Дух реки (джен)

— Но, куда мы едем? — спросил tío Бруно, забираясь на лошадь. Мирабель набрала воздух в грудь, собираясь ответить: «Домой», как вдруг ее внимание привлекла желтая бабочка, пролетевшая мимо них. Обернувшись через плечо, Мирабель увидела, что бабочки снова вернулись, и теперь кружились над рекой, выписывая замысловатые восьмерки и мертвые петли.

— Мирабель? — осторожно спросила абуэла, и Мирабель издала невнятный звук:

— Э-это… Я, просто… абуэла, tío Бруно, вы их тоже видите?

Теперь они втроем смотрели на бабочек, которые… которые, кажется, пытались их куда-то направить. И точно не в Энканто.

— Мы едем за… бабочками? — робко предположила Мирабель, и абуэла кивнула. Tío Бруно, поерзав, спрыгнул с лошадиной спины и слегка скривился.

— Ничего личного, но, думаю, я лучше пойду пешком и поведу лошадь, чтобы она себе ноги не переломала.

— Tío Бруно, давай, лучше я пойду пешком! — тут же вызвалась Мирабель, но Бруно замотал головой:

— Нет! Нет, поверь, малыш, я уже накатался без седла.

Они двинулись вдоль текущей реки, и Мирабель убедилась, что бабочки действительно звали их за собой: даже не думая разлетаться, они вытянулись узкой полосой, словно ожившая путеводная нить из тех мифов, про которые ей рассказывал в детстве папа.

— Так, значит, ты никуда не уходил? — спросила абуэла светским тоном, и tío Бруно, повел плечами, натягивая капюшон руаны. — И все это время ты прожил в стенах…

— Там было очень спокойно, — пробурчал tío Бруно. — И никакой очереди в ванную.

— Ты же там голодал!.. — в голосе абуэлы послышался неприкрытый трагизм, и Мирабель только прикусила губу, сдерживая смешок и вспомнив, как бедный «голодающий» tío Бруно удирал от нее по коридорам в стенах Каситы.

— Мама! У меня что, рук нет? Я себе жарил арепы, собирал ночью авокадо, крысы повадились таскать мне кукурузу и бананы… Все у меня там отлично было.

— А супчики?!

— Мама, мне пятьдесят лет, я могу прожить и без супа!.. Но, по твоему ахияко я и правда соскучился, — признал tío Бруно, и абуэла пообещала сварить ему целую кастрюлю… когда они разберутся с рухнувшим домом, пропавшими дарами и еще целым ворохом проблем.

Бабочки довели их до поворота реки, и Мирабель нахмурилась — до слуха донесся женский голос, выводящий какую-то мелодию без слов. Лошадь послушно остановилась, стоило натянуть поводья, и tío Бруно помог им спуститься.

Осторожно ступая вдоль текущей воды, они дошли до каменистого берега, выдававшегося из густых зарослей — голос доносился именно оттуда. Мирабель, ахнув, увидела лежащего на камне человек в белой рубашке, и склонившуюся над ним женщину… Тут Мирабель, смутившись, покраснела до корней волос и отвернулась — женщина эта была абсолютно голой, не считая золотого ожерелья с подвесками в виде капель воды, лежащего на груди, и двух золотых браслетов на руках.

— Педро… — услышала Мирабель голос абуэлы, и распахнула глаза, уже не глядя на неприлично-раздетую сеньору возле… абуэло Педро?!

Абуэла, будто бы разом помолодев, рванула вперед со скоростью козы, которую муха ужалила:

— Педро?! Вы кто такая, и что вы делаете с моим мужем?!

— Ш-ш-ш, молчи, старуха, — женщина перестала напевать и подняла голову — Мирабель, сглотнув, попятилась, упираясь спиной в теплого и надежного tío Бруно: глаза у женщины сияли золотом, в котором темнела узкая, будто у кошки, щель зрачка. — Уходи. Он мой.

— И как это, мой муж — твой?! — абуэла, не обращая внимания на горящие глаза, сложила руки на груди и подбоченилась. — Мы с ним в церкви венчаны, я ему детей родила, ни секунды ни о ком другом не думала! Педро!

Мирабель, осмелев, сделала крохотный шаг вперед — абуэло Педро казался… совсем молодым, как на портрете возле лестницы. Словно он ни на секунду не постарел с той ночи, когда…

— Папа? — недоверчиво уточнил tío Бруно, глядя на парня, который, сказать по правде, ему самому бы в сыновья сгодился — особенно, учитывая семейное сходство… Абуэло, однако, лежал неподвижно, глядя в небо пустыми глазами, и женщина, оскалившись, слегка подалась вперед, склоняясь над ним, так, что тяжелые золотые капли ожерелья закачались у него перед лицом.

