Твои объятья (гет)

Два всадника скакали по дороге, ведущей в столицу великой империи. Жизнь в стране текла своим чередом и устраивала многих, но политические игры никуда не делись.

Лунный Принц был, как и прежде, представлял интересы своего Императора, поэтому был вынужден покинуть столицу для участия в охоте среди знатных семей Ли, пока его супруга ожидала его дома на сносях. Ему так и не дали фамилию, несмотря на многочисленные просьбы и клеймо на боку, но легко одобрили просьбу о браке с любимой женщиной. Да, этот брак возымел свой политический эффект, но даже фракция Императрицы Гекуе не посмела перечить. Ведь сама Императрица была одной из первых, кто поспособствовал тому, чтобы два одиноких сердца сошлись.

Сейчас Джинши скакал в столицу вместе с Басеном по одной причине: гонец принес весть о родах. Он изначально не хотел оставлять супругу одну, но приказ Императора звучал предельно ясно, и ослушаться он не смел. Он мог только вернуться раньше, при условии, что роды начнутся до его возвращения.

Солнце стремилось на запад, и молодой человек понимал, что дома он окажется после заката. Он надеялся только на то, что его супруга в полном порядке и уже разрешилась от бремени. Его угнетали мысли о том, что с ней могло что-то произойти или что ей до сих пор нестерпимо больно.

* * *

В столицу они прибыли после заката. Растущий месяц уже входил в свои царственные владения и наравне с уличными фонарями освещал улицы столицы. Несмотря на вечернюю осеннюю прохладу, улицы города были полны людьми. Два всадника направились к резиденции Лунного Принца не по главными улицам, а в объезд, по второстепенным и менее людным.

Резиденция Лунного Принца находилась вне императорского дворца, и его супруга не была вхожа в гарем против всех принятых правил. Император легко на это пошел после личной просьбы самого Джинши. К тому же подобное требование выдвинул глава клана его супруги, а против самого Стратега даже сам Император боялся пойти.

Огней в резиденции для этого времени горело не больше обычного, что говорило о том, что внутри было все спокойно или же просто никто не хотел привлекать излишнего внимания. Он боялся, что это могло быть недобрым знамением.

Внутри Джинши все похолодело. Страх овладел его телом, что он даже не смог пошевелиться после того, как его лошадь остановилась напротив главного входа.

— Господин, — обратился к нему Басен. — Господин, с вами все хорошо?

Голос давнего друга помог Джинши собраться с мыслями и слезть с лошади. Он вбежал в резиденцию и направился к их с Маомао покоям. Кроме охраны, никого на коридорах не было. Совсем скоро он понял, почему: немногочисленная прислуга вся была около покоев хозяйки дома.

— Добро пожаловать, господин, — его заметила одна из служанок и поклонилась. Остальные последовали ее примеру.

Он молча вошел в покои: сейчас ему нужно было одно — увидеть Маомао.

— Ох, Лунный принц, как хорошо, что вы вернулись так рано, — внутри его встретила Суйрен.

— Как она? — он выдохнул из себя эти слова, направляясь к спальне, но путь ему преградила Таомэй.

— Господин, госпожа Маомао и ребенок в полном порядке, но к ним в таком виде нельзя. Вы весь в пыли и грязи. Вам следует помыться и переодеться, чтобы случайно не занести инфекцию, — Суйрен встала подле Таомэй и жестом пригласила своего господина присесть.

В этот момент из спальни вышла А-Дуо.

— Я тебя поздравляю, — ее голос и улыбка были мягкими. Джинши показалось, что так на него никогда не смотрела даже его мать — Императрица Аньши. Взгляд А-Дуо был наполнен материнской любви, нежности и гордости.

— Я хочу ее увидеть, — ему хотелось кричать и возмущаться, но из груди вышел только шепот. Он поддался вперед, но твердая рука А-Дуо его остановила.

Внутри все разрывалось на две части: он хотел к Маомао, но и не хотел ей навредить. Ему в очередной раз пришлось взять себя в руки.

— Скоро увидишь и ее, и ребеночка, — мягко сказала А-Дуо. — Ступай, умойся и переоденься, а мы пока подадим ужин и приготовим тебе, Юэ, покои.

— Покои? Зачем? — он непонимающе посмотрел на женщин напротив него.

— Лунный Принц, вы устали с дороги и хотите отдохнуть. А детям в таком возрасте по ночам свойственно плакать, — заговорила Таомэй.

— Я буду ночевать в одной спальне с женой и моим ребенком, — Джинши был возмущен таким предложением.

Ни одна из женщин напротив не стала ему перечить. Его тон говорил сам за себя: все поняли, что сегодня он будет подле супруги и ребенка.

Одну из служанок попросили быстро приготовить ему ванну, чтобы господин мог помыться. Суйрен принесла чистую одежду и подала чай. Джинши приказал оставить его одного: про клеймо никто так и не знает, кроме тех, кто присутствовал в момент его нанесения. С тех пор одевался и мылся он самостоятельно, либо его обслуживала только одна женщина — Маомао. Он быстрыми и резкими движениями оттирал от себя дорожную пыль и все запахи, впитавшиеся в кожу и волосы с охоты, когда услышал, что кто-то вошел. Джинши обернулся. Перед ним стояла Маомао.

— Мне сказали, что ты вернулся и что три грозные женщины тебя ко мне не впустили, — она улыбалась, хотя выглядела уставшей. — Эй! Не подскакивай. Сиди в ванне. Не хочу намокнуть.

Джинши сдержал свой порыв в очередной раз. Он очень хотел ее обнять и вдохнуть аромат ее тела, но сделать то, что ей не понравиться — тоже не хотел.

