Каждый год, девятого января... (гет)

Каждый год 9-го января Северус Снейп ходил в баню. Это была традиция.

Сначала отец, который обычно не слишком-то занимался его воспитанием, решил, что лучший подарок для сына — это «настоящий мужской праздник», то есть совместный поход в общественную баню, где можно было сколько угодно греться в парилке, а главное — горячей воды хоть залейся (в отличии от дома в Паучьем тупике, где не было водогрея, и, чтобы помыться, приходилось кипятить воду в кастрюльках).

В Хогвартсе оказалось, что на факультете Слизерин есть давняя традиция: все первокурсники в день рождения в качестве подарка от факультета получают в своё распоряжение шикарную ванную старост. На последующих курсах такое право предоставлялось только тем именинникам, кто хорошо учился, но Северус был как раз из их числа.

Закончив школу, он, как и многие выпускники Слизерина, вступил в ряды Пожирателей Смерти, и поначалу пребывал в полной эйфории. В те далёкие времена сторонники Тёмного Лорда — во всяком случае допущенные в ближний круг — считали себя одной семьёй и дни рождения отмечали сообща. Тёмный Лорд тоже присутствовал на торжественной части, а потом удалялся, давая своим последователям возможность развлечься от души, не стесняясь господина. Когда Северус понял, что до его собственного дня рождения осталось меньше месяца, и скоро настанет его очередь принимать гостей, он решил не нарушать традицию и «неофициальную часть» праздника провести в какой-нибудь лондонской бане. К тому времени он уже успел достаточно близко познакомиться с Долоховым, который к баням привык на родине, и, перебравшись в Англию, первым делом разузнал в Лондоне соответствующие адреса.

Антонин поделился знаниями с юным новобранцем, и результате девятнадцатилетие Северуса прошло шумно и весело. Большинству гостей было от двадцати до тридцати лет, все они были уверены, что они — будущие хозяева Магического мира, и по этой причине были на редкость довольны своей жизнью. Именинник арендовал на вечер и ночь целый этаж с финской сауной, хаммамом и бассейном, потратив на это солидный гонорар за партию сложных зелий. Долохов обеспечил всех спиртным, а Малфой, догуливающий последние холостяцкие деньки, привёл целую стайку девиц нетяжёлого поведения, которые были не прочь повеселиться с молодыми горячими парнями. В общем, первый день рождения Принца-Полукровки в составе новой «семьи» вспоминали очень долго.

А потом случилось много всякого-разного. Лили вышла замуж, при странных обстоятельствах пропал Регулус Блэк, и вообще стало ясно, что почётное членство в рядах Пожирателей Смерти вовсе не гарантирует приятного будущего, так что общее хмурое настроение не способствовало желанию устраивать шумные вечеринки. Свой двадцатый день рождения Снейп встречал в обществе Малфоя и Долохова. У Люциуса к тому времени уже имелась беременная жена и он был рад хоть ненадолго вырваться из рутины, а Антонин просто любил париться, желательно в компании. Полные мрачных предчувствий, трое мужчин посидели в хаммаме, немного выпили и разошлись.

После смерти Лили Северусу на долгие годы стало не до бань и дней рождения, тем более, что его угораздило родиться в день, когда в Хогвартсе начинался учебный семестр, и для преподавателей этот день был одним из самых тяжёлых. Но время шло, и в мае 1998 года вся тёмно-лордовская история благополучно завершилась — во всяком случае, для Снейпа и Малфоя. Долохов после битвы за Хогвартс в третий раз угодил в Азкабан, но умудрился выкрутиться. Будучи неглупым, он давно понял, что с Тёмным Лордом — как он выражался — Kashi ne svarish, и, втайне надеясь на победу Избранного и избавление от безумного Хозяина, заранее собрал массу компромата на сотрудников Министерства, работавших при Тёмном Лорде. Благодаря этому компромату он сумел выторговать себе свободу при условии, что больше духу его в Соединённом королевстве не будет. Согласившись на эти условия, он мгновенно покинул Великобританию и обосновался на другом континенте, присоединившись, наконец, к своей семье, с которой почти не виделся с начала семидесятых. В те годы Тёмный Лорд в поисках сторонников сумел пробраться в далёкую страну на востоке Европы. Понимания он там не встретил — у местных магов и своих проблем хватало, да и языковой барьер сыграл не последнюю роль. А вот молодой Антонин, худо-бедно знавший английский язык, заинтересовался идеями британского мага. Взамен на клятву служить ему верой и правдой, Тёмный Лорд помог вывезти из-за железного занавеса его любимую старшую сестру Ладу — вдову с новорождённым сыном, и, используя свои обширные знакомства, комфортно устроил их в небольшом посёлке на Аляске. Сам же Антонин вслед за Хозяином перебрался в Англию и радостно включился в борьбу, как он думал, за правое дело. И только несколько лет спустя понял, во что ввязался. И что любимая сестра с племяником — самые настоящие заложники.

Вырвавшись из Англии после войны, Долохов перебрался на Аляску и поселился рядом с новой семьёй сестры — купил участок земли на берегу реки, построил дом, баню, завёл баранов, кур и индюшек и зажил размеренной жизнью фермера. Поначалу он планировал тихо-мирно состараться рядом с роднёй, но через два года, съездив по делам в Канаду, ко всеобщему удивлению вернулся оттуда с молодой женой. Сестра поначалу решила, что это просто блажь, но, познакомившись с новоиспечённой невесткой поближе, махнула рукой. «Dva sapoga — para», — только и сказала она. Её братец отхватил себе красивую цыганку, да ещё и по имени Кармен, которая клюнула на породистую внешность Антонина и явно отпечатавшуюся у него на лбу строку "я пережил и многое, и многих". Несмотря на всё, что с ним случилось, здоровья и энергии он не растерял, как, впрочем, и буйного нрава, но Карменсита его нисколько не боялась, заявив сразу «Ругаться можешь сколько угодно, но посмеешь хоть раз ударить — зарежу». Антонин ответил, что если она наставит ему рога, то тогда уже он ее зарежет, как Хосе ту самую Кармен. На том и порешили. Ради него Карменсита покинула табор, переехала на Аляску, и они стали образцово-показательной бездетной семьёй — за одним исключением: каждую весну жена на весь апрель возвращалась в табор, а муж четыре раза в году уходил на неделю в лес, где жил один, вспоминая родную тайгу.

Никто, кроме Снейпа и Малфоя, не знал о том, как живёт Долохов, да и им он открылся не сразу. Зато теперь он мог позволить себе иногда встречаться с ними, когда его настигала ностальгия.

* * *

Незадолго до девятого января 2003 года, когда Северусу должно было исполниться сорок три года, заскучавший Долохов пригласил их с Люциусом, как он выразился, «посетить его берлогу, а заодно и возродить банную традицию». Не то чтобы Северус так уж мечтал побывать на Аляске, но… За десять дней, прошедших после Рождества, он ужасно устал. Мало кто знает, что эти дни — самая горячая пора для аптекарей, потому что именно тогда к ним толпами валят перепившие и переевшие страдальцы, забывшие, как готовить элементарные зелья. Не заработать на таких олухах было бы преступной глупостью, которую Снейп позволить себе не мог, но в результате ему так всё осточертело, что получив приглашение Долохова, он сразу согласился. В согласии Малфоя он не сомневался — после войны тот с огромным трудом выпросил прощение у жены, и с тех пор вёл себя как паинька, и только раз в год мог позволить себе на сутки покинуть Малфой-мэнор и расслабиться (сохраняя супружескую верность) — в день рождения друга Северуса. Против этого Нарцисса возражать не решилась.

Вместе с приглашением Долохов прислал список вещей, которые необходимо было взять с собой, потому что кроме бани и застолья обещал им местную экзотику — зимнюю рыбалку. «Вам понравится», — лаконично сообщил он в письме.

 

 

Примечание:

1. Фанфик дописан до конца, посвящëн приближающемуся ДР профессора, по плану главы будут выкладываться раз в 2-3 дня, окончание планируется +/- 9-го января.

2. Иллюстрации будут здесь.

https://t.me/EvaMarshFWR

Сейчас там можно увидеть моего хэдканонного Долохова чтобы было понятно, почему он в фф прописан так.

— Он что, издевается? — Люциус Малфой перечитал список на куске пергамента и возмущённо уставился на Снейпа. — Что за чушь? Мы волшебники или нет? Зимняя мантия, согревающие чары — и проблема решена. Зачем нам всё это? — он потряс пергаментом в воздухе.

— Боюсь, дорогой Люциус, рыбалка на Аляске потребует более серьезной... экипировки.

— Что ты имеешь в виду?

— Не сможет твоя магия несколько часов греть тебя на таком морозе, вот что!

Малфой с отвращением снова сунул нос в список.

На пергаменте корявым почерком Долохова было выведено:

Термобельё

Фланелевая рубашка с длинным рукавом

Флисовая куртка или шерстяной свитер

Непромокаемая куртка

Брюки-комбинезон

Шерстяные носки

Перчатки

Балаклава

Шапка-ушанка

— Что это вообще такое? — Малфой снова сунул нос в пергамент, а потом повернулся к Снейпу. — Я тут половину написанного не понимаю!

Снейп заглянул в пергамент и занудным голосом пояснил:

— Термобельё надевают прямо на тело, чтобы сохранять тепло и отводить влагу. В идеале из таких материалов, как шерсть мериноса.

— Какого ещё мериноса?

— Меринос — это такая овца.

— Овца, значит, — прошипел Малфой. — А остальное — это что?

Снейп тоже не всё понимал, но — как мог — объяснил своему скользкому другу примерный смысл большинства слов.

— Я, кажется, понял, — заявил Люциус по окончании лекции. — Долохов хочет над нами поглумиться. Напоить, снять на колдокамеру, а потом шантажировать. Ты можешь себе представить: мы с тобой в... — он заглянул в пергамент. — В термобелье и шапках-ушанках?

— Боюсь, Люциус, смысл в том, чтобы надеть на себя всё это одновременно.

— Что?!! — у Малфоя глаза на лоб полезли, и возглас получился гораздо громче, чем он планировал. — Я ему что, капуста?

Старший консультант дорогущего бутика — строгая элегантная брюнетка лет сорока с идеальной причёской — уже давно бросала на них подозрительные взгляды, а услышав последнюю фразу, решительно подошла и поинтересовалась:

— Я могу вам помочь, джентльмены?

Старомодно одетые джентльмены, как будто сошедшие с иллюстраций к романам девятнадцатого века, совершенно не походили на типичных клиентов магазина элитной мужской одежды, скорее на фриков или актёров, сбежавших из киностудии прямо в костюмах. И чувствовали они себя явно не в своей тарелке, иначе бы не стушевались оба под строгим взглядом одной, пусть даже суровой, маглы.

— Мы... это… просто хотим посмотреть, — пробормотал Снейп, проклиная всë на свете и стараясь слиться со стенкой.

— Да, да, мы просто… изучаем ассортимент, — подхватил Люциус, пытаясь спрятать пергамент за спиной. Встряхнувшись, он решил попытался задействовать всё своё обаяние и улыбнулся продавщице, обнажив ровные белые зубы.— Нам нужно бельё для рыбалки и ещё… всякое такое.

Внезапно решившись, он протянул ей пергамент, на который она взглянула с профессиональной невозмутимостью, произнесла «Одну секундочку, пожалуйста» и обменялась быстрым взглядом с молодым парнем, сидевшим на кассе. Парень кивнул начальнице, а Снейп, тут же почуяв опасность, схватил приятеля за локоть и поволок к выходу.

— Да в чём дело? — Люциус пытался вырваться, но Снейп держал его крепко, и ему пришлось подчиниться — не устраивать же драку в магазине. Тем не менее, он сильно разозлился и на улице стесняться не стал. — Какого драного Мерлина ты всё испортил? Она бы нам помогла, ясно же, что мы просто попали не в тот отдел.

— Она, — выпустив локоть Малфоя, прошипел Снейп, — приняла нас за сумасшедших, а тот парень на кассе собирался вызвать охрану.

— С чёго ты взял?

— С того! Я легилимент или кто? А ещё я понял, что это не тот магазин, и ничего из списка мы там не найдем.

— Но в справочнике же написано «магазин мужской одежды», значит…

— Ничего это не значит! — отрезал Снейп. — Мужской, да не той.

— И что мы будем делать?

— Спроси у Артура Уизли, — ехидно посоветовал он. — Он же у нас главный специалист по маглам, вот пусть и скажет, где одежда для зимней рыбалки продаётся.

— Знаешь, что? — рассердился Марфой, всё ещё уязвлённый всей этой ситуацией. — Ты можешь хоть весь магловский Лондон оббегать и искупаться в Темзе, а я прекрасно обойдусь зимней мантией и согревающими чарами. И ещё посмотрим, кто из нас будет больше мёрзнуть.

Люциус развернулся и сердито зашагал прочь — к ближайшему месту аппарации. Прохожие оборачивались, с удивлением глядя на блондина с длинными волосами, одетого в эффектную белую мантию с фиолетовым подбоем.

— Смотрите, Леголас! — услышал Снейп краем уха и усмехнулся. «Вот ведь павлин!».

А потом тяжело вздохнул, вспомнив, с кем он смотрел магловский фильм про Леголаса и всех-всех-всех. Казалось, это было вчера, а прошло уже больше года. И больше пяти лет с тех пор, как он первым подошёл к Гермионе Грейнджер. Правда, тогда он и подумать не мог, к чему это приведёт.

После битвы за Хогвартс он некоторое время отлёживался в больничном крыле, а потом вернулся в свои старые апартаменты, согласившись остаться в Хогвартсе ещё на один учебный год. В сентябре оказалось, что ни Поттер, ни младшие дети семейства Уизли в школу не вернулись, и закончить обучение решилась только заучка Грейнджер. Впрочем, ему до этого не было никакого дела — школьные дела, коллеги, педсоветы, квиддичные страсти и разборки факультетов — всё потеряло для него интерес. Насколько он раньше (после того, как вжился в роль декана и учителя) считал школу своим домом, настолько сейчас чувствовал себя здесь чужеродным элементом, или — как прокомментировал при встрече Люциус Малфой — «выпавшим из шкафа». Впрочем, он не настолько отдалился от школьной реальности, чтобы не заметить, что он такой не один. Гермиона Грейнджер, к его удивлению, тоже вела себя так, будто постоянно думала «Где я? Кто эти люди?». На уроках она больше не тянула руку, не отвечала, если её не спрашивали, никому не подсказывала, эссе писала ровно той длины, которую задавали, на переменах держалась обособленно и почти ни с кем не разговаривала. Единственное, что в ней не изменилось — это то, что она почти всё свободное время проводила в библиотеке. Вот только наткнувшись на неё пару раз, Северус обнаружил, что она ничего не пишет и не читает, а тупо смотрит в книгу, делая вид, что занята.

Ему стало не по себе, и он начал по вечерам специально заглядывать в библиотеку под различными предлогами, чтобы убедить себя в том, что он ошибся, но убедился лишь в одном: сделав домашние задания, Грейнджер не возвращалась в гриффиндорскую башню, ничего не изучала и не читала, а просто сидела, погрузившись в свои мысли. Такая же «выпавшая из шкафа», как и он сам. Другие учителя тоже видели, что с ней что-то не так, но в те дни со многими учениками было «что-то не так», а поскольку Грейнджер хотя бы не доставляла хлопот, её несколько раз спросили, всë ли с ней в порядке, и оставили в покое.

Кончилось тем, что однажды Северус просто подошёл к ней и сообщил, что наступил сезон квиддича и простуд, больничному крылу требуются зелья в промышленных масштабах. А когда она непонимающе посмотрела на него, хмуро спросил, не желает ли она заняться общественно-полезным трудом и поработать его ассистенткой, «чем просто так сидеть и изучать узоры из трещин на стене».

Так все и началось. А год назад...

Если бы только он тогда сдержался... Или хотя бы не так разошёлся... А ещё лучше — отбросил бы гордыню и навёл справки, прежде чем делать выводы. И сейчас она была бы здесь. Уж она-то точно знала бы, где покупать весь этот нелепый гардероб для рыбалки. Да что уж там — ему бы это и не понадобилось, предстоящий день рождения они провели бы с ней вдвоём, в знаменитых (в узком кругу любителей) римских термах в Каппадокии. Он даже узнавал, как организовать приватное купание в бассейне Клеопатры.

Но...

Он свой очередной день рождения встретит, морозя задницу на Аляске, а она... недавно снова начала встречаться с Уизли, и, похоже, на сей раз Молли постарается, чтобы её младший сын не упустил такую перспективную невесту. Вот уже и объявление в «Пророке» появилось о предстоящей помолвке.

Эх-х...

Ледяной ветер завывал, проносясь по длинному ущелью и едва не сбивая с ног трёх мужчин с длинными удочками в руках, которые с трудом пробирались по глубокому снегу, освещая себе путь волшебными палочками. Впереди шёл Долохов в длинной серебристой шубе, лохматой шапке и меховых угги. За ним следовал Снейп в высоких шнурованных ботинках, пятнистых утеплëнных штанах цвета хаки (чёрных в лондонском туристическом магазине не нашлось), плотной длинной куртке почти до колен, надетой поверх нескольких слоёв другой одежды. На шапку-ушанку был с трудом натянут капюшон с меховой опушкой. Снейп был умеренно мрачен — тяжёлая аппарация, разница во времени, ранний подъём, предстоящее сомнительное развлечение, слой жира на лице... Хорошо, конечно, что он прислушался к совету Долохова и всё-таки смазал лицо, но вся ситуация в целом... От того, чтобы чувствовать себя полным идиотом, его спасало только одно: следом за ним шёл Люциус Малфой в ботинках на тонкой подошве, зимней (в представлении жителей Англии) мантии и без шапки. И, разумеется, сей гордый аристократ побрезговал обмазывать свою драгоценную кожу медвежьим жиром. В результате теперь каждый его шаг сопровождался злобным бурчанием, в котором без труда угадывался вполне себе магловский мат вперемешку с согревающими заклинаниями, которые не очень-то действовали на таком морозе.

Холод и перспектива провести сутки без дневного света⁽¹⁾ способствовали мрачным мыслям. До помолвки Гермионы Грейнджер и Рональда Уизли оставалось двое суток. Хорошо, что он сбежал уехал в такую даль — не будет соблазна выставить себя идиотом, попытавшись увидеться с ней и отговорить. Надо будет попросить Долохова, чтобы разрешил остаться ещё на день — чтобы, когда он вернётся, всё уже было кончено.

