Frozen (гет)

— Доброе утро, нии-сама, — говорит Рукия с поклоном и усаживается за стол. Бьякуя кивает в ответ, бросает на нее быстрый взгляд и тут же отводит его в сторону. Он не хочет, чтобы она заметила, как он ее разглядывает. Пусть с тех пор, как он рассказал ей всю правду о том, как ее приняли в клан, ему уже не так сложно смотреть ей в глаза, сорокалетняя привычка все же дает о себе знать. Он не хочет, чтобы она по его жадному взгляду вдруг догадалась, что ему хочется ее разглядывать.

Она одета в форму шинигами — вероятно, сразу же после завтрака уйдет на дежурство или тренировку. В последнее время она часто тренируется, и Бьякуя отчасти понимает ее чувства. Когда умерла Хисана, он тоже часто пропадал на тренировках, потому что только в эти моменты ему удавалось полностью очистить разум и сосредоточиться на чем-то, кроме собственного горя.

Пусть Куросаки не умер, но для Общества Душ он все равно что мертв, и Рукия горюет о нем не меньше.

Бьякуе ужасно хочется сказать ей, что со временем боль утихнет, но он молчит, притворяясь, что не замечает ее мук, и не желая своими словами ставить ее в неловкое положение. Что бы она ни чувствовала к Куросаки, она ни за что в этом не признается, и Бьякуя не хочет, чтобы она знала, что он уже давно обо всем догадался.

— Как дела в тринадцатом отряде? — решает он задать вопрос. Обычно они с Рукией едят молча, но так как их отношения в последнее время стали теплее, разговоры случаются все чаще, и она уже не удивляется, когда он вдруг пытается с ней заговорить.

— Все спокойно: капитан Укитаке чувствует себя лучше, хотя пока не покидает своего жилища, в самом отряде — никаких происшествий, — отвечает она сухо. Посторонний человек может решить, что она говорит о делах без интереса, но Бьякуя видит искорку гордости в ее глазах. Она все-таки рада, что он позволил назначить ее лейтенантом. Она отлично справляется с новой должностью, и Бьякуе уже не так страшно за нее, как некоторое время назад.

— Брат, вы еще не говорили с Главнокомандующим?.. — начинает она робко спустя некоторую паузу, в течение которой оба успевают покончить с едой.

— Пока не представлялось случая, — отвечает он, чувствуя, как внутри нарастает раздражение. Три дня назад Рукия предложила идею, как вернуть Куросаки силы, и попросила Бьякую поговорить об этом с Главнокомандующим. Бьякуя подозревает, что первым делом она обсудила этот вопрос с Укитаке и, получив положительный ответ, решила попросить об услуге брата, ведь капитан тринадцатого отряда слишком болен, чтобы сделать это самостоятельно. Бьякуя пообещал ей, что непременно поговорит с Главнокомандующим, но ничего не может поделать с ощущением неправильности того, о чем ему придется просить. — Я встречусь с Главнокомандующим завтра до собрания капитанов и обязательно поговорю с ним.

Она чуть улыбается и кивает, а Бьякуе ужасно хочется, чтобы Главнокомандующий на завтрашней аудиенции ответил отрицательно.

Рукия собирается передать Куросаки свои силы так, как это случилось в самый первый раз — проткнув его тело своим зампакто. Вообще-то передача сил шинигами смертному — серьезное преступление, но, с другой стороны, Куросаки много раз спасал Общество Душ, помог поймать Айзена, так что заслужил некоторое снисхождение, и неизвестно, как отреагирует Главнокомандующий в таком случае. Бьякуя понимает, что идея вполне может прийтись тому по душе, и даже если вдруг он откажет, Рукия поговорит с другими капитанами и лейтенантами, среди которых обязательно найдутся те, кто ее поддержит, и вместе они вновь придут к Главнокомандующему, чтобы его уговорить. Так что все это лишь вопрос времени. Куросаки скорее всего вернет себе силы и сможет вновь контактировать с Обществом Душ. И с Рукией.

Бьякуя и сам не заметил, в какой момент его братская любовь переросла в нечто большее. Рукия всегда была для него человеком, которого он был обязан защищать, ведь она так напоминала Хисану, которую он не смог уберечь. Своими поступками он пытался загладить вину за то, что недостаточно заботился о своей покойной жене, за то, что допустил ее смерть. Рукия была его вторым шансом, его искуплением, и он верил, что делает это во имя обещания Хисане.

Но оберегать сестру от других мужчин он Хисане не обещал.

Ранее Бьякуе не приходилось испытывать ревность. Хисана всегда была ему верна и ни разу не дала повода для ревности, поэтому было неожиданно почувствовать нечто подобное в отношении Рукии.

Сначала был Абарай, чувства которого были слишком очевидны, чтобы их не замечать. Вероятно, Рукия и сама о них догадывалась, но молчала. Долгое время после назначения Абарая лейтенантом шестого отряда Бьякуя и не догадывался, что тот был другом детства Рукии, узнав об этом совершенно случайно от Киры Изуру, который был приятелем Абарая в академии и, конечно же, многое о нем знал. Понаблюдав какое-то время за Рукией и тем, как она вела себя в присутствии Абарая, Бьякуя убедился в ее полном безразличии и немного успокоился.

Но ненадолго. Этот чертов Куросаки с самого своего появления не понравился Бьякуе, но, если бы не он, Общество Душ было бы обречено. И Рукия бы погибла.

Пожалуй, было бы проще, если бы Рукия вела себя с ним так же, как и с Абараем, но это было не так. Они словно с полуслова понимали друг друга, шутили, и Рукия расцветала в его присутствии. Бьякуя не помнил, улыбалась ли она хоть раз, когда они оставались вдвоем. А с Куросаки она улыбалась.

Бьякуя чувствовал опасность, исходящую от Куросаки. Он видел в нем соперника. И дело было даже не в том, что когда-то он проиграл ему бой. В этот раз их бой был совершенно другим, и его Бьякуя никак не мог позволить себе проиграть.

После той битвы против Айзена, когда Куросаки потерял силы шинигами, Бьякуя успокоился. Наконец-то проблема решилась сама — Куросаки больше никогда не сможет увидеть Рукию, он никогда не попадет в Общество Душ. Бьякуя надеялся, что со временем Рукия утешится, ведь сам он сумел пережить смерть Хисаны, но она не переставала думать о Куросаки и вот теперь придумала нечто, что смогло бы вновь их воссоединить.

— Я отправляюсь на тренировку, — предупреждает Рукия. Бьякуя рассеянно кивает, все еще погруженный в собственные мысли, и окончательно возвращается в реальность лишь когда видит, как хрупкая фигурка сестры скрывается за краем сёдзи.

Даже если бы она любила его, законы все равно не позволили бы им быть вместе.

* * *

— Признаться, мне и самому приходило это в голову, и я даже предпринял кое-какие шаги в эту сторону, — говорит Главнокомандующий Ямамото Генрюсай, расхаживая по своему кабинету. Бьякуя внимательно следит за ним и едва дышит. У него нет слов, да и говорить в общем-то нечего — Главнокомандующему понравилась идея Рукии, и Бьякуя ничего не может с этим поделать.

— Почему вы так легко согласились вернуть Куросаки силу?

— Мы обязаны ему. Это — малость, которой мы можем отплатить ему за спасение.

— Но разве это не риск? Все-таки он необычный человек. Если когда-нибудь он решит пойти против Общества Душ…

— Капитан Кучики, — перебивает Главнокомандующий, — ты веришь, что Куросаки Ичиго способен предать Общество Душ?

Бьякуя не отвечает. Главнокомандующий вдруг улыбается.

— Ты разумный человек. Несмотря на то, что бóльшая часть Общества Душ относится к Куросаки Ичиго с симпатией, ты продолжаешь оставаться беспристрастным. И это правильно.

Слова Главнокомандующего ставят Бьякую в тупик. Он не понимает, какие карты припрятаны у того в рукаве и почему он не спешит ими делиться, но решает попробовать выведать их.

— Возможно, сам по себе Куросаки и не способен на предательство, но, может быть, есть кто-то, кто может вынудить его пойти против нас, — говорит Бьякуя, и Главнокомандующий улыбается шире. Значит, догадки Бьякуи верны. — Уже известно, кто это?

— Да. Первый временный шинигами — Гинджо Куго. Он уже вошел в контакт с Куросаки и теперь пытается переманить его на свою сторону.

— Он хочет забрать силы Куросаки с помощью «подчинения»?

— Вероятней всего. Но даже в этом случае мы все еще можем вернуть Куросаки силы. Силы шинигами лежат слишком глубоко в душе, даже «подчинению» до них не добраться.

— Вы хотите уничтожить Гинджо с помощью Куросаки?

— Если он, конечно же, согласится. А если нет…

Бьякуя и без слов понимает, к чему клонит Главнокомандующий.

— Если это случится, я готов его устранить.

Главнокомандующий усмехается.

