Тайна писем Вальбурги Блэк (гет)

Моя мать ненавидела всех. Она никогда не любила меня. Она презирала всех, кто не был Блэком. Каждый, кто был рождён маглами, воспринимался ею так, будто тот был рождённ троллями. Вальбурга Блэк никого не любила. Никогда.

Разбирая хлам, который накопился за годы, что я пробыл в Азкабане, я предавался грустным размышлениям. Комната моей матери совсем не изменилась, она такая же зелёная и слизеринская до последней занавески. Всё в этой комнате говорит о том, что здесь жила слизеринская староста, истинная леди Блэк, задери её горгулья! Тот же стол из черного дерева, та же кровать, застеленная изумрудным постельным бельём, по краям подушек ползут переплетениями стежков серебристые змейки, тот же шкаф, из которого выглядывает пыльная черная парча; у моей матери было лишь три допустимых цвета: черный, зелёный и серебряный. Не удивлюсь, если её глаза воспринимали только эти цвета, а на остальные не реагировали вовсе. Хотя нет. Не верно. Реагировали! И ещё как.. Вспомнить хотя бы в какое неистовство пришла леди Блэк, когда увидела гриффиндорское знамя в моей комнате! И всё же… И всё же, комната моей матери не изменилась совершенно, только пыль и паутина посвились на заброшенных вещах. Так странно, знать, что человек умер, а дом его ещё ждёт. Зачем я сюда пришёл? Уж точно не вспомнить что-то хорошее. Да и что я могу вспомнить хорошего из своего детства? Бесстрастного и безучастного отца? Рохлю братца, который боялся разочаровать маменьку? Или саму леди Вальбургу? Нет, не маму, леди Вальбургу, леди Блэк, но не мать Сириуса Блэка. Никогда.

Встряхиваю головой, прогоняя мрачные думы. Не помогает. Усмехаюсь на свою очередную неудачу, которых после побега стало лишь больше, и делаю шаг к тумбе около стола. Открываю верхний ящик осторожно, мало ли боггарт какой вылезет или докси. Пусто. Только расческа из драконьей кости-что подарил на именины мой отец-красивая, с серебристыми узорами змей. В неровном свете люмуса, кажется, что змеи живые, будто ползут по ручке. Мерзость. Рядом с расческой, любимые заколки и шпильки для волос, когда-то давно, ещё до поступления Нарциссы в школу, мать носила свои роскошные, цвета вороньего крыла волосы, распущенными. Помню какими гладкими и мягкими они были, совсем как у Андромеды и Регулуса, совсем не как у меня. Немного левее в ящике, видны тени и подводка. Ещё до моего поступления в Хогвартс, мать любила подводить свои большие сине-голубые глаза, такие же я вижу каждый день в зеркале. Точнее видел, до Азкабана, до предательства Питера. Сейчас уже и нет этих глаз, впалые и потухшие, но не те. Следующее, что я вижу в ящике, меня удивляет. Она так давно не красила свои губы, особенно пурпурной помадой. Это было так давно, ещё до того как Белла стала отбирать кукол у Цисси, чтобы трансфигурировать их в пауков и летучих мышей, это было очень давно, она очень давно улыбалась. И никогда не улыбалась мне. Никогда.

Я закрываю ящик, открываю следующий. В нём нет ни докси, ни боггарта, но есть пара книг о ядах и противоядиях, и совсем неожиданная вещь, небольшая книжка с названием колдоальбом. Не сумев побороть любопытство, я открываю его и вижу колдографию Блэков. Старый снимок. Вот у деда Поллукса ещё нет залысин, у деда Арктуруса нет ни бороды, ни морщин, вот бабка Мелания, ещё стройная и с глубоким декольте на платье, а вот и другая бабка-Ирма, в девичестве Кребб, такая же угрюмая и чопорная, закрытое консервативное платье и заплетенные в сложную причёску каштановые волосы. Помимо них на фотографии есть дети. Вот мой отец, а я и вправду на него похож, то же лицо, но у него глаза черные, как ночь, и само выражение лица наигранно серьёзное, комично смотрится на лице десятилетнего мальчишки. Рядом с ним старшая сестра Лукреция, пшеничные волосы, карие глаза, а тётка так походит на свою мать, только лицо более аристократичное и улыбка сдержанно холодная, это от Арктуруса. Рядом с ней, уже школьницей, стоит мальчишка с черными волосами и черными глазами, его лицо мужской вариант кузины Беллы или бабки Ирмы.

А вот рядом с ним, на коленях у девочки, сидит мальчик лет трёх, глаза синие, улыбка широкая, растрёпанные каштановые волосы, дядя Альфард, не иначе как он. Его держит на коленях симпатичная девочка с черными волосами и синими глазами. У этой девочки милые ямочки на щеках, лисьи глаза и лукавая улыбка. Я с трудом узнаю в ней свою мать. Чопорная, серьёзная, высокомерная и недовольная Вальбурга Блэк смотрит на меня с колдографии глазами, которые замыслили шалость, её волосы распущенны, закрывают плечи, как плотный черный занавес, лишь маленькие прядки соединяются где-то на затылке черным бантом, а вот платье, вопреки ожиданиям, не черное и не зелёное, а бордовое, с черным кружевом сверху. Никогда она не надевала такого платья. Никогда.

Переворачиваю страницу и вижу мою мать рядом с угрюмым Сигнусом и подросшим дядей Альфардом, что сидит между ними и восхищенно смотрит на сестру, а та мило улыбается в кадр. На ней и дяде Сигнусе форма с гербом слизерина, позади них украшенная ель и парящие в воздухе свечи. На вид ей лет одиннадцать, должно быть, они с дядей только вернулись из Хогвартса на рождественские каникулы. Я никогда не видел её такую радостную и мечтательную. Обычный лёд в глазах уступил место бликам от свечей и радостному блеску. Следующая колдография сделана на улице, недалеко от запретного леса. Моя мать где-то на третьем курсе, всё в той же форме с зелёной оторочкой, в её руках книга по УЗМС, а губы кривятся в сдержанной улыбке. Волосы собраны в высокий конский хвост и заколоты серебристой змеёй с изумрудами вместо глаз. Рядом стоят ещё трое девочек. Одна из них тётя Лукреция, радостно улыбается и щурит на солнце глаза. Она на седьмом курсе, стоит лишь в блузке, юбке и слизеринском галстуке, её пшеничные волосы пышными кудрями ниспадают на спину, а белые гольфы запачканы грязью. Две другие девушки ровесницы моей матери. Одна из них невысокая блондинка, а другая высокая и худощавая, с длинным лицом и каштановыми прямыми волосами. Третьекурсницы несмотря на солнце стоят в мантиях, полы которых запачканы в грязи и пыли. Под фотографией подпись: «3 курс. Вальбурга, Лукреция, Араминта и Катарина» Знать бы ещё кто это. Впрочем, неважно. Перелистываю несколько страниц с образами матери в школе, дома, на различных официальных приёмах и домашних вечеринках, что так любила бабка Мелания, но никогда не устраивала леди Вальбурга. Никогда.

