Джинни Уизли и Банда Мерлина (гет)

Что-то приглушенно звякнуло, и ее беспокойный сон слетел и шмыгнул в чернильную тьму за окном. Джинни провела ладонью по холодной подушке рядом и с тихим вздохом обняла ее, подминая под себя. Полежала немного, прислушиваясь. В комнате было тихо, темно и прохладно: камин давно погас, и только под дверью привычно золотилась полоска света. В затылке появилась тяжесть. Кажется, она снова не выспится, и завтра Джонс выскажет все, что думает по поводу ее вялой игры. И будет права. Потому что, говоря откровенно, сейчас квиддич в списке приоритетов Джинни Уизли упал ниже слизеринских подземелий. Кто бы мог подумать… Так вот, значит, что такое быть героем и спасать ни о чем не подозревающий мир. Плевать на свои желания, свои занятия, а порой и себя самого. Не то чтобы Джинни совсем не понимала этого, целый год проведя в замке с Кэрроу и участвуя в их маленькой войне, но все же по вечерам они ложились в свои постели, а где-то за пределами замка оставались те, на кого все рассчитывали, чьего возвращения ждали. Один на один с волшебным миром, который хоть и делал робкие попытки помочь, на самом деле больше наблюдал, чем действовал. Именно на Гарри, Рона и Гермиону делались самые большие ставки, возлагалась самые отчаянные надежды…

Теперь их связь не казалась Джинни такой странной, временами комичной и слегка раздражающей. Теперь она понимала: то был единственный способ выжить и не свихнуться. И вот прошло всего несколько лет, а над ними уже нависла новая угроза. Джинни присматривалась к Трио и невольно поражалась их спокойствию, тому, каким обыденным было для них происходящее. Нет, конечно, Гарри иногда психовал, под глазами Гермионы залегли темные круги от недосыпа и постоянного бдения над книгами, а Рон ругался, изредка выдавая идеи на грани полного идиотизма и гениальности. Они все устали — от того, что дело не двигается с мертвой точки, от тревожного ожидания и даже от отсутствия новостей, но, кажется, ни на кого эта неопределенность не давила так сильно, как на нее. Хорошо хоть у всего этого было одно преимущество.

Одно, но бесконечно важное, меняющее все…

Джинни выбралась из-под одеяла, зябко повела плечами и накинула плед. Она ступала совсем тихо, но он услышал. Резко поднял голову от книги, потер глаза и вздохнул.

— Я тебя разбудил? Прости.

Нетронутая чашка чая на столе медленно остывала.

— Все в порядке, — она обняла его за плечи и прижалась щекой к макушке. — Было бы неплохо, если бы ты тоже иногда спал.

Он поднял руку и погладил ее плечо. Потом развернулся, помогая устроиться у него на коленях. Уткнулся носом в висок.

— Он мне снится, Джинни, — после долгого молчания пробормотал Мерлин. — Постоянно. Иногда это что-то из прошлого, а иногда…

Он вздрогнул, и она крепче обняла его.

— Я знаю, — тихо сказала она, — знаю.

Он метался во сне. Шептал знакомые и незнакомые ей имена, звал Артура, умолял его не уходить. Джинни давно убрала из комнаты все, что могло бы взорваться — наподобие той жутковатой вазы, что мама впихнула ей в чемодан в самый последний момент, или упасть — как ее колдография с любимой командой, висевшая над камином.

— Может, примешь сегодня зелье сна без сновидений? — предложила она. — Выспишься, наберешься сил.

Мерлин взглянул на нее с сомнением.

— А что если…

— Думаю, если тебе все же должно присниться что-то важное, оно сможет подождать до среды.

Ему снились вещие сны, а она по-прежнему старалась не выдавать своего удивления слишком явно. Магия была частью Джинни с рождения, она выросла в одной из старейших волшебных семей Великобритании, знала все предания и сказки, была довольно сильной волшебницей. И все же магия Мерлина поражала и восхищала ее, как когда-то фейерверки Фреда и Джорджа. С самого раннего детства близнецы обожали запустить что-нибудь куда повыше, да чтобы оно там хорошенько грохотало, сверкало и рассыпалось миллионами искр, из года в год оттачивая свое мастерство. И вот, когда она смотрела на несущегося по небу огненного дракона или на распускающиеся в нем любимые ландыши, ее затопляло чувство невероятного. Кончики пальцев покалывало, воздух заряжался совершенно особой магией момента и щекотал изнутри.

Когда Мерлин колдовал, мимоходом, не обращая на это внимания: подавал ей вещи, разжигал камин, мельком взглянув на него, заставлял время замереть на несколько мгновений, чтобы сказать ей что-то важное (а пару раз — чтобы просто поцеловать) она испытывала похожее чувство. Словно попала в сказку. Или в легенду. В одну из тех, что иногда, поворчав и попытавшись от нее отделаться, все-таки читал ей Рон. Джинни забиралась к нему на постель, не желая тревожить и без того уставшую маму, и говорила, что не сдвинется с места, пока он не почитает и ей тоже. Бывало, что она так и засыпала у него в ногах. И тогда ей снились неприступные стены Камелота и звонкий перестук подков по мостовой, великие сражения и древнее волшебство, король Артур и его близкий друг, советник, самый сильный и мудрый маг своего времени — Мерлин… Тот самый Мерлин, что рассеянно гладил сейчас ее спину и напряженно раздумывал, стоит ли пожертвовать возможностью наконец отдохнуть еще раз.

От такого могла закружиться голова. Она и кружилась. Но Джинни нравилось это чувство. Тем более что Мерлин понемногу рассказывал ей о тех давно минувших днях, и в его рассказах было гораздо больше смешного и повседневного, чем эпичного.

Мерлин поднял на нее взгляд.

— Я не знаю, — сказал он, — я хочу сказать, мы ведь ни в чем не уверены, и любая подсказка…

— Зато я знаю, — перебила Джинни, покачав головой. — Я поняла: ты сильный, ты крутой, ты Мерлин, в конце концов, — он дурашливо выпятил грудь, заставляя ее фыркнуть. — Но даже самым крутым нужен сон. Так что давай-ка мы это отложим и…

Он мягко перехватил ее руку за секунду до того, как ее пальцы коснулись страниц.

— Это древняя и темная магия, и она сильно давит на того, кто даже просто к ней прикасается, — извиняющимся тоном сказал он, отодвигая книгу.

Джинни нахмурилась.

— Разве не ее Гермиона три дня таскала с собой, кажется, даже в уборную?

Он кивнул. Джинни вопросительно изогнула бровь.

— Не хочу рисковать.

Джинни почесала переносицу и вздохнула.

— Даже не знаю: обижаться на твое недоверие или на чрезмерную опеку.

— Я бы на твоем месте выбрал второе, — подсказал он, и Джинни неуверенно хмыкнула.

И все же внутри неприятно кольнуло. А что, прозвучал в голове тихий свистящий шепоток, если он знает про Тайную комнату? Она еще не рассказывала ему, но мог рассказать кто-то из Трио. И теперь он считает, что она недостаточно благонадежна?

— Такого у меня и в мыслях не было, — покачала головой он. — И да, я знаю про Комнату и совсем не считаю тебя хоть в чем-то виновной. Нужно быть полным…

— Мерлин! — перебила Джинни, ее щеки заалели от возмущения.

Да, со спонтанной легилименцией у них тоже были проблемы.

— Прости… прости! Но ты так громко думала, а я так устал… Хочешь, возьми эту книгу, возьми все мои книги, только не сердись, — Мерлин сложил ладони в умоляющем жесте.

Насупившись для приличия, Джинни все-таки не выдержала и захихикала.

— Пойдем, — она поднялась, потянув его за собой. — Я дам тебе зелье и уложу спать. И, если захочешь, спою колыбельную, которую мама пела мне в детстве…

— Конечно, захочу, — он слегка придержал ее за руку и коснулся кончиками пальцев щеки Джинни. — И эй… я просто не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Я не могу даже представить, что…

Она закрыла ему рот поцелуем. Долгим и нежным, почти невинным, вложив в него все свои мысли и чувства на этот счет, открываясь настолько, насколько это было сейчас возможно.

С тихим стоном он стиснул ее в объятиях. А затем подхватил на руки, заставляя охнуть от неожиданности.

— Зелье немного подождет, — шепнул он, и Джинни согласно кивнула.

Гемиона отодвинула в сторону последнюю стопку документов, решив оставить ее на завтра: учитывая слой скопившейся пыли, едва ли она кому-то понадобится не только в ближайшие дни, но и в ближайшие годы. Кому вообще может быть дело до безответственных волшебников и волшебниц, решивших, например, приручить опасную зверушку? Или заколдовавших и случайно потерявших какую-нибудь маггловскую безделицу? Как в последнем деле, когда зачарованные калоши каждую ночь возвращались на порог своей насмерть перепуганной хозяйки, которая всячески пыталась от них избавиться. Она топила их, жгла, резала на мелкие кусочки… но все было бесполезно. Бедная женщина едва не тронулась умом, прежде чем сотрудники министерства напали на магический след.

Да, мелкие правонарушения могли быть безрассудными, глупыми и даже забавными, но редко — по-настоящему опасными или интересными. Однако же Гермиона сама вызвалась помочь миссис Белфаст с сортировкой старых дел и утилизацией тех, чей срок хранения вышел, и тому было несколько причин. Первая: она действительно любила наводить порядок и не сходила с ума от однообразной работы, поскольку видела перед собой цель. Вторая: тишина архивов давала ей возможность подумать, а их относительная безлюдность — даже пренебрегать время от времени своими непосредственными обязанностями в пользу личных занятий. Третье: тот самый подписанный начальницей доступ, пусть и всего лишь первого уровня.

Вообще-то говоря, попасть в архивы было не так уж сложно. Высокие стеллажи, извилистыми лабиринтами уходящие вглубь, в темноту, мало у кого вызывали что-то кроме скуки и желания поскорее сбежать. А мистер Хэллоуэй, бессменный хранитель архивов на протяжении более полувека, по мнению ее коллег, навевал тоску и сон одним своим видом. Однако же Гермиона быстро поладила с Хэллоуэем, и ей даже не пришлось ничего для этого делать, достаточно было усидчивости и уважительного отношения к месту, в котором она работала. Но важнее было другое: во владениях мистера Хэллоуэя, как и в библиотеке Хогвартса, была своя Запретная секция, а если точнее: секции. Самые громкие дела аврората — как успешно раскрытые, так и столь же успешно проваленные, таинственные происшествия и необычные проявления магии, секретные договоры и международные соглашения, все это хранилось в закрытых от рядовых сотрудниках отделах, и доступ к ним заверял либо глава департамента, либо лично Министр магии. Нашлась даже своя секция Отдела тайн. Последнюю, к своему большому удивлению и радости, Гермиона обнаружила совершенно случайно: затаившись возле одной из дальних глухих стен под мантией-невидимкой, она вдруг заметила, что от прикосновения призрачной ткани по стене идут едва различимые волны. Еще несколько дней ей потребовалось, чтобы пройти внутрь, не активировав при этом сигнальные чары. Никакой более серьезной защиты, на первый взгляд, не было.