— Даже несмотря на то, что это может вызвать гнев Кучики Рукии?

Бьякуя молчит. Главнокомандующий бьет по больному.

— Я помню тот день, когда хоронили Хисану. Ты так изменился с того дня. Ранее ты был пылок и безрассуден, я ведь знаю тебя с пеленок, но всё в тот день изменилось, и сердце твое охладело.

— Боль потери оказалась сильнее, чем я был к этому готов, — произносит Бьякуя, с трудом подбирая правильные слова — они комом стоят у него в горле.

— Да. Однако я заметил, что что-то в тебе стало меняться. И я связываю это с Кучики Рукией. Прошло три года, и сейчас, как мне кажется, прикажи я казнить ее, ты тут же за нее вступишься.

— Главнокомандующий ошибается. Я никогда не пойду против вашего приказа.

Главнокомандующий смотрит на него некоторое время, словно по взгляду пытается понять, правду ли говорит Бьякуя, а потом вздыхает и произносит:

— Куросаки Ичиго чем-то напоминает мне тебя, когда ты был примерно его возраста. По меркам смертных, конечно же. Он довольно сумасброден и совсем не думает о безопасности, когда сражается, но зато всегда думает о безопасности своих друзей. Неудивительно, что друзья пытаются отплатить ему тем же. Осталось ли в тебе хоть что-то от себя прежнего?

— Если Главнокомандующий хочет знать, что я выберу: убить Куросаки Ичиго и навлечь на себя гнев Рукии или же нарушить приказ, сохранив добрые с ней отношения, то я выберу первый вариант. Вам не о чем беспокоиться.

Главнокомандующий улыбается — ему нравится ответ Бьякуи. Их разговор прерывает стук в дверь. В кабинет входит лейтенант первого отряда Сасакибе и сообщает:

— Он здесь.

— Хорошо, пусть войдет, — отвечает Главнокомандующий. Заметив во взгляде Бьякуи молчаливый вопрос, он добавляет: — Как я уже сказал, я предпринял кое-какие шаги в сторону возвращения Куросаки Ичиго сил.

В кабинет входит тот, кого Бьякуя никак не ожидает тут увидеть — Урахара Киске. На его лице дежурная улыбка, он приветствует Бьякую и кланяется Главнокомандующему. В руках он сжимает продолговатый сверток.

— Так вышло, что не одна Кучики Рукия предложила идею, как вернуть Куросаки Ичиго силу, — объясняет Главнокомандующий.

— Вот как, Кучики-сан тоже? — жизнерадостно спрашивает Урахара. — Какое совпаденьице. И что же она предлагает?

— Она предполагает, что, если пронзить его тело с помощью ее зампакто, силы, спрятанные внутри его души, вновь сумеют пробудиться. Хотелось бы получить вашу оценку.

Урахара широко улыбается.

— Что ж, смею предположить, что идея Кучики-сан содержит в себе здравый смысл. Вот только боюсь, что сил, которыми она обладает, будет недостаточно, чтобы Куросаки-сан вновь стал шинигами.

— А чьей силы будет достаточно? — спрашивает Главнокомандующий. — Моей?

— При всем моем уважении к вашей силе, Главнокомандующий Ямамото, в Обществе Душ нет шинигами, обладающего настолько огромной силой, чтобы ее можно было передать Куросаки-сану.

— А если источников силы будет несколько? — спрашивает Бьякуя, сам не понимая, почему его вообще заботит вопрос возвращения сил Куросаки.

— Капитан Кучики мыслит верно, — вкрадчиво произносит Урахара. — Вот только для этого нужен специальный меч, который сумел бы вместить в себя реяцу нескольких шинигами.

— Ты можешь такой создать? — спрашивает Главнокомандующий.

— Обижаете, Главнокомандующий Ямамото. Я уже его создал, — отвечает Урахара и разворачивает сверток. Внутри находится самый обыкновенный зампакто, ничем не отличающийся от других.

— Расскажи о своем плане сегодня на собрании капитанов, а я прикажу всем капитанам и лейтенантам Готей-13 поместить часть своей реяцу в этот меч, — подытоживает Главнокомандующий, и Урахара вежливо кланяется.

* * *

Бьякуя терпеливо ждет, когда Рукия вернется в поместье, чтобы сообщить ей радостную новость. Он предвкушает, как сильно она обрадуется решению Главнокомандующего, и даже несмотря на то, что его сердце обливается кровью всякий раз, как он думает о том, что Рукия с Куросаки вновь встретятся, он не может не желать сделать ей приятное. Все это время она была расстроена, и сейчас новость о том, что Главнокомандующий согласился вернуть Куросаки силы, наконец-то ее оживит.

К ужину она не возвращается, и Бьякуя начинает беспокоиться. Он отправляет слугу в тринадцатый отряд, чтобы выяснить, где может быть Рукия. Тот возвращается с сообщением, что Рукия покинула отряд два часа назад. Значит, она, скорее всего, ушла на тренировочный полигон. Сначала Бьякуя хочет отправить слугу и туда, но потом решает, что быстрее будет самому туда сходить и сразу же обо всем ей рассказать. Он больше не может тянуть с новостью.

Тренировочные полигоны тринадцатого отряда практически пусты, лишь парочка самых прилежных шинигами оттачивает свои навыки, и Рукии среди них нет. Бьякуя обходит каждый угол, но не находит ни намека на ее присутствие. Искать наобум кажется бессмысленным, и Бьякуя закрывает глаза, пытаясь сосредоточиться на реяцу Рукии. Среди сотен нитей рейраку он находит ту единственную, что принадлежит ей, и тут же бросается в ту сторону.

Дорога выводит его к одному из пустынных мест Сейретея. Бьякуя не знал, что Рукия здесь тренируется. Впрочем, место подобрано отлично: никто не станет ей здесь мешать и сама она не заденет никого ненароком.

Его сердцебиение ускоряется в тот момент, когда он чувствует сильнейший холод.

Деревья вокруг стоят покрытые инеем, трава вся в снегу, и кажется, словно в Сейретей пришла зима. На пустыре в самом центре стоит Рукия, она тоже вся в инее, и Бьякуя со всех ног мчится к ней, умирая от беспокойства.

Такое ощущение, будто она неживая, взгляд у нее стеклянный, а тело совершенно неподвижно, словно она выкована изо льда. Лишь заметив Бьякую, она чуть оживает, взгляд ее становится осмысленней, и хриплым голосом еле слышно она выжимает из себя:

— Нии-сама…

— Рукия, как ты? — спрашивает он, боясь ее коснуться — она выглядит хрупкой, словно снежинка, и он боится ненароком ее сломать. — Я могу чем-то тебе помочь?

— Мне холодно, — шепчет она, и по ее щеке течет одинокая слеза. Бьякуя не выдерживает и осторожно кладет руки на ее плечи. Она обжигающе холодная, но он не убирает руки, терпит, надеясь, что тепло его рук хоть немного ее согреет.

— Что ты наделала… — говорит он чуть слышно, и она шумно выдыхает, словно изо всех сил пытается сдержать слезы, но у нее не получается, и она все-таки срывается в рыдания, пряча лицо в складках его одежды. Он уже не боится к ней прикоснуться и обнимает крепче, прижимает к себе и вдруг ловит себя на мысли, что делает это первый раз за все сорок лет. Он и подумать не мог, как нуждался в этом объятии.

Чуть позже, когда она успокаивается, он видит в ее глазах смущение — она стыдится того, что разрыдалась, как маленькая девочка, и сейчас пытается изо всех сил сохранить лицо.

— Когда температура достигает абсолютного нуля, моя сила максимальна, и я пытаюсь ею овладеть, — говорит она, точнее, оправдывается, хотя Бьякуя ни капельки ее не винит. — Но всякий раз, как я достигаю минимума, меня парализует холод.

— Молекулы тела перестают двигаться при достижении абсолютного нуля, — объясняет Бьякуя, хотя она и без его слов прекрасно об этом знает. — Поэтому тебе никогда не удастся заставить тело двигаться само по себе.

— Значит, все мои тренировки напрасны, — произносит она. — Но, если я не сумею заставить себя двигаться, мне никогда не достичь банкая.

Бьякуя смотрит на нее с удивлением. Он и подумать не мог, что ее нынешние тренировки направлены на достижение банкая. Вернее, каждый шинигами втайне надеется овладеть этой силой и усердно тренируется, чтобы ее получить, но Бьякуя не думал, что Рукия уже настолько хорошо владеет шикаем, чтобы перейти на новый уровень. Как давно уже она тренируется? Почему об этом не рассказывала?

