. Набрав во флягу воды, сбежал во двор и отправился на конюшню. Иримэ, которая в очередной раз ждала жеребенка, утомлять дальней дорогой не хотелось, поэтому он принялся седлать Калиона. Конь радостно заржал, увидев своего нолдо, и в предвкушении грядущей поездки принялся нетерпеливо перебирать копытами.
Внезапно возникла мысль, что стоит, пожалуй, взять пару воинов. Хотя в последнее время орочьих банд поблизости не наблюдалось, он все же решил, что одному отправлять будет несколько опрометчиво. Тем более, что ему могла понадобиться помощь при работе с камнем. Решив таким образом, он вывел коня, а вскоре и верные присоединились к нему. Стражи по приказу лорда послушно распахнули ворота, внимательными взглядами провожая Тьелпэринквара.
— Если меня будут спрашивать — я на северо-восток, к горам у Келона, — на всякий случай предупредил он их, и кони рысью устремились вперед, постепенно переходя в галоп.
Утро быстро разгоралось, однако то и дело набегали серые облака. Ветер налетал, рвал ворот куртки и трепал волосы. Калион задорно ржал, будто хотел переспорить стихию. Время от времени облака разбегались, и тогда в просветах проглядывало голубое небо, и Тьелпэ, запрокинув голову, любовался им.
Келон приближался, и небольшой отряд начал забирать влево, к скалам. Когда в траве стали попадаться камни, Куруфинвион спешился, продолжив путь пешком. Отпустив Калиона пастись, нолдо стал забираться все выше в горы. Туда, где, по словам аммэ, находился валун. Свернув в последний раз, он наконец увидел то, что искал. Присев на ближайший камень, Куруфинвион стал разглядывать удивительную породу зеленого цвета.
«В самом деле напоминает хромдиопсид, — подумал он и, осторожно протянув руку, бережно погладил. — Только совсем прозрачный».
Фэа эльфа замерла от восторга при виде подобного совершенства. Хотелось сделать что-то, но мысль ускользала. Тьелпэринквар все сидел, любуясь, и в этот момент в просвете облаков блеснул луч Анара. Пронзив камень насквозь, он сверкнул в глубине, и Тьелпэ вдруг озарило. Фигура! Изображение птицы, стремящейся к небесам, но заключенное в самый центр минерала — вот то, что подходит этому камню больше всего.
Мастер похлопал себя по карманам, только сейчас сообразив, что не захватил ничего хоть сколько-нибудь подходящего.
«А впрочем… ведь мне ничего и не надо, кроме собственных рук».
Широко, в предвкушении улыбнувшись, он протянул ладонь и, распахнув осанвэ, потянувшись к камню своей фэа. Мысль устремилась вглубь, прощупывая по дороге каждый встреченный кристалл, соображая, как изменить структуру решетки. Прикрыв глаза, Куруфинвион погладил осторожно минерал пальцем и запел.
Анар поднимался все выше и выше. Облака наконец разошлись, явив миру ясное, широкое небо. Верные, присев у подножия горы, оглядывались по сторонам и ждали. Кони щипали траву.
Песнь лилась, и в голосе ее слышались свет и счастье. Быть может, сама по себе она и не была нужна — работал мастер силой собственной мысли и фэа, но с нею ему было веселей и уютней.
Тьелпэринквар пел, вспоминая, и перед глазами его расстилался Благой край. Такой, каким он запомнил его в дни далекого детства. Душа парила, и казалось, что в мире больше не существовало зла. Затем его фэа полетела в Белерианд, и Тьелпэ снова вспомнился праздник и танец. Душа встрепенулась, почувствовав нечто важное, а на изображении внутри камня появился птичий глаз.
Скоро миновал полдень, и ладья Ариэн поплыла в западному краю горизонта. Птица в камне распахнула крылья и воспарила. Казалось — еще мгновение, и она оторвется и улетит.
Прерываться не хотелось, поэтому Тьелпэ, не прекращая работы, достал лембас и быстро перекусил. Силы вернулись, и вскоре пернатая обрела раздвоенный хвост. Стало ясно, что это ласточка.
Когда Анар проделал две трети пути, Тьелпэринквар широко улыбнулся и отер с лица пот. Работа была закончена.
Спустившись к верным, он обнаружил, что те уже приготовили горячий обед и ароматный травяной напиток, возвращающий силы.
— Благодарю вас, — от души сказал он, и все трое с аппетитом поели.
Поднявшись наверх, верные с любопытством осмотрели работу лорда и, спустившись назад, похвалили. Скоро кони были оседланы, и Тьелпэ с верными направили их в сторону крепости. Долгая интересная прогулка была кончена.
«Быть может, это была Ненуэль?» — подумал Куруфинвион на обратном пути, вспоминая дневную работу и ощущение, поселившееся в груди.
Душа трепыхнулась и воспарила, а сердце забилось часто-часто.
«Она уже давно выросла, должно быть», — снова подумал он.
Вдруг нестерпимо захотелось увидеть ее, и пришла твердая, непоколебимая уверенность, что в своих поисках он на верном пути.
«И если я прав, то горы означают тайный град, в котором намеревался спрятаться Турьо».
Пренебрежительно фыркнув от одной мысли о подобном побеге, Тьелпэринквар тряхнул головой и подумал:
«Теперь я так или иначе точно найду ее. Даже если не сейчас — то чуть позже. Я умею ждать».
* * *
— Тебе теперь тоже тяжело в Менегроте? — спросила Галадриэль у мужа и, подойдя ближе, положила руку ему на плечо.
Келеборн, как раз собиравший сумки, застыл и медленно обернулся.
— Да, — признался он. — Воздух тут словно давит на грудь, и становится невозможно дышать. Уверен, что это отголоски магии тьмы.
Нолдиэ кивнула и сосредоточенно поглядела перед собой, словно прислушиваясь к чему-то.
После возвращения в Дориат они еще сильнее, чем прежде, полюбили прогулки. Только в лесу, оставшись наедине с природой или с немногочисленными верными друзьями, они могли немного расслабиться и на время отпустить заботы.
Она глубоко вздохнула и принялась собираться. Одевшись в укороченное охотничье платье и тонкие брюки, она заплела волосы и уложила их венцом в прическу, которую так любил Келеборн.
— Ну что, готова? — уточнил он.
— Да, — ответила она и взяла одну из сумок.
Покинув покои, супруги миновали несколько коридоров и постов стражи и вышли на свободу, под сень леса. Анор приветливо светил сквозь резные кроны, ликующе пели птицы, и фэар в тот же миг стало легко и радостно.
— Поедем верхом? — спросила Галадриэль и озорно посмотрела на мужа.
Супруг перехватил ее взгляд и весело улыбнулся в ответ:
— Ни за что на свете! Предлагаю бегом. Сирион тут совсем рядом — ты же не хочешь сказать, что тебе такой путь не по силам?
Нолдиэ очевидно этого и ждала. Задорно вскрикнув, она закинула сумку на плечи и сорвалась с места. Келеборн рассмеялся и, в свою очередь поудобнее перехватив поклажу, бросился догонять жену. Поравнявшись, они переглянулись и, не сговариваясь, повернули, выбрав более длинный путь до реки.
Застоявшаяся за последние месяцы кровь бурлила в жилах, фонтанами радости вырываясь наружу. Ветерок приятно обдувал лица, роар наполнял восторг движения. Деревья, пышные кусты орешника мелькали мимо. Алые, белые, желтые головки цветов тянули ввысь, но останавливаться, чтобы рассмотреть их поближе, пока не хотелось.
Легко рассмеявшись, Галадриэль весело тряхнула головой и потянулась к любимому. Келеборн взял ее за руку, и оба, не сговариваясь, побежали еще быстрее. Они летели теперь, обгоняя ветер. Так, как никто в мире не умеет, кроме квенди. Анор не спеша совершал свой обычный путь по небу, и скоро, когда ладья Ариэн едва проделала половину пути, впереди, в просвете деревьев, заблестела вода. Келеборн и Галадриэль замедлили бег и вскоре перешли на шаг.
— Эсгалдуин, — проговорил тот, и в голосе его послышалось легкое благоговение. — Один из притоков Сириона.
— Твой любимый остров находится где-то здесь? — уточнила жена.
— Верно.
Они подошли наконец к берегу, и синда пристально огляделся по сторонам. Нолдиэ опустилась на колени и смочила пальцы в воде:
— Здесь нет переправы?
— Нет. Этот уголок тем и хорош, что в нем легко найти уединение. Мы не захотели нарушать его, возводя мосты.
— Понимаю и одобряю.
Келеборн вывел из зарослей камышей легкую лодочку и, протянув руку, помог любимой взойти на борт, а сам сел на весла. Прислушавшись к птичьим трелям, он удовлетворенно кивнул:
— Вокруг все спокойно. Мы можем отправляться.
Маленький челнок легко заскользил, взрезая воду, и дочь Арафинвэ, устроившись полулежа на носу, стала смотреть на высокие, раскидистые ивы, склонявшиеся к самой воде.
— Словно любуются своим отражением, — прокомментировала она и улыбнулась.
Келеборн рассмеялся:
— Почему бы и нет — они действительно прекрасны.
— О да!
Лодочка мягко ткнулась в пологий берег. Синда спрыгнул первым и протянул руку жене.
— Благодарю, — ответила она и ласково сжала его пальцы.
Вытащив челнок на берег, они забрали сумки и, оглядевшись по сторонам, отправились вперед.
Островок был почти идеально круглой формы. Как только ивы остались позади и последняя из их ветвей с тихим шелестом опустилась за прошедшими эльфами, Галадриэль остановилась и восхищенно выдохнула:
— Как красиво!
Укрытая от внешнего мира густой, почти непроницаемой зеленой занавесью, поляна, поросшая разноцветной гвоздикой и ветреницей, чемерицей и перловником, предстала перед их взорами.
— Волшебное место.
Келеборн кивнул и вслух прокомментировал:
— Я очень люблю его.
— Понимаю.
Он подошел к жене и мягко обнял ее. Она обвила его шею руками и склонила голову на плечо. Некоторое время они так стояли, наслаждаясь близостью друг друга, слушая чарующие, тихие звуки леса и реки. Воды мерно текли, оберегая островок и двух квенди от всех возможных посторонних взоров. Листва нежно шелестела, а лучи Анара, отражаясь от волн, сверкали, подобно жемчужной россыпи.
Муж поманил жену за собой, и оба с удовольствием легли в траву. Галадриэль устроила голову на плече Келеборна, и пальцы их переплелись. Долгое время они молчали, глядя на небо и слушая звенящую, умиротворяющую тишину.
— Я думаю, — наконец серьезно заговорил синда, — что нам не стоит ехать к Завесе лично.
— Почему? — удивилась нолдиэ.
— Это опасно.
— Хм, — неопределенно хмыкнула нис. — Поскольку я не думаю, что ты испугался, можно попросить тебя изложить соображения подробней?
— Охотно. Ты ведь знаешь, что королева каким-то образом узнает о перемещениях через границу?
— Да.
— А снятие копии с ее заклятия, это то, чего она, несомненно, пропустить не сможет. Один я бы рискнул отправиться, но ведь ты не останешься в стороне?
Несколько минут Галадриэль молчала, а после подтвердила:
— Верно. И что ты предлагаешь?
Она с надеждой поглядела на мужа. Тот задумчиво покусал губу и наконец произнес:
— Великий Сирион, что протекает через Дориат, уже помог нам однажды. Мне думается, стоит попросить реку поучаствовать еще раз.
— То есть?
— Пусть вода сама принесет сюда структуру заклятия. Ей это сделать будет не трудно. Мы напоем ей Песню, и…
— Ну, на мою просьбу Ульмо вряд ли откликнется, — призналась Артанис.
— Допускаю. Но отказывать мне у него нет причин.
— Тогда…
Она встрепенулась и поднялась, опершись ладонью о землю:
— У тебя ведь кольцо аванирэ с собой?
Келеборн поднял руку и продемонстрировал.
— Тогда действуй!
Он рывком вскочил и мягким, пружинящим шагом пошел к реке. Галадриэль, в волнении сжимая руки, следовала за ним. Синда опустился на колени и коснулся пальцами воды. Он распахнул осанвэ и впустил в душу ласковый шелест волн. Почувствовав отклик, принялся излагать просьбу.
«— Ты поможешь нам?» — спросил он в конце концов.
И ощутил всей фэа, всем сердцем горячее согласие — реке были противны зло и тьма.
И тогда он запел. Ту самую Песню, которая помогала им в Минас Тирите в первый раз. Звуки летели и растворялись в волнах. Прошло совсем немного времени, и все было кончено.
— Сирион согласен посодействовать, — проговорил он, вставая. — Вода принесет заклятие, и нам останется только записать его на твой браслет. Река же будет хранить обе копии — колдовства, наложенного на меня, и магии Завесы.
Галадриэль подошла и молча, обняв мужа, поцеловала его. Келеборн улыбнулся и, ответив жене, предложил:
— Быть может, пообедаем?
— Давай! — охотно согласилась она.
* * *
— Отец! — резким движением распахнув дверь кухни, Тьелпэринквар замер, пораженный увиденным.
Куруфин стоял у стола и сосредоточенно, вдумчиво собирал сумку: лембас, фрукты, запеченное мясо и даже кувшинчик с медовухой.
— Ты чем тут занят? — на всякий случай уточнил Тьелпэ, подходя ближе.
В распахнутое окно врывались буйные краски лета, щебет птиц и сияние Анара. Хотелось бросить все хлопоты и отправиться погулять, но разговор откладывать не стоило.
Искусник обернулся и, с любопытством посмотрев на сына, пояснил:
— Я пригласил твою мать на прогулку. А ты чего такой взъерошенный?
Еще раз окинув того внимательным, оценивающим взглядом, он наконец оставил свое занятие и подошел ближе.
Куруфинвион вздохнул и безотчетным движением запустил пальцы в волосы.
— Понимаешь, — заговорил он, подбирая слова. — Посоветоваться надо…
— И я даже догадываюсь, о чем.
Что именно видит на его лице атто, он знать не мог, однако подозревал, что многое. За минувшие сутки он несколько раз ловил в зеркале свой взгляд, в котором отражались обуревавшие его эмоции и то новое чувство, которому он сам пока никак не мог подобрать название.
— И что скажешь? — с надеждой подался вперед Тьелпэ, однако Атаринкэ покачал головой.
— Сначала ты сам расскажи — может быть, я не прав.
— Сомневаюсь. Однако…
Он снова вздохнул, собираясь с мыслями, и наконец заговорил. Он делился всем тем, что случилось с ним и теперь не давало покоя: первый сон, заставивший проснуться и взяться за флейту, недавняя песня, слышанная лишь им одним. Тьелпэринквар говорил и в то же самое время чувствовал, как собственные мятущиеся мысли его приходят в порядок. Он следил взглядом за отцом, а тот расхаживал не спеша по кухне из угла в угол, время от времени качая головой и чуть заметно хмурясь, а после наконец остановился и, оглянувшись невидящим взглядом, уселся на краешек стола.
— Что происходит, отец? — спросил сын с волнением в голосе, окончив повесть.
Искусник вздохнул и, мгновение помолчав, ответил:
— То, что должно было однажды случиться. Ты вырос.
— Но это ведь не любовь? Мне кажется, — тут Тьелпэ запнулся, поняв, что снова не в силах подобрать слова. — То есть, мне думается…
Куруфин усмехнулся:
— Конечно, нет. Когда придет любовь, ты это поймешь сразу же, уверяю. Это чувство ни с чем невозможно спутать. Однако твоя фэа уже выбрала свою единственную. Пусть даже ты, йондо, этот момент проворонил.
Он снова встал и прошелся по комнате. Тьелпэ с волнением следил за ним, обдумывая услышанное.
— Фэа выбрала? — уточнил он наконец.
— Да, — кивнул Курво. — И я рад по крайней мере тому, что твоя избранница нолдиэ, пусть даже из Второго Дома, а не синдарская дикарка.
— Атто!
— Что?
Их взгляды встретились, и Тьелпэ первый, махнув рукой, с облегчением рассмеялся. Атаринкэ весело ухмыльнулся в ответ и, покачав головой, снова заговорил:
— Ты теперь стоишь на перепутье, и перед тобой расстилаются две дороги. На первой тебя ждет любовь, и если ты сделаешь хоть один шаг по этой тропе, то уже не сможешь свернуть. Вот только никто не даст ответа, ожидает ли тебя в конце счастье.
— А вторая?
— Там ты можешь не предпринимать ничего для поисков своей девы, отказаться от намерения быть когда-либо вместе и жить, как прежде. Но ты уже не сумеешь полюбить другую, даже если захочешь, и будешь обречен на одиночество.
На несколько мгновений повисла тишина, и стало отчетливо слышно, как над клумбой под окном жужжит шмель.
— И это выбор? — наконец спросил Тьелпэ.
Куруфин кивнул:
— Да.
— Что ж, тогда я знаю, что намерен предпринять.
— Я и не сомневался, — признался отец. — Ты свободен в своей судьбе, в отличие от нас — от меня и твоих дядьев.
Куруфинвион рывком поднялся и заглянул отцу в глаза:
— Ты так говоришь сейчас, словно не счастлив.
На лице Атаринкэ отразилась целая гамма чувств:
— Не так. Конечно, я счастлив, если ты обо мне и твоей матери. Но все гораздо сложнее. Впрочем, не забивай себе этим голову, йондо, и просто радуйся, что эта доля тебя обошла. Ты будешь искать Ненуэль.
— Обязательно!
Куруфин улыбнулся:
— Я так и знал.
— Хотя прямо сейчас это вряд ли возможно.
— Понимаю. Что ж, значит, у тебя есть время в деталях продумать план. А пока мне
все же надо закончить сборы.
Разговор завершился, и Тьелпэ, от души поблагодарив отца, вышел во двор и отправился в сад. Мысли текли свободно и ровно, а фэа пела.
«Любовь уже, или еще нет, но это чувство действительно прекрасно! Я все сделаю, чтобы ее найти!»
Новые ощущения с непривычки немного пугали, но в то же время прибавляли уверенности и сил. Тьелпэринквар чувствовал эту бурлящую внутри энергию, это пламя, что разгоралось все жарче. Он горы был готов… да хоть в одиночку сравнять пики Тангородрима с землей, хоть проникнуть в тайный город Турукано и незамедлительно увезти ту, что однажды станет его мелиссэ. Однако недаром отец намекнул, что торопиться не стоит — сперва и впрямь нужно разобраться в себе, понять новые эмоции и научиться их контролировать — он же не хочет испугать свою избранницу необузданным порывом. Ему предстоит пройти еще долгий путь, и чувство изменится, станет более глубоким и зрелым… А до тех пор можно наслаждаться необычной яркостью мира, открывая нечто новое вокруг и в себе самом, строить чудесные планы…
Сунув руки в карманы котты, Тьелпэ не спеша отправился бродить по дорожкам сада. Сердце его учащенно билось, а мысль летела через равнины Эстолада туда, где должна была теперь находиться Ненуэль, дочь Глорфинделя.
Теплый радостный ветер ворвался в окно мастерской, принеся ароматы меда и трав. Тьелпэринквар улыбнулся умиротворенно и мечтательно и отложил инструмент. Время близилось к полудню, а, значит, можно было сделать небольшой перерыв и немного прогуляться.
Накинув на плечи легкую куртку, он вышел, осторожно притворив за собой дверь, и направился в сад.
В последнее время он все больше времени проводил за ювелирным столом, чем у наковальни. Фэа, летевшая навстречу новому, такому волнующему и неизведанному, просила действий и в то же время сосредоточения. В памяти по-прежнему звучали слова песни, столь четко и ясно, словно он слышал их собственными ушами.
Присев на скамейку, спрятавшуюся в тени густых пушистых туй, Куруфинвион сунул руки в карманы и немигающим взглядом принялся смотреть на фонтан, выполненный в форме лилии.
«Где ты? — думал он, обращаясь к Ненуэль, словно она могла его слышать. — Чем теперь занимаешься?»
Вопрос, помнит ли дева Куруфинвиона, не вставал — ответ был утвердительным, в противном случае он бы не услышал зова. Но знает ли она теперь о его собственных мыслях? Хотелось верить, что да, однако, когда он размышлял об этом, его начинали одолевать сомнения. Смог ли он тогда послать ответный зов? Все же нисси более искусны в подобных делах. А он…
Вода вырывалась из самой середины цветка и рассыпалась прозрачными хрустальными брызгами на дне мраморной чаши. Чуть позже, когда он найдет Ненуэль, а сердце его откроется навстречу их любви, он сможет объяснить ей и рассказать обо всем, что передумал и перечувствовал за последнее время. Однако хотелось, чтобы она и сама обо всем догадалась.
Золотой луч Анара пронзил воду в фонтане, рассыпавшись яркими искрами. В памяти всплыл прозрачный зеленый камень, в центре которого он выполнил птицу, а в уши ударил звонкий смех девы, столь знакомый и одновременно непривычный. Такой ли теперь голос у дочери Глорфинделя или же нет? Этого он знать пока не мог.
Взглянув на небо, Куруфинвион понял, что пора возвращаться к работе, и, поднявшись, направился назад в мастерские.
Золотой песок по-прежнему терпеливо ждал рук мастера, поблескивая на свету, и будто мечтал о чем-то. Нолдо с улыбкой протянул ладонь и прислушался к тихому шепоту породы. Та явно хотела стать чем-нибудь новым и удивительным на шее девы.
«Похоже, наши намерения совпадают», — подумал Тьелпэ.
Он сел за стол и взял в горсть несколько драгоценных крупинок. Сколь часто он видел изящные, а подчас витиеватые украшения на эльфийских девах. Но теперь он был почти уверен, что самое удивительное из них еще не родилось.
Немного прищурившись, Тьелпэринквар распахнул пошире осанвэ и попытался разглядеть форму того, чем мечтало стать золото. Крупинки поблескивали, словно стремились продемонстрировать, как же они хороши.
«И разве, в самом деле, так уж необходимо кардинально менять их форму?» — подумал он вдруг и, вздрогнув, распахнул глаза.
Теперь он видел будущее ожерелье четко и ясно, воочию представив, как оно будет сверкать на шее любимой.
«Причем без всяких камней!»
Теперь фэа пылала нетерпением, а пальцы чуть подрагивали. Вздохнув глубоко, он усилием воли привел мысли и чувства в порядок и открыл ларец с инструментами. Работа закипела.
Время шло, мгновения сливались в минуты, сменяясь часами и днями. Не раз и не два приходилось Тьелпэ со вздохом сожаления отправлять на переплавку почти готовые гранулы — те неизменно оказывались слишком велики. Начав с размера горчичного зерна, он все уменьшал и уменьшал его. В конце концов, крупинка стала величиной в треть толщины волоса самого нолдо.
Устало потерев переносицу, Тьелпэринквар поднес ее к увеличительному стеклу и внимательно рассмотрел. Фасетные гранулы победно сверкали, разбрызгивая золотые искры окрест во всех направлениях сразу, и молодой мастер почти воочию вдруг представил, как будет сиять готовое ожерелье на шее Ненуэль, оттеняя ее чудесные волосы. Сердце подпрыгнуло в груди и часто заколотилось.
«Теперь действительно то, что надо», — понял он.
Однако предстояло еще сделать основу с узором в виде лепестков лотоса, и на него уже припаять мириады гранул зерни, покрыв ими полностью ожерелье.
Наконец, спустя многие недели, труд Тьелпэринквара был закончен. Бережно взяв украшение в руки, он поднес его к окну и с трудом подавил желание зажмуриться — так оно играло в лучах Анара. Широко улыбнувшись, молодой мастер аккуратно завернул его в мягкую тряпицу и убрал в ларец. День, когда он сможет вручить его той, кому оно предназначено, наступит еще не скоро. Теперь же стоило заняться кое-чем другим — рядом была еще одна нис, которой он ничуть не меньше хотел преподнести такой же по красоте дар, и которая могла надеть его сразу. Аммэ.
«И ей, пожалуй, подойдет узор в виде крыльев бабочки».
Придвинув к себе чистый лист, он набросал рисунок будущей основы, который вынашивал в груди все это время, и вновь окунулся в работу.
* * *
— Съездил бы ты на юг, проведал мелких, — сказал Куруфин.
— Да какие они мелкие-то, — возмутился было Келегорм, но, перехватив взгляд брата, сник.
— Тьелко, — тихо произнес Искусник, — в Химладе все спокойно, а ты… ты на себя перестал быть похож. Уверен, Амбаруссар смогут помочь…
— Мне не нужна ничья помощь! — рявкнул Турко.
— Тогда просто проверь, как идут дела на Амон Эреб. Вдруг им что-то нужно.
— А палантира у них, конечно же, нет. И сказать сами они не могут… — не унимался Келегорм.
— Тьелко, ты невыносим! Едь уже к братьям! Или вы поругались? — решил все же уточнить Куруфин.
— С чего бы это? — удивился Охотник.
— Тогда передавай им привет!
«Заодно поможешь им со щенками, о которых они мне рассказали. А, может, и глянется какой тебе, торон…» — подумал Искусник, взглядом провожая брата.
* * *
Эльф медленно шел среди деревьев, низко наклоняя голову и втягивая ее в плечи. Лес, его лес, где не было ни одного незнакомого росточка, становился все мрачнее и неприятнее. Он так и норовил подставить корень под ногу или же хлестнуть веткой по лицу. Однако делал это как-то лениво, неохотно, словно вынужденно подчиняясь неизвестной злой воле.
Только захлопнув за собой дверь кузницы, Эол смог перевести дух.
«Что за напасть? То девы в белых одеждах мерещатся, то деревья восстают против меня… Определенно, не той оказалась песня, чьи отголоски я впервые услышал, когда ступил в эти земли много-много лет назад. Тогда…»
Эол принялся вспоминать, как его закружил водоворот искрящихся, бурлящих и переливающихся эмоций синды, что некогда встретил здесь любовь. Его настолько покорила сила чувств, чей отголосок не развеялся с годами, не растворился среди прочих чувств, что он, не задумываясь, перебрался жить и творить в Нан Элмот.
А потом все изменилось. Словно и не было той волшебной и светлой песни, будто привиделась она кузнецу, оказавшемуся в мрачном давящем лесу, которого избегали квенди.
Теперь же, после отказа служить Властелину севера, началась неявная, но борьба. За право жить здесь, оставаясь собой, ибо все чаще назойливый шепоток проникал в сознание Эола, убеждая, уговаривая, обещая разное. Что удивительно, голос был сладок и принадлежал нис, а не нэру.
«Неужели верны слухи, что передали птицы и звери Дориата?» — задумался Эол.
Смех Мелиан все звучал и звучал в его ушах, словно говоря, что его сопротивление бесполезно.
* * *
— Ну вот, melmenya, мы и дождались с тобой.
Финдекано, услышав слова любимой, вздрогнул и, отодвинув незаконченное письмо отцу, вскочил из-за стола, обратив на нее немного растерянный взгляд. Армидель улыбнулась ласково и понимающе. Бережно погладив большой живот, она задумчиво посмотрела в окно. Там, на фоне ясного неба, прогорал закат, и на восточном крае уже начинали зажигаться звезды. В кронах деревьев перекликались птицы, а листья нежно шелестели, будто говорили о чем-то.
— Наш ребенок? Он собирается появиться на свет? — зачем-то счел необходимым уточнить Финдекано, хотя и сам прекрасно знал, что именно это и происходит.
— Верно.
Перо, которое он до сих пор держал в руках, выпало из вмиг ослабевших пальцев и спланировало на пол. Подбежав к жене, он обнял ее за плечи и заглянул в глаза:
— Что мне делать?
— Не волноваться, — Армидель вновь улыбнулась и провела тыльной стороной ладони по щеке мужа. — Это радостное событие, но произойдет оно не прямо сейчас. Нужно время. Позови пока нис, с которой договаривались заранее. Она опытная в таких делах.
— Хорошо, — с готовностью пообещал Нолофинвион.
Он проводил Армидель в спальню и помог ей лечь на кровать, а сам отправился в крыло верных. Найти целительницу не составило труда. Собрав все необходимое, она отправилась к леди, а ее муж решил заглянуть на кухню.
«Вдруг мелиссэ захочет перекусить или попить?»
Впрочем, лембаса не нашлось, однако были яблоки, ароматный свежий хлеб и сок. Взяв всего понемногу, он вернулся в покои и, поставив поднос на тумбочку, сел на кровать и обнял Армидель за плечи. Жена пристроила голову у него на груди.
— Не думал я, когда был юн, что мой ребенок появится вдалеке от Амана, — признался он, задумчиво глядя в окно. — Мир виделся таким надежным и неизменным, и мне казалось, что так будет всегда.
На небо взошла ладья Тилиона, посеребрив кусты и деревья сада. Целительница хлопотала у камина, готовя из трав какой-то отвар. Принюхавшись, Фингон различил нотки крапивы, тысячелистника и пастушьей сумки.
— Спой мне, — попросила жена.
Их пальцы переплелись, и Финдекано вдруг всей душой захотелось, чтобы малыш, готовый появиться на свет, почувствовал, как сильно отец его любит.
— О чем? — спросил он у Армидель.
— Не знаю. Спой, что сам захочешь. Что сердце подскажет.
— Как пожелаешь, родная.
Прикрыв глаза, он прислушался к голосу фэа. В памяти всплыли картины родного дома, и вот из самого сердца полились слова. Аман. Золотое и Серебряное Древа, счастье и юность. Красота. Он пел, и звуки, словно тонкие ручейки, сливались, образуя звенящие реки, и уплывали в даль. Куда-то за горизонт. Армидель слушала, и можно было подумать, что она тоже видит эти удивительные картины, сама находится там. Рука об руку с мельдо.
«Быть может, однажды мы еще пройдемся вдвоем родными полями, и я покажу любимой места, где я вырос», — мечтал Финдекано.
Жена сильнее сжала его руку, роа ее напряглось, и повитуха, приблизившись, сказала ей что-то. Он не расслышал, что именно. Волнение приливной волной поднялось в груди. Хотелось сделать хоть что-нибудь, помочь, поддержать. Но в его силах было только быть рядом и продолжать тихонечко петь.
Притихли ночные птицы, деревья умолкли, словно погрузившись в сон. На восточном крае неба постепенно начинала разгораться заря, когда наконец взволнованный молодой отец услышал первый громкий крик.
— Йондо! — воскликнул он, вскакивая и порываясь бежать.
— Да, это мальчик, — подтвердила целительница. — Поздравляю вас, лорд.
Она омыла ребенка и, вручив его отцу, занялась госпожой. Прошло еще немного времени, и вот уже она, распрощавшись, покинула покои, и отправилась к себе. Армидель лежала и с улыбкой глядела на мужа и сына. Финдекано все смотрел на личико малыша, на темный пушок волос на макушке. Он вглядывался в черты сына столь внимательно, словно стремился увидеть его судьбу.
— Теперь нам стоит подумать над именем, — проговорила Армидель.
Фингон поднял взгляд и, улыбнувшись широко, прошептал:
— Я люблю тебя, мелиссэ.
Присев осторожно на край кровати, он наклонился и поцеловал жену:
— Благодарю тебя.
Она потянулась к столику и взяла ароматный хлебец, а муж, вновь поднявшись, стал ходить по комнате, по-прежнему держа сына на руках.
— Не знаю, правильно ли это, — заговорил он наконец, — но я уже думал над именем.
— Вот как? — удивилась дочь Кирдана.
— Именно. И, кажется, я знаю, как назову его.
Любимая вопросительно подняла брови, и он, вздохнув глубоко, ответил:
— Эрейнион.
— «Потомок королей»?
— Да. Ведь это же правда.
— Ну… по сути, да. Твой отец — Нолдоран. А еще есть Финвэ.
— Не только они. Твой отец тоже Владыка.
— Но не король.
Сын Нолофинвэ пожал плечами:
— Мы оба знаем, что это лишь формальность, дань гордыне Тингола. По сути же он полноправный король фалатрим.
Армидель весело фыркнула:
— С этим я спорить не буду.
— Еще бы. Но даже не это самое главное.
— А что же? — полюбопытствовала она.
— То, что это имя звучит практически одинаково на обоих языках — и на квенья, и на синдрине. Его не нужно будет переводить, как мое. Он будет только Эрейнион.
Одно бесконечно долгое мгновение в покоях висела хрустальная, звенящая тишина, а после Армидель рассмеялась:
— Вот это, безусловно, неоспоримый аргумент. Я согласна. В самом деле, Эрейнион — замечательное имя.
— Спасибо, мелиссэ, — откликнулся Финдекано и, наклонившись, вновь поцеловал любимую.
В письме Нолдорану, полетевшему в Хисиломэ спустя пол часа, он сообщил, что малыш родился и назван Эрейнионом. Фингон также пригласил отца приехать погостить.
«Мы ждем тебя», — добавил он в конце свитка.
* * *
Пищащие комочки со всех сторон обступили трех нолдор, сидящих на корточках возле их матери.
— Ну хороши же, Турко? — в очередной раз произнес Питьо. Тот согласно кивнул, внимательно изучая поведение малышей. Щенки ползали, игрались, сосали мать, а некоторые отправлялись в свои первые, недалекие странствия, изучая окружавший их диковинный мир.
— Какого себе возьмешь? — улыбаясь, спросил Тэльво.
— Я? — зачем-то уточнил Келегорм.
Брат кивнул.
— Да мне не нужен. У нас отличная охотничья свора.
— Ну, а себе? Друга, а не только напарника, — пояснил Питьо.
— Нет, — твердо произнес Турко. — Другого не будет.
Амбаруссар переглянулись, вздохнули, но спорить с Охотником не стали.
Вдоволь насмотревшись на щенков, Келегорм поднялся и внимательно поглядел на близнецов.
— Помнится, при встрече вы что-то говорили про визит к авари, — начал он.
— Да, — кивнул головой Амрод.
— Тут недалеко, — поддержал брата Тэльво. — Можем отправиться после обеда. Все равно заночевать предстоит в их поселении, если мы не желаем их обидеть.
— А мы, как ты понимаешь, не желаем, — подвел итог старший из близнецов.
Тьелкормо кивнул, неотрывно глядя на одного щенка — он крайне походил на Хуана. Те же повадки, окрас, выражение моськи. Размер только отличался, но в данном случае ничто из выше перечисленного не имело значения — Келегорм твердо решил более не обзаводиться собственным псом.
В негустой лес, что находился во владениях Амбаруссар, но был признан ими, как земли авари, братья прибыли, когда ладья Ариэн начала свой путь на запад.
Лесные эльфы радушно встретили нолдор, но в этот раз сразу же после приветствий сообщили лордам, что имеют важные вести, принесенные зверями да птицами. Не привыкшие спешить, авари то и дело останавливались, приглядываясь, присматриваясь, прислушиваясь. Нолдор же желали действовать, особенно непривычный к таким визитам Тьелко. Ему было откровенно скучно, хотя Амбаруссар мило беседовали, смеялись, интересовались делами у знакомых им эльфов. Турко успел уже десять раз пожалеть, что не остался если не в Химладе, то хотя бы в Амон Эреб, когда его чуткие уши уловили всего одну фразу: «А с ней был серый пес. Невиданных размеров!» И говоривший достаточно точно показал рукой высоту в холке Хуана.
Келегорм практически одним прыжком оказался рядом и, не забыв улыбнуться, произнес:
— Поподробнее, пожалуйста.
Аваро удивился, но, поборов внезапный испуг, вызванный неожиданным появлением нолдо, начал рассказ. О путях, коими шел эльф, он слушал вполуха, отметив лишь, что тот забрался достаточно далеко на север, к границам, а, может, и на территорию Химлада. В любом случае, важным было то, что говоривший видел нис, странствовавшую в одиночку, в сопровождении лишь огромного пса, крайне похожего на Хуана.
«Выходит, он променял меня на какую-то красотку», — с досадой подумал Турко.
— … и насколько я понял, именно этот волкодав помешал деве перейти реку и оказаться в лесу, где обитает мрачный кузнец.
— В Нан Элмот?
— Вроде так вы зовете его, — согласился, подумав, аваро и добавил: — Плохое место, злое. Нехорошее колдовство когда-то там вершилось, и его отголоски до сих пор опасны. Оттого и не стоит ни гулять там, ни знаться с кузнецом.
— Опиши деву, — попросил Келегорм, пытаясь понять, отчего Хуан предпочел общество той незнакомки.
Впрочем, с первых слов ему стало понятно.
«Ириссэ! Так ты бросился на помощь кузине, мой славный малыш! Но отчего не привел ее к нам? Где вы сейчас?» — думал он, не сомневаясь, что пес не бросит Аредэль, пока та не окажется в безопасности.
Узнав главное, Тьелкормо поблагодарил аваро и нашел братьев, сидевших у костра и внимательно слушавших вождя этих эльфов.
— … звери и птицы стали избегать тех мест, словно видят или чуют там опасность. Более того, многие стали покидать лес и направились на юг раньше срока.
— Выходят, они спасаются из Дориата? — ужаснулся Амрод. — Но что могло произойти в королевстве Эльвэ… Элу? — тут же поправился он.
— Этого мы не знаем. Путь закрыт. Никто из моих разведчиков не был там. И не будет — я не желаю рисковать ни одним аваро!
— Мы не просим вас об этом, — тут же ответил Тэльво. — Лишь выразили свое удивление.
— Я вас понимаю. Однако, — тот встал навстречу Тьелкормо, — поприветствуем еще одного гостя, одного из лордов Химлада.
Келегорм кивнул и произнес положенные слова.
Когда же беседа потекла вольно и свободно, он тихо шепнул Амбаруссар:
— Хуан нашелся.
— Где? — почти что закричали близнецы.
— Да тише вы, — рассмеялся Турко. — Он не сбежал, а пришел на помощь Ириссэ. И теперь с нею. Где-то.
— Добрая весть, торон, — отозвался Питьо, — вот только… кузину б надо поскорее найти. Понимаешь, когда она покидала нашу крепость, то была почти что одержима идеей найти какого-то менестреля…
— Ей Кано мало?
— Да не за этим, — махнул рукой Амрас. — Слушать баллады она никогда особо не любила…
— А того эльда похоже что очень, — встрял Амрод.
— Все так серьезно? — зачем-то уточнил Келегорм.
Амбаруссар кивнули.
— Найдем. И ее саму, и ее любимого, и Хуана.
— Ты только представь, как он по тебе соскучился!
Турко улыбнулся.
* * *
Нолофинвэ в очередной раз перечитал послание и поторопил коня. Внук. Первый и пока единственный. Как же хотелось взять его на руки, посмотреть в родное лицо.
«Интересно, цветом волос он пошел в мать или отца?» — неожиданно подумал он, стремительно приближаясь к крепости в Ломинорэ.
— Атто! — радостно приветствовал его Финдекано, светясь от счастья.
— Скоро и тебя так назовет твой малыш, мой дорогой, — ответил он, обнимая сына за плечи.
Финголфин быстро привел себя в порядок с дороги и вскоре оказался в гостиной, где на диване удобно расположилась Армидель с эльфенком на руках.
— Рад видеть тебя! Вас, — тут же поправился он, при этом неотрывно глядя на младенца.
— Позволь представить тебе наследника, атар, — торжественно произнес Фингон, а Армидель в этот момент встала.
— Эрейнион, наш сын и твой внук, — с гордостью произнес он.
Нолофинвэ бережно взял малыша на руки, как когда-то самого Финдекано.
«Будь счастлив, мой хороший. Живи достойно, не знай горестей и бед!» — думал он, и невольно сердце сжималось от того, что не стоит рядом Анайрэ, радуясь первому внуку вместе с ним.
Эльфенок тем временем с любопытством рассматривал новое лицо, что склонилось над ним. Его темно-серые, почти черные глаза ярко блестели, словно в них была частица изначального света. Казалось, малыш понимал намного больше, чем могло передать окружающим его крохотное тельце.
С неподдельным удовольствием Финголфин отметил темные волосики, покрывавшие голову младенца.
«Как он похож на Финьо. Вот только носик у него мамин. А ушки папины», — в очередной раз улыбнулся он, возвращая Эрейниона Армидель.
— Я очень рад за вас, — произнес Нолофинвэ. — И за всех нолдор. Он будет достоин своего имени и свершит много великих дел.
— Надеюсь, уже мирных, — ответил Финдекано, чуть склоняя голову.
— Мне тоже хочется в это верить, — задумчиво произнес Нолдоран.
— Кстати, а где Ириссэ? — несколько неожиданно встрепенулся он, ощутив смутную тревогу в сердце. — Меня она не встретила, к племяннику не пришла.
— Уехала, — нехотя ответил Фингон.
— Давно?
— Да, атто.
— Куда?
— Я не знаю.
— И ты отпустил ее?!
— Атар, она полюбила, — тихо ответил Финдекано.
— И кто ее избранник?
— Я не знаю. И на тот момент не знала она.
— Что ты такое говоришь? — голос Финголфина наполнился гневом и беспокойством.
— Это долгая история. Я расскажу тебе все, что мне известно самому. А пока что я хотел бы воспользоваться палантиром…
— Майтимо подождет! Я хочу знать, что с моей дочерью! Ты теперь сам отец и должен уже понять…
— Хорошо, — согласился он. — Пройдем в кабинет. Разговор предстоит долгий, а нам не стоит утомлять Армидель.
* * *
Со вздохом удовлетворения Ненуэль загасила огонь в печах. Длинный день подходил к концу, а вместе с ним и работа.
Подойдя к низкому мраморному столику у стены, она с удовольствием поплескала себе на лицо, смывая усталость и пот. Теперь ее смальта насчитывала несколько тысяч оттенков, и вскоре она сможет, наконец, переложить заново мозаики Ондолиндэ, сделав их более яркими и красочными. Такими, какими они были задуманы ею изначально.
За окошком буйно цвели вишни. Лучи Анара, опускавшегося постепенно к пикам круговых гор, оттеняли нежные лепестки и делали картину поистине удивительной.
«Стоит, пожалуй, немного прогуляться», — подумала дева.
Еще лучше было бы позвать с собой Идриль, но подруга работала над одной из галерей дворца и отвлекаться на пустяки, конечно же, не захотела бы.
Достав из деревянного резного ларца жемчужные шпильки, она переплела заново волосы, заодно украсив их. Кожаная налобная лента, уже порядком поизносившаяся, отправилась в ящик стола. На ходу сунув в рот лембас, Ненуэль распахнула дверь мастерской и выбежала в сад. Отчего-то хотелось петь, а в сердце поселилось и с каждой минутой все больше росло предвкушение чуда.
«Что-то произойдет? — гадала она. — Фэа чувствует? Или это просто радость от окончания долгой работы?»
Ответа ей, впрочем, пока было знать не дано, поэтому она, прикрыв глаза, вдохнула полной грудью пьянящий аромат цветов и неспешно отправилась вглубь сада.
Над цветами примулы сосредоточенно жужжали шмели, и дева, остановившись, некоторое время любовалась их маленькими мохнатыми тельцами.
В этот момент неподалеку раздался чуть слышный шорох, и Ненуэль, подняв глаза, увидела Эктелиона. Поняв, что его присутствие обнаружили, он сделал шаг вперед и, прижав ладонь к груди, склонил голову:
— Alasse. Позволишь составить тебе компанию?
Дева вздохнула. Вдруг показалось, что свет Анара померк до срока, но отказать в столь малой просьбе тому, кто был ей всегда добрым другом, она не могла.
— Разумеется, лорд Эктелион, — ответила она.
— Благодарю. Я не буду тебе докучать, обещаю.
— Я… — начала она было, желая опровергнуть высказанное предположение, и растерянно замолчала, вдруг потеряв мысль.
— Как твои успехи в создании смальты? — спросил Эктелион, и Ненуэль, оживившись, принялась рассказывать о своих последних завершающих опытах.
Мастерица бурно жестикулировала, помогая себе руками, и на лице ее вскоре заиграла вдохновенная, счастливая улыбка. Она повернулась к спутнику, вряд ли, впрочем, видя его в этот момент, ибо думы ее витали в своем, далеком от сада и вишен мире, и свет ее глаз изгнал наконец с его лица печаль.
Вдруг Ненуэль вздрогнула. Внезапно остановившись, словно споткнулась о камень, она подняла глаза к небу и к чему-то прислушалась.
— Что случилось? — спросил Эктелион.
Спутница его некоторое время молчала, и на лице ее постепенно проступала радость.
— Вы слышите? — спросила она.
— Что именно?
— Голос.
— Нет.
— Мужской. И он словно зовет меня.
Ей вдруг почудилось, что голос этот она уже слыхала однажды.
«Это он?»
Она вновь прислушалась, на этот раз еще внимательнее. Звуки стали громче. Теперь она была уверена — в интонациях нэра различались любовь и нежность. Тот, кого она звала. Вдруг показалось, что ее фэа окутали чем-то пушистым и теплым и укачивают, напевая ласково на ушко.
«Ненуэль…» — различила она и, не сдержавшись, радостно вскрикнула:
— Это он! Это он! Наконец… Я уверена!
Порывисто прижав руки к груди, она побежала вперед, не разбирая дороги. Туда, где ей слышались звуки родного голоса. Эктелион постоял, провожая деву взглядом, и, убедившись, что она скоро пришла в себя и, напевая тихонько себе под нос, направилась домой, постоял еще немного и, тяжело вздохнув, отправился бродить по городу.
Закат прогорал, и его последние отблески играли на хрустальных шпилях. Голубизна неба уступала место черному покрывалу ночи. Фэа болела и кричала, уже почти привычно. Идти отдыхать совершенно не хотелось, и лорд Дома Фонтанов, некоторое время бесцельно гулял по засыпающему городу, пока не обнаружил себя у дома Ненуэль. Он сел на скамью и принялся глядеть на ее окна. Мысль, что вместе с возлюбленной ему никогда не быть, заставляла сердце стенать и плакать.
Дверь отворилась, и хозяин, спустившись вниз, расположился рядом с ним. Оба молчали. Наконец, Эктелион поднял взгляд и посмотрел в серьезное, печальное лицо друга. Губы Глорфинделя были плотно сжаты, а брови нахмурены. Порывисто вскочив, он прошелся туда-сюда, потрясенно развел руками и обессилено облокотился о ствол ближайшего дерева, и с губ его сорвался судорожный вздох.
— Ничего не говори, — проговорил наконец Эктелион. — Я сам знаю. И все же я ни за что на свете не согласился бы отказаться от своей любви. Это счастье, понимаешь? Несмотря ни на что. Я наслаждаюсь тем, что могу быть рядом с нею, могу видеть и слышать ее. И знаешь, иногда, когда она забывает, что я ее люблю, она улыбается мне. До тех пор, пока не появляется незримо он. Тот, другой. Кстати, не знаешь, кто это?
— Она не рассказывала, — покачал головой Глорфиндель. — Впрочем, догадки имеются.
— Тогда не говори мне ничего.
Эктелион вздохнул и, поднявшись, сунул руки в карманы котты и направился по дорожке. Друг так же молча пошел рядом.
— Я не знаю, сколько месяцев или лет мне отпущено. Я буду рядом с ней все время, пока смогу.
— Зачем?
— А вдруг понадобится моя помощь?
Глорфиндель промолчал.
— Когда-нибудь он придет лично, — задумчиво прошептал Эктелион и замолчал, с тоскою глядя на звезды.
— Что ты тогда намерен делать? — спросил друг прямо.
— Не знаю.
— Но я отец. Ты понимаешь, что я не смогу пожертвовать счастьем дочери, даже ради нашей дружбы?
Эктелион вздрогнул:
— Об этом я и не собирался просить тебя. Нет! Когда к тебе придет тот, другой, забудь о том, что я твой друг, и будь только отцом. Прошу тебя.
— Это я могу обещать.
Светили звезды, где-то в отдалении играла свирель.
— Хотел бы я хоть раз посмотреть на него, — сказал Эктелион и вновь замолчал.
Разговор не клеился. А, может быть, им просто больше нечего было сказать друг другу.
Когда впереди вновь показались огни дома, Глорфиндель попрощался с Эктелионом и вошел внутрь, а тот, еще немного постояв, вдруг порывисто запустил руки в волосы и с силой дернул. С губ его сорвался то ли стон, то ли вой, немного напоминающий волчий. И снова все стихло.
Спать не хотелось, и он отправился к Вратам Ондолиндэ. Там, среди товарищей, ему удавалось иногда не думать о своей любви.
— Возвращаемся, лорд? — спросил Норнвэ Маэдроса.
— Да, здесь нам больше делать ничего, — согласился он. — Если бы где и остались твари, наши разведчики уже обнаружили б их. Возвращаемся.
Майтимо знал, что многие верные спешили оказаться дома — всем хотелось встретить праздник среди родных и друзей, а не на северных рубежах.
Нолдор любили день Середины лета, самый светлый, радостный, но в то же время с привкусом легкой горчинки — с этого момента, хоть и по чуть-чуть, но начинал убывать свет.
Сам Маэдрос достаточно ровно относился к нему, скорее наоборот, считал, что его, как лорда, будет ожидать больше забот и хлопот, связанных не только с безопасностью земель. Однако в этот раз ему, как и спутникам, не терпелось поскорее вернуться в Химринг, словно там его ожидало нечто действительно радостное.
Когда отряд оказался в крепости, один из верных тут же подлетел к Майтимо, сообщив, что лорд Финдекано несколько раз пытался связаться с ним по палантиру. Быстро окинув взглядом своих спутников и убедившись, что его присутствие более не нужно, Маэдрос поспешил к себе в кабинет, на ходу выясняя, не было ли гонцов из Ломинорэ или Хисиломэ. Отрицательный ответ заставил его поторопиться.
«Где же ты, друг? У своего отца или…» — думал Маэдрос, положив ладонь на палантир, когда его вызов наконец приняли.
— Aiya, лорд Нельяфинвэ, — раздалось в камне и в голове, когда он увидел Нолдорана.
— Доброго дня… — Майтимо на секунду задумался, как стоит поприветствовать Нолофинвэ: как короля или же как родича.
Однако тот тут же развеял его сомнения:
— Рад видеть тебя, Нельо. И давай оставим этот торжественно-официальный тон. Я сейчас позову Финьо, пусть он сам все тебе скажет.
Маэдрос кивнул, немного удивившись.
Палантир еще не успел показать радостного, но немного встрепанного кузена, как Майтимо услышал:
— У меня родился сын! Ты представляешь, маленький такой, с темными волосиками и очень яркими глазами. Он такой… такой умница! Да, назвали Эрейнионом. А еще он любит, когда я ему рассказываю сказки. Или пою. Или…
— Финьо, остановись, пожалуйста, — смеясь, попросил его друг. — Я рад, очень рад за вас с Армидель. Нет, за всех нолдор! Прими мои поздравления.
— Прости, я увлекся, — сказал Фингон. — И благодарю тебя. Понимаешь, это может показаться странным, ведь я много времени проводил с братьями, когда те были малышами, но Эрейнион… он правда другой!
— Верю, Финьо, хотя подозреваю, что никогда и не узнаю, — признался Майтимо.
— Не говори так! Мы не знаем, что нас ждет, — с улыбкой произнес Финдекано.
— Здесь я с тобой соглашусь. Но это, по-моему, даже и неплохо.
На этот раз друзья не обсуждали ни укрепления, ни вести, принесенные разведчиками. Оба хорошо знали, что ни одна из новостей не была столь значима, как рождение сына Финдекано. Тем более, что времена настали действительно спокойные, и лишь изредка орочьи шайки беспокоили своим появлением нолдор. Однако с ними неизменно быстро и уверенно справлялись.
В приподнятом настроении Маэдрос покинул кабинет и наконец привел себя в порядок с дороги. Стоило немного отдохнуть, а после открыть праздник, которому надлежало длиться три дня и три ночи.
«Странно, когда мы только возвращались домой, я думал, что, как обычно, скажу положенные слова, какое-то время побуду со своим народом и потом, тоже как всегда, уйду на стену, чтобы издали глядеть на друзей и на Врага. Финьо-Финьо, что ты со мной в очередной раз сделал», — улыбаясь думал Майтимо, осознав, что хочет праздновать вместе с нолдор Химринга.
Времени на сборы было немного, а потому он решил в последний день праздника лично приготовить угощение для всех желающих, а пока что… вперед, к свету! Прославлять Анар, чьи золотые лучи щедро дарили тепло, обещая в дальнейшем богатый урожай.
Нолдор встретили своего лорда радостными приветствиями и тут же воцарилась тишина — в ожидании речи.
Однако Маэдрос на этот раз удивил всех. Он запел. Конечно, старший сын Фэанаро не обладал таким великолепным голосом, как Макалаурэ, однако его искренний порыв, его чувства и эмоции, которые он вложил, свершили практически невозможное — все нолдор, что собрались на праздник, подхватили мотив. Каждый вплетал свои слова, свои чаяния и надежды, но неизменно все они славили жизнь и свет.
Так прошла сама короткая ночь. И с финальный аккордом песни золотой луч разрезал тьму ночи, возвещая победу над ней.
* * *
— Пора возвращаться назад, в Менегрот, — вздохнула Галадриэль и посмотрела на мужа.
В лазурной синеве небес плыли легкие облака, ивы тихонечко шелестели, будто прощались. На сердце лежала тяжесть.
— Пора, — подтвердил Келеборн, нахмурившись. — Но так ли уж необходимо направляться сразу туда?
— Что ты имеешь в виду? — удивилась жена.
Муж не ответил. Легко вскочив на ноги, он протянул руку:
— Дай твой браслет.
Нолдиэ просияла, поняв, что он собирается сделать. В самом деле, за волнением она совершенно забыла об этом важном деле. Недели, проведенные на острове посреди Сириона, были до краев напоены счастьем, так что возвращаться в реальный мир с его горестями и бедами немножко не хотелось.
Галадриэль сняла браслет и протянула мужу. Он взял его и, поблагодарив кивком, направился к реке. Вода тихонько поблескивала, словно нежилась в лучах Анара, и тьма здесь и сейчас казалась невозможно далекой.
Присев на корточки, Келеборн коснулся ладонью поверхности воды и закрыл глаза. С уст его сорвались первые тихие слова Песни, и его супруга в который раз невольно отметила, какой же красивый голос у ее мельдо.
Отделанная серебром голубая куртка подчеркивала достоинства фигуры. Волосы свободно рассыпались по плечам, а лицо словно светилось изнутри. Все это, и еще нечто, идущее из глубины существа Келеборна, заставляло сердце Галадриэль восторженно трепетать.
Почувствовав ее взгляд, он обернулся и улыбнулся ей.
Слова Песни зазвучали громче. Сирион заискрился, и нолдиэ на миг показалось, будто золотой браслет пошел легкой рябью. Одно мгновение, и все смолкло. Повисла густая, всеобъемлющая тишина. Галадриэль тряхнула головой, и, словно в ответ на это движение Келеборн вновь вскочил. Подойдя к жене, он поцеловал ее, и та ласково обняла его за плечи:
— Так что ты имел в виду насчет маршрута?
Синда улыбнулся и провел рукой по волосам супруги:
— Всего лишь хотел предложить навестить Маблунга.
— А… — начала было дочь Арафинвэ и смолкла.
Ее муж протянул браслет и выразительно указал на него взглядом.
— Да, в самом деле, — согласилась она, поняв, что любимый имеет в виду. — Мы очень давно не видели наших товарищей.
— Тогда собираемся!
Он еще раз коснулся губами щеки любимой и принялся укладывать вещи в сумку. Галадриэль ему помогала, и спустя час они вывели из зарослей лодочку. Ту самую, на которой приплыли. Нолдиэ сидела на корме и неотрывно смотрела на удалявшийся островок.
— Наверное, это самое волшебное место в Дориате, — наконец сказала она.
— Согласен с тобой. И мы еще непременно вернемся сюда.
— Приложим все силы!
Спрятав челнок на противоположном берегу в зарослях, они надели сумки на плечи и, взявшись за руки, пустились бегом.
Ветер свистел в ушах, мелькали деревья, цветущие кустарники, заросли камыша. Путь был не близок — предстояло миновать лес Хирилорн, а затем Нельдорет.
Дни сменялись днями. Анар и Исиль не единожды приходили на смену друг другу. По вечерам двое путешественников останавливались, разбивали лагерь, и тогда Келеборн отправлялся на охоту. Галадриэль обычно занималась обустройством, собирала окрест обильно росшие ягоды. К тому моменту, когда в их походном котелке начинала булькать вода, появлялся супруг.
— Долгий у нас получился путь, — заметила как-то она, сидя у костра и глядя на огонь.
Синда поднял взгляд и лукаво прищурился. Галадриэль в ответ насмешливо фыркнула, а после в голос рассмеялась. Прозрачно-серые глаза Келеборна манили, и голова ее немного кружилась. Протянув руку, она погладила его волосы, и тогда муж, придвинувшись ближе, обнял ее. Дочь Арафинвэ довольно вздохнула и устроила голову у него на плече.
Над их головами мерцали звезды, совершенно такие же, как в начале мира.
— Хотела бы я, — сказала вдруг она, — чтобы у нас был ребенок. Дочка, похожая на тебя. Но это пока невозможно.
Келеборн вздохнул:
— Я тоже очень хочу, мелиссэ, но вокруг слишком много Тьмы. Мы не можем привести в такой мир дитя.
— Нет. Но я надеюсь, что Белерианд однажды изменится. Хоть немного. Настолько, чтобы решиться.
Муж протянул свободную руку, и пальцы их переплелись. Жена подняла взгляд и несколько долгих минут любовалась лицом, фигурой любимого. Он чуть наклонился, и она подалась вперед, обняв его за шею и прижав к себе.
Вокруг колыхались высокие травы, принявшие их в свои объятия и оказавшиеся такими ласковыми и мягкими. Небо чуть качнулось, и сердца забились в унисон. Два голоса, два стона слились в один, и обоим показалось, что в мире не существует больше ничего, кроме их любви и счастья.
Когда просветлело небо, Галадриэль и Келеборн проснулись. Вставать не хотелось, но их ждала дорога. Еще немного полюбовавшись светом дорогих серых глаз, жена наклонилась, поцеловала мужа и первая вскочила. Синда присоединился к ней и начал складывать вещи.
Тропа уводила их все дальше, вперед и вперед. Спустя еще несколько дней они прибежали на одну из пограничных застав.
Маблунг вышел им навстречу и распахнул объятия. В лагере их, казалось, ждали. Последовали радостные возгласы, разговоры, а после почти что пир. И только к вечеру, когда часть воинов, свободная от несения дозора, легла спать, военачальник Дориата спросил у прибывших:
— Так что за дело вас привело?
Языки пламени бросали отблески на лица, делая темноту вокруг еще гуще. Келеборн встал и молча сделал приглашающий жест. Галадриэль и Маблунг последовали за ним. Когда лагерь остался позади, а буки, словно верные стражи, окружили их со всех сторон, родич Тингола протянул руку к жене и взял ее браслет.
— Возьми, — заговорил он тихо. — И убедись сам. Тот, кто наложил на меня заклятие, и тот, кто создал Завесу, суть одно и то же существо.
Маблунг вздрогнул, но взял украшение, сжав его в ладони. Прикрыв глаза, он снял аванирэ и распахнул осанвэ. Нолдорские кольца, что носили его друзья, защищали его сознание, пока он сосредоточенно вникал в рисунок узоров и заклятий.
— Да, это так, — сказал наконец пограничник, сам с трудом веря собственным словам. — Но как же…
— Не знаю, как, — признался Келеборн. — Но это факт. Сирион в любой момент подтвердит тебе, если ты попросишь.
— Он может быть свидетелем? — оживился Маблунг.
— Да, — подтвердила Галадриэль и надела браслет на руку. — Воды реки хранят то же самое, что и мое украшение.
— Это хорошо, поскольку вы нас скоро покинете, а мне еще предстоит убедить остальных.
— А пока что… давайте отдыхать. Нам всем необходимо еще раз хорошенько все обдумать.
— Согласен.
Они еще постояли, слушая, как поют ночные птицы, и вернулись в лагерь. Келеборн и Галадриэль легли рядом на одно ложе, обнявшись и согревая друг друга. Тенями скользили меж деревьев стражи. Будущее немного пугало, но все же не слишком сильно. Ровно настолько, чтобы, отринув сомнения, отправиться на бой с тьмой.
* * *
— Проходи, — приветливо проговорила Нерданэль, откладывая инструмент.
С тех пор, как она смогла вновь ощущать фэа своего супруга, желание жить и творить вернулось, равно как и надежда, что однажды она сможет снова обнять любимого. Отчего-то она была абсолютно уверена, что ждать до конца дней Арды ей не придется. Все чаще ей снился странный, но добрый сон, словно ее внук за руку ведет своего деда, а за ними следуют многие нолдор, чьи души ныне обитают в Чертогах.
— Анайрэ, ты чего замерла? Проходи. Или случилось что? — уже обеспокоенно добавила она.
— У Финдекано родился сын! — выпалила нолдиэ.
— Поздравляю! — искренне обрадовалась Нерданэль. — Выходит, не зря он покинул Аман, раз встретил свою любимую на тех берегах.
— Да. Выходит.
— Что-то не так? — прямо спросила дочь Махтана.
— Ты все равно не поймешь, — сокрушенно вздохнула Анайрэ. — Мне безмерно тяжело говорить с мужем так, на расстоянии, по палантиру.
— Но он хотя бы жив! И, как я понимаю, вы помирились…
— Мы и не ссорились, — резко оборвала ее жена Нолофинвэ. — Просто я… сама же знаешь.
— Раз он решил поделиться с тобой радостью, значит, ты ему дорога. Пойми, Ноло не стал бы просто так использовать камень, — рассуждала Нерданэль.
Анайрэ кивнула.
— Знаешь, мне так хочется, чтобы… чтобы… — она мысленно перебирала всевозможные варианты, но ни на одном не могла остановиться. — Я не знаю, чтобы что, но я хочу быть со своей семьей!
— И будешь. Просто поверь мне, — неожиданно произнесла Нерданэль.
Анайрэ кивнула — в ее сердце в тот же миг поселилась уверенность в правдивости слов жены Фэанаро.
* * *
Весть о том, что у одного из верных родилась дочь, в мгновение ока облетела Химлад.
Лехтэ сидела в покоях у окна и выбирала нитки для будущего вышивания. Анар, несмотря на бодрящую весеннюю прохладу, радостно сиял, обещая погожий день, и ей казалось, что она слышит даже, как в ближайшем лесу в тени вековых деревьев несутся вниз по реке, подпрыгивая на перекатах, последние льдинки.
Голоса ворвались в сознание неожиданно, словно ветер в окно.
— Ты представляешь, дочка! — делился радостью один из воинов, похоже только что сменившийся с караула.
— Поздравляю! Как вы и хотели.
Нолдиэ встрепенулась, и на губах ее невольно заиграла счастливая улыбка. Ребенок в Химладе! У нолдор такое в последние столетия и без того случалось исчезающее редко, а уж на северных рубежах тем паче.
Впрочем, Ферниэль, которая теперь стала матерью, Лехтэ знала. Она была весьма одаренной художницей и замуж вышла незадолго до Исхода. Решение родить дитя, разумеется, было ожидаемым, однако будущие родители не торопились, вполне естественно опасаясь, что мир в любой момент может быть нарушен. Однако год назад решили рискнуть.
Широко улыбнувшись, нолдиэ поставила на стол шкатулку с нитками и вышла из комнаты.
— Леди Тэльмиэль, у нас дочка! — воскликнул Халтион, увидев ее.
— От всего сердца поздравляю вас с супругой, — ответила та. — Вы позволите навестить ее?
— Жена будет очень рада.
Поговорив еще немного, она попрощалась с верными и, бегом спустившись по лестнице, направилась в мастерские. Идти с пустыми руками к роженице было негоже, так же как заранее заботиться о подарке.
«Надо же, малышка! У нас, а Химладе! — повторяла мысленно Лехтэ, все еще с трудом веря произошедшему. — Как давно здесь не было слышно детского смеха!»
Однако сейчас следовало подумать, чем порадовать эльфиечку. Большой дар она изготовит позже, на Эссекармэ, сегодня же Лехтэ вполне успевала сделать две погремушки из дерева, например в виде медвежонка и птицы.
Достав инструмент, нолдиэ с удовольствием окунулась в работу. В памяти всплывали картины прошлого, когда она вот так же делала игрушки новорожденному Тьелпэ, и фэа снова пела, как в те далекие дни.
Время летело, разговоры неподалеку под окнами то утихали, то разгорались с новой силой. Прислушавшись, она поняла, что почти все обсуждают последнюю радостную новость.
Решив, что красить игрушку не стоит, она покрыла ее незатейливой, но нарядной резьбой, и подарок был готов.
Еще раз тщательно осмотрев погремушки и убедившись, что не осталось никаких заусенцев или шероховатостей, она присоединила к ним опал для молодой матери и отправилась в крыло верных.
Ферниэль, увидев гостью, просияла:
— Леди Лехтэ!
Та улыбнулась в ответ и приложила палец к губам. Молодая мать кивнула в знак согласия и сделала широкий приглашающий жест. Недалеко от окна стояла колыбель. Осторожно приблизившись, Тэльмиэль заглянула внутрь и увидела укрытую мягким теплым одеялом малышку. Темноволосую, как и большинство нолдор. Цвет глаз, однако, было не разобрать — новорожденная спала.
«Это вам с дочкой в подарок», — послала Лехтэ осанвэ и протянула Ферниэль приготовленный дар.
«Благодарю вас!» — ответила та, принимая.
«Как решили назвать?»
Ответила мать, не задумываясь:
«Алкариэль. Я предвижу, что она, словно луч Анара в грозу, озарит чью-то жизнь».
«Чью же?» — полюбопытствовала Лехтэ, и в ожидании ответа даже затаила дыхание. Подобные видения у матерей не приходят зря.
Однако Ферниэль пожала плечами:
«Лица я не видела, лишь темные волосы».
«Значит, нолдо?»
«Скорей всего, да».
Лехтэ снова с интересом склонилась над колыбелью. Нежданная радость для всех, а теперь еще и загадка.
«Какие же тайны хранит твоя жизнь?» — подумала она и, улыбнувшись, с нежностью провела пальцем по маленькой щечке. Малышка сладко сопела во сне.
«Пора мне, — послала осанвэ Лехтэ. — Вам с дочкой нужно сейчас отдыхать».
Молодая мать кивнула и положила ладонь гостье на плечо:
«Приходите еще, когда пожелаете. Мы будем рады».
«Быть может, я смогу чему-нибудь научить ее, когда она подрастет?» — внезапно предложила та.
Конечно, своей дочери у нее уже никогда не будет, Курво однозначно дал ей понять, что дети и Клятва не совместимы. Однако с каким удовольствием она бы позанималась с Алкариэль! Конечно, если ее мать согласится.
Та, услышав вопрос, вновь просияла и энергично кивнула:
«Это было бы замечательно! Я ведь сама не слишком хорошо пою и танцую».
«Тогда решено. Когда она вырастет, то станет истинной леди».
«Благодарю, госпожа!»
Анар постепенно начинал клониться к закату. Ферниэль не стоило утомлять, да и самой Лехтэ пора было подумать об ужине. Тепло распрощавшись, она пообещала, что скоро непременно заглянет снова, и вышла.
Фэа пела, предчувствуя грядущие годы радости.
«Но не только петь и танцевать ей надо будет научиться, — подумала нолдиэ. — Еще шить, вышивать. И на музыкальных инструментах играть. Да мало ли наук, которые необходимо знать настоящей эльфийской деве».
Задрав голову, Лехтэ увидела, как на ближайшей ветке поблескивали в золотых лучах первые крохотные листочки. Подпрыгнув, она дотронулась до них пальцем и поспешила на кухню. Скоро освободятся муж с сыном и наверняка захотят есть.
* * *
Оростель остановился, заметив друга, чье лицо озаряла искренняя и светлая улыбка. Конечно, Макалаурэ редко ходил хмурым и мрачным, все же времена пока были мирные и спокойные, но такой безмятежности и счастья он давно не видел. Очень давно. Разве что еще в Амане. Оростель собирался уйти, однако его заметили и окликнули.
Вместо привычного вопроса об обстановке вокруг Маглор вдруг поинтересовался:
— Тебе тоже кажется, что произошло нечто удивительно прекрасное?
— Эм-м-м. Пожалуй, да, — ответил он. — Я давно тебя таким не видел. И это замечательно!
— Я не об этом. Мелодия. Новая, удивительно прекрасная. Я слышу ее со вчерашней ночи. Она… она прекраснее всего, что только есть на свете!
— Так запиши ее.
— Нет, мой друг. Эти ноты не для инструмента, а для души. Моя фэа… она стремится туда, где источник этой музыки. Она летит навстречу. И это восхитительно!
Глаза менестреля сверкали, слова сами складывались в строки, а пальцы мысленно перебирали струны лютни. Эмоциям, с головой захлестнувшим Маглора, нужен был выход. Оростель как никто иной понял друга, быстро принеся тому инструмент и несколько чистых свитков. В том, что карандаш всегда имелся у Макалаурэ в одном из карманов, он не сомневался.
— Благодарю, — кивнул ему Кано, привычно и как-то ласково беря в руки лютню.
Оростель замер, не желая помешать, а в следующий миг чистый сильный голос взлетел в высь, ликуя и радуясь. Он отражался от скал, его подхватывал ветер, усиливали узкие ущелья. Птицы вторили менестрелю, помогая донести слова, что рождались сейчас в душе Маглора. Казалось, эта песнь долетела и до Эстолада, где в одном из домов светло и умиротворенно улыбнулась во сне малышка.
Отголоски ее полетели и на север, где заставили вздрогнуть владыку Ангамандо — такова была сила чувств, столь ненавистных Морготу, что охватила Маглора.
Поднявшись высоко-высоко, она устремилась на запад, где, минуя все преграды, достигла Амана и всколыхнула сонный покой Лориэна и Чертогов.
Фэар нолдор словно пробудились ото сна, что насылали майар Намо, вновь захотев познать радости бытия.
— Йондо, — встрепенулся Фэанаро, удивившись, как Кано смог пробиться к нему сквозь расставленные владыкой Мандоса ловушки.
Которые, впрочем, уже не были помехой для него самого. И потому, уловив восторг сына, он вновь устремился за пределы, чтобы дотянуться, прикоснуться к фэар тех, кто так был ему дорог.
Нерданэль улыбнулась во сне. Майтимо с уверенностью и гордостью оглядел новые укрепления на самом севере владений. Карнистир вдруг понял, что за делами, он упускает главное в своей жизни. Тьелкормо неожиданно для себя подумал об отце, но без прежней боли, Куруфин, до этого погруженный в раздумья, принялся что-то быстро писать. Амбаруссар переглянулись и одновременно прошептали:
— Атто...
А Макалаурэ все пел, славя жизнь и любовь. И не знал он, как поднялся со своего серого трона Намо и, глядя перед собой, проговорил:
— До скорой встречи, Канафинвэ Макалаурэ Фэанарион. Как же ты… не вовремя!
Вернувшись на Амон-Эреб, Келегорм сразу же начал собираться в дорогу.
— Уже возвращаешься к себе? — с грустью спросил Питьо.
— В Химладе я окажусь нескоро. Наверное. Так что не забудьте сообщить об этом Курво. Пожалуйста, — ответил он, затягивая заплечный мешок.
— Ты куда это собрался? — вмешался в разговор Тэльво.
— Как куда?! — возмутился Тьелкормо. — За Хуаном. И Ириссэ. Надо же разобраться, что там за менестрель такой выискался.
— Мы с тобой! — хором воскликнули Амбаруссар.
— В Химладе два, а то и три лорда, ведь Тьелпэ давно уже вырос. Я могу позволить себе оставить собственные земли. А вы? Или же решите разлучиться надолго друг с другом? Двоих я точно с собой не возьму, — твердо произнес Келегорм.
— Может, хоть отряд верных? — предложил Питьо.
— Я приехал к вам с пятью нолдор. Если они согласятся продолжить путь со мной дальше, то так тому и быть. Если нет, то другие мне просто помешают.
— Хорошо, торон, — кивнул Тэльво. — Но, может, дашь им время на сборы?
Как ни хотелось Турко отправиться незамедлительно, ему все же пришлось признать справедливость слов брата:
— Завтра утром. Больше я ждать не готов.
На следующий день шесть всадников покинули самую южную крепость нолдор и направились на север, в указанном аваро направлении.
* * *
— Атто, это нифредили? — спросил Эрейнион, присаживаясь на корточки перед целой россыпью белых цветов.
Он с надеждой обернулся на отца, однако тот покачал головой:
— Нет, йондо, это качим.
— Ух ты, — пробормотал восхищенный малыш и провел осторожно пальцем по нежному белому лепестку. — Мне кажется, они гораздо красивее!
Финдекано весело хмыкнул:
— Согласен.
Стоявшая рядом Армидель взглядом указала на раскидистый вековой дуб, обращая внимание мужа на удобное для отдыха место, и тот кивнул.
— Атто, а что было дальше?
Эрейнион пружинисто подпрыгнул и требовательно обернулся к родителю. Тот всю последнюю часть пути рассказывал сыну сказку, сочиненную им еще в Амане, когда сам был ребенком. Юный эльфенок в ту далекую ночь выбрался из постели и отправился гулять по залитому светом Тельпериона саду. Переливчато и нежно пели ночные птицы. Листья деревьев, озаренные серебряными лучами, казались почти прозрачными. Малыш шел, восхищенно жмурясь, и где-то в глубине его фэа рождалась история о маленьком лисенке, который вместе с другом-совенком отправился искать приключений. К ним потом присоединился маленький нолдо, не старше пятнадцати лет от роду…
«Что будешь делать, если эта история сподвигнет Эрейниона последовать примеру твоей компании?» — получил вдруг Нолофинвион осанвэ жены.
Устроившись поудобнее под дубом, он обнял сына и поднял взгляд на любимую. У той на лице не было страха или чего-то подобного, лишь жгучее любопытство.
«Как что? — ответил он, улыбаясь. — Пошлю верных, чтобы тайно сопровождали его».
Мать в голос рассмеялась и отправилась раздеваться, намереваясь искупаться. Тут Финдекано на миг утратил нить рассказа, однако сын настойчиво подергал его за рубаху. Сказка возобновилась, а дочь морского народа вошла в воду и поплыла вдоль русла реки.
Полуденные лучи отражались в воде, рассыпаясь множеством искр, и Армидель казалась окруженной золотистым сиянием. Финдекано залюбовался, а когда сын, заметив это, вопросительно поднял брови, спросил:
— Правда, твоя аммэ очень красивая?
— Да! — с энтузиазмом согласился малыш. — Самая прекрасная из всех!
Нолофинвион привлек Эрейниона и поцеловал его в макушку.
Бело-зеленое море трав слегка колыхалось, повинуясь дуновению теплого ветерка. В лазурной вышине носились птицы. Армидель стала на ноги и, вытянув ладонь вперед, замерла. Нэри принялись с интересом ждать, что последует дальше, а солнечный зайчик, до сих пор мирно плававший на воде, вдруг, словно живой, изменил направление и прыгнул эльфийке в ладонь.
— Ух ты! — закричал восторженно сын. — Я тоже так хочу!
Вскочив, он побежал к матери, а Финдекано, по-прежнему улыбаясь, последовал за ним. Раздевшись, они вошли в реку, и дочь Кирдана принялась рассказывать им обоим. Чуть позже она спросила:
— Хочешь научиться гладить волну?
— Да. А как?
— Смотри…
Она замерла, прикрыв глаза, словно прислушивалась к чему-то, а после открыла их и запела тихо и легко. Ее голос звенел, словно ручеек на перекатах, и вдруг река остановилась. Глаза Эрейниона расширились, да и отец его стал слушать еще внимательнее. А волна, за мгновение до этого замершая, упруго изогнулась, подалась назад и, поднырнув под раскрытую ладонь эльфийки, принялась ластиться, словно маленький котенок.
— Когда будете петь, — сказала Армидель, — не забывайте, что она живая и все слышит и чувствует. Сначала проявите уважение, скажите, что любите ее. Лишь после выскажите просьбу. Обычно ответ не заставляет себя ждать.
Река вновь ожила, весело расплескавшись. Одна из волн, прежде чем убежать, легонько пощекотала Эрейниона. Малыш рассмеялся и обратил на отца восторженный взгляд.
— Покатай, атто! — попросил он.
Финдекано посадил себе сына на плечи, и малыш широко раскинул руки, должно быть, воображая себя птицей. И все трое радостно рассмеялись.
* * *
Костры жарко горели, освещая небольшую поляну, что стала временным пристанищем людей, шедших на запад. Лес в этой части Белерианда не был густым, потому вождю племени стоило немалых усилий найти укрытое от посторонних глаз место на окраине соснового бора.
На этот раз решили встать лагерем на несколько дней, а то и на неделю. Переход звериными тропами дался им тяжело. Многие устали, некоторые заболели или же травмировались в пути. Знахарки, конечно, пытались исцелить соплеменников, но получалось у них не быстро — не хватало ни знаний с умениями, ни нужных трав.
Люди хлебали нехитрый ужин, когда кусты беззвучно расступились, пропуская вперед … дивное создание.
Высокое и красивое, оно, казалось, излучало свет. Хотя, возможно, это отблески костра играли на его золотых волосах. Появившийся замер, окидывая взглядом всех собравшихся на поляне, а затем заговорил, почему-то повернувшись к кусту, из которого только что шагнул на поляну.
Люди ни слова не поняли из речи Финрода, обращенной к своим спутникам, что пока не должны были показываться людям, дабы не напугать их.
Фелагунд неспешно подошел к одному из костров, пытаясь понять, кто перед ним. Зла он не чувствовал. Только боль и усталость. А еще страх. Незнакомцы боялись его. Они продолжали сидеть, судорожно вцепившись в миски и неотрывно глядя на него. Вдруг один из них встал и шагнул навстречу. Голос существа был хриплым, а речь отрывиста и немелодична. Финрод прилагал немало усилий, чтобы понять незнакомца. Вождь же, нахмурив брови, повторил свой вопрос. И в этот миг заплакал ребенок. Громко, отчаянно и в то же время из последних сил. Финрод мигом очутился рядом и, взглянув на малыша, запел, силой своей фэа исцеляя ребенка.
Люди зашептались, заволновались, кто-то потянулся к оружию, ощущая нечто для них новое.
Финдарато продолжил петь, даже когда ребенок уснул, до конца изгоняя из него болезнь. Мать, что все это время держала сына на руках, осторожно положила его рядом и упала на колени, славя на своем языке явившееся к ней божество.
И потянулись страждущие к Финроду, и пел он до самого восхода Анара. Когда же золотые лучи коснулись вершин сосен, он подошел к вождю, жестами объяснив ему, когда вернется. Добившись понимания, уставший Фелагунд также беззвучно растворился в кустах, где обессиленно повис на руке одного из верных.
— Уходим, но недалеко, — распорядился он. — Нас не должны найти.
— Кто это, государь? — поинтересовался один из спутников.
— Вослед идущие. Вторые дети Единого, насколько я понял, — отозвался Фелагунд.
— И этим должна достаться Арда?! — ужаснулся другой.
— Очень надеюсь, что в этой части валар … не совсем точно выразили свои мысли. Или же это ошибка перевода с валарина. Лично я не вел со Стихиями бесед, лишь читал свитки.
— Хотелось бы, чтобы вы оказались правы, государь. Иначе…
— Иначе это конец. Который, впрочем, неизбежен.
— Не будем о грустном, — улыбнулся один из нолдор. — Отдохните и решите, как нам дальше быть с этими … вторыми.
* * *
Теплые весенние лучи Анара постепенно прогревали воздух и землю, уставшую от долгой и холодной зимы. Птицы радостно пели, славя начало теплых и светлых дней. Легкие облака бежали по ярко-синему небу, а ветер привольно гулял в кронах сосен.
Эльдалоттэ прислонилась к стволу и прикрыла глаза, ощущая пробуждение природы, радость келвар и олвар.
Ангарато расположился рядом, на пушистом мху.
— О чем задумалась? — окликнул он жену.
Та лишь пожала плечами и улыбнулась:
— День уж больно хорош! Такой теплый, ласковый.
— Прямо как ты, — Ангрод вскочил на ноги и обнял любимую, целуя.
— Мы же никуда не торопимся? — зачем-то уточнил он, нежно проведя ладонью по ее щеке, шее, ключицам.
— Ты хотел успеть вернуться в крепость до отъезда Айканаро на север…
— Подождет! — ответил он, вновь привлекая к себе жену. — В конце концов, отправится завтра.
Эльдалоттэ не возражала, с удовольствием запустив пальцы в волосы мужа.
— Мелиссэ, — Ангарато посмотрел ей прямо в глаза. — Что ты сейчас ответишь на вопрос, который я давно задаю тебе? Может, уже пора?
Эльфийка вздрогнула и мотнула головой:
— Прости меня, но нет. Я слишком часто вижу во сне пламя у стен крепости. Я не готова привести в этот мир ребенка.
— Как скажешь, родная, — с печалью согласился Ангрод. — Но знай, мы одолеем Врага, и твои сны станут совсем другими. Только представь — к тебе будут тянутся маленькие ручки и бежать крохотные ножки…
Эльдалоттэ прижалась к плечу мужа:
— Я боюсь. За тебя. И особенно за Айкьо.
— Это все зимние сны, любимая. Ты же помнишь, почти беспрерывно дул северный ветер. Что хорошего он мог принести?
Та кивнула.
— А сейчас тепло и светло, птицы поют, травы шелестят… как ты прекрасна, мелиссэ!
Сосны своим ветвями укрыли супругов от любопытных глаз Ариэн, позволяя лишь только золотым лучам скользить по их сплетенным телам.
— Обещай мне, что не будешь сражаться с раукар, — лежа на плече у мужа, тихо произнесла Эльдалоттэ.
— Я не могу. Если они придут в Дортонион, и я, и брат встанем у них на пути.
Она лишь вздохнула и плотнее прижалась к любимому.
* * *
Алкариэль нахмурилась и сдула упавшую на лоб прядь волос.
— Перебирай струны чуть нежнее, — напомнила сидевшая рядом Лехтэ и, наклонившись, поправила руки малышки.
— Хорошо, я постараюсь, — пообещала та.
Играть уже сочиненные кем-то мелодии ее маленькая подопечная научилась вполне достойно, и теперь было решено попробовать исполнить что-то свое, по вдохновению. Алкариэль согласилась с заметным желанием, однако мелодия, даже самая простенькая, никак не рождалась. Малышка начинала сердиться и резко, невпопад дергать струны.
— Давай ненадолго прервемся, — предложила леди, и дочь Халтиона с готовностью положила инструмент на скамейку рядом.
Дурманяще пахли разморенные Анаром травы. Жужжали шмели, а со стороны тренировочной площадки доносился звон оружия.
— Попробуй прислушаться к голосу своей фэа, — начала Лехтэ, и юная эллет с готовностью закрыла глаза. — Что она тебе говорит? Радостно ей или грустно? Чего она хочет?
Алкариэль сосредоточенно сдвинула брови, немного покусала губу и наконец сказала:
— Ей весело и любопытно. Она хочет узнать еще больше нового.
— Вот и славно, — улыбнулась Лехтэ. — Теперь попробуй передать свое настроение через музыку. Просто прикасайся к струнам и проверяй, какие издают наиболее подходящие звуки. Как поймешь, что нашла нужные, пользуйся только ими, откликнувшимися тебе.
— Хорошо!
Малышка распахнула глаза и вновь с готовностью взяла инструмент. Пристроив его поудобнее на коленях, она принялась трогать струны одну за другой. Алкариэль то согласно кивала, то сердито мотала головой, будто пыталась отогнать надоедливого комара. Наконец, глубоко вздохнув, маленькая ученица расслабилась и действительно попробовала сложить мелодию.
— Уже гораздо лучше, — похвалила ее Лехтэ.
Эльфиечка довольно улыбнулась и, вдохновленная успехом, продолжила. Разумеется, музыка выходила еще очень неловкая, и все же это была именно ее собственная мелодия, продиктованная фэа, а не что-либо иное, сочиненное ранее другим эльда.
— Попробуй поменять некоторые ноты местами, — предложила наставница.
Ученица принялась экспериментировать, и скоро мотив стал более мелодичным и плавным.
— Вот это ты уже сможешь продемонстрировать родителям вечером, — сообщила Тэльмиэль.
— Ура! — обрадовалась ученица и, обернувшись, посмотрела с нетерпением: — Леди Тэльма, а мы будем сегодня бегать?
— Обязательно, малышка, — подтвердила та.
Бег, а еще метание копья и стрельбу из лука Алкариэль очень любила. Даже сильнее, чем танцы, и это несмотря на то, что двигалась и исполняла различные па ее юная подопечная действительно весьма талантливо.
Они еще немного позанимались, а потом, когда звон оружия смолк, Лехтэ завершила урок и отправилась с ученицей на опустевшую тренировочную площадку.
Малышка заняла исходную позицию и по сигналу наставницы пустилась вперед.
«Сюда бы Артанис, — подумала нолдиэ и улыбнулась собственным мыслям. — Вот бы кто смог действительно превосходно обучить ее всем спортивным премудростям».
Но, поскольку они с родителями малышки не собирались делать из нее чемпионку всенолдорских состязаний, которые, впрочем, в Белерианде не проходили, было решено, что умений самой леди вполне достаточно.
Алкариэль с разбегу перемахнула через препятствие и задорно рассмеялась.
— Молодец! — крикнула ей в ответ Лехтэ.
А бегунья, достигнув, наконец, мишени для метаний, схватила тренировочное копье и прицелилась.
На краю площадки появилась тень, и Тэльмиэль, обернувшись, увидела отца малышки. Тот, перехватив ее взгляд, кивнул, и вновь сосредоточился на дочери. Алкариэль же тем временем занесла руку и, приложив последнее мощное усилие, послала копье в полет.
— Ура, почти в самый центр!
— Поздравляю! — крикнул Халтион, и дочка бросилась к нему на шею.
Стоило сделать перерыв, да и самой Лехтэ было любопытно заглянуть наконец в мастерские и посмотреть, как дела у мужа и сына.
— Беги пока домой, — объявила она. — Отдыхай и играй. А вечером приходи — потанцуем.
— Скоро праздник Сбора урожая! — напомнила юная эллет.
— Верно. И ты должна быть на высоте.
Малышка решительно вскинула руку, демонстрируя серьезность намерений всех перетанцевать, и, весело рассмеявшись, помахала на прощание и пошла вместе с отцом. Лехтэ же, наскоро перекусив прямо на кухне, направилась к мастерским.
* * *
Куруфин устало отодвинул очередные расчеты и, не найдя в них ошибки, перешел в ту часть мастерской, где предстояло осуществить задуманное.
«Сколько всего уже сделал и сам, и с сыном, а с этой установкой никак не получается! И ведь чувствую, что решение уже совсем близко, почти рядом…» — думал он.
— Ясного дня, любимый, — радостно впорхнула Лехтэ, распахнув дверь. — Не помешаю?
— Нет, конечно. Хотя…
— Ты занят? Мне уйти, Курво?
Но тот уже не слышал, а быстро подлетев к столу, где лежали черновики, принялся что-то писать. Тэльмиэль знала, что отвлекать супруга в такие моменты не стоит, а потому отошла к окну и, сложив руки на груди, принялась наблюдать. Однако чем ее нежданное появление помогло ему, понять Лехтэ пока никак не могла.
Искусник все писал и писал, изредка бросая задумчивые, чуть вопросительные взгляды на жену, а после кивал сам себе и продолжал строчить.
Наконец, отбросив свиток, он подошел к супруге и обнял ее.
— Благодарю тебя, родная, — сказал он. — Ты очень помогла мне.
Лехтэ вопросительно подняла брови и ласково провела рукой по заплетенным волосам мужа:
— Чем же?
— Своим появлением. И украшением на твоей голове, — пояснил он.
Она с удивлением посмотрела на супруга и, немного подумав, напомнила:
— Ты же сам его мне сделал несколько лет назад…
— Я помню, мелиссэ, — улыбнулся в ответ Куруфин. — Но именно сейчас я понял, как воде следует выплескиваться на огонь. Конечно, одного этого будет недостаточно, и что противопоставить страху и ужасу, насылаемому Морготом, мы с Тьелпэ еще не нашли. Однако теперь я знаю, как поступить с водой. Думаю, сын справится с недостающими компонентами, и относительно скоро мы сможем испытать нашу новую разработку.
— Я очень рада, что смогла помочь, пусть даже так неожиданно, — ответила Лехтэ. — Испытывать снова поедете в Химринг?
— На этот раз к Кано. Я обещал ему.
— Это хорошо — я давно не видела Макалаурэ. Ты же возьмешь меня с собой?
— Если обстановка останется такой же спокойной.
Лехтэ улыбнулась и кивнула, а Куруфин нежно поцеловал жену.
* * *
Идриль провела ладонью по лбу и удовлетворенно вздохнула. Долгий труд по созданию галереи был завершен.
Падавшие сквозь высокие окна лучи Анара освещали убегавшие вдаль высокие круглые арки, на интрадосе которых было изображено густо усеянное звездами ночное небо, поддерживаемое колоннами в виде раскидистых дубов, тонких берез и мощных вязов.
Принцесса сняла туфли и пошла по выложенному камнем полу, беззвучно ступая, чтобы не спугнуть тишину.
Над межарочными пролетами их команда трудилась особенно долго. Она сама написала множество фресок, а Ненуэль украсила мозаикой своды. Поначалу роспись в точности воспроизводила ночные улицы Тириона. Казалось, что ты идешь по залитому светом Тельпериона городу, и эта иллюзия была настолько полной, что многие эльдар, войдя туда впервые, заметно терялись.
Итариллэ бережно провела ладонью по искусно нарисованной птице, затерявшейся в кроне дерева, и улыбнулась. Как раз в этом месте ландшафт постепенно начинал меняться. В привычный пейзаж оставшегося в прошлой жизни города нолдор вплетались все новые и новые детали, поначалу незаметно, но вскоре посетитель уже не мог не обращать на них внимания и шел, осматриваясь с неподдельным интересом. Всего четверть лиги пути — и вот уже город за пределами галереи был совершенно новый, ни на что не похожий. Иные башни, поля, сады. Хотелось выйти на балкон и, спустившись по лестнице, выбежать на улицу.
«Кажется, действительно неплохо вышло», — решила Итариллэ.
Теперь можно было и отдохнуть. Вновь надев туфли, она покинула дворец и направилась на поиски подруги. Ненуэль должна была работать над второй по счету мозаикой, которую она перекладывала.
Кивнув охранявшим ворота стражам, принцесса вышла на шумную, оживленную улицу, с радостью окунувшись в звенящий гомон.
Мощеная гранитом мостовая убегала вдаль. То и дело хлопали двери мастерских. Ветер доносил ароматы свежей выпечки. Мимо прошли сменившиеся с караула у Врат стражи, и дева кивнула им приветливо.
— Айя, принцесса, — ответил ей командир.
Дойдя до небольшой круглой площади, Итариллэ умылась в ближайшем фонтане и свернула на более тихую, тенистую улочку. В конце ее, окруженная яблоневыми садами, стояла ротонда, позади которой как раз и трудилась дочь Глорфинделя.
Остановившись так, чтобы целиком видеть немалых размеров мозаику, она с нежностью вглядывалась в изображенные на ней родные черты. Прадедушка Финвэ в минуту счастья. Взгляд его был устремлен вперед, в немного прищуренных глазах застыли смешинки, и можно было подумать, он видит нечто такое, чего не замечают другие. Богато расшитые пурпуровые одежды поблескивали золотом, фигуру короля окружала вьющаяся лоза, и над ним летали птицы.
— Удивительно хорош! — не сдержалась дочь Тургона, и мастерица, обернувшись, широко улыбнулась.
— Благодарю!
Она проворно сбежала по лесам вниз, и Итариллэ приветственно ее обняла.
— Ты не устала? — спросила прямо она.
—Есть немного, — не стала отпираться Ненуэль. — А ты хочешь что-нибудь предложить?
Принцесса склонила голову на бок, задумчиво прищурившись, и в этот момент удивительно напомнила молодую лисичку:
— Да, прогулку. Как ты смотришь на мысль проехаться по полям?
— Я только за.
Было решено отправляться немедленно, и обе девы направились во дворец, чтобы переодеться и взять коней.
— Как поживает дядя Турукано? — спросила Ненуэль. — Я его давно уже не видела за всей этой работой.
— По-прежнему, — ответила Итариллэ. — Или трудится, или грустит о маме. Я его, в общем-то, понимаю, но, право, не в состоянии уразуметь, почему он не допускает мысли о ее возрождении. Конечно, мне ее тоже не хватает, однако, когда я думаю о ней, то в сердце поселяется светлая радость. Я убеждена, что обязательно еще увижу аммэ!
— Надеюсь, твое предвидение исполнится! — поддержала Ненуэль с чувством.
У входа в сад они заметили Эктелиона, и Идриль, остановившись, спросила:
— Айя! Мы собираемся на прогулку. Не проводите нас?
— С удовольствием.
Он бросил быстрый взгляд в сторону Ненуэль, вопросительно приподняв брови, и та, помедлив всего мгновение, согласно кивнула. Нолдо просиял.
Девы направились каждая в свою комнату, чтобы переодеться. Конечно, дочь Глорфинделя гостила в своих дворцовых покоях очень редко, однако кое-что из одежды тут хранила.
Спутник вместе с лошадями ждал их рядом с конюшней.
— Куда направимся? — спросил он, помогая сперва Итариллэ, а потом Ненуэль забраться в седло.
Принцесса подумала, а после решила:
— В поля Тумладена!
Подруга ее радостно поддержала. Кони рысью побежали по улицам города, а после, спустившись по одной из троп с холма Амон Гварет, перешли в галоп. Ветер свистел в ушах, ласково перебирал волосы. Они летели вперед, наслаждаясь движением, словно птицы, порой вброд пересекали многочисленные ручьи. Когда Анар миновал часть пути, спутники спешились у одного из озер и, напившись, перекусили лембасом.
Приложив руку к глазам козырьком, Идриль посмотрела на виднеющиеся вдалеке горы.
— Как думаете, — задумчиво спросила она, — что происходит там, во внешнем мире?
Ненуэль пожала плечами:
— Не знаю.
Обе девы оглянулись на Эктелиона. Тот на один короткий миг замялся, а после ответил:
— Разведчики докладывают, что в Белерианде пока все спокойно. Орки если и появляются, то весьма редко и небольшими отрядами. Похоже, мир воцарился действительно надолго.
Итариллэ тихонько вздохнула и, сорвав травинку, сунула ее в рот:
— Хотела бы я побывать там, хоть ненадолго. Увидеть других эльдар и иные земли нолдор.
Дочь Глорфинделя помолчала немного, а после согласилась:
— Я тоже. Очень было бы интересно.
Песня, которая по идее должна была связать все компоненты противоогневой защиты воедино и вдохнуть в них жизнь, была полностью завершена. Однако Тьелпэринквар не был уверен, что они с атто наконец достигли цели.
Куруфинвион нахмурился и, открыв установку, что стояла сейчас перед ним на столе, закусил губу. Металл — порождение самой земли, химическая составляющая — порождение ума, Песня — порождение фэа.
«Что еще мы не учли?»
В самом центре поблескивал крохотными сиреневыми искрами густо-синий авантюрин.
«Словно ночное небо», — подумал Тьелпэ и, вынув камень, подошел к распахнутому окну мастерской.
Тревожно пылал алыми отблесками закат. Хотелось вскочить на коня и поехать к заставам, чтобы убедиться, нет ли поблизости орков.
Молодой мастер вздохнул и уже собирался убрать все и отправиться отдыхать, когда услышал необычный звук, похожий на звон крохотных колокольчиков. Тряхнув головой, он оглянулся и попытался вычислить источник.
«Как будто ничего такого поблизости нет», — растерянно подумал Тьелпэ.
На небо набежало облачко и загородило Анар. Золотые лучи погасли, и звук стих.
«Должно быть, показалось. Или…»
В этот момент облако рассеялось, лучи снова вспыхнули, и мастера наконец понял. Это в его руках звучал сам камень!
— Как интересно, — пробормотал он, и глаза его вспыхнули любопытством.
Протянув руку так, чтобы авантюрин оказался весь окутан золотистым сиянием, он убедился, что мелодия зазвучала с удвоенной силой.
— Какой любопытный эффект, — покачал головой Тьелпэринквар и улыбнулся невольно.
Внутри камня он заключил созданную им Песню. При приближении балрогов или темного пламени тот должен был начать петь. Громко. Так, чтобы услышали все окрест. Звона же колокольчиков он в него не закладывал.
— Может, сделать украшение матери?
Ничего подобного, разумеется, не было ни у одной эллет. Браслет с поющими камнями…
«И непременно золотой», — решил он, воочию представив украшение.
Устало потерев лоб, он понял, что прямо сейчас стоит немного передохнуть и настроиться на предстоящую работу.
Он вышел из мастерской. В саду стояла тишина. Не было слышно ни голосов, ни звона оружия. Лишь тихо журчали фонтаны, предлагая присесть неподалеку и предаться мечтам. Однако голодный желудок возражал. Тьелпэ повернулся и пошел в сторону дома. Увидев вышивавшую в тени беседки Алкариэль, весело помахал ей рукой.
«Как быстро выросла, — подумал он. — Еще недавно была смешной пухлощекой малышкой, и вот уже через несколько дней справляет совершеннолетие. Интересно, мои собственные дети будут так же быстро расти?»
Мысль пришла неожиданно и заставила глубоко задуматься. Немного поразмышляв, он пришел к выводу, что было бы слишком грустно — не успеть сполна насладиться детством своих малышей.
То, что Алкариэль ему машет рукой, он заметил не сразу.
— Лорд Тьелпэ! — окликнула его дева, заметив, что на нее наконец обратили внимание. — Может, побегаем?
— Увы, — улыбнулся он. — У меня еще есть дела. В другой раз.
Они попрощались, и Куруфинвион направился в кухню. Там, наскоро перекусив фруктами и сыром, он сделал себе горячий, ароматный травяной напиток и, взяв кусок пирога, удобно расположился на подоконнике. К тому моменту, когда образ будущего украшения во всех деталях предстал перед его мысленным взором, с ужином было покончено. Убрав за собой, он вернулся в мастерские.
Впрочем, в этот вечер он закончить работу, конечно же, не успел. На создание украшения у него ушло несколько дней. С любовью, напевая тихонечко себе под нос, создавал он узор из птиц и зверей, а после помещал авантюрин в оправу, скрепляя все свои действия Песней. Наконец, убедившись, что работа завершена, он отправился искать отца и обнаружил его в гостиной читающим что-то.
— Смотри, — сказал он ему, протягивая браслет. — Это для аммэ.
Он вкратце обрисовал свойства браслета, и Курво, взяв украшение, осмотрел его с интересом.
— Думаешь, ей такой пригодится? — спросил он наконец, чуть нахмурившись.
Тьелпэ беспечно пожал плечами:
— Надеюсь, что нет. Но, зная свою матушку… я бы перестраховался. К тому же это просто красиво.
— Это верно. Что ж, дари.
— Благодарю.
Найдя аммэ в иной мастерской, он пригласил ее в сад и там вручил свой дар. Камень зазвенел в полную силу, огласив радостными переливами все окрест.
— Благодарю тебя, йондо, — искренне сказала Лехтэ и, потянувшись, поцеловала сына.
— Однако, это еще не все, — отметил он и поведал о дополнительном свойстве украшения. — Если он вдруг запоет… Беги изо всех сил.
Тэльмиэль выслушала и серьезно кивнула:
— Хорошо, я запомню.
Затем она надела браслет и, отведя руку подальше, полюбовалась игрой света в глубине камня.
— Очень красиво, — прошептала она.
* * *
— Я отказываюсь в это верить! Это все заговор нолдор! — излишне эмоционально и громко сказал один из стражей Менегрота.
— Но река…
— Ты сам говорил с Сирионом?
— Нет, но…
— Никаких «но»! Келеборн женился на этой, из-за моря, — процедил сквозь зубы первый.
— «Эта», между прочим, родственница короля!
— Так она сама утверждает, — не унимался страж. — Я же слышал, что королева не одобряла их союз и с подозрением отнеслась к пришлой деве.
— Она не сделала ничего дурного, — спокойно возражал его товарищ по караулу. — Мне думается, нам надо будет съездить на границу и обо всем разузнать самим.
— Тут я с тобой соглашусь. Стоит.
— Сразу после смены?
— Пожалуй.
Лютиэн, дослушав разговор, неспешно вышла из-за угла и, кивком поприветствовав стражей, приказала следовать за собой одному из них. По странному стечению обстоятельств, именно тому, кто убеждал товарища в присутствии тьмы в Дориате.
— Что случилось, принцесса? Кому требуется моя помощь? — спросил, следуя за Лютиэн.
— Ты нужен моей матери и твоей королеве. Поспеши же, мудрая Мелиан ждет, — ответила она.
— Конечно, прекраснейшая, — с легким поклоном ответил синда и поспешил в тронный зал.
Оглянувшись на очередном повороте, он увидел принцессу, неотрывно глядевшую ему вслед и что-то шептавшую. Слов разобрать он не мог, да и уже не хотел. Неведомая сила уговаривала его поторопиться. Однако ноги не желали слушаться, противясь изо всех сил чарам.
Стражи у дверей тронного зала не ответили, почему королева звала его. Они вообще не проронили ни слова, молча глядя прямо перед собой.
Синда приоткрыл створку как раз в тот момент, когда Мелиан скрывалась за одной из потайных дверей, о наличии которых он хорошо знал. Тингола же на троне не было.
«Странно это все, — подумал синда. — Проверю-ка я тот коридор, куда направилась королева».
Стражи никак не отреагировали на необычное поведение эльфа, продолжая истуканами стоять у входа в пустой тронный зал.
Он более не чувствовал чар принцессы, что так настойчиво вели его к Мелиан. Видимо, магия рассеялась, как только приоткрылась дверь. Тихо и очень осторожно синда шел по коридору, скрытому от посторонних глаз густыми растениями. Ни голосов, ни других шагов он не слышал, а потому уже решил было, что ошибся, как вдруг, казалось из самой стены, до него долетел слабый шепот:
— Беги отсюда. Предупреди остальных!
В следующий миг вспыхнул яркий свет.
— Дорогой, у тебя гости? А я и не знала, — приторно-сладко проговорила Мелиан, обращаясь к Элу.
Король находился в небольшом помещении, напрочь лишенном каких-либо удобств. Тингол сидел на простой деревянной койке — единственном предмете мебели в маленькой тесной комнате, скорее напоминавшей нишу в стене коридора. Только теперь от прохода ее отделяла плотная занавесь лиан, которые, как показалось стражу, были весьма недружелюбно настроены и не пропустили бы никого без приказа своей госпожи.
— Я принесла тебе целебный отвар, любимый. Выпей и станет легче!
— Что с королем? — обеспокоенно спросил синда.
— Мой муж храбр, но порой опрометчив. Он решил, что зло смогло миновать Завесу и теперь желает погубить Дориат.
— Так и есть! — воскликнул Эльвэ.
— Пей скорее, мой ненаглядный, — властно произнесла Мелиан.
— И?
— Ах да, я отвлеклась, — королева поправила прическу. — Скорее всего, он вышел за предела нашего королевства и подвергся магическому нападению. Теперь ему зло кажется повсюду. Но я, разумеется, делаю все, что в моих силах.
— А если он прав, моя королева?
— Ты не веришь мне?
— Что вы, как можно. Прошу простить мои дерзкие слова, — синда склонил голову, пытаясь понять, как бы ему самому побыстрее покинуть это жуткое место.
— Да, ты можешь идти. Но помни — не стоит распространяться о недуге короля.
— Да, моя королева.
Синда поспешил назад, желая оказаться как можно дальше от майэ и ее отваров:
«На границу. К Маблунгу. Там решим».
— Убей его! — осанвэ Мелиан, подкрепленное сильнейшими чарами, достигло своего адресата.
— Но…
— Убей!
— Я… не… могу…
— УБЕЙ!
— Да. Nana.
— Простите, принцесса, — извинился синда, пройдя непозволительно близко от Лютиэн. Однако та его не слышала. Быстро вытащив из волос шпильку-стилет, она вонзила его в грудь ничего не подозревавшего эльфа. Лишь в последний момент рука дочери Элу дрогнула, и удар пришелся не в сердце.
Синда рухнул на холодный камень, а Лютиэн, убедившись, что колдовской металл растворился от напитавшей его крови, развернулась и ушла, обнаружив себя через полчаса у фонтана с испачканными кровью руками. О произошедшем она ничего не помнила, как не знала и о том, что раненный ею эльф смог проползти совсем чуть-чуть, но этого хватило, чтобы его обнаружил спешивший к своему отцу Трандуил.
* * *
Взошедший на небо Итиль посеребрил темные воды Сириона, и Артаресто, подняв взгляд, понял, что, в самом деле, уже очень поздно.
«Глоссерин и Финдуилас уже, наверное, давно спят», — подумал он и ощутил, как в глубине фэа уже привычно просыпается нежность.
Работы по укреплению берега и очистке русла реки продолжались уже несколько дней. Дозорные докладывали, что вокруг спокойно, и все же Ородрет торопился, не желая рисковать. Сам он, подобно верным, проводил у Сириона все свободное время и, следуя указаниям мастеров, по мере сил помогал.
— В самом деле, лорд, шли бы вы отдыхать, — предложил вдруг Нисимон немного ворчливым голосом. — Мы сами закончим, осталось немного.
Артаресто уже собирался возразить, однако посмотрел на друга внимательней и в последний момент передумал. С самого начала тот был против его участия, утверждая, что нолдор великолепно справятся сами, и теперь, похоже, решительно готовился отправить Арафинвиона отдыхать.
— Пожалуй, я соглашусь с тобой, — ответил наконец он и улыбнулся.
— То-то же, — смягчился Нисимон. — Идите, вас уже супруга заждалась поди.
— Легкой работы вам.
— Благодарю.
С тех пор, как в сердце его распустилась, подобно чарующему цветку, любовь, жизнь стала гораздо веселей и приятней. Дела давались намного легче, а уж возвращение в покои и вовсе становилось маленьким праздником.
Он взбежал вверх по склону и, поприветствовав стражу, вошел внутрь крепости. Уютно и мирно журчал фонтан, тихонько шелестела листва. Артаресто нашел взглядом окна покоев, и сердце его подпрыгнуло в груди, а губы сами собой расплылись в улыбке. Там горел свет!
Войдя внутрь, он взбежал по лестнице и толкнул дверь покоев.
— Melethron! — обрадовалась жена, а дочь, сидевшая на ее руках, радостно загулила.
Приблизившись, отец взял малышку на руки и поцеловал любимую.
— Как ваши дела? — спросил он.
— Никак не хочет ложиться без твоих историй, — пояснила Глоссерин.
Финдуилась в подтверждении ее слов засмеялась, продемонстрировав уже появившиеся маленькие белые зубки. Артаресто потрепал ее ласково по золотой пушистой головке и спросил:
— Сказку хочешь, да?
Малышка кивнула, явно подтверждая.
— Ну что ж…
Перехватив дочь поудобнее, Ородрет направился на балкон. С небес по-прежнему светили, разгоняя тьму, огоньки Варды. Усевшись на стул, он устроил Финдуилас на коленях и помолчал немного, собираясь с мыслями. Глоссерин тихо расположилась рядом и опустила подбородок ему на плечо. Арафинвион обнял ее одной рукой и наконец запел.
Конечно, это нельзя было в полной мере назвать сказкой. Места, о которых велась речь в балладе, до сих пор, несмотря ни на что, существовали в Эа. Родной Аман, холм Туна и Тирион, удивительно прекрасный и не похожий ни на что. Подняв одну руку, Артаресто, помогая рассказу, соткал из золотых и серебряных искр два маленьких древа, и сидевшая на его коленях малышка широко в восторге распахнула глаза. А отец продолжал…
Вслед за холмом появились дома и башни эльфийского града, потом они растаяли, а вместо них показались цветы. Мать, по-прежнему сидя рядом, смотрела с не меньшим любопытством, чем дитя. В конце концов, малышка начала клевать носом, и Артаресто, плавно поднявшись, отнес ее в кроватку, еще некоторое время продолжая балладу.
— Менестрели сложили эту песню здесь, в Белерианде? Или еще на том берегу? — спросила вполголоса Глоссерин, когда Финдуилас уснула.
— В Амане, — ответил Ородрет.
— Я так и подумала.
— Почему?
— В ней нет боли.
Улыбнувшись, муж легко и ласково поцеловал супругу, и та, обняв его шею руками, запустила пальцы в волосы. Сердца бились в унисон, а глаза Глоссерин сейчас казались ему ярче звезд.
— Люблю тебя, — прошептал он. — И это чувство прекрасно.
— Согласна с тобой, — ответила она.
И Артаресто, подхватив жену на руки, отнес ее в покои.
В детскую же тихонько вошла няня и села у колыбели охранять покой спящей, как то было заведено у синдар.
* * *
Хуан лежал рядом и грел. Ночи становились все прохладнее, и стоило уже подумывать о том, где провести очередную зиму. До этого Ириссэ гостила в различных поселениях нолдор и авари, стараясь все же избегать встреч с кузенами. Аредэль опасалась, что отец вознамерится вернуть ее если не в Барад Эйтель, то в Ломинорэ. Этого себе позволить белая дева не могла, а потому ограничивалась небольшими поселениями, из которых, впрочем, регулярно отправляла письма Финдекано. Волновать брата не стоило, а сама она тем более ничего не боялась, ведь с ней сейчас неотлучно был верный четвероногий друг и охранник.
— Что, мой хороший, куда теперь? — спросила Ириссэ пса, ласково поглаживая его умную голову.
Хуан молчал, лишь изредка приподнимая уши, прислушиваясь к доносившимся звукам.
Ирчей поблизости не было, да и в отдалении тоже. Он лишь несколько раз чуял приближение этих отвратительных порождений тьмы и уводил Аредэль подальше от их пути. Как ни хотелось ему перегрызть им глотки, оставлять принцессу он не желал.
— Мне кажется, я должна попасть за Завесу. Он там, в Дориате, — размышляла вслух Аредэль. — Но я пробовала. Меня не пустили. Оба раза стражи преградили путь мне, одиноко странствующей нолдиэ! Что за странный народ…
Хуан вздохнул и осторожно лизнул сначала руку, а потом и нос Ириссэ. Та улыбнулась и обняла пса за шею, уютно устраиваясь рядом с его теплым боком.
* * *
Над широким полем, над гнущимися под собственной тяжестью травами раздался веселый, протяжный свист. Услышав его, Финдекано вскочил в седло и, наклонившись к гриве Рене, шепнул ему на ухо:
— Вперед!
Конь сорвался с места и устремился туда, откуда прилетел зов. Вскоре на горизонте показалась фигура всадника, которая начала быстро расти. Высокий, еще юный годами эльф, однако уже давно не ребенок, летел, словно на крыльях. Встав на стременах, он помахал Нолофинвиону и сразу же, перекинув левую ногу на правую сторону седла, соскочил и, неуловимо быстрым движением обернувшись вокруг тела коня, вновь взлетел в седло с противоположной стороны. Финдекано при виде этого зрелища радостно улыбнулся и, всей фэа ощутив, как внутри наездника кипит энергия, достал меч.
Увидев это, всадник заметно обрадовался и извлек собственное оружие. Удар Фингона он отразил легко, даже изящно. Кони, Рене и его сын Йул, пользуясь случаем, поприветствовали друг друга ржанием и принялись помогать седокам. Бой лишь издалека можно было принять за настоящий, ведь радость на лицах эльдар и их заметное сходство скрыть невозможно.
Наконец, Нолофинвион опустил руку и убрал меч в ножны.
— Превосходно, — объявил он. — Признаться, я думал, что ты за эти два года подрастеряешь свои умения, йондо.
Эрейнион в ответ весело фыркнул и, соскочив на землю, кинулся в объятия так же спешившегося отца. Финдекано крепко обнял сына и от души расцеловал. Сопровождавшие молодого лорда верные остановились поодаль, не желая мешать встрече.
— Ты зря волновался о моем обучении, отец — объявил Эренион, выпустив того из объятий. — Острад гонял меня по нескольку раз в день и с большим удовольствием. Хотя, в море я, признаюсь, так же провел немалую часть времени.
Фингон рассмеялся и, обняв сына одной рукой, пошел не спеша вместе с ним к видневшейся вдалеке крепости.
— А чем еще ты занимался? — спросил он.
— Нырял на дно за кораллами и жемчугом, — принялся вдохновенно перечислять Финдеканион, — учился править судном. Еще мы с дедушкой Кирданом ездили в Эгларест и на остров Балар, посетили башню Барад Нимрас.
— Тебе понравилось?
— Очень. Живущие там фалатрим были приветливы и добры ко мне, даже несмотря на то, что я нолдо.
Тут Эрейнион прищурился немного лукаво и посмотрел на отца. Тот рассмеялся и ласковым движением потрепал волосы сына:
— Наполовину, йондо.
— Как мама? — спросил в свою очередь тот.
— Соскучилась и ждет тебя.
Шедший позади Йул ткнулся носом в плечо хозяина, приглашая снова сесть себе на спину, и Эрейнион с удовольствием запрыгнул в седло. Финдекано последовал его примеру, и оба продолжили путь уже верхом, на ходу переговариваясь и делаясь впечатлениями и новостями. Завидев впереди знакомый с детства яблоневый сад, он пустил коня чуть быстрее и, протянув руку, сорвал прозрачно-желтый белый налив. Вдохнув полной грудью его свежесть, он задержал дыхание и с видимым удовольствием откусил солидный кусок:
— Как хорошо дома!
— Понимаю тебя, — улыбнулся вновь Финдекано, с нежностью глядя на уже такого взрослого сына.
Они продолжили путь, а вскоре, заметив на стене крепости Армидель, подняли коней в галоп оба.
Ворота отворились, впуская лордов и их верных, и дочь Кирдана, птицей слетев со стены, крепко обняла сперва сына, а затем и мужа.
— С возвращением, йондо, — прошептала она, целуя.
— Рад видеть тебя, матушка.
— Как дела на побережье?
Армидель смотрела с волнением, Финдекано тоже, и Эрейнион начал отвечать им обоим:
— Пока все хорошо. Ветер дует не с севера, а юга, и он не холоднее обычного. Рыбаки по-прежнему ежедневно уходят в море, но стражи на стенах неусыпно несут службу. Дедушка Кирдан и бабушка Бренниль прислали вам письма.
С этими словами он достал из-за пазухи несколько пакетов и передал их родителям. Нолофинвион распечатал свое и, наскоро пробежав глазами по строчкам, убрал в нагрудный карман.
— Благодарю, — ответил он. — Сейчас же прочитаю. Ты пока ступай, переодевайся и отдохни, а после спускайся, и за обедом расскажешь обо всем более подробно.
— Непременно, отец.
Эрейнион еще раз поцеловал атто и аммэ и, убедившись, что о его коне позаботятся, побежал в свои покои. Фингон же вместе с Армидель поднялся в гостиную и, попросив верных накрыть праздничный стол, погрузился в чтение писем тестя.
Люди, считавшие своим прародителем Великого Медведя, постепенно расселились по землям, указанным им когда-то Финродом. Конечно, ни троп, что вели к Нарготронду, ни тем более местоположения самого тайного города, они не знали. Эльдар сами приходили к ним, обучая сначала языку, а потом и другим наукам. Атани были менее искусны во всем, однако настойчивы и упорны в своем желании постичь мир вокруг них.
Нолдор, особенно поначалу, удивляла некоторая торопливость, свойственная всем без исключения людям. Понимание пришло позже, когда эльдар воочию убедились в быстротечности жизней Вторых. Друзья и воспитанники покидали этот мир. Не от ран, не в сражениях — души покидали их тела в положенный Эру срок, порой оставляя на сердцах нолдор болезненные шрамы. От того и не стремились Первые сблизиться с атани, предпочитая помогать им строить дома и укрепления, но не звать в свои.
Леса, окружавшие Нарготронд, стали надежным укрытием для большинства пришедших с востока Белерианда людей, хотя некоторые предпочли пойти к северу и обосноваться во владениях Айканаро и Ангарато. Мест среди сосен Дортониона хватало всем, и потому лорды охотно приняли атани, тем более, что у вождя имелся свиток от их старшего брата.
Особенно рад приходу Вторых был Аэгнор, но объяснить причину он так и не смог. Ни брату, ни себе. Ему искренне нравилось проводить время среди людей, помогая им с повседневными хлопотами или же рассказывая про другие королевства нолдор, а иногда и про Благословенный край. Слушать про недоступный для них Аман атани очень любили. Вот только одни внимали с восторгом и восхищением, тогда как в сердцах иных вспыхивала злоба и поселялась неведомая эльфам зависть. Такие люди все чаще смотрели на север и порой, когда никто не видел ни из сородичей, ни тем более из эльдар, кланялись пикам Тангородрим, моля владыку Ангбанда о всевозможных благах. К счастью, таких было немного.
Года шли. Сменялись поколения людей, и потомки тех, кого однажды обнаружил Финрод, расселились почти во всех землях нолдор.
* * *
— Леди Тэльма, я готова! — чистый, звонкий голос Алкариэль разнесся над погруженным в предутреннюю дрему двором.
На восточном крае неба едва успела забрезжить заря. Птицы звонко пели, радуясь нежной прохладе. С полей тянуло ароматами меда и свежестью трав. Тихо фыркали кони, время от времени встряхивая гривами, верные завершали последние приготовления.
Стоявший поодаль Тьелпэ обернулся, услышав голос девы, и улыбнулся, словно старший брат при виде играющих малышей.
— Передавайте от меня привет дядюшке Макалаурэ, — сказал он отцу. — И не волнуйтесь о Химладе — я справлюсь.
— Даже не сомневаюсь, йондо, — подтвердил Куруфин и, подойдя к сыну, крепко обнял его на прощание. — Мы долго не задержимся. Как прибудем — я с тобой свяжусь по палантиру.
— Хорошо, атто. Буду ждать.
Искусник вернулся к своей кобыле, и Лехтэ заняла его место, благословляя сына.
Алкариэль тем временем подошла к своему коню и принялась приторачивать к седлу сумки. Покончив с этим, тоже стала прощаться с родителями.
— По коням! — раздалась команда, и верные вскочили на лошадей.
Отворились ворота, и небольшой отряд нолдор, а вместе с ним и две нисси, покинули главную крепость Химлада и взяли путь на восток, во владения второго Фэанариона.
Некоторое время Лехтэ расслабленно дремала прямо в седле, однако скоро красота пробуждающейся природы целиком завладела ее вниманием. Алкариэль, увидев, что наставница с восхищением рассматривает порхающих над травою бабочек, подъехала ближе.
— Можно вас спросить? — заговорила она, с надеждой глядя леди в лицо.
Ей, никогда не покидавшей пределы Химлада, все происходящее было интересно вдвойне.
— Разумеется, — улыбнулась Лехтэ.
— То место, куда мы теперь направляемся, это ведь тоже земли нолдор?
— Конечно. Маглоровы Врата принадлежат старшему брату лордов Куруфинвэ и Тьелкормо.
Хотя юная нолдиэ, разумеется, знала историю, однако от новых вопросов Лехтэ это не спасло. Впрочем, та и не возражала и принялась с энтузиазмом рассказывать о хозяине Врат, о его аманской славе, а так же о боевых подвигах здесь, в Белерианде. Ехавший неподалеку Курво время от времени ухмылялся, слушая как жена восхваляет брата, однако подъехавший с докладом отряд разведчиков отвлек его внимание. Заметившая их Лехтэ с любопытством прислушалась.
— Лорд, там странные существа, — доложил командир.
— Кто именно? Орки?
— Нет. Думаю, это те, Вторые, о которых рассказывают. Они добрались до Химлада.
— Их много?
— Около трех сотен. Я плохо понял их речь — синдарин атани весьма скверный. Однако, они, кажется, хотят попросить вашего разрешения отдохнуть в наших землях, перед тем как двигаться дальше.
Секунду Атаринкэ размышлял. Оглянувшись на жену, нахмурился, а после ответил командиру:
— Хорошо. Пусть их предводители придут — побеседуем.
— Слушаюсь.
Верный скрылся в зарослях орешника, а Курво, чуть заметно вздохнув, объявил:
— Привал.
— Отлично, — обрадовалась Лехтэ.
Он помог жене спешиться и пошел разводить костер. Скоро над поляной разнесся пьянящий аромат трав и ягод, Алкариэль достала из седельной сумки собранные аммэ пирожки с земляникой, и тут послышались мягкие шаги. Ветки раздвинулись, и показались дозорные, а с ними два странных существа.
Эллет переглянулись и подошли поближе, став у Искусника за плечом. Тот, оглянувшись на них, чуть нахмурился, но вслух комментировать не стал.
«Какие они странные», — подумала Алкариэль, стараясь не пялиться на пришельцев чересчур откровенно.
Неловкие, угловатые фигуры их тел забавляли деву, а растительность на лицах вызывала ассоциации с животными. Однако тот факт, что они сумели, пусть и весьма плохо, освоить синдарин, неоспоримо свидетельствовал о том, что эти забавные существа все же разумны.
Самый старший из пришельцев, со странным сивым цветом волос, заговорил, помогая себе жестами. По всему выходило, что они идут давно и издалека, направляясь в Химринг. Их нисси и дети устали, и они просят у лорда этих земель разрешения на короткий отдых.
Выслушав речь, Курво кивнул и, заложив руки за спину, чуть закусил губу. Атани даже дышать перестали.
— У меня сейчас мало времени, — признался он. — Я тороплюсь по важному делу. Однако в Химладе остался мой сын, лорд Тьелпэринквар. Говорите о вашем деле с ним. Если он согласится, то я не буду возражать.
Люди загомонили, словно уже получили согласие, и Куруфин приказал выделить им одного верного для сопровождения.
— Пусть после нас догоняет. Мы будем ждать его у Келона.
— Хорошо, лорд.
Дозорные и их странные спутники ушли, а оставшиеся нолдор еще некоторое время обсуждали произошедшее, пока не подоспел обед.
* * *
Мириэль устало затянула последний узелок и с болью оглядела гобелен. Давно уже были вышиты охваченные огнем корабли, а Вайрэ забрала работу, показавшую сильнейший шторм, что потопил не одно судно. Даже внуки, скорбно стоявшие рядом с тем, что мгновение назад было их отцом, а теперь всего лишь горсткой пепла, подхваченной и унесенной ветром прочь, давно заняли отведенное фэантури место в почти что бесконечной галерее.
Только этот гобелен нолдиэ не могла закончить уже много-много лет. Раз за разом она возвращалась к станку и пяльцам, чтобы обнаружить исчезновение многих стежков. И Мириэль заново приходилось брать в руки нити и иглу, чтобы в очередной раз ненавистные раукар одолели ее сына.
— На этот раз все! Больше я не вынесу. Пусть Намо незамедлительно заберет готовую работу и выдаст мне новый материал, — подумала нолдиэ, вставая. — Иначе я никогда не узнаю, где сейчас душа моего Фэанаро.
Майар вняли зову эльфийки, обещав доложить владыке Мандоса о выполнении задания.
Мириэль неотрывно глядела на полотно, словно боясь, что стежки исчезнут, покинут канву, и ей снова придется пережить самый болезненный момент в ее странной жизни.
— Ты желала меня видеть, Фириэль, — Намо изобразил подобие улыбки на бледном лице своей фаны.
— Мое имя Мириэль, мы это уже обсуждали. Владыка, — в меру почтительно ответила нолдиэ.
— Ты так ничего и не поняла? — рассмеялся он. — Хочешь оставаться собой? Быть той, что когда-то родила его? — он указал на гобелен. — Так будь ею!
Эльфийка не успела ни испугаться, ни обрадоваться, когда ее тело скрутило страшная судорога, перекрывшая дыхание. Мириэль все еще пыталась совладать со своим телом, когда Намо бросил презрительный взгляд на гобелен и взмахом руки в очередной раз уничтожил проделанную ею работу.
— Супруга сделает лучше. А ты… неужели ты правда думала, что таким образом узнаешь о своем сыне?!
Нолдиэ захрипела и схватилась пальцами за не до конца утратившее краски полотно. На ее счастье, Намо успел убрать раукар, но не смог добраться до Фэанаро.
— Йондо, — прошептали ее губы на последнем выдохе, и душа вновь попала в ненавистные ею Чертоги.
— Я не позволю тебе более никогда обрести тело! Запомни, Мириэль!
Его голос и последовавший за ним хохот разнеслись по мрачным залам Мандоса, распугав почти все фэар. Лишь две устремились к ней — одна явно, другая тайно, следуя по уже ставшей привычной изнанке.
* * *
Долгожданное пение знакомого рога разнеслось над Вратами на вечерней заре. Небо уже успело потемнеть, и лишь на западе догорали последние яркие сполохи. Высыпали звезды, и Маглор уже думал, что сегодня брат не успеет прибыть, но скоро понял, что заблуждался.
Услышав сигнал, он бросился к окну библиотеки и крикнул дежурившим у ворот верным:
— Открывайте!
Те поспешили исполнить приказание, а лорд торопливо спустился по лестнице и выбежал во двор, где практически сразу же угодил в крепкие объятия младшего брата.
— Ну наконец-то. Курво! Как я рад тебя видеть!
Пространство вмиг наполнилось веселым гомоном и ржанием лошадей.
— Я тоже скучал по тебе, — признался брат.
— Ты один? Без Турко и Тьелпэ?
— Увы. Охотник наш еще бегает ищет Хуана. И, возможно, Ириссэ. Сын остался дома — покинуть Химлад сразу втроем мы не можем.
— Это верно.
— Зато я с женой.
Макалаурэ улыбнулся и бегло осмотрел гостей. Лехтэ выехала вперед, и Курво поспешил к любимой, чтобы помочь ей спешиться.
— Ясного вечера! — поприветствовала она хозяина, и тот махнул рукой ей в ответ.
— Alasse, Тэльма. Рад видеть тебя!
Маглор уже собирался спросить, была ли дорога спокойной, как вдруг увидел в толпе воинов новое, весьма неожиданное лицо.
— Нолдиэ? — пробормотал он, с трудом веря собственным глазам. — Vandë omentaina! Как тебя зовут?
— Алкариэль, — ответила дева и улыбнулась светло и ясно, так что хозяину дома на миг показалось, будто неожиданно вернулся на небо Анар.
Глаза ее сияли глубоким и чистым светом, от которого нолдо уже успел слегка отвыкнуть. В лице ее не было ни тревог, ни печали, лишь жгучее любопытство. Маглор протянул было руку, намереваясь предложить помочь спешиться, как вдруг она спросила:
— А это вы, да? Настоящий?
Менестрель на миг растерялся, а после с неожиданным облегчением рассмеялся:
— Признаться, никогда не думал о себе в таком ключе. Я Канафинвэ Макалаурэ Фэанарион. А вот настоящий ли я… Это, пожалуй, еще стоит обдумать.
Некоторое время Алкариэль молчала, обдумывая ответ, а после расхохоталась и, закрыв лицо руками, тряхнула головой.
— Простите, пожалуйста, — ответила она и вновь посмотрела на хозяина дома с улыбкой. — Конечно, я спросила глупость.
— Все в порядке, — успокоил ее Маглор и, оглянувшись, вопросительно посмотрел на невестку.
— Это моя воспитанница, — пояснила Лехтэ, заметив его интерес. — Я с раннего детства учила ее. Когда мы собрались к тебе, то взяли ее, ведь Алкариэль еще ни разу не покидала Химлад.
— Благодарю, — кивнул Макалаурэ.
Его взгляд невольно вновь вернулся к нежданной гостье, и он не без удовольствия ощутил, как просыпается в груди тепло. Чувство оказалось приятным.
— Скажите, — вдруг снова спросила Алкариэль, — вы правда так хорошо умеете играть, как говорят?
— Надеюсь, что да.
— И на луке тоже?
Маглор растерялся.
— На чем? — уточнил он.
Дева беспечно пожала плечами и пояснила:
— Лук, охотничий или боевой. Мне с детства было любопытно, можно ли на нем сыграть что-нибудь. На них так туго натягивается тетива…
Менестрель потер задумчиво переносицу и наконец рассмеялся весело:
— Не знаю, право, никогда не пробовал. Хотя, признаюсь, подобная мысль возникала. Правда, случилось это уже на третий день пира в Тирионе, когда праздновалась годовщина прихода нолдор в Благословенный край и все славили короля Финвэ, моего деда. Кажется, проверить мысль в тот раз так и не довелось.
Алкариэль расхохоталась, а хозяин дома протянул к ней руки и предложил:
— Давайте я вам все же помогу спешиться. Иначе, боюсь, на следующий ваш вопрос я тоже не смогу ответить.
Дева с готовностью положила руки ему на плечи. Менестрель ее легко подхватил и поставил на мощеную камнем дорожку, однако выпустил из объятий не сразу, несколько долгих секунд глядя в глаза, по-прежнему сиявшие все тем же ясным светом, от которого почему-то начинала кружиться голова и перехватывало дыхание.
Голоса верных затихли, и Кано, заметив это, тряхнул головой и обернулся к Курво:
— Мы еще не ужинали — ждали вас. Поэтому, если вы поспешите, то успеете присоединиться.
— С превеликим удовольствием, — отозвался тот, внимательно глядя на брата.
— Тогда пойдемте, я покажу вам ваши покои.
Алкариэль подхватила сумки и уже направилась было вслед за верными, однако менестрель ее остановил:
— Комнаты воспитанницы леди Лехтэ в донжоне.
Юная нолдиэ обернулась и наклонила голову на бок. Макалаурэ сделал приглашающий жест.
— Благодарю, — ответила она и улыбнулась, на этот раз не весело, но ласково.
* * *
Даэрон устало шевельнулся и открыл глаза. Голова постепенно прояснялась, и сознание возвращалось к нему. А вместе с ним пришло и осознание происходившего все эти бесчисленные годы. Фэа, оживая, встрепенулась и потянула измученное роа за собой. Менестрель, держась за каменные стены, медленно дошел до двери и очень удивился, когда обнаружил, что она не заперта.
«И я даже не делал попыток уйти? Как же так вышло?» — изумился он и буквально вывалился в коридор, на спешившую по зову мужа Галадриэль.
Келеборн незамедлительно вызвал супругу, отправившуюся с другими нисси к реке, после того, как к ним в покои влетел Трандуил, весь перепачканный кровью.
— Даэрон? — удивилась Артанис. — Что с тобой?!
— Помоги. Мне. Уйти, — с усилием проговорил он.
— Куда? — спросила она. — Да ты и на ногах еле стоишь… Пойдем к нам.
— Нет! — менестрель шарахнулся от Галадриэль. — На границу. Мне надо быстро покинуть Менегрот.
«И Дориат», — уже мысленно закончил он.
— Ты не сможешь…
— Я справлюсь. Должен, — перебил он нолдиэ.
— Как знаешь, — пожала плечами Нервен. — Но я бы на твоем месте сначала набралась сил.
— Надеюсь, ты никогда не окажешься на моем месте!
Галадриэль проводила менестреля до дома друзей мужа, которые согласились не узнать менестреля и вывели ему коня.
— На границе найди Маблунга. Он поможет и не спросит лишнего, — на прощание сказала Артанис и покачала головой — Даэрон с трудом держался в седле.
В притороченных к седлу сумках были фляги с водой, лембас и немного сушеных фруктов — самое необходимое для того, чтобы достичь приграничья. В дальнейшем Галадриэль надеялась на благоразумие Маблунга, который бы точно не пропустил ни одного эльда дальше, будь он в таком же состоянии, как менестрель.
Дочь Арафинвэ и предположить не могла, что песнопевец выберет кратчайший путь, будет вцепляться в гриву и порой стонать от собственной слабости, но продолжит повторять, как заклинание, слова:
— За Завесу. Прочь. Пока снова не попался. Прочь. За Завесу. К любимой…
Даэрон миновал почти все нахоженные тропы, стараясь оставаться незамеченным. Несколько раз он падал с коня, но тот терпеливо дожидался своего всадника, помогая тому быстрее подняться на ноги и вновь оказаться в седле.
У самой Завесы его остановили.
— Это срочно. Пропустите!
— Там внешние земли. Приказа не было, — спокойно ответил пограничник.
— Это очень важно. Пожалуйста, — взмолился менестрель.
— Я доложу Маблунгу. Пусть он решает, — ответил страж. — Пока же отдохни в нашем лагере.
Синда недвусмысленно шагнул к коню, и в этот миг сильнейший магический удар настиг несчастного. Лютиэн, пришедшая в себя и, благодаря матери, относительно легко пережившая случившееся с ней, обнаружила пропажу.
— Как он посмел! Сейчас! Когда мне так нужны силы!!! — бушевала принцесса. — Ничего. Ты прибежишь. Потом приползешь. Я получу тебя всего. Ты будешь молить о пощаде, но я не позволю, долго не позволю…
Распаляя себя такими мыслями, Лютиэн готовила направленный и сильный удар и совершенно не замечала, как рыдает, умоляя остановиться, ее фэа. Душа эльфийки не сдавалась, хотя и была подавлена сущностью майэ.
Даэрон, развернул коня, готовый лететь назад в Менегрот, но в памяти почему-то всплыли черты Галадриэли, и свет, что сиял в ее глазах. Стражи, не ожидавшие такого маневра, шарахнулись от менестреля, а тот, практически сделав пируэт, стрелой полетел к Завесе.
— Сто-о-ой! Там видели орков!
Менестрель уже не слышал их, продолжая отчаянно сопротивляться все усиливавшемуся желанию повернуть назад.
Завеса не расступилась — разлетелась, разорвалась, подобно хрупкой паутине. Мелиан недовольно поморщилась, но, прислушавшись, расслабилась:
— Лютиэн найдет новую игрушку, — подумала она. — Тем более этот почти весь выпит. Пусть теперь она полностью сама пройдет путь — выберет, подчинит, получит все его силы. Тогда она будет готова исполнить…
Мелиан неспешно встала и добавила немного порошка в чашу, что стояла перед ней.
— Пора возвращать Элу на трон. Синдар не должны волноваться, — подумала майэ, осторожно помешивая содержимое. — Что ж, мой милый, теперь ты будешь идеальным королем — послушным и нетерпимым к врагам, на которых я тебе укажу.
— Получилось! — восторженно произнес Даэрон, чтобы в следующий миг бессмысленно уставиться перед собой и проговорить: «Лютиэн!» и рухнуть с коня с орочьей стрелой в груди. Чары тут же отступили, а остатки магии покинули тело вместе с вытекавшей из раны кровью.
— Еда! — прокаркали рядом.
— Мое! Я убил!
— Докажи!
— Кончай треп! Еда еще шевелится. Кабы не сбег.
Еще две стрелы нашли свою цель. Орки хищно облизнулись и двинулись к Даэрону, не видя, как сзади из кустов к ним летит собственная смерть — лохматая и клыкастая.
* * *
Макалаурэ плеснул себе в лицо холодной воды из кувшина и, распустив ворот рубашки, широко распахнул окно покоев, полной грудью вдохнув прохладный ночной воздух.
Время уже перевалило за полночь, однако сон не шел. Образ Алкариэль, такой, какой он увидел ее на ужине, никак не шел из головы. В сияющем мягким светом серебряном платье с нежнейшей зеленой вышивкой, с распущенными волосами, украшенными исполненными в виде цветов заколками, она сама напомнила ему пленительное, диковинное растение, которое не хотелось выпускать из рук, лишь оберегать и защищать.
«От любого зла, от малейшего дуновения тьмы», — подумал он, вглядываясь в темноту за окном.
Тихие голоса стражей на стенах успокаивали, и лорд Врат, глубоко вздохнув, вновь унесся мыслями к минувшему вечеру.
Он говорил с братом и с невесткой, расспрашивал о событиях, происходивших в землях нолдор, об общих знакомых и родичах, а те рассказывали, что им было известно, охотно делясь новостями. Макалаурэ слушал, но смотрел только на Алкариэль. Ее фигура, улыбка и все тот же свет глаз, завороживший его в первый миг, по-прежнему манил. Взволнованно стучало сердце, и он сам удивлялся себе. И совершенно не хотел сопротивляться.
Отойдя от окна, Маглор заложил руки за спину и принялся расхаживать, глядя на постепенно светлеющие небеса. Восход разгорался, изгоняя из сердца и фэа ночную тьму. Тени испуганно прятались, уступая напору дневного светила, и птицы, распушив на ветках деревьев перышки, запели свою хвалебную песнь.
Услышав во дворе тихие шаги, он выглянул и заметил Алкариэль. Быстро переодевшись в свежую рубаху, Маглор сбежал вниз. Гостья, увидев его, просияла, и сердце менестреля забилось с удвоенной силой.
— Лорд Макалаурэ! — воскликнула она.
— Можно просто Кано, — разрешил он, подходя ближе. — Ясного утра, красавица.
— И вам тоже, — неожиданно робко, но все так же светло улыбнулась она, глядя ему прямо в глаза.
Сегодня она была одета в простое сиреневое платье, однако менестрелю казалось, что вся фигура ее по-прежнему излучает тот же свет, что вчера.
Алкариэль подалась вперед, но сразу смущенно отпрянула, и Фэанарион с трудом подавил желание ее обнять.
— Вчера, — заговорила она, — когда мы ехали, я заметила, что окрестности крепости совсем не такие, как в Химладе.
— Разумеется, — подтвердил он. — Я тут устраивал все по своему вкусу.
— Там были такие красивые мостики и беседки. И очень много деревьев.
— Хотите, я вам покажу это все? — обрадовался он возможности побыть вдвоем с Алкариэль.
— А вы можете? — обрадовалась она. — То есть, я ни от чего важного не оторву?
— Ни в коем случае, уверяю.
Он протянул руку, и дева, смущенно помедлив, улыбнулась и решительно взяла его под локоть. Маглор вновь ощутил, как счастливо запела фэа, и вместе с девой отправился туда, где тек ручей и где, как он точно знал, был самый уютный уголок.
— А вы расскажете о себе еще что-нибудь? — вдруг спросила она.
— «Еще»?
— Ну да. Леди Тэльма мне кое-что уже поведала…
— Понимаю. Расскажу непременно. И даже, если мы найдем лук, попробую на нем сыграть.
Алкариэль звонко рассмеялась, и, крепче обхватив его руку, уже без робости пошла рядом.
— Завтра поедем на север? — голос брата вырвал Макалаурэ из приятных раздумий.
— Да, как договаривались, — кивнул тот.
— Насколько там сейчас безопасно? — уточнил Куруфин.
— Ты планируешь ее испытать на настоящих раукар?
— Пока нет. Но Лехтэ хочет поехать со мной. Мне важно знать.
— Я понимаю. Ее воспитанница тоже отправится? — сразу же спросил Кано.
— Думаю, да, — сказал Искусник. — Так что там сейчас? Спокойно?
— Вполне. Но я тогда возьму с собой больше верных, чем собирался изначально.
Куруфин кивнул и оставил брата одного со светло-мечтательной улыбкой на лице, которая, впрочем, быстро сменилась ставшей привычной за многие годы собранностью и серьезностью.
На следующее утро достаточно большой отряд нолдор покинул крепость во Вратах и устремился на север, уверенно глядя в сторону пиков Железных гор.
— Как только мы узнаем, что защита работает, вы… вы атакуете Ангамандо? — тихо спросила Лехтэ мужа, и по ее словам было непонятно, хочет ли она, чтобы эксперимент оказался удачным или нет.
— Мелиссэ, рано или поздно это случится. Однако сначала надо будет создать подобное для всех крепостей, во всяком случае тех, кто не на юге, — пояснил Куруфин. — Да и такой приказ должен отдать Ноло. Или Майтимо, если другие откажутся.
— Курво, ты опять за свое! — немного осадил его Макалаурэ. — Где ты видел трусов среди нолдор?
— А так ли много нолдорской крови…
— Уймись! В конце концов не тебе и не сейчас говорить такие речи!
Взглянув на жену, Искусник согласился с братом, осознав, что невольно обидел и ее.
— Прости меня! — наклонился он к супруге. — Ты же знаешь, кого именно я имел в виду.
— Скажи мне, почему ты так противишься Нолофинвэ? — спросила она.
— Я не нарушил ни единого его приказа. Но знать, что король теперь он… это невыносимо!
— Насколько я понимаю, его распоряжения были мудры, — попыталась переубедить мужа Лехтэ.
— В мирное время сложно настолько ошибаться. Для этого нужно быть Артаресто…
— Курво!!! — вмешался Маглор.
— Уж сколько лет я Курво! — огрызнулся он. — Лучше скажи, как ты планируешь вызвать страх и ужас, что сеял Моринготто?
— Мы подожжем траву. Сухую, — поспешил добавить Макалаурэ.
— Что ж. Так мы хотя бы поймем, происходит ли тушение огня. И есть ли противодействие страху, — добавил Искусник, задумавшись и разом забыв обо всех разногласиях.
Лехтэ тихо улыбнулась и уже хотела о чем-то рассказать Алкариэль, однако та неотрывно глядела на Маглора, и в ее глазах читался чистый восторг и восхищение. И что-то еще, напомнившее Тэльмиэль о них с Атаринкэ в Благом краю.
* * *
— Огонь отлично гасится! Ты смог! — воскликнул Макалаурэ, глядя, как потухает вспыхнувшая трава.
— Не торопись с выводами, — отозвался Куруфин. Он, хоть и был доволен результатом, но все же считал недостаточным эффект песни, сложенной сыном.
— Чего-то не хватает, Кано, — сказал он. — Какого-то компонента, элемента…
— С чего ты взял? — удивился Маглор. — Пламя быстро угасло.
— Ты просто поджег траву, но даже этого хватило, чтобы вызвать легкий страх. Прислушайся, менестрель.
— Есть такое. Но живое не может не опасаться пламени, так что…
— Моринготто специально сеет ужас. Эта песня не сможет противостоять ему.
— Что предлагаешь?
Куруфин не ответил, чувствуя, что решение рядом, совсем близко. Он даже потянулся рукой, словно желая схватить мысль, а поймал локоть Лехтэ.
— Мелиссэ…
— Да? — она взглянула на Искусника, но тот уже наблюдал за братом, полностью поглощенным беседой с Алкариэль. Глаза Макалаурэ сияли, и их свет готов был пронзить и рассеять любую тьму, желая принести любимой счастье.
Куруфин перевел взгляд на жену, что с удивлением продолжала на него смотреть:
— Любовь.
— Что? — одновременно спросило несколько голосов, в котором явственно слышался и голос Лехтэ, и Макалаурэ, и даже Алкариэль.
— Недостающий элемент — это любовь. Она сможет противостоять страху и ужасу, именно ей суждено остановить и развеять тьму!
— Но Курво…
— Возвращаемся, Кано, я понял. Теперь действительно осталось немного. Скоро будет надежная защита.
— Когда?
— Точно не скажу, но ты и Майтимо получите ее первыми, — ответил Искусник.
— А как же… — Маглор немного замялся, подозревая, что опять вызовет гнев брата.
— Ноло подождет! — понял его Куруфин. — После вас Морьо. Затем можно и в Барад-Эйтель привезти. И в Дортонион. Они ж тоже из своих окон видят пики Тангородрима.
Макалаурэ знал, что в этом вопросе с братом спорить бесполезно, а потому согласно кивнул и вновь обернулся к воспитаннице Лехтэ — дорога назад обещала быть прекрасной.
* * *
Ворота за Куруфином и его отрядом закрылись, и Макалаурэ, взбежав на стену, долго смотрел уезжающим вслед. Светлая фигурка Алкариэль сияла ему, словно свеча в ночи, но и этот огонек становился все меньше. Дева постоянно оглядывалась, и фэа менестреля рвалась вслед за ней. Сердце то болезненно сжималась, то, казалось, вовсе готово была расколоться на части. Сколь быстро эта юная нолдиэ стала ему дорога!
Он судорожно вздохнул и опустил взгляд, а его плечи поникли. Внезапно налетевший порыв северного ветра взметнул темные волосы и принялся отчаянно рвать листву на деревьях. Маглору вдруг показалось, что он слышит чей-то довольный смех, и рука его сама собой невольно сжалась в кулак. Вновь нашедши взглядом крохотную светлую точку на горизонте, он принялся неотрывно смотреть на нее, и даже после того, как Алкариэль окончательно скрылась из виду, лорд Врат все равно продолжил стоять на стене. Маглор пытался понять, как ему быть дальше, как жить теперь, когда все так неожиданно изменилось.
Скоро день миновал, сгустились сумерки. Макалаурэ наконец сошел со стены и, отмахнувшись от обеспокоенного Оростеля, пристально глядевшего на друга, отправился в библиотеку. Став перед палантиром, он некоторое время размышлял, с кем стоило бы связаться, но, так и не решив, без сил опустился в кресло и принялся смотреть на закат.
Далеко на севере, там, где за равнинами Лотланна возвышались черные пики, сидел на каменном троне тот, кто наравне с Сильмариллами занимал в последние столетия все его мысли. Однако теперь, хотя фэа по-прежнему исподволь напоминала о Клятве, сердце звало на запад. Туда, куда теперь направлялась Алкариэль. Любимая.
Последняя мысль согрела душу, и Макалаурэ светло и искренне улыбнулся. Тоска отпустила, а смех девы, словно наяву зазвучавший в ушах, разогнал печаль. Менестрель вскочил, будто намеревался прямо сейчас побежать вслед за ней, однако вспомнил, что его мелиссэ теперь далеко, и, подойдя к окну, вновь вгляделся в знакомые до последней черточки детали пейзажа.
«Что делать? — думал он, сжимая до побелевших костяшек подоконник. — Как поступить?»
Это светлое, столь желанное чувство, неожиданно распустившееся, подобно первому весеннему цветку, посреди равнин Белерианда, оказалось на самом деле еще прекраснее, чем о нем пели менестрели и рассказывали старшие в детстве.
«Любимая, — шептал он, вглядываясь в пространство ночи, но вряд ли что-то видя перед собой. — Где ты сейчас? Как ты?»
Мысль, что брат и его верные, разумеется, позаботятся об Алкариэль, слегка успокаивала. Хотелось положить ладонь на палантир и, активировав его, удостовериться лично. Однако подглядывать за возлюбленной, не получив на то ее согласия, казалось постыдным и неуместным. Спрятав руки за спину, Макалаурэ вновь и вновь принимался ходить по комнате.
Прошла ночь, за ней день, и опять наступил вечер. Что он делал все это время, вряд ли потом смог бы рассказать внятно. Мысли неотступно крутились вокруг Алкариэль, фэа рвалась за ней следом, не желая расставаться с той, кого только что обрела. Фэанарион хмурился, напоминая самому себе, что любовь, несомненно, осложнит его жизнь здесь, на северных рубежах, а Алкариэль может статься, окажется в опасности.
«Впрочем, — напомнил он себе, — Курво ведь живет с женой и, кажется, ничуть от этого не страдает. Вид у него, во всяком случае, был вполне довольный. Да и Врата не более опасны, чем ее родной Химлад».
За этими размышлениями проходили дни. Когда стало ясно, что Алкариэль, вероятнее всего, уже добралась до дома, Макалаурэ понял, что ему необходимо незамедлительно связаться со старшим братом. Он уже точно знал, что хочет ему сказать.
Завершив неотложные дела, он взбежал по лестнице и вошел в библиотеку. С ответом Майтимо немного медлил, однако Кано не сдавался, и его ожидание скоро было вознаграждено.
— Aiya, брат, — услышал он знакомый голос старшего. — Что с тобой?
Нельо хмурился, пытаясь понять, а Кано молчал, подбирая слова. Наконец, он заговорил:
— Прости меня, Майтимо. Прости и попытайся понять. Я долгое время искал любовь в Амане, но не встретил ее. Я отправился в Исход и думал, что моим уделом отныне будет лишь война и Клятва. Признаюсь, фэа моя тосковала и плакала. И вот я встретил ее — ту, которая разбудила в моей груди самое сокровенное чувство. Я не знаю, брат, что ждет меня завтра, да, если честно, и не хочу знать. Я буду воевать, как и прежде, и не отступлюсь от данного когда-то слова. Но я не смогу отказаться от любви. Я женюсь, если Алкариэль ответит согласием. Я отправляюсь в Химлад. К ней. Прямо сейчас. Ты присмотришь за Вратами в мое отсутствие?
Бледный от волнения Макалаурэ смотрел в палантир и видел, как брата раздирают на части противоречивые эмоции. Он явно хотел сказать многое, но не решался.
— Да, — проговорил наконец Маэдрос немного хрипло. — Конечно, брат. Отправляйся.
— Благодарю тебя!
На следующее же утро ворота крепости отворились, чтобы выпустить лорда и сопровождающий его отряд верных. Всадники спешили за Гелион. В Химлад.
* * *
Ириссэ крайне удивилась, когда Хуан, насторожившись и вмиг подобравшись, рванул вперед, не обращая внимания на небольшие кусты или выступавшие из земли корни. Пес почти мгновенно скрылся из виду, и деве осталось лишь понадеяться, что она выбрала верное направление. Ее фэа требовала поспешить, летела вперед, словно опасаясь опоздать.
Рычание Хуана и грубые голоса ирчей Аредэль услышала прежде, чем покинула прикрывавшую ее от посторонних глаз сень деревьев. Дева придержала коня и потянулась к луку — волкодаву стоило помочь. Спустя несколько метких выстрелов, Ириссэ спокойно выехала на открытое пространство и позвала Хуана, сидящего рядом с кем-то на земле.
Сердце бешено заколотилось, душа рванулась к эльфу, что безжизненно лежал на траве в луже собственной крови.
Спрыгнув с коня, Аредэль подбежала к Даэрону и рухнула на колени, осматривая его и не зная, с чего начать. Менестрель с усилием открыл глаза.
— Так вот ты какая… — с трудом прохрипел он. — Меня зовут. Прости.
Даэрон зашелся кровавым кашлем, а Ириссэ, судорожно схватив его за руку, проговорила:
— Не пущу. Не смей уходить! Я же только нашла тебя!
Слезы застилали ей глаза. Кровь толчками вытекала из ран менестреля. Все медленнее и медленнее.
— Я попробую его остановить, — раздался рядом незнакомый голос.
Ириссэ закрутила головой, но никого кроме Хуана не заметила.
— Кто здесь? — немного испуганно проговорила Аредэль, потянувшись к кинжалу на поясе.
— Я, — донеслось в ответ, и пес шагнул к ней. — Слушай меня внимательно. Фэар, ответивших на зов Намо, встречают майар. Я попробую опередить их и вернуть его душу в тело.
— Что?
— Не перебивай! — строго сказал пес. — Я тоже майа, ты же знаешь.
— Так, значит, Тьелко был прав!
— Не о том думаешь! — рявкнул Хуан. — У тебя будет очень мало времени, чтобы извлечь стрелы, перевязать раны и начать готовить снадобье. Главное, дай понять, что он тот, кто нужен тебе.
— Хорошо. А как…
Договорить Ириссэ не успела — тело пса как подкошенное рухнуло на землю. Майа сдержал слово и, сбросив фану, устремился на Запад.
Аредэль быстро вспорола одежду Даэрона и, чуть расширив раны ножом, вынула стрелы. Одну за другой. Для перевязок она использовала свои запасные рубашки. Менестрель не сопротивлялся. И не дышал.
Нужные травы у нее имелись, но как приготовить отвар, когда…
— Мельдо! — не выдержала Аредэль. — Вернись!
Дева наклонилась к его губам, целуя и одновременно делясь дыханием.
— Люблю тебя, — тихо со слезами проговорила она, ощутив, как ее фэа, заметалась, рванулась в высь, туда, где светящийся огромный пес нес на себе того, кто стал ей дорог. Душа Ириссэ заискрила, ослепляя преследовавших их серых теней и убедившись, что те отстали, поспешила назад.
Аредэль распахнула глаза и потерла сильно болевшие виски. Стон лежавшего рядом менестреля тут же придал ей сил.
— Сейчас, я все сделаю. Держись, любимый, — говорила она, разводя костер.
Конь переступал с ноги на ногу, позволяя деве быстро взять все необходимое из сумок, и лишь потом подошел к неподвижно лежавшему псу и ласково потыкал того носом.
Аредэль добавила необходимые травы в воду и поставила котелок на огонь. Синда дышал, хрипло и тяжело, но во всяком случае был жив. Пока.
Хуан же не шевелился. Ириссэ подошла к псу и погладила его по голове:
— Неужели ты не вернешься? Я же видела. Вас обоих. Там.
Не зная, как ей поступить, Ириссэ начала насвистывать мотив, которому ее научил Тьелкормо. Еще в Амане. Он говорил, что Хуан очень любит его и всегда прибегает послушать.
Однако на этот раз чуда не произошло — волкодав остался лежать недвижим. Глотая слезы, Аредэль принялась переливать приготовленный отвар, чтобы остудить его и дать любимому. Как она не услышала топота коней, объяснить себе дева не смогла и тогда, ни позже, когда вспоминала события того дня.
— Осмотреть местность! Помочь раненому! И всем тихо!!! — раздался рядом знакомый голос, тут же насвиставший знакомый Ириссэ мотив.
— Запоминай, как нужно, сестренка! — весело проговорил Келегорм, когда Хуан поднял голову и благодарно посмотрел ему в глаза.
— Напугал же ты меня, дружище, — сказал он и потрепал того по загривку.
* * *
О том, как прошел визит во Врата, родители Алкариэль узнали от Лехтэ. Сама же дева с момента приезда ходила потерянная и бледная, словно тень, а в серых глазах ее застыла, словно море в шторм, тоска. Такая же неумолимая и неотступная. Нолдиэ бродила по дорожкам сада, потом поднималась на стену и подолгу простаивала там, глядя в даль. По-прежнему, как дни и годы назад, колыхались зеленые моря густых трав, птицы пели, но ничто не трогало ее.
Она пыталась играть на арфе, однако музыка выходила печальная. Дорожка, где раньше бегала Алкариэль, более не привлекала внимания. Лехтэ, догадываясь, что происходит, не решалась вмешиваться, и самые близкие отступали, разводя руками, понимая, что ничем не смогут помочь.
Ветер гнал высокие белые облака. Один и тот же образ нолдо стоял перед ее глазами, вызывая в сердце то светлую печаль, то тоску.
«Проживи я еще хоть тысячу лет — ничего не изменится», — размышляла она, в очередной раз рассматривая расстилающийся перед глазами простор.
— Мельдо, — слово само собой сорвалось с уст девы и повисло в воздухе, как приговор, как тень неумолимого рока.
«Как поступить? Остаться в Химладе? Или выехать, убежать? Отправиться к нему?» — думала она.
Нолдиэ в отчаянии заломила руки. Опыта не хватало, однако фэа упорно подсказывала что-то, и Алкариэль прислушалась, замерев, и ощутила, как за спиной расправляются сильные крылья ее любви.
— Неужели… — прошептала она, на губах ее расцвела улыбка.
Дева схватилась за ближайшую бойницу и принялась до рези в глазах всматриваться в горизонт.
— Он едет, — наконец прошептала Алкариэль, и уже громко крикнула, огласив счастливым возгласом двор крепости: — Он едет!
Стремительно сбежав со стены, она бросилась к воротам и, вцепившись в ручку малой двери, принялась рваться, силясь отворить. Прибежал командир караула и, поняв, что происходит, послал за лордом. Алкариэль же отворила наконец тяжелый засов и побежала, подобрав подол белоснежного с золотом платья, прямо через поля.
Стражи на стене закричали. Послышались отрывистые слова команд. Два всадника выехали вслед за ней и стали сопровождать, держась в некотором отдалении.
Алкариэль все бежала, летя вперед, и невидимые крылья несли ее навстречу судьбе. Анар пронзительно светил, слепя глаза, но душа все видела и не могла ошибаться. Скоро на горизонте показалась группа всадников, которая стала быстро расти. Одна фигура отделилась от прочих и начала стремительно приближаться.
— Кано! — крикнула она, задыхаясь от охватившего душу и сердце счастья.
Он что-то крикнул в ответ, однако Алкариэль не смогла разобрать слов. Лишь на лице его отчетливо читалась безграничная радость. Приблизившись, он вновь перешел с галопа на рысь и, остановившись рядом с девой, свесился с седла и подхватил ее, усадив перед собой на коня.
— Мелиссэ, — прошептал он срывающимся голосом. — Счастье мое.
Он обнимал ее бережно, словно величайшую драгоценность мира. А, может быть, она таковой и была в его глазах. Алкариэль улыбнулась счастливо и, прильнув к Макалаурэ, положила ладошку к нему на грудь:
— Ты приехал…
— Да. Я не смог иначе.
Она подняла взгляд и долго-долго смотрела, и все, что еще не успели сказать ее уста, менестрель прочел в глубине бездонных, словно аманские озера, глаз.
— Ты поедешь со мной? — спросил он прямо.
И дева выпалила в ответ, сияя:
— Да!
Глаза менестреля вспыхнули, а ладонь, обнимавшая деву, погладила ласково ее плечо.
Верные тем временем открывали ворота. Отряд Маглора въехал, и оглянувшись, менестрель увидел ехидно и в то же время понимающе взиравшего на происходящее Курво, улыбавшегося племянника, спешившую к семье невестку, а так же двух эльдар, нис и нэра. Они смотрели на Алкариэль так взволнованного, что стало понятно — это ее родители.
Алкариэль подтвердила его догадку. Едва Макалаурэ соскочил с коня и помог спешиться возлюбленной, она взяла его за руку и сказала:
— Это мои атто и аммэ, — немного смутившись произнесла она.
Курво хмыкнул и, обхватив себя за плечи ладонями, отошел на несколько шагов. Верные застыли, и Маглор, глубок вздохнув, подошел к отцу любимой и склонил голову. Халтион молчал, и по застывшему лицу его нельзя было прочесть ничего.
— Я прошу руки вашей дочери, — сказал менестрель, подняв взгляд и посмотрев прямо в глаза Халтиону. — Я люблю ее.
Взволнованная Алкариэль стала рядом, неотрывно глядя на отца.
— Как-то это все неожиданно, — признался он и спросил наконец: — Она согласна?
— Да! — крикнула в ответ дева и подошла к любимому. — Да, согласна!
Халтион только головой покачал:
— Что ж, раз такое дело… Не думал я, честно сказать, когда был ребенком в Амане, что моим зятем станет сам Макалаурэ Фэанарион. Конечно, я согласен. Раз моя дочь тебя любит…
Маглор поднял взгляд, и на лице его читалось такое искреннее, безграничное счастье, какого не было, наверное, со времен Амана. Он взглянул на Алкариэль и обнял ее за плечи, посмотрев в дорогое ему лицо:
— Мы уедем во Врата и будем жить там. Помолвка состоится здесь, но больше я не смогу расстаться с тобой. Пусть свадьба будет через год, как положено. Прибудут мои братья, кто сможет, и твои родители.
— Да… да… — шептала она, и ее сияющие глаза заменяли ему в этот миг, казалось, целый мир. И шепот зла, тени Ангамандо казались теперь такими невозможно далекими. Однако разум не забывал и неусыпно нес дозор, даже когда сердце пело.
Над двором крепости носились всполошенные неожиданным гамом птицы.
«Нужно будет вечером связаться по палантиру с аммэ, — подумал Маглор. — Через несколько дней помолвка, а потом домой, во Врата».
Подошла мать Алкариэль и, обняв дочь, благословила будущего зятя. И в этот миг тому вдруг показалось, что тучи зла окончательно рассеялись, и в будущем, не таком уж и отдаленном, сияет свет.
Он взял любимую за руку и, найдя глазами брата, смог наконец ответить на его приветствие и поздороваться с остальными.
— Люблю тебя, — прошептал он тихо, чтобы слышала только та, к кому были обращены слова.
— Я тоже тебя люблю, Кано, — ответила она.
Макалаурэ вдруг понял, что именно этих слов он ждал множество столетий.
«И наконец дождался», — подумал он.
* * *
С самого утра Нерданэль ощущала в сердце волнение. То не была тоска, ставшая почти привычной, скорее странная, беспричинная радость. Нолдиэ удивлялась посетившему ее чувству и в то же время боялась вспугнуть его, гадая, что послужило причиной. Распахнув широко окно покоев, она облокотилась о подоконник и устремила взор в сад, где цвела сирень. Лиловая, духмяная. Кусты, тихонько шелестя на ветру, кланялись, словно приветствовали хозяйку, и дочь Махтана, впервые за много лет улыбнувшись, помахала им.
«Может быть, пойти в мастерскую поработать?» — подумала она. Что именно хотелось сделать, Нерданэль сама пока не знала, но это и не имело значения.
Ладья Ариэн поднималась все выше, озаряя нежным золотисто-розовым светом деревья и крыши.
Сев перед столом, Истарниэ прислушалась к голосу фэа. Та шептала ей о чем-то светлом и радостном…
— Дочка, — раздался вдруг от двери голос Махтана, и нолдиэ вздрогнула от неожиданности.
— Да, атто?
— Палантир светится.
Вскочив, она опрометью бросилась в библиотеку и поспешила принять вызов.
— Кано! — обрадовалась она, увидев в глубине камня второго сына.
— Здравствуй, мама, — улыбнулся он широко.
— Как твои дела?
Он ответил не сразу, и мать внимательней пригляделась к изображению. Ни тоски, не грусти, ни озабоченности, ставших привычными в последнее время, не читалось в его лице.
— Я женюсь, — сказал он вдруг.
Нерданэль не сразу поняла, о чем идет речь. Меньше всего она ожидала услышать теперь такое признание. Женитьба? Там, вдалеке от Амана?
— Как, и ты тоже? — сорвалось с ее губ.
— Что ты имеешь в виду? — уточнил Маглор.
— Ну… Говорят, женился Финдекано, и Артанис тоже нашла мужа.
— Понимаю. Нет, она не из синдар, если ты об этом.
— Тогда кто же твоя избранница? — спросила мать, испытав непонятное облегчение.
— Нолдиэ. Юная и самая прекрасная из тех, кого я видел.
Нерданэль улыбнулась:
— Это наверняка.
— Ее родители — верные Курво.
— Значит, ты все равно встретил бы ее? Даже если бы не ушел в Исход?
— Убежден в этом.
— Счастлива слышать. И когда свадьба?
— Через год. Конечно, я не могу получить согласия отца, но ты, аммэ? Ты благословишь меня?
— С радостью, йондо!
Они еще некоторое время беседовали, и Нерданэль с волнением и светлой радостью слушала рассказ сына об Алкариэль. Когда же палантир погас, она убрала ладонь с холодного темного камня и вышла в сад.
В памяти всплыл давний разговор с сыном. Женился Турукано, и Макалаурэ пришел со свадьбы задумчивый. Они вдвоем сидели на кухне и пили вкусный горячий облепиховый напиток с пирожными.
— Знаешь, аммэ, — заговорил тогда Кано, — я все чаще себе задаю вопрос, где она.
— Кто? — уточнила Нерданэль.
— Та, которая станет моей судьбой. Я ищу ее, вглядываюсь в лица нисси, но не нахожу.
— Может быть, она еще не родилась?
Сын вздохнул и задумчиво покрутил в руках кружку:
— Возможно. Но когда она придет? И где ее искать? А если мы разминемся в жизни?
— Думаешь, такое возможно?
— Не знаю. Но, всматриваясь в лица дев, понимаю, что ни одна не отзывается в душе, ничем.
Сверкал Тельперион, и настроение было чуть-чуть печальным.
Теперь же, сидя на земле под кустом сирени, Нерданэль от всего сердца радовалась, что один из ее любимых сыновей наконец обрел счастье.
* * *
Золотой рассветный луч упал на выполненную в виде лозы диадему, и украшавший ее изумруд радостно вспыхнул множеством ярких искр. Подарок Кано. Алкариэль улыбнулась с нежностью и, полюбовавшись еще немного, подошла к зеркалу и надела венец на голову.
«Разве могла я подумать совсем недавно, отправляясь в увлекательную поездку, что встречу там свою судьбу?» — размышляла дева.
И вновь лицо ее озарил идущий из глубины фэа свет, а глаза засияли счастьем.
В распахнутое окно долетал оживленный гомон. Те немногие, кто мог лично присутствовать на их помолвке, уже собрались и ждали начала торжества.
Подойдя к окну, Алкариэль осторожно выглянула. Цвела сирень, укрыв расставленные столы с угощениями раскидистыми, дурманяще пахнущими шатрами. Многочисленные арки и ленты дарили ощущение праздника, а яркие, праздничные наряды нисси и нэри неоспоримо свидетельствовали, что для всех родичей и верных их с Кано грядущий союз стал действительно радостным событием.
На столике у самой большой, нарядной арки стоял накрытый белоснежной скатертью стол с палантиром.
«Наверное, такого не бывало еще никогда», — подумала она.
Разумеется, лорд Майтимо не мог сейчас оставить северные рубежи, однако присутствовать на торжестве хотел. После недолгих размышлений лорд Куруфинвэ предложил решение, которое было поддержано всеми членами семьи. Едва обсуждения закончились, Макалаурэ порывисто встал с дивана и, подойдя к возлюбленной, обнял ее. Алкариэль смотрела на него и думала, как же в его объятиях хорошо.
Вспомнив свои вчерашние переживания, дева невольно улыбнулась. Потом вдруг оказалось, что ей совершенно нечего надеть на завтрашнее торжество, а сшить новое платье она, разумеется, не успевала. Аммэ хлопотала, помогая готовить угощения, и поэтому Алкариэль побежала к той, мнению которой уже привыкла доверять — к леди Тэльме. Та, конечно же, помогла ей, выбрав нарядное, красное с широкими белыми нижними рукавами платье с золотой вышивкой. Вечером же ее любимый прислал золотой венец, усыпанный самоцветами.
Вновь подойдя к зеркалу, будущая невеста еще раз оглядела себя и, приложив ладони к пылающим от волнения щекам, глубоко вздохнула, пытаясь унять сердцебиение. Помолвка! От одного этого слова начинала слегка кружиться голова, дыхание перехватывало, а сердце принималось биться часто-часто.
«Мельдо», — прошептала она, думая о том, как же хочется увидеть его. Прямо сейчас!
Шум голосов в саду вдруг стих, и заиграла музыка — арфы и флейты.
«Пора спускаться», — поняла дева.
Дверь распахнулась, и вошли родители.
— Мама! — воскликнула Алкариэль, сама едва ли понимая, что хочет теперь сказать.
Ферниэль распахнула объятия и поцеловала подбежавшую дочь.
— Он ждет тебя, — прошептала она ей на ухо.
Дева вспыхнула, а подошедший Халтион внимательно оглядел ее и объявил:
— Замечательно выглядишь.
— Благодарю, папа, — ответила та.
Он подал руку, и дочь, глубоко вздохнув, вместе с отцом вышла из покоев. Спустившись по лестнице, они направились в сад, и первый, кого увидела там Алкариэль, был Макалаурэ. Он стоял в конце отсыпанной гравием дорожки и, не отрываясь, смотрел на любимую.
— Мельдо, — прошептала она тихо, но тот, казалось, услышал ее.
Подавшись вперед, он распахнул объятия, и Алкариэль, подобрав юбку, оставила отца и побежала, с разбегу обняв любимого и спрятав лицо у него на груди.
— Родная, — прошептал он, одновременно целуя волосы и гладя плечи и спину девы.
Сердца обоих бились часто и в унисон.
Халтион приблизился и встал неподалеку. Куруфин выступил вперед и подошел к давно работавшему палантиру.
— Ты готов, брат? — спросил он Майтимо.
— Да.
«Пора», — прошептал Маглор на ухо возлюбленной.
Та попыталась привести смятенные мысли в порядок, а жених, отстранившись, стал рядом, по-прежнему держа невесту за руку.
— Что ж, такого и правда никогда не бывало, — сказал Курво, выходя вперед. — Ибо, хоть я младше тебя, торон, но все же буду действовать теперь от имени Нельо.
Все гости до единого посмотрели на палантир, и лорд Химринга, стоявший в этот самый миг в своей крепости, за множество лиг от них, заговорил:
— Я рад, что дожил до этого дня, брат. Здесь, в Белерианде, вдали от Амана, когда этого меньше всего можно было ждать, ты нашел свою любимую. Я рад благословить от имени нашей семьи тебя и твою возлюбленную, и даю, как старший в семье, свое согласие. Будь счастлив, торон. И ты тоже, Алкариэль.
— Я также даю свое охотное согласие, — откликнулся в свою очередь Халтион.
Собравшиеся гости радостно зашумели, а Курво, соединив руки жениха и невесты, достал из-за пазухи бриллиант необычного золотого оттенка, надел его на шею Алкариэль.
— Прими от нашей семьи, — объявил он.
Отец Алкариэль подарил Макалаурэ изумруд.
— Благодарю, — ответил он и, достав из-за пазухи два серебряных кольца, вновь посмотрел в глаза любимой.
— Это тебе, — прошептал он, и голос его от волнения чуть заметно дрогнул. — Нам… Люблю тебя.
— Я тоже! — ответила она. — Очень…
Он сжал на мгновение ее руку и надел одно из колец любимой на палец. Алкариэль же взяла втрое, которое вскоре оказалось на руке Кано и положила ладони ему на грудь. Несколько бесконечно длинных мгновений он смотрел ей в глаза, а после наклонился и со всей страстью поцеловал.
Гости вновь зашумели, начали поздравлять. Послышался из палантира голос Майтимо. Музыканты заиграли еще жизнерадостнее и громче, чем прежде, и танцы, начавшиеся вскоре, продлились до глубокой ночи.
Утром жених и невеста в сопровождении верных покинули Химлад, держа путь на восток, во Врата.
— Жду через год на свадьбу, — сказал Маглор на прощание Курво.
— Непременно, даже не сомневайся, — ответил тот.
Затрубили рога, и ворота отворились, выпуская отряд. Восходящий Анар освещал им путь, и счастье на лицах жениха и невесты было неподдельным и полным.
От самых стен главной крепости Маглоровых Врат простиралось всхолмленное, безбрежное, словно Алатайрэ, маковое море. Оно волновалось, склоняло под дуновением легкого ветерка нежные алые головки и неудержимо манило прогуляться, взявшись с мелиссэ за руки.
— Вас проводить, лорд? — спросил у ворот один из стражей.
Однако тот в ответ уверенно покачал головой:
— Благодарю, не нужно. Дозорные предупредят, если что-то случится.
Верный кивнул и поспешил распахнуть малую дверцу ворот. Макалаурэ обернулся к возлюбленной, и в глазах его зажегся уже ставший привычным за минувший год светлый огонь, не обжигавший, но согревавший.
— Ты готова? — спросил он шепотом.
— Да, — улыбнулась Алкариэль.
Он подал руку, и, когда дева вложила в нее пальцы, нежно поцеловал их. Покинув крепость, они пошли вперед бок о бок, не выбирая направления.
— Наверное, я никогда еще не видела такой красоты, — прошептала восторженно Алкариэль.
У самого горизонта алое море встречалось с безоблачно-ясным голубым небом. Яркий свет Анара добавлял ему глубины. Хотелось лечь прямо в траву, раскинув руки, и наслаждаться покоем и красотой.
В воздухе плыл волнующий аромат меда, слышался напевный, задумчивый голос флейты. Алкариэль шла, то чуть запрокинув голову и подставляя лицо ласковому ветру, то опускала взгляд и нежно проводила ладонью по льнувшим к ней цветам.
Макалаурэ внимательно огляделся по сторонам и, убедившись, что дозорные на своих постах по-прежнему неусыпно несут службу, снова расслабился и предложил невесте:
— Может быть, спустимся к ручью?
— С удовольствием, — согласилась она.
Скоро послышалось веселое журчание, и показался переброшенный с одного берега на другой ажурный мраморный мостик. Алкариэль в нетерпении прибавила шаг. Облокотившись о перила, она принялась смотреть в прозрачную текущую воду, а ее жених, остановившись поодаль, некоторое время любовался открывшейся ему картиной.
— Ты прекрасна, мелиссэ, — наконец прошептал он и, в несколько шагов преодолев разделявшее их расстояние, обнял ее за плечи и порывисто поцеловал в шею. — Melmenya. Irima…
Дева обернулась, губы ее чуть приоткрылись, а он обхватил ее лицо ладонями и принялся целовать. Она прильнула к нему всем телом, зарылась пальцами в волосы, и долгим вздохом с ее уст сорвалось:
— Мельдо…
Его губы касались ее лба, щек, нежных век, потом опять уст. Ладони блуждали по телу, поглаживая плечо, бедро, тонкую талию. Ласковое дыхание возлюбленной обжигало кожу, внутри все переворачивалось, и сердце начиналось усиленно колотиться о ребра, норовя вырваться из груди. Пальцы чуть подрагивали в нетерпении…
В этот самый момент послышался тихий свист. Макалаурэ, услышав условный сигнал, обернулся и увидел на горизонте приближающуюся группу всадников. Присмотревшись, он разглядел знакомый силуэт и, широко улыбнувшись, пояснил:
— Это Морьо.
— Твой брат из Таргелиона? — уточнила Алкариэль.
— Да.
Она было сделала движение, намереваясь отойти подальше, но Макалаурэ ее не отпустил, по-прежнему прижимая к самому сердцу, словно боясь потерять. Силуэты всадников быстро росли, и скоро уже Карантир помахал хозяину Врат рукой.
— Рад видеть тебя, торон, — произнес Кано и, едва брат спешился, обнял его за плечи.
— Разве я мог пропустить твою… вашу свадьбу!
Макалаурэ представил Алкариэль и Карнистира друг другу.
— Что ж, не буду мешать, — сказал Морьо, улыбнувшись брату и его невесте. — Ты же не забыл распорядиться, чтобы мы не остались усталыми и голодными?
— Карнистир! Неужели…
— Шутка, брат! — рассмеялся тот и серьезно добавил: — Но если надо — мы еще и помочь можем!
— Поезжай и располагайтесь, отдыхайте с дороги. А мы непременно будем к ужину.
Карнистир кивнул брату и вернулся к своему отряду, ожидавшему чуть в отдалении. Морьо обернулся и со смешанным чувством посмотрел на Маглора, обнимавшего любимую. С одной стороны, он был очень рад, что тот обрел свое счастье, а с другой… Непонятная тянущая боль охватила его фэа, и вновь вспомнилась Лантириэль. Желание прижать к себе ставшую такой дорогой синдэ мигом наполнило его сердце.
«Вернусь — найду! Пусть прямо ответит отказом, если я ей не мил, а не прячется от меня по моему же Таргелиону!»
Гости продолжили путь к Вратам, а Карнистир, приняв решение, тут же ощутил, как легко стало на душе.
Макалаурэ, проводив взглядом отряд брата, вновь ласковым движением обнял невесту за плечи и повел ее к растущей у самой воды раскидистой иве. Оглядевшись, он понял, что у него нет ничего, что можно было бы постелить на землю, и, сев первым, усадил возлюбленную себе на колени. Алкариэль устроилась поудобнее, обвила его шею руками и прижалась щекой к черным жестким волосам. А Макалаурэ, обняв тонкий стан девы, вздохнул и негромко начал ту песню, что шла сейчас из самой глубины фэа, и какую он еще никогда не пел.
— Люблю тебя, — сказали они одновременно, глядя друг на друга.
Серые глаза Алкариэль манили, голова немного кружилась, и Маглор, подавшись вперед, отдался поцелую со всей страстью, с трудом сдерживая рвущееся наружу пламя.
* * *
— Братец! Как же я рада тебя видеть! — воскликнула Ириссэ, но руку Даэрона не отпустила.
— Неужто больше, чем его? — усмехнулся Охотник.
— Турко! Сейчас не до твоих шуточек!
— А кто сказал, что я пошутил? — стоял на своем Келегорм, продолжая между тем думать, как следует поступить.
Верные тем временем обследовали местность и, выбрав наиболее подходящую для лагеря поляну, вернулись к лорду, который вместе с кузиной уже заканчивал изготавливать носилки для менестреля.
Тьелкормо осторожно погрузил спящего от снадобий Даэрона и спросил:
— Что здесь произошло?
— Ирчи, — ответила Аредэль. — Ты же сам видел их тела.
— Я не об этом, — отмахнулся Охотник. — Я чувствую остатки какой-то магии, опасной и очень нехорошей.
— Не знаю. Возможно, мы узнаем больше, когда… когда любимый придет в себя, — набравшись смелости, произнесла Ириссэ.
— Ты даже не знаешь, кто он, но уже мельдо? — удивился Турко.
Дева лишь вздохнула и кивнула.
Дни шли, лагерь на поляне постепенно превращался во вполне пригодное для проживания небольшое поселение, разве что не было в нем ни мастерских, ни садов и полей вокруг. Дичи в лесах хватало, а ягоды еще радовали эльфов своей сладостью. Впрочем, задерживаться там надолго никто и не планировал — Даэрон с каждым днем чувствовал себя все лучше, особенно, когда Ириссэ была рядом. Петь, как раньше, он еще не мог, а потому ограничивался лишь стихами, посвященными своей мелиссэ.
Келегорм поначалу удивлялся, как такие разные квенди смогли полюбить друг друга, но, видя искреннее счастье кузины и все разгорающийся свет в глазах менестреля, убедился в подлинности их чувств.
— Думаю, через пару недель можно будет выдвигаться, — как-то утром сказал кузине Турко. — Где вы хотите жить?
— Я думала вернуться в Ломинорэ к брату, — ответила дева. — Он все же очень помог мне. Тем, что не стал удерживать и позволил уехать.
— Да, без тебя спасти Даэрона было бы некому.
— За что я премного благодарен моей храброй и прекрасной Аредэль! — раздался рядом голос менестреля.
— Ты вовремя, — сказал Келегорм. — Думаю, настало время спросить, что же произошло в Дориате или близ его границ.
Песнопевец вздрогнул:
— Милая, ты не могла бы оставить нас со своим кузеном? Нис не стоит слышать…
— Мы с тобой уже говорили — я не хрупкая синдэ! И я в любом случае должна знать, кто и что сотворил с тобой! — моментально вспыхнула Аредэль.
— Хорошо. Но… возможно, услышав, ты захочешь покинуть меня. Я пойму.
— Никогда! Скорее отомщу тем, кто посмел жестоко поступить с тобой!
— И думать забудь! — в один голос вскричали Келегорм и Даэрон.
— Если что, это сделаю я, — тихо уверил кузину Охотник.
Менестреля слушали, не перебивая, лишь изредка тяжело вздыхала Ириссэ и брала любимого за руку.
— Я этого так не оставлю! — вскричал Келегорм, когда рассказ был окончен. — Незамедлительно отправлюсь к границе Дориата и выясню у стражей, что происходит в королевстве и куда смотрит Эльвэ.
— Элу, — поправил его Даэрон.
Охотник лишь презрительно передернул плечами.
— Послушай, может, не стоит? — спросила его Аредэль. — Вдруг…
— Никаких вдруг! Нельзя оставлять безнаказанным такое! И вообще, я в гости к кузине Артанис еду. Пусть попробуют не пропустить!
— Мне не позволили, — сказала дева.
— Я буду очень настойчив.
— Турко!
— Что? — ухмыльнулся тот.
— Осторожнее.
Тот лишь кивнул и, взяв все необходимое, подозвал коня:
— До скорого, сестренка!
Как только всадник скрылся из виду, Ириссэ, несмотря на попытки Даэрона ее удержать разговором, быстро собрала верных Тьелкормо.
— Следуйте за своим лордом! Это мой приказ!
— У нас другое распоряжение, леди.
— Я дочь Нолдорана!
Кто-то несколько презрительно фыркнул, но тут же принес извинения.
— Хотя бы убедитесь, что с Турко все в порядке. Мы будем здесь. Да и Хуан останется с нами, — добавила Аредэль и, поглядев на пса, что устроился у ее ног, наконец добавила тихо: — Пожалуйста.
Командир верных кивнул, и небольшой отряд стрелой сорвался за своим лордом.
— А ты, мельдо, можешь не терзаться сомнениями, — ласково произнесла Ириссэ. — Я люблю тебя. И то, что с тобой сотворили в Дориате, никак не повлияет на мои чувства к тебе.
Менестрель взглянул в дорогие ему серые глаза. Сделал шаг вперед. Еще один. И наконец привлек ее к себе и впервые поцеловал.
* * *
Вскоре после заката затрубили рога, и ворота в очередной раз распахнулись, впуская во двор новый отряд. Макалаурэ, совещавшийся в этот момент с командирами верных, прервал совет и, быстро спустившись, приветствовал брата:
— Рад тебя видеть, Курво!
Тот спешился и обнял хозяина крепости.
— А я не один, а с семьей, — радостно сообщил он. — Никто не захотел пропустить твою свадьбу — пришлось оставить Химлад на Вилеона.
— Alasse! — воскликнул Кано, увидев подъезжающих Тьелпэ и Лехтэ.
Двор вмиг огласил веселый гомон. Прибывшие из Химлада эльдар спрыгивали на землю, уводили коней в отведенные им денники, а Искусник помог спешиться жене и, кивнув сыну, пошел вслед за братом в донжон, где их уже ждали, собравшись в гостиной, приехавшие ранее братья.
— Питьо и Майтимо уже здесь, — перечислял Макалаурэ. — И, разумеется, родители Алкариэль. Они прибыли с месяц назад.
— Да, я сам же их и отпустил, — немного удивившись, заметил Куруфин.
— Верно, — рассмеялся своей забывчивости Маглор. — Еще обещался приехать Аэгнор. Дозорные передают, что его отряд прибудет завтра днем, а Финдекано, скорее всего, к вечеру.
— И когда же именно торжество? — полюбопытствовал племянник.
В комнате ярко горел камин, отбрасывая по стенам радостные блики. На столе, рядом с медом, фруктами и мясом, лежали карты Белерианда и перо с чернильницей. На полке стояла маленькая ручная арфа.
— Через три дня, — ответил Маглор и, подойдя к столу, откупорил бутылку и быстро разлил вино по кубкам.
Сидевший у окна Майтимо поднялся при виде приехавших и, прервав беседу с Питьо, приветствовал родичей.
За окном начинали все ярче разгораться звезды. Курво придвинул к камину еще одно кресло и, усадив в него жену, спросил:
— Ты не слишком устала? Может, пойдем в покои?
— Все хорошо, — успокоила она его.
Он быстро сжал ее пальцы, а Майтимо взял со стола один из кубков:
— За встречу! Впервые за долгое время нам удалось собраться почти всем вместе, да еще при столь радостных обстоятельствах.
Тьелпэ взял с блюда ломтик мяса.
— За встречу! — поддержал он. — Пусть это будет не последний случай в нашей семье, когда мы вместе по подобному поводу.
Впрочем, в тот вечер импровизированный пир не затянулся — немного поговорив, вновь прибывшие отправились в отведенные им покои, чтобы встретиться с остальными уже на следующий день.
На стене по-прежнему негромко перекликались стражи, успокаивающе позвякивало оружие. Откуда-то лилась негромкая музыка, и ощущение покоя было практически полным.
* * *
Приблизившись к границе Дориата, Тьелкормо остановился и спешился, на всякий случай дав указание коню подождать его до ночи, но не более того.
Магию Завесы нолдо ощущал, как нечто липкое и несильно приятное, однако оказаться за ней ему все же предстояло. Задержав дыхание, словно перед прыжком в воду, Келегорм сделал шаг вперед.
В тот же миг верные, выехавшие к границе, увидели, как их лорд исчезает в королевстве Эльвэ и, подняв лошадей в галоп, влетели в Дориат, чуть не сбив Тьелкормо и подоспевших стражей.
— Нолдор, — получив магическую весть, проворковала Мелиан у себя в покоях. — Как вовремя!
На границе тем временем царил переполох. Тьелкормо бушевал, что верные осмелились оставить Аредэль, потом переключился на отряд синдар, всячески желавший выпроводить незваных гостей. Когда же стало понятно, что нолдор не уйдут, невольно встретивший их Белег решил все же пригласить пришлых эльдар к костру и выяснить, что имел в виду блондин, утверждавший, что они продались Морготу.
* * *
Алкариэль сложила ладони на груди, безуспешно пытаясь унять сердцебиение.
— Ну как, ты готова? — спросила Лехтэ с улыбкой, входя в покои.
— Не знаю, — честно призналась та и посмотрела на наставницу с надеждой. — Скажите, леди Тэльма, а вы тоже волновались, когда выходили замуж?
— Разумеется, — охотно подтвердила та. — И даже уснула накануне с трудом.
Она поправила на голове девы свадебный венец и с удовлетворением оглядела ее украшенное золотой вышивкой сияющее белое платье.
— Ты похожа на лилию, — сообщила Тэльмиэль, заставив подопечную порозоветь. — Кано и так от тебя без ума, а теперь и вовсе не сможет глаз отвести.
Алкариэль заметно смутилась и уже совсем намеревалась было возразить, однако леди Химлада легко рассмеялась, и она поняла, что реплика вовсе не требовала ответа.
— Вот, возьми, — продолжила Лехтэ и протянула букет из васильков и ромашек. — Он идеально подойдет к твоему наряду.
— Родители ждут внизу? — спросила будущая новобрачная.
— Верно. А я пришла к тебе. И за тобой — пора.
Алкариэль кивнула и, глубоко вздохнув, расправила едва заметную складку на платье. Мысль, что возлюбленный, с которым она прожила весь последний год в одном доме бок о бок, совсем скоро станет уже не женихом, но супругом, никак не хотела уместиться в голове. Сердце билось, отдаваясь гулким звоном в ушах, дыхание постоянно перехватывало.
— Не волнуйся, — прошептала Лехтэ и легонько сжала плечо воспитанницы.
Та с готовностью кивнула:
— Пойдемте.
В открытое окно доносилась музыка. Звуки арф спорили с нежным пением флейт и хрустальным перезвоном серебряных колокольчиков. Разума коснулся легкий осторожный укол. Взгляд Алкариэль упал на кольцо аванирэ, подаренное лордом Куруфином, и она поспешила распахнуть осанвэ, сразу же ощутив окутавшую фэа волну тепла и нежности, словно кто-то обнял ее и гладит по волосам, нашептывая на ухо ласковое.
«Мелиссэ», — проник в ее сознание шепот Кано.
Сердце встрепенулось, и в груди разлился покой. Конечно же, волноваться действительно не о чем! Он рядом.
Порывисто распахнув дверь, Алкариэль вышла из покоев в коридор и сразу же оказалась лицом к лицу с женихом. Показавшаяся вслед за ней Лехтэ поприветствовала родича и направилась по лестнице вниз, чтобы присоединиться к гостям. Невеста же, протянув руку, дотронулась осторожно пальцем до щеки Кано. Глаза его блеснули пламенем, которое дева нередко замечала и раньше, и он немного хрипло объявил:
— Пора.
— Да, — откликнулась она эхом и вложила в протянутую ладонь пальцы.
Влюбленные спустились вниз, все так же держась за руки, и вышли в сад. Под ногами расстилался алый ковер из цветущих тюльпанов, армерий и маков. Над головами раскинулись бесконечные шатры сирени. Анар разливал в воздухе золотые волны, спорившие по яркости с нарядом невесты. Звон колокольцев усилился, заглушая все прочие звуки, и голоса, словно по команде, смолкли.
Макалаурэ вновь чуть заметно успокаивающе сжал пальцы, и Алкариэль прошептала:
— Люблю тебя!
— И я тоже! — ответил он поспешно и все так же хрипло.
Под ногами расстилалась, убегая вдаль между деревьев, устланная ковром дорожка, и жених с невестой пошли по ней туда, где их должны были ждать Майтимо и Халтион. Они шли меж гостей, и те кидали им под ноги лепестки цветов. Даже стражи на стенах при виде лорда подобрались, и Алкариэль с улыбкой разглядела на древках их копий короткие разноцветные ленты.
Лорд Химринга, завидев будущих новобрачных, вышел вперед, и невеста заметила рядом с ним на укрытом белой скатертью круглом столике палантир. В глубине его виднелось изображение нарядной рыжеволосой нис.
«Леди Нерданэль! — догадалась она. — Значит, они все-таки нашли способ, чтобы ей присутствовать на свадьбе сына».
От легкого волнения ее пальцы дрогнули, и Алкариэль получила осанвэ от возлюбленного:
«Не волнуйся, ты понравишься аммэ».
«Жаль, что я не могу приветствовать ее лично», — ответила она.
«Понимаю, мне тоже».
Они наконец остановились, и Майтимо, набрав воздуха в грудь, заговорил:
— Мы собрались здесь, в самом сердце Маглоровых Врат, в присутствии родных и друзей, чтобы засвидетельствовать брак моего брата Макалаурэ Канафинвэ Фэанариона с дочерью Халтиона Алкариэль. Со своей стороны, как старший в семье родич, объявляю, что с особым удовольствием даю согласие на этот союз…
Он говорил, и торжественная мелодия, будто подтверждая его слова, летела ввысь, к небесам. На лице стоявшего в толпе Финдекано, державшего за руку жену, светилась радость, как и на лице Питьо. Карнистир был непривычно задумчив, а Тьелпэ светел. Курво смотрел понимающе.
Позже слово взял отец Алкариэль, и когда Халтион закончил говорить, они вместе с Майтимо соединил руки жениха и невесты, Макалаурэ опустил руку в карман котты и достал два золотых ободка.
Прозвучали торжественные слова взаимных клятв любви, а после серебряные кольца были сняты и бережно убраны, а место их заняли золотые.
— Поздравляю, торон, — первым объявил лорд Химринга. — Счастья вам.
— Счастья, йондо! — раздался из глубины видящего камня голос Нерданэль, и Алкариэль, приложив руку к груди, склонила голову перед матерью мельдо, которую не видела никогда.
Макалаурэ взял пальцы любимой в свои и слегка сжал их, поглядев ей в глаза. Горевший в них свет согревал его фэа и эхом отзывался в груди.
— Родная, — прошептал он. — Жена моя. Люблю!
Порывисто прижав ее к груди, он наклонился и со страстью поцеловал. Алкариэль прильнула, обвив руками шею, и гости закричали слова поздравлений все разом. Взвились в небо птицы, защебетав на разные голоса, а музыка заиграла в полную силу. Менестрель выпустил возлюбленную из объятий и, посмотрев на нее долгим взглядом, запел.
* * *
На утро Макалаурэ разбудил яркий дневной свет. Ладья Ариэн уже успела высоко подняться, осветив деревья и крыши, бликами отражаясь в многочисленных ручьях и изгнав тени.
Подушка рядом еще хранила тепло жены и аромат ее тела. С удовольствием вдохнув, он улыбнулся и, приподнявшись на локте, оглядел комнату.
— Ясного утра, мелиссэ, — еще немного сонно поприветствовал он.
Алкариэль стояла у распахнутого окна, и блики дневного светила озаряли золотистым сиянием ее обнаженную кожу.
— Доброе утро, любимый, — ответила она, и лицо ее озарилось идущим из глубины фэа светом.
Взгляд менестреля скользнул по плечу супруги, по ее груди и бедру, однако в этот момент влетевший в комнату легкий ветерок приподнял прозрачную занавесь, скрыв эллет от взора мужа. Тот чуть нахмурился, и Алкариэль, заметив это, негромко рассмеялась.
— Меня никто не искал? — спросил он.
Жена покачала головой:
— Нет.
— Значит, все хорошо и верные справляются без меня, — сделал он вывод и вновь оглядел супругу.
Спешить было некуда, и планы на утро мгновенно обозначились у него в голове. Он сел на постели, слегка откинув одеяло, и Алкариэль, отойдя от окна, приблизилась и, не сводя глаз с супруга, села к нему на колени лицом к лицу. Макалаурэ сразу обнял ее, вдохнув с удовольствием хорошо знакомый аромат кожи. Ладонь легко пробежалась по ее спине, не торопясь, с удовольствием огладила нежное бедро.
— Люблю, — прошептал он, глядя с восхищением. И, крепко прижав жену к себе, поцеловал.
* * *
Ветер грозно завывал среди сосен, швыряя в одинокого путника колючий снег. Айканаро упрямо шел, желая лично убедиться, что поселившиеся в его с братом землях люди ни в чем не нуждаются этой суровой зимой. Ангарато отговаривал его, убеждая отправиться немногим позже, однако тот оставался непреклонен.
Про неглубокий овражек Аэгнор помнил, вот только не ожидал он, что склон окажется не только скользким, но и начнется немного раньше, чем предполагал нолдо. Спуск вышел стремительным и быстрым, однако эльф абсолютно невредимым оказался на дне, по которому пролегала нахоженная тропка. Айканаро собирался встать на ноги и отряхнуться, когда услышал совсем рядом шаги и нежный, но взволнованный голос спросил:
— Помочь?
В следующий миг Аэгнор уже стоял на ногах, и от резкого движения капюшон слетел с головы.
— Ой! — раздалось тут же. — Простите, лорд… А… или А…
— Я Аэгнор, — рассмеялся нолдо, но взглянув на совсем юную девушку, что зябко куталась в тонкий плащ, помрачнел.
— Зачем ты в непогоду в лесу? — спросил он, так и не узнав ее имени.
— За хворостом, лорд, — ответила она. — Холодно. Топить особо нечем.
— Пойдем-ка я провожу тебя, а там поглядим, что можно сделать.
— Благодарю вас, лорд, — искренне и очень светло улыбнулась девушка.
Айканаро быстро снял с себя плащ, решив остаться в куртке, но не дать еще сильнее замерзнуть озябшей спутнице, однако сравнив ее рост со своим, стянул с себя куртку и накинул ей на плечи.
— Грейся!
— А как же…
— Тут недалеко. Да и плащ при мне, — ответил Айканаро, понимая, что это далеко не самый страшный холод, какой ему доводилось встречать.
По пути в поселение лорд Дортониона вызнал все о нуждах атани, их надеждах и мечтах. Уже приближаясь к домам, он легко подхватил пару высохших стволов и поволок в указанном девушкой направлении.
— Это вам на первое время, — пояснил он. — Мы с братом обязательно поможем. Вам всем.
— Спасибо большое, — просто и искренне поблагодарила его девчушка.
Айканаро кивнул ей и уже собирался проследовать к дому старейшины, когда она окликнула его:
— А куртка?
— Оставь себе! Зима будет долгой.
— Спасибо, лорд!
На несколько лет Аэгнор забыл про эту встречу, хотя довольно часто приезжал к атани. Юная Андрет же с той зимы потеряла покой, сделавшись задумчивой и молчаливой. Мать лишь с грустью качала головой, наблюдая, как ее дочь украдкой обнимает куртку лорда, вздыхает и плачет порой.
Примечания:
Melmenya — любовь моя
Irimа — желанная
Приблизившись к границе Дориата, Тьелкормо остановился и спешился, на всякий случай дав указание коню подождать его до ночи, но не более того.
Магию Завесы нолдо ощущал, как нечто липкое и несильно приятное, однако оказаться за ней ему все же предстояло. Задержав дыхание, словно перед прыжком в воду, Келегорм сделал шаг вперед.
В тот же миг верные, выехавшие к границе, увидели, как их лорд исчезает в королевстве Эльвэ и, подняв лошадей в галоп, влетели в Дориат, чуть не сбив Тьелкормо и подоспевших стражей.
— Нолдор, — получив магическую весть, проворковала Мелиан у себя в покоях. — Как вовремя!
У Завесы тем временем царил переполох. Тьелкормо бушевал, что верные осмелились оставить Аредэль, потом переключился на отряд синдар, всячески желавший выпроводить незваных гостей. Когда же стало понятно, что нолдор не уйдут, невольно встретивший их Белег решил все же пригласить пришлых эльдар к костру и выяснить, что имел в виду блондин, утверждавший, что они продались Морготу.
Разговор был весьма напряженным. Синдар спорили, защищая честь своего короля, а некоторые и королевы. Большинство из них склонялось к тому, что именно нолдор принесут беды и разруху в Дориат, а потому должны незамедлительно покинуть его пределы. Никакие доводы не действовали на преданных стражей, пока на поляну к ним не вышел Маблунг:
— Рассказывай все и не пытайся слукавить — распознаю. Кто послал и что тебе велено здесь сделать?
Этот вопрос стал последней каплей — терпение Фэанариона лопнуло. Нет, он не схватился за оружие, и даже не вмазал наглому эльфу, хотя хотелось и сильно, он лишь закричал почти на все приграничье:
— Ваш менестрель храбрее воинов! Он ушел, не желая служить тьме! Чуть не погиб, но ушел! А вы… вы оставайтесь. Только потом не зовите на помощь ни меня, ни кого-либо из нолдор — вы выбрали путь! И он ведет на север!
Закончив, Келегорм посмотрел на верных и распорядился:
— Уходим!
— Это вряд ли, — произнес Белег. — По закону вы должны предстать пред тронами владык!
— Иди ты! К тронам своих владык! — сплюнул Тьелко.
— А если… — Белег потянулся к луку.
— Ну-ну, — усмехнулся он. — Стреляй, если жизнь надоела. Тебя-то точно захвачу с собой.
— Уймитесь! — Маблунг вмешался в спор. — Я выбрал не тот тон. Прошу меня простить.
— Другое дело, — улыбнулся Турко.
— Из-за чего вы пожаловали сюда?
Келегорм вновь повторил историю, и командир стражи призадумался — рассказ нолдо не противоречил тому, что он видел сам, но тогда это означает…
— Доброго вечера всем присутствующим! — разнесся над поляной нежно-сладкий голос. — О! У нас гости? Как это мило.
— Приветствую вас, — Келегорм встал, неотрывно глядя на появившуюся словно из ниоткуда прелестную синдэ.
— Я Лютиэн, дочь Мелиан и Тингола, владык Дориата, — представилась она, глядя в глаза Охотника.
«С тобой тяжелее. Ну же, почему ты еще не восхищаешься мной, не желаешь меня?! А если так…» — размышляла принцесса, плетя заклинания одно за другим и медленно подходя к гостю.
— Рад встречи! Я Туркафинвэ Фэанарион, — ответил он, почему-то решив утаить материнское имя.
— О! О ваших деяниях ходят самые разные слухи. Одни интереснее других, — Лютиэн почти вплотную подошла к Охотнику, лишь в последний момент сменив направление и слегка задев того грудью.
— Принцесса, не знаю, кто и что вам про меня говорил, но вы в любой момент могли узнать правду — от моей кузины, что живет в вашем королевстве.
— Я с бОльшим удовольствием послушаю вас, — выдохнула она ему в шею. — Наедине.
— Вообще-то мы планировали покинуть Дориат, — начал Келегорм.
— Исключено! Вы наши гости. Жду вас в Менегроте, — она с улыбкой обвела взглядом всех нолдор. — Стража, проводить их!
— Будет исполнено, — отозвались синдар.
* * *
На западном крае неба догорали последние алые закатные сполохи. Широкие мазки золотого и белого делали его похожим на творение живописца, и Тьелпэ, устроившись с комфортом на подоконнике, любовался, не забывая, впрочем, следить за переговорами отца с гномами. Те ёрзали в своих креслах, хмурились, и Куруфинвион, почувствовав, что скоро их терпение лопнет, послал отцу осанвэ:
«Мне кажется, дальше торговаться не стоит — они и так уже значительно сбросили цену. Мы же не хотим, чтобы они уехали, забрав мифрил с собой?»
Искусник выслушал и кивнул:
«Согласен. Прости, увлекся. Но цена и правда непомерная — в 7 раз дороже золота!»
«Иные платят на несколько порядков больше. Думаю, если бы наугрим не считали тебя своим другом, вряд ли стали бы терпеть такой грабеж».
Куруфин ухмыльнулся и вслух сказал, обращаясь к Яри:
— Я согласен на твои условия.
Науг, услышав, чуть не подпрыгнул от радости:
— По рукам!
Достав из-за пазухи свиток с текстом будущего договора, он начал вносить в него необходимые уточнения, а после, не выдержав, спросил:
— Прости мое любопытство, господин, но куда ты намерен пустить серебро Дюрина?
— Это не тайна, — ответил Искусник и, сунув руки в карманы куртки, поднялся и прошелся по комнате. — Я хочу сделать две кольчуги. Одну из них для своей супруги.
Услышав слова отца, Тьелпэ вздрогнул. Ему вдруг показалось, что он почувствовал дуновение ледяного северного ветра и увидел отблески темного пламени.
— Атто, я покину вас ненадолго, — бросил он отрывисто и поспешил покинуть гостиную.
Выйдя в сад, нолдо вдохнул полной грудью аромат разнотравья, точно также, как и его отец, сунул руки в карманы, и отправился бродить по дорожкам сада.
Вечерний свет уже почти померк, однако ночь пока не успела вступить в свои права.
«Сколько длится этот мир? — думал он. — Уже почти четыреста лет. Воистину Долгий. Однако и Враг наверняка не дремлет. Что он задумал?»
Сощурившись, нолдо остановился и устремил взгляд на север. Туда, где за далекими горами возвышались черные пики.
«Надо бы съездить проверить заставы, — подумал он. — Завтра».
Ведущая в донжон дверь тихонько скрипнула, и Тьелпэ, обернувшись, увидел отца и помахал ему. Курво подошел ближе.
— Ты правда хочешь сделать кольчугу для мамы? — спросил сын.
Тот кивнул в ответ:
— Да. Нолдиэ нельзя запереть в четырех станах, а мир не будет длиться вечно, как бы мы ни старались.
— А кому предназначен второй доспех? Ты говорил, что хочешь сделать два.
— Для жены твоего дяди Макалаурэ.
— Понимаю. Моя помощь потребуется?
— Непременно. Но не сегодня — еще надо проверить печи. Бородатые говорят, что температура понадобится очень высокая, хотя металл и плавкий, подобно меди.
— Хорошо. Тогда я утром наведаюсь на заставы.
— Давай. А после возвращайся.
Они еще немного поговорили, и Тьелпэ отправился в крыло верных.
Утром, едва на востоке забрезжил рассвет, он вышел на двор, оседлал коня и в сопровождении отряда покинул крепость. Что позвало его в дорогу, он вряд ли мог бы теперь сказать. Мысль летела вперед, пытаясь предугадать грядущее. Хотя дозорные крепостей докладывали, что все пока спокойно, однако фэа что-то тяготило. Казалось, будто должно случиться нечто неминуемое и страшное. Завидев ущелье Аглона, молодой лорд с облегчением вздохнул и, спешившись, оставил коня на попечение воинов, а сам стал взбираться по крутой насыпи.
Ладья Ариэн поднималась все выше, разгоняя ночной мрак и окрашивая золотистым светом поля и пики гор. Наконец, взору его предстали владения дяди Нельо и широкие равнины Лотланна.
«Наверное, он видит теперь то же самое, что и я, — подумал молодой лорд. — Над черными пиками Тангородрима клубится дым. Хотелось бы знать, какое злое колдовство задумал Моринготто на этот раз. Надо предупредить отца — следует поторапливаться. Хотя, возможно, сколько-то лет у нас еще есть».
Он уже собирался спускаться вниз, но все же наперед еще раз прислушался к фэа. Она по-прежнему его куда-то звала и о чем-то шептала.
«Кажется, Враг — это не то, о чем она хотела предупредить. Тогда что же?»
Распахнув осанвэ, нолдо послал фэа в полет, и та устремилась на запад, к круговым горам. Тьелпэринквар вздрогнул, поняв, что именно может вскоре произойти, и послал Ненуэль подобный серебряной стреле зов:
«Где ты? Ты слышишь меня? Откликнись!»
Он все звал, и зов его летел, ища ту единственную, для кого предназначен. Наконец, в далеком Ондолиндэ, дочь Глорфинделя, как раз беседовавшая в саду с Итариллэ, вздрогнула и закрыла глаза:
«Я слышу тебя! — откликнулась она, и сердце ее заколотилось от радости. — Тьелпэ…»
«Да, это я, — прилетел ответ. — Прошу тебя, не покидай сейчас своего безопасного града. Я не знаю, сколько будет длиться мир, и никому этого не известно. Но война может вернуться в любой момент. Ради меня, прошу, не выходи! Мелиссэ…»
Тьелпэ произнес еще раз мысленно то последнее слово, и фэа его взорвалась бурной радостью. А Ненуэль, слушая, как бьется ее собственное сердце, отдаваясь гулом в ушах, приложила к пылающим щекам ладони:
«Хорошо, я не покину пока долину Тумладен. По крайней мере, до тех пор, пока не минует битва. Обещаю. Мельдо…»
«Благодарю тебя! — услышала она, и ей почудилось, будто чья-то невидимая рука тянется к ней, а еще ощутила горячую волну нежности. — Родная…»
Связь скоро оборвалась, и Ненуэль, обернувшись к подруге, задумчиво проговорила:
— Пока нам стоит отложить поездку.
— Ты абсолютно уверена? — спросила дочь Тургона.
— Да.
Несколько секунд Итариллэ молчала, а после ответила:
— Хорошо.
Тьелпэринквар же за многие и многие лиги от них вскочил на своего коня и отправился домой. Вести отцу следовало принести как можно скорее.
* * *
Всю дорогу по пути в Менегрот принцесса мило беседовала с нолдор, уделяя особое внимание Келегорму. Турко прилагал немало усилий, чтобы не остаться наедине с Лютиэн — слишком явно представлял он себе все то, что еще совсем недавно происходило с Даэроном. Охотник искренне надеялся встретить Артанис и поговорить с кузиной, однако использовать осанвэ он пока не решался, несмотря на кольцо, сработанное Курво. Принцесса же испробовала все известные ей заклинания, надеясь подчинить упрямого нолдо, чья энергия и сила влекла ее, вызывая почти что бесконтрольное желание выпить того до дна.
В Менегрот эльдар прибыли под вечер, где были сразу сопровождены в гостевые покои. Вот только никто из них и не догадывался, что сам открыть изнутри двери уже не сможет. Тьелкормо первым делом обследовал комнату и, не найдя ничего подозрительного, растянулся на кровати и прикрыл глаза.
Бесшумная тень проскольнула к нему позже, когда убедилась, что нолдо спит. Одетая в прозрачное платье, сотканное из нитей, улавливающих и гасящих свет, Лютиэн приблизилась к ложу и вновь потянулась к сознанию спящего. Не пробуждаясь, Турко отмахнулся было от неведомого создания рукой, но вместо этого его ладонь легла на грудь принцессы и непроизвольно сжала ее.
— Вот и умница, — проворковала она. — Иди же ко мне, мой наивный нолдо.
Чары проникали в сознание Келегорма, но ровно на столько, чтобы не дать тому пробудиться.
«Что же мешает мне, что? » — руки Лютиэн скользили по телу Охотника, лаская и ища амулет.
— Есть! — мысленно возликовала она и сорвала с его пальца кольцо, отбросив его на покрывало.
Ладони Тьелкормо в следующий миг сжали ее бедра, подтягивая принцессу к себе.
— Умница, — ворковала она, раздевая своего пленника. — Сейчас, мой нетерпеливый, сейчас ты познаешь все муки и наслаждение, которые может подарить лишь тьма!
Лютиэн дразнила и тут же отстранялась, чертила кровавые узоры на коже Келегорма, разрезая ее острым ножом. Она так увлеклась, что даже не заметила, что левая рука пленника охотнее исследует кровать, чем ее тело.
Металл приятно коснулся кожи, и принцесса закричала — ее слишком резко выкинули из сознания.
— Пошла вон! — вскричал Турко, сбрасывая с себя Лютиэн.
— Ты пожалеешь! Ты проклянешь себя, что выгнал меня и не умер достаточно быстро.
— Вот как? Я предполагал, что ты желала иного, — с ухмылкой произнес он.
— Глупый нолдо! Ты посмел отказать мне и тем самым оскорбил. Придет время, и ты будешь молить Единого, чтобы то была я, а не… Он! — с придыханием произнесла дочь Мелиан. — А сейчас прощай! Запирающие дверь чары тебе не разрушить никогда!
«Мерзость какая!» — подумал Турко, пытаясь размазать кровь и тем убрать узоры. Голова нещадно болела, все тело ломило, но требовалось действовать и доказать обратное — створки возможно распахнуть.
Однако как ни старался Келегорм, ничего не получалось. День ото дня он пытался вышибить дверь, но та не поддавалась. Лишь неизвестным образом и всегда, когда он спал, в комнате появлялась миска с едой и вода.
* * *
— Господин, разрешишь посмотреть, что там светится зеленым? — спросил Халмир, сын Халдана из народа Халет, и взглядом указал на яркий огонек, искрящийся в вышине между скал.
Дозорный смерил юного адана оценивающим взглядом и, наконец, кивнул:
— Хорошо. Только недолго. Сам сможешь дойти?
— Да, я уже привык.
Халмир перехватил поудобнее толстую суковатую палку и начал довольно споро взбираться, время от времени, правда, падая на колени. Вторая его рука, которая могла бы помочь ему в восхождении, безжизненно висела на перевязи, иссохшая почти до состояния тонкой веточки — последствия боя с пауками три года назад. Проклятая тварь тогда ужалила его в кисть. Эльфы-синдар из ближайшего поселения смогли в тот день спасти умиравшего Халмира, однако рука постепенно начала иссыхать и скоро вовсе потеряла подвижность.
Приложив ладонь ко лбу козырьком, юноша оценил оставшееся до зеленого огонька расстояние и ухватился за ближайший каменный уступ.
Для битвы с тех пор он стал уже не пригоден, однако охотиться с помощью копья это ему ничуть не мешало. Влекомый любопытством, он начал уходить все чаще и дальше, пока теперь ноги не принесли его к северным горам, на границу Химлада и Химринга.
Зеленый огонек светился все ярче и становился все больше. Сжав крупный, достаточно острый выступ скалы так, что на рассеченной ладони проступили капельки крови, он последним мощным усилием подтянул себя и оказался на небольшой усыпанной щебнем площадке.
— Как красиво! — вздохнул Халмир, с восторгом оглядывая открывшееся ему зрелище.
В самом центре необычного, совершенно прозрачного зеленоватого камня, парила птица. Ее взгляд был устремлен к небесам, и юноше показалось даже, что она вот-вот запоет.
Он сел на ближайший камень и начал рассматривать чудо. Казалось, что сама порода светится не только впитавшимся в нее светом Анора, но и своим собственным. Халмир бережно, с благоговением погладил дивный камень, и ему показалось, что от самых пальцев вверх по руке разлилось приятное тепло, сопровождающееся легчайшим покалыванием. Он посмотрел на рассеченную ладонь и с удивлением обнаружил, что полученная только что рана стала заметно меньше.
— А что, если камень целебный? — подумал он, содрогнувшись в волнении. — Это ведь территория заокеанских эльфов…
Какой бы ни была безумной надежда, отринуть ее сразу он никак не мог. Приложив мертвую руку к валуну так, чтобы она касалась породы, одновременно опираясь на здоровую ладонь, сын Халадана закрыл глаза и стал ждать, почти не дыша от волнения.
Анор ласкал его лицо, и юноша улыбался. Тепло охватывало мертвую руку все сильнее, а вот живая не чувствовала ничего. Не выдержав, Халмир открыл глаза и увидел, что теперь и сама мертвая конечность светится зеленоватым.
В какой-то момент покалывание стало почти болезненным, но одновременно юноша увидел, что рука начинает наливаться силой. Он глазам своим не поверил, от радости почти закричав. В ушах его теперь отчетливо звучало пение. Голос был мужской и очень ласковый, а язык незнакомый. Впрочем, Халмир догадывался, что это квенья — отдельные слова он иногда слышал из уст встречавшихся воинов-нолдор.
Теперь пение становилось все громче, и Халмир, не выдержав в конце концов боли, отдернул руку от камня и помотал ею. Не сразу сообразил он, что двигает мертвой рукой, не помогая себе второй, живой.
— Впрочем, — прошептал он, даже не пытаясь сдержать радостную улыбку, — она уже не мертвая, а живая!
Он попробовал схватить свой самодельный посох, но тот выпал.
— Кажется, нужно снова учиться ею пользоваться, как в детстве, — понял он.
Несколько упражнений привели к тому, что палка со второй попытки прочно удержалась там, где ей и было положено — в кулаке Халмира. Счастливый юноша начал проворно спускаться вниз и, завидев дозорного-нолдо, закричал на синдарине:
— Спасибо за чудесный камень!
Тот, однако, не сразу понял, что произошло, и Халмиру пришлось все рассказать подробнее. Ожившая рука служила тому неопровержимым свидетельством.
— Кажется, стоит доложить об этом случае лордам, — пробормотал нолдо.
Адан спросил:
— Кто оставил камень?
— Природа. Но фигура в нем — работа одного из наших лордов, Келебримбора, сына Куруфина.
— Передай ему мою глубокую благодарность.
— Непременно, — пообещал стаж границы.
Халмир попрощался и, насвистывая себе под нос, продолжил путь. Теперь можно было возвращаться домой и посвататься к смешливой красавице-соседке, которая ему давно нравилась. Сейчас уж ее отец точно отдаст дочь за Халмира.
* * *
— Чем занимаешься? — спросил Келеборн, входя в покои.
Отложив меч в сторону и сбросив кольчугу, он улыбнулся и подошел к любимой. Та подалась навстречу и с удовольствием коснулась губами щеки супруга.
— Пишу письмо брату, — пояснила Галадриэль. — Финдарато.
— Соскучилась?
— Можно и так сказать, — ответила она и протянула мужу свиток. — Вот, почитай.
Тот незамедлительно развернул его и вгляделся в строки. По мере продвижения к концу послания, Келеборн делался все более и более мрачным.
— И как, ты думаешь, Финрод нам поможет? — спросил он супругу.
— Не знаю, мельдо. Но одним нам не справиться, — ответила Галадриэль.
Келеборн кивнул, соглашаясь:
— А если уж слухи верны…
— Ты о чем? — не поняла его Артанис.
— Трандуил рассказал мне, что видел в Менегроте стражей границ… И с ними были шестеро квендо, очень похожих на нолдор.
Дочь Арафинвэ побледнела, а синда задумался, рассуждая:
— Правда, не ясно, как они попали сюда. Преодолеть Завесу можно только с согласия той, что ее создала. И где они сейчас? Почему не зашли к нам? — говорил он. — Ты видишь, сколько вопросов. Не знаю, правдиво ли это известие. Может, Ороферион ошибся и принял за твоих родичей кого-нибудь из авари? Хотя…
Он, все еще в сомнениях, покачал головой, а Галадриэль порывисто воскликнула:
— Мельдо! Я чувствую, что твой друг прав. К тому же, во дворце упорно говорят об угрозе нападения на Дориат.
— Это правда, — с чуть заметной грустью согласился он. — Элу уже которую неделю твердит о планах нолдор завоевать королевство.
— Нам надо еще раз обо всем подумать…
В покоях надолго воцарилось молчание.
— Отправляй письмо, мелиссэ, — наконец произнес муж. — Но, Эру, как же я хочу, чтобы мы ошибались.
— И я, любимый. И я.
Она прильнула к супругу и порывисто обняла, запустив пальцы в волосы. Он наклонился, и губы их встретились в поцелуе.
Гонец выехал из Дориата в тот же вечер и устремился к Нарготронду. Точнее к тем местам, где, как он знал, его встретят стражи брата его леди. Погони не было, однако силы постепенно начали оставлять верного — Мелиан не желала, чтобы кто-либо покидал Дориат.
Недели сменяли месяцы, однако упрямый, хотя и почти полностью истощенный нолдо продолжал свой путь.
В тот день, ранней осенью, он не смог не то, чтобы сесть на коня, даже подняться с земли. Несчастный полз, окончательно выбиваясь из сил, а его жеребец неотступно следовал за ним. Лишь когда нолдо лег на землю и затих, тот отчаянно заржав, поскакал вперед, надеясь привести подмогу.
— Ты слышишь? — спросил один из стражей тайного града.
— Кто-то скачет.
— Звук странный. Словно стремена болтаются.
— Раненый?
— Сейчас узнаем, — он сделал знак, и отступил за дерево.
Конь без седока вылетел на поляну. Остановился, заозирался и заржал, зовя на помощь.
Нолдор вышли к нему, пытаясь понять, что же случилось с его всадником. Жеребец же буквально схватил зубами за капюшон одного из эльфов и потянул за собой. Эмоций конь не скрывал и потому, страж, высвободившись, запрыгнул в седло.
Гонец был еще жив, когда подоспела помощь.
— Послание. Финроду. Отвези меня. Прошу.
— Держись!
Никто не пытался скрыть тропу, что вела ко входу в Нарготронд от посланника Галадриэли — тот почти всю дорогу не приходил в себя. Страж нес его на себе на последнем участке пути и уже хотел ступить под каменные своды, как заполыхал кристалл, предупреждавший об опасности.
— Неужели шпион Врага, — подумал он, опуская свою ношу на землю.
Королю, однако, доложить решил.
Финрод, заслышав о лже-гонце, вышел из тайного города сам, дабы разобраться в случившемся.
— Это нолдо из верных Артанис! — вскричал он. — Что с ним?
— Не знаю, государь, — ответил страж и поведал историю.
Посланец тем временем открыл глаза и, еле шевеля рукой, протянул свиток.
— От вашей сестры, — прохрипел он и обмяк.
Фелагунд взял послание, однако читать сразу не стал, как бы того ни хотел. Вместо этого он запел, изгоняя злую магию из тела несчастного. Борьба давалась Финдарато нелегко, но он побеждал, освобождая гонца от колдовских пут.
Когда же государь Нарготронда завершил песнь, гонец перестал быть мертвенно-бледным, и страж по приказу Финрода внес его в град.
Кристалл на этот раз молчал.
* * *
Теплый воздух поднимался от разогретой за день земли, наполняя вечер ароматами клевера и медуницы. Ладья Ариэн скрылась за соснами, разукрасив небо золотым и розовым.
Айканаро медленно шел, наслаждаясь красотой, тишиной и таким же сладким, как аромат цветов, умиротворением. Неожиданно безмолвие пронзил чистый голос, певший о птицах, что искали счастья в далеких краях. И хотя мотив был незамысловатым, а слова простыми, сердце Аэгнора вздрогнуло и забилось быстрее. Он поспешил туда, куда позвала его фэа — навстречу песне и своей судьбе.
Андрет, завершив мелодию, вздохнула и начала новую, полную тоски и несбывшихся надежд. Ее голос то взлетал к самым небесам, то срывался на дно ущелий. Он мчался по всему Белерианду, зовя того, кто однажды зимой забрал ее сердце.
Айканаро появился из высокой травы как раз в тот момент, когда дева умоляла в песне Единого послать ей знак, подсказать, может ли сбыться ее мечта. Завидев эльфийского лорда, она замерла, не веря своим глазам, а Аэгнор, приблизившись к ней, спросил:
— Кто ты, счастье мое?
Андрет зарделась от такого обращения, однако нашла в себе смелость ответить вопросом:
— Неужели совсем не помнишь?
Айканаро замер, пытаясь понять, где и когда мог встретить ее раньше. Он нахмурился, гневаясь на собственную память, которая решила подвести его в столь важный момент, но мгновение спустя, взял ее тонкие пальцы и прижал к своим губам:
— Я не знаю, где были мои глаза тогда, в первую встречу, но сейчас… сейчас они видят прекраснейшее создание Эру!
— Лорд, не пожалеете ли вы потом об этих словах?
— Никогда. Даже если ты сейчас рассмеешься и убежишь, исчезнешь в летнем мареве, растворишься в дивных ароматах этого вечера. Я всегда буду помнить нашу встречу. Андрет. Я ведь прав?
— Вспомнил! — обрадовалась девушка и потянулась к нему всем телом. Аэгнор обнял ее и долго не желал отпускать от себя ту, что так долго искал — сначала в Амане, потом в Белерианде. Он стоял и вдыхал запах ее волос, радуясь, что много после их первой встречи в овраге случайно услышал ее имя, а сейчас вспомнил его. Или же это его фэа подсказала ему, как зовут любимую.
Аэгнор нежно провел рукой по волосам Андрет, и когда та подняла голову, чтобы взглянуть на него, наклонился и поцеловал ее.
Неожиданный раскат грома заставил их обоих вздрогнуть, но не разорвать объятия и поцелуй. Ветер трепал и переплетал им волосы, травы склонялись к ногам, и молния с громким треском расколола небеса над их головами — знак был дан.
— И кто она? — остановил брата Ангарато.
— Ты о чем?
— О ком, — поправил тот Айканаро. — Я же вижу. И, поверь, рад за тебя. Когда представишь свою возлюбленную?
— А должен? — несколько жестко спросил Аэгнор, однако отрицать очевидное не стал.
— Конечно, это твое… ваше дело, но я не понимаю, к чему вся эта скрытность. Через пару лет на помолвке ведь все равно…
— Пара лет! — горько усмехнулся Айканаро. — Мы не можем так… так долго тянуть.
— Тогда через год. Все же приличия соблюсти стоит, даже если она синдэ, — недовольно ответил Ангарато.
— Все намного… сложнее, брат.
— То есть?
— Она человек.
— Что?! Ты в своем уме, Айкьо?! Как такое возможно?!
— Представь себе, возможно, — рявкнул Аэгнор. — И заметь, не я первый начал этот разговор! Ты бы вообще первый раз ее увидел свадьбе.
— Но подумай, пройдет полвека или чуть более…
— И я останусь один. Навсегда.
— Именно!
— Но у нас будут эти пятьдесят лет! Будут!!!
— Финдарато знает?
— Нет. Еще его мне не хватало сейчас выслушивать — как правильно, как неправильно любить. Ему-то откуда об этом знать?! Он уже и Амариэ свою забыл давно. Наверное.
— Ну-ну, — покачал головой Ангарато. — Ему, главное, так не скажи.
— В общем, ты теперь все знаешь. Поддержишь меня или нет — решать тебе, но свадьба через месяц.
— Что?
— Ее родители дали согласие. Остальное… остальное меня не волнует!
Дверь оглушительно хлопнула, выпуская Аэгнора из комнаты.
«Да какое мне дело, что скажет Артафиндэ! Может, еще личного разрешения Нолофинвэ испросить?! А если отрекутся от родства со мной, то что ж, уйду к ней в леса. Но… Эру, как бы я хотел дать ей свое бессмертие! За что ты так поступил со вторыми твоими детьми?» — с этими мыслями он спешил вдоль поля, где золотые колосья, подобно дорогому его сердцу морю, колыхались на ветру.
— Андрет! — ликующе вскричал он, завидев любимую. Подхватив девушку на руки, он закружил ее и долго потом не выпускал из объятий.
Наконец, поставив ее на землю, Аэгнор достал из кармана небольшую шкатулочку.
— Я понимаю, что мне следовало сделать это раньше, когда я просил твоей руки, но я не успел тогда закончить его. Прими же сейчас этот дар, мелиссэ, — он откинул крышечку и протянул Андрет кольцо. Золото разных оттенков переливалось и создавало неповторимую игру света, огранка камней, их размер и форма дополняли, но не подавляли собой металл.
— Любимый! Это же… это же цветы на поле, — ахнула дева.
— Те самые, что окружали нас в тот вечер. Ты позволишь? — Айканаро взял кольцо и надел на палец своей невесте.
Поцелуй их был долгим и сладким, летним и жарким, словно и не чувствовалась в воздухе скорая осень.
* * *
«Кажется, получилось», — подумал с удовлетворением Куруфин и, поднеся мифрильную кольчугу к окну, еще раз внимательно оглядел.
Длинная, чтобы закрывала роа жены до середины бедра, а руку до самого локтя, она была по вороту отделана витиеватым узором из того же металла, выполненным в виде побегов вьюнка:
«Идеально подходит для нис».
Рядом на столе лежали наручи, тоже сделанные из мифрила. Теперь, если любимая надумает куда-нибудь нежданно отправиться, ему будет гораздо спокойнее — такой доспех практически не пробить.
«Хотя, лучше бы ей не довелось испытать его на себе», — подумал Курво.
Закатное небо полыхало всеми оттенками алого, отбрасывая на металл тревожные блики. В памяти Искусника не замедлил всплыть эпизод их первой встречи в Белерианде. Бой, мелькание мечей, скрежет стали, крики тварей Моринготто. И посреди этого всего переодетая нэром Лехтэ. Муж даже головой тряхнул, прогоняя это воспоминание, вызывавшее в нем противоречивые чувства.
«Нет, просить ее быть немного осторожней бессмысленно. А, значит, пора вручать подарок».
Свернув кольчугу, он захватил наручи и покинул мастерскую. В такой час жена, вероятней всего, сидела в своих покоях и вышивала, поэтому он взбежал по лестнице и, пройдя по отделанному деревом коридору, толкнул дверь. Замерев на пороге, он оглядел открывшуюся ему картину, и губ Фэанариона коснулась легкая улыбка. Жена накладывала на полотно гобелена золотые стежки, порой сосредоточенно хмурясь и чуть покусывая губу. Рядом на серебряном блюде лежали жемчужины.
— Не пора ли заканчивать? — поинтересовался нолдо и в несколько шагов пересек разделявшее их пространство.
Любимая от неожиданности вздрогнула, но, увидев мужа, просияла:
— Ясного вечера.
— И тебе, — ответил он.
Наклонившись, он с удовольствием поцеловал супругу, ощущая, как от одной ее улыбки напряженная после долгого дня фэа успокаивается.
— Да, ты слышала новости? — спросил он, устраиваясь на стуле за столом так, чтобы видеть освещенное закатными лучами лицо Лехтэ.
— Нет, — ответила она и, заинтересованная, подалась вперед. — А что случилось?
— Ваш с Тьелпэ зеленый камень, внутри которого сын сделал птицу, вдруг оказался целебным.
Тэльмиэль даже руками всплеснула:
— Каким же образом?
— Не знаю, — пожал плечами Искусник. — Я специально после ухода гонца осмотрел отколотый тобой образец — самый обычный минерал без малейших признаков магии. Остается предположить, что таковым он стал в результате действий сына. Хотя Тьелпэ уверяет, что делал обычное украшение, но, может быть, свет души мастера неосознанно повлиял…
Жена улыбнулась, и было видно, что новость ее весьма порадовала.
— Что ж, если так, — заговорила она, размышляя, — то, может быть, это новое свойство пригодится кому-нибудь после боя, чтобы исцелиться. Ведь рано или поздно…
— Да, однажды сражение состоится. Мы не будем вечно терпеть тень Ангамандо, — ответил он, немного мрачнея. Однако, вспомнив, зачем именно поспешил к жене, Искусник улыбнулся и продолжил:
— Не исключено, что так. Во всяком случае, не стоит забывать о таком свойстве камня. Но это не все новости.
— А что еще?
Глаза нолдиэ вспыхнули любопытством, и Куруфин рассмеялся:
— Подарок. Вот, посмотри, тебе должно понравиться.
Он встал и, подойдя ближе, развернул блестящий сверток. С губ супруги сорвался вздох восхищения:
— Какая красота!
Мастер довольно улыбнулся, а Лехтэ бережно провела пальцем по сверкающим звеньям мифрила:
— Это мне, да?
— Конечно, мелиссэ. Впрочем, вторую, похожую на эту, гонец увез во Врата для Алкариэль.
— Я рада, что у нее будет столь непревзойденная защита. Я примерю?
Она с надеждой посмотрела на мужа, и тот вновь улыбнулся:
— Разумеется. Она же теперь твоя.
Любимая надела подарок прямо на платье и, подойдя к зеркалу, оглядела себя.
— Сидит превосходно, — заключила она. — Еще раз благодарю тебя, мельдо.
— Рад, что нравится. Вот, возьми еще к ней наручи.
Когда те заняли положенное им место, Куруфин заключил, что итогом работы он и правда доволен.
— Теперь ее, видимо, стоит испытать, — проговорила задумчиво Лехтэ.
Искусник немного ехидно приподнял брови и сложил руки на груди:
— Не на орках, я надеюсь? Испытания в мастерских она прошла вполне успешно.
— Нет, конечно же, не в бою. Я понимаю, что ты меня туда не пустишь. Да и сама не рвусь, если честно. Но, может, охота…
В голосе мелиссэ отчетливо слышалось предвкушение веселой шутки, и муж поддержал тон:
— Например, единоборство с кабаном. Ты бы справилась, даже не сомневаюсь.
— Тогда отправляемся? — рассмеялась Лехтэ.
Курво посерьезнел:
— Забудь. И все же проверить, как ты будешь чувствовать себя в ней в движении, надо, это правда. Так что охота состоится. Только не на кабана, а на оленя. Устроит?
— Ладно, так уж и быть. Спасибо!
Она подбежала и расцеловала мужа в обе щеки. Тот всего на одно мгновение растерялся, а после обнял любимую.
* * *
Морифинвэ возвращался в Таргелион, полный решимости незамедлительно найти Лантириэль и объясниться с ней. Однако, при подъезде к своим землям, его встретил отряд верных, спешивший к своему лорду с важными новостями.
— И где пропали те наугрим?
— На перевале, что ведет к водопаду.
— Обвалы? Сели? Лавины?
— Не было, лорд.
— Ирчи?
— Ни следа.
— Так какого рауко?! — вспылил Карнистир. — Может, и не было никакого отряда?!
— Но…
— Не перебивай! Мы же знаем, что часть подгорного народа забыла заветы Дюрина и продалась Морготу.
— Предполагаем, лорд. Доказательств-то у нас нет.
— Теперь есть! Они и не шли в Таргелион. Свернули на северные тропы и поспешили к своему хозяину!
— И нас подставили.
— Ничего. Догоним. И поговорим с ними по душам. И мечам, — хохотнул Карантир и разом помрачнел — встречу с любимой вновь придется отложить.
Не дав себе даже отдохнуть с дороги, лишь оставив необходимые распоряжения, Морифинвэ с отрядом отправился коротким, но нелегким путем на север, чтобы перехватить возможных врагов. Других мыслей, что могло случится с гномами, у него не было.
Без устали нолдор продвигались, уже пешие, по узким тропам, прислушиваясь и пытаясь уловить хоть малейший признак присутствия здесь подгорного народа. Лишь к вечеру третьего дня уловили они запах дыма. Селений в тех краях не было, да и кто бы в здравом уме согласился жить среди голых скал?
— Наши пропавшие? — предположил один из верных.
— Скорее всего, — согласился Карантир. — Подойдем ближе и узнаем.
Нолдор беззвучно приблизились к повороту тропы, за которым располагалось небольшое плато. Гномы сидели у костра и то и дело поглядывали в противоположную сторону, словно ожидали кого-то.
— Отряд небольшой, всего-то семеро, — тихо проговорил один из нолдор.
— Хорошо. Будем надеяться, не все наугрим переметнулись, — поддержал другой.
— Тише, — отозвался третий и указал на странные тени на другой стороне открытого участка.
Три огромных летучих мыши приземлились перед гномами, тут же приняв обличия темных майар.
— Предатели! — рявкнул один из них. — Решили привести сюда нолдор?!
— Никого кроме нас здесь нет, господин, — отчаянно проговорил науг.
— Лжешь! Я говорил тебе, не вздумай обмануть Владыку — пожалеешь.
Тонкая, но сильная рука легко подняла коренастого гнома над землей и с силой бросила на камни.
— Он твой, я предпочту полакомится кровью нолдор, — голос майа оказался женским, под стать чертам фигуры.
— Благодарю, госпожа, — тень тут же метнулась к лежавшему гному, способному лишь слабо шевелится. Майа склонился к его шее и прокусил ее. Крика не последовало — науг молчал, подавленный чарами слуги Моргота, довольно быстро выпившего свою жертву.
— Что прикажете, госпожа?
— Пусть расскажут, что сделали и почему предали, — распорядилась она и шагнула навстречу одному из замерших гномов.
— Где третий? — спросил Карантир верного, наблюдавшего вместе с ним за происходящим на плато.
Словно в ответ на нолдор сверху обрушилась огромная летучая мышь. Однако цели своей не достигла — двое копий почти нашли свою цель, пробив ей крыло. Таиться больше не имело смысла, и воины Таргелиона, выхватив мечи, выбежали к костру.
— Какой роскошный ужин вы мне привели, коротышки, — рассмеялась Тхурингветиль, легко сворачивая шею стоявшему рядом с ней гному.
— Подкрепись, — кивнула она раненному майа и указала на нолдор: — Никто из этих не должен уйти.
Бой оказался нелегким. Несмотря на то, что противник был малочислен, он отличался коварством и отменно владел темной магией. Нолдор не сразу поняли, что сражаются с мороками, тогда как реальные враги быстро расправлялись с наугрим.
Чудом оставшийся в живых гном, воспользовавшись ситуацией, попытался сбежать, но был настигнут крылатым слугой Моргота:
— Предателям не уйти!
— Но я… — начал науг и осекся: как-никак своего короля он предал.
— Вот видишь, — пропел майа. — А за предательство полагается смерть!
— Проклятые нолдор! — вскричал он. — Да сожжет вас огонь севера!
Сыто облизнувшись, майа кивнул телу науга:
— Сожжет. И уже скоро.
— Но ты этого не увидишь, тварь! — раздался голос Карнистира и его меч наконец нашел свою цель.
Черная кровь брызнула на камни, а майа стремительно начал менять форму.
— Какая мерзость, — в сердцах произнес Морьо, откидывая сапогом дохлую летучую мышь.
Еще одну в это же время добивали товарищи и все бы хорошо, если…
— Нет! — закричал Морьо, спеша к одному из верных.
— Да, опоздал, — усмехнулась Тхурингветиль, выпуская из своих лап безжизненное тело. — Он был вкусным. Я бы еще продолжила развлекаться с вами, но, увы, мне пора.
Несколько стрел разом сорвались в полет. Кто-то метнул кинжал, а прыгнувший вперед Карантир ударил мечом. Откуда-то сверху раздался хохот:
— Мимо, эльфики, мимо!
Тхурингветиль исчезла, спасаясь от нолдорской стали. Как ни сильна она была в чарах, однако понимала, что долго прятаться за мороками не сможет.