В небольшом помещении стояло всего девять относительно небольших стеллажей. — Гермиона сразу узнала чары невидимого расширения. Поддерживать их веками, беспрерывно обновляя и не допуская ни малейшей ошибки: такое действительно было под силу только Отделу тайн. Один маленький промах, и чары начнут разрушаться, грозясь уничтожить все, что под ними скрыто. Чуть в стороне стоял пустой, старинный на вид книжный шкаф. При взгляде на него Гермиону передернуло: он напоминал злосчастные исчезательные шкафы. Ее догадка подтвердилась, когда на верхней полке с тихим шелестом появились новые папки. В тот день она поспешила убраться оттуда, не зная, кто и когда явится рассортировать документы по местам. Однако вскоре вернулась и убедилась, что без проблем может заглянуть в любой из них, как и призывать папки с помощью акцио. Оставалась лишь одна маленькая, но очень большая проблема: все бумаги Отдела тайн оказались зашифрованы. Буквы прыгали со строку на строку, путались и даже пускались в пляс, насмехаясь над незадачливым чтецом.

Несколько дней Гермиона с Мерлином бились над этой задачей, но вот, кажется, решение было найдено, и ей не терпелось его испробовать.

— Я вообще не понимаю, почему мы должны скрываться, — ворчливо заметил Рон вчера вечером и смачно зевнул.

Они снова собрались в доме на Гриммо и, рассевшись вокруг накрытого Кричером стола, честно пытались устроить мозговой штурм, но куда чаще открывали рот, чтобы отправить туда кусок пирога, чем сказать что-то дельное.

— Я тоже думаю, что Кингсли с радостью бы помог, если бы знал, о чем идет речь, — поддержал друга Гарри, откидываясь на спинку стула.

Казалось, он даже моргал медленнее обычного: они с Роном явились на очередное стихийное собрание прямо с дежурства.

— Мы это уже обсуждали, — нахмурилась Гермиона. — Пока не ясно, кому мы можем доверять, а кому нет. И мы понятия не имеем, что задумала Моргана, — она оглянулась на Мерлина в поисках поддержки, и тот согласно кивнул.

— Ты не можешь всерьез подозревать Кингсли, — фыркнул Рон.

— Никто и не подозревает, — осадила его Джинни. — Но мы все видели, на что способны даже самые порядочные люди под империо. А у Морганы наверняка имеются и более эффективные методы убеждения.

Все замолчали. Упоминания древней, ничем не ограниченной магии пугали. Должно быть, так чувствовали себя магглы по отношению к обычной магии.

— Можно лишь предполагать, что выведала Моргана у Роджерса, — сказал Мерлин. — И мы не знаем, как сильно распространилось ее влияние на Отдел тайн, а то и на все Министерство. Шпионы, темные проклятия, хитроумные ловушки — у нее большой опыт по этой части, и никогда не знаешь, что она придумает в этот раз.

Он метнул быстрый взгляд на Джинни, и Гермиона подумала, что в этом и кроется причина его чрезмерной осторожности. Мерлин боялся за каждого из них, но особенно — за Джинни. Он взял на себя ответственность, о которой вероятно жалел, а они даже не могли толком доказать ему свою полезность.

— Да мы ничего не знаем, — мрачно заметил Рон. — Ни где она, ни что намеревается делать. Мы действуем вслепую.

Гермиона была вынуждена признать и его правоту. Пока все их поиски Морганы и хоть каких-то проявлений древней магии не увенчались успехом. Они штудировали прессу: как магическую, так и маггловскую, изучали волшебные фолианты, она сама рылась в запретных секциях, надеясь отыскать хоть какую-то подсказку, следили за каждым бывшим Пожирателем, исхитрившемся уйти от правосудия, а Гарри и Рон даже завели собственных осведомителей в Лютном, но все бестолку. Моргана словно растворилась в воздухе тем стылым ноябрьским днем.

А еще был Артур, о судьбе которого они не знали вообще ничего. Что сделала с ним Моргана? И как ей это удалось? Пока не получалось даже приблизиться к решению этой задачи. Никаких универсальных поисковых заклинаний не существовало, тем более что у них не было и быть не могло личных вещей Артура в этом времени. Да и откуда бы ему тут взяться? Мерлин склонялся к перерождению, как предсказывал Великий дракон. Но Моргана могла извратить его слова в собственных целях. Могла пустить их по ложному следу, планируя и подготавливая в это время что-то зловещее. Но что именно? В волшебном мире царило праздное спокойствие недавних победителей. Никаких тревожных вестей, никаких признаков появления опаснейшей ведьмы всех времен. И этот штиль одновременно усыплял бдительность и давил.

— Что если она насильно вытащила его душу с того света? — приглушенно проговорила она, зная, что все поймут, о чем речь.

— Надеюсь, нет, — тихо сказал Мерлин. — Я видел, как это бывает, — перед глазами появилось безжизненное лицо Ланселота, его передернуло. — И потом, тогда должен был остаться след.

Они переглянулись, и Гермиона кивнула. Казалось, пальцы до сих пор жгло от прикосновения к той книге.

— Тогда что? — с сомнением спросила она.

Мерлин пожал плечами. Они не единожды провели ритуал, пытаясь отыскать душу или хотя бы тень Артура в царстве мертвых — то малое, что должно было остаться, если бы его душа вступила в цикл перерождения или была выдернута из небытия некромантом. Но результат был всегда одинаков — ничего. Словно темная магия отказывалась служить им. И если в отношении себя Гермиона еще готова была признать поражение, то в бессилие Мерлина перед любой магией поверить было почти невозможно. А значит, Артура на той стороне действительно не было… и он должен быть где-то здесь и сейчас.

На мгновение ей показалось, что во всех этих кружащих по одной и той же траектории мыслях промелькнуло нечто полезное, крохотная искра возможной догадки, но она погасла, не оставив следа. Гермиона вздохнула.

— А может Моргана вообще морочит нам голову, мм? — озвучил ее мысли Рон. — И теперь, вместо того чтобы искать ее, мы ищет того, кто давным-давно мертв? Без обид, — сказал он Мерлину.

— Ты говоришь ерунду, — покачала головой Джинни. — Мерлин и Гермиона не могли оба ошибиться, а значит — Артур жив и нуждается в нашей помощи.

— Ну хорошо, допустим, — неохотно согласился он. — Но как нам с этим поможет архив Отдела тайн?

— Пока не знаю, — вздохнула Гермиона. — Наверное, ты прав, и с тем же успехом я могла бы пить чай у Фортескью, но мне просто нужно делать хоть что-то. До сих пор мне не удалось отыскать никаких упоминаний о Старой религии или ее артефактах, о живых последователях и каких-либо происшествиях, но, возможно, такая информация отправляется прямиком в Отдел тайн и хранится только там. Как и сами артефакты, — чуть тише добавила она.

Задремавший было Гарри открыл глаза и посмотрел на нее.

— А что если, — медленно начал он, но сказал совсем не то, что она ожидала, — поискать в Пророчествах?

— Понимаю, что это вроде как твоя фишка, — хмыкнул Рон, — но мы ведь все их разбили, помнишь?

— Я думал, вы разбили маховики времени, — заметил Мерлин.

— Скажем так, мы разбили вообще все, что смогли разбить, — фыркнула Джинни.

— Гарри, а ведь это хорошая мысль, — задумчиво проговорила Гермиона. — Как минимум, должна быть какая-то опись. И если верить словам Морганы, такое пророчество действительно могло существовать…

— А мы ей, конечно же, верим, потому что она такой прекрасный, искренний человек, — пробормотал Рон.

— Не знаю, можно ли считать слова Килгарры пророчеством, — сказал Мерлин.

— В любом случае, стоит проверить, — решительно кивнула Гермиона, ставя в обсуждении точку.

Что ж, этим она и собиралась заняться прямо сейчас. Задумчиво оглядевшись, она демонстративно зевнула. Поднялась и потянулась, разминая в самом деле затекшие мышцы, и сделала несколько рассеянных шагов в сторону ближайшего стеллажа. Достав палочку, Гермиона проверила, нет ли поблизости других сотрудников министерства, и накинула на себя мантию. На мгновение она снова почувствовала себя школьницей, которая прячется от Снейпа в темных каменных коридорах и отговаривает мальчишек от очередной опасной глупости. Но сейчас она, взрослая сотрудница министерства, была здесь одна, мальчишки отсыпались дома после работы, а опасные глупости, кажется, вошли у них в привычку. Ощутив знакомый азарт и нервно улыбнувшись, Гермиона бесшумно двинулась в нужную сторону.

Огонь лился с небес. Вспыхивали одна за другой деревянные крыши, трещали перекрытия, снопы багровых искр взмывали в темное небо. Но паника была быстрее пожара. Тени метались, сталкивались друг с другом, падали, исчезали… Крики становились глуше, обрывались на полуслове, а затем вновь нарастали, будто волна, и взрывались отчаянием.

Он уже видел это. Видел такое.

Где? Когда?

— Эй, парень, чего стоишь? Или прыгай, или уступи дорогу…

Он обернулся, пытаясь разглядеть говорившего. Но вспышка света за его спиной, сделала лицо темным размытым пятном. А незнакомец больше не церемонился. Грубый толчок и короткое падение. Он крепко приложился обо что-то затылком. Перед глазами снова полыхнуло, он попытался вдохнуть, и ледяная вода обожгла легкие…

Мерлин сел в кровати, жадно хватая ртом воздух. Ярко вспыхнули давно остывшие угли в камине и почти сразу погасли, словно кто-то чихнул огнем. Мерлин провел ладонями по лицу и откинулся на подушку. Хорошо, что Джинни убрала из спальни все бьющиеся предметы. Плохо, что он подвержен спонтанным магическим выбросам, словно какой-то мальчишка. И если сначала он считал их последствием пережитого, то теперь крепко сомневался: Моргана могла покопаться в его голове, когда накладывала заклинание. Не говоря уж о том, что он до сих пор не мог вспомнить, как это произошло, как она сумела подобраться к нему так близко...

