Багровая нить (гет)

Когда Гермиона добралась до дома, было около половины одиннадцатого. Солнце давно скрылось за горизонтом и, казалось, унесло за собой все последние силы, взамен оставив лишь пустоту, усталость и звёздную темень.

Удивительно, но совсем недавно молодая сотрудница Министерства любила возвращаться в свою магловскую квартиру, радовалась гостеприимной темноте прихожей, что изо дня в день встречала её, ласково шепча о том, что она больше не на работе, а теперь… Теперь в ней ощущалось другое: опасность, давление и беспросветный мрак, с которым она сталкивалась, когда обучалась в Хогвартсе, и с которыми уже не было сил бороться.

Увы, мрачные времена не окончились с поражением Тёмного Лорда, ведь на свободе оставались его последователи — Пожиратели. Одна их часть залегла на дно, вторая — сменила имена и перебралась в другие страны, третья и по совместительству самая опасная — продолжила преданно нести идею Лорда, выслеживая и убивая членов Ордена, а также тех, кто был с ним связан. К сожалению, имён последних Гермиона знала очень мало, ведь то была прерогатива Гарри и Рона, как авроров, — однако одно имя было высечено в её голове особо чётко. Оно царапало тело изнутри, затмевало мысли, вынуждало сердце гореть в агонии, а разум идти на безумства.

Почему безумства? Потому что никто из её друзей не осмелился бы снять все защитные чары, наложенные Министерством на их квартиры, и, что важнее, не стал бы ждать нападения самого жестокого Пожирателя в одиночку. Возможно, это была главная глупость в жизни Грейнджер или последнее событие перед её закатом, ей было уже всё равно. Она была готова встретиться с Долоховым, даже несмотря на новости о его недавней стычке с вампирами.

По рассказам друзей на месте бойни нашли пять тел вампиров, убитых с помощью тёмной магии, а также кровь Долохова. Сам Пожиратель при этом исчез, а спустя неделю произошла новая трагедия — жестокое убийство семьи одного из маглорождённых членов Ордена. В этот раз не было никаких следов магии. Жертв задрали когтями и, что самое странное, не обескровили, как это полагается у вампиров, а значит предполагаемым убийцей не мог быть новообращённый Долохов. Но Гермиона считала иначе.

Она многое слышала о его жестокости и собачей преданности Волдеморту, дважды сталкивалась с ним в бою, чувствовала на себе его грубую хватку и взгляд, полный презрения к таким, как она. Так мог ли он пить кровь обычных маглов? Стал бы вести себя, как дикое, брошенное хозяином на произвол судьбы животное?

Гермиона сомневалась, а вместе с тем боялась встречи с ним, поэтому через несколько дней после убийства навестила Элдреда Уорпла — волшебника, занимающегося изучением вампиров, которого однажды встретила на праздничном вечере у профессора Слизнорта. Тот хоть и настаивал на том, чтобы она не совершала глупостей, пытаясь поймать существо, чья скорость и сила были гораздо выше человеческой и к которому нельзя было применить базовые заклинания, но всё равно рассказал ей о том, как именно это сделать. Даже взял с неё обещание, что она не станет делать этого в одиночку, но всё было напрасно.

Грейнджер мотнула головой, отгоняя поток навязчивых мыслей, затем неторопливо разулась на пороге, сняла весеннее коричневое пальто и, повесив его в шкаф, включила в маленькой двухкомнатной квартирке свет и направилась в душ. Горячие капли воды не помогали расслабиться. Слишком сильно и отчаянно хотелось соскрести с кожи все тёмные воспоминания о прошлом, думы о мерзавце Долохове, идущим за их трио по пятам, а также последней неделе, из-за которой вся жизнь улетела в пропасть. При этом сколько бы она не натирала себя мочалкой, не могла избавиться ни от них, ни от проклятого клейма, подаренного Лестрейндж.

Покончив с мытьём, она в белом халате вышла на кухню за уже начатой бутылкой вина и бокалом, после чего побрела в гостиную. Окно в комнате с диваном, маленьким телевизором и массивным книжным шкафом во всю стену было открыто нараспашку, давая понять, что она не намерена прятаться. Оставленная на подоконнике палочка свидетельствовала о ещё большей глупости своей хозяйки и буквально кричала о том, что Грейнджер не собирается сопротивляться смерти. Приходи и забирай. Даже погода благоволит. Ветер снаружи совсем затих, умиротворяя всё вокруг.

Медленно выпив вино, будто делает это в последний раз, она прочитала несколько глав любимой книги на диване, а когда за окном раздался едва различимый треск, спугнувший птиц в кронах деревьев, поняла — он пришёл. Страх неизвестности на миг сковал тело. Вдоль позвоночника побежали мурашки, но она старалась не подавать виду — вдруг показалось. Бездумно прочитала ещё несколько страниц, отложила книгу, сонно потянулась перед окном, затем взяла бокал в руки и, на ходу допив едва заметный бурый осадок со дна, перешла в спальню, выключив по пути свет.

Маленькая комната с кроватью, гардеробом и тумбочкой встретила темнотой. Гермиона включила ночник, поставила бокал у постели, легла и закрыла глаза. Пытаясь успокоиться, внимала каждому звуку и шороху за пределами комнаты. Руки её предательски задрожали, но пальцы тихонько постукивали под подушкой, отсчитывая минуты до возможного нападения.

Когда же наконец послышался тонкий скрип открывающейся двери, Гермиона непроизвольно сжалась. Глаза её широко распахнулись и уставились на стену, на которой вскоре выросла человеческая тень. Её владелец начал медленно и бесшумно приближаться, точно проверяя, спит она или нет, затем услышал, как пульс её участился, и вмиг оказался рядом и сорвал с неё нагретое одеяло.

Грейнджер шелохнулась от резкого движения и холода, но не успела повернуть голову, как ледяные пальцы сомкнулись на её шее и потянули тело вверх, удерживая перед собой на весу, точно тряпичную куклу. Долохов буквально вынудил гриффиндорку посмотреть ему в лицо. Такое бледное и спокойное, но вместе с тем несущие жгучее пламя и смерть. Его некогда глубокие серые, а теперь кроваво-красные глаза потемнели под пеленой ночи, и Гермиона испугалась, что он сломает ей шею прежде, чем она успеет сказать хоть слово. Пока же он осматривал её и комнату на предметы возможной опасности, она же цеплялась пальцами в его руку, стараясь вырваться из его хватки и дышать сквозь плотно сжатые зубы.

— Когда явятся остальные?

В его голосе отчётливо слышался сдерживаемый гнев. Долохов надавил на её шею с такой силой, что крик застрял в горле Гермионы, так и не вырвавшись. Затем он бросил её обратно на кровать и спешно отодвинулся. Убивать её слишком быстро не хотел, сперва нужно было выяснить, где она расставила силки и скольких он сможет убить сегодня ночью.

Гермиона сдавленно хрипнула, поправила халат, а, когда отдышалась, судорожно ответила:

— Сюда никто не придёт.

Он застыл и подозрительно нахмурился:

— Думаешь, я поверю, что ты, ведьмочка, сняла защиту со своего дома ради забавы?

— Нет. Я правда никому ничего не говорила. И не собиралась.

Долохов с недоверием покосился на неё, заметив, как растерянно она отвела взгляд и вжала голову в плечи, когда он немного приблизился.

— Напрастно…

— ?

— Напрасно я думал, что ты умнее остальных. Теперь слишком поздно звать на помощь.

Он сел на край кровати, думая, что это безусловно напугает её, однако торжественная улыбка быстро исчезла с лица, стоило ему услышать её ответ.

— Я понимаю и не собираюсь сбегать. Я… готова умереть.

— Что?

Горло Гермионы предательски сдавило от собственных слов, глаза защипало, но слёз в них не было. Она ответила через силу:

— Ты убил моих родителей, не дал вернуть им память. Я проклинаю тебя каждый день и ненавижу себя за то, что раньше не понимала, как сильно нуждаюсь в их любви. Теперь же вся моя жизнь рухнула, я потеряла их, и ты… отправишь меня к ним.

Глаза Долохова заметно округлились, а в памяти возникли смутные обрывки воспоминаний о том, как Грейнджер однажды сразила его заклинанием. Тогда она казалась ему мелкой, строптивой пешкой Поттера с извилистой душонкой, способной на хитрые уловки и имеющей невероятное везение одолеть его в дуэли, а сейчас выглядела совсем отчаянной и поражала его своей жаждой смерти.

— Ты что, намеренно сбиваешь меня с толку?

— Нет.

Он сомкнул челюсти, делая лицо грубее, затем нагнулся к ней ближе и угрожающе сверкнул на неё глазами, предупреждая не врать. Гермиона сжалась, но не сдвинулась с места, более того, когда он приблизился, чуть обнажив свои белые ровные клыки, заметила глубокие следы от укусов на его запястьях, которые он поспешил спрятать под рукавами мантии.

— Что это? — спросила она. — Сложно контролировать себя в новой ипостаси?

— А что, хочешь предложить мне свою грязную вену?

— Если хочешь убить меня так, я не стану мешать. И это не какой-то ход. Я просто хочу, чтобы всё это скорее закончилось, так что приступай. Сделай то, зачем пришёл.

Гермиона откинула волосы назад и сдвинула край халата, открывая шею. От обнажённой кожи тут же повеяло сладким и терпким ароматом, который Долохов ни у кого прежде не замечал. От него сдавило желудок и сильно зажгло горло, кожа на лице вмиг стала морщинистой, кости скул очертились, а вены набухли так, что стали похожи на тонкие верёвки. Как заворожённый он наблюдал за плавными движениями женских пальцев вдоль шеи, слушал её бешенный пульс, затем вцепился выступившими когтями в одеяло, удерживая себя от навязчивого желания следовать шёпоту крови под тонкой кожей грязнокровки. Когда же она набралась смелости и придвинулась ближе, он пришёл в себя, округлил глаза и спешно отвернул лицо.

— Ты безумна, — прошипел Долохов. — Возможно, безумнее Беллы, раз думаешь, что твоя грязная кровь меня заинтересует. Я едва не сгинул в лесу, пока шёл процесс трансформации, неделю пил кровь мелких зверей, живущих на земле и под ней, чтобы накопить силы и выбраться из своей ямы. Я отлавливал крыс, Грейнджер, и их кровь пахла куда приятнее твоей. Нет, приятнее крови любого магла.

— По-моему, ты просто скрываешь свою уязвимость за этими грубостями.

— А, по-моему, ты забываешь, с кем разговариваешь.

Долохов улыбнулся, но совсем не по-доброму. Редко кому удавалось поразить его, при этом ещё смело упрекнуть во лжи. И тем не менее с каждым днём отрицать правду становилось всё сложнее. Кровь чистокровных хоть и утоляла жажду полностью, но на вкус всегда казалась одинаково пресной, в то время как смешанная походила на манящую закуску, ароматом которой можно было забыться и не вспомнить об основном блюде.

Даже сейчас он представлял, как будоражащая алая жидкость впитывается в белоснежный халат гриффиндорки, а затем растекается лужей по одеялу вместе с его принципами. Хотел бы он не думать об этом, но мысли о грязнокровке всегда сводились к одному желанию — убить и отомстить, а значит пора заканчивать их пустой разговор. Следуя этому решению, вампир поднялся с места, но не заметил, как Грейнджер схватила бокал и разбила его, порезав себе руку. Запах крови тут же заиграл в воздухе и обжёг жаром лёгкие. Долохов выдал себя тем, что слишком рьяно и нетерпеливо повернулся в её сторону, обнажив клыки.

— Дрянь!

Горло Пожирателя сдавило так, что он не мог сопротивляться дикому желанию наброситься на её рану. Более того он почувствовал, что она будто притягивает его и затуманивает рассудок. Такого не было с родителями Грейнджер, а значит, пешка Поттера каким-то образом обманула его.

Неделю назад…

— Добрый вечер, мистер Уорпл.

— О, мисс Грейнджер!

Седой писатель-исследователь в старом тёмно-коричневом костюме оторвался от ухода за растениями и обернулся, стоило Сангвини завести гостью в его кабинет.

