Наследник. Post Scriptum (гет)

30 июня, 2.15-3.15 ч., дом семьи Поттер

— Ради Мерлина и Морганы, прекрати стенать, Рональд! — железным голосом отчеканила Джинни Поттер без четверти три пополуночи в собственной гостиной, по которой вот уже добрых полчаса метался аки дикий дракон в неволе ее брат и нес, по ее невыспавшемуся мнению, сплошную околесицу и чепуху.

Спать хотелось неимоверно, и она диким усилием воли заставляла себя держать глаза открытыми. Слева, ощутимо придавив плечо, посапывал Гарри, от ее голоса встрепенувшийся и попытавшийся принять непринужденно-внимательный вид.

— Объясни мне, что тут такого ужасного, если твой сын встречается с девушкой? И почему ты вытаскиваешь нас из постели посреди ночи в законный выходной и заставляешь об этом слушать?! — напустилась она, поймав паузу в бесконечном экспрессивном потоке Роновой речи, — у Гарри были безумные испытания выпускников в Аврорате, он вернулся домой всего лишь два часа назад. Я брала интервью у ловца Кенмарских Коршунов, обошла с ним все пабы в Дублине и готова была уже утопить его в пивном бочонке. Знаешь ли, тяжело строить карьеру в моем возрасте и…

— Джинни, ты меня слушала? — вскипел Рональд, потрясая газетным листом, — это не просто девушка, это… это мозгошмыг-знает-что! Я просто не могу даже представить, что мой сын и эта…

— Две руки, две ноги, длинные волосы и явно девичье личико. Не скажу, что красавица, но миленькая, — прокомментировала Джинни и чувствительно толкнула мужа в бок, — Гарри, ну скажи ты хоть что-нибудь этому ретрограду!

Гарри зевнул, огромным усилием воли оторвался от соблазнительно мягких диванных подушек и энергичными движениями ладоней растер лицо, чтобы взбодриться, но вид у него по-прежнему остался сонный.

— Я тоже не понимаю твоей паники, — чуть хрипло сказал он, поднимая взгляд на друга, — пока это всего лишь досужие сплетни. Спроси у Рейни, правда ли это. Но в любом случае я не вижу поводов, почему тебе надо беспокоиться…

— Истерить, гундосить и строить из себя клушу-наседку! — безжалостно припечатала Джинни, на что Гарри покосился на нее с легким укором.

— Недопустимо, чтобы моего сына связывали с этой девицей! — взорвался и без того кипевший Рон, — вы же понимаете, сколько и как будут полоскать их фамилии в прессе? Да соплохвоста в задницу, в Хогвартсе столько девчонок, три четверти из них маглорожденные или полукровки, а ему подавай из этой гнилой аристократии!

— Ро-о-он, ты ступаешь на очень скользкую дорожку, — предостерегающе протянул Гарри.

— Да плевать! Я сказал, что думаю! — Рон упал в кресло и опустошенно выдохнул.

Гарри поднял отброшенный газетный лист с чернеющими лакунами и снова перечел статейку, из-за которой их друг и брат вылетел из их камина в летней ночи, что-то несвязно восклицая и размахивая руками в стиле ветряной мельницы.

30 июня, 8.30-9.00 ч., Школа чародейства и волшебства Хогвартс, Гостиная факультета Гриффиндор

Они сидели перед камином. Перед Рейном на низком столике еще дымился вовремя открытый и потому не огласивший на всю Гостиную свое содержание Громовещатель, а сам он просматривал какую-то газету и тихо чертыхался, все больше мрачнея. Алекс подписывал бумаги, присланные Корвусом, в основном, счета и финансовые отчеты, изредка с молчаливым вопросом поглядывая на кипящего Рейна. Потом отвлекся на письмо и, прочитав пару строк, весело хмыкнул. Сухой и деловитый тон писем управляющего причудливо сочетался с его тонким чувством черноватого юмора, что в целом придавало его эпистолам своеобразный колорит.

— Мне надо срочно поговорить с Лили! — сквозь зубы процедил, видимо, даже не услышавший его Рейн и смял газету.

— Она у себя в спальне, наконец доставили ее платье, — откликнулся Алекс, разминая уставшую руку.

Рейн все больше и больше каменел лицом, на скулах играли желваки, глаза потемнели, и Алексу это очень не нравилось. Это означало, что друг не просто сердит или раздражен, а разозлен по-настоящему, и тому, кто стал причиной этой злости, не позавидуешь.

— Что-то случилось? — осторожно спросил Алекс, в глубине души недоумевая, что могло привести Рейна в такое состояние после всех Ж.А.Б.А., сданных на «превосходно», и накануне выпускного. Дело в Вопилке?

— Макет воскресного «Пророка», еще не подписанный в печать, — отрывисто бросил Рейн, — не хочешь глянуть?

— Завтрашний номер? Откуда он у тебя? — Алекс со вздохом облегчения поставил последнюю подпись.

— Отец любезно прислал вместе с Вопилкой. Полагаю, сейчас примчатся совы от бабушки и дедушки Уизли, дяди Билла, дяди Чарли, дяди Фреда и дяди Перси. Ах, да, еще и от дяди Джорджа, разумеется. В общем, бОльшая часть нашего милого семейства не преминет высказать категорическое «Фу». Надеюсь, только тетя Джинни и дядя Гарри постараются принять все более или менее здраво.

Алекс с удивлением взглянул на друга, но благоразумно промолчал, взял протянутую газету, изрядно помятую, и не сдержал возгласа, вырвавшегося при взгляде на первую полосу.

Большая колдо-фотография с подозрительно знакомыми физиономиями. Он, взлохмаченный от ветра, улыбался Кассандре, пытавшейся со смехом сдержать летящие кудри. Рейн стягивал с себя мантию и протягивал ее продрогшей Дафне, выглядевшей еще более хрупкой и болезненной, чем обычно. Лили весело хохотала и тянула в кадр кого-то, от кого была видна только рука и край мантии. Сама по себе эта колдо-фотография ничего бы не значила, но над ней шла жирная черная шапка: «Горячая Десятка: самые завидные женихи и невесты магической Великобритании. Вы хотите узнать их имена? Стр. 4»

— Это… что? — растерялся Алекс, пытаясь понять, где, как и главное кто их сфотографировал? Он ничего не помнил, хотя, судя по всему, они шли из Хогсмида, и было это примерно поздней осенью или ранней весной.

— Страница четыре, — ледяным тоном отчеканил Рейн, барабаня пальцами по низкому столику, разделявшему их кресла, — там целая статейка на полный лист и, собственно, сама «горячая десятка». Нас троих скопом определили на второе место в рейтинге, после египетской принцессы.

Алекс пробежал глазами по убористому шрифту, через абзацы и строки, оставленные лакуны. Это действительно был завтрашний номер, еще не сверстанный до конца. Перескочив с колдо-фотографии маленькой принцессы, первокурсницы-пуффендуйки, которая улыбалась в объектив по-королевски ослепительно, он выхватил кусок текста, непосредственно относящийся к нему:

«Как мы первыми известили наших читателей несколько лет назад… родители полностью реабилитированы Визенгамотом в глазах широкой общественности… присвоено звание Героев Войны… в свете вышесказанного Александр Грейнджер Малфой, наследник древнего рода и огромного состояния, представляется весьма заманчивым… «Тот-самый-Гарри Поттер», без преувеличения самый знаменитый и влиятельный маг современности, являлся его опекуном до совершеннолетия и пользовался полным доверием… живет в его доме с одиннадцатилетнего возраста и можно, конечно же, предположить, что… однако из достоверных источников нам стало известно, что Александра Грейнджера Малфоя и старшую мисс Поттер связывает только дружба и ничего более… «Женитьба пока не входит в мои планы», — признался сам мистер Грейнджер Малфой, а значит, у девушек есть шансы завоевать сердце одного из самых богатых и родовитых магов Королевства, к тому же имеющего просто неимоверные связи среди сильных мира сего…»

— Что за бред? — пробормотал Алекс, отходя от первого шока и более внимательно вчитываясь в текст, — в приватном разговоре? И когда это я признался, что женитьба не входит в мои планы? А что про вас написано? Ого!

— Вот именно, — процедил Рейн, — я не верил собственным глазам, пока читал.

«Мисс Поттер призналась, что ее сердце свободно, и, переводя разговор, сообщила нам, что намерена после окончания Хогвартса профессионально заняться квиддичем. «Папе не удалось реализовать себя в спорте, вы же понимаете, в его времена было не до квиддича. Думаю, это предстоит мне. Без хвастовства могу признаться, что команда Высшей Лиги «Холихедские Гарпии» уже предложила мне место в дублирующем составе с перспективой в ближайшем времени перейти в основной». Несомненно, игры знаменитой команды теперь будут привлекать еще больше внимания из-за очаровательного игрока. У Лили Поттер яркая внешность, квиддичный талант и самый знаменитый отец Королевства. Мистер Поттер, готовы к тому, что в скором времени придется отбиваться от толпы претендентов на руку и сердце вашей дочери?»

«А теперь поистине сенсационная новость. Рейнар Уизли, лучший друг Александра Грейнджера Малфоя и кузен Лили Поттер, «настоящий красавчик», как выразился наш источник, пожелавший остаться тайным, высок, красив, умен, мечта каждой девушки Хогвартса. По отцу происходит из старинной волшебной семьи, занимающей сегодня в нашем обществе ведущее положение (намекнем: Визенгамот и Отдел Тайн!), по матери — к одному из древнейших французских родов, из побочной ветви которого, согласно летописям, появилась французская королевская династия. Итак, как нам стало известно, мистер Рейнар Уизли встречается с мисс Дафной Лейнстрендж. О чем вам говорит эта фамилия, дорогие читатели? Да-да, это фамилия небезызвестных Пожирателей Смерти небезызвестного мага по имени Том Нарволо Реддл! Это фамилия из Азкабана, а именно там сейчас находится большинство членов этой семьи. Эта фамилия приводит в содрогание тех, кто потерял родных и близких в Первой и Второй магических войнах. Итак, племянник Гарри Поттера, сын Рональда Уизли, внук судьи Визенгамота Артура Уизли встречается с девушкой из семьи Пожирателей Смерти! Как на это смотрит сам мистер Рональд Уизли? Возможно, ему предстоит принять в своем доме ту, чьи ближайшие родственники виновны в смерти его друзей-авроров. А каковы причины, побудившие мисс Лейнстредж стать подругой Рейнара Уизли? Не хочет ли она через него облегчить участь своим родственникам в Азкабане? Не ставит ли перед собой меркантильную цель вырваться из унизительного положения, не приличествующего ее семье?»

— Что за мерзость? — возмутился Алекс и невольно поискал глазами Дафну.

Она, как обычно, возилась с первокурсниками, показывала какие-то заклятья, судя по всему, шуточные, так как ребята то и дело взрывались хохотом и просили еще. Солнечный свет, пробивавшийся через оранжевые и желтые витражи окна, освещал девушку сбоку, обволакивал золотой мантией угловатые линии фигуры и короной ложился на волосы, превращая из русых в медовые. Почувствовав его взгляд, она подняла голову и улыбнулась своей обычной робкой улыбкой. Глаза казались огромными, длинные ресницы отбрасывали густые тени, бледное худое личико было почти детским. Дафну обожали все младшекурсники, она умудрялась помнить их по именам (и не только своих гриффиндорцев) и была готова прийти на помощь в любой момент, будь то в два часа ночи (затянувшееся наказание у Филча, а Полная Дама неожиданно сменила пароль во время обхода старост) или в семь часов утра еще до завтрака в Большом Зале (истерика от никак не получающихся заклятий трансфигурации неодушевленных предметов перед экзаменом). Только она могла утешить девчонку-первокурсницу, затосковавшую по дому от непривычки, и подбодрить третьекурсника, не принятого в квиддичную команду по причине полного отсутствия способностей. Даже братья Поттеры поумеряли свои фирменные хулиганские выходки в виде подкладывания навозных бомб и пуска самых невообразимых мини-фейерверков в подходящее и неподходящее время, если в поле их зрения была Дафна.

