Край вечности (джен)

Он открывает глаза в капсуле и несколько секунд упорно пытается сморгнуть сонливость. Отчётливые и красочные воспоминания о том, как вчера ночью они все отправились ко сну в Эльфийской Песне после бурной попойки всё ещё свежи в его сознании.

Рёв дракона сотрясает его внутренности. Он вываливается из капсулы и оглядывается по сторонам. Всё вокруг кажется таким реальным. Резервуар с личинками иллитидов, пламя, липкая поверхность наутилоида и стойкий запах серы, характерный для Аверно. Укол страха пронзает сердце.

— Ребята? — его голос — сиплый шёпот, больше похожий на шипение.

Никого вокруг.

И никакого намёка на то, что произошло.

Ещё вчера вечером они были героями, праздновали свою победу над своими врагами и над своим собственном роком. Даже Иссохший улыбался их безудержному ликованию и неконтролируемым слезам. Многое было потеряно, однако гораздо большее было спасено. И теперь...

Горящий наутилоид и жар Аверно обжигают ему открытые участки чешуи.

Он осторожно поднимается на ноги. Несмотря на огромное желание закрыть глаза и проснуться, идти дальше вперёд его подталкивает инстинкт самосохранения. Стоит ему подобраться к открытой вырванной части корабля, как рядом проносятся несколько красных драконов. И смрад Аверно забивается в ноздри.

Тёмный Соблазн останавливается, глядя на чёрные пейзажи ада.

Лаэзель оказывается перед ним мгновение спустя, угрожая ему сталью и ядовитыми словами. Как и в первую их встречу их сознание связывают личинки иллитидов. Только на этот раз она чувствует его необъятный страх того, что всё это окажется... реальностью. Воспоминания вчерашнего вечера вопреки его воли передаются ей. Она видит изображения её верхом на красном драконе, она слышит свои собственные горячие слова о революции и свержении Влаакит.

И она предсказуемо впадает в ярость.

Острый край её меча внезапно оказывается рядом с его красноватым горлом.

— Цква! Какой гнусной ересью ты бы не пытался отравить мой разум, это бесполезно, гэйкх! Думаешь, обещание мне красного дракона заставит меня обернуть клинок против нашей бессмертной Королевы?

Тёмный Соблазн пытается возразить ей, но она резко и безжалостно проводит клинком по его горлу, вспарывая нежную плоть. Горячая кровь, подобно жидкому одеялу, согревает ему грудь и живот. Боль мимолётна, но чувство того, как он захлёбывается, длится достаточно долго, чтобы он пожелал своей скорейшей кончины.

Перед глазами темнеет лишь тогда, когда Тёмный Соблазн оказывается лежачим на полу в алой и вязкой луже. Так заканчивается этот кошмар.

И начинается новый.

Он открывает глаза в капсуле падающего наутилоида.

* * *

В этот раз ему приходится действовать осторожно с Лаэзель, контролируя своё сознание, так что они вместе пробираются дальше, попутно убивая бесов и адских тварей. Как и в первое своё пробуждение в одном из отделений корабля их встречает паникующая в капсуле Шэдоухарт.

Тёмный Соблазн застывает напротив девушки, удивлённо глядя на её чёрные волосы, пока она отчаянно умоляет их выпустить её. Лаэзель рядом ругается на него, но он не может оторвать глаз от чёрной косы. Ему не могло всё это присниться. И он не мог оказаться в самом начале своего пути. Это невозможно. Это было бы безумием. Это свело бы его с ума. Проходить весь этот путь снова...

Он помнит, как открыл капсулу Шэдоухарт тогда, и действует практически рефлекторно. Сходить в соседний отсек, забрать необходимую руну, а затем молча вызволить девушку из ловушки. Проще простого. И он делает это, стараясь отогнать мрачные мысли о том, что если всё это его больная фантазия, то им вновь придётся балансировать на грани жизни и смерти. Вновь проходить через проклятые земли, сражаться с тремя Избранными Богами, со своим Отцом... и ему вновь нужно будет подавлять собственный Соблазн, укрощать необузданную жажду крови.

Шэдоухарт прячет за пазухой знакомый чёрный многогранник. Тёмный Соблазн закрывает глаза и тяжело вздыхает.

Артефакт и Император с Орфеем.

Точно.

Он размыкает веки, крепко стискивает зубы. А затем отправляется дальше.

Путешествие и легче и сложнее одновременно. По большей части ему доводится проводить время молчаливо, лишь иногда поражая своих спутников внезапной проницательностью и подозрительной осведомлённостью. Как в те моменты, когда он протягивает Астариону самый кровавый из всех кусков мяса. Или когда дарит Гейлу пару волшебных колец, которые, по большей части, являются бесполезным мусором, но носят в себе необходимую ему магию. Или когда не задаёт никаких вопросов Лаэзель о том, что такое ясли или зайтиск с очищением.

Он также бросает в лицо Каге всё, что знает о проводимом ею Терновом обряде буквально через несколько минут после их первой встречи. Что же... возможно это было не самым мудрым решением, потому что архидруид в этот раз не прислушивается к его словам и им приходится, помимо трёх крыс, также сражаться с ней, чего они не делали раньше. Это ново... и это пугающе...

Это также заставляет его задуматься о том, насколько сильно будет отличаться нынешняя временная ветка. Если это можно назвать временной веткой. Линией? Может ли статься так, что она всё равно замкнётся на себе и вернёт его в самое начало сразу после их победы над Мозгом?

Тёмный Соблазн думает об этом в лагере, сидя у костра напротив Лаэзель.

Как вдруг позади них появляется Альфира.