— Итак, вы принесли то, что я просил? — мужчина задал вопрос, и Гермиона спешно кивнула, затем быстро двинулась к нему, стараясь оказаться как можно дальше от его мрачного протеже со странным, бесстрастным взглядом. — Хорошо. Тогда оставь нас двоих, Сангвини.

Несговорчивый вампир с одним красным и вторым карим глазом коротко поклонился и ушёл, в то время как гриффиндорка остановилась у письменного стола мужчины и с облегчением выдохнула, расслабив плечи.

— Простите за реакцию, сэр, я просто прежде не сталкивалась с вампирами.

— Вам не стоит бояться Сангвини. Пока я жив, мой друг никогда не сделает ничего плохого.

— Почему вы так в этом уверены?

— Скоро и вы будете уверены в этом, мисс Грейнджер. Разумеется, только если вы собрали достаточно крови Пожирателя Долохова для нашего кровоцвета.

— Боюсь, этот флакон — всё, что у меня есть.

Гриффиндорка поставила маленький красный пузырёк на столешницу, позволяя волшебнику подойти и осмотреть его. Уорпл покрутил его прямо перед своим курносым носом, затем хмыкнул и карикатурно погладил усы.

— Какой тёмный оттенок, под стать делам мистера Долохова, по крайней мере, тем, о которых известно нам и Министерству. Собственно, исходя из этого: вы уверены, что ваши друзья действительно одобряют этот способ? Всё-таки Долохов очень опасен, а создание магической кровной связи надолго свяжет вас обоих.

«Если это поможет мне отомстить и восстановить порядок, я сделаю всё, что угодно», — подумала про себя Гермиона, а в слух ответила следующее: — Никто не против, правда, так что приступим. Кровоцвет уже готов?

— Да, осталось только добавить кровь в почву и немного подождать, пока цветок впитает его.

— А что потом?

— Потом мы измельчим его и экстрагируем в… — мужчина на миг задумался, а затем скользнул взглядом по бутылке вина, стоящей на его столе, и усмехнулся. — Надеюсь, вы любите вино? Потому что вам придётся пить эту смесь несколько дней.

— Несколько дней?

— Да, очень важно, чтобы ваша кровь напиталась этой субстанцией, иначе связующая нить не образуется.

— Нить?

Недавний разговор с Уорплом мелькнул в голове Грейнджер и помог ей отвлечься от боли, что раздирала запястье, пока Долохов жадно высасывал из него кровь. В какой-то момент она даже засомневалась в словах старого волшебника, думала, что надежда на то, что она подчинит себе Долохова, весьма призрачна и рассеется, стоит ей начать сопротивляться, но нет. Вскоре она увидела, как магическая красная нить вышла из её раны, протянулась дальше, сделала петлю вокруг шеи Пожирателя, а затем тут же затянулась.

— Отпусти меня, — попробовала приказать она, надеясь, что магия сработает, однако Долохов её не услышал и продолжил вытягивать из неё силы. — Отпусти! Сейчас же!

От её крика нить крепко сдавила шею мужчины, заставив того резко отпрянуть и замереть в недоумении. Когда же он заметил, что та связывает их с Грейнджер, сразу всё понял, разозлился и попытался снова наброситься на девушку, однако стоило приступить к действию, как ноги тотчас приросли к полу.

— Ну что, съел? — Грейнджер сдавила рану, чтобы остановить кровь, и победно улыбнулась, но эта была вымученная улыбка. — Раньше ты был на привязи у Волдеморта, а теперь сдашься на милость грязнокровке.

Казалось, злостью Долохова можно было заполнить всю её квартиру. Он выругался, а затем, едва не срываясь на крик, сдавленно прошипел:

— Что ты задумала?

Она подошла ближе и уже без страха посмотрела ему в глаза.

— Отомстить. Ты пожалеешь, что убил моих родителей и профессора Люпина, но прежде найдёшь для меня и Министерства всех оставшихся Пожирателей.

* * *

Прошёл месяц. Ничего не предвещало беды. Гермиона вечером вернулась с работы, сняла с себя верхнюю одежду и обувь, вошла в тёмную гостиную, чтобы включить свет, как сзади к ней подобралась высокая чёрная тень, правда по обычаю тут же остановилась, клацнув зубами воздух.

— Если ты будешь постоянно подкрадываться ко мне, я обещаю, что повешу тебе на шею колокольчик.

Долохов раздражённо зашипел, взглядом проследил, как Гермиона включает свет в их тёмной и некоторого рода совместной обители.

— Вообще-то я вампир, грязнокровка, а не твой домашний скот.

— Да? — карикатурно удивилась она и обернулась, оказавшись близко к нему и уверенно блеснув на него своими серьёзными карими глазками. — Не вижу никакой разницы. Ты уже у меня на побегушках. Скажу упасть мне в ноги, и ты с радостью растелишься по полу.

Безумный, пристальный взгляд вонзился в гриффиндорку. Какое-то время Долохов не двигался, понимая, что связь ещё крепка и бесполезно пытаться навредить ей, но затем шелохнулся и протянул к ней руку. Острый ноготь мужчины откинул её волосы назад, открывая вид на тонкую шею, в которую хотелось вонзиться клыками, но сделать это без её разрешения он не мог.

— Может, ты и нашла на меня управу, ведьмочка, но запомни: если зверь и лежит у колен, это не значит, что он покорился. Может, он просто выжидает момента, чтобы напасть и вцепиться тебе в глотку.

— Что ж, пусть попробует, но прежде учтёт, что я могу убить его раньше, так что пусть и дальше остаётся послушной ищейкой.

Унижение и ненависть — два слова, которое полностью описывали чувства Долохова за всё время их связи с Грейнджер. Вампир искренне хотел разорвать самоуверенную девчонку в клочья, однако стоило ей только отойти от него на несколько шагов, как он точно голодный, безвольный пёс тащился следом за ней, надеясь, что сегодня ему бросят кость.

Жажда крови жутко угнетала. Ещё и грязнокровка давала ему её ровно столько, сколько требовалось, чтобы не сгинуть, при этом запретила кусать других. Сотни раз он жалел, что затянул с ней в тот вечер и не убил, пока была такая возможность, теперь же он увяз во всём этом. Ненавидел, но, раз за разом пробуя её сладкую кровь, чувствовал, как понемногу ломается. Голод сводил с ума, видимая только для них двоих веревка сдавливала горло, стоило только попытаться навредить Грейнджер. Иногда эта нить исчезала из виду, но всегда продолжала действовать. Когда же девушка ранилась, снова появлялась, напоминая ему о поводке.

— Твоя странная магия не будет контролировать меня вечно, — угрожающе произнёс мужчина, следуя за ней к дивану. — Я обязательно выясню, в чём дело, а потом… ты сгоришь в кровавом огне.

— Уже почти закат, тебе пора идти.

— Мне нужна кровь.

Гермиона села перед ним и отвернула лицо.

— Я давала тебе кровь.

— Три дня назад.

— Ничего, ты не умрёшь.

— Тогда хотя бы оставь дверь балкона открытой, мне осточертело сидеть там и укрываться от проклятого солнца зонтом! Или что, ты хочешь, чтобы я при первой же возможности разорвал тебя в клочья?

— Это если ещё получится.

— Будь уверена, ты нигде не скроешься от меня.

После этих слов он ушёл, и Гермиона наконец осталась одна. Сил почти не было. Она откинулась на спинку дивана и запрокинула голову, задумавшись над тем, что она делает. Зачем она решила раскрасить собственной кровью жизнь, которая уже и без того потеряла все краски? Как долго продлится эта связь? Ради чего этот риск? Чтобы найти остальных Пожирателей и отомстить Долохову? Если так, то почему, постоянно унижая его, она всё равно чувствует себя так отвратительно? Почему неосознанно ждёт, что не проснётся утром?

«Надо сходить в душ и ложиться спать, — подумала она. — Завтра будет новый день, снова взойдёт солнце».

* * *

Прошла неделя, а Долохова по-прежнему не было. Гермиона уже привыкла к тому, что он мог подолгу выслеживать своих бывших союзников, после чего обычно возвращался с жутко красными глазами и весьма скверным настроением. Однако в этот раз срок был довольно большим, отчего казалось, будто связь между ними исчезла. Это не могло не внушать беспокойство.

К вечеру у Гермионы поднялась паника, и она решила попробовать призвать Пожирателя. С трудом набралась смелости и порезала ладонь ножом, мысленно назвала его имя, увидела, как нить стремительно двинулась к стене и прошла сквозь неё, затем осторожно забинтовала рану и принялась ждать.

Час. Два. Ночь уже накрыла небо, а она по-прежнему была одна. Окровавленная ладонь болела, а нить так и не шевелилась. Может, что-то случилось? Может, из-за того, что она не дала ему крови, он сейчас лежит и медленно умирает где-нибудь в лесу? Нет. Зная натуру Долохова, он явно сможет позаботится о себе, поймает в лесу какую-нибудь живность...

Стоп. Живность? Выходит, из-за неё пострадают несчастные звери? В попытках успокоиться она зашагала по дому. Когда поняла, что уже ничего не исправить, вернулась на диван и решила немного поработать. Предварительно выключив лишний свет, она оставила рядом с собой одну единственную лампу, после чего разложила перед собой рабочие бумаги, а через час сама не заметила, как уснула.

Приход Долохова она не застала, иначе бы удивилась тому, как тяжело он дышал и как сильно горело его тело, пока он пытался добраться до неё. Все силы, казалось, разом покинули его, а в душе поселилось странное облегчение, стоило лишь присесть рядом с мирно спящей гриффиндоркой. При этом жуткого Пожирателя пугало то, как быстро он сорвался к ней, как оставил дело и почему не переставал думать о возможной опасности для неё? Наверное, пора было признать, что её кровь, как и их связь, имели колоссальное влияние на него, в каком бы состоянии он не был. Но как долго он сможет бороться с этим?

Он бегло осмотрел девушку, увидел перемотанную рану, отчётливо почувствовал её головокружительный запах, которым успела пропитаться вся комната, затем осторожно, стараясь не разбудить, взял её руку. Он мог заставить Грейнджер проснуться, потребовать крови за свои старания и спешку, но тогда пришлось бы унижаться, показывать свою слабость, а его едва не тошнило от голода.

«Если попытаться не думать о том, чтобы причинить ей вред, возможно, мне удастся взять хоть немного», — думал про себя мужчина, в то время как пальцы уже медленно разматывали бинт, открывая порез.

К разочарованию, рана присохла к последнему слою ткани, отчего пришлось смачивать её собственной слюной. Долохов отворачивался, старался близко не вдыхать манящий аромат, но тот был повсюду и разжигал настоящий пожар в его горле.

Лучше бы он разбудил Грейнджер, тогда не было бы этих мучений. К счастью, спустя несколько минут ткань поддалась, и его взору предстала миниатюрная ладошка девушки, которую он тут же приложил к сухим, потрескавшимся губам. Сладкий аромат наполнил лёгкие, язык нетерпеливо прошелся по манящему порезу, собирая живительные капли. Гул в голове немного затих, и Долохов замедлился, понимая, что можно не торопиться.

Сердце Грейнджер тем временем билось ровно и спокойно. Она спала и не подозревала, какой покой привнесла в душу своего губителя этой ночью.

С некоторых пор в квартире Гермионы всегда были плотно задёрнуты шторы, но она никак не думала, что когда-нибудь это сыграет с ней злую шутку.

Когда наступило утро, в комнате было до сих пор темно. Лампа оказалась погашена, кости таза ныли от неудобной позы во время сна, а на ногах ощущалась подозрительная тяжесть. Стоило шевельнуться и попытаться скинуть её, как та вяло дёрнулась в ответ, а затем снова замерла.