На следующей колдографии, что превлекла моё внимание, были три девушки. Очень знакомые трое девушек. Я узнал в них Араминту, что была самой низкой в этой компании, и приобнимала за плечи высокую Катарину. Рядом с ней была моя мать. Она была самой красивой на этой фотографии. На её мантии блестел значок старосты, а на лице застыла высокомерная маска тихого торжества. С заднего плана на троицу поглядывали слизеринцы и когтевранцы. В их взглядах легко читалось восхищение и некое благоговение. Да, мать всегда могла одним лишь своим присутствием затмить самых прекрасных волшебниц на любых раутах или приёмах. В свои пятнадцать она была очень хороша: стройная и утончённая, длинные ноги, округлые бедра и тонкая талия, изящные запястья и длинные тонкие пальцы. Руки моя мать скрестила на груди. Её аристократичное лицо было украшено выразительными глазами, которые она подчеркнула темными стрелками, а губы кривились в усмешке. Никогда Вальбурга Блэк не позволяла себе такой ухмылочки. Никогда.

На следующем снимке стояли мои мать и отец. Семикурсник слизерина, староста школы и его троюродная сестра-моя мать, Вальбурга Блэк. Они явно были на каком-нибудь приёме, что любила посещать бабка Ирма, а после и тетка Друэлла, хотя я и не замечал у моей матери любви к этим мероприятиям. Мать была в прекрасном фиалковом платье в пол, которое было украшено серебряными узорами. Её синие глаза были подчёркнуты сапфирами изысканных украшений, волосы, цвета вороньего крыла, убраны в сложную причёску, что делало акцент на её лебединую шею и аристократичное надменное лицо.

Платье струилось по фигуре, показывая силуэт стройной и изящной женщины, рядом с ней любая казалась простушкой, потому что моя мать выглядела, как королева. А рядом с королевой должен был быть король. И мой отец, выглядел ей под стать, он был королём. Гордая осанка, мантия для торжественных мероприятий тёмно-синего цвета, которая облегала его сильные руки, широкие плечи и грудь. Лицо его было надменно, карие глаза были холодны, а на губах лежала сдержанная улыбка. Но несмотря ни на что, от него так и исходило чувство уверенности в себе, высокомерия и даже опасности. Всё в его внешности так и кричало об этом. Вопило о том, что мужчина на колдо не простой волшебник, а Блэк!

Пропуская несколько колдографий с этого же приёма, я замечаю нечто любопытное. На снимке запечатлён во всей своей красе танец двух блистательных молодых людей. Как и полагается колдографиям, на бумаге отобразились плавные и грациозные движения пары. Стройная девушка, чьи блестящие локоны подлетали вверх при поворотах пары, завораживала своей ослепляющей красотой, её серебристая мантия, вроде бы свободная и простая, совершенно ясно давала понять, что фигурка у ее носительницы имеется. Бережно сжимая талию красавицы, Орион Блэк, как всегда лощённый и надменный, вёл в танце и как-то чуть смущенно улыбался своёй троюродной сестре. Несмотря на то, что я сбежал из дома в шестнадцать лет и считался предателем крови, я оставался Блэком. Умение видеть людей через маски аристократичной учтивости было в крови Блэков. А потому, от меня не укрылись те чувства, что изображенные на колдографии парень и девушка испытывали друг к другу. Они были влюблены. Смущенная улыбка, неуверенное объятие, никак не могли принадлежать моему отцу. Кроткие взгляды и румянец на щеках, которые никогда не были свойственны леди Вальбурге, красовались на лице её шестнадцатилетней копии. Никогда.

Никогда я не мог подумать, что такие люди, как мои родители, могут любить. Особенно, друг друга. В памяти, что после Азкабана была не многим лучше, чем решето, одно за одним всплывали воспоминания родительских ссор. Крики гневной Вальбурги, её проклятия и метания вещей. Тихое шипение Ориона в ответ и быстрый шаг вон из дома. Отец всегда уходил после таких сцен, а после тройки дней возвращался и вел себя как обычно. Леди Блэк от этого сильно ревновала его, срывалась на бедных домовиках, отправляла детей в комнаты до вечера и сама запиралась в своей спальне. Однако стоило отцу вернуться, как бы она старательно ни делала вид, что её совсем не задевали его гневные речи и трёхдневное отсутствие, но облегченные вздохи, когда тот не мог их увидеть, выдавали её радость с головой. Ни Орион, ни тем более Вальбурга Блэк никогда не умели извиняться, признавать свои ошибки и просить прощение. Блэки не извиняются. Никогда.

Тряхнув головой и сильно зажмурив глаза, чтобы отогнать эти неясные мутные образы из памяти, я снова посмотрел на колдографии. На одной из них были изображен какой-то лощенный и прилизанный тип. Кто-то, вроде тетушки Друэллы, мог бы назвать его воспитанным приличным юношей из высшего света магической Британии, но меня эта высокомерная физиономия наводила на мысль о таких павлинах, вроде Малфоя. Хотя не один я считал этого типа неприятным. С заднего плана незнакомца пронзали легендарные убийственно-холодные взгляды моего отца. И едва ли не впервые я был с ним солидарен. Так как взгляд Мутного павлина, направленный на мою мать, веял какой-то тьмой. Так наверное и смотрит змея на свою будущую жертву. Холодный, оценивающий взгляд, хищная усмешка, что скорее напоминает оскал. Нет, определённо мне этот тип не нравится. Да и по натянутой улыбки моей матери видно, что его интерес ей не приятен. Вальбурга Блэк никогда не позволяла себе открыто проявлять отвращение и неприязнь к достойным людям, а маглов и маглорождённых она за людей никогда и не считала. Никогда.

Пропустив другие колдо с того приёма я увидел то, что заставило мою челюсть ближе познакомится с полом. Вальбурга Блэк, та самая чистокровная ведьма, чья ненависть к маглам стала её визитной карточкой, весело хихикала в объятиях своего троюродного брата и поедала сладкую сахарную вату в самом обычном магловском парке развлечений. Отложив альбом в сторону, я протер глаза и снова посмотрел на колдо. Кажется, я окончательно свихнулся, ведь другого объяснения тому, что позади улыбающихся родителей находилась знакомая конструкция Лондонского глаза, не находилось. Нет, никогда, даже под страхом смерти Вальбурга Блэк не смогла бы прокатиться на магловском аттракционе. Никогда.

Следом за этой шокирующей колдографией шло не менее удивительное. Совсем не так я представлял свадьбу двух Блэков. Старенькая церквушка, не менее старый священник. И двое брачующихся. Скромное белое платье, которое надела моя мать поражало своей обычностью. Ведь леди Блэк никогда не носила одежду дешевле десяти галлеон. Но необычнее всего этого, было отсутствие других членов семьи. Наверное, поэтому на лицах родителей было столько радости.Открывая последнюю страницу я думал, что готов ко всему, но… Ох! Слизней мне в печень! Да быть этого не может… Или…Последняя колдография, запечатлела образ моих родителей на диване в гостиной, но помимо этого на колдо были двое мальчишек. Тот что помладше удивленно хлопал глазами и беспрестанно ёрзал на коленях у отца, лишь крепкие руки Ориона удерживали Регулуса от падения. Я сидел на коленях у матери и махал в камеру рукой. На это моё действие родители только весело переглянулись и мама нежно поцеловала меня в щеку. Чтобы сама Вальбурга Блэк и проявила, хоть какую-то материнскую любовь ко мне, позору её плоти! Никогда.

В бешенстве я бросаю колдоальбом обратно в ящик и вылетаю из проклятой комнаты.