Жажда отравляет сознание. Соблазн уже практически ощущает её кровь у себя на зубах, на своём языке, на своих руках. Миловидная девушка, подарившая этому миру великолепную песню в первую их встречу. Он так надеялся на то, что если они никогда не увидятся, она не станет забредать в лагерь незнакомцев. Но вот она здесь. Верная лютня за её спиной.

— Проваливай! — рычит Тёмный Соблазн в надежде на то, чтобы напугать девушку. Та действительно дрожит от страха. Его же спутники пребывают в недоумении.

— Да ладно, пускай проведёт с нами одну ночь, — пытается убедить его Гейл. — У нашего костра всегда есть место.

— Не для неё.

— Но почему? — едва ли не плачет Альфира. — Что я плохого сделала тебе?

— Ничего, — честно признаётся он. — Тем не менее, уходи прочь. Иди в рощу, иди к своим друзьям. Или провались в Аверно, мне всё равно. Здесь ты ночевать не будешь.

— Боги, ладно, — раздражённо отзывается она, а затем действительно уходит.

Тёмный Соблазн облегчённо выдыхает. И со спокойным сердцем ложится спать.

* * *

Он просыпается посреди ночи весь в крови с изуродованным телом Альфиры у его ног. Знакомый ритуальный круг нарисован на земле. Жертва во имя Баала. Теперь ему известно, что с ним происходит, сейчас он прекрасно осознаёт, какая мерзость внутри движет им. Удивительно, но он не испытывает страх, как в первый раз, однако вместе с тем внутри него нет и раскаяния.

Тёмный Соблазн садится на землю рядом с телом и принимается молча ждать рассвет.

* * *

— Да, я убил её, — отвечает он на вопросы своих друзей... спутников.

— Это весьма очевидно, вот только нас интересует другое: зачем?

Нервная улыбка на губах Гейла, напускная храбрость со стороны Лаэзель, нарочито игривый взгляд Астариона и настороженная поза Шэдоухарт внезапно поражают его. Они боятся. Он чует их страх перед ним.

И всё же они отчаянно хватаются за любую возможность хоть как-то оправдать его, чтобы продолжить путь вместе, чтобы доверить ему решение всех проблем и всех вопросов.

Тело Альфиры остаётся лежать на земле, когда он с небольшой группой покидает лагерь.

К их возвращению трупа уже нет. Он не знает, кто позаботился о том, чтобы убрать беспорядок: Астарион или Уилл, но к тому моменту, как они разводят костёр, все делают вид, будто ничего не произошло.

Это... удивляет его. Их готовность следовать за ним. Их готовность прощать ему практически всё.

Тёмный Соблазн медленно осматривает всех товарищей, собравшихся рядом с огнём, и чувствует, как внутри него разливается сила. Власть.

* * *

Разговор с Императором проходит в ту же ночь, как они достигают лагеря гоблинов, и Абсолют выворачивает их сознание, заставляя целовать лицом камни моста.

— Я знаю, кто ты, — шепчет Тёмный Соблазн, когда паладин нависает над ним, спасая от превращения в иллитида. — Оставь эту сладкую мечту кому-нибудь другому.

Прекрасное существо из снов одаривает его тёплой улыбкой.

— Конечно, ты знаешь меня. Мне доводилось спасать тебя раньше. И я спасу тебя снова.

— Не прикидывайся дураком, Балдуран, — рычит он и резко садится. Гравитация и время в астральной призме ощущаются совершенно по-иному, что отчасти дезориентирует его, но Тёмному Соблазну быстро удаётся совладать с собой. Прекрасное видение перед ним принимает печальный вид, а затем тает на глазах, являя ему Императора.

— Невозможно, — голос иллитида звучит у него в мозгу. — Мы определённо не встречались раньше, но тебе известно обо мне... практически всё. Ты также прекрасно осведомлён об Абсолют.

— Убирайся из моей головы.

Император действительно оставляет его сознание в покое. Или, по крайней мере, делает вид, что больше не роется в мозгах Тёмного Соблазна. Этого вполне достаточно, чтобы вновь собраться с мыслями.

— Полагаю, тебе ничего не известно о том, что со мной происходит? Помимо заражения личинкой, разумеется.

Иллитид напротив задумчиво молчит. Фиолетовые щупальца едва шевелятся в его сторону.

— Ты думаешь, время зациклено.

Он тяжело вздыхает и раздражённо мотает хвостом.

— Я прекрасно осведомлён о своих собственных мыслях. Знаешь ли ты что-нибудь об этом? Не замечал, что всё повторяется?

— Ты помнишь о предыдущих циклах? Сколько их было?

Тёмный Соблазн обращает взгляд к каменному черепу. Где-то там в дьявольских оковах заключён Орфей. Мог ли он быть всему причиной?

— Это третий. Первый закончился на следующий же день, как мы победили Старший Мозг. Второй... ну второй завершился тем, что мне перерезали горло ещё на наутилоиде. Поэтому это не проделки Абсолют. Та была бы рада оборвать мою жизнь окончательно и бесповоротно.

Император проплывает рядом с ним по воздуху.

— Боюсь, мне известно не больше, чем тебе, — произносит иллитид, настороженно оценивая Тёмный Соблазн.

Атмосфера между ними внезапно становится словно наэлектризованной, насквозь пропитанной угрозой. Все инстинкты внутри него кричат об опасности. Он слегка обнажает острые зубы.

— Не переживай. Я не скажу им о том, кто ты.

— В твоём сознании я видел свободного Орфея. И видел себя, сражающегося с тобой.

Тёмный Соблазн слегка склоняет голову. Мерзость, засевшая в его груди, предвкушает бойню. Он проглатывает это чувство вместе с мимолётной тревогой.

— Да. Величайшая твоя ошибка.

— Ты предал меня, — голос Императора звучит возмущённо. Гневливо.

Ему приходится приложить усилие, чтобы не закатить глаза.

