Мертвые цветы (гет)

Пролог

«Ты же не убийца, Драко».

Но палочка, кажется, вибрировала в его руке.

«Переходи на верную сторону».

«Ты же не убийца, Драко».

Некстати ему вспомнилась лекция Граббли-Дерг на четвертом курсе — про единорогов. Добрые существа, которые никому не способны причинить зла. В сердцевине его палочки из боярышника — как раз шерсть единорога, и можно было не использовать Приори Инкантатем, чтобы узреть кровавый след. «Непростительно много Непростительных», — пошутил однажды Забини — и не ошибся.

«Ты же не убийца, Драко».

Он зажмурился, но это не помогло. Напротив, стало только хуже — ведь мягкий голос Дамблдора из кажущегося уже таким далеким прошлого тотчас сменился на полный боли вымученный выдох.

«Ты — убийца, Малфой. Ты — убийца — и никто, кроме этого».

Может, он бы и поспорил сейчас, да только вот спорить уже было не с кем. И все — из-за чертового Поттера. Мальчик — Который — Выжил только потому, что не выжили другие. Мальчик, который ради победы оказался готов на все.

«Ты не убийца, Драко».

— Чего ты ждешь, Малфой? — живой голос Поттера, конечно, сразу перебил воспоминания о Дамблдоре. — Скоро здесь будет Орден, и тогда для тебя все будет кончено. Так что я, — и он усмехнулся, — на твоем месте поторопился бы.

Драко покрепче перехватил палочку. Он столько раз это делал раньше, он столько раз делал это сегодня, но почему-то в это мгновение очередное Непростительное стало чем-то вроде табу.

«Он все равно останется моим другом».

Рука дрогнула, и Драко опустил палочку. В глазах Поттера тут же вспыхнуло почти что осязаемое торжество. Утром в «Пророке» выйдет долгожданная статья о победе Добра над Злом. О победе Справедливости над Предательством. О победе Любви над Смертью. Да вот только правда была куда прозаичнее торжественных заголовков.

— Убить тебя — значит, подарить свободу, — тихо, осознавая, что до смерти устал, произнес Драко. — А так нельзя. Я хочу, чтобы ты жил с тем, что сделал.

Поттер вскинул голову. Его глаза на мгновение потемнели.

— Мы все знали, на что шли, когда ввязались в войну. В конце концов, Малфой, это ты сделал первый шаг, когда убил и предал собственную душу.

«Ты же не убийца, Драко».

«Ты не убийца, Драко».

«Ты не убийца, Драко. Теперь я точно это знаю. И весь мир должен будет об этом узнать».

— Оставим мою душу, — отрешенно прошептал Драко, услышав хлопки аппарации. — Самое главное, что я никогда не предавал ее.

Он видел кошмары каждую ночь.

Точнее — один-единственный кошмар, который был вчерашней реальностью. Удивленный взгляд Дамблдора, восхищенный — Беллатрисы, разочарованный — Снейпа. Зеленая вспышка, взлетевшее на секунду тело уже мертвого директора Хогвартса. Зацепившаяся о зубцы стенки серая мантия, а после — пустота. Продолжение Драко никогда не снилось — все заканчивалось падением мертвого Дамблдора с Астрономической башни.

Он, Драко Малфой, убил его. Вопреки сомнениям всей семьи, вопреки сомнениям Волдеморта, который лишь хотел наказать провинившихся Малфоев, вопреки сомнениям самого Дамблдора — он не опустил палочку, а произнес заклинание.

Убивающее проклятие — теперь Драко видел его каждую ночь. Не помогали зелья, не помогли целители. Бессильной оказалась даже магия рода. Малфой практически перестал спать: он читал, экспериментировал над чарами, слонялся по поместью и его угодьям. Лишь совсем обессилев, он падал в постель, не раздеваясь, потому что знал — вскоре убийство Дамблдора вновь встанет перед глазами, и он проснется.

Так пролетел практически весь июль. До первого сентября оставались ровно месяц и один день, когда на пороге комнаты Драко неожиданно появился Люциус. Он выглядел куда лучше, чем после освобождения из Азкабана. Драко, убив Дамблдора, вновь возвысил фамилию Малфоев среди других.

— Отец, — Драко поприветствовал отца коротким кивком. — Не думал, что увижу тебя в этом крыле. Все в порядке?

Прежде он бы не осмелился задавать отцу столько лишних вопросов, но теперь имел на это право. А еще Драко чувствовал, что отношение Люциуса к нему изменилось: раньше он всегда был недоволен своим единственным наследником, а теперь как будто постоянно его опасался.