Он был в пригороде Лондона накануне. Встречался с Алисой в их обычном месте, а затем решил прогуляться. Погода как раз наладилась… И все. Следующее, что он помнил — взволнованное лицо склонившейся к нему девушки. Первой мыслью было: он бы поцеловал ее, будь у него такая возможность, и лишь затем — что вообще происходит… Но если Моргане и удалось сбить его с толку и даже что-то сделать с его магией, то в другом она просчиталась: несчастный случай оказался для него счастливым и свел с удивительными людьми.

И все же Мерлин был рад, что Джинни ушла на тренировку: не хотелось снова пугать ее и уж тем более лгать, что не помнит своего сна. Не говоря уж о зелье, которое он так и не принял. Но эти сны волновали ее, а он не мог отказаться от них, хотя разглядеть ничего нового не удавалось. Всегда огонь, всегда крики ужаса, всегда падение. Лишь проснувшись, он вспоминал, когда пережил такое впервые. Нападение Килгарры на Камелот. Страшная месть близкого друга городу, приютившему Мерлина и ставшему ему вторым домом.

За прошедшие века он потратил немало усилий, чтобы сохранить драконий род и сделать его существование в этом мире возможным: создавал заповедники, искал добровольцев, готовых охранять опаснейших из волшебных созданий, людей, в чьих жилах текла кровь Повелителей, и просто энтузиастов. Он учил их правильно накладывать чары, ухаживать и сдерживать природную драконью ярость. И чем ярче она горела, тем быстрее плавились в ней остатки рассудка. Так что в каком-то смысле Великий дракон действительно стал последним представителем рода, унеся древнее знание в заокраинный мир своих предков.

Мысли о Килгарре вновь вернули Мерлина к вчерашнему разговору и решению Гермионы попытать удачи в Пророчествах. Поверенный Мерлина в Отделе тайн предсказуемо оказался одним из первых в списке погибших, так что теперь Мерлину не оставалось иного, кроме как явиться в Министерство самому и раскрыть себя, или же позволить Гермионе, Рону и Гарри рисковать вместо него. И даже тот факт, что никто из них не считал это чем-то особенным, не облегчал его совесть.

— Решено. Завтра попробую, — просто сказала Гермиона, подводя итог их обсуждению. — А теперь ты, Гарри, идешь спать, ты, Рон, можешь остаться, если хочешь, или же отправляйся домой и хорошенько отдохни. А нам я сейчас заварю свежий чай, — кивнула она Джинни и Мерлину, — этот уже невозможно пить.

С этими словами Гермиона поднялась и подошла к Гарри, чтобы сказать ему несколько слов наедине.

— Невероятно, — тихонько фыркнула Джинни, потянувшись к Мерлину, чтобы поцеловать, — она даже тобой командует.

Он пропустил между пальцами медную прядку — почему-то казалось, что она должна быть горячей, и пожал плечами:

— Каждый должен заниматься тем, что у него выходит лучше всего. Или тем, что ему больше всего хочется.

Джинни медленно улыбнулась в ответ.

— Я вот точно знаю, чего мне сейчас хочется, — вполголоса сообщила она.

— Хоть бы подождали, пока я уйду, — буркнул Рон, прежде чем исчезнуть в зеленой дымке.

— Похоже, твой брат больше меня не боится, — заметил Мерлин.

И действительно, первая робость, которую испытывало все Трио, а не только Рон, при общении с ним, прошла. Джинни рассмеялась.

— Просто он вредный засранец, а это гораздо сильнее любых страхов и него самого.

Мерлин рассеянно улыбнулся, делая глоток кофе — новая привычка его новой жизни. Он почти привык снова жить в городе, хотя, конечно, предпочел бы переехать вместе с Джинни к нему в Лэкок. Но как предложить такое спустя несколько недель знакомства? Даже не смотря на то, что Джинни приютила его у себя и по-прежнему не гнала прочь. Дважды она была у него с тех пор, как он вернул себе память — оба раза они забирали очередные книги и редкие ингредиенты для зелий.

— У тебя хорошо, но… — сказала Джинни в первый свой визит и замолчала, подбирая нужное слово и окидывая взглядом бесконечные книжные полки, шкафы и единственное, повернутое к камину, кресло.

— Пусто? — подсказал он.

— Я хотела сказать — одиноко, — она улыбнулась, — прости.

— Все нормально, так оно и есть, — усмехнулся он, выравнивая стопку книг на столе.

— Но дом мне нравится, просторный и светлый. И сад большой — мама бы оценила.

— Спасибо.

В голове вертелась какая-то банальность про женские руки и хозяйку, которой в этом доме никогда не было, но язык словно присох к небу.

— Пойдем, — Джинни коснулась его плеча, — нас ждут на Гриммо.

Гриммо… Еще один дом, который они теперь посещали с завидной регулярностью, в шутку называя свои встречи собраниями отряда Мерлина.

— На отряд мы теперь не тянем, — заметил как-то Рон, — скорее уж банда.

— Банда Мерлина, — фыркнула Джинни, пристраиваясь на подлокотнике его кресла и ероша Мерлину волосы. — А что, мне нравится.

— Поддерживаю, — кивнул Гарри.

— Ты радуешься, что эта честь снова обошла тебя стороной, — хмыкнула Гермиона, и Поттер поднял руки ладонями вверх, признавая ее правоту.

— Зато батальон Рона, по-моему, отлично звучит, — заметил Уизли.

— Сразу уж батальон! А чего не армия, братишка? — поддела Джинни, и все рассмеялись.

Мерлин уткнулся носом в ее плечо и подумал, что снова попался. Снова сблизился с кем-то, подставляя их под удар. Но сделанного не воротишь, а он не вправе распоряжаться чужой судьбой. И к тому же, он все больше прикипал к своей так называемой банде.

Отставив кружку, Мерлин вздохнул. Они продолжали топтаться на месте, не выяснив ничего нового ни о Моргане, ни об Артуре. Все, что у них было — его навязчивые сны и абсолютное молчание с той стороны. И Мерлин не знал, что тревожило его сильнее. Сны выматывали, но в них могла таиться подсказка, но неработающее заклинание… Такого не должно быть. Ему уже приходилось обращаться к душам умерших за советом, искать их и даже помогать пересекать границу в обе стороны. То была сложная, древняя магия, напрямую связанная со Старой религией, и он старался прибегать к ней только в самом крайнем случае. Но она работала. Каждый раз работала так, как ему было надо. Тогда почему не выходит? Что придумала Моргана? На какие муки она могла обречь душу Артура?

Он резко поднялся, перенеся чашку в мойку едва заметным движением глаз. Пожалуй, пришло время воспользоваться помощью, пользоваться которой совсем не хотелось. И на этот раз он все-таки отправится туда один.

Парадоксально, но на Острове Блаженных никогда не было хорошей погоды. Густой туман, леденящий душу и конечности холод, завывающий ветер… Остров каждый раз намекал, что не рад гостям. Но гости были настырны, считали себя всесильными и плевали на какой-то там дождик. Мерлин себя всесильным не считал, однако без лишних раздумий замотался плотнее в подаренный Джинни шарф и позвал Привратницу.

Каэлих не удивилась, отвечая на его зов уже во второй раз. Она вообще была скупа на эмоции. С тем же бесстрастным лицом она выслушала его просьбу: отыскать душу Артура или сказать, кто и когда потревожил ее в последний раз

— Что ты хочешь взамен? — спросил ее Мерлин.

Наконец на восковом лице появился проблеск эмоций. Жуткие мертвенно-серые губы растянулись в подобие улыбки.

— Услугу. Когда и где мне это будет нужно.

Он засомневался. Никогда эти создания не просят того, что ты можешь с легкостью им отдать. А это значит, что сейчас он рискует чем-то очень дорогим и важным... И все же он должен был знать. Должен был сделать все от него зависящее, чтобы давно обещанная встреча состоялась.

— Идет.

Пугающая улыбка стала шире.

— Что конкретно ты хочешь узнать, Эмрис?

— Артур… когда он покинул пределы загробного царства? Кто ему в этом помог?

— Никто и никогда, Эмрис, — сказала Привратница.

Он растерялся. Значит, Моргана просто лгала? Манипулировала, как обычно используя то, что было для врага дороже всего? И это она насылала ему сны?

— Значит Артур по-прежнему в твоих пределах? — спросил он, стараясь не обращать внимания на тяжесть, наливавшуюся в груди.

Так было правильно. Мертвые должны оставаться среди мертвых. Никому еще воскрешение не приносило счастья. Он повидал всякое и мог говорить об этом с уверенностью. Но вот загвоздка — когда речь шла об Артуре, Мерлин ничем не отличался от других, отчаянно жаждавших новой встречи. Встречи, которая уже должна была состояться если не на одной, так на другой стороне.

— Нет, — сказала Каэлих, возвращая его к реальности. — Никто и никогда не тревожил душу Артура в моих пределах, потому что она никогда не входила в эти врата.

— Но… — Мерлин запнулся, пытаясь собрать разбегающиеся мысли, — как такое возможно?

— Разве ты не знаешь, Эмрис? — на этот раз Каэлих как будто действительно удивилась. — Так было предрешено.

Она исчезла, прежде чем он успел хоть что-то сказать. Вопросов стало только больше, вот только Каэлих вряд ли могла или захотела бы на них ответить.

Гарри маялся, бродя по дому, точно фамильное приведение. Он заглядывал в комнаты, начинал планировать, как он переделает то или это, сбивался с мысли, отправлялся на кухню, пил очередную чашку чая или задумчиво жевал бутерброд, то и дело поглядывая на едва тащившуюся часовую стрелку, смачно зевал и в целом всячески сопротивлялся желанию завалиться спать. Во-первых, потому что знал: несмотря на адское желание и сведенные челюсти у него может ничего не выйти. Он просто проваляется в кровати, голова окончательно распухнет и заболит, а даже если все-таки вырубится — бесцельно болтаться по дому придется ночью. Ритм его окончательно собьется, и он отключится посреди очередной засады. Ну а, во-вторых, и это было важнее: он хотел дождаться Гермиону. Уткнуться носом в ее пахнущее книжной пылью плечо, почувствовать рассеянные пальцы в своих волосах, а перед сном услышать ласковое, чуть задумчивое:

— Спи, Гарри.

Третий день она пропадала в архиве до позднего вечера, пытаясь одновременно успеть переделать все свои дела и пересмотреть как можно больше записей о пророчествах. Пока что ничего стоящего не попадалось. В основном пророчества связанные с драконами были именно о драконах или же подразумевали хитрость, коварство и мощь, им присущие. Кроме того, записи были сокращенными («Наверное, никто не рассчитывал, что в Отдел тайн заберется группка школьников и все переколошматит», — хмыкал Рон), иногда просто дата и пара слов с короткой припиской о том, сбылось пророчество или нет. Не сбывшихся, по словам Гермионы, было гораздо больше.

