Сжечь нельзя отправить (гет)

Двадцать четвёртое мая 1998 г.Малфой-мэнор или, скорее, то, что от него осталось

Сегодня двадцать дней с того момента, как сдох Тёмный Лорд. И столько же прошло с тех пор, как я в последний раз видел тебя.

Знаешь, первые недели летели быстро. Арест отца, допросы — всё завертелось. Но постепенно время замедлилось и теперь невыносимо тянется. Мы с матерью заперты в мэноре в ожидании суда. Без магии, без возможности покинуть поместье. Даже письма мы сдаём на проверку специальному аврору, прежде чем нам разрешают отправить их.

Может, ты бы расхохоталась и сказала, что я вечно ною и недоволен чем-то. Согласен, в Азкабане было бы хуже. Но попробуй представить, в каком состоянии сейчас мой дом: эльфы разбежались, а западное крыло почти разрушено. Некогда помпезные интерьеры, которыми так гордилась мать, превратились в убожество. Столько сброда, как во время войны, мэнор не видел за всё время своего существования. Какое счастье, что всё закончилось. Хотя уюта серым стенам это не добавляет.

А ещё я не могу ходить по комнатам и не думать, что здесь происходило совсем недавно. Они осквернили даже сад, превратив его в могильник…

К драклам. Не хочу писать об этом.

Мой суд назначен на пятое июня.

Не знаю, говорит ли тебе эта дата о чём-то. Но я оценил иронию — в свои восемнадцать я либо перееду в Азкабан, либо буду свободен. Эдакая отправная точка моей взрослой жизни.

Да, мне страшно. Буду честен с тобой. Я не могу представить, как это — существовать в Азкабане. Каждый час, каждый день. Годы. Оттуда уже не выходят нормальными людьми.

Но даже не это меня страшит. Когда я думаю, что это лишит меня последней надежды быть с тобой, мне почти физически больно.

Ты будешь жить своей жизнью. Выйдешь замуж. Может, даже за него. У тебя появятся дети. Построишь карьеру в спорте… Будешь летать на метле высоко над землей.

А я в это время буду влачить жалкое существование в камере Азкабана.

Да, думаю, меня осудят. Адвокат, конечно, оптимист. Не знаю, где мать его откопала. Он утверждает, что сможет добиться для меня оправдательного приговора и временного запрета на магию в качестве наказания, но…

Слишком много «но».

Я не знаю, будешь ли ты рада получить мою писанину. Между нами теперь не черта, — пропасть. И мы никогда не станем прежними. В запале войны всё виделось по-другому, каждый день мог быть последним. Теперь ты можешь думать, что совершила ошибку. Что ж, твоё право.

Ты спросишь, отчего я так откровенен с тобой? Это так на меня не похоже.

Всё просто — я собираюсь сжечь это письмо.

За двадцать дней я, наверное, раз двести брался за перо с желанием написать тебе. Особенно сразу после окончания войны. Я хотел выразить соболезнования по поводу смерти твоего брата, но побоялся, что ты воспримешь это от бывшего Пожирателя как издёвку. Хотя я искренне сочувствую вашей утрате. Надеюсь, твоя семья справится с этой болью.

Пора заканчивать, уже давно за полночь. Завтра состоится суд над моей матерью. Надеюсь, он не затянется.

я бы так хотел увидеть тебя, Джинни…

* * *

Двадцать четвёртое мая 1998 г.Тень Норы

Прошло двадцать дней после победы над Волдемортом. Представляешь? Мы почти год жили с мыслью: скорее бы наступил мир. И вот свершилось.

Когда-то мне казалось, что стоит войне закончиться — и сразу же придут радостные, счастливые времена. Как же я ошибалась, Мерлин.

Война собрала дань, унеся жизни близких людей.

Ты бывал когда-нибудь на похоронах? Кажется, припоминаю, что у тебя умер дедушка от драконьей оспы. Ты рассказывал о нём однажды.

Так вот, война закончилась, и настала череда похорон. Фред. Люпин с Тонкс. Колин Криви… И ещё десятки погибших. Мне в какой-то момент показалось, что я пропиталась болью, тоской и скорбью. Мама плачет каждый день. Отец непривычно молчалив, а Джордж… Я знаю, что ты не любишь моих братьев, но мне кажется, что с тобой бы я могла говорить о Фреде спокойно. С остальными не получается.

Я устала. Устала от траура и слёз. А теперь к этому добавились бесконечные суды. Снова и снова слушать, проговаривать всё, свидетелем чего я поневоле оказалась — приятного мало.

А потом, после заседаний, я возвращаюсь домой. В Норе осталась только я и мои родители. И мне иногда хочется кричать от того, какая оглушающая тишина стоит вокруг. Даже упырь на чердаке сидит тихо.

Вот такая у нас жизнь после войны. Радость от победы и боль от утрат одновременно. Пока перевешивает последнее. Но пройдёт время, и эти раны затянутся. Только Фред уже никогда не вернётся…

Ладно, не будем об этом.