Страшное осознание пришло не сразу, а в тот момент, когда пальцы девушки нащупали жёсткую, кудрявую шевелюру с кусочками земли и пыли. От Долохова пахло лесом и каким-то личным мужским запахом, который почему-то не вызывал отвращения. Гермиона не поняла, почему так тонко почувствовала этот аромат. Впрочем, думать об этом было не время. Руки её подрагивали, когда она пыталась осторожно переложить голову Долохова на диван. При чём она не могла объяснить себе, зачем вообще проявляла такую осторожность. На ум приходил только один ответ: она не хотела признавать, что сильно испугалась, когда он исчез. Так она бы показала ему свой страх перед ним.

С этими мыслями она тихо встала и уже направилась на кухню, как тело вампира неожиданно свалилось с дивана. От падения тот даже не проснулся. Списав всё на крепкий вампирский сон, Грейнджер двинулась дальше, выпила чаю, а когда нужно было отправляться на работу, не выдержала и решила всё же проверить его.

Приложив руку ко лбу вампира, она заметила, что кожа его была отнюдь не холодной, а горячей. Но что это? Вампирская лихорадка? Может, стоит позвонить мистеру Уорплу? Или оставить его так?

«Он убил твоих родителей, Гермиона. Ты уверена, что хочешь помогать этому монстру? Не ты ли хотела, чтобы он умер?» — говорил её внутренний голос, и она решила послушать его.

Переодевшись в спальне в рабочий костюм и повесив сумку на плечо, она снова вернулась в гостиную. Свет из прихожей падал на тело мужчины так, что казалось, будто он умер. От этого вида ей стало одновременно страшно и стыдно. Сердце предательски сжалось от возникшей будто из ниоткуда жалости. Она не должна была, но пошла на кухню, взяла стакан и нож. Занеся руку над горлышком, заметила, что вчерашняя рана на её ладони полностью зажила.

— Как такое возможно?

Она помнила, что не использовала магию, да и Долохов не мог пользоваться ею будучи вампиром. Обычно он просто выслеживал Пожирателей, затем передавал их местоположение Грейнджер, а та отправляла тайное письмо в Министерство. А раз так, выходит, вампиры умеют залечивать раны?

Но с чего бы ему делать это?

Чем больше Гермиона думала об этом, тем сильнее начинала болеть её голова. Мысль о том, что Долохов не пытался навредить ей, а наоборот помог, казалась фантастической. Может, его душа не настолько чёрная?

Через несколько минут девушка отправилась на работу и закрыла за собой дверь. Свет в прихожей остался включенным и освещал спину и затылок мужчины, а также небольшой стакан с алой жидкостью, стоящий рядом с ним.

* * *

Он проснулся через несколько часов точно в бреду, горячие капли пота стекали по телу, всё внутри полыхало, прожигая кости и внутренности до боли. Голова кружилась, но нос учуял спасение. Перевернувшись на бок, Долохов как дикий, голодный зверь вцепился в стакан с кровью, что милосердно оставила ему Гермиона. Его не заботило, зачем она сделала это. Он выпил залпом, а затем ему стало вдруг ужасно, невыразимо легко, и он довольный расплылся по полу. Казалось, все проблемы слетели с плеч, кроме одной…

На ум пришли воспоминания, как ещё недавно он выслеживал Нотта старшего. Самый мудрый Пожиратель из свиты Лорда заметил его, пытался поговорить, но быстро заподозрил что-то и тут же бросился в дуэль. Если бы Долохов не был так слаб, если бы Грейнджер не держала его на сухом пайке, он бы убил Нотта, но проклятый старик успел запульнуть в него проклятие вскипающее кровь. Пришлось отступить, спрятаться в лесу, чтобы восстановить силы, но спустя сутки он почувствовал зов Грейнджер. Кровь его забурлила, мысли подчинились приказу. С трудом он дождался ночи, подкрепляясь, чем только мог, а затем полумертвый двинулся в путь.

К закату он пришёл в себя. Мысль о том, что Грейнджер милосердно оставила ему стакан крови, раздражала и вводила в недоумение настолько, что, столкнувшись с фотографией её родителей в спальне, Долохов посильнее накинул чёрный капюшон на голову и выпрыгнул в открытое окно.

Доброта всегда пугала его, казалась противоестественной, учитывая то, кем был он и кем был его хозяин. Долохов всегда находил удовлетворение в страданиях других, был убийцей и мучителем. Его счастье заключалось лишь в похвале его лидера, в то время как сентиментальная жертвенность Грейнджер напоминала цветок, неуместно зацветший в пустыне.

Размышляя над тем, чтобы выкорчевать его, он сам не заметил, как ноги привели его ко входу в Министерство. Красная будка замаячила перед глазами, как красная тряпка матадора перед быком. Долохов ждал за углом и был готов наброситься и убить Грейнджер на тёмной улице, стоило ей только выйти наружу. Очень удачно, что с его появлением пользоваться сетью каминов она не могла — боялась того, что кто-то из друзей узнает о их сумасшедшей сделке.

Когда же она наконец появилась, Долохов почувствовал её манящий запах, что тут же отдался странным трепетом в груди. Приказав себе игнорировать его, вампир приготовился к нападению, но в следующий миг заметил высокую чёрную тень мужчины на другом конце улицы. Грейнджер пошла в обратную от неё сторону, и тот последовал за ней, правда, резко замер, стоило ему почуять Долохова.

Вампир?

Бывший Пожиратель вгляделся в темноту и увидел, что один глаз мужчины был красным, а другой карим. Сам того не ведая, он незаметно от Грейнджер бросился следом за ним, в то время как тот пугливо двинулся назад. Долохов не понимал, зачем он вообще спугнул его? Этот вампир мог убить грязнокровку, и тогда его подневольной службе пришёл бы конец. Но ему захотелось защитить своё. Не человека, не девушку, а кровь. Именно вкус сладкой, ни с чем несравнимой крови вызывал привязанность, искажал чувства, вынудил ревниво броситься следом, будто он зверь, охраняющий свою территорию.

И тем не менее вернулся обратно он ни с чем. Тот вампир был быстрее и ловчее, видимо, не испытывал длительного чувства голода, как он. Грейнджер же сильно напугалась, когда он вдруг возник перед её глазами, пока она раскрывала шторы, но внутрь пропустила. После слежки убивать её не хотелось, то ли потому что устал, то ли из-за появившихся в голове вопросов. Кто был этот вампир?

— Где ты был? — спросила гриффиндорка, стоило ему пройти в гостиную.

— Изучал окрестности, — сухо ответил он и плюхнулся на диван.

— Зачем? Думаешь, где напасть на меня?

— Кругом и без меня полно всяких подонков, ведьмочка, и тебе как одинокой девушке следует быть осторожной.

Вместо ответа она лишь удивлённо посмотрела на него, будто не верила, что это говорит именно он. Долохов и сам не верил, что ляпнул такое. Проклятая связь!

— Просто говорю, как есть. Кто-то следил за тобой, Грейнджер. Вампир. Высокий мужчина с разного цвета глазами.

«Сангвини, — быстро догадалась она. — Наверное, хотел передать слова мистера Уорпла или рассказать что-то важное».

— Ты знаешь его? — Долохов заметил её вспышку озарения и не оставил её без внимания, нагнулся, упершись локтями на колени, и пристально уставился на неё.

— Нет.

— Уверена?

— Полностью.

Он не поверил, но допрашивать не стал — была проблема поважнее.

— Хорошо, тогда ты должна дать мне больше крови, если хочешь, чтобы я защищал тебя и довёл дело с Ноттом до конца.

— С Ноттом старшим?

— Да, он заметил меня и понял, что я выслеживаю Пожирателей, и бросился защищаться. Я едва пережил эту дуэль.

— Нотт настолько опасен? Даже опаснее тебя? — она с издёвкой посмотрела на него, после чего двинулась к любимому книжному шкафу, сделав вид, будто её не заботило то, что его раскрыли. Плевать она хотела на то, что каждый раз он предавал бывших союзников по её приказу.

— Да, поэтому я должен убить его. Нотт всегда был умным, оттого Тёмный Лорд держал его дальше всех. Он умеет создавать проклятия и одним из них чуть не убил меня.

— Так ты хочешь отомстить?

— Заканчивай эти провокации, ведьмочка. Если ты не ждала такого исхода, то почему не дала мне подохнуть в твоей гостиной?

Рука Гермионы дрогнула, когда потянулась за книгой. Она знала, что этот разговор настанет, но решила вести себя максимально сдержанно и холодно, не выходя их роли строгой хозяйки.

— Потому что ты поймал не всех Пожирателей.

— А зачем позвала вчера? Соскучилась?

— Ты прав. Мне было скучно, и я захотела проверить, как быстро ты прибежишь к моей ноге. Мне было интересно, работает ли эта связь так же, как метка Пожирателей.

— Значит, мелкая прихоть и только? А ведь я чуть не сдох в лесу.

— Прости, если отвлекла от чего-то важного.

— Мерзавка.

— Уйди с дивана. Ты весь грязный.

— Так мне помыться?

— Да, если не хочешь продолжать слежку за Ноттом голодным.

Услышав про кровь, он без лишних слов направился в ванную, а когда вернулся Грейнджер уже сидела на диване с книгой в руках, одетая в кофту и пижамные штаны. Увидев его мокрого, выходящего из ванной в одном полотенце и с грязной одеждой в руках, она на миг растерялась и слишком быстро спрятала взгляд обратно в книгу.

— Я не могу пользоваться магией, а значит очистить одежду тоже, — озвучил проблему своего внешнего вида Долохов.

— Подойди и оставь на краю, — она не глядя ткнула пальцем на угол дивана, после чего потянулась за палочкой, которая лежала возле подушки.

Долохов, придерживая одной рукой полотенце, направился к ней. Оставляя за собой дорожку из блестящих капель, он наконец оказался рядом, почувствовав сладкий запах, который не перебивало даже мыло, затем положил свои вещи у ног девушки. Гермиона за несколько секунд применила к ним заклинание чистоты, и бывший тёмный волшебник почувствовал, как болезненный укол пронзил сердце. Он больше не мог колдовать.

— Готово. Можешь переодеваться, — сказала она, бросив на него короткий взгляд, в котором проглядывался неловкий, почти детский интерес к взрослому, мужскому телу.

— Знаю. Но не стоит так смущаться, меня не интересуют маленькие девочки.

— Знаю, тебя интересует только кровь. Но если это так, то почему ты залечил мою руку вчера?

— Залечил?

— Да. С чего вдруг такая доброта?

Долохов на миг опешил. Вчера он мучился от горячки, вокруг было темно. Если он случайно и заживил рану Грейнджер, то точно не делал этого намеренно.

— Не понимаю, о чём ты. Опять пытаешься сбить меня с толку?

Она показала ему вчерашнюю ладошку, на которой не было ни единого следа. Тогда он подумал, что его решение не причинять вред Грейнджер, могло излечить её. Бред. Он ведь всегда хотел убить её, либо за волосы притащить к Тёмному Лорду, чтобы это сделал именно он. Но это…

— Возможно, ты сам не знаешь себя до конца.

Слова гриффиндорки прозвучали, как гром среди ясного неба. Что она вообще могла знать о нём? Он сам не заметил, как разозлился и приблизился к ней, схватил за ногу и потянул на себя.

— Я знаю, кто я и чего хочу. И прямо сейчас мне нужна твоя кровь.

Она не успела пискнуть, как он оголил её щиколотку и приник к ней губами. Грейнджер заскулила, попыталась машинально отдёрнуть ногу, но его клыки уже вонзились под кожу. Она испугалась, но решила не подавать виду и сдержанно приняла неизбежное.

«Можно потерпеть. В конце концов, он нашёл Министерству одиннадцать Пожирателей», — убеждала себя она, всматриваясь в мокрые чёрные волосы, оголённые плечи, покрытые застаревшими шрамами, которые остались с ним после превращения.

Долохов был слишком голоден, жадно впивался в ногу и не скрывал ни дикого взгляда, ни обезображенного вампирского лица, точно хотел напугать её. Но Гермиона храбрилась и не сопротивлялась, потому что знала, что когда-нибудь всё это закончится. Боль пройдёт. Однако она совсем не ожидала, что ладонь мужчины мягко ляжет ей на колено и начнёт гладить его, успокаивая или… Может, он боялся, что она оттолкнёт его, не даст насытиться?