«Хорошо, хоть на прощание успела расцарапать руку этому мерзкому лорду. Заметит не сразу, он же сначала кинется к выпитому мной, потом покричит, покомандует, захочет взять меч, а не сможет!» Мерзкий хохот летучей мыши эхом отразился от скал.
— Тело заберем с собой, — распорядился Морифинвэ. — Гномов камнями завалим здесь.
— Да, лорд.
— Никто не ранен?
— Вроде бы нет. А вот у вас на руке царапины…
— Ерунда! — отмахнулся Карнистир. — Полоснула когтями, когда чуть не достал
ее. Тварь!
— Умеет же глаза отводить.
Меч убитого нолдо вновь ударился о камни.
— Раукар подери! Что происходит?! — Карантир непонимающе взглянул на свою руку, чьи пальцы только что не смогли взять оружие.
— Тварь! — вновь прокричал он, повернувшись к северу.
— Лорд, поспешим в крепость. Целители помогут вам.
* * *
— Смотри, Ненуэль, птицы летят на юг. Что-то слишком рано в этом году — еще даже вишни с яблоками не созрели.
Две девы стояли посреди полей Тумладена и смотрели, не отрываясь, на затянутое плотными серыми облаками небо. На лицах их лежала печать тревоги, и дочь Глорфинделя то и дело покусывала губу, устремляя взор на восток.
Идриль покачала сокрушенно головой и разулась. Травы обняли ее щиколотки, словно прижались испуганно, и нолдиэ, отрешившись мыслями от внешнего мира, прислушалась к шепоту земли. Пусть донник, зверобой и аржанец выросли в безопасной долине и не знали беды, однако воды, что их питают, проделали долгий путь. Что могут они поведать?
Принцесса, будто наяву, услышала журчание глубинных подземных токов. Ее мысль побежала меж пород, вдоль русла все дальше и дальше на север, пока, наконец, не услышала сотрясавший землю тяжелый гул. Фэа ее объял наполнявший воду страх, и Итариллэ распахнула глаза.
— Так что, ты говоришь, сказал Тьелпэ? — спросила она, обернувшись к подруге.
— Что мир не вечен, и война однажды вновь разразится.
Дочь Тургона нахмурилась:
— Не уточнил, когда?
— Нет, — покачала головой Ненуэль. — Наверное, сам не знает.
— Вероятно. Что ж, мне кажется, пора поговорить с отцом.
— Что ты скажешь ему?
— Пока не знаю. Но не волнуйся — твоего секрета я точно не выдам.
Девы сели на ожидавших их поблизости лошадей и поспешили в сторону Ондолиндэ. Ветер бил им в лицо, словно хотел скинуть. Наконец, они миновали стены и на одной из улиц расстались. Ненуэль вернулась в мастерские, где ее еще ждала работа, а Итариллэ отправилась во дворец.
— Где отец? — спросила она у одного из верных, дежуривших в дверях.
— Был у себя в кабинете, принцесса, — ответил он.
— Благодарю.
Поднявшись проворно по витой мраморной лестнице, она прошла длинную, увешанную портретами галерею и толкнула неприметную дверь, сливавшуюся с окружавшей ее мозаикой. Тургон стоял у стола и, наклонившись, что-то сосредоточенно писал.
— Здравствуй, атто, — поприветствовала она.
Тот поднял голову и, увидев дочь, просиял:
— Рад видеть, малышка. Как твои дела?
Идриль не ответила и, подойдя ближе, заглянула в бумаги. Там был план выработки обнаруженного недавно рудника, а так же отчет о прошлогодних запасах зерна. Дева нахмурилась, и Тургон посмотрел на нее вопросительно.
— У меня для тебя сообщение и вопрос, — наконец заговорила она.
— Я слушаю внимательно, — ответил отец.
— Времена мира заканчиваются — вот то, что я хотела тебе сказать.
Турукано сложил руки на груди и прошелся по комнате.
— С чего ты взяла? — наконец спросил он, оглянувшись на дочь.
Та пожала плечами:
— Неважно. У нисси свои способы узнавать неведомое.
— Вам кто-то сказал? — спросил он прямо.
— С севера надвигается страх. Птицы летят на юг, и вода, что питает травы, внушает им ужас.
— Моринготто готовится нанести удар?
— Возможно. У меня нет власти заглянуть в мысли валы и узнать его намерения, но все указывает на это. Скажи, отец, ты будешь участвовать в грядущей битве?
Идриль посмотрела на него испытующе, и Тургон невольно поежился:
— Зачем? Здесь, в кольцевой долине, мы в абсолютной безопасности.
— Ты так считаешь? Хочешь продолжать прятаться? Что ж, в мирное время это, возможно, не вызывало вопросов. Но скажи, что подумает дядя Финдекано, если ты не явишься на бой? Что скажет дедушка, да и весь столь не любимый тобой Первый Дом? Я полагаю, слово «трус» будет самым мягким.
Тургон невольно поморщился, должно быть, воочию представив все то, о чем говорила дочь. Он подошел к окну и посмотрел в низкое серое небо.
— Чего ты хочешь? — спросил он прямо.
— Призови Эктелиона и Глорфинделя, — решительно сказала Идриль. — Отдай им приказ — пусть начинают готовиться к битве. Хлопот предстоит много, и годы, отпущенные нам, пролетят незаметно.
Тургон вздохнул и опустил взгляд. На лице его отчетливо читались обуревавшие его противоречивые эмоции. Итариллэ встала и, приблизившись, обняла отца и поцеловала его в лоб:
— Не буду тебе мешать. Поразмышляй обо всем, что я сказала. Но, мне кажется, это единственно верный выход.
Оставив Турукано в тяжелых раздумьях, она неслышно выскользнула за дверь и притворила ее за собой. А тот все стоял и смотрел в небо, раздумывая, что предпринять.
* * *
— Государь, вам письмо. Из Дортониона, — гонец спешно вошел в зал и протянул свиток, чуть склонив голову.
— Благодарю, — Финдарато взял послание брата. — Отдыхай. Мне все равно потребуется время, чтобы написать свое.
— Не уверен. Лорд Айканаро сказал, что не ждет ответа.
— Вот как! — удивился Финрод и быстро распечатал свиток.
«Все спокойно… дым над Тангородримом лишь временами… укрепления готовы… встретил свое счастье».
Тут Финдарато прервался и улыбнулся: «Теперь и Айканаро нашел любовь… Амариэ, как ты там одна, родная?»
Однако отбросив подобные мысли, король Нарготронда продолжил читать:
«Не прошу благословения, лишь понимания, а не будет и оного — переживу…»
— Что? — вскричал Финрод. — Она человек?!
— Простите, государь, я могу чем-то помочь? — гонец тут же поднялся с места.
— Нет, ничем. Прости, не сдержал эмоций.
Артафиндэ дочитал свиток.
— Ты прав, ответа не будет, — обратился он к дортонионцу. — Но я прошу тебя передать моему брату это.
Финрод подошел к шкафу и достал одну из шкатулок:
— Вот. Этот перстень. Больше ничего. Теперь ступай.
Финрод дождался, когда за гонцом закрылась дверь и обхватил голову руками:
«Как помочь тебе, брат? Ты же сам обрекаешь себя на вечные страдания. Она уйдет в положенный час, а ты… до конца мира останешься один. Айкьо, за что тебе эти муки?»
Немного успокоившись, Финдарато прислушался к голосу своей фэа:
«Я ничем не смогу помочь тебе. Ты выбрал свой путь. Надеюсь, ты узнаешь перстень отца и поймешь, что я хотел тебе сказать. Но сейчас… мое место не в Дортонионе. Я должен откликнуться на зов сестры».
— Эдрахиль, — позвал он верного и друга. — Завтра собираем совет.
— Дурные вести с севера? Я видел гонца из Дортониона.
— Нет, — немного помолчав, ответил он. — Пора отправляться в Дориат. С военно-дипломатической миссией.
— Я понял тебя… вас, государь.
— Оставь, — отмахнулся Финдарато. — Ты же знаешь, что я предпочел бы ограничиться переговорами.
— Но в прошлый раз, когда собрал нас, как только получил письмо, начал подсчитывать оружие и воинов армии Нарготронда!
— Я ПРЕДПОЧИТАЮ, но не исключаю и иное решение проблемы. Если там правда правит тьма… с ней нельзя договариваться.
— А синдар? Ты готов сражаться с ними?
— Только в крайнем случае.
— Даже так?
— Я никого не поведу за собой силой! Надо — уйду один.
— Не надейся! От меня точно не сбежишь, — как мог, постарался разрядить обстановку Эдрахиль.
Финрод кивнул и, назначив время совета, вернулся к себе. На душе было тревожно, и ему очень хотелось, чтобы и Артанис ошиблась в своих подозрениях, и Айканаро никогда не встретил ту деву.
* * *
Едва небо на востоке сменило цвет с чернильно-черного на чуть более светлый фиолетовый, Искусник с Лехтэ спустились во двор, где их уже ожидали верные с лошадьми. Ворота отворились, выпуская лорда и его спутников, и Лехтэ спросила, посылая коня рысью:
— В ближайший лес?
— Да, — подтвердил Искусник. — Я знаю один солонец…
— Отлично, — обрадовалась жена, и глаза ее блеснули азартом, который, не замедлив, передался и мужу.
Он задорно улыбнулся ей, и оба, не сговариваясь, пустили коней в галоп. Те летели вперед, словно несомые ветром, грудью разрезая мягкое море трав, и ветер свистел, путаясь в гривах, а так же в волосах всадников.
Ближе к лесу нолдор вновь поехали рысью, а после и шагом.
На горизонте уже успели показаться первые лучи Анара, позолотив восток. Природа просыпалась, и пернатые, прочистив горлышки, завели свою ежедневную радостную песнь. Журчал вдалеке родник, и Лехтэ заметила чуть задумчиво:
— Немного жаль в такое утро лишить зверя жизни.
Курво только головой покачал. Как в жене уживаются столь противоречивые чувства — любовь к охоте и любовь к зверям, он до сих пор понимал с трудом. Однако, несмотря ни на что, обе они мирно сосуществовали в груди нолдиэ и друг другу не мешали.
— Если хочешь, — ответил он, — мы просто погуляем.
— Посмотрим, — откликнулась она.
Спешившись, она приподняла ветку ели и скользнула вглубь леса. Мягко ступая знакомыми, много раз хожеными тропами, Лехтэ с удовольствием вдыхала аромат утра. Курво шел рядом, а верные держались на несколько шагов позади. Наконец, когда до солонца оставалось не более полулиги, Лехтэ заметила на дереве след кабана.
— Мельдо? — она остановилась и взглядом указала на находку.
Тот покачал головой, но жена не сдавалась:
— Все-таки оленя мне жалко.
— А без добычи ты уехать не можешь никак? Я угадал?
— Верно.
Раздался тяжелый вздох. Наконец, спустя несколько минут, Искусник решил:
— Хорошо. Но я буду рядом.
Лехтэ поцеловала его с благодарностью в щеку и скользнула вперед, двигаясь параллельно следу. Вскоре оный вывел их на небольшую полянку, окруженную дубами, и стало ясно, что кабан тут кормился. Взяв у одного из верных копье, нолдиэ обошла ее по периметру и заняла позицию с подветренной стороны.
Анар постепенно понимался, и вскоре умытые росой травы засеребрились, окрасившись в яркие изумрудные оттенки. Стояла тишина, нарушаемая лишь пением птиц и стрекотом кузнечиков. Наконец, вдалеке послышался шум.
Один из верных скользнул в темноту и, вернувшись несколько мгновений спустя, махнул рукой.
— Это он, — пояснил Искусник жене. — Наш кабан.
Лехтэ напряглась и перехватила поудобней копье. Зверь вышел и принялся завтракать. Нолдиэ резко поднялась в полный рост и послала оружие в полет.
— Что ж, по крайней мере теперь ясно, что в кольчуге ты чувствуешь себя превосходно, — подвел он итог, глядя на безжизненно упавшего зверя.
Верные остались разделывать тушу, а Куруфин с женой направились к ближайшему ручью. Тот весело прыгал по камням, и Лехтэ, сев на берегу, любовалась. Курво же, встав чуть поодаль, не сводил взгляда со своей мелиссэ. С блестящими глазами, в которых еще светился азарт, с немного растрепавшимися волосами, она сейчас была удивительно похожа на ту юную, порывистую Тэльмэ, которую он полюбил в Амане. Сев рядом, он бережно провел немного шершавой ладонью по ее щеке и, отведя в сторону темную прядь, поцеловал в шею.
Над их головами раскинули ветви скальные и черешчатые дубы, образуя шатер.
Лехтэ вздрогнула от неожиданности и обернулась к мужу:
— Мельдо…
Тот прислушался, как гулко бьется в груди сердце, а после подался вперед и поцеловал супругу. Та ответила ему с пылом, запустив пальцы в волосы, и тогда Искусник, решив на время забыть, что он лорд и должен бы помочь верным, отбросил в сторону сомнения и, отодвинув подол платья Лехтэ, провел рукой по ее нежной коже и увлек за собой на траву.
«В конце концов, наши спутники еще не скоро справятся с тушей, а дозорные хорошо охраняют границы Химлада».
Мысль растворилась, уступив место страсти.
— Теперь надо планировать наступление. Я могу рассчитывать на поддержку Химлада? — скорее утвердительно, нежели вопросительно произнес Маэдрос.
— Конечно. Не думаю, что кто-то из братьев откажется, — ответил Куруфин. — Когда планируешь?
— Не прямо сейчас, — позволил себе улыбнуться Нельо. — Тебе же еще надо поставить защиту остальным.
Искусник кивнул и напомнил о своем обещании Нолофинвэ и Ангарато уберечь и их северные рубежи от пламени.
— Год-два, думаю, уйдет на подготовку, — после некоторых размышлений ответил Майтимо.
— Мы с сыном управимся намного быстрее.
— Я все же хочу, чтобы приказ шел от Ноло… и не криви лицо, тебе не идет! Раскол будет лишь на руку Моринготто.
— А если… если он завладеет нашими Камнями? — неожиданно даже для себя спросил Куруфин.
— Отдаст после, — пожал плечами Маэлрос.
— А если…
— Что ты заладил? Он же должен понимать, что, присвоив себе сильмариллы, устроит резню, после которой Альквалондэ покажется детской забавой.
— Майтимо! Что ты говоришь! — ужаснулся Искусник.
— Пришел в себя, — улыбнулся старший. — А то напридумывал себе уже раукар знают чего!
Братья повернули коней к югу, к грозной крепости на холме, и никто из них не заметил, как над Тангородримом вспыхнуло и тут же погасло колдовское пламя, оставив после себя ставший уже привычным черный дым.
— Мой лорд, — по возвращении приветствовал Маэдроса Норнвэ. — Дозорные видели пламя.
— Где?
— Над Железными горами.
— Плохо. Надо усилить гарнизоны северных фортов, — распорядился он. — И, Курво, кажется, у нас не будет пары лет. Я рад видеть тебя и Тьелпэ…
— Понял. Сегодня же отправимся во Врата к Кано.
— Не опоздать бы нам, торон.
— Успеем. Морготу тоже нужно время, — заверил его Куруфин.
* * *
Ангарато тяжело вздохнул и непроизвольно сжал ладонь стоявшей рядом Эльдалоттэ, когда его брат, призвав в свидетели самого Эру, надел золотое кольцо на палец Андрет.
— Вот и свершился первый брак между эльдар и атани, — тихо произнес Ангрод.
— Первый? — удивилась его супруга. — Я полагала, единственный.
— Что-то подсказывает мне, что это не так.
Счастливых мужа и жену поздравляли и люди, и эльфы. Только брат медлил, не желая огорчать Айканаро обуревавшими его эмоциями и чувствами.
Глаза Андрет сияли, лучась от счастья, Аэгнор не замечал никого и ничего, кроме любимой, лишь изредка бросая взгляд на перстень отца, что в знак благословения передал с гонцом Финдарато.
«Где ты сейчас сам, брат? О каких срочных делах говорил мне посланник? Или же… ты просто не желаешь со мной знаться? Впрочем…» — он вновь взглянул на Андрет, поцеловал и закружил в танце. Девушке было нелегко успевать за ловким нолдо, а потому тот подстроился под привычные людям ритмы и движения.
Счастье супругов не могло не передаться гостям, и вскоре к ним присоединились почти все эльфы и многие атани.
— Как думаешь, их ребенок получит бессмертие отца? — неожиданно спросила Эльдалоттэ мужа.
— Не знаю, — тяжело ответил он. — Надеюсь. Или пусть уж лучше у них и вовсе не будет детей. Айкьо не сможет вынести еще и уход сына или дочери.
Ангрод порывисто обнял жену:
«Слава Единому, что ты… ты будешь со мной до конца Арды».
* * *
— Гонец из Барад Эйтель?
Армидель вбежала и, притворив за собой дверь, замерла на пороге кабинета. Финдекано обернулся и, задумчиво нахмурившись, кивнул:
— Да. Но я бы так не радовался — вести не самые радужные. Вот, почитай.
Он протянул любимой письмо Нолофинвэ, и дочь Кирдана, устроившись в кресле у окна, принялась вглядываться в строки. Лорд Ломинорэ сложил руки за спиной и принялся мерить шагами комнату.
— Тангородрим… дым… — бормотала Армидель. — Усиление крепостей… Майтимо… Но это значит, что надвигается война?
Она нахмурилась и, сердито покусав губу, нашла взглядом мужа, ожидая от него ответа.
— Да, — уверенно ответил Фингон. — Мир закончился. И я хочу отправить нашего сына в Гавани к твоему отцу.
Армидель скептически фыркнула в ответ:
— Ты думаешь, он согласится? Он уже не ребенок, как бы нам ни хотелось, чтобы это было не так. Он взрослый нэр и будет рваться в бой.
Финдекано посмотрел на жену и загадочно улыбнулся ей:
— За этим я его туда и направлю. Ему придется подчиниться приказу отца и лорда.
— Хм, — заинтересованно протянула дочь Кирдана и вопросительно подняла брови. Однако супруг хранил молчание.
Ладья Ариэн плыла по небу, а когда западный край горизонта окрасился в золотые тона, рог возвестил прибытие младшего лорда. Армидель встрепенулась и, отложив книгу, которую до сих пор рассеянно читала, вопросительно посмотрела на мужа. Тот кивнул, отвечая на невысказанный вопрос, и, встав, подошел к столу. Послышался быстрый топот ног, дверь распахнулась, и в кабинет вбежал Эрейнион. Еще не успев утратить юношескую порывистость, лицом и телом он уже был взрослый нэр.
— Отец, война с Морготом?! Наконец-то! — крикнул он, и в серых глазах его зажегся огонь.
Финдекано при виде такой горячности снисходительно и ласково улыбнулся.
— Я бы так не радовался, — осадил он пыл сына. — Бой это крайне неприятно. Это боль и страдания. Но ты прав — по всем признакам Враг вот-вот ударит. Поэтому я хочу, чтобы ты поехал в Бритобмар к своему дедушке Кирдану.
Эрейнион нахмурился и, приблизившись к столу, вгляделся в разостланные карты.
— Отсылаешь? — спросил он прямо. — Я уже не малыш и могу биться.
Фингон не смутился прямого взгляда сына:
— А ты думаешь, что будешь там прохлаждаться и рыб ловить? Вовсе нет. С моря гавани защищены, но с суши ее ограждают лишь стены.
— Крепости нолдор тоже.
— Верно. Но у нас еще есть доблесть воинов, меж тем как фалатрим не самые искусные бойцы.
Финдеканион поморщился, признавая правоту слов отца. А тот тем временем продолжал:
— Ты отберешь воинов и отправишься с ними к Кирдану Корабелу. Твоя задача будет укрепить гавань и в случае нападения Моринготто удержать ее любой ценой. Ты понял приказ?
Эрейнион вытянулся, словно стоял в строю:
— Да, мой лорд.
— И не рискуй там без крайней необходимости, — уже совсем другим тоном сказал Фингон. — Не забывай, что мы с аммэ тебя любим и предпочли бы увидеть после окончания битвы живым.
Эрейнион расслабился и весело рассмеялся:
— От тебя ли я слышу такие слова, отец? Финдекано Астальдо говорит об осторожности?
Фингон ничего не ответил и, улыбнувшись, обнял сына, похлопав его по спине:
— Иди, готовься. У тебя мало времени — завтра уже надо отбыть.
— Хорошо. Встретимся за ужином.
Йондо убежал, вдохновленный полученным от отца поручением, а Армидель, проводив его взглядом и убедившись, что быстрый топот ног уже раздается во дворе, проговорила задумчиво:
— Я даже не знаю, почему атани считают, что эльфы никогда не лгут?
Она посмотрела на мужа лукаво, и тот, выдержав ее взгляд, улыбнулся в ответ:
— Ну… По большому счету, я и не лгал. Я просто не сказал всей правды. Конечно, владения твоего отца по сравнению с землями нолдор более безопасны, и именно по этой причине наш сын теперь отправляется именно туда. Но это все не исключает того, что Враг действительно может на них напасть. И кто, кроме Эрейниона, в таком случае сможет их защитить?
Армидель только головой покачала. Фингон обнял жену и поцеловал ее в щеку:
— Пойдем, посмотрим, как там ужин. Может, стоит приготовить что-нибудь особенное в честь отъезда сына?
— Последние мирные хлопоты? — понимающе улыбнулась дочь Кидана. — В такие минуты они доставляют особое удовольствие. Пойдем.
И оба, взявшись за руки, направились на кухню.
* * *
Время для Аэгнора и его жены летело незаметно. Осень, когда они сыграли свадьбу, выдалась на удивление теплой и сухой. И хотя многие птицы рано улетели на юг, им нравилось бродить под соснами и глядеть на серую гладь озер.
Постепенно холодало, и первым заморозкам на смену пришли холодные ночи, что припорашивали на утро землю легким снежком.
Зиму Аэгнор не любил, но в то же время помнил, что именно она в свое время подарила ему первую встречу с любимой.
Забот в крепости хватало, и днем Айканаро редко мог быть рядом с Андрет, однако долгие темные вечера и ночи были их. Жаркие, полные любви и страсти. Ярое пламя опаляло, обжигало и в то же время возрождало Андрет и возрождалось вновь само, чтобы снова окутать, согреть и почти что сгореть, дотла, вдвоем, не размыкая объятий.
За зимой пришла весна. Правда выдалась она затяжной, долгой, словно некая злая сила не желала выпускать землю из снежного плена. Нолдор чувствовали тяжесть, что навалилась на их леса и поля, но чем помочь — не знали.
Айканаро же ощущал нечто странное, однако объяснений не находил. Словно изменилось что-то после одной из ночей, проведенной в объятиях любимой.
Лишь спустя некоторое время, все стало ясно.
В тот день впервые звонко запели птицы, и побежали еще робкие, но уже по-весеннему звонкие ручейки.
Андрет подошла к мужу и замерла, словно не решаясь сказать. Айканаро внимательно посмотрел на жену и ободряюще улыбнулся, чувствуя ее эмоции.
— Я не знаю, как принято сообщать о таком у нолдор, — начала она, — но… у нас будет ребенок!
— Так вот оно что! — вскричал Аэгнор и обнял удивленную Андрет. — А я понять не мог, почему… впрочем, не бери в голову. Я очень рад. Хотя это и несколько неожиданно. Понимаешь, эльдар… они не могут зачать дитя без взаимного желания.
— Так ты не хотел, чтобы у нас… чтобы я…
— Что ты! — тут же заверил ее Аэгнор. — Просто думал, что через годик-два. Но так еще лучше! А кто у нас?
— Милый, я не знаю, — вздохнула Андрет и поспешила добавить, — извини. Правда, не знаю. Люди так не могут.
— Значит, будем ждать, — он вновь обнял жену и поцеловал ее в макушку. — Но мне кажется, что будет дочка.
* * *
Топот копыт разбудил Ириссэ среди ночи.
— Турко! — выскочила дева из дома и замерла, обнаружив жеребца кузена одного.
— Что с ним? Где все остальные? — спрашивала она и не понимала ответов. Лишь в одном не сомневалась дева — Охотнику нужна помощь.
Аредэль завела коня под навес, налила воды и положила скошенной днем травы:
— Отдыхай, мой хороший, мы не оставим твоего хозяина в беде.
Будить Даэрона не пришлось — менестрель сам проснулся, услышав звуки во дворе.
— Что будем делать? — спросила Ириссэ, закончив рассказ.
— Надо поспешить в Химлад, — ответил Даэрон.
— И бросить Тьелко одного?
— Чем мы поможем ему? Нас также схватят и…
— Ты… да ты просто…
Аредэль все же вовремя удержала рвавшиеся с языка слова. Все же речь менестреля не была лишена смысла. Их или не пропустят, или…
— Прости, мельдо. Ты прав. Когда сможем выехать?
— Завтра, — уверенно ответил Даэрон и, посмотрев на небо, уточнил: — Сегодня, но немного позже.
Ириссэ кивнула и начала собираться. Прощаться с уютными домиками не хотелось, но выбора у них с любимым не было.
Некоторое время ехать им приходилось вдоль границы Дориата. Порой Аредэль слышала голоса стражей, и тогда ей казалось, что Даэрон решит вернуться, однако менестрель лишь вздрагивал и невольно начинал торопить коня, принявшего нового седока лишь по просьбе хозяйки, что сейчас управляла жеребцом Охотника.
— Скоро уже будем среди нолдор, — сидя у костра после долгого дневного перехода, сказала Ириссэ.
— Надеюсь, они меня примут, — обеспокоенно проговорил Даэрон.
— Конечно! Не сомневайся, мельдо.
— Легко сказать, — усмехнулся менестрель. — Столько лет я слышал, что… Впрочем, тебе лучше не знать.
— Но теперь ты понимаешь, что это неправда? — обеспокоенно спросила Аредэль.
Даэрон ответить не успел. Рядом испуганно заржала лошадь Ириссэ и грозно захрапел жеребец Келегорма.
— Варги! — вскричала дева и схватила лук.
Одна из тварей тут же переключилась на эльфийку. Раненая, она полетела на Аредэль, словно и не чувствовала боли от пронзивших ее тело стрел. Даэрон не был искусным воином или охотником, однако отлично умел метать ножи.
Кинжал вошел в глазницу по самую рукоять, когда Ириссэ уже и не надеялась на спасение. Вторая тварь трусливо удрала, оставив эльфов лишь с одним жеребцом.
— Теперь мы будем в Химладе не так быстро, как хотелось бы, — проговорила она. — И… мне будет очень не хватать…
— Я понимаю. Давно ты с ним?
— С самого его рождения.
Даэрон обнял любимую:
— Мы живы. Сейчас это главное.
— И Турко… там… с этой!
— Он нолдо. Он выдержит.
Ириссэ обняла Даэрона за шею, уткнулась ему в грудь и наконец дала волю слезам.
Впереди их ожидали долгие месяцы пути.
* * *
— Химринг, Врата, Таргелион, — перечислял вполголоса Куруфин, сосредоточенно вглядываясь в линии на карте.
В распахнутое окно влетел резкий порыв ветра, взметнув пламя стоявшей на столе свечи. Искусник поморщился и, подойдя к окну, резким движением закрыл створки. На горизонте собрались низкие серые тучи, предвещая скорую грозу. Сидевшая в кресле у камина Лехтэ взяла кочергу и поворошила поленья. Пламя весело вспыхнуло, выбросив сноп искр. Курво обернулся к стоявшему у стола сыну:
— Итак, на очереди у нас Дортонион и Хисиломэ.
— Верно, — согласился сын. — Но мы не знаем, сколько времени нам отведено. Мне кажется, стоит ускорить события.
— Что ты предлагаешь?
— Пусть к Нолофинвэ установку отвезут мастера. Мы дадим им указания, как ее активировать. Они справятся.
Куруфинвэ нахмурился и вновь подошел к карте, некоторое время сосредоточенно размышляя.
— Хорошо, я согласен с тобой, — ответил он наконец. — А в Дортонион поедешь ты и…
Он оборвал себя на полуслове и обернулся к жене. Лицо Искусника неуловимо изменилось, отразив целую гамму эмоций, однако он быстро вновь овладел собой. Подойдя к любимой, он сел на корточки и взял ее ладони в свои:
— Мелиссэ, ты все же хочешь отправиться к Арафинвионам?
Лехтэ кинула в ответ:
— Да.
Подавшись вперед, она ласково улыбнулась мужу и бережно провела пальцем по его щеке. Тьелпэ деликатно отвернулся и, подойдя к окну, принялся вглядываться в надвигающуюся непогоду.
— Ну подумай сам, — продолжала тем временем Тэльмиэль, — что может со мной случиться? Ведь это тут, совсем рядом с Химладом. Можно сказать, у тебя на виду. Со мной будут верные и сын. А я еще ни разу не была в тех краях. Говорят, там необыкновенные сосновые леса.
Искусник тихонько хмыкнул и покачал головой:
— И все-таки мне не спокойно. Не знаю, почему. Но раз ты так сильно хочешь, то отправляйся. Только надень мифрильную кольчугу.
— Непременно, не переживай.
Искусник пружинистым движением встал и, наклонившись, поцеловал любимую.
— Мне кажется, — заговорил Тьелпэ, — что непогода к утру развеется.
— Тогда отправитесь с рассветом, — ответил ему отец. — Возьми усиленный отряд.
— Хорошо.
— Когда будешь подъезжать к Аглону, — распорядись выставить дополнительные посты, особенно на границе с Дортонионом.
— Мы справимся, отец. С мамой все будет хорошо.
Искусник промолчал. Подойдя к карте, он некоторое время невидяще вглядывался в очертания северной твердыни, а после вдруг резким движением смял и отшвырнул в сторону. Тьелпэринквар подошел к отцу и, уверенным движением сжав его плечо, посмотрел в глаза.
— С нами все будет в порядке, — уверенно сказал он.
Искусник некоторое время молчал, а затем кивнул.
— Пойду готовиться, — сообщил Тьелпэ и вышел, оставив родителей одних.
Лехтэ встала и подошла к мужу. Обняв его за шею, она спросила:
— Что тебя тревожит?
Тот только вздохнул и покачал головой:
— Не знаю.
Обняв жену, он прижал ее к себе. Тэльмиэль положила голову ему на плечо, и муж принялся безотчетным движением перебирать ее волосы.
— Мне жаль, что я не могу отправиться с вами вместе. Так я был бы гораздо спокойнее. Но Турко все еще нет, а дел в Химладе много. Я не могу сейчас оставить крепость на верных.
— В следующий раз мы непременно поедем вдвоем.
— Обязательно.
Он наклонился, и губы его, шершавые и сухие, коснулись мягких уст любимой. В окно ударили первые капли дождя, а несколько секунд спустя разразился ливень. Горизонт раскололи одна за другой несколько мощных, в пол неба, молний, но супруги уже не замечали их. Искусник целовал жену, ее глаза, губы, шею. Руки его ласкали знакомое до мельчайших черточек тело. Короткий шелковый плащ, что укрывал плечи Лехтэ, мешал ему, и он резким движением сорвал его, отшвырнув в сторону.
— Я люблю тебя, — прошептал он прямо в губы любимой.
— Я тоже, мельдо, — ответила она.
Куруфин огляделся и, не заметив ничего подходящего, подхватил жену на руки и понес в покои. Мягкая, теплая постель приняла обоих, но супругам было не до сна. Еще долго покои оглашали приглушенные вскрики, стоны и ритмичное поскрипывание кровати. Огонь камина рисовал на стене две тесно переплетенные тени. И лишь под утро Куруфин и Лехтэ забылись глубоким сном.
Разбудил их осторожный стук в дверь:
— Мой лорд, пора.
Искусник пошевелился и, крикнув: «Благодарю», поцеловал любимую.
Собралась Лехтэ быстро. Искупавшись и подкрепив силы теплым, придающим сил травяным отваром и лембасом, она достала кольчугу и охотничий наряд — удобные облегающие штаны и длинную, до колен тунику с двумя разрезами по бокам, перехваченную поясом. Муж ей помог облачиться в кольчугу и протянул свой плащ-сюрко:
— Вот, надень сверху. Он защитит доспех от нагревания, да и мифрил будет меньше привлекать внимание врагов своим блеском.
Нолдиэ, поблагодарив, закончила сборы и прикрепила к поясу пару кинжалов, за плечи же закинула лук и стрелы.
— Все, я готова, — сообщила она.
Муж оглядел ее внимательно и в конце концов согласился:
— Да, готова. Теперь послушай. Если у мастеров, что будут устанавливать систему для Ноло, вдруг возникнут сложности, они сообщат ему по дортонионскому палантру. Тогда сын отправится в Барад Эйтель сам. Но ты в любом случае возвращайся домой. Если захочешь, мы после съездим туда вдвоем с тобой.
— Хорошо, — кивнула она. — Все сделаю, не волнуйся.
Курво только головой покачал:
— Как же не волноваться, когда я тебя знаю?
Жена улыбнулась и быстро поцеловала любимого в щеку. Вместе они спустились во двор, где их уже ждал сын с верными. Куруфинвэ, дав Тьелпэ последние указания, приказал дозорным открывать ворота. Родные помахали ему на прощание и, пустив коней вперед, покинули главную крепость Химлада. Искусник, поднявшись на стену, некоторое время провожал их взглядом, но вскоре дела позвали его, заставив спуститься.
И все же за хлопотами мысли Искусника то и дело возвращались к двум самым дорогим ему существам, что ехали теперь на север, в Дортонион.
* * *
Дни сменялись днями, недели неделями, которые складывались в долгие месяцы. Келегорм напрасно пытался подкараулить того, кто приносил ему пищу. Пока он бодрствовал, ни еда, ни вода не появлялись.
Время, когда в порывах гнева Тьелкормо пытался выбить дверь, сменилось равнодушием и апатией, которые, к счастью, ненадолго овладели нолдо.
Устав от одиночества и не желая медленно сходить с ума, Охотник принялся вновь изучать свою комнату, хотя, казалось, ему в ней был уже знаком каждый изгиб камня, любая трещинка.
«А ведь Менегрот построили эльдар и наугрим. Их руки и песни договаривались с породой, — вдруг подумал Келегорм. — А что если…»
Он сосредоточился и потянулся осанвэ к камню. Поначалу тот молчал, не желая отвечать на зов. Нолдо просил, уговаривал, даже угрожал, пока не понял, что должен произнести.
— Прости, что мои дальние родичи, позволили тьме проникнуть в тебя, — мысленно произнес Тьелкормо. — Я здесь, чтобы остановить зло. Помоги мне выйти и обрести свободу.
И порода ожила. Тепло побежало по ее жилам, легкой вибрацией отдаваясь в ладони стоявшего рядом эльфа.
«Неужели получилось?» — обрадовался он.
Стена замерцала, задрожала, как воздух летним вечером над разогретым лучами Анара полем. Камни начали словно плавиться, перетекая из одного края стены в другой. Нити чар, что были в свое время наложены Мелиан, натягивались и лопались, не выдерживая мощи этой древней стихии.
Через некоторое время появилась небольшая щель, начавшая постепенно расширяться. Когда Келегорм понял, что сможет протиснуться сквозь нее, он искренне поблагодарил камень и незамедлительно покинул комнату.
— Я не знаю, когда смогу отблагодарить, но обещаю, что сделаю все, чтобы избавить тебя от тьмы.
Он не ведал, что стало с его спутниками. Сделали ли их тоже пленниками, или же более печальная участь постигла верных. Потому Охотник еще раз обратился к камню, прося освободить и других нолдор. Однако на этот раз ответом послужила тишина, недобрая, почти мертвая, словно вплавленная в породу магия, не до конца разрушенная земной стихией, вновь обрела силы и задушила жизнь камня.
«Значит, о моем побеге уже известно», — на ходу подумал Келегорм, желая побыстрее убраться от места своего заточения.
Первой мыслью было поскорее найти кузину, однако по здравом размышлении он решил, что делать этого не стоит. Скорее всего, искать его начнут именно там.
«Найти бы эту тварь, что сдала Дориат тьме. Найти и разделаться с нею!»
«Или самому быть разделанным», — тут же вмешалась более здравомыслящая часть сознания.
Несколько раз Охотник замирал, заслышав впереди шаги. Ему приходилось прижиматься к стенам, а как-то даже быстро забраться почти на потолок по едва заметным уступам, надеясь, что стражи не посмотрят наверх.
По мере его продвижения коридоры становились все более и более оживленными. Издалека Турко можно было принять за одного из синдар. Все же светлые волосы, унаследованные им от бабушки, хоть и отличались оттенком, но не привлекали к себе такого внимания, как темные или рыжие. Однако вблизи спутать нолдо с жителем Дориата было невозможно, и виной тому была даже не одежда, неизменно украшенная фамильной звездой. Глаза, видевшие свет Древ — вот, что отличало его от жителей Белерианда, никогда не покидавших его пределов.
— Тьелко… Не может быть! — раздалось сзади.
— Артанис? — Охотник резко обернулся. — Нас не должны видеть, иначе…
— Какая встреча! А я уж и не надеялась застать тебя в своем королевстве, неблагодарный нолдо! — Мелиан возникла словно из воздуха рядом с ними.
— Что ты натворил? — удивленно спросила Галадриэль, но по взгляду кузена поняла, что зря.
— О, моя дорогая! — ответила за него королева. — Он невежливо обошелся с моей дочерью, прекрасной Лютиэн. Оскорбил ее…
— Своим отказом, — фыркнул Турко.
— Молчи!
— Я не ваш подданный!
— Но ты в Дориате! А, значит, должен подчиняться мне!
— И Морготу?
— Что ты сказал? Ты посмел… сравнить Элу с ним, с Владыкой севера?
— Я не имел в виду вашего супруга, хотя…
Тьелкормо прищурился и внимательно посмотрел на Мелиан:
— А вы бы отлично подошли друг другу!
— Помолчи, — прошептала Артанис. — Ты же…
Мелиан рассмеялась.
— Ты недалек от истины, мой глупый нолдо. Но жить, зная такую правду, вам будет тяжело, — задумчиво произнесла она. — Ты первая, моя дорогая Галадриэль. Твои гобелены изрядно досаждали мне, как и твой муж.
Майэ перебрала пальцами воздух, шепча заклинание. Нолдиэ непроизвольно потянулась руками к горлу, словно желая скинуть невидимые путы. Тьелкормо резко ударил колдунью, но его кулак легко прошел сквозь воздух.
— Я здесь, — смех Мелиан эхом гулял по коридору, пока Охотник пытался найти ее среди тут же возникавших мороков.
— Моя госпожа! Как я рад, что нашел вас! — уставший синда бегом подлетел к ним троим.
Мелиан сквозь зубы выругалась, и Галадриэль наконец спокойно вдохнула.
— Что ты хотел? — сердито спросила королева.
— Там. На границе.
— Кто? Или что?
— Посольство из Нарготронда. Во главе с их королем.
— Не пускать!
— Но… их много. И стражи… в общем, принц Финрод скоро будет здесь.
Мелиан молча развернулась и поспешила в тронный зал, мысленно призывая туда же свою дочь.
* * *
Лето вступало в свои права, принося тепло и свет. Оно наполняло дивными красотами луга, а по вечерам аромат цветов смешивался с запахом разогретых за день сосен. Дортонион ожидал гостей из Химлада. Куруфин сообщил, что сам он приехать не успеет, однако никто из лордов не усомнился в мастерстве Тьелпэринквара, спешившего установить защиту от пламени Моргота.
— Со дня на день будут, куда же ты собралась? — спросил Айканаро жену.
— К родителям, — тихо ответила Андрет. — Я соскучилась по ним, а скоро, — она погладила свой едва заметный живот, — я не рискну отправиться даже в такое недалекое путешествие.
— Не нравится мне твоя затея, — честно признался Аэгнор.
— Мельдо, ты же все равно будешь занят. А сейчас и погода отличная, и на границах все спокойно, — настаивала на своем Андрет.
— У меня дурное предчувствие, — нехотя признался Айканаро.
— Да перестань! Что со мной может случиться в родной деревне?
Аэгнор немного помолчал, прислушиваясь к голосу фэа. Расставаться с женой, пусть и ненадолго, он не желал, однако понимал и справедливость ее слов — пройдет еще месяц, и он просто не позволит ей садиться на лошадь.
— Хорошо, — наконец произнес он. — Но через неделю возвращайся. Пожалуйста.
Андрет расцвела и, повиснув на шее у мужа, счастливо зажмурила глаза и поцеловала его.
— Но ты поедешь не одна, — сказал он. — Двое верных отправятся с тобой.
— Я не против. И тебе так спокойнее, и мне, — честно призналась она. — Я же не хочу, чтобы с нашим малышом… малышкой что-то случилось.
— Или с тобой.
— Не волнуйся, любимый.
Через несколько часов трое всадников покинули крепость. День был жарким, а потому никого не удивило ни марево, что копилось у горизонта, ни отдаленный раскат грома.
— Дозорные снова видели вспышки над черными пиками, — сказал Глорфиндель и, напряженно нахмурившись, покачал головой.
Оглянувшись на дочь, он через силу улыбнулся и, обняв ее, стал смотреть на укрывавшие их древесные кроны.
— Все так же цветут и шелестят, — проговорила задумчиво Ненуэль, — словно и не случилось ничего. Жизнь сильнее смерти. У вас все готово, отец?
Тот подумал и кивнул:
— Да. Оружие, доспехи, запасы лембаса. Воины жаждут принять бой.
— Тогда что тебя тревожит?
— Вопрос, куда Враг направит главный удар. Где наша помощь окажется наиболее уместной? Не опоздать бы.
— Когда выступаете?
— Еще не знаю — совет сегодня вечером. Пойду, попрощаюсь на всякий случай с твоей мамой.
Ненуэль поцеловала отца в щеку, и тот поспешил домой. Она же, проводив его взглядом, направилась во дворец.
На первый взгляд город выглядел точно так же, как сто или двести лет назад. Все те же полные жизни улицы, журчание фонтанов, свет Анара. Однако нечто неуловимое изменилось. Стали тревожными взгляды эльдар. Нэри то и дело останавливались, вглядывались в северный горизонт и хмурились, покусывая губы. В глазах нисси порой отчетливо проглядывала тревога.
Ненуэль покачала головой и прибавила шаг. Следовало поскорее найти подругу.
— Принцесса в мастерской, — сообщил страж в дверях.
Поблагодарив его, племянница Тургона сбежала по лестнице в цокольные этажи и, толкнув ближайшую дверь, увидела Итариллэ.
— Ясного дня, — приветствовала она, входя внутрь.
Принцесса отложила чертеж, над которым работала, и полюбопытствовала:
— Что-то случилось?
— Да.
Ненуэль передала Идриль опасения отца, и та ответила, выслушав:
— Благодарю. Я приму меры.
Они еще немного посидели рядом, однако беседа не складывалась. Будущее, столь близкое и неотвратимое, волновало обеих дев. И если взор Ненуэль был обращен на восток, то Итариллэ смотрела с тревогой на север.
— Пойду проверю, сколько лембаса уже готово, и напеку еще, — сообщила Ненуэль и встала.
— А я отправлюсь к отцу, — ответила Идриль.
Они распрощались, и дочь Тургона, проводив подругу, убрала чертежи в стол и вышла из мастерской в сад.
Трава, по-прежнему шелковая и мягкая, манила, и Итариллэ, разувшись, сделала первый шаг. Уже привычно она закрыла глаза, и мысль ее устремилась вдоль русла подземных вод на север. Туда, где дрожала земля, и крики тварей на черном наречии хлестали ее, нанося неисцелимые раны. Земля мучилась, и сердце девы, наполнившись состраданием, дрогнуло.
Она не знала, сколько так простояла, однако, когда рука стража осторожно коснулась ее плеча, небо на востоке успело потемнеть.
— Принцесса, король зовет вас на совет.
— Благодарю, — ответила та и поспешила в кабинет Турукано.
Удары сердца отсчитывали мгновения, оставшиеся до новой битвы, и дева спешила, боясь опоздать. Толкнув дверь, она услышала голоса Эктелиона и Глорфинделя и вошла внутрь.
— … Наши воины готовы выступать, но вопрос направления по-прежнему остается открытым, — говорил лорд Дома золотого цветка.
Эктелион кивнул, соглашаясь:
— Удар Врага одинаково возможен по всем крепостям сразу. Кто знает, сколько сил он успел накопить за время мира. Они могут оказаться поистине чудовищными.
Оба замолчали, вглядываясь в линии на карте, а Турукано, заметив дочь, кивнул ей, приветствуя. Идриль приблизилась и заговорила:
— Мне кажется, сперва стоит получить приказ Нолдорана. Но и время терять не следует.
Военачальники обернулись к ней.
— Что ты хочешь сказать? — спросил король прямо.
Принцесса прошлась, ступая бесшумно по-прежнему босыми ногами, и продолжила:
— Хисиломэ и Ломинорэ надежно защищены высокими горами, а так же мужеством нолдор и дяди Финдекано. Минас Тирит укрыт великой рекой — твари боятся ее. Дортонион же внушает мне больше всего опасений. С севера их защищают лишь низкие холмы, и в случае удара им будет тяжелее устоять. Но мы не можем знать планов Врага. Мой совет — станьте лагерем вблизи истока Сириона. Оттуда вы быстро сможете перебросить войска туда, где в них возникнет необходимость. А сами пошлите, не откладывая, гонца к Нолдорану за приказом.
Нэри переглянулись, и Тургон кивнул, признавая правоту дочери.
— На том и решим, — подвел он итог совету. — Выступаем утром.
— Хорошо, — согласились оба командира.
— Удачи вам, — пожелала Идриль, — и да хранит вас Эру.
И она, кивнув отцу, покинула кабинет.
* * *
Крупная капля росы повисла на самом кончике травинки, блеснула в луче показавшегося между ветвей деревьев Анара, сорвалась и упала на землю. Лехтэ улыбнулась мечтательно и светло и пружинисто встала.
Пели птицы, приветствуя наступавший день, и упиравшиеся, казалось, в самые небеса сосны казались окутанными золотой дымкой.
— Удивительно красивые у вас леса, — сообщила нолдиэ и, быстро оглядев себя, отряхнула колени от налипших сосновых иголок.
— Очень рады, что вам нравится, леди, — откликнулся один из сопровождавших отряд дозорных.
— Каждый уголок Белерианда, где мне довелось побывать, не похож на другие и по-своему уникален, — принялась рассуждать она и, подойдя к костру, подкинула пару свежих поленьев.
— Вы, кажется, проделали длинный путь от гаваней Бритомбара? — с интересом уточнил страж.
— Верно.
Достав из сумки каштаны, она принялась ловко их надрезать, одновременно вспоминая. Дортонионцы сперва слушали, а после включились в разговор, рассказывая о собственном крае.
Из подлеска вышел обходивший посты Тьелпэ и, кивнув командиру караула, присоединился к матери.
— Ты отправишься к северным холмам сразу по прибытии? — уточнила Лехтэ у сына.
— Хотелось бы. Не знаю, сколько времени нам отпущено — следует торопиться. Ты поедешь вместе со мной?
— Разумеется, — решительно подтвердила нолдиэ. — Должна ведь я посмотреть на вашу знаменитую установку не только в мастерской.
Тьелпэринквар весело улыбнулся, но спустя мгновение вновь посерьезнел и посмотрел на север, будто мог разглядеть сквозь лиги сосен черную твердыню. Дортонионцы покосились на разобранные пока части того, что должно было в случае нападения защитить их.
— Хорошо, — наконец ответил Куруфинвион. — Мы поприветствуем хозяев, немного отдохнем и сразу отправимся на место.
— Я выдержу, — просто сказала Лехтэ.
— Даже не сомневаюсь, — заверил сын.
Наскоро позавтракав, отряд продолжил путь. Командир волновался, то и дело оглядывался и все всматривался в скрытый деревьями горизонт. Наконец, не выдержав, он подозвал к себе одного из дортонионских дозорных:
— Скачи в крепость и узнай, нет ли каких-нибудь новостей, — приказал он.
— Вы что-то чувствуете, лорд Тьелпэринквар? — забеспокоился тот.
— Пока не знаю, но мне неспокойно.
— Хорошо, я быстро.
Гонец умчался, а отряд нолдор в сопровождении оставшихся провожатых продолжил путь, сократив время стоянок.
Ладья Ариэн плыла по небосклону. Наконец, когда вечерняя заря позолотила его западный край, появился посланец.
— Лорд Ангарато сообщает, что пока все спокойно, но добавляет, что они усилят дозоры.
— Хорошо. Тогда мы немного изменим маршрут.
— Что ты хочешь сказать? — забеспокоилась Лехтэ.
— Мы не станем заезжать к хозяевам, а сразу отправимся на место. Думаю, родичи нас простят. Навестим их, когда все будет сделано.
Старший отряда нолдор кивнул, соглашаясь с решением лорда, а Лехтэ отметила вслух:
— Ты прав.
Гонец после короткого отдыха вновь отправился к Арафинвионам с сообщением, а Тьелпэ, убедившись, что кони набрались сил, скомандовал отправление.
Когда на небо взошел Тилион, посеребрив темневшие среди густого подлеска дорожки, двигаться стало немного проще. Вагай то и дело громко всхрапывал, и в голосе его слышалась решительность пополам с возмущением. Нолдиэ успокаивающе гладила друга по шее и уверенно вела вперед. В середине ночи эльдар, не разбивая лагеря, подкрепились лембасом, накормили коней и продолжили путь. Восход Анара позволил вновь перейти на рысь, и скоро стало ясно, что они приближаются к северной границе Дортониона.
Увидев холмы, Тьелпэ вздохнул с облегчением. Воины стали разворачивать детали установки, а Куруфинвион все всматривался, хмуря брови и порой покусывая губу.
«Как он сейчас похож на своего отца», — подумала Лехтэ, невольно отмечая тот же самый напряженный взгляд, разворот головы и даже складку между бровей.
Тангородрим дымился, густо выбрасывая в небо клубы черно-серого дыма вперемешку с пеплом. Земля тревожно вздрагивала.
— Торопитесь! — вдруг крикнул сын и, соскочив с коня, принялся помогать верным.
Сердце Лехтэ билось в груди, предчувствуя приближение чего-то недоброго. Гнев Моринготто рос, грозя выплеснуться и смести все на своем пути.
— Я чем-то могу вам помочь? — спросила прямо она.
— Да, — не оборачиваясь, ответил сын. — Достань вон те шестерни.
Нолдиэ спешилась и бросилась выполнять указание. Установка стремительно обретала законченный вид. Анар бежал по небу, казалось, вдвое быстрее обычного. Наконец, когда зенит остался позади, а по склонам Тангородрима поползли пылающие огнем трещины, Тьелпэринквар вставил в самое сердце кристаллической решетки крупный изумруд и дернул пусковой ворот. Установка осветилась нежным зеленоватым светом.
«Цвет жизни», — подумала мельком Лехтэ, а вслух поинтересовалась:
— Готово?
— Да, — подтвердил сын.
Он обернулся, явно намереваясь что-то еще сказать, но слова его потонули в грохоте. Из недр Тангородрима выплеснулись потоки лавы. Они побежали вниз по склонам, заливая прилегавшие равнины, и устремились вперед, словно огненные моря. Дортонионцы закричали что-то, но Лехтэ опять не смогла разобрать слов. Браслет ее тревожно запел, и Тьелпэ крикнул, перекрывая грохот и вой:
— Твари Моринготто и все его колдовство! Скорее, аммэ! Скачи и предупреди о нападении Ангарато с Айканаро! Мы примем удар и задержим врага!
— Но как же… — попыталась возразить она.
Впрочем, мгновение спустя нолдиэ сообразила, что здесь, среди холмов, от нее уж точно никакого толку не будет, и кивнула:
— Хорошо, я постараюсь успеть.
— Благодарю, — откликнулся сын.
— Пусть будет с тобой благословение Единого, — закончила мать.
Дортонионские стражи обрисовали ей маршрут и присоединились к верным Химлада. Вскочив на коня, Лехтэ наклонилась к самому уху Вагая и попросила:
— Вперед, в крепость! Поспешим.
* * *
Рука, оцарапанная той паскудной мышью, как называл Тхурингветиль Карантир, действовала еще плохо, но хотя бы слушалась своего хозяина. Целители уверяли, что на полное выздоровленте уйдет несколько недель, а то и месяц, но лорд Таргелиона ждать не собирался. Как сообщили ему верные, Лантириэль, не иначе как узнав о недуге Карнистира, спешила в крепость и должна была прибыть через день или два.
Морифинвэ решил, что начнет разговор и сразу же преподнесет любимой кольцо. А дальше… только Единый знает, что им суждено.
Работа спорилась, хотя порой Карантир откладывал инструменты и растирал левой рукой правую.
«Морготово отродье! Ты не помешаешь моим планам!» — думал он и упрямо продолжал свое дело.
Когда два серебряных обруча легли на стол, Карнистир отер со лба пот, еще раз внимательно оглядел кольца и, завернув их в тряпицу, убрал в карман. Быстро разложив по местам инструменты, он вышел из мастерской и почти сразу увидел Лантириэль.
Дева в пыльных дорожных одеждах спешила к нему.
— Что с вами произошло, лорд? — взволнованно спросила она, оглядывая любимого.
— Все в порядке, — отмахнулся Карантир, не сводя с нее глаз.
Та недоверчиво посмотрела на Морьо.
— Нет, все не так, — наконец заговорил он. — И не то. Я скучал. По тебе. Очень. И… я люблю тебя.
Лантириэль замерла, осознавая только что услышанные ею слова.
Морьо ждал ответа, а потом сделал шаг вперед, и их губы встретились.
Поцелуй, сначала нежный, почти что невесомый, становился все более жарким, словно то пламя, что кипело в крови у Карнистира, передалось и его возлюбленной. Лантириэль прижалась к нему всем телом, обняла за шею и ответила так, что никакими словами бы не смогла передать.
— Люблю, — наконец прошептала она, сделав глоток воздуха и сама потянулась к губам Морьо.
— Мелиссэ, — Карнистир опустил руку в карман, намереваясь надеть ей на палец кольцо. — Я…
— Лорд!!! Тревога! — гонец летел к Морифинвэ. — Нападение на севере! Ард-Гален в огне…
— Что с остальными крепостями? Неужели Врата пали?!
— Неизвестно. Полчища орков приближаются, замечено несколько балрогов и прочей дряни.
— Пламя?
— Остановилось. Сработала защита.
— Отлично. Что с северными фортами?
— На связь вышел лишь один. Боюсь…
— Готовьтесь к обороне крепости. А я с тремя отрядами выступаю на север.
— Может, останетесь?
— С ума сошел?! Выполнять!
— Ланти, ты будешь в крепости. Раненых привезут сюда. Ты…
— Нет! Я еду на север с тобой. И прикажи еще нескольким целителям отправляться — наша помощь уже нужна там.
— Но…
— Нет, возлюбленный мой лорд. И ты сам понимаешь, что я права.
Конница Таргелиона вылетела из ворот менее, чем через час. Морьо старался не думать, как, а точнее почему, войско Моргота прорвалось на юго-восток от Врат. Он и предположить не мог, что все северные крепости почти одновременно приняли удар. Во всяком случае те, что принадлежали сыновьям Фэанаро.
* * *
— Именно так, Повелитель! Мы захватим восток и лишь потом ударим по нагорьям, дабы повергнуть ниц их короля, — Саурон рассмеялся, представляя распростертого пред черным троном Нолофинвэ.
— А если они придут на помощь? Или мы быстро не разделаемся с этими, — Моргот зло сплюнул, — сыновьями нолдорского выскочки?
— Понимаю вас, Господин, но даже если устоит Химринг… Вы ведь о нем? Мы прорвемся на юг через Аглон. Врата возьмет наш милый малыш, а земли этого, как его, Карантира… да тьфу на них — пара дней, и они наши!
— Пошли туда слуг моего огня!
— Как скажете, Повелитель.
— И готовь наступление на нагорья раньше.
— Но…
— Я сам поведу войска.
— Не много ли чести для этих остроухих?
— Не сразу, Майрон, не сразу, — проговорил Моринготто и ухмыльнулся, заметив, как тот поморщился, услышав это имя. — Но я должен видеть, как рухнут стены их крепостей.
— Ваша воля — закон, Повелитель.
— Ступай. Пусть познают мощь темного пламени!
И в следующий миг со склонов Железных гор потекли потоки колдовского огня, сметая на своем пути все живое, уничтожая, выжигая, питаясь ужасом и страхом, они продвигались все дальше и дальше, пока не наткнулись на невидимую преграду.
Тем временем распахнулись черные врата Ангамандо, выпуская многотысячную армию Моринготто.
Битва началась.
* * *
— Что там? — раздалось еще со ступеней, ведущих на самый верх одной из башен Аглона.
— Дым! Весь север охвачен огнем.
— Неужели началось? — спросил первый, одновременно подавая сигнал другим башням — нолдор Химлада должны быть готовы встретить войско Врага.
Дозорные вернулись с рубежей, когда гонец уже отправился с донесением в крепость.
— Огонь ползет по склонам Железных гор. Наша защита активирована — земли Химлада не сгорят, — сообщил один из прибывших.
— Это хорошо.
Тот кивнул и продолжил.
— Бой идет севернее — Моринготто решил уничтожить владения лорда Нельяфинвэ.
— Не бывать тому! Мы поможем…
— На Химлад тоже движется войско.
— Понял. Скачи быстрее в крепость, доложи лорду. А мы приготовимся к обороне.
Вызов палантира застал Куруфина за невеселыми размышлениями. Теперь идея отправить жену вместе с сыном в Дортонион ему не казалась такой уж правильной.
«Мог ведь потом с ней приехать в гости к кузенам. Погуляли бы среди сосен. Зачем только я…» — мысль оборвалась, и он бросился к засветившемуся камню, надеясь увидеть свою семью.
— Моринготто напал на крепость, — без приветствия начал нолдо, в котором Куруфин узнал одного из верных Майтимо. — Многотысячное войско. Ард Гален горит.
— Установки?
— Сработали. Но балрогам они не помеха.
— Что с Ма… вашим лордом? Почему ты сообщаешь мне об этом?
— Сражается. Он что-то почувствовал ночью и выехал с отрядом на север.
— Мы придем на помощь. Главное, продержитесь! — почти крикнул Искусник.
— В вашу сторону тоже движутся отряды.
— Понял. Численность?
— Много сотен. Точнее не скажу.
В библиотеку Химринга влетел нолдо, прокричавший что-то, после чего связь прервалась.
Гонец из башен Аглона встретил своего лорда на пороге библиотеки:
— Дым от пожаров на севере. Он уже виден с границ Химлада. Дозорные скоро вернутся, они сообщат подробности.
Куруфин кивнул, принимая сообщение, и удивительно спокойно проговорил:
— Война началась. Сражения уже идут у Химринга. Скоро войско Моринготто дойдет и до нас. Надо быть готовыми встретить его.
— Не сомневайтесь, лорд! Мы не пропустим Врага в наши земли!
Куруфин кивнул, а через несколько минут воины Химлада уже собирались по сигналу тревоги во дворе — Врагу предстояло дать должный отпор.
В распахнутое окно ворвался резкий, дышащий жаром ветер. Читавшую у окна Алкариэль словно обдало огнем. Она вскочила, отбросив на диван книгу, и посмотрела на север. Там, за границей ущелий и сторожевых крепостей, полыхало багровое, во все небо, зарево.
Нолдиэ всплеснула руками и бросилась к выходу.
«Нужно найти мужа, — мелькнула у нее в голове тревожная мысль. — Что происходит? Бой, которого все ждут, начался? И, может быть, понадобится моя помощь?»
Она бежала, летела, едва касаясь хорошо знакомых, до последнего камешка, лестниц. Алкариэль провела в этих башнях и залах несколько радостных, бесконечно счастливых лет.
«Что же будет теперь? — думала жена Макалаурэ. — Конечно, мы справимся! Но что делать мне? Почему-то до сих пор я так и не успела спросить, что делать, если нападет Враг».
Во дворе слышались резкие крики командиров, ржание лошадей и металлический звон оружия. Земля как будто дрожала, и время от времени издалека долетал рев, переворачивавший фэа до самого основания.
Алкариэль схватилась за витую каменную колонну, но вскоре поняла, что может идти, и бросилась через гостиную к выходу из донжона. В этот момент дверь распахнулась, и вбежал Макалаурэ. Лицо его полыхало гневом, в темных глазах еще отражалось зарево пожара, в следующий миг сменившееся решимостью и уверенностью — Врата устоят.
— Весь Лотланн залит темным огнем! — крикнул он и, подбежав, заключил жену в объятия и прижал к сердцу. — Мелиссэ, ты как?
— Не волнуйся за меня, — успокоила его Алкариэль. — Но… я немного растерянна — что мне теперь делать? Могу ли чем-то помочь?
Макалаурэ уверенно кивнул:
— Да. Я прямо сейчас отправляюсь на север — установка Курво наверняка задержала огонь, я уверен, но кто знает, какие еще твари могут попытаться прорваться через Врата. А ты, как леди, остаешься в крепости — теперь ты отвечаешь за тех, кто укрылся в ее стенах или же остался в любом уголке наших земель. Ты моя поддержка и опора.
— Я все поняла, — подтвердила Алкариэль, и в ее широко распахнутых глазах, казалось, на миг мелькнули отблески далекого зарева.
— Я не подведу тебя, возлюбленный мой лорд, — уверенно проговорила она. — Иди. Я буду ждать столько, сколько потребуется.
Маглор ласково провел рукой по ее щеке, затем наклонился и со всей страстью поцеловал жену.
— Я люблю тебя, — прошептал он.
— Я тоже тебя люблю, — ответила она горячо.
— Я вернусь, — пообещал он. — Не знаю, когда именно, но непременно вернусь! Я это предвижу.
Он глядел вдаль, казалось, ничего не замечая перед собой, и на его напряженном лице плясали тени.
— Я буду ждать, — вновь пообещала жена.
Макалаурэ вздрогнул, будто очнулся от сна, и вновь сфокусировал взгляд на любимой.
— Когда я вернусь, — заговорил он, — и установится прочный мир, когда Враг перестанет осквернять своим присутствием творение Эру, мы обязательно приведем ребенка, покажем ему всю красоту и великолепие, созданные Единым.
— Ты обещаешь? — воскликнула радостно Алкариэль. — Ты что-то предвидишь?
— Да, — ответил просто супруг. — Обещаю и предвижу. И я хочу этого всем сердцем.
Звук голосов во дворе усилился, и лорд Врат, еще раз крепко обняв и поцеловав свою мелиссэ, стремительно вышел, чтобы присоединиться к воинам. Алкариэль выбежала следом за ним и стала в стороне, прижав ладони к груди. Маглор увидел ее и махнул на прощанье рукой.
— Не выходи из донжона без мифрильной кольчуги! — крикнул он.
— Хорошо!
Ворота распахнулись, и Макалаурэ вместе с верными покинул крепость, чтобы присоединиться к своим воинам, державшим сейчас оборону в горах.
Алкариэль же, проводив его со стены взглядом, вздохнула и отправилась надевать кольчугу.
«Еще надо будет зайти в оружейную, — подумала она, — и найти Вайвиона или Оростеля, если кто-то из них был оставлен приказом в крепости».
* * *
— Как ты? — Келегорм подхватил покачнувшуюся кузину.
— Что… что это было, Турко? — слабо проговорила она.
— Держись. Скоро здесь будет твой брат, — Охотник подхватил дальнюю родственницу на руки и закрутил головой, ища безопасное место.
— Подожди, так мне не привиделось? — ужаснулась Галадриэль.
— Нет. Мелиан напала на тебя.
— И почти призналась в том, что служит Морготу… Тогда что мы тут стоим? Надо предупредить Элу! — воскликнула Артанис и дернулась так, что Охотник ее чуть не уронил.
— Давай я один. Ты лучше дождись Финдарато, — ответил Келегорм. — И мужа поищи. Куда мне идти?
— Я с тобой! Ты же слышал, брат не один. А мы не можем опоздать! Хотя Келеборну сообщить надо, он должен знать!
Она попыталась послать осанвэ, но сил не хватило. Галадриэль тряхнула головой, злясь на саму себя.
— Да я больше о тебе беспокоюсь… — ответил ей кузен.
— Уже все в порядке. Пошли.
Тем временем Мелиан замерла в одном из залов Менегрота.
— Я слышу тебя. Чувствую твою мощь. Мир содрогается от твоего величия! Позволь и мне помочь тебе в тво… в нашем общем деле! — майэ с закрытыми глазами видела, как содрогались Железные горы, как пульсировали грозные пики и как наконец после финального мощнейшего толчка по склонам потекла раскаленная лава.
Она застонала от охватившего ее восторга, распахнула глаза и обнаружила рядом Лютиэн.
— Час пробил, моя дорогая! — торжественно произнесла она и извлекла из складок платья кожаные ножны, в которых прятался небольшой, но крайне опасный кинжал.
— Прими же оружие, предназначенное тебе!
— Nana? Я не понимаю…
— Не надо ничего понимать, моя дорогая, не надо. Просто следуй за мной, слушай меня, слушай Его голос — он доносится с севера, он ведет за собой. В новый, прекрасный мир! Для нас будут доступны любые наслаждения и удовольствия! Любые, Лютиэн! Прими же сей клинок. Возьми его! — голос королевы Дориата становился все более властным, и вскоре ее дочь сжала пальцы вокруг рукояти черного клинка, выкованного когда-то валой, что звался в те времена Мелькором — стать Морготом ему еще только предстояло через много сотен лет.
— Да! — с восторгом выдохнула майэ. — Теперь следуй за мной.
* * *
Вагай сорвался с места и устремился в леса, откуда они с Лехтэ совсем недавно прибыли.
«Как там Атаринкэ? — взволнованно думала нолдиэ. — Если война началась здесь, в Дортонионе, значит, она уже пришла и в Химлад. А мы с Тьелпэ тут! И он там один».
Хотелось развернуть Вагая прямо сейчас и направиться к Аглону. Останавливало лишь понимание, что, даже окажись она теперь с мужем, толку от нее не было бы никакого, а тут она хоть какую-то пользу принесет, предупредит.
С севера наползал густой серый туман вперемешку с дымом. Он стелился, разъедал глаза, застилал видимость, и Лехтэ все чаще неуверенно оглядывалась по сторонам. Однако браслет сына пока молчал, а это значило, что опасность далека.
«Надолго ли?» — невольно подумала леди и, нахмурившись, упрямо тряхнула головой.
Остановившись около очередной развилки, она принялась вспоминать указания дортонионца и в конце концов свернула направо. Скоро стало ясно, что Вагай устает. Он бежал все медленнее и тяжело дышал. Вздохнув, эллет перевела его в шаг, а после и вовсе спешилась, погладив друга по шее:
— Отдыхай пока. Тем более что мы, кажется, заблудились. Точнее, я.
Как ни печально было это признавать, однако выбора не было. Низкий плотный туман застилал обзор, и нолдиэ не имела ни малейшего представления, куда ей теперь направляться.
«А где-то там, на северной границе, уже наверняка идет бой, — подумала она, и сердце ее тревожно забилось. — Как там сын?»
А от нее по-прежнему никакого толку!
— Впрочем…
Идея осенила, словно удар молнии в грозу. Оглянувшись по сторонам, она поискала какую-нибудь птицу, не успевшую улететь от надвигающейся тьмы, и спустя небольшое время в самом деле увидела на ветке испуганно нахохлившуюся пичугу. Улыбнувшись, Лехтэ тихонько свистнула, привлекая внимание.
— Иди ко мне, — сказала она на птичьем языке, и пернатая слетела, усевшись на подставленную ладонь и кося черным глазом. — Ты ведь знаешь, где находится крепость эльфов?
— Ты про большое каменное гнездо? — уточнила пернатая.
— Да.
— Знаю.
— Лети туда скорее и передай ее обитателям известие о нападении тьмы.
Эллет подробно рассказала, что именно следует донести, и птица, вспорхнув, умчалась на юг, прокричав на прощание:
— Я все передам!
Лехтэ проводила посланницу взглядом и вновь вернулась к коню:
— Теперь поищем какой-нибудь ручей?
Вагай согласно кивнул, и друзья пошли, не торопясь, по смутно видневшейся тропинке. Дойдя до оврага, они принялись спускаться и в скором времени и нашли небольшой ручеек. Искупаться в таком вряд ли бы удалось, однако его вполне хватило, чтобы напиться. Почистив Вагая, Лехтэ предоставила ему спокойно пастись, а после сама уселась и, обхватив колени руками, задумалась. Отсутствие рядом стражей-верных, к которым за последние столетия она успела привыкнуть, внушало неосознанную тревогу. Поймав себя на мысли, что начинает рассуждать, как избалованная знатная аданет, Лехтэ рассердилась на себя.
«Что за беда, даже если я сейчас одна? — напомнила она себе. — Я же нолдиэ! Пусть и наполовину».
Найдя в седельной сумке лембас, она перекусила, запив водой из ручья, и принялась размышлять о собственном положении. По всему выходило, что без проводника ей сейчас вряд ли удастся обойтись, но где его найти в глухом сосновом лесу, Лехтэ не знала. Особенно рассчитывать на появление дозорных не приходилось — все же ехала она скрытно.
«Но это все проблемы будущего. Пока же нужно охранять Вагая».
Перевесив поближе лук и стрелы, она забралась наверх и принялась осматривать окрестности.
Сколько так прошло времени, Лехтэ вряд ли могла бы сказать. Ладью Ариэн за плотными тучами видно не было, к тому же она порой дремала, одновременно оставаясь начеку. Так, как это умеют только эльфы. Наконец, когда Вагай уже успел вполне восстановить силы и рвался вперед, в дорогу, стало ясно, что туман потихоньку рассеивается. В просветах деревьев начали виднеться алые отсветы, и нолдиэ, выведя своего друга наверх, вскочила в седло и отправилась поглядеть, что же там происходит, надеясь, что обнаружит сигнальные башни Дортониона. Однако вскоре стали видны крупные, вдвое выше эльдар, огненные фигуры. И послышалось пение. То самое, о котором говорил сын.
— Балроги! — воскликнула она, поняв, кто перед ней. — Раз, два…
В пределах видимости их было трое, и нолдиэ инстинктивно подняла руку с браслетом, пытаясь понять, как именно ей теперь следует поступить.
Твари Моринготто уверенно приближались, но, подойдя на расстояние всего в четверть лиги, застыли, извергая ярость и пламя, будто их что-то держало.
Лехтэ непонимающе покосилась на балрогов и перевела взгляд на свой браслет. Почти не думая, сделала шаг вперед и увидела, что огненные майяр тоже отступили. Нолдиэ осенило:
«Похоже, сын рассказал мне не о всех свойствах своего творения. Он не только предупреждает, но и защищает».
Однако, каким бы приятным ни было это открытие, вступить с тварями в бой она никак не могла — вряд ли ее лук и кинжалы станут хоть сколько-нибудь серьезным препятствием. Оставалось бежать. Развернув Вагая, эллет пустила его в противоположную сторону. Слуги Моринготто яростно зарычали, ударив бичами, однако решили, по-видимому, не отвлекаться на одинокую фигуру, а продолжить свой путь и исполнить приказ повелителя. Под копыта коня нолдиэ метнулся насмерть перепуганный волк с опаленным боком. Затравленно оглядевшись по сторонам, он поднял взгляд на эльфийку и заскулил.
— Не бойся, — сказала она ему на языке зверей. — Я не прогоню тебя. Мы спасемся вместе.
— Благодарю! — пролаял волк в ответ.
— Ты знаешь путь к крепости эльфов?
— Высокая каменная пещера? — уточнил серый.
— Да.
— Знаю!
— Отведи нас туда, пожалуйста. Там и ты сможешь найти укрытие от страха севера.
— Хорошо, госпожа! Следуй за мной!
И он запетлял меж деревьев, уводя всадницу с конем от угрозы. Лехтэ же лишь оставалось надеяться, что пограничники Дортониона заметят тварей и дадут им отпор.
* * *
Положив на землю добытого на утренней охоте оленя, Хуор оглядел ствол поваленного недавней грозой дерева. На первый взгляд древесина казалась еще вполне крепкая и ладная, и адан подумал, что надо будет вернуться сюда чуть позже с пилой.
Раскинувшиеся над головой пышным пологом дубовые кроны закрывали серое, бессолнечное небо.
«Уже второй день ни единого лучика, — мелькнула у него в голове тревожная мысль. — Не к добру, чует мое сердце».
Мысль вызвала в душе беспокойство. Если случится война, то молодую жену придется оставить, а она недавно забеременела. Как будет справляться-то без мужа?
Тяжело вздохнув, Хуор вновь взвалил добычу на плечи и направился быстрым шагом в сторону деревни. Еще издалека он услышал громкие голоса эльфов, и сердце его замерло, а после забилось с удвоенной силой. Сразу вспомнились усиленные дозоры нолдор, которые он встречал вчера, их пытливые, хмурые взгляды.
Последнюю лигу пути Хуор почти бежал, насколько позволяла ноша, которую он, впрочем, скоро оставил на краю деревни. На ходу перемахнув через ближайший плетень и выиграв, таким образом, немного времени, он вылетел на деревенскую площадь и замер, вслушиваясь в слова глашатая. Найдя взглядом старшего брата Хурина, подошел к нему поближе и прошептал:
— Война, да?
— Вот-вот начнется. Лорд Финдекано созывает всех, кто может держать оружие и хочет биться за свободу Белерианда. Ты как, пойдешь?
— Разумеется! — возмутился от вопроса брата Хуор, для себя не допуская даже мысли о том, чтоб остаться дома.
— А как же?..
Он не договорил, вновь прислушавшись к словам нолдо, а младший брат вновь унесся мыслями к любимой, судьба которой его сейчас более всего волновала.
«Но что же делать? Надо отправляться на бой, иначе невозможно».
— Завтра утром ждем всех откликнувшихся в крепости, — закончил наконец посланец и, попрощавшись со старостой, вскочил на коня.
— До вечера, — бросил Хуор Хурину и, вновь тяжело вздохнув, пошел домой, не забыв правда про добычу, с трудом представляя, что и как будет говорить любимой.
Однако, та уже все знала. Бледная, стояла она около ворот и всматривалась в даль. Что видела она там? Вряд ли то же самое, что и ее супруг. Во всяком случае, покосившийся соседский плетень и знакомая до последнего листочка рябина явно не стоили такого внимания.
— Здравствуй, родная, — проговорил Хуор и сглотнул.
Риан кивнула, не отвечая.
— Я…
— Уходишь, да? — наконец заговорила она.
Хуор кивнул:
— Я должен.
— Понимаю.
Она перевела взгляд на мужа и, оглядев его с ног до головы, кивнула. Войдя в дом, принялась собирать ему еду и вещи в дорогу, а Хуор достал переданные ему отцом доспехи с мечом и начал приводить их в порядок.
— Ты вернешься? — спросила жена.
— Я бы очень этого хотел, — вздохнул он. — Больше всего на свете. К тебе и нашему ребенку. Но если…
Риан обернулась и бросила изучающий, проникающий в самую душу взгляд, которым, казалось, можно было без труда разжечь костер и испепелить врага.
— Если будет сын, как ты хочешь его назвать?
— Туор, — ответил будущий отец, не думая. — Пусть растет сильным, как его предки.
— Хорошо, — согласилась Риан, и на одно короткое мгновение ее голос дрогнул.
Хуор посмотрел внимательно, и сердце его рванулось навстречу любимой. Отбросив кольчугу в сторону, он вскочил и приблизился в два шага, крепко обняв жену и прижав ее к сердцу.
— Мне жаль, что этот бой случился именно сейчас, — признался он. — Но не идти не могу. Прости меня, если что…
С минуту он вглядывался в дорогие ему черты лица, а после, наклонившись, поцеловал любимую.
* * *
— Турко, подожди немного, — Галадриэль на мгновение остановилась и прислонилась к холодной стене. — Сейчас, тут уже недалеко.
— Куда идти? Жди меня здесь!
— Нет, — рывком заставив себя встать ровно, Нервен вновь зашагала
по коридору. — Мы вместе будем там.
Келегорм лишь пожал плечами и понадеялся, что Финрод не задержится в приграничье.
* * *
Убедившись, что аммэ в самом деле отправилась на юг в сторону крепости, Тьелпэринквар вздохнул с облегчением и всмотрелся в горизонт. За границей защитной установки бесновалась лава, однако вплотную к холмам она продвинуться не могла.
— У вас получилось, лорд! — воскликнул один из воинов-пограничников, и на лице его Куруфинвион прочел искреннее восхищение.
— У нас, — поправил он воина.
Тот спорить не стал, только кивнул и замер, всем своим видом выражая готовность исполнять приказания.
Ни орков, ни варгов, ни каких-либо иных тварей Моринготто пока в пределах видимости не наблюдалось. Впрочем, пройти по лаве смогли бы разве что слуги темного пламени, но и их нолдор пока не заметили.
«И тем не менее, бой уже начался. Не здесь, но в иных местах явно идут сражения, — размышлял Тьелпэ. — Это очевидно. Что задумал Враг? Сосредоточился пока на других землях нолдор? Или готовит нечто новое и ужасающее?»
Отбросив беспокойно метавшуюся мысль, как отец один справляется в Химладе, он сосредоточился на том, что мог сделать здесь и сейчас.
— Как тебя зовут? — спросил Тьелпэ у ближайшего нолдо, командира отряда дортонионских пограничников.
— Айвендил, — ответил тот.
— Хорошо. До прибытия ваших лордов я, как единственный присутствующий здесь потомок Финвэ, беру командование на себя.
— Слушаюсь! — не стал спорить тот и чуть склонил голову, выражая готовность исполнять распоряжения.
— Сколько вас тут?
Дортонионец замялся, должно быть подсчитывая, и наконец ответил:
— Полторы сотни.
— Собери всех — будет работа.
Айвендил убежал, а Тьелпэ еще раз оглядел горизонт уже другим, оценивающим взглядом. Увиденное его не очень порадовало. Должно быть, Арафинвионы полагались на мужество своих воинов, или же просто не успели достроить все задуманное. Однако защитных укреплений, кроме естественной гряды не слишком высоких холмов и двух башен в пределах прямой видимости, не наблюдалось. Конечно, легко взять основную крепость Враг не сможет, но и допустить осаду не хотелось бы. С досадой поморщившись, Тьелпэ бегом спустился с холма и лег на землю, прислушиваясь. Скоро он нашел то, что искал.
— Врагов пока рядом нет, — сказал он подошедшему Айвендилу. — А река может стать нашим союзником.
— Что вы имеете в виду?
— Перекроем полностью тварям путь на юг. Мы объединим рвы башен с рекой. Для этого нужно чуть углубить естественную низменность и отвести в нее воду из реки. Такая преграда сможет хоть ненадолго задержать ирчей. А после… после уже решим, как наладить переправу. Может, мост возведем.
Тьелпэринквар задумался, прикидывая конструкцию и форму возможного сооружения, чтобы оно гармонично смотрелось среди холмов и дополняло простую и одновременно строгую архитектуру башен, но тут же тряхнул головой и произнес:
— И действуем быстро — времени очень мало.
— Слушаюсь!
— Сколько у вас стрел?
— На несколько дней битвы.
— Хорошо.Тогда пусть несколько воинов приготовят зажигательные смеси, если таковых нет в башнях, и натаскают камней — будем метать во врага.
— Все сделаем, лорд Тьелпэринквар.
— Благодарю.
Работа закипела. Эльфы трудились, подкрепляя силы лембасом и делая перерывы лишь на краткий отдых. Понимая, что крохи предоставленного им Единым времени стремительно уходят, Куруфинвион работал наравне со всеми, и скоро воды реки соединились со рвами у подножия холмов.
Тьелпэ вглядывался в небо, пытаясь угадать положение Анара, однако оно было плотно затянуто серой пеленой. Земля гудела все сильнее, содрогаясь, словно от невыносимой боли, и фэа эльфа сжималась от сострадания.
К тому моменту, когда, по ощущениям нолдор, минули сутки, несший на холме дозор дортонионец закричал:
— Лорд Тьелпэринквар! Вижу противника!
Куруфинвион взбежал к нему и вгляделся в горизонт. Около пяти сотен ирчей и несколько балрогов, насчитать которых удалось пять или шесть, приближались, ступая по выжженному огнем Ард Галену. Валараукар пытались преодолеть защитную систему, раз за разом ее атакуя. Установка выдерживала удары бичей, не пуская слуг темного пламени дальше. Впрочем, орки, несмотря ни на что, продвигались вперед.
Увиденное сильно удивило Тьелпэринквара — они с отцом и не предполагали, что смогут остановить не только колдовской огонь, но и балрогов. Однако твари быстро нашли выход — оставив одного из валараукар беспрерывно хлестать установку бичом и поливать ее пламенем, они почти без усилий миновали защиту.
Тьелпэ, прекратив разглядывать происходящее, посмотрел на Айвендила и сказал:
— Всем приготовиться!
В глазах у дортонионца отразилась решимость во что бы то ни стало отстоять земли, ставшие им родными. Он, обернувшись, передал команду воинам, привычно повторив ее еще и на синдарине.
— Хотел бы я знать, где остальные твари Моринготто, — пробормотал Тьелпэ, и рука его сама собой сжалась в кулак. — Не может быть, чтобы за время Долгого мира их накопилась за стенами Ангамандо так мало.
— Меня тоже это волнует, лорд.
Сердце Тьелпэ гулко билось, колотясь о ребра. Еще ни разу ему не приходилось вести войска в бой самому — рядом всегда был отец. А теперь лишь на на нем одном лежала ответственность за исход сражения. Но отступать было нельзя.
«Нолдор не сдаются!» — мысленно проговорил он.
Дождавшись, когда противник оказался на расстоянии полета стрелы, он крикнул:
— Внимание! Залп!
Стоявшие на стене лучники спустили тетивы. Затем следом еще раз, и еще.
Тварей, конечно, стало меньше, но по сравнению с общим числом войска, потери были незначительны. Нолдор продолжали стрелять, стараясь не подпускать ирчей к башням, пытаясь остановить их у рвов. Впрочем, орки и сами не спешили в воду. Судя по крикам и ругани их командиров, твари отказывались двигаться дальше.
Небольшая группа ирчей отделилась и двинулась на восток, очевидно желая найти переправу.
— Это вы хорошо придумали, лорд, — сказал стояаший рядом с Тьелпэ дортонионец. — Так мы их здесь и остановим.
Куруфинвион лишь задумчиво покачал головой.
Войско Моргота встало вне досягаемости стрел, а тем более камней катапульт нолдор, сместившись на восток. Эльфам приходилось лишь наблюдать за противником — покидать башни пока не имело смысла.
— Лорд, вернулись ирчи, — доложил Тьелпэринквару дозорный. — Те, что уходили.
— Будьте готовы в любой момент выступить — они начнут прорываться, — скомандовал Куруфинвион и вновь поднялся на стену.
Балроги приблизились к воде, к тому самому месту, что прорыли нолдор. Расстояние позволяло, и эльфы принялись посылать стрелы, одну за другой, а вскоре в тварей полетели и камни. Орки падали, хрипели, и тут же их место занимали другие, пока густые клубы пара не скрыли войско от глаз дозорных. Валараукар хлестали самую поверхность воды бичами, ухудшая видимость и создавая брод.
— Они так прорвутся южнее! — вскричал Тьелпэринквар. — Дадим бой на этом берегу. Пусть лишь пара десятков останется на стенах — они обезвредят тех, кто рискнет подойти ближе.
В считанные минуты нолдор были готовы и построились для атаки. Наконец, Куруфинвион поднял руку, призывая к вниманию, и крикнул:
— Вперед!
По рядам воинов прокатился крик, и нолдор Первого и Третьего домов бросились вперед. Ирчи, только миновавшие водную преграду, завизжали, обнажая свои кривые мечи и вступая в бой.
Валараукар взревели, то ли выражая гнев, то ли вызывая на поединок.
— Я отвлеку их! — крикнул Тьелпэринквар и направил коня к падшим майяр.
В тот же миг на него обрушилась волна липкого ужаса и вызывавшего тошноту темного гнева, грозивших уничтожить и смять, словно тонкий лист, саму фэа. Куруфинвион в ярости скрежетнул зубами и вынул меч:
— Ну что, сумеешь одолеть меня, проклятая тварь?!
Балрог вновь взревел и двинулся вперед. В два раза выше любого пешего эльфа, для конного он был вполне сопоставим по размерам — грудь темной твари находилась на уровне глаз Тьелпэ. Притворившись, будто собирается нападать, он сделал обманный маневр и, промчавшись мимо балрога, полоснул его мечом по руке и остановился у воды. Тварь зарычала, и нолдо пожалел, что в детстве не захотел изучать валарин — так он мог бы понимать хоть что-то из его воплей. Теперь же оставалось только гадать.
Два других валараукар начали помогать своему предводителю, очевидно вознамерившись окружить Тьелпэринквара, и сердце его на мгновение дрогнуло.
«Дед сражался и с бОльшим количеством. Тем более, он был один. К тому же, Первый дом не отступает. И даже если мне и суждено сегодня встретиться с ним, то мне нечего будет стыдиться!»
Мысль влила в сердце новые силы, и Куруфинвион, пустив коня в галоп, направил его на того из балрогов, что был ближе всех к реке. Завязался бой. Эльф пытался достать врага мечом, тот же орудовал огромной плетью. Куруфинвион уворачивался, однако раз или два тварь полоснула его, угодив по доспеху.
«Непобедимых противников не бывает», — напомнил себе Тьелпэ, выискивая слабые места в обороне.
За его плечами сражались дортониоские стражи и прибывшие из Химлада нолдор. А дальше… дальше начинались края, в которых жили эльфы и атани. И что с ними будет, если позволить валараукар уйти? Они найдут брешь в обороне и нападут на мирные селения, сожгут лес…
Любовь ко всему живому, к последней травинке, к келвар и олвар, ко всем населявшим Белерианд квенди зародилась в груди Тьелпэринквара и начала расти, наполняя силой. Он ринулся вперед, и стоявшим на стенах нолдор показалось, что его окружает белое сияние. Куруфинвион взмахнул мечом, полоснув балрога по животу, затем вогнал оружие почти до самой гарды. Жар опалил нолдо, а рука с трудом удержала рукоять. Металл доспеха начал медленно плавиться. Балрог издал жуткий вопль, разнесшийся по всей округе, долетевший до крепости и затерявшийся среди сосен нагорья, закачался, и тогда Тьелпэринквар, собрав все силы, толкнул его. Падший майя упал в воду, и река вспенилась, исходя паром. Валарауко недвижной глыбой замер на дне, а его бич превратился в подобие гигантской скользкой змеи, утратив свой огонь.
Два оставшихся балрога все же прорвались сквозь пытавшихся задержать их нолдор, и кинулись вперед, к Тьелпэ. Куруфинвион пустил коня в галоп, уходя от противника. Упавший в воду огненный бич остыл, став на вид самым обыкновенным, и нолдо осенила мысль. Он влетел в воду и, быстро спрыгнув с коня, подобрал оружие врага. Рукоять не хотела лежать в ладони, неприятно колола пальцы темной магией, отнимая немало сил, нужных для подчинения бича.
Удар пришелся совсем рядом. Лицо горячо и больно обдало паром, а конь, заржав, шарахнулся в сторону и выпрыгнул на берег. Балрогов он не интересовал, а подобравшийся слишком близко ирч тут же получил копытом.
Тьелпэринквар же, проскользнув под руками тварей, принял бой пешим. Стараясь ускользать от ответных ударов, он бил мечом в живот и руки, одновременно пытаясь спутать им ноги бичом. Наконец, раскрутив его, он захлестнул одного из валараукар и толкнул в воду. Тот упал недалеко от первого и пронзительно заревел, так что нолдор на мгновение показалось, что они оглохнут. Тьелпэ, не обращая внимания на боль от ожогов, принялся рубить тело мечом.
Силы постепенно покидали нолдо, казалось, что он вот-вот упадет, но он упорно продолжал сжимать бич и глядеть на убитого им балрога. Словно со стороны Куруфинвион видел себя и не понимал, почему бездействует. Совершенно неожиданно вспомнился танец с малышкой Ненуэль, а потом раздался суровый голос отца, велевший ему что-то бросить. Пальцы разжались с некоторым усилием, бич выпал, и в следующий миг Тьелпэ словно очнулся ото сна. Любовь к семье, к дочери Глорфиделя и ко всем квенди, стоявшим сейчас за его спиной, по-прежнему придавала сил. Он развернулся, чтобы продолжить бой, не догадываясь, что сейчас в проходе Аглона Куруфин, несмотря на только что полученную рану в руку, облегченно вздыхает и вновь яростно продолжает бой.
Нолдор спешили к своему лорду на помощь, оттесняя и окружая третьего вларауко. Слышались крики ярости, трубил чей-то рог. Небольшой отряд продолжал сдерживать тварей Моринготто, а из крепости тем временем летели на север воины Дортониона. Подмога была близка, однако, увы, не только эльфам. Моргот продолжал наступление.
* * *
— Слушайте, мои подданные, мои верные синдар! — заговорила Мелиан, собрав вокруг себя немало эльфов.
«Иди, Лютиэн! Дальше только твой путь», — мысленно приказала она дочери.
«Я не могу, nana».
«Можешь! Убей!»
Лютиэн сама распахнула дверь в тронный зал и сделала шаг вперед.
— Сегодня утром, — продолжала говорить Мелиан, — нолдор пересекли границу Дориата!
— Как?
— Этого не может быть!
— Что со стражей?
— А как же Завеса?
Голоса неслись со всех сторон.
— Тише, мои дорогие, тише! — угомонила она толпу. — То пришел родич вашего короля.
Вздох облегчения пронесся по рядам синдар.
— Но он пришел с войском!
Жители Дориата ахнули.
— Грядет страшное! Готовьтесь защищать свои дома и семьи! Готовьтесь отстоять наш Дориат!
— Да здравствуют король и королева!
— Слава Элу!
— Слава Мелиан!
— К оружию, мои дорогие! Не дадим нолдор повторить то, что они сотворили с нашими дальними родичами за морем!
И в тот же миг каждый из присутствовавших словно воочию увидел залитые кровью белые плиты Альквалондэ. Израненных телери без всякой жалости добивали нолдор. Слезы замерли в глазах у синдар — вот один из сыновей Фэанора перерезает горло совсем юной деве, а рядом никто иной, как нынешний государь Нарготронда, сам наполовину принадлежащий к морскому народу, пускает стрелу за стрелой в распростертого на камнях морехода…
— Смерть убийцам! — наконец раздалось в толпе.
— Смерть нолдор! — донеслось в ответ.
И никто из них не заметил, когда и куда подевалась их королева.
— Дочка, рад видеть тебя, — Тингол встал с трона и пошел навстречу Лютиэн. — Ты не знаешь, что за шум?
Принцесса молчала и боролась, не желая подчиняться магии, что заставляла ее идти на встречу отцу и судьбе.
— Я. Не. Могу.
— Чего, дочка? Сказать мне? Неужели это твои поклонники подрались? — рассмеялся Элу.
«УБЕЙ!» — раздался в голове голос матери.
«КРОВИ!» — кричала сталь в руке, до времени спрятанная в складках платья.
— Государь! — дверь с грохотом распахнулась, и Келегорм с Галадриэль увидели принцессу, стоявшую перед отцом в самом центре зала.
— Что происходит? — Эльвэ развернулся к вошедшим.
«Сейчас! Бей!» — приказала Мелиан.
Рука Лютиэн дрогнула, но все же была остановлена волей принцессы.
«Слабачка! Тебе выпала такая честь — быть орудием в Его руках! Так пусть Оно вершит твою судьбу! УБЕЙ!» — последний приказ относился к клинку, что сжимали пальцы Лютиэн.
— Я повторяю, что случилось, Галадриэль? И кто это с тобой? — Элу начал сердиться.
— Государь, — начала она. — Мы бы хотели просить вашей аудиенции…
— Берегись! — заорал Тьелкормо, увидев блеск стали.
Тингол непроизвольно отшатнулся, но рука его дочери уже завершала смертельный выпад.
Клинок вошел в грудь короля Дориата, и лишь тогда пальцы Лютиэн дрогнули, и она закричала, осознав содеянное и невольно открывая сознание. Приказ последовал мгновенно, и дева выдернула кинжал, предварительно провернув его в груди отца. Кровь фонтаном брызнула на пол, заливая плиты зала, одежду и даже волосы мертвого короля.
— Тебе не уйти, гадина! — рявкнул Турко и попытался схватить принцессу за руку. Однако вместо этого в его ладонь легла рукоять кинжала.
Артанис тоже попыталась поймать Лютиэн, но ее пальцы ощутили лишь пустоту. Поскользнувшись в крови, она больно ушибла колени, но все же склонилась над телом Элу и закрыла ему глаза.
— Взять их! — голос принцессы эхом разнесся по залу.
— Убийцы! — стража устремилась к Келегорму с Галадриэль.
Охотник отбросил кинжал Лютиэн, не желая держать в руках оружие Врага, и заслонил собой Галадриэль.
Завладеть мечом одного из синдар было несложно, но вновь сражаться с собратьями не хотелось совершенно. Однако выхода у него не было.
Тьелкормо старался обезоружить или хотя бы оглушить стражников, но те упорствовали и продолжали наседать. Когда первая алая капля сорвалась с его меча, он вздрогнул и пропустил удар.
Сразу двое синдар устремились к безоружной Нервен, а он все не мог опереться на левую ногу.
— Беги! — закричал он, краем глаза отмечая, как один из стражей собирается метнуть нож в кузину.
Меч сорвался в полет первым, практически пригвоздив к полу несчастного.
Дверь распахнулась, впуская нолдор и сопровождавшего их Келеборна.
— Мельдо! — ахнула Артанис и невольно заслонилась рукой, словно та могла остановить клинок другого стража.
Келеборн бросился к любимой, на ходу обнажая меч, однако в этот самый момент с тетивы лука Финдарато сорвалась стрела. Жизнь сестры была ему дороже всего остального.
— Остальных не убивать! — раздался его приказ. — Пусть расскажут, что тут происходит.
Келеборн крепко обнял жену и, закрыв ее собой от дориатских стражей, оглядел зал.
Нолофинвэ убрал ладонь с палантира и, сжав пальцы в кулак, ударил по столу.
— Началось! Все же последний из валар рискнул высунуться из своей норы! — проговорил он.
Нолдорану предстояло понять, где войско Хисиломэ будет наиболее полезным, ведь пока Моргот ударил только по землям сыновей брата. Однако его размышления были прерваны появлением гонца.
— Огонь на севере, аран, — незамедлительно сказал он. — За пламенем следует войско. Точное число неизвестно — дым мешает разглядеть.
— Вот и ответ, — произнес Финголфин.
— Простите, не понял.
— Я о своем, — ответил Нолдоран. — Пока отдыхай.
Покинув библиотеку, Нолофинвэ созвал командиров — предстояло защищать свои земли, а о соседях подумать позже. Хорошо, что Финдекано успел призвать на службу атани — каждый воин будет важен в предстоящих битвах.
* * *
Вскоре в просветах между сосен показалась высокая каменная стена. Волк остановился и заскулил, закрыв нос лапами. Лехтэ потрепала Вагая по шее и прищурилась, всматриваясь.
— Мы на месте, да? — спросила она у серого провожатого.
— Да. Опасно. Не пойду.
— Я поняла тебя, — кивнула эллет. — И благодарю от души.
Разумеется, они уже приблизились к такой черте, когда перспектива наткнуться на стража и получить в бок стрелу была более чем реальной.
— Что же ты станешь делать? — поинтересовалась она у волка.
Тот сжался в комок и затравленно огляделся по сторонам. В укрытых утренней росой низинах стелился все тот же странный серый туман. Густые кроны сосен окутали тени, и казалось невозможно невероятным, что еще вчера в этих краях светил Анар, веселя все живое.
Вагай сделал вперед два шага и укрылся за деревом. Лехтэ вгляделась пристальнее и увидела, как через распахнутые ворота крепости один за другим выходят отряды.
— Значит, птица долетела, — вздохнула с облегчением Лехтэ. — Однако убедиться стоит.
Спрыгнув на землю, она открыла одну из седельных сумок и, покопавшись, достала плащ, подаренный много лет назад фалатрим. Тот самый, что позволял стать почти неразличимой, слившись с окружающей местностью. Расправив бесценный дар, она накинула его на плечи и снова вскочила в седло.
— Подожди меня тут, — попросила она волка. — Я скоро вернусь!
Вздохнув поглубже, Лехтэ выехала из-под лесных сводов — как встретят ее стражи, она не знала.
«Быть может, и мне, как волку, грозит стрела от слишком бдительного дозорного. В конце концов, никто из них меня не знает в лицо, и с какой бы стати они должны верить незнакомой эльфийке».
Рассуждая подобным образом, она осторожно оглядывалась по сторонам, заранее продумывая пути отступления.
«Пожалуй, оставаться в крепости мне не стоит, — размышляла она. — Даже если я смогу доказать, что являюсь той, за кого себя выдаю, то что я буду там делать? В чужом доме мне распоряжаться никто не даст, а беспомощных дев, которых следует оберегать и которые доставляют больше проблем, чем приносят помощи, хватает и без меня. Зато в лесу я буду гораздо полезнее. Например, могу отправлять сыну птиц с данными разведки, чтобы ему никто внезапно не ударил в спину».
Неожиданно в памяти возник визит в Химринг. Майтимо тогда не сразу поверил, что она настоящая, а не посланец врага, не майа, не морок. А ведь он знал ее очень хорошо.
Последнее воспоминание стало решающим. К тому же мысль, что она сможет принести настоящую пользу, ободряла Лехтэ, и она подъехала к воротам уже гораздо увереннее.
— Куда отправляются все эти отряды? — спросила она у ближайшего стража.
Тот оглядел ее подозрительно, но, поняв, что перед ним все-таки эльфийка, пусть и не знакомая, ответил неохотно:
— На бой. Пришли известия о нападении.
— Хорошо, — удовлетворенно кивнула нолдиэ. — Значит, поручение выполнено…
Вооруженные воины торопливо шагали, явно намереваясь успеть вовремя, и Лехтэ не стала дожидаться, пока ее увидит и остановит кто-нибудь из командиров. Развернув Вагая, она прошептала ему на ухо:
— Вперед!
И аманский конь рванулся, унося свою всадницу подальше от крепости и незнакомых ему эльдар.
— Эй! — крикнул ей в спину страж. — А ты кто такая?
В ответ эллет накинула на голову капюшон и вместе с конем затерялась среди окружавших их сосен.
Доехав до того места, где их ждал волк, она сняла плащ и спросила на языке зверей:
— Ты пойдешь со мной? Мы могли бы узнавать планы и перемещения врага, чтобы потом победить.
Серый хищник подумал несколько секунд, а после пролаял:
— Да! Готов! Пошли!
Лехтэ кивнула, довольная ответом:
— Мы союзники отныне.
— Да!
Вагай топнул копытом, словно ставя точку в разговоре, и нолдиэ, вновь накинув на голову фалатримский плащ, отправилась вместе с новым товарищем на север, ближе к границам. Туда, где она сможет быть действительно полезной семье.
* * *
Полчища орков надвигались на земли Макалаурэ. Северные форты, передавшие известие о нападении, готовились к обороне, надеясь если не остановить, то хотя бы задержать врагов до прихода основных сил. Мужество воинов и отлично сработанные укрепления помогли им — выстояли все, хотя потери и были значительными. Измученные боями, раненые и не знавшие отдыха нолдор отказывались покидать укрепления и, позволив себе лишь немного сна, присоединялись к основному войску Врат.
Ирчи боялись лорда-менестреля. Его рука была тверда и беспощадно рубила тварей Моринготто. Кони эльфов храбро шли на варгов, смело летели вперед на орков, помогая всадникам копытами и зубами.
Оростель, в отличии от Вайвиона не получивший приказ оставаться в крепости, сражался рядом с другом и лордом, порой прикрывая излишне увлекшегося боем Кано.
Маглор понимал, что не имеет права не остановить черное войско. Хотя бы ради своей жены. И всех остальных жен, матерей и сестер, кто остался за каменными стенами. Не жалея себя, но стараясь все же беречь воинов, он уверенно вел нолдор на ирчей.
Плотные клубы гари, застилавшие небо, постепенно начали рассеиваться. Лучи Анара пробились сквозь пелену, и орки завизжали. Некогда почти стройные отряды бросились врассыпную, желая найти укрытие среди скал и камней. Нолдор преследовали их недолго — как ни хотелось добить тварей, воинам Врат тоже нужен был отдых.
В крепость эльфы возвращаться не стали, расположившись у одной из северных башен. Дозорные заняли посты, раненые получали помощь, кони отдыхали, благодарно жуя небольшую порцию сена — запасов на все войска в форте просто не было.
— Как-то легко мы с ними разделались, — сказал Оростель другу.
— Это-то и странно, — ответил Маглор. — Ирчей, конечно, было много, но… не понятно, на что рассчитывал Моргот.
— Может, не ожидал, что пламя остановится, а не сожжет нас всех?
— Не исключено, — согласился Кано, — однако расслабляться рано. Надо еще добить разбежавшихся — от них потом будет много бед.
— Согласен. Ты пока отдохни, я прослежу за всем, — предложил Оростель.
Макалаурэ покачал головой:
— Не сейчас. Моя помощь нужна многим.
— Думаешь, целители не справятся?
— Не со всеми, — ответил он.
Весь день то и дело слышался голос Маглора, возвращавший силы раненым воинам. Часть из них надлежало отправить в крепость, однако многие, кто мог стоять на ногах и держать оружие, отказывались покидать своего лорда. Тела погибших еще предстояло отыскать на месте сражения — многие оказались завалены тушами орков, которых успели убить прежде, чем отправиться к Намо.
— Смеркается, лорд, — один из командиров подошел к Макараурэ.
— Усильте дозоры. Ночью ирчи могут попробовать повторить атаку. Мы должны быть готовы.
— Слушаюсь, лорд.
Странное чувство охватило Маглора. Ему хотелось поскорее вернуться в крепость. Вместе с войском. Словно невидимая ими беда надвигалась на Врата.
«Дозорные бы доложили. Скорее всего это усталость. Надо просто поспать…» — Кано зевнул и с изумлением обнаружил, что стоявший рядом воин обустраивается на отдых, хотя еще мгновение назад был бодр.
Превозмогая усталость, Маглор поднялся на башню и обнаружил спящими всех дозорных. Тем временем темное войско, небольшое, но по-прежнему опасное уверенно шагало к крепости. Впереди же него полз огромный змей.
— Что за Морготово отродье?! — воскликнул Канафинвэ. — Просыпайтесь!!!
Никто из воинов не пошевелился. Да и сам Маглор уже с трудом отгонял убаюкивавшее шипение, уговаривавшее его отдохнуть. Он даже прикрыл глаза и тут же увидел Алкариэль, беззащитно стоящую перед войском Врага.
Тряхнув головой и прогоняя чары Глаурунга, менестрель запел. Сначала немного хрипло и неуверенно, однако с каждой нотой его голос креп, а воины пробуждались.
* * *
Когда переправа через Сирион осталась позади, Турукано приказал прибавить шаг.
— Впереди Минас Тирит. Вы навестите кузена? — уточнил на всякий случай Глорфиндель, глядя, как вдалеке виднеются белые башни города на острове.
— Нет, — покачал головой Нолофинвион. — Времени мало. Посмотри, тучи сгущаются и свет блекнет.
Оба нахмурились и обратили взор на север. Предчувствие, что битва вот-вот начнется, подгоняло, и скоро было решено сократить число стоянок. Двигались отряды Ондолиндэ скрытно, а потому разъездов родичей-нолдор им не встречалось.
Подозвав одного из верных, Тургон передал ему письмо:
— Скачи в Хисиломэ к Нолдорану и передай, что мы ждем от него приказа.
— Будет исполнено, лорд, — ответил тот.
Гонец ускакал, а гондолинцы продолжили путь, двигаясь на север к истоку реки. Над головами нависали низкие серые тучи, резкие порывы ветра, казалось, задались целью то ли выбросить воинов из седел, то ли заставить повернуть назад. Эктелион хмурился, оглядывался и с каждой минутой все отчетливее понимал, как верно они сделали, решив присоединиться к битве.
Земля дрожала, до нолдор доносились отдаленные раскаты грома. На горизонте вспыхивали отблески огненного зарева.
— Как бы не опоздать, — беспокоился Глорфиндель.
Раздался низкий, протяжный свист, и из подлеска выехали дозорные.
— Государь, орки напали на небольшой отряд нолдор! Те двигались на запад в сторону Хисиломэ и везли что-то тяжелое.
— Скорее, на помощь! — скомандовал Тургон.
Эктелион и Глорфиндель передали приказ войску, и отряды Ондолиндэ перешли в галоп, стремясь успеть к месту схватки.
* * *
Битва в проходе Аглона шла вторые сутки. Нолдор не давали тварям прорваться в Эстолад, желая остановить их в узком ущелье.
Несмотря на отличные укрепления и ловушки, орки все же наседали, медленно тесня эльфов на равнину.
Куруфин в очередной раз пожалел, что рядом нет брата, которого с охотниками можно было бы направить секретными тропами в тыл врага. Конечно, отряд, судя по времени, уже достиг цели, но без привычного командира выполнение задания могло затянуться.
А еще, в минуты затишья Искусник мыслями тянулся к жене и сыну. Фэа пока не тревожилась и оставалось надеяться, что Дортонион еще не принял удар. В том, что это лишь вопрос времени, Куруфин не сомневался. А потому стоило не только отстоять свои земли, но и прийти кузенам на помощь и вытащить с нагорий семью.
Тот бой был особенно тяжелым. Ирчи на варгах все же прорвались в Эстолад, задавив нолдор своим числом. Однако твари рано радовались — на равнине в них врезалась конница Химлада. Куруфин рубил слуг Моргота, сминал своим конем, а с флангов их расстреливали лучники. Орки орали, визжали и хрипели — лакомая победа обернулась для них горьким поражением и смертью.
Вдруг, прямо посреди боя, Искусник увидел сына, что держал оружие Врага и не замечал стоявшего за спиной рауко. Собрав все силы для мысленного приказа бросить бич, Искусник отвлекся и пропустил удар. Рука повисла и выронила щит. Впрочем, им он воспользоваться все равно бы уже не смог. Не в меру шустрый орк поплатился за нанесенную лорду рану — верный тут же снес ему голову.
— Как вы?
— Все хорошо, он бросил бич, — ответил Куруфин.
— Что? — не понял его нолдо.
— Не бери в голову. И… осторожно!
Варг был уже в прыжке, когда добыча неожиданно ускользнула. Вместо сочного эльфийского мяса в брюхо попала жесткая сталь. Залитые липкой кровью, нолдор продолжили бой.
Лишь с третьим рассветом эльфы Химлада получили возможность немного отдохнуть, а их лорд связаться с братьями. Майтимо по-прежнему сражался, а принявший вызов верный быстро ответил, что Химринг держится. Кано молчал, Морьо тоже.
«Что ж, пора мелким приходить на помощь», — подумал он, узнав, что на Амон Эреб все спокойно.
— Конечно, Курво, — ответил Питьо. — Тэльво уже собирает отряды. Он прибудет в Химлад. Я же останусь в наших землях, вдруг и до нас доберутся твари.
— Жду. И передай ему, что я сразу же отбуду в Дортонион.
— У них там совсем плохо?
— Надеюсь, что нет. Но там сейчас Лехтэ и Тьелпэ.
— Понял. Тэльво прилетит быстрее ветра.
— Благодарю.
Теперь оставалось сделать чуть ли не самый важный вызов и узнать, как обстоят дела в нагорьях. Однако его опередили.
— Приветствую, Ноло, — принял вызов Искусник.
— Доложи обстановку.
— Сражаемся. Держимся. Близнецы поддержат Химлад.
— Это хорошо, — ответил Нолдоран, но тут же нахмурился, разглядев перевязанную руку.
— Почему не отвечает Кано?
— Сам бы хотел знать. Но, судя по всему, основной удар пришелся на Химринг. Во Вратах тоже должно быть жарко.
— Как и в Дортонионе.
— Что?
— Мне доложили, что в нагорья прорвались валараукар.
Куруфин выругался сквозь зубы:
— Я приду на помощь.
— А как же Химлад?
— Основной удар мы отбили. Тэльво справится. Но… до его прибытия я не имею права оставлять свои земли.
— Согласен. Но не медли. Мы сдерживаем врага в горах, но тварей слишком много — мне некого послать на помощь Ангарато и Айканаро.
— Через несколько дней я буду там. Со своими воинами.
— Хорошо. До связи.
Убрав ладонь с палантира, Искусник тяжело вздохнул и, глотнув воды и съев лембас, выслушал донесения разведчиков и принялся строить планы — орки все не кончались.
* * *
Ворвавшийся в окно мастерской ветер принес звон оружия и запах гари. Ненуэль встрепенулась и, откинув в сторону молоток, бросилась в сад.
На хмуром небе сквозь гряды облаков пробивались скудные розовые лучи рассвета. Кроны шелестели, листва словно силилась оторваться от веток и куда-то улететь. Ветер взметал волосы девы, рвал подол ее платья.
— Тьелпэ! — крикнула она ввысь, словно тот мог ее услышать.
Дыхание перехватило, и долгих несколько секунд дочь Глорфинделя не могла вдохнуть. Она прислушивалась, пытаясь понять, о чем хочет поведать ей фэа, и вскоре явственно расслышала скрежет стали, вопли тварей тьмы, о которых знала лишь по рассказам, и голос того, к кому были обращены теперь все ее думы.
«Как ты?! — послала на восток она подобный стреле зов. — Тьелпэ!»
Она закрыла глаза, надеясь уловить хотя бы самый слабый отклик, и ее обдало огнем. Ненуэль с трудом сдержала крик. Казалось, словно кожу сперва ошпарили крутым кипятком, а потом попытались содрать заживо. Однако сознание оставалось ясным, а роа бодрым.
«Значит, он жив? — догадалась она. — Идет бой?»
Она послала осанвэ, стараясь сложить в зов всю свою любовь и передать силы, если те и впрямь были нужны ему в этот момент. Волна тепла и нежности вырвалась из тесных пределов долины Тумладен, перелетела через горы и реки и устремилась туда, куда вела ее тонкая ниточка, связавшая двух эльдар. У северных рубежей Тьелпэ на мгновение замер, всей фэа впитывая донесшийся издалека зов, и на сердце его стало немного теплее и светлее.
Целитель, прибывший вместе с основным войском Дортониона и обрабатывавший его ожоги, сделал неосторожное движение, и Куруфинвион поморщился. Связь прервалась.
«После того, как мы победим, я ее непременно найду», — решил он.
На другом конце Белерианда Ненуэль прижала руки к груди и принялась мерить шагами тесное пространство сада. Теперь ждать известий из внешнего мира стало еще труднее, чем прежде.
* * *
— Убийцы! — зло бросил обезоруженный страж.
— Это вы про себя? — уточнил Келегорм, забирая свой меч.
— Мы защищали свое королевство, а вы…
— А я спешил на помощь своей сестре, — ответил Финрод.
— Однако она прекрасно справилась и без вас, — зло сплюнул страж.
— Точнее он, — поправил товарища другой синда.
— Это ты сейчас о чем? — уточнил Охотник.
— О ком! — огрызнулся тот. — О тебе, убийца короля!
— Я не убивал Элу!
— Хочешь сказать, он сам упал на кинжал?! Я все знаю про тебя! Удивлен? А я знаю! Как ты резал безоружных телери, как хохотал при этом. И ты тоже! — страж развернулся к Финдарато, недоуменно смотревшему на происходящее.
— Сестра, скажи мне, кто убил Эльвэ, — достаточно твердо произнес государь Нарготронда.
— Лютиэн.
— Врешь!
— Попридержи язык! — вступился за жену Келеборн.
— Предателям слова не давали!
— Что. Ты. Сейчас. Сказал?!
— Что слышал! Это ты привел сюда убийц! ПрОклятых нолдор. Ты!
— Да, я помог государю Финроду быстрее достичь Менегрота…
— Вот ты и признался!
— Прекратить! — рявкнул Келегорм. — Надо остановить Мелиан, она напала на Арта… Галадриэль, она сама призналась, что служит Моринготто!
— Убил короля, а теперь желаешь разделаться и с королевой? Дориат не покорится тебе!
Словно в ответ на его слова из-за дверей донеслись крики, сменившиеся звоном стали.
— Что они творят?! — воскликнул Келеборн и осторожно приоткрыл створку.
Стрела вонзилась рядом.
«Еще и промазали», — не к месту подумал он.
— Финде, надо отсюда уходить, — подумав, произнес Турко. — Здесь должна быть потайная дверь.
— Я не брошу своих воинов! Уходите втроем, а я…
— Не годится. Тогда будем прорываться вместе.
Келеборн замялся, думая, как лучше поступить. Рисковать супругой и прорываться сквозь обезумевших синдар ему не хотелось, но, кажется, выбора у него не было.
— Постарайся не убивать их, государь, — наконец обратился он к Финроду. Тот кивнул. Келегорм же промолчал — похоже, к нему эти слова не относились.
«Неужели даже муж Нервен считает меня… А впрочем, не о том я думаю».
— Финде, прикрой! — с этими словами он распахнул дверь и тут же ввязался в бой.
Лишь отдельные синдар взялись за мечи. Большинство же предпочло луки. Оставаясь недоступными для нолдорской стали, они методично и безжалостно стреляли по воинам Нарготронда. Те укрывались за щитами, но меткие эльфы Дориата находили возможность достать тех, кого сочли противником.
— И это нас называют убийцами! — гневно воскликнул Финдарато, увидев распростертых на мраморном полу воинов Нарготронда.
Келеборн напрасно пытался вразумить товарищей — как зачарованные, те повторяли: «Смерть убийцам!»
— Турко, нам надо найти Мелиан! Иначе мы не остановим это! — прокричал Финрод.
— Легко сказать, — парируя удар, отозвался Охотник. — Найти майя в ее владениях.
— Она где-то рядом, я уверен!
— Берегись!
Келегом оттолкнул кузена, мечом отбивая стрелу.
Верные своего короля спешили к нему со щитами, а на полу тем временем прибавилось эльфийских тел — и нолдор, и синдар.
Мелиан ликовала, предчувствуя скорую победу.
— Турко, обещай, что выведешь моих верных из Дориата!
— Что ты задумал?! Прорвемся вместе!
— Я не хочу больше никого убивать, но и своим воинам не желаю смерти.
— Финде!
— Просто обещай.
— Хорошо.
Финрод кивнул и в следующий миг прокричал:
— Мелиан! Я знаю, ты меня слышишь. Останови бойню! Если тебе так нужна кровь нолдор — возьми мою.
Смех королевы разнесся по залам:
— Отбрось свой меч и иди ко мне. Я окажу тебе королевский прием!
Сталь оглушительно звякнула о пол.
— Пропустите государя, — по-прежнему смеясь, приказала майэ.
«Я еще и узнаю расположение Нарготронда. И подарю ему этого нолдо. Отличная выйдет игрушка. Красивая…» — задумалась Мелиан, глядя на приближавшегося Финрода.
Как только нолдо оказался на достаточном расстоянии, магическая сеть крепко спутала его и заставила замолчать.
— Теперь убейте всех! — приказала Мелиан. — А ты смотри, смотри и запоминай, как по твоей глупости гибнут твои воины.
Финдарато дернулся, но побороть невидимые путы не мог. Тогда он бросил все силы на то, что вновь обрести речь.
Липкая паутина словно оплела его горло, не давая произнести ни звука, но пока не перекрывая дыхания. Финдарато вспомнил берег Амана, о который разбивались мощные и чистые волны. Мысленно он запел, славя стихию воды, восхищаясь ее величием и многообразием. Постепенно клейкая сеть уступала его напору, и наконец Финрод смог продолжить песнь вслух.
В залах дворца тем временем шел бой. Подоспевшие с границы отряды Маблунга приняли сторону нолдор. Белег же со своими лучниками попытались примирить эльдар, но, увидев бесполезность данной затеи, покинули место сражения, решив вернуться на рубежи.
Синдар оставались глухи к голосу разума, продолжая яростно сопротивляться. Они гибли сами и забирали с собой нолдор.
— Куда?! — рявкнул Турко и дернул кузину за руку.
— Там! Мельдо! — Артанис указала на мужа, окруженного синдар.
Охотник выругался сквозь зубы и принялся пробиваться на помощь Келеборну. И в этот миг раздалась песня. Сильный голос Финрода разнесся по залам. Ему тут же начала противостоять королева. Однако ее песнь более не казалась сладкой — в ней слышался лязг оков и карканье воронов.
— Он решился на поединок с майэ, — охнула Галадриэль, даже не заметив, что бой сам собой начал стихать. Ярость сменялась болью, а гневные крики — плачем.
Поединок Финрода с Мелиан продолжался.
* * *
Над грустным серым морем пронзительно, даже сердито, кричали чайки.
«Словно гневаются», — подумал Эрейнион и покачал головой.
Уже который день не проглядывало ни единого лучика Анара.
«Плохой признак, — думал он. — Наверное, на северных границах уже начался бой».
Юный лорд хмурился и, не отрываясь, смотрел в даль, на горизонт. Хотелось вскочить на коня и лететь к своим, чтобы помочь хоть чем-нибудь, а не простаивать бессмысленно на стенах. Однако этого он позволить себе не мог, а потому уже в который раз мысленно перечислял то, что должен был сделать для укрепления защиты Бритомбара:
«Ров выкопан и вода в него пущена. Метательные орудия, стрелы, мечи…»
Дверь в дальнем углу гостиной бесшумно отворилась, и вошел Острад.
— О чем задумался, юный лорд? — поинтересовался он.
— О том, не упустил ли я что-нибудь важное.
Верный деда покачал головой:
— Все предусмотреть не возможно, твой отец наверняка тебе об этом говорил.
— Верно, — улыбнулся Эрейнион, и фэа его невольно воспрянула. — Он учил, что нужно не пытаться объять необъятное, а быть готовым действовать быстро в соответствии с меняющимися обстоятельствами.
— Так и есть.
— Тогда, может быть, пойдем на стену? Еще раз все поглядим. Что-то мне все равно неспокойно.
— Хорошо, — согласился Острад. — Такими предчувствиями не следует пренебрегать.
Впрочем, на вопрос, что его гнетет, Эрейнион вряд ли смог бы ответить. Просто фэа не находила себе места. Хотелось вскочить и куда-то бежать, чтобы не опоздать, однако юный сын Финдекано был готов списать это желание на собственную неопытность.
Улицы прибрежного города были удручающе пустынными и словно поникшими, подобно увядшей листве. Впервые внук Кирдана видел их такими. Нэри неподвижно стояли на постах, вглядываясь в горизонт, редкие девы спешили по своим делам, опустив головы, и на лицах их читалась печаль.
«О чем они думают? О судьбах мира? Или о возможном нападении Врага? А может, у кого-то там, за стенами, остались родные?»
Фэа нолдо дрогнула, и сердце наполнилось решимостью. Как бы то ни было, теперь он отвечает за них всех.
На стену Эрейнион почти взбежал. Быстро оглядев замерших на постах дозорных, удовлетворенно кивнул и спросил у Острада:
— Наши разъезды все вернулись в город?
— Да, лорд. Или в Бритомбар, или в Эгларест. Несколько рыбацких лодок укрылось на Баларе. За пределами защитных стен фалатрим больше нет.
— Хорошо, — вздохнул с облегчением сын Финдекано. — Но тогда… Тогда кто это?!
Он резким жестом указал на вынырнувшие из густого подлеска в нескольких лигах от города фигуры, которые начали торопливо, спотыкаясь и падая на ходу, приближаться к Бритомбару.
Острад вцепился пальцами в зубцы, напряженно вглядываясь.
— Это атани! — наконец объявил он.
— Какого рауко они там делают?! — почти зарычал от досады Эрейнион и, обернувшись к охранявшим ворота стражам, приказал: — Приготовить отряд! Вероятно, придется отправляться на выручку.
Последние слова были сказаны уже тихо и обращены к Остраду. Тот кивнул:
— Да, скорее всего, за ними гонятся. И хорошо, если только орки, а не кто-нибудь похуже.
— Вот это мы скоро и узнаем.
Фалатрим и воины нолдор, прибывшие с юным сыном Финдекано в гавань, поспешно выводили своих коней и строились у ворот.
— Принеси мой шлем и щит, — попросил Эрейнион одного из воинов, и тот, кивнув, побежал во дворец владык.
Напряжение за пределами стен сгущалось, и его, казалось, уже можно было пощупать руками. Пальцы юного лорда сжимали рукоять меча, а фэа рвалась в бой. Он пытался понять, от кого убегают атани, и через несколько минут и правда разглядел над лесом пока еще крохотные черные тени.
— Летучие мыши? — начали удивленно переговариваться фалатрим, должно быть, не осознав опасность. Однако, сын Финдекано, услышав в их словах подтверждение своих догадок, вздрогнул и выдохнул:
— Майяр Моринготто!
— Что?! — потрясенно обернулся к нему ближайший воин.
— Всем приготовиться! — обращаясь ко всем, крикнул он. — Этот враг опасен! К нам летят падшие майяр!
Послышался лязг извлекаемого оружия. Подбежавший воин протянул Эрейниону шлем и щит, покрытые, как и его кольчуга, серебром и украшенные гербом с белыми звездами. Тот проворно оделся, и в этот момент раздался предупреждающий крик дозорных:
— Варги!
Острый слух эльфа уловил отчаянный визг женщин-атани и глухую брань мужчин.
— Проклятье! — выругался Эрейнион. — Открыть ворота! Опустить мост!
Стражи бросились к подъемному механизму, а молодой лорд сбежал во двор и вскочил на своего коня.
В приоткрывшуюся узкую щель отряд выехал за пределы Бритобара и, уже оказавшись за рвом, пустил коней вперед. Туда, где твари Врага уже настигали обессиленных, безоружных людей.
Вдруг налетевший с моря ветер разогнал над дворцом Кирдана тучи, и в этот самый миг показавшийся в разрыве Анар блеснул на доспехах молодого лорда.
— Гил Галад! — крикнул кто-то, с восторгом глядя прямо на сына Финдекано, и тот слегка удивился, потому что прежде так его еще никто не называл.
— Приготовить луки! — крикнул он своим воинам, и всадники в задних рядах натянули тетивы. — Залп!
Стрелы полетели в тварей и, яростно звеня, стали дырявить крылья летучих мышей и поражать глаза варгов.
— К бою! — скомандовал снова Эрейнион.
Острая нолдорская сталь вспорола морду ближайшего варга.
«Лишь бы атани успели скрыться в городе!» — подумал он.
* * *
— Раненые остаются в форте! Оростель, твои отряды охраняют их и северные рубежи! Моргот может ударить снова, — распорядился Макалаурэ.
— Но…
— Не обсуждается! Я должен успеть. Мы и так потеряли несколько часов.
— Ирчи шли медленно, да и змей полз не очень быстро, ты сам говорил, — начал было Оростель, но Кано его уже и не слушал.
— Это приказ. Выполняй.
Через несколько минут Маглор во главе с войском вылетел на юг — к своей крепости.
Дозорные Врат издали заметили змея и орков, тут же доложив об их приближении Вайвиону.
— Плохо дело, — тихо произнес он. — Раз они пробрались на юг…
Взяв себя в руки, он отдал приказ по обороне крепости. Лучники расположились на стенах, катапульты уже заряжались камнями, копейщики торопились занять свои места.
— Цельтесь в змея! Он столь огромен, что сможет серьезно повредить если не стену, то ворота.
— Зато он неповоротлив, — отозвался один из воинов. — Справимся.
Нолдор ждали сигнала, практически неотрывно глядя на Глаурунга. Его чешуя сверкала золотом, напоминая не столько сам металл, сколько лаву, что еще недавно текла по склонам Железных гор. Каждая пластинка играла и переливалась, словно жил в ней некий недобрый, но шустрый огонек, притягивавший взор. Змей уже подполз на расстояние выстрела, но командиры молчали, как зачарованные они смотрели на блики, бегавшие по коже дракона.
— Откройте ворота, — раздалось в голове у Вайвиона.
Тот моргнул, удивившись этой странной мысли, но сделал шаг вперед — в нужном змею направлении.
— Лучники! Залп! — громко крикнул он. Во всяком случае ему так показалось. На самом же деле нолдо через силу заставил себя прошептать приказ. Лишь две стрелы сорвалось в полет.
Ирчи хохотали, ожидая своего часа.
— Ты сдашь мне крепость! Открой ворота! Откро-о-о-ой…
Глаурунг умел убеждать. Медленно, словно по глубокой воде, шел Вайвион к створкам. Стража спала, убаюканная колдовским голосом дракона.
Один из лучников, что все же сумел выстрелить в змея, заметил конницу, спешившую к ним, а знамя своего лорда он не спутал бы ни с чем другим.
«Значит, выстоим», — подумал он и вновь направил стрелу в Глаурунга. Дозваться товарищей он не мог — те, не отрывая глаз, смотрели на дракона. Лишь еще один воин пытался натянуть тетиву плохо слушавшимися пальцами. Однако именно он заметил страшное — Вайвион уже открывал ворота. Решиться было сложно, но выбора не было. Лучник по касательной пустил стрелу, и та звонко щелкнула по латной перчатке нолдо. Вайвион вздрогнул, но все же успел отворить засов. В щель чуть приоткрытых ворот тут же заглянул золотой глаз, чей вертикальный зрачок мгновенно увеличился, став подобным пропасти.
— Ши-и-и-ире!
Вайвион смотрел то на Глаурунга, то на стрелу, лежавшую у его ног.
— Эру милостивый! Что же я творю! — воскликнул он. Но в это время подоспевшие орки уже потянули на себя створку.
* * *
— Завтра мы уже будем в Эстоладе! — радостно объявила Ириссэ.
— Надеюсь, твои родичи примут меня, — с некоторым опасением ответил ей Даэрон.
— Ты опять за свое?! — возмутилась Аредэль. — Ты мой муж! А нолдор — не ирчи.
— Не заводись, я все понимаю, но… то, как именно ты стала моей женой…
— Тогда ты не особо возражал, — почти обиделась Ириссэ. — Да и клятвы мы принесли.
— И Единый услышал нас! Иначе как еще мы воспринимать его знак. Ты же помнишь?
— Я никогда не забуду ни ту ярчайшую радугу, что зажглась на небе, ни птиц, что свои голосами славили нашу любовь, ни мелодию, что лежит не иначе как в основе Эа и которую нам позволили услышать! — Аредэль повернулась к супругу и прижалась лбом к его плечу. — Все будет хорошо. И с нами, и с Турко, и с Дориатом.
Они проехали еще немного и уже выбирали место для ночлега, когда перед ними в землю вонзилась стрела, и тут же раздался голос:
— Кто вы и что ищете в Химладе, землях лордов Келегорма и Куруфина?
Страж пока оставался невидимым для путников, замерших на дороге.
— Я Ириссэ, дочь арана Нолофинвэ и кузина ваших лордов, а это Даэрон, менестрель Дориата и мой муж, — громко сообщила Аредэль. — Я не раз бывала в этих землях, но никто никогда не преграждал мне путь. Что происходит?
Несколько воинов вышли на дорогу, словно появившись из стволов деревьев.
— Приветствуем, леди. И рады видеть вашего спутника. Скажите, на южных дорогах спокойно?
— Достаточно. Хотя нам пришлось несколько раз повстречать тварей Моринготто, — вздохнула Аредэль, вспомнив своего коня.
Страж нахмурился и замолчал.
— Вы дадите нам лошадь? — впервые с момента встречи заговорил Даэрон. — У нас срочные вести для лорда Куруфина.
— Срочные? — удивился дозорный.
— Да. Я желаю как можно быстрее встретиться с кузеном, — подтвердила слова мужа Ириссэ.
— Это… несколько проблематично, — начал было страж.
— На севере война, леди, — вступил в разговор другой нолдо. — Враг пересек Ард-Гален и напал на Химлад.
— И не только на него, — подтвердил первый.
— Тем более! Мы должны спешить! — воскликнула дочь Финголфина.
— Хорошо, скачите, — согласился страж. — Но лорда вы дождетесь в крепости. Или же отправите гонца.
Аредэль кивнула, уже не особенно слушая его.
— Быстрее, — сказала она Даэрону, когда они проехали заставу. — Стоит предупредить Курво, что Дориат попал под власть Врага. И что Тьелко в плену у Мелиан.
«Не таким я представлял себе визит в Химлад», — подумал менестрель, а вслух сказал:
— Все будет хорошо. Вот увидишь.
* * *
Как ни хотелось валараукар встретить выехавшее из врат крепости войско потоками темного пламени и хлесткими бичами, они помнили приказ владыки и скрытно продвигались вглубь леса, туда, где среди сосен расположилось небольшое селение атани.
— Мама, посмотри, солнышко встало раньше! И в другой стороне, — малыш дергал еще спавшую мать за руку.
Женщина открыла глаза, удивляясь, почему проспала рассвет. Лишь выйдя на улицу, она поняла, как ошибся ее сын. Зарево пожара полыхало на полнеба. Сосны факелами вспыхивали от бичей балрогов.
— Буди всех! Надо уходить! — крикнула она сыну и вернулась в дом: — Андрет! Вставай! Горим!
Люди бросились к пока еще не охваченному огнем участку, спасая себя и свои семьи.
Однако никому не было суждено вырваться из западни — орки уже поджидали свою добычу.
Не прошло и часа, как колдовской огонь утих, позволяя все новым и новым силам Моринготто продвигаться на юг. Часть же ирчей задержалась в разоренной деревне — полакомиться свежим мясом, да поразвлечься с недобитыми девами, ежели такие находились.
Валараукар же продолжили свой путь на юг, сея смерть и наводя ужас на атани и авари, но прежде всего надеясь добраться до иных крепостей ненавистных владыке нолдор.
* * *
— Ну вот, теперь твоя шкура полностью зажила, — Лехтэ улыбнулась и погладила волка по вновь гладкому боку. — А шерсть быстро отрастет.
Она принялась укладывать в седельную сумку баночки с мазями, а ее серый спутник оглядел себя и вдруг, к полной неожиданности нолдиэ, лизнул ей руку. Та рассмеялась и потрепала его по загривку:
— Прекрати.
— Благодарю! — ответил он ей на языке зверей.
— Мы ведь друзья теперь. Да, кстати, как ты смотришь на то, чтобы получить имя?
Лехтэ задумчиво оглядела спутника, а тот сел и посмотрел преданно.
— Может быть, Север? — предложила она. — По месту обитания.
Волк мотнул головой и коротко рыкнул. Имя ему не понравилось, напоминив о страхе и огне.
— Понимаю, — кивнула нолдиэ. — Тогда, Серый? Синда.
Зверь издал лающий звук, отчетливо напоминающий хихиканье:
— Не против.
— Тогда решено. Пойдем, Синда, у нас еще много дел.
Приторочив сумки, Лехтэ вывела Вагая из укрытия, где он отдыхал, и, поседлав, вскочила ему на спину. Сквозь густые кроны проглядывало все то же серое небо, и было ясно, что твари Моринготто еще не убрались в свои мрачные твердыни.
«Значит, следует быть по-прежнему осторожной», — напомнила себе она и пустила коня вперед. Волк понюхал воздух, коротко рыкнул и потрусил рядом.
— Ты чувствуешь что-нибудь? — спросила эллет у спутника.
— Да, — ответил волк. — Гарь.
— Ясно, — она кивнула, размышляя. — А эльфы?
— Нет.
— А это уже скверно.
Завидев вдалеке между ветвей блеск, она остановилась и, укрывшись ветвями кустарника, принялась вглядываться.
«Пожар указывает, что где-то что-то горит. Местные жители вряд ли бы допустили подобное, значит — прошли твари, валараукар. А раз эльфами не пахнет, то их поблизости нет. Очень плохо».
Но острый взор нолдиэ пока не различал ничего хоть сколько-нибудь необычного, поэтому Лехтэ, накинув на плечи плащ фалатрим и слившись с окружающей местностью, продолжила путь. Синда не отставал, следуя за ее запахом.
Вагай волновался, время от времени фыркал и бил копытом. Остановив его, нолдиэ спешилась и повела в поводу. Наконец, слух ее уловил треск сучьев, обрывки воплей на темном наречии, и ноздри уловили запах смрада.
— Твари Моринготто, — прошептала она. — Ирчи. Осторожней, мой друг.
Волк согласно мотнул башкой и, прижавшись к земле, пополз вперед. Лехтэ осталась его ждать, заодно пытаясь понять, в какой именно части Дортониона они находятся. Если бы были видны звезды или речь шла о знакомом лесе, то все решилось бы само собой, но, увы, сейчас ей приходилось пользоваться иными методами.
Тщательно осмотревшись по сторонам, она запомнила рельеф местности — овраги, холм вдалеке, ручей. Приглядевшись к кронам, увидела сидевшую на ветке одинокую птицу и подумала, что та сможет стать ее посланцем.
— Поможешь мне? — спросила она пернатую.
Та прочирикала согласно в ответ.
Вскоре вернулся волк и, отряхнувшись от налипших на шерсть иголок, принялся рассказывать:
— Враг. Много — несколько больших стай.
«То есть скорей всего больше сотни», — перевела для себя информацию Лехтэ.
— Огонь? — спросила она вслух, имея в виду балрогов.
— Нет.
— Эльфы?
— Нет.
— Благодарю тебя.
Синда довольно осклабился, а эллет подозвала птицу и попросила ее отнести послание ее сыну к северным укреплениям. Та пообещала доставить все в точности и, вспорхнув, мгновенно умчалась, скрывшись из глаз.
— А нам с тобой пора поискать безопасное укрытие и отдохнуть.
— Я знаю такое! — ответил Синда.
— Тогда вперед!
И они отправились на юг, стараясь избегать проторенных троп и не теряя бдительности.
* * *
Бой шел еще в проходе Аглона, а потому Даэрон с Ириссэ беспрепятственно добрались до крепости. Хуан, верно следовавший за ними, лизнул на прощение руку Аредэль и скрылся, напрочь отказавшись укрыться за каменными стенами. Волкодав подумал было присоединиться к сражению, но, прислушавшись к себе, коротко взвыл и поспешил назад — в Дориат, туда, где сейчас был его хозяин.
Ириссэ же незамедлительно написала пару строк для кузена:
«Дориат на стороне Врага. Тьелко у них. Аредэль»
Гонец отправился к лорду, а дочь Финголфина поняла, что должна предупредить отца. Да и сообщить о себе ему явно следовало — в том, что Враг напал исключительно на Химлад, она сомневалась.
— Дочка! Ты где? — голос Нолофинвэ в палантире был взволнованным, однако в нем послышалось и облегчение — жива.
— У Курво в крепости, — ответила Аредэль.
— Там и оставайся! Не вздумай сейчас никуда отправляться! — строго произнес Нолдоран.
— Конечно, атто, — согласилась она. — И у меня для тебя новости. Не все добрые, к сожалению.
— Говори.
— Дориат подчинен Врагу.
— Уверена?
— Да, — ответила Ириссэ. — Может, и не все синдар продались Моринготто, но Мелиан и Эльвэ… увы, они служат ему.
— Понял тебя. Значит, мы будем готовы к удару и со стороны скрытого королевства.
— И Тьелкормо у них…
— В плену или…?!
— Нет, Турко не продался Морготу! Как ты мог подумать?!
Нолофинвэ промолчал.
— А еще я вышла замуж, — неожиданно произнесла она.
— Когда? — Финголфин замолчал, осознавая услышанное. — Что?! Повтори, Ириссэ!
— Я теперь жена Даэрона, менестреля из Дориата.
— Опять Дориат?! Что ты там делала?
— Гуляла и…
— Именно, что «и»… — Нолофинвэ вздохнул, собираясь с мыслями. — Счастья тебе, дочка. Потом поговорим, когда… когда-нибудь. Мне пора. Моргот осаждает не только Химлад. Бои приближаются и к Хисиломэ. Люблю тебя.
Связь прервалась, оставив Аредэль терзаться смутными нехорошими предчувствиями.
«Прости, атто. Просто прости меня», — подумала она и выбежала из библиотеки Химлада к себе в покои, где, обняв подушку, наконец дала волю слезам.
* * *
Куруфин устало прислонился к каменной стене — большего он и защитники Аглона сделать уже не могли, предоставив возможность проявить себя коннице Химлада. Искусник понимал, что времени на отдых у него сейчас просто не будет, и все, что он мог себе позволить, — это прикрыть на пару мгновений глаза.
— Лорд, вам послание из крепости, — гонец, отправленный Ириссэ, почтительно протянул записку.
«Тэльво прибыл так быстро?» — удивился Куруфин, разворачивая послание.
Глаза несколько раз пробежали по строчкам, прежде чем их смысл был воспринят Искусником.
— Откуда оно у тебя? — спросил он гонца.
— Леди Ириссэ написала и вручила его мне, лорд, — ответил верный.
— Где она сейчас?
— В крепости. Она прибыла туда вместе со своим супругом и сразу же велела отнести вам этот свиток.
— Каким еще супругом?! — воскликнул Куруфин. — Вы уверены, что это именно Аредэль?
— Да, лорд, — произнес нолдо. — Я прекрасно помню дочь Нолофинвэ.
Искусник кивнул и, поблагодарив гонца, вернулся к сражению — войско Химлада побеждало, несмотря на огромное количество тварей и удушливый дым, что еще доносился с севера.
«Главное, что сработали установки, — подумал Куруфин. — Без них мы могли бы и не устоять».
— Лорд, с юга движется еще войско, — доложил разведчик.
— Кто? Какова численность? — тут же спросил Искусник, не переставая думать о содержании письма Ириссэ.
«Дориат перешел в наступление, или же Тэльво направился сразу сюда, а не в крепость?» — подумал он.
— Похожи на эльдар, но еще далеко.
— Будьте готовы к тому, что они нападут, — ответил Куруфин, подзывая к себе сразу нескольких командиров.
— Так это правда? Воины говорят, что Эльвэ предал свой народ.
— И не только его, — сквозь зубы проговорил Искусник, вновь подумав о несчастном брате.
«Тьелко, держись. Я верю, мы еще встретимся. Я… прости, я вряд ли чем смогу помочь сейчас. Или же в Дориат? Нет, нашу помощь ждет Дортонион, и я не прощу себе, если… а брата простишь? Тоже нет», — мысли одна, горше другой, неслись подобно подорвавшимся коням, однако голос верного вернул его к реальности:
— Всадники с юга преследуют ирчей, которым удалось скрыться от нас. Это ваш брат, лорд, вот только который…
Искусник позволил себе улыбнуться:
— Лорд Тэлуфинвэ прибыл в Химлад.
Фэанарионы встретились в Эстоладе, заваленном телами орков и прочих тварей, что осмелились сунуться на юг.
— А нам почти никого и не оставили, — притворно огорчился Тэльво.
— И на твою долю хватит, — оборвал его Куруфин. — Бои продолжаются. С севера снова идут отряды, но уже не такие многочисленные.
— Я справлюсь, поверь.
— У тебя нет выбора. Завтра я должен увести подмогу. Вот только куда, торон, я еще не…
Острая щемящая боль пронзила фэа.
«Тьелпэ? Лехтэ? Нет, все же Тьелпэ».
— Решил, — продолжил Куруфин. — Уже решил, Тэльво. Только что. Как и обещал Ноло, я помогу Дортониону.
— И семье, — попытался улыбнуться Амрас. — Ты что-то сейчас почувствовал?
Искусник кивнул, помрачнев.
— Вроде жив, — добавил он через мгновение.
— Кто?
— Сын. Насчет Турко ничего не могу сказать.
— Что?!
Куруфин кратко пересказал события последних дней:
— Я отправляюсь в крепость и утром выезжаю в Дортонион. Сегодня же попробую узнать у Ириссэ подробности. Но боюсь, пока не остановим и не разобьем войско Врага, о помощи брату нам всем придется забыть.
— Опять?!
— Опять. Выхода у нас нет.
— Отходим! Живо! — голос Эрейниона разнесся над полем, подобный первому майскому грому, и воины, пользуясь секундным замешательством противника, поспешили перестроиться.
Атани бежали к приоткрытым воротам крепости со всех ног. Многие падали, а тех, кто уже не мог сам подняться, практически волоком тащили на себе более сильные. Стоны раненых, яростные крики, визг — все смешалось в один общий, не прекращавшийся гул. Вдалеке шумело море, словно гневалось на тварей, что посмели его растревожить. Рычали варги, пытаясь поймать зубами ускользавшую добычу.
Эрейнион заметил боковым зрением движение, и, развернувшись, в последний момент всадил потемневший от крови меч в пасть волку Моргота. С неба спикировала, отчаянно крича на темном наречии, летучая мышь, и нолдо полоснул ее по крылу, отбросив назад.
— Отходим! — вновь крикнул он, готовясь прикрывать отступление своих воинов.
Большая их часть, повинуясь распоряжению юного лорда, уже продвигалась в сторону города. Падшие майяр без устали атаковали, не в силах смириться, что добыча от них почти ускользнула, но огненные стрелы защитников Бритомбара неизменно находили свои крылатые цели.
Тхурингветиль попыталась ухватить когтями сына Финдекано, и на мгновение лицо ее словно подернулось легкой рябью, приняв почти человеческое выражение. Хотя, возможно, это был лишь морок.
— Ах ты, дочь шакала и блудливой ослицы! — выругался Эрейнион в ярости, и тварь завизжала так, что у эльдар заложило уши.
Оглянувшись на короткое мгновение, он увидел, что последние атани вбегали в ворота, а отступавшие воины были уже почти на мосту, и крикнул остававшемуся с ним десятку нолдор:
— Назад!
На стене затрубил рог, призывая к готовности, и фалатрим вскинули луки, готовясь защищать внука своего Владыки. Острад вскинул руку, затем резко опустил ее, и в тот же миг в самую гущу варгов полетели камни. Волки заметались, но те, кого не раздавило, попали под огненные стрелы. Запахло горелым мясом, и воины закашлялись, невольно кривясь от отвращения.
— Воздух! — напомнил Эрейнион, и, словно услышав его, следующий залп поразил летучих мышей.
Сам юный лорд с верными уже во весь опор мчался к воротам. Стражи пошире распахнули створки, готовясь сразу же их захлопнуть, а часть фалатрим уже налегла на поворотный механизм моста, приводя его в действие.
Тхурингветиль закричала, то ли от гнева, то ли с досады. Зазор между мостом и землей ширился, и сын Финдекано еще быстрее пустил Йула. Тот же почти летел над землей, едва касаясь ее копытами и превратившись в одну темную, размытую черту. Подобно ветру он перемахнул через ров, оттолкнулся от деревянного настила, и новым мощным прыжком оказался в воротах. Отбежав от них на небольшое расстояние, жеребец остановился и довольно заржал, словно хотел сказать: «Я справился!»
Вскоре к лорду присоединились верные, и стражи поспешили закрыть тяжелые створки. Какой-то варг в последний момент попытался проскользнуть в щель, но сбежавший вниз, во двор, Острад, ткнул его мечом прямо в пасть. Зверь завизжал от боли, и фалатрим наконец захлопнули ворота, почти размозжив башку твари.
Эрейнион спешился, чуть качнувшись, и подоспевший друг поддержал его.
— Все успели? — спросил нолдо, с трудом дыша.
— Да, — подтвердил Острад. — Ты молодец.
Сын Финдекано устало отмахнулся и, жадно припав к протянутой ему фляге, в два глотка выпил всю воду. Взор его прояснился, и уже новым взглядом он осмотрел двор.
Вдалеке у казарм охраны жались атани, все еще испуганно переглядываясь, а через площадь со стороны дворца почти бегом спешил тот, кто волновался за юного лорда нолдор сильнее всех.
Владыка Кирдан подбежал и без промедлений заключил Эрейниона в объятия.
— Живой, — прошептал он, с гордостью оглядывая его. — И, кажется, невредимый.
— Все в порядке, дедушка, — улыбнулся тот и, взглядом указав на людей, продолжил: — Позволь представить тебе наших гостей.
Стоявший на шаг впереди остальных седой мужчина кашлянул и, смущенно потребив бороду, в почтении опустил взгляд.
Эрейнион же, пользуясь случаем, оставил их и поспешно взбежал на стену, где воины по-прежнему отражали атаки тварей Моринготто.
* * *
Макалаурэ летел, понимая, что счет идет даже не на минуты. Конница нолдор врезалась в ряды ирчей, сметая тварей и нещадно рубя их.
— Закрыть ворота! — прокричал Кано.
Однако никто его не услышал — защитники крепости все еще были во власти змея. Маглор прорубался сквозь орков, желая поскорее достать гадину. Каждый скрывавшийся за створками ирч вызывал у него чувство омерзения и беспокойства. Что, если все защитники находятся под чарами дракона? Кто сбережет дев и жен?
Глаурунг же не сводил глаз с Вайвиона, убеждая того помочь войску тьмы. Однако здесь змей встретил упорнейшее сопротивление, и ему пришлось оставить оказавшуюся бесполезной затею. Он пополз вперед, ломая своим телом ворота, делая проход для войска Ангбанда более широким и удобным.
И в этот миг над полем, перекрывая звон стали, рев ирчей и шелест чешуи по камням, разнесся сильный голос менестреля. Макалаурэ пел о благих днях, об истинном свете и о любви, о долге и дружбе, о величии сотворенного Эру мира. Воины один за другим пробуждались и хватались за оружие, давая отпор оркам.
Алкариэль, заслышав голос мужа, вылетела из казарм верных и замерла, увидев, что сражение уже идет в самой крепости.
Как только Маглор замолчал, чтобы отбиться от особо назойливых ирчей, воины снова впали в оцепенение. Выбора у него не было. Макалаурэ вновь начал петь, надеясь, что очнувшийся Вайвион примет командование на себя.
На этот раз менестрель славил жизнь во всех ее проявлениях. Вокруг кипел бой, нолдор сражались с тварями тьмы, а некоторые пытались рубить чешую змея. Дракон и Маглор неотрывно смотрели друг другу в глаза, и каждый пытался побороть противника. Змей шипел, обещая злато и драгоценности, милость Владыки и любых дев, каких только пожелает лорд Врат. Макалаурэ же рассказывал о прекрасных лесах и полях, о пении птиц, о цветах, что радуют глаз, об объятиях любимой. Они не видели и не слышали ничего, что происходило вокруг. Нолдор уже смогли прорубить в одном месте чешую и достать до тела, однако рана была неопасна. Ирчи же, воспользовавшись вынужденным бездействием Макалаурэ, но все еще боясь его, принялись стрелять в него, издалека, прячась за тушами варгов. Нолдор незамедлительно окружили своего лорда, подняв щиты. Глаурунг прервал шипение и резко выдохнул. Пламя охватило верных, в миг превратив тех даже не в факелы, а в обуглившиеся головешки. Макалаурэ запнулся, сбившись с ноты, но, взяв себя в руки, продолжил петь. Ради тех, кто был еще жив.
Один из невысоких, но шустрых орков, вышел из боя и, заняв удобную позицию, достал лук.
Когда первая стрела вошла в сочленение доспеха, Маглор вздрогнул, но не оборвал песнь. Вторая заставила его замолчать лишь на мгновение. Третью принял на себя верный, закрыв собой лорда. Четвертая, пятая, шестая… Кано рухнул на колени, но продолжал петь, превозмогая боль.
Алкариэль, стоявшая на стене, закричала так, словно это ее тело разрывали наконечники из черной стали.
Она бросилась по ступеням вниз, но ее остановили верные:
— Стойте! Вам нельзя туда!
— Кано!!! — кричала эльфийка, вырываясь из рук одного из нолдор.
И он услышал. Макалаурэ поднял голову и встретился взглядом с любимой. Седьмая стрела рассекла воздух, чтобы вонзиться в тело лорда Врат. Песня оборвалась, но она все еще звучала в сердцах сражавшихся. Воины яростно рубили ирчей и змея, который успел еще пару раз дыхнуть огнем, сжигая вокруг все живое. Запах гари, паленого мяса, вопли орков, случайно попавших в пламя, стоны обожженных нолдор и…
— Мелиссэ… — успел то ли прошептать, то ли подумать Маглор в последнюю секунду.
Нереальная тишина и пустота, что поселилась в сердце Алкариэль в тот миг, когда замолчал супруг, подтолкнули ее на отчаянный шаг. Выхватив кинжал, она бросилась вперед, к воротам, где воины крепости пытались одолеть дракона. Остановившись, она метнула клинок, метя в глаз Глаурунгу.
— Леди, назад! — закричал верный, закрывая ее щитом и самим собой от испепеляющего пламени.
Однако больше ничего змей сделать не успел — ослепленный болью и кинжалом, он заметался, позволив Вайвиону вогнал меч во вторую глазницу. В следующий миг стоявший у катапульты воин отправил огромный камень в полет. Он приземлился на голову змея, раздавив ее, как простого червяка.
Орки, увидев смерть дракона, бросились прочь, но были настигнуты нолдор. Те же, кому довелось уйти, нашли свою смерть от отрядов Оростеля. Только напрасно он ждал приказа от друга-лорда, ожидая, когда сможет отправить раненых во Врата. Вместо этого через несколько часов гонец принес свиток с распоряжением леди Алкариэль.
Нолдиэ не могла найти себе места от горя, и будь ее воля, так и осталась бы она лежать на теле мужа, отпустив свою фэа во след его. Только слишком хорошо она помнила слова любимого, что теперь она отвечает за нолдор их земель, а, значит, не имеет права так поступать.
Посоветовавшись с Вайвионом, все еще винившим себя в случившимся, она вызвала в крепость Оростеля и приняла нелегкое решение — сообщить лорду Нельяфинвэ. Он должен знать как о том, что Врата устояли, так и о гибели брата. Взяв себя в руки, она направилась в библиотеку к палантиру.
* * *
— Атани боятся, — бросив быстрый взгляд по сторонам, доложил Тарион.
Фингон вздохнул и, чуть заметно нахмурившись, покачал головой:
— Я не могу их за это винить.
У самого подножия Эред Ветрин плескалось море темного пламени, отбрасывая алые блики на лица угрюмых стражей, изваяниями застывших на стенах крепости. Хмурое небо затянули тучи, сквозь которые не пробивалось ни единого лучика. Над шпилями в ожидании поживы кружили стаи ворон.
Фингон взбежал по лестнице на валганг и, перегнувшись через бруствер, оглядел то, что прежде было полями Ард Галена. Северные склоны гор оказались сожжены подчистую, и эльфу даже показалось, что он слышит их тихий стон, полный боли и мольбы. Прикрыв глаза, он потянулся мысленно к сожженной земле и камню: «Не печальтесь, мы обязательно постараемся за вас отомстить».
Вибрировавшая в воздухе безысходность стала как будто меньше. Чуть заметно улыбнувшись, Нолофинвион спустился и оглядел двор. Дозорные всматривались в темноту, хмуря брови, воины нолдор отдыхали, сидя прямо на брусчатке, а призванные недавно атани вздыхали и переглядывались друг с другом. Не нужно было иметь дар предвидения, чтобы прочитать на их лицах тщательно скрываемое смятение.
— Друг мой, — окликнул лорд стоявшего поблизости Тариона. — Принеси мою дорожную арфу.
Верный ушел, а Фингон подумал, что тот поход к северной твердыне, в конечном счете, мог бы закончиться весьма печально, если б не этот маленький инструмент. И пусть он сам не был золотоголосым, как Кано, однако любая музыка способна разогнать тьму в сердце, если вложить в нее частичку света.
— Вот, возьми, — услышал он голос Тариона и принял протянутую ему арфу.
— Благодарю.
Присев на ступени ближайшей лестницы, он подтянул струны, невольно вспомнив, что в последний раз пел жене дома, совсем недавно.
«Как ты там?» — подумал он, и при мысли об улыбке и свете глаз Армидель на фэа стало легко и светло.
Вдруг как-то незаметно смолк лязг оружия, утих ровный гул голосов. Финдекано вспомнил дом, но не тот, что остался за морем, а иной, что стал им за прошедшие четыреста лет родным. И тогда он запел.
В словах, срывавшихся с его уст, не содержалось ни капли магии. Нечто подобное мог бы исполнить даже ребенок. Но в каждом слове, в каждой ноте звучала искренняя любовь к этой земле, и та, слушая нолдо, отзывалась, откликалась, обещая не оставить и поддержать. Травинки на южных склонах Эред Ветрин звенели волшебным многоголосьем, воздух словно вибрировал, пронизанный светом. Тучи вдруг разошлись, и эрухини, выдохнув, в едином порыве посмотрели вверх — там, сквозь разрывы, отчетливо проглядывали звезды.
— Мы справимся! — крикнул вдруг кто-то из толпы, и атани разом дружно загудели, соглашаясь с этими словами.
Финдекано широко улыбнулся и вернул Тариону инструмент. Ему удалось достичь цели, а, значит, можно было заняться иными делами.
Обойдя посты, он уже собирался вновь подняться на стену, как вдруг с южной стороны прилетел крик часового:
— Мой лорд, вижу отряд нолдор!
— Большой? — уточнил Финдекано.
— Да.
Принц взлетел на стену и всмотрелся в темноту. Небо вновь успели закрыть плотные тучи, и все же он различи высокую фигуру своего брата.
— Турукано! — воскликнул он радостно. — Открыть ворота!
Скоро воины Ондолиндэ въехали во двор, вкатив за собой что-то тяжелое, и оба Нолофинвиона крепко, от души обнялись.
— А мы не одни, — заговорил младший, жестом указывая на телегу. — Вот, отбили установку, которую везли в Хисиломэ из Химлада.
— Та самая? — оживился Фингон.
— Да, — ответил незнакомый нолдо. — Ясного дня.
— Скорее ночи. Рад видеть вас. Вы будете ее запускать?
— И прямо сейчас.
У подножия гор, как планировалось изначально, ее поставить оказалось уже нельзя, поэтому решено было укрепить наверху.
— Тут и защитить ее будет проще, — заметил Фингон.
— Верно, — согласился Тургон.
— Отец знает о твоем приезде?
— Да. Он и направил нас сюда. Сперва я, правда, чуть не разминулся со своим гонцом, но он в конце концов нас нашел, и вот мы здесь.
Мастера Химлада проворно работали, и скоро установка обрела законченный, внушающий уважение вид. Один из нолдор дернул ручку, и вспыхнувшее легкое свечение показало, что цель достигнута.
— Теперь темное пламя уже не сможет причинить нам вред! — громко, на весь двор объявил Финдекано.
Воины, и нолдор, и атани, радостно зашумели, а старший Нолофинвион проговорил задумчиво, вглядываясь в северный горизонт:
— Дагор Морлах.
— Что? — не понял Тургон.
— Самое подходящее название для битвы.
— Возможно, — согласился тот.
— Смотри, — указал Финдекано взглядом. — Видишь?
— Что именно?
— Балроги. И полчища орков. Настал наш черед.
И, обернувшись, крикнул так, что голос его, прокатившись волной по двору, отразился эхом от каменных стен:
— Приготовиться к бою!
* * *
Воины Таргелиона летели на север, туда, где гарь застилала небо, туда, где находились форты. Однако вместо лучников на стенах нолдор увидели тварей Моргота. Впрочем, сопротивление еще не было сломлено — бой продолжался, несмотря на огромный численный перевес.
— Лорд, ворота выжжены, а трава вокруг не тронута, — обратил внимание один из командиров Морифинвэ.
— Проклятое колдовство, не иначе, — ответил он, прикидывая, сколько пеших воинов понадобится в форте.
— Анкион, отправляешься на помощь защитникам и отбиваешь со своими башню, — приказал Карнистир.
Тем временем из клубов дыма начали появляться ирчи. Твари неслись вперед на огромных варгах, уверенные, что не встретят сопротивления. Однако они ошиблись.
Выставив вперед копья и прикрывшись щитами, основное войско Таргелиона двинулось на врага. Земля сотрясалась под копытами коней, лязгала сталь, выли варги и хрипели налетавшие на копья орки. Лучники с флангов осыпали стрелами ирчей, но выцеливать командиров не могли — дым не желал рассеиваться.
Карнистир, всегда предпочитавший копью меч, дожидался своего часа, внимательно следя за противником. Гнев переполнял его, вытесняя возникшее было беспокойство — словно тонкая острая игла кольнула фэа.
— Тролли! — закричал один из нолдор, указывая на уродливые огромные туши, только что вышедшие из дыма. Неповоротливые и тупые, они были не так опасны как то, что они тянули за собой. Громоздкая конструкция внушала опасения даже одним своим видом. Морьо старался разглядеть ее получше, но в планы Врага демонстрация оружия не входила. Тролли не иначе как по команде отошли в стороны, предоставив возможность огненному бичу хлестнуть по тащимой ими штуковине.
Грохот был оглушительным. Передние ряды нолдор и орков оказались на земле. Тошнотворно-сладкий запах крови и горелого мяса наполнил воздух. Стоны раненых заглушали визги варгов, также попавших под удар.
— Чтоб тебя сам Эру покарал! — рявкнул Карантир и, выругавшись дальше на языке гномов, поспешил с отрядом навстречу неведомой опасности.
— Рассредоточиться! Цельтесь в этого, недоделанного рауко!
Карнистир и сам не догадывался, насколько сейчас был близок к истине. Существо с бичом было падшим майя, но еще не до конца прошедшим все изменения, чтобы стать слугой темного огня.
Он еще раз махнул бичом, после того, как тролли чуть изменили положение жуткого устройства. На этот раз сгусток пламени попал в ряды лучников. Однако нолдор и на этот раз не дрогнули, продолжив давать отпор врагу.
«Курво бы сюда», — немного не к месту подумал Морьо, устремляясь на орков, что отделяли его от омерзительного изобретения Моргота. Его меч разил налево и направо, щит принимал на себя удары ятаганов или дубин, чьи острые шипы уже оставили на нем несколько царапин. Конь грудью сметал ирчей, топча их копытами, не давая упавшим на землю ни малейшего шанса.
Бич взметнулся в третий раз, но бесполезной плетью упал на землю — копье верного вонзилось в плечо майа.
— Отвлеките троллей, этот выродок мой! — рявкнул Карантир.
Даже раненый, «почти балрог» был опасен. Не имея возможности подобрать бич, он взялся за меч. Недобрые всполохи огня пробежали по клинку. Рядом ничего не горело. Пока.
Карантир направил на него своего коня и тут же получил невидимый, но чувствительный удар в грудь. Майа расхохотался:
— Глупый нолдо! Ты спешишь навстречу своей смерти. Может, сразу примешь сторону победителя? Повелитель будет рад.
— Да пошел ты, ангбандский выродок!
Морифинвэ взмахнул мечом, рассекая пространство между собой и майа. Клинок, выкованный Фэанаро, разрубил воздух и незримые нити, что соткал падший. Злобно рыкнув, тварь подняла свой меч, вступая в бой.
Нолдор уже повалили троллей и отбивались от ирчей, а их лорд все еще продолжал поединок.
«Что за силы питают тебя, выкормыш ангбандского червя?» — думал он, нанося удары. Правая рука гудела, левая болела, а разбитый щит давно уже был на земле.
Вдруг внимание Карантира привлек неуместный в сражении кулон — темно-кровавый камень в грубой черной оправе.
«Да он же пульсирует! Словно сердце», — пораженный догадкой, Морьо пропустил выпад и глухо ударился о землю, вылетев из седла.
«Камень. Камень», — мысль стучала в висках, но кровавая муть перед глазами не желала рассеиваться.
Собравшись с силами, он заблокировал меч, устремленный ему в грудь, а второй рукой сжал колдовской самоцвет.
Майа взвыл, но Карантир держал крепко. Цепь не поддавалась, и нолдо пришлось задействовать меч.
Падший, воспользовавшись решением Карантира, попытался пригвоздить того к земле. Доспех сопротивлялся долго, лишь в самый последний миг уступив колдовской стали. Рубаха незамедлительно намокла, но Карантир в тот же миг перерубил цепь, эфесом царапая камень. Черная кровь полилась на землю, отвратительно шипя. Майа рухнул, как подкошенный, и захрипел. Морифинвэ со всей силы ударил по кристаллу. Дикий вой огласил поле боя и резко стих. Повисла неестественная тишина, словно перед бурей. И в следующий мир орки дрогнули и побежали. Конница сорвалась им вслед, топча и разя стрелами
Наконец Карнистир, вспрыгнувший после поединка на коня и полетевший вдогонку мерзким тварям, крикнул:
— Не преследовать! Возвращаемся в форт — всех раненых расположим там.
В том, что Анкион отбил башню, Морьо не сомневался. Как и в том, что до окончательной победы еще далеко.
* * *
Песнь, славившая жизнь, лилась, разносилась под каменными сводами Менегрота, а ей навстречу летел диссонанс и искажение. Финрод вспоминал птиц и цветы, колыбельные матери и нежный руки любимой. Все, что было дорого государю, противостояло злу и ярости Врага, действовавшего сейчас через майэ. Птах сминали летучие мыши, ядовитые лозы оплетали стебли и отрывали лепестки. Тихий голос Эарвен заглушал барабанный грохот, а ладони Амариэ всякий раз оказывались схвачены когтистыми лапами.
Силы были неравны — Финдарато уступал Мелиан, но не сдавался.
— Надо уходить к границе! — прокричал Келегорм.
— Я не брошу брата! — воспротивилась Артанис.
— Понимаю тебя, — мрачно отозвался ее супруг. — И все же придется — Финрод дает нам всем шанс. Не делай его… поступок напрасным.
— Но…
— Уходим! Пора прекращать эту бойню, — вновь раздался голос Келегорма.
«Я обещал вывести его верных. Что ж, слово я сдержу, но мне никто не помешает вернуться», — подумал Охотник, наблюдая как нолдор, а следом и синдар Маблунга покидают залы.
— Раненых разместим на границе. Там им смогут помочь, — сообщил страж Келегорму. Тот кивнул и, отбив очередную стрелу продолжил путь, запоминая дорогу назад.
В лес смешанный эльфийский отряд выбрался почти без проблем — лишь отдельные стражи пытались остановить их. Большинство осталось оглушенными лежать на полу и медленно приходить в себя.
— Артанис, — позвал Турко и, увидев реакцию кузины, усмехнулся и продолжил, — не морщись, я прекрасно помню твое новое имя, но… но ты единственная из потомков Финвэ, кто сейчас останется с моим отрядом. Позаботься о них.
— Турко! Что ты задумал?!
— У меня тоже весьма недурной голос, не находишь?
— Вообще-то нет.
Охотник широко улыбнулся, посерьезнел и, кивнув на прощание, поспешил назад.
Он почти бежал по длинным коридорам Менегрота, однако не забывал и о возможности в любой момент получить стрелу. «Или кинжал», — подумал он, подбирая оружие, так и не достигшее цели.
Келегорм ворвался в зал, готовясь дать отпор коварной королеве, и не заметил, как за ним по тем же коридорам бежала лохматая тень.
Финрод лежал у ног Мелиан, неестественно выгнувшись.
— Повторяю еще раз, будешь служить мне? — проворковала майэ приторным голосом.
— Ты уже знаешь мой ответ. Он не изменится, — ответил Финдарато.
— А если так? — королева дернула рукой, словно с усилием затягивала узел.
Финрод захрипел и выгнулся еще сильнее.
— А, может, ты уже готов рассказать, где находится Нарготронд? Нет? Не слышу…
Магические нити все крепче опутывали государя, впивались в тело, перекрывали дыхание и порой, пока еще ненадолго, останавливали кровь. Майэ так увлеклась своей жертвой, что подобравшегося к ней Тьелкормо заметила лишь в последний момент. Или только сделала вид — еще один эльда не представлял для нее угрозы.
Без лишних слов, ибо обращенное к кузену: «Держись» таковым явно не являлось, Охотник метнул подобранный кинжал в Мелиан.
— Ты так и не запомнил тот урок, — рассмеялась майэ, оказавшаяся совсем в другой стороне. — Но ничего, я сделаю все, чтобы ты наконец уяснил — мне наплевать на твои железки!
— Даже на эту? — усмехнулся Турко, выхватывая из ножен меч. Майэ стояла совсем близко, но если приглядеться, то… Охотник прыгнул вперед и нанес удар.
— Браво, мой ученик! — воскликнула Мелиан. — Еще немного, и ты правда станешь братоубийцей.
Келегорм в ужасе глянул на Финрода, по чьей груди медленно расплывалось кровавое пятно.
— Финде! — он бросился к кузену, не обращая внимания на злой смех.
— Убей гадину! Это морок. Ты лишь чуть поцарапал меня, — тихо проговорил государь Нарготронда.
Не поворачивая головы и стараясь ориентироваться на слух, Охотник нанес еще один удар, который все же достиг цели. Черная прядь волос упала на пол, а за ней последовала череда алых капель.
— Выходит, тебя все же можно достать! — воскликнул Келегорм, а Финрод, воспользовавшись тем, что майэ чуть ослабила путы, вновь запел.
Еще дважды удалось Охотнику задеть бывшую королеву Дориата, прежде чем той надоели эти игры. Мелиан не стала прятаться за мороками от меча, а встретила его магическим щитом и начала давить. Тьелкормо держался долго, но майэ все же удалось выбить клинок и отправить его в полет. Звона металла о пол не последовало — вместо этого раздался короткий вскрик Финрода, а его песня оборвалась.
— Один готов, — радостно проговорила она. — Теперь твоя очередь.
Магический щит постепенно превращался в пресс, сначала оттеснивший Турко к стене, а затем начавший его вжимать в нее. Нолдо сопротивлялся, как мог, но силы были не равны. Кровь тонкой струйкой потекла из уголка его рта, и он увидел серую унылую дверь, которая медленно открывалась. Такая же блеклая пепельная фигура вышла из врат и попыталась взять Охотника за руку.
Огненная вспышка озарила мрачное место, а нечто теплое, даже горячее, но такое родное оттолкнуло Тьелкормо назад.
— Атто, — проговорил он и вновь увидел один из залов Менегрота. И на этот раз увиденное радовало глаз.
Огромный волкодав трепал Мелиан. Майэ отчаянно швырялась заклинаниями и призывала своего господина. Однако тот был глух к ее мольбам.
По шкуре Хуана порой пробегали всполохи темного пламени, но пес быстро гасил их и еще яростнее кидался на бывшую королеву. Наконец, его челюсти добрались до ее горла.
— Мелькор! — просипела Мелиан, теряя фану.
— Ты была неплоха. Жаль, что придется искать тебе замену. Приятного небытия! — услышала она голос владыки Ангамандо прежде, чем перестала существовать.
Волкодав разжал челюсть и презрительно стошнился на тело, отряхнулся и потрусил к Турко, сидящему на полу у стены.
— Вставай, хозяин! Мы еще можем его спасти, — он мотнул головой и указал на Финрода.
— Хуан? Ты говоришь?!
— Ты меня понял? — майа не стал отвечать. — Поднимайся. Я отвезу вас.
Встать удалось лишь с третьей попытки. Все тело болело, ребра очевидно были сломаны, голова кружилась, а во рту все еще было горько-солоно от крови.
— Финде, — качаясь, Тьелкормо подошел к кузену. Тот был без сознания, но жив.
— Сейчас, терпи, — проговорил он и взялся за рукоять меча, желая его выдернуть.
— Не трогай! Вдвоем мы не справимся, — остановил его пес и улегся рядом с государем. — Осторожно сажай и располагайся сам.
— Хуан, — тихо произнес Охотник, когда волкодав встал на лапы. — Как же я рад, что ты вернулся. И так вовремя.
— Держись крепче, — ответил майа и побежал.
Ребра отозвались дикой болью, голова сильно закружилась, но Турко, одной рукой вцепившись в шерсть, второй прижимая к себе Финдарато, не проронил ни звука, лишь мысленно благодарил волкодава и… отца.
Хуан остановился только в приграничье, беспрепятственно миновав дозорных и в первый момент напугав сидевших у костра эльдар.
— Финде! — вскрикнула Галадриэль и бросилась к брату.
Келегорма же радостно встретили верные, а также Келеборн.
— Мелиан мертва, — сообщил нолдо. — Хуан смог совладать с ней и…
— Турко! Почему… почему в нем твой меч?! — кричала Артанис. — Ты что натворил?!
Воины Нарготронда подобрались, а некоторые потянулись к оружию. Выслушать Келегорма заставил всех Маблунг на правах хозяина.
— Прости. Не знаю, что на меня нашло, — произнесла после Галадриэль.
— Я знаю, — ответил ее супруг. — В запале боя гнев может сыграть скверную шутку. Нам всем стоит держать себя в руках.
Целители синдар между тем продолжали помогать Финдарато. Охотник, отказавшись от их снадобий, отошел на дальний конец поляны и, обняв Хуана, уснул.
Несмотря на численное превосходство врага, темную магию и даже падших майар, нолдор удерживали нагорья Дортониона. Относительное затишье наступило лишь на пятый день. Почти беспрерывное сражение остановилось — орки перестали напирать, а в прорехах облаков показались такие знакомые золотые лучи.
Айканаро устало прислонился к камню, понимая, что другого времени на отдых у него может просто и не быть.
— Лорд, разведчики вернулись, — доложил верный.
— С севера?
— Да. И с запада, — ответил он.
— Пусть докладывают. Мы должны знать обстановку, — сказал Аэгнор.
«Хорошо, что Андрет не видит всего этого ужаса, — подумал он. — А я еще не хотел отпускать ее к родне. Их деревня среди лесов, вдали от важных дорог. Лишь бы она сама не наделала глупостей». При одной только мысли о жене и их будущем ребенке сердце нолдо забилось сильнее и неожиданно сжалось от боли, словно уже знало о чем-то.
Командир разведчиков доложил о значительных силах врага на севере. Однако никого, кроме орков, эльфы не заметили. Ни варгов, ни раукар более не было.
— Будем считать, что переломный момент пройден, — произнес Аэгнор. — Что на западе?
— Мы обнаружили лишь следы.
— То есть?
— Вероятно, еще в начале битвы часть войска прорвалась в леса. С ними были балроги. Скорее всего, твари спешили к восточным границам Хитлума. Они шли не основными дорогами, а…
Сердце Айканаро замерло:
— Где именно шли орки?
— Через сосновые боры. Там еще было небольшое поселение атани.
— Было? Ты хочешь сказать, его больше нет?
— Мы не располагали достаточным временем, чтобы узнать наверняка, но лес вокруг горел, хотя кто-то и потушил его.
— Странно. Очень странно. Впрочем, остальное доложишь Ангарато. Я… я должен быть не здесь!
Брата все же он нашел — оставлять его одного было бы просто подло. Ангрод тем временем разговаривал с Тьелпэринкваром. Куруфинвион, с еще не зажившими ожогами, продолжал командовать не только своим отрядом, но и частью дортонионцев, волею случая оказавшимися тогда с ним.
— Так ты уверен, что моя аммэ, леди Лехтэ, не была в крепости?
— Да. Мне жаль, но это так, — ответил он.
— Кто тогда предупредил вас о нападении?
— Птицы. Они передали вести.
— Кто их послал?
— Я не знаю. Они сказали, один из «нашей стаи», в лесу. Как и тех, что прилетали к нам сюда, на границу.
— Думаю, это она. Но почему, почему она не укрылась за стенами?! — воскликнул Тьелпэринквар.
Ангарато помолчал.
Айканаро влетел, подобно вихрю, и без всяких предисловий сообщил:
— Деревня, где жила Андрет… ее больше нет! Скорее всего. А она была там! Должна была быть. Я уезжаю. Немедленно.
— Айкьо! Сражение еще не окончено.
— Там моя жена!
— Возможно…
— Ангарато, не держи его, — вмешался Тьелпэ. — Мы справимся.
— Целители тебе еще лежать велели, — ответил Ангрод.
— Все в порядке. Я выдержу. Или, если хочешь, поеду вместе с Айканаро.
— Не стоит, — отозвался Аэгнор. — Я возьму небольшой отряд. Возможно, нам придется защищать атани.
— Надо сообщить Нолофинвэ. Пусть будет готов к удару с востока, — сказал Тьелпэ, раздумывая, как ему самому теперь искать мать и не бросить войско.
— Ангарато, — брат посмотрел ему прямо в глаза. — Если… если с ней… ты понял, то прощай. Я не вернусь.
— Айкьо!
Аэгнор развернулся и, не говоря больше ни слова, поспешил на запад, туда, где когда-то впервые встретил Андрет, а с ней и свою судьбу.
— Я к отцу, — прервал затянувшееся молчание Тьелпэринквар.
— Расскажешь ему про мать?
— Да, он должен знать.
— Он тоже умчится, — обреченно вздохнул Ангарато.
— Я останусь. Обещал же только что, — твердо сказал Куруфинвион.
— Прости. Ты прав.
Тьелпэ кивнул и отправился в ту часть войска нолдор, где развевался флаг со знакомой с детства звездой.
* * *
— Майтимо, я… — горло Алкариэль внезапно перехватило спазмом, и она замолчала, чтобы восстановить дыхание.
В окне, словно в насмешку, светил Анар. Тучи были уже не столь густы, и в разрывах нет-нет да и проглядывали живительные золотые лучи. Все казалось — сейчас затрубит знакомый рог, и стражи кинутся открывать ворота. И было почти невозможно поверить, что больше этого никогда не произойдет.
«Нет, неправда!» — напомнила она себе и невольно нахмурилась. Руки сами собой сжались в кулаки. Слова любимого насчет предвидения Алкариэль ни забыть, ни перепутать не могла, и от этого на фэа сразу стало легче. Она закрыла глаза, вдохнула глубоко и, вновь открыв, уже уверенно посмотрела на брата мужа.
Старший Фэанарион, словно предчувствуя что-то, был бледен. Или же это сказывалась чрезмерная усталость — Химринг выдержал больше недели непрерывного натиска войска Моринготто. Бессчетные орки, огромные стаи варгов, тролли, тянувшие колдовские штуки, что убивали на расстоянии, падшие майар… Нолдор вместе со своим лордом стойко выдержали удар, однако сейчас, когда Маэдрос увидел в палантире бледную жену Кано, внутри у него все сжалось и словно заледенело.
«Догадывается, что вести его ожидают не самые радужные? Возможно», — подумала леди Врат.
— Я должна сообщить, — заставила себя продолжить Алкариэль. — Макалаурэ погиб.
— Что?! — воскликнул ее собеседник, и голос его сорвался. — Как?!
— Он пал, защищая Врата.
И она заговорила, стремясь до мельчайших деталей передать все то, чему оказалась свидетельницей.
«Его братья все должны знать», — с горечью подумала Алкариэль.
Она поведала, что Глаурунг уничтожен, и в конце добавила:
— За Врата не беспокойся — крепость устояла, а я обо всем позабочусь. Перед отъездом Макалаурэ сказал, что в его отсутствие ответственность будет на мне. И еще… он добавил, что у него было предвидение.
Старший Фэанарион резко подался вперед:
— Какое?
— Он сказал, что вернется.
— Когда? Не имел ли он в виду возвращение в Аман?
— Нет, — уверенно покачала головой нолдиэ. — Речь шла о другом. Именно о возвращении домой. Он сказал, что не знает, когда это произойдет, а так же добавил, что мы еще непременно приведем в этот мир ребенка.
Долгую минуту Майтимо молчал, должно быть, осознавая услышанное, а после ответил:
— Что ж, до этого Кано никогда не ошибался. Будем верить, что и на этот раз он оказался прав. Но как… Впрочем, не будем загадывать. В любом случае твои слова внушают надежду. Мы будем ждать, все вместе. Но ты уверена, что тебе не нужна помощь?
— Пока нет. Родители и леди Тэльма меня хорошо обучили — я умею управлять землями. И я крепко держу в руках меч. Твари Моргота еще пожалеют, что убили Кано.
Она говорила спокойно и тихо, однако в глазах ее блеснул огонь, а рука сжала рукоять висящего на боку клинка.
— Оростель или Вайвион живы?
Алкариэль кивнула.
— Если что, сразу же вызывай — мы всегда придем на помощь, — заверил ее Маэдрос.
— Хорошо, — кивнула Алкариэль. — Непременно.
Еще некоторое время им пришлось обсуждать дела, но к Майтимо пришли, и скоро они попрощались. Алкариэль вздохнула и, посмотрев в окно, увидела там далекие пики гор. Лоб нолдиэ прочертила суровая складка.
— Они еще пожалеют, — пообещала она вслух самой себе и, развернувшись на месте, стремительно вышла из библиотеки. Увидев в дверях стража, попросила: — Позовите Вайвиона и Оростеля.
— Сейчас, леди.
— Я буду ждать в Ореховой гостиной.
Спустившись по лестнице почти бегом, она подошла к столу и, придвинув к себе пергамент и перо, погрузилась в размышления. Перед мысленным взором ее стояла карта окрестных земель, и теперь требовалось понять, на каких участках враг в ближайшее время будет наиболее уязвим.
— Вы звали? — услышала она спокойный, немного печальный голос Оростеля и, подняв глаза, увидела обоих эльфов.
— Да, — поднялась Алкариэль. — Как вы хорошо знаете, наша жизнь изменилась. Не навсегда, но, возможно, надолго.
— Что вы имеете в виду? — удивился Оростель.
Она поглядела внимательно сначала на одного, затем на другого, пытаясь понять, о чем оба думают. В глазах друга мужа читалась скорбь, а Вайвион, похоже, горевал не только о лорде, но и о своем невольном участии в его смерти.
— Не казни себя, — вдруг сказала она. — Теперь мы знаем о чарах Глаурунга, и, даже если Моргот выведет новых драконов, врасплох нас будет застать сложнее. Это опыт — суровый, но необходимый. А Макалаурэ вернется.
— Что?! — вскричали оба нолдо, и в глазах их зажглись надежда и недоверие одновременно.
— Да, вернется, он это предвидел. А до тех пор…
Она замолчала и, расправив плечи, серьезно, задумчиво поглядела на них. На лице ее читалась решимость.
— До возвращения мужа я, как леди, отвечаю за эти земли и за всех вас. Вы поможете мне? Будете моими советниками?
— Да, — не колеблясь, ответил Оростель.
— Я согласен, — произнес Вайвион.
— Тогда, — Алкариэль вновь опустилась на стул и придвинула к себе пергамент с расчетами. — Для начала я хочу знать, какими силами мы располагаем на данный момент. Сколько воинов погибло, сколько осталось живо? Много ли у нас опытных командиров? И как быстро смогут вернуться в строй раненые?
Она указала взглядом на свободные стулья рядом с собой, и нэри, расположившись, принялись докладывать.
* * *
Аэгнор летел по лесным тропам, спеша узнать и одновременно страшась того, что именно он может увидеть. Перед его мысленным взором вставали картины то радостной встречи, то абсолютно пустого селения, то… впрочем последние он старался гнать из головы.
Сгоревшие сосны появились перед нолдор неожиданно — не было ни почерневшего подлеска, ни обугленных кустарников или чуть закопченных стволов. Словно неведомая сила очертила границу, за которой начал бушевать огонь.
— Неужто сожгли?! — охнул один из нолдор.
Аэгнор грозно посмотрел на него:
— Скоро увидим. Вперед!
Черные сосны окружали поселение, но не приблизились вплотную.
— Лорд, дома стоят. Нетронутые пламенем! — радостно воскликнул один из спутников.
Впрочем улыбка тут же исчезла с его лица. Избы — единственное, что осталось в этом селении. Не смеялись, играя, дети, не скрипели колеса телег, не гоготали гуси и не мычали коровы — мертвая тишина встретила нолдор. Кровь была повсюду — в пыли троп, на стенах домов, на втоптанной в землю траве, на заборах, даже на некоторых крышах. Тела, изрубленные, обезглавленные, заколотые, валялись повсюду.
Орки не встретили почти никакого сопротивления, убивая еще сонных и испуганных пожаром людей. Временами попадались обглоданные кости, в основном небольшие — ирчи все же предпочитали нежное мясо.
Нолдор в молчании продвигались по селению. Сил вымолвить хоть слово не было ни у кого.
— Андрет! — наконец сорвался на крик Аэгнор. — Мелиссэ!
Он бросился в дом родителей жены, но не нашел там никого. Следов крови тоже не было.
«Может, успели уйти», — подумал он в надежде.
— Лорд, — глухо позвал верный и замолчал.
Слова не требовались. Лишь на мгновение прикрыл Аэгнор глаза и выбежал на задний двор, едва не споткнувшись о тело младшего брата супруги.
Андрет лежала в пыли с растрепанными волосами, в разорванном платье и застывшей мукой на лице.
Айканаро, как подкошенный, упал на колени:
— Прости меня. Не уберег. Ни тебя, ни дитя.
Он провел рукой по ее животу, на котором четко обозначился след грязного сапога орка:
— Клянусь, я отомщу! Моргот, слышишь меня?! Тебе не долго осталось творить черные дела! Ее смерть станет твоей смертью! Ненавижу!
Айканаро до боли сжал кулаки и бросил на север взгляд, полный гнева. Вновь посмотрел на жену и крепко зажмурил глаза — Андрет весело бежала по полю ему навстречу. Сильнейшая боль пронзила сердце Аэгнора. Хотелось рыдать, кричать, но слез не было, а слова замерли комом в горле.
— Андрет, — только и смог прохрипеть он.
Верные стояли поодаль, понимая, что ничем не могут помочь Аэгнору. Он все держал жену за руку и что-то тихо говорил, говорил, говорил… Наконец, он резко встал и повернулся к своему отряду:
— Похороните жителей. И Андрет. Пусть покоится здесь же, где жила и была счастлива. После возвращайтесь в крепость. И бейте, бейте тварей, что смеют творить подобное. Брату же моему передайте, что я отправляюсь в Ангамандо. Если повезет, то убью Моринготто, если нет… это все равно лучше, чем жить без нее.
Возразить Айканаро не посмел никто, и вскоре одинокий всадник устремился на север — туда, где возвышались пики Тангородрима.
* * *
Анкион устало опустил меч — ни одного живого орка более не было в северном форте Таргелиона. Нолдор тогда подоспели вовремя. Почти. Башня еще держалась, но и защитников практически не осталось. Израненные и измученные сражением, они постепенно отступали, но не сдавались.
Теперь же надлежало очистить двор, стену и лестницы от туш ирчей, а также помочь целителям, что уже разбили лагерь и занимались ранеными.
Возвращение основного войска было воспринято с воодушевлением, однако известие о новом оружии Врага и о потерях заставили нолдор зябко повести плечами.
— Где та дрянь, что швырялась то ли пламенем, то ли еще чем? — спросил Анкион. — Ее бы изучить.
— Где-где, у Моринготто в… — Карантир сделал паузу и опять перешел на кхуздул. — Не далась она нам в руки. Стоило к ней прикоснуться, как она разлетелась на куски. А рядом было не так уж мало воинов…
— Не вини себя!
— Должен был заподозрить подобное, но…
— Ты сделал все, что мог, — тихо произнес он.
Морифинвэ на какое-то время замолчал и наконец произнес:
— Докладывай обстановку.
— Всех тварей, посмевших ступить на камни башни, мы уничтожили. Однако выжегшего ворота слугу темного пламени ни мы, ни защитники более не видели.
— Плохо.
Нолдо кивнул:
— Раненые на попечении целителей, павшими… сейчас занимаются.
— Сколько выжило?
— Чуть более десятка.
Карнистир до боли стиснул кулаки:
— Они будут отмщены.
— Не сомневаюсь, лорд.
На протяжении нескольких дней продолжались бои. И раз за разом ирчи терпели поражение, пока наконец не наступила тишина.
Некогда красивая и цветущая равнина превратилась в свалку тел. Хищно каркали вороны, тоскливо выл ветер. Казалось, не осталось ни живой травинки, ни одного нетронутого цветка — засохшая кровь покрывала землю, незатронутую огнем.
«Видимо, здесь я больше не нужен, — подумал Карнистир. — Усилю гарнизон форта, отправлю раненых в крепость и… надо ехать к следующему форту, не вышедшему на связь. Хоть он и южнее, но… да и надо найти выжегшего ворота рауко. Вряд ли он сбежал на север».
Раздав указания, Морифинвэ скомандовал было отправление, но все же ненадолго заглянул к целителям. Собственная рана еще болела, но уже доставляла ему меньше беспокойства.
— Лорд, все готово. Мы скоро будем переправлять раненых, — доложил один из целителей.
Морифинвэ кивнул и продолжил искать глазами Лантириэль.
— Она сейчас не сможет выйти к вам, — с пониманием проговорил нолдо. — Ей приходится петь почти без отдыха. Да и то, когда она замолкает, то готовит снадобья.
Карантир вновь кивнул.
«Значит, договорим уже в крепости. Когда все закончится, — решил он. — Кольца все равно со мной. Вернусь и сразу к ней».
Войско Таргелиона двинулось на юго-восток. По пути им попадались лишь небольшие отряды орков, с которыми нолдор достаточно легко разделывались. Однако обстановка постепенно нагнеталась, словно что-то они упустили из виду, не учли.
В форте все еще шел бой. Ирчей было немало, но их неплохо сдерживали нолдор. В целом ситуация не внушала серьезных опасений. Куда страшнее смотрелась дыра в стене.
«Неужели и здесь Враг использовал ЭТО?!» — ужаснулся Карантир.
Подойдя на достаточное расстояние, лучники принялись обстреливать напиравших друг на друга ирчей. Твари с воплями развернулись, но нолдор вновь спустили тетивы. Самые упорные продолжали бежать вперед, несмотря на ощетинившихся копьями эльфов.
Бой был относительно недолгим. На этот раз численный перевес оказался недостаточно большим. Ирчи, не ожидавшие такого отпора, предпочли разбежаться, спасая свои шкуры. Однако далеко уйти им не удалось — с востока на них надвигалась огромная стальная шипастая многоножка. Ни единой щелочки между тяжелых пластин-щитов, она перемещалась так, словно и правда была единым организмом. Гномий хирд вступил в бой. Дети Махала сминали тварей Моргота, а нолдор Таргелиона усилили натиск, не оставляя ни одному орку шанса на спасение.
— Благодарю доблестных потомков Дюрина, что пришли на помощь, — произнес Карантир, когда все было кончено.
— Мы помним договор, лорд, — ответил командир наугрим. — Беда попыталась прийти и в наш дом, но каменные стены, на которых лежит благословение Махала, остановили тварей.
— А одну мы сбросили в глубокий колодец! — встрял в разговор молодой гном.
— Помолчи, Дили! Я сам расскажу, как огненный выродок пожег все наши наземные постройки, как без жалости убивал все живое на пути, стегая своей плетью…
— Рауко достиг гор? — удивился Карнистир.
— Да, вы так называете этих убийц. Он был у нас…
— Но попался в ловушку! И теперь лежит на дне самой глубокой пропасти!
— Дили!
— Понял. Молчу.
— Прости, лорд. Это племянник моей двоюродной тетки. Юн, горяч и…
— Я понял. Он достойный сын Махала.
— Да, он храбр и умел, — согласился с Карнистиром науг.
— Я думаю, в знак нашей общей победы мы согласуем иные пошлины. На год, — предложил Карантир, понимая, что иначе гном первым начнет этот разговор, и тогда изначальные условия будут совсем другими.
— Лорд! — нолдо летел к Карнистиру. — Мне только что между делом сообщил один из… наугрим, — нолдо явно хотел употребить иное слово, — что полсотни ирчей все же прорвалось на юг. Еще до нашего появления.
— Да, обошли нас с фланга, земляные трусливые черви! — рявкнул гном. — Но разве для крепости это проблема? Меньше, чем за час управитесь.
Однако Морифинвэ его уже не слушал.
«Ланти, держись, я уже спешу!» — думал он, когда вылетел на юг вместе с ударным отрядом, оставив бОльшую часть войска в форте.
— Они могли пойти другой дорогой, — заметил скакавший рядом верный.
— Раненых сопровождали не только целители, — произнес другой.
Хохот тварей эльфы услышали издалека, и Морьо приложил неимоверные усилия, чтобы сразу не рвануться вперед — обстановку все же стоило сперва разведать.
Воины бесшумно подъехали к поляне и замерли, отказываясь верить своим глазам. Орки пили и жрали, вырывая порой друг у друга куски, некогда бывшие эльфийскими телами. Туши убитых соратников нисколько не омрачали их пир, а за обладание одним ятаганом даже завязалась драка. Впрочем, было зрелище и поинтереснее — насытившиеся ирчи обнаружили нескольких еще живых нолдор и принялись стрелять в них, желая продлить мучения несчастных как можно дольше. Если же орк умудрялся пустить стрелу так, что та обрывала жизнь, то ему больше не разрешали принимать участие в забаве. Жрать, впрочем, не запрещалось.
— Убить! Всех! Каждого!!! Ни одна тварь не уйдет! — прокричал Морифинвэ, вылетая на поляну.
Орки заметались, завизжали, некоторые попытались схватить оружие. Нолдор в гневе были страшны. В их глазах, знавших истинный свет, теперь горело ярчайшее пламя ненависти, и многие твари падали на землю, закрываясь руками, лишь бы не встречать эти взгляды.
Сбежавших преследовали, загоняли конями и без жалости убивали.
Последний ирч сдох от руки Карнистира, и тот развернул жеребца назад. Морьо боялся увидеть, но понимал, что должен найти любимую.
«Или то, что от нее осталось», — он вспомнил чавкающих орков, и боль захлестнула фэа.
Верные обследовали место стоянки в надежде найти еще живых. Троим повезло — твари не стали поднимать перевернутую ими же телегу. Еще двух обнаружили под тушами убитых орков. Раненые, с переломанными костями, они еще дышали. Только целителей, что могли бы им помочь, уже не было. Они вместе с сопровождавшим отрядом защищали своих подопечных от налетевших на них ирчей.
Этот оттенок волос Морьо узнал бы из тысячи.
— Ланти! — он кинулся к любимой. Ее руки еще сжимали лук и стрелу, которую дева так и не успела отправить в полет. Шипастая дубина сделала свое дело. Первый удар пришелся в спину, уронив синдэ на землю и переломав ей ребра. Второй, в голову, оборвал жизнь возлюбленной Морьо.
— Ланти… — он осторожно перевернул целительницу на спину. — Мелиссэ…
Слезы текли по лицу Фэанариона, но он их не замечал. Карнистир погладил ледяные пальцы девы и… достал кольцо.
— Ты не наденешь мне мое, но позволь все же…
Тонкий серебряный обруч сверкнул уже на пальце синдэ.
— Мелиссэ, — вновь прошептал он.
— Лорд… — верный замер, не решаясь подойти ближе.
— Что? — глухо отозвался Карантир.
— Пятеро живы.
— Везите в крепость. Я останусь здесь.
Ослушаться приказа нолдор не посмели, однако двадцать воинов все же не покинули Морифинвэ — им следовало похоронить павших, а в случае необходимости защитить лорда. Остальные поспешили на юг.
* * *
— Может, мы проверим часть леса поближе к Аглону? — предложила Лехтэ и, обернувшись, вопросительно посмотрела на волка.
Падавший сквозь узкий лаз скудный серый свет с трудом рассеивал полумрак пещеры, однако разводить костер или разжигать факел нолдиэ не решалась, опасаясь привлечь внимание тварей.
Привычные движением она сгребла в кучку валявшиеся на полу мелкие камешки и принялась выкладывать схему, весьма приблизительную, однако ее вполне хватало, чтобы сориентироваться. Синда, заинтересовавшись, подошел ближе и лег, внимательно следя за движениями эльфийки. Лехтэ изобразила ту часть леса, что они уже успели обследовать, а так же все известные им участки боев.
— А что происходит здесь, — она указала жестом на достаточно обширную область на северо-востоке, — мы с тобой лишь догадываемся. Мне кажется, пора это исправлять.
— Согласен! — пролаял волк.
— Отлично, — обрадовалась эллет. — Тогда отдыхаем и собираемся.
Волк широко зевнул и, перекусив припасенным в углу пещеры куском мяса, оставшимся от последней охоты, растянулся у самого входа и задремал. Лехтэ же достала из сумки еще один лембас и откусила от него кусочек, запив водой из фляги. Вагай же сосредоточенно жевал из торбы овес, чьи запасы неумолимо таяли.
Растянувшись на лапнике, она закрыла глаза и принялась размышлять. Их странствия длились уже многие дни, и что случится дальше, никто не мог предсказать. Конечно, Тельмэ надеялась, что войска нолдор скоро одержат победу, и тогда они с сыном вернутся в Химлад.
«Интересно, как там Курво?» — невольно подумала она. Вот о ком бы она с радостью попробовала раздобыть сведения. До сих пор это было слишком опасно.
Однако ей нужно было продумать и плохой вариант развития событий. Что, если Дортонион все же не удастся удержать? Куда идти и, главное, как узнать о сыне? Мысли о Тьелпэ не покидали нолдиэ, а беспокойство все росло и росло. Лишь в одном эльфийка была уверена — он жив. Порой ей казалось, что она чувствует боль сына, и тогда Тельмэ старалась дотянуться до него и поделиться силами. После чего неизменно она начинала думать о муже.
Подобные мысли уже успели стать привычными, поэтому Лехтэ сама не заметила, как уснула. Пробудилась же она от того, что Синда ткнул ее носом в плечо.
— Пора! — сообщил он.
— Сейчас, уже иду.
Эллет зевнула и, наскоро приведя себя и коня в порядок, умылась из собиравшегося в дальнем углу небольшого подземного озерца. Наполнив заново фляги, она проверила припасы и вывела Вагая. Путь их теперь лежал на восток.
Они уверенно продвигались, пользуясь хорошо известными волку тайными тропами, и Лехтэ все это время не снимала плащ, к которому успела привыкнуть. Время от времени на пути попадались птицы и даже парочка зайцев, и именно это внушало надежду. Значит, Враг еще не победил. Скоро сквозь кроны начали пробиваться первые редкие бледно-золотые лучи, и фэа нолдиэ воспряла.
«Оказывается, я уже успела отвыкнуть от света Анара, — подумала она. — Так быстро».
Однако вскоре эти скудные лучи вновь исчезли, и тогда стали попадаться признаки того, что путь эльфийки и волка совсем недавно пересекали эрухини. Слегка примятая трава, чуть потревоженные ветки кустов.
«Ирчи оставили бы гораздо более значительные разрушения, — подумала Лехтэ. — А люди более грубые. Вероятно, прошли эльфы».
Мысль воодушевляла, однако сперва ее требовалось проверить, а заодно выяснить, кто именно прошел.
Некоторое время путники двигались все вместе, после нолдиэ спешилась и повела Вагая в поводу. Когда дорога стала для него почти непроходимой, она оставила его в безопасном месте и пошла дальше с волком.
Скоро стали слышны звуки битвы. Шерсть Синды гневно встопорщилась, а Лехтэ, еще раз убедившись, что плащ на ней и она не видна, перехватила поудобнее лук и, уцепившись за ближайшую ветку, проворно вскарабкалась наверх.
«Почти как в детстве вместе с братом», — вспомнила она, невольно улыбнувшись при этом.
Происходившее впереди было видно плохо, поэтому нолдиэ перебралась на соседнее дерево, затем на следующее. Наконец, поляна впереди стала видна хорошо, и эллет устроилась поудобнее и достала стрелу.
Теперь было очевидно, что сражаются нолдор и ирчи.
«А это значит, что я могу помочь», — подумала нолдиэ.
Приглядевшись, она выбрала первую цель, как ей показалось, одного из вражеских командиров, и послала стрелу в полет.
«Прямо в глаз!» — обрадовалась она своему успеху.
Впрочем, если этот выстрел и произвел в рядах сражающихся какое-то действие, то ей было с такого расстояния не разобрать. Убедившись, что эльфы побеждают, она тщательно прицелилась и выстрелила в орка, который собирался ударить одного из нолдор в спину. Тот яростно сражался, но ни блокировать, ни увернуться уже не успевал. Волк под деревом ободряюще рыкнул, когда ирч рухнул на землю, но Лехтэ сделала ему знак вести себя потише.
Наконец, бой на поляне стих, и тогда тот самый нолдо обернулся и посмотрел прямо в гущу крон, словно что-то хотел отыскать.
«Не может быть!» — сердце Лехтэ подпрыгнуло в груди и часто-часто заколотилось.
Прямо на нее смотрел муж.
«Курво!» — прошептала она.
* * *
«Лехтэ!»
Осознание хлестнуло фэа Куруфина, словно удар плети. Именно ей принадлежала стрела, что покачивалась теперь в глазнице орка, совершенно ехидно при этом звеня. Золотое с белыми полосками оперение. Здесь, на передовой.
«Все-таки не в безопасности крепостных стен, не в тылу и не на пути в Химлад, — подумал Искусник и мысленно выругался: — Проклятье, и почему я не удивлен?»
Впрочем, сын говорил, что отправлял мать с докладом к полу-родичам. Значит, либо она не доехала, либо кто-то из воинов не пропустил ее, не подумав о безопасности незнакомой эльфийки.
«И вот об этом с ними еще предстоит серьезно поговорить», — пообещал себе он.
И все же в сердце, словно птица весной, билась радость, грозя выплеснуться наружу полноводным потоком, сметающим все на своем пути. Лехтэ нашлась! Она жива и совсем рядом!
— Не расслабляться! — приказал тем временем Курво вслух верным. — По кустам еще могут рыскать враги.
Сам же он, мысленно прочертив траекторию полета стрелы, пригляделся внимательней к кронам деревьев. На миг ему показалось, будто воздух подернулся легкой рябью. Впрочем, это можно было списать и на летний зной.
«В любом случае, если не знать, что именно ищешь, заметить ничего невозможно, — отметил он про себя. — Выходит, на ней тот самый подарок фалатрим».
— Не вздумай слезать, пока не разрешу! — послал он подобное стреле осанвэ, уверенный, что Лехтэ его услышит.
Едко пахло гарью и паленым мясом. Одна из тварей пошевелилась, и Курво, добив ее ударом меча, отправился проверять подлесок. В течение четверти часа им удалось обнаружить еще с полдюжины ирчей, однако на этом, похоже, было все.
Искусник выдохнул и, убрав меч в ножны, приказал:
— Расставить часовых. Скоро двинемся дальше.
— Слушаюсь, лорд.
— И проверьте, нет ли где-нибудь рядом коня.
Верный ушел, а Курво огляделся по сторонам, словно еще раз хотел убедиться в безопасности, и пошел к дубу, над которым недавно заметил марево.
— Вот теперь можно спускаться, — сказал он спокойно, посмотрев вверх. — Сама справишься, или помочь?
— Вот еще, — весело фыркнул в вышине любимый голос, и Куруфин едва успел подставить руки, чтобы подхватить спрыгнувшую с ветки жену.
Опустив ее на землю, он на ощупь стянул с ее головы плащ и взглянул наконец в сияющие от радости глаза:
— Здравствуй, мелиссе.
— Здравствуй, мельдо, — она обхватила его шею руками, и муж несколько долгих мгновений рассматривал знакомые черты, с удовольствием вглядываясь в малейшие черточки и впитывая идущий от них свет, а после еще крепче прижал к себе жену и, наклонившись, поцеловал.
— Наконец-то нашел!
Отпускать ее не хотелось, словно только в его руках любимая могла быть в абсолютной безопасности, однако идти таким образом к верным было затруднительно. Нехотя он отстранился, впрочем, сразу взяв супругу за руку, однако та его неожиданно окликнула.
— А я тут не одна, — сообщила Лехтэ загадочно и, обернувшись, сделала знак свободной рукой и тихонько свистнула.
И тогда из подлеска вышел волк.
— Познакомься, — с гордостью сказала нолдиэ мужу. — Мой новый друг и спутник. Его зовут Синда. Он помогал мне все эти дни и охранял.
Зверь в коротком приветствии наклонил башку. Секунду Курво осознавал услышанное, а после рассмеялся:
— Синда? Что ж, рад познакомиться. Будь нашим гостем.
— С удовольствием, — ответил волк на языке зверей.
— И… спасибо тебе!
Волк понимающе рыкнул. Лехтэ нахмурилась, и муж, заметив это, посмотрел вопросительно.
— Я думала, мы его возьмем с собой в Химлад.
— Обсудим это позже, — ответил он. — Но почему бы и нет.
«Хуан будет в восторге», — подумал он и, не сдержавшись, весело ухмыльнулся.
Тем временем верные, завидев леди, принялись устраивать на скорую руку импровизированное угощение: достали сыр, ломтики вяленого мяса и полную флягу чистой, вкусной родниковой воды.
— Благодарю вас, — улыбнулась Лехтэ, с удовольствием принимаясь за обед.
Волк так же не был забыт, получив солидный кус оленины. Хотя воины первое время косились на него с опаской, однако вскоре, поняв, что этот зверь не опасен и действительно друг госпожи, расслабились.
Спустя четверть часа один из дозорных привел Вагая.
— Потом расскажешь, что ты делала в этих краях, — сказал Курво, садясь рядом с женой. — Вечером, на привале.
— С удовольствием, — улыбнулась Лехтэ, и от этой улыбки у ее супруга вновь взволнованно трепыхнулось сердце.
«Нашлась! И жива!» — уже в который раз мысленно повторил он, словно до сих пор не мог до конца поверить.
— Однако я ожидал вопросов, — признался он.
— И я бы уже давно их задала. Как сын? Видел ли ты его? Долетели ли птицы, что я посылала с данными разведки? Но ведь ответ на них — дело далеко не пяти минут.
— Верно, — согласился Курво.
— Поэтому я задам их тебе на ближайшем привале.
— И я отвечу. Но и ты мне о многом расскажешь.
Лехтэ кивнула и вновь вгрызлась в мясо. Искусник же, полюбовавшись ею еще несколько секунд, обнял любимую, накинув ей на плечи свой плащ. Та охотно прижалась, и Курво подумал, что как бы ни закончился теперь этот день — он счастлив.
В полумраке библиотеки чуть слышно отворилась дверь, послышались тихие шаги:
— Моя леди…
Стоявшая у окна Алкариэль обернулась:
— Да, Оростель. Все готово?
— Да, госпожа. Мы сделали усыпальницу внутри крепостных стен, как вы просили, в дальнем конце сада. Пока из дерева, а позже изнутри отделаем камнем. Сверху насыпали холм из земли.
— Благодарю вас. Дверь потом тоже замените на металлическую.
— Обязательно. Все сделаем.
Она кивнула и, вновь отвернувшись к окну, закрыла лицо ладонями. Плечи нолдиэ дрогнули, однако с губ не сорвалось ни единого звука.
За окном по темному, мрачному небу плыли тучи, и было почти невозможно угадать, ночь сейчас или все-таки день. С лугов плыл тонкий аромат трав, мешаясь с запахом гари, и было до слез обидно, что теперь, когда, казалось, все вот-вот должно было наладиться, жизнь так неумолимо и круто изменилась.
«И я еще долго, очень долго не увижу тебя, мельдо», — подумала вновь, уже который раз за минувшие сутки, Алкариэль.
От дверей послышался тихий вздох, и она спросила:
— Вы что-то еще хотите сообщить мне, да?
— Да, леди, — подтвердил Оростель. — Воины… они скорбят, это естественно. А еще они растерянны. Впервые мы остались без лорда, и… Признаться, я и сам в некотором смятении.
— Понимаю. Я позабочусь обо всем, не волнуйтесь.
— Хорошо, леди.
— Жду вас с рассветом внизу. Возьмите четырех воинов.
— Обязательно.
Оростель, коротко склонив в знак уважения голову, вышел. Алкариэль же, оставшись одна, горестно всплеснула руками и без сил опустилась на стоящий у стола стул.
Труднее всего было заставить себя поверить, что муж, который до сих пор казался ей неуязвимым, и правда умер. Хотя она сама закрыла ему глаза, а после долго сидела, держа его голову на коленях и разглядывая дорогие, такие знакомые черты лица, сердце все равно упрямо отказывалось верить, считая все дурным сном, наведенным Врагом мороком.
«Его братья, конечно, не успеют приехать, — напомнила себе Алкариэль и, нахмурившись, посмотрела в окно. — Там, на севере, еще идет война. Но они, если захотят, смогут попрощаться после. А впрочем, зачем прощаться? Он же еще вернется».
От раздиравших фэа противоречивых чувств, отчаяния и надежды, голова немного кружилась. Алкариэль с силой сдавила виски ладонями и, вскочив, стремительно прошлась по комнате из угла в угол.
«Еще одна проблема — смятение верных, о котором только что говорил Оростель. Они должны увидеть нового предводителя своими глазами как можно быстрее. Точнее, предводительницу. И им надо поверить, что я справлюсь. А я смогу? — задала она сама себе вопрос и тут же ответила на него: — Да».
В памяти всплыли далекие годы детства, проведенные с отцом в казармах верных Химлада. Отчеты, советы командиров, бесконечные тренировки воинов — все происходило на ее глазах. Подстрекаемая норовистым характером своей воспитательницы леди Тэльмы, малышка Алкариэль повсюду совала свой любопытный носик. Даже туда, где деве, казалось, не было места — в дела войны.
Леди Врат обхватила себя руками и, подойдя к окну, стала разглядывать двор, стены крепости и истоптанные ирчами поля. В ушах ее звучал голос отца.
«— Ты правда дрался с ирчами? Да, атто? — малышка нахмурилась и испытующе посмотрела в глаза вернувшегося после боя Халтиона.
— Так и есть, — подтвердил тот.
Глаза эллет вспыхнули и она потребовала:
— Расскажи!
Нолдо посадил дочь себе на колени и заговорил. Он старался опускать подробности, которые могли бы шокировать малышку, но это ему не всегда удавалось — Алкариэль задавала много вопросов, желая выспросить то, что ей было интересно: откуда нападал враг, сколько их было, как воины отбивались.
— А теперь, — закончил Халтион, когда в окошко уже заглянула вечерняя заря, — мне пора на совет.
— Я с тобой! — решительно сообщила дочь.
— Тебе будет скучно — будет обсуждаться война.
— Нет! Мне очень интересно.
Халтиону ничего не оставалось, как взять Алкариэль за руку».
Леди Врат улыбнулась, вынырнув из своих мыслей, и, вспомнив, где она находится теперь и что произошло, вздрогнула.
«Кано! — мысленно позвала она того, кто вряд ли теперь мог ее услышать. — Прошу, возвращайся скорее. Без тебя всем так тоскливо и одиноко. И мне тоже…»
Не без труда она подавила подступившие к груди рыдания и тряхнула головой: «Надо что-то делать».
План постепенно обретал очертания, и нолдиэ отправилась в покои, напоследок еще раз воззвав, но уже к Единому:
«Если ты слышишь меня и если благословляешь борьбу — пошли добрый знак».
Теперь следовало поторопиться — чутье подсказывало, что до рассвета оставалось совсем немного времени.
Алкариэль умылась, привела себя порядок и надела новую тунику, выдержанную в красно-черных цветах.
— Как раз подойдет для такого случая, — решила она.
Сверху нолдиэ надела ставшую уже привычной мифрильную кольчугу, затем тщательно заплела волосы в косы и уложила их вокруг головы, чтобы не мешались. После, осмотрев покои, сняла со стены один из мечей мужа и уверенно закрепила его на перевязи. Взглянув на себя в зеркало, она пощипала бледные щеки, чтобы вызвать на них румянец, и решительно спустилась вниз.
Там ее уже ждали Оростель с Вайвионом, а так же верные. Посередине гостиной стоял постамент с телом Макалаурэ. На негнущихся ногах Алкариэль приблизилась, заглянула любимому в лицо и, вздохнув судорожно, опустилась на колени и обняла его.
— Я буду ждать тебя, — прошептала она ему на ухо, словно он и с самом деле мог ее слышать. — Все мы. Ты только возвращайся, как обещал. Хорошо? А мы отомстим. Даже не сомневайся.
Она лежала несколько долгих мгновений, отрешившись от мыслей и слушая, не забьется ли вдруг сердце менестреля, а после встала и, поцеловав мужа в холодный лоб, обернулась к верным:
— Берите его.
Те приблизились и подняли носилки с лордом. Алкариэль встала впереди них, позади Оростель и Вайвион, и вся процессия наконец покинула донжон, отправившись в дальний конец сада. Туда, где при жизни Маглор часто проводил время со своей супругой.
Прямо за дверями их ждали верные. Они стояли, опустив взгляд, а, завидев тело лорда, склоняли головы. В воздухе плыли надрывные, печальные звуки арфы. Даже птицы не пели. Рассевшись на ветках, сидели они, понуро и безмолвно.
Когда процессия приблизилась к усыпальнице, раздалось пение рога, и стоявшие на крепостной стене в ряд воины разом ударили мечами в щиты, прощаясь.
Алкариэль застыла, собираясь с мыслями, а после заговорила:
— Соратники! Нолдор! Сегодня мы собрались здесь, чтобы проводить того, кто все эти годы вел нас вперед. Враг нанес подлый удар, забрав вашего лорда и моего мужа, но смерть его не была напрасной — мы отстояли Врата, все вместе. И я обещаю вам, что это злодеяние не останется не отомщенным! Моринготто еще пожалеет о своем опрометчивом решении! Мы вместе сделаем это!
Верные зашумели, и в звуках их голосов послышалась решимость покарать Врага.
Носилки с телом Макалаурэ поместили внутрь усыпальницы, поставив на постамент, и вновь заиграла музыка. На этот раз в ней не было безысходности и тоски, лишь светлая печаль.
Теплый южный ветер ласково дул, остужая лица и осушая слезы. Тучи вдруг разошлись, и во все стороны сада брызнули яркие, жизнерадостные золотисто-розовые лучи, осветив даже самые отдаленные его уголки.
«Благодарю тебя, — обратилась мысленно Алкариэль к Единому. — Это и вправду очень добрый знак».
Дверь усыпальницы закрылась, однако нолдор еще долго стояли, не желая расходиться.
Уже на следующее утро на кургане, поверх наспех накиданного дерна, расцвели белоснежные, напоминавшие звездочки, цветы. Симбельмини.
Этот же рассвет застал госпожу Врат в библиотеке за совещанием с командирами верных.
* * *
Инструмент выпал из рук Нерданэли.
— Нет! — простонала она. — Не верю. Этого просто не может быть!
Нолдиэ тяжело прислонилась к мраморной статуе, не в силах даже пошевелиться.
— Дочка, что с тобой? — Махтан обеспокоенно вошел в мастерскую.
Нерданэль беззвучно рыдала. Сил не было ни на причитания, ни даже на слезы. Ее фэа разрывалась на части от горя и боли. Наконец, она нашла силы ответить отцу:
— Его больше нет. Моего сына. Он… он теперь там же, где и Фэанаро.
— Нерди, возможно, это был лишь дурной сон? — решил успокоить ее Махтан.
— Увы. На этот раз я не ошиблась.
— А были и другие разы?
— Да. На днях мне показалось, что Турко… что он… но обошлось, — призналась нолдиэ.
— А сейчас кто? — через силу спросил Махтан.
— Макалаурэ, — обреченно ответила Нерданэль. — Оставь меня, я должна принять важное решение.
— Дочка, только без глупостей, хорошо? — тихо произнес нолдо и посмотрел ей в глаза.
— В Чертоги я не собираюсь. Во всяком случае, в виде фэа, — ответила Нерданэль.
* * *
— Не дайте им перелететь через ров!
Крик юного Эрейниона прокатился по стенам Бритомбара, и командиры поспешили передать его распоряжение подчиненным. Впрочем, выполнить его оказалось не так уж и просто. Если варги бесновались по ту сторону рва, боясь воды и не решаясь его перепрыгнуть, то падшим майяр, принявшим облик летучих мышей, он ничуть не мешал. Воины фалатрим раз за разом посылали стрелы в полет, однако сын Финдекано понимал, что это пустяки, и надолго противника они не задержат.
— Зарядите баллисты, — приказал Кирдан Корабел, поднявшись на стену.
Твари, заметив устройство, напоминающее гигантский арбалет на колесах, отлетели подальше, пронзительно визжа, однако Эрейнион только покачал головой.
— Против варгов она и правда пригодится, — заметил он вслух. — Если кто-нибудь из них вдруг осмелеет и решится перепрыгнуть ров — бейте.
— Все сделаем, — откликнулся Острад.
А сын Финдекано вновь задумался, как разобраться с противником раз и навсегда.
«Поджечь их? — он критически осмотрел визжащую что-то на темном наречии Тхурингветиль и покачал головой. — Так она и подставилась, жди. Однако….»
Идея внезапно посетила его, словно удар молнии в грозу.
— Принесите стрелы, несущие свет Анара и Исиля, — попросил он ближайшего стража, и тот бросился через двор в сторону складов.
Острад просиял:
— Как мы сами о них забыли! Недаром эти порождения мрака боятся света.
— Не ты ли говорил, что все предусмотреть невозможно? — с улыбкой напомнил Эрейнион.
— Верно.
У рва между тем происходило какое-то движение. Варги решились, и первый из них, хорошенько разбежавшись, прыгнул через ров. В ответ мгновенно взвизгнул механизм баллисты, и копье вонзилось твари прямо в пасть, выйдя через горло. Варг захрипел и упал в воду. Тхурингветиль заверещала, и летучие мыши бросились в атаку, целясь защитникам города в головы. Те отбивались, кто-то даже швырнул в одну тварь факел. Однако было ясно, что еще немного — и оборона может захлебнуться.
— Вот, лорд! — раздался в этот момент крик воина, и кто-то сунул Эрейниону прямо в руку несколько стрел.
— Бейте их! — крикнул тот и с нежностью поглядел на блеснувший слабым голубым светом наконечник.
Звонко пропела тетива, отправляя в полет оперенную смерть для падших майар, которая взвилась в воздух, разделив небо сияющей голубоватой чертой на две неравные части, и ближайшая летучая тварь закричала от боли. Сын Финдекано натянул лук, ища взглядом Тхурингветиль, и сразу послал в полет одну за другой несколько стрел. Крылья майэ охватило золотое пламя, и та полетела назад, быстро теряя высоту и на ходу пытаясь принять человеческий облик. Это ей почти удалось, однако одно изуродованное крыло так и осталось на спине, да правая нога была сильно обожжена, и потому слуга Моргота хромала.
Варги рычали и пятились, очевидно пребывая в растерянности.
Защитники города украдкой переводили дух, гадая, придет ли передовому отряду врага подмога, или же только эти твари прорвались сквозь ряды нолдор.
— Устроим вылазку? — предложил Острад.
— Согласен. Нельзя позволять им уйти — неизвестно, кто еще в этом случае может пострадать. Приготовь отряды.
Друг ушел, а юный лорд подумал, что если к тварям в самом деле кто-нибудь явится, то это будет означать, что рубежи нолдор пали.
«Ибо живыми их отец и дед не пропустят».
* * *
В лесу становилось все светлее, и хотя ладья Ариэн стремилась к западному краю небосклона, многовековой сумрак исчезал, а не усиливался.
Свежий, совсем юный ветерок задорно пробежался по кронам деревьев и, смеясь, ударил в незапертую дверь кузницы.
Эол отложил инструмент и вышел на порог. Гостей он не ждал, а те немногие квенди, что жили рядом с ним, заходили без стука.
— Кто здесь? — спросил он и огляделся.
Знакомый и привычный Нан-Элмот исчезал на глазах. Птицы начинали петь, листья радостно шелестели, а прохладный воздух принес почти забытую свежесть. Эльф замер, прислушиваясь к месту, что давно стало домом. В нем не было больше тоски и печали, отчаяния и затаенной злости. Синда расправил плечи и шагнул за порог.
«Как странно. Я думал, этим лесом владеет любовь. Я и сам желал изведать ее… — думал Эол, широко шагая по знакомым и в то же время совершенно иным тропам. — Кто была та дева в белом? Впрочем, сейчас это неважно. Не я — лес жаждал увидеть ее здесь. Тоже не то. Магия, вот что тянуло ее ко мне, а меня заставляло… лучше не думать, что именно должен был сделать с ней я. Теперь же мой дом свободен».
— Мастер! — окликнул его один из квенди. — Вы куда?
— Я… я не знаю, — честно ответил Эол. — Навстречу судьбе, наверное.
— Вы вернетесь?
— Возможно, — прислушавшись к себе ответил он. — Пока же все, что здесь, — ваше.
— Но вы же не отправитесь пешим? — забеспокоился синда.
— Нет, — усмехнулся кузнец. — Но только если вы поторопитесь мне привести коня. Я спешу.
Куда он так торопился, Эол не знал, но более не желал находиться в лесу, только что утратившему остатки магии, некогда наложенной на него Мелиан. Он даже не подозревал, что майэ перестала существовать, как не ведал он о том, что на севере идет война, что родной Дориат остался без своих правителей, а на его границе именно в эти минуты решается судьба королевства. И уж точно он не мог догадываться, что, покинув привычный полумрак, он обретет свет, ярче лучей Анара, истинный свет, что еще в предначальную эпоху эльфы назвали любовью.
* * *
Твари накатывались на склоны Эред Ветрин, словно море в шторм — столь же мощно и неотвратимо. Они орали, рычали, скрипели зубами. Кривые сабли и ятаганы мелькали в воздухе, пытаясь достать эльдар или хотя бы атани, но воины стойко держали оборону.
— Если бы не ваша помощь, мы бы давно пали от усталости, — заметил Финдекано, когда Тургон приказал своим воинам сменить на стенах лучников Хисиломэ.
Турукано кивнул, явно не зная, что ответить, и поискал взглядом Эктелиона. Лорд Дома Фонтанов сидел на нижней ступеньке лестницы, ведущей в оружейные, и, пользуясь временным затишьем, играл на флейте. Старший проследил за взглядом брата и поинтересовался:
— Как он? В его глазах я читаю…
Фингон не договорил и сокрушенно покачал головой.
— Держится, — ответил младший. — Если не знать, что сердце его задето, то ни за что не догадаешься — по-прежнему бодр и весел.
— Даже так?
— Удивительно, правда? Но Ненуэль не прогоняет его и охотно общается, по-дружески, разумеется. Когда мы покидали Ондолиндэ, она пожелала ему, как и всем прочим, удачи в бою. Эктелион берет то, что ему могут предложить, и на большем не настаивает. Не переживай — он не сорвется и не подведет в неподходящий момент. Все будет хорошо.
— Тогда не будем больше об этом, — откликнулся Финдекано и задумчиво поинтересовался: — И все же интересно, кто его соперник?
— Мне тоже, поверь, — признался Тургон. — А впрочем, что от нашего знания изменится?
Старший пожал плечами. Братья помолчали, собираясь с мыслями, а после разошлись каждый к своему отряду.
Склоны Эред Ветрин были усыпаны горами орочьих тел, особенно смрадно вонявшими, когда с севера дул порывистый, холодный ветер. Эльфы морщились, завязывали лица платками, однако предпочитали не покидать постов. Атани были менее стойкими, однако и среди них оказалось немало тех, кто стоял на стенах крепости плечо к плечу с нолдор.
На небе ненадолго показался Исиль, однако вскоре вновь набежали облака, и тогда вдалеке, у подножия гор, послышался нарастающий гул. Глорфиндель с Эктелионом бросились на стену и увидели, что орды тварей пришли в движение.
— Передышка закончилась, — задумчиво заметил лорд Дома Фонтанов и с легким вздохом сожаления сунул флейту за пазуху.
Земля чуть подрагивала, вздыхая, словно от невыносимой боли.
— Всем приготовиться! — раздался крик Финдекано.
Однако поведение ирчей в этот раз чем-то неуловимо отличалось от привычного. Глорфиндель нахмурился, пытаясь понять, и вскоре увидел, как сквозь ряды тварей движется балрог.
— Готмог, — догадался Эктелион. — Они что-то придумали?
— Вероятно, — откликнулся эхом его товарищ.
В первые дни валараукар не могли преодолеть защитную установку и отступили, в ярости давя своих же воинов-ирчей. Однако теперь главнокомандующий армиями Ангамандо шел, держа в руках огромный молот и плеть, и сердце Глорфинделя замерло:
— Если он сможет сломать защиту…
Эктелион кивнул и достал меч:
— Значит, нужно этого не допустить. Всем приготовиться!
Фингон отдал приказ, и часть нолдор, а вместе с ними и атани, под предводительством Эктелиона и Глорфинделя покинули крепость. Орки, поняв, что их замысел разгадали, заревели и бросились в атаку.
— Держать строй! — скомандовал лорд Дома Золотого Цветка.
Тем временем Готмог все ближе продвигался к цели, не обращая внимая на сыпавшийся на него град стрел. Он легко шел прямо по острым пикам скал и по валунам, перебирался через рвы.
— Нужно его оттеснить к пропасти, — предложил Эктелион. — Иначе мы вряд ли сможем его одолеть.
Глорфиндель кивнул:
— Согласен.
И оба бросились рауко наперерез. Один из нолдор принял командование, однако часть ирчей, заметив лордов, кинулась вслед за ними.
— Держи их! — раздался крик Хуора.
Вместе с Хурином они приняли удар, пытаясь выиграть время, а балрог, взмахнув огненным бичом, обрушил его на преследователей. Эктелион одним взмахом меча отсек его часть, и Глорфидель ударил, целясь в живот рауко. Тот в ярости взревел, размахивая молотом, однако эльфы ловко уклонялись.
Ирчи все усиливали натиск, и Хурин с Хуором уже с трудом сражались, окруженные со всех сторон. К ним пыталась пробиться подмога, и громкий голос Финдекано со стены вселял в фэар сражавшихся новые силы.
Вдалеке, на расстоянии половины лиги, там, где в мирные годы у подножия гор бил родник, зияла пропасть. Туда-то и теснили падшего майя гондолинцы. Они наступали, одновременно отражая удары огненного бича, и вот уже их доспехи покрылись многочисленными подпалинами.
На помощь к Хурину и Хуору наконец подошли нолдор, и оба брата, с облегчением вздохнув, поспешили к Эктелиону и Глорфинделю.
В вышине звонко, радостно пропел рог нолдор, выпуская из крепости еще один отряд, и Готмог, крикнув что-то непонятное на жуткой смеси валарина и темного наречия, с размаху кинул молот вперед.
Хурин закричал — ноги его оказались придавлены, их полностью размозжило ниже колен. Хуор, Эктелион и Глорфиндель бросились на балрога одновременно, поражая его ударами с трех сторон.
В нескольких шагах за спиной твари уже зиял обрыв. Глорфиндель толкнул ее, закричав от острой боли в ладонях, а Эктелион, размахнувшись, полоснул рауко мечом по ногам. Балрог взмахнул руками, словно пытаясь ухватиться за что-то, и огненный бич обвился вокруг тела Хуора, увлекая его вместе с собой на каменистое дно.
Эльфы кинулись к краю обрыва, пытаясь что-нибудь разглядеть, но увидели лишь тело адана, насаженное на острые пики скал. Рядом лежала разбитая, мертвая фана балрога.
Тем временем нолдор уже несли в крепость лишившегося обеих ног Хурина, а ирчи, увидев гибель своего предводителя, бежали в панике. За ними бросились, преследуя, отряды Финдекано и Турукано.
— Но битва еще не завершена, — заметил Глорфиндель.
— Согласен.
И оба поспешили пока вернуться под защиту стен.
* * *
Нолофинвэ смотрел на выжженные поля и холмы и вспоминал, как совсем недавно огонь медленно приближался к склонам Эред-Ветрин. Он пожирал все живое на своем пути, оставляя после себя черную, мертвую землю. Колдовское пламя легко преодолевало рвы и песчаные насыпи, жадно устремляясь к северным фортам нолдор. Увы, противопоставить ему было нечего, и Нолдоран в очередной раз с горечью и болью возвращался к своему разговору с Куруфином.
«Он обещал. Сказал, что верные уже везут защиту. А вышло…»
— Я знаю, о чем ты думаешь, отец, — тихо произнес Финдекано, приехавший час назад из северного форта. — Мы защитили от огня крепость и все поселения, что находятся к югу от нее.
— Он мог поторопиться! Почему…
— Ты ведь сам знаешь, как все было. Поверь, Курво сейчас в Химладе…
— Его там нет!
— То есть? Где он тогда?
— Тэлуфинвэ, оставшийся там за главного, не изволил мне ответить — вызов принял один из их верных.
— Не знаю, что и думать, отец, — пожал плечами Финдекано. — Но прошу, направь свой гнев на Моринготто, а не на родичей.
— Я очень постараюсь. Но после того, как сгорело два наших северных форта…
— Атар! Неужели никто не спасся? — воскликнул потрясенный Фингон.
Нолофинвэ лишь покачал головой.
— Пламя распространялось слишком быстро, — с горечью произнес он.
Огонь, подошедший тогда к склонам, замер и постепенно угас, сдерживаемый горами и все же собранной установкой. Нолдор радовались и одновременно скорбели о погибших в пламени воинах дальних застав. Однако времени горевать у них не было — темное войско наступало.
Лучники день за днем прореживали ряды ирчей, но, казалось, на тех же местах вырастали новые, словно из-под земли. Тролли катили осадные машины и новое мерзкое изобретение Моргота.
— Позволь я скрытно проберусь к этим, — Аракано махнул рукой в сторону уродливых огромных туш.
— Нет, — твердо ответил Финголфин. — Держим оборону со стен.
— Но…
— Никаких «но»! Ты знаешь свое задание. Так исполняй!
Аргон развернулся и вернулся к катапультам, что в скором времени должны были обрушить тяжелые камни на головы врагам.
Барабаны били, орки кричали, и завывали варги. В оглушительном диссонансе звуков то и дело слышался смех падшего валы.
Аракано медленно считал про себя, готовясь отдать команду. Как только враг приблизился и оказался между стеной крепости и отвесной скалой, что возвышалась по другую сторону от прохода, он поднял руку, в которой был яркий светильник. Камни, выпущенные из катапульт, полетели вниз. С противоположной стороны, увидев сигнал командира, нолдор отодвинули заслонку, и огромные глыбы отработанной породы устремились по наклонному желобу на орков.
Твари завизжали, вмиг утратив уверенность. Однако барабаны забили громче, а вскоре раздался оглушительный хлопок. Часть стены Барад Эйтель исчезла в облаке пыли, а когда та осела, Финголфин понял, о чем предупреждал его Маэдрос. Верхняя часть укреплений в том месте разрушилась, не оставив в живых почти никого. Лишь несколько воинов пытались подняться и первыми встретить орков, что уже поднимались по приставленным лестницам.
Аракано был чуть в стороне и потому почти не пострадал. Лишь голова немного гудела, но меч он держал твердо.
— Сталкиваем тварей! Ни один ирч не ступит на эти камни! — прокричал он, не зная, что в другой стороне крепости отец отдает такие же команды и сам одним из первых перерубает штурмовые канаты.
Король без устали вздымал свой меч, разя слишком наглых тварей. Лучники беспрерывно спускали тетивы, копейщики кололи и опрокидывали орков со стены. Казалось, что еще немного, и враг побежит. Однако вместо этого раздался еще один оглушительный хлопок. Каменные осколки брызнули во все стороны, а один с силой ударился о шлем короля. Нолофинвэ качнулся, чуть отступил назад и споткнулся о тело убитого взрывом воина. Барабанный грохот усилился, а тролли уже подкатывали новую осадную башню.
— Ваш король повержен! Сдавайтесь, и господин будет милостив к вам! — прокричал один из командиров армии Моргота. Высокий и грозный орк нагло стоял на все приближавшейся к стене башне, готовясь ступить на камни Барад-Эйтель.
— Лжец! — в повисшей тишине раздался голос Нолофинвэ. — Смерть слугам Моринготто!
— Сме-е-е-ерть! — донеслось со всех сторон, и воины Хисиломэ как один поднялись вслед за Нолдораном.
* * *
Над железными пиками Тангородрима прокатился гневный, внушающий ужас рев.
— Что случилось, Владыка? — спросил Саурон.
Сторожившие врата орки перестали жевать, с трепетом уставившись вверх. Моргот ударил кулаком по подлокотнику трона, вызвав в горах небольшой камнепад:
— Проклятые нолдор! Как смеют они сопротивляться с таким упорством?! Наша атака на Дортонион выдохлась, земли сыновей Феанора устояли.
— Есть еще владения этого выскочки Финголфина, Владыка, — попытался успокоить его Артано.
— Который тоже готовится перейти в наступление. Делай что хочешь, Саурон, хоть сам выходи на бой, но мы должны прорвать осаду! Она и без того затянулась!
Прислужник темного властелина побледнел, и это было заметно даже под забралом его железного шлема. Орки внизу у ворот сдавленно захихикали, а Моргот, еще раз разъяренно рыкнув, спровоцировал тем самым в горах уже нешуточный обвал. Земля задрожала, двор прорезали несколько кривых трещин, и твари завизжали, бросаясь врассыпную.
— Но, Повелитель, — пробормотал Саурон, глядя падшему вале в лицо, — вы же сами хотели…
— Ты еще рассуждать будешь?! Делай, что велено! Отправляйся и побеждай!
Моргот с силой пнул своего приспешника, так что тот отлетел к противоположной стене. Практически сразу поднявшись, он незаметно потер ушибленный бок и склонил голову в подобострастном поклоне:
— Все сделаю, Повелитель.
Пряча гнев в глубине темных, словно провалы, глаз, он раздосадованно скрежетнул зубами и вышел, размышляя, на кого из этих проклятых нолдор обрушить главный удар.
«Впрочем, — подумал он, оглядев жидкие ряды ожидавших у ворот тварей, — похоже, и правда придется выходить самому».
Удар железной палицы сотряс стены Тангородрима, и в жерле вулкана забурлила, гневаясь, лава — падший майа, бывший ученик Аулэ, а ныне слуга Моринготто, вышел из врат Ангамандо.
Серые стражи вздрогнули, когда жаркое пламя вспыхнуло прямо перед ними.
— Это невозможно! — воскликнул первый.
— Противоестественно! — заявил второй.
— Он не мог покинуть созданную специально для него палату! — веско произнес третий.
— Я немедленно доложу Владыке! — подытожил четвертый.
— А виноваты будем мы, — хором возразили первые трое.
— Так что ведем нашего нового подопечного, — согласился второй.
— Пусть Намо сам следит за особо опас… нуждающимися в восстановлении фэар, — сказал первый.
— А где наш новенький?! — вскричал третий.
Майар заозирались по сторонам, но ни единого следа фэа Макалаурэ они не нашли.
* * *
— Так, значит, говоришь, морок? — Куруфин нахмурился и, чуть склонив голову на бок, посмотрел на жену.
— Именно, — пожала она плечами.
Отряд ехал по утоптанной лесной тропе. Густой золотисто-розовый свет Анара отбрасывал длинные резные тени, и Лехтэ откровенно наслаждалась тем, что может себе позволить просто любоваться, а не высматривать впереди и позади себя возможную опасность. Волк жизнеутверждающе трусил рядом. Свободные от дозора воины то и дело коротко переговаривались с ним на языке зверей, и картина выглядела почти что мирной. Только настороженность на лицах, напряженные позы и руки, то и дело тянущиеся к мечу, напоминали, что это не так.
Искусник вздохнул и очевидно неохотно признался:
— Что ж, не могу сказать, что твои опасения были безосновательны. Вздумай ты тогда, как добралась до смертных земель, приехать одна в любую из крепостей моих братьев, тебя бы в первую очередь обезвредили, а после начали бы проверять. Да и то не факт, что после поверили бы. Однако что в голове у моих блондинистых недо… полуродичей, я сказать не могу.
— А возвращаться в Химлад в тот момент было нельзя, — вставила свое слово Лехтэ.
Курво встрепенулся:
— Ни в коем случае! Тогда тебя могли бы убить, или еще что похуже.
Он заметно вздрогнул, переменившись в лице, а его жена покосилась с недоумением:
— А что может быть хуже? Плен? Пытки?
На лице мужа заиграли желваки, и он нехотя пробурчал сквозь зубы:
— Потом расскажу. Однако вынужден признать, что твои приключения в компании волка были чуть ли не единственным приемлемым вариантом. Но как же мне это все не нравится!
Он с силой сжал кулак, так что побелели костяшки пальцев.
— Я догадываюсь, — заверила его Лехтэ.
— Знал бы, что все так обернется — ни за что не отпустил бы тебя с сыном.
— Жаль, что мы не можем провидеть будущее по собственному желанию.
Разговор угас, и нолдиэ снова принялась беспечно рассматривать игру теней и птиц, то и дело выпархивающих из кустов.
— Кажется, Тьма ушла из этих мест, — заметила она.
— Да, большинство тварей мы нашли и уничтожили. Но это не означает, что по лесам не бродит еще кто-нибудь.
В этот момент как раз показался один из дозорных и направился прямиком к лорду. Лехтэ, решив не мешать, отъехала на несколько шагов вперед и с удовольствием вдохнула густой запах диких яблок. Нежно-золотые, с прозрачным румянцем, они почти светились от меда, и нолдиэ, недолго думая, протянула руку и сорвала несколько штук.
Вагай заинтересованно обернулся и тихонько заржал.
— На, угостись, — улыбнулась Лехтэ и протянула коню пару яблочек. Тот радостно захрустел.
Приближался вечер, и было ясно, что скоро так или иначе придется разбивать лагерь.
— Курво, — окликнула она мужа, заметив, что тот уже закончил разговор с верным, — может, мы остановимся здесь?
— Почему бы и нет, — откликнулся он. — Место подходящее, и вокруг безопасно.
Отдав приказ устраиваться на ночевку, он спрыгнул с лошади и, протянув руки, помог спешиться жене. На мгновение задержав ладони на ее талии, он после недолгого колебания наклонился и быстро поцеловал ее. Лехтэ ответила, и оба отправились заниматься делами.
— Ужин на мне, — решительно объявила она и принялась разжигать костер.
Все больше сгущались сумерки. Пламя весело потрескивало, выбрасывая вверх искры. Вскипятив воду для горячего напитка, эллет приготовила ужин, и верные с супругом, поблагодарив, с аппетитом принялись есть.
