Гарри Поттер и Толерантный Мир (джен)

Гарри Поттер, весь перемазанный в грязи, в порванной мантии и свежеукушенный, по традиции — Выживший, был заботливо сгружен Фоуксом на пол женского туалета. А затем феникс с громкой тревожной трелью исчез, отправившись за Хозяином.

Смеркалось.

Вместо того, чтобы разумно ждать помощи, юный волшебник за каким-то хреном поднялся на ноги и путем, по причине дурноты — очень окольным, направился в сторону директорской Башни.

Чтобы в одном из пыльных заброшенных кабинетов заприметить знакомый отблеск зачарованного стекла.

Ну как одинокий сирота мог отказаться от возможности еще разочек увидеть своих родителей?..

Разумеется, никак.

Но вот только в зеркале Еиналеж отражалось вовсе не то, что Меченый ожидал увидеть.

А если конкретнее, за спиной его отражения стояли и счастливо улыбались два каких-то огромных мужика. Периодически эти мужики умиленно ерошили ему и так лохматую шевелюру и обжимались.

По-мужски.

Выглядели они незнакомо. Но мальчик изо всех сил честно пытался вспомнить лица, греша на собственный удар головой.

Один из них был очкастым. И черным. Другой тоже был черный. Но — азиат.

В общем, Поттер опять находился в своем уже привычном состоянии. Он ничегошеньки не понимал без Рона и Гермионы. И, разозлившись, решил, что Зеркало сломалось. А это было обидно. Потому что иной возможности встретиться с родителями, чья поддержка ему вот конкретно сегодня очень бы не помешала, не знал.

Сердито нахмурившись, Избранный принялся зло протирать подернутое патиной отражение рукавом далеко не первой чистоты школьной мантии.

И… Провалился внутрь.

Гарри Поттер выпал на каменный пыльный пол и огляделся. Парты были ровно такие же, какие и были до того, как он провалился сквозь раму. Из Зеркала, которое было вполне целым, на него обеспокоенно смотрел один из мужчин. Тот, который рыжий негр-азиат.

Гарри, поняв, что никуда он из заброшенного класса не делся, недоуменно обошел Зеркало со всех сторон в поисках чего необычного. Или хотя бы дыры, которую должен был проделать собой.

Не нашел.

И решился на стратегическое отступление, опасливо двинувшись в сторону выхода. Во избежание и от греха подальше.

И уж точно пацан не ожидал, что подстава настигнет его в коридоре, когда он отойдет от заброшенного класса уже на достаточное расстояние.

Подстава имела зычный эмоциональный голос, белую бороду в дредах и мелких косичках, пеструю желтую мантию в зеленый цветастый лист и — залихватский колпак. А еще у подставы была чернющая кожа лица и дымящаяся самокрутка за ухом. Подстава, а Поттер почему-то был уверен, что это самая ни на есть она, всплескивала руками и что-то восклицала.

Позади этой, во всех смыслах примечательной, фигуры семенил кто-то рыжий, усиленно-взволнованно кивавший и — со странными чертами лица. Признаться, так с ходу Гарри сказать, какого пола этот гриффиндорский студент, не мог. В нем было что-то… неправильное.

— Мать твою, Гарри, ты захуярил гребаного василиска, мелкий ты мудила! Что он тебе, мазафака, сделал?! А поебать, везучий ты засранец, сто очков Гриффиндору. Отбей!

Ступор Избранного, впрочем, ничуть не смутил Старика, и он, сам себе ударив кулаком о кулак, достал самокрутку и шумно затянулся, обращаясь к своему спутнику:

— А ты, гребаный мазафакер, какого ты мне битый час распинался, что мистер-сука-Поттер умер?! Дороти, или как тебя…

— Я — Рон.

— Да насрать. Все вы, белые, на одно лицо.

— Я — альбинос!

— Правильно не «альбинос» а «Альбус». И Альбус — это я.

— Я — чернокожий!

— Читай по губам, мальчик: мне насрать. Все вы — мои любимые, мать вашу, студенты.

— Я — не мальчик! Я…

Рыжий… кто-то замялся. Очень заметно задумавшись. Его собеседник тем временем ощутимо терял терпение.

— Окей, окей, тогда скажи, упрямый ты сукин дочь, какого ты гендера?

— Я… я не знаю. Знает только Гермиона. У нее «Превосходно» по Гендерологии.

Парень ощутимо напрягся и надулся, растеряв весь свой пыл спорщика. А Старик всплеснул руками.

— Тогда какого хера ты мне тут голову морочишь?! Гарри, мой золотой, я не понимаю твой выбор друзей. Хотя, черт с тобой. Это твой выбор, никто не вправе его оспорить, бла-бла… Давай-ка мы с тобой пойдем в мой кабинет и ты отдашь мне уже чертов дневник Томми-мать его-Реддла. А заодно зарулим в Большой Зал и отберем у студентов наггетсы. Все, что есть. Жрать охота, сам понимаешь…

Еще раз с силой затянувшись, «Альбус» испарил бычок. И, эффектно взмахнув полами мантии, под которой виднелись полосатые обтягивающие трусы в желто-зеленую полоску, устремился к цели.

Во всем, что касалось темы осторожности в общении с опасными взрослыми, Гарри был диво, как хорош. За свою бытность с Дурслями Мальчик-Который-Сейчас-Охуевал твердо уяснил одно: не понимаешь — молчи. Целее будешь.

А потому Поттер тихо поплелся следом. И даже позволил «Дороти» подхватить себя под локоть, обеспокоенно причитая.

На некоторые вопросы Гарри периодически угукал.

Да, василиск. Да, феникс, да, дневник. Да, выжил.

А в остальном — отмалчивался. И панически рассуждал, куда бежать, как вырваться из захвата ну-наверное-друга и — что происходит.