— Потише! — шикнул Рейн, — она еще не видела эту мерзость и, надеюсь, не увидит.

— Ничего не понимаю. Кто давал интервью?

— Дементор его знает! МакГонагалл не впускает в Хогвартс журналистов, но эта сволочь, видимо, подстерегла нас в Хогсмиде, а потом собрала все самые мерзопакостные слухи и сплетни. Ты точно не разговаривал ни с кем, хотя бы отдаленно напоминающим репортера бульварной газетенки?

— Вроде бы, нет, — пожал плечами Алекс, — но даже если и да, то у меня нет привычки сообщать о своих личных планах первому встречному. А у тебя есть какие-то подозрения?

— Есть, — мрачно ответил Рейн, — Лили — мое главное подозрение.

— Ты с ума сошел? — изумился Алекс, — брось, она бы так не поступила, уж точно не стала бы говорить, что ее сердце свободно или занято. У них там указан «источник, пожелавший остаться тайным». Кто-нибудь из когтевранских сплетниц, я уверен.

— Откуда «когтевранские сплетницы» узнали о том, что Лили предложили место в «Гарпиях»? — желчно осведомился Рейн, — письмо пришло только вчера вечером.

— Она могла сказать… Аиде, например, — предположил Алекс, — Аида еще кому-нибудь, вот и все. Отборочные испытания Лили не были тайной. Да и вообще, не обращай внимания, очередная газетная дребедень. Кто автор сего опуса? Хм, какой-то Лоример Льюэллин. «Полную версию статьи см. в «Ведьмополитен», номер 7 сего года». О, дьявол, здесь и так понаписано, что еще можно добавить?

— Суммы на банковских счетах, подсчет земельных владений в акрах, список недвижимого имущества, полная опись фамильных драгоценностей, количество домовиков. Ну, в этом ты нас вчистую обыграешь, — съязвил Рейн, и Алекс нервно фыркнул. Слова о Дафне были полной гадостью, и он прекрасно понимал чувства Рейна.

— Развлекаетесь? — раздалось позади него, и в кресло, примяв все его бумаги, с размаху уселась Лили. Она скрестила руки на груди и выглядела сердитой и расстроенной.

— Мерлин, завидую! Завтра выпускной, а у вас никаких забот! Что, Алекс?

Алекс скорчил гримасу, показывая, что ему нужно кое-что из-под нее. Лили с отвращением вытянула стопку и бросила на столик.

— Никаких забот? — прошипел Рейн, но в следующую минуту овладев собой, вкрадчиво протянул:

— А чем это ты озабочена, дорогая кузина?

— Платьем, естественно!

— А что с ним не так? Не подходит к цвету твоих глаз или недостаточно открывает то, что следует прикрыть?

— Не будь ханжой и моралистом, Рейни, — сверкнула глазами Лили, — все в порядке, только оно мне слегка длинновато. Я буду наступать на собственный подол и падать носом вперед на потеху всем.

— А в чем проблема? Разве ты не волшебница? Укороти подол. Это ведь легкое хозяйственное заклятье.

— Легкое! — возмутилась Лили, — ну конечно, для вас все хозяйственные заклятья не требуют приложения сил! Подумаешь, сварить луковый суп, перечистить гору моркови или накрахмалить воротничок мантии!

— Тогда попроси кого-нибудь из девочек, у кого курс волшебного домоводства, в отличие от тебя, был сдан на «превосходно», а не на «тролль».

Лили вспыхнула.

— Это был не «тролль», а «отвратительно»! И вообще…

— А что, слабо? — широко улыбнулся Рейн, и от этой его улыбки у Алекса по спине пробежали мурашки, — гордость не позволяет? Хочешь, я попрошу Дафну, если ты сама не можешь?

— Нет! — Лили даже вскочила на ноги, — только не ее!

— А что такого?

— Нет и все!

Алекс с тревогой отметил, что Дафна уже оглядывается на них.

— Она тебе не нравится?

— Я сама справлюсь.

— Сама? Да, ты у нас все делаешь сама. Сама делала домашние задания, сама отправила свое резюме в команду и добилась зачисления, сама даешь интервью в «Пророк».

— Ты о чем? — сдвинула брови Лили, — и на что намекаешь? «Гарпии» приняли меня честно, я проходила отбор в три этапа. Ты же прекрасно это знаешь, я сто раз рассказывала.

— Ты говорила. И еще ты наговорила ЭТО, — Рейн, уже не сдерживая злости, бросил на столик перед Лили злосчастный «Пророк».

Лили подняла газету и уставилась на колдо-фотографию, нашла статью и принялась читать.

— Но это… это бред! — повторила она слова Алекса, — как я могла такое сказать? Конечно же, нет! Сумасшествие какое-то.

— Превосходно, кузина, превосходно! Тебе стоить подумать о карьере актрисы, а не квиддичного игрока, — Рейн театрально захлопал в ладоши.

— Ты что… хочешь сказать, что это я дала интервью этому Лори-как-его-там? — в голосе Лили было столько удивления, недоверия и обиды, что Алекс сразу ей поверил. Впрочем, он изначально сомневался в ее причастности к этой нелепице.

— Завтра Дафну затравит вся магическая Англия! Это подано так, словно она двуличная интриганка! — обычно невозмутимый Рейн едва не срывался на крик, — ты вообще понимаешь, что натворила?!

— Это сделала не я, Рейнар Уизли! — в ответ закричала Лили, сжимая кулаки, — ты дурак? С чего мне наговаривать такое на себя и вас? Между прочим, «Гарпии» меня взяли при условии, что никаких интервью в ближайшие два года по контракту я давать не буду, ясно?! А теперь они могут пересмотреть свое решение, и вся моя карьера полетит дракону под хвост!

— Тихо, ребята, тихо! — решительно сказал Алекс, вставая между друзьями, — давайте сделаем так. Я сейчас же отправлю сову Корвусу. У него есть связи, он найдет выход, не допустит, чтобы этот материал вышел, и будет держать язык за зубами. Лили, напиши отцу, пусть он тоже примет меры. Наверное, еще не поздно, это же макет. А откуда его достал мистер Уизли?

— По своим невыразимским каналам, разумеется, — зло бросил Рейн, — папа написал, что скорее поцелует соплохвоста в задницу, чем допустит, чтобы наша фамилия упоминалась в связи с Лейнстренджами.

— Так при чем тут я? — Лили скрестила руки на груди и прищурилась, — это не я связалась с Лейнстренджами, между прочим! Это не я пытаюсь играть роль светлого рыцаря с образом Прекрасной Дамы, который не видит, что у Дамы образ не очень-то прекрасный.

— Что ты несешь? — Рейн пришел в состояние тихого бешенства, — что ты вообще творишь?! Ты что, решила вместо квиддичного игрока стать репортером желтых газетенок, высасывать из пальца сенсации и манипулировать общественным мнением? Какого дементора?! Сначала разберись со своими поклонниками, а не играй за две команды, как последняя дрянь!

— Что-о-о? Что за фигню ты сам несешь? — было видно, что Лили разозлилась не на шутку, — кого ты имеешь в виду?

— Естественно, твои совершенно аморальные отношения с Вудом и МакНейром! Они знают, что делят тебя друг с другом?

Алекс ощутил острое желание сделать фейспалм. Лили всегда была громкой, шумной, немного безалаберной и рассеянной и иногда бесцеремонной, но она всегда была искренна и честна. Если она сказала, что не давала это интервью, значит, это правда. Рейн это тоже знал, но с чего так завелся, что стал нападать на кузину в довольно подлом стиле? Его на самом деле так беспокоит, что подумают о Дафне Лейнстрендж?

Рейн тем временем презрительно фыркнул и, резко развернувшись, ушел по лестнице в свою спальню. Дафна проводила его взглядом и обеспокоенно посмотрела на Алекса. Он неловко улыбнулся в ответ и помахал, мол, все в порядке. Побелевшая Лили дрожащими руками разорвала газету на мелкие клочки и вылетела из Гостиной, словно ее преследовала дюжина бладжеров. Алекс проводил ее глазами и вздохнул. Ну вот, еще не хватало, чтобы друзья рассорились в последние дни Хогвартса. Он нередко оказывался между двух огней и иногда сам себе казался древним старцем, к которому обращались, прося рассудить споры и ссоры. Нет, Лили всегда, с самого первого курса, сколько он ее знал, была эмоциональна. Но и Рейну иногда изменяли обычные для его характера хладнокровие и выдержка. И в такие моменты Алекс выступал неким камнем, о который бились волны их воплей, противоположных мнений, горячих эмоций. Мистер Поттер, когда ему доводилось быть свидетелем локальных битв дочери и племянника, прятал усмешку и тихо бормотал: «Это все гены Уизли, точно». На что миссис Поттер морщила нос и нарочито грозно хмурила брови.

30 июня, 11.00-15.00 ч., Школа чародейства и волшебства Хогвартс, Большой Зал, окрестности Черного Озера

Алекс пытался выступить голубем мира между кузенами (как обычно). Он отправил сов к опекуну и управляющему с просьбой убрать их из «горячей десятки». Он битый час проговорил с Рейном, растолковывал, объяснял, убеждал, что Лили не могла дать это злосчастное интервью, это не в ее интересах, да и не могла она так поступить по определению. Лили не то чтобы недолюбливала Дафну. Скорее, ни один аспект жизни Дафны не интересовал Лили. И хотя ничего общего у девушек не было, Лили к ней привыкла, как к части Хогвартской жизни, и ее отношение к однокурснице всегда было ровным и вежливым.

Рейн в ответ на его потуги хранил холодное молчание и лишь иногда саркастически усмехался. Так и ничего не добившись, Алекс отправился на поиски Лили, но ее нигде не было. Как не было и ее метлы. Наверняка, унеслась в небо. Летать она любила больше всего на свете, носилась сумасшедшим ураганом наперегонки с ветром высоко в облаках, выделывала фигуры высшего пилотажа, наблюдая за которыми Алексу на земле становилось дурно и к горлу подкатывал комок тошноты.

На обед в Большом Зале Рейн не спустился, Лили тоже не пришла, и Алекс, мысленно пожав плечами и решив, что нельзя же из-за препирательств друзей оставаться голодным, воздал должное рыбе с картошкой фри и пирогу с патокой. Он видел, как вопросительно поглядывала на него и пустые места рядом Дафна, но нарочито не обращал внимания и болтал с однокурсниками. И почему-то все время натыкался на взгляд Делэйни из-за слизеринского стола. Что, этот индюк хочет затеять свару, чтобы оставить о себе память?

Постепенно столы пустели, школьники расползались по Гостиным, шли на свежий воздух, пятикурсники уныло поплелись на последний Ж.А.Б.А. К Алексу, лениво раздумывавшему взять или нет еще один кусок пирога, подсел Тони Кинг, весь какой-то взъерошенный.

— Алекс, слушай… а ты… ну как бы это сказать… — сумбурно начал он, вскочил, потом опять сел, взлохматил и без того стоящие дыбом жесткие песочные волосы. Алекс удивленно поднял бровь.

— Ты пригласил кого-нибудь на выпускной? — драматическим шепотом, смотря почему-то на пуффендуйский стол, просвистел Тони.

— Ну да, Кассандру, — ответил Алекс, — а что?

Тони сжал челюсти, постучал кулаком по столу, позвенел вилкой по тарелке, еще раз посмотрел на пуффендуйский стол и покраснел, как мак. Пуффендуйцев уже почти не было, за столом остались только несколько семикурсников, которые негромко переговаривались между собой.

