Елка (гет)

Это Рождество было особенно чистым и светлым. И как все чистое и светлое, для радостных и свободных сердец, было радостным, но все другие заставляло вспомнить и прислушиваться к звону с тревогой и грустью.

Грустью и веяло от дома, в котором поселился Гарри, что пробужадло тревогу в сердцах его друзей. Вообще-то, они прибыли не вместе, Гермиона вернулась из Хогвартса, а Рон из дома, где в этот год оставался, пытаясь и себе, и семье не давать ощутить запустение… И теперь тоже не мог задержаться надолго.

Да, они приехали порознь, но пока искали нужный дом, все-таки встретились, и встреча вышла неловкая. Как будто после того, как все закончилось, их — всех троих, друг от друга отрезало. Казалось, если начать говорить, все вернётся, и боль, и ужас — тоже. И они старались говорить вещи столь далёкие и обычные, что разговор все стоял и стоял на месте.

И теперь, перед домом Гарри, они тоже не могли говорить, хотя дом этот так напоминал своим видом — и своей близостью к лесу — дом Хагрида. Только он был мрачнее и меньше, и вместо уюта от него веяло одиночеством.

Наконец, вздохнув, Рон выдал:

— Наверное, он купил его у старого лесника, а тот и рад избавлению…

Гермиона натянуто улыбнулась.

— Наверное… Пойдем? — в письме Гарри не советовал стучать или пытаться дозваться, но обещал оставить дверь открытой.

Почему-то потянуть за эту дверь, было так же волнительно, как пойти на важный экзамен. Увидеть Гарри было даже ещё страшнее…

А он, великодушно не желая пугать друзей, и не позволил себя увидеть. Не в первый же миг. За дверью его не оказалось, там была лишь узенькая и тёмная прихожая, казалось, специально устроенная, чтобы отсрочить любые встречи.

Как и первая комната за ней. Как и вторая… Комнаты были маленькие, неуютные и холодные.

А Гарри нашёлся только в последней, где хотя бы горел камин.

Камин. Но ни одного носка на нем не висело.

Не было ёлки, не было украшений. Ничего не было.

Только Гарри и камин, и неприметный серый диван.

Впрочем, сам Гарри сидел на полу, и не оборачивался.

Но даже и спина его, опущенные плечи и растрепанные волосы уже напоминали о прошлом, об ушедшем. И о том, что не ушло — тоже.

И это неушедшее так сдавило горло Гермионы, что она никак не могла произнести ни звука.

— Мы пришли, Гарри, — поэтому, говорить пришлось Рону. — Очень невежливо не обращать внимания, — эта неловкость, почти шутка, все же теперь была полезна. Как будто заклинание, отменившее застывание.

Гарри обернулся. В первый миг глаза его показались стеклянными, но он тут же поспешил измениться и встал с напускной энергичностью.

— Уже? А я не успел подготовиться.

— Ничего, — усмехнувшись, успокоил его Рон, — мама все равно меня нагрузила угощением на десять голодных лет.

— А у меня с собой есть украшения, — поспешно подхватила Гермиона. Ненадолго ей показалось, что опасность миновала, и привычка быть втроём все решит.

— Но у меня и ёлки нет. Я сейчас схожу за ней, — но Гарри почти тут же развеял эту надежду.

— Гарри…

— Сейчас. Очень быстро.

— Не надо, Гарри.

Но он будто и не слышал. И не успели они ничего понять, как он убежал.

И снова опустилось беспокойство, что было улетело к потолку.

Вначале они ещё пытались занять себя, устраивая все, будто их правда ждал весёлый праздник. Но с магией дела закончились слишком быстро, а Гарри ещё не вернулся.

Неловко устроившись на диване, они вновь не знали, о чем говорить.

А говорить было нужно, необходимо. Лишь бы не задумываться, лишь бы не вспоминать.

Того, как в тёмном лесу вдруг стало все так ясно.

— Ты так и не научилась готовить? — наконец, почти от отчаяния и без всякого интереса спросил Рон.

— Нет, — Гермиона вымученно улыбнулась. — Некогда даже… А ты?

— А я научился, — как-то просто, но с гордостью кивнул Рон. — Даже неплохо получается. Только мама почему-то ругается на сожженные кастрюли.

Они замеялись, но и это было скорее подобием, а не весельем.

— Ну, в лесу кастрюль нет, — напрасно проговорила Гермиона.

И этого было достаточно, чтобы все сломалось, и снова защипало в глазах. Она спешно встала, в растерянности ища опоры. Не нашла.

— Я пойду, найду его.

— Ты уж найди… — слишком серьёзно попросил Рон.

* * *

Гарри нашёлся недалеко. Он стоял у кромки леса и снова не двигался.

Только теперь не от кого было ждать первых слов. А свои собственные застряли в горле. Даже фальшивые и весёлые отказывались звучать.

И вместо слов, она заставила себя подойти и взять его за руку.

Он не обернулся, но тоже сжал её ладонь.

— Что случилось?

— Мы просто ждём тебя, Гарри…

— Ждёте. И давно?..

— Давно. Очень давно. А ты… все не приходишь.

— Я не могу.

— Нет?

— Нет.

Они помолчали, глядя на бездвижный, тяжёлый бело-бурый лес. Он был спокоен, но не добр…

— Хагрид… Передал пару кексов… И фей, — но кексы с собой брать она не стала. А феи… Откровенно говоря, просто застряли в её волосах, пока она говорила с великаном. Но казалось, как подарок они покажутся лучше. — Вот, смотри… — она вытащила из-под мантии фонарь, в котором яркими огоньками метались феечки.

— Замерзнут, наверное… — и все-таки, в глазах его была слабая радость.

— Нет. Я их обратно спрячу.

И пока она убрала фонарь обратно, от волнения все не находя способа приладить фонарь снова, что-то изменилось. Может, просто время…

— Я и правда, как будто не вернулся, знаешь…

— Знаю, — она вздохнула. — Да, Гарри… В тот день ты как будто…

— Перестал быть человеком?

— Да. И как будто и правда…

— Умер.

Она сжала ладонь ещё крепче и с мучительной жалостью посмотрела на него. Но он все так же смотрел на лес.

— Мы ужасно скучаем… — прошептала она.

— А я все никак не могу…

— Хотя бы… Если бы ты приходил, иногда. Или… Может, лучше, если мы станем?..

— Пока что… — он осекся, не договорил. И, наверное, не мог. Потому что и сам не знал, что со всем этим делать.

— Мы станем, — и поняв его молчание, Гермиона решила сама.

Может быть, все решила. Не только приходить, нет.

Но и молчать. Как бы ни хотелось, как бы ни рвалось, как бы ни давило.

Ведь иногда, любви лучше всего оставаться тихой.