Безразличная тьма (джен)

Отец всегда говорил, что человек может обладать чем угодно, если он готов пожертвовать всем. Тексан и я выросли в уверенности, что нам следует отказаться от всего, от любых вещей и привязанностей, чтобы стать достойными наследниками Вечного Трона. Я же это понимал как отказ от всего, что имел, от всех собственных стремлений и мечт ради одной — похвалы от отца. В моменты, когда ненависть затмевала мой рассудок, мой брат-близнец всегда напоминал о том, во что верил сам и чем хотел успокоить меня: исполняй беспрекословно все, что ни требует Император, сделай все, что даже выше твоих сил — и будешь вознагражден за верную службу.

Лишь годы спустя, потеряв Тексана, я понял, что любимая поговорка отца вовсе не была руководством для нас. Она была руководством для него самого, для Бессмертного Императора, и констатировала все, чего и как тот добился.

Валкорион добился всего, что хотел, бросив в жертву собственным амбициям абсолютно каждого, кого ни встречал. Он стал богом, отказавшись от всех привязанностей и симпатий.

Включая семью. И если мы думали, что хоть что-то имеем, мы обманывались, потому что на самом деле ни брат, ни я, ни наша сестра ничем не обладали. Даже наша жизнь подчинялась малейшей прихоти Императора.

Первой с этим не согласилась наша мать, Сенья. Долгие годы я и Вейлин считали, что она бросила нас, потому что была слабой. Тексан о ней говорил мало, хотя я знал, что он не осуждает ее столь же яростно, как мы.

Сенье действительно не хватило смелости открыть нам глаза и убедить уйти с ней. Но и мы были ослеплены желанием добиться от отца хоть малейшего одобрения. Особенно я.

Но неизменно равнодушие было единственным нам ответом.

То самое равнодушие, что подсказало ему запереть нашу сестренку на жуткой планете, где сама Сила утекала вместе с жизнью подобно звезде, заглатываемой черной дырой. Он говорил, что это необходимо для Вейлин, что она опасна для всех и для самой же себя и на Нафеме ей помогут взять свою Силу в узду. Но он не сказал о том, что, когда я прилечу забрать ее обратно домой, вместо Вейлин увижу сломленное, загнанное создание, в которой умерло почти все, что составляло суть некогда веселой светловолосой девочки.

С того дня моя ненависть к Императору выросла вдвое, нет, втрое. Он знал об этом и не отказывал себе в удовольствии подначивать и высмеивать мою злость. Хотя я не уверен, что он сам чувствовал что-нибудь к кому бы то ни было. Я начал понимать, почему Сенья оставила нас, хотя все равно не мог простить. Ее с нами не было — а Тексан уже не мог меня образумить, как раньше. Моя злость росла с каждым днем, с каждым заданием, на которые нас посылал Император. Что бы мы ни делали, он всегда оставался отстраненным и равнодушным, слушал наши отчеты — и отворачивался. Дошло до того, что однажды он отправил в поход только брата — и я не повиновался. Вопреки приказу мы отправились вместе.

Коррибан горел под нашими ногами, под поступью легионов рыцарей и небовиков. Ситхи бились яростно, понимая, что пощады не будет. Я разделял их гнев, выплескивая свою ярость — и в итоге поплатился за поспешность потерей руки и безобразными ранами. Я был зол, как никогда прежде, и когда Тексан и я втоптали ситхов в обагренной кровью песок, я думал, что мы наконец заслужили хоть толику одобрения. Расстелив перед отцом порванные, обгоревшие флаги Республики и Империи Ситхов, фактически мы положили к его ногам всю галактику. И что же? Бессмертный Император Закуула едва ли удостоил взглядом наши трофеи и снова скучающе отвернулся.

С меня всего этого было довольно. Долгие годы каждый день мы доказывали, что достойны славы и величия нашей Империи. Не щадили себя в тренировках, а потом и в боях, выполняя все, что было приказано, приумножая гордость и мощь государства во славу отца. А в ответ всегда получали ничего, кроме презрения. В тот день я осознал, сколь сильно же ненавижу человека, которому нет дела ни до чего, который никого не ценит, который считает лишь свою персону достойной собственного внимания. Который отдал Вейлин в лапы чудовищ, сломавших ее, да так, что я не был уверен, что было видеть больнее — ее гнев, если бы она по возвращению домой обратила данный ей световой меч против отца, или ее безнадежную покорность, с которой она преклонила колени перед ним, точно рабыня перед хозяином.

В тот момент я понял, что все это унижение легко остановить. Достаточно убрать причину. Оборвать жизнь заигравшегося, самодовольного бога и освободить нашу семью, освободить Закуул…

…Гнев застлал мне глаза, а когда пелена спала — я увидел на своих руках умирающего брата. Тексан встал между мной и отцом и принял удар на себя. Я не хотел его убивать, только убрать с дороги, чтобы завершить начатое. Но брат умирал — и вместе с ним умерла половина меня самого.

Я думал, что мое существование тоже окончится там, в тронном зале.

Но отец подошел, протянул руку и сказал только одно: «Пойдем со мной, сын».