Тем временем Дамблдор, а это, вероятно, был все таки он, эффектно всплеснув руками, с силой распахнул двери Большого Зала. Было уже достаточно поздно, и не так много студентов оставалось в помещении.

Широким, отточенным годами, жестом задрав мантию и выхватив палочку из-за резинки трусов, волшебник, сотворив из воздуха огромное бумажное ведерко, громогласно прокричал:

— Акцио, наггетсы!

— Ох…

Отреагировав на звук и интерпретировав его по-своему, широко улыбнувшись спутникам, профессор сообщил:

— Не переживай, Поттер, голодным никто не останется. Как видишь, все бодипозитивщики уже и так наелись. Чанг у нас вон, вообще одни роллы жрет, она — японка.

— Я — китаянка…

Робкий голос студентки Когтеврана затих, как только темнокожий старец недобро зыркнул в ее сторону.

— И что, мне теперь утку по-пекински тебе сотворить? Думаешь, не могу? А я могу. Но — не буду.

— Но…

— Ты же не хочешь назвать меня сейчас гребанным ниггером, да?

Перехватив волшебную палочку на манер пушки над головой, Альбус шагнул в сторону стола воронов. Третьекурсница заполошно закивала головой в активном отрицании и тут же получила в ответ лучезарную, искреннюю улыбку.

— Да я знаю, что нет, конечно же. Ты же, мать твою, не сумасшедшая. Пойдем, Поттер. — И чуть тише, но все всё равно услышали: — К черту этих желтомордых, постоянно путаю одних с другими.

Рон был более корректен, как ни крути. Но — своеобразен:

— Хорошо, что Герм сейчас еще в Больничном. Она их очень любит.

— Кого?

— Ну, наггетсы. Бывает, смотрит в зеркальце, ну, то самое, чтоб за угол заглядывать, плачет и ест. Говорит, что это зеркало виновато, что она в него не влезает отражением. Оно не толерантное. И ущемляет ее право быть такой, какая она есть. Эта тупая сучка даже зеркала по Школе бить взялась. Вот сейчас и лежит с нервным срывом в Лазарете.

— Она разве не окаменела?!

— Гарри, ты ебнулся? С какого хрена?

— Эм…

Вот тут-то Гарри и решил окончательно, что сильно ударился головой. И все происходящее, каким бы волшебным не был Хогвартс, ему точно кажется.

Потому что ну вот четыре затейливо перекрещенных между собою на манер свастики змеи на гербе Слизерина — такого ну вот совсем быть не может.

Сотрясение мозга, абсолютно точно. И — галлюцинации.

По крайней мере, ни до чего другого более разумного и хоть как-то объясняющего ситуацию додуматься Поттер не смог.

— Директор…

— Мы же договорились, Гарри: обращайся ко мне ЭйБиВиПи. Ты, срань господня, головой каждый день бьешься, что ли? Я же говорил: Альбус Брайан Вульфрик Персиваль Дамблдор — это слишком длинно. Длиннее только нос Северуса и бесцельно прожитые в Нурменгарде годы Геллерта.

— И все таки…

— Да ну что еще? На вот. Съешь и заткнись. И не кипешуй, мать твою.

В рот Избранному принудительно сунули остывший наггетс. Пока тот его меланхолично жевал, временно сдавшись на милость своего нового странного окружения, из-за угла навстречу их процессии звуковой волной выкатился раскатистый, рычащий баритон.

Альбус тут же разулыбался.

— Вот помяни черта — явится. Можно вывезти человека из Коукворта, а вот Коукворт из человека — никогда, твою мать.

— …Йоу, ублюдок, я вырос в рабочем районе, и уделаю тебя и без палочки, сраный снежок! Еще одна выходка, и я тебя, клянусь, по стенке тонким слоем размажу! И скажу твоим беломордым родакам, что так оно и было с самого начала! Я уверен, разницы никто, слушай сюда, НИКТО не заметит.

Их троица завернула за угол. И Мальчик-Который-Узрел-Еще-Одну-Странность приобрел, кажется, нового боггарта.

Очень сильно сливающийся цветом лица с вполне узнаваемым черным сюртуком и зельеварческой мантией, кудрявый брюнет средних лет впечатывал в стену какого-то светлокожего, голубоглазого старшекурсника с зелеными нашивками на форме.

Впрочем, увлеченность занятием выедания студенческой печени не помешала волшебнику заметить новых действующих лиц. Медленно, с сожалением выпустив из захвата рубашку парня, профессор выдохнул:

— Флинт, сгинь с глаз моих, пока не убился обо что-то. Совершенно случайно. Директор. Поттер. Уизли. Совершенно, чтоб вас, не рад видеть.

— Зато честно. — философски подытожил Альбус. А Гарри уже даже не удивился, что коренастый шатен Флинт в этом исполнении — синеглазая светловолосая антресоль с накаченным торсом.

Альбус же тем временем продолжал, задумчиво провожая студента пытливым взглядом из под круглых очков с темными стеклами.

— Ты уверен, что это был Флинт? Они же все на одно лицо, эти твои слизеринцы. Белые цисгендерные гетеросексуальные голубоглазые парни. Я за все эти годы ни единой девчонки у тебя на факультете не видел. Они от меня прячутся или стригутся под мальчиков?

Гарри же, отмерев и очень неудачно выбрав момент для того, чтобы распрощаться с ролью наблюдателя, решился предпринять еще одну попытку побега в Лазарет:

— Простите…

— А мелким высокомерным говнюкам, которые копия — очкастый папаша, слова не давали. Завали хлебало.

Поттер и сам уже покорно заткнулся, безвозвратно залипнув на воротник желтой майки, которая виднелась из под черного сюртука. Шаблоны гриффиндорца рушились с невероятным грохотом. Который, впрочем, слышал только он.