— Он мой! Я его забрала, залечила рану, а тебе подарила волшебство. Я его у тебя выкупила, глупая старуха, а ты его все не отпускаешь!

— О чем ты говоришь?! — абуэла покачала головой, сурово поджимая губы. — То есть, сеньора, благодарю, что вы вылечили моего мужа, но человека не отдают просто так. И даже за чудеса… И, ах, вот, значит, как оно все было… — задумчиво добавила абуэла.

Мирабель обернулась к tío Бруно, который выглядел таким же растерянным, какой она себя чувствовала.

— Ты что-нибудь понимаешь? — шепотом спросила она, и tío Бруно помотал головой:

— Учитывая, что я только сегодня из стен вышел на свет Божий, я вообще не уверен, что мне это не снится.

— Точно не снится, — подтвердила Мирабель, и, задрав голову, подергала tío Бруно за полу руаны. Желтые бабочки, порхавшие в небе, медленно опускались вниз, садясь на листья и камни.

— Дух твоего мужа отказался возвращаться в тело, — женщина прищурилась, глядя на бабочек, и облизнула губы тонким и раздвоенным, будто у змеи, языком. — Но сейчас… Он здесь. Просыпайся, мой человек. Очнись. Стань моим всецело.

Она погладила его по щеке, и Мирабель возмущенно засопела: будут еще всякие змееподобные женщины трогать ее родного абуэло Педро! Абуэла тоже негромко заворчала себе под нос, хмурясь еще сильнее, но тут желтые бабочки взмыли в воздух и начали медленно, по спирали, опускаться на его грудь, словно растворяясь в теле. Абуэло моргнул и сделал шумный, глубокий вдох, словно и правда только очнулся от сна.

— Что… кто вы… Альма! — завертев головой, он непонимающе глянул на женщину и затем, обернувшись, расплылся в улыбке, глядя на абуэлу. — Mi vida, ты жива!

— Ну конечно я жива, mi cariño, — Мирабель никогда раньше не слышала такого теплого и нежного голоса у своей абуэлы. Она шагнула вперед, не обращая внимания на зашипевшую женщину, и протянула руки. — Ты нас спас, Педро.

— Я… словно спал, и видел сон, — абуэло, уже не обращая внимания ни на что вокруг, сел на камнях, рассеянно потерев поясницу. — О тебе, о наших детях, и… Боже! Это же Бруно? Наш маленький Брунито?! И моя внучка, Мирабель?

— Ага. Это я. Привет, папа, — пробормотал tío Бруно, переминаясь с ноги на ногу. Судя по взгляду, ему очень хотелось постучать по дереву, но идти до них было далеко. Мирабель с неловким видом помахала ему рукой, боясь, что все это окажется всего лишь сном.

— Ты, глупый смертный! — женщина одним текучим, змеиным движением поднялась на ноги, и Мирабель снова покраснела. — Неужели ты выберешь эту старуху с дряблым телом и морщинистым лицом? Посмотри на меня, глупец!

— Простите, сеньора, — абуэло Педро, покряхтев, медленно поднялся с камней и, слегка покачнувшись, ухватился за протянутую руку абуэлы. — Вы, безусловно, юны и прекрасны, но мне ведь, все-таки… уже сколько семьдесят?

— Семьдесят пять, mi amor, — поправила его абуэла и покачала головой. — Но ты совсем не постарел…

— Спина у меня болит совсем на мой возраст, — заверил ее абуэло. — В общем, сеньора, простите, но я для вас слишком стар.

— Глупец, — женщина снова улыбнулась и слегка качнула бедром. — Я старше вас всех, мне тысячи лет. Я живу в этой реке с того самого дня, как ее воды коснулись лучи солнца, и буду жить вечно. Останься со мной, мой смертный, раздели со мною вечность.

— Простите, сеньора, но я перед Господом нашим клялся до конца моих дней любить, уважать и защищать мою жену, — абуэло Педро пожал плечами. — И клялся я от всего сердца, и решения своего не изменил и не изменю. Будь моей Альмите хоть двадцать, хоть семьдесят, хоть сто лет — для меня она, и только она будет самой прекрасной женщиной в мире. Мне не нужна вечность без моей любимой.

Пока абуэло говорил все это, его лицо менялось — будто все годы, что он провел здесь, под песни водного духа, сейчас возвращались к нему. Но абуэла смотрела на него с такой любовью и такой нежностью, крепко держа за руку, что сердцу становилось больно. Мирабель, шмыгнув носом, вытерла набежавшую слезинку — если и выходить замуж, то только за такого, как абуэло Педро! Чтобы смотрел на нее так, чтобы любил всем сердцем и… и вообще!

— А сестры вечно спрашивали, в кого я такой безнадежный романтик, — пробормотал себе tío Бруно под нос, и женщина — или, наверное, все-таки дух реки? — обернулась к нему.