— Нет, ничего. Просто…

— Просто ты никак не можешь пригласить Эмми, — понимающе закивал Алекс, втихомолку посмеиваясь над крайне нерешительным приятелем-слизеринцем.

Тони, несмотря на свое магловское происхождение и увлеченность футболом, сделал такие успехи в квиддиче, что его уже взяли без отборочных «Фомальгаутские Соколы». На квиддичном поле парня нельзя было упрекнуть ни в нерешительности, ни в медлительности, квоффлы он забивал так, что соперники не успевали защищать свои кольца. А вот в отношениях с девушками терпел сокрушительный крах.

— Да, блин, не могу! — тихим шепотом возопил слизеринец, — она такая… такая классная! А если она откажет? А если ее кто-то уже пригласил?

— Чтобы узнать это, надо спросить. Да иди сейчас, Тони! Смотри, Фелис и Стэн уходят. А Эмми еще немного посидит, попьет какао, она так почти после каждого обеда делает.

Фелисисити Нотт и Стэнфорд Фоули, действительно, почти уже выходили из Зала, а Эмми, оставшись одна, потягивала какао, перелистывала какой-то журнал и улыбалась себе под нос. Но Тони медлил.

— Слушай, а она… она ничего обо мне не говорила? Не говорила, что я ей, ну, нравлюсь? — робко спросил он, на что Алекс стоически попытался не закатить глаза. Он хорошо общался с пуффендуйцами еще с младших курсов, с Эйвери тоже, но с чего она должна признаваться ему, кто ей нравится, а кто — нет? Эмми на самом деле могла быть уже приглашена, она была красавицей с густыми золотистыми локонами, прозрачно-зелеными глазами, мягким нежным румянцем и милой ямочкой на подбородке. Тони весь последний год вздыхал по ней, но был очень осторожен, видя, сколько у нее поклонников, и так и не решился сделать первый шаг.

— Иди подойди к ней и пригласи сам! — вполголоса сказал Алекс, — она не кусается, правда. Иди, а то будешь жалеть.

Тони было поднялся, но словно ошарашенный чем-то за спиной Алекса, медленно опустился на скамью. Алекс оглянулся. Оттуда, из-за пуффендуйского стола, к ним шла сама Эмми с журналом в руках.

— Привет, ребята! — улыбнулась она, подойдя к ним.

Кинг ответно что-то проскрипел, краснея все гуще и гуще. Алекс даже посочувствовал приятелю. А Эммалена продолжила, глядя прямо в глаза слизеринца:

— Тони, хотела спросить — ты пригласил кого-нибудь на выпускной? Если нет, то могу я пригласить тебя?

Алекс кое-как замаскировал кашлем свой смех. Вот все и разрешилось. Эмми оказалась смелее Тони. А парень словно проглотил язык и только таращился во все глаза на девушку.

— Я… нет… да, конечно, — наконец отмер он, — то есть, нет, никого не пригласил, и да, конечно, можешь, я согласен!

Эмми засмеялась.

— Я очень рада. Жаль, надо было давно подойти, но я все робела. Придешь сегодня на вечеринку?

— Да, конечно, приду!

Алекса душил кашель-смех. Эмми помахала рукой и ушла, а к Тони понемногу вернулся естественный цвет лица.

— Уф-ф, поверить не могу! — потряс он головой все с тем же ошарашенным видом, — она меня сама пригласила? Серьезно? Черт, Алекс!

Алекс не выдержал и расхохотался в голос.

— Я свидетель, что сама пригласила. Не упусти свой шанс, Тони.

Кинг, словно придя в себя, вскочил на ноги и сымпровизировал нечто среднее между танцем с мечами и пляской неандертальцев после удачной охоты. Алекс, посмеиваясь, поднялся, и они с приятелем вышли из Зала. Алекс решил выйти на воздух, прогуляться и, может быть, найти запропастившуюся Лили. А Кинг унесся в сторону слизеринских подземелий с видом победителя, по пути пролетев мимо пары сокурсников, которые что-то крикнули ему вдогонку. Но Тони, окрыленный и витающий явно выше облаков без всякой метлы, даже не заметил их.

Алекс побрел по берегу Черного Озера, ловя тепло замечательного июньского дня — яркого и свежего, наполненного солнцем и синим небом, с легким ветерком, без удушающей духоты. Гигантский кальмар нежился на поверхности воды, иногда пуская пузыри. На травке там и сям виднелись разноцветные группки школьников, колдующие, хохочущие, дремлющие на солнышке. День и вправду был чудесен, так не хотелось его портить ссорами и размолвками. Если честно, Алексу совершенно было плевать на эти газетные сплетни. «Пророк» всегда отличался подобными претендующими на «сенсацию» материалами. И в этот раз они были в своем амплуа. Да, про Дафну была написана гадость, но любой, кто хоть немного знал их сокурсницу, также знал, что эта гадость не про нее, и Дафна Лейнстрендж абсолютно далека от подобных мыслей или намерений. В Дафне словно нашли воплощение вся доброта, сердечность, теплота, которых были лишены остальные Лейнстренджи. Она любила Зельеварение и уроки Хагрида, своими целебными зельями выходила много его зверушек, и он буквально молился на нее. Она собиралась после Хогвартса стать маго-ветеринаром и однажды робко призналась, что хочет открыть приют для брошенных и осиротевших волшебных животных и для этого подрабатывает каждые каникулы, начиная с третьего курса.

Алекс дошел до беседки на противоположном от замка берегу озера. За прошедшие годы там разрослись ореховые и можжевеловые деревья вперемешку с кустами дрока, и в результате за беседкой образовалось что-то вроде уютных зеленых аллеек с узкими тропинками. Четыре столбика беседки и крыша были обвиты плетистыми розами. С одной стороны вьющиеся розовые плети вообще практически образовали что-то вроде плотной душистой зеленой стены. Внутри были две садовые скамейки и небольшой низкий столик, и в теплое время вечерами старшекурсники иногда устраивали здесь несанкционированные пикники со сливочным пивом, а потом разбивались по парочкам и бродили по тропинкам, освещаемым светлячками.

Он вошел в беседку, трансфигурировал несколько розовых бутонов в мягкие подушки и с комфортом улегся на одну из скамеек. Было тихо, тенисто и свежо, ветер нежно трогал листья и цветы, приятной прохладой обвевал лицо. Вдруг невесть с чего вспомнилось давнее лето и другая беседка, увитая диким виноградом, в которой стояли качели с подушками. И как он томился и изнывал, а потом окунулся во тьму и едва выбрался из нее. Словно холодком потянуло по спине, и он непроизвольно передернул плечами. Юбер Малфуа вышел из Азкабана и жил все в том же доме, по слухам, став практически затворником. Еще ходили слухи и довольно упорные — Малфуа и Делэйни обручили Сатин и Эдварда, едва тем исполнилось шестнадцать. Об этом шептались девчонки всех факультетов. Кто-то млел и считал, что это очень романтично, а кто-то удивлялся живучести дремучих традиций. С точки зрения Алекса, это было настолько ненормально и дико, что он этому не верил. Рейн же утверждал, что эта практика распространена в самых консервативных чистокровных семьях. Как бы то ни было, отношения между Делэйни и Малфуа вроде бы не изменились. Эдвард в открытую встречался с девушками, безусловно и абсолютно чистокровными, Сатин на это никак не реагировала, она вообще вела себя в Хогвартсе максимально отстраненно. Лили называла ее «селедкой, у которой в жилах течет не кровь, а тухлая вода». Сам он не разговаривал с Сатин со второго курса, вернее, с того приснопамятного лета, когда Юбер Малфуа выкрал его из дома Бигсли и едва не убил. Единственное слово, выдавленное, выцеженное Сатин сквозь зубы, презрительное, желчное, похожее скорее на плевок, — «спасибо» — в ответ на то, что Алекс попросил своего опекуна выделить миссис Малфуа и Сатин небольшую ренту, чтобы они элементарно жили не впроголодь, и оплатить все долги ее отца. После этого Сатин Малфуа шесть лет успешно делала вид, что не имеет понятия о существовании Александра Грейнджера Малфоя, игнорировала его присутствие и в коридорах проплывала мимо с видом принцессы крови, не меньше. Подобное поведение полностью устраивало Алекса.

— Отстаньте от меня, слышите?! Как вы меня достали!

Громкий крик застал Алекса врасплох, он вздрогнул и едва не свалился с довольно узкой скамьи. Приподнявшись, он огляделся. Кому еще приспичило поорать в этот день? Кричавшего не было видно, но заросли можжевельника яростно трещали, словно сквозь них кто-то продирался.

— Эд, постой, ради Мерлина! — взмолился немного задыхающийся женский голос, к нему присоединился мужской:

— Эдвард, перестань вести себя как капризный пятилетний мальчишка!

— А то что? Вы меня накажете, дядюшка? Или матушка нашлепает? — ядовито осведомился кто-то, и Алекс с запозданием признал в нем Эдварда Делэйни.

— Эдвард, мы можем поговорить серьезно, как взрослые люди? — мужской голос был спокоен и тверд, но в нем слышалась затаенная усталость, как будто он повторял эти слова далеко не в первый раз.

— Я уже сказал, что никуда не поеду! Я останусь с отцом и не предам его, как это сделали вы! И мне плевать, слышите, кто и что про него болтает! Я не верю! А вы предатели!

Возможно, Делэйни и считал себя взрослым совершеннолетним магом, но визгливые нотки в голосе у него действительно были как у капризного ребенка. Алексу было неловко. Он подслушивал чужой разговор и, судя по всему, очень личный. Эти трое находились за густыми зарослями за беседкой как раз с той стороны, где вились розовые плети, его они не видели, впрочем, как и он их. Что же делать? Кашлянуть, подать голос?

— Эд, послушай меня, пожалуйста! — взмолилась женщина, по-видимому, мать Делэйни, — твой отец лжет тебе, пойми! Он не просто не договаривает, но намеренно искажает все факты!

— Это ТЫ врешь! Ты всегда врала мне и ему! И тогда, когда сошлась с этим… с этим подлецом! Когда родила ему ублюдков, которых я никогда не признаю! И сейчас, когда хочешь лишить папу всего имущества и наговариваешь на него все, что в голову придет! Ты предала нас!

Алекс потер уши. Делэйни орал так, что его, наверное, было слышно у загонов Хагрида на той стороне озера, и, похоже, был на грани нервного срыва.

— Это мое имущество! — голос женщины окреп, — это было мое приданое, дорогой сын, и твой отец не имеет к нему никакого отношения! И я имею на него все права, подтвержденные официально! А твои брат и сестра рождены в законном браке и носят фамилию своего отца!

— Предательница! Предательница!

— Эд!

Судя по треску, Делэйни продрался сквозь можжевеловые заросли и унесся в сторону небольшой рощицы. Алекс понадеялся, что эти двое тоже уйдут, но увы, шаги женщины и мужчины приближались. Видимо, они медленно пошли по тропинке, которая огибала беседку. Голоса слышались все ближе, и Алекс понял, что они совсем рядом. Еще пара шагов, они выйдут из-за орешника и увидят его в беседке. Он поспешно развеял подушки и встал, приглаживая растрепавшиеся волосы.