Но Альбус не был бы Альбусом, если бы игриво и хитро не вопросил:

— Какого именно папаши, Северус? Лил Пи, как я помню, тоже иногда носил очки для чтения.

Гарри, к своему сожалению, расслышал.

И, сдавленно икнув, понимая, что мужской род тоже был им верно понят, начал скатываться в тихую истерику. Только теперь понемногу сопоставляя, каких именно людей видел в Зеркале. Но вот того, откуда его воспаленное сознание этот бред взяло, вот этого Золотой Ребенок не понимал.

Тем временем профессор Зелий, тихо, но очень убедительно прорычал сквозь зубы:

— Лил. Просто Лил. Будь так, твою мать, добр.

— Оу, а я думал, что речь о матери Гарри. Ну, да что взять с такого старого мазафакера, как я. И еще одно: если ты продолжишь так ревностно реагировать на его имя, то единственное, за что тебя уважают и слушаются твои белобрысые натуралы, само не выдержит нахрен никакой критики. Усекаешь, нигга?

— Вполне, Директор. Всего.

Коротко кивнув, мужчина умчался в противоположную от них сторону.

— И не забудь про травку! Я жду вечером! — ничуть не расстроившись отсутствием ответа, Дамблдор залихватски потрепал Поттера по макушке. И пояснил — Твой проф дружил с твоим папой. Ну, тем, который рыжий. Ну, ты понял. ДРУЖИЛ.

Поскольку Рональд (или Рональдина, Гарри все же не совсем определился) все еще был рядом, и даже очень внимательно слушал, то не вставить свои пять кнатов не смог, удивленно округляя глаза:

— Но ведь профессор Снейп — натурал! Очень злой натурал! Натурал, поэтому и злой! Это все знают!

— Какого хрена ты еще здесь, Дороти?! А ну живо в свою сраную Башню, топ-топ.

— Но ведь Гарри…

— А мы с Гарри сами разберемся. Как и с профессором Снейпом и той инфой, которую о нем все знают. Мне сейчас другое интересно: знает ли твой рогоносный отец легенду о рыжих близнецах-китайцах среди толпы черномазых рыжих? Ну, так что?

Потупившись и покраснев, насколько вообще может покраснеть альбинос, Рон вздохнул. Впрочем, внимание Дамблдора и так уже переключилось на наггетсы.

— Ладно, я понял…

— Срань господня, ты еще здесь?!

Мальчик-Который-Выжил был уверен, что помрет прямо сейчас, если не попадет к медиковедьме.

— Директор, я вас очень сильно, и это очень, очень важно, я вас прошу!

— Тихо-тихо, мелкий. Чего орать-то?!

— Мне срочно нужно в Лазарет. Умоляю.

— Кхм… допустим. Только отдай мне уже сраный крестраж.

— Кого?

— Дневник Тома, который вы всем факультетом юзали, не тупи, твою мать! Такой же крестраж, как и ты сам, маленькое ты невезучее мудило! Нет, ты явно упал в детстве с метлы. И шрам доказывает, что так оно и было. Трижды упал, только так я могу объяснить твое поведение. Как и твои родители когда-то, шибанулся головой об землю. Хорошо все таки, что мы вместо квиддича теперь в баскетбол играем… Хоть все еще на метлах, но так все равно круче.

— Эм…

— Да какая же лютая дичь эти подростки. В кармане у тебя, дурень.

Торопливо вытащив из складок мантии дневник, Поттер ненадолго завис, созерцая совершенно целую обложку.

— Эм…

— Я, черт подери, знал, что это твой любимый исполнитель! Эм и правда лихо закручивает! Быстрее только у нас в Дуэльном Клубе читают!

Выхватив из рук мальчишки тетрадку, старик с удовольствием ударил той о стену. И — не единожды.

— Томми. Мой. Мальчик. Как. Сука. У. Тебя. Дела?

На том Поттер и поспешил Дамблдора покинуть. Стараясь не нагнать ненароком Уизли, через два коридора Избранный, передвигавшийся уже исключительно на силе упрямства, столкнулся нос к носу со смуглым гриффиндорцем.

И облегченно выдохнул. Хотя бы Дин Томас остался неизменным. Но радость Поттера, судя по последующему диалогу, оказалась преждевременной.

— Ты же Дин, верно? Мне нужно к Помфри! Срочно. Она на месте?

— Я — Увуввеввевве Оньетеньевве Угвемухве мОсас. Но все зовут меня Дин Томас, бро. И раз ты забыл, то тебе и правда нужно в Больничное. Пошли, провожу, бро. А то еще по дороге свалишься где…

Поймав на себе сомневающийся, тревожный взгляд, Гарри снова приуныл. Но не потому, что выглядел откровенно плохо. А потому, что в этом мире все таки не обнаружилось абсолютно нихера привычного. Про нормальное Гарри уже даже и не заикался.

Дин, как, впрочем, и обычно, оказался словоохотливым. По пути к медиковедьме Гарри наслушался всякого. И про Помфри, во всех смыслах добрую, большую, но не совсем женщину, в — том числе.

И чем больше Гарри слушал, тем здоровее себя ощущал. Когда он переступил порог Лазарета, он был уже абсолютно здоров.

— Лады, бро, я пошел. Отбой уже давно был. Бывай, бро.

Скривившись, Гарри не ответил. Впрочем, оглядевшись, медиковедьму в помещении мальчик не обнаружил. А вот пухленькую темнокожую девочку, читавшую сразу три книжки, на дальней больничной койке приметил.

— Кхм… Привет.

Подняв на него расфокусированный взгляд, несколько секунд Гермиона, а это явно была именно она, пронзительно завизжала на одной ноте.

Но звук появилась Мадам Поппи Помфри.

— Да что опять случилось?!

О, Поттер не ответил. Он — не мог. Это и вправду была Мадам. Даже не так:

МАДАМ.

