Сказки городского типа (джен)

О`Тино знал, что в доме есть Дверь, но никогда не видел её. Так бывает, если в твоей семье были портальщики, но ты сам не портальщик. Только портальщик может почуять, найти, увидеть и открыть Дверь в другой мир. И только тогда, открытую, её смогут увидеть другие. Увидеть и пройти. О`Тино знал про Дверь и давно смирился с тем, что никогда не сможет её найти: не по его профилю такая работа. Его профиль — искать потерянное, развеивать мороки, отводить глаза, прятать и прятаться. Первые два пункта — работа благородная, но не слишком хорошо оплачиваемая, а вот остальные очень располагали к мелкой уголовщине, которой он, в основном, и занимался. И хотел соскочить, остепениться и стать приличным человеком, но как-то... то одно, то другое. То должок припомнят, то с выгодным предложением придут... в общем, так и не завязал до сих пор.

Благо, батя не дожил, пилить было некому, огорчаться гнусному асоциальному поведению сына — тоже. Батя отличный был человечище, ну то есть не совсем человечище, а тоже с даром, не важно. В общем, О`Тино его любил и вовсе не хотел трепать ему нервы почем зря. Даже про брошенную учебу в своё время так и не сказал и до сих пор считал, что всё правильно сделал. Батя, Карл О`Тино, был широко известный в узких кругах мастер: такой мощности и красоты амулеты, как он, мало кто умел делать, а кто умел, тот брал за это совсем другие деньги. Ещё он умел создавать големов настолько разумных, что, казалось, ещё немного — и будут совсем как люди. За это его тоже ценили, потому что гораздо приятнее иметь никогда не болеющего покладистого слугу, чем угловатую страшненькую магическую хреновину. Чего батя не умел, так это открывать порталы, поэтому Дверь он тоже никогда в глаза не видел, только со слов прадеда говорил О`Тино, что Дверь должна быть в гостиной. О`Тино, понятно, после батиной смерти всю гостиную на уши поставил, обои отодрал, ламинат снял... нет, ну он, на самом деле, ремонт делал, но и Дверь тоже искал. Не нашел, хотя обнюхал каждый сантиметр со всем старанием и со всем своим даром. Оно, собственно, было ожидаемо. Но все равно расстроился тогда.

Теперь, спустя три года, гостиная была совсем другой, новенькой, светлой, обставленной современной мебелью. Диваны, журнальный столик, даже камин. Электрический, правда, но выглядел как настоящий. И Дверь. Где-то здесь, непонятно где, за новыми обоями. Или за полками. Или... да кто его знает. Где-то она была. Так они и жили, О`Тино, его дом, его гостиная, его девушки, то одна, то другая. И Дверь, которая была совершенно не его и которую он никогда не видел.

Всё изменилось однажды ранним утром, когда О`Тино проснулся от страшного грохота, похожего на взрыв. Он вскочил с кровати, бросился к окну. Ничего примерно не увидел, кроме дыма, поднимающегося где-то далеко за домами, вероятно, за чертой города. Где это? Примерно там, где аэропорт?

Громыхнуло снова, с другой стороны дома. О`Тино выскочил из спальни в коридор, к другому окну. Там тоже дымилось, непонятно что, непонятно, где именно. Живи О`Тино в высотном доме, он бы видел лучше, конечно. Но он жил в семейном доме бывших портальщиков, двухэтажном, в высотных домах не бывает Дверей, а со своего второго этажа что он мог бы разглядеть? Он схватился за смартфон (пять часов утра, он иногда еще не ложился в это время!), и в этот самый момент экран зажегся, показывая входящий вызов от Молли.

— Что происходит? — спросил он в трубку. — Там что-то дымится у аэропорта и в районе Якоря. Ты видела?

— Видела, — очень спокойным, будничным тоном сказала Молли. — Это горят порталы. У Маяка тоже горит. И на Эльзиной заводи. И...

— Аэропорт, Заводь, Маяк, Якорь... Это четыре. А в центре, у Площади Огней?

— А там не горит, — Молли странно хихикнула, и О`Тино запоздало понял, что она вовсе не спокойная, а почти в истерике. Просто вот такая у нее истерика. — Он просто погас, Арта убили, и он погас, всё, нет у нас больше портальщика и порталов, порталов нет, нет порталов, нет...

— Молли! Что случилось-то? Ты знаешь? Арта убили? Это правда?

Арт — держатель центрального городского портала, самый сильный портальщик королевства и вообще неслабый маг. Что такое должно было случиться,чтобы его убили? И кто мог его убить?

— Это правда, — снова спокойно начала говорить Молли. — Только что по телевизору показывали королевское обращение. Арт обвинен в подготовке переворота и убит при попытке к бегству. И портал погас. Значит, всё правда.

— Что «правда»?! Какой переворот?! Ты сама слышишь, какую чушь несешь?

— Я-то слышу. Не про переворот, конечно, правда. Про убийство правда. Но Бур, они это всерьёз показывали! Сначала в новостях, а потом Его Величество сам сказал, что к нам направлены войска, будут подавлять бунт магов. А чтобы мы не разбежались, все порталы уничтожили. Самолетом не улететь, кораблем не уплыть, нас не посадят. На машине не уехать, местные власти перекрыли выезды, там теперь проверяющие посты.

— А, — медленно протянул О`Тино. Разрозненные детали начали собираться в его сонной голове в единую картину. На картине было изображено что-то неприличное, сулящее очень, очень большие неприятности. — Это они всё-таки решили сделать из нас людей второго сорта?

— Нелюдей второго сорта, Бур, — вздохнула Молли. — О`Тино, мне страшно, слышишь?

«Мне тоже», — подумал О`Тино. Но вслух, конечно, сказал:

— Вин, не раскисай! Без паники, я скоро приду, что-нибудь придумаем.

— Что мы придумаем?! Нас тут... сколько, тысячи две? Всех не спрячешь, пешком по пригородам не набегаешься, выдадут же...

— Не знаю, что. Приду — будем придумывать, — твердо сказал он и нажал «отбой». Постоял, держась за голову. Нашел новостной выпуск, включил фоном. Начал собирать рюкзак. Документы настоящие, документы фальшивые, заготовка под документы без фоточек. Наличка, карточки, зарядки, энергокристаллы, смена одежды, бритва, всякое мыльно-рыльное. Спички, лекарства, вода. За едой надо будет забежать в супермаркет. Отмычки, порошки, набор полузапрещенных зелий. Что ещё надо-то? Никогда раньше не приходилось подаваться в бега, тем более вот так, с места в карьер, тем более не зная, получится ли вернуться.

Новости часовой давности из смартфона звучали дико. Его Величество рассказывал, что Арт поднял магов на восстание, да не только в Лестании, но во всем королевстве, и если бы восстание не было обезглавлено сегодня, завтра они поднялись бы по всей стране, в каждом городе...

— А мне почему никто не доложил, — вполголоса пробурчал О`Тино, закидывая самое важное за подкладку рюкзака. — Какое ж восстание, если меня не позвали. Господи, неужто в это кто-то поверит, а.

Опыт подсказывал: поверят как миленькие. В последнее время вбросов о магах, обижающих простых людей и нарушающих закон, было столько, что на них и так-то посматривали косо. И ладно бы вбрасывали про кого-то вроде самого О`Тино, он-то заслужил. Но нет. Слава не находила своего героя. Вместо него осуждали каких-то феечек безобидных. А теперь... теперь, короче, смотреть будут ещё более косо. Лишь бы совсем не окосели, как соседи. У соседей, кстати, положение магов давно уже было не очень: маркировка, запрет на высокие должности, общественные работы... Видимо, наши так же хотят. В последнее время их сдерживал Арт, он был всем дипломатам дипломат. Но Арт закончился, теперь будут делать что захотят. Начнут с Лестании, она область маленькая, а там...

Он подхватил рюкзак, спустился вниз, постановив: сначала кофе и пожрать, потом еще раз подумать, что взять, потом быстро сматываться к Молли Вин, она, небось, уже тоже соберет вещи к тому времени. Кинул рюкзак на диван, пошел было на кухню, но замер, не дойдя.

Он вдруг понял, что знает, где Дверь.

Он чувствовал её, даже стоя к ней спиной. Развернулся, подошел к камину, ощупал стену за ним, почувствовал пальцами неровность там, за обоями: прямоугольную щель, контур Двери в стене.

Снова посмотрел на рюкзак, смиряясь с тем, что побег откладывается.

— Ну, отлично. Это, значит, стресс у нас так проявляется, да? Это, значит, я портальщик теперь, да? Круто. А можно узнать, куда я у нас сегодня портальщик?

Контур Двери начал мягко светиться, как бы говоря: узнать-то можно, но ты сначала открой. А открывалась дверь — о, ну конечно! — на себя. И ей мешал чертов камин. О`Тино вздохнул и пошел пить кофе и завтракать. Потом позвонил Молли, велел ей приходить самой, больше ничего не сказал — мало ли, прослушка. Они и так уже новости обсуждали, и очень зря. Разобравшись с этим, вознес короткую хвалу тому консультанту, который по каким-то своим соображениям отговорил его брать встраиваемый камин и навязал напольный. О`Тино очень смутно представлял, что было бы с Дверью, если бы он продолбил в ней нишу, чтобы повесить туда камин. Скорее всего, ничего, но проверять бы все равно не хотелось. Так или иначе, этого не случилось, так что теперь надо было всего лишь сдвинуть двадцать кило камина подальше от Двери. Чем он и занялся.

Когда Молли пришла, он стоял на пороге, смотрел и думал: неужели им так сказочно повезло? Городские порталы, все пять ныне уничтоженных, открывались не стихийно, а с умом, по расчетам, и вели в разные города королевства. А этот портал был совсем другим, он открылся сам, и открылся куда посчитал нужным. И теперь там, за Дверью, было поле синеватой, незнакомой, странно шуршащей травы, за ним, на горизонте, начинался лес полупрозрачных, неведомых, ни на что не похожих деревьев. Мир был чужой, но добрый, это ощущалось каким-то специальным чувством портальщика, которого у него никогда раньше не было. Там, наверно, можно будет выжить. Особенно если ты маг.

Вопросы вроде «а стоит ли идти туда» перед О`Тино даже не стояли. Он всегда верил людям: если люди говорили, что собираются искать его и наказывать его за бунт, дураком он будет, если им не поверит!

— Я еле добралась, — сказала Молли ещё из прихожей, — меня два раза порывались поймать какие-то добровольцы. Чтобы сдать в полицию, наве... ого!

— Ага, — сказал О`Тино, не отрываясь от созерцания. — Как думаешь, нам уже пора валить?

— Ещё бы! Валить, Бур, было пора позавчера, а сегодня пора бежать.

— Ладно. Ты списывалась с нашими, все целы?

— Пьер не ответил, остальные все на связи.

— Рассылку сделай им, пусть собираются и приходят. К Пьеру кого-нибудь организуй.

— Раскомандовался, — фыркнула Молли, но, конечно, села делать что сказали. Она всегда понимала, когда О`Тино правда надо слушать. Он так и стоял на пороге, осматривая мир, в который собирался сбежать, вычисляя возможные опасности, выискивая признаки присутствия людей — или кто тут вместо них.

— Как думаешь, мы сможем потом вернуться? — спросила у него за спиной Молли и вдруг осеклась, ойкнув.

— Я уж думал, вы так нас и не заметите, — снисходительно сказал знакомый бас, от которого у О`Тино волосы на затылке встали дыбом. — Молодёжь, кто ж всего на два замка запирает дом, в котором Дверь? Всему-то надо вас учить.

Он развернулся, оглядел гостиную. Всё оказалось примерно так, как он ожидал. Несколько громил в костюмах, глушащих движения, и с пистолетами блокировали оба выхода из гостиной и окна, один держал на прицеле забившуюся в угол дивана Молли. В центре комнаты стоял, задумчиво поглаживая бороду, сам Директор, глава городской преступности. О`Тино всегда старался не пересекаться и не иметь с ним дел, но вот, всё-таки пришлось.

— Бур О`Тино, — приветливо сказал Директор. — Наслышан о тебе. Говорят, ты талантливый юноша. Вижу, не врут, — он указал кивком на светящуюся за спиной О`Тино Дверь. — Талантливый, только невоспитанный. Понимаю твоё желание в первую очередь эвакуировать своих друзей, но так дела не делаются.

— А как делаются? — прокашлявшись, спросил О`Тино.

— Сначала тебе следовало прийти к старшим, — назидательно сказал Директор. — Например, за неимением Арта, ко мне. И спросить, можно ли вообще открывать какие-то новые порталы, уводить кого-то куда-то, или нет.

Это он, конечно, размахнулся. Директор мог заменить Арта с тем же успехом, с каким акула могла заменить льва. И там, и там зубы есть, а больше никакого сходства. Кроме всего прочего, Директор, хоть и сколотил группу, состоящую в основном из магов, сам был стопроцентным, абсолютным, бесспорным человеком.

— И если бы вы меня спросили, я сказал бы нет, — продолжал он.

— Почему нет? — спросил О`Тино.

— Потому что у меня на вас другие планы, — терпеливо пояснил Директор. — Мне, видишь ли, платят за вас поштучно. Поэтому никто никуда не уедет и не уйдет. Кроме тех, кто даст больше, чем даёт Его Величество. Так что никаких порталов, сынок. Вы все остаётесь.

— Портал уже открылся, — решительно сказал О`Тино. — А значит, каждый может уйти, это закон портальщиков.

Он хотел прибавить, что готов дать за своих друзей больше, чем даёт король (если, конечно, у него столько есть), но не успел. Громыхнул выстрел, где-то завизжала Молли, а сам О`Тино не удержался на ногах и упал на пол. Больно не было, только чертовски обидно. Он ещё даже не начал торговаться! О`Тино видел краем глаза, как гаснет свечение его портала, потом Дверь заслонил силуэт Директора. Он сказал:

— Вот видишь, не так уж сложно закрыть портал. Ты мог бы сам догадаться, к чему идёт, — и выстрелил ещё раз, теперь уже ему в лоб. В глазах потемнело окончательно.

— Девицу забирайте, — услышал О`Тино, продолжавший глядеть в потолок невидящими глазами. — Смартфон давайте мне, соберем всех в одном месте, там и накроем.

Потом были ещё звуки: шум борьбы и ругань Молли, аккуратные шаги Директора, удаляющиеся в прихожую, звук закрывающейся двери, щелчок замка. Всё закончилось.

Бур О`Тино зло улыбнулся неизвестно кому. Зрение возвращалось.

Честно говоря, он что-то такое подозревал, хотя батя ни разу нормально не раскололся. Сам не проверял — боязно было. Но много думал о том, откуда он взялся, о некотором расхождении в документах и о том, куда, черт возьми, делась его мать. Значит, он правильно догадывался. Не было у него никакой матери.

Голем может выглядеть очень похожим на человека, голем может расти, если его создатель находится неподалёку и корректирует его внешний вид. Голем может чувствовать и ощущать, по крайней мере, так некоторые големы говорят об этом своим хозяевам, если те поинтересуются. Голем может есть, пить и спать, хотя нуждается в этом меньше, чем люди. Голем может колдовать. Голем (если качественный) может сам принимать решения, если хозяина нет рядом или вообще нет. Чего не может голем, так это выглядеть в точности как человек, но видимо, батя сумел это исправить. Гениальный был мужик. А еще голем не может умереть насильственной смертью. Какая жалость для некоторых криминальных элементов.

О`Тино сел, выковырял пулю из груди. Вокруг дырки в рубашке расплывалось кровавое пятно — даже здесь батя был так достоверен, что аж страшно! Встал, доковылял до зеркала, выковырял вторую пулю — изо лба. Пошел в законсервированную отцовскую мастерскую за волшебной глиной, замазал дыру. Она сначала выглядела как-то странно, но через пару минут затянулась, будто ничего не было. Он кинул баночку глины в рюкзак: оказывается, это тоже нужный расходник, кто бы знал.

Подошёл к Двери, взялся руками за косяки. Постоял немного с закрытыми глазами, а когда открыл их, Двери больше не было. Ему рассказывали, что всякий портальщик — не только Ключ, но и, собственно, Дверь, но он не понимал. Теперь понял. Теперь он сам был Дверь, а значит, мог открыть её не только в собственном доме, а там, где будет нужно.

Он взял смартфон, полез в чат для магов.

«Ребята, есть информация, что с нами теперь будет то же, что везде: пойдем на госслужбу за еду и форму. Директору уже поручили нас ловить и обрабатывать, чтобы не разбежались. Есть портальщик, готовый вывести из города, но надо действовать очень быстро. Собираем всё самое необходимое и подходим в кафе «Небеса», вас пропустят в подвал, портал будет там. Передайте другим, разошлите везде! Никому отвечать не буду, все вопросы-разговоры на месте!»

