Подруга попаданка: кассирша в Нью-Пари (джен)

Примечания:

Мы сами о социализме знаем немного. Будем учиться вместе с этой работой.

°°°

Екатерина Гриковенко всегда считала себя трудолюбивым человеком. В то прекрасное утро, в июне две тысячи двадцать третьего года — она проснулась, умылась, позавтракала и (как обычно) хотела идти на смену в Пятёрочку.

Екатерина была кассиром. Да, долгое время работала и заведующей магазина. И товароведом, но в последние года три: сидела на кассе. А что так? Вариант. С переездом в Яблоновский, а других и не было.

Но в то утро это нельзя объяснить. Никак. Вместо привычного летнего Краснодара: какой-то странный. Город? Страна? Окраина чего? Совершенно не понимает язык. Совсем.

Понимание (вспышками) влетало в голову, схожее с неизвестной инъекцией. Вспомниналось и, как его там, «путешествие» — где обрывками «объяснялось» что-то, но как в сотни раз ускоренная пластинка. Так. Стоп. ⁽¹⁾

Очнулась именно здесь. Откуда эти «воспоминания о путешествии»? Как zip-архив начали...распаковываться? Ну и ну.

— Видимо, со временем, больше узнаю! — оптимистично выдала, озираясь и осматриваясь.

Окружающие смотрели на Екатерину с прищуром. Кто-то пытался куда-то звонить. Писать.

«Главное пока Инквизиции не попасться!» — ого, ага. Значит, ценная информация.

Женщина шла-шла, на ходу доставая телефон и проверяя время. Поначалу решила, что будет жить по своему. Российскому времени.

«Хм? Тут ловит наш интернет? — удивлённо подумала она. — Вон, от Сабины в Одноклассниках целая уйма уведомлений... Но?»

Новая вспышка и голос механический, голограмма: это параллельная вселенная, другая планета. Точная копия Земли, но только в будущем.

В принципе необязательно, что это будущее Земли: копии похожи, но как близнецы — не всегда и всё идентично. Уведомления на Одноклассники могут много лет идти, когда год, когда два, а в иные разы, из-за искажений, целые десятилетия или столетия. Друзья умрут или Земли не будет вообще? Если через световые года и так далее: Екатерина астрономию учила в школе через раз. Не слишком разбиралась.

Дабы писать на «свою Землю» в режиме онлайн: надо знать. Много знать. Специальные коды и выходить надо с современного (для нового мира) устройства. Да, и что она скажет: «Простите, робята, но я в другой Вселенной?», смех.

Наверняка для пересылки доказательств, в том числе и видео — существуют запреты и заморочки. Может, за это моментальная смерть? Или невозможно чисто по техническим причинам?

Разбираться. Разбираться. И ещё раз разбираться.

— И союзника найти, друга.

°°°

Механический голос и голограмма на связь выходила редко. Екатерина пыталась первое время не попасться...Инквизиции! Само слово, давно забытое и покрывшееся плесенью в двадцать первом веке, вызывало в женщине гомерический хохот. Самая идея. Не верила в Бога, но что душой кривить, раньше, как и многие женщины с постсоветского пространства — жила в таком синкретизме из эзотерики, астрологии, пионерского детства и Православия. А потом как-то надоело.

Первым делом отвалилась эзотерика: из-за этого пришлось порвать с огромным количеством людей, но что поделаешь, если она видела в них, скорее, людей с определёнными диагнозами, а не астралок с тонкими телами и биоэнергетикой. Детей только их жалко. Остался только социализм, правда, она сама в нём не шибко разбиралась: откладывала на потом. Чёрт! Вот это «потом» и наступило.

Пойди выйди теперь, а она жила тут уже почти три месяца, в Нью-Пари с транспарантом, с красным флагом или скажи, что против Церкви — виселица... Эх, как ни странно, но нынешние и местные церковники, здесь на месте, вызывали больше уважения, чем Совет. Довелось встретиться как-то раз. Больше не надо!

«Клянусь, — про себя думала кассирша, но не Галя, — мне проще из Инквизиции коммунистов сделать и собрать партию, съезд! Чем из этих напыщенных, беспринципных и безумных Советников!»

Кто как не Советники закрывали глаза на убийства псиоников, пока Церковь не взяла всё в свои руки? Наверняка, когда пройдёт время — всё свалят опять на Церковь, хотя она очень неоднородна.

Холодало. Не хотелось в Термитник, не хотелось уходить из Нью-Пари, а почти удалось приютиться рядом с несколькими высотками. Это не Центр, но и не окраина. Женщина не была уверена, что дотянет во временном жилище и до октября — да, тут теплее, чем в Краснодаре... Но кто знает, чем обернулся Шторм для климата?

Ещё очень хотелось за Периметр — дозарезу, сразу как узнала масштабы Нового Мира. И интерес. Узнать, что произошло с Россией, со всем постсоветским пространством — выжил ли кто? Остались ли люди, помимо здесь, тут, на этом месте? Стоит ли Краснодар? Старонижестеблиевское? Родной край — Кубань, чёрт подери, любимые места: Анапа, Геленджик, Новороссийск, Армавир, Ейск.

Екатерина рассуждала лишь о тех местах, что больше всех любила. О столицах старалась не думать!

«Или же сейчас придут и выгонят? — по ночам казалось в страхе. — Денег нет совсем... Почти»

Добыть их «помогла» всё та же голограмма — продавать. И она продавала, что сможет. Оказывается, что многие песни, фильмы, фотки в её телефоне, имели теперь ценность. Не все. На жизнь хватало.

Правда догадалась припрятывать своё (ставшее теперь «золотым») устройство. Менять место жительства. Путать следы и не попадаться дознавателям.

Место около высоток нашла случайно: городская служба гоняла кошек, не убивала (запрещено Церковью), но довольно больно и страшно пугала. Она за кошкой, а та в какой-то подвал. Так там и оказалась.

Правда, в укромном месте были ещё всякие стрёмные люди: барыги, наркоманы и прочая хтонь. Жить с ними (после чистой и ухоженной новостройки) казалось чуждой дикостью. Но её приняли: умела торговать, шить, переделывать вещи, вязать. Догадывалась, что вещички могут быть крадеными, но что поделаешь... Райончик чистый, не считая «соседей».

Жизнь потекла своим чередом: прогулки, перепрятывания телефона, продажа, приём всякой херни и хрени, опять продажа и торг.

°°°

Проснулась. Умылась тем, что было под рукой. С тоской посмотрела на свои ногти. Заканчивающуюся косметичку. Встрепала волосы. Выдохнула и пошла: сегодня опять надо перепрятывать — намедни видела, слышала, что банда собирается. «Раритеты отбирать», а её пока эти раритеты и кормили.

Вчера полдня бегала по всему Нью-Пари, ловко скрываясь от камер и прячась то за мусорными баками, то за кустами с колоннами. Возраст давал знать: ещё не старая, но уже не девочка. Сорок пять не за горами!

Вот оно! Да! Ес! Поставила крестик и побрела «домой»...

Это место было идеально, так как тут не ошивалась ни одна банда, не ненадёжных. Чисто. Боялись? Ничего, ей это только на руку.

А сегодня просто сделала вид, что идёт в ту часть города. Просто идёт и случайно через дворы прошла.

— Случайно, — строго и холодно припечатал какой-то мужик с пистолетом и в сером костюме, — глухой забор, бетон, четырнадцать поворотов?

Он ухмыльнулся недобро. Екатерина посмотрела на него огромными глазами. — Я не...

Город немного приглушал его хмурый голос, а жёсткое лицо смотрело прямо.

— Ой, не надо мне доказывать, что вы не виноваты. Избавьте.

Слёзы. Растерянность. Частые моргания. Темнота в глазах.

— Можно вашу руку, мадмуазель! — и Екатерина дала без задней мысли, что не укрылось внимания мужчины. — Простите, — мигом убрал пистолет, — пройдёмте?

Обычная кассирша от пережитого стресса и страха тут же съязвила, а не боится он, вот так, малознакомого человека тащить, судя по всему, в свою квартиру, и: «Вы, человек военный?», — заметила.

Это тоже не прошло без внимания; пока ехали в лифте — была рассмотрена, разве, что не прощупана. И здесь съязвила от чувства неловкости.

°°°

Квартира хорошая, хозяин правда чуть смущался. Екатерина сняла туфли на входе. Помыла руки, а на ноги надела бахилы, что когда-то купила не то в Фикс-прайсе, не то вообще в Светофоре. Так и сказала.

Он стоял и молча слушал, моргая. Хлопнула себя по лбу и попросила забыть.

Разговор был долгим. Чай. Что покрепче.

— Я говорю же тебе, Нарсис, — качала головой после третьего бокала пива (вино категорически не признавала и не любила), — не поверишь!

Нарсис лишь хмыкнул, пробормотав что-то про последнюю попытку.

И да он рискнул — рискнул всем, когда «прочитал» эмоции незнакомки со странным именем. Удивляла и сбивала с толку, не боялась, дала свою ладонь безо всякой опаски, словно пси не существует в принципе и не может существовать. Такое обескураживало и выбивалось из ряда вон.

— Психически больной посчитаешь, — вздохнула, — ну, ладно. Я... Я... Я с другой планеты, бля как тупо звучит, точнее наши планеты: близнецы, сёстры, — глаза забегали, думала, что вот сейчас-то и отправят в казённый дом, — только я ещё из прошлого! С двадцать первого века...

Екатерина мысленно уже отправила себя в подвалы то ли Корпуса Содействия, где работал новый знакомый, то ли Инквизиции — и представила допросы, пытки, опыты. Вздрогнула от голоса, когда пытался переспросить «бля как тупо звучит», уточняя:

— Прости, что это значит? ⁽²⁾

Она замерла, но объяснила и добавила: —...скзала прусски?

Нарсис улыбнулся. Поговорили и про телефон и банду.

°°°

Капеллан предложил устроиться уборщицей в Корпус Содействия — всё равно один старый псионик-аквакинетик уже ушёл. Толку с него как с аквакинетика уже не было, а вот место пустовало. За такой зарплатой обычно в Корпус не шли, а ей в самый раз: меньше шуму о своей персоне, меньше внимания и денег больше, чем за продажу вещей. Отказываться от продажи раритета она не стала, только телефон и иные устройства остались у Нарсиса.

Правда не мог предложить ей пожить у себя — жильё было казённым, там постоянные проверки и тому подобное. Стали бы возникать вопросы, а то и что похуже.

В первый же рабочий день столкнулась с — Гансом Гюлером и Марком Жонсьером. Оба не обратили на неё внимания, поначалу. Она на них: да.

Ганс повиделся ей каким-то странным, несчастным человеком что ли? Не без гнильцы, конечно, но лишь мило улыбнулась ему, когда обходила. Того, казалось, не волновали женщины постарше — смотрел в сторону, куда угодно. Слишком спесивый, хотя под обломками этой оболочки где-то есть хрупкая душа её и прячет. Боли только много делает другим да упивается властью, сволочь безусловно.

Второй, Марк, более импонировал, даром что жёсткий и прямолинейный. Какой-то угловатый, колючий. Как подросток. Или не вырос. Или тоже скрывает ранимость под толстенной бронёй. Или, наоборот, перескочил несколько этапов в развитии.

— Что вы нас рассматриваете, маде...

— Мадам Гриковенко.

Жонсьер с Гюлером переглянулись.

«Это вы место рождения моё не видели!»

— А что в нём? — судя по вопросу, ляпнула это вслух.

Люди ходили туда-сюда. Ставший привычным шум. Ганс Гюлер стал зачитывать: «Екатерина Захаровна Гриковенко — родилась в Старонижестеблиевском сельском поселении...»

Марк Жонсьер переспросил раза четыре или пять, и попытался пересказать: — Старонижестеблиевское, — его затошнило, и он выдал, впервые за всю жизнь, позорную фразу для чистого, — ну, и хуйня это название!

Все, кто слышал и шёл мимо — застыли как суслики! «Видите, что работа с людьми делает...»

Екатерина сделала вид, что обиделась, а сама усмехалась про себя, продолжая намывать пол: «Ёб вашу мать, молодые люди, как будто французский легче или лингва — проще об забор уебаться!»

Правда дознаватели косились на неё потом целых полдня. Да и хуй с ними!

°°°

Примечания:

Название не самое длинное и сложное, но для неподготовленного уха — трудно звучит. Ещё представьте, что русского языка почти нет. И примеров мало.

1) Вспомниналось — слияние слов «вспоминать», «мнительность» и лёгкий фокр, что кто-то помер. В данном случае: прошлое. Фокр должен был быть флёром, но думаем, что и его впишем!

Вернуться к тексту

2) он частично понимал русский, но тот диалект, которым владели Старки отличался.

Вернуться к тексту

°°°

Первые смены в Корпусе Содействия — давались Захаровне (как она попросила себя называть) не очень легко: многие косились на явно выбивающуюся из контекста. Странную. Никто не мог определить принадлежность: чистая-не чистая-псионичка-нет. Она стремилась одеваться так, словно жила в Центре Нью-Пари всю свою жизнь, материлась не хуже, чем последний нарколыга Термитника, накладывала косметику как богиня и.

А вот простую кассиршу из Краснодара удивляло. Всё до последнего вздоха в её сторону — она не делала ничего такого, ничего необычного, а не рутину последних двадцати пяти лет. Вела заурядную жизнь с мужем. Не занималась спортом, но и на вес не жаловалась. Модой не увлекалась, всего понемногу, что в семейном быту пригодится: а было в её краснодарской жизни трое детей. Сестра с братом, у которых тоже по трое. К её «сорока пяти не за горами» уже дважды бабушка и трижды двоюродная бабушка. Ну, вот рано в их роду замуж выходили и рожали тоже рано. Рака боялись — по семейному преданию и просто по статистике все, кто поздно родил, у них раком болели. Или рожали инвалидов.

Екатерина никогда не унижала людей с ограниченными возможностями, но обрекать своего ребёнка на такое? Даже не в том, что типа «мой крест и так далее». Вот. В их роду так и было, чем раньше родишь — тем лучше, может, даже для себя, если хочешь, конечно.