Столько макияжа Поттер не видел никогда. Даже на тете Петунии в праздничные дни.

— Он меня домогался! В его «привет» я явно расслышала сексуальный подтекст!

— Девочка, ты просто переучилась. Ну ка, откладывай «Права меньшинств» и ложись баиньки. Что у вас, молодой человек?

Перепуганный вусмерть, Гарри отчаянно замотал головой из стороны в сторону и, пятясь, двинулся к выходу.

— Поттер, стоять. Я дважды не повторяю.

И именно эта угрожающая нотка сподвигла мальчишку дать такого стрекача, на который он никогда не считал себя способным. Даже от Дадли кузен Гарри так не бегал, как сейчас от…

Этого.

Гарри бежал, то и дело оглядываясь, не в силах справиться с иррациональным ужасом, что поселился в нем от вида огромного, волосатого, густо накрашенного мужика в фривольно-короткой форме медицинской сестры.

Избранный скорее бы умер, чем позволил бы ЭТОМУ себя лечить.

Игра в догонялки с воображаемым преследователем закончилась закономерно.

Поттер с разгону врезался во что-то монолитное и отлетел назад на целый метр, чувствительно проскользив по каменному полу задницей. Той самой, что просит приключений.

Хоть время было уже за Отбой, Гарри был сбит с ног не чем-то, а — кем-то. И, когда мальчик рассмотрел, кем именно, то решил, что будет ещё и бит. Высокий, ладно сложенный блондин напоминал Драко Малфоя лишь отдалённо. И уж точно — не военной выправкой.

Но Поттер почему-то не сомневался, что это — младший Малфой.

— Минус десять баллов с Гриффиндора!

Торжество мелкой гадюки было неприкрытым. Но, несмотря на грозный взор ледяных глаз слизеринца, суливших оппоненту воз и маленькую тележку неприятностей, не возмутиться вслух Поттер не мог. На то он и Герой, в конце концов, чтобы нарываться на ровном месте.

— С какой это стати?!

— Я, вообще-то, староста, плосконосый ты идиот. Все слизеринцы — старосты. Мы так самовыражаемся. И поэтому этот мир будет принадлежать нам.

Поттеру в этот момент почему-то подумалось, что Директора Дамблдора в самой бессмысленной в мире факультетской гонке они не переспорят, даже если белобрысый говорит правду.

— Это кто же ВАМ сказал, — гриффиндорец, опомнившись, сердито поднялся, отряхиваясь — что мир будет вашим?

И, наверное, раз уже в двадцатый за вечер на второкурсника посмотрели, как на кретина.

— Мистер Реддл сказал. И он обязательно вернется, как только вылечится. Отцы сообщают, что прогнозы психологов с каждым годом все лучше. О прогрессе пишут во всех газетах. Но, разумеется, откуда такому — змееныш, презрительно оглядев пыльного собеседника, поморщился — иметь галлеоны для подписки на мистера Скитера?

Про мистера Скитера Поттер решил не уточнять. Его удивляло примерно эдак всё, так что уточнять ходячая Авада факультета ало-золотых решила только про самое важное:

— Э... Волдеморт?

— Что за очередная идиотская кличка? Это какой-то твой черномазый дружок?

Ожесточённо взлохматив шевелюру, Гарри понял одно: он ничего не понял. А, соответственно, отвечать Малфою ему было нечего.

Увлекательнейший диалог посреди сумрачного сырого коридора прервал радужный — Радужный! -Патронус-Феникс.

Птица, игриво присев на чадящий факел прямо перед Гарри, принялась чистить перья строго под хвостом. И лишь после этого — заговорила.

-Где носит твою тощую задницу, малолетний ты маньяк? — Судя по красноречивым звукам паузы, говорящий сделал затяжку, выдохнул и лишь после этого — продолжил. — У-у-ух! Так.

Ты, непоследовательный, сука, мазафакер, какого лысого ты так рвался в больничку? Обидеть мистера Поппи и ноги потом сделать? За этим, что ли? Я тебя в Лазарет отпускал или по Школе, мать твою во все дыры, шататься? Ничего не забыл, Ги Пи?

Вообще то, если ты любишь душить змея, будь так сука очень добр за собой потом прибраться. Так что ЖИВО тащи свою набитую геройством тушку в заброшенный туалет, у нас тут заклинило раковину, очкастый ты вандал.

Кстати, классные очки. Зачет. Десять баллов Гриффиндору.

Гарри уже начал панически озираться в поисках Директора, который каким-то образом угадал, что именно с Поттера сняли только что ровно такое же количество баллов. Но вдруг — замер.

Гарри озарило.

Зеркало.

Если где и искать спасения, то только — там.

Тут же утратив интерес к Малфою, Избранный уже почти что устремился к цели, но вдруг его отвлекло необычайнейшее явление:

Драко, презрительно фыркнув на Патронус и поняв, что с Поттера в очередной раз взятки гладки, выписал телом неведомую гриффиндорцу фигуру, высоко задирая ноги.

Спрашивать стоило осторожно. А в идеале — вообще промолчать. Но любопытство оказалось сильнее.

— Малфой… а что ты делаешь?

— Потти, смени очки, слепое ты существо второго сорта. Это — строевой шаг.

— А… с кем ты тут строем собрался шагать?

— В Слизерине все ходят строем. Даже если поодиночке.

Проводив сомневающимся взглядом странное зрелище, Поттер, наконец, отмер. И вновь с упрямством голодного барана, завидевшего капусту, зашагал к цели.

Феникса же, который его явно преследовал и никуда исчезать не собирался, откровенно кокетничая, мальчик стойко игнорировал. И рассчитывал, что тот больше не заговорит.

Разумеется, тщетно.