Она бы хотела ударить его по ладони, но вопреки всему ей была приятна эта ласка. Она заглушала физическую и душевную боль, которая давно стала частью её самой. Казалось, Грейнджер падала в темноту и одновременно искала в ней покой.

Когда вампирская трапеза подошла к концу, Долохов вернулся на поиски Нотта. Грейнджер помогла ему трангрессировать на то место, где вампир видел его в последний раз, после чего снова осталась одна. Испытывая смешанные чувства от того, что произошло совсем недавно, она легла на кровать и бездумным взглядом уставилась в потолок.

В ум закрались ниточки сомнения. Правильно ли она поступает? Однозначно что-то внутри неё изменилось, когда Долохов проявил к ней смутную нежность, а она не смогла оттолкнуть его. Неужели его тьма начала притягивать её? А может, их связь укрепляется во время кормления?

Последняя догадка заставила её ужаснуться. Гермиона резко села на кровати, закрыла глаза руками, но не успела задуматься над решением этой проблемы, как раздался звонок в дверь.

Быстро залечив рану от укуса магией, она пошла открывать. На пороге стоял Сангвини — протеже мистера Уорпла.

— Простите за поздний визит, мисс Грейнджер. Просто я заметил, что вы были не одна.

— Так и есть, — Грейнджер пропустила его внутрь, но на всякий случай держала палочку наготове. — Вы хотели передать мне что-то от мистера Уорпла?

— Нет, но давайте присядем. Есть важный разговор. Я заметил, что вам угрожает опасность.

— Опасность? — она театрально удивилась.

— Да. Я заметил, что тот Пожиратель, из-за которого вы приходили к моему другу, намеривается убить вас и что на вашей квартире нет никакой магической защиты. Также мне известно, что мистер Долохов долго бывает здесь — значит вы живёте вместе и нарочно наврали и Элдреду и своим друзьям тоже.

— Давайте и правда присядем.

Они перешли в кухню и заняли места за столом. Сангвини, не зная, как скоро объявится Долохов, тут же перешёл к делу:

— Вы связали себя с плохим и опасным человеком, мисс Грейнджер. Вам не следовало жить с ним под одной крышей, нужно было предупредить друзей.

— Он помогает мне и Министерству. Когда придёт время, я убью его.

— Не сможете. Не в одиночку.

— Почему?

— Мой старый друг Элдред думает, что хорошо узнал вампирскую сущность, но это не совсем так. Ваша ситуация значительно отличается от нашей.

— Вашей?

— Да. Между нами тоже есть такая связь. Она образовалась, когда он двадцать лет назад нашёл меня здесь, в Англии, в старом особняке, едва двигающимся и не имевшим возможность сказать хотя бы слово. Тогда мой клан оставил меня умирать, замуровав в особом отсеке в полу под увесистой плитой. Я не мог выбраться, считал минуты и секунды до смерти, а через год кто-то магией поднял плиту и нашёл меня. Это был Элдред. Он заметил, что я вампир, поделился со мной своей кровью, в то время как я, отчаянно нуждавшийся в спасении, не заметил, как создал кровную связь между нами. Обычно она образуется только если один из двоих имеет волшебную кровь, но среди вампиров считается унизительной.

— Но ведь профессор говорил про кровоцвет?

Сангвини устало вздохнул:

— Да, об этом ему рассказал я, отчасти потому что не знал, что он напишет книгу о вампирах и вообще будет заниматься исследованиями.

— И в чём же тогда разница между нами?

— В том, что в отличие от вас, мистер Долохов плохой человек. Держите его как можно дальше от себя, не позволяйте часто кусать себя, даже если он вам так нужен, потому что тогда вы свяжетесь с ним ещё больше и не сможете контролировать его. А он охотится на вас, я знаю, потому что видел его сегодня у Министерства. У него повадки убийцы.

— Я справлюсь с ним, — заявила гриффиндорка.

— Вы самоуверенны. Просто запомните первый признак опасности: цвет глаз. У вампиров они всегда красные, но при крепкой связи с волшебником возвращают старый оттенок. Когда же связь чересчур прочна бывает так, что вампир может снова начать становиться человеком или вернуть себе способность к магии. Это длительный и редкий процесс, и вы можете лицезреть его на мне.

— Так поэтому у вас глаза разного цвета?

— Да, — кивнул вампир.

— Но почему вы помогаете мне?

— В своё время я помог сбежать одной девочке от своего клана. Она была немного похожа на вас, но отчаянно нуждалась в жилье, потому что сбежала из дома. Наш лидер решил пригреть её, запудрил бедняжке мозги, а затем заставил её охотится в кабаках на гнусных мужиков, зазывая их в тёмное место, где их уже поджидала голодная толпа вампиров.

— Как гнусно! — Грейнджер неприятно поёжилась, полагая, что с ней бы такого никогда не случилось. — И что же было дальше?

— Я был тогда новообращённым, но успел узнать кое-что про напиток забвения. Он лишает вампира всех воспоминаний, это обрывает связь. Для него нужна лишь человеческая кровь и прах вампира, что умер от собственной старости.

— И как вы нашли этот прах?

— На вампирском кладбище, где же ещё!

На лице Гермионы промелькнуло удивление, она хотела спросить что-то ещё, но Сангвини услышал зов Элдреда и засобирался.

— Простите, я должен идти.

— Конечно.

Они двинулись к выходу, но прежде чем уйти, вампир снова предупредил Грейнджер:

— Будьте осторожны. Тёмная натура Пожирателя Долохова может сыграть с вами злую шутку. Не думаю, что он глуп. Такие люди тонко чувствуют свободу, а затем как псы быстро перегрызают верёвку.

— Спасибо за переживание, Сангвини. Я подумаю над вашими словами.

* * *

После разговора с вампиром Гермиона решила, что будет держать Долохова на безопасном расстоянии, а именно наливать кровь в стакан или рюмку, чтобы избежать укусов и свести их контакт к минимуму. Однако она не ожидала, что он вернётся назад с глубоко рассечённым плечом и уже с балкона учует остаточный запах Сангвини и станет жутко мрачным и молчаливо озлобленным.

— Стоило мне уйти, как ты завела себе другого слугу? — заговорил он, сидя на стуле в центре гостиной, снимая с себя мантию и чёрную рубашку, чтобы осмотреть рану.

— Нет, это был мой друг, — ответила с дивана Грейнджер.

— О, так ты держишь в друзьях всяких монстров? Тогда почему один я на привязи?

— Ты сам знаешь, почему. Ты не добрый вампир, тебе до него далеко.

— Ты права, добрый вампир вряд ли был убил Пожирателя по твоей указке сегодня.

— Ты убил его? — она резко подскочила на месте, выронив книгу из рук. — Я не соглашалась на это.

— Но и не высказала прямого «нет», — он усмехнулся над её негодованием, после чего с плохо скрываемой ревностью сказал: — Просто забудь и ответь: тот вампир… он пробовал твою кровь?

— А что?

— Просто интересуюсь, чем занимается моя хозяйка, пока я делаю за неё всю грязную работу.

— Хозяйка? — дёрнула бровью девушка, а затем тут же нахмурилась, стоило ему расстегнуть свою рубашку и открыть глубокий, кровоточащий порез, что уже начал медленно затягиваться.

— Поможешь?

— Давай попробуем магию.

— Магию? — то ли удивился, то ли насторожился мужчина, в то время как Грейнджер уже взяла палочку и направилась к нему.

— А что, что-то не так? — она остановилась в полушаге от него и вопросительно подняла бровь.

— Вампиров лечат только кровью, Грейнджер. Как ты вообще школу закончила, если не знаешь элементарных вещей?

Она не успела ответить, как он одной рукой обхватил её талию и усадил к себе на колено. На обычно серьёзном и невозмутимом лице девушки мелькнуло удивление, смешанное со смущением. Она попыталась слезть, но он удержал её на месте.

— Ты, наверное, не знаешь, но раньше Тёмный Лорд хотел поставить меня на должность профессора защиты от тёмных искусств. Ты могла бы быть моей студенткой, Грейнджер.

— Прекрати эти игры и отпусти меня.

— Нет.

Она вновь попыталась выбраться из его хватки, но ничего не получилось. Зато волшебная нить тут же сжала горло Долохова за неповиновение. Мужчина зашипел от боли, но продолжал удерживать её у себя.

— Я сильно ранен и собираюсь умереть у тебя на глазах, если ты не дашь мне своей крови.

— Тогда ты обречён.

Красная нить пережала ему горло ещё сильнее. Долохов не сопротивлялся смерти, рычал от боли и смотрел в глаза Гермионе, точно говоря: ты можешь прервать мои мучения в любой момент. Какое-то время она через силу наблюдала за ним, а потом добрая натура победила, взяла голову вампира и чуть ли не со слезами на глазах прижала ту к своей шее.

Долохов откинул её волосы, осторожно прокусил вену острыми клыками, а затем притянул Грейнджер ближе к себе. Сострадание в очередной раз сыграло с ней злую шутку. Это был провал, и Гермиона знала об этом, но всё равно погрязла в успокаивающих объятьях вампира.

Так прошло несколько недель. Как и предполагал Сангвини, связь между Грейнджер и Долоховым стала крепче. Вампир быстро догадался, что может манипулировать ею с помощью жалости и активно пользовался этим. Гермиону же начали беспокоить ночные кошмары, в которых присутствовали её родители и Долохов, будто само подсознание велело ей быть осторожнее. Всю неделю она старалась держать бывшего Пожирателя в узде, но получалось через раз. Чего уж говорить о том, что после последнего кошмара она и вовсе проснулась с ним в одной постели. Помнила лишь то, как тихо он лёг рядом, укрыл одеялом и обнял со спины, уткнувшись носом ей в шею, и как быстро ей стало от этого спокойнее.

Когда утром она спросила у него, зачем он это сделал, тот ответил, что бешенный стук её сердца мешал ему читать в гостиной. Соврал, не иначе. На деле его просто притягивал запах Грейнджер. Притягивал настолько, что он снова смог уснуть рядом с ней. Только у него не было снов, собственно, как и смелости, раз он не мог признать то, как сильно привязался к ней.

Подобные ночи повторялись несколько раз и были похожи на безумие. Он убил её родителей и желал перегрызть ей горло, она хотела отомстить ему и использовать в своих целях, а ночью они делили друг с другом тишину и покой. Самое страшное, что у Гермионы впервые в жизни пронеслись в голове мысли, несущие в себе интерес и даже желание по отношению к противоположному полу. Она понимала, что это неправильно, но ничего не могла с собой поделать. К тому же точно знала, что Долохова интересует только её кровь и ничего более.

В один вечер она заметила, что цвет его глаз начал изменяться. В правом глазу стал отчётливо пробиваться синий цвет. Это её напугало, и она решила позвонить мистеру Уорплу, но наткнулась на автоответчик. Когда он перезвонил, была уже ночь. Девушка попросила к телефону Сангвини, быстро объяснила ситуацию, после чего вампир пообещал, что приготовит ей напиток забвения. Со спокойной душой она положила трубку, но не знала, что всё это время Долохов стоял в темноте на балконе.

Он был зол, когда узнал, что Гермиона хочет стереть все его воспоминания, потому решил вернуться к ней в другой день, чтобы это не казалось подозрительным. Также его мучили слова этого Сангвини. Все эти дни он пытался выследить этого вампира по запаху, который уже слабо помнил. Это было сложно и требовало времени.

Что же касается всего остального, то пить кровь Грейнджер он стал реже и гораздо осторожнее, каждый раз принюхиваясь. Гриффиндорка тем временем вела себя как обычно: была несговорчива, требовала, чтобы он разыскивал других Пожирателей, а ночами продолжала сладко спать в его объятьях, сбегая в них от своих кошмаров. Долохову это нравилось. Это было интригующе и совершенно противоестественно, и даже если Гермиона его обманывала, он уже не мог скрывать этого. По крайней мере, от себя.