Никто, кстати, не заставлял и не просил. Мама с папой, а также их родители и так далее — никогда особо не навязывали старших младшим, считая это своим желанием. Старшие сами помогали, а мама Екатерины даже не то, что ругала, а просто говорила: «Катя, это моё. Ты своих родишь ещё...», поэтому в их роду не было этих типичных дурацких отношений. Бывают же адекватные семьи!

В этом плане ей повезло, да, конечно, были косяки и с алкоголем у дедушки и его брата. Даже очень сильно. Были прочие ошибки и даже наказания, и не справедливые, но мама Екатерины нашла в себе силы и смелость признать. И это в возрасте почти шестидесяти семи лет, когда другие «складывают лапки» уже к сорока, выдавая свою лень и тупость за возраст, прикрываясь ими. Такие в любом хороши.

А здесь в этом странном мире, очень заурядная она. С весьма посредственными навыками и скромными достижениями: стала выделяться. Только Нарсис знал всю правду.

°°°

Что радовало? Возможность быть уверенной, что с её детьми и родными всё хорошо. Это же и расстраивало! Они искали её, недалёк тот день, когда её объявят мёртвой. Умершей. Усопшей.

Мамы не было давно. Тринадцать лет. Папы восемь. Дедушек и бабушек: понятно. Её сестре и брату рано. Как переживут? Не?.. Не-не!

«Главное не плакать только, — задумалась как-то, опершись на швабру, — не изменить!»

Мимо проходил Ганс, как обычно, нацепив свой привычный вид «я-не-замечаю-никого-такого-статуса», но она была другого теста. Пионерка. Комсомолкой стать не довелось, а очень хотелось.

Гюлер удивлялся ей, но... «Интересно, почему никто из них не поинтересовался откуда я взялась? Может, я интервент? Коммунистический подпольщик: и сейчас буду заниматься агитпропом, расшатывая... Тоже мне, Инквизиторы! Неудивительно, что у них во всяких там Приоров стреляют... — и заржала про себя. — И калин тоже, — припоминая, что её сын одно время увлёкся субкультурой БПАН, всё посаженные Приоры везде рисовал, хорошо, что от АУЕ его отвернули собственные мозги и совесть»

— Простите, — вкрадчивый голос, — что вы сказали?!

«Блядь!»

—...интересно, — другой вкрадчивый голос, более злой и холодный, — очень!

Из-за поворота на застывшую, куриным желе как после духовки, уборщицу теперь смотрел ещё и Жонсьер.

Опять ей на них везёт! Они, что друг за дружкой как приклеенные ходят? Или... Жёсткая рука на запястье. Сталь.

—...не. Ответили. Ни. На. Один. Мой. Вопрос!

— Оставь её, Марк, — Нарсис пришёл вовремя и отвлёк Ганса.

Спустя десять-пятнадцать-двадцать минут они оба вышли из какого-то помещения. Марк был взбешён. Уэйн лишь шипел в ответ, но под конец дознаватель кивнул, но. Гюлер встал рядом.

«Сука!»

Капеллан застонал, Жонсьер ухмыльнулся, весь вид орал как с трибуны "я-тебе-говорил"... Ганс поигрывал цветным брелоком с красно-белым ромбом и чёрно-зелёным быком. Ждал.

°°°

Кабинет неприветлив. Позвали хилера: проводить тесты. Трое: Уэйн, Жонсьер и Гюлер поклялись друг перед другом, что никогда и ни при каких обстоятельствах не раскроют тайны попаданки, если она сама не захочет открыться. Это был риск. Не только карьерой.

— Летиция убьёт...

Ганс синхронно хмыкнул с Нарсисом, мол она сама то ещё. Но Марку всегда было похуй на чьё-то мнение, кроме его собственного. В работе дознавателя это фундамент, но... Это же и провал — путь и рельсы к манипуляциям. Ух.

Ганс так же понимал, что в случае чего: крайний он. Себя знает. Он говно и все здесь знают. Естественно, в курсе про его похождения, поведение и прочее. Осуждали и презирали, а когда потребовалась помощь и прикрытие. Хотя, сам же и напросился.

Может, поэтому, его и включили? Мол держи говнюков под рукой! От этого хотелось напиться, нет, чтобы выгнали, так терпят. Но, а что бы он сделал узнай бы о их секрете? Сдал бы? Сдал. И зачем? Ради выгоды. Зачем тогда.

Вот ответа на вопрос — зачем он вписался в эту тайну, рискуя своей и головой близких, не знал. В прямом смысле рискуя. Тот же Марк с удовольствием отправил бы его на плаху будь его воля. Сдалась ему эта! Кто она? Прислуга, так се...

А вот и этот вопрос был странным, как и ответ на него. Екатерина притягивала как магнит, улыбалась и очевидно не чувствовала себя «не равной», да, она была чистой, но в её классификации, в этой кучерявой голове с ярко крашенными волосами — не было неравных. Они все для неё равны. И ко всем относилась одинаково.

«Справедливо? — это понятие давно забытое, растрескавшееся зеркало, покрытые плесенью поленья, детские и хрупкие мечты: поиграть вон с теми ребятами с символами на запястье»

Она напомнила, что он живой: из плоти и крови, мудак и человек говно (так прямо и сказала, без обиняков и юлений), двуличный, потерянный и запутавшийся. Но живой.

«Конечно, понимаю — не моё дело, но зачем? Зачем так? Силой тащить, принуждать, а потом мстить? Это же тупо? И вообще непорядочно! Я думаю: вы хороший человек, по крайней мере, когда-то им были... Но не виноваты же эти девчонки, что на душе муторно! Всем любви хочется, но насильно мил не будешь...»

Между делом брошено, пока его кабинет намывала. Лучше бы поставили роботов! Захаровна бормотала тихо, всего один раз, он думает об этом до сих пор, ещё постоянно на неё натыкается. Наорал один раз — заплакала вот, просто села, и заплакала, ударил её будто. Стоял, кривил лицо, хмурился.

«Поплакать нельзя?! Обидно, вот и плачу...» — остальное тогда скрылось, во всхлипах, мол как достало, сам на неё натыкается и ей по потолку ходить, что ли. Это же нелогично! Согласился: действительно нелогично и даже подло, глупо, мерзко...

Ответ: «Поэтому и подписался»

°°°

Тот день для Екатерины особенный: день смерти. Собственной. Да — день собственной смерти, когда на «родной Земле» переведена из категории пропавших. Да, и обстоятельства сопутствующее: выжженная трава от портала (голограмма сообщила о сбое; путешественниках во Вселенной; вынужденной посадке). Неудивительно, что эксперты пришли к выводу: выжить невозможно, температура около двух тысяч градусов.

Всё это можно было найти на странице сестры в Одноклассниках, подруги Сабины, Ольги, Олега, Дианы, Миши и многих других. Кадры с её «похорон» окончательно добивали и лишали возможности дышать.

Видимо, через программу создалась «теневая копия страницы» (как такое возможно вообще?) и она могла следить за всем. На основной: чёрная рамка, а у теневой буква в айди другая, хотя в айди Одноклассников вообще нет букв, если только ты не меняешь его на короткое имя (как во многих других соцсетях).

Ходила, по большей части, бесцельно. Убиралась. Но... И натыкалась на Ганса, который на неё наорал.

И тогда.

°°°

Окурок подрагивал в пальцах с хорошим и качественным маникюром (Екатерина отдавала едва ли не ползарплаты за это), слёзы.

— В смысле день вашей смерти?

Бледная улыбка, моргания, искусаны губы.

—...откуда я, — умудрился прослушать Ганс, но понял.

—...можете следить? — Гюлер напрягся, а она кивнула. — А сегодня узнали.

Глаза её остекленели: —...ня почти полгода искали, брат, сестра, дочь, — руки заходили ходуном, — а сегодня...а сегодня...

Никак не могла справиться с собой, поведывая про след портала, про выжженную траву, рыдающую сестру, детей, бывшего мужа с новой женой, который не знает, как объяснить внукам. Потерянный. Новая жена, хорошая женщина тоже подавлена, а ей скоро рожать!

Дознаватель больше не мог вынести: обнял, позволяя ей прижаться к его широкой груди и хоть как-то прийти в себя — его большая ладонь гладила Екатерину по спине; пытался успокоить, укрыть, забрать страхи и тревоги.

По сути, и послужил триггером (об этом написано в тех самых интересных книжках, однажды забытых уборщицей в складских помещениях; она была электронной и там был автоперевод).

«Я хоть и говно! Но... — почему-то даже от кусочка мысли предложить ей то, что предлагал Лу и остальным: выворачивало. От отвращения, страх сковывал, порабощал. — А что, если?.. А что, если я... Нет!»

Екатерина мирно устроила голову на его плече. Успокоилась. Курили. С интересом рассматривал её маникюр, держа не такую уж и хрупкую руку: в своей, медвежьей.

Со стороны они казались весьма странной парой: она старше него, далеко не миниатюрная (между дородной и в теле), не из высшего слоя общества, без влияния и не обладающая ослепительной красотой. Без сверхспособностей и сверхталантов. Абсолютно обычная. Но Гюлер чему-то улыбался, когда помогал вставать да поправлять. Такую улыбку разве что помнили... Кто помнил: никого почти никогда не было.

Верёвка и мыло всегда ждали в шкафу, наряду с ядами, пистолетом, бритвой. Взор обращён на крыши высоток: словно в ускорении свободного падения есть смысл. Смысл его бытия.

°°°

Откровенно охуевшая Лу, смотрящая на ту картину — была потрясена, как бы попросил Баретти!

Мало сегодня потрясений в виде разных поручений Приора, ещё и странное поведение Гюлера. Стояла и смотрела, будто впервые. Не б знала б что это он, подумала про брата-близнеца. Клон. Глюк.

Глюк настолько реальный, что искренне улыбнулся и ей, и Марку, который проходил мимо. Мимо, ага. Видимо, там, где задания Приора — там и Марк.

«Чё, знает об этой? — думала Лу. — Стрёмная какая-то!»

°°°

Примечания:

«Спелись называется, черти!» — прикольная AU к этой главе, зарисовка:

°°°

Месье Жонсьер чётко и строго предупредил, чтобы в свете происходящих событий Екатерина и не вздумала распространяться о своей необычности. Да, засунуть собственные отличия очень трудно, особенно когда к ним привык. Лучше сойти за банального поехавшего, чем на плаху. Тем более, что теперь она потащит и их за собой.

От чего-то, видимо, Марк доверял ей. Настолько устал от работы и постоянных подозрений? Или удивлён её дерзостью, безрассудством, бесстрашием, когда она даже ухом не повела, едва он вскользь упомянул виселицы.

«Моя бабка партизанка, её много раз пытались и вешать, и стрелять, и жечь, но она выживала. Погибла от пули на излёте в Берлине, глупо...» — бормотала тогда Захаровна, привычно потирая пол. Причём тут всё дознаватель не понимал, он знал, что в двадцатом веке была Вторая Мировая, но не мог оценить расстояние, время, силы. И так далее. Сейчас, спустя почти двести шестьдесят три года, генетический шторм, гибель многих: трудно оценить всё это.

Так и спросил. Напрямую. Как привык.

— Двадцать шесть миллионов...

—...

— Людей, месье Жонсьер, — сверкнула глазами Екатерина, — моя страна потеряла в той войне!

Марк завис на секунду, переваривая информацию. Даже блестящее образование не может дать человеку понимание далёкого, разделённого другой идеологией, картиной мира и самим миром. Его масштабами. Для простой кассирши новое пристанище: лишь лоскут, обрывок. Хоть она пробыла всю жизнь, на ровном, одном месте — точке на карте, двадцать третьем регионе огромной страны, одной (сначала шестой) седьмой суши: её родной мир был во много раз шире и больше, чем у любого из людей здесь. Почти любого, надо помнить, что вместе с ней тогда на той долбанной остановке было ещё то ли пятнадцать, то ли двадцать пять человек.

— Простите, прослушала...

— Хм, — даже расцепил вечно сцепленные пальцы, — одной страны?

— В той войне погибло много людей, около семидесяти миллионов.

Жонсьера затошнило: «О, Единый!», наверняка сокрушался безмозглостью тех, кто разбрасывался своим геномом. Хотя. Дифференциальное отношение. Екатерина пристально смотрела на него, забывая иногда тереть, но... Что-то в её взгляде читалось, не то осуждение, не то вопрос, хотя осуждение было с пониманием. Поддержкой.

— Осуждаете?

Рука и в перчатке. Волосы со лба. Живот втянуть и стать менее объёмной. Кривая усмешка (по мнению некоторых) слишком ярко накрашенного рта. Наманикюренный ноготь второй руки, что перестёгивала ремешок на странном фартучке, принятым в Корпусе в качестве униформы. Колечко.

— Я? — ноздри чуть раздулись, выпуская порцию воздуха, смешок как на кассе иногда во время перерывов. — Думаете, не понимаю иногда, что существуют люди, которых... Хм...

«Которых что?» читалось на лице дознавателя. И по сложившемуся сценарию: из-за поворота появился Ганс Гюлер, намного потеплевшим взглядом смотрящий на неё, не обращая внимания ни на «статус», а на должность тем более. Слухи о их связи и о том, почему уборщица Корпуса теперь ещё и работает здесь, расползлись быстрее, чем колготки от маленькой, едва заметной стрелки, которая в свою очередь начинается с маленькой точки. Теперь он тоже с интересом смотрел на неё.

Слова, что порядочно, а что нет: прочно засели в его голове. Какие только способы ни применял. Теперь всякий раз, когда хотел провернуть нечто грязное — голос подавала совесть. Оказывается, она у него была. Спала долго просто. После мимолётных встреч с ней совесть продирала глаза всё больше и больше, теперь становясь весьма прожорливым механизмом.

От долгой спячки: накрывало приступами ненависти к себе, острого самобичевания, саморазрушения. Проще было сдохнуть на месте, чем. Гюлер, на удивление других, опять захотел заниматься больше полевой работой. Рисковать. Умереть так быстрее и надёжнее. «И не видеть...»