— Хочешь убить меня сейчас? — рычит Тёмный Соблазн. — Вперёд. Посмотрим, как далеко тебе удастся зайти со всеми остальными. Астарион продаст тебя Рафаилу при первой же возможности за один намёк на месть Касадору. Лаэзель скорее отрубит твою голову, нежели поможет в борьбе с гитьянки, когда они, наконец, доберутся до твоих щупалец, вцепившихся в их принца. Боги, если честно, они скорее прикончат друг друга в пути, чем победят Абсолют. Так что, давай. Убей меня. И я начну четвёртый цикл.

Но Император оставляет его в живых. И они продолжают свой путь дальше.

* * *

Он хватает Скелеритаса за горло, стоит тому только показаться ему на глаза.

— Господин! Какое рвение, какая жажда насилия! Я так скучал по этому. Истинно говорю вам, погибать от вашей руки — несравнимое блаженство.

— Петля времени, — тихо произносит Тёмный Соблазн, заглядывая в глаза задыхающемуся дворецкому. — Баал причастен к этому?

— Мне жаль разочаровывать Вас, милорд, но мне ничего не известно об этом. И всё же, вижу вы в весьма затруднительном положении... пробуйте спросить совета у вашего отца напрямую. Уверен, он не оставит вас без ответа.

Его хватка на горле Скелеритаса слабеет, и мерзкое существо неловко падает к его ногам.

— Говори.

— Разумеется, разумеется! Я с удовольствием помогу вам в этом, мой кровавый господин! Кажется, прошло несколько жизней с тех пор, как вы в последний раз общались со своей семьёй... Одна только мысль об этом наполняет меня душераздирающей печалью.

— Моё терпение не безгранично, Скелеритас, — рычит Тёмный Соблазн, слегка наклоняясь к взбудораженному дворецкому. — Ближе к делу.

— Конечно, мой кровавый Господин! Всё, что вам нужно сделать, так это вонзить острый клинок в шею вашего покорного слуги, дабы его бренная плоть стала проводником голоса Владыки.

Дворецкий улыбается, когда он берёт один из коротких кинжалов, собранных им во время путешествия. Тело двигается привычно и легко, будто ему доводилось убивать существо перед ним десятки, если не сотни раз. Быстрым движением руки он вонзает лезвие в горло Скелеритаса, протыкая тонкую шею насквозь. Холодная кровь омывает его ладонь, когда он поднимает дворецкого над землей за рукоять кинжала.

Действие знакомое и близкое ему...

Внезапный укол страха отрезвляет его разум, когда он начинает ощущать присутствие чего-то могущественного и ужасающего в воздухе. Жизнь покинула тело Гнуса, но глаза дворецкого всё равно продолжают гореть алым.

Тёмный Соблазн отпускает кинжал, однако Скелеритас остаётся парить в воздухе перед ним.

— Заблудшее, несносное дитя. Плоть, рождённая в смерти по воле моей. Вместилище неутолимого голода, призванное насытить мой кровавый клинок. Мой самый преданный слуга. И всё же ты пошёл против меня, своего Создателя.

Он чувствует, как содрогается его живот, помня о том, чем закончилась последняя встреча с Отцом. Возможно, тревожить Бога было не очень разумной идеей.

— Временная петля на моей шее — твоё наказание? — осмеливается вымолвить Тёмный Соблазн, несмотря на дрожь в костях.

Воспоминания о собственной смерти в храме Баала всё ещё свежи в его памяти. Немилосердная боль и следующая за ней пустота. Ничто. Ни милости, ни гнева Богов, ни пламени Аверно. Словно сама загробная жизнь, какой бы она ни была, отвергла его тогда. Было абсолютное ничего. Пока Иссохший не вернул ему воздух в лёгкие.

— Твоя плоть наказание уже перенесла. Собственной кровью в моём храме ты омыл свои грехи. Дальнейшая судьба не представляла интереса. Это не дело рук моих, не результат моего гнева.

Тёмный Соблазн невольно выдыхает, расслабляя напряжённые плечи. И вместе с тем чувствует некую обречённость. Временная петля — не плод его воображения и не наказание отца, но тогда, где кроется причина её возникновения, является загадкой.

— Благодарю, — произносит он, глядя в красные глаза Скелеритаса.

— Внутри тебя всё ещё роется призванный мною голод, а плечи твои несут моё наследие. Однажды ты придёшь ко мне и уйдёшь от меня во славе моей. Быть посему. Мы встретимся вновь, дитя.

Безжизненное тело дворецкого внезапно шмякается о землю и распадается на множество кровавых ошмётков. Остатки крови и плоти быстро впитываются травой, а затем вовсе исчезают. Он ещё некоторое время смотрит на то место, где ещё мгновение назад был Скелеритас, но его быстро отвлекает тяжесть мягкой ткани на плечах.

Тёмный Соблазн слегка поворачивает голову.

Знакомый красный плащ струится за спиной.

* * *

Безмолвствует Иссохший. Озлобленно смеётся Карга. Обеспокоенно хмурит брови Хальсин. В конце концов, он приходит к Гейлу, Эльминстеру и Мистре, но и те со своей Богиней оказываются бесполезными. Никто из них ничего не помнит о прошлых жизнях, они также не могут рассказать о временных петлях, поскольку сталкивались с ними лишь в теории.

Он борется с неизвестностью в полном одиночестве.

Это приводит его к непреодолимой ярости.

Тёмный Соблазн едва не убивает Изобель, стоит ему только увидеть её.

Раньше. В прошлой жизни, когда он блуждал в темноте незнания и страха, девушка осталась жива. Его борьба с внутренней жаждой насилия занимала практически все его мысли. Но сейчас... сейчас он словно дрейфует в хлипкой лодке посреди глубоких вод тёмного моря, и с трудом находит в себе силы стиснуть крепче зубы, чтобы не вонзить их в глотку воскресшей дочери Кетерика.