Неужели дикий зверь всё-таки сдался на милость человеку? Никогда. Только глупец добровольно откажется от воспоминаний, а он не такой. Он сожжёт всё, что взращивает в нём доброту и нежность, а затем смело перешагнёт через пепел. Так он решил, пока случайно не поцеловал Грейнджер.

Это случилось спустя неделю после звонка Сангвини. Всё своё свободное время Долохов следил за Гермионой, надеясь, встретить другого вампира или же просто заметить за девушкой что-то странное. В тот день шёл сильный дождь. Он под зонтом из укрытия наблюдал за тем, как она сначала бежала по улице, на которой стояла одинокая будка Министерства, затем увидела небольшой козырёк и тут же заскочила под него, чтобы не намокнуть. Пользоваться магией в магловском районе она не могла, поэтому ждала, когда дождь утихнет.

Он бы не стал подходить к ней, если бы не услышал, как недалеко от неё из бара вышла толпа пьяных маглов. Они двигались в её сторону, и он решил увести Грейнджер подальше, поэтому незаметно пересёк улицу и тихо подкрался к ней сзади.

— Погода сегодня мерзкая, да, ведьмочка?

— Ты опять следишь за мной? — фыркнула гриффиндорка, обернувшись, после чего стряхнула капли воды с плеча, которые стекли на неё с его зонта.

— А что прикажешь ещё и дом твой охранять?

— Разве сейчас недостаточно светло для прогулок? — перевела тему она.

Он приподнял голову и посмотрел на тёмно-серое, будто выцветшее небо.

— Ты права, но у меня есть зонт. Хочешь, могу одолжить его? Плата относительно небольшая и совсем никакого аванса, — он приблизился и осторожно убрал волосы с её левого плеча назад, открывая шею.

Гермиона поёжилась от его прикосновения, после чего сказала:

— Не люблю чёрные зонты. Говорят, что те, кто ходят под ними, плохо видят правду.

— По-твоему, я чего-то не вижу? Думаешь, меня кто-то обманывает?

— Может, да, а может, нет.

— Тогда перефразирую: ты обманываешь меня, Грейнджер?

— Почему ты спрашиваешь?

Она посмотрела ему в глаза и, кажется, немного испугалась. Взгляд Долохова был таким пронзительным, что казалось, будто он всё знает и пытается вытянуть из неё признание.

— Потому что ты единственная, кто находится рядом со мной.

— И кого ты жаждешь убить, — добавила она с недоверием.

— Да, но не сегодня.

Он чуть отступил назад и, протянув к ней зонт, взглянул на неё без прежнего холода и высокомерия. Гермиона удивилась, думая, что она либо привыкла к нему, либо его взгляд по отношению к ней действительно чуть поменялся. Она шагнула ближе к нему, в то время как с неба раздался громкий раскат грозы, что спугнул всех птиц в округе.

— Идём, быстрее, — он положил свою руку ей на плечо и лёгким толчком заставил двинуться вперёд.

До дверей квартиры они дошли без происшествий. Однако пальцы девушки озябли, и она случайно выронила ключи прямо перед входом. Долохов хотел быстро поднять их, но она сделала тоже самое. Так и замерли, глядя друг на друга и чувствуя странное наваждение от близости, какое не было сил сбросить с себя.

— Я возьму.

Грейнджер первая пришла в себя и отвела глаза, затем взяла ключи и снова уронила, со второй попытки наконец открыла дверь. В квартиру зашла первая, он шёл сзади. Его тяжёлые, медленные шаги заставляли её сердце замирать. При этом никто из них не понимал, отчего их чувства так резко обострились. Долохов не припоминал, чтобы вообще заглядывался на неё, но именно это он прямо сейчас и делал.

Глядя на неё его голод будто усиливался. Он заворожённо смотрел, как она стягивает со своей хрупкой фигурки пальто, как поворачивается к нему и забирает его мокрую мантию и вешает всё в шкаф, в то время как его наваждение всё не проходит, а лишь усиливается в такт её разогнавшемуся сердцебиению.

— Я пойду в душ, — она попыталась убежать, но он перехватил её у двери, толкнул гриффиндорку на неё спиной, заставляя с шумом захлопнуться, после чего нетерпеливо склонился к девичьей шее, обнажая клыки.

Гермиона вздрогнула от неожиданности и зажмурила глаза, зная, что сейчас будет больно. Однако этого не случилось. Долохов оставил нежный поцелуй на её шее, а затем спешно зашагал от неё в сторону спальни. Грейнджер тем временем быстро влетела в ванную и, тяжело дыша, закрыла за собой дверь. Боль в спине уже прошла, но осталась ноющая пульсация.

«Что происходит?» — кричал её разум, пока она набирала воду, чтобы успокоиться.

Долохов тем временем тоже не мог найти себе место. Задумчиво ходил по комнатам туда-сюда, затем опять увидел фотографию родителей Грейнджер и в смешанных чувствах выскочил на балкон. Теперь их связь стала порочнее. Отлично.

Он решил быть до рассвета на балконе. В конце концов, он вампир — не заболеет. Самое страшное ждёт его за дверью, и он туда не пойдëт. Даже если сам Лорд вернётся и прикажет пойти, он не сдвинется с места.

Однако у судьбы на него были другие планы. Грейнджер опять снился кошмар, и она снова металась по кровати, мешая ему думать. Это сводило с ума и лишало сил. Он не хотел идти, ведь она планировала лишить его воспоминаний. С другой стороны, он не понимал, почему она не могла использовать проверенный Обливэйт? Однажды она уже изменяла так ему память. Может быть, из-за родителей? Может, это какая-то отчаянная и глупая женская клятва?

Он даже усмехнулся своим мыслям, но стоило услышать её мучительный стон, снова нахмурился. Вот не хотел он быть Морфеем для глупой девчонки.

Утро выдалось тяжëлым. Грейнджер пришлось выбираться из мужской хватки так, чтобы не потревожить вампира. Вдруг ещё повторится вчерашнее. Нет, спасибо, шока хватило или почти хватило, потому как стоило ей отойти от кровати, как она почувствовала, как какая-то сила тянет её назад.

Ничего не понимая, она приземлилась на ноги Долохова и тут же замерла, как мышь замирает при виде хищной змеи, когда отступать уже не куда. Вампир в полусонном состоянии поднялся на локтях, на автомате сгрёб девушку под бок и, глубоко вдохнув аромат её тёплой кожи, снова лёг спать. Однако спустя минуту резко отодвинулся и вскочил на ноги, с задумчивым видом запустив руку в волосы.

— Что это было? — поинтересовалась Грейнджер, уже догадываясь, но решив проверить свою догадку.

— Кажется, я невербально использовал на тебе Акцио.

— Не верю, — ответила девушка с кровати.

— А если попробую Круцио — поверишь?

— Брось, ты не можешь мне навредить.

— Своими руками нет, а вот твоими можно попробовать.

Он произнёс про себя Империо, но это не сработало. Грейнджер встала с кровати, направилась к нему, а когда оказалась совсем рядом, дёрнула занавеску в бок. Солнечный свет отрезвляюще обжёг кожу вампира, и Долохов метнулся в тёмный угол комнаты, думая, что попробовать всё равно стоило. Гермиона же вышла в гостиную, понимая, что его магия понемногу возвращается, хоть и срабатывает с перебоями. Это плохо. Это очень плохо.

* * *

Следующие несколько дней Грейнджер провела в мыслительной агонии. Ей нужно было найти способ быстро обезвредить Долохова и, к счастью, Сангвини очень вовремя исполнил своё обещание. В выходной день, пока бывший Пожиратель отсутствовал, она встретилась с вампиром и взяла у него небольшой пузырёк с прахом. Его нужно было развести со своей кровью, а затем опоить этим Долохова. Вроде просто, а вот как заставить его выпить из рюмки или стакана, когда они уже успешно прошли этот период?

В итоге она решила взять вино и зайти в магазин дисков. Она смутно верила, что бывший Пожиратель захочет посмотреть с ней какой-нибудь старый фильм, но вдруг повезёт. В конце концов, бывшие тёмные волшебники не только ходят по земле и сеют везде хаос и разрушения. В общем, попытаться стоило.

Она всё приготовила для совместного вечера, каким бы противоестественным это не казалось, после чего принялась ждать. Долохов вернулся глубоко ночью, назвал ей координаты одного из Пожирателей, после чего она анонимно передала их Гарри и Рону в Министерство, используя руны для искажения подчерка.

Когда же с официальными делами было покончено, она предложила ему отдохнуть и выпить.

— Ты непозволительно добра сегодня. Что-то случилось? — тут же засомневался он.

— Нет, просто захотелось как-то иначе провести этот вечер.

— Со мной? — он ещё больше опешил, а затем подошёл к ней так близко, что Гермиона была вынуждена отступить назад.

— Д-да, так что я схожу за бокалами, если ты не против.

Он проследил за ней заинтересованным взглядом, но, к счастью, следом не пошёл, и Гермиона смогла сделать все необходимые манипуляции с кровью, после чего вылечила рану магией. Когда же она вернулась, вампир ждал её на диване, сложив ногу на ногу. Она передала ему бокал с кровью, а себе оставила тот, что был с вином, затем поставила DVD-диск в проигрыватель, включила кино и села рядом с Долоховым.

Каждое её движение будто выражало неловкость, и вампир не мог этого не заметить, поэтому, когда она села, сказал:

— Не бойся, я не собираюсь тебя есть.

— А я и не боюсь, так что давай смотреть фильм.

— Как скажешь.

Прошло полчаса, а Долохов так и не притронулся к бокалу. Зато Грейнджер успела выпить два от нервов. Это было какое-то издевательство. Раньше он не сдерживался при виде её крови, а сейчас… Сомнения закрались ей в голову, и она не могла уловить сюжет фильма. Через полчаса пришлось поставить на паузу, потому что ей позвонили. Это был мистер Уорпл. Грейнджер не хотела ему отвечать при Долохове, но решила быстро и кратко узнать, в чём дело.

— Я не могу найти Сангвини, а ещё из моей теплицы исчезли все кровоцветы.

После этих слов Грейнджер всё поняла и повесила трубку. В один миг достала палочку из-за пояса и отправилась к вампиру, который ждал её в гостиной.

— Обли… — она с порога хотела наложить на него заклинание забвения, но язык просто не поворачивался, буквы не складывались в жизненно необходимое слово.

— Теперь и ты не можешь навредить мне, Грейнджер, так что брось палочку.

— Ты убил Сангвини?

— Да.

— Украл цветы?

— Уничтожил каждый до единого.

— И я больше не могу остановить тебя?

Он хищно усмехнулся, а затем раньше неё использовал Империо. Грейнджер тут же замерла, и выражение её лица будто застыло. Долохов поднялся с места, подошёл непозволительно близко, мягко коснулся своей рукой её ладони, после чего осторожно вытянул из неё палочку. Будто прощаясь, он стиснул её в своих объятиях, напоследок вдохнул сладкий аромат её кожи, после чего слегка поцарапал ногтëм шею. Красная нить тут же появилась и связала их вместе. В последний раз он взглянул на неё, после чего поднёс палочку к голове девушки и тихо прошептал: Обливэйт. Нить начала выцветать, пока совсем не исчезла, унося за собой все плохие воспоминания Грейнджер.

Точно так же как Тёмный Лорд недооценивал упорство золотого трио, так и Долохов недооценил сообразительность Грейнджер. Стоило бывшему Пожирателю проглотить собственную горечь, возникшую, когда он последний раз глядел на неё, и уйти, как гриффиндорка отошла от Империо и кинулась к своему письменному столу. Сметая с него всё лишнее, она отчаянно искала любой пустой клочок бумаги и ручку, чтобы как можно скорее сделать запись, в то время как воспоминания обо всех тяжёлых этапах её жизни стирались из памяти с каждой новой секундой.