— Ги Пи, мне тебя тут до самой смерти ждать, я не понимаю? А кто на свидание с Люциком, по-твоему, тогда пойдет? Мерлин?

Поттер упрямо игнорировал. Этот замечательный навык был им выработан десятилетием сосуществования с тетей Петунией и стократно за последние два года отточен тесным общением с профессором Снейпом на многочисленных отработках.

Однако, Патронус, что летел впереди, а затем, опередив Гарри, который чуть не пропустил нужную дверь, нырнул в заброшенный класс с тихим присвистом, затыкаться и не думал:

— Ты же, я уверен, сейчас не пошёл выполнять свою вчерашнюю угрозу и отправлять в загробную компанию к василиску Нагайну? Я тебе повторяю ещё раз: если девочка себя идентифицирует змеей, это не значит, что с василиском ей будет весело. И что ты вообще к змеям привязался, упертый ты уебок? Она тебе вообще должна быть, как родная! Или ты решил заделаться единственным и неповторимым крестражем? Пацан, я все расскажу Томми, так и знай.

Цветастая говорилка перебирала когтями по раме Зеркала Желаний. Тихо застонав, второкурсник с силой сжал голову.

В глазах невыносимо рябило.

Несколько часов он уже здесь, в этом поехавшем мире. И сам становится таким же поехавшим. До утра он тут не дотянет.

По крайней мере, мрачные внутренние рассуждения зеленоглазого волшебника, готового забить на все и начать всхлипывать по своей судьбе, звучали именно так. И уже были недалеки от упаднических.

Так или иначе, Гарри Поттеру снова нужна была гриффиндорская смелость и безоглядное стремление причинять себе боль.

Решительно глядясь в Зеркало Еиналеж, Гарри был твердо уверен лишь в одном: он будет биться в стекло, пока не потеряет сознание. Или — пока не попадет домой.

До рассвета было еще далеко. Тем не менее, Северус Снейп был уже на ногах.

Нет, дело было вовсе не в Гарри Поттере. Точнее, лишь косвенно зельевар касался мыслями Избранного, которого Альбус Дамблдор под Силенцио увел куда-то еще вечером, озабоченно хмурясь.

В целом, проблемы зельевар в брыкавшемся мальчишке не наблюдал. Жив — и спасибо, забыли и вычеркнули.

А вот заброшенный туалет на третьем этаже профессора, успевшего стрясти обрывки информации с Рональда Уизли, очень даже интересовал.

Как и условно-убиенный василиск.

— Профессор! Слава богу!

От звонкого голоса волшебника натурально передернуло. Да что ты будешь делать…

Тем временем мелкий пацан, совершенно ошалевший, вцепился в колени не менее ошалевшего от такого утреннего поворота дел зельевара, мирно шествовавшего по своим делам.

— Поттер-рр-р! Вы совсем из ума выжили?!

Спешно отцепив от себя парнишку, мужчина зафиксировал того на расстоянии вытянутых рук, крепко держа студента за плечи. Во избежание повторения объятий.

Гриффиндорец же вовсе не обращал внимания на жесткую хватку вынужденно склонившегося к нему мага, счастливо всхлипывал и уже чуть ли не рыдал.

— Это вы. Это правда вы, и как же я рад вас видеть.

Северус Снейп впервые не знал, что ответить человеку, носящему фамилию Поттер. С другой стороны, опыта подобных признаний от Поттеров у зельевара тоже не было.

И теперь все шаблоны его устоявшегося мира трескались под умиленным взором мальчишки. Который ни в какой вселенной не должен был так смотреть на своего желчного профессора.

Неуютно. И — подозрительно.

— Что. С вами. Такое?

В конце концов, если эту мелочь опоили чем-то... Шутник сильно за это заплатит.

— Я так рад. А скажите, а директор Дамблдор, он — не курит?

Снейп очень хотел ответить взволнованному ребёнку, что порою ему, скромному зельевару, кажется, что ещё как курит, но — сдержался, лишь гневно сверкнув глазами.

— За мной. Живо. В Больничном Крыле вами займётся мадам Помфри. Ей и задавайте свои идиотские вопросы.

Вдруг испуганно заупиравшись, невыносимый очкарик, вопреки своему нежеланию куда-либо идти, продолжил с искренним рвением цепляться за его руку и нести ахинею:

— А мадам Помфри — точно Мадам? Она не весит сто килограмм? А профессор Хагрид не носит черную кожу? А профессор Хуч — не по девочкам? Я точно снова дома?

Зельевар, затормозив, вновь поглядел в проникновенные зелёные глаза и в тот же миг прекрасно понял, что невыносимый оболтус имеет ввиду именно то, что говорит. И говорит искренне. Даже не издевается.

Изо всех сил сжав губы в тонкую полоску, Декан Слизерина промолчал, опасно сощурившись. Студенту, как ни крути, о подозрениях самого Северуса насчет Роланды знать было не положено.

— Поттер... Мы сейчас идём в Лазарет. Молча. А потом я приведу по вашу душу Директора. Вы явно этого хотите.

— Только если он не черный.

— Нет.

Отвечать больному, а именно таковым решил Снейп Поттера окрестить, стоило осторожно. И по возможности — односложно. Хватит с их Школы и одного душевноубогого Локхарта в этом году.

— И пять баллов с Гриффиндора, за трату моего времени.

Облегченный вздох в ответ на снятие баллов был для Снейпа в новинку. Как и — последующий бесячий комментарий:

— И никакой моей матери в разные места. Ох. Спасибо. Большое.

Буквально задохнувшись возмущением, зельевар все таки отвоевал у пацана кисть руки обратно в свое единоличное пользование и зло зашипел на ребенка:

— Что вы... При чем тут ваша мать, маленький бесстыжий кретин?!

Избранный в ответ лишь поправил очки и серьезно вздохнул:

— Вы не поверите. И это не я сказал. Если интересно.