— Сегодня в поместье прибудет Темный Лорд, — ответил Люциус, и Драко на секунду услышал, как дрогнул его голос. — В восемь состоится торжественный прием.

— По какому поводу?

Люциус скривился и произнес с нескрываемым отвращением:

— Северус Снейп назначен на должность директора Хогвартса.

Драко отрешенно кивнул и подошел к окну. Северное крыло выходило на древний лабиринт, возведенный еще Армандом Малфоем до того, как на захваченном куске Уитширской земли появилось само поместье. Сколько Драко себя помнил — ему всегда запрещалось подходить к лабиринту ближе, чем на пять метров.

— Что-то еще? — Драко не сразу заметил, что Люциус все еще стоит в его комнате. — Мне уготована новая почетная миссия?

Горечь этих слов, кажется, задела Люциуса по касательной. Он тут же вспомнил, как прошлым летом стоял на этом же месте, чтобы огласить волю Темного Лорда. Драко справился, и Дамблдор был мертв. Война стала открытой, Министерство окончательно пало. И все это было тем, чего всегда желали Пожиратели Смерти во главе с Волдемортом, да только вот Люциус не мог забыть о том, что желаемого удалось добиться только потому, что Драко пожертвовал собственной душой.

— Темный Лорд хочет, чтобы ты вернулся в Хогвартс и продолжил обучение.

Люциус ждал хоть какой-нибудь реакции, но Драко даже не удостоил его взглядом. Он продолжал смотреть в окно, будто ждал, что на старинном стекле кто-нибудь напишет ответы на все его невысказанные вопросы.

— Ничего не скажешь? — Люциус уже и сам не понимал, почему до сих пор не ушел. — Драко?

Тот, наконец, обернулся. В серых глазах — одна лишь пустота.

— Малфои, — отчеканил Драко, — не задают лишних вопросов.

* * *

В Норе повисла такая оглушительная тишина, будто кто-то наложил Силенцио сотни раз. Все, что слышали сейчас Гарри и Рон — это невесомый шепот Гермионы. Она сидела спиной к ним, на старенькой софе, и раскачивалась туда-сюда, прижав к груди какую-то потрепанную книжку. Гермиона шептала, чтобы не завыть. Тишина в Норе — саван скорби по ее семье.

— Гермиона, пожалуйста…

Рон не договорил, потому что не знал, что еще ей сказать. Разве существовали хоть в каком-нибудь языке слова, способные описать, насколько ему было жаль? Гарри сжал ладони в кулаки, и его глаза потемнели. Это все казалось нереальным. А еще это было чертовски нечестно.

Характерный скрип верхней ступеньки заставил Гермиону поднять взгляд. Кто-то медленно, неуверенно спускался по лестнице.

— Гермиона, это я, — раздался нежный голос Флер до того, как она сама появилась перед Грейнджер. — Извини, но я не могу оставить тебя одну.

— Она не одна, — тут же возразил Рон, но Гарри бросил на него убийственный взгляд. — Извини, Гермиона.

Грейнджер не ответила и не обернулась на его голос. Вместо этого она сдвинулась на край софы, чтобы Флер могла сесть рядом.

— Не представляю, какую боль ты сейчас испытываешь, — осторожно проговорила будущая миссис Уизли, — но хочу напомнить, что ты не одна. У тебя все еще есть мы: Рон, Гарри, мистер и миссис Уизли, Чарли, Билл. У тебя есть я. Мы все — тоже твоя семья.

Гермиона нервно кивнула и неожиданно позволила Флер себя обнять. В черном маггловском платье и черной лентой в волнистых волосах она выглядела совсем юной и невозможно хрупкой. Слова Флер, пусть и коснулись ее сердца, но все же не смогли бы вернуть ей родителей.

— Флер, — спустя целую бесконечность прошептала Гермиона, вытирая опухшие от слез глаза, — я знаю, о чем вы с Биллом думаете. Не смейте этого делать.

Гарри и Рон переглянулись.

— Но… — Флер посмотрела на Гермиону открытым, удивленным взглядом. — Гермиона, мы не можем так поступить с тобой.

— А я не могу так поступить с ними, — ответила Грейнджер и неожиданно бросила взгляд туда, где стояли Гарри и Рон. — Мои родители были обычными дантистами, самыми непримечательными, на первый взгляд, людьми. Но они любили музыку, театр, живопись. Подолгу танцевали под старые пластинки в нашей маленькой гостиной. Они любили жизнь, Флер, и они всегда умели радоваться, когда радовались другие. И они никогда бы не поняли, если бы вы с Биллом отменили свою свадьбу. И я тоже этого не пойму.

