Ноябрь, сизый дым и кофе с корицей (гет)

Примечания:

Не курите. Не надо. Это вредно... почти так же, как выходить их теплого дома в холодную ноябрьскую ночь.

Ему действительно нравилось то, что он делал. Кто бы мог подумать, что Драко Малфой когда-то будет работать целителем. Драко и сам не мог этого предположить, однако ему, действительно, нравилось лечить, помогать людям, видеть благодарные улыбки, а не презрительные взгляды.

Он был доволен. Почти.

Снова дежурство в Мунго, снова волны усталости накатывают одна за одной, снова сон на жесткой кушетке в его кабинете после обхода.

Тяжело. Вот только у него нет сил, чтобы реагировать на эту тяжесть. Иногда Драко казалось, что у него ни на что нет сил, а единственное, что не даёт ему сдохнуть от этой тяжести — дешёвые магловские сигареты. Их резкий запах стал приятнее, чем цветочные духи Панси, аромат маминого шампуня или даже некогда любимая корица. Драко вновь делает глубокую затяжку, тяжелый гадостный дым наполняет лёгкие, оседает где-то серым пеплом, но Драко всё равно. Малфой чувствует как серый пепел забивает трещины души.

Морозный ноябрь, слякотный и промозглый, почти не по-осеннему холодный. Драко глотает перечное зелье, кутается в тёплое пальто и тянется в карман, чтобы достать мятую пачку с этой магловской дрянью. Драко иногда кажется, что он скурил все свои дыхательные пути, что сизый дом выжег изнутри легкие. А вообще-то ему не кажется.

Он курит часто. Много. Не слушает причитаней матери, не реагирует на истерику Панси, быстро заканчивает с пациентами и вновь идёт на этот собачий холод. Он вдыхает сизый дым, выдыхает вместе с паром его же, и чувствует, что отпускает. Щупальца отчаянной, оттого тихой тоски, ослабевают. Они бояться тяжелого табачного дыма, боятся погибнуть от этого пепла, что тонким слоем оседает в лёгких и гортани. Драко не боится, хотя прекрасно знает, что «может сдохнуть как паршивый магл», а поэтому даёт Панси уйти. Навсегда. Он лишь флегматично пожмёт плечами и плеснёт в стакан ещё виски. Вытащит ещё одну сигарету и сделает затяжку.

Выдох. Ноябрь. И сизый дым. Драко почти доволен.

* * *

Драко не может точно ответить как или когда это произошло. Просто в одну из бесконечных, похожих на друг друга смен в Мунго она поступает с отравлением ядом. Он и ещё один целитель борятся за жизнь молодой женщины почти два часа. После того как опасность устранена, Малфой поднимает взгляд на лицо пациентку и замирает.

На реанимационном столе, лежит закрыв свои чёртовы глаза Гермиона, мать её магла, Грейнждер! Едва ли понимая, что говорит младшему специалисту его напарник, Драко машинально дополняет схему лечения (специалист по ядам как-никак), и вылетает из палаты. Он почти физически ощущает как земля уходит у него из-под ног.

Меньше всего он готов был увидеть эту занозу Грейнджер, простите уже Уизли, в качестве одной из своих пациенток. Руки непроизвольно тянулись к карману, где в мятой пачке оставались пару сигарет. Он выходит в коридор, где сталкивается с другими призраками прошлого.

Этим нелепым Ронольдом Уизли, который смог вовремя показаться в финальной битве и сейчас почивал на лаврах победы светлой стороны. Тот метался раздражающей рыжей кляксой из стороны в сторону и громко причитал, что-то о «его милой Гермионе, тех ублюдках и том, что он с ними сделает, когда найдёт».

Напротив двери неподвижной напряжённой фигурой замер Глава Аврората, Победитель Тёмного Лорда Волдеморта и шрамоголовый соперник самого Драко — Гарри Поттер. Годы после войны и служба в Аврорате изменили этого импульсивного неряшливого придурка, теперь он говорил меньше, но всегда по делу, не кидался в омут с головой, а научился выжидать. Теперь Драко необходимо было считаться с этим человеком, но это не значит, что подобная ситуация раздражала Малфоя меньше. Организм требовал никотина, кончики пальцев подрагивали от нетерпения, а горло першило от предвкушения вновь ощутить табачный дым.

Увидев его, чёртов Уизли тут же принялся кричать:

— Малфой?! Что ты тут делаешь?

— Работаю. Хотя не уверен, что такой лентяй как ты помнит, что означает это слово, — едко проворчал Драко. Он не хотел тратить свое время на этого тупицу.

— Что? Да я тебя, — этот придурок покраснел и полез за своей палочкой. Палочка Драко всё ещё была в его руках, целителю не терпелось пустить её в дело.

Разгорающийся конфликт прекратил «мистер Дружба» или как там Дамблдор завещал?

— Прекратите оба. Как Гермиона? Мне сообщили, что она уже два часа находится в критическом состоянии.

— Если этот змей что-то с ней сделал, то я, — угрожающе сказал Уизли, но Драко это только сильнее разозлило.

Мордред, как же хотелось поджечь этого придурка и услышать его крики боли, всё лучше, чем идиотские предложения, которые он произносил. Драко хотел дыма. Не важно какого табачного или от тлеющего тела. Челюсти сводило от стремительно поднимающейся злости, которую питала накопившаяся усталость и застарелое раздражение.

— О я сделал, я сделал свою поганую работу, потратил два часа на то, чтобы спасти от смерти женщину, которую ты не уберёг, муженёк. — Драко, будто оправдывая упрёк Уизли, прошипел эти слова.