Сообщение было от Молли.

О`Тино пожал плечами, топнул ногой, чувствуя, как тело пошло рябью маскировки. Попасть в место сбора в толпе магов будет не так уж сложно. Хотят портал в подвале — будем им портал в подвале. В конце концов, где угодно может быть запасной выход, правда?

Зайти в «Небеса», действительно, оказалось совсем не сложно: поток магов никак не тормозили, не обыскивали, ни фейс-контроля, ничего. Семь утра, люди спешат на работу, другие люди заходят в кафе за предполагаемым кофе и обратно не выходят. Все нормально, если не присматриваться. О`Тино и не присматривался, он всё заранее понимал. Зашел следом за двумя смутно знакомыми девочками из боевых, вместе с ними зашел за стойку, спустился в подвал, вместе с ними увидел людей с оружием, вместе с ними смирно прошел и сел куда сказали среди других, пришедших ранее. Подвал был магически расширен — видно, кто-то из здесь сидящих позаботился, когда стало слишком тесно. О`Тино поискал глазами Молли, нашел. С кем-то другим такой номер мог бы и не пройти, но ее синие кудряшки сразу бросались в глаза бешеным цветовым пятном. Обычно это бесило, но сейчас было очень кстати. Он прошелся туда-сюда, убеждаясь, что его не замечают. Дошел до группы людей с пистолетами, послушал их рассуждения о том, насколько целыми должны быть маги, чтобы работать, и можно ли хотя бы их вещи пощипать или не стоит, достал из рюкзака флакон, последовательно накапал каждому на воротник, подождал, пока они начнут падать, засыпая.

Снял маскировку, громко сказал:

— Вам обещали портальщика, так я здесь, — и открыл дверь, отделявшую подвал от лестницы. За ней было поле синеватой травы и полупрозрачный лес вдалеке. В потемневшем небе собирались тучи. Молли бросилась ему на шею, чуть не сбив с ног:

— Я думала, ты умер! Я видела, как погас портал! Я думала, ты как Арт...

— Подожди, сестренка, я еще столько подвигов не совершил, чтобы «как Арт».

Маги вставали, разбирали свои вещи и без вопросов, без сомнений один за другим шагали за порог явно чужого, непохожего мира. Они проходили, а Молли стояла рядом.

— Как ты думаешь, мы сможем вернуться сюда?

— Куда мы денемся, вернемся. Магам других городов, возможно, скоро тоже понадобится портал. Да и соседям не помешает. Значит, мы будем возвращаться.

Люди с сумками, рюкзаками, небольшими чемоданчиками, переносками с животными, колясками с детьми продолжали проходить сквозь дверь — теперь уже с двух сторон: одни шли из подвала, другие спускались по лестнице из кафе. И те, и другие, немного постояв на пороге, каким-то чудесным образом не мешая друг другу, проходили за Дверь.

О`Тино стоял на пороге двери, прислонясь к косяку, не мешая проходить людям, но следя, мысленно вычеркивая их из списка: пришло семейство Кино, пришел Лекарь, пришел куда-то пропадавший Пьер. Старая Тилла пришла, её внучки прибежали... в какой-то момент он с изумлением понял, что список его знакомых магов закончился. Люди продолжали идти.

Пришла смена охранников, увидев портал, устроила короткую схватку между собой на лестнице. Результат: один убитый, остальные после клятвы ушли за порог. Отличный результат, всегда бы так.

— А если сейчас придет Директор? — с тревогой спросила Молли.

— Ничего страшного, у меня есть пистолет, — сказал О`Тино, обшаривая охранника. — Даже несколько. Я ими пользуюсь не очень, но в упор уж как-нибудь попаду.

Но Директор так и не пришел. Поток магов полчаса как иссяк, когда О`Тино кивнул Молли:

— Теперь проходи-ка ты. Хочу увидеть, как ты это сделаешь.

— Не доверяешь? — нахмурилась она.

— А что, у меня есть причины? — фыркнул он в ответ. — Знаю я тебя, останешься здесь играть в подполье и искупать воображаемую вину. А я не заинтересован, мне твоя голова ещё пригодится. Так что давай.

— А если ты сам решишь не уходить? Закроешь Дверь с этой стороны и останешься? Как я могу проверить, что ты не для этого меня отправляешь?

Они подозрительно и испытующе посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Давай на счет три, — сказал Бур О`Тино и протянул ей руку.

Синди ехала в такси и психовала. То и дело она оборачивалась, чтобы посмотреть, не преследует ли их какая-нибудь машина. Ничего подобного не замечала, но это её нисколько не успокаивало. У неё ведь не было опыта вычисления хвостов, она такое раньше только в кино видела! Там всё было просто, герой оборачивался раз, другой, третий, потом говорил: «Эта машина едет за нами уже десять минут, надо от неё оторваться». А Синди... даже если она смогла бы заметить преследователя, она понятия не имела, как следует отрываться от хвоста. И вовсе не была уверена, что такие вещи умеет таксист.

— Что вы так коситесь назад, за вами что, черти гонятся? — спросил таксист, и Синди вздрогнула. Слишком близко к правде!

— Бывший парень, — сказала она. — Еле ноги унесла.

Это тоже было близко к правде. Парень, и правда, был, пожалуй, уже бывшим, и не важно, что они познакомились только сегодня. И ноги она действительно еле унесла.

— Так я, может, зря так тороплюсь, мисс? — улыбнулся таксист. — Может, у вас там ещё не всё потеряно?

— Всё, — отрезала Синди, насмерть испугавшись, что он сейчас начнет притормаживать. И для убедительности на ходу выдумала: — Абсолютно всё потеряно. Он оказался женат.

А вот это была неправда. Женат он, кажется, не был никогда, хотя невест у него было очень много.

Она начала говорить, рассказывая таксисту какую-то адскую помесь любовного романа и подросткового сериала, и не замолкала, выдумывала один сюжетный ход за другим, просто не могла заставить себя заткнуться. Наружу просилась совсем другая история, наружу просилась правда. Но ей бы всё равно никто не поверил.

Таксист высадил её у дома, Синди дошла до подъезда, молнией метнулась по лестнице, еле попала в замочную скважину дрожащим ключом, открыла дверь, закрылась на все замки изнутри и только после этого выдохнула. Всё. Теперь осталось пересидеть здесь, и они её не найдут, таковы правила игры. Нельзя искать того, кто добрался домой после бала. Кто ушёл, тот ушёл, на то его воля.

Синди всё продумала заранее, хотя вовсе не была уверена, что план сработает. Она сняла эту квартиру, чтобы её не нашли по старому адресу. Она сделала на бал такой макияж, чтобы быть практически неузнаваемой, и вставила контактные линзы, меняющие цвет глаз; она заранее спрятала в кустах рядом с Холмом сумку со сменной одеждой. Она надушилась специально купленными для этого духами, которыми не надушится больше никогда в жизни, а вовсе не те три дня, которые полагались на поиски. Она сделала что могла, правда. Сделала всё, что полагается делать тому, кого пригласили на Зимний Бал.

Хотя ещё три дня назад она полагала, что Зимний Бал, Зимний Двор, живущие под Холмами и прочие сказки — это, ну, просто сказки. Мифология. Остатки древних верований. Оказалось, они настоящие. Даже чересчур настоящие!

Синди села прямо на пол в прихожей и принялась разбирать сумку. Всю одежду, выданную ей женщиной-феей, надо будет уничтожить, чтобы она не приманивала Зимних, но это потом. Сейчас главное — не выходить из дома, спрятаться и переждать три дня. Она доставала и складывала платье, нижнюю юбку, изумительной красоты диадему, накидку, перчатку, туфлю, серьги и кулон, вторую перчатку...

Синди пошарила в сумке, чувствуя, как сердце проваливается куда-то в пятки.

Туфелька! Она потеряла там чертову туфлю!

* * *

Если бы Синди еще неделю назад спросили, хочет ли она на бал мифических существ, она бы, конечно, сказала «да», а кто бы от такого отказался? Но это только если не конкретизировать этих самых существ. Когда понимаешь, что речь идет о вампирах, энтузиазма становится резко меньше. Даже у тех девушек, которые любят романы про прекрасных вампиров, влюбленных в смертных героинь. Романы романами, но здравый смысл никто не отменял! Синди вовсе не хотелось провести остаток жизни донором, которого будут понемножку есть. Её вполне устроила бы роль смертной героини-возлюбленной, но вот такое — Синди это прекрасно понимала — только в романах и бывает. В общем, будь её воля, на бал к вампирам она бы не пошла.

Но её согласия никто не спрашивал. Её просто поставили перед фактом.

Тем вечером ей в дверь позвонил курьер и вручил под роспись заказное письмо. Никакой мистики, просто человек с почты, просто конверт из плотной белой бумаги, едва уловимо пахнущий морозом и цветами. Синди расписалась и взяла его. В конверте оказалось приглашение на Бал Зимнего Двора. Дочитав до этих слов, Синди отложила письмо и дочитывать не стала. Зачем тратить время на дурацкие розыгрыши? Можно подумать, у неё своих дел нет!

Поэтому она не узнала, что завтра к ней должна прийти фея, чтобы подобрать ей наряд и обеспечить всем необходимым. Знала бы — начала бы готовиться раньше, лучше продумала бы все свои действия. А так почувствовала себя дура дурой, когда на следующий вечер прямо в центре кухни возникла остроухая высокая женщина, прекрасная до такой степени, что нечеловеческая природа её была очевидна.

— Здравствуй, деточка, — мягко сказала она, обернувшись к Синди. — Ты успела продумать, какое платье хочешь на бал?

Синди сказала: «Нет». Она сказала «нет» ещё раз двадцать, пытаясь убедить прекрасную пришелицу из старых легенд, что ей не нужно на бал, она не хочет на бал, она не подходит для бала и недостойна его. Потому что она прекрасно помнила, чем заканчивается бал Зимнего Двора и кто такие его обитатели.

Вампиры. Чертовы вампиры. Они будут выбирать девушку для Принца, а когда выберут... легенды расходились по поводу того, съест ли Принц её сразу или будет понемножку доедать до следующего года. Но вот по поводу собственно «съесть» разночтений не было. То есть, конечно, сначала обещалось всяческое веселье, исполнение желаний, танцы, романтика, возможно, даже не имеющая никакого значения, декоративная свадьба. А потом — «съесть».

Летний Двор, к которому принадлежала пришедшая к Синди фея, был, на самом деле, ничуть не менее кровожадным, но они ту кровь хотя бы не пили, это было чуть менее жутко.

— Таков порядок, девочка, — терпеливо объясняла Летняя. — На Зимний Бал гостей готовят Летние, на Летний Бал гостей готовят Зимние. Моя задача — приготовить тебя, и ради всех подземных чертогов, не мешай мне!

— А то что? — спросила Синди, с трудом справившись с дрожащим голосом.

— А то я тебя зачарую и так и приведу туда. Как овцу. А сейчас я оставляю тебе свободу воли. Ты же знаешь легенды, — сказала фея и как-то так улыбнулась, что Синди сразу вспомнила, что на самом деле Летний и Зимний Дворы не слишком-то любят друг друга. И мифы о том, как некоторые девушки убегали от Зимнего Принца и прятались три дня, пока он не переставал их искать, она тоже вспомнила. И пообещала Летней, что за хороший совет будет послушной и примерит столько платьев, сколько нужно.

Именно от Летней она узнала, где находится Холм, и что Зимние не различают настоящее и нарисованное, и что после выбора невесты полагается Охота.

— Больше всего Принц любит, когда невеста не соглашается сразу и убегает, — рассказывала Летняя. — Он отпускает ее, но не по-настоящему. Выжидает время с полуночи до утра и идёт искать. Ищет по запаху, ищет по образу, ищет по её вещам, если она оказалась достаточно глупа, чтобы отдать ему вещь, которую носила хотя бы несколько минут. По оброненному волосу, по цвету глаз и голосу, по походке и лицу, по окошку и крыльцу... Находит, и тогда уже забирает под Холм.

Синди помнила, как там дальше.

По оброненному волосу,

По цвету глаз и голосу,

По походке и лицу,

По окошку и крыльцу,

По дыханью, аромату,

Цвету кожи и помады,

По всему, что ты сама,

Ищет Принц и ищет Тьма.

Всю себя не изменить, но некоторые легенды уверяли, что достаточно изменить внешность, назвать при Дворе чужое имя, не оставлять своих вещей и спрятаться, чтобы Принц ушел под Холм без добычи. За три дня ему надоедает искать, он предпочтёт прожить год без невесты, чем потратить лишний день на поиски.

Синди понадеялась, что легенды не врут: другого-то выбора у нее, похоже, все равно не было. Понадеялась, подготовилась и оставила там туфлю. Надо же было умудриться, а. Какая получится глупая смерть. Если про неё тоже сложат легенды, как про других Принцевых невест, она будет легендарной идиоткой.

* * *

Делая макияж перед Балом, Синди нарисовала себе на лице три шрама, одну рану, зашитую ниткой, и дополнительную пару глаз. Если Зимние действительно не отличают нарисованное от настоящего, пусть их перекорёжит как следует, так она подумала. И только переступив порог Холма, осознала, что будет самой заметной со своими уродствами. И не обязательно вампиры будут от неё шарахаться. В конце-то концов, что она знает об их вкусах? Вот именно, ничего.

От порога Холма к залу, где проходил Зимний Бал, вёл узкий тёмный коридор. Синди шла по нему, касаясь обеими руками стен — сначала просто так, а потом чтобы не упасть. Чем ближе она была к залу, источнику света и музыки, тем лучше понимала, почему Зимние не видят разницы между настоящим и нарисованным. Потому что разницы в их присутствии и не было. Смотреть четырьмя глазами было непривычно и тяжело, одна картинка наслаивалась на другую, шрамы противно тянуло, а кое-как сшитая ниткой рана болела, жглась и норовила открыться. Лилии на подоле платья запахли знакомым тяжелым запахом, вытатуированная на предплечье чайка заметалась по руке и скрылась под перчаткой. Оно и к лучшему, меньше примет. Синди её, конечно, замазала тональником, но раз чайке уютнее не под тональником, а под перчаткой, пусть там и сидит.

Наконец она дошла до двери и сразу же, моментально увидела Принца. Принц был бледен и прекрасен. Кто бы сомневался! Обитатели Холмов другими и не бывают, только прекрасными. Разве что Летние менее бледные.

Принца окружали смертные девушки, среди Сидов они смотрелись так же чужеродно, как голуби среди попугаев, поэтому Синди не составило труда их отличить. Некоторые выглядели испуганными, некоторые нет. То ли были зачарованы, то ли легенд не читали, одни романы про вампиров.

Девушек было не меньше десятка, но Принц обернулся к Синди, как только она вошла, и пошел прямиком к ней. Об этом Летняя тоже её предупреждала:

— Есть, конечно, небольшой шанс, что выберут не тебя. Никто не может приказать Принцу, если он захочет чего-то, так и будет. Но честно говоря, я уверена, что он выберет тебя. Почему? Да потому что невозможно в этом вашем проклятом городе найти человека без единой капли сидской крови! Все местные давно с нами перемешались, и не по разу. Бывают годы, когда выбирать приходится только из дальних потомков Дворов. А в этом году есть хотя бы ты, у тебя-то родители были приезжие. Не каждый год такая удача. И мне не каждый год такая удача и честь: наряжать будущую невесту Принца!

Так что Синди, вроде бы, была готова. Но на самом деле нет. Нельзя быть готовой к присутствию рядом Зимнего Принца, к его сокрушительному очарованию, к его прикосновению и к тому, как он поведет тебя в танце под возникшую из всех концов зала сразу музыку. Этот танец длился долго, невозможно долго, и в нем было всё: признание в любви, страсть, обещание счастья, вдохновение, восторг и жгучая ревность. А потом где-то начали бить часы, и Зимний Принц спросил её:

— Как тебя зовут?

И Синди сказала:

— Синдерелла.

— Ты останешься со мной, Синдерелла? — спросил Зимний Принц.

— Нет, — сказала она, потому что помнила, что Принц любит отказ и последующую за ним Охоту. Она просто хотела, чтобы он был доволен.

И он отпустил её.

Когда Синди вышла из-под Холма, стояла глубокая ночь, в лицо ей подул холодный зимний ветер, она пришла в себя и порадовалась, что была такой влюблённой идиоткой: отказать Принцу, только чтобы подарить ему возможность Охоты! Попытаться сделать его счастливым — и таким образом спастись! Если бы не это её глупое желание, она бы осталась под Холмом, думала она, переодеваясь, и руки у неё тряслись не столько от холода, сколько от запоздалого ужаса и осознания собственного везения. Должно быть, тогда она и уронила подаренную ей Летней феей туфлю.

