Дом у озера (гет)

Ему здесь нравилось, хоть он и не хотел в этом себе признаться. Петир Бейлиш даже внутри хотел оставаться циником, не допуская мысли, что ему может что-то нравиться. Это ведь слабость.

Но здесь было так тихо и так равнодушно, что ему не могло не нравиться. Людей в округе даже в туристический сезон всегда было немного — мало кто любил этот туманный, прохладный даже летом край. Он понимал, почему Нед купил у этого озера загородный дом — все здесь было под стать ему, Эддарду Старку — тихо, величественно и холодно.

Петир Бейлиш привык проводить свои редкие отпуска там, где были горячий песок, шумные пляжи, высокое бледное и жаркое небо, лазурь моря широченной полосой в балконном окне, загорелые молодые тела. Ветер с моря доносил запах раскаленной набережной, крики чаек, гремящие басы музыки, там вечерами были клубы, коктейли, белозубые незнакомки, охотно соглашающиеся встретить утро у него в номере, и всегдашняя легкая головная боль.

Здесь пахло хвоей и тиной, а ночи были такие тихие, что вяжущая тишина заползала через уши в голову, и тонули в ней все мысли и воспоминания.

Берег огромного озера подходил прямо к террасе небольшого деревянного дома, до окон выложенного каменной кладкой, а сразу за калиткой начинался густой лес.

Глаз не мог вместить сразу все — свинцовую гладь спокойного глубокого озера и темную зелень лесов. Небо иногда, днем, светилось робким солнцем, играло на волнах, просвечивало лес янтарными лучами, но чаще всего хмурилось дождевыми низкими тучами.

Здесь кругом была холодная вода — в небе, в озере, в траве по утрам, в сверкающей паутине на кустах жимолости.

Здесь были вечерами бильярд, выкуренная на двоих сигара, холодное пиво и неспешные беседы.

— Я думал, ты сбежишь через пару часов, — улыбнулся Нед в первый вечер, держа тоненький кий на широченных плечах, как коромысло. — Слишком спокойно для тебя?

— Мне здесь нравится. Сам не ожидал, — сказал в ответ Петир и не покривил душой. Ему и правда нравилось.

Нед по большей части был задумчив и смурен. Он никогда не был весельчаком, но смерть жены подкосила его. Они говорили об этом всего раз, на второй вечер после его приезда.

— Это было тяжело. Она этого не заслужила, — сизый дым вился вокруг крупного, одутловатого лица Неда, слезил ему глаза. Дым ли? — Кто кто, но точно не она.

Петир был согласен, Кет не заслужила опухоли в поджелудочной железе и долгой, мучительной смерти. Не смерти даже — растворения. В мире мало кто заслуживает подобного, но их мнения не спрашивают.

— Последний месяц был ужасен. Обезболивающие почти не помогали… Она начала забываться. Путала меня с Брандоном, не узнавала детей…

Большая бутылка виски на столе была уже пуста, и на пузатых ее стенках плясали отблески камина. Ее содержимое было у них в желудках, и это было единственной причиной откровенности Неда Старка.

Петир не хотел слышать о том, как уходила Кет, ни о ее раке, ни о последнем месяце ее жизни. Возможно, его пугало собственное отношение в произошедшему — умерла женщина, которую он любил когда-то всем сердцем, а ему не то чтобы было все равно… Его горечь была чересчур, неприлично мала. Осознавать, насколько он изменился и очерствел было не слишком приятно.

— Она вспоминала о тебе, — сказал Нед после долгого молчания. — Сказала, что хотела бы увидеть тебя.

Петир знал, что Кет умирает, но видеть ее такой было выше его сил. Он никогда не был нужен ей, и вряд ли что-то изменилось для нее на смертном одре.

Последний раз они виделись три года назад, Нед пригласил его на ужин, когда они в очередной раз встретились в Миннеаполисе на переговорах.

Кет была женщиной, обвешанной детьми, немного уставшей, но вполне счастливой, и конечно, равнодушной к нему. Как всегда. Частые роды и заботы по дому наложили на нее свой отпечаток — он смотрел на нее искоса за ужином, и видел морщинки, и опущенные уголки рта, и словно подрезанные ресницы, у нее всегда были длинные ресницы, а теперь.... И ее шею, возраст женщины всегда выдает шея. Но она была счастлива, и Петир Бейлиш отчетливо понял тогда, что все равно не смог бы сделать ее настолько счастливой.

Он вздохнул.

— Мне жаль, Нед, — сказал он через пару минут гнетущей тишины. Что еще он мог сказать?

Нед кивнул, вытер слезы и залпом закинул в себя полстакана виски. Кейтелин Старк умерла полгода назад, но закон «время лечит» все еще не сработал.

— Как дети? — попытался Петир увести разговор.

— Нормально. Насколько можно нормально. Старшие парни в Гарварде, Рикон и Бран гостят сейчас у Лианны в Бостоне. Санса и Арья в Миннеаполисе, хозяйничают в доме.

— Сколько им уже? Сансе должно быть семнадцать? А Арье?

— Сансе восемнадцать. А этой шпане — шестнадцать.

На лице у Неда появилась такая гордая и снисходительная улыбка, как у всех людей, говорящих о своих детях.

— Арья настоящий сорванец, ума не приложу, что с ней делать. Кет справлялась, а я… — он тяжело вздохнул, но улыбаться не перестал. — А Санса… знаешь, она так похожа на Кет. Не берет у меня ни цента. Подрабатывает в каком-то кафе, у нее грант в университете. До невозможности самостоятельная девица.

— Правда, похожа, — кивнул Петир. Кет всегда была гордой и упрямой. Чересчур, по его мнению.

— Встречается с каким-то парнишкой. Он мне не очень нравится, но вроде как любовь.

— Тебе сложно понравиться, а, Нед?

Нед Старк широко и утвердительно ухмыльнулся.

— Лощеный он какой-то. Из богатенькой семьи. Может, разбегутся еще, и мне не придется ломать ему шею…

Нед встал, почесал себя по грузному животу, зевнул так, что хрустнула челюсть.

— Как насчет рыбалки с утра?

* * *

Свинцовая гладь озера под днищем лодки выглядела черной, непроницаемой, как нефть. Петир опустил руку в воду и тут же достал, пальцы сразу онемели от холода. Масляной пленки на руке не было, но ощущение, что они стояли посреди огромного пятна нефти, не покинуло его.

Нед заправский рыбак, у него куча снасти, лески, крючки, блесны, сигарета прилипла к губе и давно потухла, он был сосредоточен и, не отрываясь, смотрел на поплавок. Петиру было холодно, но не скучно. Слишком вокруг было красиво и тихо, чтобы скучать. Вокруг них стелился туман, и только плескалась где-то рядом рыба. Ему нравилось впитывать эту тишину. Его привычная жизнь — шумный Нью-Йорк, офис с огромными окнами, пробки, деловые перелеты, суета и бесконечные звонки казались нереальными. Это все было где-то в параллельной вселенной. Здесь были только туман, тишина и озеро.