Рыжеволосый идиот стал похож на спелый томат. Маленькие голубые глаза пылали яростью почти так же сильно, как взгляд Драко.

— Гермиона будет в порядке?

То каким тоном Поттер задал этот вопрос сильно удивил Малфоя. Он впервые слышал такие интонации от школьного недруга. Голос преисполненный какой-то детской надеждой в лучший исход не мог принадлежать ветерану войны, аврору, тому кто потерял стольких дорогих людей.

На секунду Малфою даже захотелось сказать, что Грейнджер не удалось спасти. Интересно, как бы отреагировал Поттер?

— Жить будет. Яд нейтрализовали, но необходима реабилитация. Месяц она проведёт в Мунго, далее два месяца будет на домашнем лечении с консультацией специалиста раз в неделю.

— Что месяц? Целый месяц с тобой? — взревел чёртов Уизли.

У Драко дрожали руки, но уже от желания придушить крикливого недоумка и получить долгожданную тишину. Мятая пачка жгла карман.

— Да, месяц. Яд нанёс серьёзные повреждения органам, их нужно будет восстанавливать постепенно, чтобы не усугубить ситуацию. К тому же после такого лечения необходимо будет восстановление. Это не только курс зелий и парочка заклинаний, а полноценный комплекс процедур. И вот ещё что Уизли, она моя пациентка и нам придётся контактировать, хотя бы в рамках лечения. Я не горю желанием возится с ней, но это моя работа и с этим ничего нельзя сделать.

— Гермионе не нужно твоё лечение. Можно найти другого целителя и…

Очередные идиотские мыслеизлияния прервал Поттер. Драко едва ли не впервые в жизни был ему благодарен.

— Рон, не получится найти другого целителя. Малфой — лучший специалист во всей Британии. Он настоящий профи и я сомневаюсь, что мы сможем найти кого-то, кто излечит Гермиону лучше.

Получать похвалу от своего школьного врага было очень приятно. Почти также приятно как наполнять лёгкие сизым ядовитым дымом. Блондину была необходима затяжка.

— Но он Малфой! Он скорее сам её убьёт, чем вылечит Гермиону!

— Послушай, Уизли. Я целитель. У меня есть обязанности. Моя работа — лечение. Я обязан лечить тех, кто является моим пациентом вне зависимости от личного отношения к ним. Ты понял? Или объяснять что-то такому дегенерату как ты бессмысленно?

— Да я тебя.

— Рон, хватит! Пойдём лучше к Гермионе. Нам можно? — последний вопрос был адресован к Малфою.

— Да, её переведут в палату интенсивной терапии. Узнаете у Джереми в какую именно, но все они в том конце коридора.

Кратко ответив и указав направление, целитель собирался уходить. Всё что хотел блондин — это переодеться, выйти на улицу и закурить чёртову сигарету, которую он не может взять уже пятнадцать минут из-за чёртового Уизли. Он знал, что если бы в коридоре ожидал один только Поттер, то проблем и разговоров было бы в разы меньше.

— Спасибо, — кивнул Поттер, а его рыжий приятель уже шёл быстрым шагом в указанную Малфоем сторону. Уже развернувшись, черноволосый спросил. — Может что-то нужно, Драко?

Тот пусть и был удивлен этим вопросом не меньше, чем тоном, которым тот был задан, но решил не упускать шанса использовать благодарность Поттера.

— Сигареты. Магловские, самые дешёвые.

— Неожиданно. Чтобы ты и дешёвые, — Драко был готов поклясться, что тот усмехнулся.

— Мне больше нравятся эти. Дыму больше и он тяжелее. — пояснил Малфой, на что Поттер ответил кратко:

— Вредные.

— Как и любые другие. — фыркнул блондин.

— Целитель должен значь всё сам. И всё же зачем ты?

— А вот это уже тебя не касается, Поттер.

Бросив последнюю фразу своему школьному врагу, Малфой быстро скрылся в своём кабинете. Быстро переоделся, сжал в руке мятую пачку с двумя последними сигаретами и выскочил на улицу через камин.

Прикурить от палочки. Сделать первую затяжку и выдохнуть сизый дым. Тяжелый табачный пепел привычно оседал в лёгких. Никотин убивал злость, душил щупальца тоски, забивал трещину изломанной души. Драко выкинул пустую пачку и подумал, что вредные сигареты нужны.

Нужны, чтобы было легче. Хотя бы чуть-чуть. Хотя бы не долго.

* * *

Гадкий ноябрь. Гадкий холод. Гадкий дым. Гадкая Грейнджер

С некоторых пор для Драко Малфоя подобные мысли стали чуть ли не мантрой, которая позволяла не сойти с ума. Гермиона Гре… Уизли как и её муженек не была в восторге от личности своего целителя, но в отличии от рыжего недоразумения не выказывала своего недовольства открыто. Малфой также не стремился как-то выделить её среди той массы людей, которых он лечил. Просто пациентка, такая же как и все остальные. Грейнджер она становилась лишь после того как Драко снимал бледно-желтую рабочую мантию и мог думать об этой занозе как об отдельной раздражающей личности, а не о пациенте.

За время работы в Мунго для него люди стали делиться на пациентов, посетителей и коллег. Их лица размывались, а взгляд цеплялся только за какие-либо аномалии или же отмечал прогресс в лечении. И только. Контроль эмоций в его профессии был основным умением, без него в целительстве нечего было делать. Выпустить накопившееся раздражение помогали затяжки, которые позволяли сизому дыму наполнить собой не столько легкие, сколько сознание.