Знаешь, я все эти недели ждала, что ты напишешь. Такая простая и наивная мысль. Будь на твоём месте кто угодно, я бы смогла предугадать, как он поступит, но ты… Ты как руны старшего футарка — кажется, я уже выучила их наизусть, но каждый раз выясняется, что их сочетания имеют большое значение.

Так и ты. В сочетании со мной ты один. Стоит появиться кому-то ещё — и вот ты уже другой. Иногда я думаю, что знаю тебя лучше всех, а потом вдруг осознаю, что совсем не знаю.

Ты ничего мне не обещал. Какие могли быть обещания, если было непонятно, выживем ли мы? А теперь остаётся лишь спрашивать себя, почему я никогда не интересовалась, как ты видишь свою жизнь после войны. Есть ли мне место в твоих планах? Я полагала, это очевидно. Но оказалось — нет.

Когда я ложусь в кровать, долго не могу уснуть. Я никогда не страдала бессонницей, может, только на первом курсе. А теперь помогают только зелья. Колдомедик сказал, что нужно использовать их лишь в крайнем случае, иначе может развиться зависимость. Так вот, прежде чем сдаться и принять зелье, я иногда лежу по два часа, глядя в потолок. Меня обступают воспоминания о Фреде, о школе, о друзьях. Но всё в итоге сводится к тебе. Ко всему, что между нами случилось за последний год.

Иногда мне кажется, что всё произошедшее — полустёртое сновидение, существующее только в моём воображении. Что не было ничего подобного в реальности. Мне приснилось, привиделось — а может, я просто прочитала это в каком-то романе.

И мне становится страшно. Будто бы меня выкинуло в другую реальность и я забываю всё, что произошло. Я лихорадочно цепляюсь за воспоминания, страшась упустить любую мелочь. Это помогает. Всё это было на самом деле. От начала и до дня битвы в Хогвартсе. Я всё помню.

Знаешь, я ни о чём не жалею. Даже если ты предпочитаешь забыть и сделать вид, что ничего не было.

Не подумай, я не плачу. Просто письмо я писала во дворе, а погода резко испортилась. Так и вижу, как ты возводишь глаза к потолку: «Примитивные очищающие чары, Уизли!..»

Конечно, они мне известны. Просто я не собираюсь отправлять тебе это письмо.

* * *

Двадцать пятое мая 1998 г.Малфой-склеп

Суд над матерью перенесли. Нам ничего не объяснили, просто поставили перед фактом. Думаю, это из-за новых обстоятельств, которые открылись в деле Снейпа.

Мать паникует. Она очень боится, что меня отправят в Азкабан. Кажется, она волнуется больше, чем, собственно, я.

После перенапряжения наступила апатия. Мне вдруг стало безразлично, что со мной будет. Лишь бы мать оправдали. Конечно, если меня упрячут в Азкабан, она будет убиваться, и это меня нервирует. Почему она не может понять, что мне всё равно? Что эти серые пустые комнаты, что заточение в камере — какая разница?

Приходил адвокат. Он растерял свой оптимизм, когда узнал о некоторых фактах. Да, я пытал учеников в Хогвартсе. Было ли это моим желанием? Пффф. На черта они мне сдались. Но что мне оставалось делать? Я не из тех альтруистов, кто готов пожертвовать своей шкурой.

Почему все вокруг качают головами и цокают языками, когда узнают об этом? Я тоже регулярно получал Круциатус от тётки и от самого Лорда. Салазар, я бы посмотрел на них, поживи они в условиях, когда каждую секунду есть вероятность сдохнуть в муках при лёгком движении палочки безносого выродка. Или в пасти его любимицы. О, ну конечно, они бы предпочли умереть, лишь бы не доставить боль ближнему. Драккл, меня тошнит при мысли об этом.

Почему так трудно понять, что если я делал это, то совсем не значит, что я этого хотел?

Только ты меня понимала. Только ты знала, каково это — находиться под чьим-то влиянием, когда твоя палочка не принадлежит тебе.

Чёрт, Джинни, я ведь пытал и тебя. Ты знаешь, что не в полную силу. Хвала Салазару, Амикус не приглядывался к нам в тот момент. А у тебя хватило артистических способностей, чтобы изобразить натуральные крики и боль при пытках. Мерлин, ты же знаешь, что если бы не я, то Амикус лично бы это сделал. В полную силу, упиваясь твоими страданиями. А может, позвал бы свою одержимую сестричку, чтобы поделиться добычей. Не мог я допустить этого. Я и сейчас содрогаюсь при мысли о том, что было бы, откажись я пытать тебя? Этого они все от меня ожидали, да? Благородно опустить палочку и смотреть, как этот ублюдок заставляет тебя корчиться в муках?

Хвала основателям Хогвартса, вмешался Снейп. Ты не помнишь, как он орал на Кэрроу. А я следил за тобой, молясь, чтобы эти двое уже свалили куда подальше, а я бы смог исцелить тебя.

