Не смей сдаваться (джен)

Наташа сидела почти полностью окутанная ночным мраком. Настольная лампа тускло освещала слегка потрепанную книгу. Часы не спеша отсчитывали секунды, приближая рассвет. Девушка перевернула страницу и впилась глазами в строчки, которые на самом деле практически не замечала. Она не воспринимала ни слова из прочитанного, даже не знала, о чем книга. Голова была забита разными мыслями, и Наташа не любила оставаться с ними наедине, а особенно ночью. Книги были ее спасением.

В конце комнаты кто-то перевернулся с одного бока на другой. Девушка тут же посмотрела в ту сторону. Все хорошо, больные в норме. Ее больные.

Наташа снова вернулась к книге, но голова по-прежнему была забита другим. Девушка вспомнила, как побоялась пойти против воли родителей, и ей пришлось поступить в медицинский университет. Она не знала, чем хотела заниматься в жизни, потому что семья не позволила ей даже подумать об этом, решив все наперед. А сейчас было уже поздно думать о будущем, строить планы, мечтать…

Девушка вздохнула и перевернула страницу, так и не поняв, о чем было написано в предыдущей. Наташа вспомнила свою учебу. Ей было трудно расстаться со школьными друзьями. Практически все из их компании разъехались в другие города. Дома осталась только Наташа и еще один парень. Каждый из них начал новую взрослую жизнь, у каждого появились новые друзья и заботы. Их связи оборвались почти сразу. Но Наташа не унывала, потому что в университете у нее тоже были друзья, да и в учебе она стала преуспевать, чем очень гордились родители.

На мгновенье в комнате повисла тишина. Девушка подняла голову, пытаясь понять, что случилось. Ее взгляд тут же метнулся к часам, стрелки которых замерли. Наташа порылась в шухлядке, отыскала там рабочую батарейку и тут же привела часы в норму. До конца ее дежурства оставалось три часа. Еще чуть-чуть, и она сможет пойти домой и немного поспать.

Книга больше не отвлекала. Наташа встала и подошла к окну: ничего не было видно, один мрак вокруг. Кто-то из людей снова зашевелился. Все больные, за которыми ухаживала Наташа, выздоравливали. Она была превосходной медсестрой, чему удивлялись здешние врачи.

Наташа так и не успела окончить первый курс, потому что началась Третья Мировая война. Всех старшекурсников тут же отправили в армию, а девушек распределили по разным больницам. Но врачей все равно не хватало. Первокурсников же отправили по домам, и только лучших забрали на работу в госпитали — сиделками. Эта работа была своенравным плюсом: девушка получала талоны на еду вне очереди. Она жила одна в маленькой комнатке в студенческом общежитии, поэтому почти все свои талоны отправляла родителям и сестре. Себе же Наташа оставляла тот минимум, на который можно не умереть с голоду.

Вдруг оконная рама затряслась, а вместе с ней и стакан, стоящий на прикроватной тумбочке больного. Девушка вздрогнула и затаила дыхание. Началось.

Сегодня взрывы были громче, а значит, враг подобрался ближе. Скорее всего, снова обстреливали жилые кварталы города с мирным населением. В первую очередь убивают мирных — всегда. Чтобы запугать. По звуку девушка пыталась распознать, в какой именно стороне идут бои, но ничего не получалось — снаряды словно падали повсюду, и с каждым разом все ближе, сужая кольцо. Но Наташа знала, что это не так. Это всего лишь ее дурацкое воображение. Девушка резко обернулась к окну. Тьмы больше не было. Небо вдалеке стало ярко-оранжевым — там что-то горело. Между тем взрывы с каждым разом были все громче, и тумбы с кроватями тряслись все сильнее. Некоторые больные стали просыпаться. Наташа вздохнула и прикрыла глаза. Она не боялась этого, к такому быстро привыкаешь, если ты находишься в эпицентре боевых действий двадцать четыре часа в сутки. Но все же это было неприятно. Девушка мысленно считала секунды — каждая соответствовала одному удару — надеясь, что это не продлится долго. Она молилась о том, чтобы враг не прорвался в город, иначе не спастись никому. Ей вспомнилась фраза одногруппника после того, как его призвали в армию: «Будет, что детям рассказать». «Если будут еще эти дети», — грустно усмехнулась девушка.