* * *

Гермиона приняла его предложение стать его ассистенткой, тем более, что он даже предложил ей небольшую оплату за труды. В еë обязанности входили нарезка ингредиентов и ведение учёта. Первое время они работали молча и Гермиона сразу же уходила, стоило ей выполнить свою часть работ. Потом они начинали перебрасываться фразами на отвлечённые темы, как-то раз — после особо тяжёлой смены — он предложил ей чаю и они проговорили до отбоя, а вскоре это превратилось в ежедневный ритуал. В рождественские каникулы он неожиданно для себя предложил ей выбраться из Хогвартса и вдвоём погулять по Эдинбургу — «а то в Хогсмиде куда ни плюнь, попадëшь в знакомого». Вот там, в Эдинбурге, за столиком уютного кафе, она неожиданно расплакалась и рассказала, что сегодня день рождения её папы, который её не помнит и никогда уже не узнает, что у него есть дочь, потому что она изменила родителям память и не успела вовремя снять заклятие. А теперь ничего нельзя исправить, не навредив их ментальному здоровью.

Северус тогда укрыл их столик чарами, чтобы никто на них не глазел, выслушал её и мрачно кивнул: да, отменить такие чары без последствий невозможно. Постепенно он расспросил Гермиону о её делах и выяснил, что она осталась не только без семьи, но и без родительского дома и даже без личных накоплений, которые потратила во время странствий в поисках крестражей. И теперь ей некуда идти после окончания школы. Гарри готов был предоставить ей стол и кров в доме на площади Гриммо, Рон предлагал поселиться в Норе, но жизнь приживалки её не устраивала. К тому же между нею и Роном встала недосказанность так и не случившегося романа, и она, находясь в его компании, чувствовала сильную неловкость. Как, впрочем, и в присутствии Молли, которая, похоже, очень надеялась, что её младший сын сумеет удержать при себе «умнейшую ведьму своего поколения», раз уж его самого Мерлин обделил выдающимися талантами.

Ещë до конца рождественских каникул Северус нанёс визит Кингсли Брустверу и более чем прозрачно намекнул, что нехорошо это, когда талантливейшая маглорождённая героиня войны, положившая на алтарь спасения Волшебного мира всё, что только могла, теперь не имеет, как говорил Долохов, ни кола, ни двора. Кингсли выслушал его, навёл справки, убедился в том, что Снейп прав, и в результате вместе с дипломом об окончании школы Гермиона Грейнджер получила в подарок от Министерства магии небольшую, но уютную квартиру и что-то вроде военной пенсии, которая позволяла если не шиковать, то хотя бы не голодать.

Вот только она почему-то не обрадовалась.

* * *

Наконец трое рыбаков выбрались из ущелья и оказались на берегу освещённого лунным светом огромного озера, скованного льдом и покрытого толстым слоем снега.

— Krasota-to kakaya! — промолвил Долохов, обводя открывшуюся перед ними картину таким широким жестом, будто всё это принадлежало ему. Сделав небольшую паузу, он добавил. — Lyapota!

— Что? — Малфой не обратил внимания на эту абракадабру — ему было не до того, а вот Снейп мог позволить себе недоумённо уставиться на него.

— Красиво тут, говорю, — перевёл Долохов.

Снейп пожал плечами:

— Возможно, — буркнул он. — Боюсь только, мы тут долго не выдержим, — добавил он, бросив косой взгляд на непокрытую голову Малфоя. — По крайней мере, те из нас, кто оделся как идиот.

— Я всё слышу, — стуча зубами ответил тот. — И вовсе я не мёрзну. Я всегда помню, что я волшебник, в отличие от тех, что готов нарядиться в магловские тряпки и таскать с собой их вонючие штуковины весом в 20 фунтов.

— Ничего не двадцать! — обиделся Долохов. Он очень любил свою бензопилу Druzhba, которую окольными путями переправили с бывшей родины его новые соседи и вручили в подарок на прошедший юбилей. — Посмотрим, кто лучше лунку сделает, я своей «вонючей штуковиной» или ты своей кривой палкой.

— Это не кривая палка, это специальный бур!

— Знаю, что бур! Вот и посмотрим, к чьей лунке больше рыбы приплывёт.

— Разумеется, к моей! Я буду ловить рыбу традиционным методом, — гордо заявил Малфой. — Мой прадед, Августус, описывал в своём дневнике, как он ловил рыбу в пруду нашего поместья. Я буду следовать его примеру, и никаких этих... современных ухищрений!

— А инструменты для рыбалки ты те же взял, которыми твой прадед пользовался?

— Нет, — Малфой поджал губы. — Я их не нашёл. Но я справился с проблемой — зашёл во «Флориш и Блоттс» и мне там подобрали книгу «Рыбалка зимой и летом». Так что я подготовился, купил все приспособления и буду ловить без ваших новомодных штучек.

— Интересно, где ты бур и удочку купил? — поинтересовался Снейп. — Ты даже не мог одежду себе добыть, а тут...

— Не твоё дело, — огрызнулся Люциус. Не признаваться же было, что тяжелую металлическую палку он украл в пригороде Лондона у одного магла, который скалывал лёд с садовой дорожки и на минуту оставил инструмент без присмотра. Или в том, как, глядя на рисунок из той самой книжки, он почти сутки вспоминал уроки продвинутой трансфигурации и пытался превратить эту чëртову железную палку в бур, а Нарцисса, глядя на его успехи, смеялась до слёз. Сделать удочку «как на картинке» он поручил своему эльфу.

— Как ты думаешь, — шепнул Северус Антонину. — Через сколько минут он запросится домой?

— Если он попробует просверлить конусообразное отверстие, ему придётся долго бегать кругами вокруг бура. Глядишь — согреется.

— Я волшебник, Антонин, — ответил Малфой, поджимая губы, — и мои согревающие чары прекрасно работают. А мантия идеально подходит для зимних условий.

— Конечно, Люциус. Твоя мантия — просто мечта... — Долохов медленно нарисовал в воздухе какую-то абстрактную фигуру, будто подбирая слово, — для модных журналов.

Люциус презрительно фыркнул.

— Я не нуждаюсь в твоих советах, Долохов. Моя магия справится, — заявил он и зашагал к озеру.

* * *

Мужчины пересекли узкую редколесную полосу и вышли на лёд. Отойдя метров на пятьдесят от берега, они бросили вещи и начали обустраиваться. Долохов расчистил от снега участок для лунки, расчехлил бензопилу и приступил к делу, Снейп стоял неподалёку и ждал своей очереди. Люциус Малфой отошёл от них метров на двадцать, воткнул в лёд свой бур и начал крутить ручку. Через некоторое время до него дошло, что таким образом он высверлит отверстие диаметром дюйма четыре, через которую вряд ли пролезет крупная рыбина, которую он планировал поймать. К тому же такое отверстие вскоре заметёт снегом, и он рискует его потерять. Тогда он решил высверлить конусообразную лунку. Оставив остриё на месте и отклонив бур от вертикали, он — к полному восторгу своих приятелей — начал ходить по кругу, вгрызаясь в лед и пытаясь сохранять солидность. Добравшись, наконец, до воды, он почувствовал себя намного лучше. За это время Долохов и Снейп успели выпилить по две квадратные лунки и теперь, стоя на коленях, пытались выудить выпиленные ледяные кубы размером с квадратный квофл. Мокрые льдины выскальзывали из пальцев и плюхались обратно в воду. Настало время Малфою повеселиться, глядя на их мучения.

Наконец Снейп и Долохов справились, установили около лунок флажки и, отогрев пальцы, приступили рыбалке.

Некоторое время все сидели молча, выдыхая облака пара в морозный воздух, только Малфой каждые полминуты обновлял согревающие заклинания, не переставая делать вид, что ему совсем-совсем не холодно, а крупная дрожь и стучащие зубы — это мелочи.

— Люциус, — не выдержал наконец Долохов. — Ты выглядишь так, будто через тебя прошёл Сибирский холодный фронт. Признайся, ты мёрзнешь в своей пижонской мантии и мы отпустим тебя домой.

Малфой поднял нос повыше и процедил сквозь зубы:

— Н-н-ни… з-з-за… ч-ч-что.

— Но это же глупо! Ты же не гриффиндорец какой, чтобы добровольно так мучиться.

— С-с-слизеринцы не сдаются!

Долохов временно махнул на него рукой, потому что его удочки в обеих лунках почти одновременно дёрнулась, и он сосредоточился на рыбе. Скоро и у Снейпа начало клевать. Про Малфоя они вспомнили минут через пятнадцать, не меньше, и увидели, как он сидит на своей табуретке, съёжившись от холода, спрятав голову при помощи заклятия головного пузыря и непрерывно дёргая волшебной палочкой, чтобы обновить согревающие чары.

Хмыкнув в бороду, Долохов решил, что они со Снейпом уже достаточно развлеклись и пора уже помочь этому аристократическому барану. Опустив в свою лунку кормушку с новой порцией мотыля, он встал, зашёл Малфою за спину и сунул руку в свою поясную сумку, изнутри обработанную заклятием невидимого расширения. Немного покопавшись, он выудил огромную лохматую шубу, шапку и два каких-то непонятных одинаковых предмета. Малфой уже был готов сдаться и сообщить, что он уходит, но тут ему на плечи опустилось нечто тяжёлое и тёплое, головной пузырь исчез, а на прекрасные светлые волосы нахлобучили другое нечто, из длинного лохматого меха. Непонятные предметы, как оказалось, представляли собой обувь высотой почти до колена, сделанную из какого-то странного материала.

— Valenky, — коротко пояснил Долохов. — Мы можем отвернуться, пока ты их надеваешь. Они, конечно, не такие изящные, как твои ботинки, но уж chem bogaty.

* * *

Убедившись в том, что эти двое... друзей молодости действительно отвернулись, Малфой кое-как снял пижонские башмаки и влез в чёртовы vanenky. Некоторое время он молча блаженствовал, а Снейп и Долохов деликатно помалкивали, решив обождать с информацией о том, что теперь он похож на слегка погрызенного мышами медведя.

Наконец Снейп не выдержал:

— Антонин, а ты случайно не у нашего Хагрида одолжил эту шубу?

Долохов с абсолютно серьёзным видом ответил:

— Нет, Северус, это наследство. Можно сказать, старинная семейная реликвия… Мой пра-пра-пра... пра-пра, по преданиям, был разбойником, и шубу эту у кого-то отобрал в бою. Но не у медведя, как ты, возможно, решил. Говорят, это мех росомахи.

Снейп ещё раз обернулся к Люциусу, который, похоже, уже отогрелся. Лица его было не видно, потому что он поднял воротник до самых глаз, но весь его вид просто дышал возмущением. Теперь в этой шубе он напоминал нахохлившегося воробья, к которому несколько раз применили Энгоргио.

— Разбойник, говоришь? Ну, может быть. Хотя сейчас кажется, что это какой-то беглец из Сибирских рудников.

— Заткнитесь! — рявкнул Люциус.

Какое-то время было тихо. Потом Долохов снова обратился к Снейпу, стараясь, чтобы его голос звучал максимально невинно:

— Северус, как ты думаешь, авторы той книжки из «Флориш и Блоттс», которую наш друг так старательно изучал, что-то писали про то, что перед рыбалкой рыбу нужно прикормить?

— М-м-м, — Снейп сделал вид, что задумался. — Думаю, писали. Где-то в примечаниях, мелким шрифтом. Не уверен, что кое-кто обратил внимание.

Минуту или чуть больше из-под шубы раздавалось только напряжённое сопение. Наконец Люциус подал голос:

— Так у меня поэтому не клюёт?

— Ну-у-у, если не считать того, что у нас лунки побольше и мы их поверхность регулярно очищаем ото льда, то... да, поэтому.

— А вы, значит, свои прикормили?

Долохов и Снейп переглянулись, а затем, растянув губы в довольных улыбках, почти в унисон ответили:

— Разумеется.

Люциус громко скрипнул зубами.

— А мне не могли сказать?

Долохов задумчиво поглядел на небо, будто оценивая шанс на перемену погоды, а потом широко улыбнулся.

— Ну, ты же так гордился своими глубокими познаниями! Кто я такой, чтобы лезть к тебе с советами? Тем более магловские штучки тебе вроде не интересны?

— Мой прадед, который рыбу ловил в пруду Малфой-менора, говорил, что он едва успевал добычу из-подо льда вытаскивать, даже на голый крючок ловить умудрялся! И ни про какую прикормку не упоминал!

— Это он тебе рассказывал?

— Естественно, не сам, а его портрет! — раздражённо рявкнул Малфой.

Долохов задумчиво потёр нос.

— Я вижу тут два варианта, — с ухмылкой сказал он. — Первый, самый простой — он тебя обманул, или, как вариант, уже забыл, как оно там было.

— А второй? — не удержался Малфой, хотя подозревал, что ответ ему не понравится.

Долохов глянул на Снейпа, и тот с готовностью подхватил:

— А второй вариант, дорогой Люциус, заключается в том, что пока твой пра-пра-прадед сидел на берегу с удочкой, один из ваших домашних эльфов по приказу твоей пра-пра-прабабки сидел подо льдом с пузырём на голове и сумкой с живой рыбой в руках, и каждые две минуты насаживал рыбу на крючок. А потом твой предок, гордый как... павлин, возвращался домой с богатым уловом и хорошим настроением, и все были счастливы.

Снейп и Долохов помолчали, ожидая реакции. Первым не выдержал Долохов и громко хрюкнул, Снейп пытался держаться, но когда Долохов затрясся от смеха, не выдержал, и спустя секунду они хохотали оба, хлопая себя по коленям и рискуя распугать всю рыбу. Их смех эхом раскатился по заснеженной равнине.

— Идиоты, — пробурчал Люциус, но его никто не услышал.

* * *

Некоторое время рыбалка шла полным ходом. Люциус одолжил у Долохова черпак, прочистил свою лунку, набросал в неё мотыля в качестве приманки, а потом, под скептическими взглядами Снейпа и Долохова, насадил на крючок кусок мяса размером с кулак и аккуратно опустил его в воду.

— Северус! — в очередной раз начал Долохов самым вкрадчивым голосом, на который только был способен. — Зря мы с тобой согласились измерять улов в фунтах, надо было всё-таки в штуках.

— А что такое?

— Наш друг, похоже, акулу решил поймать, а она явно наш с тобой улов перевесит. Так что быть нам с тобой сегодня побеждёнными.

— А ты думаешь, его акула пролезет в такую дырку? Я думаю, она останется подо льдом, да ещё и удочку с собой утащит.

В это время удочка Малфоя пошевелилась, и он тут же схватил её и дёрнул наверх. Улова не было, а кусок мяса по-прежнему болтался там, куда его нацепили. Снейп воздержался от комментариев, тем более, что в этот момент он снимал с крючка очередного окуня, а Долохов, будучи свободен, ехидно прищурился:

— Люциус, мне кажется, или твоё мясо кто-то обгрыз?

Малфой быстро опустил крючок с наживкой обратно в воду и ответил:

— Ничего подобного!

Минут пять удочка Малфоя лежала спокойно, лишь изредка подрагивая, но вот, наконец, она довольно ощутимо дёрнулась, а потом запрыгала по снегу. Люциус быстро перехватил удилище и начал сматывать леску. Вскоре рыба уже дёргалась у края лунки, пытаясь зацепиться и остаться в своей стихии, но Люциус был упорен и настойчив, и через пару минут титанической борьбы рыба выскочила из воды и запрыгала по снегу.

Его приятели подошли поближе, чтобы посмотреть, что же он такое поймал.

— Браво! — приглядевшись, крикнул Долохов. — Ай да щука! Первая за сегодняшний день — у нас с Севом на двоих три гольца⁽²⁾, толстолобик да полтора десятка окуней, а вот щуки — ни одной!

— Интересно, эта щука — малёк, карлик или дистрофик? — задумчиво проговорил Снейп, скептически глядя на худенькую щучку длиной около десяти дюймов. — И неужели она сожрала тот огромный кусок мяса?

Долохов нагнулся и отцепил щучку от крючка.

— Нет, — ответил он. — Похоже, всё мясо обгрызли более умные рыбы, а этой бедолаге не досталось ничего, и она с горя схватила крючок. Зато посмотрите, какая она тонкая и изящная!

— Аристократическая, я бы сказал, — ухмыльнулся Снейп, а затем вернулся к своим крючкам и наживкам.

Малфой обиженно молчал.

— А ты попробуй отпустить её, — с серьёзным лицом посоветовал Долохов. — Волшебством на рыбалке пользоваться нельзя — только чтобы согреться, иначе тюрьма за браконьерство на три месяца минимум. Но скажу тебе по секрету, у меня на родине щука считается волшебной рыбой. Можешь загадать желание, отпустить её, и желание сбудется.

— Иди ты к чёрту, — буркнул Люциус, насаживая на крючок новый кусок мяса. Посмотрев на бьющуюся в конвульсиях маленькую щучку, он сплюнул, пнул её валенком в сторону лунки и, когда она, махнув хвостом, исчезла в чёрной воде, буркнул ей вслед. — Плыви уж, недоразумение. Пришли мне вместо себя что-нибудь стоящее.

Какое-то время все сидели молча. Малфой мрачно спрашивал себя, за каким чёртом он согласился на эту авантюру и не лучше ли было бы, если бы Нарцисса упёрлась и не отпустила его сюда, на другую сторону земли. В конце концов, какая разница — 364 или 365 дней в году он будет у неë под её каблуком? Сейчас в Англии десять вечера, он мог бы с умным видом сидеть в тепле, в кожаном кресле, в роскошном шёлковом халате, с бокалом вина и сигарой... Последние два удовольствия Нарцисса милостиво оставила ему — правда, один бокал и одну сигару в день, но это было лучше, чем ничего. А сейчас он вместо приятного вечера в семейном кругу сидит тут под луной на колченогом табурете посреди снежной пустыни, укутанный в страшную вонючую шубу, да ещё и эти два придурка над ним потешаются. А всё из-за того, что этот носатый баран, видите ли, умудрился сначала рассориться со своей гр... Грейнджер, а потом, вместо того, чтобы пойти и помириться, отпихнув с дороги рыжего сопляка, решил, что всё бесполезно, и принялся привычно и гордо страдать. А Нарцисса, как всегда, прониклась сочувствием к «бедному Севу» и вынудила его, своего мужа, принять предложение Долохова и составить Снейпу компанию на Аляске... «Северусу тяжело, Северусу нужна поддержка!» — мысленно передразнил он жену. Увидев, что он сомневается, Нарцисса посмотрела на него таким мрачным взглядом, что он понял: если откажется — вообще останется без «праздников непослушания», вот и пришлось соглашаться. А ведь он знал, что добром это не кончится, понял практически сразу, как только получил письмо от Долохова с приглашением и дурацким списком вещей. Но нет, как же, чтобы он, да отказался от своих «суток свободы»? Да ни за что! Вот и сидит теперь, как дурак, ещё и без улова.

— Сволочь ты, щука, — пробормотал он, как вдруг удочка в его руках дёрнулась с такой силой, что он едва успел её ухватить и не дать ей скрыться в глубине вод. Мысли о тщете всего сущего и о своей несчастной жизни мгновенно вылетели из головы, уступив место первобытному азарту.