Гадкий ноябрь. Гадкий холод. Гадкий дым. Гадкая Грейнджер.

Грейнджер был образцовой пациенткой, как когда-то давно в школьные годы была образцовой студенткой. И этим она раздражала безумно. Малфой кипел и бурлил негодованием, в голове прокручивались сотни язвительных, колких замечаний и комментариев и тем обиднее было сдерживать их. Профессиональная, мать её, этика!

Временами Драко жалел, что Лорд проиграл, тогда бы Малфой мог во всеуслышанье говорить то, что думал о всяких раздражающих гряз…маглорожденных. Но всё это бред воспаленного хронических недосыпанием мозга. Драко не был идиотом и знал, что если бы Тёмный Лорд действительно выиграл, то он бы вообще не работал в Мунго, и вероятнее всего, давно бы лежал в могиле. Курить хотелось очень сильно, но нужно было ещё сделать обход и заполнить карты выписывающихся. В Мунго всегда хватало работы, её было много даже в мирное время, в чём Драко смог убедиться на собственном опыте.

Его специализация была довольно узкой и, как он считал раньше, не должна была быть излишне обременительной. Возможно так и было бы, но всегда есть это чёртово НО.

В его случае этим самым НО стали «Всевозможные Волшебние Вредилки Уизли», за что Малфой стал ненавидеть эту семейку чуточку больше, чем раньше. У него просто не оставалось времени злиться как следует на это рыжее проблемное семейство.

Нет к продукции самих Уизли у него не было никаких нареканий, даже если кто-то и попадал в его отделение с отравлением от продукции магазина, то лишь в результате передозировки. Такие «обжоры» быстро вставали на ноги и уже на следующий день их не было в отделении. Клизма, пару восстановительных зелий и цепочка заклинаний для снятия последствий злоупотребления шуточными товарами — вот и всё лечение.

Однако реальные проблемы приносила слава Уизли, как бизнесменов, начавших ещё в школьные годы зарабатывать на розыгрышах. Многие школьники считающие себя дарованиями с прекрасным чувством юмора, оказывались на попечении Драко из-за своих «эксперементальных зелий».

Малфой шипел, словно змея, отдавал резкие, но точные приказы младшму персоналу, но лечил этих идиотов. Иногда ему казалось, что у них в Хогвартсе проводится какое-то соревнование что-то наподобие «кто большее число раз за семестр попадёт в Мунго?». Если бы не сигареты, Драко бы уже давно проклял чем-нибудь неприятным (желательно из арсенала покойной тётушка Беллы) этих хреновых недоучек, что считали себя чуть ли не гениями зельеварения.

Подобным настроением был подвержен Адам Розье, заведующий отделением по снятию неудачных заклинаний. Драко каждый раз поражался его виду, ведь Розье был всего на пару лет старше самого Малфоя, но выглядел так, будто между ними несколько десятков лет разницы. Малфою было почти жаль его. Всё же чтобы эксперементировать с зельями нужны определенные навыки и даже при их наличии, не каждый решиться пойти на риск создать новое зелье.

С заклинаниями всё обстояло хуже. Палочка — это универсальны инструмент любого волшебника, поэтому «новаторские» заклинания создавались в разы легче. Делаешь знакомые движения, но в другой комбинации и произносишь слова, которые хочешь: вот и все чары. Таким образом рассуждал каждый второй пациент Адама.

Что сказать — идиоты.

Для создания новой магической формулы, что есть по сути заклинание, требовались знания нумерологии, техники преобразования магии и ряд других точных вычислений и знаний.

Адам, часто ходил в бар после сложной смены, там он предпочитал напиться Огневиски и уснуть. Драко пару раз доводил коллегу до дома, где милая маленькая Ванесса угощала его пирогом с патокой и английским чаем, и благодарила за возвращение блудного муженька.

А в следующую совместную смену Адам и Драко пересекались в курилке (слишком холодно, чтобы выбегать на улицу) и рассказывали друг другу о самых нелепых ситуациях из своей практике. Почти дружба. Почти тепло. И длится это мгновение нужности до последней затяжки.

В тумане сизого дыма Драко чуть свободнее улыбается, шутит и вроде снова чувствует что-то кроме тоски и раздражения.

* * *

Этот вечер навскидку должен был стать самым поганым за месяц, за это чёртов ноябрь. Пронизывающий до костей ветер, наметившаяся за неделю собачья усталось, хотя скорее конская… Драко, действительно, устал, сильно. Очень. Последний месяц осени, а за ним зима. Еще более холодная и гадкая, чем ноябрь. Какого он ещё жив?

Затушил сигарету о такую знакомую пепельницу. Впервые, недокуренную. Впервые не хотелось курить.

Хотелось кричать.

Так сильно, чтобы свело прокуренные легкие и горло сорвало в кровь. Твою мать.

Слишком, это слишком больно.

И даже сизый дым больше не действует как анастетик.

Драко не понимает, когда он оказывается не один. Он не до конца осознаёт, что рядом ёжится в своём бежевом пальто (явно магловском), Гермиона Грейнджер. Подружка Поттера, жена Уизли, железная леди Отдела Магического Правопорядка и его личное наваждение ещё со школьной скамьи.

Гадкий ноябрь. Гадкий холод. Гадкая Грейнджер.

— Что ты тут делаешь? — спрашивает она чуть охрипшим голосом.

Малфой гадает от чего её голос такой: от холодного ноябрьского воздуха или от громкого скандала, что закатил её муженёк. Да, в Мунго слухи разлетаются так же быстро, как и в Хогвартсе. Блондин усмехается этой мысли.