«Нет, не правда, этого не может быть»-вертится у меня в голове, когда я в очередной раз прикладываюсь к бутылки с огневиски. Невозможно, она не могла такой быть, не могла так измениться. Я уверен в этом, однако…Что-то в моей памяти воскресает образ девочки с удивительной улыбкой, которая держит на руках маленького брата и образ женщины, что также улыбается держа на руках своего сына...

Нет. Никогда не поверю. Никогда.

Она никогда не любила меня. Она презирала всех, кто не был Блэком. Вальбурга Блэк никого не любила. Никогда.

И симпатичная девочка с черными волосами, синими глазами и милыми ямочками на щеках, что смотрит так, будто замышляет шалость не может быть Вальбургой. Никогда не смогла бы. Никогда.

Дорогой Орион

Как я и обещала пишу тебе при первой же возможности, хотя и пребывая в волнениях. Однако ты не волнуйся, в учёбе я, как и всегда, безукоризненна, в отношениях с другими магами веду себя как и полагается представительнице древнейшего и благороднейшего рода Блэк, и в остальном всё идёт как и должно, но я постоянно испытываю это чувство, я постоянно беспокоюсь по неясной мне самой причине. И чем больше я думаю о тебе, тем явственнее это чувство. Что-то путается в моих мыслях, я начинаю выпадать из реальности… Даже не знаю как назвать то неописуемое томление души, что я чувствую вскрывая твои письма. И возможно, я могу признаться тебе в этом послании в своём искреннем чувстве, сказать тебе о том, что меня совсем не радуют слухи о твоей помолвке с одной из этих Розье… Может быть, я несправедлива и она сделает тебя счастливым, но я никак не могу взять в толк, дорогой кузен, почему вы должны исполнять этот долг? Почему на ваши плечи легло бремя договорного брака? Разве ты не должен быть любим и любить сам? Или же твоё сердце отдано ей? А может другая волшебница покусилась на него? Вопросы эти лишают меня сна и покоя… Признаюсь тебе, дорогой Орион, что страстно желаю узнать ответы на них. И поэтому я пишу уже тринадцатое письмо, адресованное тебе и твоему сердцу. Прошу тебя, не будь ко мне жесток, ответь на эти вопросы как можно скорее. С любовью, твоя сестра кузина Вальбурга.

* * *

Дорогая Вальбурга,

Твоё письмо немало меня удивило… Признаюсь, такого от тебя не ожидал, однако твои строки вселили в меня надежду на то, что быть может не всё ещё потеряно, и у моего безумного чувства есть шанс на взаимность.Да, ты верно меня понимаешь… Разумеется у меня есть долг перед семьёй, который заключается в браке на девушке из древнего и благородного рода, чтобы сохранить чистоту крови, но сердце моё молит о другом.Ты прекрасно знаешь, что красноречие не сильная моя сторона. Я просто постараюсь написать о том, что чувствую по отношению к одной прекрасной волшебнице. Для меня она значит намного больше чем семейные ценности, долг перед родом и само имя Блэк. Она умна, красива и благородна, когда она говорит со мной, то я напоминаю себе о необходимости дышать. Она для меня больше, чем троюродная сестра. Вальбурга, ты для меня очень важна. И отвечая на твой вопрос, моё сердце принадлежит только тебе.И пусть нас осудят, не поймут для меня это не важно, лишь ты важна. Прошу тебя, не бойся мнения толпы, ведь в этом мире лишь ты и я важны.

Искренне, твой Орион

* * *

Милый мой Орион,

Есть ли человек счастливее меня? Сомневаюсь…Когда я прочитала твой ответ на моё послание, я очень опечалилась. Мои эмоции не могли не проявиться… Хоть я и обещала тебе, что не стану плакать, но всё же… Однако, ты и представить не можешь, как я была счастлива, когда прочитала кому принадлежит твоё сердце. Мой восторг не поддаётся никакому описанию.И я хочу, чтобы ты это знал, мой милый Орион: моё сердце будет твоим, пока я жива.

Всегда, твоя Вальбурга.

* * *

Немолодой мужчина, лет сорока, на котором жизнь уже оставила свой след, внимательно читал послания, что написаны на школьном пергаменте красивым женским почерком.

Её почерком…

Всегда аккуратный и каллиграфический, такой, каким он должен быть у Блэк. У истинной Блэк. Она любила повторять это, подчёркивать своё происхождение и значимость, принадлежность к роду…

А ведь он помнил ещё те времена, когда не было той чопорной, ворчливой и жестокой аристократки, которой она стала после.

Может это и кажется неправдой, но он знал её совсем другой. Очаровательной девочкой, которая громко и заразительно смеялась над его шутками и историями; прекрасной девушкой с выразительными глазами и несколько смущенной улыбкой. Он знал её настоящую.

— Вал, почему всё это случилось с нами? — спрашивает мужчина в пустоту.

Разумеется ему никто не отвечает. Теперь ему редко удаётся получить ответы на свои вопросы.

Особенно от своей супруги.

* * *

Милый мой Орион,

С тех пор, как ты писал мне прошел уже месяц. Я понимаю, что твоя работа предполагает частые разъезды и командировки, однако, прошу тебя, напиши хотя бы пару строк.Моё сердце разрывается от неизвестности и горести разлуки. Умоляю, прекрати мои мучения!Ты спрашивал меня о жизни старосты в прошлом письме и советовал держать лицо. Я выполняю твои указания, потому что ты был прав. Зависть делает из благородных и достойных чистокровных слизеринцев нечто неподдающееся описанию. Сейчас, когда на мои плечи легла такая ответственность, я, как никогда прежде, благодарна за твои наставления. Завистников, ненавистников и недоброжелателей, которых и раньше хватало с избытком, сейчас можно увидеть едва ли не в каждом. Их взгляды, пересуды и интриги заставляют меня нервничать, но ты единственный, кто знает об этом. Я Вальбурга Блэк, дочь древнейшего и благородного рода не упаду в грязь лицом из-за мнения этих людей! И этим я благодарна тебе… Ты научил меня быть невозмутимой в любых ситуациях, скрывать истинные чувства и носить маски высокомерия и вежливости.P.S. Я люблю тебя, Орион. И с нетерпением жду твоего ответа.

Твоя Вальбурга.

* * *

Если бы он знал, как прочно эти маски приклеются к его Вальбурге…

Мужчина быстро завертел головой, в бессмысленной попытке отогнать скорбные мысли. Как и предполагалось, ему это не помогло.

Перед глазами так и находилось лицо нынешней Вальбурги, которое выражало лишь презрение, высокомерие и временами гнев. Её сощуренные глаза и поднятый подбородок, в сочетании с искривлёнными в гримасе отвращения губами-делали изящные аристократические черты безобразными и отталкивающими.

Она сама стала отталкивающей

Совсем не такой как раньше…

* * *

Её глаза сияли так, как не могли бы сиять ни одни бриллианты. И он был готов поклясться честью рода Блэк, что во всей Британии не было женщины красивее, чем его Вальбурга.

Его Вальбурга…

Подумать только! Всего месяц прошел с тех пор как Орион чуть не потерял свою любимую. Он так боялся не успеть, опоздать, упустить…

Её паническое письмо, написанное дрожащей рукой и настигшее его во время очередного никому не нужного нудного дипломатического визита, Орион выучил наизусть.

Её неровные буквы, скачущие строчки, размытые от слёз слова… Нет, лучше бы он не помнил этого.

