Выпущенная на волю золотая рыбка не проживет и месяца (джен)

Тихо. Лишь неясный говор людей за окном, гулкий шум проезжающих вдалеке машин да плеск воды в аквариуме. Такой переливчатый, сверкающий. Антон никогда не понимал, почему этот звук представлялся ему разноцветными вспышками, блестками и радужными отливами — как бока у мыльных пузырей на солнце. Наверное, потому что звук в аквариуме и впрямь получался от пузырьков, вылетающих из зеленоватой трубки фильтра. Они падали, звонко разбивались о воду и становились с ней одним целым. А под ними, широко разевая рты, щеголяли красочными боками золотые рыбки. Жаль, не из сказки. Эти не умели исполнять желания. Они могли лишь плавать из угла в угол да, толкаясь и пиная друг друга хвостами, слетаться всей гурьбой к поверхности, чтобы захватить побольше разноцветных пластинок и проглотить — прямо так, не жуя. Да и зачем им жевать? У них и зубов-то нет, — Антон проверял пару раз. Так, для надежности, вдруг они спрятали акульи клыки где-нибудь глубоко в пасти и плавают себе, выпучив глаза и притворяясь безмозглыми, а у самих холодное оружие во рту. Но зубов у золотых рыбок не оказалось, клыков уж точно, — так, обычный рыбий рот, ничего интересного.

Золотые рыбки не были волшебными и никаких желаний они не исполняли, но маленькому Антону всегда казалось, что они лишь притворяются обычными, — оно и понятно, сколько желающих загадать желание нашлось бы, тут и не поплаваешь спокойно. Смотря на переливающуюся под лампой золотую чешую, плавные движения, будто бы рыбки исполняли какой-то свой, колдовской рыбий танец, он был уверен, что они непременно скрывают какой-нибудь секрет, — надо только суметь его разгадать.

Однажды Антон решил, что рыбкам просто грустно взаперти. Он выловил одну и выпустил в маленький искусственный прудик на участке. Авось, рыбка обрадуется долгожданной свободе, вспомнит Антона да исполнит его желание. Он бы загадал много-много мороженого, целую гору, чтобы надолго хватило. А еще лучше — бесконечный пломбир, чтобы никогда-никогда не заканчивался. Или торт — вкусный, с красными ягодами клубники наверху, и чтобы много-много крема. О, или машинку на пульте управления — красивую, синюю, прямо как у соседского мальчика, только в сто раз лучше. Вот он обзавидуется. Мальчик за забором был вредный и очень жадный, даже после нескольких слов «пожалуйста» не давал Антону порулить. А ведь мама говорила, что оно волшебное. Ерунда это все, никакое это слово не волшебное, как и Рождество, и подарки под ёлкой, которые на самом деле подкладывают родители, как и рыбки… Жаль все-таки, что они не исполняют желаний.

Никакого секрета в золотых рыбках не оказалось. Та, что он выпустил в пруд, уже через пару недель всплыла кверху брюхом и больше не плавала, сверкая чешуей и танцуя свои колдовские танцы.

Маленький Антон тогда горько плакал, утыкаясь в отцовские ноги и жалея рыбку и свое несбывшееся желание. Папа объяснил, что рыбка слишком привыкла к аквариуму, фильтру и корму и совсем не умела жить сама в грязной воде, добывая себе еду. И что она вовсе не грустила в нем, ведь там был ее дом. Но Антон же не виноват, что оказался тогда слишком мал, чтобы знать, что в клетке положено не скучать и желать выбраться наружу, а любить её и прятаться в ней, прикрываясь мнимым комфортом. В тот день отец произнес странную фразу, задумчиво глядя на мутную рясу пруда:

— Выпущенная на волю золотая рыбка не проживет и месяца, — и усмехнулся, тут же загоняя Антона в дом.

— Выпущенная на волю золотая рыбка не проживет и месяца, — эхом повторил Антон, туша сигарету о бетонные стены обшарпанных зданий. Те разнесли слова дальше по коридору, гулко повторяя их и перебрасывая друг другу неясные отрывки, будто бы играли в своеобразный сломанный телефон.

Золотая клетка действительно оказалась не настолько плохой, а мнимая свобода, кажется, вот-вот готова была загубить несчастную золотую рыбку, — то есть Антона, вырвавшегося из-под излишне настойчивой родительской опеки. Только вот долгожданная свобода была уже не столь привлекательна, стоило «золотой рыбке» понаслаждаться её прелестями больше месяца.

Антон с сожалением выкинул последнюю сигарету, понимая, что на новую пачку денег уже не хватит, так что следующие недели придётся надеяться лишь на добрых курящих прохожих, которые, к сожалению, на грязных закоулках Лондона встречались не часто.

Привлекающая ранее Европа так и не открыла перед ним обещанных дорог в светлое будущее, а показала лишь свою иную сторону: нищие, грязные переулки, бордели и пьяницы, шатающиеся по улицам и избивающие несчастных бедняков.

Шумно вздохнув и откинув окурок носком протёртых ботинок подальше от себя, Антон окинул беглым взглядом мелкую улочку, остановив его на обшарпанной вывеске. «Improvisational theatre» гласили запыленные тёмно-синие буквы. Ниже сомнительного вида лесенка вела куда-то вниз здания, очевидно, в подвал.

— Что ж, жизнь по сценарию не вышла, остаётся лишь импровизация, — горько усмехнулся он, ступая на скрипучие ступеньки.