— Как твой целитель, я должен спросить о том же и загнать вас, миссис Уизли, обратно в палату. Не хватало ещё от простуды вас лечить.

Он знает, что давит на больное, но по другому не может. Какой-то внутрений мудак, мстительный и язвительный, просыпается в его прокуренной сизым дымом душе. Это альтер-эго хочет сделать больно, чтобы ей было так же плохо как ему, жаждет привлечь её внимание, хотя бы и так. Потому что не умеет по-другому. Не умеет и учиться не хочет.

У него получается задеть её. Не глядя, знает, что она вздрогнула и резко выдохнула. Драко видит её поджатые губы и нахмуренные брови через прикрытые веки. Он слишком хорошо знает это выражение.

— Не спится. Решила подышать свежим воздухом, но, видимо, не судьба. — она бьёт в ответ, намекая на его пристрастие к табаку. Драко едва не смеётся, тем самым удушающим отчаянием смехом, который перерастает или в истерику, или в кашель.

Он точно знает, что она знает, не может не знать; не могла не заметить легкий запах тяжёлых сигарет, который впитался в его кожу, волосы и одежду. Гермиона видела, как его рука скользила в карман целительской мантии, чтобы взять такую необходимую долю никотина, впрочем Драко профессионал, он не позволяет себе курить при пациентах.

Только выходя из здания теплого лимонно-желтого Мунго, целитель Малфой становился Драко. Целитель Малфой- профессионал, он уважаемый человек, а Драко — разбитый и едва не развалившийся человек, которого «склеевает», собирает воедино, только едкий сизый дым.

Блондин хмыкает. Достаёт ещё одну сигарету из мятой пачки. Грейнджер старается скрыть своё удивление от того, что он — Драко Малфой- курит магловские дешевые сигареты. Бесполезные попытки, Драко давно научился читать её мысли без всякой легилименции. По лицу.

Что-то щелкает внутри. Он и сам не понимает, что именно: щемящее чувство одиночества, вязкая тоска, странное предчувствие того, что его поймут?

Мерлин его знает, Драко уж точно не знает!

— Да, магловские. Самые дешевые, вонючие, которые пеплом в легких оседают и кашель вызывают каждый раз. Вы маглы только всякую дрянь и можете хорошо делать.

Она пропускает его колкость мимо ушей. Едва ли не впервые. Её голос тихий, он утратил ту невозмутимость, которая всегда раздражала Драко. Тихий, высокий голос, чуть хрипловатый (на этот раз он уверен) от шепота.

— Почему?

— Вы с Поттером как по одному сценарию. — закатывает глаза, прикуривает от палочки, делает затяг и на выдохе продолжает. — Никакой фантазии. Неужели не о чём спросить?

— Ты не ответил. — настаивает Гермиона и в её голосе Драко слышит то, чего не может услышать от других. Понимание. Не наигранное, фальшивое, искусственное, а настоящее.

Может быть по этому он проглатывает язвительный ответ и облизывает губы. На языке горький вкус табака, холод скользит по его губам вслед за языком.

Гадкий холод. Гадкий ноябрь.

— Хочется.

Ещё одна затяжка, сизый дым, будто смеётся над ним, но Драко всё равно. Его уставший за смену разум, меланхолическое сознание пытаются составить картину происходящего. Удаётся, но не сразу.

Это как мозаика, складывается из отдельных кусочков.

Холодный промозглый ноябрь.

Вечер, он закончил смену, а Грейнджер вышла привести мысли в порядок после ссоры с Уизли.

Магловские огоньки мигают в темноте.

Вверх серебристой змейкой стремиться сизая лента дыма.

Драко в тёплой чёрной мантии, без шарфа и шапки рискует простыть, его руки давно загрубели от холода.

Гермиона стоит обхватив себя руками. На руках коричневые перчатки, вокруг шеи обвивается канареечный шарф с какими-то нелепыми пумпонами на концах. Драко едва не фыркает. Что за безвкусится? Не иначе подарок от свекрови.

Со своими непослушными каштановыми волосами, на которых оседают не замеченные ранее снежинки, она кажется нелепой девчонкой, совсем зелёной школьницей, но глаза в которых застряло эхо войны, отвергают эту мысль.

Слишком больно смотреть на эти карие омуты застарелой боли и вязкой тоски, что щупальцами обвивается вокруг шеи и душит в отчаянии.

Слишком знакомо.

Драко каждое утро видит точно такие же глаза в зеркале.

Единственное отличие в том, что вместо ароматной корицы, его глаза — сизый едкий дым.

Гермиона не любила холод.

Ей не нравилось кутаться в огромный свитер, подаренный миссис Уизли, и стучать зубами от холода. Не нравилось оттягивать рукава на озябшие пальцы, не нравилось, что любимый кофе с корицей так быстро остывает.

Ей совсем не нравилось, когда снежинки острыми ледяными иголками впивались в кожу щек, она терпеть не могла, когда эти самые снежинки оседали на волосах, таяли и превращали её волосы в воронье гнездо. Как в школе, но ей уже не пятнадцать.

Однако это не означало, что Гермиона не любила зиму. Она любила зиму больше всех остальных сезонов. Её друзья не понимали такого противоречия.

Рон обожал лето. Яркое, жаркое, как и он сам. Лето было временем, которое он мог провести с семьёй, хотя Гермиона подозревала, что для Рона это было время свободное от учёбы. Её муж совсем не любил учится, узнавать новое, он не понимал её любовь к книгам, как не понимал её любви к зиме.