* * *

Орион! Они сделают это! Определённо сделают!Они собираются выдать меня замуж! И они настроены очень решительно!Прошу тебя, Орион, не позволяй им этого! Моё сердце разрывается от одной только мысли о замужестве с кем-то другим!Леди Ирма, моя мама, она сказала, что моей руки просил некий амбициозный юноша, да к тому же наследник Слизерина! Но я не хочу этого… Всё моё существо сопротивляется даже возможности этого брака, но правда в том, что моё мнение не играет никакой роли для рода Блэк…Прошу тебя, Орион, забери меня! Я не могу выйти за него, моё сердце уже принадлежит тебе!Его зовут Том Реддл. Он весьма хорошая партия для девушки из благородного рода. Имеет влияние и связи. Наша семья пойдёт на всё, чтобы привязать его к роду. Они ставят на кон наше с тобой, любимый мой, счастье, в обмен на власть и выгодное родство!(Размытое слово) и никогда не (размытое слово), поэтому, прошу тебя, не дай им разрушить наше счастье!

С любовью, Вальбурга

* * *

Я не помню, как добрался до поместья Блэков. Не помню, что говорил на том дипломатическом приёме. Не помню…

Единственное, что я запомнил её сияющие глаза. Сияющие от слёз.

Никогда я не хотел видеть такой блеск её глаз. Никогда.

А после, её облегчённый выдох и теплые руку на мои плечах.

В тот самый миг я понял, что пойду на всё ради таких объятий. Пойду против всех ради неё.

Моей Вальбурги…

Вальбурга Блэк всегда была достойной чистокровной ведьмой. Или казалась такой, по крайней мере.

Заботливая старшая сестра, исполнительная ученица, ответственная староста Слизерина, талантливая волшебница и очень красивая девушка. В глазах семьи она была идеальна. Она была достойной мисс Блэк, на которую возложены большие надежды.

Сложно описать те чувства, что она испытывала, когда решилась на первый в своей жизни экспрессивный поступок. Она призналась своему кузену в любви. После долгих сомнений и бессонных ночей она всё же сделала это.

Она боялась быть отвергнутой или осмеянной, боялась осуждения общества или семьи, она боялась подвести близких и потерять Ориона. Однако получила его ответ на свои чувства и перестала бояться. На место страха пришла любовь, которая затмила все другие чувства.

Забавно. Любовью восхищаются, её воспевают в песнях и поэмах, а на деле она рушит привычный мир и постепенно убивает. Их с Орионом любовь стала тем ядом, что уничтожил её образ идеальной мисс и разрушил семью Блэк.

Вальбурга всегда будет винить себя за последнее.

При всём желании она не могла вспомнить когда всё это началось. Почему именно в него влюбилась Вальбурга? Почему он не отверг её? Почему они? Почему?

Эти вопросы никогда не находили ответа.

Вот и сейчас леди Вальбурга сидела в своём любимом кресле с чашкой чая в руках и предавалась воспоминаниям давно минувших дней.

Она вспоминала своё детство и школьные годы, которые были похожи на Рождество, такое же счастливое и даже наивное, тогда она не знала ни печали, ни тревоги. Вспомнила она и свою юность, что пронеслась быстрым бальным вихрем.

Она была хороша. Умна, красива и благородных кровей, последнее было более значимо, чем всё остальное. Для многих, кто претендовал на её руку, было очень важно знать её родословную и размер приданного. Тогда она была своевольной девицей, которая презирала такой деловой подход и искренне верила в любовь и счастье с возлюбленным.

Но годы жестоки к наивным курицам. А к эгоистичным и сентиментальным курицам, вроде неё, они необычайно беспощадны.

Леди Вальбурга тихо фыркнула, но в тишине пустого дома даже этот звук показался ужасающе громким. Женщина поежилась. Она никогда не любила такую оглушающую тишину, бьющую по ушам, которая даже хуже, чем тот ужас, называемый Сириусом «музыкой». Леди Блэк поморщилась. Воспоминания о старшем сыне никогда не приносили ей приятных эмоций. По правде говоря, у этой леди мало что могло вызвать хоть какие-то эмоции, а уж приятные…

Вновь сделав обжигающий глоток, леди Блэк наклонилась над омутом памяти и опять окунулась в свои воспоминания.

Старый омут памяти и небольшие флакончики с серебристыми нитями прошлого составляли компанию леди Блэк сегодня вечером. Впрочем, не только сегодня. Уже и не вспомнить, когда обитель стареющей мадам посещали в последний раз. Год назад? Два? А может не прошло и пары месяцев?

Леди Блэк не может ответить точно.

Уже очень давно она жила в одиночестве этого дома, не принимая посетителей и игнорируя светскую жизнь. Лишь целитель Коннор навещал свою богатую пациентку время от времени и рекомендовал выходить на свежий воздух для прогулок.

Идиот. Будто у леди Блэк есть необходимость в советах этого болвана.

Сделав ещё один глоток крепкого черного чая, Вальбурга вновь бросит взгляд на старое семейное колдо.

Вот она, сидящая в дорогом кресле. Из-под черных кружев робко переливается на свету серебристая ткань платья, руки застыли на подлокотниках демонстрируя прекрасные кольца, волосы собраны в тугой узел на затылке, серьги и колье сверкает изумрудами и серебром, а на лице её надменность и высокомерие. Идеальная и достойная леди. Но она ли это?

Переведя взгляд на мужа, Ориона, леди Вальбурга вздохнула. Он был не то что принцем, нет. Королём. И когда она находилась рядом с ним, то непременно ощущала себя королевой. Вот и сейчас, уже не молодая, но сохранившая отпечаток былой красоты, женщина, затаив дыхание, восхищалась своим супругом.

Он был красивый и статный, удачно скроенная мантия сидела до неприличия хорошо, а волосы, что не признавали укладки, добавляли шарма к холодной красоте его лица, на котором годы оставили еле заметный отпечаток.

Вальбурга вновь вздохнула. Последний раз это лицо она видела на похоронах. На его похоронах.

А ведь не было никаких признаков приближающейся кончины. В тот день ей нанёс неожиданный визит коллега Ориона — Роберт Флинт, он сообщил о том, что сердце её мужа навсегда остановилось прямо за рабочим столом. Он умер на своей работе. Глупец.

Леди Блэк вспомнила тот день.

* * *

Её спокойный, наполненный рутинными обязанностями день был прерван внезапным визитом. Роберт Флинт, лысеющий и тощий мужчина почтенных лет, явился в их дом и Вальбурга в сотый раз отметила его сходство с драной шваброй. Он часто дышал, запинался через слово и непрерывно теребил рукав своей мантии, чем очень раздражал леди Блэк. Но Вальбурга Блэк не могла позволить себе слабость или невежливость. Она идеальная леди. Когда же этот несуразный волшебник (даром, что чистокровный) добрался до сути и сообщил ей о кончине Ориона, Вальбурга осела в кресло и хмыкнула. Флинт даже вздрогнул: он ожидал бурных эмоций от неё, истерик и криков, слёз и обмороков, но услышал лишь циничное «упрямый болван» от новоявленной вдовы.

Вальбурга была опечалена смертью возлюбленного, но могла признать этот исход предсказуемым. Орион был очень упрямым и всегда поступал по своему. Вот только если в юности Вальбурга восхищалась его «целеустремлённостью и упорством», то с годами брака её стали лишь раздражать «упёртость и бескомпромиссность» мужа. Воистину: время — это сильнейшая метаморфоза.

