Похищение (гет)

Лизу Долохову Анатоль Курагин заметил в театре. Девушка сидела рядом с матерью и с интересом смотрела на представление. Сестру своего закадычного друга Анатоль не видел давно. Он помнил её щуплой, худой, невзрачной девочкой-подростком с сутулой спиной. Сутулость была настолько сильная, что создавала впечатление горба. Незадолго до своего отъезда в Персию Долохов встречался с Анатолем и рассказал ему, что его сестра будет проходить курс лечения у какого-то известного немца-доктора, который недавно поселился в Москве и, по слухам, творил чудеса, выправляя даже самые безнадежные горбы у своих пациентов. Анатоль пропустил эту информацию мимо ушей, потому что сестра Долохова его ничуть не интересовала. Но когда он увидел юную прелестную красотку рядом с пожилой представительной дамой, в которой сразу признал Марью Ивановну Долохову, мать Фёдора, он понял, что эта девушка может быть только сестрой его друга. Она в чем-то была похожа на брата, черты лица были столь же красивы, как у Фёдора, только смягчались нежной женственностью.

Изменения, происшедшие с прежним невзрачным подростком, поразили Курагина. Из гадкого утенка вырос прекрасный лебедь. Самое главное — у неё была совершенно прямая спина. Видимо, лечение доктора дало свои результаты, и от прежнего горба ничего не осталось. А сама она расцвела и из невзрачного бутона превратилась в прекрасный цветок. Ослепительные белокурые волосы, нежная кожа, очаровательные черты лица, огромные голубые глаза, стройная девическая фигурка. При первом же взгляде на неё у Анатоля стало тесно в штанах. Недолго думая, он решил приволокнуться за ней. Что могло выйти из этого ухаживанья — Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.

Анатоль прошел в ложу, где сидела его сестра Элен, и попросил её пригласить Лизу Долохову в свою ложу во время второго действия. Элен, которая всегда покровительствовала любовным авантюрам брата, легко согласилась. Она подошла в антракте к Марье Ивановне Долоховой, с которой как-то давно познакомилась во время любовной связи с её сыном, напомнила о себе, представилась Лизе и пригласила девушку в свою ложу. Польщенная вниманием столь знатной и богатой светской львицы, Марья Ивановна легко согласилась и отправила робеющую Лизу в ложу Элен. Вскоре после начала второго действия Анатоль и сам вошел в ложу к сестре, она представила его смутившейся девушке, и Анатоль начал привычный ему процесс обольщения.

Он смотрел на девушку откровенным, ласкающим и нежным взглядом, говорил комплименты её красоте, всячески давал понять, что восхищается ею и она покорила его сердце с первого взгляда. Ему нравилось, как она краснеет и смущается от его слов и взглядов, становясь при этом ещё прелестнее. Анатоль чувствовал, что произвел на неё немалое впечатление. Да и могло ли быть иначе — судя по всему, девушка была наивна и невинна, как фиалка. А Анатоль находился в расцвете своей красоты и действие своих мужских чар на женщин знал хорошо. Он видел, что и в этом случае его красота и шарм действуют на Лизоньку так, как ему и нужно было. Когда представление кончилось и настало время уезжать из театра, он был вполне уверен, что эта птичка уже начала запутываться в его сетях. Когда Лиза и Марья Ивановна выходили из театра, Анатоль подошел к ним, вызвал их карету и подсаживал их. Подсаживая Лизу, он пожал ей руку выше локтя. Лиза, взволнованная и красная, оглянулась на него. Он, блестя своими глазами и нежно улыбаясь, смотрел на неё.

Ужинал он вместе со своим другом, отставным гусаром Макариным, добродушным человеком, питавшим беспредельную любовь к Курагину. За ужином после театра Анатоль с приемами знатока разобрал перед Макариным достоинство рук, плеч, ног и волос Лизы Долоховой и объявил своё решение приволокнуться за нею.

— Да, она хороша, брат, да не про нас, — сказал ему Макарин.

— Я скажу сестре, чтобы она позвала её обедать, — сказал Анатоль. — А?

— Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…

— Ты знаешь, — сказал Анатоль, — я обожаю девочек.

— Ты уж попался раз на девочке — сказал Макарин, который знал, что два года назад один небогатый польский помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери, свадьбу с которой Анатоль скрывал. — Смотри!

— Ну уж два раза нельзя! А? — сказал Анатоль, добродушно смеясь.

* * *

Этот год стал для Лизы Долоховой самым счастливым в её жизни. Прошли долгие годы лечения, когда она должна была часами выполнять мучительные упражнения, преодолевая боль, да ещё постоянно носить жёсткие корсеты, которые с каждым разом становились все жёстче и жёстче. Но все мучения оказались позади. Немец-доктор, которого разыскал и услуги которого щедро авансом оплатил любимый братец Феденька, не обманул. Горб действительно исчез, и спина Лизы стала абсолютно прямой. Кроме того, она повзрослела и расцвела. Подростковая угловатость, худоба и неловкость исчезли, что-то сместилось и изменилось в её лице, и она за несколько месяцев превратилась в красавицу. Теперь она могла не скрываться в своем доме, а, как и все барышни, ездить в театры, на приёмы и на балы. Благодаря немалым деньгам, которые оставил, а потом ещё и присылал её брат, они с матушкой ни в чем не нуждались. Лиза никогда не спрашивала у брата, откуда он берет деньги, но он всегда жил роскошно и обеспечивал таким же довольством свою семью. Лиза вспоминала разговор с Федей перед его отъездом в Персию. Он тогда сказал ей, что если она будет умницей, будет выполнять все предписания врача и излечится от своего горба, то он по возвращении обеспечит её хорошим приданым, и она сможет выйти замуж за того, кого полюбит. Лиза верила ему безоговорочно — милый Федя всегда был для неё и маменьки самым нежным сыном и братом. Она старалась и для себя, и для него, и чудо свершилось — она избавилась от горба.

В этом году она стала выезжать и танцевать на балах. Её красоту и грацию отметили уже многие, и отбоя от кавалеров не было. Среди девушек, с которыми она познакомилась на балах, она особо отмечала Соню Ростову. Это была красивая, добрая и серьёзная девушка, двумя годами старше Лизы. Она была племянницей и воспитанницей в семье графов Ростовых. Лиза знала, что несколько лет назад её брат делал Соне предложение, но она ему отказала. Сама Лиза нисколько не сердилась на Соню за то, что та ответила отказом на предложение Феди. При всей своей любви к брату, она понимала, что из него вряд ли выйдет хороший муж. Он был нежен и добр с ней, с Лизой, и с маменькой, ещё с несколькими друзьями, а других людей презирал и говорил, что раздавит любого, кто встанет у него на пути. Женщин вообще не любил и называл продажными тварями, хотя у него и было много любовниц. Единственные женщины, которых он не считал продажными — это была она, Лиза, и маменька. Кроме того, он был очень беспокойным человеком, постоянно попадал во всякие истории, дрался на дуэлях, очень много играл в карты и пил. Любил приключения и опасности, терпеть не мог спокойную домашнюю жизнь. Из-за этой любви к приключениям и уехал несколько лет назад в Персию. Какая уж тут может быть семейная жизнь с таким человеком. Так что зла на Соню Лиза не держала и считала, что Соня поступила правильно, отказав Феде. Тем более, что и он особо не горевал. После отказа он отомстил семье Ростовых, обыграв их сына Николая на крупную сумму. И на этом всё было кончено и забыто. А Соня Ростова продолжала любить и ждать предложения от Николая Ростова, в которого давно была влюблена. Из-за этой любви она и отказала брату Лизы. Лиза и тут её понимала — ведь сердцу не прикажешь. А верность и преданность Сони её единственной любви внушала Лизе немалое уважение.

Они встретились и разговорились на одном из балов, когда обе пришли в дамскую комнату поправить туалеты. Соня, как более взрослая и опытная, помогла Лизе поправить прическу и дала ей свои запасные перчатки вместо тех, которые Лиза где-то запачкала. Потом с доброй улыбкой объяснила пока ещё неопытной девушке, что обязательно надо брать с собой на балы хотя бы пару запасных перчаток, потому что они пачкаются прежде всего. С тех пор девушки и сдружились. Соня очень доброжелательно отнеслась к Лизе, потому что ей нравилась девушка. Кроме того, она скучала по своей подруге и кузине Наташе Ростовой, которая за несколько месяцев до встречи с Лизой вышла замуж за князя Андрея Болконского. Наташа и Болконский так любили друг друга, что князь Андрей даже пошёл против воли своего отца, который требовал, чтобы свадьбу отложили на год. Он не послушал старого тирана, женился на Наташе, и теперь они жили очень счастливо.