Это одновременно и радует его, и пугает. Она так изменилась с того дня, как впервые перешагнула порог поместья Кучики, и кажется, что Бьякуя только сейчас наконец это замечает. Видя в ней лишь объект, который должен защищать, Бьякуя совсем упустил из виду тот факт, что Рукия тоже шинигами, причем талантливая и сильная, так почему бы ей не желать достичь банкая? Недавно он радовался тому, что у нее все получается на должности лейтенанта, а ведь он упорно отказывался согласовывать ее назначение, потому как не был уверен, что она достаточно сильна для этого и не навлечет на себя беду. А теперь она вдруг сообщает, что работает над банкаем, и, судя по всему, буквально в шаге от новой силы, а он лишь сейчас узнает об этом, словно до этой минуты был слеп и глух.

— Вы не верите, что у меня получится, — говорит она, и это не вопрос, а утверждение. Бьякуя чувствует обвинение в ее словах, словно тот факт, что он недостаточно в нее верит, не позволяет ей достичь банкая. — Вы еще не говорили с Главнокомандующим?

— Говорил, — отвечает Бьякуя, радуясь тому, что может хоть немного ее развеселить, и рассказывает обо всем, что произошло с момента аудиенции у Главнокомандующего до той минуты, когда Урахара рассказал всем о своих планах. Завтра все лейтенанты и капитаны должны будут передать часть своих реяцу в меч Урахары, и Рукии, как лейтенанта тринадцатого отряда, этот приказ тоже касается.

Ее глаза широко распахиваются, а губы сами по себе растягиваются в улыбке. Она окончательно оттаивает.

— Как здорово, — говорит она с улыбкой. — Не ожидала, что Урахара тоже об этом думал. Что ж, скоро мы с Ичиго вновь увидимся. Он смог овладеть банкаем за три дня. Возможно, у него найдутся для меня советы.

Ее слова — словно удар кинжалом по сердцу. О да, Куросаки наверняка всегда верил в Рукию, всегда поддерживал ее, неудивительно, что она в него влюблена. Заслуживает ли Бьякуя ее любви? Всё, что он может, лишь сомневаться в ней; нет ничего странного в том, что она даже совета у него не просит. В чем смысл просить совета у того, кто в тебе сомневается?

— Рукия, ты не можешь управлять телом, но можешь управлять рейши, — произносит Бьякуя, едва эта идея приходит ему в голову.

Она смотрит на него с удивлением, словно не ожидала, что он вдруг начнет что-то ей советовать, но его слова заставляют ее задуматься, а потом ее словно озаряет.

— Я могу заставить тело двигаться с помощью рейши. Я хочу попробовать.

— Ты уверена? Ты совсем без сил. — Ее взгляд более чем уверенный, и Бьякуя вновь испытывает стыд за то, что в нее не верит. — Впрочем, если считаешь, что твоих сил достаточно…

Она кивает и взмахивает мечом. Пространство вокруг нее вновь начинает стремительно холодать, и едва оттаявшие деревья снова покрываются инеем. Дыхание превращается в пар, Бьякуя чуть зябнет, но не уходит — он готов, случись что, хватать ее и нести в палаты четвертого отряда. Он все еще не верит, что у нее получится.

— Почти, — шепчет она, и взгляд ее стекленеет. Некоторое время Бьякуя следит за ней, за ее отчаянными попытками заставить тело двигаться, и уже почти готов предложить ей сдаться, как вдруг она взмахивает мечом перед собой, и Бьякуя радуется, что стоит сбоку, потому что всё, что находится перед ней, превращается в лед.

Мощь этой атаки заставляет его удивиться. Это еще не банкай, но уже и не просто шикай. Такая мощь — крайняя форма шикая, и Рукия достигает ее, при этом сумев атаковать.

— Всего одна секунда. Это мой максимум, — шепчет она, медленно поднимая температуру.

— Ты сможешь удержать силу дольше, если будешь усердно тренироваться, — говорит Бьякуя и видит, что его слова ее трогают. Она радуется этому почти так же, как радовалась новости о решении Главнокомандующего, и Бьякуе вдруг кажется, что если он будет хвалить ее чаще, то, возможно, когда-нибудь сможет стать ей так же дорог, как и Куросаки.

Снова утро, и Рукия вновь готова сразу после завтрака стартовать на тренировочный полигон. Но кое-что сегодня совсем иначе — вчера объявили список тех, кто отправится в мир живых, чтобы передать Куросаки Ичиго силу, и Рукия была избрана стать тем, кто пронзит Куросаки мечом, а Бьякуя вместе с Абараем, Кенпачи, Иккаку и Хицугаей — ее сопровождающими.

Рукия сидит за столом как на иголках, как обычно неразговорчивая — ни разу не начала разговор за столом первой, хотя этикет ей этого не запрещает. Бьякуя уже почти смирился, что Куросаки в их битве за сердце Рукии одерживает победу, и теперь просто надеется, что тот не разобьет ей сердце. Он не достоин всех ее волнений.

— Ждешь, когда наконец вновь его увидишь? — спрашивает Бьякуя, и она сначала делает удивленное лицо, а потом насупливается и чуть обиженно отвечает:

— Вот еще! Не так уж я горю желанием его увидеть. Просто переживаю, всё ли у нас получится.

— Конечно, получится, — подтверждает Бьякуя. — Куросаки вернет себе силу, и вы с ним снова сможете видеться.

— Я хочу вернуть ему силу не для того, что с ним видеться! — возмущается Рукия. — Я прекрасно жила без него все эти три года! У меня сразу стало меньше проблем. Просто, — она вдруг меняется в лице и становится чуть грустной, — он столько сделал для нас… и для меня. Я хочу отплатить ему чем-нибудь. Хочу вернуть этот долг.

Рукия так усиленно пытается скрыть свои чувства, что Бьякуя почти верит, что Куросаки ей безразличен. Но он все равно усмехается, и Рукия это замечает.

— Нии-сама смеется надо мной.

— Вовсе нет. Просто это кажется милым — твои к нему чувства.

— Нет у меня никаких к нему чувств! — заявляет она уверенно, и пылающие щеки выдают ее с головой. — Он слишком молод и глуп!

— По меркам смертных вы с ним ровесники.

— Но я прожила гораздо дольше него, так что куда умнее. Я бы ни за что не влюбилась в такого идиота, как Ичиго!

Бьякуя не выдерживает и смеется. Она чуть удивляется этому, и Бьякуя понимает, что давно не смеялся в ее присутствии, а может быть, и вовсе никогда. Но она улыбается ему в ответ, и Бьякуя испытывает в этот момент стойкое желание ее обнять, совсем как тогда на пустыре. Вернувшись мыслями к тем событиям, он спрашивает:

— Как дела с тренировками? Удается удерживать силу дольше?

— Уже две секунды! — с гордостью говорит она, и он улыбается. В эти мгновения она смотрит на него с таким восторгом, что он готов сделать ради нее все, что угодно, завоевать весь мир, если она об этом попросит, лишь бы видеть этот взгляд всегда, словно он подсел на него, как на наркотик.

* * *

— Какого хрена нас сюда позвали? — интересуется Кенпачи раздраженно. — Мы что, еще не все инструкции получили?

В кабинете Главнокомандующего стоит полумрак, и Бьякуя с трудом различает лица присутствующих. В комнате находятся все участники будущей кампании по возвращению Куросаки сил; рядом с ним стоит Хицугая, а чуть поодаль он видит Рукию и Абарая.

— Все это время я наблюдал за происходящими в мире живых событиями, чтобы принять окончательное решение. Теперь у меня есть вся информация, и я хочу дать вам еще одно задание. Думаю, вы понимаете, что для того, чтобы вернуть Куросаки Ичиго силы, необязательно посылать такой большой отряд, хватило бы и одного лейтенанта Кучики. Дело в том, что, возможно, вам понадобится не просто передать Куросаки силы, но и вступить в бой.

— Бой — это хорошо, — радуется Кенпачи, оскаливаясь.

— Кто из вас знает, кем был первый временный шинигами?

Кажется, среди присутствующих об этом знают только главнокомандующий, Бьякуя и Кенпачи. Иккаку и Абарай обмениваются ничего не понимающими взглядами, Хицугая молчит и держит беспристрастное выражение лица, и не ясно, знает он ответ или нет, а Рукия с опаской смотрит на Бьякую, словно ответ на вопрос Главнокомандующего может чем-то навредить Куросаки.

— Вы решили использовать Куросаки Ичиго как приманку? — спрашивает Хицугая. Рукия все еще не сводит с Бьякуи глаз, и в ее глазах отчетливо читается слово «предатель», как будто Бьякуя заранее знал о планах Главнокомандующего и ничего ей не сказал.

— И я должен отметить, что приманка сработала безупречно. Гинджо действительно связался с Куросаки Ичиго и намерен использовать его, чтобы забрать его силы.

— Стойте-стойте, кто такой этот Гинджо и причем тут Ичиго? — не выдерживает Иккаку.

— Гинджо Куго был первым временным шинигами, — объясняет Бьякуя. — Он получил это звание от капитана тринадцатого отряда Укитаке Джуширо, как и удостоверение временного шинигами. В этом удостоверении спрятано специальное устройство, позволяющее следить за временными шинигами и ограничивать их силы — это было сделано для защиты Общества Душ. После того, как Гинджо узнал об этом, он скрылся с поля зрения Общества Душ и наверняка задумывает месть.