Все больше больных уже не спали. У некоторых начались панические атаки. Наташа быстро спохватилась и взяла заранее приготовленные шприцы с успокоительным. Ее руки никогда не дрожали, за это медсестру и хвалили здешние врачи. Они частенько брали ее помощницей на сложные операции. Через десять минут все больные снова спали. Наташа всегда считала, что умереть во сне — лучшее, что тебе может предоставить судьба в подобных ситуациях. Ты спокоен, возможно видишь приятные сны, вместо разрушений и гибели близких, ты не страдаешь, не боишься. Ты спишь и не замечаешь, как твоя жизнь резко обрывается. Медсестра завидовала своим больным, ведь если вдруг начнется бомбежка госпиталя, мучительная смерть достанется именно ей и остальному персоналу, которые будут делать жалкие попытки спасти хоть кого-то. Наташа бы предпочла уснуть и больше никогда не проснуться, чем так.

Часы продолжали отсчитывать минуты. До конца смены оставалось полтора часа, но Наташа уже знала, что домой сегодня не уйдет. Медсестра подошла к шкафчику с медикаментами и начала подготавливать все первое необходимое: обезболивающее, бинты, средство от инфекции и заражения крови, спрей-заморозку при травмах, жгуты и все прочее, что может понадобиться, когда привезут новых раненных. А их привезут, осталось не долго.

И девушка оказалась права. Через полчаса после окончания бомбежки, как только солнце стало появляться над горизонтом, вдали раздались первые приближающиеся сирены. Наташа схватила приготовленные средства первой помощи и полетела на первый этаж.

— Сколько в этот раз? — спросила она встретившуюся в коридоре Лену, когда-то с ней они познакомились на празднике в честь начала нового учебного года.

— Пять машин, — выдохнула та. Она, как и Наташа, несла с собой чемоданчик. — Говорят, в этот раз три со смертниками.

Наташа сцепила зубы, стараясь сохранять хладнокровность. Смертники это те, кто, так или иначе, обречен. В большинстве случаев на них никогда не тратили времени, и занимались спасением тех, у кого еще есть шансы. Смертников же сносили в отдельную комнату, где те доживали свои последние секунды.

Лена и Наташа вылетели во двор как раз тогда, когда приехал первый грузовик. Рослые парни тут же подлетели к нему с носилками и стали выгружать тела. Девушки еще не знали, кто это: смертники, или те, кому возможно повезет.

— Это поднятые из-под завалов, — прокричал водитель грузовика.

— Всех на второй этаж, — велел Виктор Владимирович, один из здешних врачей. — Лена, Наташа, Аня — за мной.

Трое девушек вмиг понеслись обратно в больницу. Наташа первая ворвалась в комнату, которая была неким подобием операционной, рассчитанной сразу на пятнадцать человек. Медсестры проделывали уже привычные процедуры. Каждая четко знала свое дело, поэтому ни одна не мешалась под ногами другой.

Некоторые пострадавшие истошно кричали от боли, некоторые истекали кровью, кое-кто был без сознания. В ушах звенело от всего этого, но Наташа умело сохраняла спокойствие, не позволяя ничему и никому нарушить это.

— Заканчивается морфий! — выкрикнул врач. — Срочно оповестите дежурного!

Девушка кивнула и вылетела за дверь. Она снова мчалась на первый этаж, замечая за собой, что практически не дышит.

— Срочно морфий в третью операционную! — рявкнула она, врываясь в комнату дежурных. Парень и девушка вмиг подорвались, схватили по небольшому ящичку и поспешили наверх. Наташа удовлетворенно выдохнула, но в этот момент ее отвлекли голоса у входной двери.