— Маомао, — смог только он выдавить из себя.

Она взяла табуретку, подошла с ней к ванне и села рядом. Мягко он забрала у него из рук мочалку, сильнее намылила ее и, взяв его за руку, принялась бережно тереть его руку. В тот же миг он подался вперед и заключил ее в свои объятия.

— Я намокну, — только и произнесла девушка.

— Я скучал, — он уткнулся носом в ее шею, вдыхая родной аромат, но в этот раз не лекарственных трав, а теплого молока.

Он точно не знал, сколько он ее обнимал. Она мягко и нежно поглаживала его волосы и плечи. В этих легких прикосновениях он читал ее молчаливое: “Я скучала”.

— Если господин Джинши меня не отпустит, то вода скоро остынет. Господин может простудиться, а это может навредить новорожденной девочке, — Маомао знала супруга и била точно в цель.

Джинши моментально отпрянул от нее. Вид у него был расстроенный и потерянный. Она поняла, что ему даже никто не сказал, кто у него родился. Ведь гонца отправили, когда отошли воды, и с тех пор прошло уже более двух суток. Ее уже посетили и Император с Императрицей, и надоедливый брат Лахан, и даже этот чудаковатый Стратег. Даже Мадам и сестры приехали из Малахитого дома, чтобы ее проведать. Госпожа А-Дуо была с ней с самого начала схваток и осталась ей помогать, пока Джинши не вернется, чтобы молодая мама не чувствовала себя одиноко. Но когда вернулся Джинши, его, как пса, все добрые бабули отправили мыться, не пустив ни к жене, ни к дочери. И даже не сообщили о том, что у него родилась дочка.

— Со мной и девочкой все хорошо, — она держала его за руку. — Я устала, если честно. Сначала роды, а потом толпа гостей. Давай я тебе потру спинку и мы пойдем отдыхать. Зато с дочкой познакомишься, — она улыбнулась ему, и он ответил ей тем же.

— Как ты? Тебе больно? А как она? Здорова? — он сдерживался при других, стараясь себя контролировать, но с женой можно было быть собой.

— Мы обе в порядке, не волнуйся, — она положила ладонь на его щеку и медленно поглаживала подушечкой большого пальца.

Он, как кот, принялся тереться о ее ладонь, положив поверх ее руки свою. Джинши аккуратно взял руку Маомао и поцеловал сперва ее ладонь, а после запястье. Эти маленькие и незначительные действия придали ему сил и уверенности. Прибыв в резиденцию, он не знал ни обстановки, ни как стоит себя вести в свете изменившихся обстоятельств. Но сейчас Джинши точно знал, что для него с Маомао ничего не изменилось. Он позволил ей сделать задуманное, чтобы поскорее познакомится с еще одной важной женщиной в его жизни, пусть и еще крайне маленькой.

* * *

Она пила чай, пока он стоял над колыбельной и рассматривал дочь. Со стороны было забавно наблюдать, как взрослый мужчина робеет перед колыбелькой. Пока Маомао забавлялась картиной, Джинши испытывал широкое разнообразие чувств: от радости и гордости до страха и отчаяния.

Его дочка напоминала больше супругу, хотя Маомао утверждала обратное. Он аккуратно прикоснулся к ее щеке своими пальцами. Кожа у девочки была очень нежной.

Маомао уже допила свой чай и готовилась ко сну. Она выглядела уставшей, и не удивительно, что ложилась раньше Джинши. Молодой человек и сам чувствовал сильную усталость, особенно после ванны, ужина и чая, которые окончательно его разморили после долгой дороги.

— Джинши, давай спать, пожалуйста, — Маомао потушила основной свет. — Утром, когда она проснется, поддержишь ее на руках. Это тебе понравится.

— Да, иду.

Он погладил спящую девочку по головке и наклонился, чтобы едва ощутимо ее поцеловать в лобик. Он вдохнул ее запах и понял, что ему не врали, говоря о том, что новорожденные пахнут особенно: они пахнут жизнью.

— Сладких снов, котенок.

Он разулся и сел на кровать к жене.

— Что ты смотришь на меня так укоризненно?

— Ты понимаешь, что сейчас она тебя не слышит и не понимает? — уточнила Маомао.

— Тебе напомнить, как ты тут колыбельные учила пару месяцев назад? — Джинши хитро улыбнулся и наклонился к жене.

— Не смотри так, — она немного отползла в сторону, освобождая ему место для сна. Но Джинши даже не думал о том, чтобы ложиться на освободившееся место. Он последовал за женой.

— Как я не должен смотреть? — он навис над Маомао, рассматривая ее лицо в полумраке.

— Вот именно так. Я после родов, — она пыталась его оттолкнуть.

— Думаешь, что я этого хочу? — ее намеки больно кольнули в груди.

— Если не этого, то чего? — она нахмурилась.

— Я так понимаю, что твои перепады настроения еще никуда не ушли? — Джинши тяжело вздохнул. — Маомао, ты дашь себя поцеловать и обнять перед сном?

Выражение лица Маомао изменилось: оно смягчилось.

— Извини, я устала.

— Знаю, иди ко мне, — он поцеловал ее нежно в лоб и лег рядом, чтобы она могла поудобнее устроиться в его объятиях.

— Мне этого не хватало, — тихо прошептала Маомао.

— Чего?

— Твоих объятий, — она крепче прижалась к нему.

Джинши продолжал медленно поглаживать ее по спине и волосам, пока не услышал ее ровного и спокойного дыхания, говорящего о том, что она уснула. Вскоре он сам заснул, окутанный покоем и умиротворением, царящими в спальне.