Поплавок на его удочке начал дергаться, и он с удивлением почувствовал азарт — настоящий, какой даже в казино не испытывал, ни при первом знакомстве с красивой женщиной.

Конечно, опыта у него не было, и рыба сорвалась — Нед переживал как за себя, плевался и смачно ругался.

— В жизни этой херни не держал в руках, — засмеялся Петир, помахивая удочкой с сорванной и закрученной в кудрявый клубок леской. Пока он распутывал ее и налаживал снасть, а это заняло у него кучу времени, Нед выудил двух больших рыб — с крупной серой чешуей, лобастые, они лежали на дне лодки и безмолвно раскрывали толстые бескровные рты, пошлепывали мокрыми хвостами.

— Вечером зажарим на гриле, — сказал довольный Нед и вдруг засмеялся. — Петир Бейлиш на рыбалке, да еп твою мать!

Петир тоже расхохотался, чуть не проглотив зажатый в зубах крючок.

Когда они вернулись к маленькой пристани, вовсю светило солнце, хотя с востока уже ползли тучи, а у дома стоял красный маленький ниссан, впритык подобравшийся к их пикапу на крохотной парковке.

Нед поднес руку к глазам — в широкополой шляпе, стоя в покачивающейся лодке, он был похож на старого морского волка.

— Что там еще случилось… Привяжешь лодку?

Пока Петир возился с веревкой, Нед шагнул уже по скрипучему настилу.

— Папа! — Петир услышал звонкий голос, быстрый легкий топот, оглянулся, но бьющее в глаза солнце мешало рассмотреть, а узел в руках опять расползся. Он заметил только ярко белые кроссовки и голени молодых крепких ног.

— Ты что здесь делаешь?

— Тетя Лиза пожаловала в гости со своим драгоценным Робином. Пап, это же невыносимо! Можно я здесь отсижусь? — голос у нее был задорный, с высокими еще нотками.

— А Арья? Ты бросила сестру?

— Ой, ну ее. Мы ссорились без перерыва все эти дни. У меня экзамены на носу, а она...

Она говорила что-то еще, торопливо щебетала, и изредка бас Неда пытался замедлить этот поток жалоб и обоснований.

Узел кое-как завязался, наконец, вокруг кнехта, и Петир выпрямился, встретившись взглядом с яркой синевой глаз, выглядывающих из-за отцовского плеча.

— Это Петир Бейлиш, ты помнишь? Наш с мамой друг, — представил его Нед, делая шаг в сторону.

— Конечно, — сказала она и первое, что он заметил на ее лице, после изумительно сапфировых глаз, конечно, это еле заметные веснушки на тонкой переносице. Еле заметные, но зацепились сразу. Потом — губы, припухлые еще, и длинную, перекинутую через плечо косу, будто сплетенную из осенних красных кленовых листьев. На секунду ему показалось, что это Кет — что-то неуловимо знакомое было в ее лице, взгляде, подсвеченных солнцем волосах… Сердце как-то споткнулось, начав отбивать ускоренный ритм.

— Конечно, я помню, — улыбаясь, сказала она и протянула узкую ладошку. — Санса Старк.

— Петир, — он не пожал даже ее руку, просто слегка обхватил пальцами и тут же отпустил- рука у нее была горячая. На ней была белая тонкая майка и джинсовые шорты, и она выглядела очень стройной и даже худенькой. Пока было солнечно и тепло, но Петир как-то неосознанно подумал, взяла ли она с собой теплые вещи, вспомнив, как обманчива здешняя погода.

— Ты очень выросла, — сказал он.

Нед нехотя, но согласился ее приютить — он долго бурчал о том, что она испортила им весь настоящий мужской отдых, что не предупредила, и что когда он ей предлагал приехать сюда на уикенд, ее было волоком не затащить, что она ехала одна в такую глушь…

Санса Старк, быстрая, как весенний ветерок, вытащила из машины сумку и, проходя мимо, звонко поцеловала отца в небритую щеку. Бурчание смолкло, Нед присмирел и пошел освобождать комнату.

Дом был небольшим, в нем всего две спальни, поэтому Неду придется спать на диване в гостиной — Петир предлагал свою кандидатуру на это место, но хозяин ее с негодованием отклонил.

— Мне вообще пора, — сказал Петир, глядя на то, как Нед и Санса поочередно выносили и вносили в крохотную спальню вещи — Нед из нее, Санса в нее, и чувствуя себя по-настоящему лишним. — Я и так загостился.

— Даже не думай! — Нед посмотрел на него с обидой, а Санса оглянулась на него, стоя в дверях. В полумраке он не видел почти ее лица. — Всего три дня осталось. Потом можешь валить в свой Нью-Йорк еще на пять лет. И, в конце концов, поймай хотя бы одного малька.

— Ладно, — кивнул Петир. — Без улова и правда обидно будет уехать.

* * *

Вечером они втроем ужинали за небольшим круглым столом, накрытом клетчатой скатертью, прямо под уютной желтой лампой со старомодным абажуром. Они с Недом все эти дни не особо заботились о еде, питаясь разогретыми полуфабрикатами. Санса взяла все в свои руки, приготовила отменное рагу и запекла в фольге выловленную утром рыбу, выгнав их из кухни. Они сидели весь вечер перед камином с пивом, принюхиваясь к чарующим запахам.

Ужин оказался таким вкусным, что они с Недом долгое время молчали, сосредоточенно зачищая свои тарелки.

Санса Старк, сидевшая между ними, поглядывала на них поочередно с затаенной гордостью и улыбкой.

— Очень вкусно, спасибо, — сказал Петир. — Ты прекрасно готовишь.

— Для меня это тоже открытие, — видно было, что Нед горд за дочь, но снисходительно язвил.

— Я думал, что твой предел — заказанная по телефону пицца.

— Если бы ты почаще ужинал дома, а не задерживался на работе, то мои кулинарные таланты не стали бы для тебя сюрпризом, — Санса дразнила отца, насмешливо дергая левой бровью. Она переоделась в широкую синюю рубашку и джинсы, но хрупкости при этом не утратила. Когда она встала из-за стола, Петир скользнул взглядом по ее телу, просто чтобы сравнить — он очень плохо помнил рыжеволосую угловатую пигалицу за тем самым ужином и никак не может понять, как она может быть этой Сансой Старк. Такой взрослой и… красивой?

Санса очень красива, признался он себе, когда посматривал на ее профиль, сидя на диване в гостиной. Пожалуй, красивее, чем Кет. «Кощунство, святотатство, ересь!» — возмутился бы в нем тот пятнадцатилетний без памяти влюбленный мальчишка, но он уже давно не мальчишка и научился беспристрастно сравнивать женскую красоту. Да и образ Кет никак не вставал в подробностях перед глазами, словно он смотрел на нее через запотевшее стекло — просто девичий силуэт с рыжим ореолом волос.

А Санса — вот она, реальная и действительно красивая, доказательств не нужно, стоит только взглянуть. У нее античный, тонкий нос, широкие скулы, идеально правильный изгиб темных бровей, длинные ресницы цвета старой меди и голубые глаза, кристально чистые, без примеси постороннего цвета.