— Верно, капитан Кучики, — подтверждает Главнокомандующий. — Как только появился второй временный шинигами, Куросаки Ичиго, Гинджо тут же попытался войти с ним в контакт. Способности Гинджо очень опасны, его необходимо устранить. С ним находятся еще несколько человек, способных использовать «подчинение»; с ними тоже следует покончить, если они окажут сопротивление. Гинджо несомненно попытается рассказать Куросаки Ичиго о слежке через удостоверение временного шинигами, и если тот вдруг решит, что Общество Душ предало его, и примет сторону Гинджо…

— Что? — возмущается Рукия. — Ичиго никогда не пойдет на сделку с врагом! Он предан Обществу Душ!

— В этом случае тебе не о чем беспокоиться, — говорит Главнокомандующий. — Если он не примет сторону врага, то мы будем просто наблюдать. А если он пойдет против нас, то его тоже необходимо устранить.

— Я отказываюсь выполнять этот приказ! — заявляет Рукия решительно. Прежде чем Главнокомандующий успевает отчитать ее или, чего хуже, наказать, Бьякуя решает вставить слово:

— Я выполню приказ Главнокомандующего. Рукии не обязательно принимать в этом участие.

— Как и все мы, — добавляет Хицугая. — Если Куросаки предаст нас, мы все должны быть готовы его убить.

Абарай и Иккаку не так уверены, и даже Кенпачи, кажется, немного сбит с толку, но скорее потому, что не хочет терять бойца, с которым было бы здорово сразиться еще разок. Рукия качает головой, словно не верит, что они говорят об этом всерьез. Она больше не смотрит на Бьякую, видимо окончательно убедилась, что тот не встанет на ее сторону. Зато смотрит Главнокомандующий, и в его взгляде таится предупреждение: «В этот раз я ее прощаю, но следи за ней, не дай наделать глупостей». Бьякуя радуется, что тот проявляет снисхождение, и тихонько кивает, обещая все уладить.

После собрания Рукия вылетает из кабинета первой, и Бьякуя решает пойти за ней.

Он находит ее на тренировочном полигоне; она уже успела всё там заморозить. Она стоит к нему спиной, и он боится увидеть ее слезы, но, когда она оборачивается, он видит лишь гнев, горящий в ее глазах. Увидев Бьякую, она сжимает губы и неожиданно садится на колени, делая глубокий поклон.

— Нии-сама, я прошу прощения за свои неучтивые слова. Если Главнокомандующий решит отстранить меня от миссии или наказать, я смирюсь с его решением.

— Он не будет ни отстранять тебя, ни наказывать, — отвечает Бьякуя. — Встань, Рукия.

Она послушно встает и уже не выглядит такой обозленной. По ее лицу теперь не понять, какие чувства она испытывает, она скрывает их за маской почтительности, которую носит все сорок лет. Бьякуя еще даже не убил Куросаки, но уже впал в немилость. Как же сильно она его любит?

— Если ты так уверена в нем, то тебе не о чем переживать — ему ничего не грозит.

— Меня расстраивает, что остальные смеют хоть на мгновение думать, будто он способен на предательство.

— Остальные не знают его так хорошо, как ты.

Теперь Рукия растеряна. Он видит, что с одной стороны ей хочется продолжать злиться, но с другой — его слова справедливы.

— Говоришь, что ничего к нему не испытываешь, но готова нарушить приказ Главнокомандующего и рискнуть вновь пойти под трибунал, лишь бы его защитить, — произносит Бьякуя.

Рукия молчит. Ее молчание выводит его из себя. Он всегда необычайно спокоен, мало что на свете способно его разозлить, но вот сейчас он чувствует, что еще немного — и он накричит на нее, начнет трясти за плечи, потому что она сама не понимает, что творит.

— Ответь лишь почему, — просит он, почти готовый сдаться. — В этот раз я буду на твоей стороне, я смогу тебя защитить и помогу тебе во всем, просто объясни мне, ради чего ты так его защищаешь?

Она ошеломленно смотрит на него и качает головой, и он понимает, что заслуживает это. Годами он относился к ней с холодностью и теперь пожинает плоды того, что взрастил. Его предложение помощи лишь ее пугает, делая все только хуже.

— Ты любишь его? — Она все еще молчит и испуганно на него смотрит. В этот момент она так уязвима, как тогда, когда он нашел ее здесь, замерзшую до абсолютного нуля. — Этой причины достаточно, просто скажи вслух.

— Нии-сама, вы же и так знаете ответ, не заставляйте меня отвечать, — шепчет она, в ее глазах стоят слезы. Бьякуя вздыхает и решает оставить ее здесь одну. Его кредит доверия не настолько велик, чтобы остаться и ее утешить.

— Я пойду. Не задерживайся, уже темнеет, — говорит он и отправляется к поместью. Перед тем, как уйти в шунпо, он оглядывается и видит, что она садится на корточки и прижимает ладони к лицу. Она все-таки плачет. Она плачет из-за Куросаки.

* * *

Рукия и правда хорошо знает Куросаки — тот действительно ни на секунду не задумывается о предательстве и помогает расправиться с Гинджо, даже не приходится об этом просить. Тем лучше для Бьякуи — не нужно марать руки.

Он так и не может выбросить из головы момент, когда на Куросаки нападает враг, с которым сражался Бьякуя. Разве тот не должен быть мертвым? По каким-то причинам тот выжил и пытается убить Куросаки, однако на его пути возникает Рукия. И пусть в итоге все заканчивается хорошо — их прикрывает та девчонка, с которой сражалась Рукия, — но факт остается фактом — Рукия готова пожертвовать ради защиты Куросаки жизнью. Сделала бы она что-то подобное ради Бьякуи?

Рукия остается в мире живых на некоторое время, и Бьякуя может лишь гадать, что она там делает. Он думает, нашла ли она в себе силы признаться Куросаки в своих чувствах или они просто вместе проводят время в доме Урахары, радуясь наконец, что снова встретились.

Когда она возвращается, то выглядит еще более задумчивой и сосредоточенной, чем обычно. Бьякуя ничего не спрашивает. Со временем она снова становится такой, какой бывает обычно, и однажды с гордостью сообщает, что может удерживать силу на максимуме при минимальной температуре целых четыре секунды, и они обмениваются улыбками, как будто никакого Куросаки и не существует.

Простила.

Как-то вечером она вновь задерживается на тренировке слишком долго. В полночь Бьякуя не выдерживает и направляется к ней. Радиус заморозки увеличился вдвое, да и количество снега и льда выросло в несколько раз. Деревья, стоящие рядом, скорее всего, больше никогда не зацветут. Рукия стоит на привычном месте посреди ледяного пустыря, бледная и замерзшая. Она дрожит от холода — видимо, совсем нет сил, чтобы защитить себя от собственной же силы. На ее ресницах снежинки, и Бьякуе это кажется безумно красивым.

— У меня получилось, — хрипло произносит она. — Я сумела призвать его. Мой банкай.

Ее глаза закатываются, и она теряет сознание. Бьякуя подхватывает ее у самой земли и удивляется тому, что она совсем теплая, не такая, как в тот раз, когда он впервые ее тут нашел. Она успела растаять к тому времени, пока он шел сюда, или ее скорость увеличения температуры выросла? Он ужасно хочет увидеть ее банкай, но сейчас она совсем без сил. Он относит ее в поместье, по пути наблюдая, как спокойно ее лицо, когда она спит. Ему хочется видеть это лицо каждое утро, просыпаться с ней рядом и засыпать в обнимку.

На следующий день у нее тоже не получается показать ему свой банкай, потому что на Общество Душ нападают квинси.

В течение тех пяти дней, что Ванденрейх дал им на подготовку, они с Рукией почти не видятся. Бьякуя пытается придумать, как бы сплавить ее подальше из Общества Душ на время атаки квинси, но она словно догадывается о его планах и уговаривает капитана Укитаке не отправлять ее в мир живых ни на какие дежурства. Впрочем, количество дежурств и без того сокращается — всех шинигами возвращают в Общество Душ для грядущего сражения.

Когда во время битвы с Ас Нодтом Бьякуя теряет банкай и думает, что на этот раз точно умрет, последняя его мысль — о Рукии и о том, что Куросаки непременно ее спасет, ведь его банкай квинси украсть не смогли. Он совершенно точно знает, что проиграл Куросаки, но почему-то на этот раз его это не расстраивает. И когда он просит Куросаки защитить Общество Душ, в глубине души ему вовсе не стыдно за это. Ведь он просит защитить и Рукию.

И все-таки это забавно — победу над ним одерживает противник, управляющий страхом, а главный его страх — потерять Рукию. Она — его главная слабость, лишь из-за нее он всегда проигрывал. Многие считают его непобедимым, но знают ли они, как легко его может победить хрупкая девчонка с ледяным мечом и ледяным сердцем?