— Первая палата уже переполнена, несите во вторую, — сказал кто-то. Медсестра знала, о чем идет речь и выглянула из-за угла как раз вовремя, чтобы заметить бледную рыжеволосую девушку на носилках.

Теперь Наташа действительно не дышала. Ноги словно налились свинцом, и девушке еле-еле удавалось передвигать их. Она знала, что должна быть не здесь, что наверху нуждаются в ее помощи, но уйти отсюда она не могла. Наташа медленно вошла в первую палату и направилась к рыжеволосой. Да, девушка ничего не перепутала, это была именно она, ее школьная подруга, с которой Наташа провела одиннадцать лет своей жизни.

Медсестра всмотрелась с бледное измученное лицо, пораженное гримасой боли. Даша, так звали рыжую, выглядела как дама преклонных лет, волосы которой седина решила обойти стороной. Наташа опустила взгляд на пропитанную кровью футболку и аккуратно отодвинула ее. В левом боку было глубокое осколочное ранение, чего медсестра и ожидала. Даше оставалось недолго.

Наташа всматривалась в лицо подруги, и ее начинало парализовать от страха. Она словно только сейчас осознала, что люди действительно умирают, а не спят. А сколько еще ее друзей и знакомых погибли? Остался ли вообще хоть кто-нибудь? Мысли девушки прервал глухой стон. Веки Даши затрепетали, и она распахнула глаза.

— Миронова, — обессилено прошептала девушка, пытаясь добавить голосу сарказма, — неужели мы все же свиделись?

— Ты не меняешься, — улыбнулась Наташа. В её глазах застыли слезы, и Даша это заметила.

— Сколько еще? — зашипела девушка. Мускулы на ее лице дрожали, и она снова простонала.

— Минута, может две, — прошептала медсестра. Она достала из кармана кусок ватного тампона и приложила к ране, словно это могло помочь. Руки тут же испачкались кровью.

— Вот и хорошо, — выдохнула Даша, на несколько секунд прикрыв глаза.

— Ты видела кого-то еще из наших? — спросила девушка.

— Нет, — ответила подруга. — Хотя, видела, как Артем на мине подорвался. Если это конечно считается, — Дашу снова передернуло, и она сосредоточилась на лице медсестры. — Мои родители в соседнем городе, сообщи им, — шипела девушка, ей уже было слишком тяжело говорить. — Скажи, что я не сдалась, что я боролась до конца. Я была наводчицей долгое время — они должны знать.

— Я все расскажу, — кивнула Наташа.

— Знаешь, это все же страшно, — рыжеволосая легонько улыбнулась. — Не смей сдаваться, Миронова. Давай лучше встретимся там лет через шестьдесят. У войны ведь есть хорошее свойство заканчиваться, верно?

Даша со свистом вдохнула, резко зажмурилась и начала дрожать, а спустя мгновенье, мускулы на ее лице расслабились, и голова съехала немного на бок. Девушка умерла.

Наташа медленно опустила руки, покинула палату и вышла во двор. Там уже была Лена, которая как обычно курила после подобных событий.

— Дай одну, — бесцветным голосом проговорила Миронова. Лена протянула ей сигарету, прекрасно зная, что Наташа не курит. Здесь никто не спрашивал причин, все и так всё понимали.

Никогда не дрожащие руки в этот раз била сильная дрожь, и Наташе, забывшей, что ее ладони в крови, только с третьей попытки удалось зажечь спичку и подкурить. Дым, словно наждачная бумага, прошелся по горлу, и медсестра кашлянула, но тут же сделала очередную затяжку. Она снова вспомнила о том, что ее дежурство уже закончилось и можно пойти домой и немного поспать. Девушка выпустила дым из легких, сунула руку в карман халата и сжала конверт из грубоватой бумаги. Она еще не открывала его, но уже знала, что там оповещение о призыве на фронт для работы медсестрой. Наташа понимала, что встретится со своей подругой раньше, чем через шестьдесят лет. Этой войны ей не пережить.