* * *

Синди боялась прихода Принца до истерики, потому что знала: если он придёт, она просто пойдет с ним, куда он скажет, такова сила его обаяния. Должно быть, именно поэтому ни одна девушка, которую он поймал, уже не оказывала сопротивления. У некоторых из них получалось спрятаться, но ни у кого не получалось упрямиться. Когда он приходит, игра заканчивается.

Поэтому оставшееся время Синди рисовала.

Она почувствовала приближение Зимнего Принца, когда весь мир вокруг пошел волнами, и стёрлась разница между настоящим и нарисованным, и запели изображенные ей петухи, и заметалась по руке чайка, стала мокрой волна на её платье. Прозвенел звонок. Синди подошла, посмотрела в глазок и увидела там Принца, стоящего с её туфелькой в руках. И открыла дверь, потому что не могла не открыть.

— Ты потеряла кое-что. Я хочу вернуть. Ты пригласишь меня войти? — спросил он, и Синди, зачарованная его присутствием, сказала:

— Заходите, Ваше Высочество, — и отступила, давая ему дорогу. Он прошел. Она закрыла дверь. На двери заплясал нарисованный огонь, загорелись стены, занавески, потолок, отрезая выход Синди и Принцу тоже отрезая. Синди стояла среди огня, одетая в волну и лёд, и огонь, подходя к ней, гас. Принц отступал вглубь квартиры, но это было бесполезно: огонь был на всех стенах, он оживал, как только Принц подходил ближе. Синди стояла у двери и смотрела.

— Прекрати это! — сказал Принц, до того метавшийся по квартире молча, но теперь понявший, что придется просить Синди о помощи. И Синди ответила:

— Не могу. Я не знаю, как погасить нарисованный огонь.

Это была правда.

— Но ты можешь мне помочь? — спросил Зимний Принц. Одежда на нем уже начинала тлеть, хотя поначалу огонь не жёг его, даже прикасаясь.

— Могу, Ваше Высочество, — кивнула Синди. — Здесь есть дверь, ведущая под Холм. Ключ нарисован у меня на руке. Я могу вывести Вас отсюда.

— Выведи меня! — крикнул Принц. У него уже горел рукав.

Синди пошла к нему, и там, где она проходила, огонь гас, не в силах справиться с ледяной волной. Она взяла его за руку, и погас загоревшийся рукав, и они пошли вдвоём сквозь огонь к нарисованной двери, а Синди смотрела, как на её руке проявляется богато украшенный ключ. Именно такой ключ, думала она, должен вести под Холмы. Именно этим ключом она открыла нарисованную дверь.

Сразу за дверью огонь закончился. Принц отпустил руку Синди и посмотрел на неё. Видно было, что он в ярости, но известные правила игры не давали ему излить эту ярость на неё.

— Ты сохранила мне жизнь, — сказал он. — Что ты хочешь за это?

Ей нужно было сказать: «Уходи прочь и больше никогда не приходи ко мне». Она знала, что нужно сказать именно это, но не могла. Зимний Принц был прекрасен, и стоя рядом с ним невозможно было захотеть прогнать его, невозможно было даже вообразить такое. Синди знала, что так будет. Поэтому кроме «уходи» у неё была и другая просьба. Та, которую ей хотелось произнести, когда Принц стоял рядом. «В конце концов, — подумала она тогда, решая, о чем будет просить, — если всё получится, то на Зимний Бал больше не будут искать смертных девушек».

Она сказала:

— Я хочу быть Зимней Принцессой, твоей женой.

«Вот теперь я не просто попаду в легенду, — думала Синди. — Теперь я буду легендой сама».

Многоокая Принцесса запретила звать смертных на Бал.

— Не надо было тебе приезжать, — сказала мама, помогая ей заносить чемодан. Клара видела, что она всё-таки была рада, но очень старалась сделать вид, будто совсем нет. — У нас сейчас опасно. Ты, что ли, письма мои не читала?

— Я подумала, ты преувеличиваешь, — пожала плечами Клара.

— Преувеличиваю?! «У нас завелся маньяк» — это не преувеличение! Он либо есть, либо нет!

— Ну, может, он не прям уж маньяк, так, эксгибиционист какой.

— Не смешно, — отрезала мама. — И не делай вид, что ты не прочитала ту часть, где я писала, что он уже убил троих, и среди них, между прочим, Мария.

Клара вид делать и не стала. Разумеется, она прочитала. Не очень-то её это убедило сидеть на каникулах в университетском общежитии.

— Ну ладно, мам, я уже здесь, не менять же билет теперь. Вы ведь тут все как-то живете, вот и я поживу. Осторожненько.

— Мы-то живем, — вздохнула мама. — Но молодых девушек никто после захода солнца из дома не выпускает, кто вменяемый. И я тебя не выпущу. А учитывая, что темнеет сейчас уже в пять, — сама понимаешь. Только утренние прогулки, Клара. И я тебя очень прошу, отнесись к этому серьезно. Ты у меня одна. Если с тобой что-то случится, я не переживу.

Клара так не думала. Мария у Клары тоже была одна, и ничего, Клара стояла, улыбалась, с мамой разговаривала. Пережила. Даже то, что на похороны не успевала приехать, пережила. И мама переживет, если что.

— Я буду осторожна, мамочка, — пообещала она. — Честное слово.

Конечно, Клара собиралась быть осторожной, а как еще. Умирать в её планы не входило.

О том, что маньяк — не просто маньяк, а оборотень, мама почему-то ни слова не сказала. То ли не хотела еще больше пугать, то ли наоборот вспомнила давнее увлечение Клары всякими мистическими тварями и от греха подальше решила не говорить, а то вдруг она заинтересуется. Но Клара и так знала, она еще в университете, получив от мамы письмо, полезла на городской новостной сайт, потом на форумы, и уже к вечеру знала все детали. Рваные раны, следы когтей, жуткий вой по вечерам, всё такое. Знающие люди на форуме писали, что полиция уже отправила информацию департаменту по сотрудничеству с иными расами, а те обещали кого-нибудь прислать, но кого и когда, непонятно. А еще непонятно, понесет ли оборотень наказание, когда его поймают, или свои просто погрозят ему пальчиком и скажут, мол, больше так не делай? Клара подозревала, что так оно и будет: пожурят, велят переехать и отпустят. И её это бесило.

Следующие пару дней Клара утром гуляла, встречалась со школьными подружками, на каток сходила, в общем, вела активную светскую жизнь, но ровно в половину пятого дисциплинированно являлась домой. Вряд ли, конечно, ей что-то грозило в сумерках, да даже если через пять минут после заката! Но маму она лишний раз нервировать не хотела. Вела себя хорошо и примерно, как в детстве.

Город выглядел нарядно и празднично. Если форум не читать и после заката не выходить, то можно и не узнать, какая жуть тут, оказывается, творится. На площади, как обычно, открыли рождественскую ярмарку, всюду огоньки, гирлянды и веночки. Клара всё думала, что надо будет сходить на кладбище и обернуть какой-нибудь гирляндой могилу Марии, ей бы понравилось. Но это можно будет сделать и чуть позже, перед отъездом. Клара не была уверена, что выдержит поход на кладбище прямо сейчас.

На третий день Клара решила, что уже достаточно побыла послушной. И позвонила бабушке.

— А я всё жду, когда же ты вспомнишь о своей бедной старенькой бабушке и доедешь её навестить, — ворчливо сказала она, сняв трубку. Клара тихо фыркнула: в искусстве прибедняться бабушке не было равных.

— Я о тебе вообще никогда не забываю, — твердо сказала она. — А приеду... давай прямо сегодня, ты не занята?

— Как сегодня? А чем я тебя, спрашивается, угощать буду?! Мне нужно время, чтобы стол накрыть...

— Да не надо ничего накрывать, давай я лучше по пути парочку пицц захвачу, тебе с чем?

Они еще немного подискутировали о самых лучших начинках для пиццы, а потом Клара наконец решилась сказать то, ради чего затеяла и этот звонок, и поездку к бабушке:

— Только, бабуль, я маме скажу, что вот прям сейчас к тебе поеду, а сама доеду вечером. Вряд ли она станет меня прямо проверять, но если что, ты меня прикроешь?

— Мальчика завела, что ли?

— Ну... это пока не точно. Может быть, — заюлила Клара. — В общем, надо посмотреть, а на это время нужно, а мама тут вечно волнуется, чтобы я дома была до темноты и всё такое.

— Ну, она перегибает, конечно. Надо быть осторожнее, но тебя ведь этот твой проводит до меня?

— Обязательно! Так что, договорились?

— Ой, ладно, так и быть, если мама позвонит, скажу, что ты уже у меня. Но смотри мне, чтобы к восьми часам была! А то потом поздновато уже будет для пиццы-то.

— Я постараюсь, бабуль, спасибо! Всё, тогда до встречи!

— До встречи, до встречи. Пойду посмотрю, что там в холодильнике есть, может, хоть салат какой сделаю...

Клара не сомневалась, что к её приезду у бабушки уже будет накрыт стол, и на нем точно будет не только салат. Но пиццу они там тоже как-нибудь уместят.

Что ещё было хорошо в её задумке: когда едешь к бабушке в гости с ночевкой, то можно брать с собой большой рюкзак с вещами, и мама не поинтересуется, что в нем лежит. Ясно же, что там и пижама, и косметика, и сменная одежда на всякий случай, и масса других нужных мелочей. Поэтому Клара спокойно вынесла из дома всё, что было нужно, и со всем своим богатством направилась в гости к Лизе. Вот там она достала из рюкзака сапоги на высоком каблуке, сменила куртку на классное красное пальто с капюшоном, накрасилась поярче, переложила оставшееся барахло в приличную сумку, а рюкзак, ботинки и куртку оставила полежать у Лизы. Та смотрела на её манипуляции с нескрываемым интересом.

— На свидание идешь, что ли?

— Ну да, вроде того.

— А чего тайком? Мама не одобряет?

— Мама знает, что меня в универе мальчик ждет, — объяснила Клара, старательно придавая форму локону, чтобы красиво виднелся из-под капюшона. — Она не поймет.

— Я тоже не очень понимаю, — вздохнула Лиза. — Кому сразу два парня, кому ни одного... отдай мне лишнего, а?

— Обязательно, — рассмеялась Клара. — Сразу, как определюсь, который из них лишний.

Тут она врала, конечно. Никого она отдавать не собиралась. Да и некого пока что было отдавать. Убедившись, что выглядит как надо, Клара пошла гулять.

Темнота застала её в узеньком переулке неподалеку от Старой Площади. Тут, как водится, не горели фонари, но отсутствие уличного освещения компенсировалось светом из окон домов. Ну, почти полностью компенсировалось, подумала Клара, чуть не споткнувшись о трещину в асфальте. Где-то совсем неподалеку кипела жизнь и проводилась ярмарка, а в переулках всегда было тихо и довольно безлюдно, лишь изредка можно было увидеть людей где-то вдалеке. Каблуки Клары в этой тишине стучали вызывающе громко. Ей нравилось. И контраст между Старой Площадью и переулками ей тоже нравился. Она вышла на площадь, пересекла её, снова свернула в переулок, извилистыми отнорочками сделала почти полный круг, снова оказалась на площади и пошла взять себе кофе: всё-таки после захода солнца сильно похолодало, пальто отлично грело днём, а вечером повело себя натурально как предатель.

И тем не менее, стоя в очереди за кофе, Клара представляла, как она смотрится со стороны, и была собой довольна: тоненькая фигура на каблуках, в алом пальто, с аккуратными белокурыми локонами и красной помадой. Да, немного подмерзшая, но и это неплохо. Вот только где, спрашивается, толпы желающих познакомиться с такой неописуемой красотой?

Толпы так и не случилось, но один желающий всё-таки нашелся, когда Клара уже вместе с кофе свернула в очередной переулочек. Он неслышно подошел к ней со спины и вкрадчиво спросил:

— Что такая красивая девушка делает в темном переулке совсем одна?

Клара взвизгнула от неожиданности и выронила кофе, брызги прилетели по ногам, но пальто, кажется, не досталось, сапоги отмоются, а колготки ладно, они расходник. Она резко развернулась и уже набрала воздух, чтобы объяснить незнакомцу, что недопустимо так подкрадываться к людям, но подавилась репликой и расплылась в улыбке:

— Уолтер, ты, что ли?!

— Клара? — в свою очередь изумился — ну да, конечно, Уолтер! Это действительно был он. Бывший одноклассник, второй главный красавец класса, и стал он с тех пор только лучше, надо сказать. — Ну ничего себе, не признал! Думаю, что за безобразие, в город какая-то красотка пожаловала, а я её не знаю... ан нет, на самом деле знаю, всё в порядке.

— Знаешь, знаешь, — отмахнулась она. — И ты мне должен кофе.

— Должен — куплю,конечно, — вздохнул он. — Пойдем. А ты чего стаканчиками швыряешься? Нервы?

— Конечно, нервы, — подтвердила Клара, взяла Уолтера под руку и пошла с ним обратно на площадь. — В городе же, вроде как, маньяк завелся, мало ли, вдруг это он.

— Не, это не он, это я, — помотал головой Уолтер. — Но понять тебя могу. Ты же, вроде, с Марией дружила, да?

Да. Дружила.

— Давай не будем об этом, ладно? — попросила Клара. Уолтер внял.

— Ты вообще куда сейчас? — спросил он, вручая Кларе новый стаканчик взамен утерянного.

— К бабушке я, — призналась Клара, подумав, что и правда, видимо, пора уже двигаться туда. — Сейчас вот допью и пойду по тем переулкам прямо до неё.

— А чего по переулкам? — улыбнулся Уолтер.

— А так длиннее, погулять хочу. И вообще, они интересные, оказывается. Я же тут с лета не была, соскучилась. Ну и потом, если я правильно помню, там по пути пиццерия будет, ближе к бабушкиному дому, вот я ещё туда зайду, а потом уже к ней.

— Пиццерия будет, подтверждаю, — кивнул Уолтер. — Слушай, а ты как насчет того, чтобы погулять сегодня? Может, попозже вечером, например? Отпросишься у бабушки, сходим куда-нибудь...

Клара внимательно посмотрела на него. Это он её на свидание позвал, что ли?! Уолтер ответил ей еще со школы знакомым взглядом «я-только-спросил», но выглядел заинтересованным.

— А давай, — медленно сказала она. — Давай, я согласна. Часов в десять например. Ты помнишь, где моя бабушка живет? Ну, куда за мной заходить?

— Ну... — он замялся. — Визуально-то помню, но ты мне напиши на всякий случай адрес, чтобы я домом не ошибся.

И Клара написала.

Распрощавшись с Уолтером, Клара шла переулками к бабушке и торжествовала про себя. Она не думала, что выйдет так удачно, с первого раза, в первый же вечер, но видимо, пальто и правда как-то очень уж хорошо на ней сидело. Раз — и она уже идет на свидание с Уолтером, аж дух захватывало от этой мысли. Что ж, хорошо, что у неё будет пара часов на подготовку.

Тут она ошибалась. У неё не было пары часов, но она узнала об этом только когда вошла в открытую дверь бабушкиного дома. Открытая дверь сама по себе была немного подозрительна, хотя, может быть, она просто заранее открыла к ее приходу? Клара оглянулась по сторонам, увидела следы мужской обуви на сбившемся коврике, брошенную у лестницы бабушкину трость, осторожно пристроила коробки с пиццами, чтобы освободить руки и тогда нарочито громко хлопнула дверью:

— Бабуль, я пришла!

— Отлично, поднимайся! — донесся сверху бабушкин голос.

— Ага, сейчас, пальто повешу... слушай, там не было пиццы с морепродуктами, я взяла с грибами.

-Да ну и ладно, всё равно съедим!

— Да? Хорошо. Всё, сейчас руки помою и приду.

Руки мыть Клара не пошла, вместо этого она тихо, стараясь не наступать каблуками на ступени, поднялась по лестнице, на ходу доставая из сумки всё нужное. Прошла по устеленному коврами коридору, рывком открыла дверь, увидела сидящую за столом бабушку и бросила в неё мешочек серебряной пыли с развязанной горловиной. Бабушка увидела летящий в неё предмет, довольно ловко для своего возраста взмахнула рукой, отбивая его, но от удара часть пыли высыпалась, оседая на её руке. Она вскрикнула и отдернула руку.

Всё это Клара видела, уже пересекая комнату одним большим прыжком. Приземлившись на столе прямо перед бабушкой, она поудобнее перехватила деревянный колышек и всадила его ей в неповрежденную руку, пригвождая её к столу.