* * *

— Как вы? — спрашивает Рукия обеспокоено. Примчалась, едва узнав, что он наконец вылечился. У него все еще кружится голова, но он готов снова вернуться на поле боя, потому что ему неспроста дали второй шанс на жизнь.

— Все в порядке. Можешь не переживать обо мне.

Она едва заметно вздыхает, словно он просит невозможного.

— Нии-сама, у меня есть к вам просьба.

— Говори.

— Когда я в следующий раз встречусь с врагом, обещаете не вмешиваться и дать мне сразиться с ним самой?

Бьякуя молчаливо смотрит на нее некоторое время, в течение которого она не сводит с него глаз, ожидая ответа. Наконец он выдыхает и отвечает:

— Обещаю, если позволишь посмотреть на твой банкай.

Она улыбается; в ее глазах горят игривые огоньки. Если бы он только знал тогда, кем будет ее враг. Ее лицо вдруг становится серьезным и даже несколько грустным. Она слегка наклоняется и еле слышно произносит:

— Я рада, что с нии-сама все в порядке. Не знаю, что было бы, если бы я вас потеряла.

Бьякуя не может вынести ее взгляда. В ее глазах столько беспокойства, что он физически чувствует то одиночество, на которое мог ее обречь, если бы погиб.

Обещание есть обещание, и когда Рукия встречается лицом к лицу с Ас Нодтом, его врагом, тем самым, что одолел его и едва не убил, Бьякуя просто наблюдает, не вступая в бой. Рукия чуть сомневается, стоит ли идти до конца, когда он приходит к ним и разрывает Татар Форас, но он находит правильные слова и наконец говорит ей то, что давно должен был сказать — что она сильная и обязательно справится. К тому моменту, как Рукия использует банкай, он уже знает, что никогда бы не смог победить этого врага, в отличие от нее.

Ее банкай прекрасен и смертоносен, как и сама Рукия. Сила ледяной волны так велика, что у Ас Нодта не остается ни шанса на выживание, и иней, созданный банкаем, формируется в причудливый снежный наряд, покрывающий ее с головы до ног и превращающий в ледяную принцессу. Этот наряд держится недолго и вскоре тает, и Бьякуе даже немного жаль, что все заканчивается. Она спешит оттаять, но он ее останавливает. Ему хочется обнять ее, чтобы согреть, но максимум, на что он решается — коснуться ее руки.

Ему хочется сказать, что она невероятно красива, талантлива и удивительна, но он несет какую-то чушь про то, что она не должна поддаваться страху. И она выглядит так, будто немного разочарована в его словах, а может, это просто ему так кажется, потому что сам он точно в себе разочарован.

Он провожает ее взглядом, позволяя ей и Абараю отправиться на помощь Куросаки ко дворцу Короля Душ. Он надеется, что видит ее не в последний раз. Он не может вернуться к жизни лишь ради того, чтобы увидеть, как она его покидает. Она не может умереть, не услышав его признания.

Со временем разрушения, которые принес Ванденрейх, устраняются, и всё возвращается на круги своя. Куросаки уходит обратно в Каракуру, удостоверение временного шинигами остается с ним, как и обещание прийти и спасти всех снова, если понадобится. Он зовет с собой и Рукию, Урахара даже готов предоставить ей гигай в пожизненное пользование, но она остается в Сейретее и сейчас сидит на деревянном настиле террасы в поместье Кучики и наблюдает за бамбуковым фонтанчиком. Стук этого фонтанчика действует Бьякуе на нервы, но он не избавляется от него лишь потому, что Рукии нравится на него смотреть.

Несмотря на то, что погода в Сейретее хорошая, ближе к ночи становится холодно, а Рукия сидит в простом легком юката и босиком и следит за фонтанчиком, словно ничего другого в этом мире не существует.

— Почему ты не пошла с ним в Каракуру? — спрашивает Бьякуя. — Я же не против.

Она пожимает плечами.

— Я ему там не нужна. О нем есть кому позаботиться.

Она абсолютно спокойна и холодна, как клинок Соде но Шираюки, и Бьякуя понятия не имеет, что же творится в ее душе. Ему так хочется ее утешить, но он боится сделать что-нибудь не так. Он просто садится рядом и смотрит на нее, надеясь, что она поймет, как ему жаль.

— Мне холодно, — шепчет она. Он слышит в ее голосе боль и отчаяние. — Мне так холодно.

Он снимает с себя домашнее хаори и набрасывает ей на плечи. Она успевает перехватить его руки до того, как он их убирает.

— Согрейте меня, нии-сама, как в тот раз, — просит она еле слышно, словно боится, что он ее все-таки услышит. Он с готовностью обхватывает ее за плечи, прижимается грудью к ее спине, словно только и ждал, когда же она его об этом попросит, и чувствует, как она дрожит. Она откидывает голову назад, глаза ее закрыты, и он прижимается щекой к ее щеке, чувствуя, что сердце вот-вот вылетит из груди. Никогда еще они не были настолько близко, и стоит лишь повернуть голову — и он сможет ее поцеловать.

Они сидят так некоторое время, а потом он поворачивает голову и все-таки ее целует, правда лишь в висок. В этот момент она открывает глаза, и по ее взгляду он понимает, что она только сейчас начинает осознавать всю опасность их положения. Она тут же выпрямляется, и он опускает руки.

— Спасибо, нии-сама, — произносит она, стаскивая с себя хаори и возвращая его владельцу. — Я пойду спать.

Бьякуя лишь кивает, потому что не способен произнести ни слова — в горле стоит ком, и он боится, что, скажи он что-то, голос выдаст его разочарование с головой. Она не оборачивается, когда уходит, и он почти радуется этому, потому что не готов сейчас видеть ее глаз. Вдруг он увидит там сожаление?

Но внутри него разливается что-то теплое, и слово этому — надежда. Она не оттолкнула его сразу, так, может, есть шанс, что в следующий раз она не оттолкнет его вообще?

* * *

Наверное, если подождать сотню лет, когда смертная оболочка Куросаки обратится в пепел в печи крематория, Рукия все-таки его забудет, но что-то подсказывает Бьякуе, что в этом случае Куросаки просто вернется в Руконгай, снова попробует стать шинигами и на этот раз останется в Сейретее на вечность.

Рукия сидит в комнате Бьякуи и тренируется в каллиграфии. Она очень аккуратна — кисточка порхает в ее руке, словно бабочка, и линии получаются ровными и четкими. Бьякуя иногда следит за ее работой, но сейчас нет необходимости делать это постоянно — Рукия достаточно искусна, чтобы самостоятельно видеть неправильные мазки. Она уже почти не делает ошибок и скоро догонит в мастерстве его самого.

Она все чаще и чаще приходит к нему в комнату — практически каждый вечер. Они почти не разговаривают, каждый занят своим делом, но Бьякуя рад и этому. Иногда их с Рукией взгляды встречаются, и она тут же отводит глаза в сторону и чуть краснеет. Сам он тоже наверняка краснеет, вспоминая о произошедшем на веранде. Просто чудо, что Рукия не прячется от него после этого, а, напротив, приходит чаще. Иногда Бьякуе кажется, что она нарочно провоцирует его на какое-нибудь действие, а может, ему просто хочется так думать.

Неожиданно Бьякуя чувствует приближение знакомого реяцу. Рукия тоже это чувствует и откладывает кисточку в сторону. Она смотрит на Бьякую с волнением и ничего не говорит, просто ждет, когда их поздний гость войдет в комнату.

Абарай влетает внутрь, словно торнадо, даже не подумав о правилах приличия.

— Капитан, срочное сообщение из двенадцатого отряда! В Каракуре зарегистрировано необычайно большое скопление пустых!

Услышав про Каракуру, Рукия вздрагивает.

— Разве не там живет Куросаки Ичиго? Уверен, он справится с ними сам.

— Капитан, есть информация, что среди нападающих несколько васто лордов. Возможно, именно Ичиго стал причиной их появления.

На этот раз Бьякуя относится к словам своего лейтенанта серьезней. Васто лорды — сильнейшие из пустых, встретить даже одного такого — большая редкость. Бьякуя видел васто лорда лишь однажды, и та встреча, к счастью, обошлась без сражения — он не заметил их отряд. Каждый из них равен по силе капитану или даже превосходит его. Никто не может знать предела сил Куросаки, но несколько васто лордов могут оказаться не по силам даже ему. Даже у Айзена не получилось собрать всех васто лордов в своей армии. Откуда они взялись в таком количестве?

— Главнокомандующий приказал собрать капитанов, лейтенантов и трех первых офицеров второго, пятого, шестого, десятого и одиннадцатого отрядов у врат Сенкаймон, — сообщает Абарай. — Капитан, нам нужно идти. Трем другим офицерам нашего отряда я уже сообщил.

— А тринадцатый отряд? — спрашивает Рукия расстроенно.