Как он и предполагал, буквально через минуту мужчина и женщина вышли из ореховой аллейки. Мистер Блейз Забини и миссис Делэйни. Вернее, миссис Забини. Они почти сразу увидели его и остановились. С мистером Забини Алекс изредка сталкивался в коридорах Хогвартса, когда тот приезжал по попечительским делам. Когда опекун раскрыл ему, что Охранный Ключ — подарок именно мистера Забини и что только с его помощью колдо-медикам удалось вытащить его из магической комы без последствий, Алекс был страшно удивлен. Летом после третьего курса они случайно столкнулись в Грин-Готтсе, и Алекс, улучив момент, подошел к волшебнику и поблагодарил его. Алексу тогда страшно хотелось узнать, с чего бы вдруг этот чистокровный волшебник подарил ему такую ценную и редкую вещь и вообще решил помочь. Но вопрос он задать не успел. Мистер Забини, предугадав его любопытство, сам холодновато объяснил, что помог он Алексу, поскольку они родственники, пусть и очень дальние, и в память о его отце, с которым он был дружен. Собственно, на этом их встреча была завершена.

Маг почти не изменился со дня их первой встречи на первом курсе, разве что вместо тотально черного цвета в его одежде появились и другие оттенки. Зато разительно изменилась миссис Забини, бывшая когда-то миссис Делэйни. Она запомнилась ему жесткой, с тяжелым взглядом, и при этом как будто окутанной темным флёром чего-то горького, тоскливого, зябкого, как осенняя изморось. Сейчас же этот флёр развеялся без следа, словно сдернули сумрачную фату, и заблестели удивительно синие глаза под разлетом темных бровей, разлился легкий румянец на нежной белой коже, смягчились черты. В ней сейчас вовсе нетрудно было узнать ту девочку с давних школьных колдо-фотографий. Он слышал, что она развелась с отцом Делэйни, что уехала в Европу и вышла там замуж за мистера Забини. В том году, в начале их четвертого курса, Делэйни, и без того не закрывавший рта с оскорблениями и насмешками, словно с цепи сорвался. Он задирал не только их — Алекса, Рейна и Лили — но вообще всех без разбору, постоянно нарушал школьный режим, скатился по учебе, его даже поймали с огневиски в пабе в Хогсмиде, но он сумел как-то вывернуться. Видимо, так на него подействовал развод родителей. Более-менее он угомонился только после летних каникул, на пятом курсе. Но, судя по сегодняшнему, внутри Делэйни так и продолжал клокотать вулкан страстей.

Мистер и миссис Забини переглянулись, потом оба почти синхронно кивнули ему. Алексу было очень неловко, загорелись кончики ушей. Он понимал, что подслушивал невольно, не по своей воле или желанию, но все равно было стыдно.

— Здравствуй, Алекс, — миссис Забини, явно взволнованная, взяла себя в руки и чуть улыбнулась, и от этого ее лицо неуловимо переменилось, словно осветившись изнутри.

— З-здравствуйте. Я… я не собирался… простите, так получилось, я слышал… — Алекс запнулся.

— Ничего. Но я надеюсь, что услышанное тобой не пойдет дальше этой беседки, — в голосе миссис Забини была отчетливая просьба.

Алекс прямо посмотрел на них.

— Да, клянусь.

— Слышал, что почти все экзамены ты сдал на «превосходно», поздравляю! — улыбнулся мистер Забини.

— Спасибо!

Алекс вдруг подумал, что он впервые видит улыбку этого мужчины. Так же, как и миссис Забини в былые годы, его всегда окружала тоска, тенью холодившая его лицо, жесты, слова. А сейчас, так же, как и она, он словно оттаял.

Миссис Забини вздохнула и ее лицо немного омрачилось.

— Ты очень похож на своего отца, наверное, тебе не раз говорили об этом? Ах да, я тоже уже говорила, когда в первый раз встретила тебя на вокзале. Мне бы хотелось, чтобы вы с Эдвардом были дружны, но я реально смотрю на вещи. Увы, у вас с моим сыном совершенно разные взгляды и убеждения. Мне так жаль!

Алекс как можно вежливей промолчал. Он даже в кошмарах представить не мог, чтобы они с Делэйни стали друзьями.

— Я рада, что у Драко такой сын, — вдруг мягко продолжила миссис Забини, — он бы очень гордился тобой.

— А еще больше гордилась бы твоя мама, — прибавил мистер Забини, снова улыбнувшись, — особенно узнав о результатах экзаменов.

— Спасибо, — сглотнув ком в горле, негромко ответил Алекс, — я… для меня это важно.

Мистер и миссис Забини вновь синхронно кивнули, попрощались и ушли обратно по ореховой аллейке. Трансгрессировать можно было только у входа в Хогвартс.

Алекс еще полежал в беседке, неспешно раздумывая об этих двоих. Они были однокурсниками и ровесниками его опекуна, но были как будто из другого мира — чистокровной знати, родовых замков, древнего волшебства, гримуаров в переплетах из человеческой кожи. Над ними точно нависала тень чего-то безумно старого, одряхлевшего, уходящего во тьму веков. Как представить мистера Забини не в расшитом камзоле и черной мантии, а в потертых джинсах, футболке и за рулем волшебного автомобиля? У них наверняка в ходу кареты и ручные пегасы. А миссис Забини не с уложенной идеально прической и длинных вычурных нарядах, а, например, в простом платье, с распущенными волосами и весело хохочущей над чем-то, как тетя Джинни? Да никак.

Подумалось — а каким бы был папа, чистокровный маг из того же мира, сейчас, в этой защищенной ими от Волдеморта реальности? Мама наверняка чувствовала бы себя великолепно, ведь она была из магловской семьи, к тому же именно она придумала эти заклятья, которые можно наложить на магловскую технику. А вот папа? Сменил бы строгие костюмы на джинсы и футболки? Освоил бы телефон, пусть не модный навороченный, который все равно не работает в руках мага, несмотря на заклятья, а такой, который маглы и позабыли, наверное, с проводом и диском набора номера, только сейчас входящий постепенно в обиход волшебников?

Бредя к Хогвартсу, Алекс невольно улыбнулся, представив отца, глядящего на телефонную трубку и кричащего в нее с расстояния вытянутой руки, как это обычно делал дед Лили и Рейна.

В воздухе словно пронесся смешок и как будто откуда-то из немыслимой дали донеслось: «Что-то ты совсем недооцениваешь меня, сын»

Алекс снова улыбнулся, запрокинув голову и утонув взглядом в небесной синеве, вышитой серебряным облачным узором и золотым солнечным сиянием.

«Я уверен, папа, ты бы справился. И я бы гордился тобой. Нет, я горжусь тобой и мамой и всегда буду!»

30 июня, 19.00-22.15 ч., окрестности Школы чародейства и волшебства Хогвартс

Мрачного Рейна Алекс встретил на ужине. Но Лили так и не пришла. Перекусив, немного встревоженный, он вновь поискал ее по местам, где она обычно любила бывать. В девичьей спальне ее точно не было, как и в Гостиных других факультетов, в хижине Хагрида, на квиддичном поле. Он вышел на берег Черного Озера, раздумывая — пойти проверить чулан для хранения метел или Астрономическую башню.

Вечер был бархатно-мягким и душистым. Озеро тихо плескало волнами, наползая на песчаный берег, в его водах отражались вечернее сине-розовое небо, и первые бледные звезды. Ветер путался в верхушках деревьев Запретного Леса, из-за которых величаво выплывала почти полная луна. Со стороны загонов Хагрида доносились обычные приглушенные звуки голосов волшебных животных. Лаял басовито Уголек на пару со Снежинкой. Послышались шаги, зашуршала мантия, и кто-то опустился на траву рядом с Алексом.

— Летала? — спросил он.

— Угу, — вздохнула Лили, — как догадался?

— Когда ты расстроена, или тебе просто не по себе, всегда убегаешь в небо. Ну и метлы в чулане не было.

— Странно, Гай тоже так сказал вчера. Почти теми же словами.

Он повернул голову. Лили была в квиддичной форме, черные волосы распущены, наверняка, опять потеряла заколку. Она теряла заколки, резинки, ленты сотнями, не удерживались все эти приспособления на густых шелковистых волосах. Девушка рассеянно поглаживала блестящую отполированную рукоятку своей метлы. От нее пахло холодным ветром и грозовой свежестью. Наверняка, носилась на страшной высоте в облаках. Вот сумасшедшая.

И вдруг Алекс поймал себя на мысли — неожиданной, но уверенной: не удержать ее спокойному, умному, рассудительному не по годам Вуду, который сейчас сдает экзамены в колледже и надеется, что лето он проведет с Лили. Нет, это в первое взрослое лето она уйдет с шальным и веселым МакНейром. МакНейром, мечтающим поступить в Аврорат, великолепным квиддичным ловцом, летающим на метле так, словно родился на ней, схватывающим все на лету, но при этом не занудой и не книжным червем. МакНейром, чем-то похожим на отца Лили, не по внешности, конечно, а как будто по духу. Лили всегда была любимицей отца, а он всегда был для нее авторитетом. Она восхищалась им, гордилась, обожала, и во многом ее действия определялись тем, как «папа сказал», пусть она это в открытую и не признавала.

Сама Лили, наверное, пока не понимала, что уже сделала свой выбор, пока еще мучалась осознанием своей вины, стыдом и чем там еще девчонки страдают? Может быть, потом, где-то в будущем, у Сэма будет шанс, но сейчас лето, свобода и квиддич для Лили начнутся с Гая.

Алексу стало немного обидно за Сэма, но и Гай ведь был его другом. Словно откликаясь, Лили торопливо начала шептать:

— Алекс, нет, не смотри на меня, так легче. Мне так… так стыдно, правда… но я… я даже не знаю, как сказать. Сэм очень хороший! Он милый, внимательный, добрый, он мне безумно нравится, только… Гай умеет так смешить, рядом с ним мне никогда не скучно. Мы можем спорить с ним до умопомрачения, чуть ли не драться, но я никогда не чувствую себя неловко. Иногда мне кажется, что рядом с ним я и есть Лили, такая, какая есть, не надо притворяться, не надо строить из себя Мерлин знает кого.

— Разве с нами ты притворяешься? — с легким удивлением протянул Алекс и почувствовал, как пошевелилась Лили, оттолкнула подальше метлу, прошуршавшую прутьями по траве.

— Нет, вы — это другое. Я знаю Рейна всю жизнь, он мой кузен, а ты мне как брат. С вами все иначе, все-все. Не так, как с Сэмом или Гаем. Ну ты же сам понимаешь!

— Понимаю.

Алекс все-таки оглянулся. Лили лежала на спине, разметав по траве волосы, и в ее широко распахнутых глазах отражались звезды.

— Сыро, простудишься, — предостерег он, но девушка не обратила внимания.

— Я… я ведь сама пригласила Гая, — уже медленно произнесла она, — а он сразу спросил, согласен ли Сэм. Я сказала, что напишу ему, но уверена, он не будет против. Потому что ты идешь с Кассандрой. С собственным кузеном идти глупо, к тому же Рейн наверняка найдет себе пару, наши девочки готовы на все безумства, лишь бы он обратил на них свое драгоценное внимание. И Гай — лучший вариант. Я была убедительна. Но… не написала. Сама не поняла, что делаю кое-что ужасное. Изменяю своему парню с его же лучшим другом. Подталкиваю друга на измену.

— Не все так плохо.

— Плохо. Я струсила. А это хуже, чем предать. Это не по-гриффиндорски.

Алекс хмыкнул, но промолчал. По-гриффиндорски, по-слизерински — какая разница, в конце концов? Не все гриффиндорцы — храбрые рыцари без страха и упрека, слизеринцы — хитрые скользкие интриганы, пуффендуйцы — добродушные простаки, а когтевранцы умны, как Мерлин и Моргана вместе взятые.

— Ты считаешь меня подлой стервой, как и Рейн? — жалобно спросила Лили, и Алексу показалось, что она еле сдерживается, чтобы не заплакать.

— Нет, конечно, — он вздохнул и запустил пальцы в волосы, — нет! Ты просто должна определиться, должна сама решить, как поступить, и честно сказать об этом. Сэм и Гай — отличные парни, они не заслуживают вранья.