На этот раз, похоже, действительно попалась крупная рыбина. Стараясь не думать о том, что он будет делать, если добыча окажется настолько крупной, что не пролезет в отверстие, он упирался в утоптанный и слегка политый водой снег вокруг лунки круглыми войлочными пятками и, естественно, понемногу скользил. Изловчившись, он сделал рывок, леска на секунду ослабла — и неизвестная рыбина тут же ушла в глубину, а Люциус, потеряв равновесие, поскользнулся и, с грацией бегемота взмахнув в воздухе обеими ногами, рухнул на снег. Удочку он, однако, не выпустил, несмотря на все усилия подлёдного обитателя.

— Малфой, ты там жив? — с некоторым беспокойством спросил Долохов.

Произнесённый сиплым голосом аристократический мат дал понять, что Люциус жив и условно здоров. Снейп всё же поднялся и подошёл посмотреть, не нужна ли помощь. Оказалось, что Малфой двумя руками держится за середину удочки, неведомая рыба мечется из стороны в сторону, а туго натянутая леска бешено перемещается, периодически рискуя разрезать Малфою промежность, прикрытую всего лишь тонкими шерстяными брюками. Снейп временно перехватил у него удочку, охнул от неожиданности и тоже упёрся каблуками в снег.

— Вставай, чего разлёгся? — пропыхтел Снейп. — Мне её одному не вытащить.

— Я думал, тебя это развлечёт, — сострил Малфой сквозь зубы, отползая от лунки, чтобы спасти самое дорогое.

— Вам помочь? — спросил Долохов, подходя поближе.

— Помоги мне встать, — Малфой сердито протянул ему руку. — Мне в твоей шубе не подняться, она весит больше меня.

Антонин воздержался от реплики «Надо было не выпендриваться, а купить всё по списку», и, ухватив протянутую руку, резко поднял Малфоя на ноги. Последующие события напоминали какой-то цирк. Малфой выдернул у Снейпа свою удочку, но удержаться на ногах опять не смог, Снейп встал на колени около лунки и начал наматывать леску вокруг рукава, Долохов ринулся к своим вещам, чтобы найти небольшой багор, который брал с собой на всякий случай. Откопав инструмент, он посмотрел на друзей, сражающихся с неведомым чудищем, и увидел, как Снейп, намотавший себе на руку метра два прочной лески, низко наклонился над лункой и пытается рассмотреть противника.

— Снейп! — гаркнул он. — Не наклоняйся так, побереги нос!

И в то же мгновение из воды выскочила голова чудища — огромная, змееподобная и зловещая — и хищными глазами уставилась прямо на Снейпа.

— Блядь!!! — заорал Снейп. Ему, с его историей, только змеи, бросающейся на него с разинутой пастью, и не хватало. Он с криком отшатнулся, упав спиной на снег, а накрученная на руку леска притянула добычу следом, и большущая толстая змеюка заплясала у него на груди, хлеща хвостом по ногам и пытаясь вцепиться в рукав, закрывающий лицо и шею. И только потом до него дошёл смысл восторженных воплей Долохова.

— Угорь, — орал тот в полном восторге. — Здоровенный угорь!

— Бля-а-адь! — взревел Снейп, скидывая с себя гадину и пытаясь подняться на ноги. После нескольких секунд острого страха наступила закономерная реакция — лютая злоба. Будь чёртов угорь не таким скользким, он бы, наверное, разорвал его руками, а так он мог только придавить ему голову и рявкнуть сначала Малфою — «Да падай ты на эту скотину и придави его своей тушей!», а затем Долохову «Тащи что-нибудь, размозжи ему башку, иначе не дотащим!»

После нескольких минут борьбы не на жизнь, а насмерть, пока Снейп держал голову угря, Малфой пытался удержать извивающееся скользкое туловище, освободив для Долохова десять-двенадцать дюймов, на которые он пытался обрушить то багор, то сапёрную лопатку, и наконец-таки сумел со всего маху опустить тот самый кусок льда, который выпилил бензопилой, когда готовил для себя лунки. А потом они без сил валялись на снегу, пытаясь отдышаться.

— Видел бы ты своё лицо, Снейп, когда его башка бросилась прямо на тебя! — Поймав такую рыбину, Люциус тут же восстановил своё обычное высокое самомнение.

— А сам-то? «А-а-а, бей скорее, Долохов, я не могу, он подо мной извивается, мне щеко-о-отно! А-а-а, подожди, не бей, ты мне руку перерубишь!» — передразнил он приятеля.

— Я всего лишь боялся, что ты с ним не справишься, — без зазрения совести соврал Малфой. Впрочем, Снейп не стал с ним спорить. Отдышавшись, он сказал:

— Я и не знал, что тут угри водятся. Я, вроде, почитал про Аляску, прежде чем ехать.

— А они и не водятся, — ответил Долохов. — Точнее, не водились до этого, но вечно находятся такие... yunie naturalisti, которых тянет на эксперименты. То одних представителей фауны в дикую природу выпустят, то других. Может, и угрей кто запустил.

— Ну, судя по размеру, этот здесь давно жил и неплохо отъелся.

— Меня ждал, — самодовольно заявил Малфой. — Не хотел попадаться абы кому.

— Ну-ну, — хмыкнул Долохов.

— Зато теперь Люциус расскажет портрету своего пра-пра-пра, что такое настоящая зимняя рыбалка.

— Не скажу, что это именно тот отдых, которого я ожидал, — пробормотал Снейп, поднимаясь и стряхивая снег, — но было весело.

— И мне, — усмехнулся Долохов, глядя на неподвижного угря. — Вот уж не думал, что после войны что-то ещё сможет вызвать у меня такой выброс адреналина.

— Что бы вы без меня делали? — самодовольно ухмыльнулся Малфой. — Зато теперь у нас впереди одни удовольствия, ведь так?

— Поверь, Люциус, это ещё не предел твоих страданий. Нас впереди ждёт не сауна, а russkaya banya, а она зимой включает ныряние в прорубь.

— Я надеюсь, это шутка?

— Надежда — прекрасное чувство, но — нет. Это правда.

— Убейте меня кто-нибудь...

 

 

Мини-эпилог:

Потом, когда всë кончилось и Малфой вернулся домой, он нанял художника, чтобы тот написал картину "Люциус Малфой с и его добыча". Во время работы они долго спорили о размере пойманного угря — художник пытался соблюдать достоверность, но в итоге плюнул и нарисовал вот это. https://t.me/EvaMarshFWR/77

Заказчик остался доволен.

---

1) Зимой на Аляске полярная ночь

Вернуться к тексту

2) -голец — один из видов лососёвых рыб, встречается в пресных водах Аляски

Вернуться к тексту

Сегодня 9 января, День рождения дорогого профессора. Выложить весь фанфик не успеваю, но главу выкладываю.

 

После возвращения с рыбалки Долохов накормил гостей сытным блюдом под названием borsch s pampushkamy, после чего погнал их спать.

— Даже не вздумайте спорить, — заявил он. — Это здесь два часа дня, а в вашем Лондоне сейчас одиннадцать вечера. Девять часов разницы, восемь часов на свежем воздухе — да вы взвоете ещё в предбаннике. Или будете страдать с кислыми рожами, а оно мне надо? Я хочу, чтобы вам понравилось, так что shagom marsh! В смысле — идите спать. Разбужу вас часов в семь, а пока подготовлю баню.

— Но ведь баня должна быть в день рождения Сева, а не на следующий, — вяло возмутился Малфой.

— Иди спать, математик! — усмехнулся Долохов. — По местному времени всё ещё будет девятое января.

— Ну тогда ладно, — зевнул Малфой и отправился в гостевую комнату. Снейп тоже не стал спорить. Забравшись в постель, он надеялся лечь и заснуть, но в одиночестве мрачные мысли перебили снотворный эффект усталости и переизбытка свежего воздуха. Временные расчёты с учётом часовых поясов показывали, что после застолья он может успеть прийти в себя и перехватить её, увидеть до того, как... Он ведь точно знал, где она будет днём десятого января. Его тоже туда приглашали, но он, разумеется, отказался — не хватало ещё увидеть эту сияющую в ожидании помолвки парочку. А теперь вдруг засомневался — точно ли она счастлива? После войны он уже дважды ошибался в отношении Гермионы, вдруг сейчас он тоже не прав?

Он ворочался с боку на бок, и никак не мог избавиться от воспоминаний.

Узнав, что он тоже покидает Хогвартс и открывает в Лондоне собственную аптеку, она снова запросилась к нему в ассистентки, сказав, что пока не выбрала будущую профессию, сидеть дома и жить на пособие ей скучно, а ему всё равно нужен ассистент — он же один не справится и с приготовлением зелий, и с исследованиями, и с ролью продавца, так почему бы им друг другу не помочь? Северус решительно не понимал этого странного желания, советовал ей не загружать себя делами, спокойно всё обдумать, посоветоваться с умными людьми, может, поехать в какое-нибудь путешествие, но она упрямо твердила, что работа ассистентки зельевара её успокаивает, а разговоры с ним стимулируют на полезные размышления. В итоге ему надоело с ней спорить, и они пришли к соглашению: трижды в неделю она по полдня работает в его лавке в качестве продавца, ещё трижды приходит по вечерам ассистировать во время исследований, и один день в неделю у неё выходной. Снейп поначалу много платить Гермионе не мог, но в совокупности с военной пенсией на жизнь ей хватало — тем более не нужно было тратиться на съёмное жильё. Зато у неё оставалось достаточно времени, чтобы пробовать себя в других областях, так что его не мучила совесть от осознания, что такая умная ведьма растрачивает жизнь, ассистируя в его лавке.

И только к сентябрю до него дошло, что он ей нравится вовсе не как умудрённый опытом и эрудированный друг-наставник.

Северус промучился не меньше часа, но потом усталость стала брать своё, и он с облегчением понял, что погружается в сон. А там, глядишь, проснётся — и сразу в парилку, а потом, наконец, можно будет и напиться.

* * *

Трое мужчин раздевались в прохладном предбаннике при тусклом свете магических шаров, висящих под низким деревянным потолком. Осмотревшись, Снейп спросил:

— Я не понял: одна дверь — входная, вторая должна вести в парилку, третья зачем?

— На всякий случай, — неопределённо ответил Долохов. — Хватит уже глазеть, раздевайтесь!

Чувство неловкости было неприятным, его хотелось срочно чем-то задавить, и едкие комментарии не заставили себя долго ждать.

— Антонин, ты точно уверен, что твои старые кости выдержат добротный жар? — с прищуром спросил Снейп, глядя на Долохова. Антонин по-прежнему был худощавым и подтянутым, но факт оставался фактом —он был старше их всех.

— Да уж, — добавил Малфой с усмешкой. — Глядя на тебя, так и хочется спросить, не проводишь ли ты омолаживающие ритуалы? Может, секрет твоей формы — омовения в слезах девственниц?

Долохов фыркнул, завязывая полотенце вокруг талии.

— Да, именно так! — сверкнув зубами, ответил он. — Купаюсь каждую неделю! Правда, на Аляске такие строгие правила, что если бы я провёл хоть один омолаживающий ритуал, то сел бы пожизненно, так что… Всё просто: секрет моей молодости — здоровые сибирские гены. — Он гордо выпрямился. — У нас в роду все мужчины были хоть куда!

Снейп ехидно осклабился:

— Гены, значит?

— Что? — переспросил Малфой.

— Наследственность, — снисходительно пояснил Снейп.

— Ах, насле-е-едственность, — задумчиво протянул аристократ, подмигнув Северусу. — А я уж, было, задумался, кто это в твоём поместье колет дрова, чистит от снега дорожки, за покупками верхом на лошади несколько миль скачет?

— С чего ты взял? — покраснел Долохов.

— Да ни с чего, подумалось что-то. Не всем же быть изящными от природы.

— Тебе, друг мой, тоже не двадцать, и даже не тридцать, а ты тоже без одежды подозрительно хорошо выглядишь .

— Я просто хорошо сохранился, — важно заявил Малфой. — У нас семейное — всю жизнь сохранять изящную фигуру. Поэтому я в своём возрасте безо всяких ухищрений выгляжу как древнегреческий Аполлон, а ты — уж прости — как гладиатор, — он высокомерно окинул взглядом мускулистые плечи и кубики на прессе Долохова.

— Семейное, говоришь? — ухмыльнулся Снейп. — Возможно, это семейная традиция — после тридцати лет омолаживаюшие процедуры делать... Запрещëнными препаратами.

Теперь побагровел Малфой.

— Кто тебе наболтал?

Снейп закатил глаза, прочистил горло и пропищал:

— Добби — свободный эльф! — и продолжил нормальным голосом. — Очень уж он был на тебя зол.

Долохов заржал, а Малфой скрипнул зубами. После войны он никакими запрещëнными зельями уже не пользовался — боялся. Однако сохранять себя в хорошей форме хотелось, и Нарцисса нашла для него (и для себя) другой способ: обустроила в Малфой-мэноре «тайную комнату» с магловскими тренажëрами и массажëрами, о чём не знал даже Драко. Люциус, конечно, пытался убедить жену, что лучше уж использовать старые методы (пусть и рискуя попасться аврорам), но Нарцисса так на него глянула, что он мгновенно втянул голову в плечи и сказал «Ты права, дорогая». С тех пор каждое утро они вдвоëм проводили в «тайной комнате» по полтора часа. Хорошо хоть, что эти два идиота не в курсе.

Малфой подмигнул Долохову и они перевели взгляд на Снейпа.

— Вот уж Сев точно не колет дрова, не занимается конными прогулками и не использует для поддержания формы запрещённые препараты, — завистливо сказал Долохов. — Вот кому повезло с генами, сколько не съест — всё равно тощий и жилистый. А ведь он ничего для этого не делает, разве что котлы свои тягает.

— Так-то оно так, — задумчиво протянул Малфой, — вот только мой Драко, поддавшись моде, тайно записался в магловский... забыл название. И он мне по секрету поведал, что однажды видел в бассейне кого-то, подозрительно похожего на...

— Передай своему отпрыску, что если об этом в волшебном мире кто узнает, я лично его кастрирую!

Вот идиот, позволил Грейнджер уговорить себя таскаться в этот магловский фитнес-центр! Испугался, видите ли, что в результате резкого перехода к послевоенной спокойной жизни может обрюзгнуть, отрастить живот и плохо смотреться рядом с молодой девицей. Поверил, что нужен ей, захотел, чтобы она и двадцать лет спустя смотрела на него с восхищением! А в итоге что?.. Ещё и засранцу Драко на глаза попался!

— Мы париться пойдём, или так и будем тут голыми мерзнуть? — огрызнулся он.

— И правда, — спохватился Долохов и громко хлопнул в ладоши. — Совсем забыл. Берите шапки!

Он показал на три странных плоских изделия из плотного серо-белого материала, по очертанию напоминающих сильно увеличенные цветки колокольчиков.

— Что это? — Скривился Люциус, беря одну из шапок. — На ощупь — что твои valenky, а на вид почти как распределяющие шляпы.

— Надевай, не спорь. Ты же не хочешь, чтобы тебя удар хватил?

— А почему сразу меня? Ты старше!

— Зато я парюсь раз в неделю. Давай, Малфой, не бухти. Ты же не хочешь, чтобы жар повредил корни твоих прекрасных волос, которые так шикарно выглядят исключительно благодаря хорошей наследственности, правда?

Люциус молча натянул на голову шапку. Так он и признается, что использует маски для волос, изготовленные по старинному фамильному рецепту (для разнообразия, в этом рецепте не было ничего темномагического). В конце концов, раз рецепт фамильный, то и прекрасное состояние волос можно считать наследственным. Снейп тоже не стал спорить и нахлобучил шапку на голову, после чего Долохов наконец-то распахнул дверь. На всех троих сразу же дохнуло паром, настолько густым и горячим, что Снейп и Малфой, охнув, отступили назад.

— О, Мерлин! — простонал Малфой, вытирая лицо. — Это что, преисподняя?

— Это называется «russkaya banya», Люциус, — невозмутимо ответил Долохов, расплываясь в довольной улыбке, и втолкнул приятелей внутрь.

С минуту они молча сидели на нижней ступени и учились дышать. Потом Снейп хмыкнул:

— Интересно, выдержит ли это испытание наш потомственный аристократ? Как бы его от этого жара-пара и вправду удар не хватил.

— Если будет меня слушаться, ничего с ним не случится, — пожал плечами Долохов. — Надеюсь, он не пытался найти инструкции на тему «как париться в бане» в книжке из «Флориш и Блоттс» или у своего оригинального предка?

Малфой тоже сомневался в своей выносливости, но признаваться в этом не собирался.

— Если я выжил под проклятиями Темного Лорда, то уж как-нибудь выживу и в этой адской парилке!

— Выходим! — наконец сказал Долохов. — Перерыв.

Трое мужчин вышли, смыли в душе пот, по настоянию Долохова выпили по полстакана воды и снова вошли в парилку. Повторив этот цикл ещё пару раз, Антонин хитро подмигнул:

— Ну, подготовительный этап завершён, сейчас будет самое интересное.

Он открыл дверь, вошёл, плеснул воды на камни и сделал приглашающий жест:

— Прошу! Кто войдёт последний — будет первым.

Снейп закатил глаза, но на всякий случай шагнул следом, чтобы не стать первым непонятно в чём. Люциус только пожал плечами, пробурчал «Детский сад какой-то», и спокойно вошёл последним.

* * *

 

В парилке стало жарко. Точнее, не так. В парилке стало ОЧЕНЬ жарко. На этот раз им не пришлось заново учиться дышать и они, наконец, заметили, как в нос ударил крепкий аромат запаренных берёзовых листьев. Антонин Долохов с ухмылкой вынул из стоящей на полу лоханки веник, потряс им в воздухе, чтобы стряхнуть воду, а затем, как букет цветов, вручил Снейпу.

— Держи, — ухмыльнулся он.

Снейп подозрительно взглянул на подношение, не решаясь взять его в руки.

— И что мне с ним делать?

Антонин подмигнул, и Северус ввинтился взглядом в его глаза. Убедившись, что всё понял правильно, он кивнул.

— Я не понял, для чего он? — спросил Малфой, глядя, как Снейп берёт в руку веник-букет.

— Нюхать! — Заржал Антонин, а потом сделал ловкую подсечку не ожидавшему такого Малфою, и через секунду потомственный аристократ в неизвестно каком поколении лежал вниз лицом, растянувшись на деревянной лавке, а Снейп фиксировал наколдованными ремнями его руки-ноги.

— Что за шутки? — заорал Люциус. — Вы чего удумали, сволочи?

— Сейчас узнаешь, — тихим зловещим голосом сообщил Снейп. — Раз... Два...

И как только он произнёс "три", на спину, ноги и сиятельный зад Малфоя обрушились хлёсткие удары двух мокрых горячих берёзовых веников.

— А-а-а! — Малфой дёргался, орал и угрожал, но ничего не помогало — Снейп и Долохов отхлестали его с головы и до пят, а потом ещё окатили ведром холодной воды, и лишь после этого наколдованные ремни растворились в воздухе.

— Ну вы и гады! — тяжело выдохнул Люциус, усаживаясь на лавку.

— Скажи ещё, что тебе не понравилось!

— Теперь ваша очередь, — буркнул он. — Кто следующий?