В тот вечер, когда Лиза встретила в театре Курагина, она находилась в особо счастливом и приподнятом настроении. На неё обратила внимание известная светская львица графиня Элен Безухова, которая когда-то давно познакомилась с маменькой Лизы. Она даже пригласила Лизу в свою ложу. И там девушка впервые увидела её красивого брата. Вернее, она видела его ещё в детстве, когда Федя приводил его в дом, но Лиза тогда стыдилась своего горба и пряталась от него. Теперь же они сидели рядом, и он смотрел на неё восхищенными глазами. Ей было это очень приятно, но одновременно и стыдно от его откровенных взоров. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на её плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на её глаза. Но, глядя ему в глаза, она со смущением чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно-близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял её за голую руку, не поцеловал бы её в шею. Они говорили о самых простых вещах, и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Лиза оглядывалась на Элен, а потом смотрела на матушку, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким-то генералом и не ответила на её взгляд, а матушка была очевидно довольна, что её дочь имеет такой успех и сидит рядом с такой блестящей дамой и её не менее блестящим братом.

Рядом с Курагиным Лиза чувствовала и волнение, и стеснение, и восхищение его красотой. Его близость не только пугала, но и волновала и радовала её. Когда Лиза и Марья Ивановна выходили из театра, Анатоль подошел к ним, вызвал их карету и подсаживал их. Подсаживая Лизу, он пожал ей руку выше локтя. Лиза, взволнованная и красная, оглянулась на него. Он, блестя своими глазами и нежно улыбаясь, смотрел на неё.

Дома, в постели, она постоянно вспоминала его и их разговор. Представляла себе лицо, жесты и нежную улыбку этого красивого и смелого человека, в то время как он пожал её руку. Она вся горела и чувствовала необыкновенную радость и счастье от того, что встретила его. И на следующий день она тоже думала лишь о нём, вспоминала до малейших подробностей каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для неё, но приятное чувство. Впрочем, она старалась вести себя как обычно, но у неё это плохо получалось. На взгляд матушки, Лиза казалась оживленнее обыкновенного и постоянно чему-то улыбалась.

В середине дня перед их домом внезапно остановилась роскошная карета, запряженная шестеркой лошадей. К ним с визитом приехала Элен Безухова. Красавица графиня непринужденно расположилась в гостиной и весело заговорила с Марьей Ивановной и Лизой. Она пригласила их сегодня вечером посетить их дом, где должна была выступать известная французская актриса.

— Непременно приезжайте, — говорила она Марье Ивановне. — Я хочу поближе познакомиться с вашей прелестной дочерью.

Польщенная вниманием столь важной дамы, Марья Ивановна согласилась. С лица Лизы во время всего визита не сходила улыбка удовольствия. Она чувствовала себя счастливой и расцветающей под похвалами этой милой графини Безуховой, казавшейся ей прежде такой неприступной и важной дамой, и бывшей теперь такою доброй с нею. Лизе стало весело, и она чувствовала себя почти влюблённой в эту такую красивую и такую добродушную женщину.

Что касается Элен, то и она, со своей стороны, искренно восхищалась красавицей Лизой и желала повеселить её. Анатоль просил её свести его с Лизой, и для этого она приехала к Долоховым. Мысль свести брата с Лизой забавляла её. Она по-своему, всей душой желала добра Лизе.

Уезжая от Долоховых, она отозвала в сторону девушку.

— Вчера брат обедал у меня — мы помирали со смеха — ничего не ест и вздыхает по вас, моя прелесть. Он без ума, ну истинно без ума влюблён в вас.

Лиза багрово покраснела, услыхав эти слова.

— Как краснеет, как краснеет, моя прелесть — проговорила Элен. — Непременно приезжайте. Буду ждать вас с нетерпением.

Вечером Лиза с Марьей Ивановной поехали к Безуховой. Анатоль, очевидно, у двери ожидал входа Долоховых. Он тотчас же, поздоровавшись с Марьей Ивановной, подошел к Лизе и пошёл за ней. Как только Лиза его увидала, то же, как и в театре, чувство тщеславного удовольствия, что она нравится ему, и смущения от отсутствия нравственных преград между ею и им, охватило её.

Элен радостно приняла Лизу и громко восхищалась её красотой и туалетом. Вскоре гости расселись в гостиной, чтоб послушать выступление французской актрисы. Анатоль сел позади Лизы. Началось выступление.

Лиза смотрела на декламирующую актрису, но ничего не слышала, не видела и не понимала ничего из того, что делалось перед ней; она только чувствовала близость Анатоля, испытывала одновременно радость и испуг от его близости и ждала чего-то от него.

После того, как актриса закончила своё выступление, Лиза встала вместе со всеми и попыталась вместе с матерью подойти через толпу к актрисе, чтобы выразить ей своё восхищение.

— Как она хороша! — сказала Лиза матери, которая шла немного впереди её.

— Я не нахожу, глядя на вас, — сказал Анатоль, следуя за девушкой. Он сказал это в такое время, когда она одна могла его слышать. — Вы прелестны… с той минуты, как я увидал вас, я не переставал…

В это время Марья Ивановна обернулась к дочери, и Анатоль замолчал.

После нескольких приемов декламации актриса уехала, и графиня Безухова попросила общество в залу.

Марья Ивановна хотела уже уехать, но Элен умоляла не испортить её импровизированного бала. Долоховы остались. Анатоль пригласил Лизу на вальс, и во время вальса он, пожимая её стан и руку, сказал ей, что она обворожительна и что он любит её. Во время экосеза, который она опять танцевала с Курагиным, когда они остались одни, Анатоль ничего не говорил ей и только смотрел на неё. Лиза была в сомнении, не во сне ли она видела то, что он сказал ей во время вальса. В конце первой фигуры он опять пожал ей руку. Лиза подняла на него испуганные глаза, но такое самоуверенно-нежное выражение было в его ласковом взгляде и улыбке, что она не могла, глядя на него, сказать того, что она имела сказать ему. Она опустила глаза.

— Не говорите мне таких вещей, вы меня смущаете, — проговорила она быстро… Она взглянула на него. Анатоль не смутился и не огорчился тем, что она сказала.

— Я не могу молчать о своих чувствах к вам, — сказал он. — Я говорю, что безумно, безумно влюблён в вас. Разве я виноват, что вы восхитительны?.. Нам начинать.

Лиза, оживленная и тревожная, широко раскрытыми, испуганными глазами смотрела вокруг себя и казалась веселее, чем обыкновенно. Она почти ничего не помнила из того, что было в этот вечер. Танцевали экосез и гросфатер, матушка приглашала её уехать, она просила остаться. Где бы она ни была, с кем бы ни говорила, она чувствовала на себе его взгляд. Потом она помнила, что попросила у матушки позволения выйти в уборную оправить платье, что Элен вышла за ней, говорила ей, смеясь, о любви её брата, и что в маленькой диванной ей опять встретился Анатоль, что Элен куда-то исчезла, они остались вдвоем, и Анатоль, взяв её за руку, нежным голосом сказал:

— Я не могу к вам ездить, но неужели я никогда не увижу вас? Я безумно люблю вас. Неужели никогда?.. — И он, заслоняя ей дорогу, приближал своё лицо к её лицу.

Блестящие большие мужские глаза его так близки были от её глаз, что она не видела ничего, кроме этих глаз.

— Лиза, — прошептал вопросительно его голос, и кто-то больно сжимал её руки. — Лиза?!

«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», — сказал её взгляд.

Горячие губы прижались к её губам, и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен. Лиза оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянула на него испуганно-вопросительно и пошла к двери.

— Одно слово, только одно, ради Бога, — говорил Анатоль.

Она остановилась. Ей так нужно было, чтоб он сказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось, и на которое она бы ему ответила.

— Лиза, одно слово, одно, — все повторял он, видимо, не зная, что сказать, и повторял его до тех пор, пока к ним подошла Элен.

Элен вместе с Лизой опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Долоховы уехали.

Вернувшись домой, Лиза не спала всю ночь; её мучил вопрос, что она чувствует к Анатолю. Правильно ли она сделала, что уже во время второй встречи позволила ему поцеловать её. Но она чувствовала, что позволила это правильно. Она была уже уверена, что любит его. Это было для неё уже несомненно. «Иначе разве бы всё это могло бы быть? — думала она. — Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, могла улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его» — говорила она себе.

Пришло утро с его заботами и суетой. Матушка позвала Лизу к чаю. Лиза широко раскрытыми глазами, как будто она хотела перехватить всякий устремленный на неё взгляд, беспокойно оглядывалась на матушку и старалась казаться такою же, какою она была всегда.

