Шаг в неизвестность (джен)

До таинственных развалин Фабьен Реймоу и Сара Галиена бежали так быстро, как только могла бежать Сара.

Признаться честно, это было не слишком-то быстро (скорее даже — пугающе медленно в той ситуации, в которой они оказались), и оттого Фабьену в какое-то мгновенье хотелось закричать на малышку Сару, которая не слишком-то и виновата была в своей медлительности. Только осознание того факта, что Сара всё же была просто маленькой девочкой, попавшей в обстоятельства, в которые ни в коем случае не должна была попасть, заставляло Фабьена сдерживать своё раздражение.

Сердце Фабьена колотилось так сильно, что это было почти больно. Близость неумолимого тумана пугала его. Неизвестность, в которую толкал Фабьена и Сару Король — пугала ещё больше. И всё же, возразить Королю Фабьен не осмеливался. И Фабьен крепко сжимал узкую ладошку Сары, не особенно задумываясь, что, должно быть, этим причиняет девочке боль. И бежал — так быстро, как только было возможно при том условии, чтобы Сара при этом могла бы за Фабьеном поспевать.

Из-за шарфа Фабьену было несколько неудобно дышать, и порой он думал, что неплохо было бы сдёрнуть с лица этот предмет и, возможно, даже отбросить в сердцах его куда-нибудь в сторону. Однако, мысль о тумане — надвигающемся смертоносном тумане, который погубил за время своего существования столько хострутцев, что впору было поддаться самой настоящей панике — не позволяла Фабьену поддаться этому желанию. И, может быть, поддаться этому желанию не давало ещё что-то.

В конце концов, выживание Фабьена довольно давно зависело от того, насколько он умел подчиняться приказам — приказам Юстаса, приказам Сьерры, приказам Миабе, Корнелии или Марка, или ещё кого-либо из повстанцев. С недавнего времени, выживание Фабьена стало зависеть и от того, как он умел подчиняться приказам вступившего в игру за власть в Хоструте Капитана. А теперь (и в этом не было, пожалуй, ничего нового или удивительного) — и приказам Короля, что в данный момент оказался единственным человеком, кто, кажется, понимал, что происходит, и кто был рядом.

Ни Фабьен, ни Сара не могли похвастаться подобным пониманием. Они оба — и гордость Фабьена, которому всё-таки было уже пятнадцать лет, серьёзно противилась этой мысли — были всего лишь детьми, не способными разобраться ни в политических играх, в которые порой впутывался Юстас, ни в хитросплетениях магии, которыми играл, словно наглый сытый кот клубком ниток, улыбчивый и пугающий Капитан, ни в предчувствиях Короля, о которых говорилось столь иносказательно, что, пожалуй, не понял бы и человек более сообразительный и образованный, нежели Фабьен Реймоу.

Сам Король сейчас оставался где-то позади — Фабьен не смел оглянуться и взглянуть на него, убедиться, что Король всё же идёт за ними. Казалось, достаточно только сделать это — и смерть настигнет Фабьена и Сару в тот же момент. И Фабьен просто бежал и следил, чтобы Сара бежала тоже, не останавливаясь ни на секунду. И сердце его колотилось так сильно, так болезненно сильно, что следовало бы, будь времени хотя бы чуточку больше, подивиться, как оно умудрялось не вырваться из груди.

Сколько времени прошло из отведённых Королём двадцати минут к тому мгновенью, когда Фабьен и Сара очутились прямо перед развалинами, Фабьен не знал. Он мог только надеяться, что не слишком много. Мог только надеяться, что времени ещё хватит — на поиски того самого знака, в точном запоминании которого Фабьен не был так уж уверен. И на то, чтобы до руин добрался Король, без которого всё это, пожалуй, не имело смысла.

Только тогда — у старой двери, ведущей куда-то вглубь руин — Фабьен выпустил маленькую ладошку Сары из своих пальцев, и девочка испуганно отпрянула от него. И всё же — стояла достаточно близко, чтобы Фабьен, если понадобится, мог снова дотянуться до неё.

