Знаешь, Гин... (гет)

В этот вечер я буду пить. Не удивлены? Конечно, ни для кого в Серейте не секрет, что лейтенант десятого отряда Мацумото Рангику — пьяница. Хотя нет, не так. Что она любитель выпить. Так звучит лучше, хотя и не меняет сути сказанного, не так ли?

Как часто мы врем себе и другим, просто чтобы чувствовать себя правильнее, комфортнее. Каждый из нас носит маску равнодушия ли, скуки, уныния или наоборот показной веселости и снять ее может только наедине с собой, хотя не каждый решится посмотреть на себя настоящего. Страшно сделать это — просто сесть и посмотреть на себя без всяких прикрас. Вдруг ты не примерный семьянин, любящий жену и детей, отдающий часть кровно заработанных в церковь или в какой-нибудь приют для собак, а настоящее чудовище или просто трус? Вот и я боюсь сбросить свою маску вечно веселой девицы заботящейся лишь о том, где бы достать очередную модную шмотку или кувшинчик с сакэ.

Но сегодня я сниму с себя эту меносову личину, только сегодня и только ради тебя, мой Печальный Пьеро. Ты удивлен моими познаниями в итальянской литературе? Да, дорогой, во время твоих долгих отлучек мне надо было чем-то заниматься, кроме доведения моего бедного капитана до нервного тика и разбора документов под его же чутким руководством. Спасибо малышке Рукии за снабжение меня столь интересной литературой.

Снимая с себя форму, я прохожу в ванную. Приятно смыть с себя весь негатив, полученный за день. Хотя, скорее, песок после очередных совместных учений с отрядом капитана Зараки. Эх, не умеют они сражаться красиво! Ну, да ладно. После душа, достаю свой любимый халатик цвета морской волны. Ты ведь понимаешь, о чем я? Каждый раз глядя на твой подарок, передо мной встают твои удивительные глаза, любимые мною с раннего детства. Я прохожу на кухню и достаю из закутка непочатую бутылочку, твою фотографию и пару стаканов — для меня и для тебя, мой мысленный собеседник. Когда янтарная жидкость наполнила оба сосуда, а твое лицо вновь хитро заулыбалось мне с фотографии, я приготовилась высказать тебе все, все что накопилось в душе за долгие века нашего знакомства, нашей дружбы и любви.

Знаешь, Гин, я полюбила тебя с той самой минуты, когда впервые увидела… Худенький, но довольно высокий мальчик с необычными серебряными волосами склонился над умирающей от голода мной и протянул засушенную хурму. В тот момент ты казался мне ангелом, таким же чистым и светлым как твои волосы.

Какая жестокая насмешка судьбы! И, тем не менее, ты стал для меня самым родным и близким человеком, моей единственной семьей.

Знаешь Гин, это не справедливо, так не справедливо…

Когда ты ушел, бросив на прощание, что хочешь стать шинигами и будешь служить в Готее, я думала, что умру от горя и тоски. Но затем вспомнила, чему ты меня учил — «Никогда не сдавайся, какие бы ни были обстоятельства, борись как тигрица!» — и отправилась за тобой. За что и благодарна. Именно в Академии я нашла хороших друзей, именно там я могла видеть тебя, любоваться, но ты — вот странность! — не обращал на меня внимания, будто мы совсем не знакомы.

Но когда Хисаги попытался за мной ухаживать, ты чуть не убил его, выдав тем самым себя с головой. И с того момента все парни стали обходить меня стороной. Знаешь, я уже много лет гадаю, что же такого ты сказал Шухею в тот момент.

Знаешь, Гин, в тот момент я действительно была счастлива, счастлива, что ты, наконец, обратил на меня свое сиятельное внимание. Ты выпустился раньше меня. Экстерном сдал экзамены за два года. Ты всегда был гением. За то время, что я училась в Академии, ты успел стать лейтенантом. Я гордилась тобой. Ты как всегда стал лучшим. Для меня, глупенькой девчушки, ты всегда был лучшим. Я просто закрывала глаза на твое напускное невнимание, на твои усмешки. Я была на седьмом небе, когда ты затащил меня за угол казарм четвертого отряда. Знаешь, Гин, я до сих пор краснею, да-да, не смейся, краснею, когда вспоминаю, что ты делал там со мной и что обещал сделать. А ночью, ну, той самой, ты умудрился незамеченным попасть на территорию моего отряда. Как тебе это удалось, ума не приложу?