Ближе к обеду случилось значительное событие.

— Барышня, — шёпотом, с таинственным видом сказала девушка, входя в комнату. — Мне один человек велел передать. — Девушка подала письмо. — Только ради Христа, барышня… — говорила ещё девушка, когда Лиза, не думая, механическим движением сломала печать и читала любовное письмо Анатоля, из которого она, не понимая ни слова, понимала только одно, что это письмо было от него, от того человека, которого она любит. «Да, она любит, иначе разве могло бы случиться то, что случилось? Разве могло бы быть в её руке любовное письмо от него?»

Трясущимися руками Лиза держала это страстное любовное письмо, сочинённое для Анатоля Макариным, и, читая его, находила в нём отголоски всего того, что, ей казалось, она сама чувствовала.

«Со вчерашнего вечера участь моя решена: быть любимым вами или умереть. Мне нет другого выхода», — начиналось письмо. Потом он писал, что знает про то, что родные её не отдадут ему, что на это есть тайные причины, которые он ей одной может открыть, но что ежели она его любит, то ей стоит сказать это слово «да», и никакие силы людские не помешают их блаженству. Любовь победит все. Он похитит и увезет её на край света.

«Да, да, я люблю его!» — думала Лиза, перечитывая в двадцатый раз письмо и отыскивая какой-то особенный глубокий смысл в каждом его слове.

В тот же вечер Лиза с Марьей Ивановной поехали на бал. На балу Лиза встретилась с Соней Ростовой. Ей хотелось поделиться с подругой своим счастьем. Она пригласила её в дамскую комнату и дала прочитать письмо, полученное от Курагина. Она была уверена, что старшая подруга разделит с ней радость от того, что такой прекрасный и благородный человек обратил внимание на неё, на Лизу, и хочет связать с ней свою судьбу.

Но Соня, прочитав письмо, вместо того, чтобы обрадоваться, нахмурилась. Увидев это выражение на лице подруги, Лиза тоже изменилась в лице. Вместо тихого, кроткого и счастливого выражения появилось выражение смущения.

— Соня, ты прочла письмо? — спросила она.

— Да, — тихо сказала Соня.

Лиза снова восторженно улыбнулась.

— Нет, Соня, я не могу больше! — сказала она. — Я не могу скрывать это. Мне хочется с кем-то поделиться. Ты знаешь, мы любим друг друга!.. Соня, голубушка, он пишет… Соня… Ах, Соня, ах, коли бы ты могла знать, как я счастлива! Ты не знаешь, что такое любовь…

— Но, Лиза, я не понимаю, почему он пишет, что тебя не отдадут за него?

Лиза большими, открытыми глазами смотрела на Соню, как будто не понимая её вопроса.

— Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори глупости, ты слушай, — с мгновенной досадой сказала Лиза.

— Нет, я не могу этому верить, — повторила Соня. — Я не понимаю. Совсем недавно вы были не знакомы. Сколько раз вы вообще встречались?

— Два раза, — ответила Лиза. — Мы познакомились в театре три дня назад. Ты же тоже там была, помнишь! Я тебе ещё помахала из ложи Элен Безуховой.

— Три дня! — ужаснулась Соня. — Вы знакомы всего три дня и виделись только два раза? Лиза, я тебе не верю, ты шутишь. Про Курагина ходят дурные слухи, а за две встречи ты не могла узнать его.

— Три дня, — сказала Лиза. — Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Да и не любила никого так, как его. Ты этого не можешь понять, Соня, постой, садись тут, — Лиза обняла, поцеловала её и уселась вместе с нею на диван. — Мне говорили, что это бывает, и ты, верно, слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это ни на что не похоже. Как только я увидала его, я почувствовала, что он мой властелин, а я раба его, и что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не понимаешь этого. Что ж мне делать? Что ж мне делать, Соня? — говорила Лиза с счастливым и испуганным лицом.

— Но ты подумай, что ты делаешь, — говорила Соня, — я не понимаю тебя. Эти тайные письма… Как ты могла его допустить до этого? — говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с трудом скрывала.

— Я тебе говорила, — отвечала Лиза, — что у меня нет воли, как ты не понимаешь этого: я его люблю!

— Ты должна рассказать обо всем своей матери, — с обеспокоенным видом вскрикнула Соня.

— Что ты, ради Бога… Он хочет, чтобы наша любовь была пока тайной. И ты молчи. Я же тебе доверилась. Ежели ты кому расскажешь, ты мой враг, — заговорила Лиза. — Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтобы нас разлучили…

Увидав этот страх Лизы, Соня сама почувствовала страх и жалость за свою подругу.

— Но что было между вами? — спросила она. — Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в ваш дом?

Лиза не отвечала на её вопрос.

— Ради Бога, Соня, молчи об этом, не мучай меня, — упрашивала Лиза. — Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…

— Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в ваш дом? — спрашивала Соня. — Отчего он прямо не ищет твоей руки? Лиза, ты подумала, какие могут быть «тайные причины», о которых он пишет?

Лиза удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос, и она не знала, что отвечать на него.

— Какие причины, не знаю. Но, стало быть, есть причины!

Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.

— Ежели бы были причины… — начала она. Но Лиза, угадывая её сомнение, испуганно перебила её.

— Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? — прокричала она.

— Любит ли он тебя?

— Любит ли? — повторила Лиза с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. — Ведь ты прочла письмо, ты видела его?

— Но если он неблагородный человек?

— Он — неблагородный человек? Коли бы ты знала! — говорила Лиза.

— Если он благородный человек, то он или должен объявить своё намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, и сама расскажу всё твоей матушке, — решительно сказала Соня.

— Да я жить не могу без него! — закричала Лиза.

— Лиза, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни о своей семье.

— Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? — вдруг закричала Лиза и вырвала письмо Курагина из рук Сони. — Соня, я не хочу с тобой ссориться, но уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, — злобно кричала Лиза сдержанно-раздраженным и отчаянным голосом. Соня покачала головой и вышла из дамской комнаты. Лиза ещё оставалась там несколько минут, чтобы одолеть волнение и выйти в бальный зал со спокойным лицом.

Прошло два дня, и Соня с Лизой снова встретились, но уже в театре. Лиза сама подошла к Соне в антракте и пригласила её в дамскую комнату. Там она рассказала, что накануне она вместе с Марьей Ивановной была приглашена на большой обед к Курагиным. На этом обеде Лиза снова встретилась с Анатолем и теперь хотела поделиться этим разговором со старшей подругой.

— Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, — начала Лиза кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтоб их похвалили. — Мы объяснились с ним вчера.

— Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Лиза, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?

Лиза задумалась.

— Ах, Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал, что любит меня больше жизни и больше всего на свете хочет быть со мной. Это так прекрасно. Я не понимаю, почему ты считаешь, что наша любовь — это дурно. Почему думаешь про меня дурно.

Соня грустно вздохнула.

— Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…

— Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.

— Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?

Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Лиза. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Лизы, тем серьёзнее и строже было лицо Сони.

— Лиза, — сказала она, — ты просила меня не говорить ни с кем, я и не говорила, теперь ты сама начала. Лиза, я не верю ему. Зачем эта тайна?

— Опять, опять! — перебила Лиза.

— Лиза, я боюсь за тебя.

— Чего бояться?

— Я боюсь, что ты погубишь себя, — решительно сказала Соня.

Лицо Лизы опять выразило злобу.

— И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.

— Лиза! — испуганно взывала Соня.

— Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!

Лиза выбежала из дамской комнаты. После окончания представления она вместе со своей матерью уехала и не позволила Соне даже подойти к ней и продолжить разговор. Просто отвернулась от неё, поторопила мать и вышла из театра.

На душе у Сони было очень тяжело. Она переживала за свою наивную подругу. Она не верила Анатолю, не могла понять, по каким таким тайным причинам он не может открыто попросить руки Лизы, а требует, чтобы она сбежала с ним. Но что Соня могла сделать? Писать Курагину, как она пригрозила Лизе? Они почти не были знакомы, только пару раз встречались на балах. Ехать к матери Лизы, Марье Ивановне? Её она вообще не знала. К тому же Лиза рассказывала ей, что Марья Ивановна до сих пор сердится на Соню за то, что она когда-то отказала её сыну. К самому Фёдору Долохову Соня тоже обратиться не могла. Во-первых, она слышала, что его нет в Москве и вообще в России, что он где-то за границей. Во-вторых, она бы ни за что не стала обращаться к этому человеку. Он никогда ей не нравился, и она вполне разделяла мнение своей кузины Наташи о том, что Долохов — человек злой и без чувств. Она в своё время без малейших сомнений отказала ему, а после того, как он в отместку за её отказ обыграл Николая на огромную сумму, она окончательно убедилась в его злобе и бесчувственности. Поэтому она колебалась и не знала, что придумать и как помочь своей подруге.