Битва за Хогвартс, смерть родителей, поездка в Австралию, тяжёлый процесс опознания и время, проведённое наедине с вампиром — всё, чего нормальный человек пожелал бы забыть, Гермиона терять не хотела. Почему? Потому что тогда пришлось бы заново искать ниточки, которые помогли бы ей выйти на след Долохова. И дело было не только в чувстве мести. Нет. Будь оно так, Грейнджер не испытывала бы столько боли и страха сейчас. И всё же, как признаться самой себе в том, что убийца её родителей стал её личной необходимостью? Вызывал в ней отклик... Отклик каждой клеточки тела. Сколько раз она пыталась зарыть эту правду глубоко в себе, как нечто сокровенное и абсолютно неприкосновенное? Сейчас же прятать чувства было бессмысленно, ведь несмотря на всё зло, что он ей причинил, её сердце не желало забывать его.

Долохов хотел убить её, но не убил. Она должна была ненавидеть его, жаждать его смерти, как никто другой, но забылась, очаровалась его новой сущностью, что целиком и полностью зависела от неё. Жалкая. Юная. Глупая. Слишком часто она проклинала себя за то, что вообще образовала эту «связь». В конце концов, даже пауки, поймав слишком крупное насекомое, понимают, когда нужно оборвать свои тенёта и освободить добычу, чтобы та не разрушила всю паутину. Гермиона же увлеклась местью, потеряла бдительность и позволила бывшему Пожирателю занять место кукловода и взамен сама стала его марионеткой, из-за чего теперь в слезах стояла у стола с оборванными ниточками, теряя последние крупицы памяти о нём и крепко сжимая в руке обрывок бумаги с быстро выведенным на ней посланием:

«Не забывай его. Долохов — тот, кто сделал это с тобой. Он — убийца, но ты должна найти его во что бы то ни стало, ведь без него тебе никогда не найти покоя».

Босиком, в одной пижаме, Гермиона шагала через глухую, занесённую снегом рощу и не ощущала ни холода, ни страха перед темнотой и тем, что скрывалось за ней. Здесь, среди безвольной и чахлой травы, густых зарослей деревьев, что тянули к ней свои кривые ветви, точно пытались схватить девушку за шиворот, среди вмёрзших в лёд луж, стылого ветра и белёсой тьмы все мысли Грейнджер были лишь об одном — не потерять след от алой полоски крови, ведущей её за собой к пику леса.

Едва можно было сказать, что гриффиндорка осознавала себя в своём сне. Разум её был как в тумане, чувства притупились, словно принадлежали не ей, а другой Гермионе из грёз. И пусть настоящая она находилась очень далеко отсюда, ощущения хрустящего снега и замёрзшей колючей листвы под ногами казались почти реальными.

Не первый раз она находилась здесь, не единожды шагала по этой запутанной тропе. И от этого становилось только тревожней. Вдруг это никогда не закончится? Вдруг придётся бесконечно блуждать по этому лесу в поисках того, кто тянет её сюда каждую ночь на протяжении последних двух месяцев? Что если эти сны не имеют ничего общего с её потерянной памятью и день за днём просто сводят её с ума? И всё же, если это действительно так, почему кровь в них — главный путеводитель? Почему она вообще слышит её зов и, не в силах сопротивляться, следует за ним?

Прошло немного времени, и Гермиона заметила вспыхнувшие среди тьмы яркие красные глаза. Точно два огонька они мелькнули впереди и тут же скрылись за деревьями. Поглощённая лишь одной жаждой — жаждой узнать, кто их хозяин, — Грейнджер подобрала края ночного одеяния и сорвалась на бег. Остановилась лишь тогда, когда кровавая нить привела её к одинокому охотничьему домику на пике леса. Тот был ветхим и, казалось, редко встречал гостей, однако, глядя на него, сердце гриффиндорки каждый раз болезненно сжималось, появлялось странное и трепетное волнение, что приятными мурашками бежало по коже.

Она была почти уверена, что именно Долохов ждал её внутри старой хижины, что это его тень мелькала в плотно занавешенных окнах. Непонятным оставалось лишь одно: почему в своём сне другая она не испытывала ни ненависти, ни страха перед ним? Почему с таким рвением летела на заведомо губительный огонь?

Пожиратель отобрал у неё гораздо больше, чем просто воспоминания. Он отобрал у неё покой, выскоблил душу по известной лишь одному ему причине, оставив внутри глубокую кровоточащую рану, что как зияющая дыра — чёрная и бездонная — медленно разрасталась в её груди все эти годы, и нечем было её заполнить.

Так откуда же взялось это любопытство и приятное волнение? Почему его голос, внезапно раздавшийся у неё за спиной, когда она вошла, согревал и обезоруживал, а пронзительный взгляд красных глаз обжёг затылок и заставил забыть, как дышать?

— Вот мы и встретились, ведьмочка.

Дверь за Грейнджер тихонько захлопнулась и больше не пропускала ни единого лучика света в комнату. Пламя от свечи, одиноко стоящей на громоздком столе из тёмного дерева, дрогнуло в такт его словам. Тишина первой встречи после долгой разлуки тяжёлым грузом нависла над ними, и, уловив в ней знакомые отголоски опасности, Гермиона не решилась нарушить её. Закрыв глаза, она попыталась дать себе время на то, чтобы успокоиться, но сердце зашлось, стоило мужской фигуре вырасти позади, соприкоснуться с её спиной и осторожно коснуться её плеча, провести ладонью вниз по руке.

— Не бойся. Посмотри на меня.

Гермиона из сна хотела этого больше всего, но чувствовала, будто ей приставили нож к сердцу. Она медленно обернулась, но, как бы не старалась, не могла разглядеть лица хозяина хижины: оно точно обрывок давно забытого воспоминания начинало расплываться и ускользать, стоило ей взглянуть на него.

— Не могу… — она нахмурилась и поджала губы от разочарования, на миг отвела взгляд в сторону и, снова подняв его на него, уточнила: — Не могу вспомнить тебя. Скажи мне, кто ты и почему меня так тянет сюда?

Глаза мужчины хищнически сверкнули. Он с едва различимой ухмылкой обвёл её взглядом.

— Всё просто, Грейнджер. Наше время пришло.

— Что это значит?

Видя её изумление, мужчина не смог устоять и поддался ближе, вмиг оказался настолько близко, что Гермионе пришлось отступить назад, чтобы не столкнуться с ним. Казалось, прошло совсем немного времени, а их разговор уже вышел на знакомую тропу, от которой у гриффиндорки сводило желудок.

— Боюсь, это значит, что ты умрёшь, если не найдёшь меня.

Пожиратель смотрел на неё, не мигая, и Грейнджер поняла — он не шутит. От этого стало трудно дышать, мозг отказывался воспринимать услышанное, а язык перестал повиноваться ей.

— Нет, это неправда. Ты лжёшь мне.

— Не лгу, и ты сама это знаешь, — он зазвучал более грозно и убедительно, сбил гриффиндорку с толку, снова вторгшись в её личное пространство. Гермиона не успела отстраниться и от напора упёрлась спиной в дверь. Мужские пальцы властно легли ей на подбородок, большой палец очертил краешек нижней губы, когда он произнёс: — Вспомни, Грейнджер. Ты сама решила построить для нас этот склеп, но одна заполнишь его, если оставишь всё, как есть. Отныне для нас нет обратного пути и никогда не было. То, с чего всё началось, так или иначе закончится, но только тебе решать, чем: смертью, болью или… любовью.

— Я ничего не понимаю… Откуда ты всё это знаешь?

Вместо ответа он взял её за руку и положил себе на грудь, в область сердца. Гермиона не сопротивлялась — чувствовала, что глубоко внутри сама нуждалась в этих прохладных касаниях. Таких мягких и одновременно трагичных. Пропитанных чем-то знакомым и одновременно далёким.

— Знаю, — продолжил мужчина и сжал её пальцы чуть крепче. — Потому что здесь такая же запачканная кровью дыра, как и у тебя. Ты тоже нужна мне.

Сердце девушки предательски ёкнуло, но она сдержала смятение. Сейчас для неё всё казалось слишком тяжёлым и запутанным, но рядом с ним — её главным врагом — ей почему-то было спокойно, и это пугало больше всего. Разумом она понимала, что тот, кто стоит перед ней, ей абсолютно чужой, что она ничего толком не знает о нём. Однако внутреннее чутьё воспринимало его как кого-то близкого. Родного. Того, из-за кого невидимые шрамы на сердце начинали ныть слишком сильно.

Между ними повисло напряжение. Надо было что-то сказать, но никто не мог подобрать слов и не знал, что делать дальше… Может, обнять? Поцеловать? Или отпустить руки?

Прикосновение затянулось. Странное чувство дежавю сбивало Грейнджер с толку, а томная обстановка и призывающий взгляд предполагаемого Пожирателя только усиливали волнение. В итоге Гермиона не выдержала, откашлялась и осторожно отняла руку, убрав её за спину.

— Прости, я не помню тебя, но… хочу вспомнить.

Мужчина довольно усмехнулся, на мгновение перестал выглядеть устрашающе, приблизился ещё немного и едва коснулся локтя девушки.

— Тогда найди меня.

— Или ты меня. Упрости нам обоим задачу.

— Боюсь, для меня это невозможно, Грейнджер.

— Почему?

— Я не совсем он. Лишь его малая часть, что сохранилась в тебе.

Бровь девушки дёрнулась от недоумения:

— Что ты имеешь в виду?

Гермиона хотела бы возмутиться, узнать большее, но в комнате вдруг стало стремительно тускнеть. Тени на стенах, колеблющееся от слабого пламени свечи, начали сливаться в одну большую и медленно затягивать всё окружение во мрак, концентрируясь за фигурой Пожирателя. От этой картины гриффиндорку прошиб холодный пот, мурашки побежали по телу.

— Кто ты такой? — одними губами спросила она.

Мужчина ничего не ответил и медленно отпрянул назад. Гермиона не спускала с него взгляда, затем увидела, как его руки и тело начали странным образом разматываться на тонкие неестественно бардовые нити. Ошарашенная этим зрелищем, она не шевельнулась и даже не моргнула, а после, сама того не ожидая, вдруг испугалась, что он сейчас просто исчезнет и… снова оставит её одну?

— Скажи мне, кто ты? Прошу. Я ничего не понимаю.

— И не нужно, ведьмочка. Просто спи, и тогда я приведу тебя туда, где ты должна быть.

Настоящая Гермиона знала, что это не сулит ей ничего хорошего, но во сне у неё не было иного выбора. Парящий в воздухе клубок из плоти и крови, минуту назад ещё бывший человеком, не спрашивая разрешения, сковал девушку своими нитями, вонзил ледяные волокна прямо в сердце, на месте которого вдруг образовалась пустая дыра, и начал раскурочивать её, словно желал подчинить её себе, раз за разом всё больше погружая гриффиндорку в состояние агонии.

Терпеть боль было невозможно. Слёзы заструились по щекам. Казалось, это мучение не закончилось бы так скоро, если бы в сон не ворвался звук разбитого стекла. Услышав его, Грейнджер тут же распахнула глаза и нашла себя у входной двери собственной прихожей. На полу, недалеко от её ног, на придверном коврике, что в темноте казался чернильно-чёрным, поблёскивали осколки разбитого зеркала, слетевшего со стены в тот момент, когда она, не осознавая себя, пыталась обойти запирающее заклинание и выйти из дома наружу.

Третий раз за неделю.

Кого-то это бы напугало или как минимум ошарашило, Гермиона же не испытывала ничего подобного. Тело её ныло, грудь жгло, отзываясь на боль сознания, но никаких эмоций не было. Словно душа её давно омертвела, и только тело помнило, какой живой она была недавно во сне.

Да, жить без плохой памяти оказалось довольно непросто. В такие моменты ты понимаешь, что должен быть счастлив, но в итоге не ощущаешь ничего, кроме смятения, пустоты и постоянного чувства, будто тебе чего-то не хватает. Будто то, что когда-то делало тебя собой, вырвали с корнем и надёжно спрятали. Вопросы неумолимо копились, ответов не было — со временем это разрушает.