— Клара, ты с ума сошла? — закричала бабушка, задергала рукой, тщетно пытаясь освободить её. Второй рукой, обожженной серебром, она действовать уже не могла.

— Это не я с ума сошла, — прошипела Клара. — Это ты с ума сошел, Уолтер. Если ты причинил бабушке хоть какой-то вред, ты не жилец. Лучше сразу скажи мне, что с ней.

— А если нет? Что ты мне сделаешь? — улыбнулся Уолтер, переставая выглядеть как бабушка. Руки это ему, впрочем, не исцелило.

Это и есть главная проблема с оборотнями. То, что порой они превращаются в зверей и ведут себя как кровожадные твари, — это полбеды. Но они еще и могут менять свой человеческий облик. Они могут выглядеть как любой знакомый им человек. Какой простор для манипуляций и обмана! Как легко войти к кому-либо в доверие! Как легко подойти к девушке под видом кого-то, кого она знает и ждёт...

— Что я сделаю? — переспросила Клара. — Ты должен был уже понять, что кое-что я об оборотнях знаю. Хочешь посмотреть, что ещё припасено у меня в сумке?

Он не хотел. Он ещё не понял, что его дело действительно дрянь, но уже начал смутно об этом догадываться. Уолтер задергался сильнее, пытаясь освободить прибитую колышком руку. Клара слезла со стола, подняла мешочек с пылью и кинула щепотку ему в лицо. Уолтер взвыл.

— Береги глаза, — дружески посоветовала ему она. — Тебе еще содержимое моей сумочки изучать. Скажешь сразу, что с бабушкой, или будем в инквизицию играть?

— Это всё... это всё незаконно, тебя потом посадят, ты не можешь просто замучить меня! — Уолтер осторожно приоткрыл глаза, опасаясь, что какая-нибудь пылинка упадёт с ресниц. Повезло: ничего не упало.

— Хочешь поспорить? — спросила Клара, доставая из сумки свой главный козырь: не оружие, не зелье, а тусклый тяжелый жетон департамента по сотрудничеству с иными расами. — Меня послали тебя найти — я нашла. Мне велели доставить тебя в департамент, но это при условии, что ты будешь вменяем и послушен. Ты не был.

— Эй, я же не знал, — уже куда более смирно сказал он. — Все в порядке с бабушкой твоей, она в кладовке лежит. Не трогал я ее особо, так, связал, она даже в сознании.

— Отлично, — улыбнулась Клара, достала из сумки еще один колышек и воткнула Уолтеру во вторую руку. — Всё, теперь ты никуда не убежишь. Сиди тут, жди меня. Выясню, что ты мне хоть в чем-то соврал, — шкуру спущу. Буквально.

Бабушка в порядке, конечно, не была, никто не может быть в порядке, когда его связали и заперли в кладовке, но по крайней мере, она была жива. Клара развязала её, вывела, осмотрела и на всякий случай вызвала скорую. Мало ли что.

— Я из кладовки плохо слышала, но ты что-то говорила про пиццу с морепродуктами. Надеюсь, ты её не взяла? — сказала бабушка, тяжело усаживаясь в кресло в спальне. В столовую Клара её не пустила, там посторонние оборотни и вообще беспорядок.

— Конечно, нет, я же помню, что ты ешь только с грибами! С грибами и принесла, — возмутилась Клара. — Притащить тебе кусочек?

— А что ж, давай, — согласилась бабушка. — А то потом остынет, будет невкусно.

И Клара пошла за пиццей. По пути зашла в столовую, полюбовалась, как Уолтер все так же безуспешно пытается освободить руки. Колышки не выглядели особенно крепкими, если честно, но насмерть держали именно оборотней, тем и были хороши.

— Ты сказал правду, поэтому спускать с тебя шкуру я не буду, — сообщила она. — Это хорошая новость. Плохая новость: ты всё равно умрёшь.

— Но почему?! — возмутился Уолтер. — Я же её, считай, не тронул! И тебя не тронул, не успел, ты сама на меня напала!

— А сам не догадываешься? — спросила Клара, доставая заранее заготовленный шприц. — Ты же сам сказал: мы с Марией дружили. Ну и на что ты рассчитывал?

— Эй, ты не можешь так поступить! Моя вина не доказана, в конце концов! Клара, черт возьми, как насчет суда? Если я кого убил, меня нужно судить!

— Обойдешься, — коротко ответила Клара и взяла его за волосы, чтобы открыть шею.

— Эй, — раздался тихий голос от окна. — Может, не надо? Будет у тебя в личном деле здоровенное пятно. Хочешь, давай я возьму это на себя, будет у него смерть при попытке к бегству.

— Не-а, не пойдет, — помотала головой Клара, не оборачиваясь. Она и так знала, что ее напарник сидит на подоконнике и смотрит на неё укоризненно. Не на что там смотреть. Она только надеялась, что он не сломал запирающее устройство на окне. — Я не настолько тебе доверяю, Карл. Вы там все друг друга выгораживаете, как я могу поверить, что ты его не отпустишь?

— Могу труп предъявить. Вообще, я обижен, ты должна была вызвать меня, когда обнаружишь объект, а не играть в эти игры самостоятельно.

— Я сначала не была совершенно уверена. А потом всё как-то завертелось, — Клара покачала головой. — Нет, не хочу я его труп, хочу сама, и пиши потом на меня что хочешь.

Она воткнула шприц в шею Уолтеру, без долгих разговоров и запугивания. Понятно же, что он не раскается и не поймет, что он такого сделал. Ну так о чем с ним разговаривать?

Карл наконец влез в комнату, сокрушенно посмотрел на свои следы на полу, пожал плечами и крыльями.

— Зря ты так, ничего я не буду на тебя писать, подтвержу, что ты всячески самооборонялась. Ты мне напарница, в конце концов. Но надеюсь, это у тебя первый и последний приступ кровожадности. Ведь последний?

— Последний. Обещаю, — кивнула Клара. — Я бабушке пиццу должна принести. Подождешь?

— Подожду, — кивнул он. — Делать-то больше всё равно нечего, ты уже всё сделала.

— Когда я обещала тебя прикрыть, я не думала, что придется прикрывать твою работу на департамент, — сказала бабушка, когда Клара вручила ей тарелку, а рядом пристроила коробку с остальной пиццей.

— Э... — только и сказала Клара.

— А что ты думаешь, если я ваших разговоров не слышала, то не соображу, что к чему? Ко мне вламывается оборотень, потом приходит моя внучка и через несколько минут меня освобождает. Конечно, департамент. Не по комиксам же ты бороться с оборотнями научилась.

Смешно сказать, но в значительной степени именно по ним.

— Ну... ты же не скажешь маме? — спросила Клара

— Ты хоть ещё человек?

— Человек пока.

— Ладно, не скажу.

— А если бы я сказала, что уже не человек?

— Все равно бы не сказала, — отмахнулась бабушка. — Но должна же я была узнать. Еще кусочек положи мне, а то тянуться далеко.

Клара легла спать уже за полночь, когда уехала и скорая, и полиция, и Карл улетел с отчетом для департамента. Она лежала и думала, что завтра же купит какую-нибудь гирлянду и пойдет на кладбище, к Марии. Теперь Кларе было что ей сказать. Она была готова.

В комнате было тихо, только тикали вразнобой часы — одни на столе, одни на стене, — напоминая Кариму, что он потерял сегодня много времени и продолжает его терять, пытаясь быть вежливым.

Карим снова с неприязнью взглянул на вдову господина Рахмета:

— Так вы утверждаете, что не знаете, как погиб потерпевший?

Она подняла голову и посмотрела прямо ему в глаза, открыто, не отводя взгляда. Если б такое его сестра учинила, ох он бы ей задал!

— Нет, господин следователь, не знаю.

— Как же это возможно, уважаемая? Он ведь находился буквально за дверью вашей комнаты, когда это случилось.

— Я не знаю. Я слышала ничего необычного, а видеть его я не могла.

— «Ничего необычного», — ядовито повторил Карим. — Значит, громкий стук и крики с требованием немедленно выйти — это обычное дело в вашем доме? Почему, кстати, вы не вышли, как того требовал ваш супруг?

— Разве это имеет отношение к смерти моего несчастного мужа? — спросила вдова. Снова спорит, снова ведет себя нагло. Решает ещё, на какие вопросы отвечать, а на какие нет! Больше всего Кариму хотелось увезти её из дома в участок, там она наверняка бы гонор подрастеряла, но его попросили уважить хороших людей и не таскать туда-сюда никого из родственников господина Рахмета. Он уважил. Но чем дольше разговаривал с этой женщиной, тем больше о том жалел. В камеру бы её посадить часа на три хотя бы, сразу бы всё рассказала!

— Всё, что происходило между вами и покойным раньше, и тем более всё, что произошло в доме сегодня, имеет значение, уважаемая.

— Почему бы вам просто не посмотреть записи с камер, чтобы узнать, что с ним произошло? Ими же весь дом заполнен.

Потому что их уже отсматривают люди из совсем другой службы, и Карим вовсе не был уверен, что его тоже допустят посмотреть.

— Записи мы тоже посмотрим. Но сейчас я опрашиваю вас, так что отвечайте на вопрос, будьте добры. Так почему вы не вышли?

— Ах, вот как, — она задумалась, потом кивнула будто бы сама себе и сказала: — Я не вышла к супругу, потому что опасалась за свою жизнь.

Вот оно. Она всё-таки призналась. Карим с трудом сдержал торжествующую улыбку. Он был уверен, что это она каким-то образом убила господина Рахмета. Он бы и так доказал это: скандал слышал весь дом, и слуги, и гости — все. Он кричал на неё, он был у её дверей и там же, у дверей, и умер: так кто же ещё это мог быть, если не она? Он бы и без того отлично обосновал необходимость её арестовать. Но раз она сама сказала, что у неё был мотив, это будет ещё проще. Осталось только раскрутить её на подробный рассказ, а не эти коротенькие фразы, которые приходится вытаскивать чуть ли не клещами.

— Он угрожал вам? — участливо спросил он.

— Угрожал? — переспросила вдова. — Нет, я бы так не сказала.

Карим был недалек от того, чтобы закричать на неё. Он всё лучше понимал господина Рахмета.

— Тогда почему же вы опасались, если он вам не угрожал?

— Мой муж никогда и никому не угрожал, господин следователь, — наставительно сказала вдова. — Если он говорил, что он что-то сделает, он это делал. Он сказал, что убьёт меня. Это не было угрозой. Он бы меня убил.

— И как же вы собирались избежать этой участи?

— Как же можно было бы её избежать? — удивилась вдова. — Никак. Я сказала ему, что выйду, как только помолюсь. И я молилась, а потом собиралась выйти и принять смерть. Но когда я закончила молиться, за дверью уже было тихо. Я подумала, он всё так же ждёт меня, просто теперь молча. Я открыла дверь, а там...

Она прикрыла глаза, будто вспоминая. Карим тоже мысленно восстановил эту картину: мёртвый господин Рахмет держится обеими руками за грудь, а из груди его торчат сразу два кинжала. Пока что не установлено, откуда они, но это дело времени. Скорее всего, они из оружейной господина Рахмета, просто надо сверить их со списком имевшегося в доме холодного оружия, прежде чем говорить наверняка. А Карим всё ещё сидел и терял время со вдовой. А она всё ещё делала вид, будто убийца не она.

— Понимаю ваши чувства, — неискренне сказал он. — Вы, должно быть, рады, что избежали смерти?

Она неопределенно пожала плечами.

— Я пока что не поняла.

Почему ж с ней так... непросто? Мысли Карима вновь вернулись к кинжалам в груди покойного господина Рахмета.

— Вам знакомы орудия убийства, уважаемая? — спросил он.

— Да, конечно, это кинжалы моего супруга, — кивнула она.

— Они числятся в списке оружейной комнаты? — вряд ли она знала такие тонкости, но Карим решил, что лучше всё же спросить.

— Не думаю, — покачала головой она. — Эти кинжалы никогда не хранились вместе с другим оружием. Они ритуальные.

— Что вы имеете в виду? — переспросил Карим и тут же пожалел об этом. Не надо ему в такое лезть, не его ума дело, чем занимался господин Рахмет. С другой стороны, будет каждая вздорная баба возводить напраслину на солидного, уважаемого в городе человека! Нет уж, пусть договаривает, а он выслушает её ложь и об этом тоже обязательно упомянет в протоколе, чтобы суд тоже учел этот мерзкий наговор. Честь и совесть требовали сделать это, призвать её к ответу. Но малая часть его сомневалась: вдруг это правда? Вдруг она расскажет ещё что-то, чего Кариму вовсе не стоит знать? Зачем же он выпустил этого джинна из лампы?

— Я имею в виду магию, господин следователь, — тем же ровным тоном сказала вдова. — Мой супруг был магом, многие влиятельные люди прибегали к его услугам. К сожалению, если вы хотите подробностей, вам стоит спросить кого-то другого. Я мало знала о его делах.

«И это правильно, — подумал Карим. — Посвятишь такую в свои дела, а она потом всё разболтает, тьфу».

— Вы наговариваете на господина Рахмета, уважаемая. Магия — грех, не мог такой богобоязненный человек быть колдуном.

— Ничто не грех, если служит во славу Господа, — неожиданно сказала вдова господина Рахмета, но не успел Карим удивиться, пояснила: — Так говорил мой супруг. Он считал, любое колдовство может и должно быть использовано, если это ведет к победе над Иблисом и его шайтанами.

Карим помолчал немного, будто отдавая дань уважения покойному и его словам, потом вернулся к тому, с чего начал:

— Есть ли в доме другие ритуальные вещи, кроме кинжалов?

— Есть, в отдельной небольшой комнате в подвале, я могу вам показать.

— Вы там бывали?

— Лишь однажды, — сказала вдова. Помолчала немного и добавила: — Мне было запрещено туда заходить.

Кто бы сомневался, что эта может не только дерзить, но и запрет нарушить.

— Но вы туда зашли, — констатировал Карим.

— Но я туда зашла, — кивнула вдова господина Рахмета. Никакого раскаяния на её лице не было и в помине. Карим подумал, что, возможно, она не только сама убила господина Рахмета, но и заранее спровоцировала всю эту сцену, нарушив обозначенный мужем запрет, верно рассчитав, что в таком случае он придет в ярость, как любой нормальный человек, и она сможет лепетать что-то о самообороне. Так-то оно так, вот только она не говорила ничего о самообороне, она как будто нарочно топила себя всё глубже каждой следующей фразой, каждым жестом и взглядом.

— Зачем же вы туда зашли, уважаемая? Вы ведь знали, что этим вызовете гнев господина Рахмета?

— Я знала, — кивнула она. — Но у меня не было выбора. Мне пришлось туда зайти.

Ну да, все преступники обычно так говорят. «Я не хотел, мне пришлось, меня спровоцировали, у меня не было другого выхода». У этой тоже не было. Жаль, пока что она говорит это только о нарушенном запрете. Но ничего, скоро будет объяснять, что мужа ей тоже «пришлось» убить. Карим постарается приблизить этот момент.

— Итак, что же вынудило вас?..

— Мне было видение, — чуть более резко, чем раньше, сказала она, не дав даже ему договорить. Нет, всё-таки на месте господина Рахмета он бы давно уже её...

— Что?..

— Видение, — как будто даже немного виновато, но всё ещё чётко сказала она. — Да не одно, а много. Они начались, когда я вышла замуж и переехала сюда. Раньше я тоже бывала в этом доме, но тогда ничего подобного не случалось, — она снова сделала паузу, такую длинную, что Карим уже собрался подтолкнуть ее очередным вопросом, но всё-таки продолжила сама. — Мне стали сниться мертвые женщины. Их было семь. Они звали меня спуститься в комнату в подвале.

— Когда, вы говорите, это началось? — переспросил Карим.

— Как только я переехала сюда.

— Но вы вышли замуж три месяца назад. Почему же вы не спустились в подвал сразу, в первый же день?

— Я попыталась. Но комната была заперта, а у меня не было ключа.

Ах, какая жалость. Ключа у неё не было.

— Значит, вы только вчера смогли добыть ключ, — скорее констатировал, чем спросил Карим.

— Да, — и она опять замолчала. Это было почти ожидаемо и почти перестало его раздражать.

— Вы его украли?

— Нет, муж дал его мне, — огорошила его вдова.

— Зачем же он дал его, если до того запирал от вас эту комнату?

— Это универсальный ключ, он отпирает несколько дверей в доме. Муж уезжал и дал его мне, он думал, что мне может понадобиться доступ в некоторые кладовые, чтобы принять гостей. К тому же, кроме ключа нужен был цифровой пароль. Муж полагал, что я его не знаю.