— Остальные отряды остаются, чтобы защищать Сейретей, — отвечает Бьякуя. Он не хочет, чтобы Рукия шла с ними в Каракуру сражаться с васто лордами. Но Рукия, похоже, и не думает о том, с кем ей придется скрестить мечи — она, конечно же, в первую очередь беспокоится о Куросаки.

— Прошу вас, нии-сама, — умоляет она, — возьмите меня с собой!

— Переходы через Сенкаймон тщательно отслеживаются. Даже если бы я рискнул нарушить приказ Главнокомандующего, тебе бы все равно не позволили пройти через врата.

Рукия и сама это понимает, но надеется, что Бьякуя обладает достаточной властью, чтобы как-то это решить. Возможно, если бы он действительно этого хотел, то сделал бы все ради этого, но он не хочет.

— Останься здесь, — говорит он. Она покорно опускает голову и с обидой отвечает:

— Да, нии-сама.

* * *

Такого огромного количества пустых Бьякуя не видел уже давно. Они кишат тут и там, словно стая саранчи, и в центре этого хаоса — Куросаки, сражающийся с одним из васто лордов. Как позже Бьякуя выяснит, тот васто лорд — главный организатор этой каракурской вечеринки пустых, а Куросаки Ичиго — приглашенная звезда, которую собираются прикончить просто потому, что он известный крушитель пустых.

Что ж, Куросаки пора бы уже привыкнуть к тому, что он знаменит и теперь не только Кенпачи желает померяться с ним силами. Сам капитан одиннадцатого отряда и четверо его сподручных первыми успевают рвануть драться, даже не пытаясь для начала оценить обстановку и продумать план. С другими капитанами Бьякуе проще: ни Сой Фонг, ни Хицугая, ни Хирако не из тех, кто сломя голову несется в бой.

— Всего их трое, — сообщает Сой Фонг, имея в виду васто лордов. — С одним сражается Куросаки Ичиго, второго взял на себя Кенпачи. Третий остается нам.

— Вы как хотите, а я, пожалуй, дам пинка паре адъюкасов, — говорит Хирако, явно не желающий меряться силами с васто лордом. — Думаю, вы и втроем прекрасно справитесь.

— Да чтоб тебя, крыса трусливая! — кричит Сой Фонг ему вслед. — Ладно, Хицугая, Кучики. Мы нападаем на оставшегося васто лорда. Лейтенанты, на вас адъюкасы. Остальные мочат мелочь.

Хорошо, что еще гиллианов не видно, но те обычно не высовывают нос из Уэко Мундо, если на это нет причины в виде большого количества духовной силы, которую можно поглотить. Даже духовная сила Куросаки их не приманила. Адъюкасы и васто лорды, конечно, куда опасней, но гиллианы могут создать много проблем из-за своего размера.

— Что-то часто мы с тобой в последнее время деремся спина к спине, Кучики, — шутит Хицугая. — Скоро наши отряды начнут ставить в пару.

Бьякуя не отвечает — велика честь, но про себя думает, что не так уж против сразиться с Хицугаей в паре еще раз. Пусть тот слишком мал — гораздо младше той же Рукии, но достаточно силен, чтобы прикрыть спину в случае чего.

Из редких разговоров с отцом Бьякуя помнит тот, в котором речь зашла о васто лордах. Бьякуя надолго запомнил его слова: «Васто лорды — не те существа, битву с которыми начинают с шикая». Бьякуя не тянет время и опускает меч вниз, призывая банкай.

Васто лорд, доставшийся им, вовсе не огромен — его размер вполне сопоставим с ростом человека. Он весь покрыт белой костью, как и остальные пустые, и чем-то похож на арранкара в режиме ресуррексиона. В районе желудка у него дыра, а лицо от затылка до губ скрывает маска зверя, которого Бьякуя никогда не видел. Банкай Бьякуи берет васто лорда в кольцо, тысячи маленьких розовых лезвий впиваются в плоть, но у него невероятно мощная броня, и она выдерживает атаку. На шкуре не остается ни царапины, и Бьякуя с трудом успевает отскочить в сторону и прикрыться от васто лорда, решившего взять реванш, щитом из лепестков. Его скорость настолько велика, что движения сложно уловить взглядом, и кажется, будто он не перемещается, а телепортируется. Бьякуе, в общем-то, без разницы — важнее понять, как его ранить, а к скорости он уже начинает привыкать.

Пока Бьякуя уворачивается, Сой Фонг делает несколько контратак, пытаясь задеть васто лорда жалом. Она умудряется не получить ни единого ранения — удивительно, но Сой Фонг, похоже, единственная, кто может поспевать за скоростью противника. Бьякуе немного обидно — он был уверен, что владеет шунпо пусть и не на уровне Шихоин Йоруичи, но хотя бы на уровне ее ученицы. Жаль, но задеть себя васто лорд не позволяет и ей и уворачивается от ударов так же прытко. Интересно, смогла бы Йоруичи обогнать васто лорда? К сожалению, ее с ними нет, и Бьякуя понимает, что придется справляться самим. Им с Хицугаей нужно что-нибудь придумать, чтобы помочь Сой Фонг добраться до противника. Хицугая уже принял форму своего банкая, обретя ледяные крылья, и одним кивком они дают друг другу команду атаковать с двух сторон.

Они не так глупы, чтобы идти напролом: Бьякуя прикрывает себя щитом из лепестков, Хицугая — щитом из крыльев. Оба решают использовать свои сильнейшие техники. Лепестки Сэмбонзакуры соединяются в белоснежный меч, и Сой Фонг готова напасть сразу же после атаки Бьякуи, чтобы поставить печать-бабочку. После этого должен будет атаковать Хицугая, чтобы дать ей шанс ударить по печати второй раз, но всё в итоге идет не так, как они задумывают.

Меч белого императора Бьякуи наконец-то ранит васто лорда, пусть лишь слегка, но это отвлекает внимание от Сой Фонг, и та ставит печать пустому на плечо, однако печать-бабочка, появившаяся после удара, тут же исчезает, немало удивляя всех троих.

Хицугая напускает на васто лорда снежную лавину, и белоснежные ледяные цветы, распустившиеся из снежинок, ненадолго блокируют движение противника, и за это время Бьякуя с Сой Фонг успевают отскочить и немного перевести дух.

— Моя техника смерти с двух ударов не сработает — его духовная энергия слишком велика и тут же поглощает мою печать, — сообщает она то, что Бьякуе и без того очевидно. — Я могу попробовать использовать банкай, но хватит меня лишь на один раз.

«А разве то, что она использует, не банкай?» — проносится у него в голове, но он лишь кивает, радуясь, что у нее еще есть идеи.

— Нужно увести его куда-нибудь за город — здесь слишком много народу, я могу ненароком кого-нибудь задеть, — говорит Сой Фонг, оборачиваясь металлическим поясом, на вид тяжеленным. На удивленный взгляд Бьякуи она отвечает: — У моего банкая сильная отдача — не хочу, чтобы после взрыва меня снесло куда-нибудь на Окинаву.

Бьякуя не задает вопросов и охотно соглашается действовать по ее плану. В ближайшее время на второй удар мечом белого императора его не хватит, а рана, полученная васто лордом от первого удара, уже начинает регенерировать. Хицугая тоже это замечает и замораживает рану, а потом увеличивает лед в размерах, пытаясь расширить рану изнутри, и васто лорд ревет от боли так надрывно, что даже у повидавшего виды Бьякуи стынет кровь в жилах.

Боль приводит васто лорда в чувства, он разрывает ледяные оковы и шлет в Хицугаю Серо. Бьякуя пытается его прикрыть, но скорость Серо куда выше, и он надеется, что ледяного щита Хёринмару будет достаточно, чтобы Хицугая сумел выжить. Краем глаза Бьякуя замечает, как к месту, куда упал Хицугая, направляется лейтенант десятого отряда — Мацумото Рангику — и успокаивается — та наверняка позаботится о своем капитане, а пока у Бьякуи есть дела поважнее.

Васто лорд все еще зол, и Бьякуя с легкостью обращает его внимание на себя. Тот проглатывает наживку и мчится вслед за Бьякуей, который в этот раз уже приноровился к скорости противника и даже позволяет себе поиграть с ним, заставляя считать, что еще немного — и тот его догонит. Бьякуя может перемещаться и быстрее, но не хочет, чтобы враг потерял к нему интерес и переключился на кого-нибудь еще, например, на лейтенанта Мацумото. За это время Сой Фонг успевает уйти далеко вперед, чтобы успеть подготовиться к атаке.

Через некоторое время они уже далеко за городом в лесах. Сой Фонг успевает привязать себя за пояс к нескольким крупным стволам криптомерии и наконец показывает форму своего меча в режиме банкая. Теперь у нее не меч, а лук, и этим она чем-то напоминает Бьякуе квинси.

— Кучики, уходи как можно дальше отсюда! — кричит она, прицеливаясь, и стреляет.