Он слишком много работал. Вальбурга знала, что его ослабшее сердце могло предать его от столь интенсивного труда. Но Орион никогда не слушал её опасений. Глупец.

* * *

Леди Блэк отпила ещё один небольшой глоток чая. По пустынному дому разнёсся звон чашечки о блюдце. В последовавшей после тишине было слишком неуютно, поэтому Вальбурга слишком поспешно опустошила следующий флакон с воспоминаниями.

Это был магловский парк в Лондоне. Золотые кроны деревьев шелестели, редкие прохожие стучали подошвами по аллеям, а в пруду изредка перекрикивались утки. В этом чужом для неё месте Вальбурга впервые встретилась с Орионом после их признания. Они сменили привычные мантии на черный костюм и темно-зелённое платье и отправились в этот незнакомый и притягательный новый мир. Мир маглов. Их оказалось меньше, чем Вальбурга предполагала, поэтому они не мешали паре прогуливаться по аллеям и кормить уток. Они то говорили без умолку, то не могли вымолвить и дежурной фразы от смущения. Прикосновения их рук были столь наивны и невинны, что любой видел — это зарождение новой чистой любви — его трогательная забота о ней и её румянец, что не желал отступать с лица девушки. Идеальные возлюбленные. Идеальные, потому что Блэки.

И вот снова. Леди Блэк вновь ныряет в омут своей памяти, своей истории. Она просматривает одно воспоминание за другим. Года, прожитые вместе с Орионом, пестрели обилием ярких красок, ведь когда ты молод и влюблён весь мир становиться прекрасным.

Вот они двое стоят на мосту Ватерлоо, под ними бушуют волны, ветер растрепал её убранные в безупречный пучок волосы, а Орион слегка дрожит от холода (своё пальто он как благородный кавалер отдал Вальбурге). Её тихий голос почти не слышен за шумом волн:

— Семья всё решила, что мы можем сделать с этим, Орион?

Его брови сходятся на переносице, а губы упрямо сжимаются. О эти губы! Вальбурга с трудом отводит взгляд.

— Ты не выйдешь за него. Я не допущу этого. — сказал, как отрезал. По сравнению с его уверенным тоном, возражения Вальбурги не более, чем мышиный писк.

— Но семья…

— Забудь о семье, хотя бы раз. Вальбурга, — прохладные пальцы сжимают узкие ладони и лишь после этого мужчина произносит, — прошу тебя, Вальбурга, хоть на мгновение, на час, на день… Забудь о семье и долге! Пока ты со мной, будь моей Вал, а не мисс Блэк. Не сейчас.

К её холодным тонким губам прижимаются его горячие и настойчивые. Поцелуй наполнен нежностью, мольбой и совсем немного отчаянием. Они оба знают, что она не может, оба знают, что он должен, они знают, что обязаны быть Блэками, быть идеальными. Но не сейчас.

Его руки ложаться на талию и трепетно прижимают к себе, а её руки, получившие свободу, зарываются в черные волосы двоюродного брата. Такие же как у неё, не такие как у того Реддла. Совсем другие. Родные.

Этот поцелуй сорванный с губ Вальбурги стал началом конца.

Но Орион и Вальбурга из воспоминания не знали об этом. Они были поглащенны друг другом, не замечая ни холодных порывов ветра, ни бьющихся под ними волны, на этом заброшенном мосту были лишь они и их семейное безумие, которое подобно шторму разрушило спокойствие семьи Блэков.

* * *

Вальбурга взяла следующий пузырёк с воспоминаниями. Свадьба. Самое счастливое событие в жизни любой девушки. Вальбурга не стала исключением. В тот день она была прекрасна и свободна. Опьянена любовью и бунтарством, своим решением быть рядом с любимым, а не выгодным незнакомцем.

Если бы она знала, что последует за этим выбором, то никогда бы не стала выходить за Ориона. Единственное чем она дорожила — её семья — попадали под удар из-за её капризов и любовных соплей.

Нет, не Орион был глупцом, а она глупой курицей. Вся вина лежит на её плечах, так как именно она могла всё прекратить, закончить этот безумный спектакль, положить конец неправильным отношениям двух идеальных Блэков, но не стала.

Устало вздохнув, леди Блэк погрузилась в омут с головой. Совсем как в тот раз.

Её глаза сияли, а скромное для леди Блэк свадебное платье подметало длинной юбкой пол маленькой церквушки. Старый полуслепой волшебник, чистокровный, но не родовитый бормотал заготовленную речь и выпускал из палочки огненные нити. Согласна ли она быть с Орионом и в горе и в радости? Конечно. В болезни и здравии? Разумеется. Клянется ли она перед лицом магии в своём уважении супругу? Она клянётся в любви. Орион так красив, умён, заботлив, что в пору заподозрить неладное. Никто не может быть идеальным. Никто кроме Блэков. Блэков, которые в тайне от семьи и друзей, сбежали на собственную свадьбу. Вот что значит быть Блэком, даже нарушая правила Вальбурга и Орион были идеальными. Прекрасные, молодые, влюблённые, что они могли знать о боли и горе в тот момент?

— Жених может поцеловать невесту, — проскрипел голос сопроводителя церемонии.

Орион наклоняется к ней и нежно целует. У Вальбурги сердце начинает стучать быстрее, колени дрожат, а руки судорожно сжимаются от обилия чувств. Нити магии впитываются в их руки, на безымянном пальце появляется обручальное кольцо. Вальбурга забывает как дышать и лишь ослепительная улыбка Ориона приводит её в чувство. Его глаза сияют ярче звёзд, а Вальбурга кладёт руку на бешено бьющиеся сердце, что стремиться выскочить из груди.

Орион трансгрессирует с ней в их спальню и пылко прижимая к себе, целует.

Выбираясь из своего скромного свадебного платья и оказываясь под сильным телом своего теперь уже мужа, Вальбурга понимает, что их любовь породит ярчайшую звезду. Она назовёт их сына Сириус, в честь самой яркой звезды, такой же яркой как и их с Орионом любовь. Он будет истинной звездой. Истинным Блэком. Но не сейчас.

* * *

Вальбурга едва слышно всхлипнула, когда вынырнула из этого своего воспоминания. Она старалась сдержать слёзы, но кто мог осудить её сейчас. Она абсолютно одна. Муж умер, от Регулуса не осталось даже тела, а её старший сын доживает свои дни в Азкабане. Ей нет нужды прятать слёзы, быть сильной и идеальной. Она леди Блэк, но и женщина тоже. Та женщина на долю которой выпало много испытаний, глупых поступков и ещё больше сожалений.

Вальбурга Блэк оплакивала свою жизнь, свою любовь и своих детей. Она одна, и имеет на это право.

Старый домовой эльф, единственный сожитель леди Блэк и почти выжевший из ума слуга, содрогнулся услышав крик своей госпожи. Она не плакала, ревела. Впервые, а столь долгое время выпуская свою боль наружу.

* * *

Она прекрасно помнила, в каком шоке находилась вся семья Блэков, когда Орион и Вальбурга объявили о своей свадьбе.

Её мать с самого порога обрушилась на новобрачных с вопросами где они были и почему никто не знал где их искать? Ирма Блэк даже не подозревала какой ответ ей суждено услышать.

— Мадам, мы прибыли не надолго. Я уведомляю вас, что вчера ночью я взял в жены вашу дочь и мою двоюродную сестру, Вальбургу, дабы сохранить чистоту крови.