Последние дни перед побегом Анатоль жил у Макарина. План похищения Лизы Долоховой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Макариным, и, наконец, наступил тот день, когда план этот должен был быть приведен в исполнение. Лиза в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить её в приготовленную тройку и везти за шестьдесят верст от Москвы, в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу, и там на почтовых они должны были скакать за границу.

У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятых у сестры, и десять тысяч, занятых через посредство Макарина.

Были подготовлены и два свидетеля фальшивого венчания. Это были сам Макарин, а также некто Хвостиков, бывший приказный и друг Макарина.

Вечером Макарин и Анатоль сидели в кабинете дома Макарина. Сам Макарин подсчитывал деньги, которые были приготовлены для побега. А Анатоль в расстегнутом мундире ходил через кабинет в заднюю комнату, где его лакей-француз с другими укладывали последние вещи. Макарин считал деньги и записывал.

— Ну, — сказал он, — Хвостикову надо дать две тысячи.

— Ну и дай, — сказал Анатоль.

— Мне денег не надо, я и так за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, — сказал Макарин, показывая ему записку. — Так?

— Да, разумеется, так, — сказал Анатоль, видимо не слушавший Макарина и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший впереди себя.

Макарин захлопнул бюро и обратился к Анатолю с озабоченным и обеспокоенным видом.

— А знаешь что — брось все это: ещё время есть! — сказал он.

— Дурак! — сказал Анатоль. — Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чёрт знает что такое!

— Право, брось, — сказал Макарин. — Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?

— Ну, опять, опять ты трусишь? пошёл к чёрту! А?.. — сморщившись, сказал Анатоль. — Право, не до твоих дурацких слов. — И он ушел из комнаты.

Макарин с тем же озабоченным видом посмотрел ему вслед.

— Ты постой, — сказал он вслед Анатолю, — я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.

Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Макарина.

— Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе все устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Все я.

— Ну и спасибо тебе. Ты думаешь, я тебе не благодарен? — Анатоль вздохнул и обнял Макарина.

— Я тебе помогал, но все же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты её увезешь, хорошо. Ведь разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…

— Ах! глупости, глупости! — опять сморщившись, заговорил Анатоль. — Ведь я тебе толковал. А? — И Анатоль с тем особенным пристрастием, которое бывает у людей тупых к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Макарину. — Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, — сказал он, загибая палец, — значит, я не отвечаю; ну а ежели действителен, все равно: за границей никто этого не будет знать, ну, ведь так? И не говори, не говори, не говори!

— Право, брось! Ты только себя свяжешь…

— Убирайся к чёрту, — сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Макариным. — Это чёрт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! — Он взял руку Макарина и приложил к своему сердцу. — Какая ножка, любезный друг, какой взгляд! Богиня!

Но Макарин, который искренне любил Анатоля и беспокоился за него, не отступался.

— Ну, деньги выйдут, тогда что?

— Тогда что? А? — повторил Анатоль с искренним недоуменьем перед мыслью о будущем. — Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! — Он посмотрел на часы. — Пора!

Анатоль пошёл в заднюю комнату.

— Ну, скоро ли вы? Копаетесь тут! — крикнул он на слуг.

Макарин убрал деньги и, крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидел Хвостиков.

Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что-то нежно про себя шептал.

— Иди, съешь что-нибудь. Ну выпей! — кричал ему из другой комнаты Макарин.

— Не хочу! — ответил Анатоль, все продолжая улыбаться.

— Иди, Балага приехал.

Анатоль встал и вошел в столовую. Действительно, приехал Балага, известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Макарина и Анатоля и служивший им своими тройками. Он должен был везти Курагина и похищенную им Лизу до села Каменки на своей тройке.

Анатоль, Макарин и Хвостиков оделись, лакей Анатоля положил его вещи в сани, потом туда сели остальные и тройка помчалась к дому Долоховых.

Балага остановил тройку, немного не доехав до дома Лизы. Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Макариным пошли по тротуару. Подходя к воротам, Макарин свистнул. Свисток отозвался ему, и вслед за тем выбежала горничная.

— На двор войдите, а то видно сейчас выйдет, — сказала она.

Макарин остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.

Через минуту выскочила Лиза, уже одетая в салоп и с баулом в руках, где лежали её вещи. Анатоль схватил её за руку, и они быстро побежали со двора. Добежав до тройки, они сели в неё, Балага как следует вытянул кнутом лошадей — и они поскакали в Каменку.

Через три часа поп-расстрига совершил обряд фиктивного венчания. После этого Анатоль распрощался с Макариным и Хвостиковым. Они вместе с Балагой вернулись в Москву, а Анатоль с Лизой на почтовых отправились за границу.

На следующее утро в Москве разразился скандал. Пронеслось известие, что Лиза Долохова, сестра известного бретёра и буяна Фёдора Долохова, который в настоящее время пребывал где-то на чужбине, сбежала вместе с князем Анатолем Курагиным. Услышав это известие, Соня Ростова побелела и покачнулась. А потом, не отвечая на обеспокоенные вопросы графа и графини Ростовых, ушла в свою комнату и заперлась там. Её мучило чувство вины. Пока она колебалась и размышляла, как довести до сведения матери Лизы планы дочери, побег все-таки случился. Соне оставалось только надеяться, что скандал будет забыт, когда Курагин и Лиза вернутся законными мужем и женой. Так всегда бывало при свадьбах с побегом. Молодые люди, которые не могли обвенчаться явно из-за противодействия родственников, сбегали и венчались тайно. Потом, выждав какое-то время, они возвращались и пытались просить прощения у родственников. Чаще всего их прощали, потому что сделать было уже ничего нельзя — брак был нерасторжим. Но даже если прощения родни не удавалось вымолить, то и тут ничего не было страшного. Обычно в высшем свете пару недель сплетничали о сбежавшей, но уже вернувшейся парочке, но вскоре сплетни затихали. Молодые были уже законными мужем и женой, так же, как и те, кто венчался без побега. Думая об этом, Соня надеялась, что по возвращении Курагина и Лизы родители Курагина простят его за этот брак. А уж Марья Ивановна Долохова будет точно очень рада тому, что её дочь вышла за Анатоля и стала княгиней. В этом Соня не сомневалась. Оставалось ждать. Обычно при побегах молодые отсутствовали несколько недель. Соня надеялась, что и в этом случае всё закончится благополучно. Но ей не давали покоя слова Курагина, которые он написал в письме. О том, что есть некие «тайные причины», которые противодействуют браку. Что это были за тайные причины — она не понимала. Но дурные предчувствия не оставляли её.

* * *

Став женой безмерно любимого Анатоля, Лиза была абсолютно счастлива. Они жили за границей и свободно предавались своей любви. Лиза только скучала по маменьке и хотела поскорее вернуться к ней и вымолить прощение за свой побег. Как только они оказались за границей, она написала маменьке письмо, где сообщила, что решилась на побег только из великой любви к своему нынешнему мужу, что просит прощения и что скоро они вернутся и падут в ноги родителям, чтобы вымолить прощение и благословение их брака. В том, что маменька будет рада тому, что Лиза вышла замуж за такого замечательного человека и стала княгиней, Лиза не сомневалась. Но она понимала, что родители Анатоля будут, скорее всего, против такого брака. Лиза уверила себя, что недовольство родителей Анатоля — это как раз и есть та «тайная причина», которая мешала их браку и о которой он писал в своем письме ей. Поэтому он и уговорил её бежать. Но Лиза была уверена, что когда они вернутся, она сумеет смягчить родителей любимого, и они примут её. Лиза отдала письмо Анатолю, и он обещал отослать его. После этого ничто не мешало безоблачному счастью Лизы. Она безгранично верила мужу и ждала, что вот-вот, со дня на день, он объявит ей, что пора возвращаться в Россию и просить прощения у родителей.

Но неделя шла за неделей, а Анатоль ни слова не говорил о возвращении. Лиза начала беспокоиться. Её беспокойство усугубилось тем, что от маменьки она не получила никакого ответа, а сроки уже все прошли. Анатоль успокаивал её тем, что письмо вот-вот придет. Но оно так и не приходило.