Они с Недом смотрели какой-то чемпионат, а Санса, поджав под себя ноги, читала толстенный учебник. У нее был карандаш за ухом и она иногда морщилась, прикусывала губу, перечитывая несколько раз непонятый абзац.

— Эта макроэкономика меня с ума сведет, — она оглушительно захлопнула учебник, испугав Неда. — Такая скука.

— Скучным кажется лишь то, чего ты не понимаешь, — Петир сделал глоток уже теплого пива, не глядя на нее, но ощущая на себе ее взгляд.

— Я понимаю, — сказала Санса, без раздражения, но твердо. — Но от этого не становится интереснее.

Петир повернул голову и протянул руку за учебником.

— Покажи, что тебе кажется скучным?

Санса перебралась на диван вместе с книгой и оказалась совсем рядом, касаясь его бедра круглыми коленками.

— Вот, — ее тонкий палец с аккуратным ногтем пополз по таблицам и графикам. — Таблица Кенэ, к примеру…

Петир всмотрелся в числа и начал вспоминать университетский курс. В конце концов, он получил диплом по экономике с отличием и не помнил, чтобы учеба казалась ему скучной.

Он начал рассказывать о фермерах и наемных рабочих, о годичном воспроизводственном цикле и о «бесплодном» классе, вспоминая с каждым словом все больше и больше, и проводил параллели с современностью. Санса слушала внимательно, склонив голову, сморщив чистый лоб, вглядываясь в таблицу. Иногда она задавала вопросы, и ему стало понятно, что она смышленая девочка — всегда по теме, уточняющие, выдающие в ней самой неплохие знания и наличие пытливого ума.

Нед иногда посматривал на них, но вообще был сосредоточен на матче, пока в один прекрасный момент Петир не бросил на него взгляд и не увидел, что Старк уже дремал, положив голову на спинку дивана.

Перевалило за полночь, а они с Сансой все обсуждали теорию Франсуа Кенэ, словно сюжет последнего блокбастера и он точно видел, что ей не скучно.

Когда он рассказывал что-то о капитализме, Санса вдруг забрала из его руки бутылку с пивом и сделала глоток, а сама все также смотрела в учебник. Словно в замедленной съемке Петир увидел, как ее губы обхватили горлышко, как светлая жидкость полилась ей в рот, как зашевелилась ее шея… Мысль вдруг споткнулась, и он замолчал. Санса подняла глаза и посмотрела на него несколько секунд с непонятным выражением, а потом протянула пиво назад.

— Пора спать, — сказал Петир. — Если хочешь, завтра можно продолжить.

— Хочу, — кивнула Санса Старк головой. — Вы правы, мистер Бейлиш, это правда интересно, если разобраться в тонкостях.

— Петир, — поправил он ее, а рот вдруг наполнился слюной, сладкой и вязкой. — Зови меня Петир.

— Петир, — повторила она с улыбкой. — Ладно.

Прежде чем они разошлись по комнатам, он сделал глоток из бутылки и быстро, украдкой провел по горлышку языком — помимо вкуса выдохшегося пива, он почувствовал что-то совершенно свежее, с легким оттенком лимона, не цедры даже, а лимонной корочки…

Зайдя в свою комнату, Петир Бейлиш вдруг отчетливо понял, что ему в самом деле стоило сегодня уехать.  

Утром его разбудила внезапная тяжесть, перекосившая матрас на бок. Ускользающий сон подарил напоследок ощущение падения — почему-то с лавочки в парке, и он резко открыл глаза. Свет из окна, от непривычно яркого неба, больно резанул по глазам.

— Я прошу прощения, конечно, но уже одиннадцать утра. Вы всегда так долго спите?

— Нет, — пробормотал Петир, подтягивая на себя одеяло, но это оказалось невозможным делом, потому что Санса Старк сидела на его кровати, придавив это самое одеяло, улыбающаяся и немного раскрасневшаяся.

Петир Бейлиш, пожалуй, впервые за долгие годы смутился. На нем не было ничего, кроме боксеров, и край сползшего одеяла едва ли доходил до низа его живота.

— Папа уехал в поселок в магазин. Это часа на два как минимум. Я уже отчаялась ждать, когда вы проснетесь. И завтрак уже три раза остыл.

Она говорила это невзначай, обычным таким тоном, и он не понимал — в самом деле она не видит ничего предосудительного в том, чтобы зайти в спальню к взрослому мужчине и сесть к нему на кровать, или в этом есть какая-то только ей понятная цель? Но он тут же застыдился этой мысли, увидев ее прозрачно-голубой взгляд. Какая к черту цель. Она просто ребенок.

«Ребенок» опустила тем временем глаза на его грудь — там алел его знаменитый шрам, и по тому, как дрогнули ее ресницы, он понял, что ее взгляд пополз ниже — к животу, куда шрам убегал неровной полосой, заканчиваясь ниже пупка. Он почувствовал вдруг, что сильно покраснел.

— Откуда это у вас? — Санса подняла, наконец, глаза, и дышать ему стало вроде как полегче. — Я понимаю, что это неудобный вопрос с моей стороны, но еще больше неловкости будет, если я не спрошу, верно? Я же все равно заметила, и вы заметили, что я заметила…

Ее рассуждения не были лишены логики, хоть и вызвали у него улыбку.

— Это было давно. Просто глупая пьяная драка, чуть не стоившая мне жизни.

Санса поджала губу — понимаю мол, и не спросила о подробностях. Потом соскочила с кровати и потянулась, высоко подняв руки, стоя на носочках. Майка задралась, обнажив плоский живот с проколотым пупком и двумя родинками по бокам. Он успел заметить эти мелочи за доли секунды — сверкнувший камушек в ямке пупка и то, что одна родинка справа покрупнее, прежде чем она опустила руки.

— Пойдемте завтракать. Я страшно хочу есть.

Когда он вышел из ванны, на столе уже стоял завтрак — отличный омлет, тосты со сливочным маслом, и дымящийся свежесваренный кофе.

Санса уселась напротив, поджав под себя ноги и некоторое время они завтракали молча.

— Я подумала, к черту сегодня учебу, — наконец, сказала она, прихлебывая кофе.

— Сегодня отличный день, — согласился Петир.

— …для велосипедной прогулки, — закончила она фразу, поглядывая на него с хитринкой.

— Велосипедной?

— Здесь в сарайчике должны быть велики Робба, Джона и папы. Они любили кататься по округе.

За домом, в небольшом сарайчике, в самом деле обнаружились три велосипеда, покрытые пылью и паутиной.

Санса выглядела расстроенной.

— Похоже, они сломаны.

— Ничего серьезного, — Петир сел на корточки, тронул звездочки передачи. — Всего лишь слетела цепь и колеса надо накачать.

Он вытащил велосипед наружу и он принялся за дело. Все необходимое нашлось в сарае, только насос пришлось принести из машины.

Санса внимательно смотрела, как он подтягивает цепь и смазывает звенки.

— Разбираетесь в экономике, умеете чинить велосипеды, — сказала она серьезно. — Сколько еще в вас талантов, мистер Бейлиш?