Долохов посмотрел на него и ухмыльнулся, а через минуту парилка снова огласилась хриплым рёвом Снейпа вперемешку с проклятиями и обещаниями отравить..

В следующий заход все трое хлестали себя самостоятельно.

— Никогда бы не подумал, что это варварство может быть таким приятным, — признался Малфой, с наслаждением хлеща себя по груди, ногам и животу.

 

— Антонин, — с трудом выговорил Малфой, когда они в очередной раз вывалились в предбанник подышать.. — Это, конечно, здорово, но я уже слегка устал.

— Люциус хочет спросить, но стесняется — когда мы уже сможем сесть за стол и выпить?

— Скоро, — ухмыльнулся Долохов. — Осталось совсем чуть-чуть. Ещё одна тепловая процедура, один визит в парилку, и всё.

— Что ещё за тепловая процедура? — подозрительно осведомился Малфой.

— Ну, не то, чтобы тепловая — скорее, наоборот, — с загадочным видом ответил Долохов.

— Что?!! Заявляю сразу — я отказываюсь лезть в прорубь, я и так на рыбалке чуть не околел!

— Да не нужно тебе никуда лезть!

— И прыгать в прорубь тоже не буду!

— Да не будешь, не будешь, успокойся! Всё будет гораздо проще.

— Хм... — Малфой задумчиво погладил подбородок. — Что-то у тебя слишком довольный вид, мне это не нравится.

— Да ничего страшного, — Долохов сделал отчаянно честные глаза. — Во всяком случае ничего такого, чего не могли бы выдержать настоящие мужчины.

— Это ты хочешь нас взять на слабо? — прищурился Снейп.

— Я просто хочу, чтобы вы, друзья мои, сполна вкусили удовольствие от того, что называется russkaya banya. — Взглянув на их скептические лица, он добавил. — Разве вам что-то не понравилось в сегодняшней программе? В целом, я имею в виду.

— Пожалуй, нет, — вынужден был согласиться Снейп, а Малфой только криво улыбнулся.

— Тогда придётся вам довериться мне ещё раз, — заявил Долохов. — ещё один раз — и всё, пойдём, наконец, за стол. Да не бойтесь вы! — гоготнул он. — Ничего страшного не будет. Просто все дружно прыгнем в сугроб.

— В смысле? Прямо ТАК? — Малфой, потеряв дар речи, обвёл их всех рукой, подразумевая, что они голые.

— В этом весь смак, — пояснил Антонин. — Да ты не бойся, это не так страшно, как кажется. Прыгнем, выберемся — и сразу в парилку. Ещё спасибо скажешь. Кстати, я говорил с Нарциссой, рассказал нашу культурную программу на сегодня, и мы с ней поспорили, отважишься ты на это или нет. Если ты хочешь, чтобы она узнала, что ты отказался — пожалуйста, мы с Севом вдвоём прыгнем.

— Какого лысого Мерлина ты говорил с Нарциссой?

— Она со мной связалась, как только я послал тебе приглашение, и спросила, что мы тут собираемся делать. Она хотела убедиться, что твоя сиятельная тушка вернётся домой в целости и сохранности. Программу она одобрила, но насчёт прыжка в сугроб мы с ней заключили пари. Так что, если хочешь расстроить супругу — пожалуйста.

— Ладно, чëрт с вами, — проворчал Малфой. — А откуда мы будем прыгать? И как?

— Всё просто: вот эта дверь, — он ткнул пальцем на запасную дверь, назначением которой интересовался Северус, — предназначена как раз для таких целей. Вокруг неё никто снег не чистит, открыл — и сразу в сугроб. Мы встанем друг за другом, я буду первый, руки кладём на плечи впереди стоящего... Да, кстати, — Долохов блеснул глазами. — Я знаю невербальное заклинание, которое не позволит отдёрнуть руки в течение пяти секунд, так что передумать не получится.

Северус с Люциусом разочарованно переглянулись и выстроились «паровозиком». Долохов шепнул приклеивающее руки заклинание, сосчитал до трёх и толкнул плечом дверь.

В тот же миг доски резко наклонились, и трое голых мужчин съехали в огромный пушистый сугроб. Не успев отреагировать, они поняли, что сугроб был чем-то вроде ширмы, пролетев сквозь которую они приземлились голыми задницами на крутую ледяную горку и теперь стремительно катятся вниз. Долохов орал от восторга, а за ним, как приклеенные, с воплями »Долохов, убью-у-у-у!!!» неслись Снейп и Малфой. За секунду до конца спуска им удалось проморгаться от снега, и они увидели, что внизу раскинулась скованная льдом река, а в конце ледяной трассы гостеприимно поджидает кем-то заботливо подготовленная огромная полынья. Едва успев вдохнуть немного воздуха, все трое влетели в ледяную воду и погрузились в неё с головой.

«Если нас сейчас затянет под лёд, я его задушу», — успел подумать Снейп, пытаясь вынырнуть на поверхность. Ощущение было такое, как будто в каждую клетку коже воткнули по игле, и от неожиданности он выдохнул весь запас воздуха. «Пиздец», — решил он, но тут кто-то схватил его за волосы и выдернул на поверхность. Оказалось, что он потерял ориентацию, не смог понять, где верх, где низ, и боролся за жизнь на страшной глубине чуть больше одного метра. Рядом отплёвывался Малфой, а Долохов предусмотрительно отошёл от них и уже выбирался на лёд по деревянной лесенке. Чуть отдышавшись, Люциус и Северус последовали за ним.

Как ни странно, вода уже не казалась такой убийственно холодной, во всяком случае по сравнению с воздухом. Мысль о том, что им теперь предстоит ковылять наверх — босыми ногами по снегу и в чём мать родила — приводила в ужас, но оказалось, что Долохов о них позаботился: на берегу их ждали тёплые халаты с капюшонами и явно подогретые магией valenky.

Кое-как одевшись и обувшись трясущимися и скрюченными от холода руками, Снейп и Малфой наконец почувствовали облегчение, и тут на них снова напал приступ неудержимого смеха. Снейп немного читал про химические процессы, сопровождающие сильный кратковременный стресс, знал про резкий выброс адреналина и кортизола с последующей заменой на эндорфины, понимал, что это всего лишь физиология, но поделать ничего не мог. Он бы хотел наорать на Долохова за такую шутку, но не мог — вместе с Малфоем они рыдали от смеха на плече друг друга. А потом было уже слишком глупо изображать праведный гнев, хотя Малфой всё же попытался:

— Ты ведь обещал, что никакого купания в проруби не будет! — пропыхтел он, с трудом переставляя ноги в валенках по глубокому снегу.

— Я обещал, что тебе не придётся прыгать в прорубь или влезать в неё. А ты в неё влетел, так что я тебя не обманул.

— Но как ты это провернул?

— Как-как... Подготовил прорубь, зачаровал, чтобы не замёрзла, потом залил водой спуск под гору, накидал снега перед дверью, чтобы вы не видели, куда прыгаете, ну и вот...

— Да уж, — проворчал Снейп. — В одном тебе не откажешь — к нашему приезду ты явно готовился.

— Ну ещё бы! Когда мне ещё предстоит такое веселье?

— А что, обычно ты скучаешь?

— Да нет, просто не хватает простых мужицких радостей.

Малфой вздохнул.

 

 

Примечания

Осталось две главы: собственно застолье и возвращение в Лондон к одной всезнайке :)

Пара иллюстраций тут:

https://t.me/EvaMarshFWR/83

https://t.me/EvaMarshFWR/84

Как Долохов и обещал, после очередного сеанса веникотерапии операция «баня» была завершена. Переодевшись, три волшебника аппарировали в гостиную хозяйского дома, где их уже ждал накрытый стол. На белоснежной скатерти стояли непривычные английскому взгляду салаты, а также закуски — красная рыба, селёдка, маринованные огурчики, грибочки, прочая снедь и свежевыпеченный хлеб. Вместо привычного огневиски на столе красовались бутылки с охлаждённой прозрачной жидкостью и надписью на этикетке «Stolichnaya».

Голодные гости дружно втянули носами запахи и рефлекторно сделали глотательное движение, а хозяин в это время взял бутылку, ловко поддел крышку и разлил содержимое по стопкам.

— С днём рождения, Сев! — провозгласил он, подняв стопку, и Малфой, присоединившись, потянулся к нему своей.

Северус молча кивнул — он по-прежнему не любил находиться в центре внимания и ощущал себя в такие моменты полным идиотом. Друзья в кои-то веки решили учесть эту его особенность и, произнеся первый тост, оставили именинника в покое. Слегка утолив голод, разлили по второй.

— Давай теперь за тебя, Антонин! — предложил Снейп, глядя на Долохова. — Признаю, ты прекрасно всё устроил. Если бы не ты, отмечал бы я сегодня свой день рождения, лёжа в ванной с бутылкой огневиски.

— Да ладно, чего за меня пить, — отмахнулся Антонин. — Давайте выпьем за встречу. И за баню.

— За веники и сугроб! — подхватил Люциус, хмыкнув.

— За то, что тебе не удалось нас утопить, — добавил Снейп и опрокинул в себя стопку холодного прозрачного напитка, который снова разлился по телу приятным теплом.

— Ну что, Сев, — начал Долохов, подмигнув другу, — по нашим аляскинским меркам ты уже почти идеальный muzjik: рыбу ловил, в баню ходил, в проруби купался… Осталось только жениться.

Северус закатил глаза, как делал всегда, когда его доставали идиотскими советами.

— Жениться? — криво усмехнулся он. — Чтобы потом, как некоторые, раз в год выпрашивать у жены разрешения на то, чтобы сходить в баню? — Он бросил многозначительный взгляд на Малфоя.

Люциус сердито посмотрел на него.

— Не преувеличивай! Должен же я как-то компенсировать Нарциссе то, что ей пришлось пережить из-за моей... небольшой ошибки молодости.

— Небольшая ошибка — это та, в результате которой ваш мэнор превратился в штаб безносого монстра, а вы стали непрошеными гостями в собственном доме? — прикинувшись задумчивым, уточнил Снейп.

— Кто бы говорил! Тебе, кажется, на два года в дом крысу подкинули, или я ошибаюсь?

— Сев ту крысу, как я понял, гонял, как vshivogo po banye, — ухмыльнулся Долохов. — Я как-то был у него дома, видел, как этот Червехвост у него канализацию чистил. Без магии.

— Ну и что? — пожал плечами Малфой. — Поселись Тё... безносый в доме Сева, я бы посмотрел, как бы он его гонял. Это ты, Антонин, хорошо устроился — семью на Аляску перевёз, всем наврал, что сестра волшебница слабая, а племянник вообще сквиб, в Англии у тебя ни кола, ни двора, и взять с тебя нечего.

— Ты так думаешь? — спросил Долохов.

— А разве нет?

— Нет. Он помог мне вывезти Ладу и Гришку и устроить их на Аляске, это верно. Проблема в том, что он мог их найти в любой момент.

— Он помог тебе вывезти племянника, думая, что он сквиб?!!

— Да нет! Когда мы их вывозили, Гришке был месяц от роду, там ещё непонятно, сквиб — не сквиб... А Тёмный Лорд, как потом выяснилось, рассчитывал на него в дальнейшем, думал на перспективу... Стратег наш... Когда я понял, во что вляпался, и что они стали натуральными заложниками, додумался только до того, что нужно скрыть ото всех Гришкины выбросы магии. Думал, до одиннадцати лет буду тянуть с этим, а потом скажу ему, что парень — сквиб. Вот такой я был наивный идиот. Я всë надеялся, что этот... про него забудет — подумаешь, ребёнок где-то там растёт, но нет: он мне об этом постоянно напоминал. Когда я заподозрил, что племянника-сквиба он может просто убить, я начал думать, куда и как бы их спрятать, но тут нам всем повезло — когда Гришке десять лет исполнилось, наш бессмертный Тёмный Лорд об Поттера убился... В первый раз. Я знал, что он вернëтся, но решил воспользоваться моментом — отправился на Аляску, хотел своих перевезти куда-нибудь, а тут новость — Лада замуж вышла, ребёнка второго ждёт... Короче, предупредил их, чтобы продолжали скрывать от местных Гришкины способности, а потом отдали его учиться куда-нибудь подальше. И сами чтобы переехали. Но они отказались — у еë мужа вся родня здесь, довольно сильный клан колдунов, и он сказал мне: «Если что — отобьëмся». Я велел им хотя бы следить за новостями из Англии, вернулся в Лондон… Хотел там кое-какие дела закончить, но тут-то меня и того... zagrebly. А потом — четырнадцать с половиной лет. В Азкабане!.. Когда Тёмный Лорд вернулся и нам побег устроил, он сразу мне про Гришку напомнил, тому ведь уже 25 стукнуло, самый подходящий возраст. Я сделал вид, что ничего про них не знаю, и он велел мне ехать на Аляску и привезти его... Я и поехал. К счастью, Лада меня послушалась, сменила ему имя, отдала учиться в Илверморни, а потом он куда-то в Африку подался. Я ещë раз Ладу предупредил, чтобы Гришка даже носа сюда не казал, и вернулся в Англию — куда мне было деваться, сами знаете — от него не убежишь... Окклюменцию я давно освоил, вот и сумел этого... обмануть. Рассказал ему, что Гришка сквиб, что он давно переехал в другой штат, и сестра не знает, где он. А младшие дети у Лады — девчонки, хоть и волшебницы, да мелкие ещё, какой с них прок? Этот... разозлился тогда и здорово меня наказал за племянника-сквиба, я два дня с постели встать не мог. Интерес к моей родне он потерял, но при случае сразу напоминал, что не забыл, где они живут.

— Всë время?

— Регулярно. Думаешь, мне так уж хотелось тогда в Министерство идти за этим чертовым пророчеством? Я ж тогда, считай, месяца три, как из Азкабана сбежал — естественно, я не хотел обратно! Одно хорошо — он тогда решил, что за провал операции мы все достаточно наказаны возвращением к дементорам, и не тронул Ладу и девчонок. А когда нам снова побег устроили, я уже понял, что у него совсем... ne vse doma. Только и мечтал, чтобы (в идеале) Поттер его убил, а я смог унести ноги от новой власти. Или, на худой конец, как-нибудь сгинуть у этого на службе, чтобы он забыл про мою родню. Одно я знал тогда точно — в tyuryagu я больше не сяду.

— Да-а, — протянул Малфой, — в определëнный момент я уже и сам только об одном и мечтал — чтобы Поттер победил, вот только сделать уже ничего не мог. Слава Мерлину, у Нарциссы обнаружились... железные яйца, и она, как представился случай, сумела этого обмануть. Только Сев у нас самый умный оказался, в двадцать лет всë понял.

— Попади вы в такие обстоятельства, вы бы тоже быстро перековались.

— Ладно, — махнул рукой Долохов. — Давайте лучше выпьем. За то, что этот урод сдох, а мы живы, здоровы и на свободе.

— И у нас всё в порядке, — подхватил Малфой. — По крайней мере, более-менее.

Они выпили, затем выпили ещë, а потом Снейп, ухмыльнувшись, сказал:

— Ладно, Тони, неси! Пора уже.

— Что нести? —притворился непонимающим Долохов.

— Гитару свою. У тебя, поди, уже руки чешутся.

— Думаешь, пора?

— Ещë по одной — и будет пора.

— Сколько лет прошло с тех пор, как ты нас своим пением развлекал в последний раз? — ностальгически вздохнул Малфой.

— Вы мне тоже славно подпевали, — напомнил Долохов.

— Скорее, подвывали, — хмыкнул Снейп. — Не думай, что с тех пор мы выучили твой язык.

— Когда это кому-то мешало?

— Тоже верно.

Они допили первую бутылку, и Долохов, довольно ухмыльнувшись, пошёл в соседнюю комнату за гитарой.

* * *

Три волшебницы — две блондинки и брюнетка — сидевшие в это время на втором этаже за бутылкой сухого вина, вели свои женские разговоры. Вообще-то для Кармен Долоховой этот день должен был быть на редкость хлопотливым и скучным. Согласно договорённости, достигнутой между ней и Тони, сегодня был его день, когда он принимал и развлекал своих личных гостей, а ей полагалось снабжать их едой, следить, чтобы всё было в порядке, и не показываться на глаза, делая вид, что её здесь вовсе нет. Вообще-то в их семье бывали не только «дни Тони», но и «дни Карменситы», когда она принимала гостей из своего табора, а Антонин поставлял им еду, топил баню и не мешал горланить цыганские песни на всю округу, но считалось, что его друзья об этом не знают.

Поселившись на Аляске, Долохов познакомился с парочкой охотников и одним золотоискателем, с которыми ходил на зимнюю рыбалку, периодически уходил на неделю в тайгу и пару раз в год приглашал в гости на мужские посиделки. Но в этот раз он пригласил других гостей. Тех, из прошлой жизни, о которой он ей почти не рассказывал, и ей было очень любопытно на них взглянуть, а ещё лучше — постараться хоть что-нибудь узнать о прошлом своего мужа. Увы, дом был добротный, звукоизоляция хорошая, и шансов на это у неё не было. Точнее, не было бы, если бы к ней самой не заявились гости. Первой пришла золовка Лада под предлогом «хочу помочь тебе с приготовлениями, чтобы эти англичане не воображали, что мы не умеем устраивать приёмы». На самом дели Карменсита прекрасно понимала, что Ладе не меньше, чем ей, любопытно узнать, с какими людьми провёл почти полжизни её брат, но сделала вид, что поверила — зачем же отказываться от помощи по хозяйству? В четыре руки они подготовили коптильню для рыбного улова и потихоньку начали готовить закуски, варить борщ на обед и мариновать мясо на вечер.

Подготовка шла полным ходом, а в середине дня, когда гости Антонина отсыпались после рыбалки, а сам он топил баню и готовил для друзей горку-сюрприз c полыньёй в конце пути, к ним на порог заявилась ещё одна гостья — Нарцисса Малфой. Карменсита сразу распознала в ней «цацу», как называла Лада таких утончённых и надменных дамочек, но Нарцисса, во-первых пришла не с пустыми руками — она прихватила с собой три бутылки вкуснющего розового вина, во-вторых её сопровождал домашний эльф, благодаря которому процесс приготовления ужина занял совсем немного времени. А главное — Нарцисса пообещала им кое-что рассказать о жизни Долохова в Англии, чем вызвала к себе определённую симпатию. Разумеется, она не собиралась открывать им все подробности, чтобы не устраивать ему проблем на новом месте, но в какой-то степени удовлетворить их любопытство она могла.

Взамен леди Малфой получила возможность не нервничать, переживая, вернётся ли её драгоценный муж с «праздника непослушания» живым и невредимым.

Конечно, у неё была ещё одна причина напроситься в гости, но её Нарцисса предпочла не афишировать.