— Ни капли. Ещё минус двадцать баллов за бредовую болтовню!

— Да, сэр. А… — следующий вопрос неугомонного наказания на голову профессора прозвучал на едином волнительном выдохе — А вы дружили с моей мамой?

— Это вас совершенно не касается! Живо за мной!

Зря, очень зря уже спозаранок доведенный до кондиции и выбитый из привычной колеи Снейп дал Поттеру понять, что да, они с Лилиан — общались. Потому что, судя по тараторящему залпу вопросов страх потерявшего львенка, до приступа мигрени профессору остались считаные минуты. И тогда — хоть в Черное Озеро головой окунайся. Пока само не пройдет, Северусу останется только смириться.

— …Расскажете?

— Нет.

Поняв, что за ним имеют наглость не идти, зельевар развернулся. Мальчик-Которому-Явно-Взгрустнулось, смотрел в пол и стоял на месте.

— Поттер, что для вашего понимания недоступно во фразе «идем в Лазарет»?!

— Мне о ней никто не может ничего рассказать. Все про отца твердят. Похож да похож. Даже вы. У меня как будто совсем не было мамы.

От такой проникновенной речи искреннего горя Мастер Зелий почувствовал себя еще более неуютно, чем оно уже ощущалось. Ему бы ехидно порадоваться, что сынок этого фантастического Оленя знает о Лили в разы меньше, чем сам Снейп, но…

— Как невероятно трогательно. Вот вам, в таком случае, очевидная информация, мистер Поттер: ваша мать была в сотни, тысячи раз лучше, чем отец. И по сей день тайна, покрытая мраком, что она в нем такого нашла. Возможно, решающую роль сыграла ваша коллективная отвратительная гриффиндорская привычка всем помогать и спасать убогих. А теперь — шевелитесь!

— Круто. Кайфовая информация.

Меланхолично-смиренный детский голос грозил довести зельевара до катарсиса неприятия своей сварливой личности в рекордные сроки. Гарри Поттер по всем законам жанра должен был сейчас вспыхнуть и начать спорить, нарываясь на вечные отработки своим неизбывным наследственным хамством.

Но нет. Не сложилось. Несносный гриффиндорец буквально вынуждал Снейпа своим плачевным состоянием повести себя по-взрослому. Как ему, собственно, и положено.

Фраза прозвучала в разы суше, чем могла бы быть. Но доброты и участия от слизеринского Декана, слава Мерлину, никто и не ждал.

— Если будете в состоянии смолчать до точки назначения — получите фотографии. Маггловские.

— Правда?!

Уже указуя обвиняющим перстом на Золотого Мальчика и намереваясь с удовольствием выдать свое веское «нет», Мастер Зелий, узрев ребенка, в ужасе зажимавшего рот обеими ладошками и подозрительно блестевшего большими глазенками, вдруг… сам смолчал.

— Дышите, ради Мерлина. Левитировать вас, мистер Поттер, удовольствие сомнительное.

Весь оставшийся путь странная пара проделала в звенящем молчании.

Ну, никто за дракклов язык, в конце концов, Снейпа не тянул. А слово — придется сдержать.

Разве что вопрос в том, когда именно…

* * *

В Больничном Крыле, спустя несколько часов споров о том, корректно ли применять Лигиллименцию относительно детской психики, царила форменная какофония.

Утомлённый Гарри Поттер громогласно храпел средь бела дня, накачанный убойной дозой зелий.

Альбус Дамблдор сидел в ситцевом кресле вырвиглазной расцветки и от души хохотал, всплескивая руками.

Северус Снейп, составлявший Директору компанию в сеансе Лигиллименции и очень о том теперь жалевший, тихо бледнел и качал головой, подпирая собою стену. В отличие от Верховного Чародея Визенгамота, Декан Слизерина категорически не мог взять в толк, каким образом бедовый мальчишка умудрился ТАК вляпаться на ровном месте, всего-то провалившись в Зеркало.

И что за извращенная привычка находить себе на голову приключения?..

И лишь медиковедьма, удивить которую было задачей нелегкой и трудоемкой, деловито сновала туда-сюда, всовывая в руки коллегам флаконы с Умиротворяющей Настойкой.

Собственно, основной причиной не совсем адекватного состояния двух профессоров было то, что Снейп спор начальнику все же проиграл. И косноязычного гриффиндорца, который лез ко всем обниматься, в итоге подвергли перекрестному сеансу Лигиллименции.

И то, что сюрреалистические картинки в голове Мальчика-Который-И-Так-С-Головой-Не-Дружит-Куда-Ему-Еще-То не были сном или бредом словившего интоксикацию ядом василиска организма, оба менталиста тоже углядели.

Единственное, чего Северус не понимал, это что же тут смешного?..

— Северус, друг мой, если откинуть все лишнее и несомненно забавное, в сухом остатке у нас очень интересная история вырисовывается. Ты со мной согласен?

Декан Слизерина был не согласен абсолютно ни с чем и очень хотел начать жить это утро заново, чтобы ни за что на свете не совершать ошибки и не выходить из своих комнат.

— О чем вы?

— О, ну, ты видимо, прослушал. Это ничего, со всеми случается. Как там было... Гребаный крестраж. Знаком с термином?

— Занятное, но — непрактичное обеспечение себя сомнительной страховкой. Если верить слухам, платить придется рассудком. Лично меня не устраивает подобная перспектива. Так что с ничем не подтвержденной матчастью я знаком только в общих чертах.

— Прекрасно!

— И что же тут такого прекрасного, позвольте узнать?!

Снейп уже собрался было разразиться гневной речью на тему кое-чьей несерьёзности, уже отдававшей форменным маразмом, но — не успел. Благообразный Старик, наставительно воздев палец вверх, пояснил:

— Прекрасно то, что мы могли этого и не узнать, пока не стало бы слишком поздно.