Гермиона поднялась на ноги. Горе полностью лишило блеска ее глаза, сделало из нее тень самой себя в прошлом, но при этом Грейнджер все еще была готова бороться. И все еще не нуждалась в том, чтобы ее сутками напролет жалели.

— Свадьба должна состояться в назначенный день, — громко подытожила она, чтобы услышали те, кого не было в этой комнате. — И не будем больше об этом.

Возразить Гермионе никто не посмел. Флер растерянно посмотрела сначала на Гарри, потом на Рона и, поджав губы, покачала головой. Их свадьба с Биллом и прежде казалась пиром во время чумы, а теперь это ощущение усилилось во сто крат.

— Ты не должна ни в чем винить себя, Флер, — неловко пробормотал Гарри. — Мир вокруг нас рушится, может, нам как раз и не хватает созидания? Может, свадьба — это как раз правильно?

— Мы имеем право на передышку, — подтвердил слова лучшего друга Рон. — Вы с Биллом достаточно ждали. К тому же… — Уизли неодобрительно покачал головой. — К тому же, Гермиона никогда не простит самой себе, что вы отменили торжество из-за нее.

Флер, наконец, согласилась и кивнула. Рон и Гарри, переглянувшись, ободряюще улыбнулись. Пару минут спустя, уже на улице, под привычный визг садовых гномов, Поттер достал из нагрудного кармана своей клетчатой рубашки пачку дешевых сигарет и помятый коробок спичек.

— Так я и не смог понять, что ты в этом находишь, — с горечью усмехнулся Рон — его единственная попытка закурить обернулась удушающим кашлем. — Что мы будем делать — со всем этим?

Гарри глубоко затянулся. Джинни не нравилось, что от него теперь все время пахло сигаретным дымом, но другого способа привести нервы в порядок Поттер для себя не обнаружил.

— Отправимся на поиски крестражей, как и планировали, — ответил он и пожал плечами: — Больше ничего не остается. Ты ведь знаешь — это единственный шанс победить Волдеморта.

Рон рефлекторно вздрогнул: за все эти годы он так и не научился воспринимать это имя, сохраняя лицо.

— Да, но как нам теперь быть с Гермионой? — уточнил Уизли. — Думаешь, она в состоянии преодолеть весь этот путь, масштаб которого нам пока неизвестен? Посмотри на нее — она чудом сохраняет рассудок.

Сигарета кончилась, и Гарри сразу же потянулся еще за одной. Он так и не смог объяснить себе, почему план Гермионы не осуществился, ведь сделала она все правильно. Мощнейший Обливиэйт — и вот ее родители уже не мистер и миссис Грейнджер, а Вендел и Моника Уилкинс. Они должны были затеряться в Австралии до тех пор, пока не закончится война, и Гермиона не вернется за ними.

Но… Всегда есть это чертово «но». Отчего-то Пожирателей Смерти понесло именно в Австралию, где они вырезали целую деревню магглов, а после в скомпрометированном «Пророке» опубликовали полный список своих жертв.

Крик Гермионы, когда на букву «У» она нашла имена своих родителей, Гарри не забудет никогда. Так выл раненный зверь перед смертью. Так выл человек, потерявший все.

— Хочешь ее бросить здесь? — прямо спросил Гарри. — Она ни за что не согласится.

— Понимаю, — Рон с сомнением посмотрел на Нору, осознавая, что вот-вот ее покинет — возможно, навсегда. — Но я не уверен, что Гермиона осилит этот путь. Она храбрится, она старается, но горе застало ее врасплох, когда все уже ею было сделано для того, чтобы этого самого горя избежать.

Выкурить третью сигарету подряд Гарри не решился. Он засунул руки в карманы брюк и принялся ходить из стороны в сторону, будто пытался принять какое-то решение.

— Мы поговорим с ней, — предложил он, хорошо все обдумав. — Предложим все варианты, вплоть до того, чтобы присоединиться к нам, когда она будет готова. До свадьбы Билла и Флер осталось три дня, дадим Гермионе это время на то, чтобы прийти в себя, а уже после торжества все обсудим.

* * *

Эти три дня казались самыми странными для всех обитателей Норы. В атмосфере всеобщей скорби по убитым Грейнджерам велись разговоры о декоре и свадебных угощениях. Джинни помогала Флер довести платье до ума, мужская половина Уизли вместе с Гарри занимались обустройством огромного шатра, в котором планировали провести и церемонию, и последующий банкет.