Рассчитывал ли Долохов на такой результат, Гермиона не знала и знать не могла. Его поступок, как и её послание самой себе были для неё загадкой без ответа. На протяжении долгих лет она считала себя сиротой, выросшей в приюте, пыталась приспособиться к новой жизни «героини войны», которую, казалось, даже не знала. Будто всё, что когда-то происходило, было не с ней, а с Гермионой из совершенно другой вселенной. В тайне от всех она разыскивала пропавшего без вести Пожирателя, чтобы узнать правду, которую все вокруг неё тщательно скрывали, точно желали уберечь её от чего-то плохого, что могло окончательно сломить её. Из-за всей этой лжи часто ощущала тревожность, апатичность, временами ни с того ни с сего выходила из себя, а, когда полностью выгорела, стала желать лишь одного — вернуть себя прежнюю. Только это держало её на плаву, не позволяло сойти с ума.

Она ненавидела Долохова всем сердцем за то, что он сделал с ней. Но каждый раз глядя на своё вялое, почти восковое лицо в зеркале, вспоминала сон и видела за пустым, безжизненным взглядом что-то другое. Отражение каких-то странных, едва заметных чувств, в которых можно было бы утонуть, если бы она только могла заглянуть в них.

— Мерлин! Да что с тобой не так?

Она кричала на своё отражение в восстановленном заклинанием зеркале, но в который раз не почувствовала ничего, кроме пустоты, огромной усталости и потерянности. В такие моменты всегда думалось о смерти, в голове раздавались щелчки револьвера, монотонное вращение барабана, но выстрела никогда не было, а это значит, что что-то живое ещё оставалось внутри неё.

Сдавшись, Гермиона бросила палочку на столе в гостиной и направилась в ванную, там наскоро умылась и вернулась обратно в зал. Сев на диван, решила перечитать собственное послание, но бросила взгляд на балкон. На перилах висел чёрный зонт, который она по какой-то причине не хотела убирать оттуда. Какое-то неуловимое, знакомое чувство всколыхнуло сознание и тут же исчезло.

Грейнджер нахмурилась, стараясь не поддаваться апатии, затем выдохнула в пустоту обманчивое:

— Я справлюсь.

* * *

— Итак, мисс Грейнджер, вы по-прежнему утверждаете, что все ваши эмоции ненастоящие?

Колдомедик, к которому Гермиона ходила последние несколько месяцев по распоряжению Министра, сделал запись в своём блокноте и наконец взглянул на отстранённо сидящую перед ним девушку.

— Нет, вчера я пришла к выводу, что у меня их нет и… возможно, не было. Возможно ли, что меня всё-таки прокляли в тот день?

— Это исключено, мы проводили исследования, вы полностью здоровы. То, что вас мучают проблемы со сном — лишь итог затянувшейся депрессии. Просто продолжайте пить выписанные вам снадобья, побольше проводите времени на свежем воздухе и с друзьями, а главное не сидите дома, и тогда всё придёт в норму.

«Не придёт», — подумала про себя гриффиндорка, но для приличия всё же кивнула. Казалось, медик просто не воспринимал её слова всерьёз, а считал их лепетом истеричной девчонки, что в свои двадцать шесть не может понять себя и от этого выдумывает себе новые проблемы.

Хотя, возможно, в чём-то он и был прав, она действительно не знала, что с ней, да и выписанные лекарства уже не помогали. Жизнь просто потеряла все краски, мысли клубились, как чёрные облака, и ничто не могло развеять их.

— Поймите, то, что вы пережили очень непросто… Тяжело проснуться и забыть половину своей жизни. Обливиэйт — заклинание тонкое. К такому внезапному удару не подготовишься, и всё же ваши друзья говорили, что у вас и прежде была депрессия, а значит вылечить её будет гораздо тяжелее. Просто потерпите. На всё нужно время.

Гермиона вспомнила сон и усмехнулась, но как-то совсем не по-доброму.

— Время? Да я восемь лет просыпаюсь разбитой и не знаю, как это исправить. Только и делаю, что без конца притворяюсь, будто со мной всё в порядке, чтобы, как вы утверждаете, скорее вернуться в норму. Но что если… если на самом деле этой нормы нет и я зря борюсь с собой? Никто не знает, как мне всё это осточертело. Я не чувствую себя собой. Я будто пуста внутри, понимаете?

— Значит, ваши друзья не в курсе вашего состояния? Вы пробовали говорить об этом с ними?

— Нет, — она безапелляционно сложила руки на груди.

— Почему?

— Потому что мы отстранились друг от друга. Точнее, это я отстранилась от них.

— Зачем? Вы же всю жизнь были отличной командой, и все это знают.

— Были. Пока он не сделал меня такой. Но они мне не верят, думают, я сама наложила на себя это заклинание. Я слышала, как они говорили об этом, и это… начало отталкивать меня от них. И всё же они не сдаются, пытаются сделать так, чтобы всё было как раньше. Особенно Гарри. Он так переживает за меня, а я… я…

— Вам одиноко среди них?

Мужчина попал в цель, и Гермиона, присутствующая здесь лишь наполовину, наконец полностью оторвалась от собственных мыслей и обратила свой взгляд на него. Хотела ответить, но воротник облегающей белой водолазки с коротким рукавом, казалось, надавил ей на горло, и все слова застряли в глотке. Не сразу она заметила, что всё это время у неё подрагивали колени, поэтому она поспешила прикрыть их гранатового цвета юбкой и придавить сверху руками.

— Я… не знаю. Всё, что мы вместе пережили, будто было не со мной. И мне крайне неудобно из-за этого. Рядом с ними я чувствую себя самозванкой. Порой мне кажется, что я и вовсе исчезаю из этого мира, когда все начинают говорить о прошлом, в котором меня не было.

Мужчина в халате на минуту задумался, а затем, прочистив горло, ответил:

— Думаю, вам стоит поговорить с Министром Кингсли, пусть даст вам отпуск. Съездите куда-нибудь, либо потратьте это время, чтобы наладить свои отношения с друзьями. Не будьте одна.

— Да, хорошо, — она встала, чтобы как можно скорее уйти из этого кабинета, но внезапно раздавшийся голос медика заставил её ненадолго задержаться в дверях.

— И ещё, мисс Грейнджер… То, что вы перестали любить своих друзей, не делает вас плохим человеком.

— Знаю. Просто мне нужно больше стараться, чтобы снова стать для них хорошей.

— Достаточно будет и того, что вы перестанете притворяться. Будьте честны с ними и с самой собой.

— …

— Мисс Грейнджер?

— Я подумаю над этим.

Выходя из кабинета, она решила, что больше не вернётся сюда.

Взять отпуск? Ну что за бесполезная идея?! Только работа и отвлекает её от ежедневно гнетущих мыслей. К тому же у Поттера и Уизли своя жизнь. Гарри женат на Джинни, и у них уже появились дети, за которыми нужно присматривать. Рон собирается уходить из авроров и работать вместе с Джорджом в «Вредилках». Их семья только начала отходить от смерти Фреда, так зачем лезть к ним со своей личной трагедией?

«Жить тяжело», — вздохнув, подытожила девушка и, пройдя по длинному коридору первого этажа Министерства, завернула за угол, где располагался лифт.

— Простите.

Не дойдя до него, она столкнулась плечами с высоким мужчиной в тёмном полосатом костюме. У него были чёрные волосы с небольшой проседью, вытянутое бледное лицо и глубокие залысины на лбу. Он придержал её рукой, чтобы она не упала.

— Это вы меня простите, сэр. Иду и летаю в своих мыслях. Никого не вижу.

Грейнджер деликатно отступила назад и принялась поправлять одежду. Брюнет тем временем с интересом рассматривал её и не сразу решился продолжить начатый разговор.

— Нет, это я заплутал. Не подскажите, где зал для слушаний? Мой друг должен быть уже там.

— Я тоже туда иду, так что могу проводить вас. Как ваше имя?

— Сангвини. Мы как-то встречались на вечере у профессора Слизнорта.

— Простите, не припоминаю.

— Что ж, может, оно и к лучшему.

Они добрались до зала, не говоря ни о чём важном, лишь затронули пару тем из общего прошлого, что задело всех и, к счастью, было давно позади. Также из диалога выяснилось, что Сангвини первый раз посещал Министерство, поэтому не мог упустить возможности, чтобы не спросить о пойманных Пожирателях.

— Думаю, об этом вам лучше спросить кого-то из авроров. Я не владею такой информацией.

— Правда? — мужчина усмехнулся. — А я слышал, вашего друга — мистера Поттера скоро назначат на должность главы Управления. Неужели вы совсем не обсуждаете с ним свою работу?

— А что насчёт вас? Вы первый раз в Министерстве, а уже собираете слухи? Разве это так интересно?

— Просто ваш друг известная личность, впрочем, как и вы сами. У вас троих много заслуг и вашему слову доверяет вся Англия, так что не вините меня за излишнее любопытство. В конце концов, вы такая же, может, даже полюбопытнее меня будете.

— Откуда вам это знать? Мы виделись только один раз.

— Верно, но я знаком с вашей биографией, мисс Грейнджер, чтобы спокойно утверждать это. Таким, как мы, стоит почаще напоминать себе, что чрезмерное любопытство до добра не доводит, не так ли? Так что будьте осторожны, не переходите черту.

Гермиона почувствовала за его словами какой-то подозрительный намёк, но не успела вставить слово, как они оказались у нужной двери. При этом она не могла избавиться от навязчивого ощущения, что Сангвини уже знал дорогу, ибо весь путь ей казалось, что это не он следовал за ней, а она за ним. Точно под каким-то слабым гипнозом.

— Кажется, мы на месте. Благодарю за сопровождение.

Они вошли в зал вместе, но разминулись у входа. Мужчина, точно его что-то спугнуло, быстро поклонился девушке и ушёл искать своего друга. Гермиона же задержалась у дверей и неожиданно вздрогнула, когда на горизонте вдруг появились Гарри и Рон.

— Кто это был?

— Просто встретились в коридоре. Этот человек был на вечере Слизнорта.

Парни внимательно присмотрелись к отдаляющейся высокой фигуре.

— О, так это же тот вампир, который пугал девчонок! — вспомнил его Рон.

— Точно, друг того профессора… Уорпла, кажется. Они ещё подходили ко мне с какой-то книгой. Интересно, зачем Кингсли пригласил их?

Рон пожал плечами. Гермиона же, услышав знакомую фамилию, с минуту подумала над тем, где она её слышала, а затем вспомнила один из старых заголовков «Пророка» и быстро сообразила в чём дело.

— Вспомнила. Он тот самый профессор, что годами вёл исследования о вампиризме. О нём ещё как-то писали в «Пророке». Наверное, Министр хочет послушать о результатах его работы и решить, стоит ли переносить эту информацию в новые учебники Хогвартса или нет.

— Чепуха, — Уизли поднял бровь в недоверительном жесте и сложил руки на груди. Когда двое друзей обратили на него свои взгляды, немного замялся над ответом: — То есть, он ведь наверняка пишет там только про своего вампира, так? А, как известно, судить обо всех вампирах лишь по одному нельзя.

— Будто ты знаешь много людей, кто рискнёт дружить с вампирами, Рональд?

— Дело не в этом, Гермиона, а в том… — Уизли на миг прервался, стоило компании бывших слизеринцев пройти мимо, затем мазнул по каждому пристальным взглядом, и только после продолжил: — В том, что сейчас особое внимание нужно уделять не тем, кто у нас почти не водится, а сынкам Пожирателей, которых недавно восстановило в статусе Министерство.

Гермиона окинула глазами упомянутую толпу, среди которых ей были знакомы только трое: Малфой, Нотт и Паркинсон. Все как один, вели себя непринуждённо, так, будто давно оставили прошлое позади, но при этом не лишились присущей им чистокровной гордости. И пусть никто не видел в их выражениях истины, тот, кто всегда притворялся сам, мог разглядеть то, как притворяются другие, и понять, что всё это лишь иллюзия. Глупо искать в ней внутреннюю силу, но ещё страшнее, когда притворство превращается в норму.

Стараясь отвлечься от надвигающихся мыслей, Гермиона быстро отвела взгляд от слизеринцев и снова воззрилась на друга:

— Прошло столько лет, а ты до сих пор не доверяешь им?