Прошло несколько недель, и волнения Лизы усилились. Теперь её беспокоило поведение Анатоля. Он стал холоднее к Лизе и начал отдаляться от неё. Прежде они всегда выходили и выезжали вместе, например, в театр, а теперь он постоянно уходил из снятой ими на время квартиры в одиночестве. Возвращался он поздно, навеселе, а однажды Лиза даже почувствовала от его одежды запах каких-то неизвестных ей женских духов. Она задала Анатолю вопрос, где он был, но он отмахнулся от неё, как от надоевшей мухи, и сказал, что не обязан отчитываться. Лиза заплакала, но он не обратил на это ни малейшего внимания, ушел в свою комнату и захлопнул дверь.

Лиза не знала, что и думать. С каждым днем муж становился к ней все холоднее и холоднее. При этом отказывался от любых выяснений отношений и либо уходил в другую комнату, либо, окончательно разозлившись, уходил из дома куда-то, возвращаясь под утро пьяным и пропахшим разными духами других женщин. Лиза даже почувствовала облегчение, когда однажды Анатоль объявил ей, что деньги у них закончились, больше жить за границей им не на что, и они должны возвратиться в Россию. Она была уверена, что поведение мужа было связано с отсутствием денег и с проблемами, которые возникли из-за этого, а дома все наладится, и прежняя любовь мужа к ней вернется.

Через несколько дней в дороге они въехали в Москву, и почтовая тройка подвезла их к дому Лизы. Анатоль приказал ямщику притормозить, а Лизе выходить из экипажа. Она так и сделала, ожидая, что муж тоже выйдет, они вдвоем войдут в дом и там встретятся с маменькой Лизы и падут ей в ноги, умоляя простить их за побег и благословить их брак. В том, что маменька с радостью это сделает, Лиза не сомневалась. А потом уж они поедут к родителям Анатоля.

Но, к удивлению Лизы, Анатоль не сделал ни малейшего движения, чтобы самому вылезти из экипажа. Продолжая сидеть, он резко сказал удивленной девушке:

— Лиза, наступил час нашего расставания. Возвращайся домой к матери и забудь меня. Мы с тобой славно повеселились, но всему приходит конец.

— Что? Что ты говоришь? — воскликнула удивленная Лиза. — Мы же с тобой женаты, мы муж и жена. Как мы можем расстаться?

— Да очень просто, — рассмеялся Анатоль. — Лиза, на самом деле ты мне никакая не жена. Наше венчание было фальшивым, потому что нас обвенчал поп-расстрига, не имеющий права проводить процесс венчания. А я уже давно женат и не на тебе. Я женился ещё два года назад на одной девушке в Польше. Просто скрывал от всех свой брак. Так что на самом деле мы с тобой не муж и жена, а просто любовники. А любовникам ничто и никто не мешает расстаться, когда любовной связи приходит конец. Вот и мы с тобой расстаемся, так как наша любовь прошла.

— Как же прошла? — закричала поражённая словами Анатоля Лиза. — Я по-прежнему люблю тебя!

— Зато я тебя больше не люблю, — насмешливо сказал Анатоль. — Когда-то любил, но всё прошло. Я ведь получил от тебя всё, что мне надо было, а после этого ты мне быстро надоела. Поэтому нашей любовной связи конец. Скажи спасибо, что я довез тебя до дома, а не бросил просто за границей и не уехал от тебя один. По-моему, я проявил большое благородство. Ведь о любовницах закон не обязывает заботиться. Заботятся только о женах. А ты мне всего лишь любовницей была. Прощай, Лиза. Благодарю за весёлые минутки, которые ты мне доставила, но теперь ты мне не нужна. Адью.

После этих слов Анатоль выбросил баул с вещами Лизы из экипажа к её ногам и крикнул ямщику: «Пошёл!» Тройка сорвалась с места и ускакала, навсегда увозя Анатоля из жизни Лизы. Девушка после этой жестокой сцены и жестоких слов возлюбленного упала в обморок прямо на улице. Хорошо, что двери дома открылись, и к ней подбежала горничная. Она услышала шум экипажа под окнами, выглянула в окно и увидела, что из экипажа вышла давно пропавшая барышня Лизавета Ивановна. Горничная поспешила к дверям и вышла на улицу как раз в тот момент, когда барышня в обмороке упала прямо на тротуар. Горничная закричала, зовя других слуг на помощь…

Известный гуляка и бретёр Фёдор Долохов после многолетнего отсутствия возвращался в Москву к своей семье. Он предвкушал приятные минуты встречи с горячо любимой матерью и не менее горячо любимой сестрёнкой. Он вёз им подарки из Персии и кучу денег, которую заработал в дни своих опасных приключений. Приятно было также предвкушать, какой восторг и толки в Москве вызовут слухи о его персидских похождениях. Молодые люди будут завидовать ему и преклоняться перед ним, барыни и барышни одна за другой будут сходить с ума от него. Он займёт первенствующее положение в московском высшем свете и станет его звездой. Для усиления эффекта и вызывания наибольшей зависти он даже специально приобрел себе персидский костюм, в котором собирался щеголять по гостиным, балам и театрам столицы.

Радовало его ещё и то, что его любимая сестренка Лизонька избавилась от своего горба. Немец-доктор не обманул. Долохов на чужбине редко получал весточки от родных, но год назад все-таки до него дошло письмецо от любимой матушки, где она с радостью сообщала, что Лиза вполне излечилась от горба, расцвела и стала одной из первых красавиц Москвы. Фёдор нежно любил сестру и был рад за неё. Он поклялся себе, что сделает жизнь сестрёнки самой счастливой. Добудет денег и даст за нею приличное приданое, когда она кого-то полюбит и соберется замуж. Все эти мысли грели его душу, когда он возвращался домой.

Но дома его поджидал удар. После первоначальной радости от встречи с любимым сыном, Марья Ивановна разрыдалась и рассказала Фёдору, какое в их семье произошло горе. Лиза была обманута негодяем Курагиным, другом Фёдора. Она влюбилась в него и согласилась на побег в уверенности, что они станут мужем и женой. Но на самом деле Курагин был уже женат и не имел права жениться ещё раз. А венчание, которое он организовал после побега, было фальшивым. Потом он увез Лизу за границу, натешился с ней вдоволь, а когда она надоела, привез её обратно и выкинул у дома, как ненужный мусор.

— Ох, Феденька, сынок ты мой любимый, если бы ты знал, в какой ад превратилась наша жизнь после этого! — причитала Марья Ивановна, обливаясь горючими слезами. — Вся Москва уже знает, что Лиза и Курагин на самом деле женаты не были, а она несколько месяцев просто жила с ним как любовница. Наша семья опозорена, мы и глаз никуда не можем казать. Никто нас не приглашает, никто к нам не ездит. Мы с Лизой стали изгоями. Лиза чахнет и плачет, никуда не выходит. Да и я тоже никуда не выхожу. Уговорила как-то Лизу с неделю назад пойти в церковь к службе, она еле-еле согласилась. А в церкви, как нас увидели, так начали шептаться. А потом вообще отходить от нас, как будто мы заразные. Я попыталась кое с кем из знакомых поздороваться, так они просто отвернулись от меня. А когда возвращались из церкви, пристал к нам один прилично одетый молодой человек, попытался заговорить с Лизой и со мной. Я думала, вот добрая душа, хоть один нас жалеет и не брезгует. Так что вышло! У самого дома он предложил Лизе стать его любовницей!!! Сказал, что будет ей хорошо платить, ведь её больше никто замуж не возьмёт, а если она пойдет к нему в любовницы, то ни в чем не будет нуждаться. Я возмутилась, сказала было, да какое вы, милостивый государь, имеете право приставать к моей дочери с такими гадкими предложениями. А он только расхохотался и сказал, что моя дочь теперь не благородная барышня, с которой правила приличия требуют обращаться уважительно, а порченный товар, вроде уличной гулящей девицы; а с такими, мол, всегда разговор короткий. Хорошо, что в это время мы до дома дошли. Лиза убежала, и я за ней, и она билась в истерике целый вечер.

От этого рассказа Долохов впал в ярость. Он хорошо знал жестокие правила света и понимал, что жизнь Лизы и всей его семьи теперь погублена навсегда. Лиза опозорена безвозвратно, и тень её позора упала и на её мать, и на самого Долохова. Он пошёл в комнату к сестре.

Лиза встретила вернувшегося после долгой отлучки любимого брата не радостью, а рыданиями. Она со слезами кинулась ему на шею и прокричала:

— Прости, прости меня, Федя! Я опозорила и себя, и тебя, и всю нашу семью! Я влюбилась в этого негодяя и верила каждому его слову, а он меня обманул!