Для Гарри лучшим временем года была осень. Рыжая листва, напоминала о волосах покойной Лили Поттер, воздух всё ещё дышал теплом, как материнские объятья, которых он никогда не знал. Осень была своего рода памятью, мечтой. А ещё это время, когда Гарри уезжал от нелюбимых родственников, встречался с друзьями после давней разлуки и мог не тревожится о том, что на носу экзамены или очередная встреча с Волдемортом. Гермиона понимала Гарри для него осень была олицетворением мечты: тепло и покой, чего ещё он желал от жизни?

Джинни, её единственная подруга, любила весну. Цветущую, дающую надежду на новое. Гермиона часто сравнивала Джинни с весной. Она цвела, как подснежник представал из-под снега, так и Джин смогла выбраться из бедности, из своей неуверенности, пробиться к своему солнцу, к своему кумиру. Всё время, что они учились вместе Джинни жила надеждой, что любимый Гарри обратит на неё внимание, посмотрит на неё иначе, чем на сестру лучшего друга, заревнует, полюбит. Она стремилась к его свету, и в итоге добилась своего.

Гермиона вздохнула. Уж лучше бы мечты оставались мечтами. Правда.

В очередной раз она подумала, что совершила ошибку. Не нужно было влюбляться в Рона, не нужно было выходить за него, не нужно было питать свои иллюзии вечными отговорками, которые женщины придумывают для своих любимых мужчин.

«Он исправится, я знаю это, Гарри.» Ни черта.

«Рон хороший человек, папа, он сделает меня счастливой.» Ложь.

«Я счастлива, у меня есть муж, карьера и дом — всё чего я хотела.» Самообман.

«Это исключение. Обычно он так не поступает, он любит меня.» Твою мать!

Гермиона выдыхает резко. Её губы дрожат, как от холода. В глазах собираются слёзы, которые никто не должен увидеть. Снова ссора. Их и без этого слышал весь персонал Мунго, ведь Гермионе ещё неделю нельзя использовать магию, а Рональд Уизли не озаботился установкой барьера, когда влетел в её палату.

Он вспылил, но всё же…

Снова Гермиона оправдывает его. Ищет объяснения тому, что её муж-мудак, что она выбрала в мужья эгоистичного идиота, который совсем не заботится о ней и её чувствах. Она должна была понять уже тогда, на свадьбе. Изувеченное лицо Лаванды, которой когти Сивого оставили на память ужасающие шрамы, так и светилось ехидством. Гермионой называют умнейшей ведьмой своего поколения, но это тоже ложь. Очередная.

Борода Мерлина! Да вся её «идеальная жизнь» всего лишь фальшивка!

С этими мыслями она приходит на крышу Мунго. И видит знакомую фигуру, закутанную в чёрную зимную мантию.

Ещё одна ошибка, ещё один провал, ещё одна глупость, ещё один обман. Драко Малфой.

А она думала, что хуже уже не станет.

* * *

Воздух был холоден. Как и Драко Малфой.

Гермиона не любила холод. Кроме одного исключения.

Она быстро подошла к блондину, остановилась напротив перил и украткой взглянула на него. Торжествующая улыбка едва не расплылась на её лице, когда нос уловил знакомый запах табака. Слишком яркий, чтобы сомневаться.

Давно забытое чувство радости от только что разгаданной загадки затопило её сознание. Гермиона вряд ли могла сказать, когда в последний раз она ощущала это.

Её работа заключалась в пересмотре документов для Визенгамота: законопроекты, уголовные дела, иски от предпренимателей и крупных тогворых обьединений и сотни сотен прочих пергаментов ежедневно прибавлялись и прибавлялись. Особенно она боялась, что после очередного скандала, Рон как обычно хлопнет дверью, так что задрожат стены и тогда эти стопки пергаментов просто завалят её с головой.

Дабы прогнать мысли о муже, его взрывном характере и вечных ссорах, Гермиона спрашивает своего целителя, нет! Целителя Малфоя о причинах его появления на старой, продуваемой всеми ветрами крыше.

Она даже не ожидает получить ответ.

Они почти не говорили после выпуска из Хогвартса. Он стал целителем, она министерским служащем. Он безвылазно сидел в фамильном меноре, а она едва ли могла позволить такую роскошь, как провести дома хотя бы день. Она была всеми любимая Героиня Войны, а он презираемый Пожиратель Смерти.

Если бы политические оппоненты не попытались физически устранить её, а Драко Малфой не был лучшим специалистом Мунго по отравлениям и ядам, то они бы не встретились ещё очень долго.

Гермиона помнит лишь пару раз, когда они всё же встретились после школы. Оба раза в суде. По разные стороны. Как во время войны. Выдох. Не сейчас. Она не хочет думать о том что потеряла, вспоминать погибших, не хочет вновь переживать пытки и напряжённое волнение, что в списке «пропавших без вести» услышит знакомие имя. Она не станет раздражать старые раны, не станет плакать на морозе перед этим человеком, который сражался за интересы тех, кто виноват в её боли.

К удивлению Гермионы, Малфой отвечает. Но лучше бы молчал.

Он едко отвечает ей, давая понять, что его не обошел стороной слух о скандале четы Уизли. Она вздрагивает, резко выдыхает, выпуская в холодный воздух облачко пара.

Гермиона злится, в первую очередь на себя, за то что её задеваю слова этого человека. Человека, который не должен значить для неё ничего, но всё же значит слишком многое.

Даже больше, чем муж.

Она отвечает ему, желая так же задеть его. Но не удаётся. Мимо. С каких пор Драко Малфоя не заботит его идеальная репутация? С каких пор он курит чёртовы магловские сигареты? С каких пор её, Главу Отдела Магичесого Правопорядка, заботят ответы на эти вопросы?