Гарри и сам не знал, чего хочет больше: чтобы она нашла что-то стоящее или наоборот. Однажды пророчество едва не разрушило его жизнь, предопределив события на долгие годы вперед. Он предпочитал справляться с проблемами самостоятельно.

«Ну, конечно, лучше сразу прыгать в омут с головой, чем хорошенько подготовиться и, возможно, даже не быть съеденным Гигантским кальмаром — да, Гарри Поттер?» — с ехидцей спрашивала Гермиона.

А он глупо млел от этого. От того, как она произносит его имя, насколько хорошо знает и еще: что они не упустили свой шанс, не подавили подтолкнувший их друг к другу импульс, спрятавшись за многолетней дружбой.

К тому же, ее слова были чистой правдой. Если под удар не ставился кто-то из близких, Гарри предпочитал действовать, а не взвешивать и просчитывать. Для этого у него теперь была Гермиона. Точнее: всегда была.

Ну и ко всему прочему, сегодня ему было чем поделиться самому. Одна идея, возникшая у него после разговора с Кричером.

Он как раз пил третью чашку чая, когда домовик возник перед ним и с почтительным поклоном поинтересовался, не желает ли молодой хозяин чего-нибудь еще. Молодой хозяин вздохнул, потому что и хотел бы чего-нибудь желать, лишь бы занять себя, но ничего путного в голову не приходило. Не получалось даже читать очередные притащенные Роном книги про времена Артура («Кто бы мог подумать, да?» — хихикала Гермиона, глядя на Рона с оттенком материнской гордости), хотя он невольно заразился от друга его интересом. Тем более что имел уникальную возможность сверяться с первоисточником напрямую.

— Нет… да, — пришла в голову мысль при виде опустившихся ушей Кричера. — Расскажи мне что-нибудь еще. Про Регулуса. Или про Сириуса.

В первый раз Гарри попросил об этом, когда воспоминания о крестном вновь окружили его, подкарауливая на каждом углу блэковского дома, наполняя голову мыслями о возможном спасении, а сны — кошмарами. С тех пор это стало традицией. Конечно, Кричер куда охотней рассказывал о младшем из братьев, но, разошедшись, принимался говорить и о Сириусе, а порой и о других членах семьи, так что даже благоговейный трепет при произнесении их имен стал охватывать его чуть реже.

В круглых глазах промелькнула радость, хотя Кричер старался не подавать вида. Нахмурив лоб и склонив голову, он несколько минут припоминал историю, которая могла бы порадовать хозяина.

— Вспомнил! — воскликнул он и был вынужден откашляться, чтобы принять прежний степенный вид: — Однажды мы чуть не потеряли хозяина Регулуса на прошлой неделе.

И он странно закудахтал, что Гарри, к своему удивлению, распознал, как смех. Он сильно сомневался, что когда-либо слышал или видел нечто подобное раньше.

— На прошлой неделе? Как это?

— О, хозяину Регулусу было всего лет пять, не больше, — охотно начал рассказывать домовик. — Кричеру было велено присматривать за хозяином, но Кричер позволил себе отвлечься на кухню, — он машинально дернул себя за ухо, не прерывая рассказ. — И тогда хозяин Регулус нашел эту штуку… — понизив голос, сказал он.

— Штуку?

— Да. Кричеру не позволено было касаться таких могущественных предметов. Но старший хозяин оставил его на столе в кабинете, а хозяин Регулус нашел.

— Нашел что? — снова переспросил Гарри.

— Хроноворот.

— О, у Блэков был свой хроноворот?

Кричер крякнул, глянув на него с оттенком неодобрения, и тут же украдкой ущипнул себя за ухо.

— Перестань. Я думал, Гермиона давно отучила тебя от этих глупостей.

Кричер молчал. Он любил Гермиону вопреки всему на свете: своему воспитанию, годами вдалбливаемых в него идей и желчной ненависти к магглорожденным некогда обожаемой им Вальбурги Блэк. И этот внутренний конфликт мучил несчастного домовика со страшной силой.

— Мисс Грейнджер прекрасная юная волшебница, хозяин, — обреченно проговорил Кричер. — Она очень добра к старому Кричеру.

— Именно, — согласился Гарри, с трудом сдерживая улыбку. — Но вовсе не обязательно говорить об этом таким замогильным тоном. Так что там с хроноворотом?

— В семье Блэков было несколько хроноворотов, — охотно вернулся к рассказу Кричер, — включая один очень старинный. Такой, о каком не знали даже министерские крысы.

— Во-первых, я и твоя любимая мисс Грейнджер тоже работаем в Министерстве. А во-вторых, ты имеешь в виду, что он был не зарегистрирован и не имел ограничений, введенных после случая с Элоиз Минтамбл?

Кричер кивнул.

— Ух ты, — присвистнул Гарри. — И где он сейчас?.. Нет, подожди! Сначала расскажи свою историю.

— Хозяин слишком добр, — удрученно заметил домовик.

— Придется с этим жить, — хмыкнул Гарри. — Так что там случилось с Регулусом?

— Маленький хозяин нашел эту штуку в кабинете отца, как я и говорил. Должно быть, он видел ее на шее хозяина Ориона, потому что сразу сообразил что к чему: надел на шею и принялся крутить…

— Ого.

Кричер скорбно кивнул.

— Я перенесся в кабинет на звук бьющейся старинной вазы. И хозяин Регулус… он почти мерцал.

— Мерцал? Как это?

— Да, именно. Он переносился туда и обратно несколько раз, заливаясь смехом и не совсем понимая, что происходит. Его забавляло, что переместившись и сделав что-то, вернувшись, он обнаруживал все новые и новые последствия.

— Как разбитая ваза?

— Именно. Старинная китайская ваза, которую за неделю до этого подарила сестра хозяйки, — сокрушенно сказал домовик. — Пальчики хозяина были маленькие, им не хватало силы и умения сделать большой оборот. Но как я не уговаривал его вернуть опасную вещь, когда он вновь появлялся в комнате, он меня не слушал.

— Почему ты просто не попытался забрать у него хроноворот?

— Очень опасно, — покачал головой Кричер. — Хозяин крутил колесико все быстрее, то появляясь, то исчезая, и одно неосторожное движение могло привести…

— К расщепу, — догадался Гарри.

Кричер мелко закивал, в глазах его плескался давно пережитый страх.

— И что же ты сделал? Позвал хозяев?

— Я хотел, но… — Кричер запнулся, и Гарри понял, как сложно тому было решиться на этот шаг, в результате которого его голова могла запросто украсить лестницу. — Не успел. Пришел второй маленький хозяин.

— Сириус? И что же он сделал? Ему ведь самому было не больше семи, так?

— Так, — кивнул Кричер, и в глаза его промелькнуло столь редко появлявшееся в отношении Сириуса почтение. — Несколько минут хозяин просто наблюдал, потом велел мне ничего не делать и убежал. Я ждал, ждал… и даже думал, что он не вернется.

Гарри подался вперед в ожидании развязки, прекрасно представляя весь ужас постигшего домовика положения.

— Но он вернулся и принес целых две упаковки этих странных штук, которые заставляют тебя парить в воздухе несколько секунд…

— Летучие шипучки?

— Да-да, именно. Кто только придумывает эти глупые штуки для детей, — ворчливо заметил Кричер. — Но хозяин Регулус их просто обожал!

— Ха, ловко! — обрадовался Гарри. — И что, Регулус согласился обменять их на хроноворот?

— Сразу же, как увидел, — Кричер прикрыл глаза, вспоминая пережитое тогда облегчение.

— Здорово придумано, — улыбнулся Гарри. — И хорошо, что сработало.

Он погрузился в себя: рассказанная история натолкнула его на кое-какие интересные мысли.

— Хозяин хочет еще что-нибудь или Кричер может идти?

— Погоди… а что насчет того старинного хроноворота? И хозяина Ориона — он узнал о случившемся?

— Хроноворот Кричер не видел много лет. А хозяин Орион так ни о чем и не узнал, — Кричер отвел взгляд.

— Значит, Сириус промолчал? — продолжал допытываться Гарри.

— Да, хозяин Сириус промолчал, — ответил Кричер. — А еще сказал, что это он разбил вазу, — пробормотал он.

— Он защищал тебя, — улыбнулся Гарри, и в груди у него потеплело.

В этом был весь Сириус. Даже будучи ребенком он понимал, что есть большая разница между тем, как накажут его и домовика.

— Хозяин Сириус поступил благородно, — тихо признал домовик. — Он защитил старого Кричера.

— Да, поступил, — согласился Гарри. — Спасибо, — прибавил он с чувством, и Кричер просиял.

И теперь, чем больше Гарри думал обо всем этом, тем сильнее удивлялся, как эта мысль не пришла им в голову раньше. Может быть потому, что их головы и так были переполнены. Появление в их жизни самого Мерлина, поиски иголки в стоге сена и напряженное ожидание новой катастрофы здорово выбивали из колеи. При этом никто не отменял работы и отношений, которыми хотелось успеть насладиться. А он-то, дурак, надеялся, что самое сложное позади.

Тяжесть в голове становилась все ощутимей. Веки не слушались и слипались. Надо бы налить себе еще чая, подумал Гарри…

— Гарри? Хей, — теплая ладонь скользнула по его затылку. — Ты опять спишь за столом?

Тихий вздох, за которым последовал поцелуй в макушку. Он откликнулся невразумительным, но призванным выражать радость мычанием. Повернув голову, Гарри открыл глаза.

— Ты дома…

— Или просто снюсь тебе, — усмехнулась Гермиона, ласково глядя на него сверху вниз.

Вытащив шпильки из собранных в тугой узел волос, она с видимым удовольствием распустила их и тряхнула головой, едва не застонав от удовольствия. Этого зрелища оказалось достаточно, чтобы он завелся.

— Хм… а какой это сон? Случайно не из тех, о которых стыдно вспоминать поутру? — он обхватил ее колено ладонью и медленно скользнул выше, все еще не поднимая головы.

— Гарри Поттер! — воскликнула она в притворном возмущении.

На уставшем лице заиграл легкий румянец.

— Я так соскучился, — пробормотал Гарри, разворачиваясь и без раздумий усаживая Гермиону к себе на колени. — Очень…

— Ох, — выдохнула Гермиона, когда его пальцы, быстро расправившись с верхними пуговицами, скользнули под блузку. — А что если Кричер…

— О, перестань, — выдохнул Гарри. — Я уверен, он не из тех, кто подглядывает.