Безукоризненная и невозмутимая Ирма Блэк едва не задыхается словами. Семья услышав это заявление наследника семьи пришла к единому мнению, что для Блэков было несвойственно:

— Не говори чуши, Орион, — выразил общую мысль Глава семьи, Арктурус Блэк, — Это совсем не смешная шутка.

— Верно, — не стал отпираться Орион, — Шутка не смешная. Но это не шутка.

Он показывает наши сплетённые руки. Обручальное кольцо сверкнуло, как гильотина, в полнейшей тишине. Почти могильной.

Дядя Арктурус потушил сигару, которые так любил. Мать Ориона вздохнула и осела на мягкое бархатное кресло. Братья уронили челюсти на пол. А отец и матушка уставились на меня с немым шоком. Даже старая карга Кассиопея Блэк проявила живейший интерес к происходящему и отвлеклась от своей любимой книги «Темнейшие проклятья. Долгая смерть». Из всей трилогии Вальбурга терпеть не могла именно этот том.

— Что вы наделали, — обманчиво спокойным голосом заговорил отец, но не сдержав эмоций проревел, — Вальбурга обещана другому!

— Была обещана. Но с этого дня она моя жена, по всем законам, — упрямо заявил Орион.

Поняв на какие именно законы ссылается её возлюбленный, Вальбурга покраснела, а в её голове вспыхнули воспоминания прошедшей ночи.

— Ты! Да как ты посмел! — завопила Ирма, когда до неё дошел смысл фразы.

Дальше Вальбурга предпочла не слушать вопли матушки, причитания тётушки и возмущения отца. В реальность она вернулась только после веских слов главы семьи:

— Тихо все! Ваши вопли не изменят того положения в котором мы оказались, его теперь ничего не изменит. Мы можем только принять ситуацию, и подумать, как действовать при новых обстоятельствах.

Выдохнув сизый дым, Арктурус Блэк пригласил новоявленных молодоженов в свой кабинет.

Вальбурга не сразу поняла какие последствия ждут семью.

Реддл встретил новость о невозможности помолвки с мисс, а теперь уже миссис Блэк, вполне равнодушно. Он лишь вздохнул и своим слегка шипящим голосом произнёс:

— Если таково желание дамы…

И ушёл из дома Блэков. Наступило затишье.

Сигнус, брат Вальбурги, ещё задолго до её свадьбы женился на Друэлле Розье. Дурой она была несусветной, но отличалась красотой и манерностью. Что ещё сказать — Розье. У них родилось трое детей, и все девочки, поэтому семья возлагала на неё большие надежды. И она оправдала их.

Третьего ноября на свет появился её первый сын. Сириус Блэк.

Вальбурга лежит на мокрых простынях. Она едва соображает где находиться и кто она такая. Усталость и боль от родов не сразу дают сосредоточиться на настойчивом плаче ребёнка. Её ребёнка.

— Поздравляю, у тебя родился сын.

Будто сквозь слой ваты она слышит голос матушки. Он как всегда холоден и строг, но сейчас она не обращает на это внимание. Всё её сознание занимает он. Её первенец.

Маленький кричащий комок с чёрным пушком на голове и яркими голубыми глазами ворочается на её руках. Она не может оторвать взгляд от этого ребёнка. Ей кажется, что он сияет, сияет как самая яркая звезда ночного неба.

— Сириус.

Произносит она единственное, что приходит ей в голову и понимает, что в брачную ночь она была права: он станет истинной звездой. Звездой, которая осветит её жизнь.

* * *

Леди Блэк вновь спокойна и собрана. Она смотрит снова и снова на эти кадры собственной жизни. Как бы она не старалась не показывать своей любви, но чувства к Сириусу и Регулусу, всегда были сильнее её. Она действительно любила их. Таких разных, но похожих, её родных сыновей. И пусть тот несносный мальчишка винил её в отсутствии сердца, она была рада этому, если он не знал о её нежных чувствах, то никто не знал тоже.

Она смогла защитить самых дорогих людей. Хотя бы не надолго. Хотя бы одного.

Этот разговор ничем хорошим не мог закончиться. Она понимала это с самого начала. Её отец и дядя не просто так вызвали её на приватную беседу во время отсутствия Ориона. Она боялась, всё же отец её был суров, но даже он не мог сравниться в этом с Арктурусом Блэком. Они пугали одним взглядом и никогда не позволяли себе пустую болтовню.

— Вальбурга, у нас есть некоторые новости, которые могут повлиять на тебя и всю семью, твоих детей.

Леди Блэк подобралась. Её тонкие брови нахмурились, но она не издала и звука. Ждала.

— Ты должно быть помнишь некого мистера Реддла, который просил твоей руки когда-то.

Отмахиваясь от нехорошего предчувствия, Вальбурга кивнула. Она пыталась не выдавать своих истинных эмоций, но в голове набатом звучал вопрос: к чему они ведут?

— Он недавно вернулся из странствий. Теперь он носит другое имя, у него есть сторонники и сила. Могущество, которое он обрёл… впечатляет.

Вальбурга позволила себе выгнуть бровь в знак удивления. Впечатлить Арктуруса Блэка было совсем не просто.

— Мы встретились с ним на приёме у Лейстренджей. Они ближайшие его соратники. Это о многом говорит. Он сделал нам очень любопытное предложение.

— Какое предложение? — не сдержалась Вальбурга. Вся ситуация вокруг Реддла начинала нервировать её.

— Встать на его сторону. Он хочет, чтобы мы поддержали его политику чистоты крови.

— И как это касается моих детей?

— Напрямую. Вальбурга, этот человек очень силён, а вы с Орионом сильно оскорбили его в прошлом.

Вальбурга была не согласна с дядей. Мистер Реддл совсем не выглядел оскорблённым или расстроенным при её отказе. Но она смолчала. Она могла подумать об этом позже. Не сейчас.

— Вал, — впервые заговорил ранее молчавший отец, — мы не можем предсказать что именно он задумал, но у твоего брата нет сыновей. Единственные наследники фамилии — это твои дети. Они надежда нашего рода. Со своими связями и влиянием, мистер Реддл вполне может отомстить нашей семье используя их.

— Ни за что! Он и пальцем не тронет моих сыновей, — тут же высказалась женщина. Её перебил скучающий голос Арктуруса:

— Разумеется, он их не тронет. Зачем ему портить отношения с нами? Однако отдать приказ верным людям или, скажем, выразить своё пожелание в кругу тех, кто мечтает доказать свою верность, он может и тогда…

— Не продолжайте, дядя, — останавливает его Вальбурга, выдыхает тяжёлый воздух, — Что я должна сделать?

— Дистанцироваться от них. Создай видимость того, что ты верна его взглядам, что ты не опасна, что на тебя не подействуют манипуляции детьми.

— Я должна уйти? — глотая слёзы сиплым голосом спрашивает леди Блэк. Её сердце замерло.

— Ни в коем случае. Ты должна быть на виду и всячески выражать поддержку его делу. В идеале твои сыновья могли бы присоединиться к его сторонникам, но сейчас они слишком малы для этого.

— Нельзя ли обойтись без вмешательства детей? — Вальбурга проклинал себя за эту глупую надежду. Она знала, что Реддл знает о её маленькой слабости, о том, что женщина (какой бы она не была), пойдёт на всё, чтобы защитить своих детей. Вальбурга не была исключением.