Всё возвращается к привычной рутине. Освобождение леди Эйлин. Борьба с нежитью, с демонами, с эльфом, восставшим из мёртвых, а затем и с аватаром Миркула. Его спутники непреклонно следуют за ним, и он знает каждую их реакцию, каждое их слово, которое они собираются произнести.

Они по-прежнему считаются его друзьями, но сам Тёмный Соблазн чувствует себя отрезанным от них. Все чувства, эмоции, что он некогда испытывал при путешествии с ними, всё это будто осталось где-то там, в первом цикле. Тогда он осторожно подбирал слова, чтобы ненароком не задеть кого-нибудь. Тогда он незамедлительно спешил на помощь любому из них, стоило только попросить. Сейчас же Тёмный Соблазн слушает, как Астарион говорит ему про необходимость убить Касадора, и ощущает лишь усталость. Он всё равно поможет вампиру. Это не мешает ему не испытывать при этом... ничего.

Внутри него абсолютная тишина даже тогда, когда стальная стража уводит Карлах куда-то в темницу во время инаугурации Горташа.

Просто ещё одна проблема, которую ему придётся решить.

Он так устал.

— Смотрите, кто у нас тут оправился от своего кровавого позора, неужели это мой любимый убийца? Боги, какая услада для глаз. Орин сказала мне, что здорово тебя надула, но мне стоило помнить, что тебя так легко не обойдёшь.

Тёмный Соблазн тихо усмехается. Его взгляд скользит к камню на руке Энвера. Этот человек... его старый, забытый друг был весьма откровенен с ним в их первую встречу. В конце концов, их союз действительно был союзом до самого последнего мгновения и противостояния Абсолют.

— Оставь любезности двору, Избранник Бэйна, — тихо произносит он, чтобы их разговор не подслушали ни его спутники, ни собравшиеся вокруг Лорды и Леди. — Мы оба знаем, что Мозг вышел из-под контроля, и его нужно остановить.

— Твоя осведомлённость впечатляет. Полагаю, это предложение союза?

— Я предлагаю отдать мне камень, потому что в противном случае ты умрёшь. Не от моей руки, это не угроза. Абсолют расплавит твой мозг, стоит тебе показаться перед ней.

Горташ всё ещё улыбается, когда даёт свой ответ:

— Но твой мозг она пощадит? Потому что он такой особенный, приправленный личинкой иллитидов? Ты явно спятил, мой кровавый друг.

— Призма не позволяет влиянию Абсолют добраться до моего сознания.

Мужчина счастливо щёлкает пальцами одной руки.

— Призма, верно! Я заберу её с твоего трупа, если ты ещё раз осмелишься требовать камень у меня. Избранника Бэйна. Мы были друзьями, признаю, и мне отрадно видеть твою персону живой и невредимой, но я не стерплю ультимативного тона даже от тебя, — всякое подобие улыбки спадает с лица Горташа, когда он продолжает. — Это было первое и последнее предупреждение. Камень остаётся со мной.

* * *

История просто повторяется, и он чувствует себя глупой змеёй, пожирающей свой собственный хвост. Никакие колдуны, никакие священнослужители или Боги не дают ему ответа. Он опускается до того, что задаёт свой вопрос Хаарлепу.

Но тот рассказывает лишь о молоте.

Так что к тому моменту, когда он, буквально поджав хвост, возвращается в храм своего Отца за Орин и камнем, у него нет ничего.

Битва с сестрой ощущается... привычно. А победа над ней имеет привкус пепла.

— Твой ответ, дитя? — вопрошает Баал через тело Скелеритаса.

Тёмный Соблазн говорит "нет".

— Как пожелаешь.

Его отец приносит ему смерть.

Иссхоший же возвращает его к жизни.

* * *

— Я умер, но не очнулся на наутилоиде, — говорит он скелетообразному существу перед ним. — В чём причина?

— Чтобы окончательно распрощаться с миром смертных, душе требуется время.

— Выходит, я всё же умер в ночь после победы над Старшим Мозгом?

— Нет.

Тёмный Соблазн раздражённо ведёт хвостом.

— Но я всё равно очнулся на наутилоиде?

— Верно.

— Почему?

Молчание становится ему ответом.

* * *

По большей части всё неизменно. Встреча с Абсолют, смерть Горташа. Только на этот раз он позволяет Императору сожрать мозг Орфея, даже несмотря на наличие у них молота. Зрелище не из приятных, однако результат один — у них есть сила для сражения с Абсолют.

Выматывающая битва длится несколько часов, но они, ожидаемо, побеждают.

Его оставшиеся соратники устраивают небольшое празднование в Эльфийской Песне, к которому он не присоединяется. Чувство опустошённости сродни горю. Ведь он знает, что ничего не изменилось. Конец один. Результат один. У него нет никаких ответов или догадок о петле времени. Чем она вызвана? Кто её запустил? И почему только его воспоминания сохраняются?

Проходит время. Луна поднимается высоко над морем.

Тёмный Соблазн, стоя на пристани, чувствует слабый импульс в груди, а затем весь мир погружается во тьму.

Он открывает глаза в капсуле падающего наутилоида.

* * *

Собственная неудача приводит его в отчаянное неистовство. Если принимаемые им решения ни на что не влияют, если все его попытки побороть зло и выпутаться из сетей этого неведомого проклятия заведомо провальные, то какой во всём смысл?

Его просто нет.

Он убивает Шэдоухарт первой, забирая с собой призму, следом от собственного клинка погибает Астарион, стоит только вампиру попытаться наброситься на него со спины. Не выбирается из портала Гейл, и Лаэзель остаётся висеть в своей импровизированной деревянной клетке.