Что до Гермионы — она почти не выходила из комнаты, которую делила с Джинни. Миссис Уизли носила ей завтрак, обед и ужин прямо туда, но каждый раз тарелки казались нетронутыми. Любые попытки поговорить Грейнджер пресекала на корню и все, о чем просила — дать ей еще немного времени. От Джинни Гарри с Роном узнали, что Гермиона жадно вчитывалась в каждую строку «Ежедневного Пророка», как будто надеялась что-то там для себя найти.

Первого августа — в день свадьбы Билла и Флер она неожиданно для всех с совершенно невозмутимым видом спустилась по лестнице. Алая парадная мантия, волосы, закрученные в замысловатую прическу, сияющие глаза — ничто не говорило окружающим о том, что Гермиона хоть чем-то была озадачена. Печать глубокого горя куда-то исчезла, а губы сложились в неловкую улыбку.

— Ты чудесно выглядишь, — только и смог вымолвить Рон и протянул Гермионе руку. — Идем?

Она не протянула ему руку в ответ. Коротко улыбнулась и произнесла, будто стеснялась:

— Извини, но меня уже ждут.

Грейнджер выпорхнула из Норы. Ее провожатого Рон угадал еще до того, как увидел.

— Жизнь циклична, — философски произнес Гарри, заметив Виктора Крама. — Мы снова будто на четвертом курсе: Турнир, Святочный бал, а впереди — неизвестность.

Рон пожал плечами. Тогда, на четвертом курсе, ему казалось, что это худшее время в его жизни: ссоры с Гарри, постоянные склоки с Гермионой из-за Крама, волнение из-за Турнира, смерть Седрика. Все догадывались, что грядет большая война, но никто не мог этого осознать в полной мере. Надеялись на чудо до последнего, а оно, как водится, так и не случилось.

— Жаль, что Трелони лишь дважды сумела по-настоящему что-то предсказать, — с горечью улыбнулся Рон, вспомнив самую странную преподавательницу Хогвартса. — Будь у нас ее подсказки, глядишь, дело бы быстрее выгорело.

— Главное, — засмеялся Гарри, — чтобы не сбылись ее постоянные предсказания о моей смерти.

Рон внезапно бросился к нему, и Поттер на секунду опешил. Он привык ждать опасности, а потому никак не ожидал, что друг вдруг кинется его обнимать. Рон отчего-то дрожал, и Гарри почувствовал всю важность этого мгновения.

— Ты не умрешь, Гарри, — твердо проговорил Уизли. — Мы найдем крестражи, уничтожим их, а после вернемся сюда, и ты женишься на Джинни. И я, клянусь тебе, не стану ворчать по этому поводу.

— Так и будет, Рон, — пообещал ему Гарри, отстранившись. — Так все и будет.

* * *

В самом конце свадебного банкета Джинни и Гермиона вынесли торт для Гарри — вчера ему исполнилось семнадцать лет.

— Задувай свечи! — воскликнул Фред.

— И загадай что-нибудь для себя, а не для спасения мира! — хохотнул Джордж.

Поттер зажмурился и задержал дыхание. Чего он больше остального хотел для себя? Ответ был очень прост.

«Пусть Волдеморт падет, — мысленно произнес Гарри. — Пусть он падет любой ценой».

Выдох — и все семнадцать свечей потухли.

— Значит, — улыбнулась Гермиона, протягивая Гарри самый большой кусок торта, — сбудется.

* * *

Дамблдор в очередной раз упал с Астрономической башни.

Драко в очередной раз за эту ночь проснулся, но теперь что-то изменилось. Рука потянулась к палочке, когда он услышал:

— Это я, Драко.

Палочка в руку, быстрый взмах:

— Люмос!

Нарцисса сидела на самом краешке его постели, не сводя с сына обеспокоенного взгляда. Именно потому, что мать так на него смотрела все лето, Драко всеми силами пытался не попадаться ей на глаза. Но вчера, на этом чертовом банкете в честь Снейпа, они все же встретились.

— Я готова пожертвовать чем угодно, лишь бы ты избавился от этих кошмаров, — прошептала Нарцисса, пряча глаза. — Драко, тебе не следовало этого делать.

Он вздрогнул и встал с постели.

— Я сделал то, что должен был, — отчеканил Малфой. — Я исполнил волю Темного Лорда. Это мой долг перед нашей семьей.

— Ты не успел ей задолжать, Драко! — возразила Нарцисса, нисколько не стесняясь в выражениях. — Я все устроила. Я была у Северуса, он дал мне Непреложный Обет!

Драко замер. Недостающие кусочки паззла быстро встали на место, и картинка сложилась. Вот почему весь прошлый год Снейп шатался за ним по пятам и предлагал помощь. Вот почему на Астрономической башне он держал палочку наготове!