—...то-вы-знаете-о-ковиде? — скороговоркой пулемёта выговорила она, не бросая работы и ловко управляясь с уборочным транспортёром (за это новый мир можно лишь обожать), по рации наставляя других уборщиков и корректируя их работу. Опыт управления коллективом, на кассе и столкновения с неадекватными клиентами: делали своё дело. Дознаватели даже залюбовались этим.

Переглянулись. Моргнули.

—...о пандемии, в две тысячи девятнадцатом началась, — отрывистый и сухой голос Екатерины то и дело прерывался: она ставила вещи на ленту на полном автомате, — по моему скромному мнению, виселиц и расстрелов тогда не хватало!

Ещё лицо дёрнулось, речь стала совсем отрывистой. Злой. Мрачной. Она поведала оторопевшим Инквизиторам о антиваксерах, поехавших, паникёрах и людях, которые прямо говорили, мол нам похуй, что все (в том числе старики и дети умрут), вообще. Своя рубашка ближе к телу. И так далее, другие из-за лени и тупости когда-то, когда иные учились, наслушались дураков и тоже подвергали людей опасности. Просто из-за своих страхов. Которые были (в основном) надуманными.

— Но... — сказал Марк.

Однако она его перебила.

— Что «но», извините, я на полном серьёзе считаю, что, если человек противопоставляет себя обществу, да ещё в ультимативном порядке. Эгоистичном, то это общество в праве с ним разобраться!

Жонсьер аж проморгался. Покивал. И пожал ей руку, кивнул, мол продолжайте.

— Если есть угроза от индивида, который говорит прямым текстом: «Мне похуй на вас! Я главнее! Я! Я!», то при малейшем волнении или нестабильности эта угроза устраняется. Ибо нехуй. Да, и почему все должны терпеть кого-то одного, только потому что ему одному так захотелось? Почему все должны рисковать? Да, и вообще страшно было выслушивать таких, реально страшно, которые если надо убьют, но попробуй их тронь: сразу в истерику, независимо от возраста и пола.

— Насколько знаю, — вмешался Гюлер, переваривая информацию, — люди были против генной модификации, аллергики.

Екатерина зашипела, так как сама была аллергиком. Любая кошка или змея позавидовала сейчас.

— А люди виноваты, месье Гюлер? — зелёно-карие глаза бликнули молнией. — Обычные рабочие, может, пролетариат? — её тон не предвещал ничего хорошего, она боялась, как бы не занесло куда-то не туда. Страшно боялась, но по сути нечего терять. — Или капитализм? Глобализация? Богатые, чьи аппетиты росли и росли, что никак не лопнули.

Она немного остыла. Выключила транспортёр. Отчиталась по рации (к слову сказать, это её идея была, чтобы корректировать одновременно и КС, и здесь).

— И против были от невежества и собственной тупости! Проще же поверить, например, что ты скорпион, чем ебанат, у которого крыша давно едет, — губа её поднялась как у кошечки во время охоты, — генная инженерия прежде всего нужна была аллергикам, как специальная технология. Пенсионерам. Инвалидам. И так далее. Понимаете?

— Нет, — сказали оба, хотя Марк давно догадывался к чему она клонит.

— Блять, — зыркнула исподлобья, — историю пишут победители. Знаете? Так вот, не люди (простые, бесправные) виноваты в том, что произошло! Не обыватели.

— Но...

Градус диалога понизился ещё на десяток чёрточек. Тишина. Перерыв.

— Думаете, не замечаю? — она зло веселилась, глядя на их непонимающие лица. — Что люди говорят? Общественное сознание: мол, мы, люди мы виноваты в том, что произошло. Может быть, не спорю, но послушайте человека, — Екатерина зашептала, кстати, больше Гюлеру на ухо, — который оттуда... Если бы эти технологии были бы при подлинной демократии, диктатуре пролетариата, то ничего бы не произошло. Всё это, — она обвела немного пухлым пальцем по кругу, — результат того, что богатые хотели быть ещё более богатыми, но забыли, наверное, про закон сохранения энергии... От жадности.

Конец. Наверное, её сейчас арестуют за антицерковные настроения. Да, но дознаватели не спешили. Оба выглядели ошалевшими.

— Кстати, я забыла упомянуть, что ненавижу Совет именно по этой причине... — она вздохнула, поняв, что посвящённые в тайну не станут сдавать, сказала. — Мне работать пора.

У Гюлера прихватило спину: возвращение к полевой работе требовало физической подготовки, а он тряпка. Марк подал ему руку. Екатерина отошла, но даже уходя услышали: — Вы мне ближе к народу кажетесь, если, конечно, не будете слишком карьеристами и сволочами. Видала «все единогласно», где-то во время перестройки.

О том, что и кто был «единогласно» ни Ганс, ни Марк не знали, так же и о том, что такое перестройка. В том смысле, который она туда вкладывала. Труднее было так как (некоторых пор) бригадир уборщиков Инквизиции часто перескакивала с лингвы на русский. Постоянно.

°°°

Приор Иво Мартен догадывался, что что-то происходит, но чутьё подсказывало, что это не связано с покушениями. Никак.

Несколько раз видел новую и весьма (по его мнению) интересную женщину. Зацепила. Чем-то напоминала Лу Рид, но, если к телохранительнице у месье Мартена вполне понятный интерес, который тоже начался так. Но.

Эта Кати или Ека Гринк, как представил Нарсис Уэйн, когда разговор зашёл о качестве уборки — вызывала очень много вопросов. От внимательного к мелочам Мартена не ускользнула манера женщины выражаться как Рид, но носить модные вещи как прирождённая чистая.

Косметику накладывала сама. Руки ухожены. Тратит едва ли не всю зарплату на маникюр и парикмахера. Зачем? Вряд ли псионичка из Термитника так будет делать. И, судя по всему, это не для пыли в глаза или ещё чего. Привыкла.

Постоянно ошибается. В каких-то диких мелочах, словно Вторая Мировая закончилась каких-то восемьдесят лет назад, а не без малого три века. Знала о технологиях начала нулевых, десятых годов двадцать первого века, больше, чем лучшие учёные-историки Инквизиции. Будто сама там побывала.

Иво напрягся, размял переносицу, потёр шею. На дворе две тысячи двести восьмой, какие такие технологии могли сохранить носители, чтобы обучить человека? Хм. Откуда у обычной уборщицы без должного образования — навыки управления большим коллективом, практически автоматическая точность и работа. Как человек за короткий срок смог не только разобраться с документами, но и включить раритетный аппарат? Кажется, кассовый.

Насколько Приор понял: уборщица не заметила, как ввела какие-то коды. Этот аппарат они поставили, чтобы сладить работу всех уборщиков. И предложение, кстати, её же. А когда месье Мартен вскользь спросил у Дани и Гектора, то те лишь поразевали рты. Естественно, это было более чинно, правда во рту секретаря, как всегда, вишнёвая смола.

Дани напряглась, может, испугалась потери работы? Сказала, что без должной подготовки — в принципе невозможно. Никогда. А ещё сильно напрягали познания в авиации. Точнее в службе Авиационной безопасности.

Точка. Авиация — это искусство. Сейчас лишь элита из элит учится, а простая поломойка (Иво до сих пор стыдно за такие слова, пусть про себя) знает структуру и устройство аэропортов. Аэропортов? В мире выживших есть только один полноценный аэропорт. Остальное: вертолётные площадки.

Но добило не это, а — прямая и чёткая цитата из трудов Ленина. Да, представьте себе, Приор Инквизиции очень любознательный человек: много читал. Из нынеживуших его увлечения разделял разве, что Марк. Они вместе на спор однажды перечитали Маркса, Энгельса, Ленина и даже Сталина.

Просто найти нормальный, сохранившийся и адекватный перевод — не просто чудо, а огромная удача. Фарт. А тут в споре, уборщица идеально пересказала слова Владимира Ильича, как будто видела записи или училась этому? Чёрт возьми, где в мире учат Марксизм-ленинизму? Та страна, что когда-то следовала той идеологии распалась двести семнадцать лет назад.

И что скрывает Марк? Что скрывает?

°°°

Многое разрешилось, когда Приор Инквизиции — чисто случайно не то услышал сам, не то пересказали спор между Гринк и дознавателями. Иво не страдал шовинизмом, но отлично знал того же Гюлера. Слухи также доносили и примерное содержание спора.

«Двадцать шесть миллионов»

«Людей»

И опять. И опять. И опять. Приор не выдержал. Попросил Дани навести справки, та слегка покосилась, но молча выполнила.

В биографии белых пятен оказалось больше, чем ожидалось. Сплошное белое пятно. Ну, хоть образование указали более-менее. Хотя Иво сильно сомневался в правдивости всего.

Происхождение: небольшое русское поселение у городка ... Так. По-моему, Артье и Кари Старки оттуда, но отчего-то не хотелось — кто не в курсе, что Старки лучшие друзья Уэйна. Даже социальная группа не смогла заменить. Породнились вон.

Конечно, странно думать, что Уэйн, Гюлер и Жонсьер — что-то будут вместе там. Марк и Ганс терпеть друг друга не могут давно, а Нарсис? Хороший сотрудник. Ответственный. Честный. И так далее. Пил, правда, в начале службы. Стал бы он покрывать или прикрывать неизвестно кого?

Ходили слухи и о якобы связи Гюлера и Еки. Тут Мартен знатно расхохотался, ну. Фантазёры. А вместе с ним и Дани. Гектор с Кеем вообще на задницу упали (не стоит подчинённым знать об мыслях его, особенно Баретти).

Кстати, тот потом засмущался, едва не провалился, извинился, мол такой отборной фантазии и вранья давно не слыхивал.

Не смеялась только Лу. Выслушали. Подумали.

°°°

Кабинет. Иво работает, Лу он позволил поиграть в телефон, чтобы развеяться.

— Дани, — обратился Приор к помощнице по связи, — задание тебе, пока мне никуда выходить не надо. Накопай побольше про эту Гринк, никак из головы не выйдет.

— Что-то не сходится, Иво, — спросила успевшая заснуть в кресле Лу и теперь смущённая, — считаешь мои некоторые выводы верными, или слишком смелыми, выходящими за рамки логики и рационального мышления?

Иво лишь тонко ухмыльнулся, что почти не отображалось на лице. Распустил волосы.

— Да, я считаю твои выводы, что она будто не из «нашего мира», по идеологии, абсолютно верными, — он сел обратно за стол, — а вот в то, что Гюлер, — и начал смеяться, — прости это выше моих сил.

Лу только махнула рукой, она сама скорее поверит, что беременна, чем даже в намёк о возможной влюблённости Ганса Гюлера. Это по определению невозможно.

°°°

Примечания:

«Даже Приоры могут ошибаться» — несколько абсурдная Ганстерина:

Глава старая, тогда ещё не было инфы о фертильности псиоников

Примечания:

Блять, нам упорно нравится Ганстерина (сами же её придумали ?), но не в этом фике, если кто этот опус читает: напоминайте, пинайте.

Если чо, оправдываемся, что это пре-ганстерина. ???

°°°

Екатерина Гриковенко начала смену как обычно. Теперь начальница бригады уборщиков — рацуху одобрили. Выдали премию. Немного, но достаточно. От продажи раритетов, перешивки и торгов не отказывалась.

Товарищи по заговору настоятельно рекомендовали бросить два последних. Предложила стать их глазами и ушами среди барыг. Там своя, не распространялась о работе: вряд ли заинтересует бандитов, а вот информацию выудить может.

Тем более голограмма. Да, которая категорически не нравилась. Пугала и выводила из себя. Лезли всякие идеи: страшные. Про помощника. Раз, как-то смотрит на Марка, взор перекрывается — показывается чуть ли не всё досье. Как? Откуда? Запоминать сразу не даёт: знания кидаются пакетами. Чтобы «распаковать» — требуется соблюдать режим сна, хорошо кушать, много не пить, не курить и регулярно… С последними проблема, её последний хороший мужчина, которому она доверяла, остался в прошлом. Курила много.

Догадаются ли барыги о голограмме? Неизвестно. Опасно рисковать — где остальные? Сколько их было.

«Двадцать три. Ты двадцать четвёртая…» — усилием воли удалось подавить этот стальной звук и скрежет. Тон пугал. Насмехался. Ла-а-адно, тогда, где их искать? Она оказалась тогда на окраине Нью-Пари, одна, встроилась в городское движение. Даже не уверена была, что камеры зафиксировали — цвет одежды, что находилась представлял идеальную маскировку, на лице газовый платок был под оттенок стены рядом. Такие в фикс-прайсе видела раньше, не покупала, а вот сестра тогда купила — до сих пор где-то валяется. Они были тогда в отпуске на море, как сейчас помнит — сентябрь две тысячи тринадцатого, платановая аллея, Геленджик, шашлыки и юмор. Младшая дочь участвовала в карнавальном шествии вместе со своей театральной студией, куда её накануне пригласила подружка. «Едешь? — спросила тогда Анфиса из «5Б», улыбаясь. — Всё оплачено, Кирилл заболел, но рекомендовал тебя!».

Много тогда споров было, ведь Екатерина верила во всякую хрень, вроде того, что нельзя ехать, если заболел: на тебя перейдёт. Дочь просто пальцем у виска покрутила, несмотря, что всего лишь двухтысячного года рождения! Она же мозги и вправила (но позже). Это сейчас — сама смотрела со смехом, даже страшно представить, если бы с Надей что-то случилось бы в Геленджике: ведь так бы и сказала, что… Просто повесила бы на ребёнка чувство вины. Ни за что! М-да. И сколько таких?

«А вывезу ли я миссию? — думала немного паникуя. — Вывезу ли? Дьявол, я привыкла к продаже, и к перепродаже: извините, но на эту зарплату полностью жить не собираюсь, тем более, отказываться от денег, когда они даром… — свою пионерскую совесть удалось пока заглушить, интересно долго ли она продержится в идеологии или будет как все, со временем, презирать по статусу. — Нет, выкуси. Блять! Как буду играть в детектива, если единственное преимущество в этой чёртовой херне, которую боюсь до дрожи?»

Друзья по несчастью смотрели с сочувствуем и подозрением. Кое с чем соглашаясь.