Он приносит с собой смерть и насилие в рощу, сначала вырезая друидов, а затем принимаясь за тифлингов и Уилла. Побуждение внутри него счастливо ревёт от полного раздолья, когда один за другим мёртвые падают к его ногам. Он не трогает лишь детей, когда уходит, оставляя рощу опустошённой и безжизненной.

Тёмный Соблазн убивает гоблинов, убивает лже-паладинов, убивает Карлах.

Тёмный Соблазн убивает всех, кого встречает на своём пути. И к концу длинного кровавого дня он падает на лежанку их привычного лагеря с чувством полного отвращения к самому себе.

На утро он просыпается, будучи укрытым красным плащом.

Несколько долгих мгновений он думает о том, чтобы завершить этот временной цикл досрочно, но затем всё же решает продолжить свой нелёгкий путь.

* * *

К тому моменту, когда Тёмный Соблазн добирается до храма Баала, за его плечами уже насчитывается более тысячи убитых невинных жизней. Орин просто становится ещё одним ничем не примечательным трупом.

— Как я и говорил, однажды ты придёшь ко мне и уйдёшь от меня во славе моей. Твой ответ, дитя?

— Да.

Сила его отца струится по венам подобно раскалённой лаве. Жар и боль раздирают его тело, пронзают его внутренности. Но в своей агонии Тёмный Соблазн находит благословение, находит чужую милость.

Он Избранный Баала, как Горташ — Избранный Бэйна.

Осознание этого даёт ему некоторое успокоение в том кровавом хаосе, который он устроил.

Тем не менее, даже благоволение отца и захват Короны Карсуса не спасают его от очередного, неминуемого витка времени.

Стоит только луне достичь середины звёздного неба, как Тёмный Соблазн открывает свои глаза на горящем наутилоиде.

* * *

Он больше никогда не принимает дар Баала. Он также больше не убивает никого из спутников, заметно присмирев. Он просто проходит цикл за циклом, перерождение за перерождением. Иногда некоторые временные линии приносят ему немного больше информации о происходящем вокруг, порой он замечает то, чего не видел раньше, встречает новых людей, попадает в новые передряги. Но всё всегда заканчивается и начинается одинаково. Нет от этого никакого спасения.

— Так, так. Что я вижу? Дорогу к искуплению — или к окончательной гибели? — Рафаил привычно материализуется из столпа красных искр у него за спиной, и Тёмный Соблазн оборачивается. — Кто знает. Ведь твой путь едва начался.

Ощущение появляется как нехорошее предчувствие, как предзнаменование беды. Тревога свинцовой тяжестью оседает в сердце. Что-то в словах камбиона затрагивает нечто в глубинах его души.

Он медленно моргает.

— Это всё твоих рук дело? — тихо спрашивает Тёмный Соблазн, борясь с желанием наброситься на дьявола прямо здесь и сейчас.

— Боюсь, тебе придётся быть более конкретным.

— Временная петля, — он едва не рычит.

Рафаил не спешит дать прямой ответ, но по его самодовольной ухмылке понять можно многое. И Тёмный Соблазн понимает.

— Я разорву твою поганую глотку!

— Ого! — смеётся камбион, уворачиваясь от его руки. — На вид драконорождённый, а посмотришь — так настоящий дикий зверь. Возможно, смена обстановки поможет нам настроиться на более... конструктивную беседу.

— Не смей!

Но Рафаилу всё равно. Он переносит их всех в Дом Надежды, где уже свободно предстаёт в своём дьявольском обличии, расправляя красные крылья и демонстрируя острые клыки. Тёмный Соблазн тянется к оружию, однако в последний момент передумывает.

— Мудрое решение. Не стоит заранее кусать кормящую руку. Особенно когда твои аппетиты столь велики. Одна голова — два обитателя, застрявшие во времени, и никаких решений не предвидится. Я могу исправить всё это по щелчку пальцев.

Он устало закатывает глаза. Ну разумеется, камбиону ничего не известно. Дьявол будет лишь создавать видимость своей осведомлённости обо всём.

Тёмный Соблазн безразлично оглядывает знакомое убранство вокруг.

— Это мой восемьдесят второй цикл, Рафаил, — делится он. — Я убивал тебя в восьмидесяти из них. Прямо здесь, в твоём Доме Надежды. Разрывал наш контракт, избавлялся от суккуба, освобождал пленницу и превращал тебя в пепел.

Гейл за его спиной присвистывает.

— Вижу, ты прямо-таки зациклен на мне, мой чешуйчатый друг. И всё же, я слышу среди твоих угроз весьма ценное откровение. Один раз ты оставил меня в живых. Смею предположить, что тогда наше... возможное соглашение не было нарушено? Позволь поинтересоваться: почему?

Одно из красных яблок на столе Рафаила выглядит аппетитно, поэтому он берёт его и надкусывает. Плод имеет привкус серы.

— Мне было любопытно. Это также ни к чему не привело.

— Каждое решение нас приводит куда-то. К чему-то. И, поверь, ты ещё придёшь ко мне, чтобы умолять меня о спасении. Ну а пока, побегай туда-сюда ещё сотню циклов, укради что-нибудь, наделай долгов, останься с пустыми руками и исчерпай все возможности. А уже затем приползай ко мне. Потому что, поверь, я единственный, кто способен хоть как-то помочь.

— В следующем цикле ты о своих словах даже не вспомнишь, демон.

— Зато о них будешь помнить ты, — с уверенностью отвечает Рафаил. — До скорой встречи.

* * *

В этой временной линии после убийства дьявола он впервые сражается с Горташем.

Раньше их союз являлся для него чем-то незыблемым. Маленькой частью одной цельной картины, неотъемлемой и не поддающейся никаким изменениям. Да и зачем ему было драться с другом? Энвер никогда не лгал ему, никогда не лукавил. Более того, он с некой затаённой радостью всегда был готов поделиться с ним властью.

