Последний бал (гет)

Адель ненавидела балы. Бал — худшее мероприятие, на которое только приглашали её семью. Какой уважающий себя человек, житель Единой эры, мог настолько упиваться прошлым, чтобы возвращать все эти громоздкие платья и обмены любезностями? Прийти на бал — это как прийти в незнакомый коллектив, состоящий только из высокомерных дураков, которые ещё и мнят себя «дворянами»! И ладно огромные земные балы, где можно было раствориться в толпе и ни с кем не разговаривать до самого ухода, но на Марсе такой трюк никогда не проходил.

Ей, как Кайзеру, пришло приглашение на бал в атропольской администрации. Гости будут, конечно, отвратительные — все сливки марсианской колонии с их сделанными телами и фальшивыми улыбками. Можно было не идти, да, но Адель решила превратить этот очередной бал в незабываемый.

— Я бы мог пойти с тобой и всех их разогнать, — сказал Клаус, когда заметил её раздражение.

— Нет, — отрезала Адель. — Мать сразу заподозрит, что мы что-то замышляем. Так что сиди дома, документы собирай.

И опять он хмурился, будто боялся, что её кто-нибудь на этом несчастном торжестве идиотов кто-нибудь выкрадет. Клаус вечно за всё переживал, пусть и пытался не показывать виду. Адель уже давно научилась различать его улыбки. Вот эта, повёрнутая под тупым углом в почти 180 градусов, без морщинок под глазами, показывала его мысли: он явно хотел побежать за ней следом.

— Клаус, даже не думай об этом, — Адель повысила голос.

— Ладно, ладно, я понял, — он вскинул руки, признавая своё поражение. — Но тогда ты покажешь мне платье.

— Ты так говоришь, будто я туда пойду в свадебном. Я и собиралась тебе показать! — фыркнула она. Иногда Клаус был просто невыносим.

А теперь его улыбка означала терпеливое ожидание. Адель задавалась вопросом, а не болели у него щёки от постоянного напряжения лицевых мышц. По крайней мере, он пребывал в хорошем расположении духа. Несколько минут назад он бегал по квартире в поиске документов. «Нам бежать через месяц, а я не знаю, где мой паспорт!» — ругался он. Эти постоянные перемены характера забавляли Адель. Другой человек посмотрит на него и подумает, что у него раздвоение личности. Но нет, он просто такой, как есть. Очень нестабильный, и прикрывается маской ловеласа.

Она ушла в другую комнату, чтобы переодеться. Сборы заняли у неё невыносимо долго. Да, её могли бы одеть уже на месте, но Адель скорее бы перебила всех участников бала, чем позволила кому-то касаться её волос. Это — только для глупого мужчины в соседней комнате, чей пристальный взгляд Адель ощущала даже сквозь дверь. Явно включил синюю магию, чтобы подглядывать. Иногда ей казалось, что Клаус так никогда и не вырос. Адель не стала ему мешать.

На этом балу, последнем в её жизни, она решила оторваться. Пусть обсуждают журналы, пусть семья падает в обморок от ужаса. Ей всё равно. Через месяц, когда она наконец-то сбежит на Землю, к повстанцам, все от неё успеют откреститься. Сейчас же пусть гадают. С такими мыслями она вернулась в зал.

Клаус присвистнул, и Адель почувствовала себя неловко.

— Я бы выкрал тебя с бала, — сказал он пространно, пока оглядывал её.

В Атрополе высшие слои общества установили строгий дресс-код для светских мероприятий, взяв их прямиком из древних книг. Пышные платья пастельных тонов — для незамужних женщин. Им же позволялась россыпь украшений, бешеные причёски и яркий макияж. Технически она должна была одеться именно так, но вместо этого надела прямое ярко-пурпурное платье в цвет своей магии с пышными рукавами. Из украшений — немного золота, и всё. На руках специально ничего, никаких даже браслетов. Под декоративной шляпкой — выпрямленные волосы, которые так и норовили вернуться в своё привычное волнистое состояние.

— И так одеваются замужние? Ты уверена? — спросил Клаус.

Адель пожала плечами и ответила:

— Ну, если правила не поменялись за последний год. Пурпурный, правда, моветон всегда. Негативные у него ассоциации, понимаешь. Страшные.