Таким образом, пока трое мужчин пьянствовали на первом этаже, три женщины мило общались на втором. Когда они распили первую бутылку, Нарцисса завела разговор о лондонском магазине волшебных розыгрышей, плавно перешла к рассказу об их последней разработке — о беспроводных удлинителях ушей, которые могут слышать сквозь стены и потолок. Потом она сделала вид, что совершенно случайно забыла вытащить их из своей сумочки, а дальше — позволила себя уговорить использовать их, для того, чтобы узнать, о чём говорят мужчины. Не то, чтобы им это было так уж интересно, но хотелось иметь возможность контролировать, до какой они дошли кондиции.

Пару раз они подключались и не слышали ничего интересного — обычный мужской трёп, зато на третий раз аж подпрыгнули он неожиданности, когда прямо в уши ворвался громовой бас Долохова:

«Sla-a-avnoe mo-ore — svya-sche-nnii Bayka-a-al…

Sla-a-av-nii korabl — o-o-mu-lyo-va-ya boch-ka-a-a!»

После этой строки к пению присоединились голоса его друзей, не знавших языка и сопровождавших песню невнятным мычанием. Впрочем, когда дело доходило до длинных гласных, особенно до «А» и «О», они включались во всю мощь своих глоток, в результате чего, когда все втроём грянули

«E-e-ei, Ba-arguzi-in, po-vo-ra-chi-vai va-A-A-A-A-аl,

Mo-olod-tsu pli-it ne-da-lyo-o-O-O-O-оchka-A-A-а!»

на их столе задребезжала посуда.

— Мерлиновы причиндалы! — в ужасе ахнула Нарцисса, отключая удлинители ушей. — Они, что там, с ума посходили? Не пора ли их разогнать?

Лада и Кармен переглянулись и недоумённо пожали плечами:

— Да ты что, Цисс, они только начали!

* * *

Приятели проорали несколько раз подряд песни про «Slavnoe more» и «Vragu ne sdayotsya nash gordiy Varyag», причём Снейп отстукивал ритм ложками по столу, а Малфой изображал литавры при помощи двух металлических крышек, которыми до этого были прикрыты салаты. После этого, допив вторую бутылку, они решили выйти на свежий воздух.

Перед уходом Долохов ударил в гонг, висевший рядом с дверью гостиной, а на вопрос «Зачем?» только сделал загадочное лицо и ничего не ответил.

— Малфой! — простонал он, увидев, как тот напяливает свою красивую мантию. — Хватит выпендриваться, надень шубу, опять же замёрзнешь!

— На этот раз мы ведь не будем на месте сидеть, так что не замёрзну. Мантия и чары, что ещё нужно?

— Потеряешь спьяну палочку в сугробе, тогда узнаешь. Я лично свою не беру, и вам не советую.

Малфой вздохнул и начал надевать valenki.

Вернулись они где-то через час, слегка протрезвевшие, запыхавшиеся и по уши вывалянные в снегу.

— Оставьте палочки, оставьте палочки! — пыхтел Малфой, скидывая шубу. — А если бы это и вправду был медведь?

— Люциус, а я и не думал, что в этой шубе, да ещё и в валенках можно так быстро бегать по сугробам! Если бы Сев не растянулся у тебя перед носом, ты бы, наверное, мировой рекорд поставил.

— Предупреждать надо, — огрызнулся Снейп. — Как будто у меня было время в темноте разглядывать твою кошмарную псину!

— Это не моя псина, — примирительно сказал Антонин. — Я конечно, люблю грубые шутки, но скормить гостей медведю — это перебор, У меня по границам участка чары от непрошенных зверей стоят. А Tuzik — это соседский пёс, волкодав. Очень милый, мухи не обидит. И он не к тебе бежал, а ко мне — поздороваться хотел. Но, увидев, как вы оба удираете, захотел с вами поиграть.

Не выдержав, Долохов заржал, а за ним и остальные.

— Почему Tuzik? — отсмеявшись, спросил Снейп.

— Ну... Это я его так зову. Вообще-то хозяин назвал его Тамерланом, но мне нравится его дразнить... в смысле, соседа. И пёс на Tuzikа лучше отзывается.

За разговорами они разулись, сняли свои куртки-шубы-шапки, натрясли полный холл снега и вернулись в гостиную, где их ждало сочное, ароматное жаркое.

—М-м-м, — простонал проголодавшийся Люциус, скручивая голову очередной бутылке. — За это надо выпить!

* * *

— Почему у них там так тихо? — поинтересовалась Нарциса минут через двадцать. — Может, нагулялись, выпили и уснули?

Лада нажала на кнопочку удлиннителя ушей, и они услышали, как хозяин дома травит охотничьи байки. Кармен закатила глаза и быстро выключила приборчик:

— Я это слышала раз пятьсот, больше не могу. Лучше ты, Нарцисса, расскажи нам про вашего безносого, а то Тони ничего говорить не желает, только матерится. Скажи, чего он вообще хотел-то, а то я так и не поняла.

— Ты не поверишь, — вздохнула она. — Этот вопрос я часто задавала Люциусу, но вразумительного ответа так и не добилась. Вроде бы поначалу он обещал вернуть былое величие древним чистокровным семьям, но потом оказалось, что он и чистокровным в первом поколении, и полукровкам тоже много всякого наобещал, да и маглорожденным иногда тайно сотрудничать предлагал. Еще он обещал красивую жизнь оборотням, великанам, гоблинам, дементорам. А по итогу, похоже, он просто хотел жить вечно, дела свалить на исполнителей, а самому только наводить страх и принимать почести. — Нарцисса немного помолчала, прежде чем продолжить. — Я ещё после свадьбы спрашивала у Люциуса — как можно одновременно выполнить все обещания, которые этот... так щедро раздает? Но он в ответ только разглагольствовал с умным видом, что я ничего не понимаю, чтобы не лезла в его дела и что нас ждёт великое будущее. Когда этот в первый раз исчез, я от счастья Мерлина возблагодарила, а Люциус долго пребывал в расстроенных чувствах. Ну, да — какое горе, великое будущее накрылось! А потом, смотрю — что-то он всё меньше и меньше обожаемого Лорда вспоминает, понравилось жить спокойно. Возвращению Тёмного Лорда он был совсем не рад, хоть и подготовился к первой встрече. Но то, к чему его возвращение нашу семью приведёт — такого Люциус и представить себе не мог. Это просто чудо, что мы все втроём живы остались.

— Так ты поэтому мужа на таком коротком поводке держишь?

— У него был выбор. Я предлагала ему развестись сразу после войны, но он в ногах у меня валялся, умолял не бросать, клялся, что на все условия согласен. Вот я и... выделила ему день в году, а в остальное время он как шёлковый. В десять вечера дома, и никаких интриг и великих планов втайне от меня.

— Суровая ты, однако, — сказала Лада. — Мы ведь тоже тут боялись, пока этот ваш... не сдох, но на такой короткий поводок мужика сажать... я бы не решилась.

— Вы тут сидели вдали от этого кошмара и боялись возможных неприятностей, а у меня вся это гадость прямо в доме расселилась. Ты представь — на нашей территории оборотни бродят, в подвале — пыточная, куда мы и сами могли в любую минуту переселиться, в доме тоже Мерлин знает кто ошивается — страшно в коридор выйти. У мужа этот... отнял палочку и запретил магией пользоваться, да и вообще он... этот... чем дальше, тем больше с ума сходил, в любой момент мог убить — просто под настроение. Думаю, в конце мало кто так желал ему сдохнуть, как я. Когда представился шанс, я помогла Поттеру, за это нас троих помиловали после победы. Так что он должен мне. Муж. И теперь пускай сидит на поводке и радуется раз в году, что выпустили побегать. Может, и прощу его когда-нибудь. Лет через десять.

— Эм-м... — замялась Лада. — Ну... возможно, ты и права.

Кармен включила удлинители ушей, и все три ведьмы снова подпрыгнули на месте, когда комнату заполнил трёхголосый рёв:

«Vi-glya-nul me-syats, I snova-a-A-A-A-A-а-а!!!

Sprya-tal-sya za ob-laka-mi-i-i-i-i-i.

Na sem zam-kov za-pi-rai vo-ro-no-go —

vik-ra-du vme-ste s zam-ka-mi- i- i-i-i-i-i»!!!

— О чём это? — заинтересовано спросила Нарцисса.

— О вольной воле, — хихикунула Кармен. — Второй этап начался.

— Ага, — Лада сделала многозначительное лицо и стала вдруг очень похожа на своего брата. — Это такая специальная песня — чтобы душа развернулась, а потом обратно свернулась.

— Может, выключим? — спросила Кармен

— Нет-нет! — запротестовала Нарцисса. — Я хочу послушать.

— Ты же языка не знаешь!

— Неважно! — Нарцисса допила бокал, подперла рукой щёку. — Я чувствую смысл! — сказала она и через некоторое время уронила на скатерть слезу.

«Spryach za re-shot-ko-i ti vol—nu-yu vo-lyu,

vi-kra-du vme-ste s re-shot- ka-a-A-A-A-аi», -

разливался Антонин под громкий аккомпанемент гитары, а друзья его далёкой буйной молодости, срывая голос, помогали ему.

— Давайте-ка я чайку заварю, — задумчиво произнесла Кармен, глядя на захмелевших Нарциссу и Ладу.

Она заварила чай, капнула туда немного отрезвляющего зелья (трое пьяных мужиков — это ещë ничего, но дополнительно две пьяные тётки — уже перебор!). И заставила их пить чай вместе с ней.

Нарцисса встряхнулась, скептически прослушала душераздирающий романс про какие-то Ochi chor-nye, и спросила:

— А сейчас ещё не пора?

— Нет, ещё рано. Вот когда до тонкой рябины дело дойдёт, тогда будет пора.

— Какой ещё тонкой рябины?

— Увидишь.

* * *

 

— Брось, Сев, ничего я не под каблуком жены, — в который раз твердил Малфой. Когда количество выпитого перевалило за… да кто там считал… разговоры закономерно вернулись к теме «Зря ты, Сев, не женишься». — Я вполне самостоятельно решаю…

— О да, сегодня ты, без сомнения, сам себе хозяин, — ехидно поддакнул Снейп.

— При чём тут сегодня — не сегодня?.. То, что Нарцисса не разре… в смысле, что я теперь всегда должен ночевать дома…

— …и приходить не позже десяти часов вечера, — ввернул Снейп.

— … это просто уступка ради семейного благополучия, — Малфой сделал вид, что не услышал предыдущую реплику. — Я вам уже говорил — после войны моя жена стала немного нервная, вот я и согласился... в знак уважения к её чу... в смысле, ради сохранения её здоровья.

— Ах во-от это как называется, — хохотнул Долохов. — А я-то, дурак, подумал, что это, — он пощёлкал пальцами, якобы пытаясь вспомнить. — Слово такое есть, начинается на «шан», а кончается на «таж», не помнишь, Сев?

— Нет, тоже подзабыл, — с притворным огорчением вздохнул тот.

— А чего сразу «шантаж»? Может, я сам не хочу больше приключений на свою… — Люциус не договорил. — Наприключался уже.

— Ясно. Старость, склероз и всякое такое, — с понимающим лицом покивал Долохов. — А так — хороший дом, хорошая жена, что ещё нужно человеку, чтобы встретить старость?

— Тёплый плед, камин, клистир, — ехидно перечислил Снейп.

— В девять тридцать — рыбий жир... — подхватил Долохов.

— Да идите вы к чёрту! — рявкнул Малфой, опрокинув в себя ещё порцию «Столичной». — На себя посмотрите. Я, хоть и не ввязываюсь больше во всякие сомнительные дела…

— ...без одобрения супруги, — подсказал Долохов, но Малфой его проигнорировал.

— …но в остальном в доме я хозяин. Как скажу — так и будет. А на людях — тем более.

— Да-да, я позапрошлым летом в парижском «Карти мажик»⁽¹⁾ видел тебя с супругой, вы там по магазину «Магические шелка и аксессуары» ходили... точнее, Нарцисса ходила, а ты следом плёлся, поджав хвост, и только кивал и покупки оплачивал, уменьшал да по карманам рассовывал. А видок у тебя был… Сразу видно, кто у вас главный. Я уж не стал подходить к тебе, чтобы не смущать, но раз сейчас разговор зашёл…

— А ты-то что там делал?

— Я? Как всегда, во Францию на конференцию ездил.

— Что, прямо в «Шелках и аксессуарах» конференция проходила? Мы с Нарциссой по женскому отделу ходили, а он на втором этаже, так что ты не мог с улицы заглянуть в окно и увидеть нас. Или, скажешь, ты для себя женскую сорочку искал? — убедившись по хмурому лицу приятеля, что ему нечего ответить, он вскрыл новую бутылку, протянул её Долохову и нравоучительно подвёл итог. — Вот то-то!

— Я избавился от всей этой… — начал было Снейп и замолчал, не зная, какое слово подобрать.

— ... Грейнджер, — подсказал Малфой.

— Да! — огрызнулся Снейп. — Зато теперь я свободен.

— … как сопля в полёте, — закончил Долохов, разливая прозрачную жидкость по стопкам.

— Сам ты сопля, — буркнул Снейп и опрокинул в себя очередную дозу позитива.

— Ну что ты, — ехидно протянул Малфой, решив, что хватит с него терпеть насмешки, пора найти новую жертву. — Зато Антонин у нас — мужчина серьёзный. Видишь, как свою жену вышколил? Мы здесь целый день, а она даже не показывается, прячется где-то в доме да еду тайком на столе меняет, когда мы не видим. А она ведь у тебя цыганка, расскажи-ка нам, как тебе удалось так её вышколить?

— Железная воля, дисциплина и мужское обаяние, — проворчал Долохов, чуя подвох.

— Я так и думал, — согласно кивнул Малфой. — Ты согласен, Сев?

— Конечно!

— Что, не верите? — спросил Долохов, сверкнув глазами. — Настоящая женщина должна мужа уважать. Если я в доме кулаком по столу стукну, моя Карменсита сразу затихнет. Одного слова достаточно, чтобы всё стало по-моему!

— И не говори! — переглянувшись, Снейп и Малфой расплылись в ехидных улыбках. Потом Малфой спросил с невинным видом. — Отличный месяц — апрель, не правда ли?

— О да! — поддакнул Снейп. — Прекрасный месяц. Жена где-то шаста… в смысле, чинно навещает родственников, скидывает агрессию и набирается сил на следующий год супружеской жизни, а ты… Чем ты занимаешься в это время?

— Как вы узнали? — мрачно спросил Долохов. — Аврорат всё ещё присматривает за мной?

— А ты как думал? — удивился Снейп. — Кингсли тебя отпустил, хоть и очень не хотел, но… нас ведь трое осталось из той компании — живых и на свободе. С Драко — четверо. Естественно, за нами присматривают. Не всё время, конечно, но…

— Даже за тобой?

— Даже за мной. Одной рукой Орден Мерлина дали, а другой… мало ли что? — Снейп встряхнулся и снова вернулся к старой теме. — Так что? Ты, кажется, хотел меня поучить, как построить идеальный брак? Чтобы жена слушалась и по струнке ходила. Давай, начинай. И ты, Люциус, присоединяйся.

Он сделал вид, будто собирается записывать полезные советы в воображаемый блокнотик.

Антонин внезапно замолчал и помрачнел, задумчиво разглядывая остатки содержимого бутылки. Похоже, выпито было уже столько, что хвастаться и зубоскалить расхотелось, и потянуло изливать душу.

Он привстал, покачнувшись, и подошёл к окну. Посмотрев некоторое время в темноту ночи, вернулся на место и сел. Малфой, уловив его настроение, молча протянул гитару. Антонин некоторое время подкручивал колки, а потом, убедившись в том, что гитара настроена, заиграл вступление, откинул голову, и тихо запел, отдавшись на волю экзистенциальной тоски:

«Klyo-o-on ti moi opav-shi-i-I-I-I-i

Klyo-o-on za-le-de-ne-e-e-lii

Chto-o-o sto-ish ka-cha-a-a-yas

Pod me-telyu be-e-eloi...»

Вскоре по щекам Долохова потекли слёзы. Малфой слушал, прикрыв глаза, а вскоре и Снейп, поглядев на них, опустил голову и замер, подперев кулаком лоб. Запомнив несложную мелодию, приятели начали подпевать Антонину — насколько это было возможно, не зная языка. Тихое пение в таком состоянии удавалось плохо, и на последнем куплете они уже снова горланили во всю мощь лёгких. Под грустное окончание

«ka-A-Ak je- nu chu-zju-U-U-yu,

ob-ni-mal be-ryo-O-Oozku-u»,

они уже все втроём дружно утирали глаза, вспоминая каждый свою женщину.

* * *

Когда на день рождения Гермиона пригласила в ресторан не своих друзей, а его, Северус очень удивился, но потом подумал, что, возможно, она просто хочет выразить ему благодарность за то, что почти год назад он вытащил её (а заодно и себя) из трясины одиночества и безразличия, и от чистого сердца предложил ей не валять дурака и праздновать как положено нормальной двадцатилетней девушке, а не тётке среднего возраста. После чего выписал ей в подарок чек на сумму, которая могла бы покрыть расходы на банкет для десяти человек в хорошем ресторане.

Но вместо того, чтобы обрадоваться, она в ответ яростно сверкнула на него глазами, обозвала идиотом, сбросила лабораторный халат, который носила поверх одежды во время работы, порвала чек на мелкие кусочки и пулей вылетела из лавки, а Северус остался стоять посреди торгового зала, вытаращив глаза и чуть ли не разинув рот. В довершении всего оказалось, что в зале был посетитель, точнее посетительница — старая бабка такого крошечного росточка, что её голова не возвышалась над стеллажом, из-за чего он её и не заметил. Вместо того, чтобы тактично сделать вид, что она ничего не слышала, бабка укоризненно взглянула на него и покачала головой:

— Эх, ты! Такую девчонку обидел! Слепой ты, что ли? Она же любит тебя, дурень! А ты?.. Чек, банкет, друзья-ровесники!.. Тьфу!

Старая ведьма развернулась и вышла из лавки вслед за Гермионой, а Северус остался, пытаясь понять, не сошёл ли он с ума.

Нравилась ли ему Гермиона уже тогда? Да, без сомнения. Но ему и в голову не приходило, что она может испытывать к нему что-то, кроме чисто человеческого интереса и благодарности. Собственные чувства он держал в узде, постоянно напоминая себе, что она рядом с ним временно, пока окончательно не придёт в себя после войны. А потом она выберет свою дорогу, найдёт подходящего парня и, рассыпавшись в благодарностях, уйдёт из его жизни. Вначале она ещё будет слать поздравительные открытки к праздникам, а потом исчезнет совсем. Никаких других вариантов Северус себе даже не представлял.

Если бы не эта бабка...

Он знал себя хорошо, и понимал, что, если сейчас усядется в кресло и начнёт с разных сторон анализировать ситуацию, то быстро убедит себя в том, что старая ведьма выжила из ума. А потом он никуда не пойдёт и никогда не узнает, как было на самом деле. «Ну уж нет!» Он закрыл лавку и аппарировал. Если Грейнджер нет дома — значит, отправилась праздновать с друзьями, а её выходка... Кто их разберëт, этих женщин, может, это и есть тот самый пресловутый ПМС.

