Девушка в платье  (джен)

Он, не видя ничего, идёт по серой и разбитой мостовой, окутанный туманом прошлых дней. Смех, любовь и радость — они остались здесь, на разбитой мостовой. Остатки его нетронутой жизни. Сейчас он видит лишь обломки и никогда больше не услышит свой смех, как и не узнает в зеркале себя.

Сколько прошло? Лет пять? А может, шесть? И вот он вернулся в родные края, а толку? Тут так размыто всё, разрушено, и ничего не осталось — только обломки разрушенных домов из его детства.

Сколько ему? Он оглядывается. Помнится, когда уходил, ему было около двадцати — не больше. Но теперь не может же ему быть двадцать пять — ему все тридцать, все сорок. Душой состарился он раньше: душой состарился он на полях сражений, где умирали души всех — и старых, и молодых, — где покоятся тела товарищей его. А он, живой, стоит сейчас тут, перед домом своим.

Никогда больше не забудет он взрывов от снарядов и кровь пролитую. У него душа холодная, порванная и неотёсанная. Душа отшельника, что потерял всех. И не к кому ему пойти успокоиться — всех потерял в тумане смерти.

Он уходит в туманность, не видя ничего дальше, подальше от своего прошлого, которого больше нет. Как и нет его самого. Он загрубел и не помнит ничего, кроме воды и крови, что питает его душу. Не помнит, что его глаза видели.

Луга, солнце, цветы, люди. Они видели жизнь.

Трупы, кровь, воронки, бомбы, пулёметы. Они видели смерть.

Танки и куча разрушенного прошлого покоятся перед его ногами.

Он подходит к дому, где жил. Его глаза цвета шоколада смотрят, и он с грустью отмечает, что всё кончено: не будет больше маленького мальчика. Его. Теперь тут только бравый офицер, его шинель и смерть, стоящая за ним, как старая подруга. Она в чёрном до колен платье с длинными рукавами, с белой помадой и в коротких красных перчаточках. Стоит и держит его за руку.

Пора.

А вокруг туман. Сплошной туман, что не даёт ничего увидеть.

На глазах его слёзы, а на улице моросит дождь. Вокруг люди суетятся и пытаются вытащить кого-то из-под обломков дома, но он-то знает, что это бесполезно: не будет никого живого.

Он шмыгает носом и отходит.

На улице осень. Холодная промозглая осень, что бьёт по сердцу хлыстом. Осень, что никогда не забудется.

Он уходит в туман, пуская горькую слезу и приставляя пистолет к виску. Видит её. Он не просчитался. Он встретится с ней на том берегу.

Раз... Два...

Выстрел.

Ночь. Снегопад. Зима. Он идёт к их месту встречи. Опаздывать нельзя.

Это их личный праздник.

Она роскошно выглядит: красное до колен платье с открытыми плечами и юбкой-солнцем, чёрные босоножки, белые жемчужные серёжки, белоснежные накрахмаленные перчатки и чёрная помада на губах.

Он берет её руку. Вокруг сыпет снег, но им это не важно: у них своя вечеринка, своя атмосфера. Он берёт её руку, целует. Она хихикает, как бы смущаясь от такого личного жеста в свою сторону, но это лишь маска: она желала этого, и он готов преклониться перед ней.

Они поднимаются по маленькой лестнице на крышу стоящего поезда, что не двигается вот уже полвека. Он берет её за талию, она кладёт ему руку на плечо, и они начинают свой танец.

Он кружит её, смотря в её глаза белого мрамора, зная, что танцует со смертью, что это его последняя ночь. Но он счастлив, как никогда. Он кружит её, она смеётся; они то отдаляются друг от друга, то притягиваются. Это их магнетизм, их особая тактика взаимоотношений: ведёт она, и никто более. Её белоснежные волосы усыпаны снегом, который она стряхивает рукой, и ему на колена сыпятся его года в виде белого снега.

Ему незачем от неё убегать. Напоследок он может лишь потанцевать со своей судьбой, со своей смертью. Она прекрасна.

Они кружат по крышам поездов, снег валит на их головы, а прожектора, освещающие территорию, не замечают их. Она смеётся так громко и так звонко, что сердце замирает.

Они перехватывают руки и теперь кружатся, как маленькие дети, вытянув их. Она улыбается, в один момент отпуская, и он летит в бездну. Бездну своего отчаяния и своего греха. Он молод и прекрасен, но слишком глуп.

Последний раз взглянув в её глаза, он видит себя и счастлив умереть сегодня, станцевав перед смертью.

Поздняя весна. В воздухе пахнет жизнью, и люди спешат по улицам, кто куда: кто-то идёт на работу, кто-то возвращается с ночной смены, кто-то просто гуляет, кто-то едет на дачу.

Гул машин, доносившийся даже сквозь закрытое окно, никак не заглушить громкой музыкой. Он лежит на кровати, сам не свой, и не зная, что дальше делать. Вся жизнь пошла ко дну. Он погряз в долгах, погряз в учёбе. У него отсутствовали стремления, он не ценил никого, кто приходил в его жизнь, и даже не помнил, кто в этой жизни у него был. Теперь ему не о чем сожалеть.

Воспоминания накатывают волнами. «А что было бы, если бы я сделал так?» — его преследует одна и та же мысль, но он понимает, что у него нет причин так думать, ведь всё было бы напрасно. Он поворачивается на бок и видит её.

Она в белом платье, коротеньком и очень смешном, торчащим в разные стороны, с красными губами и чёрными тканевыми перчатками на руках. Она пришла и смотрит на него. Он не говорит ни слова и только лишь осознаёт, что разгребать ему теперь ничего не придётся. Теперь все всё будут делать за него. С души падает груз.

Она берёт его за руку, они выходят из квартиры и начинают свой путь по вечно занятым дорогам. Смотря на стоящий автомобиль, он ощущает покой. Единственное, о чём он мечтал при жизни, наконец-то, сбылось. Нынче его больше ничего не волнует. Они идут и идут, пока солнце окончательно не прячется за горизонт. Они приходят в лес и долго смотрят на луну, что своим диском отражается от её кожи. Она такая хрупкая и такая маленькая, но при этом могущественная и всецелая.

В лесу так спокойно. Он только сейчас понимает, что больше ни за что не переживает и не волнуется. Он чувствует, что достиг вселенский покой, и в данную минуту он знает, что никуда, нам, людям, не нужно спешить, не нужно торопиться. Всё, что происходит, всё, что есть — проявление цикла. И ничто не вечно. Всё разрушается и строится с нуля.

Она обнимает его крепко-крепко, а он смотрит на луну и закрывает глаза. Теперь он познал любовь.