Тёмный Соблазн подозревал, что где-то там за их крепким союзом всё равно стоит Бэйн, однако рука тирана всегда тянулась к нему с предложением мира. Ни с чем более. Не в его интересах было отвергать её.

Но сейчас, посреди ожесточённой схватки с Энвером, он остро осознаёт, почему их можно было назвать равными.

— Не следовало тебе пытаться выкрасть мой камень, — кричит ему Горташ, скрываясь от его атак за магическим щитом. — Жаль, что так вышло, дорогой друг, но ты просто не оставил мне выбора.

— Забавно, — ухмыляется его словам Тёмный Соблазн. — Я как раз собирался сказать то же самое.

Бой заканчивается победой, которая приносит ему уже привычное чувство горечи.

Он склоняется над мёртвым телом Горташа, забирает заветный камень, а затем тянет свои руки в чужие карманы. Письмо, хранимое мужчиной, подписано их общей знакомой — Хелсик. Он вчитывается в написанное ею послание с гулко бьющемся сердцем, однако не придаёт тексту особого значения. Ему уже было известно о том, что родители Энвера продали его в рабство Рафаилу. По этой причине было вдвойне приятнее раз за разом убивать камбиона в его собственном доме. Если у Горташа и возникло желание вновь сплестись с дьяволом, это касалось только самого Горташа.

Тёмный Соблазн убирает записку в свою дорожную сумку и возвращается вместе с потрёпанными спутниками в лагерь.

Стоит ему упасть на лежанку и закрыть глаза, как его охватывает беспокойный сон.

Он открывает глаза в капсуле падающего наутилоида.

— Энвер... Сукин ты сын.

* * *

Не прошло и сотни циклов, как у него появилась первая зацепка о том, что, или вернее, кто может являться причиной возникновения временной петли. Поэтому Тёмный Соблазн невероятным усилием воли подавляет своё желание сиюминутно отправиться к Горташу, чтобы потребовать ответов. Вместо этого он вновь собирает по округе своих разбросанных спутников, а затем идёт с ними открывать склеп Иссохшего.

— Однажды ты сказал мне, чтобы окончательно распрощаться с миром смертных, душе требуется время. Сколько?

Голос скелета, кажется, звучит слегка довольно:

— Семь часов.

Он вспоминает десяток предыдущих циклов.

Горташ умирал в каждом из них. Абсолют выжигала ему мозг, и, спустя семь часов, после захода солнца всегда брала своё начало новая временная петля. Но когда умирал Тёмный Соблазн, цикл всё равно возобновлялся.

Он делится своими мыслями с Гейлом.

— Возможно, без тебя Горташ неизменно погибает. В конце концов, из твоих слов я понял, что никто, кроме нас, никогда не побеждал Абсолют. Даже если ты предпочитал иногда... бездействовать или, Мистра смилуйся над нами, выкидывать нетерийские камни в канализацию.

* * *

К тому моменту, как он вновь оказывается в церемониальном зале посреди инаугурации Энвера, первоначальная злость на этого человека растворяется с течением времени, смывается кровью их врагов и затупляется, как лезвие старого клинка. И какая-то глубокая, давняя привязанность не даёт огню гнева распалиться снова, когда он видит Горташа — источник всех его нынешних проблем с бесконечной петлёй.

В конце концов, где-то в недрах души Тёмного Соблазна ещё сидит воспоминание о том, как они вместе прошли через ад и вернулись обратно.

Мужчина встречает их неизменной улыбкой.

— Многоуважаемые, прошу погодите минутку. Я должен поприветствовать здесь почётного гостя.

Возбуждённый шёпот, собравшихся вокруг лордов и леди, выдаёт их заинтересованность, стоит только мужчине начать спускаться вниз по небольшим ступенькам.

Взгляд Тёмного Соблазна цепляется за широкие карманы дорогого плаща Горташа. В одном из них лежит записка Хелсик. Вполне вероятно, прямо сейчас.

— Нам нужно поговорить, — заявляет он. — Однако не здесь. Не среди стольких людей. Желательно наедине, но, учитывая твою паранойю из-за перевёртышей Орин, я полагаю, что это невозможно.

В глазах Горташа поселяется искра подозрения. На его лице по-прежнему играет улыбка, однако взгляд внезапно становится холодным.

— Сразу к делу? Вот как. Я ценю практичность с твоей стороны, ты можешь говорить свободно здесь. В конце концов, мы среди друзей. Позволь предположить, что тебя интересует это?

Рука с когтистой перчаткой оказывается прямо у него перед носом, демонстрируя всё великолепие нетерийского камня.

Тёмный Соблазн слегка обнажает острые зубы.

— Что меня интересует, так это условия твоей сделки с Рафаилом.

Все краски покидают щёки Энвера в мгновение ока, столь же быстро спадает и фальшивая улыбка.

— Откуда ты знаешь?

— Долгая история, твои многоуважаемые зрители устанут столько ждать. Закончи церемонию, а после мы поговорим.

Горташ сжимает демонстрируемую руку в кулак.

— Осторожнее со своими командами, — злобно выплёвывает он слова. — Мы были с тобой друзьями долгое время, но я...

— Но ты не потерпишь от меня неуважения, верно. Ты Избранный Бэйна, Бога Тирании. Прошу прощения за свои манеры.

Черты лица Горташа смягчаются, но подозрительный взгляд, которым он стремится испепелить Тёмного Соблазна, никуда не исчезает.

— Орин сказала, что ты потерял память.

— Когда-то так и было.

— И наш план...

— По созданию Абсолют?

Спутники за его спиной едва не роняют челюсти. Ах. Да.