— Ты удивишься их многообразию, — ответил он без улыбки, в тон ей, и оглянулся, когда услышал привычный металлический щелчок. Санса закурила тонкую сигарету, прислонившись спиной к некрашеной стене сарайчика. Петир ничего не сказал, но она поняла.

— Это несерьезно.

— Пока нет.

— Нет, не пока. Я могу бросить в любой момент.

— Все так говорят.

Она хмыкнула, выпуская тонкую струйку изо рта — она курила не затягиваясь, неумело.

— После смерти мамы мне надо было… на что-то отвлекаться. Физически.

Это был первый раз, когда она заговорила о матери, и голос у нее задрожал.

— Звучит, как оправдание.

Петир продолжил заниматься велосипедом, но у него напрягся затылок от ее взгляда.

— Я не стала наркоманкой или алкоголичкой, не хожу к психологу, хорошо учусь, и у меня все в порядке со сном, — в ее голосе слышалась обида. — Я всего лишь курю. Когда тебе семнадцать и у тебя умирает мать, это во многом может быть оправданием.

— Нет, — ответил Петир. — Не может. Когда умерла моя мать, мне было восемь. А когда исполнилось четырнадцать — умер отец. А закурил я только через двадцать лет, и только затем, чтобы получить доступ в курилки на важных переговорах.

Он встал, у него были перепачканы руки, и Санса отчего-то посмотрела не на его лицо, а на них, на его грязные пыльцы. Петир подошел ближе и забрал сигарету из ее рта. Затянулся и выдохнул слишком ароматный дым в сторону, поморщившись.

— Если хочешь продолжать курить, я посоветую тебе одну хорошую марку сигарет. Пообещай, что будешь курить только их.

— Я бедная студентка. У меня нет денег на хорошие сигареты.

— Я пришлю тебе пару пачек на Рождество.

Она вдруг засмеялась.

— О, это было бы отличным подарком, мистер Бейлиш.

— Петир, — поправил он и у него вдруг сорвался голос.

— Петир, — повторила она почти шепотом, забрала сигарету из его пальцев и медленно, слишком медленно поднесла ее ко рту. Фильтр был вымазан черной смазкой, но ее это не остановило. Она обхватила его губами, совсем как горлышко той бутылки и затянулась — по-настоящему глубоко. Огонек сигареты вспыхнул.

Он с трудом отвернулся.

— Велосипед готов. Можешь кататься.

— А вы?

— Я?

— Вы не составите мне компанию?

— Ты серьезно?

У него вырвался глупый смешок.

— Почему нет? — улыбнулась Санса. — Съездим вон до того холма. Оттуда отличный вид.

Петир оглянулся, следуя взглядом за ее указательным пальцем.

— Хмм... Далековато.

— Это только кажется, — сказала Санса, всматриваясь в холм. — Далекое иногда оказывается совсем близким…

* * *

До холма они добрались и в самом деле быстро. Живописная тропа пролегала между исполинскими деревьями, поднималась вдоль ручья, то закручиваясь серпантином вокруг лесистых холмов, то становясь почти прямой, выхолаживаясь на ровных участках.

Санса ехала далеко впереди, иногда оглядываясь, и на лице ее мелькала белозубая улыбка. Он привык к велосипеду, неожиданно для самого себя начав получать от езды удовольствие, но еще не рисковал разогнаться как следует.

Санса ждала его за одним из крутых поворотов, под огромной, головокружительной высоты елью.

— Здесь есть водопад, — она показала рукой куда-то в кусты, где шумела вода. — Хотите посмотреть?

Они пошли туда, раздвигая влажные ветки руками, и через пару десятков метров среди зарослей в самом деле обнаружили маленький, чуть выше человеческого роста водопад, срывающийся с замшелых камней. Прозрачная вода струилась в неглубоком ручье, подхватывала маленькие разноцветные камушки.

— Вода здесь теплее, чем в озере, — сказала Санса, нагибаясь к ручью. — Может быть, ручей берет свое начало где-нибудь в теплых источниках.

Ее рука потянулась к журчащей воде, и ее нога, обутая в белый кроссовок, вдруг соскользнула с покрытого мхом камня.

— Ой! — крикнула она, когда по щиколотку опустилась одной ногой в воду и начала заваливаться вбок. Петир подхватил ее и рывком подтащил к себе, не дав упасть.

Она была очень теплой и тело у нее, даже сквозь толстовку ощущалось сильным и упругим. Она была одного роста с ним, поэтому, когда он прижал ее к себе, их лица оказалась прямо напротив друг друга и совсем близко — глаза в глаза, губы в губы.

Он опешил на несколько секунд.

— У меня теперь нога мокрая, — тихо сказала Санса, улыбаясь, и не отодвинулась, хотя он уже отпустил ее. — Спасибо, что спасли.

— Не за что, — ответил Петир, отходя от нее. Голова у него слегка кружилась.

У самого холма тропинка стала слишком крутой, и земля была влажной от недавнего дождя. Они оставили велосипеды внизу и долго поднимались среди мокрых камней и травы. Петир видел перед собой ее ноги в джинсовых бриджах, один мокрый кроссовок стал темным и грязным, и ее нога все время скользила.

Когда они поднялись на холм, он порядком задыхался. Он бегал по утрам три раза в неделю, но неспешный темп по резиновому покрытию дорожки в парке в свое удовольствие не шел ни какое сравнение с крутым подъемом среди скользких камней.

— Вон наш дом, — Санса сгребла налипшие на потный лоб волосы, выпрямилась на вершине холма, тоже тяжело дыша.

Вид отсюда в самом деле был изумительный. Огромное озеро ослепительно сверкало в лучах солнца, вокруг стоял лес, подернутый синей дымкой, каменистая гряда из невысоких черных скал виднелась вдалеке… Крохотный домик далеко внизу казался игрушечным. На горизонте не хватало только заснеженных гор для полного открыточного вида.

— А вы молодец, — сказала Санса, присаживаясь на небольшое, отполированное временем, солнцем и ветром, бревно. — Папа в прошлый раз не осилил подъем.

Он сел рядом и смотрел, как она расшнурила кроссовок, сняла его и стащила с ноги мокрый носок.

— Натирает, — пожаловалась она, вытянув ступню.

— Придется потерпеть.

— Придется.

Они посидели некоторое время молча, смотря вниз.

— Почему вы дружите с папой? — спросила вдруг она с легкой извиняющейся интонацией.

Петир усмехнулся.

— Странный вопрос. Почему, по-твоему, люди вообще дружат?

— Вы же совершенно разные. Мне кажется, такие, как вы, не нравятся ему. Но с вами он дружит и всегда хорошо отзывается.

— Такие, как я? — Петир догадывался, что она имела в виду, но захотел услышать об этом от нее.

— Я не хочу сказать, что вы плохой… — у нее порозовели щеки. — Просто…

— Я именно такой. Беспринципный делец, банкир-пройдоха, обманщик и циник. Такие, как я, не нравятся твоему отцу, ты права.

Он нагнулся и сорвал росший из-под бревна стебелек, сунул его в рот. Травяной сок легкой кислинкой осел на языке. Санса смотрела на него, скосив глаза, не поворачивая головы.

