Тот, которому слабо (гет)

В комнате с задернутыми шторами в полумраке слышались шорох простыней, тихие стоны, частое дыхание, сбивчивые слова. В постели Драко Малфой целовал девушку с кудрявыми темными волосами, шептал ей на ухо ласковые слова, гладил по щеке.

— Гермиона, Гермиона, любимая, как я рад, что мы наконец вместе… 

Он то всем телом приникал к Гермионе, двигаясь между ее разведенных ног, то останавливался, приподнимался, опираясь на руки, и пристально всматривался ей в лицо.

Гермиона не отвечала ему. Лежала с закрытыми глазами, безвольно раскинув в стороны руки. Полуоткрытые губы не отвечали на поцелуи Драко. Дыхание было тихим и ровным.

Гермиона была полностью одета. И пусть в ее одежде присутствовал небольшой беспорядок — пальто было распахнуто, а подол платья задран, хотя и невысоко, но на ногах присутствовали уличные осенние туфли. 

Драко также был одет. 

Драко был давно влюблен в Гермиону. Был не в силах признаться ни ей, ни самому себе. Во время учебы в школе — любил и нарочно задевал, обзывал, обижал. Не мог открыто пригласить Гермиону на свидание или хотя бы тайком отправить ей записку, потому что боялся отца. Знал о себе, что не сможет пойти против его воли. А любовь к грязнокровке — совсем не то, чего ожидали от наследника рода Малфоев. О возможной реакции самой Гермионы или ее гриффиндорнутых дружков Драко иногда фантазировал в ключе «Ах, да если бы ты только знала», «Эх, вот если бы я… А они такие — …» 

На шестом курсе задание Темного Лорда безмерно усложнило жизнь Драко. Но что касается истории его чувств к Гермионе — то это убийственное поручение дало возможность не думать о Гермионе круглые сутки, а сосредоточиться на деле. Угроза его собственной жизни и жизни Нарциссы мотивировала весьма эффективно. 

Днем Драко, помимо учебы, занимался планированием убийства директора, стараясь не допустить и тени мыслей о каштановых волосах, тонких руках, презрительно сжатых губах… А ночью. Ночью она приходила в его сны, и бесстыдно доказывала, что никогда, никогда он не сможет выкинуть ее из головы.

Драко осознавал, что он трус. Ненавидел себя за слабость. За то, что не способен на настоящий поступок. Может только нападать исподтишка, а открытого противостояния один на один боится до боли в животе. Хорошо, что о страхах Драко не догадывались Крэбб и Гойл, которые без особых раздумий всегда были на его стороне.

На втором курсе во время дуэли с Поттером за спиной Малфоя стоял декан, и страшно не было — Снейпу Драко доверял и знал, что в случае чего тот его подстрахует. 

На шестом курсе случилось примерно то же самое —  в самый решительный момент рука Драко дрогнула, и он не смог. Не смог убить. За него убил Снейп. Исполнивший свой Непреложный Обет.

Остаток лета Драко провел в родительском доме, наблюдая, как Темный Лорд упивается своей властью над людьми. Он отобрал у Люциуса волшебную палочку, чтобы унизить его еще больше. Скормил змее Чарити Бербидж. Профессор маггловедения умоляла о пощаде, но и Снейп, к которому она обращалась, и тем более Волдеморт, были глухи к ее мольбам. Что уж говорить о Драко. «Авада Кедавра! Нагайна, вот твой ужин!» В тот момент Драко казалось, что это он сам медленно исчезает в огромной змеиной пасти. Из последних сил он сдерживался, чтобы не потерять сознание от страха, от отвращения, чтобы только своим поведением не навредить отцу, матери… 