Я ненавижу Амикуса. И Алекто. Если бы меня вызвали на суд, я бы рассказал многое из того, что неизвестно никому. Поцелуй дементора показался бы лёгким наказанием за всё, что они совершили.

Но меня считают одним из них и мои показания не учитываются. Почему, спрашиваю я? Вы были там, представители Визенгамота? Вы видели, что эти уёбки творили, прикрываясь приказами Лорда? Снейп бы мог подтвердить это, но он, увы, вне игры.

Может, и мне лучше было бы сдохнуть в последней битве, а, Джинни? Тошно влачить столь жалкое существование, когда моим словам не верят, а сам я заперт, как опасное животное. И единственная перспектива, что меня ожидает, — это переезд в другую клетку, уже с меньшими удобствами, чем та, в которой я нахожусь сейчас.

Но мне было страшно умирать в Адском огне. Я не смог отказаться от руки, которую мне протягивал Поттер. Чёрт возьми, не Грейнджер, не твой брат, а именно Поттер.

Скажи, протянул бы он мне руку, зная, что было между мной и тобой? Или оставил бы в пылающей комнате?

Знаю, что протянул бы. Сука, Поттер — это какой-то феномен. Он всегда найдёт оправдание происходящему. Всегда отыщет сострадание в своей большой гриффиндорской душе.

И раз уж я о нём заговорил, скажи мне, Джинни, ты ему рассказала, что между нами было? Простил ли он тебя, не жалеет ли, что не позволил мне сгореть заживо, как Крэббу? Доволен ли тем, что ты была в надёжных руках, пока он предпочитал не замечать, что творится в его отсутствие?

Перечитал письмо. Чёрт, это излишне эмоционально. Ты бы поняла меня, если бы у тебя была возможность его получить.

Но ты его не прочтешь. Я собираюсь сжечь его сразу же.

На минуту, всего на минуту, я представил, что завтра же отправлю его тебе. А потом вспомнил, что прежде всего надо дать почитать эти душевные излияния аврору. Нет, об этом даже речи не может быть.

Ты не прочитаешь всё это, и, наверное, так будет лучше.

Я не могу мешать тебе строить новую жизнь. Если я неприятная ошибка, то не стану досаждать своими письмами.

P.S. Если бы я планировал отправить это письмо, то ни за что не написал бы этого: я тоскую по тебе, Джинни.

* * *

Двадцать пятое мая 1998 г.

Тоскливая Нора

Только что вернулась с заседания суда. Алекто отправили в Азкабан ещё вчера, а вот Амикус сопротивляется. Обвиняет во всем сестру, утверждает, что был под Империусом и лично не пытал ни одного ученика.

И самое неприятное — он пытается спихнуть вину на тебя. Утверждает, что боялся и не останавливал твои жестокие порывы. Якобы он видел, как ты пытал Роули, и это нагоняло на него жуть. Мерлин, это такой бред. Но Визенгамот пока затрудняется вынести окончательное решение. Даже перенесли суд над твоей матерью из-за этого скользкого глизня.

Знаешь, после заседания… Как же трудно это написать, Мерлин. После заседания я вместе с Гарри отправилась в дом на Гриммо. Мы толком не виделись эти недели, а он сказал, что хочет поговорить.

В общем, он сообщил, что не готов к отношениям и нам нужно остаться друзьями. Я так боялась иного поворота, но, как оказалось, напрасно. Гарри сейчас очень плохо. Он осунулся и выглядит намного старше своих лет. Мне жаль его, но в этом лишь дружеские чувства, ничего более.

Знаю, ты ненавидишь разговоры о Гарри. Это просто ревность, Драко. И я написала об этом именно потому, что не было ничего предосудительного в нашей с ним встрече. Просто общение двух усталых старых друзей.

Мне никогда не нравилась твоя ревность. Всегда было немного смешно: вокруг война, пытки, страх, а ты боялся, что я буду с кем-то другим. Серьёзно? И это после всего, что у нас было? Не могу удержаться от иронии, извини.

Иногда я думаю, если бы не Волдеморт, был бы у нас шанс? Скорее всего, нет.

Я злюсь на то, что нам пришлось это пережить, но в то же время страшусь, что тебя бы не было в моей жизни. Даже если всё закончилось, я не жалею ни о чём.

Ты говорил, что я сильная. Помнишь? После пыток. Я тогда ничего не соображала, но теперь, когда лежу без сна по ночам, я перебираю воспоминания, и они словно становятся чётче. Я вспомнила, что было после того, как Кэрроу заставил тебя пытать меня. Ты отнёс меня на руках в Выручай-комнату. Обнимал и шептал… Не уверена, что правильно расслышала, ведь я находилась в обмороке, но… ты говорил тогда: «Ты сильная, Джинни. Ты выживешь. Я люблю тебя».

Эти слова теперь звучат у меня в голове твоим голосом. Под них я засыпаю и, кажется, слышу их даже во сне.