Ему иногда самому казалась странной их дружба с благородным и честным Недом Старком. Между ними не было ничего общего, кроме одной дочерней фирмы, совладельцами которой они оба являлись. Но Нед искренне был рад его видеть в их редкие встречи, всегда приглашал в дом и предлагал совместный отдых, смеялся над его шутками…

— А еще вы, наверное, бабник, — сказала вдруг Санса. — Папе тоже такие не нравятся.

Петир рассмеялся, хлопнув себя ладонями по бедрам. Она опять начала краснеть, подтянула ноги к себе, уткнулась подбородком в колени.

— Мне кажется, твой отец начал общаться со мной из-за чувства вины, — сказал он, отсмеявшись, проигнорировав «бабника». — А потом просто привык. Да и видимся мы не так уж и часто.

— Из-за вины? Из-за того, что его старший брат чуть не убил вас?

— Ты знаешь?

— Да. Мама рассказала как-то. Обычно после такого люди предпочитают избегать друг друга.

Петир сплюнул стебелек себе под ноги. Он сам не понимал, почему вдруг позволил себе откровенность с этой девчонкой.

— Я бы тоже предпочел избегать. Но твои родители слишком благородны для подобного. Конечно, мы начали общаться не сразу, только спустя несколько лет. Нед очень помог мне в бизнесе. И твоя мама хорошо ко мне относилась, несмотря на произошедшее.

Санса обхватила себя руками, чуть покачиваясь на бревне вперед-назад.

— Мальчик, влюбленный в девушку старше него, с самого детства. Решивший отбить ее у взрослого жениха во чтобы то не стало. Довольно романтичная история.

— Это было глупостью.

— Вам было пятнадцать. Вы просто сильно любили ее.

— Это тоже было глупостью.

Санса отвернулась и начала обуваться. Он заметил большую ярко красную кровоточащую мозоль на ее круглой пятке.

— Нам нужно возвращаться. Скоро будет дождь, — сказала она, показав на ползущую с востока гряду серых облаков. Голос у нее будто повзрослел.

На обратном пути с холма она уже заметно прихрамывала.

— Больно? — спросил Петир, поджидая ее на велосипеде. Она ехала медленно, морщилась и пыталась крутить педали одной ногой, оставив вторую на отлете.

Санса кивнула.

— Садись, — кивнул он на раму своего велосипеда. И повторил, встретив недоверчивый взгляд: — Садись, не мучайся.

— А велик?

— Поставь за деревом. Я потом за ним вернусь.

Улыбаясь, она, прихрамывая, подошла ближе и залезла на раму. Он взялся за руль, обхватив ее руками, подбородок касался ее плеча, отросшая щетина задевала тонкую ткань.

— Готова?

Она засмеялась.

— Надеюсь, вы нас не угробите.

— Я тоже надеюсь.

Ее волосы без конца лезли ему на лицо, а на спусках она начинала визжать и смеяться, откидывая голову назад, на его плечо, зажмуриваясь от страха. Пару раз они в самом деле чуть не упали, когда переднее колесо попадало в ложбинки с непросохшей грязью, но ему удавалось сохранить равновесие. Руки начали болеть от напряжения, но с лица не сходила улыбка. Ее волосы пахли цветами. Он не особенно разбирался в сортах цветов, но ему представлялось, что так пахнут маленькие ярко-синие васильки, цветом как ее глаза.

— Быстрее! — смеялась она, и он видел, как напрягались ее тонкие руки, вцепившееся в руль, рядом с его — смуглыми, в венах. — Быстрее, Петир!

Он разогнался так, что в ушах слышен был свист воздуха, шины звенели об накатанную дорогу, а рыжие волосы обвивали его лицо. Санса визжала, зажмурившись, и Петир Бейлиш удивился, услышав свой собственный громкий смех.

До дождя они не успели. Тучи подползли слишком быстро, и сплошная стена ливня обрушилась на них совсем недалеко от дома. Пройти оставалось с десяток метров, но невероятной силы холодный ливень вымочил их до нитки за несколько секунд. Санса, припрыгивая на одной ноге, скрылась в дождевой завесе, в которой дальше протянутой руки ничего не было видно, а он тащил по воде велосипед, потом плюнул, когда в дождевых каплях стали появляться градинки, больно бьющие по голове. Он бросил велосипед прямо на дороге, забежал в дом и остановился у порога.

Санса сняла толстовку, оставшись в тонкой белой маечке, мокрой насквозь, ставшей совершенно прозрачной, облепившей каждый изгиб ее тела. Он отчетливо видел ее приподнятую грудь, которой еще не нужен был бюстгальтер, ее темные маленькие соски, съежившиеся от холода и так отчетливо проступающие сквозь ткань, ее плоский живот, косые мышцы пресса, напрягшиеся, когда она нагнулась, чтобы снять кроссовки. Видел даже капли воды, ползущие по ее шее и груди, капающие с кончиков ее волос.

Разувшись, она выпрямилась и наткнулась на его взгляд. Приподняла руки и заколола волосы в высокий пучок. Медленными движениями, не сводя с него глаз. Прекрасно зная, как она выглядит в этой мокрой майке. Зная, что он видит все.

— Надо принять горячий душ, — сказала она. Петир кивнул, отведя, наконец, взгляд. Он сам был мокрый с головы до ног, заляпанный грязью до самого затылка, и продрогший.

И все же он подумал, что ему бы не повредил сейчас холодный душ.

Петир развел камин, пока она была в ванной, поставил старомодный металлический чайник на плиту. Санса не стала задерживаться, появилась буквально через десять минут, переодетая в джинсы, длинную теплую вязаную кофту и с полотенцем на голове.

— Ваша очередь, — сказала она. — Вода еще горячая. Я старалась экономить.

В доме был небольшой котел внизу, в подвале, грел он плохо, и горячей воды всегда не хватало.

— Спасибо, — оценил он.

Когда он вернулся из душа, на журнальном столике у камина дымились две чашки с кофе, а на тарелке высилась горка сэндвичей.

Санса сидела в кресле, наклонив голову набок, придвинувшись к огню и сушила волосы, перебирая их пальцами.

— Папа звонил, — сказала она. — Ливень вызвал сель в долине, дорогу размыло, и он не может вернуться. Сказал, как минимум до завтрашнего вечера. Связь была ужасно плохая. И еще сказал, чтобы я приглядывала за вами.

Петир фыркнул, присаживаясь на соседнее кресло. Ее волосы доставали почти до пола, а те пряди, которые высохли, искрились в свете камина.

— Кстати, вырубило свет.

— Замечательно, — сказал он, прихлебывая кофе. Дождь шумел с прежней силой, барабанил о крышу, в стекла, в стены старого дома. За окном стало очень темно, как поздним вечером.

— Еды у нас немного, — сказала она с притворной обеспокоенностью.

— Не беспокойся, — ответил он, прикрыв улыбку кружкой с кофе. — Я пожертвую тебе большую часть.

— Я ценю. Можно будет наловить рыбу. И здесь полно зайцев. И улиток. И дождевых червей.