Гюлер схватился за голову, выдавая нечто интересное: «Обыкновенные кассирши из Пятёрочки, Катя, в твоё время все были такими дурами, или только ты?» — и скрылся, отходила его мокрой тряпкой. Марк с Нарсисом качали головами. Тайный союз походил детский сад «Тормозок» на подтяжках — ладно она, но они терпеть не могут друг друга (и не порой), постоянно собачатся, грызутся. Часто собирались в случайных коридорах. На перерывах. Репутация у обоих идеально подходила: один весь такой подхалим и жополиз; другой оголтелый трудоголик и карьерист, да и третий тоже. Главное, подозрения на себя не навести. Держаться.

Екатерина пыталась параллельно читать «Полное собрание сочинений Ленина», но устройства глючили и тупили, порой отказываясь работать. Нужны были переходники старого образца, которые не выпускались уже так массово и дёшево. Оставался риск потери всех данных, доступа в интернет. Айтишника или айтишницу в друзья — помочь разобраться, но она сама и в старых не особо разбиралась. И читать неудобно: терпеть не могла PDF да ворд, где всё часто перескакивало, сбивалось, норовило исказиться. В интернете тоже не вариант: оставались только аудиокниги, но места катастрофически не хватало, заканчивалось. Скажи она кому-нибудь сейчас насчёт количества памяти, все поржут. Оно и в две тысячи двадцать третьем считалось устаревшим. Может, поискать на шахтах и залезть в российский интернет? Но состояние устройств, кто тебе продаст старинную ерунду, которая хорошо работает.

Выручил Нарсис. Удивил. Рассказал про находку своей секретарши: планшет Apple аж с две тысячи одиннадцатого. Не ахти что, но кодеки схожие. Дальше по наводке предка Лефевр — Вика, комиссия, кстати, тут же засекреченная самим Приором Инквизиции, нашла и другие вещи: ноутбук Lenovo, несколько телефонов и прочие мелочи разных годов, вплоть до сороковых двадцать первого века. А потом, как мы знаем, и был Шторм — годы одичалости, убийства псиоников…

«Своевременная информация! — чуть обрадовалась уборщица. — Такой консервацией вполне можно объяснить… Блять, что можно объяснить, идиотка? Что такие консервы на каждом шагу валяются? — она разозлилась на саму себя. — А генетический статус? Скольких хилеров-генетиков надо ещё "выключать", чтобы временно отстали? А что, если те двадцать три попали под влияние голограммы? Пользуются положением и издеваются над людьми пониже статусом?» — не слишком весёлые мысли полезли в голову. Попугаю понятно, что её раскроют. Казнят. Либо союзники, либо её вместе с ними. Союзники могут быть виновны в нарушении внутренних законов и прочего, но в появлении неё: нет. Как и она. Играет непонятно против чего или кого, спорит сама с собой и внутри себя.

Что есть эта голограмма — причина Шторма, самосознание пси, его неосознаваемый избыток, межзвёздный маньяк, атавизм во Вселенной? Кто, чёрт подери, там ошибся, когда прилетел на остановку? Да, и вообще нахуя она на неё припёрлась — живёт в трёх шагах, вода — ну и что, в последствии там намного жёстче произошло. Неместная что ли: паводков испугалась, почти всю жизнь прожила, ну, в райончик новый.

Сердце немного ёкнуло и защемило о мыслях про Родину, улицы, родные трамваи, Старонижестеблиевское… Чёрт, да хоть про футбольный клуб и стадион Галицкого. И ни с кем не обсудишь, посудачишь. О политике даже, тот же Путин или Байден, мало того, что далеки как от неё самой Николай I или Франсиско Морасан, так ещё нет эмоциональной связи, нагрузки. Хотя, в этом мире, где люди разделены по геному: они вряд ли сейчас вспомнят про каких-нибудь Макрона, Саркози или Олланда, а также Александра Де Кро с Софи Вильмес.

Делся ли куда-то национализм? Судя по напряжённым лицам «товарищей», нет. Опять поругались. М-да, она с ними поседеет, а думала от краж, тупых подчинённых, кривой экономики и недостач: из-за всех вышеперечисленных рукожопов. Что им делить? Какого чёрта опять? К чему такая спешка, а когда пыталась спросить, в ответ только одно, привычно капелланское: «Приказ Приора», и так холодно, как будто забыл, что она его знает лучше, как будто забыл ,что друг. Колючка, репейник, но друг, скрывающий заботу и участие в резкостях, колкостях и строгом тоне. Выгорел? Устал обжигаться или слишком много чувств извне?

Ганс ходит как в воду опущенный, хмурый, пытался опять наорать. Екатерина только закатила глаза, а он снова чувствует себя виноватым. Позвала пить чай на перерыве, они сорвались в какое-то кафе. Во внешнем мире никто не знал, что она «безстатусная», а ещё и уборщица. Так всё из этого да повыуживала и убедила идти к ним, хотя он толком ничего не говорил. И права не имел, и боялся.

°°°

Напряглись все. От внимания Приора ничего ускользнуть не может, после покушений не удивительно. Конечно, сначала послал гонцов: Лу да Кея, в разное время, но эмпатик быстро спалился за слежкой, Екатерина не раз ловила воришек. Даже пси его не спасло от хмурой её, упёршей руки в бока.

Кей только успел покоситься на Ганса, сказавшего на ходу привет. Ей. Никому больше: остальных попросту забыл заметить. Поцеловал ручку.

Это было незадолго до. Она не знала подробностей, но чувствовала себя нехорошо. Переживала. Прекрасно знала эту Лефевр, хотя секретарша пугливая как мышь, несколько зашуганная. Всё смотрела на Нарсиса огромными глазами и несла чушь в его присутствии. Екатерина только усмехалась себе под нос, а вот Ганса Анна опасалась.

Никак не удавалось её разговорить — Екатерине нужна была подружка, да и выяснить про патент не мешало. И… Вот такая она сука! Голограмма, всё же, прорвалась через психологический блок — выдала кое-какие сведения…

Через психологический блок? Пси-хо-ло-ги-чес-кий? Пси?

А что, если пси — реакция на чёртовую голограмму? Так и не разобралась, что есть ОНО, ОН, ОНИ, МЫ, ТЫ, Я и так далее, как слишком много появившихся гендеров в её время. А может, всё-таки ОНИ?

Иногда пытается помочь, иногда нет. Нечто: много личностей? Общность чужих мыслей, в том числе подавляемых? Проще относиться как ОНА… Ладно, раз голограмма — она. На каком языке, если вообще ей доступно, понятно «язык», а совесть?

Голова кружилась — пришёл Ганс сообщить, что решился и предложил потанцевать старинное танго. Брызги шампанского? Она только за, тем более что танцевал этот «дегенерат в чёрной форме» отменно, пару раз движения были настолько чувственные, даже развратные, что будь они в две тысячи двадцать третьем, в Краснодаре: затащила бы куда-то и отхлестала; не то, чтобы больно, не то, чтобы он против. Стали хихикать.

Явились Нарсис с Жонсьером, как дураки-заговорщики, ещё бы вырядились как в старом дурацком фильме о войне, где на роль диверсантов-разведчиков взяли тех, про которых обычно говорят «обезьяна» или «питекантроп», она ничего не хотела сказать, мама часто смеялась с папой над тем фильмом. Подкалывали друг друга, язвили.

Пришла какая-то стрёмная баба с алкашом (Екатерине стыдно за свой явный лукизм), новые уборщики? Прости Господи, куда смотрит руководство? Приор? Если в самое сердце, так сказать государства, берут хрен знает пойми кого, по объявлению? А потом удивляются всяким мятежам да прочему. Тут не только бомбу: десять тысяч ИЛ-76, столько же Боинг-777 и Аэрбасов-380, вместе с десантом и амуницией, спрятать можно. М-да.

А должно быть по-другому, всё вроде бы строго, виселицы, жёстко — но она не удивится, если Викарий или сам Приор в итоге гомункулом с планеты Нибиру окажется, у которого сто сорок ног вместо пальцев и… Нет, это уже не то. Муж рассказывал, что в одном аэропорту (у чёрного моря), работал дворник и нёс пакет. Сотрудник САБ ⁽¹⁾спросил, мол что несёшь, а тот пошутил: бомбу. На другой день дворник больше не работал. Уволили, если плохо запомнила, ещё в характеристике что-то написали. Тогда подумала — жестоко, а сейчас: нет. Такие объекты не место для глупых шуток, и смотря кому.

Спросила Екатерина стрёмную бабу, мужик зашипел на неё. Отвечал сам. Ну, и отчитала их по форме, а тут у мужика давай голос ходуном ходить — хрен знает что: Ганс, Марк и Нарсис напряглись сразу же! Началась погоня, уборщица махнула на это рукой: ей работать, тут разве что музычки из «Иван Васильевич меняет профессию» не хватает! Хотя Марка со шваброй в заднице и ведром на голове: такое забыть пива надо, да побольше.

С новой недели всё позабылось как-то, потом и вовсе, на месяц. Расследования. Допросы. Удивительно, что ни общество, ни Совет и даже сам Викарий — не знали о случившемся. Молодцы, сработали чисто.

С Анной удалось если не подружиться, то хотя бы наладить контакт. Та поделилась зачем вообще в КС пришла. Брат. Сицилл Варн, а это зацепочка. Можно же сразу сделку предложить, только как подкатить, если расскажет: подставит Нарсиса, может быть, даже не только под гнев начальства.

Позвала её, остановившись около больницы, где Анна теперь часто бывала. Самой секретарше до выписки оставалось чуть менее двух недель.

Поговорили. Екатерина не знала, как обойти чёртову голограмму, чтобы та не узнала ничего, может быть, Лефевр со своим неоднозначным статусом пси? Радовало, что голограмме трудно погружаться в тонкости языка, пусть она (скорей всего) знает их немало. И тут…

КАК МОЖНО БЫТЬ ТАКОЙ ДУРОЙ? Они не одни во Вселенной, раз у Земли мало того, что сестра нашлась, так ещё и близнец! Кто сказал, что только один, одна… Да, скача по верхам, этому неясному монстру непросто проникать во всякие дебри и это и отличает её от реального человека, сознания, ограниченного одним индивидом, организмом.

Существуют ли ещё подобные? Можно ли судить обо всех голограммах? Понятия «родители», «семья», «любовь» для неё не чужды? Кто ты? Что ты? Откуда ты? Почему ты здесь, а не со своими — ты выполняешь долг или протестуешь, но даже, если протестуешь, то многим как-то похуй…

И попаданка дотронулась до Анны, возможно, что неясный генетический статус — влияние попаданчества? Где-то, когда-то? Может быть, попаданец, с «консервной» (по выражению того хилера) генетикой противостоял голограмме и стал, а кем он стал?

Женщины смотрели друг на друга достаточно долго. Потом рассмеялись.

— Я вас интересую и как просто человек, и как с неясной генетикой, и… — она понизила голос. — Как сестра?

Уборщица кивнула: лучше быть открытой, убьют, да и ладно. Лучше сразу. Окольными путями удалось передать данные про «хрень в башке», прочее. Секретарша дала планшет в обмен на некоторые знания.

Кто-то скажет, что дружба так не строится, но и на скрытничестве и манипуляциях тоже. Может, на поле общей выгоды будет проще сотворить здоровье товарищеские отношения?

°°°

Иво Мартен сразу после происшествия — приказал лучше набирать сотрудников. Лу хихикала. Даниэль и Баретти сидели тише воды, ниже травы, думая, что он не догадается чьи это разработки, и для чего они.

Дальше стало как-то не до этого. Внезапная информация от Марка с капелланом Уэйном: разрывала голову не хуже, чем Викарская пси-эмпатия! Какие националисты, фашисты, нацисты и иже с ними — сначала хотел жёстко отчитать дознавателя и велеть проспаться, мол, что он не знает об их тайных попойках в отрядах (с тем же Фаруком), или об их же оргиях? Усмешка тронула губы: такое он прощал, не измена же, ну, работа такая и рискуют каждую секунду жизни, и не в праве он, Иво Мартен, будь хоть во ста тысяч пунктах Приором, и Инквизиции... Не для тех, тем более, кто жертвует своей безопасностью и может не проснуться. За него в том числе.

Викарию не понять. Метания никогда не отображались на лице Иво, но, что он не знает о связях Дани с девушками? О том, что блюститель правил Гектор — клеит женщин, и иногда на работе, что и Лу, и Кей выпускают пар. Такие же люди.

Однако Марка решил выслушать — злость, ненависть и ярость колыхнулись в нём (не на Марка) — не вовремя всё это! Откуда только? Чёрт, вот чем должно общество заниматься!

Лично попросил Жонсьера, скорее как друга, но с оговорками. Всегда неприятно было идти на такие шаги. Однако, пусть собирает отряд, ополчение, хоть чёрта лысого, но главное, чтоб ни одна собака не прознала, окромя тех, кто и так в деле.

От самого приора нужна идея, простая: вспомнил школу. Заболеть. В прямом смысле, позвал Лу с Кеем; точно знал, они подхватили. Вирус какой-то. Попросил чихнуть. Сработало безотказно: тесты правдивые, чихала, согласно договорённости, специально в местах с минимумом камер и прослушки. Сделано так: будто случайность.

В связи с этим — смог отпустить охрану, даже Дани с Баретти. Вызывал по очереди телохранителей. Викарию никак не подкопаться, сам не притащится, возраст. А то поди, что, мысль такая мелькала, что будет, зарази его; об этом потом охрану спросит, как влияет заложенный нос на пси?

Сам сидел как на иголках — не любил болеть, и заразился не абы чем, специально тем штаммом, что не сочетается с некоторыми ускорителями, которые любили, кто денег имел достаточно. Переживал за дело. Звонил.

Про планы не спрашивал, боялся прослушки. Пил горячий шоколад и ел лимонные дольки, Лу даже пару раз шутя назвала его «Альбус» и «директор», тоже переживала за напарника, капеллана, друзей, когда находилась здесь.