Что это? Моя фантазия разыгралась или это действительно было? Как бы я хотела задать тебе эти вопросы.

Окажись на твоём месте кто-то другой, я бы давно написала первая и спросила, что означает это молчание. Ты всегда посмеивался над моей прямолинейностью, так вот, с тобой почему-то она не работает. Я боюсь не получить ответа. Или получить, но не тот, что я хотела бы прочитать.

А вдруг всё это было… Не могу подобрать верное слово. Что-то вроде горячки? Когда не осознаёшь, что делаешь, и не отдаешь себе отчёта в поступках. Может, всё оказалось временным помутнением, а теперь к тебе пришло прозрение и ты жалеешь. Мне больно думать так, но иного объяснения я не вижу.

Я сожгу это письмо. Тебе не придётся читать его и мучительно размышлять, как бы отделаться от навязчивой Уизли. Хотя почему «мучительно»? Может, ты подивился бы этому бреду, сжёг письмо и тут же забыл бы о нём. Как забыл обо мне.

А вот я не могу забыть тебя.

Тридцать первое мая 1998 г. Не всё так паршиво в мэноре

Сегодня оправдали маму. Я так рад, что, кажется, готов признать, что этот мир не так уж плох. 

Я боялся, что Грейнджер или твой брат скажут что-нибудь такое, от чего Визенгамот вынесет тюремный приговор. Всё-таки мать в своё время была слишком категорична относительно маглорождённых и тех, кто к ним лоялен. Да и я тоже. Но ты же знаешь, что мне наплевать на маглов. Они мне безразличны, пока не пытаются нас поймать и повесить. Но такого уже давно не происходило, иначе, думаю, Грейнджер не защищала бы их.

Решающее слово, разумеется, было за Поттером. Кстати, я думал, что увижу тебя сегодня. Ждал и в то же время не хотел этого. Потому что это было бы подтверждением того, что вы вместе. Я загадал: если ты придёшь и будешь рядом с ним, то больше не напишу ни строчки. Но ты не пришла. И это добавляет позитива в этот день.

С недавних пор я стал бояться получать «Ежедневный пророк». Знаешь, что я там очень не хочу прочитать? Объявление о твоей свадьбе с Поттером. Или светские сплетни о ваших отношениях. Я сойду с ума, если это произойдёт. Но сегодня я тебя не увидел рядом с ним, и в газетах заметки не напечатали, а это значит… 

О! Совсем забыл рассказать. К нам вернулся эльф. Как только мы аппарировали домой, обнаружили его у ворот. Мама просто счастлива. Может, совместными усилиями мы приведём поместье в порядок. 

По такому случаю я спустился в погреб и достал коллекционный отцовский огневиски. Пишу тебе и наблюдаю, как медленно пустеет бутылка. И впервые за много дней мне легче.

Я скучаю. Чёрт, да я это написал. Это огневиски делает меня таким… Раскрепощённым. 

Да, раз я это написал, то пойду дальше. Я скучаю, слышишь? Ты нужна мне, Джинни. Дракл, я… хочу тебя. Стоит мне закрыть глаза, как я вижу твои рыжие волосы, ощущаю нежную кожу, пытаюсь сосчитать веснушки на твоём теле. Я помню вкус твоих губ. Я помню, как мы…

Никогда тебе не говорил и, если бы не очередной кубок с огневиски, так и не сказал бы. Я до последнего не верил, что ты невинна. Самая популярная девочка в школе, крутила парнями, в итоге остановилась на Избранном, — и девственница? Я просто не мог в это поверить. И, наверное, в твой первый раз я был не слишком осторожен. Теперь жалею. Ты не призналась тогда, но я видел, что тебе больно. Как странно устроено, что в свой первый раз женщина должна пройти через боль, да? 

Зато потом… 

Зачем я это вспоминаю сейчас? Кажется, у меня заканчивается виски. Мысли путаются и мешают сосредоточиться. 

А может, взять и отправить это письмо? Плевать, что подумает аврор, проверяющий нашу корреспонденцию. Зато ты узнаешь, что я не могу без тебя. Ты поселилась в моей голове, прочно проросла во мне. Кажется, я полжизни бы отдал, чтобы сейчас оказаться рядом с тобой… я тебя люб

Салазар, что я тут понаписал? Отвратительно. Надрался, как последний идиот, и взялся изливать бумаге свои страдания. Это даже читать невозможно. Как хорошо, что вчера я уснул прямо за столом и не сделал глупости — не отправил это письмо тебе. 

Больше не буду напиваться, а не то, боюсь, в следующий раз не сдержу дурацких порывов и выставлю себя на посмешище. 

Такие письма не то что читать нельзя — писать непростительно.

Такие письма надо сжигать.

* * *

Тридцать первое мая 1998 г.Нора

Все эти дни я была занята. Снова суды, слушания, а вечером я взялась работать в саду. Оказывается, физическая работа хорошо помогает отвлечься, а усталость благотворно влияет на сон. 