— И никогда не буду. Из-за таких, как они, умер Фред, профессор Люпин, Добби и, быть может, даже твои…

— Рон! — Гарри вовремя спохватился и отдёрнул друга. Гермиона же нахмурилась и замерла в ожидании.

— Мои «кто»? — спросила она.

Уизли замолчал, точно то, что он собирался сказать, было под запретом, а затем сказал следующее:

— Не знаю… Знакомые? Или, может, подруги, о которых мы с Гарри не знаем.

Снова ложь.

— Может, не будем о плохом и лучше займём себе места? — Поттер сжал плечо Уизли, в то время как у Гермионы свело живот от нервов. Она знала, что если эти двое что-то утаивают от неё, то точно ничего не скажут. Такое уже было и не раз. Поэтому, чтобы не портить отношения с единственными оставшимися в её жизни друзьями, она старалась время от времени дистанцироваться от них.

— Вы идите и садитесь, а я отойду на пару минут.

— Тебя проводить?

— Не нужно, Гарри.

— Уверена?

— Да.

Стоило девушке скрыться из виду, как двое гриффиндорцев скрестились взглядами.

— Хватит опекать её! — начал Уизли.

— А ты перестань бросаться намёками. Знаешь ведь, каких усилий мне стоило убедить Кингсли полностью стереть ей память о родителях.

— Да знаю я.

— Тогда в следующий раз будь осторожнее со словами.

— Ладно-ладно, прости, что сглупил.

Гарри одобрительно кивнул, после чего оба гриффиндорца с облегчением выдохнули и направились на поиски мест.

Обманывать Грейнджер было трудно. Никто из них не хотел возвращаться к тому, что было в начале, когда спустя полгода после выписки из Мунго Гермиона вдруг начала себя странно вести. Сперва это проявлялось в постоянных расспросах о Долохове. Подруга была уверена, что именно он наложил на неё Обливиэйт и убил её родителей. Только вот прямых доказательств этому не было так же, как не было известно, жив он или нет. Ко всему прочему вампиры, как было известно, колдовать не умели, из-за чего они с Роном сделали единственный вывод, что Гермиона, поддавшись отчаянию, просто выдумала всё это. И спустя год эта догадка укрепилась только сильнее.

Грейнджер тогда взяла отпуск и решила отправиться в Россию. Они с Уизли долго отговаривали её, даже подключили к этому Джинни, но всё было безнадёжно. Если Гермиона что-то решила, этот поезд было не остановить. Как и ожидалось, назад она вернулась ни с чем. Неудача подкосила её, но она не опустила руки и стала пробиваться в Азкабан, чтобы поговорить с заключёнными. Они с Уизли не вмешивались. По крайней мере, пока однажды не решили навестить её у неё дома и не нашли подругу с окровавленными руками. На вопрос: «зачем она порезала себя», она ответила, едва соображая:

«Мне казалось, что что-то должно было произойти».

Эта картина так напугала Гарри, что следующим утром он отправился в Министерство, чтобы поговорить с Кингсли. Тот не сразу согласился подправить Гермионе воспоминания, ибо всегда оставался риск того, что кто-то мог случайно раскрыть ей правду о родителях и запустить цепочку проблем повторно. И тем не менее они рискнули, в первую очередь предупредили тех, с кем Грейнджер сталкивалась ежедневно. Вскоре каждый в Министерстве знал правду, но молчал, потому что то была малая просьба самого Гарри Поттера. А он редко о чём-то просил.

И всё же было и то, что избранный никак не мог понять: почему Гермиона каждый раз вспомнила о Долохове? С какой стати этот мерзкий Пожиратель, что дважды нападал на них, так прочно засел в её мыслях? И почему сама она стала закрываться от них с Роном? Если бы Поттер только знал о её записке, давно бы сжёг проклятую бумажку, сводящую его подругу с ума. Но он не знал, но всё же был уверен в одном: как бы сложно им не было, они как и прежде будут держаться вместе.

* * *

Начало слушаний, в которые вошли такие темы, как международное сотрудничество магов и политические нововведения в правах маглорождённых, пролетели для Гермионы почти незаметно. Когда же за трибуну встал пожилой профессор в сопровождении своего протеже Сангвини, время для Грейнджер будто замерло. Она даже не заметила, как сидящий по соседству Рон хмыкнул и по привычке свёл руки — всё её внимание было приковано к другим.

— Добрый день, товарищи волшебники, — начал свою длинную речь Уорпл. — Не знаю, помнит ли меня хоть один из вас, ведь долгое время я затворничал, постепенно теряя интерес к общению с людьми и всё глубже погружаясь в собственные исследования, чтобы все мы и новое поколение детей-волшебников однажды могло изменить своё представление об окружающем нас мире и тех угрозах, которые тот в себя включает.

Темой моего исследования стал «Вампиризм и методы его излечения путём образования кровной связи». Лично мной было обнаружено два пути возникновения подобной связи: первый — естественный, образуется посредством укуса вампира, находящегося в состоянии тяжелого физического и пищевого истощения, второй — искусственный, образуется путём воздействия ферментов, выделяющихся из редких цветков Кровоцвета. Попадая в кровь человека, эти ферменты изменяют её вкус и аромат, делая его чрезмерно привлекательным для вампира. Когда же они смешиваются с его кровью, ментальный блок вампира полностью поднимается, и волшебник, владеющий даже самой слабой способностью к легилименции, может легко подчинить его себе. Подобное не доступно маглам, но этим не стоит гордиться, ибо последствия у каждого вида связи могут быть разными и не всегда обратимыми.

Профессор на миг прервался, чтобы выпить стакан воды перед следующей частью доклада. Когда же его взгляд случайно упал на Грейнджер и её друзей, старик тут же отвернул голову, будто не хотел смотреть на них. Гермионе это показалось странным, особенно с учётом того, что Сангвини поглядывал на неё, не переставая, точно опасался чего-то.

— Итак, на чём я остановился? — профессор поставил стакан на трибуну, после чего продолжил свою речь: — Обратимость кровной связи. Обратимая связь обычно возникает на этапе зарождения связи, когда между человеком и вампиром ещё не существует сильной привязанности. В этот период волшебник может легко оборвать её без риска для собственного сознания, в противном случае эта граница начинает постепенно стираться, а связь становится необратимой.

Необратимая связь, напротив, характеризуется высоким уровнем ментальной привязанности и каждый случай в ней по-своему уникален. Общим результатом для всех является лишь несколько изученных и испытанных мною факторов: первый — регулярно употребляя кровь одного и того же волшебника, вампир может обратно становиться человеком. Моему другу Сангвини понадобилось примерно двадцать с лишним лет, чтобы начать стареть. Я предполагаю, что такая медлительность процесса может быть связана с тем, что в своей прошлой жизни он не был волшебником. Если же вампир новообращенный и прежде был магом, то этот процесс пойдёт гораздо быстрее. Разрыв связи в необратимом периоде опасен. Особенно если протекает в одностороннем порядке.

— Погодите, вы хотите сказать, что их действительно можно излечить? — спросил кто-то из зала, на что исследователь ответил:

— Боюсь, что это так.

— Простите, но в это слабо верится. Думаю, всем нужны более реальные примеры, чтобы поверить в это.

Профессор посмотрел на Сангвини, и этого взгляда было достаточно, чтобы вампир понял его без слов. Он тут же достал небольшой нож из-за пояса и на глазах у всего зала порезал себе ладонь. Даже спустя пять минут рана не затянулась. Кровь пропитала рукав вампира, капала на трибуну, и от этого зрелища у Гермионы закружилась голова.

— Видите, у него почти исчезла регенерация! — воскликнул Уорпл, после чего обратил всё своё внимание на друга и предложил ему чистый платок. Сангвини едва заметно улыбнулся, принял его и, пока зал затих, осмысляя увиденное, пристально взглянул на застывшую Гермиону.

Пазл в голове гриффиндорки начал постепенно складываться, но, чем ближе к ней была ужасная истина, которую не хотелось принимать, тем больше возникало сомнений. В конце концов, жажда узнать ответ на свой главный вопрос победила и заставила её подняться с места:

— Скажите, сэр, а вампир может заново научиться колдовать?

Гарри и Рон переглянулись. Старик несколько секунд помолчал, обменялся взглядами с вампиром, после чего ответил:

— Я не наблюдал таких случаев.

— Тогда… — Гермиона не хотела отступать, вдобавок привлекла к себе всеобщее внимание, раньше её это не волновало, но сейчас она чувствовала, что начинает задыхаться. — Тогда, может, ваш друг сможет ответить на этот вопрос?

Сангвини усмехнулся.

— Вы слишком любознательная барышня, мисс Грейнджер, но боюсь, мой ответ будет таким же. Эта теория не проверена.

— Но вероятность этого существует?

— Скорее нет, чем да.

Она чувствовала его ложь, желание скрыть ото всех что-то важное, но не могла объяснить причины этого. А может, они хотели скрыть это только от неё?

Нет, глупости. Если Долохов в действительности стал вампиром, судя по последней информации о нём, то вряд ли пошёл бы с этой проблемой к профессору. Да и другому не было смысла покрывать его.

Может, она и правда ошиблась? Может, ей почудилось, что это был он, а на самом деле это был совершенно иной человек? Но она столько лет была уверена в этом, даже сны намекали ей на это. Ошибки быть не могло. Точнее, она была не готова забыть обо всём и принять её.

— Я знаю, вы о чём-то умалчиваете, — сказала гриффиндорка, не сводя с них пронзительного взгляда, — но не понимаю, почему.

— Потому что наука не терпит догадок, мисс Грейнджер.

Девушка свела брови, но больше ничего не сказала. Рон тем временем дёрнул её за руку, призывая сесть. Она послушалась, но передумала, чем заставила профессора устало вздохнуть.

— Ещё вопрос, мисс Грейнджер?

— Да. Последний.

— Спрашивайте.

— Расскажите подробнее о связи и в особенности о её разрыве.

— Всё самое главное я уже рассказал. Если вас что-то сильно интересует, вы можете подойти ко мне лично.

— Хорошо.

Она села на место, но вопреки словам профессора не смогла найти ни его самого, ни Сангвини в зале после слушаний. Более того, оказалось, что восемь лет назад они сменили адрес, и найти их теперь было невозможно. Гермиона использовала всё: связи, магию, но не добилась никаких результатов, будто жильё Уорпла скрывалось под Фиделиусом.

Тем временем сны продолжали мучить её, и от этого гриффиндорка с каждым днём всё больше походила на призрака и всё больше ждала, когда исследования Уорпла будут полностью преданы в Министерство, надеясь, на повторную встречу с мужчиной хотя бы в пределах рабочих стен. В конце концов, его выступление заинтересовало Министра и помогло открыть в Подразделении существ новый сектор, который она и возглавила. Пусть и экспериментально.

В первый же вечер Грейнджер изучила весь имеющийся текст исследователя, пыталась провести взаимосвязь своего состояния с находящимися внутри фактами и чем дальше погружалась в чтение, тем страшнее открывалась перед ней правда.

«Исследовано, что при наличии крепкой связи и её последующего разрыва у обоих объектов повышается общая тревожность, появляются проблемы со сном. Оба объекта тянутся друг к другу, и со временем связь между ними восстанавливается. Я открыл это экспериментально, когда мой друг однажды попал под воздействие скрывающей магии. Тогда я чувствовал, будто умер наполовину. Когда же связь восстановилась, и я нашëл его, моё состояние пришло в норму».

— Нет, это невозможно.

Гермиона перечитала этот отрывок несколько раз, после чего рьяно отодвинула от себя записи.

Всё сходилось: её состояние, сны, записка. Не укладывалось только одно — причина, по которой она связала себя с Пожирателем. Она была уверена, что никогда бы не поступила подобным образом, и всё же должна была знать наверняка, как и когда это случилось.

Убрав все бумаги, она выключила свет в своём кабинете, после чего наконец отправилась домой. Было уже поздно, в Министерстве в это время оставались лишь единицы, и всё же в Атриуме ей довелось встретиться и заговорить с тем, кого она совсем не ожидала увидеть.