— Надеюсь, до этого не дойдет.

— Если дойдет, мы не умрем с голоду.

— Да, это радует.

Закончив с волосами, Санса заплела их в немного растрепанную, но миленькую косу, откинула ее за спину и вытянулась в кресле.

— Что мы будем делать? — спросил Петир, и выругался про себя, осознав двусмысленность это фразы.

Она пожала плечами.

— Ну, для начала надо приготовить ужин.

Он вызвался помочь. Пока они готовили, Санса включила на телефоне музыку, подпевала, пританцовывала, трясла в воздухе рукой с ножом и дергала бедрами в такт совершенно безвкусной, на его вкус, мелодии.

Петир, не сдерживая снисходительной улыбки, покачивал головой, нарезая овощи тонкой соломкой.

— Это, между прочим, хит, — сказала Санса, продолжая покачиваться под музыку перед столешницей.

— Хитом может стать все что угодно. Классическим хитом — немногое.

— Дайте-ка угадаю, — она поднесла нож ко рту, слизывая языком остатки морковной кожицы. — Какой-нибудь древний седой рок? Или вы совсем законченный эстет? Джаз?

— Я всеяден, — улыбнулся Петир. — Главное — красота. Музыки, голоса, слов.

Она хмыкнула, но танцевать не перестала.

Вдвоем они справились быстро и разместились за столом, поставив между тарелками подсвечник с двумя свечами.

— Очень уютно, да? — спросила Санса, уставившись на огонек свечи. — Это хорошо, что иногда вырубается свет.

Он спускался в подвал, чтобы проверить пробки, но там все было в порядке. Наверное, что-то случилось с генератором, но он не рискнул выходить наружу. Да и вообще он ни черта не разбирался в генераторах.

За окном совсем стемнело, а дождь, чуть утихнув, все продолжал шуметь, только монотонно, без злобы.

— О!- Санса вскочила со стула. — Я видела где-то вино.

— Не думаю, что это хорошая идея…

— Почему? Хорошее вино к хорошему ужину при свечах — это классика, мистер Бейлиш, — она шумела в шкафах, хлопала дверцами. — Как вы любите.

Он провел ладонью по заросшему подбородку, слегка зажмурился. Ощущение реальности постепенно ускользало.

— Вот, — она протянула ему бутылку и штопор. — Прерогатива мужчины.

Глаза у нее блестели. Он посмотрел на нее, в эти ее глаза, и вспомнил вдруг ту мокрую майку, запах ее волос, горлышко пивной бутылки со вкусом лимонной корочки, тепло ее тела в своих руках…

— Не слишком ли ты юна для этого, Санса Старк? — тихо спросил он, скорее у себя, чем у нее.

Улыбка сползла с ее лица. Она молча отошла от него, сняла обертку с пробки и начала вкручивать штопор. Петир смотрел до тех пор, пока она не начала пытаться выдернуть пробку. У нее не получалось. Она зажала, в конце концов, бутылку между колен и потащила штопор изо всех сил. Руки у нее дрожали, носик сморщился, и ему показалось, что глаза у нее подозрительно влажно засверкали.

— Дай сюда, — сказал он. Она продолжала пыхтеть, не обратив на него внимания. Петир встал, подошел к ней и взялся за бутылку. Она зажала ее между колен.

— Хватит, — усмехнулся он. — Отдай.

Санса подняла голову. Нижняя губа у нее была закушена, и он чуть не зажмурился от хлынувшего на лицо жара.

— Твой отец сказал, что ты взрослая и ответственная девушка. Он явно преувеличивал.

Она ослабила коленки и бутылка оказалась в его руках.

— Родители часто не знают многого о своих детях, — сказала она спокойно.

— Твоя правда.

Он напрягся, потянув за рукоятку штопора. Пробка нехотя поддалась и с громким хлопком выскочила из тесного горлышка. Петир поднес бутылку к носу и принюхался.

— Вроде бы ничего.

— Его мама любила, — сказала Санса. — Красное полусладкое. Французское.

Он разлил вино по бокалам.

— За что выпьем?

Она пожала плечами.

— Давай просто так. Не люблю тосты, — он взял в руку бокал, глядя на то, как она сделала несколько больших глотков. — Разве так пьют вино?

— Да все равно.

Настроение у нее явно испортилось — то ли из-за его намека, то ли из-за самого вина, которое напомнило ей мать…

Он не мог ей запретить, не мог провести воспитательную беседу и не мог рассказать обо всем этом Неду. Она ему доверяла, это чувствовалось, и он не хотел, чтобы это исчезло. Он не хотел видеть в ней ребенка. Но и взрослую девушку, какой она, несомненно, была, не хотел видеть. Боялся видеть.

— Как у тебя дела вообще? — спросил он, чуть скривившись от того, как глупо это прозвучало.

— Дела?

— Ну, учеба… Отец сказал, ты работаешь где-то?

Она кивнула.

— Ага, в кафешке, вечером после университета. Ничего особенного.

— Это похвально.

— Почему?

Он пожал плечами.

— Ты вроде сама должна понимать. У твоего отца есть деньги, но ты работаешь. Учишься на отлично.

— Все равно он обеспечивает меня. Счета, одежда, машина.

— Ну, тебе всего восемнадцать. Рановато для полной самостоятельности.

Она пригубила вина и усмехнулась. Бокал у нее опустел и она налила себе еще из бутылки, не дожидаясь, пока он проявит положенную мужчине вежливость.

— У тебя есть парень?

Сам не зная, зачем спросил, Петир, в свою очередь, потянулся за вином, наполняя свой бокал.

— Так, одно название.

— Почему ты так говоришь о нем?

— Потому что я разочарована в мужчинах.

Петир не выдержал и рассмеялся.

— Что? — с улыбкой спросила она.

— Просто странно слышать это от тебя. Ты еще такая юная. И вдруг «разочарована в мужчинах».

Санса вздохнула, все так же улыбаясь. Бокал у нее опять был пуст, но он промолчал, наливая ей очередной.

— Я помню, сколько мне лет, мистер Бейлиш. Вы слишком часто мне об этом напоминаете.

— Петир.

— Петир, — кивнула она.

— У тебя с ним проблемы?

— С парнем? Нет. Просто он очень прилипчивый. Бросить его сложно.

— Позвони мне, если будут проблемы. Не обязательно впутывать отца.

— Буду иметь в виду.

Санса откинулась на спинку стула, веки у нее потяжелели, щеки раскраснелись, бокал она держала кончиками пальцев, выглядывающими из-под длинных рукавов бежевой вязаной кофты. Три бокала вина дали о себе знать довольно быстро.

— Впрочем, я не права. Вряд ли двух парней, с которыми я встречалась в своей жизни, можно назвать мужчинами. Я разочарована в мальчиках, так будет правильнее.

Петир старался сохранить серьезное лицо. Хотя ему казалось, что это она сейчас умнее и проницательнее его.

— Ты… у тебя необычные размышления для молодой девушки.

— Правда? Вы часто общаетесь с молодыми девушками, чтобы знать, какие у них размышления?