За их спинами огромный замок нарядно и празднично сверкал огнями, в башнях и подземельях ходили студенты, готовились к отъезду или к выпускному, тайком прокрадывались на кухню, чтобы стащить еды для вечеринки, чтобы отметить окончание учебного года, болтали, строили планы, договаривались о летних встречах, ругали строгих преподавателей и обсуждали экзамены. У Алекса вдруг болезненно сжало в груди. А ведь больше он не вернется в Хогвартс. Впереди взрослая жизнь, взрослые заботы и дела. Магический колледж, от которого уже пришло подтверждение, о чем не уставал с гордостью рассказывать всем и каждому опекун. Ждет его коттедж на берегу моря и фамильный замок в Ирландии, запущенный за годы без хозяев. Корвус с кучей документов и проектов. Домовики, только и ждущие его слова, чтобы приняться за приведение Дравендейла в надлежащий, по их мнению, вид, а ему предстоит начать новый виток борьбы за их свободу с ними же самими.

Тетя Джинни, конечно же, отпустит с трудом, будет ворчать, что он слишком торопится, что мог бы и подождать с самостоятельной жизнью. Лин огорчится, а близнецы обрадуются — еще бы, они теперь смогут сбегать из дома к нему и заниматься своими сомнительными делами без лишних ушей и глаз.

Все будет по-иному. Но ведь так и должно быть?

«Завтра полнолуние», — подумал он, улыбнулся и снова посмотрел на Лили. При свете луны, поднимавшейся все выше и выше, было видно, что губы у нее сжаты, а на лице решительное выражение.

— Спасибо, Алекс, — вдруг сказала она, — я пойду на выпускной с Гаем. Но между нами ничего не будет такого, после чего мне стало бы стыдно. И я поговорю с Сэмом, как только мы приедем домой.

Она нерешительно улыбнулась, легонько прижалась губами к его макушке и ткнулась лбом в плечо, согрев теплом.

— Почему, ну почему ты меня понимаешь, а Рейни только злится и кричит? Ладно, он, как это называется, действовал из лучших побуждений и даже в чем-то прав. Я извинюсь перед ним.

— Можешь начинать прямо сейчас, разрешаю, — мрачно откликнулся Рейн, бесшумно выныривая из кустов, — и будь добра, по пунктам.

Лили прерывисто вздохнула и поднялась на ноги.

— Извини, — она обхватила себя руками и опустила глаза, волосы скрыли лицо, отчего голос звучал глухо, — я сорвалась и наговорила лишнего. И о тебе с Дафной тоже. Но все это бред. И клянусь, я не давала никакого интервью!

Рейн молчал. Алекс, по-прежнему сидя на траве, смотрел снизу вверх на кузенов.

— И почему я тебе верю? — наконец нарушил тишину Рейн, — да, ты тоже извини меня. Это не мое дело — вмешиваться в твои отношения.

Он уселся рядом с Алексом, Лили слабо улыбнулась и обняла их за плечи.

— Ох, мальчики!

— И все-таки Сэм… — начал было Рейн, но Алекс ткнул друга в бок локтем.

— Оставь. Это дело Лили, и она сама разберется.

— Разберусь, — серьезно ответила девушка, — обязательно разберусь, Рейни, обещаю.

Они снова замолчали. Не было ни неловкости, ни скуки, ни напряжения. Они знали друг друга все детство, были друзьями, понимавшими друг друга почти без слов.

— Тебе нравится Дафна, — не то вопросительно, не то утвердительно сказала Лили.

— Нет. Не знаю. Может быть, — Рейн вскинул голову и фыркнул в своей обычной насмешливой манере, — дементор подери, не знаю. Правда.

— Ты пригласил кого-нибудь?

— Нет еще.

— Рейни, ты подарил надежду половине наших девочек! А второй половине — просто безумную надежду! Да они же не будут спать всю ночь! И отработай Щитовые чары, чтобы отбивать заклятья Очарования, а иначе пойдешь на бал с дюжиной девушек одновременно!

Алекс и Лили засмеялись, Рейн вначале нахмурился, но потом присоединился к ним.

— Честно говоря, я об этом как-то не подумал. Тяжело быть самым популярным парнем в школе.

— Но-но! — оскорбленным тоном сказал Алекс, — если не Кассандра, ко мне бы тоже выстроилась очередь. Порция Стеббинс, Грейс Турпин и Элоди Квирк сегодня за обедом посылали мне такие страстные взгляды, что я подавился тыквенным соком.

Они снова дружно захохотали.

— Я узнала, кто дал это дурацкое лживое интервью, — вдруг сказала Лили напряженным голосом.

Алекс и Рейн уставились на нее с одинаковым любопытством. Девушка вздохнула и обхватила колени руками.

— Аида.

— Но почему? — спросил Алекс, перекидываясь удивленными взглядами с Рейном.

— Потому. Рейни, ты бросил ее за две недели до выпускного! Ее, самую красивую и самую популярную девочку Хогвартса! А ты ей безумно нравился еще с первого курса. Она решила отомстить, я полагаю.

— Ее месть зашла слишком далеко, — холодно сказал Рейн, — если хотела отыграться на мне, зачем затронула тебя и Алекса, да еще и Дафну приплела?

— Не знаю, — пожала плечами Лили, — кто поймет логику брошенной девушки? И еще… знаешь, она использовала… Амортенцию.

— Что-о-о-о?! — Рейн в негодовании вскочил на ноги, — и ты знала и не сказала мне?!

— Я узнала об этом только после того, как вы расстались! — попыталась защититься Лили, — сядь, Рейни, успокойся! Она моя подруга. Была, по крайней мере. После вашего расставания она полдня рыдала в туалете Плаксы Миртл, и когда я пришла ее приободрить, случайно проговорилась, что была уверена в Амортенции. Вот тогда я узнала, что, отчаявшись привлечь твое внимание, она решилась на любовное зелье. Я жутко разозлилась на нее, накричала, сказала, что она полная дура, если думала, что тебя можно удержать чарами или зельями. Но, кажется, она меня так и не поняла.

— Амортенция — мощное зелье, оно очень сильно изменяет поведение человека, — заметил Алекс, — а мы ничего не заметили. У вас с Аидой вроде бы все происходило постепенно, естественно и нормально.

— Я тоже ничего не почувствовал, — остывая, согласился Рейн, — я просто видел, что она и красивая, и умная, но не влюбился в нее безумной и пылкой любовью. А потом надоело, понял, что эти отношения как будто гири на ногах.

— Она учится в Когтевране и посещает факультатив у Флинта, курс Продвинутых Зелий. Ей под силу сварить сильную, но мягкую Амортенцию, чтобы несчастная жертва и сама не поняла, что попала в сети. Но в тебе, Рейни, есть капля вейловской крови и, наверняка, это имеет значение. У тебя может быть что-то вроде иммунитета к любовным заклятьям и зельям.

Рейн взъерошил волосы и шумно вздохнул.

— Вот же хрень! Нет, не зря дядя Гарри недолюбливает МакМилланов.

Они посидели, слушая тихий шелест листвы, плеск волн и отдаленные звуки голосов.

— Пригласи Дафну, — вдруг сказала Лили, — если она тебе по-настоящему нравится, ты не должен слушать ни дядю Рона, никого другого. Если это твое, то ты должен стоять за это до конца. И подумай о чувствах Дафны. Она на самом деле очень сильно влюблена в тебя. Не давай ей ложных надежд.

Рейн взглянул на нее так, словно увидел впервые, помолчал и произнес:

— Я подумаю.

Алекс мысленно поаплодировал Лили, совершенно с ней согласный. Умница! Вот такая она и есть — да, эмоциональная, несдержанная, иногда беспардонная, но если дело касалось ее друзей и близких, она была готова на многое, могла пойти на уступки и попытаться принять то, что казалось им важным.

Они еще немного посидели в мирной успокаивающей тишине, а потом разошлись, договорившись встретиться на прощальной вечеринке семикурсников, устраиваемой пуффендуйцами, признанными мастерами добывания закусок и запрещенных напитков. Лили улетела, чтобы оставить метлу, а затем намеревалась поколдовать над платьем. Рейн сказал, что ему нужно подумать в одиночестве и на свежем воздухе, поэтому зашагал по тропинке вокруг озера. А Алекс двинулся к замку.

30 июня, 22.30-00.00 ч., 31 июня, 00.00-01.00 ч., Школа чародейства и волшебства Хогвартс

Шаги гулко отзывались в пустоте коридоров. Алекс просто шел вперед, бездумно выбирая коридоры, лестницы, этажи, избегая других старост, привидений, безобразника Пивза и учителей. Сейчас он хотел побыть один, в последний раз пройтись по огромному замку, попрощаться с Хогвартсом. Это на самом деле было его последнее дежурство, его последний обычный школьный вечер. Наверное, то же чувствовали и другие семикурсники. До отбоя и прощальной вечеринки многие, так же, как и он, бродили по коридорам, либо в одиночку, либо парами или небольшими группками, сидели на подоконниках в арках окон, поднимались на Астрономическую башню. Наверное, преподаватели понимали, что происходит, поэтому только молча проходили мимо. А намеревавшегося возопить о нарушениях завхоза Филча мягко, но решительно перехватила мадам Филч и утащила на чай к Хагриду.

Изменившая направление лестница вместо седьмого привела его на восьмой этаж, полутемный и пустынный. Царила тишина, прерываемая легким треском факелов на стенах, горящих тусклым чадящим огнем. Было уже около половины двенадцатого. Наверное, пора уже и на вечеринку, но он неспешно побрел по коридору, касаясь кончиками пальцев каменной стены. Почему-то думалось, что камень должен быть холодным и влажным, но он был сухим, шершавым и едва уловимо теплым. Хогвартс заботливо согревал своих детей, не давая им продрогнуть в сырые ночи.

Пальцы наткнулись на дерево. Портрет, единственный и совершенно неуместный на голой стене. Барнабас Спятивший, припомнил Алекс, разглядывая волшебника, которого уже добрую сотню с лишним лет избивали уродливые тролли в розовых балетных пачках. Как посмеивался Рейн, «у этого бедолаги было извращенное представление о высоком искусстве». Барнабас остался в памяти потомков чудаковатым магом, имевшим пагубное пристрастие к сливовому хересу, приведшему его в конечном итоге к мысли о тролльей балетной труппе. Смешно, конечно. Но и грустно.

Он постучал по раме волшебной палочкой, тролли отвлеклись от своего увлекательного занятия и синхронно погрозили дубинками, а кое-кто вдобавок показал неприличный жест. Алекс невольно рассмеялся и тут же осекся, прислушиваясь. Показалось, что где-то недалеко, то ли за стеной, то ли за поворотом коридора, раздались голоса. Он досадливо вздохнул.

— Отпусти меня! Я не хочу! — девичий голос вдруг метнулся по коридору звонкой птичкой, и огонь настенных факелов тревожно замигал.

Алекс завертел головой, стараясь понять, откуда идет голос. Коридор, та его часть, в которой он находился, был по-прежнему пуст, двери аудиторий плотно прикрыты. Но вдруг… в стене напротив, в абсолютно плотной, гладкой, чистой стене медленно проявился проем двери, по виду ничем не отличающейся от всех коридорных дверей. Она была полуоткрыта, словно приглашая войти. И Алекс, вначале оторопевший, запоздало припомнил — именно здесь, на восьмом этаже, напротив портрета Барнабаса Спятившего, находится Выручай-комната, странная и удивительная, в которой можно найти то, что тебе безумно нужно в этот самый момент. Ее показала в первый раз Лили, потом они несколько раз здесь прятались от Филча. Много позже он как-то совершенно случайно оказался в ней с Кассандрой. Ее волосы пахли нежным розмарином и щекотали ему шею, и она, отвечая на его поцелуи, заливалась румянцем и шептала в ответ на его немой вопрос: «Нет-нет, Алекс, этого я в хрустальном шаре точно не видела!»