Клаус рассмеялся. Теперь-то он понял, зачем ей туда идти.

— Не волнуйся, через три часа буду, — успокоила его Адель, когда уходила. К сожалению, её прогноз оказался ошибочным: на этом балу она не продержалась и полутора.

Первой её приезд заметила сестра. С Доротеей отношения у неё никогда не складывалась, так что Адель не удивилась. Кажется, она хотела быть главной темой этого бала, но сестра и её вечные скандалы снова всех переплюнули. Честно, Адель давно её жалко, хотя в этом было страшно признаваться. Она ничего не чувствовала к Доротее. Родная сестра? Скорее, совсем чужой человек.

Доротея, конечно, сразу же побежала искать мать. Пока Адель была предоставлена самой себе, к ней подошёл молодой человек в маске и пригласил на танец. От него разило озоном всякий раз, как он начинал говорить. Скрывал голос. И, скорее всего, внешность. Ничего невозможного для мага его калибра.

— Фриден, я же просила, — шёпотом возмутилась Адель, назвав Клауса по фамилии. Он где-то раздобыл дорогой костюм такого же вырвиглазного цвета, как её платье. Сшили ему костюм явно по заказу: уж очень хорошо он сидел.

— Готов принять любое наказание, какое только заслуживаю, — сказал он и снял маску вместе с меняющим внешность заклинанием.

И когда он только успел так преобразиться? Между их последним разговором прошло от силы минут сорок пять, и провожал он её лохматый в грязной пижаме.

Оркестр заиграл. Клаус, не дождавшись её ответа, потащил Адель танцевать. Оказывается, ловелас в своё время изучал и вальс. Ни капли неуверенности в его шагах. Он улыбался медовой искренней улыбкой, в его глазах ничего, кроме любви.

Конечно, все взгляды были прикованы к аляповатой паре в центре зала. Адель чувствовала, как по спине бежали мурашки. Хотелось уйти отсюда поскорее, но Клаус её не отпускал. Он прошептал ей:

— Раз уж это твой последний бал, то от него должны остаться и хорошие воспоминания, правда?

И не поспоришь ведь с ним и его пурпурными глазами. Адель даже думать не хотела, зачем опять Клаус активировал магию. Они кружились в вальсе, пока весь мир ждал.

— Хочешь, я их проучу? — прошептал Клаус, когда музыка стихла. — Мы бы могли потанцевать подольше. Надо же костюм и платье отгулять.

Адель покачала головой. Опять он со своей экономностью. Они уже «отгуляли» свои наряды. Судя по лицам людей на балу, даже вполне успешно. В толпе она увидела недовольное лицо, похожее на её собственное. «Как-то она долго», — подумала Адель, пока мать в ярости бежала к ней.

Ну, попыталась, точнее — мать остановил барьер вокруг них. Адель смерила Клауса взглядом. Вот почему никто не прервал их танец. Мать всё это время стояла и кипела от ярости. Она надеялась разобраться с ними по-тихому, пока музыка заглушала крики, пока оркестр играл.

— Я их попросил отыграть одну песню. Не бесплатно, конечно, — объяснил Клаус всё так же шёпотом. — Прости, что не спросил.

Извинения были приняты в любом случае. Ей слишком понравилось, как они испортили «дворянам Атрополя» бал. Не хватало на этом празднике жизни только отца — его мать оставила дома, будто предчувствовала, что старшая собиралась выкинуть.

— Сними барьер. Пусть подойдёт, — попросила Адель.

В ту же секунду мать подбежала к ней. Её крик эхом разносился по залу. На её лице — размазанные чёрные пятна от туши, смазанная помада. Она плакала? Валерия Кайзер, плакала, потому что дочь испортила ей светский вечер? Мать выглядела такой жалкой. Слабой. Маленькой. Адель не слушала её тираду, потому что прекрасно знала все её слова.

Тогда мать повернулась к Клаусу:

— А ты, чудище…

Адель думала прервать их разговор, но мать замолчала сама. Ей не хватало слов. Клаус заставил её замолчать одним взглядом. Тогда Адель наконец-то рассказала ей:

— Я ухожу с Клаусом. Вы меня больше никогда не увидите. Считайте это танец моим прощанием. Можете отказываться от меня.