Переживал и когда группировки удалось разбить. Некоторых они, всё же, потеряли. Но шума чудом избежали — так, представили как ликвидацию банд. Отдельных банд, надо заметить. Признавать, что они прозевали (Лу говорила по-другому) под носом полноценное сопротивление и фактически другую, несправедливую идеологию: было бы самоубийством! Пропускать эдакую идеологию, когда различия не в головах: реальные, что можно увидеть, пощупать, как он щупал погнутый телохранительницей лист стали — смерть системы, тысяч людей. Их и так слишком мало.

Нет нескольких миллиардов, чтобы сто миллионов показались не такими большими; да болезненными и проблемными для некоторых наций, народов (демографическая яма), но не критичными.

Иво Мартен считал, что убеждения, которые считали вымершими — надо искоренять! Не представляет, что начнется с миром, в каковой 

и без того люди разделены; где де факто существует понятие «чистые», от которого самого передёргивало; что если (на полном серьёзе) проникнут идеи фашизма, нацизма и национализма?

Не придётся тогда и ему самому? И тому же Марку? Охране? Многим, что против — скрываться?

Поражала и степень, глубина проблемы — как почти за двести шестьдесят три года, когда официально последнее государство с подобной идеологией наголову разгромлено, а впоследствии пошли судебные процессы, идея смогла выжить? Кто куратор? Кому это выгодно?

Вряд ли сам Викарий, скорее, угроза исходит из «белых пятен», мест, где власть Нового мира номинальна. Бельмо, места неизвестны: замаскированы и скрыты, доходят о них только слухи. Такие белые пятна, что живут почти с доштормовым укладом. Выходцы оттуда легализуются, их след теряется. Иво Мартен долгое время создавал проект по исследованию земель, возможному расширению Периметра. Что-то подсказывало, что псионизм Жана-Франсуа не единственный обман.

Вспомнилась эта Ека, вот приедет Марк. С него спросить.

°°°

Иво отпустил всех: главный козырь у него в рукаве — Сицилл Варн. Хороший и смышлёный парень. Приор намеривался привлечь к борьбе с Викарием, после проверки естественно. Лично поблагодарить Тину — догадаться использовать оружие ...надцатых веков; замаскировать всё под съёмки и ловко приплести Инквизицию? Гениально! Якобы группа энтузиастов пытается возродить искусство, собирает команду и снимает собственный фильм-реставрацию? Взгляд со стороны: не то, что обычно снимали про Инквизицию тогда, когда киноиндустрия находилась на пике развития, с позиции сильного, главного и правдивого. Снять про ту Инквизицию, но с позиции этой: новой.

Так же со стороны искусства — смотрелось настолько свежо; некоторые критики, искусствоведы и просто образованные горожане опешили. Кто это предложил? Псионичка!

Спасатель? Теперь на Тину другие планы у многих: у Жонсьера, например. Вряд ли упустит светлую, неординарную голову, вопреки ворчанию того хилера. Казалось, Марк в обмороке от восторга. Но...

И сам в обмороке (без восторга), не может простить себе — маленькую оплошность. Косяк, чуть не перечеркнувший стройный план. Одна фраза, слово, буква, дурацкий звук! Оговорился пару-тройку раз, но террористам хватило. Кто ж знал?! Кто ж знал, что барыгу из белого пятна — когда-то допрашивали (по мелкому делу; свидетелем), у того то ли пси такое, то ли синестезия, то ли феноменальная память на голоса!

Может, на допрос специально отправили, зная об особенностях.

Узнать Жонсьера в гриме — невозможно, высший балл тому, кто занимался. Старинный интеллектуал, интеллигент, фотограф. На режиссёра одного похож. Сменили всё, что можно, а паренёк на допросе признавался, что феномен его: узнал бы и через вокодер. Вот так дела! Фальшь тоже чувствует, хотя ни у него нет пси, ни у родителей и родственников.

Надавили на паренька — теперь он завербованный. При КС, но неофициально.

Вот и вызвал старого друга (хотелось верить в это ещё) — к себе. А потом и сама Екатерина сообщила.

°°°

Екатерина Гриковенко попросила Анну в качестве поддержки: пойти с ней.

Секретарша согласилась. Что теряет? Брата найдёт. Возможно.

Встретиться решили на нейтральной территории. Посвящённые в тайну. Для этого выбрали место потише. Законопатились.

Было страшно открываться такому высокому начальству, но жизнь прижала.

Рассказала кто она, откуда. Мироустройство. Свои взгляды. Подумала и через Лефевр — передала сведения о голограмме, сама при этом отпросилась «до ветру». Приор был озадачен, товарищи тоже немного.

«Я всё равно узнаю, что ты хочешь скрыть! — звенел голос. — Сука!»

«Иди нахуй, нечто мягкое! — отвечала Екатерина. — Сталина на тебя нет!», — она шутила, но ощущение ужаса пройти не могло. Что, если точно сейчас посчитают сумасшедшей?

Месье Мартен обратно через Анну попросил считать кого-то, голограмма брыкалась, но частично удалось выудить подробности, она выдала Приору информацию, которую не понимала, похоже, что это была нотная грамота, теория музыки; слышала о ней обрывками и от сестры, а та играла на кларнете, трубе и нескольких других духовых инструментах.

Глаза Иво чуточку раскрылись, он медленно кивнул. Екатерина по очереди «прочла» Лу и Кея.

Мадмуазель Рид хотела что-то сказать, но потом тихо шепнула на ухо сначала Кею, потом Иво и Анне.

Уборщица опять отошла — монструозная галактическая хрень мучила, но где наша не была?

°°°

Когда Приор отправил Екатерину поговорить с Гектором и Дани, а Ганс с Нарсисом удалились, последний правда немного ныл и жаловался, что мол выходной забрали и дёрнули: вызывал желание у Лу сначала огреть чем-то тяжёлым, потом обнять. Огреть понятно, заебал с нытьём, бурчанием и брюзжанием. Интересно, Кей таким не станет? Ну, по лицу ж видно, что капеллан за всех переживает, заботится; только делает это иногда так... Обнять: где ж такое золото нашёл? В какое время!

— Иво, — тихо позвала, едва остались втроём; сидели за какой-то лавочкой из грубого дерева. — Нам надо опередить Викария и найти оставшихся! Сколько их там?

Стоун и Мартен мрачно вздохнули.

— Двадцать три, — подтвердил Кей, — Лу, как ты себе это представляешь?

Оскалилась и клацнула, выпуская дым через ноздри: Приор скривился, смолчал. Настроение хуже некуда, как у Жонсьера сегодня, когда про жену сказали: страшно смотреть, точно «удобно и по расчёту»? Или? Внушил кто. Может, сами себе и внушили?..

— Стоун прав, — коротко подчеркнул Иво, — думаешь, если выйти с транспарантом и сказать: «Кто попал с краснодарской остановки? С моста Яблоновский? К Викарию не ходить! Ко мне пойдёте?», кто-то побежит?

Кей не выдержал и рассмеялся, видимо, уловил настроение начальника, игнорируя его холодный и спокойный взгляд. Лу и сама понимала, как это выглядит.

Все вздохнули. Засобирались.

— По топливным нельзя, — сказала Лу, — мы с этими горе-заговорщиками в другом месте встречались, а сюда почти пешком пришли. Не в палатке же стоять?

По лицам мужчин было понятно, что они именно это и имели в виду.

— Я на скейте.

— Иво!

Лу не стала озвучивать вслух, что единственный кто её смущает — это Ганс Гюлер, хотя Марк из-за своей этой Летиции: тоже ненадёжен. И что делать?

°°°

Примечания:

Мы признаёмся, что чуточку косанули с «Секретарём»: фик должен был быть дженовым (как и этот), поэтому Анна Лефевр тут есть, но без учёта романтической линии, а вот остальные события почти совпадают. Ну, может, Анна, когда нашла айпад и найдя к кому обратиться — пошла к начальнику... А то мало ли убьют из-за патента. И денег.

Ещё тут немного переиграны события «Даже Приоры могут ошибаться» — Марк успел и забыть том, что Иво спросит об Екатерине; валялся в больнице после «Дела об националистах», поэтому его несколько удивил вопрос.

1) САБ — Служба Авиационной Безопасности

Вернуться к тексту

°°°

Ощутимо легче, когда рассказала о голограмме: Ганс с утра угощал печеньем мамы да сладким чаем, приглашал на места детства. Вместе бродили до заката после работы — просто наслаждаясь. Курили. Слушали музыку. Шутили. Екатерина показывала фотографии, без причины. Это отвлекало и умиротворяло. Нравилось смотреть на мороженое, застрявшее на губах друга. Умирающее Солнце да седеющее небо (от усталости дня), их смех, разносящийся небольшим эхом над водой. Набережная навевала мысли о краснодарском затоне. Мосте поцелуев. И степи.

Поехали в какую-то деревеньку, прикупить у фермеров, смотрели на уток и других интересных птиц. Сидели у костра, жаря картошку. Забыли? Забыли, что на работу? Ага. Воздух ночью, наполненный всполохами, особенно приятен. Тёмные облака — собака, что прибежала просить вкусненькое. Коты. Лисы. Еноты. Много всяких мыслей, что прыгают паучками из потолков КС (Анна постоянно жалуется).

Приор пару раз вызывал. Лично. Наедине: спрашивал, мол, что знает и подозревает. Уточнял, где находится Краснодар, тот самый мост. Интересовался астрономией, географией и почему закинуло сюда, а не туда же? Мир Выживших, голограмма, ошибка или подстава.

Выложила, что знает (на деле почти ничего: блок).

Собирались и «товарищи по заговору», надо было выбрать место и время обсудить, теперь чуток поспокойнее. Лучше. Марк лишь косился в сторону них с Гансом, Нарсис поворчал. Поворчал. И забыл. Екатерина (как раз по случаю) открыла им Ленина, слушала правда через озвучку в Виндовс, браузере и на большой скорости. Кстати или некстати, вылезло это чудище неебическое. Попаданку почти выключило, заставив вздыхать.

Ленин переведён: Жонсьер присвистнул! Не читал настолько хороший оригинал. Покивал головой, остальные ж слегка заинтересовались.

— Интересно пишет, — заметил Нарсис, подняв брови, — очень интересно.

— Только нужно ещё контекст знать, — отозвался Гюлер, зевая, — Катя знает, мы нет. Понимаю, ну, если четверть: хорошо. Марк, не в счёт, давно увлекался, изучал.

Он кивнул. Выбрали место: та деревенька. Поехали. Что им обсуждать? Как найти людей? Возможно мертвы. Амнезия. Другая дислокация и сейчас за Периметром. На остановке и остались.

В поселении немного людей, то самое, про которое говорят «умирающая деревня»: работы нет, молодёжь уезжает, разруха, пьянство. Местами горит жизнь, но как один муравей, ну, два-три-четыре муравья. Не сделают такие погоды, не заставят. Разрозненные детишки бегают, смотря в их сторону.

Лаяла собака на большую и жёлтую луну, летали летучие мыши, хлопая кожаными крыльями. Пролетала комета. Какая-то женщина пела на фоне — выступал тут театр (прямо в открытом поле), невольно пригляделись все к Нарсису. Заслушался? Засмотрелся? Хм, интересно.

Жарили мясо. Шипело оно и шкворчало, выделяя ещё больше сока. Запах шикарный. Рядом стояли котелки с салатами и корки из-под тыквы: а что, зачем тарелки? Тыквы продавались по пути; мякоть сварили, пожарили и смешали высушенными же (на костре) измельчёнными семечками. Когда только успели? Никто не знает.

— Что Летиции скажешь?

Нет ответа.

— Ладно, не отвечай, — Екатерина поворачивала куриные грудки, свинину и говядину на огне.

Ганс улыбался, набрав себе салата: в Инквизиции уже ходили слухи, мол этот Гюлер набрал килограммы. Ему всё равно. Набрал и набрал. Незаметно. Откачается, кардиолог подскажет или начальство. На губах застрял листик капусты.

Кто они все друг другу: случайные люди? Начало чего-то большего? Для некоторых, привыкших к карьерности и отчуждённости, многое почти впервые. Вам об этом не скажут, но чистые умеют страдать. Не хуже носителей печально (может, не печально) известного гена.

«Де факто, — думала попаданка, — те же яйца только в профиль. Почти репродуктивное насилие; почва для шантажа и доносов. Чистые и нестабильные такие же заложники! Пси (которых знала) хотят иметь детей, но не могут; чистые с нестабильными, наоборот. Как в наше время... И почему нельзя детей было отдавать псионикам? На воспитание. Из-за этого же и спиваются!..»

Марк развалился на покрывале, улыбнулся и заложил руки под голову. В зубах застряла травинка. На нос пыталась сесть стрекоза и смотрела своими глазами, лишь рассмеялся, строя стрекозе забавные рожи. Та улетела.

— Спасибо тебе, — плечи дознавателя всё ещё вздрагивали от смешка, взгляд устремлён ввысь, — Ка-а-атя, — имя было непривычно и редко для его уха; тот же Нарсис реагировал достаточно спокойно, — вот не припомню, чтобы валялся вот так. Беззаботно. Сидел у костра и ел походную пищу, — лёгкая грусть и немного нервное касание собственной волнистой чёлки, — все эти приёмы, вечеринки: ни в какое сравнение не идут, да, выпивка там отменная, блюда, изыски... А тут душа, что ль?

«Аналогично!» — согласились с ним.

— Тебе идёт, кстати, — заметил он же, указав на лёгкую бородку Гюлера, — оформить бы немного.

Тот неочевидно, но смутился, пряча улыбку в кружке с чаем. Нарсис ловил кузнечиков: да представьте себе, мужчина старше сорока, сотрудник Корпуса, с дурацкой усмешкой (по меткому выражению дочери Нади: пиздючем настроением) ловко цапал этих прытких и подкладывал в воротники коллегам. Или на макушки.

— Первые 40 лет детства, самые сложные в жизни мальчика... — вслух заметила она. Компания разразилась хохотом.

