Ведьма (джен)

Эту историю рассказал мне один знакомый доктор когда мы разговорились с ним о паранормальных явлениях.

Это случилось лет пять назад, когда я работал врачом на скорой в небольшом подмосковном городе.

Народу тогда на станции было мало, ездил один с водителем, седым пятидесятилетним мужиком, около тридцати лет проработавшим на скорой. Все, в том числе я, звали его — Иваныч.

День выдался спокойным, запомнилось лишь то, как мы с водителем обсуждали, разные необъяснимые наукой явления; призраков, оборотней, полтергейстов и тому подобное. Тогда мы с ним оба считали, что ничего подобного нет и быть не может, есть только проблемы с психикой у некоторых, но все же такие разговоры приятно щекотали нервы.

Ближе к вечеру вызова, как всегда, просто посыпались. Пять обслужили без заезда. К счастью ни на что серьёзное не попали. Хочется на станцию, попить чаю и спать. Отзваниваемся, говорим, что свободны.

"Возвращайтесь"— шепчу я, надеясь услышать это по рации, но слышу в ответ: "Минуту." Как всегда, облом.

— Поезжайте к чёрту на кулички, — говорит водитель, мастерски пародируя голос диспетчера, — у его бабушки плохо с сердцем.

Спустя пять секунд по рации знакомый голос передаёт повод к вызову "Женщина. Семьдесят восемь лет. Плохо с сердцем." "Надо же, почти угадал", — подумал я, но, когда нам назвали адрес, мы с водителем озабоченно переглянулись.

Если следовать указаниям диспетчера: от глухой деревни на самой границе области нам нужно было ехать в лес по насыпной дороге. Через пятьсот метров нас обещали встретить, но мы с Иванычем оба знали, что это не факт. Особенно "обрадовало" нас то, что нужный дом находился в лесу, но проехать к нему якобы можно.

Едем. Фары выхватывают из темноты небольшой участок дороги, да заросшую борщевиком опушку леса. На небе чуть мерцает тонкий серп месяца. Смотрю в окно. Лес по краям дороги сменяется болотом, потом снова начинается лес, но здесь он уже глуше, темнее.

Подъезжаем к деревне, светит один фонарь, да слабо мерцают окна в двух домах. Кое как отыскали насыпную дорогу, она узкая, страшно подумать, как придётся отсюда выезжать, если не найдём где развернуться. Только ехать всё равно надо.

Темнота. По краям дороги крапива в человеческий рост. Место какое-то жуткое. Чем дальше едем, тем больше меня терзают смутные сомнения относительно того, что нас здесь кто-то встретит.

Внезапно впереди свет. Кто-то машет фонарём. Подъезжаем.

Свет фонаря уже слева от дороги, движется к опушке леса. Трава там невысокая, земля ровная, проехать можно без проблем. Деревья растут редко. Движемся по лесу следом за фонарём, он мелькает перед нами метрах в двадцати, почти у самой земли, то и дело замирая. Я обратил внимание, что фонарь при движении словно подпрыгивает.

Вдруг водитель выругался.

— Что такое? — спрашиваю я

— На собаку фонарь повесили. Совсем… Не поеду я дальше.

Тут фонарь остановился, и стал совершать в воздухе круговые движения, так что у нас не осталось сомнений, что его держит человек.

Едем в том направлении. В свете фар из ночной мглы нарисовался небольшой бревенчатый дом с резными наличниками на окнах. Тусклый свет за окнами не оставляет сомнений, что освещение тут не электрическое. Не люблю работать при свечах, но что делать…

Нас встречает девушка в чёрной толстовке с фонарём в руках. Рядом с ней мотоцикл. Никакой собаки поблизости нет, собачьей будки тоже не видно. "Видимо, когда она нас встречала, фонарь был привязан к мотоциклу, а собака Иванычу просто померещилась", -подумал я

— Здравствуйте, — услышал я тихий, мелодичный, и одновременно очень отчётливый голос, — что-то бабушке плохо стало. Посмотрите пожалуйста.

Здороваюсь, понимающе киваю, прошу провести меня к пациентке. При свете стоящей в сенях свечи удаётся лучше рассмотреть свою провожатую. Среднего роста, с густыми пепельно-серыми волосами, спускающимися до талии, часть из которых заплетена в косу на затылке. На губах лёгкая полуулыбка, тёмные внимательные неподвижные глаза. Под мешковатой толстовкой и джинсами угадывается гибкая точёная фигурка, какая бывает у девушек с раннего детства занимающихся художественной гимнастикой.

Вскоре я оказался в небольшой, но уютной комнатке, где вместо одной стены была огромная печь.

На постели полулежала худощавая пожилая женщина, около семидесяти лет на вид. Услышав её учащённое дыхание, я сразу понял, что мы не напрасно ехали в такую даль.