Через пять минут он стоял у двери в квартиру Гермионы. Заклинание «Хоменум ревелио» показало, что девушка дома одна, но на звонки и стук она не открыла. Решившись, он воспользовался допуском, который она сделала для него, когда начала работать в его лавке, и аппарировал внутрь квартиры. А два часа спустя забрал её вместе со скромными пожитками к себе домой, в квартиру над аптечной лавкой.

И прожили они вместе без малого два с половиной года.

* * *

— Знаешь, Северус, — отложив гитару и хлопнув ещё одну стопку, сказал Долохов. — Всё это так, конечно, ты прав. Карменсита действительно сегодня только обслуживала нас и не показывалась. Но, когда надо, я делаю для неё то же самое. В апреле она уходит в свой табор, и мне это не нравится, но я терплю. Я по-дурацки прожил жизнь, только и хорошего сделал — что Ладу с Гришкой спас. Зато взамен, пока Тёмному Лорду служил… Сами знаете. Я уже и не надеялся, что когда-нибудь… Я был уверен, что остаток жизни проживу один, как бирюк… Хорошо хоть недалеко от родни. А она — Карменсита — что-то нашла во мне, полюбила… Она — лучшее, что случилось со мной после войны. Так что никакой я тут не Tzar Gory, это всего лишь наша с ней договорённость.

— Да я понял, не дурак.

— Всё- то ты понимаешь, — криво усмехнулся Долохов. — Что ж ты тогда свою Грейнджер упустил, если такой умный?

Северус скрипнул зубами — он терпеть не мог, когда его отчитывают. В конце концов, почему все считают, что он один во всём виноват? Это не он начал тогда играть в секреты и тайны, что в итоге и привело к их разрыву.

— Тебе-то какой прок от того, что я был бы с ней? — хмуро спросил он. — Она, между прочим, до сих пор зла на тебя — и за Люпина, и за то, что в Министерстве ты её чуть не убил.

— Да больно надо мне было её убивать! Всего лишь хотел вырубить её хорошенько, часа на три, чтобы под ногами не путалась, а то попалась бы какому Макнейру или Беллатрисе — вот они бы точно могли и убить — просто так. А с Люпином мы честно бились, я его не Авадой из-за угла шарахнул. Я не виноват, что он последние полгода не тренировался. Пропустил удар, отлетел к стене и голову разбил. С концами. Это бой. И вообще, — спохватился Антонин. — Ты мне зубы не заговаривай! Люциус рассказывал, что после войны на тебя смотреть страшно было, казалось, что тебе палец покажи — руку откусишь, а как эта девчонка появилась — так расцвёл весь, на человека стал походить. И она с тебя глаз не сводила, вся сияла. И по интеллекту она тебе под стать. Признавайся, как ты умудрился всё испортить?

— Ничего я не портил! — огрызнулся Снейп. — Мы решили, что не подходим друг другу, вот и всё.

— Плохая попытка, — отмахнулся Малфой. — давай следующую.

— Да почему я, блядь, должен вам рассказывать?

— Потому, что тебе плохо. И мы твои друзья.

— Ничего мне не плохо, — буркнул Снейп. — Я птица вольная. Не для меня все эти… фигли-мигли. Эти её друзья из моих бывших учеников... на двадцать лет меня моложе... Коты рыжие…

— Что, много котов было?

— Много!

— Сколько?

— Один! Шерсть везде налипает, постоянно чистить надо… читать мешает... Сядет на колени, когти выпустит и тарахтит. И в книгу заглядывает.

— А она?

— А она тоже...

— Тоже когти выпускает и тарахтит?

— Уже не тарахтит. Во всяком случае, не у меня на коленях, — Снейп плеснул себе очередную стопку водки, выпил один, не чокаясь, и незаметно смахнул злую пьяную слёзу.

— И ты из-за этого её взял и прогнал?

— Не из-за этого. Так получилось. Слово за слово...

— Huem po stolu... — пробормотал Долохов.

— Я думал, что надоел ей. На то были причины… Вот и наговорил... всякого. А она ушла и не вернулась,

— А ты ждал?

— Ждал! Мы иногда ругались, но она всегда возвращалась, а тут... Потом, через год с лишним, я узнал всë... месяц думал, решался... прийти к ней, поговорить... Подхожу к еë дому, а она у подъезда с Уизли милуется… Больше я уже и не совался к ней — зачем девчонке жизнь портить? Уизли туповатый малость, но в целом неплохой. И по возрасту подходит. Через неделю после этого уже и объявление в «Пророке» вышло об их предстоящей помолвке. Одиннадцатого января состоится. Послезавтра, значит… Думаю, она хотела бы назначить на девятое, чтобы подарок мне на день рождения преподнести, но не получилось, — Снейп зло скривился и как будто выплюнул следующие слова. — Завтра в Министерстве музей героев войны открывается. Она там главная организаторша, а это значит, что сегодня она весь день готовится. Она ж ответственная… Даже мне приглашение на открытие прислала, я ведь тоже... герой, — едко закончил он.

— Скучаешь? — помолчав, спросил Малфой.

— Вот ещё!

— Скучаешь! — констатировал Долохов. — Может, всë-таки сходишь на это открытие? Успеешь проспаться-то.

— Больно надо! Что я там забыл?

— Трудно сказать... Может, Гермиону Грейнджер?

— Смотреть, как она Уизли улыбается?

— Не знаю — не знаю. Драко видел еë недавно, говорит, она совсем не похожа на счастливую невесту. — задумчиво протянул Люциус. — И сам Уизли какой-то смурной ходит. Похоже, там только матриарх семейства этому рада. Ну и Гарри Поттер, разумеется. Мечтает, чтобы все друзья переженились и жили большой дружной семьёй.

— Вот и пусть живут!

— Так тебе всё равно?

— Да отвяжитесь вы от меня, ради Мерлина! Ты, Антонин, когда звал меня сюда, обещал, что будет весело, а сам теперь взялся душу травить.

— Ладно, — вздохнул Долохов. — Давайте ещё выпьем, что ли.

* * *

Три волшебницы на втором этаже подключили удлинители ушей.

«Chto-o stoish kacha-ya-as

To-onkaya-a rya-bi-na-a-a

Go-o-lo-vo-oi sklo-nya-ya-as

Da-a sa-mo-o-go ti-na-a-a…

— Вот теперь — пора! — скомандовала Кармен.

— А иначе что будет? — полюбопытствовала Нарцисса.

— А иначе они споют ещё парочку тоскливых песен, потом мой муж начнёт рыдать пьяными слезами (возможно, не он один), а потом будет драка. Не знаю, что там у Тони в голове переключается, но так происходит всегда.

— Какая ты наблюдательная! — хмыкнула Лада. — Прямо как по инструкции всё расписала, что за чем следует.

— Так я жена ему, а не абы кто, — она окинула Нарциссу оценивающим взглядом и удовлетворённо кивнула. — Пошли. Под дверью подождём, пока «рябину» дово… допоют, и нужно заходить. Если ты не хочешь, конечно, своему мужу фингалы лечить и зубы отращивать. Тони — он такой: держится-держится, кажется, бочку выпить может, а потом вдруг раз — и всё. Я, конечно, могу их всех сковородкой приложить, но за последствия не отвечаю, так что лучше проси своего эльфа пока кофе покрепче сварить.

Через минуту Кармен, Лада и Нарцисса уже слушали, стоя под дверью, как три мужика ревут на все лады пьяными голосами:

«To-onki-mi vet-vyami-i-i

Ya-a b k nye-mu-u-u pri-ja-a-alas

I-i-i s e-go-O-O -o list-vo-yu-U-U

Den I noch shep-ta-la-A-A-A-аs

На этом месте голос у Антонина сорвался, и, не закончив песню, он уткнулся лбом в гитару и горько зарыдал. Северус и Люциус, уже туго соображавшие, растерянно переглянулись, но тут распахнулась дверь и в комнату ворвались три дамы и домовой эльф Малфоев с большим кофейником и тремя чашками на подносе.

— Цис…си, — растерянно пробормотал Люциус, пытаясь говорить трезвым голосом. — А как же наш уговор?

— Уговор был на сутки, сутки истекли три часа назад. Я ж не виновата, что ты про разницу во времени не помнишь. — Взглянув на хмурое лицо Северуса и испуганное — своего мужа, Нарцисса усмехнулась и поставила перед ними по чашке кофе. — Пейте кофе. Не собираюсь я скандалить, не бойтесь.

В это время Кармен и Лада хлопотали вокруг своего мужа и брата, гладили его по голове, называли странным именем Toshenka, поили кофе чуть не с ложечки, обещали позаботиться о гостях и уговаривали пойти в какой-то bayu-bai.

— Я, пожалуй, пойду, — устало сказал Снейп, кое-как поднявшись на ноги. — Передайте от меня благодарность Тони и его… дамам.

— Куда ты такой пойдёшь, Северус? — укоризненно спросила Нарцисса, схватив его за руку и тайно показав кулак мужу, чтобы не вмешивался.

Снейп, насколько мог, аккуратно отцепил от своего свитера пальцы Нарциссы и неуверенным шагом направился в холл. Он уже понял, что его сильно развезло, ему приходилось прикладывать большие усилия, чтобы идти ровно и как можно дольше удерживать в себе всё съеденное и выпитое. Он знал, что Нарцисса не позволит ему аппарировать в таком виде, и будет уговаривать остаться. А он в тот момент ни о чём так не мечтал, как о том, чтобы оказаться дома, выпить антипохмельное зелье и завалиться спать на родимую кровать.

— У меня портал с собой, так что всё будет в порядке, — старательно выговорил он. — Пока, Люц. Спасибо, что ты… того… поучаствовал.

Нарцисса вышла за ним следом.

— Постой, — сказала она. — Ты меня не обманываешь? Покажи портал!

Северус в это время пытался вспомнить, куда он дел свою шапку. Услышав вопрос Нарциссы, он пожал плечами — естественно, у него был портал — он же не собирался аппарировать через половину земного шара. Сунув руку в карман брюк, он вынул оттуда магловский брелок от ключей в виде ёжика с сердитой мордочкой — подарок Гермионы, который он до сих пор носил с собой. Ёжик напоминал среднего размера сливу, с которой срезали один бок. Он был металлический и довольно увесистый — слишком увесистый, чтобы его было легко потерять, и именно поэтому (а вовсе не потому, что это был подарок Гермионы!) Северус регулярно использовал его, когда настраивал для себя нелегальный портал.

— Вот, — сказал он, показывая ёжика Нарциссе. Она протянула руку и выдернула его из пальцев Северуса, чтобы получше рассмотреть.

— Да отдам я его, не бойся. Посмотрю только и отдам. Ой, какой хорошенький! — усмехнулась она. — Выражение лица — точь-в-точь как у тебя.

Снейп сжал зубы — то же самое когда-то сказала Гермиона. И вообще, он не любил, когда трогали его вещи. Нарцисса глянула на него краем глаза и усмехнулась.

— Дипси! — позвала она. Когда появился эльф, она скомандовала. — Принеси угря, которого ты коптил. — и, обращаясь к Северусу, пояснила. — Ну, ты же ловил сегодня рыбу? Дипси закоптил её по всем правилам, так что возьмёшь его с собой — будет, что поесть, когда… проспишься.

Дипси мгновенно вернулся и сунул Северусу в руки длинный узкий пакет с угрём.

— Э-эй, — возмутился Люциус, успевший добраться да холла. — Угря я поймал!

— Не судьба, — громко сказала Нарцисса, и пакет в руках Снейпа неожиданно засветился синим светом. Раздался громкий хлопок — и Снейп исчез прямо с угрём в руках.

Люциус вытаращил глаза на жену:

— Что это значит?

— Это значит, что я превратила угря в портал, который перенесёт его не к нему домой, а… туда, куда он на самом деле хочет, но боится.

— Но почему ты превратила в портал МОЕГО угря?

— Ничего, копчёных окуней поешь. А угрей Грейнджер любит. Тебе для друга угря жалко? В Англии уже десятое января. Времени осталось совсем мало, иначе завтра его подружка обручится с парнем, который ей совершенно не подходит. И — ты же знаешь — она такая порядочная и упёртая, что потом из принципа замуж выйдет, раз обещала, а Северус так и останется злым и одиноким.

— Эм-м… То есть, Сев сейчас нарисовался в доме Грейнджер — пьяный в хлам, в одних носках, — Люциус указал на шнурованные ботинки Снейпа, которые тот так и не успел надеть. — зато с копчёной рыбиной в руках? Цисси, дорогая, ты уверена, что девчонка это оценит?

Нарцисса пожала плечами:

— Сейчас в Лондоне одиннадцать утра⁽²⁾. Грейнджер должна быть в Министерстве как минимум до четырёх часов. Потом будет банкет, но мне кажется, — со значением в голосе протянула Нарцисса. — …что она туда не пойдёт. И вернётся домой. Одна. Северус как раз успеет проспаться. А ботинки, куртку и брелок ему Дипси забросит.

— Почему ты думаешь, что Грейнджер не останется на банкет? Ты что-то подстроила?

— Я — нет, — многозначительно улыбнулась Нарцисса. — Уизли сам себе яму выкопал. Я всего лишь это увидела и не стала ничего исправлять.

— Одобряю, но не понимаю.

Нарцисса достала из сумочки записку и протянула мужу.

— Гермиона поручила Уизли заказать парочку транспарантов и проконтролировать, чтобы всем было сделано правильно. Ну, он и проконтролировал. Смотри, я специально записала текст, чтобы не забыть. Или ты слишком пьян, чтобы прочитать?

Люциус взял записку, пригляделся, несколько раз моргнул, не веря своим глазам, а потом разразился громким раскатистым смехом.

 

 

Примечание:

1) Колдография горланящих песни мужиков здесь:

https://t.me/EvaMarshFWR/86

2) Чиби-арт к главе — Северус, Люциус и Очень Страшный Собакен: здесь:

https://t.me/EvaMarshFWR/87

---

1) quartier magique -(фр) — магический квартал

Вернуться к тексту

2) с учётом разницы во времени, на Аляске два часа ночи

Вернуться к тексту

Аппарация с Аляски была ужасной. Северусу казалось, что на этот раз его не просто ухватили крюком за желудок и дëрнули, ощущение было такое, что каждую клетку в организме вывернули наизнанку. Он уже не чаял добраться живым до пункта назначения, но всему бывает конец, закончился и этот кошмар, и он рухнул на колени посреди какого-то помещения. С трудом поднявшись на ноги, он окинул стены мутным взглядом, заметил открытый шкаф с верхней одеждой и понял, что его забросило в холл какой-то квартиры. Во время аппарации он был не в состоянии думать о том, куда его отправила коварная Нарцисса, да и теперь, собственно, ему было не до того — судя по ощущениям, его организм вот-вот начнёт прощаться со всем съеденным и выпитым, и длиться это будет до-о-олго. Оставалось надеяться, что в доме (или в квартире?) сейчас никого нет. Повинуясь неясному наитию, он, пытаясь удержать равновесие, поплёлся в ближайший коридор, открыл какую-то белую дверь, и — о счастье! — там оказался санузел. Снова опустившись на колени, он обнял «белого друга» и опустил голову.

Прощай, selyodka pod shuboi!.

Полоскало его долго. В один из перерывов в голове мелькнула утешительная мысль о том, что в доме, похоже, действительно никого нет — разве что хозяева все умерли. Минут через сорок он с трудом поднялся и кое-как доковылял до раковины. Взглянув на себя в зеркало, он только покачал головой. «Краше в гроб кладут!». Лицо зеленовато-бледное, под глазами синяки, глаза красные, волосы всклокочены, одно слово — красавец. Он умылся, прополоскал рот, мокрыми руками расчесал волосы и попытался продумать план ближайших действий. Что он сделает с Малфоями за такие шутки, он придумает позже, а сейчас есть дела поважнее.

Палочка на месте — это хорошо, но аппарировать в таком состоянии явно не стоило. Выйти на улицу и узнать, где он находится? Без ботинок и куртки? С трудом передвигая ноги, он вышел обратно в холл и замер, увидев на полу толстую змею. Несколько секунд он простоял как парализованный, забыв даже вынуть палочку, и только потом до него дошло.

«Опять этот чёртов угорь!»

Он перевёл дух и тут же учуял запах копчёной рыбы. В другое время это даже доставило бы ему удовольствие, но не сейчас. Его снова замутило, он привалился спиной к стене и съехал на пол. Последнее, что он видел — это наглая рыжая морда. Кот с неодобрением щурил на него жёлтые глаза и, крадучись, подбирался к рыбе.

«Галлюцинации», — подумал он и отключился.

* * *

Очнувшись, Северус обнаружил, что лежит в какой-то комнате на диване под мягким плюшевым пледом. Комнату освещало низкое солнце, которому он — после суток без дневного света — был чрезвычайно рад, даже несмотря на головную боль. Проморгавшись, он откинул плед, сел, некоторое время привыкал к своему самочувствию, и только потом заметил рядом с диваном свои вещи, оставшиеся у Долохова: шнурованные ботинки, аккуратно сложенная пятнистая куртка, шарф, шапка, а сверху — прижатая металлическим ёжиком записка и пузырëк с каким-то зельем.

Первым делом он убрал ёжика в карман брюк, после чего развернул записку и прочёл:

Северус,

Хоть я и не Трелони, но так получилось, что я знаю: сегодня вечером у тебя появится шанс исправить ошибку, которую ты допустил больше года назад, и о которой до сих пор сожалеешь. Гермиона вернётся домой не раньше четырёх часов дня. Желаю удачи.

Н. М.

PS. Зелье антипохмельное. Надеюсь, ты веришь, что я не хочу тебя отравить.

Так вот, значит, чья это квартира... А здесь многое изменилось.

Часы показывали половину четвёртого, значит, было время привести себя в порядок, и для начала он выпил зелье (разумеется, предварительно обнюхав горлышко фиала). Из коридора послышалось тихое цоканье коготков по паркету, дверь в комнату приоткрылась, и вошёл его старый приятель Живоглот. Когда-то они неплохо ладили — конечно, после того, как пару месяцев присматривались друг к другу, но сейчас рыжий котяра лишь бросил на него презрительный взгляд и прошёл мимо него в спальню. Ладно, с котом он позже договорится — если, конечно, это будет актуально. Внезапно Северус вспомнил про угря — не обгрыз ли его рыжий разбойник. Предположив, что, скорее всего, его забрал малфоевский эльф, который — без сомнения — и одежду доставил, и на диван его перенёс, Северус всё же решил это проверить и отправился на кухню. Угорь, аккуратно свёрнутый в кольцо, лежал в холодильнике. Другой еды не наблюдалось. Ну что ж, если им удастся помириться, это поможет закрепить успех — он помнил, что Гермиона обожала копчёных угрей.

Затем он проверил ванную комнату — не своротил ли он там что-нибудь, пока... кхм... шуровал. Убедившись, что всё в порядке, Северус умылся, выпил воды из-под крана и решил пройтись по квартире.