Выдыхая сизый тяжёлый дым, что оставлял после себя неприятную горечь на языке, Глава рода Блэк, ответил:

— Возможно, время покажет. Но мы должны играть на опережение. Твоя племянница Белла станет Лестрейндж, когда войдёт в нужный возраст. Это покажет нашу лояльность делу. К тому же она сама хочет вступить в организацию.

— Я приказал Сигнусу всерьёз заняться её боевой подготовкой, она не опозорит имя Блэков. — заговорил отец, намекая на проблемы, которые доставила семье её собственная свадьба.

Вальбурга вздохнула. Ей нравилась Беллатрикс. Она напоминала ей себя в лучшие годы. Она не хотела для неё такой участи: стать женой незнакомого человека из-за выгоды, которую видит семья.

Арктурус отложил сигару и заговорил. Его голос давал понять, что приказ обязателен к выполнению:

— Орион ничего не должен знать. Он не может сохранять хладнокровие если его семье грозит опасность. Он слишком любит тебя и ваших детей, чтобы думать о чём-либо другом, — только леди Блэк открыла рот, чтобы возразить, как грозный голос дяди прервал её. — Вальбурга, не смей спорить. Напоминаю, что твоё решение поставило нас в не самое выгодное положение, так что ты должна исправить это. Это твой долг.

Ей нечего было на это сказать. Она должна исправить свою ошибку. Спасти своих любимых мужчин. Даже если для этого ей придётся заковать сердце в лёд.

— Чтобы гарантировать твоё молчание, ты дашь Непреложный обет.

У Вальбурги пересохло в горле, пальцы непроизвольно сжались в кулаки на коленях. Страх за дорогих людей, сменился на откровенный ужас, от осознания серьёзности ситуации. Её голос звучал хрипло, когда она спросила:

— Условия?

— Ни Орион, ни дети, сколько бы их не было у тебя, ни кто-либо другой не узнает о плане или об этом разговоре.

Вальбургу Блэк — истинную леди, любящую мать и проблемную дочь, загнали в угол. У неё нет шанса противиться решению Главы рода. Лишь воспитание суровой Ирмы Блэк, заставляло держать лицо и не биться в истерике.

На слёзы нет времени. Не сейчас.

Именно об этом думала Вальбурга, когда её руку обвили магические нити ненарушимого обещания. Цепи, сковавшие её волю, заставившие молчать, даже тогда, когда весь её мир рушился.

* * *

С тех пор все дни слились для неё в один. Воспоминания не подлежали просмотру, потому что Вальбурга не могла отличить один день от другого. Лишь вспышки боли подсказывали ей, что круговорот страха может прерваться.

Сириус стал красавцем. Регулус впрочем не уступал брату. Её сыновья выросли и возмужали. Она не должна была говорить это вслух, но она гордилась ими. Сириус был бунтарём, энергичным и шумным, гриффиндорец до мозга костей. Регулус же был истинным слизеринцем, рассчетливый и хитрый, послушен своим родителям и старателен. Она любила их. Одинаково сильно любила двоих сыновей, но не могла позволить себе сказать об этом. Не Сириусу. Он попал под дурное влияние того маглолюбца Дамблдора. Он не стал следовать идеологии чистоты крови и яшкался с грязнокровками. Он сводил все труды Вальбурги на нет. Её невероятно сильно раздражал этот мальчишка, который думал, что знает всё. Он не знал ничего.

— Я никогда не стану таким как вы! Никогда, уж лучше умру!

Болван. Просто маленький болван, который не понимает, что такое смерть. Не представляет, что такое умирать.

Никто из них не знал, чего стоила их спокойная жизнь. Их неведение было щитом, но и пыткой для Вальбурги. Пыткой, которая с каждым днём становилась мучительнее, сводила её с ума.

Орион и его непонимание выводило из себя. Глупец, который только и мог, что спрашивать её: «Что не так, Вал? Что с тобой? "

А Вальбурге хотелось кричать. Кричать на этого идиота, чтобы он молчал, чтобы не мешал ей своим беспокойством, чтобы понял всё без слов. Но она знала: не сейчас. Когда Волдеморт умрёт, она выскажет этому барану всё, но не сейчас. Она выдержит ради семьи. У неё нет другого выхода, нет иного пути. По крайней мере, не сейчас.

Вальбурга Блэк погружается в последнее своё воспоминание, которое имеет значение. Её руки слегка дрожат, а сердце в груди болезненно сжимается. Это последнее воспоминание, что она готова увидеть. Которое готова показать.

Она не могла в это поверить. Вальбурга Блэк была в недоумении, до крайней степени удивлёна и шокирована.

Он ушёл. Сириус ушёл. Сбежал из дома. От неё.

Она прожигала взглядом маленький клочок пергамента, на котором в издевательской насмешки каллиграфическим почерком было написано:

«Дорогая матушка (и возможно отец),

Рад вам сообщить, что такой недостойный отпрыск, как я, более не побеспокоит вас своим присутствием ни в вашей жизни, ни в этом доме.

Не ваш Сириус».

Она просто не могла в это поверить. Он ушёл. Ушёл от неё, ушёл из дома. Сбежал от своей семьи, от своей матери. Матери, которая стольким пожертвовала, чтобы защитить этого глупого самоуверенного мальчишку.

Оцепенение покинуло мысли леди Блэк. На смену недоумению пришла ярость, волной нахлынувшая на Вальбургу. Она почувствовала как её чистая кровь закипает в венах, её охватило пламя истинного бешенства.

Да как этот мальчишка, только посмел? Как он посмел так с ней поступить? Вальбурга оберегала свою семью, заботилась о защите своих детей, а этот маленький глупец посмел разрушить всё, что она с таким трудом…

— Мама? Что-то случилось? — Регулус подорвался с кресла, едва не выронив книгу из рук.

Вальбурга предпочла проигнорировать вопрос сына. Единственного сына, что у неё остался. Гнев всё ещё доминировал над её рассудком, а поэтому Вальбурга подошла к семейному гобелену. К тому месту, где сливались её и Ориона линии. Она занесла палочку.

Всего одно мгновение и с её губ сорвалось заклинание. Мгновение и лицо её сына на гобелене стало выжженым пятном. Регулус вскрикнул и с ужасом понял что именно случилось.

— Матушка? -неуверенно и робко позвал он.

Вальбурга ничего не сказала. С маской невозмутмости она отвернулась от гобелена. Она взглянула на сына и тот слегка поёжился. Вальбурга Блэк твёрдым шагом вышла из гостиной, и более не сказала ни слова.

Лишь, ночью образцовая леди позволила себе разрыдаться в крепких объятиях мужа.

* * *

После того, как гнев рассеялся, она поняла, что натворила. Впервые с того злополучного дня поняла, как крепко прилипла к ней маска бездушной стервы. Впервые осознала как сильно ранила своих сыновей, пытаясь защитить. Спасая от Реддла, под гнётом Непреложного обета, она причиняла боль самым любимым людям.

Вальбурга надеялась, что наступит тот день, когда ей не нужно будет притворяться и скрывать своё тепло к мальчикам, которых она родила. Она сама не заметила, когда роль, что она исполняла на протяжении десяти лет, стала частью её души.

Она попыталась стать ласковее и нежнее с Регулусом, который пытался скрыть свою тоску по брату. Он говорил, что Сириус предатель семьи и крови, что он глупец, но при этом подолгу задерживался в комнате брата, когда думал, что об этом никто не знает.