— Когда я была маленькой, — вдруг вспомнила она, — то часто путешествовала вместе с родителями и братом. Тогда-то они и научили меня готовить.
Она еще некоторое время предавалась воспоминаниям, а когда верные разошлись по постам, спросила мужа:
— Так что там произошло? На что ты намекал?
Он нахмурился, и вновь вернулось напряжение, ненадолго покинувшее нолдор за едой. Он сел рядом и, потянувшись, взял Лехтэ за руку:
— Я бы ни за что не стал рассказывать тебе о чем-то подобном. Это мерзко и… это страшно. Даже мне. Как представлю… — тут он невольно передернул плечами, и Тэльмиэль замерла, поняв, что случилось нечто в самом деле ужасное.
Искусник же продолжал:
— Когда я уже отправился с верными тебя искать, мы встретили воинов из отряда Аэгнора. Они рассказали…
Лехтэ слушала, и в широко отрытых глазах ее плескался ужас:
— Как можно подобное сотворить?
— Не знаю, — ответил Курво и, окинув жену быстрым взглядом, обнял ее и прижал к груди. — Но представь, что я передумал, пока тебя не нашел.
— Тут впору сойти с ума.
Тэльмиэль содрогнулась и долго сидела, задумчиво глядя в огонь. Скоро разговор перешел на другие темы, и она спросила:
— А Тэльво задержится в Химладе?
— Не знаю, — признался Куруфин. — А что?
— Было бы замечательно съездить на охоту. Всем вместе, как когда-то в Амане. Потом, когда битва закончится.
— Можно попробовать его уговорить.
— А теперь какие у тебя планы?
— Тебе не понравится, — заверил ее муж.
— То есть? — заинтересовалась Лехтэ.
— Я отправляюсь на запад, в Хисиломэ. Здесь, в Дортонионе, атаки тварей по большей части отбиты, а если вдруг что-то случится, то Тьелпэ справится. Он и правда стал замечательным командиром.
По голосу любимого Тэльмиэль поняла, что муж улыбается. А он тем временем продолжал:
— Меж тем Ноло, быть может, понадобится наша помощь.
— Тебя ли я слышу, муж мой? — не удержалась она.
Тот хмыкнул:
— Сам себе удивляюсь. Но семейные разногласия могут пока подождать до лучших времен.
— Тут я полностью тебя поддерживаю. Впрочем, как всегда.
— Тебя я завтра отвезу в крепость.
Лехтэ фыркнула, но спорить не стала, только уточнила:
— Ты сразу отправишься?
— Да, задерживаться не буду. Когда же разделаемся с тварями, я тебя обязательно заберу, — уверил ее муж.
На потемневшем небе стали зажигаться звезды, и Курво, устроив мелиссэ постель из лапника и своего плаща, начал собираться в дозор.
Волк устроился спать рядом с Лехтэ, однако та все лежала, разглядывая крохотные ночные светильники. На фэа было, несмотря ни на что, спокойно и мирно. Может быть, оттого, что муж находился рядом, и целый отряд нолдор, готовых в любую минуту защитить.
«А еще с сыном все в порядке», — напомнила она себе и улыбнулась, уже широко и светло.
— Не спишь? — спросил вернувшийся с дозора Курво.
В темноте его глаз было не разглядеть, однако голос был спокойный.
— Нет, — призналась Лехтэ.
— Тогда пойдем, кое-что покажу.
Он протянул руку, помогая встать, и, нащупав ее ладонь, повел вглубь леса. Там, среди деревьев, окутанные мягкой, рассеянной ночной темнотой, летали светлячки.
— Как красиво, — прошептала нолдиэ, любуясь.
«Как будто нет ни войны, ни Тьмы», — подумалось ей.
Она почувствовала, что объятия мужа стали теснее и одновременно нежнее. Сердце Тэльмиэль в волнении забилось, а губы Курво тем временем коснулись жилки на ее шее. Она обернулась и горячо ответила на поцелуй. Дыхание их смешалось, два сердца бились, как одно целое. Резким движением муж скинул плащ и, расстелив его на мягкой траве, увлек за собой жену.
«А война, в самом деле, может сегодня ночью немножечко подождать, — подумала она. — Тем более что дозорные — нолдор, и не пропустят ни единой твари, буде они вдруг вздумают на свою беду появиться».
Но покой ночного леса так и не был нарушен злом.
* * *
— Ты откроешь боковую дверь, а когда мы все выйдем, закроешь ее, как и было, — раздался шепот во дворе у стены.
— Но…
— Сделай, как велю! — тень грозно надвинулась на молодого адана.
— Хорошо, — кивнул он и отступил на шаг.
В разгар боя небольшой отряд атани покинул Барад-Эйтель и устремился к троллям. Враг не ожидал увидеть кого-либо из крепости вне стен, а потому люди смогли добраться до цели практически беспрепятственно.
— Достаем веревки! — приказал их командир. — Готовы? Теперь побежали!
Атани носились вокруг неповоротливых троллей, с каждым кругом спутывая их все сильнее. Однако повалить громадин оказалось не так легко, как казалось в крепости, тем более, что их наконец обнаружили орки.
Бой завязался ожесточенный и неравный. Ирчи, понимая свое численное превосходство, глумились над атани, раня, но не убивая.
— Ужин! Это мой ужин! — прокаркал один из орков и устремился к командиру людей. Тот уже с трудом стоял на ногах, а кровь заливала глаза, однако сдаваться адан и не думал. Орк стал лишь досадной преградой у него на пути — нужно было во что бы то ни стало остановить другого ирча. Того, что готовился вновь выстрелить по крепости. Пробившись к нему, командир успел отсечь твари руку, что уже подносила колдовской огонь к черной штуковине.
— Развернем ее, братья! — крикнул он своему отряду. Атани, что были рядом, поспешили к своему командиру. Тяжелое орудие не желало смещаться, а мерзкий огонь, отнятый у орка, уже жег руку.
— Еще чуть-чуть, братцы! Поднажмите!
С мерзким лязгом металл повернулся, и командир тут же поднес колдовское пламя. Взрыв был оглушительным.
Даже огромных троллей разорвало на куски. От самого же орудия, как и от людей, что были рядом, не осталось ничего и никого. Лишь несколько атани, что бились с ирчами поодаль, упали раненными на землю.
— Что они задумали? — удивился Финголфин, увидев взрыв в войске.
— Там атани! Смотрите, аран, там люди! — вскричал воин, рядом с государем.
— Упрямцы! — воскликнул он и отдал приказ лучникам помочь оставшимся из отряда эдайн.
Как ни старались нолдор, ирчей было несоизмеримо больше. Твари окружили небольшую группу людей и пленили их.
— Я предлагал вам сдаться! — вновь раздался голос большого орка. — Вы не послушались меня! Сейчас вы увидите, что ждет каждого, кто осмелится не подчиниться Владыке северной твердыни!
Ирчи приволокли первого пленника. Быстро оставив того без глаз, тварь еще какое-то время поглумилась над ним, прежде чем убила. Похожая участь ждала и второго. Третьего заставили ползти с распоротым животом, отмеряя расстояние его же собственными кишками. Четвертый продержался меньше, зато пятый не только прополз дольше, но еще и исхитрился ранить одного из своих мучителей. Шестого насадили на копье и с еще живым пошли в атаку на крепость.
Как только позволило расстояние, лучник оборвал мучения несчастного, а в войско тьмы вновь полетели камни и стрелы.
Лишь к концу следующего дня дрогнули ирчи и побежали. Конница Хитлума помчалась им вслед, разя и не щадя никого из тварей.
Нолофинвэ летел впереди, и орки разбегались от одного его взгляда. Победа была близка, когда с востока показался еще отряд.
— Раукар! — воскликнул Аракано.
— В крепость! — скомандовал Финголфин.
— Отец! Я могу…
— Это приказ! — жестко ответил Нолдоран.
* * *
— Доброго дня, атар атаринья! — поприветствовала фэа. — Не могу сказать, что рад видеть тебя здесь, но…
— Я отлично понимаю тебя, Кано, — ответил Финвэ. — Лучше я бы находился здесь совсем один.
— Скажи, почему отец так быстро нас покинул?
— Это сложно объяснить. Видишь ли…
— Он единственный из эльдар, кого выбросили из сотворенного мира, — раздался рядом голос третьей фэа. — Но Фэанаро не был бы самим собой, если б не смог найти путь и по изнанке.
Макалаурэ пытался осознать услышанное и одновременно понять, кто перед ним. Он чувствовал родство с этой душой, но не мог вспомнить, кем та являлась при жизни.
— Я твоя бабушка, — уловив эмоции внука, представилась Мириэль. Сегодня я побуду с мужем и тобой.
— А потом? — удивился он.
— Придет черед Индис, — ответила нолдиэ. — Мы предпочитаем все же держаться на расстоянии друг от друга.
— Сколь о многом я не знаю, — задумчиво произнес Кано.
— Как и все мы, — сказал Финвэ. — Расскажешь, что происходит в Смертных землях?
— Конечно. Только…
— Если не готов, мы не торопим, — ласково произнесла Мириэль.
Макалаурэ покачал головой:
— Лучше начну.
«Так хотя бы я на какое-то время забуду, что не могу здесь петь», — подумал он.
И словно эхом до него донесся голос отца:
— Ничего невозможного нет. Это Намо хочет, чтобы ты молчал. Борись, йондо.
* * *
— Твари Моргота и все его колдовство, — пробормотал Тьелпэринквар, глядя, как сотрясается далекий Тангородрим. — Что еще задумал Враг?..
Он тяжело встал, невольно поморщившись от охватившей роа мгновенной боли, и всмотрелся в расцвеченную алыми всполохами даль, словно пытался угадать грядущее. Заваленные трупами ирчей выжженные поля Ард Гален неумолимо свидетельствовали, сколь разнообразна темная фантазия Моринготто и неудержима его злоба.
— Дай мне доспех, — попросил Тьелпэ верного, и тот вздрогнул от неожиданности.
— Но, лорд, — попытался воспротивиться он, — целители все еще запрещают вам…
— Я знаю, и обещаю, что не буду лезть на рожон. Однако сейчас я должен быть не здесь, а среди воинов. Кто знает, что ждет нас всех…
Тяжело вздохнув, нолдо покачал головой, но повиновался, понимая, что лорд прав. Еще раз хорошенько осмотрев повязки, он помог Куруфинвиону облачиться, стараясь причинять неосторожными движениями как можно меньше боли, и подал меч.
— Благодарю, — откликнулся тот и улыбнулся.
— Будьте осторожны, — попросил воин.
— Обязательно, — заверил лорд.
Покинув покои целителей, Тьелпэринквар отправился к крепостным стенам и, приветливо кивнув обрадовавшемуся его появлению Айвендилу, поднялся на валганг.
Последние несколько часов царило непривычное, тяжело давящее на фэар затишье. Еще остававшиеся в живых ирчи опасались переходить заваленный трупами своих сородичей ров, чтобы не попасть под стрелы нолдор. От сваленных в кучи мертвых тел тварей несло смрадом, так что эльфам приходилось прилагать немало усилий, чтобы сохранять невозмутимость.
— Что-то надвигается, — пробормотал Куруфинвион, до рези всматриваясь в горизонт. — Я чувствую. От Ангарато нет известий?
— Нет, лорд, — покачал головой Айвендил.
— Хорошо. Значит, у них пока тихо.
«Но что же тогда так давит на фэа? Словно приближается тьма».
Он закрыл глаза и прислушался. Земля дрожала и чуть заметно вздыхала, будто от невыносимой тяжести. Душу нолдо на мгновение охватило сострадание, и в этот самый момент он почувствовал…
— Тьма, — воскликнул он и резко распахнул глаза. — Она приближается. Айвендил, пожалуйста, отзовите наших часовых и разведчиков внутрь крепости.
— Хорошо.
Дортонионец убежал, а Тьелпэ подумал, что с этим противником они, пожалуй, еще не сталкивались.
* * *
Что-то подобное он чувствовал в Амане, в далеком детстве. Правда, тогда Враг старался спрятаться, и тьма давила не так сильно. И тем не менее, ощущения казались знакомыми.
— Всем соблюдать осторожность! — приказал Тьелпэринквар стражам, что по-прежнему неусыпно несли на стенах дозор. — Не поддаваться панике, и ни при каких обстоятельствах не снимать аванир!
«Если он поможет», — добавил Куруфинвион про себя, однако вслух, разумеется, ничего подобного говорить не стал.
Земля дрожала все сильней, с севера надвигалась непроглядная, чернильная тьма, застилавшая редкие звезды, и тяжесть на фэар квенди становилась все сильнее. Орки жались к земле, со злобой глядя перед собой, а когда радостно завизжали, Тьелпэринквар понял, что не ошибся.
«Майрон!» — узнал он, разглядывая закованную в железный доспех фигуру, уверенно приближавшуюся к одной из западных крепостей Дортониона. «Точнее, Саурон», — мысленно поправил себя Куруфинвион.
— Так значит, Моринготто, ты понял, что проигрываешь этот бой, и послал свою шавку? — пробормотал Тьелпэ и с силой сжал рукоять меча.
Бывший майя Аулэ остановился в паре лиг от крепостного рва, и Куруфинвион всей кожей ощутил исходящую от Врага тьму. Острую, словно хорошо заточенный клинок. Ирчи застыли, на лицах их отразился ужас, и вдруг они потихоньку стали пятиться назад.
— Стоять, помойные крысы, — закричал их командир, — пока я сам лично не перегрыз вам глотки!
Тьелпэ вытащил меч из ножен и крикнул:
— Всем приготовиться!
Голос лорда вывел верных из оцепенения, они взяли луки, намереваясь выстрелить по приказу. Майа, что предал однажды свет, переметнувшись на сторону Врага, поднял голову и внимательно осмотрел стены. Тень его упала на острые зубцы бойниц, кто-то из воинов тяжело вздохнул, оседая на каменный пол, и Тьелпэринквар вдруг ощутил, как горло охватил резкий приступ спазма. Казалось, кто-то пытается клещами вытянуть внутренности. Стало тяжело дышать от накатывавшей волнами тьмы.
«Так вот, значит, чем ты намерен биться!» — понял Тьелпэ и, решительно тряхнув головой, вышел вперед.
— Ты все равно не сможешь победить! — крикнул он.
Еще один воин, на которого упала тень Саурона, со стоном упал, и Айвендил крикнул:
— Не надо, лорд! Стойте!
Он кинулся вперед, но тут Саурон взглянул на него, и дортонионец вздрогнул, будто пронзенный сразу десятком стрел. Как подкошенная трава, упал он на камни валганга, и в сердце Тьелпэринквара вспыхнуло белое пламя, отразившись в его глазах. То самое, что уже вело его во время боя с балрогами. Любовь. Любовь к нолдор и атани, населявших земли Белерианда, к каждой травинке и камню. Ко всем тем, кого твари уничтожат, если он сейчас не справится и падет.
— Ты все равно не сможешь преодолеть этих стен, слуга тьмы, — пробормотал он, нацеливая эту любовь, словно копье, в самое сердце противника.
Саурон посмотрел Куруфинвиону прямо в лицо, и тьму, страх и ненависть, обрушившиеся на нолдо, казалось, можно было пощупать руками.
— Нет, ты не сможешь, — прошептал он сквозь зубы, и выставил перед собой, словно щит, ту самую любовь, что ощущал в собственном сердце.
Она билась в нем, трепетала, бежала по жилам, проникая в самые отдаленные уголки роа, и силы с каждым мгновением все больше наполняли молодого лорда нолдор. Создав в мыслях из этой любви огромное светящееся копье, он представил, как бросает его, целясь в голову Саурона, и прислужник Врага в самом деле зарычал от боли, рывком стащив шлем. Лицо его было искажено и обожжено.
Падший майя собрался и вновь обрушился на Тьелпэринквара — единственного, кто стоял теперь у него на пути. Тот вздрогнул, ощутив тяжесть почти физически, и обрушил любовь на своего противника мощным потоком, напоминающим лесной родник. Тот самый, из которого он часто любил пить совсем маленьким в жаркий полдень и который всегда придавал сил.
Подбежавшие целители попытались растормошить пятерых нолдор, что, ощутив силу Саурона, лежали на камнях, но у них ничего не получалось. Тогда они, подхватив их на руки, понесли своих новых подопечных в палатку. Остальные воины постепенно приходили в себя и теперь с тревогой наблюдали за поединком.
Словно два остро отточенных меча, тьма и свет скрестились в воздухе, разбрасывая в разные стороны сияющие искры ненависти и любви.
Тьелпэринквар был бледен, по лицу его, по вздувшимся от напряжения вискам, струился пот. Он тяжело опирался на меч, но все же стоял, напрягая все силы, на какие был способен. Все, что когда-либо жили в его роа и фэа.
«Ты слаб, — подумал Тьелпэ, когда Саурон обрушил на него новый удар своих искаженных, не несущих никакого созидательного начала, чувств. — Вся твоя сила — это слабость. Что ты можешь?»
Куруфинвион думал о тех, кто стоял теперь за его спиной, и силы вливались в истощенное роа живительным потоком. Казалось, он каждой клеточкой тела чувствует траву, шелестевшую в отдалении, настороженно сидевших на ветках птиц. И лисицу, что кралась под прикрытием кустарника.
«Ты слаб», — вновь подумал он, и в очередной раз направил в самое сердце падшего майи сияющее копье.
И тогда тот вздрогнул. По рядам и эльфов, и орков прокатился вздох. Нолдор натянули луки, изготовившись к атаке. А Саурон вдруг сделал шаг назад, за ним еще один, и вдруг развернулся и побежал назад, как показалось эльдар, в Ангамандо.
Ирчи завизжали, разбегаясь в разные стороны, а нолдор закричали, радостно вскинув руки.
— Не расслабляйтесь, — пробормотал тихо Тьелпэ.
Стоявший рядом нолдо повторил его команду уже во весь голос, и Куруфинвион тяжело прислонился к камням бойницы.
«Победа или передышка?» — подумал он.
Однако ответа пока не было.
— Дочка, я ухожу, — серьезно произнес Ородрет.
— Ты все же решил? — с грустью отозвалась Финдуилас.
— Да, — твердо ответил он. — Я не могу отсиживаться на острове, когда на севере идет война.
— Ты думаешь, аран не справится без тебя и наших воинов?
— Малышка, я не сомневаюсь в стойкости и мужестве нолдор Барад Эйтель, но и им может потребоваться помощь.
— Тогда дождись приказа Нолофинвэ.
— Не пытайся меня отговорить! Я все обдумал, — уже строже проговорил Артаресто. — И тебя, и твою маму будут охранять оставшиеся в крепости воины. Можешь не бояться.
— Я и не…
— Тш-ш-ш. Лучше обнимемся и простимся. На время.
Глоссерин и Финдуилас долго смотрели вслед уходившим отрядам, быстро переправлявшимся на берег.
— Он вернется, моя хорошая, я это знаю, — произнесла синдэ и обняла свою дочь.
* * *
— Как у вас дела? — тихо поинтересовался Тьелпэринквар, входя к целителям.
Неяркие светильники отбрасывали на стены неверные, колеблющиеся тени. Остро пахло травами. В дальнем, отгороженном ширмой углу кто-то в голос стонал.
— Плохо, лорд, — покачал головой Энвинион, самый опытный из лекарей.
Он обвел широким жестом пять стоящих в ряд лож с распростертыми на них дортонионскими воинами и тяжело вздохнул. Тьелпэ кивнул и, с печалью оглядев неподвижного Айвендила, присел на самый край:
— Что с ними?
— Дыхание Тьмы. Оно губит их. Мы прежде никогда ни с чем подобным не сталкивались, и я, право, не знаю, что еще можно сделать. Мы все перепробовали, спели все известные песни, и, верите, ничего не помогает!
Целитель с гневом посмотрел на ближайшую склянку, словно та лично была виновата в постигшей эльфа неудаче, и отбросил в сторону лист, который до сих пор держал в руках.
Куруфинвион вновь сосредоточенно кивнул и, подняв листок, задумчиво повертел его в руках:
— Что это?
— Ацелас, — охотно пояснил Энвинион. — Но и он тоже не желает исцелять. Их роар не повреждены, и это самое горькое. Им бы еще жить и жить! Однако фэар наших подопечных далеко и, кажется, уже не смогут вернуться. Мы зовем, но без всякого результата. Они уже у порога Намо, лорд.
Голос целителя дрогнул, плечи бессильно опустились, и душа Тьелпэ сжалась от пронзившей ее острой боли.
«Вот так, не приложив практически никаких усилий, Саурон лишил нас нескольких воинов, — с горечью подумал он. — Неужели в самом деле ничего нельзя сделать?»
Он обвел внимательным взглядом всех пятерых нолдор и, положив ладонь на лоб Айвендила, закрыл глаза.
— Я попытаюсь, — пояснил он вслух. — Еще раз. Хотя я и сам сейчас измотан поединком, но…
— Хорошо, лорд Тьелпэринквар, — согласился Энвинион. — Может быть…
Верный не договорил, но надежда в глазах сказала за него лучше всяких слов.
Неслышно приоткрылась дверь, и внутрь проскользнул юный эльда, пройдя сразу в отгороженный угол. Вскоре стон прекратился, и повисла напряженная, пропитанная ожиданием, тишина.
Куруфинвион тем временем поправил на пальце кольцо амулета и распахнул разум. Это было не осанвэ, а нечто совершенно иное, чему он пока не мог подобрать названия. Его мгновенно окружил густо-серый, непроглядный туман без малейших проблесков света, и в нем Тьелпэ принялся искать фэа того, кто сейчас лежал перед ним, готовясь навсегда покинуть пределы Эа.
«Айвендил!» — позвал он, и на миг ему показалось, что вдалеке ярко вспыхнула небольшая точка.
Тогда эльф нащупал в пустоте ниточку и пошел за ней, не переставая звать.
«Ты слышишь меня?!» — вновь спросил он.
И вдруг неожиданно для самого себя получил ответ:
«Да, государь! Я тут».
Айвендил стоял в сопровождении четырех товарищей у порога Чертогов Намо, и зов майяр, что слышали они, был властен и неумолим, подобно року. Он тянул их к себе, намереваясь поглотить, и у эльфов не было сил сопротивляться ему. Вдруг все изменилось.
— Что происходит? — спросил у Айвендила ближайший воин, стоявший во время появления Саурона неподалеку.
— Я слышу зов, — пояснил тот.
— Чей?
— Того, кому не могу не подчиняться.
Эльф оглянулся, и увидел вдалеке размытую фигуру сына Искусника. Голова Тьелпэринквара была окружена тонким золотым сиянием, отдаленно напоминавшим венец.
— Айвендил, — снова позвал его Куруфинвион. — Ты слышишь меня?
— Да.
— Иди за мной. Возвратись к жизни.
— Хорошо, государь. Я повинуюсь тебе.
Майяр Намо разъяренно зарычали, поняв, что добыча ускользает, но поделать уже ничего не могли. В далеком Белерианде, на границе Дортониона, Айвендил резко распахнул глаза, и Тьелпэ, все это время боровшийся за его жизнь, обессилено выдохнул и с легким недоумением огляделся.
— У вас получилось! — услышал он потрясенный и одновременно радостный голос Энвиниона.
— Ты молодец, — добавил Ангарато, пришедший во время лечения и до сих пор безмолвно взиравший на происходящее.
— Благодарю.
Тьелпэринквар кивнул и поднял с пола лист ацеласа. В памяти всплыли слова прадеда Финвэ о целебных свойствах этого растения.
— Дайте, пожалуйста, воды, — попросил он.
Целитель подал чашу, и Тьелпэ, растерев в руках листок, кинул его в воду. В воздухе поплыл чистый, сладкий аромат родника.
— Выпей, — поднес он получившийся напиток к губам Айвендила. — Это придаст тебе сил.
— Лорд Ангарато, — попросил Энвинион, — помогите нам. Еще четверо верных у порога Мандоса.
— Разумеется, сейчас, — согласился Арафинвион.
— Лорд Тьелпэринквар? — обернулся к Куруфинвиону целитель.
— Да, конечно, — согласился тот.
Убедившись, что с Айведилом уже все хорошо, Тьелпэ встал и подошел ко второму ложу.
— Как его зовут? — поинтересовался он.
Целитель ответил, и все повторилось: зов, возвращение, чаша напитка.
— Странно, — пробормотал Ангрод с недоумением, вставая. — У меня ничего не выходит.
— Почему? — удивился Куруфинвион.
— Не знаю. Я делаю то же, что и ты, и верный слышит меня, я это чувствую. И, тем не менее, он уходит. Попробуй сам.
Тьелпэринквар потер лоб и, убедившись, что второй верный действительно вернулся, занялся подопечным Ангарато.
Мгновения бежали, слагаясь в минуты, в часы. На бледном небосклоне уже загорелась пока еще неяркая розовая заря, когда измученный Куруфинвион, глотнув протянутого ему целителем мирувора, наконец встал и вытер холодный, липкий пот со лба и объявил:
— Все, больше они не торопятся в Чертоги.
Все пятеро нолдор, пострадавших во время нападения Саурона, вернулись в этот мир, послушавшись зова Тьелпэринквара.
— Теперь вам бы и самому отдохнуть, — напомнил целитель. — Да и ожоги перевязать заново стоит.
— Конечно, — не стал спорить тот.
— Я у тебя в долгу, — заметил Ангрод.
— Прекрати, — отмахнулся от него Тьелпэ. — Я же не мог бросить их там, у порога небытия.
Он без сил опустился на ближайший стул, и Энвинион, оживившись, принялся доставать бинты и мази. Куруфинвион сморщился, но предпочел не вступать в пререкания.
Ангрод задумчиво посмотрел на видневшийся кусочек неба и, закусив губу, спросил сам себя:
— И все же, хотел бы я знать, почему у меня ничего не получилось. Я ведь делал все то же самое.
Ответа он, разумеется, так и не получил, ведь никто его не знал. Пожав плечами, Арафинвион попрощался с Тьелпэ, пообещав заглянуть чуть позже, и отправился проверять посты.
* * *
— Почему до сих фэа Канафинвэ Фэанариона не предстала передо мной? — владыка Мандоса начинал гневаться, и в его обычно бесцветном голосе уже слышалась ярость.
— Просим простить нас, Мудрейший, — заговорил один из майар.
— Уповаем на вашу милость, — подержал его второй.
— Возможно, его фэа исцеляется сама, и нет необходимости…
— Это уже мне решать! — голос Намо разнесся по серому залу. — Вы упустили его, так найдите и приведите ко мне.
— Все исполним, владыка! — поклонившись, майар быстро покинули валу.
— Поищем в чертогах Финвэ? — предложил один наиболее вероятное место, где могла быть душа Макалаурэ.
— Конечно, — согласились его спутники.
— Только сразу захватим сеть, — уточнил второй.
— Думаешь, пригодится? — удивился первый.
— Сработала бы, — усомнился третий. — Он все же сын Пламенного.
— Но и на него же нашли управу! — возразил первый.
Остальные майар пристально посмотрели на него:
— Ты забыл, что ли, как мы потеряли эту фэа?!
Первый промолчал.
* * *
— Проклятый выродок Куруфинвэ! Ты еще пожалеешь о содеянном! — Саурон, отойдя на безопасное расстояние, тяжело привалился к камню. — Ты будешь захлебываться своей кровью, молить меня о пощаде, но я продолжу истязать твое жалкое тело!
Картины, представшие пред мысленным взором падшего майа, радовали и наполняли тьмой его сущность, а фану — силой.
«Тьелпэринквар корчится на дыбе, а он, великолепный Артано, приближается к нему с раскаленными щипцами… Или же цинично выливает воду прямо перед лицом Куруфинвиона, вздернутого на вывернутых руках к потолку. Или…» — жаркое пламя опалило майа, резко вернув его к реальности.
— Не бывать этому! — ощутил он нечто, похоже на осанвэ.
— Куруфинвэ? — удивился он.
— Фэанаро! Я всегда предпочитал зваться так, жалкий прислужник убийцы!
— Но как?
Лишь опаляющий смех послужил ему ответом, а вместо столь приятных глазу картин теперь почему-то представлялись нолдор с острыми мечами и пламенеющим взглядом. Желая поскорее прогнать наваждение, Саурон со злостью пнул подошедшего к нему с флягой орка и приказал:
— Шевелись, падаль! Нас ждут южные земли!
«С арафинвионовской мямлей я уж справлюсь», — решил он про себя.
* * *
— Молодец, Кано, ты понял основное, — похвалил Фэанаро. — Скоро попробуем с тобой заглянуть за край мира.
— Я очень жду этого, отец, — ответил он.
— Понимаю. Но учти — сразу не пытайся дотянуться до жены и братьев. Тебе предстоит научиться контролировать не только себя, но и потоки… — Фэанаро замолчал, стараясь описать то, чему невозможно было подобрать слова ни на одном из языков квенди, — … потоки мыслей Единого.
— Но разве можно их подчинить? — удивился Маглор.
— Нет. Лишь договориться.
Макалаурэ кивнул и отступил от отца, пропуская к нему подошедшую Мириэль.
— Аммэ, — тепло поприветствовал ее Фэанаро.
— Я пришла предупредить — мне не понравилось то, что несли по коридорам майар.
— Куда они направлялись?
— Сюда, к Финвэ. Он обещал их задержать, но ты же сам понимаешь…
— Неужели они прознали о наших планах?! — воскликнул Макалаурэ.
— Или же кто-то из них услышал твое пение, — предположила Мириэль, а после повернулась к сыну: — В любом случае, йондо, тебе бы сейчас уйти.
— Я не отдам им Кано!
— Но…
Громкий голос Финвэ, донесшийся из соседних палат, оборвал спор.
— По какому праву вы нарушаете мой покой?! Я желаю тишины и уединения!
— И потому прячешь одну из жен, сына и внука там?! — ответил один из вошедших и начал разворачивать сеть.
— Я требую объяснений! Сам владыка Намо говорил о необходимости покоя…
— Отойди с дороги, король, — зло произнес другой майа.
— Я когда-то уже слышал подобное. Давно. Еще при жизни. Но не задолго до того, как оказался здесь. Я не отступил тогда, не пропущу вас и сейчас!
Третий майа взмахнул рукой, и серые нити паутины опутали фэа Нолдорана. Свет, исходивший от души, померк, и лишь маленький тусклый огонек еще трепетал, не позволяя Финвэ оказаться за Гранью.
Времени, что выиграл король, хватило для того, чтобы вломившиеся в соседние палаты майар застали там лишь печальную фэа Мириэль.
— Где твой сын и внук? — рявкнул один из них.
— Это я вас должна спросить об этом! Вы не давали мне увидеться с моим Фэанаро! Вы потеряли душу Канафинвэ! А теперь напали на моего мужа! Какому владыке вы служите?! Отвечайте!
— Вы забыли, что находитесь в Чертогах Намо?
— Я ничего не забыла! Что вы сотворили с моим супругом, псы Мельк… Моринготто?! — Мириэль подлетела к фэа короля и замерла рядом.
— Мы никогда не служили…
— Что с Финвэ?! — появившаяся из коридора Индис замерла на пороге, а мгновение спустя оказалась рядом с ним.
— Это была вынужденная мера, — ответил один из майар.
— Но, кажется, мы перестарались, — тихо добавил другой.
— Не будем более беспокоить вас. Душам для исцеления нужна тишина, — заявил третий, и майар мгновенно исчезли, оставив фэар эльфиек рядом с почти угасшей душой их мужа.
* * *
Воины Барад Эйтель сдерживали противника, не давая тому проникнуть в южные земли. Нолдор Финдекано и отряды из Гондолина обороняли более северные крупные форты, расположенные западнее главного укрепления Хисиломэ. Бои продолжались, но ярость орков постепенно угасала, как таяло и их количество.
— Думаю, тебе стоит остаться здесь, а я со своими воинами отправлюсь к отцу, — задумчиво произнес Фингон.
— Почему не я? — спросил брат.
— Лучше знаю местность, — просто ответил старший.
Турукано несколько нервно передернул плечами, но согласился:
— Когда отправишься?
— Если обстановка не изменится и не поступит иных приказов, то через несколько дней, — решил, немного подумав, Финдекано.
Тем временем их младший брат за многие лиги от них продолжал метать во врагов камни, чьи запасы неумолимо таяли.
Орки, одно время почти побежавшие, вновь воспрянули, а настроение нолдор сделалось тягостным, словно одновременно они поняли, что обречены.
Нолофинвэ приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы его храбрые и верные воины продолжали сражаться.
— Все тщетно, — неожиданно произнес Аргон и сел на камни рядом с катапультой.
— Лорд, приближается балрог! Чем заряжать — камнем или водным снарядом?
— Чем хочешь, — бесцветно ответил тот и сам же удивился.
— Да что я говорю?! — Нолофинвион вскочил на ноги и, тряхнув голов, прокричал:
— Гаси его!
В рауко полетели один за другим некрупные шарики, чья пленка мгновенно плавилась при соприкосновении с горячим телом падшего майа, высвобождая воду.
— А теперь камни!
— Последние, лорд.
— Какие есть! Что стоим?!
— Все бессмысленно… мы проиграли… Намо, прими меня!
Нолдо рванул к краю стены, намереваясь спрыгнуть вниз.
— Стоять!!! Не сметь ослушиваться приказа!
Аракано в последний момент сбил воина с ног, но подходящий случай был упущен — рауко вышел из зоны действия катапульты.
«Что происходит?» — думал он, приводя в чувство нолдор, безвольно сидевших на камнях и не желавших что-либо делать. Он не знал, что в это же время его отец на другом краю крепости также пытается удержать воинов от странных и опрометчивых поступков.
Финголфин кричал, призывая лучников стрелять, но отряды тварей спокойно проходили на юг, пока Саурон сдерживал эльфов Барад Эйтель, более всего желая, измотав, уничтожить их короля.
* * *
Фэанаро летел, раздвигая нити мироздания, и ни на мгновение не выпускал из вида сына. Макалаурэ же в первый момент показалось, что это и есть завершение его существования, окончательное, бесповоротное, такое неуместное и такое очевидное.
Арда лежала перед их с отцом фэар, переливаясь разноцветными оттенками потоков. Светящееся серебро и золото сменялось фиолетовым, местами переходило в коричневый или мертвенно-серый. Лишь в одном месте Маглор обнаружил почти абсолютную черноту. Однако, приглядевшись, все же различил и там тонкие нити золота.
А еще Арда звучала. И пусть дивная мелодия порой прерывалась диссонансом, она была прекрасна.
— Это просто невероятно, атар! — мысленно обратился он к Фэанаро. — Я больше не могу молчать. Мир так прекрасен!
Макалаурэ запел, и голос его фэа поддержали все золотые потоки Арды. Они светились все ярче, мерцали и пульсировали, делая мелодию волшебной. Тонкие нити сплетались в сложнейшие узоры, в которых можно было различить и квенди, и олвар, и келвар, и даже горы, реки, моря и озера. Маглор пел, а его отец не давал фэа оступиться и провалиться за Грань.
Наконец, несколько особо ярких золотых потоков сплелись в подобие светящихся врат, украшенных дивным узором.
— У тебя получилось! — воскликнул Фэанаро. — Теперь ты в любой момент можешь как вернуться в Арду, так и попасть сюда, в ее изнанку. Ты только что выковал для себя путь, Макалаурэ.
— Тогда поспешим назад, — ответил Маглор. — Думаю, дедушке нужна помощь.
Фэанаро согласился, и в следующий миг золотые врата отворились, пропуская две пламенеющие фэар.
* * *
— Впереди несколько отрядов ирчей, лорд, — доложил разведчик Артаресто.
— Как далеко?
— Через несколько часов встретим их, если не изменим свой путь.
— Неподалеку есть овраг. Дадим им возможность переправиться и ударим, — приказал Ородрет.
Нолдор Минас Тирита поспешили вперед, чтобы занять наиболее удобную позицию.
Первые орки показались через полчаса. Злые и уставшие от переправы через глубокую расселину, они беспечно продолжили путь по тропе, держась как можно дальше от реки.
Ородрет подал знак, и часть воинов, оставаясь еще невидимыми для тварей, отсекла их от остального отряда.
Так повторилось несколько раз, однако больше дробить тварей на относительно небольшие группы Артаресто не стал, чтобы нолдор все же не оказались слишком далеко друг от друга.
Первыми в бой вступили лучники. Надежно скрытые ветвями деревьев, они пускали стрелы одну за другой. Твари закрутились, завизжали, схватились за ятаганы и принялись рубить все, что попадалось под их грязные лапы. На землю полетели тонкие молодые деревца, ветви их более старших сородичей, а также оказавшиеся в неудачном месте другие орки.
Паника все нарастала, и казалось, что эльфам даже не придется браться за мечи. Однако если с тварями, первыми преодолевшими овраг, удалось разделаться достаточно легко, то шедшие в середине более хитрые ирчи доставили воинам Минас Тирит немало проблем.
— Тесните их к реке! — скомандовал Ородрет, рассекая мечом еще одну тварь.
Орки орали, стараясь избежать и нолдорской стали, и воды. Те же, кто рискнул обрести спасение в водах Сириона, скоро поплатились за свое неосмотрительные решение. Река подводным течением быстро затянула тяжелые туши на глубину, утопив противных ей тварей.
— Стойте! — раздалось на другой стороне оврага. — Живо на варгов! Шевелись!
Орки нехотя подчинились, не понимая, почему должны спускаться верхом на зверях.
— Куда поперлись, остолопы?! — рявкнул командир. — Объезжаем овраг, и быстро! Остроухие скоро добьют тех недоумков. Шевелись!
Повторять приказ дважды на этот раз не пришлось — встречаться с эльфийской сталью никто из ирчей не хотел. Впрочем, завоевывать крепость на острове тоже, но владыка обещал много вкусной еды дома, а особо отличившимся — баб, да не орчих, а пленных человечек, а то и вовсе эльфиек. О том, что он сотворит с выжившими в случае провала, ирчи предпочитали не думать.
— Живых не обнаружено, лорд, — доложил один из верных. — Все твари уничтожены.
— Хорошо, — устало проговорил Артаресто, очищая свой меч от черной крови. — Созови всех командиров, я должен знать о наших потерях.
Воин кивнул и оставил лорда одного.
Свой путь нолдор продолжили лишь на следующий день — надлежало похоронить павших, помочь раненым и дать возможность отдохнуть всем воинам.
Дальнейшая дорога прошла спокойно. Однако Ородрет торопился — некое недоброе предчувствие одолевало его.
— Тварей нигде нет, лорд, — начал верный. — Значит, Барад Эйтель держится.
Артаресто кивнул и одновременно нахмурился:
— Но все же мы должны успеть выйти в проход Эред Ветрин прежде, чем ладья Ариэн скроется на западе. Если я ошибаюсь, то мы просто быстрее встретимся с родичами, если же нет…
— Я вас понял, лорд. Это последний привал. Дальше двигаемся до нашей конечной цели.
— Именно так.
Сумерки опускались на землю, пряча горы уродливых тел, превращая их в подобия валунов и обломков скал. На стенах Барад Эйтель царила непривычная тишина. Лишь рядом с Нолофинвэ и его младшим сыном еще бурлила жизнь.
Саурон же ликовал — осадные башни стояли почти вплотную к стенам. Еще немного, и крепость будет его.
— Что же тут происходит? — воскликнул Ородрет, увидев войско тьмы, почти беспрепятственно продвигавшееся к воротам. — Почему бездействуют нолдор? Где Нолофинвэ?! Неужели… неужели никого не осталось?!
Словно в опровержение его слов и мыслей по проходу разнесся звук боевого рога Финдекано. Он отражался от скал, усиливаясь и многократно повторяясь.
— Вперед, воины Минас Тирит! Сметем тварей!
Он тоже протрубил в рог, подавая сигнал своим командирам и надеясь на то, что его услышит и кузен. Вместе же они смогут если не разгромить войско, то хотя бы надолго задержать его. И каково же было его удивление, когда с востока откликнулся еще один рог — воины Химлада тоже пришли на помощь.
— Здравствуйте, мастер Рамиэль, — Алкариэль перешагнула порог Палаты Исцеления и вежливо склонила голову перед высоким эльфом, в серьезных, даже строгих глазах которого сиял свет Амана.
Нолдо отложил в сторону пестик со ступкой и встал ей навстречу:
— Ясного дня, госпожа.
— Как продвигается выздоровление раненых?
На отполированных до блеска дубовых досках пола сверкали золотистые блики. Горько пахло травами и мазями. В дальнем углу сидела юная эллет и сосредоточенно скатывала в рулончик длинные, узкие полоски ткани. Леди кивнула ей в знак приветствия, и дева, зардевшись, поспешила ответить тем же.
Рамиэль сделал широкий приглашающий жест, и Алкариэль прошла вслед за ним в соседнюю комнату. Там, на стоящих в ряд кроватях, лежали те, кто пострадал во время боя сильнее всего и до сих пор не вернулся в свои покои, к родным и близким. Целитель пояснил:
— Осталось всего десять нолдор на нашем попечении. Остальные либо полностью исцелились, либо еще приходят каждый день на осмотр.
Леди кивнула и, остановившись у первого ложа, всмотрелась в лицо. Совсем юный эльф, на вид не старше пятидесяти лет.
«Должно быть, из тех, что родились уже в Белерианде», — догадалась она.
— Его привезли из форта в горах, он встретил вместе с вашим супругом первый удар, однако получил удар палицей. Грудная клетка оказалась проломлена, он чуть не захлебнулся собственной кровью. А еще повреждено бедро. Мы его собрали буквально по частям, однако встать он сможет еще не скоро. И я не уверен, что не останется хромота. Говорить мы ему пока запрещаем.
Алкариэль с печалью вздохнула и покачала головой. Осунувшийся, бледный верный взволнованно смотрел, ожидая, что скажет госпожа.
— Такие тяжелые потери в этом бою, — проговорила она и, посмотрев на юного эльда, улыбнулась, — но дрался ты мужественно. Когда поправишься, возьми себе любого жеребенка из конюшен, чтобы передвигаться по-прежнему быстро.
В глазах верного затеплилась благодарность, а леди, пожелав скорейшего выздоровления, попрощалась и перешла к ложу следующего раненого.
— Он все еще без сознания, — пояснил Рамиэль. — Травма головы была сильной, однако мы надеемся на лучшее. Во всяком случае, его фэа не спешит отправляться в Чертоги Намо.
— Его тут, вероятно, что-то держит? — догадалась Алкариэль.
— Да, — подтвердил целитель. — Невеста приходит каждый день.
— Ты ведь не оставишь ее? — леди села осторожно на самый краешек и наклонилась к уху нолдо. — Ты нужен и своей мелиссэ, и Вратам. Враг еще не побежден. Поправляйся скорее.
Длинная, узкая полоска света ползла по полу, сияние Анара становилось все гуще и скоро стало золотисто-медовым. Алкариэль, уже собираясь покидать палаты, остановилась на пороге и спросила:
— Мастер Рамиэль, вам нужна какая-нибудь помощь?
— Благодарю, — склонил голову тот, — но нет, не надо. У нас все есть — и травы, и мази.
— Если что-то понадобится, сразу говорите.
— Непременно, госпожа.
Алкариэль распрощалась с целителем и вышла во двор. Там, стоя в отдалении под старой яблоней, ее уже ожидал Вайвион.
— Гонец готов и ждет вашего приказа, — доложил он.
— Отлично, — обрадовалась она и достала из кармана плаща сюрко конверт. — Пусть он отправляется в Ломинорэ и передаст это письмо леди Армидель. Она родилась и выросла в смертных землях, и, разумеется, знает, как делать плащи, позволяющие эльфам оставаться незаметными, что бы их не окружало. Такие, как у леди Тэльмы.
— Вы хотите попросить их для воинов Врат? — догадался Вайвион.
— Верно. Но немного, всего полторы или две дюжины для наших разведчиков. Они пригодятся им, чтобы действовать на территории противника.
— Вы собираетесь их послать в Ангамадо?
Заметив в глазах верного волнение, Алкариэль улыбнулась:
— Не волнуйтесь, Вайвэ, я не дам им непосильного поручения. Мне, как и вам, важна жизнь каждого эльда. И я стремлюсь их сохранить. Именно поэтому гонец и отправляется к супруге принца Финдекано.
— Я понял вас, госпожа. Все будет исполнено в точности.
— Благодарю вас.
Верный ушел, а леди еще некоторое время стояла, задумчиво глядя на постепенно темнеющее небо. Снова вспомнилось прощание с мужем, и в сердце защемило. Тяжело вздохнув, Алкариэль направилась по дорожке туда, где стояла усыпальница. По-прежнему цвели симбельмини, и эллет, сев на траву, прислонилась головой к холму на могиле мужа и закрыла глаза.
Перед внутренним взором ее вставали их с Макалаурэ многочисленные прогулки, в ушах звучал его голос, и она сама не заметила, как задремала.
Ее фэа окутало густым золотым светом, и неожиданно стало так легко и свободно. Ей вдруг почудилось, что она отчетливо слышит голос супруга. Он пел нечто нежное, задумчиво-светлое. Она не видела его, но чувство любви и покоя невозможно было ни с чем перепутать.
«Мелиссэ, — слова любимого прозвучали совсем рядом, и душа ее рванулась к нему навстречу. — Я думаю о тебе».
— И я, мельдо!
— Знаю, родная… Крепись. Прости, что оставил совсем одну. Я вернусь сразу же, как только смогу. Ты нолдиэ, не забывай этого никогда. Люблю тебя.
Его голос постепенно становился все тише, словно отдаляясь, однако Алкариэль успела прокричать вслед:
— Я тоже тебя люблю!»
Она рывком проснулась в крепости Врат, а рядом все так же цвели симбельмини.
* * *
— Идиот! Тупоголовый кретин! — падший вала распахнул глаза и в ярости ударил по подлокотникам трона. Металл низко и глухо застонал, а эхо несколько раз отразилось от стен и потолка зала. Стражи испуганно замерли и втянули головы в плечи.
«Покрасоваться решил?! Песенками разделаться с нолдор?! Дубина безмозглая! Ничего нельзя поручить… придется делать все самому», — Моргот злился, медленно, словно лениво, но в то же время грозно поднимаясь с трона.
— Что замерли? — рявкнул он на стражей. — Где мои доспехи?
— Повелитель! Сию минуту будут здесь, — пролепетал один.
— Владыка, не извольте гневаться, не догадались. Просим простить нас, скудоумных, — склоняясь почти до земли, произнес второй.
Падший вала неспешно облачился в черный доспех. Шлем, напоминавший своими шипами пики Тангородрима, ему подал один из майар, исполнявший обязанность оруженосца.
— Повелитель, — произнес он, когда вала уже потянулся к Гронду. — Ваша корона…
Он запнулся, не зная, как безопаснее для себя узнать, стоит ли подать ее, или же он лишится рук, как только протянет их к величайшей драгоценности Ангамандо.
— Оставлю здесь, — ответил Моргот. — Надеюсь, вам хватит ума не прикасаться к ней.
— И в мыслях не было, владыка! — быстро ответил майа.
Моргот лишь усмехнулся и направился вниз, к вратам.
Черные створки распахнулись, пропуская властелина тьмы. Отряды орков, ожидавшие своего господина, двинулись следом.
«Там достаточно падали, — подумал он, глядя на свое войско. — Впрочем, Майрон выведет новых. Пусть догоняют. Ждать их я точно не намерен».
* * *
— Вперед! Окружить их! — крикнул Эрейнион.
Увидев открывшиеся ворота Бритомбара, Тхурингветиль заверещала столь пронзительно, что у эльфов невольно заложило уши. Варги зарычали и, подчиняясь ее приказу, сорвались с места. Из оскаленных, смердящих пастей их капала густая слюна.
— Поднять мост! — скомандовал стоявший на стене Кирдан Корабел, и стражи торопливо налегли на ворот механизма.
Широкое небо над лесами и полем было закрыто густыми серыми облаками, однако вдалеке, у самого горизонта, уже сияли золотые лучи, отражаясь в синеве моря. Квенди разделились, заходя слева и справа и пытаясь взять тварей в кольцо. Падшие майяр, с недавних пор утратившие летучесть, пытались командовать, однако варги плохо им подчинялись, бросаясь то на одного, то на другого эльфа. Тхурингветиль скалила отвратительные кривые зубы, и Эрейниону было понятно, что она злится.
Владыка Кирдан поднял руку, давая знак, и воздух расчертили выпущенные из баллист копья. Следом лучники дали несколько залпов стрелами, и раненые твари завыли от боли.
— Бейте их! — Эрейнион выхватил меч и шепнул Йулу: — Давай, малыш, затопчем с тобой эту гадину!
Молодой аманский конь гневно ударил копытом и развернулся безошибочно в сторону Тхурингветиль. В глазах прислужницы Врага горела темная ненависть, которая, казалось, способна была сжечь дотла. Она кинулась к сыну Финдекано, стремясь разорвать его острыми, словно отточенные лезвия ножей, когтями, однако тот в последний момент успел увернуться и, не глядя, полоснул воздух, не задев твари.
За его спиной между тем разгоралась битва с варгами. Острад на ходу вспорол горло одному из них и огляделся, высматривая, не пытается ли кто-нибудь подкрасться к воинам сзади. Не обнаружив таковых, наметил себе ближайшего противника и полоснул его по отвратительной морде.
Темная кровь хлестала из отверстых ран во все стороны, стекала на землю, превращая ее в грязное, вонючее месиво, истоптанное копытами коней и лапами тварей.
Тем временем молодого воина из числа фалатрим падшие майяр схватили за волосы и стащили вниз. Эрейнион, увидев это, громко выругался:
— Говорил же им заплестись! Рыбьи дети!
Тхурингветиль довольно захохотала, однако конь, не желая, должно быть, терять своего друга, встал на дыбы и с размаху ударил копытами твари в лоб. Тем временем подоспевший Острад пронзил волка мечом. Не пострадавший эльф вновь вернулся в бой, однако по выражению лица старшего товарища сын Финдекано понял, сколь многое тот по окончании сражения выскажет подчиненным.
Тхурингветиль одновременно пыталась достать Эрейниона и командовать варгами, которых уже теснили нолдор. Распоротые туши с выпущенными кишками и отрубленными конечностями валялись под ногами, скаля мертвые клыки, однако умные кони эльфов легко преодолевали препятствия.
Эрейнион в очередной раз увернулся от когтей подошедшей близко Тхури и полоснул кинжалом, зажатым в левой руке. Ее пальцы полетели в сторону, и летучая мышь закричала от боли.
— Получай, помойная крыса! — с чувством крикнул сын Финдекано и, плюнув прислужнице Моргота в лицо, одним широким движением снес ей голову. Йул гневно заржал и мощным ударом отбросил оную сразу на несколько локтей вперед. Туша майэ тяжело повалилась на землю, а нолдор, воспользовавшись возникшей в рядах противника паникой, принялись добивать врагов. Кольцо воинов, окруживших тварей, с каждой минутой все больше сужалось, и скоро из отряда, пришедшего под стены Бритомбара и напавших на атани, не осталось в живых никого.
Воины, дежурившие у бойниц, радостно закричали, а Эрейнион, оглядев тушу Тхурингветиль, сказал задумчиво Остраду:
— Знаешь, я бы, пожалуй, сжег ее голову. Кто знает, на что способны прислужники Врага.
— Согласен, — ответил тот и, спрыгнув, брезгливо поднял ее.
Нолдор быстро добили тех, кто еще шевелился, и Гил-Галад скомандовал:
— Возвращаемся в город!
Ворота гостеприимно распахнулись, пропуская отряд, и сразу закрылись. А вниз уже спешил Владыка Кирдан, чтобы поздравить победителей.
* * *
— Артано! Вот оно что, — проговорил Куруфин, узнав бывшего ученика и майа Аулэ.
Тем временем нолдор Минас-Тирит, так удачно подошедшие с юга, уже начинали теснить орков, прорвавшихся в проход Эред Ветрин. Рог Финдекано, впервые донесшийся с севера, теперь слышался все ближе, а воины Барад Эйтель постепенно пробуждались от колдовского сна.
Лучники осыпали стрелами и без того изрядно поредевшее войско врага. Канаты, по которым ирчи намеревались забраться в крепость, мертвыми змеями валялись на земле у стен, осадные башни опустели, а одна была сильно разрушена камнями.
«Пора!» — решил Финголфин и отдал приказ распахнуть ворота, чтобы в следующий миг вылететь во главе конницы.
Саурон, оценив обстановку, попятился, желая как можно скорее скрыться от нолдор, однако путь на север ему преградили воины Химлада. Искать же спасения на юге было определенно невозможно — вопли орков красноречиво говорили об этом.
— Куруфинвэ, какая встреча! — приторно-ласково проговорил Майрон, оказавшись перед Искусником. — Ты пришел спасти меня от страшной участи. Я премного благодарен тебе и твоим воинам.
— Что ты несешь, жалкий слуга Моринготто?! От кого я должен тебя спасать? — ответил нолдо и шагнул вперед.
— От того, кто обманом заманил меня в обитель тьмы, кто принуждал меня творить жуткие вещи, кто послал меня сюда на смерть, — Саурон сделал несчастное, полное страданий лицо и вновь заглянул в глаза Фэанариону, стараясь незаметно того околдовать.
— Нет тебе ни веры, ни пощады, — жестко проговорил он. — Я знаю, что ты делал с моим братом. И не говори, что тебя заставляли истязать его!
Меч выскользнул из ножен.
— Пощади! Хочешь, я буду служить теперь тебе? Я могу научить многому…
Рука Искусника занесла меч. Резкий порыв ледяного северного ветра швырнул многих нолдор на землю. Налетевшие тучи и клубы дыма скрыли Анар, и тьма почти полностью скрыла грозную фигуру валы.
— Идиот! Ничего поручить нельзя! Ты умудрился проиграть там, где победу одержал бы даже самый пустоголовый орк! — ругался Моргот, раскидывая Грондом и эльфов, и зазевавшихся ирчей.
— Пшел! — рявкнул он и толкнул майа в сторону Ангамандо. — Ты еще многое мне должен.
Куруфин тяжело поднялся на ноги, пытаясь понять, что же произошло. Его воины сражались с налетевшими тварями, Саурон исчез, а вместо него теперь возвышался он — падший вала.
— Убийца! — закричал Искусник и кинулся на Врага.
Взгляд Моргота, казалось, жег его изнутри. Он словно менял, искажал саму кровь, что бежала по жилам. Или же так только показало нолдо.
Вала взмахнул Грондом, заставив своего противника отпрыгнуть. Он бил молотом и хохотал, а едкий огонь все больнее жег Куруфина, будя в нем недобрые чувства.
Наконец Морготу удалось сбить его с ног. Искусник перехватил меч, чтобы в последний момент все же достать Врага, однако тот не спешил с ударом.
— Торопишься к моему братцу? — усмехнулся он. — Не сегодня. Я вижу кое-кого поинтереснее тебя, неудавшаяся копия папаши!
Искусник выхватил кинжал и метнул его в Моргота. Нолдорская сталь стукнула о шлем, но нашла лазейку и оцарапала щеку Врага.
— Ты пожалеешь об этом! И очень скоро, — ядовито произнес вала и развернулся в сторону, откуда доносился рог Нолофинвэ.
Конница Барад Эйтель смела бОльшую часть войска тьмы. Несмотря на крайнюю усталость, Финголфин без жалости разил тварей, стремясь очистить от них свои земли.
Эльфов было много, и рисковать фаной Моринготто не желал. Однако и покинуть поле боя, не достигнув почти ничего, он совершенно не хотел.
«Что ж, нолдор дорого заплатят за свое упрямство», — подумал он, отыскивая взглядом короля.
Финголфин, увидев убийцу отца, устремился к нему, желая отомстить.
— Нолофинвэ, какая встреча! — Гронд описал дугу, расчищая путь своему хозяину. — Неужели не рад мне?
— Ты заплатишь за смерть Финвэ своей жалкой жизнью!
— А, может, это ты скоро встретишь своего папочку? И братца заодно! — расхохотался Моргот.
— Даже если и так, я все равно успею достать тебя, повелитель рабов! — ответил Финголфин, нанося очередной удар.
Когда же его меч проскрежетал по черному доспеху, оставляя болезненные следы на фане, Моринготто разъяренно рявкнул:
— Надоело! Поигрался? Хватит!
Он занес Гронд, но в последний момент передумал: «Так будет даже интересней». Вместо тяжелого молота на Нолофинвэ, как впрочем и на все поле, опустилась тьма. Только у Нолдорана она опутала фэа, сплелась вокруг липким темным коконом и вытянула ее из роа. Путь в изнанку ей указал падший вала.
Когда вернулся свет, нолдор в ужасе увидели короля, неподвижно лежавшего на земле. Нолофинвэ продолжал сжимать меч, но ран на его теле не было, как впрочем не было в нем и жизни.
Подошедшие отряды Финдекано первыми узнали горестную весть.
— Отец! — Фингон рухнул на колени рядом с ним.
Несколько воинов с поникшими взглядами встали чуть поодаль, не желая мешать старшему сыну Нолдорана, но охраняя его, остальные же продолжали сражаться.
Вдруг принц вскинул голову и радостно произнес:
— Он жив! Он дышит. Я чувствую. Быстрее, отнесите его целителям!
Торопить нолдор не имело смысла — они готовы были сделать все для своего короля.
* * *
— Лорд Тьелпэринквар, еще совсем немного, и ваши ожоги полностью заживут, — мастер Энвинион широко улыбнулся и закрепил повязку.
— Благодарю вас, — ответил тот, — от всей души.
Лекарь кивнул и, поднявшись, подошел к столу. Бросив в уже готовый отвар щепоть остро пахнущих трав, он перемешал все деревянной палочкой и протянул своему подопечному:
— Вот, выпейте. Он снимет оставшуюся боль и придаст вам сил.
За окошком сквозь густую пелену облаков пробивался прозрачный золотисто-розовый свет. Перекликались на постах дозорные, слышалось ржание коней и успокаивающий звон оружия.
— Спокойного вам дежурства, — попрощался с целителем Тьелпэ и, встав, направился к выходу.
Остановившись на пороге, он прислушался к собственным ощущениям и вновь, уже в который раз, попытался прощупать окружавшие его олвар с помощью осанвэ.
«Бесполезно, — понял он и удрученно покачал головой. — Вероятно, должно пройти время».
Ни тока воды внутри деревьев и трав, ни настороженных мыслей мышей-полевок и птиц — ничего, что сопровождало его с самого рождения и было частью существа.
«Похоже, поединок с Майроном выпил все силы без остатка».
Сам себе теперь Тьелпэ напоминал пустой колодец, глубокий и гулкий, отзывающийся эхом, если наклониться и крикнуть в него. Однако предаваться унынию было некогда.
Обойдя посты, он накинул на плечи куртку и отправился по тропинке вглубь крепости. Там, позади конюшен и оружейных складов, в прежние мирные годы стражи границ посадили несколько яблонь, теперь разросшихся и ставших почти полноценным садом. В последние дни Куруфинвион чувствовал себя там особенно уютно и спокойно.
Присев на скамейку, он стал любоваться, как закат отражается в облаках, как вдруг услышал невдалеке тоненький сдавленный писк, тревожный и полный надежды одновременно. Встрепенувшись, эльф огляделся и пошел на голос. Пройдя несколько шагов, он увидел сидящую в траве овсянку, нахохлившуюся и мокрую.
«Между тем, дождя не было, — сообразил Тьелпэ. — Неужели попала в реку или ров?»
Наклонившись, он протянул руку, и овсяночка с готовностью запрыгнула в ладонь эльфа. Поднеся ее к груди, Тьелпэ спросил на языке птиц:
— Как же ты попала сюда на границу, маленькая?
Приглядевшись, он понял, что одно ее крыло было сломано, а это значит, что часть пути пернатая преодолела пешком. Горестно чирикнув, малышка защебетала и принялась с готовностью жаловаться нолдо на судьбу: как она летела, выискивая в траве вкусные злаки, как сзади незаметно подкралась тьма, как грубые громкие твари оглушили ее, наступив на крыло чем-то тяжелым. Потом завязалась драка, и маленькая птичка смогла уползти в укрытие. Она догадалась, однако, что может вскоре погибнуть, и отправилась искать тех, кто всегда помогал келвар — эльфов. Она шла, с трудом преодолевая канавы и ручьи, прежде не представлявшие для нее препятствия. Скоро боль и голод привели ее на заставу. Она проскочила в ворота, однако на маленькую овсяночку воины, занятые важными делами, долго не обращали внимания, и малышка почти отчаялась.
— Бедная, — прошептал Тьелпэ и осторожно погладил пернатую по крылу. — Пойдем, отнесу тебя целителям.
Овсяночка счастливо прощебетала что-то и поудобнее устроилась на ладони, а Тьелпэринквар вновь направился к Энвиниону. Пошарив рукой в кармане, он нашел там немного раскрошившегося лембаса и высыпал на ладонь птичке. Та его радостно склевала.
— Мастер, — позвал он старшего лекаря, — я к вам с новым подопечным.
Если эльф и удивился, то виду не подал. Внимательно выслушав грустную историю, он осмотрел овсянку и достал с полки небольшой флакон. Налив несколько капель прозрачной жидкости в блюдце, он принялся уговаривать птицу выпить. Та после недолгого колебания подчинилась.
— Ну вот, — вздохнул с облегчением Энвинион, — скоро она уснет, и я смогу заняться крылом. Идите отдыхайте, лорд Тьелпэринквар, и ни о чем не переживайте — мы сможем вернуть ему прежнюю подвижность.
— Благодарю вас, — улыбнулся нолдо. — Вы позволите ее навестить?
— Разумеется. Приходите утром.
— Хорошо.
Куруфинвион вновь попрощался с целителем и покинул покои. История птицы, простая и незатейливая, непонятно отчего внушила ему надежду.
«Быть может, — подумал он с удовольствием, глядя на закат, — то, что ей, несмотря ни на что, удалось спастись и добраться до помощи, можно счесть добрым знаком».
* * *
— Синдар растеряны, командир, — доложил Маблунгу вернувшийся из Менегрота разведчик. — Чары спадают, и они… не знают, как дальше жить.
— Раньше думать надо было! Когда хватались за луки и мечи, — сурово ответил он.
— Они не виноваты…
— Это мы уже обсуждали, — оборвал воина Маблунг. — Ни ты, ни я почему-то не захотели убивать нолдор. А если кого из наших и посетило это странное желание, то они сумели его подавить, — строго произнес командир приграничной стражи.
Синда промолчал, но склонил голову в знак согласия.
— Лютиэн не нашли?
— Нет. Принцесса пропала.
— Наверное, уже на полпути в Ангбанд.
— Не надо так! А впрочем…
— А впрочем, нам надо уговорить Келеборна — Дориат не должен остаться без владыки, — подытожил Маблунг.
Дни сменялись днями, и жизнь в некогда закрытом для всех королевстве начала постепенно налаживаться. Не без помощи нолдор постепенно восстановили разрушенное, организовали усиленный дозор за границами, более не укрытыми Завесой, расправились с вновь давшими о себе знать пауками. Лишь один вопрос оставался нерешенным — короля в Дориате по-прежнему не было.
Келеборн однозначно отказался от короны, не желая быть навсегда привязанным к этим землям.
— Я как никогда раньше хочу увидеть иные земли Белерианда, — объяснял он. — Может, когда Враг будет повержен, мы с супругой и решим надолго обосноваться где-либо, однако примем власть лишь над теми землями и теми квенди, которые пожелают пойти за нами.
Финрод, как родич Тингола, также отказался принять корону, — он не соглашался оставлять Нарготронд. Фелагунд охотно помогал синдар, правда пока больше советом, нежели делом, так как еще не до конца еще исцелился от ран.
Наконец было решено собраться в тронном зале и выбрать короля. Все советники, мастера, охотники, воины и даже менестрели пришли сказать свое слово.
Корона, некогда принадлежавшая Эльвэ, лежала на пустом троне.
— Красивый венец, — произнес Келегорм и подошел ближе. Он осторожно взял его в руки и, немного покрутив, придирчиво осмотрел работу лучших ювелиров синдар. — Неплохо, очень неплохо, — задумчиво сказал он и вдруг надел корону себе на голову.
— Финде, что скажешь? Как смотрится? — усмехнулся Охотник.
Финдарато напряженно замер, ожидая бурной реакции синдар, и вместе с Хуаном с недоумением посмотрел на Турко.
— Ты что творишь? — гневно прошептала Галадриэль.
Тьелкормо легко рассмеялся и, сняв с себя венец, возложил его на лохматую голову волкодава.
— Пусть победивший зло определит достойного, — произнес он.
— Турко, — только и смог выговорить Финрод, глядя на коронованного Хуана.
Однако пес оставался серьезным. Внимательно осмотрев собравшихся, он потрусил к Ороферу. Впрочем, в последний момент он изменил свое решение и склонил голову перед его юным сыном, протягивая тому венец.
Синдар от неожиданности охнули, а Финрод громко и торжественно спросил:
— Готовы ли вы, жители Дориата, признать Трандуила Орофериона своим королем?
Эльфы разделились во мнении, однако большинство поддержало выбор Хуана.
— А меня спросить не желают? — проговорил изумленный синда.
— Еще чего! — весело усмехнулся довольный таким исходом Келеборн. — Привыкай… те, владыка!
На чистом, ясном, без единого облачка небе всходила яркая золотая заря. Анар сиял, играя лучами, и эльфы, несшие дозор на укреплениях, любовались этим восхитительным зрелищем, от которого уже успели отвыкнуть. Тьелпэринквар и сам застыл посреди двора, словно ребенок, впервые в жизни увидевший чудо. Поймав себя на этой мысли, он светло улыбнулся и тряхнул головой.
Прохладный утренний ветерок забирался за ворот, и Тьелпэ плотнее закутался в плащ. Пахло медом и свежескошенной для лошадей травой, и фэа, казалось, тихонечко пела, наполняясь силой. Капельки росы поблескивали на сапогах, и нолдо, присев на корточки, смочил ладони и с удовольствием умылся. Однако времени все же терять не хотелось — впереди ждало множество хлопот, скоро должны были вернуться из дозора разведчики, а он еще намеревался проведать раненых. Пружинисто вскочив на ноги, Куруфинвион постарался выкинуть приятные, но столь неуместные мысли из головы и, уже не задерживаясь, направился прямиком в Палаты Исцеления.
— Ясного утра всем, — поздоровался он, переступая порог.
Эльфа сразу же окутало тонкое благоухание трав. Вдруг показалось, что он стоит не на границе Дортониона и выжженных темным огнем земель, а посреди бескрайних полей Амана.
— Айя, лорд Тьелпэринквар, — ответили в один голос привставший на ложе Айвендил и юный адан, которого Куруфинвион несколько раз мельком видел на стенах и в числе сражавшихся.
Нолдо вновь улыбнулся в ответ, и дортонионец поспешил представить своего товарища:
— Это Хундад, сын Хундара.
— Рад знакомству, — откликнулся Тьелпэ искренне.
— Я тоже, лорд!
В глазах смертного юноши сиял восторг столь сильный и искренний, что Куруфинвион, не удержавшись, посмотрел вопросительно.
— Это ведь вы сделали тот зеленый камень? — спросил Хундад, верно поняв намек.
— Лишь фигуру в нем, — пояснил мастер, догадавшись, о чем идет речь.
— Ту самую, что исцелила моего деда. Именно это я и имел в виду.
— Как он себя чувствует? — поинтересовался Тьелпэринквар. Хотя Халмира он никогда в своей жизни не видел, однако, сознавая собственную причастность к его судьбе, не мог не спросить.
— Благодарю вас, лорд, просто отлично! Рука с тех пор неизменно служит ему, хотя он некоторое время невольно опасался, что болезнь может вернуться, и даже переселился поближе к Аглону и камню.
— Хорошие вести. Благодарю.
Хундад с почтением отступил на шаг, давая возможность Тьелпэ поприветствовать Айвендила.
— Как ты себя чувствуешь? — с участием спросил тот дортонионца.
— Гораздо лучше. Целители говорят, что скоро отпустят меня.
Тьелпэринквар присел на стоявший поблизости стул и сделал Хундаду приглашающий жест. Тот охотно устроился на краешек ложа, и завязалась беседа. Тьелпэринквар расспрашивал обоих дортонионцев об охоте и местных лесах, те с удовольствием отвечали, и никто из них не услышал, как вошел Энвинион. Увидев целителя, Тьелпэ поднялся, однако тот в ответ лишь махнул рукой:
— Сегодня я не буду мучить вас, лорд. Завтра я еще раз вас осмотрю, однако, думаю, вы больше не нуждаетесь в нашей помощи.
— Рад слышать это. Как моя маленькая подопечная?
— Овсяночка? — улыбнулся целитель.
— Да.
— Отдыхает. Крыло мы смогли собрать, и скоро, думаю, она полетит. Хотите повидать ее?
— С удовольствием!
Энвинион пригласил Куруфинвиона в соседнюю комнату, и тот, кивнув на прощание Айвендилу и Хундаду, прошел вслед за целителем. Там, посреди стола, на мягкой подушке, греясь в лучах света, спала малышка-пичуга, которую эльф подобрал совсем недавно несчастной и мокрой. Почувствовав, должно быть, их приближение, птичка открыла глаза и, увидев Тьелпэ, радостно защебетала. Тьелпэринквар протянул руку, и овсяночка запрыгнула ему прямо в ладонь. На своем языке она принялась рассказывать, как хорошо она теперь себя чувствует, как ей тепло, как вкусно кормят, а крылышко почти совсем уже не болит. Тьелпэ слушал и чувствовал, как от этого рассказа опустошенная недавним поединком фэа наполняется силой.
— Я вижу, вы теперь действительно почти совсем здоровы, — серьезно заметил Энвинион.
Тьелпэ ничего не ответил, лишь кивнул и широко, от всей души, улыбнулся.
* * *
Тьма отступала, и Аракано наконец смог оглядеться. Туши убитых орков громоздились повсюду, а остатки вражеского войска в панике разбегались, ища укрытия. Нолдор повсюду преследовали и добивали тварей, посмевших осквернить их земли.
Аргон выслал коня вперед, выбрав себе целью пару варгов. Волки Ангбанда бродили по полю, безошибочно находя раненых эльфов, и принимались пожирать их. Однако бесчинства псов Моргота вскоре были оборваны несколькими точными взмахами меча и ударами копыт. Следом за варгами на землю рухнул один неосторожный орк. И еще один. И еще. Аракано преследовал тварей и одновременно выискивал глазами отца и брата, чей рог не раз слышал во время боя.
Наконец, впереди, на северо-востоке от крепости, он заметил знакомые знамена.
«Доложу обстановку и вызовусь проверять окрестности. Небольшого отряда мне хватит», — подумал он, не забывая впрочем смотреть по сторонам и порой обрушивать свой гнев и меч на зазевавшихся тварей.
Аракано уже собирался окликнуть собравшихся в кольцо воинов, как те расступились, пропуская…
«Этого не может быть! Отец!!!» — фэа Аргона заметалась, и он потянулся осанвэ к Нолофинвэ. Ледяная тишина была ему ответом.
— Нет! Ненавижу!!! Моргот, будь ты проклят! — с искаженным от боли лицом прокричал он и, удержав слезы, развернул коня на север.
«Отомщу! За него и за деда», — мысль летела впереди всадника, ведя и его на север, на встречу судьбе.
Только поздно ночью Финдекано узнал от одного из верных, куда направился младший брат. Его видели многие, живым и сражавшимся, но никто не знал, что случилось с принцем потом, когда отступила наведенная Врагом тьма. Лишь несколько воинов заметили стремительного всадника, что летел на север, и только один узнал в нем Аракано.
Фингон молча выслушал верного, а когда тот ушел, уронил голову на руки, тихо проговорив:
— Еще и ты, торон…
* * *
Эол подъехал к реке и задумался, пытаясь понять, куда зовет его фэа. С одной стороны, стоило податься на север и вместе с нолдор держать оборону, с другой… Башня, что виднелась на острове, расположенном немного южнее, давно манила его.
«Возможно, мне стоит побывать там и хотя бы узнать, что сейчас происходит в Белерианде», — с этими мыслями он уже развернул коня, как вдруг краем глаза уловил нечто странное на противоположном берегу. Тоненькие деревца качались, а некоторые даже ломались, падая на своих соседей. Сильного ветра не было, а потому Эол с удивлением принялся всматриваться и вслушиваться, пытаясь понять причину странного явления.
— Ирчи, — с омерзением бросил он через некоторое время. — И на варгах.
«Кажется, мне и правда стоит поторопиться и предупредить жителей крепости», — подумал синда. Эол пустил коня галопом, желая как можно быстрее достичь цели и опередить орков. В том, что твари направлялись туда же, он не сомневался.
Через несколько часов он почти добрался до крепости — оставалось лишь преодолеть водную преграду. Стражи на стенах заметили его, но не торопились ни браться за луки, ни отправлять плот для переправы.
Не видя иного способа перебраться, Эол быстро спешился и, расседлав, отпустил коня. Сам же вошел в холодные воды Сириона.
На берегу его уже ждали. Воины Минас-Тирит несколько грозно поприветствовали гостя, тут же спросив:
— Кто ты? И почему не спросил позволения ступить на остров лорда Ородрета?
— Я Эол, кузнец из Нан Элмота. Чьи это земли, я не знал, да мне и, признаться, все равно. Могу покинуть их незамедлительно. Только учтите, что по противоположному берегу движется большой отряд орков. Они вооружены и едут на варгах. Будут сегодня к вечеру, если не изменят свою скорость. Это все.
Синда развернулся и собирался вновь войти в реку, когда чистый голос обратился к нему со стены:
— Приветствую тебя, Эол, и благодарю за важные вести. Будь нашим гостем. За коня не беспокойся, я велю спустить плот, чтобы его переправили на остров.
— Благодарю вас, леди, — он поднял голову и замер, любуясь красотой золотоволосой нолдиэ.
— Я Финдуилас, дочь лорда Минас-Тирит. Никто не обидит тебя здесь. Я созову командиров, и ты расскажешь все, что знаешь о врагах.
— Конечно, леди, — Эол склонил голову в знак уважения и проследовал за воином, сделавшим ему приглашающий жест.
* * *
Аракано летел на север, желая как можно скорее настичь убийцу. Гнев и боль завладели его сердцем, и не было у него иной цели, кроме как сразить Врага. Или хотя бы попытаться.
Вала был быстр, но и конь Аргона, ощущавший волю хозяина, скакал, как никогда ранее.
«Еще немного. Мы уже совсем близко. Прибавь, друг», — попросил нолдо.
Они миновали обрушенную скалу, обогнули несколько больших валунов и вылетели на поле перед черными воротами Ангамандо. Их огромные тяжелые створки медленно отворялись, готовясь пропустить падшего валу.
— Стой! — закричал Аргон. — Убийца и трус! Вернись и сразись со мной!
Несколько крупных орков двинулись в сторону нолдо, свирепо порыкивая. Моргот внимательно посмотрел на эльфа и велел своим слугам остановиться, сделав знак рукой. Те замерли, но оружия не убрали.
— Боишься, повелитель рабов? — продолжал Аракано. — Я здесь один. Сразимся. Или же как последняя крыса спрячешься в своей норе, выгнав на бой жалкие остатки твоего войска?
Моринготто медленно повернулся и посмотрел прямо в глаза эльда:
— Ты так уверен в своих силах, Аракано… А что если я прикажу схватить тебя? Готов ли ты оказаться в подземельях моей крепости? Мои мастера впечатлят любого, даже самого стойкого нолдо. Только представь…
В голове Аргона тут же предстали ужасающего вида картины: эльфы, окровавленные, с переломанными руками и ногами корчились на дыбах, висели на крюках, просунутых сквозь ребра, медленно поджаривались на огне.
Нолофинвион вздрогнул, но не отступил ни на шаг.
— А, может, станешь моим слугой? Соглашайся и познаешь все возможные наслаждения за верность мне, — падший вала сменил голос на тихий и сладкий.
— Никогда! — тут же выкрикнул Аргон. — Убийце отца и деда не покорюсь, не надейся!
— Больно нужен ты мне! — ответил Моргот. — И учти, я не убил Нолофинвэ.
— Что? Но я сам видел…
— Он жив. Но фэа его далеко. И никогда не найдет дорогу назад! Забавно, не находишь? — вала расхохотался, сотрясая горы. — А сейчас… я развлекусь с тобой.
Владыка Ангамандо поднял Гронд и двинулся на Аракано.
Первый удар пришелся в землю. Орки прыгнули в разные стороны и спрятались в отдалении, все же не решаясь без приказа оставить своего господина.
Аракано взмахнул мечом, стараясь достать валу. Вновь удар молота, и острые осколки камня полетели в разные стороны, несколько глухо ударили в доспех, но не причинили вреда нолдо.
Противники кружили, нанося удары и стараясь измотать друг друга. Вдруг Моргот ударил намного выше головы всадника, и Гронд с силой врезался в скалу. Крупный кусок породы полетел вниз, вынудив коня шарахнуться в сторону. Споткнувшись об один из обломков, он упал на бок и на запястья. Аргон откатился в противоположную сторону.
— Беги, друг! Пусть родичи узнают обо мне! — прокричал нолдо.
— Уже не надеешься вернуться? — усмехнулся Моргот.
— Изначально не планировал, — отозвался Аракано и нанес удар.
Вала, отвлекшийся на разговор, замешкался и не успел увернуться. Клинок больно ударил по ноге, а со следующим ударом нашел щель и впился в икру Врага.
Моргот заорал. Его крик, многократно усиленный скалами, сотряс Железные горы, а по одному из пиков Тангородрима пошла трещина.
Аргон попытался повторить прием, но Гронд, врезавшийся в землю у его ног, опрокинул нолдо на спину.
Вала надвигался, а шанс еще хотя бы раз достать его неумолимо таял. Моргот поставил не раненную ногу на шею Аракано, намереваясь задушить его. Отчаянным усилием Нолофинвион в последний раз поднял меч и, пробив защиту, перерубил связки в могучей фане валы.
Тот зашипел от боли и чуть ослабил давление на шею нолдо.
— Это будет слишком просто, гаденыш! — зло проговорил Враг и в ярости обрушил Гронд на живот Аргона.
— Вот теперь все. Оставлю тебя одного подумать о том, что скажешь моему братцу, когда предстанешь перед ним. А чтобы тебе не было одиноко, сюда придут мои милые щенята.
Ни единый мускул не дрогнул на лице нолдо.
— Будь ты проклят, Моринготто! — прохрипел Аракано, пытаясь вновь поднять меч.
— Не рыпайся! Мои зверики не едят падаль. Так что тебя ждут незабываемые часы — они не будут торопиться.
Вала подал знак слугам, и от ворот Ангбанда к месту боя потрусили варги. Сам же властелин тьмы похромал в свои покои. Орки в ужасе разбегались перед ним, боясь его гнева, а падшие майар замерли, надеясь, что исцеляться тот будет не их силами.
Второго всадника, спешившего к черным воротам, не заметил ни вала, ни умирающий на камнях Аракано.
* * *
«Где же проход на север? Когда уже закончится эта проклятая лава?!» — Айканаро устало вглядывался в даль, пытаясь отыскать путь и свершить наконец месть. Долгие дни не притупили боли, лишь утомили тело нолдо и его коня.
Аэгнору приходилось продвигаться медленно и очень осторожно, чтобы не наступить на не отвердевшую породу. Жар исходил от земли повсюду. Ручьи и мелкие речушки обмелели, крупные же потоки остались в стороне. Жажда почти постоянно мучила эльфа, однако найденную воду он всегда отдавал коню и лишь потом позволял напиться себе — без своего четвероногого друга цели ему никогда было бы не достичь.
Айканаро обогнул невысокий холм и наконец увидел то, от чего уже отвык. Впереди колыхались зеленые травы. Как ни спешил нолдо свершить месть, он все же позволил отдохнуть коню и себе. Отпустив скакуна пастись, Аэгнор прилег на землю и закрыл глаза. Тут же вспомнилось, как им нравилось бродить среди колосков вдвоем, как порой доверчиво засыпала Андрет у него на плече, как она любила плести ему венки, каждый раз коронуя своего возлюбленного лорда. Это было невыносимо больно. Фэа рыдала, не желая мириться с вечной разлукой. Аэгнор уже собирался вскочить и продолжить путь, понимая, что просто мучает себя, как вдруг нечто удержало его, словно надавив на плечо небольшой ладонью.
«Не спеши, мельдо, — раздалось у него в голове. — Нас ты не вернешь, но сможешь сделать важное, если не будешь торопиться. Отдохни же, любимый».
— Андрет, — прошептал Айканаро, проваливаясь в такой нужный ему сейчас сон.
Пробудился нолдо лишь на рассвете следующего дня. Впервые за долгое время он почувствовал себя отдохнувшим, будто и правда любимая была рядом, отгоняя все дурное.
Конь был сыт и, увидев проснувшегося хозяина, охотно показал ему извилистый, говорливый ручей, что бежал по дну небольшого оврага.
Пики Тангородрима теперь виднелись на востоке, с каждым днем все увеличиваясь в размере. По мере приближения к твердыне Моринготто воздух становился все тяжелее и тяжелее. Запах дыма и гари стал постоянным спутником Айканаро, а нити тьмы, что пронизывали пространство, настойчиво пытались завладеть фэа нолдо. Однако каждый раз ярое пламя обрубало и сжигало их, не позволяя прикоснуться к душе.
Ладья Ариэн стремилась к горизонту, когда Аэгнор впервые увидел черные ворота Ангамандо. Огромные тяжелые створки были плотно закрыты, не оставив ни единой лазейки. Неприступные отвесные скалы также разбивали надежду проникнуть внутрь.
«Что ж, придется подойти открыто и вызвать Моринготто на бой», — решил Айканаро, понимая, что скорее всего Враг не пожелает встать с трона, а лишь прикажет своим слугам разделаться с наглым нолдо.
«Вдруг все же меня решат схватить и привести к нему. Впрочем, — он вспомнил кузена, — надо еще раз все обдумать. Я уйду в Чертоги Намо, но лишь свершив свою месть!»
Взгляд Айканаро переместился южнее, и эльф вздрогнул от неожиданности. Там, на равнине перед северной твердыней, бились двое — эльф и падший вала. Аэгнор устремился туда, всей душой желая помочь неизвестному родичу.
Расстояние было велико. К тому же ему приходилось огибать каменные глыбы, что в изрядном количестве лежали на поле. К тому времени, когда Айканаро приблизился к месту сражения, Моргот уже направлялся к распахнутым для него вратам. Нолдо, на чьих доспехах он разглядел знаки Второго Дома, лежал на земле.
Противоречивые чувства раздирали душу Аэгнора: ринуться за Врагом или же помочь родичу, который мог быть еще жив. Во всяком случае варги, вышедшие из ворот, никогда так не стремились к мертвым.
Колебания были недолгими, и Арафинвион, выхватив меч, устремился от входа в Ангамандо, преграждая путь волкам Моргота.
* * *
— Что говорят целители? — спросил Эктелион, не оборачиваясь, и плотнее запахнулся в плащ.
Ветер гнал по небу прозрачные перистые облака, забирался под одежду, выгоняя оттуда тепло. С полей, усеянных трупами ирчей, несло гарью и смрадом. Глорфиндель невольно поморщился и ответил, тяжело покачав головой:
— Плохо. Они не смогут собрать ноги Хурина заново, остаток жизни ему придется провести калекой.
— Какая страшная участь.
— Быть может, мастера смогут придумать что-то. Какие-то подпорки, чтобы он мог передвигаться…
Лорд Дома фонтанов склонил голову и долго стоял, с горечью рассматривая острые пики скал под стенами крепости.
— Мне жаль, что все так случилось, — наконец проговорил он. — Но мы должны исполнить долг до конца, ведь эти двое аданов нам помогли.
— Ты хочешь похоронить Хуора? — догадался Глорфиндель.
— Да. И не в общей могиле.
— Согласен. Тогда пойдем?
Эктелион кивнул, соглашаясь, и оба нолдо спустились с валганга. Дежурные стражи распахнули ворота, и лорды торопливо отправились туда, где еще совсем недавно кипел бой с балрогом. Ноги скользили, галька то и дело срывалась вниз, и тогда приходилось хвататься за камни и выступы скал, чтобы не упасть.
— Как мы с тобой тогда сражались, можешь мне сказать? — не выдержал Эктелион.
— Не знаю, — признался Глорфиндель. — Сам об этом сейчас думаю.
Наконец, показался обрыв, и нолдор замерли, глядя вниз. Спуститься можно было либо по веревке, либо сделав крюк длинной в пару лиг.
— Нам ведь еще предстоит его поднимать, — заметил Эктелион.
— Согласен. Тогда пошли.
Несшие дозор на стенах стражи наблюдали за ними, готовые прикрыть в случае необходимости, однако противников поблизости не наблюдалось. Вой ветра в расщелинах заставлял то и дело вздрагивать, оглядываясь и ища несуществующую опасность.
— Кто же теперь будет вождем людей? — подумал вслух Эктелион.
— Хороший вопрос, — откликнулся Глорфиндель. — Не знаю. Финдекано пишет, что Галдор и Хадор погибли. Хурин теперь без ног, и детей у него нет. Во всяком случае, пока.
— А жена Хуора? Она, кажется, беременна.
— Да, он говорил. Но даже если Риан родит сына, ему еще нужно вырасти. Быть может, Финьо…
— О чем ты? — не понял Эктелион.
— Люди присягали ему на верность. Будет правильным, если до поры до времени он будет их полновластным вождем.
Нолдор замолчали, обдумывая сказанное.
— Впрочем, решать все равно не нам, — закончил разговор Глорфиндель.
— Это точно.
Вскоре показалась небольшая плоская площадка, усеянная острыми обломками, и лорды поняли, что пришли на нужное им место.
В этот самый момент облака разошлись, и свет Анара осветил тело Хуора, по-прежнему нанизанное на пики скал. Рядом валялась исковерканная мертвая фана балрога. Эктелион торопливо снял плащ и расстелил его на камнях. Вдвоем с Глорфинделем они сняли адана и, завернув его, подняли и отправились в обратный путь, оказавшийся из-за ноши в несколько раз труднее.
Густые тени то и дело скрывали узкую тропку, и тогда приходилось идти практически наугад. Анар скользил по небу, и можно было подумать, что уже наступил глубокий вечер, хотя на самом деле едва минул полдень.
Верные, получив сигнал со стен, поспешили распахнуть ворота, и рог горько протрубил, извещая воинов о прибытии лордов и их печальной ноши. Эктелион и Глорфиндель вошли и, положив тело на истоптанную множеством ног траву, огляделись по сторонам. Навстречу им уже спешил Турукано.
Остановившись, он склонил в знак уважения голову и предложил:
— Похороним его сегодня вечером?
— Думаю, так будет лучше всего. Он и так долго ждал.
Нолофинвион сделал знак воинам, и они подхватили тело Хуора. Другие принялись готовить могилу. Позади крепостных стен, у подножия южных склонов Эред Ветрин. Там, где бескрайнее море трав встречалось с небом, и куда так и не ступила нога врага. Ладья Ариэн плыла по небу, как в прежние, мирные и спокойные времена, словно ничего не случилось. Словно и не шла война…
— Они и без того живут так обидно мало, — заметил с горечью Эктелион, глядя, как розовеет закат. — И когда уходят до срока, погибая в бою…
Стоявший рядом Глорфиндель кивнул:
— Это одно из тех искажений, которые невозможно перенести.
Люди, бывшие теперь на северных рубежах, собирались во дворе крепости и, понурив со скорбью головы, спускались вниз. Туда, где должна была пройти церемония и где уже лежало на носилках тело Хуора.
Двое крепких молодых аданов вынесли из Палат Исцеления Хурина и с ним на руках отправились туда, где должен был найти последнее успокоение его брат. Оба лорда шли вслед за остальными людьми и эльфами, и, когда уже остались позади склоны гор, прозвучал рог, протяжный и тонкий, словно пение первых весенних птиц. Прибыл принц Финдекано.
Тургон вышел навстречу брату и, когда тот спешился, крепко обнял. Поняв, должно быть, что происходит, старший Нолофинвион снял шлем и, приблизившись, опустил голову.
— Прощай, Хуор, сын Галдора, — проговорил он тихо. — И благодарим тебя за все.
На лицах собравшихся читалась печаль и тоска. Плечи Хурина вздрагивали, а лицо его искажала гримаса страдания.
Эктелион и Глофиндель приблизились и, не сговариваясь, запели песню, что шла теперь из самых глубин их фэар, Песню прощания.
Легкий ветер трепал плащи и волосы воинов. Металл доспехов блестел, отбрасывая яркие блики. Финдекано наклонился, закрывая лицо Хуора краем плаща, и тогда двое воинов, стоявших рядом и ждавших сигнала, подхватили носилки с телом и, опустив в могилу, принялись закапывать.
А песня на квенья все лилась и лилась, и в ее звуках слышалась, вопреки всему, не печаль, а надежда.
«Быть может, песни знают гораздо больше, чем любой из живущих?» — подумал Эктелион и поднял глаза к небу. Там, в вышине, парил сокол.
«…В широко распахнутые окна щедро лились звуки музыки, доносился смех, и аромат цветущего сада пленял воображение. Был Праздник Середины лета, поэтому в той части дворца Финвэ, где располагались библиотеки, стояла задумчивая, не нарушаемая почти ничем тишина. «Почти» — потому что некто тут все-таки был. Маленькая темноволосая эльдиэ на вид всего лишь лет восемнадцати распахнула резную ореховую дверь и, пройдя внутрь одного из залов, огляделась.
Радостно струящиеся серебряные лучи Тельпериона давали достаточно света, однако та, что скорее всего принадлежала к народу нолдор, явно решила, что этого недостаточно. Она взяла со стола переносной светильник и, постав его на одну из полок, немного пыхтя, перетащила высокую деревянную стремянку туда, где лежало множество свитков, помеченных надписью «баллады». Проворно вскарабкавшись наверх, она устроилась по возможности более комфортно и принялась рассматривать свои находки. Некоторое время ей никто не мешал, однако спустя четверть часа или немного больше в двери показалась фигура темноволосого юноши чуть постарше, лет около тридцати. Лицо его выражало крайнее удивление. Немного постояв на пороге, он прошел внутрь, приблизился к стеллажу, у которого сидела эльдиэ и, убедившись, что на него не обращают внимания, окликнул ее:
— Привет. А ты что тут делаешь совсем одна?
Малышка вздрогнула от неожиданности, подняла взгляд и, смотав свиток, ответила, смешно сморщив нос и наклонив голову на бок:
— Ну почему же одна? Вот ты пришел.
Ответ, должно быть, понравился юному нолдо. Весело улыбнувшись, он оперся локтем о шкаф и пояснил:
— Я просто не ожидал здесь кого-то встретить во время праздника. Почему я тебя не знаю?
Малышка в ответ посмотрела испытующе и чуть удивленно:
— А ты что, знаешь в Амане всех-всех?
— Нет, — покачав головой, признался он. — Конечно, нет. Но почему ты здесь, в библиотеке? Почему не танцуешь?
Его собеседница убрала свиток обратно на полку и достала новый:
— Решила воспользоваться случаем и посмотреть, не найдется ли тут, в королевском дворце, незнакомых баллад.
— Ты много их знаешь, да?
— Верно. Родители часто поют во время наших путешествий. Мой отец пробудившийся.
— Тогда вряд ли ты отыщешь здесь что-нибудь неожиданное — он наверняка знает все, сочиненное с тех времен.
— А вдруг мне повезет? — решила не сдаваться эльфиечка.
В глазах юного нолдо блеснуло одобрение. С минуту он молчал, а после вновь спросил:
— И все-таки, ты кто же такая? Как тебя зовут?
— Тэльмиэль Лехтэ Ильмониэль, — представилась малышка. — Я родственница Игнвэ.
Собеседник окинул ее оценивающим взглядом:
— Что-то ты не очень похожа на ваниэ.
Малышка весело улыбнулась:
— Мой отец нолдо, но аммэ из народа ваниар. Это правда, а ее родная сестра — жена Ингвиона.
В глазах юного нолдо наконец зажглось понимание:
— Кажется, я слышал о твоей семье. Твой отец архитектор, верно?
— Да.
— Король Финвэ его очень уважает.
Щечки юной эльдиэ зарумянились от похвалы. Еще некоторое время она перебирала свитки, и наконец, сердито затолкнув последний из них на полку, прокомментировала:
— И это все тоже знаю. Но я, наверное, мешаю тут тебе?
— Нисколько, — заверил ее собеседник. — Признаться, я тоже скучал и раздумывал, чем бы заняться.
Он покусал губу и вновь окинул новую знакомую внимательным взглядом, словно раздумывал, можно ли иметь с ней дело:
— Как ты относишься к предложению сбежать вдвоем прямо сейчас на прогулку?
— Куда? — заинтересовалась Тэльмиэль.
— Например, в Альквалондэ. Покупаемся, ракушек пособираем.
— Я за! — согласилась с готовностью малышка, и на лице ее собеседника зажглось одобрение. — Только предупрежу родителей.
— Не стоит, — махнул он рукой. — Просто скажем верным, и они сообщат, если нас начнут искать.
В глазах малышки зажглось веселье:
— Тару понравится такая выходка!
— «Тар» это кто? — уточнил он.
— Тарменэль, мой старший брат. Он учит меня таким вещам, которые добропорядочные эльфийские девы обычно узнать не стремятся.
— Например? — заинтересованно поднял брови юный эльда.
— Как лазать по скалам, как управляться с кузнечным молотом, как прыгать через ров, держась за тонкую ветку дерева.
— Он, должно быть, пошел в отца?
— Да. Мы с Таром получились нолдор, а наша старшая сестра Миримэ ваниэ, — пояснила Тэльмиэль и тут же поспешила заверить: — Но мы ее все равно любим!
Ее собеседник, не сдержавшись, в голос расхохотался и протянул руку, намереваясь помочь малышке спуститься, но та, подобрав юбку, спрыгнула на пол, и он успел только крикнуть:
— Осторожней!
Она улыбнулась и поправила одежду:
— Я готова.
— Тогда поспешим!
И они, сообщив верным о своих намерениях, выбежали из дворца.
— Эй, а как тебя все-таки зовут? — вдруг спросила Тэльмиэль. — Ты бы хоть представился.
— Куруфинвэ Атаринкэ Фэанарион, — ответил он. — Ну что, давай руку?
Он посмотрел на малышку почти ласково и крепко сжал протянутую ему ладонь…»
Лехтэ вздохнула тихонько, возвращаясь в реальный мир, и, оглянувшись, увидела стоявшего поблизости мужа. Прислонившись плечом к стволу высокой сосны, он зачарованно смотрел на игру бликов Исиля в озере. Издалека доносилось ржание лошадей и тихие голоса дозорных.
— Сколько же мы потом с тех пор не виделись? — спросила она у него.
— Что? — он встрепенулся, а затем, должно быть поняв, о чем идет речь, ответил: — Тридцать два года. А почему ты вспомнила?
Лехтэ с улыбкой пожала плечами:
— Звезды сегодня точно такие же, как тогда.
Искусник улыбнулся ласково и, сев рядом, обнял Лехтэ, прижав к себе:
— Я вспоминал тебя все эти годы. Может, не слишком часто, но с теплотой. Когда мы встретились в следующий раз, тебе уже исполнилось пятьдесят. И я полюбил тебя…
— Был Праздник Имянаречения Амбаруссар, — поддержала она.
— И мы танцевали.
— Ты еще удивился, почему на мне нет никаких украшений.
— А ты продемонстрировала подаренное отцом кольцо и сказала, что остальными драгоценностями не успела обзавестись, потому что в путешествии они тебе не нужны.
Трещали кузнечики, и супруги, сидя на берегу лесного озера, еще долгое время предавались воспоминаниям.
— Мы заедем за Тьелпэ? — наконец спросила Лехтэ мужа.
— Нет, нам не по пути. Я ему пошлю письмо, пусть присоединяется, когда сможет.
— Новости о Ноло тоже сообщишь?
— При встрече. Такое свитку лучше не доверять. Пойдем отдыхать? Или посидим еще немного?
— Давай посидим, — предложила Лехтэ. — Успеем еще выспаться дома.
Курво вновь улыбнулся и, посмотрев на жену, взял ее лицо в ладони и поцеловал.
* * *
Лес был хмурым и мрачным. Часто растущие деревья и кусты преграждали дорогу, а высокие травы хватали за ноги, будто желали остановить. Свет Анара с трудом пробивался сквозь густую листву, а воздух, тяжелый и спертый, не желал проникать в легкие, словно превращаясь в густую вязкую субстанцию. Птицы молчали, лишь изредка доносилось хриплое карканье ворона, да монотонный стук дятла, облюбовавшего очередное мертвое дерево.
Лютиэн шла, не разбирая дороги, а фэа несчастной рыдала. Эльфийка не желала больше жить, осознав содеянное, однако ее вторая половина, доставшаяся от майэ, упорно цеплялась за фану, не давая прекраснейшей умереть. Изо дня в день ноги дочери Тингола и Мелиан проходили многие лиги, стирая обувь и кожу стоп. Некогда красивое лицо теперь было исцарапано ветвями деревьев, не желавших видеть убийцу рядом с собой. Нарядное платье скоро превратилось в лохмотья, и лишь длинные и густые волосы синдэ, словно плащ, сохраняли тепло и укутывали ее по ночам.
Мысли путались, порой Лютиэн казалось, что это вовсе не она бредет в ночи среди лесов, а проклятый ею Даэрон, посмевший некогда отказать. Былая заносчивость брала верх, и тогда очередная ветвь больно и хлестко ударяла ее по лицу. Слезы катились по щекам синдэ, и она просила Единого о милости. Был ли он глух к ее мольбам или же услышал, эльфийка не знала, продолжая скитаться.
Ручьи и родники давали ей воду, немногочисленные ягоды служили пищей, как впрочем и рыба, и птицы. Охотилась синдэ плохо, но голод одолевал ее с каждым днем все сильнее, и бывшей принцессе однажды пришлось впиться зубами в еще теплую тушку.
Алая кровь потекла по ее подбородку и закапала на грудь, но в своем безумии Лютиэн не заметила этого и не перестала пожирать добычу. Уставшая и перепачканная, она продолжила путь.
Сама того не ведая, бывшая принцесса шла вглубь леса, удаляясь от поселений эльфов и людей.
* * *
В сияющей золотом Анара дали послышалось долгое, протяжное пение боевого рога, и Армидель, рывком вскочив с кресла, подбежала к окну и распахнула створки. Там, на расстоянии меньше чем в половину лиги, виднелась быстро приближавшаяся группа всадников.
— Финдекано, мельдо! — она всплеснула руками и, тотчас выбежав из покоев, устремилась во двор.
Сердце гулко билось, то и дело норовя выскочить из груди. Одна-единственная мысль целиком заполняла сознание: «Живой!»
Послышалось ржание коней и звон оружия, залаяли собаки. Стражи торопливо открыли ворота, и лорд Ломинорэ в сопровождении отряда верных въехал и остановился посреди двора.
— Alasse, родная! — приветствовал он жену, и на хмуром, задумчивом лице его засияла улыбка. — Пусть звезды всегда освещают твой путь. Как же я рад тебя видеть!
Он спрыгнул с жеребца, поручив заботу о нем подоспевшим конюхам, и крепко обнял подбежавшую Армидель, прижав ее к сердцу. Зарывшись лицом в ее волосы, глубоко вздохнул и замер неподвижно, словно одна из мраморных статуй в парадном зале Барад Эйтель.
— Что-то произошло? — догадалась дочь Кирдана и с тревогой посмотрела в лицо любимого.
Тот вновь посерьезнел и отрывисто кивнул:
— Да. Но сперва сама расскажи, как твои дела.
Уже на ходу продолжая разговор, они направились в донжон. Финдекано по-прежнему прижимал ее к себе одной рукой, словно боялся отпустить, а на предложение привести себя в порядок и пообедать отрицательно покачал головой:
— Немного позже.
Он сел на диван в гостиной, сложив руки на коленях, и задумчиво уставился за окно. Там среди резной листвы играли лучи Анара, однако эллет сомневалась, что ее супруг что-то видит. Попросив верных принести медовухи, хлеба, яблок и сыра, она села рядом с мужем и взяла его за руку. Тот встрепенулся и, вновь слабо, словно через силу, улыбнувшись, спросил:
— Так как твои дела?
— Все хорошо, — ответила Армидель. — К нам сюда волнения не долетали. Хотя верные неизменно несли дозор, однако за все время на горизонте не показалось ни единой твари. Благодаря вам.
— Хорошо, — серьезно кивнул он.
— Еще письмо пришло.
— От кого? — удивился Нолофинвион.
— От леди Алкариэль, буквально позавчера. Она просит пару дюжин плащей, что делают носящих их почти невидимыми для посторонних глаз, и сообщает…
Тут дочь Кирдана Корабела, не сдержавшись, вздрогнула, и Финдекано понял, что произошло нечто серьезное.
— Что? — спросил он кратко, и в лице его на мгновение мелькнула застарелая боль.
— Твой кузен Макалаурэ погиб, — выдохнула она.
— Что?.. И он тоже?! Как же так?..
— Что значит «тоже»?! — воскликнула Армидель.
Беспомощно всплеснув руками, Финдекано вскочил и стремительно прошелся по залу:
— Отец не умер, но то, что с ним происходит, мало чем отличается от смерти. И…
Он вновь без сил опустился на диван, и жена крепко обняла супруга, положив его голову себе на грудь:
— Поделись со мной, мельдо, всем, с самого начала. Тебе станет легче.
С минуту Фингон молчал, а после начал рассказывать. За окном шелестела листва и пели взволнованно птицы, но он, казалось, не замечал этого.
— А после ускакал Аракано, — добавил он в конце. — И сердце мне подсказывает, что я уже вряд ли увижу брата живым.
— Ох, мельдо… — прошептала Армидель, и, погладив любимого по волосам, добавила: — Но, может быть, все еще обойдется.
— Посмотрим. Но на этом новости не заканчиваются. Турукано… Он настаивает, чтобы я принял корону нолдор.
— Как? — поразилась дочь Кирдана. — При живом отце?
— Именно. Он говорит, что спать так, как сейчас, атто может бесконечно долго. Приводит в пример Мириэль.
— Ох, мельдо…
— Признаюсь, мы с ним немного повздорили на эту тему. Я после того разговора прямо посреди ночи собрал верных и уехал к тебе. Но мне кажется, Турьо не отступит — он настроен весьма решительно.
— Где он теперь?
— Пока остался в Барад Эйтель, но вряд ли надолго задержится — он торопится домой, к дочери. И, может, я бы переубедил его, но очень много верных на его стороне.
— Они тоже хотят видеть тебя нолдораном?
— Да. Но я не знаю, что мне делать. А ты?
— Для начала, — Армидель вздохнула и серьезно посмотрела мужу в глаза, — необходимо сообщить Майтимо. Он должен знать такие новости.
— Ты права, — согласился Финдекано.
— А я пока позабочусь об ужине, — эллет чуть улыбнулась и, потянувшись, коснулась губами щеки супруга. — И ты отдохнешь. А после видно будет.
Нолофинвион кивнул и, обняв любимую, крепко поцеловал ее:
— Спасибо, сейчас и займусь.
Сев за стол, он придвинул к себе перо и бумагу, а тем временем Армидель неслышно выскользнула из комнаты и отправилась на кухню, по пути размышляя, чем она может помочь мужу.
«И еще нужно обязательно изготовить плащи для Алкариэль».
* * *
— Лорд Тьелпэринквар, вам письмо! — гонец протянул запечатанное послание, и Куруфинвион, сломав печать, торопливо пробежал глазами по строчкам короткой записки.
— Что там? — не выдержал стоявший поблизости Ангрод. — Хорошие вести?
— Более чем, — Тьелпэ поднял сияющий взгляд, и на лице его расцвела радостная улыбка. — Атака войск Моринготто на Хисиломэ отбита, а тот вместе с Майроном убрался назад в Ангамандо. Отец вместе с аммэ возвращается в Химлад.
— В самом деле, — не стал скрывать радости Арафинвион, — великолепные вести. Но это значит, что ты тоже уедешь?
— Да, — подтвердил Тьелпэринквар. — Пора. Отправлюсь, как только соберемся.
Ангрод вздохнул, и Келебримбор посмотрел на него вопросительно.
— Немного жаль, — пояснил тот. — Признаться, я уже успел к вам привыкнуть. Ты великолепный командир и надежный товарищ. Вашей помощи я никогда не забуду. А за балрогов отдельная благодарность.
Тьелпэ в ответ беспечно махнул рукой:
— В конце концов, мы делаем одно дело. И мы родичи.
Он посмотрел на небо и прищурил глаза, полной грудью вдыхая свежий запах подросших трав. Только теперь он понял, как соскучился по миру. Или это по-прежнему давали себя знать последствия битвы и все еще опустошенная фэа.
«Мастер Энвинион, пожалуй, подтвердил бы догадку, — подумал он. — Силы возвращаются медленно, хотя и верно».
Куруфинвион убрал письмо во внутренний карман куртки и отправился дать распоряжения верным. Те обрадовались, предвкушая свидание с женами и детьми. Лорд с чуть заметной улыбкой понаблюдал за ними, а после, увидев в стороне Айвендила в сопровождении своего товарища-адана, окликнул их:
— Ясного дня. Вам обоим тоже не мешало бы отдохнуть, прежде чем возвращаться к службе.
Хотя их лордом был Ангарато, однако в бою оба подчинялись именно Тьелпэ, поэтому он считал, что вправе отдать им сейчас еще один последний приказ.
— Согласен, государь, — Айвендил подошел и с непонятным выражением посмотрел на Куруфинвиона. То ли пытался вспомнить что-то, то ли понять. — Удар Саурона был силен.
Хундад положил руку на плечо эльфа и заверил:
— Я провожу его.
Тьелпэ кивнул в ответ и, попрощавшись, направился вглубь сада.
«Сколь многое произошло за эти недели», — подумал он и, посмотрев в небо, вытянул руки ладонями ввысь, словно хотел поймать ветер.
В памяти одно за другим проплывали события Дагор Морлах, которым он был свидетелем и участником. Прислушиваясь к себе, к шепоту фэа и биению сердца, он думал, что тоже изменился. Однако каким он стал теперь — это еще предстояло осознать. Вот только…
«Мелиссэ, — подумал он, и сердце подпрыгнуло, взволнованно заколотившись, — родная, как сообщить тебе?»
Сам Куруфинвион все еще не был способен послать осанвэ, даже на самое маленькое расстояние. Он шел, пытаясь подобрать хоть какой-нибудь вариант, как вдруг услышал над головой чириканье. Овсяночка сидела на ветке и счастливо пела, на своем птичьем языке рассказывая, что собирается домой, к оставленному гнезду.
— Благодарю тебя! — прощебетала она.
— Я рад, что теперь все хорошо, — ответил Тьелпэринквар.
— Могу я как-нибудь отблагодарить?
— Мне не нужно ничего, — улыбнулся нолдо. — А впрочем….
Мысль посетила его неожиданно, словно удар молнии в грозу, и птичка подалась навстречу в ожидании.
— Ты можешь передать от меня известие одной эллет? — спросил он прямо.
— Какое? — овсяночка покружилась над его головой и села на протянутую ладонь.
Тьелпэ принялся объяснять:
— Лететь придется, скорее всего, далеко. Найди, если сможешь, в сокрытых землях одну деву, прекраснейшую из воплощенных. Скажи ей, что я думаю о ней, и что я жив. Сам же я пока не смогу послать ей осанвэ.
— Какая она? — спросила овсяночка.
— Она как летний рассвет, как звон хрустальных колокольчиков поутру. Прекрасней ее нет никого в этом мире.
Тьелпэринквар старательно вспомнил о Ненуэль все то, что не могло измениться с годами — свет глаз ее, голос, сияние фэа.
— Я все поняла! — воскликнула птичка. — И сделаю, как ты просишь!
Она уже собиралась лететь, когда Тьелпэ добавил торопливо:
— Вот, передай ей…
Он вытащил из волос тонкий серебристый шнурок, которым подвязывался в бою, и овсяночка подняла лапку:
— Привяжи сюда.
Когда с этим делом было покончено, она еще раз заверила эльфа, что выполнит его просьбу.
— Лети, малышка, и будь счастлива.
— Благодарю тебя! — она покружилась в воздухе, прощаясь, и начала подниматься ввысь.
Тьелпэринквар еще долго следил за ней взглядом, а овсяночка летела, все дальше и дальше, и по пути осматривала окрестности, вглядываясь в каждое встреченное лицо.
Позади оставались леса, поля, жилища эльфов. Самые разные существа встречались ей, но никого не могла бы она назвать прекраснейшей. Наконец, проделав долгий, длинный путь на запад, она миновала круговые горы и в городе на холме, в одном из садов, увидела деву и сразу поняла — это она. Глаза эллет сияли так же, как описал ее спаситель. Овсяночка покружилась в воздухе и, убедившись, что на нее обратили внимание, опустилась деве на плечо.
— Кто ты? — спросила Ненуэль, ибо это была она. — Откуда взялась?
— Меня прислал к тебе один эльф, — ответила на своем языке птичка и начала рассказывать порученное. В завершении она протянула лапку, и дочь Глорфинделя, сняв шнурок, безошибочно поняла, кто именно его все это время носил.
— Тьелпэ! — воскликнула она и порывисто прижала подарок к груди. — Ты жив! С тобой все в порядке…
На глазах ее блеснули слезы радости, и Ненуэль подвязала шнурком собственные локоны.
— А ты? — спросила она птичку. — Останешься теперь со мной? Здесь есть сад, где ты сможешь поселиться, и тебя больше никто не обидит.
С минуту овсяночка размышляла над предложением, а после согласилась:
— Благодарю. Я остаюсь.
Ненуэль улыбнулась и отправилась показывать новое место жительства.
Тем временем далеко на востоке держали путь в родные края Айвендил и Хундад. Усеянные сосновыми иголками лесные дорожки ложились под копыта коней, и оба могли с трудом поверить, что тяжелый, кровопролитный бой уже позади.
— Может, заедем в деревню, навестим моего деда? — предложил адан. — Это тут, неподалеку, всего в трех лигах. Там и переночуем, а завтра продолжим путь.
— Да я и сам смогу доехать до дома, — заверил его нолдо. — Тут недалеко.
— Посмотрим, — не поддержал предложение Хундад. — Но я бы не стал рисковать — тебя все же здорово приложило. Да и потом…
Адан помолчал, подбирая слова, а после продолжил:
— Это мы, люди, привычные к смерти, и гибель в бою для нас мало что меняет — немного раньше положенного уходим, вот и все. Но вы… остроухие, совершенно иное. Когда погибают эльфы, мир вздрагивает. Мне так кажется. И не нужно его тревожить по пустякам.
Айвендил помолчал, обдумывая сказанное, а после серьезно кивнул:
— Согласен. Что ж, давай переночуем у твоего деда.
Они свернули на неприметную тропку и к вечеру вышли к деревне, затерявшейся посреди лесов. Айвендил с любопытством оглядывался по сторонам: было видно, что война дошла и сюда. Хмурые стражи неоспоримо об этом свидетельствовали. На пустых улицах не было видно ни детей, ни животных, да и женщин встречалось не так уж много.
Увидев Хундада, жители приветствовали его и засыпали вопросами. Весть, что битва окончена, была встречена с радостью.
— Здравствуй, дедушка! — молодой адан помахал рукой, и Айвендил, присмотревшись к его родичу, подумал о том, как сильно искажает облик смертных старость, к которой он до сих пор никак не мог привыкнуть.
— Знакомься, — представил Хундад, — мой дедушка Халмир, сын Халдана.
— Рад видеть, проходите, — старик приглашающе махнул рукой, и путники с удовольствием спешились, предвкушая отдых.
Позаботившись о лошадях, они вошли в дом, обставленный небогато, но уютный и чистый. Старик хлопотал у очага, и внук кинулся ему помогать.
— Благодарю, — ответил он и потрепал Хундада по голове. — Тяжело одному. Женщин-то мы в основном спрятали, тетки твои еще не вернулись, стало быть, а дядья в дозоре пока, к утру ближе будут.
— От тети Харет нет вестей?
— Откуда? — пожал плечами старик. — Дороги еще опасны. Потом, может, и пришлет весточку. А у вас как дела?
Он поставил на стол хлеб с сыром и травяной напиток, и эльф, поблагодарив за угощение, начал рассказывать. Юноша то и дело дополнял его уточнениями и замечаниями. Закончили они, когда за окном уже окончательно потемнело.
— Да, дела, — протянул задумчиво Халмир. Рассказ нолдо о появлении Саурона и о последующем исцелении его взволновал. — Знаете, если бы речь шла о людях, то я бы сказал, что лорд Тьелпэринквар и есть настоящий король. Нолдоран. Вроде так вы их называете.
— Что? — встрепенулся Айвендил.
Старик пожал плечами:
— Все указывает на это. Однако это если бы речь шла о людях. Кто знает, как оно заведено у вас, у бессмертных.
Он встал тяжело и подошел к окну. Там, на темном небе, светили звезды. Такие же, как и сто лет назад. Айвендил молчал, задумчиво разглядывая начищенную до блеска столешницу, и ему казалось, что мир летит куда-то, покачиваясь и звеня.
«Вот только куда? — подумал он. — Вверх или вниз? И кто его остановит?»
Примечания:
История знакомства Куруфина и Лехтэ полностью:
https://ficbook.net/readfic/13560168
О возвращении брата верные доложили Тэльво около полудня. Ладья Ариэн была скрыта за низкими облаками, и казалось, что вечер уже близок. Однако известие о прибытии одного из лордов настолько обрадовало нолдор, что в Химладе словно стало светлее.
— Отправлюсь навстречу Курво, — сообщил Амрас подошедшей к нему Ириссэ.
— Я с тобой, — отозвалась кузина.
— А Даэрон?
— Что? Муж сейчас сочиняет балладу, гуляя где-то в саду. Зачем мне его беспокоить? — удивилась Аредэль.
— «Муж», — проворчал Тэльво, намереваясь в очередной раз высказать все, что думает об их браке.
— Любимая! — донеслось из-за угла. — Ты не против послушать?.. Ясного дня, Амрас.
— Мельдо, ты вовремя! Мы оправляемся навстречу моему кузену. Лорд Куруфин вернулся, — радостно сообщила Ириссэ. — А после мы все послушаем твое новое творение.
Несколько секунд синда молчал, а после ответил серьезно:
— Буду рад познакомиться с еще одним твоим родичем.
Тэльво, до этого молча слушавший разговор супругов, резко развернулся и направился к конюшням, бросив на ходу:
— Тогда поспешите.
Теплый восточный ветер играл с волосами нолдор и гривами коней. Алые и золотые листья, оторвавшись от веток, кружились в воздухе, и можно было подумать, что они исполняют причудливый танец, приветствуя возвращавшихся лордов. Горы подступали, становясь все выше, и скоро путники въехали в ущелье Аглона.
Искусник издалека заметил приближавшихся всадников, и впервые за долгое время его лицо озарила улыбка.
— Дома, — произнес он с видимым облегчением.
Дозорные приветственно протрубили в рог.
— Ну, наконец-то вы приехали! — радостно крикнул Тэльво и помахал рукой. — Как же я рад тебя видеть, торон!
Соскочив с коня, он кинулся навстречу уже успевшему спешиться Искуснику. Братья от души обнялись, но следующий вопрос старшего заставил младшего вздрогнуть и на миг опустить глаза:
— От братьев есть новости?
Амрас помрачнел, и вдруг показалось, что тень прошедших боев наползла на небо, заслонив проглянувшие было лучи Анара.
— Макалаурэ погиб, — прошептал Тэльво.
Лицо Искусника переменилось и словно окаменело. Лехтэ тихонько вскрикнула, а Тьелпэринквар потрясенно охнул.
— Не может быть, — прошептала Тэльмиэль.
И сын ее эхом откликнулся:
— Как же так?..
Долго стояли братья посреди ущелья, глядя друг другу в глаза, и чтобы рассказать друг другу о своей боли, им не нужно было пользоваться ни простыми привычными словами, ни осанвэ. Вздохнув, они одновременно тихо произнесли:
— Мы отомстим. За всех.
Вскочив на лошадей, лорды продолжили путь. Лехтэ выехала немного вперед, и теперь ее конь шел бок о бок со скакуном Ириссэ:
— Как твои дела? Ты давно нас не навещала.
— Все хорошо, — ответила та и, посмотрев через плечо на Даэрона, продолжила рассказ, очевидно избегая пока упоминать замужество: — Я много путешествовала, в основном по равнинам Эстолада.
Курво и Тэльво ехали на шаг позади, вполголоса переговариваясь, в основном о делах, когда же их беседа завершилась, Аредэль заговорила, чуть повысив голос и обращаясь ко всем сразу:
— Я очень благодарна, что Химлад стал нашим домом в эти тяжелые времена. Не только кузен, но и все нолдор приняли нас и были готовы помочь. Однако раз лордов не было на месте, то я должна спросить: можем ли мы с супругом оставаться в этих землях?
— Конечно, Арельдэ… — начал было Куруфин и вдруг вздрогнул, осознав смысл вопроса: — С кем?!
— С Даэроном, — она указала на него широким жестом. — Познакомься, лучший менестрель Дориата.
Куруфин вмиг помрачнел, тут же вспомнив погибшего брата.
— Другой менестрель мне не нужен, — немного не к месту ответил он.
— Если ты против, мы уедем, — вздернув подбородок, немного резко произнесла дочь Нолофинвэ.
Куруфин отмахнулся:
— Ириссэ, ты можешь оставаться здесь сколько пожелаешь! Но как и когда этот синда успел стать твоим супругом?! Вряд ли твой отец или братья нашли время благословить ваш брак.
«А ведь она еще и не знает ничего про Ноло», — подумал Искусник, но сразу не решился сообщать еще одну печальную весть.
— Нет. Но мы заключили союз.
— И поклялись именем Единого! — вмешался в разговор Даэрон.
— Еще одни! — рявкнул с гневом Курво.
— Что? — в один голос спросили супруги.
— Неважно! Но с тем, кто берет дев в жены, не спросив ее родичей, у меня разговор короткий! — рука Куруфина сама собой потянулась к мечу.
— Отец! — взволнованный Тьелпэ подъехал ближе, очевидно намереваясь в случае необходимости остановить происходящее.
— Мельдо, может, стоит послушать Ириссэ? Она не выглядит несчастной, — Лехтэ также подъехала почти вплотную, желая, подобно сыну, удержать мужа от возможного опрометчивого шага.
— Не смей! — сдвинув брови, строго произнесла Аредэль. — Это я предложила заключить брак без согласия родичей. Это мой выбор. Если же не готов его принять, то…
Ласковая рука Тэльмиэль легла на локоть Искусника и слегка сжала его. Тот попытался сбросить досадную помеху, но супруга оказалась настойчива.
— Не горячись, мельдо, — прошептала она, чуть подавшись вперед и обдав теплым дыханием ухо мужа.
Внезапно ярость, что неожиданно захлестнула Куруфина, исчезла, рассеявшись так же быстро, как и появилась:
— Что ж, в таком случае, желаю вам счастья. Пусть Химлад станет вам домом, если того пожелаете.
Родичи молча переглянулись, удивившись столь резкой перемене, а Лехтэ, сначала улыбнувшись, почти сразу нахмурилась — что-то странное происходило с ее мужем.
* * *
Галадриэль чуть отодвинула свисавшую прямо перед глазами тонкую березовую ветку и оглянулась на мужа. На серьезном, задумчивом лице его читалась тоска и затаенная печаль.
Лес Бретиль остался позади, впереди простирались бескрайние поля, поросшие высокими, по колено всаднику, травами. Хотя они еще не утратили своей изумрудной глубины, однако блеск их уже успел слегка поблекнуть, и тонкое пение бегущей по стебелькам воды утихло.
— Совсем скоро задуют холодные северные ветра, — проговорил Келеборн, и словно в подтверждение его слов внезапно налетевший резкий порыв оторвал от ближайшего цветка крохотный белый лепесток и закружил в воздухе. Эллет подставила руку, и тот тихонечко опустился ей в ладонь, — поля побелеют, но мы еще успеем достигнуть цели.
— Куда же ты хочешь отправиться, мельдо? — поинтересовалась она.
— Сердце мое стремится на восток, — признался Келеборн, — но я знаю, что должен сперва побывать у моря.
— Оно величественно и прекрасно, — согласилась жена.
Синда покачал головой:
— Не в этом дело. То, что случилось с нами, оставило в глубине фэа след. Я сам себе сейчас напоминаю арфу, все струны которой расстроены и не способны произвести на свет хоть сколько-нибудь слаженную мелодию. Мне нужен совет кого-нибудь, кто мудрее меня.
С минуту Галадриэль молчала, рассматривая бледные мазки золота на горизонте, а после кивнула:
— Ты прав — владыка Новэ как нельзя лучше подходит для этого. Что ж, значит, держим путь в Бритомбар. Кажется, он сейчас там.
Келеборн наклонился к уху коня и шепнул ему что-то. Тот тихонько заржал, отвечая согласием, и уже собирался сорваться с места, когда росшие позади супругов кусты орешника раздвинулись, и на поле выехали две дюжины вооруженных синдар. На лицах их светилась решимость.
— Вы что-то хотели? — удивился сын Галадона.
Один из воинов, должно быть старший над ними, кивнул и выехал на шаг вперед:
— Да. Мы бы желали присоединиться к вам, принц.
Тот в ответ отрицательно покачал головой:
— Вы не знаете, куда я направляюсь.
— Это не важно. Куда бы вы ни держали путь, вы не можете отправиться один — дороги опасны, и риск встретить орков слишком велик. Мы будем ехать с вами и охранять.
Келеборн вздохнул и посмотрел в небо. Там, в вышине, бежали легкие перистые облака, предвещая скорое похолодание.
— Таково ваше желание? — наконец спросил он.
— Да, — откликнулся предводитель, и остальные верные загудели, выражая согласие.
С минуту принц синдар обдумывал предложение, а после согласился:
— Хорошо, отправляемся вместе. Как тебя зовут?
— Садрон.
Галадриэль мягко улыбнулась, давая тем самым понять, что одобряет решение супруга, и тот протянул ей руку, легонько сжав пальцы.
Тем временем Садрон послал двух воинов вперед разведывать дорогу, и Келеборн, убедившись, что все наконец готово, скомандовал отправление.
* * *
— Владыка, фэар опять отказываются подчиняться нам, — со злостью и долей страха произнес майа.
— Ты хочешь, чтобы я лично отлавливал их и заключал… то есть сопровождал к местам исцеления?! — начал сердиться Намо.
— Что вы, и мыслей подобных не было, — спешно произнес майа. — Но, возможно, мы могли бы получить что-то более действенное, чем сеть?
— Они научились избегать ее? — удивился владыка Мандоса.
— Увы, — скорбно донеслось в ответ.
— Как? Мне нужен подробный отчет! — рявкнул вала.
— Все началось с появлением души Макалаурэ. Мы делали все, как вы и велели, чтобы она не могла петь. Однако где-то произошла ошибка… и сын Фэанаро теперь действительно исцеляет фэар. Прискорбно, но многие и правда готовы к возрождению.
— Плохо. Очень плохо. Как вы допустили подобное?! — разгневался Намо.
— Не уследили, — покаялся майа. — Он смог каким-то невероятным образом встретиться со своим отцом. Доказательств у нас нет, но…
— Я помню, вы тогда еще чуть не уничтожили душу Финвэ… — протянул Намо.
— Это досадное недоразумение! Мы действовали…
— Помолчи, — отмахнулся вала. — Уже тогда можно было понять, что фэа Макалаурэ способна на многое.
— Да, он не просто распутал нити, но сжег их, — признался майа.
— Но я об этом узнал, лишь когда сам увидел душу короля нолдор! Ты хоть понимаешь, что теперь и она готова к возрождению?!
— Вы же не допустите этого? — в испуге спросил майа.
— Конечно, нет. Не время. Пусть здесь разбирается с женами и сыновьями, — произнес Намо.
— Сыновьями? Но мы не принимали душу ни Нолофинвэ, ни Арафинвэ, — удивился слуга.
— И не придется! — рассмеялся владыка. — Мой братец оказался тот еще затейник. Фэа Нолофинвэ покинула этот мир.
— Она в изнанке? — воскликнул майа.
— В том-то и дело, что нет. Она… на границе, если тебе так проще понять. И крепко привязана нитями таким образом, что ни с одной стороны достать ее невозможно. Идеальное решение! Жаль, не мое, — признался Намо.
— Как же тогда Финвэ будет с ним разбираться? — задумался майа.
— Продолжит объединять фэар и надоедать мне — отправлю туда же, — ответил вала.
— Я понял вас. Это будет великолепно!
— Не сомневаюсь. А пока… пока что мы возродим кого-нибудь бесполезного, но имеющего отношение к этой неугомонной семье, — произнес владыка.
— Сделаем, как прикажете! — с готовностью отозвался майа.
— Тогда пригоните фэа жены Турукано. Пусть остальные понадеются на скорое возрождение и немного поутихнут. Мы должны полностью контролировать их, — промолвил Намо и прикрыл глаза — прием был окончен.
— Будет исполнено, владыка! — ответил майа и поспешил покинуть зал.
* * *
— Скоро уже будем дома, мой лорд, — радостно произнес верный, подставляя лицо лучам Анара. Конечно, стены родного города манили, обещая уют и долгожданный покой, однако когда еще предоставится возможность целыми днями видеть синее небо, нолдо не знал.
— Не так уж быстро мы доберемся, все же пройдена лишь половина пути, — отозвался Финдарато. — Обойдем топи и…
Договорить он не успел. К нему подлетел один из разведчиков, что шли впереди отряда, и, осадив коня, произнес:
— Беда, государь! Атани тонут в трясине. Орки загнали их туда и глумятся.
— Большой отряд?
— Тварей тридцать.
— Как расположены?
— Да никак. Стоят на берегу болота, хохочут и предлагают вытащить в обмен за услуги разные, непотребные.
Финрод поморщился и кивнул. Тридцать ирчей были несущественным препятствием для немалого войска Нарготронда, но как после помочь людям, он пока не знал.
Лучники быстро расправились с тварями, так что выехавшим после воинам пришлось лишь добить пару раненых орков да свалить их туши в одну большую уродливую кучу.
Тем временем атани, попавшие в болото, продолжали отчаянно цепляться за жизнь и маленькие кочки мха.
— Держитесь! Мы вытащим вас. Только не сдавайтесь, — прокричал Финрод, рубя ближайшее в меру тонкое деревце. Несколько воинов по его приказу уже повалили пару гибких стволов, направив их к тонущим людям.
Атани вцеплялись в ветви, выдергивая себя из трясины и выбираясь на твердый берег. Самых ослабших вытаскивали нолдор вместе со стволами деревьев.
Вскоре в болоте остался лишь один человек. Он провалился в вязкую грязь по самую шею и теперь тратил все силы на то, чтобы сделать очередной вдох, грозящий стать последним.
— Держите как можно крепче, — приказал Финрод и сам отправился по стволу в трясину.
— Мой лорд! — отчаянно закричал кто-то из нолдор.
— Не отпускать дерево! И не качать! — донеслось до них.
Когда ствол сделался слишком тонким, Финдарато пришлось лечь в холодную отвратительную жижу и поползти. Он спешил, понимая, что человек уже почти сдался, и на поверхности осталось лишь запрокинутое к небу лицо.
Крепко держась за дерево одной рукой, Финрод опустил другую в болото, стараясь найти руку адана. Тот уже полностью ушел в трясину, лишь изредка выталкивая на поверхность нос и рот, чтобы сделать судорожный вдох. Финдарато схватил что-то твердое и потянул наверх. Пойманная коряга была отброшена в сторону. Он повторил попытку и сумел немного приподнять человека над трясиной.
— Цепляйся за ствол! — сказал он, помогая несчастному. Однако адан, вымотанный борьбой и замерзший, со всей силы ухватился на первое попавшееся ему под руку, а именно за короля Нарготронда.
Все произошло слишком быстро. Не ожидавший такого рывка, Финрод слетел с дерева и оказался в болоте, тогда как адан, выдернувший себя из болота до пояса, дотянулся до ветвей и вскоре оказался в безопасности.
Воины, увидевшие лорда в трясине, тут же повалили еще одно дерево, и ближайший нолдо бросился к тонущему Финдарато на помощь. Тот упал лицом вниз и отчаянно пытался перевернуться, когда спасенный им человек все же решился помочь. Адану стоило всего лишь протянуть руку и подтянуть эльфа к себе. Тяжело дышавший, весь перепачканный грязью Арафинвион пополз по стволу на берег, не спуская глаз с человека, не желавшего встать на ноги даже там, где толщина ствола уже позволяла это сделать.
Верные развели костры, у которых тут же сели греться спасенные люди. Финрод, несмотря на холод и усталость, подошел к каждому, уточняя, не нужна ли еще какая помощь. Те неизменно благодарили нолдор за спасение.
— Пропали бы зазря без вас, — произнес один из них и поклонился. — А уж за спасение Барахира мы должны служить вам до конца дней наших и завещать то детям своим!
— Барахира? — удивился лорд.
— Да. Командира ж нашего вы сами вытащили. А он и человек храбрый, еще и женатый. Погиб бы, да и оставил супругу свою с дитем малым одну-одинешенку…
Финрод улыбнулся, давая понять, что все страшное уже позади.
На следующее утро, поделившись запасами провизии и одарив атани оружием, воины Нарготронда попрощались с людьми, пожелав им доброго пути.
Долго еще из уст в уста, от отца к сыну, передавалась легенда, как эльфийский король спас несчастных от жуткой участи. И лишь некоторые не забывали, что и Барахир протянул руку, дабы вытащить тонувшего нолдо. И многим людям больше нравилось это сказание, а то, что правды в нем почти и не было, волновало их мало — на то ж она и небылица, детей малых потешить.
* * *
Последний варг упал на землю, и Айканаро спрыгнул с коня.
— Держись! Сейчас, я помогу тебе, — произнес он, наклоняясь над Аракано.
— Ты… вовремя. Благодарю, — тихо произнес Аргон.
Арафинвион ничего не ответил, но задумался, как отвезти кузена подальше от черных врат. В том, что Нолофинвион не сможет ни стоять на ногах, ни сесть в седло, он не сомневался. Между тем с надвратной башни полетели стрелы. Как ни хотелось Айканаро ворваться в Ангамандо и убивать тварей, пока хватило бы сил, он понимал, что жизнь Аракано зависит теперь от его действий.
— Терпи! — бросил он и, прикрыв кузена и себя щитом, поднял раненного на ноги и подозвал коня. Несколько стрел вонзились рядом в землю, еще пара стукнула в металлическую оковку, а одна срезала волосы из хвоста скакуна.
— Терпи! — повторил Аэгнор, вскакивая в седло и подтягивая кузена к себе.
Аргон еле слышно застонал, но сразу сжал зубы и замолчал, не желая отвлекать родича.
Конь быстро уносил нолдор на запад, туда, где еще зеленела трава, не тронутая темным пламенем Моргота.
— Останови, — тихо попросил Аракано.
— В паре лиг будет неплохое место, — ответил Аэгнор. — Туда не должны сунуться ирчи.
— Останови здесь… я… не доеду. Он зовет меня, — голос Нолофинвиона делался все глуше.
— Держись! — Айканаро спешился и, расстелив на земле плащ, аккуратно уложил на него кузена.
— Запомни… и передай всем. Моргот теперь будет хром. Может… пригодится… потом… когда… — Аргон замолчал, жадно хватая ртом воздух. — Оставь… после меня здесь. Не хочу… чтобы видели… таким…
— Ты не… — договорить Аэгнор не успел: Аргон сжал его пальцы и затих, лишь с последним выдохом позвав атто.
Майар Намо, принявшие фэа Аракано, незамедлительно отвели ее в серую унылую комнату, чьи стены были словно покрыты паутиной.
— Отдыхай. Возможно, позже Владыка пожелает говорить с тобой, — произнес один из слуг Мандоса. Аракано ничего не ответил, но, оставшись один, тут же принялся искать выход. Фэа желала обрести свободу и увидеть если не родичей, то хотя бы других нолдор. Неожиданно, когда силы души, казалось, были на исходе, Аргон услышал голос отца:
— Я горжусь тобой…
Как ни пытался Аракано дотянуться до него мыслью, все попытки не увенчались успехом. Его фэа устало прислонилась к стене, проваливаясь в небытие, однако другой голос вернул ее в серую комнату, чья прежде невидимая дверь вспыхнула и белесым пеплом осела на пол.
— Кано? — удивился Аргон.
Фэар родичей собрались у Финвэ, с горечью приветствуя Аракано и спеша узнать последние новости.
Айканаро же в далеком Белерианде похоронил кузена, как тот и просил, и повернул коня на юг — следовало сообщить нолдор о гибели принца и о ранах Врага.
* * *
Риан не плакала, опасаясь слезами повредить ребенку, которого носила под сердцем. Только время от времени тихонечко, протяжно выла, глядя на серое, пустое небо за окном и на колышущиеся острые, словно наконечники копий, немного корявые ветки. Сидевшая на лавке у стены Морвен смотрела на родственницу с плохо скрываемым раздражением. Ей явно хотелось поскорее уйти, но она не решалась прямо сейчас оставить молодую женщину одну.
Ребенок внутри беспокойно зашевелился, и Риан, глубоко вздохнув, постаралась взять себя в руки.
«Он должен родиться, — подумала она, — в память о его отце. Род Хуора не может прерваться!»
В мыслях, в придавленной тяжестью горя душе царила гулкая пустота, однако сердце билось, и это биение говорило Риан о том, что она все еще жива.
— Не беспокойся обо мне, — сказала она Морвен, — иди домой. Тебя там тоже ждет… Еще хуже…
Кузина нахмурилась, однако с готовностью поднялась и обернулась в сторону двери:
— Если ты уверена, что сможешь обойтись одна…
— Все будет хорошо, — вновь заверила ее Риан.
— Если что-то понадобится, зови.
— Непременно.
Морвен ушла, а дочь Белегунда подошла к окну и долго стояла, глядя на осиротевшее хозяйство. Как жить теперь, она совершенно не представляла.
«Как странно, — размышляла аданет, — когда Хуор уходил, я все надеялась, что он вернется живым. А теперь… Какой во всем этом смысл?»
Ребенок вновь шевельнулся беспокойно, и мать, вздохнув, положила ладонь на живот. Вот то последнее, что еще связывало ее с этим миром. Но ниточка эта была чересчур слаба.
Решив, что стоит пока заняться хоть чем-то, она замесила тесто и поставила в печь хлебцы. Сев у огня, долго смотрела на пляшущие в глубине язычки пламени. Родному народу она теперь будет обузой. Одна, без мужа, с хозяйством самостоятельно справляться не сможет. Постоянно должен будет кто-нибудь помогать.
«А у Морвен теперь и без меня проблем хватает, с мужем-калекой».
И что ее вместе с ребенком тогда ждет? Голод? Риан вздрогнула, отчетливо представив картину безрадостного будущего. Что делать теперь, как следовало поступить, она пока не знала.
Внутри по-прежнему ворочалась колючим ершистым клубком боль. Смотреть на дом, где она была счастлива, теперь казалось невыносимо. Вынув хлебцы из печи, Риан попробовала лечь поспать, однако сна не было. Тяжело поднявшись, она в который раз подошла к окну и стала смотреть на вызвездившее небо.
«Пока единственная моя забота, — размышляла она, — сохранить дитя и родить его».
А, значит, следовало пойти туда, где по возможности ничто ей не будет напоминать о прошедшем до срока счастье.
Сняв со стены холщовую котомку, она положила туда яблок, еще теплые хлебцы и флягу воды. Затянув шнурок, женщина накинула на плечи плащ и уже собиралась было уйти, как вдруг ее взгляд упал на висевший на стене кинжал Хуора эльфийской работы. Поколебавшись, она подошла, сняла оружие и неловкими движениями закрепила на поясе:
«Отдам ребенку, когда тот родится. В память о его отце».
И, уже не оглядываясь, вышла в ночь.
Околица скоро осталась позади, не слышалось больше и лая собак. Идти было тяжело, Риан то и дело спотыкалась и хваталась за растущие рядом кусты и деревья. В конце концов, выбившись из сил, она села прямо на голую землю и, прислонившись головой к ближайшей сосне, тихонько, по-звериному, завыла.
Взошел Исиль, расплескав по лесу жидкие капли серебра. Женщина все не вставала, неподвижно глядя в пустоту перед собой, и перед мысленным взором ее проплывали картины недавнего прошлого — знакомство с Хуором, помолвка, свадьба. Воспоминания одновременно причиняли боль и дарили облегчение. Если закрыть глаза, то можно было ненадолго вообразить, что любимый муж рядом и все еще жив.
Когда развиднелось, Риан съела один из хлебцев и, с трудом поднявшись, продолжила путь. Она сама не знала, куда несут ее ноги, да и не думала об этом. Лишь бы дальше от дома, а все остальное не имело значения.
Звонко пели птицы, шуршала под ногами трава, журчал поблизости ручей. Тонкие веточки хрустели, заставляя Риан вздрагивать и оглядываться в поисках опасности.
Скоро женщина вовсе перестала замечать смену дня и ночи. Она брела, не осознавая этого, и ветки деревьев хлестали ее по лицу, цепляли одежду. Риан потеряла по дороге хлеб, и голод подтачивал ее изнутри. По лицу дочери Белегунда текли слезы, оставляя грязные дорожки на щеках, и только мысль о ребенке не давала ей упасть и застыть, чтобы больше не подняться. Мир перед глазами кружился, сливаясь в одну невообразимую карусель, где золотые полосы сменялись черными, но вдруг в один миг все изменилось.
Громкий удивленный возглас заставил Риан вздрогнуть, и измученная странница, распахнув глаза, видела перед собой два силуэта всадников — мужской и женский. Остановившись, она попыталась понять, что ей делать теперь.
— Так значит, наши дозорные не ошиблись! — незнакомец в голубых с серебром одеждах обернулся к спутнице.
— Это просто невероятно, мельдо! — ответила та и, соскочила на землю, направилась к Риан.
Острые уши безошибочно сообщили аданет, что перед ней эльфы. Мысль эта принесла с собой спокойствие и облегчение, и вдова Хуора уже без опасений съела предложенную среброволосой девой пищу и выпила из фляги несколько глотков чего-то освежающего, незнакомого, но такого приятного на вкус.
В голове Риан немного прояснилось, и уже совсем другим взором посмотрела она на своих спасителей.
— Как ты? — поинтересовался лорд, ибо это действительно был он. Принц Финдекано и его супруга, которых она видела несколько лет назад на празднике весеннего солнцестояния.
— Благодарю, гораздо лучше.
— Мельдо, — леди Армидель обернулась к мужу, — мы должны взять ее в крепость. Она не может вот так…
Она сделала выразительный жест, и ее супруг кивнул:
— Ты права. Но и пешком идти далековато. По крайней мере ей.
Он спешился, а леди Армидель спросила участливо:
— Ты согласна отправиться с нами?
— Да, — ответила аданет, без раздумий вверяя нолдор свою судьбу.
— Отлично.
Финдекано помог ей сесть на своего коня, а сам пошел рядом, готовый в случае необходимости поддержать. Впрочем, вскоре показались еще двое эльфов, и один из них отдал лорду своего скакуна.
К вечеру они добрались до главной крепости Ломинорэ, и Риан смогла вздохнуть с облегчением. Ворота закрылись, и супруга лорда повела ее наверх, в башню, где измученную женщину уже ждал горячий ужин, разожженный камин и отдых.
* * *
Эленвэ шла мрачными, сотканными из тумана серыми коридорами Мандоса туда, откуда доносилась песня. Звуки эти были печальными и полными надежды одновременно, и той, что некогда была живой, сейчас казалось, что ничего прекрасней она не слышала.
— Что это? — спрашивала она саму себя то и дело, но никто ей не отвечал.
Далеко впереди показались слабые лучи золотистого света, и фэа жены Турукано полетела быстрее. Скоро она оказалась в огромном зале, своды которого терялись в невообразимой вышине, и вскрикнула от удивления, потрясенно застыв. В самом центре, посреди гигантского, сплетенного из снов и утренней росы веретена, висело ее собственное тело. Оно как будто спало.
— Как такое возможно? — спросила Эленвэ, сама не зная у кого.
— Тебе пришла пора возродиться, — ответила Вайрэ, выступив вперед.
Эльфийка не сразу нашла в себе силы ответить. Долгое время она рассматривала веретено, осознавая услышанное, и наконец произнесла:
— Оно новое, да?
— Нет, — покачала головой валиэ. — Твое собственное. Несколько сотен лет назад, еще до того, как взошли светила, Ниэнна пришла на берег моря и пела песнь. Уинен, тронутая ее мольбой, откликнулась и подняла твое роа со дна. Девы Эстэ все эти годы ухаживали за ним. Теперь же ты можешь вернуться к тем, кого любишь.
— Турукано? — воскликнула она с надеждой. — Он снова в Амане?
— Не торопи события, — улыбнулась валиэ. — Пока он в Белерианде. Но тебя ждет Анайрэ. Она уже пришла к вратам Мандоса.
Тут Эленвэ вздрогнула, и ей показалось, что вдалеке послышался то ли мрачный хохот, то ли зубовный скрежет. Она хотела уже по привычке метнуться куда-нибудь в темный угол, чтобы спрятаться, однако Вайрэ с гневом махнула рукой, и пугающие звуки исчезли.
— Довольно болтать, — громовым раскатом прокатился по залу голос Намо. — Тебе позволено, так спеши, пока я не передумал.
Фэа Эленвэ словно подхватило потоками ветра, закружило, перед глазами замелькали золотые искры, и голос Вайрэ был последним, что слышала она:
— Удачи тебе!
Затем последовал пришедший непонятно откуда удар, вспышка боли, и эльфийка потеряла сознание.
Очнулась она от легкой, словно дуновение ветерка, ласки.
— Вставай, дорогая, — мать мужа бережно погладила ее по лицу и поцеловала в лоб.
— Матушка Анайрэ…
Она с трудом распахнула глаза и увидела склонившуюся над ней свекровь. В глазах у той блестели слезы, а на губах играла слабая, но такая счастливая улыбка.
— Вот я и дождалась, — ответила нолдиэ. — Ты вернулась. Первая из ушедших. Валар тебе не дали одежды, но я захватила с собой одно из платьев. Вставай потихоньку, и мы поедем с тобой в Тирион.
— Как мельдо? — спросила она.
— Дома расскажу, что знаю. У него все хорошо. У меня теперь тоже, почти.
Она помогла Эленвэ подняться и облачиться в новый наряд. Ноги еще плохо служили возрожденной, поэтому до повозки она шла, опираясь на руку Анайрэ. С трудом сев, ваниэ вздохнула с облегчением.
— Ты снова научишься ходить, — пообещала нолдиэ. — Я помогу тебе. Есть хочешь?
— Нет пока.
Жена Тургона прислушалась к себе. В глубине фэа пока царили напряжение и опустошение, однако сердце учащенно билось, живо откликаясь на незнакомый свет в небе, на дуновение ветерка и шелест листвы. На ветке прямо над головой вдруг запела птица, и Эленвэ обдало волной невыразимого, ни с чем не сравнимого счастья.
— Я рада, — прошептала она, — я очень рада, что вернулась…
Свекровь улыбнулась в ответ, и повозка тронулась, увозя вновь обретшую плоть эльфийку подальше от мрачных чертогов.
В тусклом столбе предвечернего света танцевали пылинки. Тьелпэринквар осторожно притворил дверь и подошел к стоявшему у окна столу. Рядом с холодным тиглем сиротливо лежали позабытые мастером надфили, опоки и, казалось, смотрели на него с немой укоризной, однако творить что-либо сейчас Куруфинвиону совершенно не хотелось.
Распахнув тяжелые оконные створки, он полной грудью вдохнул прозрачный, немного холодноватый осенний воздух. Березы покачивали золотыми ветвями, словно красовались, и Тьелпэ с улыбкой принялся рассматривать игру света в прозрачной резной листве. Рядом опустилась желтогрудая синичка, посмотрела с любопытством на эльфа и чирикнула, а вдалеке привычно перекликались дозорные.
«Где же прячется тайный город Турукано?» — задал он самому себе единственно волновавший теперь вопрос. К нему были устремлены все его думы, и Куруфинвион чувствовал, что до тех пор, пока не разберется с ним, он будет не в состоянии заняться чем-нибудь иным.
«Как мне его найти?»
Ответа пока не нашлось.
«Враг наверняка искал его, но не обнаружил. А я? Смогу ли?»
С глухим хлопком закрыв ставни, Тьелпэринквар вышел из мастерской и почти бегом пересек мощеный двор. Поднявшись по винтовой лестнице донжона в библиотеку, он подошел к полке с картами Белерианда и достал одну из них, наугад. Заливы и бухты запада его интересовали мало, так же как и южные моря. Схема с лесами и равнинами Эстолада отправилась обратно вслед за своими предшественницами, однако вскоре Тьелпэ нашел то, что искал — горы севера и общий план всего Белерианда. Взяв с полки горевший ровным голубоватым светом кристалл, Куруфинвион сел за стол и расстелил карты. В отличие от юга, запада и центральных областей Белерианда, горы севера были изучены эльдар не так уж и хорошо.
«А, значит, Турьо мог запрятаться куда угодно», — подумал он и нахмурился.
Ладонь Тьелпэ сама собой сжалась в кулак. Заметив это, он тряхнул головой и потянулся за пером.
«Что ж, раз так, то стоит припомнить все донесения разведчиков и постараться восстановить точный рельеф. Разумеется, если это возможно. А если нет… Если ничего не выйдет, то как тебя тогда искать, любимая?»
Он поднял взгляд и посмотрел на прогорающий закат. С восточного края неба наползало темное звездное покрывало.
«Я все равно, так или иначе, отыщу тебя, — подумал Тьелпэ, и сердце его наполнилось решимостью. — Я это чувствую».
И он, отбросив все лишние мысли, с головой окунулся в расчеты.
* * *
Пламенная фэа замерла, на миг прекратив свой путь по изнанке мира. Прислушалась, пытаясь уловить, откуда донесся отголосок, так похожий на душу брата. В том, что Нолофинвэ не было в Чертогах, Фэанаро не сомневался. Впрочем, здесь, на обратной стороне мира, тот тоже не появлялся.
«Где же ты можешь быть, торон?» — думал он, пытаясь пересмотреть ставшую привычной картину вселенной.
«Что если граница представляет собой некое пространство, пусть и сильно сжатое?» — формулы плыли одна за другой, пока наконец не сложились в нужное уравнение. Старший сын Финвэ от огорчения полыхнул и замер — вытащить душу брата он не мог.
«Равновесие. Абсолютное и совершенное. Он не жив и не мертв. И одновременно и жив, и мертв. Вывести его из этого состояния сложно, к тому же я скорее его подтолкну к Чертогам, чем к его роа в Белерианде. Если бы я сам был жив, то…» — мысли его унеслись на некоторое время прочь, к сыновьям, жене и даже оставшемуся в Тирионе Арафинвэ. Фэа горела, желая жить и творить, любить и созидать, а не прозябать в пустоте, которая, хотя порой и была интересна, все же утомляла своим единообразием. Вновь потянувшись к душе Ноло, Фэанаро ощутил то, что не заметил в первый раз — липкую паутину тьмы, что пила силы и прочно удерживала душу на границе.
«Держись! Сейчас станет немного легче», — мысленно обратился он к брату, и жаркое пламя всколыхнуло изнанку мира. Оно согревало, окутывало добрым теплом фэа Финголфина и при этом беспощадно жгло паутину тьмы. Когда наконец кокон распался, лохмотья, ранее крепко державшие свою добычу, осели грязными хлопьями и были поглощены самой сутью мироздания.
«И, скорее всего, появились в иной форме и в другой части Арды», — подумал Фэанаро, росчерком души сотворив себе дверь, чтобы некоторое время побыть с семьей.
Призрачные хлопья, появившиеся словно из ниоткуда, беззвучно опустились на запястье валы, сложившись в причудливый браслет.
— Все же нашел и распутал! — произнес Намо и прикрыл глаза.
«Но оставил все там же… Хорошо, значит, братец придумал верный способ убирать самых надоедливых», — владыка Мандоса хохотнул, но быстро принял надлежащий вид.
— Приветствую, сестра, — он привстал с трона и протянул руку Ниэнне, предлагая проследовать за ним.
— Зачем ты позвал меня, Намо? Я еще не оплакала…
— Успеешь! Ты ведь знаешь, о возрождении Эленвэ, не так ли?
— Конечно. Я так рада, что ее душа исцелилась! Это значит, что не зря я лила слезы, а ты предоставил ей нужный покой.
— Все так, все так, — отмахнулся Намо. — Но есть один нюанс…
— Какой? — с беспокойством спросила Ниэнна.
— Ее фэа тянется к смертным землям, где сейчас находятся ее муж и дочь.
— Разве это не естественно, владыка? — удивилась валиэ.
— Конечно. И в любое другое время я был бы только рад, ведь это означает, что она и правда живет! Однако эльфийка еще слаба. Я бы хотел временно огородить ее и тех, кто возродиться после, от опасности перенапрячь силы фэар.
— Что же ты предлагаешь?
— Спойте вместе с моей супругой песню — сотките завесу вокруг Амана. Пусть ее мастерство и твои слезы создадут невидимое полотно, что удержит мысли живущих здесь…
— Хорошо, брат мой, я исполню твою волю, — ответила Ниэнна. — Ты мудр и велик, но в то же время так заботлив. Пусть же скорее возродятся и окрепнут все, кто сейчас исцеляется в Чертогах, и тогда мы снимем завесу. Ты только вообрази, сколько радости будет. Весь мир наполнится светом! А ежели останутся места, пораженные тьмой, то мои слезы помогут и им исцелиться!
Намо поморщился, но кивнул головой неожиданно воодушевившейся сестре.
За разговором фэантури дошли до чертогов Вайрэ. Супруга Намо уже знала о замысле мужа, а потому валиэр почти сразу начали петь. И не успела ладья Ариэн завершить свой путь, как некогда Благой край оказался покрыт плотной завесой, сотканной из скорби и слез.
* * *
Майтимо отложил письмо и задумался. Когда бои еще не закончились, известие о странном ранении Нолофинвэ сильно удивило и обеспокоило его. Однако времени на раздумья не было — приходилось добивать остатки армии Моринготто, которые продолжали упорно атаковать Химринг. Когда же нолдор уничтожили последних ирчей, Маэдрос не сомневался, что целители Барад Эйтель уже помогли королю. Однако следующее послание от Финдекано убедило его в обратном. Немногим позже он узнал от друга и о гибели Аракано.
— Эти битвы не прошли без потерь, — с горечью сказал Майтимо кузену, и его ладонь чуть дрогнула на палантире. — Но мы выстояли. Не дадим же горю сделать то, чего не смог добиться Враг.
Тогда Фингон согласился с ним, однако боль утрат надолго заставила его отложить иные мысли, кроме как об ушедших родичах и иных нолдор.
Теперь же друг писал об ином. Предложение Турукано, о котором сообщал ему Фингон, было понятно и обосновано, но…
«А ведь Макалаурэ в свое время отказался, хотя и правил нолдор. А у него было намного больше оснований тогда стать королем», — подумал Маэдрос, и боль от потери брата на мгновение исказила его лицо.
Он снова взял в руки свиток и внимательно перечитал его. Майтимо вновь показалось, что в первый раз нечто важное ускользнуло от его внимания.
— Так и есть! — воскликнул он. — Часть тенгв написана иначе. Финьо решил вспомнить наши «тайные послания» друг другу в Тирионе.
Память незамедлительно подсказала Маэдросу, как следует прочитать скрытое в свитке.
«Нельо, ты согласен вновь принять корону нолдор? — гласил зашифрованный вопрос. — Ты отдал ее моему отцу, и я прекрасно помню, почему. Теперь я готов вернуть ее тому, чья она изначально была по праву. Жду твой ответ. Финьо».
Маэдрос встал и подошел к окну. Сгущались сумерки. Холодный северный ветер привычно завывал, стараясь убедить нолдор Химринга в бесполезности осады Ангамандо и лишить их надежды на победу. Пики Тангородрима вечной угрозой возвышались в отдалении, и, хотя всполохов пламени не было видно, Майтимо чувствовал, что Враг не сломлен. Он затаился, чтобы залечить свои раны и после выплеснуть скопившуюся злобу на все живое в Белерианде.
«Нет, не мне править нолдор. Я должен исполнить Клятву и тем освободить от нее братьев. А пока что хранить северные рубежи, не позволяя Врагу вторгаться в наши владения». Он уже собрался вернуться к столу и написать ответ, как на миг разошлись тучи, и в прорехе ярко блеснули лучи заходящего Анара.
«Значит, я точно прав. Это знак. Прости меня, Финьо, но теперь твоя очередь быть нолдораном».
На утро гонец выехал из врат Химринга, чтобы доставить в Ломинорэ важный свиток, скрывавший в себе и ответ на тайный вопрос кузена:
«Нет, мой дорогой друг. На этот раз я полностью согласен с Турукано — королем быть тебе».
* * *
— Слишком много новостей, да, отец? И не все из них хорошие? — спешившийся Эрейнион подошел к Финдекано и, крепко обняв, заглянул в глаза. — Как ты?
Переменчивый западный ветер гнал по небу низкие серые облака, забирался под ворот куртки. Верные вздрагивали от особенно резких порывов и, оглядываясь на лордов, опускали взгляды. Даже кони, казалось, старались вести себя тише.
— Я рад твоему приезду, йондо, — признался лорд Ломинорэ и перевел взгляд на стоявшую поодаль жену.
Сын улыбнулся, посмотрев на мать, и, преодолев в два шага разделявшее их расстояние, поцеловал ее в щеку.
— Как дела в Бритомбаре? — поинтересовалась она.
— Все хорошо. До нас добралась всего одна стая варгов и темных майяр, но мы справились с ними. Тхурингветиль убил я. Но я лучше потом, за ужином, все расскажу. Сначала ответьте, как дедушка Нолофинвэ?
Финдекано вздохнул и, обняв Эрейниона за плечи, повел в донжон. Можно было подумать, что за время, проведенное вдали от родного Ломинорэ, сын стал еще выше и шире в плечах, если такое вообще возможно. Во всяком случае, смотрелся он немного массивнее своего отца. Армидель улыбнулась, переведя взгляд с сына на мужа и обратно, но сразу же, должно быть вспомнив о печальной теме их разговора, вновь сделалась серьезной.
— Без изменений, — ответил Фингон. — По-прежнему лежит, не приходит в себя, и целители его не могут дозваться.
Они поднялись по лестнице и вошли в библиотеку. Эрейнион скинул плащ и куртку, поежился и, подойдя к камину, проворно разжег огонь.
— Вот, так-то лучше, — прокомментировал он и, развернув кресло, сделал приглашающий жест отцу.
— Благодарю, — с улыбкой кивнул тот и сел.
Сын прошелся по комнате и, взяв из вазы крупное румяное яблоко, вонзил в него зубы. На миг повисла тишина, нарушаемая лишь легким потрескиванием поленьев, а после Финдекано начал рассказывать. Эрейнион хмурился, качал головой и, подойдя к окну, внимательно рассматривал привычный и такой родной пейзаж.
— Мы должны сделать все, чтобы удар Моргота не достиг цели, — сказал он наконец.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Армидель.
— Врагу не удастся обезглавить нолдор, — пояснил свою мысль сын.
Обернувшись к отцу, он собирался было еще что-то добавить, но, вздрогнув, посмотрел в окно и, приложив палец к губам, улыбнулся.
— Что случилось? — встревожился Фингон.
— Прибыл дядя Турукано.
И словно в ответ на эти слова вдалеке раздалось пение рога среднего Нолофинвиона. Верные поспешили к воротам, и вскоре тяжелые створки начали открываться, впуская гостей.
— Пока он еще едет, — заторопился Эрейнион, — скажи, что там за атани, о которых ты упоминал?
— Аданет, — поправил его отец. — Риан, вдова Хуора. Мы нашли ее в лесу в весьма плачевном состоянии.
— Она ведь ждет ребенка?
— Да. И это одна из причин, почему я не могу сейчас покинуть Ломинорэ — она не перенесет дороги, а бросить ее мы с твоей аммэ не можем.
Сын в ответ лишь пожал плечами:
— В конце концов, ты можешь жить здесь и быть королем. Барад Эйтель просто крепость и, по большому счету, ничем не лучше и не хуже других. Ты же после принятия короны нолдор можешь оставаться в Ломинорэ.
— Так ты тоже считаешь, что?..
Он замолчал, словно не мог себя заставить договорить фразу до конца. Эрейнион подошел к отцу и положил тяжелую ладонь ему на плечо:
— Нолдор нужен король. Подумай об этом, атто.
Финдекано с печалью опустил взгляд, плечи его поникли. Он покачал головой, но сказать ничего не успел: дверь резко распахнулась, и на пороге показалась высокая фигура Турукано.
— Alasse, — произнес он и, подойдя к столу, положил в самый центр его палантир.
— Айя, — поприветствовали вслед за ним хозяев дома Эктелион и Глорфиндель.
Армидель, внимательно осмотрев каждого из собравшихся, вышла из библиотеки и отправилась позаботиться об ужине. Вечер обещал быть долгим и насыщенным.
* * *
В саду негромко, протяжно пела флейта. Мерцали звезды, и серебряный свет Итиля, проникая в окно, играл в рассыпавшихся по подушке черных волосах нолдиэ. Проснувшийся Куруфин улыбнулся, бросив взгляд на жену, и, потянувшись, осторожно поцеловал ее обнаженное плечо. Тэльмиэль пошевелилась, и муж прошептал:
— Пора.
— Уже утро? — немного сонно поинтересовалась супруга.
— Пока нет, но если мы чуть задержимся, то можем опоздать на охоту, и тогда Тэльво уедет без нас.
Вряд ли Лехтэ поверила в это, однако, весело рассмеявшись, откинула одеяло и довольно бодро встала с постели.
— Как же приятно спать в своей кровати, а не на камнях, не на лапнике и не в гостевых покоях, — проговорила она.
— Только спать? — полюбопытствовал муж.
— Ни в коем случае, — поддержала жена.
Потянувшись, она быстрым движением растрепала волосы Курво и, подойдя к окну, широко распахнула створки. Дохнуло прохладным ветром и ароматом влажной земли. Лехтэ поежилась.
— Кажется, стоит одеться потеплее, — произнесла она. — Как же быстро наступила осень.
Пение флейты смолкло, зато раздалось ржание лошадей и голоса дозорных.
— Лето еще вернется, — ответил муж.
— Да, конечно.
Они проворно оделись и, захватив оружие, спустились по лестнице и вышли в сад. Там, среди деревьев, был накрыт стол. Мерцали крохотные светильники, спрятавшиеся в траве и среди ветвей, и можно было подумать, что ожидается праздник.
— Как красиво, — улыбнулась Лехтэ и, подойдя, взяла с тарелки маленькую кисть винограда.
— Вам нравится? — поинтересовался Тэльво, выходя из-за раскидистого куста орешника. — Здорово, что задумка удалась. Очень хотел вас порадовать. Битва закончена, и наши земли устояли, несмотря на потери. А Тьелпэ так вообще герой.
— Благодарю, дядюшка, — показавшийся на дорожке Куруфинвион чуть склонил голову в знак уважения и признательности и, поприветствовав всех, потянулся за ломтиком холодного мяса.
— Ты прав, — наконец откликнулся хмурый Куруфин. — Однако…
— Я знаю, что ты хочешь сказать, — не дал ему договорить Тэльво. — Потому это просто завтрак перед охотой.
В отдалении послышались нежные звуки арфы, и Искусник, прожевав колбаску, протянул руку жене:
— Что ж, раз так, то давай потанцуем, мелиссэ.
— Благодарю, мельдонья.
Она вложила руку, и Куруфин обнял бережным движением ее тонкий стан. Мелодия сразу сделалась громче, и супруги закружились среди обступивших их яблонь. Свет Итиля отражался в наконечниках прислоненных к деревьям копий, отбрасывая яркие блики, однако вскоре он померк, и на востоке начала разгораться нежно-розовая заря.
— Каждый новый рассвет словно первый, — задумчиво произнес Тьелпэ, не сводя с неба глаз. — Уж сколько столетий прошло, а все никак не привыкну!
— Согласен с тобой, племянник, — отозвался Амрас.
И вдруг Тьелпэ начал песнь. Один из тех гимнов, которые сложил Макалаурэ еще у озера Митрим. Он пел удивительно чистым, красивым голосом, и дядя, не слышавший его с тех пор, когда Куруфинвион был ребенком, смотрел не без удивления.
— Пора отправляться, — наконец прокомментировал Тэльво.
Восход прогорал, готовясь уступить место на небе ладье Ариэн. Тьелпэ улыбнулся умиротворенно и замолчал, начав поправлять оружие. На дорожке тем временем как раз показалась Ириссэ с мужем, и компания охотников направилась к ожидавшим их лошадям.
Ворота распахнулись, выпуская лордов и их гостей, и всадники выслали коней рысью по дорожке, вьющейся через поля, в сторону видневшейся вдалеке тонкой полоски леса.
Поблекшие, начавшие увядать травы гнулись к земле. Ветер гнал по воздуху ярко-желтые и алые листья. Анар поднимался все выше, и золотые лучи разливались в воздухе, изгоняя прочь тьму.
— Эге-ге-й! — весело крикнул Тэльво, и Тьелпэринквар рассмеялся.
Аредэль пустила коня еще быстрее, стремясь догнать улетевшую далеко вперед Лехтэ, и нисси первые заметили верных, выступивших из подлеска. Охотники остановились, и старший нолдо принялся объяснять, где и чьи следы они видели.
— Там, — махнул он рукой в сторону дубовой рощицы, — кабан кормился. На поляну в трех лигах к востоку приходили лани. А чуть дальше на юг у ручья есть солонец.
— Кого выбираем? — полюбопытствовал Тэльво, обернувшись к брату.
— Оленя? — предложил тот.
— Давайте лучше кабана, — в один голос высказались Ириссэ и Лехтэ.
Даэрон промолчал, а Тьелпэ ответил, немного подумав:
— Оленя проще поймать, а кабана интереснее.
Курво перевел мрачный взгляд с сына на жену и только вздохнул:
— Что ж, давайте кабана.
— Тогда я в числе стреляющих! — сразу вызвалась Лехтэ.
— Я с тобой, — не замедлил откликнуться муж.
Тэльво и Даэрон отправились загонять зверя, а остальные тем временем спешились и, отпустив коней, выбрали места.
С севера на юг летел широкий клин птиц, и Тэльмиэль отвлеклась на них, засмотревшись. Ей вдруг показалось, что в их полете есть нечто и от нее самой, что она им сродни.
— О чем думаешь? — спросил Искусник.
— Не знаю, — пожала она плечами. — Но мне вдруг показалось, что они меня зовут куда-то.
Супруги помолчали немного, провожая пернатых путешественниц взглядом, и принялись терпеливо всматриваться туда, откуда должны были показаться загонщики. Время тянулось, словно кусок масла, размазанный по хлебу. Тьелпэ вынул из кармана лембас и, откусив небольшой кусок, убрал остатки.
Вдруг вдалеке послышался треск ломаемых веток и крики.
— Приготовиться всем! — скомандовал Куруфин.
Лехтэ крепче сжала копье, сын, изготовившись, поднял руку. Кабан ломился прямо через кусты, не выбирая дороги. Аредэль, не утерпев, пустила копье в полет, но оно отскочило от спины зверя, лишь чуть оцарапав шкуру. Вепрь с гневом заревел и, развернувшись к новому противнику, ударил копытом в землю. Тэльво и Даэрон с тревогой крикнули и кинулись на помощь Ириссэ. Кабан ринулся вперед, и в этот самый момент в воздухе мелькнула длинная темная тень. Зверь метнулся в сторону, и разом два копья, выпущенные Лехтэ и Тьелпэ, вонзились в клыкастого противника, поразив кабана в мозг и в сердце.
Эльфы одновременно выдохнули с облегчением, а Хуан, встав на землю, отряхнулся и пролаял два раза.
— Охотитесь! — с деланным возмущением воскликнул Турко, выезжая вперед. — И без нас! Как это понимать?
Оглядевшись по сторонам, он широко улыбнулся:
— Alasse. Рад видеть всех собравшихся.
Курво спрыгнул с коня и, подбежав к брату, крепко обнял его:
— С возвращением!
Тэльво же, явно намереваясь последовать примеру Искусника, произнес:
— В конце концов, охота у нас только началась.
* * *
Распахнутое окно дышало холодом. Море ворочалось тяжело с боку на бок, плескалось белой пеной на мрамор причалов. На сером предутреннем небе постепенно гасли последние крупные звезды.
Келеборн встал с ложа и, одевшись, накинул на плечи теплый плащ. Галадриэль спала, улыбаясь во сне, и волосы ее разметались по подушке. Некоторое время ее супруг стоял, любуясь, а после прикрыл окно и вышел из покоев. Ответить на его вопросы дочь Финарфина, к великому сожалению своего мужа, не могла.
Шаги Келеборна отдавались легчайшим эхом в огромных, пустых в столь ранний час залах. Встречавшиеся по пути немногочисленные верные Кирдана учтиво склоняли головы в знак приветствия и сторонились, уступая принцу дорогу. Вскоре ноги привели его в парадную гостиную, где накануне владыка принимал их с супругой вместе с леди Бренниль. На низком круглом столе в центре по-прежнему стояла ваза с фруктами, а так же вино и сыр. Келеборн приблизился и, выбрав яблоко, с удовольствием его надкусил. Сладость плода приятно разлилась во рту.
— Я ждал тебя, — владыка Новэ выступил из тени и, кивнув в знак приветствия гостю, сделал приглашающий жест.
Келеборн молча кивнул и отправился вслед за хозяином дворца, чувствуя, что сейчас любые слова будут излишними. Эльфы вышли в сад, где на оголившихся ветвях трепетали на ветру последние листья, и отправились по усыпанной гравием дорожке к морю. Остановившись, они долго стояли, глядя, как волны мерно плещутся у их ног.
— Владыка, — заговорил Келеборн и замолчал, раздумывая, как лучше сформулировать то, что его гнетет.
Однако Кирдан не стал дожидаться вопросов и заговорил сам.
— Погляди, — он обвел широким жестом море и, наклонившись, зачерпнул рукой песок, пропустив его сквозь пальцы, — море истачивает камни, превращая их в мельчайшие частички. Разве оно убивает их?
Новэ испытующе посмотрел в глаза молодому родичу, и тот отрицательно покачал головой:
— Нет, ведь он получает новую жизнь.
— Верно. Рыбы зарываются в песок для нереста, поедают песчинки для улучшения пищеварения. Изменяя что-то ради общей пользы, мы несем благо. Силы, потраченные с пользой, возвращаются к нам сторицей и несут радость сердцу и фэа.
— Понимаю, — ответил Келеборн, — и согласен с тобой.
— Отлично.
Новэ снова сделал приглашающий жест и неспешно пошел вдоль кромки прибоя. Келеборн разглядывал его профиль и думал, что это один из тех, кто видел рождение эльфийского народа и прожил бездну лет, которая даже для бессмертных была весьма и весьма значительной.
«Не так уж много видевших воочию озеро Куивиэнен осталось в живых», — подумал он, и вслух спросил:
— Скажи, почему же тогда я ощущаю внутри пустоту?
Вдалеке пронзительно крикнула чайка. Владыка остановился и, чуть нахмурившись, обернулся к спутнику:
— Потому что ты не туда направил силы. Разрушая что-то ради самого разрушения, ты лишь питаешь это.
— Мы боролись с Тьмой.
— Верно. И она черпала в вас, в вашем гневе силы. Вы победили, но большой ценой. Гнев никуда не ведет, он несет лишь гибель. Ты понимаешь меня?
— Кажется, да, — кивнул Келеборн и вновь обратил взгляд морю.
— Я рад. Сама цель благая, и я искренне желаю тебе и твоим друзьям успеха. Но не о борьбе против Тьмы должны вы думать, а о том, что хотите привести вместо нее.
— О Свете.
— Верно. О свете, о радости. О тех, кого вы намерены защитить от Врага и кто погибнет без вашей помощи. Тогда борьба даст вам силы. Она будет сама вести вас, вы станете союзниками. И радость победы тогда станет полной.
— Я понял тебя, мудрейший, — ответил Келеборн, — и от души благодарен.
— Печально, что Тьма, царившая в Дориате, так затмила ваши сердца.
— Враг силен и коварен.
— Мы должны подумать, как защитить от его происков не только эльдар. Не торопитесь покидать Бритомбар, погостите у нас. Все вместе мы решим.
— Благодарю, Новэ. Мы с супругой охотно воспользуемся твоим приглашением.
Кирдан кивнул и сунул руки в широкие рукава, давая тем самым понять, что беседа о делах пока завершена. Эльфы стояли, глядя в постепенно голубеющие небеса, и думы обоих были устремлены в будущее.
Багряная заря, жидко расцвеченная золотыми мазками, расплескалась по крышам крепости Ломинорэ. Налетавший порывами ветер то и дело рвал волосы, плащи дозорных на стенах, а так же листья на деревьях. Нолдор чутко всматривались в даль, выглядывая малейший признак возможной опасности, однако помыслы их были обращены к окну в донжоне, где всего лишь с четверть часа назад погасли светильники. Туда, где всю минувшую ночь шел совет.
Турукано резким движением распахнул окно библиотеки и, полной грудью вдохнув прохладный утренний воздух, пригладил волосы.
— Так что же ты решил, торон? — спросил он, обернувшись к старшему брату.
Финдекано тяжело вздохнул и, опустив лицо в колени, обеими руками обхватил голову. Армидель, присев на ручку кресла, ласково обняла супруга за плечи, и напряженная фигура его вдруг как-то разом расслабилась, словно исчезла туго сжатая внутри пружина.
Глорфиндель уже в который раз покачал головой и прошелся по комнате из угла в угол:
— Мы понимаем ваше горе, государь, и разделяем его, и не менее вашего желаем выздоровления арану Нолофинвэ. Но реальность такая, какая она есть — целители Барад Эйтели уже исчерпали все средства. Вы должны подумать о нолдор.
— Как ты легко говоришь, я поражаюсь! — вспылил вдруг молчавший до сих пор Эктелион. Обхватив себя руками, он выступил из тени и посмотрел прямо в лицо друга. — А ты сам? Ты точно уверен, что сможешь, если понадобится, выполнить свой долг до конца? Долг лорда, сына, мужа, отца… Что сделаешь ты сам, если жизнь не оставит выбора — преодолеть себя или стать негодяем?
Глорфиндель помрачнел:
— Я понимаю, о чем ты. И я от всего сердца надеюсь, что смогу, если понадобится, пересилить себя и поступить, как должно.
Эрейнион подошел к столу и, подняв с пола смятый пергамент, расправил его.
— Иногда наш долг заставляет жертвовать собственными желаниями и чувствами во имя чего-то большего, — проговорил он задумчиво и, подняв голову, посмотрел в укрытую прозрачными туманами даль. — Правитель — тяжелейшая в воплощенном мире работа. Любому мастеру куда как легче…
— Ты прав, йондо, — наконец заговорил Финдекано чуть хриплым голосом, словно очнувшись от выматывающего фэа неприятного сна. Распрямившись, он оглядел немного воспаленным взглядом библиотеку, остановившись на мгновение на каждом из присутствующих. — Вы все правы. И раз так, то пусть будет по-вашему. Я приму корону нолдорана.
— Благодарим тебя, атар, — все так же неспешно ответил Гил-Галад и, подойдя к отцу, положил ладонь ему на плечо. — А если дедушка очнется, то ты всегда сможешь вернуть венец ему.
— «Если»? — голос старшего Нолофинвиона дрогнул.
— Именно так, — неумолимо проговорил сын. — И, разумеется, в том случае, если он сам этого захочет.
— Почему же он может отказаться? — полюбопытствовал Турукано.
Его племянник небрежно пожал плечами:
— Кто знает, какими возвращаются квенди из-за последнего предела, что они думают тогда, как чувствуют. Примеров же не было.
— Да, пожалуй, ты прав.
Тургон выглянул во двор и увидел лица собравшихся на широкой мощеной площадке крепости нолдор. Воины, мастера, целители, девы… Все они стояли, обратив взгляды к окну библиотеки, и по напряженным позам было видно, сколь страстно они теперь ждут ответа. Средний Нолофинвион поднял руку, призывая к вниманию, и крикнул:
— Мой брат согласен принять корону нолдор!
Эльдар разом вздохнули с облегчением и загудели, переговариваясь.
— Да здравствует нолдоран! — первым выкрикнул кто-то.
И остальные подхватили:
— Ура!
— Благодарим!
Финдекано вскочил и несколько беспомощно, растерянно огляделся по сторонам. Бросив взгляд на жену, он протянул ей руку, словно хотел попросить о чем-то, но слова так и не сорвались с его уст. Армидель, поняв любимого без слов, вложила пальцы в раскрытую ладонь и проговорила:
— Нам всем пора отдохнуть, ночь была долгой. Покои ждут гостей.
— Я покажу, — вызвался Эрейнион.
— Спокойного всем сна, — откликнулся Турукано.
Финдекано сжал руку жены, и они вместе отправились в спальню. Сев на кровать, он бережно провел рукой по золотой вышивке покрывала, словно первый раз увидел, и проговорил:
— Они все правы, разумом я хорошо понимаю это. Но, мелиссэ, почему же я тогда чувствую себя предателем?
Армидель устроилась рядом, и муж неловко, как-то совершенно по-детски, ткнулся ей лицом в шею, обхватив двумя руками.
— Ты ни в чем не виноват, мельдонья, — ответила она, и голос ее, похожий на журчание ручейка, дарил сердцу легкость и вселял надежду. — Уверена, твой отец согласился бы с этим.
— Не знаю, — вдруг признался он. — Мы никогда не были слишком близки. Турьо, Ириссэ лучше понимали его мысли и чувства. А я… я всегда был словно сам по себе. Потом, когда чуть подрос, подружился с Майтимо и стал больше проводить времени с ним, и, соответственно, в его доме. Атто это задевало.
— Это из-за той старой неприязни? — уточнила жена.
— Да.
С минуту дочь Кирдана молчала.
— Что ж, — наконец ответила она, и ласковая ладонь ее коснулась спины Финдекано, быстро пробежалась по напряженным мышцам, — теперь никто не скажет, что ты был плохим сыном — ты сопротивлялся до последнего и уступил лишь под действием уговоров. Ты не мечтал заполучить венец.
— Ты права, — вздохнул муж и, распрямившись, с любовью поглядел в лицо жене. — Что бы я делала без тебя, родная?
Она улыбнулась нежно и одновременно понимающе, и он, не сдерживаясь более, наклонился и со всей страстью поцеловал.
* * *
Финдуилас неспешно шла по крытой галерее, часто останавливаясь и всматриваясь куда-то вдаль. Сирион неспешно, и даже немного лениво, плескал на берег. Одинокие листья кружились в воздухе и присоединялись к своим многочисленным собратьям на земле. Некоторые, правда, опускались на воду и начинали дальнее путешествие вместе с волнами.
— Река, река, как бы я хотела понять, что со мной происходит! Почему, подобно осеннему золотому листу, мечусь и не могу найти покоя. Меня словно манит куда-то, но… я не знаю… нет, знаю, но… — дева замолчала, решив, что и так доверила ветру многое.
Однако стихия была благосклонна к эльфийке и незаметно направила ее в кузницу. Дочь Ородрета просто шла, любуясь то удивительным танцем листика в воздухе, то бликами лучей Анара на воде или же наслаждаясь тихим шелестом ветвей засыпающего сада. Когда же она оказалась перед дверями мастерской, то сначала оробела, не решаясь даже взяться за ручку.
«Он там, я знаю, чувствую, — думала Финдуилас. — Да и где же ему быть еще».
Синда с позволения дочери лорда надолго обосновался в Минас Тирит, решив своим трудом отблагодарить гостеприимных хозяев. Конечно, те бы и так позволили жить ему на острове, однако противиться дарам не стали. Тем более, что тот был отличным мастером.
Ветер стих, а Финдуилас так и стояла у двери, поглощенная мыслями и терзаниями. Еще немного, и она готова была развернуться и уйти, как вдруг неожиданный порыв приоткрыл створку и подтолкнул деву вперед.
Оказавшись на пороге, дочь Ородрета замерла, не желая отвлекать мастера.
Эол стоял у наковальни, держа в руках щипцы и молот. Металл светился, обдавая искрами эльфа. Подобно волшебным светлячкам, они кружились и неспешно оседали на пол, где засыпали, угасая. Длинные темные волосы Эола были собраны и уложены, чтобы не мешать ему работать, а деве любоваться фигурой синды. Она не сводила глаз с сильных рук и рельефной спины Эола. Нестерпимо хотелось подойти ближе и провести ладонью по его плечам, прижаться и… Она резко оборвала себя и тут же услышала его голос:
— Нравится?
— Ты очень красив, — тихо ответила она.
— Благодарю. Но я вообще-то спрашивал про каминную решетку, — он указал на только что вынутое из воды изделие.
— О, прошу простить, я… — Финдуилас опустила взгляд и спешно добавила: — пойду и не буду мешать.
Дева уже взялась за ручку двери, когда мастер оказался рядом:
— Прошу, не уходи.
— Но…
— Ты прекрасна. Ты совершенство, белая дева Минас Тирит, — проговорил он, осторожно беря ее за руку.
— Почему ты так меня называешь? — удивилась дочь Ородрета.
— Тебе не нравится?
— Нет-нет, это имя звучит красиво, но почему так?
— Твои волосы. Они светлы и чисты, как кристаллы кварца. И так же сияют в лучах Анара. Они нежнее вешней листвы берез. Они… — Эол осторожно взял рукой прядь, нежно провел пальцем и поцеловал.
— Что ты делаешь? — воскликнула от неожиданности Финдуилас.
— Прости. Просто я подумал… понадеялся… Прости, — он развернулся, вмиг сгорбился и уже собирался вернуться к наковальне, как нежные пальцы девы удержали его.
— Не уходи, — произнесла она и почти невесомо провела пальцем по его плечу и руке.
Эол неверяще замер, но лишь для того, чтобы в следующий миг заключить Финдуилас в объятия. Они стояли на пороге кузницы и целовались, не разжимая рук, словно боясь потерять друг друга. Не замечали влюбленные и сквозняка, что чуть приоткрывал дверь, а также удивленных взглядов, что порой бросали на них проходившие мимо эльфы.
* * *
— Ну же, лети!
Незнакомый девичий голос привлек внимание Тьелкормо. Остановившись, он огляделся и, убедившись, что увлеченные охотой родичи все равно уже умчались далеко вперед, приподнял ветку орешника. На берегу реки, ярко блестевшей в лучах Анара, стояла дева, по виду нолдиэ, еще совсем юная, должно быть, не старше пятидесяти лет, и целилась из лука в дикую утку.
Конь потянулся губами к сочному листку, однако всадник сделал жест, прося товарища вести себя потише, опасаясь спугнуть деву. Та же тщательно прицелилась и послала наконец стрелу в полет. Наконечник яркой серебристой звездой блеснул в воздухе, и утка, тяжело замахав крыльями, метнулась в сторону.
— Ambar-metta! — выругалась эллет и быстрым движением смахнула набежавшую слезу. Характерный звук подсказал опытному охотнику, что тетива лопнула.
Птица тем временем потеряла высоту и шлепнулась прямо на мелководье недалеко от поросшего осокой островка.
— Да что ж за день такой! — высказалась по поводу случившегося нолдиэ, и длинные косы ее сердито взметнулись, хлестнув по спине. — Какого рауко?!
— Откуда в столь нежных устах, — не выдержал Тьелкормо, выезжая вперед, — такие грубые выражения? Нужна помощь?
Он спешился и, погладив коня по шее, шепнул ему на ухо:
— Подожди меня пока, я скоро.
Тот фыркнул в ответ и, пользуясь случаем, начал пастись. Турко же приблизился к незнакомке и, пока та подбирала слова для ответа, принялся разглядывать.
Движения юной нолдиэ еще не утратили юношеской порывистости, однако большие глаза необычного золотисто-медового оттенка приковывали внимание и удивительно гармонировали с локонами густого каштанового цвета, в которых прямо сейчас запутался лучик Анара. Поймав себя на мысли, что хочет протянуть руку и поймать его, лорд Химлада тряхнул головой и посмотрел вопросительно на собеседницу.
— Нет, — наконец ответила та. — То есть, да.
— Так нет или да?
— Она упала в воду! — вдруг совершенно по-детски пожаловалась дева и обличающе ткнула в мертвую птицу пальцем. — А, значит, я останусь без мяса к ужину. И еще тетива лопнула.
— Да, проблема, — покачал головой Турко. — У вас есть новая?
— Тетива?
— Да.
— Нету, — мотнула головой дева.
Она подняла руку и с сожалением посмотрела на две параллельно протянувшиеся ранки.
«Кажется, охотница она весьма неопытная», — понял Тьелкормо. И тем сильнее ему захотелось помочь.
Взяв ее пальцы в свою ладонь, он несколько секунд разглядывал повреждения, а после безотчетным движением погладил, стремясь таким образом немного утишить боль.
— Не расстраивайтесь, — наконец проговорил он, — сейчас что-нибудь придумаем.
Он вернулся к седельной сумке и, покопавшись там, достал запасную тетиву. Опершись спиной на ствол ближайшего дерева, принялся ее менять.
— Вы слишком сильно перетянули, — наконец заметил он вслух и протянул готовый лук деве. — Вот, держите.
— Благодарю вас! — воскликнула она, и в глазах ее зажегся огонь неподдельного восхищения. — Вообще, я прежде никогда не охотилась, но отец погиб, и… Мы живем теперь вдвоем с матерью…
Она смешалась и замолчала, а Фэанарион нахмурился, вспомнив рассказ братьев о шедших в ущелье Аглона жестоких боях.
— Скорблю вместе с вами, — наконец проговорил он и протянул пальцы к ее пораненной руке.
Достав мазь, он привычным движением обработал ранки и перевязал их тонкой полоской ткани.
— Вот, — прокомментировал он с улыбкой, — к вечеру заживет.
— Благодарю, — ответила дева и запнулась, — простите, не знаю вашего имени.
«Кажется, праздники в крепости она посещала не слишком часто», — понял Турко, сделав вид, что не расслышал вопроса. Вгонять незнакомку в еще большее смущение отчего-то не хотелось совершенно.
— Надо придумать, что делать с вашей уткой, — заметил он вслух. — Мою добычу вы, как я подозреваю, не примете.
— Разумеется, нет! — воскликнула дева, и в голосе ее мелькнули металлические нотки возмущения.
«А она крепка духом», — с восхищением подумал Турко.
— Если б здесь был мой пес, то все было бы намного проще. Но он убежал вперед за оленем. А это значит…
Решение пришло само собой. Нолдиэ наклонилась к воде и, пополоскав в ней руку, прокомментировала вслух:
— Уже холодная.
В глаза ее, обращенных к нэру, светилась надежда, что тот сейчас придумает что-нибудь, и Фэанарион не стал размышлять дольше. Кинув ремень в траву, он стащил сапоги и начал быстро раздеваться.
— Вы что делаете? — воскликнула растерянно его собеседница.
Турко не ответил. Скинув штаны и рубаху, он прыгнул в воду и поплыл к острову. Холод обжигал кожу, однако мысль об оставшейся на берегу охотнице согревала.
— Держите, — сказал он ей некоторое время спустя, кидая утку на берег.
Подтянувшись, Келегорм выбрался и огляделся в поисках того, чем можно вытереться. Дева стояла, широко раскрытыми глазами рассматривая его фигуру, и неловким движением прижимала к груди добычу. В глазах ее светился огонь, которому Фэанарион пока не мог подобрать названия и от которого кровь его быстрее бежала по жилам.
— Благодарю вас! — уже в который раз проговорила она и спохватилась: — Ой, вам же надо переодеться!
— Все в порядке, — ответил он, вспомнив о сменной рубахе, лежавшей в сумке. — Но благодарю за заботу.
Он вытерся и торопливо натянул штаны:
— Могу я вам еще чем-то помочь?
— Нет-нет, что вы! — мотнула головой та. — Я вас и так достаточно задержала. А я теперь пойду домой.
— Вы живете недалеко?
— Там, в поселении, — она махнула рукой, указывая направление, но в этот самый момент послышался лай Хуана, и Турко отвлекся, не заметив жеста.
— Простите, — сказал он, — мне и в самом деле пора догонять родичей.
Он вскочил на коня и махнул рукой:
— Рад был помочь!
— Удачной вам охоты! — крикнула на прощание та.
Тьелкормо умчался, всего через несколько минут обнаружив искавшего его Хуана. Пес приветственно пролаял и полетел вперед, показывая дорогу. Азарт охоты побежал по жилам, однако мысли нет-нет да и возвращались то и дело назад, к оставленной на берегу реки нолдиэ.
«Что, если ей понадобится еще какая-нибудь помощь? — подумал он с беспокойством, которого сам от себя не ожидал. — Раз отца ее больше нет…»
— Эй, ты где пропадал? — спросил Курво, немного отстав от основной группы и поехав рядом.
Ириссэ гналась за добычей, Лехтэ и Тэльво, похоже, устроили состязание и мчались куда-то наперегонки. Искусник хмурился, стараясь не выпускать из вида жену, однако терпеливо ожидал ответа.
— Понимаешь, — заговорил Тьелкормо, — там была дева. И утка. Она охотилась, в смысле дева, но стрела улетела, и еще эта утка… И вдруг ей еще понадобится помощь?
— Кому? — уточнил Курво. — Стреле или утке?
— Той деве. Ты понимаешь меня?
— Если честно, не очень, — признался Искусник. — Может, подробней расскажешь, что там произошло?
В этот момент раздались азартные крики охотников, и Тьелкормо махнул рукой:
— Ладно, дома все обсудим.
— Хорошо, договорились, — Курво кивнул и, шепнув что-то на ухо коню, умчался вперед, явно намереваясь догнать жену.
* * *
— Могу я войти? — Эрейнион тихо приоткрыл резную дубовую дверь и заглянул в покои, выделенные эльфами для Риан. — Аммэ?
— Конечно, йондо, — Армидель обернулась и, улыбнувшись, сделала приглашающий жест.
— Благодарю.
Неслышно ступая, он пересек комнату и приблизился к колыбели, принесенной из кладовых всего пару часов назад.
В окно проникал рассеянный, белесый свет. Хотя небо было затянуто высокими плотными облаками, однако нет-нет да и проглядывала временами яркая, почти летняя голубизна. Тогда птицы, жившие в яблоневом саду, начинали громко, с упоением петь, вселяя в сердца своих невольных слушателей радость.
Эрейнион наклонился, стараясь почти не дышать, и посмотрел на мирно сопящего ребенка.
— Это мальчик, да? — уточнил он на всякий случай.
— Верно, — подтвердила Армидель.
Она оглянулась через плечо и посмотрела на приоткрытую дверь, ведущую в соседнюю спальню, где отдыхала мать младенца. Сын понимающе кивнул и перешел на осанвэ:
— У него уже есть имя?
— Да, — подтвердила эллет. — Туор.
— Скажи, — Эрейнион вдруг запнулся, и взгляд его стал озорным, совсем как в далеком детстве, — я был таким же страшным, когда родился? Тоже красным и сморщенным?
— Йондо! — Армидель не выдержала и весело рассмеялась. — Как ты можешь так говорить? Но да, ты прав — ты выглядел почти так же.
— Какой кошмар, — улыбка сына стала еще шире. — Хорошо, что я не видел себя в ту пору. Наверное, нужно быть нис, чтобы разглядеть в новорожденном что-нибудь симпатичное.
— Ну почему же, — не согласилась мать, — твоему отцу ты тоже очень понравился.
— А дедушке Ноло?
Армидель махнула рукой:
— Тогда тебе исполнился уже почти месяц. Ты был розовощеким, улыбчивым маленьким нолдо. Дедушка Кирдан тоже увидел тебя уже подросшим.
Эльфы замолчали и принялись внимательно рассматривать лежавшего перед ними ребенка, словно изучая его черты, или, может быть, вглядываясь в его будущее.
— Как странно, — задумчиво проговорил уже вслух Эрейнион, — Хуор погиб, но его сын… Вот он тут, перед нами, его плоть и кровь. Мне кажется, это одно из чудес мироздания, его загадка.
Он протянул руку и осторожно дотронулся пальцем до золотистого пуха на голове. Младенец шевельнул кулачками, словно хотел поймать палец эльфа, но тут же оставил эту затею.
— Я согласен с тобой, йондо, — дверь вновь распахнулась, и в покои широким шагом вошел Финдекано. — Ясного дня, мелиссэ.
Подойдя к жене, он крепко обнял ее одной рукой и поцеловал. Кивнув приветственно сыну, он посмотрел на лежащего в колыбели маленького адана.
— Что ж, так или иначе, — прокомментировал он, — в нашей семье появился еще один ребенок. И мне почему-то кажется, это добрый знак.
— Ты точно уверен, что он наш? — испытующе спросила Армидель и посмотрела мужу в лицо.
— Да, — подтвердил Нолофинвион. — Его мать все еще способна думать лишь о своем погибшем муже и с трудом воспринимает окружающий мир. А отец… Увы, он никогда не возьмет собственного сына на руки.
Эльфы тяжело вздохнули, но печаль, коснувшаяся их кончиком крыла, почти сразу улетела, рассеявшись без следа.
— Хуор был настоящим героем, — продолжал Финдекано, — и в память о нем я должен помочь его сыну вырасти таким же — мужественным и сильным. Я научу его всему, чему недавно учил Эрейниона.
Вновь улыбнувшись, он быстрым движением растрепал волосы сына, и тот, рассмеявшись, обнял атто:
— Что ж, раз ты намерен стать Туору приемным отцом, то мне он, получается, названный брат. И я помогу тебе. В конце концов, это очень интересно, и я еще ни разу ни с кем не нянчился.
Тут из спальни послышался легкий вздох, и Риан, распахнув глаза, спросила слабым голосом:
— Лорд Финдекано, немного позже я хочу навестить могилу супруга. Может, через месяц, когда окрепну. Вы присмотрите за Туором?
— Разумеется, — подтвердил тот. — Ни о чем не беспокойся, Риан, дочь Белегунда. Обещаю, что мы не оставим его.
— Благодарю, — слабым, но довольным голосом ответила аданет.
— Тебе нужно отдохнуть, — заметила Армидель, входя к ней в комнату. — Вот, выпей.
Она взяла со столика серебряный кувшин и, налив в кубок немного прозрачной жидкости, протянула роженице и помогла выпить. Сделав знак мужу и сыну, что пора удалиться, она вышла вслед за ними, а место у колыбели заняла дева-нолдиэ из верных, которая вызвалась заботиться о маленьком адане.
— Что говорят целители? — спросил жену Фингон.
Та удрученно качнула головой:
— Помутнение рассудка — одно из тех искажений, с которыми даже мы не можем бороться. Увы, мой друг.
— Как жаль…
Они спустились по винтовой лестнице в просторную золотую гостиную, и Эрейнион, попрощавшись с родителями, ушел по своим делам. Финдекано же, посмотрев задумчиво на жену, вдруг улыбнулся и, подойдя ближе, обнял ее, прижав к сердцу.
— Я тут подумал, — заговорил он, — быть может, нам стоит привести в этот мир еще одного ребенка? Например, дочку. Не сейчас, но чуть позже. Что скажешь?
Армидель обвила шею мужа руками и улыбнулась.
— Я не против, — начала она и, неожиданно вздрогнув, распахнула шире глаза.
Перед глазами дочери Кирдана возникло видение. Ночной лес. Поляна, окруженная деревьями, которых она никогда не видела в Белерианде. Рассеянный белый свет, лившийся с темных небес, имел непривычный чуть сиреневый оттенок. Ноги девы обнимали высокие изумрудные с голубоватым отливом травы. Легкая ажурная беседка вдали говорила о том, что это все же не лес, но сад. Строение словно парило в воздухе, а от прозрачного мрамора шел изнутри собственный слабый молочно-белый свет. И в самом центре поляны танцевала среброволосая дева. Черты лица ее удивительно походили на Финдекано.
Тряхнув головой, Армидель вернулась в реальный мир и проговорила задумчиво:
— Она родится.
— Кто? — уточнил взволнованно Фингон.
— Наша дочь. Она придет, когда Враг падет окончательно и перестанет осквернять мир.
— Когда это будет?
— Скоро. Лет пройдет меньше, чем уже прожил Эрейнион. Вот только то место… Его похоже еще нет в воплощенной Арде.
— А где же оно есть, выдумщица моя? — улыбнулся Фингон.
— Не знаю, — призналась Армидель.
Финдекано на миг задумался, а после сказал уверенно:
— А впрочем, это неважно. Мы его обязательно найдем. Главное — теперь мы точно знаем, что нам есть, за что бороться.
— Да, ты прав.
За окошком громко, радостно защебетали птицы. Супруг наклонился и с удовольствием коснулся губами уст жены и прошептал:
— Люблю тебя.
— И я тебя люблю, — эхом откликнулась Армидель.
* * *
Море с шумом набегало на берег, оставляя на камнях пышные белые шапки пены. Оно шипело, будто гневалось или хотело рассказать о чем-то. В сером небе с криками летали чайки, высматривая добычу. Ветер рвал волосы и полы одежд. Однако гулявшим по берегу квенди это ничуть не мешало.
Стоявшая у окна Галадриэль опустила прозрачную занавеску и качнула задумчиво головой. Все последние дни Келеборн проводил много времени в обществе владыки Кирдана. Они часами беседовали, но когда жена спрашивала супруга, тот в ответ со смущением пожимал плечами:
— Даже не знаю, что тебе сказать, мелиссэ. Обо всем и ни о чем конкретном одновременно. О природе вещей, о предначальных временах, о Великом Походе.
Несколько раз и она сама присоединялась к ним. Тот день они провели в саду, пили в беседке ароматный травяной напиток с воздушными пирожными и пытались понять, откуда берется Тьма в сердцах эрухини. Заложена ли она там изначально, или некое внешнее влияние вытесняет из духа доброту, заменяя ее ненавистью и злобой. Вскоре разговор плавно переместился на то, что же есть любовь и свет, какова их природа.
Этот вопрос в последнее время часто занимал и саму дочь Арафинвэ. Обхватив себя за плечи, она прошлась по комнате и снова посмотрела в окно. Келеборн и Кирдан все так же стояли у берега моря и глядели в даль.
«Любовь, — нолдиэ прислушалась к себе, и на губах ее заиграла светлая, мечтательная улыбка. — Это и правда великая сила, теперь я в том убедилась сама. Какой я была, покидая Аман, и какой стала… Мечты о власти остались теперь в далеком прошлом».
Все, что в Благословенном Краю казалось важным, теперь не волновало ее сердце.
«Что может быть хорошего в том, чтобы подчинять своей воле народы? — вновь подумала она. — Гораздо важнее сделать счастливыми тех, кто рядом со мной, кого всей душой люблю. Мельдо… Смогу ли я помочь теперь ему? Получится ли?»
Любовь, поселившаяся в сердце однажды, проросла, подобно волшебному, диковинному цветку, и заполнила собой все мысли и чувства. Любовь к мужу.
«А родители? — подумала вдруг она. — Атто, аммэ… Как мне хотелось бы увидеть вас!»
Теперь она сомневалась, отправилась бы в Исход или нет. Лишь мысль, что в противном случае она никогда не повстречала бы своего мужа, не позволяла категорично ответить «нет».
Галадриэль подошла к дорожному сундуку и, приподняв крышку, достала оттуда палантир. Устроив его посредине стола, она положила ладонь на холодный камень и попыталась вызывать Аман. Мгновения текли, слагаясь в минуты, однако ответа не было. Нолдиэ начала волноваться. Хотя в глубине видящего камня мерцали искры, он казался подернутым легкой белесовато-серой пеленой.
«Значит, он работает, — размышляла она. — Но связь не устанавливается. Что же происходит? Неужели видящий камень сломан?»
Она попробовала вызывать Хитлум, и через несколько минут показалась фигура Финдекано.
— Кузен? — немного удивилась она. — Рада видеть. Ты теперь в Барад Эйтель?
— Нет, — нахмурился Нолофинвион. — Палантир у меня. Ты что-то хотела?
— Да. Я не могу связаться с Аманом.
— Странно, — нахмурился Финдекано. — Я тоже. Хотел сообщить аммэ о том, что завтра стану нолдораном, но…
— Что?! — воскликнула потрясенно Галадриэль. — Ты можешь объяснить, что происходит?
— Могу. Я теперь король.
И он кратко поведал обо всем случившемся. Дочь Арафинвэ без сил опустилась на стул и закрыла лицо руками.
— Что ж, поздравлять не буду, — наконец проговорила она. — Но искренне желаю тебе удачи.
— Благодарю, кузина.
Они еще немного поговорили и попрощались. Галадриэль подошла к окну и вновь нашла взглядом фигуру любимого.
«Надо поговорить с ним, — подумала она. — И как можно быстрее».
— Ну что, торон, рассказывай, что там за дева, которой может понадобиться твоя помощь? — Курво вошел вслед за Турко в небольшую гостиную, на стенах которой были развешены охотничьи трофеи, и, поставив свечу на каминную полку, разжег огонь. Пламя уютно вспыхнуло, заплясав бликами на дубовой отделке стен, и темнота в испуге разбежалась по углам.
Тьелкормо вздохнул и, обхватив себя руками за плечи, несколько раз прошелся по комнате. Остановившись в самом центре, нахмурил брови. Младший брат проследил за ним взглядом и, заметив легкое смятение, подсказал:
— Просто перечисли, что там произошло в лесу, с самого начала. На охоте я, признаться, ничего не понял.
— Да все на самом деле просто, — ответил наконец старший.
Искусник кивнул, соглашаясь, и, присев на самый край стола, застыл в ожидании.
В стекло ударили первые крупные капли дождя, забарабанив скоро частой дробью. На псарне залаяли собаки, но быстро смолкли, повинуясь командам верных. Турко несколько долгих мгновений вглядывался в густую, непроницаемую темноту, и наконец заговорил.
— Я встретил деву, — начал объяснять он, — нолдиэ, еще юную…
Она вставала в воображении слушателя, словно живая, и можно было подумать, что она и впрямь так хороша. Хотя Турко этого не упоминал прямо, однако в нотках его голоса, во взгляде сквозило восхищение, которое, впрочем, сам Охотник вряд ли осознавал.
— А почему ты думаешь, что ей и впредь может потребоваться чья-нибудь поддержка? — наконец поинтересовался Курво.
Турко пожал плечами:
— Она сама сказала, что лишилась отца, а нэри в семье больше нет.
Секунду младший раздумывал над ответом, и наконец задал вопрос, который интересовал его сильнее всего:
— Но почему именно она?
— О чем ты? — не понял старший.
— Она ведь не одна осталась без атто. Наверняка есть и другие. Почему ты заинтересовался именно ее судьбой?
Турко задумчиво почесал бровь:
— Хороший вопрос. Ответа на него я не знаю.
— А та синдэ, дочь Эльвэ? — продолжал допытываться Искусник.
— В смысле? — не понял Турко и вздрогнул, вспомнив пленившую его полумайэ.
— Лютиэн. Дориатская принцесса, которая удерживала тебя. Ты говорил, что она делала все, находясь во власти своей матери. Теперь Мелиан мертва, а синдэ исчезла.
Тьелкормо заметно вздрогнул и с минуту сосредоточенно смотрел перед собой в пустоту, словно пытался вспомнить о чем-то, а после резко отмахнулся:
— Знаешь, мне больше не хотелось бы о ней вспоминать. Тот плен — не самое приятное, что случалось со мной в жизни. Я не желаю зла Лютиэн, но убившая своего отца не достойна моей жалости! Меня интересует другая, сегодняшняя незнакомка. Я должен попытаться ее найти.
— Зачем? Ладно, мне можешь не отвечать, но сам для себя ты решил?
Турко пожал плечами:
— Не знаю. Может, им забор надо поправить или починить крышу.
Курво издал нечленораздельный звук, словно пытался приглушить смех, и опустил голову, пряча появившееся во взгляде веселье. Волосы упали ему на лицо. Он резким движением откинул их и посмотрел в окно. Дождь усиливался.
— Кажется, тебя ждут некоторые затруднения, — прокомментировал он. — Следы смоет. Да и животные на той поляне уже потоптались.
— Ты прав. Но я все равно попытаюсь. Не так уж много у нас селений нолдор в Химладе, чтобы не обойти их все и не выяснить.
— Что ж, удачи тебе, — уже серьезно ответил Искусник. — От души надеюсь, что ты отыщешь ее. Раз уж она сумела так заинтересовать тебя…
Он покачал головой, словно сам с трудом верил в сказанное.
— Только, торон, — вновь заговорил Курво, и Турко, который уже собирался было выйти, остановился в дверях. — Пожалуйста, когда найдешь, ничего не говори ей про забор. Просто спроси, не нужна ли помощь. Хорошо?
— Так и сделаю. Благодарю, Курво.
Старший брат вышел, а младший еще некоторое время сидел, глядя на огонь и размышляя о чем-то. Наконец, чуть заметно усмехнувшись, он покачал головой и, погасив огонь в камине, покинул гостиную и отправился в покои к жене.
* * *
— Майтимо, повторяю, я сделаю все, как ты скажешь, — Карнистир начал заводиться и чуть не убрал ладонь с палантира.
— А сам что думаешь? — спросил его старший брат.
— Какая разница?! Я приму любое твое решение. Для меня король — ты, — произнес он и непроизвольно сжал пальцы второй руки в кулак.
— Тут ты не прав. Я…
— Не начинай! Я еще тогда дал понять, как отношусь к твоему решению, — мрачно произнес Карантир. — Однако напомню, что не стал тогда противиться. Не стану и сейчас.
— То есть ты одобряешь коронацию Финдекано? — уточнил Маэдрос.
— Вот заладил! Я одобряю любое твое решение. Твое!!! Мне нет дела до того, кто готов нацепить на себя венец еще живого отца!
— Успокойся. Пожалуйста, — настойчиво, но в то же время мягко попросил Майтимо. — Ты же знаешь, что произошло с Нолофинвэ. Вряд ли он когда-либо вернется, в этом я согласен с Турукано.
— Примерно то же многие говорили Макалаурэ! И часто говорили, Нельо. Но он не посмел. Хотя и правил нолдор. Хорошо правил, несмотря на то, что я и братья были недовольны некоторыми его решениями…
— Достаточно. Я понял, что ты хочешь сказать. И пусть я был плохим королем… не перебивай! Это было мое решение отдать корону Нолофинвэ. Долгие годы мы жили в мире, в том числе благодаря ему, — сказал, убеждая брата, Маэдрос.
— Угу. Исключительно благодаря ему. Химринг тут абсолютно не причем, — тихо, словно говоря сам с собою, произнес Карантир.
— Морьо! Прекрати уже. Мне важно понять, поддержит ли Таргелион нового короля, — серьезно сообщил Майтимо.
— Только если за него будет Химринг, — строго ответил Карантир. — Я никогда не пойду против тебя, брат. Твое слово — вот, что действительно имеет для меня значение. А сейчас извини — меня ждут дела. И хотя я благодарен Финдекано за твое спасение, с его решением принять корону при сложившихся обстоятельствах не согласен, но препятствий чинить не буду.
— Морьо, ты неисправим, — произнес Майтимо, и разные эмоции отразились в его глазах.
— А меня и не надо переделывать, — усмехнулся Карнистир. — Я изначально хорошо вышел!
— Мо… — хотел продолжить разговор Маэдрос, однако камень потемнел — лорд Таргелиона разорвал связь.
Морифинвэ быстро убрал ладонь с палантира и подошел к окну.
«Кано, что бы ты ответил на этот вопрос? Также подчинился или все же высказал все, если не брату, то кузену? Увы, я не узнаю об этом никогда», — мысли Карантира делались все более горькими, пока, наконец, он усилием воли не приказал себе заняться насущными делами собственных земель.
* * *
Сад дышал холодом. На чистом ясном небе бледно светил Итиль, а на востоке уже вовсю золотилось яблоко Анара. Ночью успело слегка подморозить, впервые этой осенью, поэтому теперь трава казалась припорошенной мелкой белоснежной пудрой. Финдекано вдохнул полной грудью бодрящую свежесть и с резким хлопком закрыл створки окна.
— Пора, мелиссэ, — он обернулся и, оглядев нарядно одетую в честь коронации мужа жену, ласково улыбнулся.
Глубокого бордового оттенка платье было отделано серебром. В волосах Армидель сверкали рубины, отбрасывая при движении яркие блики, и Нолофинвиону вдруг захотелось подойти и, обняв любимую, зарыться лицом в ее локоны.
— Ты прав, мельдо, — ответила она своим певуче-нежным голосом. — Сын уже ждет внизу.
Она улыбнулась, зеркалом отразив нежность во взгляде супруга, и с восхищением оглядела его с головы до ног. Котта цвета вечернего неба, когда сияние Анара уже успело поблекнуть, а звезды только-только начали появляться, хорошо сочеталась и с кольчугой самого Финдекано, и с нарядом его супруги.
— И все-таки мне жаль, что я сегодня становлюсь королем, — заметил Нолофинвион. — Дорого бы я дал, чтобы этого не случилось.
— Я тоже, мельдо, — поддержала его Армидель. — Но что делать, выбора нет.
— Ты права.
Он вздохнул глубоко, собираясь с мыслями и отгоняя прочь последние терзающие фэа сомнения, и, подойдя к любимой, протянул ей руку:
— Идем.
Едва они открыли дверь гостиной, как запели рога, и стражи внизу широко распахнули тяжелые дубовые двери, что вели в сад. Собравшиеся на церемонию верные приветственно зашумели, и Финдекано на мгновение растерялся, увидев, сколь многие собрались на торжество.
— Я думал, наберется едва ли сотня, — послал он осанвэ жене.
— Я тоже, — ответила она. — Мы ошиблись.
Пришли все нолдор из окрестных селений, что смогли добраться в столь короткий срок, и даже некоторые синдар. Был Артаресто с верными, и даже мастера из Химлада, что устанавливали в начале битвы защиту от темного пламени.
Пламенели фонарики физалиса, серебристо звенели на ветру колокольчики, развешенные в кронах деревьев, и разгоняли своим пением витавшую в воздухе легкую грусть и остатки тревоги. Сад был украшен торжественно и одновременно скромно. Устилавшие двор и травы алые и золотые листья казались частью праздничного убранства и явно были оставлены не случайно. Финдекано слегка кивнул и ступил на дорожку, прихваченную по краям чуть заметной каймой инея.
В воздухе поплыло тихое, задумчивое пение арфы, которая смолкла, едва будущий нолдоран сделал первый десяток шагов. Армидель следовала за ним, чуть позади.
Из стоявших полукругом гостей выступили трое нолдор, одетых немного наряднее прочих, и в руках одного из них Финдекано увидел венец отца. Сердце его дрогнуло.
Воин из жителей Ломинорэ, мастер из Химлада и золотоволосая нис из подданных Артаресто. Ее кольчуга и лук со стрелами за спиной недвусмысленно говорили, что дева приехала вместе с отрядом Минас Тирита сражаться с Врагом. Все трое — олицетворение народа нолдор, воля которых и возводила теперь Нолофинвиона на трон.
Фингон дошел до края дорожки и остановился посреди двора. Обведя взглядом собравшихся, он, казалось, заглянул в глаза каждому и в знак повиновения воле эльдар чуть склонил голову.
Трое верных трех разных домов одновременно взяли венец в руки и подняли в воздух, чтобы его мог видеть каждый. Громче затрепетали на ветру колокольчики, Финдекано незаметно тяжело вздохнул, и венец был возложен верными на голову старшего Нолофинвиона.
Вновь запела арфа, на этот раз ликующе-громко, и в этот момент с севера ударил яростный порыв ледяного ветра, словно хотел сорвать венец с головы новоиспеченного короля. Гости разом выдохнули, и сразу с юга повеяло теплом. Два потока встретились, закружили по двору, будто вступили в единоборство, и поднятая с камней мостовой листва завертелась в воздухе. Эльдар замерли в ожидании, но скоро холодный серный порыв угас, будто сдался и отступил, и тогда раздался ликующий крик эрухини.
Финдекано поднял взгляд и посмотрел на жену. Трое верных подали вторую подушку, на которой лежал еще один венец, недавно откованный мастерами, и тогда нолдоран взял его и возложил на волосы своей супруги.
— Люблю тебя, — прошептал он, чтобы слышала только она одна.
— И я тебя, — ответила та, глядя мельдо прямо в глаза.
— Пусть Анар освещает твой путь, аран Финдекано! — крикнул кто-то из толпы, и остальные с готовностью подхватили.
Подошел широко улыбающийся Эрейнион и крепко обнял отца:
— Счастливого правления тебе.
Затем, поцеловав аммэ, отошел, уступив место дяде Турукано.
— Ты теперь домой? — спросил у него брат. — Или еще у нас погостишь?
— Увы, некогда, — покачал головой тот. — Итариллэ ждет.
— Передавай ей от всех нас привет, — вставила Армидель. — Надеюсь, увижу когда-нибудь ее.
— Все может быть, — не стал спорить Тургон.
За ним настала очередь Глорфинделя с Эктелионом и прочих верных. Радость нолдор была столь глубокой и искренней, что Финдекано не решился никому напоминать о причинах только что состоявшегося тожества, а просто обернулся к любимой и, крепко обняв, прижал к себе.
— Ты моя сила, — прошептал он ей на ухо.
Она улыбнулась ему понимающе и одновременно ласково и положила ладонь супругу на плечо.
Гости начали расходиться по саду, и тогда стали видны расставленные на траве между деревьев столы с угощением.
— Что ж, праздник, так праздник, — согласился Финдекано и вместе с любимой пошел к одному из них.
* * *
День не задался с самого утра. Сначала известие о коронации Финдекано, потом непривычная суета в мастерской и, наконец, отсутствие жены в покоях разозлили Куруфина.
— Да где тебя носит?! — рявкнул он на опешившую Лехтэ, когда она с улыбкой вошла в комнату.
— Курво? Что случилось? — удивилась она такому поведению мужа.
— Ничего. Прости, — быстро ответил он и замолчал. Хотелось ломать и крушить, причинять боль и хохотать. Искусник вздрогнул от осознания чувств, захлестнувших его изнутри.
«Да что со мной такое?» — удивился он себе, но продолжал молчать, игнорируя присутствие жены.
— Курво, ты меня слышишь? — чуть громче спросила Лехтэ, все это время что-то говорившая супругу.
— Нет. И не собираюсь! — опять завелся Куруфин и, хлопнув дверью, вышел.
Лехтэ некоторое время смотрела на закрытую дверь, а после опустилась на диван и уронила голову на руки. Было больно и горько.
«Еще недавно… буквально вчера», — всхлипывала она, вспоминая счастливые мгновения.
— Аммэ? — вошедший Тьелпэ бросился к ней и обнял за плечи. — Кто посмел обидеть тебя?! Я… я накажу его! — быстро проговорил он.
Лехтэ лишь устало покачала головой.
— Не надо, сынок. Все уже хорошо, — тихо ответила она.
— Я же чувствую, как плачет твоя фэа! — воскликнул он.
«Покарать, — Тьелпэ распрямился и, задумчиво нахмурившись, посмотрел за окно. — В любом случае чужаков в крепость не забредало. Значит, кто-то из родичей? Атто сказал что-нибудь резкое? Или сделал?»
Желание найти его прямо сейчас и спросить прямо, что случилось, стало практически непреодолимым. Отыскать и… попросить извиниться? Или помочь ему?
И тут словно кто-то настойчиво прошептал ему на ухо: «Смерть. Только кровь смоет вину». Перед глазами встало видение, как он бросает к ее ногам труп обидчика. Куруфинвион даже головой тряхнул: «Нет, я не желаю убивать эльда. Откуда, как мне это пришло в голову?» Ему подобная мысль принадлежать не могла, это он знал совершенно точно.
В тяжелом раздумье он опустил голову, и тут взгляд нолдо упал на руку. Амулета на ней не было. Торопливо порывшись в карманах, он нашел его и надел. Шепот сразу же прекратился. Оглядев металл, он заметил трещину.
«Кольцо просто ослабло и спало с руки, — понял он, — чем и не преминул воспользоваться Враг, попытавшись исказить».
— Йондо? — с недоумением окликнула Тэльмиэль сына.
Тот встрепенулся:
— Прости, аммэ, мне прямо сейчас надо пойти в мастерскую и кое-что сделать. А потом, если ты захочешь, я поищу отца.
Куруфин тем временем выбежал на стену и принялся смотреть на север. Пики Тангородрима на этот раз звали, манили, убеждая прийти и просто забрать Камни, чей свет он не готов был забыть никогда. Чем дольше он смотрел в сторону Ангамандо, тем разумнее ему казалась мысль незамедлительно отправиться за сильмариллами. Сердце все быстрее гнало кровь, в которой бушевала искаженная Врагом Клятва.
Неожиданно тонкая мелодия достигла его слуха, и пелена спала с глаз. Даэрон играл в саду на флейте, а сидевшая рядом с ним Ириссэ с любовью глядела на мужа.
— Эру Единый! Что же я наговорил Лехтэ?! — ужаснулся он и бросился назад в покои.
Супруги в них уже не было. Ушедшая вместе с сыном Тэльмиэль решила, что лишь долгая прогулка поможет ей восстановить равновесие фэа. Она уже седлала скакуна, представляя, как минует Аглон и достигнет Ард-Галена, когда в конюшню ворвался Куруфин.
— Прости меня! — произнес он.
Лехтэ промолчала.
— Я… я не знаю, что на меня нашло. Мелиссэ, куда ты собралась?
— На север, — ответила она. — Хотела проскакать по равнинам, пока они не укрылись снегами.
— Чем тебя не устроил Эстолад? — удивился Искусник.
— Не знаю, — честно призналась она и выразительно пожала плечами. — Просто захотелось. В конце концов, равнины юга я уже видела, а север нет.
Куруфин сделал шаг, еще один и прижал все еще немного напряженную супругу к себе.
— Не делай так больше, прошу тебя, — ласково произнес он, а пламя его фэа усмирило искажение в крови, позволяя Куруфину быть тем, кем он всегда и являлся.
* * *
Низкое серое небо дышало тревогой. Подгоняемые холодными северными ветрами, волны с шумом бросались на берег, словно негодовали и желали о чем-то сказать.
— Еще немного, и придет зима, — Келеборн оглянулся на жену, и на лице его, противореча словам, появилась светлая, умиротворенная улыбка. — Нам следует торопиться.
— Ты как будто рад этому? — догадалась Галадриэль.
— Так и есть, — не стал отрицать ее муж.
— Как раз самое время обсудить, как следует поступить дальше, — владыка Новэ подошел к столу и, разложив карту, тщательно расправил ее.
— Согласен, — Келеборн приглашающе кивнул супруге и присоединился к Кирдану.
Взгляд синды заскользил по контурам рек, озер и высоких гор. Казалось, он смотрит и видит не линии на карте, но простирающиеся где-то там, вдалеке, просторы. В глазах его читались одновременно ожидание и решимость, готовность действовать. Дочь Арафинвэ кивнула и села на стоявший поблизости стул.
— Итак, — заговорил Корабел, — что у нас происходит теперь в Белерианде?
— Враг блокирован в своей северной твердыне, — ликующе-звонким голосом ответила Галадриэль, — он так и не смог прорвать осаду. Владения нолдор выстояли.
Келеборн добавил:
— Тьма Дориата пала. Тингол и Мелиан убиты, и правит королевством теперь Трандуил. Он наш союзник.
— Отличные вести, — согласился Кирдан. — Сын Орофера хотя и юн, но я уверен, что он справится.
— Правда, потери нолдор велики, — добавила эллет с печалью в голосе.
— Как и среди тварей, — заметил Келеборн.
Кирдан вздохнул и несколько секунд молчал, собираясь с мыслями:
— Врагу понадобится некоторое время, чтобы собраться с силами, но эрухини хотя бы на несколько лет получили передышку. Мы не должны допустить, чтобы Моргот собрал к следующей битве свежие войска.
— Что ты хочешь предложить? — спросил Келеборн и посмотрел старшему родичу в глаза.
Тот кивнул и широким жестом вновь предложил посмотреть на карту:
— Где падший вала берет себе новых слуг?
— Они размножаются в Ангамандо, — Галадриэль передернуло, словно одна мысль о совокупляющихся ирчах вызывала в ее душе омерзение.
— Частично, — согласился Корабел, — но не только.
За окнами дворца, где-то в саду, заиграла музыка, вобравшая в себя шепот арфы, пение флейты и нежный, серебристый звон колокольчиков. Эльфы невольно замолчали, заслушавшись, и в глазах их зажглось восхищение перед мастерством музыканта.
Взгляд Новэ вновь обратился к карте.
— Я хочу, — заговорил он, — обратить ваше внимание на восточные земли.
— Те, где живут люди, что поклоняются Тьме? — нахмурился Келеборн.
— Да. Они союзники Моргота, но, насколько я знаю, никто с самого начала не пытался обратить их к Свету. Они не встретили на своем пути ни валар, ни эльдар. О них словно все забыли, предоставив собственной судьбе. Неудивительно, что пустующее место быстро занял наш общий Враг.
— Я сам хотел предложить тебе то же, — признался Келеборн. Сев на свободный стул, он оперся локтями о стол и положил подбородок на переплетенные пальцы. — Фэа зовет меня на восток. Мне кажется, стоит попытаться вернуть омраченные Тьмой народы Свету.
— Ты прав, мой юный друг, — в голосе Кирдана отчетливо прозвучало одобрение. — И если у нас получится, то войско эльдар получит новых союзников, а Враг их лишится. Ему будет гораздо труднее пополнить собственную армию. И если не медлить…
Галадриэль кивнула и, встав, прошлась по комнате из угла в угол.
— Я, разумеется, отправлюсь с тобой, — она остановилась и, сложив руки на груди, решительно посмотрела прямо на мужа.
Новэ улыбнулся понимающе и немного снисходительно, а Келеборн чуть заметно покачал головой:
— Я и не собирался просить тебя остаться дома.
Он встал и, подойдя к жене, ласково обнял ее, прижав к себе. Та расслабилась и, обвив шею мужа руками, улыбнулась ему.
— Я знаю, что полюбил отважную деву из народа нолдор, — продолжил синда. — Но ты должна понимать, какие опасности тебя ждут в этом путешествии. Мы можем не вернуться.
— В таком случае мы погибнем вместе, — уверенно заявила дочь Арафинвэ. — Ты же не думаешь, что я захочу дальше жить, если потеряю тебя?
Келеборн не ответил, лишь несколько долгих секунд смотрел любимой в глаза, а после наклонился и поцеловал ее.
Кирдан вновь заговорил:
— Нам следует подумать, как достичь цели.
Его гости вновь вернулись к столу, и Келеборн сказал:
— Если их разум опутали цепи Тьмы, то следует попытаться уничтожить их. Одних Песен тут, конечно же, будет мало.
Вновь повисло легкое, задумчивое молчание, как вдруг Галадриэль воскликнула:
— Тьелпэ!
— О чем ты? — Кирдан посмотрел на нее вопросительно, не понимая пока, о чем идет речь.
Лицо же Келеборна, напротив, просветлело. Эллет пояснила:
— Мой родич Тьелпэринквар, сын Куруфина. Это именно он сложил Песню, которая вложена в сердце установки, защитившей владения нолдор от темного огня. Можно попросить ее немного переработать. Тогда Песни о Свете, о благом западе, о существах, его населяющих, будут не просто словами, но грозным оружием, что поможет победить Врага.
— Хорошая мысль, — согласился Новэ и, свернув карту в рулон, сунул руки в рукава. — В этом случае ваша миссия и впрямь может стать успешной.
— Я сегодня же поговорю по палантиру с родичем, — сообщила Гладриэль.
— А я извещу о предстоящем путешествии Садрона, и мы начнем готовиться, — добавил Келеборн.
— Когда отправитесь? — поинтересовался Кирдан.
— Сразу, как только сойдет снег, и дороги станут проходимыми.
Хозяин кивнул:
— Согласен. Что ж, тогда не будем терять времени — его и так слишком мало.
И эльфы, завершив совет, покинули зал.
За окном, над морем, стих ветер, и чайки радостно закричали, славя показавшиеся лучи Анара.
Алкариэль глубоко вздохнула и, печально склонив голову с уложенными вокруг косами, коснулась пальцами холодного камня стен.
В открытое окно дохнуло морозной свежестью. Ночью на поля вокруг крепости лег первый снег, прихватив пожухлые травы серебристой каймой, и хотя Анар поднялся уже достаточно высоко, тепло не спешило возвращаться в Белерианд.
«Неужели совсем скоро наступит зима? — подумала нис, и на лицо ее словно набежала тень. — Первая без Макалаурэ. Как же так? Невозможно представить…»
Ее мятущаяся фэа до сих пор отказывалась поверить, что мужа больше нет. Казалось, вот прямо сейчас на лестнице раздадутся шаги, откроется дверь и он войдет. Возможно, усталый с дороги. Ведь он просто уехал куда-то по делам надолго.
«Но нет, — напомнила себе Алкариэль, — все реально. И минувшая битва, и тяжелые потери, и атака тварей Моринготто на главную крепость Врат».
Лицо ее сделалось суровым, во взгляде словно мелькнул отблеск стали. Черты ее теперь казались не мягкими и нежными, как в прежние мирные времена, а словно вырубленными из камня. Леди Врат коснулась закрепленного поверх туники кинжала, с которым теперь не расставалась, и поглядела на дверь, ведущую в дубовую гостиную.
«Пора на совет», — подумала она.
Вдова лорда-менестреля одернула длинный серый плащ из грубой ткани, решительно отбросила прочь все посторонние мысли и пересекла коридор.
— Ясного дня всем, — приветствовала она собравшихся, входя внутрь.
Вайвион с Оростелем, а следом за ними и остальные верные, встали при виде леди.
— Айя, — ответил за всех Оростель.
Сильный порыв северного ветра ударил в стекло, словно хотел ворваться внутрь, и Вайвион, нахмурившись, задернул занавеси.
Алкариэль оглядела серьезные, сосредоточенные лица, и поняла, что Оростель собрал сегодня на совет действительно опытных командиров.
Налантион. Стоит в глубине зала, в самом темном углу, и задумчиво хмурится. Всегда на острие битвы, и вместе с тем его отряд понес наименьшие потери.
Тихтион. Этот, наоборот, держится на свету и с легкой досадой посматривает на закрытое окно. Глава разведчиков.
Нарсион. Наделен недюжинной силой, а так же он замечательный инженер.
«Отлично», — подвела краткий итог своим мыслям леди и подошла к круглому резному столу из темного дерева.
— Пусть будет светел ваш путь, — заговорила она, тщательно подбирая слова и по очереди вглядываясь в лица каждого из верных. — Вы все наверняка уже знаете, что вчера прибыл гонец от королевы Армидель. Он привез плащи, дарующие тем, кто их носит, неразличимость, поэтому настала наконец пора поделиться с вами моим планом.
Она сделала приглашающий жест, и командиры расселись вокруг стола. Вайвион ответил за всех:
— Мы все с нетерпением ждем, леди, и будем рады выслушать.
Оростель кивнул, подтверждая сказанное, и Алкариэль, сцепив пальцы, продолжила:
— Минувший бой принес нам всем очень много горя. Не только я — почти все во Вратах потеряли кого-то из близких или друзей. Нельзя допустить, чтобы их смерти оказались напрасными.
Нарсион откинулся на спинку стула и вопросительно поднял брови. Алкариэль пояснила:
— Нас всех неизбежно ждет новый бой с войском тьмы, скорей всего скоро. Однако произойдет он не завтра.
— Наиболее вероятно, что это случится через несколько лет. Двадцать или тридцать, — высказал предположение Налантион. — Эльдар необходимо залечить полученные раны и переформировать силы.
— Верно, — согласилась леди. — Но для Врага это тоже достаточный срок. Орки размножаются быстрее, чем квенди успевают привести в мир и вырастить дитя. К следующей битве мы можем получить в качестве противника новую несметную армию, которой нолдор будет трудно противостоять.
— Что же вы предлагаете? — поинтересовался Тихтион.
Алкариэль кивнула и, поднявшись со стула, сняла свой плащ и надела его другой стороной. По залу прокатился дружный изумленный вздох. Фигура госпожи Врат подернулась легкой рябью и практически мгновенно исчезла, словно и не было ее никогда. И лишь если приглядеться, точно зная, что именно ищешь, можно было заметить нечто, больше напоминающее дрожание воздуха в знойный полдень.
— Так вот как он работает, — протянул с восхищением в голосе Оростель.
— Верно, — Алкариэль вновь переодела плащ и, став видимой, села на прежнее место. — Леди Армидель сделала двадцать пять таких плащей по моей просьбе. И они помогут нам.
— Кажется, я начинаю понимать, как вы намерены их использовать, — Тихтион улыбнулся, и на лице его появилось выражение нетерпеливого предвкушения. — Разведка на территории врага?
— Верно, — подтвердила Алкариэль. — Но даже самые точные и полные сведения могут оказаться бесполезными, если мы будем медлить.
Вдова Макалаурэ встала и прошлась по комнате, словно раздумывая, как донести поточнее свою мысль до собравшихся.
— Необходимо не допустить, чтобы к новой битве Моргот получил новую армию. Мы знаем, что силы он черпает среди людей. Необходимо останавливать тех, кто будет направляться в Ангамандо.
— Подействует ли на них убеждение? — усомнился Налантион.
— Скорее всего нет, — согласилась Алкариэль. — Но мы должны сперва предложить им вернуться домой с миром. Если же они откажутся, если цепи тьмы плотно опутали их разум, значит, они наши враги. И поступать с ними следует, как с врагами.
— Убивать, — уточнил Вайвион.
— Верно, — Алкариэль кивнула. — Но это лишь половина дела. Вторая часть его — Ангамандо. Плащи помогут вам незаметно пробраться на территорию темной крепости. Нужно искать и убивать тех, кто производит на свет новую армию тварей.
Леди на мгновение замолчала, и в зале повисла звенящая тишина. Нэри сидели, затаив дыхание. Алкариэль продолжала:
— Нужно убивать орчанок. Тайно, их оружием — ятаганами или стрелами. Маскировочных плащей не снимать, следов не оставлять. Уходить потом незаметно. По возможности все должно выглядеть естественно — драка тварей или еще что-то подобное.
— С этим мы на месте разберемся, — откликнулся Тихтион. — Но почему именно орчих?
— Потому что убийство самих орков нам мало поможет — детенышей производят на свет самки, а не самцы.
Несколько долгих минут нэри обдумывали то, что сказала леди. Потрескивали поленья в камине, Вайвион постукивал пальцем по столешнице. Наконец, он заговорил:
— Это может привести к успеху. Но и сведения о намерениях врага желательно раздобыть.
— Только если это не будет угрожать жизни разведчиков. Не нужно рисковать.
— Согласен.
— А их не обнаружат? — встревожился Нарсион.
Тихтион успокоил:
— Не в первый раз. Травы отобьют запах следов, сами разведчики намажут роар какой-нибудь дрянью, чтоб походить на запах ирчей. И если их никто не увидит…
Он не договорил, но вдохновение на лице сказало все за него.
— Королева прислала вместе с плащами схему, как их изготавливать. Мастерицы уже дали согласие, и скоро таких одеяний у нас будет больше. Что скажете?
Она с волнением огляделась, но долго томиться в ожидании ей не пришлось. Оростель ответил:
— Я согласен с вашим предложением, леди.
— И я, — поддержал Вайвион.
Остальные вслед за ними так же выразили одобрение. Алкариэль мысленно вздохнула с облегчением и подумала, обращаясь мысленно к погибшему мужу:
«Мы отомстим за тебя. За всех погибших. Мы сделаем все, чтобы победить!»
Она встала и, положив пальцы на стол, произнесла:
— Тогда за дело!
Верные поднялись вслед за ней. Алкариэль закончила:
— Майтимо я сообщу сама. Удачи вам!
* * *
Гвиндор задумчиво глядел, как отряд лорда Артаресто входил в крепость. Кони неспешно ступали на берег и тут же ускоряли шаг, желая побыстрее оказаться дома. Нолдор улыбались встречавшим и, несмотря на усталость и горечь потерь, искренне радовались возвращению.
Ородрет приветствовал верных, остававшихся в Минас Тирит, взглядом ища супругу и дочь. И если леди уже шла навстречу, то Финдуилас еще не было видно.
Гвиндор сделал шаг вперед, желая поговорить с лордом и сообщить ему новости, которых точно не окажется в докладах советников и командиров. Вдруг словно ясный и удивительно светлый луч скользнул по ступеням лестницы, пробежался по площади и, счастливо вскрикнув, повис у Артаресто на шее.
— Атто! Вернулся! Вернулся! — дева радовалась отцу, словно была еще эльфенком.
— Да, моя родная, я снова с вами, — ответил тот и, оглядев дочь, добавил: — Ты словно светишься, малышка. И даже стала еще краше.
— Это все Эол, — произнесла она и смутилась.
— Кто? — удивился Ородрет.
— Один синда. Он теперь живет в крепости. Он отличный мастер. А еще он…
— Та-а-ак. Кажется, я начинаю понимать, что тут произошло, — сказал он и улыбнулся. — Расскажешь мне про него?
— Конечно. Ты ведь лорд и…
Артаресто рассмеялся и вновь обнял дочь.
* * *
— Хуан, друг мой, поищи, пожалуйста, — попросил Тьелкормо, с легкой печалью рассматривая поляну. — Вдруг все же получится взять след?
Пес гавкнул два раза и начал принюхиваться, хотя надежда и в самом деле была весьма слаба. Всю минувшую ночь шел дождь, и земля порядком раскисла. Тут и там виднелись следы звериных и птичьих лап.
Охотник обошел подлесок, высматривая малейшие указания, куда могла направиться его недавняя собеседница, однако не обнаружил ни примятой травы, ни надломленной веточки.
Дувший с севера холодный ветер нагнал облака, и в лицо эльфу ударили первые крупные капли дождя. Он нахмурился, поднял ворот куртки и поглядел на Хуана. Тот, сделав круг по поляне, мотнул башкой и выразительно заскулил.
— Совсем ничего? — на всякий случай уточнил Турко.
Пес снова повторил жест.
— Ну что ж, значит, в самом деле остается обойти все селения до единого. И ближайшее у нас в паре лиг к северу.
Он всмотрелся в укрытый ветками кустарника и подсвеченный бликами близкой реки горизонт, будто хотел там разглядеть что-то, однако выражение его лица выдавало крайнюю задумчивость.
— Надеюсь, у нее все хорошо, — вдруг невпопад проговорил он и поправил висевший за плечом колчан. — Пойдем.
Хуан бодро побежал бок о бок с хозяином.
Листва на деревьях, еще недавно расцвеченная золотым и пурпурным, теперь почти облетела, природа казалась серой и безжизненной, готовой погрузиться в сон. Ненастная северная зима неумолимо приближалась, и именно это заставляло Турко еще сильнее торопиться.
«Как она будет справляться одна?» — волновался он, и сердце в груди неровно билось.
Особенно резкий порыв заставил застонать кроны деревьев. Мысль, что ненастье может застать его деву в лесу, когда она в очередной раз отправится на охоту за мясом, заставила его почти побежать.
«Курво ни за что бы не отпустил Лехтэ в такую погоду одну куда-нибудь, а уж тем более в лес, — вдруг подумал он. — И вообще бы не выпустил из дома. И теперь я, кажется, наконец понимаю, почему. Хотя сам при необходимости столько раз уезжал».
Вскоре началась знакомая нахоженная тропа, ведущая в селение, и Келегорм против воли вздохнул с облегчением. Однако встретившийся ему спустя всего несколько минут нолдо развеял появившуюся было смутную надежду — никаких дев моложе трехсот лет тут не было.
— И вы не знаете, о ком может идти речь? — на всякий случай уточнил лорд.
Молодой эльф, которого прежде он не раз видел несшим дозор на заставе, с легким огорчением покачал головой:
— Увы. Сожалею, мой лорд.
Турко нахмурился и посмотрел на постепенно темнеющее небо. По-хорошему, стоило бы теперь пойти домой и продолжить поиски утром, однако терять драгоценное время было невыносимо.
— Пошли, Хуан, — свистнул он пса. — До следующего поселения с десяток лиг.
— Может, вы отдохнете у нас? — забеспокоился верный.
Однако Охотник лишь покачал головой:
— Благодарю, но времени нет.
И ушел в надвигающуюся ночь вместе с псом.
* * *
— Переделать Песню? — брови Тьелпэринквара удивленно приподнялись, однако в глазах его зажегся огонь предвкушения интересной работы.
— Именно так, — подтвердила Галадриэль и кивнула, пристально глядя на Куруфинвиона в палантир. — Ты сможешь? Это очень важно.
— Понимаю. И приложу все силы. Хотя я прежде не делал ничего подобного, однако задача сама по себе непростая, но… Оружие против Тьмы… Будет. Оно у нас обязательно будет!
Молодой лорд покачал головой и, оторвав взгляд от видящего камня, посмотрел прямо перед собой. На лицо его набежала тень, но в ней не было тревоги, лишь пытливый интерес и задумчивость.
За окном прогорали последние краски заката. Прихваченные легким морозцем ветки покачивались на ветру, однако небо было ясным.
— Вот-вот начнется зима, — напомнила очевидное дочь Арафинвэ.
— Уже началась, — поправил ее Куруфинвион.