Паническую мысль «ещë не поздно одеться и сбежать» он отмёл как недостойную. Люциус вчера (или уже сегодня?) сказал ему, что Гермиона не выглядит счастливой, а он за столько лет достаточно изучил своего друга, чтобы понимать — хоть тот и обожает притворяться загадочным и изъясняться намëками, но если он что-то говорит прямо — значит, это правда. Выходит, она действительно не обрела счастья с Уизли-предпоследним после того, как он (явно от большого ума) выпихнул её на свободу. Северус совершенно не был уверен, что она любит его до сих пор, но предстоящее обручение с другим её явно не радовало. А раз так, то его решение не лезть в её жизнь превращалось из благородного самоотречения в трусость. Он должен с ней объясниться. Убедить, что отмена помолвки и следующие за этим возможные неприятности — ничто в сравнении с жизнью, испорченной ради глупого желания доказать ему(!), что она без него очень-очень счастлива. И самое трудное — нужно было признаться ей, сказать, что их отношения он воспринимал серьёзно, а вовсе не пользовался влюблённостью молоденькой дурочки, чтобы потом, когда надоест, просто бросить.

Интересно, живёт ли Уизли в этой квартире?

Северус бегло осмотрел гостиную и спальню, заглянул в платяной шкаф. Увидев в отдельном отсеке комплект её летних платьев, пробежался пальцами по вешалкам и понял, что всё это она носила ещё полтора года назад, когда они были вместе. Он знал, что она любила лето больше других времён года, любила летнюю магловскую одежду — все эти лёгкие платья, юбочки, шортики и топики, но за прошлое лето не купила себе ни одной новой вещи — и не потому, что у неё не было денег. Получается, она действительно не имела желания с энтузиазмом бросаться в новую жизнь — без него. Да, поселившись здесь, она докупила в квартиру необходимую мебель, но не попыталась обновить себя.

Впрочем, отсутствие новых платьев — это не всё, что он увидел. В шкафу не было мужской одежды. А если бы Гермиона жила в Норе, квартира не ощущалась бы жилой, да и коварная Нарцисса не настроила бы портал сюда — не в её правилах проявлять небрежность при составлении сложных планов.

Нет, Гермиона всë ещë жила здесь, и жила одна.

Поняв это, он прикрыл глаза и вздохнул с облегчением — похоже, у него действительно есть шанс.

* * *

Северус прошёлся вдоль книжных шкафов, рассматривая её библиотеку, машинально отмечая новинки и поглаживая пальцами её любимые книги.

С Гермионой они жили у него, а в этой квартире он бывал редко. В те времена из мебели здесь были только кухонный гарнитур, раскладушка, книжный шкаф, письменный стол и пара стульев — неудивительно, что сейчас он не сразу понял, куда попал.

Продолжая ходить вдоль книжных полок, Северус заметил между двумя томами торчащий уголок конверта и, не долго думая, извлёк его наружу, чтобы посмотреть.

Ну, что ж, если у него ещё оставались сомнения, теперь они почти исчезли.

В конверте были их общие колдографии — всего три штуки, очень уж он не любил фотографироваться. Две из них он уже видел — на них попали моменты, когда их застукали в магловском Лондоне, в толпе народа на каком-то празднике, когда они ещё только-только начали жить вместе. В камеру они не смотрели, Гермиона держала его под руку и что-то рассказывала, тихо сияя от счастья, а он слушал, чуть склонив к ней голову, и выражение его лица можно было истолковать как «В отличие от всех остальных ТЫ меня не бесишь». Кто-то из волшебников оказался пронырливым, заметил их, успел сфотографировать и продал колдографии в «Ежедневный пророк», сделав их связь достоянием гласности. Видимо, Гермиона потом добралась до редакции и выкупила их. Или выкрала. А третью колдографию он видел впервые. Это был выпускной вечер в Хогвартсе, когда кто-то (наверное, Денис Криви), во время церемонии вручения дипломов фотографировал выпускников, когда они по очереди прощались с профессорами, и подловил момент, когда Северус пожимал Гермионе руку и что-то ей говорил, а она смотрела на него грустными глазами, как будто старалась запомнить на всю жизнь черты его лица.

Вот, значит, как — а он и не знал, что она уже тогда...

* * *

Северус встряхнулся и посмотрел на часы. Было четыре пополудни.

Интересно, когда закончится это открытие выставки? Будет ли по окончании мероприятия банкет для устроителей, или все разойдутся по своим делам? Вернëтся ли она домой сразу, чтобы готовиться к завтрашней помолвке, или решит провести время с женихом? Разумно ли ждать еë здесь, или лучше заявиться туда и попробовать еë перехватить?

Он решил подождать ещë час. Если она не вернётся, он отправится еë искать, а там будь что будет. Появиться сейчас на мероприятии, к которому она долго и (в этом он не сомневался) с полной отдачей готовилась, сбить её с толку, когда она занята делом, которое так важно для неë? Нет, на это он пойти не мог. А то, что этот музей для Гермионы важен как итог её долгих трудов, он не сомневался.

Гермиона вписалась в его новую жизнь так органично, что он и не заметил, как пролетело два года. Конечно, они иногда ссорились, иногда она даже в сердцах убегала из дома, крикнув, что он над ней издевается. Гермиона не привыкла вести академические споры, раньше ей было просто не с кем — Гарри и Рон и не пытались возражать ей в вопросах «чего-то там мудрёного», по определению полагая, что она права. А Северус... Он спорил с ней, тыкал в нос цитаты, предлагал альтернативные выводы — в общем, бесил до ужаса. Но, проветрившись и успокоившись, Гермиона возвращалась к нему с новыми доводами и идеями, и иногда он даже признавал её правоту. А в бытовых вопросах у них было полное согласие: оба аккуратные, соблюдающие договорённости, неприхотливые в еде — поводов для ссор у них попросту не находилось. А главное — им вместе было хорошо.

Всë это время она продолжала работать на него в том же режиме — шесть дней в неделю по полдня. Чем она занималась в остальное время, он не допытывался — не хотел, чтобы она считала, что он еë контролирует. Впрочем, похоже было, что она ничем особым не занималась, только содержала в порядке их апартаменты, читала да гуляла — иногда с друзьями, иногда в одиночестве.

Однако в сентябре 2001 года в ней что-то изменилось. Формально всë оставалось как прежде, еду она готовила, к моменту, когда он заканчивал работу, уже была дома, в еë верности он поначалу не сомневался, а в остальном... Она как будто загорелась какой-то новой идеей и — как у неё обычно бывало — погрузилась в неё с головой. Северус ничего не имел бы против, но тот факт, что она не поделилась с ним своими мыслями, его задевал и настораживал. Она всё чаще куда-то уходила, никаких новых книг или иных материалов в доме не появлялось, и он не мог понять, чем таким она занялась. Он пытался аккуратно задавать ей вопросы, но единственным результатом стало то, что он понял — у неë появился секрет. Впрочем, она сказала ему, что пытается поработать над одной интересной темой и, если всë получится, расскажет ему. Но вскоре энтузиазм и горящие глаза сменили бледность, подавленность и явные следы частых слёз. Северус забеспокоился не на шутку, но добиться вразумительных объяснений так и не смог. Однажды он не выдержал и проследил за ней, но выяснить удалось только то, что она аппарировала к своей квартире и пробыла там всë время до возвращения домой, а он, как дурак, караулил под дверью, проверяя, не явился ли кто к ней через камин. Когда она ушла, он проник в еë квартиру. Там по-прежнему почти не было мебели, из новинок он обнаружил только магловский ноутбук, которым он так и не научился пользоваться, и пару книжек по истории старинных волшебных семей. В итоге он так и не понял, чем же настолько секретным можно было заниматься несколько часов подряд.

В конце концов он пришëл к логичному и закономерному для себя выводу: никакими исследованиями Гермиона не занималась, просто она влюбилась в другого. Возможно, поначалу она даже этого и не поняла, приняв новые романтические чувства за чисто человеческий интерес — отсюда и внезапно вспыхнувший энтузиазм и душевный подъём, а затем... То ли этот тип её бросил и она страдает, то ли еë замучила совесть, и она сама бросила этого типа, и — опять же — страдает. В любом случае, он ей, похоже, надоел, и теперь она мается и ее знает, как ему сказать, что им пора расстаться. Иначе она не избегала бы разговоров, не начала уклоняться от секса, не выглядела бы такой несчастной.

Нельзя сказать, чтобы Северус удивился — он ожидал чего-то подобного с самого начала — ну не может же такая девушка влюбиться в него раз и навсегда. Он ценил каждый хороший день, проведëнный вместе, но видеть еë несчастной было и больно, и оскорбительно: не хватало ещë, чтобы она решила остаться с ним из жалости или из соображений «раз уж новый объект страсти меня не любит, то...». Северус промучился до середины декабря, а потом решил, что дальше так продолжаться ее может. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца.

Придя к такому выводу, он всë спланировал, дождался ближайшего воскресенья и позвал еë на прогулку. Якобы случайно он привёл в Кенсингтонские сады, которые по традиции часто используют молодожëны для своих фотосессий, и, увидев очередных жениха с невестой, как бы невзначай спросил, приедет ли она сюда во время собственной свадьбы — разумеется, не в ближайшее время, а потом, когда найдëт себе нормального жениха. Гермиона поначалу растерялась, потом с обиженным видом начала выспрашивать, что он имеет в виду. Это показалось ему лицемерным, и он решился: раз уж она не воспользовалась предоставленной возможностью честно во всём признаться и по-хорошему разойтись, то ему нет причин стесняться. Он наговорил ей гадостей, спросил, действительно ли она думала, что у неё был шанс занять в его жизни место Лили Эванс, а под конец бросил в лицо, что он давно наигрался в совместную жизнь и ждëт — не дождëтся, когда же она покинет его дом.

После этого он развернулся и ушёл. До позднего вечера он просидел в «Кабаньей голове», цедя огневиски, а когда вернулся, ни Гермионы, ни её вещей в его доме уже не было.

Сорок второй день рождения он встретил бы в полном раздрае и одиночестве, если бы Малфой не взял его за шкирку и не вытащил на всю ночь в магловский бар, где они оба напились, ввязались в драку, а затем угодили в полицейский участок. Оттуда их обоих вызволила Нарцисса, притащила в Малфой-мэнор и велела эльфу рассадить их обоих по ваннам с отрезвляющим травяным сбором. Вот такая в тот год у Северуса получилась баня.

А летом 2002 года по Волшебному миру прокатилась новость — Гермиона Грейнджер издала книгу, посвящëнную погибшим участникам войны — с обеих сторон. Оказывается, она получила допуск к архивным материалам, встречалась с семьями погибших и пожизненно осуждённых. Одни её гнали прочь и проклинали, другие соглашались на разговор и рассказывали ужасные вещи. Вот чем она занималась в свободное время, вот почему выглядела такой подавленной, вот почему много плакала — погрузившись в такую тему, немудрено впасть в депрессию. И он даже понимал, почему она не поделилась своими планами и почти не задавала вопросов на эту тему — в начале их совместной жизни она периодически пыталась что-то спрашивать о «коллегах» и лидерах с обеих сторон, но у него от этого мгновенно и надолго портилось настроение, хоть он и старался не показывать этого. Видимо, их отношения были ей важны, если, решившись писать книгу, она обошлась без его помощи.

Когда книга вышла из печати, он еë сразу же купил, а прочитав, оценил объём и качество проделанной работы. После этого он решил, что надо всё-таки объясниться-помириться, или хотя бы признаться, что не всё, что он ей тогда в сердцах наговорил, было правдой — уж во всяком случае не сравнительная часть его речи про неё и Лили Эванс. Вот только подойдя к её подъезду, он увидел, как она обнимается с Рональдом Уизли.

* * *

Северус встряхнулся, напомнив себе, зачем он здесь — явно не затем, чтобы упрекать Гермиону в том, что она не осталась страдать в одиночестве и (почти через год) нашла утешение в объятиях старого друга.

Он снова глянул на часы — половина пятого.

Не зная, чем себя занять, он пошëл на кухню взглянуть, что у Гермионы есть в запасе. Если вдруг они помирятся, одним угрëм сыт не будешь, неплохо бы хоть оладьи какие испечь и чай заварить. Однако, не успел он заглянуть в буфет, как в холле квартиры раздался хлопок, а следом за ним — звуки каких-то шлепков и ударов — как будто кто-то швырялся вещами и бил кулаками в стену. Северус вытащил из кармана палочку, сотворил Хоменум ревелио и, убедившись, что она пришла одна, замер в нерешительности. В это время из коридора раздались яростные рыдания Гермионы вперемешку с проклятиями.

— Идиот!.. (Бах!).. Гад!.. (Шлёп!) … Долбоëб чëртов!.. (Бабах!)… Ненавижу, ненавижу, ненавижу!!! (Бах! Бах! Шлёп! Шлёп!)

Насколько Северус помнил, Гермиона Грейнджер вообще не ругалась матом — она вполне могла доступно изложить свою мысль ёмко и цензурно, значит некто (он искренне надеялся, что именно Уизли) отмочил что-то чрезвычайное, раз ему удалось привести Гермиону в такое бешенство. Он только надеялся, что этот некто всего лишь допустил серьëзную промашку, а не позволил себе сделать что-то худшее, иначе этому «некту» от него не поздоровится.

«Интересно, как отреагирует Гермиона, когда через минуту увидит в своей квартире меня?» — подумал он, слушая, как она бушует у входной двери. Собравшись с силами, он решился было выйти из укрытия, приняв на себя весь запас еë ярости, но тут кто-то заколотил во входную дверь и он услышал громкий сердитый голос Молли Уизли:

— Гермиона Грейнджер! Немедленно! Открой! Мне! Дверь!

Несколько секунд Гермионе потребовалось, чтобы взять себя в руки, после чего она, вклинившись между требовательными криками Молли, произнесла сдавленным голосом:

— Миссис Уизли, уйдите! Пожалуйста.

— Открой сейчас же! Ты хочешь, чтобы тебя все соседи услышали?

— Это вы кричите, а не я.

— Тебе мало того, как ты опозорила моего сына и всю нашу семью?

— Я опозорила?!!

— А КТО? Из-за такой ерунды устроила публичный скандал! Ударила моего сына! Заявила, что отменяешь помолвку, когда всё уже подготовлено и приглашено столько народу!

—Я просила вас не устраивать из этой помолвки пир на весь мир! Вот сами теперь и оправдывайтесь.

— Рон ради тебя бросил Лаванду Браун! Он так надеялся, что...

— Ради меня? Он расстался с Лавандой в начале октября, а я была свободна с прошлой зимы! Что-то он долго думал, вам не кажется? Мы с ним сошлись в середине октября, решили просто попробовать, что из этого выйдет, это вы начали дуть ему в уши, что нам нужно как можно скорее жениться, пока снова не разбежались! Это ВЫ настояли на том, чтобы объявить о помолвке, а я тогда всего лишь поддалась вашему давлению.

— Конечно! Заставили бедненькую! Поди хотела этому Снейпу нос его огромный утереть — «Смотри, мол, какая я востребованная, сразу замуж выхожу!». Наверняка это он и бросил тебя!

— Если вы такая догадливая, почему ж вы тогда настаивали на скорейшей помолвке и свадьбе? Никак не можете смириться с тем, что ваш младший сын просто хороший парень и особых талантов ему не досталось? Лаванду Браун отваживали всеми силами, а в меня вцепились, как репей? Что между нами общего, чтобы мы могли ужиться вместе? Воспоминаний о прошлом для этого мало, вам не кажется? Я не хочу выходить замуж за человека, которому настолько плевать на то, что важно для меня, что он даже глаза из задницы вытащить не мог, чтобы один раз прочитать написанное? Вы представляете, что было бы, если бы Денис Криви, прежде чем сфотографировать меня на фоне ЭТОГО, не прочитал, что написано на транспаранте? Я к этой выставке четыре месяца готовилась, ночей не спала, а из-за вашего сына — если бы такая колдография попала в «Пророк» — я бы стала посмешищем всего Волшебного мира!

— Мало ли, что было бы, если бы! Всё обошлось!

— Да уж, обошлось! Благодаря Криви надо мной потешались только те, кто там сегодня был! И вы, между прочим, тоже смеялись!

— Да подумаешь, посмеялись и забыли! Ну, ошибся человек, ты что, совсем никогда не ошибаешься?

— Нет! Не тогда, когда я знаю, что это для кого-то очень важно.

Северус слушал эту перепалку и не знал, стоит ли вмешиваться, или подождать, когда Молли Уизли накричится и уйдёт. Но тут за дверью раздался второй голос — к Молли пришла подмога.

— Гермиона! — кто ж сомневался в том, что дело обойдётся без Поттера! — Это же просто недоразумение! Пожалуйста, открой!

— Гарри, уйди! — простонала Гермиона. Впрочем, когда такое могло остановить спасителя Волшебного мира, если он считал, что поступает правильно?

Раздался щелчок и, судя по звукам, Поттер и Молли ворвались в прихожую.

— Какого чёрта, Гарри? Я тебе не для того допуск в свою квартиру дала, чтобы ты вламывался ко мне, когда я прошу тебя уйти!

Северус подошёл поближе, чтобы в один шаг оказаться видимым для непрошеных гостей.

— Гермиона, пожалуйста! — умоляюще проговорил Поттер. — Я понимаю, что ты расстроена, но нельзя же так!.. Пожалуйста, дай мне руку, я перенесу тебя в Нору, и мы всё обсудим.

— Правда? Ты врываешься ко мне без спроса, чтобы утащить в Нору и помирить с Роном — а сам-то он чего не пришёл? Почему здесь ты?

— Сама его ударила, а теперь спрашиваешь, где он? — снова встряла Молли.

— Рон... — Поттер замялся. — Немного расстроен после того, что ты... Но он непременно вернётся в Нору, и вы помиритесь, я уверен.

— Гарри, оставь меня в покое! Я не хочу сейчас мириться! И завтра тоже! Естественно, я прощу его... Когда-нибудь потом, но никакой помолвки не будет.

— Гермиона... — Судя по звуку, Поттер подошёл ближе. — Ты сейчас не в себе. Пойдём в Нору, ты успокоишься, выпьем чаю — ты же не пошла на банкет, наверное, есть хочешь... Пошли! Дай мне руку...

— Нет!!! — взвизгнула Грейнджер и, похоже, отшатнулась назад.

Этого Северус уже не выдержал. Он вышел в холл и встал у неё за спиной.

— Поттер! Вам отказали несколько раз. Вы не понимаете слово «нет»?

Судя по лицам, эффект произвести ему удалось. Молли Уизли и Поттер замерли, открыв рот, а Гермиона... Она развернулась к нему, сверкнув глазами, и он тут же умолк. Он и забыл, какая она красивая. В длинном платье винного цвета (которое он когда-то ей подарил), разрумянившаяся от гнева, с аккуратной причёской, из которой то тут, то там выбились маленькие кудрявые прядки. Гермиона просто смотрела на него потемневшими глазами, и он не мог понять выражение её лица.

— Мне уйти? — одними губами спросил он.