— Альбус...

— Северус, я в том дневнике, что Гарри проткнул клыком василиска, не заметил ничего предосудительного, кроме остаточного флёра очень тёмной магии. И на том бы оно и закончилось. До поры. Понимаешь?

— Бред.

— А мы проверим. Ты и я.

— Мерлин...

— Мерлин тут не при чем, хотя поворот событий был бы занятный. А… — хитро блеснув очками, Директор выдержал интригующую паузу — ты, случаем, не знаешь, где достать марихуану?

— Альбус!

— Северус, я еще помню свое имя. — Наткнувшись на жгучий взор молодого коллеги, Дамблдор расстроенно вздохнул, качая головой и молчаливо в чем-то укоряя зельевара. Видимо, в отсутствии чувства юмора. — Полно, полно, это всего лишь шутка. Пойдём. Пусть мальчик отдыхает. Это насколько же бедняжку шокировало путешествие, что первым, что Гарри сделал, вернувшись, это бросился в твои объятия?

— Если вы ещё раз напомните, клянусь... — Слизеринский Декан осекся на полуслове, наконец, поймав ускользавшую уже некоторое время от его шокированного разума мысль за хвост — Альбус. Мы имеем подлинник воспоминания о мире, напоминающем феерический бред сумасшедшего. Где и побывал Поттер наяву, а не в галлюцинации. В таком случае, если взять за аксиому то, что его путешествие реально, где же сейчас тогда его двойник из того мира?

Понимающе вздохнув и изящным жестом поправив то и дело съезжавший с головы звездчатый колпак, старый волшебник успокаивающе улыбнулся, видимо, все еще надеясь, что эта никогда на Снейпе не срабатывавшая метода именно в этот раз заставит того перестать тревожиться.

— Я бы очень хотел напустить туману и сказать, что это все — Магия. Которая необъяснима и непостижима. И именно она в этот раз дала нашему миру подсказку и шанс на выживание. Признаюсь, искушение оставить тебя именно с этим ответом очень велико.

Но ты, разумеется, как только перестанешь искать гибель привычного мира в каждой утекающей минуте, и сам все поймешь. В конце концов, ты видел ровно то же, что и я…

Сквозь Зеркало, даже такое во всех смыслах замечательное, не перетянуть материю. Только, разве что, душу. А в воспоминаниях Гарри, хоть он и ни разу не обратил внимания на самого себя — какой, все таки, рассеянный порою ребёнок, ты согласен? — но, тем не менее, он ничем не отличался внешне от тех, кто его окружал.

И я бы ему в таком случае посоветовал бы по пробуждении осторожно выяснить у друзей, чем он всю ночь занимался после того, как ушел из Лазарета, куда я его вчера и доставил. А точнее, что успел натворить гость.

Многозначительный взгляд Дамблдора Снейпу очень не понравился. Такое с ним часто случалось.

— Я же не должен тоже начать это выяснять? Нет. Не смотрите так. Даже не думайте. Я не нянька вашему Избранному.

— Ну... Как тебе сказать... Помнится, ты…

— Довольно. Я все выясню. Только ради Мерлина, избавьте меня сию же минуту от той проникновенной речи, на которую уже настроились. И еще одно: после этого все каникулы я не желаю получать от вас ни единого — слышите — ни единого известия. Даже если Хогвартс окажется в руинах по вине Финнигана, умудряющегося взрывать даже воду, я и думать об этом не желаю.

В ответ старший маг лишь мечтательно возвел глаза к потолку:

— Я всегда знал, что ты по сути своей добрый и отзывчивый человек. И по-своему, очень, признаться, своеобразно, но все же — искренне беспокоишься об этом милом мальчике.

— Да доколе... — Северус вдруг ощутил, что по необъяснимым самому себе причинам очень сильно устал. Альбус вновь озвучивал ожидания, которые дьявольски сложно в последствии оправдывать.

— Ваш «милый мальчик» неистребимый, как плесень в подземельях. И в заботе не нуждается. Вот в розгах завхоза — да. Но не в заботе. А уж особенно — такой своеобразной.

— О, я уверен, что ты заблуждаешься.

Альбус Дамблдор, резво трансфигурировав свое кресло обратно в ночное судно, лишь отмахнулся от Мастера Зелий, как от несущественного насекомого.

И вот тут-то интуиция вышеупомянутого и взвыла сиреной.

— Да что вы говори-и-ите… И как же эти заблуждения ухудшат мою жизнь в этот раз?

Искреннее, казалось бы, удивление в ясных синих глазах мага не обмануло Снейпа ни на секунду. Потому что на дне этого пронзительного холода таилось пугающее, незамутненное веселье.

Именно так выглядел Альбус Дамблдор, когда торжествовал. И когда уже точно знал, как убить несколько локотрусов одной Авадой.

— Не вижу ничего худого, Северус.

— Что. Вы. Задумали? Директор.

— Думаю, ты должен и сам понимать. Гарри сейчас нельзя оставлять без присмотра. По крайней мере, в ближайший месяц я не стал бы доверять его заботам Петунии Дурсль. — Величайший Светлый задумчиво вертел в пальцах Старшую палочку, показательно не глядя в сторону Северуса — Поэтому…

— Нет. Ни. За. Что.

— Северус, ты же понимаешь, что это самое разумное решение? Ты осведомлен ровно настолько же, насколько и я, и в состоянии проследить, чтобы дальше этого помещения информация не просочилась… В Гарри — Темная магия. И как раз ты у нас — Темный маг. Вы можете остаться в Замке, к слову. Но я бы предпочел…

Одним быстрым рывком оказавшись рядом с безмятежным работодателем, волшебник, о котором только что шла речь, очень тихо прошипел прямо в лицо Альбусу Дамблдору то, что, в общем-то, говорить тому, кто заведомо сильнее тебя, говорить не стоит:

— Вы не более светлы, чем я.