—Ты успеешь до весны?
— Должен. Я чувствую… нет, точно знаю, как зазвучит эта Песня, о которой ты говоришь, так что…
— Великолепно! — нолдиэ не стала скрывать облегчения.
— Большой отряд собираете?
— Нет. Келеборн, я и немного верных.
— Правильно, — одобрил Тьелпэ. — Так будет проще достигнуть цели. Вы сможете пройти там, где многочисленный отряд обнаружат и перехватят.
— Мы будем осторожны, но прятаться не собираемся.
— Разумеется, — Тьелпэ кивнул. — Ведь в данном случае цель иная. Но не пытайтесь быстро ее достичь; и не думаю, что стоит сразу отправляться к вождям людей — начните с простых атани. Впрочем, уверен, что твой муж и сам это все понимает.
— Конечно, — на лице Галадриэль зажглось восхищение возлюбленным. — Он самый лучший!
Тьелпэринквар весело рассмеялся:
— Было бы странно, если б ты думала иначе. Но я с тобой согласен. Что ж, от всей души желаю удачи. Я свяжусь, когда закончу работу. Поглядывай время от времени на палантир.
— Обязательно. И заранее благодарю!
Они попрощались, и Куруфинвион убрал руку с видящего камня. Несколько минут он стоял, сосредоточенно разглядывая пламя в камине, а после сунул пальцы за пояс, покачал головой и тихо проговорил:
— Песня, которая бы могла освободить закованный в цепи Тьмы разум… Да, задача… Но если все получится, то результатом станет возвращение многих и многих эрухини к Свету, а это приблизит еще на несколько шагов победу над Врагом.
Глаза Тьелпэринквара вспыхнули, отразив пламя камина. Он вздрогнул, выныривая из собственных дум, и стремительно вышел из комнаты.
Сбежав по лестнице на первый этаж, он покинул донжон и направился через двор в мастерскую. Затеплив светильник на столе, он открыл ящик стола, где хранил свои записи, и принялся их перебирать:
— Не то… и это не то… Вот он!
С победным возгласом он извлек пергамент, содержавший в себе структуру защитной Песни. Теперь ей предстояло стать оружием.
Тьелпэринквар развернул свиток и принялся вглядываться в строки. Разобрать каждое слово, каждую ноту на составляющие, найти те, которые необходимо изменить, которые отзовутся на новую поставленную перед ними цель и потянут за собой все остальные части будущей Песни…
— Да уж, работы много, — прокомментировал Тьелпэ и, взяв перо, придвинул к себе чистый лист.
* * *
Восточный край небосклона постепенно светлел. Обильно усыпавшие небо крупные звезды стали немного бледнее, и первые лучи Анара, которые вот-вот должны были позолотить линию горизонта, уже угадывались, хотя еще не были видны.
Риан отошла от окна и накинула на плечи теплый плащ. Ее фэа пела.
Внизу во дворе слышались негромкие голоса верных арана Финдекано и звон оружия. Новый король нолдор настоял, чтобы воины эльдар сопроводили аданет, собравшуюся навестить могилу мужа.
«Скоро я снова буду с тобой!» — подумала Риан, и сердце ее радостно подпрыгнуло. Увидеть место, где нашел ее Хуор последнее пристанище, побыть с ним — вот то, о чем она могла думать все последние месяцы.
В соседней комнате послышались тихие шаги, а после раздался лепет младенца. Сердца матери на короткое мгновение коснулась печаль. Сын. Она о нем совсем забыла.
Легко вздохнув, она пересекла еще темную в этот предутренний час гостиную и тихонько толкнула дверь. Сидевшая на стуле около колыбели нолдиэ поднялась, и Риан ей приветливо улыбнулась.
— Ясного утра вам, — произнесла она и на всякий случай добавила: — Благодарю, что присматриваете за моим мальчиком.
Эллет серьезно кивнула, давая понять, что принимает благодарность, и так же молча заняла прежнее место. Риан подошла к кроватке сына. Малыш смотрел на нее большими голубыми глазами, так похожими на глаза его отца, что у Риан вновь защемило сердце. Отчего-то вдруг пришла уверенность, что его судьба больше не в ее руках.
— Прости, если что не так, — словно взрослому, сказала она Туору.
Нолдиэ посмотрела на нее вопросительно и немного тревожно, но аданет не обратила на это внимания.
— Уверена, что тебе тут будет хорошо, — продолжила она, сама не зная почему. Слова сорвались с ее уст, хотя еще мгновение назад она была уверена, что вернется.
Наклонившись, Риан поцеловала Туора в лоб.
— Пусть звезды светят ярко тебе в пути, — прошептала она и, кивнув еще раз нолдиэ на прощание, покинула покои.
Торопливо спустившись по лестнице, она вышла во двор. Воины эльдар поприветствовали ее легкими кивками и вновь вернулись к сборам. Ей подвели лошадь, и Риан привычным движением вскочила в седло.
Заря на востоке разгоралась все ярче. Легкий иней посеребрил траву и деревья, и листья слегка похрустывали под копытами коней. Сердце аданет рвалось вперед, к северным пикам Эред Ветрин.
Дверь донжона вновь бесшумно отворилась, и во двор вышел аран Финдекано.
— У вас все готово? — спросил он командира отряда после взаимных приветствий.
— Да, государь, — ответил тот.
— Тогда отправляйтесь.
Он поднял руку, подавая сигнал, и стражи, дежурившие у ворот, налегли на засов, отодвигая его.
— Спасибо вам за все! — сказала Риан Фингону.
Тот кивнул в ответ:
— Мы позаботимся о твоем сыне. Возвращайся.
— Я постараюсь, — пообещала аданет.
Ладья Ариэн окончательно поднялась над линией горизонта, и звезды стали стремительно гаснуть. Отряд выехал за пределы крепости Ломинорэ и взял путь на север. Туда, куда фэа звала вдову Хуора.
Она смотрела перед собой, пытаясь угадать, что ждет ее впереди, но будущее было закрыто плотной туманной завесой. Мысль летела, обгоняя ветер, и с каждой минутой все больше приближалась к поросшим вереском склонам.
«Что-то будет?» — гадала Риан.
* * *
— Позволено ли будет войти, мой лорд? — дверь в кабинет Ородрета приоткрылась, и на пороге показался Гвиндор.
— Конечно, — удивился Артаресто. — Но к чему столь официальное обращение?
— Видите ли, я пришел говорить с вами о важных, но крайне неприятных вещах, — начал он, присаживаясь в указанное кресло.
— Я слушаю тебя. Что произошло? — складка появилась между бровей эльфа, а взгляд вмиг сделался серьезным.
— Это касается чужака, лорд. И… вашей дочери, — произнес Гвиндор.
— Так вот ты о чем! Я знаю, хотя, возможно, мне лишь казалось, что тебе нравится Финдуилас.
— Вы правы, лорд, но речь сейчас не об этом. Точнее, не только об этом, — тихо проговорил нолдо.
— Тогда я слушаю тебя. Но учти — для меня счастье дочери важнее всего!
— Тогда тем более вы должны запретить ей видеться с Эолом! А лучше и вовсе изгнать его из крепости! — воскликнул Гвиндор.
— Почему же? Он достойный синда и хороший мастер.
— А вот тут вы не правы! Он долгое время жил в Нан Элмоте, темном месте, где каждый мог ощутить на себе магию… Такую же, что использует Враг!
— Не хочешь же ты сказать, что он служит тьме? Разве такое возможно? — удивленно воскликнул Ородрет.
— Это еще не все, лорд, — продолжил Гвиндор. — Мечи, что выкованы им, не прочны и подведут владельца в первом же бою.
— Этого не может быть! — Артаресто вскочил и нервно прошелся по комнате.
Гвиндор молчал, наблюдая за своим лордом.
— Ступай, — наконец произнес Ородрет. — Я сам проверю оружие.
— Как пожелаете, лорд, — эльф встал, чуть склонил голову и покинул кабинет, а в глубине его глаз мерцал недобрый огонь.
* * *
Маэдрос убрал ладонь с палантира и задумался. С одной стороны, решимость Алкариэль ему была понятна. Более всего ему самому хотелось отомстить Врагу за гибель брата. Отца, деда. И сотен других нолдор. Однако он не мог позволить себе бросить Химринг и, уподобившись Аракано, ускакать на север. С другой стороны, его пугала жестокость эльфийки. Она же и вызывала беспокойство — ярость и гнев могут привести ее и верных к гибели и даже к падению Врат.
Запретить подобные вылазки он мог, но все же не хотел мешать Алкариэль бороться с тьмой так, как видит она. Единственное, что оставалось — неявно помочь ей, пристальнее наблюдая за северо-восточными землями, а также незаметно усиливая соседствующие с землями Макалаурэ форты.
— Норнвэ, — обратился он к другу, когда тот пришел по его просьбе в кабинет. — Нам надо перебросить три отряда в восточные пределы.
— Какие именно?
— Выбери сам, но дослушай, — серьезно произнес Маэдрос и описал сложившуюся ситуацию.
— А она молодец! — произнес нолдо, когда друг и лорд закончил рассказ.
— Не спорю, но… о моих опасениях ты только что узнал.
— И полностью с тобой согласен. Однако мы не будем переправляться тайно, — произнес Норнвэ.
— Враг следит за нами, я чувствую это. Не стоит привлекать его внимание к землям Кано, — ответил Майтимо.
— А мы и не будем!
— Поясни, — попросил Фэанарион.
— Вооруженные отряды направятся на север и северо-запад, нам все равно не мешало бы помочь Дортониону, пока они восстанавливают разрушенные и возводят новые укрепления.
Маэдрос кивнул.
— А на востоке будут праздники. Можно отметить окончание сбора клюквы и привезти ее на более сухие, а потому лишенные этой ягоды восточные земли. А, может, свадьба какая состоится. Или…
— Я понял тебя, друг, — ответил Маэдрос. — И полностью согласен с тобой. Так и поступим.
Норнвэ оставил лорда одного и направился подбирать нолдор для каждого из отрядов. Маэдрос же подошел к окну и посмотрел на запад, туда, где должен был находиться Аман.
— Я сберегу ее, брат. Враг не получит ни твою любимую, ни ее фэа, — тихо произнес он и вновь вернулся к палантиру, решив поговорить с матерью. Однако, как и несколько дней назад, туманная муть не желала рассеиваться и заполняла собой весь камень. Правда, на этот раз к ней еще присоединился еле слышный скорбный плач.
— Прости, мой друг, что тебе пришлось проделать такой длинный путь. Теперь ты отдохнешь, — Тьелкормо спешился и погладил коня по влажной от капель недавно закончившегося дождя шее. Тот тихонько фыркнул и доверчиво ткнулся носом в протянутую ладонь.
Во дворе главной крепости Химлада было тихо. Дозорные на стенах молча всматривались в даль, птицы, нахохлившись, сидели на голых ветках. Камни мостовой в скудных утренних лучах поблескивали замерзшей влагой.
— Пойдем, я отведу тебя в конюшню, — продолжил Турко. — Только иди осторожней.
Он вновь погладил коня по шее, и в этот самый момент услышал удивленный и одновременно радостный голос племянника:
— Дядюшка? Наконец-то! Мы уже начали было переживать.
Тьелпэринквар шел к нему со стороны мастерских, глаза его светились вдохновением, какое Охотник частенько замечал в прежние, более спокойные времена, у отца и у брата. Он уже собирался поинтересоваться, чем именно был занят Куруфинвион, но вспомнил приветственную фразу и решил сначала ответить:
— Меня не было всего пять дней, а не пять лет.
— Вот именно, — неожиданно согласился Тьелпэ. — И ты уехал в самую непогоду, никого не предупредив.
— Твой атто в курсе, чем я занят.
— Правда? — немного удивился младший лорд. — Странно, он не говорил. А впрочем, он был занят в последние дни. А мы с аммэ уже думали, не стоит ли послать тебе кого-нибудь на помощь.
Тьелкормо в ответ небрежно пожал плечами:
— Не стоило беспокоиться, я просто кое-кого ищу у нас в поселениях.
— Кого же? Может быть, я смогу помочь?
Охотник сперва хотел отказаться, но вдруг понял, что именно Тьелпэринквар, пожалуй, и может сообщить ему нечто важное.
«Ведь именно на его плечах уже несколько сотен лет лежат все заботы по снабжению Химлада припасами, — подумал он. — И Тьелпэ лучше, чем кто-либо другой, знает наших верных».
— Я ищу деву, — сказал он вслух, и на лице Куруфинвиона загорелся свет понимания и искреннего участия. — Молодую, должно быть, около пятидесяти лет. Я встретил ее на охоте, но лучница она была весьма неумелая. Еще она сказала, что ее отец погиб.
— Хм-м-м, — задумался Тьелпэ и несколько долгих секунд сосредоточенно молчал. Наконец, он заговорил: — Я знаю трех нисси в наших землях подходящего возраста. Одной из них тридцать семь лет, но ее отец жив. Другой шестьдесят один, и она великолепная охотница. А вот третья, возможно, и подходит под описание. Ей сорок девять.
Сердце Тьелкормо учащенно забилось, дыхание перехватило. Мысль, что он сейчас что-нибудь узнает о своей лесной незнакомке, осветила, подобно ярким лучам Анара, даже самые отдаленные уголки фэа.
— Как ее зовут? — с нетерпением в голосе спросил он.
— Тинтинэ, — ответил Тьелпэ. — Ее селение отсюда в пятнадцати лигах на юго-юго-восток.
Турко прищелкнул языком от досады:
«Как раз там я еще и не успел побывать».
Тьелпэ тем временем продолжал:
— Она любит гулять по окрестным лесам и легка на ногу. Хотя охотиться в самом деле прежде не пробовала.
— Какого цвета у нее глаза? — уточнил Тьелкормо.
Куруфинвион чуть слышно рассмеялся:
— Я не разглядывал, дядюшка.
— Тогда давай я тебе ее сейчас просто покажу осанвэ, а ты скажешь, она или нет.
— Хорошо.
Племянник поправил амулет на пальце и снял щит аванирэ, который, как оказалось, носил совершенно неожиданно для старшего родича. Тьелкормо вызвал в памяти образ своей незнакомки, и через несколько долгих мгновений племянник кивнул:
— Да, это Тинтинэ.
— Наконец-то! — вырвалось у Турко.
Младший родич понимающе улыбнулся, а после лицо его сразу подернулось печалью:
— Хотел бы я, чтобы мне так же легко было найти…
Он не договорил и, попрощавшись, торопливо отправился в донжон. Охотник проводил его взглядом и, с трудом преодолев искушение сразу же вновь вскочить в седло, отправился в сторону конюшен — его другу необходим был отдых.
К вечеру мороз заметно окреп, а ночью начался снег. Он шел, делаясь с каждым часом все гуще и гуще, и скоро укрыл белым покрывалом поля и леса. Тьелкормо стоял в своих покоях у окна и вглядывался в темноту. Мысли его крутились вокруг Тинтинэ: «Как она отреагирует на мой приезд? Вспоминает ли нашу встречу?» Келегорм качал головой и принимался мерить шагами пространство комнаты, с нетерпением поглядывая на небо. Сон не шел.
За два часа до рассвета он оделся и, наскоро перекусив и предупредив о цели своего отъезда верных, отправился на конюшню. Поседлав отдохнувшего жеребца и позвав Хуана, Тьелкормо выехал за ворота крепости и отправился туда, куда неудержимо звали фэа и мысли.
Светало. На чистом розоватом небе постепенно разгоралась заря, искрами отражаясь в белых снежных шапках. Конь легко бежал знакомой дорогой. Турко торопился, чутко вслушиваясь в малейшие шорохи.
Вдалеке вспорхнула птица, и он вздрогнул, поняв, что кто-то ее, очевидно, спугнул.
— Пойдем, проверим? — шепнул он коню, и друг охотно повернул в нужную сторону.
Скоро дорога стала узкой, и Охотник спешился. Конь пошел позади вместе с Хуаном, а их хозяин теперь почти бежал, поняв, что, в самом деле, слышит легкие шаги и поскрипывание снега. Судя по всему, шел либо зверь, либо… дева!
Обогнув очередную пышно разросшуюся елочку, он увидел ту самую нолдиэ, которую искал, и радостно воскликнул:
— Alasse, красавица! Счастливая встреча.
— Ясного дня! — на лице Тинтинэ расцвела широкая улыбка, глаза ее заблестели.
Он остановился, жадно впитывая исходящий от эллет свет, а после признался:
— Я искал тебя.
— Правда? — чуть удивилась и одновременно обрадовалась она.
— Да. Подумал — может, тебе еще какая-нибудь помощь нужна?
Тьелкормо затаил дыхание, ожидая ответа, от которого, возможно, зависела вся его дальнейшая судьба. Тинтинэ закусила губу и, наклонив голову на бок, несколько мгновений смотрела на него изучающее. Наконец, ответила:
— Возможно. Только ты бы все же сказал, как тебя зовут… А то как-то неудобно общаться без имени.
Турко помолчал секунду, а после ответил твердо:
— Туркафинвэ Тьелкормо Фэанарион. Но можешь называть меня просто Турко.
Дева вздрогнула от неожиданности, но почти сразу расслабилась и ответила решительно:
— Тогда вы и правда сможете мне помочь. Научите, пожалуйста, охотиться.
Ее новый тон его слегка покоробил, словно разом вдруг исчез из мира весь свет. Он тряхнул головой и ответил, старательно подчеркивая прежнюю непринужденную манеру общения:
— Хорошо, непременно. Только давай все же лучше на «ты»? Мне так больше понравилось.
В отдалении хрустнула под копытом оленя ветка. Лучи Анара проглянули сквозь кроны и запутались в волосах Тинтинэ. Она подула на озябшие руки, и Охотник, плохо понимая, что делает, повинуясь порыву фэа, в несколько шагов преодолел разделявшее их пространство и, взяв ее ладони в свои, принялся согревать своим дыханием.
Нолдиэ улыбнулась, и голос ее вновь зазвучал приветливо и звонко:
— Договорились. А я Тинтинэ.
Фэанарион признался:
— Знаю — я спрашивал про тебя.
И он, вытащив из седельной сумки собственные рукавицы, протянул их деве:
— Вот, возьми. Хотя они и большие для тебя, но все же лучше, чем ничего.
Она кивнула и приняла подарок:
— Благодарю. Раз такое дело, может, зайдем ко мне домой? Я оденусь теплее для урока.
И оба пошли бок о бок в направлении селения.
* * *
— Любимый, я… я хочу жить! — надрывно раздалось рядом, и Финвэ вздрогнул, оборачиваясь.
— Намо предложил тебе возродиться? — спросил он у Индис.
— Увы, — с грустью ответила ваниэ. — Но я… Мне надоели эти серые унылые стены! Я хочу вновь гулять по улицам Валмара и Тириона!
Финвэ вздохнул и покачал головой:
— Боюсь, ты не скоро покинешь владения Намо. Но если хочешь, поговори с ним. Я не стану препятствовать твоему возрождению.
— Благодарю тебя, муж мой, — фэа эльфийки засверкала, и та радостно упорхнула из покоев Нолдорана.
Финвэ же вновь погрузился в раздумья, пытаясь понять, чем помочь среднему сыну. В том, что Фэанаро не ошибся, и на границе мира и изнанки действительно была душа Ноло, король не сомневался. Однако и звать ее опасался, помня про рассуждения старшего о том, что такими действиями лишь окончательно убьет его.
Нолдоран настолько погрузился в размышления, что не заметил, как еще одна фэа оказалась рядом с ним.
— Я чувствую, о ком ты думаешь, — произнес Макалаурэ. — Мы с отцом были рядом и видели то, что сотворил с ним Моргот. Увы, но нам не помочь Ноло.
— Кано, ты помнишь, где это место? — Финвэ дернулся, и по его душе прошла рябь.
— Конечно.
— Отведи меня к нему!
— Ты помнишь, что говорил отец? — строго спросил Канафинвэ.
Король кивнул:
— Не переживай. Я лишь хочу побыть с ним рядом. Мы вместе, и нам нелегко. А он…
Финвэ не договорил то, что было понятно без слов и осанвэ. Макалаурэ кивнул и начал петь, выковывая из златых нитей врата. Две души шагнули в распахнувшиеся створки, и изнанка с готовностью приняла их.
— Не удаляйся от меня, — строго произнес Кано и сам удивился своему тону. Финвэ лишь кивнул и продолжил тянуться к сыну. Темнота и пустота была ему ответом.
— Он где-то здесь, я точно помню! — воскликнул Макалаурэ и вновь запел.
Легкая, едва ощутимая вибрация прошла по ткани мироздания.
— Он отвечает! — радостно произнес Финвэ и устремился вперед.
Однако фэа Ноло так и не встретилась ему, а вибрация постепенно затихла. Нолдоран вернулся к внуку и вопросительно посмотрел на него.
— Ты не сможешь увидеть его душу. Попробуй спеть. Только не зови.
На этот раз ответ пришел быстрее. Ткань изнанки бурлила, грозя лопнуть, но все же оставалась целой.
— Теперь вместе, — предложил Кано и подхватил мотив, начатый дедом. Две души делились силами, даря свою любовь и заботу озябшей от одиночества фэа Финголфина.
* * *
Сухие травы похрустывали под копытами коней, холодный ветер забирался за воротник и обжигал кожу.
— Долго еще нам добираться? — поинтересовалась Риан у ехавшего рядом нолдо.
— Полдня пути, — ответил тот.
— Благодарю, — аданет кивнула и снова принялась всматриваться в изломанную линию горизонта.
Впереди вставали острые пики гор. Анар светил ярко и щедро, словно хотел поддержать упавшую духом женщину. Фэа летела вперед, но мысль о том, что долгожданное свидание будет кратким, а после вновь придется возвращаться назад, к обыденной, повседневной жизни, убивала в сердце Риан малейшие признаки радости.
Она то и дело порывалась поторопить коня, однако не решалась обогнать сопровождавших ее нолдор. Стражи чутко оглядывались по сторонам, не теряя бдительности, и просить их прибавить шаг ей казалось опрометчивым. Однако время шло, и горы неумолимо приближались.
— Расскажите, пожалуйста, еще раз, как все произошло? — спросила она у одного из воинов.
Тот смерил ее пристальным, изучающим взглядом, и брови его сошлись у переносицы, сделав и без того неулыбчивое лицо хмурым.
— Вы спрашивали уже трижды, — наконец заговорил он. — Но могу повторить. Я был далеко, однако слышал звуки боя…
Картина, наполненная яростью и болью, словно живая, вставала у нее перед глазами. Звон оружия, крики нолдор и атани, вопли ирчей. Балрог, ужасающий демон, воплощение темного огня.
— Ваш муж погиб, как герой, — закончил нолдо. — А вот уже и его могила.
Ее провожатый жестом указал на поросший травой холм, и Риан пустила коня в галоп. Достигнув цели, остановилась и спрыгнула на землю.
— Хуор, — прошептала она и без сил опустилась, словно сломанная кукла. — Хуор… Наконец-то… Зачем ты меня покинул?
Из груди ее вырвались рыдания. Она обняла руками могилу мужа и замерла. Сил не хватало даже на то, чтобы дышать. В памяти вставали такие неумолимо краткие счастливые дни.
— Туор родился, — прошептала она. — Он сейчас у эльфов.
Измученной женщине казалось, что она стоит посреди поросшего вереском, укрытого туманами поля и видит далеко впереди фигуру того, о ком думала все минувшие одинокие месяцы. Он звал ее, вытянув руку вперед, и медленно отступал, пятясь шаг за шагом.
«Нет, постой! — хотелось крикнуть Риан. — Не уходи!»
Хуор качал головой, и его жена уже твердо знала, что больше никогда не увидит любимого… Если только не решится. И тогда она сделала шаг вперед. Ноги словно ступали по облакам.
«Скорей же, — услышала она зов супруга. — Смелее!»
И тогда Риан побежала. Она торопилась, спотыкаясь о подол длинного платья, о кочки, путалась в травах. Хуор все удалялся, но все же она догнала его, и руки их соприкоснулись. Аданет вскрикнула, словно дотронулась до обжигающе холодного льда, и муж с улыбкой сжал ее пальцы.
— Слушай, не нравится мне все это, — чуть слышно проговорил один из нолдор своему товарищу. — Давай поглядим, как она.
Риан лежала неподвижно на холме, раскинув руки, и уже долгое время не шевелилась. Анар плыл по небу, и лучи его из жизнеутверждающе золотых сделались тусклыми. Воины подъехали ближе к могиле адана и, спешившись, склонились над его женой.
— Она метрва! — вдруг потрясенно воскликнул старший.
Он рывком перевернул тело женщины, и тогда все увидели ее безжизненно закрытые глаза. Риан не дышала.
— Ее фэа уже далеко, — промолвил второй и с печалью покачал головой.
Прощальная песнь, наполненная грустью и болью, сама собой сорвалась с его уст и полетела к небесам белокрылой птицей.
— Нужно похоронить ее, — добавил тихо третий. — Тут, рядом с мужем. В одной могиле.
Командир отряда кивнул, и эльфы, выполнив последний печальный долг, повернули коней в обратный путь. Теперь им предстояло вернуться к арану и рассказать все то, чему они невольно стали свидетелями.
* * *
— Вот помог так помог, — тихо произнес Эол, наклоняясь к мечам. Те лежали вперемешку — новые, починенные и только принесенные вернувшимися из похода нолдор. Многие из последних требовали если не перековки, то основательного ремонта.
— И зачем я только согласился?! — сокрушался синда. — Теперь придется выполнять двойную, если не тройную работу. Да и неизвестно, кому этот недотепа отдал не те клинки.
Эол достаточно быстро отобрал изготовленные им мечи и принялся сортировать оставшиеся. Процесс затянулся, так как мастер внимательно осматривал каждый, не желая пропустить ни одну недоделку.
Уставший и рассерженный, синда управился с работой лишь к вечеру. Он собирался покинуть кузницу и провести несколько часов в обществе прекрасной дочери Ородрета. Работой Эол планировал заняться завтра, только найдет с утра этого помощника Гвиндора и выскажет ему все, что думает.
Однако ждать встречи с ним долго не пришлось. Лорд в сопровождении этого недотепы вошел в мастерскую, оба хмурые и мрачные.
— Эол, покажи мне мечи, что ты отковал в этих стенах! — приказал Ородрет.
Синда удивился тону, но приказ исполнил.
Арафинвион внимательно осмотрел клинки и кивнул.
— А эти? — лорд указал на сложенное для починки оружие нолдор.
— Ими я займусь завтра. К сожалению, благодаря помощи вашего спутника, я не мог приступить к ремонту этих клинков сегодня.
— Не уверен, что понял тебя. Расскажи подробнее, — распорядился Ородрет, краем глаза уловив, как Гвиндор делает шаг к двери.
Рассказ мастера был коротким, но емким.
— Так что мне еще придется обойти дома многих нолдор, которым он вернул не то оружие, — закончил он рассказ.
— Как же так вышло, что мои воины не проверили свои мечи сразу? — удивился Артаресто.
— Это вы у него спросите, — Эол кивнул на Гвиндора.
Суровый взгляд лорда заставил эльда поежиться, но не отступить:
— Я отнес лишь то, что мне отдали, лорд — завернутые в тряпицу клинки. Многие ваши верные отсутствовали, и я оставлял оружие у их дверей. Лишь позже, по возвращении домой, они обнаружили, что работа выполнена… некачественно.
— Что?! — изумился Эол. — Ты сам вызвался помочь, сказал, что знаешь, кому какие мечи отнести и… Он лжет, лорд Ородрет!
— Зачем ему это нужно? — спросил Артаресто Эола, впрочем, догадываясь о причине их конфликта.
— Я не знаю, лорд. Однако вы видели мою работу и слышали мой рассказ, — ответил синда.
— Как и его, — произнес Ородрет и кивнул на Гвиндора.
Мысли Арафинвиона неслись быстрее ветра. Ситуация требовала немедленного решения. «Даже если Эол невиновен, Гвиндор не успокоится, пока не избавится от конкурента. И если же он продолжит в том же духе, то скоро ждать беды. Выслать придется обоих. И немедленно. Только как сказать об этом Финдуилас? Впрочем, найдется еще достойный эльда. И любовь придет. К нам же с Глоссерин пришла. Решено!» — Ородрет поднял взгляд на Эола и заговорил.
— Твое слово — против его слова. Для меня вы равно виноваты, — Артаресто развернулся к Гвиндору.
— Но… — начал было тот, однако замолчал, перехватив взгляд лорда.
— Эол, ты покинешь крепость. Время, чтобы собрать вещи, у тебя будет. Провизию и все необходимое мы тебе дадим. Гвиндор, ты завтра на рассвете отправляешься в южный гарнизон. Там как раз строится небольшой форт. Сможешь проявить свой талант, коего здесь ты не показал.
— Мне ничего не надо, лорд Ородрет. И я покину крепость еще до рассвета.
Арафинвион кивнул и направился к двери, от которой быстро метнулась за угол тень. Финдуилас, не дождавшись любимого, направилась в мастерскую, на пороге которой и услышала приговор отца. Не желая быть замеченной, она быстро, но тайно направилась в свои покои — времени собраться у нее было крайне мало.
* * *
— Границы наконец усилены, государь, — советник Голлорион чуть заметно наклонил голову, приветствуя вошедшего Трандуила, и протянул ему письмо от Маблунга, прибывшее утром с гонцом. — Число воинов на заставах удалось увеличить почти втрое.
— Благодарю, — Ороферион взял послание и широко улыбнулся. — Отличные вести.
Развернув свиток, он торопливо пробежал глазами по строчкам.
— Что ж, — прокомментировал он вслух, — нам пока везет — ирчи не заходят. Значит, Враг в бою и впрямь понес большие потери. Но, Голлорион, сделано пока очень мало.
— Что вы имеете в виду, владыка? — поинтересовался тот.
Трандуил пояснил:
— Теперь, когда магия Мелиан пала, надеяться нам больше не на кого. Границы Дориата открыты для любого: друга и врага, а последний когда-нибудь точно захочет заглянуть к нам на огонек. Я знаю, что воины не дремлют, однако их сил может не хватить.
— Понимаю, о чем вы, — кивнул советник. — В прежние времена у нас не было необходимости содержать большую армию.
— Именно так. И теперь, пока дороги из-за непогоды сделались временно непроходимыми, самое время заняться формированием и подготовкой отрядов. Да и новые заставы необходимо заложить.
— Согласен с вами, — откликнулся Голлорион. — Я сегодня же передам ваше распоряжение Маблунгу с Белегом и мастерам Дориата.
— Благодарю. Чуть позже я сам заеду к ним и посмотрю, не нужно ли чем-то помочь. Пока же меня ждут иные дела.
— Если что-то понадобится, где вас искать? — уточнил советник.
— В лесу.
Трандуил попрощался и торопливо вышел. Величественный, пышный Менегрот, оставленный прежними хозяевами, напоминал ему одинокий дом, с недоумением глядящий в мир распахнутыми глазницами-окнами, присматривающийся к новым хозяевам и ожидающий решения своей судьбы. И хотя они с Ороферионом были давно знакомы, обоим требовалось время, которого пока, увы, не было — слишком много накопилось хлопот.
«Но ничего, — эльф подошел к резному каменно столбу, изображавшему вяз, и провел рукой по гладкой поверхности камня, отозвавшейся ласковым теплом. — Мы обязательно подружимся, только немного позже. Ты отдохни пока, и ничего не бойся — Тьма больше не побеспокоит тебя».
Транудил качнул головой и ему показалось, что в ответ по руке пробежала волна доверчивой нежности, словно маленький котенок ластился к ноге эрухино. Синда еще раз бережно и осторожно погладил камень и уверенно направился к выходу из дворца.
«Слишком много тьмы, — подумал он, выходя под низкое серое небо, тяжелой шапкой укрывшее кроны облетевших деревьев. — Как быстро наступила зима».
Он сделал шаг вперед, за ним другой, и ступил под знакомые с детства пышные кроны. Подобно Менегроту, они казались потерянными и словно уснувшими. Тьма еще не до конца покинула Дориат. Она впиталась в стволы и корни растений, повисла на ветвях склизкой серой мутью. И этого врага еще только предстояло изгнать из владений.
«И кто еще это должен сделать, если не король?» — подумал Трандуил.
Остановившись у высокого векового дуба, он дотронулся пальцами до шершавой коры и ощутил мертвенный холод. Однако дерево было пока еще живо. Оно словно отчаялось, забыло, каким бывает свет, и уснуло.
«Нужно его разбудить», — подумал эльф и прислушался к собственной фэа. Та отозвалась теплом и надеждой.
Молодой король закрыл глаза и мысленно потянулся к тому, что составляло душу растения, его сердце и саму жизнь. Нащупав тонкую ниточку, едва пульсирующую, он распахнул пошире собственное сердце и постарался напомнить, как выглядит свет и радость. Дерево отозвалось, потянувшись навстречу, и тогда Трандуил запел.
Это не была магия, к какой они все привыкли за годы правления Мелиан, нет, а живое воплощение света, рассказ о мире и радости. Король шел по спящему, окутанному ошметками тьмы лесу, и тот словно оживал под его рукой, тянулся навстречу и, воспрянув, пытался сбросить тяготившие лес оковы.
Он раз, другой пропел песню и, переведя дух, повторил ее вновь. Трандуил чувствовал, как соки жизни все быстрее и быстрее бегут по древесным жилам, как отзываются уснувшие на зиму травы. Надежда, что с приходом весны его лес расцветет в полную силу и будет, как прежде, славить жизнь, вселяла в сердце Орофериона радость. Он подобрал несколько лежавших на земле надломленных веточек и наскоро сплел из них подобие венца. Те бережно обняли чело молодого короля и, налившись силой, из сухих и безжизненных стали зелеными и едва заметно цветущими.
Трандуил улыбнулся широко, от всей души, и огляделся по сторонам. Ближайшие пару квадратных лиг леса очистились, позабыв о тьме, но это было только начало.
«Велик Дориат, — подумал король, — и сколько трудов еще предстоит, прежде чем он действительно вернется к жизни!»
* * *
«Опять он с этой песней все сидит! Нет бы делом занялся уже!» — Куруфин отбросил инструмент, не желая более работать в кузнице. «Сколь ж можно заниматься ерундой?!» — ярость вскипала в крови, побуждая нолдо ворваться к сыну и изорвать в клочья никчемные бумажки. Однако фэа сопротивлялась, не позволяя ему сделать непоправимое.
Сорвавшись на случайно встреченных верных, Искусник резко остановился и замер.
«Да что такое происходит сегодня со мной?» — удивился он.
«Сегодня ли?» — отозвалась его фэа.
«Сын занят важной работой, а я…»
«А ты вернись в кузницу, взгляни на свое дело и подумай», — настойчиво советовала душа.
Решив, что в мастерской он и впрямь сможет успокоиться, полностью отдавшись любимому делу, Куруфин поспешил к недавно погашенному горну и недокованному мечу.
Искусник разжег огонь, подготовил инструменты и потянулся за клинком, который предстояло доработать. Какого же было его изумление, когда на наковальню перед ним лег почти готовый орочий ятаган.
Куруфин отпрянул, не желая видеть то, что в гневе создали его руки.
«Не бывать этому! Слышишь, Моргот! Я не буду твоим слугой!» — почти что прокричал он, отправляя клинок на переплавку.
Долго Искусник не покидал стен кузницы, не откликался он ни на зов жены, ни сына, сплетая стальные прутья, скручивая их, закаляя, придавая им форму совсем другого клинка, вплетая в металл слова, что должны нести смерть. Врагу и слугам его. Темному пламени и волкам севера. Тварям чешуйчатым и… держащему меч сей!
Куруфин устало смахнул со лба пот и взглянул на абсолютно черный клинок, что лежал перед ним.
«Что ж, если я прав, то именно он лишит Моргота фаны», — подумал он.
«И того, кто нанесет удар», — отозвалась его же фэа.
«Согласен. Пусть будет так! А пока… пока что меч будет ждать своего часа».
Искусник взял в руку клинок и сделал несколько взмахов. Казалось, оружие стало частью и его тела, и души.
«Теперь можно вернуться к семье», — с теплотой подумал Куруфин, подавляя протест опять начавшего зарождаться в крови гнева.
В воздухе кружились, словно танцевали, крупные хлопья снега. Они оседали на волосах эльдар, на плащах стражей и на подоконнике библиотеки, где работал Тьелпэринквар.
Оторвав взгляд от исчерченного рунами пергамента, он поглядел за окно и мягко, тепло улыбнулся. Затем он заметил лежавшую рядом карту Белерианда с нанесенными свежими линиями гор, и лицо его помрачнело, а в глазах отразилась тоска, смешанная пополам с болью. Из груди эльфа вырвался тяжелый вздох, и он, покачав головой, продолжил работу над Песней.
Мягкий чуть голубоватый свет кристаллов разгонял тени, даря умиротворение и уют. А во дворе, в уснувших до весны полях валил снег, все чаще и гуще. И даже орлы, летавшие в вышине, старались не покидать своих гнезд надолго.
Один из них, круживший над вершиной донжона, стал подниматься все ближе и ближе к облакам и полетел на юг, оставляя за собой густые леса, чтобы потом повернуть на запад. Наконец, завидев крепость на острове, расположившемся посреди реки, орел сел на ветку самого высокого дерева и стал оглядываться по сторонам. В одном из окон он увидел фигуру…
Сумка, чье основное содержимое представляли собой инструменты, была быстро собрана. Эол вздохнул и тяжело опустился в кресло, стоявшее в комнате, что служила ему домом в Минас Тирит.
«Я не могу уйти и не проститься с ней. Нет. Я не могу. Но должен. Расстаться. Или же…» — мысли кузнеца метались, стараясь найти единственно верное решение, которое все не приходило.
Наконец, осознав, что не может больше ждать, Эол потянулся осанвэ к любимой и… наткнулся на защиту аванира.
«Даже так? Не хочет и проститься… Что ж, тогда мне пора в путь», — синда рывком поднялся с кресла, сделал пару шагов к двери, вернулся к столу и быстро набросал несколько строк:
«Прощай, любовь моя. Я ухожу. Не верь оклеветавшему меня». Подпись он не оставил, понимая, что если Финдуилас и решит посетить эту комнату, желая узнать правду, то поймет, кому адресована записка и чья рука вывела эти строки.
Синда закинул сумку на плечи и поспешил к конюшням, жалея, что невольно разбудит и остальных коней.
К его удивлению, животные не спали, словно кто-то незадолго до него уже побывал здесь.
«Может, разведка вернулась или же отправилась на задание», — пожал плечами Эол.
Стражи без вопросов и эмоций пропустили мастера, велев немного подождать на берегу — понтон для переправы был занят.
— Я не тороплюсь, — спокойно произнес кузнец.
— А зря, — еле слышно сказал один из нолдор.
Эол вопросительно посмотрел на воина, но тот сделал вид, что не было ни слов, ни взгляда. Лишь когда копыта коня ступили на доски причалившего понтона, тот же страж едва заметно коснулся руки мастера:
— Третий поворот вниз по течению.
Эол непроизвольно кивнул, пытаясь понять, предостерегают его или же…
«Впрочем, все равно собирался идти в ту сторону. В любом случае, скоро узнаю», — решил он и вскочил в седло, на прощание все же махнув рукой стражам.
Тропа петляла, на темном небе постепенно гасли звезды, уступая место предрассветному сумраку. Эол вглядывался в лес, пытаясь разглядеть тот самый третий поворот. Вдруг его конь, напряженно поставив уши, поднял шею выше и заржал. Ему ответили, а вскоре и синда смог различить одинокого всадника, ожидавшего его под раскидистым деревом.
— А ты не торопился на встречу, мельдо, — тихо произнесла Финдуилас и, подъехав ближе, взяла Эола за руку.
На какое-то время потрясенный мастер замолчал, однако не переставая гладил тонкие пальцы любимой.
— Финди, ты уверена?
— Что люблю тебя? — чуть дрогнувшим голосом призналась дева.
— О Эру! Родная моя, я ждал этих слов, но сейчас… что я могу предложить тебе? Кроме своего сердца, — воскликнул Эол.
— А мне большего и не надо, — просто ответила дочь Ородрета.
Синда спрыгнул на землю, помог спуститься возлюбленной и крепко прижал ее к себе. Первые лучи Анара золотили еще не скованные льдом воды Сириона и волосы девы, прильнувшей губами к устам мастера, а птицы, несмотря на раннюю зиму, славили своими голосами их любовь.
Дни сменялись ночами. Анар и Итиль не единожды по очереди всходили на небосвод, пока однажды круживший в небе орел, быть может, тот же самый, не увидел, сев на ветку сосны, веселые гулянья в одном из селений нолдор Химлада. В том самом, где жила Тинтинэ.
В тот день ярко светил Анар, и счастливый смех разносился по окрестным лесам на много лиг.
— Лорд Тьелкормо! — позвал кто-то из молодых эльфов и приглашающе помахал рукой. — Присоединяйтесь!
За границей селения, недалеко от леса, располагался холм, с которого далеко просматривались окрестности. На нем часто несли дежурство дозорные, однако теперь, когда снег укрыл все вокруг пышным белым покрывалом, юные эльдар решили использовать его для катания. Кто-то принес сани, и вот уже нисси и нэри по очереди съезжали с горы, оглашая пространство вокруг громким радостным смехом.
Орел покосился на шумную компанию, склонил голову на бок и проклекотал что-то явно одобрительное.
Совсем молодой нолдо, на вид лет двадцати пяти, спустился с горы и протянул веревку от деревянных саней лорду. Тот усмехнулся чуть заметно и, обернувшись, поискал взглядом Тинтинэ. Дева стояла неподалеку и, разговаривая с подругой, пыталась вытрясти снег из капюшона теплого, подбитого мехом плаща. Перехватив взгляд Фэанариона, она широко и радостно улыбнулась в ответ, и свет в ее глазах заставил его сердце забиться чаще.
— Покатаешься со мной? — спросил он ее прямо.
— С удовольствием! — охотно откликнулась та.
Турко кивнул и принял веревку саней. Поднявшись на самый верх холма, он подождал, пока Тинтинэ взбежит, легкая и быстрая, словно лесная лань, и, расположившись, выразительно похлопал на сиденье перед собой. Дева проворно села и, взявшись за его колени руками, устроилась поудобнее. Сердце Тьелкормо снова заколотилось, и он на мгновение задержал дыхание, пытаясь справиться с волнением. Бережно обхватив стан Тинтинэ, он прижал ее крепко к груди и, чуть склонившись, вдохнул полной грудью аромат ее волос. Внизу подали сигнал, и Фэанарион оттолкнулся. Сани полетели вниз, к подножию горы, Тинтинэ радостно засмеялась, а лорд вдруг понял, что никогда еще, пожалуй, с тех самых пор, как они все покинули Аман, он не был так счастлив.
У подножия сани закружило, и нолдор упали в снег. Турко непроизвольно выставил руки, чтобы подхватить подругу и не дать ей свалиться в самый сугроб, и крепко прижал деву к себе.
— Благодарю, — откликнулась она и снова широко улыбнулась, так что в груди у него защемило.
Ее косы легко мазнули по лицу, и Тьелкормо поспешил встать, всерьез опасаясь, что может не сдержаться и поцеловать нолдиэ прямо при всех — столь сильным оказалось желание. Он протянул руку, помогая ей встать, и Тинтинэ уже привычно вложила тонкие пальцы. Келегорм сжал их, задержав чуть дольше необходимого, просто наслаждаясь этим приятным ощущением, а после помог ей отряхнуть одежду.
Снежная гора и блеск в глазах юной девы неудержимо манили повторить только что пережитый опыт, и Турко спросил серьезно:
— Может быть, еще покатаемся?
Тинтинэ долю мгновения смотрела на него, а затем кивнула:
— Давай!
Тьелкормо снова взял Тинтинэ за руку.
Сидевший на ветке орел с громким криком сорвался и полетел ввысь, почти что к самым облакам. Туда, откуда Белеринад просматривался лучше всего и напоминал одну из тех карт, что составляли нолдор. Немного покружив, он отправился на запад и летел много дней, пока наконец не различил две одиноких фигурки посреди заснеженных полей…
— Ты уверена, что не ошиблась с направлением? — спросил Эол, вглядываясь в гущу леса, среди деревьев которой все чаще попадались крупные обломки скал.
Финдуилас кивнула и, обогнув очередной кусок породы, указала на тропу:
— Проверим ее?
— Вроде ж звериная, — произнес синда, но тут же усомнившись, добавил: — Или нет.
Влюбленные прошли еще несколько десятков шагов прежде, чем их окликнул голос:
— Кто вы и куда держите путь?
— Наконец-то! — воскликнула дева. Эол ее радости пока не разделял. — Я Финдуилас, племянница государя Финрода. Со мной мастер Эол, мой… жених.
— Как вы нашли эту тропу? — строго спросил страж.
— Случайно, — честно ответил синда. — Финди знала лишь примерное направление, в котором находятся владения ее дяди.
— Мы уже несколько дней ходим по лесу, надеясь встретить кого-либо из Нарготронда, — звонко добавила дева.
— Тише, не стоит шуметь, — нолдо спрыгнул с дерева и, сделав знак товарищам, показал гостям другую тропу: — Прошу, мы проводим вас до тайных врат города. Что будет дальше — решать не нам, — строго произнес он, быстро бросив взгляд на скрытый большой елью секретный вход в Нарготронд.
«Неужели и правда случайно вышли?» — подумал страж.
Небольшой отряд долго шел по лесу, то поднимаясь на холмы, то спускаясь в овраги. Финдуилас уже устала считать повороты и подъемы, а Эолу этим заниматься не давали спутники, постоянно спрашивая его то о жизни в Минас Тирит, то о его родном Нан Элмоте. Наконец, почти в полной темноте эльфы вышли на небольшую поляну, где их уже ожидали.
— Приветствую тебя, дочь брата, — начал Финрод, которому воины заблаговременно доложили о прибытии странных гостей. — Я также рад видеть тебя, Эол. Будьте моими гостями!
— Дядюшка, благодарю тебя! — воскликнула Финдуилас и подбежала к Финроду.
Камень, который король держал в руках, засветился еще ярче, вспыхнув разноцветными бликами.
— Какая красота! — ахнула дева.
— Нравится? — спросил Финдарато и протянул ей кристалл, позволяя рассмотреть его ближе.
— Он великолепен, — произнес Эол, подходя к королю. — Но что это за минерал?
— Мои мастера пока не дали ему название, — просто ответил Финрод и вновь вгляделся в глубину камня. Приближение Эола сделало его свет чуть менее ярким, но отнюдь не менее чистым.
— Что ж, пройдемте в город, у вас еще будет возможность насладиться красотами Нарготронда, — убедившись, что опасности для сокрытого королевства нет, государь убрал кристалл и пригласил гостей войти. — Думаю, вы устали с дороги. Отдохните, а после я жду вас к себе — вам ведь есть что рассказать, не так ли?
Эол кивнул, а Финдуилас еще раз обняла дядю:
— Благодарю тебя!
— Письмо от отца передашь? — тихо спросил он.
Дева лишь покачала головой, окончательно озадачив Финрода.
Сидевший на ближайшей скале орел проклекотал что-то радостно и сорвался с места. Теперь его путь вновь лежал к реке, туда, откуда он совсем недавно прилетел…
— Гвиндор, замолчи! — рявкнул Ородрет. — Ты не знаешь, где моя дочь, а твои домыслы слушать не желаю!
— Но лорд, неужели вы еще не поняли?! — охнул он. — Ее похитил Эол!
— Исключено. Стражи переправили его одного.
— А до? Или после?
— Ты хочешь сказать, что он ее похитил не сам, а подговорив караульных?!
— Нет, но…
— Тогда замолчи! И отправляйся на юг, как я вчера тебе велел!
— Но…
— Исполняй!
Скрипнув зубами, Гвиндор чуть склонил голову и оставил лорда одного. Спустя некоторое время дверь в кабинет отворилась, впуская Глоссерин.
— Прочти, любимый, — тихо произнесла она.
— Что это? — удивился лорд.
— Записка от нашей дочери, — ответила она.
— Где ты ее нашла?
— В комнате Финди.
— Но…
— Я была там до тебя, — ответила она.
— Тогда почему… почему только сейчас?! Когда я полдня… даже больше ношусь по крепости, кричу на стражу…
— Именно поэтому. Я дала ей… им шанс.
Ородрет выхватил свиток из рук жены и принялся читать, не говоря ни слова:
«Мои дорогие… люблю… верю в его честность… знаю о чувствах Гвиндора… будь осторожен, отец… не вини стражей… по моему приказу… пожелай нам счастья… не ищи…у дяди…»
«У какого из?» — подумал он и уронил голову на руки.
— Что я наделал! — тихо и горько произнес Ородрет.
— Ничего непоправимого, — успокоила его Глоссерин. — Успокойся. Поговори с воинами — ты их мог обидеть своими резкими словами.
— Да, тут ты права. Они не обязаны считать, сколько раз паром отбыл из крепости. Их задача следить за дальними берегами.
— Вот именно. А то, что один из них… или несколько помогли Финдуилас… прости их. Поверь, я не чувствую беды в ее судьбе, — пальцы синдэ ласково перебирали волосы мужа.
Артаресто позволил себе прикрыть глаза и немного расслабиться.
— Люблю тебя, — тихо произнес он, целуя запястье жены.
Сидевший на ветке напротив окна орел пронзительно крикнул, словно хотел что-то сказать, и полетел ввысь, к самым небесам. Снег шел все гуще, постепенно становясь метелью. Дни сменяли друг друга, сливаясь в месяцы. Птица развернулась и отправилась на восток. Туда, где темнели острые пики гор, протянувшиеся с севера на юг плотной грядой и стоявшие так уже много веков, подобные исполинским стражам. Там, прокладывая себе путь среди снегов, шли люди. На лицах их читалась решимость, но не та, которая ведет в бой против сил врага. От взглядов их темных, пылающих недобрым огнем глаз, делалось жутко.
Снег все шел и шел, белоснежной пеленой заметая пролетающие над Белериандом дни. Орел тревожно прокричал и повернул на север. Там, в долину, уютно расположившуюся меж двух рукавов Глелиона, со стороны ущелья Аглона скакал всадник. Он торопился, и, если приглядеться, то в нем можно было узнать Тьелпэринквара, младшего из трех лордов Химлада. За ним неотступно следовал десяток верных.
Достигнув подернувшейся тонким льдом переправы, Куруфинвион спешился и, присев на корточки, осмотрел воду. Покачав головой, он сделал шаг вперед, проломив сапогом тонкую белую корку, и решительно пошел, утопая по щиколотку в реке. Конь доверчиво следовал за ним. Оказавшись на противоположном берегу, нолдо убедился, что с его другом все хорошо, и тихонько свистнул. Из темнеющего вдалеке подлеска выступил воин, один из стражей Врат, и склонил голову в приветствии:
— Айя, лорд Тьелпэринквар. Леди Алкариэль просила проводить вас прямо к разведчикам.
— Хорошо, — откликнулся тот. — Мы так с ней и договорились по палантиру.
Дождавшись, пока к ним присоединятся верные, он вскочил в седло и отправился следом за провожатым.
Сквозь густые белые облака осторожно проглядывали лучи Анара, озаряя окрестности крохотными искрящимися бликами. Тьелпэринквар, на короткое время позволив себе расслабиться, с улыбкой оглядывался по сторонам и явно получал удовольствие от поездки.
Они двигались тайными тропами вдали от жилищ эльдар и атани. Короткий северный зимний день скоро подошел к концу, ладья Ариэн уступила место на небе ладье Тилиона, однако путники не остановились.
— Мы будем двигаться всю ночь, — пояснил провожатый спутникам, — иначе вы не успеете, лорд.
— Я готов, — лаконично ответил тот и уточнил: — Их много?
— Два с половиной десятка.
Разговор прервался, так и не начавшись, и каждый вновь погрузился в свои думы. Тьелпэ раз за разом прокручивал в уме мотив новой Песни, испытание которой он теперь как раз надеялся провести, и спрашивал сам себя, все ли сделал, как надо.
«Кажется, все», — в конце концов решил он и, чуть заметно нахмурившись, принялся вглядываться в даль, словно пытался увидеть за много лиг впереди тех самых атани, навстречу которому теперь спешил.
Когда же Исиль спрятался за горизонт, маленький отряд наконец достиг цели.
— Вон там, — провожатый указал взглядом молодому лорду на десять нолдор, искусно прятавшихся в тени орешника и молодых сосен.
— Айя, — выехал вперед один из воинов и, с уважением склонив голову, представился: — Я Тихтион. Рады видеть вас, лорд.
— Ясного дня вам, — отозвался тот. — Я успел?
— Да. Атани от нас как раз в полулиге. Скоро будут.
Эльфы замерли, и силуэты их почти слились с деревьями, крупными камнями и тенями, отбрасываемыми ветками кустарников. Когда через некоторое время на горизонте показались темные точки, Тихтион дал сигнал. Семь нолдор выехали вперед, и Тьелпэ услышал, как после короткого приветствия на вестроне те попросили их разворачиваться назад. Люди воспротивились.
— Вас обманули, — убеждали воины, — там нет никаких благословенных краев, а у нас приказ не пропускать вас дальше этих рубежей.
— Значит, мы пройдем сами! — вожак людей угрожающе потянул из ножен меч.
Тьелпэ подумал, что к уговору при других обстоятельствах можно было бы приложить гораздо больше усилий, но сейчас задача перед всеми как раз стояла обратная. Один из стражей Врат оглянулся и бросил вопросительный взгляд сперва на лорда Химлада, затем на своего командира. Тихтион кивнул ему и вслух заметил:
— Пора.
— Согласен, — откликнулся Тьелпэ и выехал вперед.
Атани, заметив новых эльдар, растерялись. На лицах их поочередно сменяли друг друга страх, решимость и еще много чувств, которые Тьелпэ не пытался теперь расшифровать. Еще раз проверив амулет на пальце, он снял щит аванирэ и потянулся своей фэа к душе вожака людей. Тот отпрянув, почуяв волну чего-то ласкового и теплого, и внутренне сжался. Его ведомые, сбившись в кучу, загалдели на языке, который был нолдор непонятен и даже больно резал слух. Воины поморщились, а Куруфинион сосредоточился и, заглянув по очереди теперь уже в душу каждого из атани, запел.
Те самые слова, мотив, которые он дорабатывал все минувшие месяцы, теперь лились из его уст, прямиком из сердца, и окутывали растерянных, ничего не понимающих людей сияющим коконом призрачного, серебристого цвета. Свет плыл по воздуху, рассыпаясь искрами, и таял вдали. Тьелпэринквар сперва растерялся, а после понял, что это самый воздух откликается на вложенную в Песню любовь. Ту самую, что шла теперь из сердца молодого мастера, из самых глубин его существа. Желание принести в воплощенную Арду еще хотя бы одну частичку Света, подхваченное мотивом, заложенным в тонкую вязь рун, стремилось туда, где чувствовало теперь тьму. Оно сплеталось с ней, окутавшей тяжелыми цепями фэар атани, и Тьелпэринквар, чувствуя сердцем, что цель близка, старался вложить в Песню всю свою любовь к миру и населяющим его существам до самого конца, без остатка.
Люди замерли, оцепенев, некоторые попытались сбежать, но нолдор их сразу перехватили. Вожак смотрел на Куруфинвиона, стиснув зубы, и по вискам его струились капельки пота. И тут он закричал. Пронзительно, страшно. Он выгнулся дугой и упал прямо в снег на колени. Воины Врат смотрели на происходящее изучающее, пытаясь понять, поможет ли эта Песня им в будущем.
Слова тем временем становились все тише и тише и скоро смолкли, растаяв в морозной тиши. Тьелпэринквар выдохнул и отбросил немного влажные пряди со лба. Потянувшись к фэар атани, он попытался нащупать Тьму, что прежде вела их, но не обнаружил. Тихтион вновь заговорил:
— Теперь мы вновь предлагаем вам вернуться с миром к оставленным домам. Вас обманули, и там, впереди, нет никаких благословенных краев. Там только ужас и смерть.
Некоторое время люди молчали, а после вожак сказал что-то на ломаном синдарине. Куруфинвион уловил, что тот просит дать им время на размышление и надеется на более полную информацию о землях, что лежат впереди. Тот согласился и добавил, обернувшись к Тьелпэ:
— Кажется, получилось.
— Очевидно, да, — согласился он.
Роа отзывалось томной усталостью, но сердце пело от радости, что миссия удалась и труд не был напрасным.
За спинами послышалось легкое движение, и нолдор, обернувшись, увидели выехавшую из подлеска в сопровождении Оростеля и еще пяти верных леди Врат.
— Ты научишь этой Песне моих воинов? — спросила Алкариэль прямо после взаимных приветствий. — Тогда им не придется никого убивать, а можно будет просто снимать опутавшие фэар бедолаг цепи Тьмы.
— Разумеется, — кивнул в ответ Тьелпэ. — С превеликой охотой. Убийство разумных существ, если оно не продиктовано суровой необходимостью, оставляет разрушающий след на душе. И нужно сделать все, чтобы этого не случилось.
Сидевший на ветке высокой сосны орел прокричал и взмыл в небеса. Туда, где открывался простор и был виден весь Белерианд от края до края. Он немного подумал и отправился на запад, где блестела тонкая полоска моря и покачивались похожие на лебедей корабли. Дни следовали за днями, слагаясь в недели… Снег сменился дождями, Анар теперь поднимался все выше и выше. Дороги размыло, а поля вскоре подернулись первой нежно-зеленой дымкой. И вот тогда, когда конь уже мог скакать по равнинам Белерианда, не рискуя увязнуть, в прибрежной гавани Келеборн сказал жене, глядя на величаво покачивавшиеся у мраморных причалов белоснежные корабли:
— Пора.
В глазах его светились мечтательность и одновременно решимость.
— Я согласна, мельдо, — откликнулась Галадриэль.
Он обернулся, глядя по-прежнему сквозь нее, и брови его сурово сошлись, словно он увидел вдалеке что-то. Нечто такое, от чего пробирала дрожь, а кровь медленнее бежала по жилам.
— Как думаешь, мы вернемся? — спросила нолдиэ.
— Не знаю, — честно ответил синда. — Но оттого еще сильнее хочу отправиться на восток.
Он улыбнулся, наконец посмотрел любимой прямо в глаза и привлек к себе, оставив на ее губах невесомый, словно прикосновение крыла бабочки, поцелуй. Она зарылась в его волосы пальцами, и локоны, серебристые и сияюще-золотые, смешались.
Взошел Итиль, но супруги не спешили возвращаться в покои. Долго стояли они на берегу, глядя на море, словно прощались. Они пошли вдоль кромки прибоя, взявшись за руки, и только когда ладья Тилиона уже готовилась уступить место пламенной Ариэн, отправились в спальню.
В одну из ночей, когда рассвет уже близился, готовый позолотить восточный край небосвода, простился Кирдан со своими гостями, пожелав им:
— Счастливого пути, мои юные друзья! Пусть Свет Запада ведет вас и не дает сбиться с дороги. Пусть сияние звезд разгоняет ночную тьму. Возвращайтесь, непременно возвращайтесь! Я буду ждать вас.
— Мы сделаем для этого все возможное, владыка! — Келеборн взмахнул на прощанье рукой и легко вскочил в седло.
Галадриэль погладила по шее своего коня и заметила:
— Нам очень жаль покидать твой гостеприимный дом, Новэ. Мы постараемся вернуться!
Ворота Бритомбара распахнулись, и дюжина всадников устремилась вперед, вслед за своей судьбой, и скоро растворилась в неверных рассветных сумерках.
Дни сменяли друг друга, торопясь куда-то, словно время звало их вперед, и этот зов был неумолим. Постепенно остались позади тяжелые воды Сириона, поросшие травами вершины Андрама, бескрайние просторы Эстолада.
Ночами иногда подмораживало, и Келеборн на привалах, разведя жаркий костер, отдавал Галадриэль свой плащ и садился рядом, обнимая ее. Она склоняла голову ему на плечо, и оба завороженно смотрели на улетающие в небо искры и тихо беседовали, стараясь не спугнуть молчаливое очарование ночи.
Когда в лесной тени созрела малина, небольшой отряд оставил позади воды Гелиона и ступил в земли Оссирианда. Величественные Синие горы постепенно росли, упираясь острыми пиками в самые небеса, и дочь Арафинвэ с восторгом смотрела на них, предвкушая грядущий переход. Келеборн с доброй усмешкой посматривал на нее, но все же не единожды проверил имеющееся у них снаряжение перед восхождением.
— Как думаешь, кони пройдут? — спросил он с легким беспокойством.
— Должны, — подумав, решила Галадриэль. — Они ведь нолдор, как и мы.
Она сама не заметила, как причислила к собственному народу и супруга-синду. Тот улыбнулся весело и решительно поправил сумку на плече:
— Тогда вперед.
Перевал пролегал меж двух вершин, извиваясь, подобно змее в высокой траве. Эльдар шли вперед, легко ступая по камням и кочкам, и лошади следовали за ними, тихонько фыркая себе под нос.
Ночевали на высоте. Костер не разводили, а просто, поужинав лембасом и запив сладкой родниковой водой, легли отдыхать. Галадриэль смотрела на раскинувшиеся над их головами такие близкие звезды и, устроив голову у мужа на плече, негромко напевала.
Спустя два дня самая высокая преграда на их пути осталась позади. Впереди простиралась огромная, неведомая земля, которую им предстояло пересечь.
Летевшая над их головами птица с пронзительным клекотом улетела на восток, и эльфы, проводив ее взглядами, продолжили путь.
Ладья Ариэн и серебряный Тилион поочередно раз за разом сменяли друг друга. Скоро травы пожухли, и первый снег прорезал белесые небеса, подобный неумолимому предвестнику. Путники все шли, делая время от времени долгие остановки для отдыха, и однажды настал день, когда впереди показался идущий на запад большой отряд. Квенди остановились и пригляделись внимательней.
— Смуглокожие, — заметил вслух Келеборн. — С темными глазами. Те, кого мы ищем?
— Кто знает? — откликнулась Галадриэль. — Но нельзя исключать. Мы должны быть готовы.
Садрон отдал короткий приказ воинам, и нолдор спрятали оружие подальше, стараясь держать его, тем не менее, наготове. Келеборн выступил вперед:
— Кто вы? Куда держите путь?
Сперва он спросил, используя синдарин, затем вестрон, потом на всякий случай язык гномов. Командир людей поднял руку и отрывисто крикнул что-то своим подчиненным. В звуках его речи раздались нотки, отдаленно напоминающие кхуздул.
Разговор не складывался, эльфы не понимали тех, кого повстречали, однако и людям востока была незнакома речь бессмертного народа. Из того, что все же удалось перевести, стало ясно, что идут они в Ангамандо — край будущего блаженства, как его называли люди.
Келеборн и Галадриэль переглянулись, и тогда муж выступил вперед.
— Откуда вы? — поинтересовался требовательно человек.
Сын Галадона ответил:
— Хотите, я вам спою о наших родных краях?
Вастаки удивились, но возражать не стали. И тогда в окутанных тенью Тьмы землях впервые зазвучала Песня, сложенная далеко на западе Тьелпэринкваром, Песня о любви и Свете. Она прорезала небеса, и черные птицы закричали, словно от боли, вспорхнув с голых влажных веток. Вастаки морщились, а путы Тьмы, незримые для них, плавились, оставляя после себя недоумение и растерянность в глубинах их фэар.
Скоро Песня смолкла, и звенящая радость золотыми искрами расцветила серый воздух.
— Красивый край, — наконец сказал тихо вожак вастаков. — Расскажешь о нем еще немного?
— С удовольствием, — ответил Келеборн.
Разбитый в тот день лагерь вместил в себя и первых, и вторых детей Эру. А утром, после тяжелого, долгого разговора все вместе направились на восток, и люди, встреченные эльдар на пути, стали им провожатыми.
Долго кружил орел в небесах. Наконец, развернувшись, он с громким криком полетел на запад. Туда, где море неспешно катило уже много веков тяжелые воды.
Дни, недели, месяцы сменяли друг друга. За белой зимой приходила бурлящая, радостная весна, затем лето и снова осень. И так раз за разом, год за годом, по навсегда установленному Единым порядку.
Белерианд за спиной орла становился все меньше и наконец растаял, скрывшись за полосой плотных, непроглядных туманов. Иногда он садился на маленькие острова отдохнуть, а после снова летел, пока однажды не увидел Аман и белые башни Тириона. Пустынные улицы казались спящими, лишь время от времени один или двое эльдар показывались, чтобы вскоре скрыться. Орел летел, выискивая признаки жизни, и вскоре обнаружил идущую через сад королевского дворца золотоволосую нис. За ней бок о бок следовала другая, по виду нолдиэ. В глазах обеих читалась грусть.
— Не проси, матушка Анайрэ, — покачала головой Эленвэ. — Я чувствую, что должна.
— Что зовет тебя? — поинтересовалась та.
— Не знаю, — честно призналась ваниэ. — Мой разум в смятении. Но фэа плачет и словно пытается куда-то попасть.
— Надеюсь, не в Чертоги, из которых вышла?
— О нет, — Эленвэ сощурилась и всмотрелась пристально и голубое небо, к виду которого уже почти привыкла. — Я ничего не могу понять. Но чувствую, что оставаться на месте нет никаких сил.
— И что же ты будешь делать?
Эленвэ пожала плечами:
— Телери согласились покатать меня по морю недалеко от берегов. Быть может, там я пойму…
Анайрэ покорно кивнула, и жена Турукано прибавила шаг. Теперь она почти бежала. Оставив позади город нолдор и холм Туна, ваниэ вступила в ущелье Калакирья. Анайрэ вскоре отстала и лишь молча стояла, глядя вслед убегающей невестке.
А та все шла, настойчиво двигаясь к цели, которой сама не ведала, и в конце концов достигла Альквалондэ. Эленвэ постояла недолго, оглядываясь в недоумении, и наконец пошла вдоль берега. В конце пристани ее уже ждали Нгилион с Сурионом и их жены.
— Куда отправимся? — спросил капитан, спрыгивая на берег и помогая нолдиэ взойти на борт суденышка. — Есть какие-нибудь пожелания?
— Быть может, сплаваем на Тол Эрессэа? — предложила Эленвэ. — Я никогда не бывала на том острове, только слышала…
— Хорошо, — легко согласился Нгилион. — Там красиво. Гавань Аваллонэ стоит того, чтоб ее увидеть.
— Тогда поспешим!
Они подняли якорь, и застоявшийся кораблик весело поймал парусами попутный ветер. Рыбы плескались, выпрыгивая из воды, словно хотели развеселить, и вскоре Эленвэ начала улыбаться, глядя на них.
Альквалондэ становился все меньше и вскоре вовсе исчез из виду. Эллет вздохнула с облегчением и плотнее закуталась в теплый плащ.
Орел летел у них над головами, то ли показывая им дорогу, то ли им просто оказалось по пути. Солмиэль следила за птицей взглядом и чуть заметно хмурилась. Обернувшись к мужу, она указала на орла, и Нгилион кивнул, давая понять, что понял ее.
Вскоре на горизонте появились очертания берега. Они росли и постепенно приняли вид большого острова. Эленвэ вглядывалась, пытаясь представить, как на этом острове ее предки переправились из земель, в которых пробудились, в Аман, но получалось скверно. Она сердилась на себя, не в силах понять, что же именно затуманило ей разум.
— Там есть река, — заговорил Нгилион. — Можно отправиться по ней вглубь острова. Или же сразу пристанем в Аваллонэ и пойдем пешком.
Эленвэ задумалась.
— Нет, — в конце концов упрямо тряхнула она головой, — давайте еще немного на корабле…
— Хорошо.
Суденышко легко поймало очередную волну и немного изменило курс. На горизонте заблестели шпили далеких башен, но телери не стали подплывать ближе, а взяли курс к устью реки.
Эленвэ смотрела, как берег проплывает мимо, и все пыталась угадать, куда зовет ее фэа. Она чувствовала, что должна быть где-то не здесь. Но где же? И почему она ничего не помнит?
Ваниэ закусила губу и, увидев холм с растущим на нем саженцем Галатилиона, попросила:
— Остановите тут.
— Хорошо, — откликнулся Нгилион, отчаянно борясь с зевотой. — Удивительно, кстати, что мы до сих пор никого не встретили у местных берегов…
Эленвэ не дослушала и, спрыгнув в траву, побежала вперед, преодолевая слабость в роа и тяжесть в ногах. Она тяжело подошла в белому древу и долго смотрела на него, силясь осознать, зачем сюда пришла. Вдруг Эленвэ широко зевнула и легла прямо на землю, обняв руками ствол.
Орел закричал и стал подниматься все выше, к небесам, и скоро повернул обратно к Белерианду. Телери тем временем вытащили судно на берег и тоже погрузились в сон, едва успев дойти до кают. Орел оглядел безжизненный, окутанный серой дымчатой пеленой берег и улетел, оставив эльдар мирно спать на острове.
А над воплощенными землями, Белериандом и Аманом, один за другим пролетали года, словно оторвавшиеся от дерева золотые и багряные лепестки….
— Как же я соскучился по морю! — признался Туор, с улыбкой глядя, как лучи Анара, щедро льющиеся с чистого, без единого облачка, неба, отражаются в водной глади мириадом бриллиантовых искр.
Гил Галад кивнул и посмотрел серьезно и понимающе:
— Согласен, мне его тоже не хватало. Иногда мне кажется, что оно ворочается глубоко внутри, в сердце, а по ночам шепчет нечто ласковое и поет; а когда я слишком долго его не вижу — тоскует. Гляди, в городе нас уже ждут!
На фоне ровной, словно написанной пером, линии горизонта едва просматривались очертания зубцов стены и далеких башен со сверкающими золотыми и хрустальными шпилями. Туор сощурился, вглядываясь, а после выразительно пожал плечами:
— Не вижу. Расстояние для меня все же слишком большое, и владыку Кирдана различить еще не получается.
— Ну, дедушку я пока тоже не могу разглядеть, — признался Эрейнион, —но фалатрим на стене для меня вполне близко. Сейчас кто-то развернулся и побежал вниз, возможно с докладом к Остраду. Давай наперегонки?
— До ворот? — уточнил деловито Туор.
— Да.
Ехавшие вместе с лордами верные снисходительно покачали головами, глядя на такое ребячество, но в то же время едва заметно напряглись.
Широкие, укрытые полуденным зноем поля свободно просматривались от края до края на много лиг. Ромашки покачивали бело-золотыми головками, шелковистые травы доверчиво льнули к ногам коней. Теплый ветер ласкал разгоряченные долгой дорогой лица всадников, а далекий подлесок, спрятавшийся под кронами дубов и сосен, казался приветливым, и было сложно представить, что именно он во время последней битвы укрывал врагов и бегущих от них атани.
Гил Галад оглянулся на Тариона, и тот чуть заметно кивнул. Принц оживился и спросил у названного брата:
— Ну что, готов?
Тот чуть пригнулся к шее коня, сощурился и подобрал поводья:
— Да!
— Тогда… Вперед!
Оба юных лорда рванули галопом, и верные поспешили вслед за ними, тоже прибавив. Эрейнион и Туор летели, будто несомые попутным ветром птицы, и их трепетавшие за спинами плащи в самом деле напоминали крылья. Далеко окрест разносился их радостный, беззаботный смех. Бритомбар быстро приближался, и скоро стало заметно, что ворота открываются. Туор, а следом за ним Гил Галад въехали и увидели спешившего навстречу долгожданным гостям Кирдана.
— Ясного вам всем дня, мои дорогие! — воскликнул он, широко улыбаясь. — Рад видеть! Как ты вырос, мой мальчик!
Последние слова были адресованы Туору. Владыка по очереди обнял внука и его названного брата, а после снова смерил молодого адана изучающим взглядом и уже другим тоном серьезно заметил:
— Всего семнадцать лет, а ты уже выше любого из квенди и шире в плечах. Что ж дальше- то будет?
Глаза Туора блеснули мальчишеским озорством:
— Надеюсь, ничего такого уж очень страшного. Во всяком случае, ничто не предвещает, что я могу вытянуться еще на пару локтей. И как бы то ни было, потолки в крепостях Ломинорэ высоки.
— Что ж, это определенно радует — нолдор всегда строили с запасом, — владыка Кирдан сделал пригласительный жест, и Эрейнион с Туором пошли вслед за ним во дворец. — В любом случае, еще раз скажу, что очень рад вас видеть.
На площадке перед воротами поднялась легкая суета. Верные уводили лошадей в конюшни, слышались приветственные возгласы давно не видевшихся товарищей, легкий, успокаивающий звон оружия.
— Сейчас вы отдохнете, — вновь заговорил Новэ, — а вечером будет небольшой пир в честь вашего прибытия.
— Как наш кораблик? — деловито уточнил Туор.
— Ждет вас у причала, как и всегда. Если, кончено, ты, мой юный друг, не забыл за пять лет мореходные навыки.
Владыка выразительно поднял брови и с чуть заметной улыбкой посмотрел на адана. Тот поспешил заверить:
— Я все помню до мельчайших подробностей! И как ставить паруса, и как крепить такелаж, и какие песни надо петь, если хочешь попросить море о попутном ветре и хорошей волне. Хотя, конечно, атто Финдекано не давал мне заскучать.
— Чему же он тебя учил? — полюбопытствовал Кирдан.
— Многому, — ответил Туор с готовностью и начал перечислять. Глаза его горели вдохновением и откровенным восторгом. — Как обращаться с оружием — мечом, луком и стрелами, кинжалом, топором. Учил ездить верхом. Он рассказывал о строении боевых машин и оборонительных сооружений. Мастера меня наставляли в разных ремеслах. Аммэ Армидель пыталась научить петь и играть на арфе, и кажется, у нее получилось.
— Подтверждаю, — засвидетельствовал последнее Гил Галад.
— А что еще? — спросил владыка.
Туор продолжил:
— Мы изучали камни, а еще много времени провели в библиотеке за чтением свитков с балладами и древних сказаний; разбирали карты.
Он говорил и говорил, и по горящим глазам можно было без труда догадаться, сколь много радостных часов доставили эти уроки юному ученику.
— Но и о море я не забыл! — горячо закончил в конце концов он. — Я скучал.
— И оно по тебе тоже, — заверил Кирдан. — Скоро ты сам в этом убедишься.
Они вошли во дворец, и Гил Галад с Туором поприветствовали вышедшую к ним леди Бренниль.
— Когда отправимся в плавание? — спросил Туор у брата, прежде чем расстаться перед входом в покои.
— Думаю, сразу после пира. Как думаешь? Сил у нас хватит. Потом где-нибудь на берегу разобьем лагерь и отдохнем.
— Отличный план, — согласился адан. — Только верных возьмем.
— И их, и парочку фалатрим, — кивнул Эрейнион. — Что ж, до ужина у нас еще есть несколько часов, чтобы собраться с мыслями и перевести дух. Встретимся перед закатом в главном зале.
— Договорились.
Туор толкнул дверь и вошел в покои. Те самые, где останавливался всегда в Бритомбаре с тех пор, когда был еще малышом. Он прошел через комнату и широко распахнул высокие окна. Сразу дохнуло морем, соленым ветром и чем-то неуловимым, от чего часто забилось сердце и в предвкушении и запела фэа.
За стенкой в купальне его уже ожидала горячая вода и сложенные стопочкой чистые льняные полотенца.
«А рубашки в шкафу маловаты», — подумал он и, распахнув створки, оглядел свои детские вещи.
Впрочем, матушка Армидель дала ему с собой много разной одежды, и праздничной в том числе, так что переживать было не о чем. Туор расстегнул одну из седельных сумок и, достав расшитую серебром голубую шелковую тунику, повесил ее и стал проворно разбирать остальные вещи.
* * *
— Двадцать рубинов и пять изумрудов! Это последняя цена, Карантир, — важно произнес седобородый гном. — Ты же видишь, каково качество этого мрамора. Тем более, что в знак дружбы мы сами привезем его тебе. Даже в мастерской расположим так, как пожелаешь.
— Дори, это… это грабеж! Мрамор не может столько стоить, ты же сам знаешь, — Моринфинвэ продолжал настаивать на своем, при этом не сводя глаз с камня.
— Тебе решать, — твердо ответил гном, и знакомая эльфу искорка промелькнула в его глазах.
— Попроси еще у меня снизить пошлину или вовсе бесплатно пропустить «заплутавший и случайно отставший караван», — притворно проворчал Карнистир.
— Значит, договорились?
— Да, наглая ты борода. Договорились, — произнес Морьо и отсчитал нужное число самоцветов.
— Ты ни разу не пожалеешь о данном приобретении. Это поистине…
Однако Карантир сделал упреждающий жест рукой, развернулся и, оставив недоуменного гнома одного, пошел прочь, не желая больше оставаться среди наугрим.
— Лучше бы мне вообще не понадобился этот камень, — тихо произнес он.
Гномы сдержали слово, впрочем, как всегда, и в означенный срок великолепный кусок мрамора занял свое место в мастерской Карнистира.
— Аммэ, и почему я раньше так мало слушал тебя, — сокрушался он, не зная, с чего лучше начать.
Эскиз статуи давно был нарисован им, но как передать в камне черты любимой, он пока еще не знал.
Осторожно, удар за ударом, он обозначал резцом изгибы, делая его все больше и больше похожим на Лантириэль.
Долгие месяцы жители Таргелиона почти не видели своего лорда. Морьо не забывал о делах, но все свободное время теперь проводил в мастерской. Порой Фэанариону казалось, что он работает не с мрамором, а борется с самой судьбой. Словно в скором временем его любимая, а не каменная статуя должна была вновь появиться в стенах крепости.
Карантир то пел, то ругался, порой отшвыривал прочь инструмент, злясь на себя, валар и рок, забравший у него Лантириэль. И отчаянно вспоминал уроки Нерданэли, так нелюбимые им в благие дни.
— Аммэ, что бы ты сейчас сказала? Что сделала бы? — вопрошал он пустоту и вновь брался за инструмент.
Наконец Карантир устало опустился на пол рядом со статуей и, обхватив ее ноги, скрытые тонкой мраморной туникой, беззвучно зарыдал.
— Все напрасно, Ланти, все зря, — тихо произнес он и в отчаянии замахнулся чем-то тяжелым.
— Не стоит, лорд, — вошедший верный перехватил руку Карнистира и сочувственно взглянул на него.
— Многое ты понимаешь! — воскликнул Морьо, вырываясь.
— Поверьте, я, как никто другой, понимаю вас. То, что вы намеревались сейчас сотворить, лишь окончательно разобьет ваше сердце.
— Я сам знаю… или… Что теперь делать? — неожиданно спросил он.
— Жить, — просто ответил нолдо. — Помнить и любить. А эта прекрасная статуя… пусть ваша возлюбленная, даже высеченная в мраморе, будет в саду. Леди Лантириэль любила деревья. Как и моя Ласси, — горько добавил верный и, резко развернувшись, вышел.
— Прости меня, мелиссэ, — произнес Карантир, глядя на запад. — Я буду ждать тебя, родная. Пусть даже пройдут десятки эпох.
— Столько не понадобится, — прошелестел внезапно ворвавшийся в мастерскую ветер.
— Лорд Карантир, позволено ли мне будет увидеть мастера, что изваял эту статую? — спросил Дори, с восхищением глядя на мраморную скульптуру.
— Что мне за это будет? — ответил вопрос Карнистир.
— О, как ты суров, лорд, — притворно огорчился гном, спешно прикидывая разумную плату. — Скажем так, я бы готов был подарить еще такой мрамор…
— Не против. Смотри — мастер пред тобой, — усмехнулся Морьо.
— Ты? — охнул Дори.
— Я, я, — продолжал улыбаться Каранир.
— Негодник! Обманул честного старого гнома!
— Нисколечко! И ты это сам прекрасно знаешь, — ответил нолдо.
— Пользуешься ты нашей дружбой…
— Как и ты, — тут же нашелся Карантир. — Да, ты ведь, наверное, что-то хотел спросить у мастера…
— Мрамор у меня закончился, — буркнул Дори.
— А железо?
— Нет.
— Тогда спрашивай!
— Пива нальешь?
— Обижаешь. Пойдем, напою, накормлю и на вопросы отвечу.
— А на утро выставлю счет, — подытожил гном.
Карантир согласно рассмеялся.
* * *
— Лорд Эктелион, вы поедете с нами? — спросила Идриль и, обернувшись, бросила на главу Дома Фонтанов изучающий, пристальный взгляд.
— Почту за честь охранять вас и леди Ненуэль, если вы позовете, — серьезно ответил нолдо и чуть заметно нахмурился.
— Благодарю. Что скажешь, отец?
Тургон помрачнел. Сцепив руки за спиной, он прошелся по тронному залу, и лишь шорох длинных белых одежд нарушал установившуюся тягостную тишину.
В распахнутые окна долетал медвяный аромат с далеких лугов, мешавшийся с тяжелым запахом раскаленного металла из мастерских.
— Ветер гонит с севера низкие серые облака, — певучим голосом проговорила Идриль, словно лесной ручей прожурчал на опушке в полдень, — однако жар в жерлах Тангородрима до времени стих. Дороги безопасны.
— Это пока, — ответил резко Тургон. — Но кто знает, как долго продлится мир?
— Ты не доверяешь доблести дяди Финдекано или отваге воинов Ондолиндэ?
— Я не о том, — упрямо дернул головой Турукано.
— Тогда о чем же? — не сдавалась Итариллэ.
— Враг может вызнать дорогу к нашему граду.
— Мы будем очень осторожны. У воинов есть опыт скрытного передвижения. Ломинорэ совсем рядом с нами.
Нолофинвион прерывисто вздохнул, напряженные скулы его побелели.
— Ты ведь понимаешь, — настаивала Итариллэ, — что мы не можем вечно жить, подчиняясь твоей прихоти?
— Воле вашего короля, — уточнил Тургон.
— Одного из нолдор. Ты понес потери. Тяжелые, я не спорю. Но они не означают, что ты должен лишать нормальной жизни всех прочих. Мы с Ненуэль хотим навестить своих родных. Одних мы не видели уже много столетий, с другими даже не знакомы.
— Ты про Эрейниона?
— В том числе.
Дева стояла, глядя родителю прямо в глаза, и было ясно, что она не отступит. Турукано вздохнул и обернулся к Эктелиону:
— Ты ведь присмотришь за ними?
— Конечно, государь. Все будет хорошо, не волнуйся. Мы возьмем с собой небольшой отряд.
— Тогда отправляйтесь.
Тургон обреченно махнул рукой, и Идриль, улыбнувшись, тихонько приблизилась и поцеловала отца в щеку:
— Благодарю.
Он не пошевелился, только на лицо его набежала тень. Принцесса стремительно покинула зал и, оглянувшись, поискала глазами лорда Дома Фонтанов. Тот осторожно притворил двери в тронный зал и отдал застывшим по обе стороны стражам распоряжение не тревожить короля без срочной необходимости.
— Когда выезжаем? — уточнил он у Итариллэ.
— Через два дня.
— Хорошо, тогда мы с воинами начинаем готовиться.
Суровый взгляд принцессы смягчился и теперь стал почти ласковым:
— В этом мы с Ненуэль полностью полагаемся на вас и ваш опыт, лорд Эктелион. Распоряжайтесь. А мы пока сложим личные вещи.
— Только не берите много, — сразу порекомендовал он. — Лишь то, что поместится в две седельные сумки.
— Хорошо.
— В Минас Тирит заедете? — решил Эктелион сразу уточнить маршрут.
— Пожалуй, нет, — покачала головой дева, — во всяком случае, не теперь. Возможно, на обратном пути. Мы в самом деле больше соскучились по дяде Финдекано, чем по сыновьям Арафинвэ.
— Понял. Тогда я продумаю наш маршрут в обход островной крепости.
Они попрощались, и Итариллэ отправилась в мастерские на поиски подруги. Миновав площадь, она свернула в переулок, откуда доносился звон молотов. Теперь она почти бежала, ощущая в груди небывалую легкость. Фэа пела и хотела поделиться радостью со всем миром.
— Мы едем! — воскликнула Идриль, широко распахивая дверь мастерской.
— Отличные вести! — Ненуэль стянула с головы широкую налобную повязку и небрежным жестом вытерла руки о кожаный фартук. — Неужели дядя Туркано согласился?
— Ему пришлось. Он понял, что иначе бы мы просто-напросто уехали сами, без сопровождения.
Итариллэ подошла к огромному столу, на котором мастерица набирала очередную мозаику. Вглядевшись в блеск глаз и улыбку изображенного на ней эльда, покачала головой и заметила:
— Сказать по чести, не помню, чтобы Тьелпэ мне при встречах в Амане и после у Митрима казался настолько красивым. Хотя, возможно, я просто не обращала на него внимания. Это какой-то новый способ делать мозаику, да? В этот раз больше тонов, чем прежде, и переходы более плавные.
— Да, — подтвердила Ненуэль. — Хотя так выходит гораздо медленнее. Но с этим ничего не поделаешь.
Она сняла фартук и наскоро привела себя в порядок, заметив между делом:
— Работу придется оставить. Но знаешь, я почему-то не жалею, хотя прежде было невыносимой пыткой прервать сбор мозаики на середине. Как будто что-то случится… Не знаю, что именно, но фэа подсказывает…
Ненуэль замолчала, задумчиво вглядываясь в сад за окном, а Итариллэ ответила:
— Тогда тем более стоит поторопиться со сборами.
— Ты права.
Подруги вышли из мастерской и отправились к дому Глорфинделя, на ходу обсуждая, что именно стоит захватить в дорогу.
* * *
— И куда же ты направляешься? — спросил Куруфин и, сложив руки на груди, смерил сына внимательным, изучающим взглядом.
— Не знаю, — признался Тьелпэ. — Не имею ни малейшего представления, куда заведут меня поиски.
Он сокрушенно покачал головой и, подойдя к окну, распахнул створки. Закат догорал, золотя окрестные поля. Цветущие маки отдаленно напоминали капельки крови. Куруфинвион запустил пальцы в волосы и, обернувшись, посмотрел на отца:
— Семнадцать лет…
— Проще отыскать доблесть в сердцах ваниар, чем место, куда запрятался Турьо, — пробормотал тот, чуть заметно усмехнувшись уголком рта. — Ты хотя бы верных с собой берешь, я надеюсь?
— Да, — подтвердил сын. — Небольшой отряд.
— Хорошо. А впрочем, что может быть во всем этом хорошего?
— О чем ты? — не понял Тьелпэ, удивившись внезапно появившемуся в голосе отца раздражению.
Он подошел к шкафу и принялся перебирать лежащие на полке карты, решая, какие именно стоит взять в дорогу. Окутанная полумраком библиотека казалась непривычно таинственной. Блики Анара на полировке дерева напоминали огоньки далеких свечей.
Курво пояснил:
— Турко днями напролет пропадает в лесах со своей девой. Теперь ты уезжаешь на поиски нис. Совсем Клятву забыли!
Тьелпэринквар обернулся и внимательно поглядел в лицо отца. С минуту он молчал, обдумывая услышанное, а после тихо напомнил:
— Я не клялся, если ты помнишь. А дядя любит Тинтинэ.
— Ему об этом скажи, — не остался в долгу Искусник.
Тьелпэ пожал плечами:
— Они не так уж долго встречаются, еще и двадцати лет не прошло. Он непременно осознает свои чувства.
— Атани бы с тобой не согласились.
— Но мы не они. Или ты не рад, что он нашел, наконец, свою судьбу?
— Разумеется, рад, — буркнул Искусник.
Куруфинвион вздохнул и, подойдя к отцу, обхватил того руками за плечи и заглянул в глаза:
— Что с тобой, отец? Ты лучше меня знаешь, что дядя многое сделал для победы над Врагом. К чему эти упреки?
Тот в ответ покачал головой и уже совсем другим тоном ответил:
— Не знаю, сын. Возможно, мне немного жаль, что еще одна часть моей жизни уходит безвозвратно.
— Ты уже давно никуда не уезжал вдвоем с аммэ, — заметил сын. — Пригласи ее на прогулку.
— Может быть, — не стал спорить Курво и похлопал Тьелпэ по руке: — Я в порядке. Ты лучше береги себя в пути и возвращайся. Помни — мы с твоей матерью любим тебя, йондо.
— И я вас тоже, отец.
Тьелпэринквар крепко обнял Искусника и, захватив несколько свитков с картами, вышел из библиотеки. Отъезд был назначен на ближайшее утро, а сделать предстояло еще многое.
«И перво-наперво, — подумал он, — поговорить с матушкой».
Сбежав по лестнице на первый этаж, он прошел по коридору в восточное крыло, где в одной из просторных и светлых комнат располагалась мастерская Лехтэ. Распахнув дверь, он застыл на пороге, рассматривая работу аммэ, а потом подошел ближе и уточнил:
— Что это будет? Деревья, небо…
— Пробуждение эльдар у озера Куивиэнен, — пояснила та и, обернувшись, улыбнулась сыну: — Ну что, готов к отъезду?
— Да, аммэ, — подтвердил он.
— Надеюсь, тебе удастся найти свою единственную. Мы будем ждать тебя. Вас обоих.
Тэльмиэль встала и положила ладони на лоб сына:
— Пусть звезды ярко светят тебе в пути, мой милый. С тобой мое благословение.
Она поцеловала сына в лоб и добавила:
— Если путь окажется долгим, присылай иногда вести.
— Хорошо, матушка, обещаю. И благодарю.
Он замолчал, обдумывая, как лучше выразить то, что его тревожит, и в конце концов решил сказать прямо:
— Меня тревожит отец.
— А что случилось? — нахмурилась Лехтэ.
— Мне кажется, Клятва слишком давит на него. Этот груз может стать непосильным. Но я не могу не уехать, аммэ. Прошу тебя, присматривай за ним.
— Я постараюсь, — откликнулась она. — Но ты и сам хорошо знаешь своего отца — он никому не позволит слишком близко подойти к себе. Даже мне.
— Понимаю. Но, может, если ты будешь рядом…
— Я сделаю все, что от меня зависит.
Они еще немного поговорили, обсуждая предстоящий отъезд, и, погасив светильники, вдвоем отправились в столовую. С рассветом же Тьелпэринквар вывел во двор коня и приветствовал Асталиона:
— Alasse!
— И тебе доброго утра, лорд, — откликнулся тот. — Ну что, ты готов?
— Вполне!
Он вскочил в седло, и верные поспешили последовать его примеру. Затрубил рог, возвещая отбытие, ворота распахнулись, и небольшой отряд покинул главную крепость Химлада, практически сразу повернув на юго-запад. Тьелпэринквар отправился навстречу своей судьбе.
— Осторожней! — предупредил Тьелкормо и протянул спутнице руку.
Тинтинэ, уже было собиравшаяся, как в детстве, разбежаться и перепрыгнуть через встретившийся им неширокий овраг, вложила пальцы и легко перескочила на другую сторону.
— Благодарю! — ответила она.
Охотник улыбнулся и, поправив лук со стрелами за плечом, не отказал себе в удовольствии между делом полюбоваться блеском лучей Анара в волосах девы.
— Надо бы поискать удобное для привала место, — произнесла Тинтинэ и, зажмурившись, раскинула руки и обратила лицо к видневшемуся сквозь листву небу, с удовольствием вдыхая пряные ароматы лета и вслушиваясь в шорохи подлеска. — Пора перекусить.
— Согласен, — с готовностью откликнулся Турко и, выбрав из двух одинаковых троп одну, пошел по ней, не выпуская из вида легко идущую рядом деву. — Жаль только, что вода совсем закончилась.
— Можно поискать, — предложила она.
— Ближайший ручей в двух лигах. Идем туда?
Он посмотрел на нее, ожидая согласия, однако его спутница внезапно остановилась и предложила:
— Можно поискать здесь. Вдруг отыщется?
— Каким образом? — не понял Фэанарион.
За много сотен лет он исходил просторы родного Химлада вдоль и поперек и лучше многих иных знал окрестные леса. Каждую кочку, каждый куст. И там, где они теперь находились, источников не было.
«Хотя… Тинтинэ об этом может и не догадываться, — подумал он. — В конце концов, она еще молода».
Во взгляде его мелькнула нежность, ставшая за последние годы уже привычной. Дева покачала головой и неожиданно сняла башмачки, став босыми ступнями на траву.
— Что ты делаешь? — полюбопытствовал Турко.
— Ищу воду, — ответила Тинтинэ и пояснила, заметив недоумение во взгляде спутника: — Понимаешь, я могу чувствовать движение жидкостей в глубинных слоях. С землей и водой, конечно, проще всего, хотя и целители пытались привлечь меня к своему делу. Но мне не захотелось.
— Понимаю, — кивнул он и вновь протянул руку.
Она вложила пальцы, и они пошли вперед, не выбирая дороги. Птицы пели, и шелковистые травы ласкали ноги эльдар. Тинтинэ ступала осторожно, и было видно, как она чутко вслушивается. Замерев на миг, она покачала головой и вновь продолжила путь:
— Глубоко, не достанем. Вообще, в землях Химлада почва изобилует источниками, ходить тут одно удовольствие. А на севере, говорят, земля сухая. Не хотелось бы там заблудиться.
— И не надо! — живо отреагировал Турко и чуть нахмурился. — Я позабочусь, чтоб тебе не пришлось плутать в тех местах.
— Хорошо, — легко согласилась она и крепче сжала пальцы спутника. — Давай повернем правее — мне кажется, я ощущаю то, что нам нужно.
— Пойдем.
Они сменили направление, и вскоре Тинтинэ объявила, остановившись:
— Здесь родник подходит очень близко к поверхности и до него можно легко достать. Нужно чем-нибудь прокопать…
Тьелкормо потянулся было за мечом, но дева остановила его, слегка сжав запястье:
— Не надо. Меч — орудие смерти. Не стоит обижать землю, используя его.
— Понимаю, о чем ты, — кивнул он в ответ и поискал взглядом толстую палку.
Долго копать не пришлось — едва сук вошел вглубь на длину ладони, как из-под земли ударил родник.
— Ты ценная спутница, — полушутя-полусерьезно прокомментировал он.
— Рада, что смогла помочь, — рассмеялась Тинтинэ.
Она от души напилась и, наполнив флягу, уступила место Тьелкормо. Оглядевшись по сторонам, они заметили видневшуюся невдалеке поляну. Сквозь ветви деревьев ярко светил Анар, озаряя все окрест золотыми бликами.
— Как красиво, — выдохнула Тинтинэ и первая пошла вперед.
Тьелкормо направился вслед за ней. Ее нежно-зеленое с серебром платье мелькало меж ветвей кустарника, и сама дева напоминала в эту минуту диковинное растение, нежное и удивительно красивое. Сердце Охотника забилось чаще. Он прибавил шаг, вдруг испугавшись, что может ее потерять, а оказавшись на поляне, расстегнул сумку и принялся доставать припасы — вяленое мясо, пирожки, орехи. Тинтинэ же расстелила на земле льняную салфетку и, разложив все, устроилась рядом. Турко сел около подруги, подавив мгновенно вспыхнувшее желание ее обнять.
— Говорят, искать воду — не единственное твое умение, — между делом заметил он.
— Умение? — она пожала плечами. — Да у меня как будто и нет каких-то особых талантов.
— А ткани? — напомнил он. — Я слышал, как верные хвалили их.
— Любая нис такое может.
— Так ли это?
Она обернулась и несколько мгновений смотрела ему в глаза, не отрываясь. Затем, смутившись, отвела взгляд, щеки ее слегка порозовели.
— Хочешь, я сделаю тебе что-нибудь, а ты сам оценишь? — в конце концов предложила она.
— С удовольствием.
— Тогда, — задумалась она, — может, рубашку?
— Договорились. Буду ждать.
Разговор прервался, и в воздухе повисла густая, звенящая, немного неловкая тишина. Турко слушал биение своего сердца, отчаянно колотившегося и словно о чем-то желавшего ему сказать. По роа разливалось непривычное ощущение, немного тягостное и сладкое одновременно, и невыносимо хотелось, чтобы оно не кончалось. Он любовался мягким изгибом плеч Тинтинэ, ее изящным поворотом головы, мягким блеском глаз. Алые губы манили…
Дева вздохнула и, протянув руку, подставила ладонь падающим сквозь резную крону золотым лучам. Она подалась вперед, словно стремилась догнать свет, слиться с ним в одно целое, и вдруг запела.
Простые безыскусные слова о траве и цветах, о ласковом ветре вдруг заставили Охотника прочувствовать, как прекрасен сотворенный Единым мир. Он глядел на Тинтинэ, не в силах отвести взгляда, а та плавным движением поднялась и начала танцевать.
Щедро льющиеся с неба золотые лучи обнимали деву, она словно купалась в них. Бабочки кружились вокруг нее, и птицы щебетали. А Турко вдруг полностью, до самого конца, до глубины опаленной войной и Клятвой фэа осознал, что влюблен. Что любит ее, эту юную нолдиэ, уже семнадцать лет, с самой первой их встречи, и больше всего на свете хотел бы сделать ее своей женой.
«Она наверняка согласится, — подумал он, и сердце заколотилось где-то в районе горла, стремясь вырваться из груди. Дыхание перехватило. — Но она еще очень юна — еще и семидесяти лет нет».
Мысль, что законы эльдар дозволяли вступать в брак уже в пятьдесят лет, а Курво и Кано женились на столь же молодых нисси, не смутила Фэанариона — у обоих были иные жизненные обстоятельства. А он гораздо больше, чем сделать Тинтинэ своей, хотел бы теперь защитить ее, ото всех напастей на свете.
«И от собственной страсти тоже, — подумал он решительно. — Пусть повзрослеет сперва. Успеет еще побыть женой и матерью! И когда ей исполнится хотя бы сто лет, тогда-то я и сделаю ей предложение. А пока пусть спокойно живет».
Он порывисто вскочил и, протянув руку, прошептал:
— Звезды осияли час нашей встречи. Прекрасней тебя я никого не встречал.
Тинтинэ застыла и, оглянувшись на него, посмотрела в глаза. Подавшись навстречу, она вложила пальцы в протянутую ладонь, и Тьелкормо привлек ее к себе одной рукой, ласково и бережно, другой же принялся перебирать ее длинные пряди. Ее губы чуть шевельнулись, словно она намеревалась что-то сказать, а после просто положила собственную ладонь ему на грудь.
— И я тоже, — наконец ответила она просто.
Тьелкормо вздохнул, наконец успокаиваясь и приходя в гармонию с самим собой и окружающим миром, и улыбнулся.
* * *
Мощные крылья всколыхнули воздух, взметнув тончайший пух из гнезда.
«А ведь птенцы уже выросли», — подумала орлица и проводила взглядом кружившееся на ветру воспоминание о малышах.
— Долго тебя не было дома, Торондор, — произнесла она. — Что происходит в Смертных землях?
— Многим событиям я стал свидетелем, о коих расскажу тебе, а после владыке Манвэ, — молвил ее супруг.
— А стоит ли? — Глантегель потянулась и встопорщила перья.
— Ты же сама только что интересовалась, — проклекотал орел.
— Я про владыку ветров. Думаешь, ему есть дело до нолдор? Вспомни, он ни разу не откликнулся на их зов, — голос птицы звучал ровно, и лишь майя или вала смог бы различить ноты грусти.
— Прости, но я исполнял его волю. К тому же непокорные дети Эру творят разное, угрожая брату владыки.
— Этому наглецу, что посмел тренировать своих лысых ворон на наших детях?! Ты его жалеешь?!
— Дорогая, мы выяснили, что тот случай был недоразумением. Наши птенчики не пострадали, перья их выросли вновь, а тех чешуйчатых птиц я больше и не видел, — успокоил ее орел.
— Потому что не летал на север, — проворчала его супруга. — Рассказывай уже новости. Чувствую ж, что сразу улетишь к своему ненаглядному Манвэ.
Торондор сделал вид, что не заметил усмешку супруги, и начал рассказ. Ветер завывал на вершине, изредка швыряясь в птиц хлопьями снега. Однако порой тучи расступались, позволяя золотым лучам Анара коснуться оперения и ярчайшими искрами отразиться от ледяных верхушек скал. Наконец орел замолчал, ожидая, что скажет его жена.
— Ты прав, нолдор не бездействуют. Многое совершено ими, но немало еще предстоит сделать им, — произнесла орлица.
— Что ж, значит, я прав и близится время вмешаться Стихиям, иначе…
— Иначе Эрухини справятся без них, — проклекотала она.
— Именно! Но я верю, владыка изыщет способ помешать им — слишком мало лет прошло, наказание еще не исполнено.
— Опомнись, муж мой! Наши ли это дела?!
— Все, что касается владык, касается и меня! Тебе же суждено ждать. Меня и решения валар.
Торондор расправил крылья и, сделав несколько кругов над гнездом, устремился на запад, туда, где за пеленой колдовских туманов скрывался Аман.
Орлица выждала, пока фигура ее супруга растаяла вдали, и полетела на северо-восток, желая найти и предупредить одного знакомого ей нолдо. Чем именно так запомнился ей тот храбрый эльда, она толком и не могла сказать. Не своими же серыми глазами… или все же ими? Отогнав непрошеные мысли, Глантегель поднялась еще выше и, поймав подходящий поток воздуха, понеслась над горами и равнинами Белерианда, чтобы однажды утром, усталой и немного замерзшей, приземлиться в крепости на холме перед изумленным высоким рыжеволосым лордом.
— Приветствую тебя, нолдо, — проклекотала она. — Выслушай новости и реши, как поступить.
* * *
Тихтион с тоской поглядел на мрачное, укрытое плотными бурыми тучами небо, и, поправив плащ, невольно поежился. За много лет постоянных рейдов он так и не смог привыкнуть к пейзажам Ангамандо.
«И хорошо, наверное, что так, — поправил он сам себя. — Еще не хватало, чтобы железные стены, лава, гарь и смрад стали мне родными».
Ворота за его спиной, впустившие наконец небольшой отряд орков внутрь, начали закрываться. Глава разведчиков Маглоровых Врат по привычке пересчитал тварей и порадовался, что нынче их еще меньше, чем было неделю назад — семнадцать голов.
«Значит, дело наше все же имеет успех».
Хотелось есть и пить, однако ни того, ни другого эльдар в рейды не брали, опасаясь случайно выдать свою эльфийскую природу. Рассыпанные крошки лембаса могли иметь фатальные последствия. Тихтион набрал в рот побольше слюны, сглотнул, однако облегчения не получил. Впрочем, на территории Железной крепости им было известно несколько скудных источников, питавших тварей, и, если очень повезет и поблизости никого не окажется, ими можно было воспользоваться. Однако особых надежд Тихтион предпочитал не испытывать.
Одернув орочью рубаху из шкур животных, он привычно огляделся по сторонам и пошел туда, откуда смутно доносились визгливые, неприятные голоса. Дорога петляла, все глубже убегая под землю, и нолдо шел по ней, высматривая стражей и заодно размышляя, что подобные вылазки, скорее всего, придется прекратить.
«По крайней мере на какое-то время, — подумал он. — Иначе падеж среди самок тварей может стать подозрительным. По возвращении на совете выдвину предложение. Сосредоточимся пока на битвах с орочьими отрядами».
Впрочем, в оных они тоже недостатка не испытывали. Леди Алкариэль бдительно следила, чтобы ни одна мышь не проскользнула в Ангамандо или же оттуда. Нередко она и сама выезжала на поле боя. Впрочем, следуя все же советам Вайвиона и Оростеля, во время схватки держалась в стороне, наблюдая.
Здесь же, на территории Врага, испытывая резонные опасения за жизни разведчиков, Тихтион сократил в последнее время число нолдор в отряде, проникавшем в земли Врага. Теперь, и уже не в первый раз, он был один.
Пройдя мимо ссорившихся тварей, он брезгливо поморщился и подумал, что если и в самом деле эти создания произошли в начале времен от эльдар, то нет прощения Морготу ни в Белерианде, ни в Амане, ни за Гранью.
«Что может быть страшнее подобной участи?» — вздохнул он.
И если в ком-то та, прежняя душа еще жива, то смерть искаженной роа для нее может стать освобождением. То, что еще осталось внутри подобных ирчей от эльфов, приведет их рано или поздно к воротам Мандоса. Там, через много времени, исцелившись, они могут вновь возродиться в Амане теми, кем и были рождены — квенди.
«А если прародителями были атани, то смерть уведет бывших тварей на Пути людей. И тогда их судьба окажется в руках Единого. Он, конечно же, будет более милостив, чем их нынешний владыка, хозяин Тьмы».
Заслышав очередные звуки ссоры, Тихтион заметил двух ругающихся самок. Остановившись, потянулся за орочьим ятаганом, торчавшим за поясом, и неслышно приблизился. Два неуловимых движения — и вот уже перед ним лежат два тела, одно с перерезанным горлом, другое с ножом в сердце.
«Если сможете, — подумал эльф, склонив голову, — найдите свой истинный путь домой. А мне пора в крепость лорда… леди Алкариэль».
Больше рисковать было нельзя. Решительно развернувшись, Тихтион отправился знакомой дорогой к железным воротам. Ждать, пока их откроют, чтобы впустить новый отряд, пришлось долго. Жажда успела иссушить роа нолдо, и на волю он выбрался с огромным облегчением. Однако Тихтион еще немало шел, не снимая плаща, по пустыне, бывшей некогда северной частью Ард Галена, пока пламя Врага не уничтожило все живое на своем пути. Наконец, когда выжженная темным огнем земля зазеленела нежными травами, он вздохнул с облегчением и побежал, дав волю ногам. Туда, где, как он точно знал, его ждали воины лорда Майтимо, и где он сможет напиться, поесть и отдохнуть. Горсть кисло-сладких ягод брусники — то, чем уже по традиции встречали они возвращавшихся разведчиков, предшествовала сытному обеду, заботливо приготовленному заранее.
Железные горы за спиной становились все меньше, и лишь оказавшись в двух ярдах от заставы нолдор, решился он наконец снять плащ.
Тихтиону помахали со стены рукой и впустили внутрь. Он вошел и, без сил опершись плечом о стену, широко и радостно улыбнулся.
* * *
Купаясь в нежном серебристом свете Тилиона, тоненько пел камыш. Волна набегала на песчаный берег и мерно покачивала настойчиво продвигавшийся вперед кораблик.
— Просмотри, Туор, — окликнул названного брата Эрейнион и, вытянув руку, указал на сверкавшую под луной гору, — это Тарас. Здесь когда-то пролегала дорога, соединявшая Виньямар с землями дедушки Кирдана.
— Теперь ей не пользуются? — уточнил тот и, немного сощурившись, вгляделся в размытые ночной темнотой контуры.
— Нет. Зачем, если некому и некуда идти? Ведь после ухода верных дяди Турукано здесь больше никто не живет. Я и сам, признаться, был в этих краях всего два раза, еще в детстве. Быть может, пристанем и отдохнем?
— Я не против, — с готовностью ответил Туор и поинтересовался, вглядываясь в залитые светом Итиля очертания: — Что там виднеется впереди?
— Виньямар, — ответил Эрейнион. — Мы как раз до него доплыли.
— Тогда причаливаем! — с восторгом воскликнул юноша.
Он по-мальчишечьи свистнул, и сын Финдекано весело рассмеялся. Ветер подхватил его радость и разнес окрест, и чайки ответили пронзительными криками, взмыв в небо.
Туор и Эрейнион развернули кораблик и направили его к видневшимся впереди обломкам причала. Сын перворожденных видел в темноте хорошо, однако и адан старался от него не отставать, не делая себе поблажек на происхождение. Они привязали канат к причальной бухте, и Туор огляделся, выбирая, куда ступить.
— Я думал, эльфы строят более основательно, — признался он.
Нолдо подтвердил:
— Так и есть. Однако дядя Турукано с самого начала знал, что скоро уйдет из этих мест, поэтому на порт, дома верных и королевский дворец не накладывали защитных чар.
— Любопытно поглядеть на все это…
Туор подтянулся и легко запрыгнул на мраморную плиту, вызывавшую уверенность в своей прочности. Пройдя по причалу, он подождал, пока спутник к нему присоединится, и направился вглубь суши.
Вдоль берега лежали поросшие зеленоватым мхом мраморные осколки. Чуть дальше деревянные руины давали понять, что некогда на их месте располагались дома. Быть может, мастерские или портовые постройки. Туор представил, как некогда к причалам подходили белоснежные лебединые корабли, из кузниц доносился звон металла, и смех разносился вокруг на множество лиг. Картина, словно живая, встала перед его глазами, дополнив порушенный временем, дождями и ветрами пейзаж, и сердце заколотилось. Туор прибавил шаг, на ходу спросив:
— А где дворец?
— Чуть выше, в полулиге, — ответил Гил Галад. — Днем ты его уже давно бы увидел, а сейчас приглядись вон к тому темному пятну.
Адан последовал совету брата и скоро в самом деле различил размытые очертания, посеребренные светом Итиля.
— Поглядим поближе? — предложил он.
— Давай. Мне и самому интересно, что с ним стало.
Они бодро пошли вперед, и скоро поросшие все тем же мхом стены встали перед их глазами. Кое-где по кладке пролегли трещины, и Туор нахмурился, прикидывая, как долго еще продержится это строение.
— Не хотелось бы, чтобы дворец однажды рухнул, — признался он.
Его брат согласился:
— Мне тоже. Но чтобы его восстановить, нужно вернуть в эти края эльдар, что вряд ли возможно.
Они, не теряя бдительности, вошли под своды, и взору Туора предстали мраморные колонны, двумя рядами убегавшие вглубь длинной широкой комнаты.
— Тронный зал, — пояснил Эрейнион.
— А там что? — спросил Туор.
Вдалеке, рядом с каменным резным креслом, некогда, очевидно, обитым тканью, стояли щит с мечом и лежала на круглом столике кольчуга. Рядом с ней гордо возвышался шлем с двумя белыми крылами по бокам, напоминавшими лебединые.
Путешественники повыше подняли мерцавшие голубым светильники и пригляделись.
— Доспех дяди, — наконец опознал Эрейнион. — Атто мне о нем рассказывал. Странно, зачем он здесь? Словно ждет кого-то…
Туор протянул руку и бережно коснулся пальцами звеньев, отозвавшихся теплом.
— Как будто радуется, — заметил он вслух.
Доспех манил, невыносимо хотелось взять его и примерить, взмахнуть мечом, слушая, как изящное, не утратившее остроты и блеска оружие рассекает воздух. Он поднял кольчугу и приложил ее к своей груди:
— Почти подходит. Возможно, чуть тесновата. Можно, я возьму эти доспехи себе?
Он обернулся и с надеждой посмотрел на брата. Тот пожал плечами в ответ:
— Почему бы и нет — ты принц нолдор. Пусть не по крови, но по духу и воспитанию. Никто не будет возражать, если это все станет твоим.
— Благодарю!
Туор облачился, и крылатый шлем сел на его голову, словно влитой. Щит приятно оттянул руку.
— Пора подумать и о ночлеге, — заметил Эрейнион, слушая, как за окнами дворца кричит ночная птица. — До рассвета остается не так уж много времени.
— Но, думаю, под крышами здешних домов ночевать все же не стоит, — ответил Туор.
— Я тоже так считаю, — кивнул Эрейнион, и оба пошли к выходу. — Неподалеку в берег моря впадает небольшой ручей. Мы можем устроиться там.
На том они и порешили. Вернувшись к причалу, откуда совсем недавно названные братья начали путь, путешественники отправились искать родник, а обнаружив, разбили лагерь. Пламя костра уютно вспыхнуло, и сразу стало как будто темнее вокруг. Туор достал из сумки куски вяленого мяса и хлеб. Эрейнион поставил кипятиться воду для ароматного горячего травяного напитка. Поужинав, они привычно установили дежурства, и сын Финдекано первым лег спать. Адан же сидел на берегу, вслушиваясь в шелест волн, и они казались ему тонким эльфийским напевом. Вспоминались веселые праздники под сенью лесов Дор Ломина, которые он с самого детства так любил. Вновь, словно наяву, раздалась песня, что на торжествах часто исполняли менестрели нолдор, и неожиданно вздрогнул всем телом, поняв, что слышит ее не в мечтаниях, а наяву. И на этот раз поет ее море.
«Или ручей? — нахмурился он. — А впрочем, это неважно…»
Припомнив уроки матушки Армидель, он вслушался внимательнее. Теперь он уже отчетливо различал мотив и слова. Эленвэ… Чертоги… жизнь…
«Эленвэ возродилась, — понял он вдруг. — Та самая погибшая жена Туркано, о которой говорил атто. И она теперь по ту сторону Великого Моря. Именно об этом поют и море, и ручей».
Он вскочил, обуреваемый эмоциями, но после снова сел, уставившись на огонь:
«Да, но ведь никто не знает, где его искать, этого брата отца. И даже если я захочу найти его, то получится ли у меня? Да или нет? Но я хотя бы могу попытаться… Ведь он же должен узнать. Аманские палантиры молчат, и больше сообщить ему будет некому. Странно, почему эльфы не слышат? Может, не прислушивались?»
Мысли крутились в голове, подобные рою пчел. С трудом дождался Туор, пока проснется брат, и тогда рассказал ему обо всем случившемся. Эрейнион сидел, задумчиво глядя на светлеющий горизонт.
— Что ж, новость определенно хорошая, — наконец заговорил он. — И попытаться можно. Но ты же не собираешься уезжать на поиски тайного града прямо сейчас? Мы только прибыли в Бритомбар, и дедушка по тебе соскучился.
— Конечно же нет, — улыбнулся в ответ Туор. — Поиски немного подождут. Потом, когда вернемся в Дор Ломин, тогда и отправлюсь в путь.
— Значит, решено. А пока ложись отдыхать, теперь моя очередь дежурить.
Туор, вытянувшись у костра, закрыл глаза и скоро уснул, убаюканный плеском волн. Снились ему корабли фалатрим, чайки, кричавшие в небесах, и блеск чьих-то длинных золотых волос.
На низком черном небе висели крупные серебристые звезды. В распахнутое окно, напоминавшее по форме пламя свечи, влетал непоседливый восточный ветер, принося с собой жаркое дыхание далеких пустынь. Было слышно, как перекликается на зубчатых белоснежных стенах первая стража.
— Вот, посмотри сюда, — старый князь Рханна немного лукаво глянул на сидевшего напротив Келеборна и взял в руки длинную курительную трубку, служившую ему в данный момент указкой.
На низком круглом столике, искусно отделанном полудрагоценными камнями, была расстелена карта земель Харада.
Эльф кивнул и пригляделся внимательней к знакомым деталям рельефа. Стоявший за его спиной Садрон подошел ближе.
— Мои люди, — тем временем говорил князь, — вернулись только что с донесением.
Келеборн кивнул, вспоминая, как не более часа назад в ворота въехал запыленный всадник. Рханна одобрительно и немного снисходительно улыбнулся и продолжил:
— Обстановка теперь складывается тяжелая. Эмир, чтоб ему не видеть больше ни луны, ни солнца, вернулся в столицу и совещался с жрецами.
— Догадываюсь, о чем они говорили, — нахмурился Келеборн.
Князь подтвердил:
— Верно. Они чувствуют, что начинают терять власть. Здесь, — князь обвел кончиком трубки береговую линию с прилегающими к ней территориями и разложил на карте несколько миниатюрных опалов в тех местах, где, как знал Келеборн, жили их союзники, — за тобой и твоей луноликой супругой готовы последовать многие. Эмира это не может не беспокоить.
— Мы были готовы к этому, — откликнулся Келеборн.
— Верно.
Рханна отложил трубку в сторону и сложил ладони на круглом, словно спелый арбуз, животе. Взгляд его сделался задумчивым, даже суровым, меж кустистых бровей пролегла складка.
— Ты знаешь, — заговорил он снова через какое-то время, — историю нашего народа. Владыка Огня пленил нас, принес дары, казавшиеся нам поистине восхитительными.
— Знания, — тихонько уточнил Келеборн.
— Именно, — кивнул Рханна. — История мира и его пути, рассказы о зверях и птицах. Наши предки были молоды и внимали охотно. Они боялись Тьмы, что несли ее слуги, и все же тянулись к тому пламени, что вливало в их плоть новые силы. Но мы больше не хотим жить рабами!
Старый князь резко взмахнул рукой, словно рубанул мечом по только ему видимой шее врага:
— Эмир и жрецы стягивают силы. Они будут под стенами благословенной Талханны еще до рассвета. Защити тех, кто уже присоединился к тебе, эльф, и тогда еще больше людей пойдет за бессмертным народом.
— Я понял тебя, князь, — кивнул Келеборн и, легко поднявшись, демонстративным жестом положил руку на меч. — Мы сделаем то, что должны.
— Спасибо тебе.
Рханна встал и протянул синде маленькую пухлую руку:
— Мои люди будут исполнять твои приказания, я скажу им.
— Это будет… удобно. Благодарю тебя за доверие.
— К союзникам уже отправлены гонцы. Они придут.
Келеборн попрощался с князем и, выйдя на мощеный мраморными плитами двор, вдохнул горячий, пряный запах южной ночи.
— Проверь наших воинов, Садрон, — попросил он спутника, — и обойди часовых. Я скоро присоединюсь к вам.
— Хорошо, принц.
Верный ушел, а Келеборн, бросив взгляд на окна башни, где располагались их с женой покои, пересек открытое пространство и проворно взбежал по крутой винтовой лестнице. Галадриэль стояла у окна в дальнем углу спальни, озаренная лившимся сквозь прозрачные занавеси лунным светом, и муж невольно ею залюбовался.
— Дурные вести, — проговорил наконец он, входя внутрь и закрывая за собой дверь.
— Тьма сгущается, — откликнулась любимая. — Я это чувствую.
Перед ней на столе стояло блюдо с водой. Келеборн подошел и заглянул внутрь, но ничего не увидел. Галадриэль продолжала:
— Отряды наших противников ведет тяжелая длань Врага. Одних Песен может оказаться недостаточно.
— Значит, будем использовать старое доброе оружие, — ответил решительно Келеборн.
Нолдиэ подняла взгляд и посмотрела наконец прямо на мужа. В глубине ее глаз светилась надежда:
— Ты справишься. Я верю.
— Я сделаю все, что должен, и даже больше. Но тебе не стоит ли пока побыть в тени и не привлекать внимания наших противников?
— Возможно.
Келеборн вздохнул:
— Как бы я хотел, чтобы ты была теперь где-нибудь подальше отсюда, в безопасности.
— Но это невозможно.
— Понимаю. И не прошу о многом.
Они стояли так долгие мгновения, глядя друг другу в глаза, и обоим казалось, что их сердца, разделенные столь ничтожно малым пространством, бьются в унисон. Галадриэль вздохнула и, подойдя вплотную к мужу, ласково провела ладонью по его щеке:
— Я люблю тебя. Когда мы вернемся домой, давай сразу приведем в мир дитя? Довольно ждать.
Она обвила его шею руками, и Келеборн обнял супругу, чувствуя, как перехватывает дыхание:
— Согласен с тобой, давай приведем. А трудности были и будут.
Он наклонился и, оставив на губах любимой долгий поцелуй, прошептал:
— Но время у нас еще есть.
Она кивнула в ответ, и тогда Келеборн подхватил жену и понес ее на ложе. Задернув шелковый балдахин, проворно снял доспех и окунулся с головой в горячие, нетерпеливые объятия Галадриэли. Дыхание смешалось, стоны обоих слились воедино, и луна, заглядывавшая в окно, стремилась, казалось, остановить свой бег, и ее свет мерк перед светом их любви.
Наконец, когда вскрик нолдиэ, приглушенный поцелуем ее супруга, стих, Келеборн встал и прошептал, бережно накрывая любимую покрывалом:
— Пока не торопись присоединяться к нам. Пусть враг подумает, что силы наши слабее, чем есть на самом деле. Когда же услышишь двойное пение рога, тогда я буду ждать тебя.
— Я поняла тебя, мельдо, — ответила она и, привстав, поцеловала Келеборна. — Я приду. Удачи тебе.
— Благодарю.
Еще раз поцеловав жену, он быстро оделся и, закрепив на поясе меч, взял копье и вышел из покоев. У выхода во двор его догнал Садрон.
— Все готово, принц, — доложил он.
— Отлично. Благодарю тебя.
Они вдвоем поднялись на крепостную стену, и острый взор эльфа различил далеко на горизонте черную полосу.
— Вот и наши враги пожаловали, — прошептал он, и глаза его сверкнули решимостью и гневом. — Всем приготовиться!
Командиры подхватили его приказ, и гул голосов, как единое дыхание, прокатился по рядам воинов. Мечи харадрим ударили о щиты, сообщая без слов, что их обладатели готовы ринуться в бой.
* * *
Маэдрос вздрогнул от неожиданного потока воздуха, обрушившегося на него сверху, но устоял на ногах. Удивление читалось в его взгляде, однако приземлившаяся орлица не торопилась сообщать о цели своего визита.
— Приветствую тебя, гордая птица, — произнес он.
— Глантегель. Так меня зовут, — проклекотала она и вновь замолчала.
— Я Нельяфинвэ Майтимо Фэанарион, — начал нолдо.
— Это известно мне, — ответила птица. — С тобой я и желаю говорить.
— Слушаю тебя, — произнес Маэдрос, но, подумав, добавил: — Хотя, возможно, ты сначала хотела бы отдохнуть.
— После. Мне надо спешить. Времени мало. Конечно, не так, как тогда…
— Что ты имеешь в виду? — удивился нолдо.
— Не думала, что ты меня забыл, — раздалось в ответ.
— Так это была ты? — воскликнул Майтимо. — Благодарю тебя.
Орлица ничего не ответила, лишь внимательно посмотрела в его глаза. И, видимо, отыскав в их глубине то, что желала, начала рассказ.
Долго она говорила о событиях Белерианда, свидетелями которых стал ее супруг. Маэдрос слушал, не прерывая птицу и не показывая, что о многом знает или догадывается сам. Когда же Глантегель рассказала о странных чешуйчатых воронах Врага, он вздрогнул и тихо произнес:
— Надеюсь, твои птенцы не сильно пострадали…
— Я подоспела вовремя! Чего нельзя, увы, сказать о моем супруге, — вздохнула птица.
— Ты думаешь, он… поменял свои взгляды?
— Ты хочешь спросить меня, не стал ли Торондор служить Падшему?
Маэдрос молча кивнул.
— Нет. Но он верен владыке ветров, а тот, как ты знаешь, является его братом. И многое в действиях Сулимо мне не нравится, — печально произнесла орлица. Она повторила слова мужа о том, что Манвэ недоволен победами нолдор, которые могут сократить время отведенного им наказания.
— Он не только не желает помогать вам, но и готов начать противодействовать. А это уже означает поддержку…
— Убийцы и вора! — воскликнул Маэдрос.
— И Врага этого мира. Но владыка ветров так не считает, — произнесла птица и замолчала.
— Я благодарю тебя, Глантегель. За прошлое и нынешнее. И могу пообещать, что сделаю все, чтобы замыслы врага… врагов эрухини никогда не воплотились. Мечи нолдор защитят Белерианд и всех его обитателей от чудовищ севера. Во всяком случае попытаются.
— Я верю, что ты сдержишь слово. Я знаю, что ты получишь и Камни, созданные твоим отцом. Я прошу, отдай один из них тому, кто принесет их тебе.
Маэдрос стоял, в некотором недоумении глядя на орлицу.
— И помни про чешуйчатых птиц! Они опасны. Их дыхание — смерть.
— Благодарю тебя, Глантегель, — еще раз произнес он, прикрыв рукой глаза от поднятого крыльями ветра.
— Мне пора. Возможно, еще увидимся, сероглазый нолдо. Помни все, что я тебе сказала.
— Что прикажете, лорд? — тишину нарушил голос верного.
— Будем готовиться к атакам с воздуха, — ответил Маэдрос.
— А ведь орлица предрекла нам победу! — вдруг раздалось на площади.
— С чего ты взял? — тут же спросил один из нолдор.
— Если Камни вернуться к лорду Нельяфинвэ, это означает, что Моргот будет повержен!
Одобрительные голоса стали доноситься со всех сторон. Эльфы принялись обсуждать, как и когда это произойдет и кто же избавит мир от Врага и вернет сильмариллы.
— А я надеялся, что это удастся сделать мне, — задумчиво и тихо произнес Майтимо и, немного помолчав, распорядился:
— Через час жду на совет командиров отрядов, мастеров и охотников. Надо срочно пересмотреть оборону и тактику возможных наступлений.
Жизнь в крепости вновь потекла привычным и отлаженным образом, а ее лорд на время удалился к себе — до совета стоило подумать над всеми словами птицы.
* * *
— Куда теперь, мой лорд? — поинтересовался Асталион и, погладив по шее заволновавшегося коня, всмотрелся в западный горизонт.
Тьелпэринквар перехватил его взгляд и кивнул:
— Да, мой друг, туда — в сторону брода Ароссиах.
— Значит, вы твердо намерены ехать через Нан Дунготреб?
— Именно так.
Верный задумчиво покачал головой. По ту сторону тяжелых, своенравных вод начинались пустые земли, за которыми простиралась наполненная ужасами и тварями Врага равнина.
— Неужели нет другого пути? — спросил он наконец.
— Этот кратчайший. Я не могу задерживаться и мешкать.
— Понимаю, — откликнулся Асталион и вновь замолчал.
В вышине, под серыми облаками, парил одинокий ворон, о чем-то хрипло крича. С севера то и дело налетал холодный ветер, норовивший выдуть из-под одежды тепло. Было почти невозможно поверить, что теперь начинается буйное, пышущее травами и цветами, лето.
— Понимаешь, — наконец решил пояснить свою мысль Куруфинвион, — я точно знаю, что на юге и в центральной части Белерианда Турукано нет. Его город прячется где-то в горах.
— Хотел бы я посмотреть на него, если вдруг выяснится, что Ондолиндэ в самом деле выстроен среди кошмаров Нан Дунготреб, — хмыкнул Асталион. — Но мы вызвались следовать за вами, лорд, в этом опасном путешествии, и не собираемся отступать. Если вы намерены ехать через мертвые пустоши, мы будем там все вместе.
Он оглянулся на воинов, и те поддержали командира дружным согласным возгласом.
— Благодарю вас! — склонил голову в знак признательности Тьелпэ и, наклонившись к шее коня, прошептал: — Вперед, малыш.
Тот в ответ грозно всхрапнул и решительно двинулся в сторону реки. Вскоре отряд подошел к броду, и Асталион предложил:
— Давайте сперва я перейду, мой лорд.
Однако Тьелпэринквар покачал головой:
— Прости, но нет. Что, если на той стороне поджидает кто-нибудь из тварей?
— Именно поэтому…
— Это мой путь, и я не буду прятаться, когда вы в опасности.
Асталион нахмурился, и было видно, что с доводами он категорически не согласен, однако спорить с лордом не решился. На всякий случай вынув из ножен меч, он подождал, пока Куруфинвион окажется на середине реки, и двинулся следом.
— Привалов делать не будем, — предупредил Тьелпэ, когда весь отряд переправился. — В подобном месте это опасно. Отдохнем после, когда окажемся в районе Димбара.
— Согласен, — откликнулся Асталион.
Отряд отправился на запад Белерианда, придерживаясь южных склонов мрачных скал Эред Горгорот.
«Горы Ужаса, — думал Тьелпэ, — вглядываясь в крутые, обрывистые вершины, отделявшие долину мрака от зеленых лесов Дортониона. — Далековато, конечно, от северного пути, но там, у границ Дориата, мне делать нечего».
Он хмурился, мучительно вглядываясь в малейшие признаки жизни, но то, что шевелилось, неизменно оказывалось тварями Врага. Пауки, змеи, внушавшие эльфам омерзение одним свои видом. По большей части Тьелпэ с воинами их огибали, предоставляя собственной судьбе и оружию будущих охотников, однако несколько раз пришлось сразиться, когда твари оказывались чересчур настойчивыми.
— Вон еще, лорд! — крикнул Асталион, — указывая жестом на гигантского паука, твердо вознамерившегося преградить им путь.
— Вижу, — скрипнул зубами Куруфинвион и поднял изрядно потемневший от крови меч.
Лезвие мелькнуло в воздухе, и пронзительный крик твари, лишившейся сразу двух лап, огласил густо серый воздух.
— Apsa an narmor! — раздались за спиной крики верных.
— Saura!
— Valarauco mapauva tin!
— Подавится, — не удержавшись, ответил на последний возглас Тьелпэ.
Пригнувшись, он направил коня под брюхо твари и полоснул мечом. Паук завизжал, заваливаясь на бок, и Асталион вонзил клинок в пасть чудовища. Через несколько мгновений все было кончено. Дав воинам отдышаться, Куруфинвион скомандовал:
— Продолжим путь!
И вновь отряд двинулся, торопя лошадей, на запад, через туманы и мрак. Смутные блики в небе давали понять, что Анар и Итиль по-прежнему движутся по небосклону. Эльфиские кони, поддерживаемые всадниками, стойко переносили лишения, хотя делались день ото дня все более грустными.
— Потерпи, малыш, — шептал Тьелпэ своему другу, — уже скоро ты отдохнешь. Там будет вкусная трава и сладкая вода.
Животное радостно заржало, предвкушая обещанное. По расчетам Тьелпэ, им оставалось уже не более десяти лиг пути до перевала Анах и реки Миндеб, когда смутная тень впереди заставила нолдор остановиться.
— Не торопись, Асталион, — предупредил он верного и на всякий случай упреждающе поднял руку.
— Там… человек? — с ясно слышимым недоумением в голосе спросил тот. — Женщина…
Долгую минуту Тьелпэ молчал. Наконец, он проговорил:
— Очень странно… Что делает она здесь, вдали от человеческих и эльфийских жилищ, посреди мертвых пустошей?
— Сбежала из плена? — предположил кто-то из верных.
Куруфинвион снова нахмурился:
— Так ли это? А что, если Враг на это и рассчитывает? На то, что мы поверим и бросимся ей помогать?
— Резонно. Но как убедиться?
— Ведь не можем мы…
Разговор прервался, и несколько пар глаз обратились к лорду. А тот вглядывался в хромой, оборванный силуэт, и фэа его предостерегала от опрометчивости. Наконец, решив, что хуже не будет, Тьелпэринквар чуть склонил голову и запел. Ту самую Песнь, что сложил для отправляющихся на восток. В ней говорилось о Свете, о любви и надежде, о красоте воплощенного Единым мира. Когда прозвучало имя Эру, женщина содрогнулась всем телом, закричала, неестественно широко разинув рот, и вдруг, ко всеобщему изумлению, задымилась.
— Проклятая тварь! — закричал Асталион, поняв, что это морок Врага.
Сообразив, что хитрость не удалась, отродье тьмы завизжало и вдруг распалось на клубок огромных змей. Эльфы ринулись в бой, на скаку отрубая им головы, и Тьелпэринквар присоединился к ним, не прекращая петь.
Наконец, когда с тварью было покончено, они продолжили путь. Чем ближе была река, тем пристальней Куруфинвион приглядывался к колеблющимся, смутным теням, опасаясь внезапного нападения. Вдруг один из воинов его окликнул:
— Лорд, а вот это, кажется, уже не морок.
Он жестом указал на юг, и Тьелпэ согласился, приглядевшись:
— Ты прав.
В той стороне, на расстоянии чуть больше лиги, один из гигантских пауков уже заканчивал упаковывать кого-то в кокон.
— Эльф? Человек? — покачал головой лорд. — А впрочем, не важно. Мы должны помочь.
— Согласен с вами, — откликнулся Асталион.
— Тогда вперед!
* * *
— Эдельвейс! Звездочка! — свистнула Лехтэ двум бежавшим впереди хунарам. — Что вы там увидали?
Звери послушно остановились, и самка, красноречиво оскалив клыки, рыкнула два раза.
— Там чужие, да? — догадалась эллет.
Звездочка снова рыкнула и принялась загребать землю задними лапами.
— Опасности нет, но выручать пора, — расшифровала нолдиэ.
Ее спутники, младшие детеныши волка Синды и аманской псицы из своры Химлада, ростом с небольшого теленка и такие же мощные на вид, довольно оскалились. Лаять хунары, как и их дикий отец, научиться так и не смогли, поэтому им с Лехтэ, чтобы понимать друг друга, пришлось выработать свой собственный язык.
Леди задумчиво закусила губу и посмотрела через плечо на видневшуюся вдалеке крепость. Закат уже успел расцветить небо алыми и золотыми красками, и по-хорошему, пора бы было возвращаться домой.
«Но теперь с этим придется подождать, — подумала она. — Пока доеду до крепости, пока верные вникнут, что там случилось. А кстати, что именно?»
Подробностей рассказать ее мохнатые спутники, увы, не могли, и решение необходимо было принимать вслепую.
— Ведите! — скомандовала она наконец хунарам, и звери рванулись вперед прямо через густой подлесок, на ходу перескакивая через небольшие кусты орешника.
Лехтэ пустила коня вслед за ними, на ходу поудобнее перехватив копье. Охоту сегодня можно было считать удачной — за спиной нолдиэ виднелись привязанные к луке седла фазаны и несколько зайцев. Всех верных в крепости, разумеется, накормить такой добычей было нельзя, однако на рагу должно было хватить.
Хунары принялись лупить себя хвостами по бокам, и стало понятно, что цель близка. Конь с разбегу перескочил неширокий ручей, и взору нолдиэ наконец предстала схватка гнома и… кабана. Зверь оказался матерым секачом, а гном совсем молодым, уступавшим противнику в силе.
— Сам он точно не справится, — прошептала Лехтэ себе под нос и погладила коня по шее. — Осторожней, малыш.
Однако тот и не собирался мешать хунарам, которые уже, перемахнув одним прыжком поляну, вцепились в кабана и начали его с остервенением рвать на части. Изрядно потрепанный гном поспешил воспользоваться неожиданной поддержкой и торопливо отполз в сторону. Лехтэ спешилась и, подойдя ближе, скомандовала:
— Хаута!
Хунары отскочили, и копье эллет вонзилось между ухом и глазом секача. Тот рухнул и, дернувшись в последний раз, затих. Лехтэ вздохнула с облегчением и, подойдя к хунарам, ласково погладила их по загривкам.
— Ты как? — спросила она гнома на кхуздуле.
— Уже хорошо, — ответил тот и, с кряхтением поднявшись, потер ушибленный бок. — Кажется. Кто вы, госпожа, умеющая говорить на языке подгорного народа?
— Леди этих земель, жена лорда Куруфина.
— Леди Тэльмиэль? — встрепенулся гном. — Я слышал о вас от старших! Это большая часть для меня — быть спасенным вами!
Лехтэ улыбнулась в ответ:
— Благодарю. Как тебя зовут, гость?
— Вили, — представился гном и, торопливо пригладив короткую пока бороденку, сделал приглашающий жест: — Вы не согласитесь пройти со мной к нашей стоянке?
— Почему бы и нет, — решила нолдиэ, подумав про себя, что Курво все равно пока по большей части проводит время в мастерских и вряд ли хватится ее.
«В крайнем случае, пришлет осанвэ».
Свистнув хунарам, она погладила по шее коня и пошла вместе с ними вслед за Вили. Гном важно шествовал впереди, должно быть предвкушая появление в лагере эльфийки.
Оное и в самом деле произвело впечатление. Два седобородых гнома, увидев процессию, торопливо вышли вперед и, представившись Дувом и Фрости, принялись благодарить, узнав о произошедшем.
Хунары с любопытством исследовали лагерь, и гномы опасливо косились на грозных с виду зверей.
— Они не нападут на вас, — успокоила их эльфийка.
Фрости кивнул, предпочтя поверить словам нис. Дув тем временем спросил:
— Не согласится ли госпожа разделить с нами ужин?
— С удовольствием, — откликнулась она.
Гномы принялись торопливо хлопотать у костра, доставая из котелка и раскладывая на блюде самые сочные куски нежного, пахнущего травами и пряностями мяса. Лехтэ отпустила своего коня пастись, а хунары, не дожидаясь команды, стали на страже.
Вили, сидя в сторонке, приводил себя в порядок, а Дув рассказывал:
— Мы торговцы, едем из Харада с товаром. К вашему супругу вот тоже собираемся заглянуть.
Лехтэ кивала, внимательно слушая и размышляя, что победит в бородатых — благодарность за спасение родича или жадность? Тем временем над огнем вновь забулькала жидкость, и один из гномов добавил туда какой-то необычный темный порошок, горьковато пахнущий. Эллет покосилась с любопытством.
— Вы останетесь с нами до утра? — спросил Фрости.
— Пожалуй, — подтвердила нолдиэ.
Анар уже успел окончательно опуститься за горизонт, и лес накрыло темное, бархатное покрывало ночи. Эдельвейс подошел ближе к хозяйке и положил морду ей на колени. Лехтэ принялась гладить любимца, а Звездочка тем временем продолжила охранять. Позже, Тэльмиэль точно знала, звери поменяются местами.
Скоро с ужином было покончено. Дув знаком приказал сородичам убрать посуду и предложил:
— Сыграете с нами?
— Во что? — полюбопытствовала эллет.
— О, — оживился гном, — это игра родом из Харада, очень интересная. Называется «нарды».
Он принялся объяснять правила, одновременно проворно раскладывая на земле доску и фишки. Костер уютно потрескивал, искры таяли в вышине, создавая непередаваемый уют, нарушаемый лишь грубоватыми голосами наугрим, да порой их излишне громким смехом.
— Я все поняла, — в конце концов объявила Лехтэ.
— Тогда давайте определим ставку, — заявил гном. — Например, проигравший делает ценный подарок.
Нолдиэ чуть не рассмеялась в голос.
«Вот это по-гномьи! — подумала она. — Не только увильнуть от благодарности, но и стрясти что-нибудь со спасителя».
Вслух же она сказала:
— Согласна.
И игра началась. Освоилась Тэльмиэль быстро, и уже спустя четверть часа проворно передвигала фишки по полю. Первая партия закончилась вничью, потом она выиграла у гномов дважды. Когда темнота окончательно сгустилась, а наугрим стали откровенно зевать, Дув объявил:
— Сдаюсь, госпожа! Ты выиграла, прими наше искреннее уважение. И в знак благодарности и признания своего поражения прими вот это.
Гном проворно залез в один из дорожных мешков чуть ли не с головой и принялся деловито там копаться.
«Словно серебро Дурина ищет», — подумала весело Лехтэ.
Наконец, Дув вынырнул и, обернувшись к гостье, протянул ей солидных размеров холщовый мешок и объявил:
— Вот, госпожа, прими. Волшебный напиток из Харада, дающий силы. Точнее, зерна для него. Такого пока в Белерианде ни у кого нет, а у вашего загребущего родича Карантира, — тут он зло сплюнул, и Лехтэ мгновенно представила, сколько ее деверь содрал за провоз зерен с «бедных честных торговцев», — мешочек вдвое меньше, и заплатил он за него пять бриллиантов!
Только эльфийская выдержка позволила нолдиэ удержаться от удивленного возгласа. Она с благодарностью приняла дар, а гном продолжал:
— Это необыкновенный напиток! Уверен, вы оцените. Сначала он может показаться горьковатым, но если не торопиться и дать ему возможность раскрыть себя, то вы познаете истинное блаженство. Фрости, налей госпоже каву.
Гном проворно зачерпнул из котелка темный напиток и протянул кружку Лехтэ.
— Благодарю, — откликнулась та и, вдохнув ни на что не похожий аромат, осторожно отпила первый глоток.
Сперва он и в самом деле показался ей горьким и даже невкусным, но эта горчинка все же была деликатная, а хунары спокойно сидели рядом, не подавая признаков беспокойства. И это означило, что отравы в нем точно не было, да и непохожи были эти наугрим на продавшихся Врагу. Лехтэ покатала напиток на языке и проглотила. Гномы ждали, затаив дыхание. А нолдиэ отпила второй глоток и подумала, что теперь ощущает аромат, чем-то отдаленно напоминавший… мед. Лехтэ проглотила и отпила снова. Теперь отчетливо чувствовался вкус сливочного масла, а так же нуги, которую как-то привозил им с мужем Карнистир, до этого пропустивший через свои земли караван из восточных земель. Напиток оставлял долгое, устойчивое приятное послевкусие, и Дув, поняв по выражение лица эльфийки, что ей нравится, воскликнул:
— Очень рад, госпожа! Это самый дорогой сорт кавы, его пьет только эмир Харада и его доверенные приближенные. Его созревает очень мало.
— Воистину королевский подарок, Дув, — поблагодарила Лехтэ. — Мой муж оценит столь широкий жест.
Гном довольно улыбнулся, и стало ясно, что благосклонность Искусника была одной из целей столь изысканного и дорогого подарка. А Лехтэ вдруг подумала, что вкус кавы напоминает ей… самого Атаринкэ и их историю любви.
«В самом деле, — улыбнулась она своим мыслям, — они во многом схожи».
Тем временем гномы успели приготовить ей ложе из лапника и мягких одеял. Устроившись, Лехтэ обняла хунаров и закрыла глаза.
«А утром уже поеду домой, в крепость», — решила она.
Примечания:
Apsa an narmor! — Кормежка волкам!
Saura — вонючка
Valarauco mapauva tin — чтоб тебя балрог сожрал!
Тревожить брата на этот раз Тьелкормо не стал. Едва переменив охотничий костюм и сняв истоптанные, покрытые пылью и дорожной грязью сапоги, он наскоро привел себя в порядок и отправился в мастерскую.
Это была еще не помолвка, нет, но ответ юной Тинтинэ там, в лесу, невозможно было истолковать двояко. Сердце Фэанариона гулко билось, призывая бросить все и вернуться туда, где спала сейчас сладким сном его мелиссэ.
«Потом, — уговаривал он сам себя, — позже. Пусть отдыхает. У меня сейчас есть другое важное дело».
На небо взошел Исиль, озаряя двор и сад мягким серебристым светом. Ночные птицы пели, но эльф не обращал на них никакого внимания. Рывком распахнув дверь мастерской, он затеплил светильник и огляделся.
Нечасто навещал он эту часть крепости, если только не намеревался пополнить запас стрел. Тем не менее, он хорошо знал, где что лежит.
«Да и в чертогах Аулэ в Амане я все же чему-то научился», — подбодрил он сам себя и невольно усмехнулся, вспомнив, какую скуку наводили на него те давние занятия. Чаще всего хотелось все бросить, послав куда подальше настырного валу, и сбежать с охотниками Оромэ. Однако ради отца он оставался.
«Теперь, надеюсь, у меня хоть что-нибудь да получится».
Подойдя к столу у окна, он осторожно, с уважением коснулся вальцов, покосился на муфельую печь и придвинул к себе тонкую серебряную пластину. Тинтинэ пока не стала его невестой, и случится это, как он сам недавно решил, нескоро, и все же невыносимо хотелось заявить перед всем миром, что эта дева принадлежит ему, и никому больше.
«Она умна, — подумал Турко с улыбкой, — и непременно поймет. А, значит, нужно сделать кольцо. Точнее, серебряный перстень с гравировкой в виде нашей родовой звезды. На это моих умений хватит».
И он, придвинув поближе стул, с удовольствием погрузился в работу.
Несколько раз приходилось отправлять почти готовое украшение на переплавку. Поначалу обод перстня выходил то слишком толстым, то неравномерным, подобно волне в шторм. После у него один раз соскользнула фреза, оставив прямо поверх почти готовой звезды глубокую, уродливую борозду. Тьелкормо был отчаянно близок к тому, чтобы бросить и заготовку, и инструменты в огонь и попросить о помощи брата, и только мысль, что это не просто украшение, а то, что надолго свяжет, подобно обручальному кольцу, его и мелиссэ, остановила.
«Я сам должен, — решительно сказал он себе и стиснул зубы. — Сам!»
И, выдохнув, снова сел за стол.
Наконец, когда ладья Ариэн стояла уже высоко в небе, он устало провел рукой по воспаленным глазам и с удовлетворением оглядел работу. Готовый подарок лежал перед ним на столе. Такой, каким и был задуман.
Лучи Анара щедро лились с ясного голубого неба, озаряя окрестные поля и леса. Ветер доносил густой, терпкий аромат меда и трав. На крепостной стене стояли стражи, зорко всматриваясь в даль, и вот, наконец, один из командиров, подозвав подчиненного, приказал:
— Найди лорда Тьелкормо и скажи ему, что идет леди Тинтинэ.
Воин убежал, а старший вновь принялся всматриваться в окрестности, пытаясь понять, не нужна ли деве какая-нибудь помощь. Однако все было спокойно. Она шла, без страха оглядываясь по сторонам, и даже что-то напевала.
Когда Тинтинэ приблизилась, командир дал сигнал, и стражи распахнули ворота, впустив гостью.
— Ясного дня всем, — поздоровалась она. — А где…
Однако договорить дева не успела — из мастерской выбежал Тьелкормо и стремительно пересек двор, остановившись прямо перед ней.
— Alasse, — приветствовал он. — Счастлив видеть тебя. А я уже собирался наведаться в гости.
— Но я сама пришла, — тепло рассмеялась Тинтинэ и весело сморщила нос.
Фэанарион залюбовался ее улыбкой и светом глаз, а потому не сразу спросил:
— Ты просто так? Или что-то случилось?
— Ничего, — последовал успокоивший его ответ. — Просто мы с дедушкой вчера разговорились о сказаниях, сложенных эльдар еще до переселения в Аман, но многого он, увы, не знает. Вот я и решила наведаться и попросить разрешения воспользоваться библиотекой. Можно?
— Конечно! — воскликнул Охотник, про себя гадая, действительно ли возлюбленная пришла только ради этого, или чтение лишь предлог.
Опустив руку в карман куртки, он нащупал там кольцо и произнес, чувствуя, как во рту отчего-то вдруг внезапно пересохло:
— Я кое-что хотел тебе подарить.
— Да? — заинтересовалась Тинтинэ и чуть склонила голову на бок. — Благодарю! Но вроде бы пока нет никаких праздников.
— А я просто так. До дня звезды я бы не дотерпел.
Дева понимающе улыбнулась и посмотрела выжидательно, от волнения чуть закусив губу. Тьелкормо собрался с духом, подумав вдруг, что никогда в жизни еще так не волновался, и достал кольцо.
— Если я и правда нашел отклик в твоем сердце, — сдерживая волнение, заговорил он, — то прошу принять его и носить, пока тебе не исполнится сто лет.
— А что будет в тот день? — удивилась Тинтинэ.
— Тогда я тебя кое о чем спрошу… попрошу.
Его собеседница подняла брови и смерила Тьелкормо изучающим взглядом. Рука ее замерла над его раскрытой ладонью, и Турко в ожидании ее решения даже дышать перестал. Наконец, она взяла его подарок и оглядела:
— Ваша родовая звезда? Такие дары не подносят просто так под настроение. Я права?
— Целиком и полностью, — с облегчением согласился Турко.
«Догадалась!» — обрадовался он.
Еще несколько невыносимо долгих мгновений Тинтинэ медлила, очевидно размышляя, а после уверенным движением надела перстень себе на палец.
— Я принимаю твой подарок, — объявила она. — Но в день, когда мне исполнится сто лет, я тоже тебя кое о чем спрошу.
— О чем же?
— Почему нельзя было этот свой вопрос задать сразу — вот о чем. Сможешь ответить?
— Я постараюсь, — заверил Тьелкормо, с трудом подавив желание обнять любимую, а после неожиданно для самого себя признался: — Я думал о тебе.
Тинтинэ покачала головой и улыбнулась:
— Ох, Турко, как же с тобой… — она замялась, подбирая подходящее слово, — непросто.
— Но это тебя не пугает? — он улыбнулся в ответ, однако фэа его замерла.
— Ни в коем случае. Чем сложнее задача, тем ее интересней решать.
Она легко рассмеялась и, неожиданно подавшись вперед, быстро поцеловала его в щеку рядом с уголком рта.
Больше Фэанарион сдержаться не мог. Порывисто обняв деву, он ее прижал к груди, так что стук их сердец, казалось, слился воедино, и, наклонившись, поцеловал. Жадно, страстно. Уже не боясь напугать или быть неверно понятым. Он наслаждался вкусом мягких, податливых губ и неумелым, однако охотным, ответом девы. Дыхание ее было таким сладким, что прерывать поцелуй не хотелось. Но он заставил себя, сообразив наконец, что на них сейчас, должно быть, смотрят все стражи на стенах.
— До ста лет, говоришь, да? — немного насмешливо уточнила Тинтинэ.
Турко уверенно подтвердил:
— Именно так.
И в этот момент он почувствовал тонкий, серебряный укол зова, не узнать который было невозможно. Оглянувшись, Охотник увидел в окне гостиной Курво.
— Не то, чтоб я лез не в свои дела, — сказал осанвэ младший, — однако не могу сдержать любопытства. Это что сейчас была за недопомолвка на глазах у изумленных верных? Ты вообще собираешься знакомить нас со своей возлюбленной или нет? Мы ее не съедим, обещаю. Во всяком случае, Алкариэль до сих пор цела.
— Все будет, — тоже осанвэ ответил ему Турко, — и знакомство, и настоящая помолвка. Но еще немного пусть Тинтинэ побудет только моей.
— Своей ты, кажется, тоже ее не торопишься сделать, — заметил Искусник.
— Я думал, что из нас двоих нетерпеливый — я. Сделаю еще, не переживай.
— И не собирался. Ты только смотри, не прожди слишком долго, а то может стать поздно.
Осанвэ прервалось, и Тьелкормо, нахмурившись, вновь посмотрел на любимую, однако мгновение спустя улыбнулся:
— Все хорошо. Ну что, теперь в библиотеку?
— Пошли! — с готовностью откликнулась Тинтинэ.
И оба направились в сторону донжона.
* * *
— А-а-а! Там… там… — ребенок со всех ног бежал к спасительному частоколу, за который неосмотрительно вышел, желая доказать всем, а особенно задиристому и всего на год, но старшему брату, что достаточно храбр и вполне может отправиться с ним и другими подростками на ночную рыбалку.
— Сынок, что случилось?! — мать выскочила на крыльцо, и с ее рук взметнулось легкое облачко муки.
— Я… я… я его видел! Оно взаправду существует! — заикаясь, произнес ребенок.
— Кто, сынок?
— Чудище лесное! Мне про него ребята говорили, — уже нормально продолжил он.
— Тьфу на тебя, дурака! Только муку просыпала, — рассердилась, разом успокоившись, его мать. — Играть — играйте, но и меру знайте. Вон, погляди, скольких взрослых отвлек.
Мальчик разжал руки и смог наконец отпустить спасительную юбку. Оглядевшись, он и правда заметил несколько сердитых женщин и мужчин, бросивших дела из-за его криков.
— Простите, — тихо произнес ребенок. — Но я правда видел его. Оно всамделишнее. И страшное. Очень.
Всхлипнув, малец направился было за овин, где часто собирались для игр дети, когда его окликнули:
— Подожди, парень. Расскажи-ка мне поподробнее про чудище, что так напугало тебя.
— Дразниться будешь? — недоверчиво спросил мальчик уже почти взрослого сына Барахира.
— Зачем оно мне? — удивился тот. — Я сам хочу увидеть его.
— И убить?
— Если оно и правда опасно, — кивнул Берен.
— Так ты мне веришь? — обрадовался виновник переполоха.
Юноша кивнул и принялся внимательно слушать. По всему выходило, что непонятная тварь поселилась поблизости относительно недавно — с прошлой осени. До той поры о ней никто и не слыхивал, да и малые для игр придумывали себе других врагов, которых неизменно «побеждали». Этого же чудища боялись все.
Берен уточнил, точно ли тело лесного лиха покрывала кора и лохмотья кожи и, получив утвердительный ответ, поблагодарил маленького собеседника, сунув ему половину лепешки.
— Ух ты! Это такая, какую охотники берут с собой в лес, когда надолго уходят? — с восторгом спросил он.
— Да. Ты же почти изловил чудище-то. Так что ешь смело!
Ребенок радостно вгрызся зубами в пресный хлеб, а сын Барахира в глубоких раздумьях направился домой — хоть его отец и не верил, что рядом с селением завелось нечто опасное, но все же знать ему надлежало. Да и все дети похоже описали встреченную ими тварь — высокая, тонкая, немного согнутая, с кожей, похожей на кору дерева, и странными лоскутами не то свалявшейся шерсти, не то недолинявшей шкуры.
«Надо самому ее подкараулить, — решил он. — Нечего на малых наводить ужас! Или не только пугать…»
* * *
— Мой принц, может быть, отложим атаку до утра? — предложил Садрон. — Люди видят в темноте гораздо хуже нас.
Однако Келеборн в ответ решительно покачал головой:
— Нет, теперь самое подходящее время. Наши враги устали после долгого перехода, а союзники полны сил и рвутся в бой. К утру ситуация изменится.
— Понимаю, — кивнул верный. — Вы правы.
Келеборн обвел взглядом укрытые ночной темнотой поля и посмотрел в небо. Светили крохотные огоньки Варды, такие же, как всегда, и можно было подумать, что они подмигивали собравшимся за стенами Талханны воинам и пытались облегчить им грядущее сражение.
— Звезды наши союзники, — заметил он вслух, и один из командиров харадрим обернулся, очевидно заинтересовавшись. — Враг не всесилен и не может лично дотянуться до Земли Огня, хотя мы все теперь ощущаем его смердящее дыхание.
Теперь топот тысяч ног приближающегося войска был отчетливо слышен. Тяжелый шаг людей, уставших после стремительного броска через пески, внушал надежду. Келеборн обернулся к харадцу:
— Сайэтта, ваши воины засыпали источники?
— Да, тханна, — кивнул почтительно тот. — Все сделали.
— Хорошо. Теперь запомните оба и передайте войскам — во что бы то ни стало нужно убить эмира и верховных жрецов. Тьма стала их сутью, пропитала насквозь души. Они не смогут исцелиться, как прочие, а если сбегут, то все сегодняшние жертвы могут оказаться напрасными. Второго шанса нам, пожалуй, уже не представится.
— Сделаем, принц, — откликнулся Садрон.
— Да! — поддержал харадец.
Он обернулся и на своем языке передал подчиненным полученные распоряжения. Келеборн скомандовал:
— Приготовьтесь открыть ворота. Ударный отряд на позицию.
Первые сотни харадцев, а с ними три эльфа, выдвинулись вперед. Келеборн кивнул Садрону и сбежал со стены. Ему подвели коня, и принц, погладив друга по бархатистой шее, прошептал ему на ухо:
— Ну что, настал наш с тобой час. Ты готов, малыш?
Умный зверь уверенно фыркнул и ударил копытом. Синда быстро обнял его и вскочил в седло. Когда гул снаружи стал почти невыносим, стоявший на стене Садрон поднял руку, и Келеборн скомандовал:
— Открыть ворота!
Стражи налегли на механизм, и войско хлынуло в образовавшийся проем, словно полноводная река. Блеснули в призрачном белесом свете начищенные доспехи, лезвия мечей сверкнули серебром. По рядам харадцев прокатился долгий, тяжелый клич:
— Нгхайрэ!
И пятеро эльфов им ответили эхом:
— За Свет!
Из крепости меж тем уже торопливо выходили и строились новые отряды, ведомые квенди. Келеборн протрубил один раз в рог, и войско хлынуло на врага, на ходу распавшись на части и стремясь раздробить и взять в клещи подвластных воле Моринготто людей. Синда вглядывался в искаженные злобой лица, пытаясь увидеть в них хоть что-нибудь хорошее, за что можно было бы зацепиться и привести потом к Свету, но пока не находил.
«Либо добро в них сидит чересчур глубоко», — подумал он, нахмурившись.
Серебристый клинок быстро потемнел от крови. Эльф прокладывал путь, прорываясь в тыл — туда, где виднелись шлемы знати и походная корона эмира. В памяти его всплывала короткая встреча с владыкой харадцев, расставившая все по своим местам. Синда видел его тогда издалека на улице, но быстро понял, что личный визит успеха не принесет — Тьма проникла в самые отдаленные уголки души этого по сути глубоко несчастного человека.
«Хотя сам он вряд ли признал бы себя таковым», — подумал сын Галадона.
Мерно били барабаны, вселяя бодрость в сердца детей Земли Огня, им вторили тонкие, напевные голоса флейт. Рука Келеборна несколько раз невольно тянулась к рогу на поясе, но эльф одергивал сам себя, понимая, что давать сигнал пока еще слишком рано.
«Хотя для Галадриэли ожидание сейчас невыносимо», — подумал он.
Его меч в очередной раз опустился, снося с плеч искаженную ненавистью и злобой голову, напоминающую больше звериную харю, и уста эльфа вдруг сами собой запели сложенную Тьелпэринкваром Песню, что пронесли они с мелиссэ сквозь года по песчаным тропам Харада.
Люди Сайэттэ радостно заулюлюкали и неумело подхватили мотив.
«Похоже, они воспринимают ее как боевую, — подумал Келеборн. — А впрочем, это не имеет значения. Даже такое пение принесет пользу».
Десяток синдар, что вели войска харадцев на битву с Тьмой, с готовностью подхватили мотив, и теперь слова, вселявшие в сердца надежду, разносились в ночи далеко окрест, разделяя друзей и врагов, правых и виноватых.
С этого момента биться стало гораздо проще. Те из людей, в ком осталось добро, замирали, лица их озаряло недоумение, смешанное пополам с растерянностью и радостью. Воины Келеборна их замечали и обходили, без жалости рубя тех, в ком ясно читалась злоба.
Сам сын Галадона теперь летел вперед галопом, прокладывая путь сквозь почти не сопротивляющихся харадцев. Эмир, еще не понимая, что происходит, уже готовился развернуть колесницу и бежать, поэтому эльф торопился. Четверо синдар приближались с флангов, очевидно намереваясь добраться до жрецов. Сердце Келеборна гулко колотилось, отдаваясь звоном в ушах и заглушая все прочие звуки. Вот конь его сделал еще один мощный рывок, почти взлетев над головами людей, и меч принца синдар наконец мелькнул в воздухе, отделяя увенчанную короной голову эмира от плеч.
Войско замерло на миг, осознавая произошедшее, и, издав пронзительный, тошнотворный крик, навалилось на убийцу всей неисчислимой массой. Однако Келеборн, на ходу отбиваясь, все же успел достать рог и дважды протрубить в него, после чего вновь вступил в бой.
* * *
— Дядя, прошу тебя, — Финдуилас порывисто шагнула к Финроду и взяла его за руку. — Я знаю, ты можешь! И как государь Нарготронда, и как старший в семье.
— Ты уверена, что ослушаться отца и пойти против его воли…
— Дедушку своего я ни разу не видела. И знаю, почему!
Финдарато опустил взгляд и вздохнул:
— Раз так, то ты должна помнить и о том, что Арафинвэ отпустил нас, своих сыновей и дочь. Мы не пошли бы против или…
Тишина повисла в зале. Финрод молчал, пытаясь прогнать тягостные воспоминания.
«Ветер, стылый и хлесткий. Голые камни, покрытые снегом и льдом. Непознанные и казавшиеся бесконечными земли на востоке. Взгляд отца, полный скорби и решимости. И собственные мысли, чувства, что охватили тогда его фэа. Месть и жажда увидеть новое. Боль потерь и интерес первооткрывателя. Разбитое вечной разлукой сердце и восторг от скорых встреч с оставшимися в смертных землях родичами».
Наконец он прервал затянувшееся молчание:
— Ты так уверена в этом Эоле?
— Да. Как и в своих чувствах! — горячо воскликнула она.
— Хорошо. Я исполню твою просьбу. Но… не перебивай, — остановил он обрадовавшуюся племянницу, — сначала еще поговорю с твоим женихом.
— Конечно, как скажешь.
Счастливая дочь Ородрета выпорхнула из каменного зала и, напевая один из любимых мотивов, поспешила в свои покои, где смогла дать волю охватившим ее чувствам.
Она танцевала, пела и, наконец, обняв одну из подушек, дала волю слезам — радости и облегчения.
— Мельдо! Теперь ничто не разлучит нас, — тихо проговорила она.
Финрод тем временем закрыл за собой дверь в мастерскую, где работал Эол.
— Государь, — поздоровался тот и, сделав еще несколько ударов молотом, погрузил изделие в воду. Громкое шипение на миг заглушило приветственные слова Фелагунда, а густой пар скрыл его от глаз синды.
— Я буду краток, Эол, — начал он. — Как ты знаешь, Финдуилас моя племянница, любимая и единственная. Во всяком случае, пока.
Мастер кивнул, показывая, что внимательно слушает.
— Я желаю ей счастья и потому готов благословить ваш брак как король Нарготронда и как старший в ее семье. Ты согласен?
— Благодарю вас, государь, — воскликнул Эол, но тут же помрачнел. — Я… прошу только, дайте мне договорить до конца. Я благодарен, но вынужден отказаться, как бы тяжело это ни было для меня.
— Ты ее не любишь?
— Напротив. Она — смысл моей жизни, новой и очень светлой. Моя Белая Дева Минас Тирит и Нарготронда. Но… я должен восстановить свое имя в глазах ее отца. Тайный брак лишь убедит лорда Ородрета в том, что я нечестен. Прошу, позвольте мне одному покинуть подземный город и вернуться во владения вашего брата.
Финрод долго смотрел в глаза мастеру, молча и несколько напряженно.
— Нет, тебе не стоит покидать Нарготронд. Во всяком случае, пока.
Эол дернулся, и его плечи поникли.
— В этом нет необходимости. Я отправлю письмо Артаресто — пусть он с супругой приедет на вашу свадьбу. Здесь и поговорите.
— А если…
— Тогда я сам побеседую с ним, — улыбнулся Финрод. — Так что, как закончишь с этой решеткой, — он кивнул на почти готовое изделие на наковальне, — займись кольцами. Время пролетит незаметно.
— Благодарю вас, государь! От всего сердца, все, что угодно ради вас! Кля…
— Давай обойдемся без клятв, — попросил Финдарато. — Я рад, что могу помочь вам.
Он кивнул, прощаясь, и вышел, оставив Эола в мастерской одного. Чувства переполняли фэа синды, которому хотелось творить, жить и любить.
* * *
— Айя, дядюшка! — воскликнула радостно Итариллэ и соскочила с коня.
Финдекано почти бегом пересек крепостной двор и сердечно обнял сперва одну, а потом другую племянницу:
— С приездом в Ломинорэ! Рад видеть вас, мои дорогие. Ясного дня, лорд Эктелион.
— Айя, государь! — откликнулся тот и чуть склонил голову в знак уважения.
Тем временем верные уже успели спешиться, и площадь перед воротами наполнилась гулом веселых голосов и ржанием коней.
— Покои уже готовы, — сообщила присоединившаяся к ним Армидель после приветствий. — И для вас тоже, лорд Эктелион.
— Благодарю, — ответил нолдо.
Финдекано сделал приглашающий жест, и прибывшие направились вместе с хозяевами в донжон. Ненуэль на ходу поинтересовалась:
— Как поживают дедушка Ортион и тетя Анайрэ? Что нового в Амане?
Нолофинвион остановился посреди гостиной, и лоб его прорезала глубокая складка.
— Что-то случилось, дядя? — встревожилась Идриль, и голос ее дрогнул.
— Не знаю, — признался тот. — Пойдемте в библиотеку, поговорим, если вы не устали.
— Да, разумеется. Отдых можно отложить.
Нисси переглянулись и последовали за родичем по винтовой деревянной лестнице на второй этаж. Фингон вошел первым и широко распахнул створки окон, впуская в укутанное предвечерним сумраком помещение свет Анара. Молчаливые верные внесли поднос, уставленный блюдами с фруктами, сыром, орехами и кувшинами с соком, и так же бесшумно вышли. Тогда хозяин дома обернулся к девам и, пригласив их сесть, заговорил:
— Не стану скрывать от вас — я и сам не знаю, что произошло. Палантир молчит, и уже довольно давно.
Итариллэ взволнованно вскрикнула:
— Сломался?
— Отнюдь, — покачал головой Нолофинвион. — Со всеми теми, кто живет теперь в Белерианде, связь есть. Однако все попытки связаться с Аманом натыкаются на странную серую стену, как будто сотканную из необычайно густого тумана.
— И никакого звука при этом? — уточнила Ненуэль. — Ни малейшего намека на изображение?
Финдекано сокрушенно покачал головой:
— Нет, только эта пелена, да время от времени слышен странный плач, как будто нис скорбит. И такая проблема не у меня одного — Майтимо и Галадриэль тоже пробовали, и столь же безрезультатно. Так что, как дела у матушки Анайрэ и ее брата, я не имею не малейшего представления. Увы, мои дорогие.
— Так значит, это неудачное начало, — сокрушенно вздохнула Итариллэ. — А мы надеялись повидать вас всех, поговорить и узнать новости.
— Я тоже этого очень хотел бы, — откликнулся дядя.
— А где Эрейнион? — вновь заговорила Ненуэль и, взяв с блюда яблоко, с удовольствием откусила большой кусок.
— Он вместе с Туором в Бритомбаре у своего дедушки Кирдана.
— Туор? — удивилась Идриль. — Кто это?
Нолофинвион тепло улыбнулся:
— Мой приемный сын. Он из народа атани.
Девы вновь удивленно переглянулись и, ничего не поняв из столь краткого пояснения, попросили:
— Пожалуйста, расскажи нам все обстоятельно и по порядку, дядюшка. Ты же знаешь, вести не долетали до нас все эти годы.
— С удовольствием.
Финдекано устроился на диван у камина и, бросив взгляд на вошедшую супругу, выразительно посмотрел рядом с собой, приглашая сесть.
— Все началось сразу после битвы Дагор Морлах, — начал он, задумчиво глядя на листву за окном.
Его племянницы слушали, время от времени качая головами. Разговор затягивался, ибо им обеим повесть оказалась весьма интересна, и они не уставали выспрашивать подробности, так что Финдекано в конце концов объявил:
— Вам все-таки надо отдохнуть с дороги.
Идриль и Ненуэль не стали скрывать легкого огорчения:
— А мы еще хотели тебя про Эрейниона расспросить.
Тут их дядя не выдержал и, весело рассмеявшись, легко вскочил на ноги:
— За ужином, хорошо?
— Договорились!
Армидель встала вслед за мужем, чтобы проводить гостей, и объявила, задумчиво глядя в пространство перед собой:
— Я рада вашему приезду, дорогие. Мне кажется, он что-то изменит в воплощенном мире.
— Что именно? — уточнила взволнованно Ненуэль.
Однако дочь Кирдана лишь пожала плечами:
— Этого я пока не вижу.
Дни летели вперед один за другим, обгоняя друг друга. Каждое утро, поднявшись еще до рассвета, племянницы Финдекано в сопровождении лорда Эктелиона уезжали из главной крепости Ломинорэ на прогулку по окрестностям. Они навестили озеро Митрим и Радужную расщелину у берегов залива Дренгист, где состоялась несколько столетий назад свадьба Финдекано, объездили густые сосновые леса и просторные поля, усеянные цветами, подобными драгоценным камням. Пока наконец в один из дней Ненуэль, выехав со спутниками за ворота крепости, не предложила:
— Быть может, навестим предгорья Эред Ветрин? Говорят, там очень красиво.
Идриль в ответ легко рассмеялась и покачала головой:
— О нет, от скал я устала дома. Поезжайте без меня, пусть лорд Эктелион тебя проводит. А я с двумя верными отправлюсь к озеру, что здесь неподалеку.
— Говорят, у Эред Ветрин есть очень красивое озеро, — заметил Эктелион.
— Вот и посмотрите на него, — поддержала Идриль.
— Что ж, раз ты так говоришь, — Ненуэль чуть заметно вздохнула, все же не желая расставаться с подругой. Однако сердце звало ее на восток, и она в конце концов решила: — Хорошо, пусть будет так. До встречи дома!
Итариллэ махнула на прощанье рукой, и отряд разделился надвое. Ненуэль кивнула лорду Эктелиону и развернула коня, поехав сперва рысью, а после пустив его в галоп. Ветер свистел в ушах и трепал длинные волосы. Аманский жеребец из табуна Финдекано почти летел над землей, однако все равно не мог обогнать стремящуюся вперед фэа девы. Ладья Ариэн плыла по небу, и было очевидно, что за один день они не успеют достичь поставленной цели и вернуться назад. Горы быстро приближались.
— Скоро начнутся заставы, — предупредил племянницу Финдекано Эктелион.
— Уверена, что нас пропустят, — откликнулась она. — Может, даже проводят.
Она оглянулась на спутника и немного мечтательно улыбнулась, отчего у того сильнее заколотилось в груди. Скоро кони пошли шагом, осторожно ступая копытами по крупной гальке. Ненуэль огляделась по сторонам и, увидев выступившего из тени воина, кивнула ему:
— Ясного дня. Вы проводите нас на восточную сторону? Мы бы хотели увидеть озеро Иврин.
— В эту пору года в вечернее время оно особенно красивое, — кивнул нолдо. — Я охотно сопровожу вас. Однако тропа, ведущая через перевал, узка и неровна, вам придется идти пешком.
Эктелион спрыгнул на землю и помог спешиться спутнице. Вдвоем они пошли, стараясь не отставать от провожатого и ведя за собой лошадей.
Горы росли по бокам, подобные исполинским стражам. Свет почти не попадал внутрь ущелья, поэтому казалось, что уже наступила глубокая ночь. Однако, когда они покинули тайную тропу и вышли на простор, стало ясно, что еще не наступил даже вечер.
— Теперь следуйте, никуда не сворачивая, на юг вдоль гор, — сказал им дозорный. — Вы не собьетесь с пути. Мне же пора вернуться на пост.
— Благодарю за помощь, — отозвался Эктелион.
Страж растворился среди обломков скал, а Ненуэль со спутником поехали вдоль отрогов туда, где в глубокой каменной чаше плескалось одно из самых дивных озер Белерианда.
От Нарога тянуло свежестью и легкой прохладой. Травы мягко шелестели, обнимая ноги коней. Запутавшийся в тростниках ветер пел о чем-то ласково, словно баюкал, и Ненуэль, прикрыв глаза, с удовольствием вслушивалась, отдавшись всем существом тому зову, что вел ее от самого Ондолиндэ, томя фэа и будя волнение в сердце.
Теперь деревья росли все гуще, и скоро Ненуэль с Эктелионом вновь спешились и продолжили путь пешком.
— Должно быть, озеро там! — предположила дева, вглядываясь в просвет меж высоких стволов. — Оттуда течет река.
— Вы правы, — послышался немного в стороне незнакомый голос.
Ненуэль вздрогнула, а Эктелион схватился за меч. Однако мгновение спустя из тени раскидистых, густых ив вышел нолдо. Страж, на щите которого дева увидела знаки Первого Дома. Сердце ее дрогнуло.
— Что привело вас в западные пределы Белерианда? — спросила она, затаив дыхание.
Дозорный улыбнулся:
— То же самое я мог бы спросить у вас. Мы оба гости в этих краях. И все же я узнал вас, лорд Эктелион. И я догадываюсь, кто ваша спутница. Я видел ее еще ребенком у озера Митрим, а потому рискну предположить, что мы в итоге следуем одним путем.
Он замолчал, предоставив гостям из Ондолиндэ размышлять над своими словами, однако нет-нет да и поглядывал туда, где виднелись блики уже близких вод, бросая выразительные взгляды на деву. Сердце Ненуэль дрогнуло.
— Там… друг? — догадалась она.
Дозорный кивнул. Дочь Глорфинделя обернулась к Эктелиону и сделала на всякий случай упреждающий жест:
— Прошу вас, побудьте немного тут. Я… я хочу поговорить с ним одна.
Глаза ее решительно блеснули, и лорд Дома Фонтанов очевидно нехотя кивнул:
— Хорошо. Я буду ждать вас.
Скулы его заострились, черты стали как будто резче.
— Простите, — прошептала дрогнувшим голосом Ненуэль и, подобрав подол платья, бросилась вперед по едва заметной тропинке.
Эктелион провожал деву взглядом, и на дне глаз его плескалась боль.
— Он живой! — радостно воскликнул Асталион.
Верные поспешно выпутали спасенного квендо из паучьего кокона и уложили на спину. Бедняга еще дышал, хотя и медленно, словно с неохотой.
— Ему бы сейчас к целителю, — задумчиво заметил Тьелпэринквар.
Однако, увы, никто из них в этой сложной науке не был искусен. Он огляделся по сторонам, словно надеялся, что какой-нибудь лекарь прямо сейчас появится из-под земли, однако ничего подобного не случилось. Заметив тушу только что убитого ими гигантского паука, с неприязнью повел плечами.
— Мой лорд, что там? — полюбопытствовал Асталион, взглядом указывая на странные заросли вдалеке. Туда, где должен был находиться Дориат.
Тьелпэ пояснил:
— Граница. После смерти Мелиан Завеса ушла, и новый король попросил лес помочь синдар. Тот откликнулся, и теперь кустарники разрослись и тесно переплелись, образовав непроходимую чащу, а из-под земли вышли огромные камни. Впрочем, сами дозорные как-то ходят во внешний мир.
— Значит, и у нас есть шанс, — заключил один из верных.
Куруфинвион кивнул:
— Ты прав. Давайте попытаемся.
Нолдор подхватили спасенного и пошли вместе с ним к зеленой границе Дориата.
— Есть тут кто-нибудь? — крикнул Тьелпэринквар.
Долго ждать не пришлось. Не успело сердце отсчитать и пятидесяти ударов, как прямо из чащобы вынырнул незнакомый синда. В руках он держал лук и стрелу.
— Кто-нибудь точно имеется, — ответил он и внимательно оглядел прибывших. — А что у вас случилось?
Куруфинвион выступил вперед.
— Приветствую лесной народ, — заговорил он.
— И тебе добрый день.
— Я Тьелпэринквар Куруфинвион. У нас ничего не случилось, а вот спасенный нами незнакомец не принадлежит ли к вашему народу?
Он взглядом указал на тело квендо, безжизненно висящее на руках у Асталиона, и пограничник переменился в лице:
— Возможно. Где вы его нашли?
Тьелпэ коротко объяснил. Страж его внимательно выслушал и приглашающе кивнул:
— Идите за мной.
Нолдор двинулись вслед за провожатым, их кони, пусть и с некоторой опаской, но все же шли за ними. Над головами и по бокам росли густым шатром кустарники, сквозь который вела узенькая петляющая тропа. Казалось, они прошли не одну лигу, пока наконец не оказались под сенью привычных деревьев.
— Приветствуем нолдор во владениях короля Трандуила, — вышел навстречу гостям высокий хмурый синда, по-видимому, командир отряда. — Что случилось?
Ему объяснили, и он, приглядевшись внимательнее к пострадавшему, проговорил:
— Я знаю его. Это аваро из лесов Бретиль. Отнесите его к целителям.
Стоявшие за его спиной безмолвными тенями двое синдар подошли и, забрав по-прежнему бесчувственное тело, унесли в чащу. Командир приглашающе кивнул нолдор:
— Меня зовут Хенион. По-видимому, вы в пути уже давно. Не хотите отдохнуть?
Тьелпэринквар не стал скрывать, что рад приглашению:
— Да, наши кони и сами мы порядком устали. Однако отправиться в Менегрот, чтобы лично поприветствовать его величество Трандуила, мы не сможем, к большому нашему сожалению, ибо торопимся.
— Случилось что-нибудь серьезное? — нахмурился синда.
— Нет, дело личного свойства.
— Что ж, понимаю. Иногда дела королевств могут и подождать, но если вперед зовет фэа, терпеть нельзя.
— Однако, с вашего позволения, мы примем предложение переночевать под защитой воинов Дориата.
— Тогда идите за мной.
И пограничники повели нолдор по извилистой узкой тропе, убегавшей вглубь леса. Щебетали птицы, и путники, счастливо избежавшие ужасов Нан Дунготреб, с особенным удовольствием вдыхали свежий аромат листвы и трав. Небо над головами постепенно темнело, и одна за другой проступали звезды.
— Интересно, что тот аваро делал один среди пустошей?
Командир синдар пояснил:
— Должно быть, по просьбе своей человеческой возлюбленной. Я слышал, как она на последнем празднике Врат Лета заявила ему, что выйдет замуж только за храбреца.
— Они и на такое способны? — подал голос один из нолдор.
— Кто? — уточнил синда.
— Женщины атани.
— О да. Вы просто мало их знаете. Могу вас уверить — это весьма коварный народ. Даже лучшим из них стоит верить с опаской.
Разговор ненадолго прервался, однако снова возобновился, когда эльфы пришли на круглую, довольно широкую поляну. Хозяева сразу же развели костер, уютно вспыхнувший и согревший усталые роар. В котелках забулькала закипающая вода.
Нолдор вызвались помочь с приготовлением пищи, и скоро все, синдар и их нежданные гости, расположились вокруг огня за ужином. Кто-то достал лютню, и беседа не касалась больше ни важных дел большого мира, ни удручавшего сердца квенди зла. Кони мирно щипали траву, изредка похрапывая.
Поутру нолдор попрощались с хозяевами леса, и командир пограничников вывел их к заставе.
— Скажите, государь, — обратился в конце концов к Тьелпэринквару Хенион, — а почему вы сами не вылечили того аваро?
— Я не целитель, — пожал плечами Куруфинвион, гладя по шее своего коня.
— Да? А мне мой друг из Дортониона рассказывал иное. Впрочем… — синда задумался, устремив взгляд куда-то вперед, в пустоту. — Возможно, на этот раз у вас и правда ничего бы не получилось. Ведь аваро не нолдо.
Хотя Тьелпэ почти ничего не понял из сказанного, все же уточнять не стал. Фэа его неудержимо звала вперед, однако взгляд искал не предгорья, а искристую гладь вод. Он одним рывком вскочил в седло и заметил Асталиону:
— Мне кажется, стоит проверить истоки берущих начало у склонов Эред Ветрин рек.
— Таких не так уж много, — откликнулся тот.
— И это облегчает нашу задачу.
Обернувшись к Хениону, Куруфинвион поднял руку в прощальном жесте:
— От всего сердца благодарю за гостеприимство. Передайте королю Трандуилу наши извинения.
— Непременно, — пообещал синда. — И спасибо, что пришли на помощь.
Нолдор рванулись с места, держа путь на запад, в сторону брода Бритиах. Тьелпэринквар чутко прислушивался к зову фэа, о чем-то настойчиво шептавшей ему, и перед мысленным взором эльда вставали искрящиеся воды озера в глубокой каменной чаше. Озеро Иврин.
— Проверим истоки Малдуина и Тейглина, — объявил он в конце концов спутникам, — и едем к Иврин.
— Хорошо, лорд, — был ему ответ.
* * *
Костер уютно потрескивал, выбрасывая в темнеющее небо искры. Они танцевали, стараясь взлететь возможно выше, и таяли. Первые крупные звезды, появлявшиеся одна за другой, любовались огоньками, отражаясь в водной глади озера. В камышах тихонько шуршали птицы.
— Куда теперь отправимся, лорд? — спросил Асталион и поворошил длинной толстой палкой поленья.
Тьелпэринквар сел, согнув ногу, и, опершись рукой о колено, стал смотреть на пламя.
— Быть может, проверим холмы Андрама? — предложил он.
Конечно, никто и не ждал, что достигнуть цели окажется легко. Однако фэа, что так настойчиво звала его сюда, к водам Иврин, теперь почему-то молчала, словно дремала, уютно свернувшись клубочком.
Куруфинвион нахмурился и вновь, уже в который раз за минувший день, подумал о Ненуэль. Где она теперь, чем занимается?
«По крайне мере, она в безопасности в своем тайном граде», — подумал он. Мысль эта успокаивала.
Вдруг птицы запели громче обычного, словно обсуждали какое-то происшествие, и Тьелпэ вздрогнул, прислушиваясь. Ласковый летний вечер доносил до него обрывки фраз: «Она… хороша…».
Тьелпэринквар вскочил, пытаясь понять, в каком направлении ему теперь следует бежать, и тут кусты орешника раздвинулись. Дыхание нолдо перехватило. На поляну, в волнении прижимая руки к груди, вышла дева, прекрасней которой он никогда еще за всю свою жизнь не встречал. Большие голубые глаза глядели на него немым восторгом. Губы чуть приоткрылись, словно эллет хотела что-то сказать, но так и не произнесла. В золотых волосах запутались последние блики заходящего за горизонт Анара.
— Ненуэль! — воскликнул он.
Ошибиться было невозможно — фэа уверенно шептала, что это она. Душа, ее голос и свет — то, чего не могли изменить никакие годы. Он узнавал ее, эту фэа, и его собственное сердце пело от радости.
— Пойду я, пожалуй, обойду посты, — сообщил негромко Асталион, однако Куруфинвион, пожалуй впервые в жизни, не обратил на слова верного никакого внимания.
Несколько невообразимо долгих мгновений он стоял, вглядываясь в черты лица Ненуэль, и вдруг она воскликнула, всплеснув руками:
— Тьелпэ! Родной мой…
Мир вокруг взорвался, рассыпавшись мириадом крохотных хрустальных осколков. Келебримбор и Ненуэль бросились навстречу одновременно и, встретившись на середине, у самого берега Иврин, застыли, глядя в глаза друг другу.
— Наконец нашел… — срывающимся голосом прошептал он.
Пробудившиеся соловьи запели, и звезды откликнулись на этот зов, усилив блеск. Куруфинвион и дочь Глорфинделя все стояли, их пальцы переплелись, и нэр вглядывался в пока незнакомые, но уже такие дорогие черты лица, и никак не мог налюбоваться. Сердце его живо откликалось на взволнованное биение сердца девы.
«Пожалуй, ради этого момента стоило родиться на свет», — подумал он.
Ненуэль оказалась еще прекрасней, чем он мог представить ее когда-либо в своих мечтах. Он слушал дыхание дочери Глорфинделя, и оно теперь казалось ему красивейшей в мире музыкой.
— Счастье мое, — прошептал он и вновь замолчал, не в силах говорить.
Ненуэль приблизилась еще на шаг и положила ладони ему на плечи. Взошел на небо Исиль, посеребрив гладь озера и листья деревьев, а нэр и дева все так же смотрели друг на друга, не в силах разорвать эту связь.
Сердце Тьелпэринквара билось, отчаянно желая рассказать возлюбленной все то, что ему довелось пережить без нее. Тогда он вспомнил о флейте, играть на которой его научил много лет назад Асталион, и, достав инструмент, приложил к губам.
И музыка полилась. Чарующая, нежная, напоминающая перезвон колокольчиков на деревьях в саду поутру или пение птиц. Она летела ввысь, туда, где горели похожие на маяки звезды.
— Тьелпэ! — порывисто воскликнула Ненуэль, должно быть, поняв невысказанное, и прижалась щекой к его груди.
«Так вот она какая — любовь!» — подумал он, отчетливо ощущая, как душу обуревают чувства, такие мучительные, разрывающие ее на мельчайшие части, и, несмотря на это, упоительно прекрасные. Ничто испытанное им до сих пор не шло ни в какое сравнение.
«Отец был прав, — подумал он, вспомнив давний разговор с Искусником, — до сих пор, разумеется, была не любовь, а просто стремление фэа к единственной своей избранной половинке. А приход любви пропустить нельзя. Вот она!»
— Тьелпэ, — прошептала вновь Ненуэль, и в ее глазах увидел он отражение всей Арды и того, что находилось за пределами Кругов Мира.
«Как же оно умещается там, в ее глазах?» — подумал он, однако ответа так и не нашел.
Тогда он наклонился, прижав к себе тонкий стан девы, и осторожно поцеловал. Ненуэль ответила, обвив его шею руками, и чувство, родившееся в груди нэра, оказалось столь сладостным и мучительным одновременно, что он в голос застонал.
Тилион плыл по небу. Тьелпэринквар и Ненуэль все так же смотрели друг на друга, не в силах произнести ни слова. Однако фэар их говорили, и за эту ночь сказали друг другу больше, чем могли бы произнести уста.
Он и она сидели, обнявшись, на берегу Иврин и наблюдали, как постепенно гаснут звезды, изгоняемые с неба нарождающимся рассветом. Встающий Анар уже золотил восточный край небосклона. Ивы полоскали свои густые серебристые косы в воде. Тоненько пел камыш. Многочисленные цветы, росшие на берегу, раскрывали спрятанные на ночь алые, белые, голубые бутоны.
— Больше всего на свете, — заговорил Тьелпэ, — хотел бы я сейчас забрать тебя в Химлад и перед лицом родителей и остальной родни назвать своей женой.
Ненуэль вздрогнула в ответ и опустила глаза. Куруфинвион вскочил, глядя в лицо возлюбленной. Она потянулась к нему и, поднявшись следом, коснулась ласково его лица и прошептала, пряча подступившие слезы:
— Я бы очень хотела последовать за тобой, Тьелпэринквар. Но я не могу. Сбежать вот так, тайно, не спросив разрешения родни и не получив благословения отца? К чему приведет тогда наш союз? Ни к чему хорошему.
— Я люблю тебя, — порывисто проговорил он, не в силах подобрать иного ответа.
— Я тоже! — воскликнула в ответ дева. — Но мы еще будем вместе, я в это верю.
Они замолчали, и Куруфинвион вновь прислушался к голосу своей фэа. Она шептала ему, а сердце билось, и тонкую незримую нить, протянувшуюся между их сердцами, отныне невозможно было разрушить.
— Я найду тебя! — воскликнул он, поняв, что именно это все означает. — Возвращайся в свой тайный град и жди меня. Я найду его. Я приду и получу благословение Глорфинделя. Тогда ты пойдешь со мной?
— В тот же миг, мельдо! Я буду ждать тебя!
Тогда Тьелпэ вновь порывисто прижал возлюбленную и со всей страстью поцеловал.
— Теперь иди, — сказал он ей. — Уходи, пока я могу еще тебя отпустить.
— Побудь у озера еще месяц, — попросила она. — Закон Тургона запрещает нам приводить кого-нибудь в Ондолиндэ.
— Хорошо, — пообещал Тьелпэ. — Я подожду и через месяц тронусь в путь.
Уже у границы леса Ненуэль обернулась и несколько минут смотрела на возлюбленного, которого теперь должна была оставить.
— Я буду ждать тебя, — прошептала она еще раз дрогнувшим голосом и скрылась.
Тьелпэринквар сел на землю и уткнулся лицом в колени.
* * *
Эктелион застонал и, резким движением убрав меч в ножны, с силой ударил кулаком по ближайшему дереву. Дозорный нахмурился, не сразу поняв, должно быть, что происходит, но лорду Дома Фонтанов не было до свидетелей никакого дела.
Он без сил опустился прямо на влажную землю и ткнулся лбом в колени. Конечно, было очевидно, к кому побежала Ненуэль. К тому, кого любит. К тому, о ком все эти долгие сотни лет Эктелион предпочитал не думать. Но что теперь делать ему самому? Бороться? Но с кем? И главное — есть ли смысл?
Он поднял воспаленный, немного безумный взгляд и вгляделся пристальнее в знаки на щитах. Конечно, ни малейших указаний на имя лорда он там не обнаружил.
«А в Первом Доме их многовато, неженатых».
Приняв решение, он рывком поднялся и пошел в ту сторону, куда убежала не так давно дочь Глорфинделя. Из темноты, немного подсвеченной сверху звездами, полились звуки флейты, больно резанувшие по сердцу Эктелиона.
«Чем, интересно, ее не устраивала моя игра?» — подумал он с горечью.
Заметив его движение, дозорный выступил вперед и с поинтересовался негромко:
— Вы уверены, что вам нужно туда идти?
Рот Эктелиона скривился в чуть заметной усмешке:
— С вашим лордом будет все в порядке, можете не переживать, а мое сердце вас, кажется, волновать не должно.
Он двинулся сквозь ночь, уверенно ступая, и вскоре глазам его предстали берега озера, посеребренные светом Исиля. Ненуэль стояла, доверчиво прижавшись и глядя нэру в глаза с таким обожанием, что лорд Дома Фонтанов с трудом удержался, чтобы не застонать. Узнать в высокой фигуре Тьелпэринквара не составило труда. То, как эти двое смотрели друг на друга, не оставляло никаких сомнений — они действительно любят друг друга.
«Что ж, — подумал он и попятился назад, боясь неосторожным движением нарушить уединение влюбленных, — по крайней мере, она отдала сердце достойному. Он хотя бы не клялся. И он нолдо».
Вернувшись к дозорным, Эктелион принялся в тяжких раздумьях мерить шагами тропу. Фэа болела, и отчего-то было очень трудно дышать. Но любовь Ненуэль, что он видел на ее лице, накладывала на его собственные уста печать молчания.
«Ведь главное, — подумал он и, остановившись, обратил лицо к небу, — чтобы она была счастлива. Тогда я все смогу перенести. Значит, пусть Ненуэль будет женой того, кому под силу это осуществить. И если не я, а Тьелпэринквар, то так тому и быть».
Ночь тянулась медленно, никуда не торопясь, подобно равнинной реке. Дозорный вышел из-за ближайшего дерева и позвал:
— Лорд Эктелион, не хотите присоединиться к нашему костру?
Мгновение он раздумывал, а после с горечью кивнул:
— Хорошо. И благодарю.
— Я думаю, мне все же стоит отправиться в путь прямо сейчас, не откладывая, — признался Туор.
Они с Эрейнионом сидели у самой кромки прибоя и глядели, как волны набегают на берег. В широкой водной глади отражались звезды, запах соли и водорослей волновал грудь. Уезжать из Бритомбара не хотелось, и все же фэа настойчиво звала молодого адана. И дорога эта была столь извилиста и длинна, что разглядеть ее окончания юноша не мог.
— Что ж, если так, то и в самом деле не стоит медлить, — ответил с легким вздохом его брат. — Подобным не стоит пренебрегать. Да и в гости в Гавани ты еще точно приедешь.
— Надеюсь на это.
— Куда ты направишься?
Туор немного нахмурился и, подобрав плоский камень, кинул его в море. Подумав, он наконец ответил:
— Сначала заеду к отцу, а после уже, не откладывая, отправлюсь на поиски Ондолиндэ.
— Это правильно, — согласился с предложением Гил Галад. — Может, атто сможет что-нибудь посоветовать. Но все же тебе стоит поговорить и с дедушкой.
— Ты прав! — охотно согласился с ним Туор и легко вскочил на ноги.
Оба брата отправились через парк во дворец, и юноша с легкой грустью смотрел на цветущие клумбы и раскидистые деревья.
«Когда еще теперь смогу сюда приехать, никто не знает», — думал он.
Они взбежали по мраморным ступенькам и спросили у ближайшего стража, где искать Владыку.
— Он был в своем кабинете, — ответил тот.
— Благодарю! — кивнул ему Туор и первый свернул в длинный, украшенный цветами и статуями коридор.
Должно быть, Кирдан ждал их. Во всяком случае, когда оба названных брата толкнули тяжелую деревянную дверь и вошли, тот с готовностью обернулся и отошел от окна.
— Уже все решил? — спросил он без предисловий.
— Да, Владыка, — ответил Туор и замер в ожидании ответа.
Однако Новэ лишь коротко покачал головой и надолго замолчал. Туор не решался его торопить, хотя, будучи малышом, не раз нетерпеливо дергал в подобных ситуациях старшего родича за рукав.
«Однако с тех пор я многому научился, — подумал он и сам же мысленно рассмеялся над своими словами. — Во всяком случае, надеюсь на это».
Корабел не стал их томить слишком долго. Заложив руки за спину, он заметил:
— Ты прав, что решил сперва поговорить с отцом. Возможно, он знает о том, что тебе нужно, не так уж много, однако уехать надолго и не сказать ни слова было бы по меньшей мере некрасиво.
— А я вернусь в Ломинорэ нескоро? Ты уверен? — голос Туора чуть заметно дрогнул.
Однако Новэ ушел от прямого ответа:
— Тут все зависит от тебя.
Адан вновь чуть заметно нахмурился, а Кирдан тем временем продолжал:
— Скажу тебе еще кое-что. Когда отправишься в путь, непременно навести берега Иврин.
— Зачем?
— Там узнаешь. И не медли, иначе в самом деле может стать поздно.
— Благодарю, дедушка! — порывисто воскликнул Туор и, подойдя к владыке, крепко обнял его.
— Все будет хорошо, — улыбнулся Новэ и, потрепав юношу о голове, поцеловал его в лоб. — Ты силен и умен не по годам. А теперь иди, собирайся. Мы будем ждать тебя.
— Я постараюсь вам прислать известия, — пообещал Туор и вместе с Эрейнионом стремительно вышел из комнаты.
На рассвете ворота Бритомбара распахнулись, выпуская молодого адана и часть воинов нолдор, вызвавшихся его сопровождать.
* * *
— Впусти меня, тут холодно, — тонкий, едва различимый голос, а точнее вибрация, заставили фэа Макалаурэ остановиться.
— Отец, ты слышал? — спросил он.
— Что именно? Здесь пересекается несколько мощных потоков. Подозреваю, что недоступные нам. Они и есть то, что валар назвали пути людей.
— Очень может быть. Я тоже думал об атани… жаль, ты их не видел.
— Еще успею.
— Ты так считаешь?
— Уверен.
Тоненький голос вновь вторгся в сознание менестреля:
— Забери меня! Я к вам хочу. К вам!
— Пути людей, говоришь, — задумчиво проговорил Макалаурэ и запел, стараясь выковать маленькую дверцу для крохотного создания, чья душа стремилась попасть к своим родичам.
Фэанаро помогал сыну, отсекая любые проявления тьмы, тут же проявившей себя, рассчитывая на легкую поживу. Однако эти фэар сопротивлялись, больно обдавая огнем, и вскоре темные нити решили поискать другую, менее опасную добычу.
— Ищи! — голос Намо эхом разнесся по залам Мандоса.
От одного из гобеленов, что закрывали стены, повеяло пылью и тленом, а в следующий миг призрачный пес возник перед владыкой Чертогов.
— Принеси ее мне! Полуэльф-получеловек. Нерожденная, не видевшая мира. Она станет моей лучшей слугой!
Гончая махнула полупрозрачным хвостом и устремилась вперед. Фэар уходили с ее пути — незримая для них, она пугала души холодом истинной смерти, заставляя тех менять свой путь. Майар видели ее, но встречаться тоже не желали — гончая смерти внушала ужас даже им, духам по происхождению и сути.
Тем временем Макалаурэ уже видел сплетенную из золотых нитей калитку. Он потянул было за ручку, но та не открывалась. Тогда он толкнул дверку, но результат остался неизменным.
— Кем бы ты ни была, малышка, открой дверь сама. Я не могу, — произнес он.
— Ты зовешь меня?
— Да, иди к нам, — одновременно ответили отец и сын.
— Я эльф? Я с вами?
— Конечно! Быстрее, пока калитка не исчезла.
Крохотная искорка пролетела в маленькую щель чуть отодвинутой створки.
— Кто ты? — спросил Фэанаро.
— Не знаю. Я не видела мира, — ответила душа.
— Нерожденное дитя? — удивился Пламенный.
— Возможно. Но почему тогда она сразу не попала в Чертоги? — удивился Макалаурэ. — Разве что…
— Сзади! — закричал Фэанаро, и волна пламени прожгла изнанку.
Невредимая гончая продолжала атаковать фэа его сына, закрывавшего собой душу малышки.
— Кано, уходи с ней. Быстро!
— Я не брошу тебя, отец!
— Значит, я сам вас туда отправлю!
Огненный смерч, теплый, не обжигающий, подхватил две души и внес их в Чертоги, не затрудняя себя созданием двери.
«Так вот как ты перемещаешься… встроиться в потоки самого мироздания! Это же… так просто и так великолепно!»
Макалаурэ запретил себе пока думать об этом — стоило поспешить на помощь отцу. Однако, как это сделать, он не знал.
— Кано, кто это с тобой? — раздался голос Индис.
— Пока еще не знаю. Но… ты поможешь ей? Она совсем малышка.
— Конечно. Мне кажется, — она замолчала на некоторое время. — Нет, я уверена, она мне не чужая!
— Тогда тем более. А я… я должен сейчас быть не здесь. Встретимся у дедушки!
Гончая смерти жгла холодом, дышала пустотой, грозя обратить в ничто фэа старшего сына Финвэ.
— Уйди с моей дороги! — хрипло пролаяла она. — Я есть конец, точка, итог. Твой огонь безвреден для меня. Он не движется во мне. Я — отсутствие всего сущего, отрицание всех миров и их изнанок, я…
— Ты излишне болтливая псина Намо! — Пламенный смог дотянуться до гончей своим огнем и оттолкнуть призрачного слугу валы.
— Зря! — собака твердо встала на четыре лапы и завыла.
Вибрации, колебания, волны затухали, замедлялись, останавливались, обращаясь в ничто. Душа Фэанора боролась, но уже не могла пошевелиться. Холод сковывал мастера, а назойливый шепот сообщал ему о скором конце. Мир мерк, тускнел и вдруг стал похожим на фэа брата.
— Очнулся?
— Ноло?! Ты как сюда выбрался?
— Это не я, а ты ко мне заглянул, — ответил Финголфин.
— Так, теперь мы оба тут застряли, — произнес Фэанаро. — Но хоть не по одному все же.
— Ты можешь хоть сейчас уйти. Но не советую.
— То есть?
— Тварь еще близко, — пояснил Нолофинвэ.
— Я не про то. А ты? Со мной?
— Не на этот раз. Я не хочу в Чертоги.
— Понимаю. Может, я смогу подтолкнуть тебя назад? И ты вернешься в свое тело, — предложил Фэанаро.
— Попробуй.
Пламенный приложил усилия, но лишь убедился в собственных предположениях, которые посещали его ранее:
— Прости, но я смогу это сделать, лишь когда вновь обрету роа.
— Если, ты хотел сказать, — поправил его Финголфин.
— Когда!
Тишина окутала две души, что находились в безвременье.
— Мне правда жаль, брат, — наконец произнес Фэанаро. — И благодарю, что укрыл меня от той гончей.
— Я не люблю холод. Огонь не должен замерзнуть.
— Я вернусь за тобой.
— Верю. И буду ждать.
А в далеком Белерианде Айканаро, стоя на высокой скале, вновь посмотрел вниз. Ему оставался всего лишь шаг, один, и все закончится для него. Навсегда. Но маленькие детские ручки крепко держали его фэа, не позволяя роа разбиться о камни.
— Прости меня, Андрет. Я… остаюсь здесь. Зачем-то.
Неожиданное тепло наполнило его тело, а в далеких Чертогах маленькая душа успокоилась на руках Индис и уснула.
* * *
— Мне необходимо срочно вернуться в Ондолиндэ! — запыхавшаяся Ненуэль вбежала в покои подруги и плотно притворила за собой дверь.
Идриль отложила вышивку в сторону и с удивлением посмотрела на кузину.
На западном крае небосклона уже вовсю полыхала золотая заря. Влетавший в распахнутое окно ветер доносил ржание лошадей и голоса верных.
— Что случилось? — встревоженно спросила Итариллэ, вставая. — Какая-то беда? Как прошла твоя поездка?
— Просто замечательно, — призналась Ненуэль. — Лучше и быть не могло. Но именно поэтому я должна прервать свое путешествие.
Дочь Турукано покачала головой и, взяв взволнованно подрагивающие ладони подруги в свои, решительно попросила:
— Расскажи все подробно.
Ненуэль судорожно вздохнула, и на лице ее появилось мечтательное выражение, смешанное пополам с грустью. Обе девы присели на стоявший у окна мягкий диван, и дочь Глорфинделя заговорила.
Она то и дело замолкала, и по невесомым вздохам, срывавшимся с уст, по выражению лица и блеску глаз Итариллэ безошибочно понимала, что кузина вновь переживает произошедшее у озера, и не решалась ее торопить. Впрочем, в этом не было необходимости — все и без того было уже предельно ясно.
Когда же на небе зажглись первые крупные звезды, Идриль потрепала по голове уткнувшуюся ей лицом в колени Ненуэль и ответила:
— Что ж, понимаю тебя. И очень счастлива, что вы наконец нашли друг друга и сумели поговорить. Разумеется, я тоже отправлюсь с тобой в Ондолиндэ.
— Но это вовсе не обязательно, — удивилась ее кузина и, распрямившись, поправила волосы. — Ты можешь продолжать путешествие.
Итариллэ пожала плечами:
— Разделять отряд на две части было бы не разумно. К тому же дядю Финдекано мы уже повидали, а что до остальных… Будут и другие случаи.
— Что ж, если так, — Ненуэль улыбнулась хотя и слабо, но уверенно, — то я очень рада. И благодарю тебя.
— Вот уж действительно не за что. Эктелион уже знает о предстоящем отъезде?
— Да. Он очень удивился, когда я ему об этом сообщила — пришлось объяснять.
Идриль нахмурилась, гадая, как влюбленный лорд пережил встречу ее подруги с другим нэром, но спрашивать не стала, решив потом в пути немного понаблюдать.
— Тогда стоит пойти и известить дядю, — подытожила она.
Она свернула шитье, решив вернуться к нему потом, в дороге или дома, и обе девы покинули покои, отправившись на поиски Финдекано.
На следующий день ближе к полдню ворота крепости распахнулись, и маленький отряд выехал, почти сразу повернув на восток. Анар пылал в вышине, и воздух подрагивал от летнего зноя. Эльфийский взор далеко впереди различал пока еще крохотные пики Эред Ветрин.
Идриль оглянулась, словно прощалась с полюбившимся ей за минувшие недели краем, и вдруг чуть заметно вздрогнула.
— Что там? — спросила она, хотя никто, конечно же, не мог дать ей ответ.
— Где? — Ненуэль вслед за подругой обернулась и стала всматриваться в горизонт.
Со стороны заката, оттуда, где, как они обе хорошо знали, располагался залив Дренгист, к только что оставленной ими крепости приближался другой отряд. Совсем маленький, не больше десяти всадников, и все же что-то в нем показалось Итариллэ знакомым.
Она придержала коня и принялась разглядывать фигуру предводителя. Высокий золотоволосый нэр, одетый в эльфийский дорожный наряд, напомнил ей о давнем видении, пришедшем на берегу Великого Моря в юности. Хотя черты его были как будто мягче, чем ей тогда показалось.
«Хотя, быть может дело в расстоянии», — предположила она, и из груди принцессы Ондолиндэ вырвался тяжелый вздох.
— Что такое? — встревожилась Ненуэль.
Идриль тряхнула головой:
— Потом расскажу, на привале. Сейчас лучше не задерживаться. И все же, как жаль, что мы не можем хотя бы ненадолго отложить отъезд!
«Впрочем, если он пока молод, то несколько лет у нас еще есть. А после снова можно будет навестить дядю!»
Теперь фэа почти не сомневалась, кого именно узрели глаза, и сердцу, несмотря ни на что, стало легко и радостно.
Эктелион, убедившись, что обе леди в самом деле решительно настроены продолжать путь, объявил:
— Привалов до вечера не будет.
Идриль с Ненуэль согласились, и до гор отряд ехал без остановок.
* * *
Мастера предлагали и демонстрировали, конечно, в уменьшенном размере, устройства, способные остановить летающих лысых ворон Моргота, как их однажды назвала Глантегель. Все они были по-своему интересны, однако никто, кроме орлицы, не видел, а потому и не мог предположить, с чем, а точнее с кем, рано или поздно придется встретиться нолдор. В том, что Враг выводит новых, еще более опасных тварей, никто из эльфов не сомневался.
«А, значит, не стоит и медлить с ударом», — подумал Маэдрос, подходя к палантиру.
В очередной раз отвлекать брата вопросом о готовности его установки он не хотел — Курво все равно быстрее не сделает, а приятной беседы с ним уже давно не выходило. Конечно, напряженная работа в мастерской давала о себе знать, но то, что с Искусником происходило нечто странное, не могло не беспокоить Майтимо. Характер пятого Фэанариона всегда был непростым, но…
Вздохнув и одновременно нахмурившись, лорд Нельяфинвэ положил ладонь на видящий камень и вызвал друга и короля.
После взаимных приветствий и пары житейских вопросов обеспокоенный Финдекано поинтересовался:
— Ты так уверен, что орлица была права и нам стоит ждать удара с воздуха?
— В ее словах я не сомневаюсь, — ответил Маэдрос, — но насчет ждать… Финьо, я хочу опередить Врага и нанести удар по Ангамандо.
Нолофинвион застыл на мгновение, осознавая услышанное.
— Сил Химринга на это не хватит, надеюсь ты это понимаешь, — наконец произнес он.
— Вообще-то, я рассчитывал хотя бы на поддержку братьев… А еще лучше всех крепостей нолдор. И не только.
— Что ты имеешь в виду?
— Атани. Наугрим. Возможно, синдар Дориата. Хотя в последних я более чем сомневаюсь, — честно признался Майтимо.
— Для этого нам понадобится не один год, — задумчиво поизнес Фингон.
— Думаю, и десяти лет будет мало, — поддержал его лорд Химринга.
— Тогда у Моргота есть шанс ударить первому, — с сомнением произнес король.
— Вряд ли, — ответил Маэдрос. — Разведчики сообщают, что ирчей и прочих тварей у него сейчас очень немного.
— Откуда ты знаешь, что скрывается за Черными вратами?
— Это уже вопрос к леди Алкариэль. Но у меня нет оснований не верить тому, о чем докладывает она или ее командиры.
— Пусть так, но…
— Отбрось сомнения! Глантегель же сказала, что мы вернем Камни!
— Так вот ты о чем, — опечаленно произнес Финдекано. — Я думал…
— Ничего ты не понял! Я не стремлюсь исполнить Клятву чужими руками! Нет, Финьо, но она говорила о нашей победе. Понимаешь? Я верю, что мы сможем одолеть Врага и отомстить. За всех! А Клятва — это… это не то, что владеет моей душой. Она скорее держала меня, не давала сдаться в самые темные времена. Ты понимаешь, о чем я.
— Не будем сейчас о них. И не сомневайся, Нельо, если Моргот падет от моей руки или же Турукано, мы отдадим Сильмариллы вам. Уверен, также поступит и Финдарато с братьями.
— И сестрой, — добавил Майтимо. — Ты же не думаешь, что Артанис… Галадриэль останется в стороне?
— Сомневаюсь, хотя и очень надеюсь на ее благоразумие, — произнес Фингон, задумавшись о том, как и где стоит укрыть Ириссэ.
«Хотя годы замужества и жизни в Химладе сделали ее немного мягче, но… Впрочем, об этом и правда можно подумать позже».
— Я рад, что ты поддержал меня. Как всегда, — он вновь услышал голос Майтимо.
— Победа — это то, чего я сам более всего желаю, — горячо произнес Фингон.
— Значит, начинаем готовиться. И выступим все, по приказу короля. Твоему приказу, Финьо.
— Может, ради битвы…
— Нет. И ты сам это знаешь. Я лишь поделюсь с тобой своими мыслями, но последнее решение и слово — за тобой.
Разговор с Финдекано вскоре завершился, а Маэдрос в раздумьях несколько раз прошелся по комнате, понимая, что должен собрать всех братьев, и в ближайшее время. Не обязательно в Химринге, сейчас он был готов ненадолго оставить свои владения.
* * *
Потемневший от крови эльфийский меч вонзился в горло ближайшего жреца, и на лице перекошенного яростью и ненавистью адана отразилось неподдельное изумление. Не только он — многие из пришедших под стены Талханны не могли поверить, что им дали отпор.
Келеборн поморщился и, выдернув оружие из тела своей жертвы, огляделся по сторонам. Отличить прислужников падшего валы не составляло труда — на их лицах красовались надписи на темном наречии. Однако все жрецы теперь лежали неподвижно, сраженные руками квенди.
Над головами сражающихся все так же равнодушно сияли звезды. Им, как и их создательнице, не было никакого дела до происходящего. Над укрытым ночною мглой полем плыла тоскующая, полная надежды и боли песня, и Келеборн с удовольствием вслушивался в слова, не забывая, впрочем, отражать удары нападающих. Теперь убивать бедняг не было никакой нужды.
Тем временем звуки становились все громче и громче, и Галадриэль торопливо взбежала на городскую стену. Звук ее голоса сразу усилился, жаркий летний ветер подхватил мотив и разнес ее по окрестностям. Харадцы замирали, услышав слова, которые с трудом могли понять, и один за другим опускали оружие. Келеборн вздохнул с облегчением. В памяти всплыли объяснения Тьелпэринквара, полученные супругами по палантиру перед отъездом на восток.
«— Для этой Песни не нужно ни кристаллов, ни какого-либо еще механизма, — объяснял Куруфинвион. — Однако поющий черпает силу в своем собственном сердце, в своей фэа.
— Что же эта за сила? — уточнила Галадриэль.
— Любовь, — ответил просто нолдо. — Любовь ко всему живому. Чем сильнее она, тем больше шансов, что у вас все получится. Однако по этой самой причине певец не должен в момент пения участвовать в бою. Любовь несовместима со стремлением убивать.
Келеборн нахмурился, про себя отметив, что миссия пения скорее всего ляжет на его супругу. Ибо кому, как не ему, держать в руках меч?»
И все же в этот раз у него получилось, пускай эффект в итоге оказался не столь сокрушительным, как в устах любимой, ибо мысли его были заняты тем, чтобы защитить Свет от приспешников Тьмы.
Галадриэль пела, и Келеборн теперь смог, наконец, с удовольствием подхватить мотив. Дети Земли Огня уже с откровенным с недоумением оглядывались, пытаясь понять, где они, зачем пришли к стенам Талханны, и что им нужно в этом городе. Громкий, сильный голос Келеборна разнесся над полем боя:
— Завтра те, кто захотят, смогут спокойно вернуться в родные дома — им не будут чинить препятствий. Но если у кого-то есть вопросы и они хотят получить ответы на них — те могут остаться. С ними мы поговорим утром, когда все отдохнут. Водой вас обеспечат, но вот есть вы будете то, что принесли с собой.
Эльфы стояли, внимательно вглядываясь в растерянные лица, и ожидали ответа. Голос дочери Арафинвэ смолк, и Келеборн улыбнулся ей, уверенный, что и любимая, хотя и далека теперь от него, взволнованно выглядывает его в толпе сражавшихся.
Один за другим харадцы выражали намерение остаться под стенами Талханны, чтобы наутро оговорить с посланцами старшего народа.
— Обидно как-то проделать такой долгий путь просто так, — заметил ближайший воин.
Защитники Талханны утирали пот, очевидно довольные столь быстрой победой. Келеборн устало, однако с нескрываемой радостью улыбнулся.
«Кажется, удалось обойтись почти без жертв», — подумал он. Вслух же приказал:
— Садрон, проверьте, не нуждается ли кто-нибудь из воинов атани в помощи наших целителей.
— Хорошо, мой принц.
Короткая летняя ночь летела вперед, словно орел, распластавший в поднебесье крылья. Чернильная темнота постепенно начинала светлеть, и уже не только эльфы, но и люди начали различать далекие детали. Ворота города распахнулись, и на коне, сопровождаемый охранниками и свитой, выехал князь Рханна.
— Клянусь теплом родного очага, — заговорил он, обращаясь к подъехавшему Келеборну, — у тебя и правда все получилось!
Старик сиял, словно начищенная золотая монета. Его спутники с любопытством осматривались по сторонам.
— Принимай гостей, — ответил эльф и широким жестом обвел поле. — Теперь в наших силах сделать их всех союзниками и поставить под твои знамена.
Рханна хитро сощурил глаз и посмотрел с улыбкой на Келеборна.
— Об этом мы будем говорить отдельно, да, — заметил он и, цыкнув, приказал стражам: — Помогите людям устроиться!
— Послать к союзникам гонцов? — спросил один из советников князя.
— Зачем? — удивился тот.
— Чтобы не ехали сюда, ведь бой кончен.
Однако Рханна, к немалому удивлению многих присутствующих, покачал головой:
— Известить их, разумеется, надо, а вот ехать все же необходимо. Нам нужно многое обсудить всем вместе.
— Что ты имеешь в виду, князь? — уточнил Келеборн, уже догадываясь, впрочем, о чем пойдет речь.
— На западе готовится большая война, — подтвердил его догадку Рханна. — Народу Огня пора решить, хотим ли мы присоединиться к ней, или же нам просто следует не мешать. Пусть народ выскажет свою волю!
Келеборн склонил голову и вновь внимательно посмотрел старику в глаза:
— Мы примем эту волю, князь. И мы надеемся на твою мудрость.
— Да будет так!
Разговор завершился, и Келеборн предоставил людям и верным принимать тех, кому отныне суждено было стать не врагами, а гостями.
«А вот станут ли они друзьями — время покажет», — подумал он.
Синда поднял взгляд, нашел на стене улыбающуюся супругу и помахал ей. Ворота вновь распахнулись, и Келеборн въехал в город. Навстречу ему уже спешила любимая.
— Только не говори, пожалуйста, что тебе нравится наблюдать за шитьем, все равно не поверю, — Тинтинэ бросила на Турко лукавый взгляд из-под ресниц, а после не выдержала и весело рассмеялась.
В широко распахнутое окно залетал теплый летний ветер, принося с собой ароматы соснового леса. Далекие трели жаворонков, что кружили высоко над полями, то и дело сменялись мелодичным посвистом королька.
Тьелкормо, до сих пор неподвижно стоявший в дверях, сложил руки на груди и, опершись плечом о косяк, широко ухмыльнулся:
— И все-таки это правда. Скажу больше — я даже сам в детстве научился шить.
Щедро льющийся из-за его спины свет Анара окружил его золотые волосы сияющим ореолом, так что Тинтинэ невольно залюбовалась и некоторое время молчала, разглядывая с улыбкой, но после все-таки недоверчиво спросила:
— Ты что, серьезно?
— Разумеется, — настаивал он.
— Расскажи!
Она завязала узелок и, обрезав нитку, переложила свою работу поудобнее. Рубашка, о которой шла речь во время беседы в лесу, была уже почти готова, и оставались последние штрихи, чем теперь и занималась Тинтинэ.
Турко прошел наконец вглубь комнаты и, устроившись в кресле у окна так, чтобы видеть любимую, принялся рассказывать:
— Это произошло давным-давно, еще в Амане. Иногда мне кажется, что с тех пор минуло не несколько сотен лет, а минимум пара-тройка эпох. Мне было восемь лет, если считать по современным годам Анара, и я собирался в гости к дедушке Махтану и бабушке Силиндэ, родителям моей аммэ.
— Вместе со старшими? — уточнила Тинтинэ.
Фэанарион хмыкнул:
— Конечно, один, иначе теперь мне не о чем было бы рассказывать. Попросту говоря, я убежал, никого не предупредив.
Дева коротко хохотнула. Довольный Тьелкормо продолжил рассказ:
— Сразу после Смешения света, когда Тельперион угас, уступив место Лаурелин, я привел себя в порядок, оделся и выбрался через окно собственных покоев в сад.
— В этом точно была необходимость? — вновь прервала его вопросом Тинтинэ.
— В чем именно?
— В побеге через окно.
Турко пожал плечами:
— Разумеется, нет, но мне так показалось интереснее.
— Да, это уважительная причина, — вполне серьезно согласилась дева.
Ее собеседник ласково, тепло улыбнулся и несколько мгновений молчал, с нежностью наблюдая за проворно снующими по ткани пальцами. Наконец он вновь заговорил:
— Я пошел прямо через Тирионские сады, чтобы срезать путь. Несколько раз перелезал через невысокие палисадники. Недалеко от дворца дедушки Финвэ располагалась роща, во всем похожая на настоящий кусочек леса. Я ее очень любил. Там росли липы, березы, клены, дубы. Несколько раз ко мне выходили из подлеска косули, и я их гладил по голове. А в тот раз увидел белку. Она прошмыгнула среди ветвей, проворно спустилась по стволу прямо вниз головой и, повисев несколько мгновений, спрыгнула на тропинку. Я стоял, широко раскрыв рот, словно завороженный. И разумеется, я тут же решил с ней пообщаться.
Тинтинэ широко улыбнулась в ответ, должно быть представив эту картину — эльфенок и зверек.
— Как выяснилось, у белки оказалось иное мнение на этот счет, — с удовольствием продолжал рассказ Турко. — Она принялась шустро от меня убегать, и я рванул вслед за ней, напрямую через густые кусты орешника. Конечно, рубашка все же оказалась порвана, но я не расстроился. Наконец, белочка остановилась, и я смог рассмотреть ее вблизи. Правда, погладить себя она мне так и не разрешила — сбежала. А я остался наедине с разорванной одеждой. Разумеется, отправляться в гости в таком виде было нельзя, но я все-таки дошел до дома дедушки. Правда, влез в него тоже через окно. Убедившись, что родичи меня пока не заметили, я нашел бабушкину шкатулку для шитья и достал нитку с иголкой.
Тинтинэ подняла взгляд от работы и посмотрела на любимого с уважением.
— И каков оказался результат? — полюбопытствовала она.
— Впечатляющий, — признался Турко. — Можешь вообразить, что это было за шитье, если ни нитку, ни иголку я до сей поры в руках не держал?
Дева, должно быть, представив, тихонько фыркнула. Фэанарион с ней согласился:
— Бабушка Силиндэ такого, скорее всего, и не видела никогда, несмотря на то, что она вместе с дедушкой Махтаном пробудилась у озера Куивиэнен. И все-таки это была моя настоящая самостоятельная работа. Я зашил и не просил о помощи ни аммэ, ни дев верных. Невероятно гордый, я надел рубашку и отправился на поиски родичей. Конечно, когда выяснились подробности истории, то меня похвалили, а после мы с бабушкой вместе распарывали мои швы, и она учила меня шить по-настоящему.
Рассказ закончился, и некоторое время Тинтинэ задумчиво молчала, чуть покусывая губу, а после заливисто, в голос расхохоталась. Тьелкормо, довольный произведенным эффектом, рассмеялся вместе с ней.
Ладья Ариэн плыла по небу, и было видно, что время уже перевалило далеко за полдень.
— Сейчас я закончу, — сообщила Тинтинэ, — и займусь обедом.
— Ну уж нет! — проворно вскочил Тьелкормо, — приготовление пищи — привилегия нэри. Я сам все сделаю, а ты пока отдохни.
— Хорошо, — не стала спорить Тинтинэ.
Фэанарион вышел во двор и с удовольствием вдохнул полной грудью аромат свежести. На деревьях висели спелые ягоды вишни, и он подумал, что можно как раз сделать запеканку или пирог на десерт, и еще индейку, которую сегодня утром успел подстрелить, пока шел к любимой.
Где в доме находится кухня, он знал превосходно. Ранвен, мать Тинтинэ, не возражала, что один из лордов Химлада там время от времени хозяйничает, хотя привыкла к этому далеко не сразу.
Убедившись, что хозяйка дома еще гостит у подруги, Тьелкормо пришел на кухню и внимательно осмотрел ее. Творог нашелся практически сразу, однако вишню еще предстояло нарвать и избавить от косточек. Этим он сразу и занялся.
Работа доставляла удовольствие, и время летело незаметно. Когда же на кухню вошла Ранвен, из очага уже доносился аромат творожной запеканки с вишней, а в центре гордо возвышалась, поблескивая поджаристой корочкой и распространяя запахи гвоздики, чеснока и тимьяна, индейка.
— Какое великолепие! — всплеснула руками мать Тинтинэ.
— Благодарю, — улыбнулся Тьелкормо.
— Дочь сейчас придет, — сообщила Ранвен, входя внутрь и ставя на огонь воду для горячего напитка.
Фэанарион на миг замялся и чуть заметно нахмурился, что-то обдумывая. Наконец, он проговорил:
— Я давно хотел сказать кое-что.
Хозяйка дома распрямилась и посмотрела на гостя выжидающе:
— Слушаю вас.
— Когда Тинтинэ исполнится сто лет, я буду просить ее руки.
— Хорошо, — коротко кивнула мать, не раздумывая. Было похоже, что она давно уже ждала чего-то подобного и внутренне подготовилась.
— Но до тех пор, — Тьелкормо порывисто развернулся и прошел по комнате из угла в угол. — Вы сами понимаете, что у нас тут не благой Аман, и опасность подстерегает квенди на каждом шагу.
— Мне ли не знать, — вздохнула нис, похоже вспомнив своего погибшего мужа.
— Тем лучше. Ранвен, я сделаю все, чтобы защитить Тинтинэ и вас. Но вы должны дать слово, что при первых признаках опасности вы обе, не медля ни секунды, поспешите в крепость.
Мгновение нолдиэ молчала, а после кивнула:
— Это я могу обещать.
— Хотя я все равно постараюсь успеть первым. В крайнем случае, если не смогу отлучиться лично, пришлю своих воинов или Хуана.
— Я поняла вас, лорд Тьелкормо. Мы будем помнить и ждать.
Он признался:
— Тинтинэ мне очень дорога. Я люблю ее.
Во взгляде нис мелькнуло выражение материнской ласки, она собиралась уже что-то сказать, но в этот момент дверь распахнулась и вбежала дева. Ранвен принялась хлопотать у очага, а ее дочь подошла к возлюбленному и протянула ему готовую работу:
— Ну вот, держи обещанное. Теперь ты сам видишь — ничего особенного.
Тьелкормо взял вещь и, подойдя к окну, внимательно ее осмотрел.
— Ну почему же, отнюдь, — наконец проговорил он.
Нежно-зеленая, подобно молодой листве, ткань, хотя и не несла на себе какого-либо узора, вызывала в памяти шелест деревьев над головой поутру. Она играла переливами, словно ивовые косы покачивались над водой, ловя свет Анара, а плетение нитей основы отдаленно походило на контуры веток. И все же это была просто ткань, не больше и не меньше.
Тинтинэ смотрела на Фэанариона с нескрываемым любопытством, немного наклонив голову на бок, а тот, оглянувшись и убедившись, что Ранвен на них не смотрит, занятая своим делом, подошел к любимой и поцеловал ее в щеку, а затем коснулся губами век.
— Мне и правда очень нравится, — сообщил он.
Тинтинэ счастливо улыбнулась, и ее мать наконец пригласила обоих к столу.
— Пойдем завтра с тобой на охоту? — поинтересовался Тьелкормо, усаживаясь.
— Обязательно, — охотно согласилась его любимая.
* * *
— Ты уверена, что сейчас подходящее время? Все же Враг…
— Скажи прямо, ты не хочешь привести в этот мир дитя? — строго и немного горько спросила Ириссэ.
— Любимая, мы же столько раз с тобою говорили… и не только говорили, заметь, — Даэрон подошел к супруге и нежно провел ладонью по ее спине.
— Так что? Ты не ответил, — Аредэль повела плечами, сбрасывая его руку.
— А если завтра, или через месяц, год, два война? Что тогда?
— Как ты понимаешь, мне вряд ли позволят сражаться. Ты… Даэрон, любимый, охота на оленя — твой предел. Ты отлично поёшь, но воин…
— Никудышный, — признал синда. — Да и как менестрель для нолдор я не гожусь.
— С чего ты взял? — удивилась Ириссэ. — Я точно знаю, что многие в Химладе рады твоим балладам.
— Но не твои кузены-лорды.
— Тут другое, пойми, — Аредэль нахмурилась и чуть закусила губу. — У тебя есть брат?
— Да, я же рассказывал, — немного не понял ее Даэрон.
— И у них есть. Был, — с горечью поправила себя дочь Финголфина.
— Конечно, свои родичи — самые лучшие, кто ж тут спорит, но зачем…
— Кано и был лучшим! — Аредэль резко замолчала. — Прости. Зря я затеяла этот разговор. Зря.
Она развернулась и, впившись до боли ногтями в ладони, поспешила к выходу из комнаты.
— Аредэль! Пусть я и никчемный синда, но я люблю тебя! — воскликнул Даэрон и в несколько шагов пересек покои, оказавшись между супругой и дверью. — Я сделаю все, чтобы ты была счастлива!
— Ты… ты замечательный, добрый, умный, красивый, — повторяла Ириссэ, в то время как ее ладонь скользила по груди мужа, спускаясь все ниже.
— Родная моя, драгоценная, самая… самая… я даже слов не могу подобрать, какая, — жарко выдыхал он ей в шею.
— Мельдо, прошу тебя, — прошептала она, стягивая с мужа рубашку.
— Пусть будет по-твоему, — отозвался Даэрон, опускаясь с супругой на ковер.
— Ты защитишь нас, я не сомневаюсь, — шептала Аредэль, хотя менее получаса назад уверяла мужа в обратном.
— Конечно. Обязательно. Не сомневайся.
Той ночью, у камина Даэрон исполнил свою лучшую балладу, спел песнь истинной любви и прославил жизнь так, как было задумано Единым, а Ириссэ вторила ему, ибо этот мотив предназначался исключительно двоим.
* * *
На кончике травинки поблескивала роса. Одна, самая крупная на вид, капля чуть заметно дрогнула и сорвалась, разбившись о мягкую землю. Трандуил улыбнулся и пружинисто вскочил на ноги. С восстановлением обширных Дориатских лесов, пораженных темной магией Мелиан, было, наконец, покончено.
Сквозь зеленые кроны теперь вновь щедро падали лучи Анара, превращаясь в полупрозрачную золотистую пелену. Шумел в трех локтях ручей, плескаясь на камнях, а паучок, свивший паутинку меж двух ветвей орешника, был самым простым охотником на мошек, а не тварью Тьмы, от одного вида которой фэа содрогалась от омерзения, а рука сама собой тянулась к оружию.
Трандуил улыбнулся, некоторое время понаблюдал за паучком и, мысленно пожелав ему хорошей охоты, поправил сумку на плече и отправился в сторону Эсгалдуина. Наконец одно из самых важных дел было закончено.
Некоторое время Ороферион шел шагом, беззаботно оглядываясь по сторонам и невольно замечая попадавшиеся на пути тут и там приметы лесной жизни: след зайца на мягкой земле, хвост исчезавшей в кустах косули, гнездо белки в ветвях сосны. Однако все это было привычным, звери и птицы не разбегались в испуге, а, значит, повода для беспокойства не возникало. По крайней мере, пока.
«Хотя зло не спит, — напомнил себе Трандуил и слегка нахмурился. — И если до сих пор не заявилось к границам королевства, то это вовсе не значит, что о нас забыли».
Ороферион прибавил шаг, а скоро и вовсе перешел на бег. Сердце рвалось домой, однако фэа не ощущала впереди какой-либо тревоги. Молодому королю хотелось поскорей узнать, как обстоят дела там, в Менегроте, не случилось ли чего-нибудь важного за последние дни, не нужна ли кому-нибудь из жителей Дориата помощь.
«Скажи мне лет двадцать назад, что так будет — не поверил бы», — Трандуил негромко рассмеялся сам над собой и, прищурившись, посмотрел в даль. Там, меж высоких вековых буков, уже голубел Эсгалдуин.
Ороферион убедился, что за ним никто не наблюдает, и, словно маленький ребенок, подпрыгнул, достав высокую толстую ветку и обрушив вниз целый водопад брызг. Эльф вновь радостно рассмеялся и, выбежав на берег реки, постепенно перешел на шаг.
Охранявшие мост стражи увидели государя и замерли, почтительно склонив головы.
— Ясного дня всем, — поздоровался с ними король и, обернувшись к самому молодому дозорному, спросил: — Как ваш малыш?
Воин, у которого всего месяц назад родился сын, улыбнулся в ответ и сказал:
— Благодарю, мой король, все отлично. Подбираем ему имя.
— Хорошо, — кивнул в ответ тот. — Светлых дней вашей супруге.
— Спасибо!
Трандуил попрощался со стражами и отправился дальше, однако снова ненадолго задержался у врат.
— Как ваш брат? — обратился он к старшему из караульных. — Его рана после схватки с кабаном уже зажила?
— Еще нет, государь, — ответил тот. — Однако она стала заметно меньше и почти не доставляет хлопот.
— Хорошие новости. Привет ему.
— Благодарю, обязательно передам!
Ороферион переступил порог подземного дворца и с удовольствием вдохнул свежий, пахнущий молодой травой, воздух. Дотронувшись до ближайшей стены, он прошептал короткое: «Здравствуй», и в ответ услышал негромкое мелодичное пение колокольчиков. За последние годы они с дворцом действительно смогли подружиться и найти общий язык, и тот теперь почти в буквальном смысле расцветал к каждому возвращению короля и веселился словно преданный щенок. Впрочем, сам Трандуил тоже радовался этим встречам не меньше.
Навстречу ему по коридору уже спешил советник:
— Светлого дня, государь!
— И тебе, Голлорион, — не стал скрывать хорошего настроения Трандуил.
Он коротко кивнул на приветствие, и оба направились в кабинет, точнее совсем крохотную комнату с двумя круглыми окнами под потолком, где король Дориата предпочитал заниматься делами. Обстановка открывалась более чем скромная: стол, два мягких стула, камин, на котором были сложены карты, и несколько светильников на стенах. Ни картин, ни статуй, ни пышной лепнины, в изобилии встречавшейся в иных частях дворца, здесь не было. Поначалу советник протестовал против такого не королевского помещения, однако Трандуил был настроен решительно, и тому пришлось смириться.
— Ну что, Голлорион, есть какие-нибудь новости? — Ороферион толкнул дверь и, войдя внутрь, сбросил сумку на каминную полку и расположился на одном из стульев.
Советник привычно пододвинул себе тот, что стоял напротив, и начал докладывать:
— На границах в целом все спокойно.
— А в частности? — заинтересовался король.
— Стражи докладывают, что некоторое время назад на одну из застав заезжал лорд Тьелпэринквар.
— Что-то случилось? — Трандуил подался вперед.
— Да. Один из аваро, из тех, что проживают в Бретиль, отправился в одиночку на охоту в Нан Дунготреб.
— Дурак! — не сдержался король.
Советник серьезно кивнул в ответ:
— Согласен. Его зовут Арас. Он говорит, что некая аданет, которую он любит, Моелин, намекнула на недостаток у него геройских качеств. Которые тот с готовностью отправился доказывать. И мы бы, возможно, никогда о случившемся не узнали, если бы не отряд лорда Тьелпэринквара. Он отбил бедолагу у паука, доставил к нам и переночевал до утра со своими верными на заставе.
— И куда же они держат путь?
— Он не сказал, только просил передать извинения, что отсутствие времени не дает ему возможности нанести вам визит.
Некоторое время Транудил молчал.
— Что ж, — заговорил он наконец, — по крайней мере, на северных границах все спокойно, иначе бы Куруфинвион передал какие-нибудь известия.
— Согласен, государь. Меня беспокоит другое.
— Меня тоже. Хотел бы я знать — были слова той аданет просто глупостью, или это была сознательная провокация? Что, если Враг таким образом пытается завладеть нашим сознанием, выбрав пока достаточно безобидных и разобщенных авари?
Голлорион вздохнул с облегчением:
— Я тоже подумал об этом, мой король. С вашего позволения, я уже дал распоряжение разведчикам.
— Отлично! Я знал, что могу на вас положиться.
— Как только будут какие-нибудь известия, я вам сообщу.
— Значит, будем ждать. А пока…
Какое-то время они обсуждали повседневные дела, урожай текущего года и заготовку сена для лошадей, а после Транудуил поинтересовался:
— Что, если нам устроить праздник?
— Какой? — полюбопытствовал Голлорион. — До середины лета еще далеко.
— Например, избавление лесов Дориата от тьмы.
— Да, такое стоит отметить, — кивнул в ответ советник. — Как назовете его?
— Неважно. Не в этом же дело, мой друг. Просто в последние годы у нас было маловато поводов для радостей.
— Согласен с вами. Тогда, если не возражаете, я прикажу известить всех жителей королевства и начать подготовку.
— Благодарю вас!
Голлорион тепло, по-отечески улыбнулся:
— Отдохните пока, государь. О вас и отец с матерью спрашивали.
— Вы правы, я сейчас же пойду к ним, а затем спать.
Они попрощались, и советник вышел. Трандуил же еще некоторое время сидел, обдумывая известия, а после рывком поднялся и покинул кабинет, отправившись в покои Орофера.
* * *
— Что-то случилось? — встревоженно спросил Финдекано, увидев во дворе крепости Ломинорэ своего приемного сына в сопровождении части верных.
— И да, и нет, — откликнулся Туор и, спешившись, подошел к отцу. — Alasse!
Тот крепко обнял его в ответ:
— Рад видеть тебя, мой мальчик. Твоя аммэ сейчас в полях вместе в девами. Мы не ждали тебя так рано.
— Все хорошо, мне как раз надо поговорить с тобой.
— Прямо сейчас?
— Да. Я пока сам не понял, как долго смогу пробыть дома.
— Тогда пройдем внутрь, и ты сможешь объяснить все подробно.
Он сделал приглашающий жест, и юноша, поручив своего жеребца заботам подоспевших конюхов, отправился вслед за Нолофинвионом в гостиную. Отделанные деревом стены с резьбой в виде кленовых стволов являли разительный контраст с картиной наполовину разрушенного Виньямара. Туор коротко тряхнул головой, отгоняя неуместное сейчас видение руин каменного дворца и воспоминание о шепоте волн, и подумал: «И все-таки здесь, в Ломинорэ, не в пример уютнее и милей!»
Он улыбнулся и, дождавшись, пока отец устроится в кресле у потушенного до поры камина, сам сел напротив на диван и заговорил:
— Эрейнион остался в Бритомбаре. Он передает тебе самый сердечный привет и это письмо.
Туор сунул руку за пазуху и достал оттуда запечатанный свиток.
— Благодарю, — Финдекано принял послание и уточнил: — Значит, случилось нечто, касающееся лишь тебя одного?
— Верно, атто, — кивнул адан. — Это произошло спустя какое-то время после нашего прибытия. Мы отправились в наше третье путешествие на кораблике, на этот раз на север, в сторону Виньямара…
Туор все рассказывал и рассказывал. Перед ним, словно наяву, вставали скалы Эред Ветрин с горой Тарас, более низкие, чем те, к которым он привык дома. Он слышал шелест набегаемого на берег моря и крики чаек. И ту самую песню, поразившую его до глубины души.