Возвращение в Хогвартс было похоже на возвращение из ада в чистилище. Гермиона в школу не вернулась. Драко носил во внутреннем кармане вырезанную из «Ежедневного Пророка» статью с ее фотографией. Статья называла Гермиону опасной преступницей и обещала вознаграждение за ее поимку. «Путешествует вместе с Поттером» — вот что выводило Драко из равновесия. Ревность и невозможность видеть ее каждый день сводили Малфоя с ума. Не давали дышать. Он бесконечно повторял ее имя, будто бы надеялся, что это как-то ее материализует. Он всматривался в стены коридоров, воображал, что она рядом в классах или библиотеке, или за столом в Большом зале, или на квиддичной трибуне. Стоит только повнимательнее присмотреться — и в толпе мелькнут каштановые волосы, вдруг взглянут в самое сердце карие глаза… 

Зимой Драко приехал домой на каникулы. В подвале были заперты пленники Темного Лорда — мистер Олливандер и Луна Лавгуд. Лавгуд была подругой Гермионы, и Драко исподтишка наблюдал за ней. Так ему казалось, что он становится чуть ближе к Грейнджер. Он даже пару раз пересилил свой страх перед Темным Лордом и приказал домовику отнести в подвал еды и воды. Но потом Нарцисса сделала ему замечание, тихо-тихо, и он больше не посмел своевольничать. 

Отец пил. Драко было больно смотреть, во что превратился некогда холеный аристократ, на которого он всегда так стремился быть похожим, чьим мнением всегда дорожил и чье расположение всегда так отчаянно и безуспешно старался заслужить.

Во время весенних каникул случилось то, чего Драко боялся и хотел больше всего на свете. 

Он увидел Гермиону. При совершенно жутких обстоятельствах.

Он чуть не умер от ужаса, когда отец велел ему посмотреть на одного из пленников и опознать в нем Поттера. «Внимательнее, Драко, если это в самом деле Поттер, Темный Лорд простит нам всё…» Поттер выглядел крайне неважно. Драко смотрел на его распухшее красное лицо. Не узнать своего главного врага Драко не мог, слегка непривычно было видеть зеленые глаза без этих вечных круглых очков, но то, что это был Поттер, не подлежало сомнению. Признать это вслух было абсолютно невозможно. 

Если Драко сейчас скажет, что перед ним Поттер, то отец или тетка немедленно вызовут Темного Лорда. Темный Лорд, возможно, действительно простит отца, и дальнейшая судьба Малфоев, возможно, будет более благополучной. Но Поттера ждет смерть, что уж говорить о магглорожденной Гермионе. О предателе крови Уизли Драко даже и не думал, но и он разделит участь своих друзей. 

Это означало бы крах всего. 

Драко не хотел убивать. Он, жалкий трус, не смог убить Дамблдора. Которого по-своему уважал. А как он может убить Гермиону, которую так любит? 

И которой — бессилен помочь?

Но кое-что Драко все же смог. Пролепетал: «Я не уверен, не знаю, не могу точно сказать…» И отошел в сторону. 

И все смотрел, смотрел на Гермиону. 

Та стояла рядом с одним из егерей, бледная, с растрепанными волосами. Такая беззащитная. Такая прекрасная. Егерь, на шее которого красовался клетчатый шарф, ранее принадлежавший Гермионе — Драко знал это абсолютно точно — удерживал ее за плечи и за талию, и одна его рука то и дело нагло соскальзывала девушке на грудь, а другая принималась ощупывать задницу. Гермиона пыталась вывернуться из настойчивых объятий, но егерь держал девушку весьма крепко и отпускать не собирался. 

Драко в бессильной ярости и зависти прожигал взглядом проклятого маргинала. Этот никто в кожаном пальто сейчас творил такое, о чем сам Драко мечтал долгие месяцы! Дотронуться до руки Гермионы, ощутить запах ее волос, прижаться к ней всем телом… 

Погрузившийся в свои мечтания Драко не сразу понял, что произошло, когда в малый каминный зал безумным вихрем ворвалась его тетушка Беллатрикс Лестрейндж. Она яростно стала спорить с Люциусом, кому следует вызывать Темного Лорда. Неизвестно, кто из них первым дотянулся бы волшебной палочкой до своего предплечья с Темной меткой, но вдруг обнаруженный в руках одного из егерей меч Гриффиндора изменил ход событий.