Посадила розы. Помню, что ты говорил, что в саду вашего поместья растут розовые кусты. Красиво, должно быть. 

На суд твоей мамы я не пошла. Сказали, что мои показания не понадобятся, поэтому в моём присутствии нет смысла. 

Я рада, что твою маму не отправили в Азкабан. Она не заслужила. Тем более, кто как не она, сыграла важную роль в битве? Это был справедливый суд. 

Со вчерашнего дня у нас гостят Билл вместе с Флёр. Теперь мне не так одиноко. Я раньше считала, что жена брата очень поверхностная и несерьёзная девушка, но оказывается, это не так. Я ей всё рассказала о нас. Мне необходимо было с кем-то поделиться. 

Знаешь, Флёр не осуждала меня. Она лишь спросила, не причинил ли ты мне физическую боль. Мерлин, она меня не поняла! Какое дело до физической боли, когда сердце рвёт на части мысль, что ты не хочешь быть со мной? 

Почему ты молчишь? Неужели тебе ни разу не захотелось написать мне? Я не могу поверить, что ты меня забыл. Вот и Флёр так говорит. Она посоветовала подождать до твоего суда. Я же там буду… 

Я попросила Гермиону уговорить Рона и Гарри встать на твою защиту. Она так удивилась, ты не представляешь. Мне кажется, она что-то подозревает, но расспрашивать не решилась. Пообещала сделать всё, что в её силах. 

Ты не отправишься в Азкабан, Драко. Даже если ты не хочешь быть со мной, даже если то, что между нами случилось, ты мечтаешь забыть как страшный сон, я всё равно считаю, что ты не заслужил. Даже Грег не заслужил — он хоть и глупый, но не жестокий. Я же помню, что он не нашёл в себе злости, необходимой, чтобы сотворить Круциатус. Суд Визенгамота примет справедливое решение, я не сомневаюсь. 

Мне надо решить, хочу ли я возвращаться в Хогвартс осенью. Гермиона уговаривает, пытается рисовать радужные перспективы. А я думаю: зачем, если там не будет тебя. Но мне надо уже отпустить эти мысли и жить дальше. Я хотела играть в квиддич, а для этого шести курсов школы вполне достаточно. Флёр предлагает мне пройти обучение в школе квиддича во Франции. Но я так не хочу покидать Британию, потому что здесь ты

Написала про квиддич и сразу вспомнила, как однажды ты прилетел на новеньком Нимбусе к моему окну и забрал меня. Ночью. Я упрашивала позволить мне самой управлять метлой, а ты смеялся и обнимал меня. Как мы были счастливы тогда… только звёздное небо над головой и ветер в ушах. И поцелуй со вкусом скорости. 

Зачем я терзаю своё сердце воспоминаниями? От этого становится только хуже. Я не отправлю это письмо, а ты его не прочтешь, так почему я вообще пишу? Каждый раз, когда я беру перо, я думаю, что, может, на этот раз я отправлю его и будь что будет?

И каждый раз я не нахожу в себе сил.

P. S. Ты говорил, что я сильная. Да, я сильная во всём, что не касается тебя. Потому что я люблю тебя.

* * *

Второе июня 1998 г. Жуткий Малфой-мэнор

В газете я прочитал, что Амикуса отправили в Азкабан. Поделом ублюдку. Меня трясёт при мысли, что он пытался свалить всё на Империус и принуждение. Чёрта с два он был принуждён — пытал детей и наслаждался их мучениями. Пусть гниёт вместе с сестрицей в компании дементоров.

В «Пророке» я увидел колдофото, на котором подонка выводят из зала суда. Его физиономия не интересовала меня, а вот волшебники, оказавшиеся в кадре — ещё как. Наверное, глупо, но я так хотел разглядеть тебя среди толпы. Ты же наверняка была там как свидетель. Но нашёл я только Грейнджер, и то только потому что её волосы ни с чем не спутаешь.

Вообще-то я взялся за перо, чтобы написать про один случай. 

Этой ночью я бродил по дому, как привидение. Не мог уснуть. Забрёл в малую гостиную и обнаружил рояль в углу. Я и забыл совсем, что он раньше стоял в большом холле. Мама часто музицировала по утрам. До войны. Потом инструмент оттуда убрали — тётке он мешал пытать маглов. Так вот, в рояле я услышал какой-то шум. Скорее всего, бессонница ослабила мне мозги, иначе я этот поступок объяснить не могу. Я поднял крышку и…

Дракл… Эта картина и сейчас стоит у меня перед глазами. Это была ты.

Окровавленная, со стеклянным взглядом, со спутанным волосами. Безжизненная. Мне показалось, что я задохнусь от ужаса, как вдруг на твоём месте появилась мама. В такой же неестественной позе и в забрызганной кровью одежде. 