Знаешь, Гин, ты даже представить себе не можешь, что я почувствовала, когда увидела тебя на следующий день — это была непередаваемая гамма чувств. Я летела к тебе со счастливой улыбкой. Ты заметил меня и ухмыльнулся, немного отодвигаясь от стены, к которой была прижата лейтенант не помню какого отряда. Помню лишь ее черные как вороново крыло волосы, лежавшие на печах в полнейшем беспорядке, к которому ты естественно был причастен.

Девушка, увидев меня, резко отстранилась и убежала, шепнув тебе что-то на прощание. Я же не могла сдвинуться с места. Все смотрела на тебя и думала, какая же ты сволочь. В тот же день я решила тебе отомстить — пришла к Шухею с бутылочкой сакэ. Мы пили и веселились, хотя, это скорее было похоже на пир во время чумы, а после, когда он был в совершенно невменяемом состоянии, сама к нему полезла. Я знала, что давно ему нравлюсь, так почему бы и нет?

Наши поцелуи плавно перетекли в горизонтальное положение. Он был в восторге, но когда увидел мои слезы, сразу остановился и, ничего не спрашивая, просто прижал меня к груди. Так мы и уснули, пьяные и полуголые. Именно в таком виде нас и застал капитан девятого отряда. После того случая прошел слух, о том, что мы с Шухеем любовники. Видел бы ты себя! От такого выражения лица пустые бы сами разбегались, даже занпакто доставать не надо. Знаешь, Гин, тогда я торжествовала, ведь ты сам того не желая, показал, что я тебе не безразлична.

Знаешь, Гин, я любила тебя всегда, даже когда после ночи проведенной со мной, ты водил перед моим носом любовниц. Я ждала тебя, ждала как собака, не смотря на свою кошачью натуру. Я была ждущей кошкой. Именно поэтому моим занпакто стала Хайнеко, дикая кошка моей души. Она никогда не одобряла мою любовь, нет, мою одержимость тобой. Она говорила: «Не верь, Рангику, никогда не верь человеку с глазами змеи». Я слушала ее, но не слышала. Может быть, именно поэтому для меня не стало большим сюрпризом твое бесчестное поведение по отношению к малышке Рукии, твоя попытка убить глупышку Хинамори. Ты и отступил только потому, что вмешалась я. Твоя глупая улыбочка, которую так хотелось стереть с лица, неожиданно спала, выдавая удивление моим присутствием. Ты не хотел меня ранить, не хотел убивать, единственное чего ты бы хотел — не видеть меня здесь. Именно поэтому ты отступил. Именно в тот момент я поняла, что ты — предатель, но глупое мое сердечко не хотело верить очевидным фактам. Последующие события разделили мою жизнь на то, что было до и после твоего отступничества. «Я был бы рад побыть в твоем плену чуть дольше. Прощай, Рангику. Прости меня» — последнее, что ты сказал мне, перед тем, как покинуть. Что и говорить — твоя вечная привычка исчезать, не сказав мне, куда ты идешь, так и не изменилась. Знаешь, Гин, единственное, что удерживало меня на плаву, давало мне хоть какую-то причину, чтобы жить дальше — это мой капитан и его маленькая подружка, влюбленная в Айзена, такая же дурочка как и я.

Знаешь, Гин, время от времени у меня возникало желание сбежать к тебе в Уэко Мундо. Просто, чтобы увидеть тебя, узнать, что с тобой все хорошо. Но я не предатель. Я не могу бросить все — службу, друзей, капитана и подвести Готей. И все же, я очень по тебе тосковала. Приходя в свою квартиру после работы, я садилась у окна и смотрела вдаль, не надеясь, но веря, что ты вернешься.

Вспоминая о тебе, я часто тереблю кольцо, которое ты привез специально для меня с грунта после одной из командировок. Зачем, ты и сам не понял, просто захотелось сделать мне приятное. Шинигами не носят колец, боясь, что они могут помешать в бою. Именно поэтому я и повесила его на шею. Тоширо-кун только хмыкнул, заметив твой подарок. Говорить со мной о том, что можно и что нельзя носить, он уже давно не пытался. Да и нужно ли?

