Блюз бродячих собак (джен)

I

Пегий пес с длинными ушами, такой тощий, что можно было ребра пересчитать, медленно, прихрамывая, трусил по пыльной дороге. Солнце клонилось к закату, жара спадала, с моря уже веяло прохладой, но с востока дышала зноем пустыня, и дорожные камни еще были горячими, обжигали и без того измученные лапы. Недавно он наступил левой задней на колючку, и теперь чувствовал, что с лапой что-то очень неладно — жар и пульсирующая боль не давали покоя. И ребра болели — вчера возле харчевни его пнул злой нищий, пес взвыл — и потом, уже когда отполз за угол, долго скулил и плакал. Правый бок нестерпимо чесался — там тоже, видно, поселилась какая-то болячка.

Вообще, на собаке не было живого места. Конечно, он не помнил, когда и где родился, но всю жизнь он получал тычки и пинки, питался объедками и огрызками, какие удавалось найти на помойке, и чудом было то, что он дожил до своих лет.

Сейчас он брел, повинуясь инстинкту, туда, где, может быть, найдет какую-нибудь пищу, чтобы прожить еще немного. Город и окрестные селения были исхожены вдоль и поперек, и пес знал, что к некоторым домам даже подходить не стоит — опять прогонят пинками, а может, даже палкой, но зато у других можно найти вполне съедобную косточку или хотя бы корку хлеба.

Таким хорошим, добрым домом была и придорожная харчевня, к которой сейчас приближался пес. Хозяйка нередко кидала ему кость и, во всяком случае, не прогоняла, когда он рылся на помойке на заднем дворе.

Подойдя ближе, пес оробел и нерешительно огляделся по сторонам: во дворе было необычайно много народу. Люди негромко переговаривались, время от времени кто-то заходил внутрь, а кто-то выходил, но всеобщее внимание, казалось, было приковано к тому, что происходит там, за закрытыми дверями. Как ни странно, никакой опасности пес не почувствовал, поэтому медленно, по привычке остерегаясь людей, стал пробираться поближе ко входу. Удивительно, но сегодня никто его не гнал.

Возле крыльца пес уселся, а потом, расслабившись и успокоившись, лег, дал отдых усталому телу, положив морду на передние лапы, поводя ушами и прислушиваясь к происходящему. Ощущение было похоже на то, какое бывает перед грозой — тот же сгустившийся, словно звенящий на пронзительно тонкой высоте воздух, то же напряжение — но почему-то было не страшно и не хотелось убежать и спрятаться, переждать бурю. Пес вместе со всеми как будто чего-то ждал.

Внезапно дверь распахнулась, и на крыльцо вышел Человек. С виду самый обычный, высокого роста, худощавый, в белом полотняном одеянии с синей полосой понизу, рыжеватые волосы падали на плечи — но толпа тут же притихла, все, как один, повернулись к Нему. И пес, прижав уши, сел и тоже уставился на Него, ощущая трепет и вместе с тем небывалое, безграничное доверие, какое он, если и испытывал когда-то, будучи совсем маленьким щенком, то давно уже напрочь забыл.

А этот Человек — глаза у Него были синие и проникающие до самой глубины души — смотрел на людей с неизъяснимой усталостью и скорбью. Потом перевел взгляд на собаку — и, слегка наклонившись, рассеянно провел рукой по голове, потрепал за уши. После чего спустился с крыльца — и Его тут же окружили люди, кто-то лез с вопросами, кто-то о чем-то просил…

Едва рука Человека коснулась головы пса, тот замер — и в следующую минуту почувствовал, что перестали болеть и лапа, и ребра, и правый бок больше не чешется, и вообще, как будто сил прибавилось. Он посмотрел туда, где стоял Человек, который, наверное, уже забыл о нем — пошевелил ушами, встряхнулся и негромко тявкнул — и тут же сам испугался, но никто этого как будто не заметил.

Потом, когда Человек двинулся по дороге в сторону города — за Ним последовали еще несколько мужчин — а толпа возле харчевни начала понемногу редеть, вышла хозяйка. Долго, прикрыв ладонью глаза от бьющего в них солнца, она глядела вслед Человеку с печалью и тревогой — затем увидела пса, смирно сидящего у крыльца.

— А, и ты здесь… — сказала она, после чего зашла обратно в дом и вынесла в щербатой миске остатки похлебки. — Оставайся уж, будешь дом охранять, — добавила хозяйка и вздохнула о чем-то своем, о людском.

II

Ветер пробирал до костей, с неба сыпалась ледяная крупа, ржавый городской снег лежал плотными пластами, и ржавыми были баки на помойке, где Чарли — когда-то его так звали, когда был жив хозяин и пес жил в теплом доме — сегодня ровно ничего не нашел. Рыжий пес был уже старый, но почему-то не ушел вслед за хозяином, а продолжал жить, даже когда появившаяся в доме толстая женщина со злыми глазами, пахнущая чем-то резким и несъедобным, велела своему тощему мужу избавиться от собаки. Мужчина отвез Чарли на окраину города и выпустил возле большого магазина, после чего быстро уехал. Чарли тогда прибился к стае собак, которые там кормились. А недавно он остался один…

Мороз меж тем становился все злее, на небе среди рваных туч мелькала Луна, но Чарли ее не видел сквозь застилающие глаза слезы, он уже не ощущал ни боли в артритных лапах, ни холода, а просто брел куда-то — куда глаза глядят, просто чтобы не упасть.

На перекрестке тревожно мигал желтым светофор — Чарли пошел через дорогу — и тут вспыхнули белые и красные огни, с ревом и диким визгом навалилась страшная тяжесть, ломая хребет и круша — и свет померк…

* * *

Чарли открыл глаза и огляделся — он был посреди зеленого цветущего луга, где отовсюду лился удивительный теплый свет и пахло чем-то сладким. Он осторожно пошевелился — ничего не болело, и голода он совсем не чувствовал, как будто только что наелся вкусной каши с мозговой косточкой. В небе стояла необычайно яркая радуга — может быть, этот свет исходил от нее?

Повернув голову, Чарли увидел резвящихся собак — и узнал черного, серого и белого, с которыми вместе бегал по помойкам… И подружка тут — светло-коричневая небольшая собачка, недолго она с ним гуляла, заболела и умерла вскоре… А вот и мать — большая, рыжая, теплая, пахнущая молоком, совсем как тогда, давным-давно…

Заметив черного кота, которого они с другими псами однажды задрали, Чарли очень сконфузился — как будто хозяин стоял рядом и укоризненно качал головой, как делал всегда, когда Чарли вел себя плохо. Но сейчас кот был здесь, он был полон жизни, и Чарли вовсе не хотелось его преследовать.

Но где же это он оказался, что это за место? И тут Чарли разглядел приближающегося Человека в белой одежде — откуда Он взялся? Может быть, по радуге спустился с неба? Он был немного похож и на хозяина, и на женщину, которая несколько раз угощала Чарли колбасой и гладила по голове, и на девочку, которая всегда приходила на помойку с мешком сухого корма, и на парня, который однажды отбил Чарли у мальчишек — те явно собирались сделать с ним что-то нехорошее, но понял он это поздно, когда убежать уже не мог.

Чарли переполняла радость и в то же время робость, он и узнавал этого Человека, и не узнавал. Но это от Его лица исходило сияние, освещавшее все вокруг. И не было больше ни боли, ни зла. И смерти не было.