Он забыл упомянуть эту небольшую деталь своей биографии. После стольких витков времени, ему с трудом удаётся открываться им, когда всё вокруг, в том числе его действия, кажутся бессмысленными.

— Прости, мне послышалось, или вы на пару с этим... лордом устроили весь этот кровавый кошмар? — картинно задыхается от шока Астарион, пока Гейл не находит слов, а Шэдоухарт просто смотрит в одну точку перед собой, пытаясь осознать услышанное.

Горташ продолжает, не обращая на них никакого внимания.

— Как гласит старинная мудрость, хрупкий союз нельзя укрепить, а можно только разрушить. Когда Кетерика не стало, Орин предала наш план. Она жаждет получить нетерийские камни сама. Ей нужна кровь и ничего больше. А твоя кровь и моя для неё ценны вдвойне. Если Орин получит три нетерийских камня, всё Побережье захлебнётся в хаосе, а город — в агонии. Я не могу этого допустить. Я хочу возвеличить город, а не спалить его дотла. Поэтому я обращаюсь к тебе, прежнему лидеру культа Баала. К моему дорогому, убийственному другу...

Тёмный Соблазн внезапно понимает, в чём дело. Для Горташа — заключить с ним союз здесь и сейчас является наивысшим приоритетом. Они оба не боятся Орин. Бешеных собак просто убивают. Но его Энвер действительно опасается. И не зря.

Тем не менее, за всё время, проведённое в зацикленной петле, у него ни разу не возникало мысли об целенаправленном убийстве Горташа.

— Мы возобновим наш союз, — просто соглашается Тёмный Соблазн на невысказанное предложение. — Я не стану вредить тебе, а ты — мне.

Жёсткая линия плеч лорда заметно расслабляется.

— Отлично. Великолепно. Но, пожалуйста, прошу, будь мои гостем при этом историческом событии. В конце концов, не каждый день я становлюсь первым эрцгерцогом Врат Балдура.

* * *

Одна из массивных механических конструкций приносит вино и сладкие фрукты, когда они усаживаются в кабинете Горташа за длинным расписным столом. Он спокойно отпивает из своего кубка одним из первых, следом за ним пробует вино Астарион. Гейл и Шэдоухарт даже не смотрят на напиток.

Энвер напротив них всё равно выглядит довольным. Он празднует свою победу.

— Твой договор с Рафаилом, — начинает Тёмный Соблазн, однако Горташ перебивает его.

— Сперва я хотел бы услышать имя человека, поделившегося с тобой этой информацией.

Неземная усталость внезапно накатывает на него, когда он понимает, что ему действительно придётся рассказать всё.

Это не мешает ему действовать эрцгерцогу на нервы. Просто ради забавы.

— Тебе нужно имя? Энвер Флимм. Я забрал письмо Хельсик с его трупа.

Ясный взгляд Горташа неминуемо ожесточается. Бокал с вином отставляется в сторону, и Тёмный Соблазн видит, как мужчина незаметно тянется к оружию, сокрытому тканью плаща.

— Полагаю, это не шутка. И не фигура речи. Однако, я не припомню, чтобы в последнее время умирал. Так что... будь добр, просвети меня о том, что происходит.

— Я прохожу через временную петлю уже восемьдесят третий раз. В прошлой временной линии мне, наконец, удалось установить некую связь между твоей смертью и началом нового цикла.

Горташ поражёно замирает, по-новому оценивая Тёмный Соблазн перед ним.

— Это... многое объясняет в твоём поведении.

— Верно. А теперь, можешь уже наконец рассказать о своём контракте с Рафаилом, чтобы я знал, как мне его уничтожить, когда мы отправимся убивать дьявола в Доме Надежды?

Мужчина напротив него раздумывает несколько мгновений, а затем хватается за кубок и делает один жадный глоток.

— После твоего исчезновения и появления Орин, я был... раздосадован, — тихо произносит он. — Твоя сестра не знает меры в своей жажде крови, с самого начала её клинок нацелился на меня. Ничего, с чем не справилась бы моя стальная стража или верный арбалет, тем не менее, постоянная необходимость следить за ней и её выходками сильно ухудшили моё положение. Ты знаешь, у нас в этом городе много союзников. Но и много врагов. Та же Чёрная Сеть всё ещё зла на меня за то, что я узурпировал большую часть их рынка.

— И ты пожелал бессмертия? — спрашивает Тёмный Соблазн, внимательно слушая каждое слово.

— В моём контракте много витиеватых формулировок, но, если говорить человеческим языком, — да. Можно это назвать и так. Отрадно знать, что договорённость действительно удерживает мою душу в этом бренном мире. Вот только... каким образом ты оказался втянут во всё это?

— Поверь, я тоже задаюсь этим вопросом. Потому что никто, кроме меня не помнит прошлые циклы, не знает про временные петли, — Тёмный Соблазн стучит когтями по столу. — Что у тебя попросил Рафаил? Душу? Корону?

Горташ хмурит тёмные брови.

— По-твоему, я непроходимый дурак? Кто в здравом уме отдаст дьяволу корону?

Тёмный Соблазн отводит взгляд в сторону.

— ... Боги, ты сделал это!

— Один раз! Я был в отчаянии, ты не можешь меня осуждать!

— Осуждать? Нет, я просто поражаюсь отсутствию у тебя мозга!

— Ты уходишь от темы, Горташ, — едва не рычит Тёмный Соблазн. — Что ты отдал Рафаилу?

— Одно дорогое оружие. На самом деле, сущий пустяк.

Его сердце в груди испуганно замирает. Нехорошее предчувствие вонзает свои когти ему в живот.

— Что за оружие?

— Орфический молот.