— А вы его знали.

— Да.

— Откуда же?

— Мне было видение, — снова начала нести чушь она. — Мертвые женщины сказали мне его.

Почему бы ему просто не вызвать психиатра и не передоверить это чудо ему? Карим всерьез задумался, может быть, так и стоит сделать? Но вспомнил про ритуальные кинжалы и решил всё-таки задать все интересующие его вопросы.

— А эти женщины, уважаемая... кто они были? Почему вы послушались их? Вдруг это были джинны, принявшие человеческий облик?

Потом он вспомнит этот коллективный бред и ему будет стыдно, подумал Карим. Но если делать вид, что он ей верит, то это один из самых логичных вопросов.

— Это были предыдущие жены моего мужа.

— Бывшие жены, вы хотели сказать? — почти машинально уточнил Карим. — Все ведь знают, что господин Рахмет всегда был так добр, что просто давал женам развод, если они что-то делали не так.

— А кто-нибудь хоть раз видел хоть одну из них после этого? — спросила вдова. Карим пожал плечами:

— Не знаю, мало ли кто мог их видеть. Хотя на их месте любая приличная женщина после такого позора постаралась бы уехать подальше, возможно, поэтому...

Вдова продолжала смотреть на него в упор, так что Карим внезапно почувствовал, что говорит глупость, смешался и замолчал.

— А хотите посмотреть на них? — снова задала странный вопрос вдова. Карим не знал, как на него ответить, его не интересовали бывшие жёны господина Рахмета, но вдова и не ждала его ответа. — Впрочем, вы всё равно увидите их, когда мы спустимся в комнату, где хранятся ритуальные предметы. Они все там.

— Всё это время они жили там? — изумился Карим.

— Нет, — отрезала вдова и снова посмотрела на него так, что он почувствовал себя глупо. Почему? Ах да. Ей снились мёртвые женщины.

— Но... если они все умерли... в первый раз господин Рахмет женился лет пять назад, а выгнал жену спустя несколько месяцев... да она должна была уже давно сгнить!

— Мой супруг был магом, господин следователь, — некстати напомнила вдова. Или кстати? Пауза снова затянулась, но вдова заговорила первой. — Если вы не верите мне, вы можете просто спуститься и посмотреть.

— Ладно, я спущусь, — вздохнул Карим. — Но это позже. Так зачем же вы пошли в эту комнату, где находились, по-вашему, трупы жен вашего супруга? Что вам было нужно там?

— Я должна была выполнить их просьбу, — сказала вдова, а потом добавила, будто решившись, — я должна была их упокоить.

В комнате снова стало тихо. Оглушительно громко тикали двое часов. Вдова молчала, будто сказала всё, что хотела. Карим тоже довольно долго молчал, не решаясь задать следующий вопрос, понимая, что если всё это окажется хоть в каких-то отчетах, хоть в каких-то документах, его же со свету сживут. У господина Рахмета было много влиятельных друзей. Ему не надо ничего знать об их делать. Ему не надо задавать вопросы. Но Карим всё-таки спросил:

— В каком же виде существовали эти женщины?

— В виде оживших мертвецов, — ответила вдова. — Поднятые тела, охранявшие всё, что хранилось в комнате. Ритуальные предметы, книги, документы, переписку...

— Документы, говорите, и переписку, — вполголоса пробормотал Карим. Вдова кивнула.

— Их тела вечно ждали в комнате, чтобы разорвать любого незваного гостя. А души жаждали покоя. И они обратились ко мне.

— Почему именно к вам?

— Потому что я могла услышать, — пожала плечами она. — И потому что я могла помочь.

— Магия — грех, — сказал Карим и сам уставился в глаза вдове, ожидая, что хотя бы теперь ей станет стыдно.

— Помочь упокоиться семи невинно убиенным женщинам — грех? — переспросила она, не отводя взгляда.

Так уж и «невинно убиенным». Все, небось, были такие же, как эта. Карим пожал плечами.

— Помочь упокоиться семи мертвецам — грех? — еще раз спросила вдова. В такой формулировке это звучало как будто и правда благодеяние. Карим не стал ей отвечать.

— Итак, ваш муж, уезжая, отдал вам ключ от подсобных помещений, и вы, зная цифровой код, воспользовались ключом, чтобы проникнуть в комнату, в которой... — Карим осекся, не желая произносить это вслух, но собрался и договорил: — в которой мертвецы, поднятые господином Рахметом, охраняли вещи, нуждавшиеся в охране. Всё верно?

— Да, всё так, — кивнула вдова.

— Когда вы открыли дверь, мертвецы должны были наброситься на вас и разорвать. Почему этого не случилось?

— Я молилась всё утро, и Господь дал мне сил, чтобы упокоить их. Я зашла и сказала им: «Покойтесь с миром». И они все упали. Потом я обошла их и прочитала молитву над каждой, чтобы они точно обрели покой.

— Откуда вы можете знать, что они обрели покой? — Карим не верил (не мог поверить) в то, что говорит вдова, но больше всего его задевало, что Господь будто бы мог дать такую силу — женщине. Ври, да не завирайся, хотелось сказать ему.

— Я знаю, — уверенно сказала она. — Они обещали, что каждая исполнит по одному моему желанию. Один день — одно желание, так они выплатят свой долг. Первое я уже загадала и оно исполнилось. Это значит, что я всё сделала правильно.

— И что же вы пожелали, уважаемая?

— Я пожелала смерти своему супругу. И, как видите, он умер.

Карим ещё раз вгляделся в её лицо, пытаясь найти там раскаяние, сожаление, да хоть что-нибудь!

— Вы же говорили, что не знаете, как он умер! Зачем вы солгали мне? — не удержался от упрека он.

— Я не лгала. Я не знаю, как он умер. Я действительно ничего не слышала. Явились ли тени, чтобы заколоть его кинжалами, или он убил себя сам, повинуясь приказу духов? Я не знаю. Я знаю лишь почему это случилось. Потому что я попросила.

— Вы осознаёте, что признались в убийстве своего мужа?

— Нет, — удивленно сказала она. — Я его не убивала. Я пожелала ему смерти, но мало ли кто чего желает. Это моё преступление перед Господом, перед Господом я и отвечу. Но я не брала оружия и не использовала его против собственного мужа.

— Вы вступили в сговор с... — Карим запнулся, понимая, как дико будет выглядеть в бумагах формулировка «с упокоенными духами».

— С кем? — переспросила вдова, и Кариму даже показалось, будто она улыбнулась.

— Я найду, как это подать, — упрямо сказал он. — Это детали. Вы не просто так желали ему смерти, вы знали, что ваше пожелание сбудется! Это — убийство!

— Я ничего не делала, — твердо сказала вдова. — И вы это знаете. И я это знаю. Но я полагала, что так оно и будет. Что вы захотите меня обвинить. Именно поэтому я так тянула время.

— Боялись возмездия, уважаемая?

— Ждала, — сказала она и улыбнулась по-настоящему. — Уже полночь. Значит, я могу загадать следующее желание.

На секунду Карим испугался, что вдова и его убьёт, как убила своего мужа, натравит на него своих ручных духов, и...

Он вздрогнул и проснулся.

Перед ним сидела вдова господина Рахмета и смотрела слегка встревоженно.

— Так я могу идти, господин следователь?

— Да, конечно, — закивал он. Господи, какой стыд, как можно было заснуть прямо на глазах у свидетельницы? Хорошо, что он хотя бы успел ее опросить. Карим пробежал глазами листы, на которых делал заметки по ходу разговора, ничего существенного там не обнаружил, впрочем, он и так помнил, что ничего существенного она не сказала. Обычная напуганная женщина, что с неё возьмёшь.

В голову навязчиво лезли остатки сна, там было что-то про колдунов и мертвецов, но Карим сделал над собой усилие и прогнал сон окончательно. Ему здесь ещё работать и работать.

Лишь добравшись до кладовых господина Рахмета, Карим подумал, что сон был в руку: там нашлись всевозможные ритуальные предметы, свидетельствующие о том, что хозяин их занимался магией. Карим осматривал комнату с особой тщательностью, ему всё казалось, что должно было бы что-то еще, что-то страшнее ритуальных кинжалов, черных книг и даже компрометирующих бумаг.

Но больше там ничего не было.

Кот был на месте, спал себе на подъездном козырьке под окном, как всегда. Черненький, гладкий, шерсть блестит. Ваня посмотрел на него, и стало как-то спокойнее. Кот был предсказуем и постоянен, куда более постоянен, чем некоторые люди. Приходил каждый день, как на работу, спать на козырёк, валялся какое-то время, потом переходил на следующий, потом, вероятно, еще дальше, но там уже из окна было плохо видно. И так каждый день, примерно в одно и то же время. В дождь, правда, не валялся, но всё равно приходил, сидел, нахохлившись, видимо, осознавая, что солнца сегодня не будет. Кот-константа просто.

Вот и сегодня он был на месте. Отца даже больше не было, а кот был. Как всегда. Как будто ничего не поменялось. Ваня постарался дышать ровно и совсем уже было собрался закрывать окно, но тут кот встрепенулся, сел и посмотрел на него. Такое у них уже случалось, и обычно заканчивалось это тем, что кот получал кусочек колбасы, курицы или чего там еще в холодильнике валялось. Сейчас, правда, Ваня не был уверен, есть ли в холодильнике что-то такое, последние пару дней всем было не до того. Хотя он ведь сам что-то ел и вчера, и сегодня. Кажется. Но мясное или нет?..

— Кис-кис, — прошептал он коту. — Подожди немного, я сейчас проверю, что там в холодильнике есть.

Кот одобрительно зажмурился и лёг обратно, всем своим видом демонстрируя, что он вообще никуда не торопится и подождет сколько нужно. На кухне тем временем шли какие-то взрослые разговоры, по крайней мере, братья резко замолчали, стоило ему войти.

— Я только поесть возьму, — заверил он их и прошмыгнул к холодильнику. Он не слишком хорошо понимал, о чем они там секретничают, но понять и не стремился, а только тихо радовался, что все проблемы с моргом, похоронами и прочими бумагами как-то решаются без него. Хорошо всё-таки, когда есть взрослые, которые могут всё порешать. Ну, хотя бы вот такие, как Коля и Петя. Взрослые? Да уж повзрослее него. Значит, лучше им не мешать, раз они хотят без него разговаривать.

Колбаса нашлась, Ваня быстро отпилил себе несколько кусков, получил от Коли вечное ворчливое «бутерброд хотя бы сделай, без хлеба ты сейчас всю эту колбасу сточишь», заверил, что в следующий раз обязательно, и свалил.

— Кис-кис, тут колбаса есть, вот, держи, — Ваня бросил на козырёк кусок колбасы, кот подскочил и бросился к ней, будто вокруг была стая конкурентов, и кусок вот-вот выхватят прямо у него из-под носа. — Чего ты голодный-то такой всегда? На вид нормальный кот, пушистый, не худой, а на еду бросаешься, как будто сутки не ел.

— Ой, ну ты поучи кота колбасу есть! — насмешливо ответил кот. — Нож и вилку мне, может, еще выдашь?

Ну, всё, приплыли. Ваня, конечно, понимал, что у него стресс, ещё какой стресс, отец умер, куда хуже-то. Но ему казалось, что он неплохо держался, а он, получается, просто проскочил стадию истерики и начал сразу с глюков?

— Я не глюк, — сказал кот, дожевав колбасу.

— Ну конечно, именно поэтому ты мои мысли читаешь, — Ваня и не хотел вроде вступать с глюком в перепалку, но всё-таки не выдержал.

— Да что там читать-то? Всё понятно с тобой, каждый на твоем месте примерно так бы подумал. Кстати, соболезную, Вань.

Стоило придумать кота хотя бы ради того, чтобы кто-то посочувствовал. Ваня проглотил комок в горле, вежливо ответил:

— Спасибо.

Ну, глюк, подумаешь. Приятный же. Понимающий, опять же.

— Я не глюк, — настойчиво повторил кот. — Если захочешь, чуть попозже братишек твоих шугану, вот увидишь, они меня тоже услышат. Гарантирую.

А что, было бы смешно.

— Так давай!

— Попозже, говорю, — фыркнул кот. — Сначала поговорить надо.

— О чем?

— Ты понимаешь, что они тебя кинут, чувак? — сочувственно спросил кот.

— Кто «они»? И как кинут?

— Братцы твои. Они там как раз сейчас мутят схему, как поделить наследство без тебя, и поверь эксперту: всё у них получится.

— Ты не эксперт, ты кот, — сказал Ваня, но неприятное чувство все равно появилось где-то в районе затылка. И ведь они всё время замолкали, когда он входил... но могли бы ведь вообще где-то в другом месте разговаривать, вдруг бы он подслушал? Это они его совсем ни во что не ставят, что ли?

— Я эксперт в том смысле, что удачу вижу и чую за версту. Считай, тебя уже кинули через плечо. Про долю в папином заводике вообще забудь, про домик ваш тоже забудь сразу, вот разве что в этой квартире долю, может быть, получится отстоять, если я тебе помогу, конечно.

— Ага, вот оно всё зачем! — возликовал Ваня, уже успевший почти забыть, что считал кота своим глюком, и теперь радующийся, что раскусил его коварный замысел. — И что тебе от меня надо? Душу? Вечное услужение?

— Не, это я не ем, — помотал головой кот. — Я больше по колбасе. Хотя курица еще лучше, у меня диета, вообще-то. Так что я тебе помогать буду в счет съеденной ранее колбасы. Ну и еще потому что папа твой за тебя попросил. Считай, я твое наследство.

Кот улыбнулся совершенно некошачьей улыбкой, и Ваня наконец додумался спросить:

— А ты вообще кто?

— Да дух я местный, — сказал кот, продолжая совершенно по-человечески улыбаться. — Видишь, каждый день все дома дозором обхожу. Тут полежу, там полежу, так и день проходит. Про всех всё знаю, помогаю помаленьку, подъедаю особо гнусную нечисть, чтоб людей не доставала.

— И колбасу, — зачем-то вставил Ваня.

— И колбасу, конечно, надо же эту дрянь чем-то заедать. Короче, Вано, ты как, будешь со мной договор-то заключать?

— Ты же сказал, что я ничего не должен. Что в счет колбасы... или нет?

— Не должен-то не должен. Но ты должен хотя бы пообещать не мешаться, пока я тебе помогаю, и вообще согласиться, чтобы я тебе услуги оказывал. А то, может, я тут буду трудиться, а ты потом скажешь, что тебе вообще это всё не надо было, и как я тогда? И еще ты мне должен какую-нибудь символическую штуку дать, которая будет значить, что я теперь на тебя работаю.

— Какую? — озадачился Ваня.

— Ну, — кот смерил его взглядом, — даже не знаю, что б с тебя взять? Кеды вот дай мне свои.

— Какие кеды?

— Синенькие, — с нежностью сказал кот.

— Я ж их даже не надел ни разу!

— Так именно поэтому. Это как будто вы подарок купили специально для меня, понимаешь, да?

— Ни фига я уже не понимаю, — вздохнул Ваня. — Кот, ты точно не глюк?

— Я не глюк, — с той же убедительной интонацией сказал кот. — Если не пожалеешь кеды, то на твоих братьях тебе всё наглядно покажу.

— Ага, а если ты глюк, а я тебе кеды отдам?

— А если я глюк, то никуда твои кеды не денутся, залезешь потом и заберешь с козырька, тебе можно. Ты не в себе, у тебя горе.

Горе, да.

— Папа, говоришь, за меня просил? Он, получается, про тебя знал?

— Не-а, он просто иногда молился. Ну а тут я под окошком. Я такие вещи слышу, даже если никто вслух не говорит.

— Ладно, — сказал Ваня. — Знаешь, я согласен. В худшем случае, ты глюк, и тогда ничего не случится, просто полезу за кедами и всё.

— Вот именно, — сказал кот. Собрался и подпрыгнул, будто хотел запрыгнуть к Ване. Окно было слишком высоко, но кота это не смутило: он приземлился прямо на воздух, снова прыгнул — и оказался на подоконнике. — Я подумал, незачем тебе париться, как на козырёк вылезать. Высоко там всё-таки. Ну что?

Ваня молча (что тут скажешь?!) достал из шкафа коробку с новенькими кедами — не по погоде легкими, еще ни разу не надетыми. Поставил на подоконник, открыл. Пронаблюдал, как кот засунул в кеды обе задние лапы, и те как-то незаметно стали меньше, вот только что были человеческие кеды, а вот кот ходит в них по коробке, и размерчик его, и ничего у него с лап не падает.

— Совсем другое дело! — радостно сказал кот. — А то неприлично без обуви-то. Ну что, пойдем отвоёвывать тебе квартиру?