Задаю ставшие привычными вопросы: "что случилось", "когда началось", "было ли что-то подобное прежде" и т.д.

— Настасья по лесу бегала, — донёсся до меня низкий, чуть хрипловатый мужской голос. Я обернулся и увидел сидящего в углу деда с белыми как снег волосами и бородой. Ровными, привычными движениями он что-то выстругивал из куска дерева. — В лесу охотники стреляли, — продолжал мой собеседник, — а она, такая эдакая, вернулась затемно, — дед сурово взглянул на внучку, — вот у Кузьминичны- то сердечко и прихватило.

"Какие же пожилые люди фантазёры", — подумал я, измеряя бабушке давление.

Подключая кардиограф, расспрашиваю пациентку и родственников, чем она болела, какие лекарства постоянно принимает, есть ли на что-нибудь аллергия.

Выясняется, что бабушка ничем серьёзным не болела, и лечилась травками, потому есть ли у неё на что-нибудь аллергия не известно.

Снимаю кардиограмму, частота сердечных сокращений 150 в мин. Ещё бы при таком ритме, в таком возрасте не было одышки. Решил про себя, что, если человек лечится травками, склонности к аллергии у него быть не должно. Набираю лекарство. На моё счастье вены у бабушки хорошие. Начинаю вводить.

Только ввёл половину, как она говорит: "Спасибо сынок, отпустило".

Проверил пульс, — так и есть. Снимаю кардиограмму повторно, синусовый ритм, аккуратные, узкие комплексы, как у молодой.

Перед отъездом всё же говорю, что бабушке неплохо бы показаться кардиологу, или хотя бы участковому терапевту. Она возражает, говорит, что предпочитает и дальше лечиться травками. Я не спорю, всем бы в таком возрасте её здоровье.

Уезжаю, меня все благодарят.

Настасья вызывается проводить до дороги. Говорит, что у мотоцикла мало бензина, и потому садится к нам в кабину. По дороге расспрашиваю, кто она и откуда. Девушка охотно рассказывает о себе.

Вскоре я узнаю, что моя попутчица живёт в Москве, где у неё есть небольшая однушка, доставшаяся от покойных родителей. Учится девушка на психфаке МГУ, по вечерам подрабатывает в кафе официанткой, лето же предпочитает проводить здесь, у дедушки с бабушкой.

Спрашиваю, что случилось с родителями. Настя уклончиво отвечает: "несчастный случай", чувствуется, что эта тема ей неприятна.

За разговором мы не заметили, как выехали на дорогу. Я прощаюсь с Настей, интересуюсь, — не страшно ли ей будет возвращаться домой по тёмному лесу? Она улыбается, говорит, что привыкла.

Мы трогаемся. В боковое зеркало я вижу, что Настя смотрит нам вслед.

Внезапно, она подпрыгнула и, перекувырнувшись в воздухе через голову, коснулась земли уже ни-то собакой, ни-то волчицей. Несколько секунд животное продолжало смотреть вслед нашей машине, а затем скрылось в придорожной траве.

— В конце лета я снова оказался в том домике, — сказав это, рассказчик весь как-то напрягся и опустил глаза.

Работали мы в тот день снова с Иванычем. День тихий. Как говорится, ничего не предвещало… Передают по рации срочный вызов.

Голос у диспетчера взволнованный. Чую, — какая-то жесть. Слышим знакомый адрес, — ну, да, та избушка в лесу. Мы с Иванычем переглядываемся.

«Охотники девчонку подстрелили, — слышится из рации, —вроде как случайно. Поезжайте скорее».

Под звуки сирены перебираю свои знания об огнестрельных ранениях. Перед глазами страницы из учебников по военной медицине, судмедэкспертизе… В общем, дела давно минувших дней. От коллег слышал, но сам не сталкивался… до того случая.

Но вот как это произошло, я догадывался. Не зря тогда бабка волновалась, чувствовала значит.

Знакомая деревня. Заросли крапивы. Поворот. Нас встречает дед. Молчит, губы сжаты, глаза опущены. По его виду понимаю, что все плохо.

Тот самый дом. Заходим. Пятна крови на полу, отпечатки собачьих лап.

Взглянув на Настю, подумал, что уже все. Но едва в комнате послышались мои шаги, девушка приоткрыла глаза и слабо улыбнулась.

Киваю в ответ. Улыбаюсь. Стараюсь излучать уверенность.

На левом плече Насти толстая повязка, с большим красным пятном. То ли полотенце намотано, то ли простыня. Такое же красное пятно на матрасе. Повязку трогать не стал, не хватало еще чтобы кровотечение усилилось.

Давление не определяется.

" Ничего, это из-за шока, —успокаиваю я себя, —сейчас обезболим и поднимется».