Долохов обнял её в ответ и постарался утешить. Он ничуть не винил сестру. Знал, как она невинна и наивна. Она росла далеко от всяких грязных историй и сплетен, не знала жизни, верила людям и не подозревала, что на свете могут существовать такие негодяи, как Курагин. Обмануть такую чистую и наивную девушку искушенному распутнику и повесе ничего не стоило.

Когда Лиза немного успокоилась и громкие рыдания перешли в тихий безнадёжный плач, Долохов попросил её рассказать, как случилось несчастье. Они сели рядом, как в прежние времена, и Лиза сквозь слёзы рассказала о знакомстве с Курагиным, о том, как влюбилась в него и как он убедил её бежать с ним.

— Я была так влюблена в него, так влюблена, что перестала соображать, — плача, рассказывала Лиза брату свою горестную историю. — Верила любому его слову, не желала никого слушать. Ах, если бы я послушала Соню Ростову. Она одна предупреждала меня, что Курагин затевает что-то нехорошее, если не желает ездить в наш дом и прямо просить моей руки. Но я не желала её слушать.

— Соня Ростова знала всё? Откуда? — спросил её брат.

— Я рассказала ей, — отвечала Лиза. — Мы стали подругами за последний год перед побегом. Я, когда влюбилась в Анатоля и когда он уверял меня, что и он влюблён в меня, очень хотела с кем-то поделиться моим счастьем. Но было не с кем. Маменьке он приказал ничего не говорить, ты в отсутствии, а больше подруг у меня не было. Вот так и получилось, что я рассказала ей, а она прямо сказала, что не верит Курагину и что он меня погубит. Так и вышло. Она оказалась права, а я ошибалась в нём, — безнадёжно закончила Лиза.

После того, как Лиза рассказала Долохову всю историю и снова зарыдала, он впал в состояние холодной ярости. Он понимал, что должен разобраться с негодяем, погубившим жизнь его сестры. Лиза не могла ничего сделать с Курагиным. По всем правилам света разбираться с ним должен был он, как единственный мужчина в семье и защитник сестры.

Долохов быстро собрался и поехал в Английский клуб, рассчитывая встретить там Курагина и вызвать его на дуэль. Он знал, что Анатоль часто там бывает, и хотел обставить вызов на дуэль публично, чтобы негодяй не отвертелся. Но ему не повезло — Анатоля там не было. Долохов попытался расспросить своих друзей и знакомых, но те отвечали ему небрежно, сквозь зубы и смотрели презрительно. Долохов понимал это — тень позора сестры легла и на него. Когда он ходил по разным комнатам клуба, рассчитывая хоть где-то найти Анатоля, то в одной из комнат, полной людей, вдруг услышал за спиной:

— У него сестра шлюха, а он тут толкается среди порядочных людей. Постыдился бы.

Долохов в ярости обернулся, но говорун уже замолчал, а все присутствующие сделали невинные лица. Определить по голосу, кто бросил оскорбительную фразу, он не мог. За годы отсутствия он много кого позабыл, да и появилось много новых лиц. Вызвать же всех на дуэль он не мог — в комнате было больше десяти человек, а ему надо было разобраться с Курагиным. Рисковать жизнью, дуэлируя с десятком соперников, он не мог. Кто-то обязательно либо убил, либо ранил его, а Курагин остался бы безнаказанным.

В состоянии полнейшей ярости он приехал в дом Курагина, но слуга сказал, что барина дома нет, и когда он вернётся, слугам неизвестно. Ехать домой Долохов не хотел: слишком тяжело было смотреть на убитые горем и позором лица матушки и сестры. Тогда он решил поехать к Ростовым поговорить с Соней.

Он приехал в дом, где когда-то бывал очень часто, и попросил у графа Ростова позволения поговорить с его племянницей. Тот удивился, но дал согласие. Через несколько минут ожидания вошла Соня с холодным и непроницаемым выражением лица. Долохов начал, даже не поздоровавшись и пренебрегая любыми правилами элементарной светской вежливости.

— Софья Александровна, я хочу узнать у вас, почему вы не воспрепятствовали побегу моей сестры с Курагиным?

— А что я, по-вашему, могла сделать? — спросила Соня.

— Вы могли бы предупредить мою матушку, что сестра замышляет побег с Курагиным. Ведь вы наверняка догадались, что Курагин затевает что-то плохое, уговаривая сестру на побег. Ему ничего не стоило ездить в наш дом и прямо попросить руки моей сестры. Матушка не отказала бы ему. Но он затеял похищение. Вы говорили моей сестре, что Курагин ведет какую-то нечестную игру. Значит, догадывались о том, что венчание, скорее всего, будет фальшивым и сестра, вместо того, чтобы стать женой Курагина, на самом деле станет его любовницей.

Соня ответила:

— Да, я догадывалась об этом. И хотела съездить к вашей матушке или написать ей письмо. Но потом передумала и решила: пусть всё идет своим чередом.

— Вы понимаете, что совершили бесчестный поступок, когда просто умыли руки и не воспрепятствовали подлым планам Курагина? — злобно спросил Долохов.

— Нет, совершенно не понимаю, — спокойно сказала Соня. — Ведь вы не чувствуете, что совершаете бесчестный поступок, когда в настоящее время готовите побег моей кузины Наташи с вашим другом Курагиным. Вы точно знаете, что он женат, что венчание будет фальшивым. Да вы же сами и нашли попа-расстригу, который проведет это фальшивое венчание. Вы точно знаете, что Наташа будет не женой, а любовницей Курагина. Что потом она будет опозорена, когда Курагин бросит её. Что её семья будет опозорена. Что её брат будет опозорен. Но вас это не останавливает, и вы не считаете свой поступок бесчестным. Почему же вы судите меня строже, чем себя?

— Потому что это МОЯ сестра! Потому что позор упал на голову МОЕЙ сестры! Потому что тень этого позора упала на МОЮ семью и на МЕНЯ! — в ярости выкрикнул Долохов.

— А чем ВАША сестра, ВАША семья и ВЫ сами так уж особенны? — прежним спокойным тоном произнесла Соня. — Только тем, что вам лично дороги репутация сестры, семьи и ваша? Так это ваше дело. Остальным людям на вашу сестру, семью и вас просто наплевать. Точно так же как вам наплевать на мою кузину Наташу и её семью.

— Как вы смеете говорить, что на мою сестру наплевать? — с ненавистью выдавил из себя Долохов. — Моя сестра невинная наивная девушка, которую легко обмануть искушенному распутнику!

Соня возразила:

— Моя кузина тоже невинная наивная девушка, которую легко обмануть искушенному распутнику.

Долохов злобно расхохотался:

— Какая же она наивная и невинная, если позволила целовать себя практически незнакомому мужчине уже во время второй встречи?

— Ваша сестра тоже позволила себя целовать практически незнакомому мужчине уже во время второй встречи! — парировала Соня.

Долохов аж покраснел от злости:

— Он обманул мою сестру, обещал жениться. А вот ваша кузина поступила легкомысленно! Она сама виновата, сама выбрала свою судьбу!

Соня вздохнула.

— Мою кузину тоже Курагин обманул, тоже обещал жениться. А вот ваше сестра поступила легкомысленно! Она сама виновата, сама выбрала свою судьбу!

— Моя сестра не выбирала свою судьбу, — процедил Долохов. — Моя сестра хотела стать женой Курагина, а не его любовницей. Вот какую судьбу она хотела — стать женой любимого человека. А он обманул её и сделал своей любовницей.

— Так и моя кузина тоже не выбирала свою судьбу, — возразила Соня. — Она тоже хочет стать женой любимого человека, а не его любовницей. А он обманет её, сделает не женой, а любовницей.

— Неужели вы не понимаете разницу между МОЕЙ сестрой и ВАШЕЙ кузиной? — с искренним удивлением произнес Долохов.

Соня покачала головой.

— Нет, не понимаю. Единственная разница между ними, что позор вашей сестры ударил по вам и вашей семье. И поэтому вы считаете всё, что случилось с ней, недопустимым. Потому что это задело лично вас. А вот то, что вы собираетесь сделать с моей кузиной, вас никак не задевает. Напротив, приносит вам злобную радость и такое же злобное удовлетворение от мести семье Ростовых через неё. Поэтому вы уверены, что всё, что произойдет с моей кузиной, вполне допустимо и даже желательно для вас. А уж свою вину в её похищении вы потом скинете на неё, заявив, что она легкомысленная девчонка, «сама-дура-виновата», а вы чистый и невинный барашек, и вам не в чем раскаиваться.

— Никто не имеет права так рассуждать о моей сестре и семье, — огрызнулся Долохов. — Все обязаны относиться ко мне и моей семье с уважением, иначе я спрошу за это.