Драко хмыкает. Демонстративно достаёт из кармана дешевые магловские сигареты, закуривает. Кажется Гермиона совсем перестала понимать этого человека, который когда-то давно, кажется в той жизни, занимал все её мысли.

Серебрянный слизеринец, соперник, противник, недруг, позже враг — Пожератель Смерти. Мальчик со смеющимися глазами, но не губами, голос посылающий мурашки по позвоночнику, сильные руки с узкими ладонями, которые сжимают направленную на неё палочку.

Её единственное исключение.

Что-то давно забытое всколыхнулось в душе. Гермиона чувствует, что похороненное рационализмом, обидами и разлукой нечто, готово вырваться наружу. Впервые с Битвы за Хогвартс ей страшно. А Драко не боится. Она смотрит на него и понимает, что он совсем не боится этого странного забытого.

Будто никогда не забывал.

Она хочет спросить, но тот отвечает сам. Она не понимает, он язвит. Она настаивает, он сдаётся.

Гермионе кажется, что речь идёт совсем не о вреде курения. О том, что всегда было с ними, о том, что она забыла, а он запомнил.

Холод кусает горло, когда он делает глубокий вдох через рот. Гермиона не любит холод, совсем. Но в её тотальной нелюбви есть место лишь для одного исключения.

Это исключение царапает взгляд белёсыми волосами, которые уже не уложены в пижонской манере. У этого исключение хриплый от сигарет, но черт возьми, такой волнующий голос. У этого исключения нет никаких эмоций по отношению к ней, потому что Гермиона ищет их в его взгляде, но не находит. Она для него одна из пациенток. Как и он был для неё всего лишь ещё одним клиентом, который подаёт прошение на заверение целительской классификации.

Ей хочется поговорить с ним. Хочется заполнить изрезанную войной душу, его насмешливым голосом и почувствовать любимый запах корицы.

Вместо этого хриплый голос и запах сизого дыма.

— Хочется? Хм, мне сейчас хочется кофе. Крепкий, с корицей и без сахара, — она ловит на себе его взгляд, и будто оправдывается, поясняет. — Ненавижу холод.

Драко Малфой слишком понятливо для Драко Малфоя кивает. Он выдыхает дым и говорит:

— Тебе нельзя выходить из Мунго ещё две недели.

— Знаю, но и тебе чистокровному целителю не полагается курить дешёвые магловские сигареты после работы.

Впервые Гермиона слышит его смех. И от этого звука ей хочется плакать. Слишком знакомы ей эти чувства застарелой боли и вязкой тоски, что щупальцами обвивается вокруг шеи и душит в отчаянии.

Гермионе хочется плакать, но неожиданно для себя она смеётся с ним в унисон.

* * *

На следующее утро, Драко приходит к ней в палату принося с собой запах кофе с корицей. Гермиона благодарит его, а находившийся в палате Гарри округляет глаза и поспешно уходит. Явно смущенный своей реакцией на такого Малфоя. От его презабавной физиономии они вновь смеются в унисон.

И Гермионе нравится это.

С того холодного вечера, их отношения меняются. Всё это едва заметные моменты, которые словно сближают их. Гермиона начинает понимать Малфоя. Ей кажется это странным, невозможным и таким манящем, что она почти не боится вспомнить то, что он не забыл.

Каждое утро он приносит кофе с корицей и они вместе завтракают уже не в её палате, а в кафетерии Мунго. Если поначалу персонал удивленно косится в их сторону, то через неделю их едва замечают. Это напоминает о школьных временах.

Каждый вечер после окончания его смены она поднимается на холодную крышу Мунго и находит его в неизменной чёрной мантии и облаке сизого дыма. Это ни на что не похоже, даже на уроки астрономии.

В кафетерии они обычно перебрасываются колкими репликами, едкими комментариями, всячески пытаются задеть друг друга, вскрыть раны, оставленные на душе.

Получается с переменным успехом.

— И всё же, Грейнджер, почему именно Министерство? Не ты ли кричала, что законы магического мира устаревшие, а порядки жестокие?

— Сверху менять мироустройство легче. Я уже многое смогла поменять, не слишком кардинально, но всё же. Министерство уже другое, Малфой.

— Не ври. Мы оба знаем, что гнилое Министерство будет при любом министре и при любом порядке. Мы оба знаем, что власть одинаково сильно портит всех.

Гермиона молча приняла поражение. Этот раунд выиграл Малфой, но бой продолжается.

— Почему Мунго?

— Если я скажу, что хочу помогать людям ты не поверишь?

— Если бы ты хотел помогать людям, то мы бы сражались на одной стороне.

В яблочко. Она видит, что попала в цель. Его глаза уже не усмехаются, они стекленеют от далёких воспоминаний. Это так знакомо.

— Возможно, Грейнджер. Но время меняется, и что хуже оно меняет и нас тоже.

— Возможно, Малфой. И я Уизли.

Он только насмешливо фыркает. И делает такое лицо, будто Гермиона его оскорбила этим словом. Шатенка не могла и помыслить, что аристократ Малфой может корчить такие выражения. Она едва душит смешок.

— Не порть утро и мой завтрак этой фамилией. Проблемная семейка.

Гермиона мысленно соглашается. Она уже давно это поняла.

— Почему ты их так не любишь?

Она спрашивает с искреннем интересом и замечает, как загораются в его глазах огоньки торжества.

— Их, не нас, — говорит с ухмылкой и начинает объяснять о причинах. На удивление это не те рассуждения сноба, чистокровного идиота, которые она ожидала услышать в Хогвартсе, а обоснованные обвинения в подаче дурного примера «недобизнеса».