Она достала из кармана кофты сигареты и закурила.

Все это выглядело нелепо. Нелепо, неправильно и чертовски глупо. Точнее, он выглядел глупо. Эта восемнадцатилетняя девчонка вгоняла его в ступор.

— Бывает, что общаюсь. В большинстве своем они милые дурочки.

Меркантильные милые дурочки, нацеленные на его кошелек.

Санса закашлялась, когда дым от сигареты попал в не то горло от смеха. Помахала перед лицом рукой с извиняющейся улыбкой.

— А вы помните тот ужин? Три года назад, когда пришли к нам?

— Помню.

— Вы помните, что подарили мне?

Петир вскинул брови, сощурился, глядя на нее.

— Нет. Прости.

— Я так и думала.

Он не помнил тот ужин — только урывками, уставшую Кет, маленького Рикона напротив, и вкусный крабовый салат.

— Вы были очень веселый тогда. Смеялись. И мама смеялась. Вы сказали, что я вырасту красавицей.

— Я оказался прав, — улыбнулся он.

— А я все запомнила. Вы еще пошутили, что когда я подрасту, вы женитесь на мне.

Он усмехнулся, но Санса была совершенно серьезна.

— Как вы думаете, мистер Бейлиш, осознают ли взрослые мужчины последствия, говоря такие милые, по их мнению, шутки пятнадцатилетним девушкам? — она сделала глоток вина, глядя на него так, что он опустил глаза.

В его голове все стало складываться в более-менее понятную картину, вроде бы очевидную, но верить ей он не хотел.

На улице где-то далеко прогрохотал гром. Санса вздрогнула.

— Еще этого не хватало, — пробормотал он. — Напомни все же, что я подарил тебе?

Она промолчала, улыбаясь.

— Пусть это останется тайной.

— Ладно. Пусть, — не стал он настаивать.

Они помолчали еще немного, и если бы она не смотрела на него, не отрываясь, эту тишину еще можно было бы вытерпеть.

— Пожалуй, пора спать, — Петир встал. — Я сильно устал сегодня. Впрочем, спасибо тебе за эту прогулку.

Санса поставила бокал на стол, встала, запахнула длинную кофту с волочащимся по полу вязаным ремнем.

— Было здорово, — кивнула она, совершенно равнодушно. А потом вдруг шагнула к нему и, прежде чем он понял, что она собралась сделать, быстро поцеловала его в правый уголок рта.

— Спокойной ночи, Петир.

И ушла.

Он выдохнул. Провел кончиком языка по губам, ощутив тот самый вкус, ее вкус.

Он взял со столика ее тонкие сигареты, вышел на веранду и закурил. Порывы ветра бросались в него водяной россыпью, далекие еще молнии высвечивали беснующиеся волны обычно спокойного озера и гнущиеся к земле деревья. Сигарета сразу потухла. Холодный ветер пронзал ему голову насквозь, выдувая весь этот безумный день, ее чертову мокрую майку, ее губы и этот неожиданный поцелуй, ее взгляд взрослой женщины. Он стоял там, пока не замерз.

Когда он повернулся к двери, то заметил, что занавеска на окне ее спальни дернулась. Но он предпочел подумать, что это был ветер.

* * *

Его разбудил оглушительный грохот грома прямо над головой, неожиданный и такой силы, что спросонья ему показалось, что дом рушится. Он рывком сел на кровати. За окном творилось безумие — сверкали молнии, ветер бил в окна и стены дома ветками деревьев и крупным дождем. Часы на запястье показывали только два ночи. Очередной раскат грома заставил задрожать потолок, и он непроизвольно втянул голову в плечи. Он удивился, что вообще смог спать в таком аду.

Он натянул джинсы и зашел на кухню, чтобы попить воды. Наступил босой ногой в холодную лужу около размороженного холодильника и выругался вполголоса. Беспрестанные вспышки молнии освещали дом так ярко, что можно было рассмотреть все мельчайшие подробности, каких не видно было даже при дневном свете. Например, он только сейчас заметил фотографию счастливого семейства Старк на двери холодильника. Он медленно выпил полный стакан воды, разглядывая улыбающиеся лица на фото при вспышках молнии. Сансе там было лет пятнадцать-шестнадцать. Ее волосы еще не были такого интенсивного цвета, и он подумал, не красит ли она их сейчас... Но потом вспомнил, что когда увидел первый раз Кет, ее волосы тоже были светлее, но когда она стала старше, на них опустился этот осенний багрянец. А вообще, синеватый свет от молний искажал цвета, и он решил, что подумает от этом завтра, когда увидит фото при дневном свете. Петир Бейлиш улыбнулся этой мысли.

Он направился обратно в спальню, когда случайно увидел вдруг эту рыжую макушку, о которой только что думал, выглядывающей из-за сиденья дивана.

Санса сидела на полу, подтянув колени к подбородку, закутавшись в свою кофту. Угли в камине уже догорали.

— Ты чего здесь сидишь? — удивленно спросил он.

— Я боюсь грозы, — виновато улыбнулась она и подняла на него огромные, влажно блестевшие глаза, в самом деле полные страха. — Здесь не так страшно.

Он помедлил, раздумывая, не вернуться ли ему в комнату… Но она действительно выглядела напуганной, и он решился на очередную глупость.

Петир подкинул несколько полен в камин, подул на разгорающиеся угли и уселся рядом с ней на толстую овечью шкуру, прислонившись спиной к сиденью дивана. От огня потянуло теплом.

— Я тоже боюсь. Гроза страшная штука.

Словно в подтверждение его слов над их головами так оглушительно громыхнуло, что Санса зажмурилась.

— В захолустье, где я вырос, весной были страшные грозы, — спокойно и серьезно сказал Петир. — Однажды я видел, как молния попала в корову. Ее разорвало в клочья, как от взрыва мины.

Она усмехнулась.

— Да, вы умеете успокоить.

— Ты уже взрослая. Здесь мы в безопасности. Сама знаешь, что нечего бояться.

Санса помолчала, глядя на весело потрескивающий огонь.

— Дома, когда ночью начиналась гроза, я убегала в спальню к родителям. Даже когда стала старше. Арья всегда издевалась надо мной. Отец ругал меня, но мама прогоняла его и пускала к себе в кровать. Я обнимала ее и засыпала под самый страшный грохот.

Прозрачная крупная слеза вдруг сорвалась с ее ресниц и покатилась по щеке, оставляя влажный след.

— Когда она умирала, была сильная гроза. Я сидела у ее кровати и держала за руку, а она бормотала, что боится… Я ее успокаивала ее же словами.

Петир приобнял ее рукой и она уткнулась ему в плечо.

— Мне так не хватает ее, — прошептала она ему в шею, и он ощутил, как горячая слеза капнула на его кожу. — Я так скучаю… Все разваливается без нее. Старшие разъехались, Рикон все время плачет, мы с Арьей часто ссоримся, знаете, по-настоящему, по-злому, а папа будто боится находиться дома… И Джофф, он такой придурок…

Он погладил ее по голове, ощущая искреннюю жалость к ней, накрывшую его с головой, и прижал к себе крепче.