— Так значит, Эленвэ возродилась, — задумчиво прошептал в конце концов Финдекано и, сложив руки под подбородком, нахмурился.
Открылась дверь, и вошедшие верные поставили на столике вазы с фруктами и сыром, а так же кувшинчик с горячим напитком.
— Благодарю вас! — улыбнулся верным юноша.
— Приятного аппетита, — пожелали они и вышли, оставив родичей наедине.
Дождавшись, пока стихнет звук шагов, Туор спросил отца:
— Тебя что-то тревожит?
Съев ломтик сыра, он выбрал миску спелой малины и с удовольствием принялся лакомиться.
— Так и есть, — подтвердил Нолофинвион. — Хотя сама по себе весть о возрождении Эленвэ замечательная. Однако я чувствую связь между нею и тем, что замолчали Аманские палантиры. По всему выходит, что это произошло почти одновременно.
— Но чем возрождение тети Эленвэ могло навредить? И кому?
— Хороший вопрос, йондо. Найти на него ответ — значит узнать врага в лицо.
— Ты думаешь, что тут происки Моринготто?
Финдекано вновь надолго задумался, а потом резким движением покачал головой:
— Сомневаюсь — руки у него не столь длинные.
— Тогда кто же?
— Версия у меня есть, и она мне не нравится, — признался нолдо. — Я должен еще над ней подумать. Но очень уж многое сходится…
Нолофинвион пружинисто встал и прошелся по комнате.
— Что ж, ты прав в одном — Турьо должен знать.
— Так, значит, ты отпустишь меня в дорогу? — обрадовался Туор и обратил на приемного отца по-детски сияющий взор.
Тот покачал головой и посмотрел в ответ ласково:
— Придется — именно тебе открылась песня об Эленвэ, тебе и нести ее. Но ты поедешь не один, а с верными.
— Обязательно, атто!
— И непременно навести Иврин — Владыка Новэ не даст плохого совета.
Туор серьезно кивнул:
— Понимаю. И сегодня же начну подготовку.
— Хорошо. Когда отправляешься?
— Через несколько дней. Постараюсь управиться поскорее.
Финдекано вздохнул:
— Армидель расстроится. Пообещай, что, если будет возможность, ты еще вернешься домой. Нам бы не хотелось прощаться с тобой навсегда.
— Я постараюсь! — порывисто пообещал Туор. — Сделаю все, что от меня зависит.
— Благодарю, йондо. А пока… Отдохни, а вечером устроим маленький пир.
Они поговорили еще немного, а после Туор отправился в свои покои. Финдекано же долго стоял у окна, наблюдая, как постепенно густеет голубизна неба, и хмурая складка не сходила с его лба. Наконец, он принял решение и, развернувшись, вышел из гостиной и поднялся в библиотеку. Сняв с палантира покрывало, он положил ладонь на видящий камень и вызывал Химринг. Однако ответа не последовало. Наконец, спустя значительное время, туман в камне прояснился, и Нолофинвион увидел Майтимо.
— Здравствуй, брат, — приветствовал он. — У меня дурные вести. Эленвэ возродилась…
— Ты так говоришь, словно она причина многих бед нолдор! Финьо, я рад тебе, но объясни, что происходит?
— Происходило, — поправил его Фингон. — Мой приемный сын приехал из Бритомбара — он говорит, что волны напели ему о возрождении жены Турьо. Он слышал ее и от моря и впадающего в него ручья. И возродилась она примерно тогда, когда замолчали палантиры. И… я не уверен, но мое сердце чувствует связь между этими двумя событиями. И зло.
— Остается понять, кто за этим стоит, — задумчиво произнес Маэдрос. — Ты же не думаешь, что это Эленвэ разрушила камни, что остались в Амане?
— Конечно, нет! — воскликнул Финдекано. — Но я уверен, что это не дело рук Моринготто.
— Согласен, — он кивнул головой. — На севере сейчас достаточно спокойно. Да и этот плач, что слышится в палантире…
— Ниэнна?
— Скорее всего, — произнес Маэдрос — Только ей-то зачем прерывать связь между нами, изгнанниками, как нас назвал Намо, и оставшимися?
Майтимо замолчал. Финдекано усиленно думал, словно пытался понять, что такого важного он только что услышал. Ответ был близко. Очень.
— Намо, — одновременно произнесли кузены.
— Один из фэантури, — добавил Фингон.
— Как и Ниэнна, — пояснил Майтимо.
— Но зачем? — удивился Нолофинвион.
— Разделять и править.
— Но это… это же сказал Моринготто!
— Финьо, я тебе уже не раз говорил — не верь Стихиям. Мы должны рассчитывать лишь на себя.
— А что будем делать с Эленвэ?
— Она вряд ли захочет тайно пробраться в Белерианд. А Турукано назад не пропустят.
— Думаешь?
— Уверен. Как и в том, что он попытается.
— Да, согласен, — вздохнул Фингон. — Не потерять бы еще одного брата.
Маэдрос вздрогнул, но ничего не ответил.
Разговор вскоре завершился, оставив после себя привкус горечи и безнадежности. Казалось, скорбное пение одновременно раздавалось и в суровом Химринге, и крепости Ломинорэ. Однако Майтимо быстро прогнал наваждение — пламя, что пылало в его фэа, выжгло призрачную муть. Тоску же Финдекано развеяли ласковые руки жены, так вовремя зашедшей в кабинет.
Западная сторона озера Иврин была укрыта тенью от высоких, острых пиков Эред Ветрин, столь близких, что казалось, до них можно дотронуться, если вытянуть руку. Однако на восточном берегу, где разбил лагерь отряд Тьелпэринквара, ярко, жизнеутверждающе сиял Анар. Тоненько пел ветер, запутавшийся в длинных косах ив, и фэа эльфа вторила ему, звала в путь, делая вынужденное ожидание практически невыносимым.
— Мой лорд, — Асталион неслышно выступил из подлеска и, став поодаль, посмотрел понимающе и немного сочувственно, — леди покинули Ломинорэ.
Несколько мгновений Куруфинвион молчал, едва заметно хмуря брови и в нетерпении покусывая губу, потом коротко вздохнул:
— Я знаю.
Он поднял взгляд и, заметив недоумение во взгляде, пояснил:
— Я чувствую ее, мой друг.
— Леди Ненуэль? — уточнил тот.
— Да.
Асталион помолчал раздумчиво, затем пересек разделявшее их расстояние и сел неподалеку от костра. Его лорд продолжал:
— Она все время стоит передо мной. Ее голос, ее взгляд. Если это наваждение, то самое лучшее и приятное из возможных. Я безошибочно ощущаю теперь, где она, куда зовет меня сердце. Да, девы покинули теперь Дор Ломин и движутся на восток.
— Это что-то сродни осанвэ? — догадался верный.
Тьелпэ кивнул:
— Ты прав, оно самое. Если поставить аванир, то ее фэа не ощущается, но с этим мне ничего не грозит.
Он выразительно поднял руку и продемонстрировал кольцо-амулет на пальце. Асталион кивнул, показывая, что понял.
— А почему же вы раньше не знали, где леди Ненуэль? — уточнил он. — Ведь вы уже пользовались для общения с ней осанвэ…
— Тогда я еще не любил ее, — пояснил Куруфинвион, — и связь наша была не так сильна. А теперь… теперь люблю.
Лицо его просветлело, взгляд вспыхнул огнем, так что казалось, о него вполне можно обжечься.
— Люблю больше самой жизни, — прошептал Тьелпэринквар и, замолчав, сжал до побелевших костяшек рубашку на груди, словно боролся с приступом удушья.
— Почему она такая, Асталион? — спросил он, устремив взгляд на верхушки ив.
— Кто именно, лорд? — столь же тихо и даже как будто немного ласково откликнулся тот.
— Любовь.
Верный пожал плечами:
— Она всегда разная. К одним она приходит незаметно, так что даже ее появление никто долгое время не ощущает, другим он заявляет о себе сразу во всеуслышание. Иногда она похожа на перезвон колокольчиков, который по мере приближения становится все громче.
— А я? — спросил его Тьелпэ.
— А вы ее искали, звали, ждали. Ждали многие сотни лет, уже хорошо представляя, кому именно хотите открыть свое сердце. Именно поэтому, мой лорд, вас и накрыло теперь ею, словно приливной волной в шторм. И поэтому вы до сих пор никак не можете опомниться и прийти в себя.
Тьелпэринквар легко рассмеялся, а замолчавший Асталион улыбнулся по-отечески. Молодой лорд рывком вскочил и взял лук со стрелами:
— Пойду, поохочусь немного.
— Вы все-таки не хотите навестить вашего родича Финдекано?
— В другой раз, мой друг. Теперь я вряд ли буду приятным собеседником. Если вдруг от него придет какой-нибудь посланник, передавайте ему мои извинения.
— Хорошо, непременно.
Куруфинвион скрылся в лесу, на ходу подав сигнал верным, и отправился в сторону предгорий. Зайцев и куропаток он приносил к ужину почти каждый день, дважды подстрелил косулю и один раз марала. Теперь же хотелось просто походить в одиночестве, ни о чем не думая, а оружие взял просто на всякий случай. Однако, заметив спустя какое-то время в траве тетерева, без колебаний вскинул лук. Стрела просвистела в воздухе, и первая добыча заняла свое место в сумке за плечом. Под ногами похрустывала мелкая галька, Тьелпэринквар поднимался все выше, как вдруг заметил промелькнувшую в вышине тень, а после отдаленный, разъяренный вой волка. Сорвавшись с места, он бросился на звуки схватки и скоро увидел беркута, дерущегося с волком. Птица защищала детеныша, должно быть выпавшего из гнезда и теперь испуганно прятавшегося между камнями. Эльф поднял лук и свистом привлек к себе внимание.
— Отойди! — крикнул он на языке птиц.
Промелькнувшая в воздухе стрела вонзилась серому хищнику в горло. Он упал, а эльф, с облегчением вздохнув, приблизился и, вытащив стрелу, поднял добычу.
— Благодарю тебя, — проклекотала птица.
— Не за что, — ответил Тьелпэринквар.
Убедившись, что с птенцом все в порядке и больше его помощь не требуется, он двинулся обратно к лагерю.
Анар все больше склонялся к восточному краю неба, и пора было всерьез подумать об ужине. На ходу он размышлял, в какой именно край Белерианда может теперь держать путь Ненуэль, а потому не сразу заметил выступившего из подлеска верного.
— Что-то случилось? — спросил он, нахмурившись.
— Там человек, мой лорд, — откликнулся дозорный. — Ваш родич.
— Туор? — догадался Куруфинвион.
О приемном сыне Финдекано он слышал неоднократно, и теперь любопытство пробудилось в груди с новой силой.
— Пропустите его, — распорядился Тьелпэ. — Не думаю, что он опасен.
— Я понял вас, — кивнул воин и исчез в подступающих сумерках.
Куруфинвион как раз успел ощипать фазана и вскипятить воду, когда послышались уверенные, незнакомые шаги. Кусты орешника раздвинулись, и на берег озера вышел высокий светловолосый юноша с сияющими радостью глазами. Тьелпэ кивнул сидящему поблизости Асталиону и, отряхнув руки, вышел вперед.
— Alasse, — поприветствовал он. — Я Тьелпэринквар Куруфинвион. Ты сын Финдекано, верно?
— Vande omentaina, лорд Тьелпэринквар. Да, я Туор. Очень рад знакомству.
С минуту оба нэра разглядывали друг друга, и нолдо в конце концов приветливо улыбнулся и сделал приглашающий жест:
— Тогда прошу к нашему костру. Ты, верно, устал?
Лицо юноши осветилось изнутри каким-то особенным, чистым светом, и он, сняв с плеча молодого оленя, подошел к эльфам:
— Благодарю за приглашение. Раз так, то вот мой вклад в будущий ужин.
Костер приветливо вспыхнул, выбросив в темнеющее небо сноп искр.
* * *
Лес становился все гуще и темнее. Не пели птицы, не шелестела листва. Лишь изредка тишину нарушал скрип старых, полумертвых деревьев.
«Какой зверь решит скрываться здесь? Ни пищи, ни воды», — подумал Берен, однако продолжил путь. Следы чудища, что отвадило всех детей, да и девок с бабами, от прогулок по лесу, отчетливо виднелись на темной земле, покрытой прошлогодними осиновыми листьями, полусгнившими и скользкими.
«Вот ведь пакость эдакая!» — выругался, оступившись, сын Барахира и тут же замер, вслушиваясь.
Тишина сделалась гнетущей. Казалось, еще немного, и ее завеса лопнет, разлетится на кусочки, впустив под свод деревьев привычные молодому охотнику звуки. Берен ждал. Когда же оставаться на месте сделалось невыносимым, он сделал шаг. Другой. Еще один. Ничего не происходило, хотя чутье, до этого ни разу не подводившее его, кричало, предупреждая, что цель близка.
Охотничий нож с легким шелестом выскользнул из ножен.
«Где же ты? Появись. Покажись», — думал он, не замечая, что от одной из старых елей отделилась тень, и теперь она следовала за ним.
«Нож. Как символично. Пусть так. Как король. Нет, как отец», — мысли лесного чудища, бывшего когда-то дориатской принцессой, путались, однако теперь она точно знала, чего желает.
— Сме-е-е-ерть! — захрипела она, умоляя охотника прервать страдания ее фэа.
— А-а-а-а! — заорал Берен, разворачиваясь. Нечто двуногое шло, качаясь, ему навстречу и однозначно угрожало.
— Не возьмешь! — крикнул сын Барахира, поудобнее перехватывая кинжал.
— Нож! Дай нож! Сме-е-ерть! — хрипело создание, протягивая когтистую лапу. Берен ударил, но верный клинок не пожелал служить ему на этот раз. Лишь оцарапав тварь, он вывернулся из руки хозяина и сгинул в одной из неглубоких ям, коими изобиловал лес в этой части.
— Балрог тебя подери! — выругался Берен.
— Нет! — захрипела тварь. — Убей! Убей!!!
— Что? — удивился сын Барахира.
— Убей… Прошу, — чудище протянуло ему лапу, по которой алыми каплями бежала кровь.
«Совсем как человеческая», — подумал он.
— Кто ты? И почему я должен тебя убить? — стараясь говорить спокойно, спросил Берен.
Бывшая принцесса молчала.
— Ну же, расскажи о себе. Я Берен, сын Барахира. А ты?
— У меня больше нет имени. Уходи.
— Но…
— Уходи, — настойчиво произнесло чудище.
— Что ж, как знаешь, — неожиданно для самого себя произнес Берен.
Легчайшая магия безумной полумайэ заставила его забыть о ноже, направив юношу к дому, а не в трясину, скрытого за елями болота, как изначально пожелала темная часть души Лютиэн, доставшаяся ей от матери.
— Нож, — как безумная повторяла она, ища клинок в жиже. — Нож. Нож.
Ее рука наконец нащупала рукоять.
— Теперь все. Это конец, — она захохотала и высоко подняла кинжал.
Блеснувшее лезвие мигом привлекло сороку, до той поры мирно сидевшую на дереве. Упускать драгоценную находку птица не желала, а потому ловко спикировала вниз, выхватив оружие у готовой к смерти Лютиэн.
— Нет! Тварь! Покараю! — закричала она, силясь вспомнить нужное заклинание. Однако память подвела бывшую принцессу — в бессильной злобе она продолжала грозить птице, в чьем клекоте ей слышалась и насмешка, и угроза одновременно: «Не время. Раскаяние и искупление. Еще не время».
* * *
— Значит, на время отказаться от вылазок в Ангамандо? — Алкариэль покачала головой и, поднявшись с кресла, заложила руки за спину и подошла к окну.
— Да, моя леди, — серьезно ответил Тихтион. — В ближайшем будущем они могут стать действительно опасными для наших разведчиков. Моринготто враг всего живого, но он не дурак и однажды догадается, что происходит.
С неба ярко светил Анар, неся живительное тепло окрестным полям. Над алыми, голубыми и белыми цветами летали бабочки, и разговоры о войне казались удивительно неуместными. Однако Алкариэль не обращала на простиравшуюся перед ней красоту никакого внимания.
— Да, вы правы — недооценивать противника нельзя, — в конце концов после раздумчивого молчания заговорила она. — Раз так, прервемся на десять лет, а после еще раз обсудим ситуацию.
— Благодарю, леди, — откликнулся с заметной радостью в голосе Тихтион.
— Теперь, — она обернулась и вопросительно посмотрела на сидящего за столом в центре комнаты Налантиона, — как обстоят дела с обучением добровольцев? Говорят, есть какие-то сложности?
— Немного, леди, — подтвердил тот. — Они не нолдор, и в этом все дело. Сердца атани полны отваги, однако реакция их все равно медленнее, чем у эльдар. Но в этом они не виноваты.
— А что авари? — уточнила леди. — Их привлечь можно?
— С вашего позволения, — вставил Вайвион, — я бы поостерегся. Их неприязнь и даже зависть к нолдор могут сослужить в бою плохую службу. Мы справимся сами, без подобной помощи.
— Хорошо, я поняла, — кивнула Алкариэль. — Вы правы. И, в конце концов, не только в численности армий дело…
Она намеревалась продолжить мысль, но оборвала себя на полуслове и, нахмурившись, посмотрела в даль. Туда, где горизонт сливался с небом в единое целое. Советники терпеливо ждали. Наконец, леди снова заговорила.
— Нарсион, — обернулась она к главному инженеру Врат. — Как обстоят дела с укреплениями?
Он стоял в самом дальнем, темном углу, скрестив руки на груди, и, не переменив позы, начал докладывать:
— Артахери почти достроена. Конечно, ущелье на севере слишком широко, чтобы можно было ограничиться одними воротами — их тяжесть может стать непосильной.
— Значит, все же стена? — уточнила Алкариэль.
— Да, госпожа. Мы построили башни и продолжили скалы каменными стенами. На днях приступим к возведению ворот.
— Не забудьте обить их железом.
— Обязательно сделаем, — кивнул инженер. — Но подъемный механизм придется чуть доработать — тяжесть створок все равно выйдет великовата.
— Я верю, что вы справитесь, — улыбнулась леди и, снова посерьезнев, продолжила: — Это ущелье — слабое место в нашей обороне. Его необходимо ликвидировать во что бы то ни стало.
— Понимаю, и согласен с вами.
— Нолдор больше не должны нести такие потери, как в прошлой битве.
Лицо Алкариэль чуть заметно дрогнуло, но спустя всего полмгновения она взяла себя в руки.
— Нужно больше баллист и катапульт, — вновь решительно заговорила она. — И камней к ним. Также обязательно подумайте, чем прикрыть небо.
— О чем вы? — уточнил Оростель.
— О чешуйчатой твари, что приползла к крепости в прошлую битву и принесла столько бед. Представьте, что будет, если подобная гадина вдруг полетит?
— Вы считаете, такое возможно? — подал голос Тихтион.
— Кто знает, на что способна искаженная фантазия Врага.
— Тоже верно.
— Мы обязательно что-нибудь придумаем, — пообещал Нарсион.
— Я в вас верю, друзья, — улыбнулась Алкариэль и обвела каждого из своих помощников внимательным и одновременно ласковым взглядом. — И еще — не будем повторять ошибок прошлых битв, когда каждый народ сражался под началом собственных командиров. Ничего хорошего из этого не выйдет. Предупреждайте наших союзников, что в случае боя они должны будут беспрекословно исполнять ваши приказы.
— Попытаемся, — откликнулся Вайвион. — Но если атани уговорить удастся, то как быть с синдар?
Алкариэль пожала плечами:
— Трандуил — разумный эльф. Уверена, он не станет противиться веским доводам. И в любом случае, с ним беседовать будем не мы.
— А кто?
— Келеборн или Финдекано. К Тьелпэринквару они тоже прислушаются.
— Он-то тут при чем? — не удержался от вопроса Налантион.
Алкариэль в раздумьях покусала губу:
— Странные слухи ходят в Дортонионских лесах. И синдар, что частенько их навещают, охотно внимают им. Я разговаривала на днях с Эльдалоттэ…
Леди принялась рассказывать историю исцеления нолдор во время Дагор Морлах, и советники с легким недоумением переглядывались.
— Тьелпэ — аран? — наконец прервал установившееся молчание Оростель. — А сам-то он знает об этом?
— Сомневаюсь, — откликнулась Алкариэль. — У него в последнее время много иных хлопот, чем прислушиваться к странным разговорам.
— Ладно, — прервал общие размышления Вайвион, — это пока к делу никак не относится, хотя и звучит весьма убедительно.
— Вы правы, Вайвэ, — согласилась леди. — Пора вернуться к нашим заботам. Я надеюсь на вас, на всех.
Нэри по очереди выразили готовность защищать Врата и их госпожу и начали расходиться.
— Оростель! — вдруг весело окликнула Алкариэль нолдо. — Не стоит так спешить. Вы еще с прошлого раза задолжали мне тренировку.
Вайвион коротко хохотнул. Оростель тяжело вздохнул:
— Боюсь представить, что скажет лорд Макалаурэ, когда возроди… вернется и узнает, чем мы тут с вами занимались.
— Вот пусть сначала вернется, — не отступила Алкариэль, — тогда и будете переживать.
— Тоже верно. Что ж, тогда переодевайтесь, а я пока подготовлю оружие.
— Сегодня тренируемся боевым? — глаза нис заблестели восторгом предвкушения.
— Да.
— Я мигом! Вайвэ, а с вас вечером после ужина урок стратегии.
— Я готов, — подтвердил второй советник.
— Буду ждать вас в тренировочном зале, — сообщил Оростель.
Алкариэль ушла, а нэри проводили ее немного печальными взглядами и переглянулись. Вайвион заметил на лице товарища вопросительное выражение и пожал плечами:
— И все-таки не ее вина, что ей пришлось взять оружие в руки.
— Да, — согласился его собеседник. — Но от этого не легче.
Они помолчали еще немного, а после разошлись по своим делам. Оростель надел доспех и достал мечи. Спустя четверть часа пришла леди Алкариэль, и долгое время из тренировочного зала слышался несмолкаемый звон оружия.
* * *
Прокатившийся над стенами Хисиломэ звук серебряного рога разорвал скопившийся в низинах туман. Дозорные поспешили открыть ворота и впустить нолдорана.
— Айя, аран! — приветствовал его начальник стражи. — Вы к нам надолго? Приготовить вам покои? Простите, мы не знали, что вы приедете.
На виноватом лице воина читалось искреннее раскаяние. Финдекано невольно улыбнулся и покачал головой:
— Только до утра, так что не торопитесь. Нас с женой вполне устроит простая кровать и стол с хлебом.
Он спешился и, предоставив конюхам позаботиться о жеребце, помог сойти на землю мелиссэ.
— Как ты? — просил он ее. — Не устала?
— Все в порядке, — успокоила она его.
— Тогда идем?
Жена кивнула, и Нолофинвион направился в отдаленную часть двора. Туда, где, как он хорошо знал, располагались покои целителей. Он и сам провел там много ночей, надеясь, что вот-вот, если не сейчас, то уж через пару часов точно, произойдет чудо и отец откроет глаза. Однако, ничего подобного так и не случилось.
Финдекано толкнул дверь и переступил порог. В лицо ему дохнуло густыми запахами уходящего лета. Морошка, береза, барбарис, бессмертник, брусника, гречиха, донник. В спину толкнула упругая струя свежего воздуха, и нолдо на миг показалось, словно он перенесся в Аман. В ту пору, когда он сам еще малышом часто бегал по полям вокруг Тириона.
— Все хорошо? — спросила тихо Армидель.
Нолофинвион глубоко вздохнул:
— Да… Да. Прости, мелиссэ.
Он обернулся и, быстро поцеловав любимую в щеку, прошел вглубь палат. Навстречу ему уже спешил целитель. Впрочем, по лицу его Финдекано понял, что ничего нового или обнадеживающего сегодня тоже не прозвучит.
— Все по-старому? — не скрывая огорчения, спросил он.
— Увы, государь, — лекарь с печалью покачал головой. — Нолофинвэ не пришел в себя, и я не знаю, произойдет ли это когда-нибудь. Мы уже не по одному разу перепробовали все доступные средства, но…
С этими словами целитель красноречиво развел руками, и Финдекано оставалось лишь вновь печально вздохнуть.
— Вы позволите увидеть его? — спросил он.
— Да, конечно.
Фингон кивнул и прошел в хорошо знакомую комнату. Отец лежал, озаренный лучами заглядывающего в окно Анара, и на бледном, немного осунувшемся лице его светилось спокойствие. Некоторое время сын стоял у порога, а после прошел вглубь и сел на край кровати. Его жена встала неподалеку за спиной.
— Как ты, атто? — спросил он, понимая, что Нолофинвэ все равно не услышит и не ответит. — А у меня все по-старому. Верные все-таки настояли на своем, так что приходится по их воле быть королем. Майтимо тоже отказался, хотя я ему предлагал. Да, что еще? Северные приморские крепости недавно поймали и перебили небольшой отряд орков. Туор приехал из Бритомбара и отправился искать Турьо. Хотел бы я знать, отыщет или нет. Туор — это мой приемный сын. Он адан по крови.
Нолдо все говорил, говорил, и можно было подумать, что за словами он скрывает боль. Или просто соскучился по отцу и хотя бы так хотел побеседовать с ним, поделиться.
— А впрочем, — в конце концов закончил он, — все хорошо. Надеюсь, однажды ты вновь будешь с нами. Мы ждем. Пора, мелиссэ.
Последние слова были обращены уже к жене. Финдекано встал и не без удивления отметил, что прошло больше часа.
— Завтра домой? — уточнила Армидель, вслед за любимым покидая покои целителей.
— Да, — кивнул муж. — До осени предстоит еще много хлопот, надо успеть.
Они вновь вышли во двор, и Финдекано с некоторым чувством удивления оглядел двор. Оказывается, за много лет он успел отвыкнуть от Барад Эйтель. Однако уже через мгновение он отогнал непрошеные мысли и повел Армидель в свои покои.
— Скажу тебе откровенно, Голлорион, в этой одежде я чувствую себя слегка неуютно, — Трандуил нахмурился и скептически оглядел себя. — Непривычно.
Его наряд из тяжелой серебряной парчи был отделан искуснейшей вышивкой, над которой трудились лучшие мастерицы Дориата, а так же крупными бриллиантами и другими драгоценными камнями.
Советник посмотрел серьезно и немного грустно, однако уверенно покачал головой в ответ:
— Я хорошо вас понимаю, государь, но это совершенно необходимо. На праздник Лаинглад собрались синдар из самых отдаленных уголков королевства, а некоторые знатные семьи много веков не навещали Менегрот, не желая встречаться с Мелиан. Теперь они все должны увидеть короля, а не беспечного юного синду, едва вошедшего в возраст.
Трандуил обреченно вздохнул и подошел к окну. Закат уже успел прогореть, на темнеющем небе зажигались первые звезды, и разноцветные светильники в глубине леса сверкали приветливо и ярко.
— У тебя уже все готово, верно? — уточнил он.
— Да, государь, — ответил Голлорион. — Музыканты настраивают инструменты, поляна рядом с дворцом и весь прилегающий лес украшены гирляндами и лентами. Угощения на столах ожидают прихода гостей.
— Хорошо, — кивнул Ороферион и вновь бегло оглядел себя, признавшись: — Наверное, все дело в том, что я еще не до конца привык к своему новому положению.
— Понимаю, ваше величество. Однако надо же когда-нибудь начинать.
На несколько мгновений повисло задумчивое, густое молчание. Трандуил пересек укрытые томным сумраком покои и, взяв с каминной полки венец Тингола, оглядел его.
— Ты прав, и я последую твоему совету насчет одежды, Голлорион, однако корону все-таки надену свою, ты уж извини. Она мне милей.
— С этим я согласен — новый король и новый венец. Ни к чему цепляться за старые символы.
— Тогда пусть этот унесут в сокровищницу, — распорядился он.
Трандуил взял другой венец, лежавший рядом — из тонких нежных веток. Весной он покрывался молодыми зелеными листочками, а теперь его украшали еще и крохотные алые цветы.
— Пойдемте, Голлорион, — объявил Ороферион и наконец надел корону.
Советник с готовностью кивнул и распахнул дверь. Стоявшие в дверях стражи вытянулись и дружно ударили копьями о пол в знак приветствия. Король тепло улыбнулся им и направился по пустынным коридорам к выходу из дворца.
Сердце Трандуила взволнованно билось в груди, мысль неслась вперед, подобно табуну ретивых коней.
«Должно быть, именно теперь, в праздничную ночь, станет ясно — правлю я всем Дориатом или все-таки нет, — размышлял он, — принимают меня знатные семьи синдар или считают самозванцем. Хотя… Они ведь приехали. Это что-нибудь да значит…»
Трандуил вышел из ворот Менегрота, шагнув под раскинувшиеся над головой пышные зеленые своды, и тихий шелест, подобный шепоту ручья или пению застрявшего среди камышинок ветра, пропел:
— Король идет.
Стражи почтительно опустили головы. Изысканно одетые квенди, имен которых молодой государь даже не знал, выступили вперед и так же склонились, приветствуя сына Орофера.
Голлорион выступил вперед и принялся представлять тех из собравшихся, которых, по его мнению, государю следовало непременно знать, и молодому эльфу отчетливо почудилось, что ожили вдруг древние легенды. Он глядел и видел прямо перед собой тех, кто помнил Великий Поход и вождей бессмертного народа, трагедии и подвиги тех лет. И в лицах их, проходивших перед ним одно за другим, он читал любопытство, ожидание, даже легкое уважение, но в них не было враждебности.
— Я рад, что вы с Келеборном рискнули бросить вызов Тьме, — сказал высокий синда, представившийся Серегоном. — Я надеялся, что этот день однажды наступит.
— Кто он? — спросил Трандулил Голлориона, когда его собеседник отошел в сторону.
— Бывший советник Эльвэ, — пояснил тот, — и родич Кирдана.
— Почему же он покинул двор?
— Разошелся однажды во мнениях с Мелиан.
— Понимаю.
За короткими, нарочито небрежно брошенными словами, скрывалась трагедия, и Трандуил с печалью в сердце покачал головой, теперь целиком, до самого конца осознав глубину постигшей когда-то Дориат беды. Новым взглядом оглядел он внимательно изучавшие его лица, и каждому приветливо кивнул.
А музыка над поляной звучала все громче и громче, со всех сторон раздавался веселый смех. Несколько пар танцевали, остальные угощались разложенными на столах десертами, и молодой король, едва с официальной частью торжества было покончено, принялся бродить по поляне между гостей, всматриваясь в фигуры собравшихся. Мужи приветственно кивали ему, жены и девы улыбались, и каждый из синдар вглядывался в лицо нового короля, ища там ответы на свои вопросы, и провожал его взглядом. Внимание гостей оказалось столь пристальным, что Трандуил в конце концов просто встал в стороне, усилием воли подавив малодушное желание сбежать.
— Привыкайте, государь, — прошептал Голлорион, и Ороферион, обернувшись, разглядел на его устах добродушную усмешку.
— Что, так будет всегда?
— Да, ведь вы теперь их владыка.
Несколько мгновений король обдумывал перспективу и, в конце концов, признался:
— В бою как-то проще.
— Согласен с вами.
Мелодии сменяли одна другую, танцующих постепенно становилось все больше. Кто-то пел, вторя музыкантам. Трандуил с облегчением подумал, что праздник, кажется, вполне удался, и уже собирался пойти к столам перекусить, как вдруг увидел прямо перед собой откровенно смеющийся взгляд.
— Государь, вы так и будете тут стоять? — спросила золотоволосая дева с сияющими, подобно праздничным огням, голубыми глазами, напоминающими небо в летний полдень.
Ее золотое, под стать волосам, платье сверкало капельками крохотных алмазов, и вся она напоминала диковинный цветок. Прежде чем ответить, Трандуил позволил себе несколько мгновений полюбоваться отважной незнакомкой, и, наконец, признался:
— Еще не решил. Хотя намерение такое было.
— Ну, разве так можно! — всплеснула руками дева. — Такой чудесный вечер, а вы скучаете!
— А вы что, хотели меня пригласить на танец? — рассмеялся он.
Однако дева не смутилась и, решительно вскинув подбородок, ответила:
— Да! Пойдете?
Она чуть склонила голову на бок и посмотрела на него изучающе. А молодой король вдруг подумал, что не простит потом себе, если откажется, и уверенно проговорил:
— Пойду.
Он улыбнулся тепло и ласково и протянул руку. Дева вложила пальцы, и он, прежде чем отправиться танцевать, спросил:
— Как же тебя зовут?
— Тилирин, — с готовностью ответила она.
— «Сияющая королева», — перевел Трандуил. — Хорошее имя для…
Он не договорил, оборвав себя на середине мысли, и повел спутницу в танце. Она улыбалась ему, и в улыбке этой Ороферион видел чистый и ясный свет. Рука его с удовольствием ощущала сквозь ткань изгиб тонкой талии девы.
— Расскажи о себе, — попросил он.
Тилирин охотно заговорила:
— Я дочь Серегона, самая младшая из всех.
— Вот как? И сколько у тебя братьев?
— Один. И две сестры. Наш дом теперь на берегу Ароса.
Они все говорили, и когда мелодия закончилась, Трандуил не стал торопиться расставаться, а пригласил спутницу на следующий танец. Итиль плыл по небу, заливая поляну и лесные тропинки серебристым светом. Наконец, Ороферион заметил:
— Кажется, теперь моя очередь проявить гостеприимство. Хочешь перекусить? Тут есть замечательные десерты.
— С удовольствием, — откликнулась она.
Они подошли к одному из столов, и Трандуил, выбрав вазочку со взбитыми сливками и ягодами, протянул ее Тилирин.
— Летняя ночь короткая, — заметил он задумчиво.
— Да, государь.
Дева посмотрела вопросительно, и он продолжил:
— Перед рассветом я должен буду петь.
— Гимн Света.
— Именно так. Ты поможешь мне?
— Ты просишь меня об этом? Гимн поет только король.
— Я знаю.
Они замолчали, глядя друг другу в глаза, и обоим показалось вдруг, что за несколько мгновений успели промелькнуть много часов.
— Я помогу, — ответила уверенно Тилирин.
— Благодарю, — чуть склонил голову Трандуил и поинтересовался: — Когда праздник закончится, вы вернетесь домой или останетесь в Менегроте?
— Еще не решили, — призналась дева.
— Я был бы рад, если бы вы задержались.
Небо над их головами чуть посветлело, окрасившись на востоке в нежно-розовые тона. Тилирин улыбнулась:
— Я передам отцу. Не думаю, что он будет возражать.
Трандуил молчал, не зная, что еще сказать, и, наконец, заметил:
— Мне пора.
— Да.
Он отставил в сторону кубок с мирувором и, глубоко вздохнув, вышел на поляну.
«От того, кто задержится до конца праздника, зависит многое, — говорил ему накануне Голлорион. — Любопытство может привести на Лаинглад многих, однако только те, кто принимает тебя, задержатся до рассвета».
Теперь король обвел внимательным взглядом лица гостей и понял, что остались все. И тогда он запел.
Гимн, сложенный еще до восхода светил, звучал в его устах естественно и легко. Он летел над поляной, поднимаясь все выше к небесам, и фэа готова была воспарить вслед за ним. Теперь, под конец этой долгой ночи, он отчетливо понимал — что-то изменилось и в нем самом, и дело было не только в улыбке девы. Нечто невидимое, и в то же время прочное соединило его самого и всех квенди, кто нынче доверился ему.
«Может быть, именно так и становятся королями?» — подумал он и, отыскав взглядом Тилирин, протянул ей руку.
Дева вышла и вложила пальцы в его ладонь. Трандуил сжал их, и ее голос, высокий и нежный, присоединился к его, зазвучав в унисон.
* * *
— Финдарато, как это понимать?! — Артаресто вошел в покои брата, тут же сбросив маску вежливо-радостного приветствия.
— Ты о чем, торон?
— Вызываешь меня к себе, не объясняя причины. Твои верные ведут меня и отряд с завязанными глазами…
— Меры предосторожности, — быстро ответил Финрод.
— Хорошо. Но как понимать то, что я видел?
— Уточни.
— Эол и моя дочь. Они шли, держась за руки!
— Думаю, жених и невеста могут себе это позволить, — спокойно ответил Финдарато.
— Этот… этот… жених Финдуилас?! — воскликнул Ородрет.
— Остынь, брат. Я говорил с ним. И не раз. Эол ни в чем не виновен, — произнес Финдорато.
— Ты не знаешь всего! Он выковал дурные мечи! Он…
— А ты все ли знаешь? Или поверил Гвиндору? — воскликнул Финрод.
— Но он… — Ородрет замолчал. — Рассказывай, торон.
Финдарато поведал историю, услышанную от племянницы и подтвержденную словами Эола. Артаресто слушал, пытаясь примирить противоречивые чувства, что возникали в его фэа.
— Ты хочешь поженить их? Как государь Нарготронда? — наконец спросил он.
— Ты против?
Ородрет молчал.
— Ресто, я жду ответ, — произнес Финрод.
— Знаешь, — начал тот, — у тебя нет дочери. И вряд ли уже будет…
— Ресто!
— Ты и правда надеешься вновь увидеть Амариэ?
— Это не относится к делу! Почему ты против брака Финдуилас и Эола?
— Я… я желаю дочери лишь счастья! — воскликнул Ородрет.
— Тогда почему против? — настаивал Финрод.
— Да не против уже…
— Отлично! Тогда через неделю свадьба?
— Финдэ! Почему ты так?
— Как?
— Как король.
— Хочешь примерить венец? — Финдарато снял с головы золотой обруч.
— Нет, но…
— Но? Так примерь! Пойми, каково быть королем сокрытого города и старшим среди… среди очень эмоциональных братьев.
— Финдэ, я…
— А я говорю, примерь! — с этими словами Финрод надел золотой венец на голову Ородрета.
— Что скажешь? — спросил он через несколько долгих минут.
— Ты прав, брат и король. Я благословлю брак дочери и синды Эола. Пусть живут счастливо в твоем королевстве! — произнес он, снял венец и вышел из покоев брата.
«Нет, только не это! — тряхнул в очередной раз головой Артаресто, отгоняя видения рушащегося Нарготронда. — Я не допущу ничего подобного!»
Неделю спустя состоялась свадьба. Финдуилас, счастливая и радостная, она искренне благодарила отца и жалела, что мать не может быть с ней рядом в этот день.
— Поверь, дочка, аммэ все знала заранее, отпуская меня в поход, — сказал Ородрет и передал ей шкатулку. — Возьми, на счастье!
— Благодарю!
Танцы сменились застольем, за которым последовали песни и поздравления. Нолдор радовались и славили любовь, а вскоре Финдуилас и Эол покинули гостей, чтобы праздник завершился, как должно — для них двоих звучала музыка и благословение Эру, танец их фэар стал единением их роар, финальным аккордом гимна их любви.
* * *
— Значит, Эленвэ возродилась? — Куруфинвион нахмурился и, выбрав палку потолще, поворошил поленья в костре. Искры весело взмыли ввысь, даря ощущение умиротворения и защиты.
Над их головами тихонько шелестели ивы, звезды дарили скудный, рассеянный свет. Время от времени тихонько фыркали пасшиеся поблизости кони.
Один из сидевших поблизости верных проверил жарившееся над огнем мясо и перевернул вертел.
— Да, лорд Тьелпэринквар, — подтвердил Туор.
— Можешь звать меня просто Тьелпэ, — разрешил тот.
— Хорошо. Благодарю тебя. Однако вот что меня в данный момент занимает — ты уже второй, кому я сообщаю эту весть с тех пор, как покинул Бритомбар, и ты тоже не проявляешь признаков радости. Это случайно? Или есть причины?
Нолдо рассмеялся чуть слышно:
— Что, аран Финдекано тоже заподозрил неладное?
— Именно.
Тьелпэринквар вздохнул:
— Понимаешь, мой юный родич, все дело в том, что замолчали аманские палантиры. Как раз тогда, когда, по твоим словам, жена Тургона вышла из Мандоса. В подобные совпадения я не верю, но кому под силу осуществить такое?
— Валар? — предположил Туор.
— Верно. И это значит, что они…
— Наши враги?
— Не друзья, уж точно. Но все или только некоторые из них, пока можно только гадать. Имей это в виду, Туор, ведь однажды мы расстанемся, и тебе придется начинать действовать в одиночку.
— Благодарю от души за совет. А ты? Зачем ты хочешь идти в потаенный город?
Он совершенно по-детски склонил голову на бок и поглядел с любопытством. Тьелпэринквар улыбнулся:
— Чтобы найти одну деву, которая ждет меня.
— Тогда прими еще раз мою благодарность за то, что согласен взять меня с собой. Когда мы отправимся?
— Через несколько дней.
— Я постараюсь быть полезным, — пообещал горячо юноша.
Сидевший рядом Асталион тепло, по-отечески улыбнулся и принялся раскладывать по тарелкам кашу из котелка.
— Это вовсе не обязательно, — заверил Туора Тьелпэ.
На несколько мгновений установилось молчание, и стало слышно далекое пение ночных птиц.
— Скажи, — заговорил вновь юноша, — почему эльфы не слышали прежде этой вести?
— О возрождении Эленвэ? — уточнил Куруфинвион.
— Да.
— Могу предположить. Понимаешь, даром слушать голоса морей и рек владеют телери и, соответственно, их родичи фалатрим. Ты сам говоришь, что тебя научила этому искусству твоя приемная мать Армидель.
— Верно.
— Возможно, фалатрим и слышали прежде, но не обратили внимания. Какое им, по большому счету, дело до одной из жен нолдор? Вот если бы речь шла о телерэ, они бы наверняка заинтересовались. Мы же не владеем подобным искусством.
— Как жаль, — откликнулся Туор. — Выходит, Эрейнион тоже мог бы услышать весть?
— Вполне. Но в ту ночь первым в дозоре был ты.
— А что, если, — адан оживился, глаза его заблестели еще ярче, чем прежде, — ты сам передашь Тургону новость о его жене, раз уж ты все равно идешь в Гондолин, а я вернусь в Бритобмар?
— И будешь кататься с Эрейнионом на лодках? — Тьелпэринквар рассмеялся. — Ну, нет. Тебе открылась песня, тебе и нести ее.
— Совсем недавно я уже подобное слышал, — признался юноша.
— Вот видишь, значит, это правда.
— Прости, — повинился его собеседник. — Наверное, я проявил малодушие.
— Ни в коем случае. Просто ты еще очень молод, поэтому тебе, разумеется, интереснее кататься с братом, чем искать тайные тропы. Это скоро пройдет, не волнуйся.
— Когда?
— Через пару лет, или даже быстрее. А теперь, давай-ка ужинать и спать, завтра начнем собраться в дорогу. Нужно будет навялить побольше мяса.
— Я готов! — Туор вскочил на ноги и принялся помогать верным.
Тьелпэринквар сперва наблюдал за ним, а после с улыбкой покачал головой и присоединился к разделке уже совсем готового мяса.
* * *
Лехтэ внимательно оглядела деревянную чашу и, удовлетворенно кивнув, поставила ее в центр стола.
За окошком уже успели обильно высыпать звезды. Пели соловьи, и теплый ветер, залетавший в широко распахнутое окно, доносил ласковый шелест листвы.
Смахнув стружки со стола, она подумала, что стоит, пожалуй, наложить на готовое изделие защитные чары, но этим можно будет заняться уже утром.
Чаша вышла красивой — из древесины поваленного первой весенней бурей дуба, полированная, с высокими краями и сквозным узором в виде ягод и цветов вишни.
«Потом поставлю ее на стол, — подумала Лехтэ, — положу внутрь фрукты. А осенью украшу желтыми и красными листьями».
Представшая в воображении картина понравилась нолдиэ, и она вновь широко улыбнулась. Однако теперь пора было заканчивать работу. Сложив инструменты, она погасила светильники и вышла из комнаты.
«Интересно, как продвигаются поиски сына?» — подумала она, и на душе на мгновение стало легко и светло. Мысль, что скоро Тьелпэринквар, быть может, приедет домой с возлюбленной, что следом будут помолвка и свадьба, согрела сердце.
Лехтэ быстрым шагом пересекла мощеный двор и, подняв глаза, увидела в окне библиотеки свет.
«Может, это Курво?» — мелькнула мысль.
Эллет проворно взбежала по винтовой лестнице и толкнула дверь.
«Так и есть», — подумала она, переступая порог. Муж сидел перед разожженным камином и, положив подбородок на переплетенные пальцы, о чем-то думал.
Стараясь не мешать, Лехтэ осторожно села на подлокотник дивана и несколько мгновений молча любовалась профилем Курво.
— Что-то случилось? — наконец спросил он.
— Нет, ничего, — ответила жена. — Просто так. Соскучилась.
Короткий разговор завершился, и Лехтэ принялась с улыбкой разглядывать весело пляшущие язычки пламени.
«Как быстро все пролетело, — подумала она. — В юности казалось, что время детей будет длиться долго-долго. Но вот и сын уже совсем взрослый. Теперь будем ждать внуков».
Отчего-то мысль, что они непременно родятся, не вызывала сомнений. Закрыв глаза, нолдиэ прислушалась к шепоту фэа и расслышала два голоса — старшей девы и младшего нэра.
«Хотя, кто знает, как оно на самом деле сложится», — напомнила себе Лехтэ и тряхнула головой.
В памяти всплыло детство сына и то, с каким удивленно-сосредоточенным выражением на моське он сидел перед камином, пытаясь разгадать, почему огонь горит так ярко и жарко. Потом он настойчиво просил родителей научить его пользоваться огнивом и в ближайшем путешествии долго тренировался. Сначала кремень выскальзывал из неловких маленьких пальчиков, потом малышу не хватало силы. Наконец, когда первая искра вспыхнула и, упав на сухой трут, разгорелась, счастью эльфенка не было границ.
Птицы за окнами все так же пели, огонь камина согревал, радуя взор и сердце, Курво по-прежнему сидел, думая о чем-то своем, и краткое мгновение покоя и радости казалось полным и насыщенным.
Не зная, можно ли беспокоить мужа, Лехтэ встала и подумала, что стоит, пожалуй, пойти приготовить горячего напитка с последними летними травами, а еще посмотреть, не осталось ли чего-нибудь на ужин. Взгляд снова упал на огонь в камине, и в голове эллет мелькнула мысль:
«Пожалуй, следующий гобелен будет изображать свадьбу сына».
Мысль, подобно пламени, согрела сердце, и Лехтэ все так же тихо, стараясь не мешать, покинула комнату и осторожно закрыла за собой дверь.
Куруфин же вздохнул и позволил себе расслабиться — ему вновь удалось удержать гнев, всегда рвущийся наружу при появлении супруги. Это жуткое искажение мешало и одновременно пугало Искусника. Опасаясь причинить Лехтэ вред, он сделался холодным и замкнутым, предпочитая избегать ее общества или же ограничивать общение короткими, ничего не значащими фразами. Конечно, долго так продолжаться не могло, ведь ему самому порой нестерпимо хотелось обнять любимую, целовать, всюду, медленно освобождая ее от одежд, и… отхлестать до крови, ударить, сломать!
«Нет, — почти с рычанием прохрипел Куруфин. — Этому не бывать! Я не сдамся. Я найду способ победить тебя, найду!»
Взгляд Искусника устремился на север и одновременно внутрь себя. Волна гнева в очередной раз утихла, чтобы потом бушующим прибоем вновь попытаться опрокинуть и утянуть за собой Куруфина.
«Нет!» — упрямо повторил он, не желая сдаваться, и устало прикрыл глаза. Еще одна одинокая ночь в библиотеке ожидала Искусника.
— Смотри, Итариллэ, — окликнула Ненуэль ехавшую позади подругу, — Седьмые Врата уже стоят. Последние, титановые.
Принцесса миновала, наконец, Золотые и, догнав спутников, с интересом посмотрела на две гигантские створки с башнями по бокам, последними перегородившие Орфалк Эхор.
— Значит, наш город теперь действительно достроен, — заметила она и широко, приветливо улыбнулась, словно при виде старого друга.
— Какой красивый узор, — восхитилась дочь Глорфинделя. — Чем-то напоминает сам Ондолиндэ.
— Это Тирион, — ответила Итариллэ. — Такой, каким он представал со стороны ущелья Калакирья. Видишь, тут скалы изображены по бокам.
— Так вот он какой…
Ненуэль подъехала ближе и принялась с неподдельным интересом всматриваться в черты города, который был родным для ее отца и матери, и который она ни разу в жизни не видела.
«И Тьелпэ тоже там родился», — подумала она, и на чело ее набежала легкая тень тоски.
Тем временем стражи их заметили и вышли, чтобы приветствовать. Створки распахнулись, и две путешественницы вместе со своими сопровождающими въехали туда, где начинались владения среднего Нолофинвиона.
С неба ярко светил Анар, впереди виднелась густая зелень полей. Девы пустили своих коней быстрее, и вскоре взорам их предстал далекий холм и белоснежный мраморный город.
— Вот мы и дома, — прошептала Итариллэ с восторгом.
— Значит, моя миссия подошла к концу, — откликнулся ехавший рядом Эктелион.
— Благодарю вас, лорд! — искренне произнесла принцесса.
Нэр в ответ чуть заметно нахмурился.
— Мне, — он внезапно запнулся и, обернувшись, с печалью и затаенной болью посмотрел в сторону Ненуэль. — Не скажу, что это путешествие оказалось легким для меня. И все-таки я ни о чем не жалею.
Позади захлопнулись с глухим стуком Врата, и дочь Глорфинделя вздрогнула, как от удара плетью.
— Лорд, — окликнул командира один из сопровождавших их в дороге верных, — не возражаете, если я задержусь тут не надолго у брата?
— Конечно, оставайся, — разрешил он. — В принципе, вы все уже можете быть свободны.
Он отъехал в сторону, чтобы дать воинам последние распоряжения, и Ненуэль заметила, уже не пытаясь скрыть охватившее фэа смятение:
— Странно, этот город часть меня, я помогала строить его и не знаю иной родины. И все же теперь он кажется мне чужим.
— Твое сердце и мысли далеко? — догадалась Идриль.
— Да. Они с мельдо. Как он там? Чем занят сейчас? О чем думает? Очень надеюсь, что у него все хорошо.
Ненуэль судорожно вздохнула и порывисто прижала руки к груди. Обернувшись, она посмотрела на скалы так, словно могла видеть сквозь камень. Сердце девы часто, неровно билось.
— Это так непривычно, — продолжила вскоре она, — когда один-единственный нэр становится вдруг целым миром. Так необычно и… волшебно.
Некоторое время тишину не нарушало ничего, кроме далеких голосов верных и шагов стражей.
— Дороги Белерианда сейчас безопасны, как никогда прежде, — вскоре задумчиво заговорила Идриль глубоким, немного напевным голосом.
Ненуэль подалась вперед:
— Ты что-то видишь?
— Да. Он дойдет, — Итариллэ обернулась к подруге и широко улыбнулась. — Он дойдет. Ни о чем не волнуйся.
Ее кузина облегченно выдохнула, и обе девы, наконец, пустили коней по тропе, спускавшейся в долину.
Теплый летний ветер обдувал разгоряченные лица. Высокие травы ласкали ноги лошадей. Всадницы торопились, и все же временами им казалось, что Ондолиндэ растет невыносимо медленно. Однако вскоре показалась ведущая на вершину Амон Гварет тропа, и стражи, стоявшие на стенах, протрубили дважды в серебряный рог, возвещая о прибытии дочери и племянницы короля.
— Ты теперь домой? — поинтересовалась Идриль у кузины.
— Да. Хочу, не откладывая, поговорить с отцом. Надеюсь, он там.
— Если нет, то скажи, я поищу во дворце.
— Хорошо.
Взгляд Ненуэль упал на камень, украшавший подаренный Тьелпэринкваром перстень и делавший осанвэ безопасным, и вновь она почти физически ощутила его поцелуй у озера, ласковое прикосновение сильных рук. Пальцы непроизвольно коснулись губ, а сердце часто забилось.
— До встречи, — махнула рукой Итариллэ.
— Хорошего вечера! — ответила Ненуэль и, дождавшись, пока кузина скроется за поворотом, направила коня к дому.
Анар уже успел позолотить западный край небосклона, однако до заката оставалось еще достаточно времени. Дочь Глорфинделя оглядывалась по сторонам, но радостно взмывавшие ввысь струи фонтанов, стены мастерских, шпили башен — все казалось каким-то призрачным, нереальным. Все чудилось, что стоит ей дунуть посильнее — и видения развеются, как туман в летний полдень.
«Тьелпэ», — то и дело неосознанно звала она, и ей казалось, что она слышит, сердцем ощущает ответ.
Вскоре за поворотом показался знакомый до мелочей дом, и на его порог вышел отец.
— Я ждал тебя, — приветствовал он, подходя ближе и принимая повод коня. — Стражи предупредили. Отчего так рано? Я думал, вы еще задержитесь у Финдекано.
— Здравствуй, атто, — ответила Ненуэль и, чуть нахмурившись, потерла переносицу. — Я все расскажу, сегодня же. Но это долгий разговор.
— Тогда не тороплю.
Тихонько шелестели яблони, словно здоровались. Из окон вкусно пахло свежим хлебом, который пекла аммэ.
Глорфиндель увел коня, а Ненуэль отправилась в свои покои. Когда же вечер сгустился, а ладья Ариэн почти скрылась за пиками гор, отец и дочь снова вышли в сад.
— Как быстро летит время, — заметил Глорфиндель и, остановившись под ближайшим деревом, коснулся ветки, — смотри, яблоки уже почти совсем созрели. Еще недавно ты была смешной пухлощекой малышкой, и вот теперь собираешься выйти замуж. Так значит, вы повстречались?
Он изучающе, пристально и одновременно ласково посмотрел на дочь. Ненуэль подтвердила:
— Да. И он скоро придет за мной.
Отец едва заметно покачал головой:
— Первый дом… Что ж, я рад, по крайней мере, тому, что это Тьелпэринвар, а не кто-то иной.
— Почему?
— Он не связан Клятвой, как его родичи.
— Это так важно?
— Да.
Несколько долгих мгновений царило молчание. Ненуэль смотрела в укрытую тенями даль, словно пыталась разглядеть на тропах Белерианда фигуру любимого.
— Ты дашь благословение? — наконец спросила она у отца.
— Сначала мне надо услышать, что он скажет, — откликнулся Глорфиндель.
— Атто!
В голосе дочери послышалось искреннее возмущение, однако ее отец оказался настроен решительно:
— Не волнуйся, малышка — обещаю не забывать, что люблю тебя и желаю счастья. Однако выслушать твоего избранника все же хочу. И лишь потом принимать решение.
Ненуэль вздохнула, и Глорфиндель крепко обнял дочь за плечи, поцеловав в макушку:
— Пойдем в дом, расскажем обо всем аммэ. Вот уж кто точно будет на твоей стороне. В отличие от меня, злодея.
Он рассмеялся, и дочь, с облегчением подхватив, пошла вместе с отцом к крыльцу.
* * *
«Убе-е-ей!» — отчаянный голос лесного существа преследовал Берена повсеместно. Мысли юноши постоянно возвращали его в тот день в мрачную чащу.
«Кем изначально ты являлось, и кто смог сотворить подобное?» — думал, ужасаясь, юный охотник, постепенно понимая, что не обретет покоя, пока не разберется с этим странным созданием.
— Сынок, с тобой все в порядке? — обеспокоенно спросила его мать.
— Да, а что? — удивился тот.
— Я уже тебя третий раз окликаю, а ты молчишь, — с легким упреком произнесла женщина.
— Прости, задумался, — ответил сын Барахира. — Что ты хотела?
— И кто же она?
— Ты о чем?
— Та, о которой думаешь, — ответила мать.
— Сам хотел бы понять, — произнес Берен. — Не чудищем она была когда-то, но кем…
— Опять ты за свое! — в сердцах воскликнула женщина. — А я уж надеялась, что скоро внуков нянчить буду. Вот и иди опять в свой лес!
— А это мысль! — воскликнул юноша и быстро обнял мать. — Я так и поступлю. Быть может оно… она сама мне все и расскажет.
Барахир с тяжелым сердцем отпустил сына и, простившись с ним на опушке, вдруг произнес:
— И помни, где-то есть тайный город Нарготронд. Его король волшебством владеет немалым. Коли и правда то не чудище лесное, а красна девица, заколдованная, идите к нему, он поможет. Он всем помогает. Сам. Странный король. Теперь ступай.
Берен пристально посмотрел в глаза отцу, кивнул, развернулся и шагнул в лес — навстречу своей судьбе.
* * *
— Значит, ты предлагаешь идти на запад, эльф? — князь Хастара, молодой мужчина с резкими чертами лица, широкими плечами и почти по-девичьи тонкой талией, крутанул в пальцах кинжал, поймав лезвием отблеск солнца, и, цокнув языком, нахмурился.
— Именно так, — подтвердил Келеборн.
Легко поднявшись с мягких подушек, он прошелся по комнате и выглянул во двор. Стража князей, пришедших в Талханну на переговоры, сидела под раскидистой пальмой и очевидно скучала. Время от времени появлялись женщины с кувшинами воды или корзинами хлебов и фруктов. Князь Рханна обещал устроить к вечеру грандиозный пир, но до тех пор многое еще предстояло решить.
Прилетевший из далекой пустыни жаркий ветер принес протяжные, плачущие звуки зурны, словно кто-то невидимый жаловался духам природы на свою участь. А, может, это музыкант потерял родича в минувшем бою…
Некоторое время Келеборн слушал, а потом незаметно вздохнул и обернулся к пришедшим на совет князьям. Три из них были уже в годах, и вряд ли стоило ожидать, что они согласятся отправиться в долгий путь.
«Хотя, — подумал синда, — за спиной каждого из них стоят сыновья».
Два же других, включая Хастара, были молоды и вступили во владение землями предков совсем недавно.
Однако и те, и другие были настоящими сыновьями востока и хорошо скрывали свои истинные мысли.
— Почтенный Рханна сказал, что мы больше не хотим быть рабами, — начал юный Иннара, и внимательно слушавший его Хастара согласно цокнул языком. — Это правда. Но я не могу заставить своих людей покинуть родные жилища до конца своих дней.
— Возможно, так много времени не понадобится, — откликнулся Келеборн. — Хотя не стану скрывать — мы не знаем, когда именно начнется битва с нашим общим Врагом. Может пройти и десять лет, и двадцать.
— Или же тридцать, — вставил седобородый Кхатта.
— Верно, — согласился эльф.
Хастара покачал головой:
— Наши сыновья за это время успеют вырасти и стать мужами. Женщин тоже нельзя оставлять на такой срок.
— Для всех, кто согласится откликнуться на призыв, найдется земля, где они смогут жить со своими семьями, — пообещал синда.
Князь Рханна вздохнул и, потянувшись к стоявшему на столе круглому серебряному блюду, взял кусочек халвы.
— Западная земля чужая и незнакомая, — заговорил он. — Там холодное лето и снежная зима, которая даже волка прокормить не может. Там топкие болота и слишком бурные реки. Звезды севера малы и далеки. На западе солнце садится, эльф, а встает оно на востоке. Именно восток рождает настоящих мужчин.
Внимательно слушавший старика Хастара почтительно поклонился:
— Ты как всегда прав, мудрейший. Мы не можем приказать своим воинам следовать за тобой, однако в нашей власти предложить отправиться добровольно, чтобы совершить подвиг. Конечно, тем, кто решится, придется взять семьи с собой. Потом, когда Враг будет побежден, они смогут вернуться в родные края. Туда, где солнце светит жарко и горизонт широк, а пески пустыни навевают сладкие сны.
Келеборн вздохнул с облегчением. Князь Хастара, несмотря на возраст, пользовался уважением, и к его словам прислушивались даже старшие правители.
«Согласие его и Рханны значит очень много», — подумал синда.
— Сколько потребуется времени, чтобы узнать ответ? — прямо спросил принц.
Иннара ответил честно:
— Много. Мы должны будем вернуться в свои владения, собрать народ и обо всем ему рассказать. Затем люди должны будут подумать, посоветоваться с домашними.
Кайрталла, последний из пяти князей, уточнил:
— Скорее всего, жди ответа к следующему лету, эльф.
— Благодарю вас всех от души, — ответил Келеборн и по восточному обычаю склонил перед князьями голову, сложив руки на груди. Те ответили ему тем же.
«Мелиссэ обрадуется, — подумал он. — Конец нашей миссии уже близок».
— Жду вас всех после заката вместе с семьями, — напомнил Рханна, тяжело поднимаясь.
Его сын подал руку, помогая отцу.
Келеборн посмотрел на голубеющее за окном небо и подумал:
«После пира союзники разъедутся, а нам предстоит набраться терпения и ждать».
Серебряный рог протрубил, возвещая окончание совета.
* * *
Хурин отложил в сторону инструмент и, оглядев в последний раз работу, удовлетворенно кивнул. Теперь искусственной деревянной ногой снова можно было пользоваться.
Наклонившись, он закатал до колен штанину и уже привычными движениями закрепил протез, один из двух, ставших за последние семнадцать лет почти настоящей частью тела. Он сам уже смутно помнил, каково это — пользоваться собственными живыми ногами.
Потянувшись, мужчина взял в руку деревянную трость и не без усилия поднялся. Суставы в последние дни болели, должно быть, к перемене погоды, и он с грустью думал, что успел запасти мало сена. А, значит, коза может остаться без еды.
«Или снова покупать у сельчан», — подумал он и поглядел сквозь покрытое грязными разводами стекло во двор.
Покосившийся плетень, пяток тощих кур, кот, та самая коза и злая собака на цепи — вот и все его богатство. Хотя к своему новому положению он успел приноровиться достаточно быстро, однако на многое его сил и возможностей не хватало. На охоту Хурин ходить далеко уже не мог, а после целого дня, проведенного в поле, болели культи ног. Эльфы, видя бедственное положение героя Дагор Морлах, неоднократно предлагали ему переселиться вместе со своей живностью в одну из крепостей нолдор, однако Хурин до сих пор упрямо отказывался.
«Впрочем, ради козы, возможно, в этом году придется согласиться», — подумал он и скрипнул от досады зубами. Детей у него не было, жена ушла вскоре после исчезновения Риан, так что помочь ему по хозяйству было некому. Только соседские ребятишки иногда забегали и, уже не спрашивая разрешения, принимались хлопотать. А Хурин их в благодарность за это учил всему, что знал сам, и рассказывал истории. Малышня любила их слушать, особенно долгими зимними вечерами.
Тяжело вздохнув, мужчина сунул горшок с недоеденной кашей в потухший очаг и вышел во двор. Пока не зашло солнце, нужно было прополоть огород, а потом успеть накосить хоть немного сена.
Привычными, немного неловкими движениями он принялся за работу. Несколько раз Хурин останавливался передохнуть, а однажды нога его неловко подвернулась, и он чуть не упал, успев в последний момент ухватиться за ближайший колышек.
Мужчина тихо выругался сквозь зубы и выпрямился. Сердце загнанным зайцем колотилось в груди. В этот момент калитка тихонько скрипнула, и в щель просунулись две любопытные чумазые мордашки — сыновья соседа.
— Хотите, мы поможем? — вместо приветствия спросили они.
Ответа, впрочем, малыши и не ждали. Засучив рукава, пацанята живо принялись наводить порядок на огороде, а, закончив с этим, взяли старую косу и пошли в поле. Хозяину дома оставалось только покормить скотину, но с этим он вполне управился сам.
«И еще в доме прибрать не мешало бы», — подумал он.
День покатился по небосклону куда живее. Когда зашло солнце, ребята пришли и, отчитавшись о том, сколько успели сделать, сели к столу, где их уже ждал травяной напиток и хлеб с козьим сыром.
— Спасибо! — дружно поблагодарили ребята и принялись за ужин.
Огонь в очаге потрескивал, создавая видимость уюта. Намышковавшийся кот дремал на лавке, время от времени шевеля ушами.
— Дядя Хурин, а вы расскажете нам сегодня какую-нибудь историю? — прямо спросил старший из мальчишек, которому уже исполнилось по весне одиннадцать лет.
— Обязательно, — кивнул тот.
Убрав со стола, он снова сел на лавку и задумался, глядя на огонь. Дети ждали, затаив дыхание.
— О чем же вам рассказать? — подумал он. — Может, о маленьком сироте, который стал принцем нолдор?
— А кто он был? — спросил младший. — Эльф?
— Человек.
— Ух ты!
Глаза детей блеснули искренним интересом, и Хурин, чуть заметно улыбнувшись, принялся рассказывать. О том, как сильно его самого мучила совесть, он предпочитал не упоминать. За то, что не уследил ни за женой брата, ни за его ребенком.
«Хорошо, что Туор в конце концов не пропал. Его не растерзали дикие звери, он не попал в плен к тварям Моринготто. Но все же, как я буду смотреть Хуору в глаза, когда встречусь с ним потом, на том свете?»
На этот вопрос ответа у него не было.
— Будем искать ближайший брод или переплывем реку здесь? — Тьелпэринквар приставил ладонь к глазам и вгляделся вдаль. Там, радостно серебрясь в лучах Анара, нес свои воды меж пологих берегов быстрый, хотя и не слишком широкий, Тейглин.
Туор остановил коня и, ласково погладив его по шее, полюбопытствовал:
— А как бы ты поступил, если бы ехал один?
— Переправился тут, — не задумываясь, ответил Куруфинвион.
— Тогда не стоит менять планы. Пусть синдар ищут спокойные броды, а я хоть и адан телом, но вовсе не слаб.
Тьелпэ оглянулся на спутника и улыбнулся понимающе:
— Только телом, да?
Туор с готовностью подтвердил:
— Так и есть.
Он чуть замялся, словно не знал, стоит ли делиться сокровенным с тем, кого знаешь, по сути, не так уж долго, а, может, сам для себя еще не до конца сформулировал мысли.
— Понимаешь, — наконец решился он, — меня ведь действительно воспитали нолдор. Я с самого детства привык называть Финдекано Астальдо «атто». Хотя я знаю, кто, в самом деле, произвел меня на свет, но все же, когда требуется сказать «Туор, сын кого-то», то душа, а вместе с ней и язык хотят произнести «…сын Фингона».
— Тогда, так и стоит поступать, — откликнулся после краткого раздумья Тьелпэ. — Уверен, он и сам бы нисколько не возражал.
— Наверняка, — охотно кивнул Туор. — Но не будет ли это предательством памяти моего человеческого отца? Ведь он не виноват, что его убили, и он не мог растить меня?
— А почему бы тебе, — заговорил внимательно слушавший диалог Асталион, — не говорить тогда «…сын Хуора и приемный сын Финдекано»?
Туор переменился в лице, и на нем поочередно отразились сначала удивление, а затем восторг.
— Как это я сам не додумался до такого? — обрадовался он. — Ты прав, я так и буду поступать.
— Тогда, быть может, мы устроим короткий привал, а после будем готовиться к переправе? — предложил Куруфинвион.
— Согласен, — откликнулся Туор.
Он с готовностью спешился и занялся конями. Верные принялись разводить костер, а Тьелпэринквар, подойдя ближе к берегу, всмотрелся в горизонт.
— Что-то случилось? — спросил подошедший Асталион и чуть нахмурился.
— Сам не знаю, — признался Тьелпэ. — Кажется, будто кто-то зовет на помощь, но этот зов слышит лишь фэа.
Он всматривался в подлесок на противоположном берегу, но все как будто было тихо. Лишь ласково шелестели травы, да парили в вышине две ласточки.
«И все же мне не примнилось», — подумал эльф.
Далеко на севере виднелась узкая полоска гор, но ее мог рассмотреть лишь взор эльфа. Для Туора, как он сам признался совсем недавно, Эред Ветрин уже был неразличим. Но и скалы не внушали никаких опасений.
И все же фэа не успокаивалась. Тьелпэринквар, убедившись, что его помощь на стоянке не нужна, решил пройтись вдоль берега, как вдруг из-за излучины показалось пятно.
— Лорд, что это? — воскликнул кто-то из верных, но тот уже и сам увидел.
Прямо посередине Тейглина плыл, испуганно прижавшись к стволу молодой березы, медвежонок. Еще совсем малыш, не старше шести месяцев от роду. Было похоже, что он играл, лазая по дереву, а то надломилось и упало в воду. Но все это нолдо отметил уже на бегу.
Задержавшись на земле лишь одно мгновение, Тьелпэринквар скинул сапоги с кольчугой и прыгнул в реку. Взволнованные верные бросились за ним, но все, что им оставалось, это лишь наблюдать и держать оба берега под контролем на случай внезапного нападения какой-нибудь твари. Однако все пока было тихо.
Тьелпэринквар активно боролся с течением, и все же его немного сносило. Дважды он забирал левее, стремясь не разминуться с деревом и сидящим на нем детенышем. А тот уже, заметив помощь, ревел во весь голос, на своем языке объясняя, как устал, как голоден и хочет к маме.
Наконец, сделав последний мощный рывок, Куруфинвион схватился за ствол и, взяв медвежонка в руки, посадил его себе на плечи.
— Держись крепче, — велел он мишке на языке зверей.
Тот обнял плечи нолдо передними лапами и всем продрогшим тельцем вжался в спасителя. Теперь обоим предстоял обратный путь, но он был уже не столь сложен.
Вышел из реки Тьелпэринквар значительно ниже стоянки. Вернувшись к костру, он ссадил на землю спасеныша и, наскоро обработав мазью оставшиеся после когтей отметины, принялся размышлять над двумя вопросами: чем кормить малыша и где найти его мать. И если над первым еще предстояло основательно подумать, то со вторым все оказалось гораздо проще.
Пока верные хлопотали около мишки, Тьелпэринквар поискал взглядом какую-нибудь птицу. На ветке сосны обнаружился дятел. Эльф подошел к нему и попросил:
— Пожалуйста, помоги нам. Найди медведицу, которая потеряла детеныша где-то выше по течению.
— Хорошо, — ответила птица. — Я найду ее!
И дятел улетел. Волнение, вызванное происшествием, улеглось, и эльфы вместе со зверем с удовольствием пообедали вяленым мясом. Медвежонок повеселел и принялся охотиться за сапогом Асталиона. Тот не мешал, с умилением наблюдая, как вдруг вдалеке послышался рев, полный муки и радости одновременно. Эльфы вскочили, и спустя недолгое время показалась спешащая со всех лап уставшая молодая медведица, которую вел к лагерю эльдар дятел. Увидев живого и вполне веселого детеныша в компании эрухини, она плюхнулась в траву, чтобы перевести дыхание. Малыш радостно заревел и кинулся ей навстречу, и эльдар стали невольными свидетелями их встречи. Мамаша облизывала малыша, обнюхивала, словно хотела убедиться лично, что с ним все в порядке, а после велела сидеть тихо и приблизилась к Тьелпэринквару.
— Спасибо тебе, эльф, — проревела она на своем языке.
— Я рад, что с твоим детенышем теперь все в порядке, — ответил ей Куруфинвион.
Медведица долго вглядывалась в его лицо, словно пыталась запомнить, а после кивнула, еще раз ревом поблагодарила и ушла, сопровождаемая радостным малышом. Эльдар и адан долго смотрели ей вслед.
— Мне почему-то кажется, — задумчиво проговорил Туор, — что эта встреча сулит нам удачу.
— Быть может, — согласился Тьелпэ.
Они еще отдохнули две четверти часа, а после свернули стоянку и принялись готовиться к переправе. Вещи тщательно уложили в седельные сумки и, взяв за повод коней, вошли в воду.
Анар светил в спины, вода была тепла, и только быстрое течение не давало отринуть мысли о возможной опасности. Хотя и эрухини, и лошадей немного сносило, однако берег все же становился с каждой минутой все ближе. Наконец, первый конь выскочил на траву и радостно заржал.
— Ну, с благополучной переправой нас, — поздравил вышедший последним Асталион.
— Тейглин говорил, что постарается нам не мешать, — признался Туор.
Тьелпэринквар бросил заинтересованных взгляд на адана:
— Скажи, а ты мог бы обучить этой науке меня?
— Слушать голоса ручьев и морей? — уточнил тот.
— Да.
— Вполне. Хоть сейчас. Или у следующей реки.
Куруфинвион задумался.
— Пожалуй, нам все же стоит немного обсохнуть, — объявил в конце концов он. — Продолжим путь завтра утром.
Скоро усталые после переправы кони с удовольствием отправились пастись, а Туор вместе с Тьелпэринкваром устроились на берегу. К тому моменту, когда на небо взошел Исиль, Куруфинвион уже умел достаточно хорошо понимать, о чем шепчет спешивший на юг Тейглин, что он видел и что хотел бы рассказать, если бы мог говорить на языке квенди. На лице нолдо светилась почти детская радость.
* * *
Костер уютно потрескивал, разгоняя мрак елового леса. От болота тянуло багульником и еще чем-то терпким и немного горьким. Берен поправил поленья, проводил взглядом взметнувшийся сноп искр и вновь задумался.
«Третий день в лесу, а чудища все нет. Тогда-то сразу показалось. Что ж теперь я делаю не так? То же ведь хочу найти», — думал он, порой лениво потягиваясь.
На этот раз лес не казался сыну Барахира ни зловещим, ни мрачным. Он скорее постоянно чувствовал чье-то присутствие, но опасности от невидимого наблюдателя не исходило.
«Может, зверь какой еду учуял», — подумал он и, быстро встав, подошел к краю болота.
Запах багульника усилился, а в тумане послышались не то чьи-то голоса, не то плач. Берен зябко повел плечами, но к огню не вернулся. Необъяснимая сила всегда манила его, звала за собой, заставляя восхищаться и одновременно ужасаться мощи болот.
«Его здесь нет», — вновь подумал он о чудище и, неожиданно для себя, запел.
Сын Барахира не отличался особым талантом, но его голос был чист и достаточно силен. Юноша славил жизнь и лес, поля и зверей, небеса и птиц. А солнце садилось, растворяясь в туманной дымке и горьких болотных водах.
Лютиэн, давно наблюдавшая за Береном, вышла из-за дерева и завыла. Почти по-волчьи, хотя ее скорее поняли бы варги Ангамандо, нежели серые хищники этих мест. Юноша резко замолчал, вздрогнув, и развернулся навстречу неведомой опасности.
«Так, значит, ее выманила песня!» — подумал он, увидев бывшую принцессу на поляне.
— Есть хочешь? — спросил Берен, медленно и осторожно подходя к костру.
— Убе-е-ей! — прохрипело чудище.
— Все же поешь. Может, лучше станет, — спокойно предложил он и протянул кусок мяса.
Лютиэн шарахнулась от пищи, но не ушла.
— Ладно, а как насчет хлеба?
На этот раз бывшая принцесса протянула руку и взяла угощение. Быстро прожевав и проглотив краюху, она откинула назад то, что раньше было ее волосами.
— Эру Единый! — воскликнул Берен. — Что же с тобой приключилось?!
На исхлестанном ветками лице, над разбитыми в кровь губами, над заострившимися скулами серым безумием горели глаза.
— Пить будешь? — спросил Берен, постепенно приходя в себя.
Чудище кивнуло и приняло флягу.
— Вкусно. Еще, — с трудом ответила Лютиэн и протянула руку с отросшими ногтями.
— Держи, — сын Барахира охотно протянул ей еду и воду.
Чудище охотно приняло угощение, вернуло пустую флягу и скрылось за деревьями.
Берен не менял место стоянки, и Лютиэн приходила к нему каждый вечер, постепенно принимая привычный облик. Отросшие и скрученные ногти сами отваливались, становясь аккуратными, но все же острыми коготками. Волосы после купания в реке очистились от грязи и вновь сделались длинными и красивыми. Бывшая одежда принцессы лохмотьями осела к ее ногам, и теперь ее тело перестало напоминать шкуру странного больного зверя.
Нагая и прекрасная, но еще безумная, она вышла на поляну к Берену.
— Теперь убей! Умоляю, — она рухнула к ногам вставшего юноши и посмотрела на него серыми глазами, в которых плескалась боль.
— Что… что ты такое говоришь, — озадаченно и немного хрипло произнес он, не в силах отвести взгляда от прекрасного тела принцессы.
— Я убила своего отца. Я мучила своих подданных, забирая их силы, я…
— Ты сожалеешь о содеянном?
— Да! Нет, никогда… Да! Да!!! Я не она! Не моя мать! Я не служу ему! Не хочу! Убей!
Принцесса зашлась в истерике, и сыну Барахира пришлось опуститься рядом с ней и обнять бывшее чудище.
— Тише, тише, — он гладил ее по спине и сам вздрагивал от ощущений обнаженной кожи под своей рукой. — Я знаю, кто нам сможет помочь. Завтра мы отправимся в Нарготронд.
«Нарготронд должен быть разрушен!» — эхом пронесся голос матери в памяти Лютиэн.
— Не стоит. Не надо. Лучше возьми и убей.
— Возьму. Но не убью, — ответил Берен и, притянув к себе бывшую принцессу, поцеловал.
Лютиэн обняла его за шею, прижимаясь к юноше.
«Зачем мне это все? Я же решила умереть. Зачем?» — ее мысли метались, тогда как тело жаждало иного. И получало.
Некогда прекраснейшая среди эрухини лежала на старом походном плаще адана и, до крови впиваясь ему в плечи своими ногтями, стонала и кричала, извивалась и умоляла не останавливаться, познавая наконец то, что было для нее не доступно ранее, когда темное колдовство сковывало ее душу.
— Люблю тебя, — тихо произнесла она, устраиваясь после рядом с Береном.
— И я тебя, — сонно отозвался тот. — А завтра мы отправимся в Нарготронд. Пусть государь Финрод поможет нам.
— Ты отлично справился и без него, — рассмеялась Лютиэн.
— Ах ты! — притворно рассердился Берен, вновь нависая над возлюбленной. — В этом деле мне помощники не нужны.
Лютиэн согласно обвила его руками и ногами, позволяя радоваться своему телу и оттаивать душе.
О встрече же с Фелагундом она предпочитала не думать, понимая, что тот не пожалеет убийцу и пособницу Врага. С другой стороны, смерть — это то, к чему она стремилась. Или же…
Утро началось для них поздно, когда лучи давно взошедшего Анара заскользили по лицам спавших на лесной поляне.
— Ум-м-м-м, — потянулся Берен и легким поцелуем разбудил принцессу. — Вставай, пора отправляться в путь.
— Уже?
— Сейчас позавтракаем и…
— У меня нет одежды. Тебя это уже вряд ли смутит, но прийти так в тайный город я не могу, — произнесла Лютиэн, позволяя лучам Анара скользить по ее гладкой, как и прежде, коже.
— Возьмешь мою запасную. У меня есть несколько рубах и штанов. Не эльфийские наряды, но хоть что-то, — ответил Берен. — И вообще, ты теперь моя, так и знай. Я ведь серьезно тогда сказал, что люблю.
— Знаю. И я. Хотела бы прожить с тобой весь отпущенный мне срок, — ответила Лютиэн.
— Ты же бессмертная, — возразил Берен.
— Увы, — отозвалась она.
* * *
Тилирин легко вскочила на перекинутое через ручей бревно, и Трандуил подал ей руку, чтобы помочь.
— Благодарю, — улыбнулась в ответ она.
— Ты действительно прежде никогда не бывала в этой части Дориата? — полюбопытствовал король.
— Нет. Мы не стремились, учитывая сложные отношения отца с Мелиан.
— Понимаю.
Вода радостно прыгала по камням, оглашая окрестности веселым звоном. В каплях, оседавших на сапогах Трандуила и платье девы, искрились блики Анора. Над головами ласково шуршала листва. Тилирин спрыгнула на мягкую траву и, потянувшись к еще зеленой грозди рябины, ласково провела по ней пальцами.
— Самое волшебное время года — конец лета и начало осени, — с задумчивой улыбкой проговорила она. — Больше всего люблю именно эту пору.
— Почему? — полюбопытствовал Трандуил.
Тилирин с нежностью провела рукой по шершавой коре дерева:
— Хотя весна и лето приносят много радости, но только вторая половина года дает плоды. Тогда кладовые наполняются фруктами, злаками, ягодами. Всем тем, что будет радовать взор и сердце до самой весны.
Она обернулась через плечо на спутника и бросила немного лукавый взгляд из-под ресниц. Король рассмеялся:
— И желудок.
— И его тоже, безусловно.
На ветку дерева опустилась сойка, и Тилирин заметила:
— Почти как на родительской чаше, только там рябина уже созревшая.
— О чем ты? — спросил ничего не понявший Трандуил.
— О чаше, что сделали в свое время родители. Ты ничего не слышал об этом испытании?
— По-видимому, нет, — признался Ороферион и, взяв подругу за руку, пошел вместе с ней бок о бок по изумрудной тропинке вглубь леса.
— Тогда слушай, — с готовностью принялась рассказывать дева. — В ту пору, когда народ перворожденных был еще очень юн, и первое поколение рожденных квенди едва успело войти в лета, перед ними встал вопрос — каким образом искать себе пару.
Трандуил удивленно приподнял брови:
— Вот как?
— Именно, — с готовностью подтвердила Тилирин. — Ведь опыта еще ни у кого не было — их родители сразу просыпались рядом со своей половинкой. У первых рожденных такого преимущества уже не оказалось. Но они нашли выход из положения.
— Какой же?
— Они решили, что если удастся сделать какую-нибудь вещь от начала и до конца вдвоем, не прерывая работы и не прекращая при этом петь, то чувства истинные.
Несколько долгих мгновений Трнадуил смотрел на спутницу недоверчиво, так что, в конце концов, она заразительно рассмеялась:
— Если хочешь, спроси у Голлориона, он подтвердит. Мои родители, когда познакомились и полюбили друг друга, тоже решили пройти через подобное испытание.
— Они что, сомневались в собственных чувствах? — удивился король.
— Вовсе нет, — беззаботно пожала плечами эллет. — Просто обоим понравилась та давняя история. Они сделали вдвоем чашу, и теперь она стоит в доме на самом почетном месте. Правда, один раз мы с братом ее чуть не разбили, когда играли. Хорошо, что он ее успел поймать.
— Да, а кем твой отец приходится Владыке Кирдану? — решил задать Ороферион давно интересовавший его вопрос.
— Внук. Сын его старшей дочери Имладель.
Анор стоял в зените, и Трандуил, запрокинув голову, с удовольствием подставил лицо его согревающим лучам. Дева, что шла теперь с ним рядом, тихо и незаметно вошла в его жизнь, осветив самые отдаленные и потаенные ее уголки, а так же саму фэа. Король улыбнулся, отметив про себя, сколь много радости сердцу доставляет само присутствие рядом дочери Серегона, и бережно сжал ее тонкие пальцы, ощутив ответное не менее крепкое пожатие.
Тем же вечером, когда ладья Ариэн уже успела коснуться верхушек деревьев, и небо расцветилось в яркие золотисто-розовые тона, Трандуил спросил у Голлориона:
— Скажите, а вы тоже перед тем, как жениться, проходили через то испытание?
— Какое? — уточнил советник, сворачивая в трубочку свиток, в который они с королем только что внесли поправки.
— То самое, где надо сделать какую-нибудь вещь вдвоем.
— А-а-а, — улыбнулся понимающе Голлорион. — Нет, мне не довелось. К тому моменту, когда я пришел в этот мир, квенди уже научились безошибочно распознавать свои чувства. То испытание обычаем так и не стало. А это вам леди Тилирин рассказала?
— Да, — признался Трандуил. — Меня очень заинтересовала эта история.
— Согласен, в ней есть даже некоторая элегантность, — советник улыбнулся и посмотрел в окно. Вид у него был такой, словно он видит сейчас не листву и темнеющее небо, а бескрайнюю гладь озера Куивиэнен. — Мужу и деве необходимо было сделать что-нибудь совместно. Пока один творил, второй помогал. Потом менялись ролями. И так до самого конца, даже если это занимало несколько дней.
— Однако, — протянул впечатленный Трандуил и поинтересовался: — Но почему именно такое испытание? Конечно, звучит очень романтично, но…
— Романтика тут ни при чем, — неожиданно ответил Голлорион. — Вы только представьте, государь, ситуацию — двое эльфов, которые еще в силу самой молодости народа не очень-то искусны в ремеслах, должны сделать что-то сложное, не имея возможности объясниться друг с другом и сказать партнеру, что тебе от него надо или что он делает не так. Ведь рот занят непрерывной песней. Вы представляете, каких усилий стоило не разругаться?
Мгновение король задумчиво смотрел на советника, переваривая услышанное, а после в голос расхохотался.
— О, Эру, — простонал он. — Но почему же именно песни?
Голлорион выразительно пожал плечами:
— А где взять столько тем для разговоров, чтобы не умолкать пару-тройку суток без перерыва? Петь же квенди могут бесконечно.
Король вновь широко ухмыльнулся, и было видно, что ему понравилась эта история:
— Да, такое испытание и впрямь только истинная любовь выдержит.
— Но, как я уже сказал, обычаем это не стало — эльфы скоро разобрались в своих чувствах и научились слышать голос фэа.
— И сердца.
— Именно так. А вы что, хотите предложить это испытание Тилирин?
Теперь вопрос его прозвучал предельно серьезно. Трандуил стер беззаботное веселье с лица и подтвердил:
— Да. Понимаете, Голлорион, с тех пор, как мы познакомились на празднике, я именно ее вижу королевой Дориата и своей женой. И вижу очень отчетливо. Той, кто будет рядом со мной до конца Арды и даже за ее гранью, чтобы это в итоге ни означало. Свет ее глаз и золото волос затмевают для меня всех прочих дев, я их просто не вижу. Это любовь, Голлорион?
Король замолчал, серьезно глядя перед собой, и пристально, изучающе посмотрел на советника. Тот после короткого размышления кивнул:
— Да, государь, это она. И я очень рад за вас — дочь Серегона станет вам идеальной спутницей.
— Благодарю от души.
Тем же вечером, когда на небе уже проступили яркие серебристые звезды, Трандуил нашел в одном из залов Менегрота Тилирин и, взяв ее руки в свои, спросил:
— Скажи, ты бы согласилась пройти со мной через то испытание? Сделать что-нибудь вдвоем?
Он посмотрел Тилирин в глаза, а после провел большим пальцем по ее ладони, поднес ее к губам и поцеловал.
— Да, согласилась бы, — ответила дева. — Но что именно?
— Например, кубок. Мы бы могли сделать его из глины, обжечь, расписать, а после приготовить вино из первых яблок. Вчера верные как раз принесли в кладовые летний урожай.
— Согласна, — ответила дева просто.
Ороферион подумал, что после, на помолвке, можно будет выпить это вино из этого кубка, но говорить об этом вслух придет пора позднее.
Он некоторое время еще любовался ее ясным, лукаво-озорным блеском глаз, а после спросил:
— Тогда пойдем?
И они, приготовив лембас и мирувор для подкрепления сил, отправились в мастерские Менегрота. Верные удалились, не желая мешать государю и его подруге, но лишь самые старшие из них поняли, что на самом деле сейчас будет происходить.
— Быть может, скоро в Дориате снова появится королева? — задумчиво проговорил один из них, когда дверь закрылась.
А уже внутри крутился гончарный круг, и песня лилась, невольно вселяя надежду и радость в сердца тех, кто ее слышал. Одна мелодия сменяла другую, и Анор успел пять раз взойти на небо и снова скрыться за горизонтом прежде, чем работа была закончена.
Расписанный птицами, травами и цветами, покрытый нежно-голубой глазурью, кубок стоял на тонкой ножке посреди стола и словно красовался, готовый принять в себя молодое яблочное вино.
— Мы справились? — с веселой улыбкой на устах спросил Трандуил, однако взгляд его оставался предельно серьезным.
— Да, — ответила Тилирин и с затаенной нежностью поглядела на спутника.
— Скажи, — спросил вдруг он неожиданно для самого себя, — ты согласишься стать моей женой?
Еще час назад он терзался вопросом, когда и как лучше сделать предложение, при каких обстоятельствах. Теперь же уста, движимые порывом фэа, решили все за него сами.
«Но я не жалею ни о чем», — подумал он и стал с волнением ожидать ответа.
Лицо Тилирин просветлело, словно озаренное изнутри лучами Анора, и, с трудом сдерживая радостную улыбку, она ответила:
— Да, согласна!
Тогда Трандуил вздохнул с облегчением и, крепко обняв возлюбленную, прижал ее к своей груди и, склонив голову, поцеловал.
— Если Ондолиндэ находится где-то здесь, то спрятан он в самом деле весьма неплохо, — заметил Туор и, приставив ладонь козырьком к глазам, поглядел на острые пики скал, озаренные ярким полуденным солнцем.
— Можно понять желание Турукано укрыть жен и дев нолдор от врага, — откликнулся Тьелпэринквар и нахмурился, пристально вглядываясь в ближайшие валуны, — однако нельзя одобрить стремление нэри отсидеться в безопасности, когда народ в беде.
Адан с легким недоумением оглянулся на нолдо:
— Но ведь во время Дагор Морлах воины города вышли в бой.
— Да, после того, как дева их пристыдила.
Юноша тихонько хмыкнул и, покачав головой, задумчиво почесал бровь. Куруфинвион спешился и погладил по шее своего коня.
— Что ж, так или иначе, мы все-таки пришли, — заметил он. — И не могу не признать, что место выбрано в самом деле удачное.
— Из-за Сириона? — деловито уточнил Туор.
— Да. Выше по течению один из рукавов делает крутой поворот и практически замыкается в кольцо. Плюс еще горы, которые тоже представляют хороший опорный рубеж на случай боя.
Адан нахмурился и вгляделся в скалы, убегавшие в обе стороны длинной непрерывной грядой:
— Но обратная сторона этих преимуществ — невозможность уйти в случае, если положение станет невыносимым.
— Верно! — с готовностью подтвердил Тьелпэринквар. — Ты молодец, что так быстро понял. Если Враг узнает, где расположен город, и нападет, то жители не смогут незаметно и безопасно скрыться и будут обречены на гибель.
— А если проделают какой-нибудь подземный ход? — предположил юноша.
Куруфинвион презрительно скривился:
— Это мало что даст — если тоннель обнаружат, то взять его под контроль не составит труда. К тому же само место выхода может быть захвачено врагом.
Они замолчали, обдумывая каждый собственное ближайшее будущее, и верные, спешившись вслед за лордом, рассредоточились и принялись наблюдать за ближайшими окрестностями.
— Если бы я знал, что Ненуэль живет в таком месте, я бы не был столь спокоен, — прошептал Тьелпэ, и Асталион посмотрел на него понимающе.
— Куда же мы теперь пойдем? — поинтересовался Туор. — На первый взгляд, тут нет ничего, что могло бы служить воротами.
— Так ли это? — усомнился Куруфинвион. — Приглядись внимательнее, мой юный друг.
Юноша послушно прищурился и стал выискивать знаки, уже обнаруженные нолдо.
— Трава, — перечислял он, — вдалеке за рекой лес… Подсолнухи зацвели, но до созревания еще далеко. Еще я вижу русло пересохшей реки…
— Не так уж и далеко, — поправил его Келебримбор. — И какой вывод ты из всего этого делаешь?
Туор задумался, а через несколько мгновений радостно воскликнул:
— Золотые цветы! Это знак Дома лорда Глорфиделя!
— Верно, — одобрительно кивнул нолдо. — И я бы еще проверил русло реки. Очень уж оно заманчиво выглядит.
— А куда тебя ведет фэа?
Тьелпэринквар помолчал, сосредоточенно прислушиваясь к голосу сердца, которое уже не просто звало его куда-то, но радостно пело, и наконец кивнул в сторону гор:
— Туда.
Асталион дал краткие распоряжения воинам, и весь отряд двинулся, не теряя бдительности, к местам, где мог располагаться вход в Ондолиндэ. Тьелпэринквар, как и прежде, шел впереди, Туор же расположился в середине отряда. Однако лучники нолдор держали оружие наготове. На всякий случай.
Некоторое время они следовали вдоль гряды скал, но вскоре ступили на дно пересохшего русла. Фэа Куруфинвиона уже вибрировала, словно туго натянутая струна, и он почти не сомневался, что на верном пути.
Вскоре горы чуть разошлись, образовав неширокий проход, и Тьелпэринквар предупредил:
— Будьте очень внимательны.
— Да, мой лорд, — отозвался Асталион.
Свет Анара постепенно мерк, и скоро нолдор предпочли достать светильники, замерцавшие нежным голубоватым огнем и выхватившие из окружившей их тьмы влажные потеки на каменных стенах и чахлую траву по бокам тропинки.
В том, что это именно тропа, уже не было никаких сомнений. Присев на корточки, Куруфинвион пригляделся к знакам и понял, что проходом регулярно пользуются. Положение камней, едва заметные потертости — все просто кричало о том, что здесь ступали ноги нолдор.
Эльф рывком вскочил и огляделся по сторонам:
— Кажется, самое время ударить по незваным гостям.
— Ты прав, — раздался из темноты звонкий голос. — Но мы решили не стрелять без предупреждения в братьев.
Впереди на расстоянии примерно полулиги вспыхнули светильники, и взору Тьелпэ предстали огромные деревянные врата, преграждавшие проход через высеченную в скале широкую арку. Одна из створок распахнулась, и к путникам вышел высокий нолдо в доспехе. Рука его лежала на рукояти меча.
— Меня зовут Элеммакил, — представился он. — Я командир стражи Хранимых врат. Кто вы?
— Я Тьелпэринквар Куруфинвион, — представился Тьелпэ.
— Приветствую вас, лорд, — склонил голову воин.
— Я Туор, — в свою очередь назвался юный адан, — сын Хуора и приемный сын Финдекано Астальдо.
На лице Элеммакиля отразилось заметное удивление:
— В таком случае, рад видеть родича нашего короля. Что привело вас в город?
Тьелпэринквар ответил:
— Я прибыл, чтобы поговорить с Глорфинделем.
Страж покачал головой:
— Вряд ли это возможно.
— Почему?
— Никто, прошедший однажды сквозь Деревянные Врата, не может больше покинуть Ондолиндэ. Или ты прибыл, чтобы остаться с нами навсегда?
— Нет, — признался Тьелпэ, — в мои планы это не входит. Мне нужно получить ответ, и тогда я уйду. Ты можешь позвать Глорфинделя сюда?
Элеммакил промолчал, лишь на лице его отразилось глубокое раздумье.
— А ты? — спросил он Туора. — Зачем приехал ты?
— Чтобы увидеть вашего короля. Мне нужно передать ему одно известие.
— Я не могу сам принять решение, — признался вскоре командир стражи. — Я позову Хранителя. Пусть он решит, что с вами делать. Но вам придется подождать здесь.
— Хорошо, — согласился Тьелпэринквар.
Врата затворились, и для путников потянулись часы ожидания. Асталион приказал части верных вывести коней пастись, однако сам предпочел остаться с лордом. Туор тоже стоял, не сводя глаз с врат, и на лице его горело неподдельное любопытство.
— Что, нравится? — спросил с улыбкой Тьелпэ.
— И да, и нет, — признался юноша.
— Вот как?
— На вид красиво, не спорю. Но сжечь такие ворота не составит труда. У атто в крепости укрепления понадежней.
Куруфинвион рассмеялся:
— Суровый приговор, но справедливый. Но это не единственные ворота в городе. Дальше стоят каменные, бронзовые, железные, серебряные, золотые…
— Последние два металла чрезвычайно мягкие, — Туор пренебрежительно повел плечами, — им место лишь в венцах правителей и на пальцах дев. Устойчивость бронзы перед таранами Моринготто тоже вызывает в моей душе серьезные сомнения. Таким образом, большая часть укреплений города совершенно бесполезна.
— Ты прав, — Тьелпэринквар нахмурился и скрипнул зубами. — И именно поэтому я не оставлю здесь Ненуэль.
— У тебя есть такая власть? — раздался новый голос, и Тьелпэринквар, до сих пор сидевший у стены на корточках, вскочил.
— Эктелион? — узнал он. — Alasse(1).
— И тебе не тужить, — ответил лорд, подходя ближе. — Хотя не скажу, что рад видеть.
Несколько бесконечно долгих мгновений два нэра стояли, глядя друг другу в глаза. На лице Тьелпэринквара горела решимость и тот внутренний свет, что шел из самой глубины фэа и звался любовью. На мрачном лице лорда Дома Фонтанов играли желваки. Черты лица его, обычно приветливые, теперь казались высеченными из камня.
— Так значит, ты все же приехал, — наконец словно нехотя процедил он сквозь зубы.
— Иначе и быть не могло. Я здесь, чтобы забрать ту, которую люблю.
— И она согласна пойти с тобой?
— Да, — ответил Куруфинвион, не колеблясь, — и ты сам это знаешь.
Лицо Эктелиона на короткий миг исказило страдание. Впрочем, он быстро взял себя в руки.
— Чего же ты хочешь? — спросил Хранитель Врат.
— Позови Глорфинделя.
Рука Эктелиона сжала рукоять меча с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
— Только ради Ненуэль, — процедил он, — я сделаю это. Но прежде…
Лорд Дома Фонтанов замолчал, словно собираясь с силами, и Тьелпэринквар вдруг отчетливо понял, что тот тоже любит дочь Глорфинделя, и сердце его объяла жалость. Наконец, его собеседник продолжил:
— Ты можешь дать мне слово, что сделаешь ее счастливой? Что бы ни случилось, при любых обстоятельствах? Обещаешь, что не забудешь и не оставишь?
— Я не адан, чтобы менять стремления сердца, — ответил Тьелпэринквар чуть более резко, чем следовало, — и я не Финвэ.
— Но ты родич ему.
— Я обещаю тебе, Эктелион, что буду любить Ненуэль и сделаю все, от меня зависящее, чтобы сделать ее счастливой. Это отвечает и моим желаниям.
— Хорошо, — с видимым облегчением кивнул Хранитель. — Я верю тебе. И я позову сейчас ее отца. Жди.
Ворота вновь затворились. Серебряная стрела осанвэ миновала расселину и вырвалась на свободу, в поля, в мгновенье ока преодолела их и ворвалась на холм. Там, среди мраморных улиц, она отыскала затерянный среди садов дом, который единственный и был ее целью. Глорфиндель, недавно пришедший из дворца, теперь сидел с женой в гостиной, однако, получив сообщение друга, порывисто вскочил.
— Что-то случилось? — взволнованно спросила его Вилваринэ.
— Да, — ответил ей муж. — Тьелпэринквар пришел.
Мать Ненуэль всплеснула руками:
— Где он теперь?
— Снаружи, у Деревянных Врат.
— Что ты намерен делать?
На лице хрупкой нис светилось волнение, а еще решимость. Казалось, она намерена, независимо от ответа супруга, защитить будущее единственной дочери. Глорифндель поглядел на нее и от души улыбнулся:
— Не волнуйся так, я тоже люблю дочь и не хочу мешать ее счастью. Теперь я отправлюсь к Вратам, а вы соберите самые необходимые вещи Ненуэль и догоняйте.
— Ты думаешь, Тургон отпустит ее?
— Не знаю, — признался лорд Дома Золотого Цветка. — Но он не отец, и у него нет власти отменить мое решение. Я что-нибудь придумаю.
— Хорошо, — кивнула Вилваринэ. — Я пойду, сообщу Ненуэль.
— Беги.
Глорфиндель быстро поцеловал жену и вышел. Поседлав коня, он выехал к стенам города и спустился с холма.
Ветер свистел в ушах нолдо, а фэа металась, не находя себе от волнения места. Вспомнился давний разговор в Ломинорэ о чести и выборе.
«Как быстро, — думал он, — пришла сама судьба и встала в полный рост, требуя принять решение. Но какое? А впрочем, был ли он когда-нибудь, этот выбор?»
Когда наконец бескрайние зеленые равнины остались позади, и конь стал взбираться наверх, к расщелине, по крупной гальке, Глорфиндель увидел первого стража.
— Королю сообщили? — спросил он отрывисто.
— Да, лорд, — откликнулся тот.
— Хорошо.
Вот позади остались Титановые Врата, затем Золотые, Серебряные… Сердце отца гулко билось в груди. Совсем скоро он воочию увидит того, кто намерен навсегда увезти из города его дочь.
— Ясного дня, Элеммакил, — приветствовал он командира смены и, заметив друга, кивнул ему. — Здравствуй, Эктелион.
Тот промолчал, лишь по бледному лицу его скользнула тень, и Глорфиндель ободряюще хлопнул товарища по плечу.
— Открыть ворота! — приказал он, и створки послушно распахнулись, повинуясь знаку Элеммакиля.
Отец Ненуэль миновал арку и прошел туда, где со времен Дагор Морлах не бывал ни разу. Тьелпэринквар выступил вперед, и его верные тенями стали позади своего лорда.
Молчание затягивалось. Два нолдо смотрели испытующе друг на друга, и каждый искал на лице другого ответы на свои вопросы.
— Я люблю ее, — наконец громко, уверенно проговорил Тьелпэринквар и склонил голову, давая понять, что готов принять решение отца своей мелиссэ. — И прошу дать благословение на наш брак.
Лорд Дома Золотого Цветка шумно выдохнул и прошелся перед воротами взад-вперед.
— Она скоро приедет, — признался он наконец. — Но не от одного меня все зависит. Ты сам знаешь, чего боится Турукано.
— Я могу дать слово, что никому не скажу, где был и что видел. От меня дорогу Враг не узнает.
Стражи стояли, с видимым интересом наблюдая за происходящим. Ладья Ариэн медленно плыла над горами, обещая в скором времени скрыться за горизонт. Эктелион стоял в стороне, избегая смотреть в лица гостей. Тьелпэринквар ждал, упрямо глядя прямо перед собой.
— Я не отступлюсь, — наконец проговорил он.
Глорфиндель почти в голос застонал:
— Ну почему, почему моя дочь полюбила именно тебя? Из всех нолдор выбрать…
Он не договорил, решив должно быть, что оскорбления сейчас никому не принесут пользы.
— Я не знаю ответа, — признался Тьелпэ. — Но я счастлив и благодарю Ненуэль за ее выбор.
— Не сомневаюсь, — откликнулся отец. — Что ж, кажется, делать нечего. Что бы ни решил сейчас Турукано…
Глорфиндель рывком снял с пальца серебряный перстень с вырезанным поверх крупного янтаря гербом своего Дома:
— Вот, возьми. Знак моего благословения. Как я понимаю, я вряд ли смогу увидеть свадьбу своей дочери. Но я буду молить Единого о вашем счастье.
— Благодарю тебя! — Тьелпэринквар вновь почтительно склонил голову перед будущим тестем и надел на руку перстень.
— Отец! — нежный голос Ненуэль заставил вздрогнуть обоих нэри. — Так ты согласен?
— Да, — обреченно вздохнул Глорфиндель. — Хотя мне тяжело с тобой расставаться.
Дева подбежала к атто и, порывисто поцеловав его в щеку, посмотрела на Тьелпэринквара. Тот сделал шаг вперед и распахнул объятия.
— Мельдо! — воскликнула Ненуэль и кинулась ему на шею.
Нэр крепко обнял любимую и прошептал срывающимся голосом, зарывшись лицом в ее волосы:
— Родная…
Так они стояли, озаренные слабым светом, подобные вырезанной искусной рукой статуе, и никто из них не заметил, как почти сразу за Ненуэль через ворота прошли ее мать и король Гондолина.
Туор, догадавшись, кого сейчас видит, выступил вперед и склонил голову.
— Так значит, вот ты какой, мой приемный племянник, — заметил Тургон после взаимных приветствий.
Вновь воцарилось гнетущее молчание, пока наконец один из стражей, стоявших у Врат безмолвными тенями, не воскликнул:
— Король, отпусти их!
Тьелпэринквар и Ненуэль вздрогнули, вернувшись, наконец, в реальный мир. Стражи Ондолиндэ зашумели, обсуждая произошедшее, однако большинство встало на сторону влюбленных.
— Мир меняется, — заговорил наконец Эктелион, выходя из тени. — Мы не знаем путей Единого. Теперь судьба отнимает у нас Ненуэль и уводит ее из града. Но пришел другой, кто согласен пройти сквозь Врата и остаться с нами.
Все одновременно посмотрели на Туора. Тот широко и по-юношески беспечно улыбнулся:
— Да, я, пожалуй, пройду через Орфалк Эхор. Интересно же, что там впереди.
— Ты, кажется, говорил про какое-то известие?
— Да, — подтвердил адан. — И все обязательно расскажу.
— Вот видишь, — продолжил лорд Дома Фонтанов. — Не потеряем ли мы больше, если запретим сейчас Ненуэль уйти, а Туору занять ее место?
Он замолчал, и все присутствующие посмотрели на Нолофинвиона в ожидании.
— Что ж, — вздохнул тот. — Это противоречит закону, однако вы не оставляете мне выбора. Раз даже ты, Эктелион, просишь за них… Но ты, сын Куруфина, ты даешь слово, что Враг не узнает о расположении нашего Града?
— Я обещаю, — ответил твердо Тьелпэринквар, — что никому ничего не скажу.
— Я тоже, — эхом отозвалась Ненуэль.
— Тогда уезжайте прямо сейчас. И не останавливайтесь, пока не отъедете от гор на десяток лиг.
— Хорошо. И благодарим за решение.
Верные зашумели, и Асталион приказал выводить коней. Глорфиндель крепко обнял сначала дочь, потом будущего зятя, затем с уезжающими простилась Вилваринэ. Эктелион отошел еще дальше на шаг и крепко обхватил себя за туловище руками. На лице его нельзя было прочитать ничего, и лишь когда Тьелпэринквар уже вскочил в седло, усадив перед собой любимую, лорд Дома Фонтанов воскликнул:
— Сделай ее счастливой! Тогда я все смогу пережить.
Куруфинвион поднял руку в прощальном жесте:
— Я обещаю. Пусть Анар ярко освещает твой путь.
— Márienna, — откликнулся Эктелион.
— Alámenë, — послышались голоса Туора и родителей Ненуэль.
Отряд нолдор выехал из расщелины и, сорвавшись с места, скоро растворился в подступающих сумерках.
А Туор, проводив товарищей взглядом, перешагнул границу ворот Ондолиндэ.
Примечания:
Márienna — "Прощай" или "Будь счастлив"
Alámenë — "Да пребудут с тобой наши благословения"
1) дословно (кв.): «Радуйся». Приветствие, употреблявшееся между равными.
— До сих пор с трудом могу поверить, что это не сон, что ты не исчезнешь, словно мираж, если я тебя отпущу, — прошептал Тьелпэринквар и, наклонившись, коснулся губами кончика уха возлюбленной и ласково погладил ее плечо.
Ненуэль обернулась и улыбнулась тепло:
— Я могу сказать то же самое. И все же я здесь и никуда не исчезну. Как и ты, мой дорогой.
Куруфинвион еще несколько мгновений любовался чистым светом фэа, отчетливо видневшимся в ее глазах, а после вгляделся в границу Дориата, до которой оставалось не более полулиги.
Над головами путников приветливо сияли яркие серебристые огоньки звезд. Окутанные туманами холмы Димбара остались наконец позади, и младший лорд Химлада с надеждой подумал, не согласятся ли синдар пропустить его отряд через свои территории.
— Ехать через пустоши Нан Дунготреб теперь немыслимо, — сказал он подъехавшему ближе Асталиону.
— Конечно, лорд, — откликнулся верный и выразительно посмотрел на их спутницу. — А добираться через равнины Эстолада выйдет слишком долго и далеко.
— Да, так мы рискуем потерять несколько месяцев. Хотя, возможно, лорды Амбаруссар и были бы рады нашему визиту… Но все же оставим этот вариант на крайний случай.
Куруфинвион остановил коня и, спешившись, протянул руки, помогая сойти любимой.
— Когда мы доберемся до Химлада, — спросила она, — ты устроишь мне там мозаичную мастерскую?
— Что, уже успела соскучиться по работе? — рассмеялся Тьелпэринквар.
Ненуэль весело фыркнула и чуть склонила голову на бок:
— Не то, чтобы я прямо истосковалась, но руки не привыкли так долго бездействовать.
— Сделаю, конечно, — уже серьезно ответил Куруфинвион, — в самую первую очередь.
Он внимательно оглядел высокие, непроходимые заросли, подошел туда, где должна была находиться застава, и крикнул в темноту:
— Приветствую стражей границ лесного королевства!
Прошло совсем немного времени, и знакомый голос ответил:
— Рады вновь видеть вас, лорд Тьелпэринквар. Ясного рассвета, госпожа.
В нескольких футах впереди зажглись огни, и Хенион приблизился, чуть склонив в приветствии голову. Тьелпэринквар заговорил:
— Это моя невеста, леди Ненуэль Аркуэнэ Лаурефиндиэль. Мы направляемся домой, в земли Химлада, и просим позволения короля Трандуила проехать через леса Дориата.
Хенион посмотрел с заметным удивлением на гостей и, чуть нахмурившись, покачал головой:
— Да, воистину в таких обстоятельствах ехать иным путем совершенно немыслимо, и вряд ли Его величество станет возражать. Впрочем, утром мы узнаем его ответ. Пока же я приглашаю вас воспользоваться нашим гостеприимством и отдохнуть.
— Благодарю, — ответил Тьелпэринквар.
Командир стражей провел нолдор уже знакомым им извилистым, узким путем сквозь границу, и Ненуэль, не видевшая прежде ничего подобного, с искренним любопытством осматривалась по сторонам.
Ночь близилась к рассвету, и на востоке все ярче разгоралась яркая золотисто-розовая заря. Стражи привели нолдор на густо поросшую цветами поляну, и к тому моменту, когда в котелках весело забулькал завтрак, Хенион объявил:
— Государь Трандуил разрешает вам проехать землями Дориата и рад будет приветствовать вас в Менегроте, если вы не торопитесь.
— Уже нет, — улыбнулся Куруфинвион, — и мы охотно примем приглашение. Передайте королю нашу благодарность.
— Сами передадите при встрече, — ответил синда. — Я провожу вас, тем более что смена моя как раз заканчивается. Но я хотел спросить — не нужна ли леди лошадь?
Тьелпэринквар и дочь Глорфинделя переглянулись.
— Признаться, нужна, — ответил он. — Отправляясь на поиски, мы не знали, увенчается ли наша миссия успехом, и не взяли запасного коня.
— Тогда после завтрака выберете, отдохнете и в путь.
— Еще раз от души благодарим.
— Не за что.
Разговор завершился, и гости вместе с хозяевами сосредоточились на трапезе. По окончании же оной Ненуэль вызвалась помочь убрать посуду, но стражи воспротивились:
— Мы сами справимся, госпожа.
Настаивать дева не стала, а устроилась рядом с Тьелпэринкваром и, положив под голову седельную сумку, задремала.
— Вы как будто чем-то озабочены? — полюбопытствовал тихо Асталион.
Тьелпэ одной рукой обнял любимую и принялся задумчиво перебирать ее волосы.
— Есть такое, — наконец ответил он. — Раз уж мы увидим короля, то не мешало бы обсудить с ним кое-что. Надвигается новая битва, и участие в ней воинов Дориата было бы более чем желательно.
С минуту верный раздумывал.
— Да, вы правы, — наконец ответил он. — И воспользоваться случаем необходимо. Тем более что именно вас они могут послушать.
— О чем вы? — не понял Тьелпэ.
— Не важно. Впрочем, вы принц дома Финвэ, и одного этого достаточно, чтобы поднимать столь важные вопросы на встрече с королем Дориата. Но не нужно ли до тех пор известить ваших родичей, что поиски увенчались успехом?
Куруфинвион пожал плечами:
— Палантира у меня нет, а тратить силы лишний раз на осанвэ нет смысла. Расскажу потом обо всем сразу, чуть позже, после встречи с королем.
Рассвет разгорался, скоро небо из фиолетового стало темно-синим, потом голубым. Ненуэль пробудилась, и стражи свернули лагерь. Хенион предложил:
— Пойдемте к лошадям. Это здесь, неподалеку.
Они покинули поляну и прошли узкой нахоженной тропой к огороженному естественным живым забором участку леса. Там, мирно щипля траву, паслись несколько коней. Ненуэль подошла ближе и протянула руку. Лошади задумчиво покосились, однако большинство предпочло вернуться к прерванному появлением эльфов занятию. Лишь один молодой серый в яблоках конь приблизился к деве и заинтересованно обнюхал ее ладонь.
— Кажется, он согласен отвезти вас в Менегрот, — заметил страж границ.
— Он мне тоже нравится, — откликнулась Ненуэль.
— Значит, решено.
Коня оседлали, и нолдор в сопровождении Хениона покинула границу лесного королевства, повернув на восток.
* * *
— Государь, те двое так и не покинули поляну, словно и правда ищут вход в город, — доложил страж.
— Ты о том человеке и его спутнице? — уточнил Финрод.
— Да, государь.
— Не думаю, что они опасны. Однако, — Финдарато упреждающе поднял руку, — я не приглашу их, пока не поговорю сам. Возможно, им действительно нужна наша помощь.
— Как скажете, государь. Но прошу, возьмите с собой стражей.
— Разумеется.
Тем временем Берен нервно мерил поляну шагами.
— Ты уверена, что мы у цели? — спросил он Лютиэн.
— Да, любимый. Ты же теперь знаешь, кто я, — ответила она.
— И?
— Я чувствую жизнь. Много фэар эльдар находятся рядом. Они близко. Еще немного, и можно будет…
Бывшая принцесса оборвала себя на полуслове:
— Я не могу! Мне не справиться со своей сутью. Почему, почему ты не убил меня тогда?
Безумие, отступившее на время похода, вновь накрыло Лютиэн, заставляя ее то проклинать еще не найденного Фелагунда и его город, то умолять Берена избавить ее от страданий. При этом удержать от опрометчивых поступков Лютиэн могло только одно, и сын Барахира уже привычно толкнул стоявшую на коленях любимую и, намотав ее волосы на руку, несильно потянул на себя, одновременно стягивая с нее свои же штаны.
Сосновые иголки временами кололи щеку бывшей принцессы, а колени немного устали упираться в жесткую землю, но безумие отступало, позволяя страсти захлестнуть ее с головой, дать волю эмоциям, что переполняли душу. Пальцы рвали траву и мяли землю, а она лишь повторяла имя того, кто смог забрать ее сердце.
— Давай отряхну, — наконец произнес Берен, отдышавшись и поправив собственные штаны.
— Да вроде нечего, — ответила Лютиэн, смахивая пару иголок с волос и одежды.
Однако сын Барахира не удержался и все же провел ладонью по ее волосам, на этот раз нежно и ласково.
— Кхм, — раздалось на другом конце поляны.
Берен резко обернулся, закрывая собой любимую, однако гость был неопасен. Во всяком случае пока.
— Приветствую вас. Доброго дня, — наконец произнес он.
— Рад видеть гостей в своих землях, — ответил Финрод.
Лютиэн сдавленно охнула, и если бы не недавние ласки любимого, то гнев и ярость так легко бы не были подавлены ею.
— Я Берен, сын Барахира, — представился молодой человек. — А это моя… моя жена Лютиэн, дочь Тингола из Дориата.
— Я многое слышал о дочери Мелиан, — ответил Финрод, и Лютиэн ощутимо вздрогнула под его взглядом.
— Государь, мой отец сказал, что вы великий колдун и можете помочь, — начал Берен.
— Барахир явно преувеличил мои способности, — ответил тот. — Но все же… чего вы хотели бы от меня?
— Избавьте Лютиэн от проклятия! — попросил Берен.
— Ты многого хочешь. Однако это не так сложно, как может показаться. А чего желаешь ты, дитя сумерек? — обратился Фелагунд к полумайэ.
— Ложь вы почувствуете, я знаю, — начала она.
— Ты права.
— Тогда я жажду покоя. И смерти. Вашей! Нет. Нет, это не я. Это она. Мелиан. Я не… я больше не могу так. Не держи меня! — прокричала она Берену и бросилась в ноги Финроду. — Я убила своего отца. Я желала отдать Дориат Королю Севера, я…
Стражи шагнули вперед, желая закрыть короля, но Финрод жестом остановил их.
— Ты? Или все же Мелиан? — уточнил он.
— Я тоже. Я хотела власти и могущества. Я околдовывала подданных и…
От истории Даэрона вздрогнули все, включая Берена, впервые услышавшего ее полностью.
— Тебе не меня надо просить о помощи, а Эру. Только Единому решать, даровать ли прощение или нет. Причиненное тобой зло велико, но любовь, которая все же смогла зародиться в твоей душе, внушает надежду, что еще не все для тебя потеряно.
— Что же нам делать, государь? — спросил Берен.
— Жить. Тем более ты отлично знаешь, как одолеть ее безумие.
Сын Барахира смутился, лишь сейчас осознав, что эльфы появились на поляне несколько раньше.
Не зная, что на это ответить, он вновь попросил помощи и убежища. Фелагунд промолчал.
Один из стражей извлек кристалл, от которого шел дивный свет, бело-голубой и удивительно чистый.
— Это сильмарилл? — ахнула Лютиэн.
— Конечно, нет. Так, безделица, — спокойно ответил Финрод, отметив, что камень приобрел кроваво-красный оттенок, а его грани стали похожи на черные глубокие трещины.
— Нет, Берен, сын Барахира, ты не ступишь под своды Нарготронда, как и твоя спутница, — наконец ответил он. — Но я помогу вам. Оставайтесь здесь, на этой поляне, и мои верные принесут вам еду, одежду и даже оружие. Пусть ваш путь будет менее трудным.
— Что ж, благодарю вас, государь. Такая помощь окажется очень кстати, — несколько огорченно ответил Берен.
— Не отчаивайся. Послушай доброго совета — уходите в лес, живите там, а решение придет само. Лютиэн уже знает его, но пока не готова принять. Люби ее такой, какая она есть. Поверь, это…
— Я понял. Любовь — та сила, что удержит ее.
— И не только. Ее фэа должна очиститься. Только тогда вы сможете обрести истинное счастье, — закончил свою речь Финдарато.
— Благодарю вас, — произнесла Лютиэн. — Вы правы. Я знаю, что должна сделать. Но… боюсь.
— Еще не время, — ответил Финрод. — Теперь же прощайте. Не думаю, что мы еще встретимся.
Берен склонил голову, провожая Фелагунда, а Лютиэн впервые после своего падения запела.
Долго он слушал ее голос, что становился все чище и звонче, пока наконец не воскликнул:
— Соловушка! Пташка моя певчая!
— Берен, любимый! — эльфийка прижалась к его груди и долго слушала стук его сердца.
«Эру, я была плохой майэ, ужасной синдэ, позволь мне стать человеком и прожить с ним всю недолгую жизнь, что ты отмерил аданам. Пусть после я уйду навсегда из Арды, но навеки буду связана с тем, кого действительно люблю!» — просила она Единого, умоляя взять ее бессмертие и простить.
Солнечный луч пробился сквозь листву и золотым огнем вспыхнул над влюбленными.
«Да будет так!» — услышали они голос, и Лютиэн дала волю слезам, что наконец-то принесли облегчение ее душе.
* * *
— Ну что, племянник, какое известие ты мне хотел передать? — Турукано оглянулся на ехавшего рядом Туора и ободряюще улыбнулся.
— Оно касается твоей семьи, дядя, — откликнулся тот.
— Тогда подожди немного, пока мы не прибудем в город. Пусть моя дочь тоже его услышит.
— Хорошо, — легко согласился Туор.
Он с любопытством осматривался по сторонам, и на лице его был написан почти детский восторг. Остались позади все семь Врат Ондолиндэ, и теперь перед глазами расстилались широкие зеленые поля, расцвеченные яркими мазками цветов, подобно диковинному полотну. Юноша вглядывался в сверкающие в последних лучах Анара шпили башен, однако чем дальше, тем более серьезным становилось его лицо. Воспитанник нолдор, он невольно подмечал недостатки, могущие в случае битвы с Врагом обернуться катастрофой. Те самые, о которых говорил Тьелпэринквар, а так же множество других, которых не было видно снаружи. Высокие горы превращались в его воображении в ловушку, из которой было невозможно вырваться. Ровные поля, дававшие великолепный обзор с высоких городских стен, не позволяли защитникам в случае необходимости укрыться или спрятать детей и нисси. Туор представил, что будут делать жители Ондолиндэ, если Врата будут сломлены ордами Врага, и содрогнулся. Мгновенно в мыслях его заполыхали пожары, отряды тварей заполонили равнину, не представлявшую никаких препятствий, и он отчетливо, до самого конца осознал, что в этом случае в самом деле негде будет спастись. Поэтому чуть позже, увидев два искусно выполненных из золота и серебра древа, которые Турукано назвал Глингал и Бельтиль, приемный сын Финдекано только головой покачал. Вслух, впрочем, он ничего говорить не стал, поэтому средний Нолофинвион принял жест за выражение восхищения. Анар скоро окончательно спрятался за горами, в небе рассыпались яркие звезды, и взошедший Итиль посеребрил уже близкие башни города, окутав округу ореолом таинственности.
На стене затрубили стражи, и ворота города распахнулись, впуская короля и его спутников. Радостно шумели фонтаны, жители города приветствовали юного адана, и тот усилием воли отбросил рисуемые воображением мрачные картины, позволив себе всей душой растворить в красоте.
— Еще чуть-чуть, — заметил Тургон, — и мы дома. Покои во дворце уже ждут тебя.
— Благодарю, дядя.
Заметив в конце прямой и длинной, словно стрела, улицы королевский дворец, он безотчетным движением отряхнул порядком запыленный сюрко, надетый поверх кольчуги, и поправил меч.
Журчащие в свете звезд фонтаны рассыпались бурным каскадом брызг, словно приветствуя гостя. Подошедшие стражи приняли лошадей, и Туор по установившейся дома привычке поблагодарил их, получив в ответ улыбку:
— Не за что, принц.
Турукано первым ступил на высокую мраморную лестницу, и сын Финдекано, подняв взгляд, на мгновение замер, словно пораженный молнией. Такого он за всю свою короткую жизнь не видел еще никогда, хотя немало нисси, и среди них необыкновенных красавиц, включая и его приемную мать, прошло перед глазами.
На верхней ступеньке, озаренная лучами Итиля и светом звезд, стояла дева. Ее серебряное платье сверкало подобно россыпи бриллиантов, а длинный шлейф обвивал ее стройный стан и спускался вниз на несколько ступеней. Уложенные в искусную прическу золотые волосы спускались по плечам, и цветы мэллорнов, росших по бокам лестницы, выглядели бледно и невзрачно на фоне дочери короля.
Ибо это была Идриль. Она улыбнулась, и Туору показалось, что Анар снова вернулся на небосвод.
— Моя дочь Итариллэ, — представил их друг другу отец. — Туор, сын Хуора и приемный сын моего брата Финдекано.
— Alasse, — откликнулась дева, и в ее улыбке, в нежном свете глаз засиял незнакомый юноше огонь, согревший фэа. — Рада видеть тебя.
— Vande omentaina, принцесса, — откликнулся он, учтиво склонив голову. — Пусть Анар осветит твой путь.
— Благодарю, Туор, — вновь улыбнулась она. — И твой тоже.
Тургон продолжил:
— Племянник сказал, что он пришел с известием.
— С каким же? — полюбопытствовала Идриль.
Туор оглянулся на короля, на напряженно ожидавших у подножия стражей, на лица Эктелиона и Глорфинделя, каждый из которых только что понес потерю, и, набрав воздуха в грудь, объявил:
— Леди Эленвэ возродилась.
Туору показалось, что тишина рассыпалась на тысячи звенящих хрустальных осколков. Турукано покачнулся, Идриль всплеснула руками, а стражи выдохнули в едином порыве.
Принцесса подбежала к Туору и, схватив его за руки, прижала их к своей груди:
— Как это случилось? Ты уверен?
— Да, принцесса, — подтвердил Туор. — Мы были с Эрейнионом этим летом в Бритомбаре, катались на лодке, и Великое море напело нам. Сомнений нет — там, далеко в Амане, вышла из мрачных Чертогов Намо ваша мать.
— Давно?
— Да, лет семнадцать назад.
Итариллэ несколько мгновений смотрела Туору в глаза, и в зрачках ее читались бесконечная благодарность и восхищение.
— Спасибо тебе, Туор, — в конце концов прошептала она и обернулась к отцу.
Тот стоял, и даже в свете Итиля было заметно, как он бледен. В глазах застыло страдание, смешанное пополам с безумной надеждой. Наконец, он провел ладонью по лицу и устало проговорил:
— А впрочем, что это меняет? Аман для нас закрыт.
— Но разве нет никакого средства? — порывисто воскликнул Туор. — Не верю! Должен, непременно должен быть выход из положения!
Итариллэ вновь посмотрела на их гостя с восхищением и благодарностью и быстрым движением пожала его пальцы.
— Отец? — вновь спросила она короля.
Тот ответил:
— После обсудим. Завтра. Сейчас уже поздно, и всем нам стоит немного отдохнуть. Пойдем, племянник, я покажу тебе твои покои.
— Благодарю, дядя, — ответил он и отправился следом за королем.
Однако позже, уже в конце лестницы, он обернулся и встретил взгляд смотревшей ему вслед Идриль.
* * *
— Как красив Дориат! — с восторгом воскликнула Ненуэль, оглядываясь по сторонам.
Стволы могучих дубов и буков, росших по обеим сторонам от узкой нахоженной тропинки, сплетались корнями и упирались кронами в самые небеса. Росинки звенели, покачиваясь на кончиках цветов и трав, птицы славили нарождающийся день.
— Каждый край Белерианда по-своему хорош, — улыбнулся Тьелпэринквар. — Строгий север, где стоит твердыня дяди Майтимо, не менее великолепен, хотя и более суров. А по равнинам Эстолада можно мчаться без устали, соревнуясь с ветром. Правда, обстановка в смертных землях сейчас чрезвычайно сложна, и я не могу обещать, что скоро покажу тебе это все.
Тьелпэринквар посерьезнел, и Ненуэль кивнула в ответ:
— Понимаю, можешь даже не объяснять. Я дочь лорда и племянница короля, и хорошо знаю, что теперь не время для беспечных прогулок. Ведь даже для краткой поездки в близко расположенный Ломинорэ мы взяли большой отряд воинов.
Куруфинвион посмотрел на любимую с благодарностью и, протянув руку, сжал ее тонкие пальцы и поднес их к губам.
— Через пару лиг будет мост через Эсгалдуин, — заметил ехавший позади Хенион, — и мы на месте.
— Благодарим за то, что проводили нас, — ответил Тьелпэринквар. — Поездка оказалась приятной.
Страж уже намеревался было что-то ответить, как вдруг в это самое время впереди послышалось тихое ржание лошади. Куруфинвион пригляделся и вскоре увидел показавшегося из-за поворота всадника в простом дорожном костюме и с венцом из переплетенных веток дерева в золотых волосах. Догадываясь, кто перед ними, нолдо придержал коня. Ненуэль остановилась рядом.
Незнакомый синда приблизился, и в темно-зеленых глазах его зажглось приветливое веселье. Хенион выехал вперед и почтительно склонил в приветствии голову.
— Ваше величество, — заговорил он, — позвольте представить вам наших гостей. Принц Тьелпэринквар Антолайтэ Куруфинвион со своей невестой, леди Ненуэль Аркуэнэ Лаурефиндиэль.
Затем дозорный обернулся к нолдор и, вытянувшись в седле, словно пытался взять на караул, добавил:
— Его величество, король Дориата Трандуил.
Тьелпэ выехал на несколько шагов вперед и, приложив ладонь к груди, коротко склонил голову:
— Рад встрече.
— Взаимно, — весело улыбнулся в ответ король и вернул поклон: — лорд, леди.
И всем вдруг почудилось, что повисшая было в воздухе неловкость рассыпалась с тонким хрустальным звоном. Птицы запели громче, лучи Анара щедро брызнули сквозь резную листву, осветив тропу, а конь Трандуила ударил копытом по земле и тряхнул головой.
— Прошу простить мою нетерпеливость, — заговорил Ороферион и, поравнявшись с нолдор, первым двинулся по ведущей к мосту тропинке, — мои советники предлагали встретить вас в тронном зале, но, признаться, я недолюбливаю эти важные церемонии, что были так милы сердцу Эльвэ.
— Понимаю вас, — откликнулся Тьелпэринквар. — И благодарю за разрешение проехать через Дориат.
Трандуил в ответ беспечно махнул рукой:
— Не везти же вам невесту через паучьи пустоши? Хотя, не был бы удивлен, если бы Тингол на моем месте посоветовал именно это. Однако, надеюсь, с тех пор в Дориате многое изменилось.
С последним Куруфинвион и сам охотно был готов согласиться. Отряд подъехал к перекинутому через реку невысокому каменному мосту, и на лицах охранявших его стражей он не заметил признаков враждебности.
Воины ударили мечами о щиты, приветствуя своего владыку и его гостей, и Трандуил ответил всем сразу:
— Ясного дня вам и спокойного дозора.
— Suilad, — вставил Тьелпэ на синдарине и заметил блеснувшее в глазах дориатцев уважение.
Вскоре мост остался позади, и взорам путников предстал высокий скалистый холм и резные Врата, ведущие в глубину.
— Надеюсь, вы задержитесь в Менегроте ненадолго? — спросил серьезно король. — Нам с вами есть о чем поговорить. К тому же, на днях моя помолвка.
— Благословенные для нас с вами наступают дни, — улыбнулся Тьелпэ, и можно было подумать, что в глазах его блеснули искры Анара. — Так, значит, вы тоже женитесь?
— Да, — подтвердил серьезно король. — Возможно, кто-нибудь скажет, что слишком поспешно, но к чему ждать, если я встретил ту, которую хочу видеть своей супругой?
Куруфинвион покачал головой:
— Лишь атани могут сомневаться в собственных чувствах, а в наши неспокойные времена промедление может стоить очень дорого. Конечно, государь, мы с радостью останемся на праздник.
— Благодарю. В таком случае, пойдемте, я познакомлю вас со своей невестой и советниками.
Отряд остановился, и Тьелпэ помог Ненуэль спешиться. Хенион попрощался, подошедшие конюхи забрали лошадей, а нолдор двинулись следом за Трандуилом по длинному высокому коридору, по обеим сторонам которого высились мощные каменные буки. Многочисленные бриллианты заменяли капли росы.
Ненуэль нахмурилась и, на мгновение остановившись, погладила ладонью холодный камень.
— Красиво, — наконец заметила она. — Очень. Но все же они не живые.
Она оглянулась на любимого, и тот, приблизившись, взял ее за руку. Король неожиданно согласился:
— Я сам не сразу привык, когда в детстве вместе с отцом впервые приехал в Менегрот. Однако все же эти стены — надежная защита от врага.
— С этим я согласна, — кивнула дева.
Трандуил улыбнулся и, подойдя к высоким стрельчатым дверям, толкнул украшенные каменными листьями створки. Стражи взяли на караул, и нолдор, войдя внутрь следом за королем, увидели огромный украшенный колоннами зал, почти до отказа заполненный придворными. В конце его на обитом бархатом возвышении стоял пустующий в данный момент трон, а на ступеньке ниже расположилась мраморная скамейка с мягкими подушками. На ней сидела золотоволосая дева, и в добрых, приветливых глазах ее горел свет, напоминавший лучи Анара. По обе стороны от трона стояли два высоких нэра.
«Должно быть, оба застали рождение бессмертного народа», — подумал Тьелпэринквар. В спокойных, мудрых глазах их нельзя было прочесть мыслей или эмоций. Впрочем, неприязни нолдо тоже не чувствовал.
Золотоволосая синдэ встала, и Трандуил, подойдя к ней, взял ее за руку и обернулся к гостям:
— Моя возлюбленная и будущая королева Дориата леди Тилирин.
— Рады знакомству, — откликнулся Куруфинвион. — Пусть звезды ярко освещают твой путь.
— Благодарю, — улыбнулась в ответ она.
— Мои советники Голлорион и Серегон, — продолжил король, указывая на нэри.
Когда же Трандуил представил, наконец, дориатцам гостей, Тилирин выразительно указала на место рядом с собой и предложила дочери Глофинделя сесть. Та охотно воспользовалась приглашением, а Куруфинвион подумал, как выглядел бы прием, если бы владыкой Дориата по-прежнему был Элу.
«Впрочем, — напомнил он себе, — тогда бы нам даже границу пересечь не дали».
Официальная часть надолго не затянулась, и скоро гостей проводили в отведенные им покои.
— О делах поговорим вечером, после ужина, — сказал Трандуил. — Буду ждать вас вместе с верными. За вами придут.
— Благодарю еще раз от всей души, — ответил Куруфивнион, останавливаясь перед дверью их с Ненуэль комнат.
— Не за что. Отдыхайте.
Король ушел, а Тьелпэринквар толкнул дверь и первым переступил порог гостиной.
* * *
— Проходите, лорд Тьелпэринквар, устраивайтесь, — Трандуил сделал приглашающий жест и первым вошел в кабинет.
Нолдо с интересом огляделся по сторонам. Скромная обстановка этой личной комнаты нового короля резко контрастировала с вычурностью тронного зала и столовой, где проходил только что закончившийся ужин.
Оба советника расположились на стульях, и Куруфинвион последовал их примеру.
— Хочу сказать сразу, — заговорил он, — мои родичи не знают, что я здесь, у вас, и вести переговоров не поручали. Никто не предполагал, что моя дорога приведет меня к вам. Но тема, которую я хочу теперь обсудить, слишком важна, чтобы пренебрегать благоприятной возможностью.
— Понимаю вас, — откликнулся король и, устроившись по другую сторону стола, продолжил. — И я догадываюсь, о чем вы хотите поговорить. Я сам на вашем месте поднял бы эту тему.
— Именно, — подтвердил нолдо. — Война, которую мы все ведем с нашим общим Врагом. Новая битва не за горами.
Молодой король тяжело вздохнул и посмотрел за окно. Закат уже успел прогореть, на небе густо светили звезды. Тьелпэ подумал, что Ненуэль, должно быть, не отправится спать, пока он не придет, и на сердце стало тепло и легко.
«Приятно, оказывается, знать, — подумал он, — что о тебе кто-то волнуется и с нетерпением ждет возвращения».
Ему и самому невыносимо хотелось отправиться к возлюбленной, поговорить с ней, просто посидеть, обнявшись, перед зажженным камином, но с этим пока предстояло подождать.
— Враг, — проговорил задумчиво, все так же глядя в окно, король. — Признаться, он надоел невообразимо. Он сидит безвылазно там, за Железными горами, и все же его зловонное дыхание отравляет все в Белерианде. С ним надо покончить.
Тьелпэринквар кивнул:
— Нолдор готовятся к предстоящей битве, но все же наших сил может оказаться недостаточно. Нужно объединиться всем квенди.
Серегон заметил:
— До сих пор синдар Дориата предпочитали прятаться за Завесой, и я задаю себе вопрос, не потому ли падший вала раз за разом одерживал верх.
— Ответа мы не узнаем, — откликнулся эхом Голлорион, — но все же в наших силах сделать так, чтобы в будущем переломить ситуацию.
Трандуил обвел серьезным взглядом собравшихся, и Тьелпэринквар спросил:
— Государь, когда наступит час новой битвы, синдар Дориата выйдут, чтобы сразиться с Врагом бок о бок с нолдор?
Ответил Ороферион сразу, почти не раздумывая:
— Мы выйдем. Даю слово короля. Когда начнете собираться, пришлите гонца. Или иначе дайте знать.
— Птицы доберутся быстрее всадника, — заметил Куруфинвион, и Трандуил кивнул, соглашаясь. — А если понадобится передать осанвэ…
Он сунул руку в карман котты и достал оттуда кольцо с амулетом. Тем самым, что уже было у лордов нолдор и у его невесты.
— Вот, возьмите, — проговорил он и подробно объяснил принцип действия защиты.
Оба советника с интересом смотрели на искры, мерцающие в глубине камня, а Ороферион, надев кольцо на палец, ответил:
— Благодарю вас, государь. Это и правда ценный подарок.
Тьелпэринквар хотел было спросить, почему король назвал его именно так, но не решился. Серьезный, тяжелый блеск в глазах Владыки Дориата подсказывал ему, что ответ может перевернуть всю его жизнь.
«Еще не время», — подумал сын Куруфина.
А много позже, когда Ненуэль уже сладко заснула в своей спальне, он осторожно, чтобы не потревожить мелиссэ, притворил дверь и, остановившись перед камином, обхватил себя за руки. Уже перевалило за полночь, но Тьелпэ знал, что дядя Майтимо часто засиживается допоздна, а потому решил попытаться связаться с ним осанвэ.
Серебряная невидимая стрела полетела на север, и вскоре Куруфинвион, терпеливо ожидавший в покоях Менегрота, ощутил ответ.
— Ясной ночи, дядюшка, — приветствовал он. — Это Тьелпэ.
— Я узнал, — последовал ответ. — Что-то случилось?
— Да. Я сейчас в Дориате, и у меня известия. Трандуил дал слово короля в случае новой битвы с Врагом вывести войска синдар.
Дальнее расстояние сглаживало эмоции и не позволяло вести длительных бесед. Однако последовавшая вслед за сообщением пауза дала понять младшему лорду Химлада, что его сообщение произвело впечатление.
— А что ты там делаешь? — наконец спросил старший родич.
— Еду домой со своей возлюбленной. Мои поиски увенчались успехом.
— Ты виделся с Глофинделем?
— Да, и получил его благословение на наш с Ненуэль брак, а вместе с ним перстень с гербом Дома Золотого Цветка. Помолвка будет простой формальностью, ведь ее родичи не смогут присутствовать, но весной мы поженимся. И тогда я буду ждать всех, что смогут прибыть. Ты приедешь?
— Непременно, Тьелпэ. И благодарю за известия.
Осанвэ завершилось, и Куруфинвион, еще раз убедившись, что возлюбленная по-прежнему видит сны, отправился в собственную спальню, подумав, что совсем скоро у них уже будут одни покои на двоих.
— Как ты хороша, мелиссэ! — воскликнул восхищенно Тьелпэ, глядя на празднично одетую Ненуэль. — Глаза твои затмевают свет звезд.
— Благодарю, melmenya, — улыбнулась дева и, приблизившись, обняла возлюбленного за шею и быстро поцеловала, — а вот тебя я и более нарядным помню.
— Это когда же? — не стал скрывать любопытства Куруфинвион.
— На помолвке Финдекано. Твои одежды тогда были поистине великолепны. Хотя, лично мне твоя нынешняя кольчуга нравится ничуть не меньше богато расшитой котты. И… я надеюсь, Трандуил не воспримет твой наряд, как отношение к безопасности в Дориате.
— Мелиссэ, я не брал с собой праздничной одежды, а оскорбить короля походной рубахой… пусть лучше видит кольчугу нолдорской работы.
Нолдо весело рассмеялся и крепче обнял лукаво улыбающуюся деву:
— Каюсь, если бы знал, что попаду на помолвку, захватил бы из дома что-нибудь более подходящее. Но тем лучше для нас — нарядную котту я смогу надеть на наш собственный праздник.
— Я очень его жду, — призналась дева.
Мгновение Тьелпэринквар смотрел в глаза любимой, а после наклонился и поцеловал, искренне и пламенно.
В окна заглядывали крупные, яркие серебристые звезды, бросая загадочные, манящие блики на лица эльдар. Слабо мерцали в углах покоев светильники.
— Ты готова отправляться на праздник? — спросил Тьелпэринквар, с видимой неохотой прерывая поцелуй.
— Да, мельдо, — ответила Ненуэль.
Он подал руку, дева вложила в раскрытую ладонь тонкие пальцы, и оба, выйдя из покоев, направились по коридору туда, где на огромной поляне играла музыка и слышались веселые, наполненные ожиданием голоса.
С упоением пели ночные птицы. Разноцветные светильники подчас самых причудливых форм были развешены в кронах деревьев, расставлены на траве. Они загадочно мерцали, паря, казалось, прямо в воздухе. Ароматы фруктов, приправ и меда манили, дразня воображение, но гости стояли, терпеливо ожидая тех, в честь кого и был устроен этот праздник в самом конце лета — государя Трандуила и его невесту.
Тьелпэринквар и Ненуэль вышли и, поприветствовав верных и стражей синдар, присоединились к гостям. Музыка лилась, разносясь по окрестностям, взмывая все выше и выше, и вдруг рассыпалась нежным хрустальным звоном. Арфы и флейты смолкли, зазвучали серебристые колокольчики, и пение их с каждой минутой становилось все громче и громче. Восхищенный вздох разом вырвался из сотен уст и растворился невесомым облаком. Врата распахнулись, и все увидели одетого в синее с серебром короля, а рядом с ним сияющую, словно редчайший самоцвет, невесту. Они остановились на мгновение на половине дороги, глядя друг другу в глаза, и в лицах обоих Тьелпэринквар отчетливо прочел любовь, ту самую, что горела теперь и в его собственном сердце, и от всей души порадовался за молодого государя Дориата.
Тем временем Трандуил и Тилирин ступили на поляну, и снова запели флейты, славя красоту.
— Я люблю тебя, — прошептал он, глядя в дорогие ему глаза.
— Я тоже тебя люблю! — ответила дева пылко, и в глазах ее молодой король прочел гораздо больше, чем могли сказать в эту минуту уста. Его сердце заколотилось, и обещание счастья повисло между ними густым облаком, окутав нежностью, восторгом и страстьем.
Орофер и Серегон подошли к стоявшему в центре поляны небольшому круглому столику, и жених с невестой, увидев родителей, улыбнулись друг другу и продолжили путь. Гости замерли, затаив дыхание, звуки музыки растворились в ночной тишине, и тогда король Дориата заговорил:
— Мы собрались сегодня здесь, перед лицом родных и друзей, чтобы заключить помолвку, которая соединит навеки два дома узами родства и дружбы.
— И любви, — добавил Серегон.
Орофер улыбнулся сыну и подхватил:
— Я с радостью и охотой даю благословение на этот брак…
Отец короля говорил, желая жениху и невесте счастья, после него продолжил отец Тилирин. Трандуил поглядывал на два тонких серебряных кольца, лежащих на столике на блюде рядом с расписанной чашей и кувшином яблочного вина, а когда благословляющие речи смолкли, взял знак заключаемой помолвки и обернулся к возлюбленной:
— Клянусь спустя ровно год взять тебя в жены, родная моя.
— Я тоже даю слово, что спустя ровно год приду сюда, чтобы выйти за тебя замуж, — взяла в руки второе кольцо Тилирин. — И буду с нетерпением ждать этого дня.
По лицу ее скользнула выражение нежности и восторга, и уже тише она добавила:
— Слово «государь» будет теперь неуместно, поэтому я скажу просто: «cuilnin».
— Жизнь моя, — эхом повторил Трандуил и надел на палец невесте кольцо.
Дождавшись, когда она сделает то же, он наклонился и, обняв Тилирин, поцеловал ее со всею нежностью, на которую был способен. Заиграла музыка, и десятки бабочек взмыли в небеса. Гости зашумели, выкрикивая слова поздравления, а молодой король взял в руки чашу и налил в нее яблочного вина. Тилирин обхватила кубок с другой стороны, и все так же не размыкая рук, сперва жених, а потом невеста отпили из него, глядя друг другу в глаза. В глазах Трандуила сверкали огоньки веселья, и сама невеста тоже готова была рассмеяться от радости. Они поставили чашу на стол, и король спросил:
— Потанцуешь со мной?
— С удовольствием, — ответила невеста.
Они вышли на середину поляны, а Тьелпэринквар тем временем, посмотрев лукаво на Ненуэль, спросил ее:
— А ты пойдешь со мной танцевать? Хотя я и не так красив сегодня, но все же…
Нолдиэ весело фыркнула, а мгновением спустя уже в голос расхохоталась:
— Я поняла — ты запомнил мою фразу, и теперь будешь ее до конца Арды припоминать.
Куруфинвион беспечно, все так же с легким ехидством в глазах, пожал плечами:
— А как, ты думала, складываются общие супружеские воспоминания? Ты бы слышала, что родители рассказывали о своих первых годах, когда атто только ухаживал за аммэ.
— Расскажешь? — не удержалась Ненуэль.
— Может быть. Но лучше собственные воспоминания накопим, чтобы после поведать их уже нашим детям.
— С этим согласна, — ответила она, и оба наконец с удовольствием присоединились к танцующим.
* * *
— Что скажешь, вождь? Каким будет твое слово? — почтительно склонив голову, спросил его старший сын и советник.
— Они едят тела зверей и птиц…
— Это плохо.
— Они давали нам укрытие от снега и холода.
— Это доброе дело.
— Они знают колдовство.
— Мы тоже.
— В их глазах пламя.
— Лучше ли тьма?
— Нет.
— Так что ты ответишь лордам-хранителям Холма?
Вождь замолчал, подняв свои вечно-юные, но глядевшие на мир не одно столетие глаза:
— Мы пойдем с ними. Но только разведчики и лучники. Не стоит нашим братьям брать в руки прОклятую сталь.
— Думаешь, именно этими мечами… — он не договорил.
— Разницы нет. Нолдор прОкляты. Не стоит нам прикасаться к тому, что сделано их руками.
— Но мы входили в их жилища. Тогда, в лютые морозы…
— То другое. Я все сказал. Так и передай мои слова… своим друзьям. Ведь так, сын мой?
Младший аваро не стал отрицать и кивнул отцу.
— Можешь хоть поселиться с ними! Если они не сделают тебя слугой для развлечений! Будешь веселить их. Ты, мой старший сын, которого я всегда считал опорой и надеждой нашего народа.
— И я не подведу тебя! Вот увидишь, — воскликнул он и покинул поляну, поспешив в крепость на Амон Эреб.
Лорды на удивление оказались у себя и с радостью приняли посланника авари.
— Что ж, — ответил, выслушав гостя, Амрод, — мы рады, что твой народ готов помочь нам в общей борьбе. И поверь, никто не собирался вручить вам мечи и пустить вперед — мы прекрасно понимаем, что… — тут он немного замялся, не желая обидеть друга.
— Что вы отличные лучники, — выручил его брат. — Да и маскируетесь прекрасно, так что разведчики нам тоже пригодятся. Вместе с нашими, разумеется.
— Не доверяешь? — грустно спросил аваро.
— А защищать вас кто будет, если вдруг враг обнаружит? — в сердцах воскликнул Амрод.
— Столько лет живем бок о бок, а все не верите нам, — вздохнул Амрас.
— Отец говорит, что все нолдор прОкляты.
— Он прав, — спокойно признались братья.
— Но до Намо мы доберемся после, — усмехнувшись, заявил Амрод.
— Как только разделаемся с Врагом, — поддержал брата Амрас.
— Главное, не в процессе, — хмыкнул первый, понимая, что и такой исход возможен.
— Меня тогда только дождись, — тут же осанвэ серьезно сообщил брат.
— Вдвоем мы его быстро доведем, — также мысленно ответил он.
Аваро ждал, немного удивившись повисшему молчанию.
— Мне что-то следует передать отцу? — наконец спросил он.
— Сейчас вроде как и нечего, — пожал плечами Амрод. — Ты как, к своим или останешься?
— Зачем я вам? — спросил он.
— Мы тебя не удерживаем, — тут же ответил Амрас. — Просто… тебе же вроде нравилось у нас. Ты хотел обучиться ремеслам… Передумал?
— Смеяться будете… — скорее сообщил, чем спросил аваро.
Близнецы переглянулись.
— Та-а-ак, рассказывай, откуда такие мысли, — произнес Амрод.
— Мы тебя внимательно слушаем, — подтвердил Амрас.
Аваро вздохнул и начал говорить. Амбаруссар молчали, временами переговариваясь осанвэ:
— Все еще видишь в них союзников?
— Уже так не уверен. Но…
— Что «но»?
— Может, он сам выберет надежных воинов?
— Его отец не позволит.
— Тогда откажемся от этой затеи?
— Нет. Убедим авари, что мы не враги.
— Если за несколько сотен лет не смогли…
— А мы постараемся. И найдем того, кто за этим стоит.
— Враг.
— Понимаю. Но кто распространяет эти слухи среди авари?
— Хм-м-м. Ты прав. Мы обязательно должны отыскать его.
— Справимся, — ответил Амрас и вслух продолжил: — Не бойся, друг, мы не такие.
— Хотя посмеяться любим, — тут же поддержал его Амрод.
— И над собой тоже, — произнес, улыбаясь, первый.
— Так что, остаешься?
— Да, — ответил аваро. — Я хочу вам верить.
* * *
Белерианд. Место, куда менестрель и хотел сейчас попасть.
Голос Макалаурэ и пламя его фэа сковали златые врата, и он смело шагнул в них.
«Как ты, мелиссэ? — подумал он, устремляясь по изнанке мира в сторону своей крепости. — Как живешь ты там одна, без меня?»
В памяти его снова всплыли их долгие прогулки в маковых полях, нежная, светлая улыбка любимой. Больше, чем об оставленных землях или братьях жалел он теперь, что покинул ее, Алкариэль.
Потоки сплетались, пересекались, и скоро привели Фэанариона туда, откуда были хорошо видны его Врата. Теперь предстояло отыскать жену.
Впрочем, первое, что он увидел, были некоторые изменения. Высокая длинная каменная стена с огромными железными воротами, узкими высокими бойницами и сторожевыми башнями надежно запирала ущелье. От удивления фэа Канафинвэ застыла, а спустя некоторое время, придя в себя, решила оглядеть его получше. Артахери.
«Так вот как, оказывается, верные называют новое укрепление», — если бы Фэанарион мог, то непременно бы покачал головой.
Валганг ощетинился боевыми и защитными орудиями, как уже знакомыми Макалаурэ, так и совершенно новыми. Мысль, что все это дело рук его мелиссэ, вызвала одновременно гордость и острый приступ боли, словно что-то внутри фэа скручивалось в спираль.
«Не так я представлял ее будущее, когда предлагал стать моей женой», — подумал он и, выбрав один из потоков, полетел к дому.
То и дело он замечал в полях тщательно спрятанные ловушки, которые должны были существенно осложнить армии противника продвижение в случае прорыва. Миновав крепостную стену, Фэанарион первым делом устремился в покои, но там Алкариэль не оказалось. Не обнаружилось ее и в других комнатах донжона. Он начал искать ее во дворе, и вскоре звон мечей на тренировочной площадке привлек его внимание. Любимая была там. Она тренировалась с Оростелем.
«Должно быть, что-то в этом роде я и ожидал увидеть», — подумал Макалаурэ, поняв, что совершенно не удивлен.
Движения жены были точными и умелыми. Она отражала удары его друга, нападала сама, и Канафинвэ откровенно залюбовался. Впрочем, то и дело появлявшиеся поблизости воины не выказывали признаков удивления, и стало ясно, что это картина им уже привычна. Душу Фэанариона снова болезненно кольнуло.
«Не этого я хотел для тебя, — подумал он и с покаянием добавил, словно любимая могла его теперь слышать: — Прости!»
Алкариэль вздрогнула, опустила меч и беглым, цепким взглядом осмотрела двор.
— Что-то случилось, госпожа? — поинтересовался Оростель.
— Нет, ничего, — ответила она спустя пару мгновений. — Должно быть, показалось.
Она устало провела ладонью по лицу, и муж наконец разглядел под ее глазами тени. Приглядевшись, он увидел и другие изменения — более резкие черты лица, острый взгляд, словно эллет ежесекундно готова была отреагировать на опасность. Под коттой угадывались крепкие мышцы.
— Моя леди, — окликнул Алкариэль спешащий через двор верный.
Та резко обернулась на зов:
— Что случилось?
— Палантир!
— Уже иду.
Она передала боевой меч Оростелю и поспешила в донжон. Взбежав по лестнице в библиотеку, нолдиэ положила руку на видящий камень, и фэа Макалаурэ скользнула к окну, чтобы лучше видеть происходящее. Оказаться внутри он опасался, справедливо предполагая, что мелиссэ снова может почувствовать его присутствие, а отвлекать ее ему сейчас не хотелось.
Скоро в палантире показалось лицо Галадриэли, и Алкариэль приветствовала родственницу. Дочь Арафинвэ принялась рассказывать про вастаков, про переговоры, что вел с ними ее муж, и в конце спросила:
— Если харадрим согласятся отправить воинов нам на помощь, Врата примут часть из них?
— Мы будем рады любой помощи, но что говорит аран? — поинтересовалась Алкариэль.
— Финдекано заверяет, что будет рад поддержке, и что Дор Ломин примет часть людей востока на своих землях.
— В таком случае, не о чем говорить. Место у нас найдется.
— Благодарю.
Ведущая в библиотеку дверь приоткрылась, и в комнату вошел Вайвион. Разговор скоро завершился, и Алкариэль обернулась к нэру. Тот оперся плечом о косяк и, сложив руки на груди, спросил:
— Значит, вастаки?
— Еще ничего не решено. Ответ харадрим будет известен к следующему лету.
— Это хорошо. Значит, у всех нас есть время обдумать происходящее.
Вайвион подошел к столу и положил перед леди несколько свитков. Она развернула их и принялась рассматривать.
— Пусть сделают побольше этих новых механизмов, — проговорила наконец она, — и расставят везде, не только на стене.
— Слушаюсь.
— Но мне кажется, мы что-то упускаем.
— О чем вы, госпожа?
Алкариэль отодвинула от себя чертежи и устремила сосредоточенный взгляд в пустоту. В глубине ее глаз мелькнули стальные искры, и Макалаурэ показалось, что она видит сейчас перед мысленным взором грядущее сражение.
«Прости», — вновь подумал он с глухой тоской в сердце. Или в том, что оное ему теперь заменяло.
Алкариэль же наконец заговорила:
— Мы сделаем все, чтобы отбить атаки с земли и с воздуха. Но, Вайвэ, может статься так, что Песня, сложенная Тьелпэринкваром, станет нашей единственной защитой.
— Она не в силах уничтожить Тьму, — напомнил верный.
— Знаю. И все же она в состоянии существенно испортить тварям жизнь, а нам облегчить сражение. Прошу вас, передайте Нарсиону мою просьбу. Пусть сделают механизм, многократно усиливающий звук.
— Хорошо, моя леди, — ответил Вайвэ.
«Я постараюсь вернуться сразу же, как только смогу, — подумал Макалаурэ, обращаясь к жене. — К тебе».
В памяти его вновь встали их короткие счастливые годы.
«Я сделаю все, чтобы вернуть счастье в твои глаза!»
Алкариэль вновь вздрогнула и посмотрела прямо на него, словно могла видеть.
— Знаете, Вайвэ, — заметила она. — У меня сейчас странное чувство. Словно за мной наблюдают.
— Кто? — встрепенулся верный. — Враг?
— Нет, — уверенно покачала головой эллет. — Похожее ощущение было прежде, когда муж был жив и, бывало, смотрел на меня…
По лицу ее скользнула тень, и Алкариэль глухо закончила:
— А, может быть, я уже просто схожу с ума от усталости.
— Вы много делаете для Врат, госпожа, — ответил сочувствующим голосом Вайвион. — Конечно, вы устали. Но однажды все кончится, и наши усилия вознаградятся.
— Когда Враг будет побежден? — улыбнулась она.
— Да.
— Я эллет. Я дождусь.
— Уверен.
— Благодарю вас.
Макалаурэ чувствовал, что пора возвращаться, и все же фэа по-прежнему рвалась к той, что стала однажды его судьбой. Он подлетел ближе к жене и, обняв невидимыми руками, мысленно поцеловал.
«Я люблю тебя, — подумал он. — Я вернусь к тебе».
И уловил мысленный ответ:
«Я тоже тебя люблю!»
«Почудилось или нет?» — еще долго гадал он, уже вернувшись в Чертоги Намо.
* * *
— Идите сюда, государь, — позвал дозорный Тьелпэ, и тот, взяв любимую за руку, первый шагнул в извилистый узкий проход. Густо разросшиеся ветки шатром сомкнулись над их головами.
— И все-таки, я никогда не видела ничего подобного, — заметила Ненуэль, и неподдельным любопытством оглядываясь по сторонам. — Когда мы проезжали границу в первый раз, я, признаться, от волнения и усталости обратила мало внимания, однако теперь… это потрясающе! Но не страшен ли ей огонь?
— Нет, леди, — ответил дозорный. — Эти растения имеют очень прочную и совсем не смолистую древесину. К тому же наши песни помогут им быстро восстановиться, пустив новые побеги, если все же Враг сумеет убить их.
Тьелпэ на мгновение обернулся, словно проверял, не потерялась ли его мелиссэ, и та, перехватив его взгляд, улыбнулась с нежностью и легко погладила его пальцы, а он крепко сжал ее ладонь в ответ.
За их спинами молча шли верные, мерно похрапывали кони, осторожно ступая по мягкой траве.
— Мы на месте, — объявил в конце концов пограничник, и нолдор невольно вздохнули с облегчением, увидев над головами широкое, пронзительно-голубое небо.
Куруфинвион погладил по шее своего коня и, обернувшись к Ненуэль, спросил:
— Ты готова?
— Да, — ответила охотно дева.
— Быть может, дать вам коня? — поинтересовался сопровождавший их пограничник. — Отпустите его после, он найдет дорогу домой.
— Благодарю, но не стоит, — отказался Тьелпэринквар. — До Химлада теперь не так уж много лиг. Я сам отвезу невесту. Как самую большую драгоценность.
Он смерил Ненуэль взглядом, в котором ясно читалось волнение, ожидание и тщательно спрятанный до поры огонь. Синда кивнул понимающе, а дева подошла к жеребцу жениха, погладила его по шее и, достав из кармана кусочек специально припасенной моркови, угостила. Стоявший рядом Тьелпэ быстрым движение обнял любимую, и Ненуэль с удовольствием прижалась к нему, наслаждаясь теплом его роа и ощущением безграничной близости.
— Готова? — снова уточнил Тьелпэ.
— Да.
Он ловким движением подсадил ее и сам вскочил на коня, сев позади. Верные последовали примеру лорда, и тогда Куруфинвион, махнув на прощание стражу, пожелал:
— Пусть Анар всегда ярко светит над Дориатом.
— Благодарю, государь! — ответил тот. — Легкой вам дороги.
Тьелпэринквар скомандовал отправление, и небольшой отряд сорвался с места, вскоре растворившись среди деревьев и высоких трав.
— Еще немного, и будет брод через Арос, — проговорил Тьелпэ, с удовольствием вдыхая запах волос любимой. Сердце его часто колотилось, и казалось, готово вот-вот выскочить из груди. Близость девы манила и немного кружила голову.
— Ароссиах? — уточнила Ненуэль, и ее ладонь накрыла руку Телпэринквара. Пальцы переплелись, и она с удовольствием откинулась на его плечо.
— Да, — подтвердил он и ощутил, как пересохло во рту. — И тогда начнется Химлад.
Говорить было трудно, мысли разбегались, и Куруфинвион просто слушал легкое дыхание мелиссэ, время от времени шептал ей что-нибудь ласковое и внимательно вглядывался в горизонт, опасаясь пропустить хотя бы малейшую опасность. На лице нолдиэ горело волнение.
— Я люблю тебя, — прошептала она взволнованно.
— Я тоже! — ответил он горячо. — Melmenya…
Мысль стрелой летела вперед. Туда, где уже совсем скоро, когда сойдет снег и на деревьях развернется листва, их ждет счастье, и фэа стремилась за нею вслед. Серебряная стрела осанвэ миновала просторы Химлада, и далеко в крепости Лехтэ вскочила, получив известие от сына:
— Аммэ, мы едем! Скоро будем дома! Вместе в Ненуэль…
— Ждем вас! — успела ответить мать прежде, чем разговор прервался. Было очевидно, что сыну трудновато сохранять сосредоточенность. Она улыбнулась, представив, что совсем скоро сможет обнять их обоих, и своего йондо, и его возлюбленную, и, бросив на стол инструмент и чашу, побежала на поиски мужа.
Куруфин отыскался среди верных, с которыми тренировался с оружием, и, может быть, поэтому не сразу понял, что происходит, когда жена воскликнула:
— Он возвращается! Вместе с ней!
Мгновение Искусник молчал, внимательно глядя на Лехтэ, а потом уточнил:
— Ты о сыне?
— Да!
Взгляд отца сразу переменился, обретя сосредоточенную серьезность:
— Где он сейчас?
— Миновал Ароссиах. Я пойду, позабочусь о покоях для Ненуэль и об ужине.
— А я предупрежу Турко и Ириссэ.
Верные разом зашумели, обсуждая новость, и на лицах их ярко светилась радость. Лехтэ выбежала и отправилась искать искусных в кулинарии нэри. Те охотно согласились помочь с угощением, и тогда мать отправилась в башню готовить для невестки комнаты, которыми та будет пользоваться до свадьбы.
Лехтэ едва успела закончить с делами и переодеться в нарядное красное с золотом платье, когда в покои вошел Курво.
— Дозорные говорят, они уже близко, — сообщил он, рывком распахивая створки шкафа.
Он проворно переоделся в расшитую рубашку и нарядную котту, надел венец, и в этот самый момент послышалось далекое пение рога.
— Скорее! — встрепенулся Искусник и, подойдя к жене, взял ее за руку.
Лехтэ посмотрела ему в глаза, и ей показалось, что в них быстрой легкой тенью промелькнули просторы Амана, где они сами так часто гуляли женихом и невестой.
— Поедем встречать невесту сына, — прошептал муж и, наклонившись, поцеловал жену.
Они спустились по лестнице на первый этаж и, миновав широкий длинный холл, вышли во двор. Закат едва успел позолотить западный край неба. На мощеную камнем площадь высыпали, должно быть, все верные, что находились в этот час в крепости. Звонкое пение серебряного рога все еще эхом вибрировало между башен, а стражи уже распахивали ворота.
— Айя, лорд Тьелпэринквар! — крикнул первым кто-то из воинов, и остальные с готовностью подхватили.
Выбежал Тьелкормо, поспешили к родичам и Ириссэ с Даэроном. Створки ворот наконец широко распахнулись, и Тьелпэринквар въехал во главе отряда, остановившись посреди двора.
Все замерли, разглядывая его самого и красавицу невесту, в расшитом золотом платье и с бриллиантами в волосах казавшуюся еще прекрасней. Взгляд Куруфинвиона остановился на родителях, он широко улыбнулся им и воскликнул:
— Alasse, атто, аммэ!
Он соскочил с коня и, протянув руки, помог сойти любимой. Установившуюся звенящую тишину, казалось, можно было пощупать руками. Ненуэль бросила на Тьелпэ сияющий, взволнованный взгляд, и он взял ее за руку. Вдвоем они подошли к Искуснику и Лехтэ. Сын посмотрел родителям в глаза и сообщил:
— Знакомьтесь, это моя любимая. Ненуэль Аркуэнэ, дочь Глорфинделя.
Лехтэ порывисто обняла обоих по очереди и оглянулась на мужа. Тот стоял, выразительно глядя на сына, и тот, должно быть, поняв этот взгляд, кивнул:
— Да, атто, ее отец дал свое благословение. Я не похищал ее.
С этими словами он снял с пальца перстень и протянул Куруфину. Тот принял и, оглядев, сжал в ладони. Мгновение, пока длилось сосредоточенное молчание, казалось бесконечным. Наконец, лицо Искусника ощутимо расслабилось, и он вернул перстень сыну:
— Да, он действительно отдан добровольно и с пожеланием счастья. Я это чувствую. И рад приветствовать вас обоих.
— Ты нас благословишь? — не удержался сын от вопроса.
Куруфин, тоже не удержавшись, хмыкнул:
— Можно подумать, ты теперь отступишься, если я вдруг скажу сейчас «нет». Я тебя тогда сам уважать перестану. Конечно, благословлю, не переживай.
Лехтэ с волнением поглядела на мужа и увидела мелькнувший в его глазах отблеск стали. Впрочем, Искусник тряхнул головой, и тот сразу исчез, однако она даже не догадывалась, каких усилий это стоило ее мужу.
Родные, а следом и верные поспешили, не дожидаясь официальной помолвки, поздравить молодого лорда и его любимую, и тогда Тэльмиэль с удовольствием позвала Ненуэль и всех остальных внутрь.
«Теперь и у меня будет дочь, — подумала она и улыбнулась. — Хотя уже и взрослая».
Тьелкормо спрыгнул с коня и, отряхнув плащ, огляделся.
На восточном крае небосвода занималась прозрачная, нежно-розовая заря. Однако накануне вечером и большую часть ночи шел дождь, и Фэанарион, как раз вернувшийся из дозора, успел порядком подмокнуть.
— Как у нас, все спокойно? — спросил он подошедшего командира стражи.
— Да, лорд, — ответил тот.
— Хорошо.
Верный протянул руку, без слов предлагая увести жеребца на конюшню, однако задумавшийся Турко не заметил его жеста. На душе его было неспокойно. Еще вчера он думал, что отдохнет в крепости до полудня, а после отправится к Тинтинэ. Ее стоило пригласить на помолвку Тьелпэ. Однако сейчас, как бы сильно ни манили его огонь в камине и подогретое вино со специями, развернуться и бежать к жилищу любимой хотелось куда сильнее.
— Что? — встрепенулся он, заметив наконец подошедшего конюха. — Да, конечно, забирайте. И приведите мне мою кобылу.
— Вы разве снова куда-то уезжаете? — удивился командир стражи.
Турко решительно кивнул:
— Да. Передайте брату, что я вернулся и отправился к Тинтинэ.
— Обязательно, лорд.
Уставший жеребец принялся жевать сено, а занявшая его место Ветла нетерпеливо гарцевала, сообщая, что порядком застоялась и не прочь размяться.
Ворота вновь распахнулись, и Тьелкормо свистнул Хуану:
— Вперед, дружище!
Оба стремительно покинули крепость, быстро растворившись в прохладных утренних сумерках.
Фэанарион слушал свою фэа, и тихий, встревоженный голос ему совершенно не нравился.
«Однако не похоже, чтобы случилось что-то страшное», — думал он. Когда смертельно ранили атто, когда попал в засаду Майтимо, ощущение беды было гораздо острее и ярче. Теперь же…
Тьелкормо нетерпеливо тряхнул головой и, наклонившись к уху Ветлы, попросил:
— Если можно, давай поедем быстрее!
Кобыла послушно прибавила, практически летя по хорошо знакомой тропе. Хуан бежал рядом.
Пели проснувшиеся птицы. Не так громко, как по весне и в начале лета, однако не менее радостно. Шуршал подлесок, сообщая, где только что проскочил заяц или взлетел тетерев. Охотник привычно подмечал эти звуки, однако пока не мог позволить себе отвлекаться. Солнце поднималось все выше и выше, и наконец, когда Тьелкормо въехал на хорошо знакомый двор, оно окончательно поднялось над верхушками деревьев, позолотив окрестные поля. Залаял дворовый пес, однако, узнав гостя, смолк. Вышла Ранвен, на ходу вытирая руки. Было похоже, что она только что пекла лембас.
— Ясного утра, — приветствовал ее Турко. — Тинтинэ дома?
— Айя, — ответила она. — Нет, лорд, ушла на охоту.
Фэанарион тихонько выругался себе под нос.
— А куда? — спросил он вслух.
— Вроде на запад.
— Благодарю.
Он сорвался с места, на ходу крикнув Хуану:
— Ищи ее!
Тем временем Тинтинэ, убежавшая, словно молодая лань, на много лиг вперед, тоже шла по следу, но не газели или фазана, а необычного, довольно крупного волка. Она хмурилась, то и дело пригибалась, вглядываясь в оставшиеся на влажной хвойной подстилке отпечатки лап, и с каждой минутой все больше убеждалась, что таких зверей ей не приходилось раньше встречать в лесах Химлада.
— А это значит, — сказала она себе, — что стоит проверить, кто тут у нас объявился.
Неведомая тварь старательно избегала ручьев и источников, даже тех, что текли на глубине, и это еще больше укрепляло Тинтинэ в подозрениях.
«Может, стоит сообщить Турко? — подумала дева. — Но он теперь в дозоре, вряд ли стоит его тревожить по пустякам. Нет, сначала проверю сама».
Решив таким образом, дева на всякий случай повесила ближе колчан с теми особыми стрелами, что были сделаны специально для охоты на пауков Нан Дунготреб. Их несколько лет назад ей подарил Тьелкормо, сказав, что это «на всякий случай».
«Может, теперь они пригодятся?» — подумала дева.
Она вновь остановилась и пригляделась внимательней. Там, где отпечатались лапы твари, трава казалась более пожухлой и словно не торопилась выпрямляться, придавленная неведомым грузом.
Тинтинэ нахмурилась и прибавила шаг. Теперь она уже почти бежала, легко перескакивая через ручьи и неглубокие овражки. Погоня уводила ее все дальше на север. Было похоже, что тварь двигалась со стороны Дориата.
«А вот куда? К себе домой, в Ангамандо? Вероятно».
Сердце колотилось, но не от страха, а от нетерпения. На мгновение пожалев, что с ней нет собаки, она положила руку на нож, висевший на поясе. Металл холодил ладонь и словно говорил, что все будет хорошо. Скоро дева заметила, что перестали петь птицы.
«Значит, цель почти достигнута», — поняла она и, сняв с плеча колчан, вынула стрелу.
Теперь она шла гораздо медленнее, внимательно вглядываясь в тени впереди. Дрогнула ветка ели, Тинтинэ перескочила через очередной родничок и, осторожно выглянув, увидела стелющуюся над землей волчью фигуру. Тварь явно пряталась, а потому бежала медленнее, чем могла бы.
Размеры волка поразили деву, но усилием воли она прогнала непрошеные сомнения. Теперь она стремилась туда, где можно было легко перехватить тварь — к ближайшей излучине, подходившей близко к роднику. Добежав до цели, Тинтинэ натянула тетиву и приготовилась. Сердце отсчитывало удары, и каждый отдавался колоколом в ушах девы. Теперь она ясно видела красные глаза огромного волколака. Ибо это, без всякого сомнения, был он. Сделав мысленно поправку на ветер, дева дождалась, пока тварь приблизится на нужное расстояние, и пустила стрелу в полет.
Волколак взвыл, и тут же еще три стрелы подряд пронзили горло и грудь твари. Теперь Тинтинэ была обнаружена. Она выхватила нож, собираясь, если понадобится вступить в рукопашную, но в этот самый момент из подлеска выскочила огромная тень. За ней другая, очевидно всадник. И только мгновением позже нолдиэ узнала Тьелкормо и Хуана. Сердце ее радостно подпрыгнуло, и уверенность, что теперь уж точно все закончится хорошо, приятной волной разлилась по телу. Однако Тинтинэ старалась не отвлекаться и по-прежнему внимательно наблюдала за схваткой, готовая, если понадобится, прийти на помощь. Хуан рвал горло твари, Тьелкормо, соскочив с коня, достал меч и кинулся на волколака. Долгое мгновение дева не могла ничего различить, а когда клубок распался на три отдельные фигуры, то увидела, что огромный волк лежит, пронзенный мечом, с порванным горлом и стрелами в теле, а над ним стоят Хуан и Тьелкормо.
Фэанарион отбросил волосы со лба и обернулся. На лице его отчетливо боролись видимая досада с радостью.
— Тинтинэ, как ты!.. — начал было он, но тут же оборвал сам себя. Начинать указывать той, кого сам он до сих пор даже невестой не назвал, было более чем странно.
«В конце концов, она вольна делать все, что ей захочется», — подумал он. Хотя мысль эта почему-то не утешала.
— Ну как, хорошая из меня получилась ученица? — тем временем спросила Тинтинэ и выразительно указала на свой лук.
Лорд Химлада даже скривился в ответ:
— Более чем.
Он обреченно махнул рукой, и тут же признался:
— Прости, я просто очень сильно за тебя испугался.
Тинтинэ покачала головой и побежала ему навстречу, но Турко все равно успел первым. Он обнял ее и прижал к груди, словно боялся потерять.
— Как ты могла мне ничего не сказать? — спросил он глухо.
— Прости, я просто не хотела тебя отвлекать по пустякам.
— «Пустякам», — он поморщился и оглянулся на тварь. — Что тут вообще произошло?
Тинтинэ принялась объяснять, и с каждой минутой Тьелкормо все больше убеждался, что противник его мелиссэ попался серьезный.
«Вот только ли убили ли мы его, большой вопрос», — думал он.
Фэанарион разрывался между желанием осмотреться получше и попытаться понять, откуда и куда двигался волколак, и желанием поскорее отвезти любимую домой.
— Дай мне слово, что больше не предпримешь подобного путешествия, не известив меня или хотя бы одного из верных, — попросил он, глядя деве в глаза.
От мысли, что именно могло сегодня произойти, его бросало в холодный пот. Тинтинэ улыбнулась и прижалась щекой к груди Турко:
— Это я пообещать могу.
Он вздохнул с облегчением и погладил любимую по голове.
«Конечно, мне было бы гораздо спокойнее, если бы она послушно ждала меня дома и занималась безопасными делами вроде вышивки или чего-нибудь подобного, — подумал Турко. — Но только такую, способную броситься в погоню за опасно тварью и потом вступить с ней в поединок, я и мог полюбить. А, значит, и говорить больше не о чем».
— Поедем домой, — в конце концов сказал он и, получив согласие, посадил любимую на свою лошадь, сам же устроился позади.
Ветла возмущенно всхрапнула, давая понять, что такую тяжесть она носить не привыкла и по возвращении в конюшню нолдо ей будет должен двойную порцию сладкой морковки, однако покладисто направилась в сторону крепости.
— А ты как меня нашел? — поинтересовалась Тинтинэ, когда они отъехали от места схватки на достаточное расстояние.
Турко даже по лбу себя хлопнул с досады:
— Совсем забыл! Я хотел пригласить тебя на помолвку Тьелпэ.
— Он женится? — обрадовалась дева.
Фэанарион улыбнулся:
— Пока только заключает помолвку. Свадьба состоится весной. И я жду тебя на оба торжества, имей в виду.
— А в качестве кого я туда приду? — не удержалась она от вопроса. — Приглашены все верные?
Несколько долгих мгновений Турко молчал. Уже не в первый раз он был близок к тому, чтобы пожалеть о своем поспешном решении ждать до столетия девы. Но слово дано, пусть даже самому себе, и его надо держать. Наконец, он нахмурился и отчеканил решительно:
— В качестве той, кого я хочу видеть рядом с собой на празднике.
Тинтинэ изучающе посмотрела ему в глаза и благоразумно не стала развивать тему. Вслух же она сказала:
— Я приду с большой радостью. Вот только мне совершенно нечего надеть. То праздничное платье, что у меня было, теперь мне мало, а нового я сшить не успела.
Охотник украдкой вздохнул с облегчением и улыбнулся. Раз ближайшие дни будут заняты хлопотами по части наряда, то можно не переживать, что она опять уйдет одна куда-нибудь на охоту.
После, оставив Тинтинэ в компании матери, Тьелкормо снова вернулся на то место, где произошел бой, но туши волколака уже не застал.
«Притворился мертвым и потом сбежал? Или произошло еще что-то? — подумал Турко. — Впрочем, все равно так или иначе надо рассказать о произошедшем Курво и Тьелпэ».
Почти два дня он пытался после снова найти след твари, но не смог. Еще долго он размышлял, кого же именно они повстречали в тот день.
«И если это один из майяр, то кто? И как сказался на нем бой?»
Он от души надеялся, что им удалось хотя бы ослабить силы, ранив фану твари, но понимал, что ответа они не узнают до самого дня нового боя с порождениями Тьмы.
* * *
— Как же мне надоело твое нытье! — воскликнула Индис, кладя фэа малышки на стол и выходя из покоев.
— Владыка! — воззвала вторая жена Финвэ. — Умоляю, позволь мне возродиться!
Ответом ей послужило молчание, и лишь холодный неприятный ветерок всколыхнул серый коридор Чертогов. Душа Индис вздрогнула и поспешила к мужу, надеясь застать того если и не одного, то хотя бы с внуком, а не Мириэль.
Оставленная ваниэ малышка продолжала громко плакать, но, к счастью для себя, первой ее услышала Лантириэль, бездомной тенью скитавшаяся среди душ погибших нолдор.
— Кто ты, кроха? — она подошла и взяла фэа на руки. — Не плачь, родная, — тихо произнесла дева, покачивая эльфенка.
«Такая маленькая, а уже здесь, — подумала синдэ. — И без родителей… Как же они не уберегли тебя?»
Однако плач крохи привлек не только Лантириэль. Гончая, выпущенная на волю Намо, взяла след и устремилась к ничего не подозревавшей синдэ и маленькой дочери Айканаро.
— Опять ты, тварь! — заметил призрачную псицу Макалаурэ. Кто должен был стать ее жертвой на этот раз, он не знал, но поспешил за ней.
Ворвавшаяся в покои гончая заставила синдэ вздрогнуть, но не отпустить эльфенка.
— Пошла вон! — строго сказала она, однако все же отступила на шаг.
— Отдай! — пролаяла Гончая.
— Нет.
— Отдай! Ты пожалеешь!
— Не смей угрожать ей! — фэа Макалаурэ влетела следом.
— Опять ты?!
Кано кивнул.
— Так будет всегда, пока ты не оставишь души нолдор в покое!
— Она не из нолдор, — пролаяла Гончая.
— Все равно. Уйди.
Клубок золотых нитей, выкованных голосом менестреля, приближался к слуге Намо. Псица хотела отправить в небытие всех, как поступила когда-то с пламенным сыном Финвэ, но побоялась задеть малышку, столь ценную для Владыки.
Бессильно клацнув зубами, она отступила, но Макалаурэ не позволил ей уйти.
— Посидишь здесь, — сказал он, глядя на пленницу в золотой клетке.
— Благодарю тебя, — воскликнула Лантириэль. — Скажи, кто ты?
— Канафинвэ Макалаурэ.
— Так вот почему ты показался мне похожим на… — она оборвала себя на полуслове.
— А ты?
— Лантириэль из Дориата.
— И Таргелиона, верно?
— Так ты все знаешь? — ахнула она.
— Морьо говорил мне о своей невесте. Пойдем к нам, не стоит бродить по Чертогам одной, — произнес он.
Синдэ кивнула:
— Ты не знаешь, чья это кроха?
— Могу лишь догадываться, — ответил Кано и рассказал о том, как они с отцом впервые встретили малышку.
— Так ты считаешь, что она из аданов?
— Нет. Кроха выбрала наш путь, навсегда отказавшись от людского в себе.
— Так можно?
— Как видишь. Ее отец — сын Арафинвэ.
— Короля оставшихся?
— Да.
— Зачем она Намо?
— Это мне неизвестно. Но он не получит ее!
— Ты позволишь заботиться о ней? — спросила Лантириэль. — Я не брошу ее, как та…
— Только если ты останешься с нами, — ответил Макалаурэ, стараясь не показать, что он в данный момент думает об Индис.
— Хорошо, — отозвалась Лантириэль. — Я буду рада, если примете меня.
— Ты — часть семьи.
— Но…
— Никаких «но». Ты ведь согласилась бы стать женой Морьо?
Синдэ печально кивнула.
* * *
Море мерно плескало волнами на берег, лаская ступни фаны отдыхавшего на берегу валы. Владыка вод прикрыл глаза, желая отстраниться от спетого им и его братьями мира. Однако его покой был нарушен хорошо знакомым, а потому раздражающим голосом.
— Мой брат Ульмо, какие новости из смертных земель ты можешь сообщить мне?
— Разве гобелены твоей супруги не запечатлевают каждое событие мира? — вопросом ответил вала.
— Ты прекрасно знаешь, что должно пройти время, — упорствовал Намо. — Мне же нужно знать все, что происходит сейчас по ту сторону моря.
— Мой бывший брат копит силы и создает диковинных зверей. Однако цель его все та же — разрушение.
— Неплохо, можно даже сказать хорошо, — проговорил владыка Мандоса.
— Ты это о чем? — всполошился Ульмо.
— О твоих источниках, — он хохотнул, — информации.
— Даже затхлые воды его владений подчиняются мне, а не ему, так что…
— Разумеется, мой дорогой Ульмо, разумеется. А как там твой нолдо? Достроил сокрытый град?
— О да! Турукано воспользовался моим советом, и ты только посмотри, какое дивное королевство он воздвиг!
Образы Гондолина, переданные владыке вод волнами Сириона, крайне понравились Намо.
— Он великолепен, мой дорогой Ульмо! Ты только погляди — окружен горами, с единственным входом.
— Да, враг не сможет отыскать его или же взять силой — он открыт только с воздуха, — подтвердил Ульмо.
— Прекрасно! Я очень рад и благодарю тебя, брат, — прошелестел Намо и удалился так же незаметно, как и возник.
Ульмо лениво перевернулся на живот, продолжая прерванный отдых, и не знал, что владыка Мандоса не спешил возвращаться в Чертоги — в небольшой сокрытой от посторонних глаз бухте его уже ждала Уинен, готовая передать все, что пожелает владыка, его мятежному брату.
* * *
Небо с самого утра было почти по-летнему теплое. Всходивший Анар золотил уже немного пожухлые травы, верхушки елей и сосен. Теплый ветер играл в саду крепости Химлада по-осеннему яркой листвой. Убранные разноцветными лентами и маленькими серебристыми колокольчиками ярко-желтые яблони, вишни и полыхавшие багрянцем клены красовались друг перед другом и как будто шептались.
«О чем, интересно?» — подумал Тьелпэ и бросил быстрый, задумчивый взгляд на окна мастерской.
Гостившие в Химладе гномы попросили разрешения воспользоваться инструментами эльфов и пока до сих пор не показывались. Младший лорд не хотел беспокоить бородатых, однако любопытство от этого меньше не становилось.
Куруфинвион вдохнул полной грудью свежий, пахнущий травой и спелыми яблоками воздух и подумал, что пора идти одеваться к предстоявшему торжеству. Кивком поприветствовав показавшегося в дверях донжона дядю Тьелкормо, он взбежал по винтовой лестнице в свои покои и, быстро приведя в себя в порядок, надел приготовленную еще с вечера аммэ нарядную рубашку и расшитую золотой ниткой котту.
— Даже не спорь, йондо, — решительно заявила ему накануне вечером Лехтэ. — Я понимаю, что ты нэр и воин, но второй возможности женить собственного ребенка мне не представится. Поэтому и на помолвке, и на свадьбе ты, Тьелпэ, будешь блистать.
— Но, аммэ, — попробовал привести свои аргументы сын, — я надевал свой зеленый праздничный наряд всего один раз одиннадцать лет назад.
— Вот именно, и тебя видели в нем все верные! — Лехтэ для убедительности нахмурилась и посмотрела возможно более грозно. — О себе не думаешь, подумай о Ненуэль!
Тьелпэ рассмеялся и в шутливом жесте понял руки:
— Все, я сдаюсь. Ты права.
Он поцеловал мать в щеку и, взяв сшитый ею к торжеству наряд из алого бархата и золотой парчи, внимательно осмотрел.
— Он будет идеально сочетаться с бордово-золотым нарядом твоей невесты, — пояснила с удовольствием мать, — и оба вы будете чудесно смотреться среди золотых и алых листьев сада.
«Нисси придают столь важное значение пустякам, — тепло улыбнулся сын и с любовью поглядел на аммэ. — Ведь главное, что века ожидания прошли и мы с Ненуэль наконец скоро будем вместе. А все остальное такие мелочи».
Вслух же он ответил:
— Благодарю, он действительно великолепен.
Теперь же Тьелпэринквар проворно оделся и, подойдя к каминной полке, взял свой золотой венец. В дверь постучали, и мгновение спустя вошел Курво.
— Готов? — коротко спросил он и оглядел сына внимательным, цепким взглядом.
— Да, атто, — кивнул тот.
— Хорошо, — немного поколебавшись, признал отец. — Я правда рад, что ты нашел свою любовь, и она ответила тебе согласием.
Отец и сын замолчали и несколько долгих мгновений смотрели друг другу в глаза, безмолвно разговаривая. Тьелпэринквар на минуту попытался представить, какой была бы его помолвка, если бы все они теперь находились в Амане. Наверняка, был бы большой праздник, на который собрались бы обе семьи. Пришел бы король.
Тьелпэ нахмурился и тряхнул головой. Отчего-то представшая перед внутренним взором картина показалась ему донельзя фальшивой и нелепой. Ненастоящей. А настоящая была тут, с ним рядом — и скромный праздник в кругу семьи в присутствии лишь верных и посланников наугрим, и Ненуэль, что ждала теперь совсем рядом от него, через пару комнат. И смертные земли с наступившей осенью. Фэа Куруфинвиона обдало волной тепла и нежности, и он улыбнулся.
— Вот теперь ты действительно готов, — объявил Искусник, словно в самом деле мог читать мысли. — Все правильно. Пора.
Он первым вышел и взял подошедшую жену под руку. Оба направились в сад, где им предстояло встретить жениха и невесту, а Тьелпэринквар, в последний раз глубоко вздохнув, решительно вышел из покоев и постучался в дверь возлюбленной.
— Входи! — раздался звонкий голос, и сердце нолдо подпрыгнуло, сжавшись от мгновенно подступившей нежности.
Он толкнул дверь и, переступив порог, увидел дочь Глорфинделя. Она стояла у окна, в том самом бордово-золотом платье, с бриллиантами в волосах, озаренная яркими лучами Анара, и казалось, светилась изнутри. Тьелпэ попробовал подобрать слова, которые могли бы выразить его чувства, но не смог. Тогда он просто распахнул осанвэ, открыв мелиссэ свою душу.
— Мельдо! — воскликнула она и бросилась ему на шею.
Тьелпэ крепко сжал ее, словно боялся потерять, а потом прошептал на ухо:
— Пора.
— Тогда идем, — ответила дева.
Рука об руку они спустились вниз, и мелодия, легкая и чарующе-нежная, поплыла над садом. Те из верных, кто был искусен в музыке, теперь с удовольствием играли, и звуки арф и флейт плыли в воздухе, обнимая золотистые яблони, березы и клены.
Тьелпэ вел любимую по дорожке туда, где их ждали его родители, и вновь на короткое мгновение пожалел, что отец и мать Ненуэль не могли разделить с ними радость.
«Если только, — подумал он вдруг, — послать Глорфинделю осанвэ. Получится ли? У меня вряд ли, а вот у нее…»
Он бросил быстрый взгляд на невесту, и та, поняв его без слов, удивленно и явно заинтересованно подняла брови. Дева кивнула, сообщая, что поняла идею, и она вновь обернулась к родителям Тьелпэринквара.
По обе стороны от дорожки стояли верные, в первых рядах важно топтались гномы, и на их серьезных лицах читалась гордость от того, что их позвали на помолвку эльфийского лорда. Чуть дальше, недалеко от Искусника, стоял Тьелкормо с Тинтинэ и Аредэль с мужем. И все.
«Что ж, остальные обещали приехать уже на свадьбу», — подумал Тьелпэ, от души надеясь, что задуманное удастся осуществить и никакие козни Врага не помешают.
Лехтэ широко улыбалась, глядя на сына и его невесту, и даже Курво казался не таким мрачным, как обычно. Тьелпэринквар с Ненуэль остановились, и музыка смолкла. Искусник, помолчав немного, заговорил:
— Что ж, сегодня помолвка немного необычная, потому что родичей невесты с нами нет. Но я вполне убедился, что Глорфиндель дал свое согласие, поэтому, в свою очередь, охотно даю свое.
Он говорил, и голос его далеко разносился по саду. Гости слушали, затаив дыхание. Даже легкий ветер стих, словно тоже хотел поприсутствовать.
Когда Куруфин замолчал, Тьелпэринквар достал из кармана два тонких серебряных кольца. Одно, поменьше, надел на палец Ненуэль, второе отдал ей.
— Хорошо подумала? — спросил он полушутя, полусерьезно. — Готова связать со мной ближайшей весною свою судьбу?
— Да, — не колеблясь, ответила дева. — Хорошо подумала и не испытываю ни малейших сомнений.
Она уверенно надела кольцо на палец Тьелпэринквару, и тот, склонившись, обнял любимую и поцеловал.
Со всех сторон полетели поздравления, но первыми, с позволения лордов, подошли поздравить наугрим. Дув важно погладил бороду и протянул резную серебряную шкатулку:
— Лорд Тьелпринквар, мы очень гордимся, что нам, первым из всего подгорного народа, выпала честь быть приглашенными на вашу помолвку. Примите от нас этот скромный дар.
— Благодарю, почтенный Дув, — ответил Тьелпэ, чуть склонив в знак уважения голову.
Тем временем Ненуэль подняла крышку и, увидев ожерелье и венец гномской работы, воскликнула:
— Как красиво!
Наугрим надулись от гордости, а вскоре их место заняли другие гости, желавшие поздравить. Вновь зазвучала музыка, и Тьелпэринквар, поклонившись отцу и матери, обернулся к невесте и протянул руку, приглашая на танец. Ненуэль с удовольствием вложила пальцы в его ладонь.
— Значит, все-таки о нас не забыли, — вздохнул Трандуил и, сцепив пальцы рук под подбородком, задумчиво хмыкнул.
— Признаться, жаль, но этого следовало ожидать, — тихо произнес советник.
За окном уже успели сгуститься сумерки. На столе мерно горел светильник, отбрасывая длинные полупрозрачные тени.
Сидевший напротив Серегон кивнул, давая понять, что он тоже весь внимание, и Голлорион продолжил:
— Разведчики осторожно расспросили подруг и некоторых родичей Моэлин. Они рассказали, что незадолго до того злополучного праздника наша аданет стала куда-то часто и надолго уходить, хотя прежде любовью к длительным пешим прогулкам не отличалась. Знакомые, разумеется, заинтересовались, но Моэлин старательно уходила от ответов на прямые вопросы. Тогда разведчики решили сами за ней проследить, и вот что удалось выяснить. За пределами леса Бретиль, на самой границе Нан Дунготреб, она встречалась с неким существом, по виду напоминавшим эрухини. Однако в нем отчетливо ощущалась Тьма.
— Это был нэр? — уточнил Серегон.
Голлорион кивнул:
— Да, однако разведчики не рискнули подходить слишком близко, а потому даже эльфийский слух уловил лишь часть разговора. Но они явно ссорились. Порождение тьмы, назовем его так, был очень недоволен, но и Моэлин бурно жестикулировала и кричала, что ее обманули. По обрывкам фраз удалось отчасти восстановить картину. Похоже, посланник Ангамандо явился к границам королевства с заданием и, после недолгих поисков, вышел на эту самую Моэлин. Ей было предложено в разговоре между делом попробовать направить какого-нибудь аваро в паучьи пустоши, чтобы проверить, насколько легко этот народ поддается убеждению. В награду же ей была обещана ваша, государь, рука.
Трандуил вздрогнул от неожиданности и удивленно поднял брови:
— Моя?
— Да, — подтвердил Голлорион.
— Гордыня, я полагаю? — предположил Серегон.
Второй советник кивнул:
— Именно так. Девица возжелала немного славы и эльфа в качестве мужа в придачу. Но не простого, а благородных, лучше всего королевских, кровей. Слава Андрет ей не давала покоя.
— Если не ошибаюсь, у той истории несчастливый конец, — покачал головой Серегон.
— Вы правы. Но, как это часто бывает среди атани, Моэлин думала, что она умней и хитрей, с ней-то уж точно ничего скверного не случится.
Транудил едва заметно поморщился:
— Что ж, надеюсь, теперь она поняла, что ее надежды не оправдаются.
— Совершенно верно, — подтвердил Голлорион. — Более того, тот спор с посланником Ангамандо и был спровоцирован известием о вашей помолвке. Ведь квенди, один раз выбрав любимого, не меняют решений.
— И что же ответила тварь? — полюбопытствовал Серегон.
— Увы, его слов расслышать не удалось, но выглядел он яростным. В конце концов, быть может, потеряв терпение, или же просто по велению своей темной души, для удовольствия так сказать, он ударил Моэлин несколько раз по лицу, затем толкнул на землю и, задрав подол платья, начал…
Трандуил и Серегон заметно вздрогнули, а Голлорион замолчал, должно быть, не в силах произнести того, что последовало дальше.
— Я понял вас, — успокоил советника король. — Можете не продолжать. Просто скажите, она жива?
— Да, государь, хотя еще не вполне здорова. Правда, целители сомневаются, будут ли теперь у нее вообще когда-нибудь дети.
Король вздохнул:
— Что ж, нельзя так говорить, но, может, это все же научит хоть кого-нибудь из атани, что нельзя вступать в сделки с Тьмой.
Серегон нахмурился:
— Мне тоже очень хотелось бы в это верить, но младший народ так легко поддается соблазнам.
— Увы. Однако продолжайте, Голлорион. Что было дальше?
— Все достаточно быстро закончилось, — ответил тот. — Девица осталась лежать, а тварь, наигравшись, обернулась волком и умчалась в сторону ущелья Аглон.
Трандуил скрипнул зубами:
— Значит, это все же один из падших майяр.
— Да, государь. Кто именно, я думаю, не имеет большого значения — ясно, от кого исходил приказ.
Несколько долгих, невыносимо тягостных, словно древесная смола, мгновений в кабинете короля Дориата царило молчание. Все трое сидели, задумчиво глядя куда-то внутрь себя, и осознавали услышанное. Наконец, Серегон сказал:
— Нужно что-то делать.
— Вы правы, — откликнулся король. — Ясно, что твари будут пробовать проникнуть в Дориат и дальше. Мы можем защитить наш народ лишь с оружием в руках.
— Хорошо, что мы ответили на предложение Тьелпэринквара согласием, — вставил Голлорион.
Трандуил кивнул:
— Вы правы. Новая битва с Тьмой состоится скоро, и к тому времени мы должны быть готовы. Пусть наши мастера удвоят усилия и сделают больше хорошего оружия для воинов. И нужны тренировки, как можно больше. К сожалению, пока наши воины не отличаются большими умениями.
— Мы постараемся исправить это, — кивнул Серегон.
— Теперь о девице, — продолжил король. — Ее стоит наказать, но право на это имеют только старейшины атани.
Голлорион уточнил:
— Известить их?
— Обязательно. Не откладывая, соберите на большой совет всех людей Бретиль. Расскажите им во всех подробностях о случившемся, и тогда пусть будет вынесено решение. За свои действия надо отвечать.
— Согласен, государь.
— Хорошо. И вот еще что… Сообщите авари, что если кто захочет переселиться внутрь границы, им будет оказана помощь. Только там мы действительно сможем их защитить.
— Обязательно.
Совет еще некоторое время продолжался, а когда закончился, Трандуил покинул кабинет и отправился туда, где его должна была ждать любимая. И скоро свет ее глаз залечил раны, нанесенные фэа известием о жестоком происшествии на границе пустошей, и укрепил решение сражаться с Тьмой до конца.
* * *
Фэа Макалаурэ соткала златую дверь и оказалась рядом с Лантириэль.
— Как малышка? — спросил Кано.
— Успокоилась, — откликнулась душа девы. — Мне правда хочется помочь. Ей. Вам.
— Тогда пойдем к моему деду, Финвэ, — предложил он.
— Ты уверен, что это правильно? — спросила синдэ. — Ведь я…
— Невеста моего брата и его внука, — ответил Макалаурэ.
— Но…
— Ты все видела на гобеленах, я знаю, — тихо проговорил Кано. — Пойдем. Мне кажется, именно он сможет помочь нам с крохой.
Финвэ был у себя. Один он бродил по чертогу, что выделил ему Намо.
— Атар атаринья, познакомься, — начал Макалаурэ.
— О! Невеста моего внука Морьо! Рад видеть, — тут он замешкался. — То есть не рад тому, что ты здесь, но…
— Мы правильно поняли тебя, — рассмеялся Макалаурэ. — Но взгляни. Не кажется ли тебе, что эта фэа нам родная?
Финвэ осторожно взял малышку на руки:
— Кто это? Откуда? Такая маленькая, а уже в Чертогах?
— Ее бросила ваша супруга Индис, — сообщила Лантириэль.
— Но она не могла ждать ребенка. Это не наш…
— Атар атаринья, она пришла с путей людей, но хотела к нам. И ее пустили, — прервал их Кано.
— Я слышал лишь об одном браке между эльдар и атани, — начал он.
— И я, — подтвердил Макалаурэ.
— Значит, это…
— Твоя правнучка. Не рожденная дочь Айканаро, — с горечью сообщил Макалаурэ.
— Вы позволите мне заботиться о ней? — спросила молчавшая до этих пор Лантириэль.
— Конечно, — ответил Финвэ. — Я буду рад твоей помощи.
— И я, — раздалось с порога.
— Мириэль, родная, я… — Финвэ не мог подобрать слова.
— Я понимаю, что это правнучка Индис. Но и твоя, мельдо, — тихо проговорила она и взяла малышку на руки.
— Леди, а я? — спросила синдэ.
— Лантириэль, оставайся с нами, — произнесла она. — Я сама… выткала, как мой внук… мой бедный Карнистир надел на палец кольцо. Тебе. Там, в смертных землях. Он не успел. Не держи зла.
Макалаурэ тихо скользнул к двери:
«А я успел. И даже был счастлив, пусть недолго, но…»
Мысли о супруге и их еще не рожденных детях отдавали болью и… надеждой. Кано знал и твердо верил, что возродится, как только сможет. И вернется к любимой, даже если ему придется одному переплыть моря разлук или пройти по льдам. Любые испытания, лишь бы снова обнять мелиссэ, быть рядом с ней. И уже никогда не покидать ее. Их. Мысль о том, что Алкариэль приведет в этот мир его малыша, согревала, побуждая бороться с серостью и стылым холодом Чертогов.
* * *
— Госпожа, — позвал гном жену Куруфина заговорщическим шепотом и для пущей выразительности огляделся по сторонам, словно говоря, что разговор не предназначен для посторонних ушей. — У меня есть кое-что поистине необыкновенное для свадьбы лорда Тьелпэринквара.
— Что же это? — заинтересовалась Лехтэ.
Она остановилась посреди двора и с любопытством поглядела на двух наугрим, хитрющие взгляды которых не предвещали легкого разговора.
— Ткань! — загадочно помолчав, ответил Дув.
— В самом деле?
Сердце нолдиэ подпрыгнуло и учащенно заколотилось. Свадебные наряды Тьелпэ и Ненуэль напрочь лишили ее покоя и сна. Тэльмиэль хотелось, чтобы сын был неотразим, а его одежды не были похожи на те, что уже надевали Финдекано, Макалаурэ или тот же Келеборн. День свадьбы неумолимо приближался. Проблема казалась неразрешимой, и Лехтэ пребывала в состоянии легкой паники.
— Клянусь бородой Махала! — подтвердил Дув.
— Тогда покажи ее, — нетерпеливо потребовала эллет.
Старший гном дал знак Фрости, и тот, тихонько крякнув себе под нос, снял с плеча солидных размеров мешок. Развязав горловину, он сунул туда бороду и, издав торжествующий вопль, вытянул наружу конец ткани поистине необычайного цвета, похожего на смесь фиолетового и красного. Глаза Лехтэ вспыхнули:
— Что это?
Дув довольно улыбнулся:
— Пурпур, госпожа. Пурпурный шелк. Самая редкая и дорогая ткань из всех, что существуют на свете.
— И сколько ты хочешь за нее?
— Пятьдесят бриллиантов, — не моргнув глазом, ответил Дув.
— Что?! — возмущенно вскрикнула Лехтэ, и от крика ее зазвенели стекла в ближайшем окне.
Гном вздрогнул, очевидно поняв, что легкой добычи не последует, но на попятный не пошел:
— Госпожа, краситель добывают из желез морских моллюсков, меньше взять никак не могу!
— Ты что, лично за ними в море нырял? — нахмурилась нолдиэ. — Десять бриллиантов.
Дув не уступал:
— Очень редкий вид моллюсков, госпожа! И нырять за ними глубоко. Сорок семь.
— Двенадцать. Нам еще Химлад содержать на что-то надо.
— Сорок пять. Мне жену и детей кормить!
— А нам верных. Пятнадцать бриллиантов. Знаешь, как тяжело их добывать?
— Представляю. Сорок два. У меня жена мотовка.
— Соболезную. У нас воинов много, а у них семьи, и все есть хотят.
— Семь детей, госпожа, и пятнадцать внуков! Пожалей мои седины. Представляешь, каково их всех содержать? Тридцать семь кристаллов.
— Семнадцать. У нас с мужем тоже скоро внуки пойдут. Ты в курсе, как долго растут дети эльдар?
— Тридцать два. Этих моллюсков дочери эмира собирали!
— Что, прямо собственными руками? Девятнадцать, и мои личные письменные извинения перед дочерьми эмира.
Дежурившие у ворот стражи слушали, затаив дыхание. Было ясно, что ткань, в конце концов, перейдет в руки эллет, и теперь всех интересовало, на какой цене они с гномом сойдутся.
— У вас, нолдор, столько крепостей! — распалялся Дув. — Тридцать один бриллиант.
— И всех их надо содержать, — не уступала Лехтэ. — Двадцать один.
— Еще скажите, что за счет Химлада! Двадцать семь.
— Двадцать пять и моя личная благодарность за вклад в укрепление дружбы между нолдор и наугрим.
Дув не выдержал и махнул рукой:
— Эх, что с вами поделать, госпожа! Договорились! И благодарю за сделку. Я вез этот шелк из Харада и уже думал, что не продам. Даже ваш родич Карнистир в конце концов отказался покупать ткань.
Лехтэ и науг ударили по рукам, и в этот самый момент за их спинами раздался тихий ехидный смех:
— И я даже нисколько не удивлен.
От неожиданности Тэльмиэль чуть не подпрыгнула:
— Мельдо! Ты давно тут стоишь?
— Что, не заметила? — поднял брови Курво. — Давненько, признаться. Я сидел в гостиной и вдруг сердцем почувствовал, что происходит нечто интересное, и что я себе не прощу, если пропущу это зрелище. Так значит, двадцать пять бриллиантов?
— Именно так, — подтвердил Дув.
— Что ж, ткань действительно хороша.
Он достал из-за пазухи кожаный мешочек и отсчитал требуемое количество. Лехтэ порывисто обняла и поцеловала мужа:
— Благодарю! Побегу тогда делать наряды для сына и Ненуэль.
Курво улыбнулся:
— Уверен, выйдет великолепно. А в кладовых еще есть золотая парча.
— Отлично!
— Только давай, я сам донесу. Тяжеловато все-таки.
Супруги ушли, забрав купленное, а наугрим отправились в гостевые покои, довольные тем, что цель их долгой поездки наконец достигнута.
* * *
В открытое окно долетели протяжные, нежные звуки флейты, и Итариллэ, работавшая над чертежом фонтана, подняла взгляд и светло, немного мечтательно улыбнулась.
— Совсем как весной, — прошептала она.
Настроение ее тоже все последние дни, несмотря на уже по-осеннему низкие, хмурые тучи и желтеющую листву на деревьях, было удивительно приподнятым. Хотелось смеяться, танцевать, и даже работать принцесса Ондолиндэ понуждала себя с трудом. Фэа радовалась, словно долго ждала и теперь дождалась чего-то.
Решив в конце концов, что до весны фонтан все равно не понадобится, дева свернула пергамент и, закрыв чернильницу, поднялась.
«Пора пойти, прогуляться немного», — подумала она и быстрым шагом пересекла кабинет, выйдя в один из коридоров дворца.
Витые арки галереи убегали вправо и влево. Искусно вырезанная листва на стенах и потолке казалась почти настоящей, так что можно было решить, будто вокруг и впрямь живой лес. И только стоявшие в дверях стражи напоминали, что это дворец короля.
— Вы не видели Туора? — спросила Итариллэ у ближайшего воина.
— Был на тренировочной площадке, — ответил тот.
— Благодарю.
Принцесса свернула в боковой коридор, который вел на задний двор, и перед глазами ее вновь, уже в который раз за последние дни, встала широкая, искренняя улыбка приемного сына дяди Финдекано и ясный свет его глаз. Туор в первые дни знакомства успел рассказать ей новости из гавани фалатрим, передал привет от кузена Эрейниона и посетовал вместе с ней, что родичи до сих пор не имели возможности познакомиться лично.
— Но я уверен, что еще все впереди, — сказал он ей тогда.
— Благодарю, — с улыбкой ответила Итариллэ и подумала, что Туор очень приятный в общении юноша.
Теперь же она, покинув дворец, пересекла мощеный мраморными плитами двор и отправилась туда, откуда слышался отдаленный звон мечей. Волна прохладного воздуха ударила принцессе в лицо, остудив разгоряченные мысли. Она закуталась плотнее в свой любимый голубой шерстяной плащ и стала там, откуда было лучше всего видно происходящее на посыпанной песком прямоугольной площадке. По-видимому, Глорфиндель в этот раз решил лично оценить силы нового родича короля и теперь без всякой жалости гонял Туора. Тот, впрочем, выглядел вполне довольным происходящим. Легко и даже с видимым удовольствием он отражал удары лорда, а при любой возможности нападал сам.
«Сколь по-разному растут дети эльдар и атани, — подумала Итариллэ. — Туору почти восемнадцать лет, и любой эльфенок в этом возрасте еще совсем дитя, тогда как приемный сын дяди отличается от взрослого нэра лишь более мягкими чертами лица и доверчивым выражением глаз».
Кольчуга Туора и его шлем лежали на ближайшей скамейке. Роа было защищено лишь тонкой тканью белой рубашки, совершенно не скрывавшей его мощных мышц. Фигура адана дышала силой, и Итариллэ совершенно не удивилась, когда Глорфиндель в конце концов, вложив меч в ножны, объявил:
— Твой отец тебя хорошо натренировал, Туор, сын Фингона. Ты действительно ценное приобретение для армии Ондолиндэ.
— Благодарю, — широко улыбнулся юноша.
Принцесса весело крикнула:
— Поздравляю тебя!
Туор обернулся и, похоже, только сейчас заметил гостью. Щеки его на короткое мгновение порозовели, однако он быстро взял себя в руки. Проворно натянув кольчугу, юноша подошел к принцессе и учтиво склонил голову:
— Ясного дня, госпожа.
— Тебе тоже, Туор, — ответила она. — И можешь звать меня просто по имени, Итариллэ.
— Благодарю, с удовольствием.
Глорфиндель тоже наскоро привел себя в порядок и объявил:
— Раз так, то мы на сегодня, пожалуй, закончим. Продолжим утром.
— Я непременно приду, — пообещал адан и вновь перевел взгляд на принцессу.
Несколько мгновений она молчала. Наконец, спросила:
— Ты видел город?
— Лишь отчасти, — признался гость.
— Хочешь, я покажу тебе его?
— Буду благодарен.
Идриль приглашающе кивнула, и они направились к широкой лестнице, ведущей на главную площадь перед дворцом.
— Ты видел малинорни? — спросила принцесса.
Ее спутник покачал головой:
— Нет. Что это?
— Дерево с серебристой корой. Осенью листья становятся золотыми, а весной опадают. Тогда на их месте появляются новые — зеленые сверху и серебряные снизу, а на ветвях распускаются золотые цветы. На синдарине их называют маллорнами.
Туор задумался и вновь покачал головой:
— Нет, не видел, хотя слышал о таких от отца. Он говорил, они растут в Амане.
— Верно. Жена Глорфинделя привезла оттуда несколько орехов и посадила в Ондолиндэ.
— Я очень люблю сосны, — признался Туор. — В детстве мог часами гулять по лесам Ломинорэ. Еще березы нравятся и дубы.
— Я вишни люблю и яблони, — ответила ему в тон Итариллэ. — Весной они цветут необыкновенно, незабываемо.
Они шли бок о бок, и разговор лился плавно и легко, как ручеек на равнине. Туор время от времени хмурился, глядя по сторонам, и тогда в лице его, в остром, внимательном взгляде проглядывали черты того нэра, каким он обещал стать совсем скоро.
— Тебе не нравится Гондолин? — наконец спросила Идриль.
Юноша покачал головой:
— Он прекрасен. Но я не могу не думать, сколь сильно он уязвим.
— А вместе с ним и жители?
— Да.
Некоторое мгновение принцесса молчала. Наконец, она призналась:
— Я рада, что кроме меня это наконец заметил хоть кто-то. Я говорила о своих опасениях отцу, когда мы только приехали в долину Тумладен, но он неизменно отвечал, что здесь безопасней, чем в Виньямаре.
— С этим я бы поспорил, — откликнулся живо Туор. — Тот город защищен горами, обширными топями и морем. Я был там, и мне показалось, что его отстоять можно без большого труда. А в случае необходимости и легко покинуть.
Идриль обернулась и посмотрела юному адану прямо в глаза.
— Благодарю за понимание, — наконец проговорила она, и в глазах ее зажегся свет, похожий на отблеск Лаурелин, а еще решимость. Наконец, вздохнув, она провела ладонью по лицу: — Сходим к тому холму, справа? Видишь золотую листву? Это и есть малинорни.
Туор поглядел туда, куда указывала дева.
— Выглядят очень красиво, — признал он.
— Тогда подойдем ближе.
Они свернули в переулок и, пройдя до конца, вышли к высокому холму, поросшему маллорнами. Туор и Идриль молчали, гуляя меж стволов и любуясь ими. Наконец, принцесса поделилась:
— Когда я вижу эти золотые деревья, мне легко представить, что аммэ совсем рядом и я ее вот-вот увижу.
— Уверен, это и в самом деле скоро случится, — горячо ответил Туор.
Итариллэ покачала головой:
— Аман закрыт от нас.
— И что с того? Нет такой проблемы, которую не мог бы решить разум. Уверен, что способ можно найти!
Юный адан посмотрел на деву, и пламенная уверенность в его словах придала сил принцессе. Ей показалось, что у нее за спиной выросли крылья, которые в самом деле могут легко перенести ее через море.
— Может быть, именно ты найдешь его? — улыбнулась она.
Туор протянул руку, и Идриль, практически не задумываясь, вложила пальцы. Юноша сжал их, и в этом, уверенном и в то же время бережном жесте, ощущалась сила фэа ее обладателя.
Они стояли так несколько минут, а потом разомкнули пальцы, и Итариллэ повела Туора дальше по городу. Однако этого мгновения ни он, ни она уже не смогли забыть.
Утро на востоке едва забрезжило. Анар позолотил зубцы крепостных башен, разогнав тени по углам двора, однако ночная прохлада была еще ощутимой. Ветер забирался под одежду, и Тьелкормо плотнее запахнулся в плащ.
— Ну что, дружище, успеем? — спросил он сидевшего рядом Хуана и погладил по шее своего коня.
Совет братьев и приехавшей накануне Алкариэль Майтимо решил провести после завтрака, поэтому Охотник рассчитывал вернуться до его начала. Свистнув псу, он вскочил в седло и махнул рукой стражам. Створки ворот начали открываться, и Фэанарион, уже покидая крепость, сказал командиру:
— Если меня будут спрашивать — я через несколько часов вернусь.
— Хорошо, лорд, — ответил тот.
Умный конь сам прекрасно знал дорогу в дом Тинтинэ, поэтому теперь уверенно бежал вперед прямо через поля к видневшейся вдалеке тонкой полоске леса. Мысли самого всадника между тем занимали беспокойные думы. Как объяснить возлюбленной то, что он собирался ей предложить, он представлял с трудом. Положение, в какое он невольно ее ставил теперь, выглядело крайне двусмысленным. Турко от досады даже скрипнул зубами:
«Самым логичным было бы сделать ей предложение, и все — никаких вопросов тогда бы не было. Но как быть с тем скоропалительным решением ждать? Раз слово дано, пусть даже самому себе, его необходимо держать».
А, значит, предстояло сложное объяснение. Тьелкормо надеялся лишь на то, что Тинтинэ за минувшие годы успела его неплохо узнать и поймет правильно. Однако, оставались еще братья и остальные родичи, которые наверняка будут задавать вопросы, хотя бы мысленно.
«Совет Майтимо, — продолжал размышлять Фэанарион, — наверняка продлится не один день. Затем подготовка к свадьбе Тьелпэ и само торжество. Навестить любимую там, в ее поселении, я не смогу еще очень долго».
В конце концов он просто мысленно махнул на все бесплодные размышления, и без того мучившие его всю минувшую ночь, и решил положиться на судьбу.
Анар между тем поднимался все выше и выше. Конь резво бежал вперед, явно получая удовольствие от прогулки. Небо постепенно теряло глубину, становясь прозрачным и легким. Дорога петляла меж дубов и вязов, время от времени выныривая на поляны, к берегам ручьев и озер. Раз или два меж стволов деревьев мелькнули фигуры верных. Завидев лорда, нолдор поднимали руки в приветственном жесте, и Турко отвечал им, однако предпочитал не задерживаться, не желая терять время.
Наконец, дорога привела его к поселению Тинтинэ. То и дело с улыбкой кивая встречным нолдор, Фэанарион подъехал к знакомому палисаднику, спешился и отворил калитку.
— Отдыхай пока, — сказал он коню и, погладив его носу, отправил пастись.
Хуан улегся на улице в тени цветущих вишен, а Турко направился в дом, откуда слышалось знакомое пение. Заглянув в окно, он увидел, что дева месила тесто.
— Ясного утра, мелиссэ, — улыбнулся он.
Тинтинэ обернулась и, увидев гостя, радостно вскрикнула.
— Alasse, — ответила она и принялась вытирать руки. — А я тебя не ждала. Говорят, в крепость вчера приехало много нолдор, в том числе твои братья.
— Верно, — подтвердил Тьелкормо. — И я здесь именно по этому вопросу.
Брови девы удивленно поднялись:
— Поясни.
Они так и стояли, разделенные распахнутыми створками окна, и Фэанарион с трудом поборол желание перепрыгнуть через подоконник и обнять любимую. Хуан незаметно подошел сзади и толкнул его носом в ладонь, словно призывая говорить, и тогда нолдо начал:
— Понимаешь, все дело в том, что я за тебя беспокоюсь.
— Почему? — удивилась Тинтинэ.
Нэр пожал плечами:
— Наш старший брат собирает совет, потом будет свадьба. Несколько дней я не смогу тебя навещать.
Он говорил и говорил, перечисляя обстоятельства, объясняя все то, что и сам пока осознавал довольно плохо. В конце концов он закончил:
— Мне было бы гораздо спокойней, если бы эти дни ты пожила в крепости. Рядом со мной. Там, где я смогу тебя защитить. Комнаты найдутся.
Тинтинэ вздохнула, сняла фартук и, положив его на стол, села на подоконник. С минуту она изучающе разглядывала своего лорда и друга.
— Я уже не первый год живу вот так, в поселении, вдали от крепости.
— Знаю, — признался Турко.
— Хотелось бы понять, что изменилось.
— Сам не знаю. Возможно, дело в том, что мы с самого нашего знакомства не расставались надолго. А тут еще та тварь, туша которой исчезла. Шакалы его оттащили в кусты и дожрали, или он ожил и сбежал в Ангамандо? И если да, то не запомнил ли он тебя? Что, если он будет искать…
Дева задумалась:
— Да, это в самом деле может случиться. Что ж, раз так, то не вижу причин отказываться от предложения.
Тьелкормо вздохнул с облечением, и лицо его осветила искренняя, радостная улыбка.
— Благодарю! — ответил он.
— На сколько мы едем? — уточнила она.
— На несколько дней.
— Тогда я соберу вещи?
— Обязательно. И праздничный наряд захвати для свадьбы Тьелпэ.
— Я мигом!
Дева умчалась и скоро в самом деле вернулась, неся в руках сумку с вещами.
— Аммэ я предупредила, — сообщила она. — Вот только как же я поеду? Лошади у нас нет. Может, взять у дедушки?
Тьелкормо собирался уже было согласиться с предложением, когда услышал лай Хуана. Пес выразительно мотнул головой, указывая себе за спину.
— Ты предлагаешь ей ехать верхом на тебе? — догадался его хозяин.
Пес снова согласно гавкнул.
— Тогда скорее!
Тинтинэ села на спину собаки и ухватилась руками за шею. Тьелкормо вскочил в седло, и нолдор направились, не теряя времени, в сторону крепости.
Анар поднимался все выше, однако до назначенного самому себе часа еще оставалось время. Хуан легко летел вперед, словно не ощущая веса всадницы, и скоро на горизонте показались зубцы стен.
Фэанарион послал осанвэ Лехтэ и скоро получил от невестки ответ:
— Что-то случилось? — очевидно обеспокоилась та.
— Ничего серьезного, — успокоил ее родич. — Я просто хотел тебя попросить приготовить покои для Тинтинэ.
Он кратко объяснил происходящее, и та согласилась. Когда ворота крепости распахнулись, жена брата вышла встречать прибывших.
— Ясного дня, — приветствовала она. — Рада видеть.
— Vande omentaina, леди Тэльмиэль, — ответила Тинтинэ.
Лехтэ улыбнулась:
— Потом мы познакомимся ближе, а пока пойдем, я покажу тебе твои комнаты в донжоне.
Тьелкормо подумал, что нужно отвести коня отдыхать, а после бежать на совет, когда увидел в окне гостиной глядящего на него Майтимо.
— Турко, — окликнула его немного задержавшаяся Лехтэ. — Ты уверен, что не хочешь ничего нам всем сказать?
Секунду он думал над ответом, а после проговорил решительно:
— Пока нет.
— Хм, — неопределенно хмыкнула нис. — Хорошо. Но я так понимаю, что покои Тинтинэ стоит оставить за ней и после того, как она вернется домой?
Фэанарион посмотрел в глаза родственнице и кивнул:
— Ты права.
— Тогда иди скорей на совет, тебя уже ждут. Твоего коня отведут.
Он огляделся, заметил спешащего через двор конюха и кивнул:
— Хорошо. И благодарю.
Тьелкормо быстро подошел к мелиссэ и, взяв ее пальцы в свои, пообещал:
— Я приду сразу, как только освобожусь.
— Хорошо, — ответила просто она. — Буду ждать.
Турко умчался, а Лехтэ повела гостью внутрь.
* * *
— Нельо, все же мой единственный племянник женится. Может…
— И мой тоже, заметь, — с легкой улыбкой ответил брату Маэдрос.
— Мы впервые за столько лет собрались все… — Морьо неловко замолчал, глядя на место, предназначенное для правителя Врат.
— Именно поэтому прежде, чем начнется сам праздник, мы должны обсудить многое.
— Грядут перемены, — поддержал Старшего Куруфин.
Тот молча кивнул.
— И я повторю вопрос: леди Алкариэль уже в Химладе. Примете ли вы ее здесь, на совете?
— Ты уже давно все решил, оставь формальности, — ответил за всех Карантир. — Меня больше интересует, куда подевался второй лорд этой крепости.
— Скоро будет, — коротко проговорил Куруфин, взглянув на часы. — Минут через десять, если быть точным.
— Тогда я приглашу леди и дождемся Турко — не стоит начинать без них, — подвел первый итог Маэдрос.
В отсутствии Старшего братья принялись обсуждать предстоящее торжество, а Амбаруссар беспрестанно шутили о предстоящем сближении Домов нолдор. Куруфин мрачнел, но на подначки близнецов не реагировал.
Появление леди Алкариэль заставило всех притихнуть — слишком явственным и даже ощутимым стало отсутствие Макалаурэ. Оттого несколько неестественно и прозвучал ее голос, когда леди поприветствовала собравшихся. И даже Майтимо, начавший говорить о важности решения, которое им предстоит принять в ближайшие дни, не смог разрядить гнетущую обстановку.
— А вот и я! — раздался жизнерадостный голос Тьелкормо. Дверь гулко хлопнула о косяк, а Охотник уже обнимал близнецов, сидевших ближе всех ко входу.
Сияющие глаза Турко напомнили всем собравшимся, что жизнь продолжается и ни в коем разе не должна прерваться по замыслу Врага.
Горькая пелена спала, позволив пламени их фэар жарко пылать, а за окном, в очередной раз потерпев поражение, стих северный ветер.
Братья говорили по очереди, стараясь как можно точнее передать обстановку, что была в их землях. Настроения соседей, поведение зверей и птиц также не оставались незатронутыми.
— В Химладе все спокойно. Пока, — сухо произнес Куруфин, борясь с очередным приступом гнева. На этот раз он был направлен не на супругу или сына, а на братьев, на всех сразу и на каждого в отдельности. И особенно его раздражал Старший.
«Держи себя в руках, — в очередной раз напомнил себе Искусник. — Искажение не должно взять верх. Не должно!»
— Да что ты ко мне привязался! — все же рявкнул он. — Вон сидит еще один лорд Химлада. Его и спрашивай. А я все сказал.
— Курво, что происходит? — спокойно спросил Маэдрос, однако в его серых глазах показался стальной оттенок, готовый разить не хуже клинка.
— Ничего не происходит! Говорю же, спокойно в Химладе. Свадьба скоро, родичей будет много. Наугрим тоже будут — не прогонишь же этот ушлый народец.
— И не надо, — оживился Морифинвэ. — Я найду о чем побеседовать с ними. Как, говоришь, зовут их предводителя?
— Дув.
— О! Знакомы-знакомы. Хитрющий он, я тебе скажу, но слово держит.
— Да чхал я на него и его слово!
— Курво! Уймись, — уже строже произнес Маэдрос. — Турко, что докладывают дозорные?
— Северные рубежи спокойны. И в целом брат прав…
— Но?
— Недавно встретил одну тварь.
— Ты не говорил, — тут же произнес Куруфин.
— А ты и не стал бы слушать.
— Не отвлекайся.
— Да я убил ее. Вроде бы.
— То есть?
Тьелкормо описал сражение со странным волком, чья туша почти мгновенно исчезла, упустив лишь одно — причину, по которой в тот день оказался в лесу. Говорить о Тинтинэ сейчас он не хотел.
— Что ж, Враг не бездействует, — произнес Маэдрос. — С подобным ни я, ни мои воины еще не встречались, но нечисть все же выходит из ворот Ангамандо.
— Однако ее стало намного меньше, — голос Алкариэль раздался в повисшей на мгновение тишине.
Турко вздрогнул, словно впервые увидев леди Врат. Строгая и несгибаемая, она мало походила на ту веселую юную нис, что когда-то стала женой Кано. Ее же слова о борьбе, то, как именно по ее приказу уничтожались твари… даже ставший после потери любимой нечувствительным к подобным вещам Карантир вздрогнул и вопросительно посмотрел на Старшего. Тот кивнул, показывая, что не без его ведома верные Макалаурэ проникали во владения Врага.
Время летело, но собравшиеся нолдор не замечали его бег. За окном давно стемнело, однако светильники и огонь их душ рассеивали мрак в кабинете и в Белерианде в целом.
На столе давно расположились карты — от слов стоило переходить к делу. Возможными союзниками могли выступить часть наугрим.
— Их я беру на себя, — несколько самоуверенно заявил Карантир.
Атани. Насчет них разгорелся нешуточный спор. И хотя до сих пор они ни разу не подвели нолдор, Алкариэль и неожиданно Амбаруссар были против их участия.
— Во всяком случае мы им не доверяем, — ответили на все вопросы близнецы, заявившие, что приведут несколько отрядов авари, что бы старшие братья о тех ни думали.
— Артанис сообщала еще о людях восточных земель, — задумчиво произнес Маэдрос.
— Тебе решать, — сухо отозвался Куруфин. — Химлад вряд ли приведет новых союзников, но поддержит всех, кто обратит оружие против Врага.
Последние слова дались Искуснику тяжело — очередная волна гнева чуть не заставила его вслух пожелать братьям гибели и крушения всех надежд.
«Не дождешься, тварь! Ты не купишь меня своими видениями. Камни и так будут наши! Утихни!!!» — мысленный поединок делался все сложнее, но Искусник не сдавался, становясь лишь все более и более мрачным.
Когда лучи Анара вновь озарили кабинет, братья наконец разработали план, которым можно было поделиться и с остальными родичами — на свадьбу к Тьелпэринквару приглашены были представители всех Домов, а, значит, следующее собрание можно было провести вместе с ними.
— Не думаю, что Дортонион или Ломинорэ (или же правильнее сказать Хисиломэ?) тебя не поддержат, — сказал Келегорм Маэдросу. — Но Нарготронд и тем более Турукано…
— Даже если Тургон струсит, в Гондолине есть и другие лорды. А насчет Финдарато не сомневайся.
— Откуда такая уверенность?
Майтимо лишь улыбнулся брату.
— Всему свое время. Узнаешь, — ответил он — говорить о своих давних договоренностях со старшим сыном Арафинвэ не хотелось совершенно. Тьелкормо лишь пожал плечами и поспешил из кабинета — увидеть Тинтинэ и позвать ее на прогулку.
— Курво, — все-таки окликнул его Маэдрос.
Тот обернулся и тяжело посмотрел на брата.
— Останься. Ненадолго.
— Как скажешь, — отозвался Искусник.
— Ничего не хочешь мне рассказать?
— Нет.
Пристальный взгляд заставил сделать шаг назад, но в то же время принес облегчение, словно поделился силами, недостававшими для обуздания гнева.
— Где ты его видел?
— Ты о ком?
— О Враге.
— В Дортонионе. В бою. Мельком.
— Мельком говоришь… Держись, брат. Ты одолеешь его, не сомневайся.
— Откуда…
— А сам как думаешь? — горько усмехнулся Майтимо.
— Прости.
— Не начинай. И вечером, когда мы снова все соберемся, позови Тьелпэ.
— Хорошо.
Уставший после бессонной ночи и беспрерывной внутренней борьбы Куруфин направился в мастерскую, где, подремав несколько часов прямо за столом, продолжил работу над свадебным подарком сыну и его будущей жене.
* * *
Ночь, пожалуй, впервые в этом году, выдалась действительно теплой. Обильно высыпали звезды, и птицы, рассевшись в саду среди ветвей, пели торжественно и звонко, словно сочиняли какой-то свой, неведомый эльфам, гимн.
Созванный дядей Майтимо совет наконец подошел к концу, и Тьелпэ, выйдя во двор крепости, с удовольствием вдохнув полной грудью аромат распускавшихся цветов. Хотелось не спеша пройтись по дорожкам, петлявшим между вишен и яблонь, но у него еще оставалось одно очень важное дело, более не терпящее отлагательств. Кольца к свадьбе.
Перед внутренним взором Куруфинвиона предстала, словно наяву, улыбка Ненуэль, блеск ее глаз и тот нежный свет, который, хотя и не был похож на отражение Тельпериона или Лаурелин, однако гораздо лучше двух погибших Древ согревал сердце и фэа.
Молодой мастер уверенно пересек пустынный в столь поздний час внутренний двор и толкнул дверь мастерской. Затеплив светильники, он разжег печь, достал заготовленный еще несколько дней назад слиток золота и подошел к столу с инструментами. Работа, хотя достаточно простая по исполнению, не терпела спешки.
Еще никогда за всю свою жизнь Тьелпэринквар не волновался настолько сильно. Кольцо, что ему теперь предстояло создать, его любимая будет носить до конца Арды, а, возможно, и дольше. И оно должно было стать не только символом их предстоящего союза, но и воплощением их любви.
В распахнутое окно долетали звуки сада и птичьи трели, даря умиротворение душе и взволнованному уму. Куруфинвион придвинул поближе вальцы и, вздохнув поглубже, крепко сжал в руке заготовку.
«Melmenya, — подумал он, вновь вызвав в памяти образ возлюбленной и ночь их первого свидания у берегов Иврин. — Небесный цветок, озаривший, подобно яркой звезде, мой путь».
Сердцу стало легко, и фэа воспарила. Металл отозвался, словно заинтересовавшись образом прекрасной девы, и Тьелпэринквар уже целенаправленно попробовал рассказать ему, как хороша та, которой предстояло в скором времени надеть это кольцо. Он раскрывал перед ним свою любовь и фэа, и тонкая пластинка золота засияла все ярче и ярче. Наконец, когда показалось, что она своим блеском затмит Анар, Куруфинвион достал опоки и приступил к работе.
Итиль медленно плыл по небу, укрывая тонким серебристым покрывалом мастерские, саму крепость и сад, его сменил Анар, а после вновь на небо поднялось ночное светило. И так день за днем.
Тьелпэринквар пел о своей любви, о красоте Ненуэль, изредка подкрепляя силы лембасом и водой из ближайшего родника, и из-под его пальцев все увереннее проступали контуры тонкого золотого кольца.
Сперва на деревянную столешницу легло кольцо поменьше, потом второе, немного большего размера. Мастер вздохнул и, устало проведя рукой по лицу, подумал, что работа еще отнюдь не закончена.
«Нужно сделать надпись внутри, — решил он. — Кто знает, как сложится наша жизнь… Пусть оно всегда напоминает Ненуэль, что я ее люблю».
Тонкий золотой обод радостно поблескивал в свете в очередной раз взошедшего на небо Итиля.
«Ni mela tуё». Простая надпись, говорящая сама за себя. «Я люблю тебя».
«А больше ничего и не надо, — подумал Тьелпэринквар и взял в руки штихель. — Все остальное лишнее».
* * *
В распахнутое окно доносились радостные, полные ожидания и предвкушения голоса.
Ненуэль вздохнула и прижала ладони к груди, словно надеялась унять взволнованно бьющееся сердце. День, которого они с мельдо так ждали, наконец настал!
«Как он там?» — подумала она, и фэа словно окатило волной невыразимого, не похожего ни на что тепла.
С утра Ненуэль видела жениха выходящим из библиотеки, и на лице его читалась тихая радость, а глаза лучились чистым, идущим из глубины души светом.
Из сада послышался нежный серебристый звон колокольчиков, и дева поняла, что последние приготовления уже завершены. Пора было одеваться. Она обернулась и посмотрела на лежавшее на кровати платье из пурпурного шелка и золотой парчи и, взяв наряд, приложила его к плечам и подошла к зеркалу.
— Тебе очень идет, — услышал она голос Лехтэ и обернулась. — Ты в самом деле красавица. Не удивительно, что Тьелпэ так полюбил тебя.
Ненуэль обернулась и, увидев мать любимого, улыбнулась:
— Ясного дня, леди.
— И тебе тоже. Помочь?
— Да, пожалуйста, — кивнула дева.
— Тогда садись, я заплету тебе волосы.
Дочь Глорфинделя села на стул, и Лехтэ, выбрав нить крупного жемчуга, принялась вплетать ее в волосы невесты.
Небо был укрыто тонкой прозрачной пеленой облаков, однако звуки арф и флейт, доносившиеся из сада, казалось, были способны разогнать любую хмарь.
— Тьелпэ уже готов, — рассказывала тем временем Лехтэ. — Он будет ждать тебя внизу.
Закончив с прической, она помогла Ненуэль одеться и, оглядев ее внимательно, кивнула:
— Кажется, теперь действительно все готово. Жаль, что твои родители не могут присутствовать. Они бы гордились тобой.
— Мне тоже очень жаль, — вздохнула Ненуэль.
Накануне вечером, как и все последние три дня, она пыталась дотянуться до отца осанвэ, однако от волнения никак не могла сосредоточиться. С досадой ударив кулаком по столу после очередной безуспешной попытки, дева вышла из покоев и отправилась искать мельдо. Тот обнаружился в саду. Узнав, в чем дело, он понимающе кивнул и, сев на ближайшие качели, выразительно посмотрел на место рядом с собой:
— Присоединяйся.
Ненуэль с удовольствием устроилась поближе, и Тьелпэ обнял ее, положив ее голову себе на плечо.
— Удобно? — поинтересовался он.
— Вполне, — подтвердила дева и зарылась носом в его волосы.
Некоторое время они молчали, и Ненуэль с удовольствием вдыхала ставший за последние месяцы таким знакомым и родным запах роа Тьелпэ. Потом он стал тихонечко напевать. Сердце девы билось с каждой минутой все ровнее и спокойнее, и в конце концов он предложил:
— Попробуй еще раз позвать отца.
Она попыталась, и на этот раз серебряная стрела, пронзив пространство, достигла цели — разума Глорфинделя.
— Здравствуй, дочка! — услышала она зов атто.
— Здравствуй, папочка! Завтра свадьба.
— Поздравляю! — ответил лорд Дома Золотого цветка. — И очень рад за вас.
— Как дела у вас с мамой?
Они говорили еще несколько минут, а после попрощались.
— С вами мое благословение, — сказал Глорфиндель. — Надеюсь, мы еще однажды увидимся.
— Я тоже!
— Передавай привет Тьелпэ.
Теперь Ненуэль, вновь поглядев на свое отражение, ощутила в груди то же спокойствие, что и накануне в объятиях любимого. Они проделали такой долгий путь к счастью! Теперь все будет хорошо.
Громче, торжественней зазвучали арфы. Голоса флейт взмыли ввысь, словно хотели достичь небес.
— Пора, — сказала просто Лехтэ и, улыбнувшись широко и ясно, открыла дверь.
Ненуэль еще раз глубоко вздохнула и, ощутив, как разрастается в душе ощущение счастья, идущее откуда-то из глубин существа, перешагнула порог.
Спустившись по лестнице на первый этаж, она прошла через широкий, отделанный деревом и мрамором холл и вышла в сад. Среди собравшихся на торжество гостей прокатился дружный восхищенный вздох, и дева, подняв взгляд, увидела всех верных Химлада, которые смогли прибыть на свадьбу младшего лорда, братьев Фэанариони, леди Алкариэль, приехавшего из Ломинорэ Эрейниона, Ангарато с женой, их верных, а так же густо усыпанные цветами вишни и яблони, раскинувшие над головами собравшихся пышный бело-розовый шатер.
Усыпанная лепестками дорожка бежала вперед, и Ненуэль пошла по ней. Туда, где рядом с увитой плющом резной беседкой стоял рядом со своим отцом Тьелпэринквар. Глаза его блестели восхищением и восторгом. Взгляд самой Ненуэль застилали слезы радости. Хотелось смеяться, и она с трудом сдерживала широкую улыбку.
Должно быть, не выдержав, жених бросился к ней навстречу и, порывисто обняв, поцеловал в щеку. Ненуэль с удовольствием вернула поцелуй, и уже вместе, держась за руки, они подошли к лорду Куруфинвэ и его супруге.