Да у нее не лук, а ракетная установка! Ударная волна настолько велика, что Бьякуя все равно отлетает в сторону, хотя вроде как успел отойти на достаточное расстояние. Небо озаряет ярчайшая вспышка света, и ночь на несколько секунд превращается в день. Деревья в эпицентре разлетаются в щепки. Когда дым рассеивается, Бьякуя поднимается с земли, в которой умудрился прорыть собственным телом небольшую траншею, пока падал, и направляется в сторону Сой Фонг, чтобы убедиться, что она не пострадала. Он больше не чувствует васто лорда и почти уверен, что с ним покончено, потому что после такого взрыва не уцелеет никто, даже выживающий всегда и везде Куросаки Ичиго.

Бьякуя не успевает добраться до Сой Фонг — путь ему преграждает васто лорд, чья тяга к выживанию, по всей видимости, во много раз превосходит Куросаки. Но капитан второго отряда может собой гордиться — у васто лорда отсутствует левая рука, а маска на лице чуть треснута. Из последних сил Бьякуя вновь призывает банкай. Сейчас они достаточно далеко от людей, так что можно использовать и эту технику. Ее взрывная волна не настолько велика, как у Сой Фонг, но не менее смертоносна.

Меч Бьякуи полностью рассыпается на ворох розовых лезвий и вновь берет васто лорда в сферу. Лепестки скользят по краю сферы так быстро, что нет никакой возможности выбраться из нее, не пострадав. В какой-то момент они дружно направляются к центру, собираясь порубить врага на куски, и Бьякуя надеется, что на этот раз победа за ним, потому что он израсходовал на эту последнюю атаку всю свою реяцу.

Сначала из сферы вырывается окровавленная лапа, пережившая атаку Сой Фонг, потом и весь остальной пустой — в крови, но живой. У Бьякуи остаются силы лишь на то, чтобы увернуться, лепестки меча хаотично порхают вокруг них, и нет никаких сил ими управлять. Второй раз увернуться не получается, и васто лорд взмахивает мечом, чтобы пронзить Бьякую насквозь.

Бьякуя думает, что это странно — не чувствовать боль сейчас, когда он должен быть ранен, но он ничего не чувствует, кроме одного — знакомого реяцу рядом с собой. Он не понимает, каким образом она тут оказалась, кто позволил ей прийти в Каракуру и почему она прикрывает его собой, взяв удар на себя. Он думал, что сил у него больше нет, но они откуда-то появляются — близость Рукии его отрезвляет, и рядом с ней он больше не может оставаться слабым. Из последних сил он пытается подчинить себе лепестки, придерживая раненную Рукию одной рукой. Неожиданно ее меч поднимается, белоснежная лента на мече описывает круг, и васто лорд рассыпается в ледяную крошку. Обоих окатывает ледяной волной банкая Рукии, и Бьякуя вдруг видит, что держит в руках не сестру, а ледяную принцессу. Сам он тоже весь в инее, и неизвестно, на кого сейчас похож он, и ему невероятно холодно, но он стойко терпит и ждет, пока Рукия поднимет температуру своего тела и окружающего пространства. Согревшись, она смотрит на него и улыбается, протягивает руку к его щеке, чуть гладит и шепчет:

— Вам холодно? Только скажите — и я вас согрею.

Она теряет сознание, и Бьякуя изо всех сил держится, чтобы не потерять его тоже. Ему хочется попросить ее, чтобы она очнулась и согрела его, но она его не слышит.

* * *

По пути до Каракуры Бьякуя то и дело едва не теряет сознание, но рядом с ним Сой Фонг, тоже почти обессилевшая, но невредимая, и она не дает ему окончательно отключиться, помогая дотащить Рукию. Как они проходят через Сенкаймон, он почти не помнит, и просыпается уже в палате четвертого отряда.

Рукия лежит в соседнем крыле и приходит в себя чуть позже. Васто лорд ранил ее, но не смертельно, и Унохана обещает, что через пару недель Рукия сможет вернуться домой. Как-то раз Бьякуя пробирается к ней в палату, потому что больше не может довольствоваться одними лишь отчетами о ее состоянии от Абарая — он хочет увидеть все сам и убедиться, что смерть ей действительно больше не угрожает.

— Главнокомандующий отправил четвертый, двенадцатый и тринадцатый отряды на подмогу, — рассказывает Рукия, хотя это ему и так уже известно благодаря Абараю. — Я увидела, что вас нет среди остальных, и отправилась на помощь.

— Лейтенантам было приказано сражаться с адъюкасами, — говорит Бьякуя недовольно, и Рукия опускает голову. — Васто лорды были поручены капитанам.

— Я просто переживала о вас, — говорит она спустя паузу.

— Ты могла погибнуть.

— Это вы могли погибнуть! — говорит она неожиданно пылко. Злится. Она, в общем-то, права, но Бьякуе гордость не позволяет признаться в этом. — Если бы не я, вас бы убили! Капитан Сой Фонг была слишком далеко и не успела бы прийти к вам на помощь!

Пусть Сой Фонг и была привязана к деревьям, в момент взрыва те тоже разлетелись в щепки, и ее все-таки отнесло на пару десятков километров в сторону, поэтому успеть Бьякуе на выручку она бы не смогла.

— Ты рисковала жизнью, чтобы меня защитить, и едва не погибла. Не нужно было этого делать.

— Позвольте мне самой решать, что делать!

Рукия выжидающе смотрит на него, словно думает, что он снова начнет спорить, но он молчит. Он уверен, что у нее найдутся аргументы на любой его ответ, поэтому спорить с ней бессмысленно. Это кажется одновременно и странным, и правильным — сорок лет назад она ни за что бы не стала ему перечить, но сейчас не сдерживается. И он не против, чтобы она это делала. Да и не так уж он и недоволен ее выходкой. Сам не так давно задумывался, сможет ли Рукия пожертвовать собой, чтобы его защитить, как она это сделала с Куросаки. Оказывается, может.

Бьякуя наконец понимает, почему это все кажется ему правильным.

Она говорит с ним, как с Куросаки.

— Нии-сама, я пошла за вами, потому что мне хотелось вас защитить, — говорит она в этот раз спокойно. — Вы столько раз меня защищали, и я хотела отплатить вам тем же.

— В этом нет необходимости — я защищал тебя, потому что это мой долг.

— Вы считаете меня недостойной вас защищать? — спрашивает она с сожалением, и Бьякуя слишком поздно понимает, что все действительно звучит именно так.

— Это не так! — пытается он объясниться, а она вдруг улыбается, и все оправдания застревают в горле.

— Все в порядке, нии-сама. Пожалуйста, привыкайте. Я понимаю, что за много лет вы успели забыть, каково это, но теперь я достаточно сильна, чтобы быть рядом и прикрывать вашу спину.

Бьякуя ненадолго задумывается, а потом усмехается. Она права. Он готов начать к этому привыкать.

После собственной выписки Бьякуя продолжает приходить к ней в госпиталь каждый день до тех пор, пока ее не выписывают. Первое время она проводит дома, так как ее состояние все еще нестабильно, и Бьякуя радуется, что они могут проводить вместе столько времени.

От Абарая Бьякуя узнает, что Куросаки тоже был серьезно ранен и даже чуть не погиб, но Иноуэ Орихимэ сумела его вылечить. Странно, но Рукия ни разу не вспоминает о нем, и Бьякуя решает начать разговор первым.

— Как там Куросаки? — спрашивает он как-то раз за ужином, когда у Рукии хорошее настроение. Настроение ее тут же заметно портится. — Я слышал, он тоже был ранен во время той битвы.

— Не знаю, я с ним с тех пор не говорила, — отвечает Рукия, нахмурившись. Это понятно — она лежала в госпитале и никак не могла с ним поговорить, но Бьякуя думал, что, возможно, им как-то удалось связаться через Абарая.

— Если хочешь, я могу достать тебе разрешение на проход через Сенкаймон, чтобы ты смогла его проведать.

— Спасибо, но в этом нет необходимости.

— Разве тебе не интересно, как он там?

— Почему нии-сама так волнует Ичиго?

— Я волнуюсь не о нем.

Рукия вздыхает, сообразив, на что он намекает.

— Это в прошлом. Нии-сама может не переживать обо мне. Мы с Ичиго все равно принадлежим разным мирам, так что даже неплохо, что он не ответил мне взаимностью.

— Мне жаль, — бормочет Бьякуя спустя некоторую паузу. Ему действительно ее жаль.

— Все в порядке, — улыбается она. — Видите — мне совсем не грустно.

Врет она или нет — он не знает: Рукия искусна в скрывании чувств за маской. Она училась этому сорок лет. После ужина он предлагает ей сыграть в го, и она охотно соглашается. Завтра она возвращается к работе, и они станут видеться реже. Бьякуя хочет, чтобы этот вечер длился как можно дольше.