— Все наладится. Слишком мало времени прошло.

Она всхлипнула.

— Нет. Как прежде никогда уже не будет.

— Не будет, — согласился Петир. — Но станет легче. Поверь мне.

Она заплакала уже не сдерживаясь, потерлась носом о его плечо, прижалась еще сильнее. Это был первый раз, когда он не почувствовал неправильности происходящего, находясь рядом с ней. Она была просто напуганной плачущей девочкой, а он — другом ее отца.

Он заговорил через несколько минут, дав ей выплакаться. Футболка на плече насквозь промокла от ее слез.

— Знаешь, в детстве я пас чертовых коров целыми днями на отцовской ферме, и часто попадал в грозу. Укрыться было негде, и я ложился в какую-нибудь ложбинку, накрывался курткой с головой и молился, чтобы в меня не попала молния. Вокруг все дрожало и грохотало, я лежал в воде и кричал от страха.

Истории из его детства безотказно действовали на женщин. Женщин, даже самых неприступных, можно добиться двумя путями — рассмешить или вызвать у них жалость. И то, и другое у него получалось неплохо. Но сейчас он рассказывал ей о коровах и грозах совсем с другой, банальной целью — заставить ее понять, что многим приходится и хуже. Иногда такое срабатывает.

— Ничего страшнее не переживал с тех пор. Я бы тоже хотел забраться к кому-нибудь в кровать в тот момент, — усмехнулся он и осекся, почувствовав, как двусмысленно прозвучала эта фраза.

Она подняла голову и внимательно посмотрела на него заплаканными глазами.

— Это можно устроить, — шепотом сказала она и прикоснулась губами к его рту.

— Санса… — выдохнул он от неожиданности.

Она схватила его за футболку и потянула вниз, на себя, неумело тыкаясь ему в губы. Голова закружилась и он, ничего уже не соображая, подчинился ее требовательным рукам и рту.

Потом были вспышки молнии и грохот грома, и ее глаза — бездонные, лихорадочно блестевшие, ее горячий шепот в ухо, пальцы на его лице, длинные сильные ноги, обхватившие поясницу.

Он пытался остановиться, изо всех сил пытался, но когда она выгнулась ему навстречу, приподняв его тело своим, когда ахнула, прикрыв глаза, а ведь еще ничего не произошло, еще можно было вернуться… Тогда все, что было в нем рассудительного, правильного, все, что еще сопротивлялось, мгновенно исчезло.

Никогда и никого еще он так не хотел.

Задыхаясь от полыхающего внутри огня, он буквально сдирает с нее одежду, покрывает ее тело поцелуями, даже укусами, сминает ее груди в своих ладонях, скользит руками между ее бедер, чувствуя, как она дрожит. На секунду отвлекается, приподнимаясь, чтобы снять свою футболку, и она поднимается следом за ним, целуя чертов шрам. Петир стонет и вновь наваливается на ее горячее тело. Он не успевает даже снять джинсы, только приспускает их до бедер — необходимость овладеть ею была так велика, что превратилась в боль. Он стискивает зубы, сдерживая себя от совершенно звериного порыва, рывком раздвигая ее ноги, снимая белые трусики, проведя ладонью у нее между ног. Но она не боится. Она закусывает губы, извивается всем телом, следуя за его рукам и ртом, раскрываясь ему, отдаваясь ему вся, целиком… Он чувствует, какая она мокрая, слышит, как она стонет, и это служит пусть небольшим, но оправданием.

«Она тоже этого хотела», — думает он, наконец, входя в нее, чувствуя, как сжимаются изнутри шелковистые, горячие, тесные стенки, это ощущение застилает глаза каким-то красным туманом и он почти ни черта не видит, только чувствует.

«Она тоже этого хотела, с самого начала…»

— Быстрее, Петир, — шепчет она, вцепившись в его плечи, запрокинув голову, блеск глаз из-под ресниц просто слепит его. — Быстрее…

Совсем как сегодня, на велосипеде. Он подчиняется, видя, что она уже близко.

Надолго его не хватает, но она все же кончает первая — прижав его голову к себе, обхватив руками и ногами, содрогаясь и дрожа, простонав его имя, а потом сразу будто обмякнув вся. Это позволяет ему хоть немного сбавить темп, и через несколько глубоких размеренных толчков он, тоже со стоном, обессилено прижимается мокрым лбом к ее плечу, чувствуя, как эта одержимость вместе с горячей пульсацией выходит из него…

Некоторое время они лежали молча, восстанавливая дыхание, прислушиваясь к успокаивающимся толчкам сердец друг друга.

Также постепенно пришло осознание — он трахнул восемнадцатилетнюю девочку, дочь своего друга. Дочь Кет. Оставшись с ней наедине, в первый же вечер.

Тошнота внезапным спазмом скрутила желудок. Никогда он еще не ощущал себя так омерзительно, не чувствовал свою ничтожность.

Она повела рукой по его лбу, запустила пальцы в волосы. Она улыбалась. Бедная, маленькая, влюбленная дурочка. Но теперь он не имел права показывать ей, что жалеет, что он растерян, что противен сам себе. И уходить не имел права. И злиться тоже. Особенно на нее.

Петир приподнялся, стащил с дивана покрывало, укрыл их обоих, придвинулся ближе и обнял ее.

Санса прерывисто вздохнула, положила горячие ладони на его руки на своей талии. Он видел впадинку на ее освещенной огнем щеке — она улыбалась. Они лежали так несколько долгих минут, и он не сразу понял, что гроза стихла.

— Зайца, — прошептала Санса.

— Что? — он не расслышал, приподнялся на локте, обеспокоенно заглядывая в ее лицо. Больше всего он боялся ее слез, разочарования, страха, отвращения на ее лице. Но она все еще улыбалась.

— Ты подарил мне маленького плюшевого зайца в гавайской юбке. Он у меня в спальне. Если нажать ему на живот, он танцует и кричит: «Алоха!»

Он усмехнулся, поцеловал ее в обнаженное плечо.

— Лучше бы ты не говорила. Представляю, каким я выглядел идиотом.

— Ты выглядел очень красивым идиотом. И ты был смешной. И заяц был смешной.

Она повернулась к нему, провела кончиками пальцев по щеке.

— Я потом ждала, когда ты еще появишься. Спрашивала о тебе у родителей, придумывала нелепые причины. Нашла твою фотографию с мамой и тетей Лизой, официальный сайт твоей фирмы в сети. Даже позвонила один раз твоей секретарше, но не могла придумать причину, чтобы меня соединили с тобой. Но ты так и не приехал больше.

— Я не знал.

— Даже если бы и знал, разве приехал? Мне было пятнадцать.

— Теперь ты ненамного старше.

Между ее бровей наметилась тоненькая морщинка.

— Тебя это пугает?

Он вздохнул и ответил честно:

— Не знаю. Я ничего не понимаю, Санса.

Она притянула его к себе и поцеловала, очень нежно, глубоко, неожиданно по-взрослому.

— Не надо ничего понимать.

Через несколько минут они уснули, почти одновременно.