Год спустя (джен)

Июльская душная ночь опустилась на Париж. Город тонул во мраке, на улицах было тихо и пустынно. В окне третьего этажа дома, стоящего в середине улицы Феру, мерцал огонек. Трепещущий свет от единственной свечи, слабо освещавшей небольшую комнату, пробивался сквозь неплотно закрытые занавески.

Мушкетер его Величества короля Людовика XIII Атос неподвижно сидел на кровати, уткнувшись лицом в колени. Старое доброе бургундское сыграло с ним злую шутку. Обычно содержимое четырех бутылок хоть ненадолго притупляло ноющую боль в сердце и лишало способности трезво мыслить. Но на этот раз хмель выветрился начисто. Мысли были четкими и ясными — еще одна насмешка судьбы. Атос поднял голову — глаза лихорадочно блестели, лицо было бледно. Сегодня год, ровно год, как он живет чужой, не своей жизнью. В тусклом и холодном мире, нелепом и бессмысленном. Жизнь... Это, наверное, единственное, что у него осталось. Его мир рухнул, рассыпался вдребезги на множество осколков, больно впившихся в душу. Их не вырвать оттуда, они останутся там навсегда. Не слишком ли высокая цена за несколько месяцев счастья? А может по счетам придется платить много позже?

Он лишился всего. Всего, что было ему дорого, того, что он должен был свято беречь. Честь семьи, положение в обществе, его собственное имя и честь — все было принесено на алтарь любви потерявшим голову юнцом. Все было попрано и втоптано в грязь. Им самим. Его любовь… Самая страшная ошибка и самая страшная его боль. Почему, почему он не прислушался тогда к мнению семьи и голосу разума? Голос разума терялся в звонком смехе Анны, ее улыбка и сияющие светло-голубые глаза заставляли его терять голову. Его семья… Какое счастье, что отец не дожил до того дня, когда имя древнего рода было навек опозорено его собственным отпрыском. И мать. Будь она в живых, она не перенесла бы страданий сына. К разумным доводам, приводимым родней, он остался глух — как могли они не видеть столь очевидных вещей — ангел во плоти спустился с небес? Как оказалось впоследствии, это он нес тогда полную чушь. А тогда выбор был сделан. И ничто на свете не могло заставить его отступиться. Он никогда не менял своих решений.

Месяцы, прошедшие после свадьбы, представлялись теперь в виде отрывочных видений. Но летний солнечный день, внезапно сменившийся мраком, он помнит до мелочей. Не совсем так. Четко он помнит лишь ясное утро того трижды проклятого дня, приготовления к охоте. А потом… Потом он видит бледное лицо девушки, лежащей без чувств у его ног. Цветок лилии… Все звуки исчезли. В голове колоколом звенят два слова: обман и предательство. Веревка… Петля… Происходящее видится как бы со стороны. «Что я делаю?» «Только бы не упасть.» «Я пьян?» Его шатает из стороны в сторону. Он бредет куда-то, не разбирая дороги. «Темнеет… Странно… Летом так быстро темнеть не может…» Ноги подкашиваются, он теряет сознание. Почти каждую ночь он просыпается от этого кошмара.

Да, свершилось то, что свершилось, должно быть, то, что должно было свершиться. Ничего уже не исправишь. Он убил ее. Ту, которую любил. Жену, возлюбленную. Нет, воровку или продажную девку. Не все ли теперь равно? Что же двигало им тогда? Разочарование? Обида? Злость? Ненависть? Наверное, все вместе. Имел ли он право вершить суд? Сколько вопросов! А единственно верный ответ только один. Долг, долг перед законом и честью семьи — вот то, чем он не мог и может поступиться, то, чему он должен и будет следовать всегда. Даже если будет больно. Невыносимо больно. Как сейчас. Но значит эта боль? Лишь то, что он слепец, наивный слепец! О, это урок, жестокий урок на всю жизнь. И он его усвоил. Вот только… Почему же порой из груди рвется безмолвный крик: «А что же есть любовь?» Он не ждет ответа, не знает ответа.

Вокруг него тьма и пустота, возврата и возрождения нет, вместе с ней умер и он сам. Нет больше знатного молодого вельможи, нет восторженного влюбленного юноши, нет того жизнерадостного Армана, каким он был когда-то. Есть мушкетер по имени Атос, молчаливый и мрачный, с потухшим взором, выглядящий много старше своих лет — человек без прошлого и будущего. Атос… Имя, которое поначалу резало слух и, казалось, принадлежало кому-то другому. Потребовалось время, чтобы привыкнуть к этому новому «я». И превращение случилось. Граф де Ла Фер исчез, канул в небытие.

Настанет ли день, когда он сможет покаяться и излить душу? Порой ему кажется, что он больше не сможет носить эту боль в себе, не сможет дальше жить. В такие минуты одиночество ощущается особенно остро, хотя вокруг люди, есть даже приятели, а вот дружбу он так ни с кем и не завел. Его мир — это бег по кругу. Изо дня в день одно и то же: несение караулов, занятия в фехтовальном зале, попойки в ближайшем кабачке, дуэли, вносящие хоть какое-то разнообразие в вереницу серых дней. Тошно, мучительно тошно. И когда иной раз безысходность плещется через край, хочется броситься ничком на постель и разрыдаться как в далеком детстве. Увы! Он больше не может плакать. Он лишился и этого. И надо учиться с этим жить.

«Светает, надо поспать хоть немного…», — шепчет какая-то часть разума. Он покорно склоняет голову на подушку. «Только бы без сновидений…»