Самый наглый егерь, отлипнув от Гермионы, вмешался в разговор Пожирателей Смерти, но его попытка заявить о своих правах на трофеи вышла крайне неудачной. Разъяренная и, кажется, ужасно напуганная Беллатрикс вышвырнула егерей вон. Драко не знал, удалось ли им покинуть Малфой-мэнор живыми. 

Что же до пленников, то решение мадам Лестрейндж было жестоким, но и рациональным. Артефакт, вызвавший столь странную реакцию Беллатрикс, нашелся в сумочке Гермионы. Значит, и отвечать, откуда он там взялся, следовало Гермионе. Поттер и Уизли — да, это были именно они, но почему-то это уже мало кого интересовало — отправились в подвал. А Гермиона осталась.

Тетушка Беллатрикс пытала Гермиону, та громко кричала. Люциус сидел в большом кресле с бутылкой в руках и прямо из горла заливал в себя огневиски. На полу за креслом сидел Драко, уткнувшись лицом в колени, зажимая уши ладонями, чтобы не слышать крики девушки. До хруста выкручивал себе пальцы, царапал запястья, стараясь сдержаться, чтобы не вскочить и не убить Беллатрикс. Понимая, что ничего он не сделает. И никого не убьет. Слишком силен был в нем страх. 

И вот он все же наконец почти решился вскочить и крикнуть: «Перестаньте, что вы делаете!» Однако было поздно. Откуда ни возьмись появился безумный эльф Добби. Все пленники исчезли из Малфой-мэнора. Почти сразу после этого в мэнор вернулся Темный Лорд, и стало как-то не до душевных метаний и нравственных страданий — Круцио и другие неприятные заклятия расставили приоритеты: беги и прячься, думать будешь потом. 

Каникулы кончились, снова предстояло  возвращение из преисподней в Хогвартс. Месяц пролетел как один туманный день. 

В ночь битвы за школу Драко понял главное. Что он, кажется, непоправимо опоздал на всю свою жизнь. Он пытался как-то действовать, как-то предотвратить неизбежное, но чувствовал себя стоящим на рельсах перед Хогвартс-экспрессом. И на виду у Темного Лорда и всех Пожирателей Смерти бросая Поттеру волшебную палочку, Драко еще чувствовал позади себя жар Адского Пламени. А впереди — тьму и холод. Без конца. Без надежды.

Послепобедная реальность была не слишком благосклонна к Малфоям. Люциус отправился в Азкабан. Нарцисса и Драко тюрьмы избежали: Поттер в Визенгамоте дал показания в их пользу. 

Прошло два года. Наступивший Миллениум оказался таким же невыносимым годом, как и предыдущие. И если в прошлом какое-то разнообразие и драйв в жизнь магического общества вносил Темный Лорд, то его победители будто нарочно старались сделать жизнь максимально скучной. Всеобщее благо, всеобщие права, всеобщая терпимость. По отношению к тем, кого еще вчера не считали за людей. Но позавчера вполне мирились с их существованием, поэтому сегодня уравняли по одной линейке и подровняли одними садовыми ножницами всех, как кусты в парке. Правильные слова теперь печатал «Ежедневный Пророк». Портреты Грейнджер появлялись в газете регулярно, и не в разделе «Разыскиваются опасные преступники», а в колонке «Пресс-секретарь Министра разъясняет». 

У Драко был уже целый альбом с этими статьями. Он аккуратно вырезал колдографии Гермионы из газеты, приклеивал их на плотные страницы и вечерами разглядывал, впитывая сердцем вожделенный образ девушки, которая никогда, никогда его не полюбит, никогда, никогда не взглянет на него без ненависти или презрения. Огромное чувство вины — за то, что не вступился тогда, во время пытки — съедало Драко заживо, грызло изнутри, и вина была уже почти такой же огромной, как и всепоглощающая любовь. 

Как одержимый, Драко следил за Гермионой в Министерстве, куда приходил каждые два дня отмечаться в комиссии по учету бывших Пожирателей смерти. Получив подпись куратора — пожилой волшебницы с тусклым взглядом — он пробирался в буфет и ждал обеденного перерыва, чтобы увидеть Гермиону, услышать ее голос. Он жил этими минутами. 