— Ты посмела оспорить волю Темного Лорда, мама? — зловещим полушепотом произнес Драко. — Ты знаешь, что бывает с теми, кто идет ему наперекор? — он смерил мать нечитаемым взглядом и неожиданно закричал: — Ты могла погубить всю семью! Почему Беллатриса, которая вечно слонялась за тобой, не надоумила тебя на мысль о том, что это крайне херовая идея?

— Она была против, — стойко ответила Нарцисса. — Но ты, Драко, ты мой единственный ребенок. Воля Темного Лорда — ничто перед…

— Хватит! — заорал Драко, становясь бледным, как полотно. — Не смей! — он одним легким движением задрал рукав, обнажая левое предплечье. — Ты знаешь, что это значит, мама. Я предан Темному Лорду. Вся наша семья ему предана. Тебе не дарована Метка, и ты, вероятно, не осознаешь всю важность возложенной на нашу семью чести. Я не тот человек, который должен это объяснять.

Нарцисса поднялась на ноги. Драко стоял в нескольких метрах от нее — у окна, и звезды бросали на его плечи свое робкое сияние. Он все еще был для нее маленьким мальчиком, он не был для нее убийцей и Пожирателем Смерти. Нарцисса никогда не хотела для своего ребенка такой судьбы. Но твердость его слов подтверждала решительность его намерений.

Кровь вейлы, что текла в крови Нарциссы, не смогла побороть ярость рода Малфоев. Драко слишком многое взял от Люциуса, и совсем ничего ему не досталось от матери. Это поможет ему выстоять в войне, но может погубить, когда она закончится.

— Ты можешь сказать, что в этот раз тебе поручил Темный Лорд? — осторожно поинтересовалась Нарцисса. — Мне важно знать.

Драко усмехнулся.

— Ничего такого, с чем я бы не справился, — неопределенно ответил он и взмахнул рукой. — Если Темный Лорд сочтет нужным, он посвятит тебя в подробности моей миссии. Если же нет — что ж, такова его воля.

* * *

Света в гостиной практически не было — догорала последняя свеча. Отблеск огня мазнул по щеке Гермионы, но не коснулся ее глаз. Гарри и Рон не знали, с чего начать разговор и вместо этого крутили в руках волшебные палочки, чтобы хоть как-то успокоиться.

Затянувшееся молчание нарушила Грейнджер, протянув Гарри неприметную тканевую сумочку, которая больше напоминала дорожную косметичку тети Петуньи.

— Я наложила на нее Заклятие невидимого расширения, — будто продолжая прерванный разговор, начала давать разъяснения Гермиона. — В этой сумке есть все, что может понадобиться во время поиска крестражей. В том числе, — она перешла на шепот, — глава из «Тайн наитемнейшего искусства», посвященная им.

Гарри вопросительно уставился на сумочку.

— Почему ты нам рассказываешь об этом? — прямо спросил Рон, которого насторожили объяснения Гермионы. — Ты?...

Он не закончил свой вопрос, но Грейнджер прекрасно его поняла. И кивнула.

— Я не пойду с вами.

Рон отрешенно посмотрел на Гарри.

— Мы как раз и хотели об этом с тобой поговорить, — признался он. — Мы знали, что это будет нелегко в связи с обстоятельствами.

Гермиона зажгла еще одну свечу, и теперь Гарри и Рон увидели, что ее глаза нездорово сияли. Она выглядела почти что одержимой.

— Обстоятельства здесь вообще не при чем, — отмахнулась она. — Я приняла решение.

— Какое?

— Я возвращаюсь в Хогвартс.

Гарри тяжело вздохнул, а Рон, не сдержавшись, подскочил на ноги и практически закричал:

— Ты сошла с ума? Тебя там убьют, хотя, кого я обманываю? Тебя прикончат еще на вокзале!

Гермиона и бровью не повела.

— Это мое решение, и я прошу его уважать. Вы все равно меня не остановите, так что можете даже не пытаться. Джинни тоже едет, Рональд, о ее смерти ты не вопишь на каждом углу.

Рон побелел и сжал руки в кулаки.

— Как ты не понимаешь, Гермиона, — практически взмолился он, — Джинни — она чистокровная волшебница, пусть и из презираемой семьи. А ты… Ты знаешь!

— Знаю, — отчеканила Грейнджер. — Я грязнокровка.

— Я не это хотел сказать…

— Именно это, Рон, ты и сказал, — не поверила ему Гермиона и вдруг примирительно улыбнулась. — Я знаю, что вы собираетесь аппарировать на рассвете, и желаю вам удачи. Но на этом наши пути должны разойтись. У вас есть своя цель, а у меня своя. И я не остановлюсь ни перед чем, пока ее не достигну.