Бьякуя играет за белых, и Рукия ходит первой. Она полностью сосредоточена на игре и смотрит только на доску — видимо, просчитывает возможные ходы и сферы влияния. Они не так давно играют — всего-то лет пять, но для Рукии этого времени оказывается достаточно, чтобы придумать собственную тактику и даже несколько раз победить.

— Нии-сама, можно задать нескромный вопрос?

— Спрашивай.

— Вы любили Хисану-сама?

Вот уж действительно нескромный вопрос, и Бьякуя от неожиданности чуть не роняет камень, но берет себя в руки и все-таки делает ход, а потом вздыхает и коротко отвечает:

— Да.

— А влюблялись ли вы после этого в кого-нибудь?

Бьякуя дожидается, когда она сделает ход, и берет белый камень, чтобы сделать свой — он уже догадался, какую тактику она задумала, и теперь знает, как играть дальше. Но вот зачем она задает такие вопросы, он не понимает.

— Да, — решает он ответить столь же кратко.

— Она знает о ваших чувствах?

Бьякуя может просто остановить этот допрос — он не обязан отвечать, но все равно отвечает, потому что эта неожиданная опасность, таящаяся в ее вопросах, почему-то начинает его заводить.

— Нет.

— Почему? Боитесь, что она вам откажет?

Бьякуя прекрасно понимает тактику игры Рукии, но никак не может сосредоточиться на доске и то и дело совершает мелкие ошибки, которые в дальнейшем могут вылиться с крупную проблему. Он даже начинает думать, что она специально задает ему эти вопросы, чтобы сбить с толку и заставить ошибаться.

— Есть причины, по которым мы не можем быть вместе.

— Она простолюдинка?

— Нет. По другим причинам.

На некоторое время Рукия умолкает, погрузившись в раздумья во время очередного своего хода. Ход занимает у нее минут пять, она то и дело наклоняет голову, словно мысленно прикидывает возможные ходы, а потом наконец берет камень и ставит его так, что Бьякуя понимает — вот теперь-то он действительно может проиграть даже несмотря на то, что разгадал ее тактику. Рукия не теряет времени и снова его отвлекает. Согласно этикету игры, это неправильно — отвлекать соперника во время хода, но ее это, похоже, не смущает.

— Если я спрошу, кто она, вы мне ответите?

Бьякуя смотрит ей прямиком в глаза, и она не отводит взгляда. Их разделяет лишь игральная доска, и он мог бы просто наклониться вперед и поцеловать ее, но не смеет.

— Сдаюсь, — говорит он, и Рукия смотрит на него непонимающе, пока до нее не доходит, что он говорит о партии в го.

— Вы смогли подловить меня и имели все шансы на победу, — произносит Рукия, а взглядом дает понять, что ответ на предыдущий вопрос ее все еще интересует.

— А ты смогла подловить меня, — отвечает он. — Я не могу сказать тебе, кто она. Будет лучше, если о моих чувствах никто больше не будет знать.

Рукия кивает. Она кажется разочарованной.

— Еще партию? — предлагает Бьякуя. Она качает головой.

— Уже поздно. Мне завтра на дежурство. Спокойной ночи.

Она помогает ему сложить камни в чашу, а потом вроде бы собирается уходить, но мешкает. Он это замечает, и под напором его взгляда она все-таки решается задать свой вопрос:

— Есть ли хоть малейший шанс на то, что вы говорили обо мне?

Бьякуе не хватает воздуха, и кажется, будто температура в комнате упала до абсолютного нуля. Рукия выглядит чуть испуганной, и он думает, что наверняка выглядит сейчас не менее испуганным, чем она.

— Простите, мне не следовало об этом спрашивать. Пожалуйста, давайте забудем об этом! — просит она и пятится к сёдзи, но ответ Бьякуи ее останавливает.

— Это ты.

Она застывает, совершенно пораженная услышанным, но секунду спустя взгляд ее меняется — она кажется радостной. Он протягивает к ней руку, словно предлагает подойти ближе. Она чуть колеблется, но все же преодолевает страх и подходит. Он проводит ладонью по ее щеке, и она чуть вздрагивает и прикрывает глаза.

— Согреешь меня? — спрашивает Бьякуя, и она кивает. Он наклоняется и целует ее губы.

Ее поцелуи неумелы и осторожны, но она старается. Она не дотягивается до его шеи, поэтому обхватывает его за талию, и он охотно прижимает ее к себе, одной рукой придерживая за плечи, а второй все еще гладя по щеке. Бьякуя уже не сдерживает себя, впиваясь в ее губы со всей страстностью, словно это их последний поцелуй, словно ее вот-вот у него отнимут.

От поцелуя сбивается дыхание, но он готов задыхаться, так как не в силах от нее оторваться. Она чуть отстраняется, давая короткую передышку, а потом осыпает поцелуями его лицо, шею, и Бьякуя сильнее вжимается в ее тело, чувствуя, как от прикосновения ее пальцев по спине бегут мурашки. Он больше не может ждать, поцелуев недостаточно, чтобы утолить его голод. Он тянется руками к поясу ее юката, стягивает его и слышит одобрительный вздох в ответ. Рукия не остается в долгу и тоже потихоньку начинает его раздевать, и Бьякуя не представляет, что ему придется пережить: если уж от прикосновений сквозь ткань косодэ и хаори он чувствует такой озноб, то что будет, когда она коснется его обнаженной кожи?

Он подхватывает ее и несет в соседнюю комнату, туда, где его ждет приготовленный ко сну футон. Бьякуе он всегда казался слишком широким для одного, но теперь, когда их двое, кажется, будто места на футоне недостаточно. Впрочем, это заставляет их лишь сильнее прижиматься друг к другу, и это неплохо.

Они спешат расстаться с одеждой, не теряя ни секунды и не переставая целовать друг друга. Он хочет увидеть ее обнаженной, хочет провести ладонями по ее коже, почувствовать, как она дрожит от его прикосновений. Наконец они полностью наги, но Бьякуе не холодно. У Рукии получается его согреть.

Он кладет ее спиной на футон и возвышается сверху, накрывая ее тело своим. Его руки шарят повсюду, куда только могут дотянуться: гладят плечи, переходят к груди, пальцами дразнят соски. Бьякуя перекатывается на бок, одновременно опуская руки вдоль живота ниже, раздвигает в стороны бедра и гладит их внутреннюю поверхность. Он проводит пальцами вдоль влагалища, она там совсем мокрая и чуть вздрагивает, подаваясь вперед навстречу его пальцам. Он двигается медленно, дразняще, и она чуть стонет, тихонько шепча «нии-сама, нии-сама».

— Зови меня по имени, — просит он, и она с придыханием отвечает:

— Хорошо, Бьякуя-сама…

Он вновь ее целует, ускоряя движение пальцами. Она держит его за плечи, ее глаза закрыты, а с губ то и дело продолжает слетать его имя.

Наконец она прижимается лбом к его плечу, чуть выгибается и расслабляется, откидываясь на подушку. Бьякуя убирает руки и осторожно целует ее в висок, щеку, уголок губ, потом ниже — шею и ключицы, а она гладит его одной рукой по предплечью.

Наконец он переставляет ноги и оказывается между ее бедер. Она понимает, к чему все идет, это видно по ее глазам, но в них нет ни страха, ни сомнений, ни желания его остановить. Его член уже совсем твердый, и он больше не может ждать. Он ждал чертовых сорок лет!

Войти с первого раза не получается — она слишком узкая, и совершенно очевидно, что это ее первый раз. Он продвигается медленно и осторожно, понемногу, и то, что она влажная внутри, очень помогает. Выправка шинигами дает о себе знать — Рукия не жалуется, поэтому Бьякуе приходится ориентироваться на невербальные сигналы. Наконец он полностью в нее входит, чуть переводит дух и целует, а потом так же медленно двигается назад.

Ее руки ползут вдоль его спины и застывают на пояснице, и у Бьякуи вдоль позвоночника бегут мурашки. Он ускоряется и вот уже двигается в привычном темпе, если можно называть привычным что-то, чем ты не занимался более сорока лет. Рукия совсем расслабляется в его руках и теперь лишь тихонько постанывает, и Бьякуя опускает голову, прижимаясь щекой к ее щеке.

Вскоре он кончает, и мир словно теряет точку опоры. Он прижимается к ней всем телом и пытается восстановить дыхание. Рукия обнимает его крепче и тихонько целует в щеку. Он возвращает ей поцелуй, прильнув к губам. Чуть улыбнувшись, она спрашивает:

— Вам тепло?

Он кивает и снова ее целует.

Рукия уходит под утро, едва начинает светать. Она боится, что кто-то может их застукать. Бьякуя тоже боится, но, с другой стороны, ему хочется, чтобы остальные знали, что отныне Рукия принадлежит ему и только ему. Неизвестно, сколько сотен лет должно пройти, прежде чем он решится раскрыть их секрет, но пока оба знают, что лучше держать их роман в тайне.

Следующей ночью она приходит к нему снова, потом еще и еще, и им больше не холодно.