Знаешь, Гин, я так скучала по тебе, так мечтала увидеть тебя. Если бы я только знала, в каких обстоятельствах мы встретимся с тобой, лучше бы и не видеть вовсе. Ты сильно изменился, похудел, сменил черную форму шинигами на белую аранкарскую. Серебряные волосы, болезненно-бледная кожа, белая форма с цвета морской волны бантом. Длинные худые пальцы любовно оглаживают рукоять Шинсо, у нас есть всего пара минут, пока твой повелитель не даст отмашку. Умереть от твоей руки? Наверное, это было бы лучшим выходом. Мы оба прекрасно знали, что живой мне в случае схватки не выйти, и все же я не могла понять, почему все так получилось.

- Наконец, я могу спросить напрямую, почему ты работаешь на Айзена? — задала я вопрос, мучающий меня уже не один год.

Вечная ухмылка сменилась легкой озабоченностью. Ты немного приоткрыл глава, будто не веря услышанному:

- Ты серьезно меня об этом спрашиваешь? Слушай, так зачем ты сюда пришла-то?

Ты подлетел ко мне лишь на мгновение, прикоснулся к кольцу, висящему у меня на шее. Последнее, что я помню, твое холодное:

- Слушай, Рангику, ты у меня на пути.

Я думала, что будет больно, однако чувства мои будто притупились. Помню лишь твое лицо, склонившееся надо мной. Очнулась я от того, что почувствовала исчезновение твоей реяцу. Не так, будто ты не вновь ушел в Уэко Мундо, а как будто пропал, будто тебя и не было вовсе. Я подскочила, вернее постаралась, но боль от предыдущего сражение, доступно показала, что я еще не готова к столь резким движениям. Когда я, наконец, смогла отдышаться и принять вертикальное положение, сразу же отправилась искать тебя, молясь, чтобы с тобой все было в порядке. Знаешь, Гин, самое страшное в жизни — это когда не можешь вернуть счастье, которое могло быть. Я летела прямо с той многоэтажки, где ты оставил меня, скрыв от Айзена мою реяцу, летела к тебе, распростертому, то ли на вздыбленном асфальте, то ли на куске бетона. Да, твой покровитель поработал на славу. Ты посмотрел на меня и грустно прошептал:

- Прости, Рангику. У меня не получилось. Я не смог тебе вернуть то, что забрал у тебя. Я рад… что извинился…

Из твоей груди во всю хлестала кровь, над тобой возвышался Айзен, а ты

улыбался, улыбался мне той мальчишеской улыбкой, так по-настоящему, так искренне, как это было много лет назад, еще до твоего решения связать свою жизнь с Обществом Душ. А смотрела, как из тебя выходит жизни и ничего не могла сделать. Я могла только рыдать, орошая твое белоснежное лицо слезами пополам с поцелуями,и в отличие от тебя, не сразу заметила появившегося из ниоткуда Куросаки. У тебя же при виде его открылись глаза, чтобы вновь закрыться уже навсегда.

Знаешь, Гин, я плохо помню, как тебя хоронили, но может это и к лучшему.

Лучше я буду помнить тебя живым. Таким вредным, лживым, коварным, но таким любимым и родным. Ты всегда сравнивал себя со змеей, холодной, сколькой липкой тварью, но для меня ты навсегда останешься птицей-фениксом, тем, кто побеждает смерть. Путь шинигами — это путь война, защищающего и спасающего тех, кто в этом нуждается. Знаешь, Гин, ты не смог пройти этот путь до конца, но это не страшно. Его пройду я и за тебя, и за себя. Это будет нашей маленькой тайной.

Думаю, на сегодня хватит. Две пустые бутылки давно валяются на полу. Я выливаю остатки третьей и откидываю ставшую ненужной бутыль. Она попадает в стену и разбивается вдребезги. Уберусь завтра. Ну, что, дорогой? По последней и спать? Я подмигиваю твоему портрету и мне мерещится, что ты грозишь мне пальцем — шутка ли! Не-не, сегодня можно. Сегодня ведь твой день рождения.

* * *

В маленькой тесной кухоньке прямо на столе покоится голова красивой рыжеволосой женщины. Одной рукой она обнимает фотографию, на которой изображен мужчина с волосам цвета расплавленного серебра, другой — пустой стакан. Лицо ее заплакано и, не смотря на сон, она тихонько шепчет: « Гин... знаешь, Гин,…».