Слов ни у кого из них больше не нашлось. Когда свечи выгорели дотла, и к Норе почти подобрался рассвет, Гарри обнял Гермиону, потом это сделал и Рон. Они так ничего друг другу больше не сказали. Не обернувшись, Гермиона поднялась по лестнице, и лишь после того, как не стало слышно ее твердых шагов, друзья переглянулись, взяли подготовленные заранее рюкзаки и вышли на улицу.

— Я не верю в чудо, Гарри, но верю, что мы еще увидим этот дом и всех людей, которых в нем оставили, — прошептал Рон.

— Мы обязательно сюда вернемся, — вторил ему Гарри.

Солнце взошло над Норой. Одна секунда, два хлопка аппарации.

На третьей странице «Ежедневного Пророка» — статья о торжественном приеме в Малфой-Мэноре в честь нового директора Хогвартса. А в самом низу — короткая приписка:

«Как стало известно, Драко Малфой продолжит свое обучение в школе Чародейства и Волшебства «Хогвартс» в новом учебном году».

Без Гарри и Рона Нора погрузилась в молчаливое оцепенение. Фред и Джордж, наплевав на все — и особенно на причитания матери — вернулись в Лондон, чтобы продолжить работу в магазине. Косой Переулок, может, и опустел, но всегда найдутся те, кто попытается отыскать что-то, способное подарить радость и смех. Флер и Билл перебрались в коттедж «Ракушка», Чарли вернулся в относительно спокойную Румынию. Что до Перси — он уже пару лет жил в Лондоне, и в Норе не остановился даже перед свадьбой старшего брата.

Опустевший дом перестал быть приветливым к Гермионе сразу же, когда утром второго августа миссис Уизли увидела ее, спустившуюся к завтраку.

— Как… — Ее глаза недобро вспыхнули; в руках женщина держала короткий сверток пергамента, который оказался прощальным письмом Гарри и Рона. — Ты не пошла с ними?

Вопрос звучал так, будто Гермиона оказалась распоследним предателем.

— Как видите, — совершенно безэмоционально ответила Грейнджер и потянулась за тостом, чтобы как следует намазать его маслом. — Это наше общее решение, миссис Уизли. Гарри и Рон опасались брать меня с собой, учитывая… — она сделала паузу. — А я вернусь в школу.

Бац! Это мистер Уизли уронил вилку, и она, безобразно стукнувшись сначала о тарелку, приземлилась куда-то ему под ноги. Джинни вмиг сделалась бледной.

— Тебя убьют, — зло выплюнула она, когда тишина стала невыносимой. — Да ты даже до Хогвартса не доберешься!

Гермиона набрала в легкие побольше воздуха. Второй раз эту лекцию, но теперь уже от сестры Рона, она слушать не собиралась.

— Это решение не обсуждается, — отчеканила Грейнджер, пытаясь выстоять под напором тяжелого взгляда миссис Уизли. — Я оставила Гарри и Рону все указания, так что они справятся и без меня.

Но Молли, конечно, ей не поверила.

— Они погибнут без тебя! — закричала она, взмахнув волшебной палочкой (что-то при этом свалилось с кухонной полки). — Пока ты здесь пьешь чай, они могут находиться в смертельной опасности!

Гермиона обернулась через плечо, и кривая усмешка исказила ее лицо. На стене все еще висели зачарованные часы, которые показывали не время, а местонахождение членов семьи Уизли. Она не замечала раньше, но теперь увидела: миссис Уизли добавила еще одну стрелку — с именем Гарри.

— Дорогая, — примирительно произнес мистер Уизли и протянул жене руку, — ты же помнишь, часы стали барахлить. Мы сейчас все находимся в смертельной опасности, если им верить.

Разговор утих, и Гермиона была благодарна мистеру Уизли — он помог избежать отвратительного скандала. Однако, пару дней спустя Грейнджер поняла — ей позволили остаться в Норе только за счет былых заслуг и в память о некогда светлых днях. Ее вещи из комнаты Джинни кто-то перенес в старую комнату Фреда и Джорджа, а миссис Уизли больше с ней не заговаривала. Совместные приемы пищи были окутаны молчанием, и даже мистер Уизли, кажется, стал относиться к Гермионе с настороженностью.

С Джинни они изредка переговаривались, сидя на ветхой скамейке на заднем дворе. Разговоры, впрочем, всегда сводились к вопросу о том, как сейчас дела у Гарри и Рона. Никакой информации от них, само собой, не было и быть не могло. Почту перехватывали, люди перестали доверять даже самым близким. Тучи сгущались с каждым днем. Когда до первого сентября осталось пару дней, Джинни задумалась о том, стоит ли ей возвращаться в школу.