Гермиона и Драко продолжают говорить пока не закончится кофе, а после возвращаются в палату. После стандартных вопросов, чар диагностики и приёма необходимых зелий целитель Малфой уходит, чтобы навестить других пациентов, а миссис Уизли просматривает очередные особо важные документы, которые выпустить без её согласия невозможно.

Затем приходит Гарри, у Главного Аврора всегда очень много дел, но Поттер потерял слишком многих, чтобы ставить какие-либо дела выше своих друзей и семьи. Когда Гарри не может придти, вместо него приходит Джинни. Ей трудно подниматься на четвертый этаж из-за округлившегося живота и опухших ног, но она никогда не жалуется, потому что верит, искренне верит, что стать матерью — счастье.

Она рассказывает ей о новых веяниях моды, приносит «Трансфигурацию сегодня», которую выписывает Гермиона, и всегда хлопочет у её постели. Гермиону раздражает такая навязчивая забота, но она понимает, что на самом деле Джин просто волнуется за свою подругу, что из-за беременности в ней играют гормоны и она старается доказать, в первую очередь себе, что война позади и она не потеряет своих друзей так просто.

Рон приходит каждую неделю в субботу. Остальное время он проводит на работе, совершенно глупой, как кажется Гермионе. Он неловко спрашивает о её самочувствии и описывает какие вкусные блюда готовит его мама, ведь после того, как Гермиона попала в больницу он совсем голодный. На замечание о том, что он не маленький и может приготовить сам, он только кривится: он же не девчонка! А Гермиона только мысленно кривится и думает, что он бытовой инвалид, который совершенно беспомощен без неё, сестры или матери.

Они часто ссорятся, и повод может быть абсолютно разный. Гермиона после их встреч сильно злиться и ей это нравится гораздо больше, чем грустить.

После одной из таких ссор Гарри твёрдо, но веско просит Гермиону задуматься о разводе.

— Да, Рон — мой друг, но мне не нравится, что он становится причиной твоих слёз. Ты достойна того, чтобы быть счастливой. Так что перестань думать о том, что правильно и просто живи для себя. Поверь Уизли не отвернуться от тебя, лишь потому, что вы с Роном разойдётесь. Я не хотел говорить, но Билл, Чарли и Джордж уже поспорили на то кто из вас не выдержит первым. Пожалуйста, Гермиона, сделай уже наконец то, что хочешь.

Он выходит из палаты, а Гермиона только устало трёт глаза. Она подумает об этом позже.

Вечером.

Каждый вечер она понимается на крышу Мунго. К Драко. Они снова говорят, но не так как по утрам. Не злословят, не плюются ядом, не осыпают друг дрга едкими комментариями, а просто говорят. Говорят своими хриплыми голосами о том, о чём ни с кем больше не могут поговорить.

Они вспоминают Хогвартс с улыбкой, обмениваются забавными историями и рассказывают об одном и том же с разных точек зрения. Они говорят о работе, об общих знакомых и о семьях. И что самое удивительное: Гермиона всё лучше понимает Драко Малфоя, а он лучше понимает её. Поэтому, когда после того предложения Гарри, она приходит на крышу и заводит разговор ни о чём, Малфой прерывает её.

— Что случилось? Это опять Уизли?

Гермиона выдыхает пар, тем самым только подтверждая его слова. Она не хочет говорить о такой не приятной вещи, но рациональная её часть убеждала Гермиону в необходимости сделать это.

— Не совсем. То есть, да — мы снова поругались, но я не расстроена. Просто… просто задумалась о том, что сказал мне Гарри и, — но договорить ей не даёт удивленный голос Малфоя.

-Поттер? Что он мог тебе сказать такого?

— Правду. Гарри очень честный, он тактичный и предпочитает не вмешиваться в чужие дела, — на выгнутую бровь, Гермиона предпочла никак не реагировать и продолжила. — Гарри сказал, что он не хочет, чтобы Рон становился причиной моих слёз. Он посоветовал мне решить уже этот вопрос.

— Хм, Поттер всегда был таким или поумнел после Хогвартса?

— Прекрати. Он, действительно, хороший человек, который заботится о близких людях. Он всегда заботился обо мне, как и я заботилась о нём.

— Ну, если он такой заботливый, — Малфой голосом выделил последнее слова, будто показывая своё скептическое отношение к такому качеству у Гарри, — то какого Мордреда, позволил Уизли увести тебя?

Гермиона даже опешила от такого вопроса, а когда до конца осознала его, то просто расхохоталась. Она уже давно так не смеялась, последний раз — перед войной. На её глазах выступили слёзы, но даже они не помешали ей увидеть ошеломлённое лицо Малфоя, что только сильнее её рассмешило.

— О чём это ты? Мы с Гарри просто друзья, между нами никогда не было никаких романтических чувств.

— Уверена? Пол Хогвартса только и говорило о том, какая вы прекрасная пара, а другая половина делали ставки на то, когда Поттер вспомнит, что он мужчина, и предложит тебе встречаться.

А ведь Драко говорил вполне серьёзно. Так почему же только что успокоившаяся Гермиона вновь заливисто смеётся?

— Не смейся. Я серьёзно, — мягким голосом проговорил Драко, пытаясь спрятать в уголках губ улыбку.

— Я знаю, но это и правда очень забавно. Гарри всегда относился ко мне как к сестре, да и я скорее была его правой рукой во всех авантюрах, чем… Ну, ты понял. Он для меня как часть семьи, самый близкий друг, но не более. Но если для тебя и это не аргумент, то скажу, что первой любовью Гарри была Чжоу, а после Джинни. Как видишь, я не в его вкусе.