Но почему комната появилась именно сейчас? Ему ничего не надо, он уже собрался уходить. А если там есть люди, то тогда она тем более не должна была обнаруживаться. И почему дверь приоткрылась сама?

— Нет, пожалуйста! Нет! — в высоком голосе девушки билась паника, и Алекс, больше не раздумывая, стремительно ворвался в комнату.

Он ожидал увидеть что угодно и кого угодно, но не Сатин Малфуа.

Не Сатин Малфуа, извивающуюся, как змея, и отчаянно вырывающуюся из рук парня, тяжело придавившего ее.

Не Сатин Малфуа с бесстыдно задранной форменной юбкой и расстегнутой почти до пояса блузкой.

Огромная круглая кровать, горящий камин, Сатин Малфуа и парень, которого он видел со спины. Широкие плечи, затылок со слегка вьющимися русыми волосами, большие руки, крепко перехватившие бледные запястья девушки над ее головой.

— Заткнись, слизеринская шлюшка! Какого дементора ты меня тогда дразнила? — прорычал он, грубо хватая девушку за грудь и коленом раздвигая ей ноги. Его дыхание было тяжелым и прерывистым.

Сатин вскрикнула и рванулась так, что ткань блузки затрещала.

— Я вам не помешаю? — осведомился Алекс, делая шаг к кровати.

Внутри все было ледяное и скользкое. Дура Сатин. Доигралась и допелась. Но даже если и дура, она этого не заслуживает. Вот так, насильно, против воли, под грубыми потными руками. Где ее Делэйни, в конце концов? Почему не блюдет честь своей невесты?

— Ал… Алекс?! — Сатин заметила его первой. В серых глазах было поровну удивления и страха.

Парень дернулся и повернул голову, и Алекс снова негромко, спокойно и холодно протянул:

— Убери руки, МакКлагген. Не видишь, девушке это не нравится?

Герберт МакКлагген был на год их младше, но это как-то с трудом вспоминалось при взгляде на его широченные плечи, крепкие мускулы, не скрываемые даже просторной мантией, и пудовые кулаки. Однажды бладжер, с силой отбитый им в полуфинальной игре Пуффендуй — Гриффиндор, снес все три квиддичных кольца с одной стороны поля, разрушил почти до основания трибуну (к счастью, не занятую) и мимолетом задел Лили, несшуюся за квоффлом и не замечавшую в азарте ничего вокруг. После этого она три недели провела в Больничном крыле, потому что, упав с метлы, сломала ногу, пару ребер и ключицу, вывихнула запястье и получила сотрясение мозга.

— А, Грейнджер Малфой, салют, — паскудно ухмыльнулся пуффендуец, даже не делая попытки приподняться с девушки, — что такой хмурый? А мы тут с твоей кузиной решили немного поразвлечься.

— Еще раз повторяю для особо развитых, МакКлагген. Девушке не нравится твое общество, развлекаться она не желает, так что отвали.

Сатин воспользовалась секундным замешательством Герберта, вырвала руки из его захвата и толкнула парня в грудь.

— Отпусти, ты, ублюдок! — закричала она, делая попытки ударить его коленом в пах.

Алекс не без удовольствия увидел, что ей это удалось. Пусть не сильно, но этого хватило, чтобы Герберт откатился от нее. Сатин вскочила с кровати, стискивая на груди разорванную блузку, взгляд ее был диким и отчаянным.

— Придурок ты, Грейнджер Малфой, — МакКлагген тоже поднялся, правда, шипя от боли, — ну какое тебе дело до этой подстилки Делэйни, а? Ты же его ненавидишь и ее тоже. Будь на ее месте Робардс, Делэйни от души бы порадовался, что у тебя рога вырастут.

— На Делэйни мне наплевать, — жестко сказал Алекс, — и на Малфуа тоже. Но она, к сожалению, на самом деле моя кузина, как ты правильно подметил.

— Какое благородство! — язвительно протянул Герберт и тут же стремительно выбросил вперед руку со сжатым кулаком.

Алекс не успел отклониться, хотя и готовился к чему-то подобному. Он был на полголовы выше, чем крепко сбитый пуффендуец, поэтому удар пришелся ниже глаза, куда тот нацелился. Но левая сторона лица взорвалась колючими звездочками боли, в глазах слегка поплыло. Его ответный удар, он надеялся, доставил МакКлаггену аналогичные феерические ощущения. Она сцепились, позабыв о том, что маги, что можно причинить увечья противнику, не разбивая в кровь кулаки, не катаясь по полу, а просто взмахнув волшебной палочкой. МакКлагген, рыча от бешенства, собрался размозжить его голову об край железной каминной решетки, но Алекс сумел извернуться и в свою очередь ощутимо двинул его в нос. А в следующее мгновение все 15 Макклаггенских стоунов ласточкой взмыли в воздух и, крепко приложившись об стену рядом с кроватью, бесчувственно сползли по ней вниз.

Сатин сжимала в правой руке волшебную палочку, левой по-прежнему придерживая блузку. Ее лицо дергалось, и глаза не отпускали страх и отчаяние. Алекс с трудом поднялся на ноги. За эти несколько минут борьбы пуффендуец изрядно намял ему бока. Впрочем, неудивительно, учитывая его рост, вес и дурной характер. Не зря Джим и Рус с детства с ним и его братцем не ладили.

— Иди к себе, — бросил он Сатин, морщась и потирая ссадину на скуле, защипавшую от неосторожных прикосновений, — а этого я сам оттранспортирую к Помфри.

— Чт… — хрипло выдавила Сатин, — что ты ей скажешь?

— Что наткнулся на него у лестницы. Видимо, свалился, когда она поменяла направление, — натужно усмехнулся Алекс, — или прикажешь правду изложить?

— Нет! — от порывистого неосторожного движения несчастная блузка на груди девушки распахнулась, и Алекс поспешил отвести взгляд.

Он торопливо стянул с себя мантию и сунул в руки Сатин.

— Прикройся.

Левая сторона лица подозрительно припухла. Ч-ч-черт, кажется, скоро он обзаведется милым синячком. И это накануне выпускного! Вот что имела в виду Кассандра, когда сказала, что подождет его после похода в Больничное Крыло. Дьявол бы побрал МакКлаггена, придется объяснять мадам Помфри, что не только этот урод сверзился с лестницы, но и он неудачно приземлился рядом с ним.

Искоса брошенный взгляд на Сатин подтвердил, что девчонка, слава Мерлину, не стала задирать нос и брезгливо кривить губы от предложенной мантии, а послушно закуталась в нее.

— Мантию потом вернешь, — он уже нетерпеливо кивнул в сторону двери, направляясь с палочкой наперевес в сторону пребывающего в отключке пуффендуйца.

-Levikorpus.

МакКлагген дернулся, но послушно взмыл вверх на несколько футов. Алекс удовлетворенно кивнул, размышляя, как бы поудобнее сократить путь до Больничного крыла.

— Тебе неинтересно узнать, почему я здесь оказалась? — в голосе Сатин был какой-то странный вызов.

Алекс пожал плечами.

— Если честно — нет. Возвращайся к себе в Гостиную. Уже поздно, а завтра, вернее, уже сегодня, выпускной. Или иди на вечеринку, наверняка, большинство уже собралось.

— Я не пойду ни на выпускной, ни на вечеринку! — отчеканила Сатин.

— Ну и прекрасно.

— Тебе и в самом деле на меня наплевать? — почти прошептала девушка, и Алекс мысленно чертыхнулся. Ну что ей от него надо? Неужто хочет рассыпаться в благодарностях за свое спасение?

— Где Эдвард? Почему не присмотрел за тобой? — спросил он с раздражением, — или ему все равно, с кем спит его невеста?

Сатин словно уменьшилась, сгорбилась, обхватив себя руками за плечи.

— Значит, все равно. Всем все равно… — сказала она жутко усталым голосом.

В серых глазах блестели сдерживаемые слезы, бледное лицо казалось болезненно-блеклым, и даже длинные волосы свисали тусклыми безжизненными прядями. В его мантии, ей широкой и длинной, ниже пят, она выглядела маленькой, слишком худой и была совсем не похожа на вечно надутую слизеринку, с которой он проучился семь лет и к которой успел привыкнуть. И мгновенным высверком молнии вновь припомнилось давнее, произошедшее когда-то в доме Малфуа — измученное личико домовихи Крини, с глазищами, так же наполненными слезами, и злобные визгливые крики Сатин. Бумеранг вернулся? И сейчас до Сатин Малфуа так же нет никому дела, как не было когда-то дела самой Сатин до домовиков и Алекса?

Он вздохнул. Если честно, ему и вправду совершенно была безразлична эта так называемая кузина и ее заскоки. Будь на ее месте любая другая посторонняя девушка, он бы поступил точно так же.

— Иди к себе, потом вернешь мантию, — в который раз повторил Алекс, желая поскорее избавиться от МакКлаггена в Больничном крыле, вернуться к Кассандре и вместе с ней заглянуть на прощальную вечеринку семикурсников.

Сатин смотрела на него, не отрываясь, блестящими глазами, в которых дрожали огоньки факелов. Она сделала шаг к нему. Алекс в недоумении опустил руку с палочкой. Левитирующий МакКлагген едва не рухнул на пол с довольно большой высоты.

— Мы кузены, мы… у нас… раньше между кузенами часто заключались браки… я тебе совсем не нравлюсь? — запинаясь, прошептала Сатин и, приблизившись вплотную, коснулась ледяными пальцами его скулы с ссадиной, а потом почти невесомо поцеловала его.

Бессознательный МакКлагген все-таки встретился с полом, но, на его счастье, довольно мягко. Алекс от изумления, видимо, не смог сдержать чувства, в полной мере отразившиеся на его лице, и невольно отшатнулся, потому что в глазах Сатин мелькнуло отчаяние, а потом почти мгновенно вспыхнула злость. Но прежде, чем она выплюнула какую-нибудь ядовитую гадость, Алекс взял себя в руки и сухо произнес:

— Будем считать, что ничего этого не было. Доброй ночи, Сатин.

Он снова наложил чары Левитации на МакКлаггена, так и не пришедшего в себя, и вышел, контролируя палочкой его левитирование, оставив за собой кусающую губы Сатин, по щекам которой ползли светлые мокрые дорожки.

Поручив шестикурсника заботам мадам Помфри, очень выразительно поднявшей брови в ответ на его заверения, что МакКлагген упал с лестницы, но все-таки без лишних вопросов взмахом палочки убравшей следы МакКлаггенского кулака с его скулы, Алекс с облегчением убрался из лазарета. Кассандра должна была ждать его на их месте — у статуи лохматой колдуньи с жабой на втором этаже закрытого на ремонт крыла. Он шел, с некоторой брезгливостью размышляя о Сатин. Что это было? Двуличная попытка наладить отношения из-за полностью разоренного отца и неминуемой бедности, раз помолвка с Делэйни разорвана (если она вообще была)? Потрясение от случившегося и непроизвольная реакция? Или искренние чувства? Ха, от Сатин — и искренние чувства? Он потер лицо ладонями и фыркнул, высмеивая себя за наивность и детские мысли. Ага, как же, Малфуа прямо таила в своем сердце сестринские, а вернее, совсем не сестринские чувства к нему!

Алекс еще раз хмыкнул себе под нос и решительно выбросил из головы Малфуа, позволив полностью отдаться мыслям об улыбке Кассандры, о вкусе ее поцелуев и ее обещании приехать на пару недель к нему летом, до начала занятий в колледже. Полностью поглощенный мечтами, он завернул за угол, выходя в холл, из которого шла лестница, ведущая к закрытому крылу. Шаги гулко отдавались в пустом холле и, очевидно, встревожили студента, стоявшего у окна. Когда тот обернулся, Алекс узнал в нем Делэйни. «Еще и этот гаденыш», — с невольным вздохом подумал он. Не то чтобы в другие дни Делэйни не отсвечивал, но именно сегодня, в последний школьный день так не хотелось сталкиваться с ним. День и так был слегка подпорчен ссорой Рейна и Лили.