Несколько секунд молчания показались ему вечностью, но потом она снова развернулась лицом к своему другу и несостоявшейся свекрови, позволив Северусу быть за её спиной.

— Гарри, миссис Уизли! Вам лучше уйти, — тихо сказала она.

Поняв, что продолжение разговора бессмыленно, они синхронно оглядели Гермиону в элегантном вечернем платье и Снейпа — в толстом вязаном свитере и пятнистых камуфляжных штанах, особенно задержались взглядом на шерстяных носках, а потом Гарри развернулся на каблуках и вышел из квартиры. Молли, скривив губы, презрительно бросила на прощанье:

— Могла бы и сразу сказать, что к старому любовнику вернулась, а то корчит из себя непойми что. Обидели её, не так плакатик нарисовали. Тьфу!

Молли вышла следом за зятем и с грохотом захлопнула дверь.

Северус и Гермиона остались одни посреди разбросанных вещей. Сделав несколько медленных вдохов-выдохов, как будто набираясь сил для разговора, Гермиона медленно повернулась к нему. Северус не стал ждать, а сразу обхватил еë за плечи и прижал к себе.

«Даст по морде и выгонит —значит, так тому и быть!»

К его удивлению, она на секунду замерла, а потом прижалась щекой к его груди и вцепилась пальцами в свитер.

— Прости... — забормотал он. — Я сволочь, я знаю... Не знаю, как тебя там подвëл Уизли, но я рад... И это... — он прикоснулся губами к еë волосам. — я соврал тебе тогда. Это неправда. Про Эванс тоже неправда, всё уже давно не так. Пока был жив Тёмный Лорд, я не позволял себе забывать о ней, день за днëм тащил еë в свою жизнь, в своë настоящее. Но когда всë закончилось, я отпустил еë, совсем отпустил. Было — и кончилось. — Гермиона молчала, но не пыталась отстраниться, и он продолжил. — Я не думал о ней, когда был с тобой, я никогда вас не сравнивал! То, что я тогда сказал... я хотел сделать тебе больно... Я думал, что ты нашла себе другого, влюбилась, и не можешь решиться признаться и уйти. Ты ведь не рассказывала про свой проект. Отмалчивалась, вздыхала, плакала по углам. Что я должен был думать? Тем более, я и так не понимал, что ты во мне нашла. Тогда, в парке, я хотел дать тебе шанс спасти лицо и уйти красиво, а ты...

Гермиона отцепилась от него и сделала шаг назад, чтобы удобнее было разговаривать, глядя друг другу в глаза.

— Я же просила тебя потерпеть!.. Говорила, что всë расскажу.

— А я и терпел! Но сколько можно? Ну, пару недель, ну, месяц... Но год, Гермиона! Год!

— Какой год? Я начала работу в сентябре, а двадцатого декабря ты уже меня выгнал.

— Ты год писала свою книгу! Ты всё это время собиралась молчать?

— Я хотела написать всё сама! Мне было важно написать это, чтобы хоть немного освободиться — от прошлого, от войны. Чтобы это перестало меня мучить... Я боялась, что ты начнëшь меня отговаривать, захочешь сам смотреть мои записи, начнëшь комментировать, высмеивать...

— Да почему?!!

— Ты знал о войне больше, гораздо больше, а уж о людях с той стороны — и подавно! А мне было важно написать своë восприятие. В том числе и восприятие тех людей, которых я в глаза не видела, только знала по рассказам и документам. Я хотела, чтобы ты увидел только готовую работу… — она опустила голову и пожала плечами. — Глупо вышло...

— Да... Откуда мне было знать, чем ты занимаешься? Я не хотел использовать на тебе легилименцию или сыворотку правды. Я пытался за тобой следить, но понял, что мне противно этим заниматься. Я решил, что если не могу доверять тебе без… всего этого, значит, такая совместная жизнь не имеет смысла... Когда я прочëл твою книгу, я сразу пришëл к тебе. Точнее, шëл, да не дошëл. Увидел тебя с Уизли.

Гермиона издала полувсхлип-полувздох и, не поднимая головы, ответила:

— Я знаю...

— Знаешь?

— Я почувствовала твой взгляд... У нас с Роном до этого дня ничего не было — мы иногда встречались — гуляли, болтали... Он только что с Лавандой Браун поссорился, я тоже была одна… Ходили вокруг да около, особо не торопились. А потом вышла моя книга, и началось… Все эти презентации, интервью в «Пророке», мне на наших улицах проходу не давали, каждый второй жаждал поделиться впечатлениями, рассказать, в чëм я не права и как нужно было написать правильно. Мне было тяжело, а Рон... он не особо интересовался тем, что я там понаписала, но он поддерживал меня. И Гарри, и все Уизли. Я снова почувствовала себя так, будто мы все одна семья. Гарри был просто счастлив — он так хотел, чтобы всё было как раньше. Рон, вроде бы, не против был попробовать ещё раз, а я всё колебалась, думала, может лучше сначала отдохнуть, прежде чем начинать новые отношения. Эта книга и разрыв с тобой всю душу вымотали... К тому же я помнила всë, что ты мне сказал, и чувствовала себя... несостоятельной как женщина. А тогда, у подъезда, он первый поцеловал меня, и я тут же почувствовала твой взгляд. Я всегда знала, когда ты на меня смотришь — ещё со школы... Я надеялась, что мне не померещилось, и что тебе стало хоть немного больно.

Она с вызовом посмотрела на него, и он тут же шагнул к ней, обнял и, уткнувшись в волосы, тихо ответил:

— Стало, Гермиона. Стало.

— Так тебе и надо! — буркнула она и подняла голову, чтобы посмотреть на выражение его лица, но не успела — Северус склонился к её губам, и глаза закрылись сами.

* * *

Этот день должен был стать последним днём её свободы: после помолвки — в этом вопросе Молли и Рон были непреклонны — ей следовало переехать в Нору и жить там до свадьбы. Вообще-то изначально помолвка была запланирована на девятое января — выбирая дату, Гермиона действительно надеялась хоть немного задеть бывшего любовника, растоптавшего жестокими словами её чувства, но потом ей предложили заняться подготовкой к выставке, посвящëнной героям войны, а когда она согласилась, выяснилось, что открытие назначено как раз на десятое. К ужасу Гермионы, первая мысль, которая пришла ей в голову, была «Слава Мерлину, ещё два дня будут только мои!»

Чтобы об этом не думать, она постаралась убедить себя в том, что это обычный мандраж перед важным событием, и с головой погрузилась в работу. Чуть позже оказалось, что Молли, Гарри и Джинни запланировали превратить их помолвку в большое торжество, пригласив всю родню, школьных друзей-приятелей и выживших фениксовцев. Она не понимала, зачем это нужно, ведь это помолвка, а не свадьба, пыталась донести, что еë вполне устроит скромный семейный ужин, но еë никто не слушал. Молли составляла меню, молодожены Джинни и Гарри рассылали приглашения (Джинни даже предлагала послать одно Снейпу). Рон купил кольцо и вместе с братьями планировал рассадку гостей, и только Гермиона никак во всём этом не участвовала, отговорившись тем, что слишком занята выставкой. Однажды Флёр вытащила её в поход по модным бутикам и заставила купить платье и туфли — очень красивые, но Гермиона чувствовала к ним какую-то глубинную неприязнь и настояла, чтобы они хранились в Норе до назначенного торжества. Чем меньше оставалось дней, тем сильнее ей хотелось, чтобы время замедлило свой бег и дало ей возможность подумать, не делают ли они с Роном ошибку. Однако время бежало неумолимо и Гермиона всё сильнее ощущала себя мухой, увязшей в сиропе. Ещё раз обдумав историю расставания со Снейпом, она заподозрила, что, возможно, он на самом деле не думал того, что говорил. Она гнала от себя эти мысли, но, если бы кто спросил с ножом у горла, чего бы ей больше всего хотелось, она бы ответила: «чтобы пришёл Северус Снейп, протянул руку и выдернул из этого болота». Болота, в котором она увязала всё глубже. Последние дни перед открытием выставки выдались настолько тяжёлыми и хлопотными, что на сон ей оставалось не больше трëх часов в сутки, и мучить себя сомнениями было совершенно некогда, иначе, вероятно, она бы просто сбежала.

Накануне открытия выставки выяснилось, что куда-то подевались три из десяти заранее заготовленных транспарантов, и она, единственный раз призвав Рона на помощь, вручила ему записку с содержанием, деньги на срочный заказ и адрес магловской типографии. Как обычно бывает со срочным заказами, в типографии на одном из транспарантов перепутали слова, а Рон, бегло просмотрев, решил, что от перестановки слов смысл особо не поменялся, после чего доложил Гермионе, что всë в порядке,

А она не стала проверять, и в итоге... Самое смешное — даже не сказать, чтобы надпись вышла с ошибками, вовсе нет! Формально все было правильно. Вот только когда её, как главную героиню дня, попросили для фотографирования встать под последним транспарантом, приветствующим почётных гостей перед входом в банкетный зал, Денис Криви, устанавливая камеру, вдруг замер, несколько раз моргнул, а потом ткнул пальцем в сторону транспаранта и с очень глупым видом спросил:

— ЧТО ЭТО?

Спустя минуту все присутствующие хохотали, глядя на пунцово-красную Гермиону, стоящую под идиотским плакатом. Поняв, в чём дело, она молча подошла к смеющемуся Рону, до которого только сейчас дошло, что там написано, и врезала ему кулаком в солнечное сплетение, после чего рявкнула «Помолвка отменяется» и выбежала вон.

* * *

Этот день не стал последним днём её свободы. Северус всё-таки пришёл. Если бы не он — кто знает, вдруг бы Гарри (разумеется, из лучших побуждений) и вправду выдернул её в Нору, невзирая на протесты?

Гермиона представила, что в эту самую минуту она стоит на кухне дома Уизли, и огромное рыжее семейство с шутками-прибаутками доказывает ей, что всё случившееся не стоит выеденного яйца. Её передёрнуло — ведь так бы всё и было. Конечно, подумаешь — Рон выполнил просьбу «на отвяжись» и выставил её на посмешище, им всем было бы плевать, что она чувствует — навалились бы на неё всей массой и просто никуда бы не выпустили.

— Ты чего? — спросил Снейп, оторвавшись от её губ. Гермиона уткнулась лбом в его плечо, а потом, решившись, вскинула голову и пристально посмотрела в его глаза.

— Я правильно поняла? Ты ведь вернулся, а не просто так решил зайти?

Он нежно погладил её скулы большими пальцами.

— Вернулся. Если ты согласна.

— Потому что тебе снова нужны секс и ассистентка?

— Нет.

— А почему?

— Без тебя тоскливо. Плохо. И потом — мне кажется — первые два года нам с тобой было хорошо. Если мы попробуем сделать выводы и не скрывать друг от друга то, что нам важно, мы могли бы... — он споткнулся на середине фразы и умолк, подбирая слова.

Гермиона помолчала, а потом кивнула.

— Ладно, Северус, не мучайся. Будем считать, что я тебя поняла, — она обняла его за шею и снова потянулась к губам. — Знал бы ты, как мне было без тебя плохо... Как я рада, что ты пришëл.

— Можешь не сомневаться, — шепнул он перед тем, как накрыть еë губы своими. — Я тоже рад.

Северус подхватил её на руки и понёс на кухню. Раньше, когда из спальных мест в доме Гермионы была только раскладушка, они во время его редких визитов регулярно использовали кухонную мебель не по назначению. Сейчас в спальне появилась небольшая тахта, а в гостиной — диван, но впервые после расставания ему хотелось заняться с ней любовью на том же самом столе.

Гермиона обняла ногами его бëдра, позволив юбке задраться почти до пояса, и прижалась к нему всем телом, обхватив руками его плечи и шею. Северус усадил еë на стол, дрожащими руками стянул из-под юбки бельë, торопливо провëл пальцами вдоль еë естества, чтобы убедиться, что она его хочет, почти мгновенно разобрался со своей одеждой, погрузился в еë глубину и замер, потрясëнный ощущением, что он наконец-то вернулся домой. Почти полминуты оба не двигались, по новой привыкая и наслаждаясь друг другом. А потом Гермиона отодвинула воротник его шерстяного свитера и припала губами и языком к солоноватой коже под ухом, надеясь оставить там свой след. Северус дёрнулся, как будто через него пропустили электрический ток, и начал двигаться, постепенно наращивая темп.

* * *

Уже стемнело, а Гермиона и Северус всë ещë были на кухне. На столе стояли две чашки с чаем и тарелка с остатками свежевиспечённых лепёшек. Ополовиненный копчëный угорь, утолив их голод, был убран в холодильник, а другой еды в доме не нашлось. Впрочем, это никого не смущало — они сидели друг против друга и разговаривали при свете одинокой свечи.

Северус взял на себя ответственность и первым начал объяснения. Медленно, шаг за шагом, рассказал, как выглядела та ситуация его глазами, что он успел передумать за то время, когда она отказывалась с ним говорить, как дошëл до решения, что должен помочь ей уйти, и почему так разозлился на неë тогда, в Кенсингтонском саду.

Гермиона слушала, опустив голову, а в конце притянула его руку к своему лицу, прижалась к ней щекой и начала свой рассказ. О том, как в первый год после войны он стал еë спасением, как, когда они уже жили вместе, она только рядом с ним чувствовала себя защищëнной, потому что верила, что он еë любит и не бросит. Однако прошедшая война еë не отпускала и как будто следовала за ней по пятам — ночными кошмарами, от которых она спасалась зельем Сна-без-сновидений, боязнью резких звуков, боязнью оказаться одной в большой толпе... Как однажды у неë мелькнула мысль, что, возможно, если она напишет обо всëм, что с ней случилось и чему она была свидетельницей, ей станет легче. Как она начала тайно писать книгу, назвав еë «Путь грязнокровки», и постепенно пришла к мысли, что хочет написать ещё и о нескольких погибших героях, у которых не осталось близких, и о ком некому было рассказать. А чуть позже поняла, что нужно написать и о тех, кто воевал на другой стороне — не о фанатиках типа Беллатрисы, а о тех, кто попал в ряды Пожирателей смерти по ошибке или по дурости, и к чему их это привело.

Про самого Северуса она писать не собиралась — ему хватило книги «Сволочь или святой», издав которую, Рита Скитер забрала гонорар и сбежала в Техас.

Гермиона тогда так погрузилась в работу, что не заметила, во что превратилась их совместная жизнь. Ей и в голову не приходила мысль, что Северус может подумать, что он ей больше не нужен.

* * *

Разговор был долгий. Несколько раз им приходилось прерываться, чтобы развеять патронуса с гневным посланием от очередного представителя семьи Уизли, но всë же им удалось понять друг друга и договориться о том, чтобы больше эту историю не вспоминать.

Когда они уже собирались покинуть кухню, в окно постучал маленький сычик Рона. Гермиона открыла — лучше уж сегодня закончить все эти объяснения, всё равно же придётся! Сычик не стал влетать внутрь, бросил на подоконник красный конверт и сбежал.

Увидев громовещатель, Снейп хотел поступить с ним так же, как с вопящими патронусами, но Гермиона его остановила, и оказалось, не зря.

— Прости, что послал тебе громовещатель, Гермиона, но я подумал, что простое письмо от меня ты читать не станешь, а уничтожить такое письмо способов нет, — зазвучал усиленный магией голос Рона, а Снейп самодовольно хмыкнул. — Я знаю, что все наши тебе толпу гневных патронусов послали, но я тут подумал... Наверное, всё к лучшему. Рано или поздно ты начала бы к нему бегать, или ещё хуже — ты бы молча страдала, а я бы злился. У нас ведь не просто так после войны ничего не вышло, и глупо было думать, что выйдет потом. За плакат извиняться не буду — во-первых, у тебя рука тяжёлая, а во-вторых, если бы не это, мы бы сейчас сидели в Норе и делали вид, что рады предстоящей помолвке. Предлагаю помириться. Когда будешь готова — можем поговорить, только для начала без Гарри. Понимаешь, когда ты после окончания школы сошлась со своим... со Снейпом, он всю дорогу думал, что это ошибка и всё надеялся, что ты одумаешься, вернёшься, и всё будет как раньше. Так что сейчас он ужасно зол. Но я хочу, чтобы ты знала — я на тебя не злюсь. Удачи тебе. Пока. Твой друг Рон.

— Слава Мерлину, — задумчиво сказала Гермиона. — Рон хоть и балбес, но очень хороший... друг.

Позже, когда они уже, обнявшись, сидели на диване, и Гермиона, положив голову ему на плечо, забралась рукой под фланелевую рубашку и поглаживала пальцами гладкую кожу, Северус нарушил уютное молчание.

— Послушай, — неуверенно сказал он. — Мы только что договорились не возвращаться к прошлому, но меня мучит один вопрос: что, во имя Мерлина, было на том плакате?

Гермиона хмыкнула.

— Я отвечу, если ты мне расскажешь, почему я нахожу у тебя на теле уже третий прилипший зелёный листок? — она отлепила от его бока листик от берёзового веника, приклеившийся к коже как магловский медицинский пластырь, и вытащила его наружу, чтобы продемонстрировать. — Первый я обнаружила у тебя на шее, второй — когда вцепилась руками в твою... в общем, когда мы трахались. А теперь ещё вот этот. Чем ты занимался?

Снейп смутился и даже слегка покраснел.

— Мне не хотелось бы рассказывать тебе подробности, но если коротко — я был на Аляске с Долоховым и Малфоем, они предложили мне отметить там мой день рождения. А берёзовые листья — это... Ты же помнишь, — он прикрыл глаза и нараспев произнёс. — Каждый год девятого января я стараюсь ходить в баню. У меня традиция.

— Но сегодня же десятое?

— Разница во времени.

— А, точно...

Повисла пауза.

— Надеюсь, в следующий раз мы с тобой всё-таки доберёмся до бассейна Клеопатры, — сказал Северус, сжимая её руку, и Гермиона расслабилась, снова прижавшись к его боку.

— Так что учудил Уизли? — помолчав, спросил Снейп.

Гермиона нахмурилась, а потом не выдержала и хихикнула.

— Ну? — повторил он вопрос.

— Давай, я представлю эту картину, а ты посмотришь у меня в голове.

— Зачем?

Гермиона снова захихикала, а потом не выдержала и засмеялась в голос.

— Извини, — еле выговорила она, закрыв лицо руками. — Тогда это было ужасно, но теперь... хи-хи-хи… я не могу не смеяться. Это словами не передать, это надо видеть...

Снейп не любил чего-то не понимать. Он взял её за подбородок, приподнял голову и впился в её глаза раздражённым взглядом. Потом моргнул — раз, другой, а потом не выдержал и сам хрюкнул от смеха. Через минуту они оба смеялись, вытирая слёзы.

Над входом в банкетный зал Министерства был растянут красный транспарант с золотыми буквами:

«Привет освободителям Волшебного мира от Волдеморта и Пожирателей Смерти!»

 

 

Иллюстрации к главе:

https://t.me/EvaMarshFWR/89

https://t.me/EvaMarshFWR/90