Но бури не случилось. Дамблдор, легко соглашаясь, лишь кивнул. И беззаботно уточнил:

— Верно. Только это — секрет. И я бы и рад, но теперь на все лето у меня, да и у тебя, думаю, отчасти тоже, наметились важные дела. Мы же не хотим повторения прошлого года?

Это был запрещенный прием, удар ниже пояса и лучший из аргументов. Ничего Северус так не опасался, как возвращения Темного Лорда. И ничего на свете так не желал, как самолично того упокоить навсегда и уже — безвозвратно.

И лучше всех прочих мужчина прекрасно знал, что сделает все, чтобы это самое желанное событие случилось. И поскорее.

— Я хочу носок, Альбус. — С мстительно-мелочным удовлетворением заметив чуть нахмурившиеся седые брови, Снейп продолжил, рассчитывая на то, что его запишут в негодные для пригляда за детьми неустойчивые психически личности — Чем я, скажите мне, хуже тех домовиков, которые получают вязаные шапочки от назойливой поттеровской подружки?

— Меня, признаться, интригует твое чувство юмора. Но и по сей день есть вопросы к чувству прекрасного.

— Альбус, я даже готов сторговаться на белье. Или старом ботинке.

— Ну полно, полно, Северус. Не драматизируй. Все не так печально, как тебе кажется. Всего полтора месяца и — мальчик поедет к родственникам. В конце концов, Кровная Защита никуда не делась.

— Уже полтора?!

— Плюс-минус. Мы же ни в чем не можем быть уверены, так ведь?

Обреченно стрельнув глазами в сторону лохматой темноволосой тыковки, самозабвенно издававшей серенаду сопящих звуков, во внезапном порыве воодушевления зельевар горячо переспросил:

— А мистера Поттера вы, Директор, спрашивать о том, что он сам думает по поводу вашей великолепной идеи, собираетесь?

— Разумеется.

Уточнить, зная Альбуса Вульфрика, было не лишним:

— И его мнение в этот раз будет вами учитываться?

— Конечно. Северус, ему ведь уже не один годик.

— Прекрасно!

Покидал Лазарет Декан Змей с легким сердцем.

Кстати, зря.

«Вся надежда на тебя, Поттер. Не подведи».

Разумеется, зельевар в этом раскладе не учел одного. Своего недавнего обещания Гарри. И того, что тот в своей хаотичной голове вполне себе стройно и спокойно увяжет это с предложением Дамблдора побыть под наблюдением во имя здоровья и бодрости, тоже не предвидел.

— …Йоу, маленький нигга, притормози! Так где ты, говоришь, пропадал?

Длинный и цветистый, полуцензурный рассказ о бледнолицем волооком незнакомом Старике и месте, где все, суки такие, беложопей некуда, Альбус Дамблдор слушал настолько внимательно, насколько это вообще мог делать человек, полностью окутанный клубами густого пахучего дыма.

То есть, ни на сколько.

Впрочем, и у старческого терпения была своя крайняя мера. И измерялась она количеством травы в нежно-голубом кисете, расшитом блестками.

— Да что ты нервничаешь-то, шкет? Мелкий ты бессердечный гандон, я тебя совсем не понимаю! Или ты, может, думаешь, что эти снежки в состоянии были сами разобраться со своими проблемами? Что они вообще могут сделать лучше нашего? Я, по-твоему, зря сраное Зеркало настраивал три недели? И что вообще за тупые претензии к такому увлекательному переносу от лучшего летуна на курсе? — На миг замерев и расфокусированным взглядом уставившись в никуда, белозубый Старик недовольно фыркнул, возвращаясь в реальность. — Ах так… Ну, Северус, двуличная ты блядь, тогда вот тебе: пятьсот баллов Гарри Поттеру за опасное путешествие по очень важному поручению Директора.

Ги Пи, мазафакер ты бессовестный, не лезь к нему больше с криками «Отбей, шеф!». Я уже не говорю про «соскучился»! Я тебя, дружок, очень прошу. У нашего профа аллергия на трогательные вещи. Еще рассаду Помоны обчихает и…

Опомнился Директор только тогда, когда кумар окончательно развеялся и тяжелый, обвиняющий взгляд сердитого чернокожего второкурсника, познавшего подвох вот только что — и сразу во всей красе, стал заметен явно.

Впрочем, скрывать свое стопроцентное участие в организации внезапного приключения Поттера Директор не особо-то и собирался.

— Кстати, а я говорил тебе, что только ты в целом мире и мог обстряпать такое важное и пиздецки ответственное дельце? Нет? Ну, да не важно.

А знаешь, что важно? Важно понять, какого хера ты еще сидишь тут? Сбегай уже и сделай чего полезного, там вам Слизерин баллы срезает, а ты тут торчишь!

— Можно было и предупредить! Я...

Для вида стушевавшись, Альбус сначала переждал, пока очередной виток такого никуда ему не всравшегося мальчишеского мнения о случившемся сойдет на нет, а затем — подождал, пока хлопнет дверь и стихнет последнее эхо ругательных детских бормотаний.

— Уверен, они там с тобой добром не договорятся, гребаный ты поехавший мудак. И, чтоб наверняка, прикопают под Ивой. Вот что значит быть белым, Том! Тебе чертовски повезло, что у тебя есть я, неблагодарный ты высокомерный хрен!

Еще некоторое время повертев в руках неприметную тетрадь в кожаной обложке, маг откинул ее на заваленный голубыми и розовыми бумагами стол. Та прицельного броска не оценила и рассерженно зашелестела страницами.

А Альбус Дамблдор, откинувшись на спинку высокого кресла, улыбнулся.

— Зато я неплохо развлекся.