Возможно, Мерлин его услышал. Или Годрик Гриффиндор. Или Барнабас Спятивший. Или профессор Дамблдор. Во всяком случае, Делэйни лишь угрюмо покосился на Алекса и, резко отвернувшись и почти картинно взмахнув мантией, ушел по коридору. Молча, не затевая никаких свар и не цедя оскорблений. За его взметнувшейся мантией вспорхнул и опустился на пол маленький светлый квадратик, явно выпавший из его кармана. Проходя мимо, Алекс, движимый любопытством, поднял его. И остановился как вкопанный. Это была колдо-фотография. Цветная колдо-фотография, на которой была запечатлена Лили Поттер! Она смотрела куда-то вполоборота, а потом поворачивала голову и сияла прямо в объектив теплой улыбкой. Судя по распущенным волосам, чуть подкрашенным губам, оголенным плечам и явно праздничному платью, от которого виднелся низкий вырез с блестками, это был Святочный бал прошлого года в честь уезжавших студентов по обмену из Илверморни, Уагаду и Кастелобрушу. Именно на нем Лили впервые была в длинном, украшенном пайетками и стразами «взрослом» платье и произвела некоторый фурор среди парней-однокурсников, привыкших видеть ее в джинсах, футболках и худи и полностью захваченной квиддичем, а не в образе «леди с картинки». Кто-то снял ее тогда, наверное, Грег Гойл, увлеченный фотограф. Но откуда эта фотография у Делэйни? И зачем? Чтобы протыкать глаза девчонке-врагу? Кидать в нее дартс? Делать вуду-обряды? Или…

Глаза Лили были целы, и вообще колдо-фотография, видимо, была зачарована — ее края не были обтрепаны, а при попытке согнуть она мягко свернулась, на пленке не осталось никаких заломов. Алекс сунул ее в карман. Возвращать ее Делэйни он, конечно, не собирался. Еще чего! И ему крайне не понравилась последняя мелькнувшая догадка.

Кассандра ждала у статуи колдуньи, болтая с Сэром Николасом, и весело рассмеялась при виде него:

— Алекс, ты выглядишь так, словно озерный кальмар предложил тебе встречаться!

— По-моему, это куда более вероятно, чем то, о чем я сейчас думаю, — отозвался Алекс, не в силах выбросить из головы ужасную мысль о Лили и Делэйни, — доброй ночи, Сэр Николас, кажется, не виделись сегодня.

Сэр Николас в знак приветствия элегантно поклонился, придерживая не до конца отрубленную голову, и деликатно провалился сквозь пол.

— Если ты о том, что Эдвард Делэйни безумно влюблен в Лили Поттер и от этого сходит с ума — то это все-таки более вероятно, чем свидание с кальмаром, — лукаво заметила Кассандра, беря его под руку.

— Откуда ты… Ах да, Увидела.

Некоторые вещи в их отношениях с Кассандрой иногда его напрягали. Вот как сейчас, например.

— В прошлом году после зимних каникул он практически силой отобрал ее колдо-фотографию у Кендрика Белби. Кендрик показывал свои фото со Святочного бала. Он классно фотографирует. Делэйни тогда раскричался, мол, нечего захламлять Гостиную, а потом схватил несколько фото, среди которых было и ее, и сказал, что Поттер ни в каком виде не должна присутствовать в Слизеринской Гостиной. Он прямо веером бросил все в камин, и Белби не стал связываться с этим психом. Но я заметила, что фото Поттер не было среди горящих, Эдвард точно успел его припрятать в рукаве, — Кассандра усмехнулась, — а потом в Библиотеке он иногда вытаскивал его украдкой и смотрел. Ну и вообще, если проанализировать поведение Делэйни по отношению к Поттер, то сразу становится понятно, что он к ней, мягко говоря, неравнодушен. Для девочек это очевидно. Он же в одном помещении никого вокруг, кроме нее, не видит.

— Ну да, конечно! Обижать, оскорблять, подставлять — да он точно в нее влюблен. Может, мне тоже начать как-нибудь обзывать тебя? — пробормотал ошарашенный Алекс, никогда не рассматривавший склоки и раздоры с Делэйни в этом ключе.

Кассандра покачала головой.

— Вы, мальчишки, у себя под носом не замечаете ни-че-го.

За разговором они добрались до подземелий пуффендуйцев, в Гостиной которых уже гремела вечеринка. И первой, на кого они наткнулись у входа, открывшегося в бочке-двери, была Лили, болтающая с шестикурсницами. Она со смехом бросила:

— Проходите скорей, иначе сюда просочится Делэйни.

— Делэйни? — Алекс невольно оглянулся, — а что, его приглашали?

— Нет, но никто ему и не запрещал, — пожала плечами Лили, — надеюсь, его Дерьмовое Высочество не удостоит нас вниманием.

Кассандра отошла за вишневым пуншем, а Алекс тем временем увлек Лили в сторону.

— Делэйни опять к тебе приставал? — спросил он и едва не поперхнулся, осознав двусмысленность слова «приставал» в свете колдо-фотографии и того, что открыла ему Кассандра.

— Попробовал бы он! — расхохоталась Лили, — мой усовершенствованный Летучемышиный Сглаз всегда под рукой. А вообще, если честно, за последние год так часто на него натыкаюсь, что мне он уже мерещится за каждым поворотом. Проходит мимо и мрачно зыркает исподлобья. Видимо, считает, что я должна пугаться до икоты. Мерлин, просто абсолютно тупой дебил!

Вместо ответа Алекс протянул ей колдо-фотографию.

— О, как я удачно здесь получилась! — оживленно воскликнула Лили, — кто снимал? Откуда у тебя она?

Когда Алекс рассказал ей, где и как нашел фото, и откуда оно, девушка шокированно посмотрела на фото так, словно держала в руке гремучую змею, и выдавила:

— Мерлиновы подштанники! Хочешь сказать, что я типа… я вроде как нравлюсь Делэйни? Фу, как это мерзко звучит! Робардс не преувеличивает? Хотя нет, она же Провидица и слизеринка, блин, она точно знает больше нас с тобой.

К ним с пуншем подошел Рейн, с улыбкой до ушей.

— Я это сделал! Я пригласил Дафну!

— Дядя Рон точно сойдет с ума, — рассеянно отозвалась Лили, — Рейни, ты тоже знал о том, что… Великий Годрик, как это вообще повторить без рвотного рефлекса?!

Рейн обескураженно изобразил на лице вопрос.

— ЧтоянравлюсьДелэйни, тролльбыегосожралинеподавился! — выпалила Лили и скривилась.

Рейн поперхнулся сделанным глотком, и только выдержка и воспитание позволили ему сдержанно откашляться, а не оросить пуншевым душем Алекса с Лили.

— Ты что, огневиски уже хлебнула? — просипел он, прочищая горло, — откуда такие фантазии? С чего бы это Делэйни в тебя влюбляться?

Алекс кивнул на колдо-фотографию в руках Лили и опять рассказал ее историю.

— Большей гадости я не слышал за все время в Хогвартсе! — Рейн практически один в один скопировал гримасу Лили, — но, послушайте, это всего навсего колдо-фотография. Судить только по ней, что Делэйни косплеит влюбленного Амура — это как-то слишком. К тому же, он постоянно с кем-то встречается.

— Моргана Великая, так эти неподписанные подарки и открытки были от него? — вдруг всполошилась Лили, схватившись за голову, — и я постоянно натыкалась на него не просто так? Он что, хотел признаться?

Алекс с Рейном пораженно уставились на подругу.

— Какие еще подарки и открытки?!

— Когда начался учебный год, когда я валялась в Больничном Крыле после матча с Пуффендуем, на Рождество, после проигрыша Когтеврану, на Пасху, на конец экзаменов, — перечисляла Лили и добавила, густо покраснев, — очень милые поздравления с ободряющими словами и обычно сладости. Я думала, это от Гая. Что это он… ну понимаете… мы же встречаемся с Сэмом, а тут… Мерлин и Моргана, я чувствую себя дурой! Я никогда ему ничего не говорила и не расспрашивала, но считала, что все это от него… А теперь… что, если это все — от Делэйни?

Рейн ошеломленно опустошил свой стакан.

— Кажется, мне требуется чего-то покрепче. Надеюсь, Стэн не ограничился пуншем и сливочным пивом.

Алекса вдруг пробило на дурацкое хихиканье.

— Да уж, Делэйни влюблен в Лили, а Малфуа сделала попытку соблазнить меня. Рейн, тебя Боул в углу не зажимал?

Глаза Рейна едва не выскочили из орбит, у Лили был вид, словно ее оглушили Конфундусом и заставили выслушать сотню Рождественских гимнов в исполнении Полной Дамы.

— Малфуа… что?!

Алекс еле справился с хихиканьем и поведал друзьям еще одну историю о Тайной комнате, неудачном вечере Герберта МакКлаггена и Сатин Малфуа, вдруг вспомнившей о замшелых традициях родственных браков. Ответом ему был дружный хохот Рейна и Лили.

— Мерлин, у них мозги набекрень поехали? — захлебывалась от смеха Лили, сгибаясь пополам.

— Я и раньше не был высокого мнения об умственных способностях Малфуа, а теперь в этом убедился. Она реально решила, что после всего, что было, после того как ее отец едва не убил тебя, ты воспылаешь к ней чувствами? Где элементарная логика? — Рейн утирал слезы, выступившие от смеха.

— Ребята, это был максимально дурацкий день за все наши годы в Хогвартсе, — выдохнул Алекс, успокаиваясь, — начиная с этой газетенки утром и заканчивая Делэйни с Малфуа.

Раскрасневшаяся Лили энергично обмахивалась наколдованным веером.

— Абсолютно согласна! И заметьте, все эти дурацкие моменты связаны с тем, встречаемся мы с кем-то или не встречаемся. Прямо какая-то концентрация флюидов Святого Валентина, перепутавшего даты. Но, знаешь, Малфуа я еще понять могу. Потому что сейчас «Прощай, Хогвартс» и куда она пойдет и что будет делать? А она еще та двурушница и приспособленка и вполне могла решить типа охмурить тебя или надавить на жалость. А вот этого урода понять просто не в состоянии. Это только в сказках и глупых романах бывает «любовь с разных сторон баррикад», — Лили презрительно фыркнула, — в жизни такого, конечно, не может быть.

Рейн согласно поднял бокал со сливочным пивом, взятый с проплывавшего мимо подноса. Алекс усмехнулся про себя и промолчал. Возможно, Делэйни действительно испытывал какие-то чувства к Лили. Тогда остается только ему посочувствовать, учитывая еще его семейные дрязги. А Сатин… в принципе, он не собирался выгонять ее семью из дома и даже не собирался отменять те скромные, по их меркам, суммы, зачислявшиеся на счет миссис Малфуа. Хотя и мистер Гринграсс не раз с чувством вещал, что не стоит сажать на шею людей подобного рода, какими бы родственниками они ни были. И Корвус неодобрительно вздымал брови и поджимал губы, когда он в очередной раз подписывал распоряжение о выплатах. Но при этом его абсолютно не волновало, что будет дальше с Сатин. У нее есть голова на плечах, и она окончила Хогвартс совсем не с «тролльими» отметками. Этого достаточно, чтобы найти свое место в жизни, не набиваясь к нему в любящие кузины.