Музыка смолкла, словно растворившись в воздухе, и тогда Искусник заговорил:
— Сегодня без преувеличения один из самых радостных дней для нашей семьи. С большим удовольствием соединяю я руки своего сына Тьелпэринквара и его невесты Ненуэль…
Он говорил, и на обычно серьезном, даже хмуром лице его горела радость. Стоявшая рядом Лехтэ светилась счастьем, а взволнованная невеста вслушивалась в слова благословения и пыталась угадать, не звучит ли где-то там, далеко, в долине Тумладен, такое же? То самое, которое должен был произнести Глорфиндель. Она распахнула пошире осанвэ, прислушалась и вдруг почти явственно различила голос отца, обращавшийся к Эру. Ему вторил другой, принадлежащий Атаринкэ, и оба они, в конце концов, желали одного — счастья собственным детям.
Искусник взял руки сына и невестки и соединил их. Тьелпэ и Ненуэль вернули друг другу серебряные кольца, чтобы отныне их бережно хранить, и тогда жених достал из кармана котты два тонких золотых ободка и, взяв один из них, заговорил:
— Я, Тьелпэринквар Антолайтэ, беру в жены Ненуэль Аркуэнэ, чтобы идти дальше с ней по жизни бок о бок, любить ее и оберегать…
В его глазах светилась радость, смешанная с умиротворением. Дочь Глорфинделя почти слышала, как поет его фэа. Когда же он надел ей золотое кольцо на указательный палец, ее обдало волной любви и тепла. В памяти встало свидание у озера Иврин, и тогда Ненуэль, не отрывая от любимого взгляда, произнесла собственную клятву, надев в конце золотое кольцо на палец жениха.
— Я, Ненуэль Аркуэнэ, беру в мужья Тьелпэринквара Антолайтэ, чтобы идти с ним дальше по жизни вместе бок о бок, — закончила она. — И да будет так.
— Мелиссэ, — прошептал Тьелпэ и, обняв ту, что стала отныне его женой, поцеловал.
Со всех сторон полетели слова поздравления, и в этом самый момент облака над головами новобрачных разошлись, и ослепительно-яркий золотой свет брызнул, окутав Тьелпэринквара и Ненуэль золотым сиянием. Один за другим, откуда-то с высоты, стали спускаться белые голуби, которые принялись летать над головами новобрачных, образовав подобие венца. Так продолжалось с четверть часа. Затем птицы расселись на ветвях ближайших деревьев и запели столь чистыми и красивыми голосами, которых вряд ли можно было ожидать от них.
Лехтэ протянула Ненуэль в подарок камень на цепочке — золотой берилл. Растерянные эльдар скоро начали приходить в себя, и тогда вновь зазвучали звуки флейт и арф.
— Потанцуешь со мной, мелиссэ? — подал руку жене Тьелпэ.
— С удовольствием.
Она вложила пальцы в его протянутую ладонь, и оба вышли в самый центр поляны.
Анар все дальше плыл по небосклону. Часть гостей отправилась к расставленным между деревьев столам с угощениями.
Арфы и флейты пели, музыка вилась меж деревьев сада подобно диковинному ручью. Она то взлетала, словно струи на перекатах, то стихала и начинала звучать мелодично и нежно. Куруфин танцевал с женой, Тьелкормо весь вечер не отходил от сияющей Тинтинэ, и Майтимо в конце концов не мог не заметить столь пристальное внимание брата к деве. Он наблюдал, и выражение радости на его лице поочередно сменялось выражениями тревоги и легкой печали. Дождавшись, пока Турко отойдет к столам за десертом, Старший подошел к Тинтинэ и спросил, указывая взглядом на украшавший ее палец перстень со звездой:
— Откуда это у тебя?
— Тьелкормо подарил, — пояснила охотно та. — Попросил носить, пока мне не исполнится сто лет.
— Вот как?
Дева улыбнулась и в подробностях поведала ту историю. Нельо покачал головой и, немного помолчав, вслух заметил:
— Что ж, тогда и я буду ждать этого дня.
Лицо его просветлело, однако больше он ничего не успел добавить. Подошел Тьелкормо, и разговор перешел на только что состоявшуюся свадьбу.
Музыка все так же плыла меж деревьев, сплетаясь с золотой закатной дымкой. Тьелпэринквар глядел, как играет заходящий Анар в волосах его возлюбленной, уже супруги, и сам с трудом мог поверить, что наконец-то счастлив. Сердце его билось неровно, дыхание перехватывало, и близость жены волновала кровь, разжигая пламя столь сильное, о каком он и сам прежде не подозревал.
— Мелиссэ, — прошептал он срывающимся голосом.
Закат уже успел прогореть, на потемневшем небе зажглись первые яркие звезды. Тьелпэ заключил жену в объятия и, прервав танец, увлек ее под сень ближайшей яблони.
— Мельдо, — порывисто ответила ему Ненуэль.
Муж наклонился и поцеловал ее со всей вновь проснувшейся, уже с трудом сдерживаемой страстью. Рука его легла любимой на талию, скользнула ниже, другая чуть сжала ее грудь. Ненуэль тихонько вскрикнула и прижалась к мужу еще плотнее. Он стал целовать ее шею, уже почти забыв, где находится, как вдруг в очередной раз взорвавшаяся бурным каскадом музыка напомнила о себе. Он вздрогнул и, оглядевшись по сторонам, обнаружил себя в саду, на собственной свадьбе.
— Прости, — невпопад прошептал он жене.
— Да за что же это? — тихонько фыркнула она.
Он улыбнулся и вновь увлек Ненуэль в круг танцующих. Мелодия между тем сменилась на более тихую и плавную, однако Тьелпэринквар теперь то и дело сбивался с шага. В конце концов, он не выдержал и, остановившись, склонился к уху любимой:
— Сбежим прямо сейчас? Не будем ждать окончания праздника.
Огонь, вспыхнувший в его глазах, отразился в зрачках Ненуэль.
— Уверена, нас поймут и простят, — горячо поддержала она.
Куруфинвион кивнул и, взяв жену за руку, быстрым шагом направился в сторону башни. Рывком распахнул он дверь, ведущую в общую залу, так что та с грохотом ударилась о стену, потом захлопнул и, обхватив лицо вбежавшей следом за ним любимой, начал жадно целовать, словно мучимый жаждой путник, добравшийся наконец до источника с водой.
— Родная, — исступленно шептал он, — счастье мое…
— Мельдо, — вторила ему Ненуэль, целуя в ответ.
Ее тонкие, нежные пальцы ласкали его грудь и плечи. Он покрывал поцелуями ее лицо, шею, волосы, и два нетерпеливых стона сливались в один.
В распахнутые окна лилась музыка, обнимая возлюбленных, унося их за собой. Ненуэль подрагивавшими от нетерпения пальцами расстегнула пояс на штанах мужа, и Тьелпэринквар вдруг отчетливо осознал, что до собственной спальни они сейчас, пожалуй, не дойдут.
Он поднял взгляд, с трудом переводя дыхание и все еще плохо соображая, где они сейчас находятся, а после, увидев ведущую на веранду украшенную разноцветными витражами дверь, подхватил Ненуэль на руки и ногой распахнул створки. Там, отпустив на мгновение свою драгоценную ношу, он скинул подушки с ближайших диванов на пол и увлек на них Ненуэль.
— Родной мой, — прошептала она.
— Мелиссэ…
Она попыталась снять с него котту, но запуталась в шнурках, и Тьелпэ помог ей, торопливо разоблачившись. Ненуэль принялась жадно ласкать супруга, а тот, сам задыхаясь от охватившей фэа нежности, помог ей избавиться от мешавшего обоим платья, и все целовал и целовал жену…
Исиль между тем поднимался выше, озаряя серебристым сиянием деревья и травы. В зрачках Ненуэль отражались звезды, и Тьелпэ любовался ими, пылающим, подобно костру, румянцем на щеках, ее искусанными в попытках сдержать крики страсти губами.
— Мелиссэ, — беспрестанно повторял он, словно только это слово могло выразить всю глубину охвативших их теперь чувств.
Страсть уносила их, поднимая куда-то к небесам. Туда, где кроме звезд больше не было ничего. Они не слышали больше ни звуков флейт и арф, ни пения ночных птиц, но музыка собственных сердец звучала для влюбленных в этот час, соединяя их души.
Почувствовав, что больше ни сам он, ни его единственная больше не могут ждать, Тьелпэринквар еще раз бережно коснулся губами ее приоткрытых уст и, устроившись удобнее в ждущих объятиях Ненуэль, вошел.
Жена тихо вскрикнула, выгнувшись ему навстречу, а после принялась отвечать, ловя ритм его движений и всем существом, всем сердцем вторя ему.
Огонь разгорался, сжигая их обоих, но никто из двоих и не думал просить пощады. Объятия, жадные поцелуи и горячие стоны смешались. Фэар слились, уносясь все выше, к небесам, и последовавший вскоре взрыв, пришедший откуда-то из глубин мироздания и охвативший роар мужа и жены, был похож на рождение вселенной, когда кроме Эру Илуватара не существовало более ничего.
Впервые Итариллэ чувствовала, что не боится зимы. Распахнув покрытое затейливыми морозными узорами окно, она протянула руку и поймала на ладонь несколько крохотных снежинок.
Подмораживало. Небо заволокли низкие серые тучи, вызывавшие в памяти бесконечный мрак и боль Хэлкараксэ, однако тот давний холод больше не обжигал. Вздохнув глубоко, принцесса прислушалась к голосу собственной фэа — было спокойно и мирно.
«Пожалуй, стоит поехать прогуляться», — решила она.
Накинув теплый, подбитый мехом плащ, дева вышла из покоев и спустилась во двор. Первым ее порывом было пойти к дому Ненуэль, но, тут же вспомнив, что подруга теперь уехала и даже вышла замуж, махнула рукой, легко рассмеявшись над собственной забывчивостью. Давняя привычка почти все делать вдвоем уходила тяжело.
«Как много за ночь нападало снега», — отметила Итариллэ.
Пышные белые шапки укрыли крыши домов, ветви деревьев и тротуары улиц.
«Пожалуй, стоит взять коня и поехать к озеру, — подумала она. — Интересно, как оно сегодня выглядит?»
Два дня назад, когда принцесса видела его в последний раз, льдом была скована лишь тонкая полоска у берега.
Решив таким образом, Идриль отправилась на конюшню и, взяв свою любимую кобылу, поехала по улицам Ондолиндэ к крепостным стенам. Город будто спал. Лишь кое-где над крышами домов виднелись легкие белые дымки, да слышался аромат свежевыпеченного хлеба. Фэа куда-то стремилась, звала, но дева, как ни прислушивалась, пока не могла разобрать ее голоса — столь тихим и робким он пока был.
«А впрочем, — подумала она и улыбнулась легко, — зачем гадать? Когда придет время, душа заговорит в полный голос и обо всем расскажет сама».
Решив таким образом, Итариллэ доехала до конца улицы и, поприветствовав стражей на стенах, попросила открыть ворота. Далее тропинка круто сбегала вниз, поэтому нолдиэ спешилась и повела кобылу в поводу. Оказавшись у подножия Амон Гварет, она вновь вскочила в седло и пустила лошадь рысью. Им обеим теперь хотелось размяться.
Холодный ветер обдувал лицо и обжигал щеки. Снег мягко поскрипывал под копытами, и Итариллэ широко улыбалась, разглядывая укрытые ровной белой пеленой окрестности.
Кобыла легко перескочила через ближайший ручей, и Итариллэ направила ее к озеру, расположенному в одной из каменных чаш. Снег был чист и нетронут, и лишь когда до цели оставалось совсем немного, нолдиэ заметила следы другого коня.
«Хм, странно, — подумала она и, чуть нахмурившись, пожала плечами. — Из города, судя по всему, никто не выезжал. Разве только кто-то из стражей Врат возвращался и решил прогуляться».
Решив, однако, что кто бы ни был тот загадочный всадник, друг другу они нисколько не помешают, Итариллэ наклонилась к уху кобылы и прошептала:
— Поехали дальше, малышка.
Та с видимой охотой потрусила вперед. Наконец, когда закрывавшие берег низкие кустарники разошлись, Итариллэ увидела пасущегося вороного жеребца и… купающегося в ледяной воде Туора.
Принцесса так удивилась, что даже остановила лошадь и некоторое время просто стояла на месте, замерев от изумления. А мужчина плыл и даже, казалось, получал удовольствие. Во всяком случае, на лице его Итариллэ ясно видела немного мечтательную улыбку. Он в несколько мощных гребков пересек отделявшее его от берега расстояние и, распрямившись, с громким фырканьем умылся и откинул волосы со лба. Под кожей его играли мускулы, каких Итариллэ почти никогда не видела у квенди, и сейчас она невольно залюбовалась. Туор же, должно быть ощутив внимание, поднял взгляд и, увидев принцессу, от неожиданности вздрогнул.
— Alasse, — приветствовал он. — Прости, я не заметил тебя.
— Все в порядке, — улыбнулась Идриль. — Это я должна извиняться, что потревожила твое уединение. Ясного дня, Туор. Рада видеть тебя.
— Я тоже, принцесса, — признался он.
Она невольно смутилась, сама не понимая почему, и сразу же, не в силах сдержать любопытства, спросила:
— Почему ты плаваешь в такую холодную пору? Ведь есть купальни, где вода теплая.
Туор, все так же легко улыбаясь, покачал головой и, отжав волосы, вышел на берег. Итариллэ вновь залюбовалась его фигурой. А воспитанный эльфами адан, нимало не смущаясь собственной наготы, начал не торопясь одеваться.
— Природа подвела меня, — заодно начал объяснять он. — Душой я эльф, но роа принадлежит атани, и оно слабое.
Идриль, не удержавшись, покачала головой:
— Туор, по-моему, оно какое угодно, но только не слабое.
Она окинула адана выразительным взглядом, и тот, заметив, наконец смутился и торопливо натянул штаны.
— До поры до времени так и есть, — пояснил он. — Но люди легко могут заболеть по самому ничтожному поводу. Эльдар такая проблема не знакома, но я должен заботиться о своем здоровье и укреплять роа.
— Так значит, ты именно с этой целью купаешься зимой?
— Так и есть.
Туор наконец натянул рубаху и легкую куртку и, закрепив на поясе меч, подозвал коня. Легко взлетев в седло, он оглянулся на озеро, и на лице его на короткое мгновение отразилась грусть.
— Ты скучаешь по морю? — догадалась Итариллэ.
— Да, — признался Туор. — Я люблю его, и простор.
Некоторое время они ехали молча в сторону города, и лишь напряжение звенело в воздухе, словно туго натянутая струна. Туор время от времени хмурился, вглядываясь в далекие пики гор, и в конце концов заговорил:
— Я часто думаю, как твой отец мог бы попасть в Аман. Конечно, я не самый искусный мореход, и все же чему-то меня фалатрим обучили. Мне кажется, можно попытаться.
— Ты знаешь способ? — подалась вперед Итариллэ, и в глазах ее зажегся огонь восхищения.
— Думаю, что знаю, — поправил ее Туор. — Хотя, мне бы хотелось сперва спросить мнения дедушки Кирдана, но…
Он оглянулся и, поглядев на принцессу, улыбнулся ей. Чистый свет его глаз на мгновение ослепил деву, и ощущение покоя и бесконечного доверия к нему родилось в ее груди и разлилось по телу, заполнив даже самые отдаленные уголки.
— Для начала, — тем временем продолжал Туор, — необходимо, чтобы команда была из тех, кто уже успел побывать в Амане. Но у нолдор нет таких искусных мореходов, а среди фалатрим еще предстоит поискать. Быть может, кто-то из того посольства? Владыка Новэ однажды называл имена.
— И все же это возможно! — обрадовалась принцесса.
— Да, — кивнул Туор. — Затем, камень, взятый из недр Амана. Его нужно будет поместить в носовую фигуру. Он будет стремиться вернуться домой и сообщит это стремление всему кораблю. Думаю, так можно значительно облегчить путь.
— Именно камень? — уточнила Итариллэ.
— Да. Ведь дерево не самый долговечный материал, а металл, вынутый из недр, подвергается обработке.
— Понимаю. Это все условия?
— Нет. Самое главное — любящее сердце.
— О чем ты? — не сразу поняла Итариллэ.
— О том, что Тьелпэринквар безошибочно нашел Ондолиндэ.
— Но ведь Ненуэль ждала его.
— Ты думаешь, твоя мать не хочет видеть твоего отца? — удивился Туор.
Итариллэ покачала головой и чуть закусила губу.
— Не знаю, — наконец ответила она. — Может, она уже не надеется на встречу?
Туор решительно качнул головой:
— Даже если она и не ждет, неужели твой отец не сможет дозваться ее осанвэ, когда позволит расстояние? И она ему не ответит?
— Ах, Туор! — воскликнула Итариллэ и порывисто прижала руки к груди. — Как мне хочется, чтоб все было именно так, как ты говоришь. Твои слова внушают надежду. Быть может, если удастся убедить атто, у нас в самом деле все получится?
Они поднялись на холм и, миновав ворота, направились по все такой же тихой, будто сонной улице в сторону дворца. Они молчали, но никто из них не испытывал неловкости. Наоборот, молчание казалось таким уютным и родным, что хотелось, чтобы оно длилось еще очень долго.
Во дворе Туор спешился первым и, подойдя к Итариллэ, протянул руки, чтобы помочь ей сойти на землю. Потом они некоторое время стояли, не размыкая объятий, и прикосновение рук Туора казалось принцессе уютным и родным.
— Благодарю, — проговорила наконец она.
Туор неожиданно предложил:
— После обеда я хотел поехать погулять по окрестностям. Могу я пригласить тебя составить мне компанию?
— С удовольствием, — улыбнулась она.
— Благодарю.
Снег все падал, ложась на камни двора и заметая следы. Но далеко на юге сквозь прореху в облаках уже проглядывали лучи Анара, и свет двух пар глаз, устремленных друг на друга, вторил им.
* * *
— Ну вот, мелиссэ, — объявил Тьелпэринквар, — это твоя мастерская.
Ненуэль с неподдельным любопытством огляделась по сторонам. Столы, инструмент, шкафы для хранения всего необходимого, несколько самых разных по типу и размеру печей. Все, что ей могло понадобиться для дела.
— Благодарю, мельдо! — молодая мастерица подошла к мужу и порывисто обняла его, поцеловав в щеку.
Он тепло улыбнулся и, обняв в ответ, спросил:
— Погляди еще раз внимательней. Все есть, что нужно? Может, чего-нибудь не хватает?
— Обязательно посмотрю! — пообещала она. — Сегодня же вечером.
За окном мерно падали крупные хлопья снега, однако в воздухе уже чувствовался запах все увереннее подступающей к границам Химлада весны. Птицы пели так звонко и жизнерадостно, что Ненуэль не выдержала и приоткрыла одну из оконных створок.
— Мои родители не любят зиму, — сообщила она. — Говорят, такое у многих, прошедших через Хэлкараксэ. А мне она нравится — зимой больше времени для работы, к тому же можно покататься на санях, поиграть в снежки.
Куруфинвион осторожно присел на край стола и задумчиво почесал бровь.
— В конце концов, зима действительно подходит для того, чтоб творить, — согласился он. — Весной обычно сложнее собраться с мыслями. Особенно теперь.
В глазах его зажглись лукавые смешинки, и Ненуэль, перехватив его взгляд, тихо фыркнула:
— Согласна.
Она подошла к столу, и Тьелпэ обнял любимую. Ненуэль прижалась к нему всем телом и положила голову на плечо.
— Знаешь, — вскоре вновь задумчиво заговорила она, — меня почему-то не покидает чувство, что мы немного затянули со встречей, и теперь у нас с тобой осталось совсем мало времени до дней детей.
— Хм, — неопределенно протянул Тьелпэ и, задумчиво нахмурившись, посмотрел в окно.
Мысль его унеслась вперед. Туда, где сквозь смутную белесую пелену просматривались черты грядущего. Прикрыв глаза, он прислушался к голосу собственной фэа и скоро объявил:
— Пока время есть. Но ты права, его не так уж и много. Кое-кто явно не намерен ждать ни одного лишнего года.
Тьелпэринквар с удовольствием вдохнул аромат волос жены и погладил ее плечо, спину. Было хорошо и невообразимо уютно. Фэа счастливо пела, и он, наклонившись, поцеловал любимую в макушку.
— Как думаешь, с какого сюжета лучше начать? — решила посоветоваться Ненуэль.
— Ты про мозаику? — уточнил муж.
— Да. Хочется чего-нибудь такого, что будет радовать всех обитателей крепости. Может быть, твою бабушку?
— Нерданэль?
— Да.
— Учитывая то, что она осталась в Амане, я не вполне уверен, что это будет именно приятное воспоминание, а не болезненное.
— Верно, — огорчилась Ненуэль.
— Может, стоит изобразить какой-нибудь праздник? Например, Середины лета?
— Неплохой вариант, — кивнула юная мастерица и поцеловала мужа. — Благодарю!
Тьелпэ крепче обнял любимую, и рука его, ласково погладив ее поясницу, скользнула ниже. Подавшись вперед, он поцеловал шею Ненуэль, осторожно куснул мочку ее уха, и жена выдохнула, прикрыв глаза и запустив руку мужу под котту.
— Как думаешь, — спросила она, — может, этот стол стоит опробовать? Чтобы лучше служил…
Куруфинвион хохотнул:
— Так вот значит, как этот процесс теперь называется. Тогда действительно, опробовать его непременно надо!
Ненуэль кивнула и, протянув руку, расстегнула пряжку на штанах мужа:
— Надеюсь, он уцелеет.
— Должен, — глухо сообщил Тьелпэ. — Сам делал. Теперь принимай работу…
* * *
«Камни… они отнимут их у тебя. Подумай, стоит ли им верить. Обман, вокруг один обман», — голос настойчиво уговаривал Куруфина, который упорно не желал сдаваться.
Что ему тогда понадобилось в их с Лехтэ покоях, где он давно не появлялся, Искусник потом не мог ответить себе. Возможно, причиной тому стала сильнейшая головная боль, до пульсации в висках, и бесконечный тихий приторный шепоток, убеждавший его отправиться на север и взять сильмариллы самому.
— Курво? — удивленно и в первый миг радостно окликнула его Лехтэ. — Смотри, какую красоту мне подарил Тьелпэ.
Она застегнула браслет, и повернула запястье мужу.
— Он у нас потрясающий мастер, — восхищалась она скорее сыном, нежели украшением. — Какая оправа, как играют в ней камни!
— Камни! — взревел Куруфин. — И тебе нужны Камни! Как я ошибался. Вы все, все сговорились! Так знай! Знай, предательница! Ты! Не! Получишь! Камни!!! Никогда!!!
— Курво, — потрясенно ахнула Лехтэ. — Что ты…
— Камни! Никогда! Убирайся, дрянь! — он замахнулся на жену, но в последний миг удержался. Фэа боролась, но сил оставалось немного — ровно столько, чтобы, развернувшись, вылететь из комнаты и не посметь причинить вред жене.
Слезы скатились по щекам Лехтэ.
«Вот что он на самом деле обо мне думает. Что ж, раз так… Я долго боролась, но, может, мое присутствие ему в самом деле только мешает? Может, мне и не стоило покидать Аман и приезжать сюда? Не буду больше злить его и лучше куда-нибудь уеду», — горько подумала она, снимая серьги, вынимая из волос шпильки и зажимы, подаренные супругом. Рядом с ними на столик легли два кольца, третье же, простой золотой обруч, покидать палец отказалось.
«Так тому и быть, — решила она, принимаясь собирать вещи. — Кажется, когда мы с Таром беседовали там, в Тирионе, речь шла о домике в лесу?»
— Аммэ? — Тьелпэринквар удивился, увидев мать, выводившую из конюшни поседланного жеребца с притороченными довольно тяжелыми на вид сумками. — Ты куда?
— Так, прогуляюсь немного, — неопределенно пожала плечами она. — Спроси у отца.
«Атто знает. Значит, ничего опасного. Но почему же так тревожно? За них обоих…»
Проводив мать взглядом, он поспешил на поиски родителя, однако того нигде не было видно.
Покинув покои жены, Куруфин не отдавал себе отчета, куда идет, точнее, куда направляется его измученное роа. Все душевные силы были направлены на то, чтобы обуздать принесенную в темном Тирионе Клятву, так ловко искаженную Врагом в Дортонионе. Ноги словно сами по себе поднимали тело все выше и выше, пока обессиленный Куруфин не рухнул на камни одной из смотровых площадок крепости. Дверь захлопнулась, оставив его одного со своим извечным противником, что жил внутри.
Тьелпэринквару же все меньше нравился спешный отъезд матери и исчезновение отца, не отвечавшего даже на осанвэ. Решив самому поискать ответ, он направился в родительские покои. Что именно он хотел там найти, Тьелпэ не знал, а потому несколько раз прошелся по комнате, ища хоть малейшую подсказку, пока не увидел.
— Вот оно что! Как посмел! — воскликнул Тьелпэринквар, обнаружив украшения на столике. Сомнений не было — мать, не выдержав обид, оставила отца.
«Или же он выгнал ее?! — ужаснулся своей догадке Куруфинвион. — Но где он сам?»
Холодный северный залетал за ворот, сковывая тело, желая побыстрее покорить душу. Куруфин устало дернулся и медленно сел. Анар уже скрылся за горизонтом, а мрачные краски догоравшего заката наводили лишь на одну мысль.
«Всего несколько шагов, и я освобожусь. Надо только дойти и …» — Искусник опасно приблизился к парапету и посмотрел вниз.
«Ну же! Не медли!» — шептал голос, а искаженная Клятва опять начала вскипать в крови гневом, направленным на этот раз на сына.
— Нет. Я не обижу их. Больше не обижу. Не дождешься! — вскричал он, решительно шагая к краю. Рука легла на камень. Осталось оттолкнуться и…
Искажение ликующе вскипело и понеслось по жилам, а тонкое золотое кольцо тем временем зацепилось за выступ, до крови оцарапав своего обладателя.
Куруфин остановился, прислушиваясь.
— Не дождешься, тварь! — воскликнул и, поцеловав кольцо, прижал его к сердцу: — Мелиссэ… я найду способ. Я понял. Знаю. Теперь для меня есть только один путь. И я его пройду. Ради нас. Ради сына.
Искусник замер и поднял голову вверх. Не обращая внимания на боль во всем теле, он начал говорить:
— Эру Великий и Единый, прошу, услышь меня, к тебе взываю. Я, Куруфинвэ Атаринкэ Фэанарион ныне отрекаюсь от слов, что произнесены были мною на площади в Тирионе, покрытом мглою, много лет назад.
Он повторил Клятву, с каждым словом которой гнев проникшего в нее искажения бил по роа, но Куруфин упрямо стоял на ногах.
Наконец, вместо финального «клянусь», он твердо произнес «отрекаюсь». Судорога скрутила тело. Искусник почти явственно слышал вой Моринготто, чье искажение сейчас корчилось, покидая нолдо.
— Эру, прошу, услышь и прими мои слова! — взмолился Куруфин.
— Вечная тьма. Помни, что будет ждать тебя. Ты готов заплатить такую цену? — раздалось в голове и со всех сторон.
— Готов.
— Чертоги не будут ждать тебя, если фэа покинет твое тело.
— Я знаю. Позволь мне избавиться от той скверны, что вплелась в мои слова.
Тишина звенела. Казалось, Искусник слышал, как пели звезды. Или же это был ветер?
— Отныне ты свободен от слов твоих и зла, что было вплетено в них.
— Благодарю! — искренне произнес Куруфин и, сделав несколько шагов к двери, без сил рухнул на камни.
* * *
— Я убежден, что это возможно! — веско произнес Туор и, пройдясь по комнате, остановился у широкого, выходящего во внутренний двор окна. — Во всяком случае, мы можем попытаться.
Оглянувшись, он посмотрел в глаза Итариллэ, и та, улыбнувшись в ответ, подошла и положила ладони ему на плечо.
— Я, — поправил его Тургон и, покачав головой, поднялся. — Вашими жизнями я рисковать не хочу. Кто знает, что может случиться в плавании.
— Но ты согласен попробовать доплыть до Амана? — обрадовалась Итариллэ.
— Не думай, дочка, что я не хочу увидеть твою аммэ. Вовсе нет. С тех пор, как ты, Туор, сообщил о ее возрождении, все мои мысли только о ней. И днем, и ночью. Но с тех пор, как мы прибыли в Белерианд, у меня появилось много иных обязанностей. Имею ли я право бросить все — и Ондолиндэ, и вас всех — и отправиться на поиски жены? Я люблю ее, это правда, и безмерно тоскую. И все же выбор тяжел.
Туор обнял Итариллэ за плечи, и Турукано, поглядев на них, добавил:
— Впрочем, возможно…
Он не договорил и вновь надолго замолчал, погрузившись в невеселые думы.
— Кстати, об Ондолиндэ, — заговорил, пользуясь случаем, приемный сын Финдекано о том, что его теперь волновало более всего. — Я все же считаю, что в городе дольше оставаться опасно. Тем более, если вы, дядя, в конце концов примете решение отправиться за леди Эленвэ. Возможно, когда-то его постройка была необходима, но те времена давно прошли. Теперь он может стать ловушкой для всех нас.
— И что же ты предлагаешь? — нахмурился Нолофинвион.
— Вернуться в Виньямар. Хотя он и пострадал от времени, для мастеров нолдор не составит труда его восстановить. Берега Невраста легко защитить и не сложно покинуть, если будет такая необходимость.
— И куда же в этом случае можно будет бежать?
Туор пожал плечами:
— На Балар. Дедушка Кирдан, разумеется, примет нас.
— Тебя, мой юный родич, — поправил Тургон. — Вряд ли там будут рады нолдор.
— Но со мной вас тоже примут.
— Вот именно, — кивнул Турьо. — С тобой.
— Ты не согласен? — сурово нахмурившись, спросила Итариллэ.
Ее отец улыбнулся вспыхнувшему в глазах дочери гневу.
— Отчего же, — сделал он успокаивающий жест. — Только сначала необходимо все хорошо обдумать. Созовем большой совет с участием всех лордов Ондолиндэ. И на нем решим судьбу гондолиндрим. Завтра же.
— Благодарю, атто! — улыбнулась Идриль.
Туор сдержанно кивнул, но в глазах его зажглось одобрение:
— Это верное решение, дядя.
С минуту Турукано стоял, задумчиво глядя в пустоту перед собой, а после вздохнул и стремительно вышел из комнаты. Туор с Итариллэ переглянулись и отправились в конюшни, чтобы немного прогуляться вместе по долине Тумладен.
«Лехтэ… Надо найти… Лехтэ… Скорее», — Куруфин открыл глаза. Мир еще кружился и плыл, звезды сияли и водили странные, несвойственные им хороводы, а голова раскалывалась от боли при попытке сконцентрировать на чем-либо взгляд.
— Лехтэ, — уже вслух повторил Искусник и встал на ноги. Он немного неловко открыл дверь и начал спуск. Ступеней было много, очень много, но Куруфин преодолел их все.
Отдышавшись, он немного постоял у стены. Роа восстанавливалось быстро, и вскоре Искусник уже почти вбежал в их с супругой покои.
— Лехтэ! — позвал он.
Ответом послужила тишина. Залетавший в приоткрытое окно холодный ветер шевелил легчайшие занавеси. В потухшем камине лежала остывшая зола.
— Мелиссэ, где ты? — повторил он, понимая, что на осанвэ сейчас неспособен.
— Уехала. Как ты и хотел, — холодно раздалось с порога.
Куруфин резко обернулся, и в глазах его зажглась надежда:
— Тьелпэ! Куда отправилась аммэ?
— Далеко! — воскликнул тот. — Как ты и хотел. Верно?!
— Что ты говоришь? — побледнел Искусник.
— А ты взгляни, что она оставила! — сын указал ему на брошенные украшения. — Ты своего добился. Вот только… я тоже уйду. С женой, разумеется. Нам нечего здесь делать.
Куруфин чуть покачнулся и оперся ладонью о край стола.
— Тьелпэ… Это… — слова отчего-то давались с трудом, — ваше право, но поверь, больше я не обижу никого из вас.
Сын нахмурился и сложил руки на груди:
— Ты говорил нечто подобное.
— Я отрекся от Клятвы, — тихо произнес он.
— Что?! — потрясенно охнул Тьелпэринквар.
— Я отрекся от Клятвы, — уверенно повторил Искусник.
— Но это же означает…
— Да, йондо. И я шагну во тьму, если понадобится, но сейчас ничто не разлучит меня с семьей. Где Лехтэ?
— Я не знаю. Правда, не знаю. Она выехала вчера днем…
Куруфин кивнул и стремительно вышел.
— Атто, я с тобой!
— Разделимся! Я на север, — не оборачиваясь, бросил он.
Искусник покинул крепость, когда Исиль взошел на небосклон, озарив бескрайние равнины Эстолада и ущелье Аглона, к которому теперь он направлялся.
Стражи сильно удивились, увидев Куруфина, прилетевшего на заставу, словно сам Моргот прорывался сейчас на юг.
— Нет, лорд, ваша супруга не появлялась здесь. И совершенно точно ее не было в ущелье.
«Ехать дальше на север бессмысленно. Но где же она?» — в надежде он все же потянулся осанвэ, но безрезультатно. Если, конечно, таковым не считать сильнейшую головную боль. Однако внезапно пришла уверенность — надо спешить на запад.
Верные забрали уставшего от продолжительной скачки коня и незамедлительно привели нового.
Искусник не мог объяснить, почему настолько торопится найти жену, все же остававшуюся в спокойном и безопасном Химладе.
Короткий вой зверя или же крик странной птицы заставили его немного отвернуть, оставить наезженную дорогу и углубиться в лес. Конь стриг ушами и изредка похрапывал, а сам Искусник ощущал приближение чего-то чужеродного, чего или кого не должно было быть в землях нолдор.
Тварь он заметил лишь спустя несколько минут, когда вылетел на небольшую поляну, на дальней стороне которой уютно горел небольшой костер.
— Берегись! — закричал Куруфин, в несколько скачков оказываясь рядом, но не между.
Крупный лохматый волк с горящими алым глазами изготовился для второго прыжка. Он был готов к тому, что выбранная им жертва схватится за висевший на поясе нож, и что неожиданно подоспевший всадник решит затоптать его или достать мечом. Но слуга тьмы и предположить не мог, что нолдо прыгнет на него сверху и попытается опрокинуть на землю. Тварь грозно зарычала, пытаясь сбросить эльфа, но тот не сдавался.
Лехтэ замерла, не зная, как лучше поступить — лук остался среди котомок, что стояли сейчас по другую сторону от костра. Да и выстрелить в зверя и не задеть неожиданно появившегося здесь мужа она бы вряд ли смогла.
Легкий вскрик Куруфина заглушил рев твари, в чью пасть Искуснику наконец удалось вбить кинжал. Выдернув клинок, он быстро взглянул на распоротую клыком руку и, пнув ногой тушу, убедился в ее окончательной смерти.
— А говорят, тебя уже убивали, — начал он и замер, увидев, как темно-красные огоньки побежали по шкуре, с каждым мгновением становясь все ярче.
— Отвернись! — закричал он, обнимая и закрывая собой любимую.
Вспышка темного пламени была короткой, но яркой. Жар опалил спину Искусника, однако куртка выдержала его.
«Сколько же у тебя жизней, тварь? — подумал он, глядя туда, где только что лежал мертвый волк. — Впрочем, еще успею об этом поразмышлять».
— Я отрекся от Клятвы, — без лишних слов произнес Куруфин. — Ты сможешь вновь меня принять и простить?
— Что ты сделал, Курво?! — охнула Лехтэ, отступая на шаг. — Отрекся? Но это же значит…
— Это значит, что желаю оставаться собой, быть со своей семьей, таким, каким ты знала меня всегда. Простишь?
— Атаринкэ, — тихо прошептала она. Искусник вздрогнул, но промолчал.
«Пусть так. Я сейчас и правда больше похож на того, кто жил в Амане, а не на сурового лорда».
— Я люблю тебя, — вновь признался он жене.
— Мельдо, это и правда ты, — нежно произнесла Тэльмиэль, зарываясь пальцами ему в волосы.
— Я. И уже никогда не оставлю тебя. Никогда.
«Только если и правда тьма станет моим уделом. Но Лехтэ об этом знать точно не стоит».
— Твоя рука, — охнула она, заметив, что тварь все же дотянулась до любимого.
— Ерунда. Сейчас перевяжу, и все.
— Я помогу.
— Хорошо. И… уедем отсюда. Домой.
— Конечно.
Вскоре они покинули поляну, на которой еще несколько лет сохранялось странное темное пятно, своей формой напоминавшее волка. На нем не росла трава, и ни один зверь не ступал на него.
Анар показался из-за горизонта поздно, когда супруги подъезжали к крепости. Было холодно, но в воздухе уже безошибочно чувствовалось приближение весны.
* * *
Сквозь укутывавшее просторы Тумладен пышное белое покрывало пробивалось тепло, первое в этом году. Все вокруг почти что звенело от сдерживаемого напряжения, снега просели, с козырька крыши то и дело капала вода.
Туор рывком распахнул оконную створку и полной грудью вдохнул еще холодный, пахнувший весной воздух. Ветер игриво толкнул его, словно предлагал побороться, и молодой адан улыбнулся широко и немного мечтательно. Впрочем, беззаботное выражение практически сразу исчезло с его лица. Предстоящий совет, который должен был начаться в тронном зале через полчаса, беспокоил Туора. За месяцы, проведенные в Ондолиндэ, приемный сын Финдекано ясно увидел, что его дядя привязался к тайному городу. Настолько, что даже известие о возрождении жены вызвало отклик в душе не столь бурный, на какой рассчитывал Туор.
«И это странно, — подумал он и безотчетным движением потер переносицу. — Разве может сделанное руками быть дороже живого существа? Дороже жены, любви… Хотя, может, я ошибаюсь, и сияние башен Ондолиндэ вовсе не затмило в его памяти свет глаз леди Эленвэ».
Ответа у него не было. Средний Нолофивнион тщательно скрывал собственные думы. Настолько, что даже родная дочь, с которой так часто теперь проводил время Туор, не могла их до конца разгадать.
«Может, он боится открыть сердце надежде? — предположил мужчина. — Однако, как бы то ни было, Итариллэ я увезти отсюда обязан. Я не оставлю ее в городе-ловушке. Куда угодно — хоть к отцу в Ломинорэ, хоть в Бритомбар».
Улыбка принцессы Ондолиндэ, веселый блеск ее глаз вновь предстали перед внутренним взором Туора, согрев его сердце и душу.
Он посмотрел в окно, туда, где высились в отдалении острые пики гор, и поймал себя на мысли, что все, казавшееся еще недавно таким важным и интересным, теперь утратило свою власть. Он с бесконечной нежностью вспоминал прогулки по морю в компании брата, беседы у костра, тренировки с отцом, праздники в Ломинорэ. Все то, что прежде составляло его жизнь и занимало в ней первое место. Туор понимал, что и теперь будет рад увидеть родные края и семью. И все же с недавних пор в его фэа что-то неуловимо изменилось.
«Отныне, как бы ни сложилась жизнь, — подумал он, — я не буду знать покоя и счастья, если не позабочусь о безопасности Итариллэ. И это то, чего мне действительно хочется».
Сердце на мгновение сбилось с ритма, а душа воспарила, окрыленная. Молодой адан захлопнул окно и, закрепив на поясе меч, бросил взгляд на кольчугу, лежавшую на спинке кресла. Ту самую, что нашел в Виньямаре.
«Однако сегодня я бы хотел быть самим собой и говорить от своего имени», — подумал мужчина и, решив ограничиться лишь привезенным из дома парадным одеянием, вышел из покоев.
Пройдя длинным, украшенным витыми арками и цветными мозаиками коридором, он перешагнул порог тронного зала и приветствовал уже собравшихся на совет лордов.
Высокие, почти прозрачные мраморные колонны двумя рядами убегали вдаль. Сквозь витражные окна падал свет, преломляясь десятком оттенков, а в противоположном конце зала, на меньшем из двух оббитых бархатом тронов, сидела та, чья красота в глазах Туора затмевала с недавних пор свет Анара.
— Итариллэ, — прошептал Туор и, подойдя, прошептал, — elenya.
«Моя звезда», — вновь повторил он, на этот раз мысленно, и дочь Турукано ласково, светло улыбнулась в ответ.
— Alasse, Туор, мой друг, — ответила она и протянула руку.
Пальцы их на мгновение переплелись, и непривычное ощущение мучительной сладости разлилось по телу мужчины. Захотелось обнять деву, прижать к груди, и он даже головой тряхнул, чтобы отогнать наваждение.
Идриль вновь улыбнулась ему и указала на место справа от себя. Туор кивнул и встал. На миг повисла тишина, но вскоре двери вновь распахнулись, по рядам собравшихся прокатился вздох, и вошедший Тургон, подойдя к трону, приветствовал:
— Ясного дня всем, пришедшим на совет.
Затем он кивнул дочери и Туору и, заняв свое место, заговорил:
— Я собрал вас сегодня потому, что, возможно, пришло время покинуть наш дорогой Ондолиндэ и вернуться в Виньямар. А мне… мне отправиться на поиски.
Он говорил, и неподдельное удивление на лицах лордов нолдор сменялось пониманием.
— Находясь в Гондолине, мы не сможем поддержать наших братьев в последней и самой главной войне с Врагом. А между тем, до боя остается времени все меньше и меньше.
— И ты предлагаешь вернуться в Виньямар? — уточнил Эктелион.
— Да, — подтвердил король. — Со всеми воинами, женами, девами и детьми.
Глорфиндель спросил:
— Говорят, Виньямар разрушен?
Он посмотрел на Туора, и тот заговорил:
— Разрушается, так будет вернее. Но это не может стать проблемой для народа, где практически каждый — мастер. Несмотря ни на что, он предпочтительнее Ондолиндэ. Тайный град — ловушка, из которой нет выхода.
Перед мысленным взором молодого мужчины вспыхнули картины охваченного пламенем города, занятого орками. Крики дев резанули по ушам, и он даже посмотрел на Итариллэ, чтобы убедиться, что с нею в самом деле ничего не случилось.
«Пока», — поправил он сам себя и, нахмурившись, заговорил с еще большим жаром.
Лорды нолдор слушали, время от времени качая головами, а после начали по очереди высказываться.
Анар плыл по небосводу. Разноцветные блики на мраморном пол тронного зала становились то ярче, то глуше. Наконец, большинство собравшихся решило, что стоит вернуться в Виньямар по крайней мере до победы над общим Врагом.
— Раз так, — вновь заговорил Турукано, — не стоит ли, не откладывая, послать мастеров восстанавливать город?
— Нет, король, — решительно ответил Туор и покачал головой, — так Враг быстрее прознает о наших намерениях. Если ты хочешь сделать безопасным путешествие жен и детей, то отправляться надо немедленно и всем вместе. И уже после восстанавливать Виньямар.
— Я согласна с Туором, — прокатился под сводами звонкий голос Итариллэ. — Легкие временные неудобства не смогут напугать нас.
Их взгляды встретились, и от проскочившего между молодым мужчиной и девой напряжения, казалось, зазвенел самый воздух.
— Что ж, раз все решено, — через некоторое время прервал установившееся молчание Турукано, — тогда совет можно считать закрытым. Отправимся, как только с полей сойдет снег и дороги станут проходимыми. В Ондолиндэ пока на некоторое время останется отряд стражей. Лорд Эктелион будет его возглавлять.
— Благодарю, государь, — склонил голову тот.
— Однако и ему должно будет покинуть город, когда мы достигнем побережья.
Туор подал Итариллэ руку, и принцесса встала, вновь, уже в которой раз, улыбнувшись ему. Глорфиндель распахнул ближайшее окно, впуская яркий золотой свет, и тот разлился по всему залу, заполняя даже самые отдаленные его уголки.
* * *
— Майрон! Сколько я должен ждать?! — прогремел гневный голос валы.
— Владыка, я уже здесь. Почти у ваших ног, — раболепно отозвался майа, мысленно ругая темного властелина на всех известных ему языках и наречиях.
— Кажется, твой очередной выродок не оправдал себя! — рявкнул недовольный освобождением Куруфина Моргот. — Сдох второй раз.
— Не переживайте, мой господин, у него осталась еще одна жизнь, — ответил Саурон. — И я просил… умолял вас не называть меня этим именем!
— Здесь я решаю, как, кого и когда мне…
— Да-да, господин, прошу простить, — майя низко склонил голову. — Я так увлекся работой с драконами, что право позабыл, как должно мне являться пред ваши темные очи!
— Прекрати паясничать! — рявкнул вала. — Драконы скоро понадобятся. Иди к источнику. Да, к мертвым водам. Там тебя будет ждать наша крошка Уинен.
— Неплохо, мой господин. Вы ведь позволите? Или же сами?
— Больно много чести для этой рыбины!
— Тогда я все же…
— Если хочешь. Мне все равно, кто ублажит тебя сегодня.
— Благодарю, мой повелитель, — поклон Саурона был низок и скрыл хищный блеск его глаз.
— Она должна сообщить нам, где находится Гондолин. Так что будь любезен, отпусти ее живой. И удовлетворенной, — хохотнул Моргот.
— Можете не сомневаться, повелитель!
Вала презрительно посмотрел на своего похотливого слугу.
— Не медли! Я желаю как можно скорее спалить белый город Турукано, — мрачно произнес он.
— Анкалагон уже готов для дальнего перелета, господин. Его пламя смертоносно, — не без гордости за своего питомца ответил Саурон.
— Чего ты ждешь?! Ступай!
Падший майа спешно удалился и, приняв волчий облик, потрусил к мертвому источнику, где, облокотясь на берег, его уже ждала Уинен.
Передумав в последний момент менять фану, Саурон поставил лапы на плечи майэ и провел своим длинным и горячим языком по ее шее.
— Майрон! Какой ты сегодня затейник, — рассеялась Уинен, позволяя волчьей слюне капать ей на грудь.
— Сегодня? — хрипло пролаял волк.
Уинен достаточно жестко потрепала его по загривку.
— Так ты желаешь узнать про Гондолин? — шепотом произнесла она, подставляясь ласкам падшего.
— Я весь во внимании, — ответил Саурон, за волосы вытаскивая майэ из воды.
Образы сокрытого королевства тут же предстали перед его мысленным взором.
«Отличное место. Ульмо не подвел. Выхода из каменной ловушки не будет», — подумал Саурон, передавая увиденное своему господину и достаточно жестко удерживая стоявшую на коленях Уинен лапами и зубами на камнях. Майа чувствительно прикусил ее шею, словно холку волчицы, и ворвался в ее тело.
«Мелькор и драконы подождут», — решил он, утробно рыча.
* * *
Финрод снял венец и устало помассировал виски. Чувство приближавшейся тьмы усиливалось с каждым днем. Казалось, что еще немного, и черные стаи варгов или иных тварей обрушатся на земли нолдор. Однако ничего не происходило, а дозорные неизменно докладывали о спокойной обстановке.
Решив, что ему стоит отдохнуть, Финдарато направился длинными и достаточно темными коридорами к одному из подземных озер, чьи воды, в отличии от остальных, были приятно теплыми.
В висках по-прежнему неприятно пульсировало, и он даже немного поморщился, когда кивком поприветствовал Эола, шедшего ему навстречу. Впрочем, кузнец был погружен в свои мысли, так что невольную гримасу государя и не заметил.
Шаги Финрода эхом разносились под сводами, озаренными приглушенным мягким светом. Коридор незаметно понижался, уводя эльфа все глубже под землю, пока не привел его в просторную пещеру. Причудливые рукотворные колонны гармонично сочетались с украшениями, подаренными не иначе как самим Аулэ. Некрупные светильники мерцали, делаясь похожими на такие далекие сейчас звезды.
Финдарато запрокинул голову и некоторое время неподвижно стоял, словно прислушиваясь. Однако здесь, глубоко под землей, не было ни плеска волн, ни ветерка, что мог бы ласково взлохматить волосы. Вздохнув, эльф разделся и шагнул в воду, которая радостно приняла сына Эарвен. Телеро по матери, он как никто иной из родичей любил эту стихию, доверял ей, и она ни разу не обманывала его, не отвергала, принимая порой его боль и даря взамен новые силы.
Артафиндэ неспешно плыл, все больше отдаляясь от берега. Обычно он предпочитал не перебираться на противоположную сторону, но сейчас ему хотелось побыть в воде подольше, а там, уже почти близко, находилось отличное, укрытое с трех сторон скалами место, где глубина едва достигала его пояса, а, значит, можно было расслабиться и полежать.
Финрод легко подтянулся на руках и зевнул. Дрема накатила незаметно, ровно тогда, когда он оказался в гроте.
«Я и не заметил, как устал», — подумал он и прикрыл глаза.
Волна осторожно плеснула ему на грудь. Затем вторая. Третья. Финдарато спал, и ему казалось, что он слышит мелодию, которую ему когда-то пели волны Альквалондэ.
— Амариэ, — еле слышно прошептал он и улыбнулся.
Чувство неправильности происходящего и тревогу заглушила вновь раздавшаяся песня, удерживавшая сознание Финрода в мире грез.
Озеро оставалось спокойным, словно зеркало, и лишь в дальнем гроте плескали волны, лаская грудь государя, а ладони, скрытые от посторонних взоров водой, нежно гладили его бедра.
— Как же ты хорош, — прошелестела волна голосом Уинен, и майэ наконец показалась на поверхности. Финрод вздрогнул — его видения уже нельзя было назвать приятными.
«Армия Нарготронда стояла перед Черными вратами Ангамандо, готовая вот-вот ворваться внутрь. Однако сил воинов сокрытого королевства было недостаточно, а потому Финдарато ждал конницу Химринга. Как оказалось, напрасно. Сыновья Феанора и на этот раз предали родичей. Только теперь вместо льдов вокруг был огонь. Финрод явственно слышал крики сгоравших заживо воинов, но не мог ничем помочь им. Словно скованный злым колдовством, он стоял, не в силах поднять меч, даже когда навстречу ему двинулось полчище орков».
— Ты зря поверим ему, мельдо, — печально сообщила Амариэ. — Майтимо давно, очень давно не на твоей стороне. Разве можно слушать того, кто был в гостях у Мелькора?
— В гостях? — удивился во сне Финрод.
— Конечно, — излишне сладко проворковала она. — Прошу, откажись, не стоит тебе участвовать в сражении вместе с ним.
— Но я дал слово…
— Подумай о тех, кто доверился тебе, — раздалось в ответ, и Финрод вновь услышал крики погибающих в огне нолдор.
— Амариэ… откуда ты это знаешь? — наконец нашел в себе силы спросить он.
— Поверь, просто поверь мне, — шептала Уинен, прильнув всем телом к спящему государю.
— Как же ты красив, — проворковала она, лаская Финрода все откровеннее и жарче.
Увлекшись, она на миг выпустила сознание короля Нарготронда, и тот распахнул глаза.
— Уинен? Что ты делаешь? — воскликнул он.
— Не догадываешься? — рассмеялась майэ. — Мой бедный король, как же ты одинок. Позволь, я…
— Уйди! — окончательно проснувшись, приказал Финрод и попытался оттолкнуть Уинен.
— Ничего у тебя не выйдет, — смеялась она, — ты мой, о прекрасный король! Мой! Мой!!!
И тогда Финдарато запел.
* * *
— Итариллэ! — прорезал ночное безмолвие тихий зов.
— Туор! — принцесса, услышав знакомый голос, радостно улыбнулась и подалась навстречу. — Где ты так задержался? Стражи, с которыми ты отправился в дозор, вернулись еще несколько часов назад. Я волновалась.
— Прости, — повинился адан и, устало вздохнув, сел рядом с костром и протянул руки к пламени. — Я должен был предупредить. Но идея, признаться, посетила меня внезапно, а осанвэ я, к большому моему сожалению, не владею.
— Что за идея? — полюбопытствовала Идриль и, выбрав из кучи хвороста толстую ветку, пошевелила в огне поленья.
Пламя вспыхнуло с новой силой, выбросив в темное, усеянное звездами небо сноп искр. Лагерь у берегов Иврин, где расположились на отдых возвращавшиеся в Виньямар квенди, давно спал, поэтому негромкому разговору Итариллэ и Туора никто не мешал.
Мужчина загадочно улыбнулся и, сняв с плеча холщовую дорожную сумку, запустил руку внутрь.
— Смотри, что нашел, — объявил он и достал наскоро сплетенную небольшую корзинку, полную ягод клюквы.
Нолдиэ широко распахнула глаза:
— Это же…
— Прошлогодние, — с улыбкой пояснил Туор. — Я только что специально за ними ездил к топям. Знаю пару мест, где их можно в эту пору найти. В детстве излазил окрестности Ломинорэ вместе с Эрейнионом.
— Это просто невероятно, Туор, — вздохнула Итариллэ. — Признаться, меньше всего я ожидала в этом путешествии увидеть ягоды.
— Хотелось тебя порадовать, — признался адан.
— И тебе это удалось.
— Будешь? — он вопросительно поднял брови, и дева кивнула.
— Да.
Туор набрал в обе руки побольше клюквы и, сложив руки лодочкой, протянул принцессе.
— Благодарю, — прошептала та, вдруг ощутив, как отчего-то перехватило дыхание.
Она обхватила ладонями руки Туора и поднесла их к губам. Подступившее волнение будило где-то в глубине роа томную сладость, но это чувство не было пугающим, скорее приятным. Хотелось, чтобы оно не кончалось. Она провела большим пальцем по ладони Туора и, бросив быстрый взгляд в его потемневшие глаза, принялась есть ягоды.
— Благодарю тебя, — наконец проговорила она, — очень вкусно.
Несколько мгновений молодой мужчина молчал, и Итариллэ, глядя на пламя костра, слушала его тяжелое, сбивчивое дыхание. Где-то в отдалении радостно пели ночные птицы. Наконец, он заговорил:
— Отряд пойдет к Виньямару вдоль хребтов Эред Ветрин. Но я бы очень хотел использовать предоставляющееся мне время иначе и навестить родителей.
— Ты соскучился по ним? — понимающе поинтересовалась принцесса.
— Да. Я никогда не расставался с ними так надолго. Но ты, Итариллэ?
— Что я?
— Ты не составишь мне в этом путешествии компанию? Мы бы могли погостить у атто Финдекано несколько дней, а после добраться до залива Дренгист и берегом моря спуститься к городу. Большой отряд там не пройдет — полоска между водой и горами весьма узка. Однако нам двоим места хватит.
— Только ты и я? — уточнила Идриль.
Туор отрывисто кивнул. Сердце девы подпрыгнуло.
«Никаких верных рядом, — подумала она. — Ни отца, ни стражей. Конечно, дозорных в лесах Ломинорэ много, и, случись что-нибудь непредвиденное — нас предупредят. Тем более, что дядя будет в курсе».
— Да, я согласна! — не думая более, воскликнула она.
— Тогда отправляемся завтра же!
Туор вскочил и, посмотрев долгим взглядом Итариллэ в глаза, прошептал: «Ясных снов», и исчез в ночной темноте, оставив ее наедине со смятенными мыслями.
Наутро же, едва рассвело и взошедший Анар позолотил верхушки деревьев, Туор с Итариллэ на время простились с Турукано и гондолиндрим и повернули к горам, к заставам Ломинорэ.
— Я позабочусь о ней! — пообещал адан и, махнув рукой дяде, пустил коня рысью.
Зеленеющие травы стелились под ноги. Листья радостно шелестели, словно никак не могли насладиться светом и теплом.
— Смотри, — указал вскоре Туор на поросшие кустарником и редкими деревьями склоны, — там первый пост.
— Нас с Ненуэль встретили позже, — сообщила принцесса, покачав головой.
— Конечно, ведь о вас знали, потому и пропустили дальше.
Анар плыл по небу. Горы приближались, а когда до ближайшего перевала оставалось менее полулиги, взорам двух путешественников наконец предстал первый дозорный.
— Ясного дня, принц, — приветствовал он Туора и, обернувшись к Итариллэ, кивнул: — Раз снова видеть вас, госпожа.
— Я тоже, — ответила она.
— Атто уже знает? — сразу уточнил Туор.
— О вашем приезде? Да, мы сообщили.
— Отлично! Тогда мы поспешим.
Путники простились с пограничником и, пешком миновав перевал, вновь сели на коней. Кровь бурлила в жилах. Счастье и радость грозили выплеснуться и затопить все окрестные поля и леса.
Когда же взор эллет смог разглядеть на горизонте крепость, он различил так же и двух быстро приближавшихся всадников.
— Это атто! — воскликнул вскоре с восторгом Туор, и синие глаза его вспыхнули, словно в них отразился Лаурелин.
— Верно, — подтвердила Итариллэ. — А с ним, должно быть, Эрейнион. Я правда еще ни разу не видела своего кузена, но сходство второго всадника с дядей очевидно.
Встреча была бурной. Родичи обнялись и уже все вчетвером продолжили путь. Эрейнион рассказывал о делах в Бритомбаре, о свадьбе Ненуэль и Тьелпэринквара, на которой успел побывать. Финдекано расспрашивал, как поживает его брат и время от времени бросал внимательные, задумчивые взгляды на приемного сына и племянницу.
Вечером того же дня состоялся праздничный пир. Весть, что эльфы Гондолина возвращаются в Виньямар, была в тот же день передана в Химринг. Хотя разговор кузенов получился недолгим, Финдекано с радостью для себя отметил, что Майтимо одобрил это решение.
Однако Туор с Итариллэ, как ни хотелось им задержаться в гостеприимной крепости, должны были спешить, и через несколько дней продолжили путь, пообещав, что вскорости непременно навестят родичей снова.
* * *
Эол почти дошел до их с супругой покоев, когда заметил спешащую стражу.
— Что-то случилось? — спросил он, хмурясь и пытаясь понять, как лучше защитить Финдуилас, если опасность уже близка.
— Да, враг в городе!
— Как?! — воскликнул кузнец и тут же добавил: — Где идет бой? Мне б только меч взять и…
— Вы не так меня поняли, мастер Эол, — ответил стражник. — Врата Нарготронда целы, но кристалл… да, тот самый, он полыхает алым. Кроме того, я не могу найти государя.
— Я, кажется, знаю, где он, идем. И нам стоит поторопиться, — произнес Эол, и они поспешили к подземному озеру.
Голос короля эльфы услышали, еще не достигнув пещеры. Он пел о жизни и истинной любви, а ему вторил хриплый визг, желавший лишь разрушений, души и тела. Разъяренная Уинен, так и не получившая желаемое, пыталась обрушить на Финрода гнев подвластной ей стихии. Порой ей казалось, что победа близка, когда Финдарато, удерживаемый ее магией, уходил с головой под воду, однако мысленно он продолжал петь, направляя все силы на то, чтобы ослабить и победить похотливую майэ, продавшуюся Врагу.
— А ведь мог сейчас наслаждаться, погружаясь не в пучину, а в мое тело, — притворно сокрушалась Уинен, продолжая удерживать сына Арафинвэ под водой. — Глупый, глупый король, ты попадешь в Чертоги Намо, так и не познав…
— Уверена? — новый голос вспорол тишину грота, заставив майэ ослабить хватку.
Эол вынырнул, сжимая сначала в зубах, а после в руке кинжал стража — тот предпочел добираться по берегу, не в силах забыть о коварных полыньях Хелкараксэ.
— А ты тоже неплох, — улыбаясь, проговорила Уинен. — Брюнет и блондин… м-м-м-м, как заманчиво…
— Размечталась, тварь, — рявкнул кузнец и замахнулся кинжалом.
Однако майэ так легко не сдавалась. Убедившись, что эльфы не польстились на ее чары, она призвала воды озера, и те начали подниматься, запирая их в гроте.
— Быстрее, государь, — прокричал Эол, хватая ртом оставшийся воздух.
— Нет! Она не должна уйти, — успел крикнуть Финрод прежде, чем скрылся под водой, намертво вцепившись в шею майэ.
— Это всего лишь фана, мой дорогой король, — услышал задыхающийся Финдарато. — Как глупо вышло, не так ли? Ты мог наслаждаться мною, а вместо этого задыхаешься… а знаешь, что я сделаю с твоим телом? Нет? О, ты слишком красив! Так что я…
Уинен запнулась, ощутив не только пальцы Финдарато на своей шее, но и его фэа, что прочно держала ее сущность.
— Пусти! Я не желаю так…
Однако Финрод был непреклонен и продолжал тонуть, унося в пучины небытия падшую майэ.
Эол, отдышавшись, вновь перехватил кинжал зубами и нырнул. Найти сплетенных в смертельной схватке Финрода и Уинен было нелегко, но, наконец отыскав тонкую шею падшей майэ, он без колебаний полоснул ножом. Еще. И еще. Пока голова Уинен не отделилась от туловища. Затем он подхватил уже бесчувственного Финрода и быстро поплыл к берегу. Страж Нарготронда стоял по колено в воде и сжимал кристалл. Сущность Уинен, лишившись фаны, устремилась к нему, желая подчинить себе, но огненный луч, неожиданно вырвавшийся из камня, почти сжег ее, отправив туда, откуда начинался ее путь.
— Создатель? Отец наш?! — удивилась майэ и разрыдалась перед троном Единого.
* * *
— Вот и Кирит Нинниах, — объявил наконец Туор и, запрокинув голову, посмотрел на далекие пики. — Ты видела прежде ущелье?
— Да, — подтвердила Итариллэ. — В наш приезд с Ненуэль.
— Я люблю радуги, — признался адан. — И в прежние годы часто навещал это место.
— Как я тебя понимаю, — кивнула дева и, улыбнувшись, ласково взглянула на спутника. — Здесь удивительно.
Туор посмотрел на нее и протянул руку. Дева охотно вложила пальцы, и долгое время они так стояли, любуясь радужными бликами в водопадах и кружившими в вышине чайками.
Наконец, они продолжили путь и, пройдя пещерами, вышли к побережью Великого моря.
Высокие волны с шумом набегали на отлогий песчаный берег. По склонам Эред Ломин росли сосны и ели, а у подножия березы и древние дубы. Ветер упруго бил в грудь, словно хотел опрокинуть, и тогда Итариллэ, спешившись, пошла вдаль по косе, приподняв подол платья, чтобы не замочить. Дойдя до самого конца, она запела — о нолдор, об отваге воинов и битвах прежних дней, и ветер, слушая ее, постепенно стихал. Капли оседали на одежде, и скоро ткань платья, намокнув, облепила тело девы. Завершив песнь, Идриль обернулась и увидела в нескольких шагах Туора. Его взгляд потемнел, четы лица стали будто резче. Мужчина протянул руку и осторожным движением коснулся ее плеча. Идриль вздрогнула, и по телу прокатилась вновь немного мучительная, но отчего-то такая приятная волна. Широкая, шершавая от мозолей рука Туора спустилась ниже, накрыв ее грудь, и принцессе вдруг отчаянно захотелось прижаться у нему, обнять и больше никогда не отпускать.
— Прости, — глухо пробормотал он и, тряхнув головой, широким шагом поспешил прочь.
Идриль отправилась следом за ним, и они продолжили путь, но до самого вечера более не сказали друг другу ни слова. Когда же Анар спустился за горизонт и зажглись звезды, Туор набрал хворосту и развел костер. Пламя вспыхнуло, согрев уставших за долгий день путников, и Идриль, перекусив лембасом и попив родниковой воды, расположилась у огня, устроив голову на плече у Туора.
Он вздрогнул всем телом, ощутимо напрягся, а после разом обмяк и, глубоко вздохнув, обнял деву.
— Прости, Итариллэ, — вновь, как чуть ранее на косе, повторил он. — Когда я смотрю на тебя, у меня возникают мысли… желания… Не знаю, как сказать. Желать подобного может только муж от своей супруги. Еще никто, никогда за всю мою жизнь не будил в моей груди ничего подобного. Я люблю тебя, Итариллэ, дочь Турукано, в этом я уверен до конца. Станешь ли ты моей женой?
— Да, Туор! — ответила, не раздумывая, она. — Ибо я хочу того же, чего и ты. Я тоже люблю тебя и хочу быть с тобой всю твою жизнь.
— Не слишком длинную, — напомнил адан.
— Неважно, — принцесса решительно покачала головой и посмотрела возлюбленному в глаза. — Лучше провести с тобой то немногое время, что отпущено атани, и после сохранить воспоминания, чем до конца Арды сожалеть о несбывшемся. Давай принесем друг другу клятвы прямо сейчас.
— И начнем семейную жизнь с обмана? — нахмурился Туор. — Ведь в этом нет необходимости. Через несколько дней мы увидим твоего отца и сообщим ему обо всем. Уверен, он согласится.
— Я это знаю, — подтвердила Итариллэ. — Предвидела.
— После, не откладывая, обручимся, а когда приедет к лету отец, то поженимся.
— Хорошо, так и решим. К лету. Но более терять время я не хочу! Эльдар обычно не торопятся, это правда, но мы…
Она опустила взгляд, и Туор, увидев в нем легкую грусть, потянулся к любимой и коснулся пальцами ее щеки. Идриль с легким вздохом прильнула к Туору, и тогда он крепко обнял ее, увлекая на песок.
— Мельдо, — прошептала дочь Турукано и, запустив руки в волосы мужчины, с жаром ответила на его жадный, ищущий поцелуй.
Шершавые ладони молодого адана ласкали тело эллет, ее талию, бедра. Ослабив шнуровку ее платья, он приспустил его и начал целовать обнаженную грудь. Принцесса вскрикнула от неожиданного, острого наслаждения, и ее голос привел Туора в чувство. Он резко отпрянул и уже в третий раз за день сказал:
— Прости меня.
Мужчина помог Идриль сесть, накинул ей на плечи свой плащ и продолжил, глядя на темное море:
— Я эльф душой и сердцем. Я знаю, что разум должен вести чувства и руководить роа. Меня учили этому. Но моя человеческая плоть сильнее меня. Не всегда, но с тобой мне тяжело себя контролировать. Наверное, до свадьбы мне лучше вообще не касаться тебя. Мелиссэ…
— Ох, Туор, — прошептала она и, на миг прильнув к нему щекой, отпрянула и села по другую сторону костра. — Хорошо, раз так, то не буду искушать тебя. Подождем до свадьбы.
Когда Анар вновь поднялся над горизонтом, путешественники снова тронулись в путь. Дни сменялись днями, и скоро наступил тот миг, когда на горизонте блеснули шпили далекого Виньямара.
— Наверное, стоит связаться с отцом осанвэ, — задумчиво предложила Идриль.
— Нет, — вдруг неожиданно и радостно ответил Туор. — Посмотри!
Она поглядела туда, куда он указывал, и увидела передовой отряд стражей, спускавшийся с перевала.
— Они пришли! — воскликнула она.
— Верно, — подтвердил он.
Влюбленные посмотрели друг другу в глаза и, вспомнив ту первую ночь на берегу, подумали, что теперь-то уж точно ждать осталось совсем немного.
— Аммэ, я так рад за тебя! За вас, — признался Тьелпэринквар, глядя на счастливую Лехтэ.
Она обняла сына и ласково посмотрела ему в глаза.
— Такой взрослый, серьезный и… такой внимательный, — произнесла она.
— Да как тут не заметить! Ты снова стала петь за делами, отец перестал запираться в мастерской, вы опять отправляетесь вдвоем на прогулки. Так что это теперь нам с Ненуэль нужно выбирать, куда бы поехать, чтобы не помешать вам, — рассмеялся он.
— Химлад большой, — улыбнулась Лехтэ. — Нам всем хватит места.
— Это точно, — произнес подошедший Куруфин и тут же обнял жену со спины.
Огонь в камине радостно вспыхнул, и на золотой отделке гостиной заплясали яркие блики.
— И сегодня мы отправляемся в березовую рощу, любоваться закатом и звездами, — добавил муж.
— Так уже вечереет, — удивилась Лехтэ.
Он рассмеялся:
— Значит, прямо сейчас и выезжаем. А вы, — Искусник обратился к сыну, — могли бы съездить за холмы — там всегда красиво в начале лета, сам же знаешь.
— Разберемся, — уверенно ответил Тьелпэринквар и оставил родителей одних.
«А ведь аммэ, возможно, до конца и не понимает, что отцу теперь нельзя рисковать собой ни при каких обстоятельствах. Впрочем, пусть так. Я буду рядом и не позволю никому забрать его жизнь, — подумал он, шагая по коридору. — А когда-то он в бою ни на миг не выпускал меня из виду…»
Воспоминания бежали перед его мысленным взором одно за другим, и Тьелпэ сам не заметил, как дошел до их с супругой покоев.
«Может, и правда поехать к холмам», — подумал он, заходя.
— Мелиссэ, где ты?
Ненуэль нигде не было видно, однако из купальни доносился легкий плеск воды. Улыбнувшись, Тьелпэринквар быстро скинул сапоги и приоткрыл дверь. Золотые волосы жены лежали на влажных камнях, а их хозяйка мечтательно глядела в потолок.
«Холмы подождут», — подумал он, раздеваясь.
Закат тем временем окрасил небо в нежнейшие тона. Розовый переходил в багровый, а золотистая кайма облаков то и дело вспыхивала, не желая гаснуть. В восточной стороне неба появлялись первые, еще тусклые, звезды.
Кони паслись, изредка всхрапывая и лениво помахивая хвостами.
— Ты только взгляни на эти краски! — восторженно прошептала Лехтэ, прижавшись спиной к мужу.
— Очень красиво, — согласился он, обнимая супругу за плечи и целуя в кончик уха.
— А это облако похоже на птицу, — продолжила она.
— Там конь скачет, — Искусник указал одной рукой на небо, а вторую переместил на грудь супруги.
Лехтэ плотнее прижалась к мужу и чуть повернула голову, чем он тут же и воспользовался. Поцелуй, хоть и недолгий, почти обжег и заставил развернуться, зарыться пальцами в волосы, притянуть любимого к себе и самой прильнуть к его губам.
— Мелиссэ, — прошептал он, когда смог ненадолго оторваться и глотнуть воздуха.
Его руки ласкали спину, плечи супруги, постепенно ослабляя шнуровку платья. Медленно, сантиметр за сантиметром, оно оголяло его любимую, позволяя губам и ладоням ласкать уже не через ткань.
— Атаринкэ, — позвала она, проникая руками под рубашку мужа.
— Я с тобой. И уже никогда не оставлю, — прошептал он, опуская жену на заранее расстеленный на земле плащ.
Закат догорал, постепенно тускнея, уступая место теплой летней ночи и нежному серебру Исиля.
Однако супруги уже не замечали красоты сотворенного мира, полностью растворяясь друг в друге. А между тем облака, так похожие двух обнявшихся эльдар, плыли над ними, пока неожиданный порыв северного ветра не разделил их.
Лехтэ вздрогнула от прошедшего по распаленной коже холода, но муж закрыл ее собой, не переставая ласкать, и вскоре его огонь заставил забыть тот страх, что вместе с ветром ощутила она.
* * *
— Так значит, вы хотите пожениться? — Турукано покачал головой и, подойдя к выходу из наскоро возведенного шатра, откинул полог.
Анар светил с вышины, озаряя окрестности наполовину разрушенного Виньямара золотистым светом. Раздавались визги пилы, стук молотов по наковальням, оживленные разговоры и веселый смех.
Сидевшая на скамейке Итариллэ встала и подошла к Туору.
— Да, — ответила она на вопрос отца. — Мы любим друг друга.
— Ты хорошо подумала? — уточнил тот. — Поверь, я прекрасно понимаю твои чувства, но…
Он не договорил, вновь сокрушенно вздохнув и покачав головой. Идриль вскинула подбородок и уверенно проговорила:
— Я все решила. Я хочу быть с тем, кого люблю, и не важно, долгий или короткий век ему отпущен Единым. Лучше прожить вдвоем немного и сохранить воспоминания о счастье, чем до конца Арды сожалеть о собственной трусости.
Тургон нахмурился, словно был не согласен со словами единственной дочери, но спорить не стал.
— Раз так, то мне остается только дать свое благословение, — спустя несколько мгновений ответил он. — Хотя, я лично не уверен, что выбранной тобой путь лучший из всех. Мне самому воспоминания не принесли утешения.
Он махнул рукой, то ли отгоняя мысли об Эленвэ, то ли в самом деле не желая быть препятствием на пути счастья дочери, и, подойдя к влюбленным, поцеловал в лоб сперва Итариллэ, а затем Туора.
— Пусть Анар ярко светит вам в жизни, дети, — сказал он, — и отгоняет любую Тьму.
— Благодарю, атто! — Итариллэ порывисто обняла Турукано, и тот тепло улыбнулся в ответ.
— Я полагаю, мне стоит сообщить Финдекано? — предположил король.
— Мы были бы счастливы, если б отец и мама смогли приехать на свадьбу, — откликнулся Туор.
Нолофинвион кивнул и закрыл глаза. Идриль от волнения даже дышать перестала. Сердце ее часто билось, и Туор, подойдя ближе, обнял возлюбленную, легко погладив ее плечо. Скулы его напряглись, и дева, поглядев на него, одними губами прошептала: «Благодарю тебя».
Минуты утекали, словно вода сквозь пальцы. Внутрь шатра влетела пеночка и, устроившись на столе, защебетала.
— Финдекано согласен, — наконец заговорил Тургон, распахнув глаза. — Он приедет вместе с женой через две недели. Учитывая обстоятельства, он сказал, что не будет возражать, если ваша помолвка состоится сегодня же.
Влюбленные горячо поблагодарили и, покинув шатер, отправились готовиться к предстоящей церемонии.
Весть о грядущем торжестве быстро облетела Виньямар. Когда Анар опустился за горизонт, и в небе зажглись яркие серебристые звезды, по всему побережью вспыхнули жаркие костры, и квенди, надев свои парадные одежды, направились к заново отстраивавшемуся дворцу на церемонию.
Взошел Итиль, посеребрив колонны и шпили и разогнав тени. Играла музыка, и веселые голоса то и дело желали жениху и невесте счастья. Турукано вышел и, подняв руку, объявил о своем согласии на брак своей дочери и Туора.
Итариллэ стояла на ступенях дворца, в белом платье с длинным шлейфом, с жемчугом в волосах, озаренная лучами Итиля, и Туору казалось, что прекраснее девы он за всю свою жизнь не видал.
«Наверное, это так и есть», — подумал он и достал из кармана два тонких серебряных кольца.
— Из заготовок, что уже имелись в мастерской, — пояснил он и виновато улыбнулся. — Прости, сделать от начала до конца собственные времени не было.
— За что же извиняться? — удивилась принцесса. — Я знаю, что это процесс не быстрый.
Она взяла один ободок, поменьше размером, и всей фэа ощутила ту любовь, восхищение и безграничную нежность, что была вложена в него Туором. Луч Итиля блеснул на металле, и Туор, взяв с ладони возлюбленной обручальное кольцо, бережно надел его ей на палец. Она, в свою очередь, взяла другое, побольше, и, надев, порывисто прильнула к груди жениха.
— Прости, — тут же повинилась она, вспомнив объяснение у костра. — Я забыла.
— Ничего, — успокоил ее Туор. — Все в порядке. Пока.
Их пальцы переплелись, и эльфы, радостно улыбнувшись, начали поздравлять.
Ладья Тилиона плыла по небу, и праздник по случаю помолвки принцессы и принца нолдор длился до самого утра.
Дни летели вперед, словно несомые ветром птицы. Виньямар отстраивался, и на вновь укрепленные стены эльдар накладывали защитные чары. Посты в горах охраняли подступы, и именно стражи в свое время доложили о прибытии арана Финдекано и его супруги.
Протрубили рога, приветствуя владыку, и старший Нолофинвион, въехав в город с севера, спешился в конце концов у ступеней дворца.
— Атто! — Туор вышел навстречу, и лицо его дрогнуло от сдерживаемой радости. — Счастлив видеть тебя!
— Я тоже, — Финдекано спешился и крепко обнял повзрослевшего приемного сына. — Здравствуй, йондо. Вот уж не думал, что первым буду женить тебя. Знал, конечно, что люди взрослеют быстрее, но, видимо, не осознавал до конца. Мне все казалось, что пара сотен лет впереди точно есть.
— Ты и правда изменился за прошедший год, йондо, — сообщила после взаимных приветствий Армидель. — Стал заметно старше, и взгляд другой.
Кричали чайки, летая над морем, словно приглашали посмотреть на готовившееся торжество. Море с шумом выплескивалось на берег, оставляя после себя пышные белые шапки пены.
Идриль, а затем и Турукано, обнялись с прибывшими, и король с женой отправились вслед за родичами в самый большой шатер.
— Так значит, ты все-таки намерен искать Эленвэ? — спросил спустя какое-то время Финдекано у брата, когда Туор с Итариллэ ушли гулять на берег.
— Да, — кивнул тот в ответ. — Я не буду знать покоя, если не попытаюсь. Твой сын считает, что шанс есть.
— Понимаю и охотно верю. Он в самом деле многое перенял у владыки Кирдана и разбирается в мореходном искусстве лучше меня. И все же я надеюсь, ты будешь осторожен и вернешься, если поймешь, что путь в Аман в самом деле закрыт от нолдор.
— Финьо! — не без удивления воскликнул Тургон. — Тебе ли говорить об осторожности?
Старший брат рассмеялся:
— Вот как мне аукнулось то юношеское легкомыслие. То ты, то Эрейнион постоянно меня им попрекаете.
— А, может, восхищаемся? — серьезно спросил младший брат и перевел тему разговора. — Как отец?
Фингон помрачнел:
— Без изменений. Мы его часто навещаем, но, кажется, пройди еще тысячи лет — Нолофинвэ будет лежать все так же.
— Он ничего не слышит?
— По-видимому, нет. Хотя, знать это наверняка может только он.
Братья дружно вздохнули и долго молчали, погруженный каждый в собственные думы. Однако вскоре донесшийся до них веселый смех развеял подступившую тоску.
Через два дня, когда прибывшие из Ломинорэ гости отдохнули, Туор с Итариллэ поженились.
Закат полыхал яркими красками, все так же мерно плескалось море. Итариллэ, одетая в белое с золотом платье, вышла вперед, туда, где стояли Финдекано и Турукано, и Туор, одетый в наряд родовых голубых с серебром цветов, взял ее за руки и долго-долго смотрел в глаза.
Звуки арф стихли, и жители Виньямара, пришедшие на торжество, смолкли, затаив дыхание. Оба Нолофинвиона по очереди благословили союз, и жених с невестой обменялись золотыми кольцами.
— Счастья вам! — крикнул кто-то из присутствующих.
— Еще один союз эльфов и людей, — улыбнулась одна из нисси.
Стоявший рядом нэр спросил ее:
— Людей ли? Ведь молодой муж эльф во всем, кроме плоти.
Туор склонился и, обняв крепко ту, что стала отныне его женой, со всей страстью поцеловал ее.
Закат догорел, и над головами молодоженов взошла серебряная звезда. Зазвучала музыка, и муж пригласил свою возлюбленную супруг на танец. Счастье билось в их сердцах, грозя выплеснуться наружу. Итариллэ улыбалась. Туор же, глядя пристально ей в глаза, словно считал убегавшие сквозь пальцы минуты.
Скоро взошел на небо Тилион, и начался пир. Прямо посреди возрождающегося Виньямара были расставлены столы с угощениями, и искусство тех, кто приготовил блюда, с лихвой компенсировало недостаток разнообразия.
Итариллэ с Туром остановились, обнявшись, у самой кромки прибоя, и море набегало, лаская их ноги.
— Мельдо, — прошептала она и, прижавшись всем телом, запустила руку мужу под котту, сжав его порядком напряженную плоть.
Дыхание Туора сбилось, и он с упреком покачал головой:
— Я ведь и так с трудом держусь. Зачем играть?
Идриль со страстью в голосе зашептала:
— Должно быть, я просто иначе ощущаю отпущенное нам время. Сколько лет пройдет, прежде чем ты покинешь меня навсегда и уйдешь на пути людей? Пятьдесят лет? Или чуть больше? Для тебя это целая жизнь, но для меня… Для эльфа такой срок — только перевести дух после свадьбы и задуматься о рождении детей. Всего лишь миг — и ты исчезнешь. Туор… Не желаю больше ждать! Хочу тебя, целиком, прямо сейчас. До самого конца!
Муж крепко сжал жену в объятиях и, поцеловав в шею, пробормотал:
— Пошли!
Они взялись за руки и отправились вдоль кромки прибоя прочь от всех. Огни светильников погасли вдалеке, тени сгустились, и тогда Туор, скинув плащ, расстелил его на песке и увлек на него жену.
Раздеться уже ни он, ни она не успевали. Идриль срывающимися пальцами помогла мужу расстегнуть пряжку и немного приспустить штаны, а после, приподняла подол платья и раскрыла любимому объятия.
Он целовал ее, срывая с уст горячие стоны. Руки ласкали плечи ее, обнаженные бедра, живот, но ткань мешала, и тогда муж одним рывком разорвал на нем шнуровку и освободил грудь. Холодный ветер обдал тело Итариллэ, а нетерпеливый жар обжигал изнутри. Широкие, шершавые, но нежные и ласковые руки Туора дарили наслаждение столь сильное, какого принцесса Ондолиндэ прежде и представить себе не могла. Она застонала и прижалась еще крепче, обхватила любимого ногами, стремясь слиться с ним в единое целое, и тогда он, еще раз поцеловав ее, вошел.
Море вздымалось, стремясь накрыть супругов с головой. То ли ярилось, то ли наоборот радовалось за них. Резкие, энергичные движения Туора одновременно вбивали Итариллэ в прибрежный песок и возносили ввысь, к самым вершинам окрестных гор. Она отвечала ему, и скоро общий крик наслаждения прокатился по пляжу, вспугнув отдыхавших на камнях птиц.
Вернувшись к реальности, Идриль с улыбкой устроилась у мужа на плече и принялась, гладя на горизонт, безотчетными движениями гладить его плечо и грудь.
Когда они вскоре вновь открыли друг другу объятия, то уже никуда не спешили.
Ночь неспешно шла от заката к рассвету, то торопясь, то замедляя бег.
Уже с первыми лучами Анара, вернувшись в отведенный им до времени шатер и в очередной раз за эту ночь познав друг друга, Итариллэ ощутила, что горячее желание привести в этот мир еще одну жизнь, их с Туором дитя, наконец свершилось.
Спустя несколько дней она с уверенностью объявила мужу, что ждет ребенка. И счастье, которое прочла она в его глазах, стали ей самым лучшим ответом.
* * *
На берегу тихонько, протяжно пел запутавшийся среди осоки и финиковых пальм теплый восточный ветер. Ему вторила ровная, бархатисто-черная, под стать ночному небу, озерная гладь. В воде отражались непривычно крупные для взора северян золотистые, серебряные, голубоватые и алые звезды. Узкая изящная лодочка из выбеленного солнцем дерева мерно покачивалась на воде, кружась в ведомом ей одной танце, и двое квенди, лежавшие на дне ее, внимали этой неповторимой песне пустынного оазиса.
Галадриэль улыбнулась и, томно пошевелившись, устроила голову на плече у мужа. Келеборн обнял ее покрепче и проговорил:
— Когда мы вернемся домой, в Белерианд, признаюсь, мне будет всего этого не хватать. И этих песков, напоминающих бескрайние золотые моря, и жарких ветров, и таких вот островков жизни, кажущихся еще более драгоценными на фоне пустынь.
— Мне тоже, — откликнулась эхом Галадриэль. — Когда мы только начинали наше путешествие, я даже подумать не могла, что этот суровый, кажущийся безжалостным край так западет мне в сердце. Я понимаю князей, которые не желают покидать родные земли ради северных лесов.
— И все же я надеюсь на благоприятный ответ. Во всяком случае, Хастара и Иннара прибыли, и вряд ли только для того, чтобы сказать «нет». С таким поручением мог справиться и гонец.
— Согласна с тобой, и эта мысль вселяет в сердце надежду.
Келеборн ласково улыбнулся во тьме:
— Ты так хочешь домой?
— Да, мельдо, — подтвердила нолдиэ. — И жду того часа, когда мы сможем привести в мир дитя. Мне надоело откладывать, и даже предстоящая битва с Врагом уже не останавливает. Ведь ты уцелеешь?
— Во всяком случае, я приложу для этого все силы, — пообещал синда.
— Значит, больше и говорить не о чем. Когда назначен совет?
— Утром, после завтрака.
— Успеем.
— Да.
Келеборн слегка приподнялся на локте и, посмотрев долгим взглядом в глаза любимой, наклонился и поцеловал ее. Жена запустила пальцы в волосы мужа и принялась ласкать его. Он отстранился и, чуть заметно усмехнувшись, проговорил:
— Будет жаль, если твое красивое платье намокнет.
Галадриэль рассмеялась и, плавным движением сев, потянулась. Келеборн взялся за весла и направил суденышко к берегу. Нолдиэ первая выпрыгнула на песок и, подойдя к персиковому дереву, сорвала несколько плодов, протянув часть из них мужу:
— Вот, подкрепись. На завтрак мы, боюсь, не успеем.
— Ты права, благодарю.
Они перекусили и, подозвав мирно пасшихся неподалеку коней, отправились в обратный путь, в сторону Талханны.
Из норки показался тушканчик, огляделся по сторонам и, заметив эльфов, скрылся среди барханов. Галадриэль улыбнулась и указала мужу на зверька взглядом. Тот кивнул и вновь принялся всматриваться в горизонт. Скоро показались фигуры идущих к ближайшему водопаду женщин. Некоторые несли корзины с бельем, другие — кувшины для воды.
Стражи на стенах заметили приближавшихся квенди и дали сигнал распахнуть ворота. Путники въехали, и Келеборн, остановив коня посреди двора, спрыгнул на землю сам и помог спешиться жене.
— Ну что, последнее сражение? — подумал он вслух, глядя ей в глаза. — Сегодня все решится.
— Надеюсь, — откликнулась она. — И жду с нетерпением. Жаль, что харадрим меня не пускают.
— Тут я ничего не могу поделать — ты нис, и это противоречит их мировоззрению.
— Понимаю. Но все равно досадно.
— Я постараюсь не задерживаться.
Келеборн быстро поцеловал любимую и, передав заботы о своем жеребце конюхам, отправился туда, где его должен был ждать Рханна с союзниками.
Уже привычные звуки зурны разрезали томную утреннюю тишину, словно призывали тех, кто еще спал, пробудиться поскорее и воздать хвалу нарождавшемуся дню. Келеборн на несколько мгновений застыл у окна, гладя на широкий, укрытый голубоватой дымкою горизонт, и уже в который раз за минувшие дни подумал, что ему действительно будет немного не хватать востока.
Стражи распахнули перед ним двери, и Келеборн приветствовал, входя:
— Мир вам.
— И тебе, эльф, — откликнулся старый Рханна и привстал на подушках.
Он поднял правую руку ладонью вперед и помахал ею. Сидевшие рядом Хастара и Иннара повторили его жест. Келеборн пожал каждому руку и приложил ее к сердцу. Это и послужило началом беседы.
— Итак, принц, — начал Рханна, — наши уважаемые князья обдумали твое предложение сразиться с Врагом.
— И что же они решили? — уточнил Келеборн и, сев на свое место, приготовился слушать.
Князь Талханны кивнул Хастаре, и тот подхватил его речь:
— Народ Земли Огня горяч и жаждет сразиться с тем, кто много столетий отравлял, подобно ядовитой змее, его жизнь. Но не все владыки способны повести их в бой.
— Понимаю, — откликнулся Келеборн.
— Кхатта, Кайрталла и почтенный Рханна, — тут молодой мужчина посмотрел на старика и, слегка ему поклонившись, вновь перевел взгляд на Келеборна, — дадут достаточно воинов. Но поведем народ я и Иннара.
— Я этого ждал, — признался синда, — и благодарю князей от души. Уверен, ваша помощь в войне станет неоценимой. Кто знает, какие пути задумал Единый в своих мыслях.
Он на мгновение закрыл глаза, и перед внутренним взором его вспыхнуло видение грядущего боя. Со всех сторон неслись яростные крики и звон металла. Темный дым застилал глаза, но сквозь него эльф разглядел закованную в доспех фигуру нис, по-видимому нолдиэ, с решительным, суровым взором, и нападающим на нее ирчем. Она мужественно сражалась, но последний удар, нанесенный ехавшей верхом на варге тварью, уже не успевала отразить. Сердце Келеборна замерло, но в этот момент изогнутый восточный меч преградил прислужнику Врага путь. Синда узнал Хастару, но мужчина был заметно старше, должно быть, около сорока лет.
Вскоре подоспели эльфы, и Келеборн с облегчением выдохнул и открыл глаза.
— Я правда рад, что вы согласились отправиться в этот долгий, длинный путь, — проговорил он и обвел каждого внимательным взглядом.
Юный Иннара вопросительно поднял брови, Хастара нахмурился, но эльф предпочел не обсуждать с ними собственное видение, чтобы не спутать нити путей Единого.
«Что суждено, то и сбудется», — подумал он.
— Теперь давайте обсудим, какой дорогой вы двинетесь, — перевел разговор Келеборн, — а так же где будете жить в Белерианде. Владычица Алкариэль, хозяйка Маглоровых Врат, а так же Финдекано Астальдо, король нолдор и лорд Ломинорэ, готовы принять вас.
Хастара не смог скрыть удивления:
— Женщина? Она правит?
— Да, — подтвердил Келеборн. — Она вдова одного из принцев Фэанариони.
Он кратко объяснил, и харадец кивнул в ответ:
— Понятно. Как сказочные амазонки, о которых рассказывают северные кочевники. Отважный народ.
— Именно. Теперь…
Он придвинул карту и принялся разъяснять внимательно слушавшим его князьям все тонкости предстоящего маршрута.
Анар тем временем все плыл по небосводу, отмечая наступление дня. Совет затянулся до самого обеда. Келеборн рассказывал обо всем, что так или иначе могло пригодиться вастакам, ибо проделать путь до Белерианда им предстояло одним. Сам синда с женой решили, что после отъезда князей, не откладывая, сразу же тронутся в обратный путь.
Эльф на мгновение поднял взгляд и всмотрелся в голубеющий, дрожащий знойным маревом, горизонт. Ему казалось, что издалека доносится нежная, протяжная, немного тоскующая мелодия. Но слышит ли ее только фэа, или же где-то неподалеку в самом деле играет лютня, он не мог сказать. Мысль его летела, минуя пески и леса, на запад.
— Вот, возьми, Владыка, — Турукано протянул Кирдану минерал глубокого золотистого цвета на длинной серебряной цепочке, — это камень для корабля. Я сам когда-то подарил его Эленвэ. Сразу после знакомства.
Нолофинвион глубоко вздохнул и, заложив руки за спину, подошел к высокому, распахнутому настежь окну и посмотрел вдаль. Море мерно плескалось, поблескивая в золотых полуденных лучах. С причала раздавались громкие, оживленные голоса телери.
— Ты точно хочешь его отдать? — спросил наконец Корабел.
— Да, — ответил Тургон, не колеблясь. — Мне мало принесет утешения мысль, что я могу его сохранить, но никогда не найду при этом любимую.
— Другого камня нет?
Нолдо покачал головой:
— Это Финдарато взял из Амана мешок с драгоценностями. Мои плечи же были заняты иной поклажей.
— Понимаю. Что ж, если так, то я благодарю тебя и обещаю, что скоро он займет место на носу корабля. Когда ты отправляешься?
— Следующим летом — хочу дождаться внука. Или внучку.
— Передай мои извинения Туору, что до сих пор не навестил его, — попросил Новэ. — Когда пришло известие о его свадьбе, я был на Баларе. Не думал, что все произойдет так стремительно.
— Я тоже, — усмехнулся Турукано. — Но Итариллэ не хочет ждать, и я ее понимаю — кто бы ни воспитывал ее мужа в детстве, он остается человеком и будет стареть.
— Однако сначала ему придется все-таки повзрослеть, — Владыка широко улыбнулся, в глазах его зажглись лукавые искры. — Ему пока всего восемнадцать лет, и он далеко не зрелый нэр, несмотря на впечатляющий рост и ширину плеч. У твоей дочери есть время, прежде чем она станет вдовой. Так что не печалься, король. И потом, кто знает, что может произойти в будущем — жизнь полна неожиданностей.
— О чем ты? — удивился нолдо и, обернувшись, вопросительно посмотрел на хозяина дома. — Ты что-то видишь? Судьбы мира вновь приоткрыли перед тобой завесу?
— Да, — не стал скрывать Новэ. — Но пока я предпочел бы об этом не говорить — все слишком туманно.
— Хорошо, не будем продолжать. Но меня в этом браке Итариллэ утешает лишь одна мысль — даже если бы дочь вышла замуж за нолдо, это бы не уберегло ее от опасности потерять супруга. Не в наше беспокойное время.
Корабел серьезно кивнул и, взяв со стола пергамент, протянул его гостю:
— Передай это письмо Туору.
— Хорошо, — пообещал Турукано и, приняв послание, убрал его во внутренний карман.
— Не хочешь поглядеть на твой будущий корабль?
— С удовольствием.
Кирдан сделал приглашающий жест, и оба квендо покинули кабинет. Пройдя по длинной, уставленной статуями галерее, они спустились по лестнице и, миновав сад, направились в сторону верфей.
Чайки кричали, носясь над волнами, словно хотели о чем-то рассказать. Море то наступало, то уходило, оставляя на песке пышные белые хлопья. Скоро отрывистые команды и оживленные голоса стали громче, и глазам нолдо предстал остов судна, что всего через год должно было отправиться к берегам Амана.
«Если мне очень повезет», — напомнил себе Турукано.
Вслух же он спросил:
— Ни один из уже построенных кораблей не мог подойти?
— Нет, — уверенно ответил Новэ. — Для того, чтобы пересечь Великое море, нужна совсем другая конструкция. Суденышко, бегающее вдоль берегов, в открытых водах долго не продержится и быстро пойдет ко дну.
— Понимаю.
— Да и потом, в процессе постройки в него нужно вложить иные мысли и чувства. Корабль должен еще до своего рождения знать, что от него потребуется в жизни. Тогда он лучше справится с поставленной перед ним задачей, тем более столь сложной.
Нолдо кивнул и, обойдя вокруг строительных лесов, с любовью и некоторым трепетом погладил будущий киль:
— Я готов ждать и дольше года, если потребуется.
— Столько не понадобится, — заверил его Кирдан. — Вот только с командой возникли некоторые проблемы.
— Серьезные? — вздрогнул Тургон.
— Не очень. Из тех фалатрим, что были когда-то с посольством в Амане, мне удалось найти троих. Еще двое погибли в Эпоху Звезд. Тебе придется научиться хотя бы немного управляться с кораблем и снастями, чтобы помогать в пути.
— Я готов, — ответил Нолофинвион. — Более того, в Амане я часто проводил время с кузенами Арафинвионами в Альквалондэ и успел кое-что освоить из морской науки.
— Это хорошо — теперь нам будет проще.
Они еще немного постояли, любуясь работой и обсуждая предстоящее сложное путешествие, а после вновь направились во дворец. Фэа бывшего короля Ондолиндэ разрывалась надвое. Одна часть ее стремилась к жене, которую он не видел уже много столетий, другая же хотела подольше побыть рядом с дочерью, зятем и будущим внуком. И все же выбор уже был сделан.
* * *
Тяжелые кожистые крылья взметнули пыль и мелкую каменную крошку в воздух. Не успевшие заблаговременно попрятаться орки попадали на землю, ругаясь на черном наречии, но не смея забывать, что младший господин все видит и слышит.
Саурон ликовал, отправляя свое детище на первое боевое задание. Он легко обменивался мыслями с драконом, распаляя того картинами, где змей лакомится свежим эльфийским мясом, впитывает в себя страх бегущих эльдар, рвет еще живую плоть… Рушащиеся башни Гондолина дополнили и без того прекрасный сюжет в сознании Анкалагона.
Дракон описал круг над Ангбандом, выдал небольшую струю пламени, играя и резвясь, смял когтями несколько десятков орков, войдя в крутое пике и почти коснувшись крыльями земли, и устремился к сокрытому граду.
Саурон понимал, что его детище вряд ли останется незамеченным, однако запретил тому отвлекаться на любые иные крепости нолдор. Об охоте тому тоже пришлось забыть. На некоторое время.
Горы приближались, делаясь с каждым взмахом все более отчетливыми. Внизу, у их подножия, нес свои воды Сирион, огибая, ограждая, но не защищая.
Анкалагон поднялся выше, не желая раньше времени показаться стражам Гондолина, хотя те пока никак себя не проявляли. Паря над облаками, дракон дождался сумерек и лишь тогда спустился на склоны. Огней не было видно, как не доносились ни голоса, ни запахи. Змей еще раз втянул воздух в ноздри, и дрожь прошла по его огромному телу.
— Сссзззолотооо, — прошипел он. — Много сссзззолотааа и камней.
Дракон помнил про слова Саурона, но ни живая плоть, ни крики страха его более не интересовали.
Анкалагон спикировал в долину Тумладен, опаляя своим пламенем все живое. Деревья и травы сгорали мгновенно, камни плавились, вода в фонтанах вскипала, окутывая некогда прекрасный город плотным и густым паром. Змей не встретил сопротивления — королевство было покинуто нолдор, однако улицы и дома еще хранили их запах. Изредка дракон выдыхал пламенем, но уничтожать было некого.
Анкалагон шел по улицам Гондолина, и его ноздри раздувались, жадно ища драгоценности. Дракон ломал постройки, рушил стены, собирая золото и камни, оставленные нолдор. Эльфы не думали, что кто-либо обнаружит Гондолин и решит забрать их драгоценности. Они хотели возвращаться в свои дома и видеть град цветущим. Однако его ждала иная участь.
Анкалагон собирал все больше и больше золота. Он относил его туда, где когда-то находилась королевская сокровищница. Змей словно не слышал голос своего создателя и господина, что требовал доложить обстановку. Он складывал драгоценности в одну большую кучу, пока во всем бывшем тайном граде не осталось ни одного золотого кольца и ни единого самоцвета кроме тех, на которых покоилось брюхо раздобревшего Анкалагона.
Более чем от мяса и иной пищи дракон набирал вес, прикасаясь к золоту. Он лежал в полуразрушенном дворце Турукано и был абсолютно счастлив.
Въедливый голос бывшего господина вновь воззвал к нему:
— Анкалагон, что с Гондолином? Ты уничтожил город?
— Он мойййй.
— Отличная новость! Добивай выживших, если они есть, и возвращайся.
— Я никого не убивааал.
— Что?!
— Мяса нет. Но есссть ссссзззолото. Оно мое. Я ссссззздесссь хозззяин.
— Анкалагон! Я приказываю. Возвращайся.
— Ссзздесссь нет твоей власссти! Я оссстаюсссь. Сссззолото. Оно мое. Мое. Мое!
Напрасно Саурон пытал запугать, уговорить и посулить змею богатства — дракон не желал покидать новый дом. С каждым днем он становился все толще, так что однажды не смог взлететь, чтобы отправиться в леса за отрогами гор на охоту. Змей лениво прикрыл глаза и уснул.
* * *
Небо над Дориатом подернулось белой облачной пеленой. Листья начали облетать, и лишь кое-где на ветвях еще были видны золотые и алые всполохи. Однако повсюду, и в далеком Бретиль, и в поросшем буками Нельдорет, и в окрестностях Менегрота — везде уже несколько дней раздавалось оживленное птичье пение.
— Король женится! — щебетали стрижи и сойки, разнося по окрестностям радостную весть.
Косули, лани и зайцы слушали их, а после отправлялись в далекий путь к долине реки Эсгалдуин. Туда, где и должно было состояться торжество.
— Признаться, многие века я был уверен, что следующей королевской свадьбой станет замужество Лютиэн, — заметил Голлорион и, поглядев задумчиво на Трандуила, покачал головой. — А женим мы сегодня нашего нового государя.
Тот согласно кивнул и, расправив складки одеяния цвета молодой травы, подошел к окну:
— Я полагал так же. Сколь многое изменилось в лесном королевстве за такой короткий срок!
— Да, и эти перемены благие.
— Надеюсь на это, — Ороферион обернулся через плечо и улыбнулся.
— У вас были сомнения? — полюбопытствовал тот.
— Ничуть, ведь все в наших руках.
— Сегодня вновь, как и на праздник Лаинглад, прибыли жители даже самых отдаленных уголков Дориата.
Голлорион говорил, детально описывая проделанную подготовку, а Трандуил смотрел, как за окном, в укрывающей лес густой осенней мгле, зажигаются разноцветные огоньки, разгоняя легкие, прозрачные тени. Стали видны многочисленные арки и ленты, уставленные яствами столы. Музыканты заиграли, пока еще тихо, словно давали понять гостям, что пора собираться на свадебный пир.
— Время пришло, — задумчиво проговорил Трандуил.
В груди его с самого утра поселилось и все больше ширилось ощущение, что сегодня его жизнь изменится навсегда.
«И это к лучшему», — подумал он и первым покинул собственные покои.
Пройдя нарядными коридорами Менегрота, он вышел и направился на поляну. Гости, завидев его, расступались, в почтительном приветствии опуская взгляды. Музыка взвилась ввысь бурным каскадом, распалась легкой звенящей гроздью, и Трандуил в этот самый момент увидел наконец ту, что в самом деле за столь короткое время перевернула всю его жизнь.
— Тилирин! — воскликнул он, не пряча радости, и, подойдя к невесте, взял ее за руки и заглянул в глаза.
Закрывавшие небо облака разошлись, и эльфы увидели яркие звезды. Из подлеска выступили звери, собравшиеся по зову пернатых вестников на праздник, и тогда Транддуил, все так же глядя возлюбленной в глаза, запел.
Песнь лилась меж оголенных кустов, стволов, окутывала их, словно волшебной шалью. Растения кивали, откликаясь на этот зов, и на ветвях их скоро начали проступать крохотные листочки. Под ногами на поляне показалась трава, и девы ахнули, всплеснув руками.
Вскоре небо очистилось полностью, взошел Итиль, и Трандуил, сделав приглашающий жест, позвал собравшихся на пир.
— За короля и королеву! — раздался тост, и Серегон первым поднял наполненный медом кубок.
Мужи, жены и девы поддержали, и со всех сторон полетели громкие поздравления и пожелания счастья.
Пир продолжался, музыканты пели, и песни лились, сменяя одна другую. Когда один синда замолкал, его сменял следующий. Птицы летали между гостей, звонко чирикая. Плыл по небу Итиль, и жених с невестой танцевали, облитые его густым серебристым сиянием.
Однако вскоре небо на востоке начало светлеть, теряя глубину, и король, остановившись, прошептал, глядя любимой в глаза:
— Теперь пора?
— Идем, — откинулась та и, улыбнувшись, вложила пальцы в протянутую ладонь.
Музыка смолкла, смущенно растворившись между ветвей, и молодой государь подвел невесту к ее и его родителям.
— Перед лицом друзей и родных, — заговорил Трундуил, — беру в жены Тилирин, дочь Серегона…
Слова клятв прозвучали, и в этот момент над головами собравшихся, среди покрывшихся легкой зеленой дымкой ветвей, вспыхнули первые лучи Анара. Жених и невеста обменялись кольцами, Орофер и Серегон соединили их руки, и тогда Трандуил, склонившись, с нежностью обнял и поцеловал ту, что стала теперь его женой.
Вновь зазвучали слова поздравления, а новобрачные, как и год назад, взяли в руки тот самый кубок с яблочным вином и отпили по глотку.
Леди Эйриэн, мать Тилирин, подняла поставленную чашу и сказала:
— Я отнесу ее в ваши покои. От всего сердца поздравляю.
Лес светлел, наполняясь голосами пробудившихся зверей и птиц. Шумел Эсгалдуин. Трандуил взял жену за руку и повел в укрытые золотым рассветным сумраком покои. Закрылись за их спинами двери, и муж, взяв лицо жены в ладони, поцеловал ее. Тяжелое бархатное платье упало к ногам, и тогда он, подхватив любимую на руки, понес на ложе…
* * *
У вновь отделанного причала Виньямара гордо возвышался корабль. Белоснежный, с грозно глядящим вдаль лебедем на носу. Турукано, покачав головой, подошел ближе и с благоговением погладил теплое, ласково откликнувшееся дерево.
— Как он прекрасен! — прошептал нолдо.
— Принимай работу, — отозвался стоявший поблизости Кирдан. — Теперь он полностью готов к назначенному ему судьбой испытанию и непременно попытается доставить тебя к жене.
Нолофинвион кивнул и посмотрел в даль. Туда, где виднелся укрытый легким полуденным маревом горизонт. Чайки кричали, и в голосе их слышалась тоска. Мысль его летела вслед за фэа, и им был уже почти не виден небольшой прибрежный город нолдор, где до сих пор, должно быть по недоразумению, находилось его роа. Только вперед, через бескрайние водные просторы. К той, которую он, как думал прежде, потерял навеки.
Ладья Ариэн плыла по небу, играя на крышах заново укрепленных домов, на шпилях башен, на хрустальных лестницах. Оживленный гомон летел со всех сторон. Вились дымки над крышами мастерских, нисси ходили в садах меж деревьев и пели им песни. Владыка фалатрим с нескрываемым интересом обвел взглядом пейзаж, и Турукано с чуть заметной улыбкой пояснил:
— Это в основном Туор командует всеми работами.
— Вот как? — удивился Новэ.
— Именно. Мои думы сейчас заняты иным, и мне уже вряд ли суждено снова стать королем, а Итариллэ вот-вот родит, так что ей и вовсе не до того.
— Понимаю. Что ж, очень рад, что не ошибся в свое время в оценке характера этого юноши. Хотя моя дочь вместе с Финдекано растили его, оберегая от большинства тревог мира, но все же им удалось вылепить из него истинного владыку.
— Ты прав, Новэ. И я никогда не сомневался в способностях брата. Два месяца назад приезжала делегация от атани.
— Чего же они хотели?
— До сих пор Туор условно считался главой Дома Хадора. Теперь, когда он вернулся из длительного путешествия и вошел в возраст, они просили его подтвердить свое старшинство. Туор согласился. Но я уверен, это не помешает ему стать государем Виньямара. Должен ведь кто-то править городом и народом в мое отсутствие. Конечно, Итариллэ будет ему помогать, но владыка — это, прежде всего, воин.
— Туор справится, — подтвердил Новэ и задумчиво посмотрел на горизонт. — Но мне казалось, что у атани совершеннолетие наступает в двадцать один год, а не в девятнадцать.
— Если юноша женится, то он считается взрослым независимо от прожитых лет.
Турукано и Кирдан шли не спеша вдоль кромки прибоя, и волны набегали, оставляя на их одеждах пенные брызги. Неторопливый разговор продолжался, однако в воздухе отчетливо витала грусть. Бывший король Ондолиндэ то и дело посматривал в сторону города, словно ждал чего-то, а после переводил взор на море, и тогда между его бровей пролегала глубокая складка.
Наконец, когда Анар уже проделал две трети своего дневного пути, показался гонец. Он бежал со всех ног, и глаза его сияли радостью.
— Государь, — обратился он, останавливаясь перед Туркано, — у вас внук родился!
Нолофинвион вздрогнул, словно до сих пор не осознавал происходящее, и, поблагодарив на ходу, бросился к дворцу. Мелькали дома, деревья, спешащие по своим делам квенди. Кирдан торопился за ним, и скоро оба, стремительно поднявшись по ступеням дворца, вошли в покои Туора и Идриль.
Молодой отец сидел в глубине спальни на широкой кровати и, с нежностью глядя на жену, держал на руках новорожденного младенца. Увидев тестя и деда, Туор вскочил, но эльфы жестом остановили его.
— Сиди-сиди, — ответил Турукано, — и позволь от души вас обоих поздравить. Говорят, мальчик, да?
— Да, — с заметной гордостью ответил Туор. — Сын.
Только что ставший дедом нолдо приблизился к ложу супругов и, поцеловав улыбающуюся дочь, посмотрел на внука. Головку того окружал золотистый пух, голубые глаза с удивлением посматривали на окружающий мир, пока небольшой.
— А уши словно не определились, человеческие они или эльфийские, — прокомментировал Турукано и тихонько хмыкнул. — Не круглые и не острые — застыли на середине формы.
— Есть такое, — весело подтвердил Туор.
— Не решили еще, как назвать?
— Я назову его Эарендил, — ответил молодой отец.
— «Любящий море»? — уточнил Турукано. — Или?..
Туор покачал головой и посмотрел на деда, а после сжал тихонько руку жены и перевел взгляд за окно. Качнулись в саду ветки сирени, и пронзительно прокричали чайки.
— Нет, но в память того, какими мы были, — ответил наконец он. — В память об уходящем мире. «Все сущее», «воспоминание», «друг». Вы знаете…
Туор на миг замялся, словно не решался произнести сокровенные думы, а после вновь заговорил:
— Быть может, я не могу видеть так же глубоко и далеко, как истинные эльдар, но я слушаю голоса моря и ощущаю в них грусть. Вода словно прощается со всеми нами. Грядет последняя битва, которая окончательно решит судьбы мира, и, как бы мы ни хотели, Белерианд и населяющие его эрухини никогда уже не будут прежними.
Повисло молчание, глубокое и звенящее, и Кирдан кивнул:
— Ты прав, Туор, я чувствую то же. Но твой сын — радость, и не только для вас с женой.
В голосе молодого отца прозвучала звенящая юношеская радость:
— Я знаю! И готов свидетельствовать о том же!
Он обернулся, бережно положил сына рядом с Итариллэ и, наклонившись, ласково поцеловал ее.
— А ты, дочь? — спросил Турукано. — Как назовешь его ты?
— Ардамирэ, — ответила она.
Нолофинвион кивнул:
— Я рад, что дождался рождения вашего сына. Теперь могу со спокойным сердцем отправиться на поиски. От души надеюсь, что еще увижу вас и узнаю, каким стал мой внук. А до тех пор править Виньямаром и народом его будете вы оба — Туор и Итариллэ. Как только ты, дочка, оправишься, я объявлю об этом народу и покину вас.
В глазах молодых родителей мелькнула грусть. Туор поглядел на любимую, а после чуть заметно вздохнул и обнял ее, прижав к груди. Итариллэ с благодарностью прильнула к мужу. И только новорожденный Эарендил мирно лежал, в силу возраста не осознавая происходящего.
Темнело небо, постепенно обретая глубину. Ветер пел, запутавшись в тростниках.
Спустя десять дней Турукано Нолофинвион собрал на главной площади жителей Виньямара и объявил:
— Я отплываю туда, куда зовет меня сердце. Я не могу теперь выполнять обязанности вашего владыки, но я не бросаю вас, а доверяю своему зятю. Он уже успел хорошо себя показать, и я уверен, что могу со спокойной душой оставить на него свой город и всех вас. Теперь править ему и моей дочери Итариллэ.
Он говорил, и взгляд его, исполненный тоски, был устремлен вдаль. Туор обнимал стоявшую рядом Итариллэ, и та доверчиво прижималась к его плечу, пряча подступавшие к глазам слезы.
Тургон замолчал и, обведя взглядом собравшихся, опустил голову. Несколько невыносимо долгих мгновений стояла тишина. Наконец, кто-то крикнул:
— Счастья тебе, король!
— Найди свою жену!
Со всех сторон разом полетели слова поддержки и пожелания счастья. Трое фалатрим у причала начали ставить паруса, и Турукано, в последний раз поцеловав дочь, зятя и внука, поспешил на берег.
Долго нолдор стояли на пирсе, глядя, как тает вдали небольшой корабль, уносящий их короля. Все так же кричали чайки, но теперь в их голосах читалась не только тоска, но и надежда.
* * *
— Тинтинэ, постой! — раздался во дворе крепости крик Тьелкормо.
На восточном крае небосклона еще только начинала заниматься заря. Густые ночные тени прятались от поднимавшегося Анара среди дремавшего подлеска и крон деревьев, а в фиолетовой бархатистой вышине еще горели последние крупные звезды. На стенах возвышались безмолвные фигуры дозорных и время от времени слышался тихий звон оружия.
Шедшая в сторону конюшен дева удивленно остановилась и, положив седельную сумку на камни дорожки, оглянулась. Фэанарион бежал к ней, на ходу натягивая куртку.
— Что-то случилось? — не скрывая волнения, спросила она.
— Да, — отрывисто бросил он и, остановившись в двух шагах, посмотрел задумчиво, решительно и одновременно слегка виновато. — Ты уезжаешь.
— Ну… да, — Тинтинэ пожала плечами. — Мы ведь вчера вечером говорили с тобой на эту тему.
Она окинула друга задумчивым взглядом, уже поняв, что с отъездом домой будет все не так просто, как ожидалось.
— Знаю. Помню. И все же мне неспокойно.
Дева беспомощно посмотрела на свою сумку и вновь перевела взгляд на Турко:
— Это из-за той твари, да?
— Возможно, — вздохнул Охотник. — После нашего разговора я всю ночь не мог уснуть. Если это и правда был падший майя, то в Ангамандо уже могут знать о тебе и о том, что я…
Он запнулся, словно никак не мог заставить себя договорить, и Тинтинэ, покачав головой, с едва заметной улыбкой коснулась его немного растрепанных золотых прядей. Тьелкормо перехватил ее ладонь, прижал к своей щеке и быстрым движением поцеловал.
— О том, что ты мне дорога, — наконец произнес он вслух. — Они могут это использовать, ты же понимаешь.
Тинтинэ некоторое время рассматривала тени на непривычно бледном лице своего друга, а после проговорила тихо и словно чуть нерешительно:
— Но я уже гощу у тебя в крепости несколько лет вместо нескольких дней. Так не может долго продолжаться.
— Долго и не понадобится, — заверил Фэанарион. — Когда тебе…
— Да, помню про сто лет.
— Я люблю тебя.
— Ох, Турко…
Она обняла его, пропустив руки под полами распахнутой куртки, и Фэанарион крепко обхватил возлюбленную, словно она могла растаять у него прямо в руках, и уткнулся лицом в ее волосы:
— Лехтэ права — удивительно нелепая ситуация. И я сам виноват в ней.
— Как же ты так умудрился? — полюбопытствовала Тинтинэ.
Он хохотнул:
— Ну, не зря же меня аммэ назвала Тьелкормо. Я снова слишком поторопился. Впредь буду умнее.
— Надеюсь.
— Не уезжай, — снова попросил он чуть хрипло.
— Хорошо, не буду. Хотя, если бы мы не были эльдар, то верные решили бы, что ты меня в плену держишь. Ты вообще в курсе, что о нас уже говорят? И не только в Химладе?
— Какое им всем дело? — скрипнул зубами Турко. Глаза его полыхнули гневом.
— Тш-ш-ш, тише, — попросила Тинтинэ и, подняв взгляд, погладила своего незадачливого возлюбленного по щеке. — Не злись, они уж точно не виноваты.
— Ну, разумеется.
— Я же остаюсь.
— И я тебе за это благодарен.
Они несколько мгновений смотрели друг другу в глаза, а после он, быстро коснувшись ее шеи губами, со вздохом сожаления отпустил. Тинтинэ задумчиво оглядела двор и, снова подняв сумку, спросила:
— Раз так, то по крайней мере ты проводишь меня до деревни? Раз уж я туда не вернусь, то не мешало бы забрать кое-какие вещи.
— Разумеется, — с готовностью пообещал повеселевший Фэанарион. — Только сумку твою назад в покои отнесу.
Он решительно забрал ее поклажу и направился быстрым шагом в донжон. Тинтинэ хмыкнула и, покачав головой, пошла в конюшню готовить лошадей.
* * *
— Ну что, мелиссэ, ты хорошо подумала? Уверена, что не хочешь отправиться к кому-нибудь из братьев? — Келеборн остановился и, погладив по шее коня, посмотрел на жену.
Впереди, на расстоянии меньше чем в половину лиги, простиралась граница Дориата. Пели птицы, приветствуя их возвращение, и лучи Анара играли в далеких кронах берез и буков.
— Да, мельдо, — уверенно ответила Галадриэль. — Дориат — твоя родина, к тому же теперь она избавлена от власти Тьмы. А в любом другом месте Белерианда мы будем в гостях.
— Тогда решено, — кивнул Келеборн и, чуть заметно вздохнув, посмотрел на залитые светом кроны деревьев и улыбнулся: — Я скучал по дому.
— Знаю, мельдо, — Галадриэль протянула руку и ласково сжала пальцы мужа. Тот благодарно кивнул.
Они вновь пустили лошадей вперед и скоро приблизились к новой границе. Келеборн набрал воздуха в грудь и уже собрался позвать дозорных, когда те показались сами, выступив из-под сводов густо переплетенных кустарников на открытое пространство.
— Рады видеть вас, принц, — широко улыбнулся Маблунг. — И вас, леди Галадриэль. Вы к нам теперь насовсем?
— Надеюсь что да, — ответил Келеборн и, спешившись, помог сойти на землю любимой.
Страж поманил вновь прибывших за собой и исчез, растворившись среди ветвей. Келеборн с женой и верными двинулись следом за ним.
— Государь Трандуил уже знает о вашем прибытии и с нетерпением ждет, — объявил Маблунг, когда все наконец оказались внутри. — С тех пор, как вы уехали, многое изменилось.
— Ни секунды не сомневаюсь, — откликнулся принц. — И надеюсь, вы нам все подробно расскажете.
— Непременно, сегодня же за ужином.
Они пришли на поляну, и стражи, обняв вернувшегося домой Келеборна, развели костер. Скоро в воздухе поплыли ароматы жареного мяса, сдобренного местными травами, а котелке забулькала вода, а сгустившийся вечер укрыл и синдар, и нолдиэ покрывалом уюта.
Скоро Анар опустился за горизонт, и на небе показались первые звезды. С рассветом же путники попрощались с гостеприимными дозорными и отправились в сторону Менегрота. Путь их лежал по нахоженным лесным тропинкам, через заросшие в эту пору цветами поляны. Кони радостно фыркали, словно предвкушали заслуженный долгий отдых. Ладья Ариэн не единожды поднималась и вновь опускалась за горизонт. Наконец, теплый летний ветер донес до них легкий, дразнящий аромат свежести и шум воды.
— Эсгалдуин! — воскликнул Келеборн, и счастье брызнуло из глубины его фэа бурным фонтаном.
— О да, это он, — подтвердила Галадриэль и, вытянув вперед руку, указала на быстро приближающуюся фигуру всадника. — Смотри!
— Трандуил! — узнал его принц.
Друзья обнялись, и король Дориата, развернув коня, поехал бок о бок с Келеборном и его женой.
— Ты приехал как нельзя более вовремя, — начал он, задумчиво прищурившись и посмотрев вперед, туда, где дорога, минуя поля, скрывалась в подлеске. — Ты сам, вероятно, знаешь, что решающая битва близка.
— Ты прав. И ради этого мы уговорили наших союзников-харадрим прибыть в Белерианд.
Король кивнул:
— Воинство Дориата тоже выйдет сражаться, но есть проблема. Мне некому поручить командование армией. Маблунг и Белег, конечно, хороши, но это не их масштаб, они не справятся. Ты — другое дело. К тому же у тебя из всех дориатцев самые лучшие отношения с нолдор, что тоже немаловажно. Поэтому я прямо теперь, не откладывая, спрашиваю тебя — согласен ты стать командующим армией Дориата в грядущей битве?
Келеборн слегка нахмурил брови и поглядел на жену.
— Признаться, мы, отправляясь домой, собрались здесь привести в мир наше дитя. Но думаю, одно другому не помешает.
— Мы с самого начала знали, — поддержала его супруга, — что время теперь неспокойное, и не собрались прятаться. Мы оба справимся.
— Тогда решено, — ответил Келеборн. — Я согласен.
— Отлично! — не стал скрывать радости Трандуил. — Тогда на днях я познакомлю тебя с твоими воинами. Многих из них ты уже знаешь, но появились и новые. Теперь же, если вы не возражаете, я бы хотел вас обоих познакомить со своей женой.
— С радостью, — ответила нолдиэ, и всадники ступили на мост, ведущий к главным воротам Менегрота.
Время стремительно бежало вперед, словно вода сквозь клепсидру. Пир по случаю возвращения Келеборна домой затянулся в Менегроте почти до утра. Наконец, когда верхушка Анара показалась из-за деревьев, разогнав тени и окрасив небо в нежные золотисто-розовые тона, принц обнял любимую, и оба отправились в их общие покои. Несшие дозор в коридоре стражи затворили двери, и синда признался, скидывая расшитую серебром куртку и подходя к окну:
— Наверное, именно этого мне не хватало в пути. Мы ночевали под открытым небом, под сводами леса, среди скал. Мы видели пустыни и оазисы. Нам отводили лучшие гостевые покои. И я буду скучать по каждому из всех тех мест, что мы повидали. Но только здесь я наконец дома. И мы сможем, впервые за много лет, поспать на своей кровати.
Галадриэль подошла к любимому со спины и обняла, положив голову ему на плечо.
— Мой дом теперь там, где ты, — ответила ему она. — А иного у меня и нет.
Она провела ладонью по груди мужа и запустила пальцы ему под рубашку. Келеборн обернулся и, взяв лицо жены в руки, прошептал:
— Я люблю тебя.
Их губы встретились в жадном, ищущем поцелуе. Нолдиэ нетерпеливым движением расстегнула пряжку на поясе мужа, и тот, скинув рубашку, подхватил любимую на руки и отнес на ложе. Их роар переплелись, словно стремились слиться воедино. Стоны становились то тише, то громче. Крик счастья дважды успел разорвать тишину, когда наконец оба ощутили, как две крохотных искры, отделившись от их фэар, слились воедино, образовав нечто новое и чарующе-волшебное.
— Наше дитя, — прошептала Галадриэль, глядя в потолок, и по вискам ее стекали бисеринки пота, — оно пришло.
— Да, — ответил Келеборн и, поцеловав любимую еще раз, обнял ее.
Жена устроила голову на плече мужа, и оба долго лежали так, слушая биение сердец друг друга и впитывая незабываемое мгновение всей кожей, без остатка.
— Я люблю тебя, — прошептала она, погладив супруга по груди, и в этот самый момент под окном их покоев запела птица, славя новый день.
— Последние воины харадрим переправились через Большой Гелион, моя леди, — доложил разведчик и, коротко кивнув, отошел на два шага в знак того, что ему больше нечего добавить к сказанному.
Алкариэль нахмурилась и, устремив свой взор на горизонт, вгляделась в пока еще тонкую живую ленту, поблескивавшую доспехами и ощетинившуюся копьями.
Резкий северный ветер налетал порывами, словно ярился и хотел сбросить нолдор с коней. Травы склонялись к земле, деревья тревожно шелестели листьями. Широкое небо было затянуто плотной серой пеленой.
— Благодарю вас, — ответила она гонцу и, обернувшись к Оростелю, добавила: — Надеюсь, с тем, что я нис, проблем не возникнет.
Советник в очевидном раздумье пожал плечами:
— Право, не знаю. На востоке подобное не принято, это так, но если князь Хастара отправился в столь длинный путь, то есть шанс, что он достаточно благоразумный человек и сумеет принять чужие обычаи.
Вайвион погладил своего тревожно всхрапнувшего коня по шее и кивнул в знак того, что согласен со сказанным.
— Нам всем понадобится время, чтобы привыкнуть друг к другу, — добавил он. — Но прибытие вастаков компенсирует потери нолдор в последней битве, а потому мы должны быть им благодарны.
— Согласна с вами, — откликнулась Алкариэль.
За их спинами выстроилась сотня эльдар. Воины то и дело бросали на приближающееся войско беспокойные взгляды, явно не зная, чего именно им ожидать от новых союзников. Было видно, что они готовы в любой момент броситься на защиту госпожи, однако оба советника искренне надеялись, что этого не потребуется.
В небесах парил беркут, острым глазом высматривая добычу. Харадрим приближались, и наконец настал момент, когда ехавший впереди воин остановился и поднял руку. Его войско, повинуясь жесту, послушно замерло. Командир окинул внимательным, быстрым взглядом встречавших и, вновь тронув коня, не спеша приблизился и коротко склонил в знак приветствия голову, прижав ладонь к груди. Алкариэль вернула жест, и Вайвион заговорил:
— Приветствую вас, князь Хастара, и ваших воинов в землях нолдор. Позвольте представить владычицу Маглоровых Врат, вдову нашего лорда Канафинвэ Макалаурэ Фэанариона, леди Алкариэль.
Предводитель харадрим опустил закрывавший нижнюю половину лица платок, столь необходимый в его родной пустыне, и вновь кивнул:
— Мое почтение, госпожа Алкариэль.
Та отстегнула в ответ тончайшую кольчужную вуаль из мифрила:
— Надеюсь, путешествие прошло благополучно?
— Более-менее, — признался князь. — Думаю, несколько унесенных на переправе мешков с припасами можно не считать. Те, кто их уронил, уже получили плетей.
Нолдиэ внутренне вздрогнула от того, каким спокойным, даже равнодушным тоном это было сказано, однако вида постаралась не подать. Она еще раз пригляделась к молодому предводителю вастаков и отметила его острый взгляд, черты лица, напоминавшие хищную птицу, и нарочито расслабленную позу, в которой, однако, ощущалась сила.
«И все же фэа не чувствует в нем опасности», — подумала леди.
За спинами воинов виднелись женщины и дети, со сдержанным интересом ожидавшие окончания встречи. Алкариэль невольно отметила отсутствие бестолкового гама и суеты, которые она не раз наблюдала в деревнях людей. Там женщины громко кричали, пытаясь друг друга переорать и создавая тем самым почти невыносимый фон, чумазые оборванные мальчишки и девчонки носились, где хотели, сновали между ног лошадей и норовили ухватить оружие нолдор. Здесь же, в отряде князя Хастары, женщины стояли молча, не жестикулировали, и даже малыши как будто вытянулись по струнке, стараясь вести себя смирно.
«Что это, иное воспитание? — подумала Алкариэль. — Или же князь им тоже пообещал плетей, если они будут его позорить своим поведением?»
Ответа, впрочем, ей узнать было не суждено, поэтому она вновь сосредоточилась на беседе. Оростель объяснял гостям, где именно им выделена для проживания земля. Хастара слушал внимательно, а после ответил:
— Благодарю за заботу, танна. Воинам не нужно многого, но семьи наши устали и с радостью отдохнут.
— Идти им осталось совсем недолго, — вставила Алкариэль. — Всего несколько лиг. Оттуда можно быстро доехать до Артахери.
— Это важно, — кивнул Хастара.
— Чуть позже, когда вы и ваши командиры отдохнете, Вайвион покажет вам Врата подробнее. Пока же я заранее приглашаю вас и ваш народ на Праздник сбора урожая, который пройдет в конце лета.
Лица харадок вдалеке заметно оживились, глаза заблестели веселее, и Алкариэль поняла, что поступила верно.
— Мы рады вашему прибытию, князь Хастара, — заметила вслух она. — Ваша помощь в предстоящем бою будет неоценима.
— Я правильно понимаю, что вы намерены лично повести воинов Врат в бой? — серьезно уточнил тот.
Нолдиэ кивнула:
— Да. Правитель должен быть впереди, а раз мой муж погиб и у нас нет сыновей, эта честь ложится на меня.
Хастара вновь кивнул:
— Я понял. Значит, наша задача будет защитить в бою вас, госпожа, и помочь воинам нолдор уничтожить Врага.
Летавший в вышине беркут пронзительно крикнул, словно подтверждая сказанное, и полетел на запад, в сторону Химлада. Войско харадрим вновь снялось с места и тронулось вслед за Оростелем. А тем временем много севернее двигалась через леса Дортониона вторая половина вастаков под началом Иннары, направлявшаяся в Ломинорэ.
* * *
— Аммэ, расскажи про Гондолин? — попросил эльфенок.
— Я никогда там не была, мой милый. И твой атто тоже, — ответила Ириссэ.
— Тогда про Дориат. Только не пой, а расскажи, — не отставал малыш.
— Может, ты лучше послушаешь про Ломинорэ?
— Я помню, там живет дядя. Я хочу узнать про другие земли! Хоть про Ангамандо!
Аредэль вздрогнула, испугавшись за сына.
— Надеюсь, ты никогда там не окажешься, Ломион, — проговорила она и прижала малыша к себе.
— Окажусь! Вместе с армией нолдор! И ты сможешь снова одна поехать на охоту! — гордо выпалил эльфенок.
— Откуда ты знаешь, что мне захочется отправиться одной, без тебя и атто? — удивилась Ириссэ.
— Я сам слышал. Атар тебя не отпускал.
Аредэль нахмурилась. Недавно они повздорили с мужем, но она и не предполагала, что у их размолвки был свидетель.
— Ломьо, твой отец очень беспокоится о нас, он не хочет, чтобы… чтобы что-то нехорошее произошло с нами.
— Но в Химладе безопасно. Я сам слышал.
— Надо же, какие у тебя ушки! Почти волшебные — все слышат, — рассмеялась Ириссэ.
— У меня отличный слух. Так сказал атто, — гордо заявил Ломион. — И ты расскажешь мне про Дориат?
— Лучше мы его тебе покажем! — раздался с порога новый голос.
— Атто! — радостно воскликнул эльфенок и побежал к отцу.
— Мельдо, ты уверен?
— Абсолютно. Король Трандуил с радостью примет нас, — ответил Даэрон.
— Я не об этом. Ты уверен…
— Да. Что бы я там ни пережил — все прошлом, — ответил менестрель.
— А что там было? — тут же спросил Ломион.
— Твой атто боролся с силами тьмы, — ответила Аредэль.
— И победил? — уточнил малыш.
— Наша любовь одолела их. Запомни, Мелион, это величайшая из сил, что нам дарована Единым, — серьезно произнес Даэрон.
— Хорошо, атар, запомню, — ответил совсем юный эльф.
— А я тогда начну готовиться к отъезду, — сказала Ириссэ.
— Не забудь сообщить кузенам.
— Конечно, мельдо. Тем более, что я не хочу оставлять Химлад навсегда.
Даэрон кивнул и, взяв сына на руки, принялся напевать ему про свои родные края.
* * *
— Наконец вастаки прибыли в Ломинорэ, — Тьелпэринквар сел рядом с женой на спрятавшуюся в тени бука скамейку и сложил руки под подбородком. — Как будто мы сделали для грядущей победы все, что могли.
Он нахмурился, и Ненуэль обняла его, приникла щекой к плечу. Муж обернулся и, улыбнувшись благодарно, прижал к своей груди.
— Я часто думаю о мире, что наступит после победы над Морготом, — продолжил он. — Каким он будет? Я чувствую, что изменится многое, но не могу понять, что.
— Исчезнет тень зла, что нависает уже много тысяч лет над обитаемой Ардой?
— И это тоже, — согласился муж, — непременно. Но грядет что-то еще, и я не могу понять, что именно.
— Тебя это пугает?
— Скорее настораживает.
— Посмотри на меня, — попросила Ненуэль, и Тьелпэринквар глянул ей в глаза.
Она обхватила лицо любимого руками и долго всматривалась в собственное отражение на дне его зрачков. Легко, мелодично пели над их головами птицы, и постепенно опускающийся к горизонту Анар окрашивал небо в прозрачные золотые тона. В воздухе плыл аромат лилий.
— Ты хочешь привести нашего старшего ребенка в Арду до решающего боя, не откладывая? — наконец догадалась она.
— Да, — подтвердил Куруфивнион и, взяв ее ладонь в свою руку, поцеловал пальцы.
Ненуэль спокойно кивнула:
— Я тоже чувствую, что с ребенком наша жизнь станет еще полней и ярче. Я люблю тебя, Тьелпэ, и очень хочу привести в Белерианд нашего малыша.
— Я тоже тебя люблю, мелиссэ. И убежден, что смогу защитить вас обоих. Наш ребенок… старший ребенок, — поправил он тут же сам себя, — придет в этот мир, когда он уже вот-вот готов уйти. Но тем ярче и полнее запомнит он рождение нового мира.
— Я согласна с тобой, — ответила Ненуэль и поглядела на супруга с нежностью, — и ни секунды не сомневаюсь, что мы перешагнем решающий рубеж все вместе, без потерь.
— Ты что-то видишь? — уточнил Тьелпэринквар.
— Возможно.
— Тогда…
Он плавным движением встал и протянул руку. Ненуэль вложила пальцы, и супруги отправились вместе по дорожкам вглубь сада. Золотой свет все так же лился, окутывая их невесомой вуалью. Еще громче и жизнерадостнее пели птицы, и аромат лилий кружил голову.
Тьелпэринквар перешагнул порог беседки и, скинув мягкие подушки со скамеек на пол, заключил в объятия Ненуэль.
Последние закатные лучи отражались в глазах любимой, делая их цвет поистине удивительным. Муж глядел в них и никак не мог насмотреться. Два сердца бились в унисон, и ощущение чего-то таинственного и волшебного пронизывало их фэар. Аромат лилий кружил и возносил ввысь. Роа Куруфинвиона живо откликалось на малейшее прикосновение любимой. Он целовал ее, и никак не мог насытиться, словно голодный в пустыне. Души будущих родителей вслед за плотью слились в единое целое, и когда обоим уже показалось, что сердца их просто больше не выдержат переполнявшего их счастья, где-то в глубине фэар прозвучало одно-единственное, похожее на звон колокольчиков, слово: «Индилимирэ».
Через несколько дней Тьелпэринквар и Ненуэль объявили родным, что ждут ребенка.
* * *
— Значит, Теневые моря и Зачарованные острова — не легенда, — нахмурился капитан фалатрим. — Ничего подобного тут раньше не было.
Длинная цепь острых, укрытых туманами и мороками скалистых островов вырастала среди волн и, подобно ожерелью, убегала вправо и влево.
— Ни в коем случае не останавливайтесь здесь, — попросил Турукано. — Сердце чувствует опасность, а цель наша лежит гораздо дальше.
— Так и сделаем, — кивнул мореход. — Хотя, непонятно почему, фэа чувствует непреодолимое отвращение к морю. Очень хочется пристать.
— Должно быть, это действие темной магии этих островов, — забеспокоился нолдо. — Вы сможете ей противостоять?
— Наверняка, — подтвердил капитан. — Со времен пробуждения у вод Куивиэнен мы и не такое видали. Прорвемся!
Он задиристо и даже вызывающе свистнул и налег на руль. Двое других квенди принялись поправлять паруса, а Турукано вгляделся в укрытый густой серой пеленой горизонт.
Хотя до берегов Амана, бывших когда-то родными, по всем расчетам оставалось совсем немного, однако именно теперь тревога стала практически невыносимой. Он совсем не узнавал вод, по которым в последние дни шел корабль. Тяжелые, почти свинцовые волны казались мрачными, будто действительно отлитыми из металла. Небо скрывала плотная пелена туч, а мрачные тени с мороками и скалистыми островами не добавляли оптимизма.
«Как же тут живет Эленвэ? — беспокоился Нолофинвион. — А дядя и остальные оставшиеся? И почему? Что изменилось?»
Однако ответа не было, и оттого беспокойство лишь росло. Как и то отвращение к морю, о котором говорил капитан фалатрим.
«Хотя мне проще, чем им, — отметил Турукано. — Мне не нужно управлять кораблем».
Однако мореходы, видевшие зарю эльфийского народа, справлялись. Нолофинвион вовсе не был уверен, что более молодые и, соответственно, менее опытные устояли бы, и уже не единожды успел мысленно поблагодарить зятя за его идею с командой.
Камень на носу корабля сиял все ярче, словно пытался разогнать тьму. Фэа неумолимо вела нолдо вперед. Турукано почти непрерывно пытался дозваться жену осанвэ, но пока у него ничего не получалось. И все же теперь он и сам чувствовал, что она жива. Какая-то невидимая, но при этом прочная нить соединила их, как прежде, и Нолофинвион ощущал биение ее силы в своей груди.
— По-видимому, нам нужно плыть в сторону острова Тол Эрессэа, — наконец заметил он вслух.
— Отлично, — кивнул капитан, — заодно и отдохнем там немного.
Наконец на горизонте показалась тонкая полоска земли, и вскоре она начала быстро приближаться. С этого мгновения ожидание стало для Турукано практически невыносимым. Хотелось перескочить через борт корабля и отправиться вплавь. Он до боли в побелевших костяшках сжимал фальшборт и все вглядывался и вглядывался в холмы острова.
— Как странно, — услышал он вскоре голос капитана.
— Что именно? — встрепенулся Тургон.
— Остров кажется совершенно безжизненным, хотя ты говоришь, что он населен.
— Верно, и даже есть гавань Аваллонэ.
— Отправляемся туда?
— Давай. Пойдем вдоль берега, может, увидим что-нибудь интересное.
Фалатрим быстро и ловко развернули корабль и направили его на север.
«Эленвэ, мелиссэ!» — звал Турукано, не переставая, и все отчетливее казалось ему, что слышит нечто, похожее на ответ. Точнее, это была не мысль, а лишь видение, очень смутное, напоминавшее тяжкий сон. Как будто птица, заключенная в клетке, томится и плачет.
— Что там? — кликнул капитана рулевой. — Будто корабль.
— Где?
— Там, выше по реке.
Турукано всмотрелся, но не смог понять, что же именно он видит.
— Подойдем ближе? — предложил капитан.
— Обязательно, — кивнул нолдо.
И юркий кораблик двинулся вверх по реке. Вскоре они смогли пристать около увиденного ранее судна, но, перескочив на него, нашли лишь спящую крепким сном команду из двух нэри и двух нисси.
Капитан фалатрим задумчиво оглядел каюту:
— Теперь я и сам уверен, что тут не обошлось без темных чар. И, знаешь, что?
— Что? — откликнулся Тургон.
— Меня и самого тянет в сон. Почти непреодолимо…
— Тогда я должен спешить.
Не слушая больше, он соскочил на берег и побежал к растущему неподалеку дереву. Теперь он отчетливо видел под ним фигуру спящей нис.
— Эленвэ, — срывающимся голосом прошептал он.
Добежав, он нагнулся, попытался поднять ее, но сил уже не хватало. Сон надвигался, подобно волне цунами, и казался столь же неотвратимым и разрушительным. Тогда Турукано снял свой теплый плащ, расстелил его на земле и не без усилия перетащил на него жену. Устроив ее поудобнее, он лег рядом с ней, обнял и сам быстро погрузился в сон. Вместе с прибывшей командой из трех фалатрим и теми телери, что уже ожидали назначенного им для пробуждения часа.
* * *
— Мне все же кажется, это будет дочь, — заметила Ненуэль и, потерев спину, переменила позу, удобнее устроившись в кресле. — Знаю, что для вашего семейства это не характерно, но…
Тьелпэринквар хохотнул и, сев рядом на подлокотник, обнял жену.
— Тебе точно не холодно? — участливо спросил он. — Может, шаль твою принести?
— Нет, — уверенно ответила жена. — Теперь ведь середина лета.
Муж скептически посмотрел на звездное ночное небо за окном, но спорить не стал. Только спросил:
— Так что там с дочерью? Мне показалось, ты хотела что-то добавить.
— Верно, — кивнула Ненуэль. — Понимаешь, я смотрела в будущее и видела там нашего сына, это правда. Но придет он не в Белерианде.
— А где? — удивился Тьелпэ. — Мы что, вернемся в Аман?
— Нет, — покачала головой она. — Я вообще не уверена, что это была знакомая нам часть Эа. Во всяком случае, небеса такого цвета тут вряд ли имеются.
— Тогда где же это?
— Не знаю. Но мне думается, на этот вопрос однажды ответишь ты. И весьма скоро.
— Вот как? — поднял брови Тьелпэринквар.
— Во всяком случае, разница в возрасте между дочерью и сыном будет не так уж и велика — не больше ста лет. А в Белерианд сын категорически не хочет приходить.
Одну долгую минуту будущий отец молчал. Наконец, он заметил в раздумье:
— Кажется, парень будет с характером.
Ненуэль весело рассмеялась:
— Возможно. Но сейчас я с уверенностью могу сказать только одно: дочери пришла пора появиться на свет.
— Тогда…
Тьелпэринквар протянул жене руку и помог дойти до кровати. Небо на востоке уже начало светлеть, птицы запели громче и звонче. Казалось, они исполняют какую-то новую песню, сложенную ими только что. Во всяком случае, Куруфинвион прежде не слышал ничего подобного.
Он сидел рядом, сжимая руку жены и по мере необходимости помогая ей, а выглянувший из-за горизонта Анар поднимался все выше. Наконец, когда восток окрасился в нежные розовые с золотом тона, молодой отец взял на руки своего ребенка.
— И правда дочь, — улыбнулся он и ласково погладил темный пух на голове малышки. — Индилимирэ…
Две нисси из верных, помогавших леди, привели в порядок новорожденную и ее мать и, поздравив молодых родителей, вышли. Тьелпэринквар наклонился к любимой и, поцеловав ее, послал осанвэ отцу:
«У нас с Ненуэль родилась дочка».
— Значит, ты именно так ее решил назвать? — спросила та.
— Да, — подтвердил он. — Признаться, другого имени я для нее просто не вижу.
— Тогда решено. Звучит оно, во всяком случае, очень красиво и мне нравится.
Куруфинвион взял малышку на руки и поднес к окну. Умом он понимал, что она пока еще ничего не видит вокруг себя и не осознает. И все же не удержался и сказал, повернув ее лицом к саду:
— Смотри, как красив тот мир, в который ты пришла. Когда ты подрастешь, мы уже наверняка победим Врага, и тогда мы с твоей аммэ покажем тебе его весь!
В груди эльфа росла и постепенно ширилась нежность, грозя захлестнуть его с головой. И он не сопротивлялся, только приветствуя это новое, такое необыкновенное и самую малость волшебное чувство.
Тьелпэринквар уложил дочь в заранее приготовленную для нее кроватку и вернулся к любимой. Тем временем на подоконник сел скворец, неся в клюве… цветок ромашки. Он поскакал немного, словно не решался залететь внутрь, но вскоре взмахнул крыльями и переместился на бортик люльки. Положив ромашку на подушку малышки, он улетел, а место его занял дрозд-рябинник с клевером.
Так продолжалось довольно долгое время. Птицы сменяли одна другую и оставляли в кроватке новорожденной полевые цветы. Вошедший вскорости Атаринкэ с женой некоторое время наблюдали эту необычную картину. Наконец, он заметил:
— Вновь, как и год назад, повторю — ты еще смелее, чем я думал о тебе, йондо. Я бы не рискнул привести в мир ребенка накануне битвы. И все же я рад за вас и от души поздравляю.
— Только за нас? — немного насмешливо прищурился тот.
Курво хмыкнул:
— И за себя тоже.
Он подошел к кроватке и взял внучку на руки:
— Что ж, вот еще одно существо, которое нам с твоим отцом предстоит защитить скоро любой ценой. Добро пожаловать в мир, малышка.
* * *
— Ада, ада! — среброволосая малышка-эльфиечка, примерно лет десяти или пятнадцати на вид, стремительно пробежала по коридорам Менегрота и, толкнув дверь, влетела в украшенный каменными дубами зал. — Ада, они не хотят расти!
Стоявший рядом с Трандуилом и командирами Келеборн обернулся и, увидев дочь, подхватил ее на руки.
— Кто, Келебриан? — поинтересовался он и, ласково улыбнувшись, потрепал ее по голове.
— Трава! — сердито выпалила та и нахмурилась. — И цветы.
— Ну-ка, — попросил Келеборн, — объясни поподробнее.
— Понимаешь, мама меня стала сегодня учить Песне, которая помогает травке и цветам расти. А они не растут!
Эльфиечка вновь гневно махнула руками, так что Трандуил с военачальниками не выдержали и рассмеялись.
— Да как они посмели, — прокомментировал кто-то, добродушно улыбаясь.
— Да! — совершенно серьезно согласилась Келебриан.
Келеборн сам с трудом сдерживал улыбку. Заметив вошедшую следом за дочкой жену, он бросил ей отчетливо ехидный взгляд.
— Понимаешь, малышка, — заговорил он, поглядывая то на Келебриан, то на Галадриэль, — мама твоя... немного не по цветам. Вот когда ты подрастешь, и она приведет тебя на тренировочную площадку, то тут она наверняка сможет обучить тебя различным премудростям. В мастерских она тоже неплохо управляется. А цветы пусть лучше оставит нам, синдар.
— Да, — снова согласилась Келебриан и, широко улыбнувшись, крепко обняла отца за шею и прижалась щекой к его щеке.
Галадриэль тихонько фыркнула и усмехнулась, сложив руки на груди и покачав головой:
— Вот уж папина дочка.
— И раз уж мы с государем закончили, то пойдем, разберемся с твоими цветами, — закончил Келеборн.
— Да, ступай, — откликнулся Трандуил и в свою очередь погладил маленькую принцессу по серебристой головке. — Мы уже все решили.
Келеборн кивнул королю и членам совета и, подойдя к жене, быстрым движением поцеловал ее:
— Ну что, пойдем, обеих вас поучу?
— Я согласна, мельдо, — Галадриэль обняла мужа и вместе с ним направилась к выходу из Менегрота.
Анар уже успел проделать две трети своего дневного пути. Тени стали немного длиннее, а золотой свет под лесными кронами гуще. Когда впереди показалась поляна, Келеборн поставил дочь на траву и присел на корточки:
— Смотрите…
Келебриан тут же расположилась рядом с ним, и даже Галадриэль наклонилась, чтобы не пропустить объяснение.
Жужжали шмели, в кронах пели птицы.
— Какому цветку ты бы хотела сейчас помочь расти? — спросил отец.
Дочь задумалась на мгновение и наконец выбрала ромашку, росшую неподалеку:
— Этому!
— Хорошо, — кивнул он. — А теперь представь, как ты ее любишь. Да, именно этот цветок. Нет, дочка, так грозно хмуриться не надо, это же не провинившийся воин.
Галадриэль хихикнула, должно быть, вспомнив выговор, который накануне устроил муж Белегу, когда его отряд умудрился опоздать к точке сбора на учения. Келеборн обернулся и посмотрел вопросительно через плечо.
— Все хорошо, — ответила жена и, воспользовавшись случаем, поцеловала мужа. — Я вся во внимании.
Тот кивнул и вернулся к объяснению.
— Цветку помогает расти именно эта сила, Келебриан, — говорил он, помогая дочке найти необходимые токи в своей фэа. — Пропусти ее через себя, направь на цветок. И ни на секунду не забывай, как ты его любишь. Все время направляй эту любовь на него. И пой.
Малышка сопела от усердия, впрочем, поначалу все шло не слишком успешно. Однако, когда после очередного объяснения ей удалось расслабиться, нужные струны в фэа в самом деле нашлись. Листья цветка заблестели, аромат усилился, и сразу две бабочки прилетели, привлеченные этим ярким медвяным запахом.
— Папа, получается! — закричала довольная Келебриан.
— Разумеется, — согласился Келеборн. — Скоро он начнет расти бодрее. Пока отдохни немного, а вечером проверим. И не забывай — любовь и терпение. Это практически универсальное средство. Слова — только форма, в которую ты их облекаешь. Пойдем теперь домой, ужинать пора.
Келебриан первая побежала к мосту, а Галадриэль, взяв мужа под руку, спросила чуть слышно:
— Что вы решили на совете, мельдо? Бой скоро?
Келеборн кивнул:
— Да, мелиссэ. Я отправлюсь с большей частью войск на север, а Трандуил с оставшимися воинами на границу. На случай, если понадобится защитить Дориат.
Галадриэль кивнула сдержанно и лишь сильнее сжала руку любимого. А он чуть заметно нахмурился и посмотрел вдаль. Высоко в небе на фоне полыхавшего заката летали ласточки.
— Папочка, смотри! — маленькая Индилимирэ протянула руку и указала на ветку, за ночь украсившуюся крупными бело-розовыми цветами, — яблоня совершенно такая же, как на мозаике аммэ!
Стоявший рядом Тьелпэринквар подхватил дочку и посадил ее к себе на плечи. Малышка тут же притянула к себе ветку поближе, с видимым удовольствием вдохнула аромат.
— Верно, милая, — заговорил отец. — Именно оно и послужило моделью.
Мозаика, о которой теперь шла речь, была закончена совсем недавно, и накануне днем Тьелпэ с верными повесили ее в обеденном зале крепости, где семья чаще всего собиралась по вечерам или на праздники.
С юга дул теплый, ласковый ветер. Рассветное небо играло в кронах деревьев золотыми лучами. Малышка сладко зевнула, и ее отец спросил:
— Не хочешь пойти поспать?
— Нет, — решительно покачала головой она и обернулась к матери, стоявшей рядом. — Аммэ, а ты научишь меня делать мозаики?
— Обязательно, — улыбнулась в ответ Ненуэль. — А ты уверена, что хочешь заниматься именно этим делом?
Малышка чуть нахмурилась в раздумьях и через некоторое время призналась:
— Нет.
— Тогда почему бы тебе не попробовать все по очереди? — предложил Тьелпэ. — У аммэ научишься искусству мозаики, у бабушки Лехтэ резьбе по дереву.
Глаза эльфенка загорелись восторгом, и Ненуэль рассмеялась.
— У тебя научусь делать украшения, — с энтузиазмом подхватила Индилимирэ, — а у дедушки управляться в кузнице.
Тьелпэринквар усомнился, станет ли Куруфин учить чему-то подобному деву, но вслух этого говорить не стал, а просто ответил:
— Верно. А после уже выберешь, чем именно хочешь заниматься, и освоишь ту науку до конца.
Он оглянулся и посмотрел на ворота, хорошо видимые с того места, где они все сейчас стояли. Стражи сосредоточенно всматривались в даль, и в воздухе, словно туго натянутая струна, висело напряжение. Но это было не уныние, не печаль, а нетерпеливое желание броситься в бой. Тьелпэ перехватил серьезный, внимательный взгляд жены и, отвечая на ее невысказанный вопрос, кивнул. Она подошла ближе, положила руку ему на плечо, и он, пользуясь случаем, наклонился и поцеловал любимую.
— Все будет хорошо, — прошептал он.
— Я знаю, — просто ответила Ненуэль.
Вдруг в этот самый момент крикнула Индимирэ, хотя, разумеется, не могла видеть того, что происходит за воротами. Однако родители ее не усомнились — малышка хорошо чувствовала всех тех, кто был ей дорог. Тьелпэринквар вновь подхватил дочку и поставил ее на землю, и она со всех ног побежала к уже распахивающимся воротам.
Отряд Атаринкэ и Тьелкормо въехал во двор, тут же наполнившийся звоном оружия и ржанием лошадей.
— Дедушка! С приездом!
Курво вслед за братом спрыгнул на землю и, подхватив внучку на руки, поцеловал ее:
— Здравствуй, моя хорошая. Как вы тут?
— Отлично! Столько всего произошло, — ответила довольная малышка и принялась рассказывать о мозаике аммэ и о том, как родители ее возили с собой на конную прогулку.
Подоспевшие верные занялись лошадьми, а Тьелпэ, подождав, пока дочка выдохнется, поцеловал жену в щеку и отправился к отцу.
— Alasse, атто, дядя.
Искусник кивнул, приветствуя сына, и поставил Индилимирэ на землю:
— Беги к аммэ. Мы с твоим отцом скоро присоединимся.
Малышка умчалась, а Тьелпэринквар, проводив дочку взглядом, спросил отца:
— Ну как, вы виделись с дядей Майтимо?
— Да, — ответил Курво. — Выступаем через три дня. Только, сын, прежде чем мы направимся к вратам Ангамандо, нужно будет сделать еще кое-что важное.
Тьелпэ вопросительно поднял брови:
— Что именно?
Искусник сделал приглашающий жест, и оба отправились не торопясь по дорожке вглубь сада. Некоторое время Курво молчал, должно быть еще раз обдумывая свою идею, а после ответил:
— Нужно отвезти твою аммэ, Ненуэль, Индилимирэ и Тинтинэ в Химринг.
— Вот как? — не сдержал удивленного возгласа сын.
— Да, — кивнул отец. — Эта крепость лучше всех защищена, хотя и находится близко к северу.
Тьелпэ кивнул:
— Понимаю. Хотя сам желал бы отправить их на Амон Эреб.
— Ты же знаешь, что на это они не согласятся, — ответил Куруфин.
Тьелпэринквар задумчиво кивнул:
— Но получится ли у нас уговорить их оставить Химлад?
Курво хмыкнул:
— Легкой беседы я и не жду. А твоя мать наверняка бы предпочла отправиться вперед, вместе с воинами. Но хватит нам одной воительницы в семье.
— Алкариэль все же едет? — догадался Тьелпэ.
— Вот именно, — ответил Курво, и голос его прозвучал чуть резче, чем следовало бы.
Младший лорд Химлада тут же представил горячие споры, которые наверняка велись на эту тему совсем недавно.
— Она настроена решительно, — вздохнул Искусник. — Говорит, что ее место как госпожи Врат впереди воинов. И я даже близко не представляю, что будет, если она там погибнет. Что мы все скажем Кано, когда он возродится?
— Будем надеяться, все обойдется. Вастаки, которых она приютила, уж точно будут следить за ней и не упустят случая продемонстрировать доблесть.
— Вот еще один момент, который вызывает у меня вопросы. Зачем они приехали в такую даль?
— Не веришь их желанию сразиться с Врагом?
— Отчего же, верю. Но должно быть что-то еще.
Тьелпэринквар пожал плечами:
— Я говорил с князем Хастарой на празднике Середины лета. Мне показалось, что он ищет славы.
— Ты так считаешь?
— Да. Он хочет, чтобы его имя осталось в веках. Нормальное желание для человека. Но на востоке для этого мало поводов. Что он мог бы сделать там? Поймать очередного князька? Завоевать парочку деревень? Для него это мелко, да таким и не удивишь никого. Меж тем участие в решающей битве мира может воистину прославить его. Он не предаст, я уверен, и будет искать повода продемонстрировать доблесть.
— Да будет так, — кивнул Курво. — Что ж, раз мы все решили, то пойду к Лехтэ и попытаюсь ее уговорить.
— Удачи, — улыбнулся сын.
Искусник хмыкнул и, хлопнув Тьелпэ по плечу, отправился в сторону донжона. Тьелпэринквар же, убедившись, что дядя занят, отправился искать Ненуэль.
* * *
Любовь… Даже она была обманом. Злым колдовством, оставившим после себя тяжелую рваную рану на фэа. Исцеление не наступало, скорее наоборот, бывший король Дориата мучился с каждым днем все сильнее, вспоминая некогда дорогую ему Мелиан и их дочь, чья рука и отправила его в Чертоги.
«Лютиэн, как ты живешь после… после…» — мысли путались, мрачные видения представали перед Эльвэ, заставляя его душу забиваться в угол отведенных ему покоев. Судьба его единственного дитя, что выбрало некогда путь тьмы, виделась Тинголу особенно горькой. Страшные чудовища окружали Лютиэн, глумились над ней, наслаждаясь некогда прекрасным телом принцессы, и даже приволокли ее к одному из лордов прОклятых нолдор. Оставшийся равнодушным к ее мольбам, но польстившийся на…
— Нет! — металась фэа Эльвэ. — Как ты мог, Финдарато! Будь ты проклят! Проклят!!!
Крики терзаемого видениями Эльвэ гасились стенами, сотканными из липкого серого тумана, однако некоторые отголоски все же разносились по коридорам, вызывая у почувствовавших эти вибрации фэар стойкое желание поскорее удалиться в иные части Чертогов. Однако нашлась одна, не испугавшаяся и устоявшая пред колдовством Намо душа. А вскоре к ней присоединилась и вторая.
— Куда мы направляемся… государь? Дальше нет ни покоев, ни залов, — удивилась Лантириэль.
— Я же просил, не надо этого. Зови просто по имени, — откликнулся Финвэ.
— Простите. Я… я очень постараюсь.
Они шли все дальше, постепенно приближаясь к странной, очень неприятной на вид завесе.
— Что это? — удивилась Лантириэль и невольно отступила назад.
— Чьи-то покои, — спустя несколько мгновений ответил Финвэ.
— Как там можно находиться? — ужаснулась фэа девы. — Мне и здесь страшно. Я словно вижу, как… как варги рвут еще живого Морьо.
— Это чары. Поверь, с ним все в порядке. Мне… я тоже вижу сейчас разное, но твердо знаю — это ложь.
— Но как?
— Я не могу объяснить. Возможно, это часть меня. Или же лишь пробудившиеся способны отличить чары. У меня нет ответа.
Синдэ кивнула, но едва ли слышала нолдорана. Ее фэа сжималась от ужаса, вынуждая закрываться от мира ладонями и тем самым еще четче видеть, как орки тянут по земле израненного нолдо, хохочут и глумятся, а впереди их ожидает слуга темного пламени.
— Ланти! — Финвэ встряхнул деву. — Путь назад помнишь?
— Я не оставлю вас здесь!
— Но…
— Я смогу, — твердо заявила она и шагнула вперед, к серому туману. Дева прикоснулась рукой к завесе и… увидела комнату Тингола.
— Скорее, там кто-то есть! — прокричала она Финвэ, исчезая в стене.
Нолдоран последовал за ней, немало удивившись перемене в настроении девы. В самом дальнем углу они заметили душу, сжавшуюся в комок и беспрерывно стонавшую.
— Проклят… проклят, — повторяла она, не видя нежданных гостей.
— Государь?! — ужаснулась Лантириэль.
— Эльвэ? — не поверил глазам Финвэ.
— Что он видит? — с жалостью произнесла синдэ, не зная, как помочь Тинголу.
Собственные кошмары оставили ее, как только она пересекла туманную завесу.
— Тебе лучше не знать, — тихо ответил Финвэ.
— Но как… — Лантириэль замолчала, осознав, что нолдоран делится своими силами с несчастной фэа, желая вытащить из кошмарного плена.
— Эльвэ! — наконец громко позвал он.
— Где… где я? — с трудом произнес бывший король Дориата.
— В Чертогах Намо.
— Так, значит, меня и правда… — он резко замолчал.
— Твое роа убито. Но душа еще жива. Пойдем с нами, — позвал Финвэ.
— Зачем? Если все, что я видел, правда… Мне незачем более существовать.
— Это были насланные кошмары.
— Уверен?
— Да. Идем с нами. Я расскажу, что действительно стало с твоей дочерью, — спокойно проговорил Финвэ.
— Так, значит, Финрод не…
— Еще раз подумаешь такое про моего внука, я лично тебя отправлю за грань, — жестко ответил нолдоран.
— Прости, я не подумал, что вы в родстве.
— Ты много о чем не подумал в свое время. Но не будем об этом. Ты идешь?
— Да, — впервые раздался уверенный голос Эльвэ.
Обрадовавшаяся Лантириэль поспешила к туманной стене, однако вместо нее теперь бушевало пламя. И оно не было иллюзией — огонь жег души, вынуждая их отступать.
— Позвольте, я все же попробую пройти сквозь него, — произнесла синдэ.
— Если ты этого хочешь, — пожал плечами Элу.
— Не стоит, — ответил Финвэ. — Он может уничтожить твою душу. Нам надо найти иной путь.
— Жалко, что здесь нет Макалаурэ, — произнесла она.
— Я не буду звать сюда внука. Возможно, эта комната и задумывалась как ловушка.
— Тогда…
Финвэ сделал упреждающий знак рукой и подошел к одной из стен.
— Ланти, погляди, — позвал он спустя какое-то время.
— Это зеркало? — удивилась дева.
— Не совсем. Мы же видим не себя, но тех, о ком только что говорили.
— А если бы я сейчас подумала о Намо… — договорить синдэ не успела — в неправильном зеркале возник образ владыки Мандоса.
— А если мы поговорим не о созданиях Эру, — раздался голос Тингола.
— Ты хочешь увидеть Дориат? — спросил Финвэ.
— Для начала, хотя бы коридор, по которому вы пришли сюда.
Эльвэ оказался прав, и зеркало показало путь, проделанный душами Финвэ и Лантириэль.
— Попробуем пройти? — предложила синдэ.
— Обязательно, — ответил нолдоран, развернулся и, взяв за руки деву и Эльвэ, быстро пересек комнату, шагнув в противоположную стену.
Души незамедлительно оказались в уже знакомом коридоре, и Ланти вновь охватил ужас. Огненный бич падшего майа хлестал истерзанного Морьо, вызывая с каждым ударом хохот собравшихся вокруг тварей.
Финвэ не слушал причитаний девы и вновь начавшихся проклятий Элу, а тащил их за собой, уводя подальше от гиблого места. Сил становилось все меньше, тем более, что он и сам видел ужасающие картины, но продолжал упрямо удаляться от ставшей вновь туманной стены.
— Мельдо? — Мириэль положила малышку и подошла к внезапно появившемуся в дверях мужу. — Что случилось?
— Потом. Все расскажу. Не сейчас, — Финвэ обессиленно прислонился к стене.
Лантириэль огляделась и, убедившись, что они и правда находятся в покоях нолдорана, потянулась к любимому, пытаясь ощутить, что тот, как и прежде жив. Синдэ не знала, почувствует ли Карантир ее незримое присутствие, поймет ли, что она так желает ему сказать, но продолжала представлять дорого ей нолдо, обнимать и закрывать собою от всех бед.
Тингол же, оглядевшись по сторонам, поприветствовал Мириэль и подошел к Финвэ:
— Благодарю за спасение. Что дальше?
— Решим. Пока что располагайся. Сейчас расскажу тебе про Лютиэн.
Вздохнув, Финвэ обнял Мириэль, в очередной раз пожелав, чтобы проклятия Элу не принесли вреда ни в чем не виноватому внуку.
* * *
— Ну, вот и все, — вздохнул Туор и резким движением вложил меч в ножны. — Мы уезжаем.
Он подошел к жене и поглядел ей в глаза долгим взглядом, в котором читались беспокойство и нежность. Взяв ладони Итариллэ в свои, он поднес ее пальцы к губам и поцеловал, а после крепко обнял. Она прижалась щекой к его груди, и некоторое время супруги стояли посреди своих покоев, слушая дыхание друг друга, шелест листвы и шепот волн за окном.
— Вы встречаетесь с дядей Финдекано в Ломинорэ? — уточнила Идриль.
— Да, — подтвердил Туор. — Мы с Эарендилом приведем половину воинов Виньямара, а люди из дома Хадора будут ждать нас уже там. И вместе с атто мы отправимся на север.
Итариллэ вновь тяжело вздохнула и обхватила мужа двумя руками, словно боялась потерять.
— Никогда и ни за кого я так не волновалась прежде, — призналась она. — Быть может, дело в том, что если я потеряю тебя или сына, то уже навсегда. Вы не вернетесь из Мандоса, как отец или дядя.
— Мы постараемся уцелеть, — ответил Туор решительно. — И я обещаю, что присмотрю за Эарендилом.
Идриль вздохнула:
— Его уже не удержишь — восемнадцать лет, совсем мужчина. Как тебе в день нашей свадьбы.
Туор улыбнулся, и в уголках его глаз обозначились едва заметные лучики морщинок. Итариллэ подняла руку и с нежностью провела пальцем по щеке мужа. Она никак не могла привыкнуть, как быстро меняется ее любимый. Не успели оглянуться — а половина его жизни уже прошла. Она старалась не думать о том дне, когда потеряет его навсегда, и все же сердце болезненно щемило, с каждым годом все сильнее.
«Теперь этот бой, — подумала она с уже ставшей привычной тоскою. — Если его убьют, то он просто уйдет от меня немного раньше. Хотя мне от этого не легче».
— Пойдем, прогуляемся к морю? — предложил муж, видя, что мелиссэ загрустила.
— Да, пожалуй.
Они взялись за руки и, покинув дворец, не спеша направились к ближайшей песчаной косе. На первый взгляд все казалось таким же, как прежде — как год, как десять лет назад. Но если приглядеться, то становилось понятно, что жизнь города нолдор переменилась. По улицам сновали воины, ехали повозки, нагруженные продовольствием и оружием. От главной площади раздавался громкий голос лорда Эктелиона, который с частью воинов нолдор оставался в Виньямаре. Далеко у горизонта, там, где прибрежный песок сливался с голубым, покрытым белыми барашками морем, все так же привычно покачивались корабли фалатрим. Кричали чайки, и восходящий Анар золотил небосвод.
— Туор, — с болью в голосе прошептала Итариллэ, и муж, обернувшись к ней, порывисто обнял любимую. — Постарайся вернуться, прошу тебя.
— Я сделаю все, что в моих силах, — ответил он твердо. — Мне тоже не хочется тебя покидать, elenya. Но для того, чтобы ты и все те, кто нам доверился, были счастливы, я должен это сделать.
— Разумеется, — кивнула нолдиэ. — Как принцесса эльдар и дочь короля, я все понимаю и совершенно согласна. Но как твоя жена — не могу смириться. Жизнь моя…
— Я люблю тебя, — прошептал Туор и, склонившись, со всей страстью поцеловал жену.
Потом они долго стояли, любуясь восходом, и море мерно пело о чем-то своем. За спинами их в садах цвели вишни, и казалось невозможным представить, что, может статься, они больше никогда не увидятся. Наконец, когда на берегу показалась высокая фигура сына, Туор и Идриль, по-прежнему не размыкая рук, пошли к нему.
— Если что, связывайся осанвэ с отцом. В смысле с Финдекано, — сказал Туор жене. — Я тоже буду передавать тебе известия через него.
— Хорошо, я поняла тебя. Непременно, — пообещала Итариллэ. — За нас не переживай — мы точно справимся.
— В случае необходимости фалатрим отвезут вас всех на Балар. Дедушка Кирдан обещал.
Итариллэ кивнула и крепче сжала пальцы мужа. Эарендил подошел, приветствуя обоих родителей, и мать, поглядев ему в глаза, в который раз попыталась угадать, какой из двух народов сыну ближе. Но в ясном, открытом взгляде его нельзя было прочесть ничего.
— Ну что, йондо, готов? — спросил Туор.
— Я да, — улыбнулся сын. — А ты?
Он перевел взгляд с отца на мать и обратно, и Итариллэ, поняв, отпустила руку любимого и, порывисто поцеловав его, сказала:
— С тобой мое благословение. Пусть звезды и Единый хранят тебя. Вас обоих.
— Благодарю, мелиссэ.
Она по очереди благословила мужа и сына, и Туор, еще раз на прощание поцеловав жену, сел на подведенного верными коня. Отряд нолдор, готовый покинуть город и отправиться навстречу Врагу, терпеливо ждал своего командира. В толпе остающихся мелькали печальные, взволнованные лица нисси. Проблескивало в свете лучей Анара оружие, и Идриль, обведя своих любимых взглядом, вдруг ощутила глубоко в сердце спокойствие.
«Все будет хорошо», — поняла она.
Пропел рог Туора, возвещая отправление, и нолдор двинулись в сторону Ломинорэ, чтобы присоединиться к войску нолдорана в последней битве.
* * *
Дувший с востока теплый, ласковый ветер доносил ароматы медового разнотравья и стрекот сверчков. Келеборн подставил лицо свету густо высыпавших на небо звезд и прикрыл глаза.
— Опять я прощаюсь с Дориатом, — проговорил он задумчиво и немного грустно. — И снова не знаю, доведется ли вернуться. Все повторяется.
— Так было и будет всегда, — эхом откликнулся Трандуил и задумчиво улыбнулся в темноте. — Все, что происходит с нами, уже случалось когда-то и повторится вновь. Меняется лишь форма.
— Ты точно решил отбыть на границу? — в голосе сына Галадона прозвучало с трудом сдерживаемое беспокойство.
— Да, — уверенно подтвердил король. — Ведь ты отправляешься в земли леди Алкариэль, а мне больше некому доверить командование.
Друзья стояли у самого края леса, недалеко от моста, перекинутого через Эсгалдуин, и на серьезных, сосредоточенных лицах их, устремленных в ночную тьму, застыл вопрос, смешанный пополам с решимостью.
«Что готовит нам всем грядущее?» — подумал Келеборн и, заложив руки за спину, оглянулся на Трандуила:
— Ты боишься, что отряды Врага прорвутся через армии нолдор и выйдут к Дориату?
— Именно так. Я не сомневаюсь в доблести тех, кто отправляется к вратам Ангбанда, но я прежде всего король и должен думать о своем народе. Стражи справляются с возложенными на них задачами, но только в мирное время. Отсутствие же командующего во время войны может обернуться катастрофой.
— Не буду спорить, — секунду помолчав, ответил Келеборн. — Я хорошо их знаю, так как сам не единожды водил в бой. Но я от души надеюсь, что ты вернешься домой целым и невредимым, мой друг. Иначе что станет с Дориатом? Со всеми нами?
Ороферион помолчал, а после признался:
— Надеюсь, в следующий раз такой проблемы не встанет. Я очень хочу детей, мой друг. Когда закончится бой, мы с Тилирин приведем сына. В Дориате будет наследник.
— Ты уверен в этом?
— Не я, а жена.
— Что ж, ей можно верить. Нисси смотрят дальше нэри и видят глубже.
Трандуил, не выдержав, в голос расхохотался:
— Опять эти твои нолдорские словечки! Я часто только по смыслу угадываю, что ты хочешь сказать. Ты говоришь о бесс и бен?
— Именно так, — Келеборн немного смущенно улыбнулся и развел руками. — Привычка.
— Понимаю. Ты ведь женат на нолдиэ. Что ж, кажется мне самому стоит выучить квенья, ибо ты точно не изменишь своей привычки.
Они еще долго стояли, обсуждая предстоящий отъезд и все то, что скрывало грядущее за темной пеленой ночи, а после попрощались и отправились каждый в свои покои. Пустынные коридоры гулким эхом разносили шаги, а застывшие в дверях стражи, напоминавшие мраморные изваяния, провожали короля и командующего взглядами, исполненными ожидания и одновременно непоколебимой уверенности.
Перед дверью в собственную спальню Келеборн ненадолго остановился, словно никак не мог решиться на что-то, а после глубоко вздохнул и переступил порог.
Галадриэль стояла у распахнутого окна и глядела на звезды. Услышав шаги мужа, она обернулась, и в глазах ее, освещенных идущим из глубины фэа светом, Келеборн прочел терпеливое понимание, а так же то, чего увидеть никак не ожидал — смирение.
— Утром мы уезжаем, — негромким голосом сообщил он и пересек в несколько шагов разделявшее их расстояние.
— Разумеется, — кивнула она и положила руки любимому на плечи. — Я ждала этого.
— Надеюсь, что вернусь.
— Я тоже. Мы обе с Келебриан будем ждать тебя.
Муж смотрел в лицо жене и видел в нем отблески грядущей битвы. Разумеется, при других обстоятельствах он бы не смог удержать свою воинственную нолдиэ дома, да и не стал бы этого делать. Но теперь, еще несколько месяцев назад, когда окончательно стало ясно, что решительный час, которого все так ждали, настал, дочь Арафинвэ сама сообщила, что не покинет Дориат.
— Ради Келебриан, — добавила она тогда, и лицо ее осветилось материнской нежностью.
Теперь же супруги стояли, озаренные льющимся в окно звездным светом, и Келеборн вглядывался в дорогие его сердцу черты. Он наклонился, коснувшись губами губ любимой, и Галадриэль прильнула к нему всем телом, прошептав срывающимся голосом:
— Мельдо…
Она целовала его лицо, а руки мужа ласкали стан жены. Дыхание его стало чаще, но тут в коридоре послышались знакомые легкие шаги, и в покои родителей вбежала малышка дочь.
— Ада, это правда?! — прямо с порога требовательно спросила она.
— Что именно, солнышко? — уточнил тот, выпуская жену из объятий.
— То, о чем говорят все стражи во дворце. Вы с королем уезжаете утром?
— Правда, — кивнул отец, и на лице дочери зажглось огорчение. — Пора, час настал. Вечером прилетел посланец от нолдор.
— Это та самая птица, которая порхала перед вратами?
— Да, соловей.
Келебриан коротко, совсем по-взрослому кивнула, а после с тихим всхлипом кинулась на шею отцу. Тот подхватил малышку на руки и, усадив себе на колени, долго-долго сидел перед камином и что-то шептал ей на ухо. Эллет сосредоточенно кивала, а после спросила:
— Папа, а как будет выглядеть этот мир без Врага? Я никак не могу его себе представить. Ведь он был всегда…
— Этого не должно было случиться, малышка, — покачала головой Галадриэль и, подойдя к мужу, положила руку ему на плечо. — И квенди постараются исправить эту ошибку валар.
Где-то неподалеку в лесу застрекотал сверчок, и Келеборн, поднявшись, предложил:
— Давай мы с твоей мамой просто попробуем тебе все показать. Пойдемте в лес.
Келебриан легко вскочила и первая выбежала из покоев. Галадриэль взяла мужа за руку, и тот, воспользовавшись случаем, быстро ее поцеловал. Втроем они покинули Менегрот и перешли по мосту на другую сторону.
Заливисто, звонко пели ночные птицы, летали светлячки, и пряный, тягучий аромат меда и трав кружил голову.
Эльфы вышли на поляну, и Келеборн, кивнув, первый вытянул руку ладонью вперед. Жена встала лицом к нему и сделала то же самое. Келебриан затаила дыхание, и ей вдруг почудилось, что заиграла музыка. Однако всего одно мгновение спустя малышка поняла, что это началась песнь родителей. Она лилась, напоминая одновременно журчание весенних ручейков, шелест нежной молодой листвы и дуновение теплых, ласковых летних ветров. Деревья словно застыли, прислушиваясь к происходящему, и в этот самый момент между ладонями Келеборна и Галадриэль показались первые крупные золотистые искры.
Келебриан замерла, поняв, что сейчас будет что-то интересное. А искр между тем становилось все больше. Они танцевали прямо в воздухе, рисуя на полотне ночного леса разнообразные фигуры. Затем они начали сливаться в движущиеся картины, и скоро она увидела небывалой красоты город из белого камня. Затем показались нис и нэр, которые шли через цветущие поля, взявшись за руки. Город растаял, а на месте его показались цветущие поля Белерианда, о которых ей так часто рассказывали родители. В небе летел сокол, распластав крылья, а прямо на Келебриан скакал всадник. Картины сменяли одна другую, пока наконец снова не начали свиваться в спираль. Келеборн замолчал, а Галадриэль достала синий камень на цепочке, лабрадорит, и стала собирать внутрь искры. Песня текла тягуче и плавно. Когда последний золотой огонек исчез внутри камня, нолдиэ добавила к нему свет звезд. Тогда песнь окончательно смолкла, и эллет подошла к любимому.
— Возьми, — сказала она и надела получившийся амулет ему на шею. — Пусть он вместе с моей любовью хранит тебя и придает сил в бою.
— Благодарю, мелиссэ, — ответил Келеборн глухим голосом, и жена ткнулась лицом ему в плечо, с силой обняв. Он прижал ее к груди, и оба некоторое время стояли, слушая дыхание друг друга и биение сердец.
— Так значит, мир без Врага выглядит именно так? — раздался в тишине восхищенный голос Келебриан.
— Да, — кивнул Келеборн и с чуть слышным вздохом отпустил жену.
— Он прекрасен!
Отец улыбнулся ласково и взял подбежавшую дочь на руки. Еще долго они гуляли по лесу и уже под утро вернулись домой.
Когда на небо взошел Анор, Трандуил и Келеборн простились со своими любимыми и вместе с воинами отправились в сторону границы Дориата. Там им предстояло проститься, ибо путь сына Галадона лежал дальше на северо-восток. Но еще долго Галадриэль с Келебриан и Тилирин смотрели уезжавшим вслед. И можно было подумать, глядя на серьезные, задумчивые лица нисси, что они прозревают судьбы грядущего мира.
* * *
Отзвук серебряного рога, несколько часов назад возвестившего прибытие лордов Химлада в северную крепость, до сих пор звучал в ушах Тьелкормо.
Выйдя от верных во двор, он посмотрел вверх и, заметив легкие перистые облака, поежился.
Небо уже успел позолотить закат. С севера дул холодный ветер, то и дело норовивший забраться под одежду и выгнать оттуда остатки тепла. Однако упрямо цветущие медуницей долины и крики носившихся в вышине птиц дарили радость фэар нолдор несмотря ни на что.
Сорвавшись с места, Тьелкормо почти бегом пересек открытое пространство и взбежал на валганг. Теперь далекие пики Тангородрима были, как на ладони. Фэанарион нахмурился и до побелевших костяшек сжал кулаки. Стоявшие поблизости стражи покосились на него, но вслух ничего говорить не стали. Сердце нолдо сжималась от невыносимой боли, а фэа металась. Оглянувшись, Тьелкормо нашел одно из окон донжона, в котором горел золотистый огонек светильника.
Тинтинэ. Его возлюбленная приехала сегодня в Химринг вместе с нисси семьи Курво, и теперь третий Фэанарион отчетливо, до самого конца осознал, что сразится с кем угодно, лишь бы только она жила и была счастлива. И неважно, сможет ли он сам обнять ее по возвращении или нет.
Небо постепенно теряло глубину и становилось все темнее. Тьелкормо плотнее закутался в плащ и, нахмурившись, еще долго стоял, вглядываясь в далекие тени Ангамандо.
— Ты не веришь в нашу победу? — услышал он за спиной тихий голос Майтимо и вздрогнул от неожиданности.
— С чего ты взял? — нахмурился Турко. — Уж в этом-то я ни минуты не сомневаюсь.
— Тогда что тебя гнетет?
Тьелкормо обернулся и вгляделся в резкие, словно вырубленные из камня черты брата.
— Я вовсе не… — начал он, но тут же оборвал сам себя и вздохнул. — А впрочем ты прав, как всегда. Позаботься о ней.
— Ты о Тинтинэ? — догадался Нельо.
— Да. Понимаешь, дороже нее у меня никого нет, и если я погибну…
Он замолчал на несколько долгих мгновений, и в подступивших плотных вечерних сумерках были отчетливо слышны далекие голоса воинов и пение сверчка. Наконец, младший брат заговорил:
— Я не могу знать, вернусь ли из грядущего боя живым. Я не отступлю, ты знаешь, но мне страшно представить, что станет в этом случае с ней. Я боюсь оставить ее без своей защиты.
— Ты ее любишь, — не спросил, но уверенно сказал Майтимо.
Турко с виноватым видом опустил голову:
— Да.
— Ты можешь внятно объяснить, что происходит? Что мешает тебе просто сделать ей предложение?
Тьелкормо не удержался и хмыкнул:
— Попытаться могу, но внятно? Сомневаюсь.
— Пошли, — решительно скомандовал Майтимо и первым направился в сторону гостиной. Младший простоял на месте всего секунду, а после направился следом за старшим.
Скоро в камине уютно запылал огонь. Хозяин дома разлил по бокалам вино и, поставив на стол блюдо с сыром и мясом, сел в одно из кресел и кивнул, предлагая начинать. Тьелкормо расположился на подоконнике и, обхватив колено, заговорил.
Пламя отбрасывало на стены золотистые блики и разгоняло по углам тени. Со двора доносились голоса стражей. В башне было тихо, и только Охотник все говорил и говорил, рассказывая Старшему свою историю любви с самого начала.
— А теперь, — в конце концов подвел итог он, — я должен держать данное самому себе поспешное слово.
— Она была не настолько юна, — заметил в ответ Майтимо. — Уже в пятьдесят лет эльдар могут заключать брак.
Турко скривился:
— Знаю. Но и ты пойми — мне уже много сотен лет, я видел Древа и вдоволь набегался по лесам. А она считай недавно из детской вышла. И что, сразу в супружеские покои? Я подумал тогда — пусть у нее в жизни будет еще хоть что-то, яркое, запоминающееся, о чем она потом с удовольствием расскажет нашим детям. Решил — пусть поживет немного свободной. А когда ей исполнится сто лет — женюсь.
Майтимо почти в голос застонал и уронил лицо в ладони:
— Что ж вы чудите-то один за другим?
— О чем ты? — удивился Тьелкормо.
— О тебе, о Морьо.
— Он-то тут при чем?
— Да было дело… Он тоже решил, что ради блага любимой не имеет права жениться. На ней. Теперь вот ты. С чего ты взял, что твой страдающей от любви вид скрасит ей эти несколько десятков лет до совершеннолетия? И почему ты думаешь, что ей будет легче от того, что собственные ее чувства не находят выхода?
Старший встал и, заложив руки за спину, прошелся по комнате.
— Понимаешь, — снова принялся объяснять младший, — я уж и сам сто раз пожалел. Но, дав слово, я физически не могу его нарушить. Едва открою рот, чтобы заговорить о возможной помолвке, как горло словно охватывает спазм, и я не могу ни слова произнести.
— Понимаю, — тяжело вздохнул Майтимо.
— В сущности, осталось ждать не так уж и много. Но если во время боя со мной что-то произойдет… Если я погибну… Прошу тебя, позаботься тогда о ней.
Нельо остановился напротив брата и отчеканил решительно:
— Уж об этом мог бы даже не просить. Тинтинэ я бы не оставил в любом случае — твоя возлюбленная член нашей семьи.
— Благодарю.
Тьелкормо встал и видимо намеревался еще что-то сказать, но в этот момент он бросил взгляд в окно и увидел во дворе ту, о которой только что шла речь.
— Тинтинэ! — воскликнул он и, кивнув брату, вылетел из комнаты.
Сбежав по лестнице, он пересек гостиную и рывком распахнул дверь.
— Тинтинэ! — крикнул он и заключил подбежавшую деву в объятия. — Родная…
Долго так стояли они, обнявшись, посреди двора. Над головами тихо мерцали звезды, и кроны деревьев шелестели, точно беседовали.
— Ты только возвращайся живым, — в конце концов прошептала срывающимся голосом дева. — Больше мне ничего не надо.
— Я приложу для этого все усилия, — пообещал Тьелкормо. — Я люблю тебя.
Они посмотрели друг другу в глаза, и обоим в этот момент казалось, что в них заключен весь мир. Фэанарион наклонился и, помедлив всего мгновение, поцеловал любимую.
Звезды все так же мерцали над их головами, а безмолвные тени стражей на стенах напоминали о грядущем.
* * *
Куруфин чуть нахмурился и подошел к зеркалу заплестись. Тишина была напряженной, но не гнетущей. Лехтэ неотрывно глядела на мужа и молчала. Все слова уже были сказаны, а отвлекать супруга она не хотела.
Надежно закрепив волосы, Искусник ненадолго прикрыл глаза, а затем, немного резко тряхнув головой, развернулся и подошел к любимой.
— Мне пора, — тихо произнес он.
— Уже?
— Да. Спущусь в оружейную, надену броню, возьму меч…
— Я понимаю, — Лехтэ прижалась к груди мужа и закрыла глаза, слушая, как бьется его сердце.
Куруфин молчал, и лишь его ладонь скользила по спине супруги, а руки никак не желали ее отпускать.
— Ты только вернись, — наконец прошептала Лехтэ, отступая на шаг.
— От этой клятвы я никогда не отрекусь, — серьезно произнес он. — Я с тобой, до конца этого мира.
— Атаринкэ! Помни — я люблю тебя, — воскликнула Лехтэ и поцеловала мужа.
— Все будет хорошо, мелиссэ, — наконец произнес он.
Супруги вышли из покоев, спокойные и сосредоточенные. Куруфин облачился в доспех, застегнул наручи и поножи, надел шлем. Черный меч, некогда откованный им в Химладе, вскоре был уже на поясе. Сталь еле слышно звенела, просясь в бой и стремясь исполнить свое предназначение, некогда вложенное в нее мастером, выковавшим тогда не только клинок, но и свою судьбу.
Воины Аглона собирались во дворе Химринга, готовясь по приказу командиров покинуть крепость и направиться на север.
Куруфин вновь взглянул на жену, стараясь запомнить каждую черточку, будь то чуть выбившийся из прически волос, или луч Анара на лице, блик в ее глазах.
— Мне пора, — наконец произнес он. — Береги себя, леди Химлада и моего сердца.
— Атаринкэ, — воскликнула она, но муж уже развернулся и вышел из оружейной.
Когда армия нолдор покинула Химринг, Лехтэ поднялась на стену и долго провожала взглядом уходившие отряды, выискивая взглядом мужа и сына.
* * *
— Повелитель, мерзкие нолдор идут сюда, — Саурон склонился, приближаясь к темному трону. — Все, как вы и предвидели.
— А ты сомневался в моем могуществе? — голос Моргота был насмешлив и презрителен.
— Что вы! Как можно! — подобострастно и с некоторой досадой прозвучал ответ.
— Ты выбрал нужных нам пленников?
— Да, мой господин.
— Орки?
— Готовы, повелитель.
— Тролли, варги?
— Ожидают приказа. Вашего приказа, господин.
— Отлично. Позволим подойти глупцам поближе — их боль, агония и смерть дадут нам много сил, приготовься использовать ее с умом, Майрон.
Саурон скривился, но благоразумно промолчал.
— Ступай! Заставь их поспешно атаковать — глумись над нашими рабами, мучай, убивай. Не забывай про чары — если нолдор закончатся, бери этих лесных дикарей.
— Да, повелитель. С превеликим удовольствием я казню их!
— Не сомневаюсь в тебе, мой верный… Саурон. Так тебе ведь больше нравится?
— Да, господин, — воскликнул падший майа.
Моргот прикрыл глаза, позволяя собственной сущности осмотреть окрестности своей твердыни. Армия нолдор занимала позиции. Конницы Химринга и Дортониона располагались в центре. С запада подходила армия Хитлума и… Гондолина.
«Проклятый Майрон! Он же докладывал, что город захвачен Анкалагоном! Тогда почему здесь я вижу знамена Турукано?!» — разгневался вала.
Химлад, Таргелион, эти двое с юга… Подземные коротышки! Все же решили поддержать нолдор. Что ж, проклятье падет на ваш род! Женушка Макалаурэ… спешит на встречу с супругом! Та-а-ак. Какие-то вастаки захотели славы и расположения эльфов… Что ж, скоро к ним придет «пророк» и покарает неверных! Дориатский выскочка… Несомненно и некогда сокрытому королевству придет конец.
О! Кого я вижу! Финрод, подземный король. Как хорошо, что ты явился, да еще и с братом, — отметил про себя Моргот, заметив знамена Ородрета. — Скоро я узнаю, где твой тайный город. И разрушу его. А ты будешь наблюдать, как я ломаю возведенные тобой стены, крушу колонны, убиваю всех, кто встанет на моем пути. Реки крови потекут по подземным коридорам, а ты… ты ничего не сможешь сделать, король, ведь ты окажешься моим гостем. Да! Мне он нужен живым».
— Майрон! — ментальный приказ больно раздался в голове падшего майа. — Финрода привести ко мне живым.
— А если…
— Можно, но он не должен сразу же издохнуть. Ты меня понял?!
— Да, повелитель.
— Выводи пленников — все зрители собрались. Пора начинать.
— Слушаюсь, господин.
Саурон, облаченный в черный доспех, неспешно шел по ступеням, что вели на одну из площадок, расположенных рядом с черными вратами. Наверху, до поры скрытые от посторонних глаз, орки удерживали нескольких пленников.
— Еще! Приведите больше эльфов — эти скоро будут бесполезны.
Саурон не глядя схватил первого узника за неровно обрезанные и местами опаленные волосы и подтянул к краю площадки:
— Смотри! Войско твоих братьев пришло, но… победы ему не видать. Кричи, умоляй их уйти! Ты же не желаешь им своей участи?
Эльф молчал. Тогда заговорил Саурон, усилив чарами свой голос во много раз:
— Приветствуем вас, эльфы, люди, гномы. Вы пришли вовремя — Повелитель Белерианда и всей Арды готов принять вашу службу. Если же ваша цель заключается в ином… то узрите, что ждет каждого непокорного!
Саурон жестко встряхнул пленника и быстрым ударом кинжала ослепил его. Крик несчастного разнесся над Ард Гален, но послужил лишь началом жуткого зрелища, приготовленного падшим майа.
Вскоре в воздух полетели первые стрелы, сорвавшиеся без приказов командиров. А Майрон упивался властью и муками своих жертв. Командиры уже с трудом сдерживали своих воинов, когда особенно горький крик терзаемой девы вынудил скрытый до поры от глаз врага отряд авари схватиться за оружие и кинуться к еще закрытым вратам.
— Куда?! Стой! — одновременно прокричали Амбаруссар и их старший брат, но было поздно.
Обезглавив ставшую ненужной жертву, Саурон приказал открыть Врата и выпустить первый отряд орков — не самых совершенных, но свирепых и кровожадных.
Бой начался.
Амбаруссар переглянулись и подняли руки, отдавая приказ войску Амон Эреб и той части авари, что пошла с ними.
— Мы не оставим вас, братья, — прокричал Амрод.
— Вперед! Враг будет повержен, — поддержал его Амрас.
Травы сминались под копытами коней, взметалась пыль. Она застилала глаза, мешала видеть противника и расположения других воинств нолдор.
— Куда?! — донесся до близнецов яростно-грозный крик Маэдроса, когда Амбаруссар миновали замершую в ожидании конницу Химринга. Однако близнецы уже не слушали никого и устремились вперед, туда, где под самыми вратами бился обнаруживший себя до времени отряд авари. Немногим позже младшие Фэанарионы заметили помощь, спешившую с запада. Знамена Финдекано приближались, давая знать, что войско Хитлума тоже вступило в бой.
Саурон хохотал, глядя, как легко ему удалось спутать планы нолдор. Теперь только ему решать, как будет развиваться бой, кого уничтожить первым, а с кем поиграть.
— Не дайте им нанести удар и отойти, — скомандовал падший майя. — Пусть увязнут в сражении.
«Посмотрим, что ты предпримешь, когда твой дорогой друг издохнет здесь, у неприступных стен твердыни, а ты даже не сможешь атаковать, опасаясь затоптать своих тупоголовых братьев!» — думал Саурон, глядя на знамя старшего из сынов Фэанаро, и хохотал, предвкушая встречу. Вновь пленить и отыграться за все постыдные поражения — вот чего жаждал Саурон, подстегивая своей темной волей новые отряды, выходившие из врат Ангамандо.
Авари были окружены, но дрались, словно дикие кошки. Ловкие, верткие и такие же опасные, они погибали, но неизменно забирали жизни многих врагов. Лучники Амон Эреб выпустили уже не один десяток стрел, помогая собратьям, когда Черные врата отворились в очередной раз, и грозное полчище ринулось из тьмы Ангбанда.
— Вот мы и в первых рядах, как ты и хотел, — усмехнулся Амрод, и его меч снес голову особо наглой твари. На западной стороне тоже шел бой. Войско Финдекано подобно острому клинку врезалось в армию Моргота и увязло в сражении.
Лязг оружия, крики, ржание коней оглушали, порой мешая ориентироваться даже опытным воинам и охотникам.
— Надо отойти восточнее, — крикнул брату Амрас.
— Зачем? — удивился близнец. — Мы отбили авари, сейчас начнем прорываться к вратам. Смотри! Они снова открываются.
— Тем более! Отходим, — приказал старший из близнецов.
— Но…
— Никаких «но» — мы мешаем Майтимо и…
— Понял. Но как же Финьо?
— Судя по всему, ему тяжело, но он продержится. Если же мы не позволим атаковать центру…
— Понял.
Звук рога разнесся над полем, но темное войско не желало отпускать такой удобный живой щит. Варги бросались на коней, норовя перегрызть им сухожилия, вцеплялись в закованные в броню ноги всадников, пытаясь стянуть их на землю. Твари гибли, но не отступали, боясь гнева хозяина больше, чем собственной смерти.
Близнецы отчаянно рубились, стараясь как можно быстрее сместиться к восточной части поля. Теперь им приходилось сдерживать своих воинов, что опрометчиво стремились прорваться к самым вратам. Те смельчаки, что смогли достичь стен Ангамандо, падали замертво, сраженные не иначе как злым колдовством Моргота и его слуг.
— Они смещаются, — воскликнул Ангрод, стоявший рядом с Маэдросом. — Да, еще немного, и мы наконец сможем атаковать.
Наконец Амбаруссар смогли отвести отряды, и тяжелая конница нолдор рванула вперед, сокрушая врагов. Меч Майтимо разил тварей, которые не успевали убраться с его пути. Белое пламя, что полыхало в его глазах, жгло орков, вынуждая отступать и в ужасе падать на землю, предпочитая найти свой конец под копытами коней.
Ангарато и воины Дортониона сражались рядом, и лишь Айканаро, беспрестанно выкрикивая имя любимой, летел вперед, и никто и ничто не могло его остановить. Саурон презрительно поморщился, наблюдая, как его орки гибнут, отряд за отрядом. Его злая воля больно подхлестнула собственное войско, и, ярясь и плотоядно щерясь, из Черных врат вышли волки-оборотни.
От скал то и дело откалывались каменные глыбы и на огромной скорости врезались в сражавшихся, не щадя ни эльфов, ни собственных воинов. Орков и прочих порождений тьмы все же было еще много.
Твари стремительно прорывались вперед, желая не столько защитить и без того почти неприступную твердыню, сколько разделить армии нолдор, спутать их планы и убить, порвать и сокрушить ненавистных эльфов.
Маэдрос давно отдалился от Ангарато, яростно сражаясь, ведя за собой неустрашимых воинов Химринга и предоставляя возможность войску Дортониона следовать по уже расчищенному пути, как неожиданно для него тревожно прозвучал рог Хисиломэ, а следом рухнуло вниз знамя Финдекано.
* * *
Сделанный из темной стали меч ирча легко вошел в грудь бежавшего впереди всех аваро, с громким хрустом провернулся в ране, и отважный воин, не выдержав невыносимой боли, закричал, мешком оседая на землю.
— Нет, — вздрогнув, прошептал Финдекано, ощущая боль лесного квендо, словно собственную.
Эрейнион рядом напрягся и успокаивающе погладил по шее своего коня.
Плотные серые тучи над их головами заволокли небо, не пропуская ни единого животворящего луча Анара. Вышедшие из ворот Ангамандо твари кричали, распаляя ярость и прогоняя сидевший глубоко внутри страх перед Сауроном. Ледяной ветер носился над Ард Гален, разнося острый, железистый запах крови убитых только что пленников.
— Атто, не торопись, — глухим голосом попросил Туор, однако сын Нолофинвэ его не услышал.
Далеко впереди, у темных врат, очередной аваро простился с жизнью, и его неистовая, нетерпеливая голова покатилась по земле в сторону отрядов нолдор. Кто-то из ирчей рвал противника голыми руками, кто-то жрал еще живую плоть, наплевав на приказы своих командиров, и Финдекано Астальдо почувствовал, как собственная фэа его сжимается от невыносимой боли и ярости.
— Авари наши союзники, — в конце концов объявил он, окинув взглядом ряды воинов Хисиломэ. — Мы не имеем права предать их. Вперед!
Король нолдор первым сорвался с места, словно сияющая серебристо-голубая молния, и устремился на выручку. Одновременный крик Эрейниона и Туора: «Отец!», резанул по ушам, однако Фингон не оглянулся.
— Проклятье валар, — в голос выругался лорд Виньямара и крикнул, обернувшись к брату, — скорее за ним, торон!
Тот коротко кивнул в ответ, и, подняв одним движением часть воинов Ломинорэ, устремился следом за королем и отцом. Туор оглянулся, взглядом нашел бывшего лорда Дома Золотого цветка и приказал ему:
— Глорфиндель, ваша задача вместе с Домом Хадора и харадрим князя Иннары держать наш фланг. Столь тщательно выстроенные планы битвы не должны рухнуть.
— Понимаю и сделаю все, что возможно, — кивнул тот.
— Благодарю! Эарендил, со мной!
Юного сына двух народов не нужно было просить дважды. Уже на скаку вынув меч из ножен, он занял привычное место слева и на полшага позади отца и начал высматривать свою первую в этом бою добычу.
Крики ярости, звон мечей и стоны раненых слились в один протяжный, непрекращающийся гул. Фингон и те, кто последовали за ним, скоро преодолели отделявшее их от темных врат расстояние и врезались в ряды тварей, топча копытами ирчей и на ходу снимая их головы с плеч.
Те авари, что не успели погибнуть в первые же мгновения боя, теперь, завидев помощь, бросились врассыпную, прячась за спинами нолдор и крупами их коней.
«Деритесь!» — хотел крикнуть им Туор, но промолчал, понимая, что лесным воинам необходимо преодолеть собственный съедавший душу страх. Однако вскоре, прикрываемые союзниками, они вступили в бой, метко разя противника стрелами. Нолдор бились с тварями Врага, но в приоткрывшихся воротах уже показалось подкрепление. Свежие силы ирчей, варгов и темных волков устремились к нолдорану, сиявшему впереди подобно очень яркой и живой звезде, и стало ясно, что отряды Хисиломэ и Ломинорэ рискуют всерьез увязнуть и нарушить весь ход заранее распланированной битвы.
— Не дайте им окружить короля! — голос Эрейниона гремел над Ард-Галеном.
На Финдекано нападали одновременно не меньше десятка тварей, стремясь достать его и повалить на землю, уже изрытую копытами коней и вытоптанную сапогами воинов. Туор лихорадочно соображал, что еще можно сделать в сложившейся ситуации, и только то, что часть авари все же спаслась, вселяла в сердце надежду.
«Ох, атто, — с болью в сердце думал он, — в тебе та же кровь, что и в Нолофинвэ. Но мы не можем потерять еще и тебя!»
Одним движением он снес башку ближайшей твари, как вдруг по рядам нолдор прокатился сдавленный стон, и Туор заметил, как дрогнуло и пало знамя отца. Он не знал, что тому виною был огромный оборотень, вцепившийся зубами в древко и легко перекусивший его. Воины нолдор отчаянно сражались, противостоя порождениям тьмы, но острые зубы и когти новых детищ Саурона без особого труда разрывали сталь доспехов, если попадали в стыки пластин. Вечный звериный голод гнал их вперед, заставляя забывать о собственной безопасности. Только еще живая плоть могла насытить этих хищников, и, если мечи нолдор были недостаточно проворны, среди звуков битвы разносилось чавканье и утробное рычание.
Фингон в очередной раз сразил подобную тварь, когда выпущенный откуда-то сверху болт сбил шлем с его головы. Мир на мгновение качнулся перед глазами, но король удержался в седле. Меч нолдорана почти настиг метнувшегося под ноги коню орка, когда другой ирч схватил Финдекано за волосы и попытался опрокинуть на землю. Однако рука твари неожиданно соскользнула, так и не достигнув цели. Орк попытался повторить попытку, но завизжал от боли в руке, а в следующий миг рухнул, подавившись нолдорской сталью. Фингон, не прекращая бой, отыскал глазами рвущегося к нему Майтимо и с благодарностью улыбнулся ему. Заколка-амулет, давний подарок друга, которой он закрепил волосы перед боем, скорее всего спасла ему жизнь.
Туор с облегчением вздохнул, убедившись, что отец все еще в седле, и снова ринулся в гущу сражения, целясь в горло одного из командиров орков.
* * *
— Махал с нами, верные сыны отца нашего! Вперед! Покажем остроухим, как надо воевать! — раздался суровый бас грозного Раина, что вел войско наугрим на битву.
В свое время Морифинвэ говорил с разными предводителями подгорного народа, но для участия в битве решил выбрать лишь тех, кто действительно ненавидел Моргота и готов был биться с ним почти безвозмездно. Почти. Потому как ежели никто и ничто непосредственно не угрожало жизни наугрим, те неохотно выходили из своих подземелий. Разве что ради торговли. Или боя. Так что то, что Карантир пообещал им беспошлинную торговлю в течении ста лет, можно было и не считать платой за присутствие гномьего хирда в битве.
Те же наугрим, кто возжелал получить драгоценности, остались дома, а некоторые и вовсе перешли на сторону Врага. Однако камни и золото, которые посулил Моргот, им не пригодились. Сыны Махала не любили предателей и беспощадно убивали переметнувшихся сородичей, считая их такими же тварями, как и орков.
Войска Химлада и Таргелиона сражались на равнинах Ард-Галена, быстро почерневшего от крови. Тьелпэринквар старался ни на миг не выпускать отца из виду, однако это не всегда ему удавалось. Успокаивало его лишь осознание того, что Хуан на этот раз сражался рядом со вторым из лордов Химлада, предоставив Охотнику возможность разить мечом тварей, не опасаясь зацепить верного пса. Волкодав же рвал орков, вцеплялся в глотки варгов и храбро шел на оборотней, вздыбив шерсть и клыки.
Тьелпэринквар дважды сразил орков, подобравшихся к Куруфину со спины, трижды помог дяде и примерно столько же раз мысленно поблагодарил родичей, чьи мечи оградили его самого от вражьих секир, когда он услышал, а после увидел, что войско Хисиломэ остро нуждается в помощи. Рухнувшее знамя послужило последней каплей, и он, получив одобрительный кивок от Тьелкормо, повел свой отряд вперед, понимая, что дядя Майтимо, который также устремился на помощь, просто не успеет прийти вовремя. Краем глаза он заметил взметнувшуюся серую тень, что впилась в горло очередного ирча, возжелавшего достать второго лорда Химлада. Хуан не жалел сил, оберегая дорогих ему нолдор, а те в свою очередь продолжали сметать тварей, что по-прежнему наседали на эльфов. Щиты не раз взметались вверх, закрывая воинов от стрел и болтов, что летели в них с каменных уступов северной твердыни. Медленно, пядь за пядью, армия нолдор приближалась к наглухо закрытым вратам, у которых развернулась жесточайшая битва.
* * *
— Держать строй! — крикнул Тьелпэринквар следовавшим за ним воинам.
Ведомые Куруфинвионом отряды нолдор подобно серой, закованной в сталь лавине накатились на ряды тварей, стремившихся любой ценой уничтожить короля. Ирчи завизжали, и скоро стало ясно, что соотношение сил переменилось. Туор и Эрейнион на ходу благодарно кивнули Тьелпэ и, все вместе отбросив орков, выровняли наконец собственные ряды.
Давно отошедшие от первого ужаса авари вновь натянули луки, целясь в головы тварей Ангамандо, и Куруфинвион скомандовал:
— Отходим! Строя не терять! К своим!
Ирчи в ярости завизжали и кинулись на ряды нолдор с удвоенной яростью, однако великолепно натренированные воины Химлада продолжали выполнять поставленную перед ними задачу, не поддаваясь эмоциям.
Тьелпэринквар невольно вздохнул с облегчением, отметив про себя, что многие годы тренировок все-таки принесли результат. Отход, самый сложный вид боя, сначала долго не давался воинам, однако теперь они шли по травам, сквозь поднятую тысячами ног густую пыль Ард Гален, не нарушая собственных рядов и сея панику среди орков. Те раз за разом атаковали и один за другим падали, сраженные мечами нолдор.
Пространство перед воротами Ангамандо, столь необходимое для планов дяди Майтимо, уверенно освобождалось. Когда же отряды Ломинорэ и Хисиломэ влились в ряды атани Дома Хадора и вастаков, вновь став на западном фланге единым фронтом, над травами Ард Гален победно прозвучал рог Химлада.
* * *
— Оростель, мы должны что-то сделать, пока эти глыбы не передавили всех наших воинов! — крикнула Алкариэль и невольно подняла руку, защищая глаза от взметнувшихся туч пыли.
Очередной отколовшийся от пиков Тангородрима камень с оглушительным грохотом упал вниз, и громкий, полный отчаяния крик одного из воинов лучше всяких слов сообщил вдове Макалаурэ, что этот удар Врага достиг цели. Командовавший войском Врат советник скрипнул зубами и выругался сквозь зубы:
— Задницы раукар, так мы и правда всех потеряем! Но отходить от намеченных позиций мы не имеем права.
— Об этом я вас и не прошу! — заверила его нис.
Двое из целителей Рамиэля, пригибаясь от летевших со всех сторон стрел и разивших мечей, подхватили раненого и понесли его к обозам. Оростель огляделся по сторонам и нашел взглядом Нарсиона.
— Понял, — кивнул тот, выслушав приказ командующего. — Сейчас попробуем. Развернуть баллисты!
Последние слова уже были обращены к воинам. Огромные металлические копья вылетели с оглушительным свистом и устремились на север, к черным пикам. Несколько громадных валунов разлетелось осколками, от которых воинов уже вполне могли защитить щиты.
Ворота Темной крепости вновь приоткрылись, выпуская ирчей, варгов, а так же нескольких троллей. Оглушительный крик нолдор: «За свет!» слился с боевым кличем вастаков: «Нгхайрэ!» и призывами синдар Дориата: «За короля!»
— Госпожа, вы бы побереглись! — в очередной раз попросил Оростель, походя снимая башку с плеч слишком близко подошедшего орка.
— Мы это уже обсуждали! — потемневший от крови тварей меч Алкариэль мелькнул в воздухе и безошибочно вошел в глаз какого-то ирча. Нис против воли брезгливо поморщилась, но все же начала высматривать свою следующую добычу.
Однако Оростель не сдавался:
— Ваш муж…
— Он оставил меня, так что теперь я должна справляться без него!
Советник замолчал, поняв, что еще один спор успеха не принесет, и сосредоточился на том, что действительно было в этот момент важно — на управлении восточным флангом войска нолдор и их союзников.
Рев тварей, стоны раненых, звон мечей — все слилось в один непрекращающийся, рвущий фэар вой.
— Валите троллей!
В головы тварей полетели камни из катапульт, синдар Келеборна натянули луки, и сотня сияющих светом Анара стрел одновременно взмыли ввысь и вскоре нашли свои цели, причиняя отродьям тьмы невыносимые страдания. Бой закипел с удвоенной силой.
— Танну, слева! — услышала Алкариэль голос князя Хастары и, на ходу отразив удар победно ухмыляющегося ирча, поблагодарила вастака.
Ни перекошенные ненавистью хари тварей Моринготто, ни кровь и звуки разрываемой плоти, ни хруст костей — ничто ее больше уже не пугало. Почти. Фэа нис содрогалась, но мысль о том, что там, далеко на юго-востоке, за стеной Артахери, находятся сейчас те, кого им всем необходимо защитить, придавала сил. Раненые в прошлом бою воины, которые уже не имели возможности поднять оружие, дети, жены и девы. Их было так много и так бесконечно мало. И ни один огонек, зажженный однажды Единым, не должен был погаснуть.
Войско нолдор и союзников, ведомое лордом Химринга, уверенно продвигалось к воротам Темной крепости, и с каждым шагом сопротивление тварей становилось все ожесточеннее. Послышался вой варгов, и ирчи, оседлав волков, бросились на воинов Врат.
— Строя не терять! — разлетелся над рядами нолдор призыв Оростеля.
Меч Алкариэль вонзился в горло пешего ирча, но нис понимала — ее сил едва ли хватит, чтобы справиться с секирами тех, кто теперь приближался. Копье твари ударило в плечо, едва не вышибив дух, однако мифрил кольчуги справился, защитив нежную плоть. Леди Врат гневно скрипнула зубами, схватив рукой древко и, не без усилия оттолкнув, перерубила мечом.
Еще один орк вцепился в ее колено, и Алкариэль перерезала его горло кинжалом. Однако следующий удар леди отразить уже не успевала, это она осознавала отчетливо. Летевший прямо на нее командир ирчей уже победно ухмылялся, варг под ним скалился, предвкушая живую плоть эльфийки, однако в этот самый момент в воздухе мелькнул изогнутый восточный меч, и крик князя Хастары: «Танну, назад!», заставил ее попятиться, уходя с линии удара.
Со стороны башен в потемневшее небо над Ард Гален взмыли два дракона, размерами заметно меньше погибшего во время Дагор Морлах Глаурунга. Выпустив в сторону сражавшихся по струе огня, они прокричали на темном наречии: «Смерть убийцам!», и устремились на восточный край битвы.
Харадец пинком отшвырнул башку убитого им только что варга и, последним ударом добив его наездника, поискал взглядом леди нолдор, желая убедиться, что та жива.
Саурон скривился в злобной усмешке, полной презрения и одновременно ярости:
— Посмотрим, как вы запоете, когда за вашими спинами заполыхают дома. Эй, вы, крысюки! Чтоб одной ногой уже сейчас были в Дориате и спалили его дотла вместе с самозваным королем! А после настанет время и иных земель…
Орки, к которым был обращен приказ, заметно содрогнулись и, согнувшись в подобострастном поклоне, но ругаясь себе под нос, вскочили на спины варгов. Твари зарычали, предвкушая живую добычу, и Черные врата с оглушительным скрипом распахнулись, выпуская отряд.
Звон мечей, скрежет раздираемых доспехов, крики ярости и боли, стоны раненых — звуки сплетались в один кошмарный, оглушающий, рвущий фэар вой, который летел над просторами Ард Гален, словно птица, парящая в вышине.
Отряды нолдор и их союзников все увереннее продвигались к стенам Ангамандо, тесня ирчей и варгов. Тролли лежали безжизненно, похожие на каменные глыбы, из которых вышли в предначальные времена, и все же верный пес Моринготто предвкушал грядущую победу Тьмы. В глазах его злым оранжевым пламенем пылала ярость. Он взглядом поискал на поле боя Тьелпэринквара и прошипел:
— Дерись, дерись, выкормыш прОклятых нолдор, жалкая тень своего деда. Пусть ты и одолел меня однажды, скоро тебе все равно придет конец. Я сотру тебя в пыль, а прах перемешаю с грязью под ногами и мочой орков.
Отряд тварей, только что покинувших Ангамандо, развернулся в сторону третьего, самого младшего лорда Химлада, и Саурон довольно захохотал. Однако пронзительный крик парившего в небесах беркута заглушил эти звуки. Огромная птица пролетела над рядами воинов, вглядываясь в их лица, и, заметив бьющегося с волколаком Куруфинвиона, вновь пронзительно закричала.
Ведомый Драуглуином, предком всех волколаков, отряд тварей ударил в ряды нолдор, словно огромный таран.
— Вперед! — пролетел над Ард Гален голос Тьелпэринквара. — За Свет!
Воины подхватили призыв командира, и нолдорская сталь, и без того уже изрядно потемневшая от черной крови, вновь принялась разить, разрывая тела ирчей, снимая головы с плеч.
Варги и волколаки рычали, силясь добраться до плоти эльдар, и с их клыков капала слюна. Ирчи пронзительно визжали, пытаясь найти бреши в доспехах своего противника, однако эльфы уверенно продолжали теснить, постепенно приближаясь к вратам.
— Они пытаются прорваться на юг! — догадался Тьелпэ. — Нельзя этого допустить. Иначе, покончив с синдар Дориата, они могут ударить нам в спину. Всем держать строй! Бейте их! Наша цель впереди — там, за Железными воротами!
Голос Тьелпэринквара пролетел над рядами сражавшихся, вселяя силы в кровь и фэар воинов нолдор. Твари, яростно рыча, удвоили натиск. Драуглуин, прищурившись, безошибочно нашел предводителя и, скинув со спины мешавшего ему седока, кинулся на сына Куруфина. Орк завизжал от боли, угодив на клыки следовавших за предводителем варгов, а их прародитель обрушился всей массой на Тьелпэринквара, стремясь подмять его. Эльф попытался скинуть тварь и, наугад полоснув мечом, понял, что угодил в лапу. Драуглуин, казалось, не заметил раны. Вновь кинулся он на ускользнувшего было эльфа, и стало ясно, что он не намерен отпускать его живым. Однако Куруфинвион и не собирался бежать.
В небе, плотно затянутом низкими серыми облаками, стелились дымы первых пожарищ. Саурон хохотал, наблюдая кровавую бойню, и темная фэа его ликовала, наслаждаясь зрелищем.
Нолдор, ведомые Куруфинвионом, один за другим уверенно поражали варгов и следовавших за ними ирчей, однако не было тех, кто мог бы теперь прийти им на выручку — каждый из отрядов союзников увяз в собственном сражении. И все же Тьелпэ видел, что надолго сил его воинов не хватит, и тогда он, опустив собственный меч и склонив голову, запел.
— Лорд, нет! — раздался крик ближайшего воина.
В воздухе мелькнула сталь, и лишь чудом зубы Драуглуина не сомкнулись на шее младшего лорда Химлада.
На этот раз победный хохот Саурона услышали все. Куруфин скрипнул зубами, поняв, что не успевает на помощь сыну, но тут огромный беркут спикировал с небес и вцепился в холку обнаглевшей твари.
Песнь Света летела к небесам, все выше и выше, и твари Моринготто дрожали от ярости, почти физически ощущая, как силы покидают их. И тем яростнее они кидались на ряды по-прежнему наступавших нолдор.
Тьелпэринквар наконец вновь поднял меч и ударил в морду Драуглуина, рассеча пасть надвое. Волколак взвыл от боли, а беркут еще яростнее вцепился в его загривок и начал рвать когтями.
Визги, крики и скрежет стали слились в одну чудовищную какофонию, которую внезапно заглушил яростный рев не иначе как чудом взявшейся в гуще сражения огромной медведицы. Она вынырнула из-за спин воинов и бросилась на того, с кем бился Тьелпэринквар.
Эльф улыбнулся благодарно зверю и птице, и Песнь его зазвучала победно и звонко, причиняя тварям невыносимые страдания.
— Благодарю вас, друзья! — крикнул он наконец, одним мощным ударом снося голову Драуглуину.
Огромная тварь, предок всех волколаков и варгов, пал, заливаясь собственной кровью, и радостный, победный крик нолдор заставил дрогнуть прислужников тьмы.
Уцелевшие орки развернулись и побежали к Черным вратам, чтобы там пасть от ярости Саурона, и лишь трое еще уцелевших волколаков, с разбегу перескочивших через ряды нолдор, огромными прыжками устремились в сторону пустошей Нан Дунготреб, намереваясь во что бы то ни стало выполнить приказ своего повелителя.
А Песнь эхом все летела и летела над Ард Гален, вселяя в сердца надежду.
* * *
— Сссмеееерть убийцам Глаурунга! — пронзительный крик двух молодых драконов подобно ветру разнесся над Ард Гален. — Мееееесссть!
Эльфы поморщились, услышав темное наречие, причинявшее им почти физическую боль, и с тревогой посмотрели вслед летучим тварям, устремившимся на юго-восток, в сторону Врат, которые теперь, спустя тридцать шесть лет после гибели Макалаурэ, большинство эрухини невольно называли землями леди Алкариэль. Дор Хирил на языке синдар.
Травы клонились, словно хотели спрятаться от темного пламени. Небо застилали плотные, низкие серые тучи, лениво плывшие на юг. Холодный северный ветер встречался с теплым южным и вступал с ним в схватку, и тогда животные прятались, опасливо поглядывая при этом в небо.
Драконы летели, поглощая лиги, и вскоре на горизонте показалась длинная тонкая линия. Стена Артахери.
— Лорд Вайвион, посмотрите на север. Что там? — голос одного из дозорных заставил того вздрогнуть.
В мгновенье ока он взбежал по лестнице на валганг и, стиснув холодный камень стены, сквозь зубы выругался, вглядываясь до рези в глазах:
— Драконы. Вот мы и дождались. Все же Враг решил не оставлять нас в покое.
Воины тревожно переглянулись, и один из командиров озвучил волновавший всех сейчас вопрос:
— Надеюсь, наши братья, ушедшие на битву, живы.
— Наверняка, — уверенно ответил Вайвион. — Иначе бы здесь уже были не только летучие твари, но и варги с ирчами. Всем приготовиться к бою!
Нолдор заметно приободрились и бросились исполнять распоряжения командиров. Через несколько секунд вал ощетинился стрелами, баллисты развернули металлические острия копий к небу, в катапульты были уложены камни, и только дозорные по-прежнему недвижно стояли, всматриваясь в горизонт.
— Нельзя их пропустить, — бормотал себе под нос Вайвион, до побелевших костяшек сжимая навершие меча.
Перед глазами его отчетливо стояло до сих пор терзавшее душу собственное невольное предательство, в результате которого погиб его лорд и друг. Совсем недавно, когда армия нолдор и союзников собиралась к Черным вратам, сам он настаивал, стоя перед леди Алкариэль и Оростелем:
— Я недостоин доверия. Я отказываюсь от командования.
Госпожа Врат нахмурилась и, сжав пальцы в кулак, уперлась им в деревянную столешницу:
— Вы не имеете права на это, Вайвэ. Вы нужны нам больше всего именно сейчас.
Однако нолдо не смутился:
— Я не хочу снова стать причиной чьей-нибудь гибели.
— Вы устоите, — вставил Оростель. — Только не снимайте щит аванирэ.
— Я не могу.
— Ваш опыт пригодится всем нам, — не согласилась Алкариэль.
Спор тогда затянулся почти до рассвета. Однако недаром воины уважали и успели за три с половиной десятка лет искренне полюбить свою госпожу — в конце концов второй советник был вынужден сдаться под напором доказательств и убеждений. Походная сумка, с которой он намеревался уже отправиться в изгнание, была разобрана, и только беспокойные думы о будущем до сих пор оставались вместе с нолдо.
— Не снимать аванирэ! — напомнил он воинам, и его строгий приказ дважды прокатился по валу, эхом отразившись от окрестных скал.
Драконы стремительно приближались, и один из певцов, усилив собственный голос легкими чарами, начал Песнь, сложенную однажды Тьелпэринкваром против пут Тьмы. Она не способна была повредить созданиям, для которых Тьма была самой сутью, и все же драконы замедлились, забившись в воздухе, и их полный боли крик долетел до позиций эльдар.
— Лучники, на изготовку! — крикнул Вайвион. — Взвести баллисты!
Твари закричали, поняв, что добыча может ускользнуть еще до боя, и, преодолевая собственную рвущую мозг боль, бросились вперед.
— Пли! — раздалась команда, и несколько сотен стрел взмыли в небо.
Драконы перевернулись в полете, оберегая глаза и уязвимое брюхо, и, выдохнув по струе пламени, спикировали на Артахери, стараясь ухватить эльфов когтями или зубами.
Раздался звон мечей. Нолдор кинулись в бой, и два дракона, получив сразу несколько не опасных, но чувствительных ран, вновь взлетели, развернувшись в сторону земель между рукавами Гелиона.
Две новых струи пламени, вырвавшись из пастей тварей, подожгли травы. Летучие змеи ударили крыльями, на один короткий миг приоткрыв брюхо, и стрелки нолдор не преминули воспользоваться этим. Одна из огромных железных стрел баллисты с визгом сорвалась с ложа и, вонзившись в брюхо ближайшего дракона, вышла со спины. Тварь перевернулась в воздухе и, издав тошнотворный, рвущий фэа визг на темном наречии, камнем рухнула на траву. Эльфы кинулись добивать противника, а второй дракон, увидев, что его брат погиб, мгновенно забыл о маячившей в воображении крепости, полной нежного мяса эльфийских дев, и ринулся на обидчиков.
— Сссмееерть ууубийцааам! — прошипел он и, клацнув зубами, откусил голову неосторожно подставившемуся молодому воину.
Сразу несколько стрел ударили его в горло и крылья. Воины у баллист прицелились, метя твари в глаза, но тот не стоял на месте, носясь от одного нолдо к другому. Вайвион опасался, что тварь может наложить чары, но то ли дракон был слишком юн и потому неопытен, то ли их всех спасал щит аварирэ. А, может, Песнь, все громче звучавшая из уст менестреля, не давала дракону сосредоточиться.
Тварь металась по стене, давя воинов своей немалой тушей, опаляя камень, пока в конце концов одно из орудий баллисты, вырвавшись с визгом с ложа, не прекратила мучения. Дракон упал безжизненно, истекая кровью, и эльфы, добив врага, сбросили его со стены. Целители кинулись помогать раненым, а Вайвион, украдкой вздохнув с облегчением, вновь нахмурился и подошел к бойнице. Мысль, как там, далеко на севере, их братья, не давала покоя.
— Не расслабляться, — приказал он стоявшему рядом командиру. — Быть может, это только начало, и на подходе новый, более многочисленный отряд.
Тот кивнул и, передав приказ, отправился проверять раненых.
* * *
Бой продолжался уже несколько суток. Плотная пелена колдовского тумана и дыма, пришедшего из темных земель севера, надежно закрывала небо, не давая лучам Анара жечь тварей и вселять надежду в сердца нолдор. Порой часть отрядов эльфов отступала в лагерь, разбитый на южной стороне Ард Галена — отдых и помощь раненым были необходимы.
Саурон не жалел ни орков, ни варгов, тем более, что слуг пока хватало. Потому для него и стал полной неожиданностью приказ повелителя остановиться и не открывать врата.
Бой кипел уже под самыми стенами Ангамандо. Войско Химринга теперь сражалось вместе с нолдор Хитлума, и вновь поднятое знамя короля развевалось рядом с алым стягом Первого Дома. Воины Дортониона повалили очередного тролля и, несмотря на многочисленных варгов, беспрерывно атаковавших их, продолжали продвижение к твердыне Моргота.
— Он что-то задумал, — произнес Маэдрос, обращаясь к кузену.
— Уверен?
— Да. Только не пойму, что, — меч Фэанариона со свистом рассек воздух и с характерным звуком вонзился в плоть подобравшегося слишком близко орка.
— Мы выстоим. Чтобы ни задумал Враг… — договорить Финдекано не успел. Земля вздрогнула под ногами коней и эльфов. Казалось, стонал сам воздух, ужасаясь тому, что происходило в подземельях Ангамандо.
— Отойди на западный фланг, — то ли предложил, то ли скомандовал Маэдрос.
— Нет. Я останусь здесь, под стенами Ангамандо, — ответил король.
— Финьо, не время спорить! Мы не знаем, что задумал Моргот. Но в одном я уверен точно — тебя, короля, он не должен заполучить! — твердо стоял на своем Фэанарион.
— Я не могу оставить тебя одного, — упорствовал Финдекано.
— Твои лучники помогут нам. Да и мои братья рядом, — не отступался Маэдрос.
— Нельо прав, — раздался третий голос. — Я чувствую нечто ужасное. Я и мои воины здесь нужнее.
— Финдэ, но…
— Уходи на западный фланг! — в два голоса почти прокричали кузены, и королю пришлось им уступить.
Финрод тем временем старался успокоить фэа, которая билась, словно в тисках, и готова была взывать ко всем Стихиям одновременно, ощущая невиданное и чудовищное зло.
— Я подойду к самым вратам. Бой почти затих, но я чувствую, что должен быть там, — произнес Финдарато.
— Не стоит. Это может быть ловушка. Я знаю, что Моргот сейчас создает нечто темное. Лучше встретим его новых тварей стрелами.
— Я и не рассчитывал, что ты меня поймешь.
— Не стоит рисковать воинами напрасно!
— Кто говорит о войске Нарготронда? С ним остается Ородрет. А я иду к Вратам. Один.
— Финдэ!
Лишь десяток верных сорвались за своим королем, нарушив его приказ. Маэдрос же развернул войско так, чтобы на пути конницы Химринга не было ни одного отряда нолдор — только так он успеет прийти на помощь упрямому кузену.
С другой стороны подобным образом перестраивались армии Таргелиона и Дортониона.
* * *
— Сколько осталось пленников?
— Около пятидесяти, повелитель, — склоняясь, ответил Саурон.
— А ты хорошо порезвился в начале битвы, — рассмеялся Моргот.
— Только прикажите, и я приведу вам еще. С нижних ярусов.
— Не стоит. Пусть работают, — падший вала осмотрел помещение, предназначенное в основном для допросов особо упрямых эльфов. Достав все необходимое, он на какое-то время замер, призывая силы, подвластные лишь ему.
— Приведи первый десяток, — приказал Моргот.
— Слушаюсь, повелитель, — Саурон быстро покинул пыточную, а вскоре орки-надзиратели приволокли пленников.
— Закрепить надежно. Глотки не затыкать — пусть орут, если так пожелают, — распорядился вала.
Слуги поспешили исполнить приказ, но даже присутствие падшего валы не оставило некоторых от попыток сопротивления. Однако орков было больше.
— Запоминай и учись, мой дорогой Май… Саурон, — ликующе произнес Моргот. — Такого колдовства еще не ведала Арда! Я, только я смогу подчинить их себе. Полностью.
— Не дождешься! Я не буду служить тебе! — донеслось сразу несколько голосов.
— Вы даже не представляете, как вы ошибаетесь, — прошипел вала.
Он удобно расположился в кресле, чуть прикрыл глаза, убеждаясь, что его брат-айну перекрыл пространственный эфир, лишив на время души эльфов возможности слышать свой же зов.
— Начинаем, — скомандовал Моргот. — Если кто-то из них умрет быстрее получаса, я лично вырву руки и заставлю сожрать их. К тебе это тоже относится, Майрон.
— Мы поняли, господин, — раболепно ответили орки, а Саурон лишь склонил голову.
Несчастные кричали, извивались на цепях и бились в долгой и мучительной агонии, тогда как падший вала плел смертоносную сеть, что должна была удержать их фэар, закрыть от мира и позволить истерзанным и уже мертвым телам исполнить свое последнее предназначение.
Земля сотрясалась, ужасаясь чарам Моргота, но не могла ни остановить его, ни помочь несчастным.
Первый десяток сменился вторым, затем третьим, четвертым… И к исходу дня полсотни тел, некогда бывших эльфами, ведомые мыслями Моринготто, вышли из врат Ангамандо.
Врата медленно открывались, выпуская истерзанных пленников. Они молча шли, не поднимая глаз, не разговаривая, не думая, не живя.
— Как им удалось сбежать? — воскликнул один из воинов Нарготронда.
— Братья, скорее сюда, мы помо… — договорить несчастный не успел. Нож, отправленный послушной куклой Моргота, по самую рукоять вошел в глаз.
— Это не эльфы! Это орки, скрытые мороками! Бей тварей, — понеслось со всех сторон.
Однако мертвых было не убить. Да и не желали нолдор сражаться с несчастными, чем и пользовался Моргот. Пятьдесят воинов, вооруженных лишь мечами и ножами, оказались опаснее стаи варгов. Не испытывая ни боли, ни страха, ни жалости, они разили нолдор, быстро и уверенно передвигаясь среди их войска. Незрячие глаза безошибочно выискивали цель, к которой их вела воля Врага.
Айканаро тяжело застонал, когда черная сталь уверенно нашла щель в его доспехе, и лишь меч его брата смог остановить руку той, что некогда была их верной, попросту отрубив ее.
— Держись, торон, — проговорил он, не замечая, что кукла Моргота поднимает оружие второй рукой.
— Я не могу, не могу убивать их! — повторял Амрас, продолжая уворачиваться от ударов живых мертвецов. Впрочем неожиданный вскрик брата заставил его переменить свои взгляды.
Меч Майтимо опоздал лишь на мгновение, но его хватило, чтобы по правому плечу потекла кровь. Пропавший много лет назад разведчик вновь занес клинок, чтобы расправиться с тем, кто некогда был его лордом. Закованная в плотный кокон фэа металась и рыдала, ужасаясь тому, что делает роа, некогда подчинявшееся ей. Однако сил преодолеть темное заклятие не было.
Одним ударом подоспевший Норнвэ снес живой кукле голову, но та, развернувшись, проворно метнула в воина нож, легко вошедший в шею воина.
— Нет! — Маэдрос смог преодолеть себя, и тут же вспыхнувшее в глазах белое пламя на миг ослабило чары Моргота, позволив сопротивлявшейся душе освободиться.
— Благодарю, мой лорд, — скорее почувствовал, нежели услышал Фэанарион и увидел, как бывший разведчик упал на землю.
Тяжело раненому Норнвэ уже оказывали помощь, потому Майтимо решился оставить друга и поспешил вместе с отрядом к вратам, где шел особенно жестокий бой с живыми мертвецами.
Нолдор защищались, отбивались, но не могли совладать с куклами падшего валы. И тогда, прислушавшись к себе, Финрод запел. Он желал несчастным не смерти, а жизни. После возрождения. Однако чары Моргота были крепки, а воинов, готовых защитить своего короля, становилось все меньше.
Когда же Маэдрос достиг врат, часть живых мертвецов тут же забыла про короля Нарготронда и атаковала лорда Химринга.
Пламя полыхало в его серых глазах, сжигая липкие нити заклинания Врага, а песня Финрода дарила силы и надежду исстрадавшимся фэар.
Однако живых кукол было еще много. Подошедший к Финроду со спины бывший верный Ородрета нанес быстрый и точный удар. Песня оборвалась, и раненый Финдарато осел на руки живого мертвеца. Повинуясь приказу, он поволок короля Нарготронда к приоткрывшимся вратам.
Белое пламя бушевало, рвало на части заклинание Моргота, а меч рассекал давно мертвые тела.
Финрод, придя в сознание, ударил тащившую его куклу, но на долгую борьбу его сил не хватало.
Врата были все ближе, и в них уже ожидали высокого гостя. Волк-оборотень, одно из лучших творений Саурона, сменив звериную ипостась, готовился доставить пленника своему господину. Он неотрывно смотрел на приближавшуюся и все еще достаточно непокорную жертву и потому не заметил огромную серую тень, что летела к нему со стороны армии Химлада. И если Маэдрос был в нескольких десятков шагов от врат, когда когтистые пальцы чувствительно сдавили шею Финдарато, то Хуан уже распластался в мощном прыжке.
Оборотень попытался закрыться от волкодава вновь потерявшим сознание королем Нарготронда, однако пес сам схватил его за доспех зубами и отшвырнул прочь. Не ожидавший этого оборотень растерялся и был сбит на землю Хуаном. Впрочем, в следующий миг два зверя уже сцепились в смертельной схватке.
Лишь нескольким живым мертвецам удалось уйти, остальные уже покинули этот мир, обретя подобие покоя в Чертогах. Маэдрос спешился и склонился над Финродом.
— Держись. Нам удалось спасти их фэар, — проговорил он.
— Хорошо, — с трудом произнес Арафинвион.
— Мои воины сейчас отвезут тебя в лагерь.
— Нет. Я еще нужен здесь. Лишь помоги остановить кровь, — прошептал Финрод.
Майтимо прикрыл глаза и, охраняемый верными, запел. Однако удар нанес не простой клинок, и сил Фэанариона для исцеления было недостаточно.
Серый пес, пошатываясь, встал на лапы и, стошнившись от вкуса черной крови, потрусил прочь от тела оборотня, принявшего свою последнюю, третью смерть.
— Отойди, — раздался незнакомый Майтимо голос, и Фэанарион, повернувшись, увидел Хуана.
— Сними с него доспех. Быстрее. Времени мало.
Один из верных помог своему лорду, и тогда волкодав, вылизав рану Финрода, запел на валарине.
Кровь пузырилась и шипела, отторгая темное заклятие, бывшее на клинке, и вскоре рана начала затягиваться.
— Болеть будет. Силы прибавятся, но должно пройти время, — уже почти пролаял пес.
— Благодарю тебя, Хуан, — одновременно произнесли кузены.
Волкодав поставил лапу на плечо Маэдроса. Рана запульсировала и загорелась, но вскоре боль начала отступать.
— Теперь все, — Хуан развернулся, махнул хвостом и, прихрамывая, потрусил к старшему лорду Химлада, чье войско стояло уже почти под стенами Ангамандо.
* * *
…Оскаленная морда волколака промелькнула всего в каком-то дюйме от лица и с чавканьем вгрызлась в шею ближайшего нолдо. На незащищенное запястье брызнула ядовитая слюна твари, однако боли почему-то не ощущалось. Зато хорошо были слышны стоны раненых. Рот открылся в беззвучном вопле и…
Проснулась Лехтэ от собственного крика. Сердце бешено колотилось, словно пыталось вырваться из груди, и лишь усилием воли нолдиэ удалось привести роа и смятенные мысли в порядок.
В распахнутое окно долетал теплый ветер, лениво шевеливший прозрачные занавеси, однако практически непроглядная мгла, уже которые сутки застилавшая небо, не давала понять, день теперь или ночь.
Откинув одеяло, она встала и, наскоро приведя себя в порядок, стремительным шагом вышла из отведенных ей покоев. Спустившись в гостиную, она остановилась на мгновение, подумав, не пойти ли проведать внучку, однако решила в конце концов, что малышка, должно быть, еще спит, и тревожить не стала.
Стоявший в дверях страж приветливо кивнул, и Лехтэ поздоровалась:
— Ясного утра вам.
— И вам тоже, леди, — улыбнулся воин и распахнул тяжелую дубовую створку.
Утренняя свежесть сразу же с готовностью забралась под одежду, и Лехтэ плотнее запахнулась в плащ. Было пусто и тихо, лишь со стороны конюшен доносилось ржание и фырканье лошадей.
Эллет пересекла двор и быстрым шагом взошла на валганг. Кивком приветствовав дозорных, она судорожным движением вцепилась в край парапета и принялась всматриваться в тени на севере.
Впереди простирался пустынный Лотланн, однако острый взор аманской эльфийки различал за ним и за обширными равнинами Ард Гален Черные пики и стены Ангамандо. Лехтэ показалось, что она слышит прямо сейчас темное наречие и чей-то злобный, торжествующий смех, и невольно поежилась.
— Какой от меня толк! — сквозь зубы тихо и горько проговорила она и, стиснув кулак, с размаху припечатала им ближайшую бойницу.
Стоявший у надвратной башни командир караула покосился на леди, однако вслух ничего не сказал. А та, оглянувшись через плечо, бросила взгляд в одно из окон и, решительно расправив плечи, спустилась со стены.
Библиотека встретила ее тишиной, ставшей в последнее время такой непривычной, но от того еще более драгоценной и бесконечно уютной. Подойдя к палантиру, эллет несколько долгих мгновений смотрела на него задумчиво, а после резким движением сдернула покрывало и положила ладонь.
Нет, мужа или сына она отвлекать не собиралась, однако посмотреть, что на самом деле происходит у Черных врат, могла. Не глядя, придвинула стул и, положив подбородок на сомкнутые ладони, замерла, всматриваясь в мелькавшие в глубине камня тени. Раненых и павших нолдор было много, однако войско союзников уверенно продвигалось к вратам.