— Они ведь могут меня похитить, — едва слышно шептала она, чтобы не услышала миссис Уизли, — чтобы надавить на Гарри.

Гермиона в эту нестройную версию развития событий совершенно не верила.

— Вряд ли Волдеморт осведомлен о ваших с Гарри отношениях, — не стала скрывать своего скептицизма по этому вопросу Грейнджер. — Нам не о чем волноваться, Джинни: Хогвартс, пусть и без Дамблдора, но все еще остается самым надежным местом на этой земле. Снейп в должности директора может доставить нашему факультету немало проблем, но у нас все еще есть профессор Макгнонагалл.

Эти слова, как ни странно, смогли успокоить Джинни. Утром первого сентября они вместе с Гермионой покинули Нору. На Кингс-Кросс их сопровождали мистер и миссис Уизли (она все также стоически продолжала игнорировать существование Гермионы). Хогвартс-Экспресс — огромный красный паровоз привычно выпускал матовые клубы пара, которые окутывали всю платформу.

— Берегите себя, — как-то отрешенно произнес мистер Уизли, перед тем как Джинни и Гермиона сели на поезд. — Особенно ты, Гермиона.

— Спасибо вам, — Грейнджер глубоко вздохнула и посмотрела на миссис Уизли. — Спасибо вам обоим за то, что все эти годы вы стали семьей не только для Гарри, но и для меня.

Молли, впрочем, ожидаемо не дрогнула от этих слов. Они коротко обнялись с Джинни, и чета Уизли неуверенно направилась к барьеру. Пару мгновений — и они исчезли за кирпичной кладкой. В глазах Джинни стояли слезы: когда она шла по узкому коридору третьего вагона, когда убирала чемодан на багажную полку, когда рухнула на сиденье, позволив себе, наконец, полноценно заплакать.

— Помнишь, Гермиона, — всхлипывала она, размазывая слезы по лицу, — как мы ездили в Хогвартс раньше? Фред, Джордж… Гарри и Рон. Хлопушки, сладости, вокруг — только радость и счастье. Где это все теперь?

Гермиона отложила в сторону потрепанный сборник сказок и посмотрела в окно. Поезд мчался вперед, оставляя за собой бесконечные поля и вереницу облаков. Будь в купе сейчас Гарри и Рон, здесь было бы шумно.

— Идет война, Джинни, — отрешенным тоном мистера Уизли напомнила Гермиона. — Мы должны быть сильными в этой войне.

— Я не хочу, — шепотом ответила Джинни, качая головой. — Я не хочу быть сильной, я не хочу быть на войне. Мы ее не выбирали. Никто из нас не хотел для себя такой судьбы!

Всегда справлявшаяся с эмоциями Гермиона не знала, что ответить школьной подруге на ее слова. Разговоры о возможной войне шли несколько лет — как будто с тех самых пор, когда они учились на первом курсе, и Волдеморт действовал через несчастного профессора Квирелла. Они знали, что это случится, они все готовились — так или иначе, но когда война постучалась в двери, не прячась, когда не стало Седрика, оказалось, что никто на самом деле ни к чему не готов. Убийство профессора Дамблдора — самое главное тому подтверждение.

— Как ты живешь? — вдруг спросила Джинни и взяла Гермиону за руку. — Прости меня за этот бестактный вопрос, но я просто не понимаю… И я хочу… Ну, знаешь… — она уже почти начала заикаться. — Быть готовой… Ко всему…

Гермиона мягко сжала ее пальцы и постаралась улыбнуться.

— К этому невозможно приготовиться, Джинни, — ответила она, едва дыша, вспоминая тот самый номер «Ежедневного Пророка». — Но с этим возможно жить. Мои родители… — Гермиона осеклась, будто что-то вспомнила. — Мои родители были бы счастливы, если бы знали, что со мной все в порядке.

Видимо, столь резкий разворот в этом разговоре был ошибочным. Всегда внимательная Джинни и в этот раз ничего не пропустила мимо ушей; взгляд ее стал настороженнее. Сейчас она смотрела на Гермиону со странным прищуром, в котором было все, кроме одной-единственной вещи — доверия.

— Ты не просто так возвращаешься в школу, — безапелляционно заявила она, когда Грейнджер снова уткнулась взглядом в книгу. — Это как-то связано с миссией Гарри и Рона? Почему тогда ты маме не рассказала?

Гермиона даже не шелохнулась.