Других возражений не последовало. Задрав повыше узкую деловую юбку, Гермиона перекинула ногу, усаживаясь верхом, и тихонько застонала, ощутив его желание через мягкую ткань домашних штанов.

— Теперь мне все-таки хотелось бы поесть, — сказала Гермиона, вновь спустившись в столовую после душа.

Вид у нее был расслабленный и довольный, а домашний халат едва прикрывал коленки.

— Гарри! — воскликнула она, заметив направление его взгляда.

— Да, прости, — он виновато улыбнулся. — Садись, я тебя накормлю. И заодно расскажу хорошую историю.

Он не стал звать Кричера. Они слишком редко оставались вот так, наедине, чтобы позволить кому-то еще позаботиться о ней.

— Я люблю хорошие истории, — сказала Гермиона, охотно принимаясь за разогретый им ужин. — Ммм, это очень вкусно, — пробормотала она, отправляя в рот очередной кусочек запеченного мяса.

— Одна из тех вещей, за которые я могу поблагодарить свою тетушку, — усмехнулся Гарри, садясь напротив нее с кружкой чая и с удовольствием наблюдая, как Гермиона ест.

— Ты сам это приготовил?

— О, да, Кричер был ужасно недоволен. И компенсировал это тем, что испек сразу два пирога и булочки с корицей.

Гермиона хихикнула.

— Я из-за вас потолстею.

— Вряд ли это возможно, если питаешься один раз в день, — заметил Гарри.

— Я ходила сегодня в столовую, — запротестовала Гермиона.

— Не уверен, что это меня успокаивает, — поморщился Гарри.

Он терпеть не мог министерскую стряпню. Она была сухой и казенной, словно впитав в себя царившую вокруг атмосферу. Ему даже казалось, что сэндвичи в ней пахли бумагой.

— Так что там за история? — решила сменить тему Гермиона.

Ей нравилось, как Гарри опекал ее, хотя это немного сводило с ума. Раньше он едва различал, что лежит у него в тарелке, не говоря уж об окружающих.

— Чудесная история, — тепло улыбнулась она, выслушав его, и коснулась руки Гарри. — Хоть это и совсем неразумно со стороны мистера Блэка: оставлять такой опасный артефакт в доступном для детей месте.

Гарри кивнул.

— Как думаешь, где этот хроноворот сейчас?

Гермиона пожала плечами.

— В любом случае, не в этом доме: мы же обыскали здесь каждый угол.

— Иногда этого недостаточно. Знаешь, мы находим такие тайники во время обысков — ни за что не догадаешься.

— Но все же вы их находите, — напомнила Гермиона. — Хотя мне было бы спокойнее, если бы он был где-то здесь.

— Потому что тогда никто не мог бы воспользоваться им, чтобы навредить?

— Именно, — Гермиона закончила с ужином и отодвинула тарелку. — Не хотелось бы проснуться в мире, который не узнаешь. Если кто-то осмелится воспользоваться такой вещью, то не думаю, что его намерения будут чисты. Но даже если так, это очень опасно. Надеюсь, он все-таки был изъят и уничтожен: надо будет посмотреть в архивах, — сказала она с еле слышным вздохом.

То, что она обнаружила архив Отдела тайн, по-прежнему не приносило им никакой пользы, а только добавляло ей работы.

— А еще с помощью него можно что-то спрятать, — озвучил наконец Гарри свою мысль, — или спрятаться.

Гермиона удивленно взглянула на него, а затем на ее лице проступило понимание.

— Нет, Гарри, вряд ли…

— Но почему? Если ты отправляешься, допустим, на сто лет назад, и ни во что не вмешиваешься, разве это обязательно приведет к каким-то заметным последствиям? Например, волшебник мог бы затеряться среди магглов, прожить обычную жизнь, и кто бы тогда сумел отыскать его?

Гермиона задумалась.

— Не знаю, — с сомнением проговорила она. — Если бы такое случалось, мы бы все равно знали об этом. И потом, любое грубое вмешательство в пространственно-временной континуум, так или иначе, приведет к возмущению всей системы. Что-то обязательно пошло бы не так.

Гарри задумчиво почесал макушку.

— То есть ты считаешь: нет ни малейшего шанса, что нечто подобное осталось бы незамеченным? Что нет силы или умений, способных скрыть такой след?

Гермиона остро взглянула на него.

— Моргана?.. Знаешь, мы с Мерлином как-то говорили об этом.

— Даже не сомневаюсь, — буркнул Гарри, ощутив легкий укол разочарования.

Иногда они с Роном и Джинни чувствовали себя лишними: что бы они ни предложили, почти всегда оказывалось, что Мерлин и Гермиона уже рассмотрели и отмели эту версию.

— Тогда мы исключили такую возможность, — задумчиво продолжила Гермиона, — и занялись другими теориями. Но ты прав: пришло время к ней вернуться.

Гарри улыбнулся.

— Ты так думаешь?

— Да, — Гермиона кивнула и поднялась, чтобы убрать тарелки. — Если даже в этом доме относительно недавно был столь опасный, неучтенный артефакт, кто знает, сколько еще их существует. Не говоря уж о том, что мы не знаем всех возможностей Морганы. Даже Мерлин не знает, — тихо прибавила она, доливая чай себе и Гарри.

— Сложно в это поверить, — хмыкнул Гарри. — Кажется, этот парень знает все на свете.

— Ну, он Мерлин, Гарри. Сам Дамблдор годился бы ему в ученики, что уж говорить о нас…

— Сам Дамблдор? — повторил Гарри и сделал испуганные глаза.

Гермиона рассмеялась.

— Я скучаю по нему, — сказала она. — Он был великим волшебником и по-своему заботился о всех нас. Но мне нравится, что Мерлин не такой. Он как бы… один из нас, понимаешь? Он старается не вмешиваться, когда может, говорит то, что думает, и он…

— Не строит изощренные планы, в результате которых кто-то из нас может отправиться к праотцам? — подсказал Гарри.

— Или, по крайней мере, строит их вместе с нами, — усмехнулась Гермиона. — Ладно, здесь есть о чем подумать. А пока предлагаю разобраться с посудой и отправиться в спальню, — чуть кокетливо прибавила она.

Гарри поднялся и, обогнув стол, положил ладони ей на плечи, легонько разминая. Гермиона застонала от удовольствия.

— А есть шанс, что мы оставим посуду на Кричера и сразу же пойдем наверх? — искушающе прошептал Гарри ей на ухо.

Обернувшись, Гермиона коротко прижалась губами к его губам и покачала головой.

— Ни единого, Гарри Поттер. Ни единого.

За окном мелко сыпал снег, заволакивая мир белой пеленой. В воздухе стоял запах свежей выпечки: кажется, яблочный пирог, его любимый. Часы показывали время, к которому в обычные свои дни он успевал вымотаться, набрасываясь на столовскую еду, словно оголодавший вервольф. Гарри считал ее картонной и с подозрением вглядывался в тарелку, а Рон проглатывал, не замечая вкуса.

«Это нелогично, — как-то заметила Гермиона, когда они еще были вместе. — Ведь ты с детства избалован маминой едой, а Гарри могли запросто лишить ужина за очередной мнимый проступок».

Она поджала губы, как всегда, когда говорила о родственниках Гарри и практикуемых ими негуманных методах воспитания. «Совершенно негуманных!» — восклицала она, и Рон согласно кивал, даже когда еще не знал, что это значит. Во-первых, потому что Гермиона редко ошибалась в таких вещах. Во-вторых, потому что она в принципе редко ошибалась.

Он тогда наклонился и поцеловал ее, чтобы она перестала хмуриться.

«Не все в этом мире логично, Гермиона».

Она с сомнением посмотрела на него, но спорить не стала. Хотя Рон знал: она не согласна. Для Гермионы логика была вершиной любого угла. Ключом к решению всякой, поставленной перед ней, задачи. Ответом на все мыслимые и немыслимые вопросы.

«Если подойти к делу с умом, справиться можно почти с чем угодно», — ясно прозвучал в голове Рона ее голос, и он улыбнулся. Он все еще питал к ней нежность, да и, наверное, всегда будет питать. Но у нее не было иных оттенков, кроме дружеского. Если они вообще когда-то были.

Старая кровать жалобно скрипнула, когда Рон сел и с удовольствием потянулся. В его голове включился таймер, и через положенные десять секунд в дверях показалась мама.

— Ронни, я испекла пирог и сделала какао. Будешь с нами завтракать?

— Еще как буду, — довольно хмыкнул он. — Дай мне пару минут.

— Конечно. Послушай… — уже почти закрыв дверь, мама передумала и шагнула внутрь, — насчет Гарри и Гермионы. Ты знаешь, Гарри нам как сын, но если это будет как-то…

— Неловко? — подсказал Рон и покачал головой. — Все нормально, мам. Правда. Не волнуйся.

— Ну, хорошо. Раз ты так говоришь, — мама бросила на него неуверенный взгляд и вышла из комнаты.

А Рон подошел к зеркалу, взъерошил волосы на затылке и показал самому себе язык.

— Нормально, — пробормотал он. — Когда у тебя вообще было хоть что-то нормально, а, Уизли?

Вечно он во что-то вляпывался и застревал в дурацких ситуациях. Почти с самого рождения, когда старшие братья считали его слишком мелким, чтобы принимать участие в общих проказах или просто брать в расчет, а для родителей он был все же «постарше малышки Джинни», так что львиная доля любви и внимания доставалась ей. Рон даже решил как-то ненавидеть ее, подслушав это слово в родительском разговоре на кухне и не до конца разобравшись, что оно значит. Но проблема заключалась в том, что на самом деле она ему нравилась. И хотя Рон никогда не соглашался поиграть с Джинни с первого раза, ему нравились ее настырность и бесстрашие, хорошенькое личико и блестящие от смеха глаза. Пожалуй, когда он подрос, то стал немного завидовать — уверенности, цельности характера, умению стоять на своем. Тогда он стал чаще раздражаться и вредничать, пытался брать верх, а иногда откровенно лез на рожон (и всегда получал за это), но любил все равно не меньше, а скорее даже больше остальных.

Потом он вляпался уже в Хогвартсе. Ну, конечно, лучший друг Избранного! Пока одни дико ему завидовали, другие благодарили Мерлина за то, что сия сомнительная честь обошла их стороной (да-да, того самого Мерлина, который теперь крутил шашни с его младшей сестренкой, и то была отдельная история в зале немыслимых, безумных вещей, которые постоянно приключались с ним или кем-то из его близких). И хотя Рон отправлялся в Хогвартс с намерением наконец-то показать себя, он определенно представлял это как-то по-другому. Вот только Гарри очень быстро стал ему настоящим другом. Он уже не мог выбрать другое купе в Хогвартс-экспрессе, да и, честно говоря, — не хотел.