— А как? — спохватился Ваня. — Ты думаешь, они испугаются говорящего кота?

— Нет конечно. А вот говорящего адвоката очень даже испугаются, — с подоконника на пол спрыгнул представительный мужчина средних лет в деловом костюме и Ваниных синих кедах. — Вот как-то так. Ну что, пойдем их пугать?

— Слушай, а ты уверен, что прав? Может, они ничего такого и не собираются?..

— Вот ты иди и спроси, раз так. Если окажется, что я не прав, ну извинишься, ничего страшного. А я перед тобой тоже извинюсь.

Ваня заглянул на кухню, и там снова стало подозрительно тихо, стоило ему приоткрыть дверь. Впрочем, ему теперь всё было подозрительно.

— Теперь тебе чего? Снова есть? Или пить? — спросил Петя, закатывая глаза. — Ты мешаешь, вообще-то, Вань.

— А что вы вообще тут обсуждаете такое секретное?

— Документы, Вань, вопросы по наследству всякие.

— А какие там вопросы?

— А давно ли тебе это интересно стало? Ты маловат ещё во всё это вникать, да и нам некогда сейчас разжевывать.

— Ну, это всё-таки папино...

— Мелкий, не отвлекай. Давай потом, а?

— Нет, давайте сейчас, — упёрся Ваня. — А то мне тут сказали, что вы хотите всё поделить между собой, без меня. Это правда?

Коля и Петя как-то так между собой переглянулись, что Ваня понял: правда. Ну, ёлки, а ему всегда казалось, что они нормальные.

— Всё-таки проболтался как-то, — с укором сказал Коля Пете. — Просил же держать язык за зубами, хотя бы неделю, ну.

— Идиот, — процедил Петя. — Я ему ничего не говорил, он тебя просто развел только что простым детским методом. Ну, красавчик, что сказать.

Ваня огляделся, нашел стул, сел. Глюк там или не глюк, но тут кот, получается, не соврал.

— А как вы собирались это сделать-то?

— Ну как... ты же отцу не родной сын и даже не усыновленный. Мало ли кто кого папой зовет, официально ты сын его покойной жены. Завещания нет, значит, всё делится между родственниками первой очереди, а это мы с Колей. А ты нет. Всё по-честному, абсолютно.

— В смысле, нет завещания? — шепотом переспросил Ваня. — Я же знаю, что оно было!

— Мы тоже знали, — фальшиво закивал Коля. — Мы уверены были, что оно есть! Но вот ты знаешь, где оно? И мы не знаем. Нету завещания, понимаешь?

— Значит, мне не принадлежит... вообще ничего?

— Ну вот так получается, — развел руками Петя.

— А... когда вы собирались мне об этом сказать?

— Как только решили бы, что с этим делать. Коля считает, что делать не надо вообще ничего, а я думаю, что хотя бы на съём квартиры на пару месяцев тебе отсыпать надо, всё-таки отец хотел, чтобы мы о тебе позаботились.

— Это вот так у вас забота выглядит?

— А что не так? Ты совершеннолетний уже, слава богу, опекать тебя никто не должен.

Ваня точно знал, что завещание было. Знал даже, где оно лежало. Но понимал, что раз братья так уверенно о нем говорят, значит, его там уже нет.

— Зря вы, молодые люди, полагаете, что уничтожив текст завещания, вы уничтожили его полностью. Вы ведь достаточно компетентны, чтобы знать, что копия завещания остается лежать у нотариуса, не так ли? Вы полагали, мой доверитель за ней не обратится? — Кот в обличье адвоката вплыл в кухню и буквально заполнил её собой. — Так вот, вы полагали зря.

— Ничего себе обвинения у вас! Мы? Уничтожили? Что за чушь! И конечно, никуда бы он не пошел, куда он может пойти, если никакой копии нет? — пожал плечами Коля. — Завещания не было — и копии тогда нет и быть не может.

— А вы проверяли? — заинтересовался кот.

— С этого и начали! — тоном оскорбленной невинности заявил Коля.

— Как прискорбно, когда нотариусы идут на шаги, порочащие их профессию, — сокрушенно покачал головой кот. — Впрочем, даже при утере текста можно установить сам факт существования завещания, а потом судиться по этому поводу. Как вам такая перспектива?

-Не отсудите, — уверенно сказал Петя, — это всё только ваши предположения, они недоказуемы.

— Оно, конечно, так, — промурлыкал кот. — Но представляете, какие репутационные издержки вы понесете?

— А представляете ли вы, чем Ваня будет вам платить за ваши услуги? У него же нет ни гроша, кроме карманных денег.

— Ничего, мне заплатили авансом, — зубасто улыбнулся кот. — Вернемся к моему вопросу...

Ваня перестал понимать, о чем они все говорят, минуты через три, и окончательно перестал слушать минут через пять. Встал, сделал себе чаю, сел опять скромненько в уголочек, чтобы не мешать умным людям перетирать за деньги. Услышал было снова знакомые слова «издержки», «репутация», потом неожиданно «компромат». Потом, ещё более неожиданно, «Так мы друг друга поняли?»

Ваня встрепенулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как кот буквально из воздуха достаёт какую-то бумагу.

— Предварительное соглашение, — пояснил он явно для самого Вани. — Молодые люди обязуются после вступления в права наследования подарить квартиру вам, а до тех пор не препятствовать вашему проживанию на этой площади.

— Почему не долю, почему всю квартиру? — возмутился Петя. — Достаточно было бы трети, всё равно мы не смогли бы его отсюда выселить.

— На фоне ваших приобретений вы вполне можете пожертвовать квартирой, — с неприятной неюридической прямотой сказал кот. — И я вам крайне рекомендую так и поступить.

— А если мы попытаемся оспорить это наше... соглашение?

— Попробуйте, — пожал плечами кот. — Узнаете много нового о возможностях частного сыска. Мелите муку, молодые люди, не лезьте на территорию, на которой вы не профессионалы.

Когда Ваня закрыл за братьями дверь, он обернулся к коту.

— Раз завещание было, мы могли бы попытаться найти копию, разве нет?

— Нет, они подкупили нотариуса, — вздохнул кот. — Даже если мы смогли бы доказать, что такое завещание было зарегистрировано, мы не смогли бы найти сам текст.

— А ты не мог просто, не знаю... достать его из воздуха?

— Увы, у меня есть свои ограничения, — с сожалением признал кот. — Но дело не только в том, что отобрать у них честную треть всего было бы сложно.

— А в чем тогда?

— В том, что тебе, Ваня, вообще это всё не нужно. Ничего тебе не нужно, кроме квартиры.

— Это ещё почему?

— Потому что у тебя потенциал гораздо круче, чем у какого-то пекаря-хлебомола. Место силы и своя точка в городе тебе нужна, а вот заводом заниматься ты будешь вряд ли. Хочешь, Ваня, во владыки духов? Я могу это устроить, если и ты меня не забудешь и возьмешь потом в свой чертог.

Всё-таки, пока Ваня считал кота глюком, воспринимать такие пассажи было как-то полегче. А тут непонятно уже было, то ли смеяться, то ли орать от ужаса.

— Что, колбаса всё-таки надоела?

— Колбаса-то нет, а нечисть надоела страшно. У меня от неё изжога. Ну так что, согласен? Работать буду авансом, если ничего не добьюсь, так тебе и платить не надо будет.

— И что, мне опять надо просто согласиться?

— Да, просто согласиться. И дать мне мешок.

— Мешок?

— Мешок. У тебя от сменки физкультурной в шкафу валяется. Соглашайся. Вот увидишь, я тебя не только владыкой сделаю, я тебя ещё и на принцессе женю.

* * *

— Оно точно надо, Кот? — тоскливо спросил Ваня, провожая взглядом собственную одежду. Вода в летней реке была относительно ничего, стоять можно, но всё это было как-то непередаваемо глупо.

— Надо, — уверенно ответил кот, пряча одежду в кусты. — В мир духов нельзя войти в человеческой одежде, надо менять на что-то более подходящее.

— А ты вон в моих кедах!

— А это потому что я и так дух, меня эти правила не касаются. И потом, поверь, Ваня, ты в их одежде так будешь смотреться, любая принцесса купится на такое.

«А оно мне надо?» — снова спросил Ваня, но уже про себя.

— Вань, жениться не обязательно, — как всегда, блеснул проницательностью кот. — Просто будь милым. Если они тебе поверят, то всё сработает, и чертог владыки станет наш. А дальше уж как хочешь. Всё, плывут!

Кот подскочил, приземлился на воду и побежал по ней навстречу полупрозрачной лодочке, плывущей по реке:

— Помогите! Прошу вас, помогите! Одежду моего хозяина украли духоборцы!

«Как я вообще попал в эту историю?» — в очередной раз, уже который за последние пару месяцев, подумал Ваня. И, как обычно, сам себе напомнил: «Как-как. Котика покормил».

— Чемодан-вокзал, детка, — сказал Хантер, — и побыстрее, пока никто тебя живую не увидел где-нибудь, где не положено. Хотя, вообще-то, уже нигде не положено. По моему сценарию ты уже час примерно как мертва. Так что давай быстрее собирайся, всё, чемодан-вокзал.

Эми в сердцах бросила на сумку скомканную толстовку, которую до этого пыталась свернуть трясущимися руками, и заорала:

— Какой, к черту, вокзал? Меня же там спалят! Там билет продают по документам! Там камеры стоят!

— Выражение такое, — вздохнул Хантер. — Так-то, конечно, никакой не вокзал, лесом пойдешь. Я тебя передам одному человечку, он тебя на машине перевезет через границу, там, где погранпункта нет. Прибудешь — иди сдавайся как нелегалка, только не говори, кто ты такая, чтоб я хоть сам куда-нибудь свалить успел, пока они там будут твою личность устанавливать. Не дай боги еще в новости попадешь, ну или просто кто-то Квинн частным порядком сольёт, что ты там. Лучше вообще постарайся сделать так, чтобы тебя не пробивали. А то ведь тебя и там могут достать, не край света всё-таки.

— А чего ты сам сразу со мной не поедешь? — уже более спокойно спросила Эми, снова взяла толстовку и всё-таки сложила ее. Получилось почти ровно.

— Ну сама подумай. Чтобы кто-нибудь смог выловить из реки чей-то обезображенный несвежий труп, а экспертиза признала бы, что это ты, должен быть человек, который всё это организует. Угадай, кто будет этим заниматься.

Эми уже почти открыла рот, чтобы спросить, где Хантер возьмет труп. Почти открыла. А потом взяла и закрыла. Всё равно на этот вопрос нет такого ответа, который мог бы ей понравиться. А Хантер из-за неё, возможно, жизнью рискует. Не надо ничего спрашивать. Не нужно это.

— Чем я ей так мешаю? — спросила Эми вместо дурацкого вопроса про труп. Она много чего ожидала услышать, поскольку сама об этом догадывалась: что стерва Квинн хочет прибрать к рукам ее проект; что она боится, что Эми составит ей конкуренцию на выборах (чушь, кстати) или хотя бы будет мешаться, агитируя за ее противников; что ей хочется к выборам душещипательную историю о смерти приемной дочери. Но Хантер дал ответ попроще:

— Ты ее бесишь, зайка. Ты же белая.

Просто бесит. Ну да, это, в целом, всё объясняет. Стоп, что?

— Что?! Почему белая?

— По жизни! Ну что ты как маленькая, а? Кто тут у нас порчу снимает?

— Ну, допустим, я, и что?

— Кого на новоселья зовут, чтобы жилище закляла на счастье и мир в семье? К кому ходят хронические болячки лечить? К кому...

— Да мало ли к кому, я одна, что ли, в Омрии колдую?! — не выдержала Эми.

— Не одна, конечно, — Хантер улыбнулся этой своей бесящей улыбочкой старшего всезнающего товарища. — А теперь приготовься, добивочка. Кому за это всё откатов не прилетает, а?

— Каких откатов? — Эми понимала, что комично смотрится, вот так вот хлопая глазами, но у нее уже давно закончились силы на обработку информации, а информация, тем временем, и не думала заканчиваться.

— Вот всегда я знал, что ты умная, но тупенькая. Кто тебя магии учил, зая?

— Никто, — пожала плечами Эми. — А что, этому как-то учиться надо?

Теперь глазами захлопал уже Хантер.

— О как, — глубокомысленно произнес он наконец. — Я, конечно, слышал такую версию, но думал, ты просто говорить не хочешь, скрываешь что-то. Что, неужто даже Квинн тебя не поучила?

— Квинн? Меня? — Эми не сдержалась и фыркнула. — Мы говорим про ту женщину, которая тебя послала меня убивать, ты помнишь?

— Ну, я думал, может у вас когда-то отношения получше были...

— Нет, — отрезала Эми.

— Ну ладно, — кивнул Хантер и растерянно замолчал.

— Откат, — напомнила она.

— Точно! Откат. У всех бывает, у тебя нет.

— Откуда ты знаешь-то?!

— Ну смотри. Ты знаешь вообще, что такое откат?

— Только когда речь о деньгах.

— Стесняюсь спросить, где тебе такое рассказали.

— Так я сколько лет с Квинн под одной крышей жила. Слышала.

— Логично. Так вот, откат магический — это когда реальность тебя бьет по башке за то, что ты в нее вмешиваешься. Скажем, человек заболел, а ты его своей волей вылечила. Ты при этом, конечно, кругом молодец, но так-то его врачи должны были лечить, или он должен был долго болеть и сам потом выздороветь или помереть. А ты взяла и всё изменила, нарушила естественный порядок, реальность такое не любит. Поэтому за это тебе прилетает, например, кусок той самой болезни. Или другой какой-нибудь. Или сила пропадет на несколько дней. Или легенькое проклятие прицепится. Ты видала, сколько среди ведьм хромых, например? Это почему-то один из самых частых откатов, что-то случается с ногой — и привет. И с пальцами еще частенько бывает, помнишь, какие пальцы у Сьюзи?

Пальцы у Сьюзи были что надо, на каждом суставе по здоровенному бугру, и все болят при движении. Эми сколько раз ей предлагала полечить, да Сьюзи отказывалась.

— А вот Квинн не хромает. И с внешностью у нее полный порядок, и со здоровьем, и с силой.

— С характером только не очень, — ухмыльнулся Хантер. — Это потому, детка, что колдуны в основном делятся на подлецов и идиотов. Идиоты берут откат на себя. Подлецы скидывают на кого-то другого. Самые честные из них договариваются и скидывают на того, кто с заказом пришел. Дом, например, зачаруют, а упадок сил на неделю оставят. Или легкую хромоту. Или ещё что, тут никто не выбирает, оно само. Ну, люди ничего, бывает, готовы и так заплатить. А самые отпетые свои откаты перекидывают вообще на кого попало, и что там с этими людьми будет, их не интересует, они сделали, что им надо, ну и всё. Вот Квинн у нас такая и есть. Кто подвернется, тому и кидрык.

Эми помолчала немного, сворачивая зарядки для телефона и планшета.

— Теперь я поняла, почему на меня часто так странно смотрели, когда я цену за ритуал в деньгах говорила. Они ждали, что я с ними откат обсуждать начну, да?

— Ну да. Куда ты зарядки эти крутишь, телефон-планшет всё равно дома оставишь, а как новые купишь, у них свои зарядки будут.

Эми в сердцах кинула провода мимо сумки на диван, раз они не нужны, и принялась оглядывать комнату, соображая, что еще она может взять так, чтобы и ей пригодилось, и никто не заметил, если будут комнату осматривать.

— А может, я тоже откат скидываю на кого попало, поэтому и не обсуждаю это ни с кем, как тебе такая мысль?

— Не, — Хантер покачал головой. — Ты, зая, не такая, это понимают все, то есть вообще все. Вот о том, что ты мошенница и ничего не колдуешь, а просто врёшь, кто-то еще вякать пытался, но выходило неубедительно. А чтобы обвинить тебя, что ты откаты на кого-то сбрасываешь, надо быть совсем уж идиотом, таких пока не нашлось. А значит, ты белая. А раз ты белая, то и колдовство у тебя лучше, чем у других. Как-то это... экологичнее, вот. И все это понимают. Разумеется, конкурентов это бесит. А уж как это бесит Квинн — вообще словами не передать.

— Да не, ты нормально словами передал, — фыркнула Эми. — Вот как сказал, что пришел меня убивать, я прям поняла, насколько сильно бешу Квинн. Прочувствовала всем сердцем. Я одного не понимаю, почему Квинн на меня откатов не понакидывала, раз уж, ты говоришь, она всё равно это делает? Раз откат, два, три, десять, глядишь, и тебя посылать бы не пришлось, я бы сама сдохла.

Хантер задумался.