Прошу Настю не закрывать глаза, говорю, что все будет хорошо, а у самого волосы на голове шевелятся.

Вены спались. Случайно проколол, пытаясь поставить катетер… Обругал себя последними словами.

Залезаю к ней на кровать к стене, чтобы было удобнее попасть в вену на другой руке… А в домике то темно. Только свечи, да мой фонарик. С ужасом размышляю о том, что буду делать, если запорю вторую вену.

— В больницу ее теперь? — растерянно спрашивает бабка.

— В больницу, — отвечаю я уверенным голосом. — Вот если бы в человека не превратилась, пришлось бы в ветеринарку.

Пошутил я и понял, что этого говорить не стоило. Дед с бабкой переглянулись, а Настя приоткрыла глаза и спросила:

— Как тебя зовут?

— Дима, — ответил я, немного смутившись, девушка была лишь на несколько лет моложе меня.

— Дима, — продолжала Настя тихим, но очень отчетливым голосом, — когда я умру, ты возьмешь мою Силу?

В комнате наступила какая-то неестественная тишина, даже пламя на свечах замерло. Казалось, все в этом доме ожидает моего ответа.

— Что же…я это…тоже в собаку превращаться буду? — неуверенно спрашиваю я.

— Много чего будешь…— так же тихо и отчетливо отвечает Настя.— Ты о таком и не мечтаешь. Берешь? — В глазах Насти читалась мольба. Я почувствовал, что она очень устала, пока я тут возился. Не умею отказывать девушкам.

— Ну, хорошо…— говорю.—Только ты это…

«Не умирай пока» — хотел сказать я, но почувствовал, что это бессмысленно.

Пламя свечей дрогнуло. Я взглянул на Настю и почувствовал, что она уже не жилец. «Ведьма не может умереть, пока не передаст свой дар кому-то еще, — вспомнилось мне. — Вот ведь… зачем я согласился, подождал бы до приемника, теперь у меня смерть в присутствии будет!»

Смерть пугает всегда, даже если это столетняя бабка, тем более, когда молодая красивая девушка. Но сейчас это было не все. Что-то тёмное, липкое и страшное незримо сгущалось вокруг меня. Впервые за много лет я начал молиться. «Делай, что можешь», — промелькнуло у меня в голове. Неожиданно для себя я попал в вену.

Ввожу обезболивающий препарат. Ставлю капельницу. Настя засыпает. Ничего, думаю, дышит и ладно.

Помню, страшно там было. Темно, свечи еле теплятся. Дед с бабкой притихли. Тени на стенах, словно черти, — по нашу душу пришли. И тихо так. Страшно и тихо. Здесь так тихо никогда не бывает.

Давление меряю, поднялось. Везем. По дороге продолжаю капать. Настя спит после укола, будить жалко. А у меня всё страхи, живая или нет. Машина на кочках подпрыгивает, пульс прощупать трудно. Выезжаем на ровную дорогу.

Живая. Дышит. И давление почти в норме.

А мне все равно страшно было. Чувствовалось рядом что-то такое, темное.

Все молитвы, каким бабушка в детстве учила, вспомнил.

До больницы доехали без приключений. Дальше все как обычно, но я все же долго беспокоился за Настю. Спросил о ней, когда работал в следующую смену. Сказали, что уже перевели из реанимации. У меня словно гора с плеч свалилась. Никогда прежде такого не было.

Потом, спустя какое то время, встретил её около больницы. Настя выглядела грустной и подавленной. Ну, неудивительно. Подошел, разговорились. Настя долго меня благодарила. Говорила, что у меня очень нужная и тяжелая работа.

Я смутился, пытался отшучиваться. А за Настю было тревожно. Очень хотелось ей помочь, поддержать как-то, но ничего путного в голову не приходило.

Не мог даже сообразить, в какой форме предложить помощь. Денег предложить — еще обидится. В кино позвать, в кафе — вдруг согласится лишь из вежливости, а на самом деле ей такие вещи не интересны. Да и откуда мне знать, что нравится девушке, которая бегает по лесу обернувшись волком?

— Куда ты теперь? — спрашиваю.

Сказала, что ждет такси до своей деревни. Что переживает за дедушку с бабушкой, очень уж они за неё волновались.

— Настя, — сказал я наконец, — если я могу тебе чем-то помочь…неважно чем… скажи.

Она пристально посмотрела на меня, улыбнулась и ответила:

—Справлюсь.

— Береги себя, ладно? — продолжал я, и прибавил. — Я очень боюсь твоей Силы.

На какой то момент мне показалось, что маска приветливой, разговорчивой девушки слетела с лица Насти, и из её глаз на меня глянула бездна. Потом девушка снова улыбнулась мне и молча кивнула.