И куда ни плюнь, везде эта проклятая двойственность. Даже когда ему вроде бы крупно везло, часто это ощущалось иначе. Взять хотя бы работу, о которой мечтали многие его ровесники. Он был хорош в ней, в чем-то — даже лучше Гарри и более опытных авроров. Но если Гарри был уверен, что находится на своем месте, то Рон — вовсе нет. Опасность никогда не была его вторым именем, в отличие от сытного ужина и хорошего сна, которых, словно в насмешку, теперь особенно не хватало.

«Можно делать что-то очень хорошо, лучше всех, но не обязательно это само по себе сделает тебя счастливым», — проницательно заметила Гермиона, когда он, в минуту слабости, поделился с ней своими сомнениями.

Рон пригладил пятерней волосы и криво усмехнулся себе в зеркале.

Верно, была же еще Гермиона, и неловкость, о которой толковала мама… Но сейчас было время завтрака, а не раздумий о принятых когда-то решениях и степени их провальности. Такого времени по-хорошему вообще быть не могло. Потому что — это Рон понял еще в то время, когда они искали крестражи, и он чудом сумел вернуться к друзьям — в жизни очень многое просто идет своим чередом, и твои попытки влиять на происходящее не более чем удобный самообман.

Внизу уже царила предпраздничная атмосфера, то приятное ленное время, когда суета еще не взяла верх над предвкушением.

— Привет, пап, — Рон коснулся плеча отца — тот сидел у окна, закутавшись в плед, и читал «Пророк». — Чарли.

— Доброе утро, сынок, — отец взглянул на него снизу вверх и тепло улыбнулся.

Брат поприветствовал его кивком.

— Ох, как же мне этого не хватало, — с протяжным стоном сказал Рон, усаживаясь за накрытый стол.

— Что, братишка, истосковался по домашней еде? — усмехнулся Чарли.

— Угу, — кивнул Рон, рот которого уже был занят омлетом.

Молли потрепала его макушке, задержав на сыне нежный взгляд. Она любила, когда ее мальчики хорошо кушали.

— Ну, что же, у нас сегодня много работы, — громко объявила она, возвращаясь на кухню, где уже начались приготовления: там вовсю что-то булькало, плескалось, скворчало и чертовски вкусно пахло. — И гостей так много… даже не знаю, как все успеть, — посетовала она с плохо скрываемой радостью.

«Как же давно Нора не видела таких больших семейных праздников. Конечно, жаль, что Билл с Флер и малышкой надумали ехать во Францию, но они обещали навестить нас, как только вернутся. Зато все остальные дети должны быть… почти все» — сказала она вчера за ужином и тихонько вздохнула.

— Успеем, дорогая, — пообещал отец. — И мальчики помогут.

— Конечно, — подтвердил Чарли, который успел покончить с завтраком и явно скучал по возможности занять чем-то руки и голову.

Каждый раз, когда он приезжал из Румынии, в нем ощущалась эта неприкаянность, он скучал по своему делу и драгоценным чудовищам.

Рону хотелось так же. Хотелось рваться на свою работу, какой бы сложной она ни была.

— Джинни ведь тоже будет? — спросил Чарли.

— Да, да, — мама энергично кивнула. — Мы с папой встретили ее в Косой аллее пару дней назад, и ей не удалось отвертеться. Кстати, познакомились с ее мальчиком — мне показалось, он очень милый.

— Согласен, — подтвердил папа, а Рон чуть не подавился пирогом.

Интересно, как отреагировали бы родители, знай они — что это за мальчик…

Позже, расчищая задний двор и помогая Чарли с гирляндами, Рон вернулся мыслями к Гермионе и Гарри. Он сказал матери правду: он не ощущал неловкости. Но, кажется, ее ощущали все остальные. Мало кто находил нормальным, что их дружба ничуть не изменилась после такой рокировки. Какое-то время он и сам думал, что это ее прикончит, но понадобились считанные недели, чтобы он понял, как сильно скучает, и желание снова быть рядом вытеснило все прочие чувства. Злость, досаду, глупую ревность. В конце концов, он ведь сам профукал возможность быть с Гермионой. Взять хотя бы эту дурацкую историю с Габи, когда он хотел привлечь внимание своей вечно занятой девушки, но, кажется, слегка перестарался… Да и кому бы не польстила влюбленность молоденькой полувейлы? Но и тогда еще можно было что-то исправить, спасти отношения. Но неуверенность уже прогрызла в нем очередную дыру и, хотя он помнил, как сильно хотел этого когда-то, он уже не понимал, действительно ли они с Гермионой подходят друг другу.

«Конечно, нет», — усмехнулась как-то Мелинда, одна из старших авроров и по совместительству их с Гарри наставница в первый год службы.

Он поделился своими мыслями после того, как они уединились поздно вечером в ее кабинете. После расставания с Гермионой прошло пару месяцев, в течение которых Мелинда делала откровенные пассы в его сторону. В отделе она была хорошо известна своими аппетитами и умением добиваться желаемого. «Ну что, еще держишься, Уизли? — подшучивали товарищи. — Сдавайся, пока она не передумала…» И он решил тогда: какого черта? И тем же вечером разложил Мелинду на столе, сбросив разом все накопившееся в теле напряжение.

Теперь старший аврор выглядела встрепанной и довольной. Она прикурила маггловскую сигарету от палочки — довольно отвратительная, но распространенная в отделе привычка, села на стол по-турецки, приминая округлой пятой точкой несколько текущих дел с грифом «Секретно» и рассуждала об их отношениях с Гермионой, щуря на него свои нахальные серо-зеленые глаза.

«Я всегда думала, что она куда больше подходит нашему Поттеру, — продолжала Мелинда. — Ой, вот не надо на меня зыркать, Уизли! Ты и сам это знаешь. Просто они оба замороченные, в отличие от нас с тобой. Помнится, у меня тоже был такой, еще в школе. Знаешь внука Скамандера, Рольфа? Я влюбилась в него, как проклятая, — она хохотнула, откинула голову назад и выпустила струйку дыма в потолок. Рон почувствовал, что снова завелся. — Сделала все, чтобы мы были вместе. И какое-то время нам было классно, но потом, когда любовная пелена спала… Он остался самим собой, понимаешь? Увлеченным чудиком. Но это больше не умиляло. Так что прекращай хандрить, Уизли, — он взглянула прямо на него и бесстыдно расставила ноги пошире, — а лучше трахни меня еще разок хорошенько…»

Его не пришлось просить дважды.

— Рад, что у вас все в порядке. С Гарри и Гермионой.

Рон вздрогнул и слегка покраснел. На секунду показалось, что оказавшийся поблизости брат сумел заглянуть ему в голову. Но Чарли продолжал выписывать в воздухе зигзаги палочкой, отправляя разноцветные огоньки на положенные места.

— Да… у нас все нормально, — промямлил Рон, собираясь с мыслями.

Пожалуй, можно наведаться к Мелинде завтра ближе к вечеру. Они все еще встречались время от времени, хотя у нее вроде бы появился кто-то постоянный. Рон был даже рад за нее, хотя понимал, что ему будет не хватать их разговоров, не говоря уж обо всем остальном. Но он никогда не задумывался о чем-то большем между ними, да и она не давала к этому никаких поводов.

— А как у тебя? — спросил Рон, открывая коробку со звездами, которые слегка позвякивали в нетерпении.

Ему даже не пришлось ничего делать: они сами разлетелись по саду, становясь крупнее и ярче. В потемневшем воздухе, потрескивающем от крепнущего к ночи мороза, разлилось мягкое золотое свечение.

— Порядок, — Чарли пожал плечами и наклонился, рассматривая что-то на земле.

— Расскажешь про свою Лиззи?

Чарли издал тихий смешок и выпрямился. Гном, которого он успел заметить, с облегчением юркнул в нору, стащив пару огоньков.

— Может, в другой раз.

Лиззи успела стать притчей во языцех в доме Уизли. Никто не знал, что происходит в личной жизни Чарли, несмотря на все усилия женской половины семейства. О своих коллегах — и мужчинах, и женщинах — он всегда говорил с ровной приятельской симпатией, и лишь пару раз с его губ сорвалось это имя с особой, как им показалось, нежностью, но никаких подробностей добиться не удалось.

— Ловлю на слове, — хмыкнул Рон.

Но он и так хорошо представлял, как обстоят дела. Наверняка эта Лиззи сногсшибательная красотка и без ума от Чарли. Во-первых, потому что он знал некоторых его прошлых подружек, а во-вторых, потому что, в конце концов, всем как-то удавалось наладить свою жизнь.

Ну, или почти всем.

Он вздохнул.

— Пойдем-ка, брат мой, — Чарли положил руку ему на плечо, — выпьем по стаканчику чего-нибудь горячего, прежде чем получим от мамы новое задание.

— Я уж боялся, ты не предложишь.

Синхронно фыркнув, они отправились к дому, и Рон подумал, что, возможно, вот так собраться всем вместе на Рождество, было не самой плохой идеей. И любая неловкость просто чушь по сравнению с выражением лица мамы, когда она смотрит на быстро идущего на поправку отца, разговорами с Чарли, которого они так редко видели, шутками вновь оттаявшего Джорджа, звонким смехом Джинни, мягкой улыбкой Гермионы, присутствием лучшего друга, которого ему хватило ума и терпения не потерять… Ну, а на крайний случай у них есть Мерлин с этими его суперсилами. Сотрет им всем память и всего делов.

Развеселившись от этой мысли, Рон зашагал быстрее и переступил порог дома одновременно с первыми, вышедшими из камина, гостями.

Примечания:

С Наступившим, дорогие читатели! Да здравствует ура)

Первым, с кем Джинни встретилась глазами, отряхнув мантию, был Рон. И той доли секунд, что они смотрели друг на друга, брату хватило, чтобы понять — что-то не так. Когда Джинни была младше, то думала, что пристальный взгляд Рона или его нахмуренный вид это следствие хронического раздражения, которое он испытывал при виде сестры. Но повзрослев, поняла, что этот взгляд он позаимствовал у матери. Молли так же смотрела на своих детей и мужа, когда волновалась за них, или когда чувствовала, что они скрывают что-то плохое в неловкой попытке избавить ее от тревог. В тот момент это стало своего рода открытием: Рон действительно тревожится за нее, не из чувства долга, не потому, что так принято — заботиться о членах своей семьи, а потому что ему искренне небезразлична она сама. Но если тогда это ее тронуло, то сейчас вызвало лишь новый приступ глухого раздражения. Очередной опекун! Как будто их было мало…

— Добро пожаловать! Джинни, дорогая, — мама уже обнимала ее и с интересом поглядывала на Мерлина. — Я думала, вы будете чуть позже. Ну, ничего, зато ты мне поможешь, пока мальчики и… — она замялась, поскольку не знала имени спутника дочери — во время короткой встречи в Косой аллее Джинни слишком торопилась сбежать от повышенного родительского внимания.