Наверное, именно резкая смена иллюзии отрезвила меня. Я выхватил палочку и заклинанием загнал боггарта обратно в рояль, захлопнул крышку. Привалился к стене и попытался успокоиться. Стоило закрыть глаза, видение появлялось. Знаешь, я не могу теперь не думать об этом. Умом я понимаю, что это всего лишь моё подсознание, но картинка была столь реалистична, что в первую секунду мне показалось, что я сдохну от разрыва сердца прямо там, рядом с роялем. 

Я вызвал домовика и приказал передать матери сразу, как она проснётся, что под крышкой инструмента завёлся боггарт. Пусть не заходит в ту гостиную. Она и так сильно нервничает перед моим судом, не хватало ей увидеть свой главный страх — мёртвого меня. 

Этой ночью я так и не смог уснуть. У меня закончилось зелье сна без сновидений, и я пролежал до рассвета, тупо уставившись в потолок. Стоило опустить веки, и снова… Твои глаза, твои волосы, приоткрытые губы, с которых словно только что сорвался последний вдох. Мерлин, я хочу стереть из памяти это воспоминание. За какие-то пару мгновений оно отпечаталось в памяти, и каждый раз невольно всплывают детали. 

Не выдержав этой пытки, я сел писать тебе очередное письмо, которое ты никогда не прочтёшь. Надеюсь, вскоре меня сморит сон от усталости и, когда я проснусь, это потрясение забудется. Дракл, всех этих вредителей-боггартов нужно уничтожить. Не понимаю, почему никто этого до сих пор не сделал.

Я тут подумал, у нас так мало было ночей, которые бы принадлежали только нам двоим. Всегда что-то мешало. Тебе нужно было бежать то в госпиталь, то к декану, то по каким-то делам. И те несколько раз, когда мы просыпались вместе, можно пересчитать по пальцам одной руки.

И вот сейчас я смотрю на рассвет над лесом, окружающим мэнор, и вспоминаю то первое утро, когда мы проснулись вместе. Лучи солнца так красиво играли в твоих волосах. Я помню твоё обнажённое тело в простынях, золотистые веснушки на плече…

Это бессонная ночь делает меня таким сентиментальным. Думаю, тебе известно, что я далеко не романтик. Мой максимум — похитить тебя из спальни девочек, усадить на метлу и помчаться в звёздное небо. 

А может, уверенность, что ты этого не прочитаешь, толкает меня на откровения. 

Знаешь, в тот день, когда мы уезжали из Хогвартса на пасхальные каникулы, я смотрел на твоё радостное лицо и понимал: мне нет места в твоей жизни. Ты ехала домой счастливая. Предвкушала встречу с родителями. А я… Я лишь надеялся, что не найду труп матери дома. И не лягу рядом.

В тот день я ждал от тебя каких-то слов. Я хотел, чтобы ты сказала, что мы будем вместе, несмотря ни на что. Но ты молчала.

В какой-то момент я даже понял Поттера — ваше расставание имело смысл. Я подумал тогда: может, и нам надо забыть друг друга, чтобы потом не было мучительно больно? Волею случая мы оказались в одной связке, но это лишь временно. Окончание войны непременно раскидает нас по разным берегам. 

Так и вышло, правда, Джинни?

У меня была иллюзия, что всё может получиться. Что после войны у нас тоже есть будущее. Но его нет, Джинни. Ваше с Поттером расставание было вынужденной мерой. Теперь же никакой преграды между вами больше нет. Он — Избранный, герой, и то, что ты выберешь его, ожидаемо. 

Кажется, я сейчас усну, уронив голову на свою писанину. Глаза слипаются, а мысли путаются. Зачем я всё это пишу, если ты не прочтёшь? Мне лучше забыть тебя и не мучиться. 

Знаешь, а я так и сделаю. 

А письмо надо сжечь, его нельзя отправить.

* * *

Третье июня 1998 г. Площадь Гриммо, 12

Я вырвалась на один день из Норы. Ребята устроили праздник. Это придумала Гермиона, она сказала, что вокруг так много всего печального, а ведь надо радоваться тому, что хотя бы мы живы. 

Нас собралось не так много — Невилл, Гарри, Рон, Луна и Гермиона. Воображаю твоё выражение лица при виде этих имён! Ты точно бы закатил глаза и устало сказал, что это отборнейшее общество не для тебя.

Я бы хотела придушить тебя, Драко Малфой! Почему, когда ты совершаешь действительно хорошие поступки, ты об этом никому не говоришь? Что за дурацкое желание казаться хуже, чем ты есть на самом деле? 

Луна рассказала, что когда она была в плену в вашем поместье, ты передавал через эльфа еду и даже лечебные зелья. Ты не говорил мне об этом! Ты вообще не говорил со мной на эту тему, отмахивался и только повторял: «Я ничего не знаю». Мне обидно, что я услышала об этом не от тебя, а от Луны! Я так раздосадована, что чего-то не знаю о тебе, что даже ушла от ребят под предлогом, что хочу спать. А сама пишу тебе очередное письмо.