Такие фразочки не очень жаловала, типа «всех хороших мужчин разобрали ещё щенками», считая чем-то недостойным и мизандринным, но про «первые сорок лет», имела под собой основания. Мужчинам общество (а её нынешнее тому пример) запрещает чувствовать, подавляет их эмоции, запрещает жаловаться и открыто говорить о проблемах. О том же насилии, например. Чаще погибают в тяжёлом производстве, космосе, армии. Чаще совершают самоубийства. Екатерина придерживалась взглядов и считала, что должно быть перекрёстное освещение проблем. Не как у феминисток и маскулистов, где группа фактически замыкается на себе, а то, если группа будет концентрироваться на проблемах другой, как бы примеряя на себя. Описывать проблемы, если бы это была бы их родная группа. По её скромному мнению, проблем бы чуточку меньше. Например, такое немного шовинистическое заявление, мол девушки говорят загадками и задолбали; у них нет юмора. Удивил брат, а потом и сын Геннадий, что заявили, что виновато общество: тогда они сидели на поминках друга отца.

«Катя, пойми, моя жена Шарлота, — говорил тогда он, — из неблагополучной семьи. Тоже злился, поначалу. Это нам с тобой трудно понять: невозможно, но как сытый голодного не разумеет, наша семья нормальная. Да. У Шали все мужчины отбитые, дрались даже, — показал сбитые костяшки да синяки на лице, — скажешь что-то не то и не потому, что не прав, а просто. И тупые повально, сила есть ума не надо. Такие как Шаля, а особенно, когда девочка-девушка ещё и низкого роста, хрупкая, просто боятся. После её слов приглядываться стал, многие из нас, мужчин, неосознанно, подспудно, используют силу. Они этого тоже не хотят, если в случае с выросшими в адекватном обществе, всё ок, с неадекватным, пошутишь, например: "Втащить кому-то" или ещё как-то так, уже напряжно. Просто страшно и всё, это для нас с тобой всё шутка, у таких Шаль нет. Сам не верил, пока семейку не увидел. И жизнь у всех одна...»

Семейка Шарлоты Дриенко действительно представляла тихий ужас. Мужчины физические абьюзеры, а женщины психологические. Все помешаны на эзотерике. Страдают дети. Младшая дочь дружила как раз с той, что пошла против них: Оскарой. Девочка хотела стать балериной или играть в театре. Вела свой блог. Мамашка постоянно говорила той, мол ты лев, рождённый в год белого металлического дракона, в час лошади. Постоянно находила «объяснения» неудачам дочери, говоря, что та сама виновата, что не слушается, что «а-я-же-говорила», могла обвинить ту в каких-то промахах, если Оскара постриглась тогда, когда хотелось, а не написано в календарях стрижек.

Даже Екатерина, в то время верящая во всю эту лабуду, считала не совсем справедливым, поддерживая начинания юной артистки. Они: Надя, Анфиса и Оскара участвовали в различных концертах. Попаданка критиковала мамашку тем, что мол использует неправильную астрологию и эзотерику, постоянно спорили. Потом только дошло, что её правильной НЕ существует, как не может существовать правильного вечного двигателя. Фэнтези нужно оставить фэнтези, кстати, заметно и то, что люди с магическим мышлением не переваривают оное (не совпадает с собственными фантазиями).

— Задумалась?

Обеспокоенное лицо Ганса перед взором, помог приготовить ещё пару порций, воткнул ей особо длинную травинку в волосы. Она лишь отмахнулась фразой: «Прошлое», или чем-то похожим.

Нарсис продолжал отдыхать и дурачиться, они с Жонсьером в дурака играли, подкидного, найденными в рюкзаке картами. Только колода была полной.

— Э, ну как так-то?

Уэйн лишь усмехался, приподнимая усики как кошечка во время охоты и, раз за разом, оставлял того в дураках. Даже погоны повесил.

— Я интернатовский, — лёгкая грусть слышна сквозь юмор, и смех, — долг карточный святое.

Ганс поднял бровь.

— Насколько? Что-то исполнить? Рассказать.

На «Хуже», — немного напряглись, а что именно хуже переспрашивать не стали. Личное это. Пора собираться. Им всем на работу.

°°°

Павел Митрофанов — обычный рабочий троллейбуса, в то очень рядовое утро в июне две тысячи двадцать третьего, привычно, вышел на смену, по пути заглядывая в инет и опять любуясь победой в кубке родного клуба! Десять лет, чёрт возьми, вспомниналось и «да, блять, Вася» и «с победой, Леонид Викторович». Лёгкий фокр всего этого. Фокр то самое слово, что не должно существовать и родилось, как импровизация в фильме, из ошибки: дочка старшая, а тогда ещё совсем крошка пыталась печатать в тех самых старых компьютерах, где четыре мегабайта оперативки считались верхом производительности (Павел когда-то ходил куда-то вроде «СЮТа» ⁽¹⁾, а отец дружил с директором; сплавлялись когда-то, занимались картингом, яхтами: кадеты, оптимисты), несмотря на свой почти трёхлетний возраст, знала некоторые буквы; читала не все правильно правда. И набрала на экране: «Фокр...», да кучу каких-то невнятных символов, это потом объяснила — хотела набрать «флёр», слово, которое услышала по телевизору; из программы об искусстве и литературе, с «фокусом» смешала.

Улыбался, остановившись на достаточно долгую стоянку: отметиться у дежурного в конторе, получить ещё установки. Пойти отдохнуть. Опять мысли возвращались к матчу, все хороши, но Игорь! Что говорить, если непримиримые Красно-Белые написали, другие тоже. На работе, среди мужчин, кроме политики и...нет, не надо, об этом речь и шла. Задумался. Остановился, как обычно, возле моста, всё равно, он закрыт, но люди-то живут... И.

Всё. Очнулся не пойми где. В центре какого-то города, как из тех книжек, что читала самая младшая дочь — неон, футуризм, какое-то здание с изображением двух людей, мужчины и женщины. Непонятный язык. Его все как будто не замечают. Умер? Нет.

В голову ворвалось: «Двадцать третий... — хмыкнуло оно...нет, пусть будет она, раз нечто принимало форму, которую можно описать как голограмма, то она. — Добро пожаловать!»

Можно ли уловить зловещее в этом? Злое? Некто холодный ставит эксперимент? И началась атака «знаниями», чёрт. Для верующего христианина походило на жуть. Только жена Таисия приходила на ум, да ещё двое детей, средние мальчишки (двадцать четыре и восемнадцать): Павел и Пётр. Как они? Что...

«Двадцать тре...»

— У меня есть имя!

Мужик, вышедший из явно служебной машины и одетый в серебристо-серую форму с тремя серебряными полосами на рукаве, резко обернулся. Павел напрягся и бесшумно, как линейный арбитр (на ум пришла неуместная шутка из интернета про одного российского лысого судью, «фотбальней орбетр»; у того вроде День Рождения не давно был) — умудрился увернуться от силовика. С какого решил, что силовик: на лице написано, а ходил водитель троллейбуса отменно. Сначала был кондуктором, а иногда приходилось двигаться по движущемуся транспорту, имитируя не то походку беременных на позднем сроке, не то пингвинов. ⁽²⁾ Глянул в окно всё того же автомобиля, обомлел, пусто, но он не призрак: зацепился за бампер и часть стала видна. Неужели настолько точная маскировка?

Так и припустил, держа всё ещё напряжённого и озирающегося... «Капеллана, — ворвалась сызнова в мозг херня»

«Капеллана так капеллана! — согласился он, немного вспоминая Вархаммер. — О великий суп наварили!»

Сейчас бы домашнего винца из винограда, что растёт на даче...рос. Проверил сети.

Таисия писала на Фотостране, где они играли в различные игры вместе, что мол так и так. Откликнулись и другие: много людей там было. Комментарии.

«Делать-то что? — спросил непонятную он. — Понятия не имею, есть ли общественный транспорт, машины, и переучиться надо»

Непонятная «посоветовала» (больше походило на приказ, но как человек служивший в армии знал — приказы не обсуждаются). Советовала пойти в гараж Корпуса Содействия, или к Периметру, подальше чтоб. Платят там немного, но и свободы больше. Да, проверки — но это когда.

И отправился Павел, где автостопом, где ремонтировал машины, был водителем. Избегал полицию. В современных разобрался середина на половину, язык всё никак не мог понять: шёл отдельной надстройкой. Расслаивался. Не особо шло у него с языками. Жил вон, рядом с евреями, армянами да турками, сосед его Денис Новоказаченков — все три очень хорошо выучил, переводчиком стал. Да ещё прибавил три, а Павел на первом знал некоторые выражения, на втором читал сносно (они с армянским другом иногда учили стихи да читали всякое), третий фрагментарно.

Периметр выглядел, облезлым что ли? Прокрадывалась мысль, из разряда «А что, если?..», попаданец хотел легализоваться здесь да потом как-то выбраться, проверить. Может, собрать ещё кого, попавших? И сбежать. На тюрьму похоже или на подлодку, где служил. Точно. Ещё и подо льдом была. На Севере.

Поселился в захудалом с виду, но добротном доме из глины, дикого камня, соломы, кирпича и кое-где мрамора. Лепили из того, что было! Комнатка, туалет, душ с интересной системой из зеркал: большие впуклые полусферы, покрытые чем-то вроде серебрянки, кое-где гранённые; в центре цельнометаллический цилиндр. И ещё куча мелких отражателей, а потом песок. Климат тёплый, край солнечный. Свет, как и в лупу в детстве, попадает, а потом сводится в точку. И точек таких много, только они переменные, что ли? Причём это не какой-то там-нибудь очередной «вечный двигатель», вполне невечный, систему, что поворачивала зеркала периодически надо было заводить. Ремонтировать. Смазывать. К ней прилагалась инструкция, и не на языке, а буквально пиктограммическая. На пальцах и жестах.

Год создания инструкции говорил, о временах буквально Штормовых. То есть, изобретатель, живший в середине-конце двадцать первого века, специально «перевёл» объяснения к своему творению так, чтобы его поняли и в том случае, если человечество утратит речь и все существующие наречия: вымрут. Замечательно! Обезьяны бы поняли и попугаи. Говорили, мол дом без удобств, нет. Всё отлично. Горячая вода, плита.

Павел подумал: разобрал чертежи, перевёл их на русский, а пользовался он планшетом Prestigio Visconte V, хрень редкостная и постоянно лагающая, но сейчас почти единственный комп. Сам его апгрейдил и перепаивал, представлял гибрид планшета и ноутбука, с отстёгивающейся клавиатурой. Виндовс десять тридцатидвухразрядная. Два гигабайта оперативы, тридцать два гигабайта памяти (хорошо, что хоть твердотельный кристалл) и флешка, которая сломалась, прямо переломилась, на ней многое: рабочий стол, изображения, документы, загрузки, оставил как-то полуразобранный планшет (таким примерно постоянно), флешку вынуть забыл, запамятовал, теперь при входе в систему постоянно всё ругалось, мол «D:\...» не найден адрес. Флешки типа микроэсдэ не восстанавливались, либо за них брали порядка ста тысяч. Может, в Новом Мире это возможно?

Почти так, только как ты объяснишь наличие у себя, пусть не популярного, но старинного планшета? И комплектующих к нему? То, что владеешь, если не вымершим языком, то его вымершим диалектом: не то, чтобы русские, которых он тут встретил не понимали его — славянские языки стареют в несколько раз медленнее, и научно-технический прогресс замедляет это, пусть носители и ушли, судя по разговорам, у местной детворы развлечения копаться по сайтам, которые были в двадцать первом веке. Не то, чтобы они полностью понимали язык, но. Всё равно, некоторые аспекты выдавали.

Изначально приняли за типичного такого, кто любил выпендриваться владением старым произношением — эдакая колхозная элитка, но потом.

И пошёл спрашивать новые комплектующие да договариваться с шахтёрами, что таскали всяко-разное. Некоторый неликвид, однако составлял чертежи и делал подобные: только обновлённые. Некую славу «гения» и подзаработал. Движки перематывал, и всё по мелочи, ничего из того, чего не делал в прошлом.

Рассказал пацанам (да и девчонкам) о футболе: во многом игра была подзабыта, в этих местах, почему-то особенно. Тут развились больше гонки, типа ралли, нелегальные конечно. Прикинулся словно нашёл подробную информацию в старинной сети (на деле же обычный поиск в смартфоне, тоже, кстати, не ахти каком Jinga A500, его Redmi Note 13 Pro остался в депо, в шкафчике, и не брал в рейсы часто: пьянь всякая отнимет, в аварии разобьётся, тоже и с планшетом от Samsung). Началось возрождение футбола в этой части Нового Мира.

Вызывали в Центр, на переподготовку. Медосмотр «прошёл» ещё у себя (когда это Периметр своим стал?), а так жил потихонечку, моторы перематывал, ремонтировал телефоны, движки. Стоят в гараже КС, хмурые и сонные (кто медосмотр ещё не прошёл). Болтают. Попаданец старается не лезть, боялся слов-шибболетов, что не знает тонкостей и локальных шуток.

—...из белого пятна, что ли? — заговорщицки спросил один тип, стремного видка. как его только в силовую структуру взяли? Может, специально держат всякое говно около да поближе, похоже.

Павел не соврал, но ответил уклончиво, чуть напрягся, когда видел тех, или иных Инквизиторов.

—...рят, — голосочек, пацан совсем, пугливый немного, — петли...

И далее, что прошедший Инквизитор петли мог сам вязать. Пугало это? После странных событий, короны, попадания хрен знает куда с псиоников да херью в башке — мало чего боишься. Наверное, просто работы любой не гнушается. Жутковато немного. Мысли замораживались: а это паренёк тот, криокинетик, и чё в гараже-то делает? Проштрафился?

«Вир, — холодно сказанул какой-то другой капеллан, — держи эмоции в узде!»

Вир только зыркнул зло, и что-то в глазах не понравилось Павлу, да и этот капеллан выглядел странно. Упивается властью? Пустое, не его это дело. Стал читать какие-то молитвы про себя, да сказанул пару раз и пробормотал что-то. Молитвенник всегда таскал в кармане рабочей куртки, замызганный весь, но читал его (когда время было).