Она знала. Была обязана всё знать.

Вальбурге было известно, что Регулус вечерами, ссылаясь на усталость, уходил в свою комнату. И перебирал старые колдографии. Такие дорогие сердцу, где он и Сириус вместе играют, наряжают рождественскую ель, впервые летают на метлах. На некоторых снимках были и они с Орионом. Счастливые улыбки, обеспокоенные взгляды и её чуть холодные руки, что бережно прижимали детей к себе. Она любила эти колдографии. Они были памятью о недолгом счастье их семьи, о времени, когда она была собой.

В тайне Вальбурга надеялась, что сможет помириться со старшим сыном, после того, как всё закончится. Она верила, что всё ещё можно исправить. А потом…

Регулус исчез. В один из дней пропал без следа, а на следующее утро, она обнаружила дату смерти на гобелене. Дату смерти Регулуса, её сына, которого только вчера видела своими глазами, слышала его неуверенный голос и короткое прощание. Последнее.

Она не помнила, что происходило до того, как почувствовала руки Ориона, крепко прижимающие её дрожащее тело к себе. Она не сразу почувствовала солёные дорожки на своих щеках, не сразу ощутила саднящую боль в горле, будто кричала несколько часов.

Но когда к ней вернулись эти ощущения, они уже не имели значения.

Могильный холод затопил её сердце, заковал в ледяных тесках душу, прошёлся табуном мурашек по всему телу.

И лишь одна мысль, кристально чистой стрелой вонзилась в её уплывающее сознание: «Регулус мёртв.»

* * *

Недолго Регулуса пережил её муж. Скончался через пару месяцев.

Одна скорбь поверх другой, похороны за похоронами. Из неё будто выпили всю жизнь. Смерти двоих любимых людей разрывали её израненное сердце. И лишь страх за жизнь последнего родного человека не давал её последовать вслед за мужем и сыном.

Потеряв одного своего сына, Вальбурга боялась потерять другого. Мысль о жизни и сомнительной безопасности первенца, давала силы для жизни. Она надеялась даже под Империусом увести его с собой. И укрыть от самой смерти, смотрящей красными нечеловеческими глазам, говорящей с шипящей, почти змеиной интонацией. Она уже всё приготовила, но снова опоздала.

У судьбы плохое чувство юмора. Сириус жив и сейчас. Но не с ней, не с теми, кто любит его. Совсем один в Азкабане. В аду на земле.

Когда Вальбурга только узнала, ей показалось, что она сама будто оказалась в окружении дементоров. Счастье о том, что чудовище разрушавшее её счастье и семью мертво, сменилось неверием и ужасом.

«Нет. Только не Сириус. Он не мог. Только не он. Я не верю. Нет. Только не Сириус…»

Мысли шли по кругу. Её надежды наладить с сыном отношения разбилась, как чашка, которую она выронила из ослабших рук. Она вновь ощутила тот могильный холод, её вновь сковал лёд. Мир потемнел перед её глазами, а в голове была только одна мысль: «Только не Сириус».

Сколько бы безутешная мать не билась о закрытые равнодушия вчерашних друзей, она никак не могла спасти сына. Его признали едва ли не монстром, поэтому и не желали даже слышать о пересмотре дела, суде, о том, что её сын невиновен.

Вальбурга проклинала всех тех, кто был когда-то надёжным товарищем, а в момент нужды отвернулся от неё. И что гораздо важнее — от её сына!

Арктурус, уже изрядно больной и сдавший старик, не мог представлять ту политическую силу, что раньше. Блэки после войны стали едва ли не изгоями. Ведь что может кучка отживших своё стариков, когда им не для кого стараться?

Всё молодое поколение, на которое вся семья возложила надежды, распалось. Дочери Сигнуса вышли замуж. Беллатрикс, сошедшая с ума сразу после свадьбы, в Азкабане. Андромеда, проклятая бунтарка, сбежала с никчёмным маглом. Нарцисса, кроткая и робкая девочка, стала матерью наследника Малфоев, и её муж спрятал девушку в меноре. Регулус мёртв. Сириус вместе с кузиной. В детстве они не могли поделить игрушки, а сейчас делят одну тяжкую долю узников и репутацию ближайших подручных Тёмного Лорда.

Каждый раз, когда Вальбурга думала об этом, её сердце сжималось от бессилия. Но огонёк надежды всё ещё тлел в её сердце. Она знала, что её сын жив. И это дарило ей веру.

Каждый год перед Рождеством, будто желая сделать «подарок», Министерство публикавало список тех, кто не пережил Азкабан в этом году.

Каждый год Вальбурга с тревогой просматривала список. И каждый раз от облегчения выдыхала в пустоту мрачного особняка.

* * *

Так продолжалось несколько лет. Пока она не слегла с сердечным приступом. Заботливый эльф, последний домовик, вызвал целителя, а тот прописал ей лекарства и восстанавливающие прогулки. Но Вальбурга знала, что ей это не нужно. Она чувствовала это: близится её конец. Она ждала. Осталось подождать совсем немного. Она встретится с Регулусом и Орионом, сможет рассказать им о Непреложном обете и тех тайнах, что он защищал. Мертвецам не страшны нерушимые обещания.

Лишь об одном Вальбурга сожалела. Сириус. Её старший сын умрёт в Азкабане, так никогда и не узнав о том, как сильно он был ей дорог. По щеке скатилась слеза. Не сейчас.

Омут памяти поблёскивал своим серебристым светом, флакончики с воспоминаниями аккуратно лежат в резной шкатулке. Подарок от Сириуса на её день рождения. Накопил с карманных денег, чтобы порадовать свою маму. Она была так цена для леди Блэк.

— Кикимер!

Эльф тут же появился перед своей обожаемой госпожой, склонившись в низком поклоне.

— Вы звали недостойного Кикимера, госпожа?

— Звала. Отнеси это в мою комнату. Подготовь портрет. И не при каких обстоятельствах не тревожь меня до завтра. Ты понял?

— Как прикажете, госпожа. Кикимер всё понял. Кикимер всё сделает, госпожа.

С хлопком эльф исчез, а вместе с ним исчез Омут памяти и шкатулка с тайнами Вальбурги Блэк.

Женщина прошла ко входу, где её уже дожидался портрет сварливой старухи, которой она стала. Нет, скорбь и одиночество, совсем не красят женщину.

Быстрое движение палочкой и портрет навечно скреплён со стеной. Не большой подарочек, для каждого, кто покусится на наследство её рода. А таких будет не мало. Вальбурга точно это знала.

Подняться в комнату. Лечь на кровать поверх одеяла. Достать маленький пузырёк с зельем. Выпить всё одним глотком. Закрыть глаза, закрыть их навечно. Улыбнуться, предвкушая скорую встречу с любимыми людьми.

И уснуть, чтобы завтра уже не проснуться.

Сейчас.

* * *

Воспоминания, что хранили тайны идеальной леди Блэк, так и не были найдены тем, кому они предназначались. Сириус Блэк умер в Отделе тайн раньше, чем открыл тайный ящик в комнате своей матери.

Лишь годы спустя Гарри Поттер нашел в своём новом доме маленькую резную шкатулку. В ней обнаружилась записка с красивым женским почерком. Всего два слова.

«Сириусу. Мама»

Ненайденные воспоминания, потерянные письма, забытый альбом — это всё что осталось от настоящей Вальбурги Блэк.