— Они живы! — не удержавшись, воскликнула Лехтэ, разглядев наконец фигуры мужа и сына.
Вздохнув с облегчением, она принялась выискивать в рядах сражавшихся Тьелкормо:
«Тинтинэ наверняка спросит, как он».
Минуты стремительно текли, слагаясь в часы. Наконец, когда на площадке под окном послышались шаги и громкие голоса верных, Лехтэ вздрогнула и вернулась в Химринг. Решение было принято.
«Ведь все равно здесь от меня толку никакого, — подумала она и, поднявшись, подошла к окну и вновь стала всматриваться в горизонт. — А с Индилимирэ остается Ненуэль. Да и Тинтинэ здесь».
Решительно тряхнув головой, она вышла из библиотеки и отправилась искать Варно — командира стражей, который в отсутствии лорда и Норнвэ управлял Химрингом. Ей подсказали, что тот может быть в оружейной, и скоро взору эллет в самом деле предстал молодой, родившийся уже очевидно в Белерианде, эльф. Впрочем, о его воинском таланте она пару раз слышала от того же Норнвэ, поэтому теперь, поприветствовав, сообщила просто:
— Я уезжаю.
Варно отложил меч, который теперь внимательно изучал, и, вытерев руки от смазки, поинтересовался:
— Куда, госпожа?
— Туда, где я буду более полезна, чем здесь, в крепости.
— То есть на север? — сощурился нолдо.
Эллет кивнула:
— Вы угадали. Я могла бы исцелять наших раненых.
— Ими есть кому заняться.
— Не сомневаюсь. Однако сама не могу сидеть без дела.
— Понимаю, — Варно кивнул и, тяжело вздохнув, прошелся по комнате. Наконец, он ответил: — Я знаю, что не в моей власти вам запрещать что-либо, госпожа. Однако настоятельно прошу взять хотя бы двух-трех верных. Большой отряд, увы, я вам дать не смогу — многие ушли с лордами, а нам и Химринг надо защищать.
— Разумеется, — согласилась Лехтэ. — И возьму их и двух своих хунаров.
Варно невольно прищелкнул языком, и в глазах его зажегся восторг:
— Великолепные животные!
— Я им передам ваше восхищение, — почти серьезно пообещала Лехтэ.
Они еще некоторое время беседовали, обсуждая детали предстоящей поездки, а после распрощались, и леди отправилась собирать дорожную сумку.
О том, что скажет муж, когда вернется и узнает о ее поступке, она старалась не думать. Сидеть на месте в крепости и вышивать все равно не было никаких сил.
Лехтэ переоделась в короткую охотничью тунику, штаны и мифрильную кольчугу, дарующий неразличимость плащ накинула на плечи изнаночной стороной и, вскинув сумку на плечо, вышла из комнаты.
Она уже выводила лошадь из конюшни, когда до нее донесся крик:
— Постой!
Через двор к ней спешила уже полностью готовая к путешествию Тинтинэ. Лехтэ встала, догадываясь, что именно сейчас услышит, и свистом попросила Эдельвейса и Звездочку не торопиться. Хунары сели посреди двора, с любопытством склонив головы на бок, а дева, подбежав, без лишних слов попросила:
— Возьми меня с собой!
Жена Куруфина поглядела понимающе, и ей показалось, что на дне глаз юной охотницы она различает мелькание мечей и высокую золотоволосую фигуру нолдо.
— Волнуешься, да? — спросила просто Лехтэ.
— Очень, — не стала отрицать Тинтинэ. — Мне почему-то кажется, что я должна быть не здесь, а там, ближе к северу.
— Раз так, то поехали.
— Благодарю!
Верные привели еще одного коня, ворота распахнулись, и нолдиэ в сопровождении хунаров и двух верных покинули пределы безопасной крепости и стали спускаться вниз, к подножию гор, навстречу своей судьбе.
На очередном узком, петляющем меж камней повороте Лехтэ оглянулась, и ей показалось, что серебряный, словно отделанный хрусталем шпиль донжона сверкнул в лучах на миг проглянувшего меж облаков Итиля ослепительным светом. Однако видение быстро прошло, и дальше эльфийка ехала, более ни на что не отвлекаясь. Путь их лежал в сторону равнин Лотланна и дальше, на север.
* * *
— Скажите, государь, бой уже идет? — спросил Трандуила один из лучников и, поглядев в сторону границы, поежился.
— Да, — подтвердил тот. — Уже несколько дней.
На сердце молодого короля было неспокойно. Если враг все-таки решит ударить по Дориату, то неизвестно, где именно, на каком участке его весьма протяженной границы.
Ороферион нахмурился и, стиснув зубы, посмотрел в небо. То, что он там наблюдал уже несколько часов, не нравилось категорически. С севера постепенно наползала серая пелена, пока еще прозрачная, но с каждым часом становившаяся все плотнее и гуще. Подойдя к ближайшему высокому дереву, служившему дозорным в качестве наблюдательного пункта, Трандуил схватился за толстую ветку и подтянулся. Ловко, словно кошка, он взобрался на самую вершину и оглядел раскинувшиеся впереди мрачные равнины Нан Дунготреб.
— Что думаете обо всем этом, государь? — спросил показавшийся вслед за ним Маблунг и, оглянувшись, выбрал ветку помассивнее.
— Скажу, что к нам, возможно, приближаются твари, — скрежетнул зубами Транудил. — Большой отряд или малый, знать не могу, да это и неважно. Мы должны быть готовыми к бою в любом случае.
Пограничник кивнул:
— Признаюсь, меня эта мгла, из-за которой скрылся с неба Анор, навела на те же мысли. Рад, что оказался прав. Хотя, разумеется, в самой ситуации ничего приятного нет.
— Передайте всем, чтоб были наготове, — распорядился король. — Наблюдателям не спускать глаз с пустошей — я хочу заранее знать, в какой участок границы решит нанести удар Враг.
— Все сделаем, — пообещал Маблунг и первым начал проворно спускаться на землю.
Вдалеке, в глубине леса, горели костры, и огоньки их приветливо мерцали между вековых буков и вязов. Мгла сгущалась, и Трандуил всем своим существом ощущал, как уходит из мира радость. Фэа с каждой минутой все тяжелее придавливала тоска, и в глазах воинов виднелась печаль.
«Так дольше не может продолжаться!» — решил король.
— Дайте мне арфу, — попросил он вслух.
Ближайший воин, еще совсем юный, не старше двухсот лет, с готовностью протянул свой инструмент владыке:
— Держите, государь.
— Благодарю!
Ороферион расположился под ближайшим деревом и, бережно тронув струны, запел. Это была не одна из Песней силы, что могли творить и ниспровергать. Нет, это была простая баллада, одна из тех, что написал после своего возвращения в Дориат Даэрон, и говорилось в ней о жизни и радости.
Мелодия лилась, подобная звонкому горному ручейку, голос молодого короля звенел, взмывал, словно птица, ввысь, и вскоре лица воинов начали обретать утраченное было вдохновение и решимость биться до конца. Глаза их заблестели, на устах заиграли улыбки, и Трандуилу на миг показалось, что он слышит чей-то полный бессильной ярости вой, и чуть не рассмеялся в голос.
— Всем приготовиться! — воскликнул он и отложил инструмент. — Скоро в бой.
Послышались громкие выкрики командиров, воины поспешили на заранее определенные им позиции, а король, поманив коня, взлетел в седло и приготовился мчаться туда, где покажется враг.
Отголоски песни еще звенели в воздухе, разгоняя Тьму, когда сверху послышался голос дозорного:
— Государь, вижу пауков Нан Дунготреб и с ними трех волколаков! Они движутся широким фронтом, и правый фланг примерно в полутора лигах к западу!
— Благодарю вас! Маблунг, со мной! Остальным быть наготове.
Конь короля сорвался с места и полетел, сминая травы, туда, где ожидался удар. Черная пыль, поднятая отродьями Тьмы, застилала последние остатки лучей Анора, до сих пор еще блестевших в вышине.
Прокатившийся по равнине ужасающий, леденящий душу вой заставил синдар вздрогнуть.
— Майрон! Твоя тварь опять издохла! И не принесла Фелагунда, когда он в прямом смысле был у него в руках!
— Прошу простить и не гневаться, повелитель, — с плохо скрываемым ужасом перед возможным наказанием произнес Саурон.
— Берешь орков и пшел сражаться!
— Мне самому вступить в бой?
— Да! Если хоть немного дорожишь своей шкурой, ты принесешь мне головы эльфийских лордов, а нескольких доставишь живыми! Поверь, это в твоих интересах.
— Будет исполнено, мой господин, — падший майа склонился почти до земли, а затем спешно покинул тронный зал.
Предстояло решить нелегкую задачу и спастись — от нолдор и от Мелькора.
* * *
Князь Хастара огляделся по сторонам и, прищелкнув языком, презрительно скривился:
— Халисса! До сих пор я верил на слово, но теперь и сам вижу — ничего благого из подобного места прийти не могло.
Валивший из трещин в пересохшей земле удушливый смрад разъедал легкие. Огромные скалы, зловеще нависавшие на воинами, чуть заметно вибрировали, словно от ярости их владыки. Харадец зло сплюнул и, смочив висевший на шее платок водой из фляги, ловко повязал его на лицо.
Краткое затишье, вызванное не иначе, как поражением одной из главных тварей Саурона, нарушилось чудовищным, леденящим кровь криком, сотрясшим горы до самого основания.
— Танну, — обернулся Хастара к леди Алкариэль и, прищурившись, сообщил, отчетливо проговаривая каждое слово, — клянусь собственным мечом, если вы и здесь будете впереди войска, я сам лично свяжу вас и отправлю в обоз. А нгхалла-ри!
Оростель ухмыльнулся и опустил взгляд, не слишком успешно пряча улыбку. Возмущенная нолдиэ попыталась возразить, но вастак ее уже не слушал, сосредоточившись на высокой, в два человеческих роста фигуре, показавшейся на противоположной стороне моста.
— Это балрог? — спросил он ехавшего поблизости Келеборна. — Тот самый?
— Именно так, — подтвердил синда. — После Дагор Морлах выжило всего две таких твари из семи. Пятеро же было убито.
— Отлично! — глаза князя загорелись восторгом. — Наконец достойный противник!
Тварь заревала и ударила бичом.
— Занять позицию! — крикнул Хастара своим воинам.
Вастаки послушно встали, преграждая путь рауко, а князь вновь обернулся к Келеборну:
— Скажи, нельзя ту штуку подтащить поближе?
— Установку, которая защищает нас всех от возможной лавы?
— Да.
— Увы, против балрога она принесет мало пользы. Да, он сам является порождением темного пламени и границу защитного поля преодолеть вряд ли сможет. Но его огонь от этого не погаснет.
— Что ж, — не стал расстраиваться Хастара, — значит, будем действовать сами и попробуем совершить подвиг. Ты со мной?
Он посмотрел на синду внимательно, словно решал, можно ли на него положиться.
— Разумеется, — кивнул Келеборн и первый потянулся к колчану, в котором хранились стрелы, несущие свет Анора. — Посмотрим, насколько они эффективны против пламени Удуна.
Вастак кивнул и натянул собственный лук:
— Если не поможет, то попробуем кое-что иное. Эта тварь слишком громоздкая и неповоротливая — это нам на руку! Нгхайрэ!
Боевой клич сорвался с уст его одновременно с парой сияющих ослепительным голубым пламенем стрел. Следом за ними Келеборн с Хастарой выпустили еще несколько, и те, преодолев разделявшее союзников и балрога расстояние, вонзились в его грудь и шею.
Тварь заревела, так что камни, сорвавшись с пиков Тангородрима, покатились вниз. Балрог выгнулся дугой и, не глядя ударив воздух бичом, сжег нескольких орков.
— Теперь так, — Хастара сощурился и посмотрел на балрога изучающе, словно на какого-нибудь диковинного скорпиона, — я попытаюсь вырвать у него бич, а потом мы опутаем его ноги и повалим. Вода есть?
— Да, — откликнулся Келеборн.
— Отлично!
Харадец проворно снял висевшую на луке седла длинную льняную веревку, свернутую в кольцо, и протянул ее синде:
— Вот, смочи хорошенько. А я скоро вернусь.
— Удачи тебе, — от души пожелал сын Галадона.
— Благодарю. Нгхайрэ!
Вновь боевой клич вастаков заставил содрогнуться горячий воздух Железной крепости. Очнувшиеся орки, выкрикивая на темном наречии ругательства, попытались атаковать ряды нолдор. Бой возобновился с удвоенной силой, а Хастара, сорвавшись с места, в мгновенье ока пересек расстояние, отделявшее его от рауко.
Балрог, очевидно все еще терзаемый невыносимой болью, причиненной стрелами, увидел своего обидчика и двинулся на него. Князь снял с луки седла собственную длинную плеть, которой, бывало, частенько сек нерадивых слуг и провинившихся воинов, и, раскрутив над головой, бросился вперед. Кожаная нагайка подобно гигантской змее мелькнула в воздухе и обрушилась на балрога, вырвав у него бич. Тварь заревела, а князь Хастара, опаленный жаром темного пламени, развернул коня и поспешил назад.
Оглянувшись на ходу, он убедился, что тварь следует за ним, и подъехал к Келеборну:
— И это командиры Темного воинства?
— Обычно да, — подтвердил тот.
На лице вастака отразилось презрение:
— Что у них есть, кроме звериной ярости и тупой силы?
— У того, кто их создал, имеется еще и весьма изощренный ум.
— Значит, мы должны успеть до его прихода! Теперь смотри, принц…
Хастара и Келеборн наскоро посовещались и, развернув веревку, взялись за него с двух концов.
— Теперь вперед! За Свет!
— Нгхайрэ!
Эльф и человек полетели вперед, словно две увидевшие добычу чайки, и орки, должно быть, разгадав их намерения, попытались их задержать. Светящийся голубым пламенем меч и сабля, покрытая причудливым узором, мелькнули в воздухе. Келеборн проткнул горло ближайшей твари, Хастара снес голову другого ирча, и скоро металл оружия потемнел от крови.
Балрог уже достаточно удалился от крепости, стремясь собственным жаром нанести урон противнику, и князь, успокоив поднявшегося на дыбы жеребца, перескочил с разбегу через тушу ближайшей твари. Келеборн на ходу снес голову очередному ирчу, и оба направили своих коней в разные стороны, стремясь замкнуть кольцо. Времени у обоих было мало. Огненный демон шел вперед, не глядя давя темных тварей. Те корчились от боли, и черная кровь вперемешку с кишками с шипением лилась на камни и пыль. Балрог видел перед собой лишь нолдор, спиной ощущал он ужасающий, нестерпимый гнев того, кто его сюда послал, и два всадника, мелькавшие поблизости, своей назойливостью выводили его из себя. Он взмахнул руками, осыпая воинов искрами, грозящими обжечь и повредить доспех, однако бича у него уже не было, и балрог вновь взревел от гнева.
Князь вастаков и командир синдар тем временем замкнули кольцо, и Хастара крикнул Келеборну:
— Тяни!
Оба одновременно направили лошадей в разные стороны. Ноги огненной твари опутала веревка, и он не устоял. С грохотом, подобно горному обвалу, рауко упал на землю, придавив варга и трех орков. Двое воинов харадрим, ожидавшие наготове, вылили на огненного демона бочку воды, которую спешно по приказу командира доставили на передовую. О том, что наполнявшие ее водой слуги получили плетей, дабы быть расторопнее, эльфы так и не узнали. Подоспевшие Хастара и Келеборном завершили дело и двумя ударами отсекли твари голову.
Чей-то гневный крик сотряс основание Тангородрима, так что даже хорошо натренированные кони нолдор испуганно захрапели, и воины принялись успокаивать своих друзей. Орки же, дрогнувшие после падения рауко, в ярости кинулись на нолдор, боясь своего повелителя больше, чем несущих смерть мечей и копий эльфов. Оставшиеся варги не отставали, а порой и опережали ирчей, словно желая оказаться как можно дальше от стен Ангамандо. Хастара и Келеборн поспешили вернуться к собственным отрядам, гадая, кого теперь направит против них Враг.
* * *
— Почему, почему они не пытаются растерзать их? Обезглавить, раздавить конями, порубить на сотни жалких кусочков?! Почему?! — негодовал Моргот, наблюдая, как нолдор сражаются с бывшими собратьями, превращенными не иначе как злым роком, в послушных кукол владыки Ангамандо.
— Но повелитель, так ведь даже лучше, — тихо прошелестел Саурон. — Вы только взгляните, скольких они ранили, а то и вовсе убили.
— Ты еще здесь?!
— Был там. Но вернулся, — раболепно ответил Майрон.
— Что, страшно стало?
— Нет, что вы. Просто… просто…
— Глупец! Трусливый недоумок! — кричал Моргот, сотрясая голосом стены. — Даже если б сейчас подохло меньше, но их души… они были бы искажены! Неужели ты считал, что полсотни безмозглых покорных игрушек перебьют нам армию нолдор?!
— Я… не устаю поражаться вашей гениальности, повелитель, — пролепетал Саурон, желая оказаться как можно дальше от своего господина.
— Надо было из тебя сделать куклу, — процедил сквозь зубы Моргот.
— Что… что вы сказали, владыка?
— К вратам! И быстро. Нолдор не должны войти в крепость.
— Слушаюсь, мой господин! — Саурон с облегчением покинул тронный зал, однако на битву не спешил. Его сущность ощущала опасные вибрации, а это означало, что мерзкий недобитый король Нарготрорда опять поет, не давая заклятому механизму закрыть врата.
Выгнав навстречу эльфам несколько отрядов орков, Майрон предпочел наблюдать за битвой со стороны, не рискуя собственной шкурой. То, как достаточно быстро нолдор заходили в Ангамандо, пугало падшего майа, а все мысли его были направлены лишь на то, как спастись. В то, что его околдовал Мелькор, никто не поверит после того представления, что он устроил несколько дней назад, в начале сражения.
Воины Химринга добивали выставленных против нолдор орков и расчищали путь остальным. Армия Дортониона зашла во врата второй, и Айканаро, несмотря на рану, тут же увлек часть войска за собой, спеша освободить пленных, что еще могли томиться в подземельях. Как ни хотелось Маэдросу быстрее отыскать Моргота, ему вместе со своими отрядами пришлось догнать Арафинвиона и, указав нужное направление, возглавить. Горькие знания лорда Химринга были бесценны.
Нолдор Хитлума тут же увязли в бою, обнаружив еще несколько отрядов орков и троллей, а воины Химлада и Таргелиона устремились к цитадели Врага.
* * *
— Бейте тварей в глаза и брюхо! — раздался в сгустившейся пыльной мгле громкий крик Трандуила.
Сотни стрел, несущих живительный свет Анора, одновременно вспыхнули в вышине ослепительными голубыми огнями и, прочертив в воздухе крутые дуги, вонзились в тварей, вплотную подошедших к границе Дориата.
Пауки закричали, и их пронзительный вопль резанул по ушам и вывернул фэар наизнанку. Варги зарычали и кинулись на заросли, надеясь достать наглых эльфов. Впрочем, синдар не торопились выходить из укрытий и стреляли со сторожевых башен, коими служили им самые высокие и раскидистые вязы и буки. Те же твари, которые осмелились сунуться в кусты, натыкались на копья и с мерзким хрустом подыхали.
Конь короля в испуге попятился, и Ороферион, погладив своего друга по бархатистому носу, сказал:
— Беги отдыхать. Если что, я позову тебя.
Тот благодарно кивнул и скрылся в подлеске. Трандуил проводил его взглядом и резко, пронзительно свистнул.
— Бдительности не терять! — приказал он воинам. — Залп!
Новая сотня стрел взвилась в воздух, и отвратительные порождения Унголиант, испытывая от света невыносимые мучения, стали бросаться на живую границу королевства. Ветки затрещали, сминаясь под тяжестью огромных тел, однако выдерживали. Волколаки ярились, в глазах их полыхала тьма и неукротимая ненависть ко всему живому.
— Долго так продолжаться не может, — решил король и обернулся к Маблунгу. — Скоро они сомнут преграду. Все за копья!
Пауки бездумно перли на синдар, желая любой ценой попасть в Дориат. Узкие проходы были уже завалены отвратительно смердевшими тушами, когда к Трандуилу прискакал один из дозорных.
— Мой король, они атакуют восточнее. Там, где преграда наиболее юна, а потому тонка.
Ороферион сжал кулаки и, взобравшись на дерево, взглянул на прекративших наседать тварей.
— Вперед! — скомандовал он. — Не дадим уйти этим и придем на помощь нашим братьям!
— Мы все отправляемся в бой? — уточнил Маблунг.
— Именно так.
— А кто поведет отряды?
— Я.
Маблунг вздрогнул:
— Но, государь…
Трандуил отмахнулся:
— Не спорьте. Вы нужны здесь — мы не можем оставить границу совершенно беззащитной.
Не слушая дальнейших возражений, король спрыгнул со сторожевого дерева и, погладив его шершавую кору, прошептал:
— Благодарю тебя.
Еще раз тщательно проверив доспех, он подошел к тропинке, ведущей вглубь леса, и свистнул. Спустя несколько мгновений послышалось ржание, и к пограничной заставе выбежала лошадь. Не тот молодой жеребец, которого король недавно отпустил, но его мать, не раз уже ходившая в бой против тварей тьмы кобыла. Трандуил подошел к животному и, погладив по шее, протянул кусочек яблочка:
— Ну как, отправишься со мной еще раз? Враг обнаглел до чрезвычайности, но вдвоем мы с тобой его одолеем.
Кобыла съела предложенное угощение и, подумав, грозно заржала.
— Благодарю тебя! — откликнулся Трандуил.
Он быстро подготовил лошадь и вскочил в седло. Кобыла важным шагом вышла вперед и внимательно оглядела ряды собравшихся воинов, словно желала убедиться, достойны ли те такого высокого доверия и не подведут ли. Осмотр ее, должно быть, удовлетворил, потому что лошадь важно кивнула и первая направилась в сторону ближайшей тропинки, пролегающей сквозь границу.
Меж тем на границе Нан Дунготреб и лесного королевства ярились твари, пытаясь достать столь ненавистных им квенди. Они бросались своими огромными тушами на разросшийся кустарник, ломали ветки, и несколько сквозных ходов уже было уничтожено ими.
«Дольше медлить нельзя», — понял король.
Подняв руку, он дал сигнал Маблунгу, и когда очередной залп сияющих стрел вонзился в оскверненное черной пылью небо, ища живую бегущую прочь цель, первым выхватил меч и бросился в бой.
Твари метались, визжали, и щелкали жвалами, стараясь замедлить продвижение синдар на восток. Трандуил понимал, что добить всех сейчас они не успевают, и продолжал мечом прокладывать себе путь туда, где оборону держали всего несколько десятков воинов. Сияние, шедшее от начищенных доспехов и королевского венца, окутывало фигуру Орофериона прозрачным легчайшим маревом, и в то же время превращало его в хорошую мишень. Однако ему везло, чего нельзя было сказать о стражах, охранявших рубежи ближе к реке Келон. Воины с трудом сдерживали тварей, не давая им пересечь границу, однако стрел, мечей и копий не хватало. Раненные, измотанные боем, ослабленные паучим ядом, они держались из последних сил и, увидев своего короля, его свет и отряды, следовавшие за ним, вздохнули облегченно, но оружие из рук не выпустили. Дориат устоит — в этом не сомневался теперь никто.
Трандуил успешно отразил атаку ближайшего паука и, пронзив мечом его брюхо, кинулся к самому крупному волколаку. Воины следовали за королем, стремясь защитить его, и мечи их раз за разом поражали цели, постепенно темнея от черной крови. Лучники прикрывали их, и скрежет стали, свист стрел, крики тварей — все сливалось в один непрекращающийся вой, и эта жуткая какофония летела над просторами Нан Дунготреб, отражаясь от далеких скал и от живой границы, тонкой нитью протянувшейся вокруг лесов Дориата.
Трандуил пригнулся, уходя от волколака, распластавшегося в прыжке, и полоснул его, вогнав меч в бок почти по самую рукоять. Тварь зарычала, забилась в агонии, а король, провернув для надежности оружие в ране, отшвырнул тварь и принялся высматривать следующую добычу.
— Не подпускайте их к проходам! — напомнил он воинам, понимая, что защитникам и так пришлось нелегко.
Обезумевшие от невыносимой боли, причиненной светом, пауки бросались в самую гущу противника, и синдар добивали их, без жалости поражая в уязвимые места.
— Окружайте их! — раздался новый приказ.
Эльфы принялись сгонять тварей в кучу, и тут кобыла Трандуила встала на дыбы и попятилась. Он опустил уже занесенный для удара меч, пытаясь понять, что случилось, и увидел испуганного маленького лосенка, должно быть, отбившегося от матери или потерявшего ее по воле тварей. Малыш не иначе как в ужасе покинул пределы Дориата и не понимал, как вернуться назад, когда вокруг хищно клацали жвалы и звенела сталь.
— Назад! — крикнул король на языке зверей, но испуганный лосенок никак не мог понять, что от него хотят и куда следует бежать.
Трандуил выругался и проворно спешился.
— Отведи его в безопасное место, — попросил он свою кобылу.
Та кивнула и, ткнув мордой лосенка в бок, придала ему ускорения в сторону спасительной границы Дориата. Тот послушно побежал рядом с лошадью. Король проводил их внимательным, долгим взглядом и вновь вступил в бой с противником.
— Окружайте их! Бейте тварей!
* * *
Ириссэ вновь натянула тетиву, прицелилась, и очередная тварь рухнула на землю со стрелой в горле. Нолдиэ тут же выбрала другую цель, продолжая помогать воинам Дориата, добивавшим оставшихся тварей. Даэрона, примкнувшего к Маблунгу, она старалась не терять из вида, однако менестреля то и дело закрывали от ее глаз другие синдар или атакующие твари. Однако Аредэль точно знала, что ее супруг жив и пока невредим, хотя ее беспокойство все нарастало. Ириссэ хотелось покинуть пределы Дориата и начать настоящую охоту на пауков и прочих тварей, что продолжали досаждать синдар. Однако она понимала, что там, в настоящем бою, лишь помешает воинам, а потому продолжала тайно участвовать в сражении, пока не истощится запас ее стрел.
Нолофинвиэн вновь натянула тетиву и сдавленно охнула, впервые не попав в цель. Ломион, как и его мать, оставил Менегрот и, вооружившись, присоединился к отряду Маблунга. Юный эльф собирался найти отца и быть рядом с ним, когда заметил орка, несущегося на варге. Тварь сжимала огромную секиру и уже замахивалась на командира эльфов. Ломион бросился на помощь и со всей силы метнул кинжал. Убить здоровенного ирча ему, конечно, не удалось, но он выиграл несколько драгоценных для стража мгновений, позволив тому добить одного из врагов и успеть развернуться, встретив тварь сталью клинка.
Однако порадоваться за стража сын Даэрона не успел. Чья-то когтистая лапа больно схватила за плечо, дернула куда-то в сторону, и омерзительный голос прокаркал:
— Не трепыхайся, гаденыш!
Ломион попытался избавиться от орка, но тот лишь расхохотался и направил своего варга на север, прочь от границ Дориата.
Тинтинэ подставила ладонь, защищая будущее новорожденное пламя от пронзительного северного ветра, и Лехтэ ударила кремнем по кресалу. Огонь вспыхнул, живо разбежавшись по сухим веткам, и серое туманное марево испуганно отпрянуло, словно живое. Костер взвился, будто хотел его догнать и победить, и две нолдиэ, внимательно наблюдавшие за этой необычной схваткой, вздохнули с облегчением.
Эдельвейс и Звездочка рыкнули, глядя вверх, словно предупреждали пришедшую с севера муть о том, что с ними шутки плохи, и с самым серьезным видом улеглись у ног путниц.
Верные повесили над огнем котелок с водой и, отпустив лошадей пастись, занялись оружием.
— Должно быть, мы скоро уже приедем? — предположила Тинтинэ.
Лехтэ кивнула:
— Да, осталось немного. Мы бы давно уже были у Черных врат, но лошадям необходим отдых. Они хоть и аманские, а, значит, выносливые, но кто знает, что ждет нас там, у цели. Возможно, случай позаботиться о наших четвероногих друзьях представится еще нескоро.
Тинтинэ согласно кивнула и, пристроив подбородок на колени, принялась вглядываться в северный горизонт, то и дело хмурясь. Лехтэ догадывалась, о чем, а точнее, о ком, думает дева, и не тревожила ее.
«Все равно от этих мыслей лекарства нет», — вздохнула она и расстегнула седельную сумку.
— Что это? — заинтересованно встрепенулась Тинтинэ, когда ее подруга достала исписанный с двух сторон свиток.
— Песня, сложенная недавно Тьелпэринкваром, — пояснила та и, развернув пергамент, принялась вчитываться в записи. — Я обнаружила ее пять лет назад в библиотеке Химлада. Сын торопился в дозор и забыл вернуть свои исследования в мастерскую. А я нашла и переписала.
— Она так важна? О чем она?
Лехтэ таинственно улыбнулась и протянула свиток Тинтинэ:
— Вот, взгляни сама. Именно ради нее мы и едем сейчас к Ангамандо.
Дева подалась вперед, глаза ее вспыхнули огнем, в котором была видна и жажда познания, и готовность во что бы то ни стало идти до конца, чтобы защитить своих близких и все то, что ей дорого.
«Должно быть, именно поэтому Турко и полюбил именно ее, — подумала жена Куруфина, — а не одну из многих сотен прекрасных дев, что постоянно были рядом с ним до нее».
Тинтинэ читала, безотчетно покусывая губу, а Лехтэ ворошила палкой дрова в костре и мысленно повторяла строчки Песни. Наконец, Тинтинэ спросила:
— Но почему же Тьелпэ до сих пор не воспользовался ею, раз он ее создатель? Ведь тучи над Ангамандо теперь густы, как никогда.
Костер выбросил ввысь несколько особенно длинных языков пламени, словно его тоже оскорблял этот факт, а хунары яростно зарычали, глядя на отступавший туман.
— Тише, милые, — погладила их хозяйка. — Все хорошо. Что же касается Песни, то сын, я полагаю, хотел ее переделать, но не успел. В нынешнем виде ее использовать могут только нисси. Энергия, что течет в роар нэри, не подходит.
— Оу, — потрясенно выдохнула дева. — Действительно, досадно.
— Однако сила ее способна разогнать тьму над полем битвы у Железных врат и призвать лучи Анара. Это вселит надежду в сердца наших воинов и придаст им сил. Именно поэтому, пока есть время, хорошо запомни слова. Когда мы будем на месте, смотреть в текст будет некогда.
— Непременно, — с готовностью откликнулась Тинтинэ и вновь сосредоточилась на свитке.
Скоро ужин был готов, и нолдор, подкрепив силы, продолжили путь. Хунары бодро трусили рядом, вглядываясь в горизонт, и лошади без страха следовали за ними. Пики Тангородрима становились выше, и зло, исходящее от них, словно зловонное тление трехдневной падали, становилось все ощутимее.
— Смотрите, леди, — обернулся к Лехтэ один из воинов. — Кажется, нас заметили.
— Этого следовало ожидать, — кивнула в ответ она.
Три темные точки, отделившись от общего лагеря нолдор, теперь быстро приближались. Скоро обе нисси узнали дозорных, которых неоднократно видели на валганге крепости.
— Как бы нас не заставили ехать назад, в Химринг, — забеспокоилась Тинтинэ.
— Не посмеют, — уверенно ответила Лехтэ и, наклонившись, погладила своего коня по шее.
— Тебе они действительно приказать не смогут, — согласилась дева. — Но я другое дело. Я не леди.
«Ты возлюбленная Тьелкормо», — хотела ответить жена Куруфина, но в последний момент передумала. В конце концов, ее деверь действительно до сих пор так и не сделал предложение, чем не раз вызывал неудовольствие семьи. Сама Лехтэ ему перед отъездом в Химринг сделала очередной выговор, однако Тьелко только вяло огрызнулся в ответ. И, тем не менее, она была убеждена, что воины, бывшие, конечно же, в курсе сердечной привязанности своего старшего лорда, не посмеют отправить Тинтинэ восвояси.
Так оно и вышло. Командир воинов выехал вперед, и, остановив коня, почтительно склонил голову:
— Vande omentaina, леди Лехтэ, госпожа Тинтинэ. Что привело вас к Черным вратам?
Лошади тревожно храпели, видя в опасной близости Железную крепость, ветер доносил звон мечей, яростные крики и стоны раненых.
— Важное дело, которое, как мы обе надеемся, поможет нолдор и союзникам.
— Вот как? — удивился он.
— Именно. Но спеть эту Песню мы можем только здесь, на месте.
— Понимаю. Что ж, тогда добро пожаловать. Но дальше обоза и лагеря я вас пропустить не смогу.
— Этого будет достаточно, — успокоила его Лехтэ.
— Должно быть, вам и леди Тинтинэ понадобится палатка…
Они продолжили путь уже все вместе, на ходу обсуждая детали, однако растущее в глубине души беспокойство затушило разговор так же легко и быстро, как вода гасит пламя.
Подводы, повозки, механизмы, назначение которых нисси понимали лишь приблизительно, окружили их вскорости со всех сторон. Путешественницы спешились, и Лехтэ спросила у Тинтинэ:
— Ты готова?
— Да, — подтвердила та. — Я чувствую, что он жив.
Глаза юной девы светились радостью, и жена Куруфина улыбнулась ей. Взявшись за руки, они замолчали и, обратив лица к небу, запели.
Звуки стали как будто глуше, словно доносились до них сквозь толстый слой воды. Верные стояли, обнажив мечи, и всем своим видом выражали готовность в случае необходимости кинуться в бой, чтобы защитить двух гостий. А те пели, и в кольце их сомкнутых рук постепенно рождалось золотое сияние. Оно росло и ширилось, столбом поднималось ввысь, и скоро, достигнув самых туч, пронзило их, словно острый меч. Склоны Железных гор отразили чей-то пронзительный, оглушающий визг, земля застонала, и Лехтэ с Тинтинэ, устало улыбнувшись, завершили Песнь.
Сияние все росло, разливаясь по окрестностям, разгоняя мрак. Рожденные темным колдовством тучи бежали, страшась любви и света, и скоро Анар, найдя путь, вспыхнул в голубых небесах над Ард Гален с новой силой.
— Неужели у нас получилось? — немного удивленно и в то же время радостно спросила подругу Тинтинэ.
— Да, — просто ответила Лехтэ.
Воины вложили мечи в ножны и обернулись к вратам. Туда, где до сих пор, правда уже внутри Ангамандо, шла главная битва этого мира.
* * *
Мерзкий противоестественный звук пронесся по Чертогам. Большинство фэар попытались укрыться в предоставленных им покоях, и лишь единицы рискнули отправиться к месту, от которого шли вибрации.
— Похоже, что источник там, — Макалаурэ указал в противоположный конец коридора.
— В тронном зале? — несколько удивился Финвэ.
Фэанаро замер, но лишь на миг, чтобы незамедлительно нырнуть в изнанку. Однако там его ждало крайне неприятное открытие.
— Атто, — произнес он, быстро вернувшись, — Мандос полностью изолирован.
— Это невозможно! — вместо деда воскликнул Макалаурэ. — Мы же сами с тобой видели, что…
— Кано, поверь, я не ошибся.
— Тогда нам тем более стоит поспешить к тронному залу, — произнес Финвэ. — Неизвестно, могут ли сейчас фэар погибших найти сюда путь. А бой продолжается, мы это знаем.
Три души беспрепятственно достигли двери, из-за которой доносился хриплый, но одновременно сильный голос владыки Намо.
— Стой, — Финвэ в последний момент удержал сына. — Лучше я, пусть он остается в неведении относительно тебя.
— Нет. Он вала и давно знает, что я освободился. Так что…
Намо захрипел, омерзительно и надрывно. Вибрация изменилась, а по стенам Чертогов пробежали золотые искры.
— Кано! — прокричал Фэанаро, но душу сына так и не обнаружил.
Тем временем Макалаурэ выковывал золотую сеть, желая сковать Намо и прервать его мелодию.
Изнанка не пустила менестреля, как и его отца, но Маглор не стремился быстро переместиться в пространстве. Ему лишь было необходимо оказаться рядом с владыкой, но при этом по возможности остаться незамеченным.
Поглощенный созданием купола, укрывшего Мандос, Фэантури не обратил внимания на небольшие изменения в пространстве, приняв их за попытки одной из душ прорваться в Чертоги.
— Не сейчас, чуть позже, нетерпеливый нолдо, чуть позже… как только выполнишь волю брата, — подумал он. — Пусть Мелькор сделает все, чтобы очистить Белерианд, тогда моя, а не его власть станет безграничной!
Намо хрипло рассмеялся, предвкушая свой скорый триумф, когда тонкие, но прочные нити, ослепительно сиявшие золотом, полностью опутали его.
Вала рассвирепел — чтобы избавиться от пленившего его света, ему нужно было прервать свою мелодию, а, значит, дать возможность душам найти путь в Чертоги и обрести покой.
Намо замолчал и ударил по нитям. Они рвались, тускнели, но выдержали ровно столько, сколько понадобилось, чтобы воздвигнутый вала купол рухнул. Однако Намо успел ухватиться за одну из оставшихся, собираясь ударить по сковавшей ее душе.
Оглушительно хлопнула дверь, и вихри пламени, исходившие от ворвавшейся фэа, заплясали по стенам.
Намо расхохотался, увидев Фэанаро, и тут же приказал невидимым стражам:
— Взять его!
* * *
Со всех сторон в нолдор и их союзников летели камни, стрелы и болты, однако эльфы неумолимо приближались к цели. Черный меч Куруфина разил без промаха, братья и сын были рядом, полные решимости низвергнуть Моргота и отомстить за страдания, причиненные им всему живому.
— Торон, ты только взгляни, — Турко на миг остановился и поднял голову.
Арбалетный болт ударил в щит, подставленный Искусником, и нолдо тут же понял, о чем говорил брат.
— Анар! Тьма отступает! Вперед! — прокричал он, и его клич подхватили сначала Морьо и Тьелпэ, а после и все воины, что шли за ними.
* * *
— Отец, балрог! — крик Эрейниона долетел до Фингона сквозь грохот битвы и крики тварей.
Король огляделся и заметил последнего из семи валараукар, только что вышедшего из недр Ангамандо.
Вновь показавшийся на небе Анар обратил уродливых, чудовищной силы троллей в камень, ирчи с пронзительными визгами разбежались, пряча глаза, но эта тварь, сотворенная из темного пламени, была все еще опасна.
«Не слишком ли много у Аулэ майяр, отпавших от света и перешедших во тьму? — мелькнула неуместная мысль. — Или это все не случайно?»
Нолофинвион тряхнул головой и вновь сосредоточился на происходящем. Балрог хлестнул бичом, и двое воинов с криками упали, закрывая руками лица.
— Проклятье, — выругался сквозь зубы король и, обернувшись к Тариону, приказал: — Держите наш фланг.
— А вы куда, государь? — встрепенулся нолдо.
Однако Финдекано его уже не слушал. Подняв повыше копье, он пустил собственного коня рысью и, подъехав на расстояние броска, ударил, пронзив плечо балрога. Тварь заревела и, выронив из рук огромную секиру, двинулась на обидчика. Свистнул в воздухе огненный бич, и нолдо поднял левую руку, принимая удар. Шею обожгло, как будто тысячи змей одновременно впились в тело.
С десяток верных закричали в гневе и бросились на помощь королю. На балрога со всех сторон посыпались удары, нанося глубокие раны, и тот, заревев от боли, разил уже наугад, почти не глядя. Однако двое нолдор все же пали, сраженные валарауко.
— Разойдись! — крикнул воинам Фингон.
Подняв копье одного из верных, он вновь пустил коня рысью и, размахнувшись хорошенько, ударил, пронзив грудь твари. Балрог покачнулся, и плеть его в последний раз разъяренной змеей взметнулась в воздухе. Финдекано поймал и вырвал ее. Скривившись от нестерпимой боли в обожженных руках, он зашипел сквозь зубы и, вновь ухватившись за древко копья, толкнул тварь. Балрог тяжелым мешком повалился на землю, и верные добили его, отрубив голову.
— Государь! — к нолдорану уже бежали несколько воинов и целитель, и Нолофинвион, как ни жаль ему было покидать поле боя, был вынужден отправиться в лагерь.
— Эрейнион, Туор, — обратился он к сыновьям, — теперь вы командуете воинами Хисиломэ и Ломинорэ.
— Все будет хорошо, — успокоили они его и попросили верных: — Позаботьтесь о нем.
Те охотно пообещали, и король нолдор покинул поле битвы, следуя за целителем.
* * *
Мрачные скалы нависали над воинами, которые все приближались к темной цитадели Моргота. Орков было немного, что сильно удивляло Куруфина, рвущегося с армией Химлада к мосту, за которым располагалась крепость Врага.
— Не спеши, дай дорогу старшему, — хохотнул Морьо, решая первому ступить на каменный пролет. Однако и его опередили. Серая тень волкодава промелькнула между братьями, и Хуан пробежал по мосту. Ни одна ловушка не сработала, и пес призывно залаял с противоположной стороны, не догадываясь, что любой майя спокойно пересек бы пропасть, чего нельзя было сказать об эрухини.
Все же именно Искусник первым ступил на мост, бывший еще мгновение назад каменным. Теперь же под его ногами клокотала тьма, справа от которой бушевал огонь, а слева — серая пустота, полное отсутствие чего-либо, от которого веяло ледяным холодом. Казалось, один неверный шаг, и безвременье примет Фэанариона в свои объятия. Однако он шел, упрямо шел к своей цели, скорее понимая, нежели ощущая, что сейчас прокладывает путь остальным. Куруфин не знал, что каждый ступивший на мост видел свою собственную иллюзию, и лишь немногие могли справиться с нею. Часть отступила назад, пытаясь понять, как же преодолеть возникшую преграду и не оставить своих лордов, другие, увы, сорвались в пропасть и стали долгожданным лакомством для гулявших внизу варгов.
Как брат справлялся с огромными змеями и шипастыми птицами, Карантир не знал, но упрямо следовал за Куруфином, не подозревая, что тот балансирует между изначальным жаром и холодом. Черный меч Искусника разрубал незримые нити колдовства, позволяя видеть тонкую каменную полоску под ногами. Когда же наконец он достиг противоположной стороны и увидел крайне удивленного Хуана, то рубанул по мосту, желая рассечь не камень, но паутину заклятий, что была наложена на него. Лишь с третьего удара пошатнулась иллюзия, и нолдор смогли относительно безопасно закончить переправу.
Братья достигли цели, а от Черных врат Ангамандо к ним по уже относительно безопасной переправе спешили Келегорм и Тьелпэринквар, до этого со своими воинами помогавший Ородрету добить несколько отрядов тварей и закрепиться у входа во владения Врага.
— Что дальше? — вслух озвучил общий вопрос Искусник, глядя на почти монолитную стену, на которой были лишь прорисованы очертания двери.
— Как что? — удивился Карнистир. — Зайдем. Или ты предлагаешь повернуть назад?!
Куруфин лишь выразительно посмотрел на брата, но ничего не сказал на этот раз. Морифинвэ же толкнул изображение двери.
— Смотри-ка, не заперто! — воскликнул он и исчез в образовавшемся проеме.
Куруфин шагнул за братом в образовавшийся в стене провал, предварительно сделав воинам знак следовать за ним, но быть предельно осторожными. Однако на удивление никто не оказывал им сопротивления, и лишь неприятная липкая тишина встречала нолдор. Вскоре коридор стал разветвляться, а в стенах появились двери.
— Нельзя позволить окружить нас или загнать в ловушку, — проговорил Карантир, останавливаясь.
— Так мы никогда не доберемся до Врага, — раздраженно ответил Куруфин, одновременно понимая, что брат прав.
— Воинов с нами много, — начал Морифинвэ.
— Разделиться?
— Не совсем. Пусть проверяют все двери и удерживают коридор, — ответил Карантир.
Идея Искуснику не очень понравилась, но другой у него не было, а нестерпимое желание наконец добраться до Врага гнало его вперед.
Где-то позади шли отряды Тьелпэринквара и Тьелкормо, Амбаруссар остались вне крепости сражаться с оставшимися орками — так что совместных сил должно было хватить.
Братья беспрепятственно шли по коридору, который медленно, но неуклонно понижался и все время незначительно поворачивал, так, что шедшие впереди не могли видеть и потому не знали, что из-за дверей никто не выходил.
Тишина становилась все более и более осязаемой и плотной, а каждый шаг давался воинам с бОльшим трудом. Однако Фэанарионы, казалось, не замечали преграды, а нолдор их отрядов, хотя и старались не отставать, шли все же на некотором расстоянии от них.
— Как-то… неправильно все. Не находишь? — спросил Куруфин.
— Ты забыл, где мы? Искажение здесь повсюду!
— Я не об этом, брат. Где охрана, где сопротивление? — удивлялся Искусник, и в этот момент братья вышли в просторный зал, в дальнем конце которого виднелись массивные двери. И стража.
Впрочем, пара орков не представляла серьезной угрозы или преграды для нолдор. Когда голова последнего врага беззвучно упала на пол и покатилась к стене, Карантир, не желая более медлить, толкнул створку.
— Вдруг и здесь не заперто? — хохотнул он, оборачиваясь к брату, тут же поднявшему свой щит, чтобы укрыть Карантира и себя.
— Какие гости! — раздалось с высокого и абсолютно черного трона. — Подойдите же ко мне, я готов оказать вам честь и принять вас к себе на службу.
— Размечтался! — зло выплюнул Карнистир и смело шагнул вперед.
— Можно подумать, ты ожидал, что мы согласимся, — презрительно ответил Куруфин, заходя в зал.
Моргот приподнял брови и сжал пальцы правой руки в кулак. Затем левой.
Крик боли поглотила все та же липкая тишина. Нолдор, что шли сразу за своими лордами, оказались смяты невидимой и невиданной силой, а после створки огромной двери закрылись, оставив братьев одних.
Моргот медленно встал с трона, неспешно поднял стоявший рядом Гронд и двинулся на Фэанарионов.
* * *
— Теперь будьте предельно осторожны, — напомнил Тьелпэринквар воинам, идущим следом. — В землях Врага возможны любые козни и подлости.
Те кивнули, соглашаясь, и Куруфинвион прошел через очередную дверь, за которой уже некоторое время назад исчезли отец и дядя. Застыв на пороге, он некоторое время вслушивался в подкравшуюся, словно вор перед рассветом, тишину. Не звонкую и радостную, когда издалека доносится пение птиц и размеренно бьется сердце, а липкую и гнетущую. Своды мрачного, укрытого серыми туманами зала терялись в вышине. Колонны казались сделанными не из мрамора и базальта, а из мыслей падшего валы. Воины взволнованно дышали в затылок, и лорд, обернувшись, постарался ободрить их:
— Мы справимся, — пообещал он. — Все вместе.
Те улыбнулись, и напряжение исчезло, разбившись хрустальным звоном.
В разные стороны от зала разбегались несколько коридоров. Тьелпэ прислушался, на этот раз еще тщательней, желая понять, в какую сторону отправились родичи, но потерпел неудачу.
— Давай ты налево, а мы направо, — услышал он голос подошедшего Туора.
— Согласен, — откликнулся Тьелпэ и приглашающе кивнул своим воинам. — Вперед!
Нолдор двинулись следом за лордом, искренне надеясь на скорую победу.
Ярко горевшие светильники разгоняли тьму, и тени с разъяренным шипением жались по углам. Коридор петлял, словно в неведомом лабиринте, и вдруг после очередного поворота Тьелпэринквар услышал отдаленный плач и тихий скрежет.
«Чудится или нет? — подумал он, останавливаясь. — Если же это морок Врага…»
Он поднял руку, еще раз призывая к вниманию, и тут на них прямо из темноты, словно из бездны, выскочили два волколака.
— Бой! — успел крикнуть лорд, подставляя щит. Тварь ударилась мордой о закаленный металл и разъяренно клацнула зубами.
Меч был в сложившейся ситуации бесполезен, это лорд понял сразу — в узком пространстве коридора развернуться или размахнуться для удара не представлялось возможным, а кинжалы были слишком коротки. Должно быть, на это и рассчитывал Враг, посылая тварей.
— Лучники, приготовиться! — скомандовал он, одновременно лихорадочно соображая, что еще можно предпринять. — Передним рядам пригнуться!
Стрелы взвились в воздух, и тут же следом послышался исполненный боли вой.
— Разойтись! — снова крикнул Тьелпэ. — Все назад!
Сам он, однако, за верными не последовал, а все же достал меч, вновь ставший теперь, когда воинов рядом больше не было, грозным оружием. Он ударил почти не глядя, потом еще раз и еще. Волколак метался, пытаясь достать до горла наглого нолдо, и все же Куруфинвион нанес ему рану в бок и в голову. Тварь убралась восвояси зализывать раны, а место его занял другой. Бой с новой силой возобновился.
— Лучники! — вновь приказал лорд.
Мгновенно пригнувшись, он позволил стрелам пролететь у себя над головой и, пользуясь тем, что твари отвлеклись, ударил, вогнав меч в шею волколака почти до половины лезвия. Тварь попыталась достать до руки нолдо, но тот подставил щит и ударил ногой, стряхивая его с оружия. Воины добили противника, и Тьелпэринквар скомандовал:
— Теперь идем дальше.
Коридор то сужался, то расширялся, убегая все ниже и ниже, и скоро отчетливо стал слышен звон цепей и стоны.
— Лорд, неужели там пленные? — взволнованно прошептал один из воинов.
— Не исключено, — кивнул Куруфинвион. — Разведчики, проверьте.
Двое воинов отделились от основной группы и скрылись за очередным поворотом. Тьелпэринквар дал воинам знак ожидать, а сам пошел проверить ближайшее небольшое ответвление, из которого, как ему показалось, доносился детский плач.
Светильник то и дело выхватывал из тьмы выгравированные на стенах тенгвы на темном наречии, и нолдо пожалел, что не мог их прочитать.
«Быть может, эта информация бы нам пригодилась», — подумал он.
Скоро плач стал громче, Тьелпэринквар прибавил шаг, и вдруг по его телу хлестнуло что-то невидимое. По спине прошел холодный озноб, руки и ноги его неподвижно застыли. Лорд понял, что не в силах пошевелиться.
* * *
— Что за дрянь?! — прокричал Тьелкормо, еле уворачиваясь от очередного стального пера. Птица, которую он прежде принял за элемент декора одного из залов Ангамандо, ожила, не давая его воинам продвигаться дальше. Острые, словно стрелы, перья вылетали из нее, почти без промахов разя нолдор. Раненые тут же теряли сознание или же проваливались в глубокий беспробудный сон.
Келегорм, укрывшись за одной из колонн, внимательно осмотрел орнамент зала. Плиты пола, красные и черные, складывались в странный, но знакомый эльфу узор.
«Лабиринт Мандоса, — понял он. — Кажется, так его называли в Валиноре. Только там он не позволял живым попасть в мир душ, даже если те и оказывались рядом со входом в Чертоги. А тут? В чем их роль?»
Охотник внимательно и сосредоточенно вглядывался в плиты, когда еще два воина рухнули, сраженные перьями птицы.
«И ведь не облысеет никак, тварь!» — подумал он и в тот же миг осознал.
— Не наступайте на красные плиты! — закричал Келегорм, ловко перепрыгивая сразу через несколько клеток и стараясь как можно быстрее достичь смертоносной твари. Однако его опередили, и вскоре безжизненная конструкция с грохотом рассыпалась на кусочки.
— А ведь стрелы ее и не брали. Только меч справился, — с некоторым удивлением проговорил победитель.
Следующие два зала нолдор миновали достаточно быстро и без происшествий, а третий преподнес им очередной крайне неприятный сюрприз. Оранжевые пятна, хаотично перемещавшиеся по его стенам, полу и даже потолку убивали, стоило им только хотя бы краем задеть эльфа.
Их было много, и двигались они с разной, постоянно менявшейся скоростью, порой неожиданно увеличиваясь в размерах или же наоборот превращаясь в точку.
По приказу своего командира воины замерли, понимая, что этот зал им не одолеть, если не найти источник, приводивший в движение оранжевую смерть.
* * *
— Государь, неужели со всеми тварями Нан Дунготреб покончено? — молодой воин, едва разменявший вторую сотню лет, смотрел одновременно с недоверием и тихой надеждой.
Трандуил поглядел на него и, задумчиво покачав головой, обвел взглядом поле боя. Туши отвратительных порождений Унголиант и приведшие их к границам Дориата волколаки теперь валялись грудами, превращая и без того не самый радостный пейзаж в поистине омерзительное зрелище.
— Я бы очень хотел надеяться, что да, — ответил наконец Трандуил. — Но даже если они и остались где-нибудь в глубинах пустошей, то их очень немного. Правда, это нам еще предстоит выяснить. Не сейчас, а немного позже.
— Вы хотите организовать охоту на них? — догадался стоявший поблизости Белег.
Король кивнул:
— Да. Однако прежде мы все должны отдохнуть и залечить нанесенные границе раны. И сжечь туши тварей.
Последние слова он произнес с отчетливо читаемым отвращением на лице.
— Белег, — обратился он к верному, — соберите небольшой отряд и оттащите в первую очередь тех, что загромождают теперь проходы в границе. И сожгите вместе с остальными. Иначе они скоро начнут смердеть и выгонят нас из лесов.
— Сделаем, государь, — откликнулся тот и отправился к воинам.
Убедившись, что все идет хорошо, король вытер собственный меч и убрал его наконец в ножны. Стоило пойти найти свою кобылу и узнать, как поживает тот спасенный лосенок. Пройдя ближайшим коридором, он ступил на живую траву и, вздохнув с видимым облегчением, поднял лицо к небу. Там, в вышине, ласково шумела листва, словно пела, и молодой король лег на траву и раскинул руки. С лица его не сходила широкая улыбка. Он не думал о том, видит ли его сейчас кто-нибудь или нет — это не имело никакого значения. Туман постепенно рассеивался, и скоро Трандуил смог разглядеть в просветах между кронами клочки быстро светлеющего предрассветного неба.
В плечо его кто-то мягко ткнулся, и король, оглянувшись, увидел свою кобылу. Проворно сев, он погладил ее и поцеловал в нос:
— С тобой все в порядке?
Лошадь согласно заржала.
— А как наш с тобой подопечный? — вновь поинтересовался Трандуил.
Кобыла оглянулась, и эльф наконец заметил робко выглядывавшего из-за ближайшего куста малины лосенка. Поняв, что его заметили, малыш вышел и, помявшись еще несколько секунд, подбежал к королю и ткнулся с благодарностью носом в его колено.
— Что ж нам делать с тобой? — проговорил задумчиво Ороферион и, сев на корточки, погладил малыша. — Пожалуй, тебе стоит пока остаться со мной. А верные поспрашивают зверей о твоей матери — может, кто-нибудь и знает о ней. Хочешь отправиться в Менегрот?
Лосенок явно не понял, о чем его спрашивают, но готов был следовать за своими спасителями куда угодно.
Трандуил уже собирался пойти проверить, как продвигаются дела с тушами тварей, как вдруг на поляну выбежала Ириссэ. На бледном, без единой кровинки, лице ее лихорадочно блестели глаза. Следом появился ее муж, столь же взволнованный, как и она.
— Что-то случилось? — отрывисто спросил король.
— Мой сын! — ответила нолдиэ. — Его унесли твари!
— Проклятье! — выругался король. — Как он там оказался? А впрочем, после разберемся. Берите нескольких воинов и следуйте за ним.
Менее чем через четверть часа погоня отправилась в путь, а король, проводив свою лошадь и лосенка к другим коням, закрыл глаза и послал вперед серебряный зов осанвэ. Следовало сообщить любимой, что с ним все в порядке и атака на Дориат отбита.
* * *
— Лорд Эктелион, там лодка! — запыхавшийся дозорный вбежал в конюшню и застыл на пороге.
Бывший лорд Дома Фонтанов встрепенулся и, погладив по шее своего жеребца, спросил у взволнованного верного:
— Где?
— Там, в открытом море. Мы спрашивали у фалатрим, но они говорят — это суденышко работы не морского народа.
— Хорошо, я сейчас приду. Возвращайтесь на пост. И благодарю вас.
Дозорный ушел, а Эктелион, заведя в стойло уставшего после долгой скачки коня, широким шагом вышел во двор и направился к берегу.
В окрестностях Виньямара в последние недели было на удивление тихо и благополучно. Не шныряли орки, не рычали варги. Вообще тварей тьмы не наблюдалось, как ни старались обнаружить их дозорные, день и ночь всматриваясь в даль. Это и радовало, и одновременно тревожило. Надежда, что бой у стен Ангамандо закончится поражением Врага, была отнюдь не призрачной.
«Но что, если Моринготто тайно готовит какую-нибудь особенно крупную пакость? — размышлял лорд. — С него станется».
Остановившись на мгновение, он посмотрел на мрачное, волнующееся уже не первый день море. Тяжелые серые волны набегали на берег, оставляя пышные белые шапки, и с разъяренным шипением отползали.
«Будто змеи», — невольно отметил Эктелион и продолжил путь.
Теперь он почти бежал. Фэа чувствовала там, далеко на севере, отголоски тьмы. Сердце часто колотилось в груди.
— Что там, владыка? — спросил он у Кирдана, неделю назад вернувшегося из Эглареста.
Тот в ответ повел рукой и указал на беспорядочно метавшуюся крохотную серую точку у горизонта. Наверное, только эльфийский взор и мог ее разглядеть.
— Вон там, видишь? — пояснил он. — Это лодка, но сделали ее явно не фалатрим.
— Кто же тогда?
— Нолдор? — предположил Кирдан.
Эктелион не ответил. Пройдя по пирсу, он сцепил руки за спиной и долго всматривался до боли в глазах. Резкий порывистый ветер рвал одежду, чайки беспокойно кричали. Несколько кораблей покачивались на волнах. Белое, отдаленно напоминавшее то ли грифа, то ли утку суденышко подпрыгивало, словно звало поторопиться. Эктелиону на миг показалось, что он слышит чей-то сдавленный то ли плач, то ли стон.
«Морок? — подумал он. — Или?..»
Не думая больше, бывший лорд Дома фонтанов прыгнул в ожидавшую у берега лодку и, отвязав ее, схватился за весла.
— Я скоро вернусь! — крикнул он Кирдану и направился туда, где, возможно, требовалась его помощь.
Волнение на море и не думало утихать. Стоявшие на берегу фалатрим с беспокойством наблюдали, но Эктелион уже не обращал на них внимания. Незнакомая лодка быстро приближалась.
Теперь он ясно видел, что это работа нолдор, хотя и не слишком умелая. Корма была изрядно побита и уже начинала понемногу пропускать воду.
«Чудо, что она вообще до сих пор держится на плаву», — подумал Эктелион.
Сердце его пропустило удар, а после снова гулко заколотилось. На дне лодки лежала юная темноволосая дева, по виду нолдиэ, лет двадцати восьми на вид.
«Еще совсем ребенок!»
Он удвоил усилия, и спустя совсем немного времени нос его собственной лодки ударился о бок судна. Ухватившись за борт, он подтянулся поближе и вгляделся внимательно в лежащую на дне фигурку.
Это действительно была совсем юная нолдиэ. С бледным лицом, спутанными мокрыми волосами и запекшимися губами. Весел не наблюдалось, так же как и еды или воды, и лорд понял, что путешественница уже близка к порогу Мандоса.
Он этой мысли его пробрал холодный озноб. Скрежетнув зубами, он неловко, одной рукой перенес эльфиечку в свою лодку и, укрыв собственным плащом, направился к берегу.
Дозорные вбежали в воду почти по пояс и вытащили суденышко на берег.
Море ярилось, словно Оссэ злился на эльдар за упущенную добычу, и только на небе в плотной пелене серых туч проглядывал первый за последние несколько дней лучик Анара.
— Вы поступили безрассудно, отправившись в открытое море почти в шторм, — заметил подошедший Кирдан. — И все же я восхищаюсь вашим поступком.
Эктелион наклонился и бережно взял деву на руки.
— Если есть лодка, — заметил он, — значит, должен быть и корабль.
— Корабля нет, — уверенно ответил Кирдан.
— Вот как? — удивился лорд и внимательно посмотрел на свою ношу. — Откуда же ты взялась? А впрочем, потом сама расскажешь, когда придешь в себя и немного окрепнешь. Пока же тебе необходимо повидаться с целителями.
Он кивнул владыке и быстрым шагом отправился к Палатам Исцеления, все так же крепко и бережно прижимая юную нолдиэ к груди.
Тьелпэринквар пошевелил руками, потом еще раз. Сомнений не было — он угодил в магическую ловушку.
«Растяпа», — обругал сам себя нолдо и спешно начал думать, как ему выбраться.
Следовало поторопиться — враг мог нагрянуть в любую минуту. Меньше всего ему теперь хотелось, чтобы жена и дочка получили известие о его гибели.
В отдалении слышались голоса верных и еще какие-то, незнакомые, судя по всему слабые и измученные. Спасение пленных продвигалось успешно, и это успокаивало фэа Куруфинвиона.
Закрыв глаза, он прислушался к голосу собственного сердца и, уже более не сомневаясь, запел.
«Возможно, это привлечет внимание тварей, — подумал он, — но Песня — единственная возможность освободиться».
Однако первыми поняли, что происходит нечто неладное, воины. Гул голосов внезапно стих, потом приблизился, стал как будто громче.
— Лорд, что с вами? — взволнованно воскликнули сразу несколько нолдор, показавшись в конце коридора.
— Все в порядке, — ответил Тьелпэринквар. — Занимайтесь пленными, я справлюсь сам.
Воины посмотрели с откровенным недоверием. Куруфинвион добавил решительно:
— Это приказ.
«Если погибать, то одному, а не всем вместе», — подумал он и возобновил Песню.
Верные подчинились, выставив, однако, небольшой отряд стражи.
По руками и ногам Тьелпэ побежали мурашки, потом он почувствовал покалывание, с каждой минутой все более нараставшее, и удвоил усилия.
Тем не менее, звук голоса младшего лорда Химлада привлек чье-то внимание. Это были, впрочем, не варги и не ирчи, а отряд Туора. Расставшись с воинами Тьелпэринквара в большом зале, они с тех пор блуждали в длинном, запутанном лабиринте, из которого никак не могли найти выход. Теперь же, услышав голос родича, Туор обрадовался:
— Идем туда! — воскликнул он, и отряд радостно устремился за ним.
А Куруфинвион все пел, и голос его победным гимном взмывал ввысь, отражаясь от мрачных сводов. Черные колонны звенели, словно от сдерживаемого гнева, и ярость их поддерживало приближавшееся рычание варгов.
Четыре твари выскочили из-за поворота, и стража, оставленная верными, ринулась в бой, защищая своего лорда, но их было слишком мало. Тьелпэринквар торопился, надеясь успеть освободиться до того, как станет поздно, и защитить верных, однако черные чары были все еще сильны.
Внезапно в отдалении послышался топот нескольких десятков ног, и звонкий голос Туора воскликнул:
— Что тут происходит?
Впрочем, выбежав в коридор, виньямарцы быстро сориентировались в происходящем и кинулись на помощь нолдор Химлада. Тьелпэринквар вздохнул с облегчением и практически сразу же ощутил, что путы его в самом деле поддаются. Он уже освободил одну руку и почти вытащил из невидимых тисков ногу, когда голос Глорфинделя, бившегося в первых рядах, яростно взмыл к потолку:
— Ты не пройдешь туда, тварь!
Второй по счету волколак бездыханной массой рухнул на пол. Трое верных зажимали раны, но еще бились. Однако у двоих раны оказались слишком сильны.
— Нacca! — выругался Туор, и в этот момент Тьелпэринквар с грохотом упал на камни пола.
— Лорд! — закричал командир верных.
— Благодарю вас всех! — ответил Куруфинвион и извлек меч, наконец освободившись.
Бой продолжался еще с четверть часа. После, когда все твари были убиты, а раны воинов перевязаны, Тьелпэринквар сказал:
— Я отправляюсь на поиски отца.
— Хорошо, — кивнул приемный сын Финдекано. — Мы проверим коридоры рядом с камерами и позаботимся о пленных.
— Согласен.
Решив таким образом, нолдор снова разделились. Тьелпэринквар со своими верными скоро скрылся из вида, но воины Виньямара недолго занимались поисками. Прошло всего несколько минут, когда к месту недавней схватки вышел Саурон. Он оглядел магическую ловушку, совсем недавно державшую Тьелпэринквара, и злобно прошипел сквозь зубы:
— Неужели я опоздал?
Туор с Глорфинделем переглянулись и одновременно выступили вперед.
* * *
Нолдор стояли на пороге, пытаясь понять природу, а главное, найти источник смертоносных пятен. Порой казалось, что еще немного, и они исчезнут, однако Келегорм удерживал воинов от опрометчивого шага. И не зря. Как только проходило время, достаточное для того, чтобы эльф достиг середины зала, оранжевый свет вспыхивал повсюду, не оставляя ни единого шанса выжить.
— Лорд, кажется, я понял, — воскликнул стоявший рядом верный.
Тьелкормо быстро повернулся к нему:
— Что?
— Видите, там, под потолком? — воин указал на едва различимые в темноте выступы на стенах, потолке и даже полу зала. — Уверен, это они источники странного света.
— Почему ты так решил? — удивился Келегорм, всматриваясь в замысловатый, и, возможно, смертоносный орнамент.
— Когда пятна вспыхивали особенно ярко, я заметил, что именно эти выступы оставались абсолютно темными. А сейчас взгляните, пятен почти нет, а они чуть светятся, — пояснил верный.
— Пожалуй, ты прав, — прислушавшись к себе, ответил Охотник и подозвал лучников.
Нолдор не знали, помогут ли им стрелы, но пока что иного выхода не было. Темнота зала и неожиданно возникший сквозняк делали все возможное, чтобы цели не были поражены. Чары Моргота защищали владения падшего и не желали сдаваться.
Нолдор не жалели стрел, и постепенно, медленно, неохотно оранжевые пятна начали исчезать, пока наконец последние из них не погасли.
— Кажется, получилось! — радостно воскликнул верный, разгадавший природу орнамента, и попытался сделать шаг в зал.
— Стой, — приказал Келегорм. — Выждем немного.
Нолдор, замерев, вглядывались в темноту, мертвую и вроде бы абсолютно пустую.
— Пойду, проверю, — наконец произнес Охотник.
— Нет, лорд, — остановил его один из разведчиков. — Как всегда, сначала мы. И не спорьте.
Трое нолдор друг за другом шагнули в темноту. Их шаги гасила ставшая уже почти привычной вязкая тишина Ангамандо. Ни звука, ни разом исчезнувшего сквозняка. Напряжение все нарастало, грозя подавить волю и затуманить страхом разум, когда замерший зал буквально взорвался фиолетовой вспышкой. Ни криков, ни стонов, ни зова о помощи. Абсолютная тишина. И только алые горячие капли осели на доспехах, стоявших у порога воинов.
— Проклятье! — воскликнул Келегорм. — Моргот! Чтоб тебя за Гранью также разрывало раз за разом!
— Лорд…
— Светильники! Все у кого есть кристаллы, вперед и по бокам. Тьма не может нажраться? Так пусть подавится светом!
Выстроившись по приказу Келегорма, нолдор, сжимая ярко горевшие кристаллы, вошли в жуткий зал.
Плиты, залитые кровью погибших товарищей, больше не выглядели черными. Стены напоминали агат или яшму, но были омерзительно отталкивающими. Потолок мерцал лилово-сиреневым, напоминая о недавней гибели разведчиков.
Кристаллы полыхали, а державшие их нолдор почти беспрерывно ощущали смертоносную злобу, идущую со всех сторон.
Охотник, вошедший во главе отряда, постепенно перемешался в его конец, пропуская воинов вперед и убеждаясь, что они благополучно миновали страшный зал. Он также сжимал в руке светильник, позволяя оставшимся нолдор достичь относительно безопасного коридора, если таковой вообще мог быть в Ангамандо. Тьелкормо последним выходил из зала, спиной вперед, рассеивая позади себя темноту, и не видел, как на потолке, прямо над ним, опасно замерцал и тут же погас единственный не пораженный стрелой уступ. Оранжевое пятно было некрупным, а до двери оставалось всего несколько шагов. Охотник резко принял в сторону и, развернувшись, прыгнул вперед. Край доспеха сверкнул оранжевым, и Келегорм буквально взвыл от боли, пронзившей бок и начавшей растекаться по телу. Однако в следующий миг он уже был за порогом зала, полыхнувшего в бессильной ярости фиолетовым.
— Лорд, как вы? — обеспокоенно спросил один из верных.
— Жив, — сцепив зубы, ответил Тьелкормо. — Вперед, пора уже вышвырнуть Моргота к Единому!
* * *
— Откуда же ты взялась, мелимэ? — Эктелион ласково улыбнулся деве и, подоткнув ее одеяло, подошел к окну.
Отдернув шторы, он широко распахнул створки, впуская свежесть и ласковый, теплый ветер, и долгое время стоял так, вглядываясь в голубеющую морскую даль.
Гостья молчала некоторое время, внимательно разглядывая своего спасителя и чуть заметно покусывая губу, а после коротко вздохнула и принялась рассказывать:
— Меня зовут Нисимэ, я дочь Фариона.
— Коменданта самой северной нашей прибрежной крепости? — уточнил Эктелион.
— Да.
За дверью тихо поскрипывали половицы под ногами целителей. Пахло разморенным на солнце деревом, медом и травами, отваром из которых ее дважды в день поили. Юная эллет продолжала:
— Я сидела у причала в лодке и пела. Погода портилась, и атто запрещал мне гулять в окрестностях крепости, но просто сидеть у камина и вышивать мне было скучно.
Эктелион не удержался и громко хмыкнул:
— Сколько раз я за всю свою жизнь слышал нечто подобное! Обычно это оказывалось началом весьма опасных приключений.
Он обернулся, и Нисимэ увидела в его глазах добродушные смешинки, а еще крохотные золотые огоньки, сиявшие ярче лучей Анара и бесконечно притягательные. Дева слабо улыбнулась в ответ и весело фыркнула:
— Вы правы, ничем хорошим это и не кончилось. Когда с севера пришли тучи, налетела буря. Я чувствовала, что Оссэ ярится, словно его что-то беспокоит.
— Чувствовала? — переспросил Эктелион.
— Да. Казалось, словно от самого моря исходит тьма и черный гнев. Я же упрямилась и продолжала заниматься своими делами. А еще… еще надеялась своей песней одолеть эту злобу. Потом стало поздно — Оссэ, я думаю, это был именно он, отвязал лодку от причала и вынес ее в открытое море. Шторм уносил ее все дальше и дальше. Весла утонули. Мой зов, должно быть, не был слышен. Да родичи и не смогли бы мне ничем помочь. У меня не было ни еды, ни воды.
— Сколько же ты скиталась? — нахмурился Эктелион.
— Четыре дня. Кажется. Я не уверена, лорд, простите меня.
Нисимэ вздохнула, и Эктелион, вернувшись к ее ложу, осторожно сел на краешек и взял за руку:
— Не волнуйся, ты ни в чем не виновата. Ты вела себя смело в сложившихся обстоятельствах.
— Вряд ли, — покачала головой дева. — Скорее глупо. Но все равно от души благодарю вас!
В глазах ее на миг мелькнуло неподдельное восхищение, но быстро ушло, словно Нисимэ, смутившись, поспешила спрятать его.
— Скажите, вы не могли бы сообщить моему отцу? — попросила она. — Они с аммэ, должно быть, волнуются.
— Непременно, — пообещал Эктелион. — Сегодня же вечером отправится гонец. Пока же отдыхай, я оставлю тебя.
Он встал и, переставив со стола на тумбочку горшочек с незабудками, принесенный сегодня утром, уже собирался уйти, когда Нисимэ спросила:
— Но вы ведь еще придете?
В глазах ее, на бледном лице читалось волнение. Эктелион несколько долгих мгновений стоял, а после наклонился и поцеловал ее в лоб:
— Обязательно. Все будет теперь хорошо. Отдыхай.
Нисимэ послушно закрыла глаза, черты ее расслабились, а бывший лорд Дома фонтанов стремительно вышел, однако, уже оказавшись в саду, остановился и долго стоял, глядя ввысь, в небо. Отчего-то его не покидало ощущение, что теперь собственная жизнь уже никогда не будет прежней.
* * *
Братья кружили вокруг Моргота, стараясь хотя бы ранить валу. Пол тронного зала был весь разбит от ударов Гронда, однако под ногами Моргота оставался всегда гладким и ровным. Темная магия сращивала трещины и выбоины, не позволяя своему владыке оступиться. Нолдор начинали уставать, однако понимали, что передышки им никто не даст. Вала всегда сражался лишь с одним эльфом, отмахиваясь от второго то колдовским туманом, то мороками.
Куруфин рубил мечом липкие белесые нити, что соткались в серое полотно, словно коконом окутавшим его, и вдруг увидел незащищенный бок Моргота, пытавшегося измотать Карантира, прыгавшего через ямы и уворачивавшегося от молота.
Враг, не ожидавший удара, вздрогнул, и Морифинвэ со всей силы ударил по руке падшего валы. Тот все же успел уйти от клинка, но рукоять Гронда треснула, вмиг превратив смертоносное оружие в кусок бесполезного железа.
Моргот взревел и рубанул ладонью по воздуху. Поднявшийся поток воздуха опрокинул Карнистира в одну из ям, а Искусника чувствительно впечатал в стену. Вала рассмеялся и, резко взмахнув рукой сверху вниз, потянулся за мечом, стоявшим у трона.
— Так и знал, что сегодня он мне понадобится, — притворно проворчал он.
Поднявшаяся пыль осела. Куруфин увидел надвигавшегося на него Врага и, перехватив меч поудобнее, поискал взглядом брата.
Морифинвэ так и остался лежать в яме, а острое каменное копье, сорвавшееся вниз по воле владыки Ангамандо, пробило его грудь и теперь осыпалось на тело лорда Таргелиона мелкой грязной пылью.
«И за тебя я тоже отомщу, брат», — мысленно пообещал Куруфин и отразил удар.
Они кружили, клинки звенели, соприкасаясь, высекали снопы искр, которые постепенно таяли, так же как и силы Искусника. Он понимал, что еще немного, и Моргот заберет его жизнь тоже, так же легко, как жизни деда и брата. Но он не мог позволить себе умереть и не избавить мир от Врага.
Решение пришло неожиданно. Ошеломляющее и одновременно ужасающее своей простотой и даже изящностью.
«Что ж, другого выхода у меня нет», — подумал Куруфин и на миг открылся.
Моргот нанес рубящий удар, однако доспех выдержал, лишь ощутимо смявшись. Тогда вала, предвкушая скорую победу, решил проткнуть ненавистного эльда мечом, но так, чтобы самому остаться вне досягаемости его оружия.
Боль оказалась сильной и даже оглушающей. Однако Куруфин помнил, для чего он позволил Морготу нанести себе эту рану. Вместо того, чтобы отпрянуть или незамедлительно ударить, он сделал шаг вперед. И еще. И еще. С раздирающим хрустом насаживаясь на меч и одновременно последний раз занося руку для удара. Черный клинок сорвался в полет, повинуясь воле своего создателя, неся смерть Врагу и тому, кто держал его.
Моргот, скованный застрявшим в груди Куруфина мечом, не успел ни увернуться, ни остановить сорвавшийся в полет клинок, тут же нашедший шею Врага. Голова падшего валы покатилась, уронив корону, а оставшаяся часть фаны, падая, невольно провернула и выдернула меч из груди Искусника. Алая кровь плеснула на черные плиты, и тот упал.
Заклятия разрушались, магия Ангамандо умирала, и вскоре двери в бывший тронный зал распахнулись, впуская нолдор.
Тьелпэринквар рванул к отцу, лежавшему на плитах в луже крови.
— Атто, держись! Я… я помогу, — прошептал он, понимая бесполезность любых действий.
— Корона…
— Что?
— Камни… дай… он уходит…
Тьелпэ потянулся за лежавшей рядом короной, в которой тускло поблескивали сильмариллы.
— Достань… камни… он почти… там… — кровь толчками выплескивалась изо рта и груди задыхавшегося Куруфина.
— Никак! Они словно впаяны, — в отчаянии почти крикнул Тьелпэринквар.
— Дай… — прохрипел Искусник.
Его кровь заливала корону, вынуждая колдовской металл шипеть и растрескиваться. Камни, пусть и испачканные кровью сына их создателя, с каждым мигом сияли все ярче и ярче.
— А ну стой! — собрав все силы крикнул Куруфин, своей фэа хватая сущность Моргота, что больше не мог прятаться в металле.
Угасающим сознанием Искусник еще видел сына, даже пытался ему сказать, чтобы тот отдал сильмариллы Майтимо. И еще что-то не менее важное. Однако сил хватило лишь на то, чтобы прошептать:
— Лехтэ…
И намертво вцепившись своей фэа в сущность валы, вместе с ним рухнул за Грань, в вечное небытие.
— Отец! — закричал Тьелпэринквар, когда рука Куруфина, до этого сжимавшая его пальцы, безвольно упала, а кровь, последний раз выплеснувшись из раны, остановилась вместе с сердцем Куруфина.
Створка двери оглушительно стукнула, и в бывший тронный зал влетел Келегорм. И замер. Чтобы в следующий миг в бессильной злобе зарычать и бить, бить, бить кулаком каменные стены только что павшей твердыни.
* * *
Тьелпэринквар сидел на коленях, не поднимая от тела отца взгляда. На душе было пусто и гулко. Как в пересохшем колодце. Раздавался звон мечей, яростные крики верных, визги тварей, но Куруфинвион ничего этого не слышал, все вглядываясь в знакомые и теперь уже навсегда безжизненные черты отца. В душе поселилось и постепенно нарастало чувство неправильности происходящего. Протянув руку, он попытался разгладить пальцем складку меж бровей Атаринкэ, но потерпел неудачу. Услышав позади тихие шаги, Тьелпэ вздрогнул и обернулся.
— А, это ты, — глухо проговорил он подошедшему Тьелкормо. — Тоже опоздал? Там вот… дядя. Заберешь его? А я атто.
Куруфинвион неловко кивнул, указывая взглядом на тело Карнистира, и Келегорм не без труда прошептал в ответ:
— Да, конечно. Я…
Он не договорил. Черты Тьелкормо исказились, и он поспешно закрыл лицо ладонью. Воспоминания юности пробегали перед его глазами, и в них оба младших брата смеялись и в то же время с укоризной смотрели на него.
«Простите, что не был рядом», — подумал он и решительно подошел к телу Карнистира.
Несколько воинов приблизились и помогли Келегорму снять камень, убивший их лорда.
Тем временем верные добили последних тварей, обнаруженных поблизости. Впрочем, после падения своего господина те более и не желали сражаться. Командир основного отряда нолдор Химлада уже хотел было подойти к лордам с докладом, но посмотрел на их лица и передумал.
Тьелпэринквар с ненавистью взглянул на бывший венец Врага, взял сильмариллы, скорбно приглушившие свой свет, завернул их в обрывок плаща, а затем поднял тело Куруфина.
— Я отнесу его в лагерь и вернусь, — произнес он, обращаясь к дяде.
— Хорошо, — ответил тот и, не оборачиваясь, приказал верным: — Сопроводите его.
Пятеро тут же отделились, обнажив мечи.
— Не хватает еще и тебя потерять, — с горечью пробормотал Турко.
Неблизкий путь до лагеря Тьелпэринквар не запомнил. Верные оберегали своего лорда, а тот молча шел, и на его лице застыла боль. Остановившись, он посмотрел в ясное голубое небо и вспомнил ослепительный золотой столб, разгоревшийся за спиной тогда, в бою.
«Ну конечно, — подумал он, и душу его полоснула горечь, — разве могла она усидеть спокойно в крепости? Этого и следовало ожидать. А впрочем… уж лучше пусть сразу узнает».
И вслух спросил у ближайшего воина:
— Где моя аммэ?
— Пойдемте, я провожу, — ответил тот так же глухо и опустил голову.
Когда они оба оказались в палатке, Тьелпэринквар не сразу узнал нис, вскочившую ему навстречу.
— Прости меня, аммэ, не уберег, — еле слышно проговорил Тьелпэринквар и опустил тело отца на укрытый лапником пол.
Лехтэ отчаянно вскрикнула, словно роа ее разрывалось на части, и рухнула на колени рядом с мужем.
— Аммэ, я должен найти Майтимо, — все так же безжизненно проговорил Тьелпэ. — Отец хотел.
Тэльмиэль не сразу поняла, что сын обращается именно к ней. Потом она несколько минут пыталась понять, что именно тот ей хочет сказать. Знакомые с детства звуки отчего-то никак не желали складываться в слова. Наконец, усилием воли отринув все лишнее, она осознала смысл сказанного и кивнула:
— Конечно, йондо, иди. Только возвращайся!
— Обязательно, аммэ, — горячо пообещал сын. — Обязательно!
Почти бегом выскочив из палатки, Куруфинвион на ходу крикнул верным: «Охраняйте ее!» и поспешил назад, в Ангамандо.
Тяжелый полог палатки качнулся в последний раз и замер, отрезая Лехтэ от остального мира. В уши ударила вязкая, оглушающая, непроницаемая, словно недавний мрак над пиками Ангамандо, тишина. Руки нолдиэ сами собой сжались в кулаки, сминая ветки лапника, и острые иголки впились в пальцы. На ладонях проступила кровь, но эллет не заметила этого. Истошный, напоминающий звериный, вой вырвался из ее груди.
«Все-таки ушел, — мелькнула в голове горькая мысль, — и оставил меня одну. Не вышло с первого раза — получилось во второй. А как же клятва? Та, что мы оба давали. В Амане. Мельдо!!!»
В памяти одна за другой пронеслись картины уже далекой теперь свадьбы и те слова, что были сказаны Атаринкэ:
«Клянусь быть рядом, любить, беречь и защищать до конца Арды и после нее. Пусть Эру будет свидетелем моих слов».
Дедушка Нольвэ улыбался тогда, но в глазах светилась легкая, едва заметная грусть. Словно знал или предвидел что-то.
«Без тебя они оба погибнут, — сказал он Лехтэ незадолго до ее отплытия в Белерианд. — А с тобой есть шанс спастись».
— Что же ты имел в виду? — прошептала она и подняла взгляд, бессмысленно уставившись на блики от светильника. — Что?
Ответа ей, разумеется, никто не дал. Да и некому было. Стоявшие у палатки стражи не решались войти, опасаясь потревожить, и Лехтэ была им за это благодарна. Мгновения текли, слагаясь в минуты. Отдаленные звуки лагеря становились то громче, то глуше. Нолдиэ закрыла глаза, сняла серебряный щит аванирэ и попыталась найти фэа мужа, позвать его, однако у нее ничего не получилось.
«Словно и вовсе нет его больше в этом мире», — мелькнула страшная мысль.
Лехтэ вздрогнула всем телом, затем вскочила и в отчаянии, плохо понимая, что вообще делает, призвала того, кто единственный мог теперь ей помочь. Илуватара. Позвала не голосом, но всей фэа своей, всем существом.
«Эру! — прокричала она, и мироздание вздрогнуло от силы ее крика. — Единый! Прошу. Умоляю. Разве это справедливо — не выполнять клятвы?»
«О чем ты?» — услышала она у себя в сердце размеренный, спокойный голос, и тут же осела на пол платки без сил.
«О первой клятве, данной моим мужем. И мною, — пояснила она. — Скажи, почему вторая клятва о сильмариллах должна исполниться прежде первой?»
«Той, что он дал на вашей свадьбе?»
«Да. Ведь Курво в тот день тоже призывал тебя».
«Верно».
Голос ненадолго замолчал, и Лехтэ, закрыв глаза, почти упала на пол. Душу ее охватило спокойствие и тихое умиротворение. Словно кто-то добрый и ласковый держал в своих ладонях ее существо и баюкал.
«Прямо как в детстве», — подумала нолдиэ и улыбнулась.
Она прислушалась, и ей показалось, что где-то в самой глубине фэа зазвучали стихи. Словно голос Атаринкэ читал ей их, шептал потихоньку на ухо…
Пустота. Тишина. Обреченность?
Но я сам выбрал этот путь.
Темнота. Глубина. Удаленность…
Моей жизни финал — в этом суть.
Память. Счастье. Боль и разлука.
В лютом холоде годы идут.
Сын. Тоска. Одиночество. Скука?
Дни за днями во мраке ползут.
Свет. Тепло. Жена. Возвращенье.
Мирный Химлад прекрасен был.
Клятва. Бой. Вечный Враг. Искаженье.
В летний полдень сам воздух стыл.
Кровь. Борьба. Почти пораженье.
Помню, как я на башне стоял.
Пропасть. Бездна. Огонь и решенье.
Вновь Единый в ночи мне внимал.
Годы счастья. Сладки. Недолги.
Битвы грозной уж пробил час.
Орки. Варги. Змеи и Моргот.
Черный меч мой разил вас на раз!
Темнота. Пустота. Ненастье.
Я готов, я приму судьбу.
Тихий шепот. Тепло. Мое счастье.
Лехтэ, милая, я приду!
Я вернусь, даже если не-можно,
Я приду вновь обнять тебя.
Понимаю, как это сложно…
Эру, клялся тогда я, любя.
Тихий свет. Теплота и нежность.
Легкий вздох. Твои пальцы. Стон.
Ты любовь моя. Счастье и верность.
Вижу мир… и тебя рядом в нем.
Она потянулась всем сердцем, всей душой, пошла на этот зов, роа Лехтэ засветилось ласковым золотым светом… И фэа ее отделилась, шагнув за Грань.
* * *
Боль мгновенно исчезла, и фэа устремилась за пределы привычного эрухини мира. Куруфин еще успел отметить, как тяжело склонилась голова сына, как пальцы прикоснулись к некогда его лицу, но при этом ничего не почувствовал.
Пространство вокруг стремительно менялось. Краски исчезали, звуки стихали, а впереди, за серой чертой, терпеливо ждала тьма. Вечная, изначальная. И еще одна фигура, напоминавшая недавно убитого валу.
Моргот сопротивлялся, искажая своей сутью даже то, что, казалось бы, исказить невозможно. Он вливался, втекал в саму границу, всеми силами стараясь избежать того, что ждало за ней.
— Стой! — закричал Куруфин и спустя несколько мгновений оказался рядом.
— Опять ты! — гневно воскликнул вала.
— Ты не избежишь своей участи!
— Как и ты, глупый сын Фэанаро, — усмехнулся Моргот.
— А я и не стремлюсь к этому, — с этими словами Куруфин шагнул вперед, увлекая за собой сопротивлявшегося Врага.
Серая черта охотно пропустила фэа и сущность валы, оставив их вдвоем в абсолютной пустоте.
Искусник не мог сказать, сколько прошло времени по привычному ему счету Арды, потому как там, где он очутился, его как такового просто не существовало. Однако вместо страха или отчаяния им овладело любопытство, желание исследовать, познать то, что теперь его окружало. Моргот был где-то рядом, явно пытаясь выбраться отсюда, но, судя по волнам ярости, что исходили от него, не преуспевал. Фэа Искусника перемещалась в пустоте, всеми силами стараясь понять, как ориентироваться в столь странном месте. А еще где верх и низ, где право и лево, где… Странное кружение подхватило душу и потащило куда-то, потянуло, окончательно запутывая Искусника.
— Лехтэ, — неожиданно подумал он, словно одного имени жены было достаточно для того, чтобы эта круговерть остановилась. Эмоции бурлили в душе, вскипали и остывали, поднимались и вновь успокаивались, но неизменным было одно — его любовь.
— Верно. Лехтэ, — раздался ласковый голос, и теплый золотой свет со всех сторон окутал Куруфина.
— Единый? — догадался он.
— Так меня тоже называют, — ответил голос. — Но ты клялся быть с той, кого только что звал, называя меня иначе.
— Эру Илуватар, прошу простить…
— Это не имеет значения. Важное другое… — свет сделался чуть менее ярким, и Искусник смог разглядеть силуэт, находившийся в этих золотых лучах.
— Лехтэ! — узнал он и рванулся к супруге, но налетел на невидимую стену.
— Только если ты решишь, что та клятва важнее, — строго произнес Создатель.
— То есть?
— Ты несколько раз взывал ко мне. И был услышан. Теперь решай…
— Да, я желаю быть с любимой до конца Арды и даже после!
— Хорошо. Да будет так! — произнес Единый.
«Он же не имел в виду, что она теперь окажется здесь?! Нет, я же сказал однозначно. Лехтэ, прости, Лехтэ…»
Искуснику вдруг показалось, что мириады обитаемых миров стремительно закружились вокруг него. Раздалось пение столь удивительное и воистину прекрасное, какого он никогда не слышал там, в Арде. Золотой свет вспыхнул, на мгновение ослепив…
— Ты… ты вернулся! О, Курво! Ты здесь! — раздался рядом голос жены, и такие знакомые ладони бережно сжали его лицо.
Куруфин пытался осознать, где же он, что с его роа, когда душа услышала такой важный ответ:
— Мне известны все ваши помыслы, дети. И я никогда не обреку вас на страдания. Ни в одном из миров. Помни об этом.
* * *
Лехтэ рывком распахнула глаза и поняла, что вновь находится в платке.
«Я принял решение, — наконец, казалось вечность спустя, ответил Эру. — Твой вопрос был справедлив. Первая клятва, данная Куруфинвэ Атаринкэ моим именем, тоже должна быть исполнена. Только потом, когда окончательно выйдет ее срок, я спрошу его о второй. А пока… До конца Арды и после нее, как было сказано им самим, он будет с тобой. Пока существует Эа. Я возвращаю его фэа из Безвременья обратно в тело. Полученные в боях раны будут залечены. И если вдруг до окончания назначенного им самим срока он снова когда-либо погибнет, то его будет ждать общая со всем народом эльдар участь. Да будет так».
— Благодарю, Единый! — уже вслух воскликнула Лехтэ.
От тела мужа ее исходило пронзительное, густое золотое сияние. Оно приподнялось, принялось тихонько покачиваться, и страшные раны, полученные им в последнем бою, начали зарастать на глазах. Нолдиэ вскочила, все еще не до конца веря своим глазам, и вдруг все разом закончилось. Сияние исчезло, тело Курво опустилось на лапник, на котором и лежало до этого, и ее муж, чуть слышно вздохнув, пошевелился и открыл глаза.
— Ты… ты вернулся! О, Курво! Ты здесь! — крикнула Лехтэ и кинулась к нему.
Вбежали стражи, давно уже прислушивавшиеся снаружи к происходившему, и с неподдельным удивлением и восторгом посмотрели на ожившего лорда.
— Даже умереть, и то нормально не вышло, — притворно проворчал Курво и, проведя ладонью по лицу, посмотрел на жену. — Мелиссэ. Я пришел. К тебе.
Лехтэ упала на колени, и Атаринкэ обнял ее голову, прижав к своей груди.
— Лорд, это вы! — обрадовались наконец верные, теперь окончательно поверившие, что произошло небывалое.
— Я, — подтвердил Фэанарион.
Было видно, что сотни вопросов теснятся в этот миг у него в голове, но не было сил пока их задать. Он сидел на полу палатки, то улыбался, то хмурился, и только несколько минут спустя, поглядев в лицо жене, поцеловал ее.
Фэа его теперь снова обретала целостность.
— А ты не спешил, — пробормотал Туор сквозь зубы, поднимая меч. — Впрочем, все ваше племя трусливое. Только с беспомощными и умеете воевать.
Он презрительно сплюнул, и Саурон, стоявший напротив, злобно ощерился:
— Ты ответишь за эти слова, смертный выродок!
— Попробуй заставить!
Сталь ударила о сталь, высекая искры, и Глорфиндель, помогая другу, зашел сзади. Майя бился, успевая отражать удары с двух сторон, однако возможности колдовать у него уже не оставалось.
В узком пространстве коридора верные не могли прийти на помощь лордам. Они лишь удерживали тварей на расстоянии и старались не допустить, чтобы тот, кто был теперь после гибели Моринготто их главной целью, не скрылся, как делал это не раз.
Неровное пламя факелов потрескивало и чадило, словно гневалось на кого-то. По углам плясали кривые тени. Туор наступал, тесня своего противника туда, где у него не осталось бы пространства для маневра, и Глорфиндель уже успел дважды ранить падшего майя.
«Все-таки мечник из него никудышный, — подумал приемный сын Финдекано. — Он маг, а не воин».
И этим следовало воспользоваться. Впрочем, даже сейчас Саурон представлял нешуточную опасность. Нолдор видели, что он все же пытается колдовать, пользуясь любой заминкой в бою, а потому торопились. Майрон петлял по коридорам, которые знал, пожалуй, слишком подробно, и в глазах его плясали нехорошие огоньки, а на губах играла кривая усмешка.
В лицо Туору и Глорфинделю ударили лучи Анара, и лорд Виньямара на миг зажмурился. Саурон, воспользовавшись этим, ударил, однако меч его звякнул о металл — Глорфиндель преградил падшему майя путь. Враг зарычал в бессильной злобе, и тут подошедший со спины Эарендил полоснул клинком прислужника тьмы под коленями. Тот заревел, и этот крик раскатился по окрестностям Ангамандо подобно горному обвалу. Майрон махнул рукой, его меч вошел Глорфинделю в грудь, и нолдо, покачнувшись, полетел со стены. Верные ахнули, и сразу двое кинулись вниз в надежде достать бывшего лорда дома Золотого цветка и, пока не стал слишком поздно, доставить целителям. О худшем думать они не хотели.
— Ты ответишь, тварь! — вскричали в гневе одновременно Туор и его сын.
Лорд Виньямара достал кинжал и почти не глядя метнул, ударив следом мечом и перерезав сухожилия на руке Саурона. Тот выронил оружие и прошипел сквозь зубы:
— Мы еще встретимся с тобой в другом месте и при других обстоятельствах.
Почуяв неладное, Туор кинулся вперед, однако майя, хромая, уже исчез, скрывшись в едва заметную щель между скал, ставшую видимой лишь когда падший удалился на значительное расстояние. Эарендил остановился и несколько долгих секунд глядел перед собой в пустоту.
— Что будем делать, отец? — спросил он наконец.
Ответил Туор незамедлительно:
— Седлаем лошадей и в погоню. Нельзя позволить ему уйти! Он должен ответить за все свои злодеяния!
— Я понял, — кивнул сын. — Вперед!
И нолдор кинулись вниз, в сторону лагеря, следом за своими лордами. Менее чем через четверть часа небольшой отряд отделился от основного войска и бросился в погоню за Сауроном.
* * *
— А это что? — спросила Тинтинэ у одного из верных, что сопровождали ее, указывая взглядом на гигантский арбалет.
— Баллиста, леди, — пояснил воин.
Он принялся объяснять ее устройство и назначение, а дева протянула руку и с нежностью погладила по деревянному основанию. Оружие отозвалось теплом, словно радовалось, что его помощь не понадобилась.
В груди Тинтинэ вновь, уже в который раз, тревожно стукнуло сердце, пропустив удар, и нолдиэ нахмурилась, обратив взгляд в сторону Ангамандо.
— Известий нет? — спросила она вслух.
Верный покачал головой:
— Увы. Пока никаких.
В вышине показался ястреб и, прокричав тревожно, развернулся, умчавшись на восток.
— Они погибли! — услышала она в его клекоте.
— Кто? — хотела спросить она птицу, но тихий возглас не долетел до небес.
Далекий звон оружия постепенно стихал, и было ясно, что битва близится к завершению.
— Хотите еще что-нибудь посмотреть? — спросил ее один из инженеров.
Дева печально опустила взгляд и покачала головой:
— Нет, благодарю.
Оставив забавы, она пошла не спеша туда, где виднелись палатки верных и шатры целителей. Вдруг далеко, у самых стен крепости, показался знакомый светловолосый силуэт и стал быстро приближаться.
— Тьелкормо! — узнала она и со всех ног кинулась вперед, перескакивая на бегу через невысокие препятствия.
На несколько мгновений она потеряла его, а когда вновь увидела, Турко уже успел спешиться и выходил из одной палатки. На лице его застыла боль и какая-то безразличная отрешенность. Тинтинэ всплеснула руками.
— Что с тобой? — воскликнула она.
Тьелкормо вздрогнул, услышав знакомый голос.
— Родная, ты? — спросил он, явно не веря своим глазам. — Что ты здесь делаешь?
Он кинулся вперед и заключил любимую в объятия, с силой прижав к груди. На бледном лице его сквозь страдание зажегся огонек тихого счастья.
— Что произошло? — снова задала вопрос дева, вглядываясь в глаза своего упрямого лорда.
Тот коротко вздохнул в ответ:
— Они погибли.
— Кто? — ахнула она испуганно.
— Курво и Морьо.
Тинтинэ вскрикнула, прижав ладони к щекам:
— Как же так? Не может быть!
— Мне самому не верится, — признался Турко.
Он снова посмотрел ей в глаза, и можно было подумать, что именно Тинтинэ теперь то последнее, что связывает его с жизнью.
— Люблю тебя, — прошептал он и наклонился к ее губам.
Дева прильнула к нему всем телом и вдруг испуганно вздрогнула:
— Что это?
Она побледнела как полотно и, прижав руку сперва к груди Тьелкормо, а после к его животу, закрыла глаза, будто прислушивалась к чему-то.
— Что случилось? — насторожился Турко.
— Это я бы у тебя должна спросить! — нахмурилась Тинтинэ. — Целителям уже пора петь тебе песни!
Он удивленно поднял брови:
— Какие песни?
— У тебя внутри кровь. Много крови. И она уже не бежит по жилам.
Тьелкормо подумал и уверенно мотнул головой:
— Я здоров!
— Нет! — упрямо стояла на своем нолдиэ. — Тебе целитель нужен, и прямо сейчас! А то ты рискуешь отправиться вслед за братьями. Кто-нибудь, позовите целителей!
Последняя фраза была обращена уже к верным.
— Сейчас! — ответил один из них и сорвался с места.
Тьелкормо стоял, глядя на возлюбленную с восхищением.
— Ложись! — сурово нахмурившись, велела ему Тинтинэ, но уже через мгновение широко улыбнулась и быстро поцеловала в щеку, добавив уже совсем другим, ласковым тоном: — Ложись давай, я тебе серьезно говорю. Тебе сейчас не стоит шевелиться.
— Уже ложусь, не переживай, — Тьелкормо с удовольствием поцеловал любимую и послушно устроился на ближайшей телеге.
Дева села рядом и уже намеревалась что-то спросить, но Тьелкормо прервал ее:
— Больше не могу молчать, и плевать на данные самому себе обещания. Тинтинэ, жизнь моя, здесь и сейчас, в присутствии верных, я прошу тебя — будь моей женой!
Воины замерли, глядя на лорда с недоверием и открытой радостью. Дева вспыхнула, прижала ладони к пылающим щекам и, покачав головой, прошептала:
— Конечно, я выйду за тебя.
Нолдор выдохнули, начали наперебой поздравлять, а Тинтинэ, притворно нахмурившись, добавила:
— Но только при условии, если ты останешься жив! Если вздумаешь умереть, то о свадьбе можешь даже не мечтать!
Тьелкормо рассмеялся, мгновенно закашлявшись, и взял руку любимой, прижав ее к своей груди.
— Я буду очень стараться, — пообещал он. — Благодарю тебя.
Подошел целитель и, осмотрев лорда, подтвердил догадку Тинтинэ:
— Он и правда серьезно ранен, но теперь все будет хорошо — вы вовремя спохватились, леди. А для вас, лорд, у меня хорошая новость — ваш брат Куруфинвэ снова жив. А теперь обратно лягте и помолчите-ка до тех пор, пока я не разрешу!
И, велев верным отойти на пять шагов, начал Песнь исцеления.
* * *
Маэдрос устало поднимался по начавшим трескаться ступеням.
— Что происходит, лорд? — окликнул его один из верных.
— Не знаю, но мы должны поторопиться вывести всех отсюда, пока не завалило коридоры, — ответил он.
Воины Дортониона с частью освобожденных пленников должны были быть уже на поверхности, тогда как нолдор Химринга под предводительством своего лорда спустились на самые нижние ярусы, даря надежду обреченным на медленную и мучительную гибель узникам. Ни один мускул не дрогнул на лице Нельяфинвэ, когда он вновь оказался в застенках для особо упрямых пленников. Лишь только белое пламя разгоралось все ярче, заставляя тюремщиков в ужасе бросать оружие и падать на колени. Истощенные и замученные узники оживали, и в их глазах загоралась надежда. Многие из них уже не могли идти сами, и воины несли их, не желая никого оставлять в этом жутком месте.
— Поторопитесь! — крикнул Маэдрос, поднимая щит, чтобы принять на него несколько крупных осколков, отделившихся от стен. А откуда-то сверху, где уже виднелись золотые лучи Анара, доносились радостные голоса:
— Победа!
— Враг пал!
— Победа!!!
Эти радостные крики добавили сил уставшим воинам и измученным пленникам, и вскоре они все увидели долгожданный свет.
— Приветствую вас, лорд Нельяфинфэ, и прошу принять то, что принадлежит по праву нашему роду и вам, как старшему в семье, — раздался рядом такой знакомый и одновременно совершенно отстраненный и чужой голос Тьелпэринквара.
— Тьелпэ? Что… — Майтимо обернулся и увидел протянутые ему сильмариллы — драгоценные камни истинного света, залитые кровью на грязной тряпице.
— Как? Как тебе удалось их добыть? Чья на них кровь? Ты ранен? — эмоции сменялись на лице Маэдроса, и наконец он с нежностью и одновременно горечью прикоснулся к камням.
— Нет, дядя. Это кровь отца. Он…
— Что с Курво?!
— Его больше нет. Как и Морьо. Точнее не так. Его окончательно нет, ты знаешь, — наконец смог произнести Тьелпэринквар.
— Нет! — с болью прорвался крик фэа старшего Фэанариона. — Нет!
Камни полетели на землю — драгоценные и такие бесполезные сейчас кристаллы. Верные впрочем незамедлительно подняли их, не желая видеть творения Фэанора выброшенными, и замерли на почтительном расстоянии, скорбя вместе со своим лордом.
— Посланник валар! — донеслось издалека. — Прибыл вестник Манвэ!
— Я возьму один сильмарилл себе, — скорее сообщил, чем спросил Тьелпэринквар и поспешил к площадке перед бывшими Черными вратами, где вокруг Эонвэ уже собирались нолдор. Маэдрос кивнул и отправился за ним.
— Я буду говорить с вашим королем и передам ему слова Владыки ветров и старшего из валар, — произнес крылатый посланник.
* * *
Эонвэ стоял в самом центре лагеря нолдор и свысока взирал на собиравшихся вокруг него воинов.
— Я жду. Владыка Манвэ и все валар собрались в Круге Судеб и сейчас взирают на вас своими глазами и говорят моими устами! Король нолдор, тебя призывают к ответу за содеянное твоими подданными! — голос крылатого вестника разносился далеко по просторам Ард-Гален.
Финдекано, бледный и с перевязанными руками, выступил вперед.
— Что ж, я слушаю тебя, Эонвэ, — произнес он, неотрывно глядя на глашатого.
— Владыка Манвэ знает, что один из вас убил старшего брата Повелителя ветров. Не просто лишил фаны, но отправил за Грань этого мира. Что ты можешь сказать на это?
— Только то, что Враг, причинивший всем столько горя, наконец повержен, — ответил Финдекано.
— Однако не в вашей власти решать судьбы Стихий Арды! Только валар имеют право судить и выносить решения. И Владыки приняли его! Ты, именующий себя королем нолдор, отправишься со мной и предстанешь пред троном Манвэ. Все, кто сражался против Мелькора и чьи фэар сейчас исцеляются в Чертогах, более не обретут тела. Те же, кто еще жив, не услышат более зов Мандоса и бесплотными тенями будут скитаться по смертным землям до конца Арды! На этом все. Таково мое слово и оно нерушимо.
Эонвэ замолчал и оглядел собравшихся:
— Вы слышали волю Владык. Теперь же я…
— Призови своих хозяев снова! — раздался новый голос.
— Тьелпэ, лучше уйди, — тихо произнес Финдекано.
— Нет, теперь говорить буду я. А вот тебе сейчас и правда стоит уйти. На всякий случай.
— Но…
— Не упрямься! Я знаю, что делаю, — уверенно сказал Куруфинвион и добавил: — Эонвэ, я жду.
— Наглец! Ты тоже предстанешь перед тронами в Круге Судеб!
— Только если сам захочу этого! А теперь слушайте… владыки.
Тьелпэринквар обвел взглядом собравшихся, улавливая, как изменилось настроение воинов. Ужаснувшиеся несправедливости, они вновь воспрянули духом и были готовы пойти за своими лордами хоть против войска валар, хоть за Грань, что в сложившихся обстоятельствах было в принципе одно и то же.
— Итак, Стихии незамедлительно снимут все барьеры и впредь не будут чинить никаких препятствий для свободного сообщения между Аманом и Белериандом.
— Но…
— Разумеется, речь идет о Перворожденных. Не нам менять замысел Эру и судьбы атани, — тут же добавил Тьелпэринквар.
Воины слушали, затаив дыхание.
— Затем Намо отпустит всех, абсолютно всех, — подчеркнул Куруфинвион, — кто пожелает покинуть Чертоги. Это же будет относится ко всем фэар, кто рано или поздно также окажется там. Валар не будут прямо или косвенно, сами или при помощи майар, препятствовать жизни эрухини в Амане и за его пределами. Это все.
Глаза Эонвэ гневно сверкнули, а рука легла на эфес меча.
— Ах да, чуть не забыл, — ехидно ухмыльнувшись, добавил Тьелпэринквар. — В знак нашего соглашения и доброй воли нолдор мы преподнесем дар.
Он развернул тряпицу, и свет сильмарилла озарил всех, присутствовавших при разговоре. Яркий, горячий, подобный лучам Лаурелина, он согрел, но не обжег эльфов, а Эонвэ заставил отпрянуть на шаг назад.
— Отдай! — прохрипел он и протянул руку к кристаллу.
— Только после того, как Манвэ подтвердит наш договор!
— Он что, лично должен явиться сюда?! Чтобы… чтобы…
— Я все сказал. И жду, — спокойно ответил Тьелпэринквар.
Гул голосов, слышимый всеми нолдор, нарастал. Некоторые даже улавливали в нем звонкие ноты Нессы и Ваны, печальный мотив Ниэнны, сухой шелест Вайрэ и искреннюю, неподдельную радость Йаванны, готовой оживить Древа. Их супруги молчали. Обстановка накалялась. Ощутимо пахло грозой и надвигавшейся бурей. Однако воздух у земли пока был спокоен. Лишь облака высоко в небе пришли в движение и вскоре выстроились в исполинскую фигуру.
— Мы принимаем твои условия, Тьелпэринквар Антолайтэ Куруфинвион. Отдай сильмарилл моему глашатаю. Пусть же Отец наш простит мне и моим братьям и сестрам минутную слабость. Мы не хозяева вам, а защитники. Отныне.
— Благодарю, владыка, за твое решение. Ваше, — тут же поправился Тьелпэ и протянул Эонвэ камень.
— В добрый путь, — прошептал он, обращаясь к сильмариллу.
Ласковое сияние окутало нолдор и исчезло вместе с с крылатым посланником и Владыкой ветров. А сильный порыв в следующий миг разогнал облака и поднял пыль с руин Ангамандо, присыпав эльфов горкой пыли.
— Надо отправить гонца в гавани! Пусть готовятся встречать и строить суда. Нам вскоре понадобится много кораблей, — распорядился Тьелпэринквар.
Воины Химлада уже собирались исполнить приказ, когда их остановил так никуда и не ушедший Финдекано.
— Мои верные справятся быстрее — они не раз бывали у Кирдана. Если, конечно, ты не против, — добавил он, обращаясь к Тьелпэринквару.
— Ты прав. Тем более слово короля — закон, — светло проговорил он.
Финдекано чуть нахмурился и, немного подумав, наконец улыбнулся и снял с головы венец.
* * *
Яркий луч Анара ослепительным бликом сверкнул на золоте короны нолдорана. Финдекано смотрел на него, слушал голос собственной фэа и с каждым мгновением все яснее понимал, что принял верное решение.
Кровь его стремительно бежала по жилам, гулом отдаваясь в ушах. Было непривычно легко и радостно. Казалось, роа пытается воспарить, сбросив непосильный груз, предназначенный не ему. Келвар и олвар замерли, прислушиваясь к происходящему, и даже посланец валар, вернувшийся по приказу Манвэ, молча стоял в ожидании. На лицах нолдор застыл немой вопрос — они пока не догадывались, что хочет сделать Финдекано. А тот еще раз внимательно обвел собравшихся взглядом, посмотрев в глаза каждому, и уверенно заговорил:
— Тьелпэринквар, мне сейчас тяжело подобрать правильные слова, но ты все же выслушай и постарайся понять. За все те сотни лет, что нолдор провели в землях Белерианда, ты сделал для Перворожденных гораздо больше меня.
— О чем ты? — не понял Куруфинвион.
Он глядел на старшего родича внимательно, едва заметно хмурясь, всей фэа чувствуя, что сейчас произойдет что-то действительно важное.
— О Песне, снимающей с фэар смертных и квенди темные чары, о камне, многим вернувшем здоровье. Об остановленных балрогах, которые могли совершить чудовищные злодеяния.
— Не я один их задержал, — напомнил Тьелпэринквар.
Фингон согласился:
— Верно. Но больше никто не спасал абсолютно всех квенди, что уже когда-то умерли или еще могут умереть. То, что ты сейчас сделал, поистине бесценно. И я уверен, что именно ты должен носить корону нолдорана. Я отдаю ее добровольно по данному мне судьбой и нолдор праву. Прими же.
Старший Нолофинвион сделал шаг вперед, протянул венец, который когда-то носил Финвэ, и склонил голову.
Верные потрясенно ахнули, послышались тихие восторженные и удивленные возгласы. Тьелпэ глядел прямо перед собой, едва ли веря происходящему, и качал головой.
— Но я сделал это не для того, чтобы получить корону, — наконец ответил он. — Я просто хотел помочь.
— Именно поэтому ты достоин, — уверенно парировал Фингон.
Куруфинвион совершенно по-детски развел руками, огляделся по сторонам и заметил неподалеку своих родичей.
— Дядя? — спросил он Майтимо.
Тот кивнул в ответ:
— Да. Я согласен с Финдекано.
— Я тоже, — раздался вдруг знакомый голос, который Куруфинвион менее всего сейчас ожидал услышать.
Воины расступились, и вперед вышел тот, кого Тьелпэринквар еще недавно видел мертвым и кого сам отнес в лагерь.
— Отец?! — воскликнул он и кинулся к нему, стиснув в объятиях.
Курво рассмеялся в ответ и проговорил не без труда:
— Потом я тебе все подробно расскажу, а пока — принимай корону.
Он бросил быстрый выразительный взгляд на стоявшую рядом Лехтэ, а воины, до сих пор молча взиравшие, начали один за другим громко выкрикивать:
— Достоин!
— Он точно достоин!
Голоса, подобному шумящему морю, усиливались, и Тьелпэринквар ответил всем наконец:
— Покидая вместе с родичами Аман, я не предполагал, что это однажды случится. Я подчиняюсь решению нолдор и своего родича Финдекано Нолофинвиона и принимаю свою судьбу.
Куруфинвион приблизился к нему и склонил голову, и тогда Фингон, легко и радостно улыбнувшись, возложил на нее королевский венец.
Воины взорвались ликующими возгласами, а Нолофинвион проговорил:
— Айя, нолдоран!
— Поздравляю тебя, — откликнулся и посланец валар.
Тьелпэ поднял лицо к небу и закрыл глаза. Широкий, яркий сноп света вдруг брызнул из-за облака, облив его фигуру золотом, и тихая мелодия заиграла в отдалении. Но были ли это эльфы, доставшие инструменты, или сама природа, никто так и не смог сказать.
— Только в такие моменты до конца понимаешь, как же на самом деле хорошо жить, — раздался задумчивый голос Тьелкормо.
Тяжелый полог палатки откинулся, и Охотник вышел, опираясь на плечо Тинтинэ. Замерев на пороге, он вдохнул полной грудью. На меланхоличном, все еще немного бледном лице его застыло выражение покоя. Отсутствующий взгляд был обращен к небу. Ярко светили звезды, и теплый, ласковый ветер играл полотнищами стягов. Умиротворяюще потрескивали вдалеке костры, однако тут и там то и дело раздавался скрежет металла и стоны раненых, не дававшие забыть о том, что произошло недавно.
— Как ты себя чувствуешь? — с тревогой в голосе поинтересовалась Тинтинэ, и Турко, посмотрев на нее, улыбнулся ласково.
— Хорошо, — ответил он, — лучше многих иных.
Деву такой ответ не устроил, она нахмурилась и уже намеревалась что-то сказать, когда увидела две приближающиеся фигуры. Куруфинвэ и Майтимо подошли и приветствовали обоих:
— Alasse.
— Какие новости? — спросил братьев Тьелкормо.
Тинтинэ перевела взгляд с любимого на его родичей и обратно и уже намеревалась незаметно уйти, когда Турко решительным жестом обнял ее и тем самым пресек попытку.
Майтимо ответил так же тихо и вдумчиво:
— Целители все еще борются за жизнь Глорфинделя. Алкариэль просила мастера Рамиэля помочь им. Удивительно, что он все еще жив.
— Наверное, все дело в том, что верные успели вовремя, — предположил Курво.
Майтимо кивнул:
— Согласен.
— В любом случае, надеюсь, что Индилимирэ не понесет первую в ее жизни утрату, — вставил Тьелкормо, и всем показалось, будто Итиль на один короткий миг закрыло облако.
— Может, присядем? — предложил Курво. — Тебе, наверное, еще тяжело стоять.
— Да, немного, — согласился Турко.
Они прошли к костру, и старший лорд Химлада сел на бревно с помощью Тинтинэ.
— Не уходи, — попросил он ее, привлекая к себе, и, уткнувшись носом в ее волосы, вдохнул нежный, такой знакомый и до боли родной аромат.
Дева обняла его в ответ за талию и положила голову на плечо. Братья терпеливо ждали, и наконец Охотник заговорил, все так же задумчиво и неспешно:
— Не знаю, как объяснить, что чувствую. Я словно долго спал и теперь проснулся — все чувства необычайно остры. Впрочем, Курво, ты, полагаю, меня понимаешь. Я ведь в самом деле успел увидеть порог Чертогов Намо.
Сидевший напротив Искусник нахмурился и с силой стиснул руки, так что побелели костяшки пальцев. Тьелкормо продолжал:
— Когда я пришел в лагерь, то чувствовал себя очень плохо. Накатывала слабость, голова немного кружилась. Я думал, это последствия боя и боли от вашей с Морьо смерти. А оказалось, это из-за раны. Я ведь даже не заметил, когда получил ее.
Тут Турко ненадолго прервался и чуть приподнял рубаху, чтобы вновь взглянуть на повязки с левой стороны туловища, словно они могли рассказать ему, как именно крохотное пятно оранжевого света смогло так серьезно повредить эльда.
— Потом, — он коротко вздохнул и оправил одежду, — когда моя Тинтинэ позвала целителей, меня разом накрыла слабость. Я такого прежде никогда не чувствовал. Помню, как небо над головой закружилось, а голос целителя стал глухим и очень далеким. Помню испуганное лицо Тинтинэ. Помню, как попытался вскочить, когда мне сказали что ты, — Тьелкормо кивнул в сторону младшего брата, — жив. А потом свет померк, и я оказался будто в плотном сером тумане. И далеко впереди отчетливо проступили очертания Мандоса.
Он снова вздохнул и крепко обнял любимую.
— Морьо я там не видел, — вновь заговорил он. — Да это уже и неважно. В любом случае, однажды мы еще непременно встретимся с ним. Может быть, даже скоро — вряд ли он захочет слишком долго сидеть в гостях у Намо. А я… Когда я вернулся, то первое, что увидел, тоже была Тинтинэ. Я уцепился за ее взгляд, словно за якорь, и именно он не позволил мне вновь провалиться туда, в безвременье. А после целители закончили лечение, и я в самом деле был спасен. Не знаю, что я делал бы без своей любимой.
Майтимо перевел взгляд на деву и с благодарностью улыбнулся. Та кивнула в ответ и спросила, поглядев на Келегорма:
— Может быть, я пока пойду, проведаю Глорфинделя?
Тьелкормо нахмурился:
— Погоди. Тебя к нему сейчас все равно вряд ли пустят, а я хотел сказать… Может, мы отпразднуем нашу помолвку прямо тут, на поле битвы? Пока все родичи в сборе. А то поди собери вас всех снова. Да и я…
Он сцепил пальцы и перевел взгляд с Майтимо на Куруфинвэ и обратно.
— Что ты? — уточнил Старший.
— Не хочу больше откладывать. Теперь, когда Тинтинэ мне ответила «да», ждать нет никаких сил. Я ведь все же Тьелкормо. Да и жизнь моя теперь принадлежит Тинтинэ. Без нее меня бы уже не было.
— Понимаю, — кивнул Майтимо. — А ты что скажешь?
Он поглядел на будущую родственницу. Та задумчиво покусала губу и наконец ответила:
— Мне все равно, где заключить помолвку — здесь или в садах Химлада. Если вы хотите теперь, то я не буду возражать. Ведь главное не место, а те слова, что будут сказаны. И любовь.
Она подняла взгляд на Тьелкормо, и тот несколько долгих мгновений смотрел ей в глаза.
— Мелиссэ, — прошептал он, — теперь, когда с Клятвой покончено, что еще у меня осталось? Я люблю тебя и хочу, чтобы наши судьбы стали в конце концов одним.
— Я тоже этого хочу, — горячо прошептала дева.
— Тогда не будем откладывать и проведем церемонию прямо сейчас. Ибо утро теперь явление зыбкое и ненадежное.
Майтимо встал, уже намереваясь пойти и заняться приготовлениями, когда Курво вдруг спросил:
— Ты собираешься обручиться прямо так, без колец?
— Проклятье, — выругался Турко. — Совсем забыл про них. И ты, конечно же, не взял из Химлада инструмент.
— Не предполагал, что он мне здесь пригодится, — ухмыльнулся младший брат.
— Что же делать? — Тьелкормо нетерпеливым жестом запустил пальцы в волосы и с силой дернул прядь.
Майтимо бегло оглядел себя и снял с собственного пояса пару серебряных колец разного размера, к которым обычно крепил необходимые в походе мелочи:
— Эти годятся? Пока обручитесь тем, что есть, а после, дома, доведете их до ума.
Огорченное лицо Тинтинэ просветлело, а Турко схватил предложенные звенья и воскликнул:
— Они подходят идеально. Благодарю!
Весть о помолвке Тьелкормо Фэанариона облетела лагерь нолдор в мгновенье ока. Все, кто был в состоянии и не находился в дозоре, наскоро привели себя в порядок и направились к одному из шатров целителей. Искусные в музыке верные отыскали маленькую ручную арфу и две флейты. Из остатков вечерней трапезы было собрано импровизированное угощение. Но самое причудливое зрелище на этом торжестве представляли сами виновники торжества. На женихе был надет доспех, на поясе крепился меч, а невеста была одета в простую дорожную тунику. Правда, Лехтэ успела заново заплести ей волосы. Однако ни лент, ни каких-либо украшений отыскать так и не удалось.
И все же сияние глаз влюбленных затмевало блеск любых драгоценных камней. Тьелкормо и Тинтинэ встали рядом, глядя друг на друга, и те родичи, кто был жив, кто не был занят погоней или борьбой со смертью, собрались вокруг. Заиграла музыка, и Келегорм, оглянувшись на Старшего, дождался его кивка и заговорил.
— Ни твоего, ни моего отца здесь нет, чтобы заключить союз между нашими семьями по всем правилам, но лично для меня это мало что меняет. Я люблю тебя, Тинтинэ, дочь Наллиона, и хочу связать с тобой навсегда свою судьбу. И я рад, что могу теперь открыто и при всех заявить об этом. Согласна ли ты?
В глазах Тинтинэ блеснули слезы радости, когда она ответила:
— Да, согласна! Я тоже рада, что судьбы наши скоро станут едины.
— Тогда, — выступил вперед Майтимо, — я, как старший в роду, даю согласие от имени нашей семьи на этот брак. Пусть ровно через год состоится свадьба.
Он накрыл руки жениха и невесты своей ладонью, и Тьелкормо, с жаром поцеловав любимую, надел ей на палец тонкое серебряное кольцо. Следом такое же засверкало на его собственном пальце, и верные, воины и целители, принялись их поздравлять.
Музыка заиграла громче, еще ярче засиял в небесах Итиль. Турко вздохнул, собираясь с силами, и, прикрыв глаза, запел.
Песня о жажде жизни, о возвращении и любви поплыла над безжизненными просторами Ард Гален, изрытыми тысячами ног и перепаханными боевыми механизмами. И ветер закружил, понес вперед, к далекому горизонту, мотив.
Тинтинэ вложила в протянутую руку Тьелкормо пальцы, и голос ее, такой нежный и одновременно сильный, соединился с голосом жениха, вплетя в мотив новые нотки.
Земля вздохнула и прислушалась, оживая. И многие из тех, кто до сих пор еще с помощью целителей боролся со смертью, теперь возвратился к жизни, отринув окончательно Чертоги Мандоса. Вернулся Глорфиндель, распахнув в стоящей неподалеку палатке глаза, и крохотные золотые и белоснежные цветы устремились ввысь, к небу, оживив простор.
Песнь все плыла и плыла вперед, несомая ласковым южным ветром. Квенди и атани слушали ее, распахнув сердца, и слова ее звучали в их ушах даже тогда, когда целители увели порядком ослабевшего жениха в палатку. Тинтинэ ушла вместе с ним, а нолдор и атани, собравшиеся на торжество, разделили трапезу и разошлись по своим боевым постам.
Итиль плыл, все больше клонясь к горизонту, и звезды сияли на небе по-прежнему пронзительно-ярко. А песня долго еще звучала над Ард Гален, вдыхая жизнь в исстрадавшуюся землю.
* * *
Грязная когтистая лапа вновь больно сжала шею Ломиона, заставив того уткнуться лицом в вонючую варжью шерсть.
— Не трепыхайся, гаденыш, — прошипел орк, заметив очередные попытки юного эльфа освободиться.
Уже третьи сутки продолжался показавшийся Мелиону постыдным плен. Надежда на скорое спасение таяла с каждым часом, уступая место холоду и страху. Нестерпимо хотелось пить, однако та жидкость, которую орк попытался однажды влить ему в рот, одним своим запахом вызывала тошноту и стойкое отвращение. А еще он очень боялся. Нет, не за свою жизнь. Ломион знал, что его аванирэ еще недостаточно прочно, а, значит, Враг сможет многое узнать про Дориат и Химлад, где он когда-то родился. Усиленный жаждой, страх сковывал тело, погружая юного эльфа в вязкое забытье.
А далеко позади него Ириссэ летела вперед, не слушая никого, ведомая лишь материнским чутьем, говорящем, что ее сын жив и что его везут на север. Вот только верную дорогу он подсказать ей не мог, и потому эльфы направились чуть западнее, тем самым невольно удлинив свой путь.
— Мельдо, ну где же он? — в очередной раз спросила Аредэль, когда уставшие кони вынужденно перешли в шаг.
— Мы обязательно его найдем! Не сомневайся, — незамедлительно ответил Даэрон, тщательно пряча собственное беспокойство. — Он жив. И это на данный момент самое главное.
— А если…
— Не думай об этом. Поверь мне, наш сын… он выстоит. И вернется к нам. Я знаю, — говорил менестрель, убеждая себя и супругу.
Земля снова вздрогнула, на этом раз более ощутимо. Трещины мелкой сетью быстро покрывали черные камни, а издалека доносились звуки рогов армии нолдор. Ломион встрепенулся и открыл глаза. Сквозь поредевшие тучи на землю падали лучи Анара, с каждым мгновением становившиеся все ярче. Пленивший его орк ослабил хватку, а вскоре и вовсе убрал лапу с шеи эльфа, пытаясь прикрыть глаза. Он шипел и грязно ругался, а солнце тем временем становилось все ярче и жарче.
И Ломион рискнул. Оттолкнувшись от холки варга, он спрыгнул на землю и перекатился. Стянутые кожаным ремнем ноги затекли и плохо слушались, однако уставший от долгого бега волк Ангбанда не торопился догонять добычу без приказа своего наездника, более всего желавшего сейчас оказаться в спасительной тени. Мелион же прыжками приближался к скалам, надеясь быстро найти острый осколок и перерезать им путы. Он падал, полз, поднимался и снова падал, пока под рукой у него не оказался подходящий кусок базальта. Ослабевший от голода и жажды, Ломион слишком долго перерезал кожаный ремень. Когда долгожданная свобода была совсем близка, знакомая лапа больно впилась ему в плечо.
— Удрать решить, дрянь, — зло прошипел орк и со всей силы ударил эльфа по лицу. Голова закружилась, щеку обожгло болью и по шее побежали горячие струйки.
— И сбегу! — сипло прокричал Ломион, резко выбросив вперед руку с зажатым в ней осколком. Орк не ожидал такой прыти от пленника, и потому в следующий миг темная кровь из рассеченной брови залила ему глаз.
— Убью! Искалечу! — прорычала тварь и подозвала варга. Юный эльф вновь услышал звук рога, безошибочно узнав в нем сигнал Химлада, и поспешил туда, где в распахнутые Черные врата заходила армия нолдор. Он петлял, прятался за крупными камнями, пытаясь укрыться от щелкавших уже совсем рядом клыков. Острая боль обожгла ногу, и Ломион в отчаянии упал. Нож вошел в икру по самую рукоять. От досады хотелось кричать, но сил не было даже на это. Мелион видел, как, довольно скалясь, приближалась вдоволь наигравшаяся им тварь, как заносила свою мерзкую лапу, чтобы вновь схватить его. Решившись, он выдернул кинжал и сжал в руке. Черное оружие неприятно жгло ладонь, а кровь толчками вытекала из раны.
— Только посмей еще тронуть меня! — произнес он, глядя орку в глаза. И в этот миг скалы содрогнулись до основания. Глубокие трещины прорезали породу, грозясь рассыпаться на мелкие осколки. Варг жалобно завыл и бросился прочь, оставив растерянного орка одного. Тот, впрочем, уже не спешил нападать. С недоумением посмотрев вдаль, он не увидел привычных пиков Тангородрима. Зло сплюнув, он провел лапой по подбородку, выругался и пошел прочь, совершенно утратив интерес к эльфу. Оторвав рукав рубашки, Ломион перевязал ногу и медленно направился туда, где развевались флаги нолдор.
Мелион был уже близок к своей цели, когда прямо из скалы, или же абсолютно незаметной двери, вышел некто в черных доспехах. Он не был похож ни на нолдо, ни на тех, кого мама называла атани. Злоба и гнев ощущались в нем, и Ломион поспешил спрятаться за камнем.
Саурон заметил юного эльфа, но погоня была близка, и потому лишь походя бросил в него заклинание, отрезающее фэа от роа. Мерзкие скрежещущие звуки окружили Ломиона, его душа заметалась, но всплывший в памяти голос отца помог ей удержаться в теле, тут же провалившемся в забытье.
* * *
— Эарендил, не торопись! — крикнул Туор сыну и остановил коня.
На камнях, сердито хмурясь и потирая ушибленный бок, сидел темноволосый эльфенок.
— Vandë omentaina!(1) — приветствовал нолдор малыш.
— Сомневаюсь, что она добрая, — ответил названный сын Финдекано и покачал головой. — Впрочем, смотря с чем сравнивать. Кто ты и откуда тут взялся?
Малыш не без труда поднялся и с важным видом представился:
— Меня зовут Мелион, я сын Даэрона и Ириссэ. А оказался на севере не по своей воле — орк утащил.
Нолдор переглянулись, и Туор попросил одного из верных:
— Останься с ним, пожалуйста, и доставь к целителям.
— Хорошо, — кивнул тот и обеспокоенно добавил: — А как же вы, лорд?
— Мы справимся. Его еще надо найти.
Услышав последние слова, эльфенок встрепенулся:
— А вы кого-то ищете, да?
Туор нахмурился и посмотрел в ясное, пронзительно синее небо.
— Да, ищем, — ответил он наконец. — Одного падшего майя, который сбежал с поля боя. Его необходимо покарать.
— Я видел недавно одного! — обрадовался возможности оказаться полезным малыш. — Он убежал вон в ту сторону, на запад, к горам Эред Ветрин.
Мелион махнул рукой, указывая более точное направление, и Туор ответил ему:
— Благодарю тебя от души! Выздоравливай скорее и больше не попадайся врагу, а нам пора. До встречи!
— Удачи вам! — пожелал эльфенок.
Туор с сыном в сопровождении десятка верных умчались, а Мелион с воином отправились в сторону лагеря нолдор.
Травы стелились под копыта коней. Анар садился за горизонт, а после снова поднимался за спинами всадников. Нолдор не делали привалов, опасаясь, что враг их исчезнет, спрячется в какую-нибудь известную только ему одному нору, чтобы через много лет явиться вновь и пустить все усилия союзников прахом.
— Дайте лошадям лембас, — распорядился Туор, — и подкрепитесь сами. Пять минут, и продолжаем путь.
— Хорошо, лорд, — ответил командир отряда.
Кони фыркали, сознавая важность возложенной на них миссии, и серьезно вглядывались в далекие горы, тонкой ниточкой протянувшиеся впереди.
— Среди скал Саурон может затеряться, — заметил Эарендил.
— Верно, — согласился с сыном Туор. — Потому мы и спешим. Хотя я хорошо знаю горы Хисиломэ, однако не стоит рисковать.
— Тогда поторопимся! — горячо воскликнул Эарендил и первым вскочил на коня.
Туор скомандовал отправление, и небольшой отряд вновь полетел на запад, обгоняя ветер. Однако, сколько ни вглядывался сын Финдекано в подернутую знойной дымкой даль, все равно не мог преодолеть недостатка человеческого зрения. Он вслушивался в шепот ветра, как научила его в далеком детстве матушка Армидель, и по тому, что тот шептал ему на ухо, о чем пел и на что жаловался, понимал, правильно ли они все держат путь.
— Я чувствую скверну, — сообщил в конце концов Эарендил, догнав отца. — Как будто невидимые темные сгустки, подобные кляксам, разбросаны по земле. Наш враг все еще не залечил свои раны и теряет силы.
— Добрая весть, — согласился Туор. — Ты чувствуешь, куда он направляется?
— Да, атто. Мы едем правильно.
Погоня возобновилась с новой силой, и скоро дозорные, высланные вперед, доложили:
— Лорд, мы видели его. Он на расстоянии полулиги.
— Нельзя позволить ему достичь гор, — ответил решительно Туор и обратился к верным: — Окружите его.
— Сделаем, — пообещали те и скрылись среди высоких трав.
Туор же с сыном продолжили путь уже вдвоем.
Шумел в отдалении Сирион. Орлы парили в небе, высматривая добычу. Кони, поддерживаемые магией эльдар, грозно фыркали, рвались в бой, и скоро Эарендил воскликнул, указывая вперед:
— Вон он, отец!
Аманские кони, потомки тех, что когда-то давно подарил Тьелпэринквар Финдекано и Армидель на свадьбу, не подвели. Туор и сам вскоре увидел, что тот, кого они преследовали все эти долгие дни и жаждали покарать за все преступления, не может обогнать их, как ни силится. Он заметно хромал, и все же лорд Виньямара опасался, что падший майя может убить лошадей. Проворно спешившись, Туор отослал жестом своего коня, и Эарендил последовал примеру отца. Закованная в черные доспехи фигура падшего майя с каждым мгновением неумолимо приближалась, и Туор вытащил из ножен меч.
Металл ударил о металл, высекая искры, и Саурон заревел, словно раненые зверь. Глаза его под шлемом блеснули злобой, но и сам он, и Туор молчали, сберегая силы, и только оружие их вело вместо них яростный разговор.
Эарендил зашел противнику со спины, и Саурону приходилось теперь отражать удары сразу с двух направлений. Он метался, словно затравленный медведь, и оттуда, где он был ранен во время боя в Ангамандо, капала черная вязкая кровь.
Металл звенел, будто гневался, бегавшие поблизости кони яростно ржали и норовили то и дело ударить противника копытом. Верные, посланные Туором, приближались, и Саурон, увидев их, яростно зашипел.
Сын вновь зашел со спины, обрушив на врага град ударов. Тот обернулся, отражая их, и в этот момент Туор поднял меч и вогнал его острие в незащищенную забралом часть лица.
Саурон закричал, а Эарендил ударил прямо в сочленение доспеха в районе шеи. Оба провернули в ранах мечи, и голова их противника упала с плеч и покатилась по траве.
— Отправляйся к своему создателю, порождение зла! — выкрикнул он идущие из глубины сердца слова. — Единый, прими фэа того, кто носил имена Майрон и Саурон! Пусть ответит он за все причиненное эрухини зло!
Туор устало выдохнул, опустил меч, и тут земля вздрогнула, а воздух словно сгустился, став осязаемо плотным. Небеса вспыхнули золотом, и со всех сторон донесся громкий, но одновременно ласковый голос:
— Я принимаю посланный тобой дар, — проговорил Эру, ибо это и в самом деле был он. — И благодарю. Вы оба не можете себе представить, от каких бедствий избавили Арду, первый сотворенный мною мир. Он особенно дорог мне, поэтому я хочу вас отблагодарить. Тот, кто вернул мне Мелькора, уже получил награду. А чего желаете вы?
Туор и Эарендил потрясенно молчали, с трудом веря в происходящее, и только гулкое биение крови в ушах напоминало им, что они все еще живы. Наконец, казалось вечность спустя, Туор проговорил:
— Единый, ты сам читаешь в наших сердцах и знаешь все движения душ детей твоих.
— Верно, — ответил тот. — И мне ведомо, что обрадует тебя больше всего. Да будет так. Пусть жизнь твоя и твоей возлюбленной супруги Итариллэ отныне станет воистину единой. Я дарую тебе бессмертие эльдар и сужденный им Путь. Те дети, которых вы приведете с ней в будущем, будут принадлежать к перворожденным. А ты, Эарендил, и все твои потомки смогут теперь сами выбирать, чей народ им ближе.
— Благодарю! — ответил горячо тот. — Но сам бы я не хотел, чтобы родители оплакивали мою кончину в отведенный атани срок.
— Пусть будет так, — вновь заговорил Единый. — Ты выбрал бессмертие.
Голос смолк, и вихрь, порожденный его мыслью, приподнял роар отца и сына и закружил. Потрясенные верные увидели, как золотое свечение, разлитое в воздухе, втягивается постепенно в тела Туора и Эарендиля. Они мягко опустились на траву, и все разом прекратилось. Лишь мир как будто окутала густая, звенящая тишина. Туор сел в траве, не понимая, почему видит не так, как прежде, и только спустя десяток ударов сердца вдруг осознал, сколь сильно расширился теперь его горизонт. Все то, что отстояло на много лиг и было прежде скрыто от него, теперь предстало отчетливо и ясно.
Кровь вытекала из обезглавленного тела Саурона, и верные приблизились с отчетливо читаемым потрясением на лицах и проговорили, качая головами:
— Все и вправду кончилось. Поздравляем вас, лорд Туор! И тебя, Эарендил.
Отец и сын от души поблагодарили, и подошедшие кони ткнулись теплыми носами, разделяя радость своих друзей.
Туор закрыл глаза и попытался сделать то, что прежде было ему недоступно — открыться и послать осанвэ жене. Скоро ему почудилось, что он слышит ее ответ, и счастливо воскликнул:
«Мелиссэ!»
1) Добрая встреча (кв.)
Алкариэль вздохнула, запрокинула голову и, загородившись ладонью от ярких лучей Анара, посмотрела на небо. Там, в чистой, ясной вышине, парил, распластав крылья, сокол.
— Неужели мы победили? — задумчиво проговорила она. — И больше нет ни Врага, ни его приспешника?
— Признаться, мне самому с трудом в это верится, танну, — ответил Хастара.
В его зрачках, в тонких, едва заметных морщинках, недавно появившихся в уголках глаз, светились мудрость и понимание. Леди Врат посмотрела на него внимательно и кивнула, соглашаясь с невысказанным.
— Что же вы теперь намерены делать? — не удержалась она от вопроса.
Оростель и стоявшие неподалеку воины глядели заинтересованно, ожидая ответа.
— Мы с Иннарой заберем наш народ и вернемся домой, к пескам пустыни. Я скучаю по ним.
Алкариэль понимающе кивнула:
— Белерианд так и не сумел завоевать вашего сердца?
Вастак уверенно покачал головой:
— Нет. Да и за что его любить? Мудрый Рханна был прав — здесь лето короткое и холодное, земля топкая, и даже женщины некрасивы.
Нолдиэ удивлено подняла брови:
— Вот как?
— Да, — подтвердил Хастара без тени сомнений. — Они бледны, словно река зимой, и такие же прозрачные. Никакого сравнения с жгучими, горячими девами моей родины.
— В таком случае было бы преступлением вас удерживать, князь. Но на прощание примите, пожалуйста, от нас дары. Они уже готовы. Оростель передаст вам, когда прибудем во Врата.
— Благодарю от души, — князь прижал руку к груди и чуть склонил голову.
Нолдор сворачивали лагерь у Железных Врат, воины чистили мечи и кольчуги, мастера разбирали орудия. Ржали лошади, чуя скорое возвращение.
Подъехавший Келеборн склонил голову, приветствуя леди Врат.
— Мне тоже пора, — сообщил он.
— Разумеется, — откликнулась Алкариэль. — Нолдор не забудут помощи синдар в трудный час.
— Туор, — окликнул принц недавно вернувшегося в лагерь приемного сына Финдекано, — как ты смотришь на то, чтобы погостить вместе с Эарендилом у нас в Дориате по пути домой? Переведете дух, я познакомлю вас с женой и дочкой.
— Благодарю, — откликнулся лорд Виньямара, — с удовольствием. Только найду нашего нового нолдорана — мне нужно доложить ему кое о чем.
Разговор прервался, словно оборванная струна. Победители невольно принялись размышлять, что будут делать теперь, после победы и возвращения, как сложатся их судьбы. Думы не затмевали радости, однако взгляды воинов и их предводителей нет-нет да и останавливались на высокой, темноволосой фигуре Тьелпэринвара, о чем-то разговаривавшего с отцом. И в этих взглядах тогда читалась как будто бы необоснованная ничем надежда.
* * *
— Владыка, прошу, позволь мне прикоснуться, — Йаванна сделала шаг и протянула руку. Сильмарилл, до этого несколько тускло светивший в руках Манвэ, ярко вспыхнул, заставив сердце валиэ биться чаще.
— Бери, — равнодушно произнес он. — Неужели ты думаешь, что Фэанаро согласится разбить его?
— Я готов поспособствовать этому, — прошелестел Намо.
— Нисколько не сомневаюсь, муж мой, но нет. Не позволю, — строго произнесла Вайрэ, опасаясь, как бы про планы ее супруга не стало известно остальным Стихиям. Становиться новым Врагом ему точно не стоило.
— Этого и не потребуется, — тихо произнесла Кементари.
— Что?
— Как?
— Уверена?
— Возможно, кристалл сам будет готов отдать мне свет, я чувствую нечто похожее. Он словно собирается дать росток, но…
— Что? — на этот раз валар были единодушны в том, какой вопрос задать.
— Мне надо еще раз осмотреть Древа, — ответила Йаванна.
Она спешно удалилась из Круга Судеб, надеясь, что сможет оживить такие дорогие ей создания.
Лаурелин и Тельперион были черны и мертвы. Валиэ нежно прикоснулась к их так и не опавшей за все эти годы коре. Древа молчали. Кементари начала песнь, очищающую и пробуждающую все живое. Она пела, не смолкая ни на миг, и вдруг она услышала слабый ответ. Еле слышный, робкий, но он пришел, пробившись сквозь яд тьмы.
— Вы живы! Вы ждете моей помощи! И я сделаю все, что в моих силах! Обещаю вам, — воскликнула Йаванна.
— Не спеши, — строго произнесла подошедшая Эстэ. — Света одного Камня будет мало, их плоть изъедена ядом.
— Я восстановлю ее!
— Ты не сможешь вечно обнимать их и делиться силами, моя дорогая, — ответила Целительница.
— Я готова! — воскликнула Кементари.
— А остальные твои творения как же? Забудешь?
— Нет, но…
— Послушай, я сама очень хочу увидеть их свет вновь. И я знаю, что стоит сделать. Вот только нам придется уговорить…
Эстэ перешла на мыслеречь, не желая, чтобы кто-либо их услышал.
* * *
Сквозь распахнутое окно библиотеки падал яркий золотой свет, отражаясь от высоких, до самого потолка, стеллажей и освещая задумчивые, немного напряженные фигуры двух эллет.
Ненуэль сидела в кресле подальше от входа, и на ее коленях лежала вышивка. Нис то и дело брала работу в руки, однако почти сразу вновь бросала и устремляла взор далеко к горизонту. Туда, где в небесах парили ласточки. Она словно прислушивалась к чему-то, ждала с надеждой и тревогой.
У окна, за тяжелым дубовым столом, устроилась Индилимирэ. Она удобно расположилась, встав коленями на стул, и рассматривала лежавшие перед ней кусочки цветного стекла разной формы. Эльфиечка то и дело пробовала передвигать их, явно намереваясь сложить какую-то фигуру, но у малышки ничего не получалось, и она сердилась, порой хмуря брови и дергая прядь волос. Теплый ветер доносил иногда голоса дозорных, и юная нолдиэ прислушивалась к ним. Время будто застыло, словно размазанное по хлебу масло, и лишь блик Анара на полу постепенно менял свое положение.
Наконец, когда день уже перевалил за середину, Ненуэль с Индилимирэ вздрогнули и, подняв одновременно головы, посмотрели друг на друга.
— Он едет! — порывисто воскликнула мать, и дочь, закричав от восторга, спрыгнула на пол.
— Ура! Значит, мне не показалось! Бежим скорее!
Однако Ненуэль и не надо было упрашивать. Взяв дочку за руку, она распахнула дверь и устремилась вниз по крутой винтовой лестнице. Обе нолдиэ бегом пересекли холл и оказались во дворе, где уже царила радостная суета. Верные распахивали тяжелые ворота, чтобы впустить возвращавшихся лордов.
— Папочка! — закричала Индилимирэ и бросилась на шею к поспешно спрыгнувшему с коня эльфу.
Тьелпэринквар подхватил дочку на руки и, поцеловав, прижал к себе подошедшую жену.
— Здравствуй, мелиссэ, — улыбнулся он и с видимым удовольствием коснулся губами ее губ.
— С возвращением, любимый, — ответила она и, обняв мужа за шею, долго вглядывалась в его черты. Ее собственное лицо, озаренное идущим из глубины фэа счастьем, лучилось ярче Анара. Наконец, нолдиэ заметила:
— Ты действительно изменился, мельдо. Я даже не скажу сразу, в чем дело. Может быть, это новый груз забот?
— Не исключено, — согласился Куруфинвион. — Но я сам до сих пор не могу поверить в произошедшее.
— Не сомневаюсь. Однако в мастерской ты теперь не сможешь проводить так же много времени, как и прежде.
— В этом я почти уверен, — с легкой грустью ответил муж.
В воротах показались Куруфин и Лехтэ, и Индилимирэ, оставив родителей, побежала к ним. Двор постепенно заполнялся воинами, лошади фыркали, предвкушая отдых. А Тьелпэ и Ненуэль все так же стояли посреди общего гама и суеты, обнявшись и глядя друг другу в глаза.
— Мне было неспокойно все эти дни, — наконец призналась дочь Глорфинделя. — Но я почему-то всегда была уверена, что все закончится хорошо. И Индилимирэ тоже была в этом убеждена.
— Я правда в какой-то момент был близок к гибели, — признался ее супруг, — но благодаря помощи Туора и верных сумел ее избежать.
— В добрый час Единый послал нам однажды навстречу этого юношу.
— Согласен с тобой.
Тьелпэринквар наклонился и снова с удовольствием поцеловал жену. Подошли конюхи и увели лошадей лордов в денники.
— Ну что, — поинтересовался Курво у сына, — теперь отдыхать?
Однако Тьелпэ в ответ уверенно покачал головой:
— Чуть позже. Пока немного поброжу по саду. Не хочу в дом.
— Хорошо, — кивнул Искусник. — А мы с Лехтэ к себе, в покои. Встретимся за ужином?
Последние слова были обращены уже к Майтимо. Тот подтвердил, что намеченный пир начнется, когда Анар коснется верхушек деревьев, и Тьелпэ, пообещав, в свою очередь, непременно быть, обнял жену, взял дочку за руку и пошел по дорожке вглубь сада.
Ненуэль долго вглядывалась в его лицо и наконец заметила:
— Ты как будто где-то не здесь.
— Верно, — признался Тьелпэринквар. — Я все пытаюсь понять, какой теперь будет наша жизнь.
— Ты о мире без Врага? — догадалась жена.
Муж кивнул:
— Верно. Ведь даже те, кто видел воды Куивиэнен, не могли сказать, как он выглядит.
— Понимаю. Но, Тьелпэ, счастье — это не так уж сложно. Жить, любить, растить детей, строить и созидать.
Куруфинвион вздохнул и едва заметно нахмурился:
— Это-то меня и тревожит.
— Есть что-то еще, чему ты не можешь подобрать названия? — поняла Ненуэль.
— Да. И я никак не могу уловить это нечто.
Они подошли к строгой беседке, сложенной из гранитов разных цветов, но Тьелпэ не стал заходить внутрь, а опустился около нее на траву, устремив глаза к небу. Ненуэль и Индилимирэ устроились рядом, с двух сторон, и он обнял своих нисси, прижав к груди. Он слушал счастье, теснившее грудь, и ощущал биение сердца. Пронзительно-синий полог неба над головой дышал покоем, и все же Куруфинвион слышал в голосе мироздания незнакомые ноты. Он глубоко вздохнул, распахнул фэа, как при осанвэ, и тихонько позвал.
И мир ответил. Он пел, шептал ему, и глаза нолдорана, по-прежнему устремленные в небеса, все более расширялись. Наконец Тьелпэринквар вздрогнул и резко сел.
— Что случилось? — встревожилась Ненуэль.
— Подожди, — ответил он, — сейчас расскажу. Только позову Аман.
— Как?.. — начала Индилимирэ, но, поняв, что отец ее не слышит, замолчала и стала ждать.
Ласточки над головами тревожно кричали, обе нолдиэ хмурились, глядя отцу и мужу в лицо. Наконец, спустя несколько минут, а, может быть, вечность, он распахнул глаза и заговорил:
— Я понял, что в голосе мироздания меня тревожило с тех самых пор, как Финдекано возложил мне на голову вместе с короной и новый груз забот о благе народа нолдор. А, может, это связано с тем, что главная битва этого мира наконец закончена, и никто более не искажает голос земли. Не знаю. Но я сейчас чувствую совершенно определенно и готов, если понадобится, ответить перед кем угодно за свои слова. Пути народа квенди и Арды, их энергии все больше и больше расходятся.
— Что?! — одновременно вскрикнули эллет.
— Да, — подтвердил Куруфинвион. — Мир готов отторгнуть народ Перворожденных. Аман тоже скоро будет отрезан от нас — наши с ним энергии окончательно разойдутся. Но он еще готов выпустить тех, кто пока живет там. Им тоже нужно уходить.
— Всем? — уточнила Ненуэль.
— Да. А если кто-то останется, то скоро истает и превратится в бесплотные тени. Но не только они и не только из Амана. Белерианд и всю обитаемую Арду эльфы тоже должны покинуть, если хотят жить.
— Куда же мы отправимся, папочка? — взволнованно спросила Индилимирэ, глядя отцу в глаза.
— Пока не знаю точно, — признался тот. — Но есть идея. Случайно или нарочно, но сам Эру в разговоре с Туором и отцом дал подсказку.
— В таком случае, — вставила Ненуэль, — вряд ли это было простой оговоркой. Должно быть, он хотел помочь.
Тьелпэринквар вскочил и, проведя ладонями по лицу, прошелся по полянке перед беседкой:
— Мне многое еще предстоит рассчитать. Но сперва я должен поговорить с отцом.
— Разумеется, — кивнула Ненуэль. — Но прямо сейчас это вряд ли возможно.
Тьелпэ качнул головой, соглашаясь:
— Конечно. Да это и не нужно — побеседуем завтра. Время еще есть, хотя его и немного.
Он еще раз вздохнул и, усилием воли успокоив мятущуюся фэа, вновь лег в траву и обнял тех, кто был ему дороже всех на свете — жену и дочку.
* * *
Ветер дохнул, белокрылым лебедем пролетев над островом, и принес с собой аромат далеких лугов и колокольный перезвон. Два корабля закачались на волнах, будто пробуждаясь после долго сна, и члены их экипажей, телери и фалатрим, зашевелились. Один за другим они сели там, где сморили их неведомые чары, и осмотрелись по сторонам.
В небесах над Тол Эрессэа парили чайки. Впервые после многих и многих лет. Пожухлые травы распрямились, деревья радостно зазвенели листочками, и Тургон, беспробудно спавший вместе со всеми, медленно сел, пытаясь понять, где он очутился и почему так долго был во владениях Ирмо.
В памяти всплыл приход в Ондолиндэ того, кто вскоре стал его зятем, вспомнились и принесенные Туором невероятные и такие радостные вести. Сердце бывшего короля подпрыгнуло, он огляделся по сторонам и увидел наконец ту, которую искал и встречи с которой ждал с такой надеждой.
— Эленвэ! — воскликнул он и ласково дотронулся пальцами до ее щеки.
Жена пошевелилась во сне, пробормотала что-то неразборчивое, провела ладонями по лицу, пробуждаясь… Нолофинвион помог ей сесть и, все еще не веря своему счастью, коснулся губами ее губ. Он бережно перебирал ее волосы, сжимал плечи, вдыхал такой родной запах кожи любимой. Эленвэ потянулась к нему, распахнув глаза, и воскликнула потрясенно, поняв, что на самом деле видит перед собой мужа:
— Мельдо! Это ты?!
— Я, — подтвердил он и жарко обнял жену.
— Наконец-то… снова вместе… мое счастье, — шептал Турукано, покрывая поцелуями шею и ключицы супруги.
— Любимый, — откликалась Эленвэ, прижимаясь всем телом к мужу, лаская и вспоминая давно непознанный восторг от единения с ним.
Некоторое время спустя Тургон, взяв ее за руки, помог подняться и вновь обнял, все еще с трудом веря, что делает это наяву, а не в мечтах. Они стояли, глядя друг другу в глаза, а фалатрим и телери в это время готовили корабли к долгой дороге.
Крабы суетились на берегу, рыбы плавали, сверкая золотыми и серебряными чешуйками.
— Куда мы теперь? — спросила наконец мужа Эленвэ.
— Думаю, стоит навестить Аман, — откликнулся Турукано. — Только там мы сможем попытаться понять, что же произошло. В Белерианде скорее всего никто не знает ответа.
— Хорошо, — кивнула она. — Я согласна с тобой.
Они пошли к кораблям, и Нолофинвион принялся помогать командам, то и дело смотря на жену, словно опасаясь, что она исчезнет, оказавшись сном. Когда же Анар на небосводе миновал треть дневного пути, оба судна отчалили и взяли курс на Альквалондэ.
Нгилион сердился, понимая, как много времени они все потеряли, Сурион же спокойно всматривался вдаль, словно произошедшее его ничуть не касалось.
— Тебя в самом деле это ничуть не волнует? — полюбопытствовала Солмиэль.
Ее собеседник пожал плечами:
— Не вижу смысла переживать, ведь ничего не исправишь. Однако выяснить, что же все-таки случилось, я очень хочу. И тогда приму решение.
— Какое?
— Будет зависеть от того, какие ответы мы получим.
Корабли бодро разрезали волны, плывя на запад. Турукано и Эленвэ стояли на носу, обнявшись, и беседовали о том, что оба они пропустили. Муж рассказывал о жизни в смертных землях, о покинутом граде, о свадьбе дочери и о рождении внука. Жена с грустью вспоминала долгие годы заточения в Мандосе и освобождение, которое не принесло долгожданного облегчения.
— Но теперь мы снова вместе, — откликнулся Нолофинвион, когда она замолчала. — Все позади.
— Да, мельдо, — улыбнулась жена. — Наконец можно забыть о минувших несчастьях.
Перед их глазами постепенно рос Альквалондэ, и возвращавшиеся даже с такого расстояния видели царившую в городе непривычную суету. Они переглянулись, и Нгилион задумчиво проговорил:
— Кажется, причина у всего произошедшего в самом деле есть, это была не случайность. И у нас есть шанс выяснить правду.
Турукано, кивнув ему, крикнул, так чтобы слышно было на обоих кораблях:
— Причаливаем!
И, ненадолго оставив жену, отправился помогать команде.
* * *
Малиновый закат окрасил небо, и лучи Анара, спрятавшегося за елями в болоте, более не проникали в окна дома, что стоял на довольно просторной поляне в бору. Старый и немного уже покосившийся, он, как и его хозяева, видел много закатов и рассветов, познал немало радости и счастья.
Двое, что жили в нем, искренне любили друг друга, заботились, оберегали. Так же бережно было и их отношение к нему, давно возведенному срубу. Однако в смертных землях всему рано или поздно приходит конец.
— Лютиэн, — тихо позвал старик, подслеповатыми глазами ища жену.
— Я здесь, — отозвалась та, что некогда была принцессой Дориата.
Ее седые волосы еще хранили память о тех временах, когда они темным покрывалом укутывали влюбленных. Тонкие морщинистые пальцы с нежностью взяли Берена за руку.
— Пора? — вздохнув, спросила она.
— Я ухожу. Чувствую это. Рассвета уже не увижу, — ответил он. — Ты же, наверное, еще можешь передумать и отказаться…
— Нет. Эру не позволит, — начала Лютиэн, — а даже если и так… ради кого мне оставаться? Детей у нас нет, возвращаться в Дориат я не хочу… нет, любимый, вместе и до конца, как решили тогда на поляне, у врат Нарготронда.
— Тогда выйдем последний раз посмотреть на звезды, — произнес Берен и с трудом встал со стула.
— Конечно, любимый, — вновь согласилась она.
Мох был мягким и почти не влажным. Небо уже потемнело, и огни, зажженные много столетий назад Вардой, холодно сияли свысока.
— Я люблю тебя, — тихо проговорила Лютиэн.
Берен повернул голову, и ему показалось, что рядом с ним лежит все та же юная и прекрасная дочь Тингола, какой она предстала перед ним когда-то. Бывшая принцесса немного печально улыбнулась, глядя на ставшего в звездном свете вновь молодым мужа и нежно провела рукой по его щеке.
— Люблю, — тихо прозвучало в ответ.
Они переплели пальцы и, глядя в небо, ступили на пути людей.
Примечания:
Соавтор искренне благодарит вдохновителя, чья ночная беседа о цвете волос жен Финвэ и свете Древ помогла увидеть то, что произошло после возвращения одного из сильмариллов в Валинор.
— Ты уверен, что процесс этот необратим? — уточнил Куруфин и, нахмурившись, сел на подоконник и посмотрел вдаль.
На темном, бархатисто-ласковом небе высыпали звезды. Ветер шелестел, играя в кронах деревьях, и казалось почти невозможным представить, что мир, давший однажды жизнь Перворожденным, готов отказаться от них.
— Да, отец, — подтвердил Тьелпэ.
Он поднял забытый Индилимирэ мячик и несколько раз ударил им об пол гостиной, где проходил их импровизированный совет на двоих.
— И сколько у нас лет? — вновь задал вопрос Искусник.
— Пятьдесят, — уверенно ответил сын.
— Не много, но и не мало. Значит, Ненуэль была тогда права.
— Да. Нисси вообще лучше чувствуют такие дела, ты ведь знаешь.
— Разумеется. И что случится, когда минует этот срок?
Он с любопытством посмотрел на Тьелпэ, и тот по знакомому блеску в глазах догадался, что атто уже начал что-то прикидывать в уме.
— Арда начнет ощутимо влиять на фэар квенди, — покачал головой сын. — Станет переделывать их под себя, изменять.
— Не самая радостная перспектива, — признался Искусник.
— И это только начало. В конце концов эльфы истают и превратятся в бесплотные призраки.
— Это началось только что? — уточнил Курво.
— Вовсе нет. Думаю, с восходом светил. Теперь же процесс стал заметен из-за того, что Враг больше не искажает и не влияет на судьбы Арды.
— Значит, в самом деле надо уходить, — Куруфин вновь нахмурился и покусал губу. — Но куда?
— На этот вопрос я попробую ответить, — кивнул Тьелпэ. — Не сейчас — чуть позже. Попытаюсь увидеть и почувствовать мир, готовый принять народ Перворожденных, вычислить его местонахождение. Но у меня к тебе будет просьба, атто.
— Какая? — заинтересовался тот.
— Ты многое видел, пребывая за Гранью. Ты видел воочию те миры, ощущал их энергии.
— Было такое. Хотя, признаюсь, мысли мои были заняты несколько иным.
— Понимаю. Но больше мне не к кому обратиться. Пожалуйста, попробуй создать устройство, которое поможет эльфам, когда придет назначенный час, достичь того мира.
Атаринкэ не выдержал и рассмеялся:
— Приятно знать, что ты обо мне такого высокого мнения, сын. Меньше чем за полвека рассчитать и создать то, чему пока даже примерных контуров и принципа действия нет. Но я попробую, безусловно. Сделаю все, что от меня зависит.
— Благодарю, атто.
Сын подошел и крепко обнял Искусника. Тот уточнил:
— Эльдар ты пока, я так понимаю, не скажешь?
— Нет, — Тьелпэ уверенно покачал головой. — Зачем тревожить прежде времени? Сначала вычислим мир и хотя бы примерно попробуем понять, каким способом его достичь, а уже тогда и сообщим.
— Хорошо. Одобряю. Когда вернемся в Химлад, сразу и начну. А то я бы еще хотел, например, привести тебе сестру в этот мир. Но не в такой, разумеется, который готов отторгнуть ее народ.
Тьелпэринквар рассмеялся:
— А аммэ знает об этом?
— Нет, — Курво покачал готовой. — Я пока не говорил.
Они еще побеседовали какое-то время, обсуждая, каким именно может быть устройство для перехода, а после разошлись по своим покоям готовиться к предстоящему возвращению домой.
* * *
— Мне надоело быть здесь, мельдо, надоело! — в очередной раз начала причитать Индис. — Я хочу жить, но валар не позволяют мне возрождаться! Все из-за нее…
— Я уже говорил, тебе не стоит винить во всех своих бедах Мириэль! Я запрещаю тебе о ней так отзываться! — гневно произнес нолдоран.
— Но…
— Никаких «но»! Это я во всем виноват, — уже тише добавил он.
— Жалеешь о нашем браке? — едко спросила она.
— Нет. Наши дети…
— Значит, только они тебя и радовали?
— Не только, и ты это прекрасно знаешь, — ответил ей Финвэ.
— Тогда почему…
Договорить она не успела. Вайрэ возникла неожиданно и сделала упреждающий жест рукой:
— Вы очень нужны нам сейчас, оба. Прошу, проследуйте для разговора за мной, — Ткачиха была сосредоточенна и серьезна.
«Кажется, Фэанаро не ошибся — грядут великие перемены. И Макалаурэ говорил об исчезновении Тени… Неужели и правда Враг побежден?» — с этими мыслями Финвэ кивнул и шагнул за валиэ в светящуюся дверь.
В следующий миг они очутились пред тронами валар, где их уже ждала Мириэль.
— Итак, я предлагаю вам, ныне душам, лишь на время покинувшим Чертоги, обрести полное право покидать их, воплощаясь часто и регулярно, — торжественно произнес Манвэ.
— Я согласна! — тут же закричала Индис.
— Ты даже не дослушала меня, — удивился владыка ветров.
— Неважно как! Я не хочу вечно обитать в Мандосе! — возразила Индис.
— Что ж, воля твоя, — подтвердил ее слова Манвэ.
— Теперь ты, Мириэль, — обратился он к первой жене Финвэ. — Согласна ли ты принять часть света, что заключил в этот кристалл твой сын, и оживить Тельперион?
— Но как?
— Твой правнук сам отдал нам Камень, — пояснил Манвэ.
— Я не об этом, — ответила она. — Как я могу помочь?
— Ты станешь душою старшего из Древ. Индис же — младшего.
— Что?! — раздался голос второй жены Финвэ.
— Ты приняла решение. Или так, или навечно в Мандосе, — пророкотал Намо.
— Хорошо, — согласилась она.
— То есть я стану Древом? — уточнила Мириэль.
— Лишь на то время, когда оно будет сиять, — объяснила Йаванна. — В остальное твоя фэа будет отдыхать в Чертогах.
— И мы сможем вернуть свет?
— Да, — тихо ответила Кементари.
— Я согласна. Только… позвольте моему супругу покинуть Чертоги и вновь обрести роа.
— Если он сам того захочет, — взяла слово Варда.
— Разумеется, без права жениться в третий раз, — добавил Манвэ.
— Я бы хотел. И… Йаванна, прошу, позволь мне заботиться о Древах, — воскликнул Финвэ и сделал шаг к Кементари.
— Я думаю, ты станешь лучшим садовником, — рассмеялась она.
— Я говорю серьезно, — возразил Финвэ.
— Так и я не шучу. Кто еще будет так любить и заботиться о Древах, как не ты? — ответила Йаванна.
— Я согласен, — раздался голос бывшего нолдорана.
— Вайрэ, Эстэ, вы готовы?
— Да.
— Разумеется.
— Тогда поспешим. Временные тела эльдиэр скоро растают, тогда как Финвэ уже не вернется в Чертоги, — произнесла Кементари, и ветерки-майар перенесли их к Древам.
Йаванна начала песнь, обращенную к изначальным силам, что даровали некогда жизнь Тельпериону и Лаурелину, но прежде протянула Мириэль сильмарилл.
— Ты первая, — произнесла она.
Териндэ приняла Камень и мысленно позвала сына, не зная, что за буря сейчас кипит в Чертогах. Однако одного обращения к Фэанаро хватило, чтобы сильмарилл вспыхнул в руках его матери и раскрылся, подобно прекраснейшему из цветков. Свет, чистый и добрый, заструился по ладоням Мириэли, проникая скорее в душу, нежели в тело.
Йаванна немного изменила песнь, и фэа первой жены Финвэ устремилась по потокам мироздания, искрясь и сверкая, неся безграничную любовь к семье и всему живому. Мелодия менялась, водоворот сил раскручивался все сильнее, и наконец первые побеги проклюнулись на некогда черном теле Тельпериона.
Лепестки сильмарилла остались на траве, когда Мириэль исчезла, продолжая излучать свет. Майар Кементари передали их Индис. И через некоторое время Лаурелин откликнулся на зов Йаванны, и его почки впервые за много веков развернули листья.
Валиэ замолчала, предоставляя возможность фэар эльдиэр завершить их общее дело.
Финвэ же молча стоял, и слезы медленно текли по его щекам. На возрожденном Тельперионе распускался дивный цветок, готовый озарить Аман.
— Мириэль, любовь моя, — прошептал он и обнял Древо.
* * *
Сад привычно шелестел на ветру, и Нерданэль шла, еле слышно шурша гравием. Птицы молчали, словно предчувствуя что-то. Нолдиэ замерла и вновь прислушалась к себе — мир неуловимо менялся. Она чуть тряхнула головой и подошла к статуе.
Фэанаро. Такой, каким она его помнила. Немного резкий, всегда горячий и горящий — идеей, замыслом и любовью.
— Мельдо, — прошептала Нерданэль и провела рукой по камню.
Мысль о супруге болью пронзила сердце. А еще сыновья… Кано, Морьо. Что произошло с Курво, она так и не поняла, но по-прежнему ощущала его живым.
Ладья Ариэн скрылась на западе, обретя покой в садах Лориэна, и небо потемнело, украсившись огнями Варды. Тилион почему-то не спешил вывести свой челн, однако серебристый свет постепенно усиливался и нарастал.
Нерданэль забыла, как дышать:
— Неужели… невозможно… нет, это… это Тельперион! Но как?
Она, как и другие эльфы Тириона, выбежала на улицу, желая убедиться, что не почудилось, не померещилось. И тогда раздался голос. То майар Манвэ объявляли волю валар и их договор с нолдор Белерианда. А эльфы все смотрели на свет, который, казалось, навсегда покинул их мир.
— Те же, кто желает покинуть Чертоги, незамедлительно обретут роар, — произнес майа.
Арафинвэ, внимавший вместе со всеми, встрепенулся и прошептал:
— Отец. Неужели…
Потом пришла мысль о братьях, племянниках и всех тех, кто погиб в борьбе с Тьмой. Он благодарил вестника, произнося что-то подобающее, но сам уже мысленно летел туда, где расположились сады Лориэна.
Нерданэль не дождалась окончания речей майа и короля, побежав к западному выезду из Тириона. На лугах близ города всегда гуляли кони, а потому можно было взять любого и попросить отнести туда, где она встретит их — сыновей и мужа. В том, что они пожелают покинуть Мандос, она не сомневалась. Однако у самых врат ждали майар Намо и Ирмо.
— Вам не следует покидать город. Возрожденные придут сами, если того пожелают, — неизменно отвечали они всем желавшим встретить своих родичей. Те же, кто не хотел подчиняться, просто не могли выйти за пределы Тириона — невидимая граница хранила рубежи города.
— Но почему? — воскликнула Нерданэль.
— Им нужно время — привыкнуть, вспомнить и принять решение, — прозвучало в ответ.
* * *
Мир слегка покачнулся, и Макалаурэ, взмахнув руками, ухватился за стену Чертогов. Анар ярко сиял прямо над головой, и менестрель, глубоко вздохнув, обратил лицо к небу. Он сам до сих пор с трудом верил, что снова жив и может идти, куда ему заблагорассудится. И даже в Белерианд.
Перед внутренним взором нолдо возникло лицо жены, ее ласковая, пленящая улыбка, и сердце забилось чаще.
«Как ты там, родная?» — подумал он.
Следовало добраться до палантира и попытаться поговорить с мелиссэ. А еще повидать перед отплытием мать. Поговорить. Убедить. Впрочем, она наверняка дождется отца, даже если и решит покинуть Аман.
Хлопот было слишком много, поэтому Макалаурэ глубоко вздохнул и решительно направился через поля на юго-восток, в сторону Тириона.
Припекало, поэтому Маглор быстро снял расшитую праздничную котту, в которой его выпустил из Чертогов Намо, а точнее его супруга, и перекинул ее через плечо. Высокие травы ласкали ноги, и менестрель откровенно наслаждался таким знакомым и таким приятным ощущением. Ощущением жизни.
Фэа была чиста и легка, будто в час рождения, мысли парили, казалось, сами по себе, и только имя Алкариэль гулким колоколом отдавалось в груди. Хотелось бежать, чтобы поскорее добраться до корабля, который сможет доставить его к ней.
«Как ты там?» — раз за разом возвращалась одна и та же мысль. То, что хранила его память, не утешало — ей явно было тяжело без него. Петь, как ни странно, пока не хотелось, и все же при мысли о жене где-то внутри, в сердце, начинала тихонько звучать нежная мелодия.
Роа нолдо с непривычки быстро устало, и он лег в траву, принявшись смотреть на проплывавшие над головой облака. Мысли, чувства постепенно обретали целостность. Перед внутренним взором вставали минувшие битвы, наполненные трудами и хлопотами мирные дни. И следом за воспоминаниями постепенно возвращались эмоции, чувства. Все то, что было неотъемлемой частью его самого. Они приходили и, отворив неслышно дверцу, поселялись в душе. Там, где и существовали всегда.
Захотелось есть, и Кано, встав, продолжил путь. Когда же Анар склонился почти к самому восточному горизонту, практически полностью скрывшись за пиками Пелори, на пути менестрелю попалась яблоня. Плоды росли высоко. Нолдо остановился и, чуть прикрыв глаза, позвал дерево. Так, как делал это много раз в детстве. Он попросил угостить его, и яблоня опустила ветку с самым крупным и румяным плодом.
— Благодарю! — ответил Кано и, подкрепившись, вновь продолжил путь.
Дни сменялись днями. Анар вставал и вновь садился, уступая место Исилю. Макалаурэ шел, и мысли его, чувства и желания постепенно обретали целостность, становясь единым существом. Тем, кем он был всегда. В Тирион должен был войти не только что возрожденный эльда с душой, подобной фэа новорожденного, но Канафинвэ Макалаурэ Фэанарион, лорд Маглоровых Врат, не единожды водивший своих верных в бой.
В тот вечер сумрак сгустился особенно быстро. Звезды украсили небосклон, сверкая и перемигиваясь. Маглор привычно шел, впитывая в себя мелодию Амана. Вдруг тонкая высокая нота выбилась из общей гармонии. Еще одна. И еще. Они складывались в дивный мотив, знакомый и родной, а серебристое сияние тем временем заливало светом спавший Валинор.
— Это невозможно, — прошептал Макалаурэ, остановившись. Он прислушивался, внимая дивной, чистой и знакомой с самого рождения мелодии, растворялся в ней и наконец запел. Его фэа, озаренная предначальным светом, словно волшебная птица, била крыльями, готовясь взлететь. Каждый кусочек мироздания был сейчас дорог Макалаурэ, и он полностью отдался песне, что шла из глубин его души. И все же чего-то его мелодии пока не хватало. Ноты ложились верно, голос не срывался, но словно был скован, зажат и не мог раскрыться, не услышав рядом еще один мотив. Родную и любимую мелодию, что всегда звучала в фэа Алкариэль. Макалаурэ замолчал и, вдохнув, подставил лицо серебристым лучам, впитывая в себя благость родного края.
Тельперион разгорался все ярче, и менестрель, чуть нахмурившись, продолжил свой путь. Он остановился лишь у стен Тириона, в самом начале улицы, взбегавшей ввысь, на холм.
«Да, — подумал он, — все верно. — Сначала повидать мать, а после отправляться искать корабль. Я должен попасть в Белерианд как можно скорее».
* * *
— Куда теперь пойдем? — спросила Эленвэ, с надеждой глядя на супруга.
По жемчужно-алмазным мостовым Альквалондэ сновали телери. Они носили доски и паруса, что-то пилили, строгали и резали. Было видно, что идет масштабная подготовка к чему-то, однако ни сам Турукано, ни его жена не могли никак догадаться, в чем дело.
— Видимо, стоит навестить дядю Арафинвэ, — решил в конце концов Нолофинвион. — Он должен знать, что произошло. И, может быть, подскажет, что с нами случилось на Тол Эрессэа. До скорой встречи, капитан!
Последние слова были обращены к стоявшему неподалеку Нгилиону. Попрощавшись ненадолго с телери и фалатрим, нолдор покинули Лебединую гавань и направились в сторону ущелья Калакирья. Они шли между скал, взявшись за руки, как делали это много раз в прежнюю эпоху, и можно было подумать, что не было столь невыносимо долгих столетий разлуки.
— Сама не знаю, как я пережила эти годы сна на острове, — заметила тихо Эленвэ. — Я чувствовала непомерную тоску и тяжесть. Словно груда камней придавила фэа и не давала ей жить и летать. Я даже во сне думала о тебе и звала.
— Я чувствовал это, — чуть нахмурившись, кивнул Тургон. — Теперь понимаю, что слышал именно твой зов.
Тирион приближался, и супруги, видя знакомые и такие родные башни, ускорили шаг. На холм они уже почти взбежали. Впрочем, на улицах города нолдор тоже царило необычайное оживление.
— И даже не скажешь, что жителей здесь осталось мало, — заметил Турукано и, оглядевшись по сторонам, свернул на знакомую, поросшую липами улочку, что вела ко дворцу.
Он вглядывался в лица встречавшихся по пути нолдор, надеясь увидеть знакомое, и действительно, спустя совсем немного времени, когда они свернули на окруженный яблоневыми садами дорогу, ему вдруг показалось…
— Что с тобой, мельдо? — встревожилась Эленвэ, заметив, что супруг переменился в лице.
Тот тряхнул в ответ головой, будто отгонял наваждение, и провел ладонью по щеке.
— Почудилось, должно быть, — проговорил он вслух задумчиво. — Тот нолдо, которого я видел только что, должен быть в Мандосе. Он погиб давно, еще в Ондолиндэ.
Эленвэ кивнула понимающе и сильнее сжала руку Турукано.
Скоро впереди показалась дворцовая площадь. Стражи, увидев одного из принцев, почтительно склонили головы, как всегда делали прежде. Тургон вгляделся в лица верных и узнал тех, кого часто замечал в дозоре в детстве.
— Дядя у себя? — спросил, как ни в чем не бывало, Нолофинвион. Словно уходил ненадолго, на пару часов, а теперь вернулся.
— Да, в кабинете, — подержав тон, ответил нолдо. Однако после все-таки не выдержал и добавил: — С возвращением!
— Благодарю! — улыбнулся Тургон. — Я тоже рад видеть вас.
И вместе с женой он свернул на ведущую к правому крылу дворца аллею. Где устроил себе кабинет дядя, он знать не мог, поэтому направился туда, где прежде занимался делами Финвэ. И оказался прав. Верные, стоявшие у дверей короля нолдор Амана, распахнули двери, и Арафинвэ поднял от бумаг голову. Заметив племянника, он вздрогнул и порывисто вскочил на ноги.
В распахнутое окно залетал шелест листвы и аромат цветов. Теплый ласковый ветер шевелил занавеси.
— Я чувствовал, что кто-то из вас непременно скоро появится, — признался младший Финвион после взаимных объятий. — Рад видеть тебя, Эленвэ. И счастлив, что твои поиски увенчались успехом. Садитесь, сейчас я налью вам чего-нибудь, и мы поговорим.
Он дружеским жестом указал на кресла, стоявшие у стола, и, взяв отделанный серебром хрустальный кувшин, плеснул в бокалы прозрачной янтарной жидкости.
— Мирувор? — улыбнулся Турукано.
— Он самый. Ну что ж, как ваши дела, я спрошу потом. Пока же по вашим лицам вижу, что у вас есть вопросы.
— Да, дядя, — кивнул Нолофинвион и, взяв дольку спелого апельсина, с видимым удовольствием откусил. — Мы с Эленвэ пробудились на Тол Эрессэа после долгого сна. Но чем он был вызван, даже не догадываемся.
— Я знаю, о чем вы, — ответил Арафинвэ. — На днях выяснилось все, и я теперь даже не знаю, как к этому относиться. Все, во что я верил и что казалось незыблемым, пошатнулось и готово упасть.
— Все так серьезно? — нахмурился бывший король Гондолина.
— Более чем. Оказалось, что некоторое время назад валар воздвигли стену, которая отделила Аман от Белерианда. Связь между ними прервалась, и все те, кто обитал в бессмертных землях, забыли о родичах, уплывших в Белерианд. Проходила стена как раз по центру Тол Эрессэ. Потому вы и уснули.
Он говорил, глядя в пустоту перед собой, руки Турукано то и дело сжимались в кулаки.
— Теперь же, — продолжал Финвион, — Тьелпэринквар отдал валар один из сильмариллов и выдвинул ряд условий.
— Вот как? — удивился Тургон.
— Да. И он стал нолдораном там, в смертных землях.
— Как? — вскочил Нолофинвион. — Что с Финьо?
— Не горячись, — спокойно ответил ему дядя. — С ним все в порядке. Он-то и передал корону. Сам, по доброй воле.
Последовал новый подробный рассказ, и Эленвэ в конце концов, не сдержавшись, потрясенно вскрикнула. Турукано сжал ее руку, пальцы их переплелись, но взгляды обоих были устремлены на старшего родича, рассказывавшего теперь вовсе небывалое:
— Фэар тех, кто прежде был заключен в чертогах Мандоса, уже начали покидать свое узилище. И первым вышел Макалаурэ. Он встретился со своей матерью и теперь рвется в Белерианд, к жене, которую оставил не по своей воле.
— Совсем как я, — покачал головой Тургон.
— Верно, — подтвердил Арафинвэ. — Но корабля, который мог бы доставить его прямо сейчас, нет. Поэтому я вас прошу, если вы намерены вернуться к семье в Виньямар, взять его с собой.
— Разумеется, — ответил Нолофинвион. — Если фалатрим согласятся.
— Уверен в этом. Я уже связался осанвэ с Ольвэ и позвал Кано. Он сейчас придет. Готов ли ты встретиться с ним, племянник?
Тот под испытующим взглядом родича опустил голову, но все же ответил:
— Теперь все позади. Моя любимая со мной, и я не держу зла в сердце.
— Хорошо, — вздохнул с облегчением король. — Рад слышать это.
В этот момент в коридоре послышались торопливые шаги, дверь распахнулась, и в кабинет Арафинвэ почти вбежал Макалаурэ. Остановившись на пороге, он приветствовал родичей и, остановив взгляд на Турукано, спросил:
— То, что дядя мне рассказал, правда?
— Да, — Тургон встал и пристально посмотрел Фэанариону в глаза. — Если твое намерение — попасть в Белерианд, то собирайся. Мы с фалатрим отправляемся домой с вечерним приливом.
С минуту в кабинете висело тягучее, густое молчание.
— Я приду, — ответил наконец Кано. — Еще раз благодарю.
Арафинвэ вздохнул с облегчением, улыбнулся и позвал верных:
— Прежде чем родичи нас покинут, у нас есть время на небольшой семейный обед. И позовите на него Анайрэ.
* * *
— Так значит, мы с тобой почти ровесники? — Келебриан нахмурилась и обличающе ткнула Эарендила пальцем в грудь, словно он был лично виноват в таком вопиющем безобразии.
Тот в ответ с умилением улыбнулся и проговорил, выразительно разведя руками:
— Да.
Малышка фыркнула и, смешно сморщив нос, посмотрела на виднеющиеся сквозь ветви буков клочки ярко-голубого неба.
— Тоже хочу так быстро вырасти, — в конце концов решила она.
Эарендил не выдержал и в голос расхохотался:
— Но это невозможно — ты чистокровная эллет, в отличие от меня.
— Понимаю, — ответила она совершенно серьезно. — Но все равно хочу. А ты теперь бессмертный, да?
— Тебе отец сказал? — уточнил Эарендил.
Келебриан мотнула головой:
— Нет. Но у тебя в глазах свет, какого нет у смертных. И у твоего атто тоже.
Сын Туора несколько долгих мгновений смотрел на малышку, размышляя, сколько еще тайн и умений, доступных Перворожденным с младенчества, ему самому еще только предстоит постигнуть.
Они вышли на поляну, и Эарендил спросил:
— Значит, твое убежище тут?
В отдалении за спиной шумел Эсгалдуин, деревья шелестели над головами, словно приветствовали, птицы радостно чирикали. Келебриан свистнула им в ответ, здороваясь, и кивнула:
— Да. Вон там, в кроне столетнего бука, мне атто сделал домик.
Она указала взглядом в нужном направлении и, приблизившись, ухватилась за толстую низкую ветку. Эарендил уже было намеревался помочь, но юная эллет сама проворно вскарабкалась и весело помахала сверху спутнику:
— Присоединяйся!
Он улыбнулся, отметив про себя, что совершенно не ожидал, направляясь с отцом в Дориат, как легко и свободно ему будет с этой маленькой принцессой.
«Всего два дня — а будто всю жизнь ее знаю», — он снова ласково улыбнулся, невольно отметив, как завораживающе сияет в ее глазах идущий из глубины фэа свет, и вскарабкался на круглую деревянную площадку перед домиком.
— Я прежде не видел ничего подобного, — признался он.
— Охотно верю, — согласилась Келебриан. — Атто говорит, что города нолдор не похожи на жилища синдар.
— Так и есть, — согласился он.
Они вошли внутрь, юная эллет распахнула створки окна, и брызнувший в комнату свет Анора выхватил из полумрака низенький деревянный столик, маленький стульчик и мягкий, набитый соломой тюфяк в углу.
— Расскажи мне о Виньямаре, — попросила Келебриан.
Эарендил устроился прямо на полу и заговорил. Его спутница достала откуда-то пару лембас и протянула один сыну Туора. Тот кивнул с благодарностью.
Сияющий золотой квадрат полз по полу, но увлеченные разговором юноша и дева не замечали этого. Они смотрели друг другу в глаза, и в воображении обоих вставала одна и та же картина — величественные дворцы, зубцы стен, причалы, колышущиеся на волнах корабли фалатрим и чайки, парящие в небесах.
— Как красиво! — наконец восторженно выдохнула Келебриан. — Хотела бы я увидеть это все своими глазами!
— Я бы тоже хотел, чтобы ты когда-нибудь навестила наш город, — признался Эарендил серьезно. — Обещай, что приедешь.
— Непременно! — горячо ответила дочь Келеборна. — Родители не станут возражать.
— Тогда я буду ждать.
Они еще несколько мгновений смотрели друг другу в глаза, а после предпочли перевести тему и заговорили о пире, который устраивал на днях король Трандуил. Оба чувствовали — для того, что они бы хотели сказать, время еще не пришло. Но оно обязательно придет. Когда-нибудь потом, позже.
Просыпаться в этот раз Алкариэль не хотелось. Ибо впервые за много лет ей снились не охватившие просторы Ард Гален пожарища, не кривые ятаганы и перекошенные рожи орков, не тараны, пытающиеся высадить мощные ворота Артахери, и не гибнущие в битвах воины. Ей снились звезды, и их серебряный, такой ласковый и нежный свет успокаивал фэа. Где-то вдали, а, может быть, совсем рядом — она никак не могла определить точно — слышался голос мужа. В звуках его явственно ощущались забота и бесконечная нежность. То, что раньше было частью ее жизни, пусть и недолго, а после ушло. Воспоминания о былых прогулках накатывали одно за другим, однако не причиняли боли, и это было удивительнее всего. Звучала арфа, и Алкариэль никак не могла понять, наяву это происходит или по-прежнему во сне.
Проснулась леди Врат от первых лучей Анара, осветивших покои. Сев на постели, она посмотрела на зарождавшийся день и, уже привычно нахмурившись, потерла лоб.
Ласковый ветер играл легкими занавесями. Звонко пели синицы, рассевшись на ветках яблони.
— Странно все это, — задумчиво пробормотала в конце концов нолдиэ и встала.
Есть не хотелось, однако, наскоро приведя себя в порядок, она все же спустилась на кухню и плотно позавтракала — день обычно бывал до отказа наполнен хлопотами, и перекусить вплоть до самого вечера зачастую просто не удавалось. Однако, прежде чем идти заниматься делами, она все же зашла в библиотеку и спросила у стоявшего возле палантира верного, нет ли новостей.
— Нет, леди, — ответил тот. — Я бы сразу доложил.
— Конечно, — кивнула она и отправилась читать доставленные ночью донесения.
Перед тем как идти в кладовые, она снова зашла уточнить. И после еще раз, перед тем, как отправляться в одно из селений авари. Когда перед визитом в оружейную она зашла в четвертый раз, воин не выдержал и спросил:
— Вы ждете каких-то известий, леди?
— Не знаю, — честно призналась Алкариэль и, пожав плечами, улыбнулась с извиняющимся видом. — Может быть, жду, а может, и нет.
Страж посмотрел на леди задумчиво, а после обернулся и бросил быстрый взгляд в окно, из которого хорошо была видна западная часть горизонта. Словно сам надеялся там что-то увидеть.
Весь день и весь вечер нолдиэ упрямо гнала от себя беспокойные мысли и странное, взволнованное ожидание. Лишь иногда, когда она замечала в поднебесье птицу, появлялась мысль, что теперь, после того, как Тьелпэринквар заключил договор с валар, возможно все.
«Даже…» — сердце вновь, в очередной раз, гулко заколотилось, но леди привычным усилием воли уняла волнение и вернулась к повседневным делам.
Так минуло несколько дней. Алкариэль уже почти уверила себя, что ей показалось, что странный сон был вызван радостью от победы над Врагом, когда к ней в мастерские прибежал взволнованный гонец:
— Моя леди, палантир! Вас вызывают!
— Кто?
Нолдиэ распрямилась и, отложив в сторону длинный перечень необходимых руд, вопросительно посмотрела на воина. Судя по его лицу, можно было подумать, что заговорили камни равнины Лотланна, и в то же время в глазах сияло безграничное счастье.
— Кто? — повторила вопрос Алкариэль.
И воин выдохнул:
— Лорд Макалаурэ!
Нолдиэ вскрикнула, всплеснув руками, мастера зашумели, начали задавать посланцу вопросы. Но тот и сам не знал более того, что уже сказал.
Алкариэль крикнула уже на ходу: «Я скоро вернусь!» и опрометью бросилась к двери. Миновав двор, она рывком распахнула дверь в донжон и птицей взлетела в библиотеку. Страж, увидев ее, сразу вышел, а Алкариэль, не чувствуя собственных ног, бледная от волнения, подошла к столу и долго стояла, вглядываясь в такую знакомую фигуру в видящем камне. Фигуру мужа.
Сердце медленно билось, отсчитывая мгновения, с усилием гнало по жилам кровь. Супруг молчал, разглядывая ее так же жадно. Наконец, леди не выдержала и почти что рухнула без сил на ближайший стул:
— Ты точно не морок? А впрочем, о чем это я, ведь Врага больше нет… Прости, я, наверное, сама не понимаю, что говорю. Мысли путаются.
— У меня тоже, — признался Маглор. — Но это точно я. Это я, родная. Прости, что не могу тебя сейчас обнять, хотя очень хочу. Я вышел из Мандоса, один из первых. И уже нашел корабль, что доставит меня в Белерианд. Жди. Я скоро.
— Жду! — горячо воскликнула Алкариэль и протянула к палантиру руки, словно в самом деле так могла обнять мужа. — Очень жду!
Она хотела рассказать, как истосковалась, как устала без него, как ей тяжело одной управлять Вратами. Пусть даже ей и помогают. Слова теснились, но от волнения она не могла произнести ни звука. Только слезы, пролившись из глаз, потекли по щекам, и нолдиэ их вытерла широким жестом. Макалаурэ резко подался вперед и протянул руку.
— Я понял тебя, — ответил он ей на невысказанное. — И потороплюсь.
Алкариэль уже в голос всхлипнула, потом улыбнулась счастливо и тоже протянула руку к камню:
— Жду тебя.
Муж снова заговорил:
— Теперь я должен торопиться — фалатрим зовут меня. Я отплываю вместе с Турукано и его женой. Еще к нам хотят присоединиться Анайрэ и Амариэ.
— Да, конечно, — кивнула Алкариэль. — Будь осторожен.
— Теперь непременно, — улыбнулся менестрель. — Очень хочется тебя обнять по-настоящему, а не во сне.
Они попрощались, и палантир погас. Нолдиэ еще сидела некоторое время, глядя в пустоту перед собой, а после вскочила и кинулась искать Оростеля. Советник нашелся в кабинете. Увидев лицо леди, он вскочил, и она выпалила на одном дыхании:
— Макалаурэ возродился и уже направляется к нам сюда, в Белерианд!
— Слава Единому! — воскликнул он в ответ и, подойдя к окну, рывком распахнул створки. Вдохнув полной грудью, прошептал: — Неужели все и правда закончилось? Даже не верится.
— Мне тоже, Оростель, — согласилась Алкариэль и опустилась на ближайший диван. — Но, видимо, нужно что-то сделать?
— Что вы имеете в виду? — уточнил тот.
— Не знаю, — пожала в ответ плечами. — Лорд возвращается домой. Нужно же сделать что-то? Мне никогда прежде не приходилось…
— Да мне, в общем, тоже, — признался советник.
Он отошел от окна и, сложив руки на груди, прошелся по комнате.
— Впрочем, полагаю, — заговорил скоро он, — вы правы. Необходимо выслать отряд к Бритомбару, чтобы встретить его.
Алкариэль просияла:
— Да, верно! Он же не может ехать через Белерианд один. Но как же Врата?
— Вайвэ останется тут, не в первый раз. Вы ведь тоже отправитесь с нами?
— Разумеется! — почти возмутилась нолдиэ от того, что друг рассматривал даже теоретически возможность обратного.
— Значит, решено — вы, я и отряд воинов.
— Когда? — уточнила деловито Алкариэль.
Теперь, когда стал ясен примерный план действий, волнение начало стихать, и только сердце нет-нет да принималось учащенно колотиться в груди при мысли, что ее мельдо скоро вернется к ней.
— Не прямо сейчас, — ответил Оростель и, вернувшись к столу, достал карту. — Ему еще предстоит пересечь море, а это займет несколько месяцев.
— Уверены? — леди встала и присоединилась к нему у стола.
— Да. Теперь, когда Стихии больше не чинят препятствий…
И они, послав гонца за Вайвионом, принялись обсуждать план действий.
* * *
— Все фэар могут вновь обрести роа!
— Свобода!
— Кто-то уже вышел?
— Где нолдоран?
Души переговаривались, удивлялись и… спешили за майяр к невиданным ими до тех пор вратам. Серые, как и все в Мандосе, они не были тусклыми, а словно светились изнутри. Фэар проходили, а слуги Намо все продолжали объявлять волю валар. Казалось, не было ни единой души, которая не стремилась бы обрести тело вновь.
— А если я еще никогда не имела роа? — растерянно спросила малышка проплывавшего мимо майа.
— Так оставайся, — ответил тот. — Никто ж тебя не гонит.
— Но я хочу получить роа, — тихо произнесла она.
— Тогда проходи.
— Я буду совсем крохой?
Майа призадумался и лишь спустя некоторое время произнес:
— Сомневаюсь. Твоя душа выросла и окрепла.
— Так я теперь как все нолдор?
— Не совсем. Ты еще очень юна. Твои родители живы?
— Только отец.
— Скажи мне, кто он, и я попрошу ветра передать ему весть о твоем возвращении, — с улыбкой предложил майя.
— Лорд Айканаро Арафинвион, — ответила она.
— А-а-а, — протянул слуга Намо, — один из этих… лучше сиди здесь.
— Но…
— Сиди, я говорю!
— Вот ты где, — радостно проговорила фэа Лантириэль. — А мы с Морьо тебя обыскались.
— Я хочу возродиться, — ответила дочь Аэгнора.
— Конечно. Думаю, нам стоит пойти вместе. А ты как считаешь?
— Меня не пускают…
— Что? — подошедшая фэа Карнистира грозно двинулась на майа. — Это ты ее хочешь удержать? А как же договор?!
— Я лишь сказал, что такой крохе лучше здесь…
— Не тебе решать.
Слуга Намо предпочел не спорить и удалился от сына Пламенного. Сам же Фэанаро решил удостовериться, что все нолдор покинут Чертоги, потому как, несмотря на уговоры Макалаурэ и Карнистира, он все еще был в Мандосе.
— Ланти, ты готова? — спросил Морьо.
Синдэ кивнула. Карантир взял на руки малышку и уверенно пошел к вратам.
— Знаешь, мне немного страшно, — призналась Лантириэль.
— Боишься вновь получить тело? — удивился Карантир.
— Нет, — тут же ответила целительница. — Но вдруг… вдруг это ловушка?
— Сомневаюсь, — подумав, отозвался Морифинвэ. — К тому же Кано нашел бы способ сообщить нам об этом.
— Он уже возродился?
— Должен. Он отправился в числе первых, — сказал Карантир и тут же пояснил: — Наш менестрель очень тоскует по жене.
— Конечно. Хорошо, что мы вместе… ой, то есть нет, я имела в виду…
— Я понял, мелиссэ, — фэа нежно потянулась к возлюбленной, и вскоре они втроем прошли через врата, шагнув в чистейший изначальный свет этого мира для того, чтобы спустя несколько мгновений обнаружить себя на траве в садах Лориэна.
— Так вот ты какая! — воскликнула Лантириэль, глядя на малышку.
— Очень похожа на отца, — произнес Морьо, — лишь глаза Анд… мамы.
— Это и есть Анар? — спросила эльфиечка, глядя на окутывавший их свет.
Синдэ кивнула, а Морифинвэ вскочил на ноги и, качнувшись, произнес:
— Этого просто не может быть. Ланти, это… это Лаурелин!
Целительница охнула и с восхищением огляделась по сторонам. Дочь Айканаро с интересом изучала мир и свое тело, Морьо замер, не веря своим глазам, и вздрогнул, когда Лантириэль прижалась к нему, запустила пальцы волосы и нежно коснулась губ.
— Мелиссэ, — прошептал он, целуя любимую.
* * *
Яркий свет Анара слепил глаза. В груди росло и ширилось ожидание чуда. Точнее, оно уже случилось, и Итариллэ с трудом верила в произошедшее.
Она неторопливо брела по дорожкам сада, вспоминая не такой уж и далекий день, когда ощутила осанвэ мужа. Короткое и еще очень неумелое, но оно само по себе ей сказало о многом.
Принцесса остановилась у самой кромки прибоя и поглядела на укрытую лазурной синью даль.
«Неужели теперь не придется прощаться с ним навсегда? — подумала она и порывисто прижала ладони к груди. — И он навсегда останется со мной… Как такое возможно?»
Ответа она пока не знала — Туор очевидно плохо владел новым для него искусством и многого объяснить во время того короткого разговора попросту не успел.
«Значит, придется учить его», — подумала Итариллэ. Но эта мысль, как и сами предстоящие хлопоты, была приятна.
Она обернулась и посмотрела на видневшиеся вдалеке городские стены, умело спрятанные между скал. Дозорные на валганге стояли неподвижно, всматриваясь вдаль, однако в позах их ощущалось характерное напряжение. Город, затаив дыхание, ждал возвращения своего лорда.
Принцесса уже привычно разулась, закрыла глаза, и мысль ее полетела вперед, обгоняя ветер. Туда, где в полях шелестели высокие травы, лаская ноги коней, где птицы пели в густо-синем небе, рассказывая всем и каждому о победе. Отряд эльфов Виньямара спешил домой, и впереди Итариллэ наконец разглядела того, кто занимал теперь все ее мысли. Сердце подпрыгнуло в груди и учащенно заколотилось.
«Melmenya! — воскликнула мысленно она. — Муж мой…»
И ей показалось, что Туор услышал ее. Он чуть нахмурился, как часто делал раньше, когда слабое человеческое зрение мешало ему разглядеть цель, и стал выискивать впереди что-то.
«Прежние привычки умирают медленно», — поняла Итариллэ.
Однако теперь ей стало очевидно, окончательно и бесповоротно, что ее любимый бессмертен. Тот самый свет, которого никогда не бывало в глазах атани, зажегся в зрачках Туора. И Эарендила, что ехал теперь рядом с отцом. Принцесса невольно вскрикнула, и голос ее победной песней взмыл к небесам.
Воины на стене внезапно зашевелились, дозорные кинулись к воротам, и Итариллэ, вернувшись мыслями в Виньямар, подобрала подол платья и помчалась со всех ног туда, где показался уже въезжавший в город отряд.
— Туор! — воскликнула она на бегу и кинулась на шею торопливо спрыгнувшему на землю мужу. — Это и правда ты? Любовь моя…
— Да, это я, — прошептал в ответ тот и, обхватив шершавыми от мозолей ладонями ее лицо, принялся разглядывать дорогие черты.
Супруги молчали, чувствуя, что никакие слова не скажут теперь больше, чем говорили их взгляды. Наконец, Идриль улыбнулась и провела пальцем по короткой, аккуратной бороде Туора:
— И все же ты совсем, совсем не изменился!
— Ты этому рада?
— Да! Я люблю тебя таким, какой ты есть…
Она прижалась к его груди, и тот крепко обнял ее в ответ. Их сын спешился и, улыбнувшись понимающе, отвел свою лошадь в сторону.
— И мне не нужно будет с тобой прощаться, — закончила начатую ранее мысль Итариллэ.
Туор немного отстранился, аккуратно приподнял лицо жены и, поглядев на нее долгим взглядом, наклонился и поцеловал. Итариллэ прильнула к нему, с удовольствием запустив в длинные волосы мужа пальцы, и оба забыли на несколько долгих мгновений об окружающем мире.
Воины обходили лорда и его супругу, старались им не мешать, и только чайки привычно кричали в небесах.
Арафинвэ, не глядя, отложил свиток в сторону и тяжело поднялся из-за стола.
Свет Анара за окном смешивался с лучами возродившегося Лаурелина, окрашивая стены кабинета и сад в новые, непривычно густые и глубокие тона.
Распахнув створки, младший Финвион глубоко вдохнул пряный, немного дурманящий аромат и подумал, правильно ли он поступил тогда, несколько столетий назад.
Эта мысль посещала его уже не в первый раз, оставляя в душе очередную глубокую царапину. Вся жизнь его со времен того возвращения казалась самому Арафинвэ сном. Ненастоящий король жалких остатков народа. Решения, которые почти ничего не меняли в жизни нолдор и, в общем-то, мало кому были нужны. Дети, которые почти не вспоминали об отце, кроме, разве что, Галадриэль. И даже муж из него вышел не вполне настоящий.
Руки Финвиона сами собой сжались в кулаки, однако он не заметил этого. Широким шагом он пересек комнату и вышел в коридор. Спустившись в сад, остановился под яблонями и долго стоял, обратив лицо к небу.
Нет, от того, что было в его жизни до гибели Древ, он не хотел и не собирался отказываться. Но после… Сам факт, что Эарвен отказалась идти вместе с ним, просто так, не объясняя причин, стал первым ударом, от которого Арафинвэ, как потом оказалось, так и не оправился. Нет, позже, вернувшись в Тирион, он воссоединился с женой, но то расставание так и осталось навсегда между ними, как тень злополучного рока нолдор, как радостный блеск в глазах Эарвен, когда она стала королевой.
Финвион вздохнул и, опустив руки в карманы котты, отправился бродить по дорожкам сада. Бесцельно, ничего по большому счету не видя перед собой. Мысли его были обращены в прошлое. Туда, где он раз за разом пытался серьезно поговорить с женой, выяснить накопившиеся недомолвки между ними. Туда, где она опять и опять уходила от ответа, словно вода, утекающая сквозь пальцы. Стихия, частью которой она всегда была.
Любила ли его Эарвен? Да, любила. В этом он был вполне убежден. Любила настолько, насколько это было для нее возможно. Хватало ли ему самому этого? Финвион задумался и в конце концов честно ответил себе: «Нет». Быть может, ее привлекал в нем королевский титул? А без него она давно вернулась бы в дом отца? Еще недавно, до того, как пал Моринготто, Арафинвэ решил бы, что эти мысли ему навеяны их общим Врагом. Но теперь… Кто он такой? Во что ему верить? И нужен ли он сам хоть кому-нибудь… Каково его место в жизни?
Вопросы, на которые он никак не мог найти ответов, вились роем беспощадных пчел в его голове. В жилах Арафинвэ закипал гнев, по большей части на самого себя. Гнев и печаль о бессмысленно прожитых годах.
«Есть ли мне место тут, в Амане? — задал он в конце концов вопрос самому себе. — Может, стоит покинуть его и отправиться в Белерианд?»
Король неушедших замер, глядя туда, где далеко, за ущельем Калакирья, плескалась вода и покачивались на волнах спешно отстраиваемые корабли телери.
«Быть может, у меня наконец появился шанс хоть что-нибудь изменить в своей жизни? Стать кому-нибудь полезным?»
Неосознанным движением он поднял руку и коснулся венца, возложенного на его голову верными в день коронации. Финвион дернулся, словно внезапно обжегся, и почти бегом направился назад в кабинет. Остановившись перед столом, он пару долгих мгновений смотрел на резной деревянный ларец, а после снял венец с головы и убрал его внутрь, радуясь охватившему фэа чувству громадного, ни с чем не сравнимого облегчения. Конечно, еще предстояло многое обдумать, а после поговорить с женой, но Арафинвэ ощущал, что этого мига и внезапной, такой бурной радости, он сам уже никогда не сможет забыть.
* * *
Свет Лаурелина постепенно тускнел, уступая место старшему Тельпериону. Дневные птицы умолкали, и воздух наполнялся треском ночных кузнечиков и ароматом разогретого поля.
Малышка сладко спала на руках у Карнистира, лишь изредка вздрагивая и плотнее прижимаясь к нему.
— Скоро ты уже будешь со своим атто, — тихо проговорил он.
— Не будешь скучать по ней? — поинтересовалась Лантириэль.
— Не думаю, что Айканаро запретит нам появляться в Дортонионе, — начал Морьо. — Тем более, что…
Карантир резко замолчал, передумав завершать фразу.
— Что? — все же уточнила синдэ.
Фэанарион остановился и, посмотрев в глаза любимой, ответил:
— Скоро я надеюсь взять на руки нашего сына.
— Или дочь, — рассмеялась Ланти.
— Мелиссэ, — прошептал он и перешел на осанвэ, желая как можно полнее передать все свои чувства.
Серебряный свет озарял величественный город, стоявший много столетий на Туне, когда влюбленные подошли к его вратам и с удивлением обнаружили нескольких майар.
— Приветствуем вас, возрожденные! — начал один из них. — Уверены ли вы, что желаете войти в Тирион, а не…
— Конечно, — ответила Лантириэль, которой не терпелось увидеть родной город Морьо.
— Иначе зачем бы мы сюда пришли, — пожал плечами Карантир.
— Подумайте, — заговорил другой майа, — здесь нет покоя и умиротворения Чертогов, вы…
— И хвала Эру! — Фэанарион шагнул вперед.
— Но…
— Лучше отойди, — тихо, но грозно произнес он.
Майа вздохнул и отступил, освобождая дорогу.
— Никто не одумался, — произнес он.
— Но мы хотя бы попытались, — ответил второй.
Морифинвэ вошел в ворота и замер. Воспоминания нахлынули оглушительной волной, переворачивая все в фэа. Фэанарион стоял и видел родителей, юных братьев и… себя. Он беззаботно шел по улицам и смеялся над очередной проделкой малыша Курво. Хотелось вернуться в то время и забыть о боли и крови, о потерях, о…
Легкое прикосновение пальцев любимой вернуло его в настоящее.
— Тирион, — зачем-то пояснил он.
Дева кивнула и с нежностью посмотрела на него.
— Пойдем домой, — предложил Карантир и, невольно подумав про Таргелион, вздрогнул.
Они успели немного пройти по улице, когда увидели впереди бегущую эльфийку.
— Морьо! — голос Нерданэли разнесся над Тирионом. — Карнистир! Дорогой мой!
— Аммэ! — выдохнул он и распахнул объятия. Лантириэль с малышкой чуть отступили в сторону, не желая мешать.
— Йондо, прости, я…
— Аммэ, — повторил он и почувствовал, как ледяной ком в груди начал таять.
Они долго стояли, открываясь друг другу, и Карантир то и дело гневно сжимал кулаки, узнавая об истинной причине отказа матери от семьи.
— Морьо, — наконец она вновь заговорила. — Все в прошлом. Я… я дождусь… и в любом случае отправлюсь на корабле к вам, мои родные.
— Аммэ, отец выйдет последним, — ответил Карнистир.
— И все же я дождусь.
— Хорошо. А мы с Лантириэль все же поспешим назад, домой. Да, позволь представить тебе мою невесту, — наконец произнес он.
Нерданэль тепло приняла синдэ и лишь после, уже дома, спросила:
— А кто эта малышка? Насколько я вижу, она не ее ребенок. И не твой.
— Все верно, она дочь Айканаро. Возрожденная.
Нердарэль тихо охнула и вновь обняла сына.
Дни в доме матери летели быстро, и скоро влюбленным предстояло взойти на корабль.
— Ланти, я бы хотел перед отправлением навестить деда и попрощаться, — произнес Морьо.
— Конечно. Мне можно пойти с тобой? — уточнила дева.
— Даже нужно. И аммэ пойдет.
— Как скажешь, — согласилась та.
— Лантириэль, ты покинешь Аман моею женой? — то ли спросил, то ли утвердительно произнес Карантир.
— А как же…
— Пир устроим дома, когда вернемся. Мы и так долго ждали. Согласна?
— Да, любимый.
* * *
Брат Лехтэ Тарменэль соскочил с коня и, вздохнув с улыбкой, погладил его по теплому, бархатистому носу:
— Ну что, еще один путь, последний? Сперва через Калакирью, а после по Великому морю. Ты готов?
Жеребец согласно заржал, и Тар с благодарностью обнял друга:
— Только не прямо сейчас, а немного позже. Пока же беги, отдохни. В конюшне для тебя приготовлены вода и сено.
Нолдо распахнул знакомую калитку и, впустив друга, вошел следом сам. Вид яблонь и груш, цветущие ирисы вызывали в груди ощущение легкой тоски, однако оставаться в Амане больше было нельзя. Об этом говорил их дедушка Нольвэ, наделенный даром предвидения, и в этом был убежден он сам.
В раскрытом окне гостиной чуть заметно колыхались легкие занавеси — их тоже придется оставить вместе с воспоминаниями детства.
Усилием воли отогнав непрошеные грустные мысли, Тар легко взбежал по ступенькам крыльца и толкнул дверь. Сразу несколько пар глаз обернулись к нему. Жена Россэ, сестра Миримэ с мужем, родители, Ильмон и Линдэ, и дедушка Нольвэ с бабушкой Нальтиэль. В самих фигурах их, в позах и выражениях глаз читалось взволнованное напряжение. Тарменэль улыбнулся и сказал чуть громче, чем следовало:
— Все хорошо, Нгилион согласился.
Он сделал несколько шагов вглубь комнаты и только тут заметил трех новых квенди, которых не было в доме, когда он уезжал поговорить с другом. Карнистира, деверя младшей сестры, он узнал сразу, а вот нис и эльфенка нет.
— Ясного дня, — заговорил первым Фэанарион.
— И тебе тоже, — откликнулся Тар и вопросительно посмотрел на незнакомых дев.
Морьо перехватил этот взгляд и представил:
— Это моя жена Лантириэль и наша юная спутница. У нее пока нет имени, мы везем ее к отцу.
— Рад знакомству, — ответил брат Лехтэ. — Значит, а Белерианде нас ждут два свадебных пира подряд?
— Два? — удивился Фэанарион, не понимая, почему должен дважды праздновать брак с Лантириэль за морем. — Отношения с синдар у нас отличные, так что…
— Тьелкормо тоже скоро женится, — улыбнулся Тар.
— Как? — Карнистир от удивления вскрикнул, и стало ясно, что о грядущих изменениях в жизни брата он ничего не знал. — На ком? То есть да, разумеется, глупый вопрос. Выходит, те слухи, что ходили о нем и Тинтинэ, правда?
— Вряд ли они верны все без исключения, — тот пожал плечами. — Все же атани могут выдумать много невообразимых глупостей. Хотя, разумеется, лично я не могу знать их все.
— Конечно, — Карнистир нахмурился. — Ты прав. А, значит, у меня появился еще один повод поторопиться — хочу успеть на свадьбу брата.
— Уважительная причина.
— Нгилион возьмет нас?
Тарменель задумался и быстро прикинул в уме общий вес всех пассажиров.
— Полагаю, что да, — в конце концов ответил он. — Хотя от обычной еды в таком случае придется отказаться и питаться одним лембасом. И пить через раз. Потому что места для груза уже не остается — судно все-таки маленькое. Мои же сыновья и дети Миримэ отправятся другим кораблем.
— Хорошо, — спокойно согласилась сестра.
Линдэ не преминула уточнить:
— А как же драгоценности Лехтэ?
Тарменэль не выдержал и рассмеялся:
— Разве мог я о них забыть, мама? Если бы они не вмещались, то я бы сам остался в Амане.
Карнистир ухмыльнулся, а Тар уже серьезно добавил:
— Украшения сестры, палантир, несколько лошадей и три новых пассажира. На этом все, иначе Нгилион будет очень сильно ругаться, а в гневе он страшен.
Нольвэ покачал головой и достал из-за пазухи нечто, завернутое в мягкую тряпицу:
— И еще вот это.
Взгляды всех присутствующих обратились к ваниа, и тот, внимательно оглядев напряженные лица, развернул сверток. В ладони деда Лехтэ лежал большой бриллиант.
— Что это? — наконец не выдержала Миримэ. — И откуда?
— Из башни Ингвэ, — пояснил Нольвэ. — Это был первый драгоценный камень, найденный квенди у берегов Куивиэнен вскоре после пробуждения. После переселения в Аман он сиял на вершине Миндон Эльдалиэва. Сегодня утром мастера Арафинвэ сняли его по моей просьбе.
— Зачем? — удивился Тар.
Ваниа с деланным безразличием пожал плечами:
— Скоро ему все равно некому будет светить. Почти некому. А в новом месте он кое-кому пригодится.
— У тебя было видение? — догадался внук.
— Да.
Присутствующие с любопытством обратились к старшему. Тот некоторое время молчал, должно быть что-то обдумывая, а после заговорил:
— Я видел этот бриллиант в венце принца Аркалиона, старшего сына нашего Тьелпэринквара. Он придет в мир через полтора года после…
Тут ваниа запнулся, очевидно не желая сообщать о чем-то, и продолжил более обтекаемо:
— После одного события, о котором пока мало кто знает. Но оно случится. Сын Тьелпэ родится через пятьдесят один с половиной год и, подобно ярчайшему светильнику, озарит жизни не только нолдор, но всех квенди. Его будут любить почти так же сильно, как его отца. Он станет для многих отрадой и утешением. И камень этот будет сиять в его венце. Поэтому я и попросил его снять.
В комнате повисло густое, задумчивое молчание, которое в конце концов прервал Тарменэль:
— По правде сказать, дед, понятней не стало. Я лично уяснил только то, что у моего племянника еще будут дети.
— Я тоже, — вставил Карнистир.
Нольвэ хмыкнул:
— Так и должно быть. Всему свое время.
— Тогда предлагаю всем еще раз собраться с мыслями и взять по паре самых дорогих сердцу вещей. Ибо после захода Анара, когда вновь начнется смешение света Древ, мы отправляемся в Белерианд.
Тишина исчезла, раскололась на мелкте кусочки, ведь все присутствовавшие начали обсуждать предстоящий отъезд, а Тарменэль отошел к окну и долгое время смотрел на сад, понимая одно — то, что истинно дорого его сердцу, он как раз и не сможет забрать.
«За исключением жены и детей с внуками, разумеется», — подумал он и, обернувшись, улыбнулся Россэ.
Когда же ладья Ариэн скрылась за горизонтом, а в небе появились первые крупные звезды, единственные различимые теперь в Амане, все те, кто был в доме Ильмона, отправились через ущелье Калакирья к морю. Там, в Альквалондэ, их уже ждал корабль. Нгилион с командой разместили пассажиров и с помощью Тара подняли якоря.
Еще одно суденышко, направлявшееся в Белерианд, таяло на горизонте. И с каждым часом Лебединая гавань становилась все меньше. Впереди ждал долгий, протяженностью в несколько месяцев, путь.
— Тар, — обратился наконец Карнистир к родичу, — дашь палантир поговорить с братьями?
— Конечно, — кивнул тот. — Пойдем.
— Благодарю.
И оба спустились в трюм, туда, где лежали их сумки.
* * *
— Убеждена, что у тебя все получится, мельдо. Иначе просто не может и быть.
Ласковый, напевный голос Ненуэль журчал подобно ручейку, затерявшемуся в траве. Догорал закат, кутая в прозрачное золотистое покрывало высокие травы и верхушки деревьев. Летали птицы, готовясь к ночным балладам.
Тьелпэринквар улыбнулся и, посмотрев на жену, заключил ее в объятия. В глазах его светилось восхищение столь ж сильное, как в день первого свидания у вод озера Иврин.
Они шли по дорожкам сада, и высокие, мощные стены Химлада привычно окружали их. Однако мысль нолдорана летела вперед, через леса и поля, не скованная ничем.
— Благодарю, родная, — ответил он и безотчетным движением погладил Ненуэль по плечу. — И все же, думаю, мне понадобится совет.
— Чей же? — полюбопытствовала она.
— Тех, кто видел зарю эльфийского народа.
— Таких осталось не так уж много, — задумалась нолдиэ. — Впрочем, скоро прибудут в Белерианд твои родичи.
— Да, дедушка Ильмон и прадед Нольвэ из пробужденных, и я от души надеюсь на их содействие. Но до тех пор еще несколько месяцев.
— Может быть, — предложила жена, — тебе побеседовать с владыкой Новэ?
— Хорошая мысль, — согласился Тьелпэ. — Я сам о нем думал.
— Что именно ты хочешь узнать?
Куруфинвион чуть заметно нахмурился и пожал плечами:
— Сам не знаю. За те века, что минули со дня пробуждения Перворожденных, Враг заметно исказил и окружающий мир, и энергии самих квенди. Мне нужно понять, как звучали они в думах Иллуватара. Только так я смогу найти тот мир, что сможет нам подойти.
— Убеждена, что у тебя все получится, — повторила Ненуэль. — Говорят, владыка теперь на Баларе, но к осени непременно вернется в Бритомбар. К тому времени ты как раз доберешься до побережья.
— Мы, — поправил ее муж. — Ты ведь не думаешь, что я оставлю вас с Индилимирэ? Теперь дороги гораздо безопаснее.
— Но не до конца?
— Нет, — признался Тьелпэ. — Еще остается риск обнаружить случайные отряды ирчей. В другое время стоило бы заняться их искоренением, но сейчас это вряд ли возможно.
Ненуэль хмыкнула:
— В конце концов, раз уж этот мир остается атани, пусть они и занимаются его безопасностью. Квенди сделали все, что могли.
— Согласен.
Тьелпэринквар обернулся к любимой и, прижав к себе, провел ладонью ласково по ее лицу:
— Люблю тебя.
Он сказал это спокойно, как выдохнул. Будто слова, сорвавшиеся с уст, давно стали частью его существа.
— Люблю тебя, — так же эхом повторила Ненуэль, глядя в глаза супругу.
Тогда он наклонился и поцеловал жену. И в этот самый момент запели, рассевшись на ветках яблонь, вечерние птицы.
Очертания уплывающего к смертным землям корабля растаяли в алмазно-голубой дали, и Нерданэль, глубоко вздохнув, обернулась в сторону Тириона.
Медленно плывший по небу Анар слепил, обрамлявшие его пышные кучевые облака дарили умиротворение. Воздух дышал зноем, вызывая в памяти печи в мастерских Аулэ, и мысли нолдиэ вновь, уже в который раз за последние дни, вернулись к тому, с кем свела их однажды судьба в дороге, вдалеке от дома. К мужу.
«Правда, до сих пор мне так никто и не сказал, имею ли я право так называть Фэанаро», — подумала с печалью в душе Нерданэль и, немного подобрав подол платья, чтобы не мешал при ходьбе, направилась назад в город.
Фэа радовалась и пела при мысли, что оба ее сына, до сих пор пребывавшие в Чертогах, возродились и отплыли в Белерианд. Туда, где была теперь вся их жизнь. Однако оставался еще Фэанаро.
«В любом случае, — подумала нолдиэ, — и Кано, и Морьо говорят, что он решил возродиться одним из последних. Однако, захочет ли он после возвращения к жизни видеть меня — вот вопрос».
Горло скрутил внезапный спазм, и Нерданэль вновь вздохнула, обратив лицо к небу. В памяти вставали резкие слова, сказанные друг другу при последней встрече, ее нежелание уйти из дома отца, его холодный взгляд. О том, что причиной ее отказа стали чары, муж уже не узнал.
«Должно быть, — мелькнула в голове тревожная мысль, — если наша встреча и состоится, то далеко не сразу. Было бы удивительно, если бы, покинув Мандос, Фэанаро первым делом пошел к отвергнувшей его однажды жене».
Тирион приближался, и Нерданэль, поднявшись на холм, вошла в город и неспешно побрела по узким тенистым улочкам домой. Однако и там она не могла найти себе покоя. Работать не хотелось, гулять в саду не было сил. Взор то и дело останавливался на слишком реалистичных скульптурах того, кто был ей дорог, заставляя вздрагивать. Когда на небо взошел Итиль, а поля за стенами города осветили нежные лучи Тельпериона, Нерданэль попробовала лечь спать, но сон не шел.
«Больше так не может продолжаться», — с внезапным раздражением подумала она и, встав с постели, надела короткую походную тунику, тонкие удобные штаны и принялась собирать сумку.
— Куда ты? — спросил удивленно Махтан, увидев дочь в неурочный час.
— Пойду, погуляю, — ответила та. — Дорога зовет. Как прежде, в юности.
— Присылай осанвэ иногда, — попросил отец.
— Обязательно, — пообещала дочь. — Все будет хорошо.
И, махнув на прощание, она завернула в мягкую ткань палантир и направилась к дворцу, куда время от времени наведывался Финвэ.
Бывший нолдоран не спал, бродя по дорожкам сада, и, увидев невестку, вышел ей навстречу, не скрывая удивления.
— Что-то случилось? — поинтересовался он.
— Нет, — уверенно ответила Нерданэль. — Просто хочу пойти погулять. Но долг велит мне передать тебе видящий камень — иных ведь в Амане больше нет.
— Да, это верно, — согласился Финвэ. — Благодарю тебя.
Он принял палантир и, едва заметно кивнув, сделал приглашающий жест. Они пошли вперед по дорожкам сада, окутанные густым серебристым сиянием, и обоим вдруг показалось, что не было этих мучительных, рвущих душу столетий, разделивших жизнь на «до» и «после».
— Благодарю тебя, государь, — наконец проговорила Нерданэль и, простившись, отправилась к городской стене.
Майяр, безошибочно определявшие тех, кто шел встречать возрожденных, поняли, что у жены Фэанаро другая цель, и пропустили ее. Дорога, такая привычная и почти родная, встретила нолдиэ звенящей радостью, и та улыбнулась в ответ, впервые за долгое время.
* * *
Фэанаро неспешно прошел в очередной раз по опустевшим залам Чертогов. Серые и унылые, как и прежде, они более не навевали тоску. Оставшись почти полностью пустыми, они словно засыпали, частично растворяясь в изнанке. Желая убедиться в собственном предположении, старший сын Финвэ уже привычно шагнул за тончайшую грань. Мир вокруг изменился, став более четким и резким.
— Выходит, владения Намо и правда поддерживались за счет фэар, что вынужденно обитали в них, — подумал он, ужаснувшись, что владыка Мандоса смог бы создать собственный, изолированный мир, населенный исключительно душами.
— Ты прав, — донесся ментальный ответ. — Нолдор, а в особенности твои сыновья, помешали мне. Но знай, вам недолго осталось наслаждаться жизнью.
Мерзкий шепот прекратился так же внезапно, как и начался.
— Не выйдет, Намо, — строго ответил Феанор. — Эльдар сумеют преодолеть любые сложности!
На этот раз ответом была тишина, хотя присутствие кого-то рядом делалось все более ощутимым.
— Ноло! — воскликнул Пламенный.
Вибрация мироздания усилилась. Фэанаро попытался вновь пробиться к единокровному брату и вытащить его из ловушки, однако, как и прежде, это было невозможно.
— Держись. Скоро я буду в Белерианде и тогда попытаюсь… нет, тогда я верну тебя в твое роа. Верну!
Феанор вновь оказался в Чертогах, решив попробовать убедить нескольких оставшихся там авари возродиться.
Однако эти несколько странные квенди не вняли ему, вновь начав рассказ, что долгие годы стремились избавиться от оков своих роар и достичь высшего блаженства, коим они сейчас наслаждаются.
— Сначала мы отказались есть мертвых животных, — начал один из них.
— Затем рыбу, — продолжил второй.
— Потом мы решили пить только воду и ушли в лес, — закончил третий.
— И нам открылась истина! — вновь заговорил второй.
— Но не сразу, — поправил его первый.
— Мы прошли через очистительные муки плоти! — воскликнул третий, и Фэанаро развернулся, понимая, что эти трое навеки останутся в Мандосе, давая возможность самим Чертогам не покинуть этот мир.
Душа Пламенного неспешно направилась к арке, через которую уже прошли фэар сыновей, верных, синдар, телери и фалатрим. Всех тех, кто уже вновь обрел свое тело.
— Фэанаро? А ты куда? — притворно удивился майа.
— Желаю воспользоваться своим правом и возродиться, — ответил тот.
— А Намо тебе позволил? — уже грозно вопрошал слуга Мандоса.
— Валар объявили свою волю: каждый, кто желает, может обрести роа. Ты не согласен с решением Манвэ?
— Ох, Фэанаро, не горячись, — раздался рядом знакомый хрипловатый голос. — Мои майар бдительны и крайне исполнительны, ведь именно они оберегали покой душ, пока…
Владыка Мандоса замолчал, решив, что не стоит высказываться о том, что он действительно думает о договоре своих братьев и сестер с Тьелпэринкваром.
— Если ты желаешь возродиться, то прошу, проходи, — он указал на арку и пристально посмотрел на майа. Тот незаметно кивнул и пропустил сына Финвэ.
Мир вокруг закрутился, сжался в точку, затем тут же расширился почти до бесконечности, остановился и вновь завертелся с огромной скоростью. Душа Пламенного прилагала неимоверные усилия, чтобы остаться целой и не отдать ни единого кусочка хищному пространству. Феанору порой казалось, что слышит злой скрежет когтей и лязг зубов, но, кто бы это ни был, он не добился своего. Под недобрый хохот Намо фэа вошла в роа, и старший сын Финвэ открыл глаза.
Облака плыли по синему небу, а рядом шелестела трава. Знакомый с юности свет Лаурелина вновь озарял Благой край. Феанор сделал вдох. И выдох. И снова вдох. Потянулся и медленно встал на ноги.
Тело было его, но словно чужое, напрочь забывшее все навыки, что когда-то имело.
— Так вот что ты хотел, Намо, — подумал он, разгадав злой умысел вала. — Оторвать часть души и дать роа, неспособное творить! Да чтоб…
Он вдруг остановил гневный поток мыслей и в голос рассмеялся.
— Намо, благодарю! Я заново смогу ощутить радость познания мира! — рассмеялся Мастер и направился туда, где, как он помнил, располагались владения Аулэ.
— Нерданэль, любимая моя, если ты еще ждешь меня и не отправилась вместе с сыновьями, то потерпи немного, я… — закончить мысль он не успел. Навстречу ему спешил один из майар Йаванны.
— Приветствую вас, Мастер, — проговорил он. — Ваш отец просил сообщить, что всегда ждет вас у Древ, где теперь его дом до конца Арды. Он также передал это.
Майа протянул Феанору сверток с одеждой, принадлежности для письма и небольшой ящик с инструментами.
— Благодарю, атто, — мысленно потянулся он к Финвэ и мгновенно ощутил искреннюю радость бывшего нолдорана.
* * *
Итиль уступил место Анару, потом они вновь поменялись местами. Дни шли за днями. Нерданэль по-прежнему путешествовала, не выбирая цели, и ноги сами несли вперед. В памяти ее вставали счастливые годы юности, когда они вместе с будущим мужем исходили Аман практически вдоль и поперек. В ушах ее звучал звон молота о наковальню в мастерских Аулэ, шелест листвы на деревьях во владениях Оромэ, глухой стук откалываемого камня. Сердце часто билось от радости, на фэа было легко и светло, так что хотелось бежать, неважно куда — лишь бы ощутить привычное счастье движения.
По ночам она ложилась спать, завернувшись в плащ, и ее обнимали травы. Птицы пели над головой, даря утешение и спокойствие фэа. Нерданэль все шла и однажды поняла, что, миновав леса Оромэ, где некогда любил охотиться ее третий сын, пришла во владения Аулэ.
Она остановилась на пороге ведущей вглубь пещеры и долго стояла, не решаясь пройти дальше. В памяти, словно наяву, звучал веселый смех, оживленный гул голосов, перестук молотов. Нерданэль протянула руку и коснулась холодного, чуть влажного камня стен. Фэа живо откликнулась, рванулась навстречу, и тогда нолдиэ глубоко вздохнула и уверенно пошла внутрь горы, где располагались мастерские.
Ей вдруг показалось, что не было этих бесконечно долгих, мучительных лет, что она вновь юна, а в будущем ее ждет нечто удивительное и прекрасное, а с Фэанаро они еще не успели отдалиться друг от друга.
Нерданэль осторожно ступала на влажном каменном полу. Она то и дело останавливалась, брала в руки лежавший поблизости инструмент и принималась работать. Пару раз она сделала несколько крохотных фигурок и оставила их тут же, на столе.
«Может, кто-нибудь найдет их и порадуется», — подумала она.
Однажды зубило неловко выскользнуло из рук, сломав заготовку. Однако нолдиэ не расстроилась — вместо одной крупной фигуры она сделала две поменьше и, как прежде, оставила их на месте.
Дважды она ложилась спать, а просыпаясь, подкрепляла силы лембасом и водой из фляги. Иногда ей казалось, что она слышит удары молота наяву, и шла на этот звук. Наконец, в один из дней, перешагнув порог очередного зала, каменные колонны которого терялись в вышине, она увидела в дальнем его конце знакомую фигуру и вздрогнула от неожиданности.
«Фэанаро!» — хотела крикнуть она, но не смогла — в горле пересохло, а язык прилип к гортани.
Муж сидел спиной к ней на неудобном стуле, опершись о собственные колени, и, похоже, думал о чем-то. Через несколько мгновений, должно быть, услышав ее тяжелое дыхание, медленно обернулся и, увидев жену, переменился в лице. Столь же неторопливо, не произнося ни слова, он встал и замер, глядя в глаза той, что некогда была его женой и отказалась разделить его судьбу, оставшись в Амане. Брови Фэанаро чуть заметно нахмурились, но Нерданэль не дрогнула — упрямо стояла она, и в памяти ее вставали бесконечные сцены прежних счастливых лет. Свадьба, рождение сыновей, совместные прогулки. Она чувствовала, ощущала всей кожей, всем своим существом, что муж думает о том же, а еще задает себе многочисленные вопросы. Как и она сама.
Ей вдруг показалось, что за несколько коротких мгновений пролетели столетия. Отгремели весенние дожди, миновало жаркое лето. Вдруг Фэанаро, по-прежнему не произнося ни слова, сделал десяток шагов вперед и протянул руку. Нерданэль, не сомневаясь ни мгновения, преодолела оставшееся расстояние и вложила пальцы. Муж крепко сжал их в ответ, и они, все так же не произнося ни слова, направились вперед, к свету. Плечо к плечу они шли через бесконечно длинные залы, а когда забрезжили яркие дневные лучи, Фэанаро остановился и, наклонившись к жене, коротко, со всей сдерживаемой страстью, поцеловал.
Супруги вновь молчали, потому что уста не могли произнести больше того, что говорили вместо них фэар. Они брели плечо к плечу через поля, и высокие травы обнимали их, ласкали ноги. Наконец, когда Нерданэль начала уставать, они сели прямо в траву. Фэанаро обнял жену, и она устроила голову у него на плече.
Над ними пели птицы, Анар ярко светил в вышине, и Тирион был бесконечно далек. Так же как и былые размолвки.
* * *
— Значит, теперь ты будешь здесь жить? Да, атто? — спросил Фэанаро и обвел взглядом приготовленный для работы камень, сложенный посреди поля недалеко от Древ.
— По большей части да, — подтвердил Финвэ. — Путь из Валимара или Тириона слишком далек. С мастерами я договорился — обещали возвести дом поскорее.
Некоторое время сын молчал, а после ответил:
— Понимаю. И, наверное, ты прав. Раз уж все так сложилось… И все же мне отчего-то немного грустно.
— Что делать, — пожал плечами бывший нолдоран. — Ты сам-то как? Чем теперь намерен заняться?
Финвэ и Фэанаро одновременно посмотрели на Нерданэль, и та ответила:
— Мы обсуждали недавно этот вопрос и решили отправиться в Белерианд, к детям. Слишком многое нас теперь связывает с этими землями. Да и с новыми членами семьи хотелось бы познакомиться.
— С какими? — удивился Финвэ.
— У нашего внука Тьелпэринквара родилась дочь, а я ее до сих пор не видела. И еще есть новая невестка, жена Кано, с ней тоже хочу воочию познакомиться.
— А что скажет Махтан?
— Не представляю, — призналась Нерданэль. — Но он в любом случае не изменит моего решения. Я пошлю ему осанвэ.
— А мы прямо от тебя отправляемся на корабль, — добавил Фэанаро.
— Палантир заберете? — спросил его отец.
— Не надо, оставь себе. Ведь это теперь единственный видящий камень на весь Аман. Будем беседовать с тобой.
— Хорошо, согласен.
Нолдор замолчали, не зная, как выразить все те эмоции и мысли, что теперь обуревали их фэар. Любого короткого разговора было бы недостаточно, а на долгий не оставалось ни времени, ни сил.
— Сообщи, как доберетесь, — попросил бывший нолдоран.
— Обязательно, — ответил сын.
Над головами их летали стрижи, о чем-то громко беседуя меж собой на птичьем языке. Пышные серебристые метелки ковыля склонялись, будто прощаясь. Фэар было светло и немного грустно.
— Не будем оглядываться назад, — в конце концов сказал Финвэ. — Что было, то прошло. Передавай от меня привет Тьелпэ. Скажи, я скучаю по нему.
— Обязательно, — пообещал Фэанаро. — Прощай.
Отец и сын обнялись, и супруги, взявшись за руки, отправились на восток, к далеким вершинам Пелори.
Дни сменяли друг друга, похожие на жемчужины в ожерелье нис — на первый взгляд одинаковые, но каждый все же уникальный и неповторимый. Фэанаро и Нерданэль разговаривали, делились тем, что с ними происходило на протяжении минувших столетий, и вскоре обоим начало казаться, что они понимают друг друга так же хорошо, как прежде, в былые юные годы.
Когда густой золотой свет Анара и Лаурелин мерк, уступая место Тельпериону и Исилю, супруги останавливались и разжигали костер. Они жарили овощи, добытую в течение дня в каком-нибудь бурном протоке рыбу, а дым от огня плыл по воздуху, свиваясь кольцами, образуя причудливые фигуры. И Нерданэль улыбалась, наблюдая.
Когда же впереди стало видно ущелье Калакирья, а в небе зажглись крупные серебряные звезды, Фэанаро потянулся к жене, и они впервые за многие и многие сотни лет открыли друг другу объятия.
Спустя несколько дней очередной корабль отплыл от пристали Альквалондэ, унося еще одну группу эльдар из тех, кто желал соединиться со своими близкими в смертных землях, и старший Финвион со своей женой находились в этот момент на его борту. Они смотрели на удалявшийся причал, и Нерданэль вдруг попросила:
— Пожалуйста, мельдо, когда увидишь Тьелпэ, не проклинай его.
— За что? — не понял сначала муж.
— За то, что он отдал один из твоих Сильмариллов валар.
Фэанаро коротко вздохнул, обнял ее за плечи и пообещал:
— Не буду. Он все правильно сделал.
Тем временем Махтан стоял на берегу, провожая отплывавших, и долго глядел кораблю вслед. Фэа говорила ему, что больше дочери своей он никогда не увидит.
— Осень в этом году не спешит наступать, — заметила Алкариэль и, обернувшись через плечо, бросила на Кирдана вопросительный взгляд. — Дожди не начались, дороги не развезло, и даже листва еще только слегка побледнела. Почему, владыка?
— Должно быть, все дело в падении Мелькора, — ответил Новэ и, подойдя к окну, посмотрел на виднеющийся вдалеке берег залива, озаренный серебристым светом Исиля. Шептались волны, и звуки эти вместе с криком чаек залетали в укрытую ночными тенями гостиную. — Он больше не искажает, и природа дышит спокойнее. Так, как повелел ей на заре времен Эру.
— Но зима все равно однажды придет? — не сдавалась нолдиэ. — Было бы грустно больше никогда не увидеть снега, не покататься на санках.
Владыка тепло, по-отечески улыбнулся:
— Разумеется. Смена времен года останется, не беспокойся. И они доплывут. Успеют. Сегодня ты вновь пойдешь на берег?
— Да, — подтвердила Алкариэль, и в темных глазах ее зажегся ослепительно-яркий огонь вдохновенного ожидания. — Умом понимаю, что это бессмысленно, ведь от моего местонахождения ничего не изменится, однако там, у воды, мне немного легче. Словно корабль из-за этого, в самом деле, чуть быстрее дойдет до Белерианда.
— Понимаю тебя, — кивнул Новэ. — Меня самого море успокаивает. Раз так, то не буду тебя больше задерживать — беги.
— Благодарю, владыка.
Алкариэль кивнула на прощание и, подобрав юбки, вышла в украшенный цветами и статуями коридор. Сбежав по широкой мраморной лестнице, она ступила в сад и с непроходящим удивлением огляделась вокруг.
Стояла середина осени, однако на клумбах все еще цвели астры, очитки и даже васильки. Обвивший колонны беседки плющ лишь слегка поблек, а звезды сияли по-летнему высоко и ярко.
«Какой необычный год», — подумала нолдиэ и ступила на дорожку, ведущую к морю.
Ладья Тилиона плыла в вышине, озаряя окрестности густым серебряным светом. Дно частично обнажилось, и Алкариэль, ступив на песок, пошла вдоль берега, на ходу разглядывая витые изгибы ракушек и прилепившиеся к камням густые водоросли. Однако взгляд ее нет-нет да и устремлялся вперед, к горизонту. Туда, где небо смыкалось с водой, куда стремились все ее мысли и фэа.
Плеск волн отсчитывал убегавшие безвозвратно минуты, как вдруг пронзительный крик птиц привлек внимание нолдиэ. Она в очередной раз подняла взгляд и вдруг увидела вдалеке стремительно увеличивавшуюся в размерах темную точку. Алкариэль вскрикнула, поняв, что именно это может для нее означать. Стоявшие у причала стражи заволновались, и вскоре один из них отделился, направившись в сторону дворца.