— Мерлин, — подсказала Джинни.

— Что? — мама растерялась и обернулась на Артура, который тоже подошел поприветствовать их.

— Его зовут Мерлин, — повторила Джинни, надеясь, что ехидца в ее голосе звучит не слишком явно.

— Очень приятно снова вас видеть, — вступил он сам, галантно целуя матери руку и протягивая свою отцу для рукопожатия.

— Какое интересное имя, — заметил Артур, — ваши родители смелые люди.

Рон за его спиной закашлялся.

— Так и есть, — просто ответил Мерлин, и на этот раз Джинни почувствовала укол совести.

Мерлин рассказал ей о родителях, в первую очередь — о маме, и хотя прошло более тысячи лет с тех пор, как ее не стало, Джинни все равно слышала печаль в его голосе.

— Ну, вот и познакомились, — пытаясь подвести черту под неловкой сценой, сказала Джинни, пока Мерлин здоровался с Роном и Чарли. Сама она едва кивнула братьям, хотя скучала по Чарли и еще этим утром предвкушала встречу. — Пойдем на кухню? — скинув мантию, повернулась она к матери.

— Давай лучше я? — предложил Мерлин. — Думаю, мне это доставит чуть больше удовольствия.

На секунду Джинни показалось, что у нее из ушей сейчас повалит пар, но она нашла в себе силы небрежно пожать плечами и процедить приторно-вежливое:

— Как пожелаешь.

— О, вы готовите? — оживилась Молли, подхватывая Мерлина по руку и уводя с собой на кухню. — Это же прекрасно! Из всех моих мальчиков только Билл проявляет хоть какой-то интерес к готовке. Да вот еще Гарри — хотя, боюсь, это не моя заслуга. Я уж не говорю про Артура или Джинни…

— Каждый должен заниматься тем, что у него лучше всего выходит, — повторил свою излюбленную фразу Мерлин.

— Может быть, вы и правы, — сказала Молли. — Хотя я считаю, что никогда не поздно учиться чему-то новому. А насчет Джинни, вы не волнуйтесь, — приглушив голос, прибавила она, — она у нас вспыльчивая, но отходчивая. Вся в меня.

— И такая же красавица, — прибавил Мерлин, заставляя Молли Уизли слегка порозоветь от смущения и удовольствия.

Джинни закатила глаза и отошла к братьям, которые очень вовремя разливали грог.

— И мне, — мрачно попросила она и с удовольствием сделала большой глоток из отданного ей Роном стакана.

— Все в порядке? — спросил он, глядя на нее тем же хмуро-озадаченным взглядом.

Джинни хотела было огрызнуться, но сдержалась.

— Потом, — сухо сказала она, и Рон кивнул.

Чарли перевел взгляд с сестры на брата и обратно.

— Опять что-то мутите? — спросил он с легким смешком, но взгляд его оставался внимательным.

Рон пожал плечами и отвернулся, делая вид, что здесь нет и не может быть ничего такого, — по мнению Джинни, не слишком убедительно.

— Хотела провести один спокойный вечер, — мрачно сказала она. — Но не всем желаниям суждено сбываться.

— Ладно тебе, сестренка. Сегодня же Рождество, — Чарли притянул ее к себе за плечи и чмокнул в макушку. — Ты у нас тоже не подарочек. Верно, Ронни?

— Как и все мы, — подтвердил Рон, поднимая стакан повыше, так что Джинни не оставалось ничего иного, как чокнуться с ними.

Да и чего она собственно ожидала? Что семья безоговорочно примет ее сторону? Конечно, когда речь шла об угрозе жизни или безопасности, она всегда могла на них рассчитывать. Но психическое здоровье в эту категорию не входило, не говоря уж о том, что само это словосочетание она впервые услышала от Гермионы.

С другой стороны, она ведь и сама хотела, чтобы Мерлин им понравился. Довольно глупо будет портить впечатление о нем из-за ссоры, которая никого не касалась, кроме них двоих.

— Не обращайте внимания, — махнула она рукой. — Нервы перед чемпионатом ни к черту.

А ведь и правда, мельком подумала Джинни, скоро чемпионат. Как же мало места он теперь занимал в ее мыслях.

— Все будет хорошо. Ты же настоящий дракон с метлой, — сказал Чарли, в устах которого это звучало высшей похвалой. — Ладно, раз уж тебя не взяли на кухню, поможешь накрыть на стол. Надо бы пошевеливаться, скоро и остальные подтянутся.

— Тебя что, мама покусала? — буркнул Рон, который предпочел бы уже сидеть за столом, а не накрывать его.

Он то и дело оборачивался в сторону доносившихся с кухни ароматов и шумно втягивал носом воздух.

— Он прав, — вздохнула Джинни, вспомнив, что занятые руки лучшее лекарство от бардака в голове — так, по крайней мере, говорил папа. — Мама очень ждала этот день, три или четыре совы прислала с уточнением времени и всякими дурацкими вопросами. Давайте не будем ее расстраивать.

— Взрослеешь, малышка, — улыбнулся Чарли, и Джинни не захотелось с ним спорить. — И еще… если вам понадобится какая-то помощь, в чем угодно — можете на меня рассчитывать.

Джинни и Рон переглянулись, синхронно кивнули и занялись делом.

— Пытаешься заставить своего дружка ревновать? — спросил Джордж, склонившись к ее уху, и одновременно бухая ей на тарелку очередную ложку салата.

Джинни вздрогнула, моргнула и недоуменно посмотрела на брата. И лишь тогда поняла, что последние минут пять пялится на Гарри, слишком глубоко погрузившись в свои мысли, чтобы это замечать. В какой-то момент ей показалось, что между ним и Гермионой тоже прошмыгнул книззл, и она исподволь наблюдала за ними, чтобы подтвердить или опровергнуть собственную догадку.

— Не говори ерунды, — фыркнула она, берясь за ложку, но так и не отправив ее в рот.

Вообще-то еда была вкусной, разговор оживленным, атмосфера уютной и теплой. Несколько раз Джинни вступала в беседу или принималась смеяться над чьей-то шуткой, но невидимые нити в груди тут же напоминали о себе, стягиваясь в пульсирующий узел тревоги.

— У тебя вообще как, все в порядке? — продолжил свой неожиданный допрос Джордж, которому последние несколько лет непросто давалось участие к другим людям по той простой причине, что он их едва замечал. — Если хочешь, вышвырнем этого парня камином без указания точного адреса, и Мерлин с ним, — он усмехнулся получившемуся каламбуру. — Если он тебе так не нравится…

— Нравится, — прервала его Джинни громким шепотом и, помолчав, чтобы убедиться, что никто их не слушает, прибавила: — Очень.

Джордж пристально посмотрел на нее и кивнул.

— Тогда мой тебе совет: не нагнетай. Ничто не длится вечно, — с этими словами он шумно отодвинулся от стола и поднялся. — А сейчас наша традиционная рождественская забава: фейерверк близнецов Уизли. Если позволите, я не стану менять название.

На мгновение в комнате воцарилась тишина. Мама, обсуждавшая с Мерлином нюансы приготовления гуся на открытом огне, замолчала на полуслове, Рон перестал жевать, а папа медленно поставил бокал на стол.

— Конечно, сынок, — сказал он и поднялся.

И тут же все зашевелились, заговорили, торопясь и едва не натыкаясь друг на друга, и ручейком потянулись вслед за Джорджом на традиционный фейерверк, которого Нора не видела несколько лет.

Джинни вышла из дома последней, но не присоединилась к остальным, а опустилась на вычищенные братьями ступеньки и замерла в ожидании маленького чуда. Отсюда она могла видеть лишь силуэты: полоска света из приоткрытой двери не дотягивалась до лужайки, но без труда различала каждого и в особенности того, кто то и дело взглядывал на нее с нежностью и тревогой, с немой просьбой простить его, принять то, что он не мог поступить иначе.

«Мог, — отрезала она, когда они были еще дома. — Ты мог поступить иначе. Как минимум, ты мог поставить меня в известность!»

«И ты бы послушала? Ты бы осталась дома?»

«Проблема не в этом, — выдохнула она, дрожа от обиды и злости, — а в том, что я и не должна была оставаться! Я должна была пойти с тобой».

Он промолчал. Но и не согласился с ней, она это прекрасно видела. А значит, в следующий раз он поступит так же.

Джинни отвела взгляд от Мерлина и посмотрела на небо. С поляны донеслось шипение и треск, воздух задрожал, и в звездное небо со свистом отправился первый залп…

— Привет, — Гарри подошел так тихо, что она чуть вздрогнула, когда он опустился на ступеньку рядом. — Что у вас стряслось?

Устроенное Джорджом огненное шоу подошло к концу, но никто и не думал расходиться.

Джинни закатила глаза, шумно вздохнула, но все же ответила:

— Завтра ты все узнаешь.

— Ладно, — сказал Гарри и посмотрел туда, где в воздух по-прежнему взлетали разноцветные искры, но теперь уже пущенные из палочек.

До них доносились обрывки разговоров и смех.

— Вау, — сказал Гарри, и Джинни невольно подняла голову.

Она успела заметить лишь тень изящной женской фигуры в воздухе, прежде чем та скинула мантию, укрыв ею зачарованных зрителей, словно серебристой вуалью, и взмыла вверх, рассыпавшись в сине-лиловой темноте искрящимся фонтаном.

— Показушник, — буркнула она, но в глазах ее мелькнула тревога.

— Тут все свои, — напомнил Гарри. — И потом, скорее это Мерлин должен тебя защищать…

— О, он прекрасно осведомлен о своей миссии, — ядовито прошипела Джинни и передернула плечами на удивленный взгляд Гарри. — Он снова был на Острове Блаженных, без нас, — отчеканила она. — Но подробности нам поведают только завтра, чтобы «не портить праздник», — передразнила она.

— Я знаю, — отозвался Гарри.

— Знаешь?

— Не подробности. А то, что он был там.

— Прекрасно, просто прекрасно, — процедила Джинни, чувствуя, что вот-вот сама взорвется, как фейерверк. — Теперь я еще и узнаю все последней.

— Почему? Есть же еще Рон, — философски заметил Гарри.