Я так и не понял, что он думал о смерти Тексана. Думал ли что-либо вообще по этому поводу. Как будто даже гибель одного из детей он посчитал незначительным, заурядным событием.

Но тогда я был слишком подавлен, чтобы об этом спросить. Смерть Тексана остановила мой бунт, оставив в душе последнюю тлеющую искру. Однако искра не умерла, а со временем даже окрепла. Потому что отец вел себя так, словно ничего не случилось, и по-прежнему не удостаивал никого самой малой капли тепла.

Сильнее его подначек меня злил глава секты Отпрысков Хескал. Не знаю, зачем отец вообще держал его при себе. Впрочем, послушать обоих — так каждый наш шаг определяется предназначением и более ничем иным. Отец вдалбливал в нас эту мысль с самого детства, делая своими послушными слугами, а Хескал лишь вторил ему. Я изгнал Отпрысков с Закуула при первой же возможности — как только Бессмертный Император всем показал, что все-таки смертен.

Я хорошо помню тот день. Вечный флот засек чужака на нашей границе. Разбить его труда не составило, к тому же улов попался занятный: ситх и джедай. Должно быть, ситх защитил их обоих, когда их корабль начал разваливаться на части, а потом небовики нашли их и притащили добычу ко мне. Оба твердили, что ищут какого-то императора — я не подал виду, что в действительности знаю историю свары между их Империей и Республикой, а так же осведомлен, почему, где и когда оба галактических государства объединились против него.

Как и о том, какая удача мне выпала захватить действовавшего на тот момент лидера той самой ситхской Империи. А джедай была воином, которая прежде ту Империю обезглавила.

Я притащил обоих в тронный зал, на тысячи километров вздымающийся над поверхностью тронного мира. Если бы не срочность дела, возможно, я бы поспорил с Хескалом, попавшимся нам по дороге, немного дольше. О чем он говорил отцу до того, как мы вошли, или, что более вероятно, какие пустые речи о предназначении и неминуемой катастрофе вел в этот раз? Никто никогда не узнает.

Рефлекторно, без всякого мысленного осознания, мое тело упало на колено и склонилось перед Вечным троном. Горло выталкивало пустые слова напыщенного титула, и каждое слово являлось всего лишь слащавой ложью. Был ли отец великим, как я его называл? Защитником нашего мира? Единственной правдой было лишь утверждение о том, что он был бессмертным владыкой всех и всего, что составляет наше существование.

И те, кого я привел к нему в оковах, знали это не хуже меня. Они уверяли, что наш император есть тот, кого они искали. Что он тот, кто погубил целый мир, а ныне скрывается в новом обличие. Абсолютно нелепо. Эта их убежденность меня б насмешила — но вместо того я прислушался. Мне стало не до смеха после того, как Валкорион расправился с ситхом, а затем предложил джедайке разделить с ним правление и безграничную власть.

Воистину, в тот момент стало как никогда ясно, что мою последнюю мечту не то что бы попрали — изначально у нее не было никаких шансов на жизнь. Ты счастливица, Чужеземка: я отдал все, принес в жертву даже собственного брата — только бы услышать в свой адрес то, что он обещал тебе. Ты сделала то, чего не смог я — и я сделал то, чего не смогла ты. А ты, отец, совершил последнюю свою ошибку!

Агония Бессмертного Императора, оказавшегося до смешного смертным, приятным видением не раз с той поры повторяется в моих снах. Каждое мгновение моего триумфа я помню до мельчайших подробностей. За себя, за Тексана, за Вейлин — я отплатил тебе, отец, так, как ты не мог ожидать. Твое «орудие», взращенное в покорности и никчемстве, взбунтовалось против своего создателя и хозяина — закономерный итог, если бы ты видел дальше непомерного эго. Каждый миллиметр сожженной световым мечом плоти, каждый порыв последнего вздоха пел гимн освобождения от твоего равнодушия. Можно достичь всего, если готов жертвовать? Вот и стал последней жертвой ты сам.

И все же мое торжество не было полным. Взрыв невиданный по своей мощи Силы сотряс тронный зал, и в его центре была Чужеземка. Валкорион был окончательно мертв. Вся галактика станет считать убийцей ее, и ее судьба станет для всех предупреждением. Пленницу не сбросили со Шпиля и не зарубили по моему приказу рыцари, я и сам не тронул ее — но приказал заточить в карбонит и спрятать в надежном хранилище, где собраны самые ценные мои трофеи.

Она стала самым ценным из них. И, к моему собственному удивлению, единственным слушателем, с которым мне временами хотелось говорить о вещах, которые я бы не стал озвучивать даже Вейлин. Все равно карбонитовая заморозка рано или поздно ее убьет, потому что процедуру намерено провели с нарушениями, и в конце концов тело будет отравлено.

До этого момента… я буду тебя навещать и говорить с тобой, Чужеземка, как делаю это сейчас, потому что единственного человека, который был готов меня слушать и понимал меня, я уничтожил собственными руками — как все хорошее, что он в себе воплощал для меня.

Примечания:

Упоминаемые события:

https://www.youtube.com/watch?v=8Do48nPqLGU

https://www.youtube.com/watch?v=Nzq9epS2b1A

https://www.youtube.com/watch?v=pj1xlzQ5VDA