Подошла Кассандра с пуншем и улыбнулась ему, протягивая стакан. Рейн поспешил к Дафне, которая, очевидно, устав от шума, потихоньку пробиралась к выходу. Перекинувшись парой фраз, они вместе скрылись в проеме бочки-двери. Лили утянул на безумные танцы в середине Гостиной подскочивший Гай, и они принялись отплясывать так, что вокруг тут же образовалось пустое пространство, а все присутствовавшие засвистели и затопали, отбивая какой-то бешеный рваный ритм, абсолютно диким образом сочетавшийся с музыкальными воплями группы «Чародеи» из радиоприемника и звоном призрачных цепей Кровавого Барона, слизеринского привидения. Под потолком, пущенные прорвавшимися нелегально, конечно же, братьями Поттерами, взрывались мини-фейерверки, летали и пускали иллюзорный огонь миниатюрные драконы, кружили крошечные фениксы. Почти все призраки Хогвартса тоже были здесь, внося свою лепту в общее веселье.

Алекс выпил свой пунш, переглянулся со смеющейся Кассандрой, ладонями отбивавшей этот заданный ритм бешеного танца. И ему было удивительно спокойно и хорошо, несмотря на тонкую дымку светлой грусти, которая вновь обволокла сердце.

Хогвартс был позади. Позади остались уроки и экзамены, наказания и отработки, каменные коридоры старого замка и тенистый полог Запретного Леса, воды Черного озера и зачарованные часы с драгоценностями, штандарты факультетов, развевающиеся на башнях, и говорящие портреты, и сегодняшние враги. Если он еще раз вернется сюда, все уже будет иным в его глазах. Но одно останется неизменным. Когда он зайдет в галерею наиболее отличившихся студентов Хогвартса, там с одного портрета ему помашет кареглазая девушка в гриффиндорской мантии, а с другого — кивнет с улыбкой светловолосый парень со слизеринским гербом на груди.

Как бы там ни было, он знал, по крайней мере, одну жизненную историю, в которой была «любовь с разных сторон баррикад». Друзья, конечно, могли забыть, но не он. Он был частью этой истории.

30 июня, 22.30 ч., замок Дравендейл

Над замком Дравендейл небо было темно-сиреневым, на западе медленно гасли розовые полосы. Звезды прятались в легких серебристых облаках, подсвеченных пойманными лучами солнца далеко из-за горизонта. В окна кабинета, где сидела Пэнси, уже заглядывала летняя ночь.

Пэнси задумчиво рассматривала колдо-фотографию с ее первой свадьбы, единственную оставшуюся. Все остальные она уже давно сожгла. Но это фото она не видела раньше, потому что оно было у Блейза здесь, в Дравендейле, куда они приехали вместе в первый раз. На нем не было Элфрида, а были Блейз, Тео, Драко и Винс с Грегом и сама Пэнси. Она помнила, что совершенно не хотела фотографироваться, потому что дико устала от церемонии. В платье из тяжелой плотной парчи было жарко, а от длинной кружевной фаты и фамильной бриллиантовой тиары, прикрепленной к прическе почти четырехдюймовыми шпильками, сильно разболелась голова. Поэтому практически на всех свадебных фото она выглядела измученной, измотанной и так, словно к виску приставили волшебную палочку. А эта единственная, на которой она хотя бы пыталась улыбнуться. Если подумать, так странно. Она не хотела улыбаться на собственной свадьбе. А ведь тогда она полагала, что Элфрид в нее влюблен, да и она не испытывала к нему отвращения. Когда сделали это фото, Элфрид принимал поздравления от кого-то неподалеку, она ждала его, чтобы разрезать свадебный торт, подошли друзья, а фотограф просто щелкнул в этот момент. И запечатленный как в снежном шаре, момент получился пророческим. Вместо Элфрида рядом с ней стоял Блейз, в строгом фраке и с белой бабочкой похожий на жениха. Она помнила, что он как раз перед этим помог украдкой вытащить из прически самую больно впившуюся шпильку и каким-то заклятьем немного облегчил тяжесть фаты, за что она была очень ему благодарна и улыбнулась, наверное, в первый раз за этот день. Драко, Тео, Грег и Винс стояли рядом, но словно особняком, отделенные от них чьей-то спиной в чудовищно-зеленой мантии (кто это был, она не смогла вспомнить, да и на колдо-фотографии маг так и не оборачивался). Их сторона фото получилась темнее и с меньшей резкостью, точно подернутая каким-то туманом. Кто бы мог тогда знать, как все обернется?

Друзья смотрели с фото и махали руками, оживленно переговариваясь. Драко о чем-то рассказывал со стаканом огневиски в руке, а она сама оглядывалась на них, а потом снова смотрела на Блейза, а он на нее. И это тоже было странно. В те годы они с Блейзом были на ножах, не упускали случая подколоть друг друга как можно больнее, и, как утверждал сам Блейз: «Ты была невыносима, просто невыносима! Если бы ты не была девочкой, я бы вызвал тебя на дуэль».

— Блейз! — окликнула она мужа, вошедшего в кабинет, — посмотри на это.

Блейз мягко склонился над ней, вытащил шпильки из прически, отчего волосы тут же расплескались по спине. Он любил, когда она их распускала. Потом осторожно положил подбородок на макушку и обнял за плечи.

— Дети спят, я проверил. А ты вновь предаешься воспоминаниям?

— Хорошо, — она расслабилась под его руками, — нет, даже не думала, но это фото стояло у тебя на каминной полке. А я хотела поставить туда колдо-фотографии Эверарда с Фионой и Бьянки. Посмотри, помнишь тот день?

Он взял из ее рук фото и долго разглядывал его, словно увидев в первый раз. Потом аккуратно положил на стол.

— Помню.

Она смотрела него снизу вверх, отметив появившуюся морщинку между темными бровями.

— Почему мы с тобой тогда не сцепились в обычной словесной баталии, а стоим, словно только что я вышла замуж не за Элфрида, а за тебя?

Блейз тихонько засмеялся, увлек из-за стола на низкую софу. Он усадил ее на свои колени, как ребенка, и уткнулся носом в ямочку на шее.

— Пэнс, но это же был день твоей свадьбы, это был твой день! Я был бы чудовищем, если начал высмеивать твое восхитительно-безобразное платье, твоего великолепного жениха-мерзавца и прелестную свору его родственников, в глазах которых мелькали галлеоны и сикли при одном взгляде на твои бриллианты.

Пэнси расхохоталась. Он был прав во всем. Платье было сшито по вкусу ее матери и совершенно ей не шло, ее бывший муж был мерзавцем, а его родственники алчны и зациклены на деньгах.

— Я помню, хотя это было больше двадцати лет назад, — продолжил Блейз, поглаживая ее руку, — ты выглядела нерадостной и усталой в тот день. И казалось, что никому нет дела до твоих чувств. И в первую очередь Элфриду. Он был вне себя от радости, что ему удалось заарканить богатую родовитую жену. Все так пусто радовались, говорили высокопарные тосты, слащаво умилялись. Наверное, тогда я понял, что мы уже давно не студенты Хогвартса, и мне впервые захотелось поддержать тебя. А Малфой… я помню, как ты на него смотрела. Но, прости, он не видел тебя. В его глазах была только Грейнджер, на нее он смотрел так, словно в ней заключалось все счастье его мира. И так и было.

Пэнси перехватила руку мужа, поцеловала и прижалась к нему.

— Да. Когда-то я думала, что подобные мысли и воспоминания будут резать меня на куски. Но… «И это проходит».

Блейз кивнул.

— То же самое могу сказать и про себя. Это в прошлом, Пэнс. Они ушли, мы живем. Я оставил это фото, чтобы осталась память о нашей юности. Твоя свадьба тогда словно подвела ей черту.

— Ты бы оставил фото, где я в платье со свадебного вечера, оно было более приличным, а в этом я словно ожившее безе, — шутливо упрекнула мужа Пэнси.

— О не-е-е-ет, дорогая, оно настолько чудовищно, что практически прекрасно в этом безобразии. И согласись, тебе оно к лицу.

— Бле-е-е-ейз! — простонала от смеха Пэнси, — ты чересчур коварен!

Вместо ответа Блейз поцеловал ее. Пэнси почти таяла от его поцелуев, от ощущения его рук на своем теле, от того, с какой неприкрытой страстью он смотрел на нее. Она думала, что они с Блейзом стали друг для друга спасением, сумели выбраться из трясины прошлого, и иногда холодела от ужаса, когда представляла на миг — все могло быть иначе. Она осталась бы женой Элфрида, проводила тоскливые дни и печальные ночи, забыла, что такое смеяться искренне и от души, забыла, что можно наслаждаться жизнью, а не проживать ее, утопая мыслями в минувших днях, не узнала, что такое забота любимого человека. И не родились бы ее второй сын и дочь. Блейз стал прекрасным отцом, очень любящим и нежным, в меру строгим. Дети его обожали, как и выросшая под его опекой племянница, которую он поддерживал во всем, хотя и не все ее порывы ему были по душе. Он и в этом превосходил Элфрида, который безжалостно задавил в Эдварде все его собственные желания и мечты, вбил в него свои идеи и слепил в результате свое подобие. От мысли о старшем сыне ей стало горько.

Блейз прервал цепочку поцелуев, тянувшуюся по ее шее.

— Думаешь об Эде? — спросил он, внимательно заглядывая ей в глаза.

— Да, прости, не могу не думать, — невесело сказала она, обнимая его и прижимаясь щекой к щеке, — я не в обиде от его слов, это говорит в нем Элфрид. Но как оторвать его от него?

— Эдвард не глуп. Когда пройдет этот подростковый период бурных эмоций и взрывной горячности, он поймет, что Элфрид совершенно не таков, каким хочет выглядеть в его глазах.

— Мне бы хотелось в это верить. Но боюсь, что я упустила его. Развод и наш брак нанесли ему слишком большую рану. И я допустила ошибку, оставив его в Хогвартсе и позволив свободно общаться с отцом. Я должна была перевести его в Шармбатон и контролировать каждый шаг, каждое слово, каждую мысль, которую вкладывал ему в голову Элфрид.

— Тогда он взбунтовался бы в клетке твоего тотального контроля. У Эдварда непростой характер, как мы смогли убедиться. Пэнс, — Блейз вновь взял ее за руку, сплел свои пальцы с ее, — не забывай, он не только сын Элфрида, но и твой. А у тебя всегда был стержень внутри, и ты умела отстаивать свое мнение.

— Ты веришь в него больше меня, — Пэнси вздохнула.

— Да. Мы сумеем оторвать его от Элфрида, — голос Блейза стал жестким, — я поговорю с Элфридом вместе с моими юристами и одним человеком, который накопал на него весьма интересные вещи. И если он после этого не отстанет от Эда, эти вещи будут обнародованы. Авроры Поттера будут очень рады наведаться к нему.

— Даже не хочу думать, что на него накопали, — поморщилась Пэнси.

— И не надо. Позволь разобраться с этим мне. Пока мы побудем в Англии, а потом вернемся в Италию и заберем с собой Эда. Так и будет, обещаю.

Они сидели, обнявшись, ощущая тепло и любовь друг друга. В раскрытое окно вливались запахи ночного сада, речной свежести, заглядывала мерцающая вечерняя звезда. Где-то далеко, за сотни миль отсюда брел по коридорам Хогвартса Эдвард, в бессилии сжимавший кулаки от осознания того, что уже через сутки он никогда больше не встретится с Лили Поттер так близко, как в Хогвартсе. Где-то рядом, за несколькими каменными стенами сухими глазами смотрела в темноту Сатин. И где-то там смеялись Рейн, Лили и Алекс, для которых Делэйни, Малфуа, Боул и многие другие уже уходили во вчера. Кому-то будущее казалось темным и запутанным, а кому-то — наполненным надежд и устремлений. Каждый делает свой выбор.