— Ну, а ты, смертный? — промурлыкала она, ведя ладонью по изгибам своего тела. — Раз уж твой отец так глуп, что отказывается от вечности в моих объятиях, может, ты пойдешь вместо него?..

— Не смей тянуть свои руки к нашему сыну! — в один голос рявкнули Педро и Альма, а Мирабель на всякий случай, шагнула вперед, загораживая tío Бруно, но тот, похлопав ее по плечу, шагнул вперед.

— Безусловно вы, сеньора, женщина… видимых достоинств, — начал он, нервно теребя ткань руаны в пальцах. — И глаза у вас просто… замечательные. Но, как честный человек, я не могу ввергнуть вас в грех сожительства и внебрачной связи.

— Что? — непонимающе произнесла женщина, наклонив голову набок, и tío Бруно, вдохновенно продолжил.

— Вы поступили очень благородно, спасли жизнь моего отца и сберегли его, одарили нас волшебством, так что самое меньшее, что я могу — это ввести вас под руку в церковь, и там уже, пред ликом Господа нашего и Пречистой Девы назвать своей женой. Это будет красиво: мы объявим о помолвке, походим на катехизацию полгода, потом… Ох, нет, сначала я исповедуюсь за все десять лет, мне назначат епитимью…

— Что мне твоя вера, мальчишка, — женщина рассмеялась: будто капли воды по стеклу застучали. — Я была здесь до прихода христиан, я буду здесь, когда они исчезнут…

— Ох. Тогда вам точно надо на катехизацию, принять католическую веру, потом, покаяться в грехе безбожия, потом, разумеется, епитимья, потом снова на катехизацию, а потом уже можно и венчаться, — невозмутимо закончил tío Бруно.

— Зачем все эти глупости?! Просто останься со мной, здесь!

— Но я не могу! Как честный человек, я просто обязан на вас жениться! — возмутился tío Бруно и всплеснул руками. — А что же, дети родятся вне брака? Сеньора, на какое будущее вы их хотите обречь?!

— Какие дети?! Какое венчание?! — женщина попятилась от наступавшего на нее tío Бруно, который, забыв про стеснительность, начал загибать пальцы:

— Трое! Как минимум! Педро, Альма и Мария! И их тоже обязательно крестить! И первое Причастие! Как мы оставим наших детей без Причастия? И мы не будем их растить вдалеке от родственников: кто им будет дарить подарки на Рождество и Пасху? С кем они будут петь новены? А день маленьких свечей? Нет, сеньора, в церковь! Только в церковь!

Женщина, зашипев, сделала еще один шаг назад — теперь в ее облике не было уже ничего человеческого: золотое ожерелье растеклось змеиной чешуей по ее телу, руки словно прилипли к бокам… Миг — и в воду соскользнула золотая змея, поспешно уплывая куда подальше.

В наступившей тишине раздались негромкие хлопки: это абуэло Педро от души аплодировал своему сыну:

— Браво! Брунито, ты был великолепен.

— Спасибо, — tío Бруно, выдохнув, ссутулился и попытался спрятаться внутри руаны. — Если бы не подействовало, я бы еще принялся расписывать как именно мы бы трудились на благо Энканто, исполняя епитимью. На самый конец я припас крыс.

— Что? — абуэло непонимающе приподнял брови, и tío Бруно охотно пояснил:

— Я бы упирал на то, что крысам в воде некомфортно, и вообще я мечтаю о свадьбе, где моими главными друзьями будут крысы.

— Кажется, теперь я поняла, почему ты так и не женился… — задумчиво произнесла абуэла, и tío Бруно пожал плечами:

— Ну да. На крысах все ломаются.

— А им бы пошли костюмчики… — задумчиво сказала Мирабель, представив вереницу крыс в белых костюмах и кружевах, и tío Бруно просиял:

— Вот! Я знал, что в семье меня однажды поймут!.. — помолчав, он неуверенно подошел ближе к абуэло, и Педро крепко обнял его. Через мгновение к ним присоединились Альма и Мирабель, и солнце, казалось, засияло ярче обычного.

— Вот теперь мы точно можем возвращаться домой, — тихо сказала абуэла, вытерев слезы. — Я даже не представляю, как обрадуются наши девочки…

— Хульета и Пепита! — абуэло помог своей жене забраться на лошадь и зажмурился в предвкушении. — Я видел их во сне, но как же мне хочется их обнять! И мои внуки! Я так хочу с вами всеми познакомиться!

— Тебя ждет потрясающая встреча, — согласился tío Бруно, подсадив Мирабель на спину лошади, которая все это время меланхолично жевала траву. — Правда, у нас небольшие проблемы с домом…

— Это ерунда. Мы его отстроим, — твердо пообещала Мирабель, тронув поводья.

Они наконец-то возвращались домой — и вместе с ними был живой и здоровый абуэло Педро.