Оказалось, что он из тех людей, кому проще разрушать, чем строить. Он чувствовал, что слишком слаб для борьбы. Он знал, что заранее сдался. Ненавидел себя. И сгорал. Как в Адском Пламени. 

Он не находил в себе сил, чтобы сказать о своей любви. Три коротеньких слова. Мысль о том, чтобы произнести их вслух, действовала на Драко как Петрификус Тоталус вперемешку с Круцио: невыносимый паралич воли и острая, острая боль в сердце.

Во снах он был не в пример смелее. Он говорил, шептал, кричал: «Гермиона, я люблю тебя! Люблю больше жизни!» И во снах Гермиона улыбалась, целовала его, обнимала. Вспоминая эти сны, Драко мог прожить еще один день. 

Как в действительности жила Гермиона, с кем встречалась, кого она, быть может, любила — для Драко оставалось несущественным. Хотя он хорошо знал все ее маршруты, распорядок дня, перечень друзей и знакомых. С каждым днем он глубже и глубже погружался в упоение невозможностью быть с ней вместе — потому что ну не может такая девушка, как Гермиона, полюбить такого парня, как Драко. Который не пришел на помощь в решающий миг. Который всю жизнь боялся сделать шаг. Страх перед отцом сменился на ненависть к себе, трусу, глупцу, бесполезному никчемному человеку, не достойному ни любви, ни жалости. 

Любовь, постепенно превратившаяся в одержимость, становилась в сердце Драко все сильнее и сильнее. Не в силах более противостоять любовному наваждению, Драко наконец решился.

Он был уверен, что это его единственный шанс. Единственный способ сблизиться со своей навязчивой мечтой. 

Последствия он себе представлял хорошо, и как следует продумал, что он сделает сначала, что потом, и каким будет финал.

Он подстерег Гермиону, когда она в пятницу после работы решила пройтись по магазинам. Он ждал ее на улице у аптеки, потом вслед за ней переместился к книжному. Гермиона не заметила слежки, как никогда не замечала его присутствия. Даже когда он не пользовался Дезиллюминационными чарами, как сегодня. Гермиона вышла из книжного со стопкой книг в руках. Вот он, шанс. 

В спину Гермионе полетело заклинание. Она неловко качнулась и упала бы, если бы Малфой не подхватил ее. 

Номер в гостинице Драко снял заранее. Здесь все и произошло. То, что могло произойти. Драко осуществил свою мечту — дотронулся до Гермионы, поцеловал ее. Но даже  охваченный вожделением, несмотря на многие годы сжигающую его страсть, не смог позволить себе в полной мере свои желания осуществить. У него не поднялась рука даже для того, чтобы расстегнуть воротничок на платье Гермионы. 

Объятый ужасом от осознания того, что он едва не сотворил, Драко дрожащими руками направил волшебную палочку на Гермиону и наколдовал сильные сонные чары. Потом он быстро вышел из комнаты. Навстречу своей судьбе.

Когда Гермиона проснулась, то не сразу поняла, где находится. Почему она, зайдя за книгами, вдруг обнаружила себя лежащей на кровати, причем явно не своей собственной? Как ей в голову пришло ложиться спать в уличной одежде и обуви? 

Голова прилично кружилась. Гермиона огляделась и на стуле рядом с кроватью увидела свои только что купленные книги, а поверх них сложенный вдвое лист пергамента. 

«Дорогая Гермиона.

Если ты читаешь это письмо, значит, все уже случилось. 

Я давно хотел тебе сказать. Я очень тебя любил. 

Я был очень перед тобой виноват. Простить это невозможно.

Ты была для меня всем.

Драко Малфой».

Гермиона уронила письмо на кровать и горько  заплакала. 

В окно влетела сова с газетой, привязанной к лапке. Гермиона расплатилась с птицей. В самом низу первой страницы прочла: «Вчера вечером в Косом переулке была выпущена в небо Черная метка. Подозреваемый при задержании оказал сопротивление аврорам и был убит на месте. Мужчину опознали. Это был бывший Пожиратель смерти Драко Малфой».