Фабьен хотел было рассмотреть развалины получше, полюбоваться ими, но тотчас одёрнул себя — времени на подобные сантименты у них не было. И Фабьен толкнул ветхую дверь. Дверь, жалобно скрипнув, отворилась, пропуская их в пугающую темноту. Медлить было нельзя.

Туман неумолимо надвигался — бывшие ещё совсем недавно алыми облака приобретали вишнёвый оттенок. И приобретали быстрее, чем когда-либо на памяти Фабьена. А это означало только одно — туман опустится на них очень скоро.

Фабьен выдохнул, снова схватил за руку Сару — и пропустил мимо ушей тот едва слышный жалобный писк, что она издала, — зажёг слабый огонёк магии в свободной руке (весьма жалкий и тусклый, но на большее его умений попросту не хватало) и шагнул вперёд, стараясь не споткнуться обо что-нибудь и не упасть.

Так они очутились в огромном прямоугольном помещении. Зале — кажется, так можно было назвать это место. Магический огонёк словно отражался от стен — и Фабьен подумал с досадой, что, возможно, будь у него возможность создать огонь более яркий и сильный, весь древний зал оказался бы хорошо освещён.

Тогда задача с поиском нужного Королю символа решалась бы куда проще. И определённо — куда быстрее. Возможно, тогда Фабьен даже сразу увидел бы этот знак — и не пришлось бы, таща за собой едва слышно хнычущую от страха Сару, рыскать в полутьме, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь на древних камнях, вырезанные и покрашенные чем-то символы на которых давным-давно потускнели от времени.

А близость вишнёвого тумана щекотала нервы и будоражила воображение. Вспоминался то и дело изувеченный, изуродованный Кенсорин, и от мыслей о нём становилось невозможно дышать. Кенсорин был братом Юстаса, и Руки Фабьена дрожали от страха, и огонёк — и без того тусклый магический огонёк — то и дело гас, и Фабьену приходилось вновь и вновь зажигать его, вновь и вновь шагать от одной каменной плиты к другой, надеясь, что эта плита окажется именно той, что нужно.

Пока что надежды оставались тщетными. И это заставляло сердце Фабьена биться, казалось, ещё быстрее.

Скрипнула дверь. Должно быть, это Король доковылял до руин. Фабьен был слишком поглощён поисками таинственного знака, чтобы думать об этом. Фабьену было так страшно, что он не мог думать ни о чём больше, кроме как о том символе, что нужен был Королю — и мысли об этом знаке несколько отвлекали его от подступавшей к горлу паники из-за проклятого тумана. Фабьен даже не мог заставить себя обернуться. Посмотреть на Короля — хотя бы его силуэт в тусклом свечении магического огонька Фабьен Реймоу должен был бы разглядеть — и, возможно, попросить помощи.

Туман уже начал опускаться на руины, коснулся верхних камней руин, и Фабьена почти затошнило от страха. Теперь он чувствовал, как цеплялась за него Сара — и теперь её испуг не пробуждал в его сердце ничего, кроме раздражения, почти что гнева. А треклятый символ никак не желал находиться!

И когда Фабьен вдруг — туман опустился почти до уровня чего-то, отдалённо напоминающего окна — заметил нужный знак на одной из каменных плит, в первое мгновенье он не поверил своему счастью. Фабьен посмотрел на каменную плиту ещё раз. Наклонился, уткнувшись в камень почти самым носом.

Это был он — тот самый символ, который Король рисовал на запотевшем стекле автомобиля. От облегчения хотелось расплакаться. Расплакаться как маленький ребёнок, ещё не умеющий скрывать своих чувств и поддающийся любому сколько-нибудь сильному душевному порыву. И, наверное, если бы в запасе оставалось ещё немного времени, Фабьен едва ли сумел бы удержаться от эмоций. Но времени не было. Нельзя было поддаваться слабости — туман всё опускался и опускался. И скоро Фабьен и Сара должны были оказаться в его власти, если только у Короля не достанет умения что-нибудь предпринять.