— Слушай, я не всё понимаю в этих ваших делах, но подозреваю, что она пыталась. И не смогла.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что могла бы — сделала бы, это действительно логично. А она меня послала. И кстати, может быть, не только меня, но и кого-нибудь за мной, проверить. Так что ты давай-ка, не тормози. Мне бы тебя быстренько с рук на руки сдать да делом заняться.

Эми достала из самой глубины шкафа пару футболок, кинула в сумку и снова встала в ступоре.

— Документы вообще брать надо?

— Я бы не стал, — сказал Хантер. — Нет бумаг — нет мультиков, в смысле, они будут дольше тебя пробивать. Идеальный вариант будет, если не пробьют, но тут я ничего гарантировать не могу, я в этом шарю слабо.

— А меня не вышлют обратно такую, без документов?

— Не-а, у них там дефицит колдующих, особенности политики предыдущего правительства. А белых вообще везде дефицит, так что ты им просто покажи, что ты можешь, и будет тебе счастье.

— Прям счастье? — грустно улыбнулась Эми.

— Ну, счастье может и нет, но крыша над головой, паёк и выплаты какие-нибудь точно. А может, и должность даже.

— Ага, должность, делать мне нечего, — скривилась она.

— Жить хочешь? — очень серьезно спросил Хантер. Эми только вздохнула. Жить она, конечно, хотела. В идеале — в своей привычной квартире, в своем городе, в своей стране и чтобы никто работать не мешал. Но к сожалению, этого не хотела Квинн.

— Хочу, конечно, — вздохнула Эми. Прикинула еще раз: еда есть, вода есть, больше она всё равно не утащит. Одежда вот она, смена белья тоже тут. Наличка, вдруг пригодится. Щетка, мыло, полотенце, пара тюбиков. Техника не нужна, документы не нужны, документы проекта... — Выставка через две недели, там пахать еще и пахать... Хантер, можно я хотя бы инструкции по выставке ребятам разошлю?

Хантер повернулся и молча смотрел на нее в упор до тех пор, пока она не сказала:

— Ну ладно, глупость сказала, извини.

— Вот именно. Всё, хватит зависать, пошли!

Уже в машине Эми решилась:

— Хантер, последний вопрос.

— Ну давай. Можно хоть десять последних, время-то есть.

— Ты меня бросил. А теперь спасаешь. Почему вдруг? Какая тебе разница, раз ты меня не любишь?

— Ну это ж не значит, что я прям убить тебя хочу.

— Мог бы просто отказаться, Квинн бы поняла. Убил бы меня кто-нибудь другой, да и всё.

Хантер тяжело вздохнул и ответил:

— Скоро камера, ложись на сиденье, чтоб она тебя не срисовала.

Дальше ехали молча.

Сначала Эми ложилась каждый раз, когда навигатор объявлял, что скоро камера или очередной пост дорожной службы. Потом просто перестала садиться и так и лежала до тех пор, пока Хантер не передал ее какому-то типу, неуловимо похожему на самого Хантера. Родственник, что ли?.. Тип знакомиться и вообще вступать в разговоры не захотел, включил музыку, к счастью, приятную, и поехал.

Потом Эми опять лежала и думала: как хорошо, что она живет не в столице, оттуда до границы пришлось бы ехать, наверно, полдня. А тут часа четыре — и всё. Стоило бы, возможно, употребить эти часы на размышления, как же так вышло, что ее родная... хм... ладно, не родная мачеха так ее ненавидит. Но Эми сама не заметила, как уснула, так что поразмышлять не получилось.

Не получилось поразмышлять и позже. Эми же как себе представляла? Высадят ее в глухом лесу, укажут примерное направление — и будет она брести какие-нибудь очередные часы, пока не выйдет наконец к обитаемому месту, и вот там-то пойдет сдаваться местной полиции. Или пограничникам. Кому получится. Хоть кому-нибудь. Можно психиатру, почему нет.

А на самом деле уже через полчаса пограничники встретили ее сами, были крайне любезны и объяснили, что засекли переход через границу «магически одаренного субъекта» и конечно же, очень обрадовались и вышли лично ее встретить. Эми, прекрасно разглядевшая направленный на нее поначалу пистолет, понимала всё про их «радость», но постаралась сделать всё, чтобы они обрадовались по-настоящему. Ведьма без роду-племени-документов, готовая сотрудничать, — это же радостно? Или нет?

Домик, в который ее привели, мало походил на обычный пропускной пункт. Это был именно домик, оборудованный для жизни нескольких людей. К нему не вела никакая дорога, даже натоптанных тропинок видно не было. Уже потом ей объяснили, что этот пункт занимался именно отслеживанием магов и был довольно засекреченным местом. А тогда ее новые знакомые просто провели ее в кабинет для беседы.

— Итак, документов у вас нет, объяснять, как здесь оказались, вы отказываетесь, — подытожил один из них. — Как нам хотя бы вас называть?

Эми в последний момент проглотила уже рвавшееся наружу «Элеонора Эмилия» и особенно старательно (практически пережевав) проглотила фамилию. И сказала:

— Эми.

— Просто Эми, и всё?

— Ну пусть будет Белая Эми.

— Прям белая? — шепотом переспросил второй пограничник. — Правда?

— Правда, — кивнула Эми, хотя и сама не была уверена, что это так.

— А амулетик на удачу можете?

— Могу, — кивнула она и мысленно выдохнула: повезло, не пришлось сразу позориться. Уж амулеты она умела.

— А чем возьмете?

— Деньгами возьму. Могу бартером.

— Вы серьезно сейчас? — переспросил первый пограничник.

— Абсолютно.

— И какой же бартер вам сгодится?

Ну а что? Наглеть так наглеть.

— Например, возможность остаться вот прямо здесь и никуда отсюда не выезжать. И чтобы никто не искал, кто я такая и откуда взялась. И чтобы вообще как можно меньше людей про меня знало.

— Эми, мы же понимаем, что вы из Омрии. А если в своей стране вы в розыске?

— И что? — пожала плечами она. — Если я в розыске, вы меня обратно отдадите, что ли?

— Какой розыск, она же белая, — шепнул второй пограничник. — Белые не крадут, не убивают и не причиняют ущерба.

— Ну, могла же Эми нарушить какой-нибудь закон, не связанный с причинением вреда, — возразил первый.

— И что, мы ее тогда отдадим, что ли? — удивительно точно скопировав интонации самой Эми, переспросил второй.

— Я могу взять деньгами, — напомнила Эми. — Если вам так надо всё про меня узнать, узнавайте. Но учтите, что любой запрос с моей фотографией может всё усложнить. Не только вам нужны белые.

Правда, некоторым странам они нужны для колдовства, а некоторым — чтобы прикопать поглубже. Но этого Эми уточнять не стала.

Если честно, она даже не надеялась, что это сработает. Не надеялась, когда пограничники переглянулись и сказали, что доложат о ней и ее просьбе начальству. Не надеялась, когда ей передали контракт, в котором взамен на новые документы она обязывалась сделать несколько десятков оберегов и амулетов, а также провести три вполне приемлемых обряда. Не надеялась, когда ей передали какое-то местное временное удостоверение личности, оформленное на Эми Белую, и разрешение на пребывание в стране на то же имя.

— Оно вам, вообще-то, не нужно, раз вы всё равно не собираетесь никуда в город, но мало ли, вдруг аврал, приедет новая смена, а тут вы.

— Какой аврал? — растерянно переспросила Эми, рассматривая гладкую карточку (даже без фотографии). Интересно, это правда настоящий документ?..

— Какой угодно, всякое бывает, — уклончиво сказал он.

Даже тогда Эми еще не верила, что все получилось. А потом ей прислали первые заготовки для амулетов — и она поверила. И села за работу.

Дни следовали за днями, Эми втянулась в рабочий ритм пограничного пункта, выучила в лицо и по именам всех семерых сменявших друг друга пограничников, взяла на себя часть дежурств по кухне и уборке и колдовала как не в себя. Несмотря на изоляцию от всей привычной ей жизни, от друзей, даже от новостей ей скорее нравилось ее новое положение, чем нет. Но она понимала, что долго так продолжаться не может. Даже если Квинн ее не найдет, ей всё равно со временем придется куда-то выйти, как-то устроить свою жизнь, каким-то более нормальным образом. Нельзя же всю жизнь просидеть в небольшом домике в глухом лесу. Или можно?

Оказалось, всё-таки нельзя.

Очередной день уже клонился к вечеру. Эми сидела над заготовкой, мысленно прикидывая, осилит ли сегодня еще одну или уже хватит, когда в окно, разбив стекло, влетел круглый магический предмет. Эми видела исходящее от него сияние, поэтому сразу шарахнулась подальше в угол. Запахло цветами, потом яблоками. Больше ничего не произошло. Эми встала, подошла к шару. Вблизи он напоминал яблоко, но яблоком, конечно, не был. Не прикасаясь к нему руками, Эми отлевитировала его обратно в дыру в окне и поскорее вышла из комнаты, чтобы сообщить Фреду или Винсенту, что около дома кто-то чужой. Чужой и способный колдовать.

Винсент нашелся в кабинете. Он сидел спиной ко входу и что-то писал. Услышав оклик Эми, он обернулся и уставился на неё безглазым и безносым гладким лицом. Эми взвизгнула и проснулась.

Она была в углу своей комнаты, напоминающий яблоко магический шар по-прежнему лежал на полу и источал сильный аромат кислого яблока. Эми не стала подходить к нему близко, она вышла из комнаты, снова прошла мимо кабинета. Винсент что-то писал за столом, но она не смогла заставить себя окликнуть его. Прошла на кухню, где сегодня дежурил Лори. Лори стоял лицом к двери, поэтому в этот раз эффекта неожиданности не было. Безглазое лицо уставилось на Эми, будто безмолвно спрашивая, зачем она пришла. При этом он не перестал разделывать на доске женскую голову. Ее, Эми, голову. Эми открыла глаза и проснулась.

Она была в углу своей комнаты, напоминающий яблоко магический шар всё так же лежал на полу и источал кислый запах перебродивших яблок. Эми обошла его, стараясь держаться поближе к стене, и попыталась открыть окно. Со второго раза рама поддалась, в комнату ворвался свежий воздух, тоже пахнущий кислыми яблоками. Эми вылезла из окна своей комнаты — прямо в свою комнату. Она посмотрела в окно, за окном, против ее ожиданий, было не какое-нибудь зеркальное отражение дома, а обычная лужайка, такая же, как всегда. Эми снова полезла в окно и снова, перебравшись на другую сторону, оказалась в своей комнате.

— Ладно, — сказала она. И вышла в коридор. Фред обнаружился в своей комнате, такой же безглазый, как все остальные. Он услышал, как она вошла, вскинулся на звук, зашипел клыкастым ртом и бросился на неё. Как Эми ни старалась не пугаться, она вздрогнула и проснулась в углу своей комнаты.

Магический шар лежал на полу. В комнате пахло гниющими фруктами. Эми поборола нежелание приближаться к опасному предмету. Подошла поближе, взяла шар в руки.

— Наконец-то, — сказала Квинн. — Я уж думала, ты до смерти так и будешь по дому шарахаться, а шар так в руки и не возьмешь.

— До чьей смерти? — уточнила Эми.

— До своей, конечно, — рассмеялась Квинн. Ее любимое кресло, похожее на трон, смотрелось в комнате чужеродно. Оно было лишнее и раздражало, но Эми пока что ничего не могла с ним поделать.

— Это что, яд какой-то? — спросила Эми, рассматривая шар.

— Ну зачем сразу яд? Просто сонное проклятие. Будешь шататься по своему кошмару, пока не отдашь ему все свои силы.

— А это обязательно должен быть кошмар? — скривилась Эми.

— Нет. Но мне так больше нравится, — улыбка Квинн почти превратилась в оскал. — Потому что нечего было вставать мне поперек дороги! Смогла убежать, повезло — сидела бы тихо. Я ведь даже поверила, что ты умерла! Нет, она колдовать полезла, амулеты зачаровывать, вылазки через граицу моим людям срывать! Мне как принесли один такой амулетик, так я и поняла, что ты, стерва, вывернулась. Могла бы умереть тихо-спокойно от рук Хантера, нет, не захотела. Значит, будешь умирать вот так.

Эми очень хотелось спросить, как Хантер и успел ли он сбежать, но она не стала. Квинн ведь врёт как дышит.

— Так чей это всё-таки сон? — спросила она, крутя в руках магический шар. Интересная штука. Пожалуй, по-своему красивая. Даже во сне шар сохранял свой магический контур, все линии были четкими и отлично прослеживались. — Мой? Твой? Общий?

— Твой, конечно, это же ты сейчас валяешься на полу без сознания, — усмехнулась Квинн.

— Но ты со мной разговариваешь. Значит ли это, что ты тоже валяешься где-то без сознания?

— Я не валяюсь, я сижу. И я, в отличие от тебя, управляю процессом.

Эми запустила руку в шар, нащупывая внутри пару ключевых нитей. Потянула, пытаясь развязать. Узел не сразу, но начал поддаваться.

— Мне всегда было интересно, что бывает во сне с проекциями магических предметов? Ну, вот как сейчас, когда этот шар не просто мне снится, а присутствует и наяву, и в моем сне. Он ведь не просто сновидение. Он именно проекция. Обладает ли он магическими свойствами в рамках сна? Или просто является символом того проклятия, которое действует на меня наяву?

— Ты всегда была слишком непрактична для магии, Эмилия.

— Ну да, — признала Эми. Узел под ее рукой распустился, и она закрепила его заново, чуть по-другому. — А вот интересно, что будет, если попасть под сонное проклятие в чужом сне, навеянным сонным проклятием?

Она успела увидеть это. Успела увидеть легкую неуверенность, проблеск какой-то догадки в глазах Квинн, когда метнула в неё магический шар. Тот описал красивую дугу, приземлился ей на колени. В комнате запахло сначала цветами, потом яблоками. Тело Квинн завалилось в кресле набок.

Эми открыла глаза и проснулась. Она была в углу в своей комнате, где совершенно неуместно стояло кресло с телом спящей Квинн. Шар лежал у неё на коленях и источал сильный аромат кислых яблок. Эми устроилась поудобнее и решила больше никуда не ходить. Несколько раз ей в окно стучались синицы-переростки, к счастью, слишком большие, чтобы пролезть в проделанную магическим шаром дыру. Приходили зайцы с горящими красными глазами, заглядывали в окно, облизывались.

Однажды зашел Винсент, и пришлось снова проснуться в углу. После этого Эми догадалась забаррикадировать дверь диваном. С тех пор никто не заходил, хотя иногда слышались шорохи и попытки открыть дверь, не слишком, впрочем, уверенные. Иногда Эми подходила проверять, дышит ли Квинн. Она дышала. Потом перестала. Потом ее тело исчезло. Потом исчез магический шар. Время тянулось и тянулось, за окном царил вечный сумрак, в книгах не было текста, а написанные в тетради слова спустя пять минут превращались в каракули.

Она писала: "мне страшно". Она писала: "я убила человека". Она писала: "я больше не Белая?". Она писала: "Хантер, Хантер, Хантер, Хантер".

Всё это скоро переставало быть, поэтому можно было писать эти слова снова и снова.

Эми сидела и ждала, пока не услышала, как Хантер говорит:

— Эми! Эми, очнись же ты наконец! Я не для того весь этот путь проделал, я не для того пережил Квинн, чтобы смотреть здесь, как ты умираешь! Эми?

Эми открыла глаза. Она лежала в незнакомой комнате, вокруг противно пищали приборы, рядом сидел взъерошенный и помятый Хантер.

— По закону жанра ты сейчас должен меня поцеловать, — сказала она. Хантер так и сделал.

— Саша, поди-ка сюда, — так ласково сказал Никки, что Саша немедленно почуял какую-то подставу. Но встал и подошел к столу Никки, а что поделать. С начальством особенно не поспоришь. — Бери стул, садись. Мы с тобой сейчас будем кейс разбирать, в рамках твоего обучения. Такой удобный и наглядный случай, заглядение. Лучше я бы сам не придумал. Вот как по-твоему, Саша, что самое мерзкое в нашей работе?

— Отмывать слизь со стен, — уверенно сказал Саша. Из-за соседнего стола на него сочувственно покосилась Марта, без которой вряд ли бы он вообще смог что-то отмыть. И ведь что интересно, призрака разматывали всей командой, впятером, а как останки отскребать, так "новенькому нужна практика". На самом деле, он на них, конечно, не обиделся. Практика действительно была нужна, ведь до того раза он бил, вообще не задумываясь, куда брызги прилетят. А теперь поневоле просчитывал, как это потом убирать. Травма — она такая. В общем, нет, не обиделся. Но запомнил. И отомстить, конечно, планировал. Всем, кроме Марты.