— Я не понимаю, — продолжала тем временем Джинни, нервно постукивая пальцами по собственному бедру, — что сложного в том, чтобы просто сказать правду людям, которые ее заслуживают?

Но и на этот раз Гермиона осталась непреклонна. Джинни пришлось потратить целую кучу времени, чтобы, наконец, обратить на себя ее внимание. Да вот только по лицу Грейнджер можно было быть уверенной только в том, что она пребывала в самом дурном своем расположении духа.

— А я не понимаю, — отзеркалили Гермиона слова самой Джинни, которые прозвучали в купе минут двадцать назад, — что сложного в том, чтобы не видеть никаких скрытых мотивов у самых обыкновенных поступков.

— Это не обыкновенный поступок, Гермиона. Ты никогда бы не бросила Гарри и Рона на произвол судьбы, не будь у тебя такого же ответственного задания, как у них. А сейчас ты просто блефуешь.

Грейнджер фыркнула. От Джинни не укрылось, с какой силой она вцепилась в ветхий переплет — до побелевших костяшек.

— И Гарри, и Рон — взрослые люди, Джинни, — после паузы длинною в вечность напомнила Гермиона, — так что все эти высокие слова о том, что я бросила их на произвол судьбы, оставь, пожалуйста, для других. Я возвращаюсь в Хогвартс по одной-единственной причине. Я. Так. Хочу.

Она отшвырнула книгу в сторону и вскочила на ноги. В голове Гермионы — один лишь белый шум, в мыслях Джинни — одни лишь вопросы. Они смотрели друг другу в глаза несколько секунд, пока Грейнджер, не выдержав первой, не бросилась в сторону дверей. Одно мгновение, резкий грохот — и вот уже младшая Уизли осталась в купе в совершенном одиночестве.

Проницательный взгляд зацепился за оставленную Гермионой книгу. Сказки не принадлежали перу Барда Бидля, на обложке вообще не было никаких опознавательных знаков, а названия историй Джинни ничего не говорили. Решив, что — не более чем маггловский сборник сказок, она вернула книгу на место, даже не обратив внимания на многочисленные комментарии на полях, оставленные Гермионой.

В узком коридоре было непривычно тихо: в близлежащих купе никто не смеялся, на этот раз по поезду не прокатывалась тележка со сладостями. Возможно, кто-то думал о том, что эта поездка — в один конец. Возможно, этот кто-то окажется прав.

Гермиона опустила руки вниз, чувствуя, как кончики пальцев покалывало. Она уже почти привыкла к этому, но иногда все же забывалась и потом долго не могла собраться с мыслями. Как жаль, что слова профессора Бинса о том, что каждое заклинание имеет свои последствия, оказались правдой.

Грейнджер еще несколько минут простояла в коридоре, закрыв глаза. Она медленно считала про себя, делая глубокие вдохи и такие же глубокие выдохи. Пора было возвращаться в купе — нельзя было давать Джинни новой пищи для размышлений, слишком уж хорошо она до всего доходила с помощью своего ума и своей проницательности.

Гермиона распахнула покрасневшие глаза и на очередном глубоком вдохе услышала крепкий полынный запах — запах чистоты.

— Отлично, — в голосе Драко Малфоя не было ни насмешки, ни ярости, зато была в нем бесконечная усталость, — я не сошел с ума, и ты действительно была на перроне.

Она почти ожидала услышать в конце такое привычное «Грязнокровка», но это слово так и не прозвучало в тесноте душного коридора Хогвартс-Экспресса.

— Очень рада, что ты находишься в здравом уме, учитывая, что ты сделал.

Гермиона почти прикусила себе язык после этих слов — провоцировать Малфоя было настолько же идиотским решением, насколько и опасным. Но у Драко то ли не было цели навредить ей, то ли он смертельно устал и не хотел с ней сейчас возиться.

— Скажи, а почему я не видел рядом с тобой твоих дружков? — спросил он, и Гермиона заметила, что Малфой лишился своей привычной манеры разговора, при которой он растягивал слова до бесконечности. — Где же Поттер и Уизли?

Торжествующая улыбка коснулась губ Грейнджер. Даже если сейчас Малфой вторгнется в ее сознание, то ничего там не найдет. Она не знала, где Гарри и Рон. Никто не знал — и вряд ли узнает.

— Понятия не имею, — ответила Гермиона уже без улыбки. — Здесь только я.

Малфой отчего-то совершенно спокойно ей кивнул, а потом, усмехнувшись, бросил короткое:

— Что ж, отец был прав. Поттер не идиот.

И после этого исчез с едва слышным хлопком аппарации.