Мать пыталась что-то сказать, но нервы ей не давали. Она сжимала в руках подол своего голубого платья, которое заказывала ради этого вечера прямиком из Клодара. Адель решила её добить:

— А, ну и мы сыграем свадьбу потом. Вы не приглашены.

Клаус выпустил её руку от шока. Надо же и ему отомстить за внезапное появление! Адель взяла его руку обратно, сделала реверанс матери и пошла в сторону выхода. Люди прекратили шептаться и расступились перед ними, будто перед императорской четой прошлого. И только сестра стояла у них на пути.

— Объясни, — потребовала она. — Объясни, почему ты опять рушишь мою жизнь. Ты меня настолько терпеть не можешь?

Сегодня сестра была в светло-розовом платье с открытой шеей. Там у неё виднелся шрам со рваными краями, который она решила не закрашивать тональником. Она смотрела на Адель с непониманием. Без ненависти. Почему-то Доротея никогда так и стала её ненавидеть несмотря на то, что с ней сделали. Перед глазами у Адель встал образ полуразрушенного дома, под обломками которого она видела Доротею. Шрам на теле сестры — вина только Адель. Это она не сдержалась. Это она позволила магии вырваться наружу.

— Дело не в тебе, — в итоге сказала Адель. — Ты меня больше никогда не увидишь. Прощай, Тея.

Они прошли мимо неё, прежде чем сестра придумала ответ. Доротея кричала ей вслед, требовала вернуться и извиниться. Адель не думала этого делать.

Снаружи здания их ждало чёрное такси. Его вызвал Клаус. Он не стал вмешиваться в семейные разборки и молча позволил Адель сказать то, что она считала нужным. Домой они ехали молча. Адель смотрела в окно и пыталась понять, что чувствовала. Это было трудно — её эмоции никогда не подчинялись рациональной логике. Иногда они были слишком сильные для незначительной ситуации, а иногда — слишком слабыми. Она поймала себя на мысли, что сейчас не чувствовала ничего, будто поток чувств перекрыли целиком.

Уже дома, когда они переоделись в домашнее, Клаус не выдержал и всё-таки спросил:

— Так ты… ну… про свадьбу… серьёзно?

И куда пропала вся его уверенность? Адель покачала головой:

— Нет. Я хотела насолить матери посильнее. Она тебя терпеть не может, поверь. Чтобы я, да вышла замуж за «чудище»… Надеюсь, я ей испортила вечер. А если мы захотим сыграть свадьбу, то решим это уже вместе и позже. Сейчас у нас и других забот по горло.

Клаус опустил взгляд. Ну, конечно, этот дурак думал, что она серьёзно! Он уже был готов бежать регистрировать брак. Адель закатила глаза. А потом рассмеялась. Теперь фыркал уже Клаус:

— Не шути так со мной.

— Считай, что тебя так наказали, — ответила она, пожав плечами. — Или ты не «готов принять любое наказание, какое только заслуживаешь»?

По крайней мере, вопрос Клауса отвлёк её от мыслей о семье. Она давно мечтала вычеркнуть их из жизни, но не думала, что этот день настанет так скоро. Не думала, что всё пройдёт так сумбурно. Не думала, что так не сможет извиниться перед Доротеей за ожог. И один вопрос крутился в голове: «Неужели всё кончено?» Теперь она вполне могла отказаться от фамилии. Кайзеры не принесли ей ничего, кроме страданий. Разве могла она оставаться Адель Кайзер?

С тяжёлой головой она легла спать. Наутро, правда, легче не стало. С удивлением Адель обнаружила, что о её выходке не написали никакие светские журналы: мать решила замять всю историю. Эта женщина в своём репертуаре. Ничего, слухи скоро донесутся и до широкой общественности. А уже когда Адель здесь не будет…

В тумбочке лежал неогранённый чёрный опал, полученный по почте прямо из лахесских шахт. Этот камень — символ сопротивления против старых порядков. Против, можно сказать, всей её семьи, находящейся на верхушке иерархии. Адель прикусила губу. Скоро её жизнь кардинально поменяется. И прощание с семьёй — первый шаг к переменам.