— Вы же присвоили себе право относиться без уважения к семье Наташи Ростовой и к ней самой. Почему же вы считаете, что другие люди должны уважать вашу семью и вас? — спросила Соня.

— Потому что это Я и МОЯ семья! — заорал Долохов, удивляясь, как эта проклятая девчонка не понимает простейших вещей, которые ему самому вполне понятны.

— Вы повторяетесь, — так же спокойно сказала Соня. — И я ещё раз повторюсь, сказав вам, что вы и ваша семья особенные только в ваших глазах. А в глазах других людей ни вы, ни ваша семья ничем особенным не являются. И если вы поступаете с другими людьми и с семьями так, как вы собираетесь поступить с Наташей и семьёй Ростовых, и при этом не считаете себя бесчестным негодяем, то ожидайте, что и с вами, и с вашей семьёй будут поступать точно так же и при этом не будут считать бесчестными себя.

— Я как будто говорю с каменной стеной, — злобно произнес Долохов. — Неужели вам не понятно, что Я человек особенный. И потому МОЯ семья и МОЯ сестра тоже особенные.

— Нет, мне это непонятно, — пожала плечами Соня. — Я не считаю ни вас, ни вашу семью, ни вашу сестру чем-то особенным. И остальные люди тоже так не считают.

— Они и вы ошибаются. Я и моя семья особенные! — воскликнул Долохов.

— В чём же вы особенный? — удивилась Соня.

— Я умнее и способнее других людей, — гордо заявил Долохов. — Но другие люди пользуются незаслуженными привилегиями. Они глупее меня, но получили в этой жизни больше. Мне приходится всего добиваться, а им с рождения всё поднесли на тарелочке с золотой каёмочкой. Поэтому я имею право наказывать их и использовать в своих интересах. Имею право раздавить любого, кто встанет на моем пути.

— Это только в ваших глазах вы какой-то особенный, — возразила Соня. — Вы сами присвоили себе какие-то необыкновенные достоинства и навесили их на себя сами, как медали или ордена. А вот другие люди ваших достоинств совершенно не видят. А видят злобную, завистливую, бесчувственную тварь, которая втирается в доверие к людям, использует их для собственной выгоды, а когда эти люди чем-то этой твари перестают угождать или просто становятся не нужны, злобно и подло бьёт их в спину. Вот в умении использовать людей, а также в злобности и подлости вы действительно впереди планеты всей. Здесь вы дадите фору многим признанным негодяям. А во всём остальном вы ничуть не выше других людей. Есть и умнее, и способнее, а уж добрее и порядочнее — это точно.

— Это вы слепы, что не видите моих достоинств! — злобно огрызнулся Долохов. — Я выше всех остальных людей, и поэтому моя семья тоже выше других людей. Нас обижать и оскорблять нельзя.

— А других, получается, можно? — спросила Соня.

— Конечно, — с искренним удивлением от её непонятливости сказал Долохов. — Другие просто мусор под моими ногами. Марионетки, с которыми можно играть. Куклы, которые не чувствуют боли. Я имею право делать с ними всё, что угодно. Если мне хочется как-то повеселиться или отомстить за что-то, то я могу сделать это совершенно спокойно.

— Значит, готовя побег Наташи, вы желаете повеселиться или за что-то отомстить? — задала вопрос Соня.

— Да, разумеется, — подтвердил Долохов. — Мне нравится проявлять свою власть над Курагиным. После того, как я организую побег, он ещё больше проникнется ко мне уважением и любовью за мой ум и удальство. Ведь без меня у него ничего бы не вышло. Он круглый дурак, хоть и красив. Это я написал письмо вашей кузине, чтобы соблазнить её побегом. Я нашел попа-расстригу, достал деньги, всё организовал. Если бы не я, у одного Курагина ничего бы не вышло. Теперь он ещё больше зависит от меня и мне очень весело наблюдать за тем, как я им управляю по своей воле. А также будет весело наблюдать за тем, какой переполох будет в вашей семейке, когда их любимая доченька сбежит с Курагиным. А уж когда они узнают, что она совсем не женой его была, а просто любовницей — это будет потеха из потех для меня. Кроме того, я получу возможность ещё раз отомстить вашей семье за ваш отказ много лет назад. Обиды я не прощаю, а вы обидели меня. Я, правда, уже отомстил вашему любимому Николаю и всем Ростовым за ваш отказ, когда с помощью шулерских приемов выиграл у него сорок три тысячи, но не отказываюсь от дополнительной мести никогда. Теперь всем Ростовым, Николаю и вам будет очень больно, когда ваша любимая дочь, сестра и кузина вернется к вам опозоренной и будет должна жить изгоем до конца дней её. И вы тоже, как член этой семейки, получите от общества свою долю презрения. А самое главное — я окажусь как бы и не при чём. Вся вина за похищение и соблазнение вашей кузины ляжет на Анатоля. Если будет суд за двоежёнство, то в Сибирь сошлют его, а не меня. А я буду посмеиваться в сторонке.

— И вам будет всё равно, что из-за вашего желания повеселиться и отомстить будет разбита жизнь Наташи и всей семьи Ростовых? — спросила Соня.

— Конечно, всё равно. Я же объяснял вам — другие люди, в том числе и ваша кузина, и ваша семья, просто бесчувственные куклы для меня. Я имею полное право ими играть. Больно и обидно может быть только мне. Другим — нет, — Долохов втолковывал эти очевидные для него истины Соне, как слабоумной, удивляясь, почему она не желает понимать того, что для него совершенно ясно и понятно.

Соня вздохнула.

— Тогда считайте, что, когда я отказалась вмешиваться в историю с побегом вашей сестры, я тоже решила повеселиться и отомстить. Мне было весело представить, как ваша сестра вернется опозоренной, как её будут травить, как будет плакать ваша матушка, как будете исходить бессильной яростью и беситься вы. Заодно я и отомстила вам: вы обыграли моего любимого Николая на огромную сумму и почти разорили семью Ростовых, которых я люблю и уважаю. Вот я и отомстила вам через вашу семью.

— Вы не имели на это права! — заорал Долохов. — Использовать других людей ради того, чтобы повеселиться и отомстить — это бесчестно. Вы погубили ради своего веселья и мести жизнь моей сестры, моей семьи, да и мою жизнь тоже. Прежде я гордо носил голову, рассчитывал после моих персидских похождений стать знаменитостью и примером для подражания в Москве. А теперь вынужден втягивать голову в плечи и стыдиться, когда слышу за спиной, что моя сестра — шлюха! Как вам не стыдно, сударыня, играть жизнями других людей!

— Вам же не стыдно играть жизнями других людей? — парировала Соня. — Почему же мне должно быть стыдно?

— Потому что я имею на это право, а вы — нет! — ещё громче заорал Долохов. — Я уже объяснял вам это! Почему вы отказываетесь понимать такие простейшие вещи?

Соня молча и с насмешкой смотрела на него. Нет, эта противная девчонка решительно не хотела признавать правоту Долохова и его особенные права в этой жизни, хотя он сам ничуть не сомневался в своей правоте и в особенных правах. Он понял, что разговор с ней не приведет ни к чему больше, повернулся и пошёл к выходу.

Соня крикнула ему вслед:

— Кстати, вы совершенно напрасно старались, мсье Долохов. Я успела рассказать о планах Наташи на побег с Курагиным Марье Дмитриевне Ахросимовой. Она уже заперла Наташу в её комнате, и вместо неё вас с Курагиным выйдет встречать её лакей. Похищение не состоится.

Но Долохов её уже не слушал. Трясясь от бешенства, он выбежал из дома Ростовых и кинулся на поиски Курагина, желая говорить уже с ним. На сей раз ему повезло: Курагин оказался дома.

— Федя, друг любезный! Сколько лет, сколько зим! Вернулся наконец-то! А я тут без тебя скучал! — радостно приветствовал он друга и даже полез к нему с объятиями.

Долохов молча и яростно отпихнул Курагина кулаком так, что тот свалился на диван.

— Как ты посмел, кобель блудливый, опозорить мою сестру? — процедил он и врезал Курагину по морде.

— А чё такого? Вот на кой ты руки распустил, Федюха? Не понимаю, на что ты сердишься, — обиженно захныкал Курагин, вытирая красную соплю, вылетевшую из его разбитого носа. — Твоя сеструха мне приглянулась. Сочная такая деваха, красивая, невинненькая, как я люблю. Мне захотелось её трахнуть. Жениться на ней я не мог, ты же знаешь, что я женат. А другого способа добраться до её девственной дырочки у меня не было. Только объявить, что мы должны пожениться тайно, заморочить ей голову, увезти из дома, организовать фальшивое венчание и пользоваться её сочным тельцем, пока не надоест.