Луна сказала, что будет на твоём суде и расскажет, как всё было. Я уверена, что тебя оправдают, Драко. Не могут же они осудить тебя за то, что ты делал под давлением! 

Ко мне кто-то поднимается по лестнице, допишу позже. 

Это заходила Гермиона. Ничто не укрылось от её проницательного взгляда. А я не стала скрывать. Всё ей рассказала про нас. Она, конечно, в шоке. Но уверила, что попробует понять. 

На самом деле мне не важно, поймут меня или нет. Потому что если бы ты хотел быть со мной, этого было бы достаточно. Я бы не посмотрела ни на кого, ничьё мнение бы меня не интересовало. Только я знаю, через что ты прошёл за этот год, когда Волдеморт жил в вашем поместье. 

Но я давно уже ни в чём не уверена. Перед пасхальными каникулами мы расставались всего-то на несколько дней и даже не подозревали, как близка развязка войны. 

Помнишь, как непривычно было видеть Хогвартс-экспресс полупустым? Без радостной беготни младшекурсников и без тележки со сладостями. В воздухе висело гнетущее предчувствие. 

И ты был такой… угрюмый. Я ехала на каникулы к любящей семье, а ты отправлялся прямиком в ад, не зная, вернёшься ли живым.

И наши последние часы в купе поезда прошли в молчании. Сейчас я думаю, может, нужно было тогда что-то сказать? Что-то значимое, воодушевляющее? Но ты молчал, а я не хотела тревожить тебя пустой болтовней.

Знаешь, я вдруг подумала: может, ты отмалчивался тогда, в поезде, потому что хотел расстаться? Просто не набрался смелости, чтобы сказать мне об этом прямо? 

Тогда твоё молчание сейчас понятно. Я не отправлю это письмо, хотя на самом деле собиралась. После разговора с Гермионой мне вдруг показалось, что это так просто и легко — запечатать конверт, вывести на нём «Малфой-мэнор» и сунуть в клюв почтовой сове.

Но я смотрю в окно на звёздное небо над крышами домов и снова и снова проигрываю в памяти наши последние минуты наедине. Ты был холоден и задумчив. Даже не поцеловал меня толком на прощание. 

Не стоит отправлять тебе всё это.

Кстати, мне пришло письмо из Франции с предложением обучаться в академии квиддича. Семья Флёр порекомендовала меня. Теперь я стою перед выбором: уехать или остаться? 

Если остаться, то зачем?..

Я ложусь спать. Так терзать себя просто непростительно. Сколько нужно сжечь этих чёртовых писем, чтобы мне стало легче, Драко?

Четвёртое июня 1998 г.Угрюмый Малфой-мэнор

Я не хотел писать тебе больше, но мне нужно отвлечься. Завтра мой суд.

Завтра я должен выступить перед заседанием Визенгамота. Завтра я увижу много знакомых лиц. Кто-то будет обвинять меня, а кто-то — оправдывать.

Адвокат сказал, что виделся с Поттером, и тот обещал свидетельствовать в мою пользу. Дракл, как это унизительно — быть обязанным Избранному.

Я считаю, что, спасая меня из Адского пламени, Поттер просто вернул долг за то, что я его не узнал в нашем поместье. Один — один. Теперь, если меня оправдают, я снова буду ему должен. Мне не слишком нравится такая перспектива.

Но завтра я увижу ещё и тебя. Адвокат показал мне список заявленных свидетелей.

Я не сомневаюсь, что ты скажешь правду. Вы, гриффиндорцы, те ещё борцы за справедливость.

Но как ты это скажешь — вот что меня волнует. Безразлично и не глядя мне в глаза? Вот этого я страшусь, Джинни. Это пугает меня.

Мама очень нервничает, хотя у меня нет сомнений, что меня оправдают.

Она уже не раз заговаривала со мной о том, что сразу после суда мы уедем из страны на континент. У нас есть небольшое поместье во Франции, вот там мама и планирует обосноваться.

Знаешь, я очень не хочу покидать Британию, но оставаться не вижу смысла. Я пообещал дать окончательный ответ матери после суда. Как знать, а вдруг всё-таки Азкабан.

Давай так: если завтра я получу хоть малейший знак, мимолётный взгляд с твой стороны — я отправлю тебе письмо.

Если же нет, значит, так тому и быть.

* * *

Пятое июня 1998 г.Суд Визенгамота

Украдкой пишу тебе письмо, сидя на скамье свидетелей.

Я увидела тебя. Мерлин, я так скучала. Ты здесь, в центре зала суда, и я смотрю на твой светлый затылок. Это в самом деле ты — в строгой мантии, как всегда с идеальной причёской и маской надменности на лице.

Но ты не глядишь на меня. Ни разу, даже когда я давала показания в твою пользу. Я так хотела поймать твой взгляд, улыбнуться и разглядеть в твоих глазах хоть намёк на теплоту.

Ты отвечаешь на вопросы, а меня бросает в дрожь от звука твоего голоса. Он словно заледенел и лишился эмоций — бездушный и невыразительный. Это ты — и в то же время не ты.