— Король! — закричал Фабьен, что было сил, когда несколько очнулся от переполнившей его радости. — Я его нашёл! Знак здесь!

Сара цеплялась за Фабьена так крепко, так отчаянно, что становилось больно. Глаза Фабьена слезились, а сердце, ещё несколько мгновений назад колотившееся так быстро, что казалось способным пробить рёбра и вырваться наружу, казалось, замерло, едва не остановилось. Было страшно — адски страшно из-за мыслей о том, что туман всё же убьёт их. И Фабьена, и малышку Сару. И невыносимого Короля, что утверждал, что туман не причинит ему вреда.

— Замрите на месте и не гасите пока свет! — сказал Король, и Фабьен услышал его тяжёлую из-за болезни поступь.

Сколько шагов всего было? Десять? Двадцать? Тридцать? Фабьен не считал, и не мог считать. Ему было страшно. Время, казалось Фабьену, бежало неумолимо, приближая их с Сарой смертный час. Сколько ещё пройдёт мгновений, прежде чем туман опустится достаточно низко, чтобы причинить им вред? Чтобы убить их?.. И вся надежда Фабьена сейчас была лишь на Короля, который, признаться, не слишком внушал ему доверие.

— Лечь на живот! — раздался неожиданно твёрдый голос Короля за спиной Фабьена. — Закрыть глаза и крепко взяться за руки! И открыть рты!

И Фабьен опустился сначала на колени на грязный каменный пол, потянул за собой заскулившую тихонечко Сару, попытавшую отчего-то всё же остаться на ногах. Заставить Сару лечь оказалось не так-то просто, и Фабьен в итоге почти толкнул её, чтобы она всё-таки легла так, как сказал Король. А потом Фабьен и сам послушно лёг на живот, сжал крепко-крепко узкую ладошку вновь пискнувшей Сары и зажмурился, что было сил. И в следующее мгновенье почувствовал, что в плечо ему крепко, почти до боли, вцепились пальцы опустившегося — скорее рухнувшего, судя по звуку — на колени Короля.

Словно откуда-то издалека Фабьен слышал незнакомые слова — какую-то тарабарщину казалось, — произносимые голосом Короля. Голос доносился словно бы ниоткуда. Глухой и равнодушный голос, которому Фабьен одновременно верил и боялся довериться. Но больше вокруг не было ни единой души. Никого, на кого ещё Фабьен мог бы положиться.

А в следующее мгновенье после того, как голос Короля стих, цепкие пальцы впились в плечо Фабьена ещё сильнее. А потом Фабьена словно подхватило нечто не слишком-то ласковое.

Фабьен чувствовал, что его будто бы несёт некий бурный поток чего-то странного. Точно не воды, но чего-то густого и вместе с тем словно неосязаемого. Фабьен цеплялся за маленькую ладошку Сары, что было сил, чувствовал, как пальцы Короля цепляются за его, Фабьена, плечо. В какой-то миг Фабьену казалось, что он слышит, как кричит Сара. Возможно, он тоже кричал. Но в ушах у Фабьена звенело, гудело, и толком расслышать что-то в том невыносимом гуле никак не удавалось.

А потом бурный поток попросту выплюнул их. Выбросил куда-то, и Фабьен, вдруг выпустивший ладошку Сары (и выпущенный Королём), почувствовал, как больно ударился коленкой. Уши у него вдруг ужасно заболели, а от самого Фабьена словно что-то отрезали. Фабьен застонал, и услышал, как застонал. И в следующее мгновенье он схватился за уши, открыл глаза и простонал вновь.

Тумана не было. Как не было и странных руин. Вместо этого была только некая серость вокруг со светящимися где-то вдалеке огоньками. Неподалёку от Фабьена — шагах в трёх слева — лежала Сара. Король лежал чуть дальше — шагах в пяти справа. Они оба казались неподвижными, и на сердце у Фабьена похолодело.