Шесть заповедей Единого (гет)

И первой заповедью Единого было «Рискуй».

Рискуй, будь храбрецом, учись на взлетах и падениях, на промахах и удачах, учись чувствовать нужный момент и не упускать возможность.

И Иво рисковал. И сейчас он сидел в кресле, чувствуя, как пара маленьких теплых ладоней собирает огромное количество тонких косичек в высокий хвост. Он видел такие прически в журналах про доштормовую моду, но никогда не думал, что увидит такое на себе. А ещё он никогда не думал, что увидит на себе расклешенные джинсы, яркую голубую кофту с сеткой и куртку с прозрачными вставками, ремнями и серебряными цепями.

И он молча терпел и любовался поджатыми губами, до невозможности сосредоточенными глазами, когда Лу старалась изменить черты его лица макияжем, когда она вырисовывала на его лице голубые и серебряные линии.

Она проникалась его миром, познавала новое, а он будет проникаться её.

Значит, мир будет шире.

И второй заповедью Единого было «Стремись».

Стремись к солнечным лучам и к лунной дорожке на глади воды, стремись вверх, чтобы чего-то добиться.

И Иво стремился. Стремился не отстать от Лу. Они маневрировали в улицах Термитника, уничтожаемого и возрождаемого, вечного, как сам город. В узких проулках за кучами мусора, забегаловками, где дым, мириады запахов, ругань, голод и насыщение, теснота и шум — целый новый мир, спрятанный от чужих глаз.

Они нырнули в черные двери, и Иво замер, пытаясь впитать в себя массу ощущений. В темном помещении ярко светился оранжевый неон, люди в черных, ярких, прозрачных одеждах прыгали в такт с грохочущим басами.

Она вела его за руку к диванам, спрятанным в тени, а он не смотрел ни на пьющих и курящих людей, ни на танец светомузыки, а лишь на игру света на её русых дредах. Дальше они много разговаривали, ещё больше целовались, и их долгие-долгие поцелуи были сдобренные виски и лаймом, ярким вкусом Куба Либры. Когда музыка сменилась на более медленную, они рискнули выйти на танцпол, теряясь в толпе. И осталась только музыка.

И третьей заповедью Единого было «Следуй».

Следуй за полетом парящей птицы, и следуй за ходом солнечного колеса, за шумящей волной, целующей берег и за зовом своего сердца.

И Иво следовал. Следовал по жизни за законам и постулатами, за политическими маневрами, стремясь распознать, предугадать. Следовал за ровными строками нот, когда играл на своей виолончели.

И сейчас он следовал за Лу по лестнице на крышу дома. Руки и ноги цеплялись за шаткое железо, и он изо всех сил старался не смотреть вниз. Наконец они спрыгнули на ровную поверхность, и Иво огляделся по сторонам. Он смотрел на голограммы, на неоновые вывески, на снующих внизу людей, на далекие-далекие огни Центра. Здесь ветер чувствовался сильнее, чем внизу, и захотелось выкинуть что-то сумасбродное.

На крыше лежали Единым забытые баллончики с краской, и Иво задумчиво посмотрел на них. Лу подмигнула ему и подняла один из баллончиков. Через несколько минут они отошли от стены, осматривая свое творение: знак Пси, заключённый в круг и в квадрат.

И четвертой заповедью Единого было "Читай".

Читай на лингве и на французском, на почти вымершем английском, сиди со словарем над книгами итальянских сонетов, читай книгу новую и потрепанную, читай на страницах бумажных и на голограммах.

И Лу читала. Прочитала все книги в библиотеке Иво, радовалась, когда Кей приносил ей что-то из библиотеки Ребекки, радовалась и шуршанию бумаги, и словам на голограмме.

Читала про все на свете: про лис и кур, про красный китайский шелк, про охоту, добычу и покаяние, про луну и звон железа, про бурные горные реки, про прелесть гроз, про свет и сталь, про журавлей, цветущие яблони, про затонувшие корабли, про колодцы и лестницы, про вознесение и падение, про преграды, любовь и веру и как молиться Единому.

И вспоминала их купленный дом недалеко от Периметра, и грубую мебель, изящную в своей неотесанности. И как они с Иво сажали деревья, пачкались в земле, смеялись, весной любовались белым цветением, а потом ели маленькие кислые яблоки и вишни. Как по ночам слушали треск дров в костре и стрекотание сверчков под полной луной.

" Как хорошо бы было остаться здесь навсегда".

И прятала свои мысли за новой начатой книгой.

И пятой заповедью Единого было "Играй".

Играй с детьми, чтобы познать честность и радость, играй в шахматы, чтобы видеть наперед, играй на флейте и на гитаре, играй с улыбкой, с весельем, отдыхай душой, радуйся новому.

И Лу играла. Сидела на мягком бежевом ковре, училась нотной грамоте, учила про терции и аккорды, про струны и положение пальцев. И брала в руки огромную виолончель, и брала в руку смычок, и несмело выводила скрипучие низкие ноты. И тренировалась часами в одиночестве, заучивая такт за тактом, строчку за строчкой. Вспоминала, с каким терпением Иво вводил её в храм настоящей музыки. Он играл ей Баха и Дворжака, они вместе слушали концерт Гайдна для виолончели с оркестром до мажор.

Играла самозабвенно, внимательно следя за каждой нотой, выводя её, стараясь довести до совершенства, и не замечала высокую фигуру, застывшую в дверном проёме, заслоняя собой свет.

Теперь настал его черед слушать.

И шестой заповедью Единого было "Люби".

Люби птицу и полевой цветок, люби встречать рассвет, люби звонкий смех и серебро ручьев, люби целовать ребенка в лоб и люби переплетать пальцы с любимым человеком.

И Лу любила. Любила мчаться под двести по трассе, любила наблюдать за птицами, любила тепло и когда южный ветер касается лица, любила дубовые рощи. Они прятали её от всего мира, разъединяли и объединяли во единое, и она бежала босыми ногами сквозь густую траву к холодным ручьям и трелям соловьев.

Вознесенная на вершину, Лу отчаянно пыталась впитать в себя весь Нью-Пари. Огромный простор пульсировал в такт с её сердцем, и ночные огни Центра, и неизведанные леса, и картины величайших доштормовых художников, и ледяная корка озера отражались в её глазах. Нью-Пари был безграничен, безграничной становилась и она, Лу, и объединив в себя все миры и просторы, она куталась в серый шелк, прижимаясь теснее к Иво, кладя голову ему на плечо.

И ей было хорошо.