— Скажи, а на тебя когда-нибудь накладывали летучемышиный сглаз, а, Поттер?

Не сдержавшись, оба прыснули.

— Я узнал случайно. Вот так же сидел на ступеньках, только на Гриммо, и слушал, как Мерлин рассказывает об этом Гермионе. Я не расслышал всего. Понял только, что хорошими новости не назовешь.

— Подслушиваешь в собственном доме? — усмехнулась Джинни, стараясь не подавать виду, как сильно ее задел тот факт, что Мерлин сначала отправился с этим к Грейнджер.

Гарри хмыкнул и взглянул на нее слишком уж понимающе.

— Я не знаю, — вздохнула Джинни после долгого молчания.

— Чего именно?

— Где она проходит — эта грань между свободой другого человека и наплевательским отношением к нему? С самого детства я привыкла справляться сама. Братья занимались своими делами. Конечно, они спешили на помощь, если что-то случалось, но им было недосуг вникать в мои проблемы и тем более: посвящать меня в свои. Я привыкла к этому, правда. Но иногда, знаешь… я чувствовала себя лишней. Глупо, правда? Долгожданная девочка четы Уизли, — она грустно улыбнулась. — Порой мне казалось, что по-настоящему меня замечает только папа. Ну, и время от времени Рон. Чаще, чтобы выставить за дверь, но все же я не была для него ни просто хорошенькой малышкой, ни сбывшейся мечтой — это уж точно! Я была его занозой, его конкурентом, иногда товарищем по проказам. Я была той, кто слишком рано отнял у него внимание мамы, которого и так на всех не хватало. Поэтому в каком-то смысле он и знает меня лучше других... Я не жалуюсь, ты не думай. У меня прекрасная семья. Но я все еще не знаю, как правильно. Как проявлять заботу и беспокойство, не навязываясь?

— Сообщи, если разберешься, — сказал Гарри, и Джинни улыбнулась в ответ.

Действительно, Гарри был не лучшим советчиком в этом деле. Хотя она прекрасно видела, что к Гермионе он относится иначе, чем когда-то относился к ней. Раньше это ранило, а сейчас, кажется, она начала понимать.

— Я действительно была без ума от тебя, — тихо сказала Джинни. — И мне было сложно отпускать тебя, сложно поступать правильно, но у меня откуда-то находились на это силы. А сейчас… сейчас словно кто-то лишил меня этих сил. Одна мысль о том, что его не будет рядом, что он… — он замолчала, уставившись пустым взглядом в темноту.

— Говорят, любовь — это, прежде всего, свобода, — тихо произнес Гарри, которому запомнились эти как-то произнесенные Гермионой слова.

Хотя он не был уверен, что до конца понимает их смысл.

— Кто говорит? — скептически фыркнула Джинни. — Выходит тогда, что высшее ее проявление — одиночество?

— Все это слишком сложно для меня, — покачал головой Гарри. — Не забывай, что говоришь с простым аврором.

— Наверное, у Гермионы и Мерлина нашелся бы ответ, — со вздохом сказала Джинни и склонила голову к его плечу.

— Наверное. Хотя всех ответов не знают даже они.

— Если честно, сейчас я испытываю по этому поводу толику злобной радости.

Гарри хмыкнул и погладил ее по руке.

— Это и делает тебя такой сильной.

— То, что в глубине души я та еще стерва? — развеселилась Джинни.

— То, что ты не лжешь себе о себе самой.

— Слишком сложно для простого игрока в квиддич.

Гарри тихонько рассмеялся.

— Секретничаете? — спросила Гермиона, перешагивая границу отбрасываемого из-за двери света.

Шум на поляне понемногу стихал, и все потянулись к дому.

— Самую малость, — сказала Джинни и протянула руку подошедшему следом Мерлину.

— Ты все еще злишься, — сказал Мерлин, едва они очутились дома.

— Ты очень проницательный, — устало заметила Джинни и отстранилась.

Она позволила ему перенести их домой, потому что знала, как Мерлин не любит путешествия каминами, но вести серьезный разговор в кольце его рук было решительно невозможно.

— Прости, — сказал он, — мне, правда, жаль.

Джинни покачала головой.

— Нет, не жаль.

— Мне жаль, что я огорчил тебя. Что мой страх потерять тебя или невольно причинить тебе вред становится между нами, но…

— Я понимаю, — Джинни взмахнула рукой, прерывая его, — правда понимаю. Потому что испытываю такой же страх и понятия не имею, что с этим делать, — она опустилась на диван. — Я говорила сегодня Гарри: когда-то я очень боялась его потерять. До тошноты, до ужаса, сплющивающего все внутренности в один липкий комок. Но я как-то справлялась. Снова и снова, день за днем, месяц за месяцем. А с тобой… я не справляюсь, Мерлин, понимаешь? — она уперлась локтями в колени и опустила голову на сцепленные в замок руки. — Не знаю, может какая-то часть меня просто не верит, что все это действительно происходит. Что я не грежу наяву, что ты здесь, со мной… Вдруг я отвернусь на минутку, и тебя просто не станет? — она пытливо взглянула на него снизу вверх. — Что мне тогда делать, Мерлин?

— Но я не собираюсь исчезать, — он сел рядом и взял Джинни за руку. — Я здесь, с тобой. Видишь?

Она пристально посмотрела ему в глаза.

— В самом деле?

— Слово Мерлина.

Она слабо улыбнулась и позволила ему обнять себя.

— Поцелуй меня, — прошептала она, шумно выдохнув, и его не пришлось просить дважды.

— Мы так и не обменялись подарками, — заметила Джинни, прижимаясь к теплому боку Мерлина.

Разомлев от поцелуев и ласк, она едва помнила, что злилась на него.

— Я первая, — сказала она, садясь, прежде чем он успел ответить.

Взмахнув палочкой, она приманила с полки над камином небольшую праздничную коробку. Еще пару взмахов и заклинание — и комната наполнилась возмущенным курлыканьем рассерженной совы.

— Знаю, ты не любишь трансформацию живого в неживое, — сказала Джинни, — но мне некуда было ее спрятать. Надеюсь, со временем она сумеет простить меня, —сказала она, протягивая руку к птице. — Ай!

Болезненный щипок явственно намекал, чтобы она не слишком обнадеживалась.

— Это та самая! — вспомнил Мерлин, радостно улыбнувшись. — Которую мы видели в Косой аллее, еще до того, как…

— Она, — подтвердила Джинни и сама потянулась поцеловать его, потому что Мерлин был слишком увлечен своим подарком, воркуя на одном ему ведомом языке.

Сове это, как ни странно, нравилось. Она почти перестала ерошиться и щелкать клювом, склонив голову набок и разглядывая нового хозяина, пока тот разглядывал ее.

Джинни погладила Мерлина по плечу тыльной стороны ладони и нежно улыбнулась. Сердце защемило — одновременно тревожно и сладко. Как же она любила его вот в такие моменты непосредственности, когда прожитые им столетия словно бы растворялись в дымке, и перед ней был просто молодой мужчина, почти сверстник, смешливый и искренний, любящий и заботливый, родной, свой.

— Как ты ее назовешь? — тихо спросила она.

— Rufus pulchritude⁽¹⁾, — сказал Мерлин и лукаво взглянул на нее. — Или просто Руф.

— Ты как будто на что-то намекаешь, — фыркнула Джинни. — Ну, по крайней мере, теперь мы уверены, что других пяти у тебя нет.

Мерлин рассеянно улыбнулся и открыл клетку. Сова перебралась ему на руку и недобро покосилась на Джинни.

— Руф… Тебе нравится это имя? Что скажешь? — спросил Мерлин у совы, и та благосклонно ухнула, коротко потершись клювом о руку с угощением.

— Кажется, я купила себе соперницу, — с усмешкой сказала Джинни, понаблюдав за ними некоторое время.

— У тебя их нет и быть не может, — возразил Мерлин, приоткрывая окно и выпуская сову на охоту.

— Кстати, а почему у тебя не было совы? — спросила Джинни, которую приятно взволновала будничность его ответа. Срочно захотелось забраться обратно под одеяло.

Мерлин пожал плечами.

— Не было необходимости, наверное. Волшебники приручили сов около восьми столетий назад — тогда старая религия в Великобритании окончательно, как я тогда думал, изжила себя, а вместе с ней и обычай передавать послания с воронами. Честно говоря, мне это казалось глупостью, ворон — умная птица. Но в сознании многих она была слишком тесно связана с темной магией, так что волшебникам потребовался новый почтальон. Кстати говоря, в некоторых землях, в основном северных, вороны по-прежнему делают свою работу. Но многие отошли от традиции, заменив их на голубей, на соколов, других птиц и зверей, даже на летучих мышей, а мы вот — на сов.

— И лекцию на этом можно считать оконченной.

— Да, извини, — Мерлин улыбнулся и приманил откуда-то небольшую коробочку, так что посторонние мысли вылетели у Джинни из головы. — Раньше у меня были совы и даже своя небольшая совятня, но последние пару сотен лет я нечасто кому-то писал, и она опустела. А с Алисой, ты знаешь, мы пользуемся другими средствами связи.

При упоминании маггловской приятельницы Мерлина как всегда слегка кольнуло внутри, но сейчас Джинни была слишком сосредоточена на другом.

— А можно мне уже мой подарок? — спросила она, не скрывая нетерпения.

— Уверена?

— Мерлин!

Он рассмеялся и сел рядом, открывая коробочку. На молочном бархате расположились две малахитовые подвески в форме крупных капель, оправленных в ажурное серебро — тонкие ветви и листья переплетались в причудливый узор, на одной из сторон которого замерла миниатюрная ящерка.

— Как красиво, — выдохнула Джинни, прикасаясь к украшениям кончиками пальцев.

Мерлин достал один из кулонов и надел ей на шею. А второй застегнул на своей.

— Я смотрю, ты и себя не обделил, — со смешком сказала Джинни и снова коснулась подвески: — Она теплая…

— Это значит, что все хорошо. Пока она не холодит и не обжигает, ты будешь знать, что со мной все в порядке.

— Твой тоже так работает?

Мерлин кивнул. Джинни молча обняла его, устраивая голову на плече.

— Я люблю тебя, — сказала она, не в силах сдерживаться. — И очень боюсь тебя потерять.

— Не потеряешь, — пообещал он. — И я тоже люблю тебя, моя Rufus pulchritude.

— Прекрасно, просто прекрасно, теперь ты зовешь меня ее именем, — ворчливо заметила Джинни, но на глаза ее навернулись слезы, и она подумала, что, кажется, никогда еще не была так счастлива.

1) Рыжая красавица (лат.)

Вернуться к тексту