Дознаватель поглядел на него, рядом стояла женщина смутно кого-то напоминающая и играющая брелоком с логотипами «Спартака» и «Краснодара» (будучи фанатом красно-синих, «ЦСКА» — следил за этой интересной командой, их академией, внук очень поступить туда, у соседей занимались дети, кто на футбол ходил). Ротор нового типа не желал заводиться — от транспортёра уборщиков, напоминал кассовую ленту резиновую, из какого-нибудь Магнита с Пятёрочкой. Спутница дознавателя (уборщица значит), ловко справлялась. Лицо упорно казалось примелькавшимся. Управлялась быстро.

Всё чинил этот гибрид, длина малость отличалась: раз в двадцать-тридцать и целая система их, сеть, связанная по Интернету. Не ломал интерьер помещений Инквизиции и Корпуса, и располагался (в основном) где-то в подсобках, где-то был замаскирован, наверное, под какое-нибудь панно.

на железке свежая запись:

«Г к н р

М п н н р

П м у в б, п м

Н о в э т

Н о в э т

П м у, п м у»

Попаданец неосознанно начал выстукивать ритм, вспоминая седьмой класс и шифрование шпаргалок, которые пожилые учителя не всегда понимали. Круто. Ровесники наизусть всё знали и сообщались так же ритмом; сейчас ровесникам самим по пятьдесят, но и у молодёжи другие... Заметил интерес? Бригадирши уборщиков. Смотрела на него. Зрачки расширены как от понимания. Понимания. «Последнее слово?» — скорее прочитал по губам, чем услышал. Кивала в такт.

—...удачи, — вроде перевод на лингву чёткий.

Инквизитор прищурился. Хмыкнул. Спросил что-то у женщины, наклонившись и дождавшись кивка, подошёл к нему. В руках бумажка: с транскрипцией.

— Йа бэл мо'...мо'у слэшат Сьектор 'ьаза, — сказал этот тип с волнистой чёлкой, пытаясь говорить на русском (ныне Старом Русском) не искажая и картавя. Поправился и добавил, — хой!

«Хой! — ответил Павел, откровенно опешив. Ладно, добавив про себя, —...хоть не хуй, хотя с твоим-то произношением!»

°°°

Екатерина догадалась, что механик в гараже КС, куда они спустились, чтобы отремонтировать старые и создать новые транспортёры, тоже попаданец. Вот оно! Ворвалась голограмма, теперь, когда их двое: носителей голограммы, противостоять ей трудно. Напирала, сверля и капая на мозг. Закладывало уши. Из носа норовила пойти кровь, но только вышла субстанция, похожая на неебическую хрень. Уборщица тут же ловко взяла чистую склянку и, докоснувшись до руки Ганса в доверительном жесте, указала на неё. Испугана. Что это.

Механик подошёл ближе, а с ним и Жонсьер; «Узнаёшь пришелицу? — думала она, холодея, что же такое у неё в... — Тоже страшно!»

«КОНЕЧНО СТРАШНО! — жутко сказало нечто так, что оба невольно вздохнули. — А я вам, ПОМОГАЛ...А-А-А-А-А-А!»

Сначала закинула, выдернула из привычной жизни, мучила близких и сообщала минимум информации? Ага. И специально в Нью-Пари пихнула. Зачем? Делать что ли нечего. Ощущения, что какая-то бездельница, межгалактический мусор...

В затылке сильная боль, но сила воли сильнее. Механик читал «Отче наш», что подтверждало чужеродность для Нового Мира. Удалось отвлечь внимание других.

—...то ты? — спросила Екатерина, принимая помощь от Ганса, всё же, держащего пузырёк с нечтом. Там тебе и место: студень-хуюдень бился о стекло и корчился, принимал агрессивные формы, писал буквы, транслировал мысли окружающих и подписывал всё «Ха-ха!», позвали Нарсиса. Он принёс с собой кусок изоленты: неизвестная живая субстанция была объявлена арестованной, да и не гоже, чтобы кто-то видел, что она может. Опасно это.

Засели в каком-то кабинете. Пустующем.

— Двадцать третий я, — вот так вот, с ходу и без имени. Только номер. Передёрнуло.

Как скот. Ни имени. Ни личности. Профессии-хобби-работы-должности-личного. Так, двадцать-четвёртая, двадцать-третий, но в их случае может помочь. Даже в том, что кусок нечты отпочковался был толк. «Пытать? — поморщилась. — Она нас тоже... Попросить можно, угрожать. Хотя, чем мы ей?» — взор упал на отпрянувшего от лабораторного стола с колбой (куда тварь пересадили) Марка: бледнее обычного, вспотевший, немного нервничал. Это... Эта... Этоа! Ха! Умеет пытать и доводить, но вскоре он справился с эмоциями: молодец и прищурился, думал куда применить можно?

—...простите, — опять начал механик, — Павел, — пожал всем руки, — Павел Валерьевич Митрофанов, водитель троллейбуса.

Екатерина всплеснула руками: вот, где видела. Ездила же много раз, и когда детей забирала с кружков тоже: собственно, они и обратили внимание на район. Тогда и присмотрелась.

— Так ты тот самый Паша, — взгляд с хитринкой, — сосед работает, — рассказала про соседа Никиту Кузьмина, тоже из сферы транспорта и тот сам работал на троллейбусах.

— А вы? Ты, — Павел хлопнул себя, — товар по акции? Пакетик нужен? Карта магазина есть? Пятёрочка, что на...находится?

Расхохотались. Вот же. Хоть и жила в новом районе не долго, но запомнилась, наверное. Спросила про Таисию, естественно, что знала её: их младшая дочка в той же секции, где её внучатая племянница Даша Глорина. Вот же. Сто лет живут, вместе ходят по одной Земле, территории. а знать друг друга не знают. Темп такой.

Заговорщики всё говорили о голограмме. Возможных опытах, опасностях и рисках. Сразу неправильно: и время сейчас неспокойное. Что-то не то выйти может. Павел извинился перед Инквизиторами, сказав, что уважает людей с другими конфессиями, но сам православный, христианин. Как-то неправильно, нелогично, не по-человечески будет забывать всю сущность свою да с головой кидаться в другое, хотя идеи Церкви Единства разделял.

Позвали и Анну: церковникам удалось продублировать опыт её предка Вика, сделать новый анализатор. Сама Лефевр секретарь, и владелец прав; она не особо нуждалась в деньгах — была скромной, имела жильё и доходы. Поиски брата пока упирались. Вникуда?

Анна рассказала, что её идея — направить свалившиеся доходы на таких как она, недо, у которых вроде бы есть шанс родить, например (если человек хочет), но неясный. Почему не стерилизовали? Никто не знает.

Решили передать отпочковавшуюся: в закрытую лабораторию, но сначала доложить о ней Иво Мартену. Пусть ищет применение.

— При всей жути, — сказал вдруг отмерший Жонсьер, — она может послужить основанием для разработок совершенных устройств, чтобы невиновные не пострадали. Звучит...не очень понимаю, но тебе, Катя, и вам, Павел, уже известно, что волю её можно подавлять, договариваться, может у неё есть...чувства?

Наверное.

Екатерина бегло взглянула на капеллана и его секретаршу. Что-то происходило. Нарсис упорно изображал столб, о чём-то беседовал с Гансом, с Марком. Лефевр же сидела на кресле достаточно свободно, положив руки на подлокотники и, когда вставала немного пошаркала ногами. Записывала что-то. Сверялась с компьютером. Использовала свой старинный планшет.

«Значит, так и объяснили некоторые несостыковки в моём? — подумала Екатерина, припоминая, что слышала в свой адрес от барыг, с которыми теперь тесно работала, слова «помойка» и «белые пятна». — И не сказал ничего! Оп-па!», — её лёгкое хихикание не укрылось от удивлённого взгляда.

— Анна, каблуки сняла? — долгий взгляд на капеллана. — Покрытие портится?

Нарсис на секунду недобро и холодно глянул, сверкнув глазами, но потом успокоился. Немного выпал из реальности. Кивнул (больше самому себе).

— Ноги у неё болят, всё равно сидит на одном месте, бывают поручения, но и я кабинетский, — застыл, переваривая, — какие покрытия?

Он не заметил и то, что остренький ноготь Лефевр давно процарапал на обивке дырочку, что длинный светлый волос упал на клавиатуру и... Продолжала косячить в его присутствии, но в обществе других нормально работала.

Екатерина потом позвала её на чай. Опять в волосах секретарши тусовались паучки, смахнула. Гюлер стоявший рядом напрягся. Позеленел. И только Марк стряхнул с него это восьминогое, объясняя, что у того жуткая арахнофобия. Как-то по молодости они над ним пошутили. Штук сто пауков в комнату: заходят. В отключке. Испугались.

— Всё, убежало!

Отмер. Выдохнул. Раньше даже слов или намёков боялся, сейчас как-то попустило. Попросил чаю. Анна смотрела на Ганса с искренним сочувствием, побаивалась, но сочувствовала.

°°°

Павел Митрофанов не знал, чего ждать от дружбы с капелланом и инквизиторами. Ещё трое в курсе, включая Приора. Вот это размах! Поражает. Разговор с кассиршей помог разобраться чуток в себе, да сопротивляться нечте.

От него отпочковался ещё кусок — передал в Церковь, их работа. Голограмма начала не то угрожать, не то жаловаться. Жаль не было, мог б... Нет. Развивал силу воли. Надо отдохнуть и искать народ.

Подозрение — двадцать пять? Херне верить нельзя. Сколько было на остановке, где температура порядка двух тысяч градусов? Что могло её вызвать: ни гроз, ни пожара, ни ракет. Ничего, что могло бы послужить! Какое реальное расстояние до Земли?

Хотелось залезть в Инет, да полазить в веб камерах, говорят, что некоторые спутники до сих пор посылают сигналы. В технике он соображал.

Главное не ошибиться. И помнить хоть... Окромя номера!

...номер может стать именем?..«Нет! ...ня есть и Родина, язык, Вера в конце концов... Номер мне НЕ имя, скорее, профессией назовусь!»

°°°

Примечания:

У нас опять тут пре-ганстерина, ну, что не всю жизнь он же по Ризе страдать будет (это в AUшках та жива). Если в этой версии вообще есть, точнее Риза здесь — некто безымянный, тень прошлого.

Кстати фамиля Гюлер в нашем случае турецкая и пишется Güler, а ещё güler — это «gülmek fiilinin bildirme kipi geniş zaman 3. teklik şahıs olumlu çekimi», то есть «Повествовательный способ глагола смеяться — это положительное спряжение лица 3-го единственного числа»: турецкий викисловарь. Не намёк ли это на самого Шута?

https://tr.wiktionary.org/wiki/g%C3%BCler

Вот это пытаемся читать: http://bolshevick.org/teoriya-i-praktika-bolshevizma/lenin/1.pdf

Кому неудобно: http://uaio.ru/vil/vilall.htm?ysclid=lkvd91ykd2607615750 и слушать через озвучку в браузере...

И да, у нас в Нью-Пари есть река, воть.

1) СЮТ — Станция юных техников. Так назывались внешкольные детские учреждения, которые ведут работу с пионерами и школьниками в области техники, учат ребят техническому творчеству, помогают им выбрать профессию.

Вернуться к тексту

2) Соавторша видела такого кондуктора в Новороссийске, подумала сначала, что пьяный, а потом поняла: адаптация.

Вернуться к тексту

Примечания:

Задавайте нам анонимные вопросы по нашим историям: ? t.me/anonaskbot?start=7j0y8KdLMgSDB6x

°°°

Отдых помог встряхнуться, взбодриться, почувствовать умиротворение. Странная товарищность, ха-ха, пригрозила перескочить в дружбу, и прогулки-посиделки-разговоры стали вроде традиции. Не всегда полным составом.

Сильнее похолодало. Лезли мысли, мол как там несчастные, кого тоже закинуло. Что с ними? Повезло ей — быстро нашла закоулок, куда приткнуться и добывать деньги. Нерадостно всё. Нерадостно.

Голограмма молчала, изредка то включаясь, то выключаясь. Рутина засасывала, выплёвывать не желала. Екатерина заскучала. Хандра. Только Анна своей влюбленностью в Нарсиса, когда от неловкости не попадала по кнопкам, отвлекала. Зазывала всё в кафе да кино.

Анна часто одевалась очень ярко, раздражая этим руководство — настолько необычно, вплоть до приколотого осеннего листика к пиджаку, кольца с камнем на пальце и глиттера на лице, умудряясь перед начальством всё затирать. Ловкая лиса.

Открытая кафешка на окраине Нью-Пари встретила их нежностью живых цветов, с ароматом, камерным оркестром, игравшим Вивальди, циркачами и уличными танцорами. Улыбнуло: и так напомнило Краснодар, особенно девушка-балерина в лёгком бирюзовом платье, ей подпевали два ребёнка-среднеклассника; ещё один постарше.

Столик и скамеечка в обрамлении флористической композиции, часть закрыта специальным полупрозрачным («Гелевым, да чтоб тебя!») тентом, обогреватель под столом и в нём, новые сменные одноразовые тапочки, одноразовая посуда, да, многие заведения общепита после Шторма перешли на такую систему. Преимущественно не элитные, ещё и обработку вели всего, поэтому, хоть и было чисто да аккуратно: на потёртой плитке видны затемнения. Одноразовая посуда из дерева, единственный вид ГМО, разрешённый Церковью; потом и Советом. Всё, что не еда и не одежда, разрешалось модифицировать; а посуда? Разрешение — штука тонкая и опасная, любое нарушение в этой сфере, влекло последствия, зачастую смертельные. Поэтому смельчаков мало находилось. И, если на укрывочное, технически уже не одежда и всякие там механизмы, меньше санкций, то... Короче, голова с плеч могла полететь действительно.

Такой подход нравился: Анна тут же хлопнула в ладоши и заняла свое...

— Ого, думала, будет жёстче? — её небесно-голубые глаза сделались ещё больше, чем обычно. — Катя, — имя всё ещё звучало непривычно и чужеродно, — откуда? Я живу всю жизнь...