Она только развела руками, как бы говоря, что ничего с этим не сделаешь. Драко же услышав об увлечениях своего соперника, только промурчал, словно довольный кот:

— Вот как. А Поттер — фетишист! Такое пристрастие к квиддисткам.

— К ловцам, — шутливо уточняет Гермиона.

— Прекрати свои намёки, Грейнджер! — они оба молчат, но все же он спрашивает.- Так что ты решила?

— Я, я не знаю. Чувства к Рону уже давно прошли, но я привыкла к нему и нашей совместной жизни. Я не хочу рисковать и делать шаг в неизвестность.

— Ты боишься? Хей, ты же гриффиндорка, разве это не значит, что ты должна быть смелой?

— Я совсем не ощущаю себя смелой. Не после того, что было.

Драко слишком понимающе замолчал. Слишком. Он тоже знал слишком много о войне, только с другой стороны.

— Когда началась война, я не понимал, что она из себя представляет. Наивный идиот, который хвастался тем, что именно ему поручили важное задание. Я совсем не осозновал его серьёзности, не понимал, что это- ловушка. А когда осознал и хуже того, понял что не справлюсь… я запаниковал, плакал как первокурсница, дергался от каждого шороха и дрожал от собственной тени. Мне казалось, что Лорд знает, что он следит за мной. Я был идиотом. И я слишком позно это понял. Активная фаза войны, так сейчас пишут в учебниках? Так вот эта активная фаза слилась для меня в сплошной поток страха, боли и сожаления. Я видел своего отца такого жалкого, дрожащего от страха в собственном доме, я слышал задушенные всхлипы матери и её напряженные пальцы, её взгляд направленный на меня. Тогда мне казалось, что она совсем не спит, а ждёт момента, чтобы бросится под проклятие. Я понял насколько ничтожен и труслив, почти смирился с этим, а потом привели вас. Вы, идиоты, попались егерям и рассердили тетку… Не ожидал, что вы уйдёте живыми. Однако вы вступили в бой, и самое удивительное — победили!

Я всегда был трусом. А ты нет.

Так чего ты боишься, Гермиона?

Она не ожидала. Совсем не ожидала такой исповеди, не ожидала этого вопроса, не ожидала, что Драко Малфой назовет её по имени.

Она не ответила, слишком ошеломлённая ответом, который не смогла озвучить. Но этого и не требовалось. Он понял её без слов, ему хватило взгляда.

— Тебе не стоит переживать об этом, у тебя есть люди, которым ты дорога, — его голос прозвучал тихо, на грани слышимости, но она услышала.

Услышала все слова, что он произнес, и те, которые не смог сказать.

Он ушел, вместе с запахом табака и понимающим взглядом дымчатых глаз. Ушел, а Гермиона стояла на крыше Мунго, смотря своими карими глазами на мигающие огни Лондона и улыбалась.

Она вспомнила.

В её голове набатом стучала фраза, которую она всегда хотела услышать, которую почти сказал Драко Малфой, чёрт возьми!

«Ты не одна, у тебя есть я.»

На следующий день Рон Уизли вновь навестил свою жену. Очередной спор, перерос в ссору, а та закончилась вполне закономерно. Гермиона вновь стала Грейнджер. Всё же есть и плюсы в том, что являешься Главой Отдела Магического Правопорядка: необходимые документы были готовы уже через час.

Близкие люди поддержали её, даже миссис Уизли понимающе кивнула, заверив, что в Норе с радостью примут её.

Нерешенным остался ещё один вопрос. Вопрос, имя которому: Драко Малфой.

* * *

Тишина напряженная. Это последний вечер, что они проводят вместе на этой продуваемой всеми ветрами крыше. Это чувствуют оба.

Драко — хладнокровный слизеринец, но не выдерживает первым.

— Курить хочется, — вздыхает он, натыкаясь на её недовольный взгляд, ухмыляется. Достаёт смятую пачку их кармана. Осталось две.

Она нахмурилась ещё сильнее.

— Зачем тебе это?

— Хочется, — краткое пожатие плечами. Он достаёт сигарету и делает затяжку. — Хочется набрать в легкие сизый дым и заполнить эту чёртову пустоту. Хочется вытравить из сердца эту боль… или всё-таки одиночество?

Драко смотрит очень пронзительно в эти похожие глаза, он знает, что они оба ненавидят холод, ноябрь и войну, сделавшую их эмоциональными калеками.

Гермиона вздрагивает и вдруг отчётливо вспоминает, что они оба любят запах корицы, зиму и друг друга тоже любят.

Гермиона впервые поступает не так, как правильно. Драко впервые поступает так, как хочется. Она притягивает его за шею. Он накрывает её губы своими. Они больше не чувствуют холода.

На часах 0:00. Ноябрь уносит за собой их боль, неуверенность и тоску.

Декабрь обещает сказку и отнюдь не из-за близящегося Рождества.

А возможно сказку обещает не декабрь, а глаза, которые избавились от вязкой тоски, что щупальцами обвивается вокруг шеи и душит в отчаянии.

Сизый дым уступает место пряному запаху корицы. Поцелуй горчит, наверное от кофе.

Примечания:

Вот такой финал.

Смогут ли они вытянуть друг друга из этой депресии? Что именно пыталась оправдать Гермиона в поведении Рона? Что случится с этой парочкой в декабре? Как будут развиваться их невысказанные отношения дальше?

Чёрт его знает, я вот не знаю!