Мне больно это принимать. Хочется сбежать по ступеням вниз и встряхнуть тебя, привести в чувство. Напомнить о...

Но, видимо, мне это не под силу. Если я не смогла растопить лёд в твоей душе за то время, что мы были вместе, значит, всё напрасно.

Отправлюсь в Нору сразу же после оглашения решения суда. И приму приглашение обучаться квиддичу во Франции. Уеду завтра же.

Больше никогда не напишу тебе.

* * *

«Ежедневный пророк» от пятого июня 1998 г., вечерний выпуск.

«Драко Люциус Малфой оправдан судом Визенгамота на первом же заседании! Решающее слово — за Гарри Поттером!»

Подробности и колдографии из зала суда на стр. 3

* * *

Пятое июня 1998 г.Малфой-мэнор

Привет.

Хочу поблагодарить за то, что ты выступила в мою защиту сегодня.

Чёрт, я не знаю, как написать это

Я умышленно не смотрел на тебя в зале суда, чтобы не вводить в заблуждение присяжных. Кто-то мог углядеть в этом попытку повлиять на свидетелей.

Я собираюсь покинуть Британию и обосноваться на континенте. Мать уже взяла портключ на завтрашнее утро. Хотел бы встретиться с тобой, поблагодарить лично и попрощаться.

Буду ждать на углу Гринготтса сегодня в семь вечера.

Драко Малфой

* * *

«Ежедневный пророк» от пятнадцатого июня 1998 г.

Как сложилась судьба героев после окончания Второй магической войны?

Отгремели салюты в честь победы, погасли огоньки на кончиках палочек в честь погибших, и жизнь Магической Британии постепенно входит в спокойное русло.

Безусловно, нашим читателям интересно, чем же сейчас занимаются наиболее яркие личности, внёсшие неоценимый вклад в победу над вражеским режимом Волдеморта?

Герой Британии Гарри Поттер поступил на курсы обучения на аврора. Как нам стало известно, к нему присоединился его друг, Рональд Уизли. К сожалению, никаких подробностей пока не удалось выяснить, это и понятно: после такого пристального внимания юношам хочется приватности. Но мы будем следить за их успехами настолько деликатно, насколько это возможно.

Самая яркая ведьма своего поколения Гермиона Грейнджер (интервью с ней вы можете прочитать на стр. 6) отправилась изучать магическое право в Колдоксфорд. Желаем ей всяческих благ и ожидаем, когда в Министерстве магии появится новый квалифицированный чиновник в её лице. Наши читатели посылают ей лучи удачи и поддержки.

А что же другие участники войны?

Невилл Лонгботтом рассказал нам, что планирует изучать волшебную флору, чтобы в будущем стать преподавателем травологии.

Луна Лавгуд и её отец скоро возобновят работу «Придиры».

Не забудьте оформить подписку на «Ежедневный пророк» — сделать это можно, просто прислав нам сову.

Минерва Макгонагалл поведала, что вместе с остальными преподавателями она работает над восстановлением школы. Нет ни малейших сомнений, что уже в сентябре Хогвартс вновь откроет двери для учеников. Министр заявил, что многие семьи сделали пожертвования, и волноваться насчёт недостаточного финансирования не стоит. В списках меценатов такие фамилии, как: Малфои, Паркинсоны, Забини и проч. Полный перечень благотворителей можно найти на стр. 20.

Джордж Уизли продолжит их общее с Фредом дело (приносим соболезнования семье и поднимаем палочки вверх в честь погибшего героя). Магазин «Всевозможные волшебные вредилки» возобновит работу уже в июле.

Что же другие члены семьи Уизли?

Персиваль Уизли работает в Министерстве помощником начальника Отдела контроля за каминными сетями. Зная амбиции этого серьёзного юноши, смеем предположить, что он очень быстро продвинется вверх по карьерной лестнице.

Также стало известно, что Джиневра Уизли приняла предложение французской академии квиддича и уехала на континент. К сожалению, больше никаких подробностей выяснить не удалось, но мы постараемся следить за её успехами и надеемся, что в скором времени её имя будет часто мелькать на страницах спортивного раздела.

Читайте продолжение статьи на стр. 9

* * *

«Ежедневный пророк» от 25 июля 1999 г.

Монтекки и Капулетти магического мира: любовь победила вражду!

Спешим поделиться сенсационной новостью: из достоверных источников нам стало известно, что в минувшую пятницу Драко Малфой сочетался браком с Джиневрой Уизли. Торжество было приватным, и нам удалось лишь узнать, что медовый месяц юные молодожёны проведут на берегу Французской Ривьеры.

Хотим отметить, что, судя по всему, для их родственников это не стало неожиданностью — а значит, союз молодых людей примирил давнюю вражду семей.

Наша газета желает всяческого благополучия новоиспечённым супругам. Уверены, что читатели с радостью присоединятся к поздравлениям.