Екатерина пожала плечами, занимая свою лавочку и да: ощущения приятные, а когда всунула ноги да оборотилась к тенту, на дорогу; рассматривала пролесок и птичек, улетающих обратно. Подошёл официант, оркестр объявил, что сыграет за деньги по нотам. «Музыка тоже изменилась?», но хренограмма (о, какое название) и тут вклинилась — заменила, скачанные ноты на современные! Екатерина вернула всё назад, отгоняя засранку на место: брысь, фу, место, нельзя, сгинь!

Музыканты очень удивились, но вида не подали и да, оказалось, что спеть можно, и эту песню она уже пела (заказала, три) на лингве.

Пела кассирша-попаданка, раз исполнявшая песенку для сотрудников, на троечку (по своим ощущениям), но почему-то на припеве: «Там для меня горит очаг...», многие прослезились. Любимая её?

— Из твоего времени?

Вопрос привёл в чувства, кивнула, а пицца и правда тут отменная (Ганс не подвёл).

—...и фильм хороший.

Разговор плавно перетёк на мужчин, став хихикательным и хахакательным, а им не пятнадцать; настрой, хорошая еда, тепло в ногах.

— Смотри, паучок...

Опять эти насекомые корпуса: однажды уже напугали.

—...бя с Гансом как?

Лиса.

— Никак. Должно? А у...

Анна смутилась, улыбнулась, быстро перевела взгляд в сторону. По бордюру твёрдо шла кошка с добычей, а за ней выводок; сама была худущая, страшная и вся в блохах — кожа да кости. Хвост весь пооблез, шерсть свалялась, превращаясь в колтуны там, где нельзя вылизать. Котята почти такие же, хиленькие, слабенькие и вспученными животиками, у некоторых были закисшие глазки, кривые лапки. Последний котёнок (кошечка) боялась идти, упиралась, тогда кошка-мама просто толкнула её, отчего несчастная пролетела и могла шмякнуться со всей силы, с той стороны тента, если бы не... Место попадания внезапно вспыхнуло, и кошечка провалилась к ним, стала плакать и звать маму, которая сама замяукала, подзывая.

Это было странно. Необычно, хотя местные не обратили внимание. Даже официант, только поморщился.

— У неё кровавые слёзы... — прошептала потрясённая Анна.

А вот это уже открытие, значит правдивы те слухи? Про кошек? Рука сама набрала номер Ганса, отправила ему сообщение. Кошек он любил и не жалел на них денег. «Жалел бы ты так людей! — вздыхала Екатерина, сердясь и на него, и на себя. Сама она была и волонтёром, и деньги собирала на лечение-стерилизацию, но не из тех, кто людей убить готов, пусть даже в шутку. — Дурак!», дурак, потому что снова, если не попытался, то почти совершил, но правда к ней пришёл и кинул фразу, мол арестуй и закрой меня, а она ему, ты сам должен учиться; непонятно то ли обиделся, то ли нет, но с утра были сообщения с извинениями. «...к отучить от привычки постоянно извиняться? Или он заранее извиняться, чтобы потом творить херню?», но фотки кошек послала, со срочной припиской.

В кадр попала и рука Лефевр, прокушенная до крови. Притащился и Нарсис, под идиотским предлогом, чем вызывал искреннюю улыбку. Секрет Полишинеля. Все посмеивались.

— Защитные костюмы?

Вздохнули по очереди. Да, в Центре гоняют бездомных, а эти, скорее всего, больны и заразны. Кошка-мама и восемь, девятую отделили: опалённая малышка задыхалась, жалобно мявкая; не пила и не ела.

— Её надо кормить и поить, насильно, — Ганс не обратил внимание, что его руку пометили, — оставлять нельзя, мамка сожрёт.

Анна ойкнула, на глаза навернулись слёзы, отвернулась, Нарсис только успокаивающе похлопал по плечу. Подъехала машина. Оттуда вышли пятеро, Екатерина их не знала: два подростка девушка и парень, одна рыженькая, конопатая и зеленоглазая; её спутник сероглазый не то шатен с пушком вокруг губ; около них стояли три женщины: чёрноокая красавица не скажешь по ней, что плотная или худенькая (как сама попаданка), другая спортивного вида и накачанная, немного с жестковатыми чертами лица и третья, весьма нежная, но чуточку холодная. По первой и третьей сразу стало понятно, что это родственницы ребят и... Божечки мои, несмотря на бледноватую кожу и другой цвет глаз, девушка местами идентично копировала...

— Привет, братик! — Ганс только показал на кошку и на костюм. Молча.

Екатерина сцапала подружку за локоток, напоминая себе сейчас типичного директора, та только пискнула и натянула губы. Потом извинится и купит новую блузку, а ещё лучше: свяжет.

—...ни родственники?

Анна кивнула, чуть расстроенно растирая место. Так и выяснилось, сюда прибыли Мила (троюродная сестра Ганса), Айвенон (племянник Нарсиса), мама Милы Сабина, которую все звали Сабриной, Кари Старк и Азалия Лир (урождённая Уэйн). Странная компания занялась волонтёрством, пошли дальше по району: искали бездомышей. Всех подряд — мышей, крыс, змей, белок. Всех, здоровых не трогали, но всё равно ставили на некоторых чипы и прививки делали. Объяснялось тем, их сюда заселили люди; людям же и отвечать.

Девятую так и оставили: сложили в бокс со стерильным воздухом, подсоединили к современному аналогу ИВЛ (только не совсем, большую часть индивид выполнял сам; атрофия была минимальной), исправили некоторые огрехи уличной жизни. Кусок голограммы потянулся, но кошечка моментально испепелила его, нечта отступила, отползла что ли?

По приезде их вызвал внезапно Приор. Весь этот клан «недозаговорщиков», но если Мила, Айвенон, Сабрина и Азалия ушли, то Кари пошла с ними. Интересненько.

Гектор Баретти минут десять едва ли не обнюхивал бокс, пока Мартен не отмахнулся от него. Подошёл, сам осмотрел; не трогал только. Она внутри плакала, кашляла, ворочалась во сне (ей вели некое средство); изо рта и носа выходили медицинские трубки. Рот был открыт, язычок немного выпал.

Дани смотрела сочувственно, но боялась не то, что прикоснуться, а даже подходить к боксу. Лу взирала с опаской, Кей наблюдал с лёгкой улыбкой, зная, ничего не угрожает. Вдруг кошка очнулась, выжгла крышку и от испуга опять наделала на Ганса, который обречённо махнул рукой, только поправляя ей всё и очищая специальным средством.

— Псионик?

Баретти. Кивнули в разнобой.

— Мы с Нарсисом подобных видели уже, — Анна тут же осеклась и заморгала.

Наступила небольшая пауза.

— Почему...

Почему раньше не доложили? Наверное, подумали, показалось; привиделось; мало ли. Та так и ответила. Марк недовольно цокнул, косясь то на Нарсиса, то на Ганса, а ещё больше на Анну; весь вид опять орал "...я говорил? с кем я связался?", только закатили глаза.

Булькал кулер: Кари и Дани предложили всем по чашечке кофе, Екатерина уже слышала имя сестры Артье, с которым не раз пересекалась; и он запрашивал уборку в секторе аналитики; зря недооценивают уборщиц: те знают явно больше, чем говорят. И слышала, что нынешняя должность Кари (да Карину же!) её не устраивает, куда её сплавили после рождения третьего ребёнка. Да, тренировать бойцов для КС, круто; в том числе и у Периметра, но своенравная Старк, помешанная на космосе, считала сильно молодой для этого. Неужели уломала кого-то, и взяли в охрану Приора? Виват! Артье (просто Артём!) часто жаловался, она ему весь мозг выела, мол скучно. Не то.

Теперь же Кари и Дани посматривали друг на друга, иногда хихикали. Про эту военную женщину ходило немало слухов и, что она может вот так вот смеяться, а потом с лёгкостью уложит с десяток-другой вооружённых до зубов террористов. Марк при виде неё иногда ходил по стеночке, но так, чтобы никто не видел.

Кей и Лу упорно делали вид, что их тут нет, эмпатик ненавязчиво пытался отвлечь напарницу малознакомой игрой. Баретти гневно сверлил взглядом то одних, то других, то кошку в спецбоксе, но окончательно вышел из себя и позволил повысить голос при начальстве после слов Иво.

— Она останется здесь.

Гектор будто окаменел, его рот перекосило, усы встопорщились, глаза вытаращились, а руки застряли, забыв прилипнуть по швам. Моргал. И дышал будто, Екатерина бы подобрала, что после секса, но...

— Это приказ.

Кари и Дани малозаметно, но отчётливо стукнулись кулаками и издали победный вопль. Ганс расстроился, но удалось заверить, что животное предположительно с пси, может послужить средством для опытов, а то и пыток. Если уж людей с таким статусом не уважают, а...и не говорить.

— Ладно, Девятка, пока.

«Девятка, а-ха-ха, — смех про себя невозможно остановить. — А-ха-ха! Девятка, которую у себя оставил При-о-о-ор, шутки за триста!»

°°°

Павел оказался достаточно интересным, сказал, что назывался, когда скрывался то Кув Идгу, то H'd,k., ещё как, а шифрам понимания не давал. Куски нечты вели спокойно. Всё бы замерло будто перед прыжком.

Так теперь и работал механиком, работа не пыльная. Как дома: деньги бюджетные не транжирить, баб не водить, не бухать и не опаздывать. Устраивало почти всё: отсутствие футбола в том виде, в котором привык. Коллеги не особо интересовались игрой, хоть самому устраивай (бойцы КС интересовались). По жене скучал. По Родине. Языку, одной Екатерины мало, а ещё по своей вере. Набожный, преданный православной христианской вере.

«Таисия! — но мысли мысленно отрубил тоску. — И нет, у меня. Есть. Имя. А не твой номер, не мучай мою жену: не надо лезть в голову к ней!»

Часто путали с полицейскими, дознавателем Хэмом Бернаром и инспектором из Ле Лож... Кажется, телохранительница Приора и перепутала: нашла с кем, видел обоих, ну, если (при всей хреновости) первый был местами сносен, то второй... Идиот. Меньшее, что про него можно. Сам Бернар так и сказал. Зазывал побухать, чаи погонять.

Вышел в смену. Водитель заболел. Надо было этого мудака Гюлера, непонятно что про него там Екатерина с Нарсисом говорили, до Инквизиции добросить: сначала подожди, тут не сиди, это не трожь, не воняй дешёвым, не кури.

«Не дыши, не перди!» — только телохранительница и поняла ужимки, хмурьё да гримасы. Не любит Ганса? Кто его вообще любит? По мнению водителя троллейбуса — тот сам себя не любил и не уважал, презирал и готов был размазать по асфальту, если потребуется. Мог быть и пожалеть, помочь, поддержать, но может быть, если бы говнюк Гюлер был бы чуточку справедливее к подчинённым, то и постарались бы? Наваливалось осознание и собственной слабости: слабости духа, не этому вера учит. Не этому. Может, попробовать?

Так Екатерине и передал, когда садились в машину. Интересно, что чистый с такой должностью забыл в компании обычной уборщицы? Понятно, в другой жизни... Кем та была? Кассирша, директор магаза, не уборщица всё же, но и не; поймал отблеск их глаз в зеркале заднего вида.

Ехали быстро. Быстрая реакция: тормоз, опыт, пусть и водил троллейбус, но успел затормозить. Никого не было видно. Будто никого. В голове затрещало и у него одного.

°°°

Все смеялись, когда Антон, будучи шестнадцатилетним, заявил, что хочет стать священником. Потешалось. Окружение высмеивало его, но он всё же стал: учился в Екатеринодарской духовной семинарии, стоял на остановке. День отличный, двое мужчин рядом обсуждают финал Кубка России по футболу; не то, что ему это интересно.

Стоял. И вдруг вспышка. Яркая-яркая. Непонятная не то машина. Не то корабль: будто специально знал, шёл по координатам, был наведён. Только абсолютно бесшумно и рывками. Ослепительный свет. Погрузили: лиц не видел, если те вообще были; а потом выжгли землю после себя, создавая видимость катастрофы.

Антон хотел обернуться и оставить весточку: жив, всё с ним хорошо; мысли плавают будто в жиже, слабеющими пальцами кинул крестик, подаренный одноклассницей. Вряд ли уцелел при двух тысячах — дерево, пусть и кизил. Лакированный.

Прилетели. Двадцать второй: вот оно что. Вместе с ним были ещё люди. Сколько? Двадцать... Кто-то ударил его.

Никого не было.

Двадцать четыре, а он — молодой священник двадцать второй, но...снова удар. И снова, но уже не его — парень и мужчина, однако запомнить их не получилось.

Очутился у здания. Город. Всё сводило с толку и сбивало с ума. Может, это Лукавый? ⁽¹⁾ «...то Инквизиция, ещё Церковь Единства?»

Знания посыпались со всех сторон: точно в Золотой Антилопе. Голова распухла — на него нёсся автомобиль! Антон достал молитвенник, ибо сейчас такая ситуация, что его Я, атакованное непонятно чем, буксует. Машина остановилась, правда помяла немного.

⁽²⁾

°°°

Примечания:

Упорно пытаемся наваять Ганстерину, но получается всё, что угодно, кроме... А-а-а-а-! 🤣

Тут, конечно, её не будет, но что им, блин, надо? Этим персам, типа наш Пират ещё не до конца исправился? Недостоин такую попаданочку? ? Ёпта, да его с Жонсьером проще свести, с Викарием (мать едрить), хоть с байком Рид.

—————

анекдот

*мы шипперим попопаданку Катю с Гюлером*

После 1ой части ПП: рано

После 2ой: надо! Такая химия!

После 3ей: давай!

...4ой: ну, не то!

...5ой: не-не-не, им пока надо определиться!

*Катя с Гансом обиженные уходят. Занавес*

1) Мы примем ваши доводы и исправления в случае чего.

Вернуться к тексту

2) Нет, мы считаем, что молитва не повлияла, а стечение обстоятельств: голограмма при всей своей крутости, маскирует только внешне. Такую мелочь как молитвенник она не учла, да и может быть, думала запугать. С другой стороны Павел опытный и он тоже попал в Центр, и тоже едва не поймам был капелланом. Значит, что-то всё же видно.

Вернуться к тексту