«Должно быть, с докладом к владыке», — догадалась нолдиэ.
Она прижала ладони к груди, словно надеялась таким образом унять вдруг начавшееся бешено колотиться сердце, и неподвижно застыла, не сводя взгляда с приближавшегося корабля. Вот он замедлил ход, и нис вздрогнула.
«Неужели им придется ждать?» — подумала она, и печаль тонкой темной пеленой накрыла фэа.
Она уже не сомневалась, кто именно приплыл сюда, к ней, в смертные земли, и, почти не думая, послала вперед тонкий серебряный луч осанвэ.
«Мелиссэ!» — последовал бурный, похожий на радостный крик ответ, и вскоре Алкариэль увидела, как от борта корабля отделилась лодка.
Далеко за спиной нолдиэ распахнулись широкие парадные двери дворца, и две фигуры, Оростеля и самого Кирдана, стали быстро приближаться, однако Алкариэль не обращала на них никакого внимания. Она вообще уже ничего не видела, кроме белоснежной, немного напоминавшей лебедя, лодки и до боли знакомой фигуры на ее носу.
— Макалаурэ! — громко крикнула она, протянув вперед руку.
— Алкариэль! — донес ответ ветер.
И тогда нолдиэ, не выдержав, сбросила легкие туфли и забежала в море. Вода обняла ее, сразу стало труднее двигаться, однако леди Врат все шла и шла. Сперва она зашла по щиколотку, затем по колено. Было видно, что муж то и дело оглядывается на гребцов фалатрим и что-то говорит им, резко и быстро. В конце концов, он просто перемахнул через бортик лодки и поплыл к ней навстречу.
Алкариэль уже зашла по пояс, когда муж, должно быть, достигнув ногами дна, распрямился, сразу оказавшись в воде по грудь, и она стремительно, насколько могла, побежала к нему.
— Melmenya, — прошептал он, заключая совершенно мокрую жену в объятия. — Алкариэль, родная…
— Наконец-то, — ответила эхом она и крепко, до боли в руках, сжала супруга. — Любовь моя…
Несколько мгновений он рассматривал ее, а после наклонился и, обхватив ладонями лицо, принялся целовать. Жена смеялась от разрывавшего ее грудь счастья, грозившего выплеснуться наружу и смести все на своем пути подобно цунами, и зарывалась пальцами в его мокрые длинные пряди. А ласковые, теплые губы мужа касались ее губ, шеи, глаз, щек, а после снова возвращались к губам. Фэанарион обнимал любимую, ласкал ее плечи, грудь, тонкий стан, и было видно, что он и сам еще с трудом верит, что все происходит наяву, а не во сне.
Море волновалось, то и дело накрывая влюбленных с головой, а после, сдавшись, отступало. Мокрая одежда облепила их тела.
— Любимая, — шептал Макалаурэ.
В конце концов, он зарылся лицом в волосы жены, она спрятала лицо на его груди, и оба так застыли, слушая дыхание друг друга и частое биение сердец.
— Да ты совсем мокрая! — наконец спохватился он.
— Ты тоже, — рассмеялась в ответ жена.
— Оба хороши, — ответил ей муж и, подхватив любимую на руки, понес ее к берегу.
Подошедший Оростель подал другу плащ, и Макалаурэ, поблагодарив, закутал в него жену.
— С возвращением в Белерианд, — приветствовал его Кирдан. — Ясной ночи и долгого дня.
— Благодарю, владыка, — ответил Фэанарион. — Признаюсь, рад вас всех видеть.
Тот посмотрел понимающе, а нолдо обвел новым взглядом побережье с заставленными кораблями пристанями, зеленые сады и далекий дворец.
Исиль стремительно катился к горизонту, однако звезды сияли по-прежнему густо и ярко.
— Я захватил тебе кое-что из одежды, — сообщил Оростель.
— Благодарю, — откликнулся Фэанарион. — Очень кстати, ибо мои скудные пожитки пока на корабле и прибудут, я полагаю, не раньше утра.
Владыка фалатрим заметил:
— Вы можете отдохнуть в своих покоях.
Макалаурэ поблагодарил его и, бросив счастливый взгляд на жену, взял ее за руку и вместе с ней пошел ко дворцу. Деревья шелестели, словно вместе со всеми радовались его прибытию, верные спешили навстречу и, поприветствовав, останавливались неподалеку, не желая мешать.
Алкариэль с мужем миновали длинные залы, вышли в ведущий к их временным покоям коридор и, в конце концов, остановились перед тяжелой дубовой дверью. Сердце нолдиэ снова гулко забилось, она сглотнула густую слюну, а муж, простившись до утра с Кирданом и друзьями, просто толкнул створку, пропуская ее вперед.
Светильники мерцали в глубине нежным голубоватым светом. Алкариэль подошла к сундуку и, подняв крышку, достала штаны мужа и пару рубашек. Он подошел и, молча прижав к себе, поцеловал и принялся одеваться.
«Должно быть, ему тоже сейчас трудно говорить», — поняла она.
Сменив платье, она расположилась в кресле и принялась расчесывать порядком спутавшиеся пряди. Когда же с этим было покончено, Алкариэль подняла голову и увидела, что муж стоит у камина, скрестив руки на груди, и глядит на нее внимательным, тяжелым взглядом.
— Кано, — окликнула она, кладя щетку для волос на столик рядом. — Как же ты там?..
Голос ее прервался. Муж вздрогнул, словно выныривая из задумчивости, и стремительно пересек разделявшее их расстояние.
— А ты? — спросил он и, став перед женой на колени, взял ее руки в свои и принялся рассматривать.
Под ногтями нолдиэ виднелись полоски въевшейся угольной золы. Кожа обветрилась и покраснела, ладони покрывали мозоли от меча. Муж тяжело вздохнул и, поцеловав по очереди каждый из пальцев на руках любимой, ткнулся лицом ей в колени и, крепко обняв ее за талию, так и замер.
Алкариэль глубоко вздохнула и, запустив пальцы в волосы мужа, начала их перебирать. Фэа пела, стремясь к любимому и заново его узнавая.
— Пойдем, пройдемся? — наконец предложил он, поднимая взгляд.
— Давай, — охотно согласилась жена.
Тогда Фэанарион вскочил и протянул ей руку. Жена вложила пальцы, и тогда оба покинули комнату, вновь отправившись на берег моря.
Звезды постепенно бледнели. Море пело им о чем-то своем, однако нолдиэ никак не могла разобрать его голоса. Зато она чувствовала, как постепенно и неумолимо, словно прибой, стираются все бесконечные годы, что пролегли между нею и мужем. Уходят, будто их и не было никогда. Две фэар тянулись навстречу друг другу, и нолдор не могли, да и не хотели разомкнуть объятий.
Остановившись у самой кромки воды, стояли они, глядя на светлеющее небо, и Макалаурэ крепко, но бережно и ласково обнимал любимую.
И вдруг он, обернувшись к Алкариэль и глядя ей в глаза, запел. Голос его, чистый и звонкий, победно взмыл в предрассветные небеса и поплыл над морем, и чайки с ветром понесли эту песню вдаль.
— Как красиво, — с восхищением выдохнула жена.
— Мелиссэ, жизнь моя, — прошептал он, — наконец-то я дома. С тобой.
И Фэанарион, наклонившись, со страстью поцеловал любимую.
Спустя какое-то время окончательно поднявшийся над горизонтом Анар осветил гостевые покои, отведенные лорду Врат и его супруге. Золотой луч, скользнув по мраморным прозрачным колоннам, по сорванной впопыхах и беспорядочно раскиданной на полу одежде, взбежал по спинке кровати и осветил две тесно переплетенные ритмично двигавшиеся фигуры. Тяжелое дыхание Макалаурэ, смешавшись с жарким стоном Алкариэль, эхом разносилось по покоям. Капли пота стекали по их телам, по вискам и спинам.
— Мелиссэ, — шептал муж, целуя уже порядком искусанные губы жены.
— Кано, — шептала она в ответ, и жизни их, судьбы, разорванные когда-то надвое злым дыханием севера, вновь сливались, сплетались воедино.
И прежде, чем Анар поднялся в зенит, а лорды Врат вышли, наконец, к своим друзьям, общий крик бесконечного, бескрайнего, словно море за стенами дворца, счастья, не единожды успел огласить покои, рисуя общую судьбу.
* * *
— Никак не могу привыкнуть, что с тобой теперь можно связаться осанвэ, — улыбнулся Кирдан Туору и обвел взглядом родичей. — Рад видеть вас всех.
— Мы тоже, владыка, — ответил Финдекано и, спрыгнув в лошади, помог спешиться жене.
— Бабушка Анайрэ уже прибыла? — в свою очередь поинтересовался Эрейнион.
Ветер доносил с моря знакомый запах йода и водорослей. Сын Фингона прищурился и бросил вопросительный взгляд на названного брата:
— Покатаемся? Как когда-то в детстве?
— Почему бы и нет? — охотно согласился Туор. — Я скучаю по тем временам.
— Я тоже, братишка, — признался нолдо.
Конюхи фалатрим увели лошадей, и Кирдан, сделав приглашающий жест, повел всех в сторону гавани, на ходу поясняя:
— Корабль из Амана прибыл сегодня ночью, однако на берег сошел пока только Макалаурэ.
— Вот как? — удивилась Армидель.
— Да. Точнее, добрался вплавь, потому что спешил. Теперь же судно как раз заходит в порт. Так что вы вовремя.
— Рад слышать это, — откликнулся Финдекано. — Однако не уверен, что приезд в Белерианд принесет аммэ радость.
— Что, Нолофинвэ до сих пор не проснулся? — понимающе спросил Киндан.
— Увы. После битвы я навестил его, надеясь, что чары Моринготто спадут, и отец придет в себя, но увы. Теперь, должно быть, надежды в самом деле нет.
Нолофинвион опустил взгляд, и шедшая рядом Армидель взяла мужа за руку и легонько сжала его пальцы.
— Благодарю, мелиссэ, — улыбнулся он ей в ответ и, на мгновение остановившись, быстро поцеловал в изгиб шеи.
Море волновалось. Холодный ветер трепал верхушки деревьев.
— Осень все-таки приближается? — полюбопытствовала Армидель.
— Это неизбежно, — ответил ей отец. — Однако непогода не помешает мореходам достичь цели.
— В этом я убеждена.
Скоро они подошли к причалу, и Эрейнион, приставив руку к глазам, стал вглядываться в очертания подходившего к пристани корабля.
— Похоже, путешествие, несмотря ни на что, не было для него легким, — прокомментировал в конце концов нолдо. — Царапины у ватерлинии весьма глубоки, одно крыло носовой фигуры отломано…
— Так и есть, — согласился Новэ. — Да иначе и быть не могло. Договор заключен, это правда, однако Оссэ по-прежнему остается морским майя.
— Р-р-р-рыба ползучая, — вполголоса обругал упомянутого майю Эрейнион, и было видно, что лишь присутствие матери удерживает его от того, чтобы высказаться более резко.
И все же судно, заходившее в порт, выглядело величественно и прекрасно. Казалось, что лебедь вот-вот горделиво расправит крылья и спросит: «Ну не молодец ли я?»
Были отданы швартовы, сброшен трап, и на палубе показалась высокая темноволосая фигура.
— Аммэ! — крикнул Финдекано и, птицей взлетев наверх, обнял Анайрэ.
— Сынок, — прошептала она, обнимая его и целуя. — Наконец-то…
Они стояли так некоторое время, словно вернувшись в те благословенные времена, когда вся семья жила в Амане и зло казалось далеким, а после Нолофинвион сделал приглашающий жест и помог матери спуститься вниз.
— Познакомься, — начал он, — это моя жена Армидель, дочь владыки Кирдана, и сыновья.
Он не стал уточнять, что один родной, а второй приемный — Анайрэ и сама об этом знала. К тому же, теперь это уже не имело никакого значения.
— Рада видеть вас всех воочию, — со слезами на глазах улыбнулась нолдиэ и приветствовала каждого из родичей.
На палубе показался Турукано рука об руку с Эленвэ, и старший брат с удовольствием обнял младшего:
— Рад, что твои поиски увенчались успехом. Хотя, признаться, и не надеялся.
— Я тоже в какой-то момент перестал в это верить, — признался тот. — Но все закончилось хорошо.
— Я вижу.
— Здравствуй, государь, — приветствовал подошедший Туор тестя.
В глазах того зажглась неподдельная радость, когда он увидел зятя:
— Здравствуй, мой мальчик. Эленвэ, познакомься…
— Виньямар ждет, чтобы приветствовать своего короля, — добавил муж Итариллэ после того, как с первыми радостными объятиями было покончено.
Однако, к его удивлению, Турукано лишь покачал головой:
— Не думаю, что снова приму корону — ты уже привык править, а я и без того слишком много времени потерял. Пока у меня на будущее другие планы. Мы прибыли в Белерианд не для того, чтобы вернуть власть над эльфами Виньямара, а к своей семье.
Турукано обернулся к жене и вопросительно посмотрел на нее. Та кивнула в ответ, и Туор, почесав задумчиво бровь, ответил:
— Что ж, в любом случае, мы все ждали вас.
Следом спустилась Амариэ, и все прибывшие направились, наконец, во дворец Кирдана. Перед новой долгой дорогой следовало хорошенько отдохнуть.
— Но мы ведь задержимся ненадолго? — спросила Армидель мужа.
— Разумеется, — ответил тот. — Я и сам соскучился по твоему отцу. К тому же Эрейнион с Туором хотят покататься на своем кораблике.
Он несколько секунд рассматривал жену, и в уголках его глаз застыли смешинки. Затем он отвел непослушный локон от ее лица и, наклонившись, поцеловал.
— Потом мы поедем в Виньямар, — уже громче для всех продолжил Финдекано, — а после я провожу аммэ в Ломинорэ. И уже оттуда, если ты захочешь, поедем в Хисиломэ.
— Захочу, — уверенно ответила Анайрэ. — Хотя до сих пор не могу поверить, что…
Ее голос прервался, и сын добавил понимающе:
— Мне тоже.
— Неужели совершенно ничего не изменилось? — с надеждой в голосе спросила она.
— Увы. Поэтому подумай хорошенько.
— Я уже все решила, сынок, — ответила уверенно Анайрэ. — Мы едем к нему.
— Что ж, — кивнул Фингон, — может, отец ждет именно тебя.
Он поднял голову и посмотрел в небо. Там, в вышине, кружила чайка. Сделав широкий круг, она развернулась и устремилась на запад, а старший Нолофинвион подумал, что скоро еще множество кораблей пристанут к берегам смертных земель. И эта мысль его порадовала.
* * *
— Договор! Соблюдай договор, майа! — рявкнул Морьо, хватаясь за ближайший канат.
Очередная высокая волна накрыла корабль телери. Буря не первый день трепала судно, заставляя страдать не только неподготовленных к таким тяготам эльдар, но и опытных мореходов. Явственно слышался смех Оссэ, когда особенно сильные удары обрушивались на корабль.
Бороться со стихией с каждым часом становилось все сложнее. Мачты трещали, давно убранный парус промок, а впереди, пока еще скрытые бурей, вырастали скалы.
— Оссэ! Древа возрождены. Исполняй договор! — сделал еще одну попытку Карнистир и тут же сплюнул попавшую в рот воду.
Злой хохот разнесся над морем.
— Вы убили Уинен, прикончили Мелькора, обманули Намо, — начал майа. — Нолдор посмели ставить условия. И этот трус Манвэ их принял! Но я… я не таков!
Фигура Оссэ, сотканная из водяных струй и потоков, грозно поднялась из пучины:
— Я, только я теперь владею этими водами, и в моих руках ваши судьбы! Мне нет дела до утерянного когда-то света — на дне всегда темно. И скоро вы в этом убедитесь!
Скалы стремительно приближались, а мощное течение не позволяло кораблю изменить курс.
— Я владыка! Ощутите же мою мощь!
Оссэ ликующе поднял руки вверх, готовясь разбить корабль, как совершенно неожиданно для себя и тех, кто еще был на палубе и продолжал бороться, провалился под воду. Море в ту же секунду успокоилось, а коварное течение исчезло.
— Прошу простить, не доглядел, — раздался голос Ульмо. — Не знал я, что здесь был этот… владыка. Валар чтят договор и рады возвращению света.
— Благодарю тебя, Ульмо! — искренне произнес Нгилион, так и не выпустивший из рук штурвал.
Карантир же внимательно оглядел корабль. Конечно, он еще держался на плаву, но повреждения были значительны.
— Я знаю, о чем ты думаешь, Морифинвэ, — произнес Ульмо. — Там, за скалистым рифом, есть острова. Встаньте там.
— Но после мы продолжим свой путь на восток, — ответил Карантир.
— Разумеется, — произнес вала. — Больше этот… почти падший не посмеет нарушить слово Манвэ.
Легкое течение подхватило судно и направило его в обход мелей и острых подводных скал в уютную и спокойную бухту небольшого острова.
— Что ж, придется немного задержаться, — подумал Морьо и вслед за капитаном сошел на берег.
* * *
— Значит, твоя родина именно там, да? — Индилимирэ выразительно махнула рукой в сторону моря. Туда, где широкий звездный полог обнимал сияющее внутренними огоньками море. Подсвеченное крохотными, незаметными глазу живыми существами, оно светилось у побережья нежным голубоватым светом, напоминающим блеск светильников.
Тьелпэринквар кивнул дочке в ответ:
— Да.
— И она красива? — продолжала Индилимирэ.
— Без всяких сомнений.
Шедшая рядом Ненуэль присела на корточки, зачерпнула воды и плеснула ею в лицо. Ее муж улыбнулся, подал руку, помогая любимой подняться, а после привычным движением привлек к себе и поцеловал.
— Ты хочешь туда вернуться? — снова спросила дочка.
— Нет, — уверенно ответил отец.
— Почему? — даже в темноте было видно, как удивилась малышка.
— Понимаешь, — Тьелпэ подхватил Индилимирэ на руки и, остановившись, задумчиво поглядел на море, — в жизни может быть много прекрасного и священного, но мы не должны цепляться за то, что ушло. Нужно двигаться вперед и открывать сердце новому — только так мы можем остаться теми, кто мы есть.
— Нолдор? — радостно предположила эльфиечка.
— Именно, — отец потрепал ее по голове.
— А дядя Макалаурэ?
— И он тоже. Ведь он же приплыл к нам, в Белерианд.
— И все те, кто еще добреется к нам сюда вскорости!
— Правильно понимаешь.
Тьелпэринквар поцеловал дочку и, подав руку жене, направился неспешным шагом в сторону дворца. Индилимирэ то и дело вертела головой, осматривая Бритомбар, где прежде никогда не бывала, но много слышала от родителей.
— Вы именно здесь познакомились с аммэ, да? — в конце концов снова спросила она.
— Да, — подтвердил ее отец и взглядом указал на ближайший сад. — Вон там мы танцевали. Твоя мама была еще совсем малышкой, почти как ты.
— Покажи! — требовательно попросила дочь.
Тьелпэ слегка растерялся и, помолчав несколько секунд, признался:
— Вряд ли это возможно. Я помню только твою аммэ. Самого себя со стороны я не видел, а, значит, и цельной картинки у меня не получится.
Индилимирэ огорченно вздохнула, но тут раздались слова, заставшие ее с надеждой встрепенуться:
— Я могу показать тебе.
По узкой, посыпанной гравием дорожке в их сторону шел владыка Кирдан. В длинных серебряных одеяниях, сунув руки в карманы, он сам напоминал в этот момент луч Исиля.
— Мы были бы вам очень благодарны, — ответила за всех Ненуэль. — Признаться, мне и самой интересно.
— Ясной ночи всем, — поздоровался подошедший Новэ и, чуть прикрыв глаза, поднял руку. — Обернитесь.
Куруфинвион с семьей дружно поглядели в сторону моря. Таинственные огоньки, до сих пор мирно плававшие под водной гладью, стали собираться в стайки, а сама вода немного приподнялась.
Подобной магии ни Тьелпэ, ни его семья еще не видели. Морские волны начали подниматься все выше и выше, свиваясь в фигуры. Индилимирэ вскрикнула от удивления и восторга.
— Это же!.. — она не договорила, рассматривая диво во все глаза.
— Да, — подтвердил владыка Новэ, — это твои родители. Такие, какими они были в тот день, на празднике помолвки.
Фигура юной эльфиечки была полностью создана из воды и светилась изнутри голубоватым светом. Рядом стоял взрослый нэр. Он подошел, подал малышке руку, и оба начали танцевать. Даже издалека было видно, как личико маленькой Ненуэль светится неподдельным счастьем, а ее партнер старается сохранять совершенно серьезный вид, пряча улыбку умиления. Скоро танец прекратился, и подошедшая Вилваринэ увела дочку.
— Вот так это было, — прокомментировал Кирдан, и созданное из воды видение рассыпалось мариадом брызг.
— Когда мы встретились в следующий раз с твоей аммэ, она была уже взрослой нис, — добавил Телпэ.
— Да, я помню! — живо откликнулась дочь и обернулась к владыке Новэ. — А вы научите меня так же?
Тот рассмеялся в ответ:
— Охотно. Но, может быть, с этим лучше справится моя жена Бренниль? У нее больше опыта. Она охотно поучит вас обеих. А нам с твоим атто надо поговорить.
— Хорошо, — не стала спорить малышка и с готовностью спрыгнула с рук отца.
Ненуэль поцеловала мужа и пошла вместе с дочкой во дворец. Тьелпэринквар же с владыкой неспешно направились следом.
Долгое время они молчали, обдумывая предстоящий разговор. Спящие залы смотрели на них хрустальными глазницами окон. Лишь кое-где мерцали огоньки свечей, да тихие звуки флейты, неспешно плывшие над садом, навевали дрему.
Владыка фалатрим и король нолдор поднялись по широкой мраморной лестнице и отправились в гостиную, примыкавшую к покоям Тьелпэ. На круглом мраморном столике стоял серебряный кувшин, рядом ваза с фруктами, хлеб, мясо и два бокала, по воздуху плыли упоительные ароматы душицы, черной смородины, морошки, сосны и шиповника.
— Мелиссэ, — прошептал Тьелпэ, безошибочно угадав, кто именно приготовил им угощение.
— Восхитительно пахнет, — заметил Новэ. — Это напиток из ваших северных трав?
— Да, — подтвердил Тьелпэринквар. — Он хорош горячим.
— Тогда не станем медлить.
Кирдан сделал приглашающий жест, и нолдоран, сев в одно из кресел, взял свой бокал.
— О чем же ты хотел расспросить меня? — заговорил, наконец, о деле хозяин.
— О музыке Творения, — ответил Тьелпэринквар и, отпив глоток ароматного горячего напитка, начал объяснять.
— Все так просто, владыка? — то ли спросил, то ли просто подумал вслух Тьелпэринквар.
Они спустились по широкой мраморной лестнице в сад и не спеша пошли по усыпанной гравием дорожке в сторону моря. Высоко в зените сиял Анар, листва над головами мягко шелестела, будто шепталась.
— Да, — подтвердил Кирдан. — Просто, и одновременно сложно. Теперь ты сам владыка, мой мальчик, и со временем непременно поймешь, что это означает. Быть правителем — не только вести войска в бой. Это внешнее. Это следствие. Быть владыкой — значит чувствовать всю боль созданного Единым мира и своего народа, пропускать ее через свое сердце и делать все для того, чтобы она ушла, чтобы те, кто доверился тебе и за кого ты несешь ответственность, стали счастливы.
— Это как с семьей? — уточнил нолдо и, заложив руки за спину, в раздумье опустил взгляд.
— Почти. Пример хороший, но доля правителя сложнее доли отца и мужа.
— Понимаю.
Вскоре стали слышны крики чаек, носившихся над морем, и Куруфинвион, улыбнувшись, поднял голову и огляделся по сторонам. Прибой накатывал на берег с легким шипением, лизал ступни весело бегавшей по мелководью Индилимирэ. Малышка собирала необычной формы ракушки, а шедшие поодаль Ненуэль и Бренниль наблюдали за ней и о чем-то беседовали.
— Пройдем? — предложил Новэ и взглядом указал на возвышавшийся в полулиге гранитный утес.
— С удовольствием, — ответил нолдо и направился вслед за ним.
Кирдан между тем продолжал:
— Музыка предначального мира была светла и прекрасна. Лично мне она напоминает утреннее пробуждение природы, когда на листьях звенят росинки, поют птицы, а цветы и деревья томно вздыхают.
Тьелпэринквар вспомнил все, что владыка фалатрим передал ему осанвэ, и согласно кивнул:
— У меня тоже возникли именно эти ассоциации.
— Явления друг другу сродни, но все же, если ты хочешь отделить первооснову от всего наносного, то тебе подойдет далеко не каждый уголок.
— Вот как?
— Да. Лучше всего информацию сохраняют скалы и море.
— Даже ту, что звучала после сотворения мира, до пробуждения квенди?
— Ее в первую очередь. Тебя ведь Туор уже учил слушать голоса рек?
— Было такое.
— Значит, теперь тебе будет проще. Ты должен сам услышать то, что хочешь узнать. Конечно, я поделился всем, что мне известно, но все же посредники могут только помешать — пройдя через множество фэар, музыка может поневоле измениться, ведь любое живое существо вкладывает в нее частичку себя.
— Теперь я понимаю, владыка. И я готов внимать.
— Тогда слушай…
Они подошли к скале, и Кирдан начал:
— Закрой глаза, положи ладонь на камень и распахни сознание как можно шире. Впусти в себя голоса тех, кто уже давно мечтает дозваться.
Тьелпэринквар послушался, и Новэ, убедившись, что тот все делает правильно, продолжил:
— Теперь попробуй отсечь все лишнее — мысли, чувства. Все то, что не имеет отношения вот к этой скале, рядом с которой ты стоишь. Представь, что в мире есть только ты и она. Конечно, когда ты наберешься опыта, тебе будет проще, и слушать голоса ты сможешь без такой сложной подготовки, просто во время прогулки. Но пока…
Король нолдор послушно отсек от глаз и ушей все то, что не имело отношения к поставленной цели, и прислушался. Сперва осторожно, потом все более настойчиво. Прошлый опыт по большей части не помогал, а лишь мешал, но скоро Тьелпэ показалось, будто он и в самом деле слышит. Тонкая мелодия, шедшая будто из невообразимой дали веков, тянулась к нему, с каждым мгновением звуча все громче. Король потянулся к ней всем существом, всей своей фэа, и та откликнулась, зазвучала победно и бурно, словно водопад весной. Тьелпэринквар сперва оторопел от такого напора, но после, когда первые эмоции улеглись, мелодия мироздания зазвучала более ровно и нежно.
Эльф слушал, и ему казалось, что ничего более прекрасного и удивительного он никогда в жизни не знал. А, может, так и было. Ни один танец, ни одна созданная эрухини мелодия не могли сравниться с музыкой творения.
Потрясенный произошедшим, Тьелпэринквар распахнул глаза, и Кирдан попросил:
— Поделись тем, что услышал.
Нолдо послушно передал осанвэ, и владыка в конце концов сказал:
— Вы нашли друг друга — ты и свет предначального мира. Он еще не вполне отделен от событий, что были после, но и ты лишь в начале пути. Нужно тренироваться больше, чтобы очистить мелодию до конца.
— Я готов, — не замедлил сообщить Тьелпэ.
— Хорошо.
И вплоть до самого вечера они общались со скаламии и морем, а те охотно делились своими воспоминаниями. Сердце нолдо порой часто билось, будто он работал в кузне с рассвета и до заката, а по вискам иногда стекали струйки пота, однако усилия в конце концов были вознаграждены, и Кирдан сказал:
— Ты действительно молодец — мелодия чиста, легка и светла, как должна быть. Но ты устал. Продолжим завтра.
Они вернулись во дворец, где их уже ждали нисси, а когда Анар вновь поднялся над горизонтом, продолжили урок. И на следующий день. Неделя за неделей до тех пор, пока Новэ не сообщил:
— Мне больше нечему тебя учить. Теперь ты действительно постиг науку и можешь слышать музыку Эа, звучавшую во дни творения. И я от души желаю тебе успеха в твоих замыслах.
— Благодарю, владыка! — ответил Тьелпэринквар.
Он посмотрел на укрытое закатным небом море и подумал, что цель, поставленная им самому себе, стала действительно ближе. Он чувствовал, как должен звучать нужный квенди мир.
«Осталось только найти его, — подумал Тьелпэ. — Ни больше, ни меньше».
Подошла Ненуэль, и муж крепко обнял ее, зарывшись в густые, длинные волосы, тонкий аромат которых он так любил.
— Может быть, навестим Виньямар? — предложил он. — Повидаешь родителей. Индилимирэ познакомится наконец с бабушкой Вилваринэ.
— С удовольствием, — ответила жена. — До прибытия твоих родичей еще есть немного времени — мы успеем.
— Мои моряки доставят вас, — вставил Новэ.
— Благодарим, владыка, — откликнулся Куруфинвион.
— Тогда завтра?
— Да, с утра.
— Мы будем готовы.
Закат догорел, и над морем вспыхнули первые, самые яркие и крупные звезды, и эльфы долго стояли, любуясь на них.
* * *
Амариэ сделала несколько шагов и остановилась. Незнакомый ветер Белерианда растрепал ее волосы, а набежавшая волна замочила подол платья.
— Где мне тебя искать, мельдо? — подумала дева, глядя на то, как фалатрим встречают прибывших.
Идти к ним не хотелось совершенно и, убедившись, что Анайрэ поглощена беседой, ваниэ устремилась в противоположную сторону, следую зову своего сердца.
Непривычная к долгим переходам, она устала уже через несколько часов. Решив все же снять аванир, она позвала жену Нолофинвэ.
— Наконец-то! Где ты? — услышала дева.
— Под деревом. Вроде бы это дуб, — уточнила она и показала окружавший ее пейзаж.
— Жди, мой сын выехал за тобой.
Финдекано вскоре оказался рядом и, светло улыбнувшись, произнес:
— Рад видеть тебя, Амариэ. Но неужели ты решила, что доберешься одна и пешая до Нарготронда?
— Он там?
— Да. Если не отправился к братьям или сестре. Ты пыталась позвать его? — спросил Фингон.
— Нет.
— А стоило бы.
— Финьо, я… я даже не знаю, будет ли он рад мне. Простит ли мое опоздание на корабль. Поймет ли.
— Ты любишь его? — серьезно спросил Финдекано.
— Да. И всегда любила, — ответила Амариэ и вздохнула. — Я тут чужая.
— Привыкнешь. А станешь королевой Нарготронда и…
— Если он меня не прогонит, — тихо произнесла она.
— Это вряд ли, — произнес Финдекано. — Он любит тебя, поверь.
— Уверен? — с надеждой спросила Амариэ.
— Да. Вернемся в гавань?
— Нет, Финьо. Мне хочется быть там, — она показала на видневшиеся у горизонта горы.
— Хорошо. Я отвезу тебя туда. Но после…
— А там увидим, — ответила ваниэ.
Фингон усадил ее перед собой и направил коня на восток, чувствуя, что не имеет права задерживать деву.
Он не знал, что ведомый предчувствием и снами Финдарато покинул на время Нврготронд и отправился на запад, остановившись у подножия гор на одну из ночевок.
— Быстрее, прошу тебя, — почти прокричала Амариэ. — Он… он где-то там!
— Но…
— Вперед!
Скачка на грани полета продолжалась. Удар сердца — правая задняя нога. Еще удар — левый перед. Удар. Диагональ. Удар. Сердце билось трехтактным галопом.
Финрод, услышав стук копыт, встал и сделал шаг навстречу. Кусты расступились, пропуская Финдекано и Амариэ.
— Мельдо! — закричала дева и на ходу спрыгнула на землю. Упала. Вскочила. И бросилась к Финдарато.
— Прости меня!
— Амариэ?! Ты? Мое счастье! — произнес, почти не веря себе, король Нарготронда.
— Прости, — все шептала дева. — Прости.
— Ты… ты будешь моей женой? — спросил Финрод, глядя ей в глаза.
— Да! — отозвалась она. — Здесь и сейчас. Именем Эру. Клянусь быть с тобой до конца. До конца всего сущего!
— И я клянусь! Но у нас нет колец…
— Не важно. Финдекано, ты стал свидетелем нашей клятвы, — сказала Амариэ. — Ты…
— Конечно. Я благословляю вас, как старший родич Финдарато. Счастья вам. А кольца… скуете еще. Или найдете в сокровищнице Нарготронда. Главное, вы вместе!
— Благодарим тебя! — одновременно ответили влюбленные.
Финрод привлек к себе Амариэ и поцеловал. Страстно и чувственно, желая наконец получить то, чего был был лишен долгие годы.
Фингон тем временем улыбнулся, радуясь за наконец обредшего счастье кузена, сел на немного уставшего от скачки коня и неспешно отправился в гавани, не мешая двоим познавать друг друга.
* * *
— Так необычно после недавнего боя видеть тебя вот так, за приготовлением пищи, — призналась Тинтинэ. Сев у костра, она обняла свои колени и посмотрела снизу вверх на Тьелкормо задумчиво и немного лукаво. — Я помню, как эти руки держали меч, а теперь в них мясо.
— Поджаристое и, я надеюсь, вкусное, — заметил тот и, разорвав пополам фазана, протянул одну часть любимой.
— В этом я уверена, — ответила она, принимая свой ужин. — Ты меня и раньше часто баловал. Благодарю.
Турко расположился напротив и отрешенно посмотрел на огонь:
— Мелиссэ, я умею не только убивать или загонять дичь.
— А что еще? — живо поинтересовалась она.
Звезды горели величаво и мирно, отражаясь в озерной глади. Тихо шелестели на ветру метелки камыша. Прокричала выпь, и дева невольно поежилась.
Фэанарион едва заметно нахмурился:
— Это моя вина, что ты знаешь меня только с одной стороны.
— Я помню, как ты пел на нашей помолвке, — заметила Тинтинэ. — Красивый голос.
— Сгодится для посиделок у костра. Кано не перепою, но и звери в страхе не разбегутся, — рассмеялся Келегорм.
Дева весело фыркнула, а Турко продолжал:
— Еще я неплохо умею плести.
— Из какого материала?
— Из любого — веревок, кожи, бересты, соломы, из тонких прутьев или тростника. Еще я хорошо мастерю из кожи. Конечно, я не такой рукодельный, как отец или брат, однако сапоги или пояс я себе всегда делал сам.
— Как здорово! — восхитилась Тинтинэ. — А ты изготовишь мне что-нибудь?
— Обязательно, — пообещал ее жених и посмотрел на любимую с нежностью.
— Где же ты всему этому научился?
— На охоте в Амане, в детстве, юности. Еще я могу вырезать из дерева что-нибудь не слишком сложное — не единожды приходилось развлекать себя долгими ночами. Могу сыграть на арфе что-то простенькое.
— Об этом я помню, — подтвердила Тинтинэ.
— А еще…
Тут лицо Турко перекосило, словно от внезапного приступа неукротимой ярости, и он на несколько минут замолчал. В глазах его полыхало пламя, но дева вовсе не была уверена, что это отблески костра. Этот огонь вовсе не согревал, а грозил уничтожить, и Тинтинэ молчала, ожидая, пока любимый снова заговорит. Скоро он тяжело вздохнул, будто решался на что-то, и продолжил:
— В подобном умении мне вовсе не хотелось бы признаваться, но ты моя будущая жена и должна знать. Мне уже приходилось делить ложе с нис. И это было не добровольно.
Тинтинэ в ужасе вскрикнула:
— Как так?
— Лютиэн, бывшая принцесса Дориата, наложила на меня чары, пока я был в плену, и заставила…
Голос Тьелкормо вновь прервался, на скулах заиграли желваки, но он усилием воли заставил себя продолжать, и кратко поведал ту давнюю историю до конца. Закончив, он замолчал, уставившись на огонь, и Тинтинэ села рядом, обняв и положив голову ему на плечо. Тьелкормо выдохнул и, посмотрев на невесту, обнял ее и поцеловал в лоб:
— С недавних пор я всерьез опасаюсь, не встанет ли между нами в нашу первую ночь тень тех событий. Я ведь, в самом деле, совершенно не знаю, каково это — быть с той, кого любишь, о ком мечтаешь.
— Ты справишься, — ответила Тинтинэ. — Убеждена. Все будет хорошо.
— Надеюсь на это. Что ж, мелиссэ, уже поздно — пора ложиться спать.
— Да, пожалуй, — согласилась та.
Они быстро доели свой ужин и, ополоснув руки в озере, легли у костра. Тьелкормо с удовольствием накрыл невесту своим плащом и, дождавшись, пока она уснет, лег сам. Хуан стоял на страже.
Поутру, когда верхний край Анара уже успел показаться над горизонтом, Тинтинэ пробудилась первая. Сладко потянувшись, она отложила в сторону плащ и поднялась.
Густой туман окутывал отлогий берег. Казалось, природа замерла в ожидании чего-то неведомого. Дева подошла к берегу и опустила руку в озеро. Вода приятно бодрила, и тогда нолдиэ, наскоро приведя себя в порядок, решила искупаться. Она обернулась и, убедившись, что Тьелкормо все еще спит, быстро сбросила с себя одежды и ступила в воду.
Плеск воды разогнал остатки сна, кровь быстрее побежала по жилам, и Тинтинэ, забывшись, тихонечко рассмеялась.
Тьелкормо на берегу встрепенулся и, заметив, что любимой рядом нет, вскочил. Впрочем, долго тревожиться ему не пришлось — она обнаружилась совсем рядом.
Окутанная туманом, словно белоснежным прозрачным покрывалом, с блестящими в лучах Анара капельками воды на коже, Тинтинэ ему показалась настолько прекрасной, что он невольно залюбовался, от восхищения забыв, как дышать.
— Тьелкормо, я… — начала она и, забыв, о чем хотела сказать, замерла.
Рука ее коснулась обнаженной груди, и тут же опустилась. Капля воды скатись сперва на живот, потом еще ниже, и Фэанарион, проследив за ней взглядом, переменился в лице. Уже не понимая, что делает, он ступил в воду, как был, в одежде, и подхватил любимую на руки. Тинтинэ обхватила его за шею, и он ее вынес на берег, бережно, словно величайшую драгоценность, уложив на свой плащ.
Сердце его часто билось, отдаваясь гулом в ушах. Дыхание было частым и рваным. Он несколько мгновений стоял, не сводя глаз с невесты, а после одним движением сорвал с себя рубаху и лег рядом.
— Тинтинэ, — выдохнул он ей в шею, обнимая, прижимаясь всем телом.
— Тьелкормо, — так же горячо прошептала она и потянулась к нему.
Ее жар обжег его фэа. Он принялся целовать любимую, с каждым разом опускаясь все ниже. Глаза, губы, шея, линия ключиц, нежная грудь, которая так удобно помещается в его руке, плоский живот… Неведомое доселе пламя рвало его изнутри, но этот жар он не мог и не хотел останавливать. Хотелось подчиниться ему, сгореть в нем вместе с любимой вдвоем, без остатка. Его руки ласкали ее роа, следуя за губами, и Тинтинэ дышала все чаще. В конце концов она в голос застонала.
Фэанарион вздрогнул всем телом и замер.
— Единый, что же я творю, — прошептал он ей в шею и, отстранившись, покаянно вздохнул. — Прости…
Мгновение она молчала, а после ответила:
— Не стоит, мельдо, ты ведь не принуждал меня. И… — она запнулась, но все же продолжила: — Мне самой хотелось, чтобы ты продолжал.
— Не говори подобного вслух, — попросил Тьелкормо. — Иначе я в самом деле не смогу остановиться, а мы ведь еще не женаты.
Он посмотрел на любимую, и она, прислонившись грудью к его спине, обняла и положила голову на плечо. Турко взял ее за руку, и пальцы их переплелись.
— Что ж, — вновь заговорила спустя какое-то время дева, — к твоему списку можно смело добавить еще одно умение — вовремя остановиться. Но у меня теперь появился один вопрос, как ты собирался ждать до ста лет?
Тьелкормо хмыкнул:
— Потому я и не делал тебе предложение. Ведь я себя знаю — пока я не назвал тебя своей, было легче ждать. Теперь же это совершенно невыносимо. Однако у того, что произошло, есть и хорошая сторона — теперь я точно знаю, что никакие тени прошлого между нами не стоят. Хотя я и не представляю, как доживу до свадьбы.
Тинтинэ тихонько фыркнула и, ткнувшись носом Турко в плечо, еще крепче обняла его и погладила по груди. Он наклонился и, поцеловав в шею, ласково провел ладонью по ее плечу и груди. Отстранившись, некоторое время любовался, а после вздохнул:
— Надо собираться.
И все то время, пока Тинтинэ надевала походную тунику и легкий доспех, он не сводил с нее восхищенного взора и в конце концов прошептал:
— Ты прекрасна, мелиссэ.
Дева смерила его внимательным взглядом и, опустив глаза, призналась:
— Ты тоже.
Анар окончательно взошел над горизонтом. Лагерь был свернут, и Хуан как всегда побежал впереди, выискивая для двух охотников добычу. Но травы у озера еще долго хранили память о произошедшем.
— Дедушка Глорфиндель, а ты теперь совсем-совсем здоров? — малышка Индилимирэ первая прыгнула на корабельные сходни и, сбежав на мраморный причал, кинулась к стоявшим поблизости родичам.
— Да, милая, — охотно ответил бывший лорд Дома Золотого цветка и подхватил внучку на руки. — Вот, познакомься с бабушкой Вилваринэ.
Пенный прибой с веселым шумом набегал на берег Виньямара, оставляя пышные белые хлопья. Анар золотил хрустальные шпили и верхушки башен. Тьелпэринквар постоял несколько мгновений, любуясь, а после в свою очередь ступил на сходни и подал руку жене, помогая ей спуститься.
— Все хорошо? — спросил он ее тихо.
— Да, — ответила с ласковой улыбкой Ненуэль.
Муж бережно обнял ее за талию и поцеловал. Уже вдвоем они подошли к родичам, и Куруфинвион спросил:
— Туор еще не вернулся от своего отца?
— Как раз в пути, — подтвердил Глорфиндель. — К вечеру должен быть.
Тьелпэринквар внимательным, беглым взглядом осмотрел берег и заметил, что значительная часть кораблей уже укрыта на зиму. Стояли бочки с соленой рыбой, сновали занятые делами нолдор. Завидев своего короля, они останавливались и приветствовали его. Куруфинвион отвечал, однако вскоре он заметил приближавшуюся высокую фигуру, и, остановившись, сказал жене:
— Идите вперед, я вас догоню.
Та перевела заинтересованный взгляд и, увидев Эктелиона Фонтанного, кивнула мужу:
— Жду тебя.
Она прильнула к нему, целуя в щеку, и Тьелпэ с удовольствием ответил. Проводив любимую взглядом, он глубоко вздохнул и посмотрел на того, с кем однажды пути их пересеклись столь причудливым и трагичным образом.
— Ясного дня, Эктелион, — первым приветствовал бывшего соперника он.
Тот замер и некоторое время стоял неподвижно, а после приложил ладонь к груди и склонил в приветствии голову:
— Мой король…
Он вновь замолчал, но в самом взгляде его ясно читалось, что сказанные слова не просто приветствие, но нечто сродни признанию. Или, может быть, примирению. Тьелпэринквар кивнул, без слов давая понять, что принимает эту клятву, и сделал приглашающий жест, предлагая пройтись вдоль берега.
— Благодарю, — ответил Эктелион и первым направился в сторону городских стен вдоль кромки прибоя. — Я правда рад видеть… вас всех. Теперь я точно знаю, что Ненуэль счастлива с тобой, а, значит, могу отпустить свое собственное прошлое.
— Я очень рад этому, — ответил Тьелпэ, — и от души благодарю. Больше всего на свете я желаю тебе счастья и надеюсь, что однажды смогу назвать своим другом.
— Почему бы и нет, — согласился Эктелион. — Однажды. Немного позже.
Тьелпэринквар кивнул и, проследив за взглядом своего собеседника, увидел юную нолдиэ, которая сидела на дне перевернутой лодки и что-то увлеченно плела из толстых морских веревок. Выражение глаз Эктелиона неуловимо изменилось, в них заплескалось то, что можно было назвать… счастьем?
— Кто это? — спросил наконец Куруфинвион.
Эктелион охотно ответил:
— Нисимэ, дочь Фариона.
— Знаю его.
— Ее лодку прибило штормом. Родители приехали за ней, но их дочь пока не торопится покидать Виньямар. Признаться, я и сам не хочу расставаться с ней. Не знаю, почему.
— Разве? — удивился Тьелпэ.
— Да, — уверенно подтвердил Эктелион. — Я ведь любил однажды. Не так уж давно. Разве возможно?..
Он не договорил, но Тьелпэринквар и сам понял, что хочет сказать бывший лорд Дома фонтанов. Коротко вздохнув, нолдоран собрался с мыслями и заговорил:
— Кто знает, каким путями нас ведет по жизни Единый и что дарует в награду. Его дороги неисповедимы. Я знаю эльфа, нолдо, который причинил своей возлюбленной много зла. В конце концов он потерял ее навсегда, но не смирился, а пытался искать. А когда не нашел, то окончательно озлобился и, оставив все собственные вещи, отправился в леса. Его нашли, но рассудок его от долгих лет одиночества помутился. А, может, он пережил нечто, нам неведомое. Кто знает? Однако он сам выбрал свой путь.
— Ты знаешь его имя? — спросил Эктелион.
— Да. Его зовут Гвиндор. Мне жаль его, признаюсь, но за тебя я рад. Теперь с уверенностью можно сказать, что далеко не каждый смог поступить бы так, как ты. И если в конце тебе была дарована награда, то не отвергай ее. И стоит ли допытываться о причинах? Разве они важны… Значение имеет лишь то, готовы ли мы сказать «благодарю» судьбе и принять ее дары. Не ты первый их получаешь.
— Ты имеешь в виду Финвэ? — уточнил Эктелион.
Тьелпэринквар ответил:
— Отчасти. Признаться, перед моими глазами был пример моего другого деда, отца моей матери. Ильмон пробудился у озера Куивиэнен, но через несколько дней потерял предназначенную ему супругу. Не хочу думать, что она попала в плен к отродьям Тьмы и стала орчанкой, хотя, скорее всего, так оно и было. Дед искал ее и очень долго впоследствии не мог утешиться. Потом народ переселился в Аман, и всякая надежда на воссоединение была окончательно утеряна. Но не надежда на счастье. Минуло несколько сотен лет, и в семье одного из его товарищей, такого же пробужденного, как и он сам, ваниа по имени Нольвэ, родилась младшая дочь Линдэ. Приехав к другу погостить на очередной праздник Середины лета, Ильмон увидел ее, и их сердца открылись друг другу. С первой пробужденной супругой их брак так и не успел состояться, поэтому теперь счастью ничто не мешало. Ильмон и Линдэ поженились, у них родилось трое детей, и они до сих пор вместе, если это тебе важно. Скоро оба приезжают с семьей сюда, в Белерианд. Поэтому ты не первый. И еще раз повторю — если тебе в конце пути было даровано утешение, то стоит ли допытываться о причинах?
Они остановились и долго стояли, глядя на бескрайнюю морскую даль. Кричали чайки, и море шептало о чем-то своем, интересном и немного таинственном. В конце концов Эктелион ответил:
— Должно быть, ты прав, и этот подарок судьбы нужно просто принять. Что ж, я к этому готов. Но должно пройти время — Нисимэ еще молода.
— Она быстро вырастет, — заметил Тьелпэ.
Оба обернулись и посмотрели на деву, о которой шла речь. Юная нолдиэ подняла взгляд, и Эктелион улыбнулся ей. Нисимэ вспыхнула, и Тьелпэ заметил:
— Что ж, в этот раз твои стремления встретят отклик. Я этому рад и заранее от души желаю счастья.
— Благодарю, мой король.
— Кстати, хочу спросить. Возможно, спустя пятьдесят лет мне потребуется помощь.
— Моя?
— Твоя, Глорфинделя и некоторых других нолдор. Могу я рассчитывать на тебя?
— Разумеется, государь.
Они еще некоторое время стояли, глядя на море и слушая его шепот, а после направились во дворец приветствовать Итариллэ. К вечеру, как ожидалось, возвратился Туор, а спустя десять дней Тьелпэринквар с семьей вернулись в Бритомбар, чтобы встретить прибывший в Белерианд корабль с родичами Лехтэ и Карантира, как оказалось не одного, а с женой.
Начиналась пришедшая с опозданием осень.
* * *
— Ну вот, аммэ, можешь убедиться сама, — Финдекано коротко вздохнул и отошел в сторону, пропуская Анайрэ. — Столетия проходят, но ничего не меняется.
В распахнутое окно долетал тягучий запах меда и поздних трав. Золотилась листва, березы покачивали длинными сережками. Холодало, однако целители не спешили закрывать створки.
— Значит, слухи были правдивы, — с горечью прошептала жена Нолофинвэ и покачала головой.
Пройдя через всю комнату, она села на край кровати, на которой неподвижно лежал ее супруг. Поправив край одеяла, Анайрэ долго сидела, вглядываясь в бледные, заострившиеся черты.
— Как же он ест? — в конце концов поинтересовалась она.
— Целители разводят лемабас до состояния жидкой кашицы и поят его, — пояснил сын. — Еще вливают время от времени мирувор. Но, даже если он когда-нибудь очнется, слабость будет мучить его еще очень долго.
— Да, разумеется, — кивнула Анайрэ и вновь замолчала.
В глазах ее застыли неверие, обреченность и какой-то незнакомый, древний ужас.
«Должно быть, так боялись вновь пробудившиеся атани неведомого, злого мира вокруг себя», — подумал сын.
Вслух же он сказал:
— Мы выйдем, аммэ. Не будем тебе мешать.
— Хорошо, йондо, — безжизненно ответила она.
Анайрэ вновь вгляделась в неподвижные черты мужа, и по щеке ее скатилась одинокая слеза.
— Значит, ради этого ты оставил все и отправился в чужие земли, да? — спросила она тихо, когда дверь с едва слышным шорохом затворилась. — Слышишь ли ты хоть что-нибудь? Знаешь ли, что я теперь рядом…
Однако ответа на последний вопрос никто не знал. Анайрэ встала и прошлась по комнате из угла в угол. Время то бежало, словно вода сквозь пальцы, то тянулось тягуче-медленно, как карамель. Вспомнились праздники в Амане, засахаренные фрукты, которыми они с Нолофинвэ угощали маленьких сыновей, и нолдиэ, не сдержавшись, всхлипнула. Слова вдруг прорвались и понеслись вперед бурным потоком. Она рассказывала неподвижно лежавшему мужу о том, как жила эти годы без него, почему не поехала, как опоздала, упустив единственный шанс воссоединиться с ним в Белерианде, и еще многое-многое другое.
Золотой квадрат, не торопясь, полз по полу, пока в конце концов не погас. На небосводе зажглись первые крупные звезды. Анайрэ все сидела у постели мужа.
Утром же Финдекано сообщил ей, что он сам с женой и сыновьями отправляется в Химлад на свадьбу Тьелкормо.
— Ты с нами? — спросил он мать.
Та в ответ только покачала головой:
— Езжайте без меня, мои милые. Я и так уже долго была слишком далеко от твоего отца. Передавай от меня поздравления и самые сердечные пожелания и, конечно, извинения.
— Хорошо, — обещал сын и начал готовиться к отъезду.
* * *
— Зачем мне ехать туда, брат? — спросил печально-бесцветным голосом тот, кого называли ярым пламенем.
— Ты опять?! — обеспокоенно-рассерженно произнес Ангрод. — Мы же договорились…
— Помню. Но все равно не понимаю, почему должен быть на свадьбе Тьелкормо.
— Так. Когда вы успели с ним разругаться? — строго спросил Ангарато.
— С чего ты взял? — удивился Аэгнор. — Я отлично отношусь к Турко.
— Тогда почему?
— Не вижу смысла.
Братья замолчали, и нехорошая тишина окутала их. Смолкли птицы, свет Анара сделался менее ярким, а приятный теплый ветерок неожиданно принес холод. Айканаро сделал шаг к обрыву и посмотрел вниз. Там, пробивая гранитные глыбы, несся поток, ярясь и пенясь на перекатах.
— Айкьо, — обеспокоенно позвал его брат.
Тот не ответил и лишь еще немного приблизился к краю.
— Вспомни, ты уже однажды стоял так. Но передумал, — произнес Ангарато.
— Откуда ты знаешь? — удивился Аэгнор.
— Я все же твой брат, — понимающе улыбнулся Ангрод.
— Ты меня там видел?
— Да.
— А ее ты слышал?
— Увы, — покачал головой Ангарато. — Видимо, ее слова предназначались только тебе.
— Да. И она хотела увидеть меня, стремилась ко мне…
— Что же поменялось?
— Ничего, — вздохнул он. — В том-то и дело, что ничего.
Айканаро еще немного постоял у обрыва и, развернувшись, шагнул к брату, не видя, что наступает на ненадежно лежавший камень. Нога подвернулась, а вторая проскользнула по мху.
— Не-е-ет! — Ангрод бросился вперед, пытаясь удержать брата.
Анар слепил глаза. Пот тек по вискам, а боль в руке делалась с каждым мгновением все сильнее.
— Отпусти уже, — прохрипел Аэгнор. — Зачем нам обоим… туда.
— Не дождешься, — тяжело проговорил Ангарато.
— У тебя семья!
— Не дергайся! А лучше дотянись во-о-он до того уступа, — сказал Ангрод.
Айканаро замер, собираясь, и, плотно прижимаясь к скале, попытался ухватиться за указанное братом место. Пальцы дотронулись до камня, но соскользнули.
— Лорд, вот вы где! — раздался голос одного из верных. — Что…
Быстро разобравшись в ситуации, нолдо бросился на помощь, спешившись и крикнув на бегу только выехавшим из-за сосен всадникам:
— Скорее! Веревку!
Не дожидаясь, пока их спутники найдут что-либо подходящее, Карантир спрыгнул с коня, передав заботу о малышке жене, и бросился к краю, снимая с себя плащ.
— Кожа прочная, выдержит, — ответил он на немой вопрос Ангарато.
— Хватайся! — отрывисто бросил он Айканаро.
— Не достану, — раздалось снизу.
— Куда денешься! Давай!
— В Чертоги…
— Сдурел?! — рявкнул Карантир. — Тебя дочь ждет!
— Где?!
— Там, у сосен, — ответил Морьо. — Хватайся уже.
Наконец плащ оказался в руке у Айканаро, и Карнистир вместе с Ангарато вытащили его из пропасти.
— Где она? — повторил свой вопрос Аэгнор и лишь потом поблагодарил брата и кузена.
Лантириэль с малышкой подошли ближе.
— Ты мой атто, — скорее сообщила, чем спросила кроха.
— Да, моя дорогая, — дрогнувшим голосом произнес Айканаро и обнял ее, — я. Я твой атто.
* * *
На этот раз Белерианд встретил добрым теплом и ласковым светом. Не было мрака, поглотившего все живое, а холод не пытался выстудить кровь. Легкий бриз немного растрепал волосы, спутав их с рыжими локонами жены. Феанор замер, отгоняя тени прошлого и с интересом изучая незнакомый ему край.
Фалатрим спешили встретить вновь прибывших из Благого края, помогая освоиться в смертных землях и обустраивая многих для отдыха. Не каждый пересекший море спешил продолжить свой путь.
— Приветствуем вас, родичи из Амана, — достаточно торжественно произнес эльф. — Чем я могу помочь вам?
— Как все здесь изменилось… — тихо произнес Фэанаро.
— Вы давно… покинули Белерианд? — поинтересовался тот.
— Да, очень, — ответил нолдо. — Можно сказать, я почти и не знал его.
— Тогда вам стоит задержаться в гаванях, — дружелюбно предложил мореход. — Мы расскажем о разных землях, об их красотах и их лордах. А дальше вы решите, куда лучше пойти.
— Но мы спешим к своим детям! — воскликнула Нерданэль.
— Вы знаете, где они живут, кому служат? — участливо поинтересовался эльф.
Фэанаро улыбнулся и назвал имена сыновей. Лицо морехода вытянулось, и тот от неожиданности произнес:
— Значит, и правду говорили про Великий Договор, раз вы здесь, Куруфинвэ Финвион.
— Я по-прежнему предпочитаю имя, данное мне матерью, — ответил он.
— Прошу простить, — спешно ответил эльф.
Фэанаро рассмеялся.
— Я не так страшен, как про меня говорили не иначе как слуги Врага.
— Но…
— Лучше подскажи, как нам добраться до земель наших сыновей, — повторил он просьбу жены.
— Я провожу вас к Владыке Кирдану — думаю, вам стоит с ним поговорить. Тем более, что у него недавно гостил король нолдор с семьей, — он закончил свою речь и повел супругов за собой.
Фэанаро с неподдельным интересом смотрел по сторонам, иногда задавая вопросы или же высказывая предложения, как можно было бы улучшить то или иное сооружение. Нерданэль в основном молчала, чувствуя себя неспокойно в чужом и незнакомом мире. Однако она напоминала себе, что он стал домом для ее сыновей, а, значит, и ей стоит привыкнуть к незнакомым звукам, запахам и видам.
— Я рад, что вы здесь, — произнес Кирдан после приветствия. — Вы даже не представляете, насколько всем, абсолютно всем эльфам, нужна помощь.
— Почему же не представляю? — удивился Феанор. — Даже находясь в Чертогах, я заметил изменения в энергетических потоках мира. Нам придется уходить. Навсегда.
— Вы и правда великий мастер!
Фэанаро рассмеялся:
— У меня было достаточно времени, даже с избытком…
— Простите, что невольно напомнил о днях заточения.
— Все в прошлом! Сейчас же предстоит многое решить и во многом разобраться. Но прежде всего я… мы с женой хотим увидеть наших сыновей, — произнес Фэанаро.
— Вы прибыли в очень удачное время! — улыбнулся Кирдан. — Скоро они все соберутся в Химладе. Я дам вам карту. И не только они, но и другие ваши родичи.
— Благодарю, — одновременно ответили супруги, и Нерданэль взяла свиток, стараясь побыстрее отыскать Химлад.
— Я бы тоже с удовольствием отправился с вами, — продолжил говорить Кирдан. — Однако сейчас не имею права покидать гавани. Разумеется, гонцов с дарами я уже отправил.
Вопросительные взгляды заставили Корабела рассмеяться:
— Лорд Келегорм женится.
— Кто? — удивилась Нерданэль.
— Тьелко, — пояснил ей Фэанаро, не раз слышавший такой вариант имени сына.
— Тогда мы и правда должны торопиться! — воскликнула она.
— Я обеспечу вас всем необходимым, — обещал Кирдан. — Если отправитесь сегодня до заката, то успеете.
Супруги поблагодарили Корабела и вышли, обсуждая предстоящее торжество.
Индилимирэ бережно отвела в сторону ветку шиповника и ступила на дорожку, уходившую в самую глубину сада. Туда, где из обитателей Химлада мало кто бывал. Дикие кусты там росли густо и пышно, цвели медуница и лапчатка, а еще время от времени появлялись роднички.
Малышка сошла с нахоженной тропы и нырнула в только ей заметный проход в зеленой стене. Остановившись, она прислушалась, пытаясь угадать, застанет сегодня на месте своих необычных друзей или нет.
Это не были важные, степенные источники, гордо бившие в отведенном им природой месте и охотно становившиеся фонтанами в садах эльдар. Нет, то были юные, почти как она сама, бойкие подземные ручейки, которым так нравилось путешествовать из одних земель в другие. Они узнавали по пути много нового и охотно рассказывали об услышанном всем и каждому. Индилимирэ и прежде очень любила их компанию, а теперь, обучившись у леди Бренниль некоторым премудростям фалатрим, могла беседовать с ними на равных. Они то появлялись из-под земли, то вновь исчезали, убегая далеко вперед по своим очень важным делам, поэтому юная нолдиэ очень обрадовалась, увидев бьющие источники в своем любимом дальнем конце сада.
— Ясного вам дня! — поздоровалась с ними Индилимирэ и присела перед ближайшим ручейком на корточки.
— И тебе тоже, — приветливо зажурчали они в ответ.
— Есть интересные новости? — спросила нолдиэ.
Опустив пальцы в воду, она с удовольствием побрызгала себе на лицо, и ручеек, рассмеявшись хрустальным мелодичным смехом, щедро плеснул на нее. Другие же тем временем начали делиться новостями. Они поведали, как Карнистир с женой вернулись в Таргелион, как Айканаро дал вновь обретенной дочери имя Лирулиндэ, как отряд Финдекано по пути в Химлад наткнулся на группу ирчей в тридцать голов и разбил ее, и еще многое другое. Часть рассказанного ими дочь Тьелпэринквара и сама знала, ведь родичи теперь собрались на свадьбу Тьелкормо и, разумеется, привезли с собой новости. Однако она не перебивала ручейки, слушая с большим удовольствием.
— А еще, — затараторили они наперебой, — лорд Макалаурэ и леди Алкариэль ждут ребенка!
Индилимирэ тепло улыбнулась, вспомнив недавний приезд в Химлад старшего родича. Когда ворота распахнулись, и Кано, спешившись, помог сойти на землю своей любимой, то первое, что он радостно воскликнул вместо приветствия, было:
— У нас скоро будет сын!
Курво, Турко и остальные принялись их поздравлять, а стоявшая рядом малышка пригляделась к Алкариэль. Небольшой живот уже был заметен, хотя пока еще его можно было спрятать в складках платья. В дороге она очевидно так и поступала, однако теперь, в доме родичей, в подобных предосторожностях не было необходимости.
— А ты наконец снова стала похожа на нис, — заметила Индилимирэ вслух, — а не на призрак Намо. Ушли тени с лица, щеки снова округлились и порозовели.
Леди Врат весело рассмеялась:
— Благодарю, дорогая, приятно слышать.
Макалаурэ же едва заметно вздрогнул и, смерив внимательным взглядом жену, крепко обнял ее.
Ручейки продолжали делиться новостями, рассказывали, какие праздники они видели за прошедшие месяцы, а дочка Тьелпэринквара спросила их:
— Скажите, могу я попросить о помощи?
— Разумеется! — заволновались те. — А что случилось?
— Ничего плохого, — мотнула головой малышка, успокаивая их. — Просто дядя Турко завтра женится. Я хочу сделать им сюрприз. Такой… необычный и очень красивый.
— У тебя есть план? — заинтересованно зажурчали ручейки.
— Да.
Она наклонилась близко к воде, чтобы никакие случайно пролетающие мимо птицы не услышали и не разболтали.
— Хороший план? — в конце концов поинтересовалась она.
— Нам нравится! — одобрили ручейки. — Когда?
— Завтра в полдень начало.
— Все сделаем! — пообещали они.
— Благодарю вас!
Они еще немного поговорили, а после Индилимирэ попрощалась и побежала в дом, помогать аммэ и бабушке Лехтэ украшать залы к предстоящему торжеству.
* * *
Лехтэ распахнула широкие створки шкафа и, достав отделанное тончайшими кружевами шелковое золотисто-медовое платье, как раз под цвет глаз невесты, в последний раз оглядела его и положила на кровать.
— Ну вот, все готово, — прокомментировала она и добавила, в последний момент не удержавшись от легкой шутки: — Или, может, ты предпочтешь охотничий костюм?
Тинтинэ рассмеялась и уверенно покачала головой:
— Нет уж, пусть хотя бы на свадьбе на мне будет платье.
— Ну, смотри, — ответила Лехтэ таким тоном, словно ее подруга совершала ошибку.
Обе вновь улыбнулись, радуясь вошедшей в силу весне и собственному хорошему настроению. Стремительно вбежавшая Индилимирэ весело фыркнула и, распахнув створки окна, впустила свежесть раннего утра и густой цветочный дух.
— Раз так, — уже вновь серьезно продолжила Лехтэ, — то давай я тебя заплету. А то до торжества остается не так уж много времени. Где твоя аммэ?
Последний вопрос был обращен уже к внучке. Та поспешила поделиться:
— Проверяет праздничные столы и о чем-то беседует с Армидель.
Малышка подтянулась и выглянула в окно. Цепким взглядом она осмотрела двор, словно искала что-то, удовлетворенно кивнула и спрыгнула на пол. Лехтэ взяла в руки щетку и принялась расчесывать густые волосы невесты, а Индилимирэ, выбрав на столе ларец, распахнула его и осмотрела оценивающе.
— Годится, — в конце концов решила она и принялась подавать жемчужные нити для прически и бриллиантовые заколки в виде цветов.
Радостный гул голосов за окном нарастал, стала слышна легкая, веселая и игривая, как весеннее утро, музыка. Индилимирэ прислушалась и отчетливо различила голоса отца, Амбаруссар, Майтимо, Финрода, о чем-то серьезно говорившего с Лирулиндэ, приехавшей накануне с мужем и дочерью Галадриэли, Эарендила и еще некоторых тех, кого малышка пока не очень хорошо отличала. К тому моменту, когда Тинтинэ была облачена в платье, над садом поплыли ароматы угощений. Индилимирэ принюхалась и уверенно заявила:
— Кажется, пора начинать свадьбу!
Тинтинэ звонко расхохоталась, а Лехтэ спросила:
— Ты что, голодная?
— Нет, — мотнула головой та, — но это ничего не меняет, потому что пахнет восхитительно.
— Тогда и в самом деле пора начинать, — согласилась невеста.
Вошел ее отец, как раз недавно возродившийся и вернувшийся в Химлад, и подал руку. Индилимирэ помахала в окно, и музыка в саду тотчас заиграла живее и ярче. Голоса разом смолкли, и Тинтинэ, окончательно забывшая за смехом и шутками о собственном волнении, вышла в сад.
Пышно цвели над головами яблони. Вдоль дорожек росли, радуя взор, яркие островки ирисов, армерий и анемонов. Над усыпанной гравием дорожкой раскинули свои своды украшенные лентами арки, а в конце ее, на небольшой лужайке, стоял Тьелкормо.
Прибывших с лордами верных оказалось так много, что было решено оставить ворота открытыми на время праздника.
— Ведь есть еще жители поселений, которые тоже наверняка захотят прийти, — заметил тогда Курво.
Так оно и оказалось — все пространство сада было полностью заполнено нарядными, радостно улыбающимися в предвкушении праздника эльдар.
Тинтинэ миновала быстрым шагом дорожку, и Турко торопливо взял ее руки в свои, крепко сжав пальцы.
Можно было подумать, что даже листва застыла в ожидании. Жених глубоко вздохнул и, поглядев невесте в глаза, заговорил:
— Мелиссэ, я…
Больше сказать он не успел — по рядам собравшихся прокатился изумленный вздох, все расступились, и на поляну к новобрачным вышли Фэанаро и Нерданэль.
— Атто?! — вскричал Тьелкормо и уже сделал движение, намереваясь кинуться к нему, однако его отец предупреждающе поднял руку.
— Не торопись, — сказал Фэанаро. — Меньше всего мне бы хотелось сейчас нарушить ход праздника. Завтра обо всем поговорим, а пока я просто хотел бы вас благословить.
Он вышел вперед, как полагалось по обычаям эльдар, и мать Тинтинэ присоединилась к нему.
Нерданэль, поцеловав по очереди каждого из своих родичей, стала чуть в стороне, наблюдая, и в глубине ее глаз яркими бриллиантами поблескивали слезы радости.
«Успели», — прошептала она и вновь замолчала, внимая клятвам.
Голос Тьелкормо победно звенел, разносясь далеко окрест.
— …Любить и оберегать… до конца Арды и после нее… клянусь…
Нежный голос Тинтинэ вторил ему, а когда он смолк, жених, а теперь уже муж, достал из кармана два золотых кольца.
— Но два серебряных, — сказала тихонько Тинтинэ, — снятых наспех с боевого пояса, будут особенно дороги мне.
— Мне тоже, — ответил Турко и, улыбнувшись, обнял свою жену и поцеловал.
Фэанаро еще раз благословил сына с невесткой, и в этот самый момент из-под земли ударили пять мощных фонтанчиков, окружив поляну сияющим в лучах Анара высоким водяным куполом.
Гости сперва от неожиданности отпрянули, потом раздался веселый смех, который становился все гуще и звонче, так что Индилимирэ поняла — ее шутка удалась.
Тьелкормо тем временем все целовал любимую, прижав ее крепко к груди, а потому не сразу заметил этот сюрприз.
— Смотри, — шепнул он наконец Тинтинэ и сам застыл, любуясь.
Ободренные же реакцией эльдар роднички тем временем стали бить немного тише, однако принялись свиваться в самые разные причудливые фигуры. Гости разошлись по саду, чтобы угоститься, а фонтанчики продолжали радостно вылетать из земли, даруя веселье сердцам и фэар.
— Сам не верю, что ты теперь моя, — прошептал Тьелкормо и заключил Тинтинэ в объятия. — А ты?
— И я, — призналась она. — Любовь любовью, но я за минувшие годы уж очень привыкла видеть в тебе просто друга и лорда. Теперь, должно быть, придется постараться, чтобы начать думать о тебе как о муже.
— Звучит, как угроза, — хмыкнул Турко. — Но я приложу все силы, чтобы ты привыкла скорее.
В его глазах блеснул лукавый огонь, он подал жене руку и повел танцевать. Тинтинэ тихонько фыркнула и ласково, от всей души улыбнулась. Ее муж наклонился и коснулся губами губ любимой.
— Наконец моя, — прошептал он.
Анар плыл по небу, его свет постепенно густел, становясь все тише, и скоро стало заметно, что роднички сменили цвет, став из прозрачного голубоватым, золотистым, нежно-зеленым — кому какой больше нравился. Они журчали и танцевали почти так же красиво, как сами эльдар. Когда же закат окончательно померк, и на небе высыпал густой серебряный рой звезд, фонтанчики вдруг опали и, слившись в широкий ручей, подплыли к новобрачным.
— Смотри, — обратилась к Тьелкормо Тинтинэ, — мне кажется, они хотят нас куда-то позвать.
— Тогда давай проверим, — предложил он, и супруги, взявшись за руки, отправились следом за водным потоком.
Тот петлял между цветов и деревьев, уводя куда-то вглубь сада. Воды его мерцали голубым, соревнуясь со звездами, и скоро стало ясно, что тихая нежная мелодия — тоже творение воды, а не музыкантов.
— Я знаю, куда нас ведут, — догадался скоро Турко. — К моей любимой беседке в виде охотничьего домика.
— Похоже, что так, — согласилась Тинтинэ.
Они вышли на укромную полянку в глубине сада, и в самом деле увидели деревянное строение с дубовыми колоннами и широкими окнами. Двери были гостеприимно распахнуты, и Тьелкормо поглядел на жену.
— Они упредили меня всего на пару мгновений, — признался он. — Я и сам хотел…
Он не договорил — потянувшись к жене, он накрыл ее губы поцелуем, а когда она прильнула в ответ, подхватил на руки и понес в беседку.
Тем временем ручейки обежали кругом полянку, замкнув кольцо, и принялись в ожидании развлекать сами себя и случайно пролетающих мимо птиц тем, что стали пускать по воде, словно по лесной тропе, фигуры животных, сотканных, как и сама дорожка, из воды. Косули, зайцы, лани мчались, переливаясь в глубине разноцветными искрами, и ручейки смеялись, журча на разные голоса.
А в глубине беседки Тьелкормо, переступив через сброшенные на пол одежды, уложил молодую жену на широкое ложе из подушек и шкур. Мгновение он разглядывал ее восхищенным взглядом, а после лег рядом и, заключив в объятия, принялся целовать. Тяжелое, рваное дыхание их смешалось. Лучи Исиля, заглядывая в окно, блестели серебром на разгоряченных, покрытом капельками пота телах.
Снаружи вдоль водной дорожки выросли лилии, и аромат их поплыл по саду.
Внутри же стоны становились все громче и громче. Два роа, две фэа, казалось, стремились слиться воедино. Движения Турко становились мощней и быстрей, пока в конце концов общий крик не разорвал ночную тишину.
Спустя какое-то время, когда птицы снова расселись на ветках деревьев, он обнял свою мелиссэ, поцеловал ее в висок и спросил:
— Ну что, готова теперь увидеть во мне не только друга, но и мужа?
Тинтинэ тихонько фыркнула и едва заметно пожала плечами:
— Может быть. Но пока не вполне уверена.
— Значит, будем продолжать, — последовал ответ.
И скоро отдохнувшая тишина вновь наполнилась горячими стонами влюбленных.
— Ты знаешь, каким должен быть этот новый мир? — спросил Фэанаро и с интересом, смешанным с немалой долей уважения, посмотрел на внука.
Сидевший на подоконнике в библиотеке Тьелпэринквар покачал головой и перевел задумчивый взгляд с отца на деда:
— Нет пока. Владыка Новэ действительно научил меня многому, но все мы лишь в начале пути. Непосредственный поиск займет много времени, ведь сотворенная Единым Эа велика.
Свадебная ночь заканчивалась. Густые фиолетовые краски с разбросанными кое-где яркими серебряными искрами уходили с небосвода, сменяясь широкими густо-золотыми мазками. Тьелпэринквар некоторое время задумчиво смотрел на расстилавшийся за окном пейзаж, а после чуть слышно заметил:
— Быть может, это последние закаты, которые наблюдает народ эльдар. Во всяком случае таких, к которым привыкли, мы больше никогда не увидим. И даже если там, в новом мире, будут свои Анар и Исиль, палитра цветов может оказаться совершенно иной.
— Возможно, — согласился Фэанаро.
— Но сперва, разумеется, его необходимо найти. И добраться туда.
Сидевший до сих пор на краешке стола Атаринкэ встал и прошелся по комнате. Неверные рассветные тени испуганно шарахнулись в стороны, и он, немного раздраженно дернув плечом, погасил светильники.
— Почему бы тебе не обратиться с просьбой к самому Эру? — в конце концов задал вопрос Фэанаро. — Может, он подсказал бы.
— И отказать себе в удовольствии познать эту тайну самому? — возмутился Тьелпэринквар. — Ну уж нет! Я найду его, даже если на это уйдут годы. Я успею — в этом я убежден.
Он некоторое время молчал, покусывая губу, а после снова заговорил:
— Мне кажется, когда я закрываю глаза и обращаюсь мыслями к небу, я слышу, как этот новый мир зовет меня. Его пение чарующее и чем-то напоминает звон водопада в рассветных лучах, шепот родника и пение птиц. И все же есть в нем совершенно непривычные, незнакомые ноты.
— Так и должно быть, — откликнулся Куруфин. — Это же иной мир.
— Благодарю, атто.
— И какой вы оба представляете себе установку для перехода? — вновь задал вопрос Фэанаро, с интересом и любовью глядя то на сына, то на внука, ставшего таким взрослым и серьезным.
Тьелпэринквар посмотрел на отца, и тот, остановившись посреди комнаты, обхватил себя за плечи руками и заговорил:
— Во-первых, это должно быть нечто массивное. Нам предстоит переправить очень многих.
— Всех нолдор? — уточнил Феанор.
— Всех, кто захочет уйти, но не только. Синдар, фалатрим, авари и даже ваниар — я посещу каждое из королевств Белерианда поочередно, и каждому народу будет предложено уйти. Вот только Аман навестить сложнее. Хорошо, что там остался палантир, — ответил Куруфинвион.
Он замолчал, и тогда Искусник продолжил мысль:
— Миры, созданные Единым, соединены между собой в пространстве путями, так?
— Почти, — согласился с сыном Фэанаро. — Все миры представляют собой одно целое, но в то же время они отделены друг от друга.
— Пустотой? Или там иная субстанция? — тут же спросил Тьелпэринквар.
— Другое, — тряхнул головой Феанор, пытаясь точнее описать то, что невольно увидел, путешествуя по изнанке. — Они отличаются колебаниями. Словно музыкальные инструменты, настроенные по-разному. Каждый из них звучит чисто и гармонично, но вместе им никогда не стать единой мелодией.
— Разве что в мыслях Эру они так звучат, — задумчиво произнес Тьелпэринквар.
— Однако для нас они непостижимы. Во всяком случае пока, — ответил Фэанаро.
— Представим, что Эа — это собранные в клубок нити. Мы должны выбрать среди них самую подходящую, а установка сделает ее достижимой для эльдар, — нагляднее пояснил Куруфин.
— Сориентировать ее, полагаю, ты хочешь по звездам? — спросил Фэанаро.
— Безусловно, — кивнул Искусник. — Но чтобы преодолеть искаженные, поломанные энергии Арды, придется приложить усилие. Мне представляется некий круг, по которому мы расставим части установки. Быть может, каменные стеллы с начертанными на них тенгвами. Но как подступиться к решению столь грандиозной задачи, я пока совершенно не представляю. Ты поможешь, атто?
— Само собой, — ответил ему Фэанаро и улыбнулся. — Ты же не думал, что я останусь в стороне?
— По правде говоря, нет, — ухмыльнулся Куруфин.
Фэанаро встал и с видимым удовольствием потянулся:
— Что ж, времени мало, и поэтому надо поторопиться. Я рад тому, что застал здесь — вас прежде всего вижу живыми, полными идей и энергии. И многих уже с семьями. В тех видениях, что насылал в Чертогах Намо, вы все до единого погибли, а семей так никто и не создал. Сам же Белерианд почти целиком пал к ногам Саурона, а то и полностью скрывался под водами.
— Никогда! — в один голос возмущенно воскликнули Куруфин и Тьелпэ. — Жалкий слуга Моргота!
— К счастью, это оказались только лишь насланные тьмой кошмары. И еще раз повторю — я рад вас всех видеть.
— Мы тоже, дед, — откликнулся Тьелпэринквар и, ухмыльнувшись, добавил: — И не только потому, что всем нам нужна твоя помощь.
Фэанаро расхохотался.
— Что ж, — отсмеявшись, продолжил он, — сейчас я задержусь в Химладе на некоторое время — подумаем над проблемой вместе с твоим атто. Позже мне нужно будет ненадолго отлучиться в Хисиломэ. Но я вернусь и тогда вновь присоединюсь к вам. Пока же нам всем явно пора отправиться отдохнуть.
Он встал и направился к выходу, однако уже у самых дверей остановился и, оглянувшись, добавил:
— А ты, Тьелпэ, изменился сильнее всех. Возмужал, взгляд стал совершенно другой — он словно смотрит за горизонт, все видит и понимает. Ты настоящий нолдоран, внук. Никогда в этом больше не сомневайся. Звездных снов вам обоим.
Фэанаро кивнул на прощание и, открыв дверь, широким шагом вышел из комнаты.
За окном уже вовсю полыхала густыми золотыми красками утренняя заря. Тьелпэринквар с Атаринкэ некоторое время молчали, обдумывая все сказанное и произошедшее, а после тоже разошлись по своим покоям.
* * *
Ольвэ неспешно шел по кромке прибоя, ощущая, как с каждым мгновением вода поднимается все выше и выше. Чайки носились над волнами, крича о чем-то своем, вечном и неизменном. Владыка Альквалондэ остановился и прислушался. Птицы говорили о квендо, потерянно стоявшем на берегу и почти жалевшем, что покинул Чертоги. Он тряхнул головой, откинув назад серебристые волосы, и поспешил на каменистую косу, где, как сообщили птицы, находился несчастный квендо.
— Эльвэ?! — воскликнул он и бросился вперед, желая остановить брата.
— Ольвэ? Ты? Зачем…
— Наконец-то ты вернулся. Дошел. Пусть и спустя столько лет, — Ольвэ взял брата за плечи и крепко обнял.
— Вот только зачем? Кому нужен бывший король Дориата, преданный женой и убитый дочерью? — с горечью спросил Тингол.
— Мне, — просто ответил Ольвэ. — Твоему брату, тоже однажды обманутому тьмой. Ведь именно Мелькор тогда запретил мне давать нолдор корабли. А я… Впрочем, пусть прошлое останется лишь на гобеленах Вайрэ. Дай руку, Эльвэ! — произнес король Альквалондэ и шагнул к Тинголу.
Тот сомневался, глядя на волны и вспоминая унылую, но безболезненную серость Чертогов.
— Ты должен жить! Вспомни Эдвен! Она… она до сих пор ждет тебя. И любит. Ведь ты, да, именно ты был ее судьбою, тем, кто пробудился рядом!
— Но… я же предал. Я… ласкал другую. Даже…
— Эльвэ! Ты был околдован! Пойдем со мной, прошу! — вскричал Ольвэ и сделал шаг навстречу.
Элу колебался, воды манили своей прозрачностью и мнимой чистотой. Однако память упрямо подсовывала воспоминания о деве, чьи глаза были глубже, а волосы темнее самых потаенных уголков Чертогов.
— Эдвен, — прошептал Тингол и сделал шаг к брату. — Ты отведешь меня к ней?
— Конечно, — кивнул Ольвэ, улыбнувшись. — Ты сделал правильный выбор, брат.
* * *
— Так значит, новый мир? — с вдохновением на лице спросила Лехтэ и, положив на колени вышивку, посмотрела куда-то в пустоту перед собой. Или за горизонт?
Она сидела у распахнутого в их покоях окна, на фоне пронзительно-синего, без единого облачка, неба, окруженная нежным золотистым сиянием, ласкавшим кожу и отражавшимся в густых, рассыпанных по плечам волосах. Атаринкэ, прислонившись плечом к косяку и сложив руки на груди, невольно залюбовался женой.
— Да, — ответил он несколько мгновений спустя. — Это неизбежно. Скоро нам всем придется собираться в путь.
— Что ж, так тому и быть, — кивнула нолдиэ и перевела серьезный взгляд на мужа. — Но мне, по крайней мере, теперь стало понятно, о чем говорил дед в своем предсказании.
Куруфин вопросительно поднял брови, без слов предлагая пояснить, и Лехтэ охотно продолжила:
— Да, теперь все окончательно встало на свои места. И очевидно, что там, в этом новом мире, у Тьелпэ родятся как минимум еще два сына, ведь было предсказано, что Аркалион станет старшим. И мне уже интересно, каким он будет? Хочется поскорее с ним познакомиться, научить чему-нибудь. Ой, а ведь еще нужно будет помогать сыну осваиваться на новом месте! Ведь всем квенди наверняка предстоит много дел, и даже для меня, я полагаю, найдется работа. Нужно будет строить дома, искать воду, растить еду. Быть может, местные плоды будут подходить нам? А еще…
Она все говорила и говорила, и глаза ее светились внутренним, идущим из глубины фэа огнем все ярче. Наконец, Искусник поднял руку, призывая жену к вниманию. Та замолчала и поглядела вопросительно.
— Все эти дела очень нужные и важные, — начал он серьезно, и в глубине его глаз мелькнуло выражение напряженного размышления, — но я предлагаю тебе прямо сейчас ненадолго остановиться и, может быть, вставить в этот план одним из пунктов нашего будущего ребенка.
На лице Лехтэ промелькнуло выражение глубокого изумления:
— Ты ведь больше не хотел детей, — напомнила она.
— Э-э-э, нет, — не согласился муж, — я считал, что в условиях Клятвы подобное невозможно, а это не одно и тоже.
Жена не нашлась, что ответить, и развела руками. Покачав головой, она встала и несколько раз прошлась по комнате из угла в угол. Наконец, она вновь села у окна и заговорила:
— Что ж, я не против. Даже скорее наоборот. Но, Курво, раз ты теперь вместе со своим отцом занят установкой, то времени ребенку уделять не сможешь. По крайней мере, не столько, сколько необходимо для его правильного, гармоничного развития, а так быть не должно. Может, мы вернемся к вопросу о ребенке после того, как работа будет завершена?
Мгновение Атаринкэ молчал, очевидно обдумывая, а после ответил:
— Что ж, я согласен. Ты права.
— А я пока попробую заново привыкнуть к мысли о малыше. Ведь я действительно думала, что наше время детей завершено.
— Не рановато ли? — не удержался он и ухмыльнулся. — Нам с тобой еще и тысячи лет нет.
Несколько секунд длилось густое, тягучее, словно мед, молчание, вдруг показавшееся обоим невыносимо тягостным. Атаринкэ резким движением оттолкнулся от косяка и, подойдя к жене, посмотрел на нее внимательно сверху вниз. В глазах его мелькнуло непонятное выражение, пугающее и одновременно манящее. Лехтэ чуть заметно вздрогнула, но взгляда не отвела.
— Скажи, — заговорил в конце концов муж, — когда мы с тобой в последний раз проводили время вдвоем?
— Что? — в первое мгновение растерялась Лехтэ.
— Я имею в виду не короткие встречи за завтраком или ужином, не объятия на ложе, а совместные прогулки. По ночному саду или верхом в полях.
Жена пожала плечами:
— Не помню. Сейчас попробую сообразить. Вероятно еще…
Искусник нетерпеливо махнул рукой:
— Не надо, и так понятно. Какие тут, в самом деле, могут быть мысли о детях, если жена уже забыла, когда муж в последний раз оказывал ей знаки внимания.
Лехтэ весело улыбнулась и слегка пожала плечами:
— Ну, когда были знаки внимания, я не забыла. Как раз после твоего возвращения из-за Грани, в шатре на поле боя.
Искусник снова ухмыльнулся и почесал бровь:
— Знаешь, вот сейчас от твоего ответа легче не стало, потому что упомянутое тобой событие случилось почти год назад.
Супруги посмотрели друг на друга, и огонь, вдруг вспыхнувший у обоих в этот момент в сердцах, отразился в глазах яркими золотыми искрами.
— Кажется, пора исправлять положение, — подвел итог разговору Куруфин и подал руку. — Не стоило мне настолько полно погружаться в разработку установки. Прости.
Лехтэ вложила пальцы, но все же не удержалась от вопроса:
— А тебя в мастерской не потеряют?
— Нет, — уверенно ответил тот. — Если я буду время от времени уделять время своей семье, это не повлияет на судьбы мира. Обещаю тебе.
— Верю, — ответила она и легким, текучим движением поднялась.
Искусник обнял любимую и, прижав к себе, с удовольствием поцеловал. Спустя некоторое время они отправились на прогулку в поля. И травы ласкали ноги коней, а ветер что-то задорно пел им, радуясь их счастью.
* * *
Закат полыхал всеми оттенками золотисто-багряного. Тени сгущались, выбираясь из частого подлеска и укутывая прозрачным ночным покрывалом поля и лес Химлада.
Лехтэ остановила своего коня и, прищурившись, вгляделась в очертания далеких пиков гор.
— Значит, установка будет представлять собой сделанный из камней круг? — уточнила она у мужа.
Куруфин остановился рядом и, улыбнувшись жене, кивнул:
— Так видит сын. Я тоже склоняюсь к подобной конструкции, но полагаю, что кругов будет несколько. Скорее всего, два или три. Один не справится с возложенной на него грандиозной задачей.
Дувший с востока теплый ветер мелодично пел в подросших травах. Свистели ночные птицы, и нолдиэ, заслушавшись, прикрыла глаза.
— Какой же она будет? — спросила она вновь. — Ты ведь наверняка что-то уже знаешь.
— Угадала, — подтвердил Искусник. — Я думаю, это будут мощные глыбы, обточенные в форме прямоугольника. Наружный круг составят пятьдесят шесть мегалитов, второй и третий по тридцать. В центре скорее всего будет стоять камень, ступив на который, квенди будут покидать Арду и переноситься в новый мир. Еще предстоит подумать, как правильно сориентировать вход и сами камни, подобрать необходимые Песни, нанести тенгвы… Работы предстоит очень много, мелиссэ, но результат — спасение целого народа — того стоит.
— Воистину так! — воскликнула Лехтэ, и на ее лице зажглось вдохновение. — Даже у меня дух захватило. Никогда прежде нолдор не создавали ничего подобного.
— Но и задач таких перед нами не стояло.
— Согласна, — кивнула она. — Раз так, то стоит заранее подобрать удобное место. Наверняка там должны особым образом сойтись энергетические линии.
— Ты права. И это место должно быть в Химладе или где-то неподалеку.
— Конечно, иначе вы не сможете быстро доставить туда выбранные камни.
Супруги еще раз внимательно оглядели поля, бескрайние вересковые пустоши, далекие леса, упиравшиеся в небо острыми вершинами елей, и Лехтэ заметила:
— А, может быть, самое лучшее место как раз здесь? Я думаю, тебе стоит вернуться сюда позже с сыном и еще раз все осмотреть.
Куруфин кивнул:
— Согласен. Я и сам подумал о том же. А пока не стоит ли нам поискать место для лагеря? Утром уже вернемся домой.
Глаза Лехтэ загорелись от восторга.
— Давай поближе к воде, — предложила она.
Они направились к одному из тех озер, которые, спрятавшись в лесах, так часто дарили случайном путникам уединение и покой. Водная гладь поблескивала огоньками звезд, купаясь в серебряных лучах Исиля. Тоненько пел камыш, а мощные сосны ровными колоннами поднимались до небес, удерживая полуобнажившимися корнями песчаный берег.
— Красивое место, — вздохнула нолдиэ. — Одно из моих любимых.
— Потому я и привез тебя сюда, — ответил Искусник.
Он спешился и, протянув руки, поймал спрыгнувшую с коня Лехтэ. Задержав ее на миг в объятиях, быстро поцеловал в шею.
— Пойду соберу хвороста для костра, — сообщил Куруфин.
— Хорошо. А я займусь ужином.
Вскоре жаркие языки пламени взвились ввысь, запахло жареными каштанами, забулькала в котелке вода. Нолдиэ кинула туда ягоды брусники и клюквы, добавила измельченные плоды шиповника, и скоро ароматный, вкусный горячий напиток был готов. Она разлила его по кружкам и протянула одну из них мужу.
— Благодарю, мелиссэ, — ответил тот, устраиваясь у костра поудобнее.
Земля остывала, отдавая накопленное за день тепло. Оно плыло, смешиваясь с шелестом листьев, ароматом трав и светом звезд, и, обрамленное пламенем костра, словно причудливой, искусной оправой, образовывало неповторимую, тягучую и лиричную музыку ночи.
Глаза Куруфина блестели, он, не отрываясь, смотрел на жену, но ничего не говорил. Однако это молчание казалось наполненным более, чем любой даже самый содержательный разговор.
Под взглядом мужа Лехтэ отчего-то смутилась и, дернув плечом, отставила в сторону кружку с напитком.
— Хочу танцевать, — объявила она и поднялась текучим движением.
Лучи Исиля блеснули, запутавшись в ее темных густых волосах. Эллет плавно повела рукой, затем другой, потом чуть качнулась и, наконец, начала танец, следуя за только ей слышной мелодией. Лехтэ кружилась то быстрее, то медленнее, и платье обвивало ее ноги, обрисовывая стройный стан. Птицы запели громче, словно восхищались, а, может, просто упивались красотой ночи. Сидевший неподвижно Искусник внимательно наблюдал, затем вскочил и обвил руками талию жены. Нолдиэ положила ему ладони на плечи, и вот уже они оба закружились в танце, все убыстряя и убыстряя темп. Казалась, мелодия, которой они подчинялись, звучала все громче. Наконец, взорвавшись последним бурным аккордом, она смолкла, и эльфы тоже замерли, слушая воцарившуюся внезапную тишину, наполненную дыханием ночи.
— Ты знаешь, — задумчиво проговорил Курво, — я наконец понял. Чтобы наш ребенок пришел в этот мир, мне и самому нужно подготовиться к его приходу. Я должен привести фэа к тому состоянию, какой она была до искажения Клятвы.
Лехтэ посмотрела на мужа внимательно и, по-прежнему не убирая рук с его плеч, покачала головой и нежно улыбнулась:
— Только характер, пожалуйста, не меняй.
— Нравится? — не удержался от вопроса Куруфин.
— Да, — честно ответила жена.
— Не скучаешь по Атаринкэ из Амана? Он был мягче меня и не таким вредным.
Лехтэ в ответ пожала плечами:
— Не знаю, не могу сказать. Мне дорого каждое прожитое мгновение, но тот аманский Атаринкэ идеально подходил аманской Лехтэ. Я ведь тоже стала другой. А сейчас меня больше устраиваешь ты. Такой, какой есть, вместе со своим ехидством и вредностью. Так что ты все-таки не меняйся. А раны, нанесенные душе, я помогу тебе залечить.
— Благодарю, — прошептал Курво и еще долго стоял, глядя любимой в глаза и любуясь в них отражением звезд, а после наклонился и ласково, нежно, однако в то же время со страстью поцеловал.
Подхватив жену на руки, он отнес ее на приготовленное для сна ложе из одеял и лапника, и новая мелодия любви влилась в общую музыку ночи.
Теплое, ласковое дыхание ночи, щедро замешанное на свете звезд и сдобренное густыми ароматами медвяных луговых трав, ворвалось в спальню. Макалаурэ вздрогнул и, распахнув глаза, привычным быстрым цепким взглядом осмотрел покои и сел в постели.
Сначала он и сам не понял, что его разбудило. Просто вдруг сквозь сон показалось, что кто-то позвал его. Однако мелиссэ рядом мирно спала, уютно положив под щеку ладонь, и муж на некоторое время залюбовался ею. Затем он наклонился и, оставив на ее шее невесомый, ласковый поцелуй, поднялся и надел штаны и рубаху.
Зов повторился, и Фэанарион наконец понял, кому тот принадлежит. Он быстрым, бесшумным шагом пересек спальню и подошел к стоявшей около окна колыбели. Маленький сын, очевидно заскучав, звал отца, а заодно развлекал себя, бессознательно пытаясь сотворить магию. Он шевелил в воздухе над головой ручками, и когда с пальцев срывались крохотные голубоватые искры, беззвучно смеялся, широко разевая еще беззубый рот. Заметив своего атто, эльфенок рассмеялся уже в голос и потянулся к нему, а Макалаурэ, наклонившись, взял сына и прижал к груди.
Алкариэль заворочалась во сне, и тот тихо прошептал сыну:
— Давай-ка мы с тобой выйдем — не будем мешать аммэ отдыхать.
Осторожно прикрыв за собой дверь спальни, Фэанарион вошел в детскую и, распахнув окно, поднес малыша так, чтобы тому был виден усаженный цветами и деревьями сад. Эльфенок радостно засмеялся, а его отец подумал, что еще совсем недавно о подобном счастье, рождении сына, он даже не мечтал.
Снова вспомнились холодные Чертоги Мандоса, его пронизанные страхом и чарами тьмы стены и равнодушные стражи, в любой момент готовые выполнить приказ своего владыки и убить, навечно стереть фэа из мироздания.
Макалаурэ крепче прижал к груди теплое тело сына, и улыбка Алкариэль, воспоминания о ее ласках и счастливом, жизнерадостном смехе согрели душу. Он сел на стул и, устроив малыша на собственном колене так, чтобы ему было лучше видно, вытянул вперед руку и сотворил из света звезд призрачную, сияющую прозрачным серебристым светом фигуру оленя. Малыш загулил, потянул к нему ручки, и тогда отец создал такую же фигуру зайца. Животные побежали через поля наперегонки, и на их пути начали вырастать густые, пронизанные радостью и светом леса, широкие бурные реки и крепости нолдор, высокие и могучие, словно скалы, что их окружали.
Сын захлопал от восторга в ладоши, и Фэанарион погладил его по голове, мысленно благодаря Единого за посланное ему благословение.
Спать не хотелось, поэтому лорд Врат одел эльфенка потеплее и вышел с ним в сад. Сидевшие на ветках яблонь птицы, завидев малыша, перелетели поближе к нему и зачирикали на разные голоса, приветствуя.
Ласковый летний ветер подхватил разбросанные Исилем серебристые искры и закружился, щекоча ребенка. Тот снова радостно засмеялся, пытаясь достать его в ответ, и наблюдавший за этой игрой Макалаурэ вдруг понял, как следует назвать малыша.
«Сурелайтэ, — подумал он и ясно, до самой глубины фэа осознал, что именно это имя подходит сыну больше всего. — Сурелайтэ Канафинвион. Ибо будет он, словно летний ветер, стремиться вперед, пытаясь дойти до края мироздания и все познать, и, словно летний ветер, будет нести с собой благословение».
Макалаурэ на мгновение замер, стремясь запомнить охватившее душу спокойствие и умиротворение, а после, выйдя с сыном на середину поляны, запел.
Природа приглушила свои голоса, благоговейно внимая, и даже сверчки, казалось, перестали стрекотать. Ночь плыла, окутывая легким, прозрачным покрывалом снов землю, и менестрель вдруг понял, что путь народа квенди не закончен, а только начинается.
Он долго еще гулял с Сурелайтэ по саду, а после, когда сын начал наконец задремывать, поднялся в покои и, уложив его, разделся сам и лег в постель, бережно и нежно обняв жену. Алкариэль пошевелилась и сонно спросила:
— Что-то случилось?
— Ничего, — ответил Макалаурэ и, не удержавшись, погладил любимую по плечу и, крепче прижав ее к себе, поцеловал. — Просто пора собирать праздник Эссекармэ(1).
— М-м-м? — все еще в полусне, заинтересованно промычала Алкариэль. — И как ты его назвал?
Фэанарион коснулся губами шеи жены и, медленно проведя ладонью по ее бедру, ответил:
— Сурелайтэ.
— Красивое имя, — ответила та и, потянувшись навстречу, запустила пальцы в волосы мужа. — Расскажешь утром подробности?
— Обязательно, — пообещал Макалаурэ и, заключив жену в объятия, обжег ее кожу горячим стоном. — Иди ко мне, melmenya…
* * *
— Анайрэ, любимая, ты все же здесь, ты пришла, — фэа Нолофинвэ металась, стараясь дать супруге понять, что он чувствует ее присутствие и рад, несказанно рад быть вновь рядом с ней. Однако все попытки остались тщетны — тело так и не захотело откликнуться на зов души. Финголфин видел, как жена нежно перебирает его волосы, как ласково проводит пальцами по щекам, берет за руки и зовет, зовет, зовет… А он, точнее его фэа, не видит дверь, не знает, как вернуться и обнять ту, что дороже всех сокровищ Арды.
Анайрэ долго сидела рядом с мужем, и слезы медленно катились по ее щекам, изредка капая на подушку супруга.
— Неужели ты не вернешься? — с горечью и болью прошептала она и почти без сил упала ему на грудь. Дыхание Финголфина чуть сбилось, но тут же вновь выровнялось и стало, как прежде, редким и неглубоким. Нолдиэ обнимала мужа, умоляя валар помочь им, но Стихии оставались глухими к ее отчаянным мольбам. Наконец она встала и, бросив еще один взгляд на любимого, вышла.
Нолофинвэ вновь остался один. Конечно, приходили целители, ухаживали за ставшим бесполезным роа, несколько раз навещал старший сын и внук, приезжала дочь. Одним коротким зимним днем влетел недавно вернувшийся в Белерианд Аракано. Младший Нолофинвион на удивление не спешил покидать Аман, стараясь привести за собой как можно больше эльдар.
— Пока путь открыт и почти безопасен, нам стоит добраться до смертных земель и их превратить в дивный край, очистив его от искажения, — призывал он нолдор, ваниар и телери. И если первые охотно шли за ним, то с остальными порой возникали сложности. Однако и их удавалось убеждать — Аман постепенно пустел.
— Отец! — воскликнул он, заходя. — Вернись, прошу!
Тишина, горькая и глухая, повисла в комнате. Лишь через несколько мгновений ее разрушил тяжелый вздох Аракано.
— Прости нас, отец, — прощаясь, произнес он. — Мы ничего не можем сделать для тебя.
Зимние холода сменились оттепелями. Подули южные ветра и вновь запели птицы. Весна одела Белерианд в нежную зелень, которая достаточно быстро сменилась изумрудным летним нарядом.
Когда отдельные желтые листья украсили деревья в Хисиломэ, а на полях налились золотом колосья, в покои Нолофинвэ вошел Феанор.
— Здравствуй, брат, — произнес он и подошел ближе. — Пора возвращаться, нас скоро ожидает новый исход.
Фэанаро потянулся к душе Финголфина, надеясь вернуть ее в роа. Однако путь был закрыт. Как ни старался Пламенный, преодолеть преграду так и не смог.
— Выход должен быть, должен, — упрямо повторял он, шагая по комнате и вспоминая, что чувствовал, когда сам был лишен тела.
Мелодия мироздания явственно всплывала в памяти, а энергетические потоки становились все более зримыми.
— Похоже, другого способа нет, — подумал Фэанаро, еще раз убеждаясь в правильности своих ощущений и мыслей. Он опустился в кресло и прикрыл глаза, позволяя душе парить вне тела и даже вне мира. Оставив лишь тонкую золотую нить, что соединяла роа и фэа, старший Финвион устремился к изнанке, желая, как когда-то делал его сын, создать дверь и выпустить душу брата. Однако связь, удерживавшая его душу, не позволяла добраться до нужного места. Не раздумывая, Феанор оборвал и ее, тут же начав Песнь.
Было тяжело. Мелодии противостояли искаженные вибрации, менявшие мир вокруг. Однако постепенно золотые створки начали проявляться, становясь все более различимыми. Фэа уставала, а брошенное роа все с большим трудом поддерживало в себе жизнь. Казалось, еще немного, и вой, что приближался с каждым мгновением, превратится в хорошо знакомый смех Намо.
— Вой, — подумал Феанор. — Неужели снова та гончая?
Ужаснувшись возможной встрече, Пламенный с силой толкнул створки. Еще раз. Еще. Они не поддавались.
— Ноло! — позвал он брата. — Я знаю, что ты рядом. Открой дверь. Увидь ее.
И Феанор вложил все силы души в то, чтобы сделать створки как можно более различимыми. Он ощущал присутствие Финголфина и его горячее желание освободиться.
— Давай вместе! — наконец закричал старший и потянул на себя дверь.
Искажение лопнуло, а в образовавшемся проеме показалась фэа Нолофинвэ.
— Быстрее, возвращайся в свое роа! — прокричал Фэанаро, увидев силуэт призрачной псицы. Его фэа полыхнула, желая напугать гончую пламенем, и поспешила за братом назад, стараясь отыскать свое уже полуживое тело. Наконец он смог совершить вдох и тихо прошептать:
— Нерданэль. Это ты…
Супруга, вбежавшая вместе с остальными родичами мужа в покои, бережно обняла его, не обращая внимания на радостную суету вокруг Нолофинвэ.
— Сейчас, подожди, мне надо сказать ему пару слов, — Феанор встал и подошел к кровати брата.
— С возвращением, — произнес он и улыбнулся. — Набирайся сил — скоро нам всем предстоит долгий путь.
— Что?
— Когда?
— Зачем?
— Снова Враг?
Голоса родичей и верных неслись со всех сторон.
— Об этом вам объявит нолдоран. Я же… я пока должен еще многое успеть сделать.
— Благодарю, — наконец раздался голос Нолофинвэ. — И ты можешь быть уверен, что последую за тобой.
Феанор резко развернулся и серьезно произнес:
— Ты, как и я, проследуешь за королем, Ноло. А пока что набирайся сил. Брат.
Двери за супругами закрылись, и Мастер устало прислонился к стене:
— Я рад, что ты рядом, мелиссэ.
* * *
— Так, значит, ты в самом деле не хочешь ехать? — на всякий случай еще раз уточнил Арафинвэ и устало вздохнул. — И почему я не удивлен…
Последние слова, вырвавшиеся из глубины души, не были вопросом. Скорее, мыслями вслух, или, может быть, констатацией факта. Стоявшая напротив мужа Эарвен молчала, словно воды в рот набрала, и отсутствующим взглядом смотрела в окно. Было видно, что мысли ее блуждают где-то далеко, но где именно, ее супруг не мог предположить.
Золотой луч Анара медленно скользил по комнате. Капли воды в клепсидре падали, неумолимо отсчитывая мгновения. Младший Финвион молчал, потому что не знал, что еще можно сказать в такой ситуации, как убедить. А, может, уже устал пытаться. Взгляд его останавливался то на столе, за которым было написано множество писем, то на кресле, в котором он частенько дремал в Час Смешения Света. За окном простирался Тирион, но уже почти не было слышно голосов нолдор. Только птицы пели пронзительно и звонко.
«Совсем как раньше, до той злополучной гибели Древ», — отрешенно подумал он и встал со стола, на краешке которого до сих пор сидел.
Эарвен не пошевелилась, лишь взгляд ее скользнул вслед за мужем. А тот пересек комнату, взял уже полностью собранную сумку и пошел к двери. Сказать ему было больше нечего.
«Решение принято», — подумал он.
Арафинвэ прислушивался к собственной фэа, спрашивая самого себя, не дрогнет ли что-нибудь в груди, не заболит ли. Но все было спокойно и даже благополучно.
«Значит, все правильно делаю», — решил он и открыл дверь.
Вдруг за спиной раздался голос жены:
— А когда ты вернешься?
Муж замер, потом устало обернулся и проговорил:
— Я не вернусь, пойми это уже наконец. Я отправляюсь в Белерианд навсегда. Мне нечего больше делать в Амане.
И твердым шагом вышел за дверь, покинув дворец через боковой вход. На крыльце он остановился и несколько минут разглядывал сад. В памяти всплывали годы уже далекого детства, когда он так любил гулять здесь с отцом. Рука сама нащупала в кармане заранее приготовленный мешочек с семенами яблонь.
«Нечто бесконечно дорогое я все же заберу с собой», — подумал он, и на душе стало заметно теплее.
Взгляд устремился на восток. Туда, где виднелось ущелье Калакирья. С вечерним приливом корабль телери заберет его и понесет к смертным землям. Следовало поторопиться — времени на разговоры с женой было потрачено слишком много.
Он сделал уже несколько шагов, когда позади послышались голоса.
— Государь, мы с вами! — уверенным тоном заявил один из верных.
Финвион обернулся и увидел десять пар глаз, решительно глядящих на него.
— Нет больше государя, — покачал головой он. — В Белерианде, куда я направляюсь, уже есть один король нолдор, признанный всеми квенди. И двум не бывать.
Верный кивнул, ничуть не смутившись:
— Пусть так, но Арафинвэ Финвион тоже не может ехать один.
Бывший король нолдор Амана тепло улыбнулся и кивнул:
— Благодарю вас, друзья. Раз так, то поспешим.
И они направились в сторону ущелья.
Ольвэ встретил родича приветливо и чуть-чуть печально. Весть, что Эарвен так и не изменила своего решения, заставила его удрученно покачать головой. Он проводил Арафинвэ на ожидавший его корабль, и тот поднял якорь, задорно ловя парусами попутный ветер.
Скоро судно, увозившее в Белерианд младшего Финвиона, растаяло вдали. Ольвэ постоял еще несколько минут и направился во дворец. На сердце его отчего-то было тяжело.
* * *
Ласковый, теплый летний ветер едва заметно шевелил прозрачные занавеси. Серебристый невесомый луч Исиля скользил по полу. Музыка, пронзительная и чистая, звучала, казалось, не только в сердце Тьелпэринквара, но в самом мироздании. А, может, так и было.
Поняв, что все равно в эту ночь не сможет уснуть, он неслышно выскользнул из постели и, полюбовавшись несколько долгих мгновений женой, укрыл ее легким пледом.
Фэа звала нолдо куда-то далеко вперед, за горизонт. Или в горние выси. Туда, где только что парила и где слышала зов, так похожий на тот, что искал нолдоран долгими, выматывающими днями. Зов нового мира.
Проворно одевшись в первые попавшиеся штаны и рубаху, Тьелпэ подошел к распахнутому окну и, опершись о раму, долго стоял, глядя в широкое, усыпанное звездами небо. Роа его еще хранило память об объятиях жены, о тепле ее губ, а в груди звучала мелодия.
«И все же, как похожа она на ту самую музыку творения, что я ищу», — вновь до глубины души поразился он и даже тряхнул головой. Однако наваждение не прошло. Наоборот, оно зазвучало победно и звонко, словно радовалось, что ему удалось наконец пробиться к сердцу короля нолдор.
«И если это действительно так…»
Тьелпэринквар не додумал мысль. Развернувшись, он сел в ближайшее мягкое кресло и, расслабившись, закрыл глаза. Позволив фэа раскрыться, он постарался воспроизвести эту музыку, что искала его и в конце концов нашла, и сам устремился мыслью ввысь. Туда, где среди бесконечных мириадов звезд горели зажженные Единым миры. Нолдо звал, искал, уверенный, что вот-вот обнаружит…
И это произошло. Один за другим тянулся Тьелпэринквар к встречавшимся на пути фэа мирам, но все они звучали иначе — один был похож на летнюю грозу, другой на светлую опушку хвойного леса. Пока один из миров, которые повстречал нолдоран, сам не потянулся ему навстречу. Эльф рванулся мыслью к нему, вслушиваясь в знакомую, столь желанную мелодию, ту самую, напоминавшую музыку творения.
— Наконец-то! — воскликнул он, распахнув глаза.
Ненуэль встрепенулась и села на кровати:
— Что-то случилось, мельдо?
— Да! — вновь победно воскликнул муж и, поднявшись, в нетерпении прошелся несколько раз по комнате. — Я нашел то, что искал.
— Наш новый мир? — обрадовалась жена.
Глаза ее горели восторгом от столь долгожданной и желанной вести, а еще неподдельным восхищением. Тьелпэ сел на кровати и, потянувшись к ней, обнял одной рукой и поцеловал. Зарывшись лицом в ее волосы, вдохнул такой родной запах, и ощутил, как смятенная фэа успокаивается, а мысль начинает работать четко и ровно.
За окном занимался яркий золотисто-розовый рассвет. В природе царила такая тишина, что было слышно, как звенят росинки на ветках.
— Я люблю тебя, — прошептал Тьелпэринквар жене.
— Я тоже тебя люблю, — откликнулась Ненуэль. — Но что ты теперь намерен делать?
— Сразу после завтрака сообщу родным, и будем собираться в дорогу. Нам с тобой и с Индилимирэ теперь предстоит объехать все земли квенди.
— Дочка обрадуется, — весело произнесла Ненуэль. — Он давно рвалась путешествовать.
— Теперь ее мечта сбудется, — улыбнулся Тьелпэ.
Поднявшись, он подошел к столу и тщательно записал необходимую для будущего перехода информацию. Душа в нетерпении рвалась вперед, словно несущийся через поля галопом конь. Не в силах усидеть на месте, нолдоран принялся расхаживать по покоям, вслух делясь с женой возникающими мыслями. Ненуэль отвечала, спрашивала подробности, а заодно одевалась и приводила себя в порядок. Тьелпэ любовался ею и почти со страхом думал, сколь бедна и нелепа была бы его жизнь без нее, если бы тогда, стоя на развилке жизни, у самого первого критичного выбора, решил бы отказаться от звучавшего в душе зова грядущей любви и захотел бы жить один.
Не удержавшись, он поцеловал жену в обнаженное плечо и, встретив в зеркале ее взгляд, достал из кармана выполненную в виде бабочки жемчужную заколку с бриллиантовыми подвесками, и протянул любимой:
— Вот, возьми. Это тебе.
— Благодарю, мельдо, — прошептала в ответ та и некоторое время любовалась игрой золотистого света в совершенных гранях. Затем она закрепила украшение в волосах и, поднявшись, поцеловала мужа.
Завтрак прошел в заинтригованном молчании. Тьелпэринквар прислушивался к биению собственного сердца, к голосам верных за окном, к шепоту мироздания, до сих пор звучавшего в памяти, а после, когда Тьелкормо уже было сделал движение, чтобы подняться и помочь своей жене встать, объявил:
— Я нашел наш новый мир.
Казалось, воцарившуюся густую и одновременно такую хрупкую тишину можно было пощупать руками. А после мироздание раскололось с оглушительным хрустальным звоном, и все заговорили практически разом.
— Поздравляю! — воскликнул Атаринкэ.
— Я и не сомневалась в тебе, — сообщила Лехтэ.
— Молодец, — раздался голос Фэанаро.
Нерданэль всплеснула руками, Нольвэ просто кивнул, Тарменель начал строить планы на ближайшие дни, а Тьелкормо вдруг проговорил:
— Значит, мы вовремя успели. Потом бы явно было не до того.
Он это сказал тихо, но так, что его услышали все.
— О чем ты? — спросил брата Курво.
Турко задумчиво посмотрел на жену, а когда та кивнула ему, сообщил, не скрывая собственной радости:
— Мы с Тинтинэ ждем ребенка.
1) праздник наречения имени у эльдар
— Здесь тоже многое изменилось? — уточнила Ненуэль, поглядев на мужа.
— И да, и нет, — ответил Тьелпэринквар и, погладив своего коня по шее, еще раз оглядел границу Дориата. — Проходы, что вели вглубь страны, прежде были тщательно скрыты, теперь же они видны совершенно ясно.
— И потому мне тем более удивительно, почему вы не торопитесь ими воспользоваться, — раздался вдалеке знакомый, немного насмешливый голос.
Взорам нолдор предстал показавшийся из-за ветвей ближайшего кустарника Келеборн.
— Рад видеть всех вас. Король, королева, — достаточно торжественно и в то же время по-дружески произнес он.
Синда подъехал ближе и легким наклоном головы приветствовал нолдорана и его супругу.
— Ясного дня тебе и твоим воинам, — улыбнулся в ответ Тьелпэринквар.
— Благодарю. А тебя, юная принцесса, моя Келебриан уже с нетерпением ждет, — улыбнулся сын Галадона.
— Мне тоже хочется поскорее увидеть ее домик и посмотреть Менегрот, — важно заявила Индилимирэ, изо всех стараясь соответствовать серьезности момента, но после не выдержала и весело рассмеялась.
Две маленькие эллет познакомились на свадьбе Тьелкормо и там же договорились, что при первой возможности непременно приедут друг в кругу в гости. Впрочем, дочь Келеборна проводила время в те дни не только с новой подругой, но и с Эарендилом. Они танцевали вместе, гуляли по аллеям сада, но Индилимирэ на нее ничуть не сердилась. Тем более что сын старшего родича Финдекано Эрейнион не давал ей скучать. Теперь же настало время выполнить данное в Химладе обещание, и юная нолдиэ украдкой погладила бок сумки, где находились подарки для Келебриан, а также для короля Дориата и его семьи.
Закат раскрасил западный край неба золотисто-багряным. Нолдор следовали вглубь Дориата за своими проводниками, а Келеборн тем временем пояснял:
— Король Трандуил просил его извинить за то, что он не смог сам лично выехать вам навстречу. Он очень хотел, однако три дня назад наша королева Тилирин родила сына, и он теперь неотлучно рядом с ними.
— Значит, мы не зря везли дары, — ответил Келебримбор.
— Определенно, — улыбнулся Келеборн.
— Мы будем счастливы поздравить короля и его супругу, — вставила Ненуэль.
— Однако новости, что я привез, — тут нолдоран едва заметно нахмурился, — непременно пошатнут устоявшееся после победы над нашим общим Врагом равновесие.
Келеборн оглянулся через плечо и несколько долгих мгновений разглядывал родича.
— И все же в противном случае мир вовсе бы рухнул? — догадался он.
— Так и есть, — кивнул Тьелпэ.
— Значит, правильно сделали, что приехали. Вы расскажете мне, о чем идет речь?
— Обязательно. Скоро все равно так или иначе узнают все квенди.
— Значит, вечером на привале, — подытожил синда.
Слышавшие разговор воины встревоженно переглядывались, однако верные нолдор, уже, разумеется, знавшие, о чем идет речь, уверенными жестами пытались развеять их настроение. Вслух же, впрочем, не спешили ничего говорить.
Отряд скоро миновал границу и, ступив под зеленые густые своды, направился вглубь леса. Небо темнело, постепенно обретая глубину. На ветках в отдалении зажглись крохотные светильники. Запели цикады. Индилимирэ с живым любопытством глядела по сторонам, и Келеборн принялся ей пояснять.
Скоро они пришли на поляну, где уже был разбит лагерь дозорных и жарилась на кострах пища. Гостей разместили, дали возможность привести себя в порядок с дороги и в скором времени пригласили к ужину. Тьелпэринквар достал из седельных сумок несколько бутылок мирувора, и некоторое время беседа текла неспешно и плавно. Когда же с трапезой было покончено, он отставил в сторону кубок и, поблагодарив хозяев, начал:
— О том, что я хочу сказать, скоро станет известно всем в Белерианде. И все же попрошу вас не сообщать никому до тех пор, пока я не поговорю с королем Трандуилом. Ему, в любом случае, принадлежит первое слово на грядущем совете.
— Разумеется, — пообещал Келеборн и, сложив руки перед собой, устремил на нолдорана внимательный взгляд.
Тот несколько секунд молчал, а после сказал:
— Скоро всем квенди, если они хотят жить, придется покинуть Арду.
— Именно Арду? — сразу обратил внимание на главное Келеборн. — Не только Белерианд?
— Верно. Энергии этого мира меняются…
Он начал объяснять то, что знали уже эльфы Химринга, Врат и Таргелиона и с чем они безоговорочно согласились.
«Мы пойдем за нолдораном, — всплыли в его памяти слышанные на тех первых встречах слова. — Мы верим тебе, Тьелпэринквар… Мы не хотим умирать… Я не за тем женился, чтоб скоро истаять. Я еще детей не привел…»
Куруфинвион глядел теперь на лица синдар и гадал, что скажут подданные Трандуила.
«Должно быть, этот первый ответ можно будет считать предвестником», — подумал он и замолчал, завершив повесть.
Воины глядели в огонь отсутствующими взглядами и очевидно размышляли. Наконец, один из них начал:
— Что ж, менять привычный дом на новый и незнакомый тяжело, но ты прав, король нолдор — в противном случае все будет сто крат тяжелее и хуже. Лично я пойду за тобой.
— И я.
— Я тоже.
Возгласы согласия посыпались с разных сторон. Последним высказался Келеборн:
— Разумеется, мы с женой и дочкой тоже уйдем за тобой и за нашими родичами. У меня еще много планов на эту жизнь. Не хочу, чтобы все закончилось, не начавшись.
— Благодарю вас, друзья, — Тьелпэринквар обвел всех теплым взглядом. — И помните ваше обещание. Всего несколько дней, пока я не сообщу Трандуилу.
— Конечно, — заверил Келеборн. — А ты, Тьелпэ, имей в виду — он хочет тебя с семьей и спутниками пригласить на праздник в честь рождения принца Леголаса.
— Мы с удовольствием останемся, — заверил нолдоран. — Верно, мелиссэ?
— Так и есть, — согласилась та.
И долго еще у костра продолжалась беседа. Таяли в вышине искры, и мир, окружавший квенди, казался нерушимым и вечным.
«Хотел бы я, — подумал вдруг Куруфинвион, — чтобы там, в нашем будущем новом доме, мы бы смогли дать растениям Арды новую жизнь, чтобы они росли пышно и бурно. Возможно ли это?»
Он долго еще размышлял над этим, но пока, здесь и сейчас, никто не мог дать ему ответа.
«Надо будет поговорить по возвращении с дедушкой Фэанаро», — мелькнула мысль.
И Тьелпэринквар, обернувшись к жене, обнял ее одной рукой и прижал к себе.
* * *
Сиявший в самом зените Анар ласкал высокие, густые травы. Золотые, налившиеся силой колосья пшеницы клонились к земле. Летали коростели и ржанки. Бескрайнее, без единого облачка голубое небо раскинулось от края и до края. Широкая нахоженная тропа причудливой лентой вилась, убегая в сторону побережья, и в самом дальнем конце ее, в той стороне, откуда доносился густой, мерный рокот моря, показалась группа всадников, возглавляемая статным золотоволосым эльфом. Он остановил коня и, сделав знак верным, слегка нахмурился. Приставив руку к глазам, он принялся вглядываться в восточный край горизонта и вскоре в самом деле увидел группу из двух десятков нолдор.
— Ждите меня здесь, — попросил золотоволосый нолдо спутников.
— Но, лорд Арафинвэ, — начал один из верных.
— Я вас прошу, — настаивал тот. — Я должен сперва поговорить с Тьелпэринкваром сам, — строго ответил он.
— Хорошо.
Нолдор почтительно склонили голову и стали с напряжением на лицах ждать, чем закончится встреча двух родичей.
Анар был не по сезону жарок и нещадно палил, однако ожидавшие результата судьбоносной встречи эльфы не замечали этого. Ехавшие им навстречу со стороны Дориата воины остановились, и Тьелпэринквар Антолайтэ Куруфинвион, король нолдор Белерианда, отделился от группы своих спутников и выехал вперед, остановившись примерно посередине пути.
Спутники Арафинвэ в волнении сжимали и разжимали кулаки, бессознательным жестами гладили шеи своих коней.
— Они договорятся, — сказал тихонько самый молодой, однако ему никто не ответил.
Младший Финвион преодолел оставшееся расстояние и попросил коня встать. Умное животное послушно замерло, а эльф несколько мгновений молчал, очевидно собираясь с мыслями, и расстегнул седельную сумку.
Спутники Арафинвэ разом выдохнули, ожидая развязки, а тот достал в конце концов венец, тот самый, который носил, будучи королем в Амане, и спешился. Говорить он ничего не стал — любые слова оказались бы в подобный момент излишни. Младший Финвион просто сделал еще два шага, положил свою корону на землю и отошел.
Казалось, можно было услышать не только полет комара, но и самые его мысли. Две группы нолдор напряженно следили за выражением лица молодого нолдорана. Тьелпэринквар же молчал. Без лишних слов он одним движением спрыгнул на землю, подошел к венцу и поднял его. Мгновение он пристально рассматривал его, а после сказал:
— Я принимаю его.
— Я отдаю венец, — заговорил в ответ Арафинвэ, и голос его наполнила легкая звенящая радость, — с уважением и бесконечной благодарностью, как более достойному. Владей им.
— Благодарю тебя.
Тьелпэринквар сделал шаг вперед, и родичи крепко обнялись. Верные все разом заговорили, поздравляя друг друга и своего короля, теперь одного для всех.
Индилимирэ вместе с Ненуэль подъехали ближе, и нолдоран представил их:
— Мои жена и дочь.
— Рад познакомиться с вами воочию, — ответил Арафинвэ и улыбнулся нисси.
Он вслед за Тьелпэринкваром вскочил на коня и, оглядев его спутников, спросил:
— Правдивы ли слухи, ходящие среди фалатрим?
— Какие именно? — уточнил Тьелпэ.
— Говорят, что король Трандуил вместе со своими синдар согласились следовать за тобой в другой мир.
— Да, это верно, — кивнул нолдоран, и взгляд его посерьезнел. — Совет состоялся через пять дней после нашего приезда, на берегу Эсгалдуина. Прибыли все, кто так или иначе стремился добраться, включая живущих внутри границ Дориата авари. Они тоже согласились.
— Понимаю, — кивнул Финвион. — Перспектива в скором будущем истаять не самая радостная, и даже при всей привязанности к Арде практически невозможно принять такой исход. Я и сам не могу.
— Так ты отправляешься с нами? — уточнил Тьелпэринквар.
— Да, мой король, — ответил Арафинвэ, и два последних слова сорвались с его губ легко и естественно, словно в мыслях он давно уже привык их повторять. — Куда же ты теперь?
Мгновение нолдоран молчал, глядя в сторону горизонта, словно что-то искал там, а после ответил:
— Нужно опередить летящие на крыльях ветра слухи и сообщить обо всем нолдор Ломинорэ и Хисиломэ. Затем мой путь будет лежать к фалатрим. Впрочем, владыка Новэ еще пару лет назад в приватной беседе подтвердил, что уйдет вместе со своей семьей в новый мир.
— Радостная весть, — откликнулся Арафинвэ. — Мудрость Кирдана пригодится нам.
— Согласен.
— Что ж, не буду задерживать тебя. Легкой дороги. Надеюсь, скоро встретимся снова.
— Уверен в этом.
Тьелпэринквар оглянулся, и от группы воинов отделились две высокие светловолосые фигуры — были это Галадриэль и Келеборн. Леди пустила коня быстрее и, спешившись, кинулась к отцу.
Птицы летали в небесах, что-то пронзительно крича на своем языке, однако Тьелпэ не стал прислушиваться. Убедившись, что встреча родичей завершилась благополучно, он попрощался с ними и вместе с семей и верными отправился на запад. Туда, где в отдалении уже виднелись высокие пики Эред Ветрин.
Индилимирэ торопила коня, однако старалась не обгонять родителей. И все же глаза ее горели нетерпением, а щеки пылали, подобно летнему закату. Скоро высокие травы стали заметно ниже, склоны круче, а камни под копытами крупней. Юная эллет ступала осторожно, выискивая малейшую опасность, и, может быть, именно поэтому совершенно не заметила выступивших из-за ближайшего валуна стражей, а с ними старшего Нолофинвиона.
— Рад видеть тебя в Ломинорэ, государь, — заговорил Финдекано и, улыбнувшись приветливо, чуть склонил голову.
— Я тоже, мой друг, — ответил Тьелпэринквар, — от всей души.
Фингон хотел уже что-то добавить, как вдруг Индилимирэ, подавшись вперед, радостно вскрикнула:
— Это ты? Ты тут случайно?
Эрейнион вышел из тени и, сняв с головы капюшон, рассмеялся тихим, ласковым смехом:
— Когда же ты поймешь, эленья, что случайностей не существует? Разумеется, я тут потому, что сам захотел. Узнал, что ты приедешь вместе с родителями, и не утерпел — отправился с отцом встречать вас. Мой король.
Последние слова, сопровождающиеся легким наклоном головы, были обращены уже к Тьелпэринквару. Тот вернул приветствие, и Эрейнион уверенно подошел к лошади Индилимирэ:
— Дальше вам всем предстоит немного пройти пешком — дорога узка и весьма камениста.
Он протянул руки и помог юной Тьелпэринквариэль спешиться.
Анар золотил простиравшееся впереди ущелье, укрытое у самого подножия густыми тенями. Гости в сопровождении хозяев двинулись вперед, предвкушая скорый отдых и ужин, и Гил Галад старался держаться поблизости от своей юной спутницы, чтобы в случае необходимости незамедлительно прийти на помощь. Впрочем, ни Тьелпэринквар, ни Финдекано не возражали. Индилимирэ же то и дело поглядывала на спутника исподтишка и в конце концов подала ему руку. Тот с благодарностью сжал ладошку, и вскоре между ними завязался оживленный разговор.
Дорога лентой бежала вперед, теряясь в золотисто-голубой дали.
* * *
— Ты готова к прогулке, эленья? — спросил юную подругу Эрейнион, и вновь Индилимирэ невольно отметила, как тот перед последним словом немного запнулся, словно не решался произнести, а во взгляде его появилось смущение.
«Звезда моя». Эллет еще раз с удовольствием мысленно повторила это слово и ощутила, как оно теплом разливается в душе. Словно котенок над ухом мурлычет.
Широкий крепостной двор был укрыт густыми рассветными тенями. Золотисто-розовые блики Анара отражались в стеклах покоев, в струях фонтанов и в шлемах дозорных. До общего собрания нолдор Ломинорэ оставалось еще несколько часов.
— Да, готова, — ответила наконец Индилимирэ на вопрос Гил Галада и широко, приветливо улыбнулась ему.
Лицо его в тот же миг озарилось идущим откуда-то из глубины фэа светом. Он подвел коня и, подставив руки, помог своей юной спутнице сесть.
Верные распахнули ворота, и двое нолдор покинули крепость, устремившись через поля на север, в сторону густых сосновых лесов.
— Не стоит бояться, — на всякий случай предупредил он. — Звери наши друзья, а ирчей в Ломинорэ нет.
— А я и не боюсь, — сообщила Индилимирэ и, оглянувшись через плечо, посмотрела своему спутнику в глаза.
— В благой час ты пришла в Арду, — ответил он. — Ты увидела красоту этого мира, но не помнишь тени, что накрывала ее много тысяч лет. Любая взрослая эллет непременно бы подумала об опасности.
Несколько мгновений дочь Тьелпэринквара раздумывала над словами. Наконец, она вновь заговорила:
— Может быть, я не столь смела, как это можно подумать. Ведь рядом со мной ты, а прежде всегда был отец. Вы оба знаменитые воины, о ваших подвигах квенди уже слагают песни, а атани — сказки. Ты ведь защитишь меня, если возникнет необходимость?
Она серьезно посмотрела на спутника, и Эрейниону вдруг показалось, что это взгляд не юной, но совершенно взрослой и мудрой нис.
— В тот же миг, — проговорил он тихим, немного задумчивым голосом.
Удовлетворенная ответом Индилимирэ кивнула и принялась рассматривать расстилавшийся перед глазами пейзаж — золотые бескрайние поля пшеницы, высокие зеленые пики елей и раскидистые кроны сосен. Из травы выпорхнула ржанка, и дева невольно рассмеялась.
— А куда мы едем? — наконец поинтересовалась она.
Вновь поглядев на Эрейниона, она успела заметить в его глазах выражение нежности, которое он поспешил спрятать, придав лицу серьезный вид.
— Здесь есть неподалеку одно мое любимое место — озеро с пологими песчаными берегами. Я часто отдыхал там в детстве с родителями. Хотелось бы показать тебе больше, но вы уже завтра утром покидаете нас.
— Но мы же не навсегда расстаемся, — поспешила успокоить его Индилимирэ. — Наверняка скоро увидимся на каком-нибудь празднике.
— Да, разумеется, — откликнулся Гил Галад, однако в голосе его юная дева не услышала радости, лишь легкую печаль.
Она помолчала, еще в силу возраста не понимая, что сказать и как продолжить, а там и сам Эрейнион заговорил об окружавших их красотах, и в скором времени беседа вновь стала непринужденной и веселой, какой была прежде. И все же Индилимирэ запомнила возникшее в груди ощущение света и ласкового тепла.
Они въехали под лесные своды, и юная эллет залюбовалась игрой бликов Анара среди ветвей. Однако скоро деревья закончились, и взору ее предстало широкое, овальной формы озеро, дальний берег которого терялся в укрытой прохладными тенями дали.
Эрейнион поспешил спрыгнуть на землю и, подойдя ближе, помог спешиться Индилимирэ.
— Благодарю! — радостно воскликнула она и повела коня к воде, чтобы тот мог попить.
Ее спутник отстал, и некоторое время нолдиэ одна плескалась у берега. Она помогла освежиться коню и, отпустив его пастись, присела на корточки и зачерпнула полную пригоршню воды, с удовольствием плеснув себе на лицо.
— Уютное место, — в конце концов решила она и оглянулась на Эрейниона.
Тот стоял в стороне, и на лице его читалась глубокая задумчивость, словно нолдо на что-то решался. Дева замолчала, не желая ему мешать, однако не сводила внимательного, любопытного взгляда. Скоро сын Финдекано посмотрел на свою спутницу и одновременно куда-то за горизонт. Или, может быть, в будущее?
— Индилимирэ, я, — начал он и замолчал, будто вновь провалился в собственные мысли.
Дева подобралась, предчувствуя, что услышит сейчас нечто важное, и обратилась в слух.
Над их головами громко, жизнерадостно пели птицы. Лес дышал густой пряной свежестью.
Эрейнион сунул руку в карман и достал оттуда серебряный кулон в виде россыпи незабудок на тонкой цепочке. Индилимирэ встала.
— Вы завтра уедете, — заговорил он, тщательно подбирая слова. — И, возможно, до самого Большого Похода мы больше не увидимся. Но тогда…
Он снова запнулся и посмотрел подруге в глаза. Она посмотрела на него ободряющим взглядом, и он продолжил:
— Пройдет сорок восемь лет или немного меньше. Ты уже будешь взрослая.
— Да, — подтвердила Индилимирэ. — Мне будет больше лет, чем было Тинтинэ в год знакомства с Тьелкормо.
— Скажи, ты позволишь мне тогда быть рядом, заботиться о тебе? Во время самого перехода и после него. Сказать…
Он не договорил, потому что для этих слов время еще не пришло, но дева и сама обо всем догадалась. Потому что чувствовала то же самое. Она подошла и протянула руку к кулону:
— Это ведь сделано для меня? Если так, то я беру его. И я отвечу тебе, что да — разумеется, позволю. И мы обо всем еще раз поговорим потом, перед Большим Походом. Когда придет время.
Эрейнион с облегчением выдохнул и отпустил цепочку, позволив дару опуститься в протянутую ладонь. Больше к этому разговору они не возвращались, но уже вечером, когда оба вернулись в крепость, их отцы поняли, что еще две фэар сделали свой выбор. Келебримбор и Гил Галад посмотрели друг другу в глаза, и отец Индилимирэ кивнул. Сын Финдекано вздохнул с облегчением, и все начали готовиться к предстоящему собранию.
Народ Ломинорэ выразил готовность следовать за королем в новый мир, и утром нолдоран с семьей отбыли в гавани к фалатрим.
Долгий путь продолжался.
Тьелкормо откинулся на спинку стула и немного устало потер глаза.
Первый утренний золотой луч лениво, даже несколько вальяжно полз по столу. За окном пронзительно заливались синицы и пеночки.
«Пожалуй, мелиссэ может проснуться от этих трелей», — подумал Турко, и на душе у него сразу стало теплее, а усталость отступила.
Подарок для жены к празднику Имянаречения сына был наконец готов. Новый охотничий пояс с серебряными кольцами для необходимых в походе мелочей, с петлями для ножен, с небольшой сумкой и с украшениями в виде костяных пластин и тиснения. Тьелкормо подался вперед и, взяв его в руки, еще раз придирчиво оглядел. На нем по полю, среди высоких трав, бежала лань, а позади нее лозы хмеля и вьюнков сплетались, образуя причудливый, замысловатый узор. Рядом на столе лежала широкая кожаная повязка для волос с более простым тиснением в виде листьев березы, однако мастер был убежден, что Тинтинэ оба дара непременно понравятся.
В памяти его вновь сами собой всплыли горячие объятия любимой, которые так не хотелось покидать, даже ради готовившегося сюрприза, и сладкое посапывание Элемара в кроватке.
«Нет, все же ей и правда должен понравиться подарок», — без видимой связи с предыдущими мыслями подумал он и начал поспешно собираться, пока Анар не успел подняться достаточно высоко.
Завернув повязку и пояс в мягкую ткань, он сунул сверток за пазуху и поспешно вышел из мастерской.
Пряный запах меда и свежести ударил в грудь. Голова немного закружилась от радости и предвкушения грядущего праздника.
«Сын, — подумал Фэанарион с нежностью. — Когда я покидал вслед за отцом и братьями Аман, то даже подумать не мог, что встречу здесь, в смертных землях, свою судьбу и приведу с нею в мир ребенка».
Малыш родился уже три месяца назад и более всего лицом и необычными, красивыми медовыми глазами походил на мать. От отца же ему достались золотые волосы и немного ехидная улыбка, о которой Турко несколько раз говорила Тинтинэ. Сам он себя со стороны все время видеть не мог, а потому не получалось и сравнить. Когда же Тьелкормо подходил с малышом к зеркалу, то ни о каком ехидстве речь и не шла — его лицо светилось абсолютным счастьем. Однако Лехтэ подтверждала слова своей родственницы, и обеим нисси Охотник безоговорочно верил.
Он спешным шагом шел по усыпанной гравием тропинке, когда из-за куста жимолости показалась Индилимирэ. Увидев Тьелкормо, она тут же остановилась и придала лицу как можно более невинное выражение:
— А я что? Я ничего. Я уже взрослая, а потому не шалю.
Однако лукавый блеск глаз выдавал эльфиечку, потому старший родич только весело рассмеялся:
— Да уж, взрослая, сам вижу. Поверить не могу, что менее чем через пятьдесят лет буду выдавать замуж внучку младшего брата.
Лицо юной эллет неуловимо переменилось, и уже другим, совершенно серьезным взглядом он заглянул в ее зрачки и увидел на дне их недетскую вдумчивость, мудрость столетий, а так же предчувствие грядущего. Фэанарион даже головой тряхнул, отгоняя наваждение.
— Эрейниону привет передавай, — невпопад буркнул он и пробормотал: — Еще бы Нельо с Амбаруссами женить.
Последняя фраза была сказана тихо, однако Индилимирэ услышала. В голос фыркнув, она охотно затараторила:
— Насчет близнецов не знаю, а Майтимо женится еще не скоро, не раньше чем через три сотни лет, скорее даже от пятисот до тысячи. Прошу прощения, я на такие далекие расстояния еще не очень хорошо вижу.
От серьезности слов малышки Турко пробрал озноб, и он ответил деланно шутливым тоном:
— Ну ты и предсказательница! Признаться, я надеялся, что это произойдет быстрее.
Дочка Тьелпэринквара пожала плечами:
— Ты сам подумай: сначала он вырастил шестерых младших братьев, потом были плен и несколько столетий практически непрерывных битв. Ты серьезно считаешь, что он скоро захочет брать на себя новую ответственность? Он же еще и в новом мире будет одним из первых исследователей…
— А Амбаруссы? — не удержался от вопроса Турко.
— Не знаю, — беспечно пожала плечами Индилимирэ. — Но их же с детства двое! Им и без жен не скучно.
Теперь Фэанарион уже расхохотался в голос:
— А ты считаешь, что семью заводят только потому, что больше нечем заняться? Какая же ты еще малышка! По твоей логике, я тоже не должен был бы жениться, потому что и на охоте могу вполне неплохо развлечься. А твой дедушка Курво себе может найти занятие в мастерской.
На лице Индилимирэ отразилась напряженная работа мысли, и Турко, сжалившись над нею, добавил:
— Не думай сейчас об этом — ты, в самом деле, еще молода и в силу возраста не можешь понять кое-чего.
— А Эрейнион понимает?
— Убежден, что да, хотя это, конечно, еще не любовь. Но вы оба квенди, а для эльфа нормально сперва сделать выбор, а лет через тридцать или пятьдесят полюбить.
— А это произойдет? — уже с надеждой спросила она.
— Без всяких сомнений, раз ваши фэар выбрали друг друга.
Они некоторое время молчали, обдумывая все, что было сказано, а после Турко на всякий случай решил уточнить:
— А Майтимо точно женится?
— Я уверена, — подтвердила Индилимирэ. — Я вижу это. И потом, он же эльф, а не какой-нибудь там адан.
— Вот теперь ты говоришь как взрослая нис, а не как ребенок, — вновь рассмеялся он. — Ладно, беги и передавай от меня привет Эрейниону. А я пойду, надо успеть еще кое-что сделать до праздника.
Он помахал рукой юной родственнице и быстро пересек двор. Взбежав по лестнице донжона, он толкнул дверь покоев и вошел в спальню.
В золотистом утреннем свете танцевали пылинки. Неуловимо пахло свежестью. Тинтинэ сладко спала, положив ладонь под щеку. Тьелкормо улыбнулся с нежностью и, заглянув в колыбель и убедившись, что сын еще не проснулся, он проворно разделся и забрался под одеяло. Бережно обняв жену одной рукой, он прижал ее к своей груди и поцеловал в затылок. Любимая улыбнулась во сне и тихонько заворочалась.
— Melmenya, — прошептал Турко, обдав ее шею горячим дыханием, и, проведя ладонью по уже вновь плоскому животу, остановился на груди.
Тинтинэ обернулась, еще не сморгнув с длинных золотисто-карих ресниц сон, и потянулась к мужу.
Мягкие изгибы тела жены, ее жаркие, ласковые объятия кружили ему голову. Тьелкормо все целовал и целовал ее и чувствовал, что никак не может насытиться. Душу до конца, до самых отдаленных уголков, затопляло счастье.
За окном оглушительно пели птицы, и обоим казалось, что их качает на мягких морских волнах, а верх и низ поменялись местами.
Страсть накрывала, подобно бурному шторму, а двое, слившись воедино, все двигались, убыстряя темп и грозя провалиться в неведомые, такие притягательные и манящие пучины.
Вырвавшийся из горла Тинтинэ крик поглотил поцелуй мужа. Прошло немало времени, прежде чем оба смогли прийти в себя и отдышаться. Турко гладил плечо и спину любимой, уютно пристроившейся у него на груди, и чутко прислушивался к доносившимся из колыбели звукам. Однако Элемар спокойно спал, сладко посапывая.
— С добрый утром, мелиссэ, — наконец прошептал Тьелкормо жене.
— С добрым, — весело фыркнула та в ответ.
— Жаль это говорить, но пора собираться.
— Да, пожалуй.
Он потянулся и еще раз поцеловал жену. Затем проворно вскочил и, приведя в себя в порядок, оделся в заранее приготовленные вещи.
Пока Тинтинэ кормила проснувшегося наконец Элемара, он просто стоял, любуясь и предвкушая, как скоро вновь будет ходить на охоту вдвоем с женой. А, может, затем и вместе с сыном. В последнем он, правда, не был уверен — Тинтинэ говорила, что силы их малыша, когда он вырастет, будут направлены на созидание, хотя, подобно родителям, он будет любить все живое — и келвар, и олвар.
«Что ж, поглядим, — подумал Тьелкормо и, взяв эльфенка из рук любимой, принялся его одевать. — В любом случае, с такими талантами у нас в семье еще никого не рождалось, а, значит, будет очень интересно наблюдать».
Анар все выше забирался на небосвод. Из сада уже доносились оживленные голоса, звуки музыки и ароматы угощений. Элемар смеялся, пытаясь поймать севший к нему на щеку солнечный зайчик, и Турко, глядя на него, прислушивался к ощущению бесконечной нежности в собственной груди.
Наконец, уже полностью одетая Тинтинэ вышла из гардеробной, окутанная нежным сиянием жемчуга и мягким мерцанием золотой парчи. Муж несколько мгновений смотрел на нее, а после подошел и, перехватив сына поудобнее, поцеловал, прижав к себе одной рукой.
— Не хочу идти вниз, — сообщил он ей на ухо. — Но надо. Все же долгожданный день.
— Нашим будет потом весь вечер, — пообещала жена и взяла Тьелкормо под руку.
Фэанарион осанвэ обратился к музыкантам, и флейты с арфами в саду заиграли громче. Элемар засмеялся, радуясь чему-то, понятному только ему одному, а стражи у покоев тем временем распахнули двери. Супруги спустились вниз, и Турко, оглядев собравшихся на праздник гостей, подумал: «Хорошо, что теперь появляется все больше поводов вот так собраться всем вместе».
Приехали почти все братья и кузены с семьями, были родители Тьелкормо и Тинтинэ, родичи Лехтэ, верные, пришедшие издалека и из расположенных поблизости поселений. Ворота вновь, как и в день свадьбы, пришлось распахнуть, и только стражи на стенах напоминали, что обстановка в Белерианде еще далека от беспечного спокойствия.
Фэанарион нашел взглядом одного из командиров. Тот молча кивнул, давая лорду понять, что все благополучно, и тогда Турко вместе с женой и сыном пошел вперед. Туда, где на широкой поляне были расставлены полукругом столы. Остановившись под высокой, увитой плющом и цветами аркой, объявил:
— Позвольте представить вам моего сына, рожденного моей возлюбленной женой Тинтинэ. Я даю ему имя Элемар…
Он говорил, а в высоком небе кружили, словно приветствуя их всех, ласточки. Младенец наблюдал за их полетом, и Тьелкормо подумал, что верно, должно быть, выбрал ребенку имя.
Макалаурэ держал на руках собственного уже подросшего малыша, и в голове у молодого отца вновь мелькнула мысль: «Интересно, будут ли наши дети дружить, как дружили их отцы? Впрочем, до тех пор еще много лет, Большой Переход и новый мир. Может быть, и не до того будет. А дар Тинтинэ искать воду нам всем там точно пригодится».
Волнение исследователя, подобно туго натянутой струне, зазвенело в сердце. Он оглянулся на мелиссэ, уже почти воочию представляя, как они с нею рука об руку узнают неведомые края, и окрыленная этой мыслью фэа воспарила высоко к небесам.
— Пусть будет счастлив малыш! — послышались со всех сторон поздравления.
Когда и с этим было покончено, а подарки вручены, Тьелкормо уложил Элемара в ореховую кроватку под раскидистой вишней и обнял любимую.
— У меня для тебя подарок, — довольным голосом сообщил он.
— Какой? — заинтересовалась Тинтинэ.
Муж достал из кармана котты сверток и вручил, с удовольствием наблюдая, как загораются восторгом глаза жены. Она с нежностью погладила тонко выделанную кожу пояса и пообещала:
— Я скоро обязательно смогу поехать с тобой! Сама жду этого.
Фэанарион наклонился и поцеловал ее, с удовольствием вдыхая родной, ни на что не похожий аромат волос.
Пир пошел своим чередом, а когда сад укрыли сумерки и начались танцы, родители, оглянувшись в очередной раз на колыбель сына, увидели, как ее обвил только что выросший плющ, а на бортик кроватки сел соловей и, прочистив горлышко, запел.
Бескрайние поля цветущего вереска, раскинувшиеся от верховий реки Арос почти до самого Келона и северных гор, соревновались в цвете с широким закатным небом. Ветер разносил тягучий, немного горьковатый запах меда и печальное, надрывное пение птиц.
Восточный край горизонта ощетинился густым частоколом елей и пушистых сосен и казался уснувшим, даже почти безжизненным. Однако скоро со стороны главной крепости нолдор Химлада показалась группа всадников, скакавшая на запад, и стала быстро увеличиваться в размерах. Предводительствовала ими высокая статная эллет лет пятидесяти на вид, одетая в платье цвета вереска, с тяжелой копной густых черных волос, свободной волной рассыпавшихся по плечам. Она остановила своего гнедого жеребца и, приложив руку к глазам, всмотрелась в укрытую еще знойным маревом даль. На шее ее блеснул серебряный кулон в виде россыпи незабудок. Наконец, разглядев что-то, она радостно вскрикнула и пустила своего коня в галоп.
— Дедушка Глорфиндель! — приветствовала она, остановившись перед группой всадников, только что, должно быть, перешедших через брод Ароссиах. — Лорд Эктелион! Ясного вечера всем вам.
— Мы тоже рады видеть тебя, дорогая, — улыбнулся бывший лорд Дома Золотого цветка и, склонив в приветствии голову, оглядел внучку. — Какая ты стала! Совсем уже взрослая и такая красивая!
Индилимирэ в ответ тряхнула волосами и привычным движением расправила плечи:
— Благодарю, дедушка.
В серьезном взгляде ее, в самой осанке и горделивой позе сквозило величие, однако без надменности, которую до сих пор можно было встретить иногда в глазах ее родственницы Галадриэль. Напротив, яркий свет в глубине казавшихся бездонными глаз и приветливая улыбка дарили собеседнику ощущение счастья и бесконечной, незамутненной никакими бедами радости.
Она уже сделала движение, намереваясь очевидно что-то сказать, когда из-за спин верных показался еще один всадник, и лицо дочери нолдорана осветилось ярче Древ в Час Смешения Света.
— Эрейнион! — воскликнула она, и сын Финдекано широко улыбнулся.
— Индилимирэ! — позвал он ее в ответ и, остановившись напротив, на расстоянии всего лишь вытянутой руки, несколько долгих мгновений неотрывно смотрел на нее.
Дыхание нолдо было неровным и даже каким-то рваным. На бледном от волнения лице ярко горели двумя факелами глаза. Нис и нэр молчали, не решаясь нарушить словами нечто хрупкое и нежное, что протянулось между ними от одного сердца к другому и повисло, сгустив самый воздух.
— Индилимирэ… — вновь прошептал Эрейнион.
— Да, это я, — подтвердила дева.
— Рад встрече. Сколько же мы не виделись?
— Тридцать один год. Ты не приезжал с самого Эссекармэ(1) Элемара.
В словах принцессы не было упрека, и все же Гил Галад виновато опустил глаза:
— Дела не пускали.
— Понимаю, — кивнул дева и перевела взгляд на Глорфинделя. — Атто просил проводить вас прямо в крепость. Сейчас он не может приехать лично, потому что они вместе с дедушкой Атаринкэ и с лордом Фэанаро заканчивают установку устройства перехода. Отлучиться никак невозможно.
— Все хорошо, — успокоил ее родич и первым тронул коня, направившись в сторону крепости. — Мы прибыли немного раньше намеченного срока и теперь намереваемся основательно отдохнуть. А ты сейчас куда?
— Отправлюсь посмотреть на установку, — ответила охотно Индилимирэ. — Очень интересно.
— Позволишь поехать с тобой? — поинтересовался, поравнявшись с девой, Эрейнион.
— С удовольствием, — ответила та. — Это здесь, неподалеку.
И она махнула рукой в сторону северных гор.
Анар тем временем опускался все ниже, и скоро на небосводе начали зажигаться первые звезды. Лошади, проведшие в пути не один день, громко ржали, предчувствуя долгожданный отдых. Дозорные на стенах протрубили, приветствуя гостей, и начали открывать ворота.
— Теперь я покину вас, — сообщила Индилимирэ и весело улыбнулась. — Хорошей вам ночи, лорды.
— И тебе приятной поездки, — откликнулся Глорфиндель.
— Благодарю!
С этими словами она развернула коня и пустила его рысью в сторону ущелья Аглона. Впрочем, не доезжая гор, Индилимирэ и Эрейнион свернули и направились параллельно им. Туда, где на горизонте возвышалась густая, казавшаяся непроходимой в столь поздний час роща. Четверо верных следовали за ними. Скоро дева углубилась в подлесок, однако через четверть часа вновь выехала на равнину. Остановившись на возвышении, она сделал знак своему спутнику и, задержав дыхание, прошептала:
— Вот он. Эльмен Сарриндэ.
Глаза ее сверкнули восторгом, и сын Финдекано, преодолев разделявшее их расстояние, глянул вниз.
— Это просто невероятно! — воскликнул он, не скрывая охватившего фэа восхищения.
Там, на широком поле, поросшем все тем же вереском, возвышались установленные в круг гигантские мегалиты.
— Один, два, три, четыре… — начал считать Эрейнион.
— Пятьдесят шесть, — охотно пояснила Индилимирэ. — В центре камень, ступив на который, квенди будут переправляться в новый мир. Ближайшая к нам арка — вход, а на противоположной стороне — то, с помощью чего устройство будет приводиться в действие.
— Ты знаешь, что там сейчас происходит? — полюбопытствовал Эрейнион и выжидающе поглядел на спутницу. Глаза его горели азартом исследователя, и юная нолдиэ ощутила, как фэа ее живо откликается на него, а огонь в зрачках спутника разжигает в собственной ее груди пожар.
— Разумеется, — ответила она и, подавшись вперед, указала на крохотные фигуры родичей. — Утром они установили последний мегалит, а сейчас закончили наносить руны. Видишь, атто входит внутрь и становится под северную арку?
— Да, конечно, — кивнул Эрейнион.
— Сейчас он будет настраивать Эльмен Сарриндэ. Только он может сделать это и никто более. Стандартная предосторожность от непрошеных гостей. Все Песни, все руны были составлены и нанесены так, что запустить устройство и открыть врата в новый мир может только нолдоран Тьелпэринквар и больше никто. Лишь он один. Поэтому потом, когда настанет время, он последним пройдет через Врата. И тогда они погаснут.
— Навсегда, — прошептал Гил Галад, не открывая от развертывающегося действа взгляда.
Индилимирэ кивнула и, подъехав еще ближе к спутнику, остановилась от него на расстоянии ладони. Сын Финдекано протянул руку и, когда принцесса вложила пальцы, бережно, но крепко сжал их.
А там, внизу, на равнине, мастера уже заканчивали сворачивать более ненужные лебедки. Озаренные светом Итиля руны на камнях поблескивали серебром. Куруфинвэ Атаринкэ вместе со своим отцом, стоя чуть в стороне и не спуская глаз, напряженно следили за Тьелпэринкваром, готовые в случае необходимости прийти на помощь.
А нолдоран, встав в конце концов под арку, вытянул руки, коснувшись пальцами боковых колонн, и закрыл глаза, обратив лицо к небу.
Дыхание Эрейниона и Индилимирэ перехватило, в груди часто и гулко забилось волнение.
Тьелпэринквар приоткрыл губы и, вдохнув глубоко, запел. Роа его окутало густое серебряное свечение. Руны на камнях вспыхнули яркими, идущими словно из глубины, огнями. Эти два потока потянулись друг к другу, и голос нолдорана зазвучал сильнее и громче.
— Если вдруг с отцом что-то случится, — вновь вполголоса заговорила Индилимирэ, — то всю работу по созданию Эльмен Сарриндэ придется начинать с самого начала, с нуля. Прежние наработки не годятся для других нолдор.
— Все будет хорошо, — успокоил он деву и вновь чуть сжал ее пальцы.
— Благодарю, — с нежностью улыбнулась та.
— А что случится, когда настройка Врат закончится? — спросил Эрейнион чуть позже. — Глорфиндель с Эктелионом упоминали разведку.
— Да, — кивнула принцесса. — Первый отряд должен будет пройти через работающие Врата, установить на той стороне маяк и узнать, что же ждет нас там, по ту сторону. Потом, в назначенный час, отец создаст им путь назад.
— Маяк понадобится для последующих разведок, я правильно понимаю?
— Да. В ближайшие пятнадцать лет нужно будет много исследовать новый мир, подготовить его для всех, кому он станет домом. Тем временем квенди будут собираться, и в назначенный час начнется переход.
Несколько долгих мгновений Индилимирэ молчала, и наконец прошептала, с восхищением глядя на творение рук своих родичей:
— Я точно знаю, что не было и не будет создано в Арде ничего более великого, чем Эльмен Сарриндэ. Даже спустя многие тысячи лет, когда самое назначение устройства окончательно выветрится их хрупкой памяти атани.
— Разумеется, не будет, — живо отозвался Гил Галад, — ведь ее создавали три величайших мастера Арды.
Далеко внизу Фэанаро, должно быть, ощутив наконец присутствие гостей, обернулся, но ни Эрейнион, ни Индилимирэ уже не заметили этого. Они глядели только друг на друга и видели свет звезд в глазах. Нэр подался вперед, взял нис за руки, и тогда в душе его, в самой глубине сердца, зазвучала песнь. Не желая тревожить мастеров внизу и мешать нолдорану, он просто пошире распахнул осанвэ, и тогда мелодия раздалась для них двоих — для Эрейниона и Индилимирэ.
«Так вот значит какая она, любовь!» — с волнением подумал он.
То, что билось внутри него, не было похоже ни на что, испытанное ранее. Две фэар, два сердца наконец открылись друг другу, и любовь забилась, зазвучала в полный голос, навсегда соединив их души и жизни.
— Эрейнион, — прошептала дочь Тьелпэринквара, по-прежнему глядя спутнику в глаза.
— Индилимирэ, мелиссэ…
Он наклонился, очевидно намереваясь поцеловать ее, но рядом были верные, а потому он просто бережно обнял ее одной рукой, и оба, склонив головы друг к другу, продолжили наблюдать за настройкой Врат.
Песнь из уст Тьелпэринквара лилась, становясь частью трав, неба и самих мегалитов. Звезды плыли по небу, и тогда, когда последняя из них погасла, уступив место нарождающемуся утру, возведение Эльмен Сарриндэ было завершено. Нолдоран замолчал и, вытерев со лба пот, оглянулся на холм и нашел глазами дочь, по-прежнему наблюдавшую за ним вместе со своим возлюбленным.
Над горизонтом поднимался Анар.
* * *
Куруфин появился в покоях, когда Анар успел подняться над верхушками деревьев и позолотить поля. В прозрачно-голубом небе летали ласточки. Со двора доносились голоса верных, ржание лошадей и звон металла.
На ходу крикнув жене: «Ясного утра!», он, не задерживаясь, прошел в купальню и долго плескался там, с шумом отфыркиваясь. Наконец, смыв пот и приведя себя в порядок, он появился в спальне и огляделся.
Лехтэ сидела у окна и вышивала узор на недавно сотканном отрезе виссона. Заметив движение в комнате, она оглянулась и улыбнулась мужу. Тот подошел ближе и, встав за спиной, некоторое время наблюдал за работой.
— Не надоело? — поинтересовался он наконец.
— Немного, — призналась Лехтэ. — Ты же знаешь, что вышивание никогда не входило в число моих любимых занятий. Но другой работы нет, а эту тоже делать надо.
— Леди в Химладе теперь стало много и работы на всех не хватает? — хмыкнул Курво.
— Точно, — кивнула жена. — Пора прореживать наши ряды.
— Даже думать не хочу, что ты имела в виду под этими словами, — взгляд Фэанариона стал колким, губы сжались в ниточку.
— Просто шутку, — улыбнулась примирительно Лехтэ. — Так что там с Эльмен Сарриндэ? Как ваши дела?
В голосе ее звучало неподдельное любопытство, и взгляд Искусника мгновенно смягчился. Наклонившись, он быстро поцеловал жену и ответил на ее вопрос:
— Все закончено. Теперь остаются только разведка и сборы, так что на ближайшие девятнадцать лет я совершенно свободен и могу полностью посвятить себя тебе и нашему будущему ребенку.
— Ты в самом деле готов его привести? — серьезно спросила жена.
— Да, — ответил, не раздумывая, муж.
Мгновение они молчали, а после Лехтэ, бросив долгий взгляд на поля за окном, заметила:
— Инди говорит, вы сделали нечто действительно потрясающее.
Искусник оживился:
— Хочешь посмотреть?
— Очень!
Глаза нолдиэ загорелись, и муж, ухмыльнувшись, снова быстро поцеловал ее в шею и подал руку:
— Тогда пошли. Хватит тут уже чахнуть за пяльцами.
Она наскоро привела себя в порядок, захватила плащ, и супруги, спустившись вниз, направились в конюшни.
День разгорался, разнося над садом аромат наливающихся спелыми соками яблок.
Куруфин подсадил жену на коня и вскочил в седло сам. Верные распахнули ворота, и лорд с леди, дав воинам знак не провожать их, направились на север.
Лехтэ с наслаждением вдыхала дурманившую медовую свежесть и, чуть сощурив глаза, всматривалась в горизонт.
— Вон там, — наконец указал ей муж на густую, залитую золотыми лучами рощицу. — Прямо за деревьями.
Скоро они миновали их и выехали на холм. Можно было подумать, что в этом месте даже птицы благоговейно замерли, не решаясь нарушать почтительную тишину трелями. Лехтэ вслед за Искусником спешилась и, пустив коня пастись, отправилась далее по тропе. Муж взял ее за руку, слегка сжав пальцы, и жена вновь улыбнулась, однако тут же вновь обратила внимание на поставленные в несколько кругов мегалиты.
— Действительно, впечатляюще, — проговорила она, обойдя их и остановившись перед южными воротами.
— Отсюда народ Перворожденных и отправится в путь, к новым звездным берегам, — в тон ей ответил Искусник.
Жена посмотрела на него и спросила:
— А помнишь нашу свадьбу?
— Хороший вопрос, — не удержался муж от ехидного смешка. — Если я скажу «нет», ты мне вряд ли поверишь.
— Я имею в виду не саму церемонию, — пояснила Лехтэ, — и не первую ночь в ромашковых полях.
— А о чем ты тогда?
— О разговоре, который был после. Мы думали тогда, что всю свою жизнь, до самого конца Арды, проведем в Амане. А в итоге оказались волею судьбы в Белерианде. Теперь она несет нас дальше, к новым звездам. А где мы окажемся через несколько тысяч лет? Быть может, эта волна, порожденная в некогда Благом краю, донесет нас до самых берегов Эа.
Одну бесконечно долгую минуту Искусник молчал.
— Кто знает, — наконец ответил ей он. — Если так случится, то я не расстроюсь. Главное, ты будь рядом со мной в этот момент.
— Сделаю все, что меня зависит, — пообещала Лехтэ. — Но я вот что подумала. Стоит ли приводить нашу дочь в мир, который ей не будет принадлежать?
— Стоит, — уверенно ответил муж. — Ведь наша память — это часть нас самих. Мы можем стремиться вперед, но нет необходимости вовсе отказываться от прошлого.
— Тогда я готова.
Не говоря более ни слова, Курво подхватил жену на руки и понес ее внутрь Эльмен Сарриндэ, почти к самому центральному камню. Расстелив на траве свой плащ, он увлек на него любимую.
Мироздание сжалось в точку, а после расширилось до бесконечности, зовя за собой две фэар и окружавшие их звезды, приглашая их в волшебный, не похожий ни на что хоровод. Можно было подумать, что небо и земля поменялись местами. Однако два сердца продолжали биться в унисон. А скоро вместе с ними забилось и третье.
* * *
Свечение делалось с каждым мгновением все ярче и ярче, пока в какой-то миг не превратилось в ослепительную вспышку. Воздух стал гуще и словно тяжелее, а две мелодии, звучавшие с того момента, как Маэдрос шагнул в середину, слились в одну, новую и прекрасную.
Нежный сиреневый луч причудливо отразился в волосах Нельяфинвэ. Лорд Химринга внимательно изучал новый мир, впервые открывшийся эльфам.
Глорфиндель и Эктелион стояли рядом, но чуть сзади относительного нового светила. Понять, поднимается оно или же заходит удалось лишь спустя некоторое время, когда новое солнце медленно начало взбираться по небосклону.
Сине-зеленая трава приятно ласкала ноги, словно призывала снять сапоги и пройтись по ней босиком. Однако разведчики не спешили. Предельно собранные и внимательные, лорды и небольшой отряд верных продвигались вперед, туда, где зеркальная гладь озера или широкой реки отражала высокие деревья, чем-то напоминавшие сосны.
Незнакомые птицы или же очень похожие на них создания приятно пели, гармонируя с окружавшим их миром.
— Думаю, здесь сделаем небольшой привал, — поделился своими мыслями Майтимо.
Другие лорды его поддержали, и вскоре нолдор уже сидели на высоком берегу и любовались открывавшимися видами.
Часть верных собрала образцы почвы и пород, другие принялись исследовать растения. Конечно, новый мир предстояло еще долго изучать, но хотя бы приблизительное представление о нем стоило иметь еще до переселения.
— Не забудьте, ни кристалла, ни пылинки не должно попасть в Арду. Иначе это может привести к непредсказуемым последствиям, — напомнил Маэдрос.
— Одежду и обувь тоже оставим? — поинтересовался Эктелион.
— Не хотелось бы, но и такой вариант мы обсуждали с Тьелпэринкваром и отцом, — ответил Фэанарион.
— Все равно, что-то мы принесем на себе. На теле, волосах… — задумчиво проговорил Глорфиндель.
— Мы не можем остаться здесь. Мы разведка. Значит, должны постараться вернуться в Арду не измененными, насколько это возможно, — произнес лорд Химринга и встал, призывая верных и лордов продолжить исследовать их будущий дом. Сам же он принялся собирать и устанавливать маяк.
* * *
Фэанаро нашел старшего внука в мастерской. Тот задумчиво перебирал камни и не сразу заметил появление деда. Пламенный Дух с интересом наблюдал, пытаясь разгадать замысел Тьелпэринквара. Наконец, Куруфинвион отложил в сторону прозрачный, как утренняя роса, камень. Через некоторое время к нему добавился ярко-синий сапфир, а еще позже густо окрашенный рубин.
— Огонь, вода и воздух, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Феанор.
— Ты прав, — согласился Тьелпэ. — Но изначально я не обращался к этим стихиям.
— Верю. Но вышло именно так, — кивнул Пламенный. — И это неспроста.
— Конечно, — Тьелпэринквар встал и прошелся по комнате. Феанор не мешал младшему мастеру и взял в руки оставшиеся самоцветы.
— Понимаешь, — наконец заговорил Тьелпэринквар, — я хочу выковать три кольца. Они покинут Арду вместе с нами и помогут не забыть… нет, не то слово, немного изменить… тоже не то!
Тьелпэ нахмурился, но Феанор его понял.
— Я уловил твою мысль. Она очень, очень правильная!
— Я рад, что ты не счел это пустой затеей, — улыбнулся Куруфинвион.
— Конечно, нет, — глаза Фэанаро блеснули, отражая внутреннее пламя. — А еще мы вместе создадим кольца для наугрим и атани. Пусть помнят, какой была Арда и какой стала. А носящий их всегда сможет получить нашу помощь, пусть и мысленную.
— О таком я даже и не думал! — воскликнул Тьелпэринквар. — Это… это будет замечательно. И я так давно хотел поработать вместе с тобой, — наконец произнес он и обнял деда.
1) праздник Имянаречения
Налетавший порывами теплый южный ветер трепал темные волосы стоявшей на валганге нолдиэ, подол ее нежно-голубого платья и широкие, напоминающие крылья птицы, рукава. Море у причалов завивалось водоворотами, без слов сообщая фалатрим, что сегодня на хороший улов не стоит рассчитывать. Серебристый ковыль у подножия горы Тарас клонился к земле, сам похожий на океан.
Нисимэ с волнением всматривалась в восточную часть горизонта. Она то замирала, прижимая ладони к груди, то принималась ходить, отмеряя лиги. Однако чаще она глядела куда-то вдаль и одновременно внутрь себя, и даже стоявший рядом отец ее Фарион не мог бы сказать, где блуждали мысли его дочери. Или мог?
— Информация об отряде орков подтвердилась? — спросил он тихо у дежурного командира.
— Да, — подтвердил он. — Крупный — около двух десятков голов. Впрочем, посылать воинов нет нужды — лорды уже с ним расправились.
Комендант северного форта кивнул и вновь перевел взгляд на дочь. Мысль, уже многие месяцы назад поселившаяся у него в голове, постепенно переросла в уверенность, и только понимание того, что в жизни Эктелиона Фонтанного уже была любовь, не давала с легким сердцем принять судьбу Нисимэ. Однако и отвергнуть ее он тоже не мог.
Дева в очередной раз вздохнула, выискивая у горизонта что-то, и ее отец задумался, вглядываясь в мягкие, правильные черты лица: «Но она-то ведь его точно любит. Готов ли ты, если что, пожертвовать ее счастьем? Что лучше — вечное ожидание непонятно чего, или брак с любимым? Пусть даже с его стороны будет просто добровольное согласие…»
В последнем он, правда, не был уверен. Многочисленные жесты, взгляды, которые то и дело бросал бывший лорд Дома Фонтанов на его уже давно взрослую дочь, бережные прикосновения говорили о том, что сердце Эктелиона не безмолвно. Но здесь и сейчас отец никак не мог дать самому себе окончательный ответ.
Вдруг на горизонте показались несколько темных точек, и Нисимэ встрепенулась. Порывисто подавшись вперед, она всмотрелась в залитую полуденными лучами даль и вскрикнула радостно:
— Он едет!
Легко и проворно, словно быстрокрылая чайка, дева сбежала по тропке, что вела к подножию горы, и проскользнула в немного приоткрытые ворота.
— Леди, куда вы?! — крикнул один из дозорных, но Нисимэ его уже не слушала.
Двое воинов кинулись за лошадьми, а нолдиэ все бежала и бежала прямо через поля, оставляя за спиной мягкие волны ковыля.
Один из всадников отделился от основного отряда, и фигура его стала быстро расти.
— Эктелион! — узнала его Нисимэ и вскрикнула радостно. — Лорд Эктелион…
Подъехав почти вплотную, он притормозил и, свесившись с лошади, подхватил деву и усадил ее прямо перед собой, прижав к груди. Та спиной ощутила, как часто, взволнованно колотится его сердце. У нее у самой дыхание перехватывало.
— Здравствуй, Нисимэ, — тихим, немного хриплым голосом произнес он и прижал к себе, казалось, еще крепче. — Ясного дня.
— Лорд Эктелион, — прошептала дева и облизала вмиг пересохшие губы.
Глорфиндель с воинами скоро догнали их, однако держались на расстоянии десятка локтей. Нисимэ пыталась сообразить, как начать разговор, но из вороха одолевавших ее вопросов не могла выудить ни одного. Наконец, она просто проговорила:
— Я волновалась.
— Знаю, — признался Эктелион. — Я это чувствовал. И я сам думал о тебе.
— Вы видели тот новый мир? — она чуть обернулась и, не скрывая любопытства, посмотрела на лорда.
Тот кивнул в ответ:
— Да. Он очень красив. Не похож на Арду, и все же пленяет. Мы были там ночью. Днем, правда, тоже. С темного неба лился сиреневатый свет. Трава там изумрудная с чуть голубоватым отливом, а мрамор, или же нечто очень на него похожее, словно сам по себе озаряется неведомыми внутренними огнями.
Нисимэ прикрыла глаза, должно быть, пытаясь представить обрисованную ей картину, и в конце концов заметила:
— Звучит восхитительно.
— Ты отправишься со мной туда? — неожиданно даже для самого себя спросил Эктелион, и лицо его вмиг просветлело, словно эльф осознал правильность сказанных слов. — Не с родителями, а со мной? Будешь моей женой?
Нисимэ сперва задохнулась от охватившей фэа бурной, смывавшей все на своем пути радости, а после воскликнула:
— Да! Да, лорд Эктелион, я согласна!
— Тогда уже не называй меня лордом, — попросил он с улыбкой.
— Хорошо.
Подъехавший Глорфиндель спросил:
— Могу вас поздравить?
— Да, мой друг, — ответил ему Эктелион.
— Тогда примите мои самые сердечные пожелания счастья.
Влюбленные ехали не спеша, прислушиваясь к птицей поющему в груди восторгу, и воины на стене, видевшие их, без слов обо всем догадались.
В тот же день Фарион дал согласие на брак дочери с лордом Дома Фонтанов, а по весне, когда пролетела зима и деревья легким зеленым маревом окутала молодая листва, состоялась свадьба Эктелиона Фонтанного и Нисимэ.
Стоял теплый день, жених и невеста, одетые в белое, в окружении серебристых цветов, глядя друг другу в глаза, на главной площади Виньямара принесли клятвы. На пальце Нисимэ вспыхнуло ярким золотым бликом кольцо, затем такое же засверкало на руке Эктелиона.
Праздник катился вдоль побережья бурной, неудержимой волной, а молодой муж все глядел жене в глаза и в конце концов прошептал:
— Мелиссэ, жизнь моя…
И, наклонившись, поцеловал свою любимую.
Море дышало, мерно, степенно накатывая на берег. Кричали чайки, веселой ватагой носясь в вышине. Ладья Ариэн все больше склонялась западному горизонту, и небо постепенно темнело. Когда же последние золотисто-багряные блики окончательно погасли, Эктелион взял жену за руку и повел в свои покои.
Праздник продолжался. Над садами, над скалами и морем летела музыка. Шум моря сливался со стонами влюбленных, и к тому моменту, когда серебристые звезды щедрой россыпью украсили небеса, свершившийся в этот день брак того, кто однажды смог отказаться от своих чувств, стал поистине нерушим. И только жаркий шепот его еще долго летел, подхваченный ветром:
— Melmenya… жизнь моя…
* * *
Свет сильмариллов озарял сад, смешиваясь с бликами заходящего Анара. Их всполохи отражались в задумчивых глазах мастера, создавшего их много столетий назад.
— Так что ты решил, отец? — ожидавший некоторое время поодаль Куруфин приблизился и встал рядом, невольно любуясь некогда утерянным сиянием Древ.
— Они принадлежат Арде, — начал Феанор.
— Так значит…
Мастер лишь покачал головой.
— Нет, йондо. Это сначала я хотел оставить их здесь, подарить воде и земной тверди, но теперь… теперь считаю иначе, — ответил Фэанаро.
— Конечно, было бы очень жаль расставаться с ними, я тебя понимаю, — задумчиво произнес Искусник.
— Речь не об этом, сын. Не обо мне и даже не о нашей большой семье, — начал он и жестом предложил пройтись. — Посмотри, сколько выкопано молодых деревьев и кустов, собраны семена абсолютно всех растений, что так или иначе дороги или полезны квенди.
— Конечно, Тьелпэ распорядился многое взять с собой, потому как мы не знаем, что ждет нас в новом мире. Конечно, Майтимо был там, но… он принес лишь начальные представления. Мы понимаем, что сможет жить там. Не более.
— Я знаю, йондо, много раз говорил с ним и читал результаты исследований образцов. И знаешь, мне даже не терпится самому увидеть тот мир, вдохнуть его воздух и…
— Запереться на месяц в мастерской! — хохотнул Куруфин.
Феанор рассмеялся и кивнул:
— Но… мы очень крепко привязаны к Арде. Нам будет тяжело. Пусть же сады вокруг новых домов напоминают нам о ней.
— А сильмариллы — о том свете, что был утерян и вновь возрожден? — предположил Куруфин.
— И это тоже. Но прежде — они помогут выжить растениям в новом мире. Знакомые лучи согреют их и придадут сил, — закончил объяснение Феанор.
— Хорошо, я рад, что они останутся с нами, — согласился Искусник и легко прикоснулся к одному из камней. Тот вспыхнул ярко и радостно, озарив не только двоих нолдор, но и деревья, кусты, цветы и тропинки великолепного сада в Химладе.
— Они рады такому решению, — задумчиво произнес Куруфин.
— Я знаю, — согласился с ним Феанор, и они оба направились в сторону замка — предстояло еще многое сделать, а времени оставалось уже мало.
* * *
Из колыбели раздалось тихое сосредоточенное сопение.
— Я подойду, — на ходу бросил Курво и, рывком вскочив с кресла, приблизился к кроватке и взял проснувшуюся дочь на руки.
Лехтэ, соскучившаяся по настоящей работе за последние месяцы беременности, пробормотала: «Хорошо», и вернулась к резному дубовому сундуку, на крышку которого как раз наносила рисунок.
В распахнутое окно залетал теплый летний ветер, слышались оживленные голоса, стук молотов по наковальням и пронзительный, въедливый визг пилы. Взошедший на небо Итиль серебрил внутренний двор крепости и окрестные поля. За годы, оставшиеся до Большого Перехода, предстояло сделать очень много работы, поэтому Химлад теперь ни днем, ни ночью не спал. Однако сам Искусник не принимал участия в хлопотах и, прислушиваясь к собственному сердцу, ощущал, что нисколько о том не жалеет.
Вглядевшись с нескрываемой нежностью в ярко-серые, почти серебряные глаза дочери, сиявшие на лице подобно двум капелькам росы Тельпериона, он поднес палец к кулачку малышки, и та охотно его схватила.
— Не придумал еще, как ее назвать? — поинтересовалась Лехтэ, обернувшись на мгновение через плечо, но тут же вновь потянулась за стамеской.
— Нет, — с покаянным вздохом признался тот. — Уж сколько вариантов перебрал, но ей ни одно не подходит. Хочется, чтобы имя пришло само и было не слишком сложным.
Он ухмыльнулся, вспомнив, как жена, не сразу запомнившая имя их сына, долгое время звала его просто «мелким», и поднес малышку к окну. Налетевший ветер охотно растрепал ее темные кудряшки. Эльфиечка заулыбалась, потянулась за скользнувшим по щеке серебристым лучом.
— Но и не простым, — вставила Лехтэ. — Варианты типа «Рене», «Истимэ» или «Калимэ» сами по себе звучат неплохо, но с ней совершенно не сочетаются.
— Согласен, — подтвердил Курво и вновь поглядел на дочь: — Хочешь пить?
Малышка, совсем недавно поужинавшая, от предложенной воды отказалась, поэтому отец вновь поднес ее к окну, приподняв так, чтобы ей был виден кусочек сада и усыпанное звездами небо.
Куруфинвиэль вглядывалась, и на лице у нее ясно читался восторг. В глазах отражались звезды, и Атаринкэ заметил:
— Кажется, словно на саму вечность смотришь.
Он вздрогнул от пронзившей сознание мысли и посмотрел на жену. Та отложила инструмент в сторону и поглядела на мужа.
— Айринэль, — прошептал он, глядя любимой в глаза. — Так ее теперь будут звать.
— «Вечность», «роса» и «звезды»? — расшифровала Лехтэ и одобрительно кивнула. — Что ж, так у нас еще никого не называли. Да и звучит красиво.
— Благодарю, — ответил Курво и вновь не удержался от довольной ухмылки. — Рад, что ты одобряешь.
Он посмотрел за окно, туда, где, укрытые ночными тенями, виднелись поля, и ему вдруг показалось, что он воочию видит, как их с Лехтэ дочь, уже немного подросшая, легко бежит, рассекая грудью травы и обгоняя ветер. Она становится все старше и старше, свет в небе меняется, делаясь сиреневым, и уже совершенно взрослая Айринэль поднимается на скалу, и ее окутывает густое серебряное сияние. Она сама в этот момент становится похожей на звезду, взошедшую на небосвод.
Искусник шумно выдохнул, возвращаясь мыслями в покои, и Лехтэ спросила:
— Ты что-то видел?
— Возможно, — ответил муж.
С минуту он молчал, собираясь с мыслями, а после начал рассказывать. В конце концов, он просто распахнул осанвэ и показал все любимой воочию.
— Кто знает, правда ли это, — тихо проговорила в ответ она, — или просто наши мечты. Но если да, то тем более интересно будет посмотреть, какой она вырастет, наша дочь.
— Ты права, — кивнул Курво. — Мы просто подождем.
Лехтэ встала, убрала инструменты в ящик, и вся семья отправилась гулять в сад. Куруфин шел, любуясь игрой света в листве деревьев, и думал о том, что лучшее, что он создал, это все-таки не защитная установка, не Эльмен Сарриндэ, а дети.
«И это правильно», — подвел итог размышлениям он и, обернувшись к любимой, поцеловал ее.
* * *
— Сколько весен прошло с тех пор, как отплыл Арафинвэ?
— Кажется, сорок девять. Но я не уверена. Я теперь ни в чем не уверена, атто, — тихо произнесла телерэ.
Эарвен и Ольвэ стояли у основания длинной песчаной косы и, не отрывая глаз, заворожено наблюдали, как море раз за разом накатывало на берег, оставляя после себя пышные белые шапки. Окутавшее их молчание казалось весомым и каким-то тягучим. Наконец, дочь снова заговорила:
— Есть какие-нибудь новости из смертных земель?
— Да, — подтвердил отец. — Народ квенди начинает собираться у Эльмен Сарриндэ. Города и села, построенные Перворожденными, пустеют. Вот-вот переправится через Врата первая группа воинов, потом отправят обозы, следом пойдут мастера, а после настанет черед нисси, нэри и детей. Скажи, ты действительно решила навсегда расстаться с Арафинвэ?
Эарвен вздрогнула ощутимо, всем телом, и посмотрела на отца острым, немного больным взглядом. Тот безжалостно продолжал:
— В Амане останется очень мало эльфов— не более полусотни нолдор, около ста телери вместе со мной и Эльвэ, да ваниар, которые не мыслят свою жизнь без песен у тронов валар. Но и они не все — часть их во главе с Ингвионом и его женой все же отправились в Белерианд.
— А сам Ингвэ?
— Он не покинет Аман. Теперь его сын предводительствует народу золотоволосых. Но Ингвион не король королей — он принес клятву верности Тьелпэринквару.
— Вот как? — глаза Эарвен округлились от удивления.
— Да. Он сказал — заслуги их несравнимы. Он склонил голову перед тем, кто сделал квенди несравнимо больше.
Из груди дочери Ольвэ вырвался шумный вздох:
— Что же теперь будет с Аманом?
Ее отец с печалью во взоре покачал головой:
— Я не обладаю даром предвидения, но здесь могу сказать. Очень скоро лишь те земли, что озарены светом возрожденных Тельпериона и Лаурелин, станут пригодны для жизни, а это не так уж и много — Тирион и Валимар. Только свет Древ будет поддерживать гармонию и связывать квенди со своей землей. Все, кто покинет их пределы, быстро истают и станут тенями, как и сказал Тьелпэринквар.
— Удручающая картина, — вздрогнула Эарвен.
— Верно. Поэтому подумай еще раз, дочь, согласна ли ты отречься навсегда от своего мужа и провести бесконечно долгий остаток собственной жизни в заключении двух городов. Эльвэ говорит — у второго народа замужняя женщина принадлежит роду мужа, а не отца, как у нас, и это правильно. Теперь я это очень хорошо понимаю. Моя дорогая, здесь и сейчас говорю — я отпускаю тебя. Я разрываю нашу родовую связь. Теперь ты сама по себе. Решайся. Завтра из Лебединой гавани отправляется последний корабль в Белерианд.
Эарвен прижала руки к груди и устремила взгляд вдаль. Туда, где покачивалось у опустевшего причала маленькое суденышко. И именно оно было той последней ниточкой, что еще связывала ее с мужем и могла изменить судьбу.
«Решайся», — звучало у нее в ушах.
В памяти всплыла далекая свадьба, казавшаяся теперь почти что сном, и боль в глазах мужа при прощании. Сердце дрогнуло неровно от мысли, что она его больше никогда не увидит, а фэа пронзила острая игла тоски.
— Я еду! — не раздумывая больше, крикнула она, и Ольвэ одобрительно кивнул. — Я еду…
— Тогда пойду, скажу об этом капитану. И собирайся, дочь, у тебя остается мало времени.
— Как пусто, — тихо, немного растерянно пробормотала Эарвен и обвела внимательным, ищущим взглядом город.
Яркие золотые лучи стоявшего в зените Анара освещали перевернутые вверх дном лодки, вытащенные на берег корабли, закрытые ставнями окна. Налетавший порывами западный ветер гнал по мраморным плитам пожелтевшие, пожухлые листья. Не было слышно ни голосов эрухини, ни лая собак, ни ржания лошадей. Казалось, жизнь ушла из Бритомбара окончательно и бесповоротно, словно и не было ее тут никогда. А, может, так оно и было, и все рассказы о фалатрим, что часто слышала Эарвен в родном Амане, были только сном…
Эльфийка поежилась и обхватила себя руками за плечи.
— Все жители побережья давно уехали, леди, — ответил капитан доставившего ее судна, — а с ними владыка Кирдан и его семья. Да и севернее, в землях нолдор, вы не встретите теперь никого. Лорд Финдекано с леди Армидель и родителями отправились с полгода назад, а лорд Эрейнион со своей супругой, принцессой Индилимирэ, и вовсе перебрался в Химлад несколько лет назад. Владыка Туор с принцессой Итариллэ, принц Эарендил с женой Келебриан — все они последовали зову молодого нолдорана и увели за собой своих верных. Леса Белерианда также опустели, ибо авари не захотели оставаться наедине с отрекшимся от своего народа миром. Вы поздно прибыли, леди, если хотели увидеть красоту смертных земель во всем их великолепии. Но если намереваетесь догнать мужа — также можете опоздать.
— Вы так считаете? — Эарвен вздрогнула и поглядела пытливым взором на охотно кивнувшего капитана.
— Да. Задерживаться здесь, в Бритомбаре, нельзя ни в коем случае. Впрочем, делать долгие остановки в пути тоже. Сейчас мы вытащим корабль на берег, выведем коней и отправимся в путь. А дальше только от вашей выносливости будет зависеть, увидите вы когда-нибудь лорда Арафинвэ или нет, ибо он отправится одним из первых, вместе с мастерами нолдор.
— В таком случае я обещаю поторопиться! — Эарвен гордо выпрямилась и решительно сдвинула широкие брови.
— Хорошо, — кивнул в ответ капитан.
Хотя телери не надеялись когда-либо впредь воспользоваться своим кораблем, однако просто бросить его на произвол судьбы все же не могли. Они вытащили его на берег и, сняв все необходимое, тщательно укрыли. Не успел еще Анар склониться к закату, когда со всеми хлопотами было покончено, лошади поседланы, а сами всадники, подкрепив силы лембасом и свежей водой из ближайшего родника, пустились в дорогу так быстро, как это было возможно.
Не привыкшая к путешествиям эльфийка вздрагивала, заслышав из подступавшей темноты ночные шорохи, спина и ноги скоро начали нещадно болеть, бедра стерлись почти до крови, однако она не останавливалась и не просила пощады.
Справа и слева смутными тенями мелькали пролетавшие мимо пейзажи, однако она не хотела, да и не могла к ним присматриваться. Леса, холмы, бескрайние, словно мечты начала мира, поля и бурные реки — все прошло мимо ее сознания, не задержавшись и на час.
Короткими вечерами, сидя на голой земле у костра, Эарвен глядела на скудное пламя, тщетно пытаясь согреться, и думала о том, как мало она, в сущности, ценила то, что имела. Муж казался привычным и таким удобным — бродит где-то рядом, чем-то занимается, иногда приходит поговорить. Предшествовавшая свадьбе пора совместных прогулок казалась ей самой подернутой туманом. О любви в ту пору сама она почти не думала. Испытывала ли Эарвен к Арафинвэ чувства? Разумеется — он же принц, а их в Амане оставалось так мало, неженатых. Кого же ей еще было любить? Потом появились дети, которых она родила так же охотно, как вышла замуж — ведь в браке всегда так. Однако после, когда случился Исход и ей пришлось выбирать, Эарвен без колебаний предпочла подругу, к которой действительно испытывала привязанность. И лишь недавно, когда отец спросил ее, готова ли она навсегда отказаться от Арафинвэ, телерэ поняла, что все-таки нет. Ведь одно дело, когда расстаешься, но знаешь, что вы оба по-прежнему в Арде, пусть и на разных берегах Великого моря, а, значит, всегда есть шанс снова встретиться. И совсем другое — расстаться, зная, что это в самом деле необратимо.
Она подняла глаза, невидящий взор ее устремился в густую, чернильную тьму. В памяти всплыла мягкая улыбка мужа, теплый блеск его золотых волос. Уют, который он создавал одним своим присутствием, едва входил в комнату. И глубокий, красивый голос, будивший в глубине фэа непонятное, но такое приятное, вызывающее мурашки по спине волнение.
— Скорее! — воскликнула Эарвен, вздрогнув, и оглянулась на спутников. — Чего мы ждем? Надо ведь торопиться!
Телери понимающе улыбнулись, и через пару мгновений все действительно тронулись с места, поспешив продолжить путь. Дорога уводила их все дальше на север. Погода испортилась, зарядили дожди, но это никого из путешественников не остановило. Когда же в воздухе закружили первые хлопья снега, на горизонте показался Химлад.
— Неужели успели? — переведя дух, пробормотала Эарвен.
— Кто знает, — ответил капитан.
Он не спешил обнадеживать спутников, а просто внимательно вглядывался вдаль. Туда, где на расстоянии пары или чуть больше лиг был виден первый разъезд нолдор. Их явно заметили, и скоро дочь Ольвэ различила знакомые лица.
Она вздрогнула всем телом, поняв, кто именно скачет ей сейчас навстречу.
— Арафинвэ, — прошептала она и, улыбнувшись широко, поторопила собственного коня.
Тот прибавил шагу, а скоро вовсе перешел в галоп.
— Мелиссэ! — младший Финвион на ходу спрыгнул с коня и кинулся к жене. Та торопливо спешилась и бросилась к нему.
Прижавшись щекой к груди супруга, Эарвен вдыхала знакомый и такой родной аромат его тела, не похожий более ни на что. Вдруг оказалось, что она этот запах хорошо помнит и даже любит. Этой мысли дочь Ольвэ сперва весьма удивилась, а потом порадовалась. В сердце разлилось приятное тепло.
— Я люблю тебя, — прошептала она.
Секунду муж молчал, а потом ответил:
— Наконец я дождался. И я тебя люблю, мелиссэ.
Эарвен в первое мгновение удивилась этому «наконец», а потом поняла, что ни разу за все долгие века их знакомства и брака не призналась в любви, а только говорила в ответ: «И я тебя». Поэтому теперь, подняв взгляд, она посмотрела долгим взглядом в голубые глаза Арафинвэ и повторила громко и уверенно:
— Я люблю тебя!
И тогда он, прижав ее к себе крепче, наклонился и поцеловал.
* * *
— Что бы я без тебя делал? — спросил Тьелпэринквар и, соскочив с коня, подставил руки, помогая спешиться любимой.
— Вероятно, жил бы спокойной, размеренной жизнью, не зная и половины своих нынешних хлопот? — весело хмыкнув, предположила Ненуэль. — Проводил бы больше времени в мастерской.
— Может быть, — серьезно кивнул Куруфинвион и нахмурился. — Но я не уверен, что такую жизнь можно назвать счастливой. Когда я пытаюсь представить подобную ситуацию, меня охватывает ужас — словно мне руку по плечо отрубили, а с ней и половину моего существа.
— Это говоришь теперешний ты, — не смутившись, парировала Ненуэль. — Тот, у кого есть семья и кто знает, что такое любовь. Но если бы ты не изведал всего этого, как смог бы тосковать? Однако мне приятно слышать подобные речи, мельдо.
Она привстала на цыпочки и, потянувшись, поцеловала мужа. Тот прижал ее к себе и, вернув ласку, на миг зарылся лицом в ее волосы и вдохнул любимый аромат.
— Что ж, — с легким сожалением отстранился наконец он, — надо начинать, а то не успеем.
— Да, пожалуй, — согласилась Ненуэль и расстегнула седельную сумку.
Дремавшие в мягком свете Исиля горы дышали умиротворением, спокойствием и непоколебимым, вечным, словно сам мир, величием. Теплый южный ветер гнал по небу легкие облака. Свет звезд то на несколько мгновений мерк, то становился сильнее и ярче. Тьелпэ подал руку жене и, закинув на плечо сумку с инструментами, стал вместе с ней взбираться вверх, к одному из пиков. Тропинка круто петляла, время от времени становясь по-настоящему опасной, но двое нолдор не избегали нехоженых мест. Чуткий эльфийский слух улавливал отдаленный шорох, издаваемый бегущими сквозь густой подлесок зверями, и шелест крыльев филина.
— Я думаю, эта скала нам с тобой подойдет, — в конце концов объявил Тьелпэ. — Она достаточно ровная и скрыта от посторонних глаз.
Ненуэль критически оглядела каменную поверхность и уверенно кивнула:
— Согласна. Давай я нанесу рисунок, а ты надпись.
И оба мастера, поделив участки, приступили к работе. Скарпели и бучарды начали вгрызаться в скалу, оставляя за собой ровные, плавно изогнутые линии, складывавшиеся в тенгвы и в контуры будущих узоров.
Глаза увлеченных замыслом нолдор горели вдохновением, Ненуэль даже что-то тихонечко напевала себе под нос. Минуты бежали вперед, слагаясь в часы, Анар и Исиль не единожды всходили на небосвод, сменяя друг друга, когда наконец выполненная на квенья надпись приобрела свой окончательный вид. Тогда Тьелпэринквар перевел дух и, отстранившись слегка, прочитал:
«Мы народ эльдалиэ. Мы пришли в этот мир по воле Эру Единого до того, как на небо взошли Луна и Солнце, и покинули его через несколько Эпох, чтобы жить дальше. Мы были».
Молодой нолдоран закрыл глаза и опустил голову, прислушиваясь с биению собственного сердца. Или же к голосу будущего? Он вдруг отчетливо представил, как язык аманэльдар, и без того очень мало распространенный среди атани, скоро окончательно сотрется из их хрупкой памяти, как эту скалу, у которой они сейчас работали, укроет время. Однако пройдут сотни, или может тысячи лет, и однажды какой-нибудь пытливый, любознательный человек обнаружит сделанную на неведомом языке надпись и, возможно, даже расшифрует ее. И неизвестно, что тогда случится.
— И произойдет ли это вообще, — закончил он мысль уже вслух и, заметив недоуменный взгляд мелиссэ, поделился с ней размышлениями.
— Кто знает, — подумав, ответила королева нолдор. — Но для эльдар этот срок — лишь миг. Мы обязательно дождемся и увидим, любовь моя.
— Непременно, — улыбнулся Тьелпэ и, посмотрев на супругу с нескрываемой, идущей из глубины существа нежностью, привлек ее к себе.
Рядом с посланием будущему неведомому адану легкой, но твердой рукой нолдиэ была выполнена карта звездного неба. Точнее, того самого участка, куда теперь уходил народ Перворожденных. Под картой угадывались два профиля — нэра и нис, смотревших друг на друга так, как могут глядеть лишь влюбленные. Над их головой сиял Сильмарилл, а под ними еще два. Однако, это были не абстрактные квенди, но сами Тьелпэринквар и Ненуэль.
Нолдоран убрал инструменты для работы по камню в сумку и достал другие, с помощью которых наносил недавно изобретенный им самим итильдин. Полилась Песня, и скоро надпись и рисунок, озаренные светом Исиля, засияли лунным серебром.
— Вот так, — объявил в конце концов Куруфинвион. — Теперь в самом деле пора. Нужно торопиться — скоро отправлять в новый мир нисси и нэри. А мне держать Врата.
— Я же буду делиться с тобой силами, — вновь улыбнулась Ненуэль и, обхватив мужа, обняла его так, как делала это у Эльмен Сарриндэ.
Тьелпэринквар прижал ее к себе в ответ и серьезно заметил:
— Без тебя я бы ни за что не справился — просто не смог бы держать Врата с рассвета и до заката. Поэтому еще раз повторю — что бы я делал без тебя?
Они помолчали, слушая биение сердец друг друга, ибо любые слова в этот миг были бы лишними. Затем оба спустились к пасущимся в полях лошадям и, поседлав их, отправились в путь. Туда, где их ждал народ, готовый отправляться к новой, неведомой пока никому, но такой интересной жизни.
* * *
Свежий ветер ворвался в распахнутые ворота главной крепости Химлада, принеся с собой нежный аромат первых весенних трав.
— Мелиссэ! — радостно воскликнул Эрейнион при виде Индилимирэ и, соскочив с коня, кинулся к жене. — Вот и я.
Он крепко обнял ее и, зарывшись лицом в густые черные локоны, прошептал:
— Как же мне там не хватало тебя, эленья.
— Я тоже очень скучала, мельдо, — призналась дочь Тьелпэринквара и, потянувшись, коснулась губами теплых, немного обветренных губ мужа. — Ты видел наш новый дом?
— Да, — охотно подтвердил Эрейнион, — и даже помогал строить его.
Он обнял любимую одной рукой и вместе с ней пошел по тропинке вглубь сада. Тем временем конюхи увели его лошадь в почти опустевшие конюшни. Слышался шорох колес уезжавших к Эльмен Сарриндэ повозок. Звякало на ходу оружие сопровождавших их стражей.
Гил Галад продолжал:
— Конечно, впереди нас всех ожидает еще очень много работы. Величественные каменные города, в которых будут жить квенди, еще только предстоит возвести. Пока же нолдор ждут наспех построенные небольшие деревянные домики. Но в них уютно.
— Наверняка, — уверенно кивнула Индилимирэ и прижалась щекой к плечу мужа. — В искусстве наших мастеров я нисколько не сомневаюсь.
— И мы тогда… — начал Гил Галад, но, не закончив, замолчал.
Остановившись около пурпурных армерий, он долгим взглядом посмотрел в лицо жене и в конце концов прошептал:
— Тогда мы сможем привести в новый мир нашего ребенка.
Лицо Индилимирэ озарилось радостью и идущим откуда-то из глубины фэа светом.
— Согласна с тобой! — горячо поддержала мужа она. — Я тоже думала недавно об этом и чувствую теперь, что пора. Однако там, в далеком Амане, который мы с тобой не видели, ни твой отец, ни мой дед даже подумать не могли, что у них будут общие внуки.
Гил Галад, должно быть представив себе эту сцену, громко расхохотался, но тут же снова стал серьезным:
— Завтра с рассветом мы отправляемся. Настала наша очередь шагнуть внутрь Эльмен Сарриндэ. Но до тех пор твой атто намерен собрать совет.
— Вот как? — удивилась Индлимирэ. — Что-то случилось?
— Не знаю, — пожал плечами Эрейнион. — Насколько мне известно, нет.
— Что ж, любопытно в таком случае, о чем он хочет объявить.
Закат прогорал, бросая на деревья, травы и лица квенди призрачные сиреневые блики. Листва шелестела над головами, будто прощалась. Муж и жена стояли, глядя друг на друга и слушая биение собственных сердец, и наконец Эрейнион сказал:
— Но это все будет только утром, а до тех пор в нашем распоряжении целая ночь.
Невесомый вздох в ответ сорвался с губ Индилимирэ:
— Да…
Она прильнула к супругу плотнее, тот крепче обнял ее, легко коснулся губами губ, а после подхватил любимую на руки и понес в донжон, в их общие покои.
Ни муж, ни жена в ту ночь не спали. Долго еще горел камин, отбрасывая тени на каменный пол, на опустевшие стены и на две сплетенные в тесных объятиях фигуры. Но громкие стоны, отражаясь от камня кладки, оседали на полу, чтобы после остаться в замке вместо тех, кто должен был вот-вот навсегда уйти. Остаться, чтобы хранить память о жизни.
* * *
Гул голосов, подобный бескрайнему, широкому морю, катился вперед. Гасли в небе последние звезды, а на земле затухали многочисленные костры, тут и там разбросанные в полях Химлада. Тени прятались в подлесок, уводя с собой ночных зверей и выпуская птиц.
Широким шагом Майтимо вошел в один из шатров, разбитых у стен Эльмен Сарриндэ, и увидел почти всех родичей из тех, кто покинул однажды много сотен лет назад Аман, а с ними и многих синдар и фалатрим.
— Ясного утра всем, — приветствовал он, обводя внимательным взглядом задумчивые, напряженные лица.
— Привет, дружище, — ответил за всех Финдекано.
Владыка Новэ кивнул, и собравшиеся в столь ранний час квенди вновь застыли в ожидании. Зачем их собрал нолдоран, не знал никто.
Сердце каждого гулко билось, отсчитывая мгновения. Раздававшиеся то и дело шорохи заставляли напряженно вслушиваться в ожидании, однако король, как всегда, не задержался.
Резким движением откинув полог шатра, он вошел и приветствовал друзей и родичей.
— Рад видеть вас всех, — начал он, подходя к стоявшему в центре низкому круглому столу. — Прошу прощения за беспокойство, но я в самом деле должен был вам кое-что сказать. Точнее, подарить. Ибо этот дар предназначен всем нам, каждому квендо. Однако хранить его могут лишь трое.
— Ты что-то сделал? — догадался Майтимо.
— Да, — подтвердил его племянник и, достав из кармана, положил перед собой три мифриловых кольца.
Гил Галад, нежно обняв Индилимирэ, с нескрываемым любопытном подался вперед. По рядам верных, следивших за происходящим издалека, прокатился вздох.
— Что это? — задал волновавший всех вопрос Кирдан.
Тьелпэринквар ответил:
— Три кольца из девятнадцати, что я сделал для Перворожденных. Мой дед Фэанаро обучал меня и создал первые шестнадцать, предназначенные для людей и гномов. Но эти три, предназначенные народу Перворожденных, мой дар вам. Их цель — хранить память об Арде и помогать там, в нашем новом мире, растить деревья, кустарники и травы, похожие на те, что мы любили тут. Березы и мэллорны с их помощью должны прижиться и разрастись в рощи, а пшеница заколоситься.
— Ценный дар, — не стал скрывать восхищения Финдекано. — И кому же они предназначены?
Мгновение Куруфинвион молчал, а после, поглядев в лицо каждому, объявил:
— Пусть кольца сами выберут себе владельца. Воздух, огонь и вода. Кому что ближе.
Секунды стремительно бежали, слагаясь в минуты. Воздух в палатке звенел, словно туго натянутая струна. Майтимо первым потянулся к столу, и одно из колец, с алым камнем огня, вдруг вспыхнуло в ответ изнутри ярким светом, обдав фэа нолдо ласковым теплом.
— Кажется, это мое, — объявил старший Фэанарион.
Его племянник согласно кивнул:
— Вижу, и согласен с выбором.
Маэдрос надел перстень на палец, уступив место кузену Финдекано, и тот, в свою очередь поднеся руку, забрал в конце концов кольцо воздуха.
— Поздравляю, отец! — обрадовался Эрейнион.
— Благодарю, йондо, — улыбнулся тот, отходя в сторону.
Последнее же кольцо воды никак не могло найти себе квендо. Один за другим подходили нолдор, ваниар и синдар, однако голубой камень не откликался. В конце концов, сам владыка Кирдан приблизился к столу, и тогда яркая голубая искра радостно вспыхнула в глубине перстня. Тьелпэринквар вздохнул с облегчением:
— Что ж, последний хранитель найден. От всей души поздравляю вас. И пора собираться.
За то время, что длился совет, Анар уже успел окончательно подняться над деревьями. Тьелпэринквар подошел к воротам Эльмен Сарриндэ и, коснувшись руками обрамлявших вход колонн, запел.
Тенгвы, выбитые на мегалитах, засветились изнутри ласковым голубоватым светом. Внутри, над центральным камнем, заплясали огни, свиваясь в спираль, и тогда первый из воинов, подхватив сумки с вещами, шагнул через распахнувшиеся Врата в новый мир.
Один за другим уходили из Арды Перворожденные, уводя с собой своих жен и детей. Гил Галад, крепко прижав к себе супругу, шагнул одним из первых, затем последовали братья Фэанариони с семьями. Искусник вел за руку уже заметно подросшую дочку, другой же держал ладонь Лехтэ. Сурелайтэ и Элемар с готовностью последовали за своими отцами. Следом двинулись жители окрестных поселений, потом настал черед немногочисленных ваниар.
— Прежде чем мы уйдем, — обратилась Аредэль к стоящему рядом взрослому сыну, — скажи, ты уже выбрал себе короля? Ты теперь обоих хорошо знаешь — и Тьелпэринквара, и Трандуила.
— Да, аммэ, — ответил Мелион и, поглядев по очереди на каждого из владык, объявил: — Я решил принести клятву верности нолдорану Тьелпэринквару. И сделаю это, как только окажемся в новом мире.
— Хорошо, — одобрительно кивнула Ириссэ и следом за мужем и сыном прошла сквозь Врата.
Следом за ними отправились в новый мир Эаредил и его жена Келебриан, потом фалатрим с телери и их владыка Кирдан. Наконец, к Вратам приблизился Эктелион Фонтанный и, крепко прижав к своей груди беременную супругу, спросил:
— Душа моя, ты готова?
— Да, мельдо, — уверенно ответила Нисимэ.
Он наклонился, быстро поцеловал ее, и оба одновременно шагнули в свою новую жизнь.
Еще много недель продолжался Большой Переход. Наконец, когда поля и рощи Белерианда окончательно опустели, последний из еще остававшихся в Арде эльфов, сам нолдоран, шагнул во Врата вслед за своей возлюбленной супругой и вышел на голубовато-зеленую траву под отливающие сиреневым небеса. Портал за его спиной погас. Далеко в Арде потухли тенгвы на камнях Эльмен Сарриндэ.
Для народа Перворожденных началась новая жизнь.
Небо звездное, незнакомое,
Тишина, чуть колкая, ночи.
Улыбаясь новому дому
Мы пришли к нему, Эру-отче.
Обрели землю добрую,
Небеса сиренево-синие.
Начинаем здесь жизнь старо-новую
И труды почти непосильные.
Память прошлого — да в грядущее,
Дела славные не забудутся!
Пламенеют сердца зовущие,
А мечты и желания — сбудутся.
Не боимся трудов-испытаний,
Интересен нам новый мир.
И не ждут нас года скитаний —
Мы приходим под звуки лир.
Мы построим, но не разрушим,
Сохраним былого года.
Новый дом, как и прошлый, нужен.
И он в наших сердцах навсегда.
Примечания:
Ну что ж, дорогие читатели, это была последняя глава эпопеи, длившейся почти три года. Спасибо всем тем, кто все это время был с нами, и тем, кто присоединился позже. Авторы прощаются с вами и будут признательны, если и вы перед расставанием напишете нам в комментариях несколько слов. Спасибо всем! И, может быть, до новых встреч )
— Когда мы все жили в далеком Белерианде под властью тени, я и мечтать не смел, что помимо Эрейниона у меня будут еще дети. А теперь родилась дочка, — Финдекано склонился над узорчатой серебряной колыбелью и, взяв на руки малышку, обернулся к Майтимо.
Сквозь распахнутое окно залетал теплый ветер, едва заметно шевеля легчайшие занавеси. Переселившиеся вместе в Перворожденными соловьи и сойки удивленно чирикали, пытаясь осознать тот мир, где им с недавних пор предстояло жить. Мягко струившийся рассеянный белый свет озарял простую комнату с деревянными стенами, столом, парой стульев, комодом в углу и с кроваткой новорожденной эллет, очевидно сделанной с нежностью и любовью.
Старший Фэанарион подошел к кузену и, ласково посмотрев на его дочь, осторожно погладил рукой ее серебристые локоны.
— Уже решил, как назовешь? — поинтересовался он.
— Да, — кивнул Нолофинвион. — Налтарин.
— «Отраженье росы», — перевел Майтимо, и во взгляде его отразилось неподдельное удивление. — Почему так?
— Потому что в ней, как в зеркале, отразилась красота ее отца, — ответила за мужа вошедшая в комнату Армидель.
Финдекано сощурился и, глянув на любимую, покачал головой. Впрочем, глаза его смеялись.
— А росинкой я еще до свадьбы начал называть ее мать, — закончил он и, приобняв жену одной рукой, легко поцеловал ее в висок.
Майтимо перевел взгляд с кузена на его супругу и, чуть заметно усмехнувшись, пригляделся внимательнее к малышке. Вскоре он понял, что Армидель права — несмотря на нежный возраст, в чертах Налтарин отчетливо прослеживалось сходство с ее отцом. Серые глаза она явно унаследовала от него же, и лишь серебристые волосы, которым еще только предстоит стать косами, достались малышке от матери.
— Как там Эрейнион? — тем временем спросил жену Финдекано.
— Возится с сыном, — охотно ответила та, — и все смеется, что его собственный ребенок и родная сестра получились ровесниками.
— Он сам виноват, — не удержался от ехидной реплики Финдекано, — без малого год лазил по горам вместе со своим тестем, выискивал образцы минералов. Вот и задержался.
Армидель рассмеялась и, протянув руки, забрала у мужа дочку. Тот с благодарностью кивнул любимой и уже серьезно обернулся к кузену:
— Когда ты уезжаешь?
Майтимо вздохнул и задумчиво, серьезно посмотрел за окно:
— Сегодня. Прямо сейчас.
На одно долгое мгновение в спальне малышки эльфиечки повисло молчание, густое и немного томительное, так что вдруг отчетливо стал слышен разноголосый гул, удары молотов о металл и глухой треск ломаемого камня.
— Пройдемся? — предложил Финдекано и выразительно поглядел на дверь.
Майтимо кивнул и первым направился к выходу.
Очутившись на улице, он вдохнул тягучую пряную свежесть.
— Я рад, — немного невпопад начал неслышно приблизившийся Финдекано, — что Эрейнион и Тьелпэ в конце концов по-настоящему подружились.
— У них много общего, — с улыбкой в глазах ответил Майтимо.
Нолофинвион фыркнул:
— Индилимирэ, например.
Оба вдруг замолчали и некоторое время шли, глядя под ноги, на покрытую неровно оструганными досками мостовую. В мыслях Фэанариона мелькали картины далекой аманской юности. Их прогулки по окрестностям Тириона и долгие дальние поездки. И, поглядев на родича, Майтимо понял, что тот думает о том же.
Они шли по оживленным улицам, уже привычно уворачиваясь от торопливо снующих туда-сюда мастеров. Контуры будущего города нолдор, его дома и дворцы и площади, пока были едва намечены, однако уже можно было представить, как засияют они совсем скоро.
— С тех пор, как мы покинули Аман, — заметил Финдекано и, подняв взгляд, внимательно оглядел будущую главную площадь, на которой они теперь стояли, — мы с тобой проводили времени вдвоем очень мало. Так складывались обстоятельства. У каждого своя жизнь, свои заботы, свой долг. Так должно быть. И все же я, признаться, скучаю по аманской юности.
— Я тоже, — серьезно ответил Майтимо и посмотрел на друга. В глазах его светилось понимание и тот настойчивый, неумолчный зов, который можно было назвать долгом.
— Теперь ты снова уезжаешь. Скорее всего, надолго.
— Нолдор должны исследовать край, что волею судьбы нам достался в наследие.
— Разумеется. Кто еще, как не мы. А я остаюсь¸и, не буду кривить душой, я этому рад. У меня дочка. Но мы с тобой снова порознь. Должно быть, это судьба.
Майтимо тихонько вздохнул:
— Мне тоже жаль, мой друг, поверь. Не буду назвать это судьбой, но позволь выразить надежду, что однажды все изменится.
— Когда? — серьезно спросил Финдекано.
— Не знаю, — признался Фэанарион. — И не могу угадать, при каких обстоятельствах это случится. Но верю, что однажды так будет.
— Тогда в добрый путь, — Нолофинвион остановился и, смерив друга взглядом, крепко обнял его. — Не забывай присылать с дороги вести.
— Обещаю, — серьезно ответил Майтимо. — Палантир при мне. Передавай от меня привет Армидель. И не грусти, пожалуйста, брат. Я вернусь.
Они еще раз обнялись, и старший Фэанарион отправился туда, где его уже ждали верные и собранные для дальнего похода вещи.
Край, что простирался теперь перед народом Перворожденных, был поистине огромен, и тысячи дорог уверенно, настойчиво звали Майтимо вперед. Туда, где за тонкой завесой грядущего, пряталась тайна.
* * *
— Что ж, мой лорд, кажется, в этот раз мы сделали все, что могли? — спросил Норнвэ.
— Да, — кивнул в ответ Майтимо и бросил задумчивый взгляд на сумки, полные образцов пород, путевых заметок и карт местности, что в последние семьдесят лет старательно составляли нолдор.
В отдельной папке были собраны засушенные травы. Фэанарион еще раз мысленно прикинул, все ли взято с собой, и уверенно сказал:
— Собираемся. Путь до города нолдор теперь не близкий — мы исследовали всю южную часть материка. Дома отдохнем пару месяцев, и снова в дорогу. На север.
Глаза стоявших вокруг лорда верных блеснули огнем предвкушения и восторга. Каждый из них изрядно вымотался за прошедшие годы, однако необозримые пространства нового мира, простиравшиеся окрест, неумолимо манили вперед, отдаваясь в глубинах фэар настойчивым, неумолчным зовом.
Сам Нельо, хотя и беседовал с родичами частенько по палантиру, уже давно мечтал обнять каждого из братьев, а заодно и многочисленных племянников. Родившегося не так давно сына Карнистира он и вовсе еще ни разу не видел. А еще у их нолдорана Тьелпэринквара подрос сын Аркалион. И стоило, наконец, познакомиться по-настоящему с дочкой Финдекано.
«Теперь, впрочем, она стала уже взрослой девой», — напомнил он себе и подхватил ближайшую из сумок.
Слегка примявшиеся было травы радостно встрепенулись, устремившись вверх, и покачали головками, словно прощались. Фэанарион наклонился и ласково провел ладонью по бархатистым, изумрудным с голубоватым отливом стебелькам. Неожиданно все они, по крайней мере те, кто входил в его отряд, привыкли к новым оттенкам олвар довольно быстро. Никто уже не вздрагивал, видя над головой белесый с сиреневым отливом свет, а непривычные рисунки созвездий призывали взять в руки перо и пергамент, чтобы зарисовать их.
Кони нетерпеливо перебирали копытами, уже предвкушая дорогу домой, и скоро отряд, погрузив вещи, снялся в места и устремился на север. Туда, где в центре широкой, простиравшейся на многие тысячи лиг равнины, с каждым годом все увереннее рос и ширился город, возводимый нолдор для всех эльдар, что пожелают в нем жить.
* * *
— Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть! — выехавший навстречу кузену Финдекано соскочил с коня и порывистым движением крепко обнял его, прижав к груди.
Майтимо сдавленно охнул, и широкая, радостная, словно свет местного солнца, улыбка осветила его лицо.
— Ты так думаешь? — уточнил он весело. — Мне кажется, что представляю, потому что сам рад так же сильно.
Они еще раз обнялись и, позвав за собой коней, неспешно направились в сторону видневшегося впереди города.
— Ну, как дела у нолдор? — спросил Матимо. — Рассказывай все в подробностях. Сам знаешь, по палантиру многое не обсудишь.
— Разумеется, — согласно кивнул Финдекано и, несколько мгновений помолчав, заговорил: — Наша новая столица Менирин растет. Ты скоро сам ощутишь, как хорошо, как приятно здесь жить. Кажется, что сама земля рада нас видеть, а до неба можно достать рукой. Оно такое близкое здесь, как нигде не бывало прежде, хотя мы с тобой повидали много разных земель.
Фэанарион кивнул:
— Я вспоминаю похожее ощущение, хотя до отъезда у меня было мало времени, чтобы прислушиваться к душе. Теперь надеюсь наверстать.
Финдекано продолжал:
— Город только начал строиться, однако многое уже возведено. Площади, дворец короля, часть улиц и скверов.
Они все шли вперед, и контуры будущих башен, уже сейчас возвышавшиеся над крышами наполовину возведенных домов, представали перед глазами. Мраморные стены сияли собственным нежным, немного призрачным светом, и нолдор казалось, что это мерцание, проникая в самую душу, успокаивает мятущиеся мысли, призывая к созерцанию и покою.
— Менирином хочется любоваться, — признался Майтимо, — как драгоценной картиной.
— Согласен с тобой, — кивнул Финдекано. — Во мне он будит такие же чувства. Хотя, быть может, это из-за того, что прежде мы с тобой в Белерианде многие столетия жили под сенью зла и даже мечтать не могли ни о чем подобном.
Майтимо не ответил, лишь взгляд его, устремленный к деревьям над головами и камням мостовой, казался еще более задумчивым, чем прежде.
— С Аманом связь наладить пока не удалось, — тем временем продолжал рассказывать Нолофинвион. — Твои отец и брат стараются, но расстояние до палантира Финвэ чересчур далеко, и вряд ли стоит ждать успеха в ближайшие столетия.
— Понимаю, — согласился Нельо. — И все же, убежден, что когда-нибудь он заговорит.
— Наверняка, — не стал спорить кузен. — Вот только как много времени до тех пор пройдет?
— Должно быть, немало.
— А с Налтарин тебе в этот раз познакомиться не удастся, — уже совсем другим, веселым тоном сообщил Финдекано.
— Почему? — удивился Майтимо.
— Она с недавних пор подалась в ученицы к твоему племяннику Элемару. Теперь они вместе с верными путешествуют по окрестным землям и помогают привезенным из Арды келвар и олвар стать единым целым с Элмирель.
— Очень жаль, — не стал скрывать Фэанарион. — Признаться, увидеть твою дочь было одним из моих желаний. А что такое Элмирель?
— А ты еще не слышал? — удивился кузен. — Так некоторые нолдор стали с недавних пор называть этот новый мир. Звездная драгоценность эльдар. Король сказал, что это имя ему подходит.
— Что ж, я с ним согласен. Элмирель. Звучит красиво.
Он повторил это имя еще раз, не спеша, словно пробуя на вкус, и улыбнулся.
* * *
Годы все летели и летели вперед, словно оторвавшиеся от веток листья. Немного отдохнув, Майтимо с товарищами вновь отправился в путь. На этот раз им предстояло исследовать северную половину материка. Дорога уводила их все дальше за горизонт. Сперва они ехали лесами, потом переправлялись через реки. Поля сменялись высокими горными хребтами. Все более подробной становилась карта земель, которую возили за собой нолдор. В сумки бережно укладывались собираемые по пути образцы.
Так минуло еще сто тридцать два года. Наконец, весь материк был обследован отрядом Майтимо полностью.
— Конечно, вскорости, уже после нас, — заметил он вслух, — сюда вернутся те, кто захочет забраться в недра скал или вырастить на полях пшеницу. Но это будет потом. А нам пора возвращаться домой.
— А после куда? — серьезно уточнил Норнвэ.
Фэанарион запустил пальцы в волосы и небрежным движением взлохматил их.
— Новэ говорит, что там, за проливом, раскинулся другой материк. Полагаю, что нам стоит его осмотреть.
Верный помолчал мгновение, а затем кивнул:
— Согласен. Так тому и быть.
Нолдор, не медля более, свернули лагерь и отправились на юг. Домой, в Менирин.
* * *
— Как стал теперь красив твой дом, брат, — не скрывая восхищения, воскликнул Майтимо.
Финдекано немного насмешливо прищурился:
— Только теперь?
Фэанарион с улыбкой покачал головой, и оба вышли на каменный резной балкон, словно паривший в воздухе сам по себе, без всяких опор.
Город казался окутанным мягким жемчужным сиянием. Светились камни мостовых, резные колонны дворцов, украшенные искусной резьбой стены. Деревья оттеняли это мерцание, даря уединение и укрытие. Журчали многочисленные фонтаны, выбрасывая в небо струи.
На главной площади Менирина застыл, подобный небывалому цветку, дворец нолдорана Тьелпэринквара, а в обе стороны от него, словно два огромных крыла, раскинулись дворцы его родичей, окруженные густыми садами. Направо от королевского — дворцы Куруфина, их отца Фэанаро, затем Тьелкормо и Амбаруссар. Его собственный расположился слева, затем шли жилища Макалаурэ, Карнистира, Нолофинвэ и его сыновей. На самом конце этих двух небывалых крыльев возвышались жилища членов Третьего дома.
«По крайней мере тех, кого так называли в Белерианде», — поправил сам себя Майтимо.
Он давно заметил, что здесь, в Элмиреле, прежние разделения были не в ходу. Да он и сам упомянул их впервые за последние двести лет.
— Как дела у Налтарин? — тем временем поинтересовался Майтимо.
— Несколько месяцев они с Элемаром гостили дома, — охотно заговорил Финдекано, — а за три года до твоего возвращения снова уехали.
— Когда их ждать назад?
— Не знаю.
Нолофинвион пожал плечами, и старший кузен посмотрел на него с удивлением. Тот усмехнулся, чуть сощурив глаза, и вдруг достал из-за пазухи свернутое в трубочку письмо.
— Это тебе, — пояснил Финдекано. — От Налтарин.
Послание оказалось незапечатанным, и Майтимо, развернув его, увидел несколько строк, написанных твердым, уверенным почерком:
«Приветствую тебя, о старший и все еще неведомый родич мой. Ибо, конечно же, то единственное свидание у моей колыбели мы считать не будем. Пишу затем, чтоб передать привет и выразить надежду, что когда-нибудь наше знакомство все-таки состоится. Ведь должно же это однажды случиться, правда?»
Майтимо читал, и ему вдруг почудилось, что он, словно наяву, слышит веселый, задорный смех девы, и сам охотно улыбнулся.
— Что скажешь? — спросил Фэанариона кузен.
— Скажу, что тоже надеюсь однажды познакомиться с ней. Забавно, что вот уже двести лет дороги упорно разводят нас.
— У каждого из вас свой путь, — заметил уже серьезно Финдекано.
— И судьба? — уточнил Старший и посмотрел родичу в глаза.
Тот в ответ покачал головой: — Не знаю.
Майтимо еще раз перечитал послание и, бережно свернув его, убрал во внутренний карман котты.
— Теперь твой путь лежит за пролив? — немного помолчав, спросил Финдекано.
— Да, — подтвердил Майтимо. — Полагаю, это путешествие продлится дольше обычного, но вы все же ждите меня. Я вернусь. Обещаю.
И, взяв со стола чистый лист, размашисто написал: «Я тоже очень жду нашей встречи».
— Вот, передай, пожалуйста, своей дочери, — попросил он кузена.
* * *
— Вы построите для нас корабль, Владыка? — спросил Майтимо.
Кирдан кивнул и сделал приглашающий жест. Оба пошли плечо к плечу вдоль берега широкой реки.
— Красиво здесь, правда? — заговорил телеро. — Вода почти такая же, как в Арде, и все же немного другая. Чуть тяжелее, немного степеннее.
— Может быть, дело в том, что ее не мутят никакие майяр?
— Не знаю пока. Нам всем еще только предстоит в этом разобраться. Но вкус у нее замечательный, и сил она придает больше, чем земная. А на вид ничем не отличается.
Птица с желто-черным оперением, немного похожая на чайку видом, села у самой кромки воды и, смешно склонив голову на бок, в упор посмотрела на эльфов. Очевидно, ей было очень любопытно, что за существа пожаловали к ней в гости. Корабел улыбнулся и продолжил:
— Конечно, корабль мы вам сделаем. Однако вы должны будете помочь нашим мастерам.
— Для того, чтобы плавание оказалось успешным? — догадался Майтимо.
— Верно. Так вы и корабль лучше будете чувствовать друг друга.
— Хорошо, Владыка. Я согласен.
И работа закипела.
* * *
Когда судно, первым построенное морским народом в Элмирель, вновь коснулось лебединым носом родного причала, минуло уже без малого три столетия.
Майтимо спрыгнул, не дожидаясь, пока перебросят сходни, и пристальным, цепким взглядом оглядел берег.
Город телери вырос на побережье, раскинувшись в обе стороны, насколько хватало взгляда. Он был почти таким же, каким был в далекой теперь Арде Бритомбар, и все же совершенно другим. Планировка домов и улиц, высота башен, два маяка, колокола, парки… Фэанарион оглядывался по сторонам с восхищением и едва уловимой растерянностью и думал, как же изменилась гавань за прошедшее время.
— Вам стоит поторопиться, — сообщил Новэ, когда с взаимными приветствиями было покончено. — Нолдоран устраивает бал в честь пятисотлетия переселения народа квенди в Элмирель, и состоится празднество совсем скоро.
— Может, хотя бы там я познакомлюсь с дочерью Финдекано, — заметил Майтимо, и Корабел рассмеялся.
— Налтарин тоже давно этого ждет, поверь, — сообщил ее дед. — Она недавно как раз направилась в Менирин, так что жди. На этот раз вы не должны разминуться.
Скоро нолдор отдохнули и, собрав сумки с результатами исследований, направили лошадей в сторону столицы. Дорога мягко стелилась под ноги. Травы обнимали, словно приветствовали, и фэа старшего Фэанариона пела, радуясь чему-то неведомому. Тому, что, несомненно, ждало его впереди.
* * *
Майтимо разгладил складки алой, расшитой золотом котты и, задумчиво оглядев себя в зеркало, покачал головой:
— Отвык я уже от подобной роскоши, матушка.
— И ты не представляешь, как меня это расстраивает, — Нерданэль покачала головой и, не сдержав улыбки, просияла, совершенно очевидно довольная тем, как выглядит ее старший сын. — Ты появляешься дома раз в два-три столетия и ходишь в это время в каких-то выцветших от долгой носки рубахах. Пора исправляться.
— Хорошо, я постараюсь, — пообещал Фэанарион и, подойдя к аммэ, поцеловал ее в лоб. — Пора.
— Да, давно уже, — охотно согласилась она и поглядела сквозь распахнутые окна на залитый золотыми и серебряными огнями сад дворца нолдорана. Доносившееся оттуда пение флейт и арф бередило душу, будя не то какие-то неясные мысли, мечты.
— Пятьсот лет, — покачал головой Майтимо. — Даже не верится. Словно несколько дней пролетели.
За разговором мать и сын спустились вниз и, выйдя в сад, пошли туда, где должен был состояться праздничный бал. Дворец Тьелпэринквара поражал красотой, невиданной доселе даже среди жилищ эльдар, и одновременно изяществом. Колонны в форме мэллорнов, устремленные к небесам, поддерживали легкую, подобно облакам в ясный летний день, крышу, и будто парили в воздухе сами по себе. Казалось, что идешь по невиданному, светящемуся мягким жемчужным светом, саду. Музыка плыла, обнимая и обвивая, и Майтимо, погрузившись в легкие и приятные, словно окружающий воздух, думы, не заметил, когда мать покинула его. Вновь увидел он ее спустя всего четверть часа под руку с Фэанаро.
Войдя в широкие, обрамленные плющом и розами двери, он оказался в главном зале дворца, и взгляды присутствующих обратились к нему.
Те, кто родился уже в Элмирель, разглядывали его с неподдельным интересом. Для них он был живой легендой. Один из тех, кто жил в Амане и видел свет Древ.
Вновь заиграла музыка, величественная и торжественная, и Майтимо, кивком приветствовав знакомых, обратился к небольшому возвышению в конце зала. Распахнулись высокие, ажурные двери, и взорам собравшихся на праздник гостей предстал король нолдор Тьелпэринквар и его королева, прекрасная Ненуэль. Раздались приветственные возгласы, и нолдоран с улыбкой на устах и лаской во взгляде начал отвечать, а старший Фэанарион подумал, сколь разительна разница между тем малышом, каким он был в Амане, и нынешним владыкой квенди.
Тем временем в зал вошли дети короля. Появилась принцесса Индилимирэ с супругом Эрейнионом и сыновьями Эрдемиром и Сулемиром. Вошел старший сын Тьелпэ, принц Аркалион, величественный и прекрасный, с волосами золотыми, как у его матери, в ало-золотых одеждах и с золотыми венцом в волосах, в самом центре которого сиял некогда снятый с вершины Миндон Эльдалиэва камень. Он улыбнулся широко и одновременно мягко, и каждому показалось, будто эта ласка обращена к нему одному.
За братом следом показались младшие сыновья Тьелпэринквара Лайтион и Анарион. Музыка взвилась победной песнью, будто хотела рассказать всем о жизни квенди в новом краю, а Майтимо, украдкой переведя дух, внимательно оглядел зал, выискивая родичей и знакомых.
Помимо братьев и кузенов пришли на праздник и их дети: сын Макалаурэ Сурелайтэ и его сестра Салмариэль, сын Карнистира Куллион, дети Тьелкормо Элемар и Тиндомиэль. Среди гостей в зале Майтимо обнаружил сыновей Эктелиона Фонтанного, Эртуилона и Эктариона.
«Значит, и дочь Финьо должна быть здесь», — подумал он и вдруг застыл, до самой глубины фэа пораженный представшим ему видением.
Через весь зал к нему шла, глядя прямо в глаза, одетая в синее с серебром дева с длинными серебряными косами.
Сердце Фэанариона часто забилось, и он сам поразился этому, и все же не мог отвести глаз. Неспешно, огибая по пути гостей, пошел он к ней, и оба смотрели друг на друга, не отрываясь.
— Ну, вот мы и встретились, наконец, — мягко улыбнулась ему Налтарин, ибо это, без всяких сомнений, была она.
— Узнала? — охрипшим голосом спросил Майтимо.
— Разумеется. Атто часто рассказывал мне о юности в Амане и показывал его осанвэ.
Серые глаза девы мерцали, и Фэанариону казалось, что в них отражаются таинственно сверкавшие за окнами звезды. Он поднял руку, вытянув ее ладонью вперед, но не завершил движение, а застыл. Тогда Налтарин подняла свою руку в ответ, и их ладони соприкоснулись. От девы почему-то веяло теплом и уютом.
— Потанцуем? — спросил он тихо, по-прежнему не отрывая глаз.
Она кивнула, и тогда Фэанарион обнял деву, настойчивым, уверенным и бережным движением прижав ее к себе.
Музыка сменилась, став более плавной, и листья цветов, подхваченные легкими, игривыми ветерками, закружились в воздухе. Король с королевой спустились в зал и, став в самом центре, начали танцевать, их примеру последовали остальные, однако ни старший Фэанарион, ни Налтарин не замечали этого.
Они кружились, все так же глядя друг другу в лицо, а после, когда мелодия сменилась, отправились в сад. Туда, где было уединенно и тихо, и где разноцветные огоньки мерцали, паря между крон деревьев.
— Расскажешь мне когда-нибудь о том, что видел? — спросила дева спутника, и тот охотно кивнул.
— Разумеется. Однако повесть выйдет длинной.
— Я не тороплюсь.
Налтарин посмотрела прямо на него, и в глазах ее блеснуло веселье. Фэа старшего Фэанариона вздрогнула, с новой силой потянувшись к ней.
Тропинка петляла, убегая в более дикую, поросшую кустарником и лесными цветами часть сада. Нэр и нис шли, окруженные пением цикад и собственным молчанием, и обоим было легко и уютно, словно знали они друг друга уже многие и многие годы.
— Значит, ты путешествуешь с Элемаром? — спросил он Налтарин, откровенно любуясь ею.
— Да, — подтвердила она и вновь улыбнулась спутнику.
Остановившись у яблони, она погладила ласково ствол и пояснила:
— Это я вырастила. И вон ту аллею, — она указала на видневшиеся вдалеке деревья вишни. — А кусты сирени мы с Элемаром растили вдвоем.
Майтимо все стоял и стоял, разглядывая деву, и чувствовал, как в душе сдвигаются какие-то глубинные слои. Как рождается и прорастает в ней то, чего не существовало прежде. Странное, непривычное, и, оказывается, такое упоительно волшебное чувство, когда одна единственная нис становится необычайно важна. Становится центром мироздания.
Он медленным, задумчивым движением погладил ствол яблони, и рука его коснулась запястья Налтарин. Пальцы их переплелись, и они еще долго стояли и молчали, глядя друг на друга и слушая доносившуюся из окон дворца музыку.
* * *
В этот приезд Майтимо задержался в Менирин дольше обычного, почти на два года. Он никак не мог заставить себя собрать вещи и, оставив Налтарин, отправиться в путь. Однако неисследованные острова на северо-востоке материка настойчиво звали его. Пришла пора прощаться.
— Я когда-нибудь вернусь, — сказал он твердо, гладя по шее коня и глядя в глаза той, что занимала в последнее время все его мысли.
— Я знаю, — ответила просто она. — Меня и саму давно ждет Элемар, чтобы продолжить наше общее дело. Пшеница отчего-то приживается труднее всего. Давно пора что-нибудь с этим сделать.
Фэанарион кивнул, неуловимым движением подался вперед, но тут же выпрямился, решительно тряхнув головой:
— До скорой встречи.
— Namárië.
Они разошлись, но каждая дорожка, по которой отныне ехал Майтимо, напоминала ему те, что исходил он за два года с дочкой Финдекано. Перед внутренним взором его стояли ее глаза, а в ушах звучал веселый, ласковый смех.
Корабль нес его вместе с верными от одного острова до другого, года летели вперед и таяли вдали, подобно стае быстрокрылых птиц. Тоска в груди то слабела, то усиливалась, становясь почти нестерпимой, и тогда молот, долото и карты валились из рук. Наконец, Норнвэ не выдержал и спросил:
— Скажите, лорд, не пора ли нам вернуться домой?
С тех пор, как отряд Фэанариона покинул столицу нолдор, минуло почти двести лет.
— Должно быть, пора, — согласился тот и, поправив над огнем котелок, поднялся и поглядел на широкое море, тяжело плескавшееся у подножия скал. — Когда я покидал Менирин в последний раз, дед Лехтэ Нольвэ сказал мне: «Иногда то, что нам нужно, находится не где-то за горизонтом, а совсем рядом». Я тогда не понял его и спросил: «Почему все те, кто видел предначальный свет, так любят говорить загадками?»
— И что он ответил? — усмехнулся Норнвэ.
— Что так интереснее жить.
Слушавшие разговор верные рассмеялись, и Майтимо вдруг отчетливо, до глубины души понял, что и в самом деле пора отправляться домой. Что больше он не может жить вдали от той, что заняла так много места не только в мыслях его, но в самом сердце.
Норнвэ приблизился и дружеским жестом положил руку на плечо Фэанариону:
— Хватит уже, мой лорд, набегались. Далекие земли от нас никуда не денутся. Но иногда необходимо остановиться и понять, что действительно важно. В конце концов, у вашего младшего брата Атаринкэ уже взрослые правнуки, и вы никак первого ребенка не приведете. А на острова когда-нибудь потом вернетесь. Вместе с леди Налтарин.
«Я люблю ее, — подумал Майтимо в ответ на эту речь, — и хочу быть с ней. А, значит, пора уже делать что-то».
— Ты прав, — заметил он вслух. — Собираемся.
И корабль, сорвавшись с места, понес нолдор к родным, таким желанным берегам. Отдохнув в гостях у Владыки Кирдана, Майтимо и его верные пересели на коней и продолжили путь. Травы стелились под ноги, лаская и обнимая. Сердце звало Фэанариона вперед, но не прямо к городу, а немного правее, к исхоженным на пару с Налтарин березовым рощам, и он слушал этот зов, неотступно следуя ему.
Зашелестели нежно покрывшиеся изумрудной листвой белоствольные деревья, и Майтимо, увидев знакомую фигуру, соскочил с коня.
— Родная! — воскликнул он и бросился к деве.
Налтарин кинулась к нему навстречу, а Фэанарион, заключив ее в объятия, прошептал: «Люблю тебя» и припал к губам, как истосковавшийся по воде путник.
Долго стояли они так, не в силах оторваться. Руки Майтимо ласкали тело девы, дыхания не хватало, но он все целовал и целовал ее. Пальцы ее зарылись в его порядком растрепавшиеся по дороге волосы.
Верные спешились и отпустили коней пастись. Наконец, старший Фэанарион и дочь Финдекано вернулись в реальный мир.
— Ты выйдешь за меня? — спросил Майтимо.
— Да, — уверенно и просто ответила Налтарин.
* * *
На свадьбу того, кто видел свет Древ, пришли не только нолдор, но и телери, и синдар, и даже ваниар с авари. Места в городе не хватало, и торжества выплеснулись в окрестные поля и рощи. Играла музыка, неспешно и величественно плывя над Менирином, кружились в танцах пары. От обильных угощений ломились столы. Нолдоран был первым, кто после обмена кольцами произнес поздравительную речь, затем были Фэанаро и Финдекано, а после них остальные.
Когда же над садами сгустилась ночь, Майтимо подхватил свою любимую на руки и понес во дворец. Укрытая мягкими покрывалами постель приняла их в свои объятия. Сквозь распахнутые окна лился нежный жемчужный свет, звучала музыка, и стоны, то тихие, то громкие до самого утра оглашали покои.
С тех пор, как народ Перворожденных покинул Арду ради Элмирель, минуло ровно семь сотен лет.
Ирина Сэриэльавтор
|
|
5ximera5
Мы с соавтором обязательно будем ждать встреч с вами в новых главах! И от души надеемся, что вам понравится история! 1 |
Ирина Сэриэльавтор
|
|
5ximera5
Новые светила зажгли свет не только в небесах! Эльдар сделают все, чтобы преодолеть трудности, какими бы они не были! И не только Курво с Лехтэ ) Апереди речь пойдет о многих и многих ) надеемся, вам понравится история! Спасибо вам огромное за внимание к истории! До встречи в новых главах! 1 |