Который дал ему Рафаил в самый первый раз, и благодаря которому он смог освободить тогда Принца Кометы. Тёмный Соблазн тихо вздыхает. Конечно, камбион попытается задурить их всех, однако, похоже, что-то пошло не по его хитроумному плану, потому что сам дьявол не знает о том, что они все застряли во временной петле. Об этом помнит лишь он.

— Судя по твоему многозначительному молчанию, этот артефакт тебе знаком, — говорит Горташ, вглядываясь в его лицо.

Тёмный Соблазн предпочитает не отвечать.

— Твой контракт в Доме Надежды?

— Мой дорогой друг, бумага легко рвётся и сжигается. Я предложил использовать сам молот в качестве контракта. Руны на нём призваны не только для того, чтобы разбивать дьявольские цепи. Они также могут выполнять роль оков. Так что, если молот у тебя...

Сиплый смех невольно выскальзывает из горла, который быстро обрывается, стоит ему только осознать, что за все циклы этот молот по итогу был вместе с ним. Знал ли Рафаил, к какому эффекту приведёт сделка в магическом оружии? Что она заключит его в оковы времени?

Похоже, что нет. Иначе бы они уже все были низвергнуты куда-нибудь в Аверно.

Впрочем, этот камбион никогда не отличался сообразительностью.⁽¹⁾

— Он будет у меня немного позже, — слова Тёмного Соблазна звучат как мрачное обещание. — Проблема остаётся прежней. С твоей смертью цикл возобновляется. Раньше мне казалось, что всё начинается с моего пробуждения на наутилоиде, но теперь я думаю, что точка отсчёта — это время, когда ты заключаешь с Рафаилом контракт, и когда я нахожусь без сознания.

Его спутники молча наблюдают за их разговором со стороны с бледными лицами. Честно говоря, у Тёмного Соблазна не осталось сил хоть как-то заботится об их чувствах сейчас.

Горташ забавно разводит руками.

— Тогда решение представляется весьма простым. Мне просто не стоит умирать.

— Или я мог бы просто уничтожить молот. Потому что ты всё равно умираешь каждый раз.

Это, кажется, слегка отрезвляет довольного Горташа.

— Подожди, не горячись. Подумай о возможностях...

— О возможностях? — Тёмный Соблазн возмущённо шипит на него. — Из-за твоей блажи с бессмертием я проживаю один и тот же период времени практически в сотый раз!

Горташ только улыбается на его демонстрацию острых и смертельных зубов. А затем мужчина переводит взгляд на притихшего Гейла, скучающего Астариона и бледную Шэдоухарт.

— Возможно, нам действительно стоит провести этот разговор наедине.

— О, не обращайте на нас никакого внимания, — улыбчиво отмахивается Гейл. — Пожалуйста, продолжайте. Стройте свои планы по захвату мира прямо у нас перед носом. Это увлекательно.

— Молот в твоих руках обеспечивает не только моё бессмертие, дорогой друг, — произносит Горташ. — Твоё тоже. Более того, твой разум не подвержен забвению, ты помнишь предыдущие временные циклы. Подумай о том, что это означает для наших планов, для наших врагов... сколько ценной информации ты можешь узнать! Сколько возможностей это открывает перед нами! Перед тобой. Да, временную петлю можно разорвать в любой момент, но нужно ли это делать?

Тёмный Соблазн долго молчит, не отрывая взгляда от глаз Горташа.

— Пожалуйста, только не говори нам, что ты действительно раздумываешь об этом! — пытается достучаться до него Гейл. — Циклы необходимо прекратить. В конечном итоге это может сокрушительно сказаться не только на тебе, но и на всех нас.

— О, это действительно сокрушительно скажется на всех вас, — ухмыляется Горташ. — Даже раньше, чем вы думаете... Они же не вспомнят об этом, верно?

Тёмный Соблазн вздыхает, предчувствуя запах крови.

— Нет.

Энвер щёлкает пальцами и стальная стража, спокойно охранявшая их покой, приходит в движение.

* * *

В конечном итоге остаются они вдвоём.

Горташ, погружённый в бумаги, и Тёмный Соблазн, безразлично застывший рядом со сваленными телами товарищей. Это всё кажется привычным ему. Знакомым. Едва ли не домашним.

— У нас много дел, мой кровавый друг, — улыбается Энвер. — Зентарим, Арфисты, гитьянки, Лорды и Леди. Стольких нужно убить, стольких дискредитировать, оболгать, и где только нам найти время для того, чтобы изучить всех их слабости? Использовать против них все сокрытые пороки, все скелеты в их шкафах? Итак, начнём.

* * *

Тёмный Соблазн открывает глаза в капсуле падающего наутилоида.

Примечания:

Предвидя возможную критику того, каким образом вообще Горташ заключил контракт и что из этого вышло в моём фф, я хочу сказать, что в игре мы находим ЗАПИСКУ С ПАРОЛЕМ ОТ СИЛОВОГО ПОЛЯ, УДЕРЖИВАЮЩЕГО КОНТРАКТ, А ЗАТЕМ ПРОСТО РАЗРЫВАЕМ ЕГО. ПРОСТО ПУФ! И НИКАКИХ ПОСЛЕДСТВИЙ ПОСЛЕ СДЕЛКИ, ВСЁ АННУЛИРОВАНО, ДАЖЕ САНКЦИЙ В ВИДЕ МАГИИ, КОТОРАЯ БЫ ПРОСТО ЗАБИРАЛА У НАС МОЛОТ ПОСЛЕ РАЗРЫВА КОНТРАКТА НЕТ.

Ну а ещё эти двое так-то украли корону Карсуса у Мефистофеля и тот даже ухом не повёл. О чём мы вообще тут толкуем? Горташ и Дурдж — сигмы этой игры.

1) Я продолжу буллить Рафаила из-за того, что он не знал, что Дурдж один из избранных, укравший корону у его отца.

Вернуться к тексту