— И я с тобой совершенно согласен, слизь — это безоговорочное второе место. Но на первом у нас вот такие вот дела, — сказал Никки и достал из-за стола очередную стандартную папку. На папке было написано: "Дело К."

— А вы что, до сих пор его не добили? — изумился Саша. — Зная имя и место обитания?!

Никки тяжело вздохнул, не спеша папку открывать:

— Ты знаешь, мне кажется, эта тварь при жизни была из наших. По крайней мере, не помню ни одного другого случая, когда призрак догадался бы скрыть свое имя, да еще вот так вот сложносочиненно.

— Так без имени он же должен сам скоро развеяться? Если имя не его, то к земле не привяжет.

— В том-то и дело, что он не просто имя скрыл, а выдумал полуправду. Карл-сон, понимаешь, да? Он, судя по всему, и правда сын Карла. И это работает как его собственная кличка и отлично его привязывает, особенно учитывая, что его под этим именем практически все дети квартала знают. А нам от этой клички никакой пользы, мы только с настоящими именами работаем.

— Архивы поднимал? — уточнил Саша, чуя, что "самое мерзкое" — это, собственно, рыться в куче невнятных плохо сохранившихся документов. — Если он из наших и его отца звали Карл, то можно попробовать найти...

— Да поднимал, и наши, и соседей, и смежных ведомств, всё перерыл, нету. И, подозреваю, не будет. Не везде сведения о родственниках собирали так дотошно, могли и пропустить. Нет, Карлы-то нашлись, но дети их нормально по могилам лежат, упокоенные как надо.

— Карлсон может быть фамилией, — предположил было Саша.

— С этого я начал, — оскорбленно фыркнул Никки. — Нашел три штуки, всех проверил, не они.

— Вот непруха. А что тогда делать-то?

— А вот это я тебе как раз сейчас расскажу, — с мрачным предвкушением пообещал шеф. — И ты поймешь-таки, что самое мерзкое в нашей работе. Если призрака не получается изгнать, с ним надо заключить сделку. Отдать ему кого-то одного, чтобы не жрал всех. Договариваться с этим карловым сыном мы пойдем через три дня, там как раз полнолуние, хоть призвать и подержать нормально сможем. А до этих пор нам нужно решить, кого именно мы ему отдадим. И согласовать это с ним самим и его родителями. Ну как, нравится?

Лучше б ему предстояло рыться в документах. Или еще пару комнат, с пола до потолка заляпанных слизью, отмыть. Да хоть целый дом.

— А, — медленно сказал Саша. — Вот оно что. Это, значит, поэтому в городе периодически сплетничают, что экзорцисты с призраками заодно и лично им кого-то скармливают. Теперь понятно.

Он замолчал, чтобы не сказать ничего лишнего, но Никки тоже молчал, приглашающе подняв брови, и Саша не выдержал:

— Тебе самому от себя не противно?

— Противно, не то слово, — кивнул Никки. — Причем это, заметь, не отмывается, в отличие от слизи. Но это всё равно время от времени приходится делать. И за нас с тобой это никто не сделает.

— Как можно отдавать кого-то призраку? — тихо спросил Саша. Тихо-тихо, чтобы не начать орать. — Призрак же его съест. Мы человека убьем. Ребенка причем.

Никки снова вздохнул, как-то очень устало:

— Тебе, похоже, кажется, что выбор стоит между "отдавать или не отдавать". А на самом деле это выбор "отдать всех, чтобы их медленно ели" и "отдать одного, чтобы призрак доел его и сдох". Вот посмотри сюда, — Никки наконец-то открыл свою папку. — Только за последний месяц мы имеем что... "Качался на люстре, сорвался, перелом ключицы", "воровал конфеты для К. в магазине, был пойман на краже, штраф, постановка на учет", "гулял по крыше, при попытке снять его оттуда пытался сбежать", "разбил вазу, порезался осколками", "забил раковину тряпками, открыл воду, затопил соседей снизу". Ну и варенье, чертово варенье, которым они объедаются до тошноты, но это ладно. Короче, ты понял. У меня таких эпизодов — за этот месяц, повторяю! — еще штук пятнадцать. Рано или поздно этот наш Карла сын кого-то из детей прикончит. А потом ещё и ещё, а фигли ему будет, он без тормозов. И наш с тобой, Саша, выбор, состоит в том, будем мы дальше просто за этим наблюдать и собирать материалы или отдадим ему одного, чтобы спасти остальных.

— А с чего ты взял, что он будет соблюдать сделку? Съест этого одного, а потом опять возьмется за остальных.

— Слово волшебное знаю, — с иронией сказал Никки. — Ты семинар по сделкам с духами проспал, что ли? Там-то его имя не нужно, мы же напрямую с ним договариваемся, он нам дает обязательство, я его скрепляю, нарушить он его уже не сможет.

— Но ему же это не выгодно, он одного доест и исчезнет, если есть нечего. Почему они вообще соглашаются на такие сделки?

— Жадные потому что, — пожал плечами Никки. — Жадные и голодные. Не могут устоять перед обещанием, что им еду отдадут и отбирать не будут. Самые сообразительные догадываются потом растягивать и сразу не съедать. Иногда это может даже пару-тройку лет тянуться. Так что можно немного пригасить совесть и сделать вид, что мы никого не убили. Не напрямую, по крайней мере.

— Им хоть выплаты какие-нибудь положены, этим жертвам?

— А как же, это хороший такой кусок нашего бюджета. Случается такое редко, но метко, и платим мы за свое бессилие довольно щедро.

— Не может быть, чтобы не было другого выхода, — помолчав, сказал Саша. — Это Средневековье какое-то, приносить одного в жертву для общего блага.

— Ну так найди тот выход, я-то буду только за, — огрызнулся Никки. — Если ты думаешь, что мне это доставляет удовольствие, то нет. И кстати, ты, кажется, еще главную гадость не осознал.

— Что-то еще хуже, чем отдавать ребенка призраку? — с сомнением уточнил Саша.

— Ну да. Нам с тобой еще предстоит решить, какого именно ребенка отдать призраку. А потом обсуждать это с ним и его родителями. Уговаривать, работать с возражениями, обещать золотые горы. Но для начала — выбрать несколько кандидатов. Одного основного и парочку про запас, если основной вдруг упрется.

— Неужели не бывает так, чтобы все отказались?

— У меня, слава богу, пока что не было.

— А если будет, то что?

— Ну как что? Шантаж, угрозы, запугивание. Мы экзоры или что? Нас достаточно боятся. Ты вот мне только не отвечай сейчас, а лучше посмотри, как у нас всё неплохо складывается на этот раз. Я, на самом деле, уже присмотрел идеального кандидата, почти уверен, что родители не откажутся и сам он не откажется.

Саше казалось, что полагать такое было несколько самонадеянно, но спорить он не стал, взял протянутый листочек. С листочка на него смотрел светловолосый мальчик с прозрачными голубыми глазами. То есть, смотрел он не на него. Не в камеру. Немного мимо.

— Это Сванте, он слегка того. Ну да, правда, нечего на меня так смотреть, у него какие-то там особенности развития, он на домашнем обучении и вообще странненький. Его родители даже не сразу поняли, что он бывает одержим призраком, он и без того достаточно чудил.

— И ты думаешь, что вот такого ребенка легче отдадут, чем здорового?

— Не выставляй меня таким уж циником. Но вот ты подумай. У этого мальчика есть здоровый старший брат. Его призрак тоже временами подъедает и толкает непонятно на что. Кража белья у соседей с проникновением через крышу там самый легенький эпизод. Даже не принимая в расчет вопрос денег, ты бы на месте родителей не захотел сохранить хотя бы одного из детей?

— И именно этого, ага, а диагнозы его ни при чем, — Саша начал осознавать, что слизь — действительно пустяки и дело житейское. В отличие от... вот этого.

— А диагнозы очень даже при чем, но только в том плане, что вот этому... как его, Сванте? Ему, судя по всему, гораздо легче будет всё это пережить. Он, представь себе, считает, что они с призраком дружат. Скучает по нему. То есть не как одержимые, а нормально. В общем, тема психических отклонений и их сочетания с призраками пока слабо изучена, а надо бы.

— Будем практиковаться на Сванте? — спросил Саша. Хотел, чтобы получилось язвительно, но получилось как-то почти по-деловому, что ли.

— По-хорошему, не должны, — Никки продолжал делать вид, что хамить начальству — это нормально. Само благородство сегодня был Никки. — В идеале, мы должны оставить их, в смысле Сванте и призрака, и больше их не трогать. Но... в общем, я уже и сам думаю, что тут можно сделать. Что-то же наверняка можно.

— Отселить бы к чертям весь квартал, чтоб этот -Сон там сдох и всё.

— Да пробовали. Раньше. А теперь нельзя. Да и не очень эффективно оказалось. Мало того, что расходы на отселение жуткие, так обязательно туда потом полезут какие-нибудь бездомные или просто такие люди, которые, знаешь, лучше всех знают. Займут чью-нибудь квартиру явочным порядком, дома стоят полупустые, но в них обязательно несколько дебилов, которые всё портят. И это может длиться просто вечно. Счастье ещё, что редко такое встречается, чтобы и безымянный, и достаточно сильный, чтобы не сдохнуть. Обычно имя узнать — дело времени, а не вот как у нас.

В ноутбуке Марты пискнул мессенджер, прерывая мрачное молчание, снова воцарившееся было в кабинете.

— О, опять ваш пациент, — сказала она.

— Что на этот раз? — обреченно спросил Никки.

— Этот самый Сванте. Переместился из одной комнаты в другую, то ли по карнизу переполз, то ли что. Запер няню в комнате, когда она пришла его проведать, запугал, довел до истерики, потом сам испугался и выпустил. Скорую она себе уже вызывала самостоятельно, но там ничего такого, успокоительного дали и всё.

— И вот этого всего тоже не будет, если мы заключим сделку, — с намеком сказал Никки. Воображаемая слизь стекала с Сашиной макушки прямо по лицу, по затылку и за шиворот, а что ты будешь делать.

* * *

Никки, конечно, оказался хитрый жук: себя он назначил разговаривать с родителями, а Саше поручил самого Сванте. Убеждать ребенка, чтобы он согласился быть единственной жертвой призрака. Во имя порядка в городе, здоровья брата и друзей (у него есть вообще друзья?) и экономии бюджета. Да, работа действительно мерзкая.

Саша минут пять сидел напротив Сванте и никак не мог подобрать слова. Сванте сидел и смотрел в столешницу, что-то там растирая пальцем. Ему, судя по всему, нисколько не мешали ни Саша, ни Никки, ведущий переговоры с его родителями.

— Здравствуй, Сванте, — наконец решился Саша. Мальчик никак не отреагировал на его слова, он будто вовсе их не слышал. — Сванте? Привет. Я пришел поговорить с тобой на очень важную тему.

— Малыш, — вмешалась его мама. Сванте встрепенулся и поднял голову. — Он не любит свое имя, — извиняющимся тоном сказала она. — Даже не так, он не считает, что это его имя. Он отзывается только на "Малыша".

— Привет, Малыш, — послушно сменил пластинку Саша.

— Привет, — вполне четко сказал Сванте, будто того и ждал.

— Я слышал, ты знаком с призраком... с Карлсоном?

— Да, — Сванте расплылся в улыбке. — С ним так весело! Мы дружим. Он катает меня на спине.

— Это как? — озадачился Саша. Призраки обычно не вели себя так со своими жертвами. Не вступали в физический контакт, никуда не переносили и тем более не катали. Только подначивали, чтобы те сами залезали куда-нибудь. Общались, насылали галлюцинации и сны, вызывали бредовые идеи. Но не трогали, нет.

— Он катал меня вчера! Я видел город сверху! Было так весело! Мы заперли няню! А она испугалась, и стало плохо! А я ему говорил!.. — со все большей горячностью рассказывал Сванте. Было видно, как он волнуется.

Саша оглянулся на Никки. Тот отвлекся от бумаг и внимательно слушал.

— А я ведь посмотрел, нет там никакого карниза, чтобы перелезть из одной комнаты в другую, — тихо сказал он. Но Сванте услышал.

— Я не перелезал! Мама не верит, а я не лез в окно, я знаю, что опасно! Я слушаюсь! Меня Карлсон катал!

— Да верю я, верю, — вымученно улыбнулась мама. — Я знаю, что ты послушный, Малыш. Ты молодец. Просто...

— А скажи-ка, Малыш, — вдруг вмешался Никки. — Как тебя Карлсон зовет?

— Малыш, — ответил Свен. — "Мой дорогой друг", "бестолочь", "недотепа", "молодец и герой".

— А Сванте он тебя называет? — Малыш насупился и ничего не ответил. — А он знает, что тебя так зовут? — Малыш надулся еще сильнее, казалось, еще немного, и он просто лопнет от недовольства. — Ладно, извини, я помню, тебя зовут Малыш. А Карлсон совсем-совсем не знает никакого другого имени для тебя? — Малыш отрицательно помотал головой, белобрысая челка упала ему на глаза. — И ни разу не назвал тебя Сванте?

— Нет. Он же мой друг!

— Ты думаешь, он правда не знает его имя? — спросил Саша.

— Не знаю. Я такого вообще никогда не встречал! Но это, знаешь ли...

— Это шанс.

Это был шанс, что призрак не сможет парня съесть. Если он не знает его настоящего имени, не сможет. Но призраки обычно узнавали имя довольно легко, им для этого не надо было даже спрашивать, хватало поверхностного чтения мыслей, ведь каждый держит свое имя очень близко. А Сванте не держал. У Сванте там было имя "Малыш".

— То есть, он его правда на себе катал?

— Прикинь, да?

— Он хороший, ему со мной интересно. Он так и говорит, "с тобой интересно, Малыш, я такого никогда не видел", вот. Мы дружим! — вмешался Сванте. То есть, Малыш, конечно.

* * *

Закончив долгий и тяжелый разговор, а потом долгое и нудное оформление бумаг на пособие, Никки и Саша вышли из дома Свантесонов.

— Ты думаешь, призрак пойдет на сделку, даже понимая, что не знает его настоящего имени?

— Никуда не денется, — уверенно сказал Никки. — Призраки жадные, если б не это, с ними бы совсем сладу не было. Соблазнится, подумает, что сможет как-нибудь узнать...

— Ты, кстати, все документы Малыша собрал?

— Ну, всё, что в доме было. Приедем в офис — там и сожгу. Придется еще по архивам пройтись, там все подчистить, нашу документацию тоже всю редактировать... работы море, спасибо Малышу!

— А они, родители его, записей не вели, дневников, там?

— Мадам Свантесон обещала мне, что вымарает имя Малыша вообще отовсюду.

— Думаешь, не дрогнет, не захочет оставить на память хоть где-то?

— Она не дура. И ребенка своего любит, что бы ты там о ней ни думал. И прекрасно понимает, какая цена может быть у ее сентиментальности. Нет, не оставит, вычеркнет отовсюду, где найдет. И останется наш Малыш Малышом совсем везде. Кроме памяти людской, конечно, но чужое имя добыть из памяти труднее, чем собственное.

Они пошли вверх по улице. Накрапывающий дождик холодил лицо, постепенно успокаивая.

— Как ты думаешь, что теперь будет? — спросил Саша.

— Честно? Понятия не имею. Я, как и ты, надеюсь, что Карлсон не сможет его съесть и сдохнет сам. Не сразу, конечно, но...

— Получается, раз он не знал его имени, значит, все эти выходки Малыш устраивал сам?

— Ну, не сам, а с подачи старшего товарища. Но тот его именно уговаривал, а не зачаровывал, судя по всему. А Малыш просто не боится ничего и слушается Карлсона. Пока что.

— "Пока что"? Думаешь, перестанет?

— Очень на это надеюсь. Ему, в конце концов, девять, и он всё-таки не идиот, несмотря на диагнозы. Будет расти, умнеть. Начнет чаще думать головой. Лишь бы имя своё не вспомнил.

* * *

Саша следил за Малышом Свантесоном по регулярно поступающим отчетам: жив, всё ещё жив, опять жив и здоров совершенно, родители купили ему собаку. После того, как у Малыша появилась собака, истошно лающая при явлении призрака, тот, говорят, на некоторое время вовсе оставил Малыша в покое. Потом, конечно, явился снова, голод-то не тётка. Малыш, писали в отчетах, был рад, а до этого было загрустил, скучая по "другу". Видимо, Никки с самого начала был прав, Сва... Малыш действительно был слегка того.

Оно и к лучшему.

Карлсон не докучал никому другому. А Саша продолжал искать его по архивам. Должно же у него быть имя. Ну не безымянный же он.