Изумившись этой наглости, Долохов врезал Анатолю ещё сильнее. Тот слетел с дивана, грохнулся на пол и заскулил. Из другой его ноздри выскочили две красные сопли.

— Ты о ком говоришь своим поганым языком, ах ты, сифилитик блудливый! — заорал Долохов. — Это моя сестра, а ты обошелся с ней, как с девкой на панели!

Размазывая слёзы, кровь и сопли по лицу, Анатоль прорыдал:

— Какой я тебе сифилитик? Отродясь этой пакостью не болел. Трипак был, признаю. Да мы с тобой вместе его подцепили от сеструхи моей Ленки. Забыл, что ли? И с чего это ты за свою сестрицу на меня так обиделся? Вот ты сейчас готовишь со мной похищение Натали Ростовой. Она такая же глупая и наивная, как твоя сестра. Я точно также заморочил ей голову с твоей, кстати, помощью. Это ж ты написал ей письмо, а я только подписался. Ты нашёл попа-расстригу, деньги нашёл, всё организовал мне. И тебя ничуть не волнует, что я её обману, как твою сестру, попользуюсь, а потом брошу. Ты веселишься и забавляешься этим приключением. Почему бы тебе так же не веселиться и не позабавиться моим приключением с твоей сестрой? А ты драться кинулся, — и Анатоль снова захныкал.

У Долохова глаза полезли на лоб от злости.

— Да я потому не веселюсь и не забавляюсь твоим приключением с моей сестрой, что это МОЯ сестра! Понимаешь ли ты, гандон ты штопанный — МОЯ сестра!

— Ну вот, теперь я гандон штопанный! Да гандонов пока в природе нет, их по-настоящему только через сорок лет изобретут и даже тогда штопать не научатся! И чего ты всё толкуешь — моя сестра, да моя сестра… А чем она отличается от Натали Ростовой? — спросил Анатоль. — Почему в том случае, когда речь идет о том, чтобы обмануть твою сестру, ты злобствуешь и бьешь меня, а если речь идет о том, чтобы обмануть Натаху Ростову, ты веселишься и помогаешь мне?

Долохов почувствовал, что у него закипают мозги. Судя по всему, Анатоль сейчас начнет ему морочить голову теми же рассуждениями, которыми морочила голову эта девчонка — Соня Ростова. Оба совершенно злостно не понимали того, что Долохову было совершенно понятно: с сестрой Долохова было так поступать НЕЛЬЗЯ, а с Ростовой или какой-нибудь другой девушкой — МОЖНО.

Чувствуя полнейшее бессилие что-то объяснить про свои особые права в этом мире, про особое положение его семьи и его сестры, Долохов, к его собственному изумлению, вдруг заговорил голосом Пьера Безухова:

— Вы не можете не понять, наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Обещать девушке жениться на ней... обмануть, украсть... Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!...

Анатоль вытращил глаза.

— Ты чё, Федька, сбрендил, что ли? Уж от Безухова я бы не удивился такие речи слушать, а ты с какой стати в праведники записался, чтоб морали мне читать? Сам подготовил всё, чтоб наивную Наташку Ростову с толку сбить и на побег склонить, а теперь с какого-то переляху решил меня этим пристыдить? Давай лучше плюнем на неё и твою сеструху, я морду умою, и поедем кутить! Винца да водочки накатим как следует, цыган послушаем!

И он улыбнулся своей робкой и подлой улыбкой, так знакомой Долохову. Это стало последней каплей и взорвало Фёдора. Он взревел тем же голосом Безухова:

— О, подлая, бессердечная порода!

После этих слов он выхватил из кармана пистолет и выстрелил бывшему другу прямо в его ненавистное улыбающееся лицо… * * *

Когда Долохова судили, Макарин и Хвостиков, оказавшиеся свидетелями убийства князя Анатолия Курагина, давали свои показания. Они рассказывали, что проводили вечер в доме Долохова, правда, отказывались объяснять, ради чего они там все собрались. Незадолго до того, как они должны были куда-то отправиться, Долохов, который не спал всю предыдущую ночь, прилёг подремать на диване, приказав разбудить себя, когда приедет ямщик Балага. Спал он беспокойно, и во сне что-то бормотал, размахивал руками и дрыгал ногами, как будто бегал по всей Москве. Рядом, напротив, на другом диване, лежал, облокотившись на руку, Анатоль Курагин, который задумчиво улыбался и что-то нежно про себя шептал. Внезапно Долохов вскочил с дивана с дико выпученными глазами и проорал что-то вроде:

— О, подлая, бессердечная порода!

А потом выхватил из кармана дорожного бешмета пистолет и выстрелил Курагину в лицо, убив его сразу и наповал.

На суде Долохов вёл себя странно, заговаривался и всё пытался доказать судьям, что он человек особенный, которому в этом мире позволено всё, а вот другие люди не имеют права его судить. Кроме того, доказывал, что во сне к нему приходил убитый им друг Анатоль Курагин и благодарил Долохова за убийство. Говорил, что после выстрела из пистолета Долохова он помер сразу и не мучился. А вот если бы Долохов тогда не застрелил его, то спустя несколько месяцев ему бы пришлось помереть гораздо более страшной смертью. Этот бородатый садюга, писатель Лёвка Толстой заставил бы его мучиться после сражения при Бородино, когда ему отпиливали ногу, а потом он ещё несколько дней мучительно умирал бы от гангрены. А так Долохов избавил его от придуманных Толстым мучений, и за это Анатоль сказал своему другу «большое тебе мерси». На вопрос судьи, что это за писатель Лёвка Толстой и какое-такое сражение при Бородино, Долохов начал нести что-то совершенно несообразное. Рассказывал, что через несколько месяцев император французов Наполеон Бонапарт нападет на Россию, и будет большая битва при деревне Бородино, что под Москвой, между русской и французской армиями. А потом всемирно известный писатель Лев Толстой напишет весьма поучительную книжицу про эти события. Судья переглянулся с заседателями в явном замешательстве: всем хорошо было известно, что французский император и государь Александр Павлович Первый находятся в наипрекраснейших отношениях, мир между Францией и Россией подписан и утвержден уже давно, ещё в Тильзите и Эрфурте. О каком нападении Наполеона Бонапарта на Россию может идти речь? Приглашённый на заседание маститый профессор факультета изящной словесности Московского университета тоже подтвердил, что никакого не то что всемирно известного, но и вообще хоть сколько-нибудь известного писателя Льва Толстого в природе не существовало и не существует.

Короче, всем присутствующим на суде было совершенно ясно, что подсудимый Долохов сошел с ума. Это подтвердил и слуга, который сопровождал Долохова в его поездке в Персию. Сморкаясь и утирая слезы, старый дядька горестно рассказал, что за неимением достаточного количества «ерусалимской слезы» [1] (магометане не пьют, чтоб им пусто было, окаянным!) его господин в Персии пристрастился к какой-то дряни под названием «гашиш». С тех пор и стало замечаться, что у него начал подтекать чердак. С прибытием в Россию симптомы усилились, потому как запасы дряни кончились, а новой нельзя было достать. Ну и поехал умом Фёдор Иванович окончательно.

Дело было ясно. Судья приговорил Долохова к заключению в доме умалишенных. Камера сошедшего с ума Долохова находилась рядом с камерой «Наполеона». Эти двое головушкой скорбных быстро нашли общий язык и вместе бесчинствовали, превратившись за короткий срок в самых бешеных постояльцев психушки. Санитаров со смирительной рубашкой чаще всего вызывали именно в эти две камеры. Дюжие мужики, совершенно без всякого почтения к императорскому величию «Наполеона» и к особым правам в этом мире Долохова, награждали обоих буйных психов увесистыми тумаками. Потом паковали их в смирительную рубашку и бросали в холодный нетопленный карцер. Однажды после такого буйства Долохов в карцере подхватил воспаление легких и отдал чёрту свою грешную душу.

На похоронах его были только две горько плачущие женщины: его мать-старушка Марья Ивановна и его сестра Лизавета Ивановна, невзрачная горбатенькая старая дева. Говорили, что когда-то какой-то немецкий шарлатан, которого нашел её брат, пытался её вылечить от горба, но толку не вышло. Так и осталась она горбатой одинокой старой девой, зато с совершенно безупречной репутацией. Впрочем, это неудивительно — во всем мире не нашлось мужчины, который польстился бы на невзрачную горбунью.

Примечание:

[1] «